«Сердце умирает медленно»

Сердце умирает медленно (fb2) - Сердце умирает медленно [СИ] 639K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Елена Сокол

Сердце умирает медленно Лена Сокол

Четыре часа.

Столько дает современная медицина от первого надреза на теле донора до последнего шва в теле реципиента — человека, которому делают пересадку сердца. Спустя это время орган станет попросту непригодным, поэтому счет идет буквально на минуты.

Орган погибшего человека способен обеспечить жизнь другому человеку на многие годы. И это настоящее чудо. Новый шанс для смертельно больного.

Врачи сразу видят, как сердце начинает биться в новом теле. Но, к сожалению, пересадка не является завершающим этапом лечения и не несет в себе полного исцеления — это всего лишь первый шаг в будущей борьбе за то, чтобы продлить срок своего существования.

Чтобы новое сердце продолжало биться, придется прикладывать немалые усилия.

Эта книга посвящается всем, кто ежедневно спасает человеческие жизни.

Она также посвящается всем тем, кто верит в медицину, но хотя бы раз в своей жизни задумывался о том, где на самом деле живет в нашем теле Душа.

Глава 1

— Держи! — Райан требовательно вложил в мою ладонь тонкую веревку. — Как только начинает падать, резко подтягивай его на себя!

Я улыбнулась, просто чтобы сделать ему приятное.

Воздушный змей начал плавно опускаться вниз. Еще бы. Нужно постоянно двигаться, чтобы он оставался в воздухе и продолжал лететь. А я лежала на плетеном кресле, укрытая пледом, и с трудом держала руку, поднятой вверх.

— Вот так, да. Хорошо! — Звонко рассмеялся Райан.

Он едва удерживался от того, чтобы выхватить несчастную нить из моих рук и прервать падение змея на землю.

— У тебя хорошо получается Эмили, — кажется, его лицо даже выглядело искренним, пока он произносил эту нелепость.

— Теперь ты, — тихо пробормотала я, вручая ему веревку.

С севера налетел долгожданный ветер, и яркое цветное полотно резким потоком воздуха подбросило вверх. Крылья змея задрожали под напором стихии, резные края, изображавшие перья, затрепетали, отдаваясь тихим шелестом в ушах.

— Вот это да! — Воскликнул обрадованный Райан и, пытаясь выровнять траекторию полета, побежал по газону вдоль забора, проходившего по границе нашего внутреннего дворика.

Я поежилась и оглянулась в сторону дома. Мама вряд ли позволила бы мне выйти на улицу в ветреную погоду: не дать мне простудиться или заразиться чем-нибудь — одна из ее первоочередных задач с самого моего рождения. Поэтому-то она и нахмурилась сегодня утром столь скептически, когда Райан заносил к нам в дом воздушного змея. И довольно улыбалась, когда он тщетно пытался заставить его взлететь битых полчаса.

Зато теперь, когда прохладный воздух все-таки осчастливил нас своим появлением, мне ужасно не хотелось, чтобы мать заметила его дуновение и испортила своими нравоучениями нам всю прогулку. Хотя, будем откровенны: мою вылазку трудно было назвать полноценной прогулкой, ведь я не вставала с кресла, пока Райан носился вокруг меня со змеем, но лишаться такой чудесной возможности побыть наедине с ним мне очень не хотелось.

Они продолжали ссориться. Мама и папа.

Обычно эти двое постоянно что-то делили или привычно соревновались в том, кто из них лучше заботится обо мне. Но сейчас… Кажется, конфликт набирал обороты. Я сделала этот вывод не потому, что они размахивали руками или хаотично перемещались по комнате, а потому что даже не смотрели сейчас в нашу сторону.

Обычно для мамы делом принципа было портить все мои встречи с Райаном своим присутствием: она подслушивала, подглядывала, беспардонно влезала в разговоры и считала приемлемым врываться в комнату в самый неподходящий момент. А отец, тот и вовсе — своё присутствие на наших свиданиях считал делом обязательным. И взгляда от парнишки не отрывал ни на секунду, будто боялся, что, если отвернется хоть на миг, то тот непременно воспользуется этим шансом, чтобы обесчестить его дочку.

Хотя Райан и не помышлял о таком. Наверное. Да и встречи наши свиданиями назвать можно с бо-о-ольшой натяжкой. Мы с ним просто приятели. Одноклассники. И то формально.

Я числюсь в их классе с тех пор, как поступила в школу. Когда-то мне было немного лучше, и мама не теряла надежды, что у меня выйдет периодически быть нормальной: ходить на уроки со всеми, хотя бы время от времени. Но для того, кто с трудом может удержать рюкзак за плечами, чье здоровье постоянно пошатывается от «терпимо» до «опять операция, опять больницы», ходить в школу, как все нормальные дети, это что-то очень самонадеянное, почти из области фантастики.

Так что мне довелось побывать в здании учебного заведения всего несколько раз. Конкретнее — семь. И это в течение целого десятилетия. В остальное время, если я и обучалась, то дистанционно. И то — тоже только, когда была в состоянии это делать.

— Гляди! Гляди, как он высоко летит! — Окликнул меня Райан.

Но я все еще смотрела на дверь. Она была закрыта не плотно, и до меня долетали обрывки реплик, которые заботливые родители метали друг в друга, как острые ножи.

— Так вышло! — С досадой отец схватился за голову.

— Вышло?! — У матери от гнева перекосило лицо. Она швырнула фартук на пол и подлетела к нему разъяренной фурией. — Лучше бы ты научился пользоваться резинкой к своим-то годам! Тогда мне не пришлось бы краснеть перед соседями! Скажи-ка, весь Блэкли [1] уже знает, что ты обрюхатил свою секретаршу, или еще нет?

Он успел увернуться от удара ладонями в грудь:

— Лиз, прошу тебя!

— Твои что-то расшумелись сегодня, — мягко сказал Райан, появившись перед моими глазами и осторожно прикрыв дверь.

Обрывки слов больше не долетали до нас. Они остались за прозрачным стеклом, повисли тяжелым напряжением внутри дома.

«Только не волноваться. Спокойно», — уговаривала я себя, стараясь дышать ровно. — «О, Господи, он тоже слышал. Райан всё слышал. Какой позор…»

— А вот и солнце, — словно ни в чем не бывало, пропел парень, подтягивая к себе веревку со змеем.

«Старается меня успокоить? Или, правда, ничего не услыхал?»

Я перевела взгляд на летящий над нашими головами кусок тонкой ткани. Змей ловил потоки воздуха, отчаянно подскакивал, дергался, но снова вставал на нужный курс. Настоящий борец.

«У папы будет новый ребенок. Здоровый. — Мне с трудом удавалось протолкнуть кислород в сжавшиеся легкие. — Это даже хорошо. Не будет сильно убиваться, когда я уйду».

— Смотри, — Райан обошел меня с другой стороны, — сейчас я отпущу его еще выше!

И он размотал веревку, дав змею больше свободы. Побежал по двору, пытаясь выровнять траекторию движения и пустить больше воздуха под крылья тканевой птицы.

А я просто любовалась им. Райаном. Наблюдала, как его голые пятки касаются зеленой травы, как тонут в ней. Как напрягаются мышцы на загорелых руках вчерашнего мальчишки, превратившегося каким-то чудесным образом за последний год в молодого мужчину: широкоплечего, высокого, с забавным баском в голосе и горделивой осанкой.

Он так звонко смеялся, пытаясь обуздать воздушного змея, что я в очередной раз удивилась, откуда в нем столько жизни. Он ведь и есть сама жизнь. Легкий, быстрый, веселый, сильный. Полная мне противоположность.

Мне. С впалыми щеками, прозрачной на просвет кожей, изможденным лицом. Я давно казалась самой себе настоящей трухлей. Стоящей одной ногой в могиле. Не надеявшейся уже на какое-то чудо. Забывшей, а точнее никогда не знавшей, что такое бодрость с утра, задор в стремлении переделать кучу дел, а, уж тем более, элементарная сила в руках.

Сколько себя помню, если не лежала в больнице, я жила на первом этаже нашего маленького дома, в гостевой комнатушке, переделанной под детскую спальню. Просто потому что не в состоянии была подниматься наверх. Если были силы, рисовала. Много. Не для себя. Мне хотелось оставить как можно больше рисунков на память матери — чтобы у нее было еще что-то помимо старых фотографий, с которых я взирала на нее бледным подобием человека.

Честно? Для меня и помыться-то в последнее время стало чересчур тяжкой задачей — я быстро уставала, начинала задыхаться. Чувствовала, что отмеренное мне время уже истекает. И как бы ни утешали, знала: скоро последняя песчинка часов моей жизни упадет, и мой отчаянный борец, моё сломанное, но не сломленное сердце в одно прекрасное мгновение просто остановится. Это будет конец.

Сегодня? Завтра утром? Или сразу после обеда? А, может, удастся протянуть еще пару месяцев? Никто не может сказать точно. Остается только надеяться.

Только вот я уже не питаю особых иллюзий. Не строю планов.

Просто пытаюсь решить, стоит ли совершить что-то такое, что должна совершить каждая девушка в восемнадцать лет? И чего не может себе позволить умирающая восемнадцатилетняя? Что-то такое, что может оборвать твою жизнь раньше срока, но определенно сделает ее наполненной смыслом и… почти нормальной?

— Райан? — Позвала тихо.

Парень остановился, посмотрел на меня с тревогой и ослабил натяжение нити, опустив руку.

— Да?

— Могу я тебя кое-о-чем попросить?

[1] Блэкли — один из районов г. Манчестер, Великобритания

Глава 2

— Чего запыхалась? Только что с пробежки? — С этими словами Райан вошел в мою комнату через два дня.

Мама, впустившая его в моё убежище, недовольно прочистила горло. Парень же продолжал широко улыбаться: он уже привык, что, кроме меня, его шуточек в этом доме никто никогда и не понимал.

— Привет, — я судорожно сунула смартфон под подушку.

Мне почему-то не хотелось, чтобы Райан знал, что мне нравится по несколько раз за день пересматривать забавные короткие видео, которые он шлет мне с занятий. Только с этими роликами я могла чувствовать себя более-менее живой, представлять, что тоже нахожусь там, среди всех этих пышущих здоровьем ребят, непрерывно отпускающих глупые шуточки и обменивающихся язвительными репликами.

— Эмили устала, — сухо сказала мать, сверля взглядом спину парнишки, — поэтому сегодня недолго.

— Хорошо, миссис Уилсон. — Кивнул Райан.

И сжал губы. Он всегда так делал, когда врал.

Мама удалилась, но дверь оставила открытой. Можно было быть твердо уверенными: она затаилась где-то неподалеку, готовая в любой момент ворваться, если расстояние между мной и чужаком сократится до неприличных метров полутора или около того.

— В общем, сегодня ничего необычного. — Парень, дождавшись, когда она скроется с глаз долой, плюхнулся на кровать рядом со мной и вытянул ноги. — Стивен так разнервничался, узнав свой балл за тест, что заблевал Кэтрин все туфли. Девочки весь день без умолку обсуждали примерку своих нарядов, аксессуары и обувь к выпускному. Джонсон сел задницей на жвачку. Ничего нового!

Он развел руками, а затем нарочито обессиленно уронил голову на подушку.

— Мы переписывались с Шейлой, — призналась я, — кое-что из перечисленного она уже рассказала.

— Что именно? — Райан приподнялся на локтях. — Хотя нет, не говори. Дай, угадаю. Про ее платье на праздник?

— Да, — с трудом улыбнулась я.

Приподняла подушку и навалилась на нее спиной.

Признаться честно, я даже немного ей завидовала. Было жаль, что мне не светит прогуляться с ними вместе в красивом платье и (ой, мамочки!) на каблуках. Не посчастливиться потанцевать до рассвета и выпить втихаря от мамочки спиртного (интересно, а какое оно на вкус? И какой от него эффект?).

— Шейла Браун знает толк в шмотках! — Рассмеялся Райан.

И от его смеха по всему моему телу разлилось необыкновенное тепло. Как же все-таки рядом с ним уютно и легко… Мы ведь… почти как настоящие друзья… Интересно, все оставалось бы так же, если бы я была обычной девочкой, а он не испытывал бы ко мне жалости?

— Ты уже подал документы в Дарем? — Спросила, стараясь избегать его взгляда.

Райан шел к этому последние несколько лет. Университет Дарема был его мечтой. Он старательно зубрил школьный материал, чтобы получить максимальный балл за тесты, а его родители были безумно горды его стремлением посвятить себя медицине. У меня до сих пор не хватало духу, чтобы спросить, почему он решил стать врачом и к какой специализации тяготеет больше. Наверное, боялась услышать в ответ, что все это из-за меня. Не знаю, почему. Возможно, это бы усложнило мое восприятие Райана, как просто друга.

— Еще нет. — Парень пожал плечами. — Знаешь… — Он все-таки добился того, чтобы я на него пристально посмотрела. — Наверное, мне стоит остаться здесь. С тобой. В Манчестере тоже есть отличный университет, и медицинский факультет имеется…

— Как?… — У меня в голове не укладывалось. — Но ты же вроде собирался… и твоя мама… Она уже похвасталась моей, что все сбережения пойдут на твою уч…

— Нет. — Райан резко мотнул головой. — Нельзя вот так взять и уехать, когда ты в таком состоянии. Я останусь, дождусь, когда тебе пересадят сердце. Буду рядом. А когда твой новый моторчик окрепнет, мы вместе горы свернем! — И в следующее мгновение он сделал то, чего от него ну никак не ожидала: дотронулся пальцами до моей щеки.

Я вздрогнула, почувствовав его тепло. Уставилась в лицо парня в смущении и испуге, а мое бедное сердце отчаянно толкнулось в ребра.

— Райан…

— Я про горы в прямом смысле, Эмили. — Его теплая сильная ладонь все еще касалась моей щеки. — Куплю тебе кроссовки, мы добежим прямо до Кросс-Фелл [1] и покорим ее вершину. Как тебе? Или поедем туда на великах. А есть еще столько мест, которых ты не видела, столько вещей, которыми не занималась. Лыжи, коньки, футбол! Ты что же, ни о чем уже и не мечтаешь?

Я продолжала прижиматься щекой к его руке, и мое смятение только усиливалось.

— Ты о чем?

— О будущем! — Он опустил руку.

— Я… — Выровнять дыхание у меня не получалось.

— Неужели ты не мечтаешь?

Теперь его теплые пальцы обхватили мое запястье.

— Я… Ну… Вообще-то, мечтаю. Но только так тихо, чтобы Бог, услышав о моих мечтах, не посмеялся над ними…

Мне было неловко находиться близко к нему настолько, что мои ноздри щекотал свежий запах его геля для душа.

— Эмили, опять ты за своё? — Райан выглядел испуганным. Серые глаза впивались в мое лицо, пытаясь отыскать в нем хотя бы какие-то намеки на то, чего этот парень так боялся.

— Нет. Нет, Райан, никогда. Больше никогда. — Мотнув головой, я аккуратно высвободилась. Перешла на едва различимый шепот. — И ты не можешь отказываться от своего будущего ради того, чтобы быть моей сиделкой…

Он опешил. Облизнул красивые пухлые губы и вздохнул, подбирая слова.

— Пропущу год, ничего страшного. Это мои проблемы.

Чувствуя слабость и головокружение, я глубоко, настолько, насколько смогла, вдохнула и выдохнула.

— Твои родители никогда этого не поймут. — Произнесла. — Особенно мама.

— Плевать. — Решительно сказал Райан, придвигаясь ко мне. Бросил полный волнения взгляд на дверной проем и снова выразительно глянул на меня. — Ты еще не поняла? — Прошептал. — Я хочу остаться здесь. С тобой. Рядом. Хочу поддерживать тебя, помогать, видеть, как тебе становится лучше. А так и будет, вот увидишь!

Я инстинктивно отклонилась назад.

— Зачем?

Райан снисходительно улыбнулся мне и по-мальчишески небрежно поправил волосы.

— Потому что.

Он будто хотел сказать что-то еще, но не знал, как это произнести.

— Послушай. — Мне пришлось на секунду закрыть глаза и перевести дух. Силы и так слишком быстро меня покидали, а еще этот непонятный, ведущий куда-то не туда разговор. — Мы можем дружить на расстоянии. Ты должен думать об учебе, о своей будущей карьере, Райан. О родителях, которые очень хотят гордиться тобой и возлагают большие надежды. А обо мне позаботятся мои мама с папой. Ты же видишь, они не отходят от меня ни на шаг. Они всегда справлялись.

Райан не шелохнулся.

— Но я хочу думать не о карьере, а о тебе, Эмили. Быть частью твоей жизни, твоего будущего…

— Оу… — Теперь я, наконец, поняла, куда он клонит. Отчетливо увидела это в его глазах, таких искренних и добрых. — Так ты… в этом смысле…

«Нет, сердечко, не разгоняйся так быстро… Не нужно…»

— Ты мне нравишься, Эмили. Все из-за этого. Я здесь из-за этого.

— Но… — Бросив опасливый взгляд на открытую дверь, я закусила губу. Парень ждал от меня какого-то ответа, но какого? Что он хотел от обреченной на смерть девчонки, когда вокруг так много здоровых и полных жизни? — Это неправильно, Райан. Ты ведь знаешь, я не… я не…

— Я тебе не нравлюсь? — Спросил так хитренько, словно знал, что не смогу ответить «нет».

— Не в этом дело…

— Так в чем?

Я захлопала глазами.

— А Шейла?

— Что Шейла?

У меня пересохло в горле.

— Я думала, вы с ней…

Райан вытаращил глаза, а затем громко рассмеялся.

— Мы? Не-е-ет! — Его обаяние лишало меня силы воли.

— Но ведь ты ей нравишься… — Попробовала сопротивляться я.

— И?

«Боже, ну как ему сказать, что я не разбираюсь во всей этой фигне с дружбой, любовью, свиданиями, и не понимаю, как все это у нормальных людей делается?»

— Она сказала, что ты провожал ее пару раз.

— И что с того? По-дружески. Она ведь твоя подруга, не так ли?

— Да. Но… — Пожала плечами. — Шейла думает, что нравится тебе.

Он перевернулся на спину и снова плюхнулся рядом со мной.

— А мне нравишься ты.

— Кхм… — Слова застряли у меня в горле.

Со стороны коридора послышались шаги, и Райан тот час подскочил и сел в метре от меня.

— Все хорошо? — На пороге возникла мама.

После двух бессонных ночей, с темными кругами под глазами и растрескавшимися губами она выглядела старше обычного.

— Да, миссис Уилсон, мы как раз обсуждаем наше будущее. — Заметив, как непроизвольно дернулась у нее челюсть, Райан поправился: — Университет, колледж, пересадка сердца, ну, знаете… все, что беспокоит современного подростка.

— А-а… — Недовольно поджала губы она.

Если бы не впитанная с молоком матери вежливость, мамочка с удовольствием обозвала бы его клоуном.

— Все хорошо, мам.

— Угу. — Она нехотя развернулась.

— Так как там поживает лист ожидания? — Поинтересовался Райан, когда мама вышла, оставив нас наедине.

Он имел в виду очередь на донорский орган.

— Движется потихоньку…

Мне не хотелось огорчать его тем, что тысячи человек по всему миру умирают ежегодно, так и не получив заветное сердце. А уж мои шансы в этой толпе желающих выжить кажутся и вовсе ничтожными.

— Тогда… — Райан потянул на себя сумку и стал по очереди доставать из нее тетради. — Покажу тебе, чем я сегодня хотел заняться.

Я наблюдала за каждым его движением с особым интересом и радовалась, что парень не смотрит сейчас на меня. Потому что мне на него смотреть было трудно. Очень. Ведь он красивый. Даже больше, чем просто красивый. Он живой и настоящий.

— Ничего, если я разложу карандаши прямо на твоей постели? — Продолжая рыться в сумке, поинтересовался он.

Я быстро перевела взгляд на свои руки. Тощие кривые пальцы, выпирающие венки, бледно желтоватая кожа в тусклом свете ламп. «Пусть Райан отвернется и не смотрит на меня, а то становится еще тяжелее дышать».

— Ничего. — Ответила.

А сама подумала: «Что означал наш разговор? И кто мы теперь друг другу? Мы встречаемся? Нет. Не-е-ет. Наверное, это так не бывает. Это должно быть как-то по-другому. В фильмах все выглядит проще: герои не договариваются, кем они приходятся друг другу. Они просто целуются. И просто делаются очень счастливыми от этого. Но я так не хочу. Поцелуй меня точно доконает. И встречаться с Райаном тоже не хочу. Глупо это, и ни к чему не приведет. Нет, это точно не вариант».

[1] Кросс-Фелл — гора, являющаяся наивысшей точкой Северных Пеннинских гор, Великобритания

Глава 3

Райану пришло письмо из Дарема. Его зачислили.

Но об этом он мне еще не говорил. Его мама проболталась. Прибежала к моей, вся такая счастливая, сияющая. Они отослали документы несколько недель назад, сразу, как стали известны результаты итоговых тестов. Это было еще до того, как Райан решил туда не ездить. И его родители о его решении явно не подозревали.

Я видела это по тому, как держалась миссис Джонс, сидя за столиком во дворе нашего дома. Они с мамой пили чай на свежем воздухе, пользуясь тем, что весенняя погода давала городу передышку от затяжных дождей, и без умолку болтали. Мне пришлось встать с кровати, чтобы видеть их через окно. Не было слышно ни слова, но по тому, как горели глаза его матери, когда она размахивала письмом из университета, и по ее широкой улыбке, можно было догадаться, что давняя мечта дать сыну достойное образование была на пороге исполнения.

Приникнув носом к стеклу, я наблюдала за ними. Женщины сидели друг напротив друга. Худощавая миссис Джонс, прямо державшая спину и манерно оттопыривающая мизинчик за распитием чая. И усталая, с поседевшими, наспех убранными в хвост волосами, моя мать, кажущаяся не в меру располневшей на фоне худобы своей собеседницы. Такие разные. Никогда не ставшие бы приятельницами, не будь они соседями по улице, и не дружи их дети.

Но, похоже, это общение приносило маме хоть какую-то отдушину на фоне постоянных переживаний. Она улыбалась, слушая рассказы миссис Джонс, и кивала, поэтому я была относительно за нее спокойна. Хотя и понимала, как тяжело, наверное, ей слышать об успехах Райана и осознавать, что ее дочери не доступны даже простые радости взросления, такие как пешие прогулки, не то, что учеба или планы на будущее.

Я отошла от окна и прилегла на постель. Обвела взглядом розовые обои, призванные поднимать мне настроение своим озорным девчачьим стилем, светло-зеленые занавески с рюшами, разноцветные горшочки на подоконнике и устало закрыла глаза.

Интересно. То, что я задумала проделать… как оно отразится на моем здоровье? Что я буду чувствовать? И так ли сильно хочу того, что планирую сделать?

В худшем случае, умру на несколько дней-недель-месяцев раньше того срока, который мне отмерен. В лучшем — попаду в больницу в тяжелом состоянии. Где тоже, вероятно, умру. Потому что, даже если мне станет хуже, и я поднимусь в листе ожидания, это не означает, что для меня найдется сердце.

Каждый день кто-то умирает, не дождавшись донорского органа. Потому что, чтобы кто-то жил, кто-то другой должен умереть, а его родственники должны дать согласие на изъятие. Слишком много условий, слишком мало времени.

Нет, не подумайте. Я не задумала чего-то противозаконного. Всего лишь то, чего хочет каждая смертельно больная девочка моего возраста. Хотя бы недолго побыть нормальной и не думать о приближении конца. Хотя бы сделать вид.

Хотя бы раз не думать о последствиях и насладиться одним единственным мигом своей нормальности.

Это сумасбродно. Опасно. Неразумно.

Знаю.

Но таков мой выбор.

* * *

— Хочешь, посмотрим какой-нибудь фильм? — Предложила мама.

— Давай. — Я постаралась выдавить очень правдоподобную улыбку.

Она поерзала в кресле:

— Комедию? Мелодраму?

— Выбирай сама.

Было ошибкой так говорить. Они с папой тут же переглянулись.

— Ну, в смысле… — Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы улыбнуться еще раз. — Не могу решить. И то, и другое было бы замечательно.

— Тогда пощелкаем по каналам. — Тихо сказала мать, продолжая сверлить меня взволнованным взглядом.

Ей очень нужно было знать, сильно ли я расстроена, что не могу присутствовать на выпускном. И пусть к ребятам, которые сегодня прощались со школой, я имела весьма опосредованное отношение, но многие из них меня помнили, а некоторые даже интересовались, смогу ли прийти на торжество. Если быть точной, двенадцать — столько сообщений с вопросами я получила на прошлой неделе.

— Тебе не холодно? — Отец потянулся, чтобы подоткнуть мне одеяло.

— Нет.

Он укрыл мои ноги, поправил подушку и, решив, что мать не заметит, быстро глянул на часы.

— Спасибо, — произнесла я.

Папа кивнул.

— Чарльз, — строгим тоном обратилась к нему мать, — если ты куда-то торопишься, то мы тебя не держим.

Он тут же потупил взор:

— Я никуда не тороплюсь.

Мама открыла рот, чтобы в очередной раз выплеснуть на него свои обиды, но, заметив мольбу в моем взгляде, тут же закрыла и отвернулась.

Я считала минуты до того момента, когда можно будет, сославшись на привычную усталость, отправиться спать.

* * *

Сообщение от Райана пришло, когда мое волнение уже достигло предела. Телефон находился в беззвучном режиме, поэтому я, сидя на кровати в полной темноте, просто гипнотизировала глазами черный экран. Где-то за окном, вдали, послышался ровный шум двигателя, затем дисплей зажегся светом: «Я на месте».

А, значит, отступать было поздно.

Зажав смартфон в руке, я медленно поднялась с постели. Выровнять дыхание не получалось. Сердце в груди прыгало так отчаянно быстро, что сильно кружилась голова. Взяв свободной рукой туфли, я босиком, крайне медленно и осторожно прокралась в коридор и направилась к кухне. Отец спал на втором этаже, он не мог услышать моих шагов, но мама лежала на диване в гостиной. Она всегда так делала, чтобы быть ближе ко мне и суметь прийти на помощь в любой момент.

Я двигалась вдоль стены, ощущая невероятную слабость. Мой безумный план, больше походивший на попытку самоубийства, чем на попытку побыть хоть недолго нормальной, могло сорвать в этот момент все, что угодно: от скрипнувшей внезапно половицы до нарастающего гула в моих собственных ушах.

Только подумайте, я собиралась покинуть дом на целую ночь!

И только сейчас ясно понимала, насколько идея на самом деле была дикой и опасной. Обычно мне и во внутренний-то дворик тяжело было выйти, а тут — поездка на выпускной. Теперь прибавьте ко всему этому невероятное волнение, страх, тревогу. И что получим? Меня — на грани потери сознания, бледной тенью в темноте кухни пошатывающуюся в сторону двери.

Стараясь не выронить туфли, из последних сил я повернула замок и нажала на ручку. Свежий ночной воздух ударил в нос, защекотал ноздри запахом влаги и свежескошенной травы. Мягкий свет фонаря скользнул по моему лицу и заставил зажмуриться.

— Ой, прости, — прошептал Райан, спешно отводя фонарик от моего лица. — Думал, эта штука пригодится. Мне еще никогда не приходилось врываться в чей-то дом в полночь с черного хода!

Почувствовала, как его сильные руки подхватили меня под локоть.

«Безумие, чистейшее безумие!» — кричал мой разум, когда я переступила порог и оказалась на улице.

— Первый раз вижу тебя в платье, — хрипло сказал Райан, прикрыв за мной дверь. Он взял меня под руку и повел по узкой дорожке. — Ты сегодня очень красивая, Эмили.

— Спасибо, — я смущенно опустила взгляд.

Ступала по холодным камням осторожно. Дышать становилось все труднее. Наверное, так чувствует себя атлет, пробежавший марафон. Грудь давит, она высоко вздымается, вздохнуть практически невозможно, но ты все равно открываешь рот, чтобы протолкнуть воздух в легкие. А через несколько секунд уже дышишь так глубоко и так часто, что не можешь отдышаться. Сердце колотится, большое и тяжелое, по лбу сбегает пот, перед глазами плывет.

— Давай свою обувь. — Парень забрал из моей руки туфли.

А мне хотелось отдать ему и телефон тоже. Не была уверена, что не выроню его в следующий момент и не разобью об асфальт. Но сдержалась. Только сжала крепче в кулаке. Так крепко, насколько хватало сил моим дрожавшим пальцам. Не хотелось подавать вида, что мне плохо, чтобы не напугать Райана еще сильнее.

Говорят, что обычный здоровый человек не чувствует своих внутренних органов, пока они не заболят. Свое же сердце я чувствовала всегда. Еще в детстве, лежа на кровати, могла слышать его стук, отдающийся толчками в венах, а при малейшей нагрузке начинало казаться, что оно рвется из груди все настойчивее, все больнее толкается, гудит и даже бьет набатом.

— Карета подана. — Райан открыл мне дверцу автомобиля своего отца, который был припаркован в тени дерева через дорогу от моего дома. — Прошу.

— Благодарю, — тихо пробормотала я, опускаясь на сидение.

Дверца почти бесшумно закрылась. Пока Райан обходил машину, я бросила взволнованный взгляд на окна. В доме по-прежнему было темно и тихо. Это хорошо. Здесь, полулежа на сидении автомобиля, можно было немного перевести дух и прийти в себя.

«Всего один танец, мне больше ничего и не нужно. Ради такого можно и потерпеть. Да, сердечко? Мы же потерпим?» — я отложила телефон на специальную полочку на приборной панели и положила холодную ладонь на грудь, мысленно призывая бешено скачущее сердце успокоиться хотя бы ненадолго.

— Ваши туфельки, Золушка. — Сев на место водителя, Райан нагнулся и поставил мне под ноги мою обувь. Бережно придерживая за лодыжки, помог моим ступням устроиться внутри туфель. — Готова? — Спросил, приподнимаясь и забавным движением сдувая пряди волос со своего лица.

— Вроде. — Улыбнулась я, все еще тяжело дыша.

Говорить получалось с трудом.

— Тогда в путь. К прекрасному замку. — Оглянувшись на дом, он завел мотор. Тот, в отличие от двигателя, бьющегося у меня в груди, работал ровно и четко, не шумел и не грохал на всю улицу.

— Спасибо, Райан, — облизнув сухие губы, уже чуть громче сказала я.

Парень кивнул.

Мне просто хотелось сказать Райану о своей благодарности заранее. Хотелось, чтобы он знал, что делает для меня нечто особенное и значимое, на что никто другой никогда бы не отважился.

Автомобиль тронулся с места и понес нас по ночной улице.

Друг бросил на меня беспокойный взгляд и улыбнулся. Меня не тревожило, как я в этот момент выглядела в платье, позаимствованном у Шейлы, в неудобных маминых туфлях, без косметики и без прически, с распущенными прямыми волосами, спутанными, сухими и чересчур тонкими. Мне был важен вот этот самый момент, когда я делала что-то очень неправильное, возможно, последнее в своей жизни, но это было так безрассудно прекрасно.

Салон, наполненный терпким запахом мужского парфюма. Ветер, врывающийся в небольшое отверстие над не до конца прикрытым стеклом. Джаз, тихо льющийся из динамика и заглушающий уханье моего сердца. И мальчик, который ни за что не должен был обратить внимания на такую, как я, но почему-то обратил.

И на душе впервые за последние несколько лет стало так спокойно и легко, что ускользающее время, отмеренного мне земного пути, больше не казалось чем-то несправедливым и жестоким. Одно это яркое мгновение стоило всех тяжких лет борьбы с недугом, всех операций, череды бесконечных госпитализаций, уколов, капельниц, процедур и долгих-долгих часов забвения на постели со взглядом, направленным в невыносимо белый потолок.

А потом был большой шикарный зал, увитый шарами и наполненный грохочущий музыкой, куда Райан ввел меня, держа под руку. Там были десятки знакомых и незнакомых ребят, каждый из которых спешил поприветствовать меня и перекинуться хотя бы парой слов. Красивые наряды, сверкающие улыбки, круговорот объятий и куча вопросов, о том, как мне удалось присутствовать на этом, по сути чужом, празднике. Кажется, я даже видела кого-то из родителей этих выпускников. Они тревожно оглядывали меня, шептались друг с другом и искали глазами кого-то из взрослых сопровождающих, которые должны были быть рядом со мной на мероприятии.

— Можно вас пригласить? — Голос Райана вывел меня из состояния шока.

Его ладонь нежно коснулась моей, пальцы сжали руку, и он осторожно притянул меня к себе. Взглянув испуганно в его серые глаза, полные обожания и трепета, я благодарно оперлась на его плечо и позволила закружить себя в танце.

Если это можно было так назвать. Райан просто придерживал меня, не давая потерять сознание, устроил мою голову у себя на плече и стал плавно покачивать, своим спокойствием снимая напряжение и успокаивая настоящий ураган в моей груди. Подозреваю, он чувствовал, как неровно колотится мое сердце, отдаваясь толчками ему в ребра. Видел чудовищную слабость, охватившую мое тело, и разливающуюся по коже смертельную синеву.

И это был чудесный танец.

Мой первый медленный танец и, наверное, последний. Возможно, и Райан понимал это, потому что после его окончания тут же подхватил меня под локоть и предложил пойти посидеть на диване, чтобы немного отдохнуть.

— Все в порядке, Эмили? — Спросил он, когда я вместо того, чтобы сесть, увлекла его за собой на улицу.

— Да, мне хорошо.

— Ты очень тяжело дышишь и…

Мы вышли, и Райан пытался в темноте разглядеть мое лицо.

— Я хочу посмотреть на луну, — задыхаясь, прошептала я.

— Ладно. — Согласился он.

И, поддерживая меня за талию, повел по тропинке от здания вниз к обрыву.

— Подожди, — пошатываясь, я наклонилась, чтобы снять туфли.

Парень помог мне и с этим.

К счастью, идти было недалеко. Мы остановились у самого края, под деревом, и сели прямо на траву. Я навалилась спиной на грудь Райана, вытянула ноги и откинула назад волосы. Силы постепенно возвращались ко мне вместе с зажигающимися в ночном небе мириадами звезд. Мир будто замер, и посторонние звуки, будь то музыка, смех, гул машин или лай собак, доносились до нас теперь лишь фоном сквозь звонкий стрекот сверчков.

Силуэты домов вдали, деревья и улицы казались покрытыми серебряной краской. Тени на земле отливали фиолетовым, а раскинувшийся на километры город внизу был весь усеян огнями. Словно крупинки бриллиантов, сияли они в отсветах лунного света, прорывавшегося сквозь редкий дым облаков.

Я сидела, ощущая всем телом тепло Райана, и любовалась этой красотой. Мы молчали, да у меня и не было сил разговаривать. Не хотелось думать о том, что всему вот так быстро суждено будет закончиться. Не хотелось возвращаться домой, чтобы снова вести счет дням, каждый из которых может стать последним.

Когда горячая рука Райана накрыла мою ладонь, ноющая боль сжала все мои внутренности. Я с грустью посмотрела на небо и, борясь с подступающей слабостью, усмехнулась.

«Я уйду. Меня не будет. Возможно, все вокруг перестанет быть прежним. Возможно, все останется, как было. А я просто исчезну в никуда. Точно так же, как и жила — не оставляя ни единого следа. А мир продолжит свое существование. Будет жить, как жил. И это прекрасное мгновение тоже совсем скоро, как и я, растворится в воздухе, потому что ничто не вечно».

Я повернулась и приблизила свое лицо к его лицу. Игнорируя головокружение, ткнулась холодными губами в его губы — горячие. Не знала, как правильно это делается, как нужно целоваться, поэтому оставила инициативу ему. И Райан, опешивший от удивления, сначала замер и уставился на меня, хлопая пушистыми ресницами, а затем потянулся навстречу, коснулся моих губ и мягко развел их языком.

Сердце оборвалось. Я точно почувствовала, как оно остановилось. А затем больно ударило изнутри в ребра. Оно билось. Я чувствовала это. А еще чувствовала себя живой. Дышала. Жила. А в глазах застыли слезы — еще одно доказательство жизни.

Теперь я знала, как это бывает. Каково это — ощущать себя желанной.

Когда ладони Райана… горячие… были на моей шее, спине, на моих щеках, в спутанных волосах. Когда его дыхание стелилось по моей коже. Когда наш поцелуй наполнил меня теплом и светом от кончиков пальцев до самого сердца, раскрывшегося, чтобы впустить новые чувства. Когда он, ласково улыбаясь, привлек меня к себе, когда мы глаза в глаза, ощущая что-то невообразимое, дышали друг другом, когда я, опускаясь на траву, чувствовала его обжигающие поцелуи на своей шее и груди…

— Эмили! Эмили! Черт… О, Боже! — Донеслось до меня сквозь пелену.

Не понимала, отчего так трясет.

Потом с трудом открыла глаза и поняла, что Райан бежал, держа меня на своих руках. А над нашими головами чернело ночное небо. Что-то горячее… оно жгло мое лицо… Это были его слезы. Наверное, я потеряла сознание, и его напугали мои синеющие губы и закатившиеся глаза. Мама так же всегда реагировала на мои приступы, она так и не привыкла за столько лет, что я то и дело оказывалась на пороге смерти.

— Эмили, пожалуйста, дыши. Не умирай! — Его голос заглушал шелест высокой травы под ногами. — Эмили… — Жалобно, почти как ребенок. — Пожалуйста… Это я все виноват! Я! Это я тебя убил, прости меня… Кто-нибудь, скорее! Скорую! Эмили плохо…

Глава 4

Яркий свет упрямо прорывался сквозь веки. Было больно. Я открыла глаза и попыталась что-то сказать, но горло хрипело, а лицо было закрыто кислородной маской.

«Значит, мама уже в курсе» — Была первая мысль. — «И я все еще жива…» — Была вторая.

А дальше все опять, как в тумане. Врачи, медсестры, бесконечные иглы, лекарства, анализы, тесты, приборы, исследования. Мамина тень. Она появилась в палате, кажется, на второй или третий день, трудно было сказать точно. И двигалась беспрестанно: мерила шагами комнату от окна до двери и обратно. Иногда замирала, но ненадолго. Иногда останавливалась возле меня, и тогда ее очертания обретали резкость, а слова ясность.

— Как же ты могла? Что же ты наделала! Я чуть не умерла от переживаний!

Она не обманывала. Ее лицо выглядело бледным и изможденным. Папа тоже сильно нервничал: его силуэт я видела сначала за стеклом окна в палате, а затем уже и перед собой, облаченным в больничную накидку.

Их тревога была не просто тревогой. С оттенком ужаса и безысходности — такое я наблюдала впервые. Заметила, как мама читает молитвы, едва заметно шевеля губами, и как гаснет в глазах папы тусклый лучик надежды. Они словно прощались со мной.

Она приближалась. Смерть.

Когда голоса родителей стали спокойнее, видимо, устав от переживаний, а лица наполнились ускользающей нежностью, я отважилась спросить о Райане. Мама сразу заплакала. Да, вот так с ходу. А папа разразился гневной тирадой на тему того, что этот убийца больше никогда не подойдет к его дочери.

— Что, и на могилу мою не пустите? — Поинтересовалась я.

Тогда заревел и отец.

Оказалось, что сначала Райан дежурил каждую ночь в машине возле госпиталя, а позже, когда мама перестала кидаться на него с кулаками, перебрался в коридор. Его родителям пришлось организовывать спасательную операцию, чтобы вывезти его из медучреждения домой и заставить поспать. Теперь он приходил только днем, держался поодаль и смиренно ждал новостей. Мои родители заключили с ним негласное временное перемирие — делали вид, что не замечают его присутствия ради спокойствия своего и своей умирающей дочери.

А еще они чувствовали себя виноватыми. За то, что не додали мне здоровья при рождении. За то, что не уберегли от безумства. И за то, что очень хотели, чтобы кто-нибудь им незнакомый срочно умер, чтобы спасти мне жизнь.

Потому что я находилась в критическом состоянии. Да, доктор так и сказал — критическом. А значит, времени оставалось все меньше и меньше.

И родители молились о чуде. Потому что как можно было молиться, чтобы кто-то другой, молодой и пышущий здоровьем, подходящий по росту, весу, группе крови и другим параметрам, вдруг умер? Попал в автомобильную аварию и получил травмы, несовместимые с жизнью? А потом молиться о том, чтобы его родственники согласились передать медикам его орган? Невообразимо.

Поэтому они просто роняли слезы. Молча. И по очереди держали меня за руку.

А я все слабела. Не чувствовала этого физически, потому что находилась под воздействием медикаментов, но морально ощущала. Я словно растворялась в пространстве. Таяла. Блекла. И невероятная тяжесть постепенно замещалась странной легкостью, которая манила, звала меня куда-то высоко. Но что-то все еще меня держало на этом свете. Было что-то, чего я не могла просто так отпустить и уйти.

И это удивляло врачей.

И вместе с ними и мои родители радовались каждому новому, прожитому мной часу и дню.

* * *

Мне нравилось смотреть, как она дрожит всем телом. Как трясутся ее поджилки в тусклом свете ламп, как отчаянно дергаются разведенные в стороны конечности, привязанные к углам большого деревянного стола.

— Тише, тише, детка. — Шепнул, наклоняясь к ее спине.

Она резко повернула шею, пытаясь посмотреть мне в лицо. Но, так и не добившись желаемого, беспомощно застонала. Потом всхлипнула и обессиленно уронила голову обратно на стол. Уткнулась лбом в прохладную столешницу. Ее плечи мелко сотрясались, но не от холода, а от страха.

Распластанная лицом вниз, совершенно голая на грубом полотне дерева, она больше не казалась мне такой развязной и наглой, как за несколько дней до этого — в общении со своим дружком. Лежала безвольной куклой с расставленными, как у морской звезды, руками и ногами и больше не пыталась сопротивляться.

— Вижу, ты не усвоила урок. — Протянул руку и осторожно провел ладонью по гладким темным волосам. — Мне очень жаль, детка. Мне так жаль…

— Нет… — Хрипло простонала она и снова затряслась.

«Кап-кап»…

Глухую тишину помещения взорвали падающие на пол капли вязкой крови.

Этот металлический запах, поднимающийся от ее сочащихся кровью ран, он меня пьянил. Пахло страхом, болью, раскаянием и… искуплением. Чем больше она страдала, тем больше освобождались мы оба. От ее грязи, ее предательства, ее лжи.

— Ну-ну-ну, сладкая… — Запустил пальцы в ее волосы и наклонился ниже. Придавил ее своим весом и медленно втянул кисловато-терпкий запах пыли и пота. — Ты же знаешь, придется потерпеть. Иначе — никак.

— Нет… — Ее голос снова приобретал эти противные, истерические нотки, так сильно раздражавшие меня. Они взрывали мозг, точно тяжелые, скрипящие от старости жернова.

- Не зли меня, пожалуйста. — Попросил, морщась. Сжал пальцы в кулак, подтягивая ее затылок к своему лицу следом за прихваченными волосами. — Не зли, детка. Во всем этом только твоя вина. Ты же знаешь? — Превозмогая боль, сглотнул и вдохнул больше воздуха. Вдохнул ее запах. — Мне тоже больно. Очень, очень больно. — Коснулся лбом ее затылка и всхлипнул отрывисто, совсем, как она. — Выход только один, сама понимаешь. Мы не можем быть вместе, пока на тебе его следы. Их следы. Тебе нужно очиститься…

Ее плач эхом отдался под сводами стен. Рассыпался на сотни маленьких стонов, обвился вокруг моей шеи тугим узлом, сдавил легкие.

Мы страдали вместе. Опять.

Это была наша общая боль.

— Скажи, что тебе жаль, детка. Скажи мне это. — Попросил я, прижимаясь к ней сильнее. Корни ее волос затрещали от сильного натяжения, обезумевшие от ужаса глаза уставились в потолок.

— За что? — Прохрипела она, хватая ртом воздух.

Пришлось усилить хватку. Теперь трещали уже ее шейные позвонки.

— Да, да! — Завопила. — Мне жаль!

Отпустил, позволив ей удариться лбом о столешницу.

— Я так рад. — По моей щеке покатилась слеза. — Боль… она исцеляет. — Подтянул к себе столик, на котором лежало все необходимое, и застыл, разглядывая сквозь прорези в мешке ее бледную кожу, покрытую каплями пота. — Тебе очень повезло, что я готов простить тебе твой грех. Все будет по-прежнему, обещаю. Мы снова будем вместе, когда этот ад закончится. Я помогу тебе пережить твою боль, как однажды пережил свою. Скажи, ты раскаиваешься?

— Ммм… — Обессиленно промычала она.

Я смотрел на ее крепко связанные запястья, покрасневшие от веревок. На багровые синяки на крепких бедрах. На запекшуюся кровь на идеально белой спине. Слышал, как быстро и рвано бьется ее сердце, как сбивается от ужаса дыхание. Мои глаза заволокло слезами.

— Что же ты сделала с нами? — Закусил губу до боли. До бешеной пульсации в ушах. До привкуса крови во рту, смешивающегося с каплями соленых слез. — Ты все испортила. Ты разрушила все, что было. И теперь мне придется все исправить. Исправить.

— Пожалуйста… — Из последних сил всхлипнула она. — Нет. Только не это снова…

Я положил свои ладони на ее раны, заставив вздрогнуть.

— Вот! Вот, что мне приходится с тобой делать, детка. Всё это — всё из-за тебя!

— Нет…

— Зачем тебе это нужно было? Ведь все было так хорошо! Неужели, я недостаточно хорошо с тобой обходился? Ведь нам же было так здорово вместе… Или ты всегда обманывала меня?

Она задергалась, в последний раз проверяя веревки на прочность. Чувствовала приближение неминуемого, но все еще надеялась его избежать.

— Пришло время избавления от боли.

— Нет! — Заорала она, судорожно извиваясь. Ее голос жутко скрипел, точно старые, ржавые ножницы. — Кто ты?! Кто ты такой?!

Я ждал, когда она успокоится. Когда перестанет дергаться. Предвкушал момент, когда смогу коснуться ее кожи холодом стали. Момент единения, избавления от грязи, истинного очищения. Меня почти трясло от наплывающего волнами желания. Но я медлил. Хотелось запомнить ее такой, беспомощной, раскаявшейся, открытой. Чтобы насладиться сполна.

— Пора, — произнес тихо, когда она снова обмякла.

Потянулся к столику.

— Нет, только не снова, прошу! — Заметалась девушка, натягивая до предела путы. Ее зрачки расширились при взгляде на меня, словно бы она не человека увидела, а мерзкого червя.

«Глупая. Все еще не поняла, что так нужно».

— Прошу вас…

— Мне тоже очень больно, — прошептал я, чувствуя, как горячие дорожки бегут по моим щекам. — Но все будет хорошо, вот увидишь. Я все исправлю…

Увидев длинную иглу в моей руке, она пронзительно закричала. Ее крик гулким эхом отразился от толстых бетонных стен. Пришлось надавить сверху локтем, чтобы не дергалась и не портила больше мою работу.

Я провел ладонью по ее спине и тяжело вздохнул, затем собрал кожу в складку и медленно стал вонзать иглу. Она прошла сквозь нее, как сквозь масло. Издав нечеловеческий крик, девушка дернулась и снова потеряла сознание. Толстая красная нить скользнула следом за иглой, оставляя ровный, красивый стежок. Аккуратной круглой каплей на коже выступила кровь. Стоило ее задеть, и она растеклась сначала небольшой лужицей в углублении между моих пальцев, а затем побежала вниз, к талии, уже тонкой струйкой.

«Божественно»…

«Просто прекрасно»…

Сняв с головы душный мешок, я положил его на столик. Мне не терпелось скорее продолжить. Через пару секунд острие иглы снова пронзило белую кожу, покрытую мурашками и красными разводами. И новая капля крови выступила на ее поверхности, символизируя жертву, которую мы приносили за очищение от греха.

И мне снова не удалось удержаться от слез.

Глава 5

— У нас есть сердце.

Вот такая короткая фраза.

Всего несколько слов, но сколько всего было в них заключено!

Смятение, волнение, паника, радость, замешательство. Да все сразу.

Как раз за полчаса до того, как доктор сообщил нам об этом, я просила маму в случае моей смерти отдать мои органы другим нуждающимся. А теперь вот это. Нам не сказали, что произошло с моим донором, кем он был, просто сообщили, что врачебный консилиум выбрал из всех претендентов меня. Задали несколько вопросов по самочувствию, обсудили анализы и оставили в покое, чтобы мы могли подготовиться морально.

Чтобы попрощались — так будет честнее.

Потому что никто не мог гарантировать успеха операции на все сто процентов.

Пока мое сердце было где-то в другом человеке, жизнь которого поддерживали аппараты, и пока бригада готовилась к его изъятию, у меня было еще около часа, чтобы настроиться.

Мама обняла отца, а затем принялась от радости лить слезы над моей кроватью. Она еще не знала, станет ли биться мое новое сердце в моем теле, но уже была безмерно рада тому, что появился хоть какой-то шанс на спасение.

А я… Я в это время думала, о том, что мое старое сердце возьмут и вырежут из груди. Реально вырежут. А что дальше? Просто выкинут в помойку? И мне становилось страшно и жутко от одной этой мысли.

Потом мама принялась молиться за ту семью, которая кого-то потеряла, но нашла в себе мужество, чтобы отдать мне орган. Ведь самый большой подарок в жизни — это и есть сама Жизнь.

А я в это время думала уже о том, достойна ли такого дара. И что буду с ним делать? Одно дело заботиться о новом сердце, поддерживать его здоровье, правильно питаться и заниматься спортом, а другое — распорядиться своей жизнью за двоих, сделать в два раза больше добрых дел, за себя и за того, кто умер. Ведь нельзя же пролеживать свой шанс на диване или за компьютером? Новая жизнь с новым сердцем — это очень ответственно.

Отдать органы своего близкого другому человеку — акт поистине впечатляющей щедрости. И не удивительно, что каждый хочет быть уверен, что жертва была не напрасна.

Папа тем временем обзванивал всех наших родственников. Тех, кто жил рядом и даже тех, о ком я слышала впервые. Ему не терпелось сообщить всем о том, что я теперь не умру. Хотя все это еще было под весьма большим вопросом.

А я в это время думала обо всех тех операциях, что уже пережила. Мне бы и не хотелось вспоминать об этих испытаниях, но именно эти болезненные манипуляции каждый раз давали мне новые и новые отсрочки. И теперь становилось ясно — все было не зря. И возможно, эта операция станет последней.

Хотелось бы надеяться.

— Мама, я могу увидеть Райана? — Знала, что этот вопрос мог ее огорчить, но не могла его не задать.

— Дорогая, дело в том, что сюда пускают только ближайших родственников… — вплеснула руками она.

— Но я могу его больше никогда не увидеть, — произнесла тихо, вложив в эти слова свои последние силы.

— Я его найду. — Твердо сказал отец и вышел в дверь.

— Спасибо.

Когда Райан пришел, мы попросили оставить нас наедине.

Нам дали всего минуту.

— Эмили… — В смешном больничном одеянии он казался мне жутко забавным.

Райан сел на стул, придвинулся ближе и коснулся своей ладонью моей руки.

Я почувствовала его тепло и улыбнулась.

— Привет.

— Я очень переживал… — Он затряс головой.

— Вижу — у тебя вся башка седая. — Прошептала я.

Райан коснулся торчащих из-под шапочки волос, затем смущенно усмехнулся:

— Ты шутишь, и это хорошо.

— Тебе сильно досталось из-за меня? — Спросила.

Он отмахнулся.

— Давай, не будем об этом? Я очень рад, что у тебя появился шанс. Иначе, никогда бы себе не простил. — Райан закусил губу. — Я почти не спал, думал об этом все время. Приходил сюда, но меня к тебе не пускали.

— Знаю.

Он тяжело вздохнул.

— О чем ты сейчас думаешь?

С трудом, но пожала плечами.

— Не знаю. — Пришлось отгонять от себя дурные мысли. — Наверное, о том, получится ли. И как все пройдет. Забьется ли новое сердце у меня в груди или не захочет…

— Все получится. — Его глаза светились надеждой. — Я верю.

— Я никогда не готовилась жить, только умирать. Не знаю, что буду делать, если все пройдет хорошо…

Ему не удалось скрыть улыбку:

— Что-нибудь придумаем.

Почувствовала, как его рука крепче сжимает мою ладонь.

— Спасибо тебе за тот за чудесный вечер. — Сказала, прочистив горло.

По лицу Райана пробежала тревога, смешанная с ужасом. Вероятно, ему не так приятно было вспоминать про события, произошедшие на выпускном.

— Чудесный?

— Ага. — Улыбнулась уголками губ. — Я это на всякий случай… Вдруг мы больше не увидимся.

Райан посмотрел на меня так, словно попытался увидеть насквозь.

— Бабуля сказала, что все пройдет хорошо.

— Да? — Прошептала я. — Ты вроде говорил, что она у вас вроде городской сумасшедшей?

Мои слова заставили его рассмеяться.

— Люди ее, конечно, побаиваются. — Он отпустил мою руку и задумчиво почесал висок. — Но перед самым выпускным, когда я выходил из дома, она вдруг невзначай бросила: «Плохая идея!». Я ей: «О чем ты?», а она как захрапит!

Мы рассмеялись.

Вернее, Райан. Мне бы и хотелось последовать его примеру, но перед глазами вдруг снова возникла картинка грядущей операции и оранжевый бокс в руке врача — холодильник с новым сердцем, который должен был вскоре отправиться в путь из операционной, где умирал донор, прямиком ко мне. В груди неприятно защемило от этих мыслей.

— Ты знаешь, чье это сердце будет? — Вдруг спросил Райан, нервно облизнув губы.

— Нет, — призналась я.

— А хочешь знать?

На секунду я растерялась.

— Нет. — Подумала еще немного и снова мотнула головой. — Наверное, нет. Не хочу. Это… это слишком волнительно.

— Но ты ведь… можешь это узнать, если захочешь?

— Да. — Кивнула. — Нужно будет подать заявление в донорскую программу, чтобы раскрыть имя донора. Если его семья согласится, тогда имя мне сообщат. Только зачем? Разве что… чтобы сказать спасибо… Не знаю… — Я почувствовала, как сердце опять ускоряет свой ритм, мешая дышать нормально. — Рано еще говорить об этом. Пусть сначала все пройдет хорошо.

— Верно. — Кивнул Райан. — Может… сфотографируемся? Чтобы у нас были фото «До и После».

— Э… — Не успела отказаться, как он приблизил свое лицо к моему и навел на нас объектив камеры в телефоне.

— Улыбочку!

Щелчок. Я сомкнула губы в тонкую линию. Мое лицо на снимке казалось синим, губы — фиолетовыми.

— Эмили, — строгий голос со стороны двери заставил Райана подскочить. Это была мама. Она стояла в дверном проеме, сложив руки в замок на животе. — Время вышло.

Наше время вышло. Моё — кажется, еще нет. Но посмотрим.

— Все будет хорошо, Эмили, — шепнул Райан, вставая.

А мне очень хотелось, чтобы он поцеловал меня на прощание. Вот незадача: видно, придется выжить, чтобы дождаться этого. Возможно, у нас будет еще много поцелуев, встреч и… даже чего-нибудь еще. А пока…

— Пока… — произнесла я, глядя, как он удаляется, неохотно двигаясь спиной к двери.

— Я с тобой! — Бросил он на прощание.

И я видела по его глазам: парень говорил правду.

Глава 6

Все, как и водится: после напутственной речи кардиологов мной занялся анестезиолог. Улыбчивый мужчина средних лет. Через маску я не могла видеть губ, но его светло-зеленые глаза улыбались — это точно. К тому же, тон голоса врача был таким благожелательным и мягким, что это помогло мне немного расслабиться. Ну, насколько это было возможно для лежащего на операционном столе человека, ощущающего себя на пороге грядущей неизвестности, насквозь пропитанной риском и раствором йода, которым меня готовились тщательно вымазать.

Сначала мне задали пару вопросов о том, что я ела и пила сегодня, затем закрепили на лице кислородную маску. Перед глазами мелькнул шприц, содержимое которого осторожно запустили по моим венам. Тишина становилась оглушающей. Ничего необычного, но уже через секунду мной снова начало овладевать то странное ощущение, которое бывает как раз перед тем, как ты провалишься в пустоту наркоза.

— А теперь сосчитай от десяти до нуля, Эмили. — Раздался голос над головой.

Они все просили об этом, на каждой операции. И еще ни разу я не помню, что бывало после семи.

— Десять. — Лица врачей в масках перестали быть такими четкими. — Девять. — Все труднее стало сосредотачиваться. — Восемь. — Казалось, что меня обволакивает густая, мягкая вата. — Семь…

* * *

— Как себя чувствуете, мисс Уилсон?

— Где этот грузовик? — Первое, что я произнесла, когда смогла говорить.

Мой голос казался непривычно сиплым.

— Какой грузовик? — Доктор Кларк склонилась над моей постелью.

— Который переехал меня…

— Вот вы о чем! — Она широко улыбнулась. — Скоро боль утихнет, не переживайте.

Не знаю. Чувствовала я себя ужасно. Примерно так, будто меня основательно попинали. И не раз. Потом переехали машиной, а вдобавок сплясали кейли [1] прямо у меня на груди. Но, по крайней мере, я была жива. Что подтверждало довольное лицо врача, внимательно наблюдавшего за всеми моими реакциями. А это уже хорошо.

— Как все прошло? — Решила спросить я прежде, чем она закидает меня дежурными вопросами.

На самом деле, мне хотелось знать, действительно ли теперь во мне жила частичка другого человека. А еще было интересно, правда ли, мое прежнее, слабенькое, еще живое сердце, которое продолжало отчаянно биться, гоняя кровь, просто вырезали и выбросили.

— Штатно. — Пожала плечами доктор Кларк.

А затем, используя столь любимые ею медицинские термины, принялась сухо излагать факты. Пока она это делала, я все время пыталась прислушаться к тому, что творилось у меня в груди. Кажется, новое сердце билось ровнее, чем прежнее. Но я его все еще чувствовала — ему словно было тесно на месте прежнего, и оно робко толкалось, пытаясь привыкнуть.

Пошевелила пальцами, затем всей рукой — очень осторожно. Приятно было ощущать себя живой. И пусть мешали все эти проводки, трубки, повязки со специальным пластырем, я знала, что там, внутри меня, под уродливым длинным шрамом, разрезающим грудь напополам, жила теперь надежда.

Главное, прожить пару дней. Если не начнется отторжение, поставлю себе новую цель — восемь недель. Второй критический срок. Если и его выдержу, значит, можно будет побороться еще.

[1] Кейли (cil) — парные и групповые ирландские национальные танцы

* * *

Лекарства.

Их у меня теперь еще больше, чем до операции. И пить их нужно строго по графику, до конца жизни. Почти по пригоршне за раз. Пропускать нельзя — иначе моя иммунная система убьет мое новое сердце. Хотя за нее это могут сделать и обычные инфекции, если уж быть до конца откровенными. (И даже побочные действия этих медикаментов могут меня прикончить. Но нужно надеяться, что этого не случится).

Итак, лекарства.

Дорогостоящие, жизненно необходимые, в большом количестве. Мама называет их сундуком с сокровищами — так их много. Я называю их просто едой. Потому что аппетита у меня нет, а специальных препаратов приходится глотать столько, что, кажется, ими я и наедаюсь.

За прошедшие с момента операции две недели у меня появилась привычка ставить будильник на семь утра, и принимать лекарства, исключающие отторжение сердца и снижающие риск возникновения инфекционных заболеваний, сразу, как только поднимусь с кровати.

Впервые я встала на ноги уже на пятый день в реанимации. Правда, никто не должен знать об этом. Из врачей. Они строго следят за моим самочувствием, и о будущих физических нагрузках, которые помогут мне вернуться к нормальному ритму жизни, пока говорят только на словах. Даже организовали несколько встреч со специалистом-психологом, который помогает таким, как я, адаптироваться в обществе. Очень сомневаюсь, что кто-то способен помочь мне вернуться к «нормальному ритму жизни», если я такового никогда и не знала. Ну, да и ладно.

Вряд ли мои сомнения значат, что я по-настоящему сопротивляюсь тому, чтобы приспособиться к новым обстоятельствам, но мне все еще не по себе. Это точно.

Сегодня мне, наконец-то, разрешили увидеться с Райаном.

Мама недовольно фыркала, пытаясь отговорить меня от встречи с этим «ненадежным и глупым мальчишкой», но папа, рискуя нарваться на очередной скандал, уступил моим просьбам. Тогда мать надулась и отвернулась к окну. Ей было обидно.

Из-за того, что по моей просьбе парень чуть не убил меня на выпускном, она рассорилась с миссис Джонс. Прямо здесь, в больнице. Мама не говорила мне, я сама узнала об этом — из видео-послания Райана, которыми он заваливал меня каждый день.

— Он тебе не подходит, Эмили. — Бросила в отчаянии матушка, когда отец вышел из палаты.

Я как раз села удобнее на постели и достала из кармана маленькое зеркальце. Мне было жутко интересно, как отреагирует Райан, увидев, настоящий румянец на моих щеках. Мне и самой впервые было странно наблюдать, как привычно-синие губы розовели, становясь похожими на крупную, спелую малину.

— Мало того, что этот тип не заботился о том, что ты можешь умереть, так он и сейчас стремится подорвать твое здоровье!

— Чем? — Усмехнулась я, разглядывая пряди сухих волос мышиного оттенка в отражении зеркала.

«Убрать за уши? Стянуть резинкой? Распустить?»

— Дорогая, тебе нужен покой. Нужно окрепнуть. Все нужно делать постепенно! Я даже боюсь представить, куда он тебя потащит, едва ты крепко встанешь на ноги. Наверняка, туда, где все кишит инфекциями. Туда, где он сам постоянно тусуется: по пабам и прочим забегаловкам!

У меня даже руки опустились. Не могла поверить, что она такого мнения о парне, которого давно знала, с чьей семьей постоянно общалась.

— Мама, он не такой… — Выдохнула я.

— А Дороти Джонс теперь сплетничает на каждом углу, что ее сын не желает ехать в университет, где его давно ждут, из какой-то цитирую: «немощной калеки»! — В глазах мамы застыли слезы. — Это про тебя, доченька, про тебя. Как тебе, а? Тоже не ожидала такого от нашей почтенной миссис?

Волнение накрыло меня с головой. Я растерянно хлопала глазами и хватала ртом воздух, пока она, меряя шагами комнату, продолжала:

— А ведь она мне звонила. Звонила вчера! Чтобы отчитать за то, что ты портишь жизнь ее сыну. — Мама зажмурилась и сглотнула. — Можно подумать, это ты за ним бегаешь! Как она, вообще, посмела? Чопорная дура! Это он тебе даром не нужен, такой ветреный и беспечный, а не ты ему. Так я и ответила ей, этой заносчивой Дороти Джонс, чтоб ей было пусто!

Дальше я ее почти не слушала.

А ведь и правда, зачем Райану такая, как я? Которая не сегодня-завтра умрет.

Которая вряд ли родит ему ребенка.

Неполноценная.

А если родит, то сколько проживет? Лет пять? Десять? Двадцать, если повезет?

Никто не знает, как и когда кончится моя «нормальная жизнь». Так зачем же из-за нее портить свою? Отказываться от будущего? От учебы в одном из престижных вузов соединенного королевства, от успешной карьеры…

Райану такого «счастья» я точно не желала.

— Помолчи, мама. — Попросила тихо.

Сползла вниз по подушке, отвернула голову и накрылась одеялом почти до самых глаз.

— Что? — Послышался ее всхлип.

— Помолчи, говорю. — Закрыла глаза. — Пожалуйста. Хоть немного.

* * *

— Привет! — Сердце при звуке этого низкого, бархатного голоса привычно екнуло.

Вот незадача: сердце новое, а реагировало так же.

Я осторожно высунула нос из-под одеяла.

— Привет.

Было очень больно смотреть, как Райан весь светится, разглядывая меня. Наверное, это из-за того, что я для себя все уже решила.

— Какая ты! — Произнес с придыханием. — Вот это да… Ну… Обнимемся?

Быстро преодолел разделявшее нас расстояние, наклонился и коснулся моего плеча так осторожно, будто бы я была бутоном, а он боялся сломать только начавшие распускаться лепестки. Затем так же быстро отошел и уставился еще пристальнее. Не успела я опомниться, как щелкнул затвор камеры на его телефоне.

— У меня ведь должно быть фото новой Эмили, да? Ох, прости, — спохватился он, заламывая пальцы. — Я налетел, как ураган. — Смущенно прошелся пальцами по своим каштановым волосам. — Принес цветы, но потом узнал, что их нельзя пронести в отделение, поэтому ты можешь посмотреть на них, если выглянешь в окно. Десять больших красных роз на скамейке прямо напротив кардио-блока. Если я не промахнулся…

— Спасибо. — Приподнявшись немного, я приняла полу-лежачее положение.

Каждый новый вдох давался мне с трудом, выдох — еще труднее.

— Ну, как ты? Рассказывай. — Он улыбнулся, заставив меня залиться краской.

Подошел ближе, сел на стул.

При взгляде на Райана мое тело покрылось гусиной кожей. Кажется, за то время, пока мы не виделись, его плечи стали еще шире, лицо приобрело приятный золотистый оттенок загара, а глаза теперь лучились каким-то особым светом.

— Странно. — Призналась я. — Вроде все хорошо, но что-то не так. Наверное, нужно просто привыкнуть.

— Это сперва. Скоро все наладится. Я так думаю. — Райан потянулся ко мне. — Можно? — Взял меня за руку. — Смотри-ка, она теплая. Теплая! — Он посмотрел на меня и улыбнулся. — Прикольно!

Сдерживая острое желание вырвать руку, слегка прикусила нижнюю губу. Что-то внутри меня вызывало странные ощущения, необъяснимый дискомфорт. Было как-то не по себе, но почему — трудно было понять до конца.

— Как дела с учебой? Когда ты уезжаешь? — Спросила, дернув плечом.

Поднял на меня глаза.

— Куда?

Я нервно сглотнула.

— В Дарем, конечно.

Райан сначала нахмурился, потом улыбнулся:

— Вы с мамой сговорились, что ли? Я же сказал, что не поеду, пока…

— Тебе нужно ехать! — Воскликнула я, грубо отстраняясь.

Сама не ожидала от себя таких эмоций.

— Думаешь? — Спокойно спросил он.

Его взгляд блуждал по моему лицу, словно пытаясь отыскать в нем хоть что-то знакомое, оставшееся от прежней Эмили, тихой и кроткой.

— Конечно. — Отрывисто выпалила я, ощущая, как напрягается все тело. — Нельзя просто спустить в трубу такой шанс!

Райан замолчал. Прищурившись, оглядел меня и сказал:

— Я никуда не уеду, Эмили. Все ведь давно решено.

— Если это из-за меня, то не стоит.

Он снова погрузился в долгое молчание. И оно мне совсем не нравилось.

— Ладно. Я понял. — Райан кивнул, сжав губы. — Ты беспокоишься. Но Университет Манчестера тоже готов принять меня, они присылали письмо.

— Нет! — Я вся вытянулась в струну. Отвернулась, чтобы избежать его взгляда. — Это совсем не то, и ты это знаешь. Не то, чего ты хотел.

— Да какая разница! — Воскликнул он весело и снова потянулся ко мне. — Эмили! Тебе о своем здоровье нужно волноваться, а не обо мне.

Я убрала руку до того, как он ее снова схватил:

— Нет, Райан! Ты не понимаешь. — Мне пришлось стереть эту искреннюю улыбку с его лица своей холодностью и грубостью. — Не нужно всего этого. Не нужно оставаться здесь из-за меня. Ничего не выйдет…

— Почему? — Он все еще не понимал, к чему я клоню.

— Пустая трата твоего времени. И моего. — Посмотрела на него, стараясь вложить в свой взгляд хоть какое-то подобие искренности. — Потому что я тебя не люблю. Не нужно что-то делать ради человека, который не хочет быть с тобой. Понимаешь? Займись лучше учебой, Райан.

Большая птица по имени Любовь, только вспорхнувшая к небу и легкомысленно оттряхнувшая капли прозрачной воды с перьев, падала сейчас обратно вниз, теряя крылья, — вот что я видела в его глазах. Он резко побледнел. Райан смотрел на меня, не моргая. Долго. Несколько секунд, а, может, вечность. Затем тихо выдохнул:

— Вот как?

— Именно. — Твердо ответила я.

Тогда он просто встал и… вышел.

Даже ничего не сказав.

А мне показалось, что мир рухнул. Так оглушительно тихо стало вокруг. Даже его шагов не было слышно по коридору. Никак не верилось, что все это только что произошло. Меня будто ледяной водой несколько раз окатили, так было холодно, мерзко и зябко.

Я так и не поняла, почему вдруг накричала на Райана. Не сообразила, отчего он так резко среагировал на мои слова. Хотела побежать и догнать его, но в последний миг сдержалась. Спрятала лицо в ладонях, отдышалась, попыталась собраться с мыслями. В голове царил какой-то сумбур. Подумав немного, достала телефон. Сжала в руке, собралась было уже набрать его номер и позвонить, но в последнюю секунду передумала. Написать сообщение тоже не решилась. Стерев набежавшие слезы, осторожно встала.

Подошла к окну, но кроме прогуливающихся пациентов и их посетителей так никого и не увидела. Только сверток с темно-красными розами на длинной ножке лежал на скамье не тронутым никем из проходивших мимо.

Я долго смотрела на него и не могла понять, что со мной такое происходит. Почему оттолкнула парня, который мне всегда так нравился? Почему повела себя почти по-хамски? Можно ведь было поговорить по душам, а не бросать ему в лицо это холодное «не люблю».

Но, наверное, так было лучше для всех. Особенно для Райана и его будущего.

Наверное.

Почти убедив себя в этом, я обернулась и заметила какой-то сверток, лежавший возле двери на стуле. Наверное, Райан принес его с собой. Кто же еще? Дрожащими руками подняла его, села на кровать, положила на колени и разорвала упаковочную бумагу.

Внутри находилась коробка, а сверху какой-то листок. Открыла крышку и ахнула: кроссовки. Новенькие, белые, известной спортивной марки. Аккуратные и явно женские. Перевернула подошвой вверх. Мой размер.

Боже… Так это был подарок. Его. Для меня…

Судорожно развернула послание и принялась водить глазами по строкам. У меня тут же перехватило дыхание.

«Ты мне нужна, как сердцу нужно биться.

Мне слишком пусто в этом мире без тебя.

Я буду ждать, надеяться, ночами сниться.

Чтоб, наконец, признаться, что любя -

Живу.

Ради тебя.

Люблю -

Улыбку, голос, яркий свет души.

Походку, робкий взгляд из-под ресниц.

Всю целиком тебя люблю.

Хоть с новым, хоть со старым сердцем.

Не спеши

С ответом —

Вся

Жизнь

Впереди.

…

Жду, когда можно будет тебя обнять и сказать это лично,

Райан»

Глава 7

Мои руки задрожали, на глаза навернулись слезы. Чувство вины больно навалилось на грудь.

Он любит меня.

А я его отвергла.

И что мне теперь было со всем этим делать?

Еще раз перечитав трогательные строки, убрала послание в карман и медленно опустилась на подушку. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Наверное, следовало побежать за Райаном, чтобы попытаться все исправить, но я не была уверена в правильности этих действий. Поэтому просто достала телефон и набрала его номер. Он не ответил. Позвонила еще раз. Длинные гудки оборвались сообщением о том, что абонент недоступен. Парень выключил телефон.

Тогда я написала ему смс, в которой просила прощения. Не зная, что добавить, просто отправила. Сложила руки на груди и закрыла глаза. В памяти всплывали воспоминания о наших встречах. Как он приходил ко мне, как веселил, смешил. Как после этих коротких свиданий мне хотелось жить, как хотелось снова бороться за то, чтобы продлить свое существование.

Не знаю, что было между нами. Привязанность? Дружба? Детская влюбленность или серьезное чувство? Может, мне и правда стоило сосредоточиться сейчас на выздоровлении и подождать, вдруг ответ придет сам собой… Но на душе было так горько, так неуютно, что хотелось выть, чего раньше я себе никогда не позволяла. Сдерживалась, чтобы не доводить свое прежнее, больное сердце до критического состояния.

И я сжала зубы до скрипа, чувствуя, как горячая влага медленно катится по щекам. Ненавидела себя, ругала и умоляла успокоиться. Не получалось.

Потом услышала, как приоткрылась дверь. Заметила маму. Она не стала ничего спрашивать, села возле меня и взяла за руку. Тяжело вздохнула, затем принялась ласково поглаживать по руке. Мне не хотелось в этот момент ни с кем разговаривать, поэтому я просто отвернулась.

Через полчаса она уже говорила своим обычным беззаботным тоном:

— Ну, что, моя девочка желает поужинать?

— Нет, — я сонно щурила глаза, глядя, как за окном полыхает оранжевый закат.

— Тебе нужно поесть, Эмили. Потеря аппетита очень беспокоит доктора Кларк.

— Мама, — попросила я, приподнимаясь с подушки, — ты лучше спроси, можно ли мне открыть здесь окно?

— Зачем, детка? Ты же можешь простыть.

— Просто… — Мои ладони прошлись по опухшему от слез лицу. — Эта музыка…

Мама обеспокоенно нахмурилась, ожидая, когда я закончу фразу.

— Какая музыка?

Я махнула рукой в сторону алеющего на фоне горизонта кусочка солнца.

— Там, за окном. Она такая красивая. Хочу, чтобы было лучше ее слышно.

Она обернулась к окну, затем снова посмотрела на меня. Ее брови немедленно взметнулись вверх:

— Я ничего не слышу.

— Ну, как же… — Устало улыбнулась я. — Вот же: пам, пам, пам, пам па… — Напела, неуклюже дирижируя самой себе.

Это заставило маму выпрямиться и встать. Точно ищейка, она склонила голову, пытаясь прислушаться. Подошла к окну, вытянула шею, затем пожала плечами:

— Нет. Ничего. Ничего я не слышу.

— Хм, забавно. — До меня по-прежнему доносились мелодичные звуки.

Мама слегка напряглась, сжала губы, пристально разглядывая меня.

— Нужно спросить у доктора Кларк. Может, у тебя в ушах шумит? Это, вообще, нормально? — Она подошла ближе и дотронулась до моего лба. — Температуры нет, это самое главное. Как ты себя чувствуешь, Эмили? Не вспотела, голова не болит, пальцы не онемели?

Мне казалось, она может, как из пулемета, выплевывать в меня все известные признаки отторжения сердца просто до бесконечности, поэтому я поспешила скорее прервать ее:

— Мам, все хорошо.

— Точно?

— Разумеется.

— Я все равно попрошу доктора Кларк зайти к тебе. — Сказала, с тревогой глядя в глаза.

Пришлось сдаться:

— Ладно.

Мама помогла мне лечь и поспешила покинуть палату. Послышались ее торопливые шаги по коридору. А значит, впереди меня ожидал очередной осмотр и десятки различных вопросов о моем самочувствии. Мрак.

Поэтому я поспешила достать телефон и еще раз набрала номер Райана. Абонент по-прежнему находился вне зоны доступа. Мне ничего не оставалось, как ждать и надеяться, что вскоре он остынет и захочет со мной поговорить. Взгляд остановился на лежащей на столике коробке с кроссовками. Не верилось, что это все было правдой, и я реально смогу однажды надеть их и просто выйти из дома. Хотя бы недалеко. Прогуляться по городу — для начала.

* * *

В день выписки я в последний раз посмотрела в окно на больничный дворик с аккуратным газоном, ровными пешеходными дорожками и многочисленными цветущими клумбами, залитыми ярким летним солнцем. Хотелось запечатлеть в памяти эту картинку, чтобы когда-нибудь в будущем перенести на бумагу. Вроде бы обычный вид из окна, но этот маленький пятачок земли был первым, что я увидела, встав на ноги после операции. И это особенное ощущение, клянусь.

- Ты готова, Эмили? — Спросила мама, поднимая сумку с моими вещами.

— Да. — Кивнула я, не оборачиваясь.

Мне хотелось хотя бы еще минуту послушать эту чудесную музыку, доносящуюся откуда-то снаружи. Возможно, из парка. А может, из окна одной из палат. Кто-то виртуозно играл на клавишных. Кажется, на рояле. Потому что мелодия звучала глубоко и выразительно, и с каждым днем все громче. Очевидно, это была очень хорошая, качественная запись. Только вот где располагались динамики?

За все время я так и не поняла этого, но спрашивать у мамы, а тем более у врачей опасалась — они слишком напрягались, стоило только начать говорить об этом. А мне не хотелось, чтобы моя выписка из больницы откладывалась на неопределенный срок. Поэтому приходилось молчать.

— Оставляешь рисунки здесь? — Мама скользнула взглядом по нескольким листам, оставленным мною на столе.

— Да. — Я подошла к ним и провела пальцами по шероховатой поверхности плотной бумаги, густо исчерченной угольным карандашом. — Доктор Кларк забирает их на выставку. Какое-то благотворительное мероприятие: работы больных детей собираются выставить в галерее, а потом продать с молотка, чтобы вырученными средствами спонсировать лечение маленьких пациентов онкологического отделения.

— Хорошее дело. — Кивнула она.

Особенно вот этот мне нравится. Мама указала на изображенный на белом листе маленький водопадик, окруженный валунами и заросший со всех сторон зеленью. Мне удалось четко изобразить даже маленькие капли воды, срывающиеся вниз и застывшие в воздухе перед тем, как обрушиться вниз — в небольшое озеро. Получилось очень динамично, хотя я и не помнила, чтобы видела когда-нибудь где-то что-то подобное. Да и не удивительно — больные вроде меня познают мир через книги и телевидение, другого выбора у них нет, со слабым сердцем особо не разгуляешься.

— Идем? — Мама взяла меня под локоть.

— Угу. — Пробормотала я, в последний раз оглядывая палату.

— Я провожу вас. — В дверях появилась медсестра.

— Спасибо, — улыбнулась я.

Пока мы шли к выходу, благодарили каждого сотрудника больницы, кто встречался на пути. И пусть это делалось уже в десятый раз, благодарности для того, кто спас твою жизнь, никогда не бывает мало.

— Всего хорошего, Эмили. До свидания, миссис Уилсон! — Прощалась медсестра.

Даже доктор Кларк вышла в вестибюль, чтобы в последний (наверное, сотый раз) напомнить мне о своих предписаниях и помахать на прощание рукой.

— Спасибо, — растерянно бормотала я всем, кто смотрел нам вслед.

Выходила через широкие двери на свежий воздух, пропитанный жарким солнцем, и оборачивалась трижды. Все они улыбались. А я чувствовала растерянность. Город встречал новую меня шумом автомобилей, голосами птиц, цветами и зеленью, а мне почему-то хотелось обратно, в тишину и покой. Неизведанность пугала. А в душе было как-то пусто. Я и сама не понимала, что ощущала, кроме опустошения.

И даже в объятиях папы было как-то грустно и неуютно. И по дороге домой, в машине. За стеклом мелькали высокие здания и маленькие старинные постройки, площади и торговые центры с яркими витринами. А мои мысли были только о том, что все это ловушка. Операция не была исцелением. Горсти лекарств, частые посещения специалистов, тесты, осмотры, ограничения — все это сохранялось. Да, мне теперь потихоньку можно было вводить физическую активность, но леденящий душу страх, что организм в любой момент отторгнет новый орган, он оставался. Предстояло как-то научиться жить с этим и думать только о хорошем. Только вот как?

Райан по-прежнему не хотел со мной общаться. Не отвечал на звонки, заблокировал меня в соцсетях. Шейла сказала, что они видятся, и он выглядит вполне счастливым и веселым, и это огорчило меня еще больше. Стало обидно, что он так легко вычеркнул меня из своей жизни и забыл. Но не я ли сделала все, что бы так оно и произошло? Поэтому имела сейчас то, что имела. Одиночество, уныние и начинающуюся депрессию.

Дома все оставалось ровно так, как было до моего отъезда. Комната напоминала о том, как я готовилась к своему побегу, о наших с Райаном разговорах и тихих вечерах. Время там словно остановилось. Вещи лежали на тех же местах, где их оставили, даже лампа, тихо склонившаяся над столом, освещала альбом с незаконченным рисунком и карандашами, уложенными вдоль в ряд. Будто бы только пять минут назад их отложила, чтобы позже продолжить.

Но я была уже не той Эмили. Да, все такой же худой и бледной, но уже совсем другой. И совершенно не готовой к своей новой жизни.

Не было сил разбирать сумки, не хотелось даже думать о том, что теперь все изменится. Я просто легла на кровать, прямо в одежде, и уставилась в потолок. Сердце билось спокойно и ровно. И это было удивительно, ведь сама я была чуть ли не на грани приступа паники. Странное чувство.

Ты жив, ты спасся, у тебя все хорошо. Но радость почему-то не спешит приходить. Будто все стало только сложнее. Пока все мои сверстники учились, мечтая стать кем-то, я пыталась не умереть. Теперь передо мной открыты все двери, а у меня не хватает духа, чтобы шагнуть в них и вдохнуть полной грудью. Кто я в этом мире? Для чего я здесь? Что делать дальше со своей жизнью?

Все это предстояло решить в самое ближайшее время.

Глава 8

Новый день начался с приема лекарств. Пузырьки с таблетками выстроились в ряд на тумбочке. Приняв по очереди каждую и запив водой, я встала, заставила себя позавтракать, затем вышла во двор. Мама с волнением наблюдала за мной через стекло.

Я знала, что, если дунет ветер, она бросится ко мне с воплем, что могу простыть. Если с неба упадет хоть одна капля, она прикажет вернуться в дом, чтобы не промокла. Если к калитке подойдет почтальон, она, не разбирая дороги, кинется ему навстречу — только бы я не пошла. Ведь любой контакт с инфицированными больными несет в себе смертельный риск, а инфицированным может оказаться любой прохожий, поэтому мне лучше было оставаться дома под ее присмотром.

Так я и просидела свой первый день попеременно то на кресле во дворе, то в гостиной. Все разговоры с мамой сводились к обсуждению будущих обязательных походов к стоматологу, кардиологу и психологу или вопросов о моем самочувствии. Даже возвращение папы с работы не улучшило ситуацию: она то и дело клевала его едкими замечаниями на тему то, что он заботится обо мне не так, как нужно. Не знает нюансов, которые непременно знал бы, будь он образцовым отцом, который не ставит работу и «свои позорные тайные делишки» выше интересов больной дочери.

Все эти намеки на его неверность, звучащие каждые пять минут, подколки, претензии, грубости — все это еще больше вгоняло меня в уныние. Семейный ужин, (если эта ругань во время принятия пищи так и называлась), был окончательно испорчен. Отодвинув тарелку с едой, я встала и ушла в свою комнату. Вряд ли кто-то из родителей заметил, потому что над столом помимо ядовитых словечек уже летали салфетки и самые настоящие молнии.

Устроившись в кровати, я, наконец, нашла в себе силы взять лэптоп и просмотреть ленты соцсетей. Личные сообщения пестрили значками уведомлений: многие из ребят желали мне скорейшего выздоровления, сил, бодрости духа, другие делились фотографиями с выпускного, на которых я была запечатлена вместе с Райаном — тощая, как жердь, с огромными впалыми глазами и отсутствующим взглядом. Но от него самого по-прежнему не было ни весточки. Он даже не заходил на свою страничку со дня нашей ссоры.

Я пролистала несколько страниц знакомых девчонок, отмечая, что помню их наряды с того самого, памятного события, которое закончилось моей экстренной госпитализацией, помню их улыбки, помню атмосферу того дня, музыку, яркий свет прожекторов, направленных на танцпол. И, конечно же, не забуду танец, в котором так бережно и осторожно кружил меня Райан.

А потом я увидела несколько записей ребят о том, куда они едут учиться. Кто-то уже обосновался в общежитии колледжа, кто-то посетил с родителями кампус университета, кто-то до сих пор не мог выбрать лучшее предложение из поступивших ему от высших учебных заведений страны и хвастался пачкой писем о зачислении. У каждого из них тоже начиналась новая жизнь, и мне пора было подумать о своей. Никто не торопил меня, не заставлял бросить заботы о здоровье и заняться учебой, но мне самой уже приходили в голову мысли о том, что однажды это придется сделать. Решить, кем я хочу быть, сдать все долги, написать тесты, получить документ об окончании школы и разослать результаты по интересующим вузам.

— Приготовить тебе ванну? — Донеслось от двери.

Я чуть не подскочила от неожиданности. Мама стояла в дверях, теребя край кофты. Выглядела она виновато, очевидно, ей было неловко за то, какими выходили каждый раз их непростые разговоры с отцом.

— Нет, мам. Я сама. — Отложив в сторону лэптоп, встала с кровати. — Ты лучше отдохни. Все нормально?

Она задумчиво прикусила щеку изнутри, затем как-то неуверенно кивнула. Все ее переживания глубокими морщинами проступили на лбу.

— Да. — Ответила едва слышно.

Громко хлопнула входная дверь. Ее плечи машинально дернулись, губы напряженно сжались в тонкую линию и побелели.

— Папа ушел куда-то?

Мама отвела взгляд.

— Наверно. — Но ее подбородок дрожал.

Даже не представляла, насколько ей было больно. Она и срывалась-то на нем только потому, что не знала, как изменить то, что ей неподвластно — чувства другого человека. Как склеить семью, которая держится только на том, что все сплотились вокруг беды — вокруг моей болезни.

— Иди, приляг. — Я погладила ее по плечу. — Сама справлюсь, не переживай.

Мама неохотно кивнула, затем подалась в сторону ванной комнаты, но тут же неуклюже тормознула, вспомнив, что согласилась принять мою самостоятельность. Хотя бы в этом — в том, чтобы принять самой ванну. Вроде бы мелочь, но и тут она переживала, как бы чего со мной не произошло.

— Если что, я позову тебя. — Улыбнулась ей уже в дверях.

После этих слов на ее лице отразилось некоторое облегчение. Зная, что она постоянно будет кружить вокруг и прислушиваться, я усмехнулась. Вошла внутрь, закрылась и включила кран. Вода с шумом стала наполнять ванну. Капли разбивались о дно, превращаясь сначала в маленькую лужицу, затем буквально за минуту заполнили всю поверхность. Зрелище меня завораживало. Поднимающейся от горячей воды пар щекотал ноздри, и чтобы не навредить сердцу, пришлось добавлять холодной.

Сняв длинную тунику и хлопковые пижамные штанишки, я завороженно уставилась в зеркало. Еще вчера казалась самой себе девчонкой, хрупкой, худой до безобразия, а теперь, даже с этим краснеющим на груди длинным шрамом и темными кругами под глазами, видела себя молодой женщиной. Моя фигура когда-то успела обрести приятные изгибы в нужных местах, мягкие выпуклости, нежные впадинки. Все, как полагалось. И я как будто бы даже не узнавала свое тело.

К примеру, вот эту родинку. Чуть ниже ключицы. Я провела по ней рукой, но ничего не ощутила. Маленькое темное пятнышко оказалось совсем плоским на ощупь и не чувствовалось под нажимом подушечек пальцев. Опустив глаза, попыталась ее рассмотреть, но, как не поворачивала шею, так и не нашла. Снова посмотрела в зеркало и с удивлением обнаружила, что больше родинки видно не было. Подошла ближе — точно. Все чисто.

Улыбнулась.

Наверное, что-то налипло. Мне давно следовало помыться, но все эти предосторожности из-за шрама, которому требовалось как следует зажить, легкие обтирания, затем больничный душ под строгим контролем мамы — все это оттягивало этот приятный момент до сегодняшнего дня.

«Осторожно ступить. Если не горячо, присесть. Посмотреть, как реагирует организм на данную температуру. Если все хорошо, то дальше без ограничений. Главное, не усердствовать в области грудной клетки губкой для мытья тела»

На самом деле, врачи не давали особых рекомендаций по приему ванн, это мама ежедневно разрабатывала для меня планы по безопасному существованию в мире опасностей — кажется, это стало ее новым смыслом существования.

Я застыла возле ванной. Долго смотрела, как прибывает вода, и не понимала, почему никак не могу решиться залезть внутрь.

— Все хорошо? — Донеслось из-за двери.

— Да, мам! — Отозвалась я.

Осторожно закинула одну ногу и опустила в воду. Приятное тепло окутало сначала ступни, затем щиколотки и поползло вверх к колену. Помнится, раньше в такой момент хотелось скорее нырнуть туда всем телом, чтобы согреться. А тут… Даже не знаю… Паника, давящая на грудь, ледяная, неприятная, скрутила желудок и, цепляясь острыми когтями сомнения, стала карабкаться вверх. В одно мгновение стало трудно дышать, запершило в горле, перехватило дыхание.

Я быстро высунула ногу, отскочила назад и зажмурилась.

«Все хорошо. Успокойся. Вдох-выдох. Тихо. Дыши… Дыши…»

И поток воздуха с силой ворвался в легкие. Голова закружилась, пришлось опереться о стену и открыть глаза. Мне почему-то было страшно даже просто смотреть на ванну, наполненную водой. По всему телу расползались мурашки, ощутимо знобило.

Преодолев приступ паники, я наклонилась и выдернула пробку. Отошла к противоположной стене и, замерев, долго наблюдала, как утекает вода. Кран продолжал работать, и шум ударяющихся о поверхность воды капель меня словно парализовал. Не было сил пошевелиться или сделать хоть один шаг. Меня уже вовсю трясло от холода, когда ванна полностью опустела. И сразу стало легче дышать. Будто то, что меня пугало, вдруг ушло, исчезло.

Я не понимала, что со мной такое стряслось. Что за ерунда только что творилась с моим телом и разумом? Не припоминала, чтобы когда-то у меня были подобные проблемы. И воды вроде никогда не боялась. Странно. Действительно было очень странно.

— Как ты, Эмили? — Постучала мама.

Я отпрянула от двери. Прочистила горло, взглянула на свое отражение в зеркале. Видок у меня был тот еще. Перепуганный, глазищи огромные, нижняя челюсть ходуном ходит.

— Да все нормально, ма-а-ам! — Выдавила, проводя ладонями по лицу.

Подошла ближе и уставилась пристально на свое отражение.

— Ладно. — Пискнула она.

Вода продолжала грохотать, ударяясь о дно ванны и стекая в сливное отверстие.

Я не узнавала свои глаза. Казалось, из глубин меня же самой на меня смотрит кто-то чужой. С силой зажмурилась, открыла веки — все нормально. И что-то все равно не то. Что же там такое?

— Если понадобится помощь… — продолжил голос за дверью.

— Знаю, знаю! — Нервно бросила я, с трудом отрываясь от зеркала.

Переборов тревогу, забралась в ванную. Неуверенно взяла лейку и переключила поток воды на душ. Вздрогнула, когда меня обожгло первыми каплями, сжалась вся, затряслась, словно испуганный мокрый котенок. А через пару секунд вдруг осознала, что вода совсем не горячая. Приятная, теплая. И только тогда смогла облегченно выдохнуть. Осторожно присела и всхлипнула, позволяя ласковым струям и мелодичному журчанию окутать мои плечи и спину. Обессиленно вытянула ноги, расправила плечи.

«Что же это? Что за чертовщина со мной творится?»

Глава 9

Ночь прошла беспокойно. Я то падала в омут сна, вспыхивающего перед глазами странными картинками, то металась по постели, пытаясь уснуть. Рассвет встретила, уже сидя среди мятых простыней и одеяла, вытирая капли холодного пота со лба. Сколько не силилась, так и не смогла вспомнить, о чем были эти кошмары, которые причудливыми отрывками врывались в мое сознание, заставляя вскакивать и жадно ловить ртом воздух посреди ночи.

Приняв лекарства, я поднялась с постели. Сменила влажную от пота пижаму на платье, собрала волосы в хвост, умылась и тихо прошлепала босиком на кухню.

— Доброе утро, дорогая, — поприветствовал меня отец.

Он сидел за столом, поглаживая пальцами поверхность чашки с кофе. На нем была та же рубашка, что и вчера, только изрядно помятая, те же синие джинсы. На отекшем лице ярко краснели припухшие веки, а щека все еще хранила след от отпечатавшейся на ней пуговицы. Это могло значить только то, что отец опять спал прямо в машине или на диване в гостиной, не раздеваясь и положив под голову собственную руку.

— Я очень надеялась тебя здесь застать. — Подошла, обняла его сзади за шею и поцеловала в щеку.

— Что-то случилось? — Папа обернулся и пристально посмотрел на меня.

— Просто я… — Обошла стол и села напротив него. — Папа… Мне хотелось, чтобы ты свозил меня кое-куда… — Перешла на шепот. — Пока мама не проснулась. Если она узнает, то не отпустит. Или, что еще хуже, увяжется с нами.

Отец глянул на часы.

— Хорошо. Тогда я скажу, что опоздаю в офис.

— Возможно, и не придется. Это близко. Я могла бы и сама дойти, но, знаешь, боюсь, что она… — кивнула в сторону гостиной.

— Понимаю. — Папа отхлебнул кофе и встал. — Позавтракаешь?

Отрицательно покачала головой.

— Мне хотелось бы успеть до того, как мама проснется.

Он замер и тяжело вздохнул.

— Ты хочешь… — оглянулся и понизил голос, — навестить Райана?

— Да.

Отец понимающе кивнул.

— Ладно. — Взял кружку и вылил содержимое в раковину. — Сколько тебе нужно времени, чтобы собраться?

По правде говоря, я боялась возвращаться в комнату — она могла услышать и проснуться.

— Я уже готова.

Папа критически оглядел мое старомодное платье, затем прическу и босые ступни.

— Пошли. — Сказал, пожав плечами.

Я радостно соскочила со стула, надела шлепки, в которых обычно выходила подышать воздухом, и поспешила за ним через черный ход.

— Может, прогуляемся пешком? — Предложил он вдруг.

— Ну… — Замерев у дороги, я сглотнула. — Да-вай. Если мне это не навредит…

— Эмили, — отец ласково похлопал меня по плечу. — Что тебе может навредить сейчас, так это диван и телевизор. Доктор Кларк рекомендовала начинать с ходьбы каждый день и понемногу увеличивать нагрузки. Так твой организм постепенно привыкнет к тому, что теперь он здоров, и станет набирать силу.

Я с восторгом вдохнула свежего утреннего воздуха и крепко сжала папину ладонь.

— Надо же. — Все еще оглядываясь на дом, из которого могла следом выбежать мать, присвистнула я. — Даже не верится. Иду по улице. Куда хочу. А скоро смогу даже побежать. Правда?

Посмотрела на отца. Тот, усмехнувшись, несколько раз кивнул:

— Конечно.

Мне нравилось. И пусть я шла за руку со своим папой, но впервые дышалось так легко, что, казалось, будто я была всецело предоставлена самой себе. «Захочу, туда пойду, захочу — сюда. Ух, а это та-а-ак весело!»

И только завидев вдалеке знакомую красную крышу, которую мне доводилось несколько раз наблюдать в окно машины, я ощутила некоторое волнение. Это был дом Райана.

«Как он встретит меня? Что скажет его мать? Что, в конце концов, я скажу ему?»

Столько вопросов, и ни одного ответа.

Но что мне было известно точно, так это то, что увидеться нам с ним, чтобы все прояснить, было жизненно необходимо.

— Ступай. — Сказал папа, останавливаясь у подъездной дорожки.

— Ты не пойдешь? — Испугалась я, округляя глаза.

— Нет. — Улыбнулся он. — А разве ты сама не справишься?

Немного самостоятельности мне бы точно не помешало. Тем более, что каждый мой шаг наружу из-под зонтика гипер-опеки матери был настоящим чудом, казался глотком чистейшего кислорода. Поэтому я благодарно кивнула и медленно пошла к двери.

— Думаешь, они уже не спят?

Папа взглянул на часы:

— Без пяти семь. Самое время вставать.

— Как скажешь, — пожала плечами и продолжила путь.

Каждый шаг давался с большим трудом.

Вдруг сознание пулей прошила мысль о том, что через пять минут начнет трезвонить будильник на моей тумбочке, и если его не выключить, мать сорвется с постели и побежит проверять мое самочувствие. Ну… теперь уж ничего не поделаешь. Пусть будет, как будет.

И я постучала в дверь. Терпения хватило ровно на полминуты. Когда никто не открыл, робко нажала на кнопку звонка. Тишину дома нарушила громкая трель, после которой послышались шаги и недовольное ворчание.

— Эмили? — Появившаяся на пороге миссис Джонс лучезарно улыбнулась. — Рада тебя видеть в добром здравии. Как… как ты? — И не дождавшись ответа, воскликнула: — И ты здесь, Чарльз? В такое время! Что-то стряслось? Прошу, проходите.

— Здравствуй, Дороти. — Послышался из-за спины голос отца. — Я просто сопровождаю дочь. Подожду здесь.

— О… — Хозяйка дома перевела взгляд на меня, затем неохотно отступила на шаг назад.

Возможно, она бы и хотела прогнать «немощную калеку» прочь, но, увы, правила приличия такого не предусматривали, а бывшая мамина подруга предпочитала, чтобы все, что она делает, всегда выглядело благопристойно.

— Проходи, Эмили.

— Спасибо. — Я сделала шаг внутрь и огляделась.

Все внутри этого дома выглядело ровно так же идеально, как выглаженный до скрипа костюм миссис Джонс и ее же отполированные до зеркального блеска туфли на тонкой шпильке: бежевые портьеры на широких окнах, молочного цвета накидки на старой, но умело отреставрированной мебели, дорогой паркет светлых тонов. Как в музее. Все стерильно чистое, даже страшно прикасаться. Райан, честно говоря, не совсем вписывался в такой строгий интерьер. Трудно было представить, как он входит в это жилище в грязных после бега кроссовках и плюхается с размаху на винтажный диван.

— Так что привело тебя сюда в такую рань? — Хозяйка дома выжидающе сложила руки на груди.

Дверь закрылась, и теперь эта женщина уже не выглядела образцом вежливости.

— Я… — Мне вдруг стало не по себе. — Мне нужно увидеть вашего сына.

— Зачем? — Ничуть не смущаясь, тут же поинтересовалась она.

Мне приходилось смотреть на нее снизу вверх, и от этого я совершенно теряла решительность.

— Хочу… поговорить с ним.

— Вынуждена огорчить тебя, детка. — На ее лице промелькнула довольная ухмылочка. — Райан уехал в Дарем. — Она развела руками. — Так торопился заселиться и начать поскорее студенческую жизнь, что сорвался неделю назад и уехал прямо на машине отца. Даже половину вещей дома оставил: планшет, наушники, одежду.

— Уехал? — У меня не получилось удержать вздох сожаления.

— А ты не знала? Он тебя не предупреждал?

Кажется, эта женщина наслаждалась моей реакцией. Ей ужасно нравилось, какой эффект производили ее слова.

— Нет. — Я взволнованно облизнула губы. — Мы с ним просто… немного повздорили…

— Ох, сожалею, Эмили. — Костлявая рука коснулась моего плеча. — Ты только не переживай. Тебе нельзя. — Хитрые глаза сверкнули. — Но я сообщу, что ты заходила, ладно?

— Угу. — Я проследила за ее движением. Миссис Джонс ненавязчиво указывала мне на дверь.

— Моему сыну сейчас необходимо плотно заняться учебой. Потом его ждут стажировка и успешная карьера. Но… думаю, он все-таки найдет пару минут, чтобы связаться со старым другом, не переживай.

Шаг. Еще шаг. Она почти прижала меня к двери, вынуждая развернуться и уйти прочь.

— Спасибо, миссис Джонс. — Я расстроено опустила голову.

— Ну, тогда, до свидания! — Мать Райана радостно потянулась к ручке двери.

— Кто там, Дороти? — Раздалось откуда-то недовольное кряхтение.

— Всего хорошего! — Даже не обернувшись, поторопила меня хозяйка дома.

Она продолжала улыбаться, но уже как-то сдержаннее. Я бы сказала даже напряженнее.

— Это она? Та девочка пришла, да? — Из-за угла показалась трость.

— Это обо мне? — Я застыла в дверях.

— Счастливо, Эмили. — Миссис Джонс распахнула передо мной дверь и встала так, чтобы не было видно появившуюся в гостиной пожилую женщину.

Но мне почему-то показалось очень важным увидеть старую миссис, и я сделала шаг вправо, упрямо вытянув шею в сторону источника звука.

— Это ты… — Из-за поворота, хромая, показалась полноватая седая женщиной в цветастом платье. Она оказалась такой, какой ее и описывал Райан: пронзительные серые глаза под толстым стеклом очков, испещренное морщинами усталое лицо, спутанные волосы, выбивающиеся из скрученной на затылке наспех прически. Старая, но с очень живой мимикой, придававшей ей какое-то поистине колдовское обаяние. — Я знала, что ты придешь.

— Здравствуйте! — Махнула рукой я.

Но бабушка вдруг застыла, как вкопанная.

— Зачем вы встали с постели, Корделия? — Обрушилась на нее мать Райана, даже не пытаясь скрыть истерические нотки в голосе.

Но пожилая женщина отмахнулась от нее, как от мухи. Шагнула в мою сторону, продолжая пронзать тревожным взглядом, и снова остановилась. Вздернула брови так, что лоб пошел глубокими морщинами.

— Деточка… — Сухие, бледные губы старушки задрожали.

Вздохнув, она тяжело оперлась на трость.

— Меня зовут Эмили, — обогнув хозяйку дома, я подошла к ней и протянула руку.

Но женщина продолжала напряженно смотреть мне в лицо.

— Ох… — Выдохнула она. — Вот, значит, как…

— Я подруга Райана, пришла повидать его… но не знала, что он уехал… — Я растерялась, не понимая эмоций, написанных у нее на лице.

То ли старушка была рада видеть меня, то ли собиралась наорать. Большие серые глаза, смотрящие из-под морщинистых век, словно вытягивали из меня жизнь.

— Вот почему я видела ее. — Сказала старая миссис Джонс, протягивая сухонькую руку и обхватывая мою ладонь. Это не было рукопожатием, женщина точно методично ощупывала каждый сантиметр моей кожи. — Она не ушла. Она с тобой.

— Что? — Улыбнулась я.

— Ты видишь ее? Да? — Ее зрачки расширились на секунду, затем старушка прикрыла веки и с силой сжала мою руку. — О-о, ты ее слышишь… Слышишь, но не понимаешь, что она хочет сказать.

— Кто? — Тихо спросила я, прочистив горло.

— Довольно, Корделия! — Громко сказала Дороти, приближаясь к нам.

— Вас двое. — Зажмурилась старушка. По моей ладони побежало тепло, кончики пальцев начало покалывать. — Она не уходит, потому что должна сказать тебе.

— Кто? Я не понимаю, о чем вы.

— Вы опять за свое? — Мать Райана попыталась влезть между нами. — Прекратите свои штучки, немедленно! Вы уже весь район с ума свели своим бредом, Корделия. Про нас уже ходят нелестные разговоры. — Ее голос тревожным звоном оттолкнулся от стен пустой гостиной.

Бабушка открыла глаза. Внимательно посмотрела мне в лицо и медленно выдохнула. Свою невестку она по-прежнему не замечала.

— Она должна сказать тебе. Она очень хочет показать, но ты не пускаешь. Сопротивляешься.

У меня закружилась голова.

— Простите… — Попыталась высвободиться, но тонкие, скрюченные от старости, пальцы держали цепко.

— Оно принадлежит ей. — Пронзительные серые глаза с хитрым прищуром скользнули по моей груди, заставив вздрогнуть от страха. — Она знает.

— Корделия!

— Знает, что он придет.

Я инстинктивно сделала шаг назад.

— Кто? — Пискнула.

Старушка разжала пальцы, отпуская мою руку. И миссис Джонс тут же воспользовалась моментом, чтобы выстроить между нами преграду в виде своей спины. Я не знала, радоваться этому или нет. Не понимала, что означали слова пожилой женщины, и стоило ли им верить.

— Вы принимали свои лекарства, Корделия? — Наседала миссис Джонс.

— Отойди, ведьма. — Не сдавалась она.

— Я вынуждена буду позвонить врачу.

— Вы хотели сказать мне что-то еще? — Спросила я, делая шаг в сторону.

Бабушка Райана ненавидящим взглядом уставилась в его мать, пытающуюся помешать нашему странному разговору.

— Прости, Эмили. — Повернулась ко мне миссис Джонс. — Моя свекровь очень стара и не всегда отдает отчет своим словам, понимаешь?

— Чушь! — Бросила старуха, переводя взгляд на меня.

— И не пытайся вникнуть в сказанное. Она этими байками меня уже двадцать лет с ума сводит.

— И я во всем права! — Каркнула старуха. — Ты разрушила жизнь моего сына, а теперь взялась и за внука!

Миссис Джонс натянула на свое лицо самую вежливую улыбку, на какую только была способна:

— Неделю назад она утверждала, что на фото из больницы не ты, а кто-то другой. — Пожала плечами, усмехаясь. — Так что ты можешь представить масштаб катастрофы. — Не стесняясь того, что пожилая женщина все видит, она характерным жестом намекнула на ее безумие. — В ее возрасте нельзя пропускать прием лекарств.

— Ну, и стерва ты, Дороти, — обиженно сжала губы старушка. Покачиваясь, оперлась на трость. — Я ведь тебя просила, а ты все равно сделала по-своему. Неужели, я не вижу, что у мальчика своя судьба?

— Простите, Корделия, — я подошла ближе к старой миссис и наклонилась, — вы не договорили…

Она словно очнулась ото сна, часто заморгала.

— Он придет. — Замотала головой, будто пытаясь отогнать какой-то кошмар. Медленно попятилась назад. — Придет, чтобы забрать его…

— Кто? — У меня в горле пересохло.

Ее глаза метались по мне, затем устремились в потолок. Я тоже взглянула вверх, но так ничего и не увидела. Старушка казалась ужасно напуганной и продолжала двигаться спиной вперед, рискуя потерять равновесие и свалиться.

— Кто? Кто придет, Корделия?

Дороти Джонс схватилась за голову:

— Тебе пора, Эмили. Это уже переходит все рамки. — Она аккуратно взяла меня под локоть.

— Подождите, но она хотела мне что-то сказать… — Увлекаемая матерью Райана к двери, я продолжала оборачиваться.

Старушка навалилась спиной на стену и вытаращила на меня глаза. Ее лицо казалось мертвенно бледным.

— Неужели ты принимаешь всерьез слова сумасшедшей старухи? — Усмехнулась Дороти, провожая меня. — Я эти бредни пачками вынуждена выслушивать едва ли не каждый день. Приходится следить, чтобы она принимала свои пилюли, иначе вот это… — Взмахнула рукой и брезгливо сморщилась.

— Кто придет, миссис Джонс? — Выкрикнула я уже на пороге. Встала на цыпочки, чтобы увидеть в последний раз лицо старушки.

У той дрожал подбородок.

— Зло. — Тихо ответила она.

Ее глаза смотрели на меня жалостливо, а губы сжались в попытке не заплакать. Мне вдруг стало очень и очень страшно.

— Всего хорошего, Эмили. Я обязательно передам Райану, что ты заходила. — Нервно рявкнула Дороти Джонс и захлопнула перед моим носом дверь.

Я обхватила себя руками, пытаясь успокоиться и понять, что только что произошло. Почувствовала, как беспокойно забилось сердце. А под кожу словно мороз пробрался и, покалывая ледяными иголочками, начал расползаться по всему телу.

— Что за шум? — Подошел ко мне отец. — Случилось что? Ох, да ты дрожишь вся…

— Пойдем отсюда, пап. — Попросила, прижимаясь к его плечу.

Силы будто разом меня покинули.

— А где Райан? Ты поговорила с ним? — Он нахмурился, вглядываясь в квадратики окон, за которыми все еще виднелся силуэт удаляющейся миссис Джонс.

— Нет. — Мысленно я пожалела бабушку Райана, с которой так плохо обходились в этом доме. Мало ли, что ей мерещится в таком почтенном возрасте, мало ли какая ерунда лезет в голову, но так обращаться с пожилым человеком, в открытую намекая на сумасшествие, — это настоящая мерзость. — Райан уехал в университет. Все кончено.

— Мне так жаль, дорогая, — папа обнял меня.

Мы вместе спустились с крыльца.

— Теперь я знаю, что так будет для него лучше. — Обернулась и еще раз взглянула на дом. — Он должен получить образование, это очень важно. — За ажурными занавесками не было никого заметно. — А мне пока просто нужно научиться жить как все.

— У тебя обязательно получится. — Заверил отец.

Я кивнула.

— Надеюсь.

И тут же вспомнились странные слова пожилой женщины: «- Она знает. Знает, что он придет. Придет, чтобы забрать его… Зло…». И я поежилась, приникая к плечу отца, потому что внезапно налетел ветер. Взметнул вверх мои волосы, скользнул по шее, будто что-то тихо шепча в ухо, и утих.

«Зло…» — послышалось мне.

И страх холодной кистью мазнул по спине, заставляя вздрогнуть и обернуться.

— Что такое? — Отец тревожно заглядывал мне в лицо.

— Ничего, — я мотнула головой, рассеивая беспокойство, — пойдем.

— Тебе нужно отдохнуть.

— Наверное.

И мы пошли вдоль улицы неспешным шагом. Я разглядывала дома соседей, и каждый из них казался мне пугающе незнакомым. А перед глазами все стояла эта картина, как старушка тычет пальцем куда-то в область моего сердца, округляет глаза и в ужасе пятится назад: «Вас двое… Оно принадлежит ей…»

Что все это могло означать? И стоило ли принимать ее слова всерьез?

От этих мыслей меня отвлекла мама, выбежавшая на дорогу, чтобы встретить нас. Она отчаянно взмахнула руками:

— Ты в своем уме, Чарльз? Где вы были? Ей же нельзя вот так с ходу напрягать свое сердце ходьбой! — Качнула головой в ожидании ответа, но папа прошел мимо, даже не взглянув на нее. Тогда волна обиды полетела в мою сторону: — Эмили, о чем ты думала? Я чуть с ума не сошла!

Отец пропустил меня вперед, и мы прошли по дорожке прямо к двери.

— Если помощь пока не нужна, то я поеду на работу. — Тихо сказал он мне, улыбнувшись.

— Вот так всегда! — Взорвалась мама. — Работа у тебя важнее всего! Ладно бы работа, так ведь ты там…

— Пожалуйста, Элизабет! — Взмолился он, открывая мне дверь.

— Не затыкай мне рот, Чарльз.

Я хотела пройти мимо них в свою комнату, избежав участия в разгорающемся скандале, но, сделав несколько шагов, остановилась и развернулась.

— Давай не сейчас, хорошо? — Попросил папа.

— А когда? — Усмехнулась мать.

Он пожал плечами:

— Вечером?

— Правильно. Иди. — Мама махнула рукой. — Иди, у тебя скоро будут проблемы поважнее, чем дочь, которой требуется ежедневный уход!

— Элизабет… — Папа склонил голову.

— Мама! — Я встала между ними. — Мама, папа, пожалуйста!

— Убирайся, давай, — не обращая внимания на мою реплику, всхлипнула мать.

— Лиз…

— Я от вас ухожу. — Тихо сказала я, и эти слова возымели такой эффект, который не произвела бы, наверное, и атомная бомба, сброшенная на город.

Глава 10

— Эмили? — Ошарашенно уставилась на меня мать.

Краска схлынула с ее лица. Если честно, я думала, что подобные слова и вовсе убьют ее на месте, но теперь понимала, что она просто мне не поверила. А зря.

— Мама, папа. — Повторила я, глядя на обоих по очереди. — Я не шучу. Самое страшное уже позади, мне сделали операцию, и теперь остается только привыкнуть к новой жизни. Приспособиться. И делать это я планирую без вас.

По их вытянувшимся лицам было ясно, что они оба пребывают в глубочайшем шоке.

— Не надо, мама. — Предостерегла я взрыв ее негодования. — Знаю, что ты хочешь сказать. Но мне уже достаточно лет, чтобы самой решать, как поступать. Запретить мне не получится.

— Эмили… — Она словно не узнавала меня.

Разочарованно качая головой, опустилась на стул.

— Вы давно терпите друг друга только из-за меня. Из необходимости обеспечивать мне уход, быть любящей семьей, заботиться. Но… — Я горько улыбнулась. — Вы давно не семья, и кроме меня вас ничего не связывает. Признайтесь уже в этом, и отпустите друг друга. — Взглянула на них по очереди, вложив во взгляд всю свою боль и нежность. — Всё. У меня новое сердце, понимаете? Я должна учиться самостоятельности, а вы не должны больше изображать из себя пару, потому что получается у вас плохо, и мне вся эта напряженная обстановка только вредит. Взаимные обиды, упреки, ревность и то, как вы с трудом выносите вынужденность пребывания в одном пространстве — меня это убивает.

— Что значит самостоятельности? — Разочарованно пробормотала мама и перевела взгляд на отца. — Кто тебе вбил в голову эту дурь? Он?

— Прости меня, мамочка. — Я подошла к ней ближе, присела и взяла за руку. Ее ладонь была теплой и сильной. — Из-за болезни тебе пришлось полностью удариться в уход за мной. Но теперь ты свободна. Понимаешь? Займись собой, выйди снова на работу, найди занятие по душе. Пора оживать. — Погладила по руке нежно, пытаясь унять дрожь в ее теле. Но в глазах мамы по-прежнему стоял ужас. — Я не собираюсь уходить прямо сегодня, но это обязательно случится. Может, через пару недель или месяц. Я уйду. И хочу, чтобы ты приняла это как данность.

— Ты слышишь? — Мама не смотрела на меня. Тяжело дыша, она метала молнии в мужа. — Чарльз, ты слышишь свою дочь? Что за бред?

— Это не такая уж плохая идея, Лиз, — донесся до нас его осторожный голос, — Эмили ведь уже большая девочка.

— Вот, значит, как ты заговорил… — она смотрела разочарованно, — как всегда рад тому, что с тебя снимают обязанности? А ничего удивительного: тебе всегда было плевать на ребенка!

Я поцеловала ее ладонь, заставив на секунду замолчать, а затем встала.

— И куда? Куда ты пойдешь? — Глядя на меня, как на предательницу, жалобно запричитала она.

— Не знаю. — Пожала плечами.

— Даже не думай. Я тебе не позволю. — Фыркнула. — Нет, вы посмотрите. Как только легче стало, мать стала не нужна. Так получается? Так?

Ее трясло.

— Лиз, ты просто взгляни на это с другой стороны.

— С какой? — Почти закричала она. — Какие здесь могут быть стороны? Ты заделал ребенка своей шлюхе и сваливаешь, а я остаюсь одна, и даже дочери своей не нужна!

— Нужна… — Я снова попыталась взять ее за руку, но мама вырвалась.

Принялась ходить кругами по гостиной.

— Вот это благодарность. Вот это награда за все мои бессонные ночи. — Она нервно массировала виски, пока мы с папой испуганно переглядывались. — На одного лучшие годы потратила, на другую… да тьфу! — По ее щеке покатилась слеза.

— Мамочка, успокойся, пожалуйста. Давай поговорим спокойно. Я тебя не бросаю.

— Бросаешь! — Мама посмотрела на меня так, будто совершенно не узнавала.

Мое сердце пустилось стучать так громко, что его непременно должны были услышать все соседи. Пришлось присесть на освободившийся стул, чтобы отдышаться.

— Вот что. — Она застыла у окна и принялась кивать самой себе. — Я пока что твоя мать. И значит, мне решать.

— Господи, Лиз, — попробовал вступиться отец, — она ведь уже совершеннолетняя.

— И? — Резко обернулась мать. — И?!

Он замялся под ее взглядом.

— Пусть сама решает. Мне кажется, ты совсем задавила ее своей диктатур… эм… опекой….

Она злобно прищурилась. Ее губы презрительно скривились при виде его нерешительности.

— Поражаюсь, какие вы все наивные. — Сделала глубокий вдох и победоносно улыбнулась. — И куда же она пойдет? Без жилья? Без денег, которые не в состоянии сама заработать? Может быть, ты ей щедро отвалишь деньжат? А? Тех, что уже отложил на счет своей любовницы. Думал, я ничего не знаю?

— Мама… — попросила я.

Она набрала в грудь больше воздуха, приготовившись выплюнуть в отца очередную порцию гадости, но чуть не захлебнулась собственной желчью, услышав:

- Есть еще трастовый фонд моей матери, Лиз. Она завещала свои средства Эмили. Дочь может распорядиться ими, как пожелает по достижению совершеннолетия, помнишь? Сумма небольшая, но…

— Предатель! — Мать коршуном налетела на него и толкнула ладонями в грудь. — Всегда был предателем, им и останешься!

Это уже слишком. Сумасшедший дом какой-то.

Встав, я побрела в свою комнату и легла на кровать.

Возможно, в этом действительно была доля моей вины. Память еще хранила воспоминания о тех мужчине и женщине, которые с радостью проводили время вместе, с удовольствием делили ужин, смеялись и целовали друг друга при встрече и на прощание. О тех родителях, которые делали представление своего ребенка о семье идеальным.

Я не винила маму. Проблемы, напряжение и усталость сделали ее угрюмой и нервной. А роман отца на стороне окончательно выбил почву из-под ног. Наверное, любой на ее месте не хотел бы потерять то, за что так отчаянно цеплялся много лет — свое дитя, боровшееся и не без помощи родителей почти победившее смерть.

Но нам предстояло смириться с тем, что жизнь не могла больше оставаться прежней. И, если мы хотели сохранить теплые отношения, то должны были принять новую действительность — каждый должен был пойти своей дорогой.

* * *

Странное беспокойство опять всю ночь мешало сну. Мне пришлось подняться с кровати рано утром, еще до звона будильника. Села, потянулась, отключила таймер и друг за другом выпила все лекарства.

Похоже, мама затаила на меня серьезную обиду. Весь предыдущий день мы не общались. Поэтому, оставив ей записку на столе, я тихо, на цыпочках, вышла из дома. В коротких шортах, футболке, болтающейся на мне парусом, и новых кроссовках, подаренных Райаном, было на удивление комфортно. Натянув козырек кепки глубже на лоб, просто пошла вдоль улицы.

Мир оживал за пределами привычного, спокойного квартала. В деловых и торговых центрах кипела жизнь, одни люди спешили по своим делам в строгих костюмах, другие лениво валялись на траве в парке. А я просто шла и с открытым от восхищения ртом наблюдала за тем, что казалось когда-то далеким, почти нереальным, а на самом деле было вполне обыденным для сотен тысяч жителей Манчестера.

Мне было уютно. Правда. Впервые в жизни.

В толпе незнакомцев можно было оставаться незамеченной, а одно осознание того, что ты волен двигаться теперь в любом направлении, в каком только пожелаешь, сводило с ума от восторга. И, конечно же, я заблудилась. Во всей этой круговерти новых впечатлений просто не знала, как далеко ушла от дома, и куда теперь идти, чтобы очутиться в своем районе.

И, черт возьми, это тоже было захватывающе!

Изучить глазами схему маршрутов сети Метролинк [1] и вдруг понять, что у тебя пусто в карманах, потому что ты не ожидала, что доберешься пешком в такую даль. Спрашивать у прохожих, в какую сторону лучше топать, чтобы быстрее добраться до нужного района. Дышать полной грудью, впервые осознавая себя частью общества.

И в эти минуты я не могла не вспомнить о Райане.

Его телефон по-прежнему был недоступен — наверняка, он внес меня в черный список. И это было жестоко, хотя и заслуженно. Мне оставалось только идти и представлять, как он там, один, в Дареме, старейшем университете страны. Любуется каменным собором на вершине утеса, замком с мощными стенами, готической капеллой, окруженной зеленой лужайкой, и гадает, в какой из колледжей университета его определят. Это же почти как ждать милости от распределяющей шляпы школы волшебства Хогвартс [2], которая всегда лучше знает, что подходит тому или иному студенту!

Как он там? Мой Райан. В маленьком и очень древнем городе, среди старых зданий, переживших несколько эпох, монархов и войн. Уже вступил в какое-нибудь студенческое сообщество и мечтает ли попасть в команду своего колледжа по футболу? Будет ли у него время думать о чем-то, кроме учебы, или наоборот, будет столько веселья, что высыпаться-то станет некогда? Я не знала и могла только гадать. Представляла, как звучит его голос, чтобы не забыть, но все равно теряла те ниточки, которые нас прежде связывали. Они таяли, оставляя в моей памяти лишь туман. И тогда я приняла решение записывать, чтобы помнить.

Решила написать ему свое первое письмо.

«Сердце умирает медленно.

Хотя о чем это я? Обычно оно умирает внезапно. Просто останавливается. Чаще после напряжения. Виной могут быть патологии, протекавшие бессимптомно, наследственные или приобретенные заболевания, чрезмерные физические нагрузки. Или просто неосторожно брошенное слово. Оно тоже может стать виновником чьей-то смерти.

Но я сейчас совершенно о другом, Райан.

Сердце живо, пока оно верит. Пока ждет, надеется и хранит воспоминания о том, кого любило.

Это может длиться долго. Могут пройти месяцы, наверное, и годы. Много лет. Сердце не умрет, пока жива надежда.

И я верю, что ты меня когда-нибудь простишь. Жду, что ответишь. Потому что есть кое-что, в чем я до конца не уверена. Кажется, я тебя обманула. Там. В больнице. Верила, что так будет лучше для нас обоих. А может…

Не знаю.

Кажется, я совершенно запуталась.

Прости меня, Райан.

С надеждой на ответ,

Эмили Уилсон»

Написала и отправила его по электронной почте сразу, как вернулась домой.

[1] Метролинк — трамвайно-легкорельсовая система Большого Манчестера.

[2] Хогвартс — школа волшебства из серии романов Джоан Роулинг о Гарри Поттере

Глава 11

Она бежала по дорожке, которая длинной серой лентой тянулась вдоль всего парка. В коротких шортиках, обтягивающей футболке, сетчатых кроссовках, надетых на короткие белые носки. Стройная и подтянутая. Это был легкий бег трусцой. Ее мышцы не вибрировали от напряжения, они расслабленно покачивались в такт движениям. И я замер, увидев, как волосы, забранные в высокий хвост, подскакивают на каждом шаге, а затем хлестко ударяются о ее спину.

В воздухе пахло эфирным маслом. Солнце, стоявшее высоко и палившее сегодня просто нещадно, нагревало сосны, и те источали этот дивный аромат. Она бежала в спокойном темпе, лишь изредка притормаживая, чтобы полюбоваться цветами, подвешенными к фонарным столбам. Обогнула прудик, пересекла велосипедную дорожку, игровую площадку для детей, а затем снова выбежала на дорожку, ведущую в заросли широколиственных и хвойных деревьев.

Я шел за ней. Медленно. Срезал путь, зная, где следует ожидать ее появления, или наблюдал издалека, стараясь не терять из вида. Представлял, как она вдыхает этот раскаленный воздух, приправленный маслом сосны. Как тяжело ей становится дышать, почти как в сауне, и медленно тянул носом ветер, воображая, что тот доносит до меня ее дыхание.

Я знал, где наши пути пересекутся. Ждал этого момента. Готовился к нему очень долго. Следил за ней.

Я так соскучился…

Мне не терпелось скорее ее обнять.

Остановился среди кустов и замер. Поджилки затряслись. От возбуждения, от предвкушения. Она появилась всего через пару секунд. Прямая спина, кулачки сжаты и двигаются попеременно вдоль тела, каждый шаг настолько легок, будто ее ноги совсем не касались земли. В узком заостренном лице, покрытом ровным загаром, светилась беззаботная полуулыбка. Губы едва заметно шевелились, напевая какой-то ей одной известный мотив.

Меня затрясло, едва я ощутил ее приближение. В тонких и правильных чертах лица отчетливо мелькнула ехидная ухмылка. Она думала, что мне не известно о ее шашнях. Но я видел все своими собственными глазами. Как она стояла там, рядом с ним, как говорила, как смотрела в глаза, как касалась его плеча, будто невзначай.

Асфальт мягко шуршал под подошвами ее кроссовок, в воздухе разносился легкий запах духов. Она пробежала совсем рядом, даже не заметив меня. А я мог разглядеть каждую капельку пота, скользящую по ее шее. Вышел из своего укрытия и двинулся следом, не боясь, что меня заметят. Она не слышала ни хруста веток, ни криков вспорхнувших с деревьев беспокойных птиц, ни щелчка электро-шокера, уткнувшегося острым краем ей в бок. Не ожидала нападения, поэтому и не поняла, что произошло. Дернулась и упала.

Я аккуратно подхватил на руки ее обмякшее тело, бросил на плечо и снова скрылся в густых зарослях парка. Семьдесят шесть шагов. Этот путь я прошел вчера трижды, подсчитывая. Ее тело казалось почти невесомым, и расстояние до припаркованного у дороги грузовика мне удалось преодолеть достаточно быстро.

Быстро оглядевшись по сторонам, торопливо спустился со склона, открыл дверцу машины и распахнул створки двойного дна. Уложив ее, замер. Прикусил язык, боясь произнести вслух, что сейчас чувствую, глядя на ее застывшее в смиренной, подчиненной позе тело. В ноздри, кажется, въелся аромат ее ванильного парфюма и терпкий запах пота.

«Совсем скоро, детка. Осталось совсем недолго. Я избавлю тебя от груза вины. Нам обоим станет легче, обещаю».

Наклонился, чтобы нежно погладить ее по бархатной щеке. Стянул пальцем маленький наушник, все еще торчавший в ухе, и дернул за шнур. На другом его конце повис смартфон, все еще подававший ритм зажигательной мелодии в динамики. Небрежно отшвырнул его в сторону, и тот утонул в густой траве. Я вздрогнул всем телом, пытаясь отогнать от себя желание, вгрызающееся в разум липким наваждением.

«Не сейчас. Потерпи. Совсем-совсем скоро».

Сдвинул створки днища, щелкнул замком и еще раз обвел взглядом пустое в столь ранний утренний час шоссе. Закрыл дверцы, неспешно прошел к водительской двери и сель за руль.

Очищение — вот то, что нам обоим сейчас было остро необходимо.

* * *

Прошло два месяца с операции, давшей мне шанс на новую жизнь. А значит, мы очень давно не виделись с Райаном. Маме казалось, что у меня депрессия, она била тревогу, но я каждый день старалась ее, а также врачей, в этом разубеждать. Много гуляла, каждый раз получая все новые и новые эмоции, пыталась понемногу рисовать и всякий раз натужно улыбалась, скрывая за видимой беззаботностью недосып из-за ночных кошмаров и тревогу из-за того, что продолжала слышать музыку, которую никто другой почему-то больше не слышал.

Я и сейчас почти ежедневно ее слышу.

Иногда она отдается низкими нотами в шелесте листвы, иногда звенит высокими в бренчании металлических подвесок, закрепленных над дверью. Все чаще среди толпы, стоящей на перекрестке у светофора — в мелодии чьего-то мобильника или пульсацией в звонком смехе сразу нескольких голосов незнакомцев, сливающихся в один. Начинаю оглядываться, искать, вслушиваться, и не успеваю уловить. Она тает, растворяется в воздухе, становится все тише, пока окончательно не исчезает, сводя меня с ума своей неуловимостью.

И тогда у меня кровь стынет в жилах, потому что я понимаю, что это ненормально.

«Надеюсь, ты читаешь мои письма.

Или когда-нибудь прочтешь. Ведь мне некому больше рассказать о том, что со мной происходит. А позвонить тебе я не могу. Боюсь, что услышу длинные гудки или, что еще хуже, сигнал оборвется, и тогда мое сердце зайдется где-то в глубине груди, за ребрами, и сгорит от тоски. А этого никак нельзя допустить, потому что, принимая донорский орган, я обещала заботиться о нем как следует.

И мы с ним постепенно привыкаем друг к другу. Серьезно. Заключили нечто вроде соглашения. Я люблю это сердце, как свое собственное, и оно тоже любит. Постепенно им и становясь — моим собственным. Это очень важно. Потому что если в один прекрасный день мой организм решит, что этот орган вредит нам, то он убьет его. Моя иммунная система прикончит новое сердце. Стало быть, умру и я.

Прости, что пишу тебе это. Просто мне совсем не с кем поговорить. Некому рассказать о своих проблемах, поделиться наболевшим. Своими сомнениями, страхами.

Когда я говорю с тобой, пусть даже таким образом — на расстоянии, посредством символов, складывающихся в электронное послание, мне становится легче.

Как тогда. Когда я чуть не совершила непоправимое… Помнишь?

Если бы кто-то узнал о том, что ты не дал мне совершить тот ужасный поступок… о том, что я собиралась сделать… Никто и никогда не дал бы мне новое сердце и шанс на новую жизнь.

Спасибо тебе, Райан.

Живая, благодаря тебе, Эмили».

— Дорогая, ты куда? — Спросила мама, наблюдая, как я застегиваю босоножки.

— Ежедневная прогулка, мама. — Встала, покрутилась перед зеркалом. Светлое хлопковое платье с нежным кружевом по низу смотрелось на мне все так же объемно, но уже гораздо лучше, чем месяц тому назад. Лицо успело приобрести здоровый оттенок, кожа сияла, и только впалые щеки и тревога в глазах выдавали мою подавленность и некоторую угнетенность состояния. — Поможешь?

Повернулась к ней спиной. Мама подошла и принялась застегивать пуговки на вороте моего платья.

— Не уходи надолго, Эмили. — Ее голос тихо дрожал. — Я очень переживаю.

— Пару часиков, мам. У меня ведь с собой телефон.

— И не находись долго на солнце, ладно? — Она отошла. — Обещали переменную облачность, но если… В общем, ты сама знаешь… Просто спрячься в тень.

Я обернулась и посмотрела ей в глаза:

— Помню про все меры предосторожности.

— С каждым днем приходится ждать тебя все дольше… — Мама тяжело вздохнула.

— Мой организм крепнет, я чувствую больше силы, становлюсь выносливее. — Пожала плечами. — Это полезно для сердца.

— Что именно? Загазованный воздух? — Ее брови сошлись на переносице.

— Ну… В парке я тоже бываю.

— Умоляю, избегай мест скопления людей, Эмили. — Она положила свои руки мне на плечи. — Помни обо всех рекомендациях докторов.

— Конечно, мама. — Улыбнулась я, поцеловала ее в обе щеки и направилась к выходу.

— Ты приняла лекарство? — Вопрос догнал меня уже у двери.

— Разумеется! — Усмехнувшись, послала ей воздушный поцелуй и спешно вышла на улицу.

Как же тяжело маме было выпускать своего птенца из гнезда! Как же она всякий раз переживала! Ей очень повезло, что из-за страха перед неизвестностью я месяц назад не хлопнула дверью и просто не ушла в никуда. Постепенное отдаление нас друг от друга казалось мне наименее болезненным способом разорвать пуповину, которая все еще держала нас обеих друг подле друга. Я чувствовала, что мне нужно было скорее стать свободной и самостоятельной, но маме это было нужнее. Выбраться из череды серых дней, переживаний, забот о больной дочери и зажить своей жизнью — вот то, чего она на самом деле заслуживала.

Глава 12

Чтобы добраться до южной части города, я выбрала автобус. Точно какой-то восторженный турист, прилипла к окну и всю дорогу разглядывала городские достопримечательности: памятники, здания, витрины магазинов. Вышла немого раньше, чем было положено, чтобы прогуляться. Оказалось, что в босоножках это делать не так удобно, как в кроссовках, но мне очень хотелось выглядеть прилично на мероприятии, которое должно было состояться в Чорлтон парке [1].

А именно на выставке. О которой я не стала говорить матери, потому что она непременно разволновалась бы. Для нее такая тусовка, что красная тряпка для быка. Скопление народа, ненужный риск, высокая вероятность подхватить вирусы и прочее — все, чего должна опасаться я, а боялась сильнее всего именно она.

Открытие было назначено на одиннадцать, и у меня оставался еще целый час, поэтому я шла, как инопланетянка, с огромным интересом впиваясь глазами в представавшие перед взором пейзажи, нарисованные самой природой.

В ровной глади воды в небольшом озере отражались причудливые белые пузыри облаков, нависших над верхушками раскидистых деревьев. Воздух был чист, легкий ветерок качал листву, пели птицы. Только газон возле берега напоминал поле боя: тут и там сидели отдыхающие целыми семьями, а возле, рядком, словно побежденные, валялись их велосипеды, опрокинутые набок. Да еще и крикливые детишки носились рядом, пытаясь покормить гусей, вышедших из воды, чтобы погреться на травке.

В целом, мне здесь нравилось. Парк выглядел красивым, ухоженным и практически идеальным для того, чтобы можно было отдохнуть от городской суеты и окунуться в тихое спокойствие природы.

Я пересекла велосипедную дорожку, прогулялась возле столов для пикника, наблюдая за отдыхающими, полюбовалась аттракционами в развлекательной зоне и ребятишками, визжащими от восторга на игровых площадках. Так засмотрелась на эту красоту, что чуть не столкнулась с молодой женщиной, толкавшей перед собой детскую коляску, и решила от греха подальше сойти с дорожки, по которой то и дело сновали то велосипедисты, то роллеры, то выгульщики собак.

Снова спустилась к самой воде, там было намного тише. Кое-где, правда, попадались рыбаки с удочками и бегуны, но только они одни и нарушали мое единение с природой. Я поразилась, каким огромным было это замечательное место. Оазис посреди бетона. Сокрытая посреди шумных жилых коробок жемчужина. И каждый желающий мог найти себе здесь занятие по душе.

Еле отыскав нужную дорогу, двинулась туда, где должно было состояться открытие выставки. Только один день картины мог посмотреть любой житель города, а потом они отправлялись в галерею и на благотворительный аукцион. Не знаю, почему, но мне очень хотелось посмотреть на свою работу и увидеть, как на нее будут реагировать другие люди.

От площадки, где все должно было происходить, доносился шум. Кажется, кто-то что-то говорил в микрофон, может, проверяли аппаратуру. Издали я уже могла видеть небольшую сцену, столпившихся возле нее людей и расставленные вдоль асфальтированной дорожки треноги — подставки с картинами, заключенными в стекло. Интересно, где среди них находилась моя? Работ было очень много, немыслимо много. Дорога из рисунков тянулась от самой сцены и, кажется, не заканчивалась совсем.

В груди кольнуло. От волнения или радости — не знаю. Я немного притормозила, глубоко вдохнула и выдохнула, а затем, только решила продолжить путь, как вдруг услышала что-то до боли знакомое позади себя. Мелодию. Плавную и неспешную, словно кто-то осторожно касался клавиш, но в то же время яркую и выразительную, будто рассказывали какую-то драматичную историю. Мотив мне был так знаком, что, стоило его услышать, по спине мазнуло холодком предчувствия чего-то нехорошего.

Я обернулась и ничего не увидела. Меня это начинало злить. Те же отдыхающие, те же газоны, кусты, озеро, солнышко, редкими лучами прорывающееся из-за облаков. Но откуда-то лилась музыка, и я готова была поспорить, что ее опять не слышал никто, кроме меня.

«А вы? А вы? Вы это слышите?» — хотелось спросить у беззаботных прохожих, но я уже так делала и всегда получала один и тот же ответ — отрицательный. Поэтому просто стояла посреди дорожки и продолжала вглядываться в силуэты праздно гуляющих с надеждой понять, что со мной такое творится.

Разве кто-то из них мог издеваться надо мной, включая эту запись? Или держать в кармане целый рояль и незаметно на нем поигрывать? Бред. Очевидный бред. Никто даже не смотрел в мою сторону.

А мелодия продолжала литься, фактурно делясь на отрывки, которые походили на фразы или предложения. Течение ее звука напоминало интонации в разговоре. Выше, еще выше, низко и глухо: смятение, тревога, печаль и тоска. Не знаю, что это было такое, но оно определенно имело характер и душу.

Я растерялась. Не понимала, что делать. Идти на выставку или повернуть обратно, чтобы отыскать источник звука? Мне становилось страшно. В отчаянии закрыла руками уши и погрузилась в подобие тишины. Долго так продолжаться не могло. Пообещала себе, что на следующем же приеме расскажу обо всем доктору, и пусть сам решает, поместить ли меня в психушку или подвергнуть новым, дополнительным тестам и исследованиям.

— С вами все в порядке? — Перед лицом возникла какая-то женщина.

Я лихорадочно опустила руки и уставилась на нее.

— Да. — Кивнула. — Все нормально.

Удовлетворенная ответом, она пошла дальше. Остальные прохожие, стягивавшиеся к выставке ради интереса, с беспокойством поглядывали на меня, стоящую посреди дорожки с выпученными от страха глазами, и предпочитали обходить стороной.

Я сглотнула. В горле саднило, ужасно хотелось пить. Голова кружилась, заставляя меня инстинктивно искать взглядом место, куда бы присесть. Но эта мелодия… На нее ничего не действовало, она становилась только громче.

Повернувшись еще раз в сторону источника звука, я заметила девушку. Темноволосую, стройную, в длинном синем платье, развевавшемся на ветру. Она стояла полу-боком и смотрела на меня, не отрываясь. И взгляд у нее был такой странный, исподлобья, и очень печальный.

Стоило нам встретиться глазами, как незнакомка отвернулась и пошла по дорожке вверх, в глубину парка. Неспешно, точно поплыла. Не знаю, почему она привлекла мое внимание. Возможно, что-то такое было в ее взгляде, что мне подумалось, вдруг именно она как-то может быть связана с этой музыкой. И я сама не заметила, как вдруг сделала шаг, затем еще и еще один следом за ней. Будто меня магнитом туда манило.

Кто-то больно ударил в плечо.

— Простите! — Воскликнула, поняв, что налетела на одного из прохожих.

Виновато улыбнулась ему вслед и продолжила свое незапланированное преследование. Попыталась отыскать глазами силуэт девушки, но так и не смогла. Черт. Ускорила шаг, вытягивая шею, чтобы разглядеть ее в толпе. Кажется, заметила, как мелькнуло что-то синее среди ветвей вдали.

— Стойте! Эй! Стойте! — Крикнула ей вслед.

И торопливо направилась туда. Музыка по мере моего приближения к цели стихала, пока совсем не растворилась в посторонних звуках и шуме ветра в листве.

— Осторожнее! — Крикнула мамаша, чьего ребенка я чуть не сбила с ног.

— Прошу прощения! — На бегу сложила ладони в молитвенный жест и прикусила губу.

Малыш даже не успел испугаться, а вот его матушка продолжала хмурить брови.

Я уже со всех ног кинулась вверх по дороге, тщетно рыская взглядом по проходящим навстречу людям. Ее не было нигде. Пройдя еще немного, остановилась, чтобы отдышаться. Сердце требовательно билось о ребра, в боку кололо. Пришлось приложить ладонь к очагу боли и немного надавить, чтобы стало терпимее. Мой организм еще не был приспособлен к подобным нагрузкам.

Тяжело дыша, я продолжала оглядываться.

Что это было? Наваждение? Почему я, как сумасшедшая, бегала по парку, окликая какую-то девушку? С какой целью?

Хотите честно? Она показалась мне знакомой… Ее лицо, глаза, летящие по ветру каштановые волосы. Даже поза. Клянусь, она смотрела прямо на меня. Хотела что-то сказать.

Убедившись, что музыка больше не мерещится и странные незнакомки тоже, я, не переставая оглядываться, поплелась на выставку. Судя по всему, приветственная речь устроителей уже кончилась, и процессия с официальными лицами, сопровождаемая репортерами, двигалась дальше вдоль картин, ненадолго останавливаясь у каждой. Даже охранники имелись: они рассредоточились по всему периметру следования делегации.

Ясное дело, они не рисунки больных детей охраняли, а высокопоставленных лиц, решивших почтить своим присутствием такое благородное и полезное для города мероприятие, но мне было приятно, что мою работу никто не утащит, и никакой бездельник не решится подрисовать усы героям детских картин.

Я плелась, закусив губу от ноющей боли в ноге. Кажется, натерла кожу, или что-то вроде того. Ослабив ремешок на босоножке, тихонько ковыляла, пока не дошла до первых треног с картинами, возле которых толпились зеваки. На самом деле, народа было немного. Маловероятно, что большинство из собравшихся пришли на выставку специально. Скорее всего, просто услышали шум приветственных речей, заметили прессу с телекамерами, важных персон с охраной возле стендов с работами и пришли поглазеть на то, что здесь происходит.

Двигаясь вдоль представленных работ, я надолго задерживалась у каждого рисунка. Дети, многие из которых даже не надеялись на выздоровление, изобразили на удивление самые радужные сцены из собственной жизни. Их работы лучились счастьем, на них светило солнце, сияли улыбки. Кто-то нарисовал маму, кто-то всю семью, кто-то представлял, как он играет в футбол, кто-то мечтал о визите к королеве на чашечку чая. Другие показывали красоту природы в незатейливых видах реки, холмов или гор. И, клянусь, каждая картина дышала надеждой и верой.

— Потрясающе, правда? — Отвлек меня чей-то голос.

[1] — Chorlton Water Park, Manchester

Глава 13

— А? — Я повернулась.

Голос принадлежал молодому мужчине. Он замер возле одной из картин с фотоаппаратом у лица. Послышался щелчок.

— Я говорю, потрясающе. — Оторвавшись от объектива, незнакомец выразительно посмотрел на меня и улыбнулся. — Посмотрите сами.

И отошел на шаг назад.

С трудом переведя взгляд на рисунок, я застыла в изумлении. Это был водопад. Мой.

— Картинка не статична, и это удивительно. — Мужчина склонил голову набок. — Вот это летящие капли, — указал пальцем, — потоки воды. Здесь и здесь. Какая динамика! У меня ощущение, что сейчас стихия вырвется с полотна и снесет и меня, и вас, и… — Всплеснув руками, он задумался.

— Вы так думаете? — Пробубнила я себе под нос.

Нерешительно подошла ближе и наклонилась к холсту.

— А вы? — Рассмеялся он. — Посмотрите, это же просто прелесть. Не то чтобы я был супер-художником, всего лишь архитектор, просто пришел на выставку детского творчества и никак не ожидал увидеть все это. — Незнакомец взмахнул рукой, указывая на вереницу из картин.

— Всего лишь архитектор, — усмехнулась я, смутившись.

Мне было неловко. Мои глаза не отрывались от водопада.

— Ну да. — Подтвердил мужчина. — В моей работе мало романтики. И, черт возьми, сегодня я так вдохновился, что впервые за последние пять лет захотел вновь взять в руки кисть.

Теперь я все-таки решилась посмотреть на него. На загорелом лице незнакомца ярко выделялись большие зеленые глаза, обрамленные светлыми бровями не совсем правильной формы, придававшей лицу слегка удивленное выражение. Они выглядели загадочными и даже слегка печальными. Но стоило ему только улыбнуться, и мое сердце тут же высоко подпрыгнуло.

Он не был красавцем, конечно, в общепринятом смысле этого слова, но был обаятельным настолько, что на него даже смотреть невозможно было — вся краска в лицо бросалась.

Мне пришлось спешно отвернуться обратно к картине, а перед глазами так и остались стоять его светлые, коротко стриженные волосы, слегка обветренные губы правильной формы, прямой нос, мужественная фигура, широкие плечи.

— Значит… — Мои мысли спутались. — Вы находите эту работу интересной?

— А вы? — Он задавал мне этот вопрос уже во второй раз.

Не смогла удержаться от улыбки. Опустила взгляд.

— Не знаю. Вроде неплохо.

Мужчина наклонился, чтобы рассмотреть подпись к работе.

— «Э. Уилсон». Как думаете, сколько ему лет?

— Ей, — поправила я и тут же осеклась.

— Почему вы так решили? — Он с интересом уставился на меня.

Мое лицо снова покрыл яркий румянец. С ума сойти, еще два месяца назад я круглосуточно была то бледной, то синей, а теперь это.

— Потому что это мой рисунок…

Его глаза округлились. Мужчина посмотрел на водопад, затем опять на меня, потом на картину, и развел руками.

— Ничего себе… — Он расплылся в улыбке, и его обаяние снова подействовало на меня так, будто чеку у гранаты выдернули. — Так выходит, что «Э»… это…

— Эмили, — подсказала я.

Пара подростков протиснулась к стенду, оттеснив нас назад.

— Очень приятно, Эмили. А я — Дэниел. — Его ладонь потянулась в моем направлении.

— Очень приятно. Эмили. — Вложила в нее свою руку и ощутила крепкое сжатие.

— Дэниел. — Повторил он, глядя прямо в глаза.

И мы рассмеялись.

— Нужно щелкнуть еще раз. — Отпустив мою руку, мужчина снова взял висевший на шее фотоаппарат и навел на подростков. — Хороший получится кадр. Нет, нет, ребята, — обратился он к мальчикам, — не отходите. Смотрите на холст.

— А вы… — замялась я. — Фотограф?

— Я? — Щелкнул затвор фотоаппарата. Дэниел выпрямился и взглянул на меня. — Вообще-то, нет.

И почему рядом с этим человеком я ощущала себя так неловко? Даже отворачиваясь, чувствовала на себе его взгляд. Открытый, добрый, заинтересованный. Он смотрел на меня так, будто ждал каких-то ответов. Хотя вопросов не задавал.

Я удивлялась сама себе: так быстро нашла общий язык с кем-то посторонним, так легко разговорилась с незнакомцем прямо на улице. Понимаю, что у нормальных людей так принято — перекинуться со случайно встреченными парой фраз, но я-то… я… Из меня обычно и клещами слов не вытянешь.

— А кто вы? — Спросила, когда Дэниел уверенным жестом попросил подростков отойти, чтобы сделать еще один снимок картины. — В смысле, если не фотограф…

— Я… — Он словно издевался надо мной, продолжая кружить возле работы с фотоаппаратом. А эта его улыбка, она действовала на меня, как волшебные чары. А быть может, мне просто очень давно не хватало общения с другими людьми.

— Да, вы. — Кивнула я. — Не говорите мне, что вы просто проходили мимо.

— Нет. — В меня полетела еще одна порция обаяния. — Я с этой выставкой непосредственно связан, Эмили. Не могла бы ты встать поближе к своему рисунку?

— Ох… Кто? Я? — Только и смогла пролепетать, увидев надежду в его взоре.

— Да. Ты ведь автор картины?

— А… ну, да… — Неохотно подошла ближе.

Вытянула руки по швам, выпрямилась и уставилась в объектив.

— Отлично. — Его лицо закрывал фотоаппарат. Дэниел немного наклонился вперед, пытаясь поймать наилучший ракурс. — Ты улыбнешься мне, Эмили- автор чудесного водопада?

И мужчина сам расплылся в своей, как я уже поняла фирменной, улыбке. Не было сил сопротивляться, и я смущенно скопировала его выражение лица.

— О, вот — то, что надо!

Щелк. Щелк.

— Всё?

— Ага. — Кивнул Дэниел, заглядывая на дисплей камеры, чтобы посмотреть, что вышло.

— Вы так и не сказали… — Пожала плечами, отходя от стенда.

— Моя фирма — один из организаторов этого мероприятия. — Похоже, к его непосредственности и чудным бровкам так просто не привыкнешь. Он виновато прикусил губу, и я машинально сделала то же самое.

— Правда? — Неосознанно приложила ладонь к сердцу.

— Абсолютная.

— Тогда почему вы не с ними? — Махнула в сторону удаляющейся по дороге делегации.

— Вы про мэра и членов парламента? — Мужчина скривился. — Эти ребята приехали попиариться. У меня другой интерес.

— Какой же? — Спросила я и тут же спохватилась. — Я не в том смысле, что вы тоже хотите лишь продвинуть свой бизнес, я…

Дэниел приподнял брови, одаривая меня внимательным и довольно скептическим взглядом:

— Такие акции проводил еще мой отец. Их цель привлечь внимание к проблемам больных детей, собрать деньги и направить их на лечение. Личных, то есть моих, собственных, целей — никаких. Просто если есть возможность задействовать свои связи и ресурсы, чтобы помочь кому-то, то почему этого не сделать?

Я несколько раз хлопнула ресницами.

— Тогда я рада, что встретила вас. И познакомилась лично. Как сказала бы моя мать, вы делаете нужное дело, мистер…

— Бойд. — Он еще раз протянул руку. — Дэниел Бойд.

— Звучит как… — Улыбнулась я, пожимая ее.

Она была горячей и твердой.

— Знаю, знаю. — Ему не удалось удержаться от смешка. — Не хотите составить мне компанию, Эмили? Я еще не все работы успел просмотреть.

— Не удивительно, ведь выставка только открылась. — Ляпнула я, мысленно обругав себя за то, что посмела умничать. Но Дэниел, кажется, не обратил внимания на мою реплику. Он продолжал смотреть выжидающе, и только его большие зеленые глаза светились одобрением. — Пойдемте.

И мы двинулись дальше плечом к плечу.

— Может, мой вопрос покажется вам неуместным или грубым, но я должен спросить. — Мой новый знакомый прочистил горло.

А до меня легким ветерком донесся его аромат: запах кожи с тонкой ноткой терпкого парфюма. В отличие от Райана, пахнувшего свежестью и юностью, Дэниел пах мужчиной, опытом и силой, если так можно было сказать. Это пугало и манило одновременно.

— Хотите спросить, как здесь оказался мой рисунок?

— Я… Ну, в общем, да. — Он щелкнул затвором камеры возле одной из работ и виновато посмотрел на меня.

— Понимаю. — Я кивнула. — Большинство из детей, кто рисовал для проекта, обречены. Некоторые уже умерли. Мне восемнадцать, и я должна была оказаться в их компании. Я тоже умирала. Буквально пару месяцев назад. Тогда я выглядела едва ли на четырнадцать. Высохшая, бледная — ходячий труп. Да и сейчас не намного лучше. — Мы обменялись мимолетными взглядами. — Просто мне повезло получить надежду. Теперь я здорова. Ну, или, по крайней мере, выгляжу таковой.

Дэниел остановился, чтобы еще раз внимательно, с ног до головы, оглядеть меня.

— Я… Я никогда бы не подумал…

От воспоминаний и тяжких дум в области шрама, разрезающего грудь пополам, слегка зажгло.

— Поэтому я и рисовала угольным карандашом. Удобно делать это лежа. Не было сил стоять у мольберта, возясь с красками.

— Не буду спрашивать, что с тобой было, это будет уже совсем не этично. — Он прочистил горло с таким выражением лица, будто ему было больно глотать. — Знаешь, почему меня привлек этот водопад Эмили?

— Почему?

— Я видел такой однажды.

Глава 14

— И даже не то чтобы однажды… — Дэниел в задумчивости почесал пространство над бровью. — Я вырос в Сетле, оттуда полчаса езды до озера Малэм. Все детство мы с родителями ездили отдыхать в деревушку с одноименным названием на берегу озера. Это такое красивое местечко, окруженное стенами из известняковой породы и потоком воды, идущим прямо через всю деревню. Бывала там?

— Вроде нет.

— Мне нравилось гулять по окрестностям, я доходил до живописного ущелья с маленькими водопадами, вырубленного прямо в горном склоне и образованного водой из тающих ледников. Там еще есть такие извилистые гравийные дорожки…

— Водопады в ущелье? — Перебила я.

Это заставило Дэниела остановиться.

— Да.

— Вы думаете, что на моем рисунке один из этих водопадов?

Его брови поползли вверх.

— Я почему-то подумал, что ты рисовала его по памяти… Просто он очень похож на водопад Джэнет’с Фосс.

— Нет. — Я пожала плечами и нахмурилась. — То есть… Я никогда не видела его, но, когда рисовала, он стоял перед глазами так отчетливо… Простите, это звучит довольно странно…

Я мотнула головой, и мы двинулись дальше.

— Да ничего. — Дэниел остановился и щелкнул одну из картин. — Просто мне показалось, что я его узнал.

— Разве все водопады не похожи друг на друга? — Усмехнулась я, отгоняя от себя волнение.

— Этот напомнил мне о детстве. — Его голос дрогнул. — И о родителях, которых больше нет.

— О, сожалею…

— Ничего. — Он бросил на меня полный грусти взгляд. — Что с тобой, Эмили? Ты хромаешь.

Мужчина взял меня под локоть, и только почувствовав поддержку в виде его руки, я осознала, что жгучая боль не дает мне опереться на ногу при ходьбе.

— Должно быть, натерла.

— Бывает, — он без стеснения присел и осмотрел кожу выше моей пятки. — Да, нехорошо. Уже немного кровит. — Осторожно ослабил и спустил вниз опоясывающий щиколотку ремешок. — Так. — Встал, оглянулся по сторонам. — Сиди здесь, Эмили. Сейчас я вернусь. — Подвел меня к скамье, усадил и торопливо направился к троим молодым леди, скучающим у одной из картин с мороженым в руках.

Я растерянно осмотрела ногу. Надо же, так заговорилась, что не заметила, как стерла кожу в кровь. Еще и этот водопад: неужели, он, и правда, реальный? Так, где же я могла его видеть раньше, чтобы так подробно, до мелких деталей, изобразить потом на бумаге? В учебнике? По телевизору? Странным было даже то, что я не помнила, как нарисовала его. Даже уставилась тогда непонимающе на готовую работу, чтобы изучить мелкие штрихи, которые будто в трансе наносила, не отдавая себе отчета в том, что делаю.

— Это должно помочь. — Дэниел присел и вытянул руки так, чтобы я могла видеть, что было зажато меж его пальцев.

— Пластырь? — Улыбнулась я.

— Угу. Мне одолжили.

Мое сердце забилось быстрее, когда его сильные руки приподняли мою ногу. Я почувствовала, как его пальцы прикладывают к моей коже липкий прямоугольник с мягкой сердцевиной, а затем нежно поглаживают, чтобы он не отпал. Описать свои ощущения можно было только так: О, БОЖЕ МОЙ…

— Спасибо большое. — Мой голос провалился на середине фразы. Чертово волнение. — Спасибо. Наверное, каждая девушка должна таскать с собой эту штуку, когда надевает новую обувь, просто у меня не было подобного опыта… И вообще, я в последние дни много ходила, но в кроссовках, потому что доктор рекомендовал… — Я вознесла взгляд к небесам. — Боже, что я несу…

Мне хотелось, чтобы Дэниел сказал что-то учтивое, что полагается обычно говорить в ситуации, когда твой собеседник так люто лажает. Что-то типа «все нормально» и быстро перевести тему. Но он так и сидел на корточках, глядя на меня снизу вверх, и вглядывался в мое растерянное лицо, хмуря свои забавные светлые брови. И мне совсем не нравилось это выражение его лица. Такое… проникающее в душу, настоящее, ранимое и очень интимное.

— Как ты? Можешь идти? — Вдруг спросил он, возвращаясь из своих мыслей ко мне на землю.

Я встала. Сделала шаг, еще один, и только тогда поняла, что держусь за его локоть, и спешно отпустила руку.

— Значительно лучше. Миллион благодарностей!

— Тогда может… — Дэниел тяжело вздохнул, подбирая слова. Мы были лишь двумя незнакомцами, случайно разговорившимися на улице, но что-то неосязаемое словно притягивало нас друг к другу. — Съедим по мороженому?

От меня не ускользнул тот факт, что в голосе мужчины было столько же надежды, сколько горечи и грусти.

— С удовольствием. Если только ты никуда не торопишься…

— Я?.. Нет.

Он убедился, что я могу идти, и мы двинулись вверх по дороге. Не помню, что он мне рассказывал, не знаю, отвечала ли я что-то ему. Прогулка прошла точно во сне. Мы смеялись, фотографировали природу и детишек, отдыхали в тени деревьев, убегали от гусей, затем качались на качелях. Мое сердце замирало и волновалось, когда наши взгляды встречались. Я слушала его и ела мороженое из рожка, но не чувствовала ничего: ни вкуса, ни обжигающей сладости. Я онемела, оторопела. Мне было не важно, о чем этот разговор. Главное, чтобы он был. Потому что меня буквально тянуло в эти глаза. В них жила искренность, она притаилась за зрачками, точно хрупкая белая птица, боящаяся расправить крылья и взлететь.

— Кто это? — Мама застыла у двери, комкая в руках подол фартука.

— А? — Вся кровь в организме, кажется, ударила сейчас в мои щеки.

Быстро прошла мимо нее, моля, чтобы автомобиль скорее тронулся с места.

— Кто тебя подвез, спрашиваю? — Донеслось в спину.

— Это Дэниел… он… — остановилась в гостиной и пожала плечами, — мой новый друг.

Мама посмотрела в сторону удаляющейся прочь машины и закрыла дверь. Повернулась ко мне и смерила недоверчивым взглядом:

— Друг?

— Да. — Утвердительно кивнула, видя, как расширяются ее зрачки.

— Да этот мужчина лет на десять тебя старше!

— Наверное. — Нервно улыбнулась я, продолжая краснеть под ее взглядом. — Он один из организаторов выст…

Проговорилась. Черт.

— Ты все-таки была там. — Она не спрашивала.

Из ее груди вырвался вздох разочарования.

— Ничего страшного, мам. — Я быстро облизнула губы. — Выставка проходила под открытым небом, никаких микробов.

Ее плечи даже не опустились, они разочарованно рухнули вниз.

— На солнце?

— Нет, мам, нет. — Меня уже напрягало изображать из себя примерную дочь. Ужасно не терпелось вырваться из-под ее опеки. — Я в курсе, что мне нельзя находиться в жару на улице, это несовместимо с моими лекарствами. Я не глупый ребенок. К тому же, мы с Дэниелом большее количество времени провели в тени, в кафе… — Заметив, как сжимаются ее челюсти, прикусила язык.

— Так вы что…

— Нет! — Не дала ей договорить. — Мам, мы только сегодня познакомились. Совершенно случайно. Ничего такого, и… блин… — Я прочистила горло. — Почему я, вообще, должна оправдываться? Мне восемнадцать, что хочу, то и делаю.

Развернулась и быстрым шагом пошла к себе.

— Так, значит, ты собираешься встретиться с ним еще раз? — Ее голос приобрел строгие нотки.

Резко остановившись, я обернулась.

— Мы договорились побегать завтра в парке.

Краска отхлынула от ее лица.

— Бегать?

Я готова была зарычать.

— Да. Это не значит, мам, что я собираюсь сразу начать бегать, едва оправившись после операции. Я не дурочка и помню, что все нужно делать постепенно. Только для тебя «постепенность» означает лежать мумией целый год на кровати, а для меня означает жить, по-настоящему, пробовать эту жизнь на вкус — маленькими глоточками, затем все больше и больше, и… Да кому я объясняю? Что бы ни сказала, ты смотришь на меня, как на предателя!

Ее взгляд потемнел от обиды, но она так и не сдвинулась с места.

— Лучше привыкай к тому, что я становлюсь самостоятельной. — Шумно вдохнула и выдохнула. Сжала кулаки. — Хочешь ты того или нет, однажды я уйду отсюда и заживу своей жизнью.

— Эмили. — Больше просьба, чем требование.

Но я уже отвернулась:

— Обещаю, что буду осторожна. Начну с легкой ходьбы.

— Эмили! — С мольбой в голосе.

— Потому что чувствую в себе силы, мама.

— Дочка…

Я толкнула дверь в свою комнату и вошла.

— Вам же не нравился Райан? Вы не хотели, чтобы я с ним дружила? — Бросила на прощание. — Теперь его нет. И это был последний раз, когда я вас слушала!

Захлопнула дверь посильнее, с удовольствием воображая, как мать вздрогнет от этого хлопка.

Глава 15

Стоя под душем, никак не могла успокоить свое растревоженное сердце. Оно билось в каком-то одному ему понятном, рваном ритме, заставляя грудь сжиматься все сильнее, не пропуская воздух в легкие. Мне было одновременно тяжело из-за чувства вины после разговора с мамой и очень волнительно после состоявшегося знакомства с Дэниелом.

Этот мужчина… Не знаю. Вот что-то екнуло внутри. Потянулось к нему, будто огромным магнитом. Печальные глаза его эти — раз, и сверкнут обаянием, чистейшим светом, в лучах которого так хочется согреться. Невозможно устоять.

Выключила воду, отжала руками волосы, взглянула в зеркало. Шрам на груди уже не выглядел таким уродливым, как раньше. Еще немного, и он превратится из розовой полосочки в белую. Пройдет пара лет, и станет едва заметен — не будет так, как сейчас, сильно бросаться в глаза.

Я сглотнула при мысли о том, как отреагировал бы Райан, увидь он его. Сморщился бы брезгливо, сделал бы вид, что не замечает, или отважился бы потрогать? Закрыв глаза, представила, как его пальцы исследуют мою кожу, нежно касаются пространства меж грудей, а затем…

Ох! В одну секунду в моем подсознании образ Райана сменился на притягивающего к себе и ласкающего меня Дэниела. Клянусь, это ненормально, но я почти почувствовала вкус его поцелуя на своих губах, такой требовательный, но нежный. Ощутила, как его руки скользят по моей спине, а затем настойчиво и жадно сжимают мои ягодицы.

Самым ужасным было то, что я действительно хотела бы того, что последовало бы дальше. Низ живота налился приятной тяжестью от одних только мыслей об этом, соски затвердели, дыхание участилось. Я смотрела в зеркало и не узнавала саму себя. Та же Эмили, та же внешность, фигура, но совершенно чужой взгляд. Пристальный, почти безумный.

И стоило только закрыть веки, как перед глазами снова и снова возникали полные безумия картинки: Дэниел держит меня на весу, прислоняет к мокрому кафелю стены, поддерживает под бедра, прокладывает языком горячие дорожки от плеча вверх, по шее, затем страстно целует в губы и…

Лихорадочно схватив полотенце, я принялась вытираться. Но разве можно было таким образом стереть эти видения? Вытравить их из себя? Изъять ненависть, которую я испытала к самой себе, едва в полной мере осознав, что желаю какого-то незнакомца вместо того, чтобы скучать по парню, который однажды признавался мне в любви.

Повесила полотенце и повернулась к зеркалу. Опять это чертово пятно, выглядящее как родинка. Подошла ближе, стерла ладонью конденсат с поверхности зеркала и изумилась, когда ничего на коже опять не увидела. Зажмурилась, открыла глаза. Ничего. Пространство ниже ключицы было чистым. Кусая губы, медленно отошла от зеркала.

Чушь какая-то. Наваждение.

И когда это я совершенно перестала понимать себя?

* * *

Устроившись удобнее с телефоном в кресле, отбросила назад мокрые волосы, вытянула ноги. Зашла в социальную сеть. Мой доступ к страничке Райана по-прежнему был заблокирован. Новой информации я не видела. Да и те старые видео, что он присылал мне из школы и которые оставались в памяти мобильника, давно не пересматривала. Боялась. Страшилась своей собственной реакции на его голос. Слишком свежи были воспоминания о том, как хрупки и непонятны для нас обоих были наши отношения.

Этот парень приходил ко мне, мы болтали, корпели вместе над учебниками, но ни разу я не позволяла себе даже подумать, что между нами может быть что-то большее. Не разрешала себе посмотреть на него, как на потенциального партнера. А потом вдруг этот разговор, выпускной и то, что случилось после него, затем неожиданное признание Райана в больнице, когда уже было поздно… Может, виной всему было мое нежелание жить? Я так усердно «готовилась» к смерти, что даже не рассматривала возможность того, что выживу и смогу быть счастлива с кем-то.

— «Привет!» — высветилось сообщение от Шейлы.

— «Привет!» — напечатала, отправила и направилась в ожидании ответа к ней на страничку, посмотреть новые фотографии.

Каково же было мое удивление, когда на первом же снимке я увидела ее на фоне старинных стен замка. Конечно же, я не могла не узнать его — Даремский замок, старейшее из обитаемых университетских помещений в мире. То самое место, куда приняли Райана.

Мне стало холодно. Потянув на себя вязаный плед, набросила его на ноги.

Я не спрашивала у Шейлы, какой балл она набрала на итоговых тестах. Не хотела обидеть или расстроить, потому что дела у нее с учебой всегда обстояли не важно. Кажется, она говорила, что результаты ее приятно порадовали. Тогда мне подумалось, что Шейла решит принять предложение от какого-нибудь местного колледжа. Но Дарем… Не из-за Райана ли она отправилась туда?

Я продолжала листать фотографии, на каждой из которых подруга позировала на фоне старинных красот замка, когда пришло новое сообщение от нее в отдельном окне:

— «Поздравь меня! Я в Д-а-р-е-м-е!!! Можешь себе представить?»

— «Ничего себе! — Помедлила, затем набрала: — Очень за тебя рада!»

— «Сама себе завидую».

Опустила взгляд на свои ладони и задумалась. Возможно, это даже хорошо. Я буду получать весточки о Райане. О том, как он там, каковы его успехи в учебе.

— «Ты не говорила, что собираешься в Дарем», — написала.

Ответ от Шейлы пришел незамедлительно:

— «Я выбрала то, что рекомендовал мне Райан. Это было лучшее предложение из тех, что я получила. Год зубрежки дал о себе знать!»

— «Да, ты молодец. — Написала, затем добавила. — Заслужила упорным трудом».

— «Точно!»

Прикусив губу, продолжила листать снимки и вдруг замерла. Пальцы сжались добела. На следующей фотографии стоял… Райан. В обнимку с Шейлой. Подпись гласила: «Наконец-то снова вместе». Меня охватило что-то черное и неприятное, словно тьма. Попытка сглотнуть превратилась в тихий всхлип, после которого я громко закашлялась. Камни, наверное, было проще глотать, чем эту обиду.

— «А как твои успехи, Эмили?» — всплыло сообщение от Шейлы.

Но я не стала его открывать. Продолжала пялиться на Райана. Со своей гривой мягких каштановых волос и загорелым лицом он напоминал мне жгучего итальянца. Только светло-серые глаза выдавали его происхождение. Мне никогда не удавалось понять, какого они оттенка на самом деле: зеленоватого или голубого. Их цвет, похоже, менялся в зависимости от настроения или погоды.

Рука Райана покоилась на талии Шейлы. Он возвышался над ней, приобнимая заботливо и по-мужски надежно. Она прижималась к нему и выглядела очень счастливой, широко улыбалась в камеру. И единственное, чего я не могла понять в этом снимке, так это эмоций, написанных на лице Райана. Он был серьезен, несмотря на легкую, вежливую полуулыбку. Уголки его губ были сжаты, лоб напряжен.

Это может показаться странным, но я верила, что он смотрел прямо на меня. Знал, что увижу этот снимок. И этот его взгляд с горькой усмешкой был направлен не в камеру, а прямо в мои глаза. «Это то, чего ты хотела. То, чего добивалась. Довольна теперь?» — будто говорил он.

Я отложила телефон и спрятала лицо в ладонях. Щеки зажгло от горячих капель, прокладывающих влажные тропинки от глаз к шее. Мои губы еще помнили вкус его поцелуев. Закрыв глаза, я даже могла ощутить силу его объятий. Кровь бурлила в теле, бедное сердце стучало в барабанных перепонках, гулко и надрывно, потому что я все еще хранила воспоминания о том, как в ту ночь отдавала ему каждый его стук. Саму себя Райану отдавала.

Я все еще помнила его запах. Терпкий аромат кожи юноши, становящегося мужчиной, свежий и с такой легкой горчинкой. Помнила дрожь, которая охватывала все тело, когда он его касался. Помнила хрупкость, нежность и боль в его движениях, когда он действовал невероятно осторожно, боясь ранить меня.

Для меня не существовало никого в тот момент, кроме Райана. Ничего с собой не могла поделать. Поняла, что влюбилась по уши. И с пониманием этого готова была принять свой последний вздох.

Проводила нервными пальцами по его обнаженной спине. Отдавалась ощущению счастья, чувствуя тяжесть его ног на моих ногах, его живота на моем, его вес на всем своем теле. И точно так же, как сейчас, роняла слезы в такт каждому движению, потому что не слышала ничего, кроме оглушающего грохота своего сердца.

Хотела умереть в его объятиях в тот вечер. И это казалось самым правильным решением в моей жизни. Выныривая из поцелуя, чтобы глотнуть немного кислорода, шептала ему что-то о своих чувствах. Сама не помню, что. Потому что голова кружилась все сильнее, а сознание неумолимо покидало меня.

«Эмили» — звучало мое имя в тишине густой травы. Он бормотал его мне на ухо. Шептал, прижимаясь губами к шее, целуя волосы, слизывая пот с моего виска. Это было так удивительно, так трогательно. Я слышала его шепот, даже ныряя в бездну, даже переставая существовать. Он отдавался эхом в ночи, и его не иссушило бы знойное солнце, не смыло бы дождями, не унесло бы быстрым ветром. Он навсегда отпечатался в моей памяти.

Я сама этого хотела. Никогда не признавалась, что Райан мне нравится. Ни Шейле, ни ему самому. Отвергала. Хотела быть отвергнутой. Готовилась к смерти.

И теперь все происходило ровно так, как мной и было запланировано.

Все умерло вместе с моим прежним сердцем.

Глава 16

Мальчик.

Ему лет шесть. Как и мне. Потому что я вижу свои руки — крошечные, с коротенькими пухлыми пальчиками. На мне ярко-красное платье с белой лентой на поясе. И гольфы — белые, длинные. Подтягиваю их своими забавными ручками, выходит так неуклюже: на правой ноге гольф сидит выше, чем на левой. Но мне нравится.

Мы смеемся.

— Будешь конфетку? — Мальчишка разжимает ладонь, в ней лежит полу-растаявшая, мятая шоколадная конфета.

Он очень хочет, чтобы я ее взяла. Слышу это по надежде, затаенной в его голосе, вижу по тому, как нетерпеливо бьет он ножкой в смешном кожаном башмачке по асфальту.

— Давай. — Касаюсь его ладони.

Конфета теперь у меня.

Довольно улыбаюсь и по-девичьи кокетливо отвожу взгляд.

Он ждет. Чего? Догадываюсь быстро. Когда я с ним поделюсь этой конфетой. Но мне не жалко, даже наоборот. Какое-то особенное удовольствие распирает мою грудь, когда я разворачиваю сладость, отламываю больший кусок и вижу, как он его хватает и сует прямо в рот. Мальчик очень хотел эту конфету, но все равно поделился со мной. А я с ним.

Мы счастливы. Я слышу наш звонкий смех.

Мы бежим.

Сворачиваем с дороги и продираемся сквозь кустарник, пока не выбегаем к тропинке, которая ведет вниз по склону. Он держит меня за руку, чтобы не упала. Спускаться трудно, и мне не хочется оступиться, чтобы случайно не зацепиться за что-нибудь и не испортить платье, потому что мама непременно станет ругаться. Поднимаю взгляд к небу и вижу, как солнце вспышками пробивается сквозь ветви деревьев, бросая на нас свой свет, словно раскаленные капли. В подлеске шумит ветер: будто десятки дверей со скрипом открываются и закрываются одновременно.

— Давай! — Он останавливается и протягивает ко мне ручонки. — Прыгай, …

Понимаю, что он зовет меня по имени. Силюсь услышать, но никак не получается. Все заглушает музыка, как в фильме ужасов, та самая, что постоянно слышится мне везде — кто-то играет на рояле знакомую мелодию.

Мальчишка что-то кричит, зовет меня, уговаривает прыгать. Я стою, замешкавшись, и хочу послушаться, но духу все равно не хватает. Потому что мой сон разваливается на части, затягиваемый странной мелодией куда-то в черную воронку сознания.

Тогда я протягиваю к нему руки. И он делает то же самое. Но не шагает. Между нами неглубокий ручей. Я снова поднимаю глаза на мальчишку и пытаюсь рассмотреть, но его лицо расплывается. Перед моим взором остается только щупленькая фигурка сорванца, тонкие ножки в широких шортиках на лямках, выцветшая футболка и протянутые ко мне руки.

Я знаю, что очень-очень люблю этого мальчика. Очень сильно хочу к нему. Нам так хорошо вместе. Ему можно рассказать все, о чем мечтаешь. И только он знает про коллекцию цветных пуговиц, которую я стащила у мамы и зарыла в одном секретном месте. Это теперь наш с ним секрет.

Силюсь вспомнить его имя. Открываю рот, чтобы произнести, но выходит что-то нечленораздельное. Вслушиваюсь в его голос, он зовет меня по имени. Снова и снова. Но слоги распадаются на отдельные гласные и разлетаются эхом: «Ах- ааа, ах-аааа». Все эта чертова музыка. Она везде. Она пропиливает ходы в моей голове, звенит колоколом, бьет набатом в виски, оглушает.

Я падаю на колени и пытаюсь в последний раз оглядеться. И вижу водопад. Тот самый. Потоки воды, сбегающие по горной породе и окруженные со всех сторон зеленой порослью. На секунду всплеск заглушает адскую мелодию, но это лишь короткий миг перед тем, как она поглотит меня, мальчишку и все происходящее. Мне становится нечем дышать, я вздрагиваю и вдруг резко просыпаюсь.

Хватаю ртом воздух, часто дышу и оглядываюсь по сторонам. Все та же комната, все то же кресло, на коленях лежит телефон. Это был просто сон. Откидываю одеяло и встаю. Обнаруживаю, что все мое тело покрыто липким потом. Ожесточенно тру виски, пытаясь восстановить в памяти детали сна, и с досады толкаю кресло, которое тут же заваливается на бок.

Это не видения. Это не мои фантазии. Это что-то еще.

Только что?

* * *

— Доброе утро, — сказала, войдя в кухню.

Подняла голову и несмело посмотрела на маму.

— Доброе утро, Эмили. — По ее голосу было слышно, что она все еще осуждала меня.

Она бросила на меня короткий взгляд и вернулась к нарезанию томатов.

— Мам… — Я подошла к ней и уткнулась носом в плечо. — Ты прости меня, ладно? Не знаю, что вчера нашло на меня. Разговаривала с тобой так грубо, еще и дверью хлопнула.

— Прощаю. — Вздохнула она.

И я почувствовала, как ее губы прикоснулись к моему лбу.

— Не злись, хорошо?

— Я не злюсь.

— Ты без настроения.

— Твой отец вчера ушел.

Я отстранилась и посмотрела ей в глаза. Они были красными и припухшими от слез.

- Что? — Переспросила.

— Да. Всё. Это окончательно.

— Ох… — Я тяжело опустилась на стоящий рядом стул.

Нож в руках мамы продолжал отбивать стройный ритм, ударяясь о разделочную доску.

— Он не попрощался.

Мама сглотнула и пожала плечами:

— Отец ждал тебя вчера, чтобы объясниться… Но потом мы с ним снова поругались. — Она отвела глаза и шмыгнула носом. — Прости, не нужно мне было этого делать. Как-то опять слово за слово, и остановиться уже не получилось. Тогда он просто взял чемоданы и ушел. Прости, дочь.

Встала, подошла к ней и обняла одной рукой. Нож завис над доской, а затем медленно опустился, разрезав томат пополам.

— Тебе больно, я понимаю. — Сказала я, сжав зубы.

— Не дала вам попрощаться нормально.

— Ну… мы ведь в одном городе будем жить. Куда он съехал?

— К своей… — слова застряли у нее в горле, послышался тяжелый вздох.

— А, ясно. — Я тоже ощутила неприятный укол ревности. Погладила мать по плечу и спросила: — Тебе помочь?

Мама отложила нож, опустилась на стул и запястьем утерла подступающие к глазам слезы.

— Как себя чувствуешь?

Я продолжила за нее шинковать овощи.

— С каждым днем все лучше и лучше. — Сбросила томаты в миску и принялась за зелень. — Во вторник назначен прием у доктора, посмотрим, что скажут. Кстати…

— Что? — Мама вся обратилась в слух.

— Это насчет моего сердца.

— Ты же вроде сказала, что хорошо себя чувствуешь?

— Да, мам. Просто…

— Есть какие-то проблемы?

Я заметила, как она в ужасе уставилась на меня, поэтому поспешила ее успокоить:

— Нет. Мне вдруг стало интересно, кому могло принадлежать мое сердце раньше? Этот человек умер, подарив мне шанс на новую жизнь. Кто это был? Парень? Девушка? Молодой мужчина? Я худощавая и невысокая, так что вряд ли… Наверное, все-таки девчонка — ближе по параметрам.

— Мне казалось, ты не хотела этого знать.

— Да. А сейчас раздумываю.

Мама с трудом подбирала слова:

— Я… Знаешь… Когда я молилась, чтобы тебе досталось сердце, мне все время было неловко, что я желаю чьей-то смерти. Потом, после операции, меня охватило острое желание связаться с родственниками донора, чтобы выразить свое глубочайшее признание за то, что благодаря их исключительной щедрости моя единственная дочь осталась жива. Но теперь… Мне как-то не по себе, Эмили. Столько всяких историй…

— Ты о чем?

— Ну, знаешь… Когда семья донора вдруг начинала вымогать средства, видя, что реципиент пошел на поправку, встал на ноги, работает, получает хорошие деньги. Об одной из таких историй совсем недавно рассказывали в ток-шоу. Мужчина, получивший почку, стал жертвой вымогательства со стороны отца реципиента — отъявленного негодяя и наркомана. Сначала ему давили на чувство вины, а затем и вовсе стали открыто угрожать.

— Ого… — Произнесла я и ненадолго замолчала. Собралась с мыслями и, видя, что мама погрустнела, постаралась улыбнуться. — Думаю, все же такая напасть должна обойти меня стороной. Не знаю, готова ли я встречаться с семьей донора, хочу ли этого, но ощущаю растущее внутри любопытство. Мне интересно, чем жило это сердце до меня, кем оно было.

— А это важно? — В глазах мамы проскользнуло беспокойство.

— Не знаю. — Ответила честно. — Я слышала много ерунды о том, как человек меняется после пересадки, как принимает характер, определенные черты донора и вкусовые привычки. Ничего такого я не ощущаю… Но хочешь честно? Новое сердце будто говорит со мной.

Мама снисходительно улыбнулась и склонила голову набок.

— Это ведь образно, так?

Какую-то секунду мне вдруг захотелось сознаться ей о музыке и странных снах, но вместо этого я снова улыбнулась:

— Сначала мне казалось правильным отвергать мысли о том, что чужой орган может нести в себе информацию о прежнем владельце, а теперь, если это действительно так, то я готова ее принять. Это помогло бы нам с моим новым сердцем подружиться. Мне очень не хотелось бы его потерять.

Мама встала, приложила свои ладони к моим щекам и внимательно взглянула в лицо:

— Я уж подумала, что у тебя жар. — Она поцеловала меня в лоб и отпустила. — Конечно, говори со своим сердцем. Наверняка, это сделает ваш союз крепче.

— Мам, я в прямом смысле.

— Ты всегда была маленькой выдумщицей, Эмили. — В ее взгляде столько ласки и сопереживания, но ни капли желания услышать меня и понять то, о чем пытаюсь сказать.

— Так что мне нужно сделать, чтобы узнать про своего донора?

Она отошла к раковине и включила воду.

— Нужно обратиться в донорскую программу.

— Угу. Если решусь, так и сделаю.

Глава 17

Я вышла из дома раньше оговоренного с Дэниелом времени, чтобы немного прогуляться и привести мысли в порядок.

«Просто встреча. Просто совместная прогулка. Пробежка», — уговаривала себя, меряя шагами улицы.

И все равно волновалась. Паника зародилась еще в момент подбора подходящей для такого случая одежды и с каждой новой минутой до часа «Икс» только нарастала. Я остановила свой выбор на светлых спортивных брюках, топе на бретельках и тонкой кофте и теперь шла, закатав от беспокойства рукава, нервно щелкая пальцами и ловя в витринах свое отражение.

«Свидание ли это? Определенно свидание. Кого хотят обмануть два взрослых человека, назначая новую встречу в парке? Между нами определенно был интерес. Но какого рода? А если этот мужчина просто пожалел меня, и эта встреча его очередной благотворительный проект? Ну, типа «помоги чудесно исцелившемуся ребенку стать полноценным членом общества и пройти реабилитацию»».

Эти сомнения продолжали меня терзать даже тогда, когда я свернула на улицу, ведущую в сторону парка. Остановилась у одной из витрин и покачала головой. «Разве кто-то может воспринимать тебя, как женщину, если ты выглядишь серым, худым, угловатым подростком? Так и есть — Дэниел просто пожалел тебя. Ну, о’кей. Это-то скорее нормально.

Вопрос в другом: почему тебе так отчаянно хочется, чтобы он смотрел на тебя по-другому? — Достала резинку, убрала волосы в тугой хвост на затылке. — А как же Райан? Забыла о нем? Нет, не забыла. Но Райан теперь с Шейлой. — И сама не заметила, как обратилась к своему новому сердцу: — Ты не знаешь, кто такой Райан. Тебя здесь еще не было. Его любило мое прежнее сердце. Так-то».

Только я хотела мысленно сказать ему что-то еще, как вдруг оно словно подпрыгнуло, заставив меня инстинктивно приложить ладонь к груди. И в этот момент что-то такое мелькнуло в отражении витрины, да так неожиданно, что у меня перехватило дух.

«Она. Эта девушка. Я ее уже видела. Там, в парке».

Резко обернувшись, заметила ее в толпе людей на другой стороне улицы. Сделала шаг, вглядываясь в знакомый силуэт в развевающемся синем платье, и оторопела — незнакомка повернулась и взглянула через плечо прямо на меня. И сердце в груди снова подпрыгнуло от волнения.

— Эй! — Крикнула я в ее сторону, повинуясь какому-то внезапному порыву.

Но ее фигура уже стремительно отдалялась в противоположную от парка сторону.

Черт.

Я бросилась за ней, но тут же отскочила от проезжей части — движущийся на высокой скорости автомобиль оглушил меня сигнальным гудком.

— Боже… — замерев на краю дороги, схватилась за голову.

Нельзя забывать, что ты посреди шумного городского муравейника. Огляделась. Машины сновали туда и сюда, не давая ни единой возможности быстро перейти на другую сторону улицы. Тогда я бросилась к пешеходному переходу, стараясь держать в поле видимости удаляющееся синее пятно.

— Простите, ох, прошу прощения, — расталкивая тех, кто шел навстречу на зеленый сигнал светофора, побежала через дорогу.

И, едва ли не задыхаясь, метнулась в ту сторону, куда скрылась загадочная девушка. Мне повезло, что я была в кроссовках и удобной одежде — расстояние между нами сокращалось быстро. Не знаю, что собиралась сказать ей, если догоню, знала одно — мне очень нужно было это сделать. Заставить ее остановиться, обернуться и посмотреть мне в глаза.

Добежав до угла улиц, остановилась. Пытаясь унять сердцебиение, начала выглядывать ее в толпе. Куда же она подевалась? Не могла же просто раствориться в воздухе? И, наконец, увидев незнакомку стремительно удаляющуюся вдоль по Оксфорд-стрит, опешила: она что, бежала? Как она могла так быстро оторваться от меня на целых пятьдесят метров?

Времени на раздумья не было. Я совершенно не думала о том, что Дэниел будет ждать меня в парке, когда понеслась за девушкой следом. Когда казалось, что теряю ее из виду, силуэт в синем снова появлялся на горизонте. И у меня будто открывалось новое дыхание, чтобы идти за ней, как за какой-то неведомой призрачной надеждой.

— Стой! Пожалуйста, стой! — Крикнула, задыхаясь, когда она остановилась возле входа в одно из зданий.

И тогда незнакомка снова наградила меня взглядом из-за плеча. Коротким и печальным. Я уж было думала, что она услышала и решила подождать, когда поняла, что она смотрит не на меня, а куда-то вдаль, словно ищет глазами кого-то в толпе. Затем она мягко приподняла полы платья, ступила ко входу и… исчезла.

Иначе и не скажешь, потому что лично я не видела, чтобы дверь открылась и закрылась. Незнакомка просто пропала. «Может, она стоит возле двери, и ее не видно с этого ракурса?» — подумалось мне, но несколько шагов вмиг развеяли эти сомнения. Девушки нигде не было.

Тяжело дыша, я прислонилась к каменному выступу возле дверей. Зажмурилась, открыла веки — ничего и никого.

Только через пару секунд из большой стеклянной двери вышел молодой человек с огромным футляром в руках, напоминающим по форме гитару или что-то похожее, но крупнее. Тогда я отошла на несколько шагов назад и внимательно посмотрела на здание. Что это? Много бетона и стекла. В окнах, точно в витринах, расположились какие-то плакаты, изображающие музыкантов с различными инструментами. Чуть поодаль стоял стенд, на котором виднелось что-то вроде афиши. «RNCM»[1] — значилось на верхней нише фасада.

Консерватория?

Я захлопала ресницами.

Ответов было всего два. Либо эта девушка — просто прохожая, на которой я по какой-то непонятной причине решила зациклиться, либо она мне мерещится, и не случайно. На самом деле, я ничему бы не удивилась, особенно после появления в моей жизни музыки, которую никто не слышит.

Музыки…

Я еще раз вгляделась в отливающие солнечным светом широкие окна.

И опять же ответов назревало всего два.

Если она призрак, и ее никто кроме меня больше не видит, значит ее целью было довести меня этой погоней до остановки сердца или… сказать что-то. А может, показать…

Недолго думая, я кинулась к двери. Внутри помещение было просторным и очень светлым. Белые стены, полы и такие же ослепительно белые потолки чередовались с редкими красными панелями, испещренными различной информацией и указателями, а также с растениями в ярких красных кадках. Повсюду ходило много молодежи, у некоторых из них при себе имелись футляры с инструментами и большие рюкзаки за спинами.

Вошла внутрь.

Меня на удивление никто не пытался остановить, поэтому я, оглядываясь в поисках незнакомки, поспешила прямиком к информационному стенду. Встав там, среди толпы молодых людей примерно моего возраста, продолжила наблюдать за студентами, в надежде увидеть того, кого искала. И она не заставила меня долго ждать: копна каштановых волос сначала мелькнула у подножия большой деревянной лестницы, уходящей наверх, а затем уже отчетливо можно было видеть и фигуру в синем платье, спешно преодолевающую пролет.

Я, точно пожарный на вызов, метнулась за ней следом. Взбежала по ступеням и очутилась в длинном широком коридоре с десятком дверей.

— Вы не видели девушку в длинном синем платье? — Спросила у стоящей возле стены девчонки.

Вокруг было много народа, и все были одеты в повседневную одежду: джинсы, рубашки, кардиганы. Не удивительно, что она глянула на меня, подозрительно сведя брови:

— Не-а.

Я двинулась дальше, сканируя взглядом каждого встреченного на пути.

— Вы не видели? Не видели?

И каждый отвечал мне отрицательно.

— Вы не видели здесь девушку в синем платье? — Спросила у парня, который взялся за ручку двери.

— Что? — Посмотрел на меня непонимающе. — А, нет. Не видел.

Я в отчаянии опустила плечи. Он виновато улыбнулся и вошел внутрь одной из аудиторий. И что-то вдруг заставило меня насторожиться. Звук. Мелодия, которая доносилась изнутри и оборвалась, как только дверь в помещение закрылась. Набравшись наглости, я вошла следом за ним и очутилась в огромной аудитории с высокими потолками, заставленной стульями и различными инструментами.

К счастью, никто из присутствующих даже не обратил на меня внимания. Юноши, девушки и пожилая женщина, судя по всему — преподаватель, были с головой увлечены происходящими действом: посредине зала начинали играть музыканты.

Невысокий, тощий паренек выдавал пробирающую буквально до костей тончайшую вуаль из нежных нот на флейте, за его спиной пышная блондинка, скользя подушечками пальцев по клавишам, подхватывала эту божественную музыку, оживляя ее звуками своего рояля. Стоящие возле них полукругом юные особы в одинаковых голубых кофточках занесли смычки над скрипками и виолончелями, готовясь вступить.

И как только они это сделали, меня окончательно пригвоздило к полу. Клянусь, слезы сами брызнули из глаз, стоило этим грустным звукам заполнить помещение. Я больше не искала девушку в синем, я знала на подсознательном уровне, что не найду ее здесь. Вот оно. Эта самая мелодия, трогающая до глубины души всех слушателей, замерших сейчас в немом восторге, это и было то, зачем она меня сюда привела.

Руки музыкантов порхали над инструментами, а перед моими глазами бежали волной картины цветущей зелени, благоухающих цветов в тенистых зарослях кустарника, блестящая гладь озера и мерный шум падающей вниз со склона воды. Эта музыка возвращала меня туда, где я никогда не была. В те места, которые я видела только во сне. В места, воспоминания о которых были заложены в моем сердце. И это я сейчас понимала совершенно твердо.

Музыка прошивала меня насквозь, наполняла тело до краев, бередила душу. Она была такой пронзительно печальной и красивой, что чувства счастья и тревожной безвыходности, попеременно сменяя друг друга, захлестывали беспощадным цунами и заставляли меня дрожать в такт.

Это был так прекрасно и невыносимо, что я стояла, слушала и не понимала, как музыканты вообще выносят подобное напряжение: передают эмоции через ноты, при этом не позволяя своей душевной слабости, своим чувствам, резонирующим с произведением, внести диссонанс в общую нить мелодии.

— Что это? — Спросила, когда зал взорвался аплодисментами.

— Вы о чем? — Улыбнулся все тот же молодой человек, вслед за которым я входила в аудиторию.

— Я о… — взмахнула руками возле лица. — Обо всем этом…

Он рассмеялся:

— Не понимаю.

— Что это за музыка? — Перешла на шепот, потому что слово взяла преподаватель, указывая что-то музыкантам.

— А… — Парень понятливо качнул головой. — Рольф Лёвланд. — Улыбнулся еще раз. — Сад Эдема [2]

— Спасибо. — Качнулась я.

— Вы плачете. — Он подхватил меня под локоть.

— Я знаю.

[1] Royal Northern College of Music, Manchester — Королевский Северный Колледж Музыки

[2] Rolf Lovland — The Song from a Secret Garden

Глава 18

Размазывая слезы по лицу, я выбежала из консерватории и понеслась прочь. Мне было страшно. Дико страшно. До безумия.

Видения, слуховые галлюцинации, призраки — все это было уже слишком. Либо у меня опухоль растет в голове, либо мне самое место в психиатрической клинике. С нормальными людьми таких вещей не происходит.

Я плелась по улице, с трудом понимая, где нахожусь, и куда мне нужно идти, чтобы все-таки дойти до парка, где меня, возможно, уже никто не ждал. И, честно говоря, мне было все равно. Я упрямо отказывалась верить во всю эту чушь, которую рассказывали по телевизору про клеточную память, передающуюся с донорскими органами. Не собиралась и сейчас принимать происходящее всерьез.

Всему должно быть свое объяснение. Например, лекарства. Их очень много, даже чересчур. У каждого целый список побочных действий — вот и ответ. Скоро мой организм привыкнет и перестанет так реагировать на эту химию. Либо я привыкну к этим видениям, не такая уж это и большая плата за возможность жить, дышать и строить планы на будущее.

— Привет.

— А-аа! — Ударившись о кого-то, я свалилась на задницу.

— Эмили! — Руки Дэниела протянулись ко мне и коснулись плеч.

Я подняла на него затуманенный слезами взгляд и вцепилась пальцами в его рубашку.

— Ох… — Никак не получалось отдышаться. — Это ты… — С облегчением отпустила его и закрыла ладонями лицо.

— Что с тобой? Что случилось? — Вместо того, чтобы помочь мне встать, он присел рядом со мной на асфальт.

Нужно было собраться, не показывать постороннему человеку свою панику и отчаяние, но вместо этого я еще сильнее разревелась. Захлебываясь слезами и жадно хватая ртом воздух, чувствовала, как Дэниел сначала робко гладит меня по плечу, а затем уже смелее притягивает к себе и сжимает в объятиях. Вдыхая его запах, я продолжала сотрясаться в рыданиях, а, видя, что на рубашке от моих слез расплываются влажные круги, стучала зубами в тщетной попытке перестать плакать.

— Ну, что такое? Эй… — Его голос успокаивал, топил меня в мягком бархате заботы и понимания. Убаюкивал.

Постепенно затихая, я чувствовала, как он покачивает меня на руках. Ощущала, как его сильные грубые пальцы стирают слезы с моего лица. Паника отступала. И только вынырнув из его объятий с первым полноценным вдохом, я смогла оглянуться по сторонам. Мы сидели прямо посреди дорожки, на асфальте, рядом с входом в парк.

— О, нет. — Приподнимаясь, я судорожно провела ладонями по лицу. — Прости, пожалуйста, наверное, я жутко напугала тебя своим поведением.

— Нет, нет. — Дэниел встал на ноги и отряхнулся. В его взгляде не было осуждения. Наоборот, казалось, что его глаза тоже слезились. Он вытянул руки в примирительном жесте, словно боясь, что я могу сейчас психануть и убежать. — Все хорошо. Я рад, что ты успокоилась. Лучше скажи, что случилось? Тебя кто-то обидел?

Нет, сказать такое малознакомому человеку — это как подписать себе договор. За мной тут же приедет соответствующая служба со смирительной рубашкой и шприцом с сильнодействующим успокоительным.

— Я… — Пришлось облизнуть пересохшие губы и отойти к краю дороги. Прохожие и так уже слишком подозрительно на нас пялились. — Я не могу тебе сказать… Все это так сложно… — Опустила взгляд, подбирая слова. — Ты прости, но я, наверное, лучше пойду.

Взмахнула руками по-детски растерянно, развернулась и хотела броситься прочь, как вдруг он вырос прямо передо мной:

— Стой. Я тебя никуда в таком состоянии не отпущу. — Его перепуганное не на шутку моим состоянием лицо озарилось улыбкой. — К тому же, я сбежал из офиса, чтобы прогуляться с тобой, пусть и недолго.

— Еще и от работы тебя отвлекаю своими истериками.

Мужчина отрицательно покачал головой.

— Мне полезно. Целый день работаю с чертежами и документацией, глаза ужасно устали от компьютера.

Я тяжело выдохнула, сдаваясь:

— Прости, что заставила ждать.

Его руки обхватили мои плечи.

— Ты же расскажешь мне, что стряслось?

Я стояла, заключенная в его надежные и крепкие объятия, а в моих глазах снова закипали слезы. И стоило только дать слабину, как они потекли горячими дорожками по щекам к шее, а мои веки снова заполнил тягучий туман.

— Ну, нет. — Ошарашенный Дэниел взметнул вверх свои симпатичные брови. — Стоп, стоп, стоп. — Сквозь влагу в глазах увидела, как она нависает надо мной, смеясь. — Уговорила, можешь не рассказывать ни о чем. Сейчас я попытаюсь тебя отвлечь.

Он отпустил мои плечи, отошел и подобрал что-то с земли. Наскоро утерев слезы рукавом кофты, увидела, что это был велосипед. Мужчина подкатил его ближе и поставил аккурат между нами.

— Если честно, я немного заработался с новым проектом и чуть не опоздал на встречу с тобой. Пришлось одолжить эту штуку у одного из менеджеров компании. Удобная, кстати, вещь. Прокатимся?

Я всхлипнула, но вышло что-то вроде восторженного похрюкивания.

- Серьезно?

Принялась оглядывать средство передвижения.

— Совершенно. — Кивнул Дэниел. — Боюсь, если мы бросим велик в траву, то по возвращении можем не обнаружить его здесь.

Мне очень хотелось прокатиться, а мой организм все никак не хотел поверить, что недоступные прежде вещи, на вроде катания на велосипеде или долгой прогулки, теперь становились чем-то самим собой разумеющимся.

— А как мы… вдвоем? — Продолжала разглядывать конструкцию, гадая, где бы могла уместиться.

Разве только сзади, но там кроме щитка над колесом ничего больше не было.

— Ты никогда не каталась на велике?

Я улыбнулась, окунаясь в воспоминания. Переживания, страхи от пережитого отходили на задний план, стоило только взглянуть в слегка задумчивое лицо Дэниела. Его появление словно подобрало ключик и раскрыло нараспашку мою запечатанную наглухо после расставания с Райаном душу.

— С отцом в детстве. — Выпалила я стремительно. — Сама — никогда.

Он хлопнул ладонью по каркасу велосипеда.

— Значит, сегодня начнем с того, что тебе уже знакомо. Садись сюда, — повернула корпус, показывая, — вот так, бочком.

— Сюда? — Не поверила своим глазам.

— А завтра буду учить тебя, как самой управлять этой штуковиной. — Мужчина закинул ногу и сел на сидение.

— Завтра? — Почувствовала, что снова краснею, и опустила взгляд на свои кроссовки.

Как легко он об этом говорил, будто наши встречи были уже чем-то привычным. Да мы всего сутки были знакомы!

— Да. — Донесся до меня, словно через вату, его голос. — Ты против?

— Нет. — Я подняла взгляд. — Конечно, нет.

Неожиданное предложение помогло окончательно выкинуть из головы все дурные мысли о таинственной девушке и странной музыке.

— Тогда устраивайся. — Протянул ко мне руки и помог залезть на раму. — Удобно?

Больно. Но терпимо. Пожалуй, минут пятнадцать получится потерпеть впивающуюся в задницу железяку.

— Вполне. — Пробормотала.

Дэниел наклонился, чтобы дотянуться через меня руками до руля. Сердце в груди трепыхнулось. Он теперь находился слишком близко, я даже могла чувствовать тепло его груди и горячее дыхание на своей коже. Никто, кроме Райана, не дотрагивался до моего тела таким образом. Но теперь это случилось, пусть и не нарочно.

Выпрямившись, я с трудом смогла унять дрожь. Боялась вздохнуть, ощущая его близость. Не смела повернуться. Слишком опасно. Слишком неловко. Неправильно. И так хорошо, что по коже разбежались тысячи опьяненных его ароматом мурашек.

— Как устанешь, пойдем пешком. — Он поставил ступни на педали, и велосипед тронулся с места. — Откуда бы тебе хотелось начать наше путешествие?

Боясь потерять равновесие, я схватилась руками за руль посередине.

— Поехали туда. — Махнула рукой в сторону озера и ухватилась еще крепче.

— Как пожелаете.

Мы свернули к воде.

— Ну как? Нравится? — Спросил Дэниел, заметив, что я сжалась в комок.

— Очень! — Выдохнула я, мельком взглянув на него.

На самом деле, ощущения были потрясающими. Ветер обдувал лицо, делая попытки солнца, проникающего сквозь кроны деревьев, спалить нас, совершенно бесполезными. Мы ехали все быстрее и быстрее, словно устремляясь в мир, навстречу настоящей жизни. Это было похоже на глоток свежего воздуха, захватывающе, искренне, радостно. Тревоги последних лет, все черные мысли и печальные думы, точно ненужная накидка, разом соскользнули с моих плеч.

Будто щелкнул какой-то скрытый переключатель. Внутри меня заработала целая фабрика по производству различных эмоций. Все разом: от захватывающего дух восторга до дичайшего отчаяния вырвалось наружу и засияло, запело, заорало, вспыхнуло.

— Прости еще раз, что пришлось быть свидетелем моей истерики. — Почти прокричала я.

— Ерунда. — Ответил мужчина спокойно.

И замедлил ход велосипеда, чтобы мне не приходилось перекрикивать ветер.

— Нет, я рыдала, как ребенок.

Он не спешил с ответом.

— Слезы — это нормально. — Сказал, наконец. — Ты дала выход своим переживаниям. — Когда я повернулась, посмотрел на меня так странно, будто решил прочесть мои мысли: — Кстати, надумала поделиться их причиной?

— Не-а. — У меня даже сбилось дыхание.

— Понимаю. — Вздохнул тихо.

— Сколько времени у нас в запасе? — Не отрываясь от него взглядом, произнесла я.

Поймала себя на том, что откровенно разглядываю его. Нет. Пожираю глазами: сильные руки, обвивающие меня с двух сторон, светлые волосы, выбившиеся из-под бейсболки, маленькие морщинки в уголках сияющих пониманием глаз, мягкие мужественные губы.

— Сколько угодно. — Ответил с легкой полуулыбкой.

Может, это его обаяние так пьянило, не знаю, но мне вдруг показалось, что я плыву. Отвернулась, чтобы случайно не лишиться остатков разума, и глубоко вдохнула. Все сильнее пахло влагой и озерной прохладой. Так и есть — мы выехали к берегу.

— А тебя не хватятся? — Прошептала я, теряя от волнения голос.

В душе понадеялась, что ветер поглотит мои слова, но Дэниел услышал.

— Нет, я сам себе хозяин. — Послышался его уверенный голос. — Пока не закончу этот проект, придется жить в Манчестере. Это отличный город, я привык к нему, пока учился здесь. Но все же в провинции тише, да и воздух чище — мне так уютнее. Скажешь, что я сумасшедший?

Он шумно втянул воздух и выдохнул, обжигая мне шею. У меня закружилась голова, пришлось крепче вжаться в руль. Между нами почти не было расстояния. Так непреодолимо тесно, что захотелось от смущения выпрыгнуть из тела и воспарить к небесам.

— Вовсе нет. — Сказала тихо. Мне ужасно захотелось положить голову ему на плечо, уткнуться лицом в шею, но я этого, конечно же, не сделала. — Мне сравнить особо не с чем, но с моим здоровьем жить в небольшом городке или деревеньке было бы наилучшим решением.

Представила, что он не за руль держится, а меня обнимает, и сердце снова радостно подпрыгнуло. Что это? Что со мной? Наверное, мне просто не так одиноко, как раньше.

— Мне опять не спрашивать, чем ты болела? — Спросил он насмешливо.

— Не стоит. — Я облизнула губы.

— Ладно.

Его пальцы на руле сжались добела.

— Все уже позади, и это главное. — Подставила лицо редким солнечным лучикам.

— Как скажешь.

Обернулась и уставилась на Дэниела вопросительно.

— Ты обиделся?

Его лицо вытянулось.

— С чего бы это?

Отвернулась и смущенно ссутулилась. Пожала плечами.

— Просто мы только познакомились и совсем мало знаем друг друга…

Между нами воцарилось молчание. Слышался только шелест шин по асфальту и скрип песка. Мне стало не по себе. Хотелось увидеть выражение его лица, но не хватало смелости. «Вот, поздравляю, ты все испортила».

— Значит, будем исправлять это упущение. — Велосипед немного притормозил. — Погоди. — Дэниел оторвался от руля. — Вот, держи. — На голову мне опустилась его кепка. Мне мешает, а на тебе смотрится просто очаровательно.

Я просунула волосы в отверстие на затылке и поправила козырек.

— Думаешь?

Мужчина уверенно кивнул.

— Абсолютно уверен. — Крутанул педали. — Держись!

И мы понеслись вниз по дорожке с достаточно высокой скоростью. Сердце сжалось, дыхание перехватило. Казалось, я лечу сквозь время и пространство, проношусь сквозь стены и окна, оставляю позади свое прошлое, годы ожидания и мрака. Падаю не то в бездну, не то в бушующее море, тону, задыхаюсь, проваливаюсь, становлюсь невесомой.

— У-ух! — Завизжала, едва велик сбавляет ход. — Вот это да! С ветерком.

Наши руки оказались слишком близко. На какую-то долю секунды большой палец Дэниела накрыл собой мой мизинец и тут же, словно обжегшись, отпустил.

— Можно спрошу заранее? — Хрипло спросил он.

Мы снова двигались очень медленно, почти остановились.

— О чем?

Он прокашлялся.

— Какие у тебя планы на завтра?

Сердце разогналось до немыслимых скоростей. Нужно осторожнее с ним, оно еще совсем новенькое.

— Я хотела встретиться с риэлтором. — Выдумала на ходу. — Мне нужно подыскать себе квартиру. Возможно, недалеко от парка, — посмотрела на небо, — здесь очень хорошо. Пора съезжать от родителей.

Боже, какой стыд. Мое лицо захватил румянец. Оно пылало.

— А как насчет в то же время на том же месте? — Его голос прозвучал немного надтреснуто, неуверенно. Будто он сделал над собой усилие, чтобы сказать это. — Прогулка, пробежка, катание на велосипеде? Что угодно.

У меня все еще не было сил повернуться и честно посмотреть ему в глаза.

— Хорошо…

— Просто по-дружески. — Спохватился он, словно прочитав мои мысли. — У меня из друзей в этом городе только деловые партнеры и старые университетские друзья, а последние месяцы выдались очень тяжелыми, и я почти не выходил из дома.

— Почему? — Перебила его, заслышав какую-то печаль, притаившуюся между строк.

— Моя жизнь… она… — Дэниел усмехнулся, но как-то очень горько, — я думал, что мне незачем больше жить.

Его слова заставили меня вздрогнуть. Я обернулась и заметила, как нервно дернулся уголок его рта. Губы мужчины были сжаты, глаза направлены на дорогу.

— Ты… потерял кого-то?

Он отрицательно покачал головой, точно отгоняя от себя плохие мысли.

— Мне трудно сейчас об этом говорить.

— Тогда и не будем. — Поникла я.

— Хорошо. — Медленно втянув носом воздух, Дэниел перевел взгляд на меня. — Сейчас мне уже легче, — вымученно улыбнулся, но улыбка тут же погасла, — появилась надежда, но… — зажмурился, как от боли, — по-прежнему не хватает слов, чтобы описать свою боль.

Велосипед мотнуло в сторону. От переживаний он чуть не потерял управление, но тут же взял себя в руки, уставившись на дорогу. Его лицо было по-прежнему напряжено, губы дрожали, в глазах блеснула влага.

— Дэниел? — Тихо позвала я.

— А? — Короткий взгляд на меня, и снова на дорогу.

— Спасибо, что взялся нянчиться со мной, ты не был обязан.

— Что? — Мужчина в шутку толкнул меня плечом. — Нянчиться с тобой? — Посмеялся, и, кажется, вполне искренне. — Все, скорее, совсем наоборот.

— О, — я заметила птиц возле самой кромки воды, — давай посидим у озера? — Оглянулась и наткнулась глазами на лоток с едой. — Ты обедал сегодня?

— Еще нет. — Сонно проговорил Дэниел, выныривая из своих переживаний.

— Тогда предлагаю взять чего-нибудь и устроиться возле воды. — Указала в сторону скучившихся на берегу птиц.

— Идет.

Глава 19

Тонкий аромат аниса. Легкий, пряный, освежающий. С небольшой кислинкой.

Она пахла неправильно, и меня это чрезвычайно расстраивало.

Тяжелая дверь открылась бесшумно, но песок под ногами хрустнул, оповещая о моем приходе. Ее хрупкое тельце дернулось. Глаза беспомощно распахнулись, вглядываясь в полутьме в мой силуэт.

— Тише, тише… — Прошептал, входя в прохладное помещение, насквозь пропитанное ее рыданиями и всхлипами. — Я уже здесь.

Она заметалась, точно муха в паутине, но сцепленные вокруг железного шеста руки не позволили ей бежать.

— Кто вы?! — Последовал истошный крик, стоило мне только приблизиться.

Вскочила, пытаясь отстраниться хотя бы на длину вытянутых рук.

— Не надо. Не делай вид, что не узнаешь меня. — Произнес, поставив на пол ведро с водой. — Больше не говори так, Сара. Ты предала нашу любовь и делаешь это снова — этими самыми словами.

— Сара? — Ее бледное личико испуганно вытянулось. — Кто такая Сара? Вы ошиблись, я не Сара! Я не та, кто вам нужна!

Ее слова гулом отдавались в ушах, позволяя холоду внутри меня все сильнее разрастаться. Глупая, наивная Сара. Моя любимая девочка.

— Не переживай, я знаю, как все исправить. Все наладится, обязательно наладится.

— Что? О чем вы? — Она сделала шаг в сторону, морщась. — Что вам от меня нужно? Не приближайтесь ко мне! Меня уже ищут!

Брезгливость в ее взгляде била наотмашь.

— Мне надоело исправлять твои ошибки, Сара. — Рывком схватил ее за кофту и потянул на себя. — Мое терпение на исходе. Я не смогу прощать тебя вечно, понимаешь?!

Мой голос эхом врезался в стены.

— Нет! — Всхлипывая дернулась она, падая мне в ноги.

Сделала несколько инстинктивных движений в попытке отползти, но лишь стукнулась локтями о бетонированный пол, завалилась на бок и завыла.

— Мне тоже больно. Больно, как и тебе, Сара. — Задыхаясь, присел рядом с ней.

— Я не Сара. Пожалуйста… — Она поползла от меня, точно гусеница, неуклюже подволакивая зад и ноги, опираясь на плечо. — Помогите, кто-нибудь!

— Не бойся. — Остановил ее ползанье по кругу, с силой надавив коленом на бедро.

Ее голос зазвенел в нечеловеческом вое.

— Не убивайте, не надо, прошу… — прохрипела, едва ослабил давление.

— Что ты, милая… — Ее боль разрывала меня на куски. — Ты самое дорогое, что у меня есть. Самое ценное. Я не смогу без тебя, никак не смогу…

Упал на колени, склонился над ней и дотронулся до затылка. Она дрожала, спрятав лицо. Сжалась в комок, бедная, думая, что я способен причинить ей какой-то вред. Моя маленькая глупая девочка.

— Ну, что ты… Что ты… — Прикоснулся к спутанным волосам, влажным от пота и прилипшим к шее. Погладил их.

Даже через грубую мешковину, пропитанную пылью, можно было ощущать запах ее волос. Чужой, неправильный. Дурные мысли маленькими молоточками стучались в голову: «Она обманула. Была с другим. Ты видел. Видел. Он прикасался к ней». Пришлось сжать челюсти до скрипа и хруста зубов, чтобы они оставили меня в покое.

— Я все исправлю… — Пообещал ей.

Слезы, наваливаясь душной волной, сбивали дыхание и туманили взгляд. Хотелось утешить ее. Так, как всегда удавалось только мне, когда она беззащитным птенцом падала на плечо и долго-долго рассказывала о том, что произошло. А я слушал, взрываясь от боли внутри себя на миллиарды маленьких искр. С меня словно кожу заживо сдирали ее слова, они обжигали больнее кислоты, ранили в самое сердце.

Я слушал. Всегда слушал, и мы делили ее боль на двоих. Наши слезы смешивались, объятия становились все теснее. И только я мог понять ее в целом мире. Мне она могла открыться. И так было, пока она, наконец, не осознала, что ее место в этой жизни рядом со мной, и только мне суждено понять ее, как никому другому, стать ее истинной половинкой.

Мы предназначены друг другу. Мы пара. Бог создал нас друг для друга, и никому из смертных нас не разлучить. Я не могу потерять ее, и никогда не потеряю. Обещал это ей. И сколько бы раз она не оступилась, я найду способ все исправить. Любой способ, клянусь. Потому что нет мне жизни без моей Сары.

— Отвали, урод! — Зазвенело в висках прежде, чем тяжелый удар обрушился на мою голову.

Искры, шум в ушах. Кажется, что я почти потерял сознание. Перед глазами потемнело. Понял только, что она заехала мне локтем по голове и попыталась встать, но тяжесть моего тела спутала ей все карты.

— Сара… — Приподнялся, давя ей коленом в живот.

Слышно было, как она кряхтит. Ее локоть несколько раз ударился мне в грудь. Заныла от боли.

— Зачем ты так, детка? — Прошептал, чувствуя металлический привкус во рту. Похоже, что от удара из моего носа кровь струйкой стекала к губам. — Ты же прекрасно знаешь, что все, что я делаю в этой жизни, это ради тебя.

Рыча и скуля, она продолжала упираться в бесполезной попытке вырваться из захвата.

— Милая моя. Моя хорошая… — Ее рваное дыхание причиняло мне неимоверные страдания. Но только через боль приходит очищение. Только так, не иначе. У меня не было выбора, если мы хотели по-прежнему быть вдвоем. Я убрал ногу и уставился в ее полные ужаса большие глаза. — Ты слышишь? Это бьется твое сердце. Теперь ты снова со мной. И все изменится.

— Пожалуйста, отпусти. — Захныкала она, кривя губами, как в детстве.

Меня захлестнуло волной нежности. Как же она была прекрасна всякий раз, когда рыдала — моя Сара. Чище слез ее раскаяния не было ничего на свете. И мне всякий раз хотелось быть ее рыцарем, который все исправит, быть тем, кто ее спасет.

— Какая ты красивая. — Сказал, собирая ее волосы в пучок.

Нанизал на них красную резинку и отпустил. Хвостик мягким веером упал на ее нежную шейку. Провел ладонью по ее голове, дотронулся большим пальцем до щеки. Отрадно было видеть слезы сожаления, ручейками сбегавшие с уголков глаз. Эта влага смешивалась с пылью и оставляла серые разводы на ее лице.

— Пора. Пора, моя милая.

— Нет, — сжалась она, как от удара.

— Я помогу тебе все забыть. Помогу. Нам обоим.

Одним резким движением разорвал на ней кофту. Она вскрикнула и принялась метаться, но было уже поздно. Прихватил край топа и с силой дернул вниз. Треск ткани на секунду заглушил ее визг и жалобные всхлипы.

— Не бойся. — Прошептал, разглядывая ее белую спину, на которой, стоило только приглядеться, начинали сверкать отпечатки чужих рук. — Скоро полегчает. Обещаю тебе.

— Нет, нет, нет! — Зашлась в бессильном крике она.

Пришлось ударить наотмашь. Обмякла.

Напевая себе под нос, окунул губку в ведро с теплой мыльной водой и хорошенько сжал, чтобы та напиталась жидкостью. Достал и медленно поднес к ее обнаженному телу. Вода каплями упала на покрытую мурашками кожу, и девушка, не зная, чего ожидать, подпрыгнула и сжалась. Ее веки зажмурились.

— Каждый раз, как в первый, да, Сара?

— Мм… — Застонала она, падая на бетонный пол лицом.

— Надеюсь, это в последний раз, детка. Я так устал выполнять данное тебе обещание. Так устал…

Сжал губку, и влага тонкой струйкой коснулась пространства между ее лопатками. Послышался новый всхлип.

— Я люблю тебя, Сара. Больше жизни люблю. Клянусь.

Глава 20

«Ты слышал про то, что в сердцах влюбленных людей горит свет? Я имею в виду все те выражения, в которых говорится, что мы любим сердцем, а не разумом. В силу некоторых причин эти вопросы не дают мне покоя в последнее время…

Хочешь честно? Я запуталась.

На завтра у меня назначен прием у моего кардиолога. Столько вопросов назрело, но я даже не знаю, как сказать все это специалисту, который занимается заболеваниями сердечно-сосудистой системы, потому что то, что меня терзает, никак не вяжется с наукой. Прости, что мучаю тебя, вынуждая выслушивать подобные бредни, но нет во всем мире другого человека, которому мне было бы не страшно признаться в том, что со мной происходит.

Ты молчишь. И это, наверное, хорошо. Не выдержала бы твоего осуждения. Так и вижу, как ты крутишь пальцем у виска или смеешься над тем, что я скажу. Хотя нет… Думаю, ты бы так никогда не отреагировал. Потому и хочу поделиться этим именно с тобой.

Каждый день я разговариваю со своим новым сердцем. Каждый божий день пытаюсь подобрать новые слова, чтобы убедить его, что оно теперь мое. Мне нельзя думать по-другому, чтобы мой организм не отверг новый орган. Нужно принять его, чтобы оно стало частью меня, чтобы мы срослись. Но… Нельзя не признать — вместе с ним в мою жизнь пришло что-то еще, чего я не собиралась впускать.

Девушка. Я чувствую ее присутствие рядом с собой. Постоянно. Не напротив себя, не за спиной, не внутри. Она везде, пусть даже никто ее не видит. Ровно, как и музыка, которая каждый раз оглашает собой ее появление. Невероятно грустная мелодия. Сначала думала, что схожу с ума, но звуки с каждым днем становились все отчетливее, хотя никто, кроме меня, их не слышал.

Несколько раз мне даже удавалось увидеть эту девушку. Каштановые волосы, не слишком высокая, стройная, в длинном синем платье. Это всё — очертания и не более, но я будто узнала ее. А когда мы встретились взглядами, внутри что-то шевельнулось. И тогда точно поняла, что между нами определенно существует какая-то связь. Это было две недели назад, и я даже побежала за ней, но след оборвался в консерватории. Должно быть, это как-то связано с ее прошлым или настоящим?

Не знаю.

От одной мысли, что она могла быть моим донором, и ее уже нет в живых, становится плохо. Только тебе я могу доверить эти безумные догадки, ведь держать их в себе с каждым днем становится все невыносимее. В попытках успокоиться провела вчера целый день в библиотеке, изучая теории клеточной памяти. И знаешь что? Стало только хуже.

Ведь большинство ученых, допускающих реальность этой теории, убеждены, что пересаженный орган является органом донора только на момент пересадки. Далее, и каждый новый день от операции, находясь в постоянном взаимодействии с клетками реципиента, орган все больше будет становиться органом нового хозяина. Наверное, никто из ученых не смог бы с уверенностью сказать, в какой комбинации находятся на данном этапе мои клетки с клетками того, кто был владельцем моего сердца. И на сколько процентов оно сейчас мое. Но мнение большинства все же сводится к тому, что с каждым днем донорский орган должен все больше становиться органом реципиента, утрачивая клеточную связь с прежним хозяином.

В моем же случае происходит наоборот. Не знаю, как объяснить это. Эта девушка, кем бы она ни была, она меня не отпускает. Ровно, как и чувство тревоги, которое сопровождает каждое ее незримое появление.

Вчера во сне мне даже казалось, что я сама была ею. Видела перед собой фортепиано. Сидела за музыкальным инструментом, передо мной лежал нотный текст и бело-черная череда гладких прямоугольничков под пальцами. Не было сомнений ни насчет того, как играть и что играть (ты ведь знаешь, я далека от музыки). Но потом я не просто почувствовала кожей прохладу клавиш, увидела, как мои собственные руки затрепетали, касаясь их по очереди. И это была та самая мелодия…

Странно, да?

А ведь твоя бабушка пыталась что-то сказать мне об этом. Не надо, не начинай. Я так и вижу, как ты, скептически нахмурив брови, хохочешь. Я тоже не поверила, когда услышала ее слова про девушку, которая хочет мне что-то сказать, но не может. А позже вспомнила и вдумалась в их смысл. Так и есть. Когда я рьяно отвергала любую возможность таких событий, мне было спокойнее. Теперь, когда игнорировать присутствие в моей жизни чего-то необъяснимого стало невозможным, оно буквально ворвалось в меня с новой силой. Захватило.

И я уже начинаю опасаться, не выгонит ли оно прочь и меня? Из моего же тела.

Звучит дико. Понимаю.

Но не могу не замечать, как что-то борется внутри меня со мной.

Любая ткань человека разумна. Поэтому пересаженный орган, попадая в чужеродную среду, может начать проявлять свой характер. Я долго думала, почему мои чувства к тебе еще живы? Почему они не исчезли бесследно с тем, вырезанным из меня старым сердцем? И у меня появилась своя теория.

Не смейся.

Душа живет не в отдельном органе человека, не в сердце, не в мозге, а наполняет каждую клеточку организма, и в виде информации ее частички могут передаваться другому человеку вместе с любым из органов донорского тела.

Мой организм не сдается. Он борется сейчас за то, чтобы чужие воспоминания не вытеснили из него воспоминания о тебе. Почему-то ему до сих пор важно помнить. Я сделала большую ошибку, оттолкнув тебя. И с каждым днем боль от потери становится все сильнее. Равно как и потребность все вернуть, чтобы быть рядом. Девичье сердце вряд ли может забыть, кого оно любило и от чьего присутствия приходило в неистовый трепет. Даже если его, сердца, больше нет. Даже если на его месте бьется другое сердце, чужое.

Ты был прав.

Любовь, она в каждой клеточке, а не в отдельных органах.

Тогда почему ты не боролся за нас, Райан? Почему ты все еще молчишь?»

Глава 21

Последние пару недель мы встречались с Дэниелом практически каждый день. Не знаю, как называются такие отношения, но романтическими они определенно не были. Мы катались на велосипедах, гуляли по парку, обедали в тени деревьев и много разговаривали. Я даже не думала, что могу быть настолько болтливой. Будто развязался какой-то тугой узел, который мешал мне раньше говорить. Обсуждала все, что вижу перед своими глазами, рассказывала о том, как открывшийся мне окружающий мир удивляет меня каждый день. А он просто слушал.

Иногда даже казалось, что думал при этом о чем-то своем. Улыбался, кивал и мерил печальным взглядом горизонт.

Мы не лезли друг другу в душу. Не затрагивали личное в беседах, старались не касаться тем прошлого, просто болтали на отвлеченные темы. И я интуитивно чувствовала, что так ему будет комфортнее. Не знаю, почему. Мы словно были двумя людьми, боявшимися остаться надолго в одиночестве. Ему зачем-то хотелось общаться со мной, я с благодарностью принимала эту дружбу.

— Готова?

— Вроде. — Подвигала плечами, настраиваясь.

— Не обязательно сразу бежать. Это даже вредно. Легкий пружинящий бег, будто ты никуда не спешишь.

— Вот так? — Мне до чертиков нужно было снова увидеть его улыбку.

— Да. — Он шел рядом. Или бежал. Мне нравился этот стиль бега. Непринужденный. — Это называется «трусцой».

— Понятно. — Смотрела то на него, то на дорогу.

— Тяжело? — Пытаясь понять по моему лицу, как я себя чувствую, Дэниел нахмурился.

— Не-а.

— Точно?

— Да.

Мы двинулись вдоль по дорожке и притормозили только у начала подъема в гору.

— Пробежали немного, можно и пойти пешком. Как себя чувствуешь?

— Отлично!

Замедлила ход, чтобы перевести дыхание. Это оказалось труднее, чем я себе представляла. Грудь сдавило так, что сразу и не вдохнешь, сердце бахало в груди, точно массивный колокол. Надо все же быть осторожнее с нагрузками: привыкла к длительным прогулкам, теперь нужно будет постепенно привыкать и к неторопливому бегу.

— Все нормально? — Осторожно спросил Дэниел, глядя, как я пытаюсь отдышаться.

— Ага. Мне… понравилось.

— Дальше пойдем пешком. — Погладил меня по спине.

— А бегать?

— Если ты почувствуешь в себе силы, продолжим. Я с ума сойду, если тебе вдруг станет плохо. — На этих словах он слегка побледнел. — Твой лечащий врач точно разрешил тебе нагрузки?

— Настоятельно рекомендовал. — Вытерла пот со лба и почувствовала, как несколько капель катятся вниз по спине. — Постепенно и в меру.

— Тогда нужно соблюдать его рекомендации.

Я перевела взгляд на верхушки деревьев. Они тянулись к свету, погруженные в свое тихое одиночество. Совсем, как мы: протягивали друг к другу руки-ветви и никак не могли соприкоснуться. Единственное, что им, как и нам, доставалось, это немного солнечного света, похожего на жидкую акварель, пробивающуюся с небес тусклыми лучиками.

Мы шли молча. Я чувствовала на себе взгляд Дэниела. Он смотрел на меня, когда я не смотрела на него. Будто что-то хотел сказать или ждал ответа, которого не последует. А меня в это время занимали совсем другие мысли: будь Райан рядом, ответь он на мои письма, мы бы по-прежнему проводили с Дэниелом так много времени вместе? Или наши встречи утратили бы для меня всякий смысл?

Обижена ли я на Райана? Зла? Равнодушна? Мне было стыдно, но я ничего не могла с собой поделать. Когда Дэниел смотрел на меня, мне хотелось, чтобы он поцеловал меня. И я бы ему ответила. Потому что в конец растеряла все остатки своей совести.

— Что это? — Спросил Дэниел, когда мы уставшие сидели в тени под деревом на берегу.

— Солнце, дерево, фонарный столб и шпиль с флагом. — Указала пальцем на кусок бумаги.

— Почему? Это что-то важное? — Он с интересом разглядывал мои каракули, намалеванные черным карандашом на салфетке, которая была вложена в коробку с ланчем.

— Очень. — Сглотнула и улыбнулась. Меня захлестнули воспоминания. — Это было первое, что я увидела, открыв глаза после операции.

— Не весело. — Его светлые глаза продолжали внимательно изучать рисунок.

— Все уже позади. — Произнесла хрипло.

Если не считать мучавших меня видений. Что хорошо — когда была рядом с Дэниелом, они меня не терзали. И я была рада подобным передышкам.

— Послезавтра я уезжаю в Лондон. — Вдруг сказал он.

— Ужасно. — Выпалила я.

Даже не могла поверить, что сказала это вслух. И Дэниел, похоже, тоже. Он так округлил глаза, что брови снова выстроились забавным домиком. И тут же его лицо приобрело чересчур серьезный вид.

— В смысле… — Попыталась тут же исправить ситуацию. — Я так привыкла и, к тому же, проставила в своем настенном календаре наши прогулки на каждый день…

Вы когда-нибудь видели переспелый томат? Так вот, кажется, в тот момент мои щеки горели даже ярче. Окажись я на перекрестке, их бы приняли за красный сигнал светофора, так ярко они пылали.

— Мы заключили крупный контракт. — Объявил Дэниел с улыбкой. — Придется пожить там не меньше месяца, пока не наладится весь процесс работы.

Мое сердце несколько раз больно кольнуло.

— Вот как…

— Далековато, знаю. Но это большие перспективы для моей маленькой фирмы.

Его пальцы коснулись моей руки. Приятное тепло разлилось по коже. Внутри все сжалось от трепета, вызванного этой близостью, но тут же наступило охлаждение — он просто взял из моей руки карандаш и принялся что-то дорисовывать на салфетке.

— Знаешь… — Начал, было, Дэниел.

Но я едва не подскочила на месте. Выпрямилась, вглядываясь в фигуры, движущиеся по дорожке, и тихо охнула. С горы вниз, по тропинке, проходящей в десяти метрах от нас, шел папа с красивой молодой женщиной. Он поддерживал ее под локоть и казался невероятно счастливым. Весь светился от счастья и гордости. Я впервые за последние лет десять видела его настолько довольным жизнью.

Папа что-то говорил, а незнакомка улыбалась ему в ответ. Она была едва ли старше меня самой: высокая, стройная, с длинными светлыми волосами — совсем девчонка. Ее даже можно было принять за школьницу старших классов, если бы не огромный живот, на котором она держала внизу свои ладони.

Теперь мне стало понятно, почему, окончательно оставив нас и уйдя к ней, папа не удостаивал меня вниманием. Вежливые смс, короткие звонки раз в неделю, чеки по почте. Конечно — ведь я сама просила его дать мне больше свободы. А в этой девушке он видел не просто молодость и свежесть, но и верный шанс начать все сначала, с чистого листа.

Куда моей вечно усталой и занятой матери тягаться с этой красоткой? Она называла ее акулой, потаскухой, разлучницей, и если бы я увидела перед собой вульгарную тетку с ярким мейк-апом и выставленными напоказ сиськами, то мне, наверное, было бы легче пережить эту встречу. Но незнакомка выглядела истинным ангелом в лучах света: милой, нежной, с немного наивным выражением на счастливом, румяном лице.

Мне захотелось сжаться в комок и исчезнуть. Раствориться, пропасть, провалиться под землю. Чем ближе они подходили, тем больше усиливалась паника, сильнее немели конечности.

— Эмили, что с тобой? — Голос Дэниела прорвался сквозь туман оцепенения. — Ты кого-то увидела? Кто это? — Он проследил за моим взглядом.

— Мой отец. — Произнесла тихо.

И по моим венам пробежала дикая, какая-то злобная, пульсирующая волна ревности и разочарования. Хотелось вскочить, броситься к ним, изорвать в клочья чеки, которыми папа пытался откупиться от меня и мамы, бросить их к его ногам и убежать. И одновременно хотелось просто остаться невидимкой. Чтобы он прошел и не заметил. Не увидел меня и весь тот трагичный хаос, который невыносимо и безнадежно кромсал мою привычную жизнь в последние месяцы.

— Ты не помашешь ему? Он не смотрит сюда.

— Нет. — Ответила твердо.

И мое сердце сжалось, отдаваясь в ушах каким-то противным скрипом и скрежетом. Наверное, я должна была радоваться за него. Там, в животе у этой леди, растет мой братишка или сестренка. Наверное, у нас даже получится подружиться, когда он подрастет. А моя боль пройдет, как проходит все в этой жизни. Нужно просто отпустить ситуацию и начать радоваться жизни, каждому ее дню, пока жива. Почему же не получается?

— Не хочу, чтобы он меня видел. — Объяснила Дэниелу, провожая взглядом парочку, которая никого, кроме себя, вокруг не замечала. — Это его новая подружка. Кхм-кхм… Невеста. — Вдруг стало так горько, что невозможно было даже сглотнуть без слез. — Боже… Они, наверное, и свадьбу сыграют…

— Хм… понятно… — Дэниел, кажется, понял всю неловкость ситуации, и решил дать мне остыть.

— Прости. — Я смотрела вслед удаляющимся фигурам, закусив губу.

— Ничего. — Мягкая ткань салфетки нежно коснулась моей щеки.

— Что ты делаешь? — Спросила, отпрянув, но по его виноватому взгляду тут же поняла, что это было. Он вытирал слезы, бежавшие по моим щекам. — Вот черт…

Я плакала. Бумага моментально пропиталась соленой влагой. Дэниел растерянно пожал плечами.

— Теперь не узнаю, что ты мне нарисовал. — Взяла из его руки салфетку, развернула и с неудовольствием обнаружила, что она размокла, а рисунки превратились в черно-серые разводы.

— Все равно ты рисуешь лучше. — Улыбнулся он. — Так что, ничего страшного.

— Тебе уже пора? — Спросила, перехватив его короткий взгляд на часы.

Дэниел заглянул мне в лицо:

— Если хочешь, останусь с тобой.

— Нет. — Всеми мускулами лица постаралась не дать боли выплеснуться наружу. — Если отвезешь меня домой, буду благодарна.

— Конечно. — Он встал и подал мне руку.

Я набрала в легкие больше воздуха, но так и не спросила, что хотела. Не хватило храбрости.

— Завтра у меня будет для тебя сюрприз. — Спас меня Дэниел. — Любишь сюрпризы?

Завтра. Звучит многообещающе. Когда-то у меня не было даже надежды на это простое «завтра».

— Обожаю. — Поднялась, опираясь на его руку.

Что будет, если не размыкать наших рук? Что будет, если не отпускать его, если продолжать держаться? Сердце болезненно сжалось, не давая мне сделать этот шаг, и пальцы разогнулись сами собой, давая Дэниелу свободу.

Так лучше. Определенно лучше.

Мы шли рядом по дорожке. В полуметре друг от друга. А значит, я не делала ничего плохого. Пока.

* * *

— Привет, мам! — Хотела воскликнуть, но пискнула настолько тихо, что едва разобрала свои собственные слова.

— Привет. — Мама обернулась.

Видимо, до моего прихода она прихорашивалась возле зеркала. В ее пальцах все еще была зажата помада (Что? С каких пор она красилась?), а на лице царило такое смятение, словно ее застали врасплох за чем-то непристойным.

— Собираешься куда-то?

— Да… появились дела. — Ответила с небрежной улыбкой, призванной скрыть какие-то другие эмоции, и снова натянула на себя маску строгой и чрезвычайно озабоченной родительницы. — Как ты, Эмили? Что-то случилось?

— Мам, нет, я… — Не успела договорить, как она в секунду преодолела расстояние до меня и приложила ладонь к моему лицу, проверяя, нет ли повышения температуры.

К своему удивлению я также почувствовала, что от нее пахло непривычно. Чем-то сладким и удушливым. Что это?

Новый флакончик, замеченный на полке, быстро развеял мои сомнения: мама купила себе новые духи. Ну, и дела. Помнится, старый бутылек простоял здесь несколько лет так и не использованным. Так что же могло ее подвигнуть на подобные перемены?

— Хорошо, что нет температуры. — Склонила голову она. И в глаза бросилась ее укладка: волосы были уложены в небольшую «розочку» на затылке, но при этом сохранялись объем и гладкость. С ней она определенно смотрелась свежее и ухоженнее. — Ты выглядишь какой-то усталой, Эмили. Я предупреждала, что не стоит вот так сразу делать упор на спорт.

— Успокойся, мам, я прислушиваюсь к своему организму. Все в меру, помню.

— Если есть хоть малейшие сомнения по поводу твоего самочувствия, то нужно безотлагательно обратиться к врачу.

— Я была у врача вчера. Все хорошо. Как сказала доктор Кларк: «Даже лучше, чем предполагалось».

— Замечательно, но мне не нравится твой внешний вид.

«Мне твой тоже», — хотела сказать, но сдержалась.

— Просто нет настроения. Вот и все.

— Милая, только не скрывай от меня, если что-то болит или беспокоит…

Я открыла рот, чтобы признаться в том, что видела отца, а, может, заодно и в том, что меня мучают кошмары, но в последнюю секунду все же пробормотала:

- Ничего. Я чувствую себя просто прекрасно.

— Вот и отлично. — Она ткнулась своей щекой в мою щеку и причмокнула, делая вид, что целует. — Ну, мне пора.

— Ты куда?

— Э… — Мама замешкалась. — У меня встреча.

— Не с миссис ли Джонс? Вы с ней помирились?

Ее губы искривились в сдержанной улыбке:

— Нет, детка. — Пожала плечами, схватила сумочку и направилась к двери.

— Просто… — Я обернулась, чтобы посмотреть ей вслед. — Думала, вдруг есть какие-то новости о Райане.

Мама застыла возле двери и смерила меня взглядом, полным сожаления вперемешку с раздражением.

— Неужели, ты еще не забыла об этом парне?

Голова закружилась, как от сотрясения. Я не допускала даже мыслей, а она говорит об этом так прямо. Те моменты, когда я писала Райану полные грусти письма не в счет — считаю, что была тогда не в себе.

— Не знаю. — Призналась я.

Ее лицо засветилось сочувствием.

— Он ведь чуть не убил тебя, родная. — Мамины пальцы добела сжали сумочку.

— Он меня спасал. — Выдохнула я.

Мама выглядела обескураженной.

— А… как там Дэниел? Вы общаетесь? — Вот так перевела тему, ничего не скажешь.

— Ага. — Опустив голову, я развернулась и пошла к себе.

— Не успела посмотреть, это он подвез тебя? — Натужная непосредственность в ее голосе сменилась сожалением.

— Да.

— Мне он нравится…

— Счастливо отдохнуть! — Бросила через плечо, толкая дверь в свою комнату.

Вошла, сняла кофту, повесила на спинку стула и приблизилась к окну. На противоположной стороне дороги, немного поодаль, стоял автомобиль мистера Томаса, который живет дальше по нашей улице. Я хорошо знала его машину, потому что каждый день проходила мимо нее, когда шла на прогулку. Мистер Томас был приятным, подтянутым мужчиной лет сорока пяти, вдовцом. Из недостатков — только наметившаяся лысина.

Мама вышла из дома и засеменила быстрым шагом в его сторону. Она поприветствовала соседа легким взмахом руки, а затем буквально впорхнула на пассажирское сидение его старенького седана. Отсюда не было видно, поцеловались ли они. Наверняка, нет. По тому, как она нервничала, можно было догадаться, что свидание было первым.

Жизнь продолжалась. У всех.

Я бросила мимолетный взгляд в зеркало.

А как там насчет меня?

Глава 22

— Миссис Уилсон. — Дэниел почтительно пожал протянутую ему руку.

— Рада, что вы заглянули, Дэниел.

— Я тоже очень рад с вами познакомиться, — вежливо улыбнулся он.

— Вы куда? Надолго? — Мама сложила руки в замок.

Он застыл с ключами в руке.

— Ма-а-ам… — с мольбой в голосе произнесла я.

Мне хватило уже того, что она кинулась провожать меня и «случайно» познакомилась с моим спутником.

— Я должна знать, дорогая.

— Вот поэтому я и тороплюсь съехать. — Проворчала сквозь зубы.

— Думаю, около шести верну ее обратно. — Пообещал Дэниел.

— Надеюсь на ваше благо-ра-зу-ми-е. — Со знакомой жесткостью в голосе пропела она.

Он обошел машину и открыл мне дверцу.

— Спасибо, — прошептала я.

— Ты не забыла свои лекарства? — Раздался матушкин голос.

Пришлось спрятать лицо в ладони.

— Всего доброго, миссис Уилсон! — Махнул Дэниел, сел за руль и завел мотор.

Она стояла на краю дороги, скрестив руки на груди, и тщательно строила из себя невыносимую вежливость. Когда мы отъехали немного, я, наконец, смогла выдохнуть.

— Прости, что пришлось пережить это.

— Ты о чем? — От одной его улыбки становилось теплее. — Думаю, давно нужно было с ней познакомиться. А то… как-то неудобно, правда.

— Я не знала, что она выскочит и побежит тебя пытать.

— Брось, — рассмеялся он. — Все нормально.

— А куда мы едем?

Его брови многозначительно задвигались вверх-вниз, вверх-вниз. Он хитро посмотрел на меня и подмигнул:

— Через полтора часа узнаешь.

— Полтора?

— Да.

— Это интересно…

— Успеешь поспать.

— Ну, уж нет! Такое я не пропущу! — И довольная уставилась в окно.

* * *

Я старалась не смотреть на указатели, чтобы сюрприз до последнего оставался сюрпризом, но краем глаза все же успела ухватить название «Сетл», написанное на табличке. Память подкинула мне информацию о том, что Дэниел родился и вырос здесь. Пока пыталась догадаться, что же мы будем здесь делать, автомобиль выехал из города и устремился дальше на восток.

Не стала ничего спрашивать, просто продолжила наблюдать за дорогой. Поля, над которыми целыми россыпями танцевали насекомые, зеленые деревья, обвитые цветами, ветер, колышущий колосья под золотым солнцем. Леса, холмы, маленькие каменные домишки, выкрашенные в скромный белый или неприметны й серый. Овцы, мирно жующие травку рядом с журчащими ручьями.

Это было определенно намного красивее, чем городские джунгли. От обилия света мне жгло глаза. Приходилось часто моргать, чтобы избавиться от рези. Я полностью открыла окно и хотела уже высунуться, когда машина подпрыгнула на щебенке, точно резиновый мяч. Но и это не помешало мне вытянуть руку и поймать поток воздуха, который морозил прохладой подушечки пальцев. Это было чудесно, волшебно. Сердце билось быстрее, и хотелось впитать в себя всю эту красоту. Я буквально металась мысленно по машине, как птица, случайно залетевшая в дом. Мне не терпелось выйти на волю и вдохнуть полной грудью.

— Добро пожаловать в Малэм [1]. — Сказал Дэниел, сворачивая на узкую дорогу, окруженную с обеих сторон высокими зарослями. — Там заповедник, там деревня, в той стороне озеро…

Он что-то говорил, а я с открытым ртом разглядывала ограждения из небольших валунов, деревянные заборчики, тропинки по обеим сторонам дороги, зеленые равнины, упирающиеся в холмы и известняковый горный ландшафт. Повсюду вдали виднелись владения с домами, небольшие фермы, сельхозтехника, упитанные коровы, старательно жующие траву.

— Хорошо, что ты в кроссовках. — Дэниел припарковал машину на большой стоянке и заглушил мотор. — Придется много ходить.

И снова его кепка оказалась на моей голове.

Я поправила козырек и с радостью выбралась из машины на волю. Ветерок здесь гулял, что надо. Пришлось даже застегнуть кофту под горло. Вся долина были усеяна яркими желтыми облаками — мелкими полевыми цветочками, от которых шел умопомрачительный аромат. Но что поражало еще больше: со всех сторон непрерывно слышались переливистые песни птиц.

— Добро пожаловать в Долину Малэм, часть Йоркширских долин. — Мой спутник надел рюкзак. — В той стороне ущелье, там ручей Гордэйл[2], правее скалистый свод Малэм [3], там озеро и лес.

Мы двинулись через деревеньку по тропинке, и я не уставала восторженно глазеть по сторонам. Поселение было маленьким, прямо посредине него тянулся водоем, огороженный каменными парапетами, вдоль которого собирались туристы. На скамейках никто надолго не задерживался, все куда-то спешили. За ними следом направились и мы.

В деревне было очень спокойно, тихо и ухоженно. Даже большое количество народа, стекавшегося со всех сторон, чтобы лицезреть достопримечательности, не нарушало идиллию этих мест. Среди маленьких дорожек, аккуратных газончиков, раскидистых деревьев и аккуратных одно- и двух этажных домиков не было слышно шума, голосов, а по проезжей части почти не ездили машины. Все будто боялись нарушить идиллию этих мест.

Дэниел уверенно вел меня за собой. Мы вышли на какую-то тропку и двигались вдоль прекрасных долин, пока не достигли зарослей. Там почва стала каменистой, дорога сузилась. Под раскидистыми деревьями явственно ощущалось присутствие влаги в воздухе. Птицы пели совершенно райские песни, зелень по краям тропинки была сплошь усеяна белыми и сиреневыми зонтиками цветов. Запах от них стоял умопомрачительный. Я будто оказалась в сказке, и мое сердце от волнения ускорило свой бег.

— Слышишь? — Голос Дэниела сорвался на хрип.

— Что это? — Меня слегка затрясло.

Остановилась в нерешительности, боясь сделать хоть шаг. Но туристы сзади напирали, ожидая, когда мы же пойдем дальше.

— Иди, посмотри.

Я не могла прочесть эмоций, притаившихся у него в глазах.

— Хорошо.

Послушно двинулась вперед по тропе, ступая осторожно и боясь поскользнуться. Вдали все отчетливее слышался шум воды, над головой в абсолютно голубом небе жидким золотом разливалось яркое солнце и теплыми каплями просачивалось сквозь ветви деревьев. Я задевала ладонями листву, вдыхала аромат цветов и торопилась туда, где никогда не была, но куда, кажется, совершенно точно знала, как добраться.

— Вот это да… — Тело охватила прекрасная дрожь, стоило только среди горной породы, спрятанной в зарослях, появиться маленькому водопаду.

— Не торопись. Пожалуйста, осторожнее. — Звенел тревогой голос Дэниела.

Но я уже не видела и не слышала ничего вокруг, кроме манящего грохота воды.

Раздвигая руками ветви, осторожно ступала с булыжника на булыжник, впиваясь пальцами в замшелые каменные края, словно боялась, что они исчезнут, словно мираж. Но гигантские валуны были настоящими, грубыми и прохладными на ощупь. И я не успокоилась, пока не спустилась в самый низ, где плескались в воде несколько самых смелых туристов в спортивных купальниках.

— Ну, как? — Спросил Дэниел, догнав меня.

Я села на какой-то твердый выступ и уставилась на высокие своды горной породы и на маленькие, но довольно мощные потоки воды, падающие вниз с этой каменной стены и создающие на глади водоема скользкую рябь. Не торопясь, с наслаждением впитала взглядом дрожащие на ветру тонкие стебли растений под ногами, крохотные головки цветов, раскачивающиеся в такт, на зелень, свешивающуюся над нашими головами, и, наконец, смогла полною грудью вдохнуть.

— Это он…

— Водопад? — Дэниел уселся рядом.

— Да. — Я закрыла лицо руками, надавила на веки пальцами и вздохнула. Убрала ладони. Картинка не исчезла — стала только живее. — Не знаю, что чувствую, глядя на это все. Но это примерно как увидеть что-то, по чему очень долго скучал.

Он пожал плечами, коротко кивнул, отвернулся и подставил лицо мелким брызгам.

— Спасибо, что показал мне его…

— Пожалуйста.

Я положила ладонь на его плечо и не могла не заметить, как Дэниел едва ощутимо дернулся от неожиданности. Но не обернулся. Молча принял мою благодарность, продолжая смотреть на воду. Кажется, он даже не дышал. Глазел на водную гладь, как загипнотизированный, и редко-редко моргал.

А потом мы пошли в ущелье и к скалистому своду Малэм. Настоящий каньон с известняковыми стенами в сто метров высотой. Добираться пришлось недолго, но сделать это было непросто: каменные ступеньки бесконечно тянулись вверх и, казалось, было их бессчетное количество. Зато, когда мы оказались наверху, обомлели от раскинувшейся вокруг красоты. Настоящее чудо природы. Повсюду пестрели серым огромные валуны, испещренные трещинами и поросшие мхом и зеленью.

Мы жевали бутерброды, которые захватил с собой Дэниел, и беседовали о том, как вообще природа могла произвести что-то подобное. Бескрайние просторы, чистый воздух, много горной породы и нежной зелени. Животные, птицы, растения — все в гармонии с бесконечно синим небом и прозрачной водой.

Решив тратить силы до конца, мы спустились вниз и направились к воде. Ближе к озеру ветер сильнее трепал листву на деревьях, гулко завывал, но оставался приятным и теплым. Водоем был похож на огромное зеркало, покрытое неровными складочками. Возле берега плескались уточки, а где-то посредине кто-то из местных рыбачил прямо с лодки.

— Это было просто потрясающее путешествие. Спасибо, Дэниел.

Я больше не чувствовала смущения. Это день высосал из меня всю энергию. То, что удалось получить взамен, те эмоции, которые довелось испытать, не шли ни в какое сравнение с тем, что я видела когда-либо раньше.

— Тебе, правда, понравилось?

— На все сто процентов. — Я подставила лицо ветру и медленно вдохнула влажный озерный воздух. — Это уникальное место.

— Я хотел показать тебе еще кое-что.

[1] Malham village, North Yorkshire — деревня Малэм, Северный Йоркшир

[2] Gordale Beck

[3] Malham Cove — известняковая формация в 1 км к северу от деревни Малэм, дословно пещера или бухта, но это скорее скалистый свод.

Глава 23

— Ты говорила, что ищешь квартиру. Так вот… — Продолжил он, теребя лямки рюкзака. Мы почти дошли до деревни, но почему-то свернули куда-то левее. — За моим домом некому будет присматривать, пока меня не будет… Не хочешь пожить там? Бесплатно, разумеется.

— Э… — Запнулась, не находя, что ответить ему на это.

Уголки его губ растянулись в смущенной улыбке. Он подал мне руку, помогая взобраться на уступ.

— Твой дом…

— Да. — Кажется нехотя, он выпустил мою руку и махнул в сторону. — Здесь, в Малэм.

— У тебя есть здесь дом?! — Я принялась моргать и моргать, ожидая, что он отрицательно покачает головой, но Дэниел дважды уверенно кивнул.

— Недвижимость здесь не особо продается, нового ничего тоже почти не строится. Нужно чтить законы, уважать историю здешних мест, поэтому внешний облик строений должен оставаться таким… — Его взгляд на миг прояснился. — Аутентичным, что ли. — Он внимательно посмотрел на меня. — Мама любила наш дом в Сетле, но всегда мечтала жить в тишине. Очень жалко, но папа смог приобрести домик, в котором ей нравилось здесь останавливаться, только после ее смерти. Не знаю уж, с кем и как он договорился, какие сокровища предложил, но это скромный коттеджик теперь наш. Вот он, смотри.

Я проследила за направлением, куда указывала его рука, и увидела серый двухэтажный домик на спуске с холма. Такой же, как и десятки других в этих местах, только стоящий немного обособленно. Беловато-серый камень, простенькие маленькие окна в белых рамах, разделенные где-то на четыре, где-то на шесть квадратиков. Покатая крыша, поросшая зеленью и мхом, сложенный из камней разной формы заборчик, рядом пышный кустарник разных размеров и форм.

Строение казалось старинным, но прочным. Сохранившим шарм и изысканность здешних мест, а главное, живым и уютным.

— Он только кажется убогим. — В голосе Дэниела слышалась неловкость.

— Что ты… Он прекрасен! — Я ускорила шаг.

Почти добежала до дома, любуясь его великолепием. Мне хотелось потрогать руками все, начиная от выкрашенной в белый деревянной калитки и заканчивая серо-зеленой слегка жухлой травой во дворике.

— Ты, правда, живешь здесь?

— И да, и нет. — Дэниел стоял позади, с интересом наблюдая за моими метаниями перед его домом. — У меня осталась квартира в Сетле, но и там, и тут я набегами. В основном, из-за работы: приходится много ездить по стране. Здесь у меня сейчас ремонт, который начал еще отец до своей смерти. — Он подошел, вставил ключ в замочную скважину, повернул, и дверь со скрипом отворилась. — Добро пожаловать!

Внутри было необычно. В каждой детали интерьера современность соседствовала с деревенской простотой. Гостиная оказалась на удивление просторной, наполненной воздухом и светом. Деревянный пол смотрелся стильно на фоне пестрого ковра, старинной отреставрированной мебели и модной каминной полки, сияющей полированным камнем. Окна белели хлопковыми занавесками, в тон им сияли молочного цвета стены, кое-где, правда, оставшиеся без отделки — для контраста.

Больше всего остального внимание привлекал стоящий посредине гостиной уютный диван на гнутых ножках, обтянутый полосатой золотисто-розовой атласной тканью и обложенный десятком разноцветных подушек: красных, синих, серо-стальных, молочных. Рядом ютились мягкие серые пуфики и два кресла с накидками, украшенными нежным цветочным орнаментом.

Я вошла, затаив дыхание от восторга. Мне нравилась каждая деталь обстановки. Простенько, уютно, комфортно. Так бывает только в собственном доме, наверное.

— В той половине нескончаемый ремонт, — махнул Дэниел направо, — поэтому путь туда перекрыт. Надеюсь, зимой у меня будет больше свободного времени, и я смогу заняться переделкой.

— У тебя же своя фирма. Доверь это профессионалам.

Он улыбнулся.

— Конечно. Просто мои ребята сейчас заняты на объектах, а этот дом… Это память. Мне нравится самому заниматься проектированием, раздумывать, как было бы лучше, не спеша планировать, рассматривать различные варианты. А потом уже да, — Дэниел смущенно закатил глаза, — пригласить спецов своего дела и командовать ими до посинения.

— Значит, — я сделала один оборот вокруг своей оси, — ты хочешь, чтобы я стала смотрителем этого чудесного места?

— Думал, это как раз то, о чем ты мечтала… Минимум контактов с людьми, максимум природы, свежий воздух. Самостоятельность.

— Да. — Кивнула я. — Да. Так… ты покажешь мне здесь все?

— Конечно. — Дэниел сбросил рюкзак, поставил его возле двери и принялся показывать мне дом. — Там, слева кухня и столовая. Здесь гостевая комната, правее мой кабинет. Наверху, — указал на массивную лестницу, ведущую вверх, — две спальни. Там, — бросил короткий взгляд на запертую дверь, — будет небольшой бассейн, как и мечтала мама. И мини-оранжерея, если я не решу сделать мини-спортзал или что-то вроде того.

— Дом казался таким крохотным, но внутри столько места…

— Главное, правильно организовать пространство. — Он подошел к задней двери и поманил меня пальцем. — Идем.

— Что там?

— На заднем дворике все устроено так, чтобы удобно было посидеть, выпить чаю, почитать газету или насладиться закатом в долине. В деревне живут милые люди, честно, но заняться здесь, и правда, особо нечем.

— Мне это подходит. Я люблю тишину. — С восторгом направилась к двери и вышла во двор.

Он не был большим. Точнее, не было практически никакого ограждения: невысокий каменный заборчик, обрывающийся на середине, будто его не успели достроить, а за ним безграничные поля с нависшими над ними покрывалами бело-голубых небес.

Стоящий во дворике столик был явно сколочен наспех, но выглядел очень милым. Обычный, прямоугольный, с двух сторон прихваченный длинными скамьями, сверху укрытый широким зонтом от дождя. Рядом располагалось уютное деревянное кресло на полозьях, на котором при желании можно было и покачаться.

Только я собралась восхититься прелестью этого места, как увидела справа в нескольких метрах от дома, в тени, то, что заставило меня буквально задрожать от волнения.

Мольберт. Самый настоящий. Стоя возле которого, можно было день за днем переносить на бумагу красоту зеленых полей, ясного звездного неба, крики птиц, шум озера и даже привкус прохладного влажного воздуха.

— Это тебе. — Послышался голос Дэниела.

Не веря своим ушам, я обернулась и уставилась на него.

— Мне?

— Тебе. — Подтвердил он. — А в этом сундуке все, что когда-то принадлежало мне: краски, кисти и прочее. Там много всего. — Судя по движению его тела, Дэниел сам был смущен не меньше моего. — Вдруг, получится так же, как с водопадом. Ты нарисуешь что-то, а мы вместе найдем это. Тебе нравится?

Не знаю, что на меня нашло. Я ощутила огромный прилив адреналина. Сорвалась с места, подошла к нему и с силой заключила в свои объятия. Весьма вероятно, что запрыгнула на мужчину с разбега — не могу ручаться. Столько во мне роилось чувств и эмоций, что коже едва удавалось сдерживать в себе этот водоворот.

Помню только, как отпустила Дэниела и метнулась к мольберту, принялась трогать его, примеряться, потом открыла ящик и начала перебирать тюбики с краской.

— Ты мне наврал. Здесь много новой краски, только купленной. Не говори, что приобрел ее специально для ме-ня… — Застыла на полуслове.

Он лишь отмахнулся:

— Совсем немного. Тебе же нужно чем-то здесь заниматься. Не хочу, чтобы ты скучала.

— Спасибо. Большое спасибо. Это… это потрясающе… — Мое сердце, не переставая, дрожало.

Давно у меня так не захватывало дух.

* * *

— Я не могу тебя отпустить в какую-то глушь! — Кричала мама, размахивая зачем-то моими медицинскими выписками.

— Это не глушь, мама. Там такая красота, закачаешься! И туристов полно, и люди живут хорошие. Это то, что мне нужно: побыть на природе наедине с самой собой.

— Наедине? — Ее глаза округлились. — С твоим заболеванием тебе нужен постоянный контроль самочувствия!

— Каким заболеванием, мама? Если бы не твои постоянные напоминания, я бы давно уже забыла, что была чем-то больна. Нет у меня никакого заболевания. Да, с пересаженным сердцем тяжело жить, да, существуют риски, но если думать постоянно только о плохом, то оно и случится. Так нельзя! — Выхватила из ее рук документы и сложила в папку.

— Да тебе там даже никто скорую не вызовет!

— Все будет хорошо, мама. — Сказала спокойно и продолжила складывать вещи в сумку.

— Нет. Никуда ты не поедешь, Эмили Уилсон! — Набросившись фурией, она принялась вышвыривать вещи из моей сумки. — Я — твоя мать, и я говорю «нет»!

Я отпрянула, глядя, как мои кофточки и брюки летят на кровать и на пол.

— Ты не сможешь меня остановить, мама. Ты просто должна поверить, что все будет хорошо.

— Не будет! — Она резко обернулась ко мне и нервно поджала губы. — А вот не будет! Мое материнское сердце подсказывает, что тебя нельзя отпускать.

— У меня тоже есть сердце, мама. — Не отступала я. — И оно тоже чувствует. Ему нужно туда. Тебе никогда не понять. Вы меня никогда не понимали.

— Глупости. — Ее подбородок задрожал.

Мать устало опустила руки и села на кровать рядом с моей сумкой. Ее взгляд был полон упрека и обиды, и мне было стыдно, что я ее так расстраивала. Что уходила и оставляла один на один с ее проблемами и страхами.

— Прости… — Прошептала едва слышно, протянула к ней руки.

— А этот твой Дэниел? Он о чем думает? — Завопила вдруг она. — Такой же эгоист, как Райан! Лишь бы ему было хорошо. Везет совсем юную девчонку в глушь, чтобы… — Мама замотала головой. — Мне даже противно думать об этом!

— Все не так. — Попыталась оправдаться. — Мы с ним просто друзья. Я буду жить в этом доме одна… Да даже если бы мы встречались, это мое личное дело, понимаешь?

Она смотрела на меня ошарашенно.

— Ты же… Вы же… Вы с Райаном…

— Ты как-то не вовремя вспомнила про Райана, мама. Вчера тебе нравился Дэниел, но сегодня он попал в твой черный список, только потому, что благодаря ему я получила хоть немного свободы. Так? И ты сразу вспомнила про Райана? Дай, угадаю. Теперь он не кажется тебе таким уж плохим, правда? Лучше он, чем Дэниел. Потому что Райан меня хотя бы не отбирал у тебя, да?

— Эмили! — Гневно выкрикнула она.

— Ты запуталась, мама. — Я начала пятиться к двери. — Вы с миссис Джонс сделали все, чтобы разлучить меня с ее сыном. Так радуйтесь теперь.

— Дочка… — Ее руки потянулись ко мне.

Я смотрела в ее полные слез глаза, и у меня слабели ноги.

— Он же был единственным, кто поддерживал меня. Единственным, кто верил, надеялся, кто заставлял меня жить. Да, я любила его и думала, что будет лучше для него, если он уедет. Я совершила ошибку. И исправить ее не могу. — Обвела взглядом ненавистную комнату, которая каждую чертову секунду напоминала мне о том, чего я лишилась. — Если бы он любил меня, он хотя бы ответил на письма… Но он вышвырнул меня из своей жизни. Легко. Забыл, будто меня никогда и не существовало. Сколько мне еще ждать его милости? И стоит ли? Если он там, с Шейлой. И ему совершенно не до меня с… моими болячками… Радуйся, мама!

Она вскинула руки, сделала шаг мне навстречу, но я уже не видела ничего сквозь пелену слез. Развернулась и понеслась прочь из этого дома.

Я никогда не знала жизни. Не была готова к ней. Растерялась, испугалась, рассыпалась на части. Только Райан всегда был тем цементом, который удерживал меня в собранном состоянии. Только он мог одним словом вселить в меня надежду, успокоить, согреть. Но я сама оттолкнула его и теперь не знала, за что цепляться.

Все смешалось: страхи, тревоги, кошмары, видения.

Кому мне еще было доверять, кроме моего собственного сердца?

Куда оно вело, туда я теперь и шла.

Глава 24

Первая ночь на новом месте прошла… странно.

Я долго ворочалась в кровати на втором этаже, глядя на белый диск луны за окном и прислушиваясь к завыванию ветра в долине. Сон не спешил приходить, простыни подо мной противно скрипели при каждом движении, сердце беспокойно колотило о ребра. Только далеко за полночь удалось уснуть, и ощущалось это как погружение в густую вязкую жижу: вокруг темно, тихо, я плыву, кислорода все меньше, начинаю отчаянно барахтаться — пробуждение.

Открыла глаза. Села. Солнечные лучи уже заполнили собой всю комнату, сквозь приоткрытое окно доносились мелодичные трели птиц. Надежда на то, что кошмары оставят меня в покое хотя бы здесь, не сбылась. Выпив по очереди все лекарства, какие положено, я прошлепала босиком вниз, на кухню.

Было в этом что-то такое… захватывающее. В самостоятельности. В возможности побыть хозяйкой, самой (пусть и кое-как) приготовить себе завтрак, съесть его, не спеша, любуясь на качающиеся на ветру разноцветные шапочки цветов и зеленеющие в поле молодые травы. Даже привычный хлеб, привезенный с собой, казался вкуснее на свежем воздухе, когда я запивала его чаем с молоком, лениво вытянув ноги в кресле.

Затем, приняв душ, начала осваиваться в новом жилище. Разложила вещи в шкафу, развесила кофточки, аккуратно расставила обувь. Мне хотелось познакомиться с каждой вещицей в этом доме, чтобы лучше понять его хозяев, но ухватиться было особо не за что, скорее как в гостинице — обезличено уютно. Видимо, Бойды так и не успели здесь обжиться.

Вторая спальня на втором этаже оказалась запертой, и я нашла это логичным — если в ней находились вещи родителей Дэниела, ему не очень бы хотелось, чтобы в них кто-то копался.

Спустившись в гостиную, обошла ее по периметру, аккуратно стерла пыль с мебели, поправила подушки. Одно из кресел стояло немного поодаль, у окна, будто бы не на своем месте, но я не стала его двигать — вдруг это не понравится хозяину дома. Я была здесь всего лишь гостьей, и этого не стоило забывать.

Мне не терпелось прогуляться. Поэтому, надев спортивный костюм и нацепив кепку, спешно вышла из дома. Хотела позвонить маме — не получилось: сеть то появлялась, то исчезала. Так и не услышав ее голос, знакомым маршрутом я направилась к водопаду. Просидев там, возле воды, примерно с час, так и не поняла, что чувствовала. Спокойствие, смешанное с щемящей душу тоской, умиротворение? Безмятежность и радость? Такие противоречивые чувства у меня вызывало это место.

Еще пару часов я бродила по узким тропинкам, ступала по камням, что облизывали воды тихого озера на берегу, фотографировала растения и скалистые уступы. Бесконечно любовалась открывавшимися видами и улыбалась встреченным на пути туристам.

— Добрый день! Как поживаете? — Поприветствовала продавца местного магазинчика, войдя внутрь.

Женщина, стоявшая за прилавком, оторвалась от телевизора и наградила меня приветливым взглядом.

— Здравствуйте.

Я выбрала и положила перед ней выбранные продукты:

— Чудесный сегодня день.

Она улыбнулась:

— Да, пожалуй, будет даже жарко. Не забудьте взять питьевой воды, если пойдете к ущелью.

— Нет, — мотнула головой, — я сейчас домой. Если только вечером.

— Остановились в гостинице? — Женщина упаковывала мои покупки.

— Я живу в доме Бойдов. Временно.

От меня не укрылось, как она замедлила на секунду свои движения, а потом, будто спохватившись, продолжила складывать их в объемный пакет.

— Ясно. — Ее лицо растянулось в вежливой улыбке. — Значит, будете захаживать к нам часто.

— Выходит, что так.

— Замечательно. — Ее взгляд скользнул по группе туристов, вошедших в помещение.

«О пропавшей три недели назад в Манчестере Мэри Эллис Лэнг до сих пор ничего неизвестно» — с тревогой в голосе сообщала ведущая новостей.

Бросив короткий взгляд на телевизор, я достала карту и рассчиталась.

— Спасибо и всего доброго!

— И вам! — Поджав губы, улыбнулась продавец. — Доброго дня. Чем могу быть полезна? — Обратилась она к вошедшим.

Группа молодых людей протиснулась к прилавку, дождавшись, когда я, обхватив двумя руками пакет, отойду.

«Напоминаем, что, после того, как было обнаружено тело первой жертвы — двадцати шести летней Бертины Линч из Акрингтона, расследование было…» — жуткие слова прервались звоном колокольчика над дверью.

Я вышла и направилась к дому. Честно говоря, не сразу разобралась, в какую сторону мне идти. Маленькая деревенька, но в этой ее части мне не доводилось бывать. Огляделась, напряженно размышляя, но с данной точки все дома вдалеке казались одинаковыми.

— Простите, — обратилась к худощавому старику, дремавшему на скамье.

— А? — Он приоткрыл веки и уставился на меня, часто моргая. Едва поняв, кто нарушил его сон, пожилой мужчина нахмурился, от чего его лицо, испещренное морщинами, еще сильнее сморщилось.

— Вы здесь живете?

Старик оглянулся, будто пытаясь понять, где находится.

— Да. Что вы хотели, юная леди? — Прокряхтел он, мотая головой в попытке отогнать остатки сна.

— Не подскажите, в какой стороне находится дом Бойдов?

Его лоб наморщился сильнее, если такое вообще возможно. Складки на лице углубились.

— Что вы там забыли?

— Я… эм… — пожала плечами, — вообще-то, я арендую его. В некотором роде. Поселилась там на месяц, может дольше.

— Хм. — Кивнул он понимающе. — Тогда ступайте по этой дороге, потом направо, снова направо и до конца.

— Благодарю вас, мистер…

— Айра. — Представился он, вставая и протягивая сухощавую ладонь. — Меня зовут Айра.

— Очень приятно. Эмили Уилсон. — На ощупь его рука оказалась сухой и холодной, как моя когда-то, до операции. — Вы живете здесь, Айра?

— Да, юная леди. Вы стоите перед моим домом. — Старик указал на одноэтажное строение, сплошь увитое зеленью.

— Я хотела узнать еще кое-что.

— Валяйте, спрашивайте. — Усмехнулся он, продолжая с любопытством разглядывать меня.

Теперь мы были знакомы, и его взгляд стал ощутимо теплее и приветливее.

— Наверное, ходит сюда какой-то автобус? Мне нужно будет съездить к врачу на днях…

Старик так громко рассмеялся, что мне стало не по себе.

— Видишь моего коня? — Взмахнул рукой, указывая на старенький, припаркованный неподалеку, трех-дверный Fiat. — Обращайся в любое времени.

— О, и вы свозите меня?

— С удовольствием. Все лучше, чем скучать здесь одному.

Чуть не бросилась на него с объятиями.

— Спасибо, Айра!

Словно чувствуя, что мои благодарности не ограничатся словами, старик шагнул назад.

— Не за что. Да и мало ли что еще… Что бы не случилось, обращайся. Ты же здесь новенькая.

— Обязательно! — Заверила я, отступая назад, к дороге.

— Эмили Уилсон? — Прокряхтел он мне уже в спину.

Я обернулась:

— Да?

— Как там поживает малыш Дэниел?

— Он… — не зная, что именно старик имеет в виду, я пожала плечами, — у него все замечательно.

Он многозначительно кивнул.

— Я рад, что у него все налаживается.

— Угу. — Кивнула я, не понимая, о чем речь, и предпочла быстрее уйти.

Глава 25

«Привет.

Не знаю, как начинать письма к тебе, да и стоит ли писать…

Наверное, ты вообще их не читаешь? Иначе, как можно читать письма и не ответить?

Я вчера пересматривала те видео, что ты мне присылал, когда мы еще были… ну, ты понимаешь. Когда мы общались и были близки. Словно тысяча лет прошло — таким далеким ты для меня стал…

А на тех коротких роликах время словно остановилось. Твои глаза все еще сияют, они все еще направлены на меня, и мое сердце расцветает, становясь огромным, точно солнце, и ему снова не хватает места в груди. Оно готово вырваться, взлететь, будто огромный воздушный шар, подняться к небесам и осветить собой весь мир.

Хотя, мы ведь с тобой уже выяснили, что не в сердце дело, да? В чем-то другом. Если бы ты поговорил со мной, возможно, мы пришли бы к единому мнению.

Хорошо, что ты читаешь мои идиотские письма. Если читаешь. В любом случае, надеюсь, что прочтешь. Больше мне не с кем поговорить. Ответь, пожалуйста…

В любом случае, ты должен знать, что я переехала. Правда, временно, но и это для меня уже большой шаг. Уже несколько дней живу в доме моего нового знакомого, Дэниела, в Малэме. Мы с ним познакомились на выставке, и он любезно предложил мне присмотреть за жилищем в его отсутствие. Наверняка, ты бывал в здешних местах, ведь тебе никогда не сиделось на месте. Потрясающе красивая природа, горный ландшафт, озеро, чистый воздух. Не веришь, спроси у туристов, которые каждый день приезжают, чтобы полюбоваться всем этим.

Мне нужно было сбежать, Райан. Не могу объяснить тебе, потому что сама до конца не понимаю. Хочу найти себя, и, кажется, я уже на верном пути. Каждый день после прогулки на озере или в лесу возвращаюсь в дом, выношу мольберт на улицу, ставлю его в тень и рисую. Как одержимая. Или заколдованная. Будто не принципиально, что переносить на бумагу, давнюю задумку или только недавно увиденное, главное — не останавливаться. Будто от этого зависит вся моя жизнь. Не знаю, но это кажется до жути важным. Я словно в транс впадаю.

Как думаешь, мне по силам было бы стать художником? В смысле, настоящим? В смысле, посвятить этому свою жизнь, и все такое? Или нужно отбросить эти глупости и заняться уже чем-то серьезным? Потому что маме кажется, что тороплюсь, ей хочется, чтобы я посвятила этот год восстановлению здоровья, а мне кажется, что жизнь проходит мимо, и время тратится зря. Пока вы все, мои сверстники, готовитесь стать кем-то в этой жизни, я все еще сомневаюсь, смогу ли казаться просто нормальной среди вас.

Пожалуйста, позвони мне, Райан.

Если надумаешь.

Здесь тебя не хватает еще больше.

С любовью, Эмили».

Поставила точку и нажала «Отправить». Маленькие пятнышки, обозначавшие этапы процесса отправки, словно специально продлевая ожидание, медленно ползли по кругу. Сеть здесь ловила слабо, потому послание никак не хотело уходить к адресату. Я, затаив дыхание, глядела на экран лэптопа и ждала. Когда, наконец, появился значок «Успешно», не поленилась и заглянула в папку «Отправленные», чтобы убедиться — да, мое письмо полетело к Райану.

Откинувшись на подушки, провела пальцами по дисплею, пролистывая старые фотографии. На каждой из них я была почти прозрачной от худобы, с бледным лицом и синеватыми губами. Конечно, тогда мне не приходилось даже мечтать о том, чтобы у нас с этим парнем могло быть что-то серьезное. Я упрямо гнала от себя эти мысли, пыталась не замечать его к себе отношение. Отвергала возможность того, что однажды выздоровею, стану полноценной и смогу ответить взаимностью. На самом же деле, я всегда была для него более полноценной, чем для кого-либо другого, даже для себя. Просто не понимала этого.

— Сейчас мы идем в школьный кафетерий. — Смеялся Райан на видео. За его плечом мелькали лица и коридоры, затем зазвенела посуда. Он шел спиной и показывал мне все, что видел. В тишине пустого дома его голос отливал мягким бархатом, теплым и нежным. — Что у нас здесь? О, какая гадость! — Камера приблизилась к чему-то жидкому, затем к вязкой кашице. — А вот это уже интереснее. — Видео приобрело резкость, и на экране появились мясные блюда. Райан взял поднос, развернул камеру к своему лицу. — Эм, что со мной сделает твоя мама, если я притащу тебе вот эту супер-ароматную, мягкую булочку, а? — Он приблизил к носу что-то румяное, похожее на сдобную выпечку. — Пожалуй, я рискну. Мы ведь ей не скажем, да?

Выключив видео, сжалась в комок. Отложила гаджет и накрылась одеялом. Меня знобило, а на глаза наворачивались слезы, потому что я и сейчас помнила привкус той самой булочки, что он принес мне из кафетерия в тот день.

Казалось, я все тогда решила. Написала письмо, в котором сообщила, что устала бороться и ждать. Что понимаю бесполезность всех мероприятий и осознаю, какой конец меня ждет. Что иду на то, что задумала осознанно, потому что хочу облегчить существование своим родителям, потратившим все силы и сбережения на то, чтобы поддерживать меня на плаву.

Честно? Я не придумала до конца, каким способом хочу это сделать. Даже не знаю до сих пор, смогла бы или нет. Просто накатило какое-то невыносимое отчаяние, смешанное с обидой на весь мир и глупой уверенностью, что так точно станет легче. Всем. Если бы не это видео, которое было получено во время написания прощального письма, если бы не улыбка Райана на нем и не желание попробовать эту чертову булочку, все могло бы быть по-другому. Все могло быть необратимо ужасно.

Он нашел эту записку совершенно случайно. Я не успела спрятать ее, как следует, просто сунула под стопку учебников. Райан сидел в кресле за столом, читал ее и бледнел на глазах. Слишком увлеченная поеданием выпечки после длительного периода отсутствия аппетита я не сразу заметила, что у него в руках тот самый листок. А когда вдруг поняла, мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Кольнуло так больно, что зашумело в ушах.

— Пожалуйста, тсс… — Задыхаясь, просила Райана, со страхом оглядываясь на дверь.

Только увидев его испуганный взгляд, я буквально в одно мгновение осознала, что никогда не решилась бы на подобное, что смертельно боялась реакции мамы на одно только существование моего прощального письма. А что бы с ней стало, осуществи я все задуманное? Меня даже не волновало, что подобный поступок стопроцентно лишил бы меня возможности получить новый орган, я боялась, что Райан покажет ей сейчас этот листок бумаги, и она умрет на месте от ужаса.

Но он молчал. Просто смотрел на меня, не понимая, и молчал. А у меня слезы катились из глаз большими горошинами. Руки тряслись в отчаянном жесте — мольбе не говорить маме. Палец, приложенный к губам, лихорадочно дрожал, а челюсти стучали так громко, что заглушали стук сердца.

— Никто не приносит столько радости в мою жизнь, сколько приносишь ты. — Сказал Райан, опустив взгляд на записку. Сложил ее в несколько раз, порвал и выкинул в ведро. — Зачем? Зачем все это? Ты ведь дорога нам всем. Мне, твоим родителям. — Сел рядом на кровать, стер ладонью мои слезы и обернулся к двери, чтобы убедиться, что моей мамы на пороге нет. Затем снова повернулся, обнял и прижал меня к своей груди. — Ты так много значишь для всех нас. Больше никогда, пожалуйста, никогда не думай, что ты одинока. Я с тобой. Всегда рядом с тобой.

И он прижимал меня к себе, пока не успокоилась.

— Что происходит? — Лицо появившейся в дверном проеме мамы трудно было назвать довольным.

Но Райан, словно специально испытывая ее терпение, медленно убрал от меня свои руки и только потом, улыбнувшись, сказал:

— Я ужасный человек, миссис Уилсон. — Нахмурившись, всхлипнул и по-мальчишески обаятельно почесал затылок. — Не захотел делиться с вашей дочерью ланчем, и не был готов к тому, что онатак отреагирует. — Откусив из моих рук большой кусок булочки, Райан пожал плечами. — Вы ее, вообще-то, кормите?

Глаза мамы метали молнии, но мне не забыть свои ощущения в тот момент. Я едва удерживалась от смеха, когда она отчитывала нас обоих. Райан не хотел уходить и оставлять меня одну, поэтому, когда все-таки ушел после третьей просьбы мамы «дать мне отдохнуть», и мы переписывались с ним еще до полуночи. Пока не уснули.

Так что же такое происходило с нами сейчас?

Куда оно все делось?

* * *

Я проснулась посреди ночи от того, что услышала какие-то тревожные звуки. Не то вой, не то жалобный плач. Села, откинула одеяло, попыталась понять, где нахожусь. Кругом стояла непроглядная темнота. Повернулась и увидела редкие лунные отсветы, крадущиеся от окна и скользящие по полу к каминной полке. Значит, я все еще была в доме, уснула прямо на диване на первом этаже.

Прислушалась. Кроме стрекота и шума ветра за окном не было слышно ни звука. Дотянулась до столика и проверила телефон. Ни одного пропущенного звонка, на часах три тридцать утра. Упала на подушки и закрыла глаза. Наверное, опять кошмар. Только вот я ничего не помнила из того, что снилось. Повернулась на другой бок и постаралась снова уснуть, как вдруг снова услышала что-то.

Будто стонал кто-то. Села, вгляделась в темноту. Звуки раздавались откуда-то издалека: не то зверь какой мычал, не то половицы скрипели, не то ветер где-то на чердаке завывал. А потом как закричит! Я в ужасе вскочила и подбежала к окну. Ничего, кроме кромешной тьмы и сияющей над долиной луны не было видно. Вглядывалась, вглядывалась, пытаясь различить хоть что-то в мрачных тенях за окном, но так и никого и не увидела.

Что это было? Одному Богу известно. Утешало единственное — этот звук точно исходил откуда-то снаружи. Я поправила занавеску и отошла. В полной тишине прошла на цыпочках по гостиной и включила настольную лампу. Комната выглядела абсолютно обычно, но меня не покидало какое-то неприятное ощущение, что я не одна. Что за мной наблюдают. Вжалась в стену и продолжила прислушиваться.

«Это ты? — Спросила у своего сердца. — Ну, ответь же мне. Если это ты, то отзовись. Я готова тебя выслушать. Зачем ты приходишь? Что ты хочешь от меня? Не знаю, как реагировать на твое присутствие в моей жизни, не знаю, кто ты, как тебя зовут. Наверное, ты не планировала умирать? Каждый из нас мечтает о чем-то, у каждого куча недоделанных дел, целей, идей. Прости, но я не виновата, что мне отдали то, что принадлежало тебе, понимаешь? И нам двоим будет тесно в этом теле. Если ты хочешь что-то сказать, то я готова выслушать. Если у тебя есть просьба…»

В этот момент раздался душераздирающий крик. Откуда-то издалека, снаружи. Точно рев раненого зверя, надрывный, срывающийся на хрип. Нормальный человек включил бы свет во всем доме, закрылся на три засова и набрал бы номер Полиции. Но я, измученная кошмарами и галлюцинациями, сделала первое, что пришло в голову: метнулась к двери, распахнула ее и выбежала прямо на улицу.

Влажный ночной воздух ударил в ноздри. Со всех сторон на меня обрушились звуки сонной природы: шум трав в поле, шелест ветвей, пение ночных птиц, трескотня насекомых.

— Эй, — сглотнула, тяжело дыша, — кто здесь?

И долина отозвалась встречным дуновением ветра.

— Эй, вы слышите меня?

Стон повторился, и, черт меня подери, я не могла понять, с какой стороны. Казалось, эти беспокойные звуки доносились теперь отовсюду, то усиливаясь, то затихая. Я начала метаться по двору, пытаясь прислушиваться, то и дело, запинаясь и едва не падая. Почти ничего не видя, в одних носках по камням и траве бродила, обходя дом со всех сторон. Вглядывалась в очертания двора в лунном свете, потом догадалась и достала телефон, принялась светить им перед собой, включив функцию фонарика.

Мне не могло показаться. Это точно было реальностью. Какой-то едва различимый носовой звук: стенание или немой крик. Ни слева, ни справа, отовсюду, точно из недр земли. Обойдя дом по периметру, я снова крикнула, не боясь разбудить соседей:

— Кто здесь?

Но в ответ раздалась лишь музыка. Та самая музыка, которая не давала мне покоя уже пару месяцев. От неожиданности я повалилась прямо на траву и в ужасе закрыла уши руками. Невозможно. Боже, когда же она оставит меня в покое?

«Что? Что ты хочешь от меня?!»

Трудно избавиться от музыки, которая звучит у тебя в голове, просто заткнув уши ладонями. Так не бывает. Это не работает. Мелодия продолжала звучать, усиливаясь, и я угадывала каждую следующую ноту — знала уже наизусть.

— Черт! — Всхлипнув, ударила кулаком по земле.

И поползла, страшась темноты и таившейся в ней опасности, на корточках к дому.

— Пожалуйста, прекрати. Пожалуйста, хватит! — Кричала, забегая внутрь.

Захлопнула дверь и навалилась на нее спиной. Весь телефон был влажным от росы, вся моя одежда была покрыта мелкими каплями, травинками и песком. Я стояла, дыша тяжело и часто, и мечтала только об одном — чтобы этот ужас прекратился и больше не возвращался в мою жизнь никогда.

«Лучше сдаться психиатру, пусть выпишет волшебных таблеточек. Тогда мне не придется больше слышать тебя. Не придется».

Но мелодия не собиралась оставлять меня в покое. Она заполнила собой всю комнату, гремела под потолком, кружила по полу, ударялась о стены. У меня от страха тряслись поджилки, спина обливалась ледяным потом. Метнувшись к выключателю, попыталась включить верхний свет, но ничего не вышло. Комната по-прежнему освещалась одним ночником, и моя собственная тень, скользящая по стене, навевала не меньше ужаса, чем эта зловещая музыка.

— Эмили… — Позвал кто-то, едва в голове промелькнула мысль, бежать прочь и стучаться в двери соседних домов.

Звук доносился откуда-то из гостевой комнаты. Я покосилась на темнеющий прямоугольник двери, но так и не решилась шагнуть туда. Меня словно приклеили к полу.

«Просто показалось. Это все не может быть реальным. Просто побочные действия лекарств. Сейчас я вдохну, выдохну, и все прекратится».

— Эмили…

Я вскрикнула и зажала рот обеими руками. Ни за что не отойду от единственного источника света и не ступлю туда, в темноту. Но стоило только подумать об этом, как лампочка в светильнике несколько раз моргнула и погасла. Комната погрузилась в полную темноту. Нащупав дрожащей рукой нужную кнопку, я попыталась оживить телефон. Экран вспыхнул, но слушаться моих влажных пальцев сенсорный экран напрочь отказывался. Сотрясаясь в попытках разблокировать его, мне приходилось слушать чертову мелодию.

— Хватит! Перестань! Перестань! — Заорала я, вжимаясь в каминную полку и испуганно оглядываясь по сторонам. — Пожалуйста… — Уже слезно.

— Эмили… — Донеслось из-за закрытой двери гостевой комнаты.

— Черт… — Стерев ладонями пот со лба, я на негнущихся ногах направилась туда.

Дисплей телефона то и дело гас, погружая меня в кромешную тьму. Но пальцы от страха снова давили на кнопку, заставляя его тускло освещать путь хоть каких-то пару секунд. Этого было достаточно, чтобы сделать пару шагов и убедиться, что никто не выскочит на меня из темноты. Замерла у нужной двери, пытаясь унять встревоженное сердце, протянула руку и медленно повернула ручку. Та на удивление подалась легко: щелчок, и дверное полотно со скрипом двинулось внутрь комнаты.

Музыка резко оборвалась. Полнейшая тишина пугала меня еще сильнее. Вытянув телефон перед собой, я осмотрелась. В луче света мелькнули шкафы и коробки, уложенные друг на друга, и целые галактики пыли, взметнувшиеся в воздух от движения двери. Среди всего этого хлама, явно в спешке нагроможденного вдоль стен, выделялся большой светлый предмет. Прямоугольный. И от взгляда на него сердце сжалось почти до боли. И меня неумолимо, почти неистово, словно какими-то неведомыми силами, потянуло к нему.

Это был рояль.

Глава 26

Облупившаяся местами краска, потертые матовые поверхности, элегантная форма. Он был белым и довольно старым. Смотрелся инопланетянином посреди кучи хлама, наваленного в комнате. Большим и громоздким.

Не успела приблизиться, руки сами потянулись к нему. Сунув телефон в карман пижамных штанов, я подтянула к себе маленький круглый стульчик и опустилась на него. Лунного света, что попадал из окна, было недостаточно, чтобы как следует рассмотреть инструмент, но пальцы, словно повинуясь чьему-то настойчивому зову, уже нащупали и сняли крышку. Клавиши на ощупь казались твердыми и прохладными, но стоило чуть надавить — становились податливыми и мягкими. Нажала на одну, и та легонько провалилась, наполнив помещение пронзительным звуком.

«Нет, нет, нет».

Меня затрясло еще сильнее: руки сами уже парили над гладью клавиш, извлекая из рояля проклятую мелодию. Никогда в жизни я не играла ни на одном инструменте, не разбиралась в нотах, не знала, как и из чего строится мелодия. Господи, да у меня даже слуха не было! А теперь мои пальцы привычно касались инструмента, быстро перемещались по нему в, казалось бы, хаотичном порядке, но комната наполнялась самой настоящей музыкой. Которую играла я. Сама. И от этого слезы, застилая глаза, текли сами собой.

«Что это? Почему я знала каждую ноту? Нет, не знала — помнила. Иначе бы руки не летали над клавишами так свободно и непринужденно».

Ноги касались педалей, плечи подергивались в напряжении, следуя за движениями рук, голова бессознательно кивала в такт. От непонимания, как все это может быть возможным, становилось дико и страшно. Но я продолжала играть, просто не могла остановиться. Музыке, создаваемой столь величественным инструментом, не хватало места в маленькой комнате. Она взрывалась сумасшедшим потоком, билась о стены и вытекала наружу оглушающим океаном из нот. Огромным цунами, сметающим все на своем пути. Многотонной волной, смесью изумления, страха и ужаса — моих собственных и того, кто был заперт в моем теле.

Все оборвалось резко. Исчезла комната, музыка, рояль. Остались лишь темнота и чувство невесомости. Я падала. Но падала не резко, а медленно опускаясь все ниже и ниже. Плавно, точно в замедленной съемке. А свет… Свет оставался там, наверху, куда был направлен мой взгляд. Проникал точно сквозь толщу дрожащей воды, расходясь рябью и преломляясь под разными углами. Там был чей-то силуэт — это точно, но не было возможности определить, чей.

Я хотела что-то сказать. Крикнуть. Позвать на помощь. Но боль, какая-то непонятная, сковывающая движения, резкая, она пронзила стрелой голову. Оглушила. Я дернулась из последних сил и попыталась вдохнуть, но ничего не вышло. Вода… Она наполнила мой рот, нос и ворвалась в дыхательные пути. Паника. Кашель впустил еще только больше воды в горло. И чем больше я сопротивлялась, тем сильнее кружилась голова от недостатка кислорода.

Вдруг ноги оперлись о что-то твердое. Дно. Поверхность. Но оттолкнуться не получилось. Не было сил. Ничего не выходило. Плыть не получалось. Пальцы в отчаянии царапали толщу воды, метались, расходились в стороны, но мое тело продолжало медленно погружаться на дно. В груди разливалось леденящее чувство животного страха. Неужели, это все? Меня никто не спасет?

Вода сделалась похожей на стекло. Ни солнца, ни неба наверху. Я, словно законсервированная, лежала и смотрела на расплывающуюся картинку. Мелкие-мелкие рисунки. Что-то синее. Под ними пятна, кажется, какие-то буквы. Затем перед глазами потемнело, в груди зажгло. Больше ничего, никаких ощущений. Все замедлилось, как перед самым концом. Вот и все.

— Аа-аа! — Вскочила на постели, точно ошпаренная.

Передо мной была моя комната. На постели солнечные лучики. На мне — мятая пижама. Судорожно ощупав себя, уставилась на руки, которые еще с минуту назад играли на рояле в темной комнате. Пальцы дрожали, но выглядели как обычно. Откинув одеяло, я вскочила, схватила с тумбочки телефон. Проверила — работает. Шесть тридцать утра. Что за ерунда со мной произошла, и почему я оказалась у себя в постели на втором этаже дома?

В эту секунду над губой защекотало. Словно что-то горячее скользнуло из носа ко рту. Подняв подбородок выше, коснулась пальцем влаги и поднесла к глазам. Жидкость была прозрачной, значит, не кровь. Но что? И тут я почувствовала в горле привкус воды, легкое жжение и сильно закашлялась. Согнулась пополам, пытаясь выкашлять то, чего в моих дыхательных путях не было и быть не могло. И успокоилась только минут через пять, когда дышать стало легче.

«Чертовщина какая-то».

Приняла лекарства, убрала волосы в хвост, осмотрела свое изможденное лицо в зеркало и медленно поплелась вниз. Застыла у гостевой комнаты и нерешительно коснулась ручки. Повернула. Та была заперта. Недолго думая, опустилась на колени и приникла глазом к замочной скважине. Несколько раз моргнула, вглядываясь в темноту. Невозможно было рассмотреть почти ничего через узкое маленькое отверстие в замке. Ничего, кроме большого белого пятна.

* * *

Не знаю, возможно, не стоило злоупотреблять гостеприимством, зато теперь я знала, что мой сон оказался явью. В гостевой комнате, и правда, стоял старый рояль. Для того, чтобы подтвердить свои подозрения, достаточно было взглянуть в замочную скважину при свете дня, но я не побоялась вскрыть замок ножницами, открыть дверь и войти. Убедилась — он стоял там, покрытый тонким слоем серой пыли.

Присела и заметила следы тонких пальцев на крышке. Кто-то действительно открывал ее недавно. Неужели, я? Глупости. Но сон ведь казался таким реальным: я отчетливо помнила, как носилась по двору, как входила в это помещение, как играла на инструменте. Да у меня даже вода шла носом!

Открыла крышку и в недоумении уставилась на свои руки.

«Интересно, получится ли у меня снова?»

Положила руки на клавиши, и рояль тут же издал низковатый звук. Попробовала перемещать пальцы в хаотичном порядке, но вышла только режущая слух какофония.

«Ну, же. Давай. Покажи, что ты здесь, со мной!»

Перевела дух, настроилась, снова устроила пальцы на длинной череде клавиш, и… меня даже передернуло от неприятного нагромождения бессмысленных, сумбурных звуков, взорвавших вдруг тишину дома.

— Ладно! — Обессиленно треснула ладонями по роялю и резко захлопнула крышку.

Вскочила и убралась прочь из комнаты.

Если Она привела меня к имеющемуся в доме инструменту, значит, хотела что-то сообщить. Но как? Посредством музыки? Если ее воспоминания стали частью меня самой, то тогда хозяйка моего сердца должна была знать, что я ничего в музыке не понимаю! К тому же… Если я не знала, что в доме есть рояль, то как смогла почувствовать его местонахождение она?

Кажется, я медленно, но верно продолжала сходить с ума…

* * *

Прогулка должна была привести нервы в порядок. До обеда я бродила по дому в попытках вспомнить события прошлой ночи, остаток дня провела, глядя на лист бумаги в бесплодной попытке решить, что хочу нарисовать. Да еще и кусок в горло совершенно не лез — эти кошмары порядочно меня вымотали. Позвонив в донорскую программу и направив им после этого официальное письмо-запрос на электронную почту, я оделась и отправилась в лес.

Сама атмосфера этих мест, извилистые дорожки меж высоких деревьев, тянущихся ветвями к облакам, располагали к неспешному бегу. В одном месте тропинка выходила к озеру, и можно было идти или бежать, любуясь блестящей гладью воды и слушая звонкие трели птиц.

Я бежала и все думала, правильно ли поступила, что обратилась за помощью в программу. Возможно, семья погибшей откажется не только общаться, но и предоставить мне сведения о том, кем она являлась. Что, если я не узнаю ничего о личности девушки в синем? А что, если мой донор окажется мужчиной? Тогда все запутается еще сильнее.

В любом случае, чем больше я думала на эту тему, тем сильнее уверялась в том, что поступаю правильно. Жить с этими видениями становилось все труднее с каждым днем. И я уже перестала понимать, где реальность, а где выдумка.

Воздух в лесу был чистым и вдыхался легко, врывался в легкие прохладным эфирным маслом, источаемым редкими хвойными. Сквозь листочки в траве играли золотистые солнечные лучи, травы словно спали, не тронутые ни единым дуновением ветерка. Где-то в вершинах деревьев щебетали птицы, и кроме их пения не было рядом ни душа и ни следа. Даже муравьи в огромном муравейнике возле замшелого пня трудились, таская то травинки, то сухие веточки, совершенно бесшумно.

Некоторое время я просто шла, вбирая взглядом все оттенки листвы от светло-салатного до темно-зеленого, затем немного пробежала, измарав кроссовки на выбитых коровами узких тропках, которые вились, хитро сплетаясь между собой — видимо, через этот кусочек леса перегоняли скотину. Остановилась, отдышалась, снова неспешно пошла, наблюдая за торжественным спокойствием зеленых великанов, протягивающих свои ветви к начинавшему темнеть небу.

А затем решила ускорить шаг, потому что вдруг что-то шевельнулось в густых зарослях справа. Мало ли, какой зверь или птица, страшно было с непривычки. Отбежав от этого места на приличное расстояние, сбавила ход и огляделась. Лес казался спящим и таинственным, трудно было что-то разобрать среди листвы. Я, не переставая, вертела головой, пытаясь отогнать неприятное ощущение, что кто-то из его глубин наблюдал за мной. Убегала все дальше, но, казалось, что этот незримый кто-то идет прямиком по моему следу.

Чувство незащищенности и приближающейся опасности преследовало, заставляя сглатывать от тревоги и беспрестанно смотреть по сторонам. Мне хотелось покинуть это место как можно скорее, поэтому я свернула на широкую песчаную дорогу и побежала к деревне. Внезапно кто-то совершенно отчетливо и беззастенчиво коснулся моей шеи сзади. Вскрикнув, я резко обернулась, но никого не увидела. Лес по-прежнему оставался недвижим и тих. Но чужое дыхание — я же его почувствовала! Услышала! К тому же кожа на шее до сих пор горела от этого прикосновения.

Потоптавшись на месте, что было сил, рванула по направлению к дому.

«Не оборачивайся, не оборачивайся! — Стучало в голове. — Это все игра воображения. Никого здесь нет. Просто покинь лес, и все прекратится».

Но на каждом шагу я продолжала ощущать этот взгляд. Дикий, голодный, ненасытный. Опасный. И каждую секунду продолжала чувствовать опаляющее жаром дыхание на своей коже.

Почти на окраине леса в пространстве между ветвями вдруг заметила, что небо стало темнеть, над ущельем сгустились серые, с рваными краями, тучи. Казалось, только вершины скалистой породы сдерживали эту наползающую сизую с черным пелену. Когда я выбежала к холму, все небо от берега уже заволокло пепельной дымкой. Пространство над озером затянуло туманом, гладь воды пошла разводами и непонятными бурыми пятнами.

Дело шло к грозе. Не хватало мне только попасть под ливень, вымокнуть и заболеть. Постоянно оглядываясь назад и тяжело дыша, я припустила по дороге к деревне. Оставалось совсем недалеко до населенного пункта, когда небо вдруг разрезала яркая молния. За ней последовал и оглушительный раскат грома. В вышине сильно грохнуло, затем тихо вздрогнуло, хрустнуло, а следующие раскаты уже были похожи на вздохи, плач или жалобный рев.

Спустя секунду, мне в плечи и в лицо ударили первые капли. Потом дождь полился уже почти стеной, в мгновение прошив всю одежду ледяными потоками, будто пулями. Новый раскат грома и последовавшая за ним вспышка молнии заставили вздрогнуть и испуганно взглянуть на взрывающееся грохотом небо, а когда я опустила глаза, то замерла от ужаса: передо мной возвышалась большая темная фигура в плаще с капюшоном. Когда чудище потянуло ко мне руки, из моего горла вырвался лишь сдавленный хрип.

— Нет! — В попытке отпрянуть назад, шлепнулась прямо на задницу в огромную лужу. Капли продолжали хлестать по лицу, когда я вгляделась в нависающую надо мной фигуру и ошеломленно прошептала: — Дэниел?

Глава 27

— Да ты вся вымокла, иди сюда. — Он скинул с себя объемный плащ, наклонился, накинул на меня и помог встать. — Зачем ты потащилась в лес в такую грозу?

Меня трясло от страха и холода.

— Я… я… — Стучала зубами, кутаясь в грубую ткань плаща. Дождь бился колючими каплями о поверхность земли, заглушая мой голос. — Хотела погулять…

— Но ведь объявили предупреждение по всему Северному Йоркширу!

— Не смотрела п-прогноз погоды. — Всхлипнула, инстинктивно закрывая от дождя лицо.

— Бегом домой! — Крикнул Дэниел, поправляя мой капюшон.

Теперь и он промок насквозь из-за такой дурехи, как я.

Мы побежали по холму в сторону дома. Там уже горел свет.

— Ты не говорил, что приедешь, — задыхаясь, произнесла я, пока он открывал дверь.

— Хотел сделать сюрприз, — виновато улыбнулся Дэниел, впуская меня внутрь.

Я вошла в дом, и с плаща на пол тут же стекла целая лужица воды. Меня продолжало колотить от холода, поэтому Дэниел помог мне раздеться:

— Давай, я. — Аккуратно снял плащ и повесил на крючок.

Дождь колотил по крыше так яростно, что слышно было даже на первом этаже.

— Спасибо. — Пробормотала, дрожащими пальцами убирая от лица мокрые сосульки волос.

— Тебе нужно согреться, чтобы… — Он внезапно так сильно побледнел, глядя на меня, что даже качнулся. Едва не потерял равновесие.

Мое сердце тревожно сжалось. По лицу Дэниела, мокрому от дождевых капель, нельзя было до конца понять эмоций. Не ужас, не отвращение, не испуг. Что это было? Растерянность? И почему?

Он смотрел на меня, и не куда-нибудь, а прямо на мою грудь. Проследив за его взглядом, я охнула. Из выреза расстегнутой на несколько пуговиц рубашки розовел уродливый шрам. Именно при виде него светло-зеленые глаза Дэниела распахнулись в немом вопросе.

— Ох, прости. — Спешно прихватила пальцами ткань рубашки.

Его кадык нервно дернулся. Он сглотнул и медленно перевел взгляд на мое лицо:

— Это…

— Это и есть то, о чем я не хотела говорить. — Поежилась. Мокрая одежда неприятно липла к телу, меня знобило. — Мне пересадили чужое сердце, и благодаря этому я осталась жива. Вот, что со мной было. Ты думал, рак?

Его глаза снова метнулись вниз, туда, где мои дрожащие пальцы продолжали судорожно вдевать пуговицы в петельки.

— Тебе… тебе нужно переодеться, — заикаясь, проговорил он и отвернулся. — А я пока разожгу камин.

— Х-хорошо.

И я бросилась наверх, едва не падая и путаясь в мокрых штанинах. Быстро скинув сырую одежду, приняла теплый душ, расчесала волосы и оделась. Взглянула на себя в зеркало — хорошенькая. На всякий случай застегнула платье под горло. Хоть во взгляде Дэниела и не было брезгливости, но пугать его вновь не хотелось.

— Чем это так вкусно пахнет? — Спросила, спускаясь вниз по ступеням.

В гостиной стоял приятный мясной аромат, в камине звонко потрескивали поленья, на экране телевизора мелькали кадры какого-то юмористического шоу.

— Подогрел жаркое, которое захватил по пути в ресторане. — Дэниел сидел на полу возле камина и рассматривал разложенные перед ним листы. Он тоже успел переодеться, на нем была простая серая футболка и джинсы, ступни оставались босыми. — Ты не против?

Это были мои рисунки. Несколько пейзажей, карандашные зарисовки и утренний набросок синей пастелью.

— Они… не так хороши, как хотелось бы. — Пожала плечами я и опустилась на пол рядом с ним.

За окном по-прежнему грохотало. Дождь барабанил в стекла настойчиво, упрямо и громко.

— Что это? — Дэниел протянул мне тот лист, который держал в руках.

Приняла его с улыбкой. Мне хотелось говорить о чем угодно, кроме моего шрама.

Перевернула лист. На нем был изображен ярко-синий морской конек с бирюзовым брюшком и маленьким белым плавничком на спинке. Конечно, этот рисунок выбивался из общей череды картинок с изображением природы, но именно он сегодня вышел из-под толстого грифеля пастельного карандаша. Он был милым и забавным, и не важно, почему мне захотелось нарисовать именно его, а не очередной пейзаж с нависающим над горами небом.

— Не знаю. Вроде, похоже на морского конька. — Передала лист обратно. — Ты надолго приехал? Или вернулся на совсем?

— Я… нет. Решил вырваться на уикенд. — Он с интересом уставился на рисунок. — Соскучился. По дому, по тебе… — Его брови хмурились.

Я опустила взгляд на языки пламени в камине. Нервно взбила волосы, чтобы они быстрее высохли, а, может, просто пыталась хоть зачем-то занять руки в такой неловкой ситуации.

— Почему ты нарисовала его? — Спросил хрипло.

— М? — Непонимающе взглянула на него.

— Почему именно конька? — Он мотнул головой, откладывая рисунок в сторону.

— Не знаю. — Растерялась я. — Захотелось, и все. Иногда я пишу то, что вижу, что меня волнует. А иногда это просто какие-то картинки, которые рисует воображение. Они не обязательно должны что-то значить, как тот водопад, например.

— Нет. — Дэниел удивленно усмехнулся и завел руку за спину. — Похоже, ты ясновидящая.

— Что это? — Уставилась я на длинный футляр, зажатый меж его пальцев.

Он протянул его мне.

— Открой.

Взволнованно одернув подол платья, я кашлянула. Недоверчиво глянув на мужчину, словно споткнулась о его грустный взгляд и робко отвела глаза в сторону. Осторожно вытянула руку, взяла коробочку, обтянутую бархатом. Замерла и глубоко втянула в себя воздух приоткрытыми губами.

— Дэниел… — Прошептала, приоткрыв футляр.

— Это тебе. — Отозвался он и, смущаясь, принялся собирать в стопку листы с рисунками.

— Мне?

— Да. — Мужчина замялся. — Подарок. За то, что ты была так любезна, что согласилась присмотреть за моим домом… — Его пальцы взметнулись вверх и судорожно впились в виски. — И вообще…

— Но я не могу принять его. — Произнесла, завороженно глядя на браслет с серебряными подвесками в виде крошечных морских коньков.

— Брось. Он совсем недорогой. Это просто… проявление благодарности.

Мое сердце словно проделало какой-то немыслимый кульбит и опустилось ровно на то же место, где ему и полагалось находиться. Нет, нельзя принимать такой подарок, только если не хочешь… А хочу ли я? И сердце еще раз робко пнуло ребра.

— Спасибо…

— Я помогу. — Дэниел потянулся ко мне, взял из футляра браслет и ловким движением обернул вокруг запястья. Пока его пальцы справлялись с застежкой, я замирала под его теплым дыханием, касавшимся моей шеи.

— Красиво. Очень красиво. Правда, не стоило, Дэниел…

— Стоило.

Его глаза оказались слишком близко к моим. Пальцы все еще были на запястье, сжимали ласково, но настойчиво.

— Хорошо, что ты приехал. — Сказала первое, что подумала. — Мне тут одной было… странно.

Его пальцы поползли вверх по моей руке, пробуя, изучая, запоминая. Я чувствовала это, но не видела. Все мое внимание было приковано к его глазам, так же робко изучающим мои глаза.

— Без тебя было… плохо. Очень плохо.

— Правда?

Глупый вопрос, знаю. Но мне нужно было получить передышку, чтобы глотнуть воздуха. Одна часть меня тянулась к нему, другая отчаянно сопротивлялась. А сердце только предательски ускоряло ход.

— Клянусь. — Сорвалось с мягких губ Дэниела.

И я ощутила ласковое прикосновение. Его пальцы медленно крались вверх по моей руке, словно спрашивая разрешения. Мне не хватало дыхания. Закрыла глаза. Горячие мужские ладони уже ласкали мое лицо. Дэниел, кажется, шептал что-то успокаивающее, слышное ему одному, потому что у меня в ушах от волнения грохотало так сильно, что кружилась голова. Вздрогнула, ощутив поглаживание в области шрама, распахнула веки, и в это же мгновение он приник к моим губам с поцелуем.

Живот перехватило от внезапно нахлынувшего страха и смятения, мышцы сжались в тугой ком где-то под диафрагмой. Его поцелуй был… очень приятным. Захватывающим. Нельзя было не ответить на такой. И я вдруг, удивляясь самой себе, подалась навстречу, притягивая его к себе, обвивая руками крепкую шею, ударяясь в его тело грудью, впиваясь в требовательные губы со стоном.

И только когда сильные пальцы торопливо расстегнули несколько пуговиц на платье, сдернули его вниз и горячим обхватом впились в предплечья, когда непрошенным прикосновением скользнули к обнаженной груди и вспугнули бьющий тело озноб, передо мной возникли большие серые, полные обожания и трепета, глаза Райана. Его сильные руки, прижимающие меня к себе, его запах — свежий и нежный, так не похожий на аромат этого мужчины — терпкий, мускусный. И на смену удовольствию тут же пришло чувство отторжения, страха, паники. Я оторвалась от Дэниела резко и грубо, мои ладони инстинктивно выстроили между нами твердую преграду.

— Прости. — Прошептала, задыхаясь. Неуклюже натянула платье и прикрыла грудь. — Прости. — С трудом, но застегнула две пуговицы. — Я… Дело не в тебе… — Опустила голову, больно надавила на веки пальцами. — Прости, Дэниел, я не могу.

— Все нормально. Ты не готова, я все понимаю. — Спохватился он, вытягивая перед собой руки и показывая, что не тронет. — Тебе нужно время, мы…

— Ты мне нравишься. Очень. Просто…

Все так запуталось.

— Я не…

— Не сейчас. — По щекам разливалось смущение, плечи напряженно поднялись. Мне требовалось пара минут, чтобы прийти в себя. — Пойду к себе, наверное.

— Господи… я напугал тебя? — Дэниел схватился за голову.

— Нет, нет. — Замешкалась я.

Мне хотелось провалиться под землю.

— Тогда позволь мне все исправить, ладно? — Он рывком поднялся на ноги. — Мы просто поужинаем, посмотрим телевизор…

— Дэниел… — Медленно опустилась на диван.

Стыд залил краской мое лицо, губы горели от поцелуя, голос предательски дрожал.

— Не надо. — Он сел на корточки передо мной. Нежно взял мою руку и поцеловал. Сначала тыльную сторону ладони, потом запястье в том месте, где теперь находился подаренный им браслет. — Я поторопился. Прости. Если хочешь, уйду.

— Нет.

И это было правдой.

Дэниел принес ужин, и мы, сидя рядом на диване, бок о бок друг к другу, провели этот прекрасный вечер. Ливень продолжал бушевать, отстукивая энергичную дробь по крыше, шоу, транслируемое по телевизору, то и дело прерывалось из-за этого, погружая гостиную во тьму и вынуждая нас болтать в тишине обо всяких разных вещах. Дэниел рассказывал мне историю этих мест, а я непрерывно думала про себя, что будет, если он снова захочет меня поцеловать? Что я к нему чувствую? Стоит ли ответить взаимностью или для начала постараться разобраться в себе?

Очевидным было одно: взрослый мужчина с совершенно конкретными для его возраста желаниями и довольно серьезными намерениями вряд ли даст долго водить себя за нос даже самой очаровательной и милой девушке на свете. Даже той, что перенесла операцию по пересадке сердца и нуждается сейчас в восстановлении здоровья. Даже той, которая очень ему нравится. Сильно.

И это было видно по его взгляду. То, как он смотрел на меня, лежа рядом на диване и рассуждая об искусстве, как бережно держал за руку, как заботился. Его печальные глаза вспыхивали жизнью при взгляде на меня, они лучились особенным светом. Я знала подобный взгляд — когда-то Райан также смотрел на меня, и от этого буквально захватывало дух.

Плохо, что между нами с Дэниелом было много недосказанности. Я не торопилась доверять ему своих тайн, потому что не знала, как он отреагирует. Потому и боялась спросить про рояль, чем обнаружила бы свою беспардонность и неуемное любопытство. Но в целом, нам было очень уютно вместе. Он стал моим спасательным кругом в море одиночества, и уже за это ему можно было быть безмерно благодарной.

Дэниел уснул, лежа головой на моих коленях. Я, как загипнотизированная, гладила и гладила его волосы, запускала в них пальцы, словно расчесывая. Долго смотрела на расслабленное лицо, на котором разгладились даже мельчайшие морщинки. Слушала ровное, спокойное дыхание. Он выглядел совсем юным с этой сонной умиротворенной полуулыбкой на губах, и наша разница в возрасте пугала меня уже не так сильно.

Однако я чувствовала, что барьер между нами существует. Невидимый, необозримый, но сейчас он казался для меня каменным, абсолютно непробиваемым. И барьером этим был Райан. Моя душа не отпускала его. Она никак не хотела соглашаться с тем, что вот этот обаятельный, прекрасный и заботливый мужчина однажды заменит его. Пусть даже он будет самым лучшим во всей вселенной, он никогда не станет Им, Райаном, — в том-то и беда.

И вопрос стоял только в том, хочу ли я быть с Дэниелом. По-настоящему. Как бы сильно он мне не нравился, пока я не отпустила свою первую любовь, он будет лишь Райано-заменителем. И даже мое новое сердце это понимало: оно билось дергано, рвано, почти до одышки, до треска в ушах. И это не было похоже на чувство пьянящей влюбленности, скорее на бесплодную попытку одолеть свои собственные чувства, задвинуть их подальше, умертвить.

Но если Любовь уже поселилась в тебе, ее просто так не достать. Увы, ее место не в сердце. Она в тебе повсюду. Так глубоко, что никогда не достанешь, сколько ни пытайся. Она в каждой клеточке, в каждой капельке крови, в каждой мысли. Ей так просто не исчезнуть. Любовь отражается во взгляде, в том, как равнодушны твои глаза, когда ты смотришь на других, и как они беспомощны и налиты теплым светом, когда ты видишь того, кто тебе дорог. Она в каждом несказанном слове, в каждом нечаянном жесте, в каждом вздохе. Ты не видишь ее, но постоянно слышишь ее голос. Великий дар, проклятие, движущая сила, с появлением которой все обретает смысл. Любовь… Та, с кем бесполезно сражаться, потому что проиграешь все равно.

Я осторожно переложила голову Дэниела на подушку и встала. Накрыла его одеялом, взяла с кресла лэптоп и на цыпочках поднялась наверх. Мне нужно было знать, что чувствует ко мне Райан. Не важно, каким способом. Пусть это будет унизительно, пусть для этого нужно будет позвонить ему, пусть придется умолять его мать или Шейлу, чтобы они попросили его отозваться. Пусть. Знать, взаимны ли мои чувства, было жизненно важно.

Я вошла в комнату, включила свет и принялась искать телефон. Перерыла тумбочку, постель, но не нашла. Попыталась вспомнить, где его видела в последний раз. Взгляд упал на брошенные на спинку стула мокрые вещи.

— Черт!

Метнулась к ним. Так и есть. Мобильник остался в кармане штанов. Достала. Он был мокрым и не реагировал на прикосновения.

— Черт, черт! Вот дерьмо…

Протерла экран, высушила поверхность смартфона краем платья, но все было бесполезно. Оставалось только попробовать реанимировать его с помощью народных лайфхаков. Что-то вроде белого риса? Или как там делается? Насыпать крупу в миску, зарыть и ждать? Сколько? Сутки, двое, трое?

Но мне нужно было связаться с Райаном прямо сейчас. Я бросила телефон на кровать и взяла лэптоп. Сигнал, как обычно, был слабым. С трудом проверив почту, попыталась настроить видео-звонок. Не вышло. Затем с помощью одного из приложений попробовала совершить обычный — абонент был вне зоны доступа. Еле-еле дозвонилась до дома Джонсов:

— Алло, миссис Джонс?

— Кто это? — Раздался недовольный голос матери Райана.

— Это Эмили. Эмили Уилсон. Простите…

— Ты знаешь, который час, Эмили Уилсон?

Я тяжело вздохнула.

— Простите, Дороти. Я просто хотела узнать, не передавал ли мне что-нибудь Райан?

— А что он должен был передать?

— Вы… Вы говорили ему о том, что я его искала?

Послышалось шуршание, затем она прокашлялась.

— Разумеется.

— И что он ответил?

— Боже, деточка, я не хотела тебя огорчать… Он… он совершенно не проявил интереса. Я спросила, что передать тебе, но сын просто отмахнулся. Думала, он сам тебе позвонит. Мне очень жаль, Эмили.

— Понятно. — Хрипло пробормотала я.

— Если у тебя все, то я, пожалуй, вернусь в постель.

— Миссис Джонс!

— Да? — Недовольно.

— Скажите, как мне с ним связаться?

— Что? Тебя плохо слышно.

— Я звоню ему на старый номер, но не могу дозвониться.

— Он не менял номер.

— Ага, спасибо. — Расстроенно закусила губу. — Подождите!

— Что еще?

— Могу я навестить Корделию? Мне очень нужно поговорить с ней.

— Это еще зачем?

Я замешкалась, понимая, что правда ее точно не порадует.

— У меня к ней вопрос.

— Ты опять со своими глупостями? Послушай, Эмили, ты вроде не глупая девочка. Доктор запретил Корделии волноваться, ей прописали полный покой.

— Но я просто…

— Всего доброго, Эмили.

И я ошарашенно уставилась на потемневший экран. Вот стерва!

С Шейлой связаться тоже не получилось. Но сдаваться я не собиралась. «Завтра же повторю попытки». Откинулась на подушки, еще раз проверила почту, не пришел ли ответ насчет личности моего донора. Но и там по-прежнему было пусто. Тогда я приглушила свет, устроилась удобнее и открыла папку «Видео», чтобы снова просмотреть ролики с Райаном. По телу побежали мурашки, в груди неприятно екнуло. Папка оказалась пуста, видео нигде не было! Они исчезли!

Глава 28

— Теперь все изменится. — Я посмотрел на окровавленную иглу и улыбнулся.

Последний стежок вышел самым красивым и аккуратным. Провел пальцами по вышитому на ее спине слову и ощутил, как удовольствие вибрацией разливается по всему телу.

— Спасибо, что дождалась. Это последний этап, теперь ты будешь свободна.

— М… мм… — Застонала она, приходя в сознание.

— Ты даже не знаешь, как я сейчас рад, Сара. Не представляешь, что чувствую. После всего, что пережил.

— М… — Ее тело дернулось, но веревки не подвели.

Я завязал последний узелок, взял с железного подноса маленькие ножницы и срезал хвостик нити. Как всегда, вместе с законченной работой приходила слабость, но она была такой приятной, опустошающей, что трудно было удержаться от чувств.

— Скажи, это ведь в последний раз, Сара? Больше этого не повторится, да?

— А-а… — Она сделала усилие, чтобы приподнять голову, но ничего не вышло. Подбородок глухо ударился о поверхность стола.

— Потому что я обессилен, Сара. — Отложил иглу, снял хирургические перчатки. — Не выдержу все это снова. Мое терпение не бесконечно.

Взял со столика бутылек со спиртом, открутил пробку.

— А-а-а! — Истошно завопила она, когда обжигающая жидкость тонкой струйкой полилась на пространство между ее лопаток.

— Кричи, Сара. Это тоже своего рода очищение. Все равно никто не услышит твоих криков.

Мне нравилось, как смотрелась надпись. Теперь, когда спирт смыл лишнюю кровь, красные стежки четко выделились на белом мраморе кожи.

— Теперь все будет по-другому. — Я обошел ее и наклонился так, чтобы взглянуть в глаза. Нам всегда нравилось сидеть, подолгу глядя друг на друга. Это было моментом особого единения, когда я понимал, что по-настоящему нужен ей. — Теперь мы снова вместе. Снова будем счастливы.

Увидев меня, она все поняла. Затряслась всем телом, начала из последних сил натягивать веревки. Ее покрасневшие зрачки расширились, губы затряслись, лицо сморщилось от боли. Блеснувшие в глазах слезы были просто прекрасны. И это не могло не тронуть меня. Глядя на нее, я чувствовал себя самым счастливым.

— Никто и никогда не разлучит нас, детка. — По щеке мазнуло чем-то горячим. — Обещаю тебе. — Стер слезу со своей щеки пальцем. — Осталось совсем немного, потерпи.

* * *

Мальчик.

Юноша.

Ему лет шестнадцать. Не вижу четких очертаний. Он выше меня, крепче. Мы идем вдоль какой-то улицы. Он что-то говорит. Как не напрягаюсь, не могу услышать. На мне синее платьице с пояском, белые мягкие туфельки. К груди прижата большая папка, держу ее обеими руками — в ней что-то важное. Не могу понять, что ощущаю. Наверное, это восторг, потому что меня ожидает что-то интересное, грандиозное.

Солнце заставляет меня щуриться. Улыбаюсь. Он рассказывает что-то очень смешное, и мы заливисто хохочем. С испугом останавливаемся возле проезжей части, пропускаем большой автобус. Здесь все новое, я ничего не знаю. Первый раз в этом городе. Но Он рядом, и мне спокойнее с ним. Хочется взять его за руку, но не могу. Мы уже не маленькие дети, и каждый из нас знает, что это будет означать. Он сам должен. Первый. Если я ему нравлюсь так же, как и он мне.

Автобус пролетает мимо с грохотом, и мы перебегаем на другую сторону улицы. Он подает мне руку, я хватаюсь с благодарностью. Прыг! Через узкий участок газона, и мы на узкой пешеходной дорожке. Оглядываемся в поисках нужного направления. Приходится расцепить руки. Показываю: «Кажется, туда». Идем. Его смех очень заразный, невозможно не смеяться вместе с ним. Он как колокольчик, низкий и звонкий, родной до невозможности. Только рядом с этим юношей мне хорошо.

Чтобы взбодрить меня или отвлечь, он начинает глупую детскую игру в догонялки. Пихает локтем, и я подаюсь назад. А он удирает, смеясь. И мне приходится бежать следом. Настигаю его в два счета — опять поддался. Обнимаю, щекочу, пробираясь пальцами под ребра и маскирую свое маленькое счастье под маской озорства. Его руки проходятся по моему телу в ответном жесте. Сколько не увиливаю, не отворачиваюсь, щекотка берет свое, и вот уже папка вылетает из моих рук и падает на асфальт.

Мы бросаемся подбирать все, что из нее выпало. Встаем на колени и собираем листы, укладываем их обратно. Несколько штук взлетает от порыва ветра, и приходится бежать за ними по дороге. Мне тревожно и весело. Нужно во что бы то ни стало поймать эти листочки, они крайне важны, но я хохочу, как безумная, потому что его присутствие в моей жизни важно не меньше. Прыжок, и он подхватывает готовый улететь на проезжую часть лист бумаги. Протягивает мне.

Мы смотрим друг на друга. Пристально, долго. Наверное, этот взгляд что-то значит. Он слишком откровенный. Но я не вижу. Не вижу его лица. Только глаза — добрые и бесконечно влюбленные. А потом, смутившись, отворачиваюсь, чтобы пересчитать мятые листы. Вглядываюсь — это ноты. Они для меня как что-то божественное, волшебное, очень дорогое.

Момент упущен. Мы снова просто друзья. Неловкое прощание, короткое рукопожатие, почти объятие — касание плечом. Улыбки. Он говорит какое-то напутствие, а мне все еще хочется услышать другое. Честное, искреннее. На что у него, кажется, никогда не хватит духа. И я бросаю на него последний, печальный взгляд. Подмигиваю. Каждый идет своей дорогой, он — налево, я — направо. Постоянно оборачиваемся и снова машем на прощание.

Больше не вижу, его силуэт пропадает из вида. Чувствую, ощущаю каждой клеточкой кожи, что он стоит где-то за углом и продолжает провожать меня глазами. Такой вот, нерешительный. Я слишком хорошо его знаю. Наверное, стоило бы первой сделать шаг, но вдруг ему это не нужно? Смотрю на часы и почти бегу. Останавливаюсь только возле самой двери, чтобы отдышаться и собраться с силами.

Ответственный день. Очень важный. Он решает все. Вся моя дальнейшая жизнь будет зависеть от него. Поднимаю глаза. «Королевский Северный Колледж Музыки» — гласит табличка. Сердце на секунду останавливается, а затем пускается вскачь каким-то бешеным галопом.

Пора.

Я толкаю массивную дверь, чтобы сделать свой первый шаг на пути к будущему, и…

Боже… Вода… Слишком много воды! Она повсюду. Снова падаю в невесомость. Чувствую себя тряпичной куклой, не способной сопротивляться. Но почему? Почему тело меня не слушается?

Погружаюсь спиной вниз, в глубину, взгляд устремлен наверх — туда, где сквозь толщу прозрачной воды что-то мелькает. Вижу собственные руки и ноги, они тонут вслед за остальным телом. Мысленно приказываю им двигаться, плыть, но почти ничего не выходит. Тогда пытаюсь крикнуть, но вместо этого впускаю в рот влагу, которая моментально заполняет собой легкие. Кашляю, чувствуя боль и головокружение.

Пожалуйста, только не это. Не снова!

Цепляюсь пальцами за воду, из последних сил заставляю себя барахтаться, но ничего не получается. Мое тело тяжелее, его тянет вниз. Паника отключает мозги, оставляет лишь глупые инстинкты, которые заставляют кашлять снова и снова, открывая дыхательные пути для благодарной смерти.

Он должен меня спасти. Почему он не идет? В груди горит пожар, руки и ноги становятся безвольными. Ступни чувствуют дно, но оттолкнуться не могут. Это конец. Сквозь затуманенное сознание прорывается что-то синее, какие-то символы. Рисунки? Буквы? Кажется, это синие морские коньки. Да, они. Я так их любила. Они здесь повсюду. Застыли, наблюдая за моими мучениями. Немые свидетели ужасной сцены.

Тяну к ним руку, но достать не могу. Перед тем, как закрыть веки и уйти в небытие, вижу буквы. Буквы…

Я проснулась от попытки вдохнуть воздуха. Отчаянно закашлялась, обхватывая руками шею. Все постельное белье было в моем поту. Во рту и в носоглотке явственно ощущался привкус воды.

«НОВЫЙ ЧЕЛОВЕК» — эта надпись стояла перед глазами.

Именно эти буквы, эти два слова мне удалось разглядеть перед тем, как я проснулась. Маленький прямоугольник, размытый водой, а в нем эта странная надпись. Что это все означало?

Я вздрогнула от какого-то звона. Он повторился вновь. Непонимающе уставилась на свою руку. Именно браслет на запястье издавал такой звук. Непривычно. Пошевелила рукой еще, и серебристые морские коньки качнулись в такт, ударяясь друг о друга маленькими тельцами. Я снова закашлялась и обессиленно опустилась на подушки.

«Эти сны меня когда-нибудь доконают». Они настолько реальны, что, кажется, я сама сейчас чуть не умерла, захлебнувшись. Ну, и дела.

Глава 29

Одевшись и умывшись, я спустилась вниз. На первом этаже было тихо. О вчерашнем вечере ничего не напоминало, все было прибрано с особой тщательностью. В гостиной на диване тоже никого не было. Значит, Дэниел уже встал.

Солнечный свет особенно радовал после разбушевавшейся вчера грозы. Он наполнил дом до самых краев, и, несмотря на поселившуюся во мне тревогу, с наступлением утра снова хотелось жить и радоваться жизни. Заметив, что дверь в кабинет Дэниела открыта, я направилась туда.

Что-то заставило меня остановиться на том участке гостиной, где было как-то неуютно пусто. Присела, чтобы как следует рассмотреть пол. Кажется, он еле заметно выцвел на этом месте и потому был аккуратно прикрыт ковром. Отогнув краешек, я обнаружила небольшие царапины и отметины на древесине. Провела по ним подушечками пальцев.

Да, это определенно были следы от ножек рояля. Он стоял когда-то на этом самом месте. Выпрямившись, я представила, каким образом он мог располагаться. Наверное, игравший на инструменте мог любоваться видом из окна при желании. Интересно, кто это был? Мама Дэниела? Или он сам?

— Это ты? — Послышался его голос из кабинета.

— Да. — Отозвалась я, приближаясь к двери. — Доброе утро.

Дэниел сидел за столом, рассматривая какие-то снимки. Увидев меня, он широко улыбнулся и встал.

— Привет! Иди сюда.

— Я еще не была здесь. У тебя… — огляделась, — уютно.

Кабинет был просторным, с достаточно высокими потолками. Одну стену занимали книжные полки, другую встроенный шкаф, окна были прикрыты наполовину серыми тканевыми шторами. У стены стоял письменный стол с компьютером, а посередине комнаты в облаке белого света от навесных ламп находился специальный чертежный стол, установленный под наклоном, и устланный различной документацией и чертежами. Вокруг чистота, идеальный порядок, не пылинки ни на одной из поверхностей.

— Добро пожаловать. — Дэниел отодвинул держатель, на котором была закреплена одна из ламп, и шагнул ко мне.

Боясь, что ему захочется обнять меня или поцеловать, я смущенно перевела взгляд на висевшую над его столом табличку в раме. «Amor vincit omnia» — было написано на ней.

— Что это означает? — Поинтересовалась.

Он прищурился и посмотрел на меня в упор. Запах пены для бритья ударил в нос — так близко Дэниел подошел ко мне.

— Любовь побеждает все. — Тихо сказал мужчина и улыбнулся.

Его зрачки расширились, взгляд заблестел. Рука скользнула по моей щеке, и я почувствовала, как нежно он убирает выбившуюся прядь мне за ухо.

— Так, значит, здесь ты работаешь? — У меня слегка сбилось дыхание.

Дэниел запустил свою огромную ладонь мне в волосы, провел пальцами по шее и осторожно притянул к себе.

— Да, — его голос оборвался.

Он больше ничего не говорил и не смотрел на меня. Просто обнял и ласково коснулся губами моего лба. Одна половина меня разомлела, подавшись навстречу, другая захотела немедленно отстраниться. Слышно было, как он шумно втягивал запах моих волос, а потом заговорил. Голос его звучал так тихо, что его почти заглушил стук моего сердца:

— Я приготовил тебе завтрак. Но сначала хотел показать фотографии. Они получились просто удивительными.

Отошел, взял меня за руку и подвел к столу. На нем, под светом ламп, выстроились в ряд карточки с выставки.

— Это я? — Усмехнулась.

Тощий подросток на снимке, и правда, чем-то походил на меня.

— Вроде, да. — Рассмеялся Дэниел.

Он подносил по очереди фотографии к свету, и мы смеялись над тем, какой перепуганной я на них выглядела.

— Значит, завтра тебе придется вернуться в Лондон? — Спросила я позже, за завтраком.

Дэниел подал мне вилку и придвинул ближе тарелку с омлетом.

— Я как раз думал над тем, как все утроить так, чтобы можно было работать отдаленно. Если даже приезжать к тебе на уикенд, то все равно будет далековато. Дорога выматывает. Нужно кое-что уладить, буквально пару моментов, и мне не придется находиться там все время. Как тебе идея?

Я замерла. Уставилась на него, пытаясь выдавить из себя непринужденную улыбку. Совсем недавно он приглашал меня пожить у себя в доме в его отсутствие, а сейчас выходило так, что мы будем жить тут вместе?

— Ты сможешь жить здесь и работать, и тебе не придется ездить в Лондон?

— Здорово, правда? — Его улыбка как всегда сногсшибательна. — Ездить все равно придется время от времени. В тот же Манчестер, в офис. Или в Сетл, где у нас тоже сейчас имеется объект. Но это ненадолго, и я смогу брать тебя с собой.

— Угу. — Спрятав взгляд, я ковырялась вилкой в омлете.

— Как мне, вообще, в голову пришло оставить тебя здесь одну так надолго? Как представлю сейчас, что бы было с тобой, если бы ты осталась в лесу в грозу, так плохо становится.

— Ага. Ты подоспел вовремя.

Дэниел налил мне чай и взглянул на часы.

— Ну? Чем займемся сегодня?

— Решай ты. — Пробормотала почти безучастно. — У меня завтра прием у врача, я немного переживаю, хотела поделиться с ней по поводу своего самочувствия.

— Что такое? — Он переменился в лице.

— Все нормально, просто я… будто сама не своя в последнее время. Тревожно. Вот и хочется проконсультироваться.

— Я отвезу тебя. — Твердо заявил он.

Я подняла на него полный благодарности взгляд.

— Но тебе же уезжать завтра?

Дэниел пожал плечами и отложил салфетку.

— Ты важнее. — Сказал это как само собой разумеющееся. — Свожу тебя к врачу, привезу обратно, а потом уже поеду в Лондон. Не волнуйся, это ненадолго. Всего пара дней, потом вернусь.

— Правда? — Переспросила.

Сама не понимала, что чувствую, радуюсь ли этому или волнуюсь.

— Да. — Его мой наивный взгляд, кажется, только позабавил. — А сейчас доедаем завтрак, берем резиновые сапоги, плащи и бегом на озеро!

Прогулка вышла на удивление душевной и веселой. Мы месили грязь, устроенную вчерашним ливнем, собирали цветы, гуляли по камням на берегу и любовались величественным видом, открывавшемся с вершины ущелья. Усталые и перепачканные вернулись домой, вместе приготовили ужин, поели и устроились на диване за просмотром фильма.

— Забыла проверить, как там мой телефон, — подорвалась встать я, вспомнив, что еще утром оставила мобильник в мешке с рисом.

— Зачем он тебе? — Остановил меня Дэниел, подтянул к себе и уложил на плечо.

— Хотела проверить, вдруг он заработал. Вчерашний ливень и до него добрался.

— Брось его, я куплю тебе новый. — Мягким поглаживанием по плечу, он заставил меня остаться на месте. В его объятиях действительно было очень тепло и удобно.

— Мне нужно было позвонить другу. Это важно.

— Что еще за друг? — Произнес он несколько напряженно.

— Райан. Мы с ним некоторое время дружили, сейчас он уехал учиться в Дарем.

— И… что ты от него хотела?

Я поворочалась, стараясь принять удобную позу.

— Просто. Не знаю.

— Зачем тебе еще кто-то, когда у тебя есть я? — Отшутился Дэниел, затем наклонился и поцеловал меня в висок. — После школы все идут своей дорогой. Не удивительно, что людям потом друг до друга и дела нет.

— Думаешь? — Прошептала я.

Веки слипались.

— Знаю. — Он несколько раз щелкнул пультом, пока не остановился на каком-то фильме. — Спи и не думай ни о чем. Я с тобой.

* * *

— Нет, доктор, это не фантазии, не сны. Здесь что-то не так. — Я застегивала пуговицы на кофточке после окончания осмотра. — Мне снится, что она тонет, и у меня в носу, в горле при пробуждении все свербит от привкуса воды. Я вижу ее, слышу ее музыку — и это уже днем, когда бодрствую. Неужели, никто из пациентов не обращался к вам с подобным?

Белый цвет стен навевал такую же безнадежность и уныние, с которыми я и явилась в этот кабинет. Доктор Кларк села за свой стол, тяжело вздохнула и впилась взглядом в разложенные перед ней бумаги.

— Результаты твоих тестов, Эмили, идеальны. — Она взяла один из документов и, сжав губы, еще раз пробежала глазами. — Думаю, ты умная девушка, и не станешь загружать голову информацией, почерпнутой с просторов Интернета? Официальная наука весьма категорична в отношении теории клеточной памяти и переноса психотронных импульсов. Повторюсь, сердце — это насос. Нет никакой связи с неврологической системой.

— Но как же сны?

— Они могут быть реакцией на высокие дозы лекарств.

Я спрятала лицо в ладони, медленно выдохнула и снова посмотрела на нее. Доктор Кларк была непоколебима. Глядя на меня со снисходительностью кардиолога со стажем, она ждала от меня взрослой реакции, а не детской истерики.

— Эти лекарства никак нельзя отменить?

— Нет. — Легонько покачала головой.

— Ясно. — Выдохнула я. — А заменить другими?

Женщина виновато улыбнулась.

— Эмили, проблемы у твоего подсознания. И хорошо, что не у организма. — Она собрала в стопку результаты анализов и постучала ими о стол. — Я не вижу причин для серьезных волнений, но могу направить тебя к соответствующему специалисту…

— Мозгоправу? — Усмехнулась я.

— Доктор Эванс — замечательный специалист в этой области.

— Спасибо, нет.

— Мы вернемся к этой теме на следующем приеме, Эмили. Хорошо?

— Я подумаю. — Встала и направилась к выходу. Остановилась у двери: — Спасибо, доктор.

Глава 30

На обратном пути к дому, я размышляла о том, как мне пробиться к Корделии. Может, представиться социальным работником или представителем страхового фонда, который хочет обсудить со старушкой вопросы начисления ей пенсии? А как тогда я после этого явлюсь к ней в дом? Через окно? И как попрошу ее связать меня с умершей девушкой, хозяйкой моего сердца? «А не устроить ли вам для нас спиритический сеанс, миссис Корделия Джонс? Все говорят, что вы немного сумасшедшая. Так теперь вы с вами почти друзья по несчастью».

Бред полнейший.

Но старая миссис хотя бы могла мне помочь связаться с Райаном. И я не могла дождаться, когда Дэниел уедет, чтобы связаться с ней.

Очевидно, что упоминание друга детства неприятно задело мужчину, и мне не хотелось его снова огорчать. Тем более, Дэниел всю дорогу до Малэма бросал на меня полные теплоты взгляды, периодически гладил по руке. Не скрою, мне было приятно видеть, что рядом со мной он словно оживал.

— Чемодан? — Подсказала я, протягивая ему кейс с вещами.

Дэниел облегченно выдохнул. Он уже и не знал, где искать его, а тот весь уикенд так и простоял невскрытым в коридоре у двери.

— Спасибо, — улыбнулся он.

— Ты уверен, что нужно ехать на ночь глядя? — Я бросила взгляд на часы. — Из-за поездки к врачу ты потерял почти весь день.

Он посмотрел в зеркало, затем на меня:

— Зато эти пару дней буду точно уверен, что твое здоровье в порядке.

Дэниел приблизился, и смущение заполнило меня целиком. Начиная с пяток, поднялось к животу, скрутилось узлом в животе и разлилось краской по щекам.

— Все будет хорошо, не переживай.

Он принял из моих рук чемодан.

— Пожалуйста, не ходи далеко одна. Дождись меня, и мы с тобой обойдем всю долину хоть сотню раз.

— Хорошо.

Наклонился, обжигая дыханием.

— Обещаешь?

— Да. — Улыбнулась. — Обещаю…

— Будешь ждать? — Не унимался он, улыбаясь все шире и заставляя меня делать то же самое.

— Буду, — рассмеялась я.

Наши губы встретились. Не то, чтобы я не понимала, зачем он приближается ко мне, зачем прижимается все плотнее. В какой-то мере даже ждала, но получилось все равно неожиданно. Удивилась поначалу этому влажному прикосновению губ, чуть не отстранилась, но Дэниел так легко и обыденно обнял меня, что тело инстинктивно качнулось вперед. Я стояла на цыпочках, балансируя и дрожа, и робко отвечала на его поцелуй. Его губы все решительнее и крепче прижимались к моим, а язык все смелее проникал в мой рот.

— Не хочется уезжать, но пора. Завтра в половину девятого утра встреча с заказчиком.

Мне с трудом удалось открыть глаза. Словно затмение какое-то. Не помню, как долго это продолжалось, но мы только что целовались, и я абсолютно не имела власти над своим телом.

— Пока, — его губы еще раз коснулись моих.

Нежно, затем сильнее.

— Пока. — Растерянно пробормотала я.

Дэниел нехотя отпустил мою руку и шагнул за порог. Когда дверь за ним закрылась, я все еще не могла отдышаться. Прошла на ватных ногах в кухню, проверила телефон, но тот все еще был в нерабочем состоянии. Заварила себе чаю, собрала карандаши, поразмышляла, не хочу ли нарисовать что-нибудь, но так и не решилась. Не то было настроение. Отложила и, взяв чашку, поднялась наверх. Выпила ароматный напиток, глядя на покрытую вечерним туманом долину в окно, затем неторопливо приняла душ.

Когда я вышла из ванной комнаты, что-то пиликнуло. Села на кровать и схватила планшет. Так и есть — высветилось входящее письмо на почту. С замирающим сердцем нажала ярлычок. Послание открылось.

«Уважаемая, Эмили Уилсон… — глаза нетерпеливо бегали по строкам, — спешим обрадовать вас известием… — в ушах зашумело от потрясения… — можете связаться с семьей донора по следующим координатам…»

Я тут же открыла в лэптопе приложение для аудио-звонка, вдела в уши наушники, настроила микрофон, вбила нужный номер и нажала «Соединение». По спине бежали мурашки, дыхание перехватывало от волнения, пока устройство пыталось установить связь при крайне низком сигнале сети. Я молилась, то и дело, сглатывая от беспокойства, когда вдруг в наушниках послышался характерный щелчок.

— Алло, — ответил мужской голос.

— Мистер Келли?

— Да, слушаю вас. — Мой собеседник, будто предчувствуя что-то, шумно вздохнул.

— Меня зовут Эмили Уилсон. Сегодня я получила письмо из донорской программы с подтверждением того, что вы открыты к общению.

— Вы… — Мужчина громко сглотнул.

— Да, сэр. Мне пересадили сердце вашей дочери.

— Господь Всемогущий…

— Мне очень нужно встретиться с вами, сэр.

— Конечно, конечно… — На линии что-то зашуршало. — Вы можете подъехать завтра. Моя жена будет дома.

- Спасибо, сэр.

Он вздохнул.

— Вы знаете адрес?

— Да, он есть в письме. Я буду утром. Большое спасибо, что согласились.

— Да. — Мужчина будто задумался о чем-то, замолчал.

— До встречи, сэр. Еще раз спасибо.

Отбросив планшет в сторону, я принялась метаться по комнате, пытаясь унять волнение. Как все пройдет? Что я им скажу? О чем буду спрашивать? Застыла возле зеркала и уставилась на свое отражение. Так раскраснелась, что сама на себя перестала быть похожей. Глаза горели, зрачки расширились, губы были искусаны в кровь. «Наверное, нужно попробовать позвонить маме, рассказать про новость. Узнать, что она об этом думает. Нужно написать письмо Райану, поделиться… радостью? Сомнениями? Или сообщить Дэниелу…»

В эту секунду раздался резкий отрывистый хлопок, и зеркало разлетелось вдребезги. Мелким крошевом и большими острыми кусками со звоном рухнуло к моим ногам. Я не успела даже отпрыгнуть, не успела понять, что произошло. Меня оглушило, да так, что голова закружилась, а тело вмиг сделалось каким-то ватным. Из последних сил, теряя сознание от шока, шагнула на полусогнутых назад и повалилась бочком на кровать.

* * *

Утро ворвалось в комнату наглыми лучами света. Попробовала разлепить веки, но не вышло. Зажмурилась. Пробуждение давалось с таким трудом, словно я не остатки сна пыталась отогнать, а восставала из ада. Открыла глаза и поморгала, постепенно картинки сонной утренней комнаты и того, что произошло вчера перед тем, как я отключилась, начали проясняться. Привстала и приложила ладонь к виску. Голова была тяжелой, ныла при каждом движении.

Огляделась. На мне все еще был халат, накинутый на голое тело, на ногах красовались тапочки, а волосы спадали на лицо спутанными, высохшими как попало, сосульками.

— О, нет… — Пробормотала, увидев усыпанный осколками зеркала пол.

Теперь придется еще и с уборкой повозиться. Осторожно встала, перехватила волосы найденной на тумбочке красной резинкой и потянулась. Взглянула на часы. Половина десятого.

— Черт…

Смела осколки в большой пакет обнаруженной в кладовке щеткой. Поработала пылесосом для верности. Наспех переоделась, приняла лекарства, попила чай, причесалась, сунула в сумку лэптоп, документы, вышла из дома, закрылась и понеслась в сторону центральной деревенской улицы.

— Айра! — Постучалась неторопливо в дверь небольшого домика. — Откройте, это я.

Одышка заставила меня навалиться на дверное полотно плечом, чтобы отдышаться.

— Оп! — Подхватил меня старик, когда дверь подалась. — Не падать!

— Простите! — Восстановила равновесие.

— Чаю, милочка?

— Нет. — Всплеснула руками. — Скажите, вы не заняты сейчас? Мне совершенно некого попросить.

— В чем дело? — Улыбнулся он, обнажив два десятка ровных белых, очевидно вставных, зубов.

— Нужно съездить в Сетл. Срочно.

— О… — Будто обдумывая, насупился он.

— Я заплачу! — Постучала по сумке в знак доказательства платежеспособности.

— Обижаешь. — Еще больше нахмурился старик.

И захлопнул перед моим носом дверь.

— Я… — набрала больше воздуха в легкие, но так и застыла, с недоумением глядя на закрытую дверь. — Ну, и ладно.

Развернулась и обвела взглядом остальные дома. Можно было бы наведаться в магазин, возможно, там бы мне подсказали, как вызвать такси, или где найти машину с водителем.

— Чего встала? — Раздалось вдруг слева. Старик появился из гаражной двери. На нем была объемная кожаная кепка и видавший виды замшевый пиджак. — Поехали!

Я с радостью бросилась к машине, которая показалась, как только гаражные ворота полностью открылись. Села на пассажирское сидение и сложила руки на коленях.

— Важная поездка, говоришь? — Пожилой мужчина устроился на водительском месте.

Неторопливо вставил ключ в замок зажигания, подвинул сидение, пристегнулся. Флегматично оглядел ручку переключения передач.

— И срочная. — Подтвердила я.

— Ясненько. — Кивнул он и завел мотор.

Автомобиль сухо кашлянул и заурчал. Я с облегчением выдохнула.

— Пристегнись, дорогуша. — Попросил он, когда мы тронулись с места.

И я быстро поняла, почему он настоял на этом. Старый Айра был тот еще лихач.

Глава 31

— Надеюсь, что недолго. — Сказала я, когда Айра заглушил двигатель своего автомобиля. Еще раз сверилась с адресом, указанным в письме. Вроде, все верно. — Скоро вернусь.

— Жду. — Старик открыл окно и откинулся на сидение.

Нервно улыбнулась и вышла из машины. Асфальт под ногами казался расплавленной магмой. Я шла, еле справляясь с нахлынувшим беспокойством, граничащим почти с ужасом, и слегка покачивалась. Правильно говорила мама, мне нужно было беречься, оставаться дома, а не гоняться за свежим воздухом по лесам и ущельям Малэма. Я обязана этим людям жизнью. Я должна была беречь сердце их дочери, как священный дар, а не подвергать ненужной опасности. Должна была выразить свою благодарность тщательной заботой о новом органе. А я…

Выдохнула.

Вдохнула медленно и снова выдохнула. Ступила на подъездную дорожку и пошла по направлению к входной двери. Дом четы Келли был добротным двухэтажным особняком с широкими окнами в белых ставнях. Газон казался идеально ровным, на дорожках было убрано, ступени сияли чистотой. Только цветы в подвесных вазонах безнадежно завяли, что говорило о том, что хозяйке дома в последнее время было совершенно не до них.

Я остановилась, так и не решаясь постучать. Замерла, боясь поднять взгляд и увидеть, что меня разглядывают через окно. Для этих людей время остановилось со смертью их дочери. Наверное, через эту самую дверь она вышла, чтобы потом не вернуться. Ее больше нет. Нет ничего, кроме ее сердца, бьющегося у меня в груди. И я не знала, как они отреагируют на меня. Огорчатся ли моему появлению или обрадуются?

— Здравствуйте. — Дверь открылась сама. Мне даже не пришлось заносить руку, чтобы постучать или позвонить. На пороге стоял седой мужчина, из-за его спины выглядывала невысокая темноволосая женщина. — Вы, наверное, Эмили?

Я коротко кивнула и вошла.

Не нужно было траурной одежды, чтобы заметить скорбь на их лицах. Она и сама стала их повседневной одеждой. То, что не скроешь за улыбкой, потому что глаза останутся такими же безжизненно серыми и тусклыми, то, что не спрятать за годами обычной жизни. Скорбь утраты. Она навсегда остается отпечатком боли во взгляде тех, кто потерял самых близких людей.

— Здравствуйте. — Выдохнула я и отважилась посмотреть им в глаза.

Сердце сжалось, качнулось, подпрыгнуло в груди. Стоило только увидеть мать, терзавшую побелевшими пальцами воротник собственной блузы и смотревшую на меня, как на инопланетянку.

— Меня зовут Эмили Уилсон.

Наступила тишина.

Мы, все трое, замерли возле входной двери, не зная, что говорить или делать.

Я чувствовала укор совести. Мой приход ничего не изменит в их жизни. Все, что у них осталось — это вещи, к которым можно было прикасаться точно так же, как когда-то прикасалась к ним их дочь. Одежда, которая еще хранила ее запах и которую можно было прижать к себе и представить, что обнимаешь ту, которой больше нет. Пленки, фотографии, дипломы — то, что навсегда останется лишь воспоминанием. И мне было невыносимо стыдно за то, что сердце, которое бьется во мне, никогда не сможет заменить им живого человека, которого они потеряли.

— Бенджамин Келли, — протянул руку мужчина. Его голос хрипел от волнения. — А это — моя жена, Рут.

— Очень приятно, — сглотнув, я опустила голову в знак приветствия.

Женщина так и продолжала стоять и смотреть на меня с приоткрытым ртом.

Что-то мелькнуло слева. Я сначала не поняла, что это было, но потом услышала стук когтей по полу. Обернулась. Черно-белый бобтейл, старый и давно нуждавшийся в стрижке. Пес застыл, глядя на меня, непонимающе. В этом взгляде не было агрессии, скорее — недоумение. Он сделал шаг, еще один, затем склонил голову набок и остановился.

— Это Санни, не бойтесь. — Произнес мужчина.

— Хорошо. — Ответила я, инстинктивно вцепляясь пальцами в сумку.

И в этот момент, собака, словно среагировав на мой голос, робко завиляла хвостом. В ее поведении ощущалась растерянность. Животное направилось к нам на полусогнутых, продолжая вилять хвостом и будто не веря своим глазам. Санни словно узнал меня. Хотя это было абсолютно невозможно. Он приближался осторожным, стелящимся шагом, медленно. Виляя уже почти всем телом и скуля, бедный пес подходил все ближе.

— Господи, Бен… — Прошептала женщина, глядя на эту картину.

И я не смогла удержаться. Наклонилась и протянула к собаке руки. Секунда, и тот бросился в мои объятия, принявшись лизать и крутиться, как заведенный волчок.

— Он испортит вам одежду, — виновато заметил хозяин дома.

— Ничего страшного, — ответила я, подставляя Санни лицо.

Влажный язык прошелся по щекам и шее. Мощные лапы уперлись в мои колени, едва не валя меня с ног.

— Я до сих пор не верю. — Надломлено произнесла Рут, когда мы, наконец, угомонили пса и устроились в гостиной.

Они с мужем сидели на диване, я — напротив них в кресле. Санни лег в ногах, продолжая обнюхивать меня и тыкаться мокрым носом в колени.

— Как я позволила этому случиться? — Продолжила женщина, прикладывая платок к припухшим векам. — Ночами мне кажется, что я слышу ее плач. Постоянно. Бесконечный, печальный плач. Она просит ее спасти. Это ужасно. Я так ее любила…

— Мне очень жаль, миссис Келли.

— Но перед самой ее смертью мы так отдалились… Если бы я знала, что больше не увижу ее…

— Тише, Рут, тише. — Мужчина погладил ее по спине.

Ему самому трудно было сдерживать слезы.

— Каждый раз, когда звонит телефон, каждый раз, когда стучат в дверь, я жду, что это будет она. Но… так не бывает. — Всхлипнула женщина, зажмуриваясь. — Моя бедная Сара…

Перед моими глазами встала картина. Ее дочь. Она лежит сейчас где-то. В какой-то коробке, совсем без кислорода. Ее тело разлагается. Все тело, кроме сердца.

- Мне очень жаль… — Снова пробормотала я.

Невозможно было спокойно смотреть на ее слезы. Если бы я только могла что-то сделать, чтобы вернуть ей дочь, непременно бы сделала.

— Я не понимала, как такое возможно. — Рут посмотрела на меня, качая головой. Ее губы дрожали. — Она лежала, моя доченька, вся окутанная проводами, датчиками, приборами. Ее грудь наполнялась кислородом, на щеках был румянец. Она словно спала. — Женщина всхлипнула так громко, что мое сердце сжалось. — Я держала ее за руку, понимаете? Она была теплой, не холодной. Я молилась о ее выздоровлении, а мне говорили, что надежды больше нет. Как так? Ведь если сердце бьется, значит, жива?

Муж крепко обхватил ее ладонь. Ему было больно ничуть не меньше.

— С мозгом произошел необратимый процесс. Вот, что они сказали. — Ее лицо исказилось гримасой боли. — Я отказывалась принимать это. Не верила. Врачи задавали все больше и больше наводящих вопросов о ее здоровье, брали анализы. Сначала я не понимала, к чему клонят, но они уже все спланировали и спрашивали мое разрешение на изъятие органов… — Было слышно, как стучат челюсти Рут от горя. Слезы новым потоком брызнули из глаз, колени заходили ходуном. — А я беззвучно кивала им. Снова и снова. Подписала, где надо. Потому что мне было уже все равно. Понимаете? Все равно.

— Понимаю. — Отозвалась я.

И это ее будто отрезвило.

— Я не думала ни о каких благих делах, деточка. Ты сидишь передо мной, живая и здоровая. Но когда я отдавала тебе сердце своей дочери, то не думала ни о чем. Мне хотелось лечь и умереть вслед за ней. — Рут смахнула слезы уже ладонью. — А когда вернулась домой, когда прошли похороны, и меня все оставили в покое… Тогда на смену апатии пришли сомнения. Вдруг я поступила неправильно? Господи… — По ее щекам потекли новые ручейки. — Я замкнулась в себе, все упрекала и упрекала. Не могла простить. Хоть никто меня и не винил, но мысли, что я могла убить своего ребенка, позволив вырезать сердце, они не давали мне покоя. К тому же… перед Богом… — Она зажмурилась, трясясь всем телом. — Бен, мою девочку похоронили без сердца…

— Не надо, Рут. Посмотри на нее. — Он указал на меня рукой. — Разве это не чудо? Наша дочь была обречена, но теперь, благодаря ей, эта девушка жива. И, значит, память о Саре жива вместе с ней.

Женщина выпрямилась, всхлипнула и посмотрела на меня. Ее тело продолжало содрогаться, руки тряслись, но в глазах лучилось некое подобие надежды.

— Можно? — Спросила она.

Я встала, сразу поняв, о чем она говорит.

— Да, конечно.

— Я эту ночь почти не спала. — Шатаясь, она приподнялась и подошла ко мне. — Все думала, как бы не заплакать, когда буду обнимать тебя и слушать сердце своей дочери.

Я распростерла объятия, и Рут, обхватив меня, осторожно прижалась ухом к груди. В эту секунду сердце необыкновенно заволновалось, заставив меня слегка вздрогнуть. Оно очень трудилось, сжимаясь и разжимаясь настолько активно, чтобы его обязательно услышали. Я обняла Рут. Так, как это сделала бы ее дочь. Так крепко и тепло, чтобы она почувствовала мою благодарность. Так, чтобы Сара могла тоже ощутить силу материнского тепла вместе со мной.

И когда аромат духов этой женщины коснулся моего носа, на мгновение даже показалось, что я всегда его знала. Таким он был удивительно знакомым. Разумеется, не мне — Саре.

— Спасибо. — Прошептала я.

И мы разрыдались все втроем.

— Вы вернули мне жизнь, счастье. — Призналась Рут, целуя мои щеки и обнимая еще раз.

— Ощущение родного. Необыкновенное чувство. — Согласился ее муж, приникая ухом к области моего шрама.

И снова не удержался от слез. Пес тоже жался к нашим ногам во время этой трогательной сцены и тихонько скулил.

— Сара была очень талантливым ребенком. — Рут подала мне фотоальбом и присела напротив.

Ее муж принес нам чаю.

— Спасибо. — Кивнула я.

— Не просто талантливым, одержимым. Лет с четырех она истязала бедный дедушкин рояль. Могла чуть не сутками заниматься, пока не добьется совершенства.

— Значит, Сара была музыкантом?

Рут сияла, делясь воспоминаниями о дочери.

— Еще каким. Любая мать бы гордилась такой дочерью. — Женщина улыбнулась. — Она была очень упертой. Если решит что-то, пока не добьется, не сдастся. Поставила цель — поступить в консерваторию, сделала. Прошла даже с произведением какого-то норвежского композитора. Лёвланда, кажется. Хотя мы все ее отговаривали, убеждали играть на прослушивании что-то классическое, например, Шопена. Но она тогда сказала, что если суждено, то ее возьмут, нет — вернется домой, в Сетл.

Я смотрела снимки Сары и не понимала, что чувствую. Конечно же, сразу ее узнала. Даже в худенькой девчушке с каштановыми волосами и огромными бантами в косах, в красном платье с белой лентой на поясе и смешных белых гольфах — все, как во сне.

— А это она на выступлении. — Сообщила Рут, указывая на следующий снимок. — Сколько приглашений на нее сыпалось после окончания колледжа! Оркестры со всего мира зазывали Сару к себе. Но она почему-то не спешила соглашаться. Не хотела бросать своего жениха, поэтому взялась преподавать в консерватории на полставки, а потом и вовсе бросила. — Женщина заметно напряглась. — Наверное, я когда-нибудь пойму, почему любовь для нее значила больше, чем карьера.

Я провела пальцами по фотографии, на которой Сара была запечатлена в длинном синем платье, сидящей за роялем. Выглядела она ровно так же, как и представала передо мной в видениях. Легкая, летящая, грациозная. Эта девушка была потрясающей, удивительной, яркой. Непонятно, почему такие, как она, должны были уходить из жизни так рано. Это жутко несправедливо.

Я перелистнула страницу альбома и застыла. Ледяные иглы смятения и ужаса вонзились в меня по всему телу. Перед глазами на секунду поплыло.

— А это… Это кто? — Спросила, указывая дрожащим пальцем на молодого мужчину, обнимающего смеющуюся Сару за талию.

Фото было сделано возле водопада.

Мать девушки, посмотрев на снимок, покачала головой и тихо всхлипнула. Тогда на помощь ей пришел муж:

— Это Дэнни, ее жених. Фото сделано как раз за пару месяцев до… происшествия. — Он закусил губу и вздохнул перед тем, как продолжить. — Это Дженет’с Фосс, здесь все и случилось. Нелепость, недоразумение. И зачем только ее потянуло туда на ночь глядя? Место такое, там не утонешь. Это еще постараться надо. Но… — Бен вдохнул и шумно выдохнул. — Она побежала, поскользнулась, упала в воду и сильно ударилась головой о камни. Дэнни бежал с ней на руках до машины, привез в больницу, но врачи уже ничего не могли поделать…

На его глаза снова навернулись слезы. Рут сжала ладонь мужа и опустила голову. А я даже пошевелиться не могла после услышанного. Меня словно ледяной водой окатили.

Глава 32

— Давно вы знаете Дэниела? — Первое, что я спросила, прыгнув в машину и разбудив мирно спящего старика.

Айра выпрямился, откашлялся и непонимающе уставился на меня.

— Малыша Дэнни?

Меня трясло.

— Его самого. — Пристегнулась. — Заводите мотор, умоляю. Нам нужно скорее вернуться обратно.

— Хорошо-хорошо. — Старик накинул ремень безопасности, повернул ключ в замке зажигания и огляделся по сторонам. — Дэниел часто бывал в деревне мальчишкой. Приезжал с семьей. У многих местных, со всех окрестных городков, так заведено — проводить уикенд пару раз в год в долине. — Он сдал назад и выехал на дорогу. — Его отец умудрился прикупить у нас домишко, а после смерти родителей Дэнни сам взялся за его восстановление. Не терпелось ему туда свою невесту перевезти. Хороший он парень, хоть и не общительный почти.

— Значит, Сару вы тоже знали? — У меня от непонимания кружилась голова.

Я мысленно приказывала себе успокоиться, но никак не выходило.

— Знал. — Айра вырулил на шоссе. — Милая девчушка. Совсем, как ты. Приветливая очень, всегда улыбается. — Он запнулся и покачал с досады головой. — Жалко ее. Вы даже похожи чем-то. Обе тощие, как доходяги. Одни глазищи горят на пол-лица.

— Что за история? Что с ней произошло?

Он развел руками и снова схватился за руль.

— Не знаю. Говорят, упала в воду. Мелко там совсем, но девчонка головой, видать, как следует, приложилась. Да нахлебалась. С такой травмой откачаешь, а все без толку… Дэниел с того дня сам не свой, лица на нем нет. — Старик удивленно посмотрел на меня. — Случилось что?

— Кроме того, что я только что узнала о существовании невесты-покойницы Дэниела, почти ничего. — Закрыла ладонями лицо и вздохнула.

* * *

— Большое спасибо, Айра. Не знаю, что бы я без вас делала! — Чуть не расцеловала старика, лихорадочно обдумывая свои дальнейшие шаги и тревожно глядя на стоящий в конце дороги дом Бойдов.

Старик пожал плечами.

— Так ты точно решила?

— Да. — Кивнула. — Езжайте, отдохните, пообедайте. Как только соберу все вещи, прибегу к вам. Больше мне просить некого.

— Да я всегда рад помочь. — Он выпятил грудь.

Сунув несколько купюр в его сморщенную ладонь, я выскочила из машины.

— Куда столько?

— Там не много. — Захлопнула дверь.

— А ну, забери!

— Нет, — послала ему воздушный поцелуй. — До встречи через час!

— Забери быстро! — Каркнул он.

— Ни за что! — И побежала к дому.

Строение встретило меня тишиной. Войдя и закрыв за собой дверь, я огляделась. Казалось, сами стены навалились на меня глухим отчаянием и мрачной безысходностью. Сколько бы ни ждала я ответов извне, они не приходили. Положила руку на сердце:

— Ну, чего молчишь? Ты об этом хотела предупредить, да?

Ответа, конечно же, не последовало.

Прошла нетвердой походкой на кухню, откопала свой телефон из банки с рисом. Попробовала включить. Работает! Чуть ума не лишилась от радости.

То время, пока в трубке тянулись несколько гудков, показалось вечностью. Но как только раздался его голос, у меня в горле безнадежно пересохло.

— Да? Алло? — Повторил он негромко.

— Я все знаю, Дэниел.

— Кхм-кхм. Минуточку. — Послышались шаги. — У меня сейчас деловая встреча.

— Я не задержу тебя надолго.

— Что случилось?

— Я все знаю. — Пришлось сесть на стул, от волнения тряслись коленки.

— О чем?

— Обо всем, Дэниел. Наша встреча не была случайностью, ведь так?

— Чт… что? — Он прочистил горло.

— Почему ты не сказал мне про Сару? Я все знаю. Я была сегодня дома у ее родителей!

— Я… — Его голос оборвался. — Ты…

— У меня в груди бьется ее сердце! О чем ты только думал?!

— Подожди, Эм. Все совсем не так, как ты подумала.

— А как? Твоя невеста умерла, и ты решил приударить за той, кому пересадили ее орган? Ты, вообще, в своем уме?

— Нет. Послушай. — Дэниел тяжело вздохнул. — Выслушай меня, пожалуйста.

— Говори.

— Я… — Еще один печальный вздох. — Я был убит горем, понимаешь? Она умерла прямо на моих руках. Я нес ее, истекающую кровью, и просил не умирать. Боже… Чуть с ума не сошел… Не знаю, как так вышло. Наверное, я просто не хотел смириться с тем, что ее больше нет. Когда узнал, что ее мать подписала бумаги, просто пришел в ярость. Не понимаю, это какое-то безумие, но мне тогда хоть что-то нужно было делать, чтобы не сдохнуть. Я все узнал, заплатил кому надо, чтобы узнать твое имя и адрес. Мне нужно было только посмотреть на тебя. Хотя бы одним глазком.

— Зачем?!

— Не знаю! Я думал, мне станет легче. Ничего не планировал, клянусь… Увидел тебя, а дальше все вышло само собой. Пожалуйста, поверь мне, я не какой-нибудь псих… — Голос Дэниела почти осип. — Я не знал, что ты мне понравишься. Что ты окажешься такой… Что подаришь мне свет, надежду… Прости. Прости меня, Эм. Ты права, это звучит дико. Будто я тебя преследовал.

— Я уезжаю, Дэниел. — Проговорила из последних сил. — Ключ оставлю у соседей.

— Нет, пожалуйста…

— Не нужно. Ничего не говори. Это все было ошибкой. И с моей стороны, и с твоей, тем более. Так тебе Сару не вернуть.

— Не уезжай. — Он почти сорвался на крик. — Оставайся там! Я еду. Мы спокойно поговорим и все решим.

— Здесь нечего обсуждать. Ты болен, Дэниел. Ты потерял свою любимую и цепляешься за любую возможность ее вернуть. Но так не бывает, слышишь? Это неправильно. Сара мертва.

— Нет, нет, нет, нет! — Тихо, будто сквозь зубы, простонал он. — Ты. Мне. Нужна. ТЫ! Пожалуйста, оставайся на месте, я еду.

— Дэниел…

— Просто оставайся на месте!

Связь оборвалась.

Я встала и поплелась в гостиную, по пути собирая свои вещи. «Ноги моей здесь больше не будет».

Это не нормально. Дэниел, может, и не свихнулся окончательно после смерти своей невесты, но поверить, что нравлюсь ему по-настоящему я все равно не могла. Слишком мало времени прошло с ее гибели, чтобы вот так обратить внимание на другую. Я — скорее, просто попытка забыться, эдакий спасательный круг для него. Друг, который отвлек от одиночества и дурных мыслей. Симпатия — да, но не больше. О любви и речи быть не могло. Этот мужчина просто искал утешения. И очень скоро он тоже поймет, что все это было ошибкой.

Поднялась наверх, сложила одежду и лекарства в спортивную сумку. Прибрала постель, сложила рисунки в папку. Наверное, стоило бы сообщить маме, что еду домой, но не хотелось слушать ее нотации: «Вот, я была права. Нельзя было ехать в дом к незнакомому человеку. Ты никогда меня не слушаешь». Сев на постель, я придвинула к себе лэптоп. Включила.

Почта была, как обычно, пуста. Ничего кроме спама, который я тут же отправила в соответствующую папку. Занесла руки над клавиатурой и задумалась. Райан все еще оставался единственным человеком в мире, который бы понял мой даже самый плохой поступок. И усмехнулась.

Это парень даже не понял, что я оттолкнула его, потому что любила и желала только лучшего. А… должен был понять? Вообще-то. Нет. Совершенно не обязан. Разве оттолкнуть того, кого любишь, не было предательством? Ему ведь было чертовски больно. Наверное, намного больнее, чем мне…

«Привет.

Я сегодня поняла, почему ты мне не отвечаешь. Я предала тебя. Нашу любовь, которую постоянно отвергала, которую так упорно гнала от себя. Ты один всегда верил, всегда знал, что она есть, знал, что мы чувствуем друг к другу. А я, упрямая, усомнилась в ее существовании.

Поэтому все правильно. Все справедливо.

Я ведь просто не понимала. Не знала, как это бывает. И никогда не ощущала себя человеком, достойным жизни. Раз уж родилась такой, больной, нежизнеспособной, то думала, что отмеренный мне срок — это просто усмешка Всевышнего. Вроде как: «ну, попробуй, выживи, постарайся, а мы посмотрим». Поэтому я не жила, не цеплялась, не карабкалась. А вы все это время верили. В меня, в мой шанс, в то, что он у меня на самом деле есть. И все делали за меня: и молились, и сражались, и не отпускали надежду.

Я не могла полюбить тебя, Райан, как ты был того достоин. Потому что даже себя не любила. Всякий раз только и думала: «Что он во мне такого нашел? Зачем так на меня смотрит?». А ты любил за нас двоих. Ты всегда был рядом. Чтобы поддержать, укрыть от дождя, потрясти за плечи, разбудить и приказать: «Живи».

Прости.

Прости меня, Райан, за всё.

Не держи зла.

Кстати. Есть новости.

Мое сердце принадлежало Саре Келли. Она была талантливой пианисткой. Она любила, была любима и очень хотела жить. Только вот у нее отняли это право. Глупая случайность. Нелепость. Просто поскользнулась и упала в воду. Разбив при этом голову.

У меня столько мыслей на этот счет. Мозги от них пухнут. Вот скажи, чем я лучше нее? Почему там, наверху, вдруг смилостивились и решили, что должна жить я, а не она? Знаю, ты бы обязательно сейчас сгреб меня в охапку и объяснил, что к чему. Но тебя нет, и это я тоже заслужила.

Теперь я понимаю, что Сара пыталась сказать мне все это время. Ее жених, Дэниел Бойд, тронулся умом и поэтому разыскал меня. Так я оказалась у него в доме в Малэме. Он спланировал наше «случайное» знакомство на выставке, чтобы быть ближе к сердцу своей погибшей невесты, а теперь, когда мне ответили из донорской программы, вся правда об этом вылилась наружу. Сейчас я собираю вещи и уезжаю домой, пока он сюда не вернулся. Мне страшно и одновременно горестно, потому что я буквально сердцем чувствовала, как Сара тянется к нему.

Надеюсь, видения теперь оставят меня в покое. Хотя по-прежнему твердо ощущаю ее присутствие. Она все еще со мной. Незримо. Мы вместе застряли где-то между Здесь и Там.

Пожалуйста, позвони мне.

С любовью,

Эмили.

P.S. Вспомнила. Я уже однажды говорила тебе, что люблю. В тот вечер, на выпускном. Думала, что хочу побыть счастливой перед тем, как умру. Но, на самом деле, когда мы целовались, я видела по ту сторону неба сияющий ласковый свет, от которого звезды сами падали в мои распахнутые ладони. Он звал меня. И именно в тот момент я поняла, что хочу жить.

И быть рядом с тобой».

Перед тем, как отложить лэптоп, заметила, как настойчиво мигает значок соцсети. Нажала, вошла в нее. Просмотрела все уведомления: новые записи друзей, фотографии, несколько сообщений. Ничего важного. Ознакомилась со всеми, но счетчик так и продолжал указывать на одно не просмотренное уведомление.

Тогда, подумав немного, ввела в строку поиска имя — Сара Келли. И нажала на поиск. Через секунду передо мной в ряд выстроились странички людей с таким именем и фамилией. Ткнула на ту, чья фотография была мне уже знакома. Девушка на снимке казалась жизнерадостной и светлой. Она стояла на сцене все в том же шикарном синем платье и с цветами, и с радостной улыбкой принимала овации зала.

Лента сообщений под ее фото пестрела короткими соболезнованиями более, чем двухмесячной давности: «Как жаль», «Нам будет тебя не хватать», «Соболезную родным», «Бедная Сара!». И только короткое автоматическое уведомление, светившееся мелкими буквами в самом верху, заставило меня испуганно сжаться. Оно сообщало о том, что пользователь был в сети вчера утром.

Глава 33

Что? Как такое было возможно?

Буквы плясали перед моими глазами, но я все равно перечитала уведомление еще раз. Сара была мертва, но кто-то продолжал заходить на ее страничку. Быстро написав письмо в техподдержку, я нажала «Отправить». Сообщила, что страницу моей погибшей подруги взломали, и во избежание ненужных волнений со стороны родных и близких людей, а также возможных противоправных действий попросила срочно принять меры по блокировке мошенникам доступа к ней.

Пока ждала ответа, машинально залезла в фотографии пользователя. На удивление, их было не то, чтобы мало — их почти не было. Молодые девушки в наше время фиксируют чуть ли не каждый свой шаг: от тарелки с обедом в ресторане до покупок в магазинах. А у Сары в профиле было почти пусто. Пара фотографий, где она стояла у здания консерватории, одно фото с подругой, совсем древнее, и еще одно — на нем они с Дэниелом были запечатлены возле этого самого дома. В обнимку.

Все фотографии были консервативными и достаточно сдержанными. Только старый снимок с подругой, сделанный несколько лет назад и помещенный в альбом, сразу как она зарегистрировалась в соцсети, хранил отпечаток бесшабашной юности, хмельными улыбками застывшей на лицах девушек. Они сидели в каком-то кафе, на столе в тени виднелись кружки с пивом, и атмосфера всем своим видом давала понять, что студентки очень душевно проводили вдвоем свое время.

Не знаю, что нашло на меня, но захотелось рассмотреть снимок в мельчайших деталях. Я увеличила изображение Сары и вздрогнула. Та самая родинка, на том же самом месте, где я видела ее у себя. Она отчетливо выделялась маленьким черным пятнышком возле ее ключицы. Если бы девушка не облокотилась на стол в столь расслабленной позе, вряд ли бы ее было видно в вырезе расстегнутой на пару пуговиц рубашки.

Но то, что я увидела потом, заставило меня в секунду покрыться холодным потом. На изящном запястье Сары поблескивал, переливаясь в свете ламп, тот самый браслет, что подарил мне Дэниел. С маленькими морскими коньками. Мне точно руку обожгло от неприятного ощущения.

«Никакого случайного знакомства. Никакой симпатии. Он просто сошел с ума от горя. Он верит, что ты жива в этом сердце, Сара. Он пытался воскресить тебя через меня. Для этого и общался, для этого и заманил в этот дом. Дэниел хочет вернуть тебя, но просто не знает, как».

Я отложила лэптоп и принялась сдирать с запястья ненавистную побрякушку. Застежка никак не хотела поддаваться. Пришлось помогать зубами, придерживать, зажимая край между ладоней. Когда, наконец, украшение спало с моей руки, я отбросила его подальше.

Что-то пиликнуло. Обернулась.

Пришел ответ из техподдержки. Он оглушил меня так, словно я выбежала на край утеса во время ледяного осеннего ливня: тот, кто заходил на страницу Сары, делал это с помощью ее логина и пароля и, мало того, находился в том же месте, с которого в соцсеть всегда выходила и она. Отсюда. Из этого самого места. С того же IP.

Не было взлома. Дэниел все это время контролировал ее страницу. Возможно, именно он и удалил с моего лэптопа все видео-ролики, присланные Райаном. Может, он и письма мои читал…

Мной овладела паника. Следом за ней пришла и злость. Она просто вышла из-под контроля. Стала чудовищной, опасной, разрушительной. Я готова была разбить все к чертям в этом доме, но не нашла ничего лучше, чем пнуть свою собственную сумку несколько раз и в отчаянии толкнуть тумбочку.

— Боже… Надо валить отсюда, не оглядываясь. Внести Дэниела в черный список. А если не уймется, продолжит меня преследовать — сообщить в Полицию.

Дзынь.

Обернулась. Дурацкий браслет со звоном упал на пол с кровати.

— Что еще?! — Воскликнула я, дрожа. — Тебя здесь уже давно не должно быть! Что еще ты от меня хочешь, Сара? — Оглянулась, но комната была по-прежнему пуста. — Может, планируешь захватить мое тело? Извини, но на это я не согласна. Ищи другой путь восстать из небытия!

Экран лэптопа снова ожил. Опасливо обведя взглядом пространство возле себя, сделала к нему робкий шаг. Еще один. Посмотрела на дисплей. Все тот же снимок, все те же две юных девушки на нем. Разве что курсор теперь указывал на рыженькую подругу Сары с забавным чокером на шее. Незнакомка была отмечена на фото, и стоило только щелкнуть по значку, как меня тут же перебросило на ее страницу.

Элисон Картер — значилось имя рядом со снимком. На основном фото профиля рыженькая была запечатлена вместе с виолончелью в руках. Выглядела она немного старше, с короткой стрижкой, волосы ее немного потемнели, но щербина меж зубов никуда не подевалась. Сетл — стояло в графе «Место проживания», рядом был указан номер телефона.

— Этого ты от меня ты хочешь, да? Ну, уж нет. Мне пора, прости. Нужно отсюда сваливать. — Я отодвинула от себя лэптоп и встала, но не успела сделать и шагу, как в голове сначала тихо, потом сильнее заиграла проклятая мелодия. — Черт! — Пришлось зажать уши ладонями. Конечно же, это ни капли не помогало. — А ты своенравная…

* * *

— В Сетл! — Я залихватски запрыгнула на пассажирское сидение старенького Фиата.

Айра открыл свою дверцу и наклонился, вопросительно взглянув на меня.

— А где сумка?

— Есть еще одно дельце!

Он сел, захлопнул дверь и завел мотор.

— Разумеется, важное?

— Разумеется!

Здание школы встретило меня ослепительно белыми стенами, закругленными поверху синими дверными проемами и достаточно высокими потолками. Концертный зал нашелся быстро: оттуда раздавались звуки фортепиано. Желтый паркет, молочного цвета стены, пестрящие детскими рисунками, сцена, оформленная в темно-красных тонах и завешанная темно-синим блестящим полотном. Несмотря на скромное оформление, помещение выглядело вполне торжественно.

— Элисон? — Спросила я, застыв на пороге.

— Продолжай. — Указала она девочке, сидевшей за пианино, и направилась ко мне. — Выйдем?

Элисон Картер выглядела абсолютно так же, как и на фото: худой, высокой и бледной. Ее темно-рыжие волосы были аккуратно зачесаны на лоб, костюм облегал костлявое тело, делая в нужных местах намеки на талию и грудь, а ярко-вишневые туфли на каблуке выдавали в ней ту самую бунтарку, которой она была на совместном фото с Сарой.

— Меня зовут Эмили Уилсон.

— О чем вы хотели поговорить? — Спросила она, заводя меня в маленький кабинет, забитый доверху всякой всячиной, вроде музыкальных инструментов и реквизита для спектаклей. Элисон закрыла дверь на засов, открыла форточку и достала пачку сигарет. — Почему вас интересует Сара?

Я медленно подошла к столу, на который она приземлилась прямо пятой точкой.

— Вам знакома эта вещь? — Положила перед ней браслет.

Сигарета повисла с накрашенных губ девушки, огонек зажигалки погас.

— Откуда это у вас? — Хрипло спросила она.

— Вот об этом я и хотела поговорить. — Покачала головой, намекая, что лучше не курить в моем присутствии. — Мне пересадили сердце Сары Келли.

Зажигалка выпала из рук Элисон и звонко шлепнулась об пол.

— Мы дружили… — Рассказывала она, устроившись напротив меня за письменным столом и массируя пальцами сигарету. — Познакомились в Северном колледже, жили в одном общежитии. Так что общались очень плотно и все время проводили вместе. Пока я не уехала обратно в Сетл, а она не отстранилась от общения со мной. — Элисон хмыкнула.

— Расскажите, какой она была. — Попросила я.

Девушка облокотилась о столешницу и смерила меня долгим, пристальным взглядом.

— Очень искренней. — Сказала она, вздохнув. — Доброй, всегда готовой прийти на помощь и забыть про все свои дела ради друга. Сара была тем человеком, на которого в любой ситуации можно положиться.

— Вы хорошо общались?

Элисон улыбнулась.

— Те несколько лет, что провели в колледже, мы едва ли не спали в обнимку. Все делали вместе. Сара, она… знаете, есть такие люди, которые, как солнечный лучик посреди пасмурного неба. Светят, и тебе тоже становится светло и легко. Даже когда я просыпалась в поганом настроении, одна ее улыбка, и… — она отбросила сигарету и щелкнула пальцами, — все налаживалось. Знаете, это такой чистый свет, на который хотелось постоянно смотреть, к которому хотелось тянуться душой. Я так ее любила, что на каждой фотографии смотрела не на камеру, а на нее. — На ее лице расползлась печальная улыбка. — Такие люди не должны умирать. Это жутко не справедливо.

— Вы знакомы с Дэниелом?

Глаза Элисон скользнули по стенам комнаты и остановились на мне.

— Да. — Она хмыкнула. — Он… достаточно милый.

По тому, как поджались ее губы, можно было заключить, что девушка несколько лукавит.

— Но…

Это заставило ее улыбнуться.

— Всегда бывают «но». — Она постучала пальцами по столу. — Это были особые отношения. У Сары с Дэнни. Если уж она и говорила про него, то с придыханием. Все оттого, что они были знакомы с детства.

— Вот как…

Элисон кивнула.

— Да. Старая история, но Саре нравилось ее рассказывать. Кажется, они жили недалеко друг от друга. Мальчишка рос в семье портнихи и строителя, мамашка у него была строгой, даже жестокой. Постоянно наказывала мальца, за любую провинность и просто так. А наша Сара, она всегда остро реагировала на несправедливость. Вот и здесь: обратила на него все свое внимание, окружила заботой. Ему, наверное, в доме Келли было уютнее, чем в своем собственном. Бен с Рут даже забирали мальчика с собой на уикенд в поездки по стране, жалели.

— Значит, они росли вместе?

— Ага. — Пальцы Элисон сцепились в замок. — В некотором роде.

— Выходит, у них с детства… большое и светлое чувство?

Девушка усмехнулась.

— Если бы. — Она всплеснула руками. — Он до самого поступления в колледж ходил к ней, как приклеенный. Сара уже тогда поняла, что любит его, а он… не знаю… то ли учебой одной интересовался, потому что мать ему башку бы отвернула, не поступи он в колледж, то ли… нерешительный такой был. Короче, первых шагов Дэнни никаких не делал. А потом, в силу обстоятельств, их пути разошлись. Каждый в своем учебном заведении, хоть и в одном городе.

— Они не общались?

— О, нет. Такие связи быстро не рвутся. Дэнни звонил ей, писал. Частенько я видела в окно, как он приходит и долго ждет ее. Но Сара… Она же была красо-о-отка. Парни в первый же год обучения в очередь выстроились за ее вниманием. Дрались друг с другом за право пригласить ее на ужин, под дверью дежурили — коменданту не раз приходилось их разгонять. Короче, прохода ей не давали. Ну, и… — она пожала плечами. — Вечеринки, тусовки, молодость, сами понимаете. Глаза у нее и разбежались.

— Что вы имеете в виду?

— Сначала она встречалась с Томми. Совсем недолго. Тот распускал руки, долго подбивал ее на близость, она не решалась. Он разозлился, оскорбил ее и нашел себе девчонку посговорчивее. К кому, думаете, она побежала плакаться о своей судьбе? Конечно, к Дэнни. Проревела у него полночи на плече. А потом был Ронни, а после него еще несколько парней. Она погружалась в новые отношения, как в омут с головой, но никак не находила того, чего искала. И неизменно бежала со своей болью к другу детства.

— Да уж.

Элисон улыбнулась.

— А к кому ей еще было идти? Кроме меня и Дэниела у нее близких друзей и не было. Так, приятели. Я ей говорила, что не стоит так поступать с ним: парень сохнет по ней, а она ему про своих мужиков рассказывает. Но Сара только отмахивалась. Вроде как, пустое это все. Нет между ними романтики, у Дэнни своя жизнь, свои интересы, работа в фирме отца. Но я-то видела. Каждый раз, она убивала его своими признаниями. Пила его жизнь по капле. Знаете, глаза его, это было что-то необыкновенное. Чистые такие, прозрачные, светлые. Так вот, смотрел он на нее, и они светились. Она для него была словно божеством. Всем миром была. — Девушка на секунду закрыла глаза. — И мне было больно за Дэнни, ведь Сара вываливала на него груз своих проблем всякий раз, как он приходил. И его взгляд неизменно тускнел. Черт возьми, он ее так сильно любил, но слушал все это и терпел, терпел. И еще находил в себе силы, чтобы успокаивать ее.

— Он вам нравился, да?

Элисон закусила губу.

— Как Дэнни мог кому-то не нравиться? Красивый, сильный, добрый. Мужчина, который не распыляет свое внимание на всех самок в округе. Серьезный и надежный — как такой может не нравиться, скажите? Только у меня было без шансов. Абсолютно. Он был предан Саре всей душой, каждой клеточкой кожи принадлежал ей. Подарки всякие таскал, — девушка указала на лежащий на столе браслет, — утешал, заботился. Боготворил. А она по наивности своей все продолжала сводить его с ума. Черт, не знаю… Такими вещами только с подругами делятся. Зря она так, конечно.

Элисон на секунду зарылась в свои ладони, переживая приступ накатившей тоски, затем вынырнула оттуда и шмыгнула носом.

— У него духу хватило только перед самым получением диплома. — Ее руки задрожали и на автомате потянулись к сигарете. — Сара вернулась такая окрыленная, улыбка от уха до уха. Я спросила ее, где ночь провела. А она призналась, что с ним. Очередной сеанс утешения вылился в поцелуй, признания и все остальное. Ну, вы меня понимаете. — Девушка поджала губы. — Ни за кого, наверное, я никогда не была так счастлива, как за этих двоих. Они наконец-то обрели друг друга, наконец-то смогли открыть свои чувства…

— А потом вы уехали обратно в Сетл, а они остались здесь?

Глаза Элисон потухли, пальцы принялись опять мять несчастную сигарету.

— Да. Потом мы общались мало. Было несколько встреч, телефонные звонки, но и они очень скоро прекратились.

— Почему?

— И-за Дэнни. — Она печально улыбнулась. — Думаю, он слегка тронулся на почве ревности. Честно? Нисколько не была удивлена. Я сама с ума бы сошла: слушать сначала про ее мужиков, а потом клятвы в неземной любви к тебе. Он и не верил ей до конца. Постоянно искал подвоха, боялся, что она наиграется с ним в любовь и найдет себе кого получше. Нет, Дэнни не из тех, кто скажет об этом прямо, будет унижаться или ныть. Он сильный. Ему легче было объявить меня виновницей всего и намекнуть, что он против нашего с ней общения, и Сара стала держать дистанцию.

— Не поняла. — Я покачала головой.

— Это, знаете, своего рода отрицание, что ли. — Пожала плечами Элисон. — И я его понимаю. Дэниелу легче было представить, что это я так плохо влияла на Сару, чем допустить, что молодая девчонка на пороге большой жизни склонна увлекаться парнями, тянется к романтике, общению, что ей хочется веселья. Наверное, ему необходимо было отрезать Сару от прошлой жизни, чтобы не возникало соблазнов вспомнить о ком-то из бывших дружков.

— И помогло?

Элисон почесала лоб, поправила и без того идеальную прическу.

— Прежде, чем она отдалилась, мы несколько раз встречались. Сара говорила, что преподает в колледже, и они с Дэнни снимают квартиру в Манчестере. — Девушка вздохнула. — Она подозревала, что он следит за ней. Не доверяет. Видела пару раз в окно, как Дэнни стоит на другом конце улицы за деревом и наблюдает за ней. Сара готова была на все, чтобы подарить ему душевное спокойствие. Она мучилась чувством вины, поэтому бросила преподавание и уехала с ним в деревню.

— В Малэм?

— Да. — Элисон удивленно кивнула. — Только спустя год она призналась мне, что была какая-то история с дирижером. Они с оркестром готовились к отчетному концерту, задержались до позднего вечера. В общем, не знаю, что именно там было. Кажется, что-то совершенно невинное. Коллега тронул ее за плечо или обнял слегка, но Дэниел, видевший все это в окно, сильно вспылил. Не то, чтобы орал или бесился как-то — этот мужчина никогда бы ее и пальцем не тронул. Он просто замкнулся в себе, ушел в работу, не разговаривал. Сара очень переживала, поэтому и решила переехать, чтобы разорвать связь с прошлым и не напрягать его больше.

— Значит, она бросила карьеру ради Дэниела?

Элисон наклонилась на спинку кресла и закрыла глаза. Я думала, что не дождусь ответа, когда она вдруг распахнула веки, наполненные блестящей влагой, и тихо проговорила:

— Любовь — это когда ты ради другого человека способен отречься от самого себя. Вот как это бывает. — Легким движением она смахнула слезу и улыбнулась. — Мне очень не хватает Сары. Но я тоже последние несколько лет не лезла к ним из-за того, что любила их. Понимаете, она была уверена, что они будут счастливы, если скроются от всего мира. Если Дэнни было спокойнее от того, что она ни с кем не общалась, Сара была готова к затворничеству. В последний раз мы встречались восемь месяцев назад в кафе. Она приезжала ко мне во время его командировки.

— Сюда? В Сетл?

— Да. Думаю, Дэниел ничего об этом не знал, хоть и старался контролировать каждый ее шаг. Она выглядела довольной и вполне счастливой. Рассказывала, что бегает по утрам в лесу, что много гуляет на озере, что перевезла в Малэм дедушкино пианино, что посадила цветы во дворе. — Элисон надавила пальцами на виски. — Сказала, что Дэнни перепахал полдома, но оборудовал ей бассейн, как она давно мечтала. Говорила, что Санни, ее старый пес, поранил ногу. Что с мамой она поругалась из-за переезда и так нормально и не помирилась… Наверное, были еще какие-то новости… Черт…

Девушка опять скрыла лицо за ладонями. Видно было, как ей тяжело переживать уход подруги снова и снова.

— Не представляю, как там сейчас Дэниел. — Прошептала она. — Он жил только ради нее. Злился, ревновал, но все равно прощал и безумно любил. Нужно бы проведать его, вот только захочет ли он меня видеть? — Девушка выпрямилась и посмотрела на меня красными от слез глазами. — Он уже видел вас? Знает, что у вас ее сердце?

— Да. — Тихо ответила я, чувствуя волнение в груди.

— Это чудо. Частичка ее живет в другом человеке. Не знаю, как его, меня это… сбивает с ног.

— Больше Сара вам ничего не говорила? Я имею в виду, перед своей смертью. Ее ничего не тревожило?

Элисон дернула плечами, задумавшись. Затем нахмурилась и посмотрела на меня.

— За пару дней до ее гибели она звонила и говорила, что нужно встретиться и о чем-то поговорить. Что-то про какие-то сомнения, терзающие ее.

— По поводу чего?

— Не знаю. Я очень обрадовалась, что увижу ее. Спросила, не против ли Дэнни. Она ответила, что он не должен знать о нашей встрече. Мы договорились, что встретимся сразу, как я вернусь из Лондона, куда мы ездили со школьным оркестром. — Девушка прикусила накрашенный ноготь, а затем резко вскинула брови. — А почему вы все это спрашиваете?

— Не знаю. — Соврала я. — Хочется знать о ней все. Теперь ведь мне предстоит осуществлять мечты за нас двоих: за нее и за себя.

— А, ясно. — Кивнула она. — Спасибо вам за это.

Глава 34

Что мне было делать с той информацией, которой я обладала? Да, Дэниел специально выследил меня. Да, он познакомился со мной и заманил к себе в дом. Но если бы не картина с водопадом, которую я нарисовала под влиянием чужих воспоминаний, его помешательство вряд ли бы приобрело подобный масштаб. Вероятно, мужчина просто посмотрел бы на меня издалека и отступился, успокоился бы. Но… этот рисунок четко говорил о том, что между мной и Сарой была какая-то связь, и не просто что-то эфемерное, я видела ее глазами те вещи, которые никогда в жизни не видела своими.

Для этого он и привез меня к себе в дом. Чтобы я вспомнила. Чтобы убедиться, что Сара еще жива — внутри меня. Чтобы понять, является ли она только частью меня, которая со временем растворится, исчезнет, или есть шанс, что его возлюбленная продолжит свое существование в том или ином роде.

Конечно, это было сумасшествием. Он любил ее, дышал ею. И любой, кто однажды чувствовал что-то подобное, понял бы его. Разве можно не вернуть из небытия то, что было всем твоим миром, если есть хоть малейший шанс это сделать? Разве можно отпустить сердце, которое ты столь нежно любил? Пусть оно даже бьется в другом человеке. Это крайне сложно для осознания. Особенно для того, кто всю жизнь бредил одной-единственной женщиной на свете. Бедный Дэниел. Он не мог не попытаться. Он хватался за любой шанс, любую призрачную надежду…

— Айра, вы голодны? — Спросила я, наклонившись к окну.

— А? — Старик вскинул на меня свой сонный взгляд.

— Я вас, наверное, жутко утомила своими поездками. Спрашиваю, не голодны ли вы?

Он утер тыльной стороной ладони рот, поморщился и выпрямился.

— Что ты, Эмили Уилсон. Это загадочное путешествие гораздо интереснее того, чем я занимаюсь обычно. С тех пор, как моя старушка отошла в мир иной, я только и делаю, что пересчитываю дохлых мух на подоконнике да наблюдаю за тем, как движутся тени по стене нашей маленькой кухоньки.

— Так вы голодны? — Улыбнулась я.

— Нет. — Отмахнулся он.

Ни капли ему не поверила.

— Сейчас я приду. — Пообещала, заприметив на углу заведение с выбитым на вывеске названием «Fish ‘n’ Chips» [1].

— Успею еще вздремнуть, — отозвался Айра, зевая.

Пошарив по карманам в поисках мелочи, я направилась вдоль по улице. Странно, но после всего, что мне стало известно, я стала понимать Дэниела лучше. Но и бояться тоже. Неизвестно, до чего человека могла довести одержимость кем-то.

Хотя, и намерение Сары мне тоже до конца не было ясно. Только что-то очень яркое могло заставить ее задержаться на этом свете. Какая-то эмоция, чувство, возможно, потрясение. Или желание быть с любимым. Она обрела гораздо больше сил в Малэме, в доме, где жила. Именно там мои видения становились отчетливее и продолжительнее. Именно там мы с ней действительно общались, и там же стало очевидным, что девушка не уходит только потому, что очень хочет что-то мне сказать.

Я крутила головой, осматривала улицу, словно ожидая ее появления. Ощущала ее присутствие и желание поделиться чем-то. Трудно объяснить это чувство, но я будто знала, что есть что-то еще, что мне просто необходимо знать. Звучит как бред, правда? Но только от этого ощущения я до сих пор не сбежала обратно домой.

«Ты не знаешь самого главного» — будто говорила мне она.

Как? Не знаю. Шумом ветра, причудливо изогнувшимися ветвями деревьев, тенями на полуразвалившихся строениях Викторианской эпохи и даже устремленным в небо острым шпилем на церкви.

Каждым звуком, каждым шорохом, каждым запахом она словно говорила со мной. Манила, тянула, звала. И я послушно ступала по асфальту, позволяя ей вести себя по улице все дальше и дальше. Пока не увидела что-то, от чего больно кольнуло в груди.

«НОВЫЙ ЧЕЛОВЕК». «NEW MAN». Это было не два слова, это было одним целым. «Newman»[2] — было написано на кованой табличке, располагавшейся над небольшой лавкой. Действительно, логотип был исполнен таким образом, что интервал между буквами вводил в заблуждение. Именно такой прямоугольничек с надписью я и видела во сне, когда захлебывалась водой. Меня словно обожгло от осознания этого.

Что он мог значить? Почему мне снился? Ответ находился за большой стеклянной дверью, к которой я подбежала и тут же торопливо дернула на себя. Раздался мелодичный звон колокольчика.

— Добрый день. Чем могу быть полезна? — Поприветствовал меня приятный женский голос.

Но, ослепленная яркими солнечными лучами, я не сразу смогла привыкнуть к спокойному свету ламп, наполняющих помещение с невысокими потолками. Это место было похоже не на магазин, а на скорее небольшой, но уютный офис. Пузатый диванчик в углу, стеклянный столик с какими-то каталогами или журналами, дипломы на стене, чуть правее — полки с наградами и двигающиеся «книжкой»-витриной с образцами строительных материалов.

— Здравствуйте. — Я обернулась по направлению к голосу.

Прищурилась. Передо мной стояла круглолицая светловолосая женщина лет пятидесяти. Ее радушная улыбка и вся атмосфера помещения располагали к общению, но я совершенно не знала, зачем пришла сюда, и что собиралась у нее спросить.

Взгляд на полку с наградами заставил вскинуть брови. Среди дипломов и лицензий, содержащих слова «реконструкция, инженерия, обслуживание, ремонт», стояла газетная статья в красивой раме. На ней эта самая женщина была запечатлена с двумя молодыми людьми, очевидно сыновьями, а заголовок гласил: «Семейный бизнес: история успеха Ньюманов».

— Мне… — пришлось сглотнуть, потому что слова застревали в горле комом. Я медленно перевела взгляд на улыбающуюся хозяйку фирмы и пожала плечами. — Мне нужна помощь.

— Отлично, меня зовут Жаклин.

— Э…Эмили.

— Так вы… собираетесь делать ремонт? — Женщина подалась вперед, наклоняясь на стойку. — Что-то строите или уже построили, и вам нужна отделка? Дизайн помещения?

Я выдохнула.

— Не знаю, как объяснить вам. Один мой знакомый…

Она с интересом уставилась на меня:

— О, так вам нас рекомендовали ваши друзья? Тогда мы с удовольствием предложим вам скидку на наши услуги.

— Э… в некотором роде да.

— Отлично. Нужно будет просто указать фамилию, имя или номер заказа вашего знакомого. Это при составлении договора. Так какой у вас вопрос?

— На самом деле… — Воздух с шумом вырвался из моих легких. — Не знаю, как это объяснить.

— О, — женщина понимающе кивнула, — в таких делах дамам всегда труднее ориентироваться. Особенно, не зная соответствующих терминов. Но, если вы дадите адрес, мы пошлем к вам сотрудника, который самостоятельно сделает замеры и расчеты. Разумеется, учтя все ваши пожелания.

— Нет. — Помотала головой. — Простите меня, пожалуйста. Я просто увидела вашу вывеску… — Взмахнула руками. — Она мне показалась очень знакомой. Я видела этот логотип однажды, но не могу вспомнить, где.

Женщина растерянно хихикнула.

— Так вам не требуются наши услуги?

Я виновато опустила голову, и мой взгляд тут же упал на большой альбом. Кажется, портфолио, или что-то вроде того.

— Что это? — Спросила, открывая первую страницу.

На фото была запечатлена входная группа с большой, красивой, кованой лестницей и резными перилами.

— О, здесь собраны фотографии некоторых наших работ за прошлые несколько лет. Мы делали снимки для собственного сайта, но опыт показал, что такие вещи и в офисе тоже частенько пригождаются.

— Да, — произнесла я, быстро листая, — это очень удобно.

На одной из фотографий передо мной предстала обширная ванная комната с высокими потолками, снизу и доверху выложенная причудливой мозаикой. На следующем снимке уборная — она была попроще, но дизайн и цвета керамической плитки, которыми было выложено все, кроме потолка, тоже весьма поражали воображение.

— Вот это, — указала я на джакузи на третьем фото. — Здесь такие милые дельфинчики, вы… делали кому-то что-то подобное?

Жаклин расплылась в улыбке.

— О, материалов на рынке, ровно, как и производителей, сейчас масса всяких разных. Если вы хотите что-то эксклюзивное, чего ни у кого нет, мы такое обязательно отыщем. И наоборот: если вам что-то очень понравилось, что вы видели в гостях у кого-то, и непременно хотите именно такое, то отыщем это еще быстрее.

Сердце в груди загрохотало.

— Скажите, — спросила я взволнованно, — а свой логотип вы оставляете на своих работах? Если, скажем, выкладываете мозаику? На камине или… бассейне?

— Кхм. — Женщина выпрямилась. — Не всегда. Одно время практиковали такое в обмен на скидку. Сыну казалось важным оставлять свой логотип. Что-то вроде знака качества. На века. Но… не каждый из клиентов идет на такое.

— Скажите, вы выкладывали кому-то похожую плитку, — я ткнула пальцем в снимок, — только с узором из морских коньков?

— Ох… — Она нахмурилась. — Кажется, было что-то такое. Да. Но мой сын должен точно помнить, если это вам принципиально.

— Да, не могли бы вы у него спросить?

— Конечно. — Она подошла к двери в подсобку и громко позвала: — Джеймс!

Послышались шаги. Через пару секунд в зал вошел высокий плотный темноволосый мужчина, очень похожий на Жаклин. С абсолютно такой же открытой, приветливой улыбкой.

— Эта леди хочет узнать, не делал ли ты кому-то вот такой узор только с морскими коньками?

Джеймс подошел ближе и наклонился над каталогом. Затем посмотрел на меня.

— Да. — Кивнул он. — Было такое. Именно коньки. А в чем вопрос? Вам нужен такой же материал?

— Это был Дэниел Бойд? — Хрипло произнесла я. — Так звали вашего заказчика?

Сын взглянул на мать, потом снова на меня.

— Совершенно верно. Если мама еще не говорила вам, то спешу сообщить, что за рекомендацию друга вам положена…

— Скидка. Знаю. — Оборвала его я. — Мне просто нужно посмотреть на эту плитку. У вас есть фотография?

— Э… нет. — Мужчина прикоснулся ко лбу, словно пытаясь вспомнить. — Помнится, это было в Малэме, и заказчик сам неплохо ориентировался в вопросе производства подобных работ. Кажется, он архитектор. Работа была сложной, мы выкладывали мозаику в бассейне, и он искал именно коньков. Результат тогда очень удовлетворил меня, но разрешения сделать фото я так и не получил, как не упрашивал. Мистер Бойд был категорически против фотографирования. Не знаю, почему. Вообще, он очень требовательный и принципиальный. Когда рыли котлован на бассейн в его доме, он жутко нервничал и следил, чтобы все было по его чертежам — ни дюймом ниже и ни на дюйм шире.

— А вы можете показать мне этот узор… ну, скажем, на сайте поставщика? Должен же он быть там?

— Разумеется. — Коротко кивнув, Джеймс подошел к стоящему на столе компьютеру и принялся выполнять мое странное поручение.

Ни один из этих добродушных людей ничем не выказал своего недоумения по поводу моих странных запросов.

— Кажется, вот. — Он развернул ко мне монитор. — В розовом цвете, зеленом, белом, красном, синем…

Мне было достаточно и этого. Рисунок я сразу узнала. Синие морские коньки на белом фоне. Это было именно то, что видела Сара перед самой своей смертью.

[1] Fish ‘n’ Chips — Fish and Chips, популярное горячее блюдо на вынос: кусочки жареной в кляре рыбы с картофелем, подаваемые в жиронепроницаемой бумаге или пластиковых контейнерах.

[2] Newman — фамилия происходит от двух слов «новый» (new) и «человек» (man).

Глава 35

Меня вырвало. Вывернуло наизнанку, стоило только покинуть офис этой замечательной маленькой фирмы. Оперев руку о стену, я согнулась пополам и извергла из себя остатки скудного завтрака прямо на аккуратный, зеленый газон. Перед глазами так и стоял узор из синеватых морских коньков, кажущийся чуть смазанным сквозь толщу воды.

Она не тонула в Дженет’c Фосс. Не тонула. Этого просто не было. Он все выдумал. Сара Келли захлебнулась в собственном бассейне! Вот почему Дэниел закрыл ту половину дома, вот почему не пускал меня туда — чтобы не вспомнила. И ровно по той же причине он был так спокоен во время визита на водопад. Другого бы скрутило на месте гибели его возлюбленной. Все бы снова и снова прокручивалось в голове до одурения. Это как кожу сдирать с себя заживо. А он просто говорил мне, чтобы не поскользнулась. Тихо так, почти равнодушно. Потому что знал — Сара умерла в другом месте.

— Ну, что? — Оглядывая мои пустые руки, с надеждой в голосе спросил старик.

Я забыла купить ему поесть. Черт. Все на свете забыла после визита в тот офис. Не помню даже, как до машины доплелась.

— Поехали. — Села внутрь, захлопнула дверцу. — Гоните, Айра. Гоните. Умоляю вас.

— Все в порядке, Эмили Уилсон?

Мне казалось, что чьи-то жуткие щупальца обматываются вокруг моей шеи.

— Нет, Айра. Все очень и очень плохо. Мне кажется, что Сара умерла не своей смертью, но нужно в этом убедиться. Нельзя звонить в Полицию без доказательств. Иначе, они не смогут привлечь его к ответственности.

— Кого? — Уставился на меня пожилой мужчина.

— Дэниела.

Он замер и нахмурился:

— Боже милостивый…

— Божья помощь нам не помешает. — Сказала я, пристегиваясь.

Старик сделал то же самое и повернул ключ в замке зажигания.

— Лучше бы тебе найти то, что ты ищешь, девочка.

— Поэтому гоните, Айра. Как в молодости. Чтобы пыль из-под колес, чтобы мотор ревел, как бешеный. Надеюсь, ваш старенький автомобиль это выдержит?

— Обижаешь. — Покачал головой он.

* * *

— Не оставляйте меня, пожалуйста, одну. — Попросила, когда мы подъехали к дому.

— И не подумаю. — Айра решительно отстегнул ремень и выбрался из машины.

Дэниел к этому времени еще не должен был вернуться, так что небольшая фора у нас, пожалуй, имелась.

— Что ты задумала? — Спросил старик, подходя к двери.

— Понимаете, Сара посылала мне видения.

У него опустились руки. Айра вытаращил на меня свои слезящиеся глаза.

— Видения?

Я достала ключ и вставила в замочную скважину. Повернула.

— В это все очень трудно поверить, я понимаю. — Открыла дверь и вошла первой. Обернулась. — Даже, если вы узнаете, что мне пересадили сердце Сары Келли, вы вряд ли сразу примете то обстоятельство, что между нами могла быть особая связь. Но это так.

Неуверенно переставляя ноги, старик вошел. Его взгляд был устремлен туда, где под слоем одежды прятался мой шрам.

— А так можно?

— Вы про сердце? Да. — Кивнула я, закрывая дверь за ним на замок. — Сейчас врачи и не такое делают.

— И ты… — он взялся за голову. — У тебя ее сердце?

— Оно самое.

— Что только не придумают…

— Да бросьте, — удивилась я, — вы не такой уж старый, чтобы не знать этого!

— Мы живем среди природы, деточка. Горная порода, солнце, ветер и божья милость. — Оглядываясь по сторонам, Айра прошел в гостиную. — В общем, я редко смотрю этот проклятый ящик, больше читаю книги или газеты, и не слышал о таком. Так что ты сказала по поводу видений?

— Я видела ее прошлое. Оно приходило ко мне во сне и наяву. Видела водопад, видела ноты, слышала музыку. Были даже целые отрывки из ее детства и юности — Сара все это показывала мне. Думаю, из-за ее сердца Дэниел и заманил меня в этот дом.

— Он тоже знал… об этом?

Я подошла к запертой двери и подергала. Заперто.

— Про сердце? Да. И притворялся, что не знает.

— И почему ты решила, что Сара умерла не сама?

Я присела возле замка. Заглянула в замочную скважину. Ничего разглядеть не удавалось.

— Потому что она показала мне, что видела перед самой своей смертью.

— Дай-ка. — Айра подошел ближе, подергал дверь и тоже склонился над замком.

— Она захлебнулась. Это точно. Я все это пережила вместе с ней. Видела, как она опускается на дно и ничего не может с собой поделать. Руки, ноги — они ее не слушались. — Я встала и прижала кулаки ко лбу. — Я чувствовала вкус воды во рту, видела ее глазами, ощущала все то, что она чувствовала, лежа беспомощной, на дне. И это было не у Дженет’с Фосс, Айра. Это было за этой самой дверью — вот, что страшно.

- Мне нужна монтировка. — Старик снял кепку и почесал седой затылок.

— Поищу.

Оставив его наедине с хитрым замком, я бросилась на поиски хоть какого-нибудь инструмента. Не найдя ничего похожего в небольшой кладовой, выбежала во двор. Дрожа всем телом и задыхаясь от волнения, попыталась найти лазейку в гараж, но тот тоже был заперт. С досады треснула по дверному полотну рукой и поспешила за дом. Ползала там в грязи, поднимала каждую дощечку, лежавшую возле стен, переворачивала садовые принадлежности, перебирала валяющиеся под ногами палки и камни. Ничего. Наконец, взгляд уперся в стоящую вдоль заборчика стремянку.

Хоть сил у меня и было немного, я, как ополоумевшая, вцепилась в железные поручни и потащила ее на себя. Железяка представляла из себя лестницу с опорой, чтобы поднять которые, мне пришлось изрядно повозиться и вспотеть. Придав ей, наконец, вертикальное положение, я вытерла влагу со лба и придвинула махину к стене. Подняла взгляд, прикинула, высчитала и подвинула стремянку еще немного правее — к самому окну, что белело в метрах трех над моей головой.

Проверив эту штуковину на прочность, пошатав немного, решила, что конструкция достаточно устойчива, чтобы выдержать меня. Взобралась сначала на одну ступень, затем еще на одну и, приказывая себе не смотреть вниз и не думать об опасности, полезла выше. Для того, чтобы глянуть хоть краем глаза в узкое окошечко, нужно было встать на цыпочки. Уцепившись пальцами за шершавый подоконник, медленно выдохнула и подтянулась.

Сквозь пыльное и мутное стекло отчетливо прорисовывался светлый прямоугольник. Бассейн. Рисунок внутри него с этой точки казался нечетким, но то, что оттенок нанесенного на плитку узора был синим, не подлежало сомнению. За те пару мгновений, что мои ноги выдерживали такую неудобную позу, мне удалось рассмотреть и стены помещения, и оценить примерную глубину сооружения, и понять, что ни о каком ремонте, о котором говорил Дэниел, и речи быть не могло. Порядок там царил идеальный.

Хлоп. Резкое движение напугало меня. Срываясь вниз и пытаясь ухватиться ногтями за уступ, я успела сообразить, что это был Айра, сломавший дверь и ворвавшийся-таки внутрь, но было уже поздно — от моего нечаянного движения равновесие было нарушено, и центр тяжести сместился. Перед глазами мелькнула серая стена, пальцы зажгло от попытки удержаться, лестница крякнула, и я в мгновение оказалась лицом в траве. Сразу же ужасно заболело плечо, на которое приземлилась.

Осторожно привстала.

Осмотрела свои сломанные ногти, потерла ладонью место ушиба, дождалась, пока перестанет кружиться голова, и попыталась встать. Пришлось сразу же схватиться за стену — от такого резкого и неожиданного падения, было трудно восстановить дыхание и сердцебиение, меня штормило. Но желание докопаться до сути все-таки немного притупляло любые неприятные ощущения. По стеночке, по стеночке, придерживая ушибленное плечо здоровой рукой, я таки добралась до двери и вошла в дом.

— Айра… — позвала срывающимся голосом.

— Что с тобой? — Его седая голова показалась в проеме. — Вот черт! — Он метнулся ко мне, подхватывая чуть не на лету. — А я дверь вскрыл.

— Видела. Как раз перед тем, как грохнуться со стремянки.

Проковыляла, поддерживаемая стариком, к распахнутой двери, ведущей в другое крыло дома. Рядом, на полу, валялся гвоздодер. Замерла, собираясь с духом.

— Где вы нашли эту штуковину?

— На кухне под раковиной.

Я пошевелила ушибленным плечом, боль уже не была такой острой, немного притупилась.

— И кто держит гвоздодер под раковиной? — усмехнулась.

— Всякие сумасшедшие. — Старик провел морщинистыми пальцами по косяку. То место, куда упиралась железяка, было изодрано в щепки. — Но хорошо, что я туда сунулся, иначе бы не вскрыл.

— Спасибо. — Я улыбнулась. — Откуда только силы у вас?

Айра пожал плечами:

— Если ты не найдешь, что искала, то я ни за что не сознаюсь, что это я раскурочил дверь в доме Бойдов.

— Найду. — Заверила его, косясь на дверь.

— Идти можешь? — Руки старика отпустили мой локоть.

Я выпрямилась, выдохнула, расправила плечи.

— Могу.

И ступила внутрь. В помещении было холодно и немного влажно.

— Выключатель, — послышался голос Айры, и тут же зажегся свет.

Пара кресел-шезлонгов, столик, кадка с цветком и прямоугольный бассейн без воды. Все отделано камнем светло-бежевого цвета, все сияет чистотой. Аккуратно стараясь не поскользнуться, я прошла по краю. Оценила глубину, тронула пальцами металлические поручни, задержалась взглядом на кажущемся теперь зловещим узоре из синих морских коньков на внутренних стенках бассейна. Ничего.

Прошла дальше, заглянула за маленькую дверцу в конце — там оказалась душевая. Вернулась. Вздохнула под любопытным взглядом Айры и села в шезлонг. Закрыла глаза. Пусто. Ничего не приходило. Все мои подозрения оставались лишь домыслами без четкой картины того, как все это могло происходить.

Старик нетерпеливо шаркал башмаками. Нервничал. Но я ничего другого в этой ситуации поделать не могла. Ждала с замирающим сердцем только одного — подсказки. Без помощи Сары мне было бы не справиться.

Когда Айра устало навалился спиной на стену и принялся лихорадочно мять в руках кепку, я встала. Не знаю, почему, но мне было так страшно подходить к краю этой глубокой бетонной ямы. Нахлынуло такое ощущение, будто стоит мне подойти и наклониться, как кто-то тут же столкнет меня вниз. Я сделала несколько неуверенных шагов и остановилась. Набралась смелости и сделала еще один. Инстинктивно присела на колени и буквально подползла к каменному бортику.

На ощупь выступ был гладким и холодным. Ухватившись за него руками, я с опаской взглянула вниз. Голова закружилась. Но не от страха свалиться на дно этой бетонной могилы, а от того, что я увидела, как едва заметно плещется в ней вода. В бассейне было пусто, но перед моими глазами колыхалась прозрачная голубоватая жидкость. Точнее, именно этот оттенок дарили воде сотни маленьких морских коньков.

С каждой секундой видение становилось все отчетливее и ярче. Я поймала себя на том, что ищу под толщей воды, подернутой легкой рябью, очертания тела Сары. Но на дне было пусто. Слегка подавшись вперед и вытянув руку, мне удалось коснуться поверхности. Кристально чистая вода была прохладной. Почти явственно ощущался исходящий от нее запах очистительных химикатов. Погрузив внутрь пальцы, я ощутила подвижность воды, ее тяжесть. Достала руку, уставилась на ладонь — та оставалась сухой.

«Помоги мне, Сара. — Попросила, закрыв глаза. — Помоги мне, я хочу увидеть. Я готова, я выдержу. Мне это нужно. Пожалуйста, покажи».

Пальцы, впившиеся в каменный выступ, начало слегка покалывать. Отдернула руку и уставилась на поверхность бортика. Внимательно прошлась по нему взглядом, не упуская ни дюйма. Наклонилась, чтобы рассмотреть его со всех сторон, и едва не задохнулась от подступившей к горлу тошноты. Маленькая, совсем не заметная темная точка. Она пряталась в шве между двумя декоративными камнями. Кто-то хорошо тут прибрался, и ее трудно было заметить, если только не встанешь на колени, как я, и не опустишься почти горизонтально. Не было сомнений — это была капля крови, принадлежавшая Саре Келли.

Недолго думая, я протянула дрожащую руку и коснулась ее. Ощущение было такое, будто меня пытают раскаленной кочергой, душат и одновременно затягивают куда-то. Жар прилил к голове, горло сдавило, перед глазами поплыло, а затем разом все оборвалось, и прямо в лицо мне подул холодный ветер. Я опять находилась в этом самом помещении, но меня уже не было. Растворенная в воздухе, невесомая, могла все видеть и слышать, но земной оболочки больше не имела.

Глава 36

— Пожалуйста, тише… — Попросил женский голос.

И в это же мгновение я увидела, как в помещение бассейна врываются двое. Две девушки. Обе темноволосых. Одну я узнала сразу — это была Сара. В синих джинсах, мягком кардигане, с убранными в аккуратный хвост и перетянутыми красной резинкой волосами. Она буквально тащила на себе незнакомку — вторую девушку, совершенно босую, с наброшенным на плечи пальто.

— Нет, я его слышу. — Бормотала она, оглядываясь назад. — Он идет.

Ее ноги заплетались, подворачивались. Казалось, в ее хрупком тельце совершенно не осталось сил для того, чтобы идти, поэтому Саре приходилось постоянно ее поддерживать.

— Тихо, умоляю тебя.! Не кричи.

— Мммм…. — Девушка свела челюсти, словно от адской боли, и повалилась на колени.

Голова ее безвольно упала, темные волосы влажными прядями рассыпались по плечам.

— Как твое имя? — Прошептала Сара, лихорадочно оглядываясь на дверь. — Бертина?

— Бер… Бертина… — Простонала она.

— А я Сара, — шепнула она ей в ухо, прихватывая руками девушку подмышки, чтобы поднять с пола.

— Сара? — Незнакомка отшатнулась.

Она словно проснулась ото сна, у нее, откуда ни возьмись, появились новые силы. Усталые глаза с припухшими веками глядели на Сару ошеломленно.

— Так это ты…

Сара отпустила руки, бросила полный ужаса взгляд на дверь и прошептала:

— О чем ты?

— Он постоянно говорил про тебя. Говорил, говорил… Что не хочет наказывать, что ему жаль… но ты должна очиститься, чтобы вы… снова могли быть вместе. — По ее измученному лицу потекли горячие слезы.

Из-за двери послышался какой-то шум, и обе девушки замерли, в ужасе глядя по направлению звука. Пальто, явно в спешке наброшенное на Бертину, упало на скользкий пол, и у меня кровь застыла в жилах. Она была совершенной голой, а ее спина от лопатки до лопатки была изуродована: сквозь багровые кровоподтеки и следы запекшейся крови на коже ярко проступали буквы, вышитые прямо по живому грубыми и толстыми красными нитями. Они выстраивались в слово «PURITAS»

Кто-то явно долго и кропотливо возился над тем, чтобы надпись изменила спину девушки до неузнаваемости. Кто-то явно не один день издевался и причинял ей боль. Оттого она и выглядела сейчас забитым, испуганным, мокрым зверьком.

Сара торопливо подняла пальто и накинула обратно на плечи Бертине.

— Ты можешь идти? — Сбивчиво прошептала, наклоняясь к ее лицу и глядя прямо в глаза.

Девушка слишком медленно покачала головой:

— Он все равно придет. — Ее рука скользнула вверх и обхватила воротник кардигана Сары. — От него не уйти. Не уйти!

На ее запястье ярко алели следы от пут или веревок. Дрожащие губы были разбиты, лицо застилали слезы.

— Нет. — Хрипло ответила Сара, из последних сил пытаясь поднять ее с земли. — Я спасу тебя. Мы убежим, здесь есть окно. Просто постарайся, пожалуйста, мне тебя не донести.

— Спасай себя. Беги. — Всхлипнула девушка, обрушиваясь обратно на пол. — У тебя еще есть время.

— Нет. Пошли со мной. Я помогу. Я не дам тебя в обиду. — До боли сцепив зубы и рыча от усердия, Сара все-таки подняла Бертину с холодного пола и взвалила себе на плечо. — Вот так, хватайся, да. Держись.

Я видела, как сморщилось лицо Сары, но не от тяжести, которой навалилась обнаженная незнакомка на ее плечо, а невыносимости всего происходящего. Она закусывала губы до крови, делая каждый шаг, она зажмуривалась и еле сдерживала слезы. Ей так не хотелось верить в то, что это происходило на самом деле. Но живой свидетель его зверств не мог лгать. Ровно, как и следы стежков, бугрившиеся на израненной коже Бертины.

— Сара! — Раздался за их спинами знакомый голос.

Мысль о том, что этот голос я знаю слишком хорошо, пронеслась по моему сознанию острым ледяным мечом. Опалила едким жаром, уничтожающим заживо. Точно так же застыли девушки, опираясь друг на друга, в немом и первобытном ужасе обернувшись к двери. Точно так же мое сердце толкнулось и застыло, будто каменное.

Дэниел стоял в дверном проеме и тяжело дышал. На нем был легкий плащ, в руке ключи от машины. Кажется, он вернулся не вовремя и вдруг, застав их здесь вдвоем, все понял. Замер. Черты его застыли, из глаз ушла вся жизнь. Недоумение, растерянность, неверие тому, что предстало перед ним, сквозили во взгляде.

Вздох, похожий на сожаление, вырвался из его рта. Одновременно лицо вспыхнуло гневом и болью. Она, его Сара, была причиной всего происходившего, но никогда не должна была видеть эту грань его безумия. Потому что не поняла бы. Никогда не приняла бы того, что он делал ради них обоих. Этого способа, которым он избавлял себя от той черноты, что засела в душе и точила, точила его каждый день.

Но она его любила.

Она очень хорошо его знала, поэтому сразу прочла все это по его глазам. Любила Дэниела с его слабостью, нерешительностью, даже с преследующими его навязчивыми идеями контролировать ее во всем. И никогда не приняла бы того, в кого он превратился, позволив своей тьме взять власть над телом и разумом, поглотить его.

И он прекрасно знал это.

— Сара… — В его чертах загорелось раскаяние.

— Нет, нет, нет! — Зарыдала взахлеб Бертина, едва заслышав его голос.

И, точно обретя новые силы благодаря появившемуся острому желанию жить, она потащила Сару за собой. К маленькой двери в конце помещения — к душевой. К месту, казавшимся ей единственным близким и возможным спасением.

Но Сара… Ее легкая, как музыка, душа словно покинула на мгновение тело. Она смотрела на него, а внутри все рвалось в мелкие клочья. Любовь, преданность, нежность, поселившиеся однажды в сердце, никак не хотели верить в происходящее. Она смотрела на него и не понимала, как столь родной человек, которого она целовала каждое утро и обнимала каждую ночь, мог творить это и… О, Боже, вероятно, получать от этого удовольствие.

Как ему удавалось скрываться? Почему она ничего не замечала? Или просто не хотела видеть? А самое главное — зачем? Для чего он сотворил это чудовищное деяние?

Она почувствовала, как чья-то рука ложится на ее плечо, как чьи-то пальцы хватают и резко тянут ее за край кардигана. Слышала, как кричит Бертина, пытающаяся привести ее в чувство и тянущая за собой. Сара бросила на Дэниела последний взгляд, ей было больно, мерзко и противно — все эти эмоции горели пламенем на ее лице. Она развернулась и, обхватив рукой за талию обнаженную Бертину, метнулась в сторону заветной дверцы, которая могла хоть на несколько минут, но укрыть их от монстра. Но не успела понять, что вдруг произошло.

Сначала за спиной раздались его тяжелые шаги, затем что-то тупое и черное мелькнуло со спины и уперлось в бок Бертины. «Кхр-кхр» — именно такой раздался звук перед тем, как та потеряла контроль над своим телом и инстинктивно дернулась, отталкивая от себя Сару. Все произошло так быстро, что никто из них даже не вскрикнул.

Сара падала, все еще видя перед собой его искаженное гневом лицо и горящие глаза, направленные в сторону бедной Бертины. Шокер — вот чем он заставил свою жертву остановиться. Падая на спину, скользя и отчаянно размахивая руками, Сара Келли видела, как руки Дэниела тянутся к шее той, кого он считал виновной в том, что все открылось.

Он душил Бертину, ломал пальцами ее шейные позвонки, пока она, Сара, падала на пол, ударяясь затылком о твердый и острый выступ каменного бортика. Она пыталась встать, но тело ее почти не слушалось. Он продолжал убивать обнаженную незнакомку, когда разбитая голова Сары кружилась, заставляя терять ориентацию в пространстве.

Она привстала, пошатнулась и, так и не сумев помочь его жертве, рухнула в воду. Безумный крик, в который она вложила последние силы, ворвался в ее горло потоком воды. Резкая боль, головокружение, влага, заполнившая легкие почти моментально, — все это было последним, что она помнила. Морские коньки, которых так любила, были последним, что видела перед смертью.

А еще руки Дэниела, которые обхватили ее бездыханное тело и подняли на поверхность, и его же горячие слезы, упавшие на ее застывшее лицо. И губы, которые касались ее губ. И его жаркое дыхание, пытавшееся снова и снова вдохнуть в нее жизнь. Все это она видела словно через стеклянную стену. Но почувствовать уже не могла.

Дэниел не убивал ее, но был несомненно повинен в ее смерти. И в смерти другой девушки, которую Сара так отчаянно пыталась в тот вечер спасти.

Глава 37

— Эмили! Эмили Уилсон! — Айра тряс меня за грудки, пытаясь привести в чувство.

Я словно вынырнула из воды и вдохнула так громко, что старик чуть не отпустил меня, позволив упасть на пол.

— А-а… — Выдохнула я, обессиленно упираясь лбом в его тощее плечо.

Меня трясло, в руках и ногах кололо, в лице ощущалось онемение. Чувство было такое, будто меня схватили, взметнули в воздух и пару раз хорошенько приложили об пол. Полная потерянность, шок и дезориентация.

— В следующий раз предупреждай, если соберешься хлопнуться в обморок на дно пустого бассейна. Я уже старый, и реакции у меня не те. Смотрю, что ты шатаешься, еле успел доковылять и подхватить тебя. — Он помог мне удержаться в вертикальном состоянии и все еще поддерживал за руку. — Сможешь стоять?

— Да. Вроде. — Произнесла отрывисто. — У нас очень мало времени, нужно спешить.

Помотала головой, отгоняя от себя наваждение, и несколько раз вдохнула-выдохнула.

— Бледная ты какая… — Разволновался старик, отпуская мою руку.

— Я все видела. Видела, как все произошло в тот день. Нужно узнать, что за девушка здесь была. Кто она такая, и что с ней произошло. Думаю, Интернет нам поможет.

— Ты про Сару? — Спросил Айра, когда я направилась к двери.

— Нет. — Бросила через плечо. — Здесь была еще одна. Ее звали Бертина, не слышали о такой?

— Кхм, звучит знакомо, но разве я припомню вот так с ходу, где его слышал…

Перешагнув по очереди через гвоздодер, валяющийся у входа, мы прошли в гостиную.

— Ждите, сейчас сбегаю за одной штукой. — Нетвердой походкой направилась к лестнице, поднялась, держась за стену.

Вошла в спальню, схватила свою сумку и спустилась вниз.

— Давай, помогу. — Сухонькие руки перехватили мой багаж.

— Там мой лэптоп, нужно найти хоть какую-то информацию об этой девушке.

— Почему она так важна?

— Кажется, ее не стало в тот же день, что и Сары. В этом же самом доме. Обе девушки погибли от рук Дэниела.

Старик опустил сумку на диван.

— Ты это все… видела?

— Да. — Ответила совершенно твердо.

— Ясно. — Он сел на краешек и уставился в узор на каминной полке. — Кажется, мне нужны успокоительные капли моей покойной жены. Я переутомился.

— Вам бы в мою голову… — Расстегнула сумку и вдруг замерла. Обернулась к гостевой комнате. — Кстати, о моей голове. У меня давно кое-что не вяжется. Я все понять не могла, зачем она мне эту мелодию играет и играет. Сперва мозги кипели так, что просто думала, что это у Сары такой способ добить меня. Потом появилась мысль, что она хочет рассказать о себе. Но может…

Оставив сумку в покое, решительно направилась к загадочной комнате. Желание понять Сару, услышать ее, заглушало и боль в плече, и общую слабость. Я ощущала, что должна ей. В благодарность за сердце, за то, что она пришла, предупредить меня об опасности, стоило только Дэниелу появиться в моей жизни. Она была чудесным человеком, прекрасным пианистом и хорошим другом. Ей нужно было помочь.

— Одна и та же мелодия. — Произнесла я, останавливаясь у двери. — Одна и та же. Зачем, Сара?

Отворив дверь, уставилась на наваленный возле стен хлам, затем на старый рояль. Конечно, я не думала, что сяду сейчас, сыграю эту самую мелодию, и это волшебным образом как-то поможет, но чувствовала, что прикоснусь к клавишам, и незримая связь между нами снова установится.

Сделала шаг и запнулась о коробку. Черт! Надо было включить свет, тех тусклых лучей, что проникали сквозь тонкие шторы, было недостаточно, чтобы нормально видеть. Нагнулась, чтобы убрать хлам с дороги и заметила, что с коробки слетела крышка. Среди десятков книг, что таились внутри, было и несколько папок с нотами.

— Осторожнее! Что там у тебя? — Прокряхтел Айра, вставая с дивана.

Я включила свет и встала на колени перед находкой.

— Партитуры. Нотные тетради. — Разглядывала каждую, переворачивая и откладывая в сторону. — Хм. Интересно.

— Собираешься сыграть мне?

Сердце взволнованно забилось.

— Нет. — Улыбнулась. — Я же не Сара. Но… — Отодвинула от себя коробку и взяла следующую. — Если вы поможете, мы справимся быстрее.

— Мы ищем что-то? — Старик с трудом согнулся и подтянул к себе одну из коробок.

— Да.

— Что-то конкретное?

Я пробежала глазами по буквам, нанесенным над покрытой пылью нотной записью.

— Мы ищем «Сад Эдема» Лёвланда.

Айра достал одну из тетрадей и, чтобы всмотреться в заголовок, отставил ее от глаз на расстояние вытянутой руки.

— Без очков трудно будет разобрать.

— Тогда подтаскивайте коробки. — Я бросила взгляд на часы, прикинула в уме, сколько уйдет у Дэниела на то, чтобы вернуться, и с удвоенной силой принялась перебирать архивы Сары.

Руки тряслись, пальцы лихорадочно переворачивали страницы, глаза слезились от пыли, но мне нельзя было останавливаться. Разум кричал: «Убирайся отсюда быстрее, беги в Полицию, отыщи нужную информацию в Интернете», но сердце так сильно трепыхалось в груди, что я не слышала доводы сознания.

— Вот оно! — Не удержалась от восклицания, когда среди прочих вещей на глаза попалась тонкая папка.

Теперь мысли забились в такт с сердцем, ровно, негромко. Все посторонние шумы исчезли. Айра тоже замер с коробкой в руках, не глядя никуда, кроме как на эту вещицу, и, кажется, даже не дыша.

— Открывай.

Я чувствовала подушечками пальцев, что посередине в тетрадь было что-то вложено. Едва ощутимое, тонкое, но от его присутствия грелись ладони. Открыла и замерла. Газетные вырезки и фотографии бегущей девушки в парке. Сначала я взяла снимок — он был отпечатан кустарно, на дому, потому что фотографии из студии обычно бывают ровными, как на подбор, а края этой были срезаны криво, словно в спешке, в таком формате, который обычно не используется профессионалами.

Девушка. Невысокая, хрупкого телосложения, с наушниками в ушах. Она бежала по парковой дорожке, и выражение ее лица казалось беззаботным. Незнакомка явно не знала, что ее снимают. Не позировала на камеру.

Взяв в руки вырезку из газеты, я сразу обратила внимание на то, что статья сопровождалась снимком очень похожей на нее девушки. Точно. Это она и была. Заголовок гласил: «Двадцатипятилетняя Роза Флетчер до сих пор не найдена. Она пропала две недели назад из Чорлтон парка, и до сих пор о ней ничего не известно. — Далее шли особые приметы, такие как рост, цвет глаз, волос, телосложение. — Если вы владеете какой-то информацией…»

Я схватила следующую вырезку.

«Шокирующий рассказ Розы Флетчер!

Найденная вчера на обочине шоссе М66 обнаженной и изможденной девушка дала первые показания: «Он держал меня в каком-то темном подвале со связанными руками. Приходил редко и долго со мной разговаривал. Я не видела его лица, потому что на голове похитителя был мешок с нарисованными глазами и ртом — эдакий грустный смайлик. Я только слышала голос. Он говорил, что собирается все исправить, а потом привязал к столу и…» Девушка также поведала редакции о том, как садист день за днем вышивал на ее спине слово «puritas», в переводе с латыни это «чистота». Она пережила чудовищное потрясение и адские боли. Роза Флетчер не видела лица своего мучителя, но утверждает, что он постоянно плакал, потому что, по его собственным словам, не хотел, но должен был причинить ей боль».

Следующая вырезка была свежее:

«Таинственный Плакса наносит новый удар!

Маньяк-садист, получивший прозвище «Плакса», опять дал о себе знать. Пропавшая месяц назад Мэрилу Уокер была найдена вчера в пригороде Манчестера абсолютно голой и с обезображенной спиной. Похититель не изменил своего почерка: девушка так же была похищена из парка, но теперь уже из Олдема, он так же держал ее взаперти, производя чудовищные манипуляции. Все то же слово, вышитое на спине, все те же странные задушевные беседы во время истязаний, и все те же слезы, пролитые над своими жертвами. Так кто станет следующим? И что делает Полиция, чтобы поймать преступников?

Мэрилу описывает Плаксу таким образом: «Он что-то напевал себе под нос, пока я то приходила в сознание, то снова отключалась. Успокаивал меня, говорил, что ему тоже больно, что так надо. Настоящий псих. Он мыл мое тело губкой, уходил, потом возвращался и продолжал шить. И я чувствовала, как его слезы падают на мою кожу. А еще он называл меня Сарой». Наверное, маньяк зациклен на ком-то с таким именем. Остальная информация не разглашается в интересах следствия».

Меня колотил озноб, пока я перебирала однотипные вырезки из разных газет. Все они содержали почти одни и те же скудные сведения, которыми поделились жертвы с прессой. Я пробегала глазами по каждой из них, но так и не могла представить, что же чувствовала Сара, читая их. Она подозревала? Раз собирала эти клочки бумаги и прятала их от Дэниела в папке с нотами. Она что-то узнала и поэтому перерыла в библиотеке всю подшивку с газетами? Пожалуй, эти ноты были единственным местом, куда бы он ни сунулся. Поэтому она устроила в них свой тайник. Сомневалась, ждала, копила сведения, хотела разубедиться или, наоборот, удостовериться. Сара все это время говорила мне о том, где нужно их искать, только я не хотела ее слышать.

«Пропавшая двадцатишестилетняя Бертина Линч из Акрингтона[1] до сих пор не найдена. — Гласила последняя статья. — Возможно, что Плакса расширяет территорию своих деяний. Приметы пропавшей…»

— Эмили Уилсон, ты расскажешь, наконец, что там? — Поинтересовался старик.

А я в это время взяла в руки карточку, найденную под вырезкой. На точно таком же криво обрезанном снимке была запечатлена во время бега в парке темноволосая Бертина. Я узнала ее сразу. Ошибки быть не могло.

— Он похищал и истязал девушек. Первые не видели его лица, поэтому он выбрасывал их, как ненужный хлам, возле шоссе. Бертина Линч стала первой, кто увидел его, и она поплатилась за это своей жизнью.

[1] Олдэм, Акрингтон — Oldham, Accrington. Небольшие городки в графствах Большой Манчестер и Ланкашир.

Глава 38

— Я ничего не понимаю, — бросив коробки, старик вышел следом за мной в гостиную.

Я склонилась над лэптопом, который никак не хотел поймать сигнал сети.

— Нужно проверить, что стало с этой девушкой. Он не должен был оставить ее в живых, но надежда все-таки еще есть, ведь, когда Сара падала в воду, он как раз пытался расправиться с Бертиной. Наверняка, ему пришлось прерваться, чтобы извлечь Сару из в… — Мой монолог оборвался на полуслове.

Первая же статья по запросу была озаглавлена: «Жительница Акрингтона, двадцатишестилетняя Бертина Линч, была найдена задушенной в овраге возле дороги. На ее теле имелись…»

— Боже правый… — Выдохнула я обессиленно. — Он ее убил. Как и Сару.

— Меня сейчас волнует другой вопрос. — Айра подошел к окну и отогнул занавеску. — Где он держал их, Эмили Уилсон?

Мои конечности похолодели. Теперь цепочка выстраивалась в голове четко.

— Сара нашла девушку, значит, жертв он держал где-то здесь, в доме. Джеймс Ньюман сказал, что Дэниел контролировал устройство бассейна вплоть до каждого дюйма. Стало быть, он не хотел, чтобы строители, которые рыли котлован, случайно наткнулись на что-то… что было… под бассейном?

Я вскочила и огляделась. Если это было некое подземное сооружение, то где был в него вход? На улице я ничего подходящего не заметила…

Резко встрепенулась от телефонного звонка. Мобильник надрывался где-то в глубине моего кармана. Достала и чуть не выронила аппарат, потому что от увиденного на экране чуть слезы не брызнули из глаз.

— Кто там еще? — Спросил Айра.

— Ох… — Только и смогла выдохнуть я.

Нажала на «Принять вызов».

— Эмили?

Из меня словно всю кровь выкачали. Ноги чуть не подкосились от такого родного и любимого голоса.

— Райан?

— Господи, ну, наконец-то! — Воскликнул парень сквозь треск и шорохи на линии.

— Райан, ну, где же ты был? Я звонила тебе, писала!

— Эмили, я…

— Тут творится невообразимое. Я в Малэме. Мы с Айрой в доме Дэниела.

— Что? С кем?

— Ох, это не важно. Просто… — Сглотнула, перевела дыхание. — Мы только что выяснили, что Дэниел маньяк, который истязал девушек. Сара умерла из-за него. Ты меня слышишь, Райан? Алло! Ты где?!

В трубке зашуршало, и связь оборвалась.

— Черт! — Набрала его снова, с трудом попадая по кнопкам, но соединение установить не удалось.

Айра бросил на меня жалостливый взгляд.

— Нужно убираться отсюда. Быстрее. Пусть с этим разбирается кто-то другой.

Я спрятала телефон в карман и уставилась на мелькающую на экране лэптопа картинку.

— Мы не можем, Айра.

— Это еще почему?

Ткнула пальцем в заголовок предложенной автоматически новости.

— Пропала еще одна девушка. Мэри Эллис Лэнг. А что, если она здесь?

— Сколько девушек пропадает каждый день… — попробовал возразить он, но, взглянув на фото, только вздохнул.

— Типаж Сары.

— Да уж. Похожа.

— Знаете, когда я сюда приехала, — оглянулась по сторонам, — закрыта была та часть дома, где находится бассейн. Также гостевая комната, но мы там уже побывали. Еще гараж и… кабинет.

— Если его подвал под бассейном, — хрипло проговорил старик, — то ход в него логичнее было бы расположить в кабинете.

— Гвоздодер! — Скомандовала я.

И Айра печально покосился на железяку.

— Хорошо, — согласилась, — я несу, вы вскрываете.

— Опять порча имущества, — прокряхтел он. — Ну, да ладно. Какая теперь разница, зато в тюряге обед самому готовить не придется.

— Все будет нормально. — Подала ему гвоздодер и встала рядом, чтобы помочь надавить.

Замок был основательным и хитрым, только вот Дэниел не предполагал, что тот, кто попытается его вскрыть придет не с отмычкой, а со здоровенной изогнутой железной палкой. Легкое дверное полотно поддалось давлению быстрее, чем металлическая конструкция замка. Косяк хрустнул, дверь заскрипела и надломилась. Пара секунд, и мы были внутри.

— А у нас хорошая команда. — Похвалила я, врываясь в «обитель зла».

— Ты еще и шутишь, — проворчал Айра, оглядываясь.

— Как бы вы замаскировали потайную дверь? — Присела и, отогнув ковер, проверила, нет ли люка в полу.

Но пол был гладким и ровным.

— Любитель красивых фраз на латыни, значит… — Хмыкнул Айра, разглядывая висевшую на стене табличку. Обернулся к противоположной стене с книжной полкой. Подошел ближе, принюхался, словно пес, пригляделся. — Вот эта явно лишняя.

И потянул на себя книгу с краю. Тут что-то щелкнуло, затрещало, и книжная полка отъехала в сторону, обнажая небольшую, с человеческий рост, дверцу.

— Айра! — Воскликнула я. Взглянула на книгу, которая была ключом к работе механизма. — Библия? — Это было похоже на усмешку. — Ясно, почему вы сказали, что эта книга здесь лишняя.

— Нет, просто у нее менее запыленный корешек. Он постоянно ею пользовался.

— Идемте скорее.

Старик тяжело вздохнул и поежился.

— Ты вообще ничего не боишься?

— Что вы. Ужасно боюсь. Вот просто всего на свете. Просто сейчас мне некогда бояться. А еще со мной вы. И Сара. Я чувствую ее.

— Пойду первым. — Твердо заявил он. Потянул на себя дверь и шагнул в темный тоннель.

Глава 39

Песок скрипел под подошвами, в воздухе противно воняло сыростью и тленом. Ступени тянулись вниз, проход был глубиной примерно в этаж. Мы спускались осторожно, испуганно прислушиваясь к тишине, а заодно шарили руками по стенам в поисках выключателя.

— Вот он. — Нащупала.

Нажала. Что-то щелкнуло, и вдруг стало светло.

Монстр основательно готовил свое логово: стены были аккуратно отштукатурены, на лампах имелись плафоны, по низу шли радиаторы обогрева. Настоящий бункер, спустившись в который, можно было истязать свою жертву, не опасаясь, что кто-то посторонний услышит.

— У него ушел не один месяц, чтобы все здесь оборудовать. — Вздохнул Айра.

— Вот и я о том же самом подумала.

Мы повернули за угол и оказались в небольшом помещении. Слева все было заставлено строительным инструментом, справа стоял стол, над которым на прищепках были развешаны фотографии разных девушек, сделанные в парках и на улицах. Рядом со столом стояла небольшая кушетка, под ней виднелось оборудование для проявки и печати фотографий. Возле кушетки имелась раковина с зеркалом и несколько подвесных полочек с расставленными на них бутыльками, швейными принадлежностями, мотками веревок и упаковками стяжек.

— Дверь! — Указал старик на серый прямоугольник в стене.

Я взяла первое, что попалось под руку — длинные ножницы с полки. Стиснула их в кулаке, выставляя перед собой. Сердце гулко застучало, заставляя дышать учащенно и шумно.

Айра кивнул, собрался с духом и сдвинул в бок тяжеленный засов. Щеколда звонко заскрежетала, и дверь со скрипом подалась нам навстречу.

— Выключатель. — Махнула я рукой на небольшой рубильник слева.

— Угу. — Старик поднял рычажок наверх, и из просвета между дверью и косяком тут же раздался жалобный стон.

Желтоватый свет ложился мягко, скрадывая самые темные углы. Мы ворвались в эту бетонную нору под слоем земли и замерли.

Замкнутое пространство, отражающее любой звук. Низкие своды потолка. Чернота, жуткая в своей злости, окутавшая стены. Внутри было пусто. Лишь массивный стол посередине, лампа над ним, запах сырости и поднимающийся от пола жуткий холод.

Вдруг приглушенный жалобный рев повторился, заставив нас содрогнуться. Мы все еще не понимали, откуда он доносится, когда огромный кусок темноты возле стены внезапно шевельнулся. В самом дальнем углу мелькнуло светлое пятно. Сжав крепче ножницы и вытянув их перед собой, я шагнула вперед. Айра одновременно со мной. И только в этот момент мы поняли, что это был человек.

Девушка. Обнаженная, лежащая на подстилке возле стены и привязанная руками к шесту, тянущемуся от пола до потолка. Она не могла ни поменять позу, не взглянуть на нас. Просто беспорядочно мотала головой из стороны в сторону. Ее спина напоминала кровавое месиво: вспухшая, взрезанная нитями, усеянная багровыми кровоподтеками.

— Святые угодники, — прошептал старик и бросился к девушке.

В этот момент она так отчаянно дернулась, что стяжки до костей впились в ее кожу.

— Нет, нет, все хорошо, — произнесла я, опускаясь перед ней на колени, — мы тебя не тронем. Мы пришли тебя освободить. Тссс…

Айра снял с себя пиджак и накинул на ее плечи. Я просунула лезвие ножниц между шестом и запястьями девушки и с трудом, но разрезала стяжку. Заскулив, незнакомка прижала затекшие руки к груди и испуганно уставилась на нас.

— Сможешь идти? Мы тебя выведем.

Она будто ничего не понимала, куталась в пиджак и жалась к стене. Мы терпеливо ждали. Айра, кажется, молился себе под нос, постоянно оглядываясь на дверь.

— Меня зовут Эмили. А тебя?

— М… — Глаза распахнулись, в них сверкнуло недоверие.

Я протянула руку и коснулась ее дрожащей ладони.

— Мэри Эллис, да?

Она так яростно закивала, что у меня дыхание перехватило.

— Все будет хорошо, Мэри Эллис. — Пообещала ей. — Тебя ищут. Мы тебя вытащим, только нужно спешить.

И снова за моими словами последовал отчаянный кивок.

— Давай, помогу встать. — Я осторожно взяла ее под локоть, затем просунула руку к талии.

— Ммм… — Дернулась она.

— Прости. — Пришлось убрать руку, ее спина была сплошной раной, от прикосновения к которой девушку буквально сгибало напополам от боли. — Вот так. Молодец.

Айра крутился возле нас, не зная, чем помочь и периодически хватаясь за голову.

— Идем. — Открыл нам дверь.

Каждый шаг давался девушке с трудом. Истощенная, бледная, напуганная, она шарахалась от каждой тени, каждого звука. Босые ступни подворачивались, ступая по холодному бетону.

— Нужно позвонить в Полицию. — Сказала я, когда долгий подъем вверх по ступеням, наконец, был окончен.

Аккуратно передала Мэри Эллис старику и достала мобильник, но не успела набрать номер, как возле дома послышался шум двигателя.

— Он, он… — застонала девушка.

У меня все внутренности стянуло тугим узлом от страха.

— Тише, тише… — Я схватилась за голову. — Оставайтесь здесь, умоляю. Сидите тихо, я что-нибудь придумаю.

Мэри Эллис продолжала мотать головой, сопротивляясь, но Айра выхватил из моих рук телефон и потянул девушку за собой.

— Попробую дозвониться, а ты тяни время, Эмили Уилсон. — Он осторожно усадил пленницу на пол возле стола и бросил в мою сторону беспокойный взгляд. — Да хранит тебя Господь.

— Непременно. — Вздохнула я, еле сдерживая истерику.

Развернулась и выбежала из кабинета. Только успела пройти в гостиную, как входная дверь распахнулась.

— Ты дождалась меня, — облегченно произнес Дэниел, входя внутрь.

Закрыл дверь, швырнул ключи от машины на полку и направился ко мне.

— Не подходи. — Твердо сказала я, делая шаг назад.

Мужчина застыл и закусил губу.

— Позволь все объяснить. — Начал он и споткнулся взглядом сначала о мою сумку, лежащую на диване, затем о стоящий рядом на столике лэптоп. — Ты не должна уходить, Эмили.

— А, может, Сара? — Спросила я срывающимся голосом. По всему телу разливался холод, стоило только ему попытаться приблизиться.

— Ты не понимаешь. — Попробовал улыбнуться он, протягивая ко мне руки.

Сделал еще один шаг по направлению ко мне.

— Браслет, Дэниел. Это ведь ее украшение, правда?

В его глазах засквозило отчаянием и болью.

— Эмили…

Я отступила на шаг.

— Не приближайся. — Отошла еще немного. Теперь нас разделял диван, и мы могли сколько угодно перемещаться вокруг него, играя в кошки-мышки. — Ты прекрасно все знал, Дэниел. Ты специально все подстроил. Заманил меня сюда, чтобы связь между мной и сердцем Сары стала прочнее. Чтобы я вспомнила. Ты хотел, чтобы я стала ею, так? Для этого подарил мне ее украшение?

— Что за чушь… — И снова смех.

И снова эта улыбка, полная обаяния. Дэниел смотрел на меня, как на наивную дурочку, которой так легко было манипулировать.

— Ты хотел сделать из меня Сару? — Дрожащим голосом спросила я.

Боже. Пожалуйста. Сжалься. Надо. Мной. Пусть. Скорее. Приедет. Полиция.

— Я понимаю, как это смотрится со стороны. — Его брови взлетели вверх, лицо приобрело самое невинное выражение, на которое только было способно. — Давай, мы сейчас сядем и поговорим. Ладно? Дай все тебе спокойно объяснить.

Я совершенно не представляла, как справиться с этой ситуацией. Наверное, стоило бы прикинуться глупой и выслушать его, тем самым потянув время, но, перехватив его случайный взгляд, поняла, что дороги назад больше нет и не будет. Дэниел смотрел прямо на взломанную дверь в бассейн. Затем его глаза медленно скользнули к моему лицу. Выжидающе, проникновенно, опасливо. Он словно пытался прочесть мои мысли. Понять, что именно я уже знаю, и какую опасность могу представлять.

— Ты очень хотел воскресить любимую женщину. Ты очень хотел быть рядом с тем, что от нее осталось. И пусть это всего лишь сердце, но оно принадлежало ей , так? Но ты не учел одного. — Я выпрямилась и гордо взметнула вверх подбородок. — Я вспомнила. И не только то, как она тебя любила. — Мы продолжали медленно двигаться по кругу. — Но и то, как ты ее убил.

Он остолбенел, клянусь. На какую-то долю секунды его душа покинула тело. Кровь отлила от щек Дэниела, а затем с новой силой ударила в лицо. Его зрачки расширились, ноздри втянули больше воздуха, взгляд инстинктивно метнулся туда, где находилась дверь в его кабинет. Он не мог не заметить, что дверь была раскурочена, и возле нее валялись крупные щепки.

Буквально на моих глазах из Дэниела вырвался зверь: челюсти сжались, на скулах заиграли желваки, глаза сузились, руки сжались в кулаки.

— Я не убивал. — Произнес он надломлено.

Перевел взгляд на меня, и я заметила стоящие в его глазах настоящие человеческие слезы.

— Я все видела, Дэниел.

— Я ее не убивал! — Внезапно заорал он, и тут же, словно взяв себя в руки, виновато посмотрел на меня.

— Она так тебя любила… — Никогда прежде мне не было так страшно, как в эту минуту. — Я все видела, Дэниел, все чувствовала. — Отошла назад на шаг и покачала головой. — Она любила тебя. С самого детства, понимаешь? С самого первого дня. Я и сейчас это вижу. Прямо сейчас. Она мне показывает, как вы познакомились.

— Что? — Его лицо исказилось болью.

Дэниела будто заживо резали ржавой пилой, так он выглядел.

— Маленький мальчик, это ты. — Всхлипнула я, прикрывая веки. — Мать. Твоя мать. Она выходит на крыльцо и кричит на всю улицу. Ругает за то, что ты бегал с мальчишками и порвал штанину на коленке. — Глядя, как по щеке Дэниела покатилась слеза, я приложила ладонь к своему сердцу. — Твоя мать говорит, что ты не ценишь вещи и постоянно все портишь. Сует тебе в руки иглу и нить. «Зашивай!». Подталкивает, кричит, дает тычок. Ты плачешь и пытаешься зашить дыру. Прямо на себе. Протыкаешь ткань, укалываешься, но это ее только веселит. Тебе больно, но ей кажется, что этого недостаточно. «Быстрее!» — орет она. Снова толкает, уходит в дом, кричит, что ты не можешь ничего исправить. — Я подняла на него глаза. — Девочка. Соседка. Она все видит. Подходит к тебе, берет из твоих рук иглу и помогает зашить, хотя сама этого тоже не умеет… Вот, значит, как ты познакомился с Сарой…

Он был потрясен, ошарашен, сломлен. Дэниел моргал с открытым ртом и дрожал всем телом. Смахнув ладонью слезы, метнулся ко мне:

— Сара…

— Нет. — Я отшатнулась. Между нами по-прежнему было спасительное препятствие в виде дивана. — Сара мертва, Дэниел. Она любила тебя. Пожертвовала всем ради тебя. — У меня в горле пересохло, голос стал похожим на карканье. — Да ведь она простила бы тебе все. Будь ты вором или даже изменником. Но из-за своей ревности ты не мог разглядеть реальности. Ты продолжал разбивать ее и так разбитое сердце. Зачем? Зачем все это? Зачем эти девушки? Ты наказывал ее через них?

— Замолчи, — попросил он, стискивая зубы.

Казалось, эти слова приносят ему невыносимую боль.

— Ты не мог причинить боль ей самой. Так?

— Перестань, Сара, пожалуйста! — Завопил он, вцепляясь пальцами в собственную грудь.

— Сары больше нет, Дэниел.

Эти слова едва не убили его. Дэниелу пришлось ухватиться рукой за спинку дивана, чтобы не упасть.

— Она пришла ко мне для того, чтобы я спасла твою последнюю жертву. — Продолжила я. — Ее желание было настолько велико, что помогло ей преодолеть время и пространство, пройти из того мира в этот. Ради ее любви, Дэниел, ты должен отказаться от своей затеи. Отпусти нас. И мы уйдем. Пожалуйста. — Сложила ладони, умоляя. — Никто, кроме меня, не знает, что она к тебе чувствовала. Ее разрывало от противоречий. Меня тянуло к тебе, потому что тянуло ее. Даже зная, что ты монстр, она по-прежнему видела в тебе того мальчишку, с которым ей было так легко и свободно. Видела в тебе того мужчину, которому подарила однажды всю себя. «Ты должен остановиться, Дэнни» — это ее слова.

— Неправда! — Дэниел метнулся к моей сумке и выхватил то, что лежало сверху. Мои лекарства. — Ты никуда не уйдешь, Сара. Я тебя больше никогда не отпущу!

— Это тоже способ все «исправить»? — Тихо спросила я.

— Ты останешься со мной, Сара. Клянусь.

Я покачала головой. Я видела перед собой Дэнни, видела его злость и растерянность. Но на самом деле не видела ничего. Осталось только безумие. Дикое. Беспросветное. Заставляющее его метаться как загнанного зверя в клетке. Не принимающего свою суть и одновременно полностью подчинившегося ей.

— Ты изо всех сил хватаешься за то, чего нет.

— Ты — есть. — Задыхаясь, прорычал он.

— Но я не Сара. И те девушки, ни в чем не повинные жертвы, они тоже не были ею. И твои пытки не могли принести желаемого очищения. И облегчения тоже. Да, Дэниел? Скажи, ты ведь не чувствовал облегчения? То, что ты делал с ними, тебе не помогало?

Он с силой швырнул пакет с лекарствами на пол, выхватил из кармана шокер, сжал его в пальцах и двинулся на меня.

— Нет! — Взвизгнула я, отступая и прижимаясь к стене.

— Если не хочешь так, то я заберу его. Оно — мое! — Его разъяренное лицо с размазанными по щекам слезами оказалось возле моего лица. Горячее дыхание опалило мою кожу. В шею больно уперлись зубья электрошокера.

Я приготовилась к смерти, но в эту секунду в дверь позвонили. Этот звук заставил Дэниела ослабить хватку и обернуться. Нырнув вниз, я упала и поползла в сторону от него.

— Помогите! А-а-а! — Завопила, совершенно не соображая, что делаю.

— Тихо! — Скомандовал Дэниел, бросившись за мной и ухватив за щиколотку.

— Аа-а-а!!!

Резко рванул меня к себе и придавил локтем в бедро.

— Эмили! — Послышался тревожный возглас за дверью.

— Райан! — Успела закричать я за мгновение до того, как Дэниел закрыл мне рот ладонью.

Глава 40

— Твой дружок? — Усмехнулся он, вдавливая меня в пол.

Я барахталась под ним, как таракан, отказываясь сдаваться. Звонки в дверь чередовались с требовательным стуком.

— Рай… — Смогла крикнуть, когда его рука на короткое мгновение соскользнула вниз.

— Хорошо, если ты так хочешь, мы пригласим его. — Он приподнялся, сгреб меня в охапку и швырнул на диван, словно тряпичную куклу. — Если он тебе так нужен, пусть войдет.

Сжав шокер в руке, Дэниел облизнул губы. Его лицо потемнело от злости. Глаза заволокло черной пеленой ненависти.

— Пожалуйста, не надо. — Прошептала я.

— Эмили! — Стук в дверь повторился.

— Тебе все время нужен кто-то еще, да, Сара? — Горько произнес он. — В этом вся твоя суть…

В его взгляде не было ни капли человеческого — сплошное едкое безумие. Невидящее, токсичное, не поддающееся контролю.

— Она любила тебя. — Я лежала, тяжело дыша и не решаясь сдвинуться. — Райан здесь не при чем. Пожалуйста, не причиняй ему вреда! Пожалуйста!

Небрежным движением Дэниел стер влагу с щеки и усмехнулся. Убрал шокер за спину и направился к двери.

— Сделаем, как ты хочешь, Сара. — Приторно-сладко произнес он.

Я не понимала, что делаю. Ничего не видела перед собой. Действовала инстинктивно и лихорадочно. Стоило только ему подойти к двери и взяться за ручку, спрыгнула с дивана и метнулась в сторону. Как из параллельной вселенной до меня донесся щелчок открываемой двери, скрип петель, голоса Айры и Райана и звонкий треск шокера. Как раз в тот момент, когда Дэниел встретил гостя ударом тока, я с силой опустила на его затылок поднятую с пола железяку.

— Никогда не забывай про гвоздодер, — взволнованно пробормотал Айра, подхватывая обмякшего Дэниела.

Он прихватил сзади его руки раздобытой в подвале стяжкой и криво усмехнулся. А я бросилась к лежащему в траве Райану.

Как в тумане, передо мной мелькали лица моей собственной, чуть не сошедшей с ума от переживаний, матери, Айры, связывающего и оттаскивающего подальше оглушенного маньяка, дрожащей под накинутым на нее одеялом Мэри Эллис и подъезжающих к дому служителей закона и медиков.

Райан сидел рядом со мной, на полу, привалившись спиной к двери, и приходил в себя после удара током.

— Ты приехал… — Промычала я сквозь слезы, наваливаясь на его плечо.

Погладила по руке.

— Твоя мать заявилась в Дарем. У меня не было другого выбора.

Я вопросительно посмотрела на маму, которая помогала Мэри Эллис дойти до машины скорой помощи. Надо же, она приехала вместе с Райаном за мной сюда. И так вовремя. С ума сойти.

— Она заставила тебя приехать ко мне?

Райан обнял меня и уткнулся носом в мой висок. Медленно втянул носом запах волос.

— Нет. Приехать я решил сам, когда узнал, что ты меня ищешь. Элизабет просто отчитала меня за то, что я не отвечаю на письма ее дочери.

— Так почему ты не отвечал на них? — Спросила с замиранием.

— Хм. — Он прижал меня крепче. — Если бы моя мама знала, как удалять письма безвозвратно, то я вряд ли вообще когда-либо нашел их в «корзине» электронной почты и прочел бы. Я просто не подозревал об их существовании.

— Да уж. А… — мне стало не по себе, — а как же Шейла?

— А что с ней? — Спокойно спросил Райан.

— Разве вы не…

— Что? — Его пальцы застыли на моем больном плече. — Ты опять за свое? Да я ее видел всего раз, когда она заселялась в общежитие. Потом только мельком, и мы даже не разговаривали.

— Но почему тогда ты исчез так надолго? Заблокировал меня. Я не могла даже написать тебе или позвонить.

Райан взял меня за руку и переплел наши пальцы.

— Ну… я хотел, чтобы ты подумала, как следует. Чтобы поняла, что не можешь без меня. Чтобы решила. Знаешь, иногда человека нужно просто оставить в покое, чтобы он понял, что ты для него многое значишь.

Я поежилась, выскользнула из-под его руки и взглянула в поиске настоящих ответов в глубину таких родных и любимых серых глаз.

— Райан?

— Ладно! — Сдался он. — Я просто смертельно обиделся! Совсем как глупый мальчишка. Не поверил тебе ни капли, но все равно обида взяла вверх. Думал, уйду с головой в учебу, засяду за книги и забуду тебя. Так нет же — каждый день только о тебе и думал. Еле сдерживался, чтобы не позвонить! — Его улыбка ласковым светом окутывала меня всю. — А еще хотел проучить тебя своим молчанием, вот это тоже глупо и подло, знаю. Все, теперь можешь послать меня подальше, я весьма недалекий и крайне ненадежный тип!

Почему-то мне стало так смешно.

— Ты ужасный, Райан. Мне очень тебя не хватало.

- К черту все, Эмили. Я понял, что не могу без тебя. Можешь сколько угодно говорить, что не любишь, но я не уйду. Пусть хоть весь мир будет против нас, не отступлюсь. Даже если твое сердце откажется меня любить, я…

Взяла в ладони его лицо и улыбнулась:

— Мое сердце хочет биться только рядом с тобой.

Он закатил глаза, улыбаясь и хлопая ресницами — ну, точно, как дурачок.

— Не паясничай. — Засмеялась я.

— Не буду.

Обвил мою шею руками, притянул к себе и поцеловал. Так сладко, так глубоко и страстно, что я поплыла, полетела, воспарила к небесам. Все посторонние голоса стихли, боль притупилась, осталось только неземное ощущение удовольствия и счастья. Не нужно было больше никаких слов, я и так все чувствовала. Я, и никто другой больше не вмешивался в то, что было между нами двоими. Никаких полутонов: Райан и Эмили. Только мы, двое.

— Кхм-кхм… — Тактично кашлянул кто-то, наклоняясь к нам.

— Не сейчас, мама. — Попросила я, закрывая нас от всего мира своей ладонью.

Благодарности, слова утешения и даже нравоучения могут и подождать.

И мы продолжили целоваться, как безумные, до головокружения, чуть ни до обморока. Нам предстояло наверстать каждый упущенный вдали друг от друга день.

* * *

— Сара слышала звуки. Постоянно. Не понимала, откуда они, и это ее очень беспокоило. Словно ветер завывал или плакал кто-то.

Мы шли рука об руку по каменистой тропе.

— Это все она тебе «показала»? — Спросил Райан, помогая мне переступить через кочку, чтобы не поскользнуться.

— Да. — Я крепче сжала его руку. — Она слышала плач и стоны, а затем, как-то раз, случайно увидела у Дэниела в кабинете фотографию девушки, о которой говорили в новостях. Он часто делал снимки: для будущих проектов или для души, поэтому ей не показалось странным, что в кадр попала та пропавшая. Сара уточнила, когда был сделан снимок, и поняла, что девушка была похищена в тот же день. Она попросила Дэниела отнести все снимки в полицию — вдруг на одном из них они найдут что-то, что пригодится для расследования.

— Но он, разумеется, не отнес?

— Нет. Она спрашивала, сходил ли он, но Дэниел отвечал уклончиво. А потом она поехала в Сетл к подруге, к Элисон, и увидела его фургон возле строительного супермаркета. Ей показалось это странным, потому что Дэниел должен был быть в Манчестере на одном из объектов. Сара решила, что он покупает что-то из материалов, вошла и застала его с тележкой, в которой были веревки, стяжки, степлер, клеенка, нитки. Он был явно недоволен видеть ее, быстро пришел в раздражение. А потом она заметила в окно, как он заносит коробку с этими вещами в дом, хотя говорил, что это для строителей.

— Она догадалась?

— Тогда еще нет. Стала подозревать, что он мог завести с кем-то роман, потому что почувствовала в тот день от него запах чужих духов. Кто же мог предполагать, что это был запах духов жертвы? Сара перестала доверять ему, стала следить и начала замечать много того, чего раньше не замечала. Подозрения заставили ее войти к нему в кабинет, пока он был в гараже, обшарить карманы одежды и выдвижные ящики. Дэниел тогда заметил что-то, завелся, ворчал, чтобы она больше не прибиралась у него в кабинете и не перекладывала вещи, а то он найти ничего не может.

— И это ее не остановило?

— Нет. Сара нашла у него фотографии девушек, которые он делал в парке. Сравнила их снимки со снимками пропавших, которые печатали в газетах. Она аккуратно вырезала статьи и вместе с фотографиями прятала в нотной тетради. Сара еще не знала, что найдет что-то страшное. Гнала от себя любые мысли, не верила в то, что тот, кому она отдала свое сердце, может оказаться настоящим чудовищем. — Мы остановились возле Джэнет’с Фосс, и я уставилась на шумные потоки падающей вниз воды. — Она вытащила у Дэниела из кармана ключ, когда он обнимал ее перед тем, как поехать в офис. Проводив жениха, Сара бросилась в кабинет и принялась искать потайную дверь. Нашла. Чуть не умерла на месте, обнаружив в подвале связанную незнакомку. Освободила, помогла подняться по лестнице, но, когда они поднялись в гостиную, послышался шум мотора: едва обнаружив пропажу ключа, Дэниел развернулся и бросился домой.

— И им не оставалось ничего, кроме как спрятаться за ближайшей дверью?

— Да. И та вела в бассейн. Другого выхода не было.

Я достала из кармана браслет, посмотрела на него в последний раз и бросила вниз. Сверкнув на прощание блестящими гладкими гранями, украшение скрылось под водой, оставляя на поверхности ровные круги.

— Теперь он получит по заслугам. — Сказал Райан, обнимая меня. — Ответит за каждую девушку.

— В каждой из которых, наказывая, он видел Сару.

Перед глазами снова всплыла картинка, как на запястьях Дэниела защелкиваются наручники. Слава Богу, я его не убила, а ведь удар был хорошим.

— Есть еще кое-что. — Я огляделась.

Нашла взглядом нужное дерево, подошла и опустилась на колени. Пальцы нырнули в мягкую землю. Нужное отыскалось почти сразу — небольшая металлическая коробочка, покрытая ржавчиной. Райан присел рядом и помог мне ее открыть. На дне лежало пять больших пуговиц с изображенными на них синими морскими коньками.

— Они были еще детьми, когда зарыли их здесь. Сара стащила их у матери и боялась, что та будет ругаться, если узнает. Это был их общий секрет. Она не могла знать, что у Дэниела с возрастом появятся свои секреты.

— Это очень грустно. — Парень помог мне подняться.

Я подошла к водопаду и швырнула пуговицы в воду.

— Теперь она свободна, и уходит со спокойной душой. Прощай, Сара.

И мне стало легко и свободно, как когда-то прежде. Теперь мое сердце становилось моим на все сто процентов. Мы попрощались с Малэмом и с Айрой, а затем поехали домой.

— Добро пожаловать, Эмили! — Растянулась в фальшивой улыбке миссис Джонс, приветствуя меня.

— Здравствуйте, Дороти.

За прошедшие несколько дней я смирилась с тем, что эта женщина неисправима. Но делать по-своему, а не так, как она указывает, доставляло Райану особое удовольствие.

— Чем сегодня займетесь? — Поинтересовалась она, складывая пальцы в замок.

Может, мне только казалось, но она опять явно намекала на то, что ее сыну пора возвращаться в университет, где его ждала учеба. А мы с ним так и не решили, что делать с тем, что нам опять придется расстаться.

— Нас пригласил к себе в гости мистер Уилсон, мам. — Райан взял меня за руку и потащил меня к себе в комнату. — У него родилась замечательная дочурка, и Эмили нужно познакомиться с сестрой.

— Во сколько вернешься?

— Я сегодня ночую у своей девушки! — Бросил он, утягивая меня за собой вверх по лестнице.

— Ты слишком жесток с ней, — улыбнулась я.

Райан открыл дверь и пропустил меня вперед.

— Не забывай, я все еще злюсь на нее за то, что она залезла в мою почту и удалила твои письма.

— Это все в прошлом. Прости ее, и давай жить дальше.

Он вошел следом за мной, захлопнул дверь, быстро притянул меня к себе и обнял, прислонив спиной к стене.

У меня моментально перехватило дыхание.

— Соскучилась?

— Очень. — Призналась. — У меня дома невозможно побыть наедине.

— Мама бдит, — рассмеялся парень.

— Ага.

Его пальцы осторожно расстегнули верхнюю пуговицу на моей рубашке. Он наклонился и нежно прикоснулся губами к шраму. Сердце сжалось, и, кажется, больше не разжималось, слушая его дыхание. Райан целовал каждый дюйм моей кожи, опускаясь все ниже. То, что я раньше считала уродливым следом от операции, для него было лишь частичкой меня.

— Кстати, о будущем. — Раздался за дверью скрипучий старушечьий голос. — Голубки, я знаю, чем вы там занимаетесь, и поэтому вхожу медленно через три, два, один…

Райан со стоном оторвался от меня, выпрямился и вздохнул.

— Входи, ба!

Дверь открылась как раз в тот момент, когда я тщетно пыталась застегнуть обратно проклятую пуговицу.

— Здравствуй, Эмили. — Она прищурилась, разглядывая меня.

— О, нет, бабуль. — Взмолился Райан. — Лицо у тебя сейчас такое, как в тот раз, когда ты сказала, что не узнаешь Эмили на фотке. Ну, что еще?

— Вижу, ты освободилась от нее? — Игнорируя замечание внука, улыбнулась она.

— Теперь окончательно, — кивнула я.

— Это очень хорошо. Потому что пришла пора двигаться вперед.

— Не начинай, ба!

Она медленно повернулась к внуку и сложила руки на груди.

— Теперь я окончательно вижу, что тебе не передался мой дар, сынок. Иначе бы ты раньше смог почувствовать, что твоя девочка находится в опасности, и не строил бы из себя обиженную задницу, а мчался бы прямиком к ней. — Она цокнула языком и перевела взгляд проницательных серых глаз на меня. — Но вот ваш ребенок, он будет сильным. Возможно, он будет видеть то, что не видят другие, и ему перейдет мой дар.

— Ба… — Улыбнулся Райан и уронил голову мне на плечо.

— Ваша дочь… — начала она.

— Ба, пожалуйста! Можно мы хоть что-нибудь узнаем сами? Я не хочу знать наперед, кто и когда у меня родится, сколько лет я проживу, кем стану и где, например, буду жить!

— В Лондоне. — Хмыкнула она.

— Блин!

Корделия виновато пожала плечами.

— Я знаю, что вас двоих сейчас беспокоит. Вы думаете, как поступить, ведь ему нужно уезжать, а тебе… — пожилая женщина вздохнула, — а ты вообще не знаешь, чем заняться в жизни. Ты еще не нашла себя.

Мы с Райаном переглянулись. Да, этот вопрос беспокоил нас сейчас больше всего.

— Самое главное, — тихо сказала она, запуская руку в карман, — не расставайтесь. Из любой ситуации есть выход. Важно держаться друг за друга и никогда не отпускать. — Протянула мне листок. — Вот.

— Что там? — Спросил Райан, пока я разворачивала бумажку.

— Там список факультетов и курсов Дарема, на которые Эмили может поступить прямо сейчас, не дожидаясь набора на новый учебный год. — Она шагнула к двери и обернулась. — Выбери то, что тебе больше всего по душе, детка, и дерзай.

Парень скользнул глазами по списку, затем уставился на бабушку:

— Ты это тоже… «увидела»? — Он нарисовал пальцами в воздухе кавычки.

Та только покачала головой:

— Загуглила, глупенький. Не такая уж я и древняя.

И, хромая, вышла из комнаты.

— Сколько всего. — Присвистнул Райан, заглядывая в список через мое плечо. Его руки легли на мою талию, губы оставили горячий отпечаток на шее. — Что выберешь?

Я улыбнулась, млея от его прикосновений.

— Советую обратить внимание на пункт номер тринадцать! — Раздалось из коридора.

— Ба!!! — Простонал Райан, смеясь.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg