«На пути к Лалангамене»

Р. Подольный

На пути к Лалангамене

Вы, верно, помните русскую народную сказку о солдате, сварившем щи из топора. Хозяйка дома, к которой он попросился на ночлег, припрятала все запасы и притворно вздыхала, что нечем ей гостя накормить. Ничего, сказал солдат, у него с собой топор, из которого можно сварить щи. Вот только водички бы... Хозяюшка воду дала. Когда вода закипела, оказалось, что не хватает соли. Потом капусты. Потом мяса... Словом, наваристые получились щи из топора. Сходный сюжет встречается и в одном из старинных французских фабльо - правда, там речь идет о похлебке из камней, но суть та же. А на новый, космический лад его переложил Гордон Диксон, американский фантаст второй половины XX века, перу которого принадлежит рассказ "Мистер Супстоун". И вот Хэнк Шалло, пилот-разведчик дальнего космоса, вынужденный (волею судьбы и собственного характера) выдавать себя ни более ни менее как за "гения совершенства", справляется с задачей, которая, казалось бы, по силам только гению, к тому же обладающему особыми познаниями о возделывании инопланетного растения. Справляется потому, что помогает положившимся на него людям осознать собственные возможности, заставляет обитателей планеты Корона самих найти решение задачи, которая прежде ставила их в тупик. Собственно говоря, он делает именно то, что должен делать истинный руководитель: не решает за других, а наталкивает на решения, до которых он никогда бы не додумался.

И рассказ оборачивается притчей с немудреной моралью как и русская сказка, как и французское фабльо.

Признаться, не назову именно этот рассказ лучшим в сборнике, который вы только что прочитали. Но разговор о вошедших в него произведениях хотел начать все же с него, поскольку сборник в целом, на мой взгляд, подтверждает мысль о том, что в хорошей фантастике собственно фантастическая идея часто играет роль того самого топора в щах.

Писатели-фантасты во всем мире расходуют золотые запасы воображения, измышляя все новые виды разумных существ, живописуя диковинные планеты и неслыханные катастрофы, изобретая невиданные приборы и средства передвижения. Эта чрезвычайно важная сторона дела заслуживает внимательного исследования - достаточно вспомнить о внушающих уважение подсчетах: где, как и что Жюль Верн, или Герберт Уэллс, или Александр Беляев сумели предугадать, предвидеть, предвосхитить. Но время от времени не менее яркие предвидения можно найти и в давно забытых фантастических романах писателей, о которых сейчас ведают лишь самые дотошные библиографы. Зато с прежним интересом читаются те старые книги (и с новым - те из новых), где на фоне блистательных выдумок действуют люди, настоящие люди с близкими нам мыслями и чувствами; при этом решаются по сути те же проблемы, пусть видоизмененные, что издавна волнуют нас на нашей старой и вечно новой Земле.

А космический и иной антураж не более как пышные декорации для вечной человеческой драмы, и играют они ту же роль, что и таблички с надписями "море", "лес", "река", которые устанавливали на сцене лондонского театра "Глобус" во времена Шекспира.

Фантастика, как и литература в целом, занимается тем, что в науке запрещено под страхом нравственной гибели, - опытами над людьми. Вымышленными людьми в вымышленных обстоятельствах. Но вымыслу здесь положены границы - не пределами Солнечной системы, Галактики или Вселенной, а законами искусства. Когда-то Лев Толстой сказал:

"...есть одна вещь, которую выдумать невозможно, и это человеческая психология". Тут бессильно даже самое пылкое воображение фантаста, способное перекроить на новый лад законы физики, химии и биологии. Но, видно, нужны фантастические декорации, и все нужнее становятся, если к фантастике во многих странах все чаще обращаются крупные прозаики-реалисты. Вспомним, например, таких советских писателей, как Владимир Тендряков, Чингиз Айтматов или Максуд Ибрагимбеков, а в США назовем Стивена Кинга.

Сколько раз повторяют и фантасты, и литературоведы, что фантастика - равноправная часть литературы. А коль скоро права у нее те же, то и обязанности те же, никуда не денешься. Плюс - по законам жанра - фантастическая идея. Иными словами, тот самый топор, без которого, что ни говори, а щей не было бы! Ведь не решили обитатели Короны своих проблем без мистера Супстоуна, а уж они люди куда более знающие и опытные, чем он! А что он на поверку делал? Всего-навсего "заставил... сформулировать трудности и назвать друг друга лучшими людьми, способными с ними справиться".

Фантастика решает по существу ту же задачу: помогает сформулировать трудности и увидеть в людях - тех, что живут на Земле, - способность с этими трудностями справиться. Но сразу же оговоримся: далеко не вся фантастика. Как, впрочем, далеко не все стихи - поэзия и далеко не все, что написано прозой, - художественная литература.

Вряд ли следует подчеркивать, что научно-фантастические произведения создаются авторами, в разной степени одаренными, а уж о ремесленных поделках вообще упоминать не стоит. В данном случае мы говорим о сборнике произведений современных англо-американских фантастов. А любители и знатоки фантастики хорошо знают, что среди представителей этого жанра на Западе немало таких, кто превратил свое перо в орудие по добыче денег, кто яростно защищает отжившие идеалы, более того, пытается прямо поставить фантастику на службу милитаризму и открытому антикоммунизму. Но по законам истории и литературы, лучшим в художественном отношении в англо-американской фантастике в конечном счете оказывается то, что ставит истинные проблемы и решает их, исходя из гуманистических идеалов.

В сборнике "Лалангамена" представлены повести и рассказы, отвечающие именно этим условиям. Его составители поставили перед собой задачу - объединить под одной "крышей" произведения разноплановые и разноликие, но одинаково страстно отстаивающие те простые правила человеческого общежития, без которых не может существовать никакое общество, и те чисто человеческие черты, благодаря которым люди побеждают зло.

Да, побеждают! Потому что нет авторской иронии в названии рассказа Дональда Уэстлейка "Победитель". Вспомним: герой рассказа поэт Ревелл находится в самой страшной из тюрем - без стен и сторожей. В его тело вживлен крошечный радиоприемник, именуемый Охранником. Стоило заключенному отойти в глубь территории, как черная коробка начинала посылать импульсы боли в его нервную систему.

Какой замечательный способ сделать невозможным побег, бесполезным бунт, безнадежным любое сопротивление! Недаром Охранником гордится его изобретатель, тюремщик Уордмен! А Ревелл сопротивляется, бунтует, бежит, теряя сознание от боли, и находится врач, который, рискуя собственной свободой, освобождает его от "черной коробки". Попытка обречена на неудачу, Ревелла водворяют на прежнее место. Врача, по имени Аллин, ждет та же участь. Казалось бы, на этом можно поставить точку. Но:

"У дверей Аллин повернулся и сказал:

- Пожалуйста, подождите меня. Операция скоро кончится.

- Пойдете со мной?-спросил Ревелл.

- Ну разумеется, - сказал Аллин".

Так ли уж много в этом рассказе фантазии? Прибор, придуманный здесь тюремщиком, технически, вероятно, не трудно разработать и внедрить. Да и кто поручится, что такой Охранник не создан и не проходит "практические испытания" в какой-нибудь стране, где безумствует фашистский диктатор? Но ведь главное не в Охраннике. Главное для автора - несгибаемая воля человека, его вера в собственную правоту, помогающая одолеть зло.

Сколько препятствий приходится преодолевать в описываемом Уэстлейком мире человеку, отстаивающему свои идеалы, сколько ударов на него обрушивается! Однако есть обстоятельства и условия, в которых человек, заслуживающий этого имени, обязан жертвовать собой, переступать через боль, смертельное горе, невыносимую обиду.

Так поступают Ревелл и Аллин. Так это делает в другом рассказе сборника ("Целитель" Теодора Томаса) доктор, продолжающий лечить первобытное племя, убившее самое дорогое для него существо - сына.

Так ведет себя и Джарри Дарк, герой рассказа Роджера Желязны "Ключи к декабрю". Поняв, что его соплеменники, постепенно делая пригодной для жизни (сроей жизни!) чужую планету, тем самым губят другую разумную жизнь, Джарри пытается силой заставить их убраться из этого мира, единственного во Вселенной уголка, где он и ему подобные могли бы жить в естественной обстановке. И делает он это вопреки собственным интересам и интересам тех, кто вместе с ним, благодаря трагической случайности остался без места, где они могли бы существовать вне герметической камеры с температурой минус 50 градусов.

Не столь трагична ситуация, описанная Робертом Силвербергом в новелле "Увидеть невидимку". За проявленное безразличие к людям герой на год подвергается общественному бойкоту - такому полному, что ни на один его поступок, каким бы непристойным он ни был, никто не обратит внимания. Его "не увидит" не только официант в кафе, но и врач, в помощи которого он нуждается, не только случайный встречный, но и лучший друг и ближайший родственник. "Не увидит", потому что кара за обратное проста и общеизвестна: увидевший невидимку сам станет невидимым.

За год герой познал все ужасы полного, абсолютного одиночества; срок кончился, все прекрасно. И тут он, снова нормальный член общества, встречает на улице несчастного, до предела измученного своей "невидимостью". И откликается на его отчаянную мольбу: "Заговори со мной!" И готов принять прежнюю кару, ибо теперь она будет наложена за отзывчивость; скажем шире - за человечность. За проявление тех свойств, без которых герой остался бы "видимым", но перестал бы быть человеком.

Начали мы послесловие с рассказа довольно веселого ("Мистер Супстоун"), затем речь пошла о четырех рассказах истинно трагических; здесь человеческое в героях побеждает, но какой же дорогой ценой им приходится платить, чтобы читатель эту победу увидел!

Теперь поговорим о самой, пожалуй, прекраснодушной вещи сборника - повести Лизы Татл и Джорджа Мартина "Шторм в Гавани Ветров". Не потому, конечно, мы называем ее прекраснодушной, что мелка поставленная авторами проблема: куда уж крупнее, когда речь идет о праве человека выбирать себе дело и о том, чтобы важнейшим делом занимались люди, лучше всего умеющие с ним справляться. На планете под названием "Гавань Ветров" связь между людьми, живущими на маленьких островах, разбросанных по огромному всепланетному океану, осуществляют летатели, умеющие пользоваться маховыми крыльями. Но передаются эти крылья по наследству, и далеко не всегда попадают они в умелые руки. При всей фантастичности ситуации конфликт на планете выглядит более чем правдоподобным, и аналогии ему подобрать в земной истории, как и в земном настоящем, особого труда не составит.

Вспомним, однако, как добиваются решения этой проблемы героиня, девушка по имени Марис, лишенная нелепым законом крыльев, и ее союзники. Да, после бурных споров и некоторых интриг, но все же довольно просто - даже слишком просто: нужное решение принимает общее собрание летателей планеты, и принимает обычным голосованием. Словно забыли авторы, что против передачи крыльев самым способным и умелым выступили не только тупые ретрограды, держащиеся старины уже потому, что она старина.

Есть, например, на планете острова, где люди делятся на касты, где летатели принадлежат к высшей касте да еще служат "Богу Неба". Удивительно ли, что они не согласны отдать крылья "кому-то из непосвященных, детям земли, возможно даже неверующим?"

Да и вообще на каждом острове есть свой Правитель, нередко с диктаторской властью, кое-где даже сложились общества феодального типа, с аристократией и "простолюдинами". Где уж тут решать важнейшие дела голосованием равных, если равенства нет?!

И все же хорошо, что эта повесть вошла в сборник. В конце концов, счастливая развязка в ней оправдана любовным отношением авторов к своей героине. А то обстоятельство, что летатели с давних времен поддерживают на планете мир, заставляет нас вспомнить "Облик грядущего" Герберта Уэллса. Там описывается, как союз летчиков всего мира наложил запрет на войны и тем обеспечил мир нашей планете...

Надо ли говорить, что надежда эта не сбылась, впрочем, вряд ли Уэллс по-настоящему ее питал.

Так ведь и фантасты, пишущие о визитах пришельцев на Землю, по большей части, как показывают соответствующие опросы, в возможность таких визитов не верят. Это дает нам основания считать, что и авторы "Шторма в Гавани Ветров" тоже позволили себе помечтать и о простых способах решения сложных проблем. Что ж, где и мечтать, как не в фантастике!

Не все произведения сборника непременно нуждаются в сколько-нибудь подробном обсуждении их на страницах послесловия. "Схватка на рассвете" Боба Шоу - любопытный эксперимент по соединению "вестерна", повествующего о приключениях на Дальнем Западе США, с фантастикой. Искалеченный же бандитами герой "Схватки" вполне мог бы встретиться читателям ив обычном реалистическом рассказе, где никто ни в кого не стреляет.

Уильям Нолан с полным правом поставил имя Рэя Брэдбери в посвящении к сборнику, где он опубликовал свой добрый и грустный рассказ "И веки смежит мне усталость". Обреченный на смерть космонавт, оберегая родителей от горя, посылает к ним андроида - свою точную копию. А его отец и мать не дождались свидания с единственным сыном, но в свою очередь постарались пощадить его чувства. И вот одна копия встречается с двумя другими. В этом рассказе роботы-андроиды становятся подлинным продолжением не только человеческой мысли, но и человеческих чувств...

"Автоматический тигр" Кита Рида - любопытный образец психологической фантастики, по-новому поворачивающий старую идею о зависимости человека от вещей. Что же касается повести Джо Холдмена "В соответствии с преступлением", то достаточно сказать, что это добротный фантастический детектив; отважный герой его-классический благородный сыщик, он, разумеется, могуч, симпатичен и вообще наделен всеми полагающимися такому герою положительными качествами. А борется (в данном случае) за спасение инопланетного народа от чудовищной эксплуатации космической акционерной компанией.

Чудовищная эксплуатация... Акционерная компания... И все это в далеком будущем?

Мы во многом понимаем чувства героев, с которыми встречаемся на страницах сборника, разделяем их боль и вместе с ними радуемся, ибо это горести и радости обыкновенных людей. Но трудно согласиться с тем, что большинство фантастов Запада описывают в будущем все тот же капитализм, разве что в роли эксплуатируемых выступают нередко обитатели иных миров, а не Земли. А жители "острова в океане" в "Шторме в Гавани Ветров" вообще вернулись от капитализма в феодальное, если не более раннее, прошлое. Благородный Джарри Дарк из "Ключей к декабрю" живет в эпоху, когда умеют переделывать климат планеты и генетически перестраивать человека. Сам он в результате такой переделки "напоминал большого серого оцелота без хвоста, имел перепончатые руки..." Вместе с тем, как уже знает читатель, этот самый Джарри обладает "талантом делать деньги" и владеет солидным пакетом акций компании РНИ.

Может быть, авторы, по крайней мере некоторые из них, на самом деле не верят в сверхстабильность капиталистического общества? Может быть, они просто снабжают рассказы и повести знакомыми по повседневной жизни деталями, чтобы сделать свои произведения более понятными для соотечественников?

Было бы, вероятно, интересно провести такой опрос среди англо-американских фантастов; пока же обидно, что среди героев рассказа "Лалангамена", служащих делу освоения космоса, да еще через тысячи лет после нашего времени, царят нравы салунов Дальнего Запада. А ведь такие интересные герои! Персонажи "Лалангамены", работающие на Станции 563 сектора Сириуса, родом с разных планет. Среди них Морт, человек с Дорсая, чьи сородичи если уж бьются, то насмерть ("возможно, поэтому мы, дорсай, очень вежливы"). И Клей с планеты Тарсус; будучи тарсусианином, он не может допустить, чтобы его обидчик загубил свою жизнь, и ему небезразлично, что его ненавидит человек, пусть даже сам напросившийся на заслуженный отпор. И гость на Станции, прилетевший с планеты Хикса, достойно представляет расу хиксабродов, которые отличаются безусловной честностью, не умеют лгать ни при каких обстоятельствах.

Каждый из нас без труда найдет не только среди своих знакомых, но и среди героев вполне реалистических романов таких дорсай, тарсусиан, хиксабродов. Не случайно и один, и другой, и третий - потомки землян.

В прочитанных вами произведениях есть и проблемные ситуации, и интересные герои, потому что сами эти произведения принадлежат к художественной прозе. Это лишний раз доказывает, что фантастичность .рассказа, повести или романа не выводит их за пределы настоящей литературы, что "похлебка из камней" и "щи из топора" не хуже лю- бых других, если варят их по добрым правилам старой сказки.

Но не следует забывать, что фантастическая идея нечто большее, чем только повод для засыпки в литературный "суп" всех прочих ингредиентов. Тем приятнее отметить, что в сборнике "Лалангамена" представлены некоторые интересные новые - или по-новому повернутые - фантастические идеи; Так, в повести Джо Холдмена "В соответствии с преступлением" описывается особое состояние, в которое аборигены планеты Бруух погружают своих умирающих, переводя их, как они выражаются, в "тихий мир". Бруухиане умеют в сотни раз замедлять течение жизненных процессов. И как говорит один из героев повести, это поможет земным биологам найти способ продления человеческой жизни.

А в рассказе "Автоматический тигр" любопытна не только психология героя, но и открывающая возможности ее анализа фантастическая основа сюжета.

И еще одно наблюдение напоследок. Быть может, вы заметили, как со страниц западной фантастики все решительнее изгоняется "коварный инопланетянин", столь часто встречавшийся в ней до последних десятилетий? В нашем сборнике он появляется лишь в рассказе "Мистер Супстоун", да и то на заднем плане, причем "коварство" этого гостя весьма относительное - он просто отказывается делиться с людьми некоторыми "производственными секретами". Зато принадлежащие к двум разным расам инопланетяне в рассказе Гордона Диксона "Странные колонисты" веками занимаются тем, что помогают разумным существам чужих планет. И неважно, что один из этих "философоинженеров" похож на земного тигра и его челюсти способны "перемолоть булыжник как леденец", а другой напоминает "жирную и сонную ящерицу десяти футов длиной". Внешние признаки не мешают персонажам Диксона быть и вдумчивыми философами, и просто доброжелательными ко всему живому существами. Так же, как доброжелателен к своему страдающему космическому гостю земной человек, старик Моуз, в грустном и добром рассказе Клиффорда Саймака "Когда в доме одиноко".

Карл Маркс однажды сказал: "Человек рождается без зеркала в руках" и узнает себя, глядясь, как в зеркало, в другого человека. И если сегодня фантасты все чаще видят в инопланетянах коллег человечества по освоению мира, находят в них доброту и человечности - не значит ли это, что и на самой нашей планете становится чуточку больше человечности и доброты?

Хотелось бы в это верить.

Р. Подольный