«Взаперти»

Мой мир… он странный. Мой мир сложно понять, но легко себе представить: большая холмистая местность припорошенная снегом, редкий лесок огибающий половину территории елями и соснами, параллельно ему пробегает узкая речушка с каменистым берегом, вода, в которой всегда — замерзшее зеркало, а на одном из холмов стоит одинокий ветхий дом окаймленный старым покосившимся забором. В нем я и живу.

Мой мир крохотный, как спичечная головка, но стены его крепки и нерушимы, высоки и не огибаемы… А я существую в нем маленькой, почти незаметной точкой.

В моем мире непросто существовать, но очень просто рассказывать о жизни в нем… Рассказывать моему другу Шуршиле, например, приукрашивая сказочными деталями каждую известную ему, серую, как наша жизнь, историю. Шуршиле нравятся мои сказки — он всегда внимательно слушает их, свернувшись калачиком у меня на коленях и благодарно урча.

Иногда и я верю в то, что мой мир подобен доброй сказке… Закрываю глаза и слышу, как журчат ручьи, а какофония из звуков природы и птичьей трели звучит так сладко, так бесподобно, что дыхание учащается от столь прекрасной песни, и кажется… будто теплый, ласковый ветерок мягким шелком скользит по коже. Пусть всего этого и нет на самом деле… я чувствую. Пусть каждый звук, каждое ощущение — всего лишь плод моего воображения… я чувствую. Порой чувствую так ясно, что слезы счастья невольно увлажняют глаза, а кроткая улыбка пугливой гостьей касается губ.

Я люблю воображать, как дышит небо. Как гонит облака по лазурной глади. Как солнышко тонкими лучиками, будто золотыми иглами, пронзает землю, стежок за стежком, вышивая картину моего мира, дополняя ее новыми красками.

Я люблю воображать, как на пороге моей ветхой деревянной лачужки появляются гости, с цветами, с тортом… У этих гостей нет лиц — лица представляются мне наиболее сложно, — но я хорошо представляю тепло, которое от них исходит, когда они целуют меня, прижимают к груди, словно очень соскучились…