«Этюд о крысином смехе»

П. Г. Давыдов, А. Е. Кирюхин

Этюд о крысином смехе

Глава 1

Однажды утром, я и мой друг мистер Шерлок Холмс сидели в гостиной нашей старой квартиры на Бейкер-стрит и пили кофе. Холмс удобно расположился в кресле и, отхлебывая кофе маленькими глотками, просматривал утреннюю почту.

- Письмо от некого Дэниела Блэквуда! - внезапно воскликнул он. Интересно! - Мой друг вскрыл невзрачный серый пакет, развернул письмо и быстро пробежал его глазами. - Слышите, Уотсон? Он пишет, что будет у нас ровно в десять в связи с каким-то делом. - Холмс взглянул на часы. - В нашем распоряжении еще почти полчаса, чтобы ознакомиться с утренним выпуском "Таймс". - Холмс неторопливо развернул газету и стал читать все подряд, произнося вслух заголовки. - Так... Заседание Парламента... Новый налог... Ерунда какая-то!.. Торжественная процессия в Гайд-парке... - Холмс перелистнул страницу. - Уголовная хроника. Вот! Уотсон, вы помните нашумевшее дело о похищении пирамиды Хеопса? Похоже, полиция напала на след преступника.

С этими словами он протянул мне газету. Вся Европа в то время была ошарашена скандальной, не имеющей равных по наглости, беспрецедентной кражей одного из семи "чудес света" - пирамиды Хеопса, которая совершенно непонятным образом была похищена среди белого дня прямо из-под носа у египетских колониальных властей. Разразился страшный скандал, на свет выплыло множество темных махинаций, ряд крупных чиновников предстал перед судом, но все это ни в коей мере не способствовало поимке преступника и возвращению похищенного памятника архитектуры. Казалось, пирамида навсегда потеряна для человечества. И вот, перед моими глазами лежал свежий выпуск газеты, на последней странице которой была помещена статья, сообщавшая о том, что некий американский фермер из Аризоны видел, как четверо неизвестных, впрягшись в гигантскую тачку, везли пирамиду куда-то на север.

- Подождите, подождите... Кажется, я начинаю что-то понимать! пробормотал я, не понимая абсолютно ничего.

- Вот именно, Уотсон. Вот именно! - кивнул Холмс и с загадочной улыбкой стал набивать трубку.

Я никогда не уставал шумно восхищаться гениальностью этого человека. Помните, как в деле с таинственным исчезновением лорда Харрингтона, Холмс обнаружил его спящим в винном погребе родового замка? Какую изобретательность пришлось проявить ему тогда, чтобы разбудить спящего лорда! Какую недюжинную силу и железную волю продемонстрировал он, вытаскивая Харрингтона из подвала! Какой блестящий ум и глубокое знание человеческой натуры позволили ему доказать леди Харрингтон, что ее муж задержался на внеочередной сессии парламента! Без всякого сомнения можно сказать, что Холмс был гениальнейшим сыщиком нашего времени, и все очень сожалели, что он категорически отказался от участия в расследовании похищения пирамиды. Конечно, возьмись за это дело Холмс - и преступник уже давно предстал бы перед правосудием, но мой друг сослался на то, что с раннего детства ненавидит египетские пирамиды.

От этих воспоминаний меня отвлек голос великого сыщика:

- Послушайте, Уотсон, держу пари, вы сегодня не брились!

- Как вы догадались?! - ошарашено воскликнул я, схватившись за колючий подбородок...

- Нет ничего легче, - сказал Холмс, со спокойной улыбкой, глядя на мое обескураженное лицо. - Многое кажется загадочным и необъяснимым до тех пор, пока человек не видит всей логической цепи рассуждений, которая приводит к окончательному выводу. Через минуту вы скажете, что все это до смешного просто...

Он не успел договорить, потому что с лестницы раздался приглушенный вопль, шум упавшего тела и звон разбитого стекла. Кто-то, чертыхаясь, катился вниз по ступенькам.

- Вывих голеностопного сустава, - хладнокровно отметил Холмс, когда шум затих. - Киньте ему костыль, Уотсон.

Я взял из угла костыль - тот самый знаменитый костыль, которым Джо Кентерберийский из Ист-Энда открыл хитроумнейшие сейфы нордского банка. Холмс, раскрывший эту кражу, взял костыль себе в качестве сувенира.

- Кстати, проверим вашу наблюдательность, - сказал мой друг после того, как я кинул костыль вниз по лестнице. - С какой ступени свалился наш гость?

- С двадцатой, - попытался угадать я.

- С пятнадцатой, - усмехнулся Холмс, прислушиваясь к шагам посетителя, ковыляющего по лестнице, - именно на пятнадцатой ступени вы оставили банановую кожуру. К тому же, там всего семнадцать ступенек.

В дверь постучали.

- Войдите, - спокойно сказал Шерлок Холмс и на пороге по казался человек лет тридцати пяти, в залатанном костюме, дырявой шляпе и разных башмаках на босу ногу. На его узком, длинном лице алым пятном выделялся тонкий, крючковатый нос, выдававший пристрастие гостя к спиртному. Глаза его смотрели тускло и устало, костыль, на который он опирался, то и дело грозил вырваться из его трясущихся рук.

- Я имею честь видеть мистера Шерлока Холмса, - не здороваясь, обратился он ко мне, Я скромно промолчал. Голос у раннего посетителя был хрипловатым, а речь - довольно невнятной.

- А вы, наверное, мистер Дэниел Блэквуд, старший сын досточтимого Хьюго Блэквуда, более известного как барон...

- Да-да!.. - испуганно пролепетал наш гость. - Но прошу вас... Полагаюсь на вашу скромность... Я даже оделся так...

- Не волнуйтесь, я свято храню тайны моих клиентов, - успокоил его Холмс

- Мое дело крайне запутано, и инспектор Миллз из Скотланд-Ярда посоветовал мне обратиться к вам, - робко начал мистер Дэниел - Он очень высоко ценит вас и ваш кондуктивный метод.

- Дедуктивный, - поправил посетителя Холмс. - Ну-ну, мистер Дэниел, продолжайте. Я весь во внимании.

- Первым делом, я должен ознакомить вас с этим, - сказал мистер Дэниел и, воровато оглянувшись по сторонам, вытащил из-за пазухи горлышко разбитой бутылки.

- Извините, это не то, - смутился он, вновь сунул руку за пазуху и на этот раз достал полную бутыль. Смутившись окончательно, он что-то буркнул и, наконец, извлек фолиант, размером со средний чемодан, весь в пыли и паутине.

- Садитесь сюда, друг мой, - сказал Холмс, указывая на кресло.

- Итак, - начал мистер Дэниел, - отхлебнув из уцелевшей бутылки и открывая первую страницу, - в одна тысяча триста шестьдесят первом году от рождества Христова граф йоркширский Генрих Спесивый, приходящийся сыном герцогу Эдинбургскому, женатому на графине Анне д'Эстамп, внучке незаконного сына короля Франции...

Дальнейшее я помню смутно. Когда я проснулся, уже вечерело. Монотонный голос мистера Дэниела Блэквуда. продолжал бубнить:

- ...и тогда он решил взять в жены маркизу де ла Фон, происхождение которой от герцога Анжуйского неопровержимо доказывается генеалогическим деревом династии Капетингов; брат же маркизы, потерявшей свою долю наследства в соответствии в завещанием лорда Мортимера...

Я опять уснул, и на этот раз до утра. Первое, что я услышал после пробуждения, был голос Блэквуда:

- ...что позволило ему еще не раз воспользоваться милостями короля Людовика Тринадцатого. - С этими словами он захлопнул фолиант и посмотрел на Холмса.

Холмс так увлекся рассказом, что со стороны мог сойти за спящего. Но едва прозвучали последние слова мистера Дэниела, как великий сыщик открыл глаза и произнес:

- Кажется, я начинаю что-то понимать. Хотя есть, разумеется, еще кое-какие неясные места. Прочтите-ка мне все это еще разок!

Я поднялся из кресла, позавтракал и ушел, сославшись на дела, связанные с моей врачебной практикой. Целый день и целую ночь я гулял по Лондону, отдыхая на попадавшихся по дороге скамейках и питаясь в кабаках и харчевнях. Под утро я так сильно продрог в тумане, опустившемся на город, что все же решил вернуться домой. Когда я вошел в комнату, чтение как раз закончилось. Шерлок Холмс с аппетитом уплетал яичницу с ветчиной, которую бесподобно готовила наша домохозяйка миссис Хадсон, а мистер Дэниел голодными глазами смотрел на быстро пустеющую сковороду.

- Ну что же, - сказал Холмс, отрываясь от еды, - это любопытно. Я берусь за ваше дело.

- И вы вернете мои деньги? - с надеждой спросил Блэквуд.

- Ка... какие деньги?! - Холмс даже подавился, с изумлением уставясь на мистера Дэниела.

- Как это какие? Те, которые у меня украли!

- Кто украл?

- Вот узнать бы! - сказал Блэквуд и вопросительно посмотрел на Холмса.

Лоб отца криминалистики пересекла глубокая морщина.

- Так, значит, у вас украли деньги?

- Именно! Они лежали в этой книге. - Дэниел похлопал по кожаному переплету, и Холмс исчез в облаке пыли.

- Послушайте, - прохрипел он, с трудом подавляя кашель, - а какого же черта вы читали мне всю эту галиматью про лордов, сэров и пэров?

- Как?! Но ведь деньги лежали именно в этой книге! - недоуменно сказал мистер Блэквуд. - Инспектор Миллз говорил, что для вас не существует мелочей.

Холмс что-то пробормотал. Его лицо выражало усиленную работу мысли.

- Послушайте, Уотсон, вы что-нибудь понимаете? - спросил Холмс, тупо уставившись на меня.

- Мне кажется, его обокрали, - ответил я.

- Да? Это похоже на правду... Но... Кстати, какая, сумма пропала?

- Пятьдесят шесть фунтов стерлингов, - ответил Дэниел, утирая слезу.

- Тогда еще не все потеряно! - непонятно чему обрадовался Холмс и вскочил на ноги, - Уотсон, мы едем на место преступления!

Глава 2

Тот, кто когда-нибудь бывал в Лондоне, знает, что такое лондонский туман. Если, например, разогнать его зонтиком, то, в лучшем случае, вам посчастливится увидеть кончик собственного носа. Говорят, что некая юная мисс однажды потеряла в тумане бинокль. Каково же было ее удивление, когда после двух часов бесплодных поисков, она обнаружила бинокль, висящим в воздухе на уровне ее глаз, - таким густым был туман в тот день. И хотя я до сих пор не могу понять, что она делала в тумане с биноклем, история эта кажется мне вполне правдоподобной.

В то утро туман был силен как никогда. Кэб, в котором мы ехали, то и дело натыкался на фонари и утренних прохожих. Вдобавок ко всему этому, мы заблудились и целый день мотались по лондонским улицам.

Мистер Дэниел обладал особым даром - он чуял питейные заведения, как хорошая ищейка. Несколько раз он выскакивал из кэба и, стуча костылем, исчезал в тумане. Через некоторое время он появлялся с бутылкой виски в руках.

- Это в медицинских целях, - пояснял он, возвращаясь из очередной экспедиции.

К замку Блэквудов, расположенному на самой окраине Лондона, мы попали только в десятом часу вечера, да и то совершенно случайно. Кэбмен, полностью, потеряв ориентацию, сбил чугунную ограду и направил экипаж прямо в массивные дубовые двери скрытого туманом сооружения. Двери рухнули, и мы въехали в прихожую.

- Кажется, это здесь, - сказал Холмс, увидев табличку, на которой золотыми буквами было начертано:

ЛОРД ХЬЮГО БЛЭКВУД

- Да, - удовлетворенно добавил он, - интуиция никогда не подводила меня. Хотя...

- Кто там? - раздался чей-то голос, и в прихожей появился дворецкий мрачный седой человек лет шестидесяти. Годы не согнули его - несмотря на почтенный возраст, он держался прямо и независимо. Лицо его украшали облезлые бакенбарды, за которыми он, видимо, заботливо ухаживал.

- Квентин, это я, - пробормотал Дэниел Блэквуд, открывая глаза.

- Да, сэр? - дворецкий обошел кэб и уставился прямо на дверную ручку рост не позволял ему заглянуть в окно.

- Отведите лошадей на кухню и задайте им овса. А мне принесите пикули и бренди.

- Да, сэр. А что такое пикули?

- Ну... - пробормотал Дэниел, ерзая по сиденью, - тогда принесите мне просто бренди. Кстати, - прошептал он мне на ухо, - а что такое пикули?

Я обратился с тем же вопросом к Холмсу. Он сделал вид, что не расслышал, и вылез в прихожую. Мы последовали за ним.

Посреди зала стоял длинный дубовый стол, заставленный огромным количеством пустых бутылок.

- Все собираюсь сдать, - застенчиво сказал Блэквуд, незаметно пряча несколько бутылок под стол.

Мои глаза постепенно привыкли к темноте зала, освещаемого лишь слабым огнем, тлеющим в камине. На высоте десяти - двенадцати футов проходила галерея с балюстрадой. На стенах висели портреты и рыцарские доспехи свидетели былой славы рода Блэквудов. В дальнем углу стоял массивный шкаф, полки которого были забиты старинными книгами в потрепанных переплетах. На приоткрытой дверце шкафа болтались чьи-то подтяжки. Пол был усеян окурками и дохлыми тараканами. С потолка капали вода, растекаясь большой, бесформенной лужей - по ней плавали шлепанцы. Было холодно и неуютно. Сильно дуло из щелей.

За дверью послышались быстрые шаги, и в зал впорхнула женщина уже не первой молодости, но, тем не менее, еще довольно привлекательная.

- П-озвольте вам представить мою супругу. Ее з-зовут Д-джейн, - сказал мистер Блэквуд, пряча за спину костыль и пытаясь устоять на ногах.

Холмс галантно поклонился и поцеловал руку миссис Блэквуд.

- Холмс, - представился он. - Шерлок. Весьма рад знакомству с такой очаровательной леди. А это мой друг и помощник доктор Уотсон.

Холмс повернулся в мою сторону, но поскользнувшись на мокром полу, потерял равновесие и шлепнулся в лужу. Я церемонно поклонился и незаметно помог Холмсу подняться. Миссис Блэквуд с прирожденным тактом сделала вид, что не заметила падения великого сыщика.

- Я очень рада видеть вас в нашем замке, - сказала она нам и улыбнулась. - Дорогой, - ласково обратилась она к мужу, - мне надо сказать тебе два слова наедине. Надеюсь, джентльмены извинят меня? - И, улыбнувшись еще раз, миссис Блэквуд взяла мужа под руку, вывела в прихожую и прикрыла за собой дверь.

Некоторое время оттуда доносилась какая-то возня, затем раздался звук оплеухи и голос мистера Блэквуда: "Всего одна рюмочка! Перед ужином!"

- Кажется, мы не вовремя, - сказал Холмс.

- Не обращайте внимания, джентльмены, - сказал появившийся из темноты дворецкий Квентин.

Крики за дверью становились все сильнее, шум - все громче.

- Кажется, в ход пошел костыль, - констатировал Холмс, - а жаль. Это был один из лучших моих сувениров... Ну что же, пожалуй, нам придется подождать. Присядем, Уотсон.

Мы удобно расположились в креслах у камина и вытянули ноги к огню.

- Итак, Уотсон, что мы имеем?

Я сделал вид, будто внимательно слушаю и отключился. Голос Холмса едва доносился до меня.

- Деньги украли... Кто бы мог сделать это? Естественно, тот, кто брал книгу в руки. Хотя... Нет, нет, Только тот, кто брал. Какая блестящая мысль! Круг подозреваемых сужается. Остается только узнать, кто посещал замок Блэквудов в день пропажи.

- В тот день у нас были трое. - Мы даже не заметили, что шум за дверями давно стих, и мистер Блэквуд стоит за нашими спинами, с трудом стараясь сохранить вертикальное положение.

Глава 3

- Да, в тот день их было трое, - подтвердил мистер Блэквуд. - Я все отлично помню. Я каждый день беру оттуда фунтов по пять на выпивку. Раньше их там было гораздо больше, - вздохнул он, - однако, пагубная страсть... Эх, да что там говорить! Но самое плохое - это то, что жена узнала теперь, откуда я беру деньги. В тот злосчастный день, семнадцатого октября, я, как всегда, решил немного подзарядиться, и - о ужас! - денег не оказалось. А мне очень хотелось. - Дэниел скрипнул зубами. - Представляете, Холмс? Видите, как я здорово придумал? - он показал на стол. - Одной больше, одной меньше все равно никто не заметит. - Дэниел захохотал и попытался что-то сплясать.

- И все же, кто были те трое? - остановил его Холмс.

- Трое? Ха-ха-ха! Какие трое? И вообще, кто вы такие? Что вы делаете в моем доме?

- Мы ищем ваши деньги, - с достоинством ответил Холмс.

- Что? Жаль. Ну да. Трое. Первым был, конечно, мой младший брат Грегори. Он каждый день приходит навещать нашего больного отца. Наш бедный отец... Он парализован уже несколько лет... Мне больно видеть, как мучается этот святой человек. - Дэниел всхлипнул. Одной рукой он утирал слезы, градом катящиеся из глаз, а другой сливал остатки вина из бутылок в чашу для пунша. - Мой брат. Бедный брат! Он парализован... Нет, это отец парализован, да, отец. - Дэниел залпом опорожнил чашу. - Вы бы видели, какой нежный брат мой сын... То есть сын мой брат! Но ведь не пьет. Каждый божий день, Дэниел икнул, - брат приходит к отцу и справляется... что бы еще выпить... о его здоровье. Мой брат - вне подозрений, - Дэниел грозно сверкнул очами. Кто угодно, только не он.

У нашей Мэри был баран,

Собаки он верне-е-е...

затянул Дэниел, отбивая мелодию костылем по бутылкам.

- Когда-то я играл на клавикорде, - с заговорщеским видом сообщил он нам, - но это было... это было семнадцатого октября. Я полез в книгу и не нашел денег.

- Да, но кто же были остальные двое? - спросил Холмс, начиная терять терпение.

Дэниел сел на пол и уставился на шкаф.

- Мой брат порядочный человек, - снова забормотал он. - Грегори служит у Ллойда и получает кучу денег. А за братом явилась эта старая карга - леди Гудгейт - и опять целый день шепталась с моей женушкой. Эта благочестивая ханжа Гудгейт - самое гнусное существо в Лондоне. Послушать ее - она осчастливила своими подаяниями по меньшей мере тысячу человек. Тьфу! Лучше бы она удавилась и осчастливила бы всю Англию и ту часть Европы, где ее знают. А недавно из конюшни пропала оглобля. Зачем ей оглобля? Я так и сказал этой старой ведьме: "Зачем тебе оглобля?" У нее хватило наглости отпираться! Оглоблю-то я, правда, потом нашел...

- А третий? Кто третий? - прервал я излияния мистера Блэквуда.

- Я! Я! Я буду третьим! - закричал он, шаря по карманам. - Мистер Холмс! Найдите мои деньги! Вечером заходил врач - тоже весьма подозрительная личность. Он живет неподалеку, на набережной Темзы. У меня тут рядом Темза...

И берег Англии пропал

Среди кипящих вод!..

взревел Дэниел и с силой ударил руками по луже на полу, обрушив на нас целый каскад брызг. - Это буря! Буря! Спасайтесь! В трюме течь! - орал он.

- По-моему, нам пора, - поспешно сказал Холмс и, схватив меня за руку, вытащил из зала. Мы вскочили в кэб.

- Бейкер-стрит, 221-б, - крикнул Холмс. Лошади рванули, и наш кэб, зацепившись за порог, понесся прочь от замка.

- Мы тонем! Капитан уходит последним! Боже, храни Королеву! - неслось нам вслед.

- Ну и денек! - пробормотал Холмс и, откинувшись на спинку сиденья, закурил трубку.

Глава 4

На следующий день я проснулся около полудня. В квартире было пусто, на столе лежала записка: "Буду к вечеру. Ш. X."

Я скомкал записку и швырнул в окно. После вчерашних похождений настроение у меня было отнюдь не радужным - ведь это ж надо было вскочить в кэб и не заметить отсутствия кэбмена. Испуганные криками Холмса и Блэквуда кони понесли и таскали нас по всему Лондону, пока Холмс, наконец, со свойственной ему прозорливостью, не догадался выглянуть в окно. Мы поняли, что кэмбен остался в замке, и кому-то из нас придется править экипажем. В этот момент Холмсу пришла в голову очередная потрясающая мысль, и он сказал, что должен немного поразмышлять, причем поразмышлять в одиночестве. Мне пришлось лезть на запятки. Раза два я чуть было не упал с крыши и больно ушиб коленную чашечку. Править кэбом я не умел, и кони дружно ржали над попытками подчинить их моей воле. В конце концов, на Пикадилли-серкус нас остановил полисмен и поинтересовался, давно ли мы из сумасшедшего дома. Холмс ответил довольно резко. Полисмен обиделся и отвел нас в участок. По счастливой случайности, там оказался наш старый знакомый инспектор Лестрейд - он-то и проводил нас до дому. Там нам пришлось напоить его чаем и до утра развлекать разговорами. Точнее, развлекать его пришлось мне, так как на Холмса снизошло вдохновение, и он принялся сочинять верлибры.

Как я уже упомянул, в доме никого не было - видимо, Лестрейд ушел вместе с Холмсом. Выпив холодный кофе, я, от нечего делать, стал перебирать лежащие на столе листки бумаги. Это были верлибры, вышедшие из-под пера Холмса, Вернее, то, что он называл верлибрами. Выпустив две монографии "Древнегреческий верлибр" и "Верлибризация иглокожих и простейших" - Холмс возомнил себя величайшим поэтом и тонким ценителем поэзии. Не раз я замечал в его глазах мечтательную поволоку, когда он ходил взад-вперед по комнате, натыкаясь то на диван, то на шкаф с пузырьками, мыча при этом что-то очень страстное. А потом он начинал декламировать вслух сочинение перлы. Немногие могли выдержать это испытание...

Читать верлибры Холмса было почти так же мучительно. Осилив десятка два стихов, в верлибре под номером сто восемьдесят девять (Холмс нумеровал свои произведения) я наткнулся на строчку: "Уотсон, синий, как безопасная бритва" и понял, что поэзии на сегодня хватит.

Часа в четыре отдохнувший и повеселевший, я прогуливался по берегу Серпентина, в Гайд-парке, размышляя о том, как хорошо было бы поселиться где-нибудь на лоне природы, вести там безгрешную патриархальную жизнь и быть подальше от всех треволнений большого города, от надоедливых посетителей, от Холмса...

От этих мыслей меня отвлек подозрительный шум, уже несколько минут доносящийся из глубин парка. Я замер, пытаясь понять, в чем дело, как вдруг заметил, что по кустам и газонам прямо на меня несется толпа. Человек сто почтенных лондонцев, во фраках и смокингах, размахивая тростями, гнались за человеком в темном плаще. Тот, не оборачиваясь и не останавливаясь, швырял в толпу маленькие книжонки, что еще больше разжигало страсти. Это был Холмс.

- Спасайтесь, Холмс, за вами гонятся! - крикнул я и кинулся в боковую аллею, справедливо полагая, что осторожность не помешает, Холмс стремительным спрутом обошел меня и вдруг, взмахнув руками, провалился куда-то вниз. В следующее мгновение я тоже почувствовал, что лечу в пустоту. Перед моими глазами пронеслись стены канализационного колодца, и я упал на что-то мягкое.

- Вы не ушиблись, Уотсон? - заботливо спросил Холмс, пытаясь выбраться из-под меня.

- Нет-нет, нисколько! - ответил я.

Сверху донесся топот двух сотен ног. За какую-то секунду он достиг апогея и затих.

Холмс был доволен, как никогда.

- А здорово мы провели их! - гордо сказал он. - Теперь домой, Уотсон. Нам дьявольски повезло - мы вернемся самой короткой дорогой.

В руках моего друга появился потайной фонарь, и Холмс смело шагнул в канализационную трубу. Я последовал за ним.

Мне никогда прежде не доводилось осматривать лондонскую канализацию. В блеклом свете фонаря моим глазам предстал лабиринт труб, футов семи в диаметре, по дну которых медленно и величественно текли нечистоты. Потрескавшиеся местами бетонные стены покрывали неприятные желтые потеки. Холмс, вероятно, отлично знавший дорогу, уверенно шел вперед.

- Ну что же, Уотсон, - начал он, - по-моему, дело Блэквуда закончено. Так как вы думаете, кто же взял деньги?

Я напряг все свои умственные способности, вспомнил все прочитанные мною детективные рассказы, все преступления, которые мы расследовали вместе с Холмсом, и сказал:

- Судя по описанию мистера Дэниела Блэквуда - его младший брат - самая безупречная личность из всех подозреваемых, а как показывает опыт нашей совместной работы, это-то и является наиболее подозрительным. Обычно преступником оказывается человек, которого менее всего склонны подозревать в совершении преступления. Следовательно, деньги взял Грегори Блэквуд.

- Отлично, Уотсон! - воскликнул Холмс. - Вы построили великолепно логическую цепь. Которая, к сожалению, не выдерживает никакой критики.

Несколько минут я переваривал эту новость, ежась от воды, капающей мне за шиворот. Хлюпанье и чавканье под ногами мешали сосредоточиться, уводили мысли в сторону. Еще с полчаса мы молча петляли в переплетении труб, и когда вода стала доходить нам до пояса, Холмс, который, как видно, с нетерпением ждал от меня восторженной похвалы, не выдержал и спросил:

- Послушайте, неужели вам не интересно, как я раскрыл это дело?

- А? Да, конечно, очень интересно, - спохватился я.

- Так вот, - торжественно начал Холмс, - дело оказалось на редкость простым. Как я выяснил, Грегори Блэквуд весьма порядочный человек. Его партнеры по бриджу, тоже весьма достойные люди, дали о нем самые лестные отзывы. Он живет по средствам, не пьет, по свидетельству Ллойда - аккуратен в работе, имеет приличный годовой доход и, как утверждают, даже крупные сбережения. Тогда зачем же, спрашивается, ему грабить своего родного брата? Теперь доктор. Этого господина зовут Мак-Кензи. О нем рассказывают потрясающие вещи: два месяца назад он нашел на дороге фунт стерлингов и, представьте себе, до сих пор ищет человека, который его потерял. Он не берет чаевых, бесплатно лечит...

- Послушайте, Холмс, - перебил я, - кажется, это мой фунт. Могу я получить его обратно у доктора Мак-Кензи?

- Разумеется, - уверенно ответил Холмс, - если, конечно, вы помните его номер. Короче, доктор тоже отпадает. Видите? Двое из троих отпадают. Я еще не привел ни одного факта, касающегося леди Гудгейт, как стало ясно, что она-то и есть преступница. Постойте-ка, мы, кажется, заблудились.

Трубу, по которой мы брели, преградила толстая металлическая решетка.

- Впрочем, я знаю это место. Мы просто немного отклонились от курса. Минуточку! - Холмс нырнул и через несколько секунд появился по ту сторону решетки. Течением его уносило куда-то в темноту.

- Сюда, Уотсон! - донеслось до меня. Я не обладал решимостью Холмса и судорожно вцепился в решетку. Она покачнулась и медленно рухнула. Дно ушло из-под ног, и меня понесло вслед за моим другом.

- Это происки Мориарти! - кричал Холмс, отплевываясь. - Даже после смерти он продолжает мстить мне! Уотсон, хватайтесь за что-нибудь - нас несет к водопаду!

Я нащупал ногу Холмса, схватился за нее и крепко зажмурил глаза. Внезапно я почувствовал, что поднимаюсь из пучины вод, и еще сильнее вцепился в ногу.

- Мы спасены! - услышал я голос моего друга и открыл глаза.

Мы висели футах в двадцати над ревущим водоворотом. Холмс крепко держался за скобу лестницы, поднимающейся вверх. В зубах у него был потайной фонарь. Я тоже ухватился за скобу и отпустил его ногу. Несколько минут мы, тяжело дыша, осматривались по сторонам.

Холмс задумался, еще раз огляделся по сторонам и уверенно сказал:

- От жажды мы не умрем, а без пищи здоровый человек может продержаться до трех недель. - Он скептически оглядел меня и добавил: - Или до двух. Итак, на чем мы остановились?

- На лестнице, - пробормотал я, стараясь не смотреть вниз.

- Я не об этом, Уотсон. Леди Гудгейт! Я навестил ее после второго завтрака. Эта выжившая из ума фурия не дала мне даже раскрыть рта. Она вбила себе в голову, что я стал на стезю порока, и мою душу необходимо спасти. "И тогда Господь призвал к себе сынов израилевых..." Тьфу, дьявол! До сих пор перед глазами стоит ее душераздирающая улыбка. Она прочла мне половину Библии, а когда я убегал, всучила целую кипу книжонок о кознях дьявола и святых угодниках. Но самое главное, заметьте, Уотсон, общая стоимость брошюр составила пятьдесят шесть фунтов стерлингов - я все точно подсчитал потом. Пятьдесят шесть и не пенсом меньше! Теперь вы понимаете? У Блэквуда пропала та же сумма. Остается только поставить ее перед лицом фактов и - закон есть закон!

- Потрясающе! - воскликнул я. - Вы превзошли самого себя! Но скажите, кто были те джентльмены, которые гнались за вами?

Холмс замялся.

- Понимаете, - доверительно начал он, - я попытался избавиться от этих брошюр и предложил одному пожилому господину приобрести некоторые из них. Прочитав название первой: - это была книжка "Развратная старость - дорога в ад" - он страшно оскорбился и стал звать на помощь, ну а потом... Вы сами видели, что было потом... - Холмс замолчал, задумчиво уставясь на водоворот.

Несколько минут мы молчали. Потом Холмс забормотал что-то про себя, отбивая ритм каблуком по скобам. Мою душу наполнили нехорошие предчувствия, и я с опасением взглянул на великого сыщика.

- Вы знаете, Уотсон, - проговорил он. - Мне сейчас в голову пришел великолепный верлибр. Вы только послушайте!..

На душе у меня сразу стало безнадежно тоскливо. Я даже подумал, что в воде было не так уж плохо, поскольку там в голову Холмса не приходило ничего великолепного.

- Верлибр номер двести шесть! - торжественно провозгласил он, обращаясь, по-видимому, к обитателям лондонской канализации. - Итак...

Большая грязная лужа.

Не нужен носильщику быстрый страус.

Эхом труба вонзилась

И наклонилась.

Мимо проносят восемь

Сосен, пылающих ярко,

Под триумфальную арку.

Дождь можно резать.

Но гадом будет тот,

Кто "не надо мерить ни разу"

Скажет и засмеется

Лишь коршуну удается

Чистить зубы камнем,

Напоминающим сонеты Шекспира

Или что-то подобное,

Но это не важно. Важно

Лишь то, что на свете есть

Честь и быстрые лошади.

Не надо под сенью акации

Думать о канализации!

"Не надо", - подумал я, а Холмс, тем временем, продолжал с завыванием:

Хотя, пыхтя и кряхтя,

Я ухожу вдаль.

Боль.

Уотсон без головы - Уотсон.

Лиса без хвоста - лиса,

Небеса - вот они, рядом!

Не надо, Гудгейт, не надо

Их заменять сатином.

Скотина. Хотя, вполне вероятно,

Что арфа, все же, духовой инструмент...

"Мент, мент, мент..." - разнеслось в темноте эхо. Я подумал, что канализация - самое подходящее место для верлибров. Холмс перевел дыхание и осведомился:

- Ну, как, Уотсон? Как мои новые стихи? Вот, например, верлибр номер...

Неожиданно сверху на пас упал луч света и гаечный ключ. Мы подняли головы. Над нами зияло открытое отверстие канализационного люка.

- Джереми, - услышали мы грубый голос, - подай инструмент.

Сверху показались чьи-то ноги в грязных ботинках.

- Эй, осторожнее, это моя голова, - торопливо предупредил Холмс, но было уже поздно.

Через несколько минут, выудив сорвавшегося вниз великого сыщика, мы с рабочими вылезли наверх. В розовых лучах заходящегося солнца взорам нашим предстал наш дом. Мимо пробежал мальчишка-газетчик.

- Последние новости! Сенсация! Лорд Хьюго Блэквуд скончался! Кому достанется миллионное состояние?! Сенсация! Сенсация! - кричал он, размахивая свежим номером "Дейли телеграф"

Холмс сел на мостовую и задумался.

Глава 5

На следующее утро Холмс поднял меня раньше обычного.

- Собирайтесь быстрее, Уотсон, мы едем к Блэквудам. Сегодня похороны старого лорда. Предчувствие подсказывает мне, что наше присутствие там необходимо.

Моя служба в колониальных войсках приучила меня не задавать лишних вопросов. Я вскочил и принялся одеваться.

К Блэквудам мы прибыли когда все уже были в сборе. Около узорных чугунных ворот с гербом (до сих пор не могу понять, что на нем было изображено) теснились многочисленные экипажи, кругом сновали слуги и репортеры. С трудом протиснувшись через толпу зевак, мы с Холмсом прошли в ворота и зашагали по дорожке к замку.

Теперь, при свете дня, я, наконец, смог разглядеть его. К четырехэтажному зданию с массивными старинными башнями по бокам примыкали два крыла более поздней постройки. Над центральным строением возвышалась башня с узким готическим шпилем. Большие часы на ней были лишены минутной стрелки и доброй половины цифр. Фасад здания, похоже, не раз подвергался многочисленным переделкам. Увитые плющом лепные карнизы, амуры, атланты, нависающие над краем крыши химеры ("У-у, какие гнусные морды", - пробормотал Холмс, завидев их) - все это разнообразие складывалось в неповторимый бредовый ансамбль. Навес над парадным подъездом поддерживали две мужеподобные кариатиды. Рядом с восстановленными дверями стоял дворецкий Квентин в черном костюме и мрачно смотрел на царившую кругом суматоху.

- Добрый день, джентльмены, - сказал он, заметив нас. - Если вы к старому лорду, то он умер.

- Вы слышите? - обратился ко мне Холмс. - Он и вправду умер. Это хорошо. Значит, народу будет много.

В этот момент дверь распахнулась, и рванувшийся внутрь Холмс сшиб с ног священника в черной сутане, который выходил из замка под руку с высоким человеком в темно-синем плаще. Последний помог святому отцу подняться, затем сурово посмотрел на Холмса и, погрозив ему пальцем, произнес:

- Как говорили древние египтяне - "когито эрго сум"* [Мыслю, следовательно существую (лат.) - прим. OCR.] - что означает: не зная броду, не суйся в воду. Пейте элениум.

- Кто это? - спросил я у Квентина, когда странная пара удалилась.

- Длинный - это доктор Мак-Кензи, - ответил тот, - а священника я и сам первый раз вижу.

- Пойдемте внутрь, Уотсон, - подергал меня за рукав Холмс - Истина требует нашего присутствия.

Наконец-то мы оказались в зале. Былая пустота сменилась многолюдной толпой - здесь собрался весь цвет Лондона. Пробираясь вперед, мы неожиданно очутились лицом к лицу с мистером - нет, теперь уже с лордом - Дэниелом Блэквудом. Как это ни странно, он был трезв.

- О, друзья мои, вы пришли! А у меня такое горе! - Дэниел зарыдал.

- Мужайтесь, мужайтесь! - говорил Холмс. - Мужчине не пристало плакать!

Я тем временем осматривал зал и приглядывался к гостям. Леди Гудгейт привлекала всеобщее внимание, но это было внимание, каким пользуются прокаженные: на них всем хочется посмотреть, но подойти близко никто не решается. Угол, который она занимала, старательно обходили стороной. Если вы видели гиппопотама Джимми в лондонском зоопарке, вы можете смело утверждать, что видели леди Гудгейт, различие совсем небольшое. Слой румян не мог скрыть ее возраста, приближавшегося к шестидесяти. В руке она держала молитвенник, а в ее очах фанатичным огнем горела неиссякаемая вера. Мне стало страшно.

- На самом верху - донесся из-за моей спины голос Холмса. - Уотсон, вы слышите? Оказывается, книга с деньгами лежала на самом верху шкафа!

Я задрал голову. Высота шкафа была, по меньшей мере, десять футов.

- Ну и что? - спросил я.

Холмс досадливо поморщился:

- Не находите ли вы, что леди Гудгейт, как это ни прискорбно, просто не в состоянии достать книгу с такой высоты? Следовательно, деньги взяла не она, а кто-то другой.

- А если бы она встала на стул?

- Вы что, с ума сошли, Уотсон? Да ее же не выдержит ни один стул! Тут гранитный постамент нужен! Дэниел, у вас есть гранитный постамент?

- Нет, - оторопело пролепетал новый хозяин замка.

Да, кажется, Холмс был прав. Версия, созданная с таким трудом, рухнула.

- Ну что же, придется начать все сначала, - решительно сказал Холмс.

Я с ужасом вспомнил вечер, проведенный с пьяным Дэниелом, разъяренную толпу в Гайд-парке, наши похождения в канализации и понял, что еще раз этого не переживу.

- Дэниел! - раздался вдруг чей-то голос. К нам приблизился молодой человек лет двадцати пяти в строгом черном костюме.

- Знакомьтесь, - сказал Дэниел, - это мой брат Грегори.

Грегори был очень похож на старшего брата. Так, вероятно, выглядел Дэниел лет десять назад.

- Шерлок Холмс, - представился мой друг, пожимая руку Грегори. - А это доктор Уотсон, мой друг и помощник. - Я поклонился и пожал протянутую мне руку.

- Брат, - обратился Грегори к Дэниелу, - нам пора.

Эти слова, хотя и сказанные вполголоса, были услышаны всеми. Толпа потянулась к выходу.

Погода, между тем, окончательно испортилась и как нельзя лучше подходила для похорон. Лил проливной дождь, сверкали молнии, холодный ветер пронизывал до костей. За те неполные полтора часа, которые заняла дорога до кладбища, я продрог и вымок до нитки.

Саму церемонию погребения я описывать не буду, потому что мне было не до нее. Единственное, что мне хотелось в этот момент, это выпить стакан горячего грога, принять ванну и лечь в сухую, теплую постель. Да и всем остальным, по-видимому, хотелось того же.

Исключение составлял, пожалуй, один священник. Он отпевал покойного с такой страстью, как будто хоронили его самого. Священника не смущали ни дождь, ни ветер, ни злобный шепот леди Гудгейт: "Закругляйся, приятель!" Он взывал к Господу, заглушая гром, и размахивая руками, как ветряная мельница. Мне почему-то вспомнился Дон-Кихот.

- Холмс, вы читали Сервантеса? - спросил я.

- Вы намекаете на святого отца? - очевидно ход мыслей Холмса совпадал с моим. - И где они только такого откопали? - С этими словами Холмс повернулся и затерялся в толпе.

Когда все вернулись в замок, я нашел небольшой безлюдный холл, сел в кресло и решил, что не встану, пока не высохну. В эту минуту в холле появился Холмс. Он был мрачен.

- Вас-то я и ищу, - сказал Холмс, записывая что-то в маленькую книжечку. - Уотсон, мне надо сообщить вам важную новость: я знаю преступника.

Глава 6

- Неужели! - воскликнул я.

- Да, - твердо сказал Холмс, - и ошибка исключена.

Я вскочил с кресла.

- Поздравляю вас, Холмс! Вы самый великий сыщик на свете! Но кто же он?

- Отойдем в сторону, - Холмс выразительно поглядел по сторонам и, взяв меня за руку, вывел в коридор. Мы спрятались в самый темный угол, спугнув при этом стаю летучих мышей.

- Вот он! - сказал Холмс и протянул мне записную книжечку. - Преступник один из этих ста двенадцати человек.

В полумраке я с трудом разобрал длинный список имен и фамилий, заканчивавшийся моими.

- Преступника всегда тянет на место преступления - торжественно сказал Холмс. - Поэтому в настоящий момент он находится в замке. Он - один из ста двенадцати присутствующих. Теперь остается только узнать, кто же именно похититель. У вас есть какие-нибудь подозрения?

Все это было несколько неожиданно для меня. Напрягая зрение, я еще раз пробежал взглядом весь список и, хорошенько подумав, сказал:

- Я подозреваю жену лорда Дэниела Блэквуда - леди Джейн.

- Спасибо, Уотсон! - воскликнул Холмс, потирая руки. Он отнял у меня книжечку и вычеркнул леди Джейн из списка. - Теперь я уверен, что она не виновна. Осталось всего сто одиннадцать человек. Может быть, вы подозреваете еще кого-нибудь?

Я промолчал, не в силах постичь логику великого сыщика.

- Так значит больше никого? Досадно! - сказал Холмс. - А может, они действовали сообща? Тогда им досталось... - Холмс извлек из нагрудного кармана счеты и долго гремел костяшками, - им досталось больше, чем по полфунта. Весьма вероятно! Кстати, я узнал откуда взялся тот священник! Вчера утром его поймал конюх Фред и потащил исповедовать лорда. С тех пор из замка его не выпускали, а чтобы он не сбежал, приставили к нему доктора. Немудрено, что он так быстро исчез после похорон. - Холмс усмехнулся и задумался.

Тем временем, в конце коридора показался Дэниел с незнакомой юной мисс по правую руку и костылем в левой. Он заметил нас.

- О! Холмс! Уотсон! Рад вас видеть! Знакомьтесь, это моя кузина. Кузина - корзина... Ха-ха-ха! Это я сам придумал.

Я понял, что Дэниел не так трезв, как хотелось бы.

- Да, - вспомнил лорд Блэквуд, - там собираются читать завещание! Пошли, послушаем.

Когда мы появились в зале, пробиться к нотариусу не было никакой возможности.

- Давайте заберемся на галерею, - предложил Холмс, - оттуда очень удобно наблюдать за происходящим.

- И бросаться бутылками, - добавил Дэниел. Мы дружно отправились наверх по скрипучей лестнице, заваленной тряпьем, окурками и ржавыми ведрами. С галереи зал был виден, как на ладони. Плотная толпа обступила нотариуса, вскрывавшего пакет с завещанием.

- "Я, лорд Хьюго Блэквуд, - гнусаво начал нотариус, - находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю все свое движимое и недвижимое имущество, оцениваемое в восемь миллионов девятьсот тысяч пятьсот двадцать пять фунтов стерлингов, а именно: родовой замок Блэквуд-холл в Девоншире, а также поместья Гринфилд и Эндлесс-хоул в графстве Мидлсекс и усадьбу Эмпти-Плейс в Хемпшире, а также свой лондонский замок, со всеми примыкающими к ним угодьями и со всей обстановкой, сбережения в ценных бумагах и ассигнациях, а также все мои конюшни и псарни..." - нотариус сделал долгую паузу, чтобы перевести дух.

В зале стояла гнетущая тишина. Кузина Блэквуда вцепилась мне в руку. Дэниел невозмутимо вырезал ножиком свое имя на перилах галереи.

- "...завещаю все это моему старшему сыну Дэниелу Блэквуду!".

Все ахнули. Чтобы не вызвать нездоровых толков, я тоже ахнул. Холмс, отличаясь яркой индивидуальностью, ахать не стал. Внизу кто-то упал в обморок. Это был сорвавшийся с галереи Дэниел. Лицо его выражало крайнюю степень изумления.

- Принесите стакан вина! - крикнула леди Джейн, склонившись над безжизненным телом мужа. - Быстрее! Дэниелу плохо!

- Да-да, принесите вина! - сказал Дэниел, моментально очнувшись.

Нотариус, тем временем, продолжал:

- "...младшему же моему сыну - Грегори - завещаю книгу "Торжество добродетели", хранящуюся в верхнем ящике моего письменного стола, ибо уверен в нем и считаю, что он сам в силах добиться всего, чего пожелает, и материально обеспечить свое будущее". Завещание вступает в силу через десять дней, дата, подпись и... и все, господа...

Толпа зашумела. Большинство собравшихся было разочаровано. Все бурно обменивались впечатлениями.

Мы с Холмсом спустились вниз, пробились к лорду Блэквуду и поздравили его с получением наследства. Дэниел сидел на полу и хлопал в ладоши. Рядом с ним стоял Грегори. Вопреки моим ожиданиям, он был спокоен. Грегори воспринял случившееся, как должное.

Люди хлынули к выходу, и через две минуты холл опустел. Остались, не считая нас с Холмсом, только братья и доктор Мак-Кензи. За окнами темнело. Волнами подкатывала усталость. С галереи свалилась крыса, но не разбилась проломился пол, и она с хохотом провалилась в образовавшуюся дыру. Я почувствовал, что схожу с ума.

- Уотсон, вам кажется, что вы сходите с ума? - спросил Холмс, пристально вглядываясь в мои глаза.

- С вами немудрено, - огрызнулся я, сообразив, что хохотала не крыса, а Холмс.

- Не обижайтесь, старина, я просто хотел вас разыграть. Дело в том, что меня давно занимал вопрос о том, могут ли крысы смеяться. Я даже написал небольшую монографию на эту тему. - И Холмс с гордостью посмотрел на меня.

- Гениально! - устало сказал я, догадавшись, что Холмсу очень хочется услышать это слово.

Из темноты, как призрак, возник Квентин.

- Между прочим, сэр, - мрачно сказал он Дэниелу, - вы тут развлекаетесь, а дверь в кабинет покойного лорда открыта настежь, и у порога валяется сломанный замок. К чему бы это?

- Надеюсь, ничего не пропало? - безразлично осведомился Холмс.

- О Боже! - воскликнул Грегори. - Там хранится завещанная мне книга! Последняя память об отце!

Переглянувшись, братья бросились вверх по лестнице. Впереди бежал Грегори - за ним, задевая костылем за перила, несся Дэниел.

- За мной, Уотсон! - вскричал Холмс. В одно мгновенье он обогнал братьев и скрылся за углом.

Я бросился за Холмсом, но не смог обогнать даже Дэниела. Сзади, не отставая, пыхтел доктор Мак-Кензи, бормоча на ходу латинские числительные. Мы проносились по темным сырым коридорам, поднимались по бесчисленным лестницам, путались в переходах, сшибая статуи, рыцарские доспехи и друг друга. Три или четыре раза нас обгонял Холмс, вновь исчезая где-то вдали. Наконец, мы, запыхавшиеся, все в синяках и ссадинах, остановились около распахнутой двери в кабинет Блэквуда.

Нас встретил Квентин.

- Моя книга! - прохрипел Грегори, пытаясь отдышаться.

- Да, сэр. Ее нет, сэр! - торжественно произнес Квентин. Все его существо как бы говорило: "Что, съели?"

Мы ворвались в кабинет. Первое, что предстало нашему взору, были пустые ящики, выдернутые из стола. Кругом были разбросаны какие-то бумаги, гаванские сигары, всякая мелочь. Книги "Торжество добродетели" нигде не было.

Глава 7

В дверях появился Холмс.

- Как, вы уже здесь? - сказал он. - А я искал вас этажом выше!

- И как вам понравилась крыша замка? - мрачно съязвил Квентин.

Некоторое время Холмс тупо молчал. Но не прошло и пяти минут, как он открыл рот и разразился демоническим хохотом. О его чувстве юмора в Англии ходили легенды.

- А книгу-то украли... - некстати ввернул Дэниел. Холмс закончил смеяться так же внезапно, как и начал.

- Как укра... - поперхнулся он. - Ну, конечно. Я так и думал. Было бы очень удивительно, если бы она оказалась на месте!.. Надеюсь, вы искали в камине, в матрасе и под подушкой? Нет? Ну и не надо. Ее наверняка нет.

- Но кто же мог совершить столь подлый поступок? - с благородным негодованием воскликнул Грегори.

Холмс просиял.

- Надеюсь, ни у кого из присутствующих... - многозначительно начал он, - не вызывает сомнения утверждение, что лишь одно гнусное существо могло совершить это преступление.

- Если вы намекаете на леди Гудгейт, - меланхолично заметил я, - то могу вас обрадовать: она ни на секунду не покидала зал.

- Вечно вы смотрите не туда, куда нужно, Уотсон! - взорвался Холмс. Подумать только! Загубить такую версию! А сами-то вы можете предложить что-нибудь дельное?!

Крик Холмса разбудил задремавшего Квентина.

- Да, сэр? - сказал Квентин.

- Вот! - просиял Холмс. - Золотая голова! Квентин, переезжайте ко мне на Бейкер-стрит. Как вы относитесь к игре на скрипке и химическим экспериментам? Вот, например, вы знаете, что при окислении перекиси водорода перманганатом калия получается...

- Привидение. Я думаю, это привидение, - неожиданно сказал Дэниел, уставившись в камин.

Это предположение прозвучало так некстати и так нелепо, что Холмс осекся.

- Что? - подозрительно спросил он.

- Я думаю, что привидение украло книгу, - сказал новый хозяин замка, наше фамильное привидение, - с гордостью прибавил он, ударив себя кулаком в грудь.

- Видите ли, мистер Холмс, - извиняющимся тоном начал Грегори, - в нашем роду из поколения в поколение передается легенда о призраке замка Блэквудов. Конечно, это древняя сказка, и не один здравомыслящий человек не станет принимать ее всерьез.

- Призрак вполне мог стащить книгу, он такой. Например, в тысяча триста пятнадцатом году он сожрал все окорока, заготовленные на зиму сэром Уильямом Блэквудом. А в одна тысяча шестисотом году, когда в Лондоне открылся всемирно известный театр "Глобус", он украл из замка глобус - глобус Англии, изготовленный по специальному заказу Ричарда Блэквуда - королевского постельничего. Это была большая потеря для Англии, - Дэниел всхлипнул и утер дрожащей рукой слезу.

- Позвольте мне задать вам вопрос, джентльмены, - подал голос доктор Мак-Кензи. В течение всего разговора он сидел на кресле в углу, держа в тонких нервных пальцах сигару, и внимательно наблюдал за происходящим. - Мне хочется спросить, когда впервые появился этот призрак, так сказать, "аб иницио"* [С начала (лат.) - прим. OCR.], в терминологии североамериканских полинезийцев?

- Первое упоминание о призраке замка Блэквудов, - вступил мистер Грегори, - датируется тысяча триста восемьдесят четвертым годом. Он появился в замке после таинственной смерти старшего сына барона Кристиана Блэквуда, который был найден с искаженным от ужаса лицом и разорванным горлом рядом с гигантской мышеловкой собственной конструкции, поставленной им на крысу-оборотня, обитавшую по преданию в мрачных подземельях нашего замка.

Дэниел, напряженно внимавший рассказу брата, вздрогнул и покосился куда-то в темноту, за спину Холмса.

- Слуги, - продолжал Грегори, - напуганные появлением призрака, в ужасе бежали из замка. Все оставшиеся, включая барона и его супругу, погибли. Их конец был поистине ужасен: барон был найден задушенным в собственной постели, лучший друг барона по боевым походам граф йоркширский Генрих Спесивый был заколот, лекарь барона был отравлен, а супругу Кристиана извлекли из колодца...

Внезапно темное ночное небо за окном прорезала ослепительная молния. Дэниел, лицо которого и без того было мертвенно бледным, побледнел еще больше и придвинулся поближе ко мне. По чести говоря, мне тоже было как-то не по себе от рассказов младшего Блэквуда.

- И впредь призрак появлялся в замке всякий раз, - голос Грегори дрогнул, - как умирал очередной его хозяин. Хозяева очень редко умирали здесь - в основном, смерть настигала их на поле брани. Поэтому призрак появлялся лишь семь раз за шестьсот прошедших лет. И каждый раз история повторялась: всякий, кто оставался в замке на вторую ночь после появления призрака, был обречен.

- Я вижу, вы не очень-то боитесь посланцев потустороннего мира, если так спокойно рассказываете об этом, - заметил Холмс.

- На подошве моего ботинка выбит крест, - улыбнулся Грегори. - Говорят, это помогает. - Он обвел взглядом наши бледные лица. - К тому же, это всего лишь красивая древняя сказка.

На Блэквуда старшего последние слова не произвели ни малейшего впечатления. Он забился под кресло-качалку, в котором Хьюго Блэквуд провел последние часы, и дрожал крупной дрожью. Создалось неловкое молчание.

- Извините, джентльмены, мне пора, - грустно сказал Грегори. - Утром у меня деловая встреча в Сити.

- Да, - согласно кивнул доктор Мак-Кензи. - Эст модус ин рэбус*. [Всему есть мера (лат.) - прим. OCR.] Всему есть предел. Пора и честь знать. - И он потянулся за шляпой.

- Пожалуй, нам тоже пора, - серьезно сказал Холмс, когда Грегори и доктор вышли. - Мне необходимо хорошенько подумать

- Не оставляйте меня одного!!! - заорал Дэниел. Он пулей вылетел из-под кресла и вцепился в Холмса мертвой хваткой. - Будьте моими гостями хоть на одну ночь!

- Нет, нет, - с ужасом сказал я. - Вы же слышали? Нам надо подумать. Хорошенько подумать. - И я стал пробираться к выходу. Тогда Дэниел внезапно отпустил Холмса и вцепился в меня.

- Нет, мой милый Уотсон, не уходите! Я не могу нарушить законы гостеприимства... К тому же, мне очень-очень страшно.

Постепенно мне удалось выбраться в коридор. Стало ясно, что если я буду продвигаться к выходу такими темпами, то провести ночь мне все равно придется в замке. Я сдался.

- Ладно. Я согласен, - обречено сказал я, в моем мозгу мелькнула последняя надежда. - Если, конечно, согласен мистер Холмс!

- А почему бы и нет? - невозмутимо сказал Холмс. - Здесь вполне можно думать.

- Было бы чем, - как всегда мрачно добавил некстати проснувшийся Квентин. - Только вот куда мы их денем?

- Да хоть сюда! - обрадовано воскликнул Дэниел, показывая на ближайшую дверь. - Тут у нас, кажется, довольно большой чулан.

- Ну, если приемную лорда можно назвать чуланом... - начал Квентин.

- О! Видите, как вам повезло! - радостно обратился к нам Дэниел. Целая приемная! Квентин, проводи их.

И тихонечко добавил:

- Смотри, чтобы не сбежали.

Глава 8

Приемная, в которую проводил нас Квентин, освещалась тусклым светом двух грязно-желтых огарков, торчащих в старой, позеленевшей от времени люстре.

Вся обстановка этой унылой комнаты состояла из двух побитых молью диванов, низенького столика, одна из ножек которого была заботливо подвязана тряпочкой, и нескольких столь же шикарных стульев. Голые каменные стены были едва прикрыты: на одной из них висел вытертый ковер, а на другой - картина, совершенно почерневшая от неправильного хранения и изображавшая, как с особой гордостью сообщил нам Квентин, венчание императора Константина. По виду Квентина можно было заключить, что император Константин приходится ему дальним родственником. Как это и ни досадно, но даже при внимательном рассмотрении я не обнаружил на полотне ни великого императора, ни его невесты. Вероятно, венчание происходило ночью.

Прямо напротив входа располагалась дверь в кабинет покойного Хьюго Блэквуда. Соседство с этой комнатой навевало на меня страх, но Холмс не обращал на нее внимания.

- Ну что же, здесь можно жить, - сказал он и плюхнулся на диван. Раздался треск, обивка расползлась, и Холмс провалился внутрь.

- Однако... - послышался его голос из дивана. - Это не слишком-то располагает...

Диван приподнялся, и из-под него показался Холмс, в пыли, вате и пружинах. Сердито сопя, он стал отряхиваться.

- Хм, - сказал, наконец, мой друг, - придется нам потесниться. - И он направился к другому дивану.

Второй диван оказался точным подобием первого, с той, однако, разницей, что его ножки были привинчены к полу, и Холмсу пришлось изрядно попотеть, прежде чем он выворотил из каменного пола здоровенные болты. Видимо, в замке боялись грабителей.

- Досадно, - сказал Холмс, приведи себя в порядок, - но спать нам, по-видимому, придется на полу.

Я бы не сказал, что очередная идея Холмса привела меня в восторг.

- Видите ли, как врач... - начал я. Холмс задумчиво посмотрел на меня.

- Ну... Раз медицина против... - он развел руками. - То нам остается провести ночь, сидя на стульях...

Я тактично отвернулся.

- Что они хотели этим сказать?! - мрачно бормотал Холмс минутой позже, рассовывая обломки стульев по углам.

Мы решили пойти к Блэквуду и потребовать объяснений, но тяжелая дубовая дверь, ведущая в коридор, не открывалась.

- Я бы, конечно, мог высадить дверь плечом, - заметил Холмс - Но сперва попытаемся выбраться через кабинет покойного.

- А может быть, он тоже заперт? - с надеждой спросил я. Холмс с разбегу ударился о дверь кабинета Хьюго Блэквуда.

Она устояла.

- Терпение, друг мой, терпение, - назидательно сказал Холмс, и, разбежавшись, вложил в удар такую силу, что с потолка сорвалась люстра и упала прямо на меня. Огарки погасли, и мы оказались в полной темноте.

- Уотсон, где вы? - донесся из темноты голос моего друга.

- Здесь! - Поднявшись, я широко расставил руки и отправился, на поиски Холмса. Мне удалось нащупать диван, стену, торчащую из стены странную металлическую скобу, которая внезапно поддалась.

Комната осветилась. В двух шагах от меня стоял бледный Холмс, с зажженной спичкой в руке.

- Так у вас был ключ? - подозрительно спросил он. Я обнаружил, что держусь за ручку полуоткрытой двери кабинета. Холмс подошел поближе и уставился на дверь.

- А... - пробормотал Холмс. - Она открывается наружу... Кто бы мог подумать. И как это вы не догадались? - язвительно добавил он, зажигая поднятую с пола свечу. - Вперед, Уотсон! Я буду вам светить.

Сделать первый шаг в кабинет было страшно. По стенам плясали уродливые тени. В колеблющемся свете свечи вещи теряли привычные очертания и казались фантастическими существами, даже ящики на полу и те казались живыми.

Холмс укрепил огарок на каминной доске и стал расхаживать взад-вперед, о чем-то задумавшись.

- Кстати, Уотсон! - внезапно обратился он ко мне. Тут его взгляд упал на скрытый прежде креслом покойного маленький столик, уставленный несметным количеством бутылочек, баночек, рюмочек и горшочков.

- Пузырьки! - восхищенно воскликнул Холмс. В его глазах появился лихорадочный блеск. - Пузырьки!!!

Я похолодел.

- Уотсон, посмотрите сколько пузырьков!

Только тот, кто хорошо знал Холмса, мог меня понять. Написав с десяток монографий о пузырьках, их формах, размерах, вместимости - Холмс едва не допел меня до умопомешательства. Пузырьки, как и верлибры, в последнее время стали его страстью, смыслом его жизни. У Холмса, без сомнения, была самая ценная и самая богатая в мире коллекция пузырьков. Вся наша квартира на Бейкер-стрит была завалена пузырьками. Наиболее ценные экземпляры Холмс постоянно таскал с собой в футляре из-под скрипки, а по ночам прятал под подушку. Особенно он гордился редчайшим экземпляром пузырька из-под самогона, присланным из России. Этот пузырек вмещал больше сорока галлонов, а иногда и меня: в те нередкие ночи, когда у Холмса ночевали всякие подозрительные личности из Ист-Энда, мне приходилось в буквальном смысле лезть в бутылку. Человек восемь непрошеных гостей сразу же занимали мою кровать, троих-четверых Холмс пускал к себе на диван, после чего все, кроме Холмса, засыпали мертвым сном. Сам же великий сыщик всю ночь бродил по квартире, пересчитывая пузырьки и проверяя засовы на шкафу с наиболее ценными экспонатами.

От этих грустных воспоминаний меня отвлекло бормотание Холмса, который, опустившись перед столиком на колени и полузакрыв глаза, рассказывал что-то об истории этих трижды проклятых пузырьков и об их роли в становлении и развитии цивилизации.

Так прошло битых два часа. Холмс уже успел описать и классифицировать добрую дюжину пузырьков и был полон энтузиазма поведать мне об оставшейся сотне экземпляров.

- Вы только посмотрите, Уотсон, на этот бокал, из которого покойный пил последний раз в своей жизни! Он создан в пятнадцатом веке венецианскими мастерами. Интересно, что специалисты до сих пор не пришли к окончательному выводу: относить венецианские бокалы к пузырькам или нет. Сам я раньше считал...

В комнате наступила тишина. Холмс с каким-то новым интересом взглянул на бокал. Он зачем-то понюхал его, лизнул палец и провел им по внутренней стороне бокала. Затем, вытащив из кармана щепотку серого порошка, он посыпал им палец, полил задымившуюся массу из маленького синего флакончика и стал с нетерпением ждать конца химической реакции. Когда масса, наконец, перестала бурлить и пениться, Холмс надолго задумался, глядя на свой палец, потом повернул ко мне мгновенно ставшее серьезным лицо и глухо сказал:

- Это яд, Уотсон! Лорд Хьюго Блэквуд был отравлен!

И, как бы в ответ на эти слова, из мрачных глубин замка донесся жуткий, нечеловеческий вой, переходящий то в леденящий душу хохот, то в тоскливые рыдания, многократным эхом разносящиеся по древним переходам и галереям.

Глава 9

- Что это? - воскликнул Холмс. - Что это?!!

В первое мгновенье я не мог выговорить ни слова - язык совершенно отказывался мне повиноваться.

Вой повторился. Он снова перешел в хохот, такой ужасный, что мне хотелось бросить все и бежать, бежать, бежать, бежать, сметая все на своем пути, не разбирая дороги и, по возможности, в разные стороны.

- Что это, Уотсон? - повторил Холмс. В голосе моего друга слышалась дрожь.

- Послушайте, Холмс, - прошептал я, когда дар речи, наконец, вернулся ко мне. - А может, это смеются ваши крысы? Вы же считаете...

- Вы с ума сошли! - возмутился Холмс - Крысы смеются совсем не так.

Мой друг набрал в легкие воздуха и издал несколько судорожных квакающих звуков, от которых остатки моих волос встали дыбом, а спину покрыл холодный пот.

- Вот, Уотсон, вы слышали? Это настоящий крысиный смех. - Холмс с гордостью посмотрел на меня и добавил: - Я называю его сокращенно - КС.

Новый страшный вопль из глубин замка совершенно выбил Холмса из колеи. Он метнулся под стол, где уже сидел я.

Утро мы встретили там же, под столом. Мы давно покаялись друг другу во всех грехах, по несколько раз вспомнили прожитую жизнь и с безразличием приговоренных к казни ждали своей неминуемой смерти.

Какова же была наша радость, когда с первыми солнечными лучами крики, вопли и стоны затихли, а в дверях показался наш родной, милый, старый Квентин.

- Как! Вы живы? - удивленно спросил он. - Впрочем... И все остальные тоже... Оригинальный в этом сезоне призрак! - Помаячив еще с минуту около подоконника, Квентин тяжело вздохнул и повернулся к нам.

- Ну, - сказал он, - вылезайте. Нечего там отсиживаться.

Мы нехотя покинули наше убежище.

- Как там внизу? - осторожно спросил Холмс.

- Паникуют... - и Квентин, равнодушно зевнув, удалился, не то одобрительно, не то осуждающе покачивая головой.

Наскоро размяв затекшие от долгого сидения ноги, мы с Холмсом решили спуститься вниз.

В холле стояла непривычная суматоха. Мы с удивлением обнаружили, что в замке, оказывается, довольно много слуг. Они сновали туда-сюда с мешками, сундуками, корзинами и узлами. Создавалось впечатление, что все они внезапно решили взять расчет. Вся эта кутерьма живо напоминала мне бегство иудеев из Египта или, точнее, крыс с тонущего корабля.

Присмотревшись, мы заметили в передвижениях снующих слуг некий порядок. Центром его являлась многострадальная супруга Дэниела Блэквуда. На ней был светло-зеленый костюм для верховой езды и длинный ниспадающий плащ. Широкополая шляпа скрывала ее роскошные волосы. Мы подошли ближе.

- Доброе утро, мистер Холмс. Доброе утро, доктор Уотсон. Надеюсь, вы хорошо провели ночь? Джек! Этот чемодан - в коляску. Элис, куда вы тащите ковер? Вы с ума сошли! Немедленно повесьте его обратно! Эй, Фред, немедленно отправляйтесь за лордом Дэниелом - он, кажется, пытается выкатить из подвала старое бургундское...

- Простите, леди Джейн, - нерешительно начал Холмс, - вы, кажется, собрались в кругосветное путешествие?

- Вы что, ничего не слышали этой ночью?! - с ужасом воскликнула леди Джейн. - Этой ночью вновь появился призрак замка Блэквудов. Мы ни на минуту не задержимся здесь! Всякий, кто останется в замке на вторую ночь погибнет! Да где же этот Дэниел? Фред! Фре-ед!!!

Из глубины коридора послышался шум, и вскоре в холле появился здоровенный мужлан богатырского телосложения, одетый в простые кожаные штаны, полосатую фуфайку и огромные башмаки. Железной хваткой он сжимал плечо лорда Блэквуда, не давая тому отклониться от курса. На спине согнутого в три погибели Дэниела покоилась бочка, по размерам не уступающая леди Гудгейт.

- Послушайте, Холмс, а бочки вы, случайно, не относите к пузырькам? съязвил я и тут же об этом пожалел. Лицо моего друга озарилось.

- Пузырьки! - благоговейно прошептал он и ринулся навстречу Дэниелу.

- Дорогой Дэниел! - страстно начал Холмс. - Видите ли... - он замялся, но, видимо, страсть коллекционера одержала верх, - видите ли, в кабинете вашего покойного отца я обнаружил коллекцию пузырьков. Я давно собираю пузырьки и, поэтому осмеливаюсь просить вас об одном одолжении: не согласитесь ли вы уступить мне хотя бы несколько экземпляров?

- Да забирайте хоть все, - прокряхтел Дэниел, пытаясь поставить тяжелую бочку на пол.

- Прямо сейчас?! - Холмс затрепетал. - Вы не шутите?!

В этот момент лорд покачнулся и не в силах более удерживать тяжелую бочку, выпустил ее. Бочка с грохотом упала на пол и, подмяв под себя Холмса, покатилась прямо на меня. Как загипнотизированный я смотрел на нее, даже не пытаясь сойти с места. Последнее, что осталось в моей памяти - бездушная, увеличивающаяся громада бочки, лопнувшие металлические обручи и хлещущее из открывшихся щелей бургундское.

Глава 10

Я открыл глаза. Было темно. Где-то рядом били часы. Я насчитал семь ударов. Ничего не хотелось.

- Наконец-то! - раздался рядом знакомый голос. - Наконец-то вы пришли в себя, мой дорогой Уотсон! Я уже начал опасаться, что дело кончится гораздо серьезнее. Попробуйте пошевелить ногами... Теперь руками... Головой... Теперь попытайтесь сесть. Осторожно, осторожно! Ну как?

Передо мной стоял Холмс, а у стола с примочками в руках суетилась наша домохозяйка миссис Хадсон. Я с удивлением обнаружил, что сижу на диване в нашей квартире.

- Как я тут оказался? - спросил я, обнаружив, что, как это ни странно, у меня почти ничего не болит.

- Не волнуйтесь - дружески сказал Холмс. - Это я привел вас домой. Я очень счастлив, что все хорошо обошлось. По-видимому, вы потеряли сознание не от того, что по вам прокатилась бочка - она и по мне прокатилась оттого, что ваш организм был измотан до предела и, к тому же, сильно ослаблен, тем, что случилось ночью. Бочка же просто сыграла роль катализатора: - И он подал мне чашку крепкого, ароматного кофе. - Пейте, это взбодрит вас. Сейчас мы поедим и отправимся в замок.

- Зачем?! - изумился я.

- За пузырьками! - лицо Холмса дышало торжеством. - Лорд Дэниел, как вы помните, презентовал мне коллекцию пузырьков.

- Как? Вы их не забрали? - опешил я.

- Простите, Уотсон, - с упреком сказал Холмс, - но вы такой тяжелый!

- Вы само благородство! - вскричал я, по достоинству оценив его жертву, но в глубине души жалея, что пришел в сознание слишком быстро.

Наскоро съев приготовленную миссис Хадсон яичницу, мы стали собираться в дорогу. Внезапно я сел.

- Подождите, Холмс! Там же призрак! Вы только вспомните его вой! И потом - сегодня вторая ночь! Всякий, кто останется в замке, погибнет! Может, лучше подождать хотя бы до завтра?

Блаженная улыбка медленно сползла с лица Холмса.

- Призрак? Я не верю в призраков, - Холмс с совершенно хладнокровным видом стал набивать трубку. Это плохо удавалось моему другу. Пальцы его дрожали, табак сыпался на пол. - Но если вам действительно так страшно, мы можем отложить поездку...

Мне захотелось броситься Холмсу на шею, расцеловать его и запеть что-нибудь веселое.

- ...и в другой раз отправиться за пузырьками...

По лицу Холмса было видно, что внутри у него идет яростная борьба рассудка и страсти коллекционера.

- А если они пропадут - я никогда себе этого не прощу. Вам, впрочем, тоже. Призрак! Ха-ха. Видали мы таких призраков! В сущности, мне их даже жаль. Подумать только! Прожить долгую, нудную жизнь, помереть и получать за это право появляться только по ночам, после двенадцати, когда все нормальные люди уже спят! - Холмс автоматически посмотрел на часы и радостно присвистнул.

- Уотсон! Да у нас же уйма времени! До двенадцати мы успеем десять раз съездить за пузырьками и вернуться обратно!.. Одевайтесь, да побыстрее. Я побежал ловить кэб.

Одевшись, я уселся на ящик с обувью и стал дожидаться Холмса. Настроение у меня было неважное, душу бередили мрачные предчувствия. Замок Блэквудов представлялся мне теперь чем-то наподобие Голгофы, на которую мы добровольно решили взойти. С огромным удовольствием я бы отменил нашу поездку, но...

И тут мне в голову пришла спасительная мысль. Я вспомнил, как Блэквуд младший говорил, что крест, выбитый на подошве, - прекрасная защита от привидений. Разыскать молоток и с десяток обойных гвоздей было для меня делом одной минуты. Вытащив из ящика сапоги, я стал лихорадочно, попадая больше по пальцам, нежели по шляпкам гвоздей, выбивать на подошве крест. Справившись с одним сапогом, я схватил другой, но в этот момент услышал на лестнице шаги Холмса. Мне не хотелось, чтобы великий сыщик увидел, чем я занимаюсь, поэтому быстренько спрятал молоток, а сам задумчиво уставился в стену.

- Уотсон! Что вы сидите? Кэб уже ждет у подъезда! О! Вы приготовили мне сапоги! Не ожидал! Спасибо, спасибо! - приговаривал Холмс, влезая в мои сапоги. - Вы правы: на улице сыровато! Сидят, как влитые! - Холмс затопал вниз по лестнице.

Заверения Холмса, что до места мы доберемся быстро, оказались безосновательными. К замку мы прибыли только к десяти. Еще полчаса Холмс потратил на то, чтобы выторговать у кэбмена лишний пенс. Это ему не удалось.

- Возмутительно! - бесновался Холмс, когда мы шли по покрытой гравием дорожке, ведущей к замку. - Это настоящий грабеж! Это переходит все границы!..

Я молчал. Последний фонарь остался далеко позади и с каждым шагом становилось все темнее. Я чувствовал, что мною снова овладевает страх. За каждым кустом мерещились вурдалаки и оборотни. Впереди вставала темная громада замка.

- Нет, он думает, что ему все дозволено! Ничего! Он у меня попляшет! Уотсон, зажгите, пожалуйста, спичку.

Мы остановились у самого подъезда, и Холмс, злорадно усмехнувшись, вынул из кармана свою записную книжечку. Я чиркнул спичкой, и великий сыщик, напрягая зрение, записал номер кэба сразу же после списка из ста одиннадцати человек, подозреваемых в похищении денег, и засмеялся. Смех Холмса гулко разнесся по всем парку, отразился от каменной махины замка и, исказившись до неузнаваемости, заставил меня вздрогнуть.

- Ради Бога, тише, - взмолился я, - люди же спят!

- Какие люди? Ха-ха! Все еще утром покинули замок!

Тут меня осенило:

- Хм... - я несколько раз демонстративно дернул двери, которые, как я и ожидал, были крепко заперты. - А как же мы проникнем внутрь?

- Молча! - сострил Холмс и расхохотался еще громче. - Я все обдумал заранее. Видите! - И он показал пальцем куда-то в ночное небо.

- Не вижу, - отрезал я, глядя прямо перед собой и раздумывая, что же Холмс имеет в виду.

- Ничего, старина, - утешил меня Холмс, - я тоже ее не вижу. Но я точно знаю - она на крыше. Печная труба - через нее мы легко попадем в замок. Только сначала надо влезть на крышу. Ну, смелее, Уотсон!

Великий сыщик пропустил меня вперед, мотивируя это тем, что поймает меня в случае падения. Надо отметить, что ловить меня не пришлось. Цепляясь за излишества старинной архитектуры, за головы амуров, за бороды атлантов, я фут за футом продвигался вверх, уповая на свои мускулы и стараясь не смотреть вниз. Каким-то чудом я все-таки оказался на крыше и тяжело дыша, оперся на гипсовую химеру, нависавшую над парком, чтобы хоть немного отдохнуть и привести в порядок бешено бьющееся сердце.

Холмсу повезло меньше. Судя по доносившимся до меня звукам, раза три он срывался, причем последний раз уже с крыши, зацепив при этом горсть черепицы. Наконец, его темная фигура приблизилась ко мне и, балансируя на краю крыши, вцепилась в химеру с другой стороны.

Хрупкой статуе, по-видимому, не предназначалась роль несущей опоры. Я почувствовал, что черепица уходит из-под моих ног, и мы втроем - я, Холмс и химера - медленно и неотвратимо кренимся к далекой земле...

Нечеловеческим усилием, изогнувшись, как паяц, я удержался на крыше, оттолкнувшись вовремя от химеры, которая с оглушительным треском отломилась от основания и тяжело рухнула вниз вместе с так и не отпустившим ее Холмсом. Раздался глухой удар, звон разбитого стекла и приглушенное проклятие. Наступила тягостная тишина, которая вскоре вновь была нарушена - тяжело дыша, Холмс в очередной раз лез по стене...

Потом мы долго сидели около трубы, вдыхая свежий ночной воздух.

- Я напишу новый верлибр, - внезапно сказал Холмс. - И назову его "Химере - химерья смерть". - Он победоносно посмотрел на то место, где еще недавно торчала зубастая тварь. - Ловко мы ее! - Мой друг ободряюще хлопнул меня по плечу. - Э, да мы засиделись! Вставайте Уотсон, - Холмс влез на трубу. - Пузырьки ждут нас! - воскликнул он и бесшумно провалился вниз. Я последовал его примеру.

После нашего появления в замке, труба, без сомнения, стала гораздо чище. Луч потайного фонаря Холмса высветил галерею портретов, заканчивавшуюся зеркалом с двумя черными как уголь лицами - моим и Холмса.

Идти по безмолвным этажам, скрипящим древними половицами галереям и опустевшим залам было не очень-то приятно. Бледный луч фонаря, выхватывающий только небольшой участок пола под ногами, делал окружающую темноту еще более глубокой. К тому же, мне постоянно казалось, что по нашим следам кто-то крадется. Время от времени я вспоминал, что крестом подбит сапог Холмса, а не мой, от этого мне становилось еще тоскливее. Мрачные мысли, а также самая зловещая обстановка замка привели меня в такое смятение, что я совершенно потерял способность рассуждать и механически следовал за Холмсом, рвущимся к своим вожделенным пузырькам.

В кабинете все было по-прежнему - и разбросанные ящики и кипа разлетевшихся по всей комнате, бумаг и кресло, которое моментально отшвырнул в сторону Холмс, кинувшийся к столику с пузырьками.

- О Боже! Неужели это все мое? - бормотал Холмс, набивая ими карманы, цилиндр и перчатки. Я смотрел на Холмса, с нетерпением ожидая того момента, когда последний пузырек окажется у него, и мы, наконец, сможем покинуть замок.

Через несколько минут мы с нашей драгоценной ношей пустились в обратный путь. Взошла луна. Ее свет ложился на пол галереи четкими прямоугольниками узких, как бойницы, окон.

Как только мы вступили в галерею, часы на башне замка начали бить полночь. Мерные удары колокола раздавались прямо над нашими головами, возвещая наступление того часа, когда, по преданиям, разверзаются могилы и неприкаянные души выходят на свободу.

- Полночь... - как-то зловеще сказал Холмс, и пузырьки у него за пазухой зазвенели.

По галерее пронесся легкий ветерок. Где-то внизу хлопнула дверь. Я застыл.

- Тише, Холмс! - прошептал я. - Тише! Там, кажется, кто-то есть.

Холмс замер. Стало так тихо, что удары собственного сердца оглушили меня. Я в очередной раз в душе проклял Холмса и его дурацкую затею с пузырьками.

- Уотсон, - еле слышно прошептал Холмс, - вы...

Протяжный, тупым ножом резанувший по нашим натянутым нервам скрип в клочья разорвал тишину древнего замка. Казалось, этот скрип заполнил собой все - коридоры, комнаты, залы, галереи - каждый уголок замка Блэквудов, от подземелий до шпиля старой башни. У меня подкосились ноги, и я, бессильно цепляясь руками за стену, сполз на пол.

Послышался далекий протяжный, нечеловеческий вой. Вслед за этим раздались тяжелые, мерные шаги и гнетущий звон цепей. Ни разу в жизни я не слышал ничего более ужасного. Мне было плохо, как никогда. К тому же сверху на меня рухнул трясущийся от страха Холмс. Он попытался что-то сказать, но язык не повиновался ему. Шаги приближались - нижняя зала, поворот налево, винтовая лестница, узкий переход в оружейную - все ближе и ближе. Я попытался вспомнить хотя бы одну молитву, но тщетно: от страха все они вылетели у меня из головы.

- Уо...уоу... - я понял, что Холмс хочет что-то сказать мне. Уо-отсон... Н-н-ниша...

Лязганье зубов мешало Холмсу выразить свою мысль более отчетливо, но я понял, что поблизости есть укрытие! Не теряя ни секунды, я собрал остатки сил и быстро пополз вдоль стены, пытаясь в темноте обнаружить нишу. В том месте, где галерея поворачивала под прямым углом к лестнице, Холмс тяжелым мешком свалился с моей спины и прошептал:

- Это здесь, Уотсон... Это здесь...

Нища была не особенно большой, к тому же, значительную часть ее занимала какая-то статуя, но выбирать не приходилось - шаги доносились уже с лестницы, ведущей на галерею. Мы кое-как забились за постамент и затаились.

И вовремя! В дальнем конце галереи происходило какое-то движение. Что-то зловещее, кошмарное, пугающее двигалось в нашу сторону в темноте галереи. Звук шагов гулким эхом разносился по всему замку. Сам Древний Ужас поднялся из бездонных глубин времени. Миг - и он вступил в полосу лунного света.

Да! Это был призрак! Кровь застыла у меня в жилах. Громадная белая фигура, неизбежная, неотвратимая, как смерть, то исчезала в темноте, то вновь появлялась в лунном свете, с каждым разом оказываясь все ближе, ближе, ближе...

Мгновенно заткнув Холмсу рот, я вжался в холодный пол, уже ни на что не надеясь.

Шаги призрака прогрохотали где-то рядом и стали удаляться. Потом начался ад. Весь замок ходил ходуном: страшные удары следовали один за другим, стены тряслись, с потолка сыпалась штукатурка, пол под нами дрожал, как во время землетрясения, статуя, стоявшая в нашей нише, не удержалась на постаменте и со страшным грохотом рухнула, лишь по счастливой случайности не задавив нас с Холмсом.

Этот кошмар продолжался почти всю ночь. Наконец, удары смолкли, и наступила тишина. Но ненадолго. Крик, в котором слилось все - боль, страх, мука, тоска и отчаяние - потряс нас до глубины души. Меня прошиб холодный пот, Холмс тоже попытался что-то крикнуть, но я продолжал крепко зажимать его рот. Эта ночь была самой ужасной ночью в моей жизни. Казалось, она никогда не кончится, и, когда начало светать, я с трудом поверил в это. В бледном свете наступающего дня отчетливее стали вырисовываться обломки упавшей статуи. Похоже, это была Венера Милосская.

Холмсу, наконец, удалось высвободиться из моих объятий. К моему удивлению, он был совершенно спокоен. Холмс встал, отряхнулся и решительно направился в ту сторону, где ночью скрылся призрак.

- Постойте, Холмс! Подождите! Куда вы?!

Холмс даже не обернулся.

- Да подождите же! Вы с ума сошли?!

Как бы в подтверждение этому Холмс весело захохотал.

Бродить по замку со свихнувшимся Холмсом мне не улыбалось, но оставаться в одиночестве не хотелось еще больше.

Выкарабкавшись из ниши, я быстро догнал Холмса, и мы зашагали вглубь замка. Оставив позади галерею, мы не стали подниматься на четвертый этаж, как прежде, а, наоборот, спустились вниз по крутым ступеням и остановились напротив тяжелой дубовой двери, потрескавшейся от старости. Холмс осторожно подошел к ней, прислушался и рывком распахнул ее. Я едва не заорал от страха.

- Не то, - спокойно сказал Холмс, заглянув внутрь, и аккуратно прикрыл дверь.

Около следующей двери картина повторилась. Таким образом, мы миновали шесть или семь дверей. Наконец, распахнув очередную дверь, Холмс издал невнятное восклицание. Я осторожно выглянул из-за его плеча.

Картина, представшая нашему взору, была ужасна. Весь пол комнаты, которая, судя по всему, была спальней Дэниела и его супруги, был усыпан битым кирпичом, ночной столик и пара кресел были разбиты буквально в щепки, как бы в припадке безудержной ярости. Массивные кровати с резными спинками были изуродованы до неузнаваемости. По всей комнате летал пух из распоротых подушек. В стене спальни зиял огромный пролом, перед которым на груде битого кирпича лежала маленькая потрепанная книжка. На ее обложке кроваво-красными буквами было начертано: "Торжество добродетели".

Глава 11

Некоторое время я стоял молча, ничего не понимая. Пропавшая книга никак не ассоциировалась у меня со спальней лорда Дэниела Блэквуда, а спальня лорда никак не ассоциировалась с грудой битого кирпича.

Холмс шагнул внутрь, поднял с пола один из кирпичей и осторожно понюхал его.

- Хм, - пробормотал он безо всякого выражения. - Кирпич.

Услышав спокойный голос Холмса и осознав, что к нему вернулась его обычная любознательность, я понял, что ночное потрясение прошло для моего друга совершенно бесследно. Спокойствие Холмса мало-помалу стало передаваться и мне.

- И в самом деле кирпич, - нервно съязвил я. - Как вы догадались?!

- Это же элементарно, Уотсон, - оживился Холмс. - Многое кажется необъяснимым и загадочным... - начал он свою любимую фразу, но, видимо, каким-то шестым чувством осознав, что я над ним издеваюсь, вспылил.

Решив не спорить с великим сыщиком, я пробрался к зияющему в стене спальни отверстию и поднял с пола "Торжество добродетели", чем окончательно вывел Холмса из себя.

- Уотсон! Ради Бога, ничего не трогайте! Вы мешаете мне вести расследование! Все должно оставаться на своих местах!

С этими словами он отнял у меня книгу, присел на кирпичную груду и, брезгливо морщась, стал перелистывать страницы.

Я тем временем осматривал пролом в стене. Кирпичная кладка шла лишь с внутренней стороны, скрывая собой неотесанные каменные глыбы, которые, вероятно, были свидетелями нашествия Вильгельма Завоевателя. Кое-где между глыб торчали потемневшие от времени бревна.

Пролом был сквозным, и, высунувшись наружу, я несколько минут с наслаждением вдыхал бодрящий утренний воздух. Внизу среди клумб, покрытых чахлой растительностью, покоились глыбы, еще недавно являвшие одно целое со стеной замка. Немного правее, из разбитого парника торчала, хищно ощерясь на порядком потревоженную навозную кучу злобная голова химеры. Куча навела меня на некоторые размышления.

- Холмс! А кстати - куда вы так удачно упали вчера вечером?

Кряхтя, Холмс протиснулся в отверстие и устроился рядом со мной. Судя по всему, отвечать на вопрос ему не хотелось, поэтому несколько минут он делал вид, что изучает парк. При виде химеры он злорадно ухмыльнулся и победоносно толкнул меня локтем в бок.

- Вот, Уотсон, послушайте! Только что я сочинил новый верлибр. Слушайте внимательно:

Синей химере неподвластен

Простор морей,

А также рей

и других корабельных снастей.

Ананас.

Зачем он нам нужен?

Нанижем на копья по ананасу

И книгу...

- "Торжество добродетели", - вставил я.

- И ее тоже, - согласился Холмс, - Но, пожалуй, будет лучше, если мы возьмем ее с собой. Она нам еще пригодится... Я вижу, вы хотите что-то спросить? Не надо, Уотсон. Я все объясню потом.

Мне действительно хотелось обо многом расспросить Холмса, например, о том, как сюда попала эта злосчастная книга, кто устроил весь этот погром, и, наконец, каким образом все это связано с родовым призраком Блэквудом - но, чувствуя, что Холмс и сам ни черта в этом не понимает, не стал напрасно терять время. Мне в голову пришла другая мысль:

- Холмс, а вам не кажется, что сейчас сюда нагрянут Блэквуды и наше положение окажется несколько двусмысленным и, я бы даже сказал, щекотливым?

Холмс, по-видимому, над этим еще не задумывался.

- Вы правы, Уотсон! Бежим!

Холмс сунул за пазуху "Торжество добродетели", пару кирпичей и обломок кровати - вещественные доказательства, как он отметил на бегу - и мы понеслись к выходу из замка.

Как ни странно, входная дверь была распахнута настежь, но удивляться этому уже не было времени. На несколько секунд Холмс задержался у навозной кучи, но, бросив взгляд на химеру, вновь припустил хорошим аллюром. Несмотря на то, что я неплохо бегаю и, даже помнится, не раз брал призы на средних дистанциях, Холмс намного обошел меня.

Через несколько минут мы выбежали к Темзе. Холмс заметался по берегу.

- Спасайтесь, Холмс! - заорал я, едва не сбив его с ног. Холмс, не оборачиваясь, не теряя ни секунды, перемахнул через парапет и без всплеска, как нож, ушел под воду. Спустя минуту его голова показалась на поверхности ярдах в двадцати от берега и, повернувшись, вопросительно уставилась на меня.

- Холмс! - воскликнул я, расплываясь в улыбке. - Я просто балдею, как вы ныряете!.. Вы не потеряли ваши пузырьки?..

Холмс выплюнул набившуюся в рот тину и медленно поплыл к берегу.

- Когда-нибудь, Уотсон, - проговорил он, выбираясь на парапет, когда-нибудь ваши шуточки выйдут нам боком...

Я потащил упирающегося Холмса вдоль набережной. "Не пойду, - обиженно бормотал Холмс. - Никуда я с вами не пойду".

Тем не менее он пошел и даже побежал. Видимо, ему было не жарко. Я утешал его тем, что теперь ему не нужно умываться. - Холмс бурчал в ответ что-то неразборчивое.

Через несколько минут я затащил его в маленький кабачок, усадил около камина и заказал горячий грог. Холмс начал приводить себя в порядок, тряся головой и сбрасывая под стол мусор, прилипший к нему во время купанья.

Начало сказываться напряжение предыдущей ночи. Меня потянуло в сон. Но, как только я прикрыл глаза, срывающийся шепот Холмса заставил меня вновь открыть их:

- Смотрите, Уотсон, - и Холмс протянул мне клочок бумаги. На нем значилось:

[Image001]

Глава 12

- Откуда это у вас, Холмс?

Холмс оторопело взглянул на меня, потом на клочок бумаги в моих руках и растерянно проговорил:

- А... а ведь, похоже, кому-то известно о смерти Хьюго Блэквуда гораздо больше, чем нам.

- Чего уж больше? - удивился я.

- Я всегда поражался лености вашего ума. Подумать только, в этой записке - кстати, отдайте ее - находится ключ к разгадке...

Холмс внезапно замолчал, еще раз посмотрел на записку, затем нагнулся и, помедлив мгновенье, нырнул под стол.

- Вы знаете, Уотсон, - сказал он, вновь появляясь на свет Божий с грудой мусора в руках, - мне пришла в голову великолепная мысль - возможно, здесь есть и другие части этого письма.

Но сколько Холмс не перекладывал пробки, фантики, щепки и желтые пожухлые листья - все было безрезультатно. Оживление сползло с лица моего друга. Он что-то еще бормотал, разгребая веточки и палочки, но уже без того воодушевления, которым был охвачен минуту назад.

- Пойдемте-ка домой, - предложил я.

- Да, - согласился Холмс, - шли бы вы домой! А мне надо обследовать мост! И немедленно! - И Холмс, мокрый, грязный, как половая тряпка, важно продефилировал к выходу. Волей-неволей мне пришлось последовать за ним.

В сотне ярдов от кабачка виднелся старый каменный мост, соединяющий берега Темзы. По нему сновали похожие, с грохотом проезжали кэбы. Внизу неторопливо проплывали баржи, груженые песком.

- Уотсон, - скомандовал он, - ждите меня здесь. А то вы, как обычно, затопчете все следы. У вас ведь прямо талант губить все мои начинания. - С этими словами великий сыщик увернулся от несущегося на него кэба и выбежал на мост. Я остановился в стороне, наблюдая, как Холмс мечется по мосту, ползает на четвереньках, прыгает из стороны в сторону, петляет, совершая массу немыслимых движений. Складывалось впечатление, что он ищет не чужие следы, а запутывает свои собственные.

Действия великого сыщика вызывали законное недоумение людей, плотным потоком двигавшихся по обеим сторонам моста. Кэбмены кричали ему обидные, неприличные слова. Мальчишки-газетчики, рассыльные, прочие оборванцы - с хохотом плясали вокруг него, осыпая моего друга непристойными шутками и бранью.

Холмс ни на что не реагировал. Вытащив из кармана огромную лупу, рулетку, моток бечевки, колышки, он принялся методично разбивать мост на квадраты. Но как Холмс ни старался, как ни спешил, разметить более двух квадратов, ему никак не удавалось - прохожие то и дело натыкались на колышки, вырывая их из трещин мостовой, рвали бечевку, сбивали с ног самого Холмса. Дело кончилось тем, что Холмс разбил свою любимую лупу и, по-видимому, два или три пузырька из коллекции Хьюго Блэквуда. Ничем другим я не могу объяснить внезапной вспышки ярости, овладевшей Холмсом.

- Идиоты! Болваны! Безмозглые кретины!!! - неистово орал он, размахивая руками и яростно пиная уцелевшие колышки, - Нате! Нате! Вот вам! Что, довольны?!!

Внезапно, сверхчеловеческим усилием Холмс взял себя в руки. Он медленно обвел взглядом толпу, сдержанно поклонился и направился ко мне. Народ расступился, послышались аплодисменты. К ногам Холмса упало несколько медяков. Кто-то крикнул: "Браво!"

Когда Холмс, наконец, пробился ко мне, он был уже почти спокоен. Я сделал вид, что не знаком с ним и, честно глядя ему в глаза, вложил в его руку пенс. Холмс машинально сунул монету в карман.

- Спасибо, Уотсон, - сказал он. - Пойдемте отсюда, нас здесь не поняли.

Мы прошли сквозь ревущую в восторге толпу, свернули в какую-то тихую улочку и некоторое время шли молча. Наконец, когда от нас отстали самые горячие поклонники, я заговорил:

- Ну что, Холмс, вы нашли то, что искали?

Холмс оживился. На его бледном до того лице выступил легкий румянец.

- Конечно же, Уотсон! - с жаром начал он. - Я нашел довольно любопытные следы. Мне кажется, следствие идет по верному пути. Осталось уточнить только пару незначительных деталей, чтобы дополнить картину. Ах да! Совершенно забыл!

Холмс вытащил из кармана обрывок злополучного письма и еще раз внимательно просмотрел его. Затем он понюхал бумагу, откусил уголок и сосредоточенно прожевал.

- И все же, - сказал он, - меня чрезвычайно интересует вопрос: кто этот таинственный "М", отправивший письмо. Интересно... Уотсон, я, кажется, знаю, куда нам надо идти.

Я тоже знал, что нам давно уже пора идти домой, где нас ждет теплая постель, где можно будет, наконец, выспаться, где забудутся все ужасы сегодняшней ночи. Но Холмс думал иначе.

- Мы пойдем в лавку Огюста Фергюсона.

- Кто такой этот Огюст Фергюсон? - подозрительно осведомился я, чувствуя, что Холмс втягивает меня в очередную авантюру.

- Владелец лавки, - веско ответил Холмс, - той самой лавки, где автор письма купил чернила.

- Вы решили, что в Лондоне есть только один человек, торгующий чернилами?

- Уотсон, вы недооцениваете мой талант, - скромно сказал Холмс. Любому мало-мальски сведущему человеку известно, что чернила в каждой лавке обладают одним, неповторимым, присущим им и только им вкусом. А знать все лавки Лондона, их хозяев и вкус их чернил - моя прямая обязанность!

- Вы, наверно, написали не одну монографию по этому поводу, пробормотал я.

- Ну, разумеется, Уотсон! А как вы догадались?..

До лавки, как это ни странно, мы добрались без приключений. Это, без сомнения, была самая лучшая, самая восхитительная лавка в мире. Это была самая великолепная лавка из тех, что мы посещали вместе с Холмсом. Потому что на ее дверях висел огромный амбарный замок.

- Слава Богу! - вырвалось у меня.

Холмс еще некоторое время дергал замок, не в силах поверить в то, что лавка закрыта. Потом он повернул ко мне свое обескураженное лицо и пролепетал.

- Этого не может быть, Уотсон! Так не бывает!

- Бывает, - успокоил я его, - и даже гораздо чаще, чем вы думаете.

Но Холмса это не утешило. Повернувшись к двери, он несколько раз неуверенно пнул ее.

- Фергюсон, - сказал он, - открывайте. Ну, открывайте же, ну что вам стоит? Откройте, а?

На месте Фергюсона я ни за что бы не открыл такому человеку, как Холмс. Возможно, Фергюсон придерживался аналогичного мнения, и входить в контакт с великим сыщиком не входило в его планы, а, скорее всего, его просто не было дома.

- Ладно, - сказал Холмс. - Допустим, он ушел. Вопрос - куда? Будем рассуждать логически.

- А не проще ли спросить об этом у соседей? - осведомился я. - Да и вообще, на кой черт вам сдался этот Фергюсон?

- Фергюсон, - многозначительно сказал Холмс, подняв указательный палец, - одно из звеньев цепи!..

Я не выдержал:

- Одно из звеньев цепи идиотов, самым главным звеном в которой является один мой хороший приятель!

- Припоминаю, - сказал Холмс, - я, кажется, видел его.

- Еще бы, - подтвердил я, - и не один раз. В зеркале.

Но Холмс уже не слушал меня. Он вертел во все стороны головой, пытаясь найти кого-нибудь, кто поведал бы ему о судьбе Фергюсона. Улица была пуста.

- Ладно, - сказал Холмс, - прячьтесь! Ограбят - сами ко мне прибежите.

Он пересек мостовую и подошел к высокой чугунной ограде, тянущейся насколько хватало глаз. В мгновение ока великий сыщик взобрался на нее, устроился там как петух на насесте и крикнул мне сверху.

- Уотсон! Где-нибудь ведь должны знать, куда делся Фергюсон. Пойдемте!

С этими словами он взмахнул руками, словно собираясь взлететь, и прыгнул. Послышался звук рвущейся материи, сдержанное проклятие, и Холмс повис вниз головой, зацепившись полой своего плаща, по ту сторону ограды.

Я демонстративно открыл калитку, находящуюся в десяти футах от зависшего Холмса и вошел внутрь обширного парка с ухоженными дорожками и небольшими, разбросанными там и сям, памятниками. Тут меня осенило.

- Холмс! - вскричал я. - Это же кладбище!

Великий сыщик поднял голову и одним глазом осмотрел раскинувшийся перед ним пейзаж.

- Действительно, кладбище, - растерянно пробормотав он и вновь опустил голову.

Из-за пазухи Холмса вываливались пузырьки и с хрустальным звоном падали на землю. Холмс наблюдал за ними глазами полными слез. Я подошел, чтобы освободить его из безвыходного положения, но тут у него из-за пазухи прямо мне на ногу выпал кирпич. Я взвыл.

- Холмс!!! Я-то хотел вам помочь, а вы выбрасываете такие штучки!

- Я выбрасываю вовсе не штучки, - возразил Холмс, - а кирпичи. К тому же он сам вывалился, вы видели.

- Ничего я не видел! - заорал я. - Если вам нравится здесь висеть висите себе на здоровье, а я пошел!

- Да, - сказал Холмс, закрывая глаза и скрещивая руки на груди, - мне нравится. Я давно мечтал вот так просто повисеть вниз головой. Я просто счастлив.

- Ах, вы счастливы! - разъярился я. - Ну, тогда получайте!

С этими словами я схватил Холмса за плечи и с силой дернул вниз. Плащ его с треском распался на две половины, а сам он глухим стуком возвестил о своей встрече с землей.

Некоторое время Холмс лежал молча, глядя в серое небо. Потом он перевел взгляд на меня.

- Уотсон, набейте-ка мне трубку, - слабым голосом попросил он.

- А больше вам ничего не набить? - мрачно сказал я, в душе, все же, радуясь тому, что великий сыщик жив.

- Господи! - сказал Холмс, собирая пузырьки и вещественные доказательства в котомку, сооруженную им из обрывков плаща. - Послушайте, Уотсон...

- Не хочу ничего слушать! Какого черта! Я вполне допускаю, что на мосту вы что-то такое нашли, по меньшей мере популярность, но вот что вы хотите разузнать на кладбище? Где Фергюсон?

- Да, - сказал Холмс. - Известно ли вам, дорогой друг, что при каждом кладбище есть сторож и смотрители?

Холмс взвалил на плечи котомку, и мы зашагали вглубь кладбища. Миновав несколько неухоженных, заросших травой могил с покосившимися крестами, мы прошли мимо позеленевшего от времени бронзового ангела с одним крылом и свернули на широкую, покрытую гравием аллею. Мне показалось, что я уже бывал здесь. И, кажется, совсем недавно...

- Холмс! - воскликнул я. - Холмс! На этом кладбище похоронен лорд Хьюго Блэквуд!

Холмс вздрогнул и оглянулся. Сказать по чести, мне тоже не нравилось такое совпадение, но вздрагивать я не стал - я достаточно надрожался прошлой ночью. По моим расчетам, Холмс должен был обязательно произнести что-нибудь очень умное, но, вопреки ожиданиям, он промолчал, как-то странно посмотрел на меня и еще быстрее зашагал по аллее. Похоже, ему в голову пришла очередная идея, и я был очень благодарен этому гению криминалистики, что он не стал делиться ею со мной.

Наконец, мы подошли к небольшому домику, казавшемуся совсем игрушечным в окружении глыб песчаника. Рядом с дверью к стене были прислонены несколько венков.

- Это здесь, - сказал Холмс и без стука вошел в дом. Я последовал за ним.

Внутри каким-то чудом умещалась кровать, неструганный стол, тумбочка и крохотный камин. За столом сидел лохматый, неопрятный старик и не спеша поглощал неаппетитного вида похлебку из глубокой глиняной миски.

Примерно с минуту он молча смотрел на нас, не думая отрываться от своего занятия. Мы в свою очередь, не отрываясь смотрели на него. Сторож неторопливо закончил трапезу, утер рукавом рот, стряхнул с бороды крошки, после чего засунул посуду под кровать, сел и стал ковыряться в зубах сапожным шилом, Создалось неловкое молчание. Холмс кашлянул.

- Мне нужен Фергюсон... - начал мой друг.

- Который помер от горячки три года назад? Или Генри Фергюсон, которого переехала карета? Или Марк Фергюсон-старший, которому на голову упал кирпич? Или Эдгар Кристофер Фергюсон, убитый на дуэли?

- Нет, нет! Мне нужен Огюст Фергюсон, хозяин лавки, что напротив кладбища!

- И вы решили поискать его у меня? Ну, конечно, где же ему еще быть! Эй, Фергюсон! - сторож демонстративно распахнул тумбочку, как и следовало ожидать, совершенно пустую. - А может быть, он спрятался под кровать? Взгляните. Он, наверняка, там. Нет? Ну тогда он, как пить дать, сидит под столом. Это его любимое место.

- Послушайте, - вступил я, пока Холмс доверчиво ползал под кроватью. Мы вовсе не надеялись найти его здесь. Мы хотели зайти к нему, но лавка оказалась закрытой. Тогда мы направились сюда, думая, что вы знаете...

- Знать не знаю и знать не хочу! - отрезал старик. - Черта с два! И бумага у него паршивая, и чернила разбавленные, и морда отвратительная...

- Кстати, насчет чернил, - Холмс высунул голову из-под кровати. - Не разрешите ли вы черкнуть нам пару строк, записку для Фергюсона: что мы заходили и не застали его?

- И вам чернил?! Все с ума посходили! Третьего дня приходят двое: "Дайте нам чернила!" Позавчера забегает какой-то поп. "Чернил - говорит, не найдется?" Вчера врач - и ему то же чернила.

Я положил на стол шиллинг. Перемену, которая произошла со сторожем, надо было видеть.

- Секундочку, одну только секундочку, джентльмены! Извините, извините, ради Бога! Ах! Ах! - он вскочил с кровати и, неумело кланяясь, протянул Холмсу чернильницу и перо.

Холмс присел за стол и быстро начеркал несколько строк своим неподражаемым почерком. Справедливости ради, надо отметить, что бумага действительно была паршивая. Сложив записку и сунув ее в карман, Холмс встал, поклонился, при этом взгляд его упал на пол.

- Боже! - воскликнул он. - Как мы наследили!

- Что вы, что вы, джентльмены! - Замахал руками сторож. - Не извольте беспокоиться!

- Нет, нет, - авторитетно заявил Холмс - Где у вас веник и совок?

Получив желаемое, Холмс методично смел на совок весь мусор и вышел наружу.

От удивления сторож только и смог сделать, что открыть рот. Тем временем, Холмс вернулся. Он поставил в угол веник и совок, взял котомку, улыбнулся и пошел к двери.

- До свидания, - сказал он, обернувшись. - Пойдемте, Уотсон.

Когда мы вновь оказались рядом с лавкой Фергюсона, я заметил что ее двери открыты.

- Это уже не имеет значения - Холмс весело подмигнул мне. - Все, Уотсон, домой!

- Вы не шутите?! - воскликнул я.

- Нисколько, - ответил Холмс. - Идемте скорее, погода портится.

Ах, как приятно было снова оказаться в нашей старой уютной квартире! Мысль в том, что больше не надо куда-то бежать, кого-то ловить, от кого-то прятаться, доставляла мне невыразимое блаженство

Холмс, не теряя ни минуты, бухнулся за стол и, вывалив на него пузырьки, погрузился в изучение своих сокровищ. Я, тем временем, в каком-то полусне смыл с себя грязь и пот, соскоблил со щек трехдневную щетину. Не помню уже, как я добрался до кровати - мои глаза закрывались на ходу. Ко мне подошел Холмс.

- Уотсон, - серьезно сказал он. - Оставляю вам этот пакет, - он показал мне голубой конверт, запечатанный сургучом. - Я кладу его на стол. Если к шести часам вечера завтрашнего дня я не вернусь - а к шести я обязательно должен вернуться - вскройте его.

Я еще слышал, как Холмс вернулся к столу с пузырьками и все. Я провалился в сон, как в темную бездонную яму.

Глава 13

- Это сумерки, братья. Это сумерки... - зловеще шептал Холмс. - Это смерть, смерть от кораллов... - Холмс смотрел мне в глаза. - Это древние песни темной реки. Это сумерки, - и он захохотал. Хохот становился все громче, а Холмс исчезал все дальше и дальше в кроваво-красном тумане, окутавшем Лондон. Внезапно я понял, что погибну - смерть, неуловимая и невидимая, была здесь, в этом тумане, в этом воздухе, которым я дышал, везде и нигде, в пустынных улицах и темных домах, в скрюченных мертвых деревьях и потухших газовых фонарях. Это сумерки! - шептали чьи-то голоса, туман колыхался, то сгущаясь, то ненадолго исчезая, и тогда сквозь него проступали очертания виселиц... Шаги сзади - это смерть, я понял - это она, она приближается - да, она - миссис Хадсон! Топор в ее руке - занесенный над моей головой, он опускается! Это сумерки! - торжественно загремели голоса. Сумерки! Сумерки! Сумерки!!!

- Нет!!! - вырвался у меня вопль ужаса. - Не-е-ет!!!

Свой собственный крик разбудил меня. Я лежал на кровати, обливаясь холодным потом, сжимая в руках разодранную пополам подушку.

- Холмс, - позвал я, чувствуя, как начинает затихать бешено бьющееся сердце. - Холмс!

Никто не ответил. В доме стояла тишина. Я понял, что Холмс еще не возвращался.

Приведя себя в порядок, я стал терпеливо дожидаться шести часов. Часов до трех я перелистывал одну из последних монографий великого сыщика, в которой он описывал различные виды губной помады. Однако это занятие скоро наскучило мне. Я подошел к шкафу с пузырьками и стал рассматривать его содержимое. Похоже, Холмс изрядно потрудился ночью. Коллекция Хьюго Блэквуда была полностью разобрана, снабжена наклеечками и ярлычками и с любовью расставлена по полкам в художественном беспорядке. Я долго боролся с внезапно охватившим меня желанием выкинуть самую богатую и самую ценную в мире коллекцию пузырьков на помойку или, на худой конец, свалить все на диван Холмса. Представив лицо этого коллекционера при виде учиненного мной погрома, я с трудом сдержал смех.

Стрелка часов будто застыла на четырех. Я повертел в руках оставленный им конверт и вновь бросил его на стол. От скуки я начал вспоминать события последних дней.

Если верить Холмсу, лорд Хьюго Блэквуд был отравлен. Кому это понадобилось? Кому мог помешать немощный шестидесятитрехлетний старик? Может быть, он стал свидетелем какого-нибудь ужасного преступления или же проник в святая святых чьей-то тщательно оберегаемой тайны и от него попытались избавиться? Но почему же это было сделано сейчас, а не пять лет назад, поскольку, если он что и видел в последние годы, то только лица своих близких? Что еще? А вдруг объявился еще один претендент на наследство старого лорда?! Он знает, что сможет оспаривать часть состояния только после смерти Хьюго Блэквуда, который не желает считать его наследником. Этим человеком может быть, скажем, незаконный сын Хьюго или же родственник, проклятый всей семьей за неведомые нам злодеяния. Убедившись, что при жизни лорда наследства ему не видать, он убивает его. Но если это так, то этот человек должен хорошо знать замок, его обитателей, их привычки! Кто в курсе всех дел Блэквудов? Только... Только доктор Мак-Кензи! Мак-Кензи... Постойте, имя неизвестного, отправившего письмо, начинается с буквы "M"!..

Я вскочил с дивана. Вот оно что! Теперь только бы не потерять нить рассуждений. Трясущейся рукой я налил из графина воды, выпил и вновь уселся на диван.

Итак, если доктор пишет кому-то письмо, то это значит, что убивал не он, а кто-то другой, видимо, его сообщнику, доктор же, тем временем, несомненно, создавал себе алиби, В письме же он еще раз напоминает убийце, что тот у него в руках, чтобы не вздумал предать его и скрыться. Правда, непонятно, чего же опасался доктор, имея полное алиби? И причем тут разрушенная стена замка, пропавшая и вновь появившаяся книга, завещанная лордом младшему сыну; причем здесь призрак, наконец? Я почувствовал, что голова моя начинает пухнуть от всех этих рассуждений.

Часы на стене пробили половину шестого. В окно тоскливо барабанил осенний дождь. Где-то за шкафом грустно пел свою песню сверчок.

- Ничего, ничего, - сказал я сам себе. Но беспокойство начало понемногу овладевать мною. Я вспомнил, каким необычайно серьезный для него тоном произнес вчера Холмс свои последние слова. Стрелки медленно приближались к шести, а великий сыщик все еще не появлялся.

- Ничего, ничего, - пробормотал я, - вот сейчас, сейчас откроется дверь...

Но дверь не открывалась. Часы показывали без трех минут шесть. Без двух минут. Без одной...

Мне послышался какой-то шорох на лестнице, словно кто-то царапался легкими коготками. Осторожно подойдя к двери, я немного постоял около, прислушиваясь, затем рывком распахнул ее. Никого. Никого...

Тишину разбил бой часов. Один удар, второй, третий, четвертый, пятый и, наконец, шестой. Долгое эхо.

Деревянными шагами я подошел к столу, взял конверт и судорожным движением распечатал его. Из него выскользнул небольшой листок и упал на ковер. Я нагнулся за ним, развернул и прочитал:

ХИМЕРЕ - ХИМЕРЬЯ СМЕРТЬ

Гибель химеры произошла.

Она любила высоту

И синее небо.

Я ненавижу химер

С раннего детства,

А синее небо люблю гораздо больше, чем

Химер.

Она заслонила небо

Своими

уродливыми

формами,

Не идущими ни в какое сравнение

С моими. Я или она?

Вопрос. Но тут взошла Луна

И осветила все она

Своим сиянием оттуда,

Где птицы

Летают.

Произведя замысловатые расчеты

При помощи имеющихся у меня

Математических

таблиц,

Я вычислил необходимую силу

И, ловко приложив ее,

Скинул чудище вниз.

Гибель химеры произошла.

Хлоп!

Под этим неподражаемым произведением стоял размашистый автограф Холмса...

И тут - хлоп! - хлопнула входная дверь, и в комнату, запыхавшийся и мокрый, вбежал Холмс. Увидев в моей руке верлибр, он просиял.

- Ну как, Уотсон? Я вижу, вы потрясены! Не надо ничего говорить - все написано на вашем лице! Досадно, что я немного опоздал и не смог видеть, как вы наслаждаетесь моим шедевром! А я так спешил!

- Могли бы и не спешить, - ошарашено пробормотал я, сообразив, наконец, что к чему.

- Нет, я должен был спешить, - перебил меня Холмс, - Собирайтесь, Уотсон, вы и так уже засиделись дома. Нам надо ехать.

- Надеюсь, не за пузырьками? - с испугом спросил я.

- Если бы, - мечтательно вздохнул Холмс. - Не забудьте взять зонт - на улице дождь.

Около подъезда стояла телега, на которой покоилась солидных размеров бочка. В телегу была впряжена тщедушная лошадка, с опаской косившаяся на громаду за своей спиной.

- Что это, Холмс? - спросил я, раскрывая зонт - дождь лил, как из ведра.

- Это лошадь, - сострил Холмс. - Забирайтесь наверх.

- На лошадь?

- На бочку, Уотсон! Какой вы, право, бестолковый. Да лезьте же, наконец!

Я решил не задавать больше вопросов - все равно Холмс настаивает на своем - и, взяв зонт в зубы, полез на бочку. Она была мокрая и скользкая от дождя. Спереди, с вожжами в руках, взгромоздился Холмс. Он, как заправский извозчик, чмокнул губами, и наш странный экипаж тронулся с места.

Некоторое время я полулежал, обхватив бока бочки руками и ногами. Внутри нее что-то булькало и переливалось. Каждый ухаб, на котором подпрыгивала наша телега, выводил меня из равновесия. Зонт я выронил сразу еще на Бейкер-стрит. Вскоре, однако, я немного приспособился к подобному способу передвижения и сел. Холмсу же езда не причиняла неудобств - он устроился впереди меня, свесив ноги вниз и, не обращая внимания на дождь и удивленные взгляды редких прохожих, мурлыкал себе под нос какую-то песенку.

- Далеко еще? - крикнул я.

- К утру доедем! - ответил Холмс и захохотал. - Это шутка. Вот мы и на месте. Отель "Нортумберленд".

- Это похоже на отель, как корова на дирижабль, - с сомнением сказал я. - Мне не раз приходилось бывать в отелях. А это... Или вы опять острите?

- Уотсон! Мы просто подъехали со двора - парадный вход с другой стороны. - И Холмс соскочил вниз, прямо в лужу, окатив меня грязью с ног до головы.

- Веселей, Уотсон! Сейчас мне понадобится ваша помощь! Слезайте.

Я с трудом слез вниз и несколько раз обошел вокруг телеги, разминая затекшие ноги. Меня чрезвычайно радовало, что кроме нас на заднем дворе никого не было - я чувствовал, что с минуты на минуту Холмс выкинет очередной номер.

- Уотсон! - позвал меня Холмс. - Видите затычку в бочке? Сейчас я поднимусь на крышу и скину вам шланг. Вы должны будете выбить затычку и вставить шланг в отверстие. Ясно? - И Холмс, не дожидаясь моего ответа, скрылся за маленькой дверью около мусорных баков.

Через пять минут великий сыщик свесил голову с крыши и, сбросив вниз свернутый в клубок шланг, заорал:

- Держите!

Поймав свисающий конец шланга, я подошел к бочке и вышиб из нее затычку. Из отверстия ударила струя воды. Я еле-еле впихнул в него шланг и с надеждой посмотрел вверх.

- Отлично, Уотсон! А теперь я продемонстрирую вам одно интересное явление! Сейчас я создам разряжение на моем конце шланга и атмосферное давление погонит воду вверх! - с этими словами Холмс сунул шланг в рот и исчез за скатом крыши.

Послышалось странное хлюпанье, шланг сплющился и вновь принял прежнюю форму. Я понял, что Холмс пытается всосать воду, но, как видно, безуспешно.

- Ну как? - крикнул я.

- Сойдите со шланга, Уотсон! - донеслось сверху.

- Я вовсе не стою на нем! - ответил я, незаметно сойдя со шланга.

С крыши опять свесилась голова Холмса. Убедившись, что я говорю правду, Холмс исчез и через некоторое время вновь появился во дворе.

- Неудача, - сказал он, тяжело дыша. - Я не учел гидравлического сопротивления шланга. Оно оказалось слишком велико. А может быть, упало давление, - Холмс посмотрел вверх. - Антиц-ц-циклон, - добавил он с чувством.

- Что же будем делать? - поинтересовался я.

- А вот что, - сказал Холмс - Я сброшу веревку, вы ее привяжете к бочке, вот к этим проушинам. Потом крикнете мне, и я втяну ее на крышу.

Мои приготовления заняли сравнительно немного времени. Не прошло и получаса, как я крикнул Холмсу: "Тяните!" и стал с интересом наблюдать за тем, как груз медленно поднимается вверх.

Я многое отдал бы за то, чтобы увидеть лицо великого сыщика в тот момент, когда вместо ожидаемой бочки он получил лошадь: с оглоблями, хомутом и даже вожжами. Прошло долгих десять минут с тех пор, как благородное животное, смиренно поджав ноги, благополучно достигло крыши, а Холмс все еще не подавал признаков жизни. Наконец, его голова вновь показалась на фоне серого неба и мрачным тоном осведомилась:

- Что это, Уотсон?

- Это лошадь, - сказал я, невинно глядя вверх.

- Нет, я вас спрашиваю, что это значит?

- Это шутка. Это я так шучу, - добавил я.

- Прекратите ваши идиотские шутки, Уотсон! Мне нужна бочка, ясно вам?

- Было бы из-за чего переживать! Бросайте веревку и получайте свою бочку.

На этот раз Холмс приступил к делу лишь после того, как убедился, что веревка привязана куда следует. Веревка натянулась, бочка дрогнула, и в этот момент мне показалось, что узел вот-вот развяжется.

- Погодите, Холмс! - заорал я, хватаясь за веревку. - Не тяните!

Последовал мощный рывок, и земля ушла у меня из-под ног. Потеряв опору, я со всего размаху ударился вместе с бочкой о стену и завертелся, как рыба на крючке. Холмс, не услышавший моего призыва, продолжал с неиссякаемой энергией тащить бочку. Обмирая от ужаса, я попытался кричать еще раз, но Холмс ничего не слышал.

- Химеры... - доносилось до меня. - ...Имеющихся у меня математических таблиц... Произошла... Эх, ухнем! Ух. Ух.

Вцепившись обеими руками в веревку, я с тоской наблюдал, как телега внизу становится все меньше и меньше, а я с каждым рывком ухающего Холмса поднимаюсь все выше и выше. Еще несколько рывков и...

- Уотсон? Какого черта?! Да отпустите же, наконец, бочку! Нашли себе занятие!

Холмс, мокрый, красный от напряжения, изо всех сил тащил на себя натянутую, как струна веревку. Рядом, меж печных труб, бродила лошадь, издавая временами жалобное ржание.

- Уотсон! - пропыхтел Холмс. - Нечего глазеть по сторонам! Влезайте на крышу и помогите мне!

Я осторожно переполз на крышу. Вдвоем с Холмсом мы выволокли эту треклятую бочку и присели отдохнуть.

- Самое трудное уже позади, - провозгласил Холмс, утирая рукавом пот. Остались кое-какие мелочи.

Совместными усилиями мы подтащили бочку к слуховому окну и там завалили на бок. В руках великого сыщика появился неизвестно откуда взявшийся лом. Повертев его в руках, Холмс подцепил им днище и резким движением выломал.

Поток воды из бочки с шумом хлынул в слуховое окно. Я оторопело уставился на эту Ниагару. Сзади неслышно подошла лошадь и, положив мокрую морду мне на плечо, стала грустно смотреть на льющуюся воду.

- Ну вот и все, - с удовлетворением сказал Холмс, когда бочка опустела.

По темной лестнице мы спустились вниз и вышли во двор. Покопавшись в соломе, устилавшей дно нашей телеги, Холмс вытащил из нее две поношенные фуражки с твердыми козырьками, огромный ржавый гаечный ключ, две трубы дюймов пяти в диаметре и саквояж. Одну из фуражек и трубы он сунул мне.

- Одевайте фуражку, - сказал Холмс, нахлобучивая на голову свою, - и вперед. Делайте, как я, и не задавайте глупых вопросов.

Мы вышли со двора, обошли здание и оказались у переднего подъезда. Это и в самом деле был отель "Нортумберленд".

Мы поднялись по мраморным ступенькам и оказались перед роскошными резными дверями. Дорогу нам преградил важный швейцар в расшитой золотом ливрее.

- Это еще куда? - свысока спросил он.

- Ремонтная бригада, - дерзко ответил Холмс, глядя ему в переносицу. Лондонводопровод.

Откуда-то сверху донеслось одинокое унылое ржание.

Глава 14

Отодвинув в сторону оторопевшего швейцара, Холмс горло прошествовал внутрь. Вспомнив наставления Холмса, я перехватил поудобнее трубы и, слегка задев ими швейцара, последовал за моим другом. Навстречу из-за своей конторки поднялся худощавый портье.

- Чем могу быть полезен, дже... Эй, Франклин! - раздраженно крикнул он швейцару. - Ты кого пустил?

- Лондонводопровод, - сурово отчеканил Холмс, со стуком кладя гаечный ключ на конторку. - К нам поступил сигнал, что вас заливает.

- То есть как заливает? - оторопело переспросил портье.

- Очень просто, - твердо сказал Холмс - Прорвало трубу. Вода хлещет со страшной силой. Еще немного - и вы погибнете, - Холмс сделал страшные глаза.

- Как погибнем? Какую трубу? - растерянно пробормотал портье.

- Каминную, - пояснил я, пытаясь помочь моему другу. - Обыкновенную каминную трубу.

Холмс деревянно рассмеялся, беспокойно озираясь по сторонам. Внезапно его взгляд остановился на водопроводной трубе за спиной у портье, и его лицо осветилось.

- Вот она, - Холмс указал пальцем. - Вот она!

Портье повернул недоуменное лицо назад.

- Но она же цела, джентльмены!

- Цела? - Холмс хмыкнул, обошел конторку, и, отстранив портье, раскрыл свой саквояж. - Вы говорите, она цела? - Великий сыщик извлек из саквояжа дрель и за несколько секунд просверлил трубу насквозь. Из отверстия забил фонтан.

- Ну вот, - с облегчением сказал Холмс, - что и требовалось доказать. Младший водопроводчик Уотсон, идите, сюда.

Я зашел за конторку. Холмс протянул мне гаечный ключ:

- Пошуруйте-ка тут пока, а я поищу прокладки.

Мне еще ни разу не приходилось шуровать, но спросить, как это делается, я не решился. Сначала я приставил к отверстию одну из своих труб и некоторое время с умным видом смотрел, как вода вытекает через нее на пол. Затем я несколько раз ударил по трубе ключом.

- Ну как? - озабоченно спросил Холмс, вынимая из саквояжа кувалду.

- Мда-а-а... - протянул я, - Дело дрянь.

На лестнице столпилось человек десять-пятнадцать постояльцев, привлеченных шумом текущей воды. Они с испугом следили за нашими действиями.

- Спокойно! - провозгласил Холмс. - Для паники нет ни каких оснований! Просим всех разойтись по комнатам, взять самое ценное, надеть спасательные пояса и через пятнадцать минут собраться в вестибюле.

Нельзя сказать, что это заявление Холмса успокоило собравшихся. "Пожар!" - завопил седобородый джентльмен в смокинге, "Грабят!" откликнулись сразу несколько голосов.

"То-о-онем!!!" - перекрыл обычные крики мощный хор.

Вода, тем временем, действительно прибывала.

- Без паники, господа, без паники! - Холмс постучал кувалдой по конторке. - Прощу тишины.

Шум и вопли постепенно смолкли.

- Гостиница? - в отчаянии спросил портье: - Что будет с гостиницей?!

- Ну, тут все просто, - уверенно сказал Холмс. - Она обречена.

- Боже! Как же...

- И не говорите мне ничего.

- Но... Но сделайте же что-нибудь!!!

- Если я сделаю вам карманный самовар, это вас удовлетворит? осведомился Холмс.

- Какой еще самовар?!!

- Какой-какой? Сами знаете какой! Тульский! И не пытайтесь заморочить мне голову вашим самоваром!

Вода дошла мне до щиколоток, и я с ногами залез на стул, который до этого занимал портье.

- Кого вы пустили в отель? - продолжал Холмс. - Это же просто варвары? Вандалы какие-то, - Холмс заметил на конторке книгу регистрации проживающих. - Вот полюбуйтесь! - сказал он, раскрывая книгу. - Мистер Брэндсгрейв - кто додумался пустить его сюда? С такой фамилией! Или этот сэр Арнольд Арчибальд Пайпбрейкер, эсквайр. Эсквайр? Ха! Расскажите это моей бабушке! А вот - Айзек Мунлайтнесс! Тьфу! Да у вас что здесь, притон?..

Так, снабжая каждую фамилию подробным комментарием, Холмс зачитал весь список. Тем временем вода согнала меня со стула, и я влез на конторку. Холмс удовлетворенно захлопнул книгу.

- И после этого вы хотите, чтобы я возился с трубой? А завтра они снова захотят немного повеселиться и вообще оторвут вашу трубу. Почему бы им не повеселиться? Вы ведь, по-моему, так рассуждаете?

- Нет, нет, что вы! - воскликнул портье. - Мы! Нет! Никогда! Только...

- Что "только".

- Только... заделайте, пожалуйста дыру!

У портье был такой вид, будто его вот-вот хватит удар.

- Не упадите, - сказал Холмс - Вы еще нужны Англии. Плывите сюда. Дайте мне вашу руку. Вот так, хорошо.

С этими словами Холмс засунул указательный палец портье в просверленное отверстие. Течь прекратилась.

- Если у тебя есть фонтан, - назидательно сказал Холмс, обращаясь ко всем присутствующим, - заткни его - дай отдохнуть и фонтану. Козьма Прутков. Классиков надо знать... Пойдемте, Уотсон. Мы здесь больше не нужны.

При гробовом молчании окружающих Холмс сложил инструменты в саквояж, и мы, по пояс в воде, двинулись к выходу.

- Да, - вдруг остановился Холмс, поворачиваясь к портье. - Где-то здесь должен быть вентиль. Найдите его и заверните до упора.

Мы вышли на темную улицу и, не торопясь, пошли вдоль сонных витрин магазинов и наглухо закрытых лавок.

- Холмс, - сказал я после непродолжительного молчания, - можно вам задать один вопрос?

- Хоть три, - благодушно ответил Холмс.

- Ловлю вас на слове, тогда, перво-наперво, мне хочется узнать, какое отношение имели наши сегодняшние действия к расследованию дела Блэквуда?

- Самое непосредственное, - важно изрек Холмс. - Второй вопрос, Уотсон?

- Второй? М-м... Вы узнали то, что хотели узнать в отеле?

- Конечно! И, наконец, ваш последний вопрос?

Я помолчал, собираясь с мыслями, потом выпалил:

- Холмс! Скажите честно: на кой черт вам понадобилось заливать чердак водой - все равно ведь, в конечном итоге, вы просверлили эту несчастную трубу?

Великий сыщик замедлил шаг, остановился, его лицо медленно расплылось в широчайшей улыбке.

- Мой милый Уотсон, - тепло, с какой-то особой задушевной интонацией проговорил он, - ну кто же мог знать, что там окажется труба? Нам просто повезло!.. Пойдемте - завтра у нас нелегкий день, поверьте мне. Вперед, мой дорогой Уотсон! Курс - Бейкер-стрит, 221-б!..

Глава 15

Утром следующего дня меня разбудило сдержанное восклицание Холмса. Великий сыщик сидел за столом и занимался чем-то непонятным. Накинув халат, я подошел к нему.

В центре стола стояла маленькая детская пирамидка, Холмс, брезгливо морщась, засыпал ее угольной крошкой.

- Что это вы задумали? - удивленно спросил я.

- Ах, отстаньте, Уотсон! Без вас тошно! - раздраженно ответил Холмс и, то и дело поглядывая на часы, стал с нескрываемым отвращением счищать с пирамиды уголь миниатюрной деревянной лопаточкой. Затем он снова засыпал пирамидку и снова очистил, снова засыпал и снова очистил, причем ненависть, с которой он проделывал эти манипуляции, с каждым разом все возрастала.

- Нет, это выше моих сил! - сказал, наконец, Холмс, стиснув зубы. Какая мерзость! Уотсон, прошу вас - вам ведь известно мое отношение ко всякого рода пирамидам! - выкиньте эту дрянь. Не могу больше видеть эту гадость. Куда? Куда угодно. На улицу. В окно. Быстрее, Уотсон, меня тошнит.

После того, как пирамидка, а за ней и уголь исчезли за окном, Холмс облегченно вздохнул, вооружился счетами и углубился в сложные и запутанные расчеты.

- Ого! - сказал он вдруг. - Слышите, Уотсон? Семьдесят пять. Я имею в виду семьдесят пять минут. Час с четвертью. Очень хорошо.

Холмс еще несколько раз проверил вычисления, но ошибок не обнаружил.

- Да, - сказал он. - Все сходится. Час с четвертью. Ну что ж, великолепно. Уотсон, теперь дело за вами. Сейчас вы поедете на Чаринг-Кросский вокзал и купите нам билеты на все поезда, отправляющиеся до семи часов вечера. Оттуда вы поедете на вокзал Ватерлоо и сделаете то же самое, оттуда - на Паддингтонский вокзал, ну, и так далее на всех вокзалах. И возвращайтесь побыстрее, у нас еще куча дел.

"Час от часу не легче!" - подумал я. Холмс тем временем подошел к окну, раскрыл форточку, высунул в нее голову и три раза издал то, что он называл КС.

Не успел я одеть плащ, как в комнату ворвался грязный оборванный мальчишка. Холмс долго шептался с ним, затем вытащил из кармана карамельку и издалека показал ее оборванцу.

- Здорово! - воскликнул малыш и потянулся за конфетой. - Нет, Картрайт, - сказал Холмс, ловко пряча карамельку в карман. - Это после того, как все будет сделано.

- О'кэй, - кивнул тот и вихрем выскочил из комнаты.

Холмс удовлетворенно потер руки и тут заметил меня.

- Уотсон! - Холмс был просто поражен. - Вы еще здесь!

В общем-то, поручение оказалось не особенно трудным. К двум часам дня я объездил уже все вокзалы, кроме Паддингтонского. На Парк-Лэйн я отпустил кэб, решив немного пройтись. И тут стал свидетелем странного зрелища. На моих глазах к джентльмену, шагавшему ярдах в двадцати впереди меня, незаметно пристроился мальчишка. Отточенным движением он вытащил из кармана ничего не подозревающего джентльмена часы. Я уже было собрался раскрыть рот, чтобы поднять тревогу, как воришка что-то сделал с часами и столь же ловко положил их обратно. После этого он нарисовал мелом на спине джентльмена большой крест и скрылся в подворотне.

Я машинально сунул руку в карман и похолодел - часов не было! Проклиная все на свете, я оглянулся, но рядом тоже не было никого. Часы были новыми, недавно купленными и тем обиднее была их пропажа. Тяжело вздохнув, я побрел по направлению к вокзалу. Внезапно я ощутил легкое прикосновение, рука моя стремглав нырнула в карман, чтобы перехватить руку карманника, и - о чудо! часы оказались на месте! Я вынул их из кармана - да, это были мои часы. Только... Только, они почему-то уже показывали без двух минут... три!

С недобрым предчувствием я свернул во двор одного из домов и снял плащ. Так и есть! На спине красовался огромный белый крест. Чертыхаясь, я с трудом отчистил его и вновь вышел на Парк-Лэйн.

Ближе к вокзалу я стал встречать все больше и больше людей с меловыми крестами на спинах. Еще несколько раз у меня исчезали и вновь появлялись часы, подвергаясь при этом странной метаморфозе - они начинали спешить на час. И каждый раз после очередного появления часов мне приходилось снимать с себя плащ и счищать с него меловой крест.

Судя по моим часам, домой я добрался уже за полночь. Ярко светило осеннее солнце, отражаясь в голубых лужах.

- Уотсон, ну где вы шляетесь? - нетерпеливо обратился ко мне Холмс. Купили билеты? Отлично! Кстати, дайте сюда ваши часы.

Я безропотно отдал Холмсу требуемое. Великий сыщик перевел стрелки на час вперед и вернул часы мне, после чего он развернул меня спиной и что-то нарисовал там.

- Ну вот, теперь все в порядке, - с удовлетворением сказал мой друг. Пойдемте.

По улицам сплошным потоком шли люди с меловыми крестами на спинах. Складывалось впечатление, что весь Лондон одевается по какой-нибудь новой моде.

- Все идет по плану, - сказал Холмс, довольно потирая руки. - Так, Уотсон, смотрите, что я буду делать, и запоминайте.

На фонарном столбе около стоянки кэбов были укреплены большие часы с красивым циферблатом. Холмс, ни минуты не раздумывая, взобрался на фонарь и, ловко орудуя консервным ножом, вскрыл заднюю крышку часов. Покопавшись внутри несколько минут, он спрыгнул вниз - маленькая стрелка часов переместилась вперед.

- Все очень просто. И не говорите, что вы не поняли. Вот вам зубило и молоток.

Весь оставшийся день и изрядный кусок ночи мы переводили лондонские часы. На вокзалах и в скверах, на городских башнях и в маленьких лавках, в известных на весь мир банках и в редакциях бульварных газет, в подозрительных притонах и в фешенебельных клубах, в конторах и лечебницах, в приютах для умалишенных и полицейских управлениях - везде мы с Холмсом приложили в этот день свою руку.

Наши действия вызвали законное недоумение добропорядочных лондонцев. Нам то и дело приходилось выдавать себя за часовщиков, сборщиков налогов и даже за членов Общества Покровителей Часовых Механизмов.

Язык Холмса работал без устали. Он объяснял зевакам, как устроен корабельный секстант, зачем нужно знать точное время и это такое анкерный механизм. Прохожим, собравшимся посмотреть на нашу работу близ церкви Сент Мери ле Боу, он подробно описал конструкции песочных часов, которыми пользовался Александр Македонский во время своего похода в Индию. Начальнику вокзала Ватерлоо, поинтересовавшемуся, с какой целью осуществляется перевод часов, Холмс сообщил, что тот отстал от жизни, и что с завтрашнего дня по всей Англии часы переводятся на зимнее время. В Вестминстерском Аббатстве Холмсу пришлось выдержать почти полуторачасовой религиозный диспут, сводившийся к отрицанию им божественной роли в деле перевода часов - монахи были очень недовольны и едва не побили великого сыщика палками. Лишь часы на Биг-Бене Холмс взял на себя, почувствовав, видимо, что я настолько измотан, что не могу даже добраться до механизма. Отсутствовал он довольно долго, и когда, наконец, вновь появился внизу, то с удивлением сказал:

- Знаете Уотсон, я ведь облазил весь механизм, чуть-чуть не погиб между шестернями, но так и не нашел ни ключа, ни места, суда его можно было бы вставить. - Холмс задрал голову и еще раз осмотрел часы на знаменитой башне. - Ума не приложу: как же их заводят?!

- Холмс! - не выдержал я. - Вы перевели часы?

- Разумеется! - Холмс пожал плечами.

- Зачем же вам знать, как их заводят?

- Так, - ответил мой друг, - для общего развития. Когда-то мы еще попадем на Биг-Бен.

Домой мы вернулись полумертвыми от усталости. Холмс, видя мое состояние, разрешил мне чуток поспать. Сам он, похоже, был так же измотан, но не показывал виду.

Спал я от силы два-три часа. Когда Холмсу удалось, наконец, разбудить меня, за окном занимался белесый, мутный рассвет.

- Все решится сегодня! Наши усилия должны увенчаться успехом!.. Уотсон, не забудьте взять свой револьвер - он может нам здорово пригодиться.

Ежась от утреннего холода, мы вышли из дома и быстрым шагом пошли по улице. На углу Оксфорд-стрит стоял человек, старательно делая вид, что читает перевернутую вверх ногами газету. Это был инспектор полиции Лестрейд. Чуть дальше стену дома подпирало несколько подозрительных субъектов.

- Мои, - улыбнулся Лестрейд, заметив наши вопросительные взгляды. Сегодня они в штатском... Холмс, мы полностью в вашем распоряжении.

Великий сыщик устремился вперед. Я старался держаться слева от него, поскольку знал, что в кармане Холмса находится снятый с предохранителя револьвер - мой друг обожал носить оружие таким образом.

Впереди показалось здание отеля "Нортумберленд".

- Что, Холмс, опять? - изумленно проговорил я, останавливаясь.

- Не задерживайтесь, Уотсон, - на ходу бросил Холмс. - Сегодня в отеле нам делать нечего.

Напротив "Нортумберленда", через улицу приютилось маленькое двухэтажное здание, выкрашенное в желтый цвет. К нему и направился Холмс.

- Лестрейд, - сказал он, - расставьте людей. Пусть не высовываются - я дам знать, когда придет пора действовать. Уотсон - вы со мной.

Мы вошли внутрь и оказались в небольшой комнате. У стены стоял кожаный диван, за ним приютилась кадка с пожухлой пальмой. На подоконниках выстроились цветочные горшки.

- Лечебница Куин-Элизабет, - объявил Холмс - Здесь, в приемной, мы и подождем.

Я сразу уселся в угол дивана и, облокотившись на валик, осоловевшим взглядом стал смотреть на большой плакат, призывающий мыть руки перед едой. Лечебница вновь всколыхнула мои уснувшие было подозрения, касавшиеся доктора Мак-Кензи.

Холмс подошел к окну и стал наблюдать за улицей. Однако очень скоро это занятие наскучило ему, и он принялся кругами ходить по комнате, время от времени разглядывая плакаты и серые, с подтеками, стены. Потом он вновь вернулся к окну, некоторое время смотрел вдаль, нетерпеливо притопывая ногой, вздохнул, повернулся и, поворачиваясь, неловким движением задел цветочный горшок. Пытаясь подхватить его, великий сыщик автоматически подставил руку и...

- Холмс, - успокаивал я моего друга, - не надо так волноваться. Вы распугаете всех больных! Все хорошо. Подумаешь, поймали кактус. С кем не бывает.

В приемную ворвался Лестрейд с револьвером в руках, за ним вбежали два полисмена.

- Кто кричал? Где преступник?

Холмс ничего не ответил и, со злостью поддав ногой кактус, проковылял к окну. Лицо его выражало крайнюю степень обиды. Судя по всему, он считал, что пакость с кактусом ему кто-то подстроил.

У окна выражение лица Холмса моментально изменилось. Глаза его загорелись.

- Вот они! - полушепотом воскликнул он.

Я осторожно выглянул в окно. По ступеням отеля "Нортумберленд" спускались двое. Один из них - высокого роста, с окладистой рыжей бородой кутался в серо-зеленый плащ с большими карманами. Из-под цилиндра, плотно надвинутого на лоб, сверкали умные пронзительные глаза. Второй был приземист и широкоплеч - короткая кожаная куртка, казалось, вот-вот разойдется на его мощной фигуре. Шляпа с большими полями не давала как следует рассмотреть его лицо. Они прошли так близко за окнами лечебницы, что мы с Холмсом едва успели присесть, чтобы не быть замеченными. Подождав с минуту, мы выбежали на улицу.

Двое, видимо, очень спешили. Прижимаясь к стенам домов, мы с Холмсом кинулись им вслед. За нами неотступно следовал Лестрейд со своими людьми.

На Чаринг-Кросском вокзале высокий человек купил билеты и вместе со своим спутником поспешил на поезд. Мы едва успели предъявить контролеру пачку билетов, купленную накануне, как состав тронулся, и нам пришлось вскакивать в вагон уже на ходу.

- Вы напрасно потратились на билеты, - отдуваясь, проговорил Лестрейд, пряча в карман удостоверение. - Вас бы пропустили со мной.

- Я не служу в Скотленд-Ярде, - гордо ответил Холмс. - И вполне могу сам покупать билеты. Правда, Уотсон?

Я ощупал пустые карманы, вздохнул и промолчал.

Вагон был переполнен. Отцы семейств, их жены, дети, молодые люди и пожилые пары - все рвались за город в воскресный день, предвкушая радость отдыха на свежем воздухе. В тамбуре, куда нам едва удалось втиснуться, было накурено и душно. Меня сразу же задвинули в угол, прижав к стеклу и больно наступив при этом на ногу. Холмс с Лестрейдом напряженно вглядывались в глубину вагона. За окном проносились убранные поля, леса, одетые в желто-багряный наряд, проселочные дороги. Вдали блеснула Темза.

Поезд затормозил. Народ хлынул на платформу. Я потерял из виду Холмса с инспектором и полисменами и усиленно заработал локтями, выбираясь из толпы. Ответив на последнее нелестное замечание в мой адрес, я едва не столкнулся нос к носу с теми двумя, но вовремя успел отвернуться и сделать вид, что изучаю доску объявлений. Двое прошли по платформе, спустились вниз и отделившись от потока людей, направляющихся к реке, пошли вдоль насыпи.

Я окликнул Холмса, бестолково озирающегося по сторонам, и указал на беглецов. Преследование возобновилось.

Мили через три, миновав рощу густых буков, мы вышли на обширную пустошь. Скрываться здесь было труднее, и мы, как могли, пригибались к земле, временами даже ползли на четвереньках, чтобы нас не заметили.

Судя по обилию угольных куч, эта пустошь в крутой излучине Темзы служила местом загрузки барж с углем. Двое повернули в сторону от железной дороги, и начали петлять в угольном лабиринте. Кучи становились все громаднее и величественнее. Когда я смотрел на них снизу вверх, у меня начинала кружиться голова от их крутизны. Временами мне казалось, что мы сбились с пути и теперь плутаем где-нибудь в отрогах Кембрийских гор, но Холмс уверенно шел вперед, не теряя преследуемых из виду и прячась за глыбами в минуту опасности.

И тут нашим глазам предстало поразительное, небывалое зрелище! Прямо среди мрачных черных гор угля, скрывающих все вокруг, мы увидели геометрически правильную вершину, освещаемую лучами солнца. Перед нами, по мере приближения, все выше и выше поднималась громада пирамиды, грандиозная даже по сравнению с гигантскими горами угля. Пропавшая пирамида Хеопса! Я украдкой бросил взгляд на Холмса. Его лицо выражало крайнюю степень отвращения.

Прославленная пирамида была примерно наполовину засыпана углем. По ней с лопатой в руках лазил человек в тельняшке с мокрым пятном на спине, и старательно сбрасывал вниз уголь, откапывая это "чудо света". Заслышав шаги двух приближающихся человек, он мгновенно выпрямился и, закрываясь рукой от бившего в глаза солнца, удивленно уставился на них. Потом, бросив недоуменный взгляд на часы, кинул лопату и начал поспешно спускаться вниз.

Едва он достиг подножья закопанной пирамиды, как Холмс с револьвером в руке выскочил из-за угольной кучи и громовым голосом проревел:

- Руки вверх! Не двигаться! Стреляю без предупреждения!

И он действительно выстрелил без предупреждения, видимо, случайно нажав курок. Пуля сбила шляпу с моей головы. Человек в тельняшке выхватил из-за пазухи револьвер, но тут Лестрейд метнулся вперед и по-бульдожьи вцепился в него. Минута - и подскочившие люди Лестрейда докончили дело. Вся троица оказалась в наручниках.

- Вы арестованы, - тяжело дыша, проговорил Лестрейд. - Именем закона.

- Я протестую, - сказал человек в кожаной куртке с хорошо различимым американским акцентом. - Я буду жаловаться...

- Протестуйте, - устало сказал Холмс, опускаясь на кучу угля. Жалуйтесь.

Тем временем Лестрейд, пристально смотревший на человека в тельняшке, изумленно присвистнул и хлопнул себя ладонью по лбу:

- Бог ты мой! - воскликнул он. - Моррел! Лопни мои глаза: Моррел!

- Да, начальник, - криво улыбаясь, ответил тот, - вам все-таки удалось замести меня. - Он перевел взгляд на Холмса, и лицо его исказилось ненавистью. - Жаль, что нам не удалось прихлопнуть тебя в Швейцарии! - Он рванулся, но полисмены крепко держали его.

- Вы достойный соратник профессора Мориарти, - улыбнулся Холмс - Ему очень не хватает вас на том свете.

Арест преступников произошел так быстро, что я ничего не успел сообразить. И теперь я во все глаза смотрел на арестованных, пытаясь хоть что-то понять.

- Холмс, - задумчиво сказал я, наконец, - вы знаете, мне кажется, что я видел этих троих раньше.

- У вас прекрасная зрительная память, мой дорогой Уотсон, - с уважением сказал Холмс. Он с минуту подумал и прибавил: - Вот этот - Фрэнк Моррел, преступник мирового масштаба, разыскиваемый полицией одиннадцати стран, похититель пирамиды Хеопса. Вы могли видеть его на похоронах лорда Блэквуда в обличье священника. Этот, - Холмс указал на человека в кожаной куртке, Айзек Мунлайтнесс, подданный Северо-Американских Соединенных Штатов, скупщик краденных ценностей, а также, - Холмс резко повернулся к американцу, военных секретов, не правда ли, мистер Мунлайтнесс? За последние годы немало британских военных секретов уплыло в Новый Свет. Нам никак не удавалось поймать его за руку, к тому же, мешало его иностранное подданство. Но теперь мы упрячем его в тюрьму за попытку покупки украденной пирамиды, а там, я надеюсь, раскрутим и весь клубочек. Им, без сомнения, заинтересуется военное ведомство. А видеть мистера Мунлайтнесса, Уотсон, вы могли в отеле "Нортумберленд" среди постояльцев во время нашего столь удачного похода.

Американец раскрыл рот:

- Так, значит, вы и есть тот ненормальный?..

- И, наконец, последний, - громко сказал Холмс. Он подошел к высокому человеку в цилиндре, со злобой и страхом следившему за действиями Холмса, и резким движением сорвал с его лица бороду, оказавшуюся фальшивой.

- Позвольте вам представить, джентльмены, - торжественно провозгласил Холмс, - мистера Грегори Блэквуда, убийцу своего родного отца лорда Хьюго Блэквуда, посредника продажи пирамиды Хеопса, похитителя пятидесяти шести фунтов стерлингов и - наконец! - лжепривидения замка Блэквудов!

Глава 16

- Как вы заметили, Уотсон, дело не представляло особого труда, - начал Холмс, когда мы ехали в кэбе домой из Скотланд-Ярда. - Это было самое банальное дело, которое еще раз продемонстрировало нам простую истину: преступный мир не что иное, как цепь, звенья которой неразрывно связаны друг с другом. Таким образом, потянув за одно звено, мы неизбежно явим свету второе, третье и так далее. Дело Блэквуда о похищении пятидесяти шести фунтов стерлингов вылилось в дело об убийстве старого лорда, а затем в дело о похищении пирамиды Хеопса и о международных аферах американских бизнесменов. Для меня все было ясно с самого начала, но, как бы это подоходчивей объяснить вам...

Холмс с сомнением посмотрел на меня, вздохнул и начал набивать свою трубку. Когда табак начал вылезать через мундштук, Холмс опомнился.

- Ах, да, - он несколько раз кивнул. - Начнем хотя бы с того, что привидений не бывает. Я никогда не мог понять вашего страха перед призраками. На вас мне было просто стыдно смотреть. Помните ту ночь в замке Блэквудов, когда мимо нас шагало нечто белое? Это нечто отбрасывало тень, припоминаете? А скажите-ка мне, милейший Уотсон, какой мало-мальски уважающий себя призрак позволит себе отбрасывать тень? А? Я ведь еще тогда пытался обратить ваше внимание на это, когда вы так невежливо заткнули мне рот. Мне сразу стало ясно, что это человек. В том, что это Грегори, я не сомневался. Лишний раз подтвердили эту мысль следы на навозной куче, той самой куче, в которую едва не попала химера, так ловко сброшенная нами.

- Холмс, а разве это были не ваши следы? - осторожно спросил я.

- О, какая прозорливость! И как всегда к месту! - раздраженно проговорил Холмс. - Разумеется, там были и мои следы, но это еще ни о чем не говорит. Там были следы сапог, но не простых. Подошва левого была подбита крестом!!! Помните, Грегори говорил, что он применяет это как средство против привидений?

"Не только Грегори", - подумал я и отвел глаза. Я понял, чьи следы были на куче.

- Ясно, что по этой куче лазил Грегори. Но поскольку химера развалила кучу ночью, следовательно, Грегори лазил по ней уже после нашего прихода.

- А зачем ему это понадобилось? Ведь куча так далеко от дорожки.

- Зачем, зачем!!! - взорвался Холмс. - Разве это что-нибудь меняет? Возникает другой, более существенный вопрос: что он делал в замке? И я отвечу вам. Он ломал стену. Вы хотите спросить меня, зачем он это делал? Я отвечу вам и на этот вопрос: он искал деньги.

- С таким же успехом он мог бы искать их в навозной куче, - сострил я, но до Холмса не дошло.

- Очень интересная мысль, - пробормотал он. - Ну, да об этом потом. А сейчас, Уотсон, вас, наверное, очень интересует, зачем он искал деньги?

- Нет, - сказал я с сарказмом, - ни капельки!

Холмс позеленел.

- Вы с ума сошли, Уотсон! - заорал он и с бешенством взглянул на меня.

- Ну ладно, валяйте, - я махнул рукой и, совершенно случайно, попал Холмсу по уху, - извините.

- Деньги - понимаете, деньги! - нужны были ему для того, чтобы отдать карточный долг! - орал Холмс, размахивая руками. - Понимаете? Долг! Д-о-л-г!!!

- Как вы сказали? - спросил я очень вежливо.

Холмс зарыдал.

- Уотсон, помолчите хотя бы пять минут!

- Ну что же, - я демонстративно посмотрел на, часы, - начинайте.

- Понимаете, Грегори играл в бридж и сразу показался мне подозрительным. А как гласит теория вероятности, есть, есть такая теория, Уотсон, и нечего тут улыбаться, так вот, она гласит, что постоянный выигрыш есть явление маловероятное и практически не наблюдаемое, если, конечно, игра ведется честно. Правда, ходили слухи, будто в банке у Грегори хранится большая сумма. Слухи не подтвердились. Я обошел все лондонские банки и ни в одном не обнаружил вклада на имя Грегори Блэквуда...

- Послушайте - перебил его я, - но все банки свято сохраняют тайну вкладов.

- ...а следовательно, - продолжал Холмс, как ни в чем не бывало, оплата проигрыша была ему не по карману. С этого-то все и началось. Грегори знал, что по завещанию отца, ему полагается половина состояния...

- Не выдумывайте, Холмс! - воскликнул я. - В завещании старого лорда этого не было. Лорд завещал Грегори лишь книгу "Торжество добродетели".

- Этого не было в последнем варианте завещания, - торжественно произнес Холмс. - В первом же варианте состояние делилось поровну между братьями лорд Блэквуд никогда не скрывал этого - поэтому-то и был так поражен наш друг Дэниел, когда нотариус объявил его единственным наследником. Не меньше, и даже, пожалуй, в большей степени был поражен Грегори - правда, по его лицу этого нельзя было заметить, но, тем не менее, он был просто ошарашен - и недаром, поскольку, зная лишь о первом завещании, он решил отравить отца, чтобы получить наследство и разделаться с долгами...

- Кстати, Холмс, пять минут уже истекли, - лениво проговорил я.

- Чтобы отравить человека, нужен яд, - хладнокровно продолжал Холмс, но даже на это у Грегори не было денег. И он пошел на крайнее средство. Да, Уотсон, это он украл деньги у Дэниела, он ограбил своего родного брата, он и никто другой, хотя помнится, вы пытались подозревать слуг, леди Джейн и даже самого Дэниела. Да-да, не отпирайтесь, Уотсон, память у меня феноменальная. Такая идиотская мысль могла прийти только в голову моего друга...

Минут десять Холмс объяснял воображаемой аудитории всю абсурдность моих мыслей, ограниченность моих познавательских возможностей и недоразвитость моей центральной, а также периферийной нервных систем. Потом он спохватился и вернулся к своим рассуждениям.

- Воспользовавшись тем, что в зале никого не было, Грегори влез на шкаф и - одни за другим - вытащил все пятьдесят шесть фунтов стерлингов. Это произошло как раз семнадцатого октября. После этого он пошел в аптеку и купил яд. Подсыпать яд отцу не составляло никакого труда - Грегори часто оставался с ним наедине, но он совершил ошибку, которая его погубила оставил пузырек с ядом на месте преступления. А я, разбирая коллекцию лорда Хьюго, нашел его. - Холмс самодовольно ухмыльнулся.

- Еще бы - такой известный пузырист, как вы. Пузыролог! Пузырствующий пузыровед! Верлибрист! Остряк, каких мало! Каких очень мало! Каких лучше бы вообще не было! Канализатор! Какой вы умница! Как у вас только башка не лопнула! От ума!..

- Спасибо, дружище, - растроганно сказал Холмс, - вы единственный, кто может оценить меня по достоинству. Итак, почему же старый лорд изменил завещание? Он не хотел, чтобы состояние, нажитое таким трудом, вылетело в трубу, но, не желая разглашать семейную тайну, придал завещанию такую форму, по которой невозможно было бы догадаться о причинах столь странного решения.

- Откуда же парализованный узнал, что Грегори играет?

- Вы плохо знаете леди Гудгейт! - отчеканил Холмс. - Стоило Грегори встать на скользкую дорожку - и лорд сразу же узнал об этом. Это она. Не сомневайтесь.

Несколько минут Холмс раскуривал трубку, затем глубоко затянулся и продолжал:

- Итак, лорд Хьюго скончался. Завещание, а вернее, его последняя форма, разбило надежды Грегори на огромный капитал. Единственное, что досталось ему от отца - книга "Торжество добродетели". И у Грегори появилась новая надежда. Он решил, что завещанная книга сама представляет собой значительную ценность. Завещание вступало в силу только через десять дней, а срок уплаты долга уже истекал. Тогда, незаметно покинув зал, он пробрался в кабинет отца, нашел книгу и столь же быстро вернулся. Его отсутствия никто не заметил. Позже, уединившись, он просмотрел книгу. Представьте себе его разочарование: брошюра - такими увлекается леди Гудгейт - стоила не больше пяти пенсов и никаких денег в себе не содержала. В припадке ярости Грегори швырнул брошюру на пол и вдруг из нее вылетела бумажка. Грегори схватил ее и... - Холмс достал из кармана обрывок пергамента. - Я нашел это в книге, лежавшей у разрушенной стены спальни Дэниела. Здесь изображен план замка. Видите? На стене спальни - крестик. Грегори, решил, что там замурован клад, который позволит ему поправить свой дела. Но после смерти лорда замок переходил в собственность Дэниела Блэквуда и, соответственно, все, что в нем сокрыто, тоже. Незаметно разрушить стену не представлялось возможным - на шум тут же прибежали бы слуги. И тогда в голове Грегори созрел дьявольский план. Напомнив, с легкой руки Дэниела, легенду о призраке, он решил разыграть спектакль. Спрятавшись в замке, он дождался полуночи и, натянув на себя старый пододеяльник, с гнусным завыванием отправился бродить но коридорам. Своей цели он достиг - на следующий день замок был пуст - если не считать нас с вами - и Грегори беспрепятственно взломал стену. Но клада он не обнаружил!

Безаппеляционность тона Холмса вывела меня из себя.

- Откуда вы знаете - вы что, там были?

Холмс отечески похлопал меня по плечу.

- Разбирая свою коллекцию пузырьков, которые мне любезно предоставил лорд Дэниел, я обнаружил, что один из них завернут в пергамент, который мы, видимо, позаимствовали в кабинете покойного. Интуиция подсказала мне, что два имеющихся куска пергамента составляли некогда единое целое. Смотрите, Уотсон!

С этими словами Холмс вытащил из кармана еще один кусок пергамента и, соединив его с планом замка, положил на стол. Два обрывка образовали целый лист. На втором куске какой-то невежда написал кривым почерком: "Смит, замини бривно в указанам месте". То был план строительных работ. Видимо, Грегори обронил его, похищая книгу.

- Итак, - сказал Холмс, - и эта последняя надежда Грегори рухнула. Что бы вы сделали на его месте, Уотсон?

- Я бы утопился в Темзе.

- Гениально! Видимо, он решил сделать именно это. Лучше всего топиться, прыгая с моста.

- Вы так считаете? - спросил я. - Преклоняюсь перед вашим опытом.

- И Грегори пошел на мост, - продолжал Холмс, игнорируя мой выпад. Его намерение к тому времени несколько поостыло, к тому же в самый последний момент он вспомнил о письме, переданном ему в день похорон - бегая в пододеяльнике по замку, он так и не удосужился его прочитать. У нас в руках оказался обрывок этого письма. В нем, если вы помните, неизвестный, фамилия или имя которого начинается с буквы "М", угрожал Грегори разоблачением. Напрашивается вопрос...

- У кого напрашивается? - поинтересовался я. - Если вы решили, что у меня, то жестоко заблуждаетесь.

- У меня! - заорал Холмс - У меня напрашивается вопрос!.. Какой же у меня напрашивается вопрос? - Холмс замолчал, пытаясь что-то вспомнить, Ладно. Нам надо было убедиться... Мне, мне надо было убедиться, - поспешно добавил Холмс, заметив, что я собираюсь что-то сказать. - Мне надо было убедиться, что на мосту был действительно Грегори. Это было нетрудно сделать - поднявшись на мост, я обнаружил, что он весь испещрен следами сапог с выбитым крестом!

Мне стоило большого труда сохранить серьезное выражение лица.

- Теперь спрашивается, кто же был тот "М", который написал письмо?

- Маршал Мюрат? Александр Македонский? Марк Аврелий?

- Монтигомо Ястребиный Коготь!!! - заорал Холмс. - Маргарита Наваррская! Замолчите вы когда-нибудь.

- Да, - сказал я. - Когда-нибудь.

Холмс вытер со лба пот.

- Когда-нибудь, Уотсон, - сказал он, - вы сведете меня с ума!

- Итак? - спросил я, подбадривая Холмса. - На кой черт вам был нужен, неизвестный по фамилии "М", если вы и так уже выяснили, что убийцей был именно Грегори?

- Вы не правы, Уотсон. Тогда мне еще не было все окончательно ясно. Я надеялся, что разыскав "М", мы получим неопровержимые улики против Грегори. А потом мы могли бы арестовать этого неизвестного за попытку шантажа - это, как вы знаете, тоже дело подсудное.

Я решил установить личность написавшего письмо, но у меня не было никакой зацепки, кроме первой буквы его имени. Поэтому я внимательно изучил чернила, которыми письмо было написано. Как вы знаете, я великолепно, Холмс запнулся, - как никто другой разбираюсь в чернилах. Я знаю более пятисот видов чернил, которые продаются в Лондоне и его окрестностях. Поэтому для меня не составило большого труда определить, в какой лавке куплены чернила, которыми написано вышеупомянутое послание. Представьте себе мое удивление, когда я обнаружил, что эта лавка находится как раз напротив кладбища, где похоронен лорд Блэквуд. И тут меня осенило! Преступник в лице Грегори - неизвестный "М" - кладбище - священник, внешность которого мне показалось знакомой - и вновь преступный мир! Кольцо замкнулось! Я вспомнил, где видел того священника и - более того - сразу уверил себя, что письмо написал он! Больше некому!

- Смелое предположение, - пробормотал я.

- Помните, Уотсон, мой поединок с профессором Мориарти, когда меня едва не поглотила пучина Рейхенбахского водопада? У профессора было двое сообщников. Один из них, полковник Морен - о нем вам известно - после гибели профессора швырял в меня каменные глыбы. Второй - о нем я умолчал - камней не бросал. Он сидел на противоположной скале и показывал, куда надо бросать. Это и был уже знакомый вам Фрэнк Моррел. Заметили, с какой буквы начинается его фамилия? Моррел - известный в определенных кругах "любитель старины" имеет шесть или семь судимостей за беспрецедентно крупные кражи антиквариата и вооруженные ограбления. После моей мнимой гибели он отправился в Египет и там провел несколько лет, устанавливая связи с тамошним преступным миром. Похитив пирамиду, он привез ее в Англию, пустив полицию по ложному следу. Помните заметку в "Таймс"?

В Лондоне Моррел забросал пирамиду углем, переоделся священником - он слишком хорошо знаком Скотланд-Ярду, чтобы разгуливать по городу в своем настоящем обличье - и отправился искать покупателя. Нашел он его довольно быстро. Айзек Мунлайтнесс - помощник секретаря по вопросам идеологии в американском посольстве - занимался в Лондоне отнюдь не дипломатической деятельностью. Он представлял интересы одного миллионера из Чикаго - назовем его... м-м-м... ну, допустим, "иксом", - Холмс на мгновенье задумался, - нет "икс" уже было, возьмем "игрек". Так вот, Мунлайтнесс (а по сути "игрек") скупал предметы старины и, как я уже говорил, военные тайны. Он мог купить все - от чайной ложечки до Собора Святого Павла, от сведений, касающихся сержантского состава ливерпульского гарнизона, до чертежей новых подводных лодок. Назначив день совершения сделки, Моррел отправился прогуляться по Лондону, который не видел несколько лет, и случайно оказался возле замка Блэквудов. Из замка выбежал слуга и попросил его исповедовать старого лорда, а, видя, что священник не торопится, сгреб его в охапку и притащил в кабинет умирающего. Волей-неволей Фрэнк должен был выслушать исповедь Хьюго Блэквуда. Как выяснилось, старый лорд понял, что Грегори отравил его, но он был настолько измучен долгими годами болезни, что смотрел на смерть как на избавление. К тому же, он лишний раз убедился, что правильно изменил завещание. Теперь Грегори был у Моррела в руках - а такой человек мог понадобиться в его темных делах. Но возникло непредвиденное осложнение Моррела из замка не выпустили: священник был нужен до конца погребения. На похоронах Моррел получил новый удар, - Холмс победно посмотрел на меня, - он встретился со мной! Представляете, Уотсон, думать, что я давно мертв и покоюсь на дне Рейхенбахского водопада и - на, тебе!..

- Да, я его понимаю и даже сочувствую ему, - пробормотал я.

- Хороший удар для Моррела! - повторил Холмс, не слушая меня. - Он понял, что я узнал его. Это заставило его сразу же после окончания церемонии бежать из Лондона. Но перед этим в голову Фрэнка пришла великолепная мысль он решил сделать Грегори подставным лицом; зная нравы чикагских миллионеров, Моррел прикинул, что после совершения сделки от него могут очень просто избавиться. Поэтому он передал в руки Грегори все полномочия, приняв решение спрятаться неподалеку от условленного места и, в случае чего, помешать Мунлайтнессу скрыться с пирамидой и деньгами.

- Холмс, я всегда поражался вашему уму, - сказал я язвительно, - но, скажите на милость, как этот ваш физик мог передать Грегори полномочия, если, по вашим словам, он бежал из Лондона?

- Уотсон, - проговорил Холмс, с сочувствием глядя на меня, - к сожалению, вам недоступна красота моего дедуктивного метода. Вам все всегда приходится объяснять. По окончании церемонии Фрэнк забежал к кладбищенскому сторожу и набросал письмо Грегори. Помните, сторож сказал, что некий священник писал здесь письмо. Чтобы окончательно убедиться, что под маской священника скрывался Моррел, я и разыграл ту маленькую сценку с уборкой грязи. В действительности же, я искал следы пребывания Моррела. И я нашел их! Нашел - вы слышите, Уотсон! Я обнаружил мельчайшие следы египетского песчаника, из которого, как известно, сложены пирамиды - в том числе и пирамида Хеопса. Вы хотите спросить, как я узнал, что этот песчаник египетский?

- Не надо! - поспешно перебил я Холмса. - Я вам верю. Вы специалист.

- Да, я специалист, - подтвердил Холмс. - Честно говоря, там были не только мельчайшие следы песчаника, а целые куски его. Даже вы смогли бы определить...

- Несомненно, - буркнул я, вспомнив плиты для надгробных досок.

- Итак, Моррел написал Грегори письмо, в котором шантажировал его и, вместе с тем сулил ему деньги, если тот выполнит возложенную на него функцию. Далее в письме следовали инструкции, которые до нас, к сожалению, не дошли. Пришлось действовать чисто логическим путем - я решил проследить за Грегори. Этот логический путь привел меня к отелю "Нортумберленд", к тому самому, помните?

- Ваши идиотские затеи не забываются, - огрызнулся я.

- Грегори зашел внутрь, а меня туда не пустили - я был несколько грязен и оборван после наших ночных похождений. Поэтому нам ничего не оставалось делать, как проникнуть туда под видом водопроводчиков и просмотреть книгу постояльцев. Я понял, что только Мунлайтнесс может заинтересовать Моррела в его игре, а, следовательно, и нас.

Таким образом, невыясненными оставались лишь несколько обстоятельств где находится пирамида и когда будет совершена сделка. Поразмыслив, я понял: поскольку пирамиды в наших широтах встречаются крайне редко - за что, признаться, я так люблю наши широты - она, несомненно, привлекла бы всеобщее внимание, что, наверняка, заставило бы Моррела замаскировать ее - под угольную кучу. Я счел, что разрывание всех угольных куч под Лондоном занятие трудоемкое и решил, что Грегори с Мунлайтнессом сами доведут нас до места. Но тогда бы мы могли упустить Моррела, который, не будучи захвачен с поличным, мог скрыться или сделать вид, что понятия не имеет ни о какой пирамиде, поскольку Грегори не знал Моррела в лицо и не мог бы свидетельствовать против него. К тому же, не забывайте, Грегори был в руках у Моррела, а сотрудник посольства не стал бы дискредитировать себя связью с уголовником. Выход был только один: собрать всю троицу у пирамиды в тот момент, когда Моррел сбрасывает с пирамиды уголь. Достичь этого можно было бы только в двух случаях: во-первых, если бы Грегори с Мунлайтнессом, в нарушении инструкции, прибыли на место раньше времени, или, во-вторых, если бы Моррел слишком медленно сбрасывал уголь с пирамиды. С помощью эксперимента я определил, сколько времени понадобится Моррелу, чтобы полностью очистить пирамиду от угля. Найденное время умножил на масштабный коэффициент и выяснил, что ему потребуется чуть больше часа. Тогда, чтобы лондонская парочка прибыли на место часом раньше, я решил при помощи своих юных друзей - и, конечно же, вашей помощи, мой дорогой Уотсон, - перевести часы во всем Лондоне на час вперед. У Моррела же, под Лондоном, часы шли как и раньше. Ну, а определить, что встреча произойдет в воскресенье, не составило для меня никакого труда - пять дней в неделю Грегори работает, а по субботам обязательно посещает Принстонский клуб. Вот и все, Уотсон. Остальное вы видели. Троица в руках правосудия! Вот и все... Уотсон, Уотсон! Вы спите?

- Нет - сказал я - у меня бессонница. А вам чего не спится? Я вижу вам не хватает только одного. Пожалуйста: вы самый-самый гениальный сыщик на свете! Вы само совершенство! Вы просто молодец!

Холмс расплылся.

- А я уж думал, вы не догадаетесь, - сказал он. - Спасибо, Уотсон. Вы ничуть не преувеличиваете. Так оно и есть. Спасибо, что напомнили. Очень рад!..

Я выглянул в окно. Наш кэб медленно ехал по Оксфорд-стрит, освещаемой лишь бледным светом газовых фонарей. Я зевнул. Меня начало клонить в сон.

- Знаете, Уотсон, - неожиданно сказал Холмс, - я чувствую, что меня опять одолевает скука. Вы знаете, каждый раз после очередного дела...

Не договорив, он извлек из складок своего плаща скрипку и заиграл. Заунывная мелодия пронеслась по спящему Лондону, пролетела над Вестминстером, вспорхнула в темное небо над Тауэром и исчезла где-то по дороге в графство Кент.

Эпилог

Письмо лорда Дэниела Блэквуда мистеру Шерлоку Холмсу

"19.01.18...

Дорогой друг!

Вчера, вытирая пыль с книжного шкафа, дворецкий Квентин (помните старину Квентина?) уронил несколько книг на пол. Каково же было мое удивление, когда из одной книги вылетели и разлетелись по всему залу пятьдесят шесть фунтов стерлингов!

Простите меня, Холмс. Кажется, я показывал Вам не ту книгу. Но даже это обстоятельство не помешало Вам с блеском закончить мое дело.

Брат пишет мне письма, но я ему принципиально не отвечаю. На них нет обратного адреса.

Еще раз благодарю Вас за все то, что Вы сделали для меня.

Искренне Ваш лорд Дэниел Блэквуд.

P.S. Огромный привет доктору Уотсону".