«Эксперименты. Эксперименты…»

На самом отшибе миров, в глуши, в рукаве переферийной Галактики, на окраине большого мегаполиса происходило то, что можно было определить как дискуссию. Обсуждались итоги эксперимента, длившегося несколько месяцев.

Место и время для дискуссии было не слишком подходящим. Двое ученых, немножко обалдевшие от своих полезных занятий, решили прогуляться по лесу. Точнее, решил Лаврушин, обожавший лесные прогулки, и уговорил Степана, таковые прогулки ненавидевшего.

Леса, сильно поредевшие, зато обогатившиеся тысячами банок и пластамассовых бутылок из под пепси-колы, начинались сразу за кольцевой дорогой. Там же располагался и институт. Его стеклянный корпус алел в закатных лучах. А на горизонте, как вражеское нашествие, наступали новые московские микрорайоны.

Сперва Степан настырно пытался вести светскую беседу: о погоде, о ремонте автомобилей и о пагубности горбачевского сухого закона для экономики страны. Но потом разговор, как-то сам собой, вильнув, как пьяный водитель на гололеде, пошел в занос и вылетел на основное шоссе – то есть пошел о главном, что нe давало спокойно жить в последнее время институту. Об Эксперименте.

Генератор Н-излучения сотворил Лаврушин. За ним такое водилось – он творил. Притом творил такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Да-да, достаточно правдоподобно и по делу описать какое-либо его изобретение пока не удавалось. Равно как и повторить, поэтому перспектива Нобелевских и других премий отдалялась. «Наинтуичил» Лаврушин генератор за две недели, пустив по ветру фонды и разобрав на части различные дорогие приборы. Генератор заработал. И тут началось…

Н-излучение – этот термин придумал профессор Полуухин, «Н» значило – несуществующее, ненастоящее, нереальное, несносное и вообще – никчемное, ненавистное и на фиг не нужное. И все бы хорошо, но оно существовало. Генератор гудел, светился, вибрировал – в общем, работал. И творил чудеса.

Н-излучение не фиксировалось никакой аппаратурой. Оно не оказывало никакого влияния на неживую материю. Оно воздействовало лишь на живые организмы. Те начинали с устрашающей скоростью прогрессировать, невероятно возрастала их приспособляемость к окружающей среде.

Н-генератор начали пробовать на этих самых организмах. И пошли уроды.

Золотые рыбки в аквариуме приобрели торпедообразную форму, плавники их стали вращаться гребным винтом, носились прибавившие в весе монстры с огромной скоростью. Одна, не вписавшись в поворот, протаранила бронированным носом толстое стекло аквариума. У щенят потомственной дворняги Машки, жившей в котельной института, народились саблезубые щенки. А у подопытной кошки Принцессы котята родились с острыми костистыми хвостами, как у скорпионов. Управляли они ими поразительно проворно, гоняя приблудных бродячих собак, хотя в остальном это были милые полосатики.

Никто ничего насчет излучения понять не мог. Через неделю заявились собранные, проницательные и уверенные граждане в черных костюмах и долго крутились вокруг генератора. Но, когда выяснили, что повторить такой невозможно – во всяком случае пока, поскучнели, бросили коротко: «секретно», уселись в черную «Волгу» с тремя нулями и укатили, подняв пыль.

Так как теоретического обоснования эффекта в ближайшее тысячелетие не предвиделось, Лаврушин решил копать не вглубь, а вширь И возникла в его мозгу идея.

Идеи его посещали часто. Многие кончались плохо. Иные вызывали переполох и будоражили всех. Но эта идея была мирная. Хотя дикая, припадочная – находка для психиатров.

У животных смена поколений происходит медленно. За мутациями надо наблюдать годы. Другое дело – насекомые. С ними за год можно пройти путь, который с высшими организмами не пройдешь и за сто. Ну а если поставить под излучение муравейник? У муравьев есть общественное разделение труда и зачатки коллективного разума. Так может, через несколько поколений, чем черт не шутит, станут они разумными!

Степан, выслушав соображения своего друга, молча покрутил пальцем у виска.

Много для эксперимента не нужно было. Генератор имелся. И муравейник в институтском парке был. Сказано – сделано, работа закипела.

И пошло-поехало…

Генератор, напоминавший по виду гиперболоид инженера Гарина из соответствующего телесериала, перевели на муравейник в пятницу. А в понедельник старшие, младшие и прочие научные, а также ненаучные сотрудники, отдохнувшие в выходные, теряли дружно дар речи, только ступив за ограду института. Они видели жуткое сооружение с двухэтажный дом. И только потом до них доходило, что это муравейник!

– Внушительно, – сказал директор, из окна своего кабинета разглядывая муравьиную «пирамиду Хеопса». – И что дальше?

– Поглядим, – отмахнулся Лаврушин – Ну, глядите, – странно и с некоторой угрозой произнес директор.

Про муравьиный разум Лаврушин его нагружать не стал. Ведь плечи у директора не железные, С разумом ничего не получилось. Тут Лаврушин «интуичил» напрасно. Ничего в размеренной муравьиной жизни не изменилось.

– Ас чего ты вообще про муравьиный разум удумал? – спрашивал Степан, озадаченно разглядывавший муравьиный небоскреб.

– Очень хотелось.

– А-а.

Уже месяц генератор безуспешно облучал муравьиную кучу. Обитатели института привыкли к ней, как привыкали ко всем чудачествам лаборатории экспериментально-теоретических аномалий, которой руководил молодой кандидат наук…

Неторопливо бредя по лесу, Лаврушин нагибался за цветочками, вдыхал их запах и оставлял на месте.

– Идиллия, Лаврушин на прогулке, – недовольно произнес Степан.

– Ну и на прогулке.

– Что с кучей муравьиной делать? Говорил я – ничего не получится.

– Ну, не получилось Лаврушин вздохнул полной грудью, ловя миг очарования. Весенний лес, свежий воздух. Молодая травка.

Степан с хрустом наступил на ржавый чайник. Они вышли прямехонько к свалке. И очарование сразу стало не таким очаровательным.

– Что теперь делать? – спросил Лаврушин.

– Эксперимент прекратить, – с готовностью выдал рецепт Степан. – Муравейник уничтожить – неизвестно еще, опасен ли он. И искать теоретическое объяснение Н-излучению.

– Угу, – грустно кивнул Лаврушин Оно обошли свалку и вышли на истоптанную тропинку. Прошуршал и скрылся в траве какой-то зверь.

– Эх, Лаврушин, – нудно начал вещать Степан. – Ты должен знать, что чудес не бывает. Нет никакого Бермудского треугольника, НЛО, снежных людей и… кто еще попал в список небывающих, осталось непонятным. Степан проглотил язык.

Друзья замерли.

На тропинке, в нескольких метрах от них, сидел средних размеров, упитанный реликтовый гоминоид – в народе снежный человек, сноумен, большеног, биг фут и т. д. Он был с ног до головы покрыт коричнев вой шерстью.

Гоминоид угрюмо жевал какой-то корешок. Выражение его почти человеческого лица было тоскующим и скорбным. Он в сердцах выплюнул корешок, сорвал с дерева ветку. Откусил сочный лист. От отвращения весь перекривился, выплюнул и его, бросил ветку и припечатал ее здоровенной ножищей.

– Этого не мож-ж-ж… – загнусил Степан, Гоминоид повернулся к ученым. Завидев их, испуганно замахал руками, что мельница. По-обезьяньи ссутулившись, опираясь руками на землю, припустился наутек.

– Брыс-с-сь отседова, – вдруг пискляво воскликнул Степан.

Гоминоид оглянулся, заверещал, а потом, как кабан, ломанулся через кусты.

– За ним! – крикнул Лаврушин.

Они припустились следом на треск ломающихся веток. И через минуту выбежали на аккуратненькую, почти без пивных банок, поросшую прошлогодними прозрачными поганками поляну.

В центре поляны стояла летающая тарелка. Настоящая. Классическая. На трех опорах, с куполом наверху и с высокой антенной.

Гоминоид быстро влез по железной лесенке. В черном проеме люка обернулся. Скорчил землянам рожу. Победно плюнул в их сторону. И с размаху захлопнул люк.

Послышался свист. Через пять секунд он достиг предела. Уши у друзей заложило.

Тарелка вздрогнула и начала подниматься. Она замерла над деревьями и испарилась, будто и не было ее.

– Значит, не бывает НЛО, снежных людей? – обернулся к другу Лаврушин.

– Ошибка зрения. Обман слуха, – беспомощно произнес Степан.

Но в свои слова он не верил…

* * *

В неведомых краях, бог знает за сколько светолет от Земли происходило то, что принято называть научным симпозиумом.

Зал представлял из себя амфитеатр, трибуны которого уходили в синий туман Его заполняли лысые с темно-синей кожей, с огромными, как чайные блюдца, глазами субъекты. Они были похожи на людей.

Каждое слово громом разносилось по амфитеатру, так что все выступления были прекрасно слышны.

Подводился итог эксперименту, уходящему в глубь веков.

Председательствующий с огромными фосфорицирующими глазами сидел на возвышении за полукруглым столом вместе с двумя субъектами, по-нашему – большими начальниками, и говорил:

– Итак, следует отметить, что эксперимент, длившийся многие тысячи лет, окончился неудачей. Несмотря на наши надежды, так и не удалось сделать из представителей подопытной популяции существ, способных мыслить логично и сухо. Они получились слишком эмоциональными. Не знают, что хотят. Мечутся в кругу ими же выдуманных проблем. Расплодились в огромных количествах. Превратили планету в мусорную свалку. Накопили столько разрушительного оружия, что его хватит для уничтожения пятидесяти таких сообществ полуразумных индивидуумов. В общем, с прискоробием вынужден констатировать – эксперимент неудачен. Все надо начинать сначала.

Он обвел взглядом коллег.

– Какие будут мнения?

– Согласен, – кивнул «начальник» справа.

– Согласен, – кивнул «начальник» слева.

– Согласен, – прокатилось по залу. Председательствующий посмотрел на какую-то зазгогулину, засветившуюся наверху, и подытожил:

– Единогласно. Помолчав, он продолжил:

– Поступило следующее предложение. Планету от людей освободить. Заселить новыми испытуемыми. Надеемся, из них в ходе нового, гораздо тщательнее просчитанного эксперимента получится что-то достойное. Наш коллега в течение семисот лет проделал большую работу по выведению объекта, призванного заменить людей Мы вас слушаем, – кивнул он.

Напротив полукруглого стола, пониже его столик. Перед ним в креслах устроились невысокий биолог с бледно-синим лицом, что является признаком умственного переутомления. Рядом, беспокойно озираясь, ерзал недавно побывавший на Земле реликтовый гоминоид Он уже несколько минут пытался отгрызть кусочек от голубой прозрачной крышки стола, а биолог все время незаметно и настойчиво тыкал его локтем в бок, призывая вести себя достойно.

Биолог равнодушным голосом начал:

– Представляю участникам симпозиума того, кто, надо надеяться, придет на смену человеку на Земле. Думаю, из гоминоидов со временем получатся бесстрастные, эмоционально незагруженные, холодные рационалисты. Считаю, новый эксперимент будет куда удачнее старого.

Гоминоиду удалось отколупать зубами кусочек от стола, и он обрадованно запрыгал на сиденье. Начальство с недоверием посмотрело на него. Биолог, стараясь не замечать косых взглядов, бросаемых на любимца, продолжил:

– Имеются и трудности. В основном касаемо приспособляемости объекта к окружающей среде. Испытуемому, который вырос на искусственных ананасах, земная еда во время последнего этапа эксперимента, проведенного в естественных условиях, пришлась не по вкусу. Но это препятствие устранимое. Он эволюционирует.

Морда гоминоида, который совершенно не понимал, что здесь происходит, расплылась в довольной улыбке. Он в знак согласия с хозяином радостно затряс головой. Зачесался. Выудил из своей шерсти здоровенную блоху. Внимательно рассмотрел ее. Откусив половину, вторую протянул биологу. Тот отказался.

– Через пятнадцать тысяч лет вместо взрывного, сентиментального и жестокого, перегруженного совершенно ненужными эмоциями человека Землей будут управлять рациональные, безупречно логичные гоминоиды. Задатки холодного разума у них уже сейчас прослеживаются в полной мере, – торжественно завершил биолог.

– Из него? – вдруг с прорвавшимся неожиданно недоверием произнес председательствующий и уставился своими огромными, в пол-лица, глазами, которые засветились неоновым светом, на подопытное существо.

Гоминоид заверещал обиженно и с досады, забрав в грудь побольше воздуха, плюнул в председательствующего, но не достал. После этого, скорчив рожу, уткнулся в плечо биолога. Тот начал гладить по мягкой шерсти, приговаривая:

– Утю-тю. Обидели маленького.

Гоминоид закивал в ответ и бросил победный взгляд в сторону председательствующего. У того глаза засветились еще холоднее – как лампа дневного света в общественном туалете.

– Коллега, мне кажется вы относитесь к нему чересчур эмоционально.

Обвинение было неприятным. Все равно что на Земле усомниться в умственных способностях человека. Биолог выпрямился, выражение его лица стало каменным – под стать председательствующему. Реликтовый гоминоид досадливо фыркнул, ткнул хозяина локтем в бок, но увидел, что его ничем не пронять, и от расстройства начал опять грызть стол, В зале повисла тишина, не нарушаемая ни единым шорохом. В ней скрывалась титаническая работа мысли тысяч присутствующих, наполненная такими сверхматематическими категориями и сверхлогическими построениями, проникнуть в которые человеческому разуму не дано.

– Следует заключить, – послышался громогласный голос председательствующего, – что, хотя представленный образец и нуждается в доработке, положение, в которое нас поставил эксперимент, требует принятия незамедлительных мер. Предлагаю: Землю от людей освободить. Без промедлений.

– Согласен, – кивнул «начальник» справа.

– Согласен, – кивнул «начальник» слева.

– Согласен, – прокатилось по залу. Решение было принято единогласно. Председательствующий произнес:

– Техническая сторона. Шесть автоматических дисков с излучателями энергии, гибельной для людей, но безопасной для всех остальных живых существ, обойдут Землю. И за двадцать четыре часа мы будем иметь свободную планету для проведения нового, я думаю, куда более удачного эксперимента.

* * *

Бог знает где, неизвестно в каком измерении происходило то, что мы называем конференцией.

Скрученный в невероятном зигзаге кусочек пространства служил конференцзалом Он был наполнен существами, сказать про которые, что они выглядят странно, – не сказать ничего. Они выглядели невероятно. Определенной формы у них не было. Они представляли из себя принимающие самые фантастические очертания сгустки энергии. Они светились радостным оранжевым светом.

Подводился итог эксперименту, длившемуся бесчисленное количество лет. Разговор шел на языке, наполненном эмоциональными построениями и обобщениями, добродушной иронией и юмором.

Общее содержание беседы.

Председательствующий засветился приветственным розовым светом и заизлучал мягко:

– Нужно отметить, что эксперимент, длившийся так долго, зашел в тупик. Вместо эмоционально богатых, несущих добро существ иксляне (назовем их так) получились равнодушными рационалистами. Без намека на тонкость душевной организации.

Коллеги в знак согласия лилово засветились.

– Они не только не приносят пользу окружающему миру, – продолжил он, – но и несут в себе рационально-разрушительное начало, не терпящее отступления от своих стереотипов. Например, сейчас они хотят уничтожить результаты своего удачного эксперимента – существ, получившихся эмоционально богатыми, хотя пока и недоразвитых.

Все заизлучали возмущенным фиолеювым светом.

– Поэтому я предлагаю прекратить эксперимент Все согласно засияли синим светом.

– Итак, – продолжил председательствующий, – для нейтрализации негативных последствий эксперимента необходимо принять самые жесткие меры. Какие будут предложения?

Пошла невероятная пляска света – это посыпались предложения.

– Перевод в иноизмерение, – подбил мнения руководитель. – Лишение контактов с другими цивилизациями.

Он растекся по изгибу пространства, потом собрался в комок:

– Решено. Планета Икс переводится в иноизмерение. Лишается внешних контактов… И пускай делают там, что их душе угодно…

* * *

Друзья-ученые снова выбрались в лес. Естественно, легкий разговор перешел в тяжелый спор.

– Ну что, решил заканчивать? – спросил Степан.

Лаврушин кивнул.

– Будем уничтожать муравейник?

– Да что ты, – замахал руками Лаврушин. – Они же живые. Жалко. Убираем генераторы, и пускай букашки живут, как хотят.

– Ага, пока институт не слопают.

– Не бойся.

Степан, довольный победой, начал читать лекцию:

– Итак, наконец ты понял, что чудес не бывает, что…

– А тарелка? А сноумен?

Но Степана свернуть с накатанной колеи было трудно.

– Да ведь это была просто галлюцинация. Вызванная переутомлением. Глюки, понимаешь. На самом деле никаких летающих тарелок нет и быть не мо…

Он запнулся, будто ему в рот вставили затычку.

Над лесом появился темно-синий, зловеще светившийся в прозрачном утреннем воздухе огромный диск.

И Лаврушин вдруг ясно понял – не к добру это.

Диск медленно и зловеще, как бомбовоз, заходил на столицу. Друзьям стало жутко.

Лаврушин почувствовал, как голова его начинает гудеть. И сознание уходит. Он упал на колени. Степан схватился за деревце и тоже начал сползать на землю.

«Все, конец», – подумал Лаврушин.

И в этот момент диск исчез.

Весеннее небо над Москвой вновь было безоблачным и чистым…