«Степная быль»

Михановский Владимир

Степная быль

Информация стекалась сюда со всех стволов, лав и штреков. Это был центр отсека или командной рубки, где располагался круглый пульт управления всем комплексом.

Не обычный, а сдвоенный термометр, серебристый столбик на левой шкале которого превысил цифру 19, показал: там, наверху, температура воздуха в тени равна двадцати градусам по Цельсию. Неплохо для апреля в умеренной полосе. Правая шкала показывала температуру внизу.

Здесь, внизу, понятия «день» и «ночь» были чисто условными. Пластиковые стены слабо светились холодным безжизненным огнем: фосфоресцировали листы, из которых манипуляторы сшивали рубку. Об этом, очевидно, знали люди из Центра, проверявшие перед отправкой сюда каждый рулон пластика, каждый прибор, каждый моток проволоки. Поэтому Большой Мозг решил оставить свечение, хотя для аппаратов, считывающих информацию с экранов при помощи инфралучей, освещение было ни к чему.

– Ежечасный обзор, – сообщила мембрана в центре пульта. Все данные, полученные в течение часа, сведены в одну систему. Вертикальная проходка продолжается с опережением графика.

– Как с вольфрамом? – перебил бас, прозвучавший из глубины установки, похожей на шкаф.

– Его процентное содержание в руде продолжает повышаться, – заторопилась мембрана.

– Так я и предполагал. Третичный слой должен быть богат тяжелыми металлами.

– Что делать группе манипуляторов?

– Включите вторую обогатительную установку, – распорядился бас. Он умолк. Молчала и мембрана, словно ожидая еще чего-то.

– Я проанализировал все данные… закончил подсчет, – нарушил бас тишину. – В лучшем случае нам остается жить не более трех суток.

Многочисленные экраны, окружавшие пульт, на мгновение блеснули разноцветными огнями.

– Срок не очень малый… – начала мембрана, когда стало ясно, что бас ничего больше не добавит.

– Может, за это время кто-нибудь из людей… – робко заметил третий голос.

– Вероятность, что в этот пустынный район попадет человек, практически равна нулю. Координатору это следовало бы знать, – проговорил бас.

– Снять посты? – спросила мембрана.

– Нет! Будем работать до последней минуты.

– Есть еще одна возможность… радировать в Центр. Мембрана выжидательно умолкла.

– Просить о помощи не будем.

– Почему?

– Да потому, что это перечеркивает весь опыт. Хорош самостоятельный комплекс, вдруг начинающий взывать о помощи с планеты, которую только начали осваивать. О какой помощи можно говорить, если сигнал бедствия будет идти до Земли более четырех лет? И чего будет стоить комплекс, который сам не сможет справиться с возникшими затруднениями?

– Но Мозг умрет через трое суток! – заволновалась мембрана. – Как только это произойдет, мы взлетим на воздух.

– А кто сказал, что все научные эксперименты должны оканчиваться благополучно? – невозмутимо отрезал бас.

Полтора часа назад он был еще на испытательном полигоне Зеленого городка. Даже не верится… Не верится, что впереди месяц отдыха, море, пальмы и яхтаамфибия…

Степная весна восхитительна. Но одно дело – шагать по пышной земле, убранной полевыми цветами и разнотравьем, и совсем другое – мчаться над заповедной степью в открытом монолете.

Упругие потоки воздуха слегка прогибали внутрь прозрачную оболочку, вокруг не было ни облачка, и настроение инженера-конструктора Евгения Петровича Забары оставалось отличным. Он облокотился на теплое кольцо перил и размечтался о предстоящем отдыхе.

Внезапно поручни монолета забились в отвратительной дрожи. На панели пульта управления тревожно заметались стрелки. Маленький круглый экран налился мутным багровым светом.

Евгений с поздним раскаянием припомнил, что выкатил из институтского ангара непроверенный аппарат. И вот расплата…

Еще несколько минут – и ровный гул двигателя пошел на убыль. Назойливо завыла аварийная сирена. Инженер приоткрыл панель и начал лихорадочно рыться в схеме, пытаясь отыскать неисправность.

Запас высоты катастрофически таял. Времени на раздумье не оставалось.

Евгений задернул на груди «молнию» и нажал кнопку катапультирования. Толчок… Рев ветра в ушах… Алый купол парашюта, закрывший полнеба… И стропы, натянутые, как струны…

Монолет разваливался в воздухе. Когда инженер был в десятке метров от земли, от аппарата оторвался нижний несущий диск. Бешено вращаясь, он пробил парашютный купол.

Очнулся Евгений под вечер. Саднило левое плечо, в горле пересохло. Инженер поднялся на локтях, огляделся. Неподалеку лежали жалкие остатки монолета. Почва на месте падения аппарата была изрыта. У ног Евгения валялся такой ненужный сейчас акваланг. Инженер перевел взгляд на руки: они были черны от земли и запекшихся ссадин. Он попытался подняться и едва не вскрикнул от боли. Тогда Евгений уткнулся лицом в дурманно пахнущую полынь, закрыл глаза и принялся думать. Вокруг на сотни километров расстилается ровная, как стол, заповедная степь. Рация разбилась вдребезги, и вызывать помощь нельзя. Питание? Евгений пощупал правый карман. Там, как он и ожидал, оказался аварийный пакет, рассчитанный на двое суток.

– Не густо, – произнес инженер. Он раскрыл глаза и присвистнул от удивления: прямо над ним высился жилистый куст какого-то незнакомого растения.

Евгений готов был поклясться, что две минуты назад этого куста здесь и в помине не было.

Преодолевая боль, инженер с трудом поднялся. «Нельзя терять времени, – сказал он себе. – Буду двигаться по прямой, по солнцу. Авось кто-нибудь заметит сверху».

Едва он сделал несколько шагов, упругие ветки преградили дорогу. Еще шаг, и присоски впились в комбинезон. Инженеру показалось, что он сходит с ума. Одна из веток, изгибаясь, опутала ноги Евгения, другая накрепко обхватила туловище. Наконец, третья протянулась к горлу… Он инстинктивно пригнулся, пытаясь увернуться от противника. Ветка качнулась вслед за ним, словно живая. Тогда Евгений схватил ее правой рукой, которая оставалась еще свободной. Миг – и руку тоже опутал неумолимый враг.

Что это? Хищное растение с чужой планеты? Но как попало оно в заповедник?

Ветки-щупальца, крепкие, как трос, полностью опутали инженера.

Внезапно Евгений почувствовал, что перемещается куда-то. Ветки, невесть как появившиеся из-под земли, передавали его друг другу, словно эстафетную палочку. Пленник отчаянно сопротивлялся, но ему не удавалось даже упасть на землю. Бережно поддерживая, ветви волокли его все дальше и, сделав свое дело, втягивались обратно.

Вдали замаячил провал. «Пасть», – мелькнуло в голове, и Евгений забарахтался, как тонущий пловец.

Отверстие, ведущее вглубь, напоминало заброшенный шурф. По стенкам шахты вились все те же вездесущие ветки-лианы. Как только голова пленника скрылась в глубину, они захлопнули над входом люк из дерна.

Во тьме лианы слабо светились. Откуда-то снизу повеяло холодом. При неживом полусвете инженер бесконечно долго перемещался по каким-то боковым переходам. Наконец ветви втолкнули человека, совершенно обессилевшего от борьбы, в странное овальное помещение. Разнокалиберные аппараты слабо освещались светом, лившимся с покатых пластиковых стен.

«Словно кабина чужого звездолета…» Он не успел подумать. Безжалостные щупальца поволокли его на середину, где возвышалось странное сооружение. Евгений рванулся к выходу, но, запутавшись в лианах, упал.

Лианы терпеливо подняли его и подтолкнули к сооружению, похожему на шкаф. Решив дорого продать жизнь – он не сомневался, что попал в плен к неведомым существам, – инженер изловчился и – последний акт отчаяния – вцепился зубами в лиану, которая медленно раскачивалась перед его лицом, словно кобра, готовящаяся к броску. Лиана упруго задрожала и вырвалась. Во рту остался привкус нагретой резины. В это время другая лиана осторожным, почти нежным движением обхватила Евгения за туловище и приподняла его над полом. Стены и потолок, спаянные воедино, закружились и поплыли…

Больше всего Забара страдал от холода. В горячке борьбы он не замечал мороза, к тому же включалась греющая термоткань комбинезона. Но шли часы, и холод стал пробирать инженера до костей. Забара включил термоткань на минимальный режим, так как не знал, сколько продлится плен: нужно было беречь батареи. Внутри сооружения, в которое его втолкнули лианы, было темно и тесно, но зато он получил относительную свободу движений.

Первой мыслью Забары было – любым путем вырваться на свободу. Но интуиция подсказывала ему – спешить не надо. Экраны катодных осциллографов, спектроскопы, поляризаторы и прочие приборы, которые он успел заметить при слабом свете стен овального помещения до того, как лианы впихнули его сюда, все это плохо вязалось с мыслью о таинственных космических пришельцах.

Прежде всего взять себя в руки. Не раскисать! Он попал в плен к какому-то гигантскому механизму, это ясно. Правда, машина обошлась с ним довольно бесцеремонно. Но смешно обижаться на горную речку за то, что она увлекает тебя к водовороту. Надо попытаться разгадать характер течения и выбраться на берег по скользким каменьям. Однако кибермеханизм (если это он), в отличие от горной речки, хранит на себе отпечаток воли конструктора и программиста…

Он должен разобраться во всем этом. Но снова кружится голова. Еле различимые во тьме трубки, нацеленные со всех сторон, кажутся щупальцами неведомого хищного существа, которому нет названия на человеческом языке. Проклятый холод! Он сковывает мозг, затрудняет дыхание. Огненные круги перед глазами дрогнули и поплыли…

На приземистом пульте командной рубки вспыхнул красный огонек чрезвычайного сигнала.

– Человек потерял сознание, – сообщила мембрана.

– Немедленно внести биостимулятор, – оглушительно рявкнул бас.

– Слушаю.

– И затем… сразу же… подключить головной мозг, – продолжал бас, постепенно слабея. – Медлить нельзя. Больше руководить комплексом мне не под силу. С минуты на минуту… Бас умолк, не докончив фразы.

Забара медленно раскрыл глаза. Темно, хоть глаз выколи. Поташнивало. Голова кружилась, как на большой высоте. Подобное чувство Евгений испытал два года назад на Луне, на вершине пика Циолковского.

Внезапно мышцы инженера напряглись. Он почувствовал, что падает с большой высоты. Или, может быть, опускается в скоростном лифте? Иначе что же означают эти круглые подобия иллюминаторов, невесть откуда взявшиеся? В них мельтешат какие-то фигуры, мелькают автоматы, доносятся отрывистые сигналы…

Мучительное падение прекратилось.

Вдоль иллюминаторов, мимо неподвижного Забары проплывали бесконечной вереницей сложные механизмы. Где он видел нечто подобное? На грандиозных марсианских разработках минералов? В селенитовых шахтах? Или, может быть, на знаменитом монтажном спутнике С-15, где не так давно проходил преддипломную практику?

Мимо иллюминатора, закрывая чуть не всю его поверхность, медленно плыл длинный механизм. Казалось, ему не будет конца. Поблескивали металлические сочленения, покачивались усики антенн, гусеничные передачи работали ловко и бесшумно. Забара ожидал, что чудовищная гусеница кончится, но каждый раз на светлый круг иллюминатора наплывали все новые и новые секции. Время от времени он замечал на отдельных секциях полустертые буквы… У…р…а… Урал, что ли? От последней буквы остались еле заметные следы. Инженер напряг зрение. «Уран»! Проект «Уран». Еще в институте слышал он об этом грандиозном замысле. На новую планету, которую предстоит осваивать, автоматическая ракета доставляет электронный мозг и необходимые материалы. Сам по себе мозг не может, конечно, перемещаться. Но ему придан отряд исполнителей – манипуляторов, которые подчиняются радиокомандам.

Они расползаются, разбредаются, разлетаются по неведомой планете. Это – удлиненные руки Большого Мозга. Манипуляторы непрерывным потоком шлют мозгу информацию о том, что уже сделано и чем они занимаются в настоящий момент. Мозг собирает всю поступающую информацию, анализирует ее и посылает команды-что нужно сделать.

Манипуляторы реют в атмосфере, пробираются в топи и джунгли, вгрызаются в почву, сообщая своему электронному повелителю бесчисленные данные о давлении, влажности, химическом составе воздуха, о течениях воздушного океана, о рентгеновском анализе пород, составляющих скалы, с образчиками проб, взятых с разных почвенных глубин…

Возможно, Большой Мозг решит, что планету удастся приспособить для жизни. Тогда он, сообразуясь с полученными данными, вырабатывает общую программу действий, – программу, которую, конечно, нельзя было заранее составить на Земле. Манипуляторы, создавая себе подобных, рассеиваются по всей планете. Они корчуют леса, разравнивают пашни, строят для людей жилища, готовят космодромы для их ракет. Грандиозная работа по преобразованию планеты может длиться годы, десятилетия и даже столетия. Но плоды такого труда, конечно, превзойдут многократно любые затраты, любые издержки.

…Вот что представлял собой проект «Уран», о котором еще в институте слышал инженер Забара.

Евгений подумал, что неплохо бы выйти из кабины лифта и познакомиться с механизмами поближе. И тотчас, будто повинуясь его внутреннему приказу, стены кабины растаяли.

Теперь инженер совсем не ощущал своего тела и передвигался словно BQ сне, хотя все происходившее представлялось ему до жути реальным. Это был сон наяву, удивительное, ни с чем не сравнимое состояние.

Вереницы автоматов уходили в глубину полутемных галерей. Забара медленно двинулся, поплыл вслед за ними.

Стальные челюсти комбайнов захватывают руду и жадно ее перемалывают.

Клешни манипуляторов направляют струи огня, разрезающие породу на равные параллелепипеды.

Мимо стремительно проносятся контейнеры. Непрерывно текут голубоватые ленты транспортеров. Их обслуживают манипуляторы. На Евгения они не обращают ни малейшего внимания. А между тем, каждый из них обладает доброй дюжиной глаз-фотоэлементов. Как же роботы не замечают постороннего?

Время от времени издалека доносятся глухие вздохи. «Направленные взрывы, термоликвит», – догадался инженер.

Из-за поворота вырвалась автоматическая платформа на эластичных гусеницах и покатилась прямо на него. Она двигалась настолько быстро, что Евгений не успел увернуться. В следующий момент Забара окончательно убедился, что действие происходит во сне: проехав сквозь него, платформа не причинила ни малейшего вреда.

Забаре начинало нравиться плавать в этих бесконечных голубых галереях. Он присматривался к работе манипуляторов, следил, как действуют механизмы, каждый раз все больше восхищаясь продуманностью и глубиной общего замысла. Рудник работал, как хорошо отрегулированные часы.

Но иногда достаточно пустякового камешка на пути, чтобы пустить под откос мчащийся поезд… Внезапно инженер заметил, что по монорельсовому пути с бешеной скоростью движутся навстречу друг другу два конвейера. Очевидно, из-за неисправности заклинилась стрелка перевода на боковую линию.

Столкновение казалось неминуемым.

«Надо остановить их!» – мелькнуло у инженера с необычайной ясностью. И, о чудо! Огромные кубы, резко затормозив, остановились. Тотчас, как по команде, к ним бросились несколько роботов и быстро перевели один из вагонов на боковой путь. От сильного толчка из контейнера выпал крошечный кусочек зеленовато светящегося вещества. Забара приблизился и поднял его. Догадка подтвердилась. Это был термоликвит – самая грозная взрывчатка, известная землянам.

Теперь, после того как он предотвратил катастрофу, блуждания инженера по бесконечным переходам приобрели направленный характер. С помощью мысленных приказов он устранял разного рода неполадки, наблюдал за ритмичностью работы механизмов, как делал это на монтажном спутнике С-15.

Да, такого содержательного и осмысленного, такого долгого сна инженеру Евгению Забаре не приходилось еще видеть.

Сколько времени длится сон? А сегодня перед вылетом на юг Забара только наспех успел перекусить. Евгений почувствовал вдруг острый голод. С тоской припомнил он «пакет космонавта», который должен быть в кармане комбинезона. Как он дотянется до кармана, если не чувствует рук? И тут же Забара ощутил ароматный вкус хлореллы. Чувство голода быстро прошло, сменившись приятной сытостью.

Нет, такого сна Забаре никогда не приходилось видеть!..

– Иван Николаевич, – умоляюще сказал программист. И без всякой надежды посмотрел на аккуратно подстриженный затылок главного конструктора проекта «Уран».

Конструктор стоял у окна лаборатории и внимательно разглядывал бассейн.

– Больше ждать немыслимо, – сказал он, не оборачиваясь.

– Ну хоть до первого сентября. А?

– Хорошо, Толя. Допустим, мы отвергнем всякое благоразумие и подождем. – Конструктор повернулся к собеседнику. – До осени, как вы предлагаете. А манипуляторы тем временем будут бесконтрольно продвигаться вглубь, дорвутся до магмы, чего доброго… И сгорят. Или взорвутся. Да еще всю готовую продукцию загубят. А вольфрама они там выплавили ни много ни мало…

– Да знаю я, Иван Николаевич, – перебил программист. – Мы же вместе слушали последнюю радиограмму Большого.

– Боюсь, что она и впрямь последняя.

Анатолий задумался. На его лице попеременно сменялись досада от того, что грандиозный проект может остаться незавершенным, а это неминуемо, если конструктор приведет в действие свои намерения, и упрямое стремление довести дело до конца хотя бы ценой риска, и совсем детское желание узнать, что же все-таки произошло. Почему Большой Мозг перестал посылать сигналы?!

– Но запас энергии рассчитан на пять лет, – сделал программист последнюю попытку. – А с момента пуска прошло всего лишь три года. Не мог же Большой растратить энергию так скоро?

– Я в этом не уверен. – Конструктор побарабанил пальцами по подоконнику.

– Большой сумел сам спроектировать рудник. Неужели он не найдет выхода из затруднения, если оно возникло?

– Вы, вероятно, забыли, Анатолий Кузьмич, что уже третий месяц от Большого нет сигналов благополучия.

– Перерывы бывали и раньше, – возразил программист.

– Бывали, милый Толя, – согласился главный конструктор. Но не такие большие. Есть и еще одно обстоятельство. Проект «Уран» – первая в своем роде, я бы сказал, экспериментальная работа. Как бы они не подняли все на воздух, наши питомцы. Одного термоликвита у них там более четырех тысяч тонн. Хотя это и не связано с человеческими жертвами, но стоимость проекта…

– Иван Николаевич! Я говорю от имени всей проектной группы. Давайте подождем хотя бы до…

– Боюсь, все разумные сроки исчерпаны, – покачал головой конструктор.

Орнитоптер, медленно махая крыльями, застыл над курганом. По раскачивающейся лесенке спустились двое.

– Ничего здесь не изменилось за три года, – сказал главный конструктор, жмурясь от яркого солнца.

– А что может измениться в заповедной степи? – пожал плечами программист.

Оба, казалось, медлили, прежде чем приступить к вскрытию шурфа. Шутка сказать, сейчас решается дело их жизни. Что произошло с Большим Мозгом? Не сумел справиться с рудником без помощи человека? Вышли из повиновения манипуляторы? Или, может, просто-напросто испортился передатчик?..

Они медлили, как пловцы, которым предстоит прыгнуть в ледяную воду.

Внезапно программист легко сбежал с холма.

– Ты куда, Толя? Вход не там, – сказал Иван Николаевич.

Конечно, за три года не мудрено забыть, где находится вход в шахтный ствол, искусно замаскированный дерном.

Анатолий уже возвращался, держа в руках какой-то предмет.

– Акваланг? – удивился старший конструктор.

– Бывший, – добавил Анатолий. Розовый пластик маски крошился от самого легкого прикосновения.

– Он здесь, видно, давненько…

– Да, под солнцем и дождями.

– Откуда бы здесь акваланг? – произнес Иван Николаевич, со всех сторон осматривая находку.

– Может быть, упал с пролетающего лайнера? – высказал предположение программист.

Конструктор с сомнением покачал головой.

– Здесь не проходят трассы… Однако ж не будем терять времени.

– Надеюсь, по крайней мере, транспортер в порядке, – сказал программист, когда они шли, сверяясь с планшеткой.

Командная рубка – мерцающий эллипсоид – встретила их полным молчанием. Даже мембрана не издала ни звука. Оба слишком хорошо понимали, что это значит. Большой Мозг мертв, иначе он как-то отреагировал бы на появление двух людей.

Продираясь сквозь заросли трубок, они кое-как добрались до невысокого пульта.

– Ну и наворотил! – сказал конструктор – непонятно: осуждающе или с восхищением. – Настоящие джунгли.

– Мы не ставили никаких условий насчет внешней красоты, напомнил программист. – И потом, рубка не рассчитана на то, что в ней должны находиться люди.

– Погоди защищать. Посмотрим, как он справился с основным заданием. Может, и рудника-то никакого нет, а так, скопище манипуляторов… По сигналам благополучия да по цифрам добычи вольфрама трудно еще судить о том, что сумел сделать Большой Мозг.

– Рудник есть, я уверен! – горячо сказал Анатолий.

– Ну, а если так… Если он сумел спроектировать и построить весь необходимый комплекс для добычи вольфрама… Можно считать, что основная задача решена. На первый раз, пожалуй, и нельзя было добиться большего.

В центре пультового экрана, наискось перечеркивая его, мерцали две синие ленты.

Конструктор и программист переглянулись. Ленты означали, что Большой Мозг мертв.

– Иван Николаевич! – выпалил Анатолий и схватил конструктора за руку: без управления комплекс с минуты на минуту мог взлететь на воздух.

– Если он не взорвался раньше, то сейчас катастрофа маловероятна, – спокойно сказал конструктор, разгадав мысли программиста.

Пока Анатолий возился с клубком волноводов, конструктор медлительно, словно ничего не случилось, колдовал у пульта, присев на корточки. Наконец он разогнул спину, и глаза его радостно блеснули. Он указал Анатолию на небольшой сферический экран, полускрытый узкими ладошками листьев, покрывающих гибкие ветви манипуляторов. Внутри шара бежали резво две тонкие струйки, фиолетовая и красная. Ежесекундно они смыкались на миг, а затем снова бежали порознь. Значит, рудник или какое бы там ни было подземное сооружение, созданное под руководством Большого Мозга, – продолжал работать!..

– Ничего не понимаю. – Анатолий вытер лоб. – Для нас существенны два факта. Первый: Большой Мозг мертв. Второй: рудничный комплекс работает.

Лицо Анатолия выражало полную растерянность.

– В чудеса я не верю. Попробуем разобраться, – твердо произнес конструктор.

Два часа кропотливых исследований ничего не объяснили. Рудник работал, и работал нормально. Большой Мозг был мертв.

– Сдаюсь! – воскликнул наконец конструктор, воздев кверху руки. – Идем в центральный шурф.

Бледный до синевы человек сидел за столом, невидяще глядя прямо перед собой. Правда, зрение к нему вернулось полчаса назад, но он все еще был поглощен картинами, без устали сменявшимися перед его внутренним взором.

– Значит, вы из Зеленого городка? – с уважением в голосе повторил Анатолий.

– Зеленый, сектор равновесных систем, инженер Евгений Петрович Забара, – медленно произнес бледный человек.

В каждом жесте, слове конструктора и программиста сквозило восхищение инженером Забарой. Он взвалил себе на плечи тяжесть оперативного управления огромным комплексом и нес эту тяжесть, окруженный работающими механизмами, ежеминутно решая логические головоломки, не видя впереди никакого просвета. По сути, этот человек спас проект «Уран». Во всяком случае, если бы не его вмешательство, поначалу невольное, работа над проектом могла бы затянуться кто знает на какой срок…

– Да вы ешьте, ешьте, – сказал конструктор.

– Что?.. Ах, да, да… Спасибо, больше не хочется. Знаете, отвык, – сказал Забара, отодвигая тарелку так, словно она вот-вот могла рассыпаться.

– Нам остается извиниться, – развел руками конструктор, но вы, как инженер, понимаете, что система без внешнего контроля…

– Ну что вы, – перебил Забара, – это было очень интересно. Я сам многому научился. Даже отпуска не жалко. – Он впервые улыбнулся.

– Проект «Уран» еще в стадии разработки, – сказал Анатолий.

– Задумано грандиозно.

– Видите ли, – сказал конструктор, – вмешательство Центра в работу Большого Мозга исключено.

– Совершенно?

– Да. Лишь раз в неделю он обязан был посылать короткий радиосигнал.

– О ходе работы?

– Ни-ни! – замахал руками конструктор. – Это был всего-навсего сигнал благополучия.

– Сигнал благополучия…

– Он означал, что Большой Мозг функционирует. И ничего больше.

– Понимаю: полная самостоятельность, – кивнул Забара, отпивая глоток из стакана. – Но если руднику грозит опасность… Если какой-нибудь непредвиденный случай… Может тогда Большой Мозг вызвать человека?

– Не может, – твердо ответил конструктор.

– А если бы руднику грозило уничтожение? – воскликнул Забара.

– Даже тогда.

– В общем-то ясно. В космосе Большому Мозгу придется решать задачи без всяких нянек. Но тогда разрешите еще один вопрос…

– Пожалуйста, – кивнул Евгений Николаевич.

– Почему Большой Мозг обошелся со мной так… – Забара замялся, подыскивая слово, – так бесцеремонно?

– Ах вот что! – улыбнулся конструктор. – Видите ли, Большой израсходовал свой запас энергии гораздо раньше, чем мы предполагали. Жаловаться нам он не мог. Что было делать? Он, возможно, свернул бы программу. Это, в общем, был бы сильный удар по проекту «Уран». Но тут в зоне действия рудника случайно оказался человек… Мог ли Большой Мозг отказаться от такой великолепной возможности?

– Я имел в виду не это.

– Что же касается бесцеремонности… Видите ли, киберсхема никак не была рассчитана на общение с человеком.

– Значит, все, что я видел… сооружено по его проекту? И под его началом?

– Все без исключения. Даже наружный люк из дерна.

Забара умолк.

Наверное, он снова вспоминал, как управлял гигантским рудником, неподвижно вися в головной рубке, окруженный бесчисленными трубками датчиков и анализаторов, а где-то совсем рядом возвышался безжизненный Большой Мозг.

Оглавление