«Черный Ключ»

Черный Ключ (fb2) - Черный Ключ (пер. Надежда Макарова,Александра Клокова) (Одинокий город - 3) 875K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Эми Эвинг

Эми Эвинг Черный Ключ

Глава 1

БОЛОТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ВОНЯЕТ, КОГДА ИДЕТ ДОЖДЬ.

Мы с Рейвен ютимся под умирающим деревом прямо за стенами Южных Ворот. Крупные капли дождя падают на капюшоны наших плащей, смягчая грубую ткань, превращая твердую грязь под ногами в слякоть, засасывающую наши сапоги.

Дождь меня не беспокоит. Я хочу поднять капюшон и дать воде попасть мне на щеки. Я хочу присоединиться к нему и почувствовать себя миллионами маленьких капель, падающих с неба. Но сейчас не время соединяться с элементами. У нас есть работа.

Это третий раз, когда мы были в Южных Воротах за последние несколько месяцев с тех пор, как Хэзел была похищена. Поскольку дата Аукциона была перенесена с октября на апрель, члены общества Черного Ключа — доморощенные повстанческие силы Одинокого Города во главе с Люсьеном — работали сверхурочно, собирая больше людей для нашего дела, накапливая оружие и взрывчатые вещества, проникая в королевские крепости во внешних округах.

Но ничто из этого не имеет значения, если королевская власть может оставаться скрытой, недоступной за массивной стеной, которая окружает Жемчужину. Это то место, куда мы войдем. Суррогаты сильнее, когда работают вместе, и каждая девушка, которую мы сможем привлечь, разрушит эту огромную стену на куски. Чтобы лишить королевских особ их главной защиты. Чтобы пустить людей в Жемчужину.

Мы с Рейвен побывали во всех четырех инкубаторах вместе с другими суррогатами, которых Люсьен спас из Жемчужины — Сиенну, Оливию и Инди. Северные Ворота были худшими — сплошные холодные железные и каменные полы, серые униформы и запрет на личные вещи. Неудивительно, что Сиенна так ненавидела это место. Ей также не хотелось туда возвращаться, но нам нужен суррогат, которая знает инкубатор, и которая знает девочек.

Мы «открывали им глаза» нескольким за раз, помогая получить доступ к элементам, превращая их из суррогатов в нечто большее. У Рейвен есть уникальная и непостижимая способность — она способна получить доступ к особому месту, скале с видом на океан, и она может привести с собой и других. Это сказочное, волшебное место, где такие девушки, как мы, образуют мгновенную связь с элементами. За последние месяцы я была там больше раз, чем могу сосчитать.

Мы должны быть осторожны с теми, кого мы выбираем — только девушки, идущие на Аукцион, которые будут в поездах, направляющихся непосредственно в Жемчужину. Люсьен достал нам списки.

В Южных Воротах нет никакой потайной двери, как в компаньонском доме Эша, и никаких Ратников, бродящих снаружи. Южные Ворота — это крепость посреди моря глиняных кирпичных лачуг. Болото выглядит еще печальнее, чем я помню. Серный запах грязи под моими ногами, редкие кустарниковые деревья, полуразрушенные дома… все это кричит бедностью так, как я никогда не понимала, пока не пожила в Жемчужине.

Даже Смог и Ферма не так плохи, как это. Несправедливость — это как плевок в лицо. Огромная часть населения Одинокого Города живет в нищете, и никому нет дела. Хуже — никто даже не знает. Что граждане Банка или Смога знают о Болоте? Это отдаленное место, где люди добывают лопатами уголь, вычищают свои кухни или работают на ткацких станках. Для них это нереально. Этого вполне может не существовать.

— Здесь осталось показать элементы только троим девушкам, — говорит Рейвен. — Затем через несколько дней возвращаемся к Западным Воротам.

Она снова подстригла волосы, и ее глаза под капюшоном блестят черным огнем. Она не совсем та Рейвен, которая покинула для аукциона этот изолятор со мной в октябре прошлого года, и она не пустотелая оболочка, которую Графиня Камня пытала, пока я не спасла ее из Жемчужины. Она где-то посередине. Ей снятся кошмары о времени, проведенном в запертой клетке в подземелье Дворца Камня. Она до сих пор слышит фрагменты мыслей и чувств людей — «шептуны», так она их называет — побочный эффект постоянного врезания в ее мозг доктором Графини.

Но ее смех вернулся, как и ее остроумие — в особенности, когда она разговаривает с Гарнетом. И каждый день она тренируется с Эшем, укрепляя свое когда-то хрупкое тело, пока оно не стало выносливее и сильнее.

Она поднимает взгляд на необъятную стену, возвышающуюся над нами. Взбираться на нее никогда не было вариантом. Ее каменная поверхность идеально гладкая, ни одной трещины или углубления, чтобы ухватиться. Мы часами сидели за обеденным столом с Сил, обсуждая наилучшие пути проникновения в инкубаторы. В конечном счете, Сиенне пришла в голову идея. Мы не можем перебраться через стены или пройти сквозь них (по крайней мере, не привлекая совершенно ненужного внимания).

Но мы можем проникнуть под ними.

За последние несколько месяцев сила элементов во мне выросла. Сиенна тоже набралась сил, как и Инди, суррогат из Западных Ворот. Сиенна может соединиться с Землей и Огнем, Инди — только с Водой. Пока ни один суррогат, кроме меня и Сил, не имеет доступа ко всем четырем элементам. Оливия, маленькая кудрявая девушка из Восточных Ворот, единственная, кто противится использованию элементов, с которыми она соединяется — Воздух и Вода. Она единственная из нас, кто все еще пользуется Заклинаниями. И она единственный человек в Белой Розе, кто хорошо отзывается о королевской власти.

Но Оливия, Инди, Сиенна и Сил сейчас далеко в красном кирпичном фермерском доме, который я теперь называю своим домом. Они все, возможно, сейчас спят, уютно устроившись в теплых постелях, под защитой дикого леса, окружающего Белую Розу.

— Вайолет? — спрашивает Рейвен.

Я киваю.

— Я готова, — говорю я, закрывая глаза.

С Землей соединиться также легко, как скользнуть в горячую ванну. Я становлюсь землей; я позволяю стихии наполнять меня, пока мы не станем единым целым. Я чувствую грязь под ногами, тяжесть в груди. Все, что мне нужно сделать, это попросить, и земля ответит.

Копай, думаю я.

Земля Болота отличается от Фермы — грубая, разреженная и нездоровая. Звук дождя приглушает треск, когда перед нашими ногами раздвигается грязь. В своем разуме я двигаюсь дальше, прося землю раздвинуть себя ниже, ниже, ниже, пока не достигаю мягкого бурого грунта. Я легко создаю проход; Земля более чем счастлива удовлетворить мои нужды. Когда я ощущаю камни, я знаю, что достигла самого основания стены. Я толкаю свой тоннель дальше — стена толстая, и я должна убедиться, что расчищу путь.

Такое странное чувство — знать о существовании тоннеля и в то же время находиться на земле намного выше. Словно у меня две пары глаз, рук, ушей и ноздрей. Интересно, не похоже ли это на то, что чувствует Рейвен, когда слышит «шептунов» — будто у нее в голове есть еще чьи-то мысли помимо своих собственных. Я ощущаю, когда отваливается камень, и надо мной только свет и грязь. Мой тоннель поднимается; мы с землей вместе роем пространство, пока с небольшим хлопком не прорываемся сквозь слякоть наружу во внутренний двор, расположенный по ту сторону стены.

Как только работа будет выполнена, я отпущу свою связь с элементом и открою глаза.

Рейвен настороженно смотрит на меня.

— Знаешь, твое лицо выглядит так странно, когда ты это делаешь.

— Эш думает, что это красиво. Как спиритический сеанс, говорит он, но красиво.

Она закатывает глаза.

— Эш думает, что все в тебе прекрасно.

Из всех людей, которых мы оставили в Белой Розе, Эш, вероятно, единственный, кто сейчас не спит. Несмотря на то, что мы делали это так много раз во всех четырех инкубаторах, он все еще беспокоится. Я представляю его на нашем чердаке, смотрящим на решетки в сарае наверху, размышляющим, где мы, добрались ли, что если нас поймают, и когда мы будем дома.

Но я не могу позволить себе думать о том, что Эш беспокоится обо мне. Я смотрю в темный туннель.

— Пойдем, — говорю я.

Тоннель узкий, его ширины хватает только для того, чтобы пролезть по одному. За осыпающуюся землю держаться невозможно, поэтому мы с Рейвен просто съезжаем по наклонной стене, пока не достигаем дна.

На минуту мы заключены в абсолютной темноте в десяти футах под стеной, а затем мы оказываемся на стороне Южных Ворот, глядя вверх по туннелю, ведущему во двор. С этого ракурса похоже, что тоннель занимает несколько миль.

Мы взбираемся по склону и выходим во двор Южных Ворот, грязные и запыхавшиеся.

Вот где реальная опасность. Снаружи на улицах Болота никто никогда не узнает нас, кроме наших ближайших родственников. Никто не видел нас с двенадцати лет. Семья Рейвен далеко на востоке, моя на Западе, но узнать меня может только моя мать. Мой брат, Охра, теперь часть общества, работает на Ферме. И моя сестра, Хэзел, была похищена Герцогиней Озера, чтобы служить моей заменой.

Стоп. Я не могу позволить себе думать о Хэзел прямо сейчас. Я не могу позволить себе отвлекаться. Я делаю это ради нее. Ее спасения. Спасения всех суррогатов.

Но все же невозможно не волноваться. Люсьен сказал, что герцогиня договорилась с Курфюрстом. Помолвка. Между сыном Курфюрста и будущей дочерью герцогини. Он сказал, что ее суррогат — моя Хэзел — беременна.

И если это правда, то Хэзел умрет. Роды убивают суррогатов.

Нет. Я качаю головой и смотрю на Рейвен. Она была беременна, когда я вызволила ее из Жемчужины в декабре. Она выжила. И Хэзел тоже выживет. Я позабочусь об этом.

Но теперь я должна сосредоточиться на поставленной задаче.

Здание, вырисовывается перед нами, резко очерчено дождем. Оно выглядит меньше, чем я чувствовала, когда жила здесь, хотя, вероятно, это происходит от того, что я провела так много времени среди огромных дворцов Жемчужины. Кроме того, Южные Ворота являются самым маленьким из инкубаторов. Инкубатор Северных Ворот огромен. Даже в Западных и Восточных воротах больше, чем этот. В Западных Воротах есть огромный сад вокруг инкубатора и солярий в центре. Что на самом деле довольно красиво.

— Давай же, — шепчет Рейвен. Мы обходим насыпь земли, которую я вытолкнула, чтобы сделать туннель — я уберу это после того, как мы уйдем, чтобы спрятать наши следы — и пробираемся к теплице.

Стеклянная строение блестит под дождем, и мы проскальзываем внутрь и снимаем наши капюшоны. Рейвен встряхивает волосами и оглядывается.

— Мы рано?

Я достаю карманные часы Эша. Тридцать секунд до полуночи.

— Они будут здесь, — говорю я. Внутри теплицы тепло, воздух наполнен и запахом растений, земли, корней и цветов. Мягко барабанит дождь, пока мы с Рейвен ждем.

Ровно через пять секунд после полуночи я могу разглядеть фигуры в капюшонах, спешащие через двор. Затем открывается дверь в оранжерею, и заваливается группа девушек, которых мы ждали.

— Вайолет! — шепчут некоторые из них, спеша поприветствовать меня и Рейвен.

Эмбер Локринг шагает вперед, отбрасывая капюшон своего плаща, ее глаза блестят.

— Как раз вовремя, — говорит она с усмешкой.

— На самом деле, на пять секунд позже, — указывает Рейвен.

Эмбер не была нашей подругой, хотя жила на нашем этаже. Рейвен призналась, что в мой первый день в Южных Воротах Эмбер назвала меня уродкой, и Рейвен загнула руку ей за спину, пока Эмбер не сказала, что извиняется. После этого они никогда не любили друг друга. Когда мы получили список девушек, идущих на аукцион, Рейвен сразу же выбрала Эмбер в качестве первой, кому раскрыть этот секрет. Когда я спросила, почему, она сузила глаза и сказала: — Она ненавидит королевскую семью так же, как я. И она была единственной девушкой в нашем общежитии, которая носила штаны.

Мне пришлось улыбнуться. Если бы они не ненавидели друг друга так сильно, они могли бы стать друзьями.

— Ты привела их? — говорю я.

Эмбер гордым жестом указывает на фигуры, все еще толпящиеся у двери — три девушки с разными выражениями страха и подозрительности на лицах.

— Тони, Джинджер и Хна. Они последние. Это все, кто едут на Аукцион.

Я делаю быстрый подсчет. Только девять из семидесяти семи девушек на аукционе этого года — из Южных Ворот. И теперь они стоят передо мной.

— Вас кто-нибудь видел? — спрашивает Рейвен.

Эмбер фыркает.

— Нет. Очевидно же. Знаешь, я уже проделывала это раньше.

— Отличная работа, — говорю я.

— Готова? — бормочет Рейвен.

Я шагаю вперед.

Пришло время показать этим девушкам, кто они на самом деле.

Глава 2

Но прежде чем я успела открыть рот, меня перебили.

— Вайолет… что… — Джинджер смотрит на меня с открытым ртом. Она самая старшая из трех новых девушек, с морковными волосами и широкими плечами. — Что ты здесь делаешь? — Ее взгляд перемещается на Эмбер. — Что она здесь делает? Я же говорила, что не хочу попасть в неприятности!

— Хватит ныть, — говорит Эмбер. — Мы выбрали тебя не просто так. Ты не хочешь знать почему?

Эмбер — немного задира, но она была отличным первым выбором. Ни одна из девушек никогда не хочет спорить с ней, и она точно знает, как на них надавить.

— Разве ты не должна быть в Жемчужине? — спрашивает Тони. Ей пятнадцать лет, с глазами, как у лани, и они такие широкие сейчас, что кажется, будто занимают половину ее лица.

— Я была, — говорю я. — Но теперь я здесь, чтобы помочь вам.

— Помочь нам? — спрашивает Хна. Она крохотная, с красноватой кожей и кудрявыми черными волосами. Что-то в ней напоминает мне о Хэзел, и это заставляет мое сердце сжиматься. Она не выглядит испуганной или смущенной, а любопытной. — Как?

— Вот увидишь, — говорит симпатичная рыженькая по имени Скарлет, обнимая ее. — Это невероятно.

— Мы тренировались, — говорит Эмбер. — Скарлет сделала водоворот в одной из ванн прошлой ночью. Я сделала мини-торнадо на ладони, как тот, который ты показала мне, когда пришла в первый раз.

— Это замечательно, — говорю я, и в то же время говорит Джинджер, — Скарлет сделала что?

— Лучше никому не позволяйте поймать вас, — говорит Рейвен.

Эмбер бросает на нее самодовольный взгляд.

— Мы очень осторожны.

Я подумала, что иметь так много молодых девушек с элементами в одном месте было бы опасно. Но оказалось, что все наоборот. Я заметила это сначала с Инди и Оливией. Им не пришлось испытать тот прерывистый, разрушающий сон, как мне, когда я впервые прошла через изменения, потому что Сиенна, Сил и я были там. Как будто чем больше нас вместе, тем легче стихии держать под контролем. Как будто мы держим друг друга на якоре.

Нам повезло. Иначе какая-то бедная девочка могла случайно разрушить свою комнату во сне. Трудно объяснить это смотрителям.

— Хорошо, что происходит? — требует Джинджер, складывая руки на груди. — Как вы сюда попали? Почему ты не в Жемчужине? Почему ты вытащила нас из постели посреди ночи?

— Я знала, что она будет худшей, — бормочет мне Эмбер. Рейвен тихо посмеивается.

Я делаю глубокий вдох и начинаю объяснять. Это история, которую я рассказывала много раз, и я изложила ее довольно лаконично. Я говорю им о том, что значит быть суррогатом — про поводки, про пистолет-стимулятор, об унижениях, связанных с принуждением к выступлению перед членами королевской семьи. Что нас считают за собственность, за домашних животных. Я рассказываю им о Далии, убитой Герцогиней Озера только из-за злости. Я рассказываю им о Рейвен, как Графиня Камня врезалась ей в мозг. В этот момент Рейвен наклоняется вперед.

— Ты все еще можешь их чувствовать, — говорит она, подзывая Джинджер коснуться ее головы.

— Что чувствовать? — спрашивает Джинджер.

— Шрамы.

Череп Рейвен настолько покрыт ими, что достаточно только одного касания, прежде чем Джинджер отскакивает.

— Вайолет спасла мне жизнь, — говорит Рейвен ровным тоном. Она лезет в карман рубашки и достает фотографии. Это моя наименее любимая часть. — В противном случае, я бы закончила так. И так будет со всеми вами, если вас продадут на Аукционе.

Я держу взгляд на одиноком завитке у виска Хны. Ненавижу эти фотографии. Я была благодарна, когда Рейвен предложила сама их показывать. Думаю, она знала, как мне больно это видеть.

Четыре девушки, все мертвы, их губы синие, их кожа словно восковая. Их глаза закрыты, но на груди глубокие V-образные шрамы. Люсьен сказал мне, что иногда, если врач особенно заинтересован, будет проведено вскрытие. Не определить причину смерти — они это уже знают. Просто посмотреть, какие мы внутри. Только потому, что мы другие.

Хна задыхается. Тони отводит взгляд. Джинджер наклоняется вперед.

— Это… это правда? — спрашивает она.

— Это Вердан? — Хна снова задыхается. На каждой фотографии — девушка из каждого инкубатора. Вердан была продана на аукционе раньше меня.

Наши с Рейвен лица — единственный ответ, который ей нужен. Джинджер делает шаг назад, ее лицо полно ужаса.

— Они говорили нам, что королевская власть позаботится о нас, — говорит она. — Они… Пейшенс говорила…

— Пейшенс солгала, — ответила я.

— Это судьба каждого суррогата, который когда-либо был продан с Аукциона, — говорит Рейвен. — Роды убивают нас, если другой королевский дом не доберется до нас первым. Но впервые в нашей истории у суррогатов есть шанс что-то с этим сделать.

Я протягиваю руку и дотрагиваюсь до плеча Рейвен.

— Убери это, — говорю я. — Они понимают.

Тони моргает, чтобы убрать слезы.

— Но почему? Мы им помогаем. Мы даем им детей. Почему они хотят у-убить нас?

— Наши смерти — всего лишь побочный продукт, — говорю я. — Результат неестественной беременности. Мы не знаем, почему рождение королевского ребенка приводит к смерти. Может, это из-за Заклинаний. Может быть, потому, что мы никогда не должны были вынашивать детей, кроме наших собственных. Что бы это ни было, мы для них лишь средство достижения цели. Они вообще не видят в нас людей. У нас нет имен в Жемчужине. Наше мнение не имеет значения.

— Но, — продолжаю я, — в этом городе есть люди, которые хотят изменений. Люди, которые рискуют своей жизнью, чтобы бороться с хваткой королевской власти. Почему они разделили нас стенами? Почему они диктуют нам, что делать с нашими жизнями, где работать, сколько зарабатывать? Почему у нас нет права самим решать, как нам жить?

— И суррогаты не единственные, с кем обращаются, как с отбросами, — добавляет Рейвен. — Весь город находится под гнетом.

— Представьте, чего мы могли бы достичь, работая мы вместе, — говорю я.

— Извините, — говорит Хна, поднимая руку, будто на уроке. — Вы сказали, что у нас наконец есть шанс с этим что-то сделать. Но… мы заперты здесь, под надзором смотрителей. Единственная наша сила — Заклинания. Я не понимаю, как поменять цвет или что-то подобное может быть полезным.

— Давайте отведем их на скалу, — говорит брюнетка по имени Соррел, дергая Рейвен за рукав — она самая младшая из всей группы девушек.

— Да, скала, — с нетерпением произносит Скарлет.

— Поверить не могу, вы знали обо всем этом и не сказали мне, — говорит Джинджер.

Скарлет выглядит смущенной.

— Я не могла; они заставили меня пообещать! Как только ты попадешь на скалу, ты увидишь — об этом просто-напросто опасно говорить. Если бы кто-нибудь узнал…

— Хорошо, хватит разговоров, — говорю я. — Время вам показать.

Эмбер, Скарлет и остальные девушки, которым мы уже показали элементы, быстро формируют круг. Скарлет берет Джинджер за руку с виноватым выражением.

— Не злись так сильно, — говорит она. — Тебе понравится то, что увидишь.

Рейвен сжимает мои пальцы. Я улыбаюсь и закрываю глаза. Я так люблю отправляться на скалу.

Это странное место, нечто неясное между реальным миром и бывшей цитаделью Паладинов. Паладины — раса женщин-воительниц, имевшие дар использования элементов и ответственные за защиту острова. Королевская власть прибыла на кораблях, объявила остров своим и убила всех Паладинов.

Или так они думали. Но Паладины выжили. Мы суррогаты являемся их потомками. Люсьен считает, что благодаря генам некоторые женщины (как я) имеют способность соединяться с элементами, в то время как другие (как моя мама) не могут. Он верит, что это рецессивная черта, как, например, голубые глаза. Сил сказала ему, что это чушь собачья, и не все можно так просто объяснить.

В любом случае, это не так важно. Девушки, находящиеся передо мной — Паладины, и время показать им, что это значит.

Скала возникла впервые, когда я спасла Рейвен жизнь после выкидыша. Я не знаю, что привело меня к этому месту — судьба, шанс или чистая любовь — но как только я туда попала, я ощутила мгновенную связь с элементами, со своим наследием. Я стала понимать себя и этот мир так, как никогда раньше.

Это мы проделали с Сиенной, Инди и Оливией. Это мы проделали со всеми девушками в инкубаторах. Привели к ним Рейвен. Доставили их на скалу.

Я закрываю глаза — секунда, и я падаю. Я слышу слабы вскрик, который, я думаю, принадлежит Тони, но все в порядке, мы уже там, где спящие обитатели Южных ворот не могут нас услышать.

На скале сейчас ночь, и идет дождь. Погода здесь часто отражает погоду в реальном мире. Или иногда погода меняется по желанию суррогата, как было, когда мы привели сюда Сиенну — шел снег, потому что Сиенна его любит.

Когда я поднимаю лицо к небу, теплые капли дождя ручейками стекают по моим щекам. Внизу простирается океан, и, хотя я едва могу различить его в темноте, я слышу волны, разбивающиеся о камни. Позади меня на ветру шелестят деревья. А по центру скалы расположена статуя — монумент из серо-синего камня, закрученный в спираль — застывшая волна, тянущаяся к небесам.

Я скучала по этому месту, говорю я в уме.

Я тоже, безмолвно отвечает Рейвен.

И мы трое, добавляет Эмбер. Некоторые девушки, бывавшие здесь прежде, убегают, чтобы заняться любимыми вещами. Азура танцует под деревьями. Соррел всматривается в бездну под скалой, восхищенно слушая рев океана. Джинджер — в состоянии шока, Скарлет рядом с ней все еще держит ее за руку. Тони, кажется, разрывает страх и одновременно нетерпение.

Хна с широко распахнутыми глазами кружит вокруг статуи, осторожно вытягивая руку, чтобы дотронутся до нее. Я знаю, что она чувствует — камень невозможно гладкий, словно твердая вода.

Затем Хна начинает смеяться. Она поднимает руки вверх, чтобы поймать капли дождя, и я улыбаюсь, потому что теперь она — своя. Она видит, кем ей предназначено быть.

Что-то в ее смехе заставляет рассмеяться и Тони, а затем они вдвоем подбегают к краю скалы с Соррел, да так близко, что я думаю, они могут упасть.

Но этого не происходит. Паладины сотворили это место, и они его защищают. Они защищают нас здесь.

Скарлет заставляет дождь танцевать и кружиться над головой Джинджер, к восторгу старшей девушки. Меня каждый раз поражает, как свободны мы здесь, какие мы дикие и беззастенчивые. Каждый раз, когда я вижу, как новая девушка чувствует эту связь между друг другом и миром вокруг нас, это дает мне надежду.

Время уходить, говорит Рейвен, и нас затягивает обратно, засасывает вверх, пока мы не возвращаемся обратно внутрь теплицы в Южных Воротах. Тони откровенно плачет, а у Джинджер стеклянные глаза. Хна выглядит потрепанной и будто подвыпившей.

— Что… Я… — Джинждер не в состоянии сформулировать то, что хочет сказать. Я хорошо помню это чувство.

— Что это было за место? — с нетерпением спрашивает Хна.

— Посмотрите вниз, — говорю я. Они смотрят, и у них перехватывает дыхание.

Под ногами Джинждер расцветают темно-фиолетовые цветы, у Тони — бледно-розовые. У Хны — ярко оранжевые. Они восхищенно осматриваются в течение нескольких продолжительных мгновений, пока по стеклу над нашими головами стучит дождь.

— Расскажи им о Паладинах, Вайолет, — говорит Скарлет.

— Расскажи им об Обществе Черного Ключа, — говорит Эмбер.

— И ты обязана рассказать нам больше историй, Вайолет! — настаивает Азура. — Мы хотим знать, что происходит снаружи.

— Все по порядку, — говорю я. Я вздыхаю и начинаю рассказ.

Глава 3

— Итак, на очереди Западные Ворота, — говорю я, едва сдерживая зевоту. Мы пробыли в Южных Воротах всю ночь до рассвета. — Отправляемся через два дня.

— Дождаться не могу сегодня заснуть в собственной постели. — Рейвен неловко ерзает в своем сыром плаще.

Вагон забит рабочими, хотя солнце показалось на горизонте менее часа назад. Люсьен сделал нам всем поддельные документы, определяющие нас как рабочих фермы. Лучший способ перемещаться между округами города, сказал он, это прятаться у всех на виду. Никто в любом случае сильно не думает о рабочих Болота.

В нашу первую поездку сюда я в ужасе думала, что Ратник нас заметит, посмотрит на наши неубедительные бумажки и закричит: «Арестовать их!». Но все в Жемчужине считают, что Рейвен мертва, и меня никто не ищет, потому что все думают, что моя сестра — это я. Ратник, проверявший наши бумаги, едва на нас взглянул.

Тоже самое было и с другими инкубаторами. Никто не замечал двух подростков-фермеров.

Я смотрю, как поднимается солнце над глинобитными домами, мелькающими перед окном поезда. Эта поездка так отличается от той, что вела на Аукцион. Тогда я начинала новую жизнь в чужом месте, полная страхов и предвкушения.

В этот раз я точно знаю, куда направляюсь — назад в Белую Розу. И я не могу дождаться прибытия.

Интересно, каким будет этот день для Джинджер, Тони и Хны. Должно быть, они чувствуют себя такими странными, такими живыми, все вокруг яркое и новое, цвета более четкие, запахи более сильные. Я рада, что у них есть Эмбер и другие девушки в помощь. Хна тут же соединилась с Воздухом — в ее глазах было изумление, когда ветер начал кружиться вокруг нее, реагируя на ее мысли. Скарлет показала Джинджер, как сделать небольшие трещины в земле, а Тони направила капли дождя вспять. Я никогда не устану от вида этих девушек, которые познают свои способности. И чем больше мы с Рейвен их встречаем, тем сильнее мои надежды.

Мой желудок урчит. Надеюсь, Сил сделала печенье на завтрак. Теплое, слоеное печенье с клубничным джемом сейчас было бы идеально. И поцелуй Эша, и, может быть, объятие от Инди. Инди любит обниматься.

Я не осознаю, что заснула, пока Рейвен не трясет меня.

— Мы на месте, — говорит она.

Продираясь сквозь толпу, мы сходим с поезда на станции Бартлетт, и мое сердце подскакивает, когда я вижу Сил среди множества тележек и повозок; ее лошадь, Репка, трясет своей песочной гривой. Сил одета в свой обычный комбинезон и фланелевую рубашку. Ее странные черные волосы с полосками седины на висках окружают ее голову как дикий нимб.

— Итак, — говорит она после того, как мы забрались на повозку, и она щелкнула Репку поводьями, — как все прошло?

— Как обычно. Сначала они были напугаными и упертыми, но, когда они видят фотографии и затем скалу, все меняется, — говорит Рейвен.

— Его Королевская Ключность будет этим доволен, я уверена, — говорит Сил. У них с Люсьеном своего рода сдержанная дружба. Но я подозреваю, что они заботятся друг о друге больше, чем когда-либо признают.

— Как дела в Белой Розе? — спрашиваю я.

Она хмыкает.

— Вас не было одну ночь, что, ты думаешь, Сиенна спалила дом?

— Я бы не удивилась, — бормочет Рейвен.

— Думаю, твой бойфренд почти не спал, но в остальном все по-старому. Сиенна показывает свой характер, а Инди постоянно пытается, черт возьми, обнять меня. Оливия начала шить очередное платье. Бальное одеяние, говорит она. Спросила меня, не могла бы я каким-нибудь образом достать для нее немного шифона.

Рейвен и Сил посмеиваются над этим, но меня привязанность Оливии ко всему королевскому заставляет нервничать, а не веселиться.

Сил любит жаловаться на новых девушек, но, я думаю, она в тайне наслаждается компанией. Она так долго была одна, прежде чем Азалия, сестра Люсьена, не нашла ее.

Когда мы въезжаем в лес, я снова начинаю дремать. Сегодня будет теплый день; капли прошедшего ночью дождя скатываются с листьев, и Рейвен поднимает капюшон плаща. Я свой не поднимаю. Мне нравится ощущение воды в волосах.

Чем дальше мы забираемся, тем гуще становится лес. Здесь спрятана Белая Роза, защищенная некоей древней магией Паладинов, как подозревает Сил. Она верит, что они привели ее сюда, к поляне, где не осталось ничего, кроме разрушенного фермерского дома. Деревья в этом лесу приняли странную форму, их стволы изогнуты под странными углами, их ветви иногда растут прямо в землю.

Нутром я чувствую мягкий рывок, говорящий о том, что мы близко.

Действительно, мы заезжаем на поляну несколько минут спустя; нас приветствует фермерский дом из красного кирпича по центру поляны. И, что еще более приятно, знакомая фигура, стоящая на переднем крыльце.

Эш уже спустился и бежит к нам, хотя мы не проделали даже пол пути через поляну. Я спрыгиваю с повозки и бегу ему навстречу. Он поднимает меня на руки, и я зарываюсь лицом в его шею.

— Вы вернулись, — шепчет он. Я целую его в ухо.

— Надеюсь, ты не слишком волновался.

Он ставит меня на ноги.

— Я поспал целый час или два. Уже лучше.

Я пробегаюсь пальцами по его волосам — они отросли за последние пару месяцев — затем мягко дотрагиваюсь до синяков под глазами. Он берет меня за руку, и мы шагаем обратно к дому. Сил и Рейвен уже внутри. Я рассказываю ему о последних трех девушках.

— То есть теперь все суррогаты Южных Ворот, отправляющиеся на Аукцион, знают, что они Паладины, — говорю я. — Есть новости из других округов?

В то время, как Болото кажется практически нетронутым раздором, назревающим в городе, в Банке и Смоге дела плохи. И, хотя я понимаю, что революция это предполагает, но мне отвратительно видеть эти газетные сообщения — бомбежка, урон, смерти. Каждый день мы слышим об арестах и актах насилия, и их становится все больше. Общество нацеливается на королевские опорные пункты — казармы Ратников, судебные учреждения и банки. Пытаемся оценить, как быстро они реагируют, и хотим запутать королевскую власть. Никогда не нападаем на один квартал или округ два раза подряд. Рисуем черные ключи на стенах и дверях. До нас доходит все больше сообщений о не спланированном насилии, люди атакуют знать по собственному усмотрению.

Эш тренирует ряд членов Общества в этом квартале, но его охват ограничен, поскольку все еще существует ордер на его арест и казнь. Он не может отправиться в другие кварталы или другие округа, как я.

— В основном все то же самое. — У Эша глубокая морщина на лбу. — Я не могу прекратить думать о компаньонах. Если бы я только мог к ним попасть, они могли бы нам сильно помочь.

— Я знаю, — говорю я спокойно. Мы обсуждали это прежде. — Люсьен говорит, что он делает для них все возможное. А ты все еще беженец.

— Люсьен не делает ничего, потому что он не может ничего сделать для них. Они ему не доверятся, — говорит Эш. — Это факт.

Я не хочу снова спорить об этом. За последние несколько месяцев Эш становился все более и более неугомонным; его беспокойство за компаньонов растет с каждой новой атакой на Банк.

— Но ты так помогаешь здесь, — говорю я. — Посмотри, что ты сделал для Рейвен, для Уистлера и его команды, для всех членов Общества в Южном Квартале.

Уистлер, один из лучших агентов Люсьена, управляет тату-салоном, где проходят тайные встречи Общества. Мой брат Охра теперь работает с ним. Эш учит других молодых людей драться, чтобы они могли научить тех, кто находится в близлежащих кварталах и округах, поскольку сам не может покинуть Южный Квартал.

— Ага, только в этом квартале и только по ночам, когда меня никто не может видеть, и только, когда Сил туда отправляется. — Эш останавливается и присаживается на передние ступени, потирая висок запястьем. — Рай сейчас в Жемчужине, прямо в доме у Герцогини! Если бы я только мог… связаться с ним каким-либо образом. И не упоминай Люсьена еще раз — он гений, но общеизвестно, что компаньоны с подозрением относятся к фрейлинам. Они могут принести много неприятностей, если захотят.

Меня всегда удивляет, когда Эш говорит о вещах, происходящих в Жемчужине «за кадром». О стычках между прислугой или запрещённых романах. Об иерархии, существующей между низшими слоями общества.

— Ты делаешь все, что можешь, — говорю я. — Одного твоего имени достаточно, чтобы привлечь к нам людей.

Эш стал чем-то вроде легенды Одинокого Города. Его нахождение в розыске работает нам на руку. Компаньон-изгой, ложно обвиненный, сбежавший из Жемчужины и из лап королевской власти — беглец, ускользнувший от поимки. Он — герой в кругах Общества.

— Поэтому я просто должен сидеть и дать моему имени делать всю работу, пока компаньоны продолжают терпеть унижения и умирать? — говорит Эш.

Жизнь компаньона не из легких. Я была в шоке, когда Эш наконец рассказал мне о ней. Они часто совершают суицид, режут себя и употребляют жидкий наркотик под названием «синева». Сосед по комнате Эша, который помог нам сбежать из Банка, им пользовался, когда я встретила его несколько месяцев назад.

Я кладу руку Эша на шею и пытаюсь размять ее, чтобы снять напряжение хоть немного.

— Я знаю, что это тяжело, — говорю я. — Но это единственный способ. Банк слишком опасен для тебя. Белая Роза — единственное место, где ты будешь в безопасности.

— Но для тебя рисковать — это нормально? — спрашивает он. — Ты, Рейвен и девушки, вы отправляетесь к инкубаторам. Это вообще не безопасно.

Передняя дверь распахивается, прежде чем я могу ответить.

— О, Вайолет, ты вернулась!

Инди разворачивает меня и крепко обнимает. Она такая высокая, что моя голова достает ей только до плеч.

— Как все прошло? Вы нашли девушек, которых искали?

— Нашли, — говорю я, хлопая ей по спине. — Все прошло хорошо. Я расскажу вам об этом, но сначала мне нужна еда, или я упаду в обморок.

— Конечно, ты, должно быть, проголодалась. Дай мне обслужить тебя. — Ее лицо немного розовеет, когда она сморит на Эша. — Ты тоже хочешь?

Хотя Инди знает Эша уже несколько месяцев, она все еще краснеет перед ним. К чести Эша, он всегда ведет себя так, будто не заметил.

— Я буду через мгновение, — говорит он. — Нужно сначала отвести Репку в амбар.

Он сжимает мне руку, дав мне понять, что спор пока закончен. Репка жует какую-то траву, все еще привязанная к повозке. Он ведет ее к амбару, стоящему у кольца деревьев, а я смотрю и хочу, чтобы я могла сделать что-либо для него.

Но я не дам ему вернуться в Банк. Это точно смертный приговор.

— Хорошо, пойдем, Вайолет, — говорит Инди; ее глаза, как и мои, прикованы к удаляющейся фигуре Эша. — Я хочу услышать о прошлой ночи, и ты знаешь, как Рейвен расскажет об этом — она опустит все нужные детали и нагрубит, когда я спрошу что-нибудь.

— Инди! — Голос Сил раздается из-за сетчатой двери. — Твои чертовы кексы горят.

Инди ахает и, развернувшись, исчезает в доме.

Я на мгновение задерживаюсь на крыльце, давая солнцу согреть лицо. Я хочу крепко держаться за это утро, отпечатать его у себя в разуме, как талисман против того мрачного будущего, что нас ожидает.

В этом момент я в безопасности, я жива и окружена своими друзьями.

Глава 4

В КОНЕЧНОМ ИТОГЕ, Я СПЛЮ БОЛЬШУЮ ЧАСТЬ ДНЯ.

За ужином этим вечером как обычно шумно.

— Оливия, передай салат, пожалуйста, — прошу я.

В то время, как Инди высокая, светлая и чрезмерно оптимистичная, Оливия маленькая, угрюмая и с глазами, красными от постоянного плача. Даже сейчас я вижу, как они начинают наполняться слезами.

— Моя хозяйка любила салат, — говорит Оливия, передавая мне миску. — Однажды во Дворце Ручья у нас был салат с засахаренными орехами пекан и свежим козьим сыром, а сверху был цветок лотоса, и если его открыть, то внутри была миниатюрная золотая птица. — Она драматично вздыхает, глядя на маленькую кучку салата, томатов и огурцов на своей тарелке.

Сиенна перебрасывает свои гладкие косы через плечо.

— А также твоя хозяйка любила держать тебя на поводке, — говорит она, открывая зажигалку, которую Сил купила ей в подарок. Загорается крошечное пламя. — Не начать ли нам привязывать тебя снаружи ночью, как собаку?

— Убери это, — предупреждает ее Сил.

Оливия со стуком бросает вилку на стол и встает.

— Не смей так со мной разговаривать.

— Ты знаешь, что была бы мертва, если бы Вайолет не спасла тебя, верно? — говорит Сиенна, кладя зажигалку в карман.

— Прекрати, — говорит Рейвен.

В центре стола вспыхивает несколько свечей. Оливия сдвигает брови вместе, и пламя гаснет.

— Эй, — говорит Сил.

Сиенна поднимает руки вверх. — Это было случайно, клянусь.

— Пожалуйста, — проговорила Сил. — Теперь твой контроль безупречен. У тебя не было инцидентов несколько месяцев.

— Давайте еще раз пройдемся по плану, — говорю я, и все стонут, кроме Эша, который всегда молчит во время ужина. Он обычно отправляет пищу в рот как можно быстрее, а затем убегает в сарай, чтобы быть среди кур и коз, которых держит Сил. И Репки.

Репка — это прозвище, которое он дал своей младшей сестре Синдер. Она умерла от «черных легких» месяц назад. Люсьен узнал об этом через одного из сообщников в Смоге — маленького мальчика, называющего себя Тифом. Он помог Эшу получить шанс попрощаться со своей сестрой, прежде чем мы сбежали из того округа. Полагаю, он присматривал за ней после этого.

Эш заглатывает остатки его курицы, запихивает кусок картошки в рот и встает.

— Прошу прощения, дамы, — говорит он, кивая всему столу. Он целует меня в макушку и направляется к раковине. Эш уже слышал обо всем этом прежде. После нашей сегодняшней ссоры я чувствую себя виноватой в том, что он не является частью этого плана, что я планирую сделать это без его участия. Но я ничего не могу поделать — чтобы убрать стену, нужны Паладины, а Эш — не Паладин.

Я иду к боковому шкафу и вынимаю несколько свитков бумаги. Один из них — карта города. Другие — копии планов Аукционного Дома.

— Итак, — говорю я, разворачивая карту в центре стола, — через несколько дней мы отправляемся к Западным Воротам. Сил, ты останешься здесь и скоординируешься с Уистлером на Ферме.

— Осталось четыре девушки в Западных Воротах, семь в Северных Воротах и пять в Восточных. — Я указываю на числа, написанные над каждым инкубатором, затем стираю ластиком тройку над Южными Воротами. — Инди, Сиенна и Оливия, как только мы доберемся до ваших инкубаторов и покажем девушкам элементы, вы…

— Останемся в убежище до ночи перед Аукционом, — уныло говорит Сиенна монотонным голосом.

— Откуда мы проникнем в инкубаторы с помощью любой девушки, которая может соединяться с Землей, — живо говорит Инди.

— А затем мы прячемся в поездах, пока они не отбудут на Аукцион, — завершает Оливия. Ее глаза блестят. — И тогда мы избавляемся от надзирателей и доктора.

— Не убиваем их, Оливия, — говорю я. — Просто лишаем чувств.

— Уверенна, что мы справимся, — говорит Рейвен. — На нашем поезде были только Черити и доктор Стил.

— Северные Ворота всегда отправляют трех надзирателей, — говорит Сиенна.

— Их все равно будет меньше, чем нас — говорю я.

— У Аукционного Дома вас будут ждать Ратники, — напоминает Сил.

— И Гарнету предстоит задержать их на как можно дольше, — говорю я, сворачивая карту и доставая чертежи. — И помните, если что-то случится в поезде, если вас обнаружат или… что угодно. Доберитесь до стен. Разрушить стены — ключевой момент. И даже если это будет не стена, окружающая Жемчужину, для наших целей подойдет любая королевская преграда.

Оливия немного дуется, но молчит. Есть несколько чертежей Аукционного Дома, потому что там не просто много разных комнат, но и несколько этажей под ним. Я ставлю на них тарелки и бокалы, чтобы они не разворачивались.

Аукционный Дом построен в виде огромного купола с другими куполами и башенками, расставленными рядом с ним — это различные комнаты, где развлекают королевских особ, пока они ждут покупки суррогатов. И, конечно же, амфитеатр, где проходит сам Аукцион. Но существуют также — как указал Люсьен — Комнаты Ожидания, подготовительные комнаты и дорожная станция на нижних этажах, комнаты для прислуги, комнаты, где молодым королевским дамам можно поправить волосы и макияж. И есть комнаты безопасности на случай, если во время Аукциона в Жемчужине случится что-то опасное. В этих комнатах толстые стены и железные двери. Туда побегут королевские особы в случае угрозы. Мы поймаем их в ловушку, пока город вокруг них будет разваливаться на части.

Аукцион является крупнейшим событием года. Люсьен сказал нам, что позволено приходить любой замужней королевской особе, то есть им не нужны приглашения как на бал Курфюрста или на простую вечернику во Дворце. Приходят все, кто может. Это будет самое большое число королевских особ, собранных в одном месте.

— То есть мы прибудем сюда, — говорю я, указывая на подземную станцию на чертеже с нижними уровнями Аукционного Дома. — И мы уже должны быть готовы. Сил права, Ратники будут там ждать четыре вагона с девушками без сознания. И Гарнет может не суметь задержать их надолго, и если вообще сможет. Нужно быть готовыми к драке.

— Да, и большинство Ратников, которых ему удалось переманить на нашу сторону, не работают в Жемчужине, — говорит Рейвен. — Он говорит, что с Ратниками Жемчужины невозможно иметь дело.

Гарнет головокружительно быстро превратился из гуляки в добропорядочного гражданина. В то время, как все королевские мужчины формально являются офицерами в армии Ратников, это всегда был просто почетный титул. Никто на самом деле не служил в армии. Но как только Гарнет вызвался служить, чтобы искать Эша, он обнаружил, что среди Ратников есть много недовольных, особенно в низших округах. Теперь он использует это как наше преимущество.

— Я очень хочу, чтобы все было проще, — мечтательно произносит Инди. — Чтобы нам не приходилось использовать насилие.

— Ты хочешь сражаться с ними объятьями? — спрашивает Сиенна.

— Любовь сильнее ненависти, — говорит Инди.

— Насилие — единственный наш выбор, поэтому нет смысла об этом спорить, — говорю я, прерывая Сиенну, прежде чем та смогла бы возразить. — Как только мы оказываемся внутри, все должно произойти одновременно. Нам нужно задержать Ратников. Нам нужно устроить такую панику, которая заставит королевских особ бежать и прятаться в своих драгоценных комнатах безопасности. Затем нам нужно попасть к стене.

— И мы с тобой подаем сигнал, — говорит мне Сиенна, снова щелкая своей зажигалкой.

Я киваю.

— Мы с тобой подаем сигнал.

— И все в огне, — говорит она. Пламя зажигалки отражается в ее темных глазах.

Нужно точно рассчитать время. В предверии Аукциона в конечных ключевых локациях, которые еще не подвергались атакам, будут установлены бомбы. В Банке соберется как можно большее число членов Общества. В день Аукциона они все будут у стены, которая разделяет Банк и Жемчужину, ожидая, когда Паладины ее разрушат. Мне предстоит забраться как можно выше на один из пяти шпилей Аукционного Дома. Сиенна воспользуется Огнем, а я Воздухом, чтобы сделать что-то вроде вспышки, достаточно высокой, чтобы все в городе могли ее увидеть, указывая, что бомбы должны взорваться. Я бы сделала это сама, если могла, но мы можем использовать лишь один элемент за раз.

И после этого, как точно подмечает Сиенна, все будет в огне.

Я тщательно проверяю каждый лист чертежей. Вожу пальцами по различным коридорам, проверяю, знают ли девочки, какие пути куда ведут, как добраться до нужных комнат, сколько этажей в Аукционном Доме, и что располагается на каждом из них; я обозначаю каждый вход и выход, пока Сиенна наконец не издает громкий вздох.

— Вайолет, мы все помним, хорошо? Мы обсуждали это уже миллион раз. Я могу нарисовать эти чертежи даже во сне.

— Мы должны быть подготовлены, — говорю я. — Другие девушки ничего не будут знать. Они ничего этого не видели. Мы должны быть лидерами. Мы должны в точности знать, куда именно направимся. Мы не можем втянуть их в это, только чтобы подвести.

Сиенна выглядит слегка смущенной. Инди опускает голову, а Оливия пристально смотрит в свою тарелку.

Рейвен дотрагивается до моей руки.

— Мы не подведем, — говорит она.

Я сворачиваю все бумаги и убираю их, в моем животе оседает тяжелая тревога. Это все, чтобы помочь суррогатам, и все же моя сестра до сих пор заперта в том дворце. Даже запоминание всех чертежей в мире не поможет ей там, где она сейчас.

Прошли месяцы с тех пор, как Графиня объявила о беременности Хэзел. Выглядит ли Живот Хэзел также, как когда-то выглядел живот Рейвен? Использует ли на ней доктор тот ужасный пистолет-стимулятор? Я даже не знаю, суррогат ли Хэзел. Ее забрали до того, как она могла бы быть протестирована в одной из клиник Болота. Но она должна быть, иначе она была бы бесполезна для Графини.

Если бы только был способ увидеть ее, узнать, что она в порядке, сказать ей, чтобы она держалась…

После ужина Оливия упрашивает Сил принести Книгу.

Книга на самом деле не совсем «книга». Она больше похожа на фрагменты, собранные из множества разных книг. Люсьен собирал их для Сил в течение нескольких лет, воруя куски старых текстов из библиотеки Графини. Все вместе они рассказывают об истории Паладинов, об истории этого острова до того, как он стал Одиноким Городом. И все девушки в этом доме любят читать Книгу. Включая меня.

Остров назывался Эксельсиор, Жемчужина Земли.

Оливия прижимается ко мне, когда мы читаем пожелтевшие разрушающиеся страницы. Мне кажется немного странным, что Оливия так сильно любит Книгу, особенно если учесть, что там детально описывается то, как королевская власть завоевала остров при помощи силы и истребила бОльшую часть местных жителей. Но там также рассказывается о месте, которое называется Беллстар и об еще одном, названном Эллария. И, я думаю, сама мысль о существовании других мест за Великой Стеной вызывает в ней те же чувства, что и история о Колодце Желаний вызывала во мне, когда я была ребенком. Она хочет верить в магию и тайну этих историй.

Кажется, она не осознает, что мы — часть этой магии.

Единственные звуки — это звяканье тарелок, которые моет Сиенна, и Инди, нежно напевающая себе под нос, пока она вытирает их. Сил сидит возле камина в своем кресле-качалке, баюкая бокал вина. Рейвен на полу у моих ног, ее голова у меня на коленях.

— Как ты думаешь, на что похож Беллстар? — спрашивает Оливия. — Вот бы здесь были картинки.

— Должно быть, он очень богатый, — говорю я. — Они построили сотни кораблей, чтобы найти это место.

— Что с ними случилось?

— С людьми?

— С кораблями.

Я провожу пальцами по выцветшим буквам на странице.

— Я не знаю, — бормочу я.

Неожиданно у меня в волосах гудит аркан. Я давно раскрыла тайну аркана другими девочкам — это стало трудно скрывать через какое-то время. Я вынимаю его, и серебряный камертон воспаряет в футе от моего лица.

— Алло? — говорю я. Рейвен оживляется. Мы никогда не знаем, кто будет на другом конце — Люсьен или Гарнет.

— Ну? — Голос Люсьена, напряженный. — Как все прошло?

Я улыбаюсь.

— Все хорошо. Как обычно. С Южными Воротами покончено. Осталось еще три инкубатора.

— И только месяц остался до того самого дня.

Мой желудок сжимается в нервном предчувствии. Я снова мыслями отправляюсь к своей сестре. Месяц — это так долго.

Держись еще немного, Хэзел. Я иду.

— Как там в Жемчужине? — спрашиваю я, что почти всегда является кодовой фразой для «как там Хэзел?». Поэтому, когда Люсьен говорить о всяких пустяках, я тут же напрягаюсь.

— Сходит с ума, как всегда происходит с приближением Аукциона, — говорит он. — Конечно, в этом году все хуже, поскольку нижние округа причиняют беспорядки. Но можно подумать, что знать не читает газет. Леди Потока не может перестать хвастаться своим ужином после Аукциона — выглядит так, будто она готовит двадцать блюд, по ее словам, но я ей не верю. Она отправила Кюрфюстине сотню приглашений. И теперь мне необходимо контролировать поставки из Дома Огня. Приправленное мясо, шафран и свежие сливки из их молочных на Ферме. Все должно прибыть завтра. Будто шафран — это то, что должно меня сейчас волновать. В то же время, в Банке произошло еще три ареста — один из них чуть меня не подвел, я думал, что они поймали одного из моих сообщников — и еще одна бомба взорвалась в Смоге, которую я точно не одобрял — она была плохо сделана и с большим количеством осколков, поэтому теперь четверть того квартала облагается налогом с ограничениями на еду. Даже Ратники чувствуют нужду. А еще…

— Как моя сестра? — прерываю я.

Он медлит. Мое сердце останавливается, когда он ничего не говорит.

— Люсьен, — настаиваю я, — что происходит?

— Ничего, — говорит он. — Не чувствую, что тебе нужно беспокоиться.

Рейвен садится, ее темные глаза устремлены на аркан. Сил отставила свой виски.

— Почему бы тебе не позволить мне решать, о чем мне стоит беспокоиться, — говорю я.

— У меня есть… подозрение. Это не подтверждено, но я чувствую, что Курфюрстина планирует… несчастный случай. Для твоей сестры.

— Что? — Я вскакиваю, как будто смогу прибежать к Хэзел прямо сейчас, как будто я могу защитить ее. Я должна защитить ее. — Ты работаешь на нее, узнай, что она планирует, и останови это!

— Я даже не знаю, планирует ли она что-нибудь, — говорит Люсьен. — Все, что я знаю — чем больше энтузиазма проявляет Курфюрст в отношении этой помолвки, тем более яростной она становится. Она отпустила несколько комментариев, которые заставляют меня поверить…

— Она сделала бы это просто назло, — говорю я. — Она бы сделала это, чтобы отомстить герцогине.

— Да, но видишь ли…

— Ну что это за люди! — Я поднимаю руки в отчаянии. — Разве они не понимают, что она чья-то сестра, чья-то дочь, чей-то друг?

— Нет, — сухо говорит Люсьен. — И я думаю, что ты понимаешь это лучше, чем кто-либо другой.

Его слова режут меня, но не так глубоко, как мысль об убийстве Хэзел. Я думала, у меня будет время. Время добраться до нее, освободить ее. Время объяснить, время извиниться.

Люсьен не может спасти ее. Он не может наблюдать за ней двадцать четыре часа в сутки. У него другие приоритеты, и как бы он ни заботился обо мне, он пожертвовал бы Хэзел, если бы это означало спасение города.

— Я отправляюсь в Жемчужину, — говорю я. — Сегодня. Вечером.

— Вайолет, не будь…

— Я иду, — резко обрываю я. — Что бы ты сделал, если бы это была Азалия? Это моя вина, что Хэзел вообще там. Герцогиня взяла ее, чтобы добраться до меня. Я знаю это, я чувствую это. Если я не смогу защитить ее сейчас, я… — Мой голос дрогнул, и я не смогла закончить это предложение.

— Как именно ты планируешь сюда попасть?

— Я поеду на поезде в Банк. Я могу рыть под стеной вокруг Жемчужины так же легко, как в Южных Воротах. — Хорошо, может быть, не так легко, но идея та же самая.

— Мало того, что это безрассудный план, который может испортить нам игру, но что ты собираешься сделать, когда ты будешь находиться в самой Жемчужине? Подойдешь ко дворцу герцогини и позвонишь в дверь? Подумай, Вайолет. Здесь на карту поставлено нечто большее, чем личные неприятности.

— Если я не попытаюсь спасти Хэзел сейчас, тогда я вообще не знаю, за что я сражаюсь, — говорю я.

— Тебя узнают, — говорит Люсьен. — Это слишком…

Я вздыхаю, мне в голову приходит идея — сумасшедшая, поспешная идея, и я даже не уверена, что она возможна. Но на данный момент я готова попробовать что угодно. Без лишних слов, я разворачиваюсь и бегу наверх, игнорируя вопросы, которые кричат Рейвен и Сил, и скрежет голоса Люсьена, который требует узнать, что происходит.

Мы с Эшем спим вместе в амбаре, но храним наши вещи в комнате Рейвен. Там есть и другая одежда, которую собрала Сил за все эти годы. Я точно помню одно платье, потому что оно сильно напомнило мне платья служанки, которые носили мы с Рейвен, чтобы замаскировать себя в Банке. Я роюсь в шкафу, нахожу его и сдергиваю с вешалки — оно простое и коричневое, немного жмет в груди, но ничего. Я натягиваю его и смотрю на себя в зеркало. Я медленно поднимаю руку и накручиваю на нее волосы.

Раз — увидеть предмет как он есть. Два — нарисовать мысленный образ. Три — подчинить своей воле.

Я чувствую покалывание на коже головы, когда мои волосы превращаются из черных в золотистые. Головная боль после Заклинаний пульсирует у основания черепа. Так я замаскировала Эша, когда мы пробрались в его компаньонский дом. Странно использовать это на себе. Я поворачиваю голову туда-сюда, изучая незнакомые светлые пряди.

Но что является реальной проблемой, так это мои глаза. Если я не смогу их изменить, то Герцогиня тут же меня заметит.

Я закрываю их. Я думаю, что могу сделать это, не дотрагиваясь пальцами до глазных яблок — от этой мысли меня передергивает. Мне просто нужно сильно сосредоточиться на том, что я хочу. Я воображаю хрусталик у себя в уме.

Раз — увидеть предмет как он есть. Два — нарисовать мысленный образ. Три — подчинить своей воле.

В отличие от моих волос, это Заклинание причиняет дикую боль. Я кричу и прижимаю руки к глазам. Они словно плавятся в глазницах, горя как маленькие шарики огня. И именно в тот момент, когда я думаю, что не могу больше этого выносить, боль прекращается. Я остаюсь в согнутом положении какое-то время, тяжело дыша.

Когда я открываю глаза, на меня из зеркала смотрит незнакомка. У нее светлые волосы и зеленые глаза, но нос и подбородок остались моими. Я быстро использую второе Заклинание, Форму, чтобы подправить черты лица. Это причиняет такую же боль, как и изменение глаз, но в итоге мой подбородок становится немного более круглым, лоб более высоким, а нос более крупным.

— Вайолет, ты… — Рейвен останавливается в дверном проеме, разглядывая меня. — Что ты сделала?

— Я отправляюсь в Жемчужину, — говорю я, проходя мимо нее и спускаясь вниз, где Люсьен, вероятно, все еще ждет у аркана.

Оливия кричит, когда я вхожу в комнату. Инди роняет тарелку. Сиенна охает. Сил выглядит удивленной всего секунду, но потом я вижу проблеск гордости в ее глазах.

— Я говорила ему, — перекрикивает Сил голос Люсьена, который все еще раздается из аркана. — Ты слишком упертая.

— Что происходит? — требует он. — Почему она кричала? Сил, ответь мне!

— Я еду в Жемчужину, Люсьен, — говорю я. — Я попаду в дворец Герцогини. Я буду присматривать за своей сестрой до самого Аукциона.

Люсьен начинает смеяться. Он смеется так долго, что мы с Сил обмениваемся встревоженными взглядами. — Прошу прощения, — говорит он. — Но это слишком даже для тебя. Как долго ты собираешься оставаться на свободе, когда ты окажешься во дворце Герцогини? Как ты планируешь защитить свою сестру, если тебя саму поймают? А может быть Герцогиня попросту убьет тебя забавы ради, ведь ей больше не нужно твое тело, чтобы произвести ребенка.

— Люсьен, — говорит Сил, соединяя вместе руки и опирая на них подбородок, — при любых других обстоятельствах я бы согласилась с тобой, но… не думаю, что есть даже малейшая вероятность того, что Герцогиня ее узнает.

— И с чего бы это?

— Потому что она выглядит, как совершенно другой человек.

Я не осознала, что Сиенна пришла из кухни. Она протягивает руку и аккуратно берет прядь моих волос.

— Цвет и Форма? — спрашивает она. Я киваю. — Было больно?

Я скривляю лицо.

Сиенна улыбается.

— Эш будет вне себя от…

— Что ты имеешь ввиду, говоря «как другой человек»? — перебивает Люсьен.

— Я использовала Заклинания, — говорю я. Слезы подкатывают к моим глазам, но они испаряются благодаря оставшемуся от Заклинания жару. — Пожалуйста, Люсьен, — говорю я. — Помоги мне. Помоги мне спасти сестру.

Я помню свой День Расплаты, это был последний раз, когда я видела свою семью целой. Как Хэзел злилась на меня, как она думала, что я забуду ее. Она не понимала, что мне не позволено было писать ей письма, что в Южных Воротах были правила.

Я понимаю правила Жемчужины. И я не могу допустить, чтобы моя сестра думала, что она снова была забыта.

Глава 5

ТИШИНУ НАРУШАЕТ ТОЛЬКО ГРОМКИЙ СТУК моего сердца.

— Позволь мне поговорить об этом с Гарнетом, — говорит Люсьен сдержанным тоном. — Подожди и не делай ничего опрометчивого.

Аркан замолкает, падая на пол. Я поднимаю его и держу дрожащими пальцами. — Я не могу оставить ее там, — говорю я, опускаясь на диван. Рейвен садится рядом со мной. — Она совсем одна. Я не могу…

— Я знаю, — говорит Сил с нежностью в голосе.

Мы сидим так, по ощущениям, несколько часов. Аркан больше не звонит. Наконец, я выхожу из оцепенения.

— Я лучше пойду повидаюсь с Эшем, — говорю я. — Должно быть, ему интересно, где я.

Я не думаю, что он воспримет новости особенно хорошо. Как только я встаю, Аркан поднимается в воздух.

— Итак, — говорит Гарнет. — Я слышал, вы планируете тайную операцию.

— Хэзел в опасности, — говорю я. — Я должна быть там. Я должна сделать все, что смогу.

— Что же, тебе повезло, — говорит Гарнет. — Потому что так случилось, что я знаю королевский дом, которому требуется прислуга.

— Ты знаешь? — говорю я.

— Да, — отвечает он. — Мой.

Рейвен и я обмениваемся взглядами.

Гарнет продолжает.

— Моей жене нужна собственная фрейлина. — Рейвен едва заметно напрягается при слове «жена». — Корал пыталась нанять кого-то в течение нескольких месяцев, и Мать отвергает всех, кого она находит. До этого момента я оставался в стороне, потому что нет смысла ссориться с моей матерью по такому незначительному поводу, и, честно, меня не волнует наличие фрейлины у Корал. Но теперь, кажется, нам пригодится фрейлина. Поэтому завтра я просто оповещу всех, что я тебя нанял. Это типично для меня — такой высокомерный шаг, равнодушие к желаниям моей матери. — Я могу представить, как его голубые глаза блестят с озорством. — Я дам тебе знать, на какой поезд сесть завтра. Уверен, что прибудет новая группа слуг — все с ума сходят, готовясь к Аукциону. Я замолвлю словечко, что мы ждем тебя.

— Спасибо, Гарнет, — горячо благодарю я.

— Не за что. Эй, Рейвен там есть?

— Думала, ты никогда не спросишь, — говорит она, с усмешкой шагая вперед.

— Дела всегда прежде удовольствия. У тебя есть время поговорить?

Рейвен смеется.

— У меня нет сумасшедшей жены и властной матери. У меня есть все время в мире.

— Да, но у тебя есть Сил, и она не похожа на ведро радуги, правда? Шучу, Сил! — проговаривает он быстро, прежде чем Сил может ответить.

Рейвен берет аркан на крыльцо. Я желаю спокойной ночи Сил и девочкам и направляюсь в сарай, чтобы сообщить новости Эшу.

Он у козьего загона, одна из коз обнюхивает его руку в поисках дополнительного лакомства, когда я вхожу.

На мгновение я просто стою и наблюдаю за ним, за силой его плеч, за изгибом его рук, за мягкостью его прикосновений, когда он чешет черно-белую пятнистую козу за ушами. Я вздыхаю со спокойствием, прежде чем нарушить его.

— Эш? — начинаю я робко.

Он оборачивается и выпускает сдавленный крик, когда видит мое новое лицо. — Что… Вайолет?

— Это я, — говорю я, шагнув вперед. Он подходит ближе, осматривая мои глаза, нос и волосы с небольшим удивлением и большим замешательством.

— Заклинания? — спрашивает он. Я киваю. — Причина?

Я объясняю, что Люсьен рассказал мне об опасности, в которой находится Хэзел, и как Гарнет собирается нанять меня на работу во дворце. Я вижу, как его лицо превращается из недоверчивого в откровенно яростное.

— Ты серьезно, — говорит он. — Ты покидаешь Белую Розу. Ты отказываешься от своего плана и идешь в Жемчужину, в самое сердце опасности.

Я сглатываю.

— Да.

— Замечательно. — Он поворачивается и поднимается по сеновальной лестнице, бросая несколько вещей, которые он держит там, дополнительную рубашку, карманные часы, фотографию своей семьи, которую он взял из дома компаньона Мадам Кюрьо. Затем он спускается вниз по лестнице. — Я иду с тобой.

— Что? Нет, Эш, ты не можешь.

— А ты можешь?

— Я не похожа на себя! У меня нет миллиона Ратников, пытающихся найти и казнить меня. Гарнет позаботится обо мне. Я буду в безопасности.

— Гарнет играет свою роль в этой революции, — говорит Эш. — Он не может все приостановить, просто чтобы присматривать за тобой. — Он начинает пихать предметы в маленькую сумку. — Каждый во всем проклятом городе играет свою роль в этой революции, кроме меня.

Он бросает сумку через плечо и сердито смотрит на меня.

— Итак, когда мы выдвигаемся? — спрашивает он.

Я жду несколько мгновений, пока его дыхание немного успокоится. Затем я делаю шаг вперед и кладу руку ему на щеку.

— Эш, ты не можешь, — говорю я. — Ты не пройдешь дальше Банка.

— Прекрати пытаться держать меня в безопасности все время, когда ты явно не проявляешь такого же внимания к себе. — Цыплята нервно кудахтают, когда он начинает ходить возле сарая. — Ты всегда говоришь мне оставаться здесь, быть терпеливым, быть защищенным, но что, если это не то, чего я хочу? Что делать, если я хочу сделать больше, независимо от риска? И ты чувствуешь, что можешь просто проникнуть в Жемчужину, потому что Хэзел находится в опасности, и ожидаешь, что все поймут. Ну я не знаю, Вайолет. Я не понимаю.

— Она в опасности, — говорю я.

— Мы все в опасности! — кричит Эш, а Репка ржет, тряся гривой. Он проводит рукой по ее длинной шее, успокаивая ее. — Разве ты не видишь здесь лицемерия? Разве ты не понимаешь, как несправедливо, что тебе позволено рисковать всем, а мне нет? Компаньоны — мои суррогаты, Вайолет. Они мои люди, и им тоже больно, но они не особенные в любом случае, поэтому кого это волнует? Кого волнует, что они яркие, талантливые молодые люди, подвергающиеся насилию и манипулированию? Они лишь симпатичные вещи, которые хороши только для секса, верно? Почему их голоса должны иметь значение?

— Это не тоже самое, что… это Хэзел, Эш. Моя сестра. Ты бы сделал то же самое для Синдер.

Было неправильно это говорить, и я немедленно это осознаю. Эш вскидывает голову; его взгляд такой яростный, что заставляет меня съежиться.

— Не надо, — холодно говорит он.

Мои щеки горят. — Мне очень жаль. Я просто говорю, что у всех нас есть люди, ради которых мы готовы идти на жертвы.

— И кто у меня остался, Вайолет? Ты. Только ты. — Он снимает сумку с плеча и роняет ее на землю. — Но ты, кажется, думаешь, что только тебе позволено делать трудный выбор. И ты, кажется, не понимаешь, что твой выбор влияет на других людей, включая меня.

Он смотрит на меня в течение нескольких секунд, прежде чем покачать головой, разворачивается на каблуках и скрывается в ночи.

Когда Рейвен останавливается возле амбара, чтобы вернуть мне аркан, она знает, что что-то не так.

Едва ли мне нужно объяснять ссору с Эшем. Мои «шептуны», должно быть, вещают на полную громкость. Она отодвигает соломенный манекен, который сделал для нее Эш, чтобы тренировать захваты и удары, и тянет меня на соломенный тюк, обнимая меня рукой.

— Он напуган и зол, — говорит она. — И он хочет помочь.

— Я понимаю, но он даже не понимает, в какой опасности он окажется, если уйдет! Я не говорю, что не верю в него…

— Правда? — спрашивает Рейвен. В ее тоне нет осуждения, но вопрос все равно меня раздражает.

— Чего ты хочешь от меня, чтобы я сказала «ага, Эш, великолепная идея, пойдем в Банк и скрестим пальцы, чтобы тебя никто не узнал»?

— В этом городе тоже есть люди, за которых он переживает. А здесь, в этом доме, все вертится вокруг суррогатов. Мы никогда не говорим о компаньонах. И никто этого не делает. Ни Люсьен, ни Гарнет… — Она склоняет голову на бок. — У нас у всех есть собственные битвы. Я хочу твоего возвращения в Жемчужину не больше, чем он. Я просто знаю тебя достаточно хорошо и понимаю, когда протестовать бесполезно. — Она толкает меня плечом. — Позаботься о себе. И о Хэзел. И присмотри за Гарнетом ради меня.

Я улыбаюсь, хотя все еще ощущаю тяжесть ссоры.

— Есть, мэм.

— Интересно, какая его женушка.

— Довольно скучная, по его словам. — Гарнет обычно избегает упоминания о Корал, если получается. Особенно рядом с Рейвен.

Она спрыгивает с тюка.

— Так ты снова будешь слугой. Эй, может это будет преимуществом. Может быть, ты сможешь увидеть, есть ли недовольство в королевских домах, это знание можно будет использовать для нашего дела.

Я знаю, что она просто старается помочь, быть позитивной. И я ценю это.

— Ага, — говорю я. Затем я делаю паузу. — Он… он вернулся в дом?

— Нет, — говорит Рейвен. — Я не знаю, где он.

Я обнимаю ее на прощание, и начинаю готовиться ко сну. Я забираюсь на сеновал, неся с собой сумку с вещами Эша. Я ложусь, закрываю глаза и хочу заснуть. Но все, что я вижу — это Курфюрстина, наливающая яд Хэзел в бокал с водой. Или Курфюрстина, нанимающая кого-то, чтобы тот спихнул ее с лестницы или задушил во сне, или…

Герцогиня никогда не выпускает Хэзел, напоминаю я себе. Разве ее заключение не должно обеспечить ее безопасность?

Я открываю глаза и смотрю на доски потолка, пытаясь отбросить разочарование и сомнения. Я всегда думала, что поступать правильно будет легко. Пусть даже совершить само действе бывает нелегко, однако его, по крайней мере, легко определить. Но теперь я отказываюсь от своего собственного плана ради чего-то поспешного и не полностью продуманного. Я теперь даже на себя не похожа.

Слышится скрип лестницы, и я сажусь.

— Эш? — шепчу я. Я чувствую, что он ползет ко мне. — Мне так жаль, — говорю я. — Я не…

— Ш-ш-ш. — Он мягко прижимает свои губы к моим, и я дрожу. Я притягиваю его к себе, признательная за его успокаивающее присутствие, теплоту его тела, запах его кожи.

— Я не хочу ссориться, — бормочет он.

— Я тоже.

Он проводит пальцами по моей шее, по ключице. На мне лишь тонкая сорочка, и моя кожа покрывается мурашками, пока он ведет пальцами ниже к животу.

— Ты когда-нибудь задумывалась, что будет… после? — тихо спрашивает он.

— После? — спрашиваю я, не совсем осознавая, о чем он, потому что его пальцы, покружив у пупка, теперь опускаются к моему правому бедру.

— После всего этого. — Его губы на моей шее. — После того, как ты спасешь Хэзел. После сражения и уничтожения стен. После того, как этот город постигнут потрясения, которых он прежде не знал. Допустим, мы выиграем. Королевская власть больше не управляет городом. Чего ты хочешь?

— Я не знаю, — говорю я, пока его рука сжимает мое бедро. — Я не очень об этом задумывалась.

— После всех этих планирований ты даже не знаешь, чего хочешь дальше?

— Может, я не верю, что мы победим.

— Может, ты просто боишься будущего.

Я нахожу впадину у основания его шеи и мягко целую это место.

— А какой у тебя план на будущее?

Его рука замирает у моего колена.

— Никакой, — говорит он, отстраняясь от меня.

Я тут же настораживаюсь.

— Эй, — говорю я, хватая его за волосы, чтобы далеко не отпускать. В его глазах отражается тот скудный лунный свет, который попадает на нашу постель. — Ты можешь сказать мне.

Он вздыхает, затем говорит.

— Я хочу быть фермером.

Я жду больше объяснений, но их не следует.

— И это… все? — говорю я, не желая обидеть, но все же чувствуя себя сбитой с толку.

— Ты не думаешь, что это глупо? — говорит он. — Ты не думаешь, что такие люди как мы, после всей той роскоши, к которой мы имели доступ — одежда, еда, богатство — что я захочу чего-то большего?

— Я думаю, что цена за всю эту роскошь была слишком высока, — говорю я. — Я была бы счастлива никогда в жизни больше не видеть золотую парчу. Где бы ты хотел завести ферму? Я имею в виду, очевидно, кроме Фермы.

Он устраивается, вытянувшись рядом со мной и подпирая голову рукой.

— Есть одна старая развалина в пяти милях от деревни Уистлера. Охра показал мне ее однажды. Это хорошее место, чтобы спрятать молодых людей, которые к нам присоединились, за день или два до Аукциона, когда они не вернутся домой после работы, если понимаешь. Но я подумал… думаю, я могу там все починить. Может, Сил вышлет мне пару куриц и козу. Даст мне семян. Мне хотелось бы поработать с землей. И я люблю животных. Я хочу жизнь, в которой я сам буду выращивать еду и делать себе вещи. И у меня будет настоящий дом.

Из моих глаз брызгают слезы, когда я осознаю, что на этой «картине», которую он нарисовал, меня нет и в помине.

— Ох, — говорю я хриплым голосом. — Звучит мило.

— Ты плачешь? — говорит Эш ошеломленно.

— Нет, — быстро говорю я, быстро вытирая слезы.

Я почти слышу, как что-то щелкает у него в голове.

— Ты думаешь, что я не хочу видеть тебя там? — спрашивает он.

— Нет, — говорю я снова, но это явная ложь.

— Вайолет. Я не выкидывал тебя из моей жизни, — говорит он, — но я бы никогда не подумал, что наши планы пересекутся. У тебя есть право выбирать, что ты хочешь.

— Но что, если мне этого тоже хочется? — говорю я. — Что, если я хочу помочь тебе поправить, то старое место? Держу пари, я могла бы уговорить Сил отдать нам Репку, поскольку она все равно любит тебя больше Сил. И у меня был бы сад с хризантемами, совсем как было у мамы на подоконнике нашей кухни. Я могла бы использовать Землю, чтобы помочь тебе выращивать урожай, и Воду тоже, чтобы ухаживать за ними. Я могла бы использовать огонь, чтобы поддерживать тепло зимой, и Воздух, чтобы летом было прохладно.

Я могу это видеть, могу видеть так ясно, что испытываю реальную боль в груди. Небольшое крыльцо с диким садом, цветущим вокруг него. Белый дом с голубыми ставнями. Мы с Эшем работаем с землей, заканчивая каждый день уставшими, потными и в грязи, но счастливыми. Имея собственное место.

Когда Эш снова говорит, его голос хрипит.

— Звучит… идеально.

— Естественно, Рейвен обязана жить неподалеку, — говорю я.

— И Гарнет тоже.

— И Инди.

— Сиенна?

— Да, но не Оливия.

— Нет, — говорит Эш, смеясь. — Не Оливия.

Я вздыхаю, и ложусь обратно на тяжелое покрывало, на котором мы спим.

— Я хочу эту жизнь, Эш. Я так силно ее хочу, что практически ощущаю ее на вкус.

— Я тоже, — бормочет он.

Я отправляю свой разум в полет, представляя мир, в котором моей сестре не приходит жить в страхе собственного тела и силы, которую оно содержит, где мой брат не вынужден работать по заданной профессии. Я пытаюсь представить падающие стены, сплоченный город, его людей, которые больше не разделены, а объединены.

Я засыпаю со вкусом Эша на губах и фантазиями о лучшем будущем, танцующими в моих снах.

Однако на следующее утро хорошее настроение Эша испарилось; вся нежность прошлой ночи ушла, на ее место пришли напряжение и злость на то, что я ухожу.

Могу сказать, что он старается это спрятать, но в его глазах и губах чувствуется напряженность, а в его голосе — резкость.

Эш не единственный, кто в напряжении. Даже Инди на грани. Как только мне звонит Гарнет, чтобы сообщить, на какой поезд нужно сесть, нет ни одной улыбки на прощание, кроме натянутой гримасы от Рейвен.

Я стою возле повозки Сил и обнимаю каждую девушку, обещая скоро вернуться, напоминая им о том, что нужно продолжать изучать чертежи. Эш бросается на меня и свирепо шепчет мне в ухо.

— Пожалуйста, будь осторожна. Пообещай мне.

— Я обещаю, — шепчу я.

— Я так хочу, чтобы у меня была возможность сказать Раю присматривать за тобой, — говорит он.

— Думаешь, он узнает меня? — спрашиваю я.

Эш заправляет мне за ухо прядь моих новых светлых волос.

— Нет, — бормочет он. — К тому же он будет очень занят Карнелиан, чтобы обращать внимание на новую прислугу.

— Мне сказать ему, кто я?

— Я не знаю. Это может быть опасно. — Челюсть Эша напрягается. — И берегись Карнелиан.

— Верно. — Я не рада очередной возможности пожить с ней по одной крышей.

— Серьезно, Вайолет. Она умнее и сообразительнее, чем ты думаешь.

— Что ж, я буду рада, если смогу полностью ее избегать, — говорю я. Не хочу больше говорить о Карнелиан.

Мы целуемся еще раз напоследок, прежде чем Сил забирается на повозку, и я сажусь рядом с ней.

Рейвен поднимает руку на прощание. Эш остается на крыльце, смотря за повозкой, пока мы не проезжаем деревья, и Белая Роза не скрывается за нами.

— Ты точно знаешь, как посеять хаос, — говорит Сил.

— Я не хочу с тобой ссориться, Сил, — говорю я устало.

Она кивает и снова щелкает поводьями. Остаток пути мы проводим в тишине. Я не могу не спрашивать себя — что, если я опоздала? Что, если Хэзел сегодня умрет? Что, если с ней что-то происходит прямо сейчас? Репка едет раздражающе медленно. Желтовато-коричневые поля тянутся и тянутся, никак не сменяясь.

Когда мы наконец достигаем станции Бартлетт, у меня спина болит от напряжения. Ситл ждет вместе со мной, пока не прибывает поезд.

— Твои бумаги у тебя? — говорит она, и я поднимаю поддельные документы, которые позволят мне добраться до Банка. Мне сегодня придется сесть на три разных поезда, чтобы добраться до Жемчужины. На мне коричневое платье, которое выглядит как одежда прислуги.

— И вот несколько диамантов, на всякий случай, — говорит Сил, зажимая монеты у меня в руке. Чувствую, будто мое горло распухло, поэтому я киваю с благодарностью.

— Хорошо, — говорит она, пока поезд с визгом останавливается, и открываются двери. Затем она заключает меня в объятья, кроткие, но эмоциональные.

— Спасибо, Сил, — шепчу я. — За все.

— Иди уже, — говорит она, вытирая глаза и отворачиваясь. Я присоединяюсь к очереди людей, ожидающих посадки. Забравшись в поезд, я нахожу сиденье у окна. Репка и Сил уже на пути обратно в Белую Розу.

Поезд катится вперед, и начинается первый этап моего путешествия. Чтобы добраться до Банка, мне придется совершить пересадку на одном из главных терминалов Фермы.

Нужно ли это вообще делать? Велика ли опасность для Хэзел, чтобы такой риск был оправдан?

Но, пока мимо окна проносятся фермерские поля, я думаю о том, что придется ждать еще месяц так далеко от нее, день за днем не зная, жива она или мертва, будучи уверенной лишь в одном: это моя вина. Я бы не смогла так жить.

Главный терминал большой, шумный и набитый людьми. Я нахожу свой поезд — большой серый монстр — и занимаю место напротив рабочего, читающего «Вестник Одинокого Города». Заголовок гласит: «Курфюрст и Курфюрстина обещают эффектное торжество на Аукционе в этом году.» Внизу страницы я вижу другую статью, лишь абзац намного меньшим шрифтом: «Пятеро погибло при взрыве: Общество Черного Ключа под подозрением.»

Остаток пути нервы съедают мой желудок. Особенно на тот момент в Смоге, когда мы проезжаем одну из разрушенных фабрик. Одно из зданий, подвергшихся взрыву. Повсюду нарисованы черные ключи. Трое Ратников избивают мужчину на улице. Затем поезд пыхтит дальше, оставляя неприятную сцену позади.

Но она остается у меня в голове весь оставшийся путь. Я не видела так уж много самой революции. Я слышала рассказы от Люсьена и Гарнета, читала в газетах, но никогда не видела прямо перед собой результатов попыток Люсьена. Это совсем разные вещи — читать заголовок в сравнении с видом этой почерневшей развалины, оставшейся позади.

По прибытии на станцию в Банке, нам дают указания покинуть поезд и пересесть на другой. В моем желудке уже столько нервных узлов, и я не думаю, что они когда-либо развяжутся. Мне всю пробирает пот. Гарнет сказал, что прибудет группа новых служанок, но все, кого я вижу — мужчины в котелках и женщины с зонтами от солнца.

И вот прибывает закрытый вагон. Из него вылетают девушки, все они в коричневых платьях. Есть те, кто на несколько лет младше меня; есть те, кто почти одного возраста с Сил. Женщина поторапливает их из вагона.

Я быстро проскальзываю сквозь толпу, и иду вслед за девушкой с кудрявыми каштановыми волосами. Мы терпеливо ждем всей группой, пока не прибудет другой поезд, идущий в Жемчужину.

Кто-то хватает меня за руку.

— Где твоя шляпа? — Девушка, примерно около тридцати, яростно смотрит на меня.

— Что? Ох, я… я потеряла ее, — говорю я. Ложь вылетает из моих уст сама по себе.

Она цыкает.

— Вот, у меня есть запасная. — Она передает мне белый чепчик с кружевами, точно такой же, как у нее на голове. — Постарайся не потерять.

— Верно, спасибо, — говорю я.

— Тебе повезло, что не прибыла в Жемчужину в таком виде, — говорит она, пока мы садимся в поезд. Я замечаю, что все служанки заходят в небольшое, переднее купе, отделенное от клиентов Банка. — Фрейлины очень критичны по отношению к новым девушкам. Они просто могут отравить тебя обратно в Банк, а ты же этого не хочешь, правда?

Я качаю головой.

— В какой Дом ты назначена?

— Озера, — говорю я.

— Правда? — Девушка выглядит удивленной. — Не знала, что они ищут больше прислуги.

— Гарнет из Дома Озера нанял меня, — говорю я, помня о том, что его титул нужно называть полностью. — Для своей жены.

— О, так он наконец дает ей настоящую фрейлину? Я могла бы подумать, что Герцогиня никогда бы ей не позволила. — Она зажимает рот рукой, широко открыв глаза. — Не повторяй это. Я… я не имела это в виду.

— Не переживайте, — говорю я, понижая голос до заговорческого шепота. — Я ничего не скажу.

Она расплывается в улыбке.

— Спасибо.

Мы забираемся в купе, где можно только стоять. Здесь нет сидений или лавок. Поезд свистит, и двери со стуком закрываются. Спустя секунду, мы катимся вперед.

— Ты же не видела Жемчужину прежде, да? — говорит девушка.

— Нет, — вру я.

Должно быть, я выгляжу искренне напуганной, потому что она смягчается.

— Как тебя зовут?

— Лили, — говорю я. И снова слово вылетает само по себе, но я рада, что выбрала его. Отдать должное моей светловолосой подруге из Южных Ворот. Лили беременна и теперь живет в Банке.

— Что же, Лили, — говорит девушка, смотря из окна на пролетающие мимо роскошные дома, — тебя ждет истинное удовольствие.

Глава 6

МЕТАЛЛИЧЕСКИЕ ДВЕРИ СКРИПЯТ, КОГДА ОТКРЫВАЮТСЯ.

Я задерживаю дыхание, когда поезд медленно проходит через стену, отделяющую Банк от Жемчужины. Когда я была здесь на Аукционе в прошлый раз, я была под действием снотворного и без сознания во время этой части поездки. Теперь я могу видеть, насколько толстая эта стена, возможно даже такая же толстая, как Великая Стена, окружающая остров. Мы погружены в темноту, и все, о чем я могу думать сейчас — будет ли восьмидесяти одного суррогата достаточно, чтобы разрушить ее.

Не суррогаты, напоминаю я себе. Суррогаты — рабы. Мы — восемьдесят один Паладин.

После целой минуты непроглядной темноты, я смотрю в окно, пока за ним не начинает показываться Жемчужина. Я уже забыла, насколько она обманчиво красива.

Здания, которые стоят по внутренней линии стены, конечно, не дворцы, но они так же роскошны. Мы проезжаем мимо ресторана, полностью сделанного из стекла, три яруса человек едят, пьют и смеются внутри. Там есть поле для крокета — две девочки-подростка стучат по ярко раскрашенным шарам, пока их служанки, мужчина и женщина, наблюдают. Вдали я могу рассмотреть розовое куполообразное здание с золотыми шпилями.

Здание Аукциона.

Поезд подъезжает к станции, которая, определенно, самая красивая из тех, что я когда-либо видела. На ней стоит небольшой уютный домик, где люди могут подождать своего поезда. У дороги выстроились автомобили.

Нам сказано оставаться на месте и вести себя тихо, пока другие пассажиры не покинут поезд и тот останется пустым. После этого мы формируем аккуратную линию. Три повозки уже ждут нас. Ответственная распределяет нас между ними в зависимости от того, в какой Дом мы направляемся. Я в напряжении жду своей очереди, когда вдруг слышу знакомый голос.

— Не этот, на нем герб Дома Огня.

В последний раз я видела Люсьена в Белой Розе, когда просила его спасти Сиенну для меня. Это было более двух месяцев назад. Он выглядит злым, уголки его губ опущены, на лбу проступают морщины. Его волосы собраны в привычный аккуратный пучок, он одергивает воротник своего белого платья, когда два мужчины погружают ящик на блестящую повозку с королевским гербом — коронованным пламенем, которое перекрещено двумя копьями.

— Я сказал вам быть осторожными, — огрызнулся он на мужчин. Я знала, что Люсьен вел хозяйство Курфюрста и Курфюрстины, но я никогда не видела его таким. Он выглядит… грубым.

Но затем его взгляд перемещается на линию из девушек, которых распределяют по повозкам. Он сканирует их в поисках знакомого лица… и когда его взгляд доходит до меня, в его глазах нет ни намека на то, что он меня узнал. И его лицо плавно опускается.

Полагаю, меня должно это радовать. Ведь то, что я неузнаваема, хорошо. Но все же это меня немного задевает.

— Это последний, сэр, — говорит один из мужчин.

— Очень хорошо, — отвечает Люсьен, протягивая ему пару монет.

— Дом?

Подошла моя очередь. Ответственная смотрит на меня с ожиданием.

— Дом? — повторяет она.

— Дом Озера, — отвечаю я.

— Третья повозка. — Она указывает на дальнюю правую повозку. Я опускаю голову и спешу добраться до нее, после чего залезаю на заднюю часть. Она покрыта коричневым брезентом и внутри стоят две скамейки. Я сажусь рядом с крупной девушкой с вьющимися черными волосами.

— Какой Дом ты обслуживаешь? — спрашивает она меня.

— Оу, эм, Дом Озера.

— Я тоже еду в Дом-Основатель! — заявляет она. — Дом Розы. Это твой первый раз в Жемчужине?

Я киваю.

— Мой тоже. Я Раббет, а как тебя зовут?

Повозка вокруг нас заполняется. Некоторые девушки держатся по одиночке, другие перешептываются друг с другом.

Я чуть не сбалтываю свое настоящее имя, но останавливаю себя в последнюю секунду.

— Я Лили.

— Милое имя, — говорит Раббет. — Из какого ты округа?

— С Фермы, — отвечаю я, пока повозка движется вперед. С одной стороны, я хочу, чтоб Раббет перестала болтать, потому что я дико нервничаю, но, с другой стороны, это помогает мне немного отвлечься. — Как насчет тебя?

— Смог. Я начала работать посудомойкой в Банке, когда мне было восемь. Потом меня сделали кухаркой, а после горничной. Моя Госпожа собиралась сделать меня своей фрейлиной, но потом она умерла.

— Мне жаль.

Раббет пожимает плечами.

— Теперь я буду работать в Жемчужине! Мне так интересно, как выглядит Дом Розы.

Я видела дворец Розы мимолетно — Герцогиня и я проезжали его, когда ехали на похороны Далии. Он построен из нефрита и имеет форму вечнозеленого дерева.

Я могу смотреть только сквозь заднюю часть повозки, и я ожидаю увидеть линию дворцов, стоящих за золотыми воротами, точно такую же, какую видела во время всех поездок по Жемчужине. Но дорога, по которой мы едем, жесткая и неровная, совсем не такая, как гладкие дороги Жемчужины, которые я помню. И я не могу видеть ни одного дворца, только огромные каменные стены по обе стороны от нас. И каждая стена покрыта ужасными шипами.

Мы по другую сторону от дворцов, за ними?

Это похоже на правду. Знать никогда бы не захотела видеть повозку такого вида на своих улицах. Они бы вообще не хотели видеть слуг.

Мое предположение подтверждается, когда мы делаем первую остановку.

— Дом Шторма, — кричит водитель. Блондинка и брюнетка спрыгивают с задней части повозки. В каменной стене есть металлическая дверь со звонком, висящим рядом. Блондинка звонит, когда повозка начинает двигаться вперед. Брюнетка оглядывается на нас, когда дверь открывается. Я вижу страх в ее глазах, пока она не исчезает из виду.

Я никогда не думала даже о поисках двери в стене, окружающей дворец Герцогини. И мне нравилось гулять по ее дикому саду.

Потом я заставляю себя перестать думать об этом, потому что все мои воспоминания о саде связаны с Аннабель. Она была моей личной фрейлиной, но, на самом деле, она была моим другом. Моим первым другом в Жемчужине. Она была милой и доброй, а Герцогиня убила ее у меня на глазах.

Воспоминания о ней, лежащей там, умирающей на полу моей спальни, пробуждают монстра вины и боли, живущего внутри меня. Я жмурю глаза на мгновение, чтобы привести себя в чувство.

Мы делаем еще две остановки, пока не приходит очередь Раббет выходить.

— Дом Розы! — говорит водитель.

— Пожелай мне удачи, — хрипло говорит Раббет.

— Удачи, — говорю я с натянутой улыбкой. Повозка продолжает свой путь, и, спустя две остановки, водитель кричит: — Дом Озера!

Мои колени трясутся, когда я слезаю с повозки и встаю напротив двери, ведущей во дворец Герцогини. Мое горло пересохло, и мне сложно глотать. Конечности онемели и, кажется, забыли как работать. Повозка удаляется, и я смотрю ей вслед пару секунд, паникуя, думая, насколько глупой была эта идея. Но потом я напоминаю себе о том, что Хэзел где-то за этой дверью, и каким-то образом моей руке удается дотянуться до веревки и позвонить в большой колокол.

Проходит несколько секунд. Потом минута. Затем две. Ничего.

Я звоню в колокол снова. И снова.

Что, если Гарнет забыл сказать кому-либо, что я приезжаю. Что, если Герцогиня сказала «нет, мы не можем нанять фрейлину»? Что, если кто-то ещё поедет по этой дороге и начнёт задавать вопросы? Что, если…?

Дверь со скрипом открывается.

— Чего ты хочешь? — Я не узнаю женщину, стоящую напротив меня. Она довольно полная и пожилая, ее кожа оливкового цвета, а вокруг глаз морщинки.

— Я… я здесь, чтобы работать, — говорю я.

Глаза женщины сужаются. — Я не осведомлена о том, что Кора наняла кого-то нового.

— Гарнет нанял меня.

Женщина прижимает руки к груди.

— О, Боже мой! Мне очень жаль! Когда он сказал мне, я решила, что это была лишь одна из его шуток! Проходи, проходи, давай переоденем тебя во что-то более подходящее. Как тебя зовут?

Мне почти что хочется смеяться, потому что в последний раз, когда я здесь была, у меня не то, что не спросили имя, мне было даже запрещено произносить его вслух.

— Лили, — говорю я.

— Ну, мы припишем тебе более подходящее для фрейлины имя. Я Мод.

Я вхожу в стены Дома Озера, и воспоминания настолько сильны, что грозятся сломить меня. Все эти прогулки с Аннабель; день, когда она показала мне теплицу; времена, когда мы просто сидели вместе на лавочке, слушали пение птиц и вой ветра в деревьях. Осознание того, что Рейвен живет по соседству, изучение стены, разделяющей нас. Отправка всяких безделушек, пуговиц, ленточек, все, чтобы дать ей понять, что я в порядке. Наблюдение за тем, как Эш целовал Карнелиан в бальном зале, всепоглощающая злость от осознания того, что он никогда не будет моим. То, как он отвёл меня в лабиринт из живой изгороди и признался, что ненавидит свою жизнь. Это был день, когда я начала понимать, что мы одинаковые.

— Проход на кухню — вот здесь, — говорит Мод, указывая на разрущающуюся статую молодого лучника с волком, стоящим рядом с ним. — Но пока что я покажу тебе подвальное помещение. Вот сюда.

Я делаю вид, что понимаю, о чем она говорит. Мы проходим через сад; почки на деревьях только начинают зацветать, солнечные лучи пробираются через ветви. Мы проходим дуб, где доктор Блайт заставлял меня практиковать Третье Заклинание, Рост. Дерево было таким большим, я не думала, что когда-нибудь смогу повлиять на него. Но я смогла. Я помню, как кровь лилась из моего носа, когда он одобрительно хлопал.

Я замечаю и новые вещи, то, что не могла почувствовать раньше. Запах земли здесь отличается от того на Ферме — здесь к нему примешаны химикаты, которые заставляют мой нос морщиться. И то, что раньше казалось мне диким садом, теперь не выглядит таким необузданным. Каждое дерево было аккуратно посажено. Они пойманы здесь точно также, как и я была однажды, все сдавлены вместе, не имея пространства, чтобы дышать. Земля — это элемент, с которым мне соединиться проще всего, и связь с которым наиболее глубокая — деревья вокруг чувствуют мое присутствие, как уши собаки могут уловить знакомый шум. Я хочу дотянуться до них, соединиться с ними.

Мы проходим мимо небольшого пруда, где я однажды сказала Эшу, что больше не смогу с ним видеться. Яркая оранжево-белая рыба плавает в прозрачной воде. Мы входим в более аккуратную область, обрамлённую гигантским лабиринтом из живой изгороди. Но вместо того, чтобы войти через дверь рядом с бальным залом, Мод резко поворачивает вправо. Там есть ступени, вырезанные в почве и скрытые кустами, они ведут к блеклой деревянной двери. Она открывает ее, и я обнаруживаю себя в углу суетливой кухни.

Огромный деревянный стол стоит в самой середине. Несколько поваров занято выкрикиванием заказов, помешиванием чего-то в горшочках или шинкованием овощей. Здесь пять огромных печей, и что-то варится, кипит и печётся в каждой из них. Кухарки с копотью на лицах переносят в огонь полена, разложенные по разным углам кухни. Одна девушка разминает огромную кучу теста. Мы определенно в нижних ярусах дворца — Окна находятся высоко в стенах, длинные прямоугольные лучи света пробиваются через них. Блестящие кастрюли и сковородки висят на стенах и потолке. Здесь витают вкусные запахи; жарящееся мясо, чеснок и свежеиспечённый хлеб. В углу лакей флиртует с горничной, и я узнаю ее — это служанка Карнелиан. Мне кажется, ее зовут Мэри.

Я противостою порыву потрогать своё лицо, чтобы убедиться, что оно выглядит иначе — таким, каким я его сделала.

— Кто это? — спрашивает кухарка с красным лицом. Она примерно такая же тучная, как Графиня Дома Камня, озлобленная бывшая владелица Рейвен. Но у Графини Камня холодные жестокие глаза — у этой же женщины куда более дружелюбное выражение лица.

— Гарнет нанял ее, чтобы прислуживать Корал, — объясняет Мод.

— Как мило с его стороны, — говорит кухарка. — Рано или поздно это должно было случиться. Вот, дорогуша, возьми пирожок. — Она поворачивается к подносу булочек с глазированными яблочными дольками. Я беру одну и благодарно съедаю.

— Не время для еды, — говорит Мод, оттаскивая меня.

— Спасибо, — говорю я кухарке, смахивая крошки с губ. Она улыбается мне.

Мы идём по каменному коридору, от которого отходят другие проходы с лестницами, ведущими в крыло для прислуги. Мод ведёт меня по главному коридору, а потом резко сворачивает влево.

— Ну вот, — говорит она, открывая дверь, ведущую во что-то среднее между гостиной и прихожей. Там, в углу между рядами одежды, стоит трехстворчатое зеркало. В противоположном углу кушетка, обитая шелком персикового цвета и низкий кофейный столик из красного дерева. Графин с водой и два стакана стоят на нем. — Найди себе подходящее платье. Я думаю, одежда для фрейлин где-то… — Она открывает одну дверцу шкафа, потом закрывает ее и открывает другую. — Ах. Вот здесь.

Я вижу ряды белых платьев с высокими воротниками. Мой желудок скручивается в узел. Это все становится слишком нереальным — я здесь при совершенно других обстоятельствах. Я снова смотрю на платья. Это те же платья, что Аннабель когда-то носила?

— Соберись, Лили, мы не можем провести здесь весь день. — Мод протягивает руку к шкафу и достает платье. — Вот это должно тебе подойти.

Она вручает его мне, и я осознаю, что должна переодеться прямо сейчас. Я вылезаю из коричневого платья, расстраиваясь, что теряю единственную часть Белой Розы, которую я взяла с собой. Платье фрейлины подходит довольно неплохо, и я решаю, что это не может быть платье Аннабель. Она была гораздо худее меня, и грудь у нее была поменьше. Воротник колет мне шею.

— Выглядит мило. Теперь давай поправим твою прическу. — Мод протягивает руку к моему низкому пучку, но я отступаю.

— Все хорошо, я могу сама это сделать, — говорю я. Мне не нужно, чтобы Мод начала задавать вопросы по поводу аркана, который я повсюду ношу в волосах. Я дожидаюсь, когда она поворачивается спиной, и быстро перевязываю волосы в тугую шишечку, такую же, как носила Аннабель. Аркан я засовываю глубоко внутрь нее.

— Отлично, — говорит Мод. Она брызгает на меня каким-то цветочным парфюмом и объявляет меня подходящей для того, чтобы находиться во дворце.

— Ее величество и Кора на данный момент в отъезде, — говорит она. — Я удивлена, что Кора не осталась дома, ожидая твоего приезда. Она обычно встречает новых фрейлин.

— Она наверняка тоже не поверила Гарнету, — говорю я.

Мод посмеивается.

— Ты права, дорогая, наверняка она не поверила. Ну, тогда, полагаю, мне выпадает честь показать тебе тут все.

Я улыбаюсь. Нет ни Коры, ни Герцогини во дворце, по которому мне предстоит тур? Это идеальное время, чтобы поискать Хэзел. Может быть, Мод отведет меня прямо к ней.

— Это было бы замечательно, — говорю я. — Показывайте.

Глава 7

Я УВЕРЕНА В ТОМ, ЧТО БЫСТРО СПРАВЛЮСЬ С ТУРОМ — так или иначе, я прожила в этом дворце три месяца.

Но, как только мы доходим до конца крыла для прислуги и проходим через стеклянный коридор, соединяющий его с основной частью дворца, Мод отодвигает гобелен с изображением предыдущей Герцогини Озера, который висит на стене в столовой. За ним оказываются каменные ступени. Я полагаю, они ведут в переплетение коридоров, которое я видела раньше.

— Я уверена, ты осведомлена о том, что нужно не попадаться на глаза, — говорит она, пока мы спускаемся. Воздух заметно холоднее здесь, что напоминает мне о секретном проходе из покоев Эша в библиотеку. Интересно, соединяются ли с ним эти коридоры.

— Почему бы вам просто не рассказать мне обо всем, — говорю я. — Уверена, Гарнет и Герцогиня хотели бы, чтобы я была полностью проинструктирована.

Кажется, это впечатлило Мод.

— Умная девчонка. Очень хорошо. Мы можем использовать главные коридоры только во время приемов пищи или когда Герцогиня в отъезде. Ты можешь находиться в разных комнатах — позже я дам тебе список — если ты проводишь в них уборку. Покои Герцога будут недоступны для тебя так же, как и покои Герцогини и суррогата.

— Она в порядке? — спрашиваю я. Я не могу упустить ни единой возможности узнать о Хэзел. — Я имею ввиду, суррогат. После того, как тот компаньон изнасиловал ее и всего прочего. — Ложь жжет мне горло. Это ложь Герцогини, то, что она сказала миру, когда Эш сбежал. Очень странно осознавать, что, по мнению Мод, суррогат — это все еще я.

Мод застывает.

— Суррогат в порядке. Это все, что тебе нужно знать.

— Конечно, — быстро отвечаю я.

Мы доходим до конца лестницы, и Мод начинает рассказывать про коридоры.

— Столовая, библиотека, бальный зал, главная галерея, гостиная… — Здесь внизу все выглядит одинаково. Когда я жила в роскошных покоях суррогата, я называла коридоры по принципу того, что в них находится — зал цветов, зал портретов… для служанок все коридоры, похоже, «коридоры камня».

Однако, в отличие от тех, которым я давала названия, эти коридоры просто кишат людьми. Горничные и прачки, скотоводы и лакеи, даже тот старый дворецкий (его звали Джеймс), и я даже вижу Ратника. Он большой и полный, и он кивает Мод.

— Шестой, — говорит она. — Как там дела у молодоженов?

Он ухмыляется.

— Все так же. Я думаю, Гарнет с большей радостью женился бы на черепахе, честно говоря.

— Это новая фрейлина Корал, — говорит она, подмигивая. Глаза Ратника вылезают из орбит.

— Они наконец наняли ее?

— Гарнет сам все устроил, — говорит Мод.

— Удачи, — говорит мне Ратник.

Затем он разворачивается и уходит по коридору.

— Как вы его назвали? — спрашиваю я.

— Мне следовало вас представить. Он Шестой. У Герцогини шесть личных охранников. — Должно быть, я выгляжу озадаченной, потому что она хмурится. — В твоем прежнем дворце Ратникам не давали номеров?

Я меняю выражение лица.

— Да, конечно. Я просто… он выглядел похожим на человека, которого я знала раньше.

Глаза Мод блестят.

— Возлюбенный?

— Нет, — твердо заявляю я.

— Хорошо, — говорит она. — Герцогиня здесь не потерпит ничего подобного.

— Ей не потребуется волноваться насчет меня, — говорю я.

Мод взгляд довольной.

— Просто остерегайся Уильяма. Дьявольски красивый лакей. Герцогиня уволила из-за него трех девушек. О, и здесь есть компаньон, поэтому убедись, что не будешь с ним контактировать. В особенности после последнего.

Мне снова приходит в голову, безопасно ли будет раскрыть себя Раю. Компаньон в Жемчужине на нашей стороне, вероятно, мог бы очень нам помочь.

Это как раз то, чего хотел Эш. Просто он хотел сделать это сам. Я чувствую крошечный всплеск вины, но подавляю его. Я здесь, а Эш — нет. Я не отвергну потенциального союзника.

Мы достигаем конца главного коридора, и Мод ведет меня по лестничному пролету, все еще раздавая инструкции.

— Герцог никогда не встает раньше одиннадцати, и его всегда лучше избегать, — говорит она. — Ужасный характер. Герцогиня очень деликатно относится к приёмам пищи, они должны быть в определенное время и всегда в столовой. Кроме случаев, когда она участвует в приеме гостей. Гарнет и Корал едят с ней по вечерам, поэтому тебе нужно убедиться, что Корал одета и готова обычно к восьми.

Надеюсь, я смогу вспомнить достаточно из того, что обычно делала Аннабель, чтобы сойти за правильную фрейлину. Мне следовало спросить кого-то еще тогда в Белой Розе, но, в самом деле, единственным человеком, который знал бы что-нибудь о том, как одеваться на ужин, был бы Эш.

Интересно, злится ли он до сих пор. Я представляю его одного на нашем сеновале, томящегося в думах о том, где я, в порядке ли я, почему мне нужно было его покинуть. Я думаю о том, чтобы я чувствовала в похожей ситуации, но затем останавливаюсь, потому что я бы была так расстроена. Я уже сделала свой выбор, поэтому нет смысла теперь об этом жалеть.

Дверь на вершине лестницы деревянная, и у нее нет ручки — Мод сдвигает ее в сторону, и мы проходим в прихожую, которую я узнаю. Зал портретов. Глаза с картин пристально смотрят на меня, когда Мод задвигает деревянную панель на место, скрывая дверь.

— Ну вот, это концертный зал; его не использовали со времен помолвки Гарнета, но Герцогиня любит держать его в чистоте.

Я втягиваю теплый, богатый воздух, навеивающий очередную волну воспоминаний. Эта комната так много значит для меня. Именно здесь я играла перед Аннабель, только я и моя виолончель на сцене — способ отвлечься от реальности своей жизни.

Именно здесь я поцеловала Эша в первый раз.

Также именно здесь у меня случился выкидыш, здесь я истекала кровью настолько сильно, что Люсьену пришлось нести меня со сцены прямо в медицинскую комнату, где он спас мне жизнь.

Вот мы рядом с моими старыми покоями. Мод, кажется, немного расслабилась, так что я предпринимаю очередную попытку найти Хэзел.

— А что там внизу? — спрашиваю я.

— Это бывшие покои суррогата.

— Суррогат там больше не живет?

Мод колеблется.

— Герцогиня держит ее в медицинской комнате днем и ночью. С целью предосторожности. Она почти умерла на вечеринке Гарнета. Истекла кровью прямо на сцене.

— Да, я… помню, что слышала об этом. — Так странно говорить о Хэзел так, как будто она — это я. Мне ненавистна сама мысль о том, что моя сестра заперта в том холодном, стерильном месте.

Прежде, чем мне удается спросить что-либо еще, Мод уводит меня подальше от покоев суррогата в западную часть дворца. Я помню, Аннабель говорила мне, что там находятся мужские покои.

— Повезло, что там был Люсьен, он спас ее. Не думаю, что когда-либо в истории фрейлин был такой мозг, как у него.

— Да, я слышала, он очень умен, — говорю я.

— Я бы сказала, безупречно умен. Хотя характер у него еще тот. Полагаю, это ожидаемо. Чем больше мозг, тем больше эго и короче фитиль. Ах, вот мы и пришли.

Она останавливается у входа в западное крыло. Ковры здесь темно-бордового цвета; на стенах — портреты предыдущих Герцогов Озера. Интересно, кто из них отец Герцогини. По рассказам Сил, он казался еще более жестоким, чем Герцогиня.

Сил была суррогатом Герцогини. Герцог заставил ее сконцентрировать всю силу Заклинаний только на одной близняшке перед тем, как родить их. Герцогиня — та самая близняшка. Сил была достаточно сильна, чтобы избежать смерти, которая обычно настигает суррогата после родов, но только с помощью магии Паладинов.

Коридор, в котором мы находимся, пересекается с мужской частью дворца в Т-образной форме, так что мы можем пойти только либо вправо, либо влево. Лестница рядом со мной изгибается вверх и уходит из виду. Ступеньки сделаны из перламутра, перила — из чистого золота.

— Личные покои Герцогини, — шепчет Мод. — Никогда, ни при каких обстоятельствах не поднимайся туда.

Я киваю. Мне не нужно повторять дважды.

— Покои Герцога — по этому проходу, — говорит она, указывая направо, — и обслуживание его личных покоев поручено нескольким лакеям. — Мод поднимает бровь и добавляет: — Он держит лакеев очень близко, если понимаешь, о чем я.

Этот дворец словно улей секретов и лжи. Мод смеется над моим шокированным выражением и манит за собой. Она стучит в дверь и открывает ее, говоря:

— Мисс Корал? Гарнет? Это Мод. Прибыла ваша новая фрейлина.

Покои Гарнета и Корал очень похожи на те, что занимала я в этом дворце. У них есть гостиная, окрашеная и декорированная в оттенках голубого и золотого, и чайная комната с розовыми обоями и красно-белой отделкой. Это совсем не похоже на Гарнета.

— Перебор, правда? — шепчет Мод. — Корал обожает розовый цвет.

На столах стоят розовые цветы в розовых вазах, и каждое кресло и диван обиты тканью разных оттенков пурпурного, фукции и розы. Целая стена увешана стеклянными шкафчиками, заставленными миниатюрными чайными сервизами.

— Ничего себе, — говорю я, подходя, чтобы рассмотреть поближе. — Здесь… так много фарфора.

— Да, на их счет Корал дает особые указания. Она не позволяет ни одной из служанок к ним прикасаться.

Здесь есть крошечные чашки, блюдца и чайники разных в разных цветах и узорах — фиолетовые цветы и колибри, подковы, блестящие зеленые лианы, золотое солнце и серебряная луна, полосы, фигуры и все в таком духе. Я рассматриваю голубую чашку с гроздью винограда, нарисованной с ее внешней стороны, когда дверь открывается.

— О, здравствуй, Мод, мне показалось, что я тебя слышала, — говорит девичий голос.

Я разворачиваюсь, в то время как Мод делает глубокий реверанс. Корал хрупкая и маленькая, ее светлые волосы завиты и заколоты в очень красивом стиле и переброшены через плечо. Я тоже делаю реверанс.

— Прошу прощения, мисс Корал, — говорит Мод. — Это ваша новая фрейлина. Она всего-навсего любовалась вашей коллекцией.

— Что? — Корал вся просветляется. — Но я думала, что Герцогиня отклонила мою последнюю кандидатку.

— Ее нанял Гарнет, мисс.

— Какой милый сюрприз! Гарнет так занят, я не думала… как тебя зовут? — спрашивает она меня.

— Ей еще не было дано имя фрейлины, мисс, — говорит Мод. — Кора все еще в отъезде.

— Чепуха, — говорит Корал. — Я могу ее назвать с той же легкостью, что и Кора. Я жила в окружении фрейлин всю свою жизнь. Кроме того, она же моя, правда?

Я забыла то чувство, когда о тебе говорят, как о собственности.

У Мод дергается мускул рта.

— Конечно, мисс.

Корал держит мое лицо руками — неуютно интимный жест, учитывая то, что мы только что встретились. Она вертит мою голову из стороны в сторону.

— Хмм… Я думаю, ты будешь… Имоджен, — говорит она с улыбкой. — Так звали фрейлину моей бабушки. — Она поворачивается к Мод. — Что ты думаешь?

— Великолепный выбор, мисс.

— Корал, ты не видела мои запонки… — В комнату входит Гарнет и внезапно останавливается при виде нас.

— Мод, — говорит он, пока она снова делает реверанс. Он бегло осматривает меня, и я вижу, что он пытается понять, я ли это, учитывая, что я выгляжу совсем по-другому. — Это она?

К счастью, Корал приходит на помощь.

— Наконец-то, моя личная фрейлина! — восклицает она, подбегая к нему, чтобы поцеловать в щеку. — Дорогой, какой ты заботливый.

Гарнет едва заметно мне улыбается.

— Она тебе нравится, прелесть?

— Она идеальна.

Он хмыкает и поворачивается к Мод.

— Проследи за тем, чтобы ей подготовили комнату в помещениях для слуг.

Она снова делает реверанс.

— Конечно, сударь. Я незамедлительно все подготовлю.

— Отлично. Это дает нам все время познакомится перед ужином.

Мод поспешно выходит из комнаты.

— Чем нам заняться для начала? — говорит Корал, подходя ко мне и беря за руки. — Может, сделаешь мне волосы? Или, может, мы выберем платье для ужина? Или ты почитаешь мне!

— Дорогая, мне нужна минутка, чтобы поговорить с… — Гарнет замолкает, неуверенный, как меня назвать.

— Имоджен, — говорит Корал. — Я сама дала ей имя.

Улыбка Гарнета выглядит так искренне. — Мило. Мне нужна минутка, чтобы поговорит с Имоджен наедине, просто убедиться, что ее во все просветили. Почему бы тебе не выйти в сад, а я отправлю ее к тебе туда? Я знаю, что ты любишь смотреть на цветы.

— Хорошо, — говорит Корал. — Не задерживай ее надолго.

— Не буду.

Корал устраивает целое шоу со мной, когда я помогаю ей с ее пальто и прикрепляю крошечную шляпу к ее кудряшкам. Она клюет Гарнета в щеку и выходит, оставляя нас двоих в блаженном одиночестве.

Глава 8

КАК ТОЛЬКО ДВЕРЬ ЗА СПИНОЙ ЖЕНЫ ЗАКРЫВАЕТСЯ, УЛЫБКА ГАРНЕТА исчезает и сменяется выражением удивления.

— Вау, — говорит он. — Рейвен сказала мне, что ты выглядишь по-другому, но… Вау.

— Спасибо, — говорю я, — за то, что помог мне добраться сюда. Люсьен не был большим поклонником этой идеи.

— Я знаю, — говорит Гарнет. — Я думаю, что ты на самом деле раздражаешь его больше, чем я.

— Но теперь ты добропорядочный гражданин, — напоминаю я ему. — Командир Ратников и все такое.

— Это правда. Они даже повысят меня до старшего сержанта через несколько дней. Будет официальная церемония. Как будто я что-то сделал, чтобы заслужить повышение, кроме того, что перетянул много Ратников на нашу сторону. — Он вскидывает голову. — У меня будет доступ к дополнительной информации. Вот это бонус.

— Гарнет, это потрясающе, — говорю я. — Действительно полезно. Что еще происходило в Жемчужине?

— Ты могла бы подумать, что взрывы сведут на нет все вечеринки, пляски и тому подобное, но люди здесь либо их игнорируют, либо полагают, что их это никогда не коснется, что это все пройдет само по себе. — Он шлепается в кресло с розовыми полосами. — Клянусь, безразличие некоторых из них… Ты знаешь о тех казармах, которые взорвались в Смоге два дня назад?

Я думаю о заголовке, который видела в поезде.

— Да.

Щеки Гарнета краснеют.

— Там были люди на нашей стороне. И я понимаю, мы должны идти на жертвы, но, если послушать моих королевских друзей, ты можешь подумать, что Ратники сами во всем виноваты. Один из них даже сказал мне: «Они просто не вербуют их как раньше». Как они вербовали Ратников раньше? Чем больше я работаю с этими людьми в красном, тем больше я вижу, что большинство из них были призваны против их воли либо просто нуждаются в работе, чтобы кормить семью. Те, которые в Жемчужине — хуже всех. Настоящие крепкие орешки. Поэтому с Аукционом не все так просто — Аукционный дом будут охранять все Ратники Жемчужины. Нам действительно нужны суррогаты, чтобы сломать эту стену. Нам нужно доставить людей сюда, чтобы бороться.

Я сглатываю свои сомнения и говорю:

— Мы можем это сделать. У нас уже есть так много девушек, которые хотят помочь.

Гарнет с головой ушел в свой мир.

— Ты знаешь, я даже не могу лично достучаться до многих Ратников. Это слишком опасно. Мне приходится использовать других людей, по большей части рядовых, специалистов и тому подобное. Никто не доверится знати. Я как Люсьен среди Ратников. — Он потирает висок. — Я немного понимаю, почему он все время такой угрюмый.

Смотря на него сейчас, я поверить не могу, что это тот же самый человек, который ввалился на мой первый ужин во Дворце Озера, абсолютно пьяный, без всяких забот, кроме что разве где достать очередную выпивку.

— Я горжусь тобой, — говорю я робко. — Чего бы это ни стоило.

Лицо Гарнета становится еще более красным, и он прокашивается.

— Еще всего лишь несколько недель, верно? — говорит он. — Затем нам не придется таиться. Я устал играть знать.

— Я устала от того, что со мной снова обращаются как с собственностью. Уже, — ворчу я.

— Да, прости за это. Я не могу ничего…

Я поднимаю руку.

— Как ты и сказал — еще несколько недель, и потом все это закончится, так или иначе. — Как только эта мысль доходит, нас одолевает тревога. Мы можем быть мертвы через месяц. — Правда, что твоя мать держит Хэзел в медицинской комнате? — спрашиваю я, меняя тему.

— Моя мать совсем не говорит со мной о суррогате. Это Мод тебе сказала?

— Да.

Гарнет чешет подбородок.

— Тогда, наверное, это правда.

Я делаю шаг в его сторону.

— И ты не слышал или не видел ничего, что могло бы вселить тебе мысль, что она в опасности?

— Нет, но, как я и сказал, никто не говорит мне о суррогатах. — Он хмурится, как будто он только что что-то осознал. — Тебе следует быть осторожной. Тебе не следует говорить при Матери и Коре, они могут узнать твой голос. О, и при Карнелиан.

Карнелиан. Я почти забыла про нее. Племянница Герцогини; Эш был ее эскортом. Она узнала обо мне и Эше и сказала Герцогине. Благодаря ей, Эша бросили в темницу и почти убили. Злость поднимается к моему рту, горячая и горькая, как желчь.

— Это так странно, — говорит Эш. — Я знаю, что это ты, но ты не выглядишь, как ты. То есть я знаю злое лицо Вайолет, и это почти как… как видеть это выражение на незнакомце.

— Это же хорошо, верно?

— Да. Это просто… странно. — Он встает и глядит в сторону двери. — Тебе лучше, наверное, направиться в сад.

— Верно. — Я понятия не имею, что делать, как быть фрейлиной.

Лицо Гарнета смягчается.

— Делай все, что она говорит. Подбирай платья и все остальное. И приноси ей завтрак, если хочет. В этом и вся работа. Уверен, ты вспомнишь. — Я знаю, что он говорит об Аннабель. — Вот, — говорит он, направляясь к шкафу и отдавая мне мягкую розовую шаль. — Извини за цвет. Корал нравится розовый.

Я нерешительно смеюсь.

— Думаешь?

Мои руки трясутся, пока я накидываю шаль себе на плечи.

— Эй, Вайолет? — говорит Гарнет. — То, что ты сделала, было безрассудным и все такое, но я думаю из-за того, чего это стоило, твоей сестре с тобой повезло.

— Спасибо, — шепчу я; мне сдавило горло. Я показываю на него пальцем. — Я теперь Имоджен. Не забывай. Я могу забыть.

— Есть, мэм, — говорит он с усмешкой.

У меня ноги трясутся, пока я спускаюсь обратно вниз и выхожу в сад.

* * *

БЫТЬ ФРЕЙЛИНОЙ КОРАЛ — ЭТО ИСПЫТАНИЕ НА терпение.

Надеюсь, Аннабель никогда так не чувствовала себя по отношению ко мне. Она болтает обо всем и чем угодно; кто носит платье, которое она хочет, или кто из друзей теперь с ней не разговаривает, раз она поднялась на ранг выше в Жемчужине. Этого достаточно, чтобы у меня появилось желание заткнуть уши пальцами. И, более того, пока мы в саду, мне приходится бегать за ней. Одно мгновение — она расхваливает определенный цветок, а другое — она уже увидела птичку и просто обязана за ней побежать. Наконец, она утверждает, что устала, и требует зайти внутрь.

Я устаю и изматываюсь ко времени ужина, и у меня не было даже одной свободной секунды, чтобы попытаться и узнать путь к медицинской комнате. Когда я была суррогатом Герцогини, я пользовалась приватным лифтом со второго этажа прямо в подвал. Я точно помню дорогу: по залу цветов через открытую галерею, потом направо, потом налево, потом по короткому коридору, обитому дубовыми панелями. Но благодаря непрекращающимся нуждам Корал, у меня не было шанса даже попытаться туда добраться. Кроме того, Мод сказала мне, что меня не должны видеть в залах. Может существует вход в медицинскую комнату для прислуги? Я пытаюсь вспомнить, заметила ли я любую другую дверь во время моих визитов к доктору, но все, что я могу вспомнить — стерильное чувство, скопления яркого света, поднос с блестящими серебряными инструментами.

Ужин дал мне короткую передышку (после того, как Корал отвергла семь платьев и заставила меня переделывать прическу дважды), и я благодарна за это. Уставали ли так когда-то Аннабель? Мои ноги и икры болят, и в левом виске начинает назревать головная боль. Проводив Корал в столовую, я решаю попробовать снова найти кухню и теряюсь в лабиринте подземных служебных тоннелей. Мне слишком стыдно спрашивать направление. Все выглядят такими занятыми. Я прохожу мимо Ратника и не могу не почувствовать, как сжимается грудь и ускоряется пульс. Он останавливается и представляет себя как Третий, затем весьма любезно указывает мне верное направление.

— Итак, ты прислуживаешь Корал?

Я киваю. После того, что сказал Гарнет, я боюсь говорить перед кем-либо. Не то чтобы Ратники узнают мой голос.

— Из какого ты округа?

Он стройный, со смуглой кожей и большими карими глазами. У него самые длинные ресницы, которые я когда-либо видела у мальчиков. Я никогда прежде не рассматривала Ратников так близко — они всегда сливались вместе.

— Ферма, — вру я.

— Я из Банка. — Интересно, не он ли сын Кобблера, человека, которого Люсьен послал забрать меня из дома Лили, человека, который потерял сына, чтобы тот стал Ратником. — Какое имя тебе дали?

— Имоджен.

— Звучит приятно. Не думаю, что слышал это имя раньше. Я, наверное, уже миллионный Третий, который ходит по этим коридорам. Герцогиня уволила большинство прошлой охраны после того самого случая с компаньоном. Я здесь всего лишь несколько месяцев.

Прежде чем я вижу кухню, я чувствую ее запах — ветчина и мед, смешанные с розмарином и тимьяном. Мой желудок урчит. Третий смеется.

— Ты скоро поешь. После того, как Корал отойдет ко сну. — Он придвигается ближе. — Хорошо веди себя с Зарой. Это толстая кухарка. То есть самая толстая кухарка. Если ты ей понравишься, она позволит тебе перекусывать.

Кухня похожа на сумасшедший дом. Кастрюли стучат о варочные панели, на большие сервировочные блюда раскладывают еду, вокруг бегают лакеи, повара кричат служанкам добавить то одно, то другое в разные блюда.

— Нам сейчас же нужно второе блюдо, — огрызается один из лакеев.

— Вы получите его, как только оно готово, — огрызается в ответ толстая кухарка, которая дала мне ранее пирог. Судя по всему, она и есть Зара. Она выжимает половину лимона на огромную целую золотую рыбу, обложенную дольками лимона и пышной зеленью. Кухарка добавляет немного специй, затем Зара передает поднос сердитому лакею. Ее взгляд падает на меня и просветляется. — Новая девочка! Тебе уже дали имя?

— Имоджен, — говорю я.

— Я Зара, — говорит она. — Ты голодна, должно быть. Возьми что-нибудь с этой разделочной доски. — Другая кухарка роняет на пол миску с густой белой сметаной, и Зара начинает на нее кричать. Я крадусь в угол, отчаянно нуждаясь в еде.

На доске лежит ломоть голубого сыра и половина буханки хлеба, пара маленьких твердых томатов, чашка с оливами, пол дюжины ягод инжира, несколько грецких орехов и кусочков вяленого мяса. Я засовываю себе в рот как можно больше всего, чуть не подавившись косточкой оливы.

Аркан в моей пучке начинает гудеть, и внезапно мне срочно нужно на выход. Я иду к двери, ведущей в сад, так быстро и так небрежно, как только могу, не желая привлекать внимание. Но все настолько заняты ужином, что меня никто не замечает. Я выскальзываю наружу в прохладный апрельский вечер.

За стеклянным коридором, ведущим в восточное крыло, есть большой куст, подстриженный под танцующего медведя, и он достаточно крупный, чтобы за ним спрятаться. Я припадаю к земле и осторожно достаю аркан.

— Люсьен?

— Гарнет сообщил мне, что ты добралась. Как ты? Он сказал, что со своей маскировкой ты проделала прекрасную работу. — Звук его голоса заставляет мои внутренности таять от облегчения.

— Я в порядке, — шепчу я. — Я удачно устроилась на должность фрейлины Корал.

— Знаешь, ты невыносимо упрямая, но, возможно, это все-таки не самая плохая идея. Может быть, мы сможем найти для тебя способ увидеть Аукционный дом перед днем Икс. Познакомиться с ним в реальности.

Это все замечательно, но все, чего я хочу сейчас — моя сестра.

— Мне нужно увидеть Хэзел, Люсьен. Они держат ее под замком в медицинском кабинете, и я знаю, где лифт, но меня не должны видеть в коридорах, и Корал вечно что-то от меня нужно, и…

— Успокойся, дорогая. Сделай вдох. Каждый медицинский кабинет имеет подземный вход. Я полагаю, ты уже ознакомилась с тоннелями для прислуги?

— Ага, — говорю я. — Они такие запутанные.

— Существуют и другие тоннели, которые более приватны.

Я задумываюсь.

— Вроде того, которым я пользовалась, чтобы проникнуть в комнату Эша?

Я знаю, что Люсьен улыбается.

— Да. Если так посмотреть, ваши свидания имели свою пользу. — В его тоне чувствуется поддразнивание.

— То есть один из этих тоннелей может вести в медицинский кабинет?

— Определенно. Аристократы не любят катать своих беременных суррогатов по позолоченным коридорам, когда те готовятся к отправке в родильную. Или мертвых суррогатов в морг. Они предпочитают другой выход. Многие из них близки к гаражам, поэтому можешь начать оттуда.

— Спасибо, Люсьен, — горячо говорю я. — Есть ли еще новости о… планах Курфюрстины?

— Нет; хотя, если помнишь, пока ты внезапно не решила вернуться сюда, у меня никогда не было железных доказательств. Только обрывки разговоров между Курфюрстом и Курфюрстиной.

— О чем они говорили?

— Я отчетливо помню, что Курфюрст говорил что-то о свадьбе, а Курфюрстина смеялась и говорила, что саван подойдет лучше, чем платье.

— Это может значить, что угодно, — говорю я.

— Да, но ты не живешь с Курфюрстиной. Она презирает Герцогиню. Она постоянно просит меня проверить суррогата Герцогини, узнать, как она, как проходит беременность. Проблема в том, что, так как помолвка была официально объявлена, любое покушение на Хэзел будет рассматриваться как покушение на будущую Курфюрстина. Это будет изменой.

— И ты думаешь, что Курфюрстина стала бы этим рисковать?

Люсьен вздыхает.

— Я не уверен. Она воспринимает свое положение как должное. Меня бы не удивило, если она думает, что находится над законом. Но помни — она не королевского происхождения. Многие в этом округе без промедления отвернутся от нее и будут возмущенно требовать ее замены на настоящую знать. — Пауза. — Меня тревожит то, что она не просила ничьей помощи. Если кто-то и мог бы преуспеть в тайном убийстве суррогата…

— Пожалуйста, — говорю я. — Не заканчивай предложение.

— Я бы этого никогда не сделал, конечно, — говорит Люсьен. — Но она просила меня прежде. Почему она теперь не ищет помощи?

— Может потому, что ты не сделал этого в прошлом, — предполагаю я.

— Может…

До меня доносится хруст ветки и звуки голосов неподалеку от моего убежища.

— Кто-то идет, — шиплю я.

Аркан, немой и безжизненный, падает в мою открытую ладонь

— … даже не знаю, откуда она приехала, — говорит девушка. — Она просто появилась.

— Я думала, что Герцогиня точно сделает тебя новой фрейлиной, — говорит второй голос. Я подглядываю сквозь ветки и вижу горничную Карнелиан Мэри и другую служанку.

— Знаю, — отвечает Мэри. — Но ее наняла не Герцогиня. Это был Гарнет.

— Держу пари, знаешь, что это? — лукаво говорит вторая девушка.

— Что?

— Она здесь для него, на самом деле. Маленькая забава для королевского сыночка. Не могу представить, что Корал такая уж возбуждающая за закрытыми дверями.

Мэри задумывается и поднимает брови.

— О да. — Она хихикает. — Элизабет, думаю, ты права.

Элизабет пожимает плечами.

— Так что герцогиня, вероятно, будет вести себя с ней также, как с немой.

Обе девочки смеются, и все мои силы уходят на то, чтобы оставаться на своем месте, а не соединиться с землей и убрать землю под их ногами, или заставить деревья разорвать их на куски.

— Пойдем внутрь, — говорит Мэри.

Я жду целую минуту, прежде чем вернуться на кухню; голова идет кругом.

* * *

О КОНЦЕ УЖИНА СТАНОВИТСЯ ИЗВЕСТНО, КОГДА МОД СПЕШИТ на кухню и требует знать, где Имоджен.

С пол секунды я оглядываюсь, пытаясь кого-то найти, прежде чем вспомнить, что это я.

— Иди наверх — шипит она.

— Простите! — говорю я, следуя за ней в каменные коридоры. — Я не знала, что ужин закончился.

— У тебя есть около трех минут, — проговорила Мод. — Я позвонила в звонок.

— Я находилась в саду. Мне нужно было подышать свежим воздухом. Это больше не повторится, — говорю я быстро, увядая под ее взглядом.

— Я, конечно, надеюсь, что нет. Ты должна сопроводить Мисс Корал наверх, подготовить ее ко сну, а затем доложить Коре. Она будет твоим непосредственным руководителем в этом доме.

— Д-да, — заикаюсь я. — Конечно.

Поднявшись по лестнице за гобеленом, мы выходим в холл возле столовой. Кора уже ждет там. Вид ее возвращает еще один поток воспоминаний — тарелка винограда и мягкого сыра, успокаивающее ощущение ледяной мази, которую она нанесла после того, как герцогиня ударила меня. Надевание вуали на похороны Далии. Как звенели ее ключи, висящие на поясе. Ее каштановый узелок точно такой же, каким я его помню, как и морщинки вокруг глаз. Она отрывисто меня оглядывает.

— И Гарнет нанял ее? — спрашивает она Мод.

— Да, мэм.

Я молчу.

— Хм. — Уголки рта Коры опускаются. — Я слышала, Корал дала тебе имя.

Я киваю.

— Имоджен, — сказала Мод.

— Хм, — снова говорит Кора. — Ты явишься в мои покои после того, как Корал уйдет спать.

Я делаю реверанс, как только двери открываются. Я поднимаю глаза и оказываюсь лицом к лицу с Герцогиней.

Паника, которая охватывает меня, настолько полна, страх настолько подавляющий, что на мгновение кажется, что я больше не существую. Мое тело исчезло, мой разум пуст, и ничего не осталось, кроме ужаса.

Я и забыла, какая она красивая. Ее карамельно-медовая кожа, ее черные волосы, ее фиолетовое шелковое платье идеально обрамляет ее точеную фигуру, обнажая плечи и ключицу. Но больше всего мне запомнились ее глаза. То, как они меня изучали, критично и бесстрастно. Как ее взгляд мгновенно мог превратиться из уязвимого в жесткий. Ее взгляд, когда она провела ножом по горлу Аннабель, так же легко, как если бы она резала кусок масла.

Герцог рядом с ней. Он выглядит пьяным.

— Потрясающий ужин, Мод, — рычит он. Герцогиня вздрагивает. — Ты должна передать Заре мои комплименты.

— Да, милорд, — ответила Мод.

— Что это такое? — спрашивает герцогиня, останавливаясь, чтобы посмотреть на меня. От меня не ускользает, что она говорит, что, а не кто. С меня капает пот, и мои колени дрожат, но я заставляю себя держать свой взгляд устойчивым, лицо нейтральным, так же, как я сделала в первый раз, когда я встретила ее, прежде чем она ударила меня.

Тогда это было сложнее. Я ничего не знала, о том, где я была, кем я была, и о том, какой у меня потенциал. Я больше не та девушка.

— Новая фрейлина, ваша светлость, — отвечает Мод.

В этот момент за ними появляются Гарнет и Корал.

— Мама, ты знакома с Имоджен? — спросил Гарнет. Он выглядит немного пьяным. — Купил ее для Корал. У нее должна быть настоящая фрейлина, верно?

Герцогиня бросает на меня долгий, протяжный взгляд. Возможно, я воображаю это, но она, кажется, особенно сосредоточена на моих глазах. Затем миг проходит, и она поворачивается к сыну с ледяной улыбкой на лице.

— Ну, дорогой, как чудесно. Я никогда не думала, что ты способен нанять помощь.

— Разве она не совершенна? — воркуя спрашивает Корал. — Она похожа на меня, правда?

Мне бы очень хотелось, чтобы она не делала такого сравнения. Мне не нужно, чтобы герцогиня смотрела на меня ближе, чем сейчас. Я чувствую, что она видит сквозь эту тонкую вуаль, мое заклинание маскировки.

— Да, — говорит герцогиня через мгновение. — Полагаю, что так и есть. — Она смотрит мне в глаза еще раз, прежде чем шагает вниз по коридору в направлении главной лестницы. Все мое тело как будто сдувается от напряжения. Кора следует за ней, их головы сомкнулись, пока герцогиня шепчет что-то, что я не слышу.

— Уверен, что не хочешь выпить со мной бренди? — спросил герцог у своего сына.

— Нет, отец, думаю, я откажусь. — Гарнет едва скрывает свое презрение, когда герцог шаткой походкой идет в направлении своей курильни.

— Пойдем, Имоджен, — говорит Корал. — Мне пора готовиться ко сну.

Мы удаляемся в ее покои после того, как Гарнет придумывает какое-то оправдание, что ему нужно в библиотеку. Я набираю ванну для Корал и нахожу душистые соли под раковиной. Вскоре воздух пахнет сиренью и фрезией. Я хочу залезть в эту ванну и никогда оттуда не выбраться.

— Готово? — спрашивает Корал. Она стоит в дверном проеме, одетая в толстый белый халат. Она сбрасывает халат, как будто это ничего не значит, и протягивает его мне. Она совершенно голая. Я не знаю, куда отвести взгляд, но Корал кажется совершенно непринужденной.

— Мне подождать снаружи, мисс?

— Да, это было бы замечательно. Иди приготовь для меня на кровати мою лучшую ночную рубашку.

Я делаю реверанс и выбегаю из комнаты. У Корал три шкафа, шифоньер и два комода, плюс туалетный столик. Я думаю, Аннабель хранила все мое ночное белье в ящике, и, конечно же, я нахожу большое разнообразие шелкового белья и пижам. Когда я просматривала содержимое, задаваясь вопросом, какой может быть именно ее лучшая ночная рубашка, мне приходит в голову, что я не видела одежды Гарнета в этих шкафах.

— Имоджен! — кричит Корал. — Вода остыла, принеси мое полотенце!

Что она делала до того, как у нее появилась фрейлина? Я задаюсь вопросом про себя.

После того, как Корал обсохла, ее волосы были расчесаны, а лицо и руки увлажнены, и одеяла были заправлены прямо до ее подбородка, я, наконец, освобождаюсь от своих обязанностей.

— Спокойной ночи, Имоджен, — говорит Корал.

Меня бы не удивило, если бы Гарнет никогда не ночевал в этой кровати.

— Спокойной ночи, — говорю я, закрывая за собой дверь.

Теперь реальное испытание.

Пришло время встретиться с Корой.

Глава 9

Комнаты Коры находятся за первой дверью в восточном крыле. Мод указала на них раньше.

Я делаю вдох прежде, чем стучу.

— Входите, — зовет она изнутри.

В комнате мягкое освещение — на стенах висят красивые бра, излучающие розоватый свет. Есть камин и большой диван, который изгибается в форме улыбки и толстый золотистый ковер. На стенах висят картины, написанные маслом, а окна закрывают золотистые шторы.

Это очень напоминает мне старую комнату Эша в этом дворце — комната, в которую я пробиралась, когда Карнелиан находилась на своих занятиях.

Кора сидит в кресле-качалке у окна, и этот вид так напоминает Сил, что заставляет мое сердце биться. Она не встает, когда я вхожу.

— Сядь, — говорит она, указывая на диван.

Я делаю так, как она приказывает.

— Когда Гарнет нанял тебя?

Я стараюсь делать свой голос низким и хриплым и отвечать, как можно более честно и лаконично. Мне не нужно запутываться во лжи больше, чем нужно.

— Вчера.

Ее глаза сузились.

— Ты будешь обращаться ко мне «мэм». На какой дом ты работала?

Как будто все королевские дома исчезли из моей головы. Я не могу придумать ни одного, но каким-то образом выходит «Дом Огня, мэм». Кора кивает, как будто это имеет смысл для нее. Я делаю мысленную заметку, что позже нужно сказать Гарнету на случай, если она спросит его.

— Он должен был сказать мне, что ты придешь. Это самое неподходящее время для подготовки новой прислуги, со всей суматохой в нижних кругах, и новой датой Аукциона, и помолвкой, и продвижением Гарнета… — Кора замолкает, берет стакан воды со стола рядом с ней и делает глоток.

— Твоей основной функцией в течение следующих нескольких недель будет подготовка Корал к Аукциону, и нужно сделать так, чтобы она не мешала Герцогине. Это будет ее первое посещение, и она очень хочет этого. Ее светлость не желает тратить время впустую на легкомысленные вопросы, так что ты обязана занять Корал. Как фрейлина, ты должна быть в состоянии справиться с этим без проблем.

Она говорит это с такой заговорщицкой улыбкой, что я отвечаю тем же.

— Где ты проходила обучение? — спрашивает она.

— Прошу прощения? — Я думала, что уже на это ответила.

— Кто обучил тебя? — спрашивает Кора, как бы подчеркивая слова.

— Люсьен, — говорю я, не задумываясь.

Она приподнимает бровь.

— В самом деле. Я не думала, что он еще инструктирует.

— Я была его последним учеником, — говорю я, надеясь, вопреки всем надеждам, что это имеет смысл.

Кора делает еще глоток воды и опускает стакан.

— Гарнет более компетентен, чем кажется, казалось бы.

— Он определенно немного повзрослел. — Как только слова сказаны, я зажимаю рот. Что за глупость сморозила. Фрейлина Имоджен не должна говорить о Гарнете так невзначай.

Кора долго смотрит на меня, прежде чем ответить.

— Да, — говорит она. — Так и есть.

— Я имела в виду, что у него была та еще репутация, мэм, — говорю я.

— Я знаю, что ты имела в виду. Из какого ты округа?

— Ферма, мэм.

Она стучит пальцем по подлокотнику.

— Очень хорошо. На сегодня все. Ты свободна.

Я едва могу сдержать облегчение, когда спешу к двери.

— О, Вайолет? — Голос Коры останавливает меня, и я поворачиваюсь.

— Да, мэм? — Только когда я вижу жестокую улыбку на ее губах, я понимаю, что наделала. Моя рука захлопывает рот, как будто это поможет, как будто я могу изменить реакции моего собственного тела.

— Я знала, что это ты, — говорит она, вставая одним плавным движением, — когда ты говорила о Гарнете. Твой голос изменился. Как будто ты его знала. Потому что ты в самом деле знала, не так ли?

Я не могу двигаться. Куда я пойду? Кора управляет этим домом. Она знает каждый дюйм. Негде спрятаться, и вокруг меня окружают огромные стены со всех сторон. Конечно, я могла бы вызвать Землю или Воздух, но тогда все бы вышло наружу, и я все равно бы не смогла покинуть Жемчужину. Я не буду этого делать со всеми членами Общества, которые рассчитывают на Паладинов, которые ждут Дня аукциона, их шанса на свободу.

Я думаю о Хэзел. Я даже не увиделась со своей сестрой в последний раз. Весь этот план рухнул до того, как у него появился шанс начаться.

Кора неторопливо идет ко мне со всей уверенностью того, кто знает, что ее добыча попала в ловушку. Оказавшись достаточно близко, она рукой хватает мое лицо, как Герцогиня в ту ночь, когда убила Аннабель.

— Как ты это сделала? — спрашивает она, поворачивая меня щекой к ней. — Твои глаза, твои волосы, твое лицо… это были Заклинания?

Я киваю.

— Очень хорошо сделано, — бормочет она. — Как ты сюда вернулась? Или ты пряталась в Жемчужине все это время? — Мои глаза расширяются, и она смеется. — Думаешь, я не знаю, что Герцогиня держит твою сестру взаперти?

— Пожалуйста. — Ее хватка искажает мои слова.

— Пожалуйста, что? Полагаю, ты вернулась сюда, чтобы спасти ее.

Я не отвечаю. Она впивается пальцами мне в кожу.

— Я могу помочь. Я могу помочь тебе спасти твою сестру.

Это не то, чего я ожидала. Кора смеется над моим выражением.

— За определенную цену, конечно.

— Я сделаю все, что угодно. — Слова звучат неясно.

— Прости? Я не совсем поняла. — Она слегка ослабляет хватку.

— Я сделаю все, что угодно, — бормочу я.

— Я надеялась, что ты это скажешь.

Она отпустила меня и присела на диван.

— Иди сюда, — говорит она, хлопая по месту рядом с ней. Я в оцепенении сажусь.

— Я не буду раскрывать твое присутствие в этом дворце. Возможно, я даже смогу помочь тебе добраться до твоей сестры. Но сначала ты должна сделать кое-что для меня.

Я жду. Она знает, что у меня нет другого ответа, кроме «да».

Улыбка Коры, ужасающая.

— Я хочу, чтобы ты убила Герцогиню.

— Что? — задыхаюсь я. — Но… но… зачем?

Ее лицо замирает.

— Тебе действительно необходимо спрашивать? Она убила мою дочь.

Мне нужна секунда, чтобы все обдумать.

— Аннабель? Я никогда не видела, чтобы ты обращалась с ней не как с прислугой.

— Только потому, что я не могла вести себя как ее мать, не значит, что я не любила ее, — огрызается Кора. Она отворачивается, ее взгляд падает на маленький портрет в овальной рамке на каминной полке. — Я помню тот день, когда Герцогиня пришла ко мне и сказала, что мне разрешили иметь ребенка. Я была так счастлива.

Слово «разрешили» заставляет меня поежиться.

— И когда она появилась, она была такой крошечной и такой… тихой. Сначала я боялась, что она мертворожденная, но Доктор Блайт заверил меня, что она совершенно здорова. Она просто… она никогда не скажет ни слова. — Кора смахивает что-то со щеки. — Мне всегда было интересно, как может звучать ее голос. — Она встает и идет к камину, поднимая картину. — В другом доме ее могли бы утопить из-за дефекта. Но Герцогиня заботилась обо мне. Она позволила мне оставить ее, позволила мне обучить ее. Пока она казалась полезной.

— Она была больше, чем это, — бормочу я.

Кора вскидывает голову.

— Думаешь, я не знаю? Я принесла что-то хорошее в этот округ. Я принесла что-то чистое и невинное, и оно было уничтожено. Я была не в силах сделать что-нибудь, чтобы это остановить. Она обещала мне. Она обещала. И тогда ты пришла и влюбилась в этого глупого компаньона, и позволила убить ее.

— Мне очень жаль. — Слова кажутся пустыми, бессмысленными. Чувство сожаления не вернет Аннабель. — Я тоже любила ее, ты знаешь.

— Я знаю. — Кора возвращает фотографию на камин. — Вот почему ты сделаешь это для меня. За любовь, которую ты к ней питала, и долг, который ты мне должна.

— Зачем тебе нужно, чтобы я это сделала? Почему не какой-нибудь другой слуга в этом дворце?

— Потому что другой слуга сдаст меня за деньги или более высокий статус. У тебя нет такой силы. Я могу арестовать тебя прямо сейчас. Герцогиня может отрезать тебе голову, или просто связать тебя в медицинской кабинете с твоей сестрой. В любом случае, ты мертва.

Она делает хорошее замечание.

— Почему бы тебе не сделать это самой?

У нее болезненное выражение лица.

— Я не могу. Я была с Герцогиней с тех пор, как ей исполнилось десять лет. Сколько бы я ни хотела, я… Я не могу ее убить.

Я могу ненавидеть герцогиню, я могу хотеть отомстить за Аннабель, но хладнокровное убийство — это не то, на что я способна. Но я вижу только один вариант — согласиться с планом Коры. И если я смогу подождать до Дня аукциона… мне, возможно, не придется вообще убивать герцогиню.

— Хорошо, — говорю я. — Я сделаю это.

— Конечно, ты это сделаешь.

— И аукцион будет идеальным временем, — говорю я.

Она хмурится.

— Аукцион через месяц.

— Подумай об этом. Тогда она будет отвлечена. Предвидится множество суеты, покупок платьев, ужинов… — Меня немного беспокоит то, насколько убедительно я звучу, даже для себя. — Ты уже много месяцев ждала, что тебе сделает еще один?

Кора мгновение рассматривает меня.

— Я всегда думала, что ты немного не в себе, — говорит она. — Я рада, что ошибалась.

— Спасибо, — говорю я, ощетинившись.

— Конечно, — начинает она, делая шаг навстречу мне, — если ты каким-либо образом обманешь меня или не выполнишь это задание, ты не переживешь Аукцион. Возможно, я не смогу убить свою госпожу, но у меня нет никаких сомнений насчет того, чтобы убить тебя.

— Поняла, — говорю я.

— Поспи немного, — говорит Кора. — Тебе это понадобится. У твоей кровати колокольчик, в который позвонит Корал, когда она будет готова. На кухне он тоже звенит. Ты всегда должна быть готова прежде, чем она. Она берет свой завтрак в постель, а затем тебе нужно выбрать, во что ей одеться. Убедись, что она выглядит достойно.

— Я помню некоторые вещи, — говорю я. — От Аннабель. Она всегда знала, во что меня одеть.

У Коры дергается челюсть.

— Да. Она была очень хороша по части одежды. — Она сидит в кресле-качалке, но ее поза напряжена, спина прямая. — Ты свободна на сегодня. Постарайся не говорить перед ее светлостью; твой голос слишком знаком.

— Не буду. — Я останавливаюсь у двери. — Кора?

— Да?

— У тебя есть какой-то конкретный… способ, которым ты хотела, чтобы я убила ее?

Ее глаза словно черные камни, темные и холодные.

— Я хочу, чтобы ты перерезала. Ее. Горло.

Я выскальзываю за дверь, в голове лихорадочно крутятся мысли.

— ЧТО ТЫ ДОЛЖНА СДЕЛАТЬ?

— Убить Герцогиню, — шепчу я. — Точнее, перерезать ей горло.

Рейвен издает звук где-то между вздохом и кашлем. Через аркан его трудно различить.

— Не волнуйся, я сказала ей, что сделаю это на Аукционе, который, если все пойдет по плану, должен свести на нет любой договор об убийстве, который я заключила.

Сейчас уже за полночь. Я знаю, что должна спать, но я не легла, надеясь, что Рейвен свяжется со мной. Аркан Сил похож на аркан Люсьена — то есть он может связываться со всеми другими арканами. Мой всего лишь приемник. Гарнет может связаться только с Люсьеном и со мной.

— Так что слуга так же безжалостна, как и хозяин, — говорит Сил. — Меня это не удивляет.

— Что она из себя представляет? — спрашивает Рейвен. Я знаю, что она имеет в виду Корал.

— Она странная. Как великовозрастный ребенок. Она требовательная и инфантильная. Не думаю, что она нравится Гарнету.

— О, — это единственный ответ Рейвен, но я слышу крошечное облегчение в ее голосе.

— Что насчет вас, девочки? Вы все упаковали и готовы к последней поездке в округ Болота? — Этот день, кажется, длился неделю.

— Мы более чем готовы. — Я слышу улыбку в голосе Сиенны.

— Сил идет с нами к Западным Воротам и другим объектам, — говорит Рейвен.

— Что? — Я сажусь прямо.

— Я не собираюсь ждать здесь без понятия, что происходит, — говорит Сил. — Уистлер сможет позаботиться о делах в этой части Фермы. Я принадлежу суррогатам.

— Верно, — говорю я. — Я чувствую себя лучше, зная, что ты будешь там.

— Ты не должна, — говорит Сил. — Весь этот план похож на карточный домик. Мы должны полагаться на то, что суррогаты в инкубаторах будут хранить молчание. Мы должны полагаться на то, что знать будет все также глупа. Мы должны полагаться на неизвестно кого, кто должен заложить ключевые бомбы в ночь перед аукционом. Нам нужно полагаться на то, что ты подашь сигнал взорвать эти бомбы. Затем мы должны скрестить пальцы и надеяться, что восемьдесят с гаком суррогатов смогут сломать эту стену, и что силы Общества уже будут в Банке, готовые и ждущие, когда смогут нагрянуть в Жемчужину. Мы все можем сейчас медленно продвигаться к нашей смерти.

Если вспомнить, как нас с Рейвен уже отправляли на верную смерть, продав в качестве суррогатов, эта идея не беспокоит меня так сильно, как должна.

— Как сказал Эш, — напоминаю я ей. — Я предпочла бы умереть, сражаясь с королевской семьей, чем служить им.

Сил фыркает.

— Храбрые слова. Скажи мне это, когда воздух будут пронизывать пули, и люди будут умирать вокруг тебя.

— Эш там? — Я слишком трусила спросить про него раньше, но я хочу услышать его голос. Я хочу знать, что он не злится на меня.

Так что я была совершенно не готова к последовавшей тишине.

— Что? — спрашиваю я. Мое сердце учащенно бьется. — С ним что-то случилось?

— Эш ушел, — наконец говорит Рейвен.

— Что ты имеешь в виду? Куда он делся?

— В Банк, — говорит Сиенна, и Сил бормочет:

— Проклятый дурак.

Из комнаты будто выкачали весь воздух. Банк. Эш отправился в Банк.

— Нет, — говорю я, открыв рот от изумления. — Рейвен… скажи мне, что это неправда. Пожалуйста. Он… он умрет там.

— Он оставил записку, — говорит она, и я слышу шуршание бумаги. Затем она читает вслух: «Вайолет. Прости, но мне нужно было попробовать. Надеюсь, ты сможешь простить меня. Я не мог просто бросить их. Мне нужно быть достойным места в этом новом мире, за который мы боремся. Я люблю тебя больше, чем свою собственную жизнь. Я увижу тебя снова. Я буду там в день аукциона. Оставаться в безопасности. Эш».

— Простить его? — выплевываю я. — Он что сумасшедший? У меня не будет возможности! Он и пяти футов в Банке не успеет пройти, как умрет. Он будет…

— Вайолет. — Голос Рейвен мягкий и уравновешенный. — Он ушел, и все крики в мире не изменят этого.

— Но он… он…

— Сбежал, не послушав тебя? Да. Он сделал это. Честно говоря, вы двое хорошо подходите друг другу.

Я складываю руки на груди.

— У меня был план. У меня есть люди, которые помогают мне. Что он будет делать, стучать в двери и спрашивать, есть ли дома члены общества? Пойдет к мадам Кюрьо и позвонит в звонок?

— Мы уже знаем, что он может попасть в компаньонский дом, не будучи замеченным, — говорит Рейвен. — А что касается остального… ну, он не глупый. Почему ты так уверена, что его поймают?

Мои плечи опускаются. Она права. Я отказываюсь верить, что Эш способен выжить в одиночку.

— Это просто… если я потеряю его сейчас…

— Я знаю, — мягко говорит она. Потом она вздыхает. — Ты должна попытаться немного поспать. Похоже, у тебя завтра важный день.

— Да, — говорю я, но мои мысли далеко, с Эшем, где бы он ни был. Все еще на Ферме? В поезде? Уже в Смоге?

— Мы скоро поговорим с тобой снова, — говорит Инди, явно чувствуя, что теперь к разговору присоединиться безопасно.

— Если ты увидишь графиню Розы, заколи ее для меня вилкой или чем-нибудь еще, — говорит Сиенна, ссылаясь на свою бывшую хозяйку.

— Если ты увидишь леди Потока…

— Спокойной ночи, — твердо говорю я, прежде чем Оливия успевает начать.

— Спокойной ночи, — говорит Сил.

Аркан с тихим стуком падает на кровать, и я думаю о том, насколько хрупка связь с моими друзьями, этот маленький серебряный камертон, который держит нас вместе.

— Будь осторожным, — шепчу я. Затем я устраиваюсь на подушках; сон овладевает мной быстрее, чем я могла подумать — истощение одолевает мой гнев и страх за Эша.

Глава 10

ГДЕ-ТО ВОЗЛЕ МОЕЙ ГОЛОВЫ ЗВОНИТ КОЛОКОЛЬЧИК.

Я сонно шлепаю по нему, задаваясь вопросом, почему упряжка Репки создаёт так много шума. Моя рука дотрагивается до металла, а затем падает на что-то мягкое.

Кровать. Дворец. Жемчужина.

Я тут же сажусь. Колокольчик неистово звонит. Я выскакиваю из постели, накидываю свое платье фрейлины и поспешно завязываю волосы в пучок с арканом внутри. Я почесываю за кружевным воротником, пока бегу по крылу прислуги, замедляя темп, когда добираюсь до конца стеклянного коридора. Залы главного дворца пустуют. Я проскальзываю за гобелен и бегу по каменным ступенькам, находя путь на кухню намного быстрее, чем вчера. Кора уходит, когда я вхожу, неся поднос с чашкой и блюдцем, столовыми приборами и блюдом.

— Ты опаздываешь, — говорит она.

— Да, мадам, — говорю я. Она едва оглядывает меня и уходит в покои герцогини.

— Долго не спала? — любезно говорит Зара. Ее лицо испачкано в муке, руки до локтей в гигантском куске теста.

— Я забыла, где я, — говорю я с проблеском откровенной честности.

Зара смеется над этим.

На столешнице разложены подносы для завтрака. Я предполагаю, что для Корал тот, на котором розовая чашка. Милый ратник, Третий, и лакей стоят вместе у двери в сад, читая утреннюю газету с одинаковыми хмурыми взглядами. На мгновение я запаниковала. Эш был замечен? Уже поймали?

Третий смотрят вверх, когда я прохожу мимо.

— Доброе Утро, Имоджен.

— Плохие новости? — спрашиваю я как бы невзначай.

— Эти Черные Ключи убили судью прошлой ночью, — говорит он. — Одного из лучших в Смоге. Курфюрсту придется быстро его заменить.

— О, — говорю я, хватая поднос, радуясь, что Эш, кажется, пережил ночь. Только когда я возвращаюсь в каменный коридор, я понимаю, что не знаю, куда иду. Через две секунды Мэри опережает меня с подносом для Карнелиан.

— Сюда, — говорит она сдержанным, но раздраженным тоном.

Мы поднимаемся обратно по лестнице к гобелену, но не проходим через него — вместо этого я вижу еще одну лестницу, ведущую на второй этаж дворца.

Мы выходим из-за большого пьедестала с бюстом одного из бывших Герцогов Озера. Я узнаю коридор к мужскому крылу.

Я добираюсь до двери и останавливаюсь. Мне постучать? Я не помню, чтобы Аннабель стучалась. Сделав глубокий вдох, я держу поднос одной рукой и открываю дверь.

В гостиной с синими полосами никого нет, но в ужасающе розовой комнате я нахожу Гарнета, сидящего в укромном уголке за завтраком. Красивый лакей кладет салфетку ему на колени.

Гарнет бросает на меня беглый взгляд.

— Заходи, она в постели.

Корал все потягивается на кровати рядом с тумбочкой, когда я вхожу. Ее лицо просветляется, когда она видит меня.

— Где бы вы хотели позавтракать, мисс? — От подноса у меня начинают болеть запястья.

— На вон том столе. И выбери мне платье. Я сегодня собираюсь навестить маму.

Я ставлю поднос и направляюсь к ее шкафам, просматривая различные цвета и стили. Бьюсь об заклад, Эш точно знал бы, что выбрать. Я вижу платье персикового цвета, которое напоминает мне о том, во что меня одевала Аннабель, поэтому я хватаю его и кладу Корал на кровать.

— Итак, — говорит Корал, скрестив ноги и глядя на меня над чашкой кофе. — Какие сплетни?

Я моргаю.

— Прошу прощения, мисс?

Она отставляет чашку и начинает солить свою яичницу.

— Там внизу. Что происходит со слугами? Кто-нибудь встречается? Разбивает сердца? Ратники дерутся? Скажи мне, я должна знать. — Она вздыхает. — Иногда я скучаю по своему старому дому. Моя горничная всегда рассказывала мне все за завтраком.

Я занялась тем, что открыла ее занавески и подвязала их. О каких сплетнях я должна знать?

— Вчера вечером был убит судья, — говорю я. — В Смоге.

— Имоджен, это так угнетает. Мама никогда не давала мне читать о нижних кругах. Она говорит, что они унылые и грустные, и мне не о чем беспокоиться.

Скучные и грустные? Моя рука сжимает бархатную занавеску, и я подвязываю ее слишком туго.

— О! Я забыла спросить Гарнета, не пойдет ли он со мной сегодня к матери, — говорит она, пробуя яичницу. — Ты…

— Я пойду спрошу его, мисс.

Радуясь возможности уйти, я выскальзываю из спальни Корал, закрываю за собой дверь и нахожу Гарнета все еще в своем укромном уголке для завтрака.

— Как долго она звонила в этот звонок? — спрашивает он с усмешкой.

— Вечно, — отвечаю я.

— Чего у нее не отнимешь, так это настойчивости.

— Она хотела, чтобы я спросила тебя, поедешь ли ты с ней в дом ее матери сегодня.

Гарнет вытирает рот и опускает салфетку.

— Ах. Нет, думаю, я пропущу обед со своей тещей. Общественные дела и все такое. Но дай мне знать, какая еда на обед. Дом Пера славится своей домашней птицей. Интересно, будет ли это утка на этот раз. — Он подмигивает.

— Я не пойду, — говорю я, беря кусок тоста с его тарелки. Мне нужно найти Хэзел. Может, я смогу прокрасться в медицинский кабинет, когда герцогиня будет на обеде. Или я смогу найти секретный проход, о котором мне рассказал Люсьен.

Гарнет бросает на меня недоверчивый взгляд.

— Вайолет, если она уезжает, ты уезжаешь. Что, ты думаешь, представляет из себя фрейлина? Ты следуешь за ней, куда бы она ни пошла.

— Но Аннабель никуда не ходила со мной, когда мы покидали этот дворец.

— Ты была суррогатом. Корал — представительница королевской семьи. — Он встает, вынимает аркан из кармана и ласково трет его большим пальцем. — Они еще не уехали, да?

Я знаю, что он имеет в виду Рейвен.

— Нет, — говорю я, не особо обращая внимания. — Завтра вечером. Она рассказала тебе про Эша? — добавляю я сердито.

Он хихикает.

— Да. — Затем он поднимает руки, когда видит выражение моего лица. — Эй, я думаю, он может делать все, что захочет, и ты знаешь, он вроде как прав.

— Насчет того, чтобы как идиот сбежать в Банк? — спрашиваю я.

— Насчет того, чтобы компаньоны были на нашей стороне. Это не тоже самое, что фабричные рабочие или Ратники из нижних округов. Компаньоны умны. Они хорошо обучены и прекрасно расположены — представь себе, если бы у нас могло быть целое множество компаньонов в дополнение к членам Общества, ожидающим по другую сторону стены, когда это произойдет? И они не будут слушать никого, кроме одного из них. Их жизнь вращается вокруг секретов и лжи. Я был бы в шоке, если бы они даже сильно доверяли друг другу. Так что, эй, на самом деле это может быть полезно для нас.

Я хочу, чтобы все перестали защищать Эша, как будто он сделал это великое дело. Они не влюблены в него. Им не нужно беспокоиться о том, что их сердце будет разбито на миллион кусочков, если он умрет.

— Имоджен! — зовет Корал из спальни.

— Не заставляй ее ждать, — говорит он.

Я закатываю глаза, затем надеваю приятную улыбку на лицо и возвращаюсь в спальню, чтобы помочь Корал одеться.

* * *

Обед ВО ДВОРЦЕ ПЕРА — УТОМИТЕЛЬНОЕ дело.

Можно подумать, они даже не знали, что там еще есть целый город. Ни разу не упоминали о взрывах, боях, Черном Ключе. Корал и ее мать болтают о герцогине и Гарнете и о том, каково это быть частью Дома-Основателя. Корал очень взволнована своим первым аукционом. Люсьен был прав — это действительно событие года, на котором присутствуют все до единого члены королевской семьи, состоящие в браке.

Единственным интересным моментом стало то, что кратко упомянули Хэзел.

— Ты знала, — говорит Леди Пера, — что Курфюрстина не видела суррогата, вынашивающего её будущую невестку с тех пор, как та забеременела? Ее собственному врачу даже не разрешили осмотреть ее. Герцогиня до сих пор не разрешает.

— О, Мама, я не могу в это поверить. Как иначе можно было договориться? — интересуется Корал.

— Казалось бы, Курфюрст встретился с девушкой, но Курфюрстина… еще не была приглашена. Если кто-то может устроить встречу, я уверена, что это отразится благоприятно. На всех причастных домах. — Она многозначительно смотрит на свою дочь.

Коралл кивает с нетерпением.

— Я поговорю с герцогиней.

Корал, вероятно, последний человек во Дворце Озера, который смог бы убедить герцогиню сделать что-то подобное. Даже у Карнелиан был бы лучший шанс.

Как только мы прибываем домой, сама Карнелиан идет по передним ступеням к ожидающемуся автомобилю под руку с Раем. Я не видела ее с той ночи в подземелье, когда она помогла освободить Эша. Она выглядит еще более суровой, чем обычно. Рай так же красив, как я помню — гладкая темная кожа и черные кудри. Его взгляд скользит по мне без следа узнавания, его выражение лица — маска вежливости, именно так и Эш всегда выглядел в этом дворце.

— Привет, Карнелиан, — говорит Корал. — Куда направляешься?

— Какая-то глупая вечеринка, — бормочет Карнелиан. Ее глаза останавливаются на мне, и я напрягаюсь. — Она, наконец, дала одну для тебя, правда?

— Гарнет, — отвечает Коралл, сияя. — Я назвала ее Имоджен.

— Как мило, — издевательски говорит Карнелиан. Коралл, похоже, не замечает, озабоченная герцогиней, спускающейся вниз по лестнице; за ней следуют Кора и герцог.

— Давай, Карнелиан, мы не хотим опаздывать, — огрызается герцогиня. Я не могу ничего поделать с тем, что при виде нее мое сердце пропускает стук, а мои ноги будто застыли. — Я никогда не выдам тебя замуж и не избавлю себя от тебя, если ты не сможешь вовремя прийти на простую вечеринку.

— Мама, я… — начинает Корал, но герцогиня прерывает ее.

— Сколько раз я просил тебя не называть меня так? — говорит герцогиня, когда водитель открывает ей дверь. Дверь закрывается, прежде чем у Корал есть шанс ответить. Карнелиан выглядит несчастной, когда садится по другую сторону. Затем автомобиль движется по дороге, и Корал, хмурясь, наблюдает за ним.

Я не могу быть счастливее.

Герцогини не будет вечером. Это идеальный шанс найти мою сестру.

Глава 11

ПОКА КОРАЛ УЖИНАЕТ, Я ИСПОЛЬЗУЮ возможность поискать.

Когда я выскальзываю в сад, вечер прохладный, легкий ветерок щекочет затылок. Я обхожу стеклянную оранжерею и направляюсь в гараж. Здесь, как Люсьен сказал, есть секретный проход в медицинский кабинет. Проблема с секретными проходами заключается в том, что, если вы не знаете, где они, их почти невозможно найти. Я провела три месяца в этом дворце, не зная о лабиринте служебных коридоров, скрытых внутри него.

После двадцати минут изучения камней и кустарников, я сдаюсь и решаю попробовать единственный способ, который знаю.

Во Дворце тихо, поэтому я могу использовать главные залы. Я спешу на второй этаж. Вниз по коридору с цветами, через галерею… но когда я нахожу коридор с дубовыми панелями, мое сердце ухает вниз.

Лифт с золотой решеткой имеет новую дверь, металлическую с установленной рядом клавиатурой. Я все равно приближаюсь к нему, прижимая ладонь к холодной поверхности. Хэзел прямо подо мной. Я слышу шум из коридора и отпрыгиваю, убегая и ныряя в первый секретный проход, который удается найти. Я спускаюсь на первый этаж и выхожу рядом с бальным залом.

У меня остался только один вариант — проход в библиотеку, который я использовала, чтобы добраться до Эша.

Путь к тайному проходу Эша знаком так же, как и дом, в котором я выросла. Я иду вдоль рядов книг, пока не нахожу ту, которая мне нужна — «Очерки Кадмия Блейка о перекрестном опылении». Я тяну за книгу, и распахивается скрытая дверь. Простирающийся передо мной коридор навевает еще одну волну воспоминаний. Рука Эша в моей. Крадемся здесь поздно ночью. Все наши отношения собраны в этом темном проходе.

И я, возможно, больше никогда его не увижу.

Нет. Я отталкиваю мысли об Эше и закрываю книжную полку позади меня. Ради безопасности я решаю убедиться, что я действительно здесь одна. Сил научила меня этому трюку месяц назад. Я соединяюсь с Воздухом и отсылаю его по проходам, а затем в порыве его возвращаю. Порыв приносит одну лишь тишину и запах камня и пыли.

Я крадусь по коридору в направлении прежних покоев Эша. Я помню, что здесь были проходы, отходящие от этого тоннеля, но я никогда ни один из них не использовала. Первый коридор, который я пробую, приводит меня к лестнице, идущей вверх, открывающейся в кабинет второго этажа, которого я раньше не видела. Это уютная комната с множеством книжных полок, плюшевым диваном и небольшим письменным столом. Фотография в рамке бросается в глаза — мужчина, женщина и две маленькие девочки, стоящие на ступеньках того, что, несомненно, является дворцом Озера. Я сразу узнаю одну из маленьких девочек, как герцогиню. Другая должна быть ее сестрой. Даже в детстве у герцогини было всё высокомерие ее взрослой натуры — она смотрит на камеру с надменным выражением.

Эта комната внезапно кажется слишком личной, почти опасной. Я ставлю фотографию точно там, где нашла, и ухожу.

Я возвращаюсь обратно и иду в другой проход. Тупик.

Третий проход оказался намного лучше. Я чувствую, как пол наклоняется вниз, и воздух становится затхлым и холодным. У меня чешутся ладони и учащается дыхание. Я достигаю полированной каменной лестницы и сползаю по ней, шаги в моих ушах звучат громче, чем должны. Когда я дохожу до низа, меня ожидает черная дверь.

Я знаю, что за ней Хэзел. Я чувствую это. Волосы на моих руках встают дыбом.

Нет ни ручки, ничего, за что можно было бы ухватиться, чтобы открыть ее. Я не знаю, из какого материала она сделана, но своими ладонями я ощущаю неестественный холод. Я вожу руками по ее внешним краям и нащупываю небольшое углубление с левой стороны. Я тяну, сжав пальцы, и дверь открывается.

По мере того, как я вхожу, меня охватывает воздух, пропитанный антисептиком. Медицинский кабинет как я его помню. Сгруппированные насекомоподобные огни, нетронутые белые стены, поднос с серебряными инструментами. Доктора здесь нет, хотя весь его стол завален бумагами.

Но моё внимание сосредоточено на кровати в центре комнаты. На ней лежит человек, прикрытый до подбородка белой простыней.

— Хэзел? — Мой голос звучит словно хрип. Затем я бегу, но когда фигура на кровати появляется на виду, я останавливаюсь и у меня перехватывает дыхание.

Она другая. Они что-то с ней сделали. Изменили подбородок, сделали нос более острым. И ее волосы гуще, хотя они все еще черные, длинные и волнистые, как у меня. Она спит, все ее тело накрыто простыней. Я оттягиваю краешек, и в горле поднимается рыдание, когда я вижу ремни, которые удерживают ее — на плечах, торсе и бедрах. Даже ее руки связаны у запястий.

Но ее грудь поднимается и опускается. Она жива.

И что еще более важно, ее живот плоский. Нет никаких следов выпуклости, нет живота, как у Рейвен, когда та была беременна.

— Ох, Хэзел, — шепчу я, кладя свою руку ей на лоб и убирая прядь волос с её лица. Она шевелится, ее веки распахиваются, и то, что я вижу, заставляет мой желудок свернуться.

Её глаза. Её красивые карие глаза.

Они фиолетовые.

— Что они с тобой сделали? — шепчу я.

Странные фиолетовые глаза Хэзел расширяются, а затем она открывает рот и испускает чудовищный крик.

— Прекрати! — кричу я, прижимая руку к ее рту, но она сильно кусает меня.

— Не надо! — кричит она, — Не надо, не надо, не надо!

— Хэзел, это я! Вайолет!

Хэзел бьется в ремнях со всей силой. Я держу ее голову между руками, чтобы сдержать.

— Посмотри на меня, — говорю я яростно. — Мои волосы другие и глаза другие, но это я. Послушай мой голос. Вайолет.

Хэзел смотрит на меня, задыхается, напугана.

— Слушай мой голос, — повторяю я.

— Вайолет? — тяжело выдыхает она.

Большая слеза вытекает из уголка моего глаза и попадает на ее щеку.

— Да, — говорю я. — Это я.

И моя милая, сильная сестренка расплакалась.

— Ты здесь, — всхлипывает она. — Ты настоящая.

— Я здесь, — говорю я снова и снова, пока вздымается ее грудь, стянутая ремнями.

— О, пожалуйста, — говорит она. — Вытащи меня отсюда. Они причинили мне столько боли, Вайолет. Доктор Блайт и герцогиня, они… сначала они давали мне что-то каждый день, и каждый день я истекала кровью, а затем они перестали, но они начали резать мне лицо, и они не выпускали меня на улицу, и мне всегда так холодно…

— Тссс, — говорю я, приглаживая ей волосы.

— Они забрали меня, потому что ты ушла, — говорит она. — Это то, что она сказала. Она сказала, что я твое наказание.

Мое сердце сжимается от чувства вины.

— Мне очень жаль, — шепчу я.

— Я хочу домой, — стонет Хэзел.

— Я тоже, — говорю я, мой голос надламывается. Я ищу способ снять с нее ремни, но они закреплены прямо на медицинской койке.

— Есть кнопка, — говорит Хэзел. — На стене. — Она указывает налево привязанной рукой. Я спешу к стене, сдвигаю серебряную белую панель и нахожу клавиатуру с шестью кнопками. — Синяя, — говорит Хэзел. — Я видела, как доктор так делал.

Как только ремни снимаются, я снова рядом с ней. Она бросается на меня с объятьями, все ее тело дрожит.

— Все хорошо, — говорю я. Я бы хотела увезти ее отсюда, увезти ее в Болото с мамой, или в Белую Розу, где герцогиня ее не достанет.

— Мне нужно у тебя кое-что спросить, — говорю я, мой голос приглушен ее волосами. — Ты беременна?

Руки Хэзел напряжены. Она отстраняется от меня, ее фиолетовые глаза темнеют.

— Нет, — говорит она. — Они не думают… это не работает. Они пытались. Они пытались… я думаю, в течение месяца? Может больше? Я не знаю. Время здесь такое странное…

Ее глаза наполняются слезами, и я смахиваю одну из слезинок большим пальцем.

— Все в порядке, — говорю я. — Не торопись.

Хэзел делает глубокий вдох, не переставая дрожать.

— Они пришли за мной ночью. Мама… — Она зажмуривает глаза. — Мама кричала и плакала, но было так много Ратников. Доктор проверял меня в поезде. Он сказал… он сказал, что я суррогат, и если нам «повезет», то я такая же, как ты. Он рассказал мне о Заклинаниях. Он сказал, что я должна родить Герцогине ребенка, но быстро, быстрее, чем обычно.

Рука Хэзел движется к пояснице, и страх наполняет мои легкие.

— Он сказал, что у меня нет времени изучать Заклинания, — шепчет она. — Он сказал…

Очень осторожно я поднимаю заднюю часть ночной рубашки сестры. У основания позвоночника рубец размером с грецкий орех, из него исходит паутина голубовато-красных вен.

Пистолет-стимулятор. Доктор Блайт, должно быть, часто им пользовался, поскольку Хэзел так и не научилась пользоваться Заклинаниями самостоятельно.

— Герцогиня так разозлилась, — говорит Хэзел, глядя на свои руки. — Она кричала и бросала вещи, когда Доктор Блайт сказал ей, что я не… что я не могу…

— Это хорошо, — говорю я. — Роды убивают суррогатов.

— Что?

— Так много нужно объяснить. Но сейчас ты можешь сказать мне, чего она хочет? — спрашиваю. я — Если она больше не пытается сделать тебе ребенка?

Хэзел качает головой.

— Я не знаю. Когда я ее увидела в следующий раз, она была спокойна и сказала, что я должна… измениться. Тогда доктор начал резать мне лицо. — Она ощупывает нос и щеку одной рукой. — Как я выгляжу? — спрашивает она со страхом.

Я стараюсь улыбаться смело.

— Ты хорошо выглядишь, — успокаиваю я ее. — Ты… ну, на самом деле, ты похожа на меня.

Ее брови подскакивают вверх.

— Правда?

— Все в Жемчужине думают, что ты — это я, — говорю я.

— Итак… ты вернулась, чтобы занять мое место?

Она выглядит такой нетерпеливой, и у меня возникает чувство вины, к которому я не была готова.

— Послушай меня, — говорю я, прижимая ее лицо в руках. — Если бы мое пребывание здесь означало, что ты можешь вернуться домой к матери, я бы сделала это в одно мгновение. Но… — Слова, слетающие с губ, обжигают. — Я не могу забрать тебя, Хэзел. Не сейчас.

— Подожди, что? Ты просто… оставишь меня здесь? — плачет она.

— Я живу во дворце, — говорю я. — Я буду присматривать за тобой все время, обещаю. Но если я отпущу тебя, они поймают тебя и догадаются, что тебе кто-то помогает. И тогда мы обе будем мертвы. В этом городе сейчас столько всего происходит. Жаль, что я не могу всего тебе объяснить.

Хэзел обмякла, закрыв руками лицо. Секунды проходят в тишине.

— Так… ты бы умерла здесь? — шепчет она.

— Да, — шепчу я в ответ.

— Я умру здесь? — Ее голос такой слабый и испуганный. Я обнимаю ее.

— Нет, — твердо говорю я. — Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось. — Я прикусываю губу, снова наворачиваются слезы. — Помнишь те первые несколько недель после смерти отца?

Она кивает у меня на груди.

— Помнишь, как ты была напугана, потому что мама почти не разговаривала, а Охра постоянно дрался в школе?

Еще один кивок. Мы не часто говорим об этом времени. Я не думала об этом годами, потому что это слишком больно. Но мне нужно, чтобы моя сестра знала, что она — семья, и я никогда не откажусь от нее.

— Что мы делали вместе?

— Мы зажигали свечу каждую ночь, — говорит Хэзел. — Ты говорила, что Отец может видеть нас через свет. И ты сказала, что слышишь его. Он сказал, что семья — это навсегда, и что мы всегда были вместе, потому что он наблюдал за мной, и он гордился. Он сказал мне, что он скучал по мне, и он любил меня и… но, Вайолет, ты все это придумала, и я тогда была ребенком, поэтому я верила тебе.

— Кто сказал, что я это выдумала? — говорю я. — Отец наблюдал за нами через этот огонь свечи. Он на самом деле скучает по тебе, и он тебя любит. Он смотрит на тебя прямо сейчас. И я тоже. Семья — это навсегда. Я не собираюсь позволить чему-нибудь случиться с тобой. И я вытащу тебя из этого места. Я обещаю. — В моем горле поднимается ком. — Однажды я позволила тебе поверить, что я забыла тебя. Я сказала себе, что никогда не позволю этому случиться снова.

— Мне страшно.

— Мне тоже.

— Маме тоже должно быть страшно, — говорит Хэзел. — И грустно. Никого из нас нет теперь.

Комок в горле становится больше. — Отец тоже за ней присматривает, — говорю я.

Наконец, я понимаю, что пора уходить. Я пробыла здесь слишком долго.

— Я должна идти, — говорю я. — Но я обязательно вернусь, клянусь.

— Можешь принести мне поесть? — умоляет она. — Они кормят меня только через трубки. Я скучаю по шоколаду.

— Моя маленькая сладкоежка, — говорю я, дразняще щипая кончик носа. Хэзел улыбает старое прозвище, которым Отец называл ее, когда она заглядывала в карманы за угощением — кусочком лакрицы или карамелькой.

Я помогаю ей лечь, так что я могу застегнуть ремни назад, натягиваю одеяло до подбородка и целую ее в лоб.

— Ты знаешь, — говорю я, — что я прощалась с тобой каждую ночь, когда жила в этом дворце? Это всегда заставляло меня чувствовать себя лучше.

— В самом деле?

— Естественно. И теперь я могу сказать тебе это лично. Спокойной ночи, Хэзел.

Хэзел отвечает неясной улыбкой.

— Спокойной ночи, Вайолет.

Затем я поворачиваюсь и бегу из комнаты так быстро, как только могу, прежде чем потерять контроль и остаться с ней навсегда. Я задвигаю дверь за собой, без сил опускаясь на лестницу; слезы текут по моим щекам.

Что они сделали с ее лицом? С ее глазами? И зачем? Герцогиня точно знает, что Хэзел не может забеременеть, так что нет причин держать ее взаперти в медицинской комнате. Нет никакой причины держать ее в живых. И все же она сказала всему городу, что Хэзел уже беременна.

Так какова ее конечная цель? Я думаю об этом, когда поднимаюсь и возвращаюсь в свою комнату. Какова роль Хэзел в ее планах?

Глава 12

В ТЕЧЕНИЕ СЛЕДУЮЩЕЙ НЕДЕЛИ Я ПРИВЫКАЮ К ЖИЗНИ В КАЧЕСТВЕ ФРЕЙЛИНЫ.

Я пробираюсь поздно ночью в медицинский кабинет, чтобы увидеть Хэзел. Я приношу ей еду, когда могу, и рассказываю обо всем, что происходит в городе за пределами Жемчужины. Я рассказываю ей о Белой Розе, Заклинаниях и их истинном предназначении, и все об обществе Черного ключа.

— Охра говорил о них, — говорит Хэзел, жуя пирожное. — Я не верила, что это было по-настоящему. Он сказал мне, что он и СейблТерсинг будут рисовать ключи на стенах Фермы.

— Вот как Общество нашло его, — говорю я.

— Он в порядке?

— Да. Он сейчас на Ферме. Он там счастлив.

Хэзел улыбается.

— Хорошо. Она вздыхает. — Мама ему тоже не поверила. Она, вероятно, не выпустила бы его из дома, если бы знала, что его могут втянуть в тайное общество. Она всегда говорила ему не высовываться. — Хэзел фыркает. — Ей нужны были деньги, которые он зарабатывал, особенно после того, как тебя продали, и мы больше не получали суррогатную компенсацию.

Беспокойство сводит мой желудок словно судорогой, как моя мать выживает, когда все ее дети ушли?

— Мама сильная, — говорю я, больше для себя, чем для сестры. — И умная. Уверена, она что-нибудь придумает.

— Да, — соглашается Хэзел, но без особого энтузиазма. — Эй, как ты думаешь, когда все это закончится, мы сможем жить с тобой и Охрой на Ферме? Думаю, мне понравится Ферма. И маме тоже.

Я толкаю ее плечом.

— Вам обеим это понравится. Особенно Белая Роза.

Я также рассказываю Хэзел об Эше. Про него до сих пор нет вестей. Меня мотает туда-сюда между страхом за его жизнь и яростью на его поступки. Каждый раз, когда я вижу газету, я ищу его лицо. Я до сих пор помню вывески, которые висели в каждом округе этого города после того, как он сбежал.

Рейвен связывается со мной в ночь, когда они покидают Западные Ворота, чтобы сообщить мне, что все идет гладко, за исключением Сил.

— Возможно, нам придется оставлять Сил снаружи остальных инкубаторов, — говорит она. — Ты намного лучше справлялась с «давайте будем командой», чем она.

Я ухмыляюсь.

— Да, могу себе представить. Когда вы доберетесь до Северных Ворот?

— Через пару дней. — Мы проверяем почву здесь, может, нам удастся уловить какие-либо бунтарские настроения. — Наступает небольшая пауза. — И мы пытаемся помочь. С незначительными вещами. Мы украдкой по ночам заставляем сады людей расти. Мы пополняем дождевые бочки и немного убираем улицы. Если ночь холодная, мы стараемся, чтобы у людей был огонь.

Мое сердце переполняет гордость. Эта революция не должна состоять из одних смертей и разрушений. Доброта тоже должна присутствовать.

Я разговариваю с Люсьеном по ночам перед тем, как увидеться с Хэзел. Иногда он слишком занят, чтобы говорить. Интересно, он вообще спит?

— У меня для тебя хорошие новости, — говорит он однажды вечером. Дата аукциона быстро приближается. Я сижу в постели, расчесываю волосы, рядом со мной парит аркан.

— Всегда приятно это слышать, — говорю я.

— Эш добрался до Смога.

Я сажусь прямо, роняя расческу.

— Что? Когда? Откуда ты это знаешь?

— Полагаю, ты помнишь моего помощника Тифа.

Мое сердце согревает память о молодом карманнике с почерневшим от копоти лицом и бесцеремонным поведением. Он помог нам сбежать из Смога. Он помог Эшу попрощаться с Синдер.

— Он сказал мне, что вчера вечером пообщался с Эшем, — продолжает Люсьен. — Совсем рядом с его старым домом.

— Что? — шиплю я, разрываясь между облегчением, что с ним все в порядке, и гневом, что он вернулся в то ужасное место. — Что с ним? Зачем ему было возвращаться?

— Да, это может быть довольно неприятно, когда люди, о которых ты заботишься, люди, для которых ты так многим жертвуешь, чтобы защитить, действуют без осторожности и уважения к этой защите, правда? — Я могу представить кривую улыбку на его лице. — Но это еще не все. Очевидно, твой брат с ним.

— Охра? — задыхаюсь я. — Что… что он делает с Эшем?

— Насколько я понял, он обнаружил Эша, покидающего Ферму, и настоял на том, чтобы сопровождать его. Похоже, что действовать без осторожности у вас наследственное.

— Тьфу! — Я провожу руками по волосам, выдергивая несколько прядей от расстройства. — Во что это он играет?

— В то же самое, что ты, я и каждый член общества. Свобода. Выбор.

— Но ты ведь поможешь им, правда? Ты не можешь просто оставить их там одних.

— Ты ждешь, что я волшебным образом появлюсь в Смоге и предложу убежище Эшу и Охре? В данный момент у меня есть пару дел. — Я открываю рот, но он заговорил снова, прежде чем я смогла что-либо сказать. — Конечно, им помогут, Вайолет, они члены общества. Сейчас, постарайся не слишком беспокоиться о них. У тебя уже есть работа. Присмотри за своей сестрой. И, когда придет время, разрушь стену.

— Ты говоришь, как будто это так просто, — говорю я. Но новость о том, что Эш в безопасности проникает в мою грудь, и узел страха растворяется. Часть меня в ярости, что Охра тоже в опасности, но другая часть благодарна, что Эш не один, что с ним кто-то есть. Я засыпаю в ту ночь, чувствуя себя легче, чем с тех пор, как я вернулась в этот округ.

* * *

НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ, ОДНАКО, ВО ДВОРЦЕ СУМАТОХА.

На кухне всегда шумно, но сегодня утром — просто сумасшедший дом. Слуги повсюду, из кастрюль идет пар, сковородки шипят, тесто раскатывается. Зара выкрикивает приказы, как сержант.

— Это из-за вечеринки Гарнета? — спрашиваю я Мэри, потому что она единственная, кто не выглядит слишком измотанной, чтобы поговорить со мной. Я знаю, сегодня день церемонии повышения Гарнета по службе.

— Да. Герцогиня только что сказала Мод, что вечеринка для Гарнета, вероятно, будет больше, чем она ожидала. — Возможно, — сказала она. — Зара и Мод не знают, что это значит. — Мэри выглядит обеспокоенной. — Герцогиня всегда дает точные цифры для событий. Она очень придирчива к этому.

Я пережевываю эту информацию, поднимаясь по лестнице. Я прохожу мимо разговаривающих Третьего и Первого, грузного Ратника с бритой головой. Я слышу, как Третий говорит: «…размещены у всех входов, так что, по крайней мере, это двенадцать дополнительных людей» — прежде чем они исчезают в другом коридоре.

— Кухня сходит с ума, — говорю я Корал, когда прихожу, потому что ей нравится, когда я каждое утро доношу до нее новости. — Герцогиня планирует грандиозную вечеринку для вашего мужа.

— Я знаю, теперь она будет еще грандиознее, — говорит она, делая глоток апельсинового сока. — Элизабет все еще сохнет по Уильяму?

— Почему вечеринка теперь будет грандиознее, мисс? — спрашиваю я, чувствуя, что в этом комментарии что-то есть.

Корал улыбается мне заговорщической улыбкой, и я наклоняюсь к ней, делая вид, что мне очень хочется услышать — я знаю, она это любит, когда рассказывает секреты.

— Я разговаривала с Герцогиней вчера вечером перед ужином, и я сказала, что было бы очень мило, если Жемчужина снова увидела бы суррогата. В конце концов, она вынашивает будущую Курфюрстину этого города. Это был бы такой подъем морального духа, учитывая все происходящее в низших округах. И Герцогиня сказала, что предложить это было очень продуманно с моей стороны и, конечно, кажется таким жестоким лишить этот город прославления следующего поколения его лидеров. Так что суррогат придет на вечеринку после церемонии! Это ли не увлекательно! — Она бросает на меня свой самый серьезный взгляд. — Я не должна была никому рассказывать, но ты ведь сохранишь это в секрете, не так ли, Имоджен? Обещай мне.

Я не могу дышать. Я не могу думать. Почему? Почему сейчас, после того, как Хэзел все это время была взаперти? Она даже не беременна — неужели люди этого не заметят? Мольбы Корал не имели к этому никакого отношения, я уверена. Герцогине вдруг захотелось видеть Хэзел на людях. В этом есть угроза, очень реальная, мощная, но я не вижу ее, я не могу понять ее.

Все, что я могу сделать — это соврать девушке, которая искренне смотрит на меня.

— Да, — отвечаю я. — Я обещаю.

Глава 13

ЦЕРЕМОНИЯ ПРОХОДИТ в Жемчужине на лужайке перед главным штабом Ратников.

День не по сезону жаркий, и фрейлины должны стоять позади, так что я не могу ничего ни услышать, ни увидеть. Мой разум поглощен мыслями о вечеринке и о том, почему после столького времени герцогиня позволит Хэзел появиться на публике.

Как только церемония заканчивается, далее следует небольшой прием, но герцогиня подлетает к Коре, ее семья тянется за ней.

— Мы уезжаем, — говорит она. — Сейчас.

В тишине мы вместе с Корал, Гарнетом, Карнелиан и Раем возвращаемся к машине. Когда мы подъезжаем, входные двери во дворец открыты, а в залах полно слуг. Корал тащит меня в бальный зал и ахает от восторга.

Сад преобразился.

На деревья были нанизаны маленькие цветные фонарики. Имеется шоколадный фонтан с грудами крупной красной клубники рядом, подносы с канапе, ожидающие подачи, и бутылки шампанского, охлаждающиеся в серебристых ведрах со льдом. Неподалеку разогревается струнный квартет. Мое сердце сжимается при виде женщины, настраивающей свою виолончель. Повсюду находятся дополнительные Ратники. Вся задняя стенка бального зала состоит из множества маленьких стеклянных дверей, так что паркетный пол ведет прямо в сад. По всей комнате расставлены столы для напитков, явно задуманные, как первая остановка на пути к главному ряду, где состоится представление.

Побегав от одного украшения у другому, Корал уносит меня прочь, чтобы сменить свое одеяние. Я выбираю мерцающее платье цвета морской волны с закрытыми рукавами, однако она едва может устоять на месте, пока я его зашнуровываю.

— Сад великолепен, — фонтанирует Коралл. — Как герцогиня все это делает и так быстро? У нее безупречный вкус. И моя прическа сегодня выглядит потрясающе, ты просто лучшая. Я говорила тебе, что ты самая лучшая, Имоджен? Потому что это правда!

Я не могу не улыбнуться, хотя я вся на нервах.

— Благодарю вас, госпожа.

Она продолжает болтать, пока я не объявляю, что она готова; затем мы спускаемся по главной лестнице в бальный зал.

Мои глаза сразу ищут Хэзел, но в бальном зале находятся только Гарнет и его отец. Гости еще не приехали.

Герцог уже хорошо приложился к виски. Гарнету наше появление явно приносит облегчение.

— Корал, ты — абсолютная мечта, — говорит он.

Она сияет.

— Где герцогиня?

— Ты знаешь мать. Она любит показной выход.

— Посмотрите, кто говорит, — язвит Карнелиан, когда присоединяется к нам; Рай рядом с ней. Он одет в смокинг. Мне это так напоминает об Эше, о вечеринках, которые он посещал под руку с Карнелиан.

— Ну, кузина, ты же знаешь, что я по крайней мере дней пять не делал показных выходов, — говорит Гарнет, подмигивая.

Рай смеется.

— Вот это достижение.

— Что я хочу знать, — говорит Карнелиан, — это где суррогат?

Именно тогда мне приходит в голову, что Карнелиан знает, что я не суррогат. Она думает, что герцогиня просто украла случайную, ничего не подозревающую девушку, чтобы заменить меня? Или она знает, как Хэзел относится ко мне? Я не могу понять как, если только Гарнет не сказал ей. И зачем ему это делать?

В это время прибывает несколько королевских пар, которых проводит в бальный зал один из лакеев. Гарнет предлагает Корал руку, чтобы пойти и поприветствовать их.

— Пойдем, — говорит Карнелиан Раю. — Мне нужно выпить.

Они отходят к одному из многочисленных столиков, нагруженных шампанским, вином и виски. Мне остается лишь неловко стоять у стены.

Однако вскоре гости начинают прибывать, и ко мне присоединяются другие фрейлины. Многие из них знают друг друга — они собираются вместе и шепчутся, пока их госпожи болтают и потягивают шампанское. Струнный квартет негромко играет в углу. Открытая задняя стена впускает теплый апрельский ветерок с ароматами жасмина и жимолости.

— Привет, — говорит мне молодой фрейлина-мужчина. У него темная кожа и голубые глаза — поразительный контраст — и он не может быть намного меня старше. Его улыбка теплая и искренняя. — Не думаю, что мы встречались. Я Эмиль.

Эмиль! Это фрейлина Рейвен, тот, что заботился о ней. Он помогал ей не терять разум настолько, насколько мог. Что означает… теперь я вижу Графиню Камня, ее крупную фигуру, прорезающую широкий путь через зрителей в бальном зале, когда она пробирается к Гарнету и Корал. Ненависть в моем желудке сворачивается в кулак. Эта женщина пытала мою подругу.

— А где Фредерик? — напрямик спрашиваю я. Фредерик — фрейлина графини, и даже больше садист, чем сама графиня. Рейвен рассказала мне о стене орудий пыток в темнице, где графиня держала ее, и о том, как Фредерик сам создавал каждый инструмент.

Эмиль хихикает.

— Я вижу, что мой дом опережает меня. Фредерик заболел. Весенний грипп. Графиня не выносит микробов. Его поместили на карантин в медицинскую палату, пока он не поправится. Так что остался только я. — Он делает легкий поклон.

Я хотела бы сказать ему, как благодарна, что он помог Рейвен. Я хотела бы дать ему знать, что она жива.

— Приятно познакомиться, — говорю я. — Я Имоджен, новая фрейлина Корал.

Его голубые глаза становятся ярче.

— О, прекрасно. Она кажется милой девушкой. Проста в уходе.

— Так и есть, — говорю я, глядя на то, где она стоит у открытых стеклянных дверей рядом с Гарнетом, болтая, в то время как над ней нависает Графиня Камня, на чьем лице красуется фальшивая улыбка. — Не думаю, что твоей госпоже нравится вечеринка.

— У графини эксцентричные вкусы, — отвечает он. — Я не думаю, что большинство людей могут принять то, что ей действительно нравится.

Я точно знаю, что он имеет в виду, но я только вежливо киваю.

— На самом деле, она здесь, чтобы увидеть суррогата, — говорит Эмиль, наклоняясь ко мне. — Как и большинство из них.

— Ах. Верно.

— Ты ее видела последнее время? — спрашивает он.

— Нет, — лгу я. — Герцогиня держит ее взаперти.

Внезапно раздается взрыв смеха — герцог и несколько других королевских мужчин хохочут над чем-то и хлопают друг друга по спинам. Среди них я замечаю Лорда Стекла, шурина герцога. Герцог смеется так сильно, что проливает свой напиток, и лакей бросается к нему с новым, а официант убирает беспорядок. Один из Ратников у двери бального зала настороженно наблюдает за герцогом.

Эмиль вздыхает.

— Он действительно знает, как устроить сцену. Вероятно, Гарнет от него нахватался.

— Гарнет забавный, по крайней мере, — говорю я.

Он смеется.

Именно в этот момент раздается плач ребенка, и объявляется о прибытии Курфюрста и Курфюрстины. Их сопровождает няня, несущая маленького Ларимара, одетого в детский костюм. Он больше, чем когда я видела его на балу у Курфюрста со своими пухлыми щеками и темными кудрями. Он, на самом деле, очень милый. Он извивается на руках у няни, потирая глаз толстой маленькой рукой. Люсьен, словно тень в белом, следует за ними.

Они проходят в начало очереди, чтобы поздравить Гарнета. Голос Курфюрстины такой высокий и громкий, что я легко ее слышу.

— Я не была здесь со времен вашей помолвки, — восклицает она. — Как вам жизнь в браке?

— Замечательно, ваша светлость, — с восторгом говорит Корал. — Я обожаю замужество.

Курфюрстина заливается веселым смехом.

— Как и я.

У Ларимара идут слюни, и няня вытирает ему подбородок платком.

— Разве он не самое дорогое, что вы когда-либо видели? — воркует Корал.

— Да, дорогая, — отвечает Гарнет.

— Мне не терпится увидеть девушку, вынашивающую его будущую жену, — говорит Курфюрстина, оглядываясь. Деликатность — не ее конек.

— Уверен, что скоро увидим, моя дорогая, — говорит Курфюрст. В отличие от своей жены, он не особенно хочет видеть Хэзел, судя по тону. — Где твоя мать, Гарнет? Я удивлен, что она не в гуще событий как обычно.

— Она, вероятно, кричит на поваров на кухне, — лениво говорит Гарнет. — Это ее второе любимое занятие. После криков на меня, конечно. — Он улыбается, а Курфюрстина с Корал хихикают.

— Ты будешь присутствовать на аукционе в этом году, — говорит Курфюрстина. — Ты взволнована?

— Жду с нетерпением, ваша светлость, — щебечет Корал. — Мне шьют платье специально для него.

— Где?

— У Мисс Мэйфилд.

— О! Она одна из лучших.

— Так все и говорят.

— Дорогой, — говорит Курфюрстина, прижимаясь к Курфюрсту, — мы должны пригласить Корал и Гарнета на ужин. Теперь эти двое сами по себе; то, что мы обедаем с будущим герцогом и герцогиней Озера, кажется уместным, не так ли?

Улыбка Корал становится еще шире.

— Да, конечно, — говорит Курфюрст. Его взгляд блуждает по комнате, и мне приходит в голову, что, может быть, он все-таки заинтересован в том, чтобы увидеть Хэзел.

— Вы слишком любезны, — говорит Гарнет. — Почтем за честь.

В саду раздаются фанфары. В бальный зал входит Герцогиня в красивом серебристом одеянии с бриллиантами на лифе и юбке, так что она сверкает, когда движется. Она останавливается прямо в дверном проеме. Те, кто прошел в сад, начинают толпой двигаться обратно во дворец, вытягивая шеи — все жаждут увидеть суррогата.

Отвратительно. Я помню, как они смотрели на меня на балу у Курфюрста, когда я была вынуждена играть на виолончели. Ненавижу тот факт, что Хэзел приходится это переживать.

— Друзья мои, — говорит она, широко раскрыв руки. Я замечаю серебряный браслет на ее запястье, от которого мое сердце уходит в пятки. — Я так рада спустя несколько таких насыщенных месяцев снова представить вам своего суррогата.

Она дергает запястьем на котором висит браслет, и Хэзел перемещается в поле зрения. Она привязана к герцогине тонкой цепью, которая крепится к богато украшенному воротнику вокруг шеи. Напряжение накатывает на меня волнами. Хэзел на поводке.

Но что еще хуже, под платьем виден круглый изгиб — живот, который явно показывает, что она беременна.

Но это не так. Она не может быть беременна. Я видела ее два дня назад. И они прекратили попытки оплодотворить ее.

Мои мысли путаются, а затем моя сестра находит меня глазами через всю комнату, и она слегка покачивает головой, обнадеживая меня. Что бы ни было под ее платьем, оно не настоящее.

Однако меня смущает, как легко она может быть мной. Герцогиня очень умна. Хэзел должна быть на каблуках, чтобы соответствовать моему росту. Они подложили ей что-то под лиф платья так, что ее грудь выглядит как моя. Она одета в то же платье, что и я на моем первом ужине во дворце — бледно-фиолетовое с высокой талией. Ее волосы закрутили и закололи так же, как обычно мне делала Аннабель.

Единственным новым дополнением, помимо беременного живота, является вуаль. Лицо Хэзел от переносицы до подбородка закрыто мерцающим слоем белой ткани. Она полупрозрачна, поэтому ее черты все еще частично различимы. Может, герцогиня хотела принять меры предосторожности, чтобы никто не понял, что она не я. Или, может быть, это просто какая-то новая мода для суррогатов.

Широко раскрытые пурпурные глаза Хэзел глядят со смесью страха и удивления на сцену перед ней — я осознаю, что она никогда раньше не видела этого дворца

и кого-либо из королевской семьи. Ее взгляд перемещается по сверкающим тканям к глянцевым инструментам струнного квартета и, наконец, останавливается на столах с едой, разложенных в саду, прежде чем вернуться ко мне.

Королевская семья тоже с интересом за ней наблюдает. Их взгляды мечутся между герцогиней и животом Хэзел.

— Она прошла через ужасное испытание, — говорит герцогиня. — Поэтому, пожалуйста, держитесь на расстоянии. Мы не хотим напрягать ее слишком сильно.

Курфюрстина уже пересекла бальный зал, чтобы встать перед Хэзел. Герцог неуверенно пробирается к герцогине, и они кланяются и делают реверанс, когда к ним присоединяется Курфюрст, за ними волочится няня. Зал затаив дыхание наблюдает, как Курфюрстина осматривает Хэзел сверху вниз.

— Она кажется… худее, — говорит Курфюрстина.

— Уверяю вас, ваша светлость, она совершенно здорова. Врач посещает ее каждый день.

Курфюрстина открывает рот, но Курфюрст кладет руку ей на плечо и поворачивает ее лицом к ожидающей толпе. Он делает знак няне, чтобы няня поднесла Ларимара к Курфюрстине, так чтобы они были вместе — герцог и герцогиня, Хэзел, Ларимар и Курфюрстина с Курфюрстом словно на жалком подобии семейной фотографии.

— Дамы и господа, — говорит он. — Я представляю вам будущее Одинокого города!

Толпа взрывается овациями. Я замечаю, что Графиня Камня хлопает без энтузиазма. Улыбка Курфюрстины выглядит натянутой. Ларимар начинает плакать, протягивая руки к няне. Я вижу седовласую графиню Розы в толпе, бывшую хозяйку Сиенны. Она смотрит на сцену с самодовольным выражением лица.

— А теперь давайте выпьем за это! — восклицает Гарнет. Овации превращаются в смех, и струнный квартет снова начинает играть. Хэзел немедленно окружена королевскими женщинами, которые явно умирают от желания подобраться к ней как можно ближе, не вызвав гнева герцогини.

Это приводит меня в ярость. Хэзел выглядит испуганной, все эти незнакомые дамы таращатся на нее, говоря о ней герцогине, как будто она не стоит прямо там с поводком на шее.

Люсьен плавно подходит к нам.

— Эмиль, — говорит он. — Фредерик все еще болен?

— Да.

— Передайте ему мои наилучшие пожелания скорейшего выздоровления.

— Я это сделаю.

Люсьен меня полностью игнорирует.

— Курфюрстина, должно быть, очень рада видеть суррогата, — говорит Эмиль.

— Действительно, — отвечает он. — Я не думаю, что она собирается выпускать девушку из виду весь вечер.

И правда — похоже на то, что Курфюрстина приклеилась к Хэзел. Ее близость не ускользнула и от внимания герцогини. За ними виднеется Кора. Когда наши глаза встречаются, она коротко кивает.

Я чувствую себя лучше, зная, что я не единственная, кто присматривает за Хэзел сегодня.

Вечеринка перемещается в сад, когда солнце начинает садиться, украшая небо полосами розового и оранжевого. Фрейлины остаются по краям, и я наслаждаюсь этой вечеринкой больше, чем какой-либо из тех, что я посещала в качестве суррогата. Наверное, потому что никто не смотрит на меня и не говорит обо мне, как будто меня не существует. Я смотрю, как Рай кормит Карнелиан клубникой, покрытой шоколадом, и мое сердце снова болит от мысли о Эше. И об Охре. Надеюсь, с ними все в порядке, где бы они ни были. Единственное утешение — если бы Эша поймали, я бы наверняка уже услышала. Герцогиня была бы в восторге.

Я провожу довольно много времени с Эмилем и получаю огромное удовольствие от его компании. Он добрый, умный и сообразительный. Мне жаль, что ему приходится жить в этом ужасном дворце. Не могу дождаться, чтобы сказать Рейвен, что мы познакомились.

Герцог напивается донельзя. Он продолжает говорить длинные тосты, которые никто не хочет слушать. Герцогиня пытается держаться от него как можно дальше, Хэзел рядом с ней. Мы с Хэзел переглянулись пару раз, но здесь просто невозможно с ней поговорить. Курфюрстина продолжает гладить ее по голове, словно собачку.

— Дамы и господа! — начинает герцог, поднимая свой бокал в третий раз. — Я хотел бы сказать т…

Внезапно музыку перекрывает громкий голос.

— Дом Озера — яд для этого города!

Посреди толпы стоит Ратник. Он меньше, чем большинство других, которых я видела, и с изможденным лицом. Участники вечеринки шокировано замолкают.

— Их кровь никогда не сядет на трон! — кричит он. Затем он достает пистолет и направляет его прямо на Хэзел.

Раздается выстрел с громких хлопком.

Глава 14

ХЭЗЕЛ.

Это все, о чем я могу думать.

Мне нужно добраться до Хэзел.

После первого выстрела начинается хаос. Доносится все больше выстрелов, и кажется, что они идут отовсюду. Кто-то тянет меня к земле, и я понимаю, что это Люсьен.

— Оставайся внизу, — рычит он мне на ухо, прежде чем броситься в стычку. Как только он исчезает, я поднимаюсь. Рай с Карнелиан бегут мимо меня, ее лицо прижато к его груди, он обнимает ее, защищая.

Хэзел. Мне нужно найти Хэзел. Этот человек направил пистолет прямо на нее.

Когда я пробираюсь сквозь народ, пытающийся найти выход, я спотыкаюсь обо что-то и падаю на землю, царапая ладони.

На меня уставились немигающие глаза герцога; на его груди разрастается красное пятно. Я отскакиваю назад и вижу, что Первый и другой Ратник стоят над телом измученного человека рядом с другим мертвым Ратником — его сообщником, я бы предположила, судя по тому, как Первый смотрит на него.

— Обыщите их, — плюется Первый. — Потом уберите их отсюда.

Сад практически пуст. Курфюрста и Курфюрстину нигде не видно — они, должно быть, были первыми, кого защитили Ратники, когда началась стрельба. Затем я вижу тонкую серебряную цепь в траве, ее конец отломан от запястья, к которому она когда-то была прикреплена. Я подползаю по земле к нему и нахожу пару маленьких ножек, торчащих из-под тела, одетого в белое.

Кора накрыла Хэзел. Я хватаю ее за руку и оттаскиваю от сестры. Она стонет.

Кровь просочилась через платье, окрашивая плечо в ярко-красный цвет. Хэзел кашляет и садится.

— Она… она потянула меня вниз, — говорит она, глядя широко раскрытыми глазами на Кору, которая впала в бессознательное состояние.

— Защитите моего суррогата, дураки! — доносятся крики герцогини, выползающей из-за стола. Третий появляется из ниоткуда, подхватывает Хэзел и исчезает вместе с ней.

Мне понадобилась каждая капля самоконтроля, чтобы не крикнуть ей вслед.

— Кора! — кричит герцогиня, видя, как она лежит у меня на руках. Она бежит и опускается на колени, ее платье вздымается сверкающими волнами вокруг нее. — Отдай ее мне, — огрызается она, выхватывая обессилевшую фигуру Коры из моих рук и прижимая ее к своей груди. — О, Кора, Кора, что они с тобой сделали…

Я никогда не видела герцогиню такой раньше. Слезы текут по ее щекам, когда она качает свою фрейлину взад и вперед, кровь просачивается сквозь пальцы.

— Помогите мне! — кричит она, и больше Ратников появляются около нее. Я встаю и спотыкаюсь, когда они поднимают Кору и уносят ее, я полагаю, в медицинскую палату. Я наткнулась прямо на Гарнета, который смотрит на тело своего отца.

— Что происходит? — беспомощно спрашиваю я.

— Я… Он… — Гарнет выглядит сбитым с толку, будто сцена перед ним не имеет никакого смысла. — Ты поможешь мне отнести его внутрь?

Бальный зал пустует. На паркетном полу разбитые стекла, лужи вина и перевернутые тарелки с едой. Мы кладем герцога у дверей. Я беру чистую льняную скатерть и накидываю на него.

— Спасибо, — говорит Гарнет, но за этим словом нет эмоций. — Я думаю, что лакея тоже подстрелили.

Мы видим лакея, опрокинувшегося на куст. Он молодой, с медной кожей и большим носом. Я почти уверена, что его звали Джордж. Гарнет и я несем его внутрь, чтобы положить рядом с герцогом. Горничные и лакеи начали неуверенно подходить к бальному залу.

— Начните убирать это, — говорит Гарнет. Никогда не слышала, чтобы он звучал так по-командирски. Выглядит он так, будто постарел за вечер лет на десять.

— Гарнет… — но прежде чем я смогла бы продолжить, в зале начинается суматоха, и мы слышим голос, кричащий: «Ради Курфюрста, Пятый, это я, пропустите меня!»

Через несколько секунд в дверях бального зала появляется Доктор Блайт. Он внезапно останавливается и шокировано осматривает открывшуюся перед ним сцену. Он ничуть не изменился — хотя, возможно, в его густых черных волосах появилось еще несколько серых полос. Его зеленые глаза грустнеют, когда он поднимает угол скатерти, покрывающей герцога.

— Где твоя мать? — спрашивает он, глядя на Гарнета, который указывает на сад.

Доктор Блайт выбегает, и я слышу вопль, за которым следует, — Кора, позаботься о Коре, идиот!

Через секунду он возвращается и выходит за дверь. Я понимаю, что кое-кто пропал.

— Гарнет, — говорю я тихо. — Где Корал?

Гарнет моргает и оглядывается.

— Я не знаю. — Мгновение он тупо смотрит в дверной проем, затем говорит: — Я… Я вернусь.

Он бредет из зала, словно в трансе.

Я направляюсь в залы в поисках Корал. Через несколько минут я нахожу ее плачущей на одной из небольших лестниц. Я сажусь и обнимаю ее, и она падает мне на грудь.

— О, Имоджен, — рыдает она.

— Тише, — говорю я на автомате, крепко ее держа, больше для собственного успокоения, чем для ее. Хэзел сегодня чуть не умерла. Я была там и была не в силах остановить это. Я пришла сюда, чтобы уберечь ее, но потерпела неудачу. Если бы Кора не… я зажмуриваю глаза, потому что не могу думать об этом.

Я наконец успокаиваю Корал и укладываю в постель. Затем я в оцепенении спускаюсь по лестнице и прохожу по коридорам, не позаботившись воспользоваться тоннелями для слуг. Я прохожу мимо бального зала, где Мэри и другие горничные убирают полы, а лакеи поднимают разбитые бутылки и сломанные столы. Я должна присоединиться к ним. Я должна помочь. Но мои ноги продолжают идти.

Проходя мимо курительной герцога, я слышу тихий шум, похожий на всхлипывание. Дверь слегка приоткрыта, и я заглядываю внутрь и вижу Гарнета, сидящего в кресле, схватившись за голову.

Я не знаю, что делать. Я собираюсь повернуться и уйти, когда он поднимает глаза.

— О, — говорит он, быстро вытирая слезы с щек.

— С тобой все в порядке? — спрашиваю я, проскальзывая внутрь и закрывая за собой дверь. Глупый вопрос. Конечно, это не так. — Ты… ты знаешь, что это было? В смысле, это было запланировано? Это была акция Общества?

— Нет, — мрачно говорит Гарнет. — Определенно нет.

— В таком случае…

— Я не знаю, Вайолет. — Его тон резкий, и он, кажется, понимает это. Он вздыхает и откидывается на спинку стула. — Я ненавижу находиться здесь, — говорит он. — Всегда ненавидел. Воняет. Никогда не понимал, почему мой отец так любит сигары. — Едва слышно, как его голос надламывается на слове «отец».

Я сажусь на край кожаной тахты.

— Прости, — шепчу я.

Лицо Гарнета становится красным, и он отводит взгляд.

— Мне он даже не особо нравился, — говорит он. — Он был таким неловким. Скучным. Всегда пьяным. Но я не… я не хотел, чтобы он… — Он снова вытирает глаза.

— Когда умер мой отец, я чувствовала себя такой виноватой, — говорю я тихо, сосредоточив свой взгляд на хрустальной пепельнице. — Я думала, что должна была что-то сделать, я думала… — Я прокашливаюсь. Говорить с Хэзел об этом…это одно — мне трудно поделиться этими воспоминаниями с кем-то другим. Но Гарнет нуждается в этом сейчас. — Затем я разозлилась. Что только заставило меня чувствовать себя более виноватой.

— Я не чувствую себя виноватым, — огрызается Гарнет.

Я делаю паузу.

— Правда?

На шее у него пульсирует вена. Потом он оседает, в груди вздымаются рыдания. Я становлюсь на колени рядом с ним и беру его руку в свою.

— Это не твоя вина, — шепчу я.

Голова Гарнета падает на мое плечо, и я некоторое время позволяю его слезам смочить мне платье, пока мы не слышим голоса снаружи. Сапоги Ратников маршируют туда-сюда по коридорам. Гарнет садится и вытирает нос рукавом.

— Ты должна идти, — говорит он. — Мы не должны быть здесь вместе.

Я встаю. Затем я целую его в лоб. Он одаривает меня слезливой улыбкой, прежде чем я проскальзываю обратно в коридор. Я так устала. Я хочу в свою кровать.

Я почти достигаю стеклянного коридора, когда сталкиваюсь с доктором Блайтом. Все мое истощение исчезает с притоком адреналина. Вытирая лоб платком, он выглядит опустошенным.

— Добрый вечер, — говорит он и хмурится. — Извините, я не думаю, что мы встречались.

Мое сердце подскакивает к горлу. Он узнает мой голос.

— Я Имоджен, — говорю я, радуясь тому, что я так переполнена эмоциями и говорю отрывисто. — Новая фрейлина Корал.

— Ах. — Он вздыхает и кладет платок обратно в карман. — Вы не получили никаких травм? Я буду рад осмотреть вас.

Это была бы ужасная идея, так как ничего в моем теле не изменилось. Я энергично качаю головой.

— Суррогат? — спрашиваю я. — С ней все в порядке?

Одна из его бровей взлетает вверх. — Она в порядке. Я думал, вы будете больше беспокоиться о Коре.

— Да, я… как Кора? — Я чувствую, как розовеют мои щеки, и я пытаюсь силовой воли убрать цвет.

Доктор Блайт мгновение изучает меня.

— Она в порядке. Пуля задела ее плечо. Она спасла жизнь суррогату. — Он потирает висок. — Простите, мы раньше не встречались? Вы кажетесь мне знакомой.

— Я так не думаю, — говорю я, глядя вниз. — Пожалуйста, простите меня, я очень устала. Приятно слышать, что с Корой все в порядке. Спокойной ночи, Доктор.

Перестань говорить, Вайолет, кричу я про себя. Не дожидаясь ответа от доктора Блайта, я торопливо иду по стеклянному коридору, не останавливаясь и не поднимая глаз, пока не добираюсь до своей комнаты и не запираю дверь на замок. Я падаю на кровать, и на меня обрушивается тяжесть всего вечера.

Из уголка глаза вытекает слеза и оставляет теплый след на моей щеке. Столько слез пролилось сегодня.

Я чувствую себя такой дурой. Я не могу защитить Хэзел здесь. Эш был прав. И кто я такая, чтобы говорить, кому что делать, сколько рисковать и ради кого?

Я отчаянно желаю оказаться на нашем сеновале. Я хочу утопать в шерстяном одеяле и чувствовать его руки вокруг меня, как его дыхание шевелит мои волосы, а все мои страхи и разочарования отходят на второй план. Я хочу чувствовать себя любимой независимо от того, какие решения и ошибки я сделала.

Потому что я люблю его за то, чтобы он ни натворил.

Мой аркан начинает гудеть. Я выдергиваю его из волос, и мой пучок развязывается, покрывая мои плечи светлыми волнами.

— Что случилось? — требую я, прежде чем Люсьен успевает что-либо сказать. — Что это было?

— Я не знаю. — Никогда не слышала его таким. Сбитый с толку. Почти напуганный. — Я не могу поверить, что Курфюрстина сама организовала бы что-то подобное, но… если она это сделала, это очень плохой знак.

— Почему?

— Это будет означать, что она больше не доверяет мне, а это не то, что мы можем себе позволить.

— Так ты думаешь, она это спланировала или нет? — спрашиваю я.

— Она была рядом с Хэзел весь вечер до самого начала стрельбы, когда она настояла на том, чтобы войти внутрь, потому что было холодно, хотя этот вечер был довольно приятным. Ее и Курфюрста немедленно увезли, и она настояла, чтобы я пошел с ними, хотя она знала, что я могу помочь с ранеными. В конце концов, я спас тебе жизнь прежде. Возможно, она не хотела, чтобы я повторил представление.

— Мы должны держать ее подальше от Хэзел, — говорю я.

— Это не в моей власти, — мягко говорит он.

— Тогда в чем смысл всего этого? — говорю я. — Почему я вообще здесь нахожусь? Почему я приехала сюда? Я не могу помочь. Я не могу…

Наступила небольшая пауза. Я чувствую, как Люсьен собирается с мыслями.

— Помнишь — говорит он, — когда ты спросила меня о Рейвен, когда ты еще была суррогатом герцогини? Когда ты хотела знать, где она живет?

Кажется, это было миллион лет назад.

— Да.

— Я думал, что это так глупо с твоей стороны. Пустая трата времени. Я был очень расстроен, когда понял, что она живет по соседству с тобой. Я считал, что она отвлекает тебя. Делает слабой. — Он вздыхает. — Но она не была слабостью. Она одна из твоих самых сильных сторон. Как и Эш. Как и Хэзел. Люди, которых ты любишь, делают тебя сильной, Вайолет. Они делают тебя храброй и бесстрашной. Хотел бы я, чтобы ты это увидела каким-то образом.

— Но я не храбрая, — говорю я. — Не такая, как ты.

Люсьен хихикает.

— Нет, — говорит он. — Ты бесконечно храбрее.

Хотелось бы мне ему верить. Я должна попытаться. Потому что эта ночь показала мне, что Люсьен не может решить все мои проблемы за меня.

Я позволила его словам образовать оболочку вокруг моего сердца, жесткую и жилистую. Я должна быть сильной. Ради своих друзей, ради сестры, ради этого города. Единственный способ по-настоящему спасти Хэзел — уничтожить королевскую семью и суррогатное материнство раз и навсегда.

Теперь я не просто суррогат, купленный и водимый повсюду на поводке. В конце концов, королевская власть это узнает.

И они будут бояться меня.

Глава 15

ГЕРЦОГА ПОХОРОНИЛИ ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ ПОСЛЕ СТРЕЛЬБЫ.

После обеда в день похорон я сижу на стуле на кухне и грызу малиновую булочку. Похороны только для семьи, так что все послеобеденное время я предоставлена самой себе.

Я беру газету, которую кто-то оставил на столе. «Трагедия Поражает Снова!» гласит заголовок. «Дом, пораженный несчастьем.» И под заголовком очень красноречивый вопрос: «Цель — суррогат герцогини?»

В статье прямо не обвиняют Курфюрстину за события вечеринки, но слухи разлетаются, и этот репортер явно знает о них. Он предполагает, что кто-то «влиятельный и с причиной убить суррогата» должен стоять за стрельбой. Это соответствует тому, о чем все в Жемчужине, кажется, думают.

Я хочу навестить Хэзел, но доктор переехал обратно во дворец, как и после моего выкидыша. Что делает медицинский кабинет особенно опасным для посещения. Я не знаю, когда я увижу ее.

Я переворачиваю страницу, и на меня выпрыгивает следующий заголовок вместе с очень знакомой фотографией, заставляя меня чувствовать, как будто пол только что ушел из-под моих ног.

«Замечен Эш Локвуд?»

Лицо Эша, то же, что и на январских плакатах розыска, смотрит на меня, с намеком на улыбку на лице, его волосы зачесаны назад, а не спутаны. Быстро прочитываю статью.

«Эш Локвуд, когда-то один из самых востребованных компаньонов Жемчужины, теперь уже пресловутый беглец, был замечен около своего бывшего компаньонского дома прошлой ночью. Мужчина, подходящий под описание Локвуда, был замечен скрывающимся в парке рядом с компаньонским домом Мадам Кюрьо после полуночи. Свидетель, мистер Д.Р. Раш, утверждает, что видел Локвуда, выгуливающего собаку. Без сомнения, Ратники тщательно изучат этот вопрос. Считается, что Локвуд является одним из лидеров печально известного общества Черного ключа, группы повстанцев, стремящихся к вандализму и разрушениям, которые были связаны с несколькими взрывами в Банке и Смоге и, совсем недавнему убийству судьи Эвили. Он сбежал из Жемчужины после изнасилования суррогата Герцогини Озера. Любой, кто имеет информацию о его местонахождении, должен немедленно связаться с местными правоохранительными органами. Однако общественность предупреждается, что этот человек считается чрезвычайно опасным».

Эш добрался до Банка! Я хочу встать и вскрикнуть от радости. Может быть, он уже связался с некоторыми компаньонами. Но об Охре ничего не сказано. Они разделились? Возможно, Эш оставил его в безопасном месте, когда он поехал в свой старый компаньонский дом. Он бы никогда не рискнул Охрой, я уверена в этом. Хотя понятие Охры о безопасности может отличаться. Внутри меня борются беспокойство и гордость.

— Имоджен, передай мне розмарин, пожалуйста, — говорит Зара, врываясь в мои мысли. Настроение во дворце подавленное. Даже обычно шумная кухня тихая и в основном пустая. Посудомойка по имени Клара скребет кастрюли в раковине, а Уильям скручивает сигарету у одной из печей.

— Ужасно, — бормочет Зара, когда я протягиваю ей траву. Она сминает розмарин в мясистом кулаке и втирает его в жаркое. — Он был хорошим человеком.

— Я не знала, что вы так хорошо знали герцога, — говорю я.

— Не герцог, — огрызается она. — Джордж, лакей. Но никого не волнует, что он мертв, правда? Нет, все плачут и скорбят из-за этого алкоголика.

— Он был не так уж плох, Зара, — говорит Уильям. — Лучше, чем она, это точно.

— О, заткнись, Уильям, он всегда был к тебе по-особенному благосклонен, вот почему он тебе нравился, — говорит Зара, вытирая нос рукавом.

— Когда-нибудь станет известно, кем были эти люди? — спрашиваю я. — На кого они работали?

На лице Уильяма тут же появляется скука.

— Курфюрстина, разве это не очевидно? Она ненавидит герцогиню с тех пор, как вышла замуж за Курфюрста. И если ее сын женится на дочери герцогини, они останутся друг с другом на всю жизнь. Это не первый раз, когда такое случается. Я слышал, что смерть сестры Курфюрста не была случайной.

— Она упала с лошади, — говорю я. — Как это подделать?

— Правда? — Уильям пожимает плечами.

— Слухи и теории заговора, — говорит Зара. Она впивается взглядом в Уильяма. — И даже не думай зажечь это на моей кухне.

Он направляется к двери в сад, когда в кухню с криками влетает маленькая фигурка.

— Помогите! Помогите мне, пожалуйста!

На лице Хэзел — потеки от слез, а на запястьях и руках — царапины. Она все еще носит фальшивый живот под белой рваной ночной рубашкой. Без каблуков и платья она выглядит намного моложе, чем на вечеринке.

Зара в изумлении. Я чувствую, как у меня отвисает челюсть. Я хочу подбежать к ней, я хочу прокричать ее имя, но я застываю от шока. Как она здесь оказалась? Как она выбралась оттуда?

— Остановите ее! — кричит другой голос, и вдруг в помещение вбегает Кора с перевязанной рукой и двумя Ратниками позади. Хэзел бросается в мою сторону, и мои руки инстинктивно тянутся к ней, но Уильям обхватывает ее за грудь.

— Отпустите меня! — плачет Хэзел. Ее взгляд прикован к моему. — Она пытается убить меня. Она пытается убить меня!

— Пятый, Третий, отведите ее обратно в медпункт сейчас же, — приказывает Кора. Хэзел борется с хваткой Уильяма.

Я стою с широко раскрытыми глазами, парализованная и беспомощная. Что мне делать? Кто пытается ее убить? Она говорит о Курфюрстине?

Два Ратника выбивают мою сестру из рук Уильяма. Она кусает руку Пятому, и тот ругается.

— Успокойся, — говорит Кора. — Никто не причинит тебе вреда.

Хэзел плюет ей в лицо, пока они тащат ее прочь, поворачивая голову, чтобы встретиться со мной взглядом еще раз.

— Она пытается убить меня, — говорит она, бросая взгляд обратно на Кору. Я слышу, как она кричит это еще раз, ее голос эхом отдается над каменными полами, прежде чем исчезает. Затем она пропадает.

Четверо из нас, оставшихся на кухне, в ошеломлении молчат.

Зара прокашливается.

— Я предлагаю всем забыть то, что мы только что здесь видели, — говорит она.

Клара возвращается к чистке кастрюль с новым рвением, и Уильям спешит за дверь, чтобы покурить. Я, ошарашенная, продолжаю неподвижно стоять. Хэзел была здесь, а я ничего не сделала. Я никогда не чувствовала себя такой бесполезной.

Она пытается меня убить. И она посмотрела на Кору, когда это произнесла.

Кора пытается навредить моей сестре? Тогда зачем спасать ей жизнь на вечеринке?

— Имоджен?

Я вздрагиваю. В дверях маячит один из лакеев, который заметно нервничает.

— Да?

Он протягивает мне письмо.

— Это только что пришло для Корал. Из королевского дворца.

Я без слов беру у него конверт кремового цвета. Имя Корал написано элегантным шрифтом золотыми чернилами.

Я несу его в ее покои в изумлении, не видя, куда иду, не сосредотачиваясь ни на чем, кроме образа заплаканного лица моей сестры, чьи последние слова все еще звучат в моих ушах.

Когда Корал приходит домой через несколько часов после похорон, я даю ей письмо, и она его с нетерпением открывает.

— Моя дражайшая Корал, — читает она вслух. — Мы будем рады пригласить вас с мужем на обед через три дня в два часа. Мои глубочайшие соболезнования по поводу потери вашего тестя. Мы все должны оставаться сильными в эти тревожные времена. Пожалуйста пришлите ответ как можно скорее. Все самого наилучшего, Курфюрстина. — Она прижимает письмо к сердцу. — Как замечательно! Мы должны немедленно ответить, как она и говорит. Я никогда раньше не получала личного приглашения в королевский дворец!

Она быстро пишет ответ и отдает мне письмо для отправки. Я нахожу один просвет в этой ситуации — поездка в королевский дворец означает, что я увижу Люсьена. Мне как никогда нужны его советы и наставления.

Глава 16

КОРА, КАЖЕТСЯ, ИЗБЕГАЕТ МЕНЯ В ТЕЧЕНИЕ СЛЕДУЮЩИХ НЕСКОЛЬКИХ дней.

Она всегда с герцогиней, которая выглядит усталой, почти изможденной, с тех пор, как Хэзел сбежала. Кажется, она никогда не бывает в своей комнате, когда я пытаюсь увидеть ее перед сном. Наконец-то мне удалось загнать ее в угол, поджидая у ее комнаты утром перед обедом Корал и Гарнета в Королевском Дворце.

— Что происходит? — требую я, и она подпрыгивает при виде меня.

— Все в порядке, — говорит она, поглядывая вверх и вниз по пустому коридору. — Она вышла, когда доктор отвлекся. Теперь она в безопасности в медицинской комнате.

— Безопасности? — шиплю я. — Она сказала, что ты пыталась убить ее!

— Зачем мне это? — Кора делает шаг вперед, так что моя спина прижата к стене. — Доктор дал ей успокоительное после стрельбы. Оно все еще было в ее организме. Она была сбита с толку. Дезориентирована. Никто в этом дворце не хотел бы причинить ей боль.

— Но…

— Слушай, я дала обещание и собираюсь сдержать его, — говорит Кора сквозь зубы. — Только не забудь выполнить свою часть сделки.

Затем она разворачивается на каблуках и уносится прочь. Я прижимаю голову к стене и закрываю глаза. Мне хочется ей верить. Мне хочется верить, что Хэзел в безопасности.

Но это не так. Никто из нас не защищен.

Я возвращаюсь в покои Корал, чтобы подготовить ее к обеду.

Может, Люсьен поможет мне во всем разобраться.

* * *

КОРОЛЕВСКИЙ ДВОРЕЦ ТАКОЙ ЖЕ РОСКОШНЫЙ, КАКИМ Я ЕГО ПОМНЮ.

Пробравшись через густой лес, наш автомобиль проезжает мимо безукоризненно выстриженных из десятифутовой живой изгороди фигур птиц и разных чудищ. Мы выезжаем на большую площадь с фонтаном в центре — четыре мальчика дуют в трубы, выливая воду из своих рогов тонкими арками.

Сам дворец сделан из полированного металла, который светится, как жидкое золото. Он взмывает в небо башенками и шпилями, его блестящая поверхность заставляет меня щуриться при ярком солнечном свете.

— Поверить не могу, что герцогиня пыталась нас отговорить, — говорит Корал, когда шофер открывает ей дверь. — Как мы могли отказаться от приглашения из королевского дворца?

Герцогиня не обрадовалась, когда услышала об этом обеде.

— Ты знаешь, что говорят, дорогая, — говорит Гарнет, небрежно глядя в мою сторону. — Мама просто пытается защитить нас.

— Ну конечно мы будем в безопасности, — говорит Корал, гордо выпячивая грудь. — Разве она не знает, что мой муж — старшина среди ратников?

Лицо Гарнета смягчается, и я чувствую, что мое сердце тоже. Корал может и относится к королевской семье, но она вправду милая девушка.

Мы поднимаемся по низким ступенькам к парадным дверям, которые открывают лакеи, одетые в синие и красные сюртуки с блестящими медными пуговицами.

В огромном круглом фойе нас ожидает Люсьен.

— Гарнет, Корал, добро пожаловать, — тепло говорит он. — Их королевское величество жаждут вас видеть. Обед будет подан в саду Лотоса. Пожалуйста, следуйте за мной.

Он возглавляет путь, Коралл и Гарнет бок о бок позади него, а я замыкаю. Я была в Королевском дворце дважды до этого: первый раз на балу Курфюрста, а второй — на праздновании Самой Длинной Ночи. Но очевидно, что я даже и крупицы дворца не видела. Люсьен ведет нас по широким залам с огромными картинами маслом на стенах, с богато детализированными фресками. Полы одного зала, похоже, выполнены из чистого алмаза. В другом зале имеются светильники, которые меняют цвет, когда ты проходишь мимо, меняясь от лилового до лавандового и до бледно-зеленого.

Мы оказываемся перед парой стеклянных двойных дверей. Люсьен открывает их и кланяется, указывая Корал и Гарнет на улицу. Я останавливаюсь в дверном проеме, и у меня перехватывает дыхание.

В саду Лотоса нет различимых стен, только широкое кольцо пышной зелени. Вместо рядов цветов и аккуратно подстриженной травы — вода. Кристально чистая вода с цветами лотоса и лилиями. Мягкие белые цветы медленно плавают, вокруг них мечутся лягушки и рыбы. На большом каменном острове в центре сада стоит каменная плита, где расположены белый стол и стулья под широким зонтом, разложены тарелки и столовые приборы, в центре стола охлаждается бутылка белого вина в серебряном ведре.

Курфюрст и Курфюрстина уже за столом. Курфюрстина машет рукой.

— Гарнет, Коралл, вы прибыли! — кричит она. — Замечательно. Шеф-повар готовит лобстера-термидора. Надеюсь, это подойдет. Люсьен, оставь нас. Проводи фрейлину Корал в зелёную комнату, она может подождать там, пока мы не закончим.

— Да, моя госпожа, — говорит Люсьен с поклоном, и мы оставляем Гарнета и Корал на их обеде.

Как только мы уходим из поля зрения и остаёмся наедине, Люсьен разворачивается и заключает меня в объятья.

— Мне столько… — Я собираюсь рассказать ему о побеге Хэзел, когда он перебивает.

— Я хочу тебе кое-что показать. И у нас не так много времени. Сюда.

Он движется по коридору и сворачивает налево, останавливаясь перед большим зеркалом с позолоченной рамой, чтобы отодвинуть его в правую сторону. Оно открывается с щелчком, за ним обнаруживается небольшой уступок с каменной лестницей, разветвляющейся в обоих направлениях. Мы проходим через проем и поднимаемся, пока не достигаем другого коридора. Влево, вправо, вверх по лестнице, влево, ещё лестница… Я быстро перестаю понимать, где мы находимся, кроме того, что мы поднимаемся высоко. Коридоры наполнены слугами, и все кланяются или кивают Люсьену, когда он проходит мимо.

Мы добираемся до простой деревянной двери — она заперта, но Люсьен достает свой брелок для ключей. Вверх поднимается спиральная лестница, и когда мы подходим к ее концу, обнаруживаем только одну деревянную дверь. У нее нет замка.

Люсьен открывает её, и я обнаруживаю себя в спальне. Она простая, практически спартанская и напоминает мне мою комнату в Южных Воротах. У окна расположены аккуратно заправленная кровать, комод, маленькое кресло. На стене висит акварельная картина — луг синих цветов. Дверь шкафа слегка приоткрыта.

— Это…

— Моя комната, — говорит Люсьен, избегая моего взгляда. Я чувствую себя неловко. Это настолько личное. Зачем Люсьен привёл меня сюда?

Затем он проходит через всю комнату к шкафу, отодвигает в сторону ряд висящих платьев фрейлины и показывает потайную дверь.

Она выполнена из металла и не имеет видимой ручки. Люсьен снимает аркан с брелока и вставляет его в углубление в центре двери. Камертон начинает гудеть, затем дверь открывается. Люсьен протягивает руку, и аркан падает в ладонь. Надежно закрепив его на брелоке, Люсьен широко распахивает дверь.

— Твой тоже откроет ее, — говорит он. — И у Гарнета с Сил.

Я оставляю спальню позади и иду в тайную комнату. Дверь захлопывается, на мгновение погружая нас в темноту, прежде чем один за другим не начинают загораться светильники.

— Что это за место? — спрашиваю я.

— Моя мастерская, — отвечает Люсьен.

Стена позади меня заставлена книжными полками, как и стена напротив; книги втиснуты в любое свободное место. Если места нет, стопки книг складываются на столы и под стульями. Стена слева от меня обклеена картами, иллюстрациями и клочками бумаги с поспешно написанными заметками. Стоит большой стол для рисования, над которым висят три абажура, похожие на парящие миниатюрные солнца. В углу установлен мольберт, на соседнем столе — набор баночек с красками, на них потеки пурпурного, лавандового и лимонно-желтого цветов. На стене среди слабо светящихся бумаг прикреплен огромный экран — как тот, который использовал доктор Блайт, когда проводил со мной тесты на Заклинания, но намного больше.

В центре комнаты главенствует длинный деревянный стол, усеянный странным оборудованием. Стеклянные колбы всевозможных форм и размеров: одни заполнены пузырящимися жидкостями, из других идет пар в оттенках серого и золотого, под некоторыми горит пламя, есть те, которые издают слабые гудящие звуки, словно далеко находящийся аркан. Ступка с пестиком, наполненная дроблеными листьями, от них идет мятный аромат, а в другой ступке что-то черное, похожее на перчинки. Тонкие медные катушки выходят из одних колб в другие.

Стена справа от меня полностью заполнена часами. Большие и маленькие, какие-то причудливые, а какие-то простые, некоторые из сложнейших кованых металлов, другие просто белые циферблаты с деревянным обрамлением.

Я вижу знакомый предмет, лежащий под стопкой бумаг на столе для рисования. Я дрожащими руками поднимаю грифельную доску.

— Да, — говорит Люсьен мягко, и я подпрыгиваю, — Я сделал Аннабель доску. Это был прототип.

Мои пальцы сжимают её, прежде чем я кладу её обратно на стол.

— Зачем ты мне это всё показываешь? — спрашиваю я.

— Я почувствовал, что пришло время. Аукцион приближается с каждым днем. Никто никогда не видел этого места. К тому же, ты так удачно сейчас свободна. — Люсьен убирает кучу книг с кресла и указывает, что я должна сесть. Он поднимает табуретку перед мольбертом. Я замечаю, что начатый рисунок на нем — грубые очертания лица девушки с длинными волосами. Я готова поспорить, что это Азалия.

— Это место потрясающее, — говорю я.

На щеках Люсьена появляются два розовых пятна.

— Спасибо.

— Я сомневаюсь, что когда-нибудь смогу понять, чем ты здесь занимаешься. — Я мельком гляжу на колбу, заполненную яркой изумрудной жидкостью.

— Я уверен, что ты могла бы разобраться в нескольких вещах, — говорит он, сверкая глазами. Он оглядывает комнату. — Это место так долго было дорого мне.

— Курфюрстина не знает об этой комнате?

Он хихикает.

— О нет. Об этой комнате не знают ни Курфюрстина, ни Курфюрст. Этот дворец полон секретов, о которых они не знают. Вот что происходит, если ты не смотришь на то, что внутри, а обращаешь внимание только на обертку.

Он поднимает с пола медную пружину и крутит ее в руках.

— Зачем так много часов? — спрашиваю я.

— Я рассказал тебе немного о своем детстве, — говорит он. Я внутренне съеживаюсь, вспоминая ужасающую историю о том, как Люсьен был кастрирован против своей воли собственным отцом, и как смотрели на это его мать и сестра. — Мне нравилось разбирать одни часы в нашем доме и собирать их обратно. Старые привычки, как говорится, отмирают с трудом. — Он смотрит на стену часов позади себя. — Некоторые из них чувствуют себя очень старыми друзьями.

Мне кажется, что я действительно мало что знаю о Люсьене.

— Как долго ты их коллекционировал?

Он медленно начинает разворачивать катушку в руках.

— С тех пор, как мне было двенадцать. Это седьмая итерация моей стены часов. Некоторые из них я сохранил. Большинство из них новые. Часовщики в Банке обожают меня. К счастью, ни Курфюрстина, ни Курфюрст, похоже, не замечают и не волнуются о том, чтобы мы каждый год заказываем так много новых часов. — Он вздыхает. — Они не поняли бы, если бы я когда-либо должен был объяснить это им. Эти часы успокаивают меня. Они напоминают мне, кем я был. Для них это было бы глупо.

— Для меня совсем нет, — говорю я.

— Я знаю, милая. — Катушка полностью распустилась в тонкую медную проволоку. Люсьен сгибает её пополам и бросает в сторону на стол. — Я помню, как впервые услышал, как ты играешь на виолончели. На бале Курфюрста. Насыщенность твоей игры, простота музыки, выражение на твоем лице… Я помню, как думал, что узнаю это чувство.

— Казалось, это было так давно, — говорю я.

— Да, я представляю, что для тебя это и вправду так.

— А для тебя нет?

Люсьен пожимает плечами.

— Я живу в этом округе очень долгое время. Полагаю, я уже привык к тому, как здесь проходит время. Оно старит тебя. Оно меняет тебя.

Наступает тишина, нарушаемая лишь журчанием колб и тиканьем часов на стене.

— Хэзел сбегала, — говорю я. — Она как-то выбралась из медицинской комнаты и прибежала на кухню. Она сказала… кто-то пытается убить ее. Думаю, она имела в виду Кору. Но это не может быть правдой, да? И Кора отрицала это, сказав, что Хэзел была под препаратами или что-то вроде того.

— Она сбегала из медицинской комнаты? — сказал Люсьен, приподнимая бровь. — Впечатляюще.

— Она сказала, что кто-то пытался убить ее, — говорю я снова. Я не чувствую, что он понимает всю серьезность ситуации.

— Мы знаем, что кто-то пытается убить ее, Вайолет, — терпеливо говорит он. — Вот почему ты вернулась в Жемчужину в первую очередь.

— Итак, что же мне делать? — спрашиваю я, стукая кулаком по подлокотнику кресла. — Она была прямо там, Люсьен, прямо передо мной, умоляя о помощи, и я… я ничего не могла сделать.

Он поджимает губы.

— Боюсь, нам ничего не остается, кроме как позволить всему этому закончиться. Полагаю, Герцогиня усилила ее охрану после стрельбы. Это лучшее, на что мы можем надеяться — точнее, все, на что мы можем надеяться. Планы этого общества осуществятся в день Аукциона, или нет. Время покажет.

— Как ты думаешь, за стрельбой стояла Курфюрстина? — спросила я.

— Это, безусловно, самая популярная теория. — Я бросаю на него взгляд. — Да, — признается он. — Я так думаю.

Я содрогаюсь.

— Это так странно, — говорю я. — Жизнь во дворце идет как ни в чем не бывало. Как будто герцога никогда не существовало.

— Боюсь, его не особенно любили. — Он прикладывает руку к груди. — Забыл сказать тебе! Эш вошел в контакт со своими бывшими коллегами. Они жаждут присоединиться к нам. Какое счастье! Группа высококвалифицированных и натренированных молодых людей с доступом в Жемчужину и из нее. Я сам не смог бы спланировать это лучше.

— С ним все в порядке? — спрашиваю я, вскакивая на ноги. — Что еще он тебе сказал? Охра в порядке? Когда ты с ним разговаривал?

— Он в порядке, как и твой брат. Я сам не разговаривал ни с одним из них. Они связались с одним из моих источников два дня назад — я полагаю, ты встречалась с ним во время своего пребывания в Банке. Кобблер, как его называют.

— Да, я хорошо его помню. — Я сажусь обратно, мое сердце бьется быстро. Охра и Эш все еще вместе. С ними все в порядке.

— Он собирается завербовать столько компаньонов, сколько будет в его силах, как в самой Жемчужине, так и за ее пределами. Думаю, он придумал что-то вроде секретного кода. Он сопроводит тех, кто находится в Банке к членам Общества, расположившимся у стены Дома Аукциона, в день его проведения.

Я помню, о чем мне поведала записка Эша. Я буду там в день аукциона. Он сдержит свое обещание.

Люсьен продолжает говорить.

— Каждый наш сообщник повяжет кусок белой ткани вокруг правого плеча, чтобы их можно было отличить, — он похлопывает меня по колену. — Это была идея Эша, замечу, довольно умная. Я распространю эту информацию среди оставшейся части Общества. Это поможет нам идентифицировать друзей.

— Не легче ли будет Ратникам нас опознать?

— Я не думаю, что для Ратников, которые против нас, имеет большое значение, кого подстрелить — члена Общества или случайного владельца магазина. А для тех Ратников, которые на нашей стороне, будет невероятно полезно видеть, кому они могут доверять.

Я удивлена, что он не выбрал черную ткань. Черный Ключ и все в этом духе.

— Мне кажется, это символизирует Белую Розу, — говорит Люсьен. — Которая на самом деле так же важна, как и Чёрный Ключ, хоть и не так широко известна.

— Да, — бормочу я. — Это замечательно.

Повисает тишина спокойствия. Я думаю о нашем последнем разговоре с Эшем, тогда, на сеновале, насчёт нашего совместного будущего. На секунду я позволяю себе поверить в то, что это может быть реально.

— Чего ты хочешь для будущего этого города, Люсьен? — спрашиваю я.

Он лениво улыбается.

— Никаких стен. Никакого разделения. Объединённый город. Правительство, выбранное на основании умственных качеств и глубины сравнения, а не кровных линий и Домов. Люди из каждого округа имеют представительство. Я хочу, чтобы жизни людей этого города были защищены законом.

— Да, — соглашаюсь я. — Никаких больше стен. Я хочу, чтобы все видели друг друга как людей, не как компаньонов, суррогатов или служанок. — Я делаю глубокий вдох, вдыхая запах лака для дерева, книг и краски. — Мне действительно здесь нравится.

Люсьен на мгновение выглядит счастливым, его глаза светятся от эмоций.

— Спасибо, — говорит он наконец. — Ты даже не представляешь, как много это значит для меня. И насколько больно мне просить тебя об одной услуге.

— Что угодно, — говорю я.

— Если придёт время… Аукцион…и мы проиграем…

— Давай не будем думать об этом. — Он поднимает руку. — Должны же мы допускать неблагоприятный исход… Я хочу, чтобы ты разрушила это место.

Я с удивлением вздыхаю.

— Что? Почему?

Люсьен вглядывается в колбы, часы, незаконченный портрет Азалии.

— Я не дам этому попасть в их руки. Только ты можешь это уничтожить.

Когда он говорит это, я чувствую, что воздух вокруг меня начинает покалывать, заряжаться. Воздух и я можем разрушить это место полностью. Даже если это разобьёт мне сердце.

Он смотрит на меня, его взгляд наполнен отчаянием и мольбой.

— Прошу, Вайолет. Не дай им забрать эту последнюю часть меня.

У меня нет выбора, кроме как согласиться.

— Хорошо, но только если по-другому нельзя. — Я кладу свою руку поверх его. — Азалия бы так гордилась тобой.

Люсьен издаёт тихий всхлип, потом берет себя в руки.

— Я надеюсь. — Он берет мою руку и нежно целует костяшки пальцев. — Я и не думал, как ты меня изменишь. Я и не осознавал, насколько полон предубеждений, насколько недальновиден. Мне казалось, что я знаю все; я думал, что у меня есть план, и казнь будет простой. Я ошибался.

— А разве мы все в какой-то степени не ошиблись? — говорю я. — То есть не так ли мы учимся быть правыми?

— Ты хороший человек, Вайолет Ластинг. Я надеюсь, это никогда не изменится.

— Ты хороший человек, Кобальт Рослинг. — Люсьен загорается, когда я использую его настоящее имя. — Я надеюсь, мы оба выберемся из этого живыми. Этот город нуждается в тебе. — Настроение в комнате становится слишком безрадостным, и я делаю попытку изменить это. — И мне уже надоело быть Имоджен. Как ты это выносишь?

Люсьен кладёт ногу на ногу и откидывается на спинку дивана.

— Знаешь, я уже больше не возражаю. Думаю, я полностью овладел этим именем. Здесь столетиями не было Люсьена. Ты знала, что Курфюрст лично дал мне имя? Поскольку ещё не было Курфюрстины, когда я был куплен Королевским Домом. — Его глаза затягиваются пеленой воспоминаний. — Я был так напуган, меня трясло. Там была древняя женщина по имени Гемма, она тренировала меня. Однажды Курфюрст вошёл в столовую как раз во время освоения мной основ прислуживания. Он — заядлый охотник, и я знал это. Он спросил меня о всех возможных видах добычи, обитающих в Королевском Лесу, и самых эффективных методах поимки каждого. Он спросил меня о королевских родословных. Он дал мне разобранный пистолет и смотрел, как я собираю его, пока лакей засекал время. Он дал мне список налогов, собранных с некоторых королевских предприятий на Ферме и попросил меня предсказать, сколько процентов будет прирост за следующие 10 лет. Мне тогда только исполнилось 11. Под конец я истекал потом. Я помню, Курфюрст свернул несколько листов пергамента, передал их Гемме и сказал: «Самый впечатляющий. Его имя будет Люсьен». Так и случилось, я больше не был Кобальтом.

— Ты все ещё им являешься, — настаиваю я.

— Полагаю. — Он почёсывает бровь. — Не смотря на всю и надменность, и легкомыслие, они все же просто люди. Чудаковатые, да, но по сути все люди одинаковые. Курфюрст был очень одинок. Я думаю, поэтому он женился на Курфюрстине. На самом деле, я всегда подозревал, что он все ещё влюблён в Герцогиню.

— Почему тогда их помолвка была разрушена? — удивляюсь я вслух.

— Потому что так и должно быть, — говорит Люсьен, вставая, — твоя догадка такая же хорошая, как и моя. Пойдём. Мы и так надолго здесь задержались.

Когда мы покидаем тайную комнату и спускаемся обратно в суетливые коридоры для прислуги, я чувствую, как покидаю сон и снова возвращаюсь в реальность. Мастерская Люсьена ощущается частью другого мира.

Я правда надеюсь, что мне не придётся его разрушить.

Глава 17

ОДНА НЕДЕЛЯ.

Это все, что у нас осталось. Семь дней до того, как мир изменится в лучшую или худшую сторону. Рэйвен и Сил завтра должны покинуть Южные Ворота. И следующий поезд, на который они сядут, будет до Аукционного Дома.

Я тащу корзину с бельём Корал для стирки, погружённая в мысли о суррогатах, Аукционе и о скором дедлайне, приближающемся с каждым днём.

Мастерская Люсьена также продолжает всплывать в моем сознании — колбочки, незаконченные картины, Часы на стене, символизирующие его детство. Я ненавижу обещание, которое дала ему, но я знаю, что сдержу его. Люсьен прав. Это место никогда не должно попасть в руки знати.

Я едва уделяю внимание тому, в каком направлении иду, так что прямо за поворотом я наталкиваюсь на Доктора Блайта. Я роняю корзину, и нижнее белье Корал разлетается по каменному полу.

— Ой! — кричу я, быстро опускаясь на пол, чтобы собрать разбросанные вещи.

— Мне ужасно жаль. — Доктор Блайт нагибается, чтобы протянуть мне руку, но я отмахиваюсь.

— Нет-нет, все нормально, я не смотрела, куда иду. — Я тяну время, подбирая шелковую сорочку и заталкивая ее в корзину, надеясь, что он продолжит свой путь.

— Вы именно тот человек, которого я искал. — Доктор Блайт, кажется, рад видеть меня. Но это чувство не взаимно. — Пожалуйста, напомните Корал, что ей нужно запланировать встречу со мной перед Аукционом, чтобы мы смогли обсудить протокол создания эмбриона, проверить совместимость с суррогатом, и все в этом ключе.

— Д-да, — заикаюсь я, пытаясь встать. — Конечно.

— Как насчёт шести часов сегодня вечером?

Я держу свой взгляд прикованным к корзине в руках.

— Это должно подойти. Она будет в Банке для примерки окончательной версии своего платья в два, но я могу вернуть ее сюда к шести.

— Замечательно. — Доктор скрадывает ладоши вместе и вежливо мне кивает. — Доброго дня.

Я быстро делаю реверанс и продолжаю свою путь вниз по коридору, передавая белье краснолицей прачке. Потом поднимаюсь по лестнице обратно на второй этаж, в западное крыло. Как только я появляюсь из-за бюста старого Герцога, я натыкаюсь на другое знакомое лицо.

Рай одет безукоризненно, как обычно. На самом деле, я не видела его раньше в этом дворце без Карнелиан, но сейчас он один. И странно на меня смотрит. Я снова делаю реверанс из-за отсутствия лучшей идеи. Он оглядывается на пустой коридор, потом снова поворачивается ко мне.

— Вайолет? — говорит он тихо.

Мои глаза расширяются.

— Как?

Но до того, как я успеваю сказать следующее слово, он затаскивает меня в маленькую комнату на другой стороне коридора. Стены здесь заставлены стеклянными ящиками с бабочками.

Рай хватает меня за запястье, мои вены пульсируют в его хватке.

— Эш передает привет нам обоим.

— Он в порядке? — спрашиваю я. — Где он? Ты с ним говорил?

— Нет, но это сделал кое-кто другой. Общий друг.

Я предполагаю, что он имеет ввиду другого компаньона.

— Кто? Когда?

Он посмеивается, и я думаю, не под наркотиками ли он.

— Не один из тех, кого ты знаешь. И вчера.

— Он сказал что-нибудь о моем брате?

— О ком? Нет. — Рай осматривает меня с ног до головы и присвистывает. — Он сказал, что ты выглядишь иначе, но…вау. Вы суррогаты полны сюрпризов.

— Я больше не суррогат, — говорю я.

— Точно, — говорит он, — в любом случае, я хотел сказать тебе об этом раньше, но от Карнелиан трудно отойти.

— Не сомневаюсь, — бормочу я.

Он ухмыляется.

— Да, она довольно одержима Эшем. Не может перестать спрашивать о нем. Герцогиня тоже, по началу, но теперь она перестала. Но не Карнелиан.

— Ужасно, — сухо говорю я, переводя тему разговора на более важную. — Он говорил с другими компаньонами? Они собираются нам помочь?

— Ты имеешь ввиду помочь Черному Ключу? Конечно. — Он пожимает плечами. — Не похоже, чтобы наши жизни могли стать еще хуже.

Я кусаю губу.

— Я живу в старых покоях Эша, — говорит он. — Уверен, ты помнишь дорогу туда, — он подмигивает. — Приходи ко мне сегодня ночью, и мы поговорим.

Я жду несколько секунд после того, как он уходит, потом спешу по коридору в покои Корал. Я так отвлечена новым развитием обстоятельств, что, пока готовлю ее для поездки в Банк, я одеваю ее туфлю не на ту ногу.

— Что-то не так? — спрашивает она.

— Ничего, мисс, простите, — мямлю я, исправляя свою ошибку.

Мисс Мэйфилд одна из лучших портних в Одиноком городе. Ее лист ожидания, должно быть, длиной в милю, и Корал не может перестать болтать о том, насколько великолепным будет ее платье.

— Я выбираю розовое, это точно, — говорит она, поднимая глаза, пока я наношу ей подводку. — Моя мама всегда носила синее или серебряное на аукцион. — Она фыркает. — Мне больше идет розовый.

— Да, мисс. — Я внезапно вспоминаю о просьбе Доктора. — Доктор Блайт хотел бы увидеться с Вами сегодня вечером после примерки. Он сказал…

— Моя первая встреча по поводу суррогата! — Корал изучает своё отражение в зеркале, пока я заканчиваю с подводкой. — Конечно. Мы же вернемся задолго до этого?

За последние несколько недель я выучила, что все «наше» расписание полностью в руках Корал. Она чего-то не хочет? Оно и не происходит. Хотя она все равно всегда настойчиво спрашивает меня.

— Да, мисс, — говорю я. — Составит ли Вам компанию Гарнет сегодня днём?

Я не часто видела Гарнета с момента смерти его отца. Он полностью отдался своим обязанностям Ратника, совершая больше поездок в нижние округа, чем раньше.

Коралл хихикает. — Мальчики не приходят на примерки платьев. — Она почёсывает нос. — Но Карнелиан будет там. Она всегда такая скучная и серьезная.

— Карнелиан идёт на Аукцион?

— Конечно нет, Имоджен, она же не замужем. Но будет много торжеств днём позже, званые ужины, конечно же, и прочие вечеринки, так что она должна хорошо выглядеть на них, не смотря на то, что она не может присутствовать на самом мероприятии.

Корал играет с кудряшкой у своего левого уха.

— Моя мать всегда рассказывала мне истории об Аукционе с тех пор, когда я была маленькой, и не могу поверить, что я наконец могу туда пойти. Звучит так чудесно. Там комнаты для развлечений, игры на газонах. Он начинается в полдень и продолжается весь день! И там есть занятия для женщин, ожидающих возможности купить суррогатов, а после для тех, кто их купил. Я никогда раньше не была внутри амфитеатра, но я слышала, там очень мило. — А я была внутри амфитеатра и слово «мило» совсем не подходит для его описания. — Там будут еда и напитки, и игры, которые можно посмотреть, и музыканты, и жонглеры, и все виды веселья!

Она так возбуждена. Как если бы Аукцион не был кучей девочек, которых привезли в странное место, накачали наркотиками, нарядили, а потом выставили на сцену. Как если бы весь тот страх, все то отчаяние и печаль, вся та боль, были бы просто развлечением.

Но этот Аукцион не будет таким, как остальные.

В этом я должна убедиться лично.

Глава 18

Я сижу в автомобиле напротив Корал и Карнелиан, когда мы едем на Северный вокзал. Мастерская Мисс Мэйфилд находится в Северном квартале Банка.

— Это так глупо, — ворчит Карнелиан. — После всех этих взрывов, бунтов и прочего. Не могу поверить, что она посылает нас туда.

— Ерунда, — отвечает Корал. — За неделю не было ни одного взрыва.

— Не в Банке, может быть, — говорит Карнелиан. — Но Смог и Ферма становятся довольно опасными. Ты не читаешь газет?

Я впечатлена, что Карнелиан следит за движениями Общества. Хотя я помню, как много месяцев назад за ужином Герцогиня издевалась над ней за то, что она работала на печатной машинке своего отца. Может, она всегда читала газеты, а я просто не замечала.

И в душе я с ней согласна. Поскольку Аукцион буквально на носу, королевским особам небезопасно находиться в нижних кругах. Но, конечно, они этого не знают.

— Однако Смог всегда был довольно суровым местом, не так ли? — говорит Корал. — Банк просто замечательный. Будет приятно сменить обстановку.

— Я до сих пор не понимаю, почему я не могла позвать Рая, — говорит Карнелиан.

— Да, он очень забавный, не правда ли? — ответила Корал. — Я помню, когда он был моим компаньоном. Он делал пародии на слуг, которые заставляли меня смеяться целыми днями.

Я и забыла, что Рай работал на Дворец Пера. Мне кажется это неправильным, неестественным, что она и Корал делили компаньона, но я полагаю, что это, должно быть, происходит постоянно.

— Не напоминай, — бормочет Карнелиан.

— И он намного приятнее, чем этот ужасный Эш Локвуд, — продолжает Корал, не обращая внимания на убийственное выражение лица Карнелиан. — Я помню, как ревновала, когда герцогиня купила его для тебя! Моя мать умирала от желания заполучить его. Но, полагаю, все вышло куда лучшим образом.

— Не говори о нем так, как будто ты его знаешь, — огрызается Карнелиан. — Потому что ты его не знаешь.

— Ну, как и ты, на самом деле, — указывает Корал.

Карнелиан смотрит в окно и сердится до конца поездки.

Наш автомобиль въезжает на станцию, которая еще меньше, чем та, на которую прибывала я, когда притворялась Лили. Рядом с ней нет маленького домика. Она расположена в роще деревьев, их почки только начинают цвести. Поезд состоит из одного лишь вагона, поблескивающего черными медными деталями. Проводник встает по стойке смирно, когда мы подъезжаем, снимая шляпу и открывая дверь поезда для нас.

Интерьер вагона очень похож на королевскую гостиную. Есть два дивана, один обит серебристой тканью с красивым узором из снежинок, другой — золотым тиснением с листьями, а также два кресла. Светильники украшают различные столики, их оттенки в приглушенных тонах персикового и бежевого. С потолка свисает миниатюрная люстра. Мраморная статуя женщины в длинном платье, на вытянутой руке птица. Стеклянный шкаф, заполненный бутылками, расположен рядом с очень большим, очень реалистичным портретом Курфюрста.

Карнелиан и Корал рассаживаются на противоположных диванах. Я уже поняла, что моя работа — тихо стоять в углу и притворяться, что меня не существует. Сегодняшняя газета лежит на маленьком столике; Карнелиан поднимает ее и просматривает, пока поезд грохочет вперед.

— Кстати, я читаю газеты, — говорит Корал. — Была редакторская статья Леди Делл о несправедливости предродовых помолвок.

Карнелиан фыркает.

— Я тебя умоляю. Это была завуалированная попытка Курфюрстины дискредитировать герцогиню. Все знают, что она не хочет, чтобы дочь герцогини вышла замуж за ее сына. Вероятно, поэтому она послала тех мужчин убить суррогата на вечеринке Гарнета.

— Курфюрстина не сделала бы этого, — говорит Корал. — Это государственная измена. Люди просто завидуют.

— Ты действительно в это веришь, да?

Корал очень старательно игнорирует вопрос.

Карнелиан стонет.

— Ты ведешь себя так, как будто не жила в этом округе всю свою жизнь. Ты знаешь, как он жесток.

— Это слово такое ужасное. — Корал поправляет шляпу. — Просто люди здесь очень эмоциональные, вот и все.

Карнелиан смеется над этим, и я рада, что она может, так как я не могу.

— Ты шутница, Корал.

— По крайней мере, я красивая и счастливая, — пожимает плечами она. — Может быть, если ты попытаешься улыбаться больше, кто-то в этом округе захочет жениться на тебе.

— Я не думаю, что именно отсутствие улыбки мешает любому дому составить мне партию, — говорит Карнелиан. — Кроме того, есть более важные вещи, чем поиск мужа и покупка суррогата.

Теперь Корал посмеивается.

— Например?

Карнелиан машет перед ней газетой.

— Город разваливается на части.

В этот момент железная дверь между Банком и Жемчужиной со скрипом открывается. Поезд медленно движется вперед, пыхтя в темноте, пока мы, наконец, не появляемся на другой стороне, напоминая мне снова о неприятном — насколько велика эта стена.

Но я буду не одна. Я не буду рушить стену в одиночку, как когда-то планировал Люсьен. Я думаю об Инди, Сиенне и даже Оливии, ждущих в Болоте, готовых поехать в Жемчужину с девушками на продажу. Я дума о Рейвен и Сил, прячущихся возле Южных Ворот. Интересно, как дела у Джинджер, Тони и Хны. Надеюсь, они будут готовы, а Эмбер со Скарлет и другими девочками помогли им потренироваться со стихиями. Надеюсь, они учатся и делают друг друга сильнее.

Когда свет в поезде снова зажигается, Корал самодовольно улыбается.

— Как кто-либо проберется сквозь эту стену, Карнелиан? В Жемчужине мы в полной безопасности. И я уверена, что все эти дела скоро закончатся. Эти хулиганы будут пойманы и наказаны. — Она фыркает, разглаживая подолы. — Разве они не могут быть благодарны за то, что мы обеспечиваем их работой, даем им одежду и еду для животов? Это так неблагодарно с их стороны — устраивать такие истерики.

Карнелиан снова читает мои мысли.

— Корал, ты понятия не имеешь, о чем говоришь. То, что ты знаешь о нижних округах, может поместиться в одной из твоих дурацких миниатюрных чашечек.

Прежде чем спор может продолжиться, поезд замедляется, и мы подъезжаем к станции Банка.

Станция скрыта также, как и в Жемчужине, если не больше. Ее прячут деревья, а за ними еще и кирпичная стена. В золотых воротах, ведущих в сам округ, нас поджидает легковой автомобиль.

Я была только в Южном квартале Банка на то короткое время, что провела с Лили, а затем на складе. Вокруг была сплошная розовая кладка и идеальные садики. Северный квартал более дикий. Все деревья здесь вечнозеленые. Здания выполнены из материалов серебристо-серого и бледно-голубого цвета, поэтому они поблескивают среди темно-зеленого. Многие из них имеют белую черепицу, создавая впечатление свежевыпавшего снега.

Мы достигаем улицы, которая вдвое шире, чем любая другая, на которой мы были до сих пор. Там полно всякого рода магазинов, и шофер останавливается, чтобы нас выпустить. Мы проходим мимо магазина с заколоченными окнами и следами поджога на стенах. Табличка на двери гласит: «Закрыто на ремонт.» Поверх надписи нарисован черный ключ.

— Неблагодарные, — бормочет Корал. Карнелиан закатывает глаза, но она несколько раз оглядывается на здание, пока оно не исчезает из виду.

Она замечает, что я смотрю на нее, и быстро отворачивается.

Я тоже смотрю в сторону. Мне не нужно, чтобы Карнелиан изучала меня слишком внимательно.

В паре других магазинов разбиты окна и висят таблички «закрыто», и я вижу еще больше ключей, нанесенных распылителем.

Магазины, оставшиеся нетронутыми, имеют большие декоративные вывески, как те, что в Южном квартале. На одной гордо написано: «Лучшая модистка в Северном квартале!» — над витриной с блестящими цветными шляпами. Другая провозглашает: «Прекрасное постельное белье: сделайте свой дом похожим на королевский дворец!»

Наконец мы останавливаемся возле ярко-красного здания — резкий контраст по сравнению со всем железом и латунью, которые составляют большую часть этого квартала. Слева находится внушительный филиал Королевского Банка, а справа — мебельный магазин. На табличке над входом в красное здание написано: «Дамский магазин Мисс Мэйфилд: поставщик изысканной вечерней одежды.» Нас встречает девушка не старше меня в элегантной обтягивающей черной юбке-карандаше и блейзере.

— Корал Дома Озера, — тепло говорит она. — Мы вас уже давно ждем. И Мисс Карнелиан тоже. Проходите, проходите.

Корал впитывает внимание, как губка. Мы заходим в магазин и сразу же вызываем еще двух девушек в подобном наряде. Нам наливают кофе, предлагают свежие фрукты, а также место на роскошном бархатном диване. Я остаюсь на заднем плане, за исключением момента, когда Корал снимает шляпу и вручает ее мне. Повсюду платья, представленные на деревянных манекенах, либо висящие на вешалках, расположенные по цвету. Потолок настолько высок, что к некоторым рядам платьев можно подняться только по раздвижной лестнице, как в библиотеке герцогини. Пол покрыт ковром темно-малинового цвета, а светильник, который висит на потолке, выполнен из меди в форме множества рогов, на каждом из них есть абажур, так что комната омывается теплым светом.

— Мисс Мэйфилд сейчас подойдет, — уверяет Корал старшая девушка. — Вам понравится, когда вы его увидите, оно совершенно потрясающее. Она не спала всю ночь, заканчивая его.

Корал выглядит довольной.

— А что насчет моего платья? — спрашивает Карнелиан. Она сидит на маленьком пуфе со своей чашкой кофе, выглядя раздраженной.

— О, ваше тоже прекрасно! — щебечет помощница.

— Вы, должны быть, взволнованы, — говорит другая помощница, которая почти такой же высокая, как Инди. — Ваша тетя заказала такое платье специально для вас.

— Да, не могу дождаться, — сухо отвечает Карнелиан.

— Мы обе, — говорит Корал, улыбаясь за двоих.

— Вы уже видели списки для аукциона? — спрашивает старшая девушка.

— Нет, они никогда не приходят раньше, чем за несколько дней до этого, разве нет? Дождаться не могу, чтобы посмотреть, какие суррогаты находятся на повестке в этом году.

— Не так много, как в прошлый раз, да? — спросила третья помощница, девушка с густыми волосами и множеством веснушек.

— Нет, — говорит Корал. — Но важно качество, а не количество, не так ли?

— Кроме того, никто больше не борется за руку Ларимара, — отмечает Карнелиан.

— Нам было крайне печально услышать об той ужасной стрельбе, — говорит старшая девушка. — Я заметила, что она говорит только с Корал. — Правда ли, что их целью был суррогат?

— Да, — приглушенно отвечает Корал.

— Все говорят, что это была Курфюрстина, — вмешивается веснушчатая девушка, как будто надеясь получить подтверждение этого от Корал, но старшая девушка приказывает ей молчать пронзительным взглядом.

— Никто не знает, кто стоял за этим, — коротко говорит она. — Герцогиня, должно быть, так беспокоится о безопасности своего суррогата.

У меня скручивается желудок, в ушах звенят яростные просьбы Хэзел.

— Она держит ее в безопасности во дворце, — говорит Корал.

— И больше никаких вечеринок, пока не появится маленький сверток радости, — говорит Карнелиан.

Высокая девушка нервно хихикает, как будто она не уверена, шутит ли Карнелиан, и если да, то должна ли она думать, что это смешно.

— Ее уже заметно? — спрашивает главная помощница.

— Да, она стала довольно большой. — Корал ставит свою фарфоровую чашку.

— Поразительно, что Герцогиня сумела организовать помолвку еще до рождения милой маленькой девочки, — говорит высокая девушка, приближаясь, чтобы принять участие в сплетнях. — Как ей это удалось?

— Вы знаете Герцогиню, — легкомысленно говорит Корал. — Если она чего-то хочет, она сделает все возможное, чтобы это получить. Она хотела, чтобы я была с ее сыном, и посмотрите, что из этого вышло!

Все помощницы смеются.

— Теперь, девочки, дайте дамам немного воздуха. — Женщина, появившаяся из задней части магазина, олицетворяет стиль. На ней платье в пол сливового цвета, которое идеально подчеркивает изгибы ее бедер и груди. Детали поражают — в лиф и юбку волнообразным узором вшиты бусы, занимающие целую сторону платья, словно океан синего и серебристо-сиреневого. На плечи накинута простая шаль, производящая эффект того, будто она просто небрежно обыграла свой наряд, не особо над этим задумываясь. Ее волосы ярко-красные на резком контрасте с ее полуночно-черной кожей. Как и герцогиня, эта женщина обладает силой, способной заставить замолчать всю комнату.

Три слуги замолкают и отступают.

— Корал, как приятно снова тебя видеть, — говорит мисс Мэйфилд, присаживаясь, чтобы поцеловать Корал в обе щеки. — И Карнелиан, ты прекрасно выглядишь. — Ее взгляд падает на меня. — Ах, наконец-то у тебя появилась фрейлина?

— Она моя, — вставляет Корал, прежде чем Карнелиан успевает ответить. — Гарнет купил ее для меня.

Мисс Мэйфилд улыбается, как кошка.

— Твой муж — хороший человек. Хотя я бы хотела, чтобы он помог с нашей маленькой ключевой проблемой здесь, в Банке. Мне уже дважды приходилось перекрашивать стены магазина.

— Вандалы, — соглашается главная помощница.

— Он делает все возможное, — говорит Корал, и я не могу скрыть свою ухмылку. К счастью, никто, кроме Карнелиан, не видит меня, ее лицо становится любопытным. Я быстро исправляю выражение лица.

Мисс Мэйфилд кивает.

— Хорошо, давайте не будем напрягать себя депрессивными вопросами. У нас есть платья для просмотра!

Она хлопает в ладоши, и ее помощники разбегаются, как хорошо обученные мыши. Высокая открывает множество деревянных дверей, а густоволосая вытаскивает манекен в синем платье, главная помощница следует за ней с розовым.

— Оно прекрасно! — вздыхает Корал, дотрагиваясь до мягкой ткани.

— Я думала, что мое будет красное с черным, — говорит Карнелиан, презрительно глядя на синий шифон, когда платье подкатили к ней.

— Да, дорогая, но, к сожалению, Герцогиня платит по счетам, и ей показалось, что выбранная тобой цветовая гамма слишком… насыщенная. — Мисс Мэйфилд похлопывает Карнелиан по плечу. — Не волнуйся, — говорит она вполголоса, — оно подойдет тебе, как перчатка.

Именно эту фразу использовал Люсьен, когда разрешил мне выбрать себе платье для аукциона. На мгновение, я вернулась в подготовительную комнату и смотрю на свое лицо впервые за четыре года.

Звенит звонок, когда открывается входная дверь. Входит женщина из Банка с дочерью. Маленькая девочка не может быть старше пяти или шести лет, с густыми черными косами и милой маленькой шляпкой с желтой лентой.

— Мне ужасно жаль, миссис Линтен, — говорит мисс Мэйфилд. — Но мы закрыты на вечер.

Миссис Линтен выглядит раздраженной, прежде чем она замечает Корал и Карнелиан.

— Ваша Светлость, — говорит она, делая небольшой реверанс и подталкивая дочь к тому же. — Я не… Мне очень жаль. Конечно, мисс Мейфилд, мы вернемся завтра.

Она выходит из магазина, таща с собой дочь. Думаю, Карнелиан считается за «светлость» в Банке, даже если в Жемчужине этого нет. Мисс Мэйфилд бросает резкий взгляд на старшую помощницу, которая в свою очередь бросает взгляд на веснушчатую девушку, которая подбегает, чтобы запереть дверь и повесить вывеску «закрыто» на окне, потянув штору вниз.

— Итак, — говорит мисс Мэйфилд, — на чем мы остановились?

Три ассистентки быстро снимают с королевских девушек платья, оставляя их в одном белье. Мисс Мэйфилд помогает одеть Корал в потрясающее розовое платье с дорогой вышивкой и тонкой юбкой, подкрепленной слоем тюля. Единственное украшение вокруг талии — крошечные цветы из бриллиантов и рубинов.

— Что думаешь, Имоджен? — спрашивает она, вертясь для меня.

— Все идеально, Мисс, — говорю я. Так и есть. Она действительно выглядит прекрасно. Все три помощника разбегаются еще раз и возвращаются, каждая из которых несет зеркало в полный рост. Они двигаются так и сяк в идеальном унисоне, почти как в танце, так что Корал может видеть каждый свой дюйм.

— Мне нравится, — говорит она, и мисс Мэйфилд выглядит довольной.

Карнелиан следующая. Когда она надевает синее платье, мисс Мэйфилд сама его застегивает.

— О! — Корал вздыхает. — Карнелиан, ты выглядишь… превосходно.

В ее голосе звучит зависть, и я ее не виню. Платье, которое Мисс Мэйфилд сшила для Карнелиан, не похоже ни на одно бальное платье, которое я когда-либо видела. Юбка сделана из шифона, красивые слои, которые устремляются земле, подобно облакам. А лиф аккуратно выделен атласными лентами, которые образуют узор крест-накрест — темно-синий шелк, наложенный на нежно-голубое кружево, так что просматривается ее кожа цвета слоновой кости. Узор переходит в плотное кольцо у основания ее шеи и плеч, оставляя руки обнаженными.

Это делает Карнелиан похожей на женщину, на которую будут оборачиваться на балу.

— А ты как думаешь? — спрашивает Мисс Мэйфилд.

— Идеально, — шепчет она. Затем она кружится и обнимает портниху. Помощники смущенно отводят взгляд.

— Хорошо, давайте убедимся, что все так и должно быть. — Мисс Мэйфилд щелкает пальцами, и зеркала исчезают. Она достает пару странных очков и мерную ленту и начинает осматривать каждый шов и подол.

— Здесь ниточка, — бормочет она, вглядываясь в левое плечо Карнелиан. Старшая девушка делает пометку. — И давайте…

Но то, что бы она ни собиралась сказать дальше, уже неважно, поскольку стена напротив меня внезапно взрывается с оглушительной волной жара, штукатурки и пыли.

Глава 19

Меня отбрасывает назад на вешалку с платьями.

Какой-то глубокий защитный инстинкт заставляет меня соединиться с воздухом, так что щебень и мусор, летящие в мою сторону, отклоняются порывом ветра. Платья смягчают удар, когда моя спина врезается в стену, и моя связь с воздухом разрушается. Искры взрываются у меня перед глазами, в ушах звенит. В течение нескольких секунд, а может и минут, я лежу там, наполовину скрытая слоями атласа, шерсти и парчи. Моя грудь вздымается, когда я пытаюсь дышать. Голова как будто набита ватой. Вокруг все неясно, приглушено. Мой слух постепенно возвращается.

Первое, что я слышу, это крик. Один продолжительный крик. Я сижу, потирая левое ухо, и вижу, что главная помощница стоит посреди разрушенного магазина, смотря на свою руку. Что-то острое и белое высовывается из-под ее кожи, густые красные ручьи стекают с предплечья по руке. Я проглатываю желчь, которая поднимается в горле, когда я понимаю, что это ее кость.

Платье мисс Мэйфилд разорвано с одной стороны, и под одним ее глазом распускается большой синяк. Она присела на пол, чтобы помочь высокой помощнице, прижав зеленое кружевное бальное платье к ране на лбу. Веснушчатую девушку нигде не видно.

Вокруг нас разбросаны диаманты, сверкающие в обломках, как звезды. Мой мозг медленно соображает, голова как в тумане. Откуда взялись все эти деньги?

Где Корал и Карнелиан?

Передо мной встает картина, похожая на пазл, в котором не хватает нескольких частей. Напротив меня огромная дыра в стене. Сквозь нее я вижу разбитую плитку и расплавленные куски меди, расколотую древесину и огромные куски бетона. Мужская обувь. Разбитая лампа. И огонь. Огонь повсюду.

Банк. Королевский банк по соседству.

Это одна из целей, которые преследует Общество.

Я пытаюсь встать на ноги, а девушка со сломанной рукой кричит еще громче. Огонь, бушующий в банке, переполз на ковер магазина. Я чувствую его восхитительный жар через всю комнату. Но он направляется прямо к Мисс Мэйфилд и ее подопечной, пожирая каждый кусочек шелка и кружева на своем пути.

Вдалеке доносится слабый вопль сирен. Они не подоспеют вовремя.

Я соединяюсь с огнем — мучительный прилив тепла сопровождает стихию. Моя кожа кипит — невыносимая боль, и в то же время желанная. Огонь всегда заставляет меня чувствовать себя одинаково живой и напуганной.

На секунду пламя поднимается вверх, но сейчас я контролирую ситуацию и успокаиваю его, медленно и неуклонно, сосредотачиваясь на своем сердце, бьющемся в груди, заставляя огонь отступать. Он сжимается до половины своего размера, затем до четверти, затем он становится не более чем несколькими струйками дыма, поднимающихся из остатков обугленного ковра. Потрескивание его тепла эхом отражается на моей коже, когда я отпускаю свою власть над элементом.

Я прихожу в себя и сразу же ищу двух королевских девушек. Когда я вижу высокий каблук на безвольно висящей ноге, мое сердце превращается из огня в свинец. Корал придавлена большим куском гипса. Из-под нее растекается темная лужа крови.

— Корал! — кричу я. Я пытаюсь поднять гипс, но он слишком тяжелый. Сирены на расстоянии становятся громче. — Корал, нет, нет….

Я трясу ее за плечи. Ее голова безжизненно болтается. Ее глаза закрыты, как будто я только что уложила ее в постель, только вместо одеяла на ней бетон, и она больше никогда не откроет глаза. Я сажусь на пятки, прижимая ладони к собственным глазам, как будто могу стереть это ужасное зрелище из своего мозга.

Я слышу тихий стон из-за перевернутого дивана. Заставляя себя двигаться, я встаю и оставляю труп жены Гарнета позади, чтобы найти Карнелиан, застрявшую под диваном, но живую.

— Я не могу… дышать… — хрипит она.

— Просто держись, — говорю я. — Я уберу его с тебя.

Я снова соединяюсь с воздухом — первоначальное ощущение парения в моем животе, которое сопровождает элемент, не дает мне тех же острых ощущений, как бывает обычно. Воздух вокруг меня тот час наготове. Когда я хватаюсь пальцами за край дивана, я чувствую весь его вес, а не только гладкую рамку из красного дерева, к которой я прикасаюсь. Я ощущаю его целиком. Я — воздух под ним, вокруг него, и даже тот, что в подушках. Я повсюду.

Поднимай, думаю я. Когда я встаю, воздух толкает меня, и диван отлетает в манекен с такой силой, что его голова отрывается от тела. Карнелиан перекатывается на спину, хватая ртом воздух.

— С тобой все в порядке? Ты можешь двигаться? Тебе больно? — Я бесполезно машу руками, боясь к ней прикоснуться.

— Мои… ребра… — Она хватается за бок.

— Не двигайся. Помощь прибудет. — Сирены завывают снова. Я хватаю остатки платья цвета индиго, складываю его и осторожно приподнимаю голову Карнелиан, чтобы положить на импровизированную подушку. — С тобой все будет хорошо, — повторяю я, больше для себя, чем для нее. Дыхание прерывистое, и на плече глубокий порез. Я прижимаю к нему другое платье, чтобы остановить кровотечение.

— Она… Она… Она… — Карнелиан смотрит мимо меня туда, где, я знаю, лежит тело Корал.

— Да, — шепчу я, и чувство вины — это агония, горячий нож, извивающийся в моем кишечнике, удар в грудь, который заставляет меня задыхаться.

Все эти взрывы. Я знала, что это было жестоко. Конечно. Но это…

Карнелиан начинает плакать, слезы катятся по щекам.

— Шшшшш, — говорю я, взяв ее руку в свою. — Все хорошо, все хорошо…

— Я не хочу умирать, — хнычет она.

Она выглядит такой напуганной, такой молодой. Может, мне и не нравится Карнелиан, но в данный момент мы одинаковые. Мы просто две испуганные девочки.

— Ты не умрешь, — говорю я. — Помощь в пути. С тобой все будет хорошо. — Я сжимаю ее руку. — Я здесь. Я не оставлю тебя.

Она смотрит на меня неясным взглядом.

— Я знаю твой голос, — говорит она. Ее брови сходятся на мгновение, а глаза расширяются. — Ты, — задыхается она.

Я киваю. Я даже не думаю врать.

Рот Карнелиан распахивается, слабый вздох слетает с ее губ; затем ее глаза закрываются, и она отключается.

Через несколько минут в разрушенный магазин прибегают Ратники. Один сразу же направляется к кричащей девушке, а остальные двое идут на помочь мисс Мэйфилд и ее помощнице.

— Помогите королевской семье, помогите королевской семье! — кричит мисс Мэйфилд, указывая туда, где я сижу рядом с Карнелиан. Молодой ратник спешит к нам.

— Вы не пострадали, мисс? — спросил он.

— Нет, — говорю я. — Но она — да. Ее ребра, я думаю, и плечо.

— Врач! — кричит он, и человек в сером пальто с черной сумкой подходит посмотреть на Карнелиан. Старшую помощницу уводят, прижимая ее сломанную руку. Четырем ратникам удается поднять кусок штукатурки с Корал. Вся нижняя половина ее тела раздавлена.

Я закрываю глаза, ненавидя себя за трусость. Я должна на это посмотреть. Я заслуживаю увидеть, что делает общество Черного Ключа. Я набираюсь смелости и открываю их снова. Корал положили в черный мешок, как тот, в который положили Рейвен, когда отправляли в морг. Два ратника выносят ее из магазина.

Карнелиан положили на носилки.

— Она из Дома Озера, да? — спрашивает молодой ратник. Я киваю.

— С ней все будет хорошо, — говорит медик. — Я думаю, что пара ребер сломана, и рваная рана на плече потребует швов. Лучше отвезти ее обратно в Жемчужину. Там ей будет безопаснее. — Он поглядывает на диван, разбитый об стену. — Она была под этим? — Я снова киваю. — И вы подняли его?

Я тупо на него смотрю. Конечно, я это сделала. Он выглядит впечатленным, но я не ощущаю себя сейчас впечатляющей. Я чувствую пустоту.

— Пойдемте, мисс, — говорит ратник, ласково положив руку мне на плечо. — Давайте вытащим вас отсюда.

Он ведет меня к машине скорой помощи, ждущей снаружи. Карнелиан завезли за мной вместе с медиком и другим ратником.

Он сразу же начал задавать мне вопросы. Видела ли я кого-нибудь подозрительного возле банка, когда мы прибыли? Что-нибудь показалось странным? Думаю ли я, что Мисс Мэйфилд могла иметь к этому какое-то отношение? Или одна из ее помощниц?

Я отвечаю «нет» на все, пока скорая помощь несется по улицам.

— Где Корал? — спрашиваю я.

— О ней позаботятся, не волнуйся. — Ратник хлопает меня по колену.

Проводник в шоке, когда мы подъезжаем к станции.

— Приготовьте поезд к отправке! — кричит на него медик. — И дайте знать в Жемчужину. Карнелиан из дома Озера была ранена в результате подрыва Общества Черного Ключа.

— А где же мисс Корал? — спрашивает он, но ратник проносится мимо него с Карнелиан, и он бледнеет при виде ее без сознания. Он прыгает на водительское место, и я спешу в вагон позади всех. Поезд рывком бросает вперед, и я натыкаюсь на статую женщины с птицей. Ратники отодвинули один из диванов так, что носилки Карнелиан лежат на полу.

Я не могу поверить, что они с Корал были в этом вагоне всего час назад. Это кажется нереальным.

Когда мы прибываем в Жемчужину, нас ожидает ждет гламурный автомобиль с очень большим задним сиденьем. Шофер открывает заднюю часть, и ратники перекладывают Карнелиан внутрь.

— Только… только одна? — спрашивает шофер.

Медик кивает и повторяет то, что он сказал мне о состоянии Карнелиан.

Я сижу на переднем сиденье с водителем, пока он пробирается по улицам Жемчужины. Гравий летит из-под шин, когда он подъезжает к дворцу Озера. Доктор ждет в гараже с Первым и Шестым.

— Сюда, сюда, — говорит он, когда они спешат вытащить Карнелиан из машины. Он нажимает на ветку кустарника, который, как я думала, был настоящим, но вместо этого скользит в сторону, чтобы открыть темный туннель и каменную лестницу. Секретный проход в медпункт, который я не смогла найти. Они исчезают в темноте и кустарник скользит в свое первоначальное место. Шофер идет парковать машину в гараже, и я оказываюсь одна.

Я не знаю, куда идти, что делать. Все кажется мне сном. Мои ноги несут меня куда хотят, и я оказываюсь на кухне. Слуги столпились в группы и тревожно переговариваются. Даже Рай здесь.

Тишина, которая наступает, когда я вхожу, резкая, как будто кто-то убрал иглу с пластинки на грамофоне. Мод первая приходит в себя.

— Имоджен! — Она бросается ко мне. — С тобой все в порядке? Тебе больно? Что случилось?

— Она в шоке, — говорит Рай, а затем Зара оказывается рядом со мной с миской бульона в одной руке и куском багета в другой.

— Садись, — мягко говорит она, и я понимаю, что рядом со мной есть стул. Интересно, он был там все это время, или я просто заметила.

— Клара, принеси влажное полотенце, — приказывает Зара. Мэри и Элизабет смотрят на меня глазами, полными ужаса, как будто я что-то нереальное и опасное. Я хватаюсь за багет, как за спасательный круг. Он еще теплый, и запах напоминает мне о моей матери. Горячие слезы наполняют мои глаза.

— Ты в порядке, дитя, — говорит Зара, вытирая мне лицо полотенцем. — Не двигайся сейчас. Ты в безопасности.

Я не осознала, как сильно меня трясло.

— Назад, назад, — говорит Мод. — Дайте бедной девушке хоть вздохнуть немного.

Дыхание мне сейчас ничто не облегчит. Я смотрю на свое платье и впервые представляю, на что я сейчас, должно быть, похожа.

Белая ткань стала буровато-серой, покрытой пылью и обломками щебня. На одном рукаве большой разрыв, а в другом — кровь. Мои руки покрыты грязью и кровью.

Кровь Корал на моих руках.

Когда я, наконец, достаточно спокойна, чтобы нормально дышать, Зара потихоньку начинает кормить меня бульоном с ложки. Я удивлена, как быстро это помогает мне успокоиться и очистить мои спутанные мысли.

— Теперь, — говорит она, взяв меня за руки. — Расскажи нам, что произошло. Все, что мы знаем, это то, что в Банке произошел взрыв. — Я киваю. — И Коралл с Карнелиан были ранены. — Я закрываю глаза.

— Они мертвы? — судорожно вздыхает Рай.

— Только Корал, — хриплю я. Еще больше вздохов и шума.

— Это был Черный Ключ?

— Да, — говорю я. — По соседству был Королевский банк. Я не думаю, что они собирались… Я не думаю что…

Я не знаю, что я думаю. Дело в том, что Общество намерено причинять людям боль. Я просто никогда не думала, что это будут люди, которых я знаю лично.

— Бедный Гарнет, — говорит Мод. — Сначала отец, теперь жена…

Я даже не подумала о Гарнете. Интересно, что он почувствует. Наверное, то же, что и я. Возможно, он не был влюблен в Корал, но он не испытывал к ней ненависти.

Внезапно на кухне начинает звенеть колокольчик, крошечный золотой колокольчик, который я никогда раньше не видела. Все слуги ошарашено уставились на него. Затем в дверях появляется Кора.

— Герцогиня желает видеть всех в зале. Немедленно.

Ее взгляд на мгновение задерживается на мне. Затем она разворачивается, и мы все идем за ней, Мэри и Элизабет шепчутся, лицо Мод насторожено, Уильям выглядит более взволнованным, чем я когда-либо видела.

Мы отправляемся в бальный зал, где нас ждет Герцогиня в блистательном черным атласном одеянии с длинными перчатками, доходящими до локтей.

— Как вы, возможно, слышали, — говорит она без вступления, — произошло еще одно жестокое нападение на наш дом. На этот раз от Общества, которое называет себя Черным Ключом. Они убили нашу любимую невестку Корал и серьезно ранили нашу племянницу. Этого выходит за все рамки. Ратники делают все возможное, чтобы остановить мятежников. Но мы не позволим им испортить нам настроение. Мы останемся сильными и едиными перед лицом наших агрессоров. Я отправила срочное прошение на разговор с Курфюрстом. Я надеюсь, что он сможет найти время, чтобы увидеться со мной завтра. Я хочу, чтобы все было безупречно. Я хочу видеть улыбки на лицах и бодрость в ваших шагах. Я хочу, чтобы вы гордились тем, что служите этому Дому, который помог основать наш великий город. Я достаточно ясно выразилась?

Все одновременно кивают.

— Ты. — Герцогиня указывает пальцем прямо на меня. — Пойдешь со мной. Остальные свободны.

Глава 20

Выходя за герцогиней из бального зала, я на удивление спокойна.

Может, мне просто больше нечего чувствовать. После событий дня, интересно, смогу ли я снова вызвать в себе какие-либо сильные эмоции. Сейчас мне должно быть очень страшно. Я должна беспокоиться, что герцогиня может узнать меня, узнать мой голос. И убить меня.

Но, когда она открывает дверь в небольшой кабинет, во мне просыпается мрачная решимость. Хэйзел все еще в опасности. Как и Эш с Охрой. Рейвен, Сил, Сиенна, Инди, Оливия, все девушки в изоляторах рассчитывают на меня, на этот план, на то, что в этом году, на этом аукционе, они не будут проданы в рабство. Они объявят себя свободными гражданами Одинокого города. Мне противно от того, что Корал умерла, но она не первая, кто умер из-за этого дела. И уж точно не последняя.

Герцогиня сидит в кожаном кресле и изучает меня, смотря поверх сведенных пальцев. — Ты проделала адекватную работу в качестве фрейлины Корал, — начинает она.

Я делаю реверанс.

— И мне нравится, что ты не болтаешь, как многие другие горничные в этом доме. Ты останешься здесь в качестве фрейлины Карнелиан. Ей это понравится, она уже давно об этом просит. — Она ухмыляется. — И таким образом ты не можешь убежать и продать свою историю газетам или другому Дому. Я вырву тебе язык, если ты попытаешься.

Я и подумать не успела о том, что могу быть уволена. Со смерти Корал даже двух часов не прошло.

— Да, моя госпожа, — говорю я хрипло. — Благодарю вас, госпожа.

Герцогиня вздыхает и потирает висок. Она смотрит на часы на камине, и я понимаю, что была в этой комнате раньше. Первый раз, когда я бродила по дворцу одна. В тот день, когда я встретила Эша. На столе была картина герцогини — небольшой реалистичный рисунок. Поддавшись бунтарству, я воспользовалась Заклинанием Цвета, чтобы ее кожа превратилась из цвета мягкой карамели в ярко-зеленый.

Она мне чуть руку из-за этого не сломала.

— Ты свободна, — резко говорит герцогиня. Я снова делаю реверанс и выбегаю за дверь, направляясь в сторону комнат прислуги.

Кора ждет меня возле столовой. Коридоры пусты.

— Она сделала тебя фрейлиной Карнелиан? — спрашивает она.

— Да.

— Хорошо. Она собиралась уволить тебя. Я очень старалась убедить ее в обратном. Не показывая своих намерений, разумеется. — Кора теребит ключи на поясе. — Надеюсь, у тебя есть план на день аукциона. — От меня не ускользнула нотка предупреждения в ее голосе.

— Да, — говорю я. В этом есть доля правды.

— Доктор все еще занимается Карнелиан. Ты придешь к ней в ее комнату сегодня вечером.

— Да, мэм.

Она осматривает меня сверху вниз.

— Тебе нужно принять ванну и сменить одежду.

Я смотрю на свое испорченное платье.

— Хорошо.

— Можешь воспользоваться моей дамской комнатой, если хочешь. О, и, Вайолет… — она наклоняется ко мне, так что я вижу морщины вокруг ее глаз. — Если ты не выполнишь свою часть нашего соглашения, то я обещаю тебе — твоя сестра будет в очень реальной опасности. И не от Курфюрстины.

У меня по спине пробежали мурашки.

Она разворачивается, чтобы уйти, но через плечо добавляет:

— Курфюрст будет здесь завтра утром в одиннадцать. Будь наготове в фойе в десять сорок пять. Ни секундой позже.

Искупавшись, перед посещением Карнелиан тем же вечером я заглядываю к Гарнету.

Я становлюсь свидетельницей того, как он берет миниатюрные чайные сервизы Корал с их стеклянной витрины, заворачивает их в коричневую бумагу и кладет в коробку.

— Привет, — говорю я. — Ты в порядке?

Он смотрит вниз на блюдце в руке с узором из петель серебра и золота, выгравированных по краю.

— Я не был уверен, что делать со всем этим. Но она так сильно их любила. Я не хотел, чтобы мать добралась до них. Она бы, наверное, хорошо провела время, разбивая их о стену или что-то вроде этого.

— Это действительно здорово, — говорю я. — Корал оценила бы, я уверена.

Гарнет заворачивает блюдце и помещает его в коробку. — С тобой все в порядке? Ты ведь не пострадала, правда?

— Нет, — говорю я, вспоминая, как мои инстинкты взяли верх, объединившись с воздухом, чтобы защитить меня от падающих обломков. — Я в порядке.

— Она не… я имею в виду… — он прочищает горло. — Она страдала?

— Нет, — говорю я тихо. — Это произошло… мгновенно.

Он кивает.

— Мне так жаль, Гарнет, — говорю я. — Сначала твой отец, а теперь…

— Это… со мной все будет в порядке. — Он кажется ошеломленным. — Все начинает работать, верно? Это больше не просто расплывчатый план в «Белой Розе».

— Да уж, — соглашаюсь я.

— Эш, должно быть, сходит с ума.

Я нахмурилась.

— Почему ты так говоришь?

Брови Гарнета взлетают вверх.

— Вайолет, он знает, что ты… прости, ты была… фрейлиной Корал. Можешь быть уверена — весь Банк знает о взрыве и ее смерти. Он понимает, как работает Жемчужина — он бы сложил два и два, что ты была с ней на той примерке.

— О нет, — задыхаюсь я, захлопывая рукой рот.

— Люсьен найдет способ сказать ему, — говорит Гарнет.

— Или Рай, — добавляю я.

— Рай?

— Он знает. — Я рассказываю Гарнету о том, что случилось ранее.

— Это действительно здорово, — говорит он. — Он может быть полезен на аукционе.

Я знаю, что он в это верит, но все равно его слова звучат немного неискренне. Я понимаю это чувство. Я так устала, что все, чего я хочу, это свернуться калачиком под одеялом и не выходить целый день.

Но мне нужно встретиться с Карнелиан, а вечером встретиться с Раем в старых покоях Эша. Я сжимаю руку Гарнета, и он слабо улыбается. Я оставляю его с чайными сервизами и иду в комнату Карнелиан.

Я никогда не была в ней раньше. Мод только показала ее мне мимоходом в мой первый день в качестве фрейлины.

Я стучу.

— Входите, — говорит Карнелиан изнутри.

Покои Карнелиан не похожи на те, что были у меня, когда я была суррогатом. Это одна большая и просторная комната с видом на сад. В комнате стоит кровать с балдахином, круглый стол из красного дерева с двумя стульями, туалетный столик и шезлонг у окна. Одна стена заставлена книжными полками. На другой стене висит красивая картина сельского дома, который напоминает мне о Белой Розе.

Она лежит в постели; из-под ночной рубашки торчит повязка на плече. Ее руки покоятся по бокам, но лицо насторожено. Судя по тому, как она смотрит на меня, ясно, что она не забыла момент, когда узнала меня, прежде чем потерять сознание.

— Итак, — говорит она, когда я закрываю за собой дверь. — Ты вернулась обратно.

Я сглатываю ком в горле.

— Я вернулась обратно.

Мое сердце колотится в груди. Теперь, когда я с ней лицом к лицу, и ей не угрожает смерть, я не знаю, что она будет делать. Она может вызвать ратников в любое время.

— Почему? — требовательно спрашивает она. — Эш в безопасности. — Ее глаза расширились. — Он же в безопасности? Я читала в газете, что его видели в Банке, но не думала, что это правда.

— Он в безопасности, — говорю я. Затем я добавляю: — И это правда.

— Как ты могла позволить ему это сделать? — огрызается Карнелиан. — Его могут поймать. Она все еще хочет найти его, убить его!

— У меня не было выбора, — говорю я. — Он ушел, не сказав мне.

— Потому что он тебе не доверяет? — спрашивает она с надеждой.

— Потому что меня там не было, — говорю я. — Потому что… потому что я оставила его, чтобы вернуться сюда.

Карнелиан прикусывает губу.

— Зачем? Это месть? Герцогине?

Я сжимаю челюсти, а она самодовольно улыбается.

— Хорошо. Надеюсь, ты достанешь ее до того, как Черные Ключи сожгут этот город дотла. — Она склоняет голову. — Это нечто большее, да? Не просто месть… — Она замолкает, изучая меня. Затем она вздыхает. — Конечно. Суррогат. Кого бы герцогиня не украла, чтобы заменить тебя. Ты же здесь ради нее? Она твой друг?

— Что-то вроде этого, — говорю я. Затем у меня вылетает вопрос, который словно обжигал мне горло. — Если ты знала, что суррогатом была не я, почему никому не сказала?

— О, не думай, что я не пробовала, — говорит Карнелиан. — Это был идеальный козырь, чтобы взять над ней власть. Но герцогиня играет грязно. Она угрожала отправить меня в психушку, если я хоть слово скажу. — Она крепко сжимает губы. — Я надеюсь, что бы ты ни планировала, ты заставишь ее страдать так, как она того заслуживает.

— Разве тебе не страшно? — говорю я. — Тебя сегодня чуть не убили.

Карнелиан безжизненно смеется.

— Даже если бы я умерла, всем было бы все равно. Герцогиня, вероятно, устроила бы парад. — Она смотрит в окно. Угрюмая маска, которую она обычно носит, отпадает, сменяясь выражением полной безнадежности. — Никому не важно, жива я или мертва.

Я вспоминаю, что Эш рассказал мне, когда мы ждали в морге прихода Люсьена. Он сказал мне, что Карнелиан грустит, и что эта грусть превратилась в горечь и гнев. Все время, пока я жила здесь, я видела в ней только помеху. Я видела ее угрюмость, игнорируя горе и боль, стоящие за ней.

Потому что она права. Если бы она умерла сегодня, никому в этом дворце не было бы дела.

Вся ненависть и негодование, которые я копила против Карнелиан, тает. Я вижу девушку, которую так долго унижали и издевались. Я вижу девушку, которую видел Эш, которую я игнорировала, потому что была занята ревностью и мелочностью. Девочка, которая скучает по матери. Девушка, которая хочет, чтобы ее любили.

В тот момент я принимаю решение быть храбрее там, где раньше я могла сомневаться. Быть другим человеком, лучшим человеком.

Я подхожу к ней и сажусь на кровать. Она закатывает глаза.

— Что, теперь мы будем лучшими подружками?

— Нет, — говорю я. — Но мы на одной стороне.

— Что это за сторона?

— Мы обе ненавидим королевских особ, верно?

Она прищуривает глаза и ждет.

— И мы обе любим одного и того же парня, — говорю я. Я протягиваю руки ладонями вверх в знак примирения. — Ты хочешь сдать меня, сделай это. Позвони в колокольчик, позови ратников. Моя жизнь в твоих руках. Ты можешь покончить с этим прямо сейчас.

Карнелиан колеблется. Я вижу желание закричать, надеть на меня наручники и казнить за измену. Я знаю, какой опасности я себя подвергла. Но я смотрю в ее карие глаза и чувствую внутреннее противоречие. Кого она ненавидит больше, меня или герцогиню? Секунды растягиваются в минуты. Я не нарушаю молчание.

— Тебя зовут Вайолет, правильно? — говорит она, наконец.

— Верно.

— Что же. Думаю, я должна поблагодарить тебя. За спасение моей жизни.

— Эш никогда бы меня не простил, если бы я не попыталась.

Тоска, отразившаяся на лице Карнелиан, почти осязаема.

— Он когда-нибудь… говорил обо мне?

Я делаю вдох и даю ей честный ответ.

— Прямо перед тем, как я ушла, он сказал мне быть осторожной рядом с тобой. Что ты сообразительнее, чем я предполагала.

Слабая улыбка проявляется на ее лице.

— Он так сказал?

Я киваю. Она кладет голову на подушку и смотрит в потолок.

— Могу я тебе что-нибудь принести? — спрашиваю я.

— Нет. Я хочу побыть в одиночестве.

Я останавливаюсь у двери и поворачиваюсь.

— Ты знаешь, он заботится о тебе. Я это ненавижу, но он это делает. Он защищал тебя с тех пор, как мы сбежали — с тех пор и до этого… Я знаю, что это не то, чего ты хочешь, но… — я вздыхаю. — Ему не все равно.

Карнелиан не смотрит на меня. Она специально закрывает глаза.

— Уходи, — шепчет она, и, как только я закрываю дверь, я вижу, как слеза скатывается по ее щеке.

* * *

КАЖДАЯ КОСТЬ В МОЕМ ТЕЛЕ ЛОМИТ. Мои глаза пересохли, а разум оцепенел. Это был долгий день, но я все равно хочу увидеть Рая.

Я спускаюсь по лестнице для прислуги на первый этаж и останавливаюсь, когда добираюсь до зала, где находится библиотека. Соединяясь с Воздухом, я выталкиваю его из себя порывом ветра, затем притягиваю назад.

Я чувствую запах лака для ботинок и слышу равномерные шаги ратника. Я проскальзываю обратно в секретный проход за раздвижной панелью и жду. Шаги приближаются. Затем они проходят мимо. Я считаю до тридцати, затем выхожу в зал и бегу к библиотеке так быстро и тихо, как только могу.

Как только я вхожу в туннель, начинает гудеть мой Аркан. Я вытаскиваю его из волос и отвечаю на ходу.

— С тобой все в порядке? — Люсьен в смятении. — Ты пострадала?

— Нет, — говорю я тупо. — Корал мертва.

— Я знаю. Мне жаль, что тебе пришлось это пережить.

— Почему? — Сказанное слово получается резким и острым. — Вот так выглядит революция, да? Самое время мне это увидеть и признать. Ты втянул меня во все это. Не извиняйся сейчас.

Я чувствую это в тишине, исходящей от камертона. Я знаю, что причинила ему боль. Я останавливаюсь и прижимаюсь лбом к прохладной каменной стене.

— Прости, — бормочу я. — Я не хотела…

— За что, за честность? Никогда не извиняйся за это, Вайолет. Ты права. Вот так выглядит революция.

— Что мы собираемся с ними делать, Люсьен? — спрашиваю я. — Королевская власть. Мы просто собираемся… убить их всех?

— В обществе много желающих. Кровь за кровь.

— А ты как считаешь?

— Я думаю, что смертей уже достаточно. Я думаю, мы должны заставить их работать. Увидеть, как жили другие в этом городе. Заставить их снести Великую стену голыми руками. — Он вздыхает. — Как бы мне хотелось это увидеть. И увидеть океан. Этот город веками был изолирован. Было бы неплохо узнать, что там снаружи.

Океан. Я бы тоже хотела на это посмотреть.

— Сейчас я собираюсь повидаться с Раем, — говорю я. — Эш передал ему сообщение. Он знает обо мне.

— Это отличные новости! И он будет присутствовать на аукционе. Скажи Гарнету. Я уверен, он сможет найти применение Раю и другим компаньонам, которые будут на аукционе.

— Я уже сказала ему, — говорю я. — О, и меня назначили фрейлиной Карнелиан. Она тоже обо мне знает. Она узнала мой голос. — Я слышу резкий вдох с его стороны. — Она ничего не расскажет. Я уже дала ей такую возможность. Даже сказала ей не стесняться и сделать это. Но она ненавидит королевских особ больше, чем меня.

— Что же. Этот день просто полон сюрпризов.

— Неужели это все происходит взаправду?

— Да, дорогая. Взаправду.

— Я должна идти, — говорю я. Я хочу, чтобы эта ночь закончилась. Я хочу спать, раствориться в блаженном забвении.

— Разумеется.

Я протягиваю руку, чтобы аркан упал, но он остается парить в воздухе.

— Вайолет? — говорит Люсьен, и голос у него робкий.

— Да?

— Я очень горжусь тобой.

Аркан падает в мою руку, и я сжимаю кулак его в кулак очень крепко, прежде чем отправиться в холодный, тихий коридор.

Глава 21

ТАК СТРАННО СНОВА ОКАЗАТЬСЯ В ЭТОЙ ГОСТИНОЙ.

Я открываю потайную дверь за масляной картиной человека в зеленом охотничьем пиджаке с собакой, и нахожу Рая, стоящего у окна и ждущего меня. В комнате темно, а единственный свет исходит от луны снаружи.

— Я не знал, придешь ли ты — говорит он, когда я закрываю картину. — После того, что случилось сегодня.

— Я же сказала, что приду, — говорю я. — Да и времени осталось совсем немного.

— Да, — соглашается он. — Немного.

На мгновение наступает неловкая тишина.

Я боюсь спрашивать про Эша, хотя он и знает, зачем я здесь. Рай переходит к дивану. Я сажусь в кресло у окна.

— Эш смог связаться с одним из наших друзей, который на тот момент не работал — парень по имени Трэк. Нашел его на Ряду. Ты же видела Ряд, верно?

Я киваю, вспоминая неопрятную улочку в Банке с дешевыми тавернами и борделями.

— Трэк уже какое-то время находится в довольно плохой форме. Он слишком много пьет и режет себя. Скорее всего, его скоро пометят.

Эш объяснял мне маркировку — если компаньон перестает быть идеальным во всех отношениях, ему делают татуировку в виде черного X на правой щеке и выгоняют из компаньонского дома, оставляя ему только одежду. Все его доходы возвращаются госпоже.

— Итак, — продолжает Рай, — Эш рассказал ему все о тебе, об Обществе, о восстании, и как все может измениться… как уже все меняется. Он предложил Трэку шанс на новую жизнь, обрисовал картину того, что было возможно. Он дал ему…

— Надежду, — говорю я тихо, мое горло будто опухает. — Он дал Трэку надежду.

Почему мне было так трудно увидеть это тогда, у Белой Розы, когда я отмахнулась от его желания помочь компаньонам, потому что это было слишком опасно?

— Ага, и дальше все распространилось, словно лесной пожар. Есть масса компаньонов, ненавидящих свою жизнь; я уверен, что он тебе про это сказал. И я включаю себя в эту категорию. — Рай тянет себя за кудри. — Я убивал себя синевой. Теперь, даже если я умру, это должно что-нибудь значить. Я не стану очередным безымянным компаньоном, умершим от передоза.

Я рада слышать, что он больше не употребляет.

— Потом Трэка определили в Дом Света, и я виделся с ним на одной из тысячи вечеринок, что я посетил с Карнелиан. — Рай улыбается, в темноте видны его белоснежные зубы. — Эш сказал ему найти меня. Он передал ему, что я должен связаться с фрейлиной Корал. Я сначала этого не понял, пока не подслушал, как ты разговариваешь с Зарой. Не то, чтобы это был твой голос, скорее манера речи. — Он перебрасывает руку через спинку дивана. — Полагаю, ты произвела на меня впечатление тогда у Мадам Кюрьо.

— Я польщена.

— Мы связываемся и с другими компаньонами в Жемчужине. Эш теперь знаменитость.

— Знаю, — говорю я, улыбаясь сама на этот раз.

— То есть все решится на Аукционе, верно?

— Да. Тебе нужно пообщаться с Гарнетом. Он сможет дать тебе несколько советов о том, что делать.

— Гарнет? — скептически спрашивает Рай. — Тот-самый-Гарнет-из-дворца-Озера?

Я киваю.

Он присвистывает.

— Все куда серьезнее, чем я думал.

— Удивлена, что Эш тебе не рассказал.

— А я нет. Он же не говорил со мной напрямую, помнишь?

— Верно. — Я выглядываю в окно. От поверхности озера перед дворцом отражается лунный свет. — В этой комнате он рассказал мне, что он делал, что такое на самом деле быть компаньоном. Здесь мы влюбились.

Это высказывание слишком личное, поэтому я тут же жалею о том, что сказала это вслух.

— Прости, — говорю я, краснея. — Тебе не нужно было этого слышать.

Наступает пауза. Я гляжу на Рая и вижу, что его поза изменилась. Он наклоняется вперед, уставившись на свои руки. — Ага, — произносит он тихо. — Не нужно.

Я не уверена, что сказать.

— Мы нелюбимы, — продолжает он через мгновение, — и не способные на любовь. Так они научили нас думать. Мы предметы сексуальной и денежной ценности. Кто может полюбить такую мерзость, как компаньон? Нас сделали красивыми, но внутри мы гнилые. Не думаю, что ты понимаешь, как важна ему. Не думаю, что ты понимаешь ценность вашей любви. Потому что… давай я тебе скажу. — Он смотрит мне прямо в глаза. — Она бесценна.

Я почти произношу «я знаю», когда осознаю, что нет. Будучи суррогатом, я никогда не чувствовала себя нелюбимой. Я ощущала себя дешевкой, использованной и злой. Но у меня были Рейвен и Лили, у меня были моя мать с Хэзел и Охрой. У Эша была Синдер, и на этом все. И даже Синдер не было достаточно для того, чтобы он перестал себя ненавидеть.

Я вспоминаю его слова в ночь, когда мы поссорились, прежде чем я вернулась в Жемчужину.

И что у меня есть, Вайолет? Ты. Только ты.

Я подумала тогда, что это было преувеличение. Никогда не думала, что для Эша будет трудно не просто любить, но и быть любимым.

— И теперь он передал эту надежду нам, — продолжает Рай. — Что мы действительно сможем жить по нашему выбору, с тем, кто желает быть с нами, а не с тем, кто платит за возможность наслаждаться нашим телом. Компаньоны умны. Мы хорошо обучены и очень дисциплинированы. Дай нам цель, фокус, причину, которая нас объединяет… что же. — Очередной блеск зубов в темноте. — Мы сила, с которой нужно считаться.

— Да, — говорю я. — Верно.

— Какая роль у тебя во всем этом?

— Я собираюсь разрушить стену, которая разделяет Банк и Жемчужину. Я собираюсь впустить людей в этот округ раз и навсегда. — Слова выходят легко и с уверенностью, которой я от себя раньше не слышала.

У Рая отвисает челюсть. — Сама?

— Нет, — говорю я. — Мне помогут.

— Кто…

Я поднимаю руку.

— Объясню в следующий раз. — Сегодня я не нахожу в себе сил рассказывать ему о суррогатах и Паладинах.

— Конечно. Уже поздно. Ты должно быть устала. — Рай встает вместе со мной, будучи неизменным джентльменом. Я подхожу и обнимаю его. Сначала он колеблется, потом обнимает в ответ.

— Ты заслуживаешь быть любимым, — говорю я. — Ты ведь знаешь это.

Он ничего не говорит, просто сжимает меня один раз, и я отпускаю его.

К тому времени, как я возвращаюсь в свои покои, у меня едва хватает сил снять платье через голову, прежде чем я падаю на кровать и засыпаю без сновидений.

Когда я просыпаюсь на следующее утро, у меня ноет в плече от неудобной позы во сне.

Я издаю стон и перекатываюсь на спину; сквозь открытые окна проникает солнечный свет.

Я вздыхаю и сажусь. Часы на стене показывают, что уже девять сорок пять.

— Черт! — вскрикиваю я, надевая запасное платье фрейлины и закручивая волосы в пучок. Сегодня приедет Курфюрст. Мне нужно, чтобы Карнелиан была одета и готова через час.

Я пропускаю кухню, думая, что смогу принести ей что-нибудь после того, как она оденется, и ныряю под гобелен герцогини возле столовой. Я пробираюсь наверх по лестнице, замедляя свой темп, когда вхожу в главные залы, и стучу три раза в ее дверь.

— Ты опоздала, — с укором говорит она, и я принимаю это как разрешение войти. Она сидит на кровати с подносом недоеденных вафель. — Мэри принесла мне завтрак. Мой колокольчик не связан с твоей комнатой. — Она ухмыляется. — Кстати, Мэри тебя ненавидит.

Я ощетинилась.

— Тебя она тоже ненавидит.

Карнелиан вспыхивает и пожимает плечами.

— Меня все ненавидят.

У меня сейчас нет времени на то, чтобы жалеть ее или ссориться с ней.

— Давай, — говорю я. — Вставай. Ты можешь приказывать мне сегодня что угодно. Это должно за что-то считаться.

По ее лицу расползается широкая улыбка. Я должна помочь ей встать с кровати, потому что грудь у нее забинтована. Доктор дал ей обезболивающее, чтобы ребра и плечо не болели, но бинт заставляет повозиться с платьем дольше, чем обычно.

Каким-то образом нам удалось добраться до фойе к 10:42. Рай встречает нас наверху главной лестницы, весь в черном. Он даже не смотрит на меня, улыбается Карнелиан и протягивает руку.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он, когда они спускаются по лестнице. Карнелиан тяжело наваливается на него.

— Я в порядке, — говорит она. — Все, что доктор дал мне, работает. Хотя я не хочу идти на вечеринки сегодня вечером.

— Насколько я знаю, наш график вполне ясен. Мы можем делать все, что пожелаешь.

Мы достигаем подножия лестницы, и я проскальзываю в линию рядом с Корой. Рай и Карнелиан встают с Гарнетом и Герцогиней, которые уже ждут у главного входа. Весело поблескивающий фонтан окружен слугами и служанками, одетыми в черное. Даже Зара присутствует, выглядя странно без своего фартука. Красные мундиры Ратников и наши с Корой белые платья — единственные проблески цвета.

Проходят минуты. Ровно в одиннадцать подъезжает роскошный автомобиль. Над фарами на ветру развиваются флажки, украшенные королевским гербом, как и двери машины.

Из машины появляется Курфюрст и поднимается по ступеням дворца с двумя членами личной охраны. Весь зал кланяется, когда он входит.

— Перл, — говорит он внушительным тоном. — Я глубоко сожалею о вашей потере. Как вы и сказали в своем письме, для дома Озера — это по-настоящему печальное время.

— Спасибо, Ваше Величество, — отвечает Герцогиня. — Я польщена тем, что вы удостоили меня визитом.

Курфюрст улыбается. Удивительно, но это приятная улыбка. У него коротко стриженная борода с проблесками седины, но под ней можно увидеть волевой подбородок.

— Вы пожелали встретиться со мной, — говорит он.

— Да, — отвечает Герцогиня. — Если вы сопроводите меня в мой личный кабинет, мы можем поговорить там. Кора принесет нам напитки.

— В этом нет необходимости, — говорит Курфюрст, останавливая Кору.

— Как пожелаете. — Герцогиня снова делает реверанс. Никогда не видела ее такой почтительной. — Пожалуйста, следуйте за мной.

Они начинают подниматься по лестнице. Охрана Курфюрста следует за ним как тень, но он отмахивается.

— Вы подождете меня здесь.

Они достигают второго этажа и исчезают.

Все фойе будто бы выдохнуло. Ратники выходят из своих рядов, Первый и Второй переходят к главной лестнице, Четвертый и Пятый идут приветствовать охранников Курфюрста. Зара хлопает в ладоши, и все ее кухарки следуют за ней на кухню. Гарнет поворачивается к Раю и Карнелиан.

— Я в библиотеку. Нам нужно будет вернуться сюда перед тем, как он уедет.

— Я пойду с тобой, — говорит Карнелиан. — Мне нужна новая книга. — Она оглядывается на меня с самодовольной улыбкой. — Пойдем, Имоджен.

Я склоняю голову и стараюсь выглядеть послушной.

— Ты грустишь? — спрашивает Гарнета Карнелиан, пока мы идем по коридорам. — Из-за Корал?

— Конечно.

— Но ты ее не любил.

— Это не значит, что я хотел ее смерти. — Мы проходим мимо столовой и сворачиваем направо. — Я рад, что ты в порядке, — добавляет Гарнет.

— Спасибо.

Вся наша четверка такая странная. Я знаю обо всех. Гарнет знает про Рая, но не про Карнелиан, и наоборот. Карнелиан знает про меня, но не про Гарнета и Рая.

Интересно, это то, как Люсьен себя ощущает все время?

— Как ты думаешь, о чем они говорят? — спрашивает Карнелиан.

Гарнет пожимает плечами.

— Ни малейшего понятия. Мать, вероятно, пытается найти, как использовать смерть Корал… — он спотыкается на полуслове, — в ту или иную пользу.

Когда мы доходим до библиотеки, Гарнет растягивается на одном из кожаных диванов и закрывает рукой глаза. Карнелиан с Раем просматривают одну из полок.

— Имоджен, здесь жарко, и я забыла свой веер, — жалуется она. — Пойди принеси мне его из моей комнаты.

Я точно знаю, что она наслаждается своей властью.

— Да, мисс, — говорю я, делая натянутый реверанс.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, проходя мимо стола с гербами, а затем мимо семейного портрета Гарнета с отцом и матерью, когда мне в голову приходит идея.

Герцогиня сказала, что идет в свой кабинет. Когда я впервые искала Хэзел, я обнаружила потайную лестницу, которая привела меня в кабинет с фотографией семьи герцогини. Это было место, которое казалось очень личным. Что, если они с Курфюрстом сейчас там?

Притворившись, что выхожу из библиотеки, я резко сворачиваю налево и проскальзываю за полки. Тихая, словно призрак, я добираюсь до «Размышлениях Кадмиума Блейка о перекрестном опылении», и пробираюсь в тоннель. Я нахожу лестницу и быстро по ней взбираюсь. Приглушенные голоса говорят мне, что мои подозрения были верны.

Я добираюсь до двери в кабинет и шокировано застываю от внезапного смеха.

— Ох, Оникс, — говорит герцогиня. Тишина, а затем безошибочные звуки поцелуев.

Герцогиня. Целуется. С Курфюрстом. Я знала, что они были обручены, но…

— Я устала от этого фарса, — говорит она.

— Я знаю, — отвечает Курфюрст. — Как и я.

— Ты принес?

Шуршание, а затем звук чего-то гремящего на столешнице.

— Из личной библиотеки, — говорит он.

— И никто не видел?

— Ни душа. Даже Люсьен. Я думаю, он верит, что она стоит за стрельбой. По крайней мере, он не подозревает ни тебя, ни меня.

— Это отличные новости.

Я пытаюсь понять, о чем она говорит. Герцогиня и Курфюрст были теми, кто спланировал нападение на Хэзел. Но зачем?

— Это действительно прекрасное произведение, — вздыхает герцогиня.

— Я подарил его ей на самую Длинную Ночь два года назад. На публике. — Наступила пауза. — Я не думаю, что она оценила это.

— Она слишком заурядна, чтобы понять это.

Курфюрст смеется.

— У нее нет твоей любви к истории. Или твоей страсти к изящному оружию.

Оружие? Мое сердце опускается вниз. Что здесь происходит?

— Он принадлежал твоему прадеду, да? — спрашивает герцогиня.

— Какая у тебя прекрасная память. — Я словно слышу улыбку в голосе Курфюрста.

— Я помню о нас все, — говорит она. Никогда не слышала, чтобы она казалась такой уязвимой. — Каждую секунду. Я впервые увидела его, когда мне было тринадцать, и мы распотрошили тот старый сундук, который твой отец хранил в одном из своих кабинетов.

— Из-за этого у нас были большие неприятности.

Смех герцогини нежен и полон воспоминаний.

— Правда, помнишь? Отец неделю держал меня взаперти в комнате.

— И я прибыл через два дня на той же неделе и потребовал, чтобы он отпустил тебя.

— Да, я уверена, что ты был очень грозным.

— Я удивлен, что он не надавал мне по ушам.

— Как и я.

Теперь очередь Курфюрста смеяться.

— Уверен, что он хотел. Но не думаю, что мой отец простил бы, если бы кто-либо из его подданных так обращался с его сыном.

— Как вы думаешь, что наши отцы сделали бы с нами сейчас? — спрашивает герцогиня.

Наступила долгая пауза.

— Честно говоря, я не думаю, что меня это волнует. После того, что они сделали… после… это были наши жизни, Перл, наши жизни, и они…

— Я знаю, — тихо говорит она.

Я слышу, как выскакивает пробка и в стаканы наливается жидкость.

— Я беспокоюсь, Оникс. Что, если мы потерпим неудачу? Что, если люди не поверят, что это была она? Нам нужна поддержка королевских особ, чтобы они полюбили эту помолвку. Нам нужно, чтобы они были так привязаны к объединению наших домов, чтобы они возмутились, если суррогат будет убит.

Она пытается меня убить. Слова Хэзел возвращаются ко мне с полной силой. Кто-то во дворце пытается ее убить. Я просто ошиблась.

— Да, я немного думал об этом, — говорит Курфюрст. — Ваш дом в последнее время получил столько сочувствия. Что, если мы воспользуемся всем этим расположением?

— Каким образом?

— Аукцион станет еще и помолвкой для Ларимара. Грандиозное торжество, не то, что было у Гарнета. Мы сделаем его событием века. И пригласим всю королевскую семью.

— Конечно, — говорит герцогиня. — Королевская семья будет в восторге, особенно незамужние, которые не смогли бы прийти иначе. Вечеринка в квадрате.

— Мы выступим единым фронтом. Никто не будет сомневаться в законности этой помолвки. Затем, когда суррогат будет убит кинжалом Курфюрстины, этот круг обернется против нее, как стая диких волков.

— О, мой дорогой, — говорит герцогиня. Она шепчет что-то слишком тихо, чтобы я могла бы услышать.

— Я мог бы быть лучше, — говорит Курфюрст с надрывом в голосе. — Я должен был. И ты была бы рядом.

— Мы не можем изменить прошлое.

— Я никогда не должен был позволить…

— Тссс. — Еще несколько приглушенных движений. — Скоро. После того, как Курфюрстину повесят за измену. Все это утихнет примерно через год.

— Это такой долгий срок.

— Мы ждали двадцать восемь лет, — говорит герцогиня. — Я думаю, мы можем подождать еще пару.

Я не понимаю. Если они так любят друг друга, почему их помолвка была расторгнута?

Наступает тишина, и он шепотом спрашивает у нее что-то слишком тихо, чтобы я могла разобрать.

— Я не знаю, — отвечает она, и похоже, что ей больно. — Я никогда не знала. Было слишком рано говорить.

Слишком рано, чтобы сказать что? Мне хочется кричать.

— Мне очень жаль, — говорит он.

— Я знаю, любовь моя, — бормочет она. — Я знаю, что это так.

Прощальный поцелуй, а потом Курфюрст говорит:

— Мне пора возвращаться. Объявление должно быть сделано.

— Да, разумеется. — Она хихикает. — Оно заставит всех в этом округе взволноваться.

Слышатся шаги, а потом дверь закрывается.

Я скольжу вниз по стене и сажусь на край лестницы; сердце в груди колотится.

Все это было одной сложной схемой, чтобы объединить Курфюрста и герцогиню. Ценой жизни моей сестры.

Глава 22

Объявление о том, что Аукцион станет еще и празднованием помолвки, повергло округ в ликующий хаос, как и предсказывали герцогиня и Курфюрст.

Приглашения на коктейльные вечеринки, обеды и дегустации вин приходят тоннами. Все хотят внимания герцогини. Потеря Корал и Герцога в сочетании с железным обещанием союза между Королевским дворцом и домом Озера делают герцогиню самой желанной женщиной Жемчужины. И так как до Аукциона остался всего один день, Дворец гудит от волнения.

Я не разговаривала с Люсьеном со времени визита Курфюрста. Но сегодня в Королевском дворце состоится ежегодный ужин перед Аукционом для домов основателей, и, к счастью, Карнелиан была приглашена. Что означает, что я увижу его в последний раз до того, как город изменится в лучшую либо худшую сторону.

Это также означает, что Карнелиан будет присутствовать на Аукционе, и это огромное облегчение, так как смерть Корал не оставила бы мне причины присутствовать там самой.

В нижних кругах кипит недовольство. Пожары, грабежи, взрывы… на Ферме сейчас тоже беспорядки. Рабочие на заводах в Смоге бастуют. Я больше не разговаривала с Раем наедине. Но мне удается побыть наедине с Гарнетом, прежде чем я начинаю готовить Карнелиан к большому ужину. Он сказал, что Рай связался с ним. Он очень рад иметь компаньонов на их стороне.

— Они действительно хорошие стратеги, — говорит он, поправляя галстук-бабочку. — И они уже умеют сражаться. Когда вы, Паладины, начнете сеять хаос, мы будем готовы. Будто королевская семья сама подготовила нам идеальное оружие!

Я быстро пересказала Гарнету разговор между его матерью и Курфюрстом, который подслушала.

Он присвистывает.

— Ну, я не могу сказать, что крайне удивлен. Она была влюблена в него годами. Ты же не знаешь о том, что разорвало помолвку?

— Нет, но дело не в этом, — говорю я. — Цель — Хэзел.

— Да, на аукционе. У мамы не будет шанса. Все будут слишком заняты борьбой с Обществом.

Надеюсь, что он окажется прав.

В предвкушении завтрашнего Аукциона королевский дворец светится, как одна большая свеча.

Чудесным образом мне удается увидеть Хэзел впервые с тех пор, как она сбежала. Герцогиня вела ее к автомобилю на поводке и в вуали, но этого было достаточно, чтобы мое сердце воспрянуло. У меня есть время. Она жива, и я буду следить за тем, чтобы никто снова не угрожал ее жизни.

Мы прибываем в одно время с графиней Розы. У нее высокая укладка с настоящими розами в волосах. Граф тяжело опирается на трость и поднимается по лестнице рядом с нею. Ее фрейлина — пожилая женщина с пучком волос серого цвета, как у графини.

— О тебе говорит весь округ, Перл, — с восхищением говорит Графиня. Я внимательно слушаю, но не спускаю глаз с сестры. Она поглядывает на меня, и я слегка качаю головой. Она едва заметно кивает мне и смотрит вперед. — То, чего ты всегда хотела.

— Здесь вы ошибаетесь, моя дорогая Аметрин, — отвечает герцогиня, пристально глядя на парадные двери дворца. — Есть только одна вещь, которую я действительно хотела. И это не победа в конкурсе Жемчужины на популярность.

Как только мы входим внутрь, лакеи забирают плащи и шляпы и ведут королевских особ в столовую. Я провожаю глазами удаляющуюся фигуру Хэзел столько, сколько могу. Как только они собираются повернуть за угол, она оглядывается на меня еще раз. Затем исчезает.

— Пойдем, Имоджен, — говорит Кора. Я разворачиваюсь и мельком замечаю графиню Камня, взбирающуюся вверх по лестнице вместе с низеньким, хрупким мужчиной. Граф, как я полагаю. Интересно, будет ли Эмиль здесь сегодня вечером.

Я следую за Корой и пожилой фрейлиной (обе из которых явно понимают, куда идут) в комнату с красочными диванами в оттенках персика, бирюзы, изумруда и сирени. Несколько столов заполнены всевозможными продуктами и стеклянными кувшинами с водой. Здесь уже ждет одна фрейлина — он, должно быть, служит герцогине Весов. Он единственный из дома Основателя, кого я еще не видела.

— Оливьер, — говорит Кора, подходя поприветствовать его. — Как приятно тебя видеть. Вы с Имоджен знакомы?

Оливьер пухлый и веселый, с морковно-оранжевым пучком волос.

— Тебя наняли для Корал, да? — говорит он, пожимая мне руку. Его рука неестественно мягкая.

— Да, — говорю я. — Но теперь я служу Карнелиан.

— Какая жалость, — говорит он со вздохом, затем снова обращает внимание на Кору. — В последние несколько недель ваш дом сильно пострадал. Блестящая идея Курфюста — превратить Аукцион в помолвку. Как раз то, что нужно этому округу, чтобы поднять настроение.

— Я удивлена, что герцогиня вообще привела сюда своего суррогата, — говорит седовласая фрейлина, подходя к нам с тарелкой сыра и фруктов. — Ее не волнует Курфюрстина?

— Перестань, Элоиза, — говорит Оливьер. — Курфюрстина никогда бы не попыталась навредить суррогату в собственном доме.

— Я бы не стал сбрасывать ее со счетов, — говорит с порога тонкий сухой голос.

Я узнаю его, хотя никогда не видела раньше. Рейвен рассказала мне все о Фредерике — его голос, кровавые десны, блестящие глаза, лицо с орлиным носом. Он заплывает в комнату, срывая виноград с грозди в серебряной чаше.

— Элоиза. Оливьер. — Он приветствует их кивком головы.

— Рада видеть тебя на ногах, — сухо говорит Кора. — Нам не хватало тебя у Гарнета на вечеринке.

— Мне жаль, что меня там не было, — говорит Фредерик без намека на искренность. — Хотя я предпочитаю, чтобы мои вечеринки обходились без насилия.

— Да что ты, — парирует Кора. — У меня сложилось впечатление, что все совсем наоборот.

Элоизе и Оливьеру становится неуютно, судя по их виду. Но только Фредерик улыбнулся ей, и я вижу их — кровавые десны, о которых говорила мне Рейвен. Отвратительная улыбка с явным пожеланием зла адресату. Фредерик сует в рот виноград и медленно жует.

— Планирует ли графиня покупать еще одного суррогата в этом году? — спрашивает Оливьер в вопиющей попытке разрядить обстановку.

— Конечно, — говорит Фредерик. — Очень жаль последнего. Оно было поистине… уникальным.

Рейвен сказала мне, что они называли ее «оно». Знать — это одно, но слышать, как он говорит это вслух… Я сжимаю руки в кулаки, внутри меня бушует желание соединиться с Воздухом и отбросить его через всю комнату.

— О, хорошо, вы все здесь.

Я поворачиваюсь и вижу Люсьена.

— Добро пожаловать, друзья мои. Очередной год, очередной Аукцион. Хотя этот год складывается несколько иначе, чем предыдущие.

Этот год складывается иначе по многим причинам, думаю я, и его взгляд всего на долю секунды падает на меня, но этого времени хватает понять, что мы думаем об одном и том же.

— Действительно, — соглашается Оливьер, перекатываясь с пятки на носок. — Вечеринка по случаю помолвки и аукцион? Присутствует вся Жемчужина?

— Несомненно, герцогиня будет поражена вниманием, — говорит Фредерик.

— А графиня у нас известна своей скромностью? — парирует Кора.

— Мы должны быть в отличной форме, — говорит Люсьен, игнорируя их «обмен любезностями». — И не спускайте глаз с хозяек. Мы должны быть настороже со всем этим насилием и бедствиями в низших округах.

Если бы я не знала лучше, я бы подумала, что он искренне заботится о благополучии королевских женщин. Он щелкает пальцем в мою сторону.

— Ты, — говорит он. — Карнелиан требует тебя. Идем со мной.

Мое сердце подскакивает к горлу, я следую за ним к двери. Я ожидаю, что он уведет меня далеко от комнаты с другими фрейлинами, или, может быть, обратно в свою тайную мастерскую, но вместо этого он ведет меня в комнату по соседству.

— Ты знаешь, как добраться в эту комнату от входной двери? — спрашивает он.

— Да, — говорю я удивленно. — Просто по проходу и налево, правильно?

— Правильно. — Комната — небольшая прихожая, в ней нет ничего, кроме круглого голубого коврика и картины белой пушистой собаки, сидящей на плюшевом табурете. Люсьен отодвигает картину, чтобы открыть дыру в стене, достаточно большую, чтобы я могла пролезть. Я вижу каменную лестницу на противоположной стороне.

— Это проход в мою комнату, — говорит он. — Я оставил пометки, чтобы ты не заблудилась. Хотел удостовериться, что ты сможешь ее найти. Если… если понадобится.

Моя грудь сжимается. Люсьен ставит картину на место, чтобы все выглядело, как было.

— Вот и все, — говорю я.

— Вот и все, — вторит он в ответ. Он кладет руки мне на плечи. — Что бы ни случилось завтра, что бы ни принес нам этот день… по крайней мере, мы пытались. Мы пытались совершить нечто смелое и храброе.

— Мы пытались изменить мир, — говорю я.

Он мягко улыбается.

— Или, по крайней мере, наш маленький уголок.

Я улыбаюсь в ответ. Он так много значил для меня, и я не знаю, как выразить свою благодарность за все, что он сделал. Кажется, он знает о моих чувствах и заключает меня в объятья. От него пахнет фрезией.

Когда мы выходим в коридор, к нам подбегает лакей.

— Люсьен, скорее. Арабелла сожгла пироги с олениной, а Роберт и Дункан снова вцепились друг другу в глотки. Кухня — это кошмар.

Люсьен берется за переносицу.

— Именно сегодня, — бормочет он, и двое убегают по коридору, исчезая за гобеленом.

Оставленная в одиночестве, я разворачиваюсь, чтобы вернуться в комнату с едой и фрейлинами, когда мне в глаза бросается танцующий блик света.

Напротив — слегка приоткрытая дверь с золотой ручкой. Любопытство берет надо мной верх, и я распахиваю ее, проскальзывая внутрь.

Комната больше, чем я ожидала. И полная… меня.

На каждой стене висят зеркала, отражающие мое испуганное лицо. Только это не совсем мое лицо. Это лицо блондинки с высоким лбом и широкими зелеными глазами. Это лицо незнакомки.

Я делаю круг по комнате, и мое лицо незнакомки появляется сначала в овальном зеркале, инкрустированном перламутром, затем в зеркале квадратной формы с золотыми розами, закрепленными на четырех его углах и в длинном зеркале с жемчугом по краям.

Одно из зеркал заставляет меня остановиться, сердце мое трепещет. Это простое квадратное зеркало с серебряной рамой, но в центре его виднеется бледное дерево, которое выглядит точно так же, как лимонное дерево, растущее на заднем дворе моего дома в Болоте. То самое, которое не дало ни одного лимона, пока я не использовала на нем Заклинание Роста во время визита к своей семье в день Расплаты. Я вырастила лимон для Хэзел, чтобы он напоминал обо мне.

А сейчас она на поводке, сидит в роскошной столовой, рядом с женщиной, которая планирует завтра ее убить.

Я отступаю от золотого дерева на шаг. Потом еще на один, и еще, и еще, пока я не оказываюсь в центре комнаты. На меня смотрит сотня пар глаз моего отражения.

Эта светловолосая девушка в одежде фрейлины — не я. Меня зовут Вайолет Ластинг. Я одна из паладинов и, если захочу, могу уничтожить эту комнату.

И я действительно этого хочу. Отчаянно.

Я без особых усилий воссоединяюсь со стихией, собирая вокруг себя весь воздух в комнате, призывая сделать так, как я командую. Я чувствую, как он обволакивает меня, беспокойный, ожидающий и нетерпеливый.

Разбей, думаю я, и настолько остро и сильно сосредотачиваюсь, будто совершаю Заклинание. Но стихия сильнее любого Заклинания. Я отталкиваю воздух от себя, и он идеально попадает в центр каждого зеркала. Мне кажется, что я лечу в сотне разных направлений, как будто протягиваю руку, чтобы запечатлеть узор на каждом зеркале в этой комнате.

Кроме одного.

Я отпускаю связь с элементом поз звон стекла, осыпающегося на пол. Зеркало с лимонным деревом висит как и было, идеально гладкое.

В центре остальных зеркал стекло треснуло в очень известной и особенной форме.

Костяной ключ.

Я с благоговением оглядываю комнату. Меня окружают зеркальные ключи, разбивающие мое лицо на нелепые части. Я никогда так собой не гордилась и не была так уверена в своей силе.

Я отметила эту комнату для Общества. И завтра королевская власть почувствует тяжесть нашего гнева.

Глава 23

УТРО В ДЕНЬ АУКЦИОНА МОРОЗНОЕ И ЯСНОЕ.

Небо идеально голубое, а сад выглядит еще зеленее, чем обычно. У меня пальцы дрожат, когда я зашнуровываю заднюю часть платья Карнелиан, стараясь не причинить ей боль в плече и ребрах. Вынуждена напомнить себе, что нужно дышать.

— С тобой все в порядке? — спрашивает она, когда я неумело перешнуровываю платье в третий раз.

— Я в порядке, — говорю я. — Просто… мне не нравится аукцион.

— Ну да. — Карнелиан корчит гримасу. Я заканчиваю одевать ее в тишине.

За дверью ожидает Рай. Он с натянутой улыбкой берет ее за руку.

— Что случилось? — спрашивает она.

— На кухне перешептывались, когда я туда зашел, — говорит он, и его глаза на мгновение вспыхивают. У меня волосы на затылке встают дыбом. — Что-то случилось, но я не понимаю, что. Все замолчали, когда увидели меня.

— Что-то случилось с моей тетей? — спрашивает Карнелиан.

Что-то случилось с моей сестрой? Мне хочется это спросить.

Рай пожимает плечами.

— Я не уверен. — Затем вся его манера меняется, как будто включается свет. — Ты рада посетить свой первый аукцион?

Пока мы идем к фойе, они беседуют. Я следую за ними с колотящимся сердцем, и, когда я вижу ликующее лицо герцогини, оно колотится еще быстрее. Что бы ни делало ее такой счастливой, не может быть к добру.

Однако кажется, что Хэзел в безопасности на данный момент. Герцогиня держит ее на поводке, но одета она в экстравагантное платье из голубого и серебряного шелка, расшитого жемчугом и сапфирами. Ее лицо скрыто вуалью, на голове изящная корона из переплетенных золотых нитей с бриллиантами. Ее фиолетовые глаза встречаются с моими, и взгляд их свиреп. Она знает, что случится сегодня, даже если и не подозревает о сговоре в пользу ее убийства.

Мы едем в аукционный дом на двух автомобилях. Атмосфера в нашей машине напряженная. Гарнет одет в офицерскую форму, и его нога не перестает дергаться. Рай слишком старается выглядеть непринужденно. Я смотрю в окно на мелькающие дворцы, во рту так сухо, что неудобно глотать. Хотела бы я знать, почему слуги были так взволнованы и почему герцогиня так возбуждена. Но мне необходимо сосредоточиться. Мне нужно добраться до подземной станции. Я ждала всю ночь, пока загудит аркан, чтобы услышать голос Рейвен, Сил или Люсьена. Но, к сожалению, он не подавал ни звука.

Когда мы подъезжаем к аукционному дому, перед ним на лужайке установлена небольшая платформа с гладким мраморным блоком в центре, инкрустированным золотом и рубинами. Я не знаю, для чего это. Кажется, Рая и Карнелиан это смутило, и Гарнет выглядит озадаченным. Озадаченным и… напуганным?

В толпе ощущается напряжение, никакого веселого смеха и разговоров, которые я ждала. Члены королевской семьи жмутся друг к другу на раскинувшейся траве, которая окружает розовое куполообразное здание, бормоча что-то друг другу. Когда мы выходим из машины, я ловлю обрывки того, что они говорят.

— Никогда не мог себе этого представить…

— Я допрошу свою фрейлину, как только вернусь домой.

— А ведь в прошлом году он так мне помог с приглашением на Самый Длинный Ночной Бал!

Мое колотящееся сердце подскакивает к горлу, и я задыхаюсь. Меня охватывает ужас. Что-то совсем не так.

Мы пробираемся сквозь толпу, и при нашем приближении королевская семья замолкает, кланяясь и приседая перед герцогиней. Когда мы находимся всего в нескольких ярдах от мраморной глыбы, к нам устремляется Графиня Розы.

— Вы слышали? — говорит она, обмахиваясь розовым веером с перьями. — Они нашли его. Лидера этого ужасного общества Черного Ключа.

Секунда до того, как она произносит это имя, превращается в вечность. Я жду в этой вечности, не в силах ни моргнуть, ни вздохнуть.

— Это Люсьен, — говорит Графиня Розы.

Земля качается у меня под ногами. Кажется, я сейчас упаду. Меня поддерживает чья-то сильная рука. Это Гарнет.

Его лицо едва скрывает страх, и я понимаю, что мы обязаны держать себя в руках. Да, мой мир остановился в этот момент, но есть так много миров, о которых нужно помнить сегодня. Мы должны быть сильными. Мы должны быть храбрыми.

Я почти убедила себя, что справлюсь. До того момента, пока по ступенькам на платформу не поднимается палач. На нем черная маска, а на поясе висит серебряный топор. Я не могу отвести от него глаз, его острый край блестит на свету. Мой разум отказывается принимать предназначение этого топора.

— Люсьен? — недоверчиво спрашивает герцогиня. — Я слышала, что они поймали главаря, но… Люсьен? Он всегда казался таким…

— Послушным? — Над герцогиней нависает Графиня Камня, ее большая грудь вываливаются из платья цвета бронзы. — Это всегда те, кому ты доверяешь больше всего, правда?

— Откуда они узнали? — спрашивает герцогиня.

— Видимо, он хотел оставить свой след в самом королевском дворце. Разбил все зеркала в Комнате Отражения в виде отпечатков того самого ключа.

Ключи. Мои ключи. Люсьен, должно быть, взял вину на себя, когда их обнаружили.

Я думала, мир перестал вращаться, когда услышала, что Люсьена поймали.

Это не идет в сравнение с осознанием того, что его поймали из-за меня. Аукционный дом плывет у меня перед глазами. Мои легкие уменьшились вдвое. Мне не хватает воздуха.

Я виновата, я виновата, я виновата…

Королевская семья продолжает говорить, но все звуки превратились в невнятное гудение. О чем я только думала? Зачем я это сделала? Это было безрассудно и глупо. Люсьен не такой. Он точный и осторожный. Он добрый и щедрый. Он спас мне жизнь, показал, кто я такая и на что способна. Он присматривал за мной, как брат, как отец.

И я подвела его. Я все испортила своим высокомерным идиотизмом.

Раздается рев труб, пронзающий туман моего разума. На платформу выходят Курфюрст и Курфюрстина, одетые в алое, черное и золотое, в тон гербам, приколотым к груди. Курфюрстина выглядит контуженной. Курфюрст мрачен. Его глаза на мгновение останавливаются на герцогине, прежде чем он поднимает руку, и последний оставшийся шепот смолкает.

— Моя королевская семья, — говорит он своим густым тенором. — Мы обнаружили предателя среди нас. — Он поворачивается к кому-то, стоящему в стороне, где я не вижу. — Приведите его сюда!

Рука Гарнета тянется к пистолету, но мы ничего не можем сделать. Мне понадобился весь мой самоконтроль до последней капли, чтобы не завопить, не закричать Люсьену, когда его выводили на платформу.

Один глаз заплыл и опух. У него на лбу рана, и он хромает. Вместо одеяния фрейлины на нем кусок мешковины, обвязанный вокруг талии веревкой. Его ноги голые и грязные. У него связаны руки, и по бокам от него два Ратника. Один из них толкает его в спину, и он спотыкается, почти теряя равновесие. Толпа смеется и глумится.

Ему полностью обрили голову, его красивый каштановый пучок волос исчез. Без него он выглядит намного моложе. Ратники ведут его к мраморной платформе, и Курфюрст снова говорит.

— Этот человек, ранее известный как Люсьен из Королевского дворца, обвиняется в измене и подстрекательстве к мятежу. Обнаружилось, что он является лидером повстанческого общества, называющего себя Черным ключом. Он несет ответственность за все акты насилия, совершенные в низших округах, нападения на королевские аванпосты, что равносильно нападению на саму Жемчужину. Он был признан виновным в этих преступлениях. Приговор — смертная казнь.

Меня тошнит, желудок сводит, когда Люсьена ставят на колени. Мое сердце колотится о ребра, и каждый удар посылает в мою голову одно и то же слово.

Нет, нет, нет, нет…

Курфюрст поворачивает голову к своему бывшему слуге с выражением отвращения на лице. — У тебя есть последние слова перед казнью?

Глубокие голубые глаза Люсьена сканируют толпу. Они загораются на мгновение, когда находят Гарнета, прежде чем взгляд падает на меня. На его лице будто вспыхивает облегчение, как будто он рад, что я здесь.

— Никто не виноват, кроме меня, — говорит он, тщательно подбирая слова. — Я несу полную ответственность за свои действия. Я не буду извиняться за свои преступления. Они были сделаны из любви к моему городу, из любви ко всем людям в нем. Нижние округа слишком долго терпели плохое обращение. Королевская власть забрала наших сыновей и дочерей, принудила их к рабству, разрушила надежды и мечты, и живет исключительно ради собственной жадности. Пришло время расплатиться за это. Я не стыжусь того, что сделал. — Его взгляд снова падает на меня. — В этом никто не виноват, кроме меня.

Я качаю головой, потому что это моя вина, вина жгучая и пронзительная. Она царапает мне легкие, разрывает сердце на куски. Это должна быть я, а не он. Город нуждается в нем. Я нуждаюсь в нем.

Он мягко улыбается мне. Я вижу прощение в его глазах, и ненавижу себя больше, чем когда-либо думала. Я ненавижу себя больше, чем герцогиню, аукцион и этот злобный богатый округ.

Когда Люсьен снова заговаривает, мы как будто остаемся одни, как будто он говорит только со мной, совсем как в день нашей первой встречи в подготовительной комнате, когда моя жизнь изменилась.

— Вот как это начинается, — говорит он, повторяя слова своей сестры, сказанные так много месяцев назад перед стенами Южных Ворот. Крошечная улыбка загорается на его губах. — Мне не страшно.

Затем он осторожно кладет голову на плаху, как подушку. Я не могу остановить слезы, которые наполняют мои глаза. Они горячие и постыдные, и я не заслуживаю их выплакивать.

Топор, мерцая, издает свистящий звук, рассекая воздух. Кровь окрашивает белый камень в красный цвет, капая на рубины и золотые завитки.

Все мое тело парализовано. Толпа вокруг меня снова начинает шуметь, но я ничего не могу понять. Я смотрю, как Ратники уносят тело Люсьена с платформы. Еще один следует за ними с корзиной. Мраморную глыбу убирают, Курфюрст хлопает в ладоши и что-то объявляет, но звук будто высосали из воздуха. Толпа отправляется вперед, мимо платформы к аукционному дому, и толпа увлекает меня за собой. Я иду на деревянных ногах, которые не помнят, как идти, которые, похоже, не могут понять правила мира без Люсьена.

Я чувствую мягкое давление на руку и моргаю, глядя на Гарнета. Его глаза наполнены слезами, и я понимаю, что тоже плачу. Герцогиня ведет Хэзел впереди нас на поводке, Рай и Карнелиан прямо за ними. Они кажутся ошеломленными, смущенными, но их миры не были разрушены, как мой.

Гарнет кивает в сторону открытых дверей аукционного дома и пристально смотрит на меня. — Ради него, — шепчет он.

Я думала, что потеряла дар речи, но мой рот работает отдельно от моего мозга.

— Ради него, — шепчу я в ответ. Гарнет моргает и трет глаза, отпуская мой локоть. Я вытираю лицо руками. Еще будет время оплакивать Люсьена и наказывать себя за роль, которую я сыграла в его смерти. Но я не подведу его сейчас, когда все это, наконец, может закончиться.

Фойе аукционного дома огромное. Верх купола выполнен из стекла, свет льется вниз и разливается по мозаике из плиток, украшающих пол. В центре — огромный фонтан, вода струится из протянутой руки статуи Диаманты Великой — Курфюрстины, начавшей первый Аукцион. Официанты обходят толпы с бокалами розовых и синих коктейлей. Члены королевской семьи переговариваются, обсуждая казнь, будто это было развлечение.

Я не могу не думать о собственном Аукционе. Так вот что происходило, пока Люсьен готовил меня, и пока я была в комнате ожидания с Далией.

Герцогиня сидит на возвышении в стороне, Курфюрст в центре, Курфюрстина справа от него. Хэзел стоит позади герцогини, ее глаза устремлены на меня. На шее блестит ошейник — жестокая пародия на ожерелье. Я благодарна, что Ларимара, похоже, не пригласили на его собственную помолвку. Возможно, королевская семья думала, что дети будут мешать.

Играет половина оркестра, жонглеры с акробатами шныряют и танцуют в толпе, прямо как и описывала Корал.

— Ратников, которые заберут суррогатов, не будет там еще десять минут, — бормочет мне Гарнет, повернувшись спиной, чтобы не было похоже, что мы разговариваем. — Я попросил кое-кого поменять часы, чтобы они думали, что у них еще есть время. Поезда должны подъехать в любой момент. Тебе лучше поторопиться.

— Хэзел, — говорю я, оглядываясь на сестру. Я знаю, мне нужно идти, но я не хочу оставлять ее здесь. Что если ее убьют до того, как все начнется?

— Я буду присматривать за ней, сколько смогу, — говорит Гарнет. — Вперед.

Мое горе тает перед лицом страха. Все начинается.

Карнелиан занята разговором с Раем и графиней Розы, и я пользуюсь случаем, чтобы ускользнуть.

Железнодорожный вокзал находится на низшем уровне аукционного дома. Я нахожу нужную дверь, ту, что хорошо помню по чертежам. Если смотреть на юг, третья дверь слева. Она ведет меня в прихожую, которую я пересекаю, выходя через дверь на противоположной стороне, где поджидает лестница. Я спускаюсь по ней, пропуская два этажа подготовительных комнат, этаж с комнатами, похожими на улья, где суррогатов усыпляют, чтобы перевезти в новые дома; все ниже и ниже, пока лестница не заканчивается в холодном бетонном коридоре. Я снова быстро вспоминаю чертежи.

Направо.

Я поворачиваю и бегу к большой деревянной двери, которая приведет меня на станцию, к Рейвен и остальным. Я прохожу мимо грузового лифта, который используется для транспортировки бессознательных суррогатов в их подготовительные комнаты.

Потом я вижу дверь. Я врезаюсь в нее, поворачиваю ручку и толкаю, видя, как последний вагон появляется в поле зрения. В этих поездах нет машинистов — они управляются автоматически. Надеюсь, девочкам удалось справиться с врачами и смотрителями. Ратники еще не прибыли, как и сказал Гарнет.

Поезд с визгом останавливается, из трубы выходит пар и создает в воздухе мягкий туман. Один за другим железные двери захлопываются за каждым из четырех поездов, эхом отдаваясь в пещерном пространстве. Своды крыши сделаны из камня, словно мозаика из сланцевого, угольно-черного и светло серого. С потолка свисают толстые железные люстры на прочных цепях, плафоны излучают насыщенный желтый свет.

Нет времени быть осторожной. — Паладины! — кричу я.

— Вайолет? — Голос Рейвен пронзает воздух, и я не думала, что могу быть так счастлива в этот момент. Ее голова высовывается из поезда Южных Ворот цвета сливы. — Вайолет! — кричит она и спрыгивает с вагона.

Я не могу остановить тот крик, тот мучительный вой, который срывается с моих губ. Я бегу через всю станцию, и она бежит ко мне. Мы сталкиваемся друг с другом.

— Ты в порядке, — она дышит мне в ухо, ее руки царапают мне спину, чтобы убедиться, что я цела.

— Люсьен мертв, — говорю я, и тут меня словно ударяет в грудь. Люсьен мертв.

— Что? — Рейвен задыхается, но у меня нет времени объяснять, потому что из вагонов появляются головы, и помещение заполняют девушки, широко раскрыв глаза, пока осматривают огромное пространство.

— Вайолет, — говорит кто-то, а затем мое имя подхватывается и эхом разносится по вокзалу. — Вайолет! Вайолет здесь! Вайолет!

Мне хочется плакать. Я хочу собрать их всех в огромные объятия. Мне хочется приказывать им, приказывать забыть о стене. Мы уничтожим весь этот аукционный дом прямо сейчас, мы наказываем королевскую семью за убийство человека, который был в десять раз человечнее, чем любой из них.

— Вайолет, с тобой все в порядке! — Инди сжимает меня в своих объятиях. — Я совсем забыла о твоих волосах и лице. Ты совсем на себя не похожа!

Сиенна и Оливия присоединяются к нам, Сил идет сзади.

— Мы слышали о Корал, — говорит Сиенна, и одновременно Оливия спрашивает: — Ты не видела мою госпожу?

— Люсьен мертв, — повторяю я, на этот раз слова выходят легче, когда мое тело начинает принимать реальность этого факта.

Лицо Сил становится пустым от шока. Инди задыхается, а Сиенна закрывает рот руками. Даже Оливия выглядит расстроенной.

— Это моя вина, — задыхаюсь я. — Во всем виновата я. — Сейчас я смотрю только на Сил. — Я… я сделала глупость, и он взял вину на себя. Я никогда не должна… я не имела в виду… — Слезы текут обильно и быстро.

Сил шагает вперед и берет меня за подбородок.

— Перестань плакать, — резко говорит она. — Посмотри на меня. Я не могу отвести взгляд от ее стальных, серебристых глаз. — Этот человек любил тебя больше всего на свете. Ты, черт возьми, ничего не можешь сделать, чтобы вернуть его, но ты можешь оказать честь ему, его свершениям прямо здесь, прямо сейчас. Ты нужна этим девочкам, Вайолет.

Она указывает рукой на семьдесят семь девушек, которые должны были быть проданы в рабство, но вместо этого с горящими и решительными лицами стоят вокруг меня.

— Они здесь, живые, и ты им нужна, — шепчет она. Семьдесят семь пар глаз смотрит на меня, ожидая указаний.

Сил права. Я делаю глубокий вдох.

— Мы должны разделиться, — говорю я. — Рейвен, Сил, Инди, Оливия, вы будете руководить каждой командой. Убедитесь, что у вас есть все элементы. Сиенна, ты со мной.

Сиенна щелкает зажигалкой, заставляя пламя ярко гореть.

Затем я поворачиваюсь к ожидающим лицам и впервые вижу их по-настоящему. Эмбер смотрит на меня со сжатыми челюстями и решительным лицом. Тони, Джинджер и Хна рядом с ней. Я вижу Терн, красивую девушку с красновато-коричневой кожей и темными изогнутыми бровями, лидера девушек Северных ворот. Она перебрасывает волосы через плечо в своей типичной высокомерной манере. Маленькая Рози Келтинг четырнадцати лет из Восточных Ворот кусает губы и ждет инструкций. Так много лиц, так много имен.

Сильные, красивые девушки. Паладины.

— Южные ворота — Рейвен! — Я призываю. — Северные Ворота — Сил! Восточные Ворота — Оливия! Западные ворота…

Меня прерывает звук раздвигающейся каменной стены. Входит Ратник, и на секунду я паникую, но блеск светлых волос под его фуражкой заставляет меня вздохнуть с облегчением.

— Что ты здесь делаешь? — требую я, подойдя поприветствовать Гарнета. — Ты должен был…

Но вся моя паника возвращается, когда я подхожу ближе и вижу его лицо.

Это не Гарнет.

Нас окружают потайные двери, щелкая, словно насекомые, когда открываются. Из них стеной красного цвета вываливаются Ратники.

Мы окружены.

Глава 24

НЕОЖИДАННОСТЬ — НАШЕ ЕДИНСТВЕННОЕ ПРЕИМУЩЕСТВО.

Блондин смотрит на меня с открытым ртом, как будто никогда раньше не видел девушку.

Помещение похоже на пороховую бочку, готовую взорваться. Как только кто-то пошевелится, заклинание будет разрушено. Мои колени слегка сгибаются, когда я готовлюсь зажечь искру.

Вокруг нас повсюду камень. Вода внизу. Воздух повсюду. У Сиенны есть зажигалка.

— Во имя Курфюрста, кто вы? — говорит Ратник.

— Я Вайолет Ластинг, — говорю я спокойно. Затем я делаю глубокий вдох и кричу: — Паладины!

Я инстинктивно соединяюсь с воздухом, призывая все молекулы воздуха в этой комнате, собирая воедино и уплотняя. Затем я выпускаю их, как камень из рогатки, в белокурого Ратника, все еще смотрящего на меня. Сила удара настолько велика, что он врезается в дальнюю стену и падает на землю без сознания.

— Сил, Земля! — кричу я. — Инди, Вода!

Под ногами раздается грохот, пол начинает трястись. Сил кричит девушкам, которые могут присоединиться к Земле, но Ратники бегут к ним, несмотря на то, что пол ходит под ногами. Я отправляю двоих в полет, но третий достает пистолет и направляет его мне прямо в голову.

Вот и все, думаю я. Может быть, я снова увижу Люсьена. И своего отца.

Затем Ратника охватывает пламя. Его крики временно оглушают всех, и я поворачиваюсь и вижу Сиенну с зажигалкой в руке и убийственным выражением на лице. Мы киваем друг другу, когда под нашими ногами вдруг появляется дыра — Сил, Эмбер и еще пять девушек взывают к земле. Два Ратника падают в дыру, пока она углубляется в поисках воды. Сиенна посылает извивающуюся спираль огня в сторону Ратника, целящегося в Терн.

— Не убивайте их! — кричит один из них остальным. — Они нужны королевской семье живыми!

— Ты с ума сошел? — кричит один в ответ, а другой вопит: — Что происходит?

Дыра добирается до воды — я чувствую ее запах, я чувствую ее извивающуюся, текучую силу.

— Наконец-то, — вздыхает Инди. Она и семь других девушек собирают воду воедино, как и я делала с воздухом, формируя толстую белую струю и стреляя ей через весь зал. Один ратник получает по лицу, и его голову отбрасывает назад. Другие поднимают руки, чтобы прикрыть глаза, когда струя распадается на семь частей, и ратники начинают скользить по мокрому полу.

Я все еще связана с воздухом, когда слышу пулю. Не знаю, сознательное ли это решение или стихия каким-то образом делает это за меня, но она проносится рядом с моим ухом, задевая мочку, а затем резко меняет направление, попадая в плечо приближающегося Ратника. Я игнорирую боль и кровь, стекающую по моей шее.

Мой взгляд останавливается на люстре, свисающей с потолка.

— Земля! — кричу я. — Стены!

Мы с Сил устанавливаем зрительный контакт, и я дергаю головой в сторону люстры. К нам присоединяется Терн, затем Эмбер, добавляя мощи к нашей силе, так что по стенам, а затем и по потолку, начинают змеиться трещины.

— Назад, назад! — кричу я, и Паладины бегут к двери, когда люстра опасно колышется над Ратниками.

Раздается громкий треск, и она падает, что поначалу выглядит изящно — красивый вихрь света и металла. Я хватаю Сил за руку и бегу, бросаясь прямо на Терн и убирая нас троих с дороги, пока падает люстра.

Шум оглушительный. Он отскакивает от стен, увеличенный в десять раз, так что кажется, будто мои барабанные перепонки могут лопнуть. Повсюду летают куски камня и железа. Мы с Сил используем Воздух, чтобы отвести большие камни от девочек. Терн дрожит подо мной.

— Ты в порядке, — говорю я. У меня в ушах звенит, и я вспоминаю, что чувствовала после взрыва в Банке.

Я поднимаю голову и оцениваю урон.

Похоже, большинство девушек добрались до двери. Но вокруг, под обломками валяются тела. В нескольких футах от меня лежит девушка с вьющимися волосами, ее шея изогнута под неестественным углом, пулевое отверстие в груди. Я не узнаю ее — она, должно быть, была одной из последних, кто получил свою силу, когда я уже была в Жемчужине. Тела ратников повсюду.

— Рейвен, — прохрипела я, садясь. Пыль оседает на волосах и ресницах. — Рейвен!

— Со мной все в порядке! — Она встает, стряхивая пыль с волос.

— Сиенна? Инди? Оливия? — зову я.

Я слышу кашель, и из-за валуна выныривает голова Сиенны с косами. — Все в порядке. — Инди появляется рядом с ней, ее бледная кожа измазана серым. Я вижу, как Оливия потирает глаза.

— Это была очень хорошая идея, — говорит Инди.

— Это было только начало, — говорю я. — Эти Ратники — лишь малая часть тех, кто охраняет аукционный дом.

Однако, когда я оглядываю разрушенную станцию, я думаю, что нас может быть мало. Но мы сила, с которой надо считаться. Люсьен, где бы ты ни был, я надеюсь, ты это видишь.

— Сил, Рейвен, Инди, Оливия, — говорю я. — Доведите всех до стены. Вы помните путь, да? — Они кивают в унисон. — Огонь не поможет, но, может быть, вы сможете использовать воду. Земля и воздух будут иметь решающее значение. Эта стена толстая. Очень толстая.

— Мы знаем, — говорит Терн. — Мы видели ее.

— Куда ты пойдешь, Вайолет? — спрашивает Эмбер.

Я ловлю взгляд Сиены. — Мы собираемся дать сигнал остальным жителям города, что пришло время. Давайте покажем королевской семье, что они больше не могут нас контролировать.

Доносится несколько одобрительных возгласов, но Сил кричит: — Тихо!

— Графиня, — с мольбой в глазах говорит мне Рейвен.

— Она здесь, — обещаю я ей. — С Фредериком. Не волнуйся. У тебя будет шанс. Но сейчас ты нужна этим девушкам. Они последуют за тобой. — Я поворачиваюсь к Сиенне. — Пойдем.

Я вывожу всех за дверь к лестнице, по которой спустилась сюда. Когда мы поднимаемся, с каждым шагом во мне все больше адреналина. Я задаюсь вопросом, почувствовали ли члены королевской семьи, что земля содрогнулась, когда люстра рухнула, или они все еще в блаженном неведении опасности, которая их ждет.

На нижнем этаже с подготовительными комнатами есть дверь на уровне земли, ведущая наружу. — Будь осторожна, — шепчу я Рейвен. Она подзывает Инди за собой. Остальные девочки притихли, даже те, которые выглядят испуганными. Они выходят за дверь, решительные и настороженные. Сил уходит последней.

— Увидимся наверху, — говорит она, указывая над нами, где нас ждет шпиль. Я на мгновение хватаю ее за плечо, потом она уходит.

Мы с Сиенной поднимаемся на другой этаж, на верхний уровень подготовительных комнат. Наверняка здесь будут и ратники — нижний уровень используется только тогда, когда на аукцион выставляется множество суррогатов, но этот уровень используется каждый год. Я стою за дверью и слушаю. Я могу различить по крайней мере три разных голоса — это Ратники.

Я хватаю ручку и киваю на зажигалку Сиенны. Нам нужно отвлечь их. Вспыхивает огненно-оранжевое пламя. Я открываю дверь, и она посылает огонь по коридору. Мы слышим крики и вопли, когда ратники, охраняющее двери подготовительной комнаты, бегут от пламени. Мы ждем несколько секунд, затем входим в коридор. Пламя пожирает ковер и карабкается по стенам, но коридор пуст. Мы с Сиенной быстро тушим огонь.

Я вижу дверь, которая нам нужна, и открываю ее Воздухом — ручка слишком горячая, чтобы дотронуться. Эта лестница узкая, с прорезями окон, и она закручивается спиралью. Мы начинаем подниматься все выше и выше — и когда мы достигаем вершины, из окна я вижу розовый изгиб одного из небольших куполов аукционного дома в нескольких футах под нами. Если я вытяну шею, то смогу увидеть стену. Короткий коридор ведет нас к длинной лестнице.

Я иду первой, подвязывая юбки своего платья фрейлины, чтобы не наступить на них. Сиенна в брюках, ступеньки для нее не проблема.

На полпути у меня начинают болеть руки, и становится тяжело дышать. Я слышу, как за моей спиной задыхается Сиенна, но никто из нас не жалуется и не замедляет шаг. Я знаю, что мы уже близко, когда слышу пронзительный свист ветра над нами. Мы поднимаемся на крошечную круглую площадку, сделанную из того же золотистого материала, что и шпиль.

Когда я встаю и оглядываюсь вокруг, я радуюсь тому, что не боюсь высоты.

Шпиль полый; тонкие полоски золота сходятся в одной точке и образуют вокруг нас что-то вроде клетки. Мы находимся в нескольких футах над вершиной стены и можем видеть ее необъятность.

— Вау, — вздыхает Сиенна. Я соглашаюсь. Стена огромна, примерно в пятидесяти ярдах от нас. Я смотрю вниз и вижу фигуры Паладинов на зеленой лужайке, отделяющей аукционный дом от стены. Светлые волосы Инди легко опознать, и я смотрю, как Рейвен выстраивает девушек на траве.

— Она такая большая, — говорит Сиенна.

— Так и есть, — говорю я.

— Мы серьезно собираемся ее уничтожить?

Я стискиваю зубы. Эш обещал мне, что будет за этой стеной, с Охрой и многими членами общества. Люсьен рассчитывал на меня. Я не могу подвести их. И не буду.

— Да. Давай, — говорю я, показывая на ее зажигалку. — Сначала главное.

Пришло время дать членам общества сигнал к взрыву бомб.

Она щелкает ей, и пламя вспыхивает.

— Ярче, — говорю я, и огонь пылает так, что больно смотреть. Ветер развевает косы Сиенны у ее лица, и пряди из моего пучка выбиваются наружу, попадая в глаза.

Я соединяюсь с Воздухом, и он выхватывает зажигалку из ее рук, пронося ее через золотистые перекладины. Я поднимаю ее высоко в небо, где она висит, словно крошечное солнце. Затем я чувствую, как зажигалка трескается, и в вспышке ослепительного света она взрывается.

Я задерживаю дыхание. Прошло десять секунд. Двадцать. Я смотрю, как умирают последние угли, уносимые ветром; обрывки металла от разрушенной зажигалки падают на лужайку внизу.

Проходит еще двадцать секунд. Ничего. Я не была уверена, чего ожидать, но я предположила, что будет немедленный ответ на вспышку. Меня начинает мутить, страх просачивается внутрь. Сиенна озвучивает мое беспокойство.

— Думаешь, они не…

Внезапно раздается оглушительный грохот, и далеко в центре Банка расцветает огненный шар. Стекла сверкают на солнце, как фейерверк. Бомбы Общества взрываются. Тридцать секунд спустя, как мне кажется, я вижу черный шлейф, поднимающийся из Смога. Ферма слишком далеко, чтобы знать, взорвались там бомбы или нет.

Я протягиваю руку и хватаю Сиенну.

— Готова? — спрашиваю я ее во второй раз.

Она крепко сжимает губы, не отпуская язвительных комментариев; от нее исходит твердая, холодная решимость, смешанная с намеком на страх.

Я снова соединяюсь с Воздухом и кричу: «СЕЙЧАС!», направляя свой голос так, что он облетает девушек, ожидающих на лужайке внизу. Затем я отпускаю Воздух и переключаюсь на Землю.

Я чувствую тепло руки Сиенны в своей, успокаивающее тепло, которое сопротивляется тяжести в моей груди, исходящей от стены. Эти камни старые и стоят они уже очень давно. Я чувствую, как к нам присоединяется каждая девушка, которая может соединиться с Землей. Мне кажется, я слышу ободряющие крики Рейвен, но, может быть, мне это только кажется. Стена тяжелая, очень тяжелая. Я пытаюсь пробить трещины в камнях. Я чувствую, как Сиенна борется со мной, вместе Сил, Эмбер и всеми другими девушками Земли, но это так тяжело. По прошествии нескольких минут я начинаю бояться, что стена непроницаема. Плечи болят от напряжения.

Люсьен ошибался. Мой план был обречен. Я не тот лидер, каким он меня представлял. Неважно, скольких паладинов я убедила присоединиться к нам. Я привела их к провалу.

«Не сдавайся, милая». Голос Люсьена шепчет в глубине моего сознания так кристально ясно, как будто он стоит рядом со мной. «Я знаю, что ты можешь это сделать. Я знал с того дня, как встретил тебя».

«Я думаю… я думаю, что люблю тебя». Слова Эша звучат рядом с словами Люсьена.

«Ты нашла меня». Раздается шепот Рейвен, соленый запах океана заполняет мой нос.

«Будем надеяться, что она такая, как ты думаешь», раздается рык Сил, «или мы будем жить как тараканы под камнем до конца наших проклятых жизней».

Мое сердце начинает биться быстрее, словно разрастаясь с каждым новым голосом, который я слышу. Эти люди — воздух, которым я дышу, и кровь, которая течет во мне. Они — мое мужество. Я не подведу их.

«Я знаю, что ты можешь это сделать».

Люсьен всегда верил в меня. Я задерживаюсь на этой мысли как можно дольше, и впервые я тоже пытаюсь в это поверить. Нет, уже не пытаюсь.

Я могу это сделать. Я сильнее, чем мне кажется.

Мои ноги и руки наполнены тяжестью камней подо мной. Мой торс сделан из камня, мои глаза — крошечные камешки, которые стучат по моему черепу. Мое сердце бьется мощным ритмом в груди, увеличиваясь с каждым новым ударом, и я сжимаю руку Сиенны еще сильнее.

Сила, текущая в моих венах, ощущается такой же древней, как эта стена, когда я принимаю ее в себя, когда верю в нее. Я отдаю ее часть Сиенне, наполнив нас обоих жаром, силой текущей воды и силой бури. Я — все стихии, и я чувствую каждую из девушек подо мной — маленькие огоньки их магии светятся, как пламя свечей. Я вливаю в них все, что у меня есть, как в ту ночь, когда я спасла Рейвен. Я изливаю всю свою любовь, надежду на лучшую жизнь, лучший мир. Я вселяю в них веру в то, что они достаточно сильны. Я самая сильная из них всех, и я излучаю то, что должно им принадлежать.

Мы — паладины. Мы сильнее скалы и камня. Теперь я знаю.

Мы — защитники этого острова.

Я стираю последнюю паутину страха из своего сознания. Я сосредотачиваю все свое внимание на этой огромной полосе стены, и Сиенна тоже. Как и девочки на земле.

Появляется первая трещина, и хотя я ее не вижу, я чувствую своим нутром. Сиенна задыхается, принимая эту грубую, пульсирующую силу. Я никогда не чувствовала себя такой сильной и живой. И я вижу, что первоначальный план Люсьена, использовать только меня, чтобы снести эту стену, никогда бы не сработал. Мы все должны работать вместе. Никто из паладинов не смог бы сделать это в одиночку.

С громким стоном целый участок стены начинает разрушаться. Когда куски скалы и облака пыли падают вниз, я отпускаю свою власть над стихией и хватаю один из золотых шпилей. Громоподобная лавина камней заглушает звук моего дыхания. Сиенна прикрывает уши, присев рядом со мной.

Но мы еще не закончили. Я соединяюсь с воздухом и кричу: «Воздух!». Мой голос проносится над девушками внизу.

Воздух готов и жаждет помочь. Сиенна наблюдает, как мы поднимаем куски камня и щебня, бросаем их в оставшиеся части стены, расчищая путь для бойцов, стоящих в Банке. Я вижу, как Инди поднимает руку, а затем волна воды вырывается из-под земли, льется через отверстие, которое мы сделали, огромная река расчищает главную защиту королевской семьи.

Ветер доносит едва различимое ликование, поднимающееся с другой стороны стены. Я отпускаю Воздух; ликование становится громче. Люди лезут через проем, не боясь воды, которая замедляется, когда они входят. Я ловлю проблески белых повязок на руках.

Я ищу Эша, но там слишком много людей, и я слишком высоко.

Но я вижу, как Сил поворачивается и что-то кричит. Я следую за ее взглядом — по крайней мере, сотня ратников выбегают из аукционного дома, и раздаются залпы выстрелов. Мужчины и женщины падают на землю и не встают.

— Мы должны спуститься туда, — кричу я. Мы с Сиенной быстро спускаемся по лестнице, перепрыгивая через несколько ступеней за раз. Затем спускаемся по винтовой лестнице на второй этаж подготовительных комнат. Ратники стекаются отовсюду по коридору. Мы приседаем в дверях, когда они проносятся мимо нас. Зажигалка Сиенны сгинула, так что мы не можем снова использовать огонь как отвлекающий маневр.

Но я — одна из паладинов. И мне не страшно.

Я делаю глубокий вдох и соединяюсь с воздухом, собирая его в порыве ветра, настолько сильном, что он сносит шляпы с голов солдат. Затем я выталкиваю его, сильнее, чем когда-либо прежде, опрокидывая их, как домино, и Сиенна соединяется с землей, так что земля трясется и отваливаются куски потолка. Мы вываливаемся в коридор, перелезаем через распростертых ратников, роняем на них куски потолка с Землей и отбрасываем Воздухом. Сиенна тоже стала сильнее. Как будто разрушение стены наполнило нас большей силой, чем мы когда-либо думали.

Двери на лужайку были сорваны с петель, и мы ныряем через них в драку. Розовый фасад аукционного дома испещрен пулевыми отверстиями. Пуля просвистывает мимо меня, и я отклоняю ее, все еще связанная с Воздухом, в ногу ближайшего ратника.

Земля покрыта телами, окрашивающими зеленую лужайку в темный ржаво-красный цвет. Ратники, члены общества, с белыми повязками, Паладины… я вижу тело маленькой Рози Келтинг, ее отсутствующий мертвый взгляд. Инди крутит воду в разные стороны, убирая врага с пути, в то время как Сил бросает огромные куски скалы Воздухом. Гарнет повязал повязку на своей руке и ведет группу повстанческих Ратников, сражающихся с ратниками Жемчужины, Рейвен рядом с ним, ее собственное тело сильное и текучее в борьбе. Я отчаянно ищу Эша в этой свалке, но людей слишком много.

Рай — черно-белое пятно. Он двигается так быстро, что трудно уследить за ним. Несколько других компаньонов сражаются с ним, также одетые в смокинги, выглядящие красивыми и ужасающими. Один из них взял в руки меч и перерезал горло вражескому ратнику, ярко-красные брызги окрасили его рубашку.

Еще больше мятежников с белыми повязками появляются через отверстие в стене, заставляя ратников отступить к Аукционному дому.

Один из них наставляет пистолет на Сил, и Инди бьет его струей воды с такой силой, что тот врезается в стену Аукционного дома.

Внезапно раздается выстрел. Это один из многих, я удивлена, что могу различить именно его среди всего этого шума. Я скорее чувствую его, чем вижу, когда он устремляется через лужайку к Инди. В мгновение ока я толкаю к нему порыв воздуха, но уже слишком поздно.

Ее голова совершенно нереальным образом откидывается назад, и брызги красного разлетаются из ее прекрасных светлых волос.

Она почти грациозно падает на землю, ее высокое, гибкое тело извивается и покачивается. Она приземляется с глухим стуком и не встает.

— Инди! — кричу я, бросаясь вперед по траве. Пули летят, но мой гнев делает меня сильной, и взмахом руки воздух отправляет их все в другом направлении, рассеивая в стену и ратников позади меня.

Глаза Инди открыты. Она смотрит на чистое голубое небо со слегка удивленным выражением лица, губы приоткрыты, волосы разметались по лицу. Из затылка начинает разливаться лужа крови, превращая золотые пряди в малиновые.

Двадцать или около того ратников приближаются ко мне из Аукционного дома. Я смотрю на них с такой яростью, какой никогда не ощущала, которая растет с каждым ударом моего сердца.

— ПОХОРОНИТЕ ИХ! — кричу я. Мой гнев — раскаленный добела огонь. Я соединяюсь с землей так быстро и всецело, что мне кажется, будто я встроена в самый фундамент этого дворца, в корни травы и ниже, туда, где этот остров встречается с океаном. Я уничтожу всех и каждого из них.

Я чувствую, что Сиенна тоже соединяется с землей, потом еще одна девушка и еще одна. Щелкая на месте, как кусочки головоломки, наша сила увеличивается, поскольку все больше из нас сосредоточены на одном и том же. Аукционный дом издает странный стон. Ратники сбиты с толку. Один стреляет грудь другой девушки, связанной с землей, и когда она падает, я чувствую ее потерю, ее яркий свет гаснет так быстро.

Похороните их, думаю я снова, и вся южная стена аукционного дома падает.

У ратников есть доля секунды. Этого не достаточно. Розовый камень падает на них сверху, стеклянные окна разбиваются вдребезги, и вся сторона аукционного дома превращается в зияющую дыру. Я вижу остатки амфитеатра, где меня продали. Он был сломан пополам, роскошные стулья и шезлонги опрокинуты, разломаны. Ничего не осталось, кроме пыли и тел.

А члены общества все еще карабкаются через открытую стену.

Сиенна бежит туда, где я стою на коленях рядом с Инди.

— Нет, — бормочет она. Она прикладывает руку на щеку Инди — удивительно нежный жест. Другие девочки собираются вокруг тел своих павших друзей, некоторые плачут, некоторые качают мертвых взад и вперед, как будто это их успокоит, как будто их можно успокоить. Я ошеломленно смотрю, как отряд красивых молодых людей выплескивается через руины стены, через реку Инди, сделанную всего полчаса назад.

Затем я слышу голос, такой до боли знакомый, это единственный звук, который может достичь меня в этом колодце гнева и отчаяния.

— Вайолет!

— Эш? — Я задыхаюсь. Я вскакиваю и бегу, отталкивая людей с дороги, чтобы найти его.

И вот он здесь. Волосы у него еще длиннее, щеки покрыты жесткой щетиной. Он одет в черную рубашку, белая лента резко выделяется на его руке, в руке ржавый, помятый меч. Он смотрит не в ту сторону, все еще зовет меня по имени, обыскивает толпу.

На долю секунды я задаюсь вопросом, узнает ли он меня, вспомнит ли, что я выгляжу по-другому. Потом он поворачивается и смотрит на меня. Меч выпадает из его рук и падает на траву.

— Вайолет, — говорит он, и я не слышу его, но знаю, что это мое имя у него на губах. Он идет ко мне, сначала медленно, потом быстрее, потом я тоже бегу, и мы врезаемся друг в друга в клубке рук и слез.

Он пахнет кровью и потом со слабым оттенком пороха. Щетина на его челюсти грубая, но я прижимаюсь к ней лицом, держа его крепче, чем мне нужно, чувствуя, как его грудь поднимается и падает на мою, упиваясь им, почти в бреду от радости.

— Ты жива, — шепчет он мне в ухо, задыхаясь от того же восторга, что и я.

— Прости меня, — шепчу я. — Мне очень жаль, Эш. Я должна была поверить в тебя.

— Все в порядке, — бормочет он. — Ты жива…

А потом он начинает смеяться, его грудь вздымается, и я тоже смеюсь, хотя не знаю почему.

— Охра, — задыхаюсь я, отстраняясь от него. — Он…

— Он в порядке, — говорит Эш. — Он и еще несколько мальчишек отвлекали Ратников в Банке, привели их к стене, где ждало общество.

Облегчение омывает меня. Мой брат в безопасности.

Теперь мне нужно помочь сестре.

— Локвуд! — к нему подбегает компаньон в смокинге, рядом с ним Гарнет. — Ратники сбежали. Некоторые все еще внутри аукционного дома, но мы опасаемся, что другие укрепляют остальную часть Жемчужины. Мы думаем, что многие из королевской семьи мертвы или в своих безопасных комнатах, но мы не знаем, сколько еще может скрываться во дворцах.

— Обыщите каждый этаж, — говорит Эш. — Посадите в тюрьму столько, сколько сможете, но всех, кто сопротивляется, мы расстреляем на поражение. — Он смотрит через отверстие в стене в сторону Банка. — Нам нужна дополнительная помощь.

— Тебе нужны Паладины, — говорю я. Я поворачиваюсь и взываю к Сиенне, Сил и Оливии. — Сил, возьми столько девушек, которые могут соединиться с землей и воздухом, сколько сможешь. Нам нужно снести остальную стену. Сиенна, собери свою собственную группу. Идите с нашими Ратниками и обыщите Жемчужину на предмет королевских особ. Оливия, ты собираешь девушек и идешь с компаньонами обследовать Аукционный дом.

Сиенна сразу же бросается на поиски Терн и нескольких других девочек, которых она знает. Оливия хлопает в ладоши и говорит: «Моя госпожа может быть там!», прежде чем создать свою собственную маленькую группу.

— Мы тоже туда пойдем, — говорю я, поворачиваясь к Эшу. — Я думаю, Хэзел все еще внутри.

Эш смотрит на меня с удивлением.

— Что? — говорю я.

Он показывает мне мою любимую тайную улыбку. — Ты просто невероятна.

— Вы и сами впечатляете, — говорю я, кивая в сторону собравшихся вокруг нас компаньонов. — Тебе придется рассказать мне все, когда все закончится.

— Когда все закончится, — соглашается он. — Найдем твою сестру.

Он поворачивается к компаньонам, ратникам и членам общества и начинает быстро отдавать приказы. Я нетерпеливо иду к аукционному дому.

— А где Рейвен? — спрашивает вдруг Гарнет. Я оглядываюсь, но в рое тел я нигде не могу найти свою лучшую подругу. Потом я поднимаю глаза.

Я точно знаю, куда она направляется, потому что мы изучали эти чертежи месяцами, и единственное место, где она убедилась, что знает расположение от и до — безопасная комната Графини Камня.

— Вот, — говорю я, указывая на башню, в которой находятся безопасные комнаты Домов основателей. — Вот куда она отправится.

Гарнет ругается себе под нос. — Она сумасшедшая?

Я смотрю на него, потом на Эша.

Я не брошу свою сестру в этом ужасном месте и мою лучшую подругу, чтобы встретиться с графиней лицом к лицу.

— Идем.

Глава 25

ГЛАВНЫЕ ДВЕРИ СВИСАЮТ С ПЕТЕЛЬ, как будто толпа людей ворвалась внутрь, не потрудившись сперва открыть их.

Группа Оливии следует за нами внутрь вместе с командой компаньонов. Эш снова держит меч в руке, а Гарнет держит пистолет наготове.

В главном фойе повсюду смерть и разрушения. Фонтан разбился пополам, вода разлилась по мозаике из плиток, разнося кровь павших королевских особ, ратников и слуг тонкими красными завитками. Мы пересекаем холл, и я вижу Курфюрстину среди них, все еще на возвышении. Мертвая, она выглядит так молодо. У нее в груди зияющая рана.

Но Герцогиню и мою сестру нигде не видно. Как и Рейвен.

Внезапно в комнате раздается крик.

— Госпожа! — кричит Оливия. Леди Потока спряталась позади оркестра, где стоят несколько испуганных королевских особ. — Госпожа, это же я! Наконец-то я вас нашла.

— Убирайся от меня! — кричит Леди, и как только Оливия достигает ее, протягивая руки, дама хватает трубу с платформы и кидает ее со всей силой. Она встречается с головой Оливии, и та падает, как камень. Одна из подруг Оливии плачет. В следующую секунду вода поднимается вверх, когда ее группа паладинов отвечает, атакуя королевских особ, в то время как компаньоны бросаются вперед, чтобы закончить работу. На лице Оливии все еще осталась улыбка, ее радость от того, что она увидела свою хозяйку в последний раз навсегда запечатлелась на ней.

Столько смертей. Так много жизней закончилось сегодня.

Я поворачиваюсь к Гарнету и Эшу.

— Рейвен попытается проникнуть в комнату Графини. И Хэзел может быть с герцогиней в ее собственной безопасной комнате.

— Значит, они будут рядом, — говорит Гарнет.

Я закрываю глаза, представляя пунктирные линии и узоры, которые я так старалась запомнить.

— Сюда, — говорю я, и мы уходим, оставляя кровавую бойню позади.

Мы врываемся в дверь, сделанную из почерневшего дерева, затем идем по коридору с красивыми бра и бело-золотыми обоями… когда мы натыкаемся на Рейвен, сражающуюся с ратником.

Гарнет издает сдавленный крик и бросается вперед, сбивая Рейвен и нападавшего на землю. Рейвен откатывается в сторону и встает на ноги, когда Гарнет бьет ратника в висок прикладом пистолета. Человек падает без сознания.

— Что ты делаешь? — требует Гарнет, встречаясь с ней лицом к лицу. Она непоколебимо смотрит в ответ.

— Я должна, — настаивает она.

— Я знаю, — говорит он. — Я просто не понимаю, почему ты не дождалась нас.

Рейвен открывает рот, как вдруг другой ратник бежит по коридору. Я швыряю его в стену Воздухом.

— Комнаты безопасности наверху, — говорю я, открывая дверь, чтобы показать изогнутую каменную лестницу. Два ратника охраняют их, и я отклоняю их пули, все еще связанная с Воздухом, когда Эш убивает их своим мечом.

Когда мы поднимаемся, мы проходим другие безопасные комнаты королевских особ низшего ранга — безопасные комнаты для домов основателей находятся в самой верхней части этой башни. Надеюсь, они больше не будут беспокоить нас, не будут пытаться сражаться теперь, когда их драгоценные Ратники разбиты, а их стена разрушена.

Мы достигаем вершины, где есть пять дверей, каждая с гербом. Весы, Королевский Дворец, Роза, Озеро, Камень.

Сначала я сосредоточусь на Доме Озера. Возьму Хэзел, а потом помогу Рейвен.

— Отойди, — говорю я. Я собираю весь воздух вокруг, а затем отталкиваю его, как я сделала, чтобы открыть дверь с горячей ручкой. Дверь распахивается, открывая небольшую, красиво оформленную комнату за ней.

Там пусто.

— Ее здесь нет, — задыхаюсь я. — Она не…

— Графиня, — умоляет Рейвен. — Пожалуйста.

У меня кружится голова, я фокусирую Воздух на двери с Дома Камня с серым квадратом, пересеченным двумя бронзовыми молотками. Взрывная волна бьет в дверь и срывает ее с петель. Я посылаю ее в полет через комнату, и раздается громкий треск, когда она прорывается через окно на противоположной стене.

Я задумываюсь над тем, зачем им вообще нужны окна в этих безопасных комнатах, пока люди в комнате прячутся и кашляют. Стекло усеяло пол такой же красивой комнаты, как та, что с гербом герцогини.

Мы врываемся внутрь. Хрупкий человек, которого я видела на последнем королевском обеде, съежился за дверью.

— П-пожалуйста, — заикается он, — не бейте меня.

— Чего вы хотите? — требует графиня. Ее глаза расширяются. — Гарнет?

— К вашим услугам, — говорит Гарнет, касаясь кепки.

— Что здесь происходит? — требует Фредерик, поднимаясь из-за дивана. — Как ты…

Но Рейвен подошла к нему, одним быстрым движением подняла руку и сильно ударила его по лицу.

Я слышу, как у него ломается нос. Кровь хлещет из его пальцев, когда он сжимает раненое лицо, воя и спотыкаясь.

Затем она поворачивается к графине.

— Ну здравствуй, Эбони, — говорит она.

Я люблю свою подругу. Однажды я спасла ей жизнь и сделаю это снова, не задумываясь. Но выражение ее лица, когда она смотрит на Графиню Камня, пугает. От него у меня мурашки бегут по спине, а волосы на затылке встают дыбом. На левой щеке Рейвен синяк, а на шее несколько длинных царапин, придающих ей немного дикий вид.

Графиня выглядит так, будто смотрит на привидение.

— Ты мертва, — задыхается она.

Рейвен показывает на себя.

— Нет. Не мертва.

Графиня быстро приходит в себя.

— Когда все это закончится, я тебя расчленю, 192.

— Меня зовут, — говорит Рейвен, тщательно выговаривая каждое слово, — Рейвен Стирлинг. И твое время пыток, увечий и жестокости подошло к концу.

Я вижу, как Фредерик выходит из поля моего зрения, и я почти кричу. Гарнет движется со мной, поднимая пистолет, но Рейвен быстрее нас обоих, как будто она это предвидела. Она пригибается и кружится, так что там, где когда-то он был позади нее, теперь она позади него.

Она сжимает его голову между ладонями.

— О, Фредерик, — говорит она. — Я так долго мечтала об этом воссоединении.

Затем резким поворотом она ломает ему шею. Он падает на пол, как тряпичная кукла, голова его наклонена под странным углом.

— Нет! — вскрикивает графиня.

Рейвен перешагивает через труп, даже не взглянув на него.

Графиня смотрит на нее.

— Ты же не думаешь, что выиграешь, правда? — Она осматривает комнату. — Из чего состоит ваша революция, из горстки недовольных слуг, опозоренных компаньонов и батраков? И один жалкий королевский?

— Ты смотрела в это окно? — говорит Рейвен. — Ваши силы в беспорядке. Ваша стена сломана. Круги будут объединены. Жители этого города заберут его у вас, тираны.

— Жители этого города погибли бы, если бы не королевская семья, — говорит Графиня. — Мы нужны им, чтобы выжить.

— Нет, — говорит Рейвен. — Не нужны. — Она дотрагивается до кожи головы, нащупывая каждый шрам один за другим. — Ты сделала мне такой подарок, Эбони. И ты даже не осознавала этого.

— Не называй меня по имени, — огрызается Графиня. Рейвен игнорирует ее.

— Видишь ли, теперь я могу кое-что слышать. Я знаю, что ты боишься. Больше, чем тогда, когда твоя мать морила тебя голодом неделю, потому что ты все еще не похудела. Она заперла тебя в темнице и не выпускала. Ты плакала перед сном каждую ночь.

Глаза Рейвен злобно блестят при виде ужаса на лице графини.

— О, да. Я слышала твои секреты. Я знаю, о чем ты думаешь. Нельзя копаться в чьем-то мозгу и не ожидать последствий. Особенно в мозгу Паладина. — Графиня хмурит брови и Рейвен кивает головой.

— Вот кто мы такие, — говорит она. — Не суррогаты. Не рабы. Но ты знала, не так ли? Что мы были другими. Ты нас боялась, ты была умна. Конечно, ты бы не назвала это страхом. Ты называла это… любопытством? Экспериментом? Но в глубине души ты знала, что в нас и в Заклинаниях есть что-то опасное, потому нас следует держать на поводке. — Она делает еще один шаг ближе.

Графиня, спотыкаясь, направляется к разбитому окну.

— Я не боюсь тебя.

— Нет, боишься, — говорит Рейвен, ее голос смертоносен, как шипение змеи. — И правильно делаешь.

Еще один шаг вперед Рейвен. Еще один шаг назад для графини.

Затем она мгновенно сокращает расстояние между ними. Глаза графини расширились от удивления, ее большой рот раскрылся, когда Рейвен вытолкнула ее в окно. Она исчезает с криком, падая, и врезается в землю далеко внизу.

В комнате тихо, если не считать хныканья графа. Рейвен стоит в окне, глядя на то место, где графиня исчезла, ее грудь вздымается.

— Она ушла, — шепчет она никому, или, может быть, самой себе, подтверждая это вслух, чтобы она действительно могла поверить, что это реально. У нее подкашиваются колени, и она спотыкается. Гарнет в одно мгновение оказывается рядом с ней, подхватывая ее на руки.

— Она ушла, — всхлипывает Рейвен у него на груди.

— Так и есть, — бормочет он ей в волосы. — Она больше не может причинить тебе боль. Она больше никому не сможет навредить.

Рейвен глубоко вздыхает и смотрит ему в глаза. Они долго смотрят друг на друга. Гарнет нежно проводит пальцем по синяку на ее щеке. Мне неловко смотреть на такую личную вещь, я вынуждена отвернуться в сторону, выглядывая за дверь, где пустая безопасная комната Дома Озера напоминает мне, что этот день еще не закончился.

— У герцогини все еще есть Хэзел, — говорю я.

Эш кивает.

— Куда бы они направились? — спрашивает он. — Во дворец Озера? Один из дворцов?

— Нет, — говорит Гарнет с мрачной покорностью. — Бьюсь об заклад, я точно знаю, куда она ушла. За мной.

Мы бежим обратно вниз по лестнице, в окровавленное фойе, и через разрушенные входные двери.

— Сюда, — говорит Гарнет, указывая на то, где линии автомобилей ждут, чтобы забрать королевских особ, которые больше никогда не покинут этот аукционный дом.

Мы бежим к машине, Гарнет и Рейвен спереди, Эш и я на заднем сиденье. Гарнет вырывает зажигание и играет с проводами, пока двигатель не оживает. Мы мчимся по практически пустым улицам Жемчужины, ловя проблески озадаченных слуг и вспышки борьбы среди ратников и членов общества. Многие дворцы, отмечу, разграблены, ворота сломаны, окна разбиты.

— Куда мы направляемся? — Спрашивает Рейвен.

Внезапно земля под нами сотрясается, автомобиль заносит по асфальтированной дороге. Вдалеке поднимаются дым и пыль; затем несколько кусков щебня рассыпаются в воздухе.

— Сил, — говорю я с удовлетворением, и пальцы Эша сжимаются вокруг моих.

— Вы можете уничтожить их всех, — говорит он. — Все стены в этом городе. Люсьен будет очень горд.

У меня перехватило горло.

— Люсьен мертв, — говорю я. Эш на секунду озадачивается, как будто эти два слова не имеют смысла вместе. Затем его губы образуют тонкую линию, и он быстро моргает.

— О, — только и говорит он.

— Гарнет, куда мы направляемся? — снова требует Рейвен.

— Королевский дворец, — сквозь зубы говорит Гарнет.

Дом, который герцогиня всегда хотела, но был недосягаем. Место, которое, как она чувствовала, ей суждено было иметь.

— Конечно, — бормочу я.

Глава 26

ГАРНЕТ ДАВИТ НА ГАЗ, и мы мчимся по улицам.

Дворцы проносятся мимо, пока мы не оказываемся в лесу, затем мимо сада с подстриженными деревьями, пока, наконец, он не подъезжает к фонтану трубящих мальчиков.

Двери Королевского дворца открыты. Когда мы входим внутрь, коридоры пусты.

— Готов поспорить на все мое наследство, что она ушла в тронный зал, — говорит Гарнет.

— В какую сторону? — спрашиваю я, и он уходит по роскошному главному коридору. Мы проходим мимо бального зала, где я играла на виолончели на балу Курфюрста, и я мельком вижу сад, где я разговаривала с Эшем в беседке той же ночью, прежде чем мы резко сворачиваем налево.

Звук голосов останавливает нас на нашем пути. Гарнет поднимает руку, и мы крадемся в конец зала, плюшевый ковер заглушает наши шаги. Он заглядывает за угол, затем быстро отводит голову.

— Семь Ратников, — произносит он. Эш вытягивает свой меч, а Гарнет ружье. Рейвен приседает в боевую позицию. Я соединяюсь с Воздухом и на секунду позволяю себе упиваться блаженной свободой стихии.

Затем я фокусирую его, зовя ветер из сотен залов этого дворца, и он приносится со свистом и визгом. Гарнет, Эш и Рейвен столпились у угла, когда я посылаю его в ратников.

То, что происходит дальше — словно размытое пятно. Хруст, крики, удары, меч Эша кружит в воздухе, ружья выстреливают, и все это время я наполняю комнату ветром, таким свирепым и кусающим, что мои глаза горят и слезятся.

Когда я слышу, как Эш кричит: «Стой!», я отпускаю свою власть над стихией, и все успокаивается. Ратники разбросаны повсюду, некоторые мертвы, некоторые без сознания. В комнате арочный потолок, расписанный фресками с изображением времен года, и витражи высотой с Гарнета, их части рассыпаются по черно-белому кафельному полу. В центре зала возвышение, на котором стоят два огромных, роскошных трона. Чешуйчатые подлокотники заканчиваются змеиными головами с рубинами для глаз. Огромные золотые крылья раскинулись по обе стороны каждого трона, а сиденья покрыты малиновым бархатом.

Герцогиня сидит в одном, ноги запутались в юбках, она в замешательстве после драки перед ее глазами. Ее пальцы сжимают змей, как когти, когда она видит своего сына.

— Гарнет? — она задыхается. Хэзел на полу рядом с ней, все еще на поводке. Ее лицо светится, когда она видит меня. Кора и Карнелиан стоят позади нее — Кора таращится на Гарнета, но Карнелиан смотрит только на Эша.

— Здравствуй, мама, — говорит он, как будто они только что сели завтракать. — Не типичный для вас день аукциона, не так ли?

— Ты… ты с ними? — Герцогиня выплевывает ругательство. Ее взгляд падает на Рейвен, потом Эша, потом на меня. — Сражаться со шлюхами и слугами?

— Ты имеешь в виду сражаться бок о бок с людьми? — говорит Гарнет. — Да, мама. Я с ними.

Герцогиня усмехается.

— Я не должна удивляться. Ты больше похож на своего отца, чем когда-либо был похож на меня.

Гранат делает вид, что задумался. — Приму это за комплимент.

— Ты предпочитаешь быть слабаком?

— Лучше слабаком, чем убийцей, — говорю я, шагнув вперед.

Герцогиня стоит, и я вижу, что она держит кинжал в одной руке, предположительно тот же, который дал ей Курфюрст. Его рукоять усыпана драгоценными камнями, а лезвие выгравировано кружащимися серебряными линиями.

— Я не позволю простой фрейлине говорить со мной в таком тоне. Когда это нелепое восстание закончится, я отрежу тебе язык. Я насажу твою голову на пику. Я…

— У тебя ничего не будет, — говорю я, медленно идя вперед. — У тебя нет власти в этом городе. И я не просто фрейлина.

Я не буду ее бояться.

И она увидит меня такой, какой я являюсь на самом деле.

Раз — увидеть предмет как он есть. Два — нарисовать мысленный образ. Три — подчинить своей воле.

Мой скальп покалывает, когда мои волосы становятся черными. Мой нос болит, когда он возвращается к своему нормальному размеру, мой лоб сжимается. Я оставляю глаза напоследок. Они горят, как горячие угли, шипящие в моем черепе, но я заставляю себя держать их открытыми, пока они возвращаются к своей естественной фиолетовой. Я хочу увидеть лицо герцогини, когда она поймет, что это я.

Я не разочарована.

Она раскрывает рот. Кинжал с грохотом падает на пол, в пределах досягаемости Хэзел — она пытается его схватить, но цепь удерживает ее. Герцогиня выхватывает кинжал и хватает Хэзел за волосы, дергает ее вверх и прижимает лезвие к горлу.

— Не подходи, — говорит она.

— Вайолет, — хрипит Хэзел.

— Ты не причинишь ей вреда, — шиплю я. Я подумываю присоединиться к воздуху и сбросить герцогиню с помоста, но это может закончиться перерезанием горла Хэзел.

— Итак, — говорит герцогиня, чувствуя себя более комфортно после того, как жизнь моей сестры взяла верх надо мной, — ты вернулась. Я думала, вернешься ли ты. Это часть причины, по которой я забрала ее в первую очередь. Я подумала, что тебя могут поймать, когда ты будешь спасать ее. Она поднимает одну бровь. — Ты хорошо замаскировалась, скажу я тебе.

Эш, Рейвен и Гарнет образовали вокруг меня свободный полукруг. Кора с нетерпением следит за каждым моим шагом, ожидая своей мести.

— А остальная причина? — спрашиваю я.

Герцогиня пожимает плечами.

— Ну, я, конечно, надеялась, что у нее будут твои способности, но довольно быстро стало очевидно, что она не является суррогатом. Ребенок был невозможен. — Что-то мелькает в ее глазах — может быть, сожаление? — но оно исчезает прежде, чем я могу понять его смысл.

Она оттягивает голову Хэзел назад.

— Когда ты сбежала с компаньоном, я думала, что мне конец. Я думала, что никогда не получу того, чего действительно хотела, чтобы моя дочь правила так, как я должна была. Но… что это за странная поговорка у вас в нижних кругах? Если жизнь дает тебе лишь лимоны, сделай из них лимонад? Я увидела возможность. Зачем давать ребенку жизнь, которая должна была быть моей? Курфюрстина настолько проста и глупа, ей так легко манипулировать. Почему бы не использовать это в моих интересах? В конце концов, она проделала такую прекрасную работу, крича всем и каждому в Жемчужине о том, как она ненавидела меня, как она не хотела родниться с моим домом. Она ревновала. Ревность — мелкое чувство. Оно загрязняет разум. Это делает тебя опрометчивым. Ведь у нее было все, и она этого не ценила. Хуже того, она не заслужила этого в первую очередь.

— Значит, ты украла мою сестру и пошла через голову Курфюрстины, чтобы стать парой Курфюрсту?

— Хорошая догадка, — говорит герцогиня с усмешкой. — И как только Оникс понял, что есть шанс снова быть вместе… что же, мы бы сделали что угодно друг для друга. Даже убить его жену из Банка. В этом глубина нашей любви.

— Тогда где же он? — спрашиваю я, жестикулируя. — Похоже, он бросил тебя.

— О нет, — говорит герцогиня. — Он больше никогда меня не бросит.

Что-то в ее тоне меня смущает. Кора тоже выглядит расстроенной — она оглядывает комнату, но там никого, кроме нас восьмерых.

— Но однажды он это сделал, — говорю я, пытаясь найти слабое место. Мои глаза мерцают, а кинжал все еще прижат к шее Хэзел. — Он бросил тебя. Он женился на Курфюрстине.

— Не говори так, будто ты что-то о нем знаешь, — огрызается герцогиня. — Он никогда не покидал меня. Нас разлучили. — Она гордо поднимает голову. — Мы любим друг друга. Больше, чем когда-либо любили двое людей. Мы сделали что-то красивое вместе, и они забрали это, они вырвали это у меня, даже когда я умоляла их не делать этого. Они называли это чудовищем, жизнью, которая росла внутри меня. — У нее дикий взгляд. — Это несправедливо! — она плачет. — Вы, бедные, глупые, бесполезные суррогатные матери, можете выносить ребенка, а я не могу.

Я ошеломлена. Герцогиня была беременна? Королевские женщины стерилизуются после замужества, но очевидно, что до этого герцогиня и Курфюрст спали вместе. Я слышу вздох Гарнета. Даже Кора выглядит потрясенной. Если бы об этом узнали, дом герцогини был бы разрушен навсегда.

Ее глаза полны слез, а руки дрожат от гнева. Густая капля крови сочится с лезвия и капает на шею Хэзел.

— Какой же я была дурой, — шепчет герцогиня. — Подумать только, они позволили мне оставить его себе.

На мгновение я вижу ее, герцогиню, юную и влюбленную. Кем бы она стала, если бы все пошло по-другому?

— Мне жаль, что это случилось с тобой, — говорю я. Карнелиан отрывает глаза от Эша, чтобы послать мне шокированный взгляд. Это точно отражает выражение лица герцогини, и впервые с тех пор, как я их знаю, я вижу, что они связаны.

Шок герцогини тает с презрением.

— Мне не нужна твоя жалость, — говорит она. — Я тоже этого не хочу.

— В этом-то и разница между нами, — говорю я. — Ты видишь жалость. Ты видишь слабость. Я вижу сострадание. Я вижу силу. Но когда ты страдаешь, ты чувствуешь, что должна заставить других страдать. Ты позволила этой трагедии превратить тебя во что-то холодное и жестокое. Ты убила Далию, девушку, имени которой ты даже не знала, которая ничего тебе не сделала. Ты отравила ее назло. Ты убила Аннабель только для того, чтобы наказать меня. Ты забрала прекрасную жизнь по прихоти, чтобы доказать свою правоту. Ты могла бы стать кем-то великим, Перл, — говорю я, беря пример с Рейвен и обращаясь к герцогине как к равной, — а вместо этого ты просто еще одна мелкая, язвительная королевская особа.

— Она бесконечно больше, — говорит низкий голос. Курфюрст выходит из тени, когда его охрана входит в комнату, маршируя в унисон, их красные куртки соответствуют сиденьям тронов.

— Оникс, — с облегчением говорит герцогиня.

— Я все думала, где же ты.

Нас окружают не менее двадцати ратников, все с винтовками.

Мы в ловушке.

Глава 27

ПОДХОДИТ КУРФЮРСТ И ЦЕЛУЕТ ГЕРЦОГИНЮ в щеку, игнорируя Хэзел между ними.

— Я собирался отправить этих людей в город, — говорит он, — но потом услышал голоса и подумал, что мне следует проверить тебя.

— Я так рада, что ты это сделал, мой дорогой. Ты помнишь моего старого суррогата, 197. Она вернулась, чтобы спасти сестру.

— Как Ты и подозревала, — говорит Курфюрст. Его взгляд падает на Гарнета. — Что он здесь делает?

— Он с ними, — говорит герцогиня. — Как всегда сплошное разочарование.

Курфюрст проводит пальцем по линии челюсти герцогини.

— Ты заслуживаешь лучшего, — говорит он.

Они даже не смотрят на нас. Одинокий пистолет Гарнета — ничто против всех этих винтовок. Как и меч Эша.

— Итак, — говорит герцогиня, поворачиваясь ко мне, — как долго ты работала с евнухом?

Мой мозг бешено крутится, пытаясь найти решение, чтобы вытащить нас отсюда. Лучшее, что можно сделать, это заставить ее говорить, пока я не придумаю план.

— У него было имя, — говорю я.

— Я прекрасно знаю имя Люсьена, просто не знаю…

— У него было имя, и это не Люсьен. Ты хоть понимаешь, почему все это происходит? — Я жестом показываю в окно, изображающее закат в ярком свете. — Ты хоть представляешь, что ты сделала с жителями этого города? С самим островом?

Улыбка герцогини ледяная.

— Ты глупая маленькая девочка. Этот остров был бы ничем без нас. Мы сделали это великолепие. Мы создали то, чего раньше не было.

— Ничего не было, — говорю я. — Здесь были люди, и ваши предки, которыми вы так гордитесь, убили их всех. По крайней мере, они так думали.

Герцогиня застывает, а Курфюрст в замешательстве.

— О чем она говорит? — спрашивает он.

— Понятия не имею, — отвечает герцогиня.

Теперь моя очередь улыбаться.

— А что, по-твоему, Люсьен делал в твоей библиотеке? Занимался королевской историей? Вы. Вы совсем не изменились. Бери все, что хочешь. Вы действительно думали, что убили всех паладинов?

— Всех, кого? — спрашивает Карнелиан, но никто не отвечает.

— Откуда ты об этом знаешь? — шипит герцогиня.

— Потому что я одна из них, — говорю я. — Как ты думаешь, кто разрушил эту стену? Ты понятия не имеешь, на что я способна.

— Тогда докажи это. — Герцогиня дергает Хэзел за голову, так что та кричит от боли. — До сих пор я видела от тебя только легкий ветерок. Докажи свою силу. Убей меня сейчас, если сможешь.

Я думаю об этом. Я думаю о потолке, рушащемся у нее над головой, Воздух ломает ей шею, топлю ее в воде, которую я чувствую в саду на улице.

Но я не Герцогиня. Я не решаю свои проблемы так, как она, с помощью насилия и крови.

— Могла бы, — говорю я осторожно, — но не стану.

Герцогиня смеется высоким, гулким смехом. — Я могла бы, но не буду, — говорит она, передразнивая. — О, это очень ценно.

Курфюрст присоединяется. Кора в ярости. Она делает шаг вперед.

— Ты обещала, что убьешь ее! — кричит она.

— Прости, — говорю я, и герцогиня в то же время:

— Прошу прощения?

— Ты убила мою дочь, — кричит Кора, поворачиваясь к своей хозяйке. — Неужели ты думала, что мне все равно? Ты правда веришь, что я ничего не чувствовала к ней?

Герцогиня грозно смотрит на Кору. Фрейлина сжимается.

— Надо было утопить эту коротышку, когда она родилась, — говорит герцогиня. — Тебе повезло, что ты вообще с ней познакомилась.

— Ты вообще себя слышишь, мама? — говорит Гарнет. — Аннабель была… она была лучшим человеком во всем дворце. Она была совершенно невинна. Она была хорошей.

— Никто не может быть полностью невинным, — говорит герцогиня. — Если ты в это веришь, то ты еще глупее, чем я думала. Ее глаза вспыхивают на что-то позади меня. — Давайте начнем с компаньона, ладно?

Мы все были настолько сосредоточены на том, что перед нами, что никто из нас не оглядывался назад. Я оборачиваюсь, как только трое из стражи Курфюрста атакуют Эша, двое хватают его за руки и отбрасывают меч в сторону, а другой держит пистолет у виска.

— Нет! — Карнелиан и я кричим вместе.

У ратника, держащего пистолет, широкое уродливое лицо и золотой зуб, который блестит, когда он улыбается. У него зверский вид, как будто ему нравится причинять людям боль.

Эш не сводит с меня глаз и произносит одно слово. Хэзел.

Я знаю, что он имеет в виду, но не могу. Я не могу сделать такой выбор. Его глаза упиваются мной, как будто это в последний раз. Как будто он никогда меня больше не увидит.

— Возьмите меня! — предлагает Карнелиан. — Вместо него убейте меня. Пожалуйста! Только не делайте ему больно.

Это такое смелое заявление. Я отрываю взгляд от Эша и смотрю на ее лицо, пораженное страхом, но искреннее. Она действительно умрет за Эша. Не могу поверить, что когда-то считала ее раздражающей, недалекой. Я ненавидела ее по неправильным причинам.

— Карнелиан, прекрати, ты себя позоришь. — Герцогиня даже не взглянула на племянницу. Она радостно смотрит на такой поворот событий. Еще больше крови стекает по шее Хэзел. — Что можно извлечь из этого? Живая или мертвая, ты для меня ничто. Этот компаньон рисковал собственной жизнью, чтобы быть с суррогатом. Ты видишь это? Он не любит тебя. Даже твоя мать предпочла смерть твоей компании. Что тебе нужно, чтобы понять наконец, что никто не хочет быть с тобой?

Даже я чувствую, как жалят ее слова, как они врезаются прямо в сердце Карнелиан, место, которое было изрезано горем и жестокостью сотни раз.

Быстро, как молния, я соединяюсь с воздухом. Как будто он ждал моего призыва.

Герцогиня бросает на меня последний презрительный взгляд.

— Убейте их всех, — говорит она скучающим тоном, но я готова, и я не позволю ей навредить мне или моим друзьям.

Винтовки выстреливают почти в унисон, наполняя комнату резкими хлопками.

«Ты можешь сделать это, — Люсьен шепчет мне на ухо. — Я верю в тебя».

Я чувствую, как каждая пуля рассекает воздух в этой комнате, и я поднимаю их вверх, кружа вокруг потолка, как рой мух.

Хэзел бьет ступней по ноге герцогини, заставляя ее издать сдавленный вой и отпустить ее. Кинжал падает с помоста.

Я поднимаю руки. Все ратники уставились на пули в изумлении и замешательстве. Рассекая руками воздух, я посылаю пули обратно к их владельцам, сбрасывая ратников одного за другим. Одну я посылаю через цепь, связывающую мою сестру с герцогиней, и она разрывается надвое.

Я скорее чувствую, чем вижу, как уродливый Ратник стреляет в меня. Я слышу крик Эша, а затем позади меня хруст, и я посылаю пулю от себя, не заботясь о том, где она приземляется, когда Хэзел падает мне на руки.

— Теперь ты в безопасности, — говорю я, когда она рыдает у моего плеча. — У меня есть ты. Ты в безопасности.

— Нет! — Крик, исходящий из горла герцогини, дикий, гортанный, как крик умирающего животного. И я понимаю почему — последняя пуля, которую я сбила с пути, прошла прямо через грудь Курфюрста.

Она берет его на руки, слезы текут по ее щекам.

— Оникс, нет, нет, пожалуйста…

Кровь сочится изо рта.

— Перл, — говорит он, дотрагиваясь до ее щеки. Затем его рука падает, безвольная и безжизненная, и голова скатывается в сторону. Герцогиня падает на него, сжимая его тело. Затем его голова вскидывается.

— Я медленно убью тебя за это, — говорит она. Она осторожно кладет Курфюрста на пол и встает лицом ко мне. Я толкаю Хэзел за спину и готовлюсь воссоединиться с землей, чтобы открыть землю под ее ногами. — Ты меня понимаешь? Я буду те…

Потом она задыхается, выгибая спину. Ужасный, удушливый звук выходит из ее горла. Красный цвет начинает просачиваться сквозь ее синее платье, окрашивая его, меняя свой цвет как Заклинание.

Карнелиан стоит позади нее. Одним быстрым движением она вытаскивает кинжал из спины герцогини и торжествующе держит его. Должно быть, она подняла его, когда герцогиня уронила.

— Ты такое разочарование, Карнелиан, — шипит Карнелиан, подражая голосу герцогини, снова вонзая нож в спину. — Никого не волнует, что ты хочешь сказать, Карнелиан. — Кинжал попадает в цель в третий раз. — Никто не любит тебя, никто не любит тебя… — она ударяет герцогиню снова и снова, и я могу только смотреть, ошеломленная и в ужасе.

Герцогиня падает на пол рядом с Курфюрстом. Карнелиан выглядит так, как будто она собирается продолжать колоть ее, когда Эш бросается к ней. Он нежно держит ее за запястье. Карнелиан трясет.

— Все в порядке, — бормочет он. — Теперь можешь отпустить его. Ее больше нет. Все в порядке.

Она моргает и смотрит на него.

— Она… она была такой… мне пришлось…

— Я знаю, — говорит он. Кинжал с грохотом падает на пол. Она падает в его объятья, всхлипывая, и он крепко держит ее. Наши глаза встречаются над ее макушкой. Эта сцена не заставляет меня ревновать, как когда-то.

Хэзел сжимает мою руку, и я поворачиваюсь к ней лицом.

— Давай уберем это с тебя, — говорю я. Рейвен помогает мне с поводком, и я срываю вуаль с ее лица. Гарнет пошел помогать Коре. Хэзел выбирается из своих высоких каблуков, поэтому она снова своего нормального роста, и вместе мы расстегиваем поддельный живот. Она яростно отбрасывает его.

— Все кончено? — спрашивает она.

— Все кончено, — говорю я. Она падает на меня, и мы крепко держимся друг за друга.

— Все, что ты делала, — говорит она, отстраняясь, чтобы посмотреть на меня. — Ветер, пули и… — она ошеломленно оглядывает комнату. — Ты говорила мне, что можешь делать вещи, но…

— Ты тоже можешь это делать, — говорю я.

Хэзел моргает.

— Я могу?

Я улыбаюсь.

— Это Рейвен, — говорю я. — Она моя лучшая подруга. Она может показать тебе, если хочешь.

— Ты хочешь, чтобы я отвела ее на утес прямо сейчас? — спрашивает Рейвен.

— Что? — спрашивает Хэзел.

— Может быть, не в эту секунду, — говорю я. — Может быть, еще слишком рано. Хэзел нужно отдохнуть. Она…

— Я месяцами только и делаю, что отдыхаю, — говорит Хэзел, отступая назад и скрещивая руки на груди. — Покажи мне, что это такое. Я могу с этим справиться.

Мою грудь распирает от гордости.

— Я знаю, что можешь, — говорю я. — Давай.

Мы выходим из тронного зала и входим в сад, наполненный бабочками и розовыми кустами. Солнце — расплавленное золото в совершенном голубом небе. Меня переполняет чувство изобилия. Мы сделали это.

Рейвен сжимает мою руку, когда я беру Хэзел.

— Что мы делаем? — спрашивает она.

— Мы покажем тебе, кто ты на самом деле, — говорю я. Я уже говорила это много раз, в Южных воротах, Западных воротах, во всех изоляторах. Я дала девочкам то, во что они верят, показала им, на что они способны.

Но это никогда не значило для меня так много, как сейчас.

Когда мы попадаем на утес, он прекрасен.

Небо отражает наше небо, безоблачное и ярко-синее. Воздух теплый, вокруг памятника лениво жужжат пчелы. Деревья пышные и зеленые, а нежный рев океана внизу успокаивает. Как же я хочу увидеть настоящий океан.

Я поворачиваюсь к сестре. Она смотрит вокруг, очарованная красотой и чудесами этого места. Ее фиолетовые глаза полны благоговения.

Я вздыхаю.

Измени ее обратно, шепчу я тихо этому пространству, моим предкам, которые находятся за его пределами, в месте между живыми и мертвыми. Пожалуйста.

Измени ее обратно, Рейвен шепчет рядом со мной. Наши мольбы дрейфуют в воздухе и кружатся вокруг серебристо-синего памятника, и я словно слышу сто голосов, подхватывающих крик.

Измени ее обратно, измени ее обратно…

Хейзел подбежала к краю обрыва, глядя на океан. Внезапно она хватает лицо и падает на колени. Я начинаю бежать к ней, но Рейвен останавливает меня, крепко сжимая мою руку. Хэзел качается взад — вперед несколько мгновений, затем замирает.

Когда она поворачивается ко мне, мое сердце подскакивает к горлу, и если бы я могла издать звук, закричать в этом месте, я бы сделала это.

Магия этой скалы сработала. Паладины вернули ее к тому, кем она когда-то была. Что бы ни сделал доктор, это не сравнится с силой, которая существует здесь.

Лицо Хэзел, как я помню, первозданное, с которым я выросла. Ее глаза вернулись к своему первоначальному цвету, ее нос, рот и щеки все такие же, как раньше. Она смотрит на меня тем же широко раскрытым взглядом, который я видела на лицах стольких девушек. Мы с Рейвен присоединяемся к ней на краю обрыва. Мы смотрим на океан, позволяя соленому запаху наполнить наши ноздри, и я чувствую удивление, любопытство. Мне кажется, что я очень маленькая часть чего-то настолько большого, что это не может быть заключено в одном острове, одном городе.

Интересно, что там.

Рейвен тоже так думает. Хотите это выяснить?

Да, я думаю я в ответ. Но сначала я должна кое-что сделать.

Глава 28

КОГДА МЫ ВОЗВРАЩАЕМСЯ СО СКАЛЫ, МЫ ОБНАРУЖИВАЕМ, что цветы Хэзел белые, как и мои.

Она наклоняется, и они становятся выше, дотягиваясь до ее пальцев, их веселые лица щекочут кожу, прежде чем увянуть, даже когда новые растут, чтобы занять их место.

— Что ты чувствуешь? — спрашиваю я, задаваясь вопросом, с какими элементами она может соединиться.

— Все, — шепчет она. — Я чувствую, как растет трава, слышу, как шепчет ветер, и вижу что-то мерцающее и струящееся, как… как вода.

Я обхватываю ее плечи руками.

— Останься здесь ненадолго. Все будет по-другому. Наслаждайся моментом. Это начало твоей новой жизни.

Во многих отношениях, я думаю. Это новый город. Это совершенно новый мир.

Я не хочу оставлять сестру, но мне нужно кое-что сделать. Или, точнее, место, которое мне нужно посетить.

Я обращаюсь к Рейвен, но она на шаг впереди меня. Преимущество иметь лучшего друга, который иногда может читать ваши мысли.

— Мы с Гарнетом останемся с ней, — говорит она. — Иди.

Интересно, знает ли она, куда я иду, или просто, что мне просто нужно идти. В любом случае, я улыбаюсь и обнимаю ее, крепко сжимая. — Мы сделали это, — шепчу я.

— Да, — шепчет она в ответ. Хэзел опустилась на траву и уставилась на розовый куст с выражением удивления на лице. Внезапно в водовороте цвета расцветает бутон. Я оставляю ее восхищаться природой и направляюсь внутрь.

Гарнет и Кора отодвинули тела герцогини и Курфюрста в сторону и складывают винтовки в кучу в центре комнаты. Карнелиан сидит на краю возвышения рядом с Эшем, все еще выглядя потрясенной.

Эш встает, когда я вхожу.

Я немного покачиваюсь на ногах, внезапно чувствуя невозможную усталость. Но этот день еще не закончился.

— Хэзел? — говорит он, подходя, чтобы схватить меня за локоть.

— Она в порядке. — Я не спускаю с него глаз, не желая смотреть на тела на полу. — Мне нужно… мне нужно кое-куда сходить. В этом дворце. Тайное место. Я должна…

Я не знаю, что мне делать. Все, что я знаю, это то, что я хочу вернуться в мастерскую Люсьена. Мне больше не нужно его разрушать, теперь, когда общество победило. Но я хочу видеть, что в этом мире еще осталась какая-то его часть.

Рука Эша обвивается вокруг моей талии, его губы прижимаются к моему виску.

— Куда тебе нужно, — говорит он. — Я буду с тобой.

Мы выходим из тронного зала и идем обратно по пустым залам к парадным дверям, взявшись за руки. Я поворачиваю направо и собираюсь отвести его в прихожую, когда останавливаюсь.

— Я хочу, чтобы ты видел, — говорю я ему, чувство вины поднимается горячей волной в моей груди. — Я хочу, чтобы ты увидел, что я сделала.

Я открываю дверь в комнату зеркал. Эш в потрясении заходит внутрь, его лицо светится от удивления в разбитых зеркалах. Некоторые из них были убраны, так что есть пустые места, как будто слуги перестали убирать на половине дела. Но на этих стенах все еще много ключей.

— Ты сделала это? — спрашивает он.

— В ночь перед аукционом. Был королевский ужин, и я пришла с Карнелиан. Я была… я была зла, расстроена, готова к тому, что все закончится. Я не думала, что кто-нибудь увидит это. В этом дворце сотни комнат. Я думала, что была такой умной.

Мое горло распухает, и я замолкаю. Я не была умной. Я вела себя глупо, и из-за этого Люсьен лишился жизни.

Эш смотрит на меня так, словно может читать мои мысли, моя вина четко отпечаталась на моем лице. — Так каким же должно быть твое наказание?

— Я не знаю, — бормочу я. Я смотрю на себя в овальное зеркало.

Эш прячет прядь волос у меня за ухом и закрывает мне лицо руками. — Ты действительно думаешь, что Люсьен хотел бы, чтобы тебя за это наказали? Ты не думаешь, что он бы гордился? Ты оставила свой след в месте, где он был рабом большую часть своей жизни.

— Я убила его, — прохрипела я.

— Нет, — твердо говорит Эш. — Его убила королевская семья. — Я вижу, он знает, что я ему не верю. — Ты сделала выбор, Вайолет, который имел последствия. Например, спасти меня. Например, спасти Рейвен. Не все решения приводят к тому, чего мы хотим или даже чего мы ожидаем. Но то, что ты сделала, что Люсьен сделал, что я, Рейвен, Гарнет и все в Белой Розе и все в обществе пытались сделать, это дать каждому, независимо от его положения или статуса, шанс сделать выбор для себя. Некоторые вещи больше, чем один человек. — Он обнимает меня и шепчет мне на ухо. — Но это не значит, что это не больно. Потерять его. Чувствовать боль. И это нормально. Просто… не надо ненавидеть себя за это.

Жирные слезы стекают по моей щеке и капают на ткань его рубашки.

— Пойдем со мной, — шепчу я.

Я открываю фотографию собаки в прихожей и поднимаюсь через отверстие на лестницу. Эш не задает вопросов, он просто следует за мной, и мы поднимаемся по лестнице. Люсьен оставил отметины, как он сказал, белые крестики, которые говорят мне, куда повернуть и в какой коридор пойти. Кажется, проходит час, и мы стоим за дверью его комнаты.

Я открываю его дрожащими руками. В спальне Люсьена беспорядок. Должно быть, он был здесь, когда его арестовали. Одеяла и одежда разбросаны, комод опрокинут. Но шкаф нетронут, за ним прячется мастерская.

Всего несколько футов, которые кажутся целой милей. С таким же успехом шкаф может быть на другой планете.

Мои ноги превратились в камень и приросли к полу. Я не могу пошевелиться. Я едва могу дышать.

Эш понятия не имеет, что это за место, что оно может значить, и все же он переплетает наши пальцы, не колеблясь, чтобы стоять рядом со мной. И в этот момент я знаю, что, хотя я, возможно, потеряла Люсьена, влияние, которое он оказал на меня, на мою жизнь, на моих друзей и людей, которых я люблю, будет длиться вечно.

Крепко сжимая руку Эша, я делаю шаг вперед. Потом еще один. Потом я иду — нет, почти бегу к шкафу. Я распахиваю двери, отодвигаю платья фрейлин и вытаскиваю аркан из волос. Я вдавливаю его в углубление в центре двери.

Он открывается щелчком. Я стою на пороге, моя кожа покалывает. Внутри мерцает свет.

— Вайолет? — спрашивает Эш еще раз.

— Подожди здесь, — говорю я. — Пожалуйста.

Я широко открываю дверь и оставляю Эша позади, зная, что он послушает меня, зная, что даже если он не понимает, почему, он верит, что я прошу его о том, что мне нужно.

Я захожу в мастерскую Люсьена, и воспоминание бьет меня, словно удар в живот. Часы на стене тикают, не подозревая, что их владелец никогда не вернется. Книги, бумаги, мензурки… все как в тот день, когда Люсьен показал мне это место, когда я была Имоджен, а Корал была еще жива.

Мой взгляд падает на мольберт в углу, и я издаю крошечный крик, где-то между вздохом и рыданием. На картине которую писал Люсьен, был только силуэт девушки. Я думала, это Азалия.

Это я.

Люсьен нарисовал мое лицо в мельчайших деталях, вплоть до подбородка. Я смотрю немного влево, улыбаюсь одновременно мило и озорно, как будто собираюсь сделать что-то безрассудное. Мои волосы спадают на плечи, а глаза… он добился правильного цвета. Я вижу тюбики разных оттенков фиолетового, разбросанные по его рабочему столу.

Я смотрю на него, чувство вины, горе и любовь воюют внутри меня. Слезы падают густо и быстро, и я не тружусь вытереть их. Голова кружится, ноги слабеют, комната кружится в глазах, и я знаю, что вот-вот рухну.

Пара сильных рук хватает меня и тянет вверх. Знакомый запах Эша уже сам по себе, как объятья, но он только заставляет меня плакать сильнее. Весь этот день давит на меня, и я рыдаю, пока плакать больше нечего. Эш не говорит ни слова. Он просто позволяет мне выплеснуть все наружу.

Наконец, я выпрямляюсь, глотая воздух. Я смущенно улыбаюсь ему, и он вытирает слезы с моих щек.

— Это место… невероятное, — говорит он. — И настолько в его духе.

Я тяжело глотаю. Мои руки ползут по его рукам, сжимая его запястья. Я еще раз оглядываю комнату.

— Он сказал мне уничтожить ее. Если мы проиграем. Он заставил меня пообещать.

— Ну что ж, — говорит Эш. — Я рад, что ты не обязана сдерживать это обещание.

Усталость снова бьет меня, и вдруг все, чего я хочу, это быть с сестрой.

— Пойдем, — говорю я. Но когда мы поворачиваемся, чтобы уйти, мой взгляд падает на что-то блестящее. Медная пружина, с которым играл Люсьен, когда говорил со мной о своей стене часов, которую он размотал и отбросил на стол. Я поднимаю ее и кладу в карман.

Затем я выхожу за дверь, и мы с Эшем возвращаемся, чтобы присоединиться к нашим друзьям и моей семье.

Глава 29

Мы хороним наших погибших на следующий день.

Королевский дворец стал новой штаб-квартирой общества Черного ключа. Вчера на закате начали просачиваться люди — слуги, члены общества, дружественные ратники, Паладины. Сил пришла со своей группой после того, как «расправились с этой треклятой стеной», как она выразилась. Сиенна последовала за ней позже, и я была так рад ее видеть, что крепко обняла ее, и она на самом деле обняла меня.

Охра приходит утром с группой мальчиков его возраста, и мы с Хэзел хватаем его, падая на землю в беспорядке объятий, смеха и слез.

— Почему ты не рассказал мне об обществе? — спрашивает Хэзел, ударяя его по руке.

— Я сказал! — протестует Охра, поднимая руки, чтобы заблокировать ее. — Ты мне не поверила.

— Подожди, пока не увидишь, что я могу сделать, — хвастается Хэзел.

— Это похоже на то, что Вайолет умеет делать с водой и прочим?

— Когда ты успел это увидеть?

— Я был частью общества целую вечность, Хэзел, — говорит он важно.

— Прекратите, вы двое, — говорю я с широкой улыбкой, обнимая их обоих за плечи. — Я просто счастлива, что мы снова вместе.

В тот вечер состоялось совещание о том, что делать с оставшимися членами королевской семьи. Многие, как говорил Люсьен, хотят казней по всем направлениям. Другие, как Сил, настаивают на том, что королевская семья должна платить тяжелым трудом.

Наконец, достигнута договоренность. Будет создан трибунал, в котором будут присутствовать представители каждого округа, а членов королевской семьи будут судить за их преступления.

Я сижу в стороне от основной толпы с Эшем, Рейвен, Гарнетом, Охрой и Хэзел, и мой мозг никак не может выкинуть из головы одну идею.

Я встаю и предлагаю Сил следовать за мной. Без вопросов, и я провожаю ее в мастерскую Люсьена.

— Что же, — говорит она после нескольких долгих мгновений молчания. Она качает головой. — Если бы у кого-то и было такое место, так это у него.

— Я думаю, что здесь есть вещи, которые могут помочь обществу. Или новому правительству, как бы оно ни называлось. — Я провожу пальцами по прототипу доски Аннабель. Когда я поднимаю взгляд, Сил странно смотрит на меня.

— Знаешь, — говорит она, подходя к книжным полкам и вглядываясь в названия книг. — Я знаю Люсьена почти пять лет. В первый день, когда я встретила его, я сдула его с крыльца воздухом.

— Что ты сделала? — говорю я.

— Что бы ты сделала, если бы у твоей двери появилась фрейлина? В месте, которое никто не мог найти? — говорит Сил, но ее насмешки ласковы. — После этого я ему не очень понравилась. Конечно, мы должны были поладить, ради Азалии.

— Я знаю, — говорю я.

— Но Азалия никогда не сводила нас так, как ты, — говорит Сил. Я смотрю на нее, ошарашенная, но она отказывается смотреть на меня, листая старый том в кожаном переплете. — Я видела перемены в Люсьене еще до того, как встретила тебя. То, как он говорил о тебе… если бы я услышала еще одну проклятую историю про Вайолет, в которой он гордился, волновался или просто беспокоил меня этим арканом, чтобы пожаловаться на тебя… — Она хихикает над книгой. У меня проблемы с дыханием. — Он так долго жил в этом округе. Я не думаю, что он понимал, как сильно это повлияло на него, даже если он никогда этого не хотел. Но и ты повлияла. Ты словно поднесла ему зеркало и напомнила ему, что он так же достоин спасения, как и суррогаты.

— Конечно, он был… — шепчу я.

— Ты так говоришь, будто в это легко поверить, — фыркает она. — А потом он снова появился у моей двери, не с одним, а с двумя суррогатами, компаньоном и королевским мальчиком. — Сил раздраженно вздыхает. — Я была так зла. Ну, ты знаешь, ты была там. Это не входило в план. Спасти этих людей, беременную суррогатную мать, компаньона — это был такой риск. Мы с Люсьеном были так поглощены тем, что должны были делать, что забыли, зачем мы это делаем. Я думала, что это просто месть — это все, чего я хотела сначала, и я думаю, что он тоже. Месть за Азалию. Кровь за кровь.

Наконец она встретила мой взгляд. Ее глаза красные и стеклянные.

— Мы ошибались. Ты показала нам, что действительно важно. Ты изменила нас обоих. Хотела бы я, чтобы ты это поняла, Вайолет. — Она отворачивается, вытирая нос рукавом. — Конечно, он был дураком. Но нельзя сказать, что он тебя не любил.

Я опускаюсь в кресло. Сил быстро осматривает бумаги, смотрит на колбы и говорит вещи, которые для меня не имеют смысла, например, «аптекарь будет очень заинтересован в этом» или «должен убедиться, что Феронер посмотрит на них».

Люсьен ушел. Революция закончилась. Пришло время мне воспользоваться свободой, за которую мы так боролись.

— Сил? — говорю я нерешительно.

— Что? — она отвечает, не отрывая взгляда от стакана, наполненного кипящей голубой жидкостью.

— Я… я хочу уйти. Я хочу сделать кое-что. Я знаю, здесь так много работы, и есть над чем подумать, но…

Она бросает на меня свой проницательный взгляд.

— Выкладывай, — говорит она.

— Я хочу увидеть океан. — Это тянуло мое сердце, желание увидеть что за Великой Стеной, увидеть, что там. Чтобы добраться до края этого маленького кусочка моего мира и взобраться на стену, построенную королевской семьей. Увидеть то, чего не видели веками.

Бледные глаза Сил смягчаются от понимания.

— Делай, что должна, — говорит она, похлопывая меня по плечу, прежде чем вернуться к столу Люсьена.

Мы хороним падших на лужайках, окружающих Аукционный Дом; Паладины хоронят своих отдельно у небольшой рощицы.

Всего двадцать пять. Инди, Оливия, малышка Рози Кетлинг… Джинджер тоже мертва. Пока мы закапываем их, из могил растет несметное число цветов; цветы каждой девушки прорастают из земли в последний раз. Я вижу, как лимонно-желтые цветы Инди переплетаются с темно-зелеными, принадлежавшими Оливии.

— Я хочу увидеть океан, — говорю я Рейвен.

Она мне улыбается. — Я тоже. Мы все идем с тобой.

— Мы? — пораженно спрашиваю я. Она оглядывается туда, где стоят Эш и Гарнет, на уважительном расстоянии наблюдая за этими уединенными похоронами.

Рейвен драматично вздыхает.

— Если мы уйдем без них, они все равно пойдут за нами. — Она забрасывает руку мне на плечо. — Когда ты хочешь отправляться?

Мы готовы выдвигаться на следующий день.

Я представляю, что Хэзел и Охра тоже пойдут, что они так хотят домой в Болото, но, к моему удивлению, они оба твердо отказываются.

— Я не могу вернуться, — говорит Хэзел. — Теперь все по-другому. Я… Я что-то значу. Я нужна здесь. Я не могу вернуться в Болото как ни в чем ни бывало. Все изменилось. Я изменилась.

— Ага, — соглашается Охра. — Кроме того, я нужен Обществу.

«Упрямый», — шепчет голос Люсьена.

Прямо как я.

— Хорошо, — говорю я. Я не буду с ними спорить. Они должны сделать свой выбор сейчас.

— Береги себя, — говорит Сиенна.

— Не делай глупостей, — добавляет Сил. — Там по-прежнему опасно. В низших округах идет борьба.

— Я бы не волновался за нас, Сил, — весело говорит Гарнет, хлопая ее по спине. — Разве ты не знаешь, что наш гид — самый могущественный Паладин в новейшей истории?

— Второй самый сильный, — ворчит Сил, и мы все смеемся.

Мы выходим через разрушенную южную часть стены, ту, что у Аукционного дома. Нам требуется большая часть дня, чтобы пересечь Банк, который довольно быстро сдался падению королевской власти, хотя вокруг нас огромное количество разрушений. Многие магазины были разграблены или сожжены.

Когда мы подходим к стене, Гарнет смотрит на меня. — Ты можешь нас провести? — спрашивает он.

— Конечно, может, — говорит Эш, и я улыбаюсь.

Я присоединяюсь к Земле и приветствую плотное, могучее чувство укорененности в чем-то глубоком и древнем. Я чувствую камни этих стен, приветствую их, как старых друзей, и когда они начинают разрушаться, я наполняюсь блаженной силой. Эта не такая толстая, как стена, окружавшая Жемчужину. Я делаю только узкую трещину, достаточно широкую, чтобы мы могли пролезть.

Сцена, которая разворачивается на наших глазах это сплошная разруха. Может, потому, что в Смоге было больше взрывчатки. Заводы сравняли с землей. Есть тела на улицах и постоянные вспышки боевых действий.

Я радуюсь, когда мы добираемся до стены Фермы. Сначала этот округ кажется нетронутым насилием. Пока мы не наткнулись на первый сгоревший фермерский дом, поля вокруг него потемнели и почернели. Чтобы пересечь Ферму, требуется несколько дней.

Добираемся до стены к Болоту поздно ночью. Ноги болят, спина болит, но когда я рисую на Земле, силы возвращаются. Стена черная на фоне ночного неба, но мне не нужно ее видеть, чтобы разбить. Слишком темно, чтобы идти дальше в Болото, поэтому мы устраиваем лагерь в тени стены.

Я просыпаюсь на рассвете. Воздух прохладный, капли росы образуются на моих волосах, как кристаллы. Я смотрю на перламутровую полоску серого вдали, которая становится светлее. Затем появляется оранжевая полоса, подчеркнутая розовыми и золотыми полосами. Медленно, симфония цвета играет в небе, природа приветствует начало нового дня.

Я всегда любила рассветы. В них есть что-то обнадеживающее.

После быстрого завтрака мы снова отправились в путь. Рейвен и я соглашаемся навестить наши семьи на обратном пути…боюсь, если я увижу свою мать сейчас, я никогда ее не оставлю.

Поначалу Болото кажется пустынным. Но потом я понимаю, что большинство рабочих, должно быть, были в других округах. Мы видим и пожилых, и детей с молодыми матерями, или детей без матерей вообще. Великая стена маячит вдали, но, кажется, никогда не приближается.

До тех пор, пока вдруг глинобитные дома не заканчиваются, и мы стоим на краю огромного пространства сухой, потрескавшейся земли. Стена поднимается перед нами. Она больше, чем я себе представляла, больше, чем любая другая стена в этом городе, и я знаю, что никогда не смогу снести ее самостоятельно.

Она становится более массивной, чем ближе мы к ней. Ветер резко дует по пустой равнине, взбивая вокруг нас грязь и пылинки. Мы ходим и ходим, и стена вырисовывается все выше и выше. К тому времени, как мы добираемся до нее, у меня болит шея, когда я смотрю наверх.

Я поворачиваюсь к своим компаньонам.

— Я не могу ее сломать.

Глаза Гарнета широко раскрыты.

Эш выглядит слегка ошеломленным.

— Она такая…

— Большая, — заканчивает Рейвен. Большая — это не то слово. Камни серые и темно-коричневые. Некоторые покрыты лишайниками или мхом. Она протягивает руку и проводит по шероховатой поверхности, затем изумленно вздыхает.

— Следуйте за мной, — говорит она, пускаясь в бег. Гарнет бросается догонять ее, а Эш и я прикрываем тыл.

Что бы Рейвен ни искала, она не находит его в течении получаса.

— Вот! — торжествующе кричит она, указывая на всю ту же стену.

Но потом я вижу контраст, тени, место, где ступени были вырезаны на каменистой поверхности.

Вверх, вверх, вверх, вверх, на головокружительную высоту, от которой кружится голова. Но я должна посмотреть.

Сначала ступени широкие и гладкие, но чем выше мы поднимаемся, тем уже они становятся. К тому времени, как мы на полпути вверх, мои ноги в агонии и болезненно ноет шов в боку. Расстояние до земли подо мной ужасно, хуже, чем в канализации, когда нам пришлось подниматься по ржавой лестнице, чтобы попасть в Банк, хуже, чем на вершине золотого шпиля в аукционном доме, где мы с Сиенной зажгли огонь. Три четверти пути вверх и все, что внизу, превратилось в миниатюрные домики, крохотные деревца. Я вижу прямо через Болото, к стене Фермы.

— Как долго… ты думаешь… это строили? — задыхается Эш.

— Двадцать пять лет, — говорит Гарнет.

Рейвен удивленно смотрит на него.

— Что? — говорит он. — Ты думаешь, я мог прожить с матерью всю жизнь и не знать об этом? Она любит… — он останавливается и прокашливается. — Она любила говорить, как наша семья «построила» ее. Финансировала ее, да, но будь я проклят, если хоть один член дома Озера прикоснулся к кирпичу или камню.

— Теперь да, — указывает Рейвен.

Гарнет смотрит на свои руки так, словно никогда их не видел.

— Да, — говорит он. — Наверное, ты права. — Затем он пожимает плечами. — Ну, дома Озера больше нет. Так что я никто, на самом деле.

— Никогда больше не говори мне этого, — отрезает Рейвен. — После всего, от чего ты отказался. После всего, что ты сделал.

— Мы можем продолжать двигаться, пожалуйста? — говорит Эш. Он стоит, прижавшись спиной к камню, его кожа приобретает сероватый оттенок.

— Тебе не обязательно было приходить, — говорю я, когда мы идем вперед. Каждый шаг обжигает мышцы ног.

— Да, это так, — говорит он сквозь стиснутые зубы. — Я хочу посмотреть, что там, так же, как и ты.

— Я не знала, что ты так боишься высоты.

Он издает хриплый смех.

— Я тоже этого не знал. Дело не только в высоте. Я чувствую… не знаю, как будто мы идем прямо в небо.

Когда мы достигаем вершины, мы действительно чувствуем, как будто мы вышли в какой-то другой мир. Вершина стены вероятно двадцать футов в ширину, с потрескавшемся камнем. Ветер здесь неимоверный, но что-то в нем колет меня, как маленькие пальчики, щиплет и покусывая, словно пытаясь понять, кто я такая. Я иду на другую сторону, дрожа от трепета.

В поле зрения появляется кромка стены, и вот он. Океан. Именно так, как мы видели на утесе. Я слышу вздох, и Рейвен хватает меня за руку.

Он серый, синий и бесконечный. Белоснежные волны обрушиваются на длинную полосу пляжа в сотнях футов ниже. Стена тянется во всех направлениях, и на мгновение я могу легко поверить, что нет ничего другого, кроме этого острова — единственного в мире посреди воды.

Потом я вижу корабли.

Их корпуса гниют, мачты расколоты, паруса съедены ветром, водой и временем. Но они существуют. Может быть, дюжина из них, собравшихся в бухте у стены. Возможно, королевская семья хранила их по сентиментальным причинам. Или они просто были забыты, потеряны во времени. Единственное, что имеет значение, это то, что они здесь. Что означает, что королевская власть пришла из другой страны, как сказано в книге Сил.

— Я видел такие корабли только на картинках, — говорит с трепетом Гарнет. Эш рухнул на землю, жадными глазами уставившись в океан, как будто не может насмотреться на него. Я сижу рядом с ним.

— Никогда не думал, что увижу его, — говорит он.

— Я тоже.

— Но ты же его видела.

— Только не так.

— Это невероятно, — говорит Рейвен, обнимая Гарнета за талию и целуя в висок, — это невероятно.

Соленый привкус наполняет мой нос, острый и сладкий одновременно. Грохот волн смешивается с воем ветра, и в нем я слышу что-то еще, что-то, что может петь, на странном языке, которого я не понимаю. Это заставляет мое сердце наполниться счастьем и грустью одновременно.

Мы забираем этот остров обратно, думаю я, пытаясь послать мысль призракам Паладинов. Ради вас. Ради нас.

До меня доносится пение, которое тут же исчезает с ветром — умирающие эхо расы, которая была практически уничтожена.

Но все-таки выжила.

Мы сидим на Великой стене и смотрим, как солнце опускается к горизонту. Я чувствую тепло рук Эша. Я чувствую себя здесь полной. Восстание, королевская власть, сам город — все кажется таким далеким. Есть только насыщенная синева неба, легкий порыв ветра и тусклый рев океана. Я смотрю на своих друзей и думаю о том, кем мы все когда-то были, и как далеко мы продвинулись.

Я снова Вайолет Ластинг.

Я дома.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg