Коммунальная квартира — это не жилплощадь, не крыша над головой, а нечто гораздо большее: что-то вроде состояния души. Наша же коммунальная квартира особенна тем, что является коммунальной в полном, исконном смысле этого слова. Мы все здесь живем ВМЕСТЕ. Вместе переносим горе, вместе переживаем радости.
Итак, приготовьтесь. Одним, особенно ранним утром, часов этак в одиннадцать… ну, начало двенадцатого, я выхожу на кухню, где мой ближайший — то есть через стенку — сосед Петр Сидорович мешает длинной ложкой в крохотной кастрюльке. Сейчас он больше всего похож на ведьму классического образца: в немыслимом халате, шлепанцах на босу ногу и шерстяном платке, намотанном на его глянцевитую лысину, как чалма.
Петр Сидорович является обладателем двадцати шести метров жилой площади, двух фикусов в кадках и одной кошки, несомненной любимицы всей нашей квартиры. А еще он носит фамилию Пупочкин. Смеяться нельзя, сдержанно улыбаться — тоже. Петр Сидорович утверждает, блистая стеклами специально одеваемых по такому случаю очков, что первый Пупочкин упоминался еще в связи с Иваном Грозным. И только заклейменный невежда может этого не знать.
— Доброе утро, — произношу я радостно.
— Доброе, Тонечка, доброе. Кстати, кхе-кхе, Вам звонил молодой приятный человек. И по этому поводу я хочу иметь с Вами отдельную беседу.
— Да? — спрашиваю я внимательно.
— Он мне говорит, «здравствуйте, Петр Сидорович. Нельзя ли Тонечку попросить?», а я вынужден как дипломированный болван что-то отвечать, не зная его имени. Это же трагично! Скажите, как его зовут…
— И как Вы их будете отличать, Петр Сидорович? — невинно спрашиваю я.
— Это еще один вопрос, по поводу которого я бы хотел иметь с Вами беседу. Сколько их, в конце концов?
Вопрос поставлен слишком смело. Я давно не проводила переписи населения и теперь застигнута врасплох. Петр Сидорович яростно мешает кашу.
— Хотите кашу? — спрашивает он наконец.
— Нет, спасибо, — холодно отказываюсь я.
— Ну, ну, Тонечка, не дуйтесь на старика. Идите, я Вас поцелую…
Вот уж лет тринадцать, как я пребываю в глубоком убеждении, что первый Пупочкин состоял при Иване Грозном целовальником.
Комментарии к книге «Африка», Виктория Илларионовна Угрюмова
Всего 0 комментариев