— Дешевле снести эту хибару и построить новый дом, — сказал он Павлу. — Хотя, надеюсь, ты уедешь отсюда.
— Ты не изменился, — сказал Павел.
— А ты изменился. Сегодня же пришлю к тебе хорошего парикмахера.
— Спасибо. Проходи в комнату. Сколько мы не виделись? Лет пять?
— Чуть больше.
Фанерный потолок посреди провис, словно был брезентовым. На обеденном столе рядом с неубранной кастрюлей и тремя чашками стояла чернильница. От кастрюли, чернильницы взгляд скользнул к девочке, которая замерла, нацелив в него перо, с которого, медленно набухая, сползала синяя капля. Он не мог пошевелиться, загипнотизированный неизбежностью ее падения на страницу раскрытой тетради, и, только когда она наконец сорвалась и шлепнулась на белый лист, разбросав в стороны толстеющие на концах тонкие лапки, он услышал голос Павла:
— Пойди погуляй.
Это относилось к девочке. Его дочь. Нет, в деле Павла, которое он вчера пролистал, не было детей.
Девочка подобрала тетрадь, неся ее плашмя, чтобы клякса не стекла, пятясь, обогнула мужчин и скрылась в коридоре.
— Твоя дочка?
— Нет, хозяйкина. Впрочем, если я останусь здесь, я намерен удочерить ее.
— Надеюсь, что ты здесь не останешься.
— Ты приехал, чтобы высказать эту надежду?
— В частности, да.
— Садись.
— Я постою.
— Спешишь?
— Как всегда.
— Тогда рассказывай, что тебя привело ко мне.
— Не догадываешься?
— Вряд ли тебя интересуют мои догадки.
— Искренне интересуют.
— Я вам понадобился.
— Правильно. И не только нам. Ты нужен всем. Когда господь бог создавал тебя, он не предполагал, что ты захочешь завершить свои дни в этой дыре.
— Я удовлетворен жизнью.
— Это неправда. Погляди, это официальное приглашение. Здесь все сказано. И сколько ты будешь получать, и где будешь жить. Если что-нибудь непонятно, я готов разъяснить.
Павел близоруко сощурился, пробегая глазами строчки.
На цыпочках вошла девочка, проскользнула к столу и худой лапкой стянула с него промокашку.
— Спасибо, — сказал Павел. — Я останусь здесь.
— Это нелепо.
— Что поделаешь.
— Ты не имеешь права упиваться бездельем или любовными утехами с ее мамой…
— Что за упреки!
— Прости. И все-таки я не снимаю с тебя упрека в сознательном безделье, интеллектуальном самоубийстве.
— Я не бездельничаю.
— Ты работаешь? Где же твоя лаборатория? Где книги? Где помощники?
Комментарии к книге «Цветы», Кир Булычев
Всего 0 комментариев