«Миры Империума»

">[1]. Некоторые здания на картинках казались знакомыми, однако располагались в чистом поле или одиноко попирали каменные утесы, возвышаясь над забитой парусными судами бухтой. По старинным улицам, прикрывшись от солнца крошечными зонтиками, прогуливались дамы в длинных, похожих на колокола юбках и украшенных ленточками чепцах. На заднем плане нетерпеливо били точеными ногами впряженные в коляски лошади.

Однако предметом моего внимания служили отнюдь не гравюры и не потускневшее зеркало в массивной золоченой раме. Более всего на данный момент меня занимало отражение. Позади, футах в пятидесяти от антикварной лавки, маячил незнакомый тип в туго перепоясанном сером плаще. По меркам нынешней моды одеяние его выглядело дюймов на шесть длиннее, чем надо. Спрятав руки в глубокие карманы, мужчина внимательнейшим образом изучал темную витрину другой лавки.

Итак, он действительно таскается за мной целый день.

Впервые незнакомец попался мне на глаза в автобусе из Броммы. Позже, регистрируясь у стойки администратора отеля, я приметил его за изучением театральных афиш в вестибюле и счел данное событие простой случайностью. Спустя полчаса он потягивал кофе в ресторане через три столика от меня.

Затеяв прогулку после ужина, я окончательно распрощался с мыслью о случайности наших встреч. Мы исходили весь Старый город — сохраненный на острове средневековый центр Стокгольма. Минуло пять часов, а человек в плаще следовал за мной буквально по пятам. Эхо моих шагов отражалось от каменных стен узких пустынных улочек, но сквозь него я уже привычно различал мягкую поступь преследователя. Стоило прибавить скорости, и его шаги делались чаще, стоило остановиться, и они затихали. Я уныло брел мимо тусклых витрин закрытых на ночь лавок и магазинов. При свете дня все эти медные кувшины, вычурные серебряные украшения, дуэльные пистолеты и кавалерийские сабли, вне всякого сомнения, смотрелись бы куда романтичнее. Теперь же, глубоко за полночь, большая часть данных предметов старины выглядела суровым напоминанием об эпохе, исполненной не столько романтики, сколько насилия. Незнакомец терпеливо разглядывал темное стекло и ждал: следующий ход был за мной.

А я заблудился.

Двадцать лет — слишком долгий срок, чтоб удержать в памяти все замысловатые переплетения улиц Старого города. Да, придется лезть в карман за путеводителем. Совладав с непослушными пальцами, я раскрыл последнюю страницу и развернул карту.