«Усталость сюзерена»

…и Бог воззовет прошедшее.

Храм был полностью разрушен. Вероятно, это сделали варвары, хотя не исключено, что постарались и простые любители. В просторном склепе находилось семьсот гробов. Кто-то низверг статую Иисуса Навиева, — ее электронные потроха были разбросаны по полу. Некогда сияющие глаза святых слепо взирали со стен. А на дворе утро рассыпалось по улицам, до краев заполняя их незавершенными снами, и мне все казалось, что явился я сюда по несчастному стечению обстоятельств.

«Ты приди, моя смерть, и удалюсь я, моя жизнь». Так было сказано в писании тритонян. Эпоха, эпоха… Ты кишела неохристовыми сыновьями и неоеретиками. О да, великое множество их было… когда-то — до Нового Потопа. А ныне — лишь мертвенность окрест.

Я встал против леса погасших электроканделябров. Грозно молчали гробы. Я знал, что в одном из них лежит ОН. Но в каком именно? Быть может — в том, что с потрескавшейся политурой? Или — в этом, с рассохшимся от старости окладом? Разгибернетизированные, с впавшей кожей, мумии источали удушливый запах кремниевого фимиама. В каком из вечных костюмов ТЫ? В каком?..

Я щелкнул пальцем пластмассовую птичку под разрушенной аркой, и она запела: «На дворе опять свинцовый дождь пошел…». До чего же трогательно, боже мой!

Я настороженно оглядывался, — не дай бог выскочит навстречу какой-нибудь жестяной болван, припершийся сюда со Звездного Перекрестка. Уж я-то знаю: нет ничего свирепее робота, в чью башку столетия назад бунтари-анархисты основательно вдолбили, что первого же встречного гуманоида следует тут же превратить в месиво физических стоимостей.

Я спустился в подземелье, затопленное водой. То и дело мимо проплывали клочья перфорированных листов с цифровыми записями. Полнейший хаос. Склоняясь над водой, ты рискуешь упереться взглядом в расплывшееся, словно медуза, лицо утопленника, которое непременно подмигнет тебе. Я старался не нагибаться. За исключением тех случаев, когда приходилось высвобождать зацепившуюся за арматурные прутья одежду.

Говорят, в стародавние времена люди, расставаясь, желали друг другу доброго здоровья. Не знаю — не знаю, может, так оно и было. В мое-то время уже иные слова вылетали сквозь вырез конопляного капюшона: «Чтоб тебе медленно гнить!». Когда же родилось это пожелание? Думаю, это было очень давно.