«Жница и кровосос»

Отправился как-то породистый вовкулак, именем Лестат де Лионкур фон Райсофски, в путь-дорогу ради неотложной своей нужды. И вот дремучий лес пройдя до половины, оказался молодец на широкой поляне. А уж глубокая ночь была. Звездная, лунная, росяная, комариная… И видит Лестат: стоит посреди болота избушка. Мохом-травою поросшая, гнилью-сыростью поеденная — зато в маленьком окошке огонек горит, молодая пряха у окна сидит. На двух курьих ножках та избушка: с места на место переминаются, тиной сырой болотной чавкают. Третью-то ногу Жеводанский Волк отъел и уже прожевал. Здоровские ноги были, однако.

— Избушка-избушка, — говорит Лестат. — Поворотись-ка ты к лесу задом, ко мне передом.

— Вот еще, — отвечает изба. — Чтобы меня кикиморы да шишиморы и шишиги-мышиги всякие в жопу употребили?

— Да не чинись, бабонька, а не то я тебе сам куры сострою. Навык в том имею немалый.

— Дурень, — отвечает избушка. — А какой стороной я на тебя смотрю, если ты тоже из лесу пришел? Что к тебе, пришлецу, фэйсом обернуться, что к дубам здешним да елкам — всё едино получается.

Раззявила изба дверной проем, саму дверь настежь распахнула, лестничку языком длинным, дразнючим выставила — иди, коль не боишься, а коли боишься — ну, что так, что эдак пропадешь.

Перелетел Лестат через болото, поднялся на высокий порог, встал — на косяки избяные опирается. Красавец красавцем: кудри блондинистые в сосновых иголках, тренчевый кот от Хьюго Босса габардиновый на подоле притрепался, левый ботинок от Армани, правый в волчьей яме третьего дня как пребывает.