«Искатель, 1981 № 01»

Адъютант, моложавый подполковник, приветливо кивнул Седому и пропустил в покои командующего.

Маршал сидел в большом кресле у раскрытого окна и пил чай.

— Садись, капитан… наливай, не стесняйся — покрепче.

Командующий с интересом рассматривал разведчика.

— А ты и впрямь седой.

— Седой, — немного растерянно ответил Долгинцов.

— Мне о тебе говорил Георгий Константинович. Рекомендовал… А он, сам знаешь, слов на ветер не бросает.

— Знаю, товарищ командующий.

Маршал был в простой саржевой гимнастерке с расстегнутым воротом. В очках на толстом, мясистом носу.

— А полковника моего ты ловко отбрил. Он у нас человек, безусловно, талантливый, но любит порисоваться… Совещания, заседания, в общем хочет иногда показать себя. Тоже, знаешь, двигатель… Честолюбие помогло, как известно, Гоголю стать великим писателем.

И Седой вспомнил несостоявшееся совещание в разведотделе фронта.

Красавец полковник со смешной фамилией Кембытько представил Седого как крупного специалиста по тыловым диверсиям и попросил рассказать собравшимся о намечавшейся операции. Людей в отделе было много, да еще стенографистка. Она совсем вывела Долгинцова из равновесия. И он грубовато сказал:

— Хорошо бы все делать тихо… и без свидетелей.

Полковник взорвался:

— Вы что же, считаете совещание лишним? Мы ведь тоже не совсем тупицы, капитан… Головы дивизионной, армейской, фронтовой разведки. Лучшие головы, можно сказать, в вашем распоряжении.

— Я ничего не считаю, — устало сказал Седой. — Когда об операции знает сорок человек, включая стенографистку, видимо, нет смысла пересекать линию фронта. Можно напороться на засаду.

— Ну знаете, капитан!..

— Знаю.

Это была неслыханная дерзость. Полковника сдерживало спокойствие генерала, присутствовавшего на совещании. Тот сидел прямо и в упор рассматривал Седого. Потом тихо, но внятно произнес:

— Совещание закончено.