«Розыгрыш»

— А теперь попросим виновника торжества!

Испытывая сильнейшую неловкость, выхожу на сцену. Должно быть, вид у меня самый что ни на есть нелепый, поскольку зал отзывается одобрительным гулом.

Стою и озираюсь с глупейшей улыбкой.

Как же меня провели!

Потом замечаю, что на сцене я не один: шагах в пяти возвышается девушка с букетом и самодовольно жмурится ведущий.

— Надеюсь, вы на нас не в обиде? — дружески осведомляется он на весь зал.

В обиде ли я на них? А ведь, пожалуй, что и в обиде. Уж больно жесток был розыгрыш. Впрочем, столько во мне сейчас намешано взаимоисключающих чувств, что поди пойми, которое из них сильнее. Тут и досада на собственную доверчивость, и злость на устроителей, и счастье при мысли о том, что весь приключившийся со мной кошмар оказался не более чем шуткой.

— Вы действительно полагали, будто страна, в которой вы живете, взяла вдруг и рухнула?

Зал освещен не менее ярко, чем сцена. Нахожу глазами актера, исполнявшего роль Горбачева. Он откидывается на спинку кресла и приветливо машет мне ладошкой.

— Да… — сипло признаюсь я.

— И вас не удивило, с какой легкостью это произошло?

— Удивило…

— И тем не менее вы ничего не заподозрили?

— Нет…

— Почему?

— Знаете… — в горле становится шершаво, я откашливаюсь. — Все было так достоверно.

— Поаплодируем исполнителям! — восклицает ведущий, и публика отвечает рукоплесканиями.

— Ну хорошо, — продолжает он, — девяностые годы! Танки палят по Белому дому… И неужели ни разу в ваше сердце не закралось сомнение в подлинности происходящего? Чтобы глава государства расстрелял из танков парламент!

Актер, игравший Ельцина, с благостной широкой улыбкой кивает мне сединами из зала.

Я виновато развожу руками. Мне нечего сказать.

— Тогда поприветствуем тех, кто создавал эти замечательные спецэффекты! Танки! Выстрелы! Горящий Белый дом!

Гром оваций.

— А люди? — дождавшись относительной тишины, укоризненно вопрошает ведущий. — Вы же знали их бог знает сколько времени! И вас не смутило, что ваши знакомые, вчерашние борцы с религией, словно по мановению волшебной палочки, все как один стали ревностными православными? Все эти бывшие комсорги, парторги, преподаватели научного атеизма… Так бывает вообще?

— Своими глазами видел… — смущенно бормочу я.