«Дело об одноразовом драндулете»

Мак Рейнольдс Дело об одноразовом драндулете

***

В то утро я спустился из своей комнаты на втором этаже в старом доме из коричневого камня под номером 818 на Уэстстрит поздно. Накануне я лег спать под утро — с Сэлом и Лоном играли в карты с пенсовыми ставками. Само собой, никаких пенсов ни у кого не было, но играть в покер каждую неделю — наша традиция, кроме того, игра служила мне предлогом, чтобы не сидеть и весь вечер смотреть, изъеденные молью книги, пытающиеся поведать о былых его успехах в роли сыщика. Время от времени, выбрав пару абзацев, зачитывает мне вслух, забывая, что книга написана мной. Сейчас он занимается одной из самых первых, "Делом о красной коробке", о преступлении, в котором, если я правильно понял (а наверняка нет), замешана блондинка-проститутка высокого ранга.

Войдя в кухню, я спросил:

— Франц, что на завтрак?

Он с жалостью посмотрел на меня своими старыми короткими глазами.

— То есть, э… Феликс, Филипп? — сказал я. — Не подсказывай. Имя вертится на языке.

— Лысик, — отмахнулся он, — на завтрак каша.

— Каша? Опять? Куда девался апельсиновый сок, сдобные английские булочки, лепешки с тимьяновым медом из Греции, домашняя колбаса и яйца в масле?

Он вздохом помянул прошлое и ответил мне:

— Лысик, ты сам прекрасно знаешь, что четверо стариков, сидящих на Отрицательном Подоходном Налоге, не могут позволить себе такую роскошную еду, даже если сложат все свои ресурсы. — Он вздохнул еще раз. Потом еще. Кроме того, где ты все это возьмешь?

Он с тоской посмотрел на бумажный пакет в моей руке.

— Обезвоженное вино «Божоле» розлива 888го года, — сказал он с тихим стоном, покачивая головой. Потом добавил:

— На обед — соевые сосиски, а вечером — фарш «Эскофье».

— Фарш «Эскофье»? Звучит скорее как курево, а не как еда. Из чего делают фарш «Эскофье»?

— Чтоб ты мог как-то представить себе, — ответил он, — сегодня у меня очередной день уборки на кухне.

И в этот момент звякнул дверной звонок.

Я пошел открывать и подозрительно всмотрелся в стекло, через которое видно только одну сторону. Их было трое, на сборщиков пожертвований не похожи. По возрасту — от сорока до пятидесяти пацаны, да и только. Я накинул цепочку, и, приоткрыв дверь на несколько дюймов, сказал:

— Вы ошиблись адресом. Это дом Калигулы, э… то есть, Тиберия, э… я хочу сказать, Клавдия. Так, минуточку, не подсказывайте, я знаю, как его зовут не хуже, чем себя. Как одного из римских императоров. Э…

Самый старший и самый длинный из них высокомерно сказал:

— Я полагаю, что мы в доме самого известного частного детектива прошлого века?

— Хотите полагайте, не хотите — не полагайте, — все еще подозрительно ответил я. — Это было в прошлом веке. Ну а в этих трех самых последних клиентов, нанимавших босса, гильотинировали.

— Гильотинировали? — переспросил самый низенький и самый молодой из троих.

— Сейчас применяют этот способ казни? Видите ли, я действительно не в курсе таких дел.

У него была допотопная козлиная бородка, и он теребил ее, как бы проверяя, в порядке ли ее кончик.

— Нехватка энергии, — ответил я ему. — Когда снова ввели высшую меру наказания, чтобы справится с террористами, от электрического стула отказались. В наши дни их так много, что если их всех сажать на электрический стул, наступит затемнение. — Меня испугала пришедшая в голову мысль. — Уж не хотите ли вы сказать, что вы клиенты? — спросил я слабым, дрогнувшим голосом.

— Вот именно, с возмущением ответил толстый коротышка. — Вы что же, воображаете, что мы здесь, на пороге этой грязной дешевой ночлежки — или как ее там — и клянчим милостыню?

Со словами "Мы не в состояния подать даже горсть семечек для беженки-канарейки", — я открыл им дверь.

Они вошли в коридор гуськом.

— Как вас зовут? — спросил я теперь уже строго официальным тоном. — Скажу боссу, что вы просите назначить вам время приема.

— Время приема? — переспросил длинный, охватывая взглядом весь коридор вместе с истертым до основания ковром и стулом со сломанной ножкой. — Дорогой мой, сколько лет прошло с тех пор, как вы занимались последним делом?

— Три года, — ответил я. — И мы раскусили его более-менее. Случилось здесь рядом. Я собирался написать о нем. Даже название придумал: "Дело об изчезновении голубей из парка". Жаль, что бос решил не разглашать свои методы дедукции. Оказалось, что это, так сказать, свой брат, адвокат Нат Паркер пополняет свои запасы. Это случилось как раз перед тем, как он получил работу в новой администрации в Вашингтоне.

Кажется, они не очень-то заинтересовались, но толстый коротышка переспросил:

— Новой администрации? Знает, мы не очень-то разбираемся в американской политике.

— Президента Келли, героя Вьетнама, — пояснил я. — Во время запоздалого награждения его "Медалью чести конгресса" говорилось, что он убил вьетнамцев больше, чем всех вояк, и мы, конечно же, избрали его. Теперь Нат Паркер у него Секретарем гомосексуалистов, это новая должность в кабинете для гомосексуалистов. И все же, ваши имена, джентельмены?

Старший ответил:

— Мое имя Кларк. Это мистер Олдисс и мистер Браннер.

— А по имени? — вежливо осведомился я.

— Все Чарлзы. Знаете как теперь заведено в Англии. Примерно, как в исламских странах, где большинство мальчиком называют Мохаммедами. В Англии практически всех лиц мужского пола называют в честь его Величества.

Провожая их в оффис в конце зала, я спросил / уменя снова возникли подозрения/:

— Лайми, да?

— Англичане, сердито поправил меня козлобородый.

В оффисе я жестом пригласил их сесть, добавив:

— Садитесь Чак.

Кларк уселся в сильно потрепанное красное кресло, стоящее у конца стола Жирного, а Олдисс с Браннером — в менее престижные желтые.

— У меня нет часов, — извинился я. — Загнал в прошдлом году. Босс обычно спускается из тепличных комнат в одиннадцать. Ждать не очень долго.

Браннер отодвинул манжет на правой руке и посмотрел на хронометр.

— Через мгновение, мне кажется.

— Тепличных комнат? — переспросил Кларк.

— Ага. На верхнем этаже. Он выращивает питунии. Раньше были какие-то другие цветы. Забыл какие. Но те слишком дорогие. Тепeрь вот петунии. Ежедневно с девяти до одиннадцати он бывает там с садовником Тэдом. И еще два часа днем. — Я рассеянно подумал об этом. — Часто удивляюсь, чем они там в двоем занимаются все это время. Особенно с тех пор, как Тед начал, по-видимому, нарумянивать щеки, постарел и выглядит не очень-то.

Доставая из своего стола ручку и блокнот я сказал:

— Пока ждем, я мог бы выслушать обстановку. — Я посмотрел на Кларка. — Кто вы такие, Чак?

Он закинул длинную ногу на ногу.

— Мы ученые, — ответил он, изобразив скромное уничижение, но у него не получилось.

— Ученые? — переспросил я. У всех троих был такой вид, что они имеют такое же отношение к науки как Армия Спасения к Вооруженным Силам США.

— Правда, — подтвердил Олдисс. — Мы работаем в офисе "Рапчед моторс компани" в Уэлфэа Стейт Билдинг.

Я записывал, рассеянно гадая, вспомню ли потом, как расшифровывается моя стенограмма.

— Уэлфэа Стейт Билдинг? — переспросил я. — Где оно?

Легонько подергав бородку, в разговор вступил Браннер:

— На месте прежнего Эмпайр Стейт Билдинга, который террористы взорвали бомбой в 85-ом.

— Вы хотите сказать, что в то время, как девяносто процентов населения страны сидят на Отрицательном Подоходном Налоге из-за почти полной автоматизации и компьютеризации производства, распределения, связи транспорта и всего прочего, автомобильная компания ввозит сотрудников Англии?

— Знаете, дорогой, это совершенно необходимо. Как я понимаю, начало этому было положено около полувека назад, — ответил Кларк. — Вы, американцы, начали спрашивать друг у друга: "Почему Джонни не умеет читать?". Наверное, начальные школы заканчивают не научившись ни читать, ни писать. Лет через десять обнаружили, что ученики средней школы докатились до такого же положения. Еще через двадцать лет колледжская степень не служила гарантией, что ее обладатель не является э…, я полагаю термин "функционально неграмотным". То есть, не имеет минимальных навыков в чтении, письме и в счете, чтобы соответствовать требованиям все возрастающего комплекса технологического общества. Например, многие не могли сбалансировать чековую книжку, заполнить бланк заявления о приеме на работу, высчитать стоимость продуктов без дробей или заполнить бланк о своем доходе. Правда, как я понимаю, здесь, В Нью-Йорке, еще в 1978 году велось расследование в отношении нескольких сотен учителей общественных школ по поводу их функциональной неграмотности. Их обвиняли в том, что они получили свои учительские дипломы при сомнительных обстоятельствах.

— Вы хотите сказать, что там, в Англии, имея всего лишь степень бакалавра, выпускник колледжа может заполнить бланк о своем доходе? недоверчиво спросил я.

— Особенно, если он специализирован по отчетности, — заверил Олдисс.

Я услышал покряхтывание, позванивание и поскрипывание спускающегося из цветочных комнат лифта. Я вздохнул тайком с облегчением. Если этот доисторический лифт сломается окончательно, Жирный больше никогда не сможет подняться к себе в спальню в конце зала на третьем этаже, не говоря уже о цветочных комнатах. Лифт остановился, дверь открылась и с грохотом захлопнулась.

Передвигаясь по-человечьи, вошла пивная бочка и остановилась, недовольно уставившись на нас.

Я знал, что происходит в когда-то великом уме. В его офисе три незнакомца. Если он не проявит осторожность, положение может ухудшиться до такой степени, что его заставят работать. Какое-то мгновение я опасался, что он повернется и уйдет. Эта одна из самых ребячливых выходок, которая вынуждает меня относиться скептически к общему состоянию его рассудка.

— Арчибальд, — пробормотал он, — что это значит? Ты намерен побеспокоить меня?

— Нет сэр, — быстро ответил я. — К вам три клиента. Мистер Олдисс, мистер Браннер, мистер Кларк. Все по имени Чак.

— Чарлз, — прорычал Олдисс.

Жирный сердито посмотрел на меня.

— Клиенты? Ты считаешь меня придурком? У нас столько лет не было клиентов.

— Да, сэр, — согласился я.

Он посмотрел на этих троих, поднял плечи на полдюйма и опустил их. Кивнул вместо приветствия — голова двинулась на два дюйма — что для него равносильно почти поклону.

— Джентельмены — представил я, — это мистер Койот, э… то есть Лобо. Э… я хочу сказать, мистер Динго. Нет — нет, не подсказывайте. Шакал?

Жирный снова сердито посмотрел на меня.

— Лысик, — сказал он, — к сегодняшнему дню твой ум скатился на порог маразма. Я еще помню время, когда у тебя были волосы и ты держал в голове такие сведения, как сколько денег украл Тай Кобб в 1910 году. Почему — никак не могу понять.

Он прошел за свой стол к единственному во всем мире креслу, в котором может удобно разместиться одна седьмая тонны его веса.

С надеждой посмотрел на пресс-папье на столе — кусок окаменевшего дерева, которым когда-то человек по фамилии Дагген воспользовался, чтобы размозжить голову своей жене. Почты под ним не было. Сейчас, когда марки на одно письмо стоят сотню псевдо-долларов, кому вздумается писать письма?

Он протянулся к вделанной в стол кнопке и позвонил — один длинный и один короткий звонок — его сигнал на кухню, чтобы принесли пива.

Трое Чарлзов удивленно пялились на него. Догадываюсь, о чем они думали. Двести восемьдесят пять фунтов мяса — и ни одной унции мускулов.

Франц или Феликс / или как его там, черт побери, зовут/ вошел ковыляющей походкой с пластмассовой квартой пива и стаканом на подносе, поставил его на стол и повернулся уходить. При виде клиентов в его старых глазах появилось некое подобие удивления. Если я его правильно понял, он уже нацелился размахнуться и заказать полдюжины пиццы и фунт салями-синто к ним.

Жирный начал шарить в ящиках своего стола в поисках золотой открывалки, подаренной ему довольным клиентом в те далекие времена, когда клиенты еще бывали довольны нами. Вы только посмотрите на него ему ли заикаться о старческом маразме. У него такая же никудышная память, какой становится моя собственная.

— Вы продали ее пять лет назад, — сказал я.

Встал, подошел к окну и взял кварту пива, уперся пробкой в край стола и тыльной стороной ладони ударил сверху по пластмассовой бутылке. Пробка слетела, хлопнув, и пролилось немного пены, прежде чем я направил ее в стакан.

Отпив большой глоток, он с отвращением посмотрел на напиток и проворчал:

— Теперь пожаловался он, — «шлиц» не отличишь от «шинолы».

Он откинулся на спинку кресла, сощурил глаза, сложил руки на полуакровом брюхе — поза, которую он принимает, когда притворяется, что он еще в состоянии думать — и с надеждой в голосе сказал:

— Если вы джентльмены, хотите проконсультироваться у частного детектива, почему вы не обратились в агентство Пинкертонов или Дола Боннера, или…

— Потому что вы единственный зарегистрированный частный детектив, у которого еще есть лицензия, — ответил Кларк.

— Фу, — фыркнул Жирный, затем помахал пальцем. Лысик, что за ерунда? Чего ради мы должны быть единственным настолько глупым агенством, чтобы до сих пор платить лицензию?

— Я и не знал, что у вас еще есть лицензия, — ответил я. Наверное, там, В Сити-холле, теперь так плохо знают свое дело, что не аннулировали ее.

— Дело обстоит так, Чакки, — обратился я к клиентам, — что сейчас, с точки зрения частного лица, нет ничего нечестного. Раньше большую часть дел составляли разводы, но кому теперь придет в голову жениться? Затем шли ограбления, но с введением Универсальной Кредитной карточки не стало никаких денег, и, кроме вас самого, никто не может потратить ваш кредит. Так что, от ограбления никакого толку. Некоторые большие агентства, такие как Пинкертонов и Бернса, случалось, поставляли корпорациям телохранителей и отряды подонков для Штрейхбрейкерства и других, не менее важных услуг. Но теперь нет никаких забастовок, потому что никто не работает. В прошлом году мы специализировались на убийствах, но с приходом к власти партии мафии состав убийства стал таким резиновым, что у детектива больше не бывает дел об убийстве.

— Наше дело не относится ни к одной из этих категорий, — обиделся Кларк — и не удивительно.

Я отвернулся.

— Действительно, — пробормотал Жирный. Он закрыл глаза, но на спинку кресла не откинулся. Значит, он не думал, а просто страдал, по-видимому от того что не мог придумать отговорку и отвертеться от работы. У него скривились губы. Скривив их раз десять, снова открыл глаза и заговорил:

— Джентльмены, — заявил он, — допустим, меня оскорбляет, когда какой-нибудь свихнувшийся придурок несет чушь. Ну, что же это за загадочное дело, над которым вам хочется, чтобы я помозговал?

— Саботаж, — ответил Кларк.

Жирный открыл слезящиеся глаза, словно от боли.

— Дорогой сэр, — раздраженно пробормотал он. — Разве я похож на человека, способного броситься в борьбу с саботажниками? Или отсутствующий здесь мой помощник, который вот-вот рассыплется, Способен…

— Эй, — запротестовал я.

Но на мой протест он не обратил внимания и продолжал говорить, сердито глядя на трех Чаков.

— Что вы имеете в виду под саботажем? Что саботируется?

— Промышленный саботаж, — пояснил Олдисс. — Мы жертвы промышленного саботажа и шпионажа. Саботируется наш проект одноразового автомобиля "Рапчед Рэт".

— "Рапчед Рэт"? — переспросил я с недоумением.

На мгновение перестав теребить свою бородку, Браннер посмотрел на меня и извиняющимся тоном пояснил:

— Автомобильная промышленность уже давно исчерпала все названия животных и птиц, в честь которых называли модели. Началось давно с таких моделей, как «Бэаркет», "Мустанг", «Кэйюз», "Санднрберд", «Бобкет» и так далее. Вот и приходится нам теперь изворачиваться.

— Одноразовый автомобиль? — рявкнул Жирный. Он вздохнул через нос до отказа, набрал бушель воздуха и выпустил его через рот. Бессовестная брехня. Фу! Вы хотите одурачить нас.

— Да нет же, возразил Кларк, возмутившись в свою очередь. — Мне кажется, что это лучшая традиция американского технологического бума. Вы, конечно, помните, как началась эта тенденция более полувека назад. Клинекс — одноразовый носовой платок. Позднее появились такие вещи, как одноразовая шариковая ручка. Затем одноразовые зажигалки. Когда в ней кончалось горючее, вы не заправляете ее, а выбрасываете. Затем одноразовые женские бумажные платья. Затем на рынке появились часы, такие дешевые, что когда они останавливались, намного выгоднее купить новые, чем чинить старые. Такая участь постигла большинство товаров. Например, туфли. При их изготовлении не предусматривается возможность заменить каблуки и подошвы, когда они изнашиваются. Сапожники уже давно стали такими дорогими, что дешевле купить новую пару. Ну вот, и пришло время одноразового драндулета, и появился "Рапчед Рэт".

Он говорил, а я все более и более недоумевая, пялил на него глаза.

— Вы хотите сказать, — спросил я, — что собираетесь выпустить машину, которая будет обходиться так дешево, что как только ей потребуется самый пустяковый ремонт, ее просто выбросят и возьмут новую?

— Не совсем так, — назидательным тоном ответил Браннер. — Это было бы, я бы сказал, расточительно. Ее просто обменяют на новую.

— Черт побери, сколько человек смогут позволить себе такое? фыркнул я.

Жирный просто сидел, закрыв глаза и погрузившись в печаль.

В разговор мягко вступил Кларк.

— Вижу, ребята, вам надо кое-что пояснить, — сказал он. — На заре автомобильной промышленности во главу угла ставилась простота. Машины того времени были обычно двухцилиндровыми, без всяких излишеств. Когда отладилось массовое производство, многие модели продавались по цене не выше четырехсот долларов; модель «Т-Форд», пожалуй, лучший тому пример. Даже не так давно, в середине тридцатых годов, дешевые машины шли по цене около пятисот пятидесяти долларов.

Я вздохнул по минувшим дням.

Он напористо продолжал:

— Затем начались незаметные изменения. Напридумывали всякие финтифлюшки, вроде стартеров и тормозов на всех четырех колесах. Потом обогреватели. Потом дворники. Радио. Воздушные кондиционеры. Управление с усилением, стекла с электроподъемниками, тормоза с электроприводами. Автоматическое переключение передач и бог знает, что еще. Девять десятых машины составляли ненужные приспособления, — он картинно поднял палец. — "Рапчед Рэт" вернет нас к младенчеству автомобиля.

Жирный развлекался — рисовал кружочки на ручке кресла — величиной с десятицентовую монетку — скрюченными от старости пальцами. Однако, глаза его еще на раскрылись, поэтому распоряжаться балом продолжал я.

— На сколько, по-вашему, вы сможете снизить цену этого ободранного агрегата на колесах? — спросил я.

— До пятисот тысяч псевдо-долларов, — ответил Браннер. — Короче, примерно, до пятисот прежних долларов, которые были до начала инфляции в 1932 году, когда обесценились деньги.

— Только пятьсот тысяч псевдо-долларов! — воскликнул я.

— Конечно. Даже после второй мировой войны новенькая французкая «2СУ» продавалась за 333 доллара, а это самая долговечная машина из всех, какие когда-либо производились. Высоты, которых промышленность достигла за последние полвека, позволяют нам создать автомобиль намного лучше и не намного дороже.

— Ну, — фуркныл я, — теперь такие цены, что вы не сможете купить сталь для машины с такой ценой.

— Вместо стали мы используем новые пластмассы. Прочнее стали, нержавеющие и не требующие покраски. Кроме того, нарочитой старины не будет. Возможность делать такие детали, как покрышки, которые не износятся, пока не износится сама машина, а также аккумуляторы, появились давно.

Я присвистнул, затем, обращаясь к Браннеру, спросил:

— Слушайте, Чак, вернемся к этой одноразовой штуке. По какой цене будете скупать? Допустим, отвалилось колесо. И владелец захочет получить новую "Рапчед Рэт"?

— За пятьдесят тысяч псевдо-долларов. Независимо от состояния машины. Если сможете доставить ее в один из гаражей "Рапчед Рэт", то за сумму равную старым пятидесяти долларам, получите новую "Рапчед Рэт".

— Не может быть! — недоверчиво заметил я. — И сколько времени действует эта гарантия?

— Вечно, — ответил Олдисс. — И модель никогда меняться не будет. Мы позаимствовали страницу из книги истории «Фольксвагена» по этому вопросу, разве вы не знаете? Они сконструировали первого «Битла» перед развязанной Гитлером войной и продолжали выпускать его почти полвека. У нас не будет ежегодно косметического обслуживания. Никто из нас владельцев не узнает, сколько соседскому «Рэту» — полгода или десять лет. Они будут выпускаться с расчетом долговечности на неопределенный срок. «Бэаркеты» Штутца, выпущеные до первой мировой войны, и хорошо обслуживаемые, можно было увидеть на дорогах семьдесят лет спустя. Неужели мы не сможем выпускать "Рапчет Рэт" с такой же долговечностью? Такие же качества сделают ее самой ходовой машиной в стране. Мы наводним рынок.

— Черт побери, погодите-ка минутку, — запротестовал я. — Что будет со всеми машинами, которые вам вернут? Разве кто-нибудь будет покупать, если можно взять новую «Рэт» всего лишь за полмиллиона псевдо-долларов?

В игру снова вступил Кларк.

— Продав свою одноразовую машину, вы не обязательно получите новую "Рапчед Рэт". Скорее всего, вы получите и с п р а в н у ю, хотя может случиться, что вам достанется и совершенно новая. Видите ли, все детали будут полностью взаимозаменяемыми. Берем другую страницу «Фольксвагена» по этому вопросу. Например, мотор «Битла» крепится всего лишь четырьмя болтами. Вы можете пригнать машину в гараж «Фольксвагена», и за несколько минут ваш двигатель снимут и поставят новый. Именно этим и будут заниматься наши гаражи. При поступлении данного автомобиля мы полностью обновим его до такого состояния, когда его не отличишь от нового, и снова выбросим на продажу.

Мои сомнения не рассеялись, и я покачал головой.

— Но разве это не всполошит «ЮАУ» и другие союзы? При появлении таких дешевых и таких вечных машин, остальные промышленники будут увольнять рабочих тысячами. Профсоюзы огреют вас своей дубинкой по голове.

— Какие профсоюзы, старина? — вкрадчиво спросил Браннер. — Завод, выпускающий "Рапчед Рэт" будет полностью автоматизирован. Не стоит останавливаться на полдороги. У нас вообще не будет рабочих. Завод будет управляться горсткой операторов из оффисов, расположенных за много миль от него.

— Какое-то количество рабочих вам все-таки придется иметь, возмутился я. Что вы будете делать, если сломается один из сборочных конвейеров?

— У нас будут автоматы для ремонта автоматов, — с удовольствием ответил мне Браннер. И добавил, предвосхищая мое возражение: — И автоматы для ремонта этих автоматов.

Все еще сомневаясь я покачал головой.

— Все равно ничего не получится. В наше время автомобильные компании тратят только на рекламу более полумиллиона псевдо-долларов на каждую проданную машину.

Олдисс потребовал эту, как ее…

— Наш сногсшибательный трюк заключается в том, ч_т_о м_ы н_е р_е_к_л_а_м_и_р_у_е_м. На рекламу, расширение торговли и тому подобное мы не истратим ни пенса. Сэкономленное идет в пользу клиента. Кроме устной — самой эффективной — рекламы, ничего не будет. Более того, наши продавцы будут обучены немного вредничать. Например, они не будут принимать автомобили других промышленников.

— Никакой рекламы, — проблеял я. — Это не по-американски!

— Мы англичане, — самодовольно заявил Браннер, — хотя наша организация распологается здесь, в Америке. Мистер Рапчед, владелец концерна, в настоящее время живет монахом в монастыре в Гламде, на Тибете. Однажды, когда он созерцал пупы — а их у него два — ему в голову пришла идея «Рэта».

Очевидно, Жирный решил принять участие в разговоре. Он открыл свои водянистые глаза и невнятно промямлил:

— Проклятье, я обдумывал, как мне отказаться и заявить вам, что вы не переупрямите меня и не заставите принять ваше предложение. Однако, я, очевидно, мог бы воспользоваться заработанными деньгами. Еще когда мои клиенты стали все меньше пользоваться моими услугами, я рассчитывал пополнить свои ресурсы за счет арендной платы за свой дом в Египте, который у меня уже несколько лет, но я его ни разу не видел. К сожалению, оказалось, что дом, который я считал дворцом с шикарным, выложенным кафелем входом, оказался хижиной в болотах дельты. Ну, довольно болтовни. Что это за саботаж, о котором вы говорили?

На вопрос ответил Кларк.

— Может, саботаж — не совсем верное, слово, хотя некоторое время мы обнаруживали, что синьки чертежей и планы загадочным образом исчезали из наших офисов. И вот теперь наступила кульминация — к примеру, исчез наш выдающийся интуитивный гений, изобретатель нашего сифонного устройства. Три дня не появляется на работе.

— Сифонное устройство? — спросил я.

— Черт возьми, Лысик, — заорал Жирный, — не перебивай своими дурацкими повторениями. Джентельмен сказал "сифонное устройство". Запиши, хотя уже десять лет, как ты не можешь расшифровать свои записи.

Затем часть складок жира на его лице опала, и он тоже спросил Чака Кларка:

— Что вы имеете в виду под сифонным устройством?

— Для откачки горючего из "Рэта", — вразумительно пояснил Кларк.

— Не обращая внимания на требование Жирного помолчать, я осторожно спросил:

— Почему из машины надо откачивать бензин? Или я что-то не понял?

Как само собой разумеющееся, Кларк пояснил:

— Ах, да, мы, ребята, забыли сказать вам об этой особенности «Рэта». Но прецедент уже был. Вы, конечно, помните, что на заре атомного деления разработали процесс, при котором после получения электроэнергии на атомной электростанции оказывалось горючего деления больше, чем было в начале?

От этой бессмыслицы лицо бывшего великого и гениального детектива вытянулось не меньше, чем мое.

— Это пример из прошлого, — продолжал Кларк. — Однако в автомобильной области постоянная нехватка горючего и все попытки сэкономить на бензине приводили к предсказуемым изобретениям. Сначала появились маленькие японские автомобили, расходующие один галлон на полсотни миль. Затем на помощь пришли новые всевозможные изобретения, устраняющие узлы двигателя, вроде свечей зажигания. Мы, работающие в "Рапчед моторс компани", сначала ухватились за устройство, автоматически подзаряжающее генератор на подзарядку аккумуляторов, когда машина идет под гору. Знаете, «Рэт» использует все три вида энергии — электричество, пар, образованный встроенными в крышу солнечными батареями, и бензин. Короче, чтобы было ясно вам, неспециалистам, «Рэт» будет вырабатывать излишки бензина, которые владельцы машин смогут откачивать из баков и продавать заправочным станциям.

Теперь мы оба, Жирный и я, закрыли глаза и вполголоса помолились высшим силам.

— Когда он исчез, что, следует полагать, можно отнести к грязной игре, — продолжал Кларк, — он занимался новым исследованием, связанным с использованием в этом «Рэте» алкоголя вместо бензина.

У Жирного несколько раз выпятились и вытянулись губы.

— Чей алкоголь он использовал в своих экспериментах? — спросил он.

На этот вопрос, крутнув в пальцах бородку, ответил Браннер:

— Кажется, какого-то старого перегонного завода где-то в Кентукки. Позожн, они переживают тяжелые времена с тех пор, как легализовали марихуану. Погодите, ах да, "Джека Даниэля".

Жирный ткнулся в спинку кресла, закрыв глаза и шевеля губами. Скривившись, он выпячивал и поджимал губы, выпячивал и поджимал, выпячивал — поджимал. Я затаил дыхание. В первый раз, наверное, за десять лет, он думал.

Наконец он открыл глаза и прохрипел:

— Вы хотите сказать, что все это не вздор? Что этот ваш парень-изобретатель экспериментировал с продукцией перегонного завода "Джека и Даниэля", чтобы использовать ее в топливных баках "Рапчед Рэта", и ее необходимо непрерывно откачивать, поскольку автомобиль вырабатывает горючего больше, чем потребляет в начале?

— Именно то, что я только что сказал вам, мой дорогой.

Жирный поднял в вертикальное положение свою одну седьмую тонны и окинул троих Чаков взглядом с видом, который я не могу назвать ничем иным, как умным — это иногда бывает у деградирующих от старости.

— Очень хорошо, — сказал он. — Я берусь за это дело. — У него дернулся уголок рта. — Действительно, честно говоря, я уверен, что у меня уже, пожалуй, есть ключ. Как зовут вашего пропавшего изобретателя?

— Азимов, — ответил ему Кларк.

Я поднял голову от своих записей.

— Азимов…?

— Азимов Азимов. Его отцу, похоже, очень понравилась собственная фамилия и он наградил ею своего сына дважды. Это немного путает, вы не находите?. Поэтому, для краткости мы зовем его Чарли.

Рыхлый рот Жирного мгновенно среагировал на это. Он спросил:

— А где он жил до своего исчезновения?

— В "Бауэри Хилтоне", — теребя бородку ответил Браннер. Я начал удивляться, как это от нее еще что-то остается, наверняка он вырывает, по меньшей мере, парочку волос каждый раз, когда теребит ее.

Жирный вопросительно посмотрел на меня.

— Одна из ночлежек в Манхеттене, — пояснил я.

Бывший гений снова обратил свои слезящиеся глаза на Кларка:

— Если этот парень такой незаменимый сотрудник, то почему он живет в таком квартале?

Олдисс самодовольно улыбнулся.

— Вы, ребята, на самом деле отстали от развития цивилизации и автоматизации, осмелюсь вам заметить. Сейчас она так далеко шагнула в перед, что даже изобретатели остались без места. Чарли Азимов так обрадовался возможности получить место, что изявил желание работать за одни замляные орехи.

— Земляные орехи? — переспросил я.

— Вы американцы, называете их арахисами.

— Очень хорошо, джентльмены, мой ум в вашем распоряжении, прокудахтал Жирный. — Я потребую гонорар. Скажем, один миллион псевдо-долларов.

— Один миллион? — переспросил ошарашенный Кларк. — Ну, я еще не очень хорошо разбираюсь в ваших деньгах. Это не слишком много?

— Нет, — ответил я, про себя сообразив, что единственная причина, по которой Жирный не назвал более солидную сумму, это то, что теперь он теперь выше миллиона считать не может. — Псевдо-доллар теперь стоит примерно одну миллионную доллара дорузвельтовского периода. Инфляция началась с ФДР, который первым из президентов обнаружил, что совсем не обязательно обеспечивать золотом и серебром бумажный доллар. Действительно, можно установить в подвале Белого Дома мимеограф и нащелкать миллиарды. Но даже Рузвельт кажется плутишкой по сравнению с администрациями, пришедшими к власти позже. Они выпустили более четырехсот миллиардов и купили пол Европы на бумагу, не имеющую никакого обеспечения, более стойкого, чем запах прокисшей мочи.

— Очень хорошо, — сказал Кларк. Он вытащил из внутреннего кармана пиджака свою Универсальную Кредитную Карту, встал, подошел к столу и вставил ее в щель аппарата для перевода кредита.

— Я хочу перевести на этот счет один миллион псевдо-долларов со счета компании "Рапчед моторс компани", — и приложил большой палец к опознавательному квадрату на экране.

— Одной из причин, — пояснил я Браннеру и Олдиссу, — изобретения нами Универсальной Кредитной Карты это то, что бумажные деньги стали нерентабельными. Псевдо-доллар не стоит бумаги, на которой он печатается, не говоря уж о потраченных на него красках.

Два других Чака тоже встали и вся троица собралась уходить.

— Надеюсь старина, вы начнете операцию немедленно? — спросил Кларк.

— Непременно, — пробормотал Жирный и сразу же откинулся на спинку кресла, закрыв глаза.

Я проводил троих британцев и быстро закрыл за ними дверь на засов. Я не хотел рисковать — вдруг они передумают и потребуют вернуть аванс.

Когда я вернулся в офис, глаза у Жирного еще были закрыты, губы кривились, хотя я подозревал, что он дремлет, бормоча о старых временах, когда он поднимался против таких врагов, как Арнольд Бек, которого обычно называли мистером Икс.

Понимая, что мне надо заставить его работать, я спросил его таким резким голосом, какой мог только себе представить:

— Какие будут инструкции?

Его старые глаза раскрылись, он потряс своей массивной головой, чтобы в ней прояснилось, насколько это возможно. На самом деле я, пожалуй, гордился тем, что этот изрекающий глупости старый бездельник так хорошо вел себя последние полчаса. Кажется, он даже ни разу не потерял нить мысли.

Теперь он раздраженно ответил:

— Не тереби меня, Лысик. Можешь связаться с Солом, Орри и Фредом, чтобы они немедленно пришли сюда.

— Конечно, — ответил я. — Вся тройка работает сейчас работает разнорабочими в кащечной "Чилийской гостиницы" Ристермана. Эта единственная тошниловка, где можно съесть то, что желаешь, за три тысячи псевдо-долларов.

— Господи, — сварливо пробурчал он. — Помню, когда его владельцем был Марко Баккик, он был лучшим рестораном города.

И снова закрыл глаза.

— Время не стоит на месте, — заметил я, беря свой видеотелефон и начиная набирать номер. У меня не было ни малейшего представления, что он собирается делать с тремя оперативниками, которых мы частенько использовали в минувшие годы.

Он, очевидно, снова погрузился в сон, когда раздался дверной звонок. Я с трудом выпрямился, тихонько постанывая от причиняемой артритом боли, и пошел к дверям.

Обнаружив, кем оказались эти двое, стоящие на пороге, я удивился.

Поправив свои бифокулярные очки и приоткрыв дверь, я спросил:

— Какого черта вам здесь надо?

— Открывайте, — прохрипел инспектор, — полицейское дело, конечно.

Я впустил их, тряся головой.

— Знаете, — сказал я. — Вы двое всегда удивляли меня. Я помню вас с начала тридцатых годов, когда мы занимались одним из своих первых дел об убийстве — делом Ферде-Ланса. В те времена вы были инспектор по убийствам, а этот сержант — одной из ваших правых рук. Тридцать лет спустя, когда мы работали по делу, которое я описал в "Окончательном выводе", вы еще были инспектором по убийствам, а сержант все еще был сержантом. И теперь та же картина через тридцать или около того лет… Вас двоих никогда не повышали, и вы никогда не уходили в отставку?

Если не считать лет, он был все таким же старым инспектором с потрепанной фетровой шляпой на голове, морщинистая розовая шея стала еще морщинистее, когда-то проницательные серо-голубые глаза слезятся от старости почти так же, как и у Жирного, когда-то широкий зад стал мешковатым. Когда-то крупное серое лицо покрывалось сероватым налетом, но рычание оставалось прежним, хотя, пожалуй, немного дрожало.

— Хватит, Лысик, — ответил он. — Мы были в отставке, оба. Но вернулись, когда город докатился до того, что оказался не в состоянии позволить себе роскошь платить своим муниципальным служащим, и большая часть полицейских уволилась. Инфляция, словно ржавчина, съела наши пенсии до того, что раз в месяц можно позволить себе купить пару соевых сосисок, вот мы оба и вернулись в полицию. Теперь мы, по крайней мере, можем прихватить немного фруктов с витрин да потрясти ресторан или бар за подмешивание наркотиков в спиртное.

— Если когда-либо был полицейским, то навсегда останешься клопом, заметил я, провожая их в офис Жирного.

К тому времени, как мы добрались туда, Жирный уже вливал из кварты в стакан остатки пива.

Он поднял голову и промямлил, как обычно:

— Действительно. Импульсивный инспектор. Давненько не виделись, сер. Чем вызван этот визит, доставляющий мне сомнительное удовольствие?

Инспектор опустился в красное кресло, а сержант в одно из желтых. Я прошел и сел за свой стол.

К моему удивлению, инспектор достал сигару, и, прежде чем сунуть ее в рот, покатал между пальцами. Как в далекие старые времена, когда он являлся к нам в офис почти каждую неделю по поводу какой-нибудь жалобы полиции или методов работы Жирного, он не прикуривал ее. Я не видел сигары целую вечность. С тех пор, как правительство объявила запрет на табак.

— Я случайно оказался рядом, — скрипучим голосом сказал он. — Мы с сержантом должны были произвести арест через несколько дверей отсюда в сторону девятого авеню. Забрали доктора Боллмера во время облавы на Виргинскую клиентуру по обвинению в распространении табака. Продавал его в розницу школьникам, — он вынул сигару из дряблого рта и полюбовался ею. — Конфисковал эту улику.

— Неужели? — заметил Жирный, сердито глядя на него. — Даже не думал, что у моего старого друга доктора Боллмера настали тяжелые времена. Но вы ведь не настолько глупы, чтобы подозревать меня, как соучастника бутлегерства мистера Никотина?

— По-видимому, док лишился практики из-за автоматизации, — сказал инспектор. — Как бы то ни было, как только мы вышли от него, я заметил трех подозрительных типов, спускавшихся по лестнице от вашей парадной двери.

— Чем их вид вам показался подозрительным? — поинтересовался я.

Инспектор посмотрел на меня мутными глазами.

— Они спускались по лестнице этого дома.

Такой ответ вызвал у сержанта квакающий смех. Он явно зашел по тропе старческой немощи так далеко, как и его босс — или мой, если на то пошло.

— Фу. Вы недоумок, инспектор, — сказал Жирный, поднял стакан с пивом, допил его, затем достал платок и стер с губ пену. — Три джентльмена, о которых идет речь — мои клиенты.

Инспектор сердито посмотрел на него.

— Этого я и боюсь. Последние десять лет, когда у вас был клиент, разверзлась вся преисподняя, пока так или иначе вы не вываливали их в грязи.

— Па… Вы ворвались в мой дом, сер. Если у вас нет ордера, я предлагаю…

— Чего они хотели? — резко, насколько позволил ему скрипучий голос, спросил инспектор.

— Это, инспектор, останется между мной и моими клиентами.

— Ну, да? — сказал инспектор.

— Ну, да? — словно эхо повторил сержант.

— Ну, да, — сказал и я, чтобы не оставаться в стороне.

— Это как-нибудь связано с убийством? — спросил инспектор. — Когда вы беретесь за дело с убийством, а это случалось добрую половину века, оно, как правило, превращалось в бойню. До того, как вы якобы заканчиваете расследование преступления, вокруг оказывается столько трупов, что можно подумать, что в городе разразилась чума.

По-видимому, Жирному это надоело. Отключившись от всего на свете, он закрыл глаза и откинулся на спинку кресла.

Несколько долгих минут инспектор сердито смотрел на него. Но он и прежде сталкивался с этим. Когда Жирный хотел отключиться, он проделывал это со сноровкой черепахи. Наступила напряженная тишина. На посеревшем от старости лице инспектора ухитрился появиться злой румянец.

— Проклятый слон, пропитанный пивом.

И перевел на меня свой сердитый взгляд.

В вымученной улыбке я показал ему свои вставные челюсти.

— Воплощение спокойствия, — заметил я, чтобы его успокоить.

— Ты, улыбающаяся обезьяна, — выругался он, вставая. — Пошли, сержант.

Сежант пошел и они последовали через холл к выходу. Я двинулся следом не столько из вежливости, сколько желая убедиться, что они действительно ушли. В свое время я видел, как инспектор делал вид что уходит, а затем украдкой возвращается через зал, чтобы приложить ухо к двери оффиса на всяий случай, может удастся подслушать, как мы с Жирным обсуждаем дело, которое у нас в руках.

Когда я вернулся, Жирный сидел, постукивая пальцем по надлокотнику кресла, из чего я понял, что он просто кипит от злости.

— Черт побери, Лысик, — пробормотал он. — Я бы подал в суд на город за оскорбление личности.

— За последние десять лет у города Нью-Йорка в сундуках не было и псевдо-десятицентовой монеты.

— Фу.

Зазвонил телефон и я ответил на вызов. На экране видеотелефона появилась Лил. Я скривился. Если она еще раз сделает пластическую операцию, подбородок окажется у нее на макушке.

— Эскамилло! — заквакала она. — У меня потрясающая идея, дорогой. Пойдем сегодня во «Фламинго» и спляшем этот новый танец рок-н-джёк.

— Рок-н-джёк? — повторил я жалобно. — Это слишком сексуальный танец для меня. У меня до сих пор колики в крестце после прошлого раза, когда мы ходили танцевать, а ведь это был всего лишь возрожденный вальс. Кроме того, у босса новое дело.

— Какое дело? — настырно спросила она. — Пиво?

Ее лицо исчезло.

— Какого черта не автоматизируют танцы? Все остальное уже автоматизированно, — пробурчал я.

Зазвенел звонок и я пошел открывать дверь. Обнаружив там Сола, Орри и Фреда, я не особенно удивился.

Сол, конечно, в своей моторизованной инвалидной коляске. Почему до сих пор их называют колясками, когда они на воздушной подушке, я не знаю. Но даже в моторизированной коляске Сол остается лучшим сыщиком на острове. Кому придет в голову, что за ним следит человек в коляске.

Если не считать еженедельных игр в покер, я не виделся с ним много лет. Маленький и изможденный, с большим носом, плоскими ушами и в кепке. У него в любое время такой вид, что от силы через час ему придется побриться, а брюки гладились неделю назад.

Орри совсем другой. В старые времена он был высоким, красивым, щеголеватым и считал себя дамским угодником. Теперь — хуже некуда износился, совсем недавно его выпустили из каталажки, где он отсиживал срок за то, что приставал к малолетним девочкам в Сентрал-парке. Его выпустили после того, как были приняты новые разрешающие законы. Они кульминация всех принятых раньше. Сначала отменили законы о несовершеннолетних и разврате вне брачных уз. А затем разрешили гомосексуализм между подростками по согласию. Теперь разрешено все остальное, в том числе садизм, мазохизм, совращение детей и скотоложство — по согласию между партнерами. Последнее я никак не могу понять, хотя одному богу известно, какие в этом мире есть весьма странные животные.

Фред сейчас с палочкой, когда-то он был женат, чрезмерно большой, широкий, с виду весьма солидный и честный, а теперь — полная противоположность. Жену, у которой он был под каблуком, он похоронил при несколько туманных обстоятельствах, очевидно, терпение его истощилось в конце концов. Он тоже усох и честным уже не кажется. Действительно, ему не раз считали зубы за мелкие кражи в магазинах. Но сейчас, когда Жирный думал, что ему понадобиться старый детектив, он, по-видимому, забыл об этом.

В офисе Сол подъехал на своей коляске к красному креслу, сидеть в котором раньше было его привилегией, так как Жирный считал его лучшим свободным оперативником Манхеттена. Орри с Фредом со скрипом уселись в желтые кресла, а я за свой стол.

Жирный сложил пальцы на своем грамадном брюхе и невнятно пробормотал:

— Джентльмены, у нас появилось дело. Вы трое проследите за тремя англичанами по фамилии Олдисс, Браннер и Кларк. Они работают в "Рапчед моторс компани", их офисы в Уэлфеа Стейт Билдинге. Жду ежедневных донесений. — Донесений о чем? — осторожно спросил Орри. — Что они натворили? Или что, по-твоему, натворят?

— Откуда я знаю? — зарычал на него Жирный. — это все, джентльмены.

Когда они ушли, я целую минуту тупо смотрел на него, как если бы сунул свою Кредитную карточку в щель машины, но никакой жевательной резинки не получил.

— Но это же клиенты, — сказал я наконец. — Чего ради ты хочешь следить за ними?

Он закрыл глаза, явно разозленный этим вопросом. Несколько раз выпятил и поджал губы, затем раздраженно пробормотал:

— Считаешь меня неопытным молокососом в профессии? Ожиревшим троглодитом? Главным образом потому, что пока следить больше не за кем, они единственные, кого мы знаем, кто связан с этим делом.

— Может, мне проследить за инспектором? Судя по всему, он тоже будет причастен к этому делу, как только подберется к нему.

Он открыл свои слезящиеся от старости глаза и сердито посмотрел на меня. — лысик, — пробормотал он как бы про себя, между прочим, — по этому животрепещущему вопросу, принимая в внимание имеющийся у нас опыт, мы воспользуемся нашим умом. — Снова закрыл глаза и, кажется, задремал снова, но передумал и протянул руку, чтобы нажать на кнопку один длинный и один короткий звонок, чтобы принесли еще пива.

— Погоди-ка, — сказал я. — Какие указания м н е?

Он снова закрыл глаза с недовольной гримасой, что ему надоедают и потянулся к одной из книжек в бумажных переплетах, рассказывающих о прошлых делах. На этот раз за "Правом умереть".

Явно решая на ходу, он заговорил:

— Сходи в офисы "Рапчед моторс компани" и опроси всех, кто имеет какое-либо отношение к Чарли Азимову. И в девять вечера доставь их сюда, в мой офис.

Я посмотрел на него.

— Как по-твоему, я выполню это?

Он начал читать, шевеля губами от усердия.

— Возьми, пожалуй, свой револьвер.

— Ну ты даешь, — возразил я. — Тебе прекрасно известно, что уже десять лет назад у меня отобрали разрешение после того, как я прострелил себе ногу.

Тем не менее, когда я вышел из дома из коричневого камня, у меня был мой «Марли» 38-го калибра, безотказный и бесшумный, в кобуре по мышкой. Мало ли что. Иногда для охоты не хватает шишек или легавых, террористы стреляют и в простых граждан, чтобы попрактиковаться. Они, по крайней мере, демократичны.

И, действительно, по пути к Уэлфеа Стейт Билдингу, до которого можно добраться пешком, я встретил одного. Должен был добираться, так как дело шло к концу месяца, мой кредит Отрицательного Подоходного Налога уже скреб по донышку, и я не был уверен, что перевод кредита от наших клиентов-лайми уже зарегистрировали. А автоматизированные такси не за счет фирмы. Он пристроился ко мне и уголком рта сказал:

— Эй, друг, можешь уделить мне несколько патронов? У меня только что кончились, и я заметил, что у тебя под левой мышкой оттопыривается.

По внешнему виду молодой человек ничем не отличался от других идеалистов. Никак не пойму, чего же все-таки они добиваются, но молодежь должна получить свое, особенно, если дело касается идеалов.

Поэтому я сказал:

— Отвали.

И я продолжил свой путь к Уэлфеа Стейт Билдингу, который не производил такого большого впечатления, как небоскребы моей юности. Все-таки пластмассы, особенно по-детски голубые и розовые, не имеют того достоинства, каким обладают материалы прошлого — сталь и железобетон.

— Несмотря на нехватку энергии, лифты — или, по крайней мере, некоторые, — работали. Я поискал "Рапчед моторс компани" на указателе в фойе и обнаружил, что она располагается на тринадцатом этаже, — это впечатляет. Я полагал, что предприятия с таким претенциозным проэктом создания "Рапчед Рэта" должно иметь в своем распоряжении, по меньшей мере, несколько этажей.

Я отыскал стеклянную вдерь под номером «4» с надписью: "Рапчед моторс компани" и по ней — "Полулама Чарлз Рапчед, президент".

Я встал перед опознавательным экраном и нажал кнопку.

Знойный женский голос спросил:

— Кто это, черт побери? Не узнаю твою физиономию.

— Э… — откликнулся я. — Сейчас. Э… не подсказывайте. Э… Ну, сейчас, я посмотрю в своей визитной карточке.

Я начал рыться по карманам, поочередно в каждом, пытаясь вспомнить, в каком лежит кошелек.

— Ладно, — вздохнул голос, — если судить по твоему виду, просто удивительно, что ты все-таки нашел тринадцатый этаж. Входи…

Дверь открылась и я вошел.

Стереотипная приемная. Новая классная мебель из пластмассы, на стенах рисунки "рапчед Рэта", каким представляют его себе художники, у всего стерильно чистый вид. Сначала я сощурился на них, но мои глаза словно магнитом притянуло видение за столом. Мирна Лой, наверное, в роли дочери Дракулы, только без клыков.

Вкрадчивая, знойная и одетая так, как за всю историю секретарского дела не одевалась ни одна секретарша. Знаете, скорее для вечеринки с танцами, чем для офиса. Пухлые губы так сильно накрашены, что похоже, что она изойдет кровью через них, и я держался от нее подальше, опасаясь схватить простуду от этих порхающих ресниц.

Она улыбнулась, вернее плотоядно оскалилась, и сказала:

— Ты, должно быть, та самая ищейка. Заходил мистер Кларк и предупредил меня, что ты, наверное, появишься здесь, и просил помочь тебе. Знаешь, Лысик я ни разу не встречала сыщика.

— Откуда вы узнали, что меня зовут Лысиком? — быстро спросил я, пытаясь поймать ее.

— Женская интуиция, — ответила она. — Может, тяпнем по маленькой?

Я смотрел на нее, хлопая глазами.

Она выдвинула ящик, заглянула в него и нахмурилась.

— Черт. Я была уверена, что она здесь.

Открыла второй, затем третий и, наконец, выпрямилась со знакомой квадратной бутылкой с белой наклейкой и двумя стопками-переростками.

— Лучший бурбон в стране, — пробормотала она с чувством, щедрой рукой наливая две порции и подталкивая одну ко мне. Миксера, очевидно, здесь нет, нет и воды.

Она опрокинула свою порцию одеревенелой рукой, что выдает уже выпившего человека. Тут же налила себе еще, пока я отхлебывал из своей. Она права. Очень приличное, крепкое пойло, хорошо выдержанный бурбон. Я столько лет ничего, кроме синто-джина, не пил.

— Так, — сказала она, — что я теперь могу для тебя сделать, Лысик? Судя по тебе, ты уже не в том возрасте, когда на такой вопрос дают обычный ответ.

Я допил свой бурбон и едва удержался, чтобы не сунуть в стопку язык и не вылизать ее. Поставил стопку на стол и вынул блокнот с ручкой.

— Выпей еще, — предложила она и налила еще две порции — свою вторую она допила между делом.

— Босс хочет, — сказал я, — чтобы я допросил всех сотрудников "Рапчед моторс компани", хотя бы тех, кто имел отношение к Чарли Азимову.

— Ладно, — ответила она. — Валяй.

Я тупо посмотрел на нее.

— Где можно найти остальных?

— Кого — остальных?

— Босс хочет, чтобы я поговорил со всеми, кто знал Азимова и призвал к нему в оффис сегодня к девяти вечера.

— Больше никого нет, — объяснила она. — Кроме мистера Олдисса, мистера Браннера и мистера Кларка. И никого из них здесь нет. Кроме того, ты уже говорил с ними. Видно ты, Лысик, действительно отстал от времени. Здесь все автоматизированно. Мы с Чарли — единственные сотрудники, конечно, кроме тех троих британцев. Бутылка, кажется, пуста, подожди, может найду новую.

Она снова принялась шарить в столе. По-видимому, перед моим приходом она трудилась над первой бутылкой. Вынула пачку бумаг и тупо уставилась на нее.

— Черт бы меня побрал, — проговорила она. — Я всю неделю искала эти синьки. Здесь все теряется, правда? Ну, моя основная работа — секретарь по приему посетителей, значит, нечего от меня требовать, чтобы я занималась и всей текучкой.

Она небрежно швырнула бумаги в мусорную корзину и продолжила поиски, которые увенчались находкой еще одной бутылки бурбона выдержки каменного века и она ее искусно откупорила.

— Ну, погодите минутку, — запротестовал я. — Вы хотите сказать, что здесь только два сотрудника "Рапчед моторс компани", кроме трех лайми?

— Вот именно.

Она наполнила стопку.

— Но ведь это немыслимо, чтобы всю работу выполняли два человека один секретарь и один изобретатель.

— Какую работу? — резонно спросила она. — Я же говорю тебе, что все автоматизированно, компьютеризировано и все такое прочее. На самом деле у меня, как у секретаря, так мало дела, что мне приходится обслуживать мистера Олдисса, мистера Браннера и мистера Кларка другим способом. Действительно, иногда мне кажется, что именно поэтому они наняли меня. Вместо меня можно было установить автомат.

Это меня ошарашило.

— А строительство завода, на котором будут выпускать «Рэт»? спросил я.

— О, строительство. Будет заключен контракт.

Я сразу же закрыл горестно глаза, затем снова открыл их и спросил:

— Ладно, как ваша фамилия?

— Ле Гуин, — ответила она, опрокинув стопку в рот и потянулась за бутылкой.

— Ле Гуин? — переспросил я. — А имя? И не говорите мне, что оно женский вариант Чарльза, что-нибудь, вроде Шарлоты.

— Мата Хари, — ответила она.

Я записал, неуверенно бормоча:

— Мата Хари, Мата Хари… Кажется, я его слышал раньше.

— Моя прапрабабка, — заявила она с гордостью, — была знаменитостью своего рода в прошлом.

— Наверное, до меня, — сказал я. — Моя память не простирается дальше Джинджер Роджерс, Греты Гарбо и, пожалуй, Мери Пикфорд. Когда-то я питался ими.

— В т_е д_н_и? — удивилась она.

Я вернулся к своим записям.

— Так, вы американка?

Если подумать, то не скажешь, что она похожа на американку. По-видимому, она не могла родиться в менее экзотическом месте, чем Ближний Восток.

— Нет, — ответила она, по здравому размышлению наливая обоим. Родилась в Танжере, в Морокко. Мать родом из Бразилии, а отец из Макао, — затем небрежно добавила: — Ни там, ни там нет законов о выдаче преступников.

Я уставился на нее.

— Вы хотите сказать, что вы — еще один пример чужака, которого разрешило нанять правительство, когда девяносто процентов американцев сидят на Отрицательном Подоходном Налоге? Не уверяйте меня, что это случай "утечки умов", что в стране нехватка умеющих читать и писать.

— Прошу не говорить непристойные слова в моем присутствии, я не разрешаю, — сказала она с оттенком высокомерия в голосе.

— Какие непристойные? — растерянно спросил я.

— Правительство.

Я отрицательно покачал головой.

— Вот вы здесь работаете секретарем, а не лучше моего знаете слова. Непристойные слова — это слова, вроде «ублюдок», "сукин сын" или «курва».

— О, — извиняющим голосом протянула она.

— Ну, этот Чарли Азимов, — спросил я, стараясь говорить как можно резче. — Что вы можете сказать о его исчезновении? По-вашему, это похищение? Может быть, террористы?

— Какое исчезновение? — безразличным тоном спросила она. — Он только что звонил как раз перед твоим приходом. Он сильно простудился. Давай посмотрим, что он сказал, у меня записано. Не-а, не могу найти. У меня безнадежная система учета.

Я поднял глаза к кому-то там, наверху.

Потом я опустил их и пустым взглядом посмотрел на нее, как если бы всунул кредитную карточку в щель, пытаясь оплатить туалетную бумагу лишь только для того, чтобы обнаружить, что ее там нет.

Я тоскливо поднялся на ноги и положил свои вещи в карман.

— Ты уже уходишь? — поинтересовалась она. — Может быть, лучше присаживайся и помоги мне прикончить эту посудину. У меня есть еще одна или две, если я смогу найти их.

— Нет, спасибо, — ответил я, чуть не плача. — Никогда не пью на службе. Кроме того, я уже выпил три порции, и моя навигация стала хуже, чем в былые времена.

Обратный путь к дому из коричневого камня на 35-й стрит я проделал только два раза встретившись с небольшими бандами террористов, одна из них била по голове маленькую старую леди с хозяйственной сумкой, полной гастрономических продуктов, которые она, наверное, стянула в местном ультра-маркете. Я обошел их стороной в обоих случаях, не желая ввязываться, согласно современной морали.

Отомкнув дверь, я вошел, прежде чем войти в офис, заглянув на кухню узнать, не просчитался ли я в расчетах и не опоздал ли к обеду.

— Феликс — или как его там? — весело хлопотал у плиты. Он поднял голову и сказал:

— Смотри, Лысик, как в былые времена. Пузанок, оленина под приправой, и никакой петрушки, вроде соевых сосисок. И вместо фарша «Эскофье» сегодня…

Я посмотрел на него мрачным взглядом.

— Где ты взял кредит на эту сказочную еду?

— Лысик, ведьмы заполучили клиента. Я позвонил Маммиани на Фултон-стрит, это последний магазин деликатесных продуктов в городе. На нее ушел весь наш кредит до последней капельки, все, что у нас было в "Дэйта Бэнкс" в отделе вкладов. Но как только оформят наш кредит и их перевод, у нас будет все, что надо, чтобы долгие месяцы обедать так, как мы привыкли.

— Какой клиент? — спросил я, так и не запрыгав от радости. — Мы должны были расследовать промышленный шпионаж, а также исчезновение изобретателя, как вероятный результат грязной игры. И вот оказывается, что промышленный шпионаж — это змееподобная дева, нанятая за ее умение раздавать утешения в горизонтальном положении, а не за секретарские способности. Она все путает. А исчезнувший изобретатель, олух по фамилии Азимов, слег — его свалила простуда — и лежит в "Бауэри Хилтоне".

Он с ужасом смотрел на меня, его дряблый старческий рот дрожал.

Я окинул взглядом его пустые полки, и мне стало не менее тоскливо, чем ему. Не скажешь, что они завалены — обезвоженные супы, несколько банок того-сего и так далее и тому подобное.

— Что случилось с деликатесной едой? — спросил я. — Мне кажется, несколько лет назад все только и говорили о деликатесной еде?

— Да, — сказал он, расстроенный больше меня. — Но уже тогда слово деградировало от своего первоначального значения. Теперь деликатесная еда — это все, что съедобно и от чего не рвет. По кулинарным рецептам, если добавить немного обезвоженной петрушки и несколько крупинок мононатриевого глюконата в банку томатного супа, он превратится в деликатесное блюдо.

Когда я повернулся уходить, он машинально ущипнул меня за зад. Признаюсь, меня начинают удивлять обитатели этого дома. Четверо мужчин поселились в этом старом доме из коричневого камня на 35-й стрит почти сразу после второй мировой войны и в дом не допускались даже уборщица, если говорить о женщинах. Я единственный, у кого в те времена были свидания и была она — Лил.

Я вошел доложить в офис. Жирный сидел, откинувшись на спинку кресла, с закрытыми глазами, то выпячивая, то втягивая губы свидетельство того, что он думает. Сколько лет это было равносильно табу. Когда он думает, ему нельзя мешать. Но на этот раз — это уже слишком.

— Какого черта ты там обдумываешь? О чем размышляешь? — спросил я.

— Об обеде, — ответил он.

Я сел за свой стол.

— Хочешь услышать мой доклад?

Он открыл глаза и сердито посмотрел на меня, по-видимому, он уже забыл, с каким поручением посылал меня. И все же насмешливо ответил:

— Давай со всеми подробностями из своей знаменитой фотографической памяти изложи свой отчет.

Я рассказал ему, как ходил в маленький гостиничный номер, где размещались все офисы "Рапчед моторс компани". Рассказал и о гибкой грациозной мисс Ле Гуин. Когда я завершил свое описание, у него появился испуганный вид.

— Надеюсь, ты не сказал ей, чтобы она пришла сюда в девять вечера?

Я признался, что эту часть его инструктажа я забыл. Я рассказал ему, что обнаружил, что Мата Хари и Чарли Азимов — единственные сотрудники компании, кроме трех, возглавлявших проект английских ученых. Затем я сообщил ему, что мисс Ле Гуин алкоголичка, каких свет не видывал, и если бы она пила воду, а не крепкий бурбон, то утонула бы.

Слезящиеся старческие глаза прищурились, как будто он подбирался к жертве.

— Заметил, чьей фирмы виски? — спросил он и его голос дрожал меньше обычного и звучал почти разборчиво.

Я задумался.

— Ну, да, но сейчас не могу вспомнить.

Он вздохнул до самого дна своего брюха.

— Я еще не забыл время, когда ты мог вспомнить такие непоследовательные сведения, как имена сенаторов нашего штата. Ладно, что еще? — сказал он с детской обидой.

— Ну, да, мне кажется, что мисс Ле Гуин говорила еще что-то, я еще подумал, что это надо сообщить тебе, но сейчас я не могу вспомнить, рассердился я.

И как раз в этот момент вошел повар — как его там зовут? — и сказал, что пора обедать.

Пузанок, оленина под приправой без петрушки оказались превосходными, и Жирный почувствовал себя в своем варианте рая аллаха. Так как у нас было правило не говорить о деле за едой, он усладил мой слух несколькими резюме из нескольких глав только что прочитанной книги "Трое на кресле", явно забыв, что я, и никто другой, состряпал приукрашенный отчет идиоту-редактору много лет назад.

Когда мы вернулись в офис и пили кофе, раздался дверной звонок и я пошел открывать. Сначала мне показалось, что стоящий за дверью в простыне, а на голове у него лежит петля из плетеной черной веревки. Затем понял, что это честный, добропорядочный араб.

Приоткрыв дверь, я сказал в щель:

— Если вы собираете средства в пользу палестинской стороны в Столетней Войне…

Он прикоснулся к своему лбу, губам, затем к сердцу и сказал:

— А_с_с_а_л_а_м а_л_е_й_к_у_м.

— Это замечательно, — ответил я. — Что вам угодно?

Он погладил бороду с видом какого-то персонажа Три-Ди из "Возвращения багдадского вора" и ответил:

— Э_ф_ф_е_н_д_и, я хочу говорить с вашим хозяином.

Я задумался, но, черт побери, сколько месяцев не смеялись в этом доме. Открыв дверь, я машинально впустил его и повернулся, чтобы принять у него шляпу и повесить на вешалку в холле, прежде чем сообразил, что этого не требуется. Повел его назад в офис.

Когда я вошел в офис, Жирный встретил меня сердитым взглядом.

— Лысик, что это за компот? — рявкнул он.

— Вряд ли, сэр, — ответил я. _ Он хочет поговорить с вами.

Посетитель без приглашения опустился в красное кресло и закинул ногу на ногу. Под белыми юбками — или как там, черт побери, они называются эти одеяния — виднелись черные туфли из мягкой кожи.

— Итак, сэр, — раздраженно промямлил Жирный. Ему не нравилось, когда прерывают его пищеварение так быстро после обеда.

Я сел за свой писменный стол и взял ручку.

Тот поклонился неприветливому хозяину и сказал:

— Э_ф_ф_е_н_д_и, я представляю Объединенную Арабскую Нефтепромышленность. Я пришел, чтобы нанять вас.

— У меня уже есть клиент, — раздраженно пробормотал Жирный.

— Воистину, мы оба знаем это. "Рапчед моторс компани". Однако, аванс составит пять миллионов псевдо-долларов. Без обложения налогом, конечно.

Голосом, немного менее раздраженным, чем обычно в эти дни, Жирный заявил:

— Сэр, я гражданин Соединенных Штатов Америки и никогда не обманываю правительство моей страны — если не надеюсь на безнаказанность.

Тот вкрадчиво сказал:

— Мы думали, что у вас номерной счет есть в Швейцарии или, возможно, на Балканских островах. Слава богу!

— Гм… а для чего вы хотели нанять меня? — спросил Жирный.

— Прежде всего — это правда, что ваши нынешние клиенты вот-вот начнут выпускать автомобиль, который будет производить бензин, а не потреблять его?

— Черт побери, сэр, — продемонстрировал свое негодование Жирный. Я никогда не обсуждаю секретные дела своих клиентов — если не вижу в этом выгоды. Где пять миллионов?

После этого несколько секунд ушло на перевод указанной суммы с одного номерного счета на другой.

Затем Жирный откинулся на спинку кресла, сложил руки на животе, закрыл глаза и ответил:

— Да.

— Воистину, это чудо господне, — заметил посетитель.

— Какую цель вы преследовали, нанимая мои мозги? — пророкотал Жирный.

Тот встал, очевидно, собираясь уходить.

— Пока что никакой, э_ф_ф_е_н_д_и, — ответил он. — Когда нам понадобятся ваши услуги мы свяжемся с вами. А_л_х_у_м_д_у_л_и л_л_а_х, слава богу. А теперь, т_р_и_к_э_с_л_а_м_а, да придет эта дорога с спасению.

— Эй, одну минутку, — окликнул я. — Пока он приведет — как вас зовут?

Я сгорбился над своим блокнотом.

Он посмотрел на меня.

— Просто Карлос Махмуд аулд шейх, э_ф_ф_е_н_д_и.

Ничего не поняв, я записал.

— Карлос? — переспросил я.

— На языке римлян, кажется, это соответствует Чарлзу, — пояснил он. А затем снова повернулся к Жирному, прикоснулся ко лбу, губам и сердцу и пробормотал:

— Да будет ваша жизнь длинной и цветущей, как хвост лошади пророка.

Я проводил его до двери, бормоча по дороге себе под нос, и вернулся в офис.

Жирный читал "Придумай сам", глупо посмеиваясь на тем, как он выследил плагиатора Эйми Уиннатака так давно, что не хочется даже вспоминать.

Я сел за свой стол с горечью заметил:

— Итак, у нас два комплекта клиентов — "Рапчед моторс компани" и "Объединенная Арабская Нефтепромышленность". Тебе не кажется, что здесь может возникнуть некоторое противоречие между ними?

Он поднял глаза от книги, окинул меня взглядом и детским тоном всезнайки ответил:

— Фу. Конечно, нет. Откуда оно возьмется?

— Один продает нефть, — терпеливо пояснил я, — а другой сконструировать автомобиль, которому она не только не нужна, если не считать первоначального запуска, но и производит его как побочный продукт.

И он не менее терпеливо объяснил мне:

— Послушай, Лысик, как подчеркнул наш новый клиент Карлос Махмуд аулд шейх, у них для нас пока ничего нет. Нас просто наняли, так что, каким образом их интересы могут столкнуться с интересами "Рапчед моторс компани"? Если выйдет какой-нибудь сыр-бор, который мы, по зрелому размышлению, разрешить не сумеем, мы можем отказаться. О, удержание в свою пользу часть аванса, согласно договору, будет продиктовано затраченными на это нами усилиями. Скажем, четыре пятых аванса.

Я открыл рот, чтобы возразить, но молча закрыл. Какого черта? Мне не платили зарплату пятнадцать лет.

Зазвенел дверной звонок, и я подумал, что Карлос, наверное, что-то забыл и вернулся.

Но нет. Когда я приоткрыл дверь, на пороге стоял незнакомец. Со словами: "Не подсказывайте. Вас зовут Чарлз…" — я открыл дверь.

Он посмотрел на меня, как на полоумного, и сказал:

— Моя фамилия Пол, Карл Пол, и я представляю "Конгломерат Старых, Изнуренных Борьбой Винокурен" и пришел сюда, чтобы заручиться помощью частного детектива. — Он оборвал сам себя и сердито обратился ко мне — Карл — это германский эквивалент Чарлза. Как вы узнали?

— Я детектив, — устало ответил я. — Дедуктивный вывод. Входите.

Взял у него берет, повесил по дороге в офис, пропустил его вперед.

Жирный поднял голову от книги, нечленораздельным ревом — если в его словах есть вообще какой то смысл — сказал:

— Черт побери, Лысик. Ты ко да-нибудь перестанешь мешать мне? Ты изводишь меня. Фу! Ты дашь мне хоть одну минуту подумать? Я собираюсь написать автобиографию после того, как прочту полсотни книжек о своем мастерстве. Только подумай, кажется невероятным, что в городе Нью-Йорке могло произойти столько загадочных убийств. И после Аарона Берра.

— К вам мистер Карл Пол, сэр. То есть, Чарлз Пол. Я хочу сказать Чарли, Чак, то есть, Карл Пол.

Наш посетитель переводил взгляд с меня на него.

— Черт побери, что здесь происходит? — сердито спросил он. Разве это не офис частного детектива? Вы, две квохчущие курицы, с виду вы достаточно стары, чтобы принять участие в расследовании убийства Авраама Линкольна.

С виду вполне приличный, в определенном смысле, парень, но немного импульсивный. Как человек, занимающийся несколькими делами одновременно и, вероятно, готовый… но как бы то ни было, начало получалось не из лучших.

— Мистер Пол — представитель "Конгломерата Старых, Изнуренных Борьбой Винокурен", поэтому я считал, что вы не имеете возможности побеседовать я ним, сэр… Однако я…

— Черт побери, Лысик, — зарычал на меня Жирный, — я не настолько глуп, чтобы тебе удалось одурачить меня. — Он взглянул на посетителя своими слезящимися глазами. — Садитесь, сэр. Ну, что за трудности у вас?

Взяв себя в руки, Пол сел и сказал:

— Наше многонациональное объединение винокурен желает нанять вас, чтобы вы приняли меры против преступного заговора с целью подрыва одного из основных общественных институтов нашей и любой другой, где мы работаем, нации.

— До черта подрывной деятельности, — сочувственно пробормотал я.

— Заткнись, Лысик, — проквохтал Жирный, пробегая пальцами по своему гороподобному брюху. Потом перевел взгляд своих водянистых глаз на посетителя.

— Объясните, пожалуйста, сэр.

Пол кипел от возмущения.

— "Рапчед моторс компани" проектирует дьявольский автомобиль, из-за которого все честные пьяницы окажутся брошенными на произвол судьбы. В своей новой машине они собираются заменить бензин алкоголем, им, очевидно, годится любой спиртной напиток. Коньяк, я полагаю, для европейского варианта их продукции, водка, как мне кажется, для моделей, предназначенных для советского содружества, и, вероятно, даже на саке для японцев. Голова идет кругом от такого натиска на права человека. Ну, и любой автомобилист может быть постоянно "под газом" и бесплатно! Проклятый автомобиль сконструирован так, что начинает работать на нескольких квартах в баке, а потом все время их удваивает.

— Черти что, — поддакнул Жирный, поднимая и опуская свои разнокалиберные подбородки в знак согласия. — А откуда вы все узнали?

Тот изобразил застенчивую улыбку.

— Мы внедрили в их офисы шпиона.

— Понял, — сказал Жирный.

Пол перешел к сути дела.

— Мы хотим нанять вас, чтобы вы боролись с этой подрывной деятельностью любыми, какими найдете нужными, способами. Один из членов нашего правления — ему сейчас восемьдесят — еще мальчишкой слышал о вашей репутации и рекомендовал вас. На него неизгладимое впечатление произвел один из отчетов о вашем мастерстве под названием "Слишком много клиентов".

Я кашлянул, но ни один из них не обратил на меня внимания.

— Ну, скажу вам честно, сэр, — заявил Жирный, — у меня и так дел по горло.

"А там место до черта", мог бы заметить я, но не стал.

Пол отмахнулся от этого заявления.

— Сумма нашего гонорара до десяти миллионов псевдо-долларов. В настоящее время мы представляем все винокурни мира, кроме "Водки из Картофельных Очисток", производимой на Украине.

После его ухода я целую минуту смотрел на Жирного, как если бы истратил остатки кредита на телефон, чтобы сообщить, что у меня сломалась машина в пятидесяти милях шут знает откуда, и обнаружить, что меня соединили не с тем номером.

Я поправил языком вставную челюсть и мягко добавил:

— Ну, а вопрос о столкновении интересов…

— Пха, — протянул он с раздражением, закрывая глаза и машинально потянувшись к кнопке, чтобы потребовать пива. — Какое столкновение? Один клиент нанял нас для расследования промышленного шпионажа вместе с исчезновением изобретателя, а другой — для пресечения, как и подобает патриотам, подрывной деятельности, направленной против основ общественных устоев. Два совершенно разных дела.

Признаться, я теперь не сразу находил ответ, не то, что раньше. Я просто тупо уставился на него.

— Ну, пора браться за работу, — сказал он недовольно. Отправляйся в "Бауэри Хилтон" и разузнай, что сможешь об этом Чарли Азимове и о таинственной причине, помешавшей ему ежедневно являться в офис "Рапчед моторс компани".

Он явно избавлялся от меня, пока я не начал задавать кое-какие вопросы, касающихся нашей профессиональной честности, и ему не хотелось смущать свой пораженный старческим маразмом ум.

Учитывая опыт, полученный утром на улицах, я прихватил с собой не только «Марли» 38-го калибра, бесшумный и безотказный, но и несколько гранат на случай, если по дороге наткнусь на по-юношески наглых террористов. Я уже говорил об этом. Я отношусь с симпатией к их мечтам об Утопии, но мне не хочется попасть под их пули, когда они добиваются ее осуществления.

"Бауэри Хилтон" знала лучшие времена. Похоже, что ее использовали под пункт вербовки, когда Линкольн обратился с воззванием о наборе семидесяти тысяч добровольцев. Единственное, что можно сказать в пользу этого района города, — это отсутствие террористов. Жителей затерроризировали до чертиков и они покинули район.

Здесь даже не автоматизированно. Когда я приблизился к столу, ко мне подковылял полуживой от старости тип и сказал:

— Добрый день, сэр. Меня зовут Брэдбери. Я занимаюсь приемом посетителей. Чем могу быть полезным?

— Не называйте своего имени, я не хочу знать его. Какую комнату занимал Азимов? — спросил я.

— Занимал? — переспросил он, подняв бровь. — Он и сейчас ее занимает. Комната под номером 305.

Кое-что из того, что рассказала мне Ле Гуин, я помнил более или менее. Что-то насчет трехдневной простуды. Но что именно, никак не вспомню.

Я поднялся по скрипучим ступеням лестницы, собираясь воспользоваться отмычкой, чтобы попасть в комнату пропавшего изобретателя и обыскать ее в надежде откопать ключ к тому, что с ним приключилось.

Отмычка не потребовалась. Дверь оказалась незапертой.

Я вошел бесшумно — этого тоже не требовалось. Я мог шуметь, так что очнулся бы даже мертвый. Но не стал.

Потому что в постели разлегся мертвец, судя по всему, очень мертвый. Чарли Азимов не просто исчез. Он умер. Я быстро убедился в этом. Никаких следов насилия. Ничего необычного, правда, если не считать наполовину съеденной тарелки супа на ночном столике. Я проверил. Похоже, грибной. Рядом с тарелкой — большой, на кварту, картонный судок. Суп, очевидно, принесли в нем.

Я позвонил по видеотелефону, чтобы поскорее доложить. Инспектору или сержанту здорово повезет если кто-нибудь из них забредет сюда случайно. Они отволокут меня на Сентрал-стрит в деловой части города и воспользуются кое-какими оставшимися со времен нацисткой войны инструментами — для выкручивания больших пальцев на руках и тому подобное, — которыми обзавелся город, чтобы потчевать террористов.

— Я полагаю, что ты заблудился, — промямлил он.

— Нет, сэр, — резко /покрайней мере, пытался резко/ ответил я. Исчезнувшего Чарли Азимова я нашел.

— Что?! — возмущенно взревел он. — В первый же день! Я надеялся тянуть это дело хотя бы пару недель, если не месяцев. Притащи его сюда, чтобы я мог допросить его. Может, придумаем, как растянуть…

Я поправил на носу свои толстые бифокусные очки и тоскливо посмотрел на труп.

— Это может оказаться довольно-таки трудным дельм, — сказал я ему. — Он немного мертвый. Сообщить инспектору? Я здесь, в комнате Азимова.

Слезящиеся глаза его стали плутоватыми, что еще больше подчеркнуло его жуликоватость.

— Нет, — ответил он. Затем, стараясь выглядеть глубокомысленным, добавил: — Сколько, по-твоему, он пролежит, пока его обнаружат, если мы оставим его там?

Я обвел глазами конуру.

— С неделю.

Ответ ошеломил его.

— Неделя, Лысик? А как же запах?

Я укоризненно покачал головой.

— В этом клоповнике запаха никто не заметит. И сомневаюсь, что у них убирают, так что никакая уборщица сюда не войдет.

— Очень хорошо. Устраивает. Немедленно возвращайся с докладом.

Мне пришла в голову запоздалая мысль и перед уходом я прихватил с собой лишь наполовину наполненный судок с грибным супом. В нашей кухне такой деликатес не появлялся столько месяцев, а Чарли Азимову он наверняка больше не понадобится.

Всего лишь после парочки незначительных стычек с террористами и одной с полицией, которая, по-видимому, приняла меня за одного из террористов, я добрался до дома из коричневого камня. Отомкнув дверь я вошел и сразу направился в офис, прошел через кухню, где — как его там зовут? — весело распевал какую-то песенку альпийских жителей, готовя купленные сегодня утром дорогие продукты. Подождем, когда он узнает, что дело закончилось, хотя и не очень-то удачно.

Жирный сердито посмотрел на меня, как на гонца, принесшего плохие вести, затем опустил глаза на мой судок с супом.

— Ради Гадеса, что это?

Я рассказал ему, где прихватил судок, добавив, что запах такой, что лучшего супа мне не приходилось есть целую вечность.

Еда есть еда, и она прежде всего; он взял судок, снял крышку и уставился на содержимое. Затем, к моему удивлению, поставил судок, откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и принялся выпячивать и втягивать губы, выпячивать и втягивать, напустив на себя такой дьявольский вид, от более чем полувекового созерцания которого мне захотелось полезть на стену. Я подошел к своему столу и сел.

— Лысик, — наконец заявил он, — ты — недоумок.

— Да, сэр, — сказал я. — Вы уже мне это говорили.

— Доложи подробно.

Я доложил со всеми подробностями, какие смог припомнить, и мой рассказ получился коротким-коротким, совсем не новелла. Едва закончил, как зазвонил телефон.

Сол докладывал, что Олдисс, за которым он следил, спит с миссис Браннер.

Я передал информацию Жирному, и он прокомментировал ее своим «Фу».

Снова зазвонил телефон. Орри докладывал, что Браннер, его задание — спит я миссис Кларк. Я снова услышал «Фу» от хозяина.

И снова зазвонил телефон, говорил Фред. Он докладывал, что мистер Кларк спит с миссис Олдисс.

— Напоминает обычную карусель, — прокомментировал я Жирному.

— Фу.

Зазвенел дверной звонок и я пошел и впустил инспектора и его хвостика — сержанта.

Инспектор не стал тратить время на вступление.

— Очень хорошо, Лысик, — сказал он резким, дребезжащим голосом. Надевай свою шляпу. Отправляемся на сосисочную фабрику.

— Сосисочную фабрику? — переспросил я.

— В подвалы над Восточными Убийцами.

Я откашлялся.

— Вам не кажется, что мы могли бы войти и поговорить с боссом? Ему, наверное, захочется быть в курсе.

Он посмотрел на меня с торжествующим видом.

— Хорошая мысль. Кажется, единственная в твоей жизни. Мне не терпится увидеть мину на его жирном лице. Пошли, сержант.

Мы прошествовали в офис.

Жирный поднял голову от новой бутылки пива. На этот раз, по-видимому, ее принесли открытой.

— Чем обязан этому вторжению, сэр? — проговорил он небрежно.

Инспектор плюхнулся в кресло, даже не пытаясь скрыть злорадства.

— На этот раз, кусок сала, ты влип. Лысик арестован, ему предъявляется столько обвинений, что мне даже не хочется перечислять их всех. Первое — убийство, а самое последнее — скрылся с места преступления, не уведомив власти.

Жирный не спеша опустил стакан с пивом, затем откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Губы его начали выпячиваться и втягиваться. Это, очевидно, злило инспектора, хотя ему приходилось видеть это представление тысячу раз. Он, наверное, не рассчитывал, что Жирный в такой момент начнет думать.

Наконец, он открыл глаза.

— Этого, инспектор, я не могу вам позволить. Лысик столько лет был моим помощником, что я привык к нему. Возможно, теперь он ведет себя немного по-идиотски…

— Эй, — сказал я.

— Но я привык к нему.

— Это к делу не относится, — отозвался инспектор тоном, который, по его мнению, был рычанием. — Однако, кажется, час назад он вошел в отель "Бауэри Хилтон". Скрытность его поведения вызвал у Чарли Бредбери, принимающего посетителей, и он, поразмыслив, позвонил в полицию. И что обнаружили? Труп некого Азимова Азимова. По донесению, лысик последний, кто приходил к нему. Он, очевидно, сделал свое дело и поскорее смылся.

— Фу, — произнес Жирный. — Это я послал его попытаться установить причину исчезновения Азимова. Обнаружив его мертвым, он сразу же вернулся и доложил мне.

Несмотря на то что положение было критическое, я вынужден был взять тайм-аут, чтобы погордиться за старого обжору. В его словах, пожалуй, был смысл.

— Пошли, Лысик, — приказал инспектор, с трудом поднимая на ноги свое непослушное тело.

Но Жирный отрицательно помахал ему пальцем.

— Инспектор, я не потерплю такой возмутительной наглости в своем доме от вас, казаков. Предлагаю вам сделку. Вы соберете всех, имеющих отношение к этому делу у меня в кабинете в девять вечера, и я гарантирую выдать вам убийцу.

Инспектор поморгал на него своими старческими глазами.

— Ха! — сказал сержант. — Вы, наверное, думаете, что мы с ума спятим от радости.

Как будто все вернулось на десятки лет назад. Инспектору уже приходилось сталкиваться с этим. Он разозлился, но он чертовски хорошо понимал, что можно из меня сделать отбивную в подвале над Восточными Убийцами и позже.

— Заткнись, сержант, — раздраженно сказал он, затем обратился к Жирному, — Договорились. Кого вы хотите, чтобы я собрал?

В этот вечер в комнату набилось полно народу. Наши три первых клиента — Олдисс, Браннер, и Кларк; Кларк в красном кресле, а двое его коллег — желтых. Рядом с ними уселась соблазнительная, как всегда, Мата Хари Ле Гуин. Рядом с нею Карлос Махмуд аулд шейх, прямо из "Арабских Ночей", затем Карл Пол с красноватым носом, наверное, он убеждался в качестве продукции "Старых, Изнуренных Борьбой Винокурен". Сол в своей инвалидной коляске у самой стены в дальнем углу комнаты, и Орри с Фредом стояли рядом с ним.

Я, конечно, за своим столом. Рядом со мной инспектор, старающийся придать своему взгляду колючее выражение, да сержант. Сержант, очевидно, привык ложиться рано, и выглядел сонным.

Жирный, напустив на себя вид, который он принимает, когда притворяется, что еще не утратил свои прежние блестящие способности, прочно устроился в своем королевских размеров кресле. Перед, к моему удивлению, стоит судок с супом, который я утащил из комнаты Азимова.

Он начал было что-то совершенно неразборчиво, что теперь у него дело обычное, лепетать, когда зазвонил телефон.

Я снял трубку.

На экране видеофона появилось лицо в полицейской форме, ему лет пятьдесят — совсем еще пацан.

— Сержант Хайнлайн, сэр, я…

— Боюсь спрашивать, есть ли у вас имя? — сказал я.

— Ну, сэр, — ответил он мне. — Пауль Хайнлайн. Пишется так:…

На кой черт мне знать, как оно пишется? — заметил я. — Но спорю, что в датском или еще каком-нибудь богом забытом языке — это Чарли. Что хотели? Нам некогда, мы распутываем убийство.

В ответ на это он сглотнул, но все-таки сказал:

— Ну, жена инспектора попросила меня передать ему кое-что. В девять ему надо выпить стакан теплого молока и принять таблетку против старческого слабоумия.

— Это не поможет, — сказал я. — некоторые процессы необратимы.

Я выключил телефон.

— Ошиблись номером, — сказал я собравшимся.

Жирный долгим взглядом окинул аудиторию, затем закрыл глаза, как будто ему стало противно смотреть на нее. Но, открыв их снова, глубоко вздохнул — до самых гетр. Наверное, он единственный, кто носит их в Манхеттене.

Осмотрев всех, в том числе и меня, он по-детски пролепетал:

Глаза убийцы Азимова сейчас смотрят на меня. Однако, прежде чем открыть, кто это, мне хочется дать некоторые объяснения по некоторым вопросам и отработать гонорар. — Он откашлялся, прочищая издающее скрипучие звуки горло. — Или гонорары.

Он перевел свои глаза на Олдисса, Браннера и Кларка.

— Прежде всего, джентльмены, пусть вас больше не беспокоит исчезновение мистера Азимова. Обмозговав все аспекты ситуации, я отправил своего выжившего из ума от старости помощника…

— Эй, — запротестовал я….

— который нашел его. Таким образом, этот вопрос отпадает. Затем я пришел к выводу, что большинство случаев исчезновения ваших синек и планов — не промышленный шпионаж и саботаж, а всего лишь результат рассеянности вашей секретарши, особенно, когда она находится под воздействием определенной марки крепкого бурбона — какого именно, так и не выяснено.

— Боже мой! — воскликнул Кларк. — Блестяще!

Затем Жирный перевел взгляд на Карла Пола.

— Вы упомянули, что внедрили шпиона в "Рапчед моторс компани". Уделив всего полчаса на размышление над этим вопросом, я пришел к выводу, что им может быть только Мата Хари Ле Гуин.

Ахнув, она в отчаянии обратилась ко мне:

— У вас нет чего-нибудь выпить, а, Лысик?

— В последние годы мы могли позволить себе только пиво, — ответил я. — Да к тому же сорт, что у нас, не отличишь от «шинолы».

Пол с сомнением покачал головой.

— И как же вы это узнали? — спросил он у Жирного.

— Чистейшая дедукция, сэр, — заявил Жирный с невыносимым эгоизмом. — У "Рапчед моторс компани" два сотрудника. И, поскольку, один из них сейчас мертв, сделать вывод не трудно.

— Блестяще! — вынужден был признаться Пол.

И вот в этот момент своего триумфа Жирный посмотрел на меня.

— Достань, пожалуйста, с полки «Коран».

— Что?

— "Коран", простофиля. Он там, за глобусом.

Я достал.

— Отдай Карлосу Махмуду аулд шейху, — промямлил он.

Я взял и понес ему.

— Вы готовы поклясться на книге аллаха, что вы ответите мне правду? — спросил Жирный, пытаясь придать своему голосу суровость.

— Воистину, — ответил Карлос. — Однако, вам, по-видимому, пришла в голову неверная мысль. Слава богу, я родился баптистом-фундаменталистом в Листвиле, в штате Южная Каролина.

Даже Жирный лишился дара речи.

Скрипуче откашлявшись, я сказал:

— У меня, кажется, создалось впечатление, что вы один из высших чиновников "Объединенных Арабских Нефтепромышленников". Если вы родились американцем, то к чему этот сказочный костюм, ломанный язык и все остальное.

— Мы, высшие правительственные чиновники, — ответил он с большим достоинством, — считаем правильным соблюдать традиции и обычаи стран, которыми мы правим. Мы взяли соответствующие фамилии и все такое прочее.

— Правите? — переспросил инспектор. А я думал что он спит. — Но вы только что заявили, что вы американец родом из Старбордвилла в Южной Каролине или что-то в этом роде.

Нефтяной магнат окинул его холодным взглядом.

— Воистину, инспектор, — ответил он. — Вы, очевидно, не следите за новостями. Все грамотные люди знают, что сейчас президентом Соединенных Арабских штатов является Чарлз Смит. Под нажимом департамента прав человека Вновь Объединенных Наций арабские страны впервые за всю свою историю разрешили свободные выборы. Они не учли, что слишком много американских техников и инженеров, слишком много механиков, обеспечивающих полеты их воздушного транспорта, слишком много строительных рабочих строят их системы связи, морские порты и дороги, и они стали постоянными жителями арабских стран, и они решили исход выборов.

Даже Жирный был обескуражен. Не скажешь, что сейчас легко его обес

— Но ведь это все вздор, — сказал он. — Возмущенный абориген мог бы поставить крестик и проголосовать за своих продажных политиканов, а не выбирать иностранца.

Карлос посмотрел на него с высока.

— Видно вы не разбираетесь в арабских странах, — заметил он. Кто-нибудь слышал, чтобы у араба хватило образования поставить крестик?

Жирный поморгал, но спросил:

— Какую цель преследовали вы, когда наняли меня?

— Воистину, — выразительно пожал плечами липовый араб, — я узнал, что вас наняла "Рапчед моторс компани", и подумал, что вы могли бы ускорить сделку с ними. Видите ли, в давно минувшие годы, когда арабские страны внезапно разбогатели, выкручивая руки остальным странам мира, не имевшим нефти, мы обнаружили, что способов тратить богатство им не хватает. Очевидно, что нет накакого смысла раздавать его народу. Поэтому мы вложили громадные средства в нефтехимические заводы. Ну, а сейчас мы обнаружили, что нефть у нас истощилась и заводы работают в холостую. Я приехал в Штаты заключить сделку с "Рапчед моторс компани" по закупке у них нефти, как только начнется выпуск "Рапчед Рэта".

Жирный опешил.

— Честное скаутское? — спросил он.

— Честное скаутское.

— Черт с ним со всем этим, — проскрипел инспектор. — Ближе к делу. Кто убил Азимова?

Жирный приподнял пухлые плечи.

— Ладно, инспектор, — театральным жестом он указал на картину в пяти футах от его стола. — Человек, убивший Чарли Азимова, за этой картиной.

Я сразу понял, что он хотел сказать.

— Пошли, сержант, — завопил я и поспешил в коридор, сержант за мной по пятам.

Рядом с кухней есть альков, из которого мы столько лет имели возможность подсматривать тайком за происходящим в офисе Жирного. Наш глазок прикрывала красивая картина водопада, из офиса его не заметишь. Иногда мы использовали его, чтобы подслушать за клиентами и другими людьми, которые не знали, что хотя нас с Жирным нет в офисе, за ними наблюдают.

А теперь там стоял перепуганный шеф-повар Жирного, прослуживший у него полвека, если не больше. Внезапный поворот дела напугал его. Мы с сержантом схватили его и поволокли в офис.

— Вот это да! — воскликнул инспектор. — Как вы узнали?

Жирный с самодовольным видом посмотрел на дрожащего повара. Показал на стоящий перед ним на столе судок с грибным супом.

— Я слишком часто ел его грибные супы и сразу определил его по запаху. Только на этот раз он не из грибов, а из поганок. Должно быть, он вырастил их на дворе на своей грядке с приправами. Одному богу известно, зачем. Может, выживая из ума, он собирался в один прекрасный момент накормить меня и Лысика, чтобы избавить нас от нищеты.

— Нет-нет, сэр! — закричал шеф-повар, — Я сделал это ради вас. Все ради вас! Когда я узнал, что впервые за столько лет у вас появились клиенты, а Лысик рассказал мне, что пропавший изобретатель вовсе не пропадал, а всего лишь простудился, я не мог избавиться от этой мысли. Короче говоря, расследовать стало нечего, и у вас никакого дела нет. Я быстро сварил суп из поганок и отнес в "Бауэри Хилтон". Он обрадовался и быстро съел пол-тарелки. Я думал, что теперь дело не кончится и вам поручат найти убийцу.

— И ты не боялся, что я добьюсь успеха, — вознегодовал Жирный, что я и сделал на самом деле?

Шеф-повар съежился и с жалким видом помотал головой.

— Нет, я подумал, что вы настолько выжили из ума, что никогда не раскроете это преступление, будете возиться с ним, и у нас будут псевдо-доллары на продукты, которые вы так любите. Все ради вас, сэр!

— Фу! — произнес Жирный в своей обычной дурацкой манере.

Инспектор с сержантом поволокли поникшего повара из оффиса, прихватив в качестве вещественного доказательства судок. Остается только уповать на то, что по дороге они не забудут и не съедят суп.

— Все это хорошо, — холодным тоном заметил Карл Пол, — но вы еще не решили, мой вопрос, за который я вручил вам солидный гонорар. Если выпустят этот чертов автомобиль, "РАпчед Рэт", и он будет работать на алкоголе, то все винокурни на Земле обанкротятся.

Но ему ответил Чак Кларк, а не Жирный, сидевший с закрытыми глазами с видом уснувшего или потерявшего нить разговора человека.

— Не беспокойтесь об этом, старина, — сказал Кларк Полу. Проект отклонили. Мистер Рапчед нам только что сообщил об этом из Тибета. На днях, крутя свою молитвенную палочку, он пришел к выводу, что автомобильная промышленность ему надоела, и он решил заняться международными финансами. Мы планируем создать сеть многонациональных банков и осуществить его новый замысел — "Одноразовый доллар".

Я ужаснулся.

— Одноразовый доллар! — проблеял я. — Вы хотите сказать…

Он посмотрел на меня свысока.

— Совершенно верно. Используешь один раз — и выбрасысаешь.

КОНЕЦ

ПОЯСНЕНИЯ

В рассказе используются фамилии американских знаменитостей, главным образом, писателей-фантастов.

Келли — лейтенант Вооруженных Сил США, военный преступник, под командой которого рота уничтожила всех жителей деревни Сонгми.

Лайми — жаргонная кличка англичан, как янки — американцев, боши немцев, макаронники — итальянцев и т. п.

Рэт (англ.) — крыса.

"ЮАУ" — Юнион Отомобил Уоркс" — Союз Автомобилепромышленников.

ФДР — Франклин Делано Рузвельт.

Из-за суеверия в США по традиции N13 домам, этажам, квартирам и номерам в гостиницах не присваивается.

Мата Хари — немецкая шпионка во Франции в годы первой мировой войны.

Гадес (миф.) — ад, преисподняя.

Оглавление

ПОЯСНЕНИЯ

Реклама на сайте