Вспомнилось: раньше я носился по этому коридору, размахивая руками. Потом стал ходить, сцепив пальцы за спиной. Теперь вот складываю руки на животе. Любовь Николаевна шутит, что походка у меня стала, как у священника. Я не спорю — ей виднее. Когда-то, по молодости, я собирался уйти в монастырь. Потом попал в Дом и понял, что здесь не хуже. Правда, пару раз, шутки ради, отпускал бородку клинышком, но дольше чем на месяц меня не хватало. За ней же, аккуратной, уход нужен. А когда тут…
— Сергей. Серге-ей! — позвал я, а когда он остановился, взял за худые плечи. — Что ж ты по левой-то, а?
— Да какая разница, Александр Вла… Борисович. Тихий же час!
— Все равно. Тут ведь малыши, а ты вон какой большой. Налетишь — растопчешь! — Я улыбнулся, голос всегда меняется от улыбки, и худые плечи расслабились. — Давай-ка вот сюда. Вот так. По правой, всегда — по правой. Хочешь, провожу тебя?
— Спасибо, — сказал он, как фыркнул. — Сам справлюсь.
Его привезли к нам шесть дней назад, через две недели после неудачного пиротехнического эксперимента. В четырнадцать легче легкого запомнить простые правила общежития, сложнее заставить себя их соблюдать. «Ничего-ничего, привыкнет», — подумал я, глядя вслед Сергею, потом приоткрыл дверь в спальню для мальчиков.
Протиснулся бочком. Если открыть до конца — дверь заскрипит так, что всех перебудит. И приходящий по пятницам Матвей говорит, что ничего с этим поделать нельзя. Что эта тварь питается петельным маслом. И наконец, что тут надо не смазывать, а менять, вместе с петлями, коробкой, а по-хорошему, и весь этаж давно пора перелицовывать, а то живете как в прошлом… тьфу ты, в позапрошлом веке. В общем, как говорится, человек ругается, дверь скрипит.
Я оглядел комнату и сказал себе: ага, трое. Мишка и Степка — у ближней стены, хоть и лежали, накрытые до подбородка, но при этом слишком уж старательно щурились, а Андрюшка — тот не скрываясь сидел на краю кровати и, склонившись над большой деревянной табуреткой, что-то чертил. Нет, не чертил — рисовал, поправился я, когда вышел на середину комнаты и свет из окна перестал бить в глаза. Вот же кисточка, вот баночки с гуашью. Значит, рисует.
— Почему не спишь? — шепотом спросил я.
— Не хочется, Александр Борисович, — просто ответил он. Я подошел вплотную.
— А что рисуешь?
Комментарии к книге ««Если», 2007 № 07 (173)», Журнал «Если»
Всего 0 комментариев