«Неверное движение»

Бело-лунный светильник на стене горит пронзительно и ярко, словно глаз софита. Декорации привычны до отвращения: широкая, как поле боя, кровать с атласными простынями, светлого дерева комод, на котором выстроена армия банок с кремами и пудрой, флаконов с вульгарно-дорогим парфюмом. Сегодня в ход пошло всё: чёрная тушь для ресниц, тени, кроваво-красная помада и такой же лак для ногтей. Ей не идёт этот цвет: она далеко не брюнетка.

Подхожу к кровати и медленно начинаю раздеваться. Она лежит и смотрит на меня, часто дышит, приоткрыв тёмно-красный рот, и грудь её поднимается-опускается, сдавленная тонким, слишком тесным бюстгальтером. Сквозь прозрачную ткань топорщатся соски. Она ждёт.

Чувствую, как кровь приливает к паху, наполняя пещеристые тела. Да, я знаю, что они там есть. Как знаю и то, чем через пятнадцать минут наполню эту женщину. Нелли. Шатенку тридцати лет.

Скидываю рубашку, расстёгиваю брюки. Нелли стонет и слегка дрожит.

Не торопись. Успеешь.

Стягиваю брюки и аккуратно вешаю их на спинку стула. Туда же укладываю носки и трусы. Нелли закрывает глаза. Ложусь рядом, атлас неприятно холодит. Застёжка на лифчике спереди. Грудь упругая и тёплая, в руке почти не помещается. Нелли стонет громче, не открывая глаз, выгибается мне навстречу. Сдёргиваю бельё, пальцами раздвигаю мягкую плоть. Снова стон. Её рука находит моё тело.

Однако до чего резкий свет! Но она хочет, чтобы я любил её при зажжённой лампе.

Глажу её бёдра. Так надо.

Она чуть расставляет ноги, развожу их коленом.

Я готов.

Чуть задерживаю дыхание и вхожу в неё.

Стон.

Мой выдох.

Отсчёт пошёл.

На стене пляшут уродливые тени. Бело-лунный глаз, не мигая, наблюдает за мной. Тикают часы. Я двигаюсь. Бегу за временем. Я успею.

Пластик окон не пропускает звуки большого города. Нелли стонет всё чаще, моё дыхание всё тяжелее.

Финал. Она кричит, впиваясь ногтями в кожу на моей спине. Потом, обмякнув, затихает.

Кончаю.

Всё, Нелли. Всё.

Поднимаюсь, иду в душ.

Струи стекают вдоль тела, будто извивающиеся змеи. Холодно. Поворачиваю кран, напор усиливается, от воды валит густой пар. Ещё жару. Больше. Больше. Кожа краснеет и будто раскаляется, но внутри — жестокий мороз. Наверное, даже адово пламя не в силах меня согреть.

Вновь открываю холодную воду, пытаясь смыть ощущение неизбежности.