«Доступное искусство»

Север Гансовский

Доступное искусство

Лех и Чисон миновали больницу и пошли вдоль фасада огромного перенаселенного дома. Возле стены грелись под лучами вечереющего солнца старики, старухи, перебивая одна другую, рассказывали о том, каких хороших детей они вырастили и как у них всегда все было в порядке в хозяйстве. Тут же ребятишки играли в чехарду, перекидывались мячом и с криками гонялись друг за другом.

У подъезда мальчонка лет четырех мелом рисовал на стене портрет девочки. Руки, как грабли, косички - двумя палочками. От усердия художник высунул язык. Зрители - все мелкота - застыли в благоговейном молчании.

Из углового подвала неслись звуки старого разбитого рояля. Кто-то играл "Песню без слов" ля-минор. Чувствовалось, что руки детские, слабенькие. Но не так уж плохо получалось.

- Вот всегда здесь играют, - сказал Лех. - Как ни иду, всегда.

Они пересекли канал по стальному мостику. Вода внизу была черная, как отработанное масло, и казалась тяжелой, густой. Отсюда начинался район особняков.

- Вообще-то с Бетховеном - это гомеопатия, - сказал Лех. - Зря, по-моему, это придумали: воскрешать Бетховена.

- Какая гомеопатия? - Чисон остановился.

- Ну, когда передают на расстояние всякие там мысли и чувства.

- При чем тут гомеопатия? - Чисон возмущенно фыркнул. - Вот всегда ты ляпнешь что-нибудь такое. Гомеопатия - это из медицины, что-то с лекарствами. Не знаешь, лучше не говори.

- Да, хотя... - Лех задумался. - Правильно, не гомеопатия, а эта, как ее... телепатия. Ошибся. Ну конечно, я всех слов не знаю. У тебя это тоже часто бывает. Ты вчера, например, сказал "стриптизм". А надо было "спиритизм". Ну, пошли.

Дело было в том, что оба в детстве обучались по новейшей системе. Каждому за полгода вложили в голову содержание чуть ли ни всей "Британской энциклопедии". И без всякого труда с их стороны.

Через открытую калитку они вошли в сад Скрунтов.

- Обеды у них хорошие, - сказал Лех. - Останемся, пообедаем. Прошлый раз подавали рябчиков "по-русски".

Перед самым домом большой участок был разбит под "альпийский садик". С фиолетовыми и желтыми крокусами, ирисами и мелкими розовыми рододендронами. Все было хорошо ухожено, но по середине теперь шла траншея, а на цветах, смяв их, валялись части какой-то железной конструкции. Ощущалось, что хозяева затеяли очередную перестройку.

В вестибюле лакей Ульрих взял у них шляпы и пошел наверх доложить.