«Медиум»

Его сочинение заканчивалось повторным воззванием к NIHIL, которое заковывало в кольцо изумительно четкую по стройности мысли композицию:

Алексеев положил листы на стол. «Однако, что он имел в виду в этой строке — „С живым в жестокой драке?“ Насколько это сопоставимо с его системой ценностей?»

— Эль, есть маленькая неясность.

— Я знаю, Сергей Андреевич.

Он как всегда читал его. Маленький четырехлетний бог. Эльф протянул руку к конфетам (можно?), и, после его задумчивого кивка мягким движением вытащил из коробки шоколадный брикет. Улыбнулся.

Алексеев немного смутился и отвернулся в сторону окна. Дождь так и не переставал.

Эльф никогда не обнаруживал в своем поведении враждебности. Доверие и открытость: в этом солнечном лике ангела не могло быть ничего другого. Тотальное обаяние. Результаты тестов, разработанные психологами центра, свидетельствовали о его несокрушимом эмоциональном равновесии.

Алексеев восстановил в памяти все сочинение целиком.

«Я — мир чужой». Эта устойчивая пара с самого начала, с детских каракулей и первых ассоциативных экспериментов. С того дня, когда они нашли его: бледного, спокойного младенца. Не удивляющийся, и не радующийся, умиротворенный и просветленный. Воплотившийся будда. Существо, пришедшее к ним из ниоткуда. Эльф.

— Эль, откуда у тебя это словосочетание «жестокая драка»? Ты раньше не прибегал к таким агрессивным метафорам.

— Сергей Андреевич, вас опять смущает NIHIL, разворачиваемый мною в оппозицию зримому миру. Я хочу сказать, что борюсь против «жизни», существования в вашем, земном представлении.

Алексеев оторвался от печального взгляда осеннего неба.

— Выходит, наше «живое» — это для тебя подобие смерти?

Эльф звонко рассмеялся.

— Сергей Андреевич. Я знал, что вы понимаете меня, когда думаете как я вас учу. Да, я стараюсь выжить. Вот, что это значит.

Алексеев учился. Это правда. С самого начала — он был с Эльфом и пытливо запоминал все, что тот рассказывал ему… Он очень сильно желал узнать, где его родина.