«Выборный»

Юрий Иваниченко

Выборный

Повесть

Глава 1

Медленно и мелодично били башенные часы. Звук пролетел над красной черепицей старых крыш и темными прямоугольниками крыш новых, сквозь редкие - осень - кроны акаций и тугие струны проводов и растворился в зарослях на кладбище.

Восковая луна вывалилась из сырого облака и глянула вниз. Глянула - и спряталась.

Последние отголоски двенадцатого удара прокатились между крестами и пирамидками, долетели, теряя силы, до последнего ряда надгробий, уже безымянных от времени, и замерли под стеной.

Ухнула и невнятно забормотала сова. Потом взлетела и, чуть проседая в такт взмахам бесшумных крыльев, прочертила темное небо и растаяла в округлой черноте окошка на звоннице.

Василий, вальяжно раскинувшись на плите собственной, хорошо ухоженной могилы, проследил за ее полетом и сообщил:

- Будет дождь.

Соседи промолчали, и только какая-то старушка из ближнего склепа вздохнула и мелко перекрестилась.

- Что молчите?- рассердился Василий. - Не намолчались за день?

- Не хотят с вами связываться, - за всех ответил чинный Присяжный, грубый вы очень, вам не угодишь.

- А ты и не угождай. Привык, понимаешь, угождать. И как только в суде служил?

- А так и служил, как все,- степенно протянул Купец,- помаленьку да полегоньку.

- Вот и дослужились... - Приват-доцента, умершего от чахотки в девятнадцатом, до сих пор мучил кашель. - Сколько лет - памяти нет.

- Нет, позвольте,- встрепенулся Присяжный,- как это - служил? Присяжные не служат, их выбирают. И, заметьте, выбирают из самых достойных...

Души заспорили, замелькали в привычных жестах прозрачные руки, голоса возвысились до крика, и скоро уже над вторым сектором взметнулись встревоженные летучие мыши.

Василий Андреевич послушал-послушал, махнул рукой и отправился в четвертый сектор. Там давние приятели-красноармейцы играли в орлянку затертым оболом. Третьим у них был мещанин, мобилизованный на защиту Перекопа и умерший в двадцатом от ран.

- Не спится? - вместо приветствия спросил красноармеец, прозванный Седым за белую-белую, как сметаной вымазанную прядь тонких прямых волос в курчавой русой шевелюре.

- Обрыдло. Пятый десяток, понимаешь, досыпаю, - привычно откликнулся Василий, присаживаясь на расколотую известняковую плиту.

- Ничего, скоро разбудят, - пообещал Седой.