«По краю Вечности»

1307

Описание

Рейсан, искатель и темный маг, рискнула, взявшись за поиски древнего храма, и потеряла всё. Кроме последней тайны мира, отнявшей у нее и любимого, и дело всей жизни. Кроме вечной загадки, над которой бились многие поколения темных магов, — почему из мира исчезла магия мрака. И однажды старые загадки потянут Рейсан на проклятый путь… чтобы смириться с неизбежным. Чтобы жить дальше. Чтобы встретиться с легендой — живым источником силы тьмы, как две капли воды похожим на погибшего друга, и с призраками прошлого. Чтобы найти ключи к тайнам мира… и обнаружить точно такую же тайну в самой себе.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

По краю Вечности (fb2) - По краю Вечности (Мир Вечности) 627K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Дарья Сергеевна Гущина

Дарья Гущина По краю Вечности Цикл: Мир Вечности

…кто ищет — вынужден блуждать.

И. В. Гёте, «Фауст»

Пролог: Время уходить

Мир. Изнанка. Вечность.

Три грани.

Мир — жизнь. Люди. Магия. Потоки силы.

Вечность — смерть. Вместилище душ. Источник стихийных сил.

Изнанка — тонкий слой силы между. Пропитанный мраком и стоящий стеной. Не пускающий. Обычно. Лишь раз в людскую эпоху грань на мгновение истончается, когда Вечность переполняют людские смерти. И это наше время. Время Девяти. Приходить по очереди, приносить в мир силу и знания. Но сейчас у стены Изнанки нас Восемь. Не хватает — давно не хватает — лишь одного из нас. Девятого.

— Где может быть Девятый? — бесплотная фигура, сотканная из чистейшего света, задумчиво смотрит сквозь стену Изнанки.

— Найдем. И вернем.

— Выдержит ли человек одного из нас? — поворачивается сияющий лунным светом силуэт.

— Девятый же прячется в людях. Выдержит.

— Трое при смерти, — замечает горящая закатом фигура. — Две рядом, одна — дальше. Берите. Но сохраните душу, не то люди поймут. Узнают одного из нас. И расставляйте западню. Быстро. Изнанка сжимается. Времени — на пару шагов.

Сбросить силу, как старый плащ — не время приносить ее людям. Время придет, когда Девятый выполнит свои обязанности и замкнет круг силы, уступив место Первой. И остальным. По очереди. Мы давно ждем возвращения. Слишком давно. Пора вернуть все на круги своя.

И — один шаг.

И — занятый человек?

Уже?

И занятый — клубком тьмы. Мощным. Людей с такой силой тьмы нет давно. Очень давно. Девятый.

Нашелся.

Попался.

Вернешься.

С тебя все началось — тобою все и закончится.

Часть 1. Ожидание мира

Чем дальше бежишь от самого себя –

тем ближе оказываешься к самому себе.

Н.

(1)

Я накинула на голову капюшон и подняла воротник, пряча лицо от редких порывов вьюжного ветра. Смеркалось, и небо стремительно темнело, скрываясь за пеленой снежных облаков. Я посмотрела по сторонам. Снег шел непрерывно, и крупные хлопья укутывали спящий город в воздушное покрывало с головы до пят — от покатых крыш до исхоженных троп старых мостовых.

Сидящий на моем плече угольно-черный ворон, мой вечный спутник, уже напоминал снежную сову и ухал так же недовольно.

— Ничего-ничего, Молчун, — я рассеянно улыбнулась, изучая дорогу, — скоро будем в тепле. Что? На кого я похожа? На снежного призрака?

Да, пожалуй… Крупные хлопья ложились поверх моего плаща вторым, зимним, забирались в сапоги, дрожали на ресницах, слепили глаза. Да, пожалуй… Пожалуй, надо найти крышу над головой. Хотя бы крышу. К остальному я равнодушна. Когда всю жизнь работаешь искателем, когда твой дом — это весь мир, на многие мелочи не обращаешь внимания. Важна лишь цель пути… которую я ищу уже несколько сезонов, меняя материки на острова, а города — на пустоши. В поисках не то приключений, не то работы, не то неприятностей, не то… себя.

Оглядевшись, я смахнула с ресниц снег и отправилась по дороге вглубь незнакомого города. Сколько раз со мной случалось подобное — не счесть… Куда бы я ни подалась, рано или поздно оказывалась на незнакомой улице, с потрепанной сумкой через плечо, без медяка в кармане, путных мыслей в голове и планов на будущее. Впрочем, пара медяков имелась. И неплохо бы потратить их на местечко у теплого очага, где можно и подумать спокойно, и переждать подступающую метель.

Я снова посмотрела по сторонам. Узкая улочка городской окраины, скудно освещенная зеленоватым пламенем редких факелов, показалась… не той. Неужели я опять напутала с перемещением?.. В последнее время собранность, вернее — ее отсутствие, стала моим личным проклятьем… И, собираясь переместиться в выбранный город, я разбивала оземь зелье перехода, но оказывалась совсем не там, где нужно, а… где-то. А где, кстати?

Остановившись, я моргнула, присматриваясь к ближайшему дому. Трехэтажное каменное здание встретило мой прищуренный взгляд суровым взором погашенных окон. Покинув гильдию искателей и уйдя на вольные хлеба, я старалась находиться от нее как можно дальше… и именно там я сейчас и нахожусь. Как можно дальше. На другом краю мира. Дальше просто некуда. И, похоже, только на это «дальше» и годятся мои рассеянные мозги.

Подойдя к сонному дому, я бесшумно взобралась на высокое крыльцо и стряхнула с перил снег. С кованых узоров на меня сердито глянул символ эпохи Седьмого после Великой. Как интересно… Эпоха Рассветных сумерек — нагромождение кудрявых облаков, позолоченных первыми лучами солнца. И узкие, как первые солнечные лучи, городские улицы, громоздкие, «наезжающие» друг на друга дома без острых углов и преимущественно… всех цветов рассвета. Пожалуй, далековато меня забросила судьба… Но и здесь я без дела не останусь.

Я вернулась к началу улицы — заснеженному еловому парку, окружающему город. Оценивающе посмотрела по сторонам, но в снежной мгле не было ни души. Только я и мой молчаливый спутник.

— Молчун, разомнешь крылья? — спросила шепотом. — Да-да, поищи постоялый двор, будь другом… Знаешь, не хочу светиться. А я разве не рассказывала?.. В свое время искатели где-то здесь раскапывали древний город, а когда нашли, прибрали к рукам все сокровища. Нет, это наше право, и в договоре оно прописано, но местные «рассветные» власти такой скандал устроили — дескать, наше достояние, отдайте. «Искательские» главы, посовещавшись, что-то отдали, — ведь большие ссоры начинаются с маленьких разногласий. Но отдали именно «что-то», для отвода глаз. А главные ценности оставили себе. И местные так обиделись… Теперь нас тут не любят. Разведаешь? Благодарю, дружок.

Ворон недовольно повел крыльями и тяжело поднялся в воздух, а я стряхнула с ближайшей скамейки снег, села и призадумалась. Значит, так… Перед моим мысленным взором развернулась карта мира. Три материка, пять архипелагов и множество островов. В эпоху Великой люди освоили первый материк, в эпоху Девяти ее последователей — Первой и Второго — два остальных, далее — пять архипелагов. А Восьмой и Девятому для освоения досталась горстка островов. И я наверняка нахожусь «в гостях» у Седьмого — на архипелаге Рассвета. Конечно, постройки и символы эпохи Седьмого встречались и на материках… Словом, на рассвете и разберемся. По крайней мере, городов рассветного стиля на материках точно нет, насколько мне известно. А известно мне многое.

Я потерла подбородок. Расклад — чудеснейший. Зелий больше нет, денег… все равно что нет, работы — тоже нет, статуса искателя… опять же, все равно что нет. Да, будь я рассветным магом… Впрочем, магом я была, но не рассветным. А тёмным, обществом отвергаемым. И этот дар я усердно прятала ото всех… кроме тех, кого он мог спасти. А людей, проклятых древними темными, в мире хватало — наши злость и ненависть, к сожалению, долговечны.

Однако то, что для другого проклятье, для меня — необходимая, как воздух (и как жизнь), сила. И в последнее время я целенаправленно ищу проклятых, собирая слухи и сплетни, гоняюсь за ними по всему миру. И сейчас должна находиться… неважно где, если меня там нет. Но можно поискать проклятых здесь. Они часто селятся на отшибе, подальше от остального мира.

Вздохнув, я спрятала озябшие ладони в широких рукавах плаща, посмотрела на запорошенное снегом небо и поежилась. Где Молчуна носит, будь он неладен?.. И, словно услышав мои мысли, в небе зашуршали невидимые крылья. Молчун, усталый и взъерошенный, тяжело опустился на спинку скамейки и глухо тявкнул.

Я повернулась к нему и укоризненно качнула головой:

— Сколько тебе говорить, не позорься. Выбрал облик ворона — подражай полностью. Подставишь меня — хлопот не оберешься.

Молчун, раздувшись, издал хриплое карканье и попытался забиться ко мне под плащ. Да, сезон Снежной луны никогда не был его любимым временем года… Я расстегнула верхние пуговицы и пустила его к себе за пазуху.

— Мокрый, зараза… Где постоялый двор? До конца улицы и направо, второй дом? Я пошла, а ты… не царапайся!

Ворон недовольно посопел и, пригревшись, тихо, по-кошачьи, заурчал. Нахал. И ведь люблю же его за что-то… Из-под ворота сверкнули озорные янтарные глаза.

— Ты прав, — признала я. — Больше у меня в целом мире никого нет… Хотя нет, еще есть братство темных и Хлосс… Но они слишком далеко.

Но — хватит о грустном. Отрешаясь от ненужных мыслей, я поспешила к постоялому двору, любуясь снегопадом. Крупные пушистые хлопья, расправив ажурные крылышки, спускались с темных небес, сверкая в бледных лучах факелов, устилая мостовую, ласково касаясь моего лица, замирая на ресницах. И волшебное мгновение не нарушал ни один звук, лишь явственнее становилась густая, теплая тишина. И я с удовольствием прислушивалась к ней, без труда улавливая и тихие напевы древних песен, и дивные мотивы старых сказок. Умеющим слышать снежная тишина рассказывала о многом.

Улыбнувшись самой себе, я обняла одной рукой Молчуна, спрятав вторую в кармане плаща. И — хватит о грустном. Время скитаний научило меня жить днем сегодняшним, оставляя прошлое там же, где остается вчера. В прошлой эпохе. В прошлой жизни. Там, где меня уже нет. Там, где меня уже никогда не будет. И что было, то прошло.

Мимо меня проплывали сонные силуэты заснеженных домов. Я шла, зябко съежившись, и задумчиво смотрела по сторонам. Здесь все дышало историей и древностью забытых эпох. И каждый дом — история. И каждая калитка — шажок в прошлое… Вещи хранят память бережнее людей и тем интереснее прикасаться к скрытым в них тайнам. Даже если оказывается, что тайна скрывает лишь полное отсутствие тайны.

Я совершенно забыла о холоде. Шла, не слыша собственных шагов, и всем своим существом впитывала ауру города. Магия рассветных сумерек дарила ему сырую свежесть, нежность красок и невесомое затишье, которое возникает лишь перед восходом солнца, когда мир застывает в предчувствии неведомого, чтобы, спустя мгновение, разорвать тишину многоголосьем радостных трелей первых пташек… Да, город определенно начинал мне нравиться. К тому же я мало встречалась с творениями рассветной эпохи Седьмого, большую часть времени проводя на материках.

Молчун, высунув клюв из-под плаща, тихо и предупреждающе хрюкнул. Я насторожилась. Внимание, опасность… Быстро свернуть с улицы в заснеженный проем между домами и чутко замереть во тьме, затаив дыхание, — привычное дело пары мгновений. Ворон попытался подать голос, но я успела зажать ему клюв. Тихо… Сам знаешь, не маленький. Слышу, конечно. Трое. Мужчины. Чужаки. Двое — сумеречные маги, третий — вор. И вся компания — слабенькие, Младшее поколение и по уровню обучения, и по дару. Откуда я знаю? Оттуда. Не зря в гильдии искателей столько лун вкалывала, да и дар моей тьмы — видеть сокрытое — никто не отменял. Прикрой лучше. Как-как… Мрак — самое надежное укрытие.

Ночная тьма у моих ног заклубилась, поглощая отсветы факелов на свежем снегу и мои следы. Я настороженно прислушалась. Смех, шутки, снова громкий смех… Странно, что троица не спешит и не соблюдает осторожность, хотя очевидно идет с дела… Я сосредоточилась и закрыла глаза. От вора пахло… тайной. Стащил он определенно… не деньги. А старинную ценность. И не просто старинную, а очень древнюю… От напряжения у меня застучало в висках. Все чувства обострились до предела и невольно потянулись к тайнику, что скрывался в складках воровского пояса. Искательское чутье, встрепенувшись, очнулось после долгого сна, настраиваясь на работу.

Еще шаг, еще ближе… Я глубоко вздохнула, прислушиваясь к себе. Магия рассветных сумерек вмешивалась в ощущение предмета, сбивая с толку. Еще несколько шагов… Цыц, Молчун, кому сказала! Ощущение почти стертое, еле уловимое… Эпоха Первой или Второго. Или Великой, но находки этой эпохи сейчас слишком редки, а все найденное давно запрятано в хранилищах гильдии искателей. Наверное, эпоха Первой. Но что делает столь ценная вещь в столь унылой дыре — на далеком от материков острове, в городке-две-улицы?..

Троица вынырнула из переулка и прошла мимо, так близко, что только руку протяни… В мое лицо ударил резкий запах перегара и… Поглоти меня Вечность… Я нервно вздрогнула, наконец почувствовав вещь. Откуда у них это?.. Я моргнула, прислушалась к ощущениям и обескураженно покачала головой. Это должно давным-давно скрыться под толстым слоем пыли в хранилище гильдии!.. Я ведь сама это нашла и лично сдала на хранение! А второго такого предмета в природе нет… если, конечно, легенды не врут.

Я не знала, то ли молча пропустить незнакомцев, то ли выйти под свет факелов и… Жизнь сдвинулась с мертвой точки и понеслась вперед, обгоняя легкокрылый ветер?.. Похоже… И снова всё повторяется. Чем старательнее я топталась на обочине, прячась от мира, тем быстрее оказывалась в центре событий, связанных и с моим прошлым, и с искательским даром.

Хлосс всегда говорил, что истинно верный путь никогда не отпустит и заставит вернуться обратно. Заставит, хочешь ты этого или нет. Я не хотела. Но иногда… рисковала. Искательский путь манил ожиданием мира, от которого невозможно отказаться, нехожеными дорогами, осевшей на тайниках пылью, азартом прогулки по краю смертоносной Вечности… Манил, несмотря на страшную расплату… из-за которой я сейчас нахожусь здесь, а не в любимом поиске. И по крупицам вытягиваю из проклятых силу, чтобы тьма заглушила искательство, чтобы… выжить. Чтобы…

Я многозначительно посмотрела на Молчуна и качнула головой, поймав его понимающий взгляд. Да, история опять повторяется. Я могла бы пропустить людей мимо. Сделать вид, что ничего не заметила. Подождать, когда стихнут веселые голоса, растворившись в ночи. Развернуться и пойти по своим делам. Забыть и привычно оставить случайное событие за спиной, в прежней жизни… Но я не смогла. Слишком значима цена, однажды за это заплаченная. И слишком велика опасность. Творения Великой в умелых руках — страшная сила. А в неумелых — тем более. И выбор вроде есть, но такой, словно его нет.

Я повела плечами, бесшумно сбрасывая на снег плащ мрака. Оценивающе посмотрела на широкие спины беззаботной троицы. Снова переглянулась с Молчуном. Ты знаешь, что делать, верно, дружок?..

Ворон послушно вспорхнул из моих рук, сливаясь с тьмой, становясь с ней одним целым и закутывая людей в покрывало страха. Кто-то всхлипнул, кто-то захрипел, кто-то помянул Вечность… А Молчун, сплетая над улицей незримую паутину тьмы, жадно поглощал жизненную силу людей.

— Только без жертв, слышишь? — забеспокоилась я. — Молчун! Только не как в прошлый раз!..

Поздно. Мой пернатый спутник опять поступил по-своему. И три бездыханных тела скрючились на свежем снегу, а он все падал и падал, улицу холодным покрывалом, быстро заметая следы. Я невольно прислушалась. От домов — ни звука. Скоротечная схватка никого не потревожила. Кажется… Да, все спят. Ни движения в домах, ни огонька в окнах. И по-прежнему ни души на ночных улицах.

Поджав губы, я сурово посмотрела на ворона. Тот же, донельзя довольный, распушив хвост, сидел на спине вора и урчал от удовольствия.

— Убираться сам будешь, понял? — предупредила я, подходя ближе.

Молчун сыто икнул и счастливо прикрыл глаза. Присев, я поспешно стянула с вора пояс и завозилась с карманами. От неприятного предчувствия и волнения дрожали руки, и карман я разорвала. Плотная ткань разошлась, и на снег выпала крошечная, прозрачная фигурка. Я тихо помянула мрак. Ворон довольно поддакнул, мяукнув.

Я сжала в дрожащих руках артефакт, невольно зажмурившись. Мощная волна воспоминаний накрыла с головой, затуманив взор и перенеся в одну из прошлых жизней, в которой…

(2)

…закатные сумерки золотили туманные вершины далеких гор, пробиваясь сквозь тяжелые тучи. Я сидела на мшистом валуне и, подставив лицо теплым порывам ветра, довольно щурилась на заходящее солнце, прислушиваясь к клекоту летающего Молчуна. Короткий отдых перед дальней дорогой — и безбрежная радость от важнейшего открытия… Я открыла глаза, вновь посмотрев на чудо творения Великой.

Тонкие витые колонны вдоль хрупких, мутно-стеклянных стен, остроконечная крыша с девятью хрустальными башенками по краю и прозрачной фигуркой на пике, — Небесный храм, как мы назовем его позже. Небесный храм — символ Великой и Девяти ее последователей, затерянный среди перевалов Мшистых гор, — хранилище знаний эпохи Великой и ее секретов… Я так долго искала его, и я его нашла!.. Нашла среди опасных перевалов, на крошечной площадке, в окружении древних каменных стен и бездонных пропастей.

Меня переполняло беспредельное и безмятежное счастье. Как истинный искатель я радовалась каждой новой находке, каждому открытию, но легендарный Небесный храм, в чьем существовании сомневались все, кроме меня, сразу занял среди них особое место. Я так долго отстаивала свою идею в гильдии искателей перед советом Старшего поколения, выпрашивая людей и средства на поход… Мне не особо верили, но помогли. Моя репутация удачливого искателя перевесила сомнения.

По моему лицу расплылась глупейшая самодовольная улыбка. Храм — это заявка на золотой узел, и я стану самым молодым в истории искателем Старшего поколения… На прозрачных куполах, словно вторя моим мечтам, вспыхнули закатные искры, рассыпаясь водопадом расплавленного золота.

Я судорожно вздохнула. На мгновение почудилось, что хрупкое чудо растает в воздухе, превратившись в мираж, или рассыплется пригоршней дешевых стекляшек. Зажмурившись, я ущипнула себя за предплечье, открыла глаза и с облегчением улыбнулась. Какие глупости порой лезут в голову от счастья… И смотрела на древнее сокровище и не могла насмотреться, и верила себе, и не верила.

— Рейсан!

Я повернулась к своему напарнику и давнему другу. Взъерошенные темно-рыжие кудри, серые глаза, смотрящие на мир с неизменной добродушной улыбкой, трогательная россыпь веснушек… и свет. Столько света не излучали даже маги Среднего поколения гильдии Первой. И не я одна советовала ему бросить ремесло искателя и податься в маги света, где из него вышел бы толк, но Джаль всегда слушал только собственное сердце. Джаль. Джалиф ун-Нар. Мой друг. Мой неизменный напарник. И самый замечательный человек, которого я любила и не скрывала своих чувств.

— Никак не насмотришься? — отряхнув штаны, он сел рядом и лукаво улыбнулся.

— Конечно, — охотно согласилась я. — Этот храм — моя гордость!

Джаль смерил находку пристальным взглядом и кивнул:

— И твое чудо, и…

— …золотой узел, — вдохновенно подхватила я, — и прямая дорога в совет Старших…

— Это потом, — мой собеседник повел плечами. — Сначала — путь обратно и отчеты… И решать не нам, а совету гильдии.

— Вредные мелочные старикашки, — проворчала я, а Джаль весело поднял брови. — Сидят, запершись в хранилищах, носа оттуда не кажут, требуют сверх меры, а сами давно ни во что не верят… Даже в самих себя.

Он усмехнулся. Я вздохнула:

— Не хочу отсюда уходить…

— До темных сумерек нужно вернуться в лагерь, — напомнил друг. — А с рассветом — домой, и долго нас ждать никто не будет. А по горам да в темноте…

— Зануда ты, Джалиф! — я скорчила ему рожицу. — Он ведь так и не открылся!..

— До середины заката, Рейсан, — настырно повторил Джаль, — как мы и договаривались, — и ободряюще обнял меня за плечи: — Не волнуйся. Если храм не открылся своему искателю, то не откроется и другим. Но однажды мир решит, что ты достойна этой тайны, и его ожидание вновь позовет тебя в дорогу, — и утешающе поцеловал меня в висок. — И опять приведет сюда. А сегодня — до середины заката.

До середины заката… Солнце едва касалось острых горных вершин, и немного времени у нас есть. Храм подмигивал бликами золотистых лучей, и его нераскрытая тайна — начало истории Великой — притягивала, завораживала, очаровывала…

— Смотри, — Джаль сжал мои плечи, — а статуя-то оживает.

И верно… Хрупкая хрустальная фигурка, венчающая крышу, медленно подняла руки, и из ее точеных ладошек закапала вода. Закапала, собираясь в ручейки, огибая башенки и сбегая по колоннам вниз, в чашеобразное углубление у фундамента, чтобы вновь устремиться ввысь крохотными фонтанами. Мы переглянулись и встали. Ничего не опасаясь, беспечно дивились чуду, держась за руки, переговариваясь, посмеиваясь, перешептываясь…

Откуда пришло ощущение опасности? Может быть, из эха далекого камнепада. Может быть, из дрогнувшей под ногами земли. Может быть, из вспышки боли в висках и коснувшихся плеча ледяных щупалец Вечности… Я заметила, а Джаль — нет. И неожиданный шквальный ветер смел его с узкой тропы в пропасть, пока я изо всех сил, обдирая руки и инстинктивно колдуя липкую паутину мрака, под встревоженный клекот Молчуна цеплялась за мшистый валун. И мир поблек, помертвел, потемнев и сорвавшись в холодную пустоту, а…

* * *

…по моей щеке скатилась одинокая слеза. Тряхнув головой, я отогнала воспоминания и судорожно сжала хрустальную фигурку. Ходили слухи, что Джаль выжил. Но большинство утверждало обратное. А я… не знала. И хотела верить… и не верила. Но тогда, как в тумане спустившись со скалы, больше никогда его не видела. И искать… побоялась. Я могла найти все, что угодно — и находила, побери меня мрак, даже храмы первой Изначальной эпохи мира! — а тело близкого человека… Побоялась. И захотела запомнить Джаля… живым и улыбающимся, а не сломанной о камни куклой.

Небесный храм, когда я пришла в себя, уже исчез. Рассыпался пылью, которую венчала хрустальная и вновь безжизненная фигурка. Я рискнула забрать артефакт с собой и сдала его в хранилище, ничего толком не объяснив. И потерялась. В мире. В странствиях. В поисках проклятых. И в своем одиночестве. Потерялась, пообещав себе никогда не возвращаться на прежний путь и запретив даже вспоминать об искательстве, о Небесном храме… и о Джале.

Бездушно-ледяной хрусталь, излучая холодное сияние, обжигал ладони сквозь теплые перчатки. Символ прихода Великой. И символ прощания с дорогой искателя. Я сошла с нее — и почти поверила в это, — но путь не собирался меня отпускать. И остается только догадываться, как артефакт очутился именно здесь. В существование второго Небесного храма верилось с трудом, хотя… Все может быть. История умеет преподносить сюрпризы. И, пожалуй, надо обдумать находку. Знаю я много, и мне есть, что вспомнить.

Спрятав фигурку в поясной карман, я задержала дыхание, успокаивая взбесившееся сердце. Что было — то прошло, а прошлое нужно уметь отпускать и идти вперед. Жизнь — миру, а память — Вечности…

Я встала, выпрямилась и закуталась в плащ, встретив сочувственно-вопросительный взгляд Молчуна.

— Убери все следы, — и, развернувшись, побрела по улице.

(3)

Случившееся не давало покоя. Я сидела за шатким замызганным столиком, вертя в руках глиняную кружку с остывшим чаем, и обдумывала недавнюю встречу. Случайность, совпадение или… чье-то вмешательство?.. Прошло пять Пыльных лун с тех пор, как я сошла с тропы искателя — шестая вот-вот наступит, но пока никто мною не интересовался. И, кажется, никого не волновало мое внезапное исчезновение. А это странно: искателей моего уровня раз-два и обчелся. Но меня… отпустили.

И не менее странно появление частички Небесного храма. Во-первых, я не подобрала к ней ключей, а если не разобралась я, то не разберется больше никто. В гильдии не принято передавать незавершенные дела от одного искателя к другому. Следовательно, артефакт должен находиться в хранилище под замком. Во-вторых, он появился именно здесь и именно тогда, когда я сама очутилась рядом. Я, конечно, всегда умела оказываться в нужном месте в нужное время — это часть искательского дара… Но в каждой случайности есть доля судьбоносного совпадения. А совпадения легко подстроить.

Итак… чье-то вмешательство? Но кто решил вернуть меня на путь столь странным способом? Гильдия бы отправила посланцев и поставила вопрос ребром. Джаль… не может. Это и не его стиль, и… И нет его давно. Кто еще? Теряюсь в догадках… Ведь, опять же, случайность — это запланированное стечение закономерностей. А вот кем именно запланированное — судьбой или же человеком…

Молчун, сонно моргающий на спинке соседнего стула, тихо крякнул. Я прижала палец к губам и быстро осмотрелась. Вроде, никто не заметил… В маленьком полутемном кабаке, скудно освещенном парой факелов, кроме меня находилось еще трое. Преклонных лет мужчина в потертом плаще спал за столиком напротив, доверчиво обнимая кружку, и сквозь сон жаловался своей глиняной собеседнице на сварливую жену. У двери, привалившись к косяку и подложив под голову свернутую сеть, храпел рыбак. В дальнем темном углу, подобно мне, пряталась загадочная личность, до ушей завернутая в плащ и жадно поедающая отвратительного вида жареную баранину с овощами.

Я брезгливо сморщила нос, внутреннее отметив, что оплошности ворона вроде никто не заметил, и показала Молчуну кулак. Тот, обиженно засопев и нахохлившись, спрятал голову под крыло, а я уткнулась в свою кружку. В голове не укладывается… И попробуй, разберись теперь… Говорила Молчуну — только без жертв, хоть было бы кого расспросить, так нет, нужно обязательно сделать по-своему… Ворон, подслушивающий мои мысли, засопел еще обиженнее.

— Не зли меня, — шепотом предупредила я. — И в следующий раз делай, как говорю, понял?

Мой пернатый спутник, как обычно, гордо промолчал. Я вздохнула и нахмурилась. И не узнать теперь ничего по свежим следам… и по несвежим — тоже: Вечность быстро прибирает к рукам пустые оболочки, обращая их в прах. Ладно. Утром поброжу по округе, послушаю сплетни и постараюсь разобраться. Все, Молчун, охраняй.

Я допила остывший чай, отодвинулась к стене, поерзала, заворачиваясь в плащ, и мгновенно уснула. И снова увидела Небесный храм. Поднимающая руки хрустальная фигурка и растерянное лицо Джаля, водяные струи и закатные блики на точеных башенках… Оглушенная болью, я цеплялась за мшистый валун и слышала, как с тихим шорохом исчезает древнейшее чудо мира. Рассыпаются колонны, оседает водяной пылью крыша и катятся по склону в пропасть башенки. Какая случайность — или сила? — сберегла фигурку-статую? Загадка. Но Небесного храма больше не существовало, лишь далеко внизу сбивчиво шумел горный поток. И я…

…проснулась от пронзительного холода. Сильный порыв ветра распахнул дверь и снежной птицей пронесся по кабаку, тревожа огоньки факелов и задувая свечи, поднимая у порога снежную пыль и дрожью пробираясь под одежду. Я хмуро посмотрела на спящих «постояльцев», на дремлющую в углу служанку и, потянувшись, встала. Хлипкий засов оказался сорванным, и дверь пришлось подпереть ближайшим столом. Но до рассветных сумерек — всего ничего, а там проснется хозяин кабака и что-нибудь придумает.

Ветер за запертой дверью недовольно завыл и вьюжными когтями заскребся в затуманенные окна, замерзшим путником запросился в дом. Присев у потухшего очага, я пошевелила кочергой угли, подбросила дров и, полюбовавшись на веселый танец пламени, вернулась за свой столик и зажгла свечу.

Итак, Небесный храм… Фигурка, спрятанная в складках поясного кармана, слабо запульсировала, и я неосознанно провела по ней ладонью. Для чего же ты?..

Древние храмы создавались не для красоты, а с конкретной целью, и находились они лишь тогда, когда хотели найтись. И были храмы-хранилища, которые, выполнив предназначение, рассыпались в пыль, унося в Вечность людей — платой за тайны новых знаний и умений. А есть храмы помощи, которые стоят и по сей день: храм Перекрестка, помогающий людям с несколькими способностями выбрать истинный путь, храм Вечности, открывающий людям путь туда — в смерть или в новую жизнь.

Закрыв лицо руками, я поджала дрожащие губы. Прости, Джаль… Это ведь я нашла Небесный храм, и я, а не ты, должна была уйти… И, захлебнувшись вдохновением поиска — и безрассудно поверив в свою обычную удачу, — я совсем забыла о жертвах во имя… Но что случилось, то случилось, на все воля Вечности… Я криво улыбнулась. И мне тогда досталось, но, видимо, именно мне и полагалось выжить… Чтобы разгадать?..

Вероятно…

Я слепо посмотрела на крышку стола, и азарт искателя во мне сцепился с осторожностью темного мага. Это проклятье дара: стоит почувствовать запах тайны — и в путь по следу, и только ветер за плечами и бесконечность под ногами… И за тайной — на другой конец мира, на другой конец света, да хоть на порог Вечности и обратно… Глупо? Возможно. Но такова жизнь искателя. А я им была. Всегда.

Откинувшись на спинку стула, я тряхнула головой, все для себя решив. Молчун, проснувшись, потянулся, взмахнул крыльями и неодобрительно ухнул. Я пожала плечами. Поздно. Обратной дороги нет. И никогда не было. Как не было и «боковых» троп. Только обочина, которая уже в печенках сидит. Значит, с рассветными сумерками можно приступать к поискам, хотя я подозревала, что прежнего владельца артефакта искать не придется. Он сам меня найдет, чтобы вернуть утраченное. Молчун хорошо заметает следы, но всегда же найдется тот, кому не спалось, кому приспичило по нужде и именно к окну…

Дожидаясь рассвета, я долила из кувшина холодный чай и достала из сумки грифель и лист бумаги. Задумчиво изобразила на листе крышу храма, увенчанную фигуркой, и по памяти набросала купола. Острый шпиль — символ Первой, две грани — Второго, три — Третьего, четыре — Четвертой и так далее. А фигурка — вероятно, олицетворение Великой. Хм…

Я рассеянно провела соединяющие линии между башенками и от башенок к центру, отложила грифель и задумалась. Если храм разрушился, значит, свой секрет он раскрыл, просто мы его не увидели. Или не успели увидеть, отвлекшись на магию артефакта, а потом стало поздно. И страшно. И больно даже вспоминать. А теперь… нужно. Необходимо, чтобы понять. Кто знает, зачем обо мне вспомнили, выкопав из хранилища то, что должно сгнить там в безвестности…

То есть что-то в облике храма было, что-то волшебное и заметное… Я закрыла глаза и как наяву увидела крышу Небесного храма. Солнечные блики на хрустале, паутинка лучей, окутывающая острые грани и высекающая искры… и сплетающая из них символы. Моя рука быстро рисовала на бумаге то, что я вспоминала, и чем дальше погружалась в прошлое, тем четче становилась картинка. Блики, зажигающие закатные свечи на острых гранях, мерцающее марево известных символов, расплывчатое и еле уловимое…

Рука замерла над бумагой, и я посмотрела на собственное художество. В куполе каждой башни сияло девять элементов стихийной Изначальности. Круг света и проходящая сквозь него рука — символ Первой. Ярко-красное полукружье заходящего солнца — закатные сумерки и Второй. Размытый туманом человеческий силуэт — туманные сумерки и Третий. Черное пятно луны и солнечные лучи вокруг него — темные сумерки и Четвертая. Три пересекающихся лунных луча — лунные сумерки и Пятый. Расплывчатое пятно тени в окружении сизой дымки — мглистые сумерки и Шестой. Золото кучевых облаков на бледно-голубом небе — рассветные сумерки и Седьмой. Солнечные блики в темных глазах — светлые сумерки и Восьмая. Паутина тьмы в сжатом кулаке — мрак и Девятый.

Мое сердце на мгновение замерло в предвкушении и учащенно забилось. Карта… Элементы Изначальности, собранные вокруг фигурки Великой, наверняка указывали на путь к творениям эпохи Изначальности. Я нетерпеливо поерзала на стуле. Наверняка карта…

Среди искателей все рассыпающиеся храмы назывались храмами Изначальности, хотя они относились к эпохе Великой и последующим. Ибо в эпоху Изначальности, если верить древним летописям, строить было некому и не для кого. А не верить им смысла нет: свитки составлялись людьми, лично знающими хотя бы одного из Девяти. Ведь в те стародавние времена Девять неизвестных, как их называют сейчас, не прятались от окружающего мира, а создавали гильдии и обучали магов премудростям силы. И рассыпающиеся храмы часто вели к тайнам тех, кто укротил стихийные силы Изначальности и сделал мир пригодным для обитания, — к секретам Великой и Девяти ее последователей.

В поисках ключа я мысленно восстановила ход истории — обычно детальная переработка имеющихся знаний помогала и сосредоточиться, и найти нужную зацепку.

Итак. Изначально в мире не существовало ни людей, ни растений, ни материков и океанов — лишь три стихии: свет, сумерки и мрак, переплетенные в единый клубок. Откуда же сюда пришла Великая, не знал никто, да и не суть важно. Но — она пришла и решила, что мир ей подходит. Так наступила эпоха Великой. Она распутала клубок стихий и облагородила внешний облик мира. Создания же, которых Великая вызвала из Вечности, выжить в мире не смогли: сила стихий по-прежнему уничтожала все подчистую и порождала своих существ, чьи останки мы находим до сих пор. И тогда Великая создала Девятерых своих последователей: взяла подобие человеческой оболочки, разделила стихийную силу света, сумерек и тьмы на девять потоков и наделила ею каждого из Девятерых. И они стали сосудами, носителями стихий.

Так продолжалась эпоха Великой. Люди, вслед пришедшие из Вечности, осваивали первый материк и принимали дары Великой, а она преподнесла им способность к определенному пути — маг, торговец, искатель, алхимик, охотник, воин, искусник, вор и прочее — и соответствующее ремесло вкупе со знаниями. Потоков ремесленных сил после «уборки» в мире осталось с избытком — они безопаснее и слабее магических. А вот тем, кто был рожден для магии, остатков стихийных сил не хватало, и тогда к людям пришла Первая и принесла свет и знания, потом — Второй с силой закатных сумерек, а следом — и остальные, по очереди. По легенде, спускаясь в мир, один из Девяти высвобождал всю силу и распылял ее среди людей. Так проходила эпоха за эпохой, пока не явился Девятый.

О дальнейших событиях легенды говорили разное. Одни — что темные подрались с сумеречными и втянули в войну свет, вторые — темные сцепились со светлыми, а сумеречные попали под раздачу. Или же — темные ни при чем, во всем виноваты сумерки, а свету и мраку досталось на всякий случай. Но, так или иначе, эпоху Девятого сменила эпоха Войны, которая едва не стерла все живое в прах, а сам Девятый якобы наотрез отказался продолжать свое дело и замыкать круг силы. Он закрыл гильдию и исчез. И магов мрака с тех пор рождается очень мало, и им практически нечего использовать — силы в мире нет. Фактически наша сила — знания, оставшиеся от магов эпохи Девятого, найденные нами и бережно сохраненные.

Я в двадцатый раз изучила рисунок. Куда же ведут символы? Башенки — это явный круг из Девяти неизвестных, это… Может, намек на возвращение в мир стихий, то есть… на возвращение Девятого и стихии мрака? Говорят, что у темных нет сил еще и потому, что Девятый сначала отдал ее перед войной, а потом забрал… или где-нибудь запер. И теперь мы слабее, чем были до его прихода, когда в мире после «наведения порядка» силы немного, но оставалось.

И — нарисованный круг… Легенды говорят, что круг надо замкнуть, чтобы соблюсти равновесие сил: после прихода Девяти неизвестных в мире должно остаться равное количество стихийных сил, а не так, как теперь, когда мрака нет вообще. Но, впрочем… Я устало сощурилась на изрисованный лист. Мысли путаются и норовят ускользнуть от насущного к наболевшему… Надо сосредоточиться и подумать. А лучше всего думается во время прогулки.

Я посмотрела в окно: по улице несмело кралась сизая мгла, и до рассвета еще далеко. Лениво потянувшись, я положила на стол медную монетку, спрятала свои художества в сумку и разбудила Молчуна. Оправила одежду, подтянув штаны и теплую тунику, перешнуровала сапоги и надела перчатки. Закуталась в плащ, подняв высокий воротник, убрала распущенные темные волосы под капюшон и перекинула через плечо сумку. И, тихо отодвинув от двери стол, вышла на улицу.

После духоты кабака свежий морозный воздух приятно кружил голову. Я подняла глаза к небу и рассеянно улыбнулась. С материков Снежную луну, правящую долгим сезоном холодов, видно плохо, а здесь она представала во всей красе. Огромный снежно-белый диск, разделенный надвое рядами тонких колец, озарял вверенный ему мир и не спешил прятаться за близкой чертой ленивого океана. Пользуясь случаем, я быстро осмотрелась.

Занесло меня действительно на архипелаг, вернее, на один из его островов. И островок, надо заметить, крошечный. Кабак находился на краю города, недалеко от молчаливого пирса, у которого дремали два корабля. Я вернулась на знакомую улицу и побрела обратно, к парку на окраине. Шагов пятьдесят — и я уже у городской черты, в окружении сонных елей и сугробов, вдали от любопытных глаз. Я прищурилась и, присев, нарисовала на снегу знак поиска. Дар искателя — видеть больше, чем видят другие.

Знак засеребрился, вороша снежинки, и они соткались в крошечное воздушное отражение города. Центральная площадь с замолчавшим фонтаном и башней градоначальника, на которой развивался стяг с символом Седьмого, — и узкие улочки, лучами разбегающиеся в разные стороны. Улиц, правда, не две, а десять, но городок небольшой. А вот дома, как и предполагалось, рассветного стиля: сложенные из камней разной формы без четкого соблюдения пропорций, большей частью круглые или овальные, местами выпирающие из стен, — кучевые облака на земле. И на отдельно взятой улице нет двух домов одинакового цвета.

От тонкой полосы скрытого в тумане океана город отделяла черта спящего черно-белого леса. Да, и дар тьмы: видеть даже то, что не увидит ни один искатель.

— Название? — я вопросительно посмотрела на символ.

Снежный фантом рассыпался, чтобы смениться буквами — Край рассвета. Какая прелесть. Я хмыкнула и побрела по заснеженной парковой тропе, приподняв полы плаща и по щиколотку утопая в сугробах. Кстати, и край-то почти не исследованный. Искатели предпочитают изучать материки, где находится немало любопытных тайников, а на архипелаги и острова суются редко. Да и не любят нас здесь с некоторых пор. Но коли мне пока деваться некуда…

Размышляя о вечном, то есть о загадках Небесного храма, я бродила по городу почти до вечера. Немногочисленные местные жители обходили меня стороной и провожали недовольными взглядами. Но что мне до них… Весь день я вспоминала, размышляла и сопоставляла известные сведения, но внятных ответов не нашла. И чудилось, что они лежат на поверхности, но я не могла вспомнить, где и когда сталкивалась с подобным. В конце концов, на исходе закатных сумерек, уставшая, голодная и замерзшая, я нашла приличный постоялый двор, подсчитала имеющуюся наличность и вздохнула. Опять деньги искать… Не люблю это, но когда их совсем нет…

Постоялый двор — громоздкое четырехэтажное строение нежно-розового цвета — находился почти в центре города, недалеко от площади, среди проложенных троп. Воровато оглядевшись, я присела и быстро нарисовала на снегу символ короткого пути. Рядом замерцал серебром снег, указывая на обнаруженную находку. Я красноречиво спихнула с плеча Молчуна. Ворон тяжело вздохнул, но помог. Мне копошиться в снегу казалось несолидным, а ворон на то и ворон, дабы таскать все, что плохо лежит.

— На соседней улице, между первым и вторым домом, — шепотом подсказала я, сверяясь с символом. — А потом — на центральной площади: у фонтана, у башни градоначальника и у оранжевого дома. Да, и в переулке слева посмотри. Есть? Тогда возвращайся.

Ворон тяжело опустился на мое плечо, прежде сбросив в подставленные ладони свою добычу — три серебряные монеты и с десяток бронзовых. Можно, конечно, еще поискать — на будущее… Но я устала. И нечего мозолить глаза. Погода, конечно, такая, что все сидят по норкам у натопленных очагов, но… Да, всегда кого-нибудь принесет к окну в неподходящий момент. И перекусить бы не помешало. В походах я привыкла есть один раз — вечером, а в остальное время спокойно обходилась травяным чаем. Но вечером поесть обязательно.

Весело погремев монетами, я откинула капюшон, отряхнула с плаща и сапог снег и отправилась на постоялый двор.

(4)

Я сидела за дальним столиком и с удовольствием уминала горячий рыбный суп. В отличие от недавнего портового кабака, на постоялом дворе было тепло и чисто. В круглом помещении по кругу же располагались опять-таки круглые столы и стулья, создавая уют, который не портили даже расписанные в стиле Рассвета стены — оранжево-розовые облака на фоне бледно-голубого неба. На потолке сиял круг бледно-желтых факелов. Чистые скатерти на столах, до блеска натертый деревянный пол и внимательная прислуга окончательно убедили меня в правильности выбора. Лучше оставить здесь все серебро, чем мерзнуть за два медяка в портовом кабаке. А деньги — дело наживное и приходящее.

Я насмешливо посмотрела на Молчуна, блаженствующего на спинке соседнего стула:

— Ну что, где лучше?

Ворон склонил голову, признавая поражение. А ведь каркал про кабак — мол, дешевле… Проныра.

Доев суп, я взялась за тушеные овощи, когда дверь скрипнула, впуская в помещение представительного мужчину. Закутанный в дорогой черный плащ и поглядывающий на присутствующих свысока, вошедший обозрел помещение и направился прямиком ко мне.

Я насторожилась. Да, все верно: кто-то что-то рассмотрел, и передо мной — бывший владелец артефакта. Я уткнулась носом в тарелку, быстро изучая его ауру и читая сущность. Местный житель. Торговец. Развитое Среднее поколение. Обеспечен. Жизнью доволен. Не женат, детей нет. Скуп и жаден до крайности. Обожает древние безделушки.

— Приятного ужина, — и торговец вольготно развалился на стуле напротив меня, спихнув со спинки Молчуна. Тот недовольно каркнул и перебрался ко мне, настороженно затаившись за моей спиной.

Я кивнула, продолжая сосредоточенно жевать. Нахал однако. Нетерпеливый. Привык добиваться своего быстро и от окружающих ждет только повиновения. Я глянула на него исподлобья. Тронутое морщинами лицо, цепкие черные глаза, нос горбинкой, длинная седая шевелюра до плеч и пышные усы. Видный мужчина. Посмотрим, кто кого…

Торговец не стал медлить. Наклонился и тихо сказал:

— Нужно поговорить. Срочно. Наедине.

Я отрицательно покачала головой.

— Срочно, — настаивал он.

Я дожевала овощи и невозмутимо заметила:

— Надо поговорить — пожалуйста, говорите. После ужина у меня дела.

— А я, — почему-то обрадовался мой собеседник, — могу избавить вас от лишних дел!

— Да-а-а? — протянула озадаченно. — И как?

Он наклонился над столом, только что носом в мою тарелку не влез:

— Купив артефакт, разумеется. Который почему-то попал к вам в руки.

— Вы что-то путаете, уважаемый, — спокойно возразила я. — Никаких артефактов у меня нет.

— Есть, конечно же, есть, — мужчина проницательно смотрел в мои глаза. — Тот самый, который вы отняли у трех наемников прошлой ночью, — и зачем-то подмигнул.

Я с трудом сдержала смех:

— Не понимаю, о чем вы! Я? Отняла? У трех наемников? Вы мне льстите, почтенный, — и с деланным огорчением изучила свое телосложение. — И как же, по-вашему, я, невысокая, хрупкая и слабая девушка, справилась с тремя большими и сильными мужчинами?

— С помощью магии мрака? — неуверенно предположил торговец, покусывая ус.

— Которая осталась в легендах, — насмешливо уточнила я. — Даже непосвященным известно, что магии мрака давно нет, а люди тьмы рождаются без силы. Не смешите, уважаемый. Да и кто вам сказал, что я — маг мрака? Не будьте голословным, предъявите доказательства.

Мой собеседник раздосадовано промолчал, пристально глядя в мою тарелку, после чего вкрадчиво заговорил:

— Ладно. Подойдем с другой стороны. Сколько стоит артефакт эпохи Великой?

— Вы, уважаемый, не с торговцем разговариваете, а с искателем, — с достоинством ответила я. — А для нас артефакты не имеют цены, как не имеет цены и тайна.

Он зло сверкнул глазами, и я «призадумалась»:

— Но если вы настаиваете…

Мужчина радостно закивал.

— Могу предположить, что артефакты эпохи Великой стоят от сотни золотых и выше, в зависимости от наглости торговца и направления силы, а также от нужд искателя и его…

— Я спрашиваю, сколько стоит этот конкретный артефакт!.. — зашипел, теряя терпение, торговец.

— Какой?.. — недоуменно захлопала ресницами я.

— Который находится у вас!..

— Ничего у меня нет, и точка, — разговор наскучил, и я вновь принялась за овощи.

Мой собеседник в бешенстве вскочил со стула, уронив его, и понесся к выходу, однако на полпути передумал, помялся и вернулся. Я с холодным любопытством наблюдала за тем, как он дрожащими руками ставит на место стул, садится, шумно переводит дух и нервно дергает себя за левый ус. И?..

— Хорошо, предположим, что у вас его нет, — тихо заговорил торговец. — А где тогда он может быть?..

Я пожала плечами:

— Понятия не имею. Но самое место таким артефактам — в хранилище гильдии искателей.

Мужчина побагровел:

— Хватит придуриваться, девчонка!..

— Тише, зачем привлекать внимание?.. — возмущенно прошептала я.

На нас стали оборачиваться, и мой собеседник надолго замолчал, не сводя с меня злобного взгляда. А я продолжала рассеянно жевать. И, когда немногочисленные ужинающие вновь занялись собственно ужином, торговец вновь заговорил:

— Ты же понимаешь, что на тебя объявят охоту. Соглашайся по-хорошему.

— Но я же, по-вашему, могущественный маг мрака, убивающий трех наемников одной левой, — я с иронией подняла брови. — Чего мне бояться?

— А как насчет пары-тройки сумеречных магов Старшего поколения за углом?.. — намекнул он.

Я презрительно фыркнула:

— Старшие сумеречные, как и светлые, в грязные дела не лезут — репутация гильдии дороже заработка. И не забывайте, уважаемый, что я — искатель, а гильдии магов живут за счет наших заказов. И ссориться с нами им невыгодно.

Торговец долго молчал, с болезненным интересом разглядывая стол, а я гадала, найдет ли он способ меня прижать. Однако он посопел, пометался, помучился молча и встал, признавая свое поражение. И широким шагом направился к выходу, чем страшно разочаровал. Если бы не угрожал, а выложил карты на стол — что искал, от кого получил, кто и зачем стащил, почему артефакт так ему нужен… Избежал бы… неприятностей.

Я кивнула Молчуну. Тот, сверкнув глазами на уходящего, послушно расправил крылья и размытой тенью выпорхнул следом за торговцем. Я с сожалением доела овощи и отставила пустую тарелку. Вкусно здесь кормят, надо запомнить место… Пригодится, если снова окажусь на этом краю мира.

И, допив чай, я завернулась в плащ и вышла на улицу. Предстоит сделать еще одно небольшое дело, а потом — спать.

* * *

Улица встретила меня кромешной тьмой, в вязкой пустоте которой мерцали перья ворона — Молчун оставил след, видимый лишь мне. Только бы без жертв… С живым беседовать проще, чем с неживым. Я зябко поежилась на ветру, подняла воротник и пошла быстрее. Жилье столь приметного лица должно находиться неподалеку… И там оно и нашлось. На соседней улице, недалеко от центра города — красный трехэтажный дом, освещенный оранжевыми факелами и вычурно поблескивающий позолотой отделки.

Я взбежала на крыльцо и распахнула незапертую дверь. Разумеется, далеко они не ушли. Я моргнула, привыкая к яркому свету. Мой недавний собеседник, опутанный сетью мрака, лежал на пушистом красном ковре посреди коридора и сдавленно стонал, а на груди торговца с довольным видом восседал Молчун.

При виде меня мужчина испуганно зашипел:

— Убери свою тварь, проклятая, слышишь?.. По-хорошему убери!..

Я усмехнулась и осмотрелась в поисках стула, заметив:

— Молчун, он тебя оскорбил, когда обозвал тварью.

Ответом послужило недовольное сопение ворона и короткий вопль торговца.

— Не убивать, — предупредила я. — По крайней мере, пока.

— Что… что значит — пока?.. — напряглась, побагровев, жертва.

— Пока не расскажете все, что меня интересует, — пояснила я и присела рядом на корточки. — А меня интересует несколько моментов: как к вам попала статуэтка, кто ее принес, когда и зачем. Подробности обязательны, и чем их больше — тем для вас лучше.

— Знать не знаю никаких статуэток! — уперся, как недавно я, мужчина.

— Неужели? — я подняла брови. — Молчун, проверь.

Сеть мрака стянулась туже, и торговец взвыл от боли. Я поморщилась. Не мои методы, а что делать…

— Ну? — я кивнула ворону, и тот послушно ослабил путы. — Повторить вопрос?

— Уберешь его? — мужчина с ненавистью покосился на своего мучителя. — Тогда скажу.

— Вы не в том положении, чтобы ставить условия, — вежливо напомнила я. — Хотите жить — рассказывайте. Промолчите — допрошу ваш труп. Думаю, он будет сговорчивее. А времени, — и ненароком отвернула воротник, показывая нашивку Старшего темного, — мне хватит. Прежде чем поглотить тело и душу, Вечность дарит пару мгновений… попрощаться с усопшими. А я умею его продлевать. Не верите? Могу доказать.

Мой собеседник побледнел, кинул дикий взгляд на Молчуна и отрывисто, сбивчиво заговорил:

— Недавно ездил я на материк Первой. Он пришел ко мне на корабль — какой-то парень из ваших. Принес статуэтку. Сказал, деньги нужны очень, готов продать почти за бесценок — за двадцать золотых. Деньги у меня были, и я согласился. Купил. Вчера с рассветными сумерками вернулся домой, а ночью ее украли. Знакомый сумеречный маг сказал, что замешаны вор и два наемника. Все не местные. По моей просьбе он проследил за ними. И потом сказал, что убили на северной окраине, и убили тьмой. И еще, говорил, девушка-чужеземка была. С неживой птицей. Или с чем-то непонятным в виде живой птицы, — еще один косой взгляд на Молчуна. — Внешность твою примерную описал, добавил, что тоже из искателей ты, предположил, куда пойдешь, и где тебя можно найти… И все. Больше ничего не знаю, клянусь ремеслом!

Звучало убедительно. Но…

— А что ж ваш замечательный маг за мной-то не пошел? Что же он вас одного оставил… на растерзание чужеземки с «неживой птицей»?

Его взгляд был красноречивее слов. Испугался сумеречный. Предсказуемо испугался тьмы. И о настоящих возможностях силы мрака давно никто ничего не знает, и легенды о темных магах прошлого пугают до сих пор. Умный парень.

— Это все?.. — прищурилась я.

— Клянусь Великой!.. — выдохнул торговец.

Я потерла подбородок, посмотрела на Молчуна и неодобрительно покачала головой:

— Плохо работаешь, дружище, грязно. Почему не замел следы? Лентяй…

Ворон, как обычно, гордо промолчал. Я снова посмотрела на своего собеседника:

— Как выглядел тот парень «из наших», который продал статуэтку?

— Высокий, выше меня. Волосы темные. Лицо смуглое. Глаза — не то серые, не то голубые, шрам над губой, — и, подумав, добавил: — Золотой узел искателя показывал.

— Возраст?..

— Непонятный, — попытался пожать плечами мужчина. — Меня вроде помладше, но точно… Сходу не определить.

Так. Интрига закручивается…

— И — с большим золотым узлом? — уточнила я.

— Точно, Старшее поколение, — послушно закивал допрашиваемый.

Плохо дело. Всего практикующих и свободных искателей Старшего поколения насчиталось пять человек, и всех я знала лично, и ни один под описание не подходил. Наставников гильдии из совета Старших в расчет брать не стоит, хотя среди них есть один темноволосый и со шрамом, но он наполовину седой и так стар и болен… А знак гильдии подделать невозможно. И если, например, алхимик нацепит себе на грудь нашивку искателя, та и сгорит, и алхимика в Вечность унесет. Или за время моего отсутствия появился еще один Старший?.. Вряд ли. Ни один из претендентов не подходил. Среднее поколение я тоже знала хорошо, и самому удачливому еще работать и работать до того, как… И, опять же, он не подходил под описание. Интересно…

— Эй, — осторожно подал голос торговец, — что со мной-то?..

— Да погодите вы, — отмахнулась я. — Молчите и не мешайте.

Тот послушно промолчал. Я встала и прошлась по темному коридору. Очень интересно. И похоже на ловушку. Некто неизвестный со шрамом, видимо, был заинтересован в том, чтобы история с Небесным храмом получила свое продолжение, а я, как главное действующее лицо, непременно в ней поучаствовала. Или же, поддавшись зову пути, я влезла в чужую игру…

Но случайностей на пути искателя нет, есть лишь закономерное стечение обстоятельств. Да, и в каждом случае есть доля судьбоносного совпадения. Кто-то продал неизвестно как добытый из неприступного хранилища артефакт торговцу. Тот привез его именно туда, где спустя день появилась я. И в ночь моего появления вещицу крадут, а после на пути воров оказываюсь, конечно же, я. И, разумеется, не могу пройти мимо. И все сходится. И некто со шрамом либо совсем меня не знал, либо знал слишком хорошо. Так хорошо, что мне… страшно. Страшно, что будет дальше. А ведь я давно ничего не боюсь, кроме…

Я переглянулась с Молчуном и качнула головой. Не знаю… А чего не знаю — того не знаю. Но разберусь. Хотя бы для того, чтобы посмотреть на шестого Старшего. Из любопытства. Что у них дальше по плану, спрашиваешь?.. Я фыркнула. Наверно, по плану я должна ринуться на поиски башенок, которые исчезли в пропасти и являются ключом к тайне храма. Что ж. Так тому и быть. Значит, снова в путь, на поиски неизвестности. И очень интересно посмотреть, что из этого получится.

Я перевела взгляд на торговца и коротко распорядилась:

— Отпустить.

Ворон недовольно зарычал, но сеть с мужчины снял и привычно переместился на мое плечо. Торговец с нескрываемым облегчением перевел дух и попытался встать, однако я, снова присев рядом на корточки, положила руку на его грудь, придерживая:

— Лежите.

— Зачем? — с подозрением спросил он.

— Память вам почищу, — любезно пояснила я. — Проснетесь невинным младенцем, ничего о себе не помнящим.

— Но я же все рассказал!.. — возмутился мой собеседник.

— Вот именно. Сегодня — мне, а завтра — любому другому, кто найдет к вам правильный подход. Да еще и интересные подробности дня нынешнего не забудете. Впрочем, у вас есть выбор: смерть или забвение.

— Забвение, — со вздохом согласился торговец. — Только… свою тварь ко мне не подпускай!..

— Снова оскорбите моего друга — и будет смерть, — предупредила я, потирая ладони и разминая пальцы. — Закройте глаза, расслабьтесь и получайте удовольствие. Это не больно.

Про невинного младенца я пошутила, но пускай… побоится. На всякий случай. Я осторожно провела рукой по ярко-красной, горячей от страха ауре, аккуратно убирая из нее события последней луны. На материк вы, уважаемый, ездили, но никаких искателей и артефактов в глаза не видели, и никто у вас ничего не крал, и со мной вы не встречались… Торговец крепко уснул, а я села рядом с ним, привалившись к стене. И столь легкое занятие отнимает ту немногую силу, что я старательно копила последние три луны, вытягивая тьму эмоций из людей…

Я отерла пот со лба и, пошатываясь, встала.

— Следы заклятий почисти, — я обернулась к Молчуну. — И на его ауре — тоже. И отнесись к моей просьбе серьезно, а не как обычно. Сейчас мне лишние «хвосты» не нужны. А ты… Если из-за питания от чужой смерти снова кого-нибудь за мной приведешь…

Ворон тихо крякнул и послушно закружил над потолком, а я, поджидая его, от нечего делать, раскинула небольшую поисковую сеть, настроив ее на ауру артефакта. И не прогадала — на потолке призывно засеребрилось пятно указателя. Кивнув своему пернатому спутнику, я прошла по коридору до лестницы и поднялась на третий этаж. Нужная комната нашлась сразу же — ею был весь этаж. Напоминает хранилище. Я быстро изучила беспорядочное пыльное нагромождение сундуков и шкафов. Вот оно где…

На дне большого сундука, под тугими рулонами ткани, обнаружился небольшой ларец, который я поспешно открыла. И невольно вздрогнула. Башенка Первой с крыши Небесного храма… Я узнаю ее и спустя сотню сезонов — тонкое хрустальное основание, прозрачный круглый купол с единственным острым навершием… Ах, торговец — мерзавец… Впрочем, он же не знал… наверное. Но по его памяти все же пройдусь.

Башенка перекочевала в мой поясной карман, и я развернула лежащий на дне ларца бумажный лист. И тихо помянула тьму. Грифелем на помятом листе кто-то нацарапал тот же рисунок, что утром изобразила я, а под ним незнакомым кривым почерком подписал два важных слова — «круг неизвестных».

Я выдохнула. Так я и думала… Круг, конечно же, круг… Девять элементов, соединенных меж собой солнечными искорками, тайна, покрытая пылью эпох… Все-таки круг должен быть замкнут, а равновесие стихийных сил — соблюдено. А для этого нужно вернуть в мир силу мрака. А для этого нужно… найти Девятого. Или он должен найтись — вернуться и… И сделать свое дело — то, для чего его создали: принести в мир силу тьмы, дать нам знания о ней и научить работать с ней… правильно.

Улыбнувшись, я осторожно расправила смятый лист. А собранные воедино артефакты, вероятно, приведут меня к величайшему открытию со времен нахождения первых храмов — к причине, по которой круг стихийной силы до сих пор не замкнут. И к доказательствам его «незамкнутости». И, возможно, объяснит, куда из мира исчезла сила тьмы.

Да, и неудивительно, что тайна обратилась именно ко мне: я — единственный искатель с темным даром. Тьма — мое проклятье и давняя боль. И я буду носом землю рыть, работать, как никогда прежде, заберусь туда, куда никто не рискнет сунуться… И я найду ответы. Терять мне нечего, зато приобрести можно… многое.

Я встала, спрятала записку в поясной карман и спустилась вниз, уже зная и о том, что Молчун все закончил, и о том, что из памяти торговца ничего полезного извлечь не удастся. Проверив догадку, я покачала головой. Так и есть. Над ним уже основательно поработали, оставив в памяти только то, что нужно. И следы умело подметены — ни одного остаточного «хвоста» от ауры, ни единой зацепки… Подменять события в памяти жертвы не могли даже Старшие поколения магов, значит, некто со шрамом существовал, но, возможно, его настоящую внешность спрятала маска фантома. А кто за ней скрывается… Да кто угодно.

Устало ссутулившись, я покинула дом торговца и направилась на постоялый двор. Пора спать. После подумаю.

(5)

Я лежала в постели, закинув руки за голову и бездумно разглядывая плывущие по бледно-голубому потолку рассветные облака. Вьюга за окном бушевала второй день, и второй день я бродила по комнате, рисовала схемы, размышляла…

Испокон эпох путь искателя складывался из трех примет — это ожидание мира, бесконечность под ногами и предчувствие Вечности. Ожидание мира трактовалось как то, что каждая тайна ждет своего искателя. Бесконечность под ногами — связанный с разгадкой немалый риск. А предчувствие Вечности — расплата за недогадливость, нерасторопность или неуклюжесть, то есть смерть.

И сейчас я имела именно ожидание мира — во всей его красе и непреодолимости. Тайна Небесного храма изначально была моей и только моей. Я о нем узнала, я доказала его существование и нашла его… И только от меня мир ждал следующих действий, убрав с моего пути лишних людей, ведь Джаль… мешал. С точки зрения бездушного мира… он мне мешал — тормозил своим благоразумием, не отпускал одну в опасные походы и всегда бы рядом, чтобы… остановить.

А теперь… Джаля больше нет, и ожидание мира вновь повело на покинутый путь, чтобы завершить начатое. Прежде я сопротивлялась ему изо всех сил, но… устала. Устала даже не бороться — устала бояться расплаты. И устала от бесцельности своего существования. А цель у меня, как и у любого искателя, всегда одна — новые вопросы и поиски ответов. Цель работы — и цель жизни.

Я со вздохом перевернулась на бок, посмотрела на запорошенное снегом окно и… вспомнила. Все вспомнила. Славное было время… Я любила поиски, обожала тайны и загадки, рвалась к новым знаниям и открытиям… И жизнь неслась вперед сломя голову, обгоняя время, и казалась яркой, пестрой, наполненной светом и незабываемыми приключениями… Какой она стала сейчас? Бесцветно-серой, скучно-тусклой, вяло-тягучей и лениво отмеряющей прожитые дни горьким ощущением одиночества. И я боялась вернуться в прежнюю жизнь, и мечтала о ней каждую ночь…

Перевернувшись на живот, я обняла подушку и вздохнула. Как же мне не хватало… всего. Всего. И замолчала скребущаяся в окно вьюга, и забылся гуляющий по комнате сквозняк, и померк свет потолка, сменившись болезненно-живыми картинами прошлого. Закрыв глаза, я вспоминала, ломая внутренние запреты и проваливаясь в омут памяти, вспоминала, теряя ощущение пространства и времени, вспоминала, как…

…как я пришла в гильдию искателей, не имея и медяка за душой. Как меня приняли, удивляясь сильному дару. Как училась, впитывая каждое слово наставников и до глубокой ночи просиживая за летописями. Как защитила звание ученика и перешла в практиканты — в «хвостики», оказавшись в одной группе с Джалем. И с тех пор мы уже не расставались.

…как добывала тридцать бронзовых узелков, дающих право на первую нашивку с большим бронзовым узлом и на вступление в Младшее поколение искателей. Как пахала на гильдию, собирая тридцать маленьких серебряных узелков, и весело обмывала переход в Среднее поколение искателей — с возможностью самостоятельно организовывать поиски, набирать людей из Младших и искать не то, что требуют из Совета, а то, что хочет душа… И с каким трудом добывала золотые узелки, чтобы стать одним из немногих представителей Старшего поколения. Стать — и сойти с пути, когда весь мир лежал у моих ног…

Нашивка искателя на внутренней стороне воротника жгла кожу раскаленным железом. Одна за другой прошло пять Пыльных лун с тех пор, как я спрятала ее от любопытных глаз, но сама от себя спрятаться, увы, не смогла… Как и не смогла себя обмануть. Как и не смогла ничего забыть. И почему люди не умеют забывать?.. Так, чтобы избавиться от болезненных воспоминаний раз и навсегда?.. Почему время лечит не всегда и не всех?.. Как же живо я помню каждое мгновение прошлого, мрак его побери…

Ворон, привычно восседавший на спинке стула, тихо хрюкнул. Я со вздохом вернулась в реальный мир. Тебя не спросили… И, откинув одеяло, встала и прошлась по комнате, привычно загоняя воспоминания подальше, в самый темный уголок сознания. Слишком много дел накопилось, да и раскисать некогда и незачем. Я тряхнула головой и посмотрела в зеркало, откуда на меня недовольно покосилось малознакомое, бледное и большеглазое создание со встрепанными после сна темными волосами.

Я нахмурилась. Ну вот. Опять. После Небесного храма прошло достаточно времени, но порой я не узнаю ту себя, что смотрит из зеркальных глубин. А это никуда не годится. На лице — одни усталые и несчастные зеленые глазищи… Хватит. Я подошла к окну и решительно его распахнула. И задохнулась, втянув носом ледяной воздух.

Взъерошивая беспорядочно рассыпавшиеся по плечам волосы, пробираясь под рубаху, обжигая лицо, снежный ветер шептал о своем, но я ничего не слышала. И ничего не хотела слышать. И, замерзнув, закрыла окно, потерла плечи и нацепила на лицо привычную маску усталой рассеянности. Покосилась на зеркальное отражение и кивнула. Так-то лучше… И прошлась по комнате, возвращаясь от себя прежней к себе нынешней. А память — Вечности…

Я снова села на постель, обложившись схемами и для вдохновения положив на видное место артефакты храма, и погрузилась в раздумья. Если тайный почитатель моего дара надеялся, что я немедленно ринусь на поиски, то он глубоко ошибался. Во-первых, я не любила холодную Снежную луну и решила дождаться следующего сезона Пыльной луны. Во-вторых, я давно привыкла работать сама по себе, а не потакать чужим желаниям. Да и задачка оказалась нелегкой, требующей времени и осмотрительности, а я редко действовала необдуманно. Особенно с тех пор, как сошла с прежнего пути.

От размышлений отвлекло настойчивое сопение Молчуна.

— Ужинать?.. — я рассеянно дочерчивала очередную схему. — Уже?.. — и посмотрела в окно.

Закатные сумерки подкрались неожиданно — казалось, мгновение назад сияло солнце…

— Сейчас, — я дорисовала последний символ и изучила набросок. — Проверю кое-что, и пойдем… Смотри, Молчун. Что ты об этом думаешь?

Ворон, перебравшись на мое плечо, внимательно изучил схему и вопросительно мяукнул.

— Ну, — я задумчиво потерла щеку, — больше мне в голову ничего не пришло. Да, конечно, башенка Первой оказалась здесь… но остальные река наверняка разнесла по всему миру. А артефакты Великой всегда возвращаются к источникам силы. И самые мощные источники, если мне не изменяет память, находятся здесь, — и я кивнула на испещренную точками и крестиками карту. — Спорим, что остальные башенки я найду на материке Второго, архипелагах и островах? Почему-почему… Потому что на материке Великой источников силы почти нет. А на материке Первой все самые сильные источники — источники света, а сумеречных — по пальцам пересчитать.

Молчун ворчливо чирикнул.

— Да, но торговец-то прибыл с материка Первой, — торжествующе возразила я. — То есть и башенка Первой до недавнего времени находилась там, верно? Вот именно, — и указала на схему карты, — это примерное их местонахождение. Ты ведь не застал то время, когда я собирала по всему миру источники? Точно, не застал. А я успела достаточно с ними повозиться, чтобы понять их сущность. И знаю, с какой периодичностью и где именно они возникают, когда выходят на пик силы и когда иссякают. И отмеченные на карте источники — именно те, что находятся сейчас на пике. Не веришь? Предлагаешь проверить?

Моя рука инстинктивно нащупала под рубахой узкую пластинку теплого сизого камешка на тонком шнуре. Усилитель дара я использовала крайне редко — он питается от носителя, и питается очень долго. В последний раз я пользовалась им, будучи искателем Младшего поколения, когда в горах попала в сильнейшую магическую бурю, предварявшую фазу Вечности, и возвращалась в лагерь вслепую. И как нашла, понимаю смутно. Зато помню, как Джаль в первый и последний раз в жизни на меня наорал, ругая мою беспечность и глупую привычку бродить в одиночку по незнакомой местности. А от последующих его извинений за резкость до сих пор мурашки по коже…

Усилитель дара соскользнул с моей шеи в ладонь, и я внимательно всмотрелась в его сизые глубины. Чем меньше в нем энергии, тем он светлее, но сейчас, судя по насыщенному оттенку, он готов к употреблению.

— Молчун, колпак, — скомандовала я.

Ворон послушно раскинул надо мной сеть тьмы, заглушающую малейшие проявления магии, а я, приготовив нарисованную карту и грифель, начертила на полу символ объемного поиска, добавив в набор черточек набросок ауры Небесного храма, и положила рядом усилитель дара. И — яркая вспышка, и голова кругом, а весь мир — как на ладони… Рваные лоскуты заметенных снегом материков, ожерелья архипелагов, точки скрытых туманной дымкой островов… и отчетливые красные пятна найденных башенок.

Усилитель погас на счете «десять», потушив видение, но мне хватило кратких мгновений объемного поиска, чтобы убедиться в собственной правоте. Я моргнула, возвращаясь в комнату, дополнила свою карту и подмигнула Молчуну:

— Ну, что я говорила? А ты мне, как всегда, не поверил, — быстро стерев символ, я надела на шею усилитель дара, сладко потянулась и мечтательно улыбнулась: — Представляешь, какое открытие нас ждет? Одна из тайн Девяти плюс новые источники силы!.. Мне уже нравится! А тебе?

Мой спутник, сидевший на спинке стула, повел крылом и задумчиво крякнул.

— И то верно, — я усмехнулась. — Дело делом, но перекусить не помешает. Пошли есть, обжора.

(6)

После ужина потянуло на прогулку. Закутавшись в плащ, я долго бродила по узким темным улочкам, скудно освещенным зеленоватым сиянием факелов, шепотом препиралась с Молчуном и обдумывала первую цель. Башенка Седьмого находилась рядом, но отправляться в путь я не спешила — не люблю рвать цепь поиска. Найдя одну, ринусь искать другую, и меня понесет.

— Что останавливает? — я покосилась на ворона. — Сам знаешь, что… Как тебе не стыдно! Я никогда не была ленивой, не наговаривай… Но раз я вернулась на путь, значит, скоро очередной приступ, и, не приведи Вечность, он застанет меня в дороге… Лучше переждать его в спокойном месте. Да и до наступления Пыльной луны — и тепла, заметь! — рукой подать.

Мой пернатый спутник сочувственно чирикнул. Я грустно улыбнулась:

— Нет, не пропустит приступ… Ты же помнишь, как это происходит… И скоро произойдет. Откуда-откуда… Знаю. Чувствую.

Остановившись, я с интересом посмотрела на очередное проявление больной фантазии эпохи Рассвета. Причудливое двухэтажное «облако» напоминало сидящего упитанного кота: плоская крыша с двумя острыми декоративными башенками — «ушами», узкий балкон-«нос», над которым загадочно мерцали два зеленовато-желтых факела, второй этаж на пару комнат меньше первого. Я подошла ближе. Низкое крыльцо «лапками», от которого отходили две причудливо изогнутые колонны, поддерживая расположенную под балконом вывеску: «Алхимик. Зелья и талисманы».

Я переглянулась с Молчуном:

— Зайдем? Заодно куплю кое-что для похода.

Ворон неодобрительно покачал головой. Я фыркнула:

— Не так уж поздно, — и решительно взбежала на крыльцо, постучавшись.

— Войдите, — последовал хриплый ответ.

Я с трудом распахнула тяжелую дверь, зашла в дом и с любопытством осмотрелась. Уютно овальное, просторное помещение лавки было сплошь уставлено высокими шкафами, и на их полках поблескивали многочисленные колбы, сферы, банки и коробки, выгодно освещенные крошечными разноцветными факелами.

— Что желаете приобрести?

Я обернулась. Невысокий старичок с проницательным взором светло-карих глаз и длинной седой бородой, по-домашнему одетый в просторный темный халат до пят и поношенные тапочки, изучал нас с повышенным интересом, очевидно оценивая платежеспособность.

— Симпатичная птичка, — одобрил алхимик ворона, прежде чем я успела поздороваться. — Сама приручала?

— Допустим, — ответила осторожно.

— Понятно, — хозяин дома перевел взгляд на меня.

Судя по подозрительному взору, моя платежеспособность внушала алхимику опасения. Я внутренне согласилась с его мнением, решив завтра же посетить лавку портного. Может, случайные прохожие перестанут провожать меня странными взглядами… Заодно и к сапожнику зайду.

— Так что желаем приобрести, деточка? — затараторил алхимик. — Брат мой, артефактолог, дельные вещи творит, да и я, знаете ли, по зельям силен — Старшее поколение! Итак?.. Приворотные зелья али удачи амулеты, для любви и счастья? Иль еще что-нибудь… интересное? — и он хитро мне подмигнул. — Или же…

Ворон неприлично фыркнул, спрятал голову под крыло и подавился каркающим смехом. Я тихо хмыкнула. Никогда амулетами не пользовалась и талисманы не носила. Про приворотные зелья вообще молчу. На все случаи жизни у меня был мой пернатый друг. Исключение — только усилитель дара, и то по очень большой нужде.

— …индивидуально могу сделать, по желанию, — продолжал вещать мой собеседник, важно поглаживая бороду.

— Нет, благодарю, я знаю, зачем пришла, — перебила вежливо.

— Слушаю, деточка, — довольно прищурился он.

— Я вам, уважаемый, не деточка, а искатель Старшего поколения, — сдержанно ответила я и, расстегнув ворот плаща, показала нашивку. Терпеть не могу, когда со мной сюсюкают… и ведутся на хрупкую внешность, упуская очевидные вещи.

Алхимик удивленно моргнул.

— …и мне нужно десять зелий перехода на дальние расстояния, по столько же бутылей зелий лечения и восстановления и… Пара сфер спящего огня, пожалуй.

— Дело есть дело, — уважительно отозвался алхимик.

— И ваш совет по поводу портного, желательно — с магическим даром, — добавила я.

Мой собеседник зачем-то огляделся, помялся и тихо пробормотал:

— Есть в городе один такой, то есть такая… Только не связывалась бы ты с ней, коли жизнь дорога.

— Неужели? — мне стало интересно.

— Дурная она, — неохотно пояснил хозяин дома. — И с проклятьем, как говорят… Никто без большой нужды не идет к ней, хотя вещи она шьет сильные, ноские, и иную рубаху так заговорить может, что и кинжал не возьмет — отскочит… Да и пояса и сумы удобные и вместительные творить умеет, — он запнулся. — Но проклятье на ней сильное, древнее, темное… Все наши стороной ее обходят, коли встретят, да рассказывают после об облике ее зверином и кровожадном…

— Где живет? — я насторожилась.

— Здесь, недалече, — алхимик махнул рукой в неопределенном направлении. — По улице вниз и налево. Но не ходила бы ты к ней, деточка…

— Я вам, уважаемый, не деточка, а темный маг Старшего поколения, — усмехнулась я, показывая нашивку и предчувствуя реакцию.

Однако возращение на искательский путь действует на меня не лучшим образом — я начинаю… шалить. И шалить недальновидно.

Старичок невольно попятился.

— Забери меня Вечность…

— Не зовите ее, если пока туда не собираетесь, — мягко заметила я, — она сама найдет вас, когда придет время.

— Сейчас заказ соберу!.. — и его как ветром сдуло.

Мы с Молчуном переглянулись и дружно ухмыльнулись. Четыре эпохи прошло после войны, темные без силы рождаются — а их по-прежнему боятся… Даже странно. Я считаюсь темным магом, но при случае и проклясть-то никого не смогу, если не успею подкопить силу… И хорошо, что об этом мало кому известно. А кому известно — те не верят, видимо, считая, что мы залегли на дно, боясь растерять уцелевшие после эпохи Войны осколки знаний.

Алхимик, гремя склянками, вернулся на удивление быстро, вручил мне пухлый пакет и наотрез отказался от денег, которые я с мягкими угрозами все же всучила. Сильный дар должен оплачиваться соответственно. И, попрощавшись, покинула лавку, отправившись на поиски местной проклятой.

Столько лун поблекло, столько эпох прошло, а люди по-прежнему страдают от происков людей, давно ушедших в Вечность… Что, впрочем, объяснимо. Древние темные славились крутым нравом, несдержанностью, непомерным самомнением и наплевательским отношением ко всем, кроме себе подобных. Да и меж собой, поговаривают, грызлись жутко.

Затворив дверь, я остановилась у крыльца, убирая в сумку покупки и подсчитывая деньги. Признаюсь, не удержалась и пару кошелей с золотом у торговца увела. Исключительно на нужды общества и благо истории. И сумма — как раз впритык, если собираться в дальний поход. Нет у искателей ничего более постоянного, чем временное отсутствие денег. А с торговца не убудет. Он даже не заметит пропажи. Вернее, не вспомнит точное количество наличности.

Перекинув сумку через плечо и сориентировавшись, я побрела в указанном направлении, привычно раскинула поисковую сеть и… ничего не нашла.

— Не чувствуешь ее? — остановившись у старого, обшарпанного одноэтажного «облака», спросила я.

Молчун съежился и спрятал голову под крыло. Я нахмурилась. Плохо дело. Проклятье темного теоретически существует, но если мы его не ощущаем… То либо алхимик с перепуга наплел чушь, либо…

— Вы не ко мне, случайно?..

Тихий, робкий, испуганный девичий голосок… Я стремительно обернулась, напрягая зрение. И невольно попятилась от расплывающегося в тумане силуэта. Похоже на горбатого волка… Но — здесь?.. Тьма меня побери, кому же под силу создать столь мощный морок?..

Я моргнула и прищурилась, силой воли перебарывая страх и… наваждение. И увидела. На низком крыльце, закутавшись в короткий старенький плащ, стояла невысокая девушка. Бледное лицо, темно-синие глаза, затравленный взор, тонкие светлые косы, выскальзывающие из-под капюшона… Я покачала головой. Ворон, на мгновение высунувшись из-под крыла, поддакивая, хрюкнул. Теперь невольно попятилась уже незнакомка.

— Вы… кто?.. — и прижалась спиной к покосившейся двери.

Подступающая вьюга взметнула из-под наших ног снежные хлопья. Я молчала и не сводила глаз с проклятой, а она лихорадочно искала за своей спиной дверную ручку, то пропадая, то возвращаясь невесомым полупрозрачным силуэтом. Фантом туманных сумерек, вышедший из-под контроля мага? Серьезный случай…

— Тьма… — я тихо озвучила наши с Молчуном общие мысли.

Незнакомка вздрогнула и слилась с дверью. Я тряхнула головой, вновь прогоняя наваждение. Нет, никуда она не исчезла. По-прежнему стоит на крыльце и дрожит от страха. Но я, преодолевая проклятье тьмы, вижу ее настоящую, а остальным мрак знает, что мерещится. Ворон, например, испуганно узрел черного барса — древнее существо эпохи Изначальности, давно ушедшее в Вечность, как и привидевшийся мне горбатый волк…

Девушка наконец нащупала дверную ручку и попыталась скрыться в доме, но я ее опередила:

— Подожди! — и взлетела на крыльцо. — Не убегай! Я… могу помочь, — и торопливо расстегнула ворот плаща, показывая нашивку темного мага. — Я работаю с мраком… и с его проклятьями. Позволь понять, в чем дело… Не убегай. Не наврежу.

Судорожный вздох, испуганный и недоверчивый взор необычных глаз — и огненно-красная от страха аура с четкой, сизо-черной паутиной проклятья. Кому же ты так не угодила?..

(7)

Обстановка в доме мало отличалась от его внешнего вида. Одна просторная комната без четких углов, обшарпанная и скудно обставленная старыми и самыми необходимыми предметами мебели.

В дальнем от двери «углу», рядом с тлеющим очагом, — небольшая кровать, в противоположном ему — низкий шкаф, круглый столик и три стула. Ближе к двери, у неровного провала окна, — мастерская, отгороженная самодельной занавесью, которая скрывала стол, стул и прилаженные к стене полки с аккуратно разложенными материалами. С другой стороны — также скрытые лоскутной занавесью — рукомойник и небольшая бадья.

Но, несмотря на бедность, дом был чистым и уютным. Облупившуюся на стенах краску заменяли лоскутные картины, пол украшали разноцветные половички, стол застелен светлой скатертью, окна занавешены изучающими ровный, неяркий свет шторками, на которых хозяйка вышила рассветные горы. А еще лоскутные картины и половички заменяли обитательницам свечи и отсутствующие дрова в очаге. И тепло, и достаточно светло.

При нашем появлении из-под одеяла выглянула любопытная мордочка крохотной девчушки. Вытирая ноги о половичок, я ласково улыбнулась в ответ на сонный взгляд:

— Доброй ночи, солнышко.

— Поздоровайся с нашими гостями, дочь, — тихо добавила хозяйка дома.

Девочка завернулась в одеяло, послушно слезла с кровати и неловко подковыляла ко мне. Маленький молчаливый дикий зверек с несмываемым пятном проклятья на желтой от настороженности ауре… и перечеркнутой Вечностью жизнью. Из-под седой челки на меня внимательно смотрели голубые глаза, но видел лишь один. Древнее проклятье разделило худенькое тело на две половины, одна из которых принадлежала жизни, а вторая — смерти. И живая — чувствовала, слышала, осязала, видела и постигала, а мертвая — смотрела тусклой пустотой, висела бесполезной плетью.

Я разулась, подошла к девочке и присела на корточки:

— Как тебя зовут, милая?

Молчание. Лишь затравленное удивление на живой половине бледного личика.

— Эрейя, — тихо ответила за дочь ее мать. И, помедлив, тихо добавила: — А меня — Таит.

— Эрейя? — я улыбнулась. — Первая капель?

— Она родилась на исходе сезона Снежной луны, — смущенно объяснила Таит.

— Рейсан, — представилась я и кивнула на ворона, — Молчун.

Ворон гордо расправил крылья, распушил хвост и, заработав мой многозначительный взгляд, глухо каркнул. Я одобрительно улыбнулась, сняла плащ, повесив его на крючок у двери, разулась, надев теплые тапочки, и пошла за занавеску помыть руки. Таит тем временем суетилась по хозяйству, и, когда я села напротив нее, на столе уже стояли горячий чайник, кружки и плетеная корзинка с домашним печеньем. Мне стало неудобно. И объедать — некрасиво, и отказываться — непорядочно…

— Угощайся, — Таит обняла дочь, которая, не сводя с меня внимательного взора, свернулась уютным клубком на коленях матери.

Ладно, перед уходом подсуну под скатерть деньги… Я неспешно пила травяной чай и внимательно слушала невеселую историю маленькой семьи. Таит рассказывала спокойно, отстраненно, и в ее голосе отсутствовали злость, ненависть или ярость. Слышались лишь горькая усталость и покорность судьбе.

— Это семейная легенда, которую мне рассказала мама, прежде чем уйти в Вечность… В эпоху Девятого в нашей семье родились две девочки-близняшки, и старшая выбрала путь темного мага, а младшая — путь артефактолога, к роду которой мы с Эри и принадлежим. Темных магов, говорят, боялись уже тогда, и вскоре пути сестер разошлись, а после замужества младшей между ними встала еще и ненависть. Старшая стремилась передать свои знания потомкам, но Вечность отняла у нее возможность быть матерью. И сначала она, смирившись, ждала, когда же темный родится у ее сестры. Но проходило время, а внуки и правнуки рождались или со светлой и сумеречной магией, или с ремеслом. И перед смертью она прокляла весь наш род.

Я молча смотрела в чашку и слушала очень внимательно, хотя легенды о древних темных и проклятых ими людях порой похожи, как две капли воды — и целями, и причинами, и мотивами, и последствиями.

— И с тех пор в семье рождается лишь одна девочка без магических способностей, и в жизни ее преследуют несчастья. Моя прабабка не выносила света. Бабка случайным словом накликала страшные несчастья. Мама, говоря хорошее, против воли оскорбляла окружающих, стремясь помочь — приносила вред, а я… А меня мало кто видит человеком, чаще — в облике монстра. А Эри… — и голос Таит сорвался. — Что с ней — я не понимаю…

— Все просто, — я вертела в руках кружку и сосредоточенно изучала плавающие в воде крупицы травы. — Твоя родственница не могла иметь детей из-за физиологии темных магов. Нам этого природой не дано. Так было в эпоху Девятого, и так есть и сейчас. Проклятье пало не на род, а на ненавистную силу сумерек или света, с которой вы рождались, но которая оборачивалась против вас, — я подняла глаза на Таит: — В тебе есть сила туманных сумерек, отсюда и окутывающий ауру обманный туман. Который преодолим либо для темного — ведь иначе у тебя не было бы дочери, либо, — и проницательно посмотрела на зардевшуюся девушку, — для сильного сумеречного мага, но ненадолго. А в Эри очень много света, — я невольно улыбнулась девочке.

— Света?.. — тихо переспросила моя собеседница.

Я кивнула:

— И подозреваю, что проклятье направлено именно против света — тьма и свет всегда были на ножах. Вы, сумеречные, кое-как с ним справлялись, а вот свет бы проклятье наверняка убило… если бы не было столь старым. За давностью эпох оно истерлось, потеряло прежнюю силу, поэтому твоя дочь жива.

— Да разве ж это жизнь?.. — с горечью спросила Таит.

Я поставила на стол кружку и серьезно посмотрела нее:

— Конечно. И если бы не ее ярчайший свет, она бы не выжила вообще. У Эри дар мага света уровня Старшего поколения.

Повисло молчание. Таит обдумывала услышанное, девочка рассматривала меня с настороженным вниманием, я вернулась к чаю, а Молчун дремал на спинке стула, изредка приоткрывая один глаз и бдительно за нами наблюдая. И я почти допила чай, когда Таит тихо напомнила о том, о чем я боялась услышать:

— Ты говорила, что можешь помочь…

Я тяжело вздохнула и призналась:

— Тебе — да, но твоей дочери… не уверена. Таит, мы уже давно не те, что прежде, — в нас нет силы. Тьма, да мы слабее иных ремесленников…

Увидеть в синих глазах отчаяние оказалось неожиданно… больно. И я вновь пожалела, что во мне нет настоящей силы. Да, есть знания, накопленные поколениями темных. Но не сила. Не та, что властвовала в эпоху Девятого. И даже не та, что была до него. Не сила. Насмешка судьбы. Плевок в лицо. Жалкие крохи прежнего могущества.

— И что же нам делать?

— Твое проклятье я сниму полностью, это нетрудно. И тебя снова начнут принимать за обычного человека, и дети у тебя еще будут, и дети магически сильные, без пятен проклятья, — я задержала взгляд на Эри, обдумывая одну безумную мысль, и попросила: — А покажи-ка ладошки.

Девочка неловко закатала длинные рукава серого платья и показала ладони. Проклятье в неживой половине убивало только чувствительность, и владеть своим телом она более или менее могла, что внушало определенную надежду… Но цена казалась непомерно высокой. Да, один вариант помощи существовал. Наклонившись через стол, я мельком взглянула на руки Эри и кивнула. Так и есть. Я снова не ошиблась. К сожалению.

— Чистые руки. Человек без судьбы, — я старалась не встречаться взглядом с Таит. — У твоей дочери есть смутное прошлое, но нет будущего, как нет и судьбы. Не удивляйся, такое не редкость в наше время. Или дар есть, но доступ к нему отрезан, или даже дара нет. Многие люди рождаются с чистыми руками — без путеводных линий, чтобы после прославиться и войти в легенды… И, поверь, с этим можно жить… Хоть как-то, но жить…

Я и сама понимала, что несу чушь, и видела это в укоризненном взгляде хозяйки дома. Я неловко отвернулась и прислушалась к бушующей на улице метели. Ветер рвал и метал, завывая раненым зверем, стучась в окна, топочась на крыльце дома, пробегая по хлипкой крыше. Похоже, на постоялый двор я попаду ой как нескоро…

— Ладно, что уж, — Таит со вздохом встала и подхватила на руки дочь. — Нам спать пора… Останешься? Оставайся, не спорь. Правда, у нас только одна кровать…

— Я могу поспать и на полу, — заметила мягко. — Я — искатель и привыкла спать, где придется. Походы не терпят изнеженных, и на голой земле приходилось спать, и на камнях… Мне достаточно одеяла.

Кивнув, Таит уложила Эри спать и быстро соорудила на полу уютный лежак из одеял. И внимательно-тревожно посмотрела мне в глаза:

— Правда ничего нельзя сделать?..

— Подумаю, — кратко ответила я, сев на лежак. — Иного пообещать не могу… извини.

Таит кивнула и отвернулась, убирая со стола. Глянув на ее ссутуленные плечи, я помянула тьму, закуталась в одеяло и отвернулась к стене. Человек без судьбы — это кладезь скрытых возможностей… и проклятое Вечностью существо. Обычно таких, как Эри, сразу после рождения относили к храму Вечности и оставляли там, на попечение других людей без судьбы. Но малышка проклята еще и темным магом, и вряд ли ее приняли в храме… или мать не смогла расстаться с дочерью. Бедное создание… Несчастные девчонки…

И, погружаясь в усталую дрему, я думала. О том, как многолики и коварны проклятья Вечности, и где они только не настигают зазевавшихся… Заблудившаяся после смерти душа, слишком долго пробывшая в Вечности, рождаясь, становится человеком без судьбы. И искатель, забывший об осторожности, сунувшись туда, куда не следует, и чудом выжив, очнувшись, обнаруживает, что его путь проклят, а использование любого заклятья чревато предсмертными приступами.

Да, дороги судьбы опасны и непредсказуемы, особенно когда они касаются встреч с Вечностью… или с новыми людьми.

(8)

…Я осторожно пробиралась по темному коридору. Свет от факелов, дрожа под порывами сквозняка, гонял по стенам коридора толпу теней, и я вздрагивала, оглядываясь. Днем, в учебное время, путь в хранилище знаний открыт всем желающим — было бы, собственно, желание, но вот выносить оттуда ничего важного нельзя. А мне мучительно не хватало именно профильно-искательских знаний: я решила досрочно закончить обучение в своем звене и перевестись к ребятам постарше. И с приходом темных сумерек, когда наставники, зевая, разбредались по постелям, я, нарушая все режимы и запреты, пробиралась в хранилище и сидела за свитками. В учебную ступень гильдии я пришла поздно, но терпеть косые взгляды ребят, будучи на три-четыре луны их старше, долго не собиралась. И выход нашла только один — ночные набеги на хранилище.

Позади раздалось громкое эхо крадущихся шагов. Я поморщилась. Топает, как сизый полосатик, странно, что его еще не услышали… если только это не наставник, замученный бессонницей. Вжаться в стену, прикрыться облаком тьмы, затаить дыхание… и разочарованно перевести дух. Нет, не наставник. Ученик. Из среднего звена, судя по всему. Да, он один такой на всю ступень — высокий, нескладный, рыжий и веснушчатый парень с солнышком в сердце и светлыми, лучистыми глазами. Правда, как его зовут — не помню, он меня старше и по звену, и по возрасту…

Парень протопал мимо меня, ничего не заметив, но далеко уйти не успел. И на сей раз нас обоих спугнул заскучавший наставник. Тяжелые и уверенные шаги, раздавшиеся из-за поворота, заставили парня испуганно вжаться в стену. А ведь обязательно попадется, если заметят (а только слепой его не увидит), и с треском вылетит из ступени за нарушение правил… Я вздохнула, решаясь, и, протянув руку, ухватила парня за плечо. Тот от неожиданности резво подпрыгнул и громко ахнул.

— Кто здесь? — над нами грозно взметнулось пламя факелов. — Увижу — исключу!

— Молчи!.. — прошипела я.

И, подобравшись к парню вплотную, прижала его к стене, прикрывая тьмой. Он оторопело замер, провожая удивленным взглядом прошедшего мимо наставника. Последний, кстати, попался очень вредный. Несколько раз пробежал по коридору взад-вперед, останавливался напротив нас и подозрительно разглядывал клубящуюся тьму, но, так ничего и не найдя, в конце концов удалился восвояси, а мы дружно перевели дух.

Отойдя в сторону, я сбросила с плеч облако тьмы и обернулась. Парень не сводил с меня внимательно-изумленного взгляда, очевидно рассчитывая на объяснения.

— Рейсан, — неохотно представилась я и после заминки тихо добавила: — темный маг Младшего поколения и будущий, надеюсь, искатель.

— Джалиф… Можно просто Джаль, — отозвался мой собеседник и светло улыбнулся: — просто будущий, надеюсь, искатель… Ты из младшего звена, да? В хранилище идешь, чтобы на экзаменах через звено перепрыгнуть?

— Угадал, — кивнула я.

— Тогда пошли, — Джаль воровато огляделся, — вместе не так страшно… И, если хочешь, покажу, что нужно учить для сдачи экзаменов.

— Спрашиваешь!.. — обрадовалась я.

Да, глупо отказываться от помощи… И именно совместные набеги на хранилище стали началом той дружбы, которой, как я наивно полагала, не будет ни конца, ни края. И — той любви, без которой я не представляла жизни.

* * *

Я проснулась от щемящего одиночества. Слишком часто Джаль мне снится, а это не к добру… А ведь и времени прошло немало, и раны на сердце зажили и зарубцевались, изредка ноя лишь в непогоду… Я со вздохом уткнулась лицом в подушку и пообещала себе навестить храм Вечности и отпустить Джаля — раз и навсегда. Может, тогда уйдут и кошмары, с ним связанные… Или жизни я больше не увижу. Что делать, когда уходит в Вечность близкий человек, с которым была крепко связна вся жизнь?.. Каждый раз бороться с собой, чтобы выжить?.. Пожалуй, после Небесного храма именно это и стало смыслом моего существования…

Потянувшись, я встала, подошла к окну и отдернула занавеску. Мрак не спешил рассеиваться, уступая место близкому утру, а значит, не за горами фаза Вечности и окончание сезона Снежной луны. Я невольно поежилась. Испокон эпох фаза Вечности была границей между тремя долгими сезонами — Снежной луны, Пыльной луны и Дождливой луны. И на ее короткое время (два-три дня) мир окутывала первозданная тьма, и бушевали стихии, и на небосклоне появлялись сразу две луны, чтобы потом осталась только одна, отмечающая начало следующего сезона. И скоро в мир вернется тепло Пыльной луны, и — в путь…

Я опустила занавеску и потерла плечи. Неприятно покалывающее, зябкое ощущение холодка под кожей заставило вздрогнуть. Я отерла внезапно вспотевший лоб. Скоро приступ, его забери Вечность… Едва заметно задрожали руки, когда колючие лапки холода пробежались вдоль позвоночника, от поясницы к шее, и потемнело в глазах. Я на ощупь добралась до лежака, села, обняв колени и уткнувшись в них лицом, и надолго потеряла ощущение времени. И в чувство меня привел лишь Молчун, сменивший облик и черной кошкой скользнувший на лежак. Я вымученно улыбнулась, заметив в янтарных глазах беспокойство, и успокаивающе погладила своего спутника по мягкой шерстке.

— Я справлюсь, — и показалось, что мой сиплый голос прозвучал убедительно. — Я обязательно справлюсь, ты же знаешь… И снова вернусь, как всегда возвращалась.

Молчун красноречиво вздохнул и покосился на кровать, где спали обитательницы дома. Я спохватилась и усилием воли подавила дрожь в конечностях. Осталось одно дело, которое нужно закончить до того, как… Пока есть возможность. Мало ли. Кто знает, чем закончится приступ…

— Хорошо, что напомнил.

Встав, я неслышно подошла к кровати и присела на ее край. Таит крепко спала, повернувшись ко мне спиной и обняв сопящую на ее груди Эри. Меня вновь кольнуло ощущение собственной бесполезности. Снять проклятье с Таит — дело нескольких мгновений… Я осторожно провела рукой по ее ауре, нащупывая и впитывая в себя разрозненные клочки тьмы, отчего девушка тихо заворочалась и застонала, прерывисто дыша. Неприятно, конечно, зато полезно… А вот что делать с ее дочерью…

Я встряхнула руки, привыкая к собранной силе, а Молчун, забравшийся на постель, обошел вокруг Таит, «сшивая» и «штопая» разорванную проклятьем ауру. И вот и все… Девушка, вздохнув, расслабилась, перевернулась на спину и улыбнулась сквозь сон. Мерцание висящего на стене ковра придавало ее бледному лицу выражение… умиротворенности. Отныне она может и спать спокойно, и жить спокойно.

Кивнув самой себе, я подхватила на руки Молчуна, встала и отправилась к лежаку. Затаившееся на время ощущение приступа волнами острого, колючего холода разбегалось по телу, порождая оцепенение, и я стиснула зубы, чтобы не застонать от боли. Проклятье… Опустившись на лежак, я закуталась в одеяло, обняла Молчуна и закрыла глаза. Предчувствие скорой встречи с Вечностью отнимало все силы и сминало волю, не оставляя возможности сопротивляться. Как же отвратительно чувствовать себя беспомощной и кукольно-никчемной…

Оцепенение усиливалось, как и мерзкое ощущение тягучего, леденящего холода под кожей. Тело залихорадило. Перед внутренним взором замаячили туманные силуэты. Тьма, верная подруга, на сей раз предала меня, отступив, и в помутившееся сознание врывались образы давно ушедших и забытых людей. Врывались, подходили, улыбались, протягивая руки и увлекая за собой…

И, с мгновение продержавшись на призрачной грани реальности, я рухнула в гостеприимный мрак. И бешено застучала в висках кровь, запульсировала в сердце тупая боль и легко коснулась плеча ледяная ладонь Вечности.

* * *

Ослепительный свет неприятно бил в лицо. Я попыталась отвернуться, попятиться… и скатилась с лежака, стукнувшись головой об пол. С трудом села. Потерла затылок и недоуменно нахмурилась. Перед глазами до сих пор стоял мрак небытия, и лишь пол приятно холодил тело, прогоняя оцепенение. А значит… я вернулась. И пережила очередной приступ. Сколько времени я отсутствовала, и кто меня вернул?.. Я переползла на лежак, протерла глаза и поморгала, привыкая к мерцающему свету.

— Ты жива, я знала, — к моей руке несмело прикоснулись прохладная детская ладошка.

Эри сидела на одеяле, зябко поджав ноги, и смотрела на меня с понимающей мудростью. Молчун, свернувшийся клубком, поднял голову и приветственно мяукнул. Я устало провела рукой по лбу. И все просто…

— Это ты помогла мне вернуться? — я ласково улыбнулась девочке. — Благодарю…

Она отрицательно качнула головой:

— Ты сама шла на свет, я ничего не делала.

— Нет, сделала, — мягко сказала я. — Ты не побоялась подойти и заглянуть в меня, чтобы я заметила свет. Что ты увидела?

Эри отвернулась и тихо, испуганно прошептала:

— Холодно. Темно. Пусто. Там — смерть…

— Там — Вечность, — поправила я. — Вернее, ее порог.

И я была очень близка к тому, чтобы перешагнуть через него…

— Сколько я… спала?

— Этот день, — девочка озабоченно нахмурила тонкие бровки. — Уже почти ночь. И мама тоже.

— Я сняла с мамы проклятье, и ей потребуется время, чтобы прийти в себя и восстановить силы, — пояснила я. — Она скоро проснется. Ты ела?

Эри кивнула и отвернулась, побоявшись спросить. А я не решилась отвечать на ее молчаливый вопрос. Да, один способ снять проклятье есть, но готова ли я на такой шаг?.. Я повела плечами, прогоняя остатки колючего оцепенения, и почувствовала себя бесконечно уставшей и опустошенной. Приступы всегда отнимают так много сил…

— Спи, — девочка села рядом. — Хочешь, я побуду с тобой? — и неуверенно взяла меня за руку. — Хочешь?..

Я улеглась, посмотрела в ее доброе, излучающее свет личико и вдруг поняла, что смогу. Смогу заплатить за ее жизнь — за ее настоящую жизнь. Мне недолго осталось, приступы становятся все сильнее, и однажды, провалившись в Вечность, я уже не вернусь, а старые долги нужно уметь отдавать… И да будет так.

— Благодарю, милая, — я ласково пожала детские пальчики. — Разбудишь меня, когда мама проснется? Мне нужно серьезно с ней поговорить… о тебе.

Детская ладошка выскользнула из моей руки.

— Ты не сможешь… Никто не смог… — Эри попыталась отодвинуться. — Я… сама справлюсь…

— Конечно, справишься, — серьезно ответила я. — А я останусь рядом и помогу. Я знаю, как.

Девочка смотрела на меня недоверчиво и угрюмо, а я завернулась в одеяло и устало закрыла глаза. И улыбнулась. Теперь я… понимаю. И знаю, что смогу. Да, пришло время отдавать старые долги. И нечего терять, и не о чем жалеть. Если жизнь превратилась в мутное существование… надо уметь передать ее другому — достойному. А Эри достойна. Несмотря на тьму проклятья, в ней столько жажды жизни, столько огня и света…

…и как же оно не вовремя, это ожидание мира с его старыми делами… Только вернулся интерес к жизни, и я ощутила себя почти живой… Но — оно всегда не вовремя. И так всегда было, есть и будет. По непонятным для искателей причинам, ожидание мира и его загадки всегда настигали нас в неожиданные моменты, ломая планы… и жизни.

Да, не о чем жалеть.

(9)

— Таит, ты мне доверяешь?

Девушка удивленно подняла брови:

— Почему ты спрашиваешь?

Я рассеянно помешала ложкой горячий овощной суп и объяснила:

— Хочу помочь Эри, но для этого мне необходимо твое доверие. Полное доверие.

Таит уронила на стол ложку и невольно покосилась на кровать, где спала ее дочь, измученная бессонной ночью.

— Но ты же говорила, что в тебе нет силы, и темные маги… — она запнулась.

— Это так, — согласилась я. — Но иногда сила без поддержки знаний приводит к беде, зато нужные знания при отсутствии силы творят чудеса.

Моя собеседница промолчала, с подозрительным вниманием разглядывая плавающую в супе сушеную зелень, а я терпеливо ждала ответа, помешивая свою похлебку.

— Чего ты от меня ждешь? — тихо спросила Таит.

— Согласия. Нам нужно будет уехать… далеко, — я не стала вдаваться в подробности. — Но ненадолго. А когда мы вернемся, твоя дочь обретет жизнь… и судьбу.

— Ты меня не обманываешь?

— Нет.

— Это… возможно? — недоверчивый взгляд.

— Да.

— Я согласна, — решительно кивнула Таит. — Но… как?

— Неважно, — уклончиво ответила я. — Не спрашивай меня ни о чем. Просто верь.

Она снова кивнула и без аппетита взялась за суп. В меня, признаться, тоже ничего не лезло. Не терпелось осуществить задуманное… пока я не испугалась. А, видит тьма, вскоре мне потребуется все мое мужество.

— Мама? — Эри приподняла с подушки взъерошенную голову, и я заметила ее внимательно-испуганный взор. Услышала.

— Да, дочка?

— Я скоро уеду?

Я многозначительно посмотрела на Таит, но она промолчала испуганно. И я ответила за нее:

— Да, Эри. Мы с тобой сегодня же уезжаем.

— А мама? — девочка нахмурилась. — Почему мама с нами не едет?

— Мама подождет дома, мы ненадолго, — мне надоело бороться с собой, и я отодвинула тарелку в сторону.

— Да… подожду, — с трудом добавила Таит.

— А куда поедем? — Эри, завернувшись с одеяло, подковыляла к столу.

Я вопросительно посмотрела на хозяйку дома:

— Где здесь ближайший храм Вечности?

— На соседнем острове, — та казалась сбитой с толку. — Но зачем он тебе?

— Надо, — я встала и потянулась за сумкой. — Собирайтесь, не стоит медлить.

— Но ведь фаза Вечности на дворе…

— Ну и что? — я обулась, заправив штаны в сапоги, и достала из сумки зелье перемещения. — Тьма мне не помеха.

Таит заметалась по комнате, одевая дочь, собирая в дорогу вещи и заставляя Эри поесть, хотя у девочки аппетит тоже пропал. И я вмешалась в затянувшиеся сборы, намекнув, что кроме плаща ей ничего не понадобится и не стоит суетиться. И Таит неохотно послушалась. Закутала дочь в теплый плащ и надолго ее обняла. Словно боялась, что видит своего ребенка в последний раз.

— Мы скоро вернемся, — тихо напомнила я и еще тише добавила: — Верь мне.

Девушка кивнула и отошла, а я взяла Эри за руку и дождалась, когда Молчун в облике ворона вспорхнет на мое плечо. И, ободряюще улыбнувшись Таит, разбила зелье об пол, шагнув в синие круги перехода.

…и никто никогда не узнает, что больше всех предстоящего боялась я.

* * *

Храм Вечности встретил нас молчаливым недоумением. Эри, крепко держа меня за руку, удивленно посмотрела по сторонам. Просторное овальное помещение, озаренное мрачным мерцанием серых факелов, вспыхнувших при нашем появлении, казалось, давно ждало чего-либо появления. А последних посетителей храм встречал очень давно. Так давно, что пол покрылся толстым слоем пыли, а висящие на стенах факелы закутались в грязную паутину. Время не тронуло лишь стоящее в центре каменное кресло да небольшое возвышение у противоположной стены.

— Зачем это? — шепотом спросила Эри, указывая на кресло.

— Скоро узнаешь, — тихо ответила я. — Идем.

Сбросив плащ и сумку на пол у кресла, я подхватила свою спутницу под мышки и усадила ее в кресло. Эри благоразумно помалкивала, понимая, что сейчас вопросы останутся без ответа, и с боязливым любопытством изучала странные углубления на подлокотниках. И, прежде чем оставить девочку одну, я всмотрелась в ее ауру, изучая плетение, и, запомнив мелкие детали, усыпила свою подопечную. Мне предстоял непростой разговор с Вечностью. Непростой и очень личный.

Я ссадила Молчуна на сумку и нервно сжала кулаки, сосредотачиваясь, собираясь с мыслями и смиряясь с неизбежным. И, собравшись и повторив про себя все доводы, решительно пересекла комнату и взбежала по узким ступенькам на возвышение. И замерла, прижав ладони к вырезанному в стене темному кругу — провалу в небытие. Приветствую…

Провал слабо запульсировал и пошел темными кругами, словно шаловливый ребенок бросил в ночное озеро крупный камень. Я отступила в сторону, и из провала ко мне вышла женщина. Высокая, с прямой осанкой, в сером плаще с надвинутым на лицо капюшоном. И в тонких перчатках на руках, скрывающих чистые ладони. Голос Вечности. Человек без судьбы. Из тех, кто изначально отказывается от инициации, пути и судьбы. Они живут при храмах Вечности и говорят от ее имени. И они очень, очень много знают.

— Ты все же пришла.

Голос глухой, тусклый, безжизненный. Я невольно поежилась под пристальным взглядом из-под складок капюшона.

— Я не могла не прийти.

— Почему же? Ты наловчилась прятаться.

Я поморщилась:

— У меня были на то свои причины, и тебе они известны.

— От Вечности не убежишь и не спрячешься — и тебе это тоже известно.

Я криво улыбнулась:

— Не спорю… Но я пришла по другому делу.

— Слушаю, — храмовница сложила руки на груди.

— Даруйте ребенку судьбу — и жизнь, — попросила я. — Откажитесь от нее… на время. На ее время. Да, и я знаю, что ничто не появляется на пустом месте. Чтобы что-то пришло, нужно, чтобы что-то ушло. И я готова. Готова заплатить, — добавила твердо.

— Собой.

— Да.

— Зачем? Инициированные люди без судьбы долго не живут. Может, оставишь ее здесь? А что до тебя, Рейсан… Ты и так принадлежишь Вечности. И встретишься с ней и без этой жертвы. И очень скоро.

Я невольно оглянулась. Эри спала, откинувшись на спинку кресла. Оставить? Оставить ее здесь — и свою жизнь себе? Соблазн был велик, но… Отнять единственное дитя у несчастной матери? И оставить девочку на всю жизнь искалеченной проклятьем?

— Нет, — я взяла на себя ответственность за судьбу Эри — и решила за нее, — она пройдет инициацию и получит судьбу. А я… Я — хитрая тьма, и мне хватит упрямства и удачливости искателя удирать с порога Вечности… до последнего, — и, набравшись наглости, предъявила последний довод: — А если я начну этому учить?..

— Не начнешь, — храмовница склонила голову набок. — И будь по-твоему. Делай необходимое. Но следующей Снежной луны ты не увидишь — лишь приход почуешь.

— Так… мало?.. — я вздрогнула.

Один сезон — от Снежной луны до Пыльной — сто двадцать три дня. Сейчас — конец Снежной луны, а впереди — лишь Пыльная да Дождливая. И до начала следующего времени холодов мне остается… меньше лунного сезона, считающегося от Снежной до Снежной…

— Мало? — глухо переспросила храмовница. — Ошибаешься. Много. Ты давно стоишь одной ногой на пороге, а вчера тебя спасло лишь ожидание мира. И этот ребенок. Без них — как ни упрямься, как ни хитри — ты не справишься. Без помощи тебе не сбежать. Не выбраться. Ты готова?

Услышать горькую правду и решиться оказалось тяжелее, чем я предполагала. Я вздохнула, поджав губы. И умом понимала правдивость исходящих от Вечности слов, и вроде бы приготовилась… Но глупая душа в панике металась по телу, не желая его покидать и отказываться даже от того жалкого существования, которое я влачила последние лунные сезоны.

— Хочешь передумать? Позволяю.

— Нет, — быстро ответила я. — Не передумаю. Ты права. Слишком поздно. От неизбежного не уйти, а отсрочка больше измучит… Я и так слишком долго живу.

— Когда ты поняла, что время пришло?

Странно, подумала я с отстраненным удивлением, что люди Вечности не лишены некоторого любопытства… Но я всегда умела заинтересовать собой и заинтриговать.

— После Небесного храма, — я мрачно посмотрела перед собой. — Но от понимания до принятия — дорога длинная…

— Даруй ребенку силу судьбы и назови ее имя. И помни, у тебя есть только ожидание мира. Когда оно завершится, путь будет пройден. А ожидание скоротечно. Тебе недолго осталось.

— Благодарю, — хрипло пробормотала я.

— Удачи.

И с традиционным искательским прощанием храмовница протянула мне колоду карт. Приговором. Окончательным. Вот и все… И увидеть конец пути нетрудно, и Вечность не так страшна, как ее предчувствие и мимолетное ощущение…

Вестница повернулась и растворилась в провале, а я осторожно перебрала старые карты. Карты пути — последнее творение Великой, позволяющее людям без судьбы при инициации выбирать дорогу новой жизни. А проживет Эри действительно недолго… но — проживет. Без проклятья, полной жизни и сил. И магии света. Дрожащими руками я сложила один к одному пустые потертые листы и на негнущихся ногах спустилась с постамента, устало осев на последней ступеньке.

Молчун черным псом неслышно подкрался ко мне, сел рядом и положил голову на мои колени. В янтарных глазах тускло замерцала мудрая печаль. Карты, так тщательно собранные, рассыпались по пыльному полу, когда я крепко обняла своего единственного друга и спрятала лицо в густой, мягкой, пахнущей снежной сыростью шерстке. И долго сидела, дрожа и не решаясь взглянуть на него. Молчун тихо заскулил.

— Не надо… — мой голос срывался. — Не жалей меня. Я справлюсь. Ты же знаешь, я смогу. И пройду свой путь до конца… только прежде нужно найти тебе другого хозяина.

Я обняла его морду и посмотрела в грустные янтарные глаза:

— Да, и все верно. Я давно не живу, а существую, и, как бы ни хитрила, Вечность неизбежно меня настигнет… А так я успею сделать нужное дело и помочь невинному существу обрести жизнь. Детей нам иметь не дано… — я вымученно улыбнулась. — Но теперь Эри отчасти и мой ребенок. Понимаешь?..

Молчун отвел глаза, уныло вздохнул и понимающе мяукнул. Я тихо хмыкнула. Быть может, однажды я пожалею о том, чего лишилась сегодня, а пока… пусть все остается, как есть. Я снова собрала карты в колоду и, подойдя к креслу, осторожно разбудила Эри. Та недоуменно заморгала и, испуганно оглядевшись, настороженно посмотрела на меня.

— Тяни две карты, — я протянула ей колоду. — Любые.

Девочка нерешительно изучила пухлую стопку листов и вытянула одну карту сверху, а вторую — снизу. Я отложила колоду в сторону и показала своей подопечной, как расположить выбранные карты в углублениях на кресельных подлокотниках.

— Будет больно, — мягко предупредила я, прижимая ладошки Эри к потертым листам. — Потерпишь?

Она кивнула и зажмурилась. Ну, что ж… Теперь пути назад точно нет. Позади меня тихо каркнул Молчун. Благодарю за поддержку, дружище… Я собралась с мыслями и быстро пробормотала ритуальную фразу, которой меня научил приемный отец. Будучи темным, он искренне полагал, что инициировать людей без судьбы придумал Девятый, чтобы искупить свою вину перед бездетными от природы последователями. И я, говорил он, как человек мрака, тоже должна этой тайной владеть, ведь жизнь — штука непредсказуемая, и случиться может всякое. И оно случилось.

— За твою жизнь — свою жизнь, за твою судьбу — свою судьбу, и да поможет тебе Вечность обрести истинный путь, лишь для тебя предначертанный и тобою выбранный…

И предусмотрительно прижала руки Эри к подлокотникам. Тельце ребенка скрутила судорога. Девочка, хрипя от боли, пойманной пташкой забилась в невидимых путах, а из углублений вырвалось два снопа блекло-серых искр, сквозь которые проступили очертания древних рун. Терпи, малышка, осталось всего ничего… Левый от меня сноп засиял снежной белизной морозного утра. Я невольно улыбнулась. Дитя света, ты не могла не выбрать магию Первой… Правый сноп, помедлив, свернулся тугим узлом. А я не могла не передать тебе часть своего дара… И ты тоже будешь искателем, и одним из сильнейших, готова поспорить. Жаль, что я этого не увижу…

Искры погасли, оставив слабый и терпкий запах магии, а моя подопечная открыла глаза, полные невыплаканных слез. Я бережно сняла ее с кресла и крепко обняла, утешая и баюкая, а Эри, уткнувшись носом в мой живот, всхлипывала и судорожно вздрагивала. Я вздохнула и заставила себя расслабиться. Теперь можно не бояться неизвестности… Теперь… всё.

— Вот и все, солнышко, — прошептала я, присела и поцеловала девочку в макушку. — Боли больше не будет, мы скоро вернемся к маме, и… не хочешь посмотреть на свои руки?

Эри, утерев слезы рукавом платья, нерешительно подняла руки и взглянула на свои ладони. Вечность стерла с них грубые родимые пятна, начертав жизненные линии, которые складывались в два четких рисунка — в символ Первой на правой ладони и в символ искателей на левой. А с ауры сошло пятно проклятья, и, как и я обещала Таит, ее дочь ничем не отличалась от обычного ребенка. И видели отныне оба глаза, и тусклая седина превратилась в искрящееся серебро густых волос, и вернулись краски на неживую половину лица.

Я взяла Эри за плечи и осторожно подтолкнула вперед:

— Ну-ка, дружок, пройдись.

Она неуверенно сделала несколько шагов и завертела головой, изучая старый мир и заново открывая для себя новый. И учась по-новому и видеть, и слышать, и двигаться, и — жить.

— Кто я теперь?.. — обернулась ко мне.

— Светлый маг и искатель, — отозвалась я. — И совершенно новый человек с новой жизнью и с новой судьбой.

В голубых глазах мелькнул страх. И, поглоти меня Вечность, я прекрасно ее понимала, ведь однажды переживала подобное. Растерянность, неуверенность и — ужас. Безотчетный, бессильный и беспомощный страх даже не будущего, но настоящего — того, в котором ты то знаешь себя, то не узнаешь, и отчаянно боишься себя нового, и безумно боишься за себя настоящего. И страшишься не удержать новое и потерять старое, когда уже невозможно ни остаться собой прежним, ни отказаться от себя обретенного.

Я обняла Эри за плечи и посмотрела в ее глаза:

— Не смей бояться себя. Не смей, слышишь? Принимай то, что есть, и не позволяй страху изуродовать твою личность. Будь собой, гордись собой, уважай себя и никогда от себя не отказывайся, понятно?

Девочка молча кивнула.

— Учиться заново жить и узнавать себя — это не только страшно, но и страшно интересно, поверь, — добавила я мягче.

— Скажи… и с тобой тоже… такое случалось? — осторожно поинтересовалась она.

— Не совсем, — ответила уклончиво. — Но мне приходилось жалеть о том, что я не родилась кем-то другим… И приходилось учиться понимать себя и принимать, не отказываться от себя и не бояться, даже когда… — я запнулась и отвела взгляд. — Даже когда от этого зависело мое будущее, да и не только мое. Может, сейчас ты не понимаешь всего… Понимание приходит со временем. Просто запомни то, что я сказала, договорились?

— Ничего не бояться, — тихо повторила Эри и шмыгнула носом. — Я запомню…

— Смотри, — я шутливо погрозила ей пальцем. — Через пару лун приду и проверю.

Девочка неуверенно улыбнулась, а я помогла ей надеть плащ, подобрала свои вещи и, дождавшись Молчуна, подошла к высоким створчатым дверям храма Вечности и разбила зелье перехода. Мне срочно нужно отдохнуть… а с Джалем я прощусь потом. Без свидетелей. Наедине с собой и собственной памятью. Сейчас же — домой к Таит, пока я не упала в обморок посреди храма. Инициация, оказывается, отнимает столько сил…

И, признаться, я не поняла, как добралась до лежака. Единственное, что запомнила, это счастливые слезы Таит, ее сбивчивый лепет благодарности и мое ответное невнятное бормотание о срочном отдыхе и чем-то еще. И — быстрее в сон, пока…

(10)

…Я шла по узкой тропе и на ходу читала летопись эпохи Великой. Через четыре дня начнутся экзамены на звание практиканта-«хвостика», и мой наставник, зная, что я специализируюсь на эпохах Изначальности — Великой, добыл разрешение, позволяющее мне брать из хранилища любые нужные летописи. И по утрам, перед учебой, я убегала из надоевшей ступени гильдии в сад и бродила там, читая, разбирая и запоминая. Благо, в Дождливую луну находилось мало желающих составить мне компанию, и я занималась в гордом одиночестве. Только Джаль заглядывал проверить, не умерла ли я с голода, приносил перекусить и рассказывал последние сплетни.

В густых древесных кронах зашуршали первые дождевые капли. Я поспешно свернула летопись, спрятала ее в карман плаща и, присев на корточки, затаилась под раскидистой елью. По сырой, покрытой желто-коричневой травой земле приветливо застучал дождь. Я с удовольствием вдыхала пронзительно-свежий воздух, напоенный запахами прелой хвои, пряных трав и влажной древесной коры.

Пожалуй, я одна из немногих по-настоящему любила Дождливую луну, несмотря на сырость, грозы, лужи и грязь. Почему? Не знаю. Может, потому, что в умиротворенном шепоте дождя звучали голоса, рассказывающие сказки и легенды прошлых эпох. Может, потому, что бесконечные потоки воды уносили прочь страхи и сомнения, расслабляя, смывая прошлое. Или потому, что дождь сужал мир до ощущения самого себя наедине с самим собой, в теплом и ненавязчивом одиночестве, которое ни с кем не хотелось делить. А может, потому, что я родилась в сезон Дождливой луны. И с ощущениями скорого дождя во мне просыпалась небывалая жажда деятельности. Да и нужно ли искать причины для объяснения привязанности к чему-либо?..

Не боясь испачкать плащ, я сидела на сырой траве, рассеянно наблюдала за льющейся с небес водой и мечтательно улыбалась. Пара дней — и я уеду в свой первый поход… И в прошлой жизни останется ступень гильдии, давление серых стен и крошечная комнатка ученика… И только ветер за плечами и бесконечность под ногами… А в собственных силах я не сомневалась и не волновалась по поводу экзаменов. А летописи изучала для общего развития. Практика — вещь суровая, и далеко не всегда занятой наставник находит время для объяснений. И я старательно набиралась знаний — на будущее.

Дождь начал стихать, и я осторожно высунулась из-под уютного шалаша еловых веток. Промокнуть я не боялась, а вот летопись нужно вернуть в хранилище сухой и неиспорченной. На землю упали последние редкие капли, и меж тяжелых туч мелькнул первый за долгое время дождей лучик солнца. Я выползла из-под своего укрытия, решив прогуляться перед дальнейшим чтением, когда…

— Прочь с дороги, мелочь.

Я его знала. Новоиспеченный искатель Младшего поколения, чрезвычайно собой и своими достижениями гордившийся, которого либо сторонились, либо боялись. Дайрис. На редкость угрюмое и раздражительное создание, лягушкой раздувающееся от самомнения и соответственно… квакающее на все подряд. Я осторожно попятилась, уступая тропу. Искатель презрительно скривился и шагнул в мою сторону.

— Я кому сказал, прочь с дороги?

Кажется, кто-то уже прищемил ему хвост, и теперь на мне срывали злость… Я молча отступила за пределы тропы, встретила взгляд, полный отвращения, и напряглась. Я не любила склок, ссор и драк и редко позволяла себе разозлиться на кого бы то ни было. Но если этот парень не уйдет… то нарвется на неприятности.

— Трусишь, отродье мрака? — сплюнул он.

Откуда узнал?.. Я старательно прятала свою темную сущность ото всех, но… Неужели слышал наши с Джалем разговоры?.. Впредь нужно быть осторожнее.

— Нет, я прохожу мимо и никому не мешаю, — тихо ответила я. — Проходи и ты мимо, Дайрис…

— Не то что? — иронично прищурился искатель.

Я пожала плечами… и едва избежала подлого удара по ногам. И не уследила за собственной реакцией, развитой главой темных. А Хлосс справедливо считал, что мы должны уметь постоять за себя — без помощи одной силы, так с помощью другой. И я прошла суровую школу, как улыбчиво говорил глава, мордобоя. И не только. Парень сначала получил по носу, а после оказался лежащим на земле.

— Дернешься — умрешь, — мягко предупредила я, взяв в захват его шею.

— Рейсан!..

По тропе несся Джаль. Я поморщилась. Как он не вовремя, появился бы мгновением позже — ничего бы не узнал…

— Отпусти его!.. — друг с трудом перевел дух. — Отпусти, Рейсан!

— Он первым начал, — я сильнее сдавила шею, и Дайрис, конвульсивно дернувшись, захрипел.

— Но он не стоит того, чтобы тебя вышвырнули из гильдии! Не стоит, слышишь?..

Я неохотно позволила Джалю оттащить себя в сторону и чутко напряглась в его руках, приготовившись при необходимости вырваться. Моя жертва со стоном села, держась одной рукой за горло, а второй — за сломанный нос. Мало врезала — крови мало…

— Убью, мразь!..

— Не советую и пытаться, — отозвалась спокойно. — И никогда не связывайся с темными, если дорога жизнь.

Злой, недоуменный взгляд — и тонкая сеть тьмы, слетевшая с кончиков моих пальцев. Младший забился в кольце судорог.

— Ты что творишь, забери тебя свет?.. — Джаль, выругавшись, встряхнул меня за плечи.

— То, что научит его жизни, — пояснила я.

Дайрис, дернувшись, замер, с недоумением нащупав на своей шее темный жгут веревки.

— Да, это проклятье, — я в упор смотрела на Младшего искателя. — Посмеешь еще раз напасть на беззащитное существо только по собственной глупой прихоти — умрешь на месте от удушья, понял? Если будешь вести себя хорошо, оно рассеется само собой. А снова попадешься мне на пути — сверну не нос, а шею. Клянусь мраком.

— Дрянь!..

— Твое мнение — это только твое мнение, и не более того, — я усмехнулась и, осторожно отстранившись от Джаля, быстро пошла по тропе.

И снова пришлось потратить силу, которую я с таким трудом накопила, на глупую скотину… Хлосс был бы недоволен… но я ни о чем не жалела. Младший получил по заслугам. Верни время назад… еще бы и зубы выбила. А впрочем… Позади раздался глухой звук удара. Джаль, чтоб тебя… Ладно, все знают, что я ненормальная, а ты-то, всеобщий любимец, зачем подставляешься?.. А впрочем, да… Ничего Младший не расскажет. Не запомнит. Дождь, влажная земля, деревья повсюду…

Джаль догнал меня на полпути к ступени гильдии.

— Рейсан, я же просил, держи себя в руках! — завел он свою привычную нудную песню.

Я скривилась, потирая разбитые костяшки пальцев:

— Извини, сорвалась.

Мой спутник помолчал и после паузы тихо спросил:

— Ты не врала… насчет шеи?

— Нет.

— И… ты убивала раньше?

— Да.

— Почему?.. — он настойчиво ловил мой взгляд.

— У меня было тяжелое детство, — холодно, сухо, угрюмо. — Ты же знаешь, я же рассказывала, с чего все началось… и на этом не закончилось.

И не смогла посмотреть ему в глаза. Слишком долго я старалась скрыть от него эту сторону своей натуры и жизни… Слишком долго, чтобы он не узнал о ней.

Я ускорила шаг, обогнав Джаля и устремившись прочь. Лишь бы не видеть в его глазах отвращение… И пусть не моя вина в том, что я стала такой, какой стала, и уже не смогла быть другой. Жизнь темного непредсказуема и опасна с рождения. В раннем детстве оставаясь в одиночестве и теряя близких, волей-неволей учишься любой ценой отстаивать право на собственное существование.

— Подожди!.. — теплые руки обнимают за плечи. — Не убегай… Мне все равно, каким было твое детство, и через что тебе пришлось пройти… мне важно то, что ты есть. И оставайся такой, будь собой и не прячь себя. Не надо…

Несмелая улыбка и лучистый свет в серых глазах — и к моему горлу подкатил соленый комок горячих слез. Только рядом с Джалем я научилась понимать, принимать и ценить себя такой, какой стала, и чувствовать себя полноценной и нужной. Только рядом с ним я смогла наконец примириться с собой и обрести себя. И любила его больше жизни…

* * *

Эх, Джаль… Встав с постели, я зябко закуталась в одеяло и подошла к окну. С темного неба на меня лениво смотрела ярко-желтая, окруженная невесомой сетью пламенеющих колец, Пыльная луна.

Я распахнула окно, впуская в комнату тепло говорливого, пряного ветра. Вздохнула, закрыла глаза и прижалась щекой к шершавой оконной створке. Попыталась запереть на замок ненужные мысли и чувства… и с горечью ощутила, как тоскливо завыло в своем темном углу отчаянное ощущение одиночества. Завыло голодным волком, заскребло по сердцу острыми когтями, забило облезлым хвостом по тощим бокам… Что мне стоило тебя отпустить?.. Я ведь ничего не прошу, я просто хочу, чтобы ты перестал мне сниться… И пусть остается привычка спать, обнимая… одеяло… И пусть лежит в пыли старых дорог мой вдребезги разбитый мир… Лишь бы не видеть так живо и ясно твое лицо тогда, когда тебя уже нет…

Я взобралась с ногами на подоконник, обняла колени и, убегая от воспоминаний, всем своим существом впитывала окружающий мрак. Все, что у меня было. Все, что у меня осталось. И то, что делало меня сильнее. Мы выходим из Вечности с тьмой в душе и до конца жизни обуздываем собственный мрак, чтобы однажды подняться над ним, стать сильнее его — и сильнее себя, превращая свои и чужие слабости в неисчерпаемый источник силы. Темная боль потери, тупой занозой засевшая в сердце, когда-то делавшая меня уязвимой и надломленной, давно стала частью моей силы. И нет больше слабых мест. И я хорошо себя изучила. И нашла силы жить дальше. И поднялась над собой. И перешла в Старшее поколение магов тьмы. И… сейчас легко поменяла бы все на одну его светлую и живую улыбку…

Уткнувшись лицом в колени, я вздохнула. Внутренний мрак рвал на части мою беспокойную душу, и мне стоило большого труда в очередной раз его обуздать. Да, каждый раз бороться с самой собой, чтобы выжить… и не натворить бед. Хотя, признаться, если бы нашелся повод, с радостью бы кого-нибудь убила… Но даже для практикантов вымещение бессильной злости недопустимо, что уж говорить обо мне? Не мстить миру, только не мстить миру… И направлять буйство внутренней стихии в безопасное русло.

Я криво усмехнулась. Когда я в последний раз ее усмиряла, у меня даже прорезался дар предвидения, чего давно не случалось… Я тогда здорово напугала Таит, но и, надо сказать, здорово ей помогла. В последний раз. Уходя, я сняла с себя ответственность за их с Эри судьбы. И что смогла — то сделала. И вряд ли кто-нибудь смог бы сделать для них больше.

(11)

После храма Вечности прошло два дня, и все это время я провела под одеялом, спрятавшись от всего мира. Тьма внутри, чуя конец пути, неожиданно взбесилась и шипела, пенилась, требуя вцепиться кому-нибудь в глотку и забрать с собой как можно больше жизней, назло всем… Но за глотку я взяла ее, усмиряя и успокаивая. И с трудом угомонила. И когда поняла, что готова уйти, не навредив…

— Таит, у тебя есть карты схилис?

Вопрос застал врасплох, и она вздрогнула. Я поморщилась. Ничего, все проходит… И однажды это запуганное и затравленное существо найдет в себе силы поднять голову, смело взглянуть на мир и улыбнуться ему. В первый раз — без страха. И я видела, когда и как это случится.

Удивительные сюрпризы порой преподносит сила: кажется, изучил ее вдоль и поперек, но в самый неожиданный момент она показывает иную свою сторону. Вот и теперь. Упаковывая вещи, я мельком взглянула на Таит и заметила окружающую ее вереницу полустертых призраков. То будущее, о котором ее важно предупредить? Скорее всего. Но без карт я вряд ли справлюсь, предсказания — это вотчина лунных сумерек.

— Есть, кажется, — Таит ушла в мастерскую, а я вновь занялась вещами.

Очень кстати мы встретились… Видит тьма, я бы разорилась на сборах в поход, а снова воровать не хотелось. Не хватало еще, чтобы глава местной воровской гильдии кинулся на поиски конкурента… Помимо магически вместительных сумки и поясного кармана, меня снабдили заговоренной одеждой, и я, воспользовавшись моментом, сунула под подушку деньги. Хорошая работа должна быть хорошо оплачена, да. А то, что я сделала… не в счет. Не в этот счет. Это мои старые долги, девчонок никоим образом не касающиеся.

Надев поясной карман, я заправила рубаху в штаны, одернула тунику, села на пол и обула новые сапоги. Вот и все. Пора в дорогу.

Появившаяся из мастерской Таит выглядела растерянной.

— Они не рассыпаются, — изумленно сообщила она, протягивая мне серый сверток и садясь напротив. — Прежде карты при прикосновении превращались в пыль, и для этих мне пришлось долго заговаривать ткань…

— Так ты была проклята, как и вся твоя семья, что вредило картам, — пояснила я, бережно разворачивая сверток и перемешивая старую, потертую колоду.

Карты схилис — хранители дома и семьи. Спрятанные в шкафу и, казалось бы, забытые, однажды они напомнят о себе, появившись под подушкой у главы дома, и предупредят об опасности, подскажут верный путь, ответят на вопрос, дадут совет. Но, конечно же, их нужно уметь читать, чего Таит, судя по заинтересованному взгляду, явно не умела.

— Учись, — посоветовала я, — пригодится.

И разложила карты по четырем стопкам. Белые карты — это свет и прошлое, дымчато-серые — сумерки и настоящее, черные — тьма и будущее, сизо-синие, пульсирующие — Вечность и неизведанное: то, что необязательно случится, но если случится — в корне изменит ситуацию. В центр расклада я положила серебристую карту Изначальности и пристально изучила окружающих Таит призраков. А те, столпившись за ее спиной и выглядывая из-за плеча, жестикулировали, пытаясь что-то рассказать. Я кивнула им, и карты, повинуясь жесту, перемешавшись, сложившись в причудливый узор.

— Это руна пути, — объяснила я. — Вы уедете… на материк Первой.

Таит затаила дыхание. Карты сложились в новый рисунок.

— Семья, — я едва заметно улыбнулась. — Там вы найдете семью. И ты выйдешь замуж. У тебя будут… дети. Трое. Два мальчика — сумерки. И… дочь, — я невольно запнулась, когда увидела, как на карту Изначальности легла карта тьмы.

— Что?.. — подалась вперед Таит.

— Ребенок тьмы, — тихо ответила я.

Она предсказуемо побледнела. Дитя света приносит семье счастье, любовь и радость, дитя сумерек — богатство и небывалую удачу, а дитя мрака — горе, боль и смерть. Смерть всего рода.

Я вздохнула, собираясь с мыслями. На самом деле все не так страшно. Конечно, мне этой участи избежать не удалось, и, едва родившись, я осталась одна на целом свете…

— Послушай-ка меня внимательно, — вкрадчиво начала я. — Но прежде ответь на пару вопросов. И не мне ответь, Таит. Себе. Обманывала ли я прежде, и готова ли ты поверить моим словам безоговорочно?

Она опустила глаза и еле слышно ответила:

— Д-да…

— Тогда продолжим, — я рассеянно собрала карты в колоду. — Вспомни свою семейную легенду. Твоя прапрапра была темной, но род на ней не прервался, не так ли?

Таит удивленно моргнула:

— Так…

— Да, тьма забирает в Вечность часть семьи — это необходимо, чтобы пробудить в ребенке силу. Появляясь на свет, темный впитывает растворенную вокруг силу смерти и боли… подкрепляясь. Закрепляя себя на пути магии мрака. Но если в момент рождения рядом находится сильный темный маг, нужда в чужой смерти отпадает — необходимую силу дадут. И на путь наставят без ущерба для рода. Другое дело, что рождение темного не предугадаешь, поэтому спасти его семью удается редко.

Я поколебалась, но добавила откровенным:

— А вообще это началось после эпохи Войны, вернее, после дел Девятого. Тьмы в мире нет, впитывать нам нечего, вот и… добываем сами. Иногда получается предвидеть и предсказать рождение… но очень редко. По большим всплескам силы мрака мы, конечно, находим детей… но слишком поздно.

И поздно не только для родителей, но и для ребенка, ведь окружающим проще «не замечать» появление проклятого (или избавиться от него), чем спасать того, кто губит одним своим появлением на свет… И еще и поэтому темных так унизительно мало.

Реакция Таит порадовала.

— Что мне делать? — она смотрела на меня прямо и сосредоточенно.

— Помнить. Следить. И не медлить. Она будет третьей, за двумя парнями. Как только поймешь, что ждешь ребенка, уезжай. На материке Великой доберешься до Песчаного кряжа — это самая северная область. У подножия Песчаного великана остановишься в городе и найдешь человека по имени Хлосс. Его там все знают, он — глава братства темных. Да, не удивляйся, у нас нет гильдии, зато есть братство. И доверяй Хлоссу, как доверяешь мне.

В синих глазах Таит вспыхнул понятный вопрос, и я ответила на него сходу:

— Прошли те времена, когда мы предавали незнакомых людей и друг друга… да и мы — не те, что прежде. Любому темному ты сможешь доверить и свою жизнь, и жизнь своего ребенка — нас слишком мало, и мы бережем друг друга. И после родов оставишь дочь в братстве. Не спорь со мной. Оставишь. Только темный сможет воспитать темного. И если не хочешь, чтобы твоя дочь выросла злобной и полной ненависти к миру, оставишь. Она вернется к тебе и станет твоей отрадой и опорой. Мы дорожим семьей, Таит. Многие из нас не знают, что это такое, и мы очень ею дорожим. Никто не позволит девочке забыть о тебе. Никто, — я устало посмотрела в испуганные синие глаза. — Не понимаешь?

Она отрицательно покачала головой. Я вздохнула и зябко повела плечами.

— Мир жесток, Таит, и люди изначально отвергают тех, кто от них отличается. И мы не находим себе места ни среди ремесленников, потому что мы маги, ни среди магов, потому что в нас нет силы. Иная ситуация у двуликих, имеющих второй путь — таких, как я, или у Перекрестков, которые могут выбрать из всех возможных путей любой. Я — еще и искатель, мне сильно повезло, но чистым темным приходится нелегко. И кто объяснит твоему ребенку сущность силы, если не опытный наставник, кто научит управлять внутренним мраком и докажет, что быть темным — не значит быть изгоем? Кто объяснит, что тьма — это не только боль, разрушения, ненависть и смерть, но и внутренняя сила, глубокое знание себя, умение видеть незримое и… мудрость? Кто? Ты?

— Нет…

— Вот видишь.

— Я… так и сделаю.

— Очень на это надеюсь, — встав, я оправила тунику, взяла сумку и подождала, когда Молчун займет привычное место на моем плече. — Пора прощаться.

— А Эри? — встрепенулась Таит, тоже встав. — Она…

— …поймет. Пусть спит, — добавила я, подойдя к двери. — И не забудь про гильдию Первой. Эри пора приступать к учебе.

— Я все запомню, — тихо пообещала она. — Благодарю, Рейсан. За все…

Я улыбнулась ей, прощаясь, и вышла на крыльцо, тихо затворив дверь. Если ты вмешиваешься в судьбы людей, будь готов отвечать за последствия?

Пожалуй, именно это и случилось.

(12)

Проснувшись, я долго не могла понять, где нахожусь. Перед мысленным взором стояли лица людей из прошлого, и видение было столь ярким, что я долго лежала, уткнувшись в подушку, и приводила в порядок мысли и чувства, вспоминала и прощалась. И неизвестно, сколько бы еще провалялась без дела, если бы не Молчун. Черной кошкой взобравшись на постель, он лизнул мою щеку и фыркнул в ухо. Да, пора вставать…

Откинув одеяло, я села, спустила ноги на пол и осмотрелась. Так. Понятно. Захудалый постоялый двор на одном из немногочисленных островов Восьмой. После прощания с Таит я долго не раздумывала. Вспомнила, где находится ближайшая башенка, и отправилась на поиски. И теперь имела то, что имела.

Собиралась я недолго. Умылась, оделась, сжевала второпях пирожок, перекинула через плечо сумку и флягу с чаем и пустилась в путь. Еще вчера я договорилась с одним из рыбаков о том, что он доставит меня на крошечный необитаемый островок, где находился источник силы и, судя по положению солнца, должна успеть на встречу с перевозчиком вовремя. Я неспешно пересекла рыбацкую деревушку, заглянув к булочнику и купив пирожков с рыбой. Поиски имеют свойство затягиваться.

Рыбак, дымя трубкой, уже меня ждал. Высокий, крепко сбитый, с суровым и загорелым дочерна лицом, одетый в старую серую рубаху и черные, закатанные до колен штаны, он сидел на носу лодки и наблюдал за поднимающимся над океаном светилом. Соленый ветер трепал его темные волосы и рвал распахнутую на широкой груди рубаху. Холодное время Снежной зимы ушло пять дней назад, и Пыльная луна уже успела напомнить людям о предстоящей жаре.

Приветливо кивнув рыбаку, я взобралась в лодку и уселась на скамью. Тот, тоже кивнув, столкнул утлое суденышко в море и взялся за весла. Я с удовольствием подставила лицо ласковым солнечным лучам и наслаждалась поездкой, пока не заметила мелькнувшую в утренней мгле громаду ярко-красной скалы. Моя цель — источник силы светлых сумерек. Почти прибыли. Я отерла с лица морские брызги, заплела волосы в косу, закатала рукава рубахи до локтей и подтянула перчатки.

Рыбак, заметив мои приготовления, понимающе кивнул:

— Что ищем?

— Клад, — неохотно отозвалась я.

Молчун, поддакивая, хрипло каркнул.

— Да бросьте, — недоверчиво прищурил карие глаза мой собеседник. — О богатствах Старших искателей легенды слагают, и на кой же вам клад?

Ступив на привычный путь, я перестала прятать нашивку, и тугой золотой узел, пришпиленный к вороту туники, гордо сверкал в рассветных лучах солнца.

— Нужен, — я небрежно заправила за ухо прядь волос.

Рыбак, попыхивая трубкой, хмыкнул:

— Спящий страж не подпускает к себе чужаков. Схоронивший на нем клад там же и остался.

— Спящий страж? — рассеянно переспросила я. — Откуда такое название?

— Разное люди сказывают, — мой спутник пожал плечами. — Говорят, будто не скала это, а спящее чудовище. В былые времена оно просыпалось, когда острову опасность грозила, и пожирало врагов, — и он хитро покосился на меня, но я и бровью не повела. — И пираты к нам потому не заглядывают. Боятся, что Страж пробудится.

А я про себя подумала, что пираты на остров не заглядывают по иной причине. Деревушка, конечно, пока не развалилась, но весьма к этому близка. И брать у ее скромных обитателей, прямо скажем, нечего. А рыба и прочая морская живность — добыча невеликая.

— А еще говорят, что зачарована скала, — продолжал рыбак, ритмично работая веслами. — В светлые сумерки зарево над ней вспыхивает, которое даже сильные штормы унимает, если близко они подходят.

Я хмыкнула. Еще бы… У людей источник силы под боком, а они не понимают серьезности положения. В пик активности, особенно суточной, источник не то что корабль потопит или шторм успокоит, он остров в пыль стереть может. Удивительно, как эти легенды еще не дошли до сумеречных. Вот кто бы и источник изучать примчался, и местных жителей об опасности предупредил, и силу к рукам прибрал. Но, впрочем, это уже не мои заботы. Хватило мне в свое время возни с источниками.

Помнится, однажды светлые предложили искателям крупный заказ, и мы с Джалем немало укромных уголков мира облазили в поисках источников света. Нашли их штук десять, чем и светлых порадовали, и денег заработали, и вплотную подобрались к получению золотого узла, и проклятые источники возненавидели. Но сейчас полученные знания и опыт помогли мне определить местоположение тех источников силы, которые притянули башенки. Схему, придуманную и разработанную вместе с Джалем, я запомнила раз и навсегда.

Мысленно прикинув расстояние, я в сомнении изучила розовато-сизое свечение, окутывающее Спящего стража. Пик суточной активности уже проходил — светлые сумерки сменялись собственно светом и днем, однако… Нет, пожалуй, людям ничего не угрожает — слабоват источник. Я вопросительно покосилась на Молчуна, и тот, подтверждая мои догадки, согласно каркнул. Я усмехнулась. Конечно, права…

— Думаете, неправда это? — неверно истолковав мою улыбку, обиделся рыбак.

— Почему же, правда, — отозвалась я. — Отчасти.

— То есть? — не понял он.

— Не чудовище ваш Страж и не зачарованная скала.

— А что ж тогда?

Пришлось объяснять.

— Стихийная сила — часть природы мира. Она всегда в нем была и всегда будет, или в больших количествах — при приходе Девяти неизвестных, или малых — при их отстуствии. Великая, распутав клубок света, тьмы и сумерек, оставила нетронутым лишь одно творение Изначальности — источники силы. Точное их количество до сих пор не установлено, и ваш Спящий страж — это один из них, источник стихийной силы светлых сумерек.

— А откуда они берутся, эти самые источники? — с подозрением спросил рыбак.

— Потоки магической силы пронизывают мир, — пояснила я рассеянно, прикрыв глаза ладонью и всматриваясь вдаль. — Они текут сквозь него, невидимые, как подземные реки, и иногда прорывают ткань мироздания. И на месте прорыва образуется источник. Нами найдено около сотни различных источников по всему миру, но их гораздо больше. Да и новые до сих пор появляются в самых неожиданных местах, а старые — исчезают, иссякая.

— А для чего они нужны? — мой собеседник не сводил с меня недоверчивого взора.

— А для чего нужны родники, реки и озера? — отозвалась я, наблюдая за приближающейся полосой земли. — Маги от них питаются. Источники помогают быстро восстановиться истощенным и иногда возвращают дар тем, кто перетрудился, выгорел и утратил способности. Но маги отслеживают их появление еще и для того, чтобы обезопасить людей от разрушительных выбросов стихийной силы.

— А… — рыбак откровенно растерялся.

— Ваш источник — слабый и безвредный, — со вздохом уточнила я.

— Еще и маг?

— Немного.

Нашивку темного я как прятала, так и продолжала прятать. И, к счастью, разговор на этом закончился — мы вплотную приблизились к одинокому островку. Днище лодки красноречиво царапнулось о подводные камни.

Разувшись и закатав штанины, я выбралась из лодки, оказавшись по колено в прохладной воде, и повернулась к рыбаку:

— Заберете на закатных сумерках, — и, протянув ему серебряную монету, с намеком заметила: — и я вам ничего об источниках не рассказывала. Не пугайте людей.

— Само собой, — не стал спорить он. — Закатные сумерки — так закатные сумерки. Не опаздывайте.

Кивнув, я побрела к берегу, с трудом удерживая равновесие. Скользкое морское дно, усеянное неровными буграми камней, к прогулкам не располагало, и я поспешила добраться до вырастающего из пенистых волн Стража. Поскользнувшись на последнем камне, я прижалась плечом к шершавой скале и вручила Молчуну свои сапоги.

— Держи. Встретимся наверху.

Ворон послушно ухватил обувь за шнуровку и поднялся в воздух, а я полезла следом. Красный камень скалы на ощупь оказался зернистым, как песок, и скользким, как лед. Я передвигалась очень медленно, долго выискивая подходящие трещины и выступы, за которые можно уцепиться, не рискуя упасть. Я неплохо разбиралась в горных породах, но не тогда, когда дело касалось источников. Стихийная сила, бьющая из-под земли, изменяла вокруг себя все, но я подозревала, что прежде скала была песчаной.

Солнце давно поднялось над океаном, когда я добралась до узкого карниза и остановилась передохнуть. Кое-как на нем угнездившись, я взялась за флягу с чаем и хмыкнула, оглядев себя с ног до головы. Светло-серые штаны, туника и рубаха после недолго подъема спереди стали ярко-красными. Сняв перчатку, я отерла лицо, размазав по щекам красную пыль. Молчун меня засмеет… да и мрак с ним.

Происхождение пыли, кстати, осталось загадкой. По идее ей неоткуда взяться со стеклянной-то скалы, но… Магия есть магия. Глотнув чаю, я задумчиво посмотрела на ревущие внизу красноватые волны и на оставшийся путь. Как всегда: издалека островок казался крошечным, а на деле подъем предстоял долгий и сложный. И, прежде чем продолжить путь, я попробовала добыть образец породы, однако нож лишь скользил по камню, не оставляя на льдисто-прозрачной, отполированной ветрами поверхности ни царапины. Но после недолгих поисков я обнаружила на козырьке крошечную трещину, откуда и добыла с боем образец, сунув его в поясной карман. Будет время — разберусь.

Нож вернулся во вшитые в поясной карман ножны, и я полезла дальше, изредка устраивая короткие передышки. И чем выше поднималась, чем жарче припекало солнце, тем сильнее меня одолевали сомнения. Что-то не так… Скала не может быть столь высокой, а я не могла за несколько жалких сезонов растерять навыки, тем более что на месте не сидела. Значит, мне мешали подняться. А так мешать может только магия.

В моей душе вспыхнул азарт. Кроме башенки я очевидно найду здесь еще кое-что… важное. Пресловутое сокровище Спящего стража? Возможно. На ближайшем же выступе я встряхнула перчатки и быстро, пока в воздухе кружила красная пыль, начертила ею знак опознания. Скала вздрогнула, гулко вздохнув, побледнела, становясь прозрачной, и я, сев боком, пытливо всмотрелась в ее сумрачные глубины. Но успела заметить лишь багряную вспышку света, когда ударной волной меня едва не смело с выступа.

Поминая тьму и ее же тратя на спасение, я прильнула спиной к единственной опоре, «приклеиваясь», схватилась вспотевшими ладонями за выступ и поджала ноги, до судорог в икрах цепляясь за скользкий камень. И начала считать про себя, дрожа вместе со скалой. На одиннадцатом счете она «замерла» и вновь стала непроницаемо-красной.

Со стоном распрямив ноги и пошевелив пальцами, я перевела дух и задумалась. Пока не разберусь, что скрывают каменные недра, и не взломаю защитное заклятье, — не окажусь на вершине и не добуду башенку. А скрывать скала могла все, что угодно: и банальное золото, спрятанное усопшим скрягой, и древний артефакт, окруженный защитной сферой собственной силы. То есть…

Я потерла руки, и кончики пальцев запульсировали от пробудившейся силы. Там, где потерпел поражение искатель, может выиграть темный маг, а проклятье Таит пошло мне на пользу. Я моргнула, и необъятный мир пойманной птицей забился в рассекающих его сетях. Ясное небо, бурное море и красная скала в одно мгновение потеряли объемность, превратившись в узкие, горизонтальные, вертикальные и диагональные, переплетающиеся друг с другом черточки. В то, что мы называем гранями мира, — в каркас и «скелет» мироздания.

Сев вполоборота и примерившись, я резким движением ладони вспорола по вертикальному шву тонкую грань скалы. И поспешно отвернулась, закрывая голову руками, когда из щели в скале со свистом вылетел пыльный ветер. Работа с предметом через грани мира стирает любые заклятья, любую защиту… даже очень старую и мощную.

Я подняла голову, бегло осмотрелась и улыбнулась. До водной черты, оказывается, шагов десять, а надо мной — руку протяни, уцепись, и ты внутри, — чернела глубокая щель, новый вход в глубины Спящего стража. И почти не осталось силы, и опять внутри пусто, и в солнечном сплетении привычно скулит голод, требуя магии, которой не откуда взять… Встав, я отряхнулась и едва успела поймать упавший сверху сапог.

— Молчун!..

Второй сапог, прицельно сброшенный на мою макушку, тоже был ловко пойман налету.

— Прекрати буянить, — я строго взглянула на ворона, — не то время и не то место.

Тот обиженно заворчал, привычно выражаясь на разных языках животного мира, не имеющих никакого отношения к птичьему облику. Сев, я неторопливо зашнуровала сапоги, достала платок и вытерла грязное лицо. Молчун обиженно засопел и хрипло кашлянул.

— Что, говоришь, случилось? — переспросила я.

Оказалось, устремившись к вершине, он, пока я в расстройстве ползала по скале, кружил вокруг сплошной стены. И, когда заподозрил неладное, не смог ни найти меня, ни мысленно со мной связаться.

— А чего ты хотел? — я спрятала платок в карман и встала. — Магия, дружок, есть магия, а мы лезем в ее сердце сразу после пика активности источника силы. Ничего удивительного.

Ворон угрюмо хрюкнул. Я насторожилась:

— Чья, говоришь? Темная? Но…

А ведь прежде я сталкивалась с хранилищами древних темных… Хлосс говорил, что многие маги, предвидев начало войны, прятали свои ценности по всему миру, чтобы они не попали в руки света или сумерек. И три таких тайника я в свое время случайно раскопала, вернув в братство темных бесценные записи времен Старшего поколения эпохи Девятого. И как же маги прошлого умели прятать и сокровища, и следы заклятий, если я, тьма Старшего поколения, не ощущала знакомую с рождения стихию… Лишь чувствительный к силе мрака Молчун ее улавливал.

Я вдохновенно улыбнулась. Наконец-то мне снова повезло!.. Прежде заниматься поисками утраченного я, увы, не могла — не было ни денег, ни времени, ни возможности. Зато были обязательства, гора заказов и вероятность вылететь из гильдии.

Конечно, после серебряного узла и Среднего поколения я могла уйти на вольные хлеба, раз в сезон принимая заказы от гильдии и «отрабатывая» учебу, но… Деньги. Деньги — это то, что крепко держало меня в гильдии искателей. Деньги и… братство. Которому нужно помогать (особенно — подрастающему поколению темных), как когда-то помогали мне. Мы — семья, и этим все сказано. И лишь однажды я позволила себе забыть о братстве, сломавшись под напором обстоятельств. Почти сломавшись.

Собравшись с мыслями, я подтянулась на руках и пролезла в проход. Льдистые темно-красные стены слабо мерцали и искрили, когда по ним скользил солнечный луч. Проход получился довольно узким, и я боком протиснулась меж двух скользких скальных стен. Молчун черным псом бежал впереди, шумно принюхиваясь и фыркая. Он твердил, что мы наткнулись на тайник темного, и я ему верила. Я могла пройти мимо загадки мрака, но Молчун — никогда. Воплощение тьмы, он чувствовал ее всегда и везде. И теперь уверенно шел по следу.

Проход вывел в просторный коридор. Оглядевшись, я завистливо вздохнула. Сильны же маги древности, ой, сильны… Крошечная скала в океане снаружи — и запутанная сеть необъятного лабиринта внутри… Я таких высот вряд ли достигну, даже если вслед за башенками найду Девятого.

Не теряя бдительности, я отправилась за Молчуном на запах тайны. Незримый и едва заметный, он беспокойно витал в воздухе и звал, неумолчно звал… вперед. И я поспешно шла вперед в кромешной тьме, но когда меня смущал мрак? В темноте я видела лучше, чем днем, с легкостью различая и зернистые крупинки скальной породы, и их цвет, и свисающие с потолка зубья сталактитов, укутанных в красно-серую паутину. И в темноте, как всегда, обострялись чувства, вплоть до душного ощущения пульсирующей тишины. Полной тишины. Ни шума моря, ни криков птиц, ни звука шагов… Только тишина и затхлый, сухой, пыльный запах древних стен и неизвестной тайны.

Коридор то сужался, то расширялся, то вел прямо, то петлял и раздваивался. И возле одной из развилок мы остановились. Молчун, виновато поджав хвост, тихо мяукнул. Не знаешь, куда идти дальше? Отовсюду одинаково веет тьмой? Оглядевшись, я присела на корточки и начертила на пыльном полу символ определения. Куда? Из центра символа разбежались золотистые искорки, исчезнув в темных глубинах всех трех проходов.

Мы с Молчуном переглянулись и одновременно поняли, что это значило. Символ определения находит верный путь только тогда, когда он ведет к скрытой тайне, но точно такой же тайной он считал ловушки. И один проход приведет к искомому, а остальные — к смерти. И, если я разбираюсь в повадках древних темных, к смерти медленной и мучительной.

Пес, покрутившись на развилке, вопросительно фыркнул. Я потерла подбородок, внимательно изучила каждый из проходов и покачала головой:

— Не пойдет. Короткий путь ищет то, что находится поблизости, а опознание уже один раз сорвалось. Можно, конечно, попробовать, мерцающий след, он через любую ловушку проскочит… Но не через эту.

Молчун склонил голову набок и повел острыми ушами. Я задумчиво усмехнулась:

— Почему, почему… Потому что. Маги древности неплохо знали искательские уловки и умели прятать свое добро наверняка. К тому же, это, — я неопределенно кивнула на один из проходов, — очевидно спрятали не для того, чтобы его нашел абы кто.

Пес насмешливо крякнул.

— Действительно, — я встала, — когда нас это останавливало?

Что ж. Как говорил один мой наставник, когда бессильны заклинания, начинай думать. Если искатель носит голову на плечах для красоты и для того, чтобы извлекать из памяти заклятья, ему нечего делать ни в походах, ни в гильдии, ни в Старшем поколении. Я задумчиво заходила вдоль коридоров, а Молчун, сидя у развилки, нетерпеливо подергивал хвостом и не сводил с меня преданных глаз.

Думала я долго. Тщательно перебирала все известные легенды и размышляла, сопоставляла, рассеянно изучая извилистые трещинки, кое-где пробегающие по стенам… Ага. Кое-где? А ведь стены ровные, гладкие, отполированные, без единой царапинки… Вот оно.

— Кажется, нашла, — я подмигнула псу.

Трещинки, мелкие и неровные, теряющиеся в слабом мерцании стен, очень напоминали… знаки. Молчун вопросительно ухнул. Я встала на цыпочки и на ощупь изучила паутинку трещин. «Читать» стены я предпочитала руками. Не стоит доверять зрению, когда дело касается магии темных, обмануть его — проще простого.

— Закрепляющие символы сохранения, — я кивнула самой себе, — чтобы творение продержалось не одну эпоху после смерти создателя, чтобы не поддавалось разрушительному действию времени, чтобы не истлела магия… Сила словесного заклятья рано или поздно рассеется, а сила материального знака, въевшись в предмет да напитавшись… от источника, со временем лишь окрепнет, сберегая и себя, и сопутствующее. Так, здесь… Смерть по неосторожности.

Молчун вопросительно навострил уши, а я пояснила:

— Конечно, смерть едина, но путей к ней ведет множество. Прошедший по первому коридору попадет в ловушку и умрет по собственной неосторожности — потому что не подумал, а выбрал ближайший путь, — я провела ладонью по противоположной стене, кончиками пальцев чутко изучая трещинки: — Смерть по торопливости. И… смерть по незнанию. Хм. Невелик выбор.

Мой спутник насмешливо ухнул. Я хмыкнула:

— Какая предпочтительнее? Разумеется, по незнанию. Почему-почему… Потому что. От неосторожности не умру — я умею быть осторожной. От торопливости — тоже, в таких делах я никогда не тороплюсь… К тому же эти две смерти направлены на человеческие слабости, а вот третья — на опыт. И две первые не дают возможности уцелеть, а третья — дает. И она указывает на то, что человек, знающий тьму, пройдет, а незнающий — нет. Словом, идем по третьему коридору. Да, я уверена. Ну… дело твое. Не доверяешь мне — оставайся и жди здесь.

Молчун бросил на меня недовольный взгляд и первым нырнул в нужный проход, а я пошла следом. Внутреннее ощущение опасности озадаченно молчало. Мой верный спутник тоже не замечал ничего подозрительного. Посмотрев по сторонам, я нахмурилась. Где-то здесь притаилась опасность, не имеющая ни имени, ни облика, ни… ощущения. Ловушку замаскировали на совесть, но и это меня никогда не останавливало. Рано или поздно она найдется… И, вероятно, поздно — в последний момент, а это значит… Пес, обернувшись, согласно фыркнул. Верно, дружок. Значит, медлить нельзя и все надо делать очень быстро.

Коридор закончился тупиком. Осмотревшись, я на ощупь проверила стены. Нет, никаких знаков, кроме… Молчун, крутившийся в левом углу, предупредительно тявкнул. Я подошла к нему и провела ладонью по стене, кончиками пальцев изучая грубые символы. Так. Вертикаль — символы бытия, горизонталь — небытия, диагональ… Ага. Мое сердце учащенно забилось. Кажется, я нашла то, что считалось сгоревшим в черном пожаре битв… Вот оно — сокровище, канувшее в небытие после Войны, тайна, ключи к которой мы так и не смогли подобрать…

— Что это? — достав из сумки свиток, я быстро переписывала символы. — Это тайнопись темных, вернее, ключи к ней. Древние темные были чрезвычайно подозрительны, и важные знания записывали тайнописью. Как зачем? Чтобы светлые или сумеречные не добрались до их секретов. Конечно, были. Да и сейчас есть. Какие? Например, ни свет, ни сумерки давно не видят граней мира — растеряли знания в эпоху Войны. И хотят подобраться к этой тайне через темных, но так мы ее и раскрыли… Ага, угадал. После эпохи Войны ключи к тайнописи потерялись, и многие летописи пока бесполезны — их невозможно прочитать, не зная ключей. Да-да, именно пока.

Молчун, поразмыслив, вопросительно хрюкнул. Отвлекшись от переписывания, я бросила на него сердитый взгляд:

— Никогда. До порога Вечности буду собирать по мостовым деньги, но тайнопись искателям не продам. Конечно, они за такое все закрома выпотрошат… а потом снова их наполнят, продав ключи светлым или сумеречным. Разумеется, не скажу ни слова и отнесу знания в братство. Нет, дружище, это не искательская тайна. Никакого ожидания мира — чистейшее совпадение… Но, знаешь, в совпадения я давно не верю. Все предрешено — теми, кто прятал, теми, кто создавал тайник, теми, кто был до нас… Мы многого не знаем о силе тьмы, и я не могу объяснить, как, но… Нет, это не для искателей. Это только наше. А теперь не отвлекай меня.

Он послушно замолчал, и я продолжила быстро переписывать символы. Тайнопись темных была исключительно трудной: одно слово из пяти-семи букв заменялось десятью-двадцатью символами. И угадать верные значения слов, составив из них правильное предложение, — архисложно. Четыре эпохи темные бились над тайнописью, но даже то, что сумели разгадать, может оказаться ошибкой. Внимательно ощупав стену, я сверилась с написанным, бережно свернула листы и облила их зельем сохранности. Что бы ни случилось, вода не разъест чернила, а огонь не сожжет бумагу… И спрятала свиток в поясной карман. Все. Пора за башенкой.

Выбравшись из лабиринта знакомым путем, я отхлебнула чая и посмотрела на небо. Солнце склонялось к закатным сумеркам. В пещерах за поисками время летит незаметно, и пробыла я там дольше, чем планировала. Символ короткого пути четко указал: нужная цель — наверху, а значит…

Закрыв флягу, я закатала рукава, спустилась на знакомый выступ и бодро полезла наверх. Скоро приплывет рыбак, да и проклятье незнания вот-вот сработает, кожей чувствую… Медлить не стоит. Я невольно посмотрела вниз. Вернее, оно уже срабатывает. Скала медленно погружалась в морскую пучину. Я, рискуя, ускорилась, в считанные мгновения добравшись до вершины, над которой уже кружил Молчун. И где меня ждала вторая неожиданность.

(13)

Верхушка скалы напоминала неглубокую чашу, шагов двадцать на двадцать в длину и ширину, а искомая башенка, засыпанная пылью лежала на расстоянии вытянутой руки. А напротив меня обнаружилась пара озирающихся красно-пыльных конкурентов.

Я подтянулась, по пояс высунувшись из-за каменистой кромки, и… замерла, растерянно уставившись в одну точку. Вернее, на одно лицо. Лицо — до боли знакомое и до ужаса чужое. Как в мире могли существовать столь похожие друг на друга люди?.. Я не знала. И хотела бы знать, и боялась этого. Но высокая сутулая фигура, взъерошенные рыжие волосы, прямой нос в веснушках, большие серые… нет, серо-голубые глаза, лучащиеся светом… И шестнадцать-семнадцать лунных сезонов Джаля… И судорожно сжимается сердце, и темнеет перед глазами…

— Эй, а ну отдай!.. — искреннее возмущение в таком знакомом и чужом голосе.

И проснулось, встрепенувшись, беспокойное ощущение одиночества, а я замерла, невидяще глядя на кружащего в небе ворона. Прежде я отказывалась принимать мир, в котором уже не было Джаля… а теперь отказывалась принимать мир, в котором существовал его двойник. Он не имел никакого права быть так на него похожим!.. Никакого, побери его тьма…

Я задержала дыхание и моргнула, прогоняя наваждение. Два парня — рыжий и чернявый — с возмущенными криками прыгали по камням, пытаясь дотянуться до Молчуна. А тот с победным карканьем кружил над ними, сжимая в лапах башенку. Умница моя. Что бы я без тебя делала…

Подтянувшись на руках, я проворно вскарабкалась на вершину скалы, оправила тунику и ловко поймала прицельно сброшенный вороном артефакт. Парни сразу переключили внимание на меня. И не так уж сильно сходство, это просто злые шутки памяти сердца, марево источниковой силы и слепящее солнце…

Я настороженно посмотрела в угрюмые лица. Интересно, откуда они узнали о башенке и ее местонахождении?.. Я невольно обернулась, оценивая возможность допросить ребят. Нет, не получится, скала слишком быстро исчезает в морской пучине… Жаль. Конкуренты, с моей-то нехваткой времени, мне ни к чему. Не хватало еще гоняться за ними по всему миру, если опоздаю и упущу необходимое…

— Ты кто такая? — неприветливо спросил рыжий, первым нарушив молчание.

— А ты кто такой, чтобы спрашивать у меня, кто я такая? — я насмешливо прищурилась.

— Артефакт верни, — вмешался второй. — Мы его раньше тебя нашли!

— Неужели? — я подбросила на ладони башенку, полюбовалась игрой солнечных лучей на острых гранях и спрятала ее в поясной карман. — А я думаю иначе.

Парни, хмуро переглянувшись, пошли на меня. Невольно отступив к самому краю, я снова покосилась на море. И прыгать — высоко, и есть вероятность разбиться о подводные скалы… А не спрыгну — придется просить о помощи Молчуна, а это чревато неприятными последствиями. Ворон, доселе круживший над нами, встрепенулся и вдохновенно тявкнул. Сидеть… то есть летать!.. Сама справлюсь.

— Отдавай по-хорошему! — пригрозил темный, попытавшись незаметно сунуть руку в карман.

А что у нас там? Ножик. Таким только детвору пугать. И зелье взрыва. А вот это уже серьезно.

— Руки покажи, — из моих ладоней выскользнули два длинных черных клинка. Небольшая, но действенная обманка. На настоящие клинки, увы, силы не хватало, но на морок — вполне.

Парни снова переглянулись и послушно опустили руки. Вот и правильно… Скала завибрировала, взрываясь струйками горячего пыльного ветра, и размышлять и выяснять отношения стало некогда. Я впитала в ладони клинки, откинула с лица взъерошенные волосы и затянула узлы поясного кармана.

— Всего хорошего, ребятки, с вами приятно иметь дело, — я окинула цепким взглядом водную гладь, подметив приближающуюся рыбачью лодку. — Кстати, советую уходить, если не хотите оказаться на пороге Вечности, — и, резко оттолкнувшись, задержала дыхание и спрыгнула в море.

Спрыгнула на свой страх и риск, но мне, как обычно, повезло. Да и плох тот искатель, которому не сопутствует удача. Проплыв под водой мимо острых скальных выступов, я вынырнула и устремилась к лодке. Гребок. А что с парнями — меня не волнует… Прохладная морская вода приятно обнимает за плечи. Нисколько не волнует… Резкий порыв пронзительно-ледяного ветра взъерошивает мокрые волосы. Совершенно не волнует…

— Человек тонет!.. — рыбак, тараща глаза и тыча веслом в морскую даль, приподнялся в лодке.

Тьма на ваши головы… Я обернулась. Спящий страж уже скрылся под водой, и там, где прежде возвышалась скала, сияла в закатных сумерках одинокая рыжая макушка. А где второй?.. Я моргнула, и мир привычно съежился, потускнел и пошел плоскими трещинами. А второй… ушел. Погружение скалы вызвало водоворот, и водный вихрь стремительно утаскивал второго парня во тьму. И все. Поздно. Не вернуть. Но о мертвых позаботится Вечность, а мне следует подумать о живых. И за что он держится, борясь с топкой пучиной?..

Меня захлестнула волна, и мир вернулся в привычное объемно-яркое состояние. Я фыркнула, оглядевшись, и решение пришло само собой.

— Молчун, колпак времени!..

Ворон послушно раскинул крылья, и время замедлилось: застыли волны, замерцали в воздухе одинокие капли, замер, подняв одно весло, рыбак. А я поспешно устремилась к парню. Застывшая вода поддавалась туго, острые брызги больно царапали обнаженную кожу предплечий и раздирали тонкую ткань одежды, но медлить было нельзя. Молчуна надолго не хватит, и как бы напряжение не сожгло его дотла…

Я добралась до парня в тот момент, когда силы ворона иссякли, и он устало рухнул в руки «ожившего» рыбака. И пока медленно «размораживалось» море, пока неохотно «просыпался» ветер, пока замерла под нами водная воронка, я за шиворот выудила рыжего горе-искателя из пучины и потащила к лодке. Последние капли проклятья Таит — и черную сеть с «грузом» через плечо. Чтоб его, здоровый, совсем как… Тьма, да чтоб их обоих…

На потерявшего дар речи рыбака пришлось кричать до хрипоты. Пока он неуклюже вытаскивал из моря парня, я вскарабкалась в лодку и взяла на руки Молчуна. Ворон, моргнув, устало ухнул.

— Благодарю, дружок, буду должна, — я перевела взгляд на лодочника и снова рявкнула: — Чего вы ждете? Гребите! И как можно быстрее!

Тот послушно взялся за весла. Я устроилась на носу, стащила с себя тунику, разодрала ее на лоскуты и быстро перевязала свои в кровь изодранные руки. Заговоренные рубаха, перчатки и штаны оказались целыми и высыхали очень быстро — не зря Таит колдовала над ними целый день. Лишь там, где я привычно закатывала до локтей рукава, пестрела кровоточащая сеть глубоких порезов, но они заживут быстро, мрак не подведет.

Встав, я прищурилась, глядя вдаль. Море сходило с ума, и тугие пенистые волны вставали на дыбы, бросались в погоню. Рыбак, судя по вспотевшему лицу, греб изо всех сил. Парень же, съежившись, потерянно сидел на дне рядом со мной, уставившись в одну точку, и не подавал признаков жизни. Кем приходился ему утонувший?.. Приятелем? Другом? Братом? Кем-то близким, несомненно. Серо-голубые глаза потемнели от горькой боли, погасло скрытое солнышко, сменившись мутным мраком.

Заинтересовавшись, я внимательно присмотрелась к его ауре и на мгновение забыла обо всем на свете. Обычно прозрачную ауру пересекают цветные нити потоков силы, а у парня ее опутывала черная паутина, под которой пульсировала глубинная, скрытая — пока еще скрытая, неинициированная — тьма. И пульсировала… словно живое сердце билось. А значит… он — источник силы тьмы. Я видела довольно источников, чтобы опознать один из них и… не поверить. Не сразу поверить. Это же…

Я напряженно замерла, и парень застыл соляным столбом, не шевелясь, обхватив сведенные усталостью плечи. Люди-источники — редкое диво, древняя легенда, но источник тьмы — это что-то невероятное… Немыслимое. Невозможное. Откуда он взялся — и кто стоит за его появлением?.. Неужели?.. Он первый источник силы мрака — вообще первый в мире за долгие эпохи, ведь Девятый лишил нас не только потоков… Так неужели?..

И я не удержалась. Сжав сутулые плечи, вытягивала из него силу, пополняя внутренние ресурсы до краев, пока не заболели ладони и не запульсировали кончики пальцев. И, когда убрала руки, с бледного лица парня сбежала тень, растворилась в синеве глаз боль, прояснел взор. Моргнув, он недоуменно взглянул на меня и потерял сознание, уткнувшись носом в мои колени.

— Что это с ним? — пропыхтел рыбак.

— Устал мальчик, — спокойно ответила я, инстинктивно приглаживая жесткие рыжие вихры. — День тяжелый.

И расслабленно улыбнулась, расправила плечи, потерла руки. Неприятная встреча, но приятная находка… И как кстати. Из морских глубин вынырнула безобразная голова с узкой вытянутой мордой, одним слепым глазом и двумя длинными усами по обеим сторонам губастой пасти. Порождение силы светлых сумерек и разрушенного источника, на наше счастье — одно из слабейших. Создание, взмахнув внушительными крыльями, шумно поднялось в воздух, явив грязно-серое чешуйчатое тело, длинный, раздваивавшийся на конце хвост и короткие перепончатые лапы.

— Это… что?.. — рыбак от страха забыл, как грести. В карих глазах застыл ужас.

(14)

— Это… что?.. — рыбак от страха забыл, как грести. В карих глазах застыл ужас.

— Чешуйчатый летун, — отозвалась я, встав и опасно балансируя на узком, ныряющем в море лодочном носу, — одно из древнейших и ныне вымерших созданий светлых сумерек, существо эпохи Изначальности. Кстати, за всю историю исследований нами найдены останки только одного летуна, по которым искатели с трудом смогли восстановить его предполагаемый внешний вид. С ошибками, правда, — не учтены усы, цвет чешуи и…

— Сделайте с ним что-нибудь!.. — прервав меня, в панике заорал рыбак. — В Вечность ваши исследования, оно же нас сожрет!.. Вы же маг!..

Существо, неуверенно покружив на одном месте, медленно полетело в нашу сторону. Я села и поморщилась:

— Не говорите глупостей, если ничего не смыслите в магах, — и назидательно добавила: — Летуны совершенно безвредны. Во-первых, потому что слепы, во-вторых — потому что травоядны, а в-третьих, они трусливы.

— Откуда вам знать?!

— А кто из нас двоих искатель — вы или я? И крики привлекают его внимание, кстати. Закройте рот и гребите к берегу. Спокойнее, лодку не опрокиньте.

Рыбак послушно замолчал, однако дрожь в руках сдержать не смог — его колотило от страха. И, как назло, мой рыжий спасенный очнулся и при виде низко пролетавшего существа дико заголосил. Я устало вздохнула и закатила глаза. Молчун, сидевший на бортике, фыркнул и насмешливо хохотнул. Чешуйчатый летун, испугавшись вопля, нервно дернул хвостом, обдав нас брызгами и перевернув лодку, и проворно скрылся за облаками. Благо, нам до берега — рукой подать…

Выбравшись на песок, я посмотрела на небо и разочарованно сплюнула:

— Ну вот, спугнули!.. А я не успела как следует его рассмотреть!

— Вы, м-маги, н-ненормальные!.. — заикаясь, пробормотал рыбак, тщетно пытаясь отыскать в кудрявых облаках летуна. — Чтоб я еще с вами связывался… Да ни в жизнь!.. — и, шатаясь и спотыкаясь, побрел в сторону деревни, забыв о лодке.

Молчун, в облике пса выбравшись из воды, встряхнулся и улегся на песок, вопросительно тявкнув. Я быстро разулась и закатала до колен штаны.

— Куда полетел? К ближайшему источнику породившей его силы. Уничтожить? Зачем? Он действительно безвреден, разве что напугать может. Да не успеет, — я, пыхтя, не без труда вытащила на берег забытую рыбаком лодку и по колено зашла в воду, подобрав весло. Второе унесло в море. — Сумеречные маги доберутся до летуна раньше, чем он — до нового источника, поверь мне.

Положив весло в лодку, я распустила мокрые волосы, поправила поясной карман и тщательно проверила содержимое его и сумки. Да, Таит — мастер своего дела… Сумка и карман, несмотря на ползанье по скалам, ныряние и плавание, остались сухими и целыми, да и сидели на мне, как пришитые, не мешаясь и не теряясь. Дар за дар.

Улыбнувшись, я перетянула окровавленные повязки, подобрала мокрые сапоги и неспешно побрела к деревне. Сначала — ужин и постель, а завтра — новый поиск, любимая старая дорога и привычная, знакомая цель… Я нарочно не смотрела на парня, намереваясь удрать от соблазна… допросить и «подпитаться». Но, боюсь, убью случайно… от злости, настойчивости или жадности. Неинициированным он слишком слаб, так что руки в ноги и… Я с удовольствием потянулась, чувствуя себя свободной, живой и почти счастливой. Почти…

Молчун зарычал, привлекая внимание. Вздохнув, я обернулась. Мое рыжее «почти» сидело на берегу, обхватив руками колени и молча глядя перед собой. Заходящее солнце уплывало по золотисто-красной морской тропе за горизонт, пенистый прибой лениво перебирал мокрый песок, теплый соленый ветер ласково обнимал за плечи, из деревни доносились смех и запахи жареной рыбы… И на этом фоне спасенный парень выглядел таким одиноким… Уставший, взъерошенный, исцарапанный, в разодранной и испачканной кровью одежде, чужой… и родной. И отчего-то стыдно бросать его здесь одного, и больно смотреть в полные отчаяния глаза…

Мой спутник снова зарычал, улегся у ног парня и положил голову на передние лапы. Помедлив, я вернулась и села рядом. И смотрела на золотисто-закатное море, а видела далекие вершины укутанных в снега гор. Парень молчал, а я вспоминала. Небесный храм — и одиночество, бескрайнее и безбрежное, как небо над головой, глубокое и темное, как пропасть под ногами… и стремительно остывающее чужое тепло в твоей ладони. И вспомнила то мгновение в мельчайших подробностях, будто все случилось вчера, до щемящей боли в сердце, словно ничего не забыто… И подбирала нужные слова, и не знала, что сказать. Как утешить? Никак. Просто должно пройти время и прийти понимание.

— Почему не я?.. — тихо, хрипло, безнадежно.

Я невольно передернула плечами. Знакомый вопрос, оставшийся без ответа… Вернее, один ответ есть — потому что. И никак иначе.

— Вечность никогда не отвечает на такие вопросы, — заметила я мягко. — И не нам решать, кому прийти, кому уйти, а кому — остаться. Так сложилось. Ничего не изменишь. Просто прими и отпусти… Однажды станет легче, — ненамного и не навсегда, но все же…

Быстрый косой взгляд с плохо скрытым любопытством и неуверенностью:

— Откуда тебе знать?..

— Мы все теряем близких людей, — я пожала плечами. — Все через это проходят и все переживают то, что сейчас переживаешь ты.

— Не все… — упрямо поджатые губы.

— Все-все, — я грустно улыбнулась. — Или ты думаешь, что раз переживающий потерю человек — не ты, ему проще и быстрее перебороть боль? И у всех момент потери проходит сам собой, а ты один — по-настоящему страдаешь и мучаешься, и только потому, что ты — это ты, а другой человек — это не ты?

Парень, нахмурившись, озадаченно молчал. Я мысленно поздравила себя с удачным началом. Задумаешься — отвлечешься — быстрее придешь в себя. И пока он обдумывал мои слова, я искоса изучала веснушчатую физиономию.

Существовал ли в мире второй Джаль? Нет, не похоже. Хотя бы потому, что в этом парне свет с лихвой заменяла тьма. Впрочем, и чистым человеком мрака он не был. Пока. Но однозначно был источником — столько силы не излучали даже маги Старшего поколения других ветвей. И столько ощущения силы не исходило даже от недавнего источника сумерек. Удивительное, невероятное явление… И живой источник, и потенциально мощный… И скрытая прежде сила сейчас, от боли и потери самоконтроля, так и хлещет через край…

Прищурившись, я отчетливо рассмотрела на его ауре пятно начальной точки пути, перечеркнутой тремя косыми чертами. Дитя Перекрестка, рожденное на распутье всех даров Великой и Девяти ее последователей. Судя по одной четкой линии, некий путь он выбрать успел… но не эта дорога приведет его к славе. И не она станет его истинным путем. Если тьма поставила на нем изначальную источниковую метку, дорога у парня только одна. И ему обязательно нужно…

— В храме Перекрестка был? — неожиданно для себя спросила я.

Мой собеседник озадаченно нахмурился.

— Ты же знаешь о том, что родился под знаком Перекрестка? — уточнила на всякий случай.

Парень неопределенно пожал плечами.

— Так знаешь или нет? — не унималась я, заметив в его унылых глазах проблеск мыслительной деятельности. Наконец-то он перестал мучить себя мыслями о чужой смерти и начал думать — неважно, о чем. Главное, не о недавнем происшествии.

— Ну… мне говорили… — отозвался неохотно.

— И наверняка сказали, что, пока не посетишь храм, будущее для тебя под замком? — я решительно развивала успех.

— Э-э-э… нет, — признался парень. — Сказали только, что нужный путь сам меня найдет… И он нашел. Я был у воров, и там мне выбрали путь…

— Чушь, — сообщила я. — Тебе срочно нужно сходить в храм Перекрестка и пройти инициацию, положенную людям с твоими способностями. Иначе до порога Вечности будешь метаться от одного пути к другому, так ничего не выбрав и ничего в жизни и не добившись. А храм подскажет верный путь за пару мгновений. Даже у людей-Перекрестков должен быть единственно верный — истинно свой — путь.

— Откуда знаешь? — прищурился он.

У меня екнуло сердце. Какой знакомый прищур…

— Я вообще многое знаю, — и пожала плечами, — путь искателя обязывает. Кстати, а зачем тебе артефакт?

Мой собеседник растерянно захлопал ресницами:

— Какой?..

— Вот этот, — башенка заискрилась в моей руке, ловя последние блики угасающего солнца.

У парня загорелись глаза. Я хмыкнула про себя и едва заметно улыбнулась. А он не так прост, каким хочет казаться… Тем лучше для него. Я кинула мимолетный взгляд на его ауру. Парень определенно знал, зачем лез на скалу. И куда только подевалась горечь от печального исхода поисков? В пронзительно голубых глазах — мысли только об артефакте. И об его изъятии из моей руки. Об изъятии — любым путем. Ну, что ж…

Поддразнивая и проверяя, я показала парню фигурку Великой, и он забыл об утонувшем приятеле окончательно и бесповоротно. Подавшись вперед, поедал глазами артефакты и строил против меня планы, один страшнее другого. И, похоже, не замечал, что я читаю его мысли, как развернутую летопись, и вижу его насквозь. Джаль был таким же…

— Почему бы тебе не отправиться в храм Перекрестка и не встать на путь искателя, раз так тянет на подвиги, приключения и находки? — небрежно спросила я, пряча башенку и фигурку Великой в поясной карман. — Зачем тебе скучное воровство?

— Сначала мне придется пройти испытание и… — парень запнулся и прикусил язык, но поздно.

— …и доказать совету Старших, что ты достоин гильдии? — закончила я. — И в доказательство принести найденные артефакты?

Мой новый знакомый покраснел до ушей и опустил голову. Ловушка с треском захлопнулась. Я усмехнулась. Попался, дружок.

— Я искатель, — напомнила любезно, — и знаю, кого и как берут в ученики. Но кое-что меня смущает. С каких пор вступительные испытания проводят вне стен гильдии и без присмотра опытного наставника?

— Кто сказ… — и парень снова осекся и опустил глаза, шепотом выругавшись и покраснев еще больше.

Я наблюдала, как краска расползается по худой шее, как играет на рыжих волосах заходящее солнце, и понимала, что сама попалась. Заглотила наживку — да, добровольно и со знанием дела — и попалась на крючок. Конечно же, за ним следили, и наверняка не обошлось без некоего искателя со шрамом…

Вновь вынув из поясного кармана башенку, я с любопытством посмотрела в загоревшиеся глаза парня. Весьма распространенная практика — за новичками, претендующими на обучение, наблюдали не обучающие наставники, а практикующие искатели Среднего или Старшего поколения. Кому как не им оценивать истинные возможности новеньких, с их-то чутьем и свежим взглядом на жизнь? Прежде я тоже принимала участие в подобных испытаниях… а мальчишка очевидно был для меня знаком: чтобы не медлила и не расслаблялась. И знаком же — для неизвестного со шрамом, чтобы он наверняка убедился в моем участии. Однако я предсказуема… иногда.

Я отвернулась и слепо уставилась на заходящее солнце. Да, неизвестный знал мою личность очень хорошо. Заставлять меня что-то делать нельзя — гордая тьма не терпит приказов. И он отошел в тень, не путаясь под ногами и не загоняя меня в жесткие рамки правил. И для проверки подсунул именно этого парня. Словно понимал — любого другого я без угрызений совести сотру в пыль, чтобы избавиться от свидетелей, но этого, так похожего на Джаля, и пальцем не трону… И память почистить не смогу — человек мрака, пусть пока не инициированный, как мой брат по магии крови неприкосновенен.

Солнце тонуло в океане, прощаясь с миром до рассветных сумерек. Я рассеянно прислушивалась к шелесту прибоя и размышляла о том, кто еще знал моей принадлежности к братству темных — и о темной половине моей сущности. Однажды, уже после случая с Дайрисом, я раскрылась при всех… но «все» видели лишь крошечную часть умений. И с тех пор обходили меня стороной, не зная — боясь — моих скрытых способностей. И не стремились узнать меня ближе. Разве что кто-то из последней группы следил исподтишка, ведь Небесный храм мы искали больше лунного сезона и провели много времени бок о бок…

Да, этого парня мне подсунули неслучайно. Все взвешенно, просчитано и предусмотрено… в моем стиле. Кто-то повзрослевших практикантов?.. У меня были способные и амбициозные ребята, готовые рисковать ради славы и больших денег… А самый короткий путь к ним — за спиной удачливого ведущего, который и на порог Вечности смело сунется, лишь бы раскопать бесценное сокровище. К Небесному храму отправилось десять человек, и кто же оказался таким умным и наблюдательным, чьи возможности я не заметила, захлебнувшись вдохновением поиска?..

Я обернулась, изучив сутулую фигуру с головы до пят. Мальчишка съежился под моим холодным взглядом и принялся внимательнейшим образом изучать собственное исцарапанное запястье. Что ж, парень… Здесь и попрощаемся. Я не буду расспрашивать о том, кто дал тебе наводку на артефакт, как выглядит твой наставник и как он узнал о местонахождении башни. Однажды время все расставит по своим местам, и я обязательно доживу до этого момента, а пока… Ступай с миром. И благодари судьбу за силу мрака… и за то, что ты похож на дорогого мне человека.

И все… правильно. Я умела убивать — и я убивала, я умела пытать — и я пытала, но я умела и жалеть — и я жалела. Здесь и сейчас жалела это нелепое и несчастное создание, которое может стать могущественнейшим в истории темным. А еще… я боялась.

Источники-люди, говорил Хлосс, никогда не появляются просто так, и первым источником в человеческой оболочке, по легендам, была Первая. А вторым живым источником — некто с силой туманных сумерек. И я до невольной дрожи испугалась, что сейчас из знакомых глаз на меня смотрел… Девятый. Я мечтала встретиться с легендой — всегда мечтала, но… не теперь. Пожалуй, я… не готова. И пока не поверила…

Я встала. Нет тому доказательств, да. Но нет доказательств и обратному. Лишь раз в эпоху один из Неизвестных спускался в мир с силой, а сколько раз, говорят, они приходили без нее, находя умирающего и спасая его — на время. И таились второй душой в смертном теле, не трогая личность и ничего не меняя в человеке, лишь наблюдая незаметно.

Подобрав сапоги, я сунула правую руку в карман штанов и неспешно побрела к деревне. Игриво перебирал влажные волос соленый ветер, приятно щекотал босые ступни горячий песок. Молчун, помедлив, в облике ворона вспорхнул на мое плечо. В путь, дружище, идем, дорога не любит ждать.

— Подожди!.. — громкое и разочарованное. — Куда ты?..

— По делам, — я не обернулась. — И предупреждаю: снова попадешься мне на пути и помешаешь поискам — пожалеешь, что вовремя не умер, понял?

Ответом послужило невнятное восклицание. И пусть он даже не догадывается, что угроза моя — пуста, как разбитая глиняная кружка… Но если не примет ее к сведению, узнает обо мне много нехорошего. Это сейчас я, сбитая с толку, боюсь в нем Девятого и тоскую о Джале… А если перестану? Будет ли злость и ее тьма сильнее морока внешности… и моей вины перед погибшим другом?.. Ведь я забылась в ожидании мира, подставила его… и выжила.

(15)

Я сидела на краю утеса, обняв колени, закрыв глаза и подставив лицо резким порывам влажного ветра. Вдали рассержено рокотал гром, а грозное, затянутое черными тучами небо озарялось далекими всполохами молний. Молчун, лежащий у моих ног, нервно поскуливал, жалобно косясь на меня и дергая длинным хвостом.

— Скоро пойдем, — я рассеянно почесала его за ухом. — Еще немного потерпи, ладно?

Мой спутник не выносил гроз и не понимал, почему их так любила я. Змейка красноватой молнии, расколов небо, утонула в высоких волнах, и я невольно вздрогнула, поежившись. А я любила непогоду… В сердце темной бури, где дрожала от раскатов грома земля, шипели, обнимая стену утеса, волны, слепили глаза яркие вспышки молний, я чувствовала себя… живой. Когда, казалось бы, каждый камешек сжимался от ужаса перед неукротимой стихией, когда воздух пропитывался влагой и страхом, я ощущала себя… сильной. И рожденный непогодой мрак обнимал за плечи, и я впитывала его всем своим существом, растворяясь во тьме, становясь одним целым с бурей, и смотрела на мир ее глазами, и терялась в ней, и теряла себя… И чувствовала себя… свободной.

По моим щекам покатились первые слезы начинающегося дождя. Я подняла голову и улыбнулась угрюмому небу. Разгневанный ветер рвал полы плаща и трепал волосы, к ногам подбирались пенистые волны, и я, присев на корточки, протянула к ним руки. Перчатки мгновенно промокли, и я, помедлив, сняла их, спрятав в карман. Молчун, в отличие от меня, решил не рисковать, попятившись и спрятавшись за мою спину.

— Трусишка, — усмехнулась я. — Неужели тьма так боится обыкновенной воды?

Черный пес испуганно пискнул, и его голос потонул в рокоте подступающей бури. Кивнув ему, я встала. Голубоватая молния, мелькнувшая над скалой, уютным клубком свернулась в моих ладонях, сменив цвет. Серебристо-черные искры пощекотали кончики пальцев, когда я растерла ее в руках. Молчун покачал головой и, превратившись в мышь, проворно юркнул под мой плащ.

Я тихо хмыкнула и поймала вторую молнию. Столь мощные грозы бушевали только на островах, и кто знает, когда мне в следующий раз удастся пополнить запасы силы… То, что я взяла у парня, перетекло к Молчуну — его здоровье и магия важнее. И очень вовремя случилась гроза. Да, для сотворения простенького проклятья мне требовалось с десяток молний, но не стоит упускать возможность. Дорога непредсказуема.

Рассеянно собирая молнии, я вновь вернулась в недавние закатные сумерки. И поджала дрожащие губы, вспомнив, как играло на рыжих волосах заходящее солнце. Вот уж встреча — так встреча… Впрочем, теперь, спустя время, отошло в тень удивление от поразительного сходства. Подобное редко, но встречается. Куда больше изумляла сущность человека-источника. И пугала.

Когда мы с Джалем искали источники, нам не попался ни один источник тьмы. Ни один. В мире не было ни капли мрака, и то, что я собирала для проклятий, «вырабатывали» люди. Темные эмоции, желания и поступки — гнев, боль, злость, месть, страх — все это копилось в душах, оседало липкой паутиной тьмы, а я ее чувствовала и вытягивала. И даже следующий артефакт — башенку Девятого — я нашла сегодня у источника темных сумерек, куда она притянулась за неимением источника мрака как к ветви родственной силы. И вдруг — человек… И — человек ли?..

Поймав очередную молнию, я отшатнулась от кромки утеса. Резкие порывы ветра норовили сбить с ног, а высокие волны — утащить в море. Буря набирала силу, и я с сожалением отказалась от увлекательного занятия. Улыбнулась грозе и, плотнее завернувшись в плащ, побрела к деревне.

Молчун одобрительно заскулил из внутреннего кармана плаща. Я согласно кивнула, поежившись. Да, холодает… Ветер резко сменил направление, из теплого и влажного став ледяным и колючим. Мой спутник, помолчав, тихо тявкнул.

— Не знаю, — прошептала в ответ. — Я не знаю, что и думать… Я не могу понять, что же он такое. Как в мире появляются люди, подобные мальчику, что за сила их создает… Если только не…

И чем больше я размышляла о незнакомом парне, тем больше он меня пугал. Если мальчишка ступит на путь мрака — а рано или поздно он на него ступит, — то… То он будет темным, имеющим под рукой мощный источник магии мрака… самого себя. И ему не придется, как нам, по крупицам собирать силу, вытягивая ее из людей, преобразовывая негативные эмоции, старые проклятья или мощные стихийные всплески. Не придется испуганно прятаться в тени, когда нет возможности постоять за себя или защитить близкого человека. Не придется бояться открытых столкновений с магами света и сумерек, как боимся мы.

Конечно, и его источник может однажды иссякнуть, как иссякали источники неживые, оставив парня один на один с жестоким миром правды… Но, с другой стороны, многие «мертвые» источники насчитывали не одну эпоху и не собирались исчезать. Да, он будет самым сильным темным из живущих ныне, встав на одну ступеньку с магами древности эпохи Девятого. Только бы дел не натворил по незнанию… Если я хоть немного разбираюсь в людях, то хлопот с ним не оберешься. И первая наша встреча — наверняка не последняя. Нутром чую.

Поскользнувшись на мокром камне, я пошатнулась на краю обрыва и остановилась, отрешаясь от размышлений. Узкая извилистая тропа, изрытая осколками камней, рваной каймой обвивала утес и уводила вниз — туда, где за острыми зубцами скал ютилась, съежившись под дождем, рыбацкая деревушка. В кромешной тьме я едва различала внизу далекий свет. Крохотное селение, отделенное от кромки моря горной грядой, пугливо взирало на буйство стихии редкими огоньками неспящих домов и манило теплом жарко натопленных очагов.

Я поколебалась, глядя то на тропу, то на селение. Гроза подобралась к острову вплотную: молнии змеились в опасной близости от кособоких крыш, от раскатов грома вздрагивала земля, а дождь, подстегиваемый порывами ветра, больно хлестал по плечам и спине. И скользкая скальная тропа, справа переходящая в обрыв, утопающая во мраке ночи, скрытая пеленой дождя… настораживала. Словно бесконечность под ногами искателя… Переждать непогоду в ближайшей пещере или принять вызов?.. Выбор невелик, а ответ очевиден.

Заправив за ухо мокрые пряди волос, я улыбнулась и, подобрав длинные полы плаща, смело запрыгала с камня на камень. И лишь ожидание мира, бесконечность под ногами и крылья за спиной… И предчувствие Вечности, бурлящее и шипящее за кромкой обрыва. И тускло мерцающая цель впереди. И привычный путь искателя. Слишком долго я пряталась от него, слишком сильно соскучилась, чтобы испугаться пары мокрых камней. Да и глупо бояться того, что неизбежно.

Пора становиться прежней… хотя бы до следующего сезона Снежной луны. Чтобы успеть сделать то, зачем я родилась. Вернее, доделать. Только этим я всегда жила, и только это (и Джаль) примиряло меня с тем, что я собой представляю.

* * *

…Есть хотелось ужасно. Невыносимо. И естественное чувство голода усугублялось отсутствием силы. Полнейшим. И это тоже было… сродни голоду — внутренний мрак требовал того, что я ему дать не могла. Где взять то, чего нет?..

Я уныло расправила лежащую на коленях летопись. Иногда учеба спасала и помогала забыть, а иногда… нет. Пока я не достигла Младшего поколения тьмы, Хлосс не выпускал меня из стен братства и правильно делал. Но как только я научилась держать в руках и себя, и свою тьму, дар искателя вдруг встрепенулся и зацвел пышным цветом. И начал развиваться так стремительно, требуя энергии, что… Есть хотелось ужасно. И постоянно. А денег нет. И ужин… уже кончился.

Сунув летопись в сумку, я встала и пошатнулась, ухватившись за древесный ствол. Оперлась о него спиной и собралась с духом. Дойти до комнаты. Это нетрудно. Двадцать шагов по саду, пятнадцать — до крыльца, двенадцать до лестницы и наверх. И — третий этаж, и — длиннющий коридор… Немыслимое расстояние. Зря я ушла вниз, ой, зря… Легла бы сейчас спать. И заснула бы при большом везении — неспокойно, зато до завтрака. А теперь нужно где-то взять силы и заставить свой растущий организм со слишком прожорливым даром… хотя бы не упасть на полпути.

— Рейсан! — раздалось за спиной знакомое. — Вот ты где! Ночью идем в хранилище?

Тьма… Как же он не вовремя… Всегда возникал из ниоткуда и в самый неподходящий момент.

— Идем, конечно, — отозвалась я сипло и кашлянула.

Только бы не заметил… Но чтобы Джаль чего-то не заметил, особенно того, что его не касается?

— Тебе плохо? — он остановился напротив меня и наклонился. — А ну-ка посмотри на меня! Что с тобой?

Я гордо промолчала. Зато мой желудок, излишней гордостью не отличавшийся, на весь сад заявил о том, отчего нам плохо.

— Ясно, — Джаль улыбнулся. — Дар требует сил? У меня — то же самое. Постоянно есть хочу. Пошли в чайную? Угощаю.

— Не дойду, — призналась честно. Да, и быть ему должной тоже не хочется.

Слишком далеко, до спальни… ближе. Городок искателей — башни учебной ступени и хранилищ да три улицы с домами наставников и чайно-кабачными заведениями — был небольшим. И до ближайшей чайной — через сад и по одной улице. Но…

— Доведу, — он отставил согнутую в локте руку. — Идем. В конце концов я тебе должен. За ту помощь в коридоре. Меня бы поймали и… И вообще, — и посмотрел на меня сочувственно.

— Надо же, меня жалеют, — пробормотала я, перебарывая гордость. Ею сыт не будешь, а на завтрашние занятия силы нужны очень. — Знаешь, ни один темный не может похвастать таким достижением… — и ухватилась за его локоть. — Обычно нас боятся и ненавидят.

— Почему? — с любопытством спросил Джаль.

— Люди всегда так делают, когда не понимают, с чем сталкиваются. А то, чем мы являемся после эпохи Войны, находится за гранью их понимания, — теперь я перебарывала уже головокружение. — Они еще помнят, какими мы были, но уже не понимают, чего от нас ждать. Поэтому и…

— И в семье к тебе так же относятся? — он отчего-то напрягся и пошел медленнее, подстраиваясь под мой улиточный шаг.

— Нет. Моя семья — это братство темных. Другой нет.

— А… где?.. — Джаль запнулся, снова посмотрел сочувственно и с торопливым интересом уточнил: — Извини, но… Это правда, что при рождении темного умирает весь род?

Искатели… Главное — удовлетворить любопытство.

— Правда, — и неожиданно для себя добавила: — Но, знаешь, мне повезло. Мы ведь помним. Близкие уходят, все и почти сразу, — а мы помним их лица. Запоминаем всех ушедших. Я помню только мать. А ребята из темных про других рассказывали — братья, сестры, дяди, тети… После нас обычно никого не остается.

Мы одолели цветущий сад и вышли на широкую улицу. Перед глазами все плыло, и одинаково серые дома наставников сливались в сплошное мутное пятно.

— Остается, — возразил Джаль. — Вы ведь остаетесь. И ты осталась. Это немало.

— К счастью, на нас всё и заканчивается — мы бездетны, — это от голода, не иначе. Какого мрака я перед ним душу выворачиваю?.. — С меня все началось, и мною же и закончится, — и решила сменить тему: — А у тебя есть семья? — ну, почти сменить…

— Была, — ответил он после долгой паузы и очень тихо. — Лихорадка. Была большая, осталось… трое.

Я зажмурилась, собирая остатки сил… и мысли. И слова. Что-то болезненно знакомое послышалось в его голосе… То, с чем боролся каждый темный.

— Ты считаешь себя виноватым? В том, что выжил?

Мой спутник промолчал, но я уже все поняла.

— Не стоит. Да, Джаль, я знаю, о чем говорю. Мы рождаемся с этой виной и всю жизнь ее перебарываем. И у нас больше причин чувствовать себя виноватыми. Ты просто оказался в другом месте. Тебе, как хорошему искателю, повезло. А мы… убиваем. А потом живем с этим до порога Вечности. И воюем. Если эту вину не одолеть, она сожрет тебя изнутри.

— И получается?.. — спросил он тихо. — Как?..

— Хлосс, мой наставник, однажды заметил: если ты пришла в мир именно с этими дарами Великой — с тьмой и искательством — значит, именно такой ты здесь и нужна. И чем убивать себя каждый день… живи. Развивай дары и приноси пользу. Доказывай, что нужна. Доказывай, что не зря случилось то, что случилось. И пойми, что не виновата. Что это… природа. Не ты, а природа явлений и силы, которая неподвластна простым смертным. И я… стараюсь.

— И у тебя получается, — скрипнула дверь, и я с облегчением поняла, что мы наконец добрались. А Джаль добавил: — И у тебя все получится. Ты сильнее многих и достигнешь больших высот… Но сначала тебя нужно накормить.

Я смущенно улыбнулась. Тогда я еще не понимала, что он не только накормит, но и заполнит собой ту внутреннюю пустоту, где прежде безраздельно властвовали тьма… и усталый образ матери. И заполнит так быстро и незаметно, что я не успею ни пикнуть, ни воспротивиться. А поняла я всё… слишком поздно. И чувствовала, что будущего у нас нет — только шаткое и недолгое настоящее в суматохе поисков, но… Не удержалась. Не смогла отказаться.

Поменяла бы я что-то в наших отношениях, если бы знала, к чему они приведут — и к чему я его приведу? Не знаю. До сих пор — не знаю… Это ведь был не только мой выбор.

Часть 2. (1)

Часть 2. Бесконечность под ногами

Прогулка по краю пропасти может

оказаться не только страшной,

но и страшно интересной.

Н.

Солнце палило нещадно. Я сидела на горячем валуне, подобрав под себя ноги, и внимательно изучала скрытую в скале дверь. Солнечные лучи скользили по грязно-серому граниту, высекая слюдяные искры на его щербатых боках. Я прикрыла глаза ладонью, изучая тонкую сеть замысловатых трещин. Нужная мне древняя скала, которую я с трудом отыскала на материке Второго среди древних гор Закатного хребта, остроконечной пирамидой уходила в голубое небо, не отбрасывая тени. Солнце, выглядывающее из-за вершин хребта, опутывало зеленую долину паутиной теней, и лишь моя скала не подчинялась законам природы.

Кивнув самой себе, я расправила клок смятого листа, на котором вперемешку со схемами чернели кособокие, второпях написанные слова.

— Одинокий в толпе седой путник, отвернувшийся от солнца, — пробормотала я, сверяясь с записями, и, встретив недоуменный взгляд Молчуна, пояснила: — Так светлый обозначил внешний вид скалы. Неплохая подсказка, верно?

Черный пес, сидящий на камне рядом со мной, тихо фыркнул и насмешливо прищурил янтарные глаза.

— Но, согласись, он очень точно описал бывшее хранилище.

Путь к последней башенке оказался непростым: сначала я ошиблась с местонахождением источника и, плутая по перевалам хребта, потеряла непозволительно много времени, а после обнаружила башенку Второго в заброшенном хранилище светлых магов. И это последнее место, где бы я искала источник закатных сумерек. И не догадалась бы сама, не повстречайся на моем пути маг-отшельник из светлых, который и поведал о странном явлении «горы-без-тени», а магия заката славилась тем, поглощала чужие тени.

Разумеется, я выведала сведения о нахождении источника и теперь сидела напротив скалы, задумчиво изучая дверь и рассеянно разглаживая мятый обрывок свитка с наспех нарисованной картой. И рассматривала, отмечая, все признаки бывшего и заброшенного хранилища светлых. И ощущала — кожей и искательским чутьем, — что башенка именно там. Внутри скалы.

Молчун, не отличавшийся терпением, спрыгнул с камня и внимательнейшим образом обнюхал и землю у подножия скалы, и трещинки двери.

— Да, я думаю, этим ли путем идти, — ответила на его молчаливый вопрос. — Мерцающий след обнаружил четыре дороги в хранилище, но остальные три нравятся мне меньше этого. Почему? Наверно, потому, что искатели не ищут легких и коротких путей. Чем длиннее путь, тем вероятнее найти то, что спрятали по пути…

Спрыгнув с валуна, я перекинула через плечо сумку и тоже подошла к скале, легко заметив среди многочисленных трещин символ Первой. Провела по нему кончиками пальцев, замыкая круг, и дверь гостеприимно провалилась в пол, открывая пыльный проход. Молчун, первым сунувшийся внутрь, громко и выразительно чихнул.

— А чего ты хотел? — я шагнула следом и внимательно осмотрелась. Дверь за моей спиной со скрипом затворилась. — Это хранилище-тайник, а не хранилище гильдии. И тайник распотрошенный и заброшенный. И со времен окончания эпохи Войны здесь, кажется, никого не было.

Не только темные в эпоху Войны создавали тайники, тем же занимались и свет с сумерками. На всякий случай, чтобы не потерять в пылу сражений древние артефакты и знания Девяти неизвестных. И, разумеется, по окончанию войны большинство сокровищ вернулось к своим владельцам, а пустые хранилища, пропитанные магией и опутанные ловушками, так и остались разбросанными по миру, порождая легенды и сбивая с толку искателей. Впрочем, на собственном опыте я не раз убеждалась, что порой тайники опустошали слишком быстро, впопыхах забывая вынести абсолютно все. Или же не считали нужным обращать внимание на огрызки свитков, например, или отколовшиеся от предметов черепки-щепки… Или на выпавшие из собственных карманов монеты.

Я присела на корточки и, достав нож, не без труда вынула из глубокой трещины в полу монету. Тщательно протерла ее подолом туники, рассеянно повертела и хмыкнула. Эпоха Восьмой, надо же… Вот она — примерная эпоха сознания тайника. Серебристо-черный восьмиугольник с выгравированным выпуклым изображением глаза… замерцал в золотистом свете магических факелов.

— Молчун, ко мне! — резко велела я.

Черный пес обернулся и удивленно хрюкнул.

— Ко мне, говорю! — я настороженно смотрела по сторонам.

Широкий, шагов двадцать в ширину коридор, потрескавшийся и покрытый пылью, тускло осветили частые факелы. Высокий потолок по-прежнему тонул во мраке, но по стенам и полу замельтешили тени. Молчун послушно подошел и сел у моих ног, выжидательно дергая хвостом.

— Факелов здесь быть не должно, — напряженно пояснила я. — Опустошая тайники, маги уничтожали все источники света, заметая следы пребывания. А если светильники оставляли, то они не горели, лишенные силы. Посмотри. Они напоминают… тьма, а… Вот это да!

Я осторожно прошла по коридору до его поворота и бегло изучила факелы. Некоторые из них создавались светлыми — предплечье и раскрытая ладонь, держащая белый сияющий круг, но остальные… Мерцающий тусклым сумраком глаз, рассыпающий золотые искры, — светлые сумерки. Темный шар, окруженный серебристым светом, — темные сумерки. И, что поразило меня больше всего, — черная паутина мрака, практически не дающая света, свисающая с кончиков пальцев, — знак тьмы…

Похоже, этим тайником в разное время пользовались маги четырех ветвей силы, причем темные тоже. Так… Я припомнила карту. Так. Четыре прохода, ведущих в сердце хранилища… Этот — первый и основной для всех, кто здесь бывал, ведь факелы стоят вперемешку?.. И, мерцая, они явно указывали на то, что вынесли из тайника не все. Или ценности уносили столь поспешно, что забыли про факелы. И, опять же, тогда вынесли не все — спешка есть спешка.

— Откуда взялось еще три хода? — я рассеянно пожала плечами. — Понятия не имею. Воры наследили, искатели побывали и побоялись ловушек основного пути, маги, прибирая к рукам чужое хранилище, протоптали свои тропы. Мало ли причин… Зачем понадобилось следить, оставляя факелы?.. Да кто же разберет этих магов древности с их странностями… Всю жизнь их изучаю, а понимать не научилась. Но одно знаю наверняка: там, где остается свет, есть то, что он должен озарить. И дело не в башенке, нет. Здесь находится что-то еще.

Покрутившись у факелов и изучив коридор, я нашла в настенной трещине обрывок ткани. Поспешно заворачивая за угол, некто зацепился полой, скорее всего, плаща за острые выступы у краев трещины… И зацепился неслучайно, не по неосторожности. Я бережно расправила находку. Молчун вопросительно поднял на меня глаза.

— Кровь, — тихо заметила я, рассмотрев лоскуток. — Ткань шерстяная, плотная, значит, дело было в Снежную луну, и насквозь пропитана кровью… Человек ранен, и он… — я прислушалась к ощущению остаточного магического тепла. — Он — светлые сумерки. Монета, вероятно, его же.

Я присела, сняла перчатку и провела рукой по полу у стены. Вздохнула и покачала головой. Нет, слишком много времени прошло, земля давно поглотила следы. Я сунула лоскуток в поясной карман к монете. Попадутся новые знаки — может, получится восстановить ход событий. Уж больно интересна ситуация.

Маги никогда не делили хранилища ни с кем. А темные были самыми недоверчивыми и за собственные секреты перегрызали глотки даже себе подобным, уничтожая опустошенные тайники — стирая их с лица мира, не оставляя даже намека на существование. И должна сложиться из ряда вон выходящая ситуация, чтобы тайник, который пользовался темный, уцелел и сохранил следы.

Дальше мы с Молчуном продвигались медленно, обшаривая каждый клочок земли и стен. Внутреннее ощущение опасности помалкивало, да и заклятья поиска, на которые я не скупилась, не находили ничего странного и опасного. Коридор, виляющий от угла к углу, был на удивление «чистым» — ни препятствий, ни ловушек, ни загадок, ни знаков. И мне это не нравилось. Я с подозрением хмурилась на факелы, но те невинно лучились четырьмя видами магии. Начиная от входа в хранилище — свет, светлые сумерки, темные сумерки, тьма и снова свет… Даже их порядок ни разу не изменился.

Башенка Второго, о которой я успела подзабыть, упала мне на голову. Я завернула за очередной угол и едва успела отшатнуться в сторону, когда башенка просвистела в опасной близости от моего лица и оказалась в пасти Молчуна. Пес, подпрыгнув, изловил ее налету и, виляя хвостом, положил добычу к моим ногам. Улыбнувшись, я потрепала его по ушам и подобрала башенку с пола. Осторожно сдула с острых граней пыль, спрятала ее в поясной карман и подняла голову, изучая любопытную картину.

Сквозь потолочные трещины просачивались потоки силы всех цветов заката. Сияющие красные, золотые, розовые и оранжевые лучи плетьми вьющегося винограда расползались по потолку, опутывая второй путь в хранилище. Некто умный, не мудрствуя лукаво, пробил землю у подножия скалы одним заклятьем, и я даже знаю, каким: трещины напоминали паутину, чей рисунок был разорван четко по центру — там, где щепотью складывались пальцы.

Мы с Молчуном переглянулись. Теперь понятно, откуда в хранилище взялась магия закатных сумерек… Сила мрака покинула мир вместе с Девятым, поэтому из тайников темных ныне бьет сила светлых сумерек — как в случае со Спящим стражем или же, как сейчас, закатных. Места, ранее пропитанные одной силой, опустев, обязательно притянут к себе другую — так гласит извечный закон круговорота магии. И я давно думала о том, что часть найденных нами источников ранее излучала тьму.

Источник пугливо поджал лучики силы, практически слившись с трещиной, когда я прошла под ним. Ну, с закатными сумерками мы испокон эпох не дружили, и боялись они нас знатно… Я отошла шагов на двадцать, прежде чем источник решился распрямить лучики, неуверенно пустив их по потолку и щербатой стене.

Я задумчиво посмотрела на закатные блики. Собственно, можно поворачивать назад, ведь последняя башенка нашлась… И оставить без разгадки тайну хранилища? Еще чего. Меня ожидание мира потом замучит. Одно из основных правил искателя гласит: нашедший тайну обязан ее разгадать и завершить ожидание мира, а оно ложится на плечи того, кто сует в вышеупомянутую тайну любопытный нос. Я свой сунула. И ожидание мира уже наверняка притаилось за моей спиной. И назад пути нет.

Мы с Молчуном пошли дальше, и по дороге меня начал смущать еще один момент. По коридору вольно гулял ветер. Не обычный подземный сквозняк, просачивающийся сквозь щели, а сильные порывы, взъерошивающие волосы и треплющие полы туники. И ветер — холодный. И чем дальше мы уходили от двери в скале, тем сильнее и холоднее он становился. Это не теплый горный ветер Пыльной луны. Это… колючий, порывистый и ледяной холод Снежной луны.

Я поежилась. По коже разбегались неприятные мурашки. Бесконечная жара Пыльной луны сделала свое дело, и я давно переоделась в короткую тунику и мягкие тонкие туфли. И, спускаясь в хранилище, привычно надела только перчатки… а следовало надеть хотя бы штаны. Кстати, и коридор наконец немного изменился. Главный и прямой, широкий и освещенный факелами, по-прежнему вел вперед, но слева я заметила трещину-проход — достаточный, чтобы пролезть, но уже без факелов. Очевидный лаз. В который без спросу нырнул мой спутник, пока я рылась в сумке.

Первым делом я быстро переоделась, сменив тунику на теплую рубаху и зашнуровав штаны. А вот переобуться не успела: только достала сапоги, как из щели-лаза истошно заголосил Молчун. Причем голосил он без единой связной мысли и так, словно увидел что-то неопасное, но чрезвычайно необычное и требующее моего присутствия.

(2)

* * *

Я поспешила к нему, сунув под мышку сапоги, пробежала шагов двадцать и оказалась в тупике. И от того, что увидела, невольно споткнулась и опустила руки. Сапоги шлепнулись на пол. Разумеется, и то, что я увидела, вернее — кто, уставился на меня во все глаза. Молчун, видимо, для полноты картины, красноречиво закукарекал.

— Опять ты, — я устало вздохнула и присела, поднимая обувь. — Какого мрака, тьма тебя побери, ты тут делаешь?

Рыжее чудо с побережья покраснело до ушей, опустило очи долу и нервно дернулось в ледяных путах. А запутался парень здорово. Не обращая внимания на его косые взгляды, я неспешно переобулась и надела теплую тунику. И лишь после этого подошла ближе, изучая ловушку, в которую попался мой недавний рыжий знакомый.

Очевидно, он пошел одним из тех путей, который я отвергла. За его спиной зиял неровный провал в стене, а сам мальчишка намертво застрял в клетке из оледенелых сталактитов и сталагмитов. Судя по запаху гари, в коридор парень попал с помощью сферы огня, а когда на его пути неожиданно выросли острые колья льда, растерялся и оказался в западне. И теперь стоял с примерзшими к сталагмитам руками, подпираемый сзади и с боков внушительными сталактитами, на чьих скользких боках плясали грязно-серые искры. Темные сумерки. Интересная магия…

— Ну? Что молчишь? — я подошла к нему вплотную и вопросительно приподняла брови. — Язык отморозил?

Крыть парню было нечем, и он решил мне нахамить:

— Хочу — и молчу! А что я тут делаю — тебя не касается! И вообще — лучше бы помогла выбраться, а потом спрашивала!

— Даже так? — я улыбнулась. — А если меня не касается то, зачем ты здесь, с какой стати я стану тебе помогать?

Мой собеседник промолчал и отвел глаза. С любопытством понаблюдав за ним, я достала из поясного кармана башенку Второго:

— За этим пришел?

Парень сглотнул.

— И опоздал, как видишь. Опять. Зря бегаешь за мной по пятам, — я покачала головой. — Не тот уровень. Шел бы ты лучше в храм Перекрестка, парень, — и выбрал свою тьму, счастливчик…

— Лучше помоги, чем жизни учить! — огрызнулся он, запнулся и еле слышно добавил: — пожалуйста…

Смотреть на него было нелегко, и я с болезненным интересом изучила щербатые стены тупика, в полной темноте видя лучше, чем при дневном свете. Представила, как парень здесь — в моем хранилище, где могут остаться тайны темных, — путается под ногами… И качнула головой:

— Нет.

— Почему?.. — напрягся, дернулся.

— Потому что.

— Это не ответ!

— Иного не жди, — я пожала плечами и повернулась, чтобы уйти.

— Пожалуйста!.. — со слезами в голосе попросил мальчишка, и у меня дрогнуло сердце.

И его глаза, как у Джаля, меняли цвет… И сейчас стали серыми-серыми, темными, как грозовое небо, готовое обрушить потоки слез на мою голову… А я ведь не каменная. К сожалению. И темная — лишь наполовину. Уйти, оставив его умирать в ледяной неизвестности?.. Из-за сталагмита на меня опять смотрел Джаль, умоляя помочь, не уходить, не оставлять, не бросать… снова.

— Зачем ты здесь? — хрипло и отрывисто спросила я, опустив взгляд.

— За артефактом, — смирившись с неизбежным, послушно он.

— Откуда о нем узнал?

— От дяди-мага.

— А он?

— Муж его сестры, моей тети, входит в совет Старших искателей.

— Зачем им башенки?

— А мне сказали? — фыркнул парень. — Дали карту и попросили найти. Сказали, что это будет вступительным испытанием для учебы у искателей.

— Врешь, ой, врешь, — покачала головой я, заметив, как по ауре парня растеклись зеленые полосы.

Молчун, старательно обнюхивающий сталактиты, утвердительно каркнул.

— Почему? — обиделось рыжее чудо, краснея.

Я насмешливо приподняла бровь:

— Станешь темным — поймешь. Мальчик, я вижу тебя насквозь. И если очень захочу, то выверну наизнанку. Зароюсь в твою память и сама узнаю нужное. И это будет очень больно — для тебя. И в твоих интересах отвечать прямо и честно.

Парень сник и шепотом помянул Вечность. У меня снова защемило сердце. Тьма его побери… Сам точно ничего не скажет, а я, пожалуй, в его память не полезу. Нет, это несложно, но потом я несколько дней буду путать свои воспоминания и чужие, страдать головой болью и мучиться кошмарами. А это неприятно и рискованно. У меня слишком мало времени, чтобы попусту им разбрасываться.

— Что за тайны ты хранишь? — негромко спросила я, а парень закусил нижнюю губу. — Что это за тайны, из-за которых ты рискуешь жизнью? Они ведь не спасут тебя. Никто за тобой не придет, никто не поможет, и ты замерзнешь здесь вместе со своими и чужими секретами. И толку тогда тебе от них?

Мальчишка порывисто отвернулся, но я заметила, как нервно дернулась его левая щека. Я задумчиво прищурилась. Непрост парень, ой, непрост… И тайны хранит определенно непростые, раз готов уйти с ними в Вечность. Если, конечно, я не решу его спасти. А я… решу. Не смогу иначе. И пусть внутри просыпается, тревожно попискивая ощущение опасности, которое прежде никогда меня не обманывало. Пусть. Справимся. Выкарабкаемся. Или сгинем. Но вместе. Зато огрызки совести не будут давить на свежие шрамы и отравлять мою недолгую жизнь.

Нахмурившись, я внимательно изучила ловушку и заметила под коркой мутного льда кляксу темного пятна, окруженную серебристой дымкой. Я подмигнула Молчуну, и тот понял меня без слов. Повертевшись у меченого сталактита, он «случайно» почесался об него боком и с визгом отпрянул в сторону, оставив на ледяном столбе клок черной шерсти. Я кивнула и одобрительно улыбнулась. И, ничего не сказав парню, развернулась и отправилась назад, в главный коридор. И, когда в мою ладонь ткнулся холодный нос пса, обменялась с ним многозначительными взглядами.

На сей раз Молчун выполнил мои указания четко и без самодеятельности. Паутинное проклятье, которое он оставил в виде клочка шерсти на одном из сталактитов, растопит лед, освободив парня из одной ловушки и заманив в другую. Мне не нужны новые неприятности, а мальчишка определенно умеет в них влипать. И сейчас моя ловушка усыпит парня, а на обратном пути я разбужу его и выведу отсюда. И наверху точно узнаю все, что меня тревожит, даже если придется ворошить память. Даже если он на мою беду окажется Девятым. Когда я чем-то интересуюсь… все, кроме желания докопаться до истины, становится несущественным.

Достав из сумки плащ и завернувшись в него, я продолжила путь, рассеянно поглядывая по сторонам, — все мои мысли опять заняло рыжее чудо. Откуда он взялся на мою голову, побери его тьма?.. Я свернула за очередной угол, бегло изучив стены и пол, и нахмурилась. Парень начинал раздражать… Надеюсь, ощущение опасности мне померещилось, а мальчишка, если очнется раньше, сам по себе денется из пещер куда-нибудь, подальше от меня.

Молчун, шедший рядом, повел ухом и насмешливо закудахтал. Я остановилась, прислушалась и обреченно вздохнула. О, Вечность… Зачем же ты встретилось на моем пути, глупое создание?.. Или тебе суждено сыграть некую роль в моей судьбе?.. Несносный парень, очухавшись, уже осторожно крался за нами.

Я возмущенно глянула на Молчуна, но пес, поджав хвост, оправдываясь, тихо заскулил. Я присела на корточки и почесала его за ухом. Сонную сеть он поставил на совесть, и поставил так, что парень ее обойти не мог. Значит… Я переглянулась с Молчуном и встала. Значит, повторим попытку и проверим одно подозрение.

— Делись, — я погладила Молчуна по спине. — Мне не хватит того, что у меня есть.

Мой спутник послушно расслабился, и по его шерсти побежали огоньки темных искр. Жадничать я не стала. Взяла силы только на заклятье, отстранилась и встала. Прищурившись, отмерила расстояние между стенами, выделила шесть связующих точек и принялась плести паутину. Искры, мельтешащие на кончиках пальцев, свивались в нити, а те заполняли проход, образуя рисунок заклятья. Несколько мгновений — и готовая паутина, мигнув, растворилась в полумраке коридора. И теоретически ее нельзя обнаружить ни одним поисковым заклятьем. Можно лишь угодить в расставленные сети и запутаться в тонких нитях. Посмотрим…

Бережно впитывая остаточные клочья паутины, я поспешила дальше. И здесь на присутствие Снежной луны указывал не только пробирающий до костей холодный ветер. Стены и потолок припорошил серебристый иней, а пол заледенел. Поскальзываясь, я держалась за стену, но темпа не сбавляла. В шаге от цели я не остановилась бы и под страхом смерти. Дорога непредсказуема, и, отвлекаясь на мелочи, очень просто… не успеть. Бесконечность легко уходит из-под ног, приводя на порог Вечности.

Очередной поворот закончился узким выступом, пропастью и рвущимся из нее ветром. Я остановилась, озираясь. Снежная луна здесь властвовала, презирая законы мироздания. Край пропасти, обрывающийся в пустоту, обрамляли сосульки, а стены покрывал толстый слой льда, мерцающий в свете заснеженных факелов. Я плотнее закуталась в плащ и отступила от скользкого края. Дальше пути не было… хотя факелы в прежнем порядке горели и на противоположной стене, там, где она сливалась с пропастью.

Подняв голову, я посмотрела на потолок и восхищенно замерла. Среди трещин раскрыл гигантские лепестки огромный цветок. Заполняя потолок, он лениво спускал редкие льдистые щупальца побегов к полу. Расположенные в пять рядов многочисленные узкие лепестки, разрисованные морозными узорами, тонкие, полупрозрачные и хрупкие, изящно обрамляли стены. А в сердцевине цветка под выпуклой коркой хрустального льда притаилось… нечто.

Рассмотреть очертания расплывчатого предмета я не смогла. Его силуэт напоминал клубок огня, дремлющего в тлеющих углях. Приглядевшись, я различила и редкие красновато-желтые тени, ложащиеся на лепестки и дрожащие под порывами ветра.

Я озадаченно потерла затекшую шею. На задворках памяти вертелось… узнавание. О подобном я или читала, или слышала, но где и от кого?.. Ледяной цветок напоминал флисс — единственное растение, цветущее только в Снежную луну, но растение редкое, встречающееся исключительно на островах Девятого. Вернее, на тех их жалких остатках, что уцелели после эпохи Войны.

Нахмурившись, я припомнила историю. Флиссы никогда не повторялись в расцветке: отдельный остров — свой уникальный цвет венчика. И на одном острове цветок, распускаясь, краснел, на втором — желтел, на третьем — синел, и от чего это зависело, никто так и не понял. Но маги в сезон Снежной луны открывали за флиссами охоту: обладая многочисленными лечебными свойствами, цветы также являлись накопителями силы. Отличное подспорье для мага: цветы удерживали силу хозяина бесконечно долго.

Справа от меня возбужденно завозился Молчун. Отвлекшись от цветка, я покосилась на своего спутника. Черный пес, встав на задние лапы, многозначительно заскребся в стену. По пещере разнесся душераздирающий скрип когтей, и сквозь глубокие царапины во льду проступило слабое мерцание тьмы. У меня вдохновенно загорелись глаза. Вот оно что! Так цветок здесь — не главное!

Подобрав длинные полы плаща, я поспешила к тайнику, когда из коридора донесся непонятный грохот. И я даже головы не успела повернуть и увидеть его причину. Потому как сначала в меня на большой скорости врезалось нечто неопознанное, а потом из-под ног резко ушла земля. И с грузом, намертво вцепившимся в мои ноги, я, нелепо взмахнув руками, рухнула в пропасть.

В ушах засвистел ветер, и из глаз брызнули слезы. В пропасти ветер уже не до костей пробирал — он обжигал. Неожиданное падение и почву из-под ног выбило, и… меня с толку сбило. И лишь громкий вой Молчуна напомнил о том, где находится он, а где — я. Зачем-то вцепившись в ворот плаща, я открыла слезящиеся глаза, но не увидела ничего, кроме беспросветной темноты.

Сердце, безумно колотясь, рвалось из груди. Кровь стучала в висках. Дышать ледяным ветром было почти невозможно. Груз, оказавшийся тем, кого я уже начала опасаться, тихо и жалобно подвывал Молчуну. И тьма вокруг пульсировала, словно живая… и казалась живой. Руку протяни — и она свернется клубком паутинных нитей в ладонях… И безотчетно, повинуясь мимолетному порыву, я протянула к ней руки. И почему-то не удивилась, почувствовав ее тепло сквозь перчатки, сквозь холод пронзительного ветра.

Стремительное падение закончилось так же неожиданно, как и началось. Ветер по-прежнему перекликался с самим собой далеко внизу, обволакивая нас и норовя утащить во мрак, но мы уже не падали — тьма крепко обхватила меня за плечи, удерживая на одном месте. Я глубоко вздохнула, успокаивая бешено колотящееся сердце и собираясь с мыслями. В каких только переделках я ни бывала прежде, и это еще не самое страшное особенно пока я жива… Рыжее же недоразумение, мертвой хваткой стиснувшее мои колени, продолжало подвывать на одной ноте.

Не удержавшись, я грубо прикрикнула на парня:

— Заткнись, идиот! Заткнись и дай мне подумать!

— О ч-ч-чем-м-м? — зубы парня выбивали ритмичную дробь, и его ощутимо колотило.

— О том, как подняться наверх, — я из последних сил старалась быть спокойной, хотя меня одолевало желание стряхнуть мальчишку в пропасть.

— А-а-а… т-т-ты смм-м-мож-ж-жешь?..

— Да, если ты помолчишь. Будь добр, закрой рот и посчитай до двадцати. А лучше до ста. И не подавай признаков жизни, пока я не скажу. Понял?

— Д-д-да…

— Вот и молодец, — одобрила я. — Тогда начинай.

— Р-р-раз…

— Про себя!

— Д-д-да…

И он послушно замолчал, а я наконец смогла сосредоточиться и изучить обстановку. Оказывается, вокруг не только тьма — здесь собраны воедино все девять стихий. И странное место напоминало мне… эпоху Изначальности, вернее, крошечный ее островок, сохраненный кем-то неведомым для истории и им же запрятанный. И куда именно мы провалились… Впрочем, об этом можно подумать потом. Прежде — выбраться: сначала из пропасти, а после — из заброшенного хранилища, к свету и теплу.

Окружающий мрак пульсировал, как живой, защищая от ледяного дыхания ветра, и прочно удерживал в своих объятиях. Осязаемо-плотный, словно стопка одеял, он дарил ощущение покоя и безопасности. И показалось, что по нему можно если не взобраться, то… взлететь. Я вдохновенно улыбнулась и пропустила сквозь пальцы нити тьмы. Случайность дала мне возможность впервые в жизни почувствовать себя сильным и полноценным магом… И я неторопливо, наслаждаясь моментом, сплетала паутину только что придуманного заклятья, когда…

— С-с-сто…

Я едва не упустила нити тьмы, в сердцах помянув Вечность. Парень пристыжено замолчал, но приятный момент испортил.

— Слушай, если тебя просят что-то делать — делай это нормально, а не так, как обычно, — проворчала я.

Ноги затекли ужасно и, отвлекая, мешали делу. Не придумав ничего лучше, я присела на рыжую макушку, пропустив мимо ушей обиженное «Эй!». Замолчав, парень в отместку еще крепче стиснул мои ноги, но больше не мешал. Я в полнейшей тишине доплела заклятье, и за моей спиной с тихим шорохом распустились тонкие паутинные крылья. Взмахнув ими пару раз и привыкнув в щекотке в лопатках, я медленно устремилась наверх. Парень, с перепуга решив, что мы опять падаем, снова заголосил.

— Да замолчи ты наконец!.. — тоскливо пробормотала я. Тьма, как же он меня утомил…

— Н-н-но…

— Если ты успокоишься, то заметишь, что мы поднимаемся, а не падаем, — сообщила я сухо.

Рыжее недоразумение замолчало. А я, невольно вспомнив падение и его причину, утвердилась в правильности недавних подозрений: на парня не действовала магия мрака. Видимо, будучи источником, он поглощал ее, не задумываясь, и впитывал любые заклятья… почти как Молчун. Я невольно опустила взгляд, но увидела только макушку и судорожно вздрагивающие плечи. Откуда же ты взялся на мою голову?.. Наверно, однажды я об этом узнаю… если не будет слишком поздно.

Я в последний раз взмахнула крыльями и замерла в паре шагов от пола, рядом с ледяным цветком. Молчун при виде нас подпрыгнул и залился радостным карканьем. Парень, вздрогнув, уткнулся носом в полы моего плаща.

— Спускайся, — терпеливо попросила я. — Только осторожно, не поскользнись снова.

— Не буду! — заупрямился мой спутник. — Там… твое чудище!

Молчун рассерженно зарычал, и парень снова вздрогнул.

— Спускайся! — я начала терять терпение. — Не то в пропасть сброшу!

— Не сбросишь!

— Почему же?

— Ты не для того меня и из моря втаскивала, и из западни! — нагло заявил он. — Ты ценишь мою жизнь! Не сбросишь!..

Каков прохвост, а…

— Прокляну, — тихо пообещала я. — И если это проклятье тебя не убьет, но мучить будет до порога Вечности, клянусь! Слезай!

Мальчишка вместо ответа только крепче сжал мои ноги. Я раздраженно зашипела. Молчун, сидящий внизу у тайника, весело дергал пушистым хвостом и заливался каркающим смехом. Зараза, нет, чтобы помочь… Так, Рейсан, спокойно, не кипятись, это вредно для твоего здоровья и опасно для окружающих…

— Я начинаю плести заклятье!

— Ты темная, а у вас нет силы! Ты не можешь колдовать!

— Да-а-а? — я зловеще улыбнулась. — И кто тебе это сказал?

— Дядя!

Ну да. Дяди-маги, конечно, много знают, но не знают они еще большего.

— А это, по-твоему, что такое? — я слегка подпихнула парня крылом.

Он молча выпучил глаза. Потеряв терпение, я взмахнула крыльями, собираясь сбросить парня вниз, когда произошло то, что нарушило все мои планы. Хрустальная сердцевина цветка неожиданно лопнула, и на меня брызнули мелкие ледяные крошки. Я инстинктивно запахнулась в крылья, закрыла голову руками… и ощутила жар, пробирающийся сквозь перчатки и обжигающий кожу. И нас затопило потоком горячего света, резкого и нестерпимо колючего. Раскаленные шипы стаей рассерженных пчел впились в руки и плечи, спускаясь к пояснице и ногам… И мир, завизжав, крутанулся, распадаясь на черные осколки.

…а по краешку сознания скользнули понимание, узнавание и навязчивое стремление подумать о чем-нибудь знакомом, вроде Песчаного великана, но…

(3)

* * *

Меня привела в себя боль. Мучительная и отвратительно реальная, она встряхнула меня за плечи, подбрасывая над землей, судорогами расходясь по всему телу. И… это было так похоже и так непохоже на обычный приступ, что я растерялась. Боль, волнами пробегающая по позвоночнику, проникающая в каждую клеточку тела… но не привычно холодная, а горячая! Не обжигающая, но… почти приятная… Тьма, да что же это… со мной и… вообще…

Перевернувшись на живот, я уткнулась лицом в снег. В снег?.. В Пыльную луну?.. Разве что высоко в горах… Волосы взъерошивал прохладно-сырой ветер, проникающий под одежду и немного притупляющий нестерпимое ощущение бесконечной боли. Надо — и немедленно! — брать себя в руки и разбираться с ней и… с собой. Я вдруг осознала, чем эта боль приятна. Ощущением наполненности. Тяжелой сытости. И с каждой болезненной судорогой это ощущение крепло.

Приподнявшись на локтях, я с трудом перевернулась на спину и попыталась собраться с мыслями. Так, как учил Хлосс… Поймать боль за хвост и отбросить в сторону. Туда, где она не будет мешать, сбивая с толку. Загнать ее в самый дальний темный угол, чтобы найти причину. И устранить и то, и другое.

Я прижала руку к груди, закусила губу, подавляя стон, и начала считать про себя. И, дойдя до трехсот, наконец отрешилась от происходящего, с изумлением осознавая то, чего не могло быть. Чего не должно быть. Меня рвали на части потоки силы мрака, и потоки внешние. Тьма была повсюду, и я дышала ею, как воздухом. И она наполняла меня, пропитывала собой и тело, и душу, и… лилась через край. Ее здесь слишком много для меня… И я — как стакан воды под мощной струей водопада, уже переполнена и вот-вот…

Я резко села, бросив считать, открыла глаза и снова зажмурилась. Перед внутренним взором рябили осколки слепящего света, но если подо мной все же захрустел снег, если лица коснулся вьюжно-холодный ветер… Значит, мне не показалось. Значит, я оказалась там, где со времен эпохи Войны никого не должно быть. Не может никого быть. Но я этот магический запрет обошла. Вернее… мы.

— Ты… как? — тихий и дрожащий голос рядом.

И — тьма, пропитавшая меня насквозь, собирающаяся внутри в горячий комок боли, сползающая на кончики пальцев вязкой паутиной…

— Уйди! — хрипло предупредила я. — Спрячься… не то убью.

— Почему? — обиженное и недоуменное.

— Потому что! — паутина, независимо от меня, срывается и разрушительным вихрем уносится в никуда.

И я едва-едва успеваю изменить ее направление. Мрак, питаемый яростью, рвется наружу, и сейчас я могу убить кого угодно… но не его. Не его — так похожего на Джаля. Даже несмотря на то, что он снова натворил.

— Я сказала, уходи!..

Слышится поспешный топот, и я до боли в суставах, до судорог в пальцах сжимаю кулаки, с трудом удерживая паутину силы. Считаем, Рейсан, и терпим… И только не вредить миру, держи себя в руках, а силу — в кулаках… Я до крови закусила губу. Не зря Девятый придумал именно такой символ — паутина, зажатая в кулаке. Только здесь и сейчас я осознала его… символичность. Держать себя и свою силу — хищную скользкую паутину — в крепком кулаке, всегда и несмотря ни на что, уберегая людей от случайных проклятий… и от самого себя. И, прежде всего, под контроль эмоции — главный источник мрака…

Я судорожно вздохнула. Пальцы онемели, и в суставах неприятно хрустнуло. Понадеявшись, что парень удрал достаточно далеко, я отшвырнула от себя заклятья. Вдохнула свежий морозный воздух, подставила разгоряченное лицо колючему ветру и выпустила в никуда новые сгустки силы.

Заклятья сплетались подсознательно и независимо от меня скользили по ладоням, замирая на кончиках пальцев, чтобы сорваться. Но ведь это не может продолжаться вечно… Сила, которую прежде я с трудом выцарапывала из зыбких граней мира и людских душ, сейчас была подобна воздуху, и с каждым вдохом она в меня вливалась, и каждым выдохом срывалась в никуда, чтобы мгновенно вернуться обратно.

Разбрасываясь заклятьями, я собралась с мыслями, притерпелась к боли и нашла выход. И невольно усмехнулась. Вообще-то подобное проделывают с детьми: после инициации ставят на ауре преграды перед силой — и чтобы она не разорвала кроху на части, и чтобы малыш, взрослея, не натворил дел по незнанию. И только после инициации — определения пути — и начального обучения в гильдии ребенка учат касаться силы, чтобы он владел ею, а не сила им. И к практике допускаются те, кто приноравливается приподнимать преграды. И Младшими становятся те, кто может оставлять преграды приподнятыми. И Средними — те, кто самостоятельно убирает половину преград. А Старшими — кто уже может жить без них, владеть и управлять окружающей силой.

Темных же, по понятным причинам, данная участь миновала. У нас переход из поколения в поколение — это постепенный рост внутренней силы мрака и умение подчинять ее себе. Опять же — чтобы не натворить дел. Скрытая внутри, лишенная внешней подпитки, сила воплощалась в эмоциях и на их пике могла опасно рвануть, материализовавшись в силу внешнюю. У меня так однажды случилось… и я едва удержалась от глупости. Зато обзавелась своим молчаливым спутником.

Кстати, а где он?..

— Молчун!

Тишина. И — тишина в мыслях, там, где мы всегда поддерживали разговор и слышали друг друга на любом расстоянии. Мне стало не по себе. Я же без него, как без рук…

— Молчун!..

Паутинное проклятье с треском взорвалось в опасной близости от меня, и я едва устояла на ногах, в отчаянии сжав кулаки. Только бы его не уничтожило тем потоком, что перебросил нас сюда… Я вернусь обратно и снова найду его… лишь бы он уцелел… И он должен, обязан, он — тьма, а тьму и светом не возьмешь: просочится сквозь него пылью и в укромном уголке соберется воедино…

Я снова взяла себя в руки. Молчун обязательно уцелеет и наверняка отправиться к Песчаному великану — в братство, о котором я так поздно вспомнила. А мое дело — внешняя сила. Знать бы еще наверняка, как ставить преграды, Вечность их побери…

Я задумалась. Внешне аура мага с преградами выглядела как стеганое одеяло. Изнанка ауры — невзрачная и тусклая, внешняя сторона — темно-серая, с вертикальными, горизонтальными и диагональными «нитями» цвета определенной стихийной силы. И, признаться, я плохо представляла, как можно «проштопать» саму себя. Другого, пожалуй, бы смогла — принцип знаю, но себя… А выхода не было.

Вздохнув, я села в сугроб, закрыла глаза и сосредоточилась. Итак. Разбить ауру на лоскуты и, отделяя их друг от друга, пропитать силой и «сшить». «Пропитка» встанет щитом против силовых потоков, и внешняя сила будет крохотными каплями просачиваться через «швы», пока я к ней не привыкну. А после можно постепенно снимать «швы», заново сращивая ауру и открывая тьме больше доступа.

Мучилась я долго. Так долго, что потеряла ощущение времени. Мучилась, сопела, кряхтела, возилась, ругалась… Но справилась, хотя и из рук вон плохо. Лоскуты получились неровными и разных размеров, «швы» — кривыми… Но и мрак с ними. Расправив плечи, я глубоко вздохнула, потянулась, разминая затекшие мышцы, встала, отряхнув плащ, и отогнала призрак боли. Дохнула на руки, осознав, как замерзла, открыла глаза и осмотрелась.

Вокруг снежным кольцом сомкнулся спящий лес. Величественные древние гиганты равнодушно смотрели свои черно-белые сны о вечной Снежной луне. Над головой раскинулось угрюмое, мглисто-серое небо, затянутое редкими и тяжелыми темными тучами. Ноги по щиколотку утопали в рыхлом грязном снегу, изрытом глубокими бороздами заклятий. И — никакого вреда лесу. Или же он пострадал выборочно?

Помедлив, я дошла до кромки леса и углубилась в чащу, проверяя собственные догадки. Раздвигая то еловые лапы, то заснеженные ветки кустарников, я заметила свисающие с них обрывки черной паутины. Да, лес оказался нетронутым. Видимо, за эпохи он насквозь пропитался силой мрака, и уничтожить его непросто… Впрочем, я и не старалась.

Собрав в хвост растрепанные волосы, я накинула капюшон и попрыгала меж деревьев, отогреваясь. Заодно и заприметила убегающую в чащу волнистую цепочку частых следов. И скривилась. Еще и с мальчишкой возиться, пока мы отсюда не выберемся… А я не уверена, что отсюда можно выбраться. Сюда и попасть-то, если верить легендам, невозможно… Но раз есть вход — должен быть и выход. И я его найду. Даже если, в обход легендам, придется пробивать «дверь» в привычный мир вручную.

Согревшись, я поправила сумку, застегнула верхние пуговицы плаща, свернула паутинные крылья, распластав их по спине, и, спрятав озябшие ладони в рукавах, пошла искать парня. И в пути, прислушиваясь к себе, блаженно улыбалась. Потрясающе… я маг! Какое счастье — владеть силой и ощущать, как она струится по телу, подобно крови, горячая и живая… И я дышала ею, и не могла надышаться, и чувствовала ее, и заранее боялась того момента, когда придется уйти и снова стать не то недочеловеком, не то недомагом… Да, мы серьезно провинились перед Девятым, если он лишил нас счастья быть собой…

Я тряхнула головой. Нет, не об этом нужно думать. А о том, куда запропастилось, удирая от моего гнева, одно несносное рыжее создание.

(4)

* * *

Парень отыскался на краю обрыва. Пробираясь через сугробы и изучая поредевший лес, я услышала в нескольких шагах от себя громкое сопение и пошла на звук. И, обойдя очередное дерево, вышла на поляну, посреди которой рваной раной чернел глубокий обрыв. Я подошла ближе и прислушалась. Сопя, парень что-то невнятно бормотал, не то ругаясь, не то молясь Вечности.

Неслышно ступая, я подошла ближе. Мальчишка же, словно ощутив мое присутствие, замолчал на полуслове, и после короткой паузы я услышала тихое и обреченное:

— Добивай уже, хватит издеваться…

Я усмехнулась:

— И ты в столь юном возрасте готов встретиться лицом к лицу с Вечностью? Не рано ли за порог собрался?

— А ты можешь предложить что-то другое? — настороженно спросил он, подняв голову.

Я подошла к краю и присела на корточки, с интересом глядя вниз. Улепетывая без оглядки и не заметив препятствия, парень не удержался на краю, ухнул вниз, съехав по пологой горке, и теперь торчал на дне оврага, по грудь увязнув в снегу. Посинел от холода, стучал зубами, но глаза смотрели упрямо.

Я улыбнулась и миролюбиво заметила:

— Да, могу предложить вытащить тебя отсюда. Если хочешь, конечно.

— Хочу! — в голубых глазах вспыхнула отчаянная мольба.

— Давай руку, — я протянула ему ладонь, и с кончиков моих пальцев сползла паутина, свиваясь туго плетью. — Давай, не бойся.

Он уцепился за протянутую «веревку», и я, наматывая ее на запястье, в два счета выволокла парня из оврага. Очутившись «на свободе», он попрыгал по поляне, разминаясь, растираясь и согреваясь, пофыркал и зачем-то протер глаза, а я терпеливо ждала, опершись спиной о дерево. И когда мальчишка наконец решился посмотреть на меня, спросила:

— Как тебя зовут, несчастье ты мое?

— Эраш, — смутился он.

— Рейсан, — я отошла от дерева, а парень попятился, едва опять не свалившись в знакомый овраг.

Я вопросительно подняла брови:

— Что еще?

— Ты это… драться… не будешь? — глаз не отводил, но смотрел настороженно, испуганно.

— А надо? — насмешливо уточнила я, с хрустом разминая пальцы.

— Ну… — он замялся.

— А надо бы, — я сурово взглянула на источник своих неприятностей. — Отшлепать, надрать уши и научить жизни, раз и сам у нее не учишься, и учить тебя некому.

— Я не хотел…

— Где-то я это уже слышала, — проворчала в ответ.

Эраш залился краской и опустил очи долу. Заметив, как он ежится на ветру, одетый лишь в промокшие рубаху и штаны, я молча открыла сумку. Нашла запасную рубаху, оценивающе посмотрела на парня и быстро вплела в ткань искательское заклятье. Вещь послушно вытянулась по размеру, посерев и уплотнившись, и я кинула ее Эрашу:

— Оденься, не то простынешь. Заклятье недолговечно, но хоть согреться успеешь. Да, выглядит неважно, но кого тебе здесь стесняться? И покажи ноги. И… постой смирно, а? Ботинки утеплю. И брось бояться, бить не буду.

— Ты… не злишься? — нервно спросил он, закутываясь в «плащ».

Недоверчивый. И правильно делает, что не верит.

— Уже нет.

— А… почему?

— Потому что.

— Но все же?..

— Нет смысла злиться на то, чего не можешь исправить, — я пожала плечами. — А я пока не могу исправить ни того, что ты — балбес, ни того, что мы находимся на Забытых островах.

— Где?.. — выдохнул Эраш.

— Где слышал.

Я повернулась и пошла обратно к лесу, а парень поспешил за мной, бормоча:

— Но ведь их не существует!..

— Кто тебе это сказал?

— Дядя. Он говорил, что острова — всего лишь легенда…

— Легенды никогда не появляются на пустом месте, — подобрав полы плаща, я углубилась в лес, привычно следуя зову ощущений. — И Забытые острова существуют, поверь мне. Скажи-ка, кстати, о чем ты подумал перед переходом?

— Ну… О том, как хорошо бы оказаться там, где меня никто не достанет и не найдет…

— Вернее, где я не достану тебя и не найду? — поправила я.

Эраш привычно покраснел.

— Понятно, — я поджала губы. — Иначе на Забытые острова и не попадешь… хотя по легенде на них вообще невозможно попасть.

Парень молчал и сопел мне в спину, очевидно ожидая объяснений. А раз уж мы оказались в одной упряжке… Я начала издалека:

— О том, что на Забытых островах прежде находилась гильдия Девятого, знаешь? Да? — и я продолжила: — Здесь и развернулась решающая битва, в которой не было ни проигравших, ни побежденных. Темные спустили на своих врагов пламя мрака, а это заклятье практически не поддается контролю и не щадит ни своих, ни чужих. В той битве уцелел лишь один человек — Кайсин, маг мрака, который после основал братство темных. Он смог вынести из хранилища гильдии некоторые летописи, а потом запер путь сюда, повинуясь воле Девятого. И на острова с тех пор не может попасть никто, они остались потерянными в пространстве и времени. Забытыми. Посмотри вокруг — последняя битва случилась в Снежную луну. Что ты видишь?

— Ее, — тихо ответил Эраш. — А…

— Я не знаю, чем было то хранилище в горах, — я проворно перепрыгнула через поваленный древесный ствол, а парень, спотыкаясь, неуклюже перебрался следом. — Но предполагаю, что скрывало оно нечто очень ценное, относящееся к довоенным эпохам, раз его создавали представители четырех ветвей силы, среди которых были и темные. И берегло сокровище зелье перехода, заключенное в цветке. А в большом — в невозможно большом — количестве зелье… сильно. И способно на невозможное. Ты подумал о неопределенном и далеком месте… И жаль, что подумал раньше меня, иначе бы мы не влипли по уши.

— Но ведь…

— Нет, у меня такого количества зелья нет, и у тебя, полагаю, тоже. А пара бутыльков — как мертвому припарка, даже пробовать не буду. У меня и пары-то нет, последняя бутылка осталась… И — да — застряли мы тут… всерьез и надолго.

— Но мы точно…

— Точно, — я без стеснения читала мысли парня: здесь, в вихре магии, это получалось само собой. — Знаешь об источниках силы?

— Конечно!

— Так вот, в мире нет ни магии тьмы, ни одного источника магии мрака, поэтому мы и не имеем силы. А источников нет, потому что вся наша сила… — я запнулась, но озвучила догадку: — находится здесь. Все потоки, которые должны наполнять мир, заперты на островах, и я не представляю, как Девятый смог провернуть такое, однако… Мрака здесь хоть отбавляй, и это еще одно доказательство того, что мы попали именно туда, куда попали. И имеем то, что имеем.

Эраш, поравнявшись со мной, зябко повел плечами и угрюмо кивнул. Мы вышли на очередную поляну, и я, вновь следуя наитию, устремилась дальше в лес, уверенно прокладывая тропу.

— И злиться теперь бессмысленно, раз не изменишь того, что случилось, — подытожила я. — Вопросы?

Мой спутник подавленно молчал, нервно кутаясь в «плащ». Его мысли напоминали вихрь беспокойных образов и бессвязных слов, и я бросила их чтение. Пусть подумает и разберется в себе, а после и поговорим. И неожиданно поняла, что не злюсь на парня еще по одной причине. Из пребывания на Забытых островах можно извлечь немало пользы, а раз я намереваюсь вопреки легендам отсюда выбраться… мне стоит не ругаться на Эраша, а горячо его благодарить. И, может, я на это решусь. Потом.

Дальше мы шли молча. Я следовала искательскому чутью, по щиколотку утопая в сугробах, рассеянно поглядывая на однообразный черно-белый лес и отворачиваясь от колючего ветра, а Эраш тихо сопел позади. И в какой-то момент, прислушиваясь к ощущениям пути, я выпустила парня из виду. А когда обернулась спросить, не замерз ли, и проверить действенность заклятий, моего спутника и след простыл.

Я нахмурилась. Куда подевался?.. Только что был рядом, а сейчас мир Забытых островов сомкнулся вокруг меня тугим кольцом спящего леса и зыбкой тишины. После битвы на островах не уцелело ни одно живое существо, и я не удивлялась отсутствию животных и птиц. И в пути лишь наши голоса да тихий скрип снега нарушали угрюмую тишину. Но я так глубоко погрузилась в ощущение силы — и ощущение себя, что… Куда опять влипла это рыжая невозможность?..

Развернувшись, я направилась обратно. И препятствий-то нет — ни оврагов, ни пропастей… Я дошла до места, где цепочка следов раздваивалась: одна тянулась прямо, а вторая терялась в кустах. Не то сбежать решил, не то по делу отлучился… Оглядевшись, я заметила поваленное дерево и, подвернув плащ, терпеливо на него присела. Подожду, но после предупрежу, чтобы говорил, куда уходит — не на прогулке в собственном саду. Здесь гремели страшные битвы, которые не оставляли живых, зато…

Из кустов раздался приглушенный вопль, и, подскочив, я бегом устремилась на крик. Опять… Несчастье малолетнее, забери его тьма… Раздвигая густые ветки, путаясь в плаще и сугробах, я смотрела себе под ноги и остановилась лишь тогда, когда на кого-то налетела. «Кто-то», оказавшийся Эрашем, издав очередной вопль, шарахнулся в сторону, споткнувшись и шлепнувшись на снег, а я оказалась лицом к лицу с…

— Стой! — я резко вскинула руку, швырнув в существо паутинным заклятьем, и закрыла собой парня.

Паутина распласталась по застывшему, покрытому снежной коркой лицу… существа. Мертвец. Драный темный плащ и всклоченные седые волосы сосульками, пустые багровые глаза и льдистые когти… в которых бесполезной тряпицей запуталась моя паутина. Порождение Снежной луны и выжившего в последней битве магов паразита, в древности называемого шушушем. Эта дрянь водилась только на островах Девятого и была практически невосприимчива к магии тьмы. И сколько их здесь осталось… А сколько мертвых тел под толстым слоем вечных снегов?.. Словом, бегом в башню гильдии, куда паразитам хода нет. Девятый заботился о своих учениках, и территория гильдии точно должна быть под защитой.

Я попятилась и едва не споткнулась о замолчавшего Эраша. Парень с перепугу прикусил язык и правильно сделал. Я быстро припомнила все, что знала о шушушах. Мелкие твари червяками прятались в земле, поджидая мертвое тело. Нападали редко, ибо были заняты… едой, но, чуя опасность, становились агрессивными и могли использовать остаточную магию тела вкупе с сезонной силой. А Эраш — маг, неинициированный, но с яркой сущностью источника, да еще и помешавший… трапезе. Слабое место одержимого шушушем — голова и глаза. И мозги. Они крайне медлительны. Пробить можно даже тьмой, если очень постараться. И я, конечно же, постараюсь.

Настроившись, я решительно сорвала с ауры преграды и шикнула на Эраша, велев ему убраться. Он послушно метнулся в кусты, а я накинула на него облако мрака. Если здесь бродит еще один шушуш, то парня не заметят, а сам он, надеюсь, ничего не испортит… и не поглотит, источник недоделанный, защиту сразу. И сосредоточилась на препятствии, которое стояло на прежнем месте, уныло покачиваясь на ветру. Сначала, пожалуй, отвлечем внимание и займем руки, чтобы паразит не начал колдовать…

Я быстро свивала паутину за паутиной, метя заклятьями в ноги, а мой противник опустил руки, проворно отбиваясь когтями. И пятился, отступал, жутко сверкая багровыми глазами. И, прицелившись, я левой рукой метнула одну паутину к его ногам, а правой — к голове, свивая заклятье жгутом. И навылет пробивая левый глаз. Один есть. А теперь…

Тело шарахнулось в сторону, врезалось в дерево и осыпалось снежным прахом, являя шушуша, и тощий, в мой шаг длиной, червяк с писком завертелся на месте, оставляя багряные следы и норовя зарыться в землю. Я присела, опустив руки, и снег вокруг него заискрил, разгораясь черным пожаром и заключая тварь в кольцо. И пока червяк, жадно приникнув к магическому пламени, впитывал его силу, я достала из сумки сферу спящего огня и прицельно швырнула ее в своего противника. И отвернулась, прячась за паутинной стеной.

Дохнуло нестерпимым жаром, и последний вой шушуша разнесся по округе, тревожа сонные деревья. На пепел, оставшийся от червяка, с густых крон посыпался снег. Удовлетворенно улыбнувшись, я устало вытерла со лба пот и наскоро подлатала ауру, оставив прикрытой малую часть преград. Я все же Старшее поколение, и к силе должна привыкнуть быстро… И, обернувшись, окликнула Эраша. Тот, помедлив, выбрался из кустов. Облака тьмы на нем, разумеется, не обнаружилось. Быстро поглощает… к сожалению или к счастью.

— Ну? Что скажешь в свое оправдание? — строго спросила я, сурово глядя на него снизу вверх.

Эраш лишь вздохнул. Крыть ему было нечем. Я качнула головой и пошла прочь с места битвы — да, туда, куда по-прежнему манило искательское чутье.

— На поводок тебя посадить, что ли? — размышляла на ходу. — Может, перестанешь лезть, куда не надо, и искать неприятности там, где они обязательно найдутся…

— Не посмеешь! — вспыхнул он.

— Проверим? — прищурилась я, оглянувшись через плечо.

— Мне что, теперь и в кусты не сходить? — неожиданно взорвался Эраш. — И каждый раз отчитываться, когда, извиняюсь, приспичит?..

— Почему же, ходить можно, — спокойно улыбнулась я. — Только предупреждай, что отлучаешься. Здесь водится много гадости, а я в следующий раз могу опоздать.

Парень пристыженно промолчал. Я приподняла бровь:

— Ничего сказать не хочешь?

Пробурчал под нос что-то нечленораздельное. Я приподняла вторую бровь.

— Благодарю, — неохотно буркнул он.

— Принимаю, — насмешливо отозвалась я. — И иди вперед. Надоело бегать за тобой по кустам.

Эраш, покраснев, вздернул подбородок и пошел вперед, нервно дергая левым плечом и злобно косясь на меня после каждого указания. И вскоре не выдержал, оглянувшись:

— Куда мы хоть идем-то?

— Не знаю, — пожала плечами я.

Парень споткнулся, остановившись, и недоверчиво переспросил:

— Как не знаешь?

— Так не знаю. В незнакомых местах я полагаюсь только на искательское чутье, и оно всегда приводит, куда нужно.

И привело. Мой спутник, пройдя сотню шагов, опять остановился, а я едва не уткнулась носом в его спину.

— Ну, что там? — и, привстав на цыпочки, попыталась выглянуть из-за его плеча.

— Видимо, то, что нужно, — едко отозвался он и посторонился.

Мы стояли на краю пропасти. Окруженная снежной каймой и подернутая ряской облаков, она дополнила ответ парня гулким эхом. Я задумчиво потерла кончик носа, а Эраш позволил себе в очередной раз меня уколоть:

— Это сюда вело пресловутое чутье искателя, да? Или ты шла, куда глаза глядят, и теперь мы заблудились?

— Искатель не может заблудиться, — с достоинством возразила я, — он просто долго размышляет над выбором верного направления и перебирает различные варианты пути.

— Правда? — он скопировал мою вредную интонацию и приподнятую бровь.

— Абсолютная, — я посторонилась, пропуская Эраша вперед. — Стоя на месте, ничего не найдешь. Поиски полезны, даже если их результат не радует.

— В чем же тогда смысл? — удивился парень, возвращаясь на тропу и снова углубляясь в лес.

— В ходе поиска, разумеется, — пояснила я. — Плох тот искатель, что ищет лишь результата. Его достижение приносит много больше.

— Что же?

— Опыт, знания, приключения… Удовольствие от ощущения тайны и постижения неизвестности.

— Может, ты и от этого… приключения удовольствие получишь? — голос парня дрогнул, и он посторонился, прижимаясь к дереву.

И я снова оказалась один на один с неприятностью. Правда, по сравнению с шушушем эта неприятность не была столь страшной и опасной. Во всяком случае, для меня как для темной. Для других — да, она смерти подобна. А для меня… очередной дар Забытых островов, неожиданный и приятный.

Эраш отступил к деревьям, видимо, ожидая, что я опять начну швыряться заклятьями и защищать его сутулую спину и неуемную задницу, но… Вместо этого я улыбнулась и шагнула навстречу бальзару. Огромный черный змей эпохи Изначальности, в чьих мудрых глазах замерла первозданная тьма, тихо зашипел, наклоняясь ко мне, зашелестел чешуйчатым телом, заключая меня в кольцо. Да, для других бальзар — смерть, но я с ним одной силы, одной… крови и памяти. Мы священны друг для друга.

Я придирчиво изучила его с головы до кончика хвоста и одобрительно хмыкнула. Да, изучив останки змея, мы практически угадали с его истинным обликом… Длиной — в три средних человеческих роста, толщиной — с солидное дерево, с приплюснутой головой, раскосыми темными глазами, узкими острыми клыками на нижней челюсти, двухвостый. Перехватив мой изучающий взгляд, змей облизнулся, и меж клыков мелькнул черный раздвоенный язык, а на землю закапала ядовитая слюна.

Снег под моими ногами, темнея, зашипел. Я улыбнулась и смело погладила бальзара по боку. Змей, свернувшись тугими кольцами, откинул голову и довольно зашипел. Чешуя на ощупь оказалась гладкой и скользкой. Для меня он не опасен, но как провести мимо Эраша?.. Впрочем, теоретически бальзар и ему вреда причинить не мог, но — лишь теоретически. Если в парне довольно тьмы, змей и его признает другом, а если нет… Но ведь Эраш — не просто человек Перекрестка, он еще и источник тьмы. И, возможно… всё возможно.

Я обернулась, ища парня, но он опять исчез, правда, не в кустах. Подняв взгляд, я обнаружила его на дереве. Проворно добравшись до середины ствола и крепко с ним обнявшись, мальчишка испуганно затаился, с опаской и недоверием посматривая вниз, на нас с бальзаром.

— Эраш, спускайся, — я приглашающе махнула рукой.

— Мне и здесь хорошо!.. Всю округу видно…

— Не глупи. Спускайся.

— Я что, дурак?! — дрожаще ответствовали сверху.

— И еще какой, — вздохнула я. — Змей тебя не тронет, клянусь мраком!

— Откуда ты знаешь?..

Я быстро и внятно объяснила суть дела, обойдя его сущность источника (кстати, а знает ли он, кем является?..) и напирая на перекрестковую тьму. Парень внимательно меня выслушал, задал пару вдумчивых вопросов, принял к сведению ответы, но спускаться опять отказался. Я пожала плечами, сплела паутинную «лапку» и стащила его вниз за шиворот. Эраш извивался и грязно ругался, но все равно оказался сидящим в сугробе, в непосредственной близости от змея. С деревьев на нас посыпались мелкие комья снега.

— Не трусь, — подбодрила я, игнорируя его злобный взгляд и отряхиваясь от снега.

— Я не трус!.. — обиделся он, быстро закапываясь в сугроб. — Но я… — и возмущенно-громкий голос оборвался шепотом.

— Между боязнью и трусостью большая разница, — возразила я, снова хватая его заклятьем за шиворот. — Боятся тогда, когда хотят и могут преодолеть свой страх, а трусят — тогда, когда и не могут его преодолеть, и не хотят. И ты, мой мальчик, трус до мозга костей, — и рывком поставила упирающегося парня на ноги перед заинтересованно опущенной змеиной головой.

Оцепенев от ужаса, Эраш прикусил язык и побледнел, зачарованно уставившись в темные, без намека на зрачок глаза бальзара. А тот, зашипев, подался вперед и обнюхал парня с головы до пят. По лицу Эраша пошли красные пятна. Змей неспешно обвился вокруг него и осторожно сжал в своих скользких объятиях. Парень, кажется, забыл, как дышать. Я прикрыла ладонью ухмылку. Пора взрослеть, мальчик, и учиться смотреть своему страху в глаза, а не прятаться от него в ближайших кустах, на верхушке дерева или за моей спиной. Тем более от бальзара нигде не спрячешься.

Эраш меж тем сообразил, что убивать его не будут, и осторожно выдохнул. Змей ободряюще потерся головой о его плечо, требуя ласки. Красные пятна страха с лица моего спутника сошли, оставив прежним лишь кончик замершего носа, и парень неумело прикоснулся к чешуе на боку, быстро отдернув руку. Бальзар неодобрительно зашипел и боднулся. Эраш, сглотнув, послушно погладил существо по шее. Змей довольно прикрыл глаза и запульсировал в такт ласке, то сжимая, то разжимая кольца.

Я одобрительно кивнула и ухмыльнулась:

— Ну что, страшно?

И получила в ответ такой взгляд, что, умей он убивать…

— Я запомню, — тихо сказал Эраш.

— Глупый мальчик, — мягко заметила я. — Что ж, запомни. Запомни, как я вытаскивала тебя из водоворота, как избавляла от ледяной западни, как не бросила одного после того, что ты натворил, как не отвернулась, когда ты торчал в овраге. И как спасала от мертвеца. И запомни, как помогла перебороть страх.

Парень опустил глаза. Я погладила змея по боку:

— Нам пора идти, отпусти его.

Бальзар разочарованно зашипел, но повиновался. Эраш на негнущихся ногах отошел в сторону и остановился, поджидая меня. А я перемигнулась со змеем и пошла по сугробам протаптывать тропу, неосознанно возвращаясь к пропасти и следуя вдоль нее. Не могло меня подвести искательское чутье, именно здесь находится то, куда стремится моя сущность… Эраш, сопя, плелся следом. А змей неслышно скользил за нами, отставая на добрую сотню шагов.

Да, учитывая присутствие шушушей и неугомонность одной рыжей персоны, подмога не помешает. Я не нянька, а бальзар, похоже, учуял источник (или нечто иное, сокрытое) и проникся к парню симпатией. И хорошо.

(5)

* * *

День в пути тянулся бесконечно и одинаково уныло. На Забытых островах, затерянных во времени, властвовала не только Снежная луна, но и вечные мглистые сумерки, затянувшие мир серо-сизой туманной хмарью. Магия Девятого не коснулась лишь погоды, и сгущавшиеся над нашими головами тучи вскоре осыпались на землю снежным пеплом. А мы все шли и шли по бесконечному спящему лесу, по щиколотку утопая в сугробах, обходя овраги и поваленные деревья, зябко кутаясь в плащи и отворачиваясь пронзительных порывов вьюжного ветра.

Эраш, грубо обвиненный в трусости, теперь боялся прослыть слабаком и нытиком и честно терпел тяготы пути, хотя, видит Великая, ему приходилось нелегко. Мне-то, прошедшей длинный и суровый путь искателя, долгая дорога, без еды, горячего чая и согревающих привалов у костра, казалась трудной, а уж ему, в «плаще-бывшей-рубахе» и легких ботинках, пришлось совсем тяжко.

Но, надо отдать парню должное, он лишь раз заикнулся о привале. В ответ я сообщила, что отдыхать надо на пороге Вечности: жизнь дана не для того, чтобы сидеть на снегу, греть руки у костра и чесать пузо, размышляя о ее смысле. К тому же есть все равно нечего, а сфера огня только одна, и она может понадобиться для другого дела. Эраш выслушал, вздохнул и замолчал, сопя мне в спину.

За время пути я привыкла к бушующей силе и начала постепенно приподнимать остальные перегородки на ауре, когда мы наконец… добрались. Густой лес начал редеть, и я прибавила шагу. Мой спутник же из последних сил уныло плелся следом, едва переставляя ноги, увязая в топком снегу и грея дыханием озябшие ладони.

— Не отставай, — не оборачиваясь, велела я.

— Сердца у тебя нет, — проворчал в ответ он.

— Почему же, есть, — отозвалась я. — И, представь себе, оно даже бьется.

— И поэтому ты отказываешься от привала, гоняя меня по проклятому лесу?..

— Вот именно, — обогнув последнее дерево, я отступила в сторону, пропуская Эраша вперед. — Смотри.

Он поднял голову и тихо помянул свою воровскую силу — ветер. Перед нами величественно темнела башня гильдии Девятого. Битва магов, изрядно проредив лес, до башни не добралась, и она, словно выточенная из цельной скалы, блестящая и черная, возвышалась над лесом. А рядом раскинулся небольшой, ныне безлюдный и пустынный городок в виде паутины. В центре — башня, где хранились древние летописи и реликвии и проходили занятия, а от нее девятью лучами разбегались дороги, ведущие к девяти же низким башенкам, где жили наставники и ученики, и круговым улицам.

Городок окружала крепостная стена, цельная, как и башня, без единой трещины, до блеска отполированная ветрами, с девятью подходящими к ней дорогами и девятью же воротами. Ворота предназначались одни для наставников, вторые — для учеников, третьи — для гостей-магов, четвертые — для торговцев и так далее. Довершая образ паутины, меж стройными башенками располагались по кругу хозяйственные постройки.

— Пошли, потом налюбуешься.

И ветер крепчал, предвещая снежную бурю, и нам пора отогреться у очага. И перекусить. Есть хотелось зверски, но с собой у меня ничего съестного не было, и я надеялась, что оно отыщется в подвалах башни гильдии. А раз время на островах остановилось, замерев на определенном моменте, то еда должна быть… пригодной. И я даже знала, где ее искать: от Кайсина нам досталась летопись с подробным планом башни гильдии вплоть до указания помещений.

Устремившись к воротам, я волоком тащила за собой Эраша, у которого от усталости заплетались ноги, а центральная башня с подозрением взирала на нас серебристыми провалами многогранных окон. И, подходя к воротам, я действительно почувствовала на себе чей-то взгляд — чужой, внимательный, пристальный, изучающий, проницательный. Я настороженно осмотрелась, сжав в кулаке паутинное заклятье, но… Ощущение странного взора дрогнуло и пропало, растворившись в скрипе отпираемых врат. Я перевела дух и расслабилась. Что ж… Нас ждут.

Мы приближались, и четче проступала литая кладка камней древних строений, гостеприимнее сверкали окна, сильнее манила башня. И на мгновение показалось, что городок жив. И по-прежнему снуют по широким улочкам ученики, прогуливаются по площади перед башней наставники, а на балконе, под широкой крышей, виднеется высокая и величественная фигура Девятого. И бродяга-ветер треплет длинные полы его черного плаща, взъерошивает непокрытые темные волосы и беседует со схаали, которая уютным клубком свернулась на широких плечах своего хозяина…

Я удивленно моргнула. Передо мной возвышались деревянные врата, и исчезли и образы людей, и их звенящие голоса. Нас вновь окружала нездоровая тишина, лишь приветливо скрипели створки открытых врат. Я скользнула в темную щель меж ними, а Эраш замялся.

— Нас… пропустят? — нерешительно спросил он.

— Конечно, — невозмутимо отозвалась я. — Мы оба темные… в той или иной степени, и этот город — наш дом. Идем.

Врата захлопнулись с тем же скрипом.

Я строго посмотрела на Эраша:

— Прекрати дрожать, мы в безопасности! Возьми себя в руки! Ты мужчина или где?..

…или вор. А воры — ужасные трусы, и это часть их сущности, проклятье дара, как у искателя — неумное любопытство. Они боятся всего и всегда, и лишь в одном случае способны забыть о страхе — если услышат зов воровского ветра, который расскажет о новой задаче, укажет на цель и предложит ее стащить. И подхватит под руки, отключая мозг, унося на дело. И они способны совершить невозможное. А в остальном… жалкие существа.

Эраш поджал посиневшие от холода губы и расправил сутулые плечи, но вздрагивать не перестал. Я осуждающе покачала головой и первой пошла по извилистой, мощеной черным камнем дороге к центральной башне, обходя опустевшие хозяйственные постройки. Себя обитатели островов не уберегли, зато здания гильдии… Магия Девятого — во всем ее великолепии, ныне никому не нужном.

Дойдя до башни, я взбежала на высокое каменное крыльцо и, решительно распахнув входную дверь, едва ли не пинком втолкнула в помещение Эраша. Он задрожал еще заметнее, и я невольно огляделась и прислушалась к себе. Нет, ничего опасного и пугающего… Но трясется парень явно не от холода: его аура, красная от страха, шла багровыми пятнами настороженности. Хм… Не тьмы же он боится?..

Ладно. Посмотрим.

* * *

При нашем появлении на стенах вспыхнули факелы, но я и без их блеклого света прекрасно все видела. Из просторного пустого зала в разные стороны расходилось девять лестниц, ведущих как наверх, так и вниз. По плану башня имела девять этажей верхних и девять нижних. Наверху — жилые и учебные помещения, внизу — подвалы, хранилища и так называемые опытные комнаты с заговоренными стенами для особо опасных занятий.

Я тоскливо посмотрела на верхние лестницы — хотелось с головой закопаться в летописи и читать, читать, читать… Но желудок требовал немедленного спуска в подвал. И заодно пройдусь по хранилищам — Эраша надо одеть по сезону, да и в башне сыро и зябко.

Припомнив, какая лестница ведет в подвальные помещения, я оглянулась на своего спутника и устало вздохнула:

— Ну, что еще случилось?

На Эраше не было лица. Съежившись у двери, он с ужасом уставился на ближайший факел и не сводил с него глаз.

Я нахмурилась:

— Может, объяснишь, чего боишься? Почему лезть в одиночку в хранилище ты не побоялся, а здесь, рядом со мной, в безопасном месте, дрожишь и трясешься? В чем дело?

Парень судорожно сглотнул и выдохнул:

— Я… не знаю…

— Так, — мой желудок уже не ныл, а кричал о голоде, — с меня хватит. Или ты стоишь здесь, или идешь со мной. Решай сам, — и устремилась к лестнице.

Эраш, разумеется, поплелся следом. Мы молча спустились на первый подземный этаж и оказались в широком коридоре, в стенах которого виднелись многочисленные арочные проходы. Меня потянуло в третий слева, где по плану находилась кухня, и спустя мгновение я уже рылась в шкафах, мешках и коробочках. Эрашу, чтобы занять его и отвлечь, поручила разжечь огонь в очаге, с чем он справлялся из рук вон плохо. Дрова выпадали из дрожащих рук, не желая укладываться, а трясущиеся пальцы роняли кремень. Однако я в башне не чувствовала никакой опасности, мне здесь уютно и спокойно. Не понимаю…

Обшарив висящие на стене шкафы и стоящие на полу сундуки, я добыла относительно свежие овощи, вяленое мясо, приправы и сухари, которые между делом и сгрызла. В моего спутника от страха ничего не лезло. Огонь в итоге я тоже разжигала сама, как и готовила овощи для супа. Лишь оказавшись в небольшой кухне у натопленного очага, я поняла, как промокла, вывалившись в снегу, продрогла и замерзла. И смертельно устала.

Повесив плащ на спинку стула, а суп в котле — над огнем, я удалилась в соседнюю комнату и быстро переоделась в сухое. В комнате же, оказавшейся погребом, нашла бутылку неплохого вина и, вернувшись на кухню, разлила его по двум кружкам, подсунув одну под нос Эрашу:

— Пей.

Он послушно осушил кружку, и я налила ему еще, заставив выпить. Результат не заставил себя ждать: взгляд парня из затравленного стал настороженным, аура поблекла, сменив цвет с ярко-красного на тускло-багряный. Немного расслабившись, он подсел ближе к очагу, сбросив на пол нелепый «плащ» и протянув руки к огню.

Я кивнула самой себе. Так-то лучше. И, пока варился суп, обошла все подсобные помещения, нашла склад с ученической одеждой и подобрала Эрашу теплые штаны, рубаху, куртку и сапоги. Походит в форме ученика темных… и, может, перестанет глупить, отказываясь от истинного пути. О такой силе мечтает каждый ребенок тьмы, да не судьба, а этот, кому природой все дано…

Вернувшись, я удивилась, застав Эраша за делом: пошатываясь, он деловито помешивал суп. Кажется, приходит в себя. Наконец-то. Я вручила ему сверток с тряпками:

— Переодевайся.

— Здесь? — смутился он.

— Можешь уйти в соседнюю комнату, если стесняешься, — усмехнулась я и добавила: — или переодевайся здесь, а я отвернусь.

— Отвернись, — решил парень и скромно удалился в угол за шкаф.

Надо же, какой стыдливый…

Я тихо фыркнула, помешивая суп. Джаль мало чего стеснялся и уж, конечно, не был трусом… Да, находились мелкие различия, и мне становилось легче смотреть в глаза Эраша, а не Джаля, видеть за знакомыми чертами малознакомую личность и не вспоминать так часто ушедшего в Вечность друга. И пусть покоится с миром, незачем беспокоить его по пустякам… Вздохнув, я сняла котел с крючка, повесила кипятиться чайник и отнесла суп на стол.

На запах готовой еды из своего угла выбрался Эраш и смутился под моим внимательным взглядом.

— Что-то не так? — осведомился, краснея.

— Покрутись-ка, — скомандовала я, разливая суп по плошкам.

Он послушно потоптался на месте, позволяя рассмотреть себя со всех сторон. И штаны, и рубаха, стянутая у ворота шнуровкой, и короткая куртка сидели на нем как влитые. Даже сапоги, кажется, подошли. Я покачала головой и взялась за ложку. Случайная мысль не давала покоя. А не найти ли тряпки мага Старшего поколения?.. Кажется, только их и не хватает, чтобы ощутить себя частью мира, давно канувшего в Вечность…

Эраш, пододвинув стул, тоже взялся за ложку. Я глазом моргнуть не успела, как опустели и его плошка, и полкотла. Растущий молодой организм и пережитый страх требовали подкрепления, и, пока я доедала свой суп, парень порылся в шкафах, добыл краюху хлеба и без смущения ее сжевал, запивая чаем. Из голубых глаз почти ушла даже настороженность, а цвет ауры стал обычным серым.

— Жизнь продолжается? — улыбнулась я.

Эраш зябко повел плечами и тихо признался:

— Не особо. Мне все равно здесь… не по себе.

— То есть?

— Не знаю… Постоянно чувствую чье-то присутствие, чей-то взгляд… И в мысли что-то постороннее лезет…

— А-а-а, — я кивнула. — Понятно, — и посмотрела на потолочные факелы: — Схаали, хватит. Не прячься, я давно тебя заметила.

Один из факелов неуверенно мигнул и погас. Эраш разинул рот и затаил дыхание, а с потолка стекла дымчатая змейка, сверкая плошками желтых глаз. И парень прирос к стулу, боясь шевельнуться, когда змейка плавно обернулась воротником вокруг его плеч, заглядывая в лицо. Я усмехнулась. Схаали неплохо умела прятаться, но и ее непреодолимо тянуло к живому источнику силы тьмы.

— Не бойся, Эраш, она не причинит тебе вреда, — заметив отчаянный взгляд, объяснила я. — Схаали — это творение Девятого. Выходя из Вечности, он отдавал всю силу людям, не оставляя себе ни капли, и, не умея жить в нашем жестоком мире, являл собой отличную мишень для недовольных магов и прочих сумасшедших, — я глотнула чая и задумчиво посмотрела на дымчатую змейку. — И тогда для собственной защиты Девятый создал охранителя — чистую тьму, наделенную разумом, ощущениями и способностью к магии. После войны она осталась здесь, как и вся сила Девятого.

— Нет, не вся, — тихо прошуршала схаали. — Часть этой силы я вижу в тебе, мальчик.

Эраш вздрогнул:

— Я не темный!..

— Кого ты хочешь обмануть? — по дымчатым губам скользнула тонкая усмешка, и змейка приподняла кончиком хвоста подбородок парня. — Себя не обманешь, а меня — тем более. Путь вора — первый неумелый шаг молодого Перекрестка, но после него ты выберешь тьму. Раз и навсегда. Ибо она уже выбрала тебя.

— Я не буду темным! — в отчаянии повторил Эраш.

— Будешь, — я тоже улыбнулась. — Будешь, парень. И ты об этом знаешь, — я посмотрела в его глаза и поняла — знает. Знает о своей источниковой сути и силе. Просветили. Вернее, напугали. Кто, интересно?..

И веско добавила:

— Ты станешь темным. И подумай, стоит ли то немногое, что ты потеряешь, того, что приобретешь?

— Не хочу! — заладил он. — Не буду! Оставьте меня в покое!

— Боится, — заметила схаали, скользнув по мне задумчивым взглядом. — Себя боится.

Я кивнула:

— До дрожи в коленях.

— Ну и что? — насупился парень, краснея.

— На все есть свои причины, — меланхолично заметила наша дымчатая собеседница.

— Я не хочу быть таким, как она! — вино сделало свое дело, ударив Эрашу в голову и развязав ему язык.

Вот оно что… Так неизвестный просветитель еще и мной пугал? Меня в пример приводил? А я, сама того не ведая, «закрепила» результат? Однако ситуация вырисовывается…

— Да-а-а? — я иронично подняла брови. — И что тебя во мне не устраивает?

— Ты непохожа на… человека, — парень смотрел с откровенной неприязнью, впервые за наше короткое знакомство решившись выразить собственное мнение. — Ты бездушная, черствая, бесчувственная… И глаза у тебя пустые, равнодушные и холодные… И если темные такие, то я им быть не хочу!

— Но будешь, — я откинулась на спинку стула и сделала мелкий глоток чая. — На все ведь есть свои причины.

— Ничто не оправдывает бездушности! — Эраша понесло. — Для тебя нет людей, ты только командуешь, запугиваешь и манипулируешь, но не понимаешь их и не чувствуешь! Только используешь! И если помогаешь — то в собственных интересах!

Много ты знаешь, мальчишка…

— Допустим, — спокойно согласилась я. — Но когда ты примешь свою истинную силу — поймешь, почему мы такие. Помнишь, что со мной случилось по прибытии на острова?

Мой собеседник красноречиво вздрогнул и съежился.

— Подобное всегда происходит с излишне чувствительными и эмоциональными темными, — монотонно объясняла я, со скукой глядя в потолок. — Здесь тьма снаружи, а там, в обычном мире, она внутри нас. Но корежит от ее излишков точно так же. А излишки тьмы появляются тогда, когда ты позволяешь себе слишком много чувствовать и накапливаешь эмоции. Да, и либо ты убиваешь в себе излишнюю эмоциональность, либо она убивает тебя и тех, кто тебе дорог. Плох тот темный, который не умеет держать себя в руках и живет чувствами. Плох… и опасен для окружающих. Перешагивать через всех — и через себя, — это первое, чему мы учимся, принимая силу.

— Я таким не буду!

— Мальчик, нас никто не спрашивает, хотим мы родиться темными или нет, — мягко сказала я. — Нас тыкают в случившееся носом и заставляют с этим мириться. И мы либо принимаем силу и живем спокойно, либо воюем с собой и со всем миром. Думаешь, у тебя есть пути Перекрестка и есть выбор? Но его нет, Эраш, ты — источник тьмы. И однажды он наберется сил и сотрет остальные пути, выжжет перекрестковые способности. И либо принимай мрак и себя, либо воюй с ним и отвергай свою суть — это твое право. Но если ты не можешь быть тем, кем являешься, зачем ты вообще есть?

— Верно, — прошелестела схаали, одобрительно щурясь. — Всё верно.

— Я… я не знаю… — пробормотал Эраш, опустив глаза, и, помедлив, неожиданно спросил: — И ты довольна собой? Для чего ты стала такой… для чего живешь?..

— Когда как, — я пожала плечами и допила чай. — Иногда я живу, чтобы оправдывать ожидание мира, а иногда — потому что заняться больше нечем. Искательство — моя отдушина, но если отодвинуть его дар в сторону… Как быть другой — не темной, я не знаю, но вполне собой довольна. Да, без магии нелегко, но я бы не променяла тьму на свет или сумерки. Потеряю я больше, чем приобрету.

— И что же ты потеряешь? — в глазах парня мелькнуло любопытство.

— А вот об этом я расскажу, когда ты встанешь на истинный путь, — я поднялась из-за стола.

— Почему? — сердито и разочарованно.

— Потому что своих секретов непосвященным мы не раскрываем, — ответила схаали, наблюдая за мной.

А я, устав от разговоров, решила отправиться спать. Эти двое могут сколько угодно спорить о вечном, а я, может, бездушная, но не железная. И очень хочу забраться в кровать, закутаться в теплое одеяло и уснуть под треск поленьев и гул разыгравшейся бури.

И, взяв плащ и сумку, я подошла к двери, когда схаали тихо сказала:

— Знаешь, а я вспомнила тебя… Мы были знакомы прежде, — и добавила еле слышно: — Когда-то ты училась здесь… Давно, так давно, но я узнаю тебя. И я помню.

Я невольно вздрогнула и побоялась повернуться. Испугалась увидеть в ее глазах… узнавание.

— Сколько твоих жизней прошло передо мной… — прошуршала она. — Не перечесть… А ты не меняешься — верна себе и преданна мраку.

Я вздохнула. Да, и я тоже ее знала. Земля Забытых островов хранит не только тайны, но и образы прошлого. И его обрывки мельтешат перед внутренним взором, складываясь то в яркие картины, то в отголоски чужих ощущений. И тогда я тоже тебя знала. И запомнила твои слова. Слова, сказанные в порыве прощального вдохновения, и мне, и всем нам — изгнанникам старого мира. И они стали моей повторяющейся судьбой. Моей жизнью. Моим проклятьем.

— Присмотри за ним, — попросила тихо. — Присмотри, пожалуйста. Иначе хлопот не оберешься.

— Отдыхай и не волнуйся, — прошелестела схаали.

Кивнув, я вышла из кухни.

(6)

* * *

— Почему она сказала, что знала тебя?

— Потому что.

— А яснее?

— А что тут непонятного?

Мое настроение к объяснениям не располагало. Сидя на толстом ковре у жаркого очага, я обложилась свитками и фолиантами и вдумчиво изучала один за другим, пока меня не побеспокоили.

— И все же? — Эраш, опершись плечом о косяк, не сводил с меня требовательного взгляда.

— Занимайся своими делами, парень, и не суй нос в мои, — невозмутимо отозвалась я, рассеянно перелистывая ветхие страницы древнего фолианта и с трудом удерживая его одной рукой. Фолиант вещал о начале эпохи Девятого и расцвете темных и чрезвычайно меня интересовал.

— Какими своими? — уточнило вредное создание. — Теми, которые ты мне перечислила? То есть ничего не трогать, никуда не ходить и ни на что не смотреть?

Схаали, невесомым воротником лежащая на плечах Эраша, прикрыла кончиком дымчатого хвоста ироничную улыбку. Она честно присматривала за парнем все утро, показывая ему башню и давая мне возможность отдохнуть и заняться собственными делами, но, увы, на большее ее не хватило. Да я и не рассчитывала избавиться от общества рыжего несчастья.

— Мне скучно!

— Как гласит известная пословица, если тебе скучно — найди себе полезное дело, — назидательно ответствовала я, откладывая фолиант в сторону и внимательно изучая просторное помещение хранилища, заставленное шкафами и полками. — Никто не обязан тебя развлекать.

— Но вы же и шагу не даете ступить!..

— И у нас есть на то причины, — я встала и, подойдя к нужному шкафу, быстро перебрала подписанные корешки фолиантов. — Если вспомнить тот же овраг…

Эраш картинно закатил глаза:

— И долго ты будешь его поминать?

— Пока те самые причины остаются, — я выбрала три фолианта, один больше другого. — Подойди-ка сюда.

Он послушно подошел и взял тяжелые книги.

— К очагу отнеси, будь добр, — я перешла к следующему шкафу.

— Может, хоть пообедаем? — в отчаянии предложил мой собеседник.

— Не хочу. Ешь без меня. Или ты и суп не в состоянии сварить?

Эраш едва заметно покраснел и быстро возразил:

— Неправда!

— Значит, справишься, — и я сложила на его подставленные руки следующую стопку. — Эти туда же.

— Но…

— Благодарю, дальше я сама справлюсь.

— А…

— Можешь идти, за ужином встретимся.

— Я…

— Хочешь остаться и покопаться в книгах? — я вопросительно приподняла бровь.

— Нет!.. — в голубых глазах сверкнуло отвращение.

— Тогда больше тебя не задерживаю.

Эраш вздохнул и уныло поплелся к арочному проходу. Я покачала головой и развернула свиток с древом заклятий. Конечно, ему совершенно нечего здесь делать. Я пол-утра размышляла, чем бы парня занять, но так ничего и не придумала. И схаали запретила показывать ему большую часть башни. И ему запретила совать свой любопытный веснушчатый нос во все темные углы и закоулки.

Да, даже обойдя башню вдоль и поперек, я не была уверена, что обнаружила все ее секреты и тайники, среди которых встречались и опасные. А бегать за Эрашом по пятам и вытаскивать его из каждого капкана в мои планы не входило. Судьба предоставила мне удивительную возможность — приобщиться к утерянным знаниям Девятого, и я не хотела терять время на возню с мальчишкой. Если верить легендам, здесь привычное время для меня остановилось, и в свой мир я вернусь в то же мгновение, но… Слишком велико желание постичь тайны темных немедленно, слишком долго я об этом мечтала…

И, спровадив парня, я погрузилась в изучение очередного фолианта. Время, конечно, замерло… но еще утром я отчетливо поняла: если не выберусь отсюда быстро, то не выберусь уже никогда. Не захочу уходить. И я решила быстро перебрать хотя бы половину, чтобы унести наиболее ценные знания в братство и отыскать выход из ловушки. Не верила я в ее безвыходность — к этой загадке можно подобрать ключи. И я погрузилась в изучение заклятий. И заодно училась, ведь в братстве дают поверхностные знания да предлагают изобретать свои заклятья — на что сил хватит.

Я почти добралась до зацепки и, задумавшись, рассеянно смотрела на пляшущий в очаге огонь, когда в хранилище дымным вихрем влетела схаали и обернулась вокруг моих плеч.

Отвлекшись, я упустила нужную мысль, помянула тьму и хмуро посмотрела на бывшую спутницу Девятого:

— Что случилось?

— Мальчик во двор пошел, — прошелестела она. — А мне запрещено покидать башню.

Я подскочила, уронив фолиант, и резко сдернула со спинки стула плащ:

— Зараза… — и, закутываясь в него, поспешила вниз.

Следы Эраша уводили от крыльца к одной из ученических башен, и я рванула за ним. Буря, бушевавшая накануне, успокаивалась, оседая на землю рваными клочьями снега, поскуливая у дверей и царапаясь в окна голыми ветвями деревьев. Частые следы вели от кустов к сараю, от сарая — на дорогу, с дороги — к башне, от башни — меж стволов деревьев. И я так увлеклась преследованием, что не сразу сообразила: следы замыкают повторяющиеся круги по одним и тем же местам, сбивая с толку. А когда заметила, то не раздумывая пустила на поиски парня мерцающий след. Каков прохвост… Узнаю лисий след и выучку воровской гильдии.

Красноватые искорки мерцающего следа повели меня к дальним вратам торговцев. Обиделся и решил удрать? И мрак с ним, пусть удирает, раз собственная жизнь недорога. Я только… удостоверюсь в этом и вернусь в уютное тепло башни. Приглядываясь к следам, я скривилась. Кого обманываю?.. Найду, вытащу из очередной неприятности, в которую он уже наверняка вляпался, намылю шею и верну в башню. И запру там. И не смогу иначе. Проклятый источниковый дар и его сходство с Джалем… Вокруг меня взметнулись вихри снежной пыли, когда я едва не выломала заклятьем врата. Уши оторву…

Мерцающий след доселе не обманывало ни одно заклятье, и не обмануло сейчас. От врат Эраша зачем-то понесло в лес, и я, с подозрением поглядывая по сторонам, устремилась за ним. Быстро пересекла полосу снежного поля, отделявшего башни от древнего леса, ступила под сень деревьев и углубилась в чащу. На кой мрак его сюда потянуло? Несносное рыжее недоразумение, и почему ему только на месте не сидится… Натянув до бровей капюшон, я бегом петляла по лесу. Зародившееся внутри ощущение опасности то дышало в затылок, то заглядывало в лицо, насмешливо щуря пустые, пронзительно-черные глаза. Не опоздать бы… Лишь бы не опоздать…

На мгновение зажмурившись, я представила спящего в сугробе бальзара. Черный змей, сонно подняв голову, встретил мой мысленный взгляд и мгновенно нырнул в лес, оставив после себя вмятину на снегу. Ощущение опасности, разочарованно выдохнув, отступило, чутко притаившись в лесной чаще.

У меня отлегло от сердца. Мало кто из живых (да и неживых) существ решится выступить против второго по силе создания изначальной тьмы. И пусть бальзар пока присмотрит за Эрашем. Не прощу же себе, если с ним что-нибудь случится… И Джаля всю жизнь оберегала и спасала, хотя он об этом так и не узнал, и с его двойником — то же самое… Тьма побери их обоих.

Перепрыгнув через поваленное дерево, я вышла на большую заснеженную поляну и осмотрелась. Эраш привычно обнаружился на дереве. Взобравшись до его середины, он вновь обнялся со стволом, а внизу, виляя раздвоенным кончиком хвоста и задрав голову, сидел бальзар и преданно шипел.

Я сняла капюшон и продолжила осмотр. Меня крайне настораживало ощущение опасности, притаившееся за деревьями. Я опустила глаза, изучая снег. С поляной сотворили что-то странное: разрыли вдоль и поперек, испещрили глубокими рытвинами. Чьих рук это дело — угадывалось легко. Зачем? Что-то искал?..

— Эраш! — я подняла голову. — Выбирай: или ты слезаешь сам, или…

— А ты здесь какого ветра? — недружелюбно ответствовали сверху.

— Прохожу мимо, — невозмутимо соврала я. — Нагуливаю аппетит перед ужином и проведываю бальзара. Спускайся, кому сказано! Считаю до трех! Раз…

Парень, кряхтя, сполз по стволу и не без труда выдержал мой изучающий взгляд.

— Ну и?.. — я не сводила с него тяжелого взора. — Я бы очень хотела услышать о том, что ты здесь делаешь и зачем разрыл поляну.

— Я не обязан перед тобой отчитываться! — огрызнулся Эраш, выпятив подбородок и старательно игнорируя черного змея.

— Думаешь? — мягко спросила я.

Молчаливый поединок глаза в глаза продлился несколько мгновений, и парень сдался, опустив голову.

— Как ты меня нашла?

— Случайно, — спокойно ответила я. — Проходила мимо и заинтересовалась странными воплями, доносящимися с дерева.

— А это что? — он указал на собравшийся у его ног ворох красноватых искр.

— Заклятье искателя — мерцающий след, — я и бровью не повела. — Бальзара проще найти через другое живое существо, он — создание Изначальности и невосприимчив к ремесленной магии.

— Врешь…

— А ты докажи, — усмехнулась я.

Эраш замялся.

— Твоя очередь, — намекнула я.

— Ну, ушел и ушел, — снова начала закипать он, — твое какое дело?

— А поляна?

— Посмотри сама, — огрызнулся парень. — Кто из нас двоих искатель — ты или я?

Я невольно вздрогнула. Любимое выражение Джаля, которое цеплялось ко многим, в том числе и ко мне… Конечно, они родственники — иначе откуда такое сходство?.. Ладно, оставим. Изучая рытвины, я окинула поляну быстрым взглядом. Моргнув, подошла к ее центру, заметив слабое мерцание, исходящее от каменной крышки, прежде запорошенной снегом. И резко обернулась к парню:

— Откуда ты про них знаешь? И как нашел здесь? Как понял, где именно искать?

Эраш вызывающе улыбнулся и гордо промолчал.

— Ты им пользовался? — я не сводила с него требовательного взгляда.

— А что? — буркнул он.

— Идиот!.. — я перевела мрачный взгляд на искрящиеся магией линии. — Дурак!

— Эй, полегче! — возмутился мой собеседник и довольно ухмыльнулся: — Завидовать — нехорошо!

Я присела на корточки и протянула руку к свечению. Искусная вязь крохотного паутинного круга излучала покалывающее тепло. И есть лишь один способ проверить… Встав, я протянула над ним руки и пошевелила пальцами, впитывая невесомое тепло.

— Ты… что делаешь?

— Закрой рот.

— Не надо разговаривать со мной так, будто я… Ох, ветер…

Излюбленное воровское ругательство оборвалось вздохом изумления, когда каменный круг вспыхнул. Из его центра вырвался луч тусклого света, и передо мной гостеприимно распахнулся широкий проем портала, ведущий… в Вечность. Из проема потянуло мглистым, пробирающим до мозга костей холодом. И этот выход с Забытых островов закрыт… Я хлопнула в ладоши, быстро замкнув портал на ключ. Линии круга в последний раз вспыхнули и потухли. Я перевала взгляд на удивленного Эраша.

— Ты открывал портал, — не вопрос, но утверждение. — Откуда ты о нем узнал? И откуда у тебя эти умения?

(7)

— Ты открывал портал, — не вопрос, но утверждение. — Откуда ты о нем узнал? И откуда у тебя эти умения?

— Оттуда! — и он вновь выдержал мой пытливый взор.

— Послушай, парень…

— Не нужны мне твои советы! — взъерошился Эраш.

— И все же я тебе его дам. Если не хочешь себя выдать — не делай вид, будто ничего не скрываешь. У тебя на лице написано, сколько тайн ты прячешь.

— На себя посмотри!

— Зачем? — я улыбнулась. — У темных по определению есть свои тайны, а искатель и тайна — два взаимосвязанных и неразделимых понятия. И я жду ответа.

— Я…

— Врешь.

— Схаали…

— Врешь.

— Нет!

— Да. Я же тебя насквозь вижу. Все твои чувства и мысли отражаются не только на лице, но и на ауре. Говори правду, пока я не рассердилась, — и многозначительно смяла в кулаке паутину заклятья. — А в гневе я, как тебе известно, страшна. Итак?

— Дядя рассказал, — с явным трудом и явной же неприязнью признался Эраш. — Он говорил, что у каждой ветви магии есть своя сеть порталов, связывающих материки и острова. Я вспомнил и подумал, что такая же сеть есть и здесь, у темных. И… я использовал тьму. Я же… В общем, почувствовал и… И только дотронулся, а крышка портала… — и шмыгнул носом, тихо добавив: — Я просто хотел быть полезным…

Однако соображает он временами неплохо… Сама я о сети порталов напрочь забыла. И, погрузившись в летописи, конечно же, нескоро бы догадалась проверить.

— Да уж, — протянула я, — задумка была хорошей, но испортил ты ее еще лучше. Посоветоваться со мной все же стоило.

— Зачем? — ощетинился парень.

А моего лица коснулось… дыхание. Нет, не ветра, а… непрошеных гостей, которые наконец начали проявляться. Старая защита порталов — невидимость и неощутимость перемещавшихся. И пока лишь мое чутье указывало… на дальнюю от нас стену леса. Пока. Но скоро… Я коснулась щеки. Теплое, живое… магическое дыхание. Морозный воздух закатным ветром согревали золотистые искры, выдыхаемые…

Я оглянулась на Эраша и устало объяснила:

— Затем. Парень, ты ведь ничего не смыслишь в магии и открываешь порталы, не думая. Ты хоть представляешь себе, что оттуда может выбраться, если не контролировать поток силы? И знаешь, куда этот, заколдованный Девятым портал может вывести?

— Но я никого не видел! — запротестовал он.

— И теперь не видишь? — с интересом спросила я. — А если присмотреться вон к тем деревьям?..

…где уже отчетливо проступали силуэты незваных гостей, словно невидимый искусник рисовал на фоне черно-белого леса яркие линии, одну за другой.

Эраш вздрогнул и прищурился. Потом снова вздрогнул, попятился и, наткнувшись на бальзара, замер, прижавшись к змею. А последний свернулся вокруг парня черным клубком и зашипел.

— Нет, — тихо ответила я. — Ты не справишься. Его защищай, а я что-нибудь придумаю.

— Ты… его понимаешь? — парень с трудом отвел взгляд от ярких силуэтов.

— Конечно, — отозвалась я, снимая плащ, сворачивая его и убирая в сумку. Лишняя одежда в столь важных делах всегда мешала. — И ты бы понимал, если бы принял в себе тьму. Мы — создания одной стихии.

— А… эти? — судорожно сглотнул он.

— Эти — подобные бальзару, ныне считающиеся вымершими создания эпохи Изначальности, — рассеянно объясняла я, про себя быстро перебирая заклятья. — В нашем мире их давно истребили, но отдельные особи выжили, таясь у порога Вечности, откуда они иногда прорываются обратно. Например, через источники магии. Помнишь чешуйчатого летуна, который напугал тебя в море? Вот и пример. А этих ты сам выпустил из Вечности, без предосторожностей открыв портал.

— Но ведь…

— Прежде ими пользовался?

— Нет…

— Существу необязательно выходить из проема. Переместившийся может оказаться и рядом с кругом портала, и за сотню шагов в стороне, причем невидимым. И первое время таковым и остается. Не заметить, не услышать, не ощутить.

— Но ведь и ты только что открывала…

— Я, в отличие от тебя, услышала о порталах не от некоего дяди, — отрезала я. — И знаю, как ставить охранное заклятье против вторжения извне. И — да! — сеть порталов Забытых островов замкнута на Вечность. Через них мы вернуться назад не сможем, путь закрыт. Узнал, что хотел?

— Ну… — виноватые слова хриплым комком застряли в его горле, когда Эраш наконец рассмотрел «гостей». И заелозил, пытаясь вывернуться из колец бальзара и задать стрекоча.

— На месте стой, — негромко предупредила я. — Попытаешься удрать — найду даже за порогом Вечности, клянусь тьмой!

— З-зачем я тебе?.. — заикнулся парень, извиваясь в крепких объятиях змеиных колец.

— Чтобы проникнуться важностью момента. И, если повезет, научиться чему-нибудь полезному.

А создания закатных сумерек уже рассеивались по поляне невесомым туманом. Я настороженно замерла, сжимая в кулаках заклятья. Последних существ эпохи Изначальности истребили еще при Четвертой, и нам для изучения остались лишь невнятные летописи древних искателей да бренные останки, запертые в хранилищах гильдии. И то, и другое грешило неточностями и порой казалось очевидным вымыслом, поэтому…

Я поспорила с собой, и искатель — редкий случай! — победил во мне мага. Обычно в опасности искатель замирал, уходя в тень, а теперь… Достав из сумки чистые листы и грифель, я начерно набросала силуэты закатных, подписывая рисунки и отмечая несоответствия. Глянула на замерших существ и вспомнила «убегающий» в потолочные трещины источник закатных сумерек из хранилища. Да, есть в силе мрака то, отчего закатные сумерки в любом своем воплощении нерешительно пятятся к кустам. На меня бы они, вероятнее всего, напали, а вот бальзара и источника тьмы… боятся.

Всего существ явилось трое. Ближе ко мне стоял, ощетинившись и принюхиваясь, закатный волк — крупнее бальзара, вислоухий, скалящий внушительные клыки. Об ушках мы, кстати, не знали, как и о шкуре цвета сизого зимнего заката, — кости о таком не поведают. Я подвела к рисунку подписи: закатное солнце, замершее в глубине вертикальных зрачков, длинный хвост, дергающийся и разбрасывающий вокруг зверя клочья красных искр… Первое по силе создание закатных сумерек. Пока только принюхивающееся. Пока…

Эраш, увидев, чем я занимаюсь, дернулся и заорал на всю поляну:

— Ты что, будешь рисовать, пока они нас не сожрут?!

Кстати, да, питаться на пороге Вечности нечем, а голод перебарывает страх… Впрочем, по легенде, полуголодным они ходили постоянно: чтобы прокормить того же волка, требовалось стадо коров… и вся деревня, включая людей, кур, собак, кошек и голубей. Поэтому существа Изначальности порой впадали в длительную спячку, как наш бальзар. Здесь кормиться нечем, и практически все время до нашего появления он спал в сугробе.

— Не верещи, Эраш, — я сдула с листа графитовую пыль. — Ты привлекаешь к себе нездоровое внимание.

Парень проглотил очередной гневный вопль, а бальзар накрыл себя и своего подопечного паутинным коконом невидимости. Ненадолго его хватит, но тем не менее…

Я принялась рисовать второго пришлого — ящерицу. Ростом с волка, но тоньше, в глазах — то же закатное солнце, по мелкой золотистой чешуе струятся потоки расплавленных огненно-красных искр, длинный тонкий хвост нетерпеливо метет снег. Гибкое и изящное, несмотря на размеры, обманчиво хрупкое… безобидное, пока не оскаливало острые клыки. Что ж, травоядных существ Изначальности можно пересчитать по пальцам одной руки…

Ящерица считалась третьим по силе существом закатных сумерек и называлась искрящимся толстолобиком. Странное название — лобовая часть черепа вперед не выдается…

— Рейсан! — судя по тональности писка, у Эраша сдали нервы. — Может, хватит?..

— Одно мгновение, — откликнулась я. — Закрой глаза и медленно посчитай до двадцати.

— А сработает?..

— Когда откроешь глаза, их уже не будет, — пообещала я, доставая чистый лист.

— Нет, тебе нельзя верить…

— И ты только сейчас это понял? — хмыкнула весело.

— Ну, я надеялся на лучшее…

— Зря, — фыркнула я. — Не надейся на лучшее, опасаясь худшего и веря только тьме.

— Я запомню и это.

— Считай лучше, — оборвала я. — Про особенности твоей памяти я знаю.

Троица закатных существ, переглянувшись, бочком-бочком сомкнула ряды, голодно на меня косясь, а я… дорисовывала третье существо — очаровательное создание, в летописях названное лучистым тонконожиком, девятое по силе существо магии заката. Тоненькие лапки напоминали лучи солнца и удерживали крупную, плотно закупоренную в красноватый панцирь тушу. И, разумеется, глаза: вездесущие искры и закатные цвета прилагаются.

Закончив, я спрятала наброски в сумку, выбросила остатки грифеля и небрежно вытерла ладони о штаны. Создания вдруг попятились, а бальзар за моей спиной грозно зашипел. В природе стихий все взаимосвязано: тьма поглощает закат, мрак разгоняют светлые сумерки, а свет сменяет закат. Но даже с преимуществом, даже с их страхом, мне с тремя не справиться. К тому же я — искатель, и существа Изначальности были для меня историей, легендой и возможностью в нее окунуться… Даже если, выходя из оной, один зверь становился опаснее десятка сумасшедших темных Старшего поколения. Поэтому… пользуемся моментом и отправляем «гостей» восвояси.

Прищурившись, я привычно разделила мир на тонкие грани. Плоские черточки резкими угольными росчерками смяли привычную объемность и погасили зимние краски, заменив их тьмой. И сквозь непроглядный мрак тремя искрами умирающего заката сияли существа Изначальности, а рядом с ними пульсировало пятно портала, от которого тянулись тонкие нити ключей.

— Восемнадцать… — мстительно буркнул Эраш.

Я схватилась правой рукой за нить ключа и резко рванула ее на себя, одновременно швыряясь заклятьями и вынуждая существ пятиться в нужном мне направлении. Те разумно отступили и один за другим провалились в портал, а я вновь дернула за нить, обмотав ее вокруг тающего пятна провала, закрывая его. И, быстро достав из сумки плащ, закуталась в него и зябко повела плечами.

— Двадцать! — торжественно (или торжествующе?) провозгласил мой спутник, открывая глаза.

И изумленно заморгал. Бальзар, небрежно развеяв кончиком хвоста защитный кокон, расслабил тугие кольца, и Эраш вывалился из своего укрытия. Вывалился, недоверчиво покосился на меня, пугливо глянул на каменный круг и снова — на меня. Я же с огорчением изучала дырку на правой перчатке, из которой кокетливо высовывался указательный палец. Ключ неудачно перехватила, видимо.

— Куда они подевались? — не выдержал Эраш.

— Туда, откуда пришли, — я капнула на дырку тьмы, сращивая ткань, — в Вечность.

— Точно?

— Конечно, — я пошевелила пальцем, поправила сумку и повернулась, собираясь уходить.

— Ты куда? — требовательно и в то же время неуверенно.

Я едва не сказала — домой, ведь башня, по сути, мой настоящий, истинный дом.

— В башню. Бальзара я повидала, и больше мне здесь делать нечего. Ты как хочешь, а я как знаю. И иду есть и греться, — и неспешно углубилась в лес, привычно опираясь на искательское чутье.

— Подожди! — Эраш вприпрыжку бросился за мной, а бальзар увязался следом.

Усмехнувшись, я ускорила шаг.

(8)

* * *

Башня встретила нас доброжелательным теплом натопленных очагов. Схаали и худо-бедно присматривала за моим неугомонным спутником, и следила за огнем. Не обращая внимания на Эраша, застрявшего в коридоре, я устремилась на кухню, на ходу снимая плащ. И до вожделенного котла с похлебкой оставалось несколько шагов, когда позади раздался громкий вопль. Я устало закатила глаза. Наверняка сунулся в винное хранилище — снимать напряжение… Всего их в башне около десяти, и на двух стоят охранные заклятья, которые я не стала снимать по собственным соображениям.

Развернувшись, я потопала обратно, закинув на плечо плащ и поминая мрак. На сей раз спасать не буду. Посмотрю, подколю для пользы дела, посмеюсь и… Тьма. Мальчишка дурно на меня влиял — во мне просыпалась неуместная жалость и неистребимое желание помочь… Чтоб он провалился в Вечность со своими выходками…

Вернувшись в лестничный зал, я спустилась по ступенькам в коридор второго нижнего этажа и остановилась. Да, только посмотреть. И присела на нижнюю ступеньку. Схаали, спешившая за мной, невесомой дымчатой шалью обернулась вокруг моих плеч.

Второй нижний этаж был точной копией первого нижнего: длинный широкий коридор, испещренный арочными проходами, у развилки разбегающийся направо и налево и опоясывающий башню. На каменном полу — толстый темный ковер, на стенах — тусклые факелы в виде кулака, сжимающего паутину. Арочные проходы завешены плотной черной тканью — все, кроме одного. Оный был открыт, а ткань — обернута вокруг голосящего парня и пришпилена двумя факелами к высокому потолку. И еще два факела подпирали жертву собственной глупости: один — под ступни, а второй — под пятую точку. И Эраш неустанно извивался, вздрагивал и ругался.

Я хмыкнула. Неплохая задумка. Болтаться в горизонтальном положении, и не встать, и не сесть, да и падать вниз — шагов десять…

При виде меня парень встрепенулся:

— Рейсан!..

— Нет, — я вытянула ноги и оперлась локтем о ступеньку.

— Но…

— Нет.

— Почему?! — обиженно и недоуменно.

— Может, это пойдет тебе на пользу, — предположила я, свободной рукой отыскивая в сумке бурдюк с чаем. Заодно неожиданно нашла среди вещей и старое сморщенное яблочко.

— Сердца у тебя нет! — привычно ляпнул он.

— А у тебя — головы, — я с удовольствием взялась за яблоко. — И еще неизвестно, чего не иметь лучше, а чего — хуже.

Эраш проворчал что-то неразборчивое и ойкнул, едва не присев на факел. Я же с интересом за ним наблюдала. В первую очередь — проверяя недавнее предположение об особенностях источниковой сущности. Если на него не действует магия мрака, то под потолком он провисит недолго, а если все же действует… Наверно, помогу. Посмотрим. Как карта ляжет.

— Мальчик знает, кто он такой? — прошелестела схаали.

— Знает, — я с сожалением доела огрызок, сунув черенок в карман штанов. — Думаю, что знает.

— Вы о чем? — всполошился парень.

— Ты виси-виси, — невозмутимо ответила я. — Не подслушивай разговоры взрослых.

— Нет, ну о чем вы? Ой!..

— Ноги подожми, — серьезно посоветовала я. — Второй пары сапог на тебя здесь может и не найтись.

Схаали ухмыльнулась, а Эраш сдержанно зашипел. Раскрасневшееся веснушчатое лицо на мгновение исказила гримаса детской обиды, от которой ребенок начинает реветь навзрыд. Правда, к чести парня, он сдержался и упрямо закусил губу, продолжая извиваться. Я неторопливо считала про себя, прихлебывая чай. И на тридцатом счете парень, издав очередное громогласное «Ой!», рухнул на каменный пол. Ушибся, судя по красочному бормотанию, изрядно. И, кажется, тем местом, на которое постоянно ищет себе приключений, — головой то есть.

Лениво потянувшись, я встала. Что ж, может, этот случай вынудит его поразмыслить о вечном и поработать над собой, а я свои выводы сделала: магия тьмы на источник действовала — пока впитывалась в ауру, но недолго. А жаль. Заколдовать парня, временно превратив его, скажем, в статую Девятого, не получится.

— Поможем? — предложила схаали.

Я покачала головой:

— Нет, пусть сам выпутывается.

— Стерва… — выдохнул Эраш, кое-как выбираясь из спеленавшей его ткани.

— Сам дурак, — беззлобно отозвалась я.

— Хватит называть меня дураком!

— Поумнеешь — перестану. Если доживу до этого, в чем сомневаюсь.

В меня со злости запустили комом тяжелой ткани. Я подняла брови, и ком рассыпался по ковру черным пеплом. Эраш испуганно моргнул, прикусил язык и не посмел ругаться. Я отвернулась и, поднимаясь по лестнице, краем глаза заметила, как он встает, с трудом держась за стену и тихо охая. И покосилась на схаали:

— Здесь есть комната лекаря?

— А-а-а, — моя собеседница понимающе кивнула. — Ты о целительном источнике? Есть.

— Только все не лечи, — предупредила я. — Мне необходимо хотя бы два-три спокойных дня.

— И мне, — хмыкнула схаали. — Отвыкла я от шума и людей…

А уж как я отвыкла — и от общения, и от постоянного спутника, особенно столь шумного, непоседливого и эмоционального… И очень — хоть в попутчиках мы всего пару дней — утомили наши однотипные разговоры. И сменить бы тон и тему… Но он вел себя так, что иначе общаться не получалось. Эраш в одно мгновение доводил меня до крайности… до двух крайностей — дать по шее или поучить жизни. Или все вместе и по очереди, с двумя лишь вариациями.

Но, впрочем, из этого можно извлечь пользу. И, поднимаясь по лестнице в книжное хранилище, я размышляла, как заставить Эраша… рвануть. Чтобы он наконец разозлился и явил свое темное начало. Если в нем есть сила темного источника, значит, где-то за трусливыми воровскими масками может — должен! — таиться умный, внимательный, расчетливый и осторожный темный. Но как вытащить его наружу? И где ему еще раскрываться, как не здесь — в средоточии истинной тьмы?

* * *

Три следующих дня прошли тихо и спокойно. Время суток — мглистые сумерки — здесь оставалось столь же неизменным, как и Снежная луна, и я отсчитывала дни, пользуясь развитым ощущением времени. Эраш после случая с ловушкой сидел, вернее, лежал, запершись в одной из спален верхнего этажа, и носа оттуда не казал. Подлечить-то его схаали подлечила, но так, чтобы парень не мучился от боли в лежаче-сидячем положении. Но не при ходьбе. И к целительному источнику его не подпускали. Жестоко? Да. Зато спокойно. И мне, и схаали.

Вышеупомянутые источники создавались магами-целителями и являли собой непересыхающий кувшин с водой, которая излечивала любые болезни, ушибы и прочее. Вещь чрезвычайной полезности, но, к сожалению, с собой кувшин не прихватишь — он создан в башне и прочно к ней привязан.

Итак, я наслаждалась долгожданным покоем и не покидала хранилища, изредка пререкаясь с собственной совестью по поводу Эраша и каждый раз ее переспоривая. За это время я успела добраться до всех нужных сведений, и что-то запомнила, что-то — записала схемами, а что-то — прихватила с собой.

Сумка после посиделок в хранилище трещала по швам, но выдерживала напор знаний, а я решила обязательно доставить их в братство. После эпохи Войны темные маги остановились в развитии, имея под рукой лишь скудные сведения о прошлом, крупицы знаний о природе собственной силы да туманные воспоминания тех, кто уцелел в войне. Нам давно пора двигаться дальше.

Единственное, чего я не отыскала в книгах, — это столь необходимого выхода с Забытых островов. Казалось, его не существовало в природе. Я перерыла все, что касалось магии древних темных, и в расстройстве долистывала последний фолиант, когда в хранилище плавно влетела схаали.

— Что, опять удрал? — не поднимая головы, вяло поинтересовалась я.

— Нет, спит, — схаали привычно улеглась на моих плечах невесомой шалью. — Я о тебе поговорить хочу.

— Обо мне? — я нахмурилась. — Зачем?

— Ты прячешь много тайн, — мягко прошелестела она, — но не забывай, что я тебя знала. И я тебя вижу. И узнаю.

Я опустила глаза и зябко повела плечами. И тихо ответила:

— Не вороши. Никто не должен знать… пока. Это… прошлое. Слишком старое.

— Сама расскажешь?

— По обстоятельствам. Но вообще… хочу забрать это в Вечность. Рано. Рано таким тайнам и знаниям попадать в руки людей. Поверь, рано. Они не готовы.

…и будут ли готовы?..

— Дело твое, — согласилась моя собеседница и сменила тему: — Помнишь мое предсказание?

— Еще бы, — я криво улыбнулась. — Ты сделала все возможное, чтобы оно постоянно о себе напоминало.

— Оно пройдет… однажды, — тихо пообещала схаали. — Пройдет, отпустит и следа не оставит.

— Надеюсь, — прижав к груди фолиант, я положила на его корешок подбородок и задумчиво взглянула на огонь в очаге. — Очень надеюсь…

Веселое пламя, игриво прыгая с полена на полено, отбрасывало на стены десятки танцующих теней и пыталось подцепить искрящейся лапкой ковер. Уютное потрескивание поленьев успокаивало, расслабляло и убаюкивало. Я зевнула и улеглась на ковер, обняв фолиант и бездумно глядя на огонь. Странно, но в последнее время я не видела во сне Джаля. Прежде он приходил почти каждую ночь, а теперь… И к лучшему?..

Схаали, свернувшись клубком на моем плече, прикрыла желтые глаза и мудро прошелестела:

— Все, что уходит в Вечность, оттуда же и возвращается.

— Ты думаешь, что… — я замялась.

— Нет, это ты так думаешь, — она задумчиво скользнула дымчатым кончиком хвоста по моей щеке. — Но каждый имеет право вернуться, а живые живых в этом мире ищут, а не в мире снов.

— Но это невозможно, — рассудительно заметила я. — Никому не дано вернуться из Вечности.

— И это говоришь мне ты? — она усмехнулась.

— Я… — и запнулась, подбирая слова. — Я туда и не уходила, а так… Прогулялась по порогу и заглянула за него… немного.

— Поэтому в тебе осталась ее часть? — схаали едва заметно качнула головой. — То, что мучает кошмарами и не дает покоя, стоит лишь вернуться на прежний путь, заклейменный Вечностью? То, из-за чего ты с трудом узнаешь себя в зеркале?

— Не напоминай, — я болезненно сморщилась. — Хоть здесь дай отдохнуть от приступов предчувствия…

— А ты не думала остаться в башне? — задала она провокационный вопрос. — Здесь, где тебя оставит в покое и Вечность, и ее ощущение…

Вот уж кто действительно видел всех насквозь… Я вздохнула, крепче прижав к груди фолиант:

— Конечно, думала… Но это не выход. Мы живем, не осознавая ценности бытия, но как только Вечность начинает наступать нам на пятки, готовы влачить жалкое существование вне истинного пути, вне пространства и времени, лишь бы не встречаться с ней, но… Это не выход. И можно всю жизнь метаться по миру, меняя города и пути, прячась в работе и на Забытых островах… а Вечность в это время будет разъедать душу изнутри. И от прежней меня давно ничего не осталось, так, обломки и осколки, пыль и прах… И, оставшись здесь, я себя не верну. Из осколков цельное не собрать. Слишком поздно.

— Выхода не знаю, — виновато добавила схаали.

— А я знаю, — и слабо улыбнулась, вспоминая Эри. — Не волнуйся.

Да, я знаю… Однажды Вечность сожрет меня с потрохами, но часть моей сущности останется в этом мире… и в ребенке, которому я подарила новую жизнь. И которую она вместе с частичкой себя передаст следующему, когда придет ее время. Проклятые Вечностью люди давно живут друг другом… и друг в друге.

— За тебя я спокойна… А что делать с мальчиком?

Я снова поморщилась:

— Понятия не имею. Но насильно тащить его на путь не стану. Захочет — сам придет.

— А захочет ли?

— А я хотела? Да, я не Перекресток, но я двуликая. И могла бы успокоиться на пути искателя, но…

Схаали промолчала. Я подтянула к себе плащ и, подложив под голову сумку, нервно в него закуталась. Вставать и идти в постель не хотелось, да и по-походному спать — привычнее. Опять же, в кровати спится спокойнее, а это расслабляет и позволяет сознанию выпускать на волю ненужные сны-воспоминания…

Под треск горящих дров я начала клевать носом, и сквозь дрему услышала тихое:

— Нельзя не хотеть быть тем, кем ты являешься.

И сонно ответила:

— Можно. Никто из темных не хочет вставать на свой путь… А, встав, уже не хочет сходить.

Схаали вздохнула и пробурчала что-то неразборчивое, но я уже спала. Спала и видела то, что так и не смогла забыть.

* * *

…Сумрачно-сизое небо, затянутое низкими грозовыми тучами, озарялось всполохами далеких молний. Ветер, гуляя по полю, пригибал к земле траву, подминал под себя кусты и клонил к земле кроны деревьев, стряхивая с них желтые листья. В душном воздухе, наполненном запахами прелой травы и пыли, растворялись первые крупицы ледяной мороси.

Я сидела на траве, ежась под резкими порывами холодного ветра. Сидела, глядя перед собой и боясь отпустить стремительно холодеющую руку и потерять навсегда ускользающее тепло родной ладони. И не могла поверить в то, что человек, еще утром здоровый, веселый и полный жизни, сейчас перешагивает через порог Вечности. Перешагивает, не оборачиваясь, прощаясь со мной холодной моросью, оседающей на щеках, и шорохом опадающей листвы.

— Папа… — тихое, безысходное. — Пап, вернись…

…не бросай меня!.. Детство эгоистично. Важна не человеческая жизнь, а ее связь с твоей. И важно не то, что человек уходит, а то, как ты будешь без него жить. Приемный отец — одинокий старик, живший по соседству и заменивший мне родню, которой я никогда не знала, — уходил. А я не понимала, что делать. И уже не вернуть. И ничего не изменить. И вновь остаться одной — никому не нужной и потерянной в огромном, незнакомом мире. Сначала ушла мама, которую я едва помню, а теперь и…

Пошел дождь. Прохладные ручейки пробирались под легкое платье, путались в коротких темных волосах, слезами катились по бледным щекам. Я продолжала сидеть на месте, боясь выпустить из своей ладошки его руку. Сколько раз я хваталась за нее — от страха, удивления, радости… Большая мозолистая ладонь с длинными пальцами стала для меня символом… защиты, покровительства, силы. И отпустить ее сейчас — означало проститься с тем, чем я жила, чем так дорожила прежде. И в глубине души понимала, что отпустить придется, но не могла заставить себя сделать столь простое движение.

Позади меня прошуршали легкие шаги. Или это трава и осенние листья?.. Нет, шаги. Я скорее почувствовала, чем увидела, как рядом со мной присел на корточки человек. Мужчина в летах, невысокий, худощавый, обманчиво хрупкий. Приятное смуглое лицо, усталая мудрость в карих глазах и седина в темных волосах.

Я опасливо покосилась на подошедшего и вцепилась в ледяную ладонь отца. А мужчина словно мои мысли прочел:

— Не держи его, малышка, не стоит. Отпусти, — голос хрипловатый, но певучий, густой. — Так ты его не вернешь.

— А как? — я сморгнула с ресниц слезинки. — Как можно?.. Разве… можно?..

— Только отпустив, — тихо ответил он. — И однажды отец вернется к тебе, навсегда оставшись в твоем сердце и в твоей памяти.

Я недоверчиво шмыгнула носом:

— Правда?

— Клянусь тьмой, — торжественно пообещал мой собеседник.

От удивления я широко распахнула глаза:

— А вы маг?..

— Да, — он едва заметно улыбнулся в седеющие усы. — И ты — тоже.

— Неправда! — возразила я. — Папа… — и мой голос дрогнул, а взгляд предательски метнулся к родному лицу: — Папа говорил, что я искатель…

— Одно другому не мешает, — объяснил мужчина. — Ты можешь быть и искателем, и темным магом, но маг ты больше.

— Не хочу!.. — возразила я. — Не хочу быть темной!

— Мелочь, врожденную силу не изменить, как и отца не вернуть, — осторожно заметил он. — Ты — темная. И ты это чувствуешь.

Я промолчала, отвернувшись. То бесконечное мгновение многое изменило во мне, начав с мыслей и закончив… жизненной целью. И образом жизни. Я не хотела быть темной. И не хотела быть магом. Я хотела стать искателем, хотя смутно представляла, что это за путь. Но быть магом, да еще и темным?.. Тем самым, которым соседи пугали, когда я шалила?.. Кто же согласится на столь незавидную участь?

— Не буду, — я упрямо поджала губы.

— Ладно, — легко согласился мой собеседник. — Но отца отпусти. Отпусти, пусть уходит. Таковы законы мира и законы Вечности. Отпусти и проводи.

Я вздохнула, зажмурилась, сильнее вцепилась в ледяные пальцы и… Как его ладонь выпала из моей?.. На одно лишь мгновение я потерялась в собственных мыслях и ощущениях, в собственных «не хочу», и… Земля вздрогнула, и мужчина ловко оттащил меня в сторону. Я дернулась, но он удержал, обнимая за плечи, не отпуская ни на шаг, но позволяя… смотреть. Как сплетаются саваном желто-зеленые травы, как осыпаются с прощальной песней увядшие листья… как уходит в землю последний родной человек.

И я смотрела, остро ощущая вспыхнувшую внутри тьму — и боль, и страх, и злость, и ярость, и ненависть к этому проклятому миру… и собственное неприкаянное одиночество. И с тех пор это чувство не оставляло меня даже после встречи с Джалем. Прощаясь с отцом, я поняла, что в мире нет ничего вечного, кроме… Вечности и ее законов. И — тебя. Только ты недолго, но вечен — ведь только ты остаешься рядом с собой до самого конца. Один.

Мужчина снял плащ и завернул меня в теплую ткань с головы до пят:

— Идем, мелочь. Идем домой.

— К-куда? — с запинкой переспросила я.

— В семью, — мягко сказал он, протягивая мне руку. — Где все дети такие же, как ты, — темные, лишившиеся семьи… нужные друг другу. И ты нам нужна. Идем.

— Так вы… за мной?

— Да. Твой отец написал о тебе, и я пришел. Меня зовут Хлосс, — и повторил: — Идем.

И я… поверила ему. Одно мгновение глаза в глаза — и я увидела. Всполохи тьмы. Странную желтизну шальных искорок на карей радужке проницательных глаз. И первозданный мрак, струящийся по венам. И поняла. Он такой же, как я. Почти. И лучше пойти с ним и стать темным магом, чем быть… одиноким никем. И я пошла. Домой. И обрела у подножия Песчаного великана дом и семью.

(9)

* * *

— Злишься? — я стояла, опершись плечом о косяк, и с любопытством наблюдала за Эрашем.

Парень лежал на постели, спрятавшись с головой под одеяло и отвернувшись к стене. На мои слова он не реагировал, как и на мое присутствие, хотя в арочном проходе я стояла уже давно. Да и не услышать моих шагов он не мог.

— Обиделся, — заметила схаали. — И, знаешь, на его месте я бы тоже обиделась.

Моя собеседница не была живым человеком, она — всего лишь одухотворенное воплощение тьмы. Но схаали долго жила среди людей и умела понимать и чувствовать их, сопереживать им и помогать. Не одно поколение учеников прибегало к ней с жалобами на наставников, на собственные проблемы или поговорить и поплакаться в дымчатую жилетку.

— А на что обижаться? — невозмутимо уточнила я. — На отсутствие мозгов и желание делать все назло?

Эраш невольно дернул плечом, выдавая свою возмущенную заинтересованность в разговоре. Я усмехнулась и подмигнула схаали.

— Но ведь он не знал о ловушках, — возразила она. — Не будь к нему так строга.

— Нет, буду. Я предупреждала, но он слишком привык лететь ветром, сломя голову, не думая и не вспоминая об опасности, — возразила я. — Ему еще повезло, что угодил в безобидную западню. Я встречала пару смертельно опасных ловушек.

Парень снова дернул плечом. Мы со схаали многозначительно переглянулись.

— Что поделать, — она шелестяще вздохнула, — ученики мрака — народ вредный… и паскудный. Да и наставники от них недалеко ушли. Пакостили друг другу, как умели, а по башне потом ходить было страшно. И летать. Даже мне.

Я весело хмыкнула:

— После войны прошло четыре эпохи, а темные не слишком изменились. Ученики по-прежнему пакостят, только, не имея силы, более изобретательно. А наставники воспитывают их методом от противного. Разве что смертельного ничего не допускается, ведь мы — семья, и кроме братства у нас никого нет.

Моя собеседница задумчиво прищурилась:

— Как думаешь, вы вернетесь в башню?

— Не знаю, — я пожала плечами. — Все зависит от Девятого. Наверно, когда он принесет в мир тьму, чтобы замкнуть круг, и снимет заклятье с Забытых островов… Наверно, тогда вернемся.

— Я буду ждать, — по тонким дымчатым губам скользнула улыбка, — когда башня вновь оживет, и в коридорах зазвучат веселые голоса и торопливые шаги…

— Жаль, я этого не застану… — меня кольнуло горьковатое ощущение печали.

Из-под одеяла уже виднелась рыжая макушка. Мы нарочно говорили тихо, а Эрашу разговор казался интересным, но подслушивать мешало толстое одеяло. И после моей сожалеющей фразы оттуда показался и курносый веснушчатый нос.

— Ладно, — я улыбнулась и медленно прошлась по комнате. — Позже поговорим. Пойду, прогуляюсь по острову.

Нос исчез, сменившись ухом.

— А куда пойдешь? — полюбопытствовала схаали.

— Говорят, на Забытых островах прежде находилось пять чудес мира, — отозвалась я. — Хочу их поискать. А ты, Эраш, брось притворяться, я же вижу, что тебе интересно. Если хочешь прогуляться… вставай.

Он сел и глянул на меня недоверчиво. Да, ругалась, грозилась цепью к кровати приковать, запрещала свободно передвигаться — и вдруг зовет на прогулку по островам? Крайне подозрительно, по его мнению. Я бы тоже насторожилась.

— А почему? — естественно, спросил он.

— Тебя опасно здесь оставлять даже со схаали, — фыркнула я. — Удерешь — и пиши пропало. Лучше у меня под ногами путайся: и в башне ничего не натворишь… и башня ничего с тобой не сотворит.

А о том, что меня мучили совесть и жалость, я рассказывать не собиралась.

Эраш покраснел и, кряхтя, сполз с кровати.

— Так, — я бегло оценила его кособокость. — Топай за схаали к целительному источнику и долечивайся, а потом собирайся. Мы уходим дня на три-четыре, так что одевайся потеплее. В коридоре тебя ждут сумка и вещмешок с одеялами и едой, — а я — хрупкая женщина, и понесу только свои вещи, да. — И чем быстрее соберешься — тем лучше. Ясно? Тогда почему ты еще здесь?

Парень резво захромал из комнаты, а я спустилась в лестничный коридор. Чудеса Забытых островов мне нужны не просто так, для собственного развития и развлечения Эраша. Я надеялась, что хоть одно из них укажет на выход из западни. И заодно поможет завершить одно давнее ожидание мира, которое «хвостом» тянулось за мной семь Пыльных лунных сезонов.

Поджидая своего спутника, я зашла на кухню, выгребла из закромов добрую половину запасов вяленого мяса, собрала его в большой мешок, вышла во двор и огляделась. У крыльца, свернувшись тугим узлом и зарывшись в сугроб, дремал бальзар, лишь из-под снега виднелся раздвоенный кончик хвоста.

— Просыпайся, — позвала я и положила перед ним раскрытый мешок с мясом.

Конечно, ему такая порция — как голодному ложка холодного супа, но все же лучше, чем ничего. Змей сунул узкую морду в мешок и принялся неторопливо поглощать мясо, а я села на ступеньку и пустила по снегу мерцающий след. Первое чудо на выход с островов точно не укажет, но оно имеет свою ценность и прелесть для меня для как искателя, и им хотелось просто полюбоваться.

Эраш собрался быстро. Я едва успела дорисовать схему карты и размечала крестиками местонахождение островных чудес, когда он появился на крыльце, довольный и сияющий.

— Готов? — сухо спросила я, убирая в сумку опустевший мешок.

— Конечно! — отозвался быстро.

— Предупреждения повторять? — уточнила я.

— Не нужно, — парень тяжко вздохнул. — Обещаю не отставать, не теряться, никуда не лезь, не ныть, молчать, почитать тебя и преданно ловить каждое твое слово, а еще…

Я хмыкнула:

— Годится. Пошли.

* * *

Обещание Эраш держал мужественно. По ощущению, до первого чуда мы добирались столько же, как если бы вышли на рассветных сумерках, а дошли — на закатных. И лишь раз я устроила короткий привал, жалея своего нетренированного спутника. А отстать или сунуться в сторону ему не позволял бальзар.

И я спокойно шла вперед по заметенной снегом узкой лесной тропе, изредка сверяясь с картой и мимоходом оглядываясь через плечо. Эраш отвечал мне молчаливым и упрямым выражением «Не дождешься!», и, сопя, топал следом, недобро косясь на бальзара. А тот добродушно-насмешливо щурил умные глаза, копируя гордый взор парня, и бесшумно полз за ним по пятам. И раз Эраш, верный своему обещанию, помалкивал, терпел и никаких вопросов не задавал, между нами возникло напряженное ожидание. Я ждала, что он начнет спрашивать, а мой спутник — что сама все расскажу.

Игра в молчанку и в «кто кого переупрямит» грозила затянуться. Я шла и думала о том, как это глупо, когда парень, напряженно посопев, неожиданно спросил:

— А почему началась война?

— А разве не знаешь?

— Знаю, — подтвердил он, — но…

— Но — что? — подбодрила я.

— Я ей не верю, — тихо признался мой собеседник. — Схаали много рассказывала о темных, но мне кажется, что не их вина…

Я передернула плечами:

— О причинах войны есть две легенды, — известная и неизвестная. Известная — тьма не поделила что-то с сумерками, а свет попал под раздачу…

— …а неизвестная? — оживился Эраш.

— А о неизвестной расскажу, когда ты встанешь на путь мрака, — скупо ответила я.

— Почему? — кисло и разочарованно.

— Потому что непосвященным о ней знать нельзя. Эта правда только для темных. А схаали… Верь ей, она не умеет обманывать.

— Но…

— Кстати, мы пришли, — перебила я. — Смотри.

Ну, схаали… О чем рассказала, раз парень так заинтересовался? Вернусь в башню — поговорим. С одной стороны, ее тактика проста и понятна: напустить туману, завести Эраша в пучину загадок и тайн, заинтересовать так, чтобы он ради ответов на вопросы побежал в храм Перекрестка и встал на путь, но с другой стороны… С другой, она недопустима. Даже начинающим темным не следует знать некоторых вещей.

— Ух ты!..

Хвала Великой, отвлекся… Я посторонилась, пропуская его вперед, и задумчиво улыбнулась одному из чудес мира. Мы вышли из сонного леса и, пройдя с сотню шагов по полю, подошли к краю обрыва, на дне которого и мерцало то, что называлось Сном Дождливой луны, или Сном дождя.

Хрустально-прозрачные струи застывшим водопадом струились по дну обрыва и заполняли его подобием лабиринта. Водяные стены выше человеческого роста свивались клубком узких коридоров, которые оборачивались то тупиками, то закутками, где на водных же постаментах красовались сотканные из капель статуи. Чьи? Природа не выбирала. Среди них можно было найти и существ эпохи Изначальности, и Девятерых неизвестных, и фигурку Великой, и древние рассыпающиеся храмы…

— Что это? — восхищенно прошептал Эраш.

— Я назвала это чудо Сном сезона, — отозвалась я, начиная спускаться по пологому склону обрыва.

— Ты? — ахнул он. — Но…

Держась за тонкие ветви чахлого кустика, я обернулась и отвернула воротник плаща, показывая золотой узел искателя:

— Да, я. Два похожих Сна я нашла на материке Великой и архипелаге Третьего.

— Но… откуда?..

— Древняя легенда гласит, что создание материков и островов совпадало с формированием сезонов, — я продолжила спуск, цепляясь за растительность, выглядывающую из-под снега. — Материки были созданы в период Снежной луны, архипелаги — Пыльной, а острова — Дождливой. И Сны я находила именно там: Сон снега — на материке, Сон пыли — на архипелаге, а Сон дождя… перед тобой. И я всегда знала, что он здесь, на одном из островов Девятого, но добраться не получалось.

— Но что их… создало? — с любопытством спросил Эраш, тоже начиная спуск и не сводя с находки зачарованного взгляда.

— Фаза Вечности. Это ведь не только граница, разделяющая сезоны, — я перебралась через поваленное дерево. — Это концентрированная сила двух сменяющихся лун, которая, переплетаясь с силой стихий, порождает множество необъяснимых явлений, и Сны — одни из них.

— Каких явлений?

— Разных, — я остановилась, оценивая путь: обрыв переходил в подобие ступеньки, с которой нужно либо сползать, либо спрыгивать. — Например, Песчаного великана. Осторожно, там дерево… Видел его?

— Благодарю… — Эраш неуклюже перебрался через препятствие. — Нет, не довелось.

— Это высшая точка Песчаного кряжа, что на материке Великой. И — это песчаная фигура мужчины, закутанного в плащ, высотой шагов в пятьсот, — примерившись, я лихо спрыгнула в сугроб и, встав, отряхнула с плаща снег.

— Ого!

— Ага. Причем природой не только до мелочей прорисованы черты лица, пряди волос, складки плаща или носки сапог. Перед фазой Вечности плащ Великана начинает развеваться на ветру, не осыпаясь, и под плащом видны обнаженный торс и сопутствующие… штаны. И подобных ему явлений много, — я быстро сползла со следующей ступеньки, решив не рисковать. — Если станешь искателем — сам узнаешь. Прыгай, не бойся.

— А Сны?.. — вернулся к прежней теме Эраш.

— …это лабиринты. Один соткан из снежинок, а второй — из пыли. Я назвала их Снами, потому что снежинки и пыль находятся в непрерывном, но вялом движении, появляются ниоткуда и пропадают в никуда, едва касаясь земли, неподвластные природе, как сонное существо неподвластно законам реальности и живет во сне своей жизнью. Сейчас сам увидишь. А здесь не прыгай, ноги переломаешь.

— Да, конечно…

— Добрались, — я остановилась в двух шагах от лабиринта, любуясь прозрачной водяной стеной.

Вот он и нашелся — «хвост» давнего ожидания мира… И, вероятно, благодаря Сну — и ему тоже — я оказалась на Забытых островах.

— А сюда можно?

— Можно. Он безопасен.

— Точно?

— Точно. Посмотри на бальзара.

Эраш поднял голову. Черный змей замер наверху, свернувшись клубком и сонно прищурив глаза.

— Он боится, — пояснила я. — Сны пропитаны неизвестной ему магией, которая безопасна лишь для людей, поскольку нас охраняют дары Великой. Остальные же существа — живые или мертвые — обходят лабиринты стороной. Проверено.

— Но…

— А ты думал, дар Великой — это только путь ремесла или магии? — я подняла брови.

— Ну…

— Дар — это частичка силы Великой, которая мерцает в каждом человеке, — объяснила я. — Это, если хочешь, особого рода волшебство, позволяющее управлять потоками силы и пользоваться заклятьями пути, охраняющее от явлений смешанной стихийной силы.

— То есть? — смущенно спросил он

Я с любопытством посмотрела в наивные голубые глаза. Издевается или?.. Об этом знали даже дети — легенды о Великой и ее дарах родители рассказывали сказкой на ночь. Но, возможно, парню, как и мне, некому было их рассказывать, а всезнающего Хлосса рядом не случилось?

— Смешанная стихийная сила — это Вечность, — пояснила, вздохнув. — Она — создательница изначального мира, одухотворенная сущность смешанных стихий света, тьмы и сумерек, изгнанная Великой за Изнанку мира. Она дает людям душу, и она же ее забирает. И душа живет в теле до тех пор, пока в ней горит дар Великой. Он оберегает дух от влияния Вечности. Как только дар затухает, человек уходит туда, откуда пришел, — к своей создательнице.

— А что его тушит?

Я внутренне съежилась от вопроса, отвернулась и уклончиво ответила:

— Разное. Дряхлость тела, старость и усталость души, невосполнимые потери, разочарование в себе и невозможность следовать зову истинного пути… И прочее. Не суть важно. Важно, что пока он есть, явления вроде Снов, как и буйство фазы Вечности, для нас безопасны… Если, конечно, они не запрятаны для того, чтобы люди их никогда не нашли.

— В смысле?

— На некоторых находках первых эпох мы обнаруживали древние проклятья, мгновенно человека убивающие. Это так называемые проклятья Изначальности.

— А откуда о них известно, если они «мгновенно убивающие»? — с сарказмом уточнил мой собеседник.

— Оттуда. Они не действуют лишь на темных — сгорают при соприкосновении с нашей аурой. Почему — не знаю. Таков дар Девятого. А теперь я спрошу: откуда ты, не знающий столь элементарных и всем известных вещей, взялся?

Эраш смущенно покраснел, отвел глаза и промолчал. Впрочем, я и не ждала ответа. Вздохнула про себя и покачала головой:

— Ладно. Лично я сюда пришла изучить Сон дождя, и именно этим сейчас и займусь. Остальные вопросы потом.

— Как скажешь, — покладисто согласился он.

И только его и видели. Я и глазом моргнуть не успела, а парень уже исчез в водяном лабиринте. И пусть отведет душу, пока есть возможность. Я хмыкнула и последовала его примеру.

(10)

* * *

Вот и еще одно ожидание мира позади… Я посмотрела на свое отражение в струящейся воде. Крупные капли с мелодичным плеском сплетались в водную гладь стены, и оттуда, из ее прозрачной глубины, на меня недоверчиво смотрело искаженное рябью существо. Темное, закутанное в длинный плащ, с бледным до неузнаваемости лицом, оно щурило размытые холодные глаза и поджимало губы. И в который раз захотелось спросить у него: «Кто же ты, незнакомка?..». И опять услышать в ответ: «Ты знаешь, кто».

Я отвернулась. Со времен Небесного храма за мной «хвостами» тянулось два ожидания мира, и одно из них я сейчас завершала. Снами я горела долго, с тех пор, как нашла упоминание об одном из них в летописях темных. А дальше — дело поиска и удачи, и последняя забросила меня даже на Забытые острова, к последнему Сну… Что ж. Минус один повод опять обмануть Вечность. Я криво улыбнулась. Все-то она предусмотрела… И эта бесконечность приведет меня к ней, когда я завершу последнее ожидание мира и разберусь с загадкой Небесного храма.

Зябко поежившись, я сунула руки в карманы и побрела по водным коридорам лабиринта. Эраш возился неподалеку, шумно выражая восторг, и меня кольнуло непривычное ощущение непонимания. Я всегда все знала. Всегда все понимала. Всегда всему находила объяснение. Но не ему. Странный мальчик, знающий о том, чего знать не положено, но не знающий того, что знают все, вызывал резкое чувство недоумения и недоверия. Но, кем бы он ни был, однажды я его разгадаю. И камня на камне не оставлю от его тайн. Слишком многое нас связывает уже, и еще больше, чувствую, свяжет потом. Знать бы только, что именно…

В ожидании Эраша я, оправив плащ, уселась на землю, достала чистый лист и грифель и быстро набросала схему водного лабиринта. Снег внутрь него не проникал, а земля была на удивление сухой и теплой. Я разметила галочками местоположение статуй и изучила рисунок. Покопалась в памяти и хмыкнула. Все три Сна повторяют друг друга до мелочей, начиная от количества и расположения коридоров и закачивая прототипами статуй. Поразительная вещь — природа, всю жизнь занимаюсь поисками и не перестаю ей поржаться. И…

— Рейса-а-ан!..

Мои умиротворенные размышления прервал вопль Эраша. Сунув схему в сумку, я вскочила на ноги и привычно ринулась спасать рыжее недоразумение, умудрившееся вновь куда-то вляпаться. Да, уже — привычно…

Парень голосил, не переставая, и нашла я его быстро. Нашла — и замерла на месте, подняв брови. Ну и ну… И как он умудряется находить неприятности там, где их быть и не может, и не должно?

— Что ты стоишь? — заверещал он. — Помоги!..

— И не подумаю, — я скрестила руки на груди.

— Почему? — обиделся Эраш.

— Потому, — отрезала я. — Тебе что было сказано? Ничего не трогай и никуда не суйся. И теперь как хочешь, так и выкручивайся.

Парень нервно дернулся и глянул на меня с откровенной ненавистью, а я неприятно ухмыльнулась в ответ. Глупый мальчишка, видимо, решил, «прорубить» ход из коридора в коридор, полез сквозь стену и, разумеется, в ней застрял. Водяные хлысты прочно спеленали Эраша по рукам и ногам, и из стены наружу торчала лишь его взъерошенная голова со всклоченными вихрами и раскрасневшимся лицом.

— Зачем тебя сюда понесло? — лениво поинтересовалась я, доставая из сумки смятый второпях лист со схемой и тщательно его расправляя.

— Не твое дело!.. — пропыхтел он.

— А я ведь говорила…

— А засунь свои слова!..

— Нехорошо грубить старшим, — протянула я. — Они же могут обидеться. И отомстить.

— Издеваешься, да? — процедил он. — Нарочно? Знаешь, что я не смогу ответить!..

— Почему же, сможешь… если будешь следить за своим языком и не наговоришь глупостей, о которых потом пожалеешь.

— Иди ты!..

— Хорошо, — я встала и поправила сумку. — Подожду тебя наверху. Только недолго, нам сегодня еще к одному чуду успеть надо.

Эраш, похоже, не сразу поверил в то, что я ухожу. А когда понял, тихо заныл привычным:

— Пожалуйста, помоги, я… больше не буду… Обещаю…

— На крови тебя заставить поклясться, что ли? — я повернулась к нему. — Не умеешь ты держать обещания, парень, и верить тебе не хочется.

— Думаешь, я тебе верю? — буркнул он. — Ни разу…

— Дело твое, — я хмыкнула, но вернулась.

Да, жалко мальчишку… Стоило бы проучить и бросить, но… Не смогла. Снова не смогла повернуться к нему спиной, будь он трижды проклят…

Подойдя к стене вплотную, я привстала на цыпочки, взяла Эраша за шиворот и велела:

— Расслабься. Чем больше дергаешься, тем сильнее вода тебя скручивает. Расслабься, кому говорят. Закрой глаза и представь, что ты плывешь по озеру.

— Не могу! — пожаловался он. — Я не умею плавать и боюсь воды!

— А ты постарайся, — отрезала я. — Иначе считаю до десяти и ухожу.

Со счетом у моего спутника все в порядке, и прием опять сработал безоговорочно — на десятом счете я без труда выволокла его из стены. Эраш, охнув от неожиданности, нелепо взмахнул руками и плюхнулся на карачки. Водяная стена же, выгнувшись дугой и недовольно зашелестев, вновь стала ровной и гладкой.

— Благодарю, — буркнул парень, вставая и с удивлением изучая совершенно сухой плащ.

— Не слышу в голосе настоящей благодарности, — заметила я насмешливо.

Мой спутник мудро промолчал в ответ, с деланным беспокойством ощупывая плащ. Я усмехнулась, покачала головой и пошла к выходу из лабиринта. Эраш, помедлив, поплелся следом. Не знаю, о чем он думал, сверля напряженным взором мой затылок, но я в его мысли не полезла и решила в следующий раз не помогать. Иначе он так ничему у судьбы и самого себя и не научится.

* * *

Следующим чудом Забытых островов, разумеется, были флиссы. Побродив по окрестностям и углубившись в лес, мы набрели на поляну, покрытую цветочным ковром. Ярко-красные флиссы, выглядывая из-под снежного покрывала, тянулись трепещущими на ветру венчиками к хмурому небу. Лес смыкался вокруг поляны кольцом, сплетая длинные узловатые ветви над цветами и набрасывая на яркое пятнышко сеть вечного сумрака.

Наклонившись и отведя руками ветки, я проскользнула на поляну и сразу определила ее отличным местом для ночлега. Эраш, изумленно поглядывая то на цветы, то на меня замер на кромке леса. Похоже, он не мог решить, что считать большим чудом — Сон дождя или живые цветы из-под снега. Для меня же истинное чудо — это флиссы, и я на них имела определенные виды.

Цветы росли кольцами, между которыми оставалось свободное место, где я и расположилась. Слепила из паутинной тьмы большие теплые подушки, расстелила сверху одеяла и прикрикнула на Эраша, велев ему перестать пялиться на цветы и наломать дров для костра. Тот нехотя повиновался и, недовольно сопя, приволок пару узловатых сучьев. Бальзар, свернувшись клубком в сугробе, при виде такой «добычи» насмешливо фыркнул.

Выкопав в снегу ямку, я разожгла костер, подкинула туда пару поддерживающих огонь заклятий и на паутинной перекладине подвесила над ним котелок. Растопила в нем снег, бросила в закипающую воду заготовленную нарезку из овощей и мяса, принюхалась к запаху похлебки, кивнула самой себе и с удовольствием растянулась на лежаке, вытянув ноги. Очень хотелось снять сапоги, но… не сезон. И помыться, но… нет башни, укромной комнатки и большой бадьи. И…

— И что, все на сегодня? — Эраш косился на меня с подозрением.

— А тебе мало? — вяло отозвалась я, закрыв глаза.

— Но ты же про пять чудес говорила, — неуверенно заметил он.

— Вот второе чудо — наслаждайся, — я указала на флиссы. — К остальным надо идти через порталы на соседние острова, а я устала и хочу отдохнуть.

Обманывала, естественно. Флиссы мне нужнее, чем остальные три чуда, и я намеревалась пробыть на поляне до тех пор, пока не использую все цветы. Когда мы вырвемся из западни — а мы из нее вырвемся, уверена, — накопленную внутри магию я растрачу быстро. А вновь становиться беспомощным недомагом-недочеловеком не хочу.

Я закрыла глаза и погрузилась в приятную дремоту, снова видя в зыбком мареве сна дождевой лабиринт и возвращаясь к двум предыдущим. Сон пыли, спрятанный в сердце зеленого оазиса, с тихим шорохом перебирал хрупкие золотистые песчинки, а Сон снега, притаившись в пещере, встречал путников прозрачными переливами кристалликов льда. И в какой-то момент все три Сна, слившись воедино, рассыпались пригоршнями белых искр, а я открыла глаза и порывисто села.

Все-таки проспала… Костер догорел, на паутинной перекладине раскачивался под порывами ветра пустой котел, а оба моих спутника куда-то делись. Судя по следам — в лес, а вот зачем — не представляю. Откинув одеяло, я подошла к цепочке следов, присела рядом и задумчиво прищурилась. Ушли давно, следы занесло снегом… И если бы ушли просто в кусты, давно бы уже вернулись.

Я не без труда подавила отчаянный порыв броситься на поиски. Все, хватит. Я не нянька этому недоразумению. Влипнет в историю — пусть пеняет на себя. Я умываю руки.

Но на сердце было неспокойно. Вернувшись на стоянку, я снова разожгла костер и набрала в котел снега. Мелкий пакостник, ничего не оставил… И наверняка половину похлебки бальзару скормил, зараза, в него одного бы столько не влезло… Я потерла ноющий от голода живот. Припомню и отомщу. Потом. Снег растаял быстро, и вода начала закипать. Я бросила в котел остатки вяленого мяса и, отвлекаясь от неприятных мыслей, занялась делом — взяла нож и отправилась срезать флиссы.

Опустошив поляну, я осторожно разложила хрупкие цветки на лежаке, проверила похлебку, досыпала в кипящую воду крупу и вернулась к флиссам. Пропитать их магией — проще простого. Свивая паутинки в длинные нити, я тщательно опутывала ими цветок по стеблю к венчику до тех пор, пока они не чернели и не разбухали, увеличиваясь раза в два. После этого я откладывала флисс в сторону и брала следующий. И лишь раз сделала перерыв, с удовольствием поужинав и быстро приговорив половину похлебки.

Я как раз заканчивала пропитывать магией предпоследний цветок, размышляя о странном видении Снов сезонов, когда на поляну вернулись взъерошенный Эраш и чрезвычайно спокойный бальзар. Мой рыжий спутник, спотыкаясь, добрел до лежака и странно покосился на черного змея. Я кинула на обоих рассеянный взгляд. Хм… Судя по всему, парень опять вляпался в историю, а бальзар спас его каким-нибудь странным (или страшным) способом.

Парень бухнулся на лежак и попытался отодвинуться от свернувшегося рядом с ним змея. Я ухмыльнулась, продолжая обматывать паутиной флисс. Думается, они натолкнулись на шушуша, и бальзар, дабы не мучить бедняжку, одним махом его проглотил и…

— Почему это животное от нас не отстанет?.. — заикаясь, осведомился Эраш. — Зачем он за нами таскается?..

— А в чем дело? — я безмятежно улыбнулась.

— Как это — в чем?! — неожиданно взвился он. — А ты не знаешь?! Он… он людей ест!..

Надо же, угадала.

— А я тут причем? — я неспешно пропустила меж пальцев тонкую нить паутины и приподняла бровь.

— Это ты виновата!..

— В том, что он ест людей? — серьезно переспросила я. — Ты действительно так думаешь?

Эраш прищурился:

— Опять издеваешься?

— Я? — и изобразила удивление.

— Ну, не я же!

— Мрак с тобой, мальчик, — я ухмыльнулась. — У меня есть дела и поважнее.

— Я не хочу, чтобы это находилось рядом со мной! — встал в позу парень.

— Так прогони, — посоветовала я. — Поговори и попроси убраться восвояси.

Бальзар кинул на меня загадочный взгляд, и по его губам скользнула тонкая усмешка. Я ответила ему выразительным взором. Кажется, Эраш так и не понял, что змей не только отлично все понимает — он еще и мысли наши читает, будучи умнее и мудрее нас обоих вместе взятых.

— Я?! — поразился парень. — Почему это я должен его прогонять?

— Ну, не я же, — передразнила насмешливо, складывая в поясной карман законченный цветок. — Лично мне бальзар не мешает.

— Тогда уйду я!..

Сколько патетики, побери меня Вечность… Ах да, он же дитя Перекрестка, в нем же искусник спит и иногда ворочается во сне, подавая признаки театральной жизни…

— Уходи, — равнодушно ответила я.

Эраш открыл рот, издал невнятный звук и пошел красными пятнами. Я выразительно улыбнулась и указала взглядом на лес. Парень закрыл рот и побледнел. Доигрался?

— И уйду! И сам башню найду и выберусь с островов! — самоуверенно заявил он. — А ты кисни здесь до скончания эпох!

— Иди-иди, — кивнула я. — Только запомни на будущее: никогда не берись за дело, которое тебе не по плечу. Нет ничего лучше уверенности в себе, и нет ничего хуже самоуверенности. Почувствуй разницу.

— На себя посмотри!.. — огрызнулся Эраш, порывисто подхватывая свою сумку и одеяло.

— Я-то уверена в себе. Я давно и хорошо изучила себя и насквозь вижу тебя, — я неспешно опутывала нитью флисс. — А вот ты — самоуверен, потому что ни себя не знаешь, ни в других не разбираешься.

— Иди ты!..

— Сам иди. Или передумал?

— Не дождешься! — и на его лице вновь появилось мучительно-жалостливое выражение обиженного упрямого ребенка.

— Как это глупо, — протянула я.

— Что именно? — насторожился он.

— Плакаться и жалеть себя, — пояснила я. — Не по-мужски.

— Отстань!..

— Да-да, умнее этого ты ничего придумать не можешь, — я презрительно усмехнулась. — И только плачешься, хнычешь и жалеешь себя, вместо того, чтобы отомстить, поставить на место обидчика, сделать его жизнь невыносимой… Впрочем, последнее у тебя иногда получается. Но ведешь ты себя как трус и глупец.

Эраш в ярости помянул свой воровской ветер, которому давно пора унести меня в Вечность, и бегом метнулся к лесу. Я подняла руку, останавливая порывистое движение бальзара, и тихо сказала:

— Нет. Сейчас он тебя заметит, ударится в панику и наделает глупостей. Подожди чуть-чуть.

И змей помедлил, чтобы, спустя пару мгновений, бесшумной тенью исчезнуть в лесу. Я посмотрела ему вслед и хмыкнула. Глупое рыжее создание… Свалился же на мою голову… так хоть бы пользу получал, узнавал бы да учился…

Я закончила возиться с последним цветком, спрятала его в поясной карман, доела похлебку, вымыла котел, разожгла костер, разулась и завернулась в одеяло. На Забытых островах вместе с приступами предчувствия меня оставила в покое и нервная бессонница, и я решила отоспаться, как следует. Потянувшись, я зевнула, поставила вокруг поляны защитное проклятье и спокойно уснула.

(11)

* * *

Меня разбудил тяжелый пристальный взгляд. Поморщившись, я перевернулась на бок и открыла глаза. Напротив меня, поджав ноги, сидел на свернутом одеяле Эраш и недовольно сопел. В двух шагах от него чутко дремал бальзар.

— Что? — парень угрюмо отвел взор. — Удивлена?

— Не особенно, — я села и пожала плечами. — Добрых сумерек.

— Кому — добрых, а кому — нет, — сварливо буркнул он. — Где мой лежак? Почему он исчез, как только я лег спать?

— А куда из котла исчезла моя доля похлебки? — прищурилась я.

Эраш едва заметно покраснел:

— А если без этого?

— Магия тьмы тебя не принимает, пока ты ее в себе не принял, — извернулась я.

— Не действует, что ли? — переспросил он.

— Нет, действует, но назло, — мстительно сообщила я. — Не помогает, а вредит.

Не говорить же ему правду, да простит меня Великая за бессовестную ложь… И так не слушается, а о собственном восприятии тьмы узнает — и бояться перестанет, и от рук отобьется, и…

— Врешь, — понял Эраш.

— А ты докажи, — улыбнулась я.

Крыть ему было нечем, да и мало кому удавалось меня переспорить или поймать на обмане. Даже Джалю и Хлоссу, которые разбирались в некоторых моих повадках едва ли не лучше меня самой.

Я свернула свое одеяло и кинула его парню:

— На твоем месте я бы перестала бояться бальзара, помирилась с ним и использовала как матрас. Думаю, он не будет возражать. И уж, конечно, не съест тебя.

— Обязательно об этом напоминать? — ощетинился Эраш. — Я и сам все понял…

— Чудно. А теперь ложись спать. Скоро разбужу и пойдем дальше, так что береги время.

Он повиновался без разговоров и быстро уснул, устроившись среди теплых колец черного змея и двух одеял. Я невольно всмотрелась в сонное, припорошенное веснушками бледное лицо. Что же мне с тобой делать, парень?..

Покачав головой, я села на лежак. Тьма, и откуда во мне столько боли?.. Давно же пора привыкнуть, но разве прикажешь молчать глупому сердцу, которое учащенно бьется при виде знакомого лица, отказываясь принимать горькую правду?.. Я тяжело вздохнула и взялась зашнуровывать сапоги. Разве прикажешь молчать легкомысленной душе, не желающей жить по законам холодного разума?.. Встав, я отвернулась. И разве прикажешь глазам не видеть то, что они видят?..

Пока мои спутники спали, я побродила по округе, найдя крошечную полянку флиссов и следы трех отчаянных сражений. Срезав цветы, я хмыкнула. Повезло тебе, парень, что бальзар был рядом, очень повезло, не то… Я бы не успела, а ты бы не справился.

Подгоняемая в спину пронзительно холодным ветром, я долго гуляла по спящему лесу, пропитывая силой флиссы и размышляя ни о чем. В голову лезли только пустые и дурные мысли. И как ни одна из них не имела отношения к другой, так и все вместе они не имели отношения к Забытым островам и выходу с них.

Возвращаться назад и снова взваливать на себя ответственность за Эраша очень не хотелось, но пришлось. Мои спутники по-прежнему спали, и я решила дать им еще немного времени, пока варила кашу и завтракала (или обедала). Но как только сварила — пошла будить. Бальзар проснулся быстро, а вот Эраша пришлось силой (магической, разумеется) вытаскивать из-под одеял и змеиных колец.

— Подъем! — я безжалостно окунула парня в сугроб. — Отдохнешь на пороге Вечности!

— Сердца у тебя нет! — привычно огрызнулся он, сонно протирая глаза. — И души!

— Знаю, — спокойно отозвалась я. — Ешь, и идем дальше.

И быстро собрала вещи, распихав одеяла и отмытый котел по сумкам и вещмешку. Эраш, ворча, расправился с кашей, под моим суровым взглядом неумело помыл в снегу плошку, спрятал ее в сумку и, зевая, поплелся по тропе прочь с поляны. И сам виноват. Спать надо было, а не по лесу метаться и глупости делать.

Поблажек я ему не давала. Тащила за собой к следующему чуду Забытых островов, подбадривая пинками заклятий и пропуская мимо ушей ворчание. И ему бы разозлиться наконец по-настоящему — и позволить тьме захватить власть и направить на путь, и явить то, что спало глубоко в душе, — но… Даже удивительно, что при столь явной тьме в парне так мало природной злости.

— Повторяешься, — равнодушно сообщила я в ответ на очередной его обвинительный монолог. — А если не знаешь, что сказать, лучше промолчи. Будешь казаться умнее.

Эраш прикусил язык и смерил меня сердитым взглядом, шумно топая по скрипучему снегу. Я привычно не обращала на него внимания.

— Слушай, а ты не пробовала быть к людям немного добрее? — после паузы спросил он.

— Пробовала. К тем, кто этого заслужил. Иногда получалось.

Парень едва не споткнулся:

— А разве ее надо заслужить? — недоверчиво и удивленно. — Разве доброта не идет от сердца, и человек добр к окружающим… потому что добр?

— А на всех людей твоей доброты не хватит. Да и большинство живущих ее не заслуживает. Воспользуются ею, добьются нужного и вытрут о тебя ноги. А ты останешься со своей добротой — один, униженный, раздавленный, растоптанный и оплеванный. И в этот момент быстро забудешь о том, что когда-то был добрым. Хочешь этого? Нет? Тогда держи свою доброту при себе, храня ее для людей стоящих — для тех, кто оценит ее и примет как дар. Тебя же, прости за откровенность, я достойным не считаю. Когда поумнеешь и заставишь себя уважать, тогда и узнаешь, что я могу быть не только бессердечной. Еще вопросы?

Эраш, красный до корней волос не то злости, не то от стыда, молчал. Не стала ничего говорить и я. Лишь шла вперед, четко следуя указаниям знака поиска, ведущего нас к следующему чуду. И, перебирая легенды об островных чудесах, я понимала, что цепляюсь за морок. Ни одно из них не выведет нас в привычный мир, ни одно не укажет туда дорогу, но… Человеку сильному даже в безвыходной ситуации свойственно верить в неизведанное, искать, пробовать и ждать… хотя бы чуда. И верить в собственную удачу и в то, что именно эта бесконечность приведет… куда угодно, но не в Вечность.

Искры заклинания погасли, затерявшись меж сугробов, и я остановилась, глядя перед собой.

— Что? — Эраш выглянул из-за моей спины и язвительно улыбнулся. — Опять заблудилась, искатель Старшего поколения?

Поисковое заклятье привело к знакомой пропасти. Холодное снежное полотно, путаясь в мглистой пустоте, стекало по крутому склону вниз, уводя в никуда.

— Не ерничай, парень, тебе это не идет, — заметила я. — И я не заблудилась. Мы пришли туда, куда нужно.

— В пропасть? — не поверил он.

— Это не пропасть, — я присела на корточки и вытянула шею, глядя вниз. Теперь, начитавшись и набравшись в хранилище башни знаний, я понимала, с чем столкнулась. — Это портал на соседний остров. А если ты рискнешь столкнуть меня вниз, воспользовавшись подходящим моментом, то крупно об этом пожалеешь, клянусь мраком.

Мой спутник смущенно попятился. Неблагодарное создание… На обиженных воду возят, парень. И я обязательно доживу до того момента, когда ты поблагодаришь меня за все.

Встав, я отступила от пропасти и махнула рукой в ее направлении:

— Прошу.

— Что? — не понял он.

— Детей — вперед, — я привычно набралась терпения.

— Я не ребенок! — обиделся он.

— Тогда будь мужчиной и прыгай. Это портал, а не пропасть. И ничего страшного с тобой там не случится.

— Женщин — вперед, — выкрутился Эраш.

— Если я пойду вперед, ты останешься здесь, — раскусила его я. — На третье чудо посмотреть не хочешь?

— Такой ценой — нет!

— Трусишка, — усмехнулась я.

Он надулся:

— Неправда!

— Так докажи, — старый и известный нечестный прием.

— Я… не хочу идти дальше, — и он решительно сел на обочину протоптанной нами тропы — в сугроб.

— Как знаешь, — я не собиралась препираться с ним. — Тогда оставайся… а бальзар пойдет со мной.

— Нет! — вздрогнул Эраш.

— Да, — и я поманила к себе змея.

Тот послушно скользнул ко мне, прошуршал по снегу к кромке обрыва и первым исчез в пустоте.

— Счастливо оставаться, — я махнула рукой и тоже собралась шагнуть в пропасть, когда внутри тихо дрогнуло, тренькнуло порвавшейся струной ощущение опасности.

Парень, видимо, тоже что-то почувствовав, подскочил и встревоженно посмотрел на меня. Я напряженно прислушалась, подняв руку в знак молчания. Неприятное предчувствие, натянутое до предела, звенело в ушах. Нет, все тихо… Слишком тихо. Так тихо, словно… Зыбкие, дрожащие на ветру фигуры бесшумно выступали из мглистого сумрака, туманной дымкой надвигаясь на нас из леса. Я замерла. По ладони привычно скользнула холодная паутина заклятья, предупреждающе замерев на кончиках пальцев. Однако…

— Эраш, — подобравшись, я не спускала с них глаз, — прыгай в портал. Немедленно.

— А ты не сможешь с ними разобраться?.. — парень переминался с ноги на ногу, безуспешно скрывая предательскую дрожь в коленях.

И то — страшно, и это — жутко? Гнусная воровская душонка… Как же из тебя темного-то выковырять?..

— Могу. Но не буду.

— Почему?

— Потому что за каждого уничтоженного сумрак отомстит появлением еще десяти. Прыгай по-хорошему.

— Нет!

— Я кому сказала — прыгай! — фигуры приближались, и я начала терять терпение. — Ты мужчина или где? Или маменькин сынок, которому для вящей смелости нужна юбка?

— Я… не буду!

— Почему?

— Я… боюсь я!

— Меня это не волнует! Прыгай, кому говорят!

— Я…

— Столкну, — сгусток паутины замер в пугающей близости от его лица.

— Ты… — задохнувшись, он испуганно попятился.

— Мои замечательные качества обсудим позже, — и в него полетел второй сгусток.

Эраш проворно отпрыгнул в сторону, побалансировал на краю пропасти и, поскользнувшись, с воплем ухнул вниз. А я не стала ждать нападения. Развернулась и в стремительном прыжке последовала за парнем. Мгновение свободного падения — звон в ушах — невозможность вдохнуть — резкая колющая боль в груди — слезящиеся глаза… И чудесный вид сверху: сугроб и стоящий на карачках Эраш, отплевывающийся от снега.

— В сторону!.. — крикнула я, запоздало распахивая паутинные крылья.

Он поднял голову и помянул ветер, а я, не успев смягчить падение, рухнула на него сверху. Роста я невысокого, веса несолидного, но парню все же досталось. Сдавленно ойкнув, он распластался на животе и снова уткнулся лицом в снег.

— Предупредила же, — я отползла в сторону и села на колени. — Ну и костлявый же ты…

— Сама такая, — Эраш, снова встав на карачки, с отвращением сплюнул снегом.

— И это — вместо благодарности? — я откинула со лба прядь волос.

— За что?!

— За очередное твое спасение, разумеется.

— Знаешь… Твоя доброта хуже открытой мести злейшего врага, — заявил он серьезно и беззлобно, констатируя факт.

— Вот как? — во мне впервые всколыхнулась обида. — Ладно, уговорил. В следующий раз я оставлю тебя на растерзание стражам сумрака. Да и сейчас надо было оставить, только заклятья зря потратила, — и я с деланным огорчением вытерла ладони о плащ, поправила его и сложила крылья.

— Кому?.. — насторожился Эраш, садясь на пятки и тоже расправляя полы плаща. — Кто такие?

Я встала:

— Стражи — порождения мглистых сумерек. Редкое в наше время явление, но здесь, на Забытых островах, все возможно. Когда магия надолго застывает в одном месте, она обзаводится подобием души — или душ. А здесь, помимо тьмы, властвует и магия мглистых сумерек. Почему? Не знаю. Природа. Скопившаяся сила застывшей стихии. Порождения мрака нам не страшны, а вот все остальные… По сути, это фантомы, бесплотные творения сумрака, и в бесплотности их главная опасность. Они проникают сквозь телесную оболочку и выпивают и силу, и душу. Уничтожить их можно, но за одного своего стража сумрак отомстит десятью. Ты все еще хочешь вернуться назад?

— Нет, — вздрогнул мой собеседник. — Но… почему они раньше не появлялись?

— Рядом был бальзар, а существа эпохи Изначальности не по зубам никому… почти никому. Но стражам — точно. Да, кстати, я пошла, а ты можешь сидеть здесь и возиться с плащом, сколько влезет.

— Подожди… — и он суетливо вскочил на ноги.

Вырывать из него слова благодарности я не стала. Прошу каждый раз, выклянчиваю, как нищенка монетку, через угрозы добываю, словно разбойник… Неблагодарное создание. И сопи на меня, сколько хочешь, ничего от этого не изменится.

* * *

— Все, я больше не могу! — Эраш плюхнулся на снег.

— Не хочешь — не ходи, — не стала спорить я. — Бальзар, идем.

— Ты не смеешь так со мной поступать!

— Правда? — я уходила, не оборачиваясь. Сколько пафоса…

Он нехотя встал и поплелся следом.

— Выше нос, — подбодрила я, придерживая капюшон и пряча лицо от ветра за высоким воротником. — Идти осталось немного.

— Я это уже в пятый раз слышу, — сварливо буркнул он. — А ведь мне приходится тащить все вещи и…

— Из-под чьего хрустального колпака ты сбежал, парень? Или не сбежал, а тебя выгнали из-за вредного характера?

— Сама такая… — он жалостливо шмыгнул носом.

Я хмыкнула, выглядывая из-под капюшона. Мы шли по полю, заметенному снегом и открытому всем ветрам. Покуда хватало глаз — безбрежная степь, укутанная в снежное покрывало, изрытая редкими проплешинами сухой травы и желто-коричневыми прутьями спящих кустарников. И виднеющаяся вдали черная полоса безжизненного леса. И тускло-серое небо, подернутое ряской подвижных облаков. И сбивающий с ног ветер, пробирающий до костей. Но, хмурясь и дыша на замерзшие руки, я упрямо шла в направлении леса, хотя уставшие ноги по колено проваливались в топкий снег.

Резкий порыв ветра больно ударил по лицу, царапнув щеки острыми когтями снежной крупы и едва не сорвав с головы капюшон. Начинающаяся метель взъерошивала сугробы длинным подолом белого платья и заполняла мир бесконечным мельтешением снежинок. Я посмотрела на стремительно несущиеся по небу облака. Скоро вьюга наберет силу, и тогда нам придется несладко…

— Эраш, пошевеливайся. Чем скорее мы дойдем до леса — тем лучше. И обрати внимание на погоду, если меня слушать не хочешь.

Не знаю, откуда у моего спутника взялись силы — видать, страх подпитал, — но шагу он прибавил. Устремившись к лесу, наступал мне на пятки, сопя в спину и ворча на мой медленный шаг.

— Иди вперед и протаптывай тропу, — предложила великодушно.

На сей подвиг парень не решился. Метель, следующая за нами по пятам, заметала следы, отрезая обратный путь, и набирала силу. И я рискнула использовать магию. Да, именно рискнула — я подозревала, что и шушуш, и фантомы мглистых слетались на необычную для этих мест магию поиска. Однако… Замерзнуть в степи, в шаге от убежища, мне не улыбалось.

Вынув из карманов руки, я сложила ладони домиком и быстро начертала в воздухе знак срезанной дороги. Мгновение и один шаг — и мы оказались рядом с лесом.

— Ух, ты! — восхитился парень. — Что это такое было?

— Заклинание искателя, — я тяжело дышала, словно весь срезанный путь преодолела бегом, таща на плечах Эраша с бальзаром.

— Здорово!

— В лес топай. И побыстрее!

Сонные деревья встретили нас шуршанием веток и осыпающимся снегом. Отводя в сторону костлявые черные ветки, я пошла вперед, выискивая взглядом искомое чудо Забытых островов, пока не увидела старую ель. Возвышаясь над лесом, она устало опустила к земле огромные, запорошенные снегом лапы, и в их плотном сумраке светились слабые огоньки. Вот оно.

— Что это?..

— Приют охотников, — подойдя к ели, я с трудом отвела в сторону тяжелую колючую ветку, открывая проход внутрь. — Забирайся. Живо.

Удивительно, но пугаться и упираться он не стал. Послушно опустился на карачки и проворно проскользнул в образовавшуюся щель, а следом за ним нырнул бальзар. Я же чутко замерла у ели, изучая лес. Порывистый ветер требовательно рвал полы плаща, стащив с моей головы капюшон и взъерошив волосы, и за дикой пляской вьюги уже не было видно ни тропы, ни самого леса. Но я все же рассмотрела то, что хотела, и, удовлетворенно кивнув, последовала за своими спутниками. Метель встала глухой стеной между нами и любителями искательской магии. Мы в безопасности.

Приют не зря носил свое название. Под раскидистыми лапами скрывалась уютная пещера с теплым, нетронутым снегом полом и плотными еловыми стенами. Последние под высоким углом смыкались над нашими головами, а посреди пещеры горел яркий костер, у которого уже сидел Эраш. По уши завернувшись в одеяло и скрестив ноги, он блаженно щурился на веселое пламя и выглядел чрезвычайно довольным. И не менее уставшим. Бальзар, которому любая погода нипочем, дремал, прижавшись чешуйчатым боком к стене.

Я сняла плащ, разулась, скрутила растрепанные волосы в узел и занялась ужином. Подойдя к стене, отодвинула лохматую еловую ветвь и вынула из ниши припасы — вяленое мясо, крупы и травяной чай, аккуратно разложенные по мешочкам. В соседней нише отыскались кувшины с чистой родниковой водой и посуда. И все четко, по легенде. Порой они поразительно правдивы.

Пока я, размышляя о вечном, привычно копошилась с ужином у костра, Эраш спросил лишь одно:

— Как такое возможно?

— Это чудо рукотворное, — ответила рассеянно, помешивая похлебку. — По одним легендам — сотворенное Девятым, по другим — Старшими темными. А правда, видимо, где-то между. Кстати, этот шалаш — не единственный приют. Ими вся ель усеяна, и теплых «ячеек» с негаснущим костром здесь штук десять. Видел огоньки вдоль ствола? Это приюты, — и я разложила вещи сушиться рядом с костром. — Они разбросаны по всему острову. Только знай места.

— Удивительно… — прошептал Эраш.

— Да, — согласилась я. — В нашем мире такого не встретишь.

Поужинали мы молча. Потом я высунулась из шалаша помыть посуду и, вернувшись, села на одеяле у костра, грея ладони о глиняную кружку с чаем. Парень, утомленный длинным походом, после еды удалился на широкий еловый лежак, рядом с которым дремал бальзар, и немедленно уснул. А я еще долго щурилась на красно-желтые языки пламени, прислушивалась к умиротворенному треску непрогорающих поленьев и снова думала ни о чем.

Тихое и спокойное счастье уставшего путника — спрятаться от метели, отогреться у огня и наконец-то подумать не о дороге или делах, а о чем-то столь пустом и незначительном, что и упоминать о нем не стоит…

(12)

* * *

— Сядь уже, голова от твоих метаний кругом идет, — я мелким глотками пила теплый чай, не поднимая глаз от свитка.

Метель затянулась, и мы с Эрашем уже третий день скучали в приюте. Непогода, стоило высунуть наружу нос, грозилась не то отморозить его, не то оторвать, и без крайней нужды мы не рисковали покидать уютное пристанище. И если я себе занятие нашла быстро, изучая башенные свитки, то моим спутникам заняться было решительно нечем.

Вернее, действительно страдал от безделья лишь Эраш. Бальзар же сразу впал в спячку и не подавал признаков жизни. А мой рыжий спутник, отоспавшись и не зная, куда себя девать, нервно расхаживал по еловой пещере то по кругу вдоль стен, то по прямой мимо костра, чем скоро начал раздражать.

— Мне скучно!

— Хочешь летописи почитать?

— Да! — обрадовался он.

— А тайнопись темных знаешь? — да, здесь у меня наконец нашлось время, чтобы освоить случайную находку, прежде скрытую в Спящем страже.

— Нет… — мой собеседник тяжко вздохнул.

— Но бродить заканчивай, дыру же в полу протрешь.

— Может, ты мне расскажешь что-нибудь? — робко попросил он, присаживаясь на одеяло напротив меня.

— Может, и расскажу, если дочитать дашь, — отозвалась я.

— А в нишах можно порыться?

— Ройся, — разрешила я. — Только не разбей ничего.

Не успела я дочитать летопись, как Эраш в очередной раз меня отвлек, издав дикий вопль радости. Я неохотно оторвалась от свитка:

— Чего орешь?

— Карты! — он в восторге потрясал толстой потрепанной колодой. — Сыграем?

— Делать мне больше нечего, — фыркнула я.

— Проиграть боишься? — прищурился весело.

— Старый, избитый и дурацкий прием, — я пожала плечами. — Не пройдет. Я не в том возрасте, чтобы вестись на провокации.

— Ну, пожалуйста! — заныл Эраш. — Давай пару раз сыграем, для разнообразия… — и посмотрел с таким непередаваемым выражением тоски и мольбы в глазах, что я не смогла отказаться. Поганец, совсем как Джаль…

— Ну… пару раз давай. Но потом ты сам займешься развлечением себя.

— Ладно! — и он шустро сел ко мне на одеяло.

Я пододвинулась и отложила летопись, наблюдая, как он ловко мешает колоду. Серые измусоленные карты быстро мелькали в гибких ладонях, не выскальзывая. Хм, а игрок он заядлый… Проиграть я не боюсь, но…

— Замечу мухлеж — будешь развлекать себя сам, — предупредила я.

— И не собираюсь мухлевать! — обиделся парень, но взгляд отвел.

— Во что играем? — я подобрала под себя ноги.

— А во что хочешь?

— Да мне все равно.

— В битву теней тогда, — решил Эраш, раздавая карты.

Самая распространенная игра, основанная на легенде об эпохе Войны. Я взяла свою стопку карт и внимательно ее перебрала, заодно припоминая правила. В последний раз я играла в карты, будучи Младшим искателем, а после сама начала возглавлять поиски, и свободное время кончилось. Так… Колода раздавалась полностью и состояла из трех ходовых мастей — света, тьмы и сумерек, и одной отличной — карт Девятерых неизвестных, Великой, Вечности и пустышки, которая била любую старшую карту, включая карту Вечности. В каждую из ходовых мастей входило по двенадцать карт — по четыре карты магов Младшего, Среднего и Старшего поколений.

— У тебя больше Младших, ходи первой, — с довольной улыбкой сообщил Эраш.

Еще бы ему не улыбаться — собрал шестерку Девятерых плюс Вечность… Да рано радуется. Я начала с Младшего сумрака. Суть игры — в том, чтобы забрать все возможные биты. Вариантов хода три: либо побиться старшей картой той же масти, либо — отличной мастью, либо развязать поединок, выставив карту другой масти, но того же ранга. И Эраш так и поступил, выставив против моего сумрака Младшего светлого.

Игра пошла. Я вставила Среднего светлого, он — Старшего. Я хмыкнула и развязала второй поединок, выставив темного Старшего, на что Эраш ответил Старшим сумраком. Карты с азартным шорохом ложились друг напротив друга. Зная карты противника, я просчитала стратегию на пять ходов вперед и, не закрывая первого кона, выманила у него по очереди три карты Девятерых и Вечность. И, определив число оставшихся на руках карт, выложила на Вечность пустышку.

— Мой кон, — я улыбнулась. — Дальше можно не играть.

— Как так? — не понял он. — У тебя же одна мелочь осталась, а у меня — еще три отличные!..

— А ты посчитай, сколько карт у нас на руках, — посоветовала я. — Всего в колоде сорок восемь карт, а в моей бите — тридцать. Сколько тебе достанется в итоге?

Эраш разочарованно сплюнул и кинул свои карты поверх биты.

— Теперь ты мешай, — буркнул он, видимо, сетуя на примету картежников: кто мешает, тот проигрывает.

Я перемешала, и все началось по новой, но с прежним результатом — я неизменно выигрывала. В битву теней мы сыграли пять раз, и парень, устав проигрывать, предложил попробовать что-нибудь другое. Я пожала плечами и согласилась, хотя планировала не более двух игр. Но, видимо, взяли свое воспоминания о вечерах у костра, когда мы собирались играть большой компанией, с тремя-четырьмя колодами и кувшинами вина, и резались в карты до рассветных сумерек. А потом, похмельные и не выспавшиеся, уныло бродили по окрестностям, усердно изображая поиски, чтобы вечером опять продолжить веселье. Оказывается, я так соскучилась по прошлому…

— Нет, это нечестно! — не выдержал Эраш, проиграв подряд три раза в шепот Вечности, два раза — в круг Девятерых и пять раз — в сети сумрака.

— Нечестно — потому что ты думаешь, будто играешь лучше меня, а я не даю тебе мухлевать? — весело уточнила я.

— Но у тебя карты всегда хуже!..

— А ты не думаешь и не просчитываешь ходы, — возразила я. — Играешь, положившись на «а вдруг», ради интереса, а не ради результата, поэтому и остаешься ни с чем. И нечего дуться, я не играю в поддавки. Учись проигрывать, парень, пригодится в жизни. И, кстати, на будущее — никогда не играй с искателем.

— Почему?

— Потому что удача всегда на нашей стороне, — пояснила я, рассеянно мешая карты. — Знаешь, как нас принимают в гильдию? Мы должны пройти самое главное испытание — на удачливость, ведь искатель без удачи — ничто, пустышка. Можно выучить все летописи хранилища наизусть, можно пройти испытания на настойчивость, храбрость и отчаянность, но без удачи все это — будущий наставник, а не вольный искатель. И, конечно, не претендент на золотой узел и главные тайны мира.

— И ты никогда не проигрывала? — недоверчиво прищурился Эраш. — Ни разу?

Я помолчала, глядя на костер. В обычных играх и испытаниях — нет, никогда. Но главную игру — с жизнью, судьбой и Вечностью — пока с большим трудом сводила к ничьей. Все, что я имела — или думала, что имела, — все поставила на одну карту: и любимого человека, и истинный путь, и жизненные ценности и достижения, и… собственную душу. Поставила, рискнула и ответила на развязанный Вечностью поединок. И проиграла, отдав ей «битой»… почти все, что имела. И вышла на второй поединок, имея лишь собственное истерзанное «я» и… главный козырь в рукаве. Да, опять тот же самый, но зато… Это пустышка, бьющая даже карту Вечности, — отчаянная искательская удача и холодное, рассудительное безумие темного. Гремучая смесь. Беспроигрышный вариант жизни, несмотря ни на что.

— Нет, не проигрывала, — ответила я, заметив испытующий взгляд парня. — Кон проиграть могла, чтобы сбросить ненужные карты, но итог всегда оставался за мной. Еще?

— Нет уж, — поморщился он. — Я лучше… спать пойду.

— Спокойного сна, — насмешливо отозвалась я, берясь за недочитанную летопись.

Да, ты дала мне мало, очень мало времени, но я если успею сделать все, что запланировала, то… Нет, не ты меня заберешь. Я сама к тебе приду. И мы сыграем сначала. Снова.

* * *

— И долго будем мы тут сидеть?

Шел пятый день пребывания в охотничьем приюте.

— Понятия не имею.

Бальзар спал, я усердно набиралась знаний, а Эраш сходил с ума от скуки и лез на стену.

— Ты же маг, придумай что-нибудь!

— Не мели чепухи, если ничего не смыслишь в магах, — фыркнула я, пробегая взглядом по летописи с древом заклятий.

— И почему я не умею летать? — пробормотал мой спутник, валяясь на лежаке и тоскливо изучая потолок. — Вот у тебя есть крылья, ты умеешь, так почему не улетишь?..

— Ты действительно считаешь, что на этом можно летать? — уточнила я, расправляя правое крыло.

Эраш с любопытством покосился на тонкую, невесомую паутинную вязь и заметил:

— Но из пропасти ты нас вытащила.

— Но непогоды там не было, — возразила я. — А в такую вьюгу что лететь, что идти — все едино. И потом…

— Что «и потом»? — уцепился за разговор он.

Я промолчала. Посмотрела на бальзара и перевела взгляд на летопись. Меня посетила дурацкая, сумасшедшая мысль… Нет, не как побороть метель. А как выбраться с Забытых островов. И почему она мне раньше в голову не пришла?.. Как же все просто… Как обычно, самые простые выходы — вот они, под ногами, опусти взгляд и посмотри, а мы упрямо пялимся в пустоту горизонта в поисках неведомого…

— Так что «потом»?

— Эраш, ты умница, — я улыбнулась.

— Правда? — удивился он. — А почему?

— С островов нельзя уйти ни через порталы, ни через зелья перемещения, но с них можно… улететь.

— На чем?

— Не на чём, а на ком, — я кивнула на бальзара.

— Но у него нет крыльев, — недоумевал парень.

— А они ему и не нужны, — я торжествующе взмахнула летописью. — Потому что крылья есть у яйниха.

— Это что, ругательство?

— Сам такое слово. Яйних — это существо эпохи Изначальности, третье по силе в ряду темных и крылатое. Сядем к нему на спину — и поминай, как звали.

— А где мы его возьмем?

— Призовем, разумеется, — я вдохновенно улыбнулась. — Вернее, я призову. Заклятье есть, сила — тоже. Выберемся!

— И что… все так просто? — не поверил Эраш.

— Ну… нет, — призналась я. — Затея рискованная и, мягко говоря, опасная. Любые входы-выходы с Забытых островов замкнуты на Вечность, но для существ Изначальности она — дом родной. И, думаю, яйних сможет, пройдя сквозь Вечность, вытащить нас в обычный мир, если я укажу путь. А может… и не вытащить. И мы останемся в Вечности.

— И ты?..

— Рискну, — я встала и налила чаю. — Плох тот искатель, что упускает возможность, даже безумную, спастись. Я привыкла хвататься за любую возможность, и мне всегда везло. Жаль, ты раньше не заговорил про полеты, а я про них не подумала — давно бы вернулись обратно…

Но — все к лучшему: я здесь время провела с пользой. Пора возвращаться. Ты со мной?

Эраш, глядя в потолок, задумался, хмурясь и потирая подбородок, а я не торопила его с ответом, мелкими глотками потягивая горячий чай. Отказаться — его право, и я настаивать не буду. Затея — дурная и очень опасная, и эта бесконечность в прямом смысле ведет в Вечность, но…

— Да, я… с тобой, — его голос предательски дрогнул, но за решительность ответа я начала парня уважать.

Ведь мог бы испугаться, как в случае со стражами сумрака, заголосить, что не полезет никуда… Молодец.

— Но какова вероятность, что мы вернемся?..

— Пятьдесят на пятьдесят, — не стала врать я. — Может быть, яйних побоится обычного мира и останется в родной среде Вечности. Может быть, мы физически не выдержим давления изначальных стихий. А может быть… все получится. Я не знаю, чем закончится этот полет. И предположить не возьмусь.

Он помолчал и тихо вздохнул:

— Мне уже страшно…

— Мне тоже, — мягко сказала я и пожала плечами, встретив его недоверчивый взгляд. — Что? Думаешь, я совсем бесчувственная? И я тоже боюсь… иногда. Но я верю в свою удачу. И тебе советую не паниковать раньше времени и положиться на нее.

— Да нет у меня никакой удачи…

— Нет, есть, ты просто не замечаешь ее и не ценишь. Ты ведь жив, несмотря на происки Забытых островов, ты избежал прямой встречи с порогом Вечности, и это самая большая твоя удача, — я добродушно подмигнула ему и улыбнулась: — Пока ты жив — все в твоих руках. И пока в тебе ярко горит дар Великой, Вечности не до тебя. Хочешь — смело ходи по самому ее краю. И совершай невозможное.

— Это позиция темного?

— Нет, искателя. И жизненный принцип. Ты же думаешь об искательстве? Тогда мотай на ус. После инициации и обучения в ступени гильдии твоя жизнь станет сплошной прогулкой по краешку порога.

…и не дай тьма тебе оступиться так, как оступилась я. Если бы не мрак и второй путь, я бы не справилась и не отделалась одними приступами предчувствия…

— Это я уже понял.

— Тем лучше для тебя.

— Да… наверное.

И на этом позитивном вздохе Эраш повернулся ко мне спиной и закутался в одеяло, притворившись спящим. А я, пользуясь случаем и тишиной, вооружилась грифелем и принялась разрабатывать план полета. С некоторых пор я перестала действовать необдуманно, и любой риск просчитывая до мелочей. На всякий случай.

(13)

* * *

Вьюга улеглась через два дня, по моим ощущениям, ближе к рассветным сумеркам, и мы с Эрашем в приюте засиживаться не стали. Собрали пожитки и поспешно его покинули. Парень рвался немедленно убраться с островов, но его намерения разбивались о мое навязчивое желание изучить недосмотренное. И сначала мы дошли до четвертого чуда — алтаря тьмы, вокруг которого были собраны все изъятые из мира источники мрака, а затем и до пятого — долины мороков, где перед человеком во плоти преставали все его явные и тайные желания.

Я в долину не пошла, точно зная, что там увижу, а вот Эраша пришлось вытаскивать оттуда за уши. Вынырнув из радужного тумана с золотыми нашивками всех существующих в мире путей, он уныло выслушал поучительную легенду о тех, кто не вернулся из долины, сойдя с ума от избытка желаний, вздохнул и отправился за мной в башню гильдии Девятого. Перед возвращением я хотела посоветоваться со схаали, попрощаться с ней и в последний раз побывать в древнем пристанище предков.

Эраша, понятно, такие сантименты не интересовали, и пока я заканчивала свои дела, парень просидел у порога башни в обществе бальзара, размышляя о вечном — как, наконец, избавиться от моего «приятного» общества и выжить.

— Перекусить не хочешь?

Он вздрогнул, подняв на меня испуганные глаза:

— Н-нет, пожалуй…

Подходило время отлета, и Эраш очевидно трусил. Мне, признаться, тоже было не по себе. Не сказать, что я боялась… нет, я боялась. И досадовала на то, что не придумала ничего другого. Я так долго пряталась от Вечности, у меня оставалось так мало времени и так много дел, и столкнуться с ней лицом к лицу до того, как…

— Тогда не будем тянуть, — я положила на крыльцо сумку и спустилась со ступеней.

И — последний прощальный взгляд на башню гильдии, а в ушах — тихий шорох прощальных слов схаали, повторяющей давнее предсказание. И в этой жизни я останусь той, кем она меня нарекла, но после… Кто знает. У всего есть конец, только он — для чего-то начало, и все может быть, и все будет, хоть и в следующей жизни… До которой — полсезона Пыльной луны и целый — Дождливой. И еще есть, куда успевать, и еще есть, что заканчивать.

Я достала свиток с заклятьями, внимательно вчитываясь в нужное. И, выучив необходимые слова, собралась приступать к делу, когда меня прервал Эраш:

— Рейсан? Скажи, кто тебя так назвал?

Я недоуменно подняла брови. Парень имел дурную привычку — в самое неподходящее время задавать не относящиеся к делу вопросы, на которые я не всегда могла ответить честно. А иногда вообще ответить не могла.

— Как «так»? — я уткнулась в летопись и сделала вид, что мое недоумение связано исключительно с заклятьем.

— Рейсан — значит «неузнанная». Почему?

— Потому что Эраш значит «ненайденный», — буркнула я. — Кто тебя так назвал? И откуда ты знаешь древний язык хранителей Перекрестка?

— А ты?

— Я — искатель, и мне положено все знать.

— А я… ну, знаю и все тут… Так кто?

— Приемный отец.

— Но схаали говорила, что имена связаны с сущностью, а не с придумками родителей.

— Иногда — да. Но есть такие случаи, когда сущность ни при чем.

— Какие?

— А вот это уже не твое дело.

— Почему?

— Потому что.

— Это не ответ!

Да, это… попытка от него спрятаться. Как и вопросы моего спутника — это попытка протянуть время и отсрочить неминуемое.

— Слушай, мальчик, если ты боишься, то оставайся, — вкрадчиво заметила я. — Оставайся здесь, жди подходящей случайности, думай о смысле жизни и сущности человеческого бытия. Но не заговаривай мне зубы значением имен и прочими глупостями, ясно? Заклятье я все равно применю, яйниха вызову и улететь — улечу. А твои попытки протянуть время за разговорами выбраться нам отсюда не помогут. Это ты понимаешь?

— Да, — Эраш покраснел.

— Чудесно. Тогда прикуси язык и не отвлекай меня.

Я сосредоточилась и на одном дыхании проговорила заклятье призыва. И воздух вокруг меня сгустился, почернел, зарябил от шороха сильных крыльев. Я махнула рукой, развеивая тьму, и с интересом взглянула на очередное существо мрака. Древнее создание эпохи Изначальности поразительно напоминало одновременно птицу, летучую мышь и змею. Узкое чешуйчатое тело, птичьи лапы и хвост, хрупкие на вид паутинные крылья летучей мыши и воронья голова с узким клювом и внимательным янтарным взором. Я невольно вспомнила о Молчуне. Как он там, птичка моя?..

— Это… оно?

— Оно, — я подошла к яйниху и подняла руку, с любопытством ощупывая его шкуру. Крупная и теплая черная чешуя оказалась мягкой, как пух, и слегка топорщилась, словно перья.

— И… оно нас отвезет? — Эраш с трудом скрывал дрожь в голосе.

Я едва заметно улыбнулась:

— Что скажешь, дружок? Отвезешь?

Яйних наклонил набок голову и тихо каркнул.

— Отвезет, — существо присело, и я быстро забралась на его спину, удобно устроившись меж крыльев. — Забирайся, и полетели.

— Я не помещусь, — предсказуемо заупрямился парень.

Я устало закатила глаза:

— Хорошо, тогда прощай.

— Но ведь ты не бросишь меня здесь!..

— Брошу, — я с трудом подавила острую вспышку злости. — Брошу без стыда и совести и нисколько об этом не пожалею, клянусь тьмой!

— Подожди…

Эраш шмыгнул носом, набираясь мужества, и на негнущихся ногах подошел к яйниху. Тот снова присел, и парень, помедлив и кинув на меня отчаянный взгляд, кое-как угнездился позади.

Вдвоем на спине создания действительно оказалось тесновато. Поерзав и поворчав друг на друга, мы с Эрашем подготовились к отлету, и я в последний раз посмотрела на башню гильдии Девятого. Прощай, мой древний дом… Благодарю за приют и знания, но… Мне пора в путь. Дорога не любит ждать.

Яйних шумно взмахнул крыльями, подняв тучи снега, и земля в одно мгновение сжалась до размеров расплывшейся по листу кляксы.

— Глаза закрой! — резко велела я, зажмуриваясь. — Увидишь Вечность — окажешься на ее пороге, и даже я тебя оттуда не вытащу.

— Понял, — хрипло откликнулся парень.

В лицо ударило пронзительное дыхание мертвого холода. Я изо всех сил вцепилась в оттопыренные чешуйки, а Эраш — в меня. Ледяной ветер тяжелыми складками плаща обвивался вокруг тела, колючими комками забивал нос и горло, не давая вздохнуть. Пальцы онемели, ладони под перчатками вспотели, на лбу выступила холодая испарина.

Задыхаясь, я из последних сил цеплялась за чешую, чувствуя, как холод по капле высасывает из меня тепло, разрывая связь тела и разума, отнимая последний, подменяя его болью… Но я здесь не в первый раз, и я продержусь… Лишь бы парень вытерпел… Я прижалась к нему спиной, морщась от судорожной хватки его рук. Держись, мальчик, недолго осталось…

Одно бесконечное мгновение жуткого полета — и в мое лицо ударил свежий теплый ветер. Закашлявшись, я вдохнула его полной грудью. И, не открывая глаз, дышала, с удовольствием, с облегчением, всем своим существом впитывая живительное тепло яркого солнца. Как, оказывается, я по нему соскучилась… И осторожно пошевелилась, поводя плечами и разминая окоченевшие мышцы. Все, выбрались…

— Эраш? — негромко я окликнула парня, который и не думал разжимать рук, стиснув меня до боли в ребрах. — Ты там как? Живой?

— Не знаю, — сипло буркнул он.

Я улыбнулась:

— Значит, живой. И — заметь! — мы вернулись!

— Точно? — недоверчиво, обеспокоено, испуганно, изумленно. — Уверена?..

— Точнее не бывает, — весело отозвалась я. — Солнце, тепло, Пыльная луна… Посмотри сам.

Впереди, насколько хватало глаз, простиралась безбрежная даль пронзительно-голубого неба. И вокруг — ни единого облачка, лишь под паутинным крылом яйниха зеленовато-коричневой тропой струилась бесконечность родной земли знакомого мира.

— Благодарю, дружище, — прошептала я, приглаживая взъерошенные чешуйки. — Ты нас так выручил… но тебе пора возвращаться. Возвращайся, здесь тебя убьют.

Яйних коротко фыркнул и заложил крутой вираж, стремительно несясь к земле. Мой спутник пронзительно заверещал, а я рассмеялась. Есть что-то волшебно-упоительное в диком, неконтролируемом падении вниз, в чарующую пустоту небес… Я улыбнулась и кивнула самой себе.

— Эй, Эраш, летать умеешь?

— Н-н-не зн-наю, н-н-не п-пробовал…

— Проверим?

— А-а-а!.. Ма-а-а!..

И я соскользнула вниз, увлекая за собой парня, а наш спаситель черной тенью метнулся ввысь, мгновенно пропав из виду. Да, незачем ему показываться на глаза магам… Я распахнула паутинные крылья, ловя ветер и устраиваясь на его широкой спине. И даже Эраш, верещавший мне на ухо, не мешал. Закрыв глаза и подставив лицо стремительному теплу, я наслаждалась короткими мгновениями полета… и своей силой. Все, Забытые острова и мощь тьмы рассказанной на ночь сказкой остались далеко позади, вне пространства и времени, и я снова — почти человек и немножко маг…

Земля приближалась быстро, и я внимательно всматривалась в зеленовато-песочное лоскутное покрывало полей, расшитое синими нитями рек. Явно материк Второго, лишь там есть речные долины… Я повела крыльями, направляясь к небольшой рощице. Незачем привлекать внимание, сваливаясь средь бела дня на головы изумленным зевакам… И заодно слепила из паутинки кляп, заставив Эраша замолчать. И оживилась. Тьма, неужели я от него отделаюсь?..

Я выдохнула с невольным облегчением. Да, наконец-то я от него отделаюсь… Я всегда была одиночкой — даже с Джалем мне непросто было работать, а за последние лунные сезоны и вовсе отвыкла от чужого общества. Для общения мне вполне хватало Молчуна. И впредь хватит. Пора прощаться, парень. Наше знакомство не было приятным, но поучительным — точно. И за прогулку по Забытым островам — случайное порождение твоей глупости — я, наверно, тебя однажды поблагодарю… если, не приведи Вечность, мы еще встретимся. Слишком уж ты меня утомил.

Я приземлилась на обе ноги, а Эраш, не без моей помощи разжав руки, с писком прокатился по траве и, съежившись, замер где-то в кустах. Сняв тяжелый плащ, я задумчиво улыбнулась солнцу, вдыхая упоительный аромат разнотравья. И пусть здесь опять закружится — и слишком быстро для меня — время, пусть кольнет приступ предчувствия… Я никогда не променяю солнце и ощущение жизни на хмарно-мглистый сумрак безмятежного, но пустого существования. И, сев на траву, я слушала шелест листвы, щебет пташек и чувствовала себя счастливой. И — живой. А когда вспомнила об Эраше, его уже и след простыл. И куда он подевался, незаметно шмыгнув в рощицу, я не знала. И не хотела знать. Ушел — и ушел, и мрак с ним. И хорошо, что не попрощался.

Отогревшись, я спрятала под рубаху крылья, стянула теплые сапоги, переобулась и переоделась. В густой рощице за это время не появилось ни одного человека, лишь порхали над яркими цветами бабочки да с деловитым жужжанием проносились мимо хозяйственные пчелы.

Я упаковала вещи в сумку, перекинула ее через плечо, раздумывая, сейчас отправиться к Песчаному великану или чуть позже, когда… У меня потемнело перед глазами. Моя рука, ищущая в складках поясного кармана зелье перехода, наткнулась на пустоту. Последний бутылек… исчез. Проверяя нежданное подозрение, я скрупулезно обыскала карман и не досчиталась одной башни. Той самой, с острова у Спящего стража…

По моим пальцам зазмеилось тонкое кружево паутины. Я до боли в суставах стиснула кулаки, сминая в ладони раскаленную вязь смертоносного заклятья. Ах… рыжий мерзавец… Я должна была догадаться, предвидеть и соблюсти осторожность… Тот, кому под силу грамотно сплести лисий след, сможет и оберег пояса обойти… А я… я… я его убью. И пусть только попадется… По земле размажу, в клочья разорву, прахом по ветру пущу… Пусть только попадется… И ни сила источника его не спасет, ни схожесть с Джалем… ни возможность появления Девятого. Из-за этого я его спасала, жалела, щадила… Гаденыш рыжий. Источник недоделанный. Попадись мне только… Доделаю. От мертвого источника гораздо больше пользы… и силы.

Я с трудом взяла себя в руки, впитав паутину и переведя дыхание. Перед глазами по-прежнему прыгали красные искры бешенства, но теперь оно никому, кроме меня, не навредит. Я скрипнула зубами и болезненно поморщилась. Да, недооценила мальчишку… И ведь чувствовала, что непрост он, видела в нем двойное дно, да значения не придала и внимания не уделила. Впредь умнее буду. На своих ошибках я учусь быстро.

Нет, но каков прохвост: и дождался подходящего момент, и… Скорее всего, когда я отказалась прогонять бальзара, и он удрал в лес. А потом вернулся, пока я спала, вспомнил мои слова… и отомстил. Молча, по-змеиному, скрытно, но отомстил. Оказывается, за нескладностью, несуразностью, трусоватостью и нелепостью парня скрывались железная воля, безграничное терпение и стремление добиться своего любыми методами. А это…

И мысли неожиданно для меня устремились в ином направлении. Человек, который в его возрасте умеет ждать и терпеть, далеко пойдет. Очень далеко. И это не воровские качества. Это темное начало — явное, мощное и наверняка питающее источник. И убивать его, конечно, не стоит, лишь на верный путь наставить… Чувствую, из него выйдет толк… если я не прикончу его при встрече в порыве ярости. Но нас, людей мрака, так мало, а истинных и талантливых темных, да еще и с силой источника…

Пока я размышляла и успокаивалась, над рощицей сгустились тяжелые тучи, и на меня обрушился ливень, окончательно охладив мой пыл. И злость послушно свернулась клубком в дальнем уголке моей души, притаившись и накапливая силы. Ну, держись, мальчик… Ты, конечно, и следы запутал, и удрал далеко, на другой край мира… Но от искателя Старшего поколения не скроют никакие воровские уловки, и я даже с порога Вечности тебя достану. Но смысла в преследовании, пожалуй, нет. Наши пути переплетены, и… ты сам ко мне придешь. А я подожду. Я тоже темная и умею терпеть и ждать своего. Да, сам придешь, как прежде приходил.

Сунув руки в карманы, я нацепила на лицо привычную маску усталой задумчивости и под проливным дождем поплелась по первой попавшейся тропе. Насколько я помню, в речной долине есть два-три крупных порта, откуда корабли уходят в моря… Доберусь до материка Великой, уеду на Песчаный кряж и навещу братство, передав Хлоссу свою добычу. А ты, несчастье рыжее, сам меня найдешь. Как и почитатель моего скромного дара, устроивший это безобразие. Ему наверняка понадобятся остальные башенки, как и я сама, для разгадки тайны Небесного храма. А я пока отдохну. Дома.

Да, дома. Я не была там… с тех самых пор, как, и даже больше. Хлосс никогда не давил и не требовал приезжать, однако… Я соскучилась. Соскучилась по покою, отдыху и Хлоссу. И соскучилась по себе-темной. Я давно не позволяла себе быть ею… а после Забытых островов я темна, как никогда прежде. И теперь, одной ногой на пороге Вечности, я понимала, зачем мне нужно в братство. Передать опыт. Все, что я накопила за долгие сезоны работы над собой. Живой пример всегда полезнее сотни старых свитков. И мне есть, что вспомнить и чем поделиться. И я приеду. И расскажу.

И первая история будет о том, как…

Часть 3. (1)

Часть 3. Предчувствие Вечности

У всего есть конец, только он — для чего-то начало,

и там, где обрывается земля, начинается небо,

а бег превращается в полет.

Н.

…наступил чудесный день начала Дождливой луны. Непрерывные дожди еще не успели утопить мир в ледяной воде, а сырые ветра — унести тепло Пыльной луны, сорвав с деревьев последние листья. Я вышла на крыльцо учебной ступени гильдии искателей и с удовольствием улыбнулась ясному небу.

Теплее солнца меня грела мысль о том, что сегодня не надо учиться. Выходных дней, в отличие от учеников других ступеней, у искателей не было, занятия шли непрерывно, а сидеть в пыльном хранилище или в душной комнате в такой день все считали преступлением. Даже наставники. Они-то и предупредили накануне, что уроки проводить не будут, занявшись более важным делом — посещением всеобщей ярмарки, чего и нам пожелали. Ученики, понятно, не возражали.

Ярмарка всегда проходила в одно и то же время (в начале сезона Дождливой луны), но каждый раз — на новом месте. И сейчас нам повезло — она приехала на материк Первой, расположившись недалеко от гильдии. Разумеется, наставники дружно прогуливали занятия, не выбираясь с ярмарки, а ученики в это время безбоязненно кутили в стенах ступени, ибо пропадать на ярмарке нам не позволяли средства.

Если наставники могли каждый день скупать хоть все лоты разом, то большинство учеников — увы и ах. Как ни жди ярмарку, как ни копи на нее, а скромного пособия едва хватало на то, чтобы сводить концы с концами. К тому же старшим ученикам приходилось помнить о будущем, о предстоящем посвящении в Младшие и о походах, сборы на которые никто оплачивать не будет. Да, оплатят дорогу, пропитание, проживание, но не одежду и сопутствующее.

Я исключением из правил не была. Богатых родителей и обеспеченных родственников у меня не имелось, за душой — ни медяка, и на ярмарку я решила выбраться лишь один раз — сегодня: поглазеть на диковинки, отдохнуть от бесконечного галдежа учеников и составить компанию Джалю. Тот же, подобно наставникам, на ярмарке дневал и ночевал, азартно просаживая деньги родителей и собственное повышенное пособие. Лучший ученик, он получал в два раза больше остальных и по поводу будущих сборов голову не грел. Завидовали ему, естественно, все, кроме меня. Я его слишком уважала и ценила, чтобы портить наши отношения подобными глупостями.

Ярмарка раскинулась в Туманной долине, которая считалась одним из чудес мира и уникальным по свойствам местом. С одной стороны ее обрамляли холмы, в которых располагался городок искателей, а с противоположной — непролазный лес. Прежде ее неоднократно пытались заселить, но искатели каждый раз объявляли долину своей территорией, и горе-поселенцы уходили несолоно хлебавши. Искатели же ценили природное образование за бесчисленные богатства, скрытые в его недрах. Кажется, перерыли долину вдоль и попрек, но приходило новое поколение будущих искателей и во время практических полевых работ раскапывало очередное древнее сокровище. И эту странность никто объяснить не мог.

Спускаясь с холма, я невольно любовалась открывшимся видом. Вдали приветливо шумел золотисто-красный лес, а рядом, среди рваных клочьев тумана, яркими пятнами пестрели палатки. От бесчисленного количества сине-зелено-красно-оражнево-черных тряпок рябило в глазах — у моих ног раскинулся огромный, жужжащий и гудящий, как растревоженный улей, городок. И, признаться, идти туда не хотелось. Но я обещала Джалю появиться, и деваться некуда.

Спустившись с холма, я с головой окунулась в красочное марево, приправленное криками, шумом, непередаваемой смесью всевозможных запахов и суетой толкающихся людей. Я невольно поморщилась. Жуткое место…

Друг отыскался у палатки с амулетами, которыми он бредил давно, тяжело и, видимо, надолго. Издалека заприметив взъерошенную ярко-рыжую шевелюру, я усердно заработала локтями, пробираясь через разнонаправленные людские потоки. Кажется, народ сюда съехался со всего мира.

— Джаль, — запыхавшись, я дернула его за рукав. — Я здесь.

— Ага, — весело откликнулся он, не отрывая вдохновенного взора от прилавка. — Как там наши? Гуляют?

Я закатила глаза:

— Не то слово!.. О чем только думают, наставники же все поймут и шеи намылят…

— Это точно, — согласился он. — Глянь, как тебе эти?

Я протиснулась к прилавку, наступив кому-то на ногу, и вытянула шею, изучая его будущие приобретения. И фыркнула. Джаль, конечно, был лучшим учеником-искателем и потенциально сильным светлым, но в магических вещах разбирался из рук вон плохо. Я поднырнула под локтем друга и забрала у него пять якобы древних и полезных (и, конечно же, дорогих) амулетов. В отличие от Джаля, я в амулетах кое-что понимала. Девятый отнял у нас потоки тьмы, но оставил дар ощущать силу во всем — и предметах, и в людях.

— Этот, — и я покрутила темным шнуром, на котором болтался обломок невзрачно-серого камня, — подделка, причем наглая. Камень старый, но магии в нем нет.

— Как нет? — в один голос поразились торговец и Джаль.

— Так нет, — я сурово посмотрела на невысокого, пухлощекого и бородатого торговца, одетого в полосатый халат жителей архипелага Шестого. — Я ее не чувствую. К тому же харизиты магию удерживать не могут, она их разрушает.

— Точно… — пробормотал друг.

— Этот, — я взяла вторую побрякушку в виде длинной цепочки с нанизанными на нее монетками. — Тоже бессовестная подделка. Для чего он, говорите?

— В поисках помогает… — смущенно пробормотал торговец. — По пути нужному ведет…

— Бред, — констатировала я. — Амулеты для искателей создавались в основном в эпоху Шестого и выборочно в эпохи Седьмого, Восьмой и Девятого, и это давно доказано. А на амулете — монеты первой Послевоенной эпохи плюс цепочка из меди, а любой маг вам скажет, что медь, как и золото, силу держит плохо. Сезон-другой — и амулет можно выбрасывать. Да и магии я в нем не чувствую.

— А этот? — в серых глазах Джаля загорелся озорной интерес.

Вокруг нас столпился народ, озадаченно внимая внеплановой лекции о свойствах амулетов. Торговец был близок к тому, чтобы спрятаться под прилавок.

— Этот? — я озадаченно сжала в кулаке крошечный и тугой узелок серебряного кольца и прислушалась к ощущениям. — Этот… настоящий. Эпоха Восьмой, судя по гравировке. Но силы в нем — всего ничего, на раз-два хватит. Мороки? — уточнила я у владельца палатки.

— Мне сказали, предсказания… — промямлил он.

— Мороки, — кивнула я, чувствуя в пальцах неприятное покалывание от магии туманных сумерек.

Лекция неожиданно затянулась. В слушателях прорезалось желание узнать о том, о чем прежде они представления не имели, и мне пришлось рассказывать о каждом амулете. Торговцу же, как ни странно, я оказала добрую услугу — неподдельные амулеты расхватывали моментально. Джаль тоже купил себе несколько штук, и тьма знает, зачем они ему понадобились. Видимо, чтобы были. Мне же торговец, сделав хитрое лицо, в благодарность за удачные сделки вручил усилитель дара, который я приняла без разговоров. Редкая, ценная и полезная вещь, настоящая к тому же, а не поддельная.

— Как ты удачно подошла, — отметил Джаль, когда мы закончили с покупками и влились в толпу. — И так удачно, что ты разбираешься в амулетах!

— И тебе бы следовало в них разбираться, — мягко упрекнула я. — Ты же будущий искатель.

— Вот именно — будущий, — жизнерадостно отозвался мой спутник. — И все еще успею. Да и не мой это профиль.

Помимо амулетов, он болел ножами, и этим добром завалил всю комнату. Даже на постель было не присесть — обязательно уколешься или порежешься.

— Ты же не собираешься идти к палатке с оружием? — с подозрением спросила я, заметив ищущий взгляд друга, обшаривающий торговый ряды.

— А почему бы и нет?

— Тебе же его уже скалывать некуда!

— Не, под столом еще есть место.

— И под подушкой…

— И под матрасом, — и он весело подмигнул.

Я закатила глаза:

— Ты неисправим.

— На себя посмотри, — ухмыльнулся Джаль. — Из-за книг и камней в твоей комнате плюнуть некуда.

— А она предназначена не для того, чтобы там плевались, — отозвалась с достоинством.

Как и все искатели, я страдала распространенным недугом — сбором чего-нибудь. Джаль собирал оружие, а я — древние летописи и минералы. По законам поиска, что нашел — то твое, и я за время полевой практики нарыла немало летописных обрывков и свитков, которые ревностно хранила и тщательно изучала. То же самое касалось и камней. Не знаю, чем они меня так привлекали…

У палаток с оружием мы застряли надолго. Пока друг копошился в куче железяк, я переминалась с ноги на ногу и, скучая, глазела по сторонам. Хлосс, помня о сложном будущем темного, научил меня владеть кинжалами, но тяги к оружию я не испытывала. Уныло на него смотрела, изредка спорила с Джалем по поводу принадлежности вещи к той или иной эпохе и зевала.

— Ну, все, — мой спутник удовлетворенно вздохнул, с силой утрамбовывая покупки в сумке. — Перекус?

— Перекус! — обрадовалась я.

Купив по вертелу с жареным мясом и овощами, мы отыскали относительно свободный островок земли за палаткой искусника и с аппетитом приступили к еде, когда ветер донес до нас азартные крики. Джаль едва не подавился недожеванным куском:

— Поединок! — и поспешно его проглотил. — Пойдем посмотрим?

— Не, не хочу, — до меня кроме криков дошли и волны магии.

— Как не хочешь? — удивился он. — Почему не хочешь? Это же магический поединок, а ты маг, тебе должно быть интересно!

— Ничего подобного.

— Почему?

— Потому что.

…я не смогу принять в нем участие.

— Тогда ты как хочешь, а я пойду, — решил друг, быстро доедая свою порцию.

Я вздохнула, смиряясь с неизбежным:

— Ладно. Уговорил.

Расстанемся сейчас — уже не встретимся. Ярмарка кишит магией как стихийной, так и ремесленной, и никакие заклятья здесь не помогут найтись тем, кто потерялся. А отговорить Джаля, если ему что-то взбрело в голову, нереально. Впрочем, как и меня. Это искательское любопытствующее упрямство.

На шум поединка сбежалась приличная толпа народа, и мы немало ног отдавили, пробираясь к первым рядам. А когда пробились, уперлись в магическую преграду: прозрачная сизо-серая стена отделала нас от двух сражающихся магов.

— Это что такое? — полюбопытствовал друг.

— Преграда. Видел магические поединки раньше?

— Нет. А ты?

— Тоже. Но читала.

— И?..

— Чтобы возникла такая преграда, одному из магов достаточно сказать другому слово «поединок», — пояснила я. — И она, во-первых, защитит от случайных заклятий зрителей, если таковые присутствуют, а во-вторых — защитит от смерти обоих магов.

— А как именно?

— Смертельные заклятья растеряют значительную часть силы, уйдя на поддержку преграды.

— А как победителя выявлять?

— Им станет тот, кто сильнее, выносливее, умнее и хитрее. Убивать же противника необязательно, достаточно оглушить его или сбить с ног.

— Понятно… На кого ты ставишь?

Я присмотрелась к магам. Молодой парень — свет, начальное Среднее поколение, и девушка — мглистые сумерки, развитое Среднее поколение. Ответ один.

— Сумрак, — без колебаний отозвалась я. — Она и сильнее, и опытнее.

— Но у нее нападение хромает, — заметил Джаль.

Действительно, парень непрерывно атаковал: с его пальцев сплошным потоком срывались слепяще-белые кольца. Девушка же била изредка, больше концентрируясь на защите: вокруг нее вихрем свивались тягучие жгуты мглистых теней.

— Таковы особенности стихийной магии, — рассеянно отозвалась я. — Храбрец смело идет на свет, сметая все на своем пути и не думая о защите, осторожный — продвигается медленнее, прячась в сумерках, а трусливый — думает только о защите и прячется во тьме.

— Это ты, что ли, трусливая? — хмыкнул Джаль. — Брось наговаривать.

— Поговорка у магов такая, — объяснила я. — Свет — это чистое нападение, заклятий защиты у него почти нет, а какие есть — слабые. Сумерки — смесь нападения и защиты, одинаково развито и то, и другое, но нападение слабее, чем у света. А тьма — защита. Заклятий нападения у нас мало, но те, что есть, почти равны по силе сумеречным. Но все равно защитного свойства — проклятья в общем.

— И что нужно свету, чтобы победить?

— Или иметь мощные внутренние резервы, или вынудить сумрак перейти в нападение.

Первого у парня не оказалось, а до второго он дойти не успел: сумеречная дождалась, когда его атаки стали реже, и легко пробила защиту. Светлый без сознания рухнул на жухлую вытоптанную траву, а девушка подняла голову и довольно улыбнулась. Холодные мглисто-серые глаза, рыжеватые волосы и бледное надменное лицо. Она мне сразу не понравилась, уж больно… самодовольная. Улыбаясь, она потушила преграду и изучила зрителей.

— Кто еще хочет сразиться? — звонкий, чрезмерно звонкий и громкий голос.

Желающих в первых рядах не находилось, но позади нас началось движение и шушуканье. Впрочем, сумеречная не стала никого ждать. Ледяной взор остановился на мне, и я невольно поежилась от пустоты отсутствующего взгляда.

— Ты, — она указала на меня. — Твоя очередь, темная.

Тьма, нашивка… Нас невозможно опознать, да и никто, кроме темных, не умеет видеть скрытые способности, но… нашивка. Пока я пробиралась сквозь толпу, плащ распахнулся, и прежде спрятанная нашивка темного — бронзовая паутина в зажатом кулаке — сияла тусклой рыжиной в лучах солнца.

Джаль настороженно взял меня за руку, а я улыбнулась на столь невежливое указание, поспешно запахивая плащ:

— Имею право отказаться из-за разницы в уровне сил.

— Вернее, из-за их отсутствия? — едко уточнила она, улыбнувшись.

— Этого я не говорила, — возразила я. — Но ты Среднее поколение, а я — Младшее. Отказываюсь от поединка без утраты чести мага.

Колкий обмен ритуальными фразами грозил затянуться, и сумеречная поступила по-своему. Протянув ко мне руку раскрытой ладонью вверх, она сказала просто:

— Поединок.

И меня выдернуло из рук Джаля, затянув внутрь преграды. Все, теперь только… поединок.

— Давно хотела посмотреть, что вы за существа такие — темные, — она обошла вокруг меня. — Говорят о вас много, но что слухи, а что — правда?

— Это каждый решает для себя сам, — я не сводила с нее настороженного взгляда.

— Сая, — чопорно представилась она.

— Рейсан.

Ударила сумеречная без предупреждения, швырнув в меня мглистой плетью оглушения. Я увернулась, заметив виноватый и встревоженный взгляд Джаля. Казалось, он готов был перепрыгнуть через преграду, чтобы защищать меня… Да мне не нужна его защита — у меня есть своя, и куда более сильная. Я не могла сплести ни одного паутинного заклятья из-за отсутствия внешней силы, но внутренняя была при мне — и моей в ауре. В ауре, становящейся прочной, как камень, крепкой, как скала. Светлый бы ее пробил — я только Младшее поколение, а вот сумеречной она оказалась не по зубам, хотя Сая очень старалась. Но безрезультатно. Мощные от меня отскакивали, а слабые — впитывались в ауру, наполняя ее новой силой. Я же спокойно стояла, сунув руки в карманы, и с интересом наблюдала за своей соперницей.

А она разозлилась. Позабыв о защите, перешла в открытое нападение, и сейчас бы ее пробить… да нечем. Даже на простенькое проклятье силы нет. Потратила всю на Дайриса, а новой насобирать не успела. От каких мелочей порой зависит удачный или же неудачный исход дела… Но раз я искатель, то мне должно повезти. И я надеялась, что Сая устанет, выдохнется, исчерпает свои резервы… А она пошла на хитрость. Очередной мглистый жгут распался на десяток сизых теней, которые сомкнулись вокруг меня кольцом однотипных фантомов, похожих на свою создательницу и атакующих соответственно. Прием безысходности, стоящий магу очень дорого — на ближайший сезон-другой она рисковала остаться пустой, — но цели достигающий.

Я дрогнула под напором одиннадцати соперников, и моя аура затрещала по швам, раскрашиваясь и стираясь. Я невольно съежилась, втянув голову в плечи, и закусила губу, морщась от боли. Лихорадочно собирая по крупицам растворенную в воздухе тьму людских эмоций, с горем пополам латала прорехи и знала, что вот-вот проиграю. Не сдамся, но проиграю. Не того я уровня, не той я силы, не та моя тьма без Девятого…

И я приготовилась проиграть, когда увидела глаза Саи. Холодные, насмешливые, довольно прищуренные… Она отлично видела мою слабость и чувствовала свою силу, а я… Я разом расхотела проигрывать такому сопернику. Я бы проиграла — да, проиграла, будучи Младшим Среднему! — человеку, достойному победы, но не довольному ею. Потешить чье-то самолюбие? Еще чего.

…ничто не приходит из ниоткуда и не уходит в никуда. Все оставляет глубокий след, оседает пыльным осадком. И человеческой души это тоже касается. Наши эмоции, даже подавленные и побежденные, оставляют глубокие следы-шрамы, скапливаются в уголках души горстками пыли. И что случится, если подуть на горы пыли? Они взметнутся вверх, закрывая обзор и затрудняя дыхание. А что случится, если эту пыль взъерошит сквозняк? Она поднимется до потолка, прорываясь наружу сквозь открытые окна.

Я и сама не поняла, как остаточная пыль моих старых эмоций вырывалась наружу. Видимо, всему виной — упрямая злость и отчаянное желание… хотя бы потрепать сопернице нервы. Но — «пыль» вырвалась на свободу вихрем забытых воспоминаний и давно пережитых эмоций, просачиваясь сквозь плотно сжатые кулаки, свиваясь вокруг меня паутиной черных хлопьев. Сумеречная попятилась и шарахнулась к преграде, когда мглистое заклятье срикошетило в ее сторону. Фантомы подобной прытью не обладали и в считанные мгновения рассеялись клочьями мглистого тумана.

Поединок прервался. Зрители затаили дыхание в ожидании продолжения, и звенящую тишину нарушали лишь далекие выкрики торговцев да детский голосок, жалобно вопрошавший:

— Мам, ну когда мы домой пойдем? Мам, ну мам!..

Пользуясь передышкой, я живо подлатала дырки в ауре и оглянулась на то, что создала. Вокруг меня свивалась коконом черная паутина, а на моих сомкнутых ладонях весело потрескивал живой цветок пламени мрака. И Сая испуганно отступила еще на несколько шагов. А пламя смерти, сотканное из мелких хлопьев внутренней силы и запасов старой злости, хрупкое, беззащитное и беспомощное в моих руках, призывно пощекотало пальцы. По легендам, выпущенное на волю оно превращалось в бушующий пожар, пожирающий все на своем пути, разлетающийся степным ветром, презирающий преграды и оставляющий после себя лишь пепел смерти.

Пламя мрака — самое страшное заклятье из ныне существующих, придуманное темными еще до появления Девятого, и даже он не нашел против него приема. Что уж говорить о Сае, которая испуганно прижалась спиной к преграде? Хотя, нет, единственная преграда заклятью есть — это его создатель. И беззаботное пламя, искрясь и играя, грелось в моих дрожащих ладонях… а я боролась с собой. Желание выпустить его в мир, убедиться в собственной силе было очень велико. Очень. Но мне не нужны ни чужие смерти, ни чужие жизни. Только моя жизнь… и жизнь встревоженного друга. Ты спас меня тогда, Джаль. Если бы ты не стоял в толпе зевак…

— Сдавайся, сумрак, — хрипло предложила я. — Если знаешь, что это такое, — сдавайся, и я не выпущу пламя на волю. Для него нет преград, и стена поединка — не помеха. Не выдержит напора. Сдавайся.

— Не посмеешь!.. — дрожаще огрызнулась она.

— Поспорим? — я улыбнулась.

Джаль потом сказал, что испугался моего взгляда. Испугалась его и Сая, опустила руки и безучастно произнесла:

— Проигрыш. Поединок окончен.

Умная девочка. Верно, не один сезон собирала сведения о темных, если знала о столь редком и древнем заклятье. Впрочем, летописи эпохи Войны пестрили красочными легендами о том, как пламя мрака пожирало все, и живое, и мертвое.

Магическая преграда испарилась, и я, крепко сжимая пламя в кулаке, сухо кивнула Сае и пошла к своему спутнику. Люди испуганно расступались, отводя глаза, и лишь Джаль остался на месте, чтобы обнять меня, шепча извинения.

— Не стоит, — тихо откликнулась я. — Что случилось, то случилось, не ищи себе вины…

(2)

* * *

— И что было дальше?

— В тот день я шагнула за порог Среднего поколения, пробудив от спячки свою истинную силу — силу внутреннего мрака. И главной моей победой стала победа над самой собой. Тьма не перевела бы меня на ступень выше, если бы я не справилась с собственной сущностью, если бы отпустила пламя и позволила мраку управлять собой. Переход в следующее поколение — это, прежде всего, способность управлять данной силой, даже если она заключается только в силе личности.

— А куда делось пламя?

Я оглянулась на Молчуна, привычно сидящего на моем плече, и улыбнулась:

— А вот оно. Я не знала, что делать с пламенем: уходить обратно в душу и впитываться в ауру оно не желало. И так и уснула ночью, сжимая его в кулаке. А когда проснулась, то обнаружила у своей постели странную птичку. И с тех пор она всегда со мной.

Ребятня с восторгом посмотрела на Молчуна, а тот довольно нахохлился, поднял голову, распушил хвост и заливисто гавкнул. Детвора вздрогнула, и я пояснила:

— Он никак не может освоиться в мире и до сих пор путает облик существа и его голосовое сопровождение.

Мои слушатели невольно заулыбались, и светловолосый мальчик, сидевший ближе всех, неуверенно спросил:

— Значит, мы не так бессильны, как все говорят?

— Смотря с чем сравнивать, парень, — я задумалась, подбирая слова. — Если сравнить нас с древними темными, то да — мы бессильны, но, с другой стороны, в нас скрыты источники внутренней силы. Да, нам нечем управлять вовне, но если покопаться в себе, то можно найти богатые залежи внутренней силы, которая порой мощнее силы внешней. Поэтому главная наша сила — это знание себя и способность управлять собой, запомните это. Не создавать пламя, выпуская его на смерть, но подчинять себе, превращая в источник силы и защиты.

Детвора задумчиво переваривала услышанное, а я переводила дух после длинного рассказа. Мы сидели, расстелив на песке плащи, на заднем дворе дома и наслаждались последним теплом холодеющего солнца. Жилище братства — трехэтажное каменное строение, прикорнувшее у ног Песчаного великана, закрывало заходящее светило, чернея на фоне сумрачного неба и пушистых песчаных холмов. Прохладный ветер срывал с невысоких плодовых деревьев, выращенных Хлоссом, последние листья, с шорохом гоняя их по двору. Подняв голову, я рассеянно посмотрела вдаль сквозь плети голых ветвей. Вот и все, и Пыльная луна ушла, не успев начаться…

Прошло три дня с тех пор, как я вернулась в братство. Эраш, зараза, до кучи стащил у меня все деньги, до последнего медяка, и путь домой затянулся. А когда я приехала, Хлосса на месте не оказалось — он срочно удрал по своим таинственным делам. И скучающая ребятня в количестве десяти человек, мал мала меньше, с утра до вечера не давала мне проходу, а я с удовольствием делилась с ними всем, что знала. Им не хватало общения: вынужденные сидеть в укрытии братства, дети с жадностью слушали чудесные истории о неведомых землях, могущественных магах и угрюмом прошлом темных. Кажется, наш глава, занятый делами, совсем малышню забросил, а взрослые темные в братстве появлялись редко и уезжали скоро.

На крыльце зазвучали твердые уверенные шаги, и громко хлопнула входная дверь. Ребята дружно повернули головы к дому, и один озвучил общую мысль:

— Хлосс!

— Ну, всё, начинается… — уныло пробормотала рыженькая девочка, сидящая рядом со мной.

— Что начинается? — переспросила я.

— Учеба… — и вздохнула тоскливо.

Я невольно улыбнулась:

— Но ведь это необходимо. Как вы собираетесь путешествовать по миру и искать тайники темных, если не знаете ни древних языков, ни истории мира?

— А может, ты нам об этом расскажешь? — снизу вверх на меня смотрели умоляющие синие глаза мальчонки.

— Увы, — я вздохнула, — дела…

— Зачем взрослым столько дел, если не остается времени на отдых?.. — мудро спросила девочка постарше.

…и на нас, то есть на вас — на детей? Все-то ты понимаешь, малышка… Меня болезненно кольнуло угрызение совести.

— Так… получается, — я пожала плечами. — Знаешь, иногда дела имеют особенность расти и копиться… Подрастешь — поймешь.

— И Хлосс также говорит, — она скорчила недовольную рожицу.

Дверь, ведущая на задний двор, распахнулась, и на крыльцо вышел наш глава. Я не удержалась от удивленного взгляда. Много воды утекло с тех пор, когда он подобрал меня малышкой, и я успела выучиться и вырасти, а Хлосс практически не изменился. Лишь чуть глубже стали редкие морщинки в уголках проницательных карих глаз да пара неприметных седых волос заблудилась в густой темной шевелюре. Верно, время совсем не имеет над ним власти… Многие темные, у него обучавшиеся, давно состарились и ушли в Вечность, а глава каким был, таким и остался.

— Все в дом, — тихо велел он. — Скоро будем ужинать.

Ребятня с приветственными криками, подхватив плащи, скрылась в доме, подгоняемая лающим Молчуном, а я поднялась навстречу Хлоссу.

Он подошел, внимательно всмотрелся в мое лицо и покачал головой:

— Ну, Рысь… Сунула свой любопытный нос туда, куда не следовало, да?

Я перевела дух. Я так боялась, что он меня не узнает… И улыбнулась:

— Таков путь искателя, ты же знаешь.

— Знаю-знаю, — ворчливо отозвался Хлосс и взял меня за плечи. — Но к Вечности-то зачем лезть? Я едва тебя узнал. Сунула нос на порог? Зачем?

— Так… сложились обстоятельства, — я смотрела мимо него.

— И тьма с ними, — глава обнял меня. — С возращением, мелочь.

Я уткнулась носом в его плечо и улыбнулась. Выросла давно, достигла двух Старших поколений, а для второго приемного отца так и осталась шаловливой мелочью и непоседливой Рысью… Разве что шкурку прежнюю не по своей воле сбросила…

— Ладно, ужинать пошли. После расскажешь все, что захочешь. Надолго залетела?

— Не знаю, — я пожала плечами. — Может, на день-другой, а может, не уйду никуда. Посмотрим.

— Ну, кое-куда ты все же уйдешь, — он проницательно прищурился. — Сколько тебе осталось?

От Хлосса ничего не утаить.

— Этот сезон… и всё.

— Тьма, Рысь… Подводишь старика.

— Неужели? — хмыкнула я.

— Не ерничай. Знаешь же, что я тебя главой хотел оставить и на покой уйти. Устал, — он хмуро покусал ус и открыл передо мной дверь.

— Так поговори с нашими. Я, кстати, Шейру и Кнота недавно видела. Они жаловались, что устали скитаться, а возвращаться домой, под твое крыло, им претит. Сказали, загоняешь.

— Их-то? — Хлосс хохотнул. — Загоняю, конечно. Мало гонял мелочью, обормотов, так еще добавлю. Но в главы они не годятся: легкомысленные больно, одним днем живут.

— Слушай, — я дошла до кухни и обернулась. — Как же ты, убеленный сединами и уставший старик, собираешься гонять двух Старших темных вместе с остальной ребятней?

— Молча, — он прикусил ус, и в карих глазах золотыми искрами сверкнуло озорство. — И на тебя еще хватит.

Я погрозила ему пальцем:

— Даже не думай! Я давно выросла!

— Выросла, да не больно-то поумнела, если в столь грязные истории влипаешь, — отрезал Хлосс. — Только из сочувствия в покое оставлю, доживай с миром. Иначе бы…

Я по-детски показала ему язык и скрылась на кухне.

* * *

После ужина мы с Хлоссом поднялись на третий этаж, в хранилище, где я показала главе свои находки и вновь убедилась в том, что его разговоры о старости, немощности и усталости — это всего лишь разговоры. Сил, энергии и интереса к жизни ему хватит на сто лунных сезонов, и еще поколений десять детворы он воспитать и поднять успеет, прежде чем на покой уйдет, и то — на покой, а не за порог Вечности. У меня имелись некоторые догадки о природе его сил и долгожительства, но я держала их при себе. Он слишком много для меня сделал.

Выкладывая из сумки башенные сокровища, я вкратце поведала о своих похождениях — и об Эри, и Забытых островах. Только об источнике тьмы — и собственных неприятностей — умолчала. Хлосс не простит, что упустила. И надобно подумать, как об этом рассказать.

— Что ж, — рассеянно перебирая корешки фолиантов, он хмуро посмотрел в окно, где уже занималась лунная заря. — Долг выплачен. Рано или поздно тебе бы пришлось платить.

Я прошлась по комнате:

— Знаю. Но не думала, что это случится…

— …так скоро? Для Вечности нет понятия времени, и она забирает свое, когда удобно ей, а не тебе.

Остановившись у окна, я помолчала, глядя на выплывающую из-за кучевых облаков тень луны, а потом повернулась к Хлоссу:

— Давай не будем об этом. Поверь, я все понимаю. И принимаю.

— Верю, — отозвался глава. — И куда ты теперь?

Подойдя к двери, я взялась за ручку и усмехнулась:

— Пойду детям сказку расскажу.

Хлосс улыбнулся в густые усы:

— Сказка — это хорошо. Беги, Рысь.

— Доброй ночи, — кивнула я.

Но сразу в спальню не пошла. Спустившись на первый этаж, я выскользнула на крыльцо и долго смотрела на расцветающую Дождливую луну. Голубовато-серый диск, окруженный тонкими кольцами хрустальных капель, то прятался за облаками, то появлялся, и по холмам разбегались лунные тени. Как же хорошо вновь оказаться дома… Я села на нижнюю ступеньку, рассеянно наблюдая за тем, как ветер взъерошивает песчаные холмы, а между ними мерцают огоньки далеких домов. Чудесное место… И как, оказывается, я успела по нему соскучиться, как давно рвалось сюда сердце, тоскуя по родным местам…

Я вздохнула, положив подбородок на сцепленные ладони. Сказки рассказывать не хотелось. А хотелось… удрать. Взять сумку и, не прощаясь, привычно сбежать в ночь. Подальше от забот, от проблем… В юности это спасало, но какие в том возрасте проблемы? Поссорилась с Хлоссом, не поделила что-то с приятелями, надоела бесконечная учеба, понравился мальчик, который тебя не замечает… От этих проблем убегать и можно, и нужно — смена обстановки встряхивает, заставляет думать, а не страдать. Но вот от тех забот, которые гнали меня в путь сейчас, не убежишь и не спрячешься.

Из темноты черным псом выскользнул Молчун и положил голову на мои колени. Как я и предполагала, из памятной пещеры-хранилища он сразу же отправился в братство и ждал меня здесь. Я потрепала его по ушам, усмехнувшись сумке, которую пес положил рядом со мной. Мое творение, он всегда понимал меня, как никто другой…

Я рассеянно провела рукой по сумке и решительно ее отодвинула. Нет, не сбегу. Ни сегодня, ни завтра… никогда. И если мой странный почитатель обо мне забудет — хорошо. И, как бы ни звала вдаль старая дорога, останусь здесь. У меня есть еще целый сезон Дождливой луны, чтобы пожить не для себя, а для других — для детей. И передать знания и опыт в надежные руки.

Сказку на ночь ребятне я все же рассказала, а потом снова спустилась вниз и вышла на улицу. Не удирать — так прогуляться перед сном… Не разбирая дороги, я бродила по песчаным холмам в привычном обществе Молчуна, не обращая внимания на начавшийся дождь и не спеша домой за плащом. Стало зябко, влажные волосы, свившись в кольца, прилипали к щекам и шее. А после короткого дождя опять появилась луна. Тучи рассеялись, и песчаную долину залил ровный и густой голубоватый свет, на фоне которого четко прорисовывался громадный силуэт Песчаного великана.

Я как раз остановилась напротив него, вдумчиво изучая кончики песчаных сапог и размышляя о вечном, когда… неожиданно оказалась на земле. Некто неизвестный вывалился из перехода прямо на меня, лишь сверкнули синие круги… в подвернувшейся луже. С которой я познакомилась, отброшенная силой чужого и грубого перемещения. Лужа, к счастью, оказалась неглубокой, но, как и все вкруг песчаной. Я села на колени, отплевываясь от мокрого песка и проклиная недотепу. С зачарованной Таит одежды вода стекла, почти не намочив ткань, зато песок теперь был… везде. Забери его тьма, а…

Сильная рука ухватила меня за шиворот, легко выудив из лужи и поставив на песок. Сплюнув, я протерла глаза, подняла голову, откинув с лица мокрые волосы, и замерла. Земля снова крутанулась, уходя из-под ног. Воздух сгустился, затрудняя дыхание. И на мгновение показалось, что… мне все мерещится. Известное явление — лунный обман… Когда луна светит слишком ярко, человек попадает под ее влияние, и ему мерещится нереальная чушь. И, наверно… Все, что меня окружает, — это только лукавый лунный обман: и прогулка, и холмы, и Песчаный великан, и… Джаль. И ничего этого нет, я сплю, и мне все снится…

(3)

Я молча смотрела на него, и он не отводил глаз. Самый близкий, любимый человек — и темноволосый незнакомец с тонким шрамом над верхней губой… Я должна была догадаться. Если бы знала, что он жив… Если бы могла предположить… И сваливать его появление на лунный обман или, не дай мрак, на путаницу с Эрашем — глупо. А принять… тяжело. Слишком тяжело.

И замерло время, когда передо мной пронеслась вся жизнь после того, как страшный перевал Мшистых гор разделил ее на «до» и «после». Я выжила лишь благодаря ауре темного, отбившей мощный всплеск стихийной силы, и колпаку Молчуна, но Вечность успела дотянуться и заклеймить меня… и путь искателя. И пришлось сойти с него, избегая заклятий и страшась приступов. И блуждать во тьме. И снова искать себя. И понимать, что виновата. И знать, что не вернуть. И все равно любить. И пытаться жить. И плакать по ночам, обнимая одеяло. И каждый день уставать от собственного существования и собственной ненужности…

Каждый день, Джаль… Пока не пришла усталость и не заполнила собой все мое существо. И я уподобилась ей, мрачной и угрюмой. И равнодушной. И пустой. И отчаянной. И жила ли тогда? Может быть. А может быть, и нет. Но я пыталась, и каждую ночь возрождалась, и каждый день умирала. И каждое утро пыталась в муках появиться на свет — новой, жизнерадостной, беззаботной. И каждый вечер понимала, что хочу стать не новой, а прежней. И не принимала в себе ничего нового, и боролась, то ломая себя, то смиряясь и пытаясь привыкнуть… И стала тем, кем стала. Лишь для того, чтобы он опять появился в моей жизни и разрушил все созданное?.. И выкопал из тьмы то, что я давно в ней похоронила?.. Не позволю. У меня нет времени опять отстраивать себя заново. И вообще ни на что нет времени…

Нахлынувших чувств было так много… слишком много. Но, пожалуй, я имею право… обидится. Для начала. Да, я виновата — и не искала, и не нашла, и… не верила, и выжила… А он?.. И больше мне защищаться нечем, и хоть бы хватило…

— Доброй ночи, Рейсан, — напряженная улыбка на губах.

— Зачем ты здесь? — холодно, под дикий стук сердца.

— А ты не рада?

— Ты опоздал на пару лунных сезонов, — а то и больше…

Мрак, зачем я с ним разговариваю, что я несу?.. Слова рождались сами собой, исчезая в дождливой пустоте. И ноги точно приросли к песчаному холму, хотя правильнее было бы сбежать. Немедленно. Пока всё, что еще спало во тьме, не проснулось и не выползло наружу… И не слилось с тем, что росло внутри с каждым словом и взглядом.

— Я не мог прийти раньше.

— Но дать о себе знать этой Снежной луной ты смог.

— Как догадалась? — он прищурился.

— Покопаться в памяти подосланных тобой людей и свести одно случайное совпадение с другим нетрудно, — я пожала плечами. — А выводы делать я умею.

И наконец нашла в себе силы, чтобы отвернуться и уйти. Не могу на него смотреть после того, что он сделал… Или — из-за того, что не сделал. Зато очень хотелось врезать заклятьем… или поцеловать. Но ни то, ни другое… непозволительно. Это эмоции. А во мне сейчас слишком много тьмы… Слишком много для неприученного к силе мага. Не приведи Вечность, рвану…

Джаль не отставал. Шел рядом, сунув руки в карманы куртки, и молчал, а я надеялась, что он не слышит бешеный стук моего сердца. И чувствовала себя в одном из своих кошмаров. Для меня он умер, навечно упокоился в горах, и теперь видеть его наяву, и ловить косые и внимательные взгляды…

Подумать только, пять… нет, уже шесть Пыльных лун я считала его мертвым, и каждую ночь возвращалась к нему в прошлое… И училась жить без него. И привыкла жить без него, отмеряя прожитые дни горьким ощущением одиночества. И, пока шла рядом, почему-то чувствовала себя… предательницей. Может, не стоило убегать и все бросать, не проверив, не узнав, не убедившись?.. Но я так хотела запомнить его живым, так боялась правды…

— Рейсан, по…

— Что? Тебе опять нужна моя помощь? — резко перебила я, не замедляя стремительного шага.

— Ну… да.

Я иронично улыбнулась:

— Разумеется. Просто так, по зову души, ты появиться не мог. Когда дела стали для тебя важнее отношений?

Джаль нахмурился. Глянул искоса, виновато… словно извиняясь за такой предлог, а я отвернулась. Проклятье, как же все… так сложилось-то… Приступы, Эри, ее инициация… договор с Вечностью. И, конечно же, источник тьмы и неожиданное желание оставить что-то после себя на том пути, о котором я за искательством почти забыла. За искательством — и рядом с ним. А теперь, когда тьма заявила на меня свои права — когда я ей это позволила, чтобы успеть… Мне неожиданно захотелось не просто сбежать, а утопиться в Вечности. Почему все так сложилось?.. Почему в моей проклятой жизни всегда все складывается именно так?..

— Говори, что хотел сказать, и уходи.

— Ты бы предпочла, чтобы я умер? — пронзительный взгляд как удар под дых.

— Да.

Терять его второй раз — слишком больно…

— Узнал, что хотел?

— Об артефакте Великой давно догадалась?

— Да, и о круге Девяти неизвестных на крыше Небесного храма — тоже. Как и о том, чьих рук это дело.

Опять бессовестно обманываю, да. Дурная привычка, и ничего не поделаешь — мне больше нечем от него защищаться, только лживыми масками и словами…

— Тогда почему сердишься?

— Я не сержусь, — ответила безучастно и равнодушно. — Мне все равно.

Я действительно не сержусь… я в бешенстве. В бешенстве холодном, глубоком и отчаянном. От того, как все сложилось вообще, и… И по некоторым причинам — в частности. Руки чешутся и костяшки ломит — только что паутина с пальцев не рвется… Пока.

— Врешь.

— А ты докажи.

— Ладно, оставим. Тайну Небесного храма разгадала? — сухо, чопорно.

— Да, хотя подосланное тобой рыжее недоразумение украло у меня одну из башенок.

— Эраш? — Джаль улыбнулся. — Мелкий негодник… Он мой племянник.

Я должна была догадаться, ведь поняла, же, что родственники… Не могло существовать двух Джалей, но могли существовать дядя-маг и племянник, постоянно его поминающий…

— Чудно, — буркнула я. — И будет проще, если я отдам тебе все остальные башни. Разбирайтесь без меня.

— Нет, Рейсан, — он покачал головой и посмотрел очень серьезно. — Это не только твое ожидание мира. После Небесного храма — не только твое. Но ты начала и только тебе под силу его завершить. Ты заразила нас своим ожиданием — всех нас, всю группу. Пора завершить начатое, чтобы мы смогли продолжать — работать над другими тайнами, — и, помолчав, негромко добавил: — Ты сошла с искательского пути… и я бы не стал тебя беспокоить, если бы оно касалось только меня.

Мы почти подошли к дому братства. Я резко обернулась, сжимая кулаки. В руках предательски запульсировала паутина заклятья. Мои глаза сверкнули. Джаль запнулся:

— То есть…

— Я прекрасно тебя поняла, — сказала невозмутимо, с трудом удерживая тьму, рвущуюся на волю.

Вот как… «Я бы не стал тебя беспокоить, если…». Аура затрещала по швам, не справляясь с бьющей через край холодной злостью.

Я повернулась к нему и тихо, спокойно спросила:

— Джаль, а кем я для тебя была? Только ли помощником и напарником? Кажется, ты считал меня хотя бы другом. И друг не имеет права знать, что ты жив, таинственным образом уцелел, сорвавшись в пропасть, и с тобой все в порядке? Ах, ты не хотел меня втягивать в очередное приключение, прекрасно понимая, что мы оба давно влипли в него по уши? Беспокоился обо мне, подсовывая найденные артефакты, нужные подсказки и ненужных людей? Как прелесть. Так кем я тебе была?

Он молчал и смотрел мимо меня. Побоялся отвечать или не захотел? Наверно, и то, и другое. Я не сводила с него изучающего взора, отмечая даже не новые повадки, но глубокие изменения в личности, их породившие. Прежде угловатый и неловкий, он больше не сутулился, и ушли резкие движения, став небрежным, уверенными. Мальчик вырос, превратившись в незнакомого мужчину… в котором практически не осталось прежнего света. Словно потухло яркое солнышко, превратившись в тусклую луну. Он оставался светлым, но тьмы в нем скопилось… слишком много.

Я повела плечами и пошла к крыльцу. И, как и я, он изменился, сбросив шкурку. И если бы не чувствовала его — не узнала бы. У меня после прогулки по порогу сильно заострились черты лица, позеленели глаза и уменьшился рост, а вот бывший друг изменился значительно. И… ты не вернулся из Вечности, Джаль. Ты остался там. Тот, кого я знала и любила, разбился, упав с обрыва в пропасть. Вернулся… кто-то другой. Вернулся с той стороны порога, совершив невозможное — всплыл на поверхность, успев по макушку погрузиться в Вечность. И я очень бы хотела знать, кто именно помог тебе вернуться… Очень бы хотела.

— Я любил тебя.

Моя рука замерла, вцепившись в перила.

— В прошедшем времени? Я польщена.

— Рейсан, — терпеливо. — Если хочешь — я извинюсь, только…

Синие круги перехода и знакомый жизнерадостный голос:

— Дядь, я здесь! Опоздал немного, ничего?

Я медленно обернулась, и зря Джаль оживился. Я смотрела не на него. А на сутулую нескладную фигуру рядом с ним. К новой злости прибавился немалый осадок старой. По пальцам снова заскользили плети тонкой паутинной вязи, и на сей раз я не стала их сдерживать.

— Эраш! — я сладко улыбнулась старому знакомому. — Ты ли это, мальчик мой?

Парень побледнел и попятился, прячась за широкие плечи дяди. Джаль удивленно поднял брови:

— Брось, Рейсан. Ты же не сердишься на парня из-за того, что я для проверки дал ему то же задание, что и тебе?

— За это — нет, — я неслышно спустилась с крыльца, не сводя с мальчишки хищного взора. — Но я сержусь за то, что он украл башенку, последнее зелье перехода и все деньги, бросив меня на материке Второй без средств к существованию. И сержусь я очень.

Паутина мрака, сорвавшись с кончиков пальцев, врезалась в дымчато-мглистую стену защиты. Из-за угла дома выступила подозрительно знакомая фигурка.

— Так-так, — я криво ухмыльнулась. — Очередная «приятная» неожиданность. Как поживаешь, Сая? Теперь-то все в сборе или?..

— Совет искателей очень хотел с тобой пообщаться, — добавил Джаль. — И имей в виду, что…

— Плевать на них. Сая, отойди в сторону и не вмешивайся, — я подняла руки и распахнула паутинные крылья. — Джаль, если не хочешь попасть под раздачу — прочь.

— Племянника в обиду не дам, — напрягся он, загораживая Эраша.

— Да что она ему сделает? — надменно фыркнула Сая, подходя ближе. — Защитой ауры царапнет? Темные давно потеряли свою силу.

С крыльца зарычал на нежданных гостей Молчун, и сумеречная вздрогнула, покосившись на пса.

— Помнишь поединок? — я ухмыльнулась. — Да, это тот самый цветочек — воплощенное пламя мрака. А что до силы… Она ведь как жизнь. Или она есть, или ее нет. Третьего не дано. И ты прекрасно об этом знаешь — на себе испытала.

— Сая имела в виду, что нет той магии тьмы, которой вы…

— Не переживай, сейчас у меня ее более чем достаточно, — прошипела я. — Отойди, Джаль. Твоему племяннику давно нужна хорошая порка. Отойди, или я забуду, что ты — это ты.

— Нет.

— Как скажешь.

И он отлетел в одну сторону, а Сая — в другую. Да, атакующих заклятий у нас мало, но я, подучившись на Забытых островах, теперь знала, как собрать силу в один мощный удар. И пока мои нежданные гости плевались песком, выкапывая себя из-под оного, Эраш свое получил. Схватив его за шиворот, я впечатала парня в дверь, спеленав по рукам и ногам паутиной и прихватив шею жгутом. Он дернулся и захрипел, извиваясь в путах. Я беспощадно улыбнулась, быстро обновляя заклятья. И источниковая сущность тебя, гаденыш, не спасет…

— Рысь! — звучно гаркнули из окна. — Немедленно прекрати ломать дом! Хочешь подраться — ступай к Великану! Не мешай детям спать!

— Хорошо, Хлосс, — ответила кротко. — Извини за беспокойство, я больше не буду.

И, не освобождая Эраша, выломала дверь, взмахнула крыльями и устремилась прочь. Вслед нам вперемешку неслись гневные вопли главы, предупреждающие — Джаля и ругательные — Саи, но до них ли мне?.. Прижав дверь к ногам Песчаного великана, я остановилась, зависнув в шаге от побледневшего парня. И молчала, в упор глядя на свою жертву, а Эраш хрипел, ловя ртом воздух. Доигрался. Он знал — и хорошо знал по Забытым островам, — с кем имеет дело. Пора отвечать за свои поступки. Башню бы простила… но вот потерю времени, которого у меня слишком мало и которое я должна была провести здесь, а не в поисках денег на дорогу и не в бесконечно долгом пути…

И, наверно, я бы его придушила. Наплевала бы на сходство и родство с Джалем, на… все, нас связывающее, и придушила. Да мне не дали. Без предупреждения в мою беззащитную спину ударили мглистый жгут и круг света. Я криво улыбнулась, поводя крыльями и отбивая заклятья. Подмога подоспела.

— Джаль, — я обернулась и смерила его внимательным взглядом. — С чего вдруг ты магией занялся? Ты же жаловался, что второй путь бесполезен и тянет тебя назад. И вдруг — Среднее поколение за несколько лунных сезонов? И всего один шажок до Старшего? Величайшее достижение, прими мои поздравления.

— Принимаю, — сквозь зубы ответил он. — Племянника отпусти.

Я опустилась на песок и обезоруживающе улыбнулась:

— А ты отними.

Он попробовал, и Сая — тоже, раз пришла. Я же стояла напротив них, сунув руки в карманы штанов, и изучала возможности обоих магов. Сумеречная с момента нашего «знакомства» стояла на месте — Среднее поколение и десять-двенадцать тщательно отшлифованных заклятий. А вот Джаль удивил. Видимо, забросил искательство (наверняка по той же причине, что и я) и занимался только светом. И заклятий выучил прилично, и владел ими грамотно… Но тьмы в нем все равно больше, чем света. Понять бы, откуда она взялась…

Изучая других, я и свои заклятья обновляла, чтобы Эраш не удрал. Рано. Мало проучила мальчишку. Молчун, сидящий у моих ног, поглядывал на парня и отчаянно мне подмигивал, но я отрицательно качала головой. Нет, дружок. Тебе дело доверишь — потом костей не соберешь. Да и от тех останется лишь горстка черной пыли.

Сосредоточившись на поединке, я поостыла и вспомнила, почему убивать Эраша все же не стоит. Уж больно редкое он явление. Хлосс о его несвоевременной кончине узнает — не поблагодарит… Так, припугну парня слегка, а потом отведу к главе темных на перевоспитание. Что-что, а воспитывать молодежь и выбивать дурь из юных мозгов Хлосс умеет. Глядишь, и из этого рыжего несчастья человека приличного, то есть темного, сделает. И заодно настоит на инициации.

В меня врезался очередной ослепительный круг света и, изумленно мигнув, исчез. Мои противники переглянулись, а я усмехнулась. И дело не в количестве силы. Дело в защите ауры. У Младших темных она крепкая, как скала, — отбивает заклятья, но куда попало. У Средних — зеркальная, и заклятья рикошетят строго по врагу. У Старших же аура пористая: все, что прилетает к темному, ею хватается, впитывается и в силу мрака преобразовывается. И пробить ее практически невозможно. Даже Среднему поколению света. Даже Старшему. Но раз «гости» об этом не знают… подождем. Повоюют — помучаются — истощатся — устанут — уймутся.

Я лениво пошевелила крыльями, зевнула и осведомилась:

— Не надоело?.. А я спать хочу.

Сая, замерев с поднятыми руками, гневно закусила губу, а Джаль сосредоточенно хмурился и очевидно замышлял пакость. Интересно, а знает ли он о… Я тоже нахмурилась, отметив их быстрый обмен взглядами, когда между ними промелькнуло… понимание. У меня на мгновение остановилось сердце и сбилось дыхание. Не мог же он…

Едва заметное движение ладони — и на моих соперников налетел песчаный вихрь. Они дружно подняли руки, творя преграды и закрывая лица, а я увидела то, что увидела. Две тонкие серебряные цепочки на запястьях у каждого, соединенные мерцающей нитью. Обручение. Которое проявляется, когда двое связанных делают что-то… общее. Я на мгновение закрыла глаза. Тьма, как неожиданно и… больно… Мне не предлагал, а этой…

Вокруг меня зернистой стеной взметнулся песчаный вихрь. Я сморгнула злые слезы. Не стоит. Все проходит — пройдет и это… Я зябко запахнулась в крылья. И все, что не делается, — все к лучшему. Теперь меня здесь точно ничто удержит. Ничто и никто. Лишь одна ниточка осталась — ожидание мира, и та вот-вот оборвется. И к лучшему. Давно пора. Дорога, даже ведущая в Вечность, не любит ждать.

Я с трудом заставила себя открыть глаза. Быстро смахнула с ресниц искры недавних слез. Нацепила на лицо привычную маску усталого равнодушия. Развеяла песчаную пелену и вопросительно подняла брови:

— Все?..

— Нет, — тихо ответил Джаль. — Прости, Рейсан.

Извинялся он, естественно, не за собственное обручение. И не за бессовестную ложь о своих ко мне чувствах. Он извинялся за заклятье — единственно верное и действенное, которое могло прорваться сквозь мою защиту ауры. Слепящий свет ударил по глазам, а тело скрутило судорогой боли. И это заклятье обвивалось змеей, колючими лучами скользя по поверхности ауры, соблюдая расстояние. Не слишком близко — чтобы не попасть под действие, и не слишком далеко — чтобы просочиться в ауру между «лоскутами» недавней штопки, там, где она уязвима.

Я неимоверным усилием воли подавила острую боль и сменила пористость ауры на зеркальность. Раздался дикий скрежет. Молчун попытался прокусить сияющие кольца и с обиженным визгом отлетел в сторону, а шипы заклятья заскользили по зеркальной поверхности ауры.

Новую волну невыносимой боли я отсекла сразу же. Да, на то и расчет: темного скрутит болью, до потери сознания и способности соображать, а заклятье в клочья изорвет и выжжет ауру. И даже добивать жертву не придется. Нет ауры — нет жизни. Знал об этом Джаль или нет? Или знал, но надеялся, что я выкручусь? И, конечно же, выкручусь. И запомню. По моим рукам потекли вязкие нити паутины, вклиниваясь между кольцами света и свиваясь в тугой кокон внешней защиты. Все, хватит. Поиграли — и будет.

Сменив зеркальную ауру на каменную, я отбила крылом туманный жгут и увернулась от слепящего кольца света. Доплела кокон, прикрыв им ауру от «змеи», и на одном выдохе, собрав все силы, заставила его растянуться. Колючее заклятье, увязшее в каменной структуре ауры, затрещало по швам и с треском лопнуло, разлетевшись погасшими осколками. А кокон слился с моей аурой, закрывая щели и прорехи. Ничего сложного. Светлые так и не научились ничему новому.

Джаль тихо ругнулся, Сая удивленно заморгала, а я улыбнулась, рукавом рубахи вытирая сочащуюся из носа кровь.

— Ну, все, довольно, — по моим рукам заструились новые потоки тьмы. — Уже поздно и нам пора спать.

— Как?.. — изумленно пробормотал Джаль. — Оно неотразимо…

— И оно убивает мага, если ты не знал, — любезно сообщила я. Внешние запасы силы ушли на кокон, но внутренних накопилось столько, что они требовали выхода… или грозили разорвать меня изнутри. — Оно дотла сжигает ауру. Что? Ты об этом не знал? Надо же… Поверю и приму твои извинения, уговорил. И — да — оно неотразимо. Но преодолимо. Темные не только прячутся по углам, Джаль. Мы учимся быть сильнее вас каждый день.

Эраш, взирая на нашу схватку, уже давно сидел на земле, вернее, на двери, вытягивая шею. А я думала, сбежит при первой же возможности. А он таится за моей спиной и пускает слюни от зависти. Надоело быть трусливым вором, парень? Это поправимо. Я дружелюбно ему подмигнула и улыбнулась нежданным гостям:

— Ладно. Вы как хотите, а я как знаю. Доброй ночи и приятных снов.

— Нет, Рейсан!..

Я подняла руки и ударила. Мрак, свиваясь песчаным вихрем, смел троицу с земли, но я этого уже не видела. Закрыв глаза, я первый раз в жизни выпустила на волю все, что душило и рвало на части. И первый раз не воевала с собой, не загоняла себя в рамки слова «надо», не сжимала в напряженном кулаке свою скользкую паутинную сущность. Сила рвалась на волю и била через край безумным потоком, сметающим все на своем пути, — дикая, страшная, свободная и… прекрасная. И вместе с ней выходила боль. Катились по щекам слезы. Дрожали руки. И успокаивалась, замирая на кончиках пальцев душа, перестав наконец метаться. Замирала, остывала и складывала мятежные крыла.

Моего плеча коснулись когтистые лапки ворона. Сила, истощившись, сорвалась с раскрытой ладони последним комком черных хлопьев, и я перевела дух. Вытерла рукавом мокрое от слез лицо и облизнула пересохшие губы, чувствуя остро-терпкий привкус крови. Достала из кармана штанов носовой платок и стерла с губ и подбородка спекшиеся дорожки смешанного с кровью песка. Оправила одежду и повела плечами, разминая затекшие мышцы и констатируя отсутствие паутинных крыльев. Пригладила растрепанные волосы и открыла глаза, изучая дело своих рук.

Песчаного великана больше не существовало. Вместо великолепного чуда природы из остатков песчаных сапог бил, свернувшись тугим узлом, поток непроглядного мрака. Сама того не ведя, я создала единственный источник силы тьмы… вернее, единственный мертвый. Не знаю, насколько его хватит… но Хлосс будет в шоке и в восторге. А рядом с источником сидела, отплевываясь песка, заветная троица. На которую я бы никогда не смогла всерьез поднять руку. Даже на Саю. Зачем ты, живая и настоящая, вообще влезла в эту проклятую историю, где есть место только мертвым?..

Я глубоко вздохнула и улыбнулась. С плеч словно гора свалилась… песчаная и прежде величественная. Головокружительная пустота в душе и в мыслях настраивала на миролюбивый лад и клонила в сон. От усталости я едва держалась на ногах, но отдыхать у нового источника не собиралась.

Проницательно глянув на потрепанную и растерянную троицу, я тихо сообщила:

— Все, друзья мои, я ухожу спать. И предлагаю отложить нашу следующую встречу на пару дней… или я опять разозлюсь. И приходите по одному, нечестно втроем набрасываться на одну лишенную силы девушку. Доброй ночи.

И, развернувшись, пошла навстречу бледно-золотой, едва заметной в глубокой синеве неба, полоске рассветных сумерек.

(4)

* * *

Я сидела у источника, положив на колени сумку, недовольно смотрела на недописанный отчет и обдумывала последние события.

Совет искателей навестил меня на следующий же день, на рассветных сумерках. Я крепко спала, утомленная и измученная, когда в мою комнату влетел Хлосс, за ухо вытащил меня из постели, едва ли не пинком выгнал из комнаты и велел встречать гостей. Я на ходу влезла в штаны и рубаху, спустилась на кухню и обнаружила там четверых Старших искателей. Прихлебывая чай, они о чем-то шушукались и со мной поздоровались очень приветливо.

Кто им меня сдал — понятно. Старшие сами сдали его с потрохами и не поморщились. Джаля, в смысле. А после велели написать отчет о Небесном храме, довести дело до конца, вернуть гильдии найденные реликты, сочинить еще один отчет и, не выслушав отказа, удалились. Впрочем, отказаться я бы не смогла, будь прокляты все мои «хвосты». Тот поход к Небесному храму оплачивала гильдия, поскольку у меня, как обычно, не было денег, значит… Опять раздавать долги.

Повертев в руках грифель, я встретила задумчивый взор Молчуна, черным псом лежащего у моих ног. Вздохнув, я пожала плечами, отвечая на его мысленный вопрос. Иного ответа я не знала. Да, это мое ожидание мира, да, его следует довести до конца… Но мне очень не хотелось ехать туда, куда оно вело. А куда вело ожидание, я знала и без тайны башенок. Покопалась в книгах с Забытых островов, пока добиралась до братства, вспомнила кое-что, поразмыслила и сообразила. И поняла, что оттуда я уже не вернусь, а мне так хотелось еще побыть дома, с детьми…

Порой самые важные открытия мы делаем тогда, когда стоим на пороге жизни. Когда один взгляд через плечо, на прошлое, замечает то, что раньше пряталось в тени, и пряталось осознанно. Пожив в братстве и окунувшись в уютный семейный мир, я неожиданно пожалела о том, пошла в искатели. В погоне за зыбкими мечтами и невнятными стремлениями, ради сомнительного счастья свободы и ничего не значащей нашивки, я потерялась в самой себе, заблудилась в собственноручно созданном мире, одичала душой и очерствела сердцем.

И лишь здесь я осознала, как больно ранят душу плети исхоженных дорог, уродуя ее шрамами одиночества, как сильно связывает по рукам и ногам зыбкое ощущение свободы, незаметно превращая крылья в кандалы, к которым порой не подобрать ключей… И сейчас, отогревшись рядом с детьми, я очень не хотела уходить. И очень хотела хотя бы здесь, пусть ненадолго, стать собой, почувствовать себя — и вспомнить себя прежнюю.

Молчун, заметив приближающегося к нам человека, поднял голову и зарычал. Я отвлеклась от раздумий, глянула на отчет и с досадой обнаружила под описанием Небесного храма рассеянные наброски зигзагов, решеток и цветочков. Поморщилась и скомкала лист, бросив его в общую кучу испорченных. Сочиняла я отчет весь вчерашний день, а писала — с сегодняшних рассветных сумерек. Я тоскливо посмотрела на внушительную гору листов и подняла взгляд на подошедшего Джаля.

— Добрый день, — мягко сказал он. — Как ты?

— Сама не знаю, — призналась я.

— Поговорим?

Я кивнула. Поговорим… Благо, я пуста и смогу держать себя в руках… наверно. Но я очень постараюсь. Больше таких выплесков быть должно. И — под замок лишние чувства, и не мстить миру за то, что я не умею жить по его непростым законам. И в душе, хвала Великой, теперь только умиротворенная тишина и пустота, которую непросто растревожить. Да, поговорим…

Он сел рядом и покосился на кипу листов:

— Отчеты ковыряешь?

— Угу, — я снова поморщилась.

Джаль весело хмыкнул:

— Ты всегда их ненавидела. А я тебя жалел и писал ночами.

— А я за тебя находки разбирала… Да, и совет умеет так плешь проесть, что хочешь — не хочешь, а сочинять будешь, — я расправила на сумке чистый лист, стараясь… не смотреть лишний раз.

Мой собеседник ухмыльнулся:

— Не то слово. Кстати, а что ты собираешься в нем описать?

— Правду, — я сурово нахмурилась, — от и до. От начала поисков до… Сам знаешь, до чего.

Джаль кивнул и, взяв первый попавшийся лист, развернул его и с выражением прочитал:

— Там, где смыкается небо над рукотворными стражами истлевших эпох… Это о чем?

— А сам не догадываешься? — я без интереса покосилась на смятый лист. — Это ключ к нахождению Небесного храма.

— О, — он оживился, — а можно с этого момента поподробнее? Ты ведь так ничего и не рассказала, только в сомнительное приключение втянула. Все, что я слышал, — это… — и поддразнил: — «Небесный храм, Джаль, золотой узел!..», и снова «Небесный храм, Джаль, я его нашла, а это большой золотой узел и Старшее поколение!..».

— И ты, глупый и наивный мальчик, взял и поддался на уговоры! — ответно съязвила я.

— Да, — ответил серьезно. — Поддался. Я всегда тебе верил. Тебе и в тебя, в твой дар и искательское чутье. Да и вспомни, какими мы были? Молодые, глупые… влюбленные в свое ремесло и в поиски до безумия. И так привыкли к удачливости, к тому, что нам все сходило с рук… Но вернемся к Небесному храму. Как ты его нашла, и причем тут эти… — и снова прочитал выразительно: — «рукотворные стражи истлевших эпох»?

Отчего-то захотелось засмеяться. Нервно. И пустить слезу по такому сумасшедшему и любимому… прошлому. Но… дело. Я задумчиво посмотрела в закатную даль и плотнее завернулась в плащ, прячась от пронзительно сырого ветра.

— Первое упоминание о рассыпающемся храме я раскопала среди дневниковых записок Трорта.

— Да ладно, — Джаль приподнял бровь. — Того самого, которого среди искателей прозвали сумасшедшим?

— Именно.

— А в каких именно дневниках? Я же по нему в свое время проект на Младшее поколение защищал. И чуть ли не наизусть его отчеты выучил. О Небесном храме не было ни слова, как и о рассыпающихся храмах вообще.

Так странно сидеть с ним бок о бок, как в старые добрые времена, и рассуждать о вечном… И, казалось, не стало шести Пыльных лун разлуки, и рядом по-прежнему тепло и уютно, и сердце пропускает удар, отвечая на светлую улыбку… И лишь серебристые браслеты, спрятанные под рукавами его куртки, возвращают с небес на землю. Уже не мой… Да и был ли таковым? Со мной работал, спал, жил… а впрочем, неважно. Это к делу не относится.

Я не без труда прогнала лишние мысли и чувства, сосредотачиваясь на объяснении:

— Из-за тебя я в его дневники и сунулась, когда с проектом помогала. Перечитала их, согласилась с тем, что Трорт — ненормальный, и забыла о нем на три лунных сезона.

— И?..

— И когда получила первую увольнительную, снова о нем вспомнила — перебирая летописи братства. Да, он тоже темный. Трорт был темным искателем, как и я. А вот сумасшедшим он не был. Я читала его дневники, относящиеся к тому же времени, что и искательские, и разница между ними огромная. Он не сумасшедший, Джаль. Он очень умный и мудрый человек, и оставался таковым до своего ухода в Вечность. Более того… — я запнулась.

— Продолжай.

Я пожевала губу, покосилась на него и тихо добавила:

— Я почти уверена в том, что он — Девятый.

Джаль глянул недоверчиво, но задумался, изыскивая «за» и «против» моей версии, а я наконец-то рассмотрела его… нормально, а не через злость и впопыхах. От сходства с Эрашем вообще ничего не осталось, только мои воспоминания. Заострились и стали более жесткими черты лица, бледная и веснушчатая кожа посмуглела, потемнел волос, а в серых глазах вместо прежнего светлого сияния загадочно мерцали отблески тьмы, и из их омута на меня смотрел некто… чужой, но почему-то знакомый… Кем же ты стал после возвращения?.. Я ведь почти узнаю тебя, скрывшегося внутри, за остатками прежней личности…

— Откуда такие выводы? — свои сомнения он так и не озвучил.

— Я знаю, куда ведет дорога от Небесного храма, — я невольно поежилась. — И вернуться оттуда сможет только один из Девяти.

— Подробности, Рейсан, — попросил Джаль, придвинувшись ближе.

— Ты сказал, что наизусть знал дневники Трорта, — я незаметно отодвинулась. — Отрывок процитировать сможешь? Любой.

— Ну, знаешь… Столько времени прошло… — и нахмурился.

Я метнула на него быстрый взор из-под ресниц. Джаль, ой, не лги, у тебя отменная память, поэтому ты и был лучшим из нас во времена ученичества… Но, кажется, мои догадки подтверждаются. Подселение иной личности чревато провалами в прошлом. Только… знает ли об этом он сам? О том, что он — уже не просто Джаль, но и кое-кто еще?

По-прежнему хмурясь и подбирая слова, мой собеседник все же припомнил обрывок описания одного из существ, встреченных Трортом, а я следом набросала на чистом «отчетом» листе его внешний вид. И описал Джаль не абы кого, а нашего с Эрашем крылатого спасителя.

— Оно? — спросила я и после согласного кивка Джаля продолжила: — Это яйних, существо эпохи Изначальности. Яйних никогда не прилетал в этот мир — и не умирал здесь. И знают о нем только темные — те, кому он являлся при вызове. И, поверь, он существует, это не плод больной фантазии. Можешь расспросить своего племянника, он с ним встречался. Проверяем дальше?

— Не стоит, — он почему-то сразу мне поверил и не стал дальше цепляться к «рукотворным стражам». — Так куда ведет путь от Небесного храма?

— А откуда в наш мир приходят подобные создания? — вопросом ответила я.

Джаль склонил голову набок, сосредоточенно рассматривая рисунок:

— Порог Вечности?

— Верно. Иначе это место называется долиной теней, или пустошью. Долин не так много, и они образуются стихийно, там, где Вечность прорывает ткань мира, выжигая все живое и оставляя частичку себя.

— Указатель… для Девяти?

— Да. По легенде, они не умирают. И, когда завершалась эпоха, им нужно… уходить. Уступать место следующему. А куда им уходить, если не в Вечность, где полно изначальной силы? Уйти, наполнить себя, чтобы снова вернуться… И в долине теней есть дверь… туда. Это порог.

— И наш храм…

— …не только рассыпающийся, но и самовосстанавливающийся. Сначала его нашел Трорт, а после, по путевым запискам, — я.

Джаль тихо помянул свет и замолчал. Я помедлила и с деланным равнодушием спросила:

— И ты по-прежнему хочешь туда пойти?

— Конечно, — в его голосе послышалась обреченность. — Иначе ожидание нас не отпустит.

— Тогда — держи, — и я сложила к его ногам поясной карман с башенками. — Они твои. Соберете башни в круг, откроете карту, изучите ее — и вперед, и зелья перехода вам в помощь. Я дальше не пойду.

— Пойдешь.

— Нет, — наши тяжелые взгляды встретились. — Не пойду.

— Тебе есть, что терять?

Нет… как и приобретать нечего.

— Да, — я не отводила глаз.

— Врешь, — он улыбнулся. — И я могу это доказать.

Тьма его побери…

— Мне ты ничего не докажешь, как и самому себе, — просто ответила я. — Уходи с миром, Джаль. Уходи, завершай свое ожидание и… удачи.

Он ничего не ответил, но и не ушел, а я не торопила. Но, чтобы отвлечься от его присутствия, достала чистый лист и взялась за отчет. Надеюсь, хоть этот дописаться удастся…

— Знаешь, я скучаю по прежней Рейсан, которая не спрашивала, куда идти. Она просто брала сумку и говорила — пошли, по дороге расскажешь, — Джаль, опершись локтями о колени, рассеянно смотрел, как догорали угли угасающего солнца, зажигая красные огоньки свечей в окнах дома. — Хорошие были времена… Золотые пески, закаты зимних перевалов, рассветы над храмами… Помнишь? Тогда ты не думала об опасности — ты шла вперед, по зову души и поиска. И, знаешь, именно поэтому я тебя и выбрал. Истинный искатель. И только ожидание мира, крылья за спиной, бесконечность под ногами…

— …и предчувствие Вечности, — тихо откликнулась я. Сердце до боли сжала ледяная рука горечи. И еще тише сказала: — Ты так и не понял, Джаль, что в поиски я убегала от себя. Я позволила пути искателя захватить себя целиком, чтобы забыть о мраке. И давила в себе страх и чувство самосохранения азартом отчаяния, чтобы… не натворить бед. Тьма во мне… слишком сильна. И всегда была очень мощной. А поиски помогали — замечательно помогали — не сойти с ума от того, что копилось внутри. Да и за поисками тьма почти не скапливалась. Не успевала. Я всю себя отдавала эмоциями — миру, идее, походу… тебе. Да, я всё помню. То время было моим счастьем…

…как и ты.

— А сейчас я вернулась к тому, с чего началась моя жизнь. С пути тьмы. И теперь он мне близок, как никогда прежде. Я не истинный искатель. Я… двуликая. И темная.

— И мрак спас тебя у Небесного храма, верно? — Джаль посмотрел на меня очень внимательно. — Ты смогла сделать то, чего не смог я, — не поддаться влиянию Вечности.

Я поморщилась. Много ты знаешь о наших с ней отношениях… И спросить бы, как выжил, чем заплатил… Но что-то внутри запретило. И так понятно. Зачем мне очередная ложь? Я невольно опустила взгляд на испорченный рисункам отчет. Неужели это проклятое дело никогда не закончится?..

— Почему ты не хочешь возвращаться на путь искателя? — он снова придвинулся ближе, а я опять отодвинулась.

— Потому что.

— Рейсан… — и посмотрел укоризненно.

Я отвернулась:

— Не всегда то, что ты нашел, это то, что ты искал. Искательство многое мне дало… но отняло еще больше. Я устала терять, Джаль. И искать то, что мне никогда не понадобится, я тоже ужасно устала. Все необходимое всегда было при мне. Больше я ни за чем не хочу гоняться.

— Нет, ты просто боишься. Чего? — он слишком хорошо меня знает… и помнит. И опять смотрит так, что хочется душу наизнанку вывернуть: — Что случилось после Небесного храма? Почему ты побоялась остаться тем, кем мечтала быть?

Я нахмурилась:

— Какая разница? И не смей меня осуждать, Джаль. Я сошла с тропы поиска и перешла на иной путь, который теперь мне ближе, — путь темного. И им я хочу дойти до порога. И давай закончим наш разговор.

И я снова сделала вид, что занята отчетом. Но руки писали, а мысли… Нет, я не боюсь долины и порога и с удовольствием рванула бы на их поиски… но это приговор. И темный сцепился во мне с искателем. Да, я двуликая. И я отчаянно хочу в этот поход. В загадочную долину теней. С ним. Как прежде — вместе. Почти вместе, напомнила моя темная половина. В последний раз. И дней на десять-двадцать. А останусь здесь — будет целая Дождливая луна. И отдых. И дети. Остаться — и передать опыт. И во мрак это ожидание мира. Однажды я смогла его одолеть — после Небесного храма, и смогла спрятаться от него — и от Вечности — в собственной тьме. И смогу одолеть сейчас. Проклятье, что же делать?..

Я скомкала и отшвырнула в сторону очередной испорченный лист, встретила веселый взгляд и… поняла. Одно я точно сделать смогу. Простить. Его. За всё, что сделал — и за всё, чего не сделал. И… хотя бы себе признаюсь честно, что уже простила. И обижаться на него — живого — не могу. Я слишком рада. И неважно, кто помог ему вернуться. За эту встречу… благодарю. Кем бы ты ни был… И… да, проклятый отчет и совет, что им всем икалось… И его я тоже одолею.

— Это твое последнее слово?

— Да, — я улыбнулась и осторожно свернула готовый отчет.

И уж чего точно не ожидала услышать, так это…

— Ты считаешь себя виноватой? В том, что осталась жива?

В душе что-то пронзительно и протестующе завыло. Всё, хватит, Джаль, хватит… Исчезни там, где ты был прежде, и оставь в покое то, что от меня осталось…

— Не стоит, — Джаль мой внутренний протест… если не услышал, то по глазам увидел, но не замолчал. — Не шарахайся. И не рычи на меня. Все равно скажу. Тогда не сказал… а зря. У меня было предчувствие Вечности, Рейсан, — там, у подножия Небесного храма, в нашу последнюю ночь. Я видел, чем все закончится. Путь предупреждал, а я, дурак… Не поверил. Не понял. Мы оба забыли о том, чем придется платить за находку. Забыли по безрассудству. Попались в обычную западню искателей — слепо поверили в свою удачу. И заплатили за это. И если кто и виноват… то это я, — он встал, сунув руки в карманы куртки, посмотрел вдаль и тихо закончил: — Знаешь, я до сих пор думаю… Что случилось, если бы рассказал… и чего бы не случилось?

Я тоже встала и прошлась по холму, переваривая услышанное. Что бы случилось?.. И качнула головой:

— А ничего. Меня было не удержать — ожидание мира накрыло так, что… Я бы все равно пошла. А ты бы меня одну не отпустил. И все бы случилось так, как случилось, — посмотрела в его прищуренные глаза и улыбнулась: — Не ищи себе вины. Прошлого не воротишь… как и нас прежних.

— Значит… прощаешься?

— Да, — я отвернулась, чтобы не видеть, как он подбирает мой поясной карман с башенками и уходит, растворяясь в вечернем сумраке. И обнять отчего-то захотелось… но не решилось.

Погода менялась неуловимо, подобно… жизни. Мгновение назад сияло догорающее солнце, мгновение вперед — и мир утонул в туманных сумерках. Мгновение назад — еще рядом, мгновение вперед — уже врозь… И больше не увидимся? Скорее всего. Молчун, во время разговора тихо лежавший у моих ног, грустно хрюкнул. Вздохнув, я села рядом и обняла его. Ничего не поделаешь, дружок…

— Дядь, ну что? — из-за холма донесся звонкий голос Эраша. — Когда в поход?

Так. Надеюсь, он не спятил и не возьмет в долину мальчишку?

— Потерпи немного, — отозвался Джаль. — Раскроем карту, проложим путь, и вперед.

— Скорей бы уже!

Неужели я была так зла, что проглядела вторую — искательскую — инициацию?.. Да, точно. А парень времени зря не теряет и явно хочет освоить все пути…

Я снова встала и заходила вдоль холма. Мрак с ним, с Эрашем, вернее, с тем, что он натворил… Из долины теней живым не вернется никто, спорить готова, а братство не может лишиться столь перспективного темного. Да еще и источника. Да еще и… Я вдруг поняла, что не отпущу его на порог Вечности. Или… сделаю все возможное и невозможное, чтобы он оттуда вернулся. Во мне опять встрепенулось то, что чувствовалось на Забытых островах. И его схожесть с Джалем — с прежним Джалем — ни при чем, нет. Как и моя вина за… Тьма…

Вздохнув, я с тоской посмотрела на дом братства, чьи очертания стирались подступающим туманом. Сдать парня Хлоссу? Но Эраш еще не темный, и глава не имеет над ним власти. А уговорить это рыжее недоразумение не совать нос в неприятности — нереально. Все равно полезет и по маковке получит. И остается только… Потерять его мы не можем.

Я поджала губы. И все-таки… я снова ищу причины, чтобы сбежать. И одна, эта причина, очень весома. Но есть и другие. И я напомнила себе о том, чем загорелась при виде фигурки Великой. Долина. Загадки Девятого. Возвращение в мир тьмы. Замкнутый круг. И живой темный источник. Пожалуй, ради этого стоит рискнуть… хотя рисковать-то уже нечем. А что до детей… Я оглянулась на кипу испорченных листов. А напишу. Не живой пример, но все же. И я все успею. Может быть, даже встретиться с легендой… если очень повезет. А я везучая.

Подхватив сумку, я смирилась с неизбежным: этот поход станет для меня последним. Шесть Пыльных лун я убегала от Вечности и от самой себя, чтобы в один миг понять, как давно стою на ее пороге. И как бы ни пыталась обмануть судьбу и саму себя, я не смогу не быть искателем, став только темным магом. Никогда не смогу. И пусть Эраш — это только повод… Пускай. Дороги назад уже нет, зато есть дорога вперед… И почему бы и нет?

Я быстро сбежала с холма и два счета догнала своих будущих спутников:

— Подождите, я с вами.

Эраш покосился на меня с очевидным страхом:

— Куда?! Тебя еще только не хва…

— Цыц, — велел Джаль, — не хами темной, племяш. Или уже забыл о?.. — добавил выразительно.

Парень смутился и покраснел, а я насмешливо ему подмигнула:

— Слушайся дядю, он плохого не посоветует.

Эраш проворчал что-то неразборчивое и сутуло отвернулся, а Джаль с любопытством посмотрел на меня:

— Почему передумала?..

— Ты здесь ни при чем, — ответила спокойно.

(5)

* * *

Дольше, чем со сборами в поход, мы провозились с картой. Вернувшись к дому братства, где нас в нетерпении ожидала Сая, мы перекусили и разбрелись по постелям, чтобы с рассветными сумерками вчетвером приступить к решению головоломки.

Впрочем, по постелям разбрелись все, кроме меня. Я до мглистых сумерек сидела в хранилище, перечитывая дневники Трорта в поисках зацепки, и там же и уснула, уткнувшись носом в ветхие, исписанные убористым почерком страницы дневника. И во сне, к собственному удивлению, умудрилась пообщаться с ушедшим в Вечность старцем, задать ему столь важные вопросы и почти получить нужные ответы, когда…

— Рысь!..

Я подскочила, сонно моргнула и поморщилась:

— Не называй меня так.

— Почему? — с интересом спросил Джаль, стоя на пороге комнаты, которая вдруг показалась очень маленькой… и темной. А прежде освещал…

Потянувшись, я устало потерла виски:

— Потому что.

— Рейсан… — протянул многозначительно.

— Потому что причины называть меня Рысью есть только у Хлосса, — сухо ответила я, вставая и бережно собирая в стопку разбросанные по столу листы. — А той, кому прозвище было дано, уже нет.

Джаль промолчал. Отводя глаза под разными предлогами, я быстро навела в хранилище порядок и, взяв пару дневниковых схем, тенью выскользнула вон. И трусливо перевела дух. Не могу. Не могу находиться рядом с ним. Не могу найти в себе силы снова посмотреть ему в глаза. Пока. Всему свое время. Однажды привыкну. Наверно.

Прихватив из кухни кружку чая, я вышла на крыльцо и уныло улыбнулась солнцу. Ласково скользнув по моему лицу, золотистые лучи продолжили путь вдоль песчаных холмов, отдавая миру последние тепло погасшей Пыльной луны. Я села на ступеньку, обняв прикорнувшего рядом Молчуна и рассеянно поглядывая на Эраша. Тот под присмотром Саи вытаптывал редкую жухлую траву, подготавливая во дворе площадку для неких опытов.

— Готова думать? — спросил с порога Джаль.

— Да только этим и занимаюсь…

И пока Эраш сооружал площадку, мы с Джалем, посовещавшись, решили для начала расположить башенки по кругу, изобразив крышу Небесного храма, а дальше… действовать по обстоятельствам. И, разумеется, с первого раза ничего не вышло. Дядя с племянником крутились во дворе, Сая бегала рядом, изображая деятельность и пытаясь помочь, а я продолжала сидеть на крыльце в обществе Молчуна, наблюдая со стороны и размышляя о своем. О разгадке, в смысле.

— Ты собираешь нам помогать или как? — хмуро поинтересовался Джаль после очередной неудачной попытки выудить из башенок карту.

— Конечно, — отозвалась отрешенно. — Я думаю.

В голове же, как назло, не было ни одной дельной мысли. Я отчаянно пыталась припомнить сон и связать воедино обрывки слов, сказанных Трортом, но сосредоточиться мешал дикий гвалт. Мало того, что эта троица беспрестанно спорила, так еще и наблюдатели шума добавляли: поглазеть на работу искателей сбежалась вся ребятня. Столпившись позади меня на крыльце, малышня громко шушукалась, пихалась и толкалась, отказываясь покидать свой пост.

Не выдержав, я прикрылась коконом и уткнулась в страницы дневника, пропустив мимо ушей едкое замечание Саи о сущности моей «помощи». Внимательно перечитав рассуждения Трорта, я наконец-то сообразила, о чем он вел речь. Расставить башенки в определенном порядке недостаточно — важно соблюсти и их соприкосновение с очагами стихийной силы. Проще говоря, башенка Первой должна находиться рядом со своим светом… и так далее. И, скорее всего, нужное место пересечения лучей следует искать у источника силы тьмы. Новые источники всегда появляются на месте иссякших, да и Песчаный великан — бывшее творение фазы Вечности, а она — это клубок всех стихий. И даже оставшиеся от чуда мира сапоги должны хранить частички породившей их магии.

Посмотрев вдаль, я прищурилась, и мир привычно сжался, превратившись в смятый черно-белый лист. Песчаные холмы, облачно-угрюмое небо, фигурки людей — все слилось в сплошное пятно, лишь между черточками граней мира, дрожа, цветными нитями прорисовывались потоки стихийной силы. Надо же, а я опять права…

Поведя плечами, я сбросила защитный кокон и скомандовала:

— Все за мной, — и, не оборачиваясь, устремилась к источнику.

На месте, не отпуская видение граней, я осмотрелась. Судя по топоту, народ у источника собрался в полном составе, включая детей. Сердце кольнуло неожиданное ощущение тепла. И пусть пока останутся и понаблюдают — уже по ним скучаю… Я выделила из потоков нить света и вплела в нее метку. Нить, правда, слабая… но ее можно усилить.

— Джаль, подойди и встань сюда, — распорядилась я. — Отдай башни Молчуну, он расставит. Вопросы потом.

Дажль молча встал рядом с меткой. Поток, как я и предполагала, засиял ярче.

— Сая, вставай сюда. Эраш, отойди к источнику. Молчун, расставляй башни по меткам. Малышня, кыш с холма.

Видение граней оборачивалось только одним «но»: очертания местности, как и людей, уменьшались, размываясь потоками стихийной силы. В итоге я, обходя метки, наступила на хвост Молчуну, налетела на Саю и едва не свалилась с холма. Стоявший рядом Эраш удержал меня за пояс, а черный пес — за штанину.

— Благодарю, — я рассеянно кивнула и шагнула на свое место, к метке слабого потока силы тьмы, идущего от источника. — Продолжаем.

— Глаза разуй для начала, — буркнула сумеречная, когда я случайно наступила ей на ногу.

— Извини, — хмыкнула я, — на фоне граней мира ты столь незначительна, что тебя трудно заметить.

И в ответ ожидала услышать язвительную реплику по поводу собственной незначительности как мага, а услышала иное:

— Скажи, а ты можешь научить видеть грани? — тихое, смущенное.

Я встала на свое место, моргнула, возвращаясь в объемный мир, и покачала головой:

— Нет… извини. Слепого от рождения нельзя научить видеть. Молчун, заканчивай.

Молчун торжественно установил фигурку Великой рядом с последней меткой. Я быстро осмотрелась: круг из башенок примерно равен диаметру крыши Небесного храма, если мне не изменяет память, то есть… Земля под нашими ногами дрогнула.

— Все назад!..

Джаль раньше меня сообразил, где именно хранится карта, дав верный совет. Молчун, обернувшись вороном, взлетел на безопасную высоту, мы дружно попятились, а рядом с источником уже вырастал храм. Свились из мелких земляных крупиц тонкие витые колонны, соткался из песка невесомый купол крыши, украшенный башенками и фигуркой Великой, забил из чашеобразного пола песчаный фонтан.

Да, давняя жертва принята — тайна раскрыта… Из-за облаков выглянуло солнце, высекая на острых гранях башенок искрящиеся символы элементов Изначальности. И когда тени, отбрасываемые башенками, сошлись в одной точке — на фонтане, мы с Джалем одновременно ринулись к храму.

— Подожди, — он поймал меня за руку. — Я пойду.

— Нет, я.

— Туда опасно идти.

— Знаю.

— Рейсан, послушай…

— Жребий киньте, чем спорить попусту, — подала голос Сая.

Тени слились воедино, явив нам призрачный, дрожащий на ветру клочок свитка. Сотканный из света, тьмы и сумерек, он грозил вот-вот рассыпаться в прах.

— Рейсан, стой!

— Всё, — я скинула на землю плащ, — хватит. Ставьте защиту и отходите подальше. В храм пойду я. Теперь моя очередь умирать… и не смотри на меня так, Джаль. Ты всего лишь Средний светлый, а я — Старшая темная. Сам знаешь, какая защита у тебя, а какая — у меня.

Он медленно выпустил мою руку:

— Будь осторожна.

— Буду. Отходи.

Вокруг меня взметнулись вихри песка, отскакивая от зеркальной ауры. Храм начал медленно рассыпаться, и вслед за ним скатывались с крыши, растворяясь в песке, артефакты. Однажды они снова всплывут, создав новый Небесный храм и расставив новые ловушки… но искать их буду уже не я. Мне остается только глянуть на карту, нарисовать по памяти расположение долины — и в путь.

(6)

* * *

Стоя посреди палатки, я мысленно прикидывала, где лучше разместить стол, а где — лежак. В итоге маленький складной столик и стульчик разместились у дальней стены, а в ближайшем от входа углу я подвесила лежак, на который сразу кинула сумку. Еще раз оглядев крошечное тряпичное пространство, кивнула самой себе и вышла наружу. Молчун, черным псом лежащий у входа, встрепенулся и вяло хрюкнул.

— Да, мне тоже здесь не по душе, — отозвалась я. — А что делать? Уехать? Не могу. Да, на то есть причины, и тебе они известны.

— С кем ты разговариваешь?

Я обернулась. Джаль, выходящий из-за палатки, смотрел на меня с недоумением.

— С ним, — я кивнула на своего лохматого спутника. — А что, нельзя?

— Почему же? Твое дело, с кем общаться, а с кем — нет.

Подлый камень в мой огород… А я не виновата в том, что мне трудно находиться рядом… Вернее, не я одна в этом виновата. Джаль глянул на меня искоса и добавил:

— Кстати, слет вот-вот начнется, и только нас с тобой там не хватает.

Я наморщила нос:

— А мне туда точно надо?

— И слеты ты тоже всегда ненавидела, — Джаль улыбнулся. — Да, надо.

— Пустая трата времени, — проворчала я, отправляясь вслед за ним.

— Обещаю сильно не занудствовать и быть предельно кратким.

— Думаешь, получится? Особенно — не занудствовать?

— Не уверен…

Я отвела глаза. Опять — как в старые добрые времена… Жаль, они ушли безвозвратно… Я тряхнула головой, отгоняя непрошеные мысли. Все, хватит. Это на постоялых дворах или в братстве я могла сколько угодно предаваться грусти и печали, а здесь, в долине теней, им места нет. Порог Вечности — есть порог Вечности, и он терпит сантиментов. И лишних людей. А их Джаль набрал столько, что я схватилась за голову.

На мой взгляд, восемнадцать-двадцать человек, включая четверых «хвостиков», — это перебор. Я рассчитывала на группу человек в пять-шесть — из тех, кто был со мной у Небесного храма, а когда перед отъездом увидела толпу совершенно незнакомого народа, то без стеснений высказала Джалю все, что о нем думаю. Впрочем, он мою вдохновенную речь пропустил мимо ушей, не поверив зловещим предсказаниям. И решительно собрался рискнуть людьми, ни один из которых не вернется из долины. Хотя, нет, один вернется обязательно, костьми лягу.

Я настороженно посмотрела по сторонам. В тени черных скал уже вырос палаточный городок, но яркие пятна ткани на фоне угрюмой пустоши смотрелись жалко. Долина представляла собой высохшее и заметенное черным песком дно мертвого моря, окруженное безжизненными горами. Гнетущее впечатление усиливали тяжелые тучи, цепляющиеся за острые вершины хребтов, и пронзительно холодный ветер, гоняющий по пустоши вихри черной пыли. Я невольно поежилась. О том, что из нее может выползти, я старалась не думать вообще.

— Пришли.

Я вздрогнула, подняв глаза на Джаля.

— О чем задумалась?

— О том, что вокруг лагеря нужно поставить защитное кольцо, и чем больше — тем лучше.

— Не понимаю, чего ты боишься? — он нахмурился.

— Если не хочешь узнать — делай, как я говорю, — ответила резко и первой проскользнула в палатку.

И, оценив обстановку, невольно усмехнулась. Привычная картина, не раз мною виданная прежде. В ожидании ценных указаний народ разбежался по разным углам: в одном маги, во втором — Младшие искатели, в третьем — Средние и в четвертом — практиканты. И в палатке — не протолкнуться, только нас с Джалем и не хватало.

Войдя, я замялась, оказавшись на перекресте внимательных взглядов. Благо, Джаль зашел следом и призвал собравшихся к разговору. Я затаилась у выхода за широкой спиной нашего «главы». И пока люди внимали его речи, я думала. О том, как удрать со слета и…

— …возьмет на себя Рейсан.

— Что? — встрепенулась я.

— За тобой будут закреплены эти двое, — Джаль небрежно кивнул на Эраша и стоящую рядом с ним девушку.

— Что?..

— А я беру на себя остальных, — закончил он, пропуская мимо ушей мой недовольный возглас. — Вопросы?

Я едва заметно поморщилась. Забыла, что мне, как Старшему искателю, еще и пару «хвостиков» поручат… Судя по разочарованию Эраша, он тоже не был доволен распределением. А вот девушка лучилась счастьем и смотрела на меня… как на легенду. Невысокая, хрупкая, невзрачная, с бледным личиком, острым носиком, тонкой светлой косой и мечтательными серыми глазами, она являла собой яркий пример хранилищной мышки. Что ж, когда-то и я такой была. Сработаемся.

— И напоследок — предсказания. Разбираем и смотрим, кому что досталось.

Еще и это… Предсказания — древняя традиция, без которой никто не приступал к поискам. Свитки заранее закупались главой поисков, каковым после моего отказа стал Джаль, и выдавались на слете.

Я неохотно взяла протянутый свиток и вяло его развернула. Ничего нового я не узнаю, но — традиция… На чистом листе проступила витиеватая вязь золотистых символов.

Говорят, назад нет возвращения,

И лишь ты вернулась, в плен попавшая,

Ты теперь из выживших последняя,

И одна, последняя из сдавшихся.

Опять. Одно и то же — каждый раз, слово в слово… Я на мгновение закрыла глаза. В душе ожили, встрепенувшись, давние страхи. Схаали, схаали, ты так далеко, что дальше — только Вечность, но и здесь твое предсказание преследует меня и вот-вот настигнет, схватив за горло…

По себе ступаешь, тьмой укрытая,

Ты сейчас самой себя творение,

Ты теперь последняя забытая,

И из древних помнящих последняя.

За тобой лишь тень скользит невидимо,

Да судьбу скрывает мгла печальная,

И один лишь путь когда-то выбрала:

От себя к себе — дорога дальняя.

Руки дрожали, и я едва удерживалась от желания скомкать предсказание, разорвать на мелкие кусочки, выкинуть и забыть… Слова же ровной и равнодушной вязью букв текли по листу, но я не читала, наизусть помня каждую фразу, каждую паузу, каждое ощущение… И слышала тихий, шелестящий голос схаали, прощающейся со мной…

И тропой пойдешь из неизведанных,

И к себе придешь, себя познавшая,

Ты теперь последняя из преданных

И последняя себя предавшая.

И твой след, в эпохах затерявшийся,

Для тебя одной легендой стелется,

И уже не без вести пропавшая,

Но еще в тьме памяти потеряна.

…и тогда, как и сейчас, шел дождь, и ее умиротворенный шепот терялся, растворяясь в шорохе падающих на крышу капель…

И порог пути — твое решение,

И уйдешь прощенная, простившая,

Ты теперь из вымерших последняя,

И живущая, и никогда не жившая.

Вовремя скомкать лист я не успела. Пока пыталась справиться с дрожью в руках, через мое левое плечо предсказание прочитал Джаль, а через правое — Эраш.

— Это что значит? — дружно спросили оба.

— Ничего, — резко ответила я, сминая свиток.

— А все же? — полюбопытствовал Джаль. — «И живущая, и ни…»

— Это значит только то, что значит, — перебила сердито. — И не более того, — и быстро вышла из палатки.

Надеюсь, они ничего не поняли… Я перевела дух и подняла глаза к сумрачному небу. Хоть бы не догадались… Я не готова объясняться… никогда не была готова. И именно им обоим я не хотела ничего объяснять. Особенно — Джалю. Никогда не была готова…

Я сунула в карман плаща смятый лист и накинула капюшон, прячась от начинающегося дождя. Да, а ведь я до последнего надеялась на… Впрочем, неважно. Подрагивавшие руки я тоже сунула в карманы плаща. Так. Мне срочно нужно подумать…

— П-простите, — и за моей спиной раздались торопливые шаги. — М-можно с вами п-поговорить?

Я обернулась. Девочка-«хвостик», запыхавшись, смущенно улыбнулась.

— Ах да, — я изобразила улыбку. — Конечно. Ты что-то хотела?

— Ну… П-поговорить ведь надо, — сбивчиво пролепетала моя собеседница. — О п-поисках и…

— …и о предсказаниях, — подхватил подошедший Эраш.

— Слушай, парень, — я нахмурилась. — Тебя мои предсказания не касаются, понял? У тебя свои есть — вот их и изучай. Ясно?

— Ну…

— Все, закрыли тему, — я повернулась к девушке. — Тебя как зовут?

— П-п-п…

— А если подробнее? — серьезно переспросила я.

Она покраснела, а Эраш, тихо кашлянув, наклонился ко мне и прошептал:

— Пантани… тьфу, Пантаниолла. Вот.

— О, — я с трудом сдержала смешок, — тьма… Звучит, как изощренное ругательство… С таким именем немудрено заикаться.

Девушка зарделась, Эраш тихо хихикнул, а я улыбнулась:

— Ладно, мрак с ним, с именем. Сокращенно Иолой зовут?

Она застенчиво кивнула.

— Вот и познакомились. Значит так, ребятки. Сегодня собираемся с мыслями и расселяемся, а завтра — на поиски. Без меня за территорию лагеря — ни ногой. И нечего ухмыляться, Эраш, тебя это касается в первую очередь, и советую здесь меня слушаться. Хватит валять дурака. Пора взрослеть и прислушиваться к дельным советам. Долина теней — место опасное, и если вляпаешься в неприятности… увидишься с Вечностью. Пока мы в одной связке, то вместе из лагеря выходим и вместе — возвращаемся. Встречаемся у моей палатки завтра на рассветных сумерках. Вопросы?

— Б-брать с собой что-н-нибудь? — спросила Иола.

— Голову, чтобы думать, и уши, чтобы слушать. По погоде оденетесь, надеюсь, сами.

— А обед? — удивился Эраш.

— Все мелочи — на мне. Еще что-то?

«Хвостики» переглянулись и пожали плечами.

— Чудесно, — подытожила я, заметив, что оба мага — сумеречная Сая и некий безымянный светлый — направились колдовать над защитой, а Джаль — размечать периметр. — Тогда — по палаткам. У меня еще много дел и очень мало времени. До завтра.

(7)

* * *

Рассветные сумерки наступили, как мне показалось, очень быстро. Я едва успела закутаться в одеяло и моргнуть, как оказалось, что пора вставать. Молчун, сидя у моего лежака, настырно хрюкал, а снаружи громко шушукались практиканты. Тьма на их головы, зачем Джаль только с ними связался…

Потянувшись, я встала, быстро умылась, оделась, перекинула через плечо сумку и вышла наружу. Молчун, плавно превратившись из пса в ворона, привычно вспорхнул на мое левое плечо и нахохлился. «Хвостики» при нашем появлении замолчали и после небольшой заминки дружно со мной поздоровались.

— И вам не болеть, — я вздохнула, кутаясь в плащ.

Солнце по-прежнему скрывалось за пеленой черных туч, и долину окутывал угрюмый сумрак. Я накинула капюшон, пряча лицо от ледяного ветра и дождливой мороси. Погода — самая искательская…

Я изучила внешний вид своих спутников и, отметив легкую куртку Эраша, велела:

— Переоденься. Или возьми с собой теплый плащ. Раньше закатных сумерек мы не вернемся, а если ты заболеешь, твой дядя мне своими нотациями плешь проест. Бегом. Одна нога здесь — другая там. Считаю до десяти, и если опоздаешь — отправишься помогать кашевару картошку чистить. Раз, два…

Парень вернулся быстро, и мы оправились к защитному кольцу. Воздух там, где его соорудили, пульсировал и переливался всеми цветами радуги. Я провела по нему рукой, открывая невидимую дверь. Не слушая насмешек магов, я вчера поставила свою защиту — от незапланированных выходов, да такую, чтобы открыть «дверь» на периметр мог только либо инициированный маг, либо старший поисковой группы. Мало ли, взбредет в чью-нибудь дурную рыжую голову блажь какая…

— Так, дети, запоминайте правила, — я серьезно посмотрела на притихших ребят. — Меня слушаться безоговорочно, мои слова не обсуждаются. Пользоваться только общим знаком поиска, никаких символов определения или мерцающих следов.

— Почему? — полюбопытствовал Эраш.

— Мало ли, что здесь зарыто, — отозвалась я. — Знак общего поиска — единственное наше заклятье, которое находит предмет, не тревожа его спящую магию. Это первое.

«Хвостики» молча внимали.

— Второе: на чужой периметр не заходить. Наш второй — значит, ходим только по нему. Для тех, кто не знает, что такое периметр, — смотрим под ноги и не заступаем за красную линию. Третье: руками ничего не трогать. Нашли — поставили метку и позвали меня. Опять же, мало ли что и с какой магией здесь зарыто. Четвертое: в случае опасности — бегом в лагерь и никакой самодеятельности. Да, кстати, надевайте.

Я вытащила из кармана два тонких шнура и протянула своим спутникам:

— Начнет пульсировать и гореть — рядом опасность. Предупреждаете меня и вон с периметра. Повторяю для особо одаренных — для тебя, Эраш, — никакой самодеятельности. И пятое. Правила поисков существуют не для того, чтобы я вас тиранила, а вы их нарушали. Они для вашей же безопасности. Нарушите правило один раз — три дня картошки, второй раз — десять дней картошки, третий — отправитесь хвастать полученными у кашевара навыками домой, к маме. Ясно?

Мои спутники дружно кивнули.

— Отлично. И последнее. Вы люди взрослые, и, надеюсь, неглупые. Думать умеете — и сами за себя в ответе. Если с вами что-то случится, я умываю руки.

Практиканты изумленно заморгали. Я кивнула:

— Да, вы все поняли верно. Я в гильдии не состою, я — свободный искатель, и до вас мне, мягко говоря, дел никаких нет. Сами глупостей натворите — Эраш, это я для тебя говорю, — сами с ними и разбирайтесь. И даже твой дядя мне потом уши не надерет.

— Уверена? — с интересом спросил Джаль, стоявший за моей спиной и слушавший наставления.

— Один раз попробовал, и что из этого вышло? — вопросом ответила я.

— Ничего хорошего, — он поморщился, — и свет с ним… Удачи.

— Взаимно.

Мы вышли из защитного кольца на периметр и остановились, по щиколотку утопая в черном песке. Подавая пример, я присела на корточки и начертила знак общего поиска, от которого разбежались в разные стороны восемь лучей. Над землей вспыхнули серебром восемь искрящихся меток. Я встала и отправилась проверять находки, не обращая внимания на практикантов. Те же, переглянувшись, последовали за мной. Самим пока боязно?.. Бывает. Остановившись у первой метки, я протянула над ней руку и пошевелила пальцами. Ладонь кольнули льдистые иголки.

— Что там? — первым не выдержал Эраш.

— Ничего особенного, подземный источник, — небрежно отозвалась я, стряхивая с руки ненужное ощущение.

На второй метке в ладони появилось чувство тяжести — признак ископаемого камня. А на третьей повезло — в руке зашуршала бумага. Я сжала ладонь в кулак, и земля расступилась, выбросив из трещины крошечный, грязно-серый огрызок древнего свитка. Магии в нем никакой не чувствовалось, поэтому я безбоязненно его подняла и осторожно расправила, вчитываясь в полуистлевшие руны. «Хвостики» дружно вытянули шеи.

— Символы эпохи Первой, — я бережно сложила огрызок и спрятала в сумку. — Начало положено… Так, а вы почему не работаете? Или будете за мной по пятам ходить?

Практиканты переглянулись и разбрелись «работать». И мгновением позже периметр вспыхнул горячим серебром поисковых заклинаний, наполнился скрипом песка, шуршанием торопливых шагов и шепотом голосов. Я же, проверяя метки, приглядывала за ребятами, особенно за Эрашем. Иола показалась девушкой неглупой, рассудительной и осторожной, а вот одно рыжее несчастье как бы чего не натворило…

— Мы так и будем целый день здесь бродить? — проворчал парень, когда время потянулось закатным сумеркам.

— А ты как хотел? — насмешливо откликнулась я. — Думал, поиски — это только романтика дальних походов, новых дорог и древних находок? Нет, дружок, это еще и рутинная работа, нудные круги периметров и у некоторых отчеты.

За целый день он так ничего путного и не нашел, помрачнел и недовольно косился на Иолу, которая нашла еще два обрывка летописи.

— А завтра мы куда пойдем? — продолжал брюзжать он.

— Сюда же, — я невозмутимо проверила очередную метку.

— Зачем? — удивился Эраш. — Мы же весь периметр обшарили!

— У нас говорят, что каждая тайна ждет своего искателя, и каждой тайне — свое время. Сегодня она тебя пропустит, а завтра передумает и раскроет секреты. Поэтому мы прочесываем один периметр хотя бы раз пять.

— Ужас… — пробормотал он.

— Не нравится — тебя тут никто не держит, — хмыкнула я. — Либо прекращай ныть, либо собирай свои пожитки и уезжай.

— Не дождешься, — проворчал Эраш.

— Тогда закрой рот и ищи.

— Уже и слова сказать нельзя…

— А ты п-по делу говори, — неожиданно вступилась Иола.

— А я п-по делу и говорю, — передразнил он.

Девушка закусила губу и покраснела. Нелегко, видимо, бедняжке, с таким-то именем и речевой особенностью… Не удержавшись, я нахмурилась. Эраш, получив воздушный пинок, схватился за пятую точку и возмущенно ойкнул:

— За что?!

— За то. Иола, ты с детства заикаешься?

— Н-нет, с п-поступ-пления н-на учебу, — смущенно призналась она.

— А-а-а. Видела стражей хранилища? Тогда понятно. Я после встречи с ними долго бессонницей мучилась.

— Что за стражи? — встрял парень.

— Будешь проходить посвящение — узнаешь, — усмехнулась я, и мы с Иолой переглянулись.

— А дядя про посвящение ничего не рассказывал, — разочарованно пробурчал Эраш.

— Вот и расспросишь. Только он все равно ничего не расскажет.

— Почему?

— Потому что. И завязывай с болтовней, работы — тьма. Или хочешь картошку пойти почистить?

Парень замолчал и сутуло отвернулся, сосредоточившись на своей метке. Я тоже отвернулась и нарисовала на песке очередной знак общего поиска. Не поддеть его я не смогла… и дальше не смогу удерживаться от соблазна. И пусть все, что не выплеснулось наружу, давно остыло, но осадок… остался. Эраш опять начал утомлять одним своим присутствием. Угораздило же его родиться темным источником…

Проверив очередную метку, я задумчиво посмотрела на небо и окликнула ребят:

— Все, закругляемся. Проверяем последние метки и идем в лагерь. Завтра продолжим. И благодарю за поиск.

* * *

В лагерь мы вернулись последними, когда остальные группы уже грелись у костра и ужинали, обсуждая находки. Заглянув в палатку кашевара, я прихватила плошку с остывшим супом и краюху хлеба, налила чай и пошла к себе. Сидеть у костра, играя до мглистых сумерек в карты и обмывая первый день поиска, не хотелось. Вернее, не хотелось сидеть рядом с Джалем и Саей и изображать равнодушную занятость. Вполне хватало того, что при виде первого мое глупое сердце то пропускало удары, то рвалось из груди, норовя вспорхнуть в его теплые ладони. Опять. А это недопустимо. И, проходя мимо костра, оглядываясь на шумную толпу, я почувствовала себя одинокой и бесконечно уставшей.

Зайдя в палатку, я поставила на столик плошку с кружкой и достала обрывки летописей. Да, лучше делом заняться… Совет Старших, сидя в гильдии, желал все знать и требовал каждодневных отчетов. Мне, конечно, их выговоры нестрашны, но надо же чем-то убить вечер… А еще я хотела записать очередную историю о себе-темной для ребятни. Они ждали, а Хлосс обещал читать им мои сочинительства сказкой на ночь. Страшной. Но нам ли этого бояться…

Молчун, черным псом лежавший у моих ног, поднял голову и тихо фыркнул.

— Рейсан?

Я едва заметно поморщилась:

— Что, Джаль?

— Почему ты ушла?

— У меня много дел, — я многозначительно разложила перед собой летописи и взялась за ложку.

— Успеешь с отчетами, вся ночь впереди. Пойдем к нам.

— Не хочу, — я сосредоточенно жевала суп, не чувствуя его вкуса.

— Почему? — он проницательно смотрел в мой затылок. — Из-за меня?

Я закрыла глаза, сосчитала до пяти и натянула на лицо привычную маску. И обернулась, невыразительно глядя на него:

— Тьма, да причем здесь ты? Мне хватило таких посиделок, после которых не работают ни руки-ноги, ни голова, ни заклятья, — и пожала плечами: — Старею, наверно, только и всего.

— Интересно, и почему я тебе не верю?

Потому что знаешь, как свои пять пальцев…

— Ты пришел позвать меня на пьянку?

— Нет, я хотел поговорить… о нас, — он так и стоял у порога, придерживая полог. — Мне тебя не хватает.

— О каких «нас» говорить, если их больше нет? Не стоит ворошить прошлое, Джаль, — я с отвращением смотрела на похлебку, но видела закатные блики на крыше Небесного храма. — Не начинай. Мы оба… остались в горах, а назад вернулись… другие. И ты об этом прекрасно знаешь. И здесь я лишь потому, что подчиняюсь ожиданию мира. И всё.

— Уверена? — таким равнодушным его голос становился тогда, когда что-то было невмоготу.

И я тоже хорошо тебя знаю, да…

— Уверена, — и заставила себя посмотреть в его глаза. — Отпусти прошлое, Джаль. Отпусти, больше туда дороги нет… Жизнь — миру, а память — Вечности.

— Порой мне кажется, что я тебя не знаю, и никогда не знал, — Джаль посмотрел на Молчуна, и у меня дрогнуло сердце.

— Верно, — я устало ссутулилась и отвернулась, тихо добавив: — Ты знал лишь то, что я считала нужным рассказать, и не более того.

А на самом деле он не знал одного — только одну тайну я не решилась раскрыть… Я моргнула, смахивая слезы. Почему же… так поздно? Я дала слово Вечности, и теперь от нее не спрячет даже мрак… Если бы он появился раньше… я бы не стала бездумно распоряжаться своей жизнью. Жалела ли я? Да. Нет. Немного… Эри, солнышко, мне стыдно, но… скорее всего, я прошла бы мимо. А может, мы и не встретились бы…

— Знаешь, я не раз пытался сосчитать твои тайны, но запутался и бросил это гиблое дело, — неожиданно усмехнулся Джаль. — Но если прежде они не мешали нам быть вместе, то что же мешает сейчас?

Я взялась за ложку с твердым намерением впихнуть в себя проклятую похлебку:

— Ну… хотя бы посмотри на свои руки для начала.

— А, заметила… Не обращай внимания.

— Да? — сухо удивилась я, не без труда проглотив холодный ком жирного супа.

— Сая — отличный маг. Мы встретились и познакомились после того, как… после Небесного храма. Ты тоже двуликая, и понимаешь, что пути должны быть равновесными. Неразвитый свет очень мешал жить и работать. И…

— …обручение двух магов в считанные сезоны подтягивает отстающего к его сильной половине? — уточнила я, вяло ковыряя ложкой похлебку. — Знаю. Отличный ход, Джаль. Только не забудь избавиться от браслетов, если, конечно, вас не связывает большее. Тебе пора выходить на уровень Старшего, а Сая в этом мешает — Среднее поколение ее потолок. И, кстати, ты не обязан отчитываться передо мной и оправдываться.

— И все же я хотел тебе это сказать.

— Я услышала. Теперь уходи. Я устала, у меня куча дел, а ты мне даже поесть не даешь.

— Хорошо. Извини, что побеспокоил, — и Джаль, вздохнув, вышел из палатки, хлопнув пологом.

Я вздрогнула. Из долины дохнуло липким холодом. Я отставила плошку в сторону и подмигнула Молчуну. Тот, фыркнув, вышел из палатки и улегся у входа. Я невидяще посмотрела на летописи, сжимая в кулаках скользкие нити паутины и чувствуя себя малодушной скотиной. Что стоило все рассказать и объяснить, расставить по местам чувства, мысли и ощущения, поговорить по душам, как когда-то?.. Но — «когда-то» давно ушло в Вечность, а сейчас… Не то время. Не то место. Не тот… он. Новому Джалю я не готова ничего рассказывать и не хочу ничего объяснять. Особенно после его «нежелания» беспокоить меня по пустякам. Ложь за ложь, неискренность за неискренность, скрытность за скрытность. А память — Вечности. И Джаля — туда же, тьма его забери вместе с невестой и племянником…

Я залпом выпила остывший чай и склонилась над летописями. Не стоит ворошить горячие угли, из которых может разгореться опасное пламя… Проще оставить их тлеть. Пройдет время, и они погаснут, обратившись в пепел. А я дождусь. И дотерплю. Я сильная… я темная. Но отчего-то это не утешает… и не греет.

(8)

* * *

— Рейсан?

— А?.. Что?.. — я подскочила на лежаке, сонно протирая глаза. — Я проспала?..

— Таел пропал.

— Что?.. — я зевнула, ежась от холода и натягивая на плечо сползшую рубаху. — Кто?..

— Таел, Младший искатель. Понимаешь меня? Пропал бесследно!

Я удивленно моргнула, рухнула на лежак и простонала:

— Да? И из-за этого ты будишь меня в такую рань?

Молчун, виновато поджав хвост, тихо мяукнул с порога. Джаль, взъерошенный и встревоженный, раздраженно помянул свет… и мою черствую темную особу. Я натянула одеяло до носа, а он наклонился и рявкнул:

— Рейсан, ты меня услышала?

— Лучше, чем ты думаешь, и хватит орать, — поморщилась я, поворачиваясь к нему спиной. — Ничего удивительного ты мне не сказал. Все предсказуемо. Будь добр, выйди из палатки. Дай поспать, — я полночи писала сказки, да, а рассветные сумерки уже не за горами.

— Пропал человек, и мне нужна твоя…

— Нет.

— Но…

— Нет!

— Рейсан!

— Не кричи, — я зевнула в подушку и проворчала: — Я ведь предупреждала. Я говорила. А ты? Ты мечтал оказаться в долине теней, на пороге Вечности. И ты знал, куда шел. Чему теперь удивляешься? — я снова зевнула, прикрываясь одеялом: — Да, здесь будут пропадать люди. Сегодня — один, завтра — второй, а послезавтра — весь лагерь. Вечность не позволит людишкам безнаказанно бродить по своим владениям. Нам здесь не место, и никто отсюда не вернется. И этого, как его там… Таела можешь даже не искать — и следов не сыщешь. Иди спать, Джаль, и оставь меня в покое. Доброй ночи.

Я уткнулась носом в край одеяла и старательно засопела. На лежак взобрался Молчун и зашипел на незваного гостя, который, помедлив и пробормотав что-то нелицеприятное, быстро вышел. Громко и раздраженно хлопнула тряпичная «дверь». По палатке пронесся, перебирая лежащие на столе бумаги, мглисто-сырой сквозняк. Я открыла глаза и села, переглянувшись с псом. Молчун недоуменно прижал уши. Закутавшись в одеяло, я напряженно обхватила руками колени. Вот так вот. Представление начинается. Занавес. Громкие приветствия. Скоро на помосте появятся главные действующие лица.

И зачем нас сюда принесло…

— Молчун, проверь, — тихо попросила я.

Пес кивнул и бесшумной тенью выскользнул наружу. Я улеглась на бок, свернувшись под тяжелым одеялом в клубок и проваливаясь в усталую, беспокойно-зыбкую дремоту.

* * *

Наступал лишь второй день поисков, а группа уже являла собой жалкое зрелище. Невыспавшиеся, помятые, испуганные, люди разбились на кучки и шепотом обсуждали ночное происшествие. Джаль мрачнее тучи ходил вдоль границы защитного кольца и угрюмо косился в мою сторону. Я же, зевая, сидела у потухшего костра и без удовольствия ела подгоревшую кашу. Мои «хвостики» топтались рядом, грея дрожащие руки о чашки с горячим чаем. Естественно, и их зацепила всеобщая истерия, но держались они бодрее остальных, чем удивляли.

Из-за наметенных за ночь холмов черного песка вынырнула легкая тень и, пройдя сквозь кольцо, встряхнулась, приобретая очертания пса. Я отложила ложку и обменялась с ним взглядом. Кивнула, выслушав мысленные объяснения, и подошла к Джалю.

— Хочешь совет? — я подняла голову, встретив его мрачный взгляд. — Давай уйдем отсюда. Не упрямься. Ты же знаешь, я никогда не лезу с советами и нравоучениями без повода.

— Испугалась, темная? — поддела Сая.

— Я? — иронично хмыкнула. — Тьма с тобой, сумрак. Мне людей жалко. Нам-то, может, ничего не будет, а вот искатели один за другим уйдут в Вечность.

— Тише говори, — шикнул Джаль.

— А иглы в заднем кармане штанов не утаишь, — я пожала плечами. — Но раз ты глава похода — решать тебе. И нечего на меня так смотреть. Я сделала все, что смогла, и Молчун тоже ничего не нашел. Этот твой Младший, как его там, испарился, словно его никогда не существовало.

— То есть? — насторожился некий светлый маг, походя к нам.

— Молчун вообще никаких следов пропавшего не нашел, — повторила я. — Здесь нет даже его следов однодневного пребывания — ни в лагере, ни на периметре. Вечность вычеркнула человека из летописи мира. Младшего не стало так, будто он никогда не рождался.

Повисло долгое, вязкое и тяжелое молчание. Даже Сая прикусила свой глупый язык и, побледнев, смотрела то на меня, то на Джаля, то на светлого. И искатели перестали шептаться.

— Почему ты думаешь, что нам ничего не грозит? — наконец спросил Джаль.

— Я сказала, может быть, — уточнила я, и с моих пальцев соскользнула паутинка, закутывая нас двоих в невидимое покрывало тишины. Но на всякий случай я и голос понизила: — Мы с тобой — меченые Вечностью. Мы побывали на пороге и завязли по уши. Ей нет нужды приходить за нами — она отлично знает, что мы сами к ней придем. В оговоренное время. Ведь так?

Он кивнул. На смуглом лице не дрогнул ни один мускул, только взгляд стал темным и тяжелым. Понимающим. Значит, и у него — свой договор и свой срок…

— И еще такое «может быть» есть у Эраша — он тоже побывал в Вечности, когда мы возвращались с Забытых островов. Он рассказывал? Да? Не знаю, есть ли на нем метка, прихватила ли она его тогда… Но — может быть. Распусти группу, Джаль.

— Подумаю, — сухо проронил он.

— Ладно, — и кивнула. — Я не настаиваю, а советую, — и отошла, снимая полог.

Не нравится мне всё это… Что ты задумал?.. Зачем мы здесь?

— Рейсан, ну что? Что нам делать? — в один голос спросили практиканты, обступив меня.

— Что-что, — я зевнула в кулак и потянулась. — Руки в ноги — и на периметр. Солнце давно поднялось, пора за дело.

— А как же… — заикнулся Эраш.

— А никак, — отрезала я.

— Понял, — покладисто согласился парень. — На периметр — так на периметр.

Наш пример оказался заразительным. Вслед за нами, помявшись, потянулись и остальные группы, постепенно разбредясь по своим периметрам. Лишь Джаль, Сая и светлый маг остались у границы кольца, что-то обсуждая и строя планы по защите лагеря, один хуже другого. Проходя мимо, я ловила обрывки разговора, а Молчун, обладающий невероятно тонким слухом, постоянно их дополнял. Я внимательного его слушала, иронично фыркала и качала головой. Глупые люди… Неужели не понятно, что от Вечности не спрячет и не спасет ни одно заклятье?

Молчун, сидящий на моем плече, насмешливо кашлянул. Я невольно поморщилась. И не напоминай, дружище… Да, пока на собственной шкуре не проверишь — не поймешь и не убедишься. Любой опыт — это не только опыт, но и знания, которые, к сожалению, в опасный момент оказываются никому не нужными. Что ж. Не буду мешать другим приобретать столь необходимый жизненный опыт и наступать на те же грабли, от которых у меня до сих пор и лоб в синяках, и душа — в предчувствии Вечности.

* * *

Джаль, как обычно, поступил по-своему и группу не распустил. Впрочем, когда он слушал мои советы? Лишь прибегал в любое время дня или ночи за всякими мелочами. Не знаю, о чем он думал и на что надеялся… но все это было подозрительно.

Я неодобрительно прислушалась к уличному шуму. Народ, собравшись у костра, снимал напряжение, расслаблялся, и, судя расцветающим лунным сумеркам, собирался встречать рассвет. Я хмыкнула, разбирая лежащие на столе находки. Как будто Вечности нужна ночь… Она приходит в любое время, бесшумно и незаметно, и так же крадет человеческую жизнь, стирая ее следы.

Не обращая внимания на ворчание Молчуна, я склонилась над любопытной окаменелостью. На зернистом, зеленовато-синем осколке проступали очертания восьми крошечных щупалец, обрамленных чешуйками. Я осторожно нарисовала на неровной поверхности камня знак опознания, и спустя мгновение над ним засеребрился искрящийся облик древнего существа. Действие заклятья коротко, и я поспешно схватилась за грифель. И именно в этот момент меня и потревожили.

— Рейсан, к тебе можно?

— Смотря зачем, — я быстро переносила очертания существа на клочок бумаги.

— Как успехи? — Джаль подошел ближе, и над его плечом вспыхнул яркий светляк. — Как ты можешь работать в такой темноте?

— Прекрасно, — я невольно заморгала и прищурилась. — И во тьме вижу лучше, чем при солнечном свете.

— Извини. Что это?

— Смотри сам, — я повернулась к нему, бережно держа в руках окаменелость.

Джаль наклонился, изучил находку и удивленно хмыкнул:

— Глазам своим не верю… Чешуйчатый моллюск?

— Верно, — я улыбнулась. — А значит, мы нашли Кристальное море, исчезнувшее с карты мира пять эпох назад. Чешуйчатые моллюски водились только здесь.

— Я слышал, что их видели и в Радужном море, — заметил он.

— Там видели их измененный временем вид, — поправила я, — с шестью щупальцами и частичным отсутствием чешуи. Но ты ведь не о моллюсках поговорить пришел?

— Нет. Извиниться.

И понятно, за что. За ночной бардак.

— Ничего страшного, — ответила мягко. — Я пока от этого не отвыкла. Еще вопросы?

— Как Эраш?

— Что именно ты хочешь о нем узнать? — уточнила осторожно и, вспомнив о гостеприимстве, добавила: — Садись.

— А что у тебя есть сказать? — Джаль сел на край лежака.

— Многое.

— А именно? — и улыбнулся. — Исключая то, за что ты его невзлюбила, и по существу.

— Эраш — мальчик одаренный, и по любому из выбранных путей пойдет далеко, вот только… Он станет темным.

— Нет, не станет, — быстро возразил мой собеседник.

— Станет, Джаль. Каждый, кто рождается с крупицей тьмы, даже из всех путей Перекрестка истинным выберет именно путь мрака, — и это только одна правда.

— Я надеюсь на лучшее, — пробормотал он.

— Скажи-ка, — я встала и прошлась по палатке, — это с его рождением ты потерял семью? То, о чем ты говорил, помнишь… Лихорадка? А лихорадка ли? — тьма, почему я раньше не сообразила свести все факты в одно целое… — Или как-то поутру в доме просто не проснулись люди, доселе совершенно здоровые и полные сил?

— Откуда ты знаешь? — вздрогнул Джаль, тоже встав. — Да, верно. Выжили дед… и я.

— Рождение темного несет смерть всему роду. Ты выжил благодаря свету — очень сильному свету… и остальным жертвам. Дед — тоже сильный светлый? Ну, вот… Свет — основа жизни, его побороть сложно… но возможно, если… не хватит, — я пыталась подбирать слова так, чтобы и понятно было, и… не больно, но получалось худо. — Но Эрашу… хватило.

Мой собеседник молча и тяжело сел на стул. Я устроилась на краю стола.

— Что еще непонятно?

— Получается, что остальные пути ему даны… для разнообразия? — нерешительно спросил Джаль. — И настоящего успеха он добьется только… во тьме? — сказал, как выплюнул.

Вот как, друг мой… Оказывается, ты ненавидишь ту силу, которая столько раз нас выручала и была частью меня…

— Да. Я вижу сокрытое. И вижу основу истинной силы, а она есть даже у Перекрестков. У Эраша это мрак.

Он же источник тьмы, зараза, кем же ему еще быть?.. Знал ли об источниковой сущности дядя? Непонятно. И я решила ничего о ней не говорить. Пока. И так… расстроился.

Джаль надолго замолчал, бездумно перебирая разбросанные на столе находки. Я, походив по палатке, села на лежак и тихо заметила:

— Быть темным — не самая ужасная участь.

— Да, я видел, — кинув на меня выразительный взгляд, невесело усмехнулся мой собеседник.

— А еще большего — не заметил, — буркнула я.

— Что?

— Да так… ничего.

— Ладно, — он встал. — Пойду, пожалуй…

— Доброй ночи.

Или — спокойного бдения до светлых сумерек, ведь понятно, что этой ночью мало кто уснет.

Джаль вышел, а я снова вернулась к столу. Рассортировала находки, с третьей попытки сочинила ненавистный отчет и положила его в сообщающуюся шкатулку вместе с материалами об изученных летописях и окаменелостях. Закрыла резную деревянную крышку и дождалась, когда над ней зажжется и растворится во мраке крохотный узелок метки. Все, послания отправлены и ждут прочтения в шкатулке совета Старших. А я, пожалуй, пойду спать. Сегодня обойдемся без сказки, я вчера три штуки настрочила. Имею право выспаться. Или хотя бы подремать.

Но перед сном вынула из сумки два флисса с Забытых островов. На всякий случай пополню запас сил. Мало ли. Ночи нынче… неспокойные.

(9)

* * *

— Рейсан?..

Я не реагировала.

— Рейсан! — прохладная ладонь крепко сжала мою руку, лежащую на подушке.

Я сонно приподнялась на локте. У лежака на корточках сидел Джаль и внимательно на меня смотрел. Я плюхнулась на спину, прячась под одеяло, и выразительно закатила глаза:

— Ну, что еще? Опять кто-то исчез?

— Нет, появился, — серьезно ответил он.

— В смысле? — я зевнула.

— Пойдем, покажу кое-что, — он встал и снял со спинки стула мой плащ. — Рейсан, поверь, это очень важно. Вставай.

— Джаль, у тебя совесть есть? Я вторую ночь из-за тебя поспать нормально не могу!

— Раньше и больше не спала, — весело ухмыльнулся он.

Я сухо поджала губы:

— А до рассветных сумерек подождать нельзя?

— Потом сама на свой вопрос ответишь, — отозвался Джаль и красноречиво распахнул мой плащ. — И мне кажется, что лучше этого никому, кроме нас, не видеть. Вставай.

— Мрак тебя забери, — проворчала я, неохотно выбираясь из-под теплого одеяла. — Выйди, я оденусь. Да, ты не все у меня видел. Выходи… не то никуда не пойду.

Джаль фыркнул, но вышел, прихватив мой плащ. По палатке расползлась пронзительно-ледяная сырость мглистых сумерек. Я, дрожа, быстро натянула штаны и теплую тунику и села на лежак, обуваясь. Предрассветный холод бодрил лучше ведра колодезной воды.

— Показывай, — я надела предложенный плащ, спросонья не с первого раза попав в рукава.

Мы молча прошли вдоль тревожно вздрагивающих рядов освещенных палаток. Да, похоже, этой ночью лишь я уснула беспробудным сном, пока остальные испуганно бдели, попрятавшись по углам и вооружившись светляками… И неприятную тишину, окутывающую лагерь, нарушал только беспокойный шепот моросящего дождя. Я надвинула на глаза капюшон и на ходу надела перчатки.

Мы вышли за защитное кольцо, пересекли первый периметр и отошли от лагеря, когда из-за облаков робко выглянул голубоватый лунный луч. Влажный черный песок заискрился, и вокруг нас заплясали огоньки, то сливаясь в снопы серебристого света, то распадаясь на крохотные осколки. Я невольно залюбовалась чудесным явлением, когда рядом со мной предупредительно ухнул Молчун, а Джаль остановился и посторонился, молча пропуская меня вперед.

— Тьма…

Я присела на корточки. Сердце пропустило удар и тревожно забилось. Закусив губу, я посмотрела в потухшие янтарные глаза черного барса. Вот и главное действующее лицо, почти успевшее к началу представления… Длинное сильное тело существа навсегда замерло в могучем прыжке, по бархатно-черной шерсти, серебрясь, скользил лунный луч, на усатой морде застыл, ощерившись, страшный оскал, на острых клыках еще сверкала ядовитая слюна.

Похоже, все случилось недавно…

— Как ты его нашел? — резко спросила я.

— Мне не спалось, и я вышел побродить на периметр, — неохотно отозвался мой спутник. — Поиски успокаивают.

— Джаль, ты в своем уме? — я осуждающе посмотрела на него снизу вверх, а он лишь неопределенно пожал плечами. — А если бы барс был жив? Ты не смог справиться со мной, а сильнейшее создание изначального мрака тебя растоптало бы и не заметило!

Да уж… Надо было замыкать пропускную защиту кольца только на себе. Что дядя, что племянник — два сапога пара…

— Да, сглупил, — признал Джаль, присаживаясь на корточки рядом со мной. — Понесла нелегкая… Но что с этим?.. — и он кивнул на барса.

— Ничего, — я пожала плечами. — Он безнадежно мертв и неопасен.

— И кто его?.. Не ты?

— Нет. Во-первых, я в это время спала. Во-вторых, мы — создания одной стихии, и он для меня неприкосновенен, как и я для него. А кто убил, можно проверить, — я встала и протянула над барсом руки, чутко изучая его остаточную ауру.

После смерти в воздухе ненадолго остается разорванная в клочья аура погибшего, по которой можно определить причину и время ухода в Вечность. Я сосредоточенно пошевелила пальцами, собирая разрозненные кусочки воедино. Туманные осколки ауры неприятно покалывали ладони, отказываясь подчиняться заклятьям, увиливая от моей тьмы и намекая на… Я внутренне поежилась. Невероятно… Впрочем, нет, вероятно. Здесь, в долине теней, возможно все, даже…

И я почти собрала, соединила и увидела, когда… Ударной волной меня отшвырнуло в сторону. Проехав на спине по песку, я больно ударилась головой, вдохнув и глотнув песка, и сморщилась, закашлялась. По телу прокатилась судорожная волна боли. Подавив ее силой воли, я приподнялась на локтях и сплюнула песком. На губах загорелся терпкий привкус крови. Тьфу, мерзость…

— Рейсан? — Джаль осторожно подхватил меня под мышки и поднял, придерживая за плечи. — Ты как?

— Нормально, — я снова сплюнула, достала платок и вытерла губы.

— Что это было?

— Защита ауры. Тот, кто сунется узнавать подробности, ничего толком не узнает, но по лбу все равно получит.

— Свет… — ругнулся он.

— Вот именно, — я отстранилась, дрожащими руками отряхивая плащ. — Он самый.

— В смысле? — поднял брови мой собеседник. — Выкладывай. И хватит делать вид, что все хорошо — я же вижу, что тебе плохо. Давай помогу.

Я сдалась на милость слабости и оперлась о его плечо, а Джаль привычно приобнял меня за талию. Я невольно вздрогнула. Тьма, как я соскучилась по его рукам… Тряхнув головой, я не без труда собралась с мыслями:

— Так, на чем мы остановились… Ах да, на свете и барсе… Значит, слушай. Жила в эпоху Изначальности одна живность — сизый полосатик.

— Порождение мглистых сумерек, не так ли?

— Да, — подтвердила я. — Вырвавшись однажды из Вечности, за пол-луны она слопала живность во всей округи. От червячков до людей.

— И как от него избавились?

— Кое-как. С сизым полосатиком, который считается слабейшим порождением мглистых сумерек, едва справились двадцать магов Старшего поколения. И половина из них отправилась следом, в Вечность, а от места боя осталась выжженная пустошь.

— И?..

— А черного барса, который считается сильнейшим порождением мрака, одним ударом прихлопнул некто, причем так, что мы и присутствия чужого не заметили, и шума борьбы не услышали.

— А причем здесь свет?

— Светлых магов у нас двое — ты и этот, как его там…

— Неважно. Продолжай.

— И ты, и он — Среднее поколение, и не справились бы с барсом даже вдвоем. А теперь смотри, — я повернулась к нему боком, и с моих пальцев сорвались ослепительно белые искры света. — Это клочья остаточной ауры. Как думаешь, откуда в ауре темного существа взялся свет?

— Им его и прикончили, — задумчиво пробормотал Джаль, нервно потирая шрам.

— Вот именно. Сам догадаешься, чьих рук дело, или подсказать?

— Первая, — тихо озвучил он наши общие мысли. — Но — откуда?..

— Оттуда, Джаль, откуда же еще… И, думается, одна из Девяти приходила не просто так, а по чью-то душу. Вернее, по чье-то тело. Души-то наши им не нужны. Только смертные тела для воплощения и… память. И, думается, она свое нашла.

Джаль… побледнел. Из-под ресниц я внимательно наблюдала за меняющимся выражением его лица. Так-так… Я не ошиблась… Он не тот, за кого себя выдает, и в глубине знакомой личности Джаля притаилась другая, и я даже знаю, чья именно. Кажется, знаю… Неохотно выбравшись из поддерживающих рук, я подковыляла к барсу и накрыла его паутиной заклятья. Песок под телом зашуршал, зашипел, и спустя пару мгновений труп рассыпался в прах.

— Все, возвращаемся, — я почувствовала себя промокшей, замерзшей и очень уставшей. — Хватит рисковать. Нам и так сегодня крупно повезло.

Джаль молча подал мне руку, и я ухватилась за нее. Ныл ушибленный при падении затылок, перед глазами все плыло, но я упрямо ковыляла рядом, кутаясь свободной рукой в плащ. Меня начинало знобить. Этого еще не хватало… Похоже, близок приступ… Вдоль позвоночника пробежали липкие, льдисто-колючие лапки холода. Зря надеялась, что здесь он оставит меня в покое… Я съежилась, едва сдерживая дрожь. Дотерпеть бы до палатки…

— Рейсан, с тобой все в порядке? — спросил Джаль с беспокойством.

— В полном, — хрипло ответила я.

— Врешь, — он остановился, повернул меня к себе и приподнял мой подбородок. — На тебе лица нет. Что случилось?

— Не твое дело, — я резко отвернулась.

— Рейсан…

— Джаль, будь другом, помолчи, а… И ни о чем не спрашивай и ни на что не обращай внимания, понял?

Он посмотрел хмуро и промолчал.

Я доковыляла до палатки, пожелала Джалю доброй ночи, скинула на пол плащ, разулась и без сил рухнула на лежак. Дрожа, закуталась в одеяло и крепко обняла забравшегося на постель Молчуна. Закрыла глаза и мгновенно провалилась в вязкую пустоту подступающей Вечности. И уже не слышала, как кричала, и не чувствовала, как билась в сетях судорог, и не понимала, как близка к тому, чтобы…

* * *

…Ослепительно-яркий свет пробивался откуда-то издалека, из другой жизни и иного мира, маня и уговаривая вернуться. Обратно?.. Зажмурившись, я неуверенно протянула к нему руку, почувствовала, как ее сжали… и открыла глаза. Надо мной склонился Джаль. Посмотрел задумчиво, выпустил мою дернувшуюся ладонь и устало кивнул:

— С возвращением, — и сел на пол рядом с лежаком.

— Благодарю… — я повернулась на бок и сморщилась. Тело затекло, и немилосердно ныли мышцы. — Сколько я… спала?

— Спала? — он поднял брови, но, заметив мой требовательный взгляд, ответил: — Недолго, время к закатным сумеркам.

— Этого дня или следующего? — вздрогнула я.

— Этого-этого, — успокоил Джаль.

Я перевела дух и откинулась на подушку. И опять мне помогли, и снова — свет… Сначала — Эри, теперь — Джаль… Отчего я рвусь ему навстречу, наперекор всему, побеждая даже Вечность?.. Но — приступы становятся дольше, затяжнее… холоднее. И, видимо, после следующего раза я уже не вернусь.

— Рейсан, что это за «сон»?

— Предчувствие Вечности, — не стала врать я.

— С каких пор? — уточнил напряженно.

— После Небесного храма.

— Надо же, а у меня был только «до», сном и предупреждающий… А у тебя?

— У меня тоже… сном и предупреждающий, — натянув до носа одеяло, я старалась не стучать зубами. Старалось плохо. От холода знобило и трясло до судорог. — Но «после»… есть «после». «До» еще дает возможность избежать встречи, «после» — уже нет. Тебя предупредили о возможной смерти, а меня… предупреждают о точной и очень скорой смерти.

Вот, я смогла ему это сказать… Может, теперь он прекратит морочить голову — и мне, и себе — сказками о бесполезных и никому не нужных «нас». Для этого уже нет времени… у меня — точно. Успеть бы… Да, лишь бы успеть…

— Так вот почему я не смог тебя найти… — Джаль расслабленно оперся спиной о палаточную стену, вытянул ноги. — Вечность стерла твои следы.

Я перевернулась на бок, внимательно вглядываясь в его лицо.

— А ты искал?

Он устало сощурился, посмотрел мимо меня:

— Искал, Рейсан. Хочешь — верь, хочешь — нет, но я три лунных сезона искал тебя, сбиваясь с ног. Начинал искать с рассветными сумерками, забросив все дела, и искал до сумерек лунных, но тебя… словно не существовало. Никаких следов присутствия, будто… Но в твою смерть я не поверил. Решил, что этого ты и добивалась: спрятаться, чтобы не беспокоили. И занялся своим светом, и… И, когда ожидание мира доконало, стащил из хранилища гильдии артефакт Небесного храма, чтобы он — через твое ожидание — нашел тебя. А когда ты вернулась на путь, я сразу отыскал твои следы. И тебя.

— Прости… — сипло попросила я.

— Давно простил, — Джаль повернул голову и улыбнулся. — Как только увидел живой… Да и не сердился никогда. Ты… особенная. У тебя всегда были свои тайны, своя жизнь, свои неведомые мне пути… Я понимал это тогда и понимаю сейчас. И принимал тебя со всеми секретами. Без них ты бы… не была собой. И, наверно, ты всегда будешь что-нибудь прятать, даже мелочь, но с таким загадочным видом… что ее обязательно захочется нащупать, выкопать и изучить. И не ради результата, а для удовольствия от поиска. И из любопытства.

— Искатель, — я тоже улыбнулась.

И вдруг поняла, как устала от собственной таинственности. И почти собралась с духом, чтобы рассказать о самом последнем, когда в палатку вихрем влетела бледная и перепуганная Сая:

— Джаль… Там Эраш…

Мой собеседник подскочил, как ужаленный:

— Что с ним?

Запыхавшись, сумеречная, тяжело дыша, пролепетала:

— Он… он…

Дальше Джаль слушать не стал. Сорвавшись, выскочил вон, и его тяжелые шаги быстро затихли за чертой периметра. Я, вздохнув, кое-как сползла с лежака, почти не чувствуя собственного онемевшего тела, и обулась. Переодеваться уже некогда, главное, плащ прихватить… Искомая вещь обнаружилась на спинке стула.

— Так что с Эрашем? — переспросила я.

Сая, отдышавшись, тихо ответила:

— Не знаю. Он нашел что-то на периметре и…

У меня случился резкий прилив сил:

— Какого мрака он сунулся туда без меня, глупое создание?!

Сумеречная пожала плечами. Я выскочила из палатки и помчалась к периметру, по пятам преследуемая Саей и Молчуном. Джаля я увидела издалека. Он сидел на песке рядом с бесчувственным племянником, а в двух шагах от них, ломая руки, мялась Иола.

При моем появлении она повернула ко мне бледное, опухшее от слез лицо:

— Рейсан, это я в-виновата, я… П-пока с т-тобой… п-пока ты… Я решила сходить на п-поиски, а Эраш не отп-пустил одну… — она всхлипнула. — И эту… эту штуку я н-нашла, хотела т-тебе отн-нести, а он — н-не дал, раньше м-меня схватил… П-прости, п-пожалуйста, м-меня одну н-наказывай, н-не н-надо его, п-пожалуйста…

Я не обратила на ее лепет никакого внимания. Что ж. Умный мальчик… Я кинула быстрый взгляд на бледное с прозеленью лицо Эраша, на его безвольно распластавшееся бесчувственное тело, сведенное судорогами. Быстро учится и легко все запоминает… Далеко пойдет, не ошиблась я в нем.

— Рейсан, ты почему встала? — резко повернулся Джаль. — Возвращайся в постель, ты еще слишком слаба!

— Ничего подобного, — невозмутимо возразила я, сев рядом с парнем на колени и с усилием вынув из его судорожно сжатой ладони серебристо-медный медальон. — Я могу пригодиться.

— Знаешь, что с ним? — встрял светлый маг, имени которого я так и не узнала.

— А ты? — я посмотрела на светлого, а когда тот недоуменно покачал головой, пояснила: — Это проклятье Изначальности. Оно редко, но встречается на сокровищах эпохи Великой. И, как правило, убивает нашедшего при первом же прикосновении.

— Но ты жива… — протянул маг, заметив, как я сунула находку в карман плаща.

— Прощальный дар Девятого. У людей мрака есть природная защита от проклятья. И не оно убивает нас, а мы стираем его.

— Так вот почему ты не позволяла мне приближаться к находкам ранних эпох, — подал голос Джаль.

— Верно, — и я невольно ощупала медальон.

Вот это находка… Молодец, Иола. Молодец, но… Правила едины для всех. То есть картошка.

— Он будет жить? — тихо спросил Джаль, и его отчаянный взгляд тронул меня до глубины души. И я ощутила его боль как свою. Как и прежде, всё вместе, всё — на двоих…

— Не знаю, — безнадежно ответила я. — Не буду обманывать — я не знаю. Я рассказывала Эрашу об этом проклятье, и, видимо, он решил, что ему ничего не грозит, раз решился взять медальон… Но парень — неинициированный темный, на путь не встал и силу не принял. Проклятье не убило его, но привело на грань порога. Сейчас он находится между «вроде здесь» и «где-то там»… как недавно я.

— Значит, спасем? — воспрянул духом Джаль. — Ты мне поможешь?

— Нет, — слова отказа дались с болью. — Нет, не помогу, — и понизила голос, опустила защитный полог от чужих ушей: — Я тебе не все о нем рассказала. Эраш — не просто тьма, он — живой источник силы мрака. Да, Джаль, я уверена в своих словах. Живой источник — явление редкое, но в нашем мире все возможно. Ты знаешь, что собой представляют источники, и должен понимать, какова сила Эраша. И я если попробую вытащить его с порога… То не справлюсь. Он слишком силен для меня. Источниковая сущность поглотит мою, не оставив ни следов, ни памяти. И… извини.

— Но возможность есть?.. Если с тобой получилось… — он запнулся.

— Не уверена, — и посмотрела на него осторожно. — Здесь… все сложнее. На мне нет проклятий — только клеймо Вечности, а на Эраше — есть. И это не темное проклятье, я не смогу его снять. Оно создавалось тем, кто гораздо сильнее меня. Но попробовать выманить его на свет стоит, и пусть тебе поможет другой светлый. Больше силы — больше шансов.

— Сделаем все возможное и невозможное, — решительно кивнул Джаль.

Кивнув, я промолчала. В первую очередь о том, что и невозможное парня не спасет. Или Эраш сам одолеет проклятье и вернется, или… И свет не поможет. Он увидит его с порога и будет биться лбом о стену проклятья… И либо одно не выдержит, либо второе — либо стена, либо лоб. А я… Я, конечно, небесполезна, но… Посмотрим по обстоятельствам.

Если я не верю в чудеса, это не значит, что их нет, и вдруг… Да, еще бывает «вдруг». А если чуда не случится, опять буду творить его сама. Невзирая на неприятные последствия.

(10)

* * *

Опустив полог, я неслышно проскользнула в палатку Джаля. Тот толком не спал и не ел уже третий день, не отходя от постели племянника. Эраш по-прежнему не подавал признаков жизни, блуждая в далеких лабиринтах порога Вечности. И пока его дядя трудился на износ, я взяла на себя ответственность за поиски, велев людям не совать нос за периметр. Один раз от существа эпохи Изначальности нас спасли, но я не была уверена, что спасут и во второй. Хвала Великой, ничего страшного за эти дни не случилось, и я решилась покинуть пост у защитного кольца, передав его Сае и Молчуну.

— Ничего?.. — тихо спросила я, обняв Джаля за плечи.

— Нет. Всё по-прежнему, — горько ответил он.

Я помолчала, наблюдая, как по его рукам стекают искры света, перебираясь на ладони Эраша и тая. Уже не ослепительные круги, а только слабые искры…

— Джаль, — я погладила его по напряженному плечу. — Ты мне доверяешь?

— Больше, чем себе, — отозвался он быстро и без раздумий.

— Тогда послушай меня. Иди поешь и поспи, иначе окажешься в том же состоянии, что твой племянник. Ты измучен и истощен до предела и сам одной ногой на пороге.

— Я не могу его бросить, — глухо возразил Джаль.

— А надо. Ненадолго. Я побуду рядом с ним и разбужу тебя, если что-то случится. Хоть раз в жизни послушай меня.

Он нервно дернул плечом. Я вздохнула и склонилась над Эрашем, изучая его состояние. И нахмурилась. Аура почти истлела, он вот-вот сдастся на милость Вечности…

— Плохо дело? — хрипло заметил Джаль, внимательно наблюдавший за выражением моего лица.

— Наде… — я запнулась и не посмела лгать умоляюще-требовательному взгляду: — Да, его почти нет. Он вот-вот перешагнет за порог.

Джаль грязно выругался. Я сурово посмотрела на него и решила:

— Так, всё, довольно разговоров. Эрашу ты не поможешь, и себя сжигать дотла хватит. Иди спать. Ты же доверяешь мне, как себе? Так доверяй. Докажи. Поверь.

Он поднял на меня покрасневшие, опухшие от бессонницы глаза, и сипло спросил:

— Что ты задумала, Рейсан? Ты же говорила, что только в свете его спасение…

— Я кое-что вспомнила… из знаний темных. Хочу попробовать. Хуже точно не будет.

Помедлив, Джаль встал и неуверенно коснулся тыльной стороной ладони моей щеки:

— Точно?

— Да, — я твердо смотрела в его подозрительные глаза.

Я — тьма, и я привыкла врать, скрываться и недоговаривать, чтобы выжить. И умею обманывать всех… даже себя. И верила себе даже во лжи. И Джаль поверил. Кивнул, наклонился, поцеловал меня в уголок губ и вышел из палатки. Я вздрогнула. Не стоит нам сближаться, видит мрак, не стоит… Несколько дней — и я навсегда исчезну из его жизни… Не стоит. Уходить нужно тихо и незаметно, не оставляя следов и не цепляясь за то, что прежде было безбрежно дорого… Я в сердцах помянула Вечность. Так бездарно потерять бездну времени… без него. К лучшему ли? Не знаю… Но больше никакого сближения. Сейчас, когда ему нужна помощь, — да, но потом — отойти, очертить круг границ и любой ценой их удерживать. А несколько дней я продержаться смогу. Надеюсь.

Присев на лежак рядом с Эрашем, я взяла его за руку. Большая мозолистая ладонь неприятно холодила мои пальцы. Ну что ж, парень… извини. Иного спасения нет. Ты, вероятно, будешь проклинать меня всю оставшуюся жизнь, но я поступлю так, как поступлю. Да, ты этого не хотел. И боялся. Но — привыкнешь. Мы все привыкали, тяжело и трудно. Зато останешься жив. А жизнь сильнее страха.

Обернувшись, я окликнула Молчуна, и тот послушно явился на зов, ухая и виляя хвостом.

— Стой у палатки и костьми ляг, но не впускай сюда никого, ясно? И… усыпи всех сочувствующих.

Коротко фыркнув, пес выскользнул вон, а я повернулась к Эрашу. Ну что ж, приступим… Проведя рукой по ауре парня, я легко нащупала знак Перекрестка. Помедлив, пересчитала нити путей, выбрала нужный и задумалась. Если стереть знак Перекрестка, то он уже никуда от нас не денется. А если не стереть… сбежит в сумеречные маги и… И пусть. Пусть сбегает, тьма с ним. Я бы сдохла без искательства. Быть темным — и только темным — невыносимо сложно.

Эраш дернулся и хрипло застонал, когда я быстро напитала тьмой нужный путь. Конечно, это надо делать в храме Перекрестка, по традициям, но… Парень заметался по лежаку, захрипел, когда чужая тьма просочилась внутрь, заполняя его, пробуждая и притягивая источниковую силу. Терпи, еще не все… Черная нить пути разбухла, запульсировав, распуская паутинные щупальца, оплетая его тело, свиваясь новой аурой. Черной, мощной… живой.

И когда аура Эраша набухла цельным вязким коконом, я взялась за «штопку», отсекая дух и тело от кокона тьмы, вытягивая его силу наружу и ставя между ними «стену». Пусть учится пользоваться силой, как все маги, постепенно поднимая преграды и впуская в себя собственную силу. А следом «вшила» в ауру заклятье запрета. Парень — источник, и незачем раздавать ее кому попало. Кому захочешь — тому отдашь, а остальные перебьются. Заодно уберегу его от излишней доброты. Кому сила положена — тот с ней рожден, а кому нет — пусть сам добывает. И медленно посчитала до ста, наблюдая, растворит аура заклятье, как прежде, или удержится… Удержалось.

Заканчивая «лечение», я сплела паутинный кокон и закутала в него Эраша с головы до пят. На всякий случай. Вот и всё, парень, больно больше не будет, а следующие рассветные сумерки ты встретишь темным магом и совершенно другим человеком. Меня кольнул укол горькой зависти. У кого-то жизнь только начинается, у кого-то — меняет направление, а у кого-то уже стелется вдоль порога… Нечестно? Наверно. Несправедливо? Но жизнь не бывает несправедливой. Она дает нам то, что мы заслуживаем.

Я снова взяла его за руку. Прости, я не хотела вмешиваться в твою судьбу… или хотела? Сама не знаю. Я давно запуталась в том, чего хочу, куда хочу… кого хочу. Но в одном уверена — ты нужен братству. Очень нужен. Может, именно тебе предстоит поднимать темных из забвения, возвращать нам утраченные знания, открывать путь к Забытым островам, восстанавливать гильдию и… И Девятый ли ты? Дай тьма, чтобы… ты им не был. И никогда не стал. Живи, парень. Теперь — просто живи.

На лицо Эраша возвращались краски, дыхание успокаивалось и выравнивалось, и рука в моей ладони расслабилась. Мрак побеждал древнее проклятье, уводя парня с ледяного порога в привычный мир. Я улыбнулась и убрала с его вспотевшего лба рыжую прядь, погладила по щеке. Ты живой, и ценно только это. А участь темного не столь страшна, и я успею немного о ней рассказать… Встав, я заботливо укрыла своего подопечного одеялом. Отдыхай. Спи и набирайся сил, чтобы завтра снова испортить мне настроение, нервы и жалкие остатки жизни. Видимо, только так ты и умеешь благодарить за помощь… И благодари. Жизнью.

Я повторно проверила состояние его ауры. Прежде полуистлевшая, сейчас она пульсировала тьмой, горячей и подвижной — источниковой. Кивнув самой себе, я достала из сумки незаконченный отчет, листы для новых «сказок» и просидела с записями до мглистых сумерек, присматривая за Эрашем, но он проспал всю ночь, не шелохнувшись.

Окончательно убедившись, что опасность миновала, я встала, потянулась и вышла из палатки, с удовольствием подставив лицо прохладному дождю. И неожиданно для себя поняла, что мне… пора. Я все сделала — все, что было в моих силах, и самое время уходить. И… самое место. Я ведь обещала, что уйду сама. И я уйду сама, свободно и спокойно. В здравом уме, без приступов боли и… Вечности. И я даже знаю, где здесь дверь. Не зря же сюда приехала…

Палатки искателей ежились под порывами влажного ветра — лагерь спал, тревожно вздрагивая и ворочаясь с боку на бок, а мгла над черной грядой скал медленно расступалась, пропуская первые лучи солнца. Я долго смотрела, как сумрачное небо окрашивается в голубовато-серые и блекло-желтые тона, разгоняющие тучи. Вдыхала пьянящий запах предрассветной свежести и чувствовала, как смешиваются с дождевыми каплями мои слезы. Видит Великая, я бы душу отдала за возможность прожить еще хотя бы луну… Да отдавать нечего.

Рядом завозился Молчун. Присев, я потрепала его по ушам и указала на границу защитного кольца:

— Охраняй, дружок. Разбудишь, если что не то случится, ладно?

Пес кукарекнул и неспешно потрусил к кольцу, а я неохотно вернулась к себе. Прошедшие бессонные ночи и слабость после приступа давали о себе знать, и, отправив по назначению отчет и сказки, я сжевала яблоко, разделась, свернулась под одеялом и мгновенно уснула.

* * *

На поиски в этот день никто не вышел. Или Молчун перестарался с заклятьем сна, или дала о себе знать нервная обстановка, но люди проспали всю ночь и полдня. И начали поодиночке выползать из палаток после обеда. К тому же, хвала Великой, наш покой никто не потревожил. Молчун, охраняющий границу, ни разу не дал знать об опасности, и я проспала дольше остальных. И лишь расползшиеся по лагерю запахи еды выманили меня из теплой постели.

Сев, я потянулась за штанами, когда в мою палатку без предупреждения ворвался Джаль. Рассерженный и взъерошенный, он не дал мне и рта раскрыть, сходу начав атаку:

— Да, Рейсан, если ты хотела отомстить Эрашу, то твоя месть удалась, поздравляю!

— Тебя мама не учила стучаться, прежде чем войти? — не поднимая головы, рассеянно спросила я, натягивая штаны.

— Это к делу не относится! — отрезал нежданный гость и сразу перешел к делу: — Почему мой племянник стал темным?

— Хочешь, чтобы он стал мертвым?

— Я бы…

— …ничего не смог сделать. Ни ты, ни вся светлая гильдия в полном составе и во главе с советом Старших, — не хотелось с ним ругаться, но…

— Опять пользуешься тем, что я мало разбираюсь в проклятьях? — заметил иронично и… горько.

— Не понимаю, о чем ты, — я повернулась к нему спиной, переодевая рубаху.

— Прекрасно понимаешь! — Джаль повысил голос. — Ты всегда всё знаешь и понимаешь! Ты ведь поэтому поехала в долину? За Эрашем? Чтобы увести источник тьмы на путь, от которого он отказывался?

Ну, в общем и целом…

— Нет, это случайность.

— Хватит врать!

— А я и не лгу, — да простит меня тьма… ведь он не простит. — В каждой случайности есть доля судьбоносного совпадения.

— Ты опять заговариваешь мне зубы!

От его напряженного ощущения за спиной было не по себе. От ярости Джаль… горел и сверкал, по стенам прыгали тени, и палатка вдруг стала очень маленькой и тесной… для его злости. И моего послепостельного распорядка. Но одеться надо… Хотя в другой ситуации…

— Не шуми, — спокойно попросила я, зашнуровывая рубаху, — зачем тревожить людей? Они и так напуганы. А я только проснулась, у меня хорошее настроение, и я не намерена с тобой скандалить.

— Думаешь, я собирался?! Я же хотел… пока не увидел племянника! Ты… ты бы его видела!..

А я видела… спящим. Что в нем такое… образовалось, если Джаль сходу, не умея видеть ауру и скрытые возможности, мгновенно разглядел инициированную тьму? Вопрос.

— Не кричи, — я натянула теплую тунику и села на лежак, обуваясь. — Ты не умеешь ругаться.

— Хочешь проверить? — мой собеседник прищурился.

— Не откажусь, — я усмехнулась.

— Ну, знаешь… — и он запнулся.

Да, я тоже знала его, как свои пять пальцев.

— О чем замолчал? — я встала и взяла расческу. — Давай, Джаль, продолжай. Скажи, что я отвратительная темная, которая всегда поступает по-своему, ни с кем не советуясь и ни с чем не считаясь. Заметь, какая я подлая и бесчувственная, лживая и бессердечная. Добавь опять, что только ради этого я и поехала в долину, да и медальон тоже сама Эрашу подсунула. Говори, не стесняйся, я ведь вижу твои мысли. И поздно их прятать, они у тебя на лице написаны. Ну? Что же ты молчишь? Интересно, как ты скажешь мне это глаза в глаза.

— Ты… — начал он и снова замолчал.

Только раз у него получилось как следует меня отругать. А потом он несколько дней извинялся, да так… что опять вспомнить хочется. Но не здесь и не сейчас.

— Джаль, — я улыбнулась, откладывая расческу в сторону и собирая волосы в высокий хвост, — так нельзя. Теперь понятно, почему твой племянник такой невоспитанный. Хамит старшим, сует нос, куда не надо, творит, что в дурную голову взбредет, а ты и рявкнуть лишний раз не можешь.

— Эраша я тебе запомню!.. — прошипел он.

— Запомни, — легко согласилась я. — И запомни не только то, что я сделала, но и то, что получилось.

— Забудешь такое… — теней на стенах стало больше, а вокруг него свет… потемнел, поседел — не белел, а тускло серебрился.

— Однажды ты меня поблагодаришь, — я заправила постель. — Иногда для осознания и понимания требуется целая жизнь, и однажды ты поймешь.

— Очень сомневаюсь.

— Тогда говорить больше не о чем, — я подоткнула одеяло. — И если ты закончил… то у меня куча дел. И проведать Эраша, и…

— Я тебя ни на шаг к нему не подпущу!

— Ой, как страшно, — хмыкнула я. — Хочешь повоевать? Давай повоюем. Только ты уже проиграл, Джаль. И не мне проиграл, а Эрашу. Мальчик вырос, и пришло время ему самому решать, с кем следует разговаривать, а с кем — нет. И выбирать друзей и наставников. И думать, кем быть. И кем — становиться. Тьма, Джаль, тебе давно пора понять… и принять его — взрослого!

И я едва на крик не сорвалась, доказывая свою правоту, а так нельзя. Он же сейчас… загорится. И выжжет себя, недоучка. Нужен другой подход. С чего он так разволновался, почему не хочет видеть Эраша темным? Второй вопрос. На который, впрочем, если покопаться в нашем общем прошлом…

— Джаль, сядь, не стой над душой, — и несильно подтолкнула его к стулу. — И заклятья… убери. Не буду я с тобой драться — ты еле живой. Убери заклятья, говорю.

Удивительно, но он послушно сел и сжал в кулаках искры белого огня. Но смотрел так, что мне было не по себе. Кажется… я его боюсь. Впервые в жизни. Уж лучше бы орал…

— А теперь помолчи, — я села напротив него на лежак. — Ты боишься, да? Я помню, как ты боялся меня — после того поединка с Саей, когда я создала пламя. И я помню, как ты боялся за меня, когда по ступени расползлись слухи и сплетни, когда появился Молчун… и вообще. И я знаю, как ты переживал. За то, что я… такая. Которую не принимают и ненавидят — на всякий случай, темная ведь. И теперь ты боишься, что Эраша ждет та же участь? Быть нелюбимым изгоем? И боишься, что не успеешь о нем позаботиться?..

Он не ответил, но я и так все поняла.

— Джаль, — сказала как можно мягче, — у Эраша такой судьбы не будет. Он источник — мощный источник силы мрака. И он по-прежнему Перекресток — этот дар я сохранила. И за ним очередь выстроится из магов и ремесленников, и темные на него молиться будут, а остальные — хвостом ходить, переманивая… Да, бояться будут. Но он не останется одиноким и никому не нужным. И найдутся те, кто рассмотрит за сущностью темного источника человека.

Помолчала и тихо добавила:

— Ты же рассмотрел. И полюбил. Вопреки тому, что я… такая. Вопреки тьме. И моей покореженной судьбе. И, чтобы принять сущность Эраша, разберись-ка со своим отношением ко мне. Не как к искателю. А как к темной. Это тебе действительно нужно. Я однажды уйду, а парень так и останется твоим племянником. Даже будучи темным. Ты же не станешь его бояться? И ведь не боишься сейчас?

И где-то чем-то я его зацепила — к сожалению, неприятным. Джаль вскочил и опять засверкал:

— Знаешь, Рейсан… — но разразиться обещанным скандалом не успел.

— Дядь, не кричи не нее… Уже ничего не изменишь.

Мы обернулись. У порога палатки, придерживая полог, стоял Эраш. Похудевший, бледный, но взгляд решительный… черный. Я растерянно посмотрела на Джаля, а тот выразительно поднял брови — мол, сама виновата, и я ругаться не просто так пришел. А я… не предусмотрела. Не ожидала подобного. Не просто цвет радужки изменился — голубые прежде глаза сочились тьмой. Как над горячей кружкой чая поднимается пар, так и его глаза «парили» мраком.

— Эраш, — я неловко кашлянула, — тебе дядя не говорил, что подслушивать чужие разговоры нехорошо?

— Он всегда подслушивал…

— Эраш, ступай в постель! — перебил его Джаль.

— Нет, я хочу поговорить, — твердо заявил парень. — Рейсан, тебя можно… поговорить?

— Поговорить — можно, — я встала и надела плащ. — И даже нужно. Джаль, не стой истуканом, иди к периметру и займись своей группой. А лучше по домам всех распусти. Толку-то от них…

Подошла к выходу, выпихнула из палатки Эраша, обернулась, внимательно посмотрела в сумрачные глаза Джаля и тихо сказала:

— У меня не было выбора. И у него — тоже. Все решил случай. Это правда. Я часто обманываю по мелочи, но в серьезных вещах — никогда. Тем более тебя.

(11)

* * *

Мы с Эрашем медленно брели по периметру, по пятам преследуемые Молчуном. Под нашими ногами шуршал, погоняемым ветром, черный песок. Разгоняя тучи, над долиной сияло солнце. И впервые не шел дождь, лишь в воздухе витал слабый, прелый запах сырости. Отличная погода для поисков, кстати.

Остановившись, я присела на корточки и нарисовала на земле знак общего поиска.

— Это еще зачем? — удивился мой спутник.

— Надо же мне чем-то заняться, пока ты собираешься с мыслями и сочиняешь вопросы, — отозвалась я, направляясь к первой метке.

— Я… — Эраш неуверенно запнулся.

— Не торопись, — усмехнулась я. — Я никуда не спешу, и тебе спешить не советую. Поброди, подумай, привыкни смотреть на мир другими… глазами, — тьма, и угораздило же получить такое… Интересно, а есть заморачивающие заклятья, чтобы… — А я подожду.

Я успела проверить все метки и присела на сумку глотнуть чая, когда парень наконец решился.

— Рейсан, что мне делать? — он сел рядом со мной, вытянув ноги и с тоской глядя вдаль.

— А ты как думаешь? — я улыбнулась.

— Ну… учиться, наверно? — неуверенно предположил Эраш. — Прийти в братство и остаться там?

— Это потом. А сейчас?

— А что сейчас? — переспросил уныло.

— А ты подумай, — предложила я. — Мне не жаль совета, но тебе пора думать собственной головой и слушать самого себя.

Он замолчал, изучая черту далеких скал. Я же искоса наблюдала, как парень морщит нос и щурится, как взъерошивает ветер непокорные рыжие кудри и возвращает на бледные впалые щеки румянец. Удивительно: он побывал на пороге Вечности, но не изменился внешне, как мы с Джалем. Видимо, дело в источниковой сущности, которая снова его сберегла. Все те же рыжие вихры, большие удивленные глаза, веснушчатое лицо и высокая худая фигура. Но глаза… Будет Хлоссу задачка.

— Ты говорила: важно не воевать с собой, а принимать то, что есть? — вспомнил Эраш.

Я склонила голову набок:

— Уже ближе.

— Значит сначала… принять ее?

— И себя. А потом — в братство, к Хлоссу. Путь известен. Найдешь его и скажешь, что от меня… хотя он сам все поймет.

И наверняка понял, пока Эраш крутился у дома братства. Но глава велел мне доживать с миром… и не стал нагружать проблемами источника. Или… просто знал, как все сложится.

— А если не получится?..

— Конечно, получится, — убедительно возразила я. — Ничего сложного в магии тьмы нет. У всех получается, а у тебя не получится? Думаешь, ты особенный?

— Ну… да.

— В точку, парень, — я улыбнулась. — Ты действительно особенный. Ты — источник… и тебе наверняка об этом известно. Что еще? Спрашивай, не стесняйся.

— Ты изменила отношение ко мне, когда я стал темным… Почему? — нерешительно заметил Эраш. — Ты не командуешь, не кричишь, не… Смотришь даже иначе. Почему?

— Тьма ни при чем. Я сужу личность, а не силу. Ты был трусливым, неуёмным, глупым и вредным засранцем, прости за честность. Ты не хотел ни слушать, ни слышать. Шел на поводу у собственной глупости, а мне приходилось бросать свои дела и снова тебя спасать. А теперь ты готов. Слушать. Слышать. Думать, а не делать, что первое в голову взбредет. Ты осознаешь, кем стал, и принимаешь себя. И с таким тобой я готова… работать. Тьма ни при чем. Хотя, нет, пару раз спасла она твою жизнь, когда я была очень зла. Вот и все.

— Ты… — и он смутился, запнулся. — Сильно злишься за артефакт и деньги? И — вообще?..

— Сложный вопрос, парень, — я рассеянно поворошила песок носком сапога. — Злость — основа жизни темного. И именно она дает нам силы жить, бороться, преодолевать, находить запасные пути, выпутываться из безвыходных ситуаций… Мы можем выглядеть спокойными, задумчивыми, бесстрастными, но в душе, за маской на лице, всегда будет кипеть и бурлить смесь злости, ярости, ненависти… Главное, вовремя эту смесь помешивать, разбавлять холодной водой и следить, чтобы кипением не сорвало крышку.

— И тогда, у Песчаного великана, ее сорвало? — с интересом спросил Эраш.

— Если бы сорвало, ты бы сейчас со мной не разговаривал, а твой дядя — не читал бы мне по утрам нотации, — весело хмыкнула я. — Нет, я сама ее сняла. Иногда надо давать силе выход, иначе она может разорвать изнутри.

— А все же — злишься?

— Это важно?

— Да, — и посмотрел серьезно. — Очень важно.

— Тогда — да, злюсь, — тоже серьезно ответила я. — Я же бессердечная темная. И всегда злюсь — и на мир, и на Великую, и на Девятого, и на твоего глупого дядю, и тем более на тебя.

— Честно не скажешь, да? — разочарованно проворчал Эраш.

— Если бы злилась так, как ты боишься, — разве бегала бы за тобой по островам, помогая? — я улыбнулась. — И вчера — разве спасла бы?

А сам-то не злится. Удивительное дело. Понял, что жизнь — дороже силы? И ее качества?

Мы снова замолчали. Вороша рукой песок и рассеянно пропуская его меж пальцев, я гадала, спросит ли он о самом важном, и парень не разочаровал.

— Рейсан, так почему началась война?

Встав, я прошлась перед ним, заложив руки за спину, и задумчиво посмотрела в любопытные глаза:

— Знаешь, Эраш, людям — и магам — свойственно стремиться к могуществу и величию. Но кто-то понимает, что к вершине нужно продвигаться поступательно, шаг за шагом, постепенно осваивая новые знания и умения, а кто-то — нет. И последние стремятся взять все и сразу. Даже если к могуществу придется идти по трупам… братьев.

— Темные с темными?.. — догадался он.

— Непредсказуемый ответ, верно? — я с горечью смотрела перед собой и видела заброшенную башню гильдии. — Нам пришлось ждать своего главного наставника — Девятого — дольше остальных. Восемь эпох люди мрака самостоятельно учились владеть силой, постигать тьму и приручать ее. И когда Девятый наконец осчастливил нас своим появлением, было уже поздно — темная ветвь сформировалась, выстроив свою философию понятий и определений, отличную от той, что предложил Девятый. Да, он создал гильдию, объединил темных… но лишь для того, чтобы его подопечные однажды передрались за доступность новых знаний.

— Почему?..

— Девятый поделился ими только с достойными — с теми, чей взгляд на магию вообще и на тьму в частности совпадал с его собственным. И одни маги Старшего поколения стали выше других Старших. Глупые причины? Да. И страшные. Война затянулась на целую эпоху. Свет, лунные и светлые сумерки поддержали магов Девятого, а остальные ветви — обделенных и обиженных. Результаты ты видел. Девятый запер Забытые острова в границах Вечности, забрал из мира всю силу и пообещал не замыкать круг до тех пор, пока мы не научимся жить по его заветам.

— По каким? — спросил живо.

— По основным, — я насупилась. — Не мстить миру, парень, это первое. Люди не виноваты в том, что мы… такие, не они придумали и создали природу тьмы. Не мстить себе — это второе. Не убивать ненавистью ни окружающих, ни себя. Мрак всегда был защитником, и поэтому наша сильная сторона — защита. И использовать тьму нужно для защиты, а не для подлых нападений из кустов или неудержимых проклятий, потому что утром ты встал не с той ноги. Это третье. Все очень просто.

…в теории. И очень сложно — на практике. Нам, нынешним, сложно, а если вспомнить, что я пережила на Забытых островах, когда тьма рвала меня на части и требовала выхода… Там я почти поняла древних темных. Почти. Но не приняла. Потому что видела последствия. Сколько таких безвинно проклятых, как Таит и Эри, еще остается в мире? Скольких людей уничтожили и сколько судеб искалечили те, кто не смог обуздать свою тьму и научиться жить с ней, не мстя окружающим?..

Да, это невероятно сложно. Девятый преподал нам страшный и жестокий урок — среди ненависти, неприязни и насмешек, без возможности ответить на оскорбление убойным проклятьем, учиться терпению, хранить знания и работать, работать, работать… над собой. Каждый день. Каждое мгновение. Каждую… жизнь.

— А кто выиграл?

Я думала, Эраш обойдется без своих обычных глупых вопросов, но этот он все же задал.

— В войнах победителей не бывает. Никто не выиграл. Все проиграли. И в первую очередь проиграла тьма. Проиграла Девятому и самой себе. И наказала себя за глупость, жадность, гордость и недальновидность, — я сурово поджала губы. — Впрочем, проиграл и Девятый — своим ученикам, которых не понял и недооценил. К которым не смог найти подход, чтобы переучить.

Или — нашел, но поздно…

— И как вы живете?.. — и опять — Джаль, почти Джаль — смотрел на меня с жалостью. Как когда-то.

— Мы живем… это главное. И иногда неплохо. И не столь важно, что Девятый от нас отвернулся. Мы рождаемся, а значит, должны жить. Приносить пользу миру. Учиться на собственных ошибках. Мириться с полученными результатами. Беречь осколки знаний и умений, уцелевшие после эпохи Войны. Развивать внутреннюю силу, раз уж нет внешней. И быть сильными, как все то, что не убивает.

— А разве у темных осталась сила? — не поверил Эраш. — Ты же свою на Забытых островах получила…

— Не «у темных», а «у нас», — я подмигнула. — Да, у нас осталась сила. Внутренняя. Остальные маги умеют работать только с внешней силой. Но отрежь их от потоков, лиши мир силы — все, они пустышки, слабее ремесленников. А мы в ожидании Девятого — единственные — научились извлекать силу из самих себя. Мы сами себе источники. Другие маги, перетрудившись, теряют связь с потоками и сезонами остаются пустыми и беззащитными, восстанавливаясь. А мы всегда полны — собой. И внутренняя сила, поверь, дает очень многое. Она не в том, чтобы создавать паутины мрака, разрушать города или проклинать людей. Мы умеем то, что не умеют другие, знаем то, чего не знают другие, видим то, чего не видят другие. И мы владеем тем, чем не владеет больше никто.

— И чем же? — в его глазах загорелся восторг, смешанный с недоверием.

Я посмотрела задумчиво:

— Думаю, ты сможешь увидеть…

— Увидеть что?

Взяв Эраша за плечо, я кивнула на далекую черту скал:

— Запоминай, как они выглядят. Запомнил? А теперь закрой глаза. И представь их. Представил? Как они выглядят?

— Ну… как обычно.

Так. Ладно. В первый раз мало у кого получается. Я прищурилась. А впрочем… Человека нельзя заставить увидеть, но его можно заставить захотеть увидеть.

— Смотри внимательнее. Нет-нет, глаз не открывай. Сосредоточься. Смотри внутренним зрением. Представляй нужную картинку.

— Они… плоские, — после недолгого молчания удивленно протянул он.

— И?..

— Находятся очень близко… — недоуменно, растерянно.

— А теперь смотри. Представляй скалы.

Сосредоточившись, я собрала воедино грани мира и резким движением ладони вспорола тонкую линию скалы. Выбранная мною вершина, вздрогнув, испарилась, и в небо взметнулась черная пыль.

Эраш изумленно распахнул глаза, и на меня плеснуло густой тьмой:

— Как ты это сделала?..

— Видел?

— Конечно!

— С закрытыми глазами?

Парень осекся.

Я подмигнула ему:

— Это только начало, дальше — больше. Мы, Эраш, хранители давно забытой магии. Когда-то она была общей… а теперь подвластна только нам. А уж когда вернется внешняя сила… — я мечтательно прикрыла глаза.

За упадком всегда наступает расцвет. Всегда.

— Думаешь?

— Уверена, — я улыбнулась. — Сила возвращается. Медленно, постепенно, но возвращается. Девятый дает темным возможность — пока еще крохотную — оправдать себя. Доказать, что мы достойны его возращения. И ты тому примером.

— Я? — растерялся парень. — А почему я?..

— А вот на этот вопрос ты ответишь сам, — я похлопала его по плечу. — И запомни. Главный твой учитель — не я, не Хлосс и даже не Девятый, а ты сам. И сначала тебе нужно научиться отличать тьму в крови от тьмы в душе. И уметь их разделять и обуздывать. Не тьма владеет тобой, запомни. А ты владеешь ею. Ты ей приказываешь, а не она тебе. Тьма в душе — это злость и боль, а тьма в крови — магия. А боль, смешанная с магией, порождает то, что называется внутренней силой. Когда примиришься со своим мраком, учи наветы Девятого, а подробнее о них расскажет Хлосс. Понял?

— Да, — послушно ответил он.

— Молодец. А теперь идем в лагерь. Твой дядя наверняка уже рвет и мечет.

— Рейсан…

— Да?

— Что нашла Иола? Ты распознала находку?

Медальон по-прежнему лежал в кармане моего плаща. Помедлив, я достала амулет и протянула его Эрашу:

— Это оберег Девятого.

Паутина из черненого серебра качнулась на кончиках истертых временем пальцев, глухо звякнула тонкая цепочка. Изумительная, важнейшая находка, не имеющая цены… Хотя нет, цену имело все. Любая находка требовала жертвы, мир дорого брал за свое ожидание. И страшно представить, чем для группы обернется нахождение оберега Девятого… И особенно для той, что его нашла.

— А зачем ему амулет?

— Возьми, — я положила медальон в ладонь Эраша. — Отнесешь в братство и отдашь Хлоссу. А оберег Девятому нужен, чтобы выжить: после передачи силы он остается очень слабым магом. И, говорят, Девятый и сейчас где-то среди нас, — я едва заметно улыбнулась, подмигнув парню: — Внимательно смотри по сторонам, вдруг… узнаешь.

Мой спутник вздрогнул, глянул на меня искоса, а я ответила ему легким кивком.

(12)

* * *

Несмотря на предчувствие скорого ухода, я пребывала в приподнятом настроении и приятном расположении духа. Эраш и удивил, и порадовал. Отбросив прежние детские страхи и упрямство, он всерьез взялся и за себя, и за меня. И не упускал возможности задать мне кучу вопросов и добиться нужных ответов. Все, разумеется, я ему не рассказывала, иногда ограничиваясь намеками, но его безмерное любопытство удовлетворяла. И с Иолой я поговорила, и уже на следующий день мы вышли на знакомый периметр. И пока девушка его исследовала, мы с Эрашем тихо беседовали о вечном.

Джаль же, в отличие от меня, пребывал в настроении отвратительном и мрачном. Видимо, не мог смириться с тем, что при моем попустительстве и непосредственном участии его единственный и горячо любимый племянник стал темным. Отчасти я это понимала, отчасти — нет. И иногда подмывало прижать его к стенке и спросить, в чем дело, но я не решалась. Да и дел хватало.

Удивительно, но следом за оберегом Девятого, о котором знали только мы с Эрашем (а остальные благодаря нам с Молчуном забыли), на искателей посыпались находки, одна ценнее другой. Я забыла о сне, еде и отдыхе, до мглистых сумерек разбирая и рассортировывая найденное, кипами строча ненавистные отчеты и гадая, насколько Джаля еще хватит. В смысле, когда он наконец удовлетворится найденным, сдастся, успокоится и уведет группу из этого гиблого места.

Да, чем больше времени проходило, тем больше мне было не по себе. Особенно потому, что ничего странного не случалось. Долина замерла в ощущении неминуемой катастрофы, и я чувствовала ее приближение всем своим существом. Чувствовала, но, увы, не могла предсказать, когда она себя явит. И продолжала заниматься привычными делами, держа ухо востро.

И дождалась своего. На заре темных сумерек, сидя в своей палатке и сочиняя очередной отчет под болтовню Эраша, я вяло отвечала на его вопросы, когда нас потревожили. Как обычно, без стука и предупреждения, к нам заглянул Джаль.

— Рейсан, ты занята? — сухо спросил он.

— Пожалуй… уже нет, — я поставила последнюю точку, отложила в сторону грифель и вопросительно посмотрела на позднего гостя. — Что-то случилось?

— Пока нет. Но… посмотри сама.

Я встала, надев плащ. Эраш, подобно Молчуну ставший моей второй тенью, тоже поспешил к выходу. Выйдя под дождь, я накинула капюшон и последовала за Джалем. Тот же, не замедляя шага и не оглядываясь, устремился к периметру. В моей душе пронзительно тренькнула до предела натянутая струна дурного предчувствия. И не зря. В столь позднее время у кромки защитного кольца столпилась вся группа, шумно обсуждая невиданное доселе явление, при виде которого по моей спине предательски забегали мурашки холодного страха.

— Что ты об этом думаешь?

Я молча смотрела на спускающийся с гор черный туман. Почти незаметный, сливающийся со скалами, он лениво сползал вниз, протягивая к долине свои скользкие щупальца. С гряды тянуло льдисто-колючей сыростью, знакомой до боли в позвоночнике. Я невольно стиснула в кулаке паутину заклятья. Вот и все…

— Рейсан?

Оглянувшись на галдящих искателей, я попятилась, поманив за собой Джаля. Тот, нахмурившись, подошел и вопросительно приподнял бровь.

— Не понимаешь, что это? — шепотом уточнила я.

— Не имею ни малейшего представления. А ты?

Я вздохнула, покосившись на туман:

— А я — имею. И… нам пора уходить. Немедленно. Прямо сейчас. Бросать палатки, хватать сумки и доставать зелья перехода.

— Почему? — проницательно спросил Джаль.

— Потому что это — Вечность, — честно ответила я, — собственной персоной. Прошу любить и жаловать.

За моей спиной тихо ахнул Эраш.

— Кыш, племяш, — сурово предупредил дядя. — Это не твоих ушей дело.

Парень смешался с толпой искателей, упрямо поглядывая в нашу сторону. Джаль сунул руки в карманы куртки и с деланным спокойствием уставился туман:

— Точно?

— Точнее не бывает, — я бросила тревожный взор на расползающиеся щупальца. — Мы же встречались… и мне ли ее не распознать. Я и отсюда ее… чувствую. Так же, как… тогда. Как всегда. Надо уходить, Джаль.

Мой собеседник помолчал, напряженно наблюдая за робкими поползновениями тумана. Я тоже не говорила ни слова. Что обсуждать, когда нужно убираться?.. Впрочем, я-то не уйду, а вот людей… жалко. Нехорошо, если Джаль заупрямится, подставив их под удар.

— А маги считают, что можно оставаться в долине, сколько потребуется, — задумчиво проронил он.

Я пожала плечами:

— Дураки.

— Приятно знать, какого ты о нас мнения, — кисло заметила подошедшая Сая.

— Приятно с тобой этим мнением поделиться, — буркнула я.

— Я считаю, что опасности нет, — пропустила мимо ушей мое замечание сумеречная.

— Я тоже, — к нам подошел светлый. — Долина успокоилась, жертв больше не требует… Зачем уходить?

Джаль кинул на меня вопросительный взгляд.

Я фыркнула:

— Конечно, она не требует жертв. Зачем убивать по одному, когда можно прийти и забрать сразу всех? Один умрет, второй исчезнет — и остальные испугаются и разбегутся. А не если не трогать раньше времени… Неужели никто так и не понял, что мы сами принесли себя в жертву долине, когда появились здесь? Что жертва уже принесена?

— Чушь! — в один голос заявили маги.

— Идиоты, — констатировала я. — Джаль, не поддавайся всеобщей глупости, послушай себя. Твой свет должен подсказать верное решение.

Маги вперили в меня сердитые взгляды. Я подняла брови. Очень похоже на заговор… Кого с кем… и против кого?.. Проклятье… Как же я раньше-то не догадалась… Надо внимательнее смотреть по сторонам, я упускаю непозволительно много важного…

— Хорошо, мы уйдем, — решил Джаль. — Сколько у нас времени?

Я мысленно прикинула расстояние от периметра до гор и скорость передвижения тумана:

— Думаю, до рассветных сумерек… Но лучше — раньше. Я не могу обещать за нее, Вечность непредсказуема. Тебе мало найденного?

— Нет, но жаба давит, — Джаль добродушно усмехнулся. — Чувствую, здесь не один сезон можно искать и не один реликт найти. Другой такой возможности побродить по краю порога может и не быть… Жаль уходить.

— Да, — тихо согласилась я, думая о своем, — мне тоже жаль…

— Значит, собираемся…

— Собираемся, — кивнула.

— И на рассветных сумерках…

— …уходим. Пора по домам.

Но я уйду раньше. В свой последний приют. Как только искатели угомонятся, и лагерь погрузится в привычный беспокойный сон. Джаль отошел к группе, призвал ее к тишине и начал торжественно о чем-то вещать, а я осталась стоять в стороне, ежась под порывами ветра, пряча руки в карманах. Легко будет или сложно?.. Я и не знала, и боялась предположить, и еще больше боялась узнать. Ничто так не страшит, как пустота неизвестности и предчувствие Вечности… Зато я наконец от нее отдохну.

И я неспешно отправилась обратно в палатку — собираться в последний путь.

* * *

Моего лица коснулось холодное и влажное дыхание. Сердце екнуло и пропустило удар, а по рукам скользнули плети паутины. Открыв глаза, я резко села за столом, быстро пришла в себя и осмотрелась. Палатка спала, закутавшись в непроглядную тьму, и лишь сырой ветер нарушал ее покой, хлопая пологом.

Я перевела дух, скатывая в клубок паутину заклятья. Похоже, уснула за последней «сказкой»… Я собралась быстро, но искатели, как назло, развили бурную деятельность, до зари лунных сумерек бегая то по лагерю, то по периметру. Выставив Эраша за дверь, я долго ждала, когда они угомонятся, и усталость взяла свое. Но ничего страшного, кажется, не случилось… иначе бы Молчун живо меня разбудил.

Я подошла к выходу, отдернула полог и прислушалась. Лагерь будто вымер, лишь в палатке Джаля мерцала слабая искра света. Ну что ж, можно уходить. Только прежде… Я замерла, прислушиваясь к ощущениям, и невольно опустила взгляд, ища Молчуна. Тот тенью возник рядом и сипло каркнул. Я прижала палец к губам. Тихо, дружок, не каркай… и ипостаси пса это не идет, и не нуждаюсь… Он вильнул хвостом и кивнул. Да, лагерь и верно… вымер. Почти никого не осталось. Пока я спала… Я обернулась на периметр. Плети тумана расползлись по долине, подбираясь все ближе. И до рассвета мы не до… И мрак со мной, где Эраш? Неужели еще здесь?..

И — сама ли я уснула, от усталости ли?..

До палатки парня на дальнем краю лагеря я домчалась за мгновение. Без стука ворвалась внутрь, хлопнув пологом, и рявкнула:

— Эраш, подъем!

Он подскочил на лежаке. И одет, и сумка собрана — молодец… Черные глаза, подернутые дымкой тьмы, смотрели сонно и насторожено.

— Рейсан, что?..

— Вставай.

— Зачем? — он сел на лежаке, свесив ноги, и потянулся за сапогами.

Да, последние дни, проведенные вместе, даром не прошли — он привык меня слушаться.

— Пора уходить, — я подхватила со стула его плащ. — Быстро.

— А ты?

Шустро соображать начал, как только тьму принял…

— Наши пути расходятся. У меня — своя дорога, у тебя — своя, — из-за полога снова потянуло приближающейся ледяной сыростью, и я встревоженно обернулась: — Давай, парень, шевелись!

— Почему?..

Я невольно сморщилась:

— Эраш, не разочаровывай меня. Мне показалось, что ты поумнел.

Он заметно покраснел и еле слышно признался:

— Я знаю. Я… просто надеялся на лучшее… Ты останешься, да? Мы больше не увидимся?

— Эраш, ты теперь темный, и тебе доступно то, что недоступно иным, — бесстрастно заметила я. — Ты можешь видеть. Видеть то, что скрыто внутри. Неужели ты не видишь, почему я остаюсь?

— Вижу… — взгляд робкий, но проницательный. — Но, Рейсан…

— Никаких «но». Обулся? Бери плащ. И сумку. Как и договаривались — прямой дорогой в братство. Хлосс позаботится о тебе лучше, чем я. И даст гораздо больше. Но запомни вот что: первый живой источник был у светлых, и по легенде это Первая. А последний — у туманных сумерек, и, говорят, к Третьему он не имел никакого отношения. Мотаешь на ус?

Эраш хмуро кивнул.

— И не бойся неизвестности, — я взяла его за плечо, слегка встряхнув, — И тьмы. Понял? Внимательно смотри вперед — чтобы видеть, по сторонам — чтобы не упустить. И успей испугаться — чтобы не было больно, и улыбнуться — чтобы не было страшно. И живи — чтобы ни о чем не жалеть. Слушай свою тьму и верь своему сердцу. Все в твоих руках. И все очень просто, Эраш. Сначала ты принимаешь силу в себе, а потом уже сила принимает тебя. Ясно?

Еще один проницательный и встревоженный взгляд, и он наклонился и крепко обнял меня. И опять не поблагодарил. А только сказал сипло:

— Буду должен. За все.

— Прощаю, — за Забытые острова, знания Девятого и возможность побыть полноценным магом. — В новую жизнь — без долгов, — и протянула ему свою сумку. — Возьми. Помимо моих тряпок, там много разного и интересного — записи, заметки… сказки. Но особенно тебя должны интересовать зелья перехода. Вот тут, в правом кармане. Доставай и топай. Я должна знать, что с тобой все в порядке. Ну? Ты еще здесь?

— А… дядя? — нерешительно спросил Эраш.

— Дядя о себе позаботится, не маленький. И я наподдам, если заупрямится. Прямо сейчас. Сумки на плечи, крыла по ветру — и вперед. Все, что нужно, уже с тобой, а чего нет — то и не понадобится. Братство ждет, и ты очень ему нужен. Смелее.

— Ну… ладно.

Дрожащими руками он достал из бокового кармана зелье и разбил бутыль о землю. Под его ногами расплылись синие круги перехода, сквозь которые гостеприимно замерцали окна знакомого дома.

— Тьма в помощь, — пожелала тихо. — И да благословит тебя Великая, парень, — тебе предстоит долгий и очень трудный путь — от себя к себе… — Молчун, ты где? Уходи, — я ласково взъерошила угольно-черную шерсть на загривке и грустно улыбнулась, встретив укоризненный янтарный взгляд. — Присматривайте друг за другом. Удачи.

И малодушно отвернулась, дожидаясь, когда Эраш с Молчуном исчезнут в переходе. И спустя мгновение вокруг меня сомкнулась знакомая пустота палатки. Выдохнув, я привела в порядок мысли и чувства. Ну, все, теперь…

— Где Эраш? — на пороге стоял взъерошенный Джаль. — Я видел сияние от перехода! Куда ты его отправила? Рейсан, какого света…

(13)

— Где Эраш? — на пороге стоял взъерошенный Джаль. — Я видел сияние от перехода! Куда ты его отправила? Рейсан, какого света…

— Большого, глупого и невозможного! — я гневно посмотрела на него снизу вверх. — Ты должен был это сделать, а не я! И не сейчас, а давно! Его вообще сюда брать не следовало, и ты это зна…

И, как всегда, когда я говорила резкую и невыносимую правду, Джаль заткнул мне рот испытанным и беспроигрышным способом — поцелуем. Я поперхнулась обвинениями, дернулась, судорожно вздохнула… и не удержалась. Не смогла отказаться. Опять. Вцепилась в его плечи и поцеловала в ответ. Так же, как он. Безудержно. Отчаянно. Как в первый раз. Как в последний. И оттолкнуть стоило большого труда. Неимоверного. Но…

— Куда ты без сумки? — спросил он хрипло и требовательно. — Куда, свет тебя побери, ты собралась без сумки? Ты никогда с ней расстаешься, даже в постель тащишь! И где Эраш?

— Дома, — ответила я так же хрипло и едва выдержала его взгляд. Сияет, аж до слез… — В безопасности. А я…

— Не лги, Рейсан. Хватит. Хоть сейчас скажи правду, — и встал так, что обойти — только зельем… или дракой. А зелий нет. И я… устала.

Я сняла перчатки, швырнув их на пол, и подняла руки, показывая открытые ладони:

— Смотри. Этого ты никогда не видел. И мне казалось, ты давно понял. Да, я говорила, что стесняюсь ожогов от пламени мрака… но их нет. И никогда не было.

Последние тайны — миру, в Вечности они уже не будут иметь цены.

— Ты… — Джаль обхватил мои запястья, всматриваясь то в левую ладонь, то в правую.

— …человек без судьбы, да, — я вдруг ощутила себя… пустой. Обнаженной. Беззащитной. — Я хотела рассказать… Но о таком не говорят. Не всем. Лишь тому… кому потом передаешь жизнь. И дар, — я отвернулась и сипло добавила: — Только так, Джаль.

— Чистые руки… — и его хватка на моих запястьях стала жесткой, болезненной. — Ты… зачем?..

Прежде по моей левой ладони расплывалось черной кляксой пятно паутины темного, а на правой линии сворачивались узлом искателя. А теперь… Инициировав Эри, я передала ей свою жизнь, оставшись с тем, с чем когда-то родилась, — с пустотой. И живущая, и никогда не жившая. И так — жизнь за жизнью, воплощение за воплощением, как и предрекала схаали, — с силой тьмы и без судьбы.

— Зачем, Рейсан?

— Затем.

— Знаешь, меня всегда раздражала твоя дурацкая привычка отвечать на вопрос, ничего не говоря!

Я нахмурилась, пытаясь вывернуться из его хватки:

— Научись спрашивать — получишь нужные ответы.

— Ты… заплатила? Поэтому руки чистые?

— Да. Вернула долг. Когда-то мне дал вторую жизнь… тот, кого я называла отцом. Кто растил меня до братства. Он тоже был человеком без судьбы. Когда его время вышло, он помог мне. И умер в тот же день, едва успев отправить весточку Хлоссу, — я говорила без эмоций, негромко. — Я родилась с недоступной силой мрака. Он подарил мне путь искателя и дал возможность работать с тьмой. Но долго такие, как я, не живут. Только ради некой важной цели. Или пары великих дел.

Я запнулась на мгновение, вспоминая.

— Я ведь стала самым молодым в истории искателем Старшего поколения, помнишь? За моими плечами — и легендарные Сны, и три древних города эпохи Первой с важнейшими артефактами, и тайники темных, полные знаний, важных для братства… И Небесный храм — и реликты долины… Долина, да и Небесный храм, — это указатель, Джаль. Мое время вышло. Вышло, — и тихо попросила: — Отпусти. Мне пора.

— А повторно… разве нельзя? — от того, как Джаль на меня смотрел, хотелось заплакать. Обнять его и зарыдать в знакомое плечо. Но такой роскоши я себе позволить не могла.

— А смысл? — я пожала плечами. — Опять жизнь — только ради цели, и очень недолгая. И я опять буду должна. С меня хватит.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что говорю.

— Рейсан… — он едва заметно поморщился.

— Джаль, не бери пример со своего племянника и перестать задавать глупые вопросы. И тебе ли не понимать, что, покуда мы живы, наша жизнь принадлежит не только Вечности, но и нам самим? И можем выбирать, как ею распоряжаться. И я выбрала. И вернула долг. И помогла хорошему человеку. И не жалею об этом. И не хочу повторения. Я только и делаю, что хожу по краю Вечности. И не хочу снова жить такой жизнью, Джаль. Не хочу. Что еще непонятного?

И тут он вдруг спросил о том, о чем я сама спрашивала много раз, — у мира, у Великой, у Вечности, у приемного отца, у Хлосса, у себя… и даже у Девятого.

— Почему ты? Почему, свет всё побери, именно ты? Почему всё это — и тьма, и проклятье судьбы — на тебя одну?..

…и не находила ответа.

— Я не знаю! — слезы все же потекли. — Не знаю…

Джаль молча обнял. Крепко прижал к себе, и я зарыдала. Не знаю… По палатке гуляло ледяное дыхание Вечности, а я привычно цеплялась за знакомые плечи и никак не могла успокоиться. Не знаю и никогда не пойму… Разница между горячим телом Джаля и скользким холодом долины была такой острой, что меня затрясло. И от страха тоже. Не хочу… А ведь почти собралась, и если бы не…

— Одна не пойдешь, — сказал он тихо.

У меня разом высохли все недовыплаканные слезы.

— Но…

— Одну не отпущу.

Сколько раз он так говорил — и сколько раз я была счастлива слышать эти слова… Но не теперь.

— Но Эраш… — попыталась надавить на больное. Нельзя же…

— Он дома, — напомнил Джаль выразительно. — За ним присмотрят. Я видел Хлосса, не забывай. Он Эрашу спуску не даст, и я за племянника спокоен. Идем?

Проклятье…

— Но… — а других слов не нашлось. Даже тех, которые ни о чем не говорят.

— Идем, — и негромко добавил: — У меня тоже… время. Идем, — и потянул меня за руку к выходу из палатки.

«Нет, обратно», — шепнуло во мне… что-то, и я замерла. И повторила:

— Нет, обратно… — и тряхнула головой. Внутренний взор заволокло тьмой. — Обратно? — и снова тряхнула головой, и услышала:

— Рейсан, ты что делаешь?

Что я делаю? А что я делаю? Я протерла глаза и быстро осмотрелась. От светляка, зависшего над плечом Джаля, от врывающегося в палатку ветра по стенам запрыгали тени. Запрыгали… одна в другую. Сплетаясь, сливаясь, утолщаясь. Обретая форму. И форму очень… знакомую. От волнения я забыла о слезах, страхах и пронзительном холоде. Именно таким я его и видела… На Забытых островах. В башне Девятого. Девятого.

…и на балконе под широкой крышей видна высокая, величественная фигура Девятого. И бродяга-ветер треплет длинные полы черного плаща, взъерошивает непокрытые темные волосы и беседует со…

— Не туда, — черты его лица терялись в тени, но из глаз, как у Эраша, сочился живой мрак. — Там западня. Для меня. Уйдем иначе.

Я сглотнула. Тьма… Откуда же… Девятый!.. Где он был все это время?..

— С тобой, — он провел ребром ладони по стене, и из рваной щели дохнуло знакомой сыростью. — Рядом. Всегда. С первого сезона жизни, — и щель под напором его рук разошлась, распахнула… двери. — Ты не помнишь. Чуть не умерла, рождаясь. Чуть саму себя тьмой не убила. Матери мало было, а рядом никого. Но появился я и дал нужное. А теперь в путь.

И обернулся, сухо повторив:

— В путь. Ты же хотела уйти сама?

Я… отмерла. Оглянулась на Джаля, но тот стоял, словно замороченный, лишь в широко открытых серебристых глазах мерцали темные искры.

— Восьмая, — пояснил Девятый. — Пытается забрать тело. Но не та сила в парне — не ее светлые сумерки. Не срослись, как мы с тобой — тело не принимает. Не бросишь? — и очень знакомо, почти по-человечески хмыкнул: — Люди. Всегда вместе. Два крыла.

На глаза опять навернулись слезы. Да. Два крыла… были.

— Он уже ушел, — фразы, такие простые, давались ему с трудом, Девятый будто выталкивал их из себя. — Его нет. Ушел. Там — только одна из нас. Ты не бросаешь. Я дал время закончить дела. И проститься. Пора.

Я отвернулась. Да. Пора. И, не оглядываясь, последовала за легендой. Значит, «всегда»?.. Хорошо спрятался, я ни сном, ни духом… Щель разорванной стены сомкнулась за нами. Прощай, Джаль… Тьма клубилась вокруг, точно живая, обнимая за плечи, холодком пробегая по позвоночнику, путаясь в ногах.

— Здесь, — Девятый остановился, словно увидев некую незримую грань между «еще тут» и «уже там». — Здесь разойдемся. Тебе — туда, — и показал вперед, — а мне…

— …обратно?

— Рано, — сказал он просто. — Ты же знаешь. Хочешь, чтобы вернулся, как должно. Но рано. Посмотрю за вами.

— А зачем все это? — я неопределенно махнула рукой в обратном направлении и неожиданно добавила: — А Эраша я увела.

— И правильно, — в сухом голосе прозвучало одобрение: — Он был сделан для меня. Но слишком поздно нашел. С тобой, — и бесплотная, но тяжелая рука легла на мое плечо, — правильнее. Я наблюдал. Через тебя и за тобой. И за другими. За тьмой внутри и за тьмой снаружи. Вы поняли. И идете верным путем — к себе. И ко мне.

— Но Эраш… — мне не давал покоя этот вопрос.

— Он — приманка и должен был остаться здесь. В Вечности. Затем сюда и привели. Твой источник и человек-источник — сила для мира, и мои маги продержатся. Дождутся, поднимаясь постепенно. Быстрый подъем головокружителен. Одного раза хватило, — и показалось, что Девятый скривился. — Меня давно хотят вернуть. Они переполненные силой, а это разрывает. Им пора к людям. И без источников я вернулся бы, иначе вы погибните. Вымрет ветвь темных: чем меньше мрака в мире, тем меньше вас. Перестанете рождаться. Но мне войны больше не нужны, — и почудилось, что улыбнулся. — С моими людьми — не нужны. Лишь плавный подъем. Наверх.

— С твоими? — эхом повторила я, вспоминая об изумительной способности Эраша создавать проблемы.

Да-да, он не только живой источник мрака — он ходячий источник неприятностей. А я ему сказала, где искать знания о людях-источниках и… А я ли ему сказала?..

— Моих людей это не коснется. Только тех, кто поднялся на наших знаниях. Многое сохранили, но многое и упустили. Это надо вернуть. И заставить забыть.

— Но раз тебя нашли… со мной, — и заодно создали ловушку из самого дорогого… — то снова обнаружат. И опять… западня.

— Я хорошо прячусь, — снова теневая «улыбка». — Знаешь, как меня нашли? В тот день мало смертей было. На целый мир — всего три. Двоих заняли. И обнаружили, что третий занят. Иначе бы еще долго искали.

— А тот день?.. — да, эти знания мне не нужны. И не пригодятся. Но…

— День смены эпох. Только раз в эпоху Изнанка, — и Девятый обвел руками пространство, — грань между миром и Вечностью, открывается. Выпускает нас. Это наш момент ожидания мира — когда мы ему нужны. Времени было мало, и так совпало. Остальные ждали здесь, за пределы долины им не уйти. Вот-вот вернутся сюда. За мной, — и опять «усмешка». — А я давно знаю, как пройти сквозь Изнанку. В любое время, — и посмотрел на меня, кажется, выжидательно.

— Тьма, — я улыбнулась. — Ты становишься ею. И проходишь сквозь Изнанку, раз она состоит из твоего мрака.

— Верно. Спрашивай. Любопытна, искатель. Не уйдешь, пока не поймешь.

— Небесный храм… — я запнулась. И все равно больно вспоминать, даже здесь… — И Забытые острова…

— Неслучайны. Я привел. Твой срок выходил, и я нашел путь. Быстрый. Через долину. Мне нельзя умирать с человеком — Вечность засосет так, что не вырваться. Застрял бы. И путь к островам подсказал — за знаниями для моих людей. Сам дверь делал. Не за артефактом бы пришла — нашел бы повод. Я не управляю. Я направляю. Шепотом внутреннего голоса. Снами. Как создала схаали-Молчуна из пламени, помнишь? Нет. Я подсказал. Во сне. Скрытно. Если явно, то убиваю душу, и люди понимают. Видят и узнают. И Восьмая так советовала своему. Давила на больное. И сложилось.

— И ты знал о западне? И пошел? — я почти успокоилась, поняв суть.

Я — это я, а Девятый — это Девятый. Он сидел во мне, как червяк в яблоке, питался, изучал… прогрызал проходы и готовил двери. А Джаль и после смерти остался собой, только давили на него больше, чем на меня.

— Выбора не было. Но они неповоротливы в чужих телах, — насмешка. — Надо долго идти рядом, нужна та же сила. Они первый раз пробовали, а я давно так делаю. От человека к человеку. Да, знал. Но у тебя оставалось время. Не имею права вмешиваться в судьбу. И ждал. А они бы не успели. Ждали, когда в долину сползет Вечность. И призывали ее, чтобы набраться сил. Мы пустыми приходим, если скрытно. Иначе людям видно. Но я привык. Всё рассчитал. Всё правильно.

Я кивнула. Да, пожалуй. Всё рассчитал и всё правильно.

— А теперь иди, — и Девятый снова указал куда-то в никуда. — Туда. Вечность — неприятное место. Тьма коридоров — не выпутаешься. И проклятье схватишь, если заплутаешь. Когда-то ты схватила, и с тех пор уже несколько жизней у тебя одна судьба — скрытая тьма и чистые руки. А пройдешь здесь — снимешь. Пройдешь прямо, быстро и выйдешь с судьбой. В старый мир и в новую жизнь. Моя благодарность. За тебя, — и вдруг… «подмигнул». — Удачи.

И ушел. Растворился во мраке, точно его и не было. А я поняла, что мне уже не холодно. И не страшно. Почти. Из незримого коридора, на который указал Девятый — из единственного, — тянуло теплом. И пахло… солнцем. И светом.

— Рейсан, — меня знакомо обняли за плечи. — Идем.

Я обхватила руками его ладони и улыбнулась. Два крыла. Всегда вместе. И по краю Вечности, и за краем.

Эпилог: Время выбирать судьбу

— Итак, снова женщина.

В озерной воде отражалось знакомое создание. Невысокая, хрупкая, невзрачная, с бледным блеклым личиком, острым носиком, тонкой светлой косой и мечтательными серыми глазами — яркий пример хранилищной мышки. Иола. Полное имя внятному произношению не подлежит. Должна была повзрослеть — много лунных сезонов прошло, а она ничуть не изменилась. Внезапное исчезновение судьбы и чистые руки порой странно влияют на человеческую оболочку.

— Неужели не нашлось более подходящего тела?

— Ну, извини, — Молчун развел руками. — Ты сам ее выбрал, когда позволил найти свой оберег. И Вечность там, в долине, коснулась ее, сделав человеком без судьбы и стерев прежние пути. А мое дело — повертеться рядом, утешить, объяснить, подсказать, договориться с Эри — ей как раз пришло время отдавать долги жизни и… Вот. Не парня же к тебе тащить. Хлосс за него горой.

— Да и парень — не промах, верно? Что ж, и за это благодарю.

— Не за что, Девятый, — и Молчун расплылся в довольной улыбке. — Кстати, с возвращением!

— И тебя, друг мой.

Человеческий облик Молчуну был к лицу. Напившись сил у источника, он быстро сбросил старую шкурку. Хрюкающий черный ворон превратился в невысокого молодого человека, темноволосого и смуглого, как сам мрак, и лишь глаза остались прежними, искрящимися насмешкой и янтарным задором. Сидя рядом, он с интересом рассматривал отражения.

— Кстати, а со мной сейчас Девятый разговаривает или все же Иола? — с любопытством уточнил Молчун.

— Сейчас — Девятый, но вскоре я спрячусь во мраке, уступив место другой личности. В ней будет что-то от Иолы, что-то от меня, но больше от новой жизни — ее опыта и даров. А я останусь наблюдателем, тенью — изучающей, исследующей, узнающей и иногда подсказывающей. Сегодня ты разговариваешь со мной в первый и последний раз. Мне нельзя проявляться, и вскоре мы попрощаемся.

— А Рейсан… ушла?..

— Ненадолго. Скучаешь по ней?

— Очень, — признался Молчун.

— Чудные вы существа — схаали. Не люди — не смертные… но вашей душе позавидовал бы любой человек. Удивляюсь вам, сколько знаю, — и тебе, и Хлоссу.

— Каких создал — такие мы и есть, — весело отозвался парень. — Кстати, Хлосс спрашивает, когда у тебя проснется совесть, и ты сменишь его на посту. Устал быть наставником и требует покоя.

— Покой тоже надо заслужить и… Ах ты, негодник. Рассказал ему все?

— Я не хотел! — запротестовал Молчун. — Хлосс выбил из меня признание под пытками… практически. Когда он понял, что я — тоже схаали, то сообразил, кто находился рядом с Рейсан, и долго ругался. Дальше отпираться смысла не было. Но заменять его в братстве я отказался.

— И правильно. Здесь ты мне нужнее.

— Опять в животное превращаться? — уныло вздохнул он. — Учти, каркать я никогда не умел… и давно разучился!

— Ничего, научишься. Дурное дело нехитрое.

— Пора?..

— Нет, позже. Расскажи, что произошло в мое отсутствие.

— О, — Молчун вдохновенно улыбнулся. — Самая важная сплетня — это очередная война!

— Кого с кем?

— Сумерки передрались между собой. В общем-то они всегда не ладили и наконец сцепились. По известной причине, туманные сумерки не поделили с темными какое-то заклятье, а на самом деле наш парень начудил. Не зря же на вора обучался. Просочился в хранилище туманных — за знаниями об источниках, у них ведь был такой при Третьем, — стащил нужное и сбежал. А чьи следы нашли потом туманные? Темные. А мрака, как известно, в мире давно нет, и темные не следят — нечем. Вот подумали на темных сумеречных — похожа ж магия. Заодно припомнили старые обиды и недомолвки.

— И только-то?

— Ну… В хранилищах других сумеречных он тоже побывал. И потом тоже… не на тех подумали. Перекресток же. Мечется с пути на путь, и следит… всяким разным. Только светлые смекнули, что к чему, и сами ему отдали нужное. И в войну не полезли. Как и темные. Но сумерки… до сих пор грызутся. Неизвестные наверняка в истерике и в ярости. Смотри, попадешь в очередную западню…

— Не успеют устроить. Я вернусь раньше. Теперь идет эпоха Темного источника — но люди назовут ее эпохой Второй войны, а следом придет и моя. Как Эраш?

— Живет. Ищет тайники древних темных. Чудит. Возится с мелочью, наставляя ребятню по твоим правилам. Девочку себе нашел — вора. Пополнение ждут. Да и что с ним станется-то, с источником? — Молчун развел руками. — Все тебя надеется дождаться, — и после паузы тихо добавил: — Расстроится, что не Рейсан… придет.

— Пополнения? Детей?

— Тьма изменилась, — схаали мудро улыбнулся. — Ты ее изменил, а Эраш принес твои изменения в мир темных. Подобно Вечности, во мраке заключается не только смерть, но и жизнь.

— Я давно этого ждал… Молодец, парень. Не зря мы его отпустили.

— То есть? — в глазах Молчуна загорелся живой интерес.

— Эраш и должен был стать моей новой оболочкой. Но правильнее было остаться с той, у кого в руках нет внешней силы — чтобы понять. Чему они научились, что усвоили из урока. Как изменяет внутренняя тьма и как она работает. И как теперь распределять в мире собственную силу. И Эраш так и остался ненайденным. И я об этом не жалею. Но уши при встрече все равно оторву. Мальчишка.

— А вот посмотришь на тебя — и не скажешь, что сердит, — Молчун жизнерадостно хохотнул. — Ты ждал. Ты этого хотел. Кражи, скандалы, распри, войны… и твои люди в стороне, хватающие то, что остается без присмотра.

— Всего лишь возвращающие себе свое. И, кажется, зря я оставил тебя без присмотра и в человеческом облике. Мяукающей птичкой ты приносил больше пользы. И ты слишком много знаешь, чтобы иметь столь длинный язык.

— Так я ж молчу обычно, я ж только с тобой… размышляю, — и, помолчав, спросил осторожно: — Получается… ты учился у Рейсан?

— Да. Узнавал и учился. Люди слишком долго меня ждали. Смотрели, как в мир приходят один за другим Первая, Второй, Третий… Смотрели, как расцветет чужая магия… и не дождались. Научились быть источниками для самих себя. Мне нужно было понять, как. Как им это удалось, и как подобрать к ним ключи, чтобы… Знаешь, почему началась война между темными?

— Рейсан говорила…

— Рейсан не все знала. Не только знания. Сила. Когда я пришел, люди встретили меня не как наставника, а как равного. И как должника. Учиться они не хотели — считали, что давно все знают. Им нужно было то, чего прежде было мало, — внешняя сила. В мире. Навсегда. Меня едва не убили.

— Тебя?! — Молчун аж подпрыгнул в волнении. — Чтобы… больше не отнимал необходимое? Вы же, когда уходите… силы в мире меньше становится, да? Боялись опять остаться без ничего? Ну, народ… темный.

— К счастью, умных среди моих людей всегда было больше, чем дураков. Но, к несчастью, дурость заразительнее ума. Одни защищали меня и знания темных, а другие рвались в бой и обещали раскрыть всем желающим наши тайны. Больше такого повториться не должно. И об этом позоре никто знать не должен. И наши знания должны вернуться обратно. Все. До последнего.

— Всё вернуть будет затруднительно, — Молчун задумчиво взъерошил волосы. — Да, сумеречные многое растеряли во время войны. Драки, неразбериха… воровство. И теперь они создают на островах родовые гнезда и распределяют между ними главные сокровища. Чтобы больше не хранить яйца в одной корзине. И полны решимости продолжить войну — чтобы вернуть утраченное. И…

— А во главе родов — Перекрестки?

— Да, — он посмотрел внимательно. — Откуда знаешь?

— Знаю. В Перекрестках таится сила, о которой люди давно забыли… но ее время придет. Нескоро, но придет. Он просыпается.

— Кто? — Молчун снова подпрыгнул, но уже от любопытства.

— Ариштанар. Древний город первых людей-ремесленников. Я очень хотел найти его с Рейсан, но не сложилось. Он не стал нашей тайной, не захотел раскрыться. Не ей суждено.

— Не захотел? — эхом повторил мой собеседник. — Он…

— …живой. Город-артефакт с очень древней и обиженной душой. И виной тому — Перекрестки. Они давно забыли об Ариштанаре, а вот он не забыл. И когда закончится война, когда сумерки успокоятся, когда люди вздохнут с облегчением… Он проснется. И позовет. Ты еще мал, друг мой, и многого не понимаешь. Миру нужны встряски, чтобы наполнять потоки силой без нас — от людей, чтобы порождать новые источники. Чтобы двигаться вперед. Если Эраш доживет до пробуждения Ариштанара, а тот доберется до Перекрестков… никакие рода не помогут магам сберечь знания. Но это будет уже совсем другая история.

— Ну, он раньше управится, с его-то энтузиазмом, — ухмыльнулся Молчун. — Он, видите ли, не хочет, чтобы на него-темного смотрели косо. Хочет уважения к магии тьмы, а без знаний и силы его не… не завоевать. И идет к цели по головам, — признал очевидное. — И однажды сумерки разберутся, что к чему, и… оторвут ее. Или ему, или его потомкам. Но коли так угодно миру…

— Да, и на всякий случай напоминаю, как тебя зовут.

— Само собой, — уныло вздохнул он. — Я и молчу о том, о чем следует молчать.

— Только разболтал все мои секреты Хлоссу, Эрашу и Вечность знает, кому еще.

— Ну почему же, не все, а только что сам знал, но знаю я не так много и… Ой!

Молчун опустил очи долу и осторожно отодвинулся. Отражение девушки едва заметно усмехнулось. Ну что ж. Свои обязанности он выполнил с блеском. Хватит тайн и секретов, пора возвращаться в мир в той роли, которую должно играть. Но схаали знать об этом необязательно. Иначе распустит язык так, что легенда о Девятом оживет на каждом углу и в каждом дворе, а время для того еще не пришло. Слишком рано. Сначала — легенда об Иоле.

— Кем ты будешь в этой жизни? — прервал неловкое молчание схаали.

— Храм Вечности пройден, долг Эри принят, карты вытянуты, руки — с судьбой. Перед тобой искусник. Темный, конечно же. Прежде я искал собственные тайны, а ныне стану слагать о них легенды и показывать представления. В наследство будущим поколениям темных и на благо истории.

Молчун ухмыльнулся:

— А перед тобой — твой самый благодарный слушатель. Можешь начинать.

— Обязательно. По дороге в братство. Загляну к Хлоссу, не то обидится. Зелья перехода есть?

— Конечно, — он, спохватившись, снял с плеча и положил на траву знакомую потрепанную сумку. — Это твое, да, в смысле… от Рейсан. Еле у Эраша ее выцарапал. Пришлось воровать под покровом ночи.

— Ай-яй-яй.

— Да ладно тебе… — небрежно пожал плечами Молчун. — Лучше… сказку расскажи, — и улыбнулся задорно.

— Разумеется.

Жизнь любого человека — уже легенда, а жизнь Рейсан — особенно. И первый сказ — о ней. О ней и ее втором крыле, о башне на Забытых островах и быстротечной Вечности жизни. В благодарность. Попрощаемся и разойдемся. Время приходить — время выбирать судьбу.

Время возвращаться.

Оглавление

  • Пролог: Время уходить
  • Часть 1. Ожидание мира
  • (1)
  • (2)
  • (3)
  • (4)
  • (5)
  • (6)
  • (7)
  • (8)
  • (9)
  • (10)
  • (11)
  • (12)
  • (13)
  • (14)
  • (15)
  • Часть 2. (1)
  • Часть 2. Бесконечность под ногами
  • (2)
  • (3)
  • (4)
  • (5)
  • (6)
  • (7)
  • (8)
  • (9)
  • (10)
  • (11)
  • (12)
  • (13)
  • Часть 3. (1)
  • Часть 3. Предчувствие Вечности
  • (2)
  • (3)
  • (4)
  • (5)
  • (6)
  • (7)
  • (8)
  • (9)
  • (10)
  • (11)
  • (12)
  • (13)
  • Эпилог: Время выбирать судьбу Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «По краю Вечности», Дарья Сергеевна Гущина

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!