„Как ты смел, предатель! Прочь с дороги!“
В это время в дело вступает третий мятежник — Каска. Он пытается поразить императора в область глаз (этому приему Цезарь сам учил своих легионеров и командиров), но лишь рассекает лоб. Кровь заливает глаза императору. Сенаторы словно стая свирепых волков бросаются добивать Цезаря. Удары сыплются со всех сторон. Диктатор отбивается от заговорщиков металлическим стержнем для письма, но силы его с каждым мгновением слабеют. Он теряет много крови, которая так и хлещет из многочисленных ран. А отточенные клинки все продолжают безжалостно вонзаются в тело властителя Рима: каждый из римских законодателей желает поучаствовать в великом историческом событии — убийстве Цезаря. Император падает к подножию статуи его злейшего врага — Помпея. Цезарь накрывает голову тогой и перестает сопротивляться. Через минуту все кончено: Цезарь мертв. На теле диктатора двадцать три раны, большинство из которых оказались несовместимы с жизнью. Смертельный удар — в область печени — нанес ему Децим Юний Брут, которого император назначил наместником Галлии, упомянул в завещании и хотел в последствие сделать еще и консулом. Вот так протеже диктатора „отблагодарил“ своего благодетеля.
В числе убийц диктатора и племянник Брута — Марк, которому также всецело доверял и покровительствовал Цезарь. Марк Юний Брут тоже „поблагодарил“ полководца за все хорошее. И хотя младший Брут не мог считаться полноценным душегубом: он нанес удар уже в мертвое тело, но именно он двигал вперед заговор, был его мотором и душой. Во время гражданской междоусобицы между Цезарем и Помпеем сенатор сначала бился на стороне Помпея, а затем, предав его, перешел на сторону Цезаря. Как говориться, предав один раз, легче предать и в другой. Так и получилось с Брутом. С легкостью продав своего первого хозяина — Помпея, он также легко и непринужденно продает и второго — Цезаря. Но надо отдать должное Бруту. Он настолько фанатично был предан идеи ликвидировать своего сюзерена, что киллера даже не остановило известие о смерти его жены — Порции (на самом деле, она пребывала в глубоком обмороке). Вот это самообладание! Цезарь любил Брута как сына. Поэтому когда император увидел в толпе убийц любимчика Брута, он горестно воскликнул: „И ты, сын мой!“ Хотя другие историки утверждают, что эти слова относились к другому Бруту — Дециму.
Комментарии к книге «Контуберналис Юлия Цезаря», Олег Владимирович Мазурин
Всего 0 комментариев