«Бессмысленная маска»

— Болг убивает всех, кроме одного!

Голос был слабым, шипящим и влажным. Если бы подводные тени имели голос, он звучал бы именно так.

Затем голос загремел, как голос великана в небе, словно ракета, взорвавшаяся у самого уха. Этот голос швырнул его далеко в серую мглу. Потом он падал в колодец, мерцающие стены которого наискосок уносились прочь, но всегда оставались видимы.

Рамстан никогда еще не испытывал такого ужаса.

Он пронесся в полумраке мимо двух нагих великанов. Обликом они походили на людей, но были бесполы и подвешены вниз головой на цепях, прикрепленных к ножным кандалам. Харут и Марут? Падшие ангелы, вечно казнимые так за то, что не имели сострадания к детям Адама и Евы?

Они скрылись во тьме позади, а стены колодца распахнулись в Пространство, где сияли мириады частиц Материи. Звезды? Глаза?

Неожиданно он коснулся поверхности белой звезды. В руках у него был ковш, и он зачерпнул им разреженного вещества, которое пылало холодным светом, столь сильным, что, даже когда он отвернулся, свет по-прежнему ослеплял его, заполняя весь череп.

Затем он был во тьме, сжатый чем-то, что не было ни сухим, ни мокрым, ни горячим, ни холодным, ни движущимся, ни недвижным.

Снова зашептал голос:

— Бог болен. Несокрушимое пламя падает с черного неба. Земля покрыта рябью. Океаны переполнены. Кровь кипит. Плоть пылает. Кости крошатся. Грешные и безгрешные бегут. Все умирают. Куда скрыться?

Теперь он был единственным выжившим в кораблекрушении, но оставался пленником мрака и холода. Он рвался вверх, к свету, теплу и воздуху.

— Беги, Рамстан, беги! — визжал голос. Бежать? Он тонул в субстанции, не позволявшей бежать.

Но он поднимался из тьмы, из холода, из глубины. Он был рыбаком, который поймал на крючок самого себя, как рыбу, и теперь вытягивал себя вверх, вовне. Маслянистая холодная бездна вытекала из него, и он открывал и закрывал рот, словно рыба на суше.

Этот голос. Где он слышал его прежде? Давным-давно? Говорил ли он на терранском или на арабском, его родном? Что он говорил только что? Рамстан не мог вспомнить.

— Я спал! Среди всего этого шума!

Он сидел в каменном кресле, обтянутом толстой кожей.