«Плененная»

– Что это означает? То, что ты прошептал?

Я притянула его за шею для поцелуя. Он не заставил себя долго ждать и впился в губы требовательно и нещадно. Каждый раз мне приходилось отступать и сдаваться, раскрываться под его напором. Гореть и желать большего.

– Это всего лишь пара слов…

– Нет, они что-то означают. Я хочу знать, что именно.

Я упёрлась кулаками в его крепкую грудь, что было сил. Он усмехнулся – сломить это мнимое сопротивление не составит большого труда. Нарочно медленно прошёлся взглядом по обнажённой груди, огладил им тонкую шею и остановился на губах, начавших гореть в ответ. Он наслаждался ощущением своей власти надо мной, приникал к чаше довольства и пил из неё жадными глотками. Я еле заставила себя сесть на нашем ложе из одежды и перекинула со спины на грудь копну золотых волос, спрятавшись за этой завесою, словно за стеной.

Он вздохнул и улёгся рядом, ведя пальцем по коже спины, легко и невесомо.

– Золотая девочка спряталась от меня? Твои редкие капризы словно возвращают меня в то время, когда я впервые увидел тебя. Опрокидывают далеко в прошлое, где ты ещё тонкая тростинка на ветру, которой нельзя касаться. Сейчас ты выглядишь именно так… Ширим шакрат…

– И вот опять. Ты снова что-то прошептал. Тихо-тихо, но я услышала.

Я разворачиваюсь и оказываюсь поймана в ловушку его рук. Он тянет меня на себя, заставляя улечься на грудь.

– Это всего лишь пара слов на моём родном языке.

Я поднимаю лицо и вглядываюсь в его невероятные глаза. Сегодня они цвета расплавленного золота, искрятся изнутри лёгким смехом.

– Не стоит смотреть на меня так, словно ждёшь от меня чуда, – он касается пальцем щеки, ведёт вверх и останавливается на едва заметном, теперь уже крошечном шраме, побелевшем со временем.

– Не чуда, а пары слов, только и всего.

Он цокает языком.

– Неугомонная. На вашем языке они бы звучали как «шрам на сердце».

– Шрам?

Мои пальцы бродят по известной карте шрамов, разбросанных там и здесь по его телу едва заметными белесыми росчерками.

– Такой как этот? – палец касается самого яркого, ещё розоватого бугристого шрама посередине груди.

– Нет, золотая. То, о чём я говорю, гораздо глубже. На самом сердце. Навсегда. Так у нас называют любимых. Шрам на моём сердце.