«Я или он [СИ]»

«Жизнь — это благо и зло, а смерть ни то ни другое».

«Не обещая мне ни мук, ни Рая

Глядит Судьбы разящая змея

Безмолвно об одном лишь вопрошая:

— Ну, кто из Вас? — Конечно же, меня…»

Маска. Первое мое воспоминание. Маска на лице моей бабушки. И удивление. Первое осознанное чувство, которому я тогда не знала названия. Хотелось спросить, почему? Откуда? Как изменить? Потом пришел страх. Было страшно. Новое, незнакомое чувство. Стало вдруг жарко, душно. Но что я могла сделать? Я была маленькой… Мешали пеленки, тихий вой вентилятора, работающий в соседней комнате телевизор, запахи… Но больше всего мешала маска. Мама! Надо сказать маме. Мама умная, она все может, все сумеет, даже убрать маску. Но мамы нет. Папы нет. Есть бабушка… Она большая, тоже — умная. Ей сказать. Но как? Я и говорить-то не умею, только плакать…

И я плакала. Первый день я плакала от страха. Бабушка долго носила меня на руках, пытаясь успокоить, но глядя на ее маску, я заливалась еще сильнее. Потому что боялась. И мой страх густой волной выплескивался в плач, даже крик, страшный и бессмысленный, потому что бабушка не понимала, не слышала! Или не хотела понимать. Зато я поняла. Бабушка глупая, она не видит… Что толку плакать? И я перестала. Заснула. Еще не спустившись в царство сладкого сна, я услышала вздох облегчения и уловила легкий запах бабушкиных волос, когда она укладывала меня в кроватку.

Второй день, после недолгого перерыва, я начала плакать от непонимания. Теперь бабушка отдыхала, а мама держала меня на руках и нервно ходила по комнате, напевая знакомые до боли мелодии. Я отказывалась успокоиться и плакала еще громче. Бабушка спала в соседней комнате, но я чувствовала ее маску даже через стенку. И боялась. Я пыталась рассказать маме, но не могла — она не слышала, а я не умела. Постепенно мама начала раздражаться, ее голос стал злым и иногда срывался на крик, но мой плач был громче, потому что это несправедливо, потому что так нельзя! Но мама не понимала, а я быстро устала. Страх выпил мои силы до последней капли, и, всхлипнув в последний раз, я заснула на руках матери со следами невысохших слез на щеках и разлившейся по сердцу горечью первой обиды.