«Что-то неладно»

Виктор Положий

Что-то неладно...

1

"Устал", - спокойно подумал Адам Сезар, когда ему показалось, что корабль клюнул носом. "Устал, устал", - прикрыв веки и откинувшись в кресле, Сезар то ли пропел вслух, то ли бравурная мелодия пронеслась в его мозгу; он соединил ладони на затылке, напрягая все мышцы, сладко потянулся и сразу же расслабился, словно собирался зевнуть и уснуть.

"Глория" содрогнулась снова.

Какая-то нелепость, мотнул головой Сезар, это же не самолетик, который клюет носом при пустячных неисправностях, будто конь спотыкается во время бега; такой дурацкий конь был у Ленгстонов: бежит-бежит, а потом вдруг останавливается - и ты летишь через голову, и смотришь на него уже снизу: стоит, расставив передние ноги, ушами прядет, а взгляд вовсе не конский, с придурью; кажется, сейчас спокойно спросит: ты разве упал? Так вот, когда в двигателе перебои и самолет, словно раненая птица, начинает дергаться, проваливаться, ты весь собираешься, но не напрягаешься - нельзя закаменеть и притупить реакцию; становишься как электрический еж, и каждая иголка твоя пульсирует, будто жилка на виске; тогда ты живешь, чувствуешь, что живешь, и хочешь жить, и должен посадить самолет. В космосе такое исключено, с показным сожалением вздохнул Сезар, в космосе, если судьба уж отворачивается, то и мизерной неисправности достаточно, чтобы о тебе никогда больше не услышали; здесь и не пытайся бороться со взбудораженной стихией, сиди и жди взрыва, ослепительное сияние, садиться некуда, с парашютом не выпрыгнешь. То, что мгновение назад подчинялось твоему мизинцу, теперь уже во власти глухого и черного пространства, этой сферической ямы, которую, видать, пронзили снаружи, с какого-то другого мира, тонкими иголками звезд.

А "Глория", думал Адам Сезар, содрогаться не может, при ее весе, при ее скорости даже маленькой конвульсии не заметишь - сразу прощайся с жизнью.

Адам Сезар еще никак не верил ни красному сигналу опасности - тем более, что вначале красный глаз вспыхивал в ритме здорового сердца, а потом точно сник, поугас, порозовел, задрожал с перебоями и наконец погас совсем, - ни пронзительному звуковому сигналу, взявшему сперва самую высокую ноту, вдруг начавшему безнадежно смолкать; ни липкой слабости, обволакивавшей все тело, отчего оно, казалось, погрузилось в ванну с густым и теплым рассолом.