«Скиталец Ларвеф. Повести»

Всего два часа продолжалась эта странная попытка заглянуть в бесконечность.

Чего ждала Эроя, включив аппарат? Она ведь знала, что прошлое, возвращенное благодаря бесперебойной работе искусственной памяти, не могло заменить ни настоящего, ни будущего.

Сейчас Веяд был здесь, рядом. Сейчас? Нет, это «сейчас» давно стало прошлым и поселилось в сознании автомата, всегда готового к услугам, всегда умеющего повторить ускользнувшее мгновение, но не способного превратить утраченное в настоящее.

Эроя встретилась с Веядом. Где? На этот вопрос не сумели ответить даже ее напряженные чувства. В квадрате, высветлившемся из потемневшего как ночь фона, показалось его лицо. Он шел, словно под ногами его был пол — нечто надежное, прочное, привычное с детства.

— Веяд! — крикнула она. — Ты куда?

— К тебе, — ответил он, весело и беззаботно улыбаясь. — Куда же еще?

Собственно, эта улыбка (две детские ямочки на преобразившемся мужском лице) и сделала его живым, милым, реальным.

— Как я рада, — сказала Эроя, протянув руку к квадрату.

— Не больше меня, дорогая. Говори, говори… В прошлый раз ты была чем-то озабочена и почему-то молчала.

— В прошлый раз? А когда был этот прошлый раз?

— Вчера.

— Нет, это было не вчера, дорогой. А десять лет назад. — И все же вчера, — настаивал он.

— Вчера? — повторила она задумчиво.

— Я перестала понимать это слово.

— Не надо. Не надо об этом… Как подвигается твоя работа?

Она стала увлеченно рассказывать о своей работе, забыв, что рассказывает не ему, не Веяду, а его отражению, его информационной копии. Слышал ли он?

Разумеется, нет.

— Прикоснись ко мне, милый. Прикоснись, скорей! — крикнула она.

Он сделал шаг, но пространство словно не пускало его, пространство и время. Просветлевший квадрат стал меркнуть, окно в бесконечность закрылось туманом расстояния.

И все же Эроя не жалела, что включила аппарат. Почти два часа она провела «вместе» с Веядом, и временами казалось, что он вернулся. Может, он и вернется, если его отпустит даль. Но когда? Десять лет прошло, и пройдет еще десять, и еще двадцать,

Она ждала. Но ведь и он тоже ждал, если был жив.