«Высшая математика»

Над последней полкой своего книжного шкафа Пурпль пришпилил небольшой квадратик бристольского картона с надписью: «ОШИБКИ И ГЛУПОСТИ». Рядом со старинными трактатами по философии и естественным наукам, излагавшими теорию плоской круглой Земли, опирающейся на несколько китов, или отстаивавшими мнение, что аппарат, более тяжелый, чем воздух, не в состоянии летать, он поместил книги по геометрии, содержавшие изложение концепции месье Лежандра.

Пурпль знал, что преподаватели математики, той математики, которую навязывают ученикам, начиная с первых классов колледжей и кончая университетами, суть ничто иное, как невежды.

Он все еще слышал, как толстяк Теронд громыхает с высоты своей кафедры, что сам Господь-бог был бы не в состоянии опровергнуть постулаты Эвклида, нерушимую основу плоскостной геометрии.

В суровые времена, когда эвклидовы заповеди выглядели не более реальными, чем вымыслы Плиния, немногочисленные дипломированные марионетки все еще цеплялись за них с той же безнадежностью, с которой потерпевшие кораблекрушение хватаются за жалкие обломки.

Однажды Пурпль заявил одному из этих жалких типов:

— Жалкий разносчик ложных аксиом и ветхих теорем, неужели вы никогда не задумывались о той тайной и грозной сущности, что скрывается не только за символом интеграла, но и за любой безобидной кривой, за любым уравнением двенадцатой степени?

— Уравнение… какой степени? Да вы просто издеваетесь надо мной! Вы или пьяны, или сошли с ума, — проблеял возмущенный голос, исходивший из дремучих зарослей серой бороды.

— Как ни жаль, но эта мысль принадлежит не мне, а профессору Пельтри.

— Пельтри? Неужели кто-то еще вспоминает об этой бесполезной личности?

— Хотя бы я, — ответил Пурпль. — В то время мне не было и двадцати, и профессору было поручено прочитать нам курс лекций о бесконечно малых величинах. Его очень быстро уволили, и ему пришлось уйти на пенсию, хотя он еще не достиг соответствующего возраста.

Бородач с удовольствием ухмыльнулся:

— Вот это справедливо! Такие типы, как Пельтри могут погубить всю систему нашего образования, если попытаться принимать их всерьёз. Получилось весьма удачно, что он скончался через несколько недель после ухода из университета; еще большей удачей следует считать то, что беспутные типы, считавшие себя его учениками, стали в жизни неудачниками, бесполезными людьми, не состоялись в науке подобно вам, мой бедный Пурпль!