«Связи личного характера»

Кир Булычев

Связи личного характера

Цикл - "Гусляр"

Сидели на дворе, играли в домино. Дело было летом, после дождя, в хорошую погоду. Облака, вытряся воду, плыли над головой пышные и умиротворенные, лужи сохли быстро, от них поднимался невидимый пар, скоро идти ужинать, игра малость приелась, и пришло время побеседовать о разных вещах. - Устал я сегодня чего-то, - сказал Василь Васильич, принюхиваясь к сложным ароматам, слетавшимся вниз, к игрокам из двенадцати кухонь дома. - Жарко было, - согласился Валентин Кац, размешал костяшки и спросил товарищей: - Еще одну "рыбу" забьем? И в этот момент во двор вошел Корнелий Удалов. Был он потен, светлые волосики завились, штаны грязные, пиджак через плечо, в руках, вся в белых потеках, банка из-под белил. В ней болтается малярная кисть. - Корнелий-то, - сказал Погосян, - Корнелий стал маляром, да? - Дурачье, - сказал Удалов, покосился на свои окна, не наблюдает ли за ним жена его Ксения, и, поставив банку посреди двора, уселся на скамью. - История со мной случилась, - сказал он. - Фантастическая. - Всегда с тобой что-нибудь случается, - сказал Валентин. - Может, все-таки забьем еще одну "рыбу"? - Что за история, а? - спросил Погосян. Удалов, которому очень хотелось поговорить, сразу ответил: - Дорогу на Грязнуху знаете? К санаторию? - Ну. - Так вот там все и произошло. Не было сегодня дороги. - Куда же она, болезная, делась? - Даже не знаю, что на это ответить, - сказал Удалов. - Рано человечеству об этом знать. - Ты, Корнелий, не крути, - обиделся Василь Васильич. - Ты всегда в истории попадаешь. И придаешь им космическое значение. - Вот именно что космическое. Не менее чем космическое. - Ясно, - сказал из открытого окна своей комнатки Грубин, который весь этот разговор отлично слышал, - занимался работой скучной, но творческой, вырезал на рисовом зерне "Песнь о вещем Олеге". - Ясно, американцы с Луны камень везли, обронили на полдороге и по Корнелиевой дороге угодили. - Циник ты, Грубин, - сказал с тоской Корнелий Удалов. И видно всем было, что и в самом деле очень ему хочется рассказать, но пока не решается. На выступающих частях его пухлого лица показались капельки пота. - Циник ты, Грубин, и самое удивительное, что почти угадал, хотя не можешь себе представить всей глубины такого события. Я же слово дал, почти подписку, что не разглашу. - Ну и не разглашай, - сказал Грубин. - Ну и не разглашу, - сказал Удалов. - Нужны нам твои истории, - сказал Грубин, который, несмотря на эти резкие слова, был лучшим другом Удалова. - Так что с дорогой приключилось? - спросил Валя Кац. - А то меня сейчас жена ужинать позовет. - Не поверите, - сказал Удалов. - Не поверим, - согласился из окна Грубин. Но Удалов уже решился на рассказ, не слышал грубинских слов, глаза у него помутнели и приобрели отсутствующее выражение, с каким былинные сказители в отдаленные времена вынимали гусли из торбы, обращали лицо к самому князю и начинали разворачивать длинное, увлекательное повествование, правдоподобное для слушателей и совсем невероятное для потомков. - Я сегодня до Грязнухи пешком пошел, - сказал Удалов. - До маслозавода автобусом, а там пешком. Нам через месяц нужно будет в санатории крышу перекрывать. Вот и пошел посмотреть. - А как же твой, Корнелий, персональный грузовик? - спросил Грубин. - Машина в Потьму за генератором ушла. А я в санаторий отправился. А куда мне спешить, я спрашиваю? Куда мне спешить, если дорога лесом, местами над самым берегом, птицы поют, вокруг никакого движения и даже отдыхающих не видно. - А это правда, что санаторий прикрыли? - спросил Василь Васильич. - Временно, - сказал Удалов. - Временно грязевой источник иссяк. Будем, наверно, нарзан возить. Это как решим. Вот я их и встретил. - Отдыхающих? - Каких отдыхающих? Людей на "Москвиче". Целая семья. Туристы, наверное. На крыше все привязано: и палатка, и матрац, и детская коляска. Потому я к ним и не подсел - пять человек в машине. - Зачем тебе к ним подсаживаться? - Как "зачем"? Чтобы до санатория подбросили. - Так они же тебе навстречу ехали. - Нет, Валентин, ты все путаешь. Сначала они меня обогнали. И я к ним не подсел. Куда спешить? А потом они обратно поехали. Навстречу. Он сам, который за рулем сидит, бледный весь, детишки плачут, высунулся из машины и машет рукой - давай в смысле обратно. Вот, думаю, чудак. Не знал я еще, что меня ждет за поворотом. - За поворотом Корнелия ждал холодный труп, - сказал Грубин. - Не перебивай, - возмутился Погосян. - Человек рассказывает, понимаешь, а ты перебиваешь. - За поворотом меня ждал знак. "Идут дорожные работы", знаете такой знак? Треугольный, а в нем человек с лопаткой. Я даже удивился, какие такие дорожные работы без ведома ремстройконторы? Город наш небольшой, и не может быть неизвестных работ. И еще меня удивило, что знак странный. Плохо выполнен с точки зрения художественного образа. У рабочего три ноги. - А кто у нас знаки делает? - Знаки из Вологды присылают. Знаки - дело милицейское. Да не в этом дело. Плохой ли знак, хороший, но что характерно - три ноги. - Хулиганство, - сказала старуха Ложкина, которая своего мужа покормила и теперь высунулась в просвет между аквариумом и канареечной клеткой, чтобы послушать интересную историю. - И я так подумал, - согласился Удалов. - И еще меня люди в "Москвиче" обеспокоили. Чего они испугались? - Хулиганство, ясное дело, хулиганство, - повторила старуха Ложкина. - Знак, значит, стоит, закопан в землю, а из-за поворота слышны звон металла и всевозможные звуки строительных работ. Делаю еще десять шагов, признаюсь, что делаю их со всей осторожностью. Вижу: поперек дороги барьер. И на нем надпись черными буквами: "Проезд воспрещен". А прямо за барьером разворачивается бульдозер странного вида, а на бульдозере сидит, вы мне не поверите, инопланетный пришелец из космоса, и у него четыре руки и три глаза. - Во дает, - сказал Погосян, который ничему не поверил. - Валентин, обед стынет! - крикнула жена Каца из окошка. - Погоди, - сказал Кац. - Дослушаю и приду. - Вы только подумайте, что делается, - сказала жена Каца через весь двор старухе Ложкиной. - Валентин не бежит, когда его зовут кушать! - На голове у него был прозрачный шлем, как у космонавтов, - продолжал Удалов, прикрыв глаза, чтобы яснее представить эту картину. - Из шлема торчат проводочки, а костюм на нем оранжевого цвета. Он меня увидел, вида не подал, заглушил мотор, соскочил на землю, и вижу я, что ног у него минимум три, и что характерно - все в различной обуви. Я поздоровался, потому что был в состоянии шока, и он мне тоже говорит: "Здравствуйте". - Во дает! - сказал Погосян. - "Здравствуйте", значит, на межпланетном языке, а Корнелий, ясное дело, ему обучен, да? - С детства, - согласился с шуткой Грубин, который оставил свое дело и ни слова из сказанного не пропускал. - Он мне сказал по-русски, - возразил Удалов. - Ну и я ему ответил: "Кто дал указание работы проводить?" - Конечно, - сказал Грубин. - Видим мы человека на трех ногах, гостя из далеких звездных миров, и вместо "добро пожаловать" сразу ему ляпаем: "Кто дал указание?" - Я перепугался, - сказал Удалов. - В другом случае я бы ему все как надо сказал. А тут с перепугу взял быка за рога. - А у него и рога были? - удивилась старуха Ложкина. - Это он фигурально, - сказал Василь Васильич. - Я пошел, - сказал Погосян. - Я пошел, а то он меня вместо ужина, понимаешь, баснями кормит. Но Погосян никуда не ушел. Ему хотелось, чтобы его стали останавливать, говорить, что все это шутка, но никто не останавливал и не говорил. Все знали, что, хотя у Удалова сильно развито воображение, хотя он человек нервный, он крайне правдив. - Я его спрашиваю, - продолжал между тем Удалов, - а он машет своими ручонками и говорит: "Скандал, безобразие получается". - Крупные они, пришельцы? - спросил Василь Васильич. - Нет, не крупные, с третьеклассника, - сказал Удалов. - Я так и думал, - сказал Василь Васильич. - Откуда им быть крупными? - Я хотел под шлагбаум подлезть, а он сначала не пускал, на надпись показывал, лопотал, что проход воспрещен. Ну я ему и указал, что являюсь начальником ремстройконторы города Великий Гусляр, на окраине которого он ведет неизвестные работы. - И не испугался? - Испугался я потом, - признался Удалов. - А сначала меня взяло возмущение. Ездит тут на бульдозере, не пускает, людей пугает, и, что характерно, бульдозер также не нашей марки. Тогда пришелец этот оробел и говорит мне: "Извините, не будете ли так любезны проследовать за мной, поговорить с нашим руководством?" Жена Каца высунулась из окошка по талию и чуть не свалилась вниз. - И ты пошел? - А чего же? Пошел. Подлез под шлагбаум, завернул за поворот, а там за холмиком открылось мне удивительное зрелище. И тогда я внутренне все осознал. Дорога там метров на тридцать была полностью разрушена, будто по ней громадным молотком стукнули или лавину обрушили сверху. Но я то сразу понял, в чем фокус, - пониже на склоне лежала, накренившись, их летающая тарелочка. - А какие опознавательные знаки были? - спросил подозрительно Погосян. - Без опознавательных знаков, - сказал Удалов. - Им это не нужно. Лежала эта тарелочка, вокруг нее масса пришельцев. Одни тарелочку чинят, другие на дороге возятся. Техника, приспособления, дорожные машины - удивительно даже, сколько добра в этой тарелочке поместилось. Грубин вылез из окна - ноги сначала, сам потом - и подошел поближе. - Я их спрашиваю: "Вынужденная посадка?" Из толпы ко мне один подходит, тоже на трех ногах, и отвечает: "Безобразная посадка. Хулиганская посадка. Я, скажу честно, сделал штурману строгое предупреждение". Я спрашиваю: "Зачем же так строго?" И тогда он отвечает... В этот момент Удалов прервал свои речи, ибо почувствовал, как Шехеразада, что слушатели полностью захвачены повествованием. Удалов повернулся к своему окну и строго спросил: - Ксения, скоро ужинать? Ксения ничего не ответила. - Успеешь еще, поужинаешь, - сказал Кац. - Ты сначала свою байку доскажи. - Кому байка, а кому действительность, - сказал Удалов, и никто не засмеялся. - Давай дальше, - сказал Василь Васильич. - Прохладно становится. - Я спрашиваю, значит, - продолжал Удалов, закуривши. - "Почему так строго?" А мне главный пришелец отвечает: "А что делать? Представьте, говорит, - себя на нашем месте. Прилетаем мы на чужую планету. Имеем, говорит, - строгий приказ в контакты не входить, а лишь проводить визуальные наблюдения. Туземные, - говорит, - цивилизации, должны развиваться по своим законам". - Это кто такие туземные цивилизации? - спросил Погосян. - Мы, - ответил за Удалова Грубин. - Мы не туземная, - сказал Погосян. - Это оскорбительное слово. Мы, что, получается, голыми бегаем? Голые, да? - Не оскорбляйся, - сказал Грубин. А Удалов между тем продолжал: - "Избираем, - говорит мне главный пришелец, - тихое место на окраине мелкого городка..." - Это кто такой мелкий городок? - спросил Погосян. - Великий Гусляр мелкий городок, да? - "Избираем мелкий, тихий городок, хотим сесть неподалеку, чтобы собрать образцы растительной флоры и сделать всякие снимки. И вот по вине этого головотяпа штурмана совершается катастрофа!" - И правильно, - сказала старуха Ложкина. - Правильно, что строго предупредили штурмана. Если пустили в космос, так работай, а ушами не хлопай. - Может, он увидел сверху, какая прекрасная наша земля в окрестностях Великого Гусляра, - сказала жена Каца, - и рука у него дрогнула? - А что, ихние предупреждения, они с изоляцией или как? - спросил Василь Васильич. - Не знаю, не спрашивал, - сказал Удалов. - Если кому неинтересно, уходите. Не мешайте. Развели дискуссию. Находясь в центре внимания, Удалов заметно обнаглел, и в тоне его появились металлические нотки. Слушатели замолкли. - Вокруг нас роботы суетятся, машины, космонавты, спешат, чтобы их позор не стал достоянием земной общественности. Начальник шлемом качает, вздыхает по-своему и говорит далее: "А каково нам будет, если Галактика узнает, что наш корабль разрушил дорогу на Земле, в окрестностях Великого Гусляра? А представляете себе, как будут хохотать над нами нахальные акарили с планеты Цук? Как будут мяукать в припадке издевательства низменные душой тумсы? Как будут качать всеми своими головами мудрые йыкики? Ведь нас же предупредят на всю Галактику..." - Нет, не иначе как у них предупреждение со строгой изоляцией, - сказал Василь Васильич. - И как это ты, Корнелий, запомнил все эти имена? - спросил Грубин. - Они знали, с кем на Земле встречаться, - ответил с достоинством Корнелий. - "Представляете мое состояние", - говорит этот пришелец, и я, конечно, выражаю ему сочувствие. И тут подходит к нам еще один, в полосатом комбинезончике, черненький, с глазками врозь. И что-то по-своему лопочет. Я пока осматриваюсь, полагаю, что им с дорогой и ремонтом тарелочки придется до ночи провозиться. Даже с ихней хваленой техникой. "Не знаю, - переходит тем временем на русский язык главный пришелец. - Но надеюсь, что сама судьба послала нам разумного и доброго туземца". - Так и сказал - туземец? - спросил Погосян. - Так и сказал. - Тут бы я ему ответил, - сказал Погосян. - Поставил бы его на место. Ведь ты же не голый был! - Не голый, в пиджаке, - сказал Удалов. - Только я об этом не думал. Они со мной как с братом по разуму разговаривали. Зачем же междупланетные отношения обострять без надобности? - Правильно, - сказал Василь Васильич, - а то они бы тебя предупредили, только мы тебя и видели. - Ой! - сказала жена Каца. - Какая опасность. - Ничего, - успокоил ее Удалов. - Я им сразу ответил: если есть просьба или поручение - люди Земли и Великого Гусляра в моем лице готовы прийти им на помощь. - Молодец! - сказал Василь Васильич. - По-нашему ответил. - И тогда он мне говорит, что есть просьба. Дорогу они починят, следов не останется, тарелочку свою уберут на околоземную орбиту. Но вот белил у них нету. - Чего? - Белил. Масляных. Они по обочине дороги вывернули столбики, в труху превратили. А столбики должны быть окрашены в белый цвет во избежание аварии движущегося транспорта. Он меня и просит, принеси, дорогой брат по разуму, нам банку белил. Мы тебя по-царски отблагодарим. Я ему отвечаю не надо мне наград, всегда готов. А он мне отвечает, что Галактика моей скромной услуги никогда не забудет. Ну и побежал я обратно в город... Слушатели с минуту сидели в молчании, осознавали, то ли Удалов свой рассказ завершил, то ли будет продолжение. Солнце клонилось к реке, тени стали длиннее, прохладный ветерок потянул из-за леса. У Кацев пригорел ужин, но жена Валентина этого не замечала. - И все? - спросил наконец Грубин. - Почти что, - сказал Удалов. Его праздник кончался. Кончался вместе с рассказом. - Я целый час эту банку искал. И кисть тоже. Хозяйственный закрыт, на складе сторож обедать ушел и так далее. Потом прибежал все-таки к ним, нельзя же людей подводить. Прибежал, а знака дорожного нету. И ничего нету. Ни тарелочки, ни машин, ни роботов. Пустота. - А дорога? - Дорога полностью починена. - И ты домой пришел? - Нет, - сказал Удалов. - Сначала я свое обещание выполнил. Я столбики покрасил. - А они некрашеные были? - Некрашеные. Четыре столбика. Новенькие, но некрашеные. И около одного записка лежала. Показать? - Конечно. - Глядите. Удалов достал из кармана сложенную вчетверо записку. Развернул, разгладил на столе. И прочел вслух. Остальные склонились к столу и читали, повторяли за ним слово в слово. Вот что написано было в записке. Печатными буквами, черными чернилами:

"ЗАРАНЕЕ БЛАГОДАРНЫ ЗА ПОМОЩЬ. СТОЛБИКИ К ВАШИМ УСЛУГАМ. ВАША ПОМОЩЬ НЕ БУДЕТ ЗАБЫТА. ПРОСЬБА О ПРОИСШЕДШЕМ НЕ РАСПРОСТРАНЯТЬСЯ".

- И без подписи, - сказал Погосян. - И правильно, что без подписи, - сказал Василь Васильич. - Только ты, Удалов, доверия не оправдал, и будет тебе при первом же случае серьезное предупреждение с последствиями. - Это почему же? - вскинулся Удалов. - Просили не разглашать. А ты разгласил. Знаешь, что за это бывает? - Ничего подобного! - сказал Удалов с обидой. - Они тоже хороши. Я бы молчал, а они улетели - и никаких следов. Может, мне хотелось им вопросы задать? Может, мне хотелось с ними о будущем посоветоваться? Может, они из благодарности могли не записочку оставить, а хоть какой бульдозер ихней марки для нашей конторы? Разве не правильно я говорю? И все согласились, что правильно. - Я даже адреса их не спросил, с какой планеты они прилетели, даже не узнал, что они будут делать, если агрессоры развяжут на Земле ядерную войну? Разве так себя ведут настоящие пришельцы? И все согласились, что настоящие пришельцы себя так не ведут. Потом опять все немного помолчали, переваривая серьезное событие. И Погосян спросил: - А доказательства у тебя, Удалов, есть? - Какие еще доказательства? - А доказательства, что ты сегодня с пришельцами виделся? - Ну, знаете! - возмутился Удалов. - Ну, знаете! А банка эта, которая на виду у вас посреди двора стоит? Из-под белил. Сегодня же брал на складе. За наличный расчет. Зачем мне белила? Зачем мне, спрашиваю, белила? Вы же в курсе, что состою на руководящей работе. - Правильно говорит, - сказал Василь Васильич. - Зачем ему про белила было врать? - И завтра же, в воскресенье, - сказал Удалов нервно, - пойдем все вместе на ту дорогу. И вы эти столбики увидите, свежепокрашенные. И такие эти столбики гладкие и ровные, что нашим плотникам никогда не сделать. Словно импортная мебель. И краска на четырех еще свежая. - Кор-не-лий! - крикнула из окна Ксения Удалова, которая была не в курсе и потому к Удалову уважения не ощущала. - Мне что, третий раз суп греть? - Иду, Ксюша, иду, - ответил Удалов. - До завтра, - сказал он друзьям и соседям. - Чего уж там, - сказал ему вслед Василь Васильич, - почему не верить человеку? Конечно, мы ему поверим. И все поверили. И не поехали на следующий день на ту дорогу, хоть Удалов и уговаривал. Что толку на столбики смотреть? С тех пор в Великом Гусляре ждали нового прилета братьев по разуму. Потому что уже какие-никакие связи налажены. Связи личного характера.