«Отсроченное время»

Михаил Филиппов Отсроченное время

Научно-фантастический рассказ

Рис. Роберта Авотина

В один из знойных августовских дней в редакции журнала «Фантастика и реальность» сидело четыре человека.

Трое у стола — редакторы Боско, Перголезе и писатель Мериди — обсуждали рассказ последнего. Четвертым присутствующим был писатель Стефано Буркнич, тихо дремавший в кресле из искусственной кожи.

Разговор шел о фантастических манипуляциях с пространством-временем, положенных Мериди в основу его рассказа, а именно о том, насколько правдоподобно все это выглядит. Неожиданно Буркнич поднял голову — оказалось, он вовсе не спит — и брюзгливо сказал:

— Бросьте вы, в самом деле! Правдоподобно, неправдоподобно, какое это имеет значение! Был бы рассказ занимательным, и читатель проглотит его с любой начинкой. Если хотите, я расскажу вам одну подлинную историю о времени, а вы уж потом решайте, правдоподобно она выглядит или нет.

Все, разумеется, согласились, и Буркнич, не откладывая, начал свой рассказ:

— Это произошло с человеком довольно известным, которого я знал с детства. Возможно, фамилия его знакома и кому-нибудь из вас, поэтому я позволю себе ее изменить. Назовем его… ну хотя бы Чезарини.

Он был незаурядным социологом и в тридцать три года приобрел колоссальную известность своей книгой «Общество и технический прогресс».

Однажды, когда Чезарини работал у себя дома, в наружную дверь позвонили. Он открыл — перед ним стояли двое. Один из них, тот, что был повыше ростом, спросил:

— Синьор Чезарини, социолог, если я не ошибаюсь?

— Да, это я.

— Извините, синьор Чезарини, но, если вы разрешите нам войти, мы быстро доложим свое дело.

Удивленный Чезарини проводил гостей в кабинет и предложил им сесть. Не ожидая вопросов, Длинный (так про себя назвал его Чезарини) торопливо заговорил:

— Синьор Чезарини, как и вы, я тоже социолог, а мой друг историк. Мы интересуемся историей развития разумного общества в вашем мире, а точнее, его современной стадией…

— Я бы поостерегся назвать современное общество разумным, — сострил Чезарини и тут же осекся: до него дошел смысл слов «в вашем мире».

«Сумасшедшие или гангстеры?» — тревожно подумал он.

Длинный энергично затряс головой.

— Нет, нет и нет, синьор Чезарини! Не сумасшедшие и не гангстеры! Мы действительно обитатели другого мира и можем это вам доказать. Будьте любезны взглянуть вот сюда.

Он указал на окно, и когда Чезарини взглянул в него, то с минуту смотрел как зачарованный. Когда он оторвался от окна, лицо его выражало крайнее изумление.

— Итак, в силу ряда причин в нашем распоряжении имеется всего только 2 часа 12 минут и 37,2 секунды. Поэтому осмелюсь сразу же приступить к делу.

— Хорошо, — согласился Чезарини, — выкладывайте свое дело.

— Мы уже кое-что знаем о вашем мире, несколько знакомы с его прошлым, а сейчас изучаем историю последних пятидесяти лет. Полчаса назад мы имели счастье познакомиться с вашим трудом, и мы хотели бы получить и другие ваши произведения. Кроме того, мы были бы вам крайне признательны, если бы вы познакомили нас и с прочей литературой по данному вопросу.

— Не знаю, смогу ли я вам чем-нибудь помочь. Хотя, постойте… Вот экземпляр рукописи моей еще не вышедшей книги со списком соответствующей литературы.

Затем он подошел к книжным полкам и выдернул несколько книг.

— Эти книги я тоже могу отдать вам, — добавил он. — А теперь по магазинам. Сколько времени осталось в нашем… в вашем распоряжении?

— Один час пятьдесят две минуты, — ответил Длинный.

Они спустились вниз, и гость указал на стоящий поодаль «альбатрос» новейшей марки. В машине Чезарини с удивлением отметил, что ни один из пришельцев не взялся за руль. Удивление его возросло еще более при виде пустой панели перед креслом водителя — там не было ни зажигания, ни приборов, ни педалей — словом, ничего не было.

Заметив его удивление, Длинный сказал:

— Не беспокойтесь, синьор Чезарини, вы только подумайте, куда нужно ехать.

Чезарини подумал об одном магазине, где ему часто случалось находить нужные книги. «Альбатрос» вздрогнул и помчался по улицам, подлетая к светофорам точно на зеленый свет. Через несколько минут они были на месте.

Затем пришельцы побывали еще в двух магазинах и заполнили книгами багажник и свободное место в салоне.

Когда «альбатрос» наконец остановился в тихом переулке, оставалось еще ровно десять минут… до чего? Этого Чезарини не знал.

Длинный тотчас же ответил:

— В оставшееся время я попытаюсь объяснить вам, синьор Чезарини, то, что успею или сумею. В соответствии с вашими представлениями наш мир находится так далеко отсюда, что я затрудняюсь даже приблизительно обозначить его местоположение. Однако для нас это расстояние не так уж и велико, если использовать некоторые особые свойства того, что вы именуете пространством-временем… ну нечто наподобие туннелей в этой субстанции. Но этими туннелями можно воспользоваться только в определенное время и на определенный срок. Например, следующее наше прибытие к вам может осуществиться примерно через двадцать ваших лет. Впрочем, времени у нас остается совсем немного, а мне хотелось бы отблагодарить вас за вашу неоценимую помощь…

Длинный сосредоточенно наморщил лоб.

— Я пребываю в затруднении… Ничто из того, что имеется у нас с собой, не годится для употребления в вашем мире, между нами так мало общего. Хотя…

Он принялся лихорадочно рыться в карманах и наконец нашел то, что искал, — блестящий чечевицеобразный предмет, напоминающий карманные часы.

— Вот это часы, которые отсчитывают локальное время каждого индивидуума, представляющее собой элемент коллективного времени всей системы. По-моему, ваши древние предки знали о его существовании и называли его фатум. Наш способ использования данного механизма для вас не годится, но вы можете воспользоваться им следующим образом: если вы предвидите нежелательное для вас событие, то можете отложить его на будущее вместе с тем промежутком времени, который оно должно занимать. Для того чтобы ваше желание, или, точнее, нежелание, осуществилось, необходимо и достаточно, чтобы оно не задело существенным образом локальных времен других индивидуумов и не повлияло на коллективное время вашей системы. Например, вы не сможете отсрочить время вашего скончания ценой скончания другого индивидуума, ибо ваше локальное время отчасти детерминируется временами других индивидуумов. Причем это никоим образом не будет выглядеть чудом! Чудес не бывает даже в нашем мире, хотя многое вам представилось бы там чудесным! Но имейте в виду: ваше существование _ли-мити-ровано_. И когда до вашего скончания останется ровно столько времени, сколько вы отложили, механизм выключится, и все отложенные события произойдут одно за другим. Это будет для вас неожиданно, ибо вам неизвестна дата вашего скончания. Имеется и еще один элемент неожиданности. С вами не обязательно произойдут именно те события, которые вы отложили. За время, прошедшее с момента отсрочки события, обстоятельства, послужившие его причиной, могут измениться, а следовательно, может измениться и само событие. Неблагоприятное может превратиться в благоприятное, и, наоборот, не изменится только время, занимаемое событием.

— Боюсь, что, если я буду пользоваться этими часами, мои предсмертные дни окажутся несколько перенасыщенными событиями, — мрачно заметил Чезарини.

— Именно, именно так! — подхватил Длинный. — Но не хотели бы вы еще о чем-нибудь спросить на прощание?

— Хочу. Как пользоваться этими часами?

— О, тысяча извинений! Вот этой красной кнопкой вы их включаете, а черной выключаете. Берите! А сейчас я вынужден просить вас покинуть наше транспортное средство. До свидания, — торопливо проговорил Длинный, чуть ли не выталкивая социолога из машины.

Чезарини остановился на тротуаре посмотреть, что произойдет. Сперва «альбатрос» с двумя пассажирами не двигался с места. Вдруг его контуры затуманились, и он начал расплываться, точно кусок сахара в стакане чаю. Миг — и на месте автомобиля взвился бесшумный вихрь, переливающийся всеми цветами спектра.

Придя домой, Чезарини принялся разглядывать часы. С одной стороны их, там, где корпус был прозрачен, виднелись три стрелки: две центральные — красная и черная, и еще черная, поменьше, на отдельном циферблате. По краям циферблатов были нанесены непонятные знаки.

Чезарини положил часы на стол и долго смотрел на них, прежде чем решился нажать красную кнопку. Все три стрелки на мгновение пришли в движение и снова замерли.

Он огляделся вокруг, прислушался — ничто не изменилось ни вовне, ни внутри его. Поднес часы к уху — они работали бесшумно, если работали вообще. В конце концов он опять нажал красную кнопку и оставил часы в покое.

Буркнич замолчал и закурил сигарету. Мериди спросил:

— Ну и пользовался ваш приятель этими часами?

— Пользовался или думал, что пользуется, и это, как я считаю, послужило причиной его преждевременной смерти. Чезарини и верил, и не верил в эти часы. Во всяком случае, он их уже не выключал и всюду таскал с собой.

Первый случай представился ему, когда однажды ночью он ехал по извилистой горной дороге со скоростью, которая привела бы в ярость любого полицейского. Неожиданно прямо перед ним из тумана возник огромный фургон. За считанные секунды до столкновения Чезарини взмолился: «Господи! Я не хочу, сделай так, чтобы это меня миновало!»

В следующее мгновение фургон кувыркался по откосу, а потрясенный, социолог миновал поворот и остановил машину.

Только через несколько дней он смог спокойно обдумать происшедшее.

Что ж, пришелец предупреждал, что его желания будут исполняться лишь в том случае, если они не повлияют на судьбы других людей. С другой стороны, он мог врезаться в фургон, а мог и не врезаться, и спасение его можно было действительно объяснить самыми естественными причинами.

Вдруг социолога осенило: а что, если посмотреть на часы? Оказалось, красная стрелка сдвинулась на маленькую, но вполне заметную долю окружности.

Прошло больше года. Чезарини стукнуло тридцать пять, и он решил жениться на миловидной и богатой девушке.

За день до свадьбы, на приеме у родителей невесты, наблюдая, как ведет себя девушка, Чезарини пришел к выводу, что она безнадежно глупа, и пожелал чтобы свадьба не состоялась.

Вернувшись домой, он обнаружил у себя на столе конверт. В нем находились настолько любопытные сведения о невесте, что скандал становился неизбежным.

Чезарини не был излишне щепетилен в вопросах морали и согласился замять скандал за приличную сумму. И вновь красная стрелка передвинулась по циферблату.

Бывали и другие подобные случаи, о которых он мне рассказывал, был ряд и таких, о которых он умалчивал. Все они характеризовались тем, что в них не было ничего сверхъестественного или даже просто странного.

Шли годы. Мой друг всерьез занялся политикой, неоднократно влезал в разные рискованные авантюры и всегда выходил сухим из воды. И казалось, невероятное везение не только не радует его, но, напротив, беспокоит. У меня сложилось впечатление, что он жутко боится, что лимит его отсроченного времени истекает и близится срок расплаты.

Наконец грянул гром.

Чезарини не оставил науки, и его книги всегда были сенсационны: он имел доступ к источникам всей необходимой информации. На сенсации-то он и погорел: в одной статье он невольно разгласил сведения о платежеспособности нашего государства. Началось следствие, выяснилось, что Чезарини получил взятку от фирмы «Люпусэст» и что ему грозят несколько лет тюремного заключения. Когда я зашел к нему за несколько дней до суда, он показал мне часы, на которых подвижная красная стрелка совместилась с неподвижной черной, и сказал:

— По-моему, тот тип говорил правду — эта штуковина больше не действует. Но я боюсь не тюрьмы, а того, что эта неудача лишь первая в цепи тех несчастий и бед, которые я откладывал в течение почти двадцати лет. И я боюсь, что теперь они все сразу обрушатся на меня.

Я принялся разубеждать его, доказывая, что он никогда не мог быть уверен в том, что его удачи — следствие действия механизма, а не собственной его необыкновенной везучести. И потом, если даже допустить, что неблагоприятные события действительно откладывались, то за время, прошедшее с момента отсрочки, они могли, как говорил пришелец, превратиться и в более благоприятные…

— Так же как и в менее благоприятные, — угрюмо перебил Чезарини.

В принципе он был прав, и я не стал ему возражать. Покинул его я с неспокойной душой.

Беспокойство мое не было беспочвенным — на следующий день я узнал, что Чезарини застрелился.

Буркнич замолчал и достал новую сигарету.

— Если вы нас не дурачите, Стефано, остается предположить, что ваш друг был редким счастливчиком, а всю эту историю с часами вы выдумали шутки ради, — сказал Мериди.

Вместо ответа Буркнич вынул из кармана какой-то предмет.

— Я получил это по почте через три дня после его смерти.

Часы пошли по рукам и в конце концов вернулись к владельцу.

— Вы пробовали… пользоваться ими? — осторожно осведомился Мериди.

— Да. Результаты те же, что и у Чезарини.

— А как вы думаете, Стефано, что будет, если какое-то время использовать эту штуку, а потом передать другому лицу?

— А что должно измениться? Время течет независимо от того, есть у вас часы или нет.

— А вы не могли бы продемонстрировать нам их действие? Если это возможно, — спросил Боско.

Буркнич подумал и нажал на часах красную кнопку.

— Мне осточертела эта жара, — произнес он.

Стало так тихо, что все услыхали шелест вентилятора. Прошла минута — и вдруг оконные стекла звякнули от далекого удара грома.

Собеседники повернулись к окну. В той стороне, где за домами скрывалось море, медленно разрасталась лиловая туча.

— Вот и конец жары, — сказал Боско. — Жаль только, что никто из нас не посмотрел в окно пять минут назад. В данном случае жара кончилась для всех. А как могло бы это осуществиться для вас одного?

— Откуда я знаю? Может, меня пригласили бы поехать в Гренландию или умер бы дядюшка на Аляске, и мне пришлось бы лететь туда, чтобы вступить во владение наследством.

— Вы собираетесь пользоваться этими часами? — спросил Мериди.

— Нет, Джино, но, может, вы захотите попробовать?

— Нет уж, спасибо! — воскликнул Мериди.

— Ну что ж, тогда я пошел. Я сегодня пешком и хотел бы добраться домой до начала дождя. До свидания!

Буркнич спрятал часы, нахлобучил свою панаму с обвислыми полями и вышел.

Когда дверь за ним закрылась, Боско задумчиво произнес:

— А ведь он так и не сказал, зачем приходил.