«Планета-хищник»

Стэнли Вейнбаум Планета-хищник

1

Судьба оказалась явно благосклонной к Хэму, поскольку стремительное превращение твердой почвы в вязкую засасывающую грязь настигло его в середине зимы. В сущности, земные понятия — такие как зима или лето — мало подходили для природы Венеры: они просто обозначали различие перепадов от невероятного до чудовищного. Венерианскую зиму скорее можно было бы сравнить с усиленной в десяток раз изнуряющей жарой низовьев Амазонки, сдобренной приправой из наиболее ядовитых представителей как животного, так и растительного мира.

Земля, вращаясь относительно своей оси, движется вокруг Солнца, позволяя его лучам ласкать каждую точку своей поверхности. Однако от того, что ось планеты несколько наклонена, на Земле регулярно происходит смена времен года.

К примеру, изнывающие от жары жители Северного полушария мечтают о прохладе, наступившей в Австралии и Аргентине. Но стоит лишь надвинувшейся зиме обрушить на их головы ледяные вихри, как они принимаются люто завидовать всем, кто в этот период испытывает все «прелести» иссушающего летнего зноя.

На Венере совсем иная картина: вращательное движение, присущее Земле, у планеты отсутствует, и она, подобно Луне, постоянно обращена к центру своей орбиты — Солнцу — как бы одной щекой. Таким образом, одно полушарие всегда освещено, в то время как на другом царит вечная ночь. Казалось бы, с климатом подобного небесного тела все предельно ясно, однако особенность Венеры заключается в либрации планеты — некоем покачивании — что размывает конкретную границу между полушариями, создавая пространство шириной около пятисот миль, пригодное для существования там переселенцев с Земли.

По одну сторону этой полосы тянется раскаленная зона испепеленных Солнцем пустынь, по другую — скрытые вечным мраком вымороженные пространства, надежно упрятанные от любопытных глаз за устрашающей Ледяной Стеной. Границу полушарий постоянно утюжат ветры: восточные несут высоко над поверхностью планеты жаркий, словно из жерла печи, воздух, западные коварно сползают с Ледяной Стены, охватывая почву щупальцами космического холода. Резкие перепады температуры воздуха над ограниченным пространством, которое переселенцы с Земли прозвали Сумеречной Страной, способствуют созданию плотных облаков, изливающихся на почву обильными дождями.

Не удивительно, что ночная сторона планеты оказалась недоступной даже самым отчаянным авантюристам: с каждой каплей немедленно замерзавшей небесной влаги Ледяная Стена поднимается все выше, а ее недоступным склонам мог бы позавидовать любой земной фортификатор.

Какие формы жизни существуют в раскаленной пустыне на востоке или в ледяных пространствах по ту сторону Стены? Какие твари оказались бы способными приноровиться к экстремальным климатическим условиям Венеры? Планета не стремилась раскрывать человеку свои тайны.

Здесь же, в Сумеречной Стране, вследствие уже упомянутой либрации, происходит нечто, напоминающее смену времен года в сокращенном варианте — ни о весне, ни об осени речи даже не идет. Поскольку качание планеты составляет всего семь градусов, весь климатический год укладывается в тридцать земных суток. Сначала в одном полушарии, а затем и в другом Солнце, скрытое за плотной пеленой облаков, пятнадцать суток поднимается «над горизонтом», а затем — в течение такого же срока — опускается: на смену «лету» приходит «зима».

Зимний период отличается от летнего разве что более низкой температурой воздуха: иногда она держится на уровне не выше тридцати градусов. Однако уже через две недели картина меняется, и если случаются периоды, когда датчики замирают на цифре шестьдесят, можно считать, что стоит весьма прохладная погода. И — независимо от сезона — почти непрерывно идет дождь; его струи, попадая на почву, частично впитываются ею, остальная влага испаряется, окутывая туманом все пространство Сумеречной Страны.

Земные астрономы уже давно отмечали, что Венера надежно укрыта от наблюдателей плотным облачным саваном. Однако лишь ступившие на почву планеты космонавты с удивлением обнаружили, что непроницаемый полог — это гигантское скопление дождевых туч: Сумеречная Страна буквально захлебывалась водой, поскольку все осадки планеты сосредоточены в узком пространстве, созданном либрацией. В любой другой точке планеты не могло быть места ни морям, ни океанам: их немедленно проморозил бы до дна космический холод на одном полушарии, и иссушило немилосердное солнце — на другом.

Дождевая влага, проникая сквозь гелеподобную почву, превращается под ее коркой в настоящие реки — с ледяной водой вблизи гигантской Стены и почти кипящие по мере приближения к зоне пустынь. Эти еще пригодные для проживания человека области — так называемый Хотленд («горячая земля») — являются источником постоянной опасности именно в силу природных особенностей Венеры. Гелевые почвы в обычном состоянии прочны, словно камень, но, подмываемые изнутри кипящими водами потоков, они в считанные минуты превращаются в булькающую грязь, засасывающую в свои недра все, находящееся на поверхности, в том числе людей и их жилища. Поэтому жизнь в Хотленде напоминает рискованную игру в рулетку, где вторым партнером является сама смерть.

* * *

Как обычно бывает везде и повсюду, осваиваемые земли — вслед за первопроходцами — заполняли авантюристы всех мастей. Они предпочитали выбирать так называемые медвежьи углы и находили там то, чем были обделены в обыденной жизни, будь то стремление изведать опасность или найти успокоение в одиночестве. Их ряды обычно пополняли отпетые сорви головы или изгои общества.

Хэм не относился ни к одной из этих категорий. Поставив себе целью как можно быстрее разбогатеть, он выбрал занятие бродячего торговца, обменивая у коренных обитателей Венеры свои товары на стручки растения зикстчил, до сих пор не встречавшегося — как ему было известно — ни в одном из колонизированных человеком миров. Экстракт, который потом добывали из этих стручков на Земле, представлял собой мощное средство омоложения человеческого организма и продавался по баснословным ценам любителям вернуть ощущения молодости.

Препарат, получаемый из венерианского растения, не продлевал жизнь, а как бы возвращал стариков к годам активной половой жизни, меняя даже внешний вид прошедших курс лечения пациентов: вместо немощных старцев клиники покидали зрелые мужчины средних лет, с густыми шевелюрами без единого седого волоса и цветущими — без морщин — лицами. Читая о подобных случаях, Хэм только удивленно пожимал плечами, но — рассуждал он — поскольку богатых людей на его век хватит, надо поставлять этот ходовой товар и самому сколотить кругленькую сумму.

Для роста зикстчил а требовался жаркий климат, и поэтому Хэм вынужден был промышлять в основном в Хотленде. За время, проведенное на Венере, он прекрасно представлял себе опасность внезапно оказаться в эпицентре грязевой купели и постоянно был начеку. И все же превращение твердого грунта в кипящее месиво застало его врасплох: случайно выглянув из окна своего жилища, он остолбенел от неожиданности, увидев повсюду пузырящиеся лужи.

Усилием воли он преодолел оцепенение, привычными движениями натянул защитный комбинезон, плотно облегавший тело, сунул ноги в высокие сапоги и ремешками прикрепил к ним специальные устройства для передвижения по грязи. По форме они напоминали глубокие бескилевые лодочки со скругленными носом и кормой: при определенной сноровке эти приспособления позволяли выбираться из грязевой ловушки. Закинув за спину всегда собранный в дорогу мешок с небольшим запасом еды, необходимым в пути скарбом и драгоценными стручками, Хэм рывком отворил дверь и, заметив, что грунт за порогом еще не раскис, устремился прочь от своего жилья.

И как раз вовремя — почва вокруг вдруг заколыхалась, забурлила, словно заработали беспорядочно плюющиеся гейзеры. Хэм оглянулся и непроизвольно застыл на месте: его жилище накренилось и медленно начало погружаться в булькающую трясину. Вскоре грязь сомкнулась — о стоявшей здесь хижине в последний раз напомнил только лопнувший воздушный пузырь да небольшое завихрение на глянцевой поверхности разжиженной почвы.

Однако для переживаний не оставалось времени: единственный способ спасения — в движении. Хэм понял, что вскоре зыбун примется и за него — чавкающие звуки раздавались все ближе, а если жижа, перехлестнув через край, заполнит чаши защитных грязе-ходов, их владельцу придет конец.

С трудом преодолев вязкие объятия трясины, Хэм сдвинулся с места и, плавно переставляя ноги, словно при ходьбе на снегоступах по рыхлому снегу, заскользил по морю закипевшей почвы. Теперь надлежало неусыпно следить за тем, чтобы носы приспособлений не зарывались в грязь, а вес тела распределялся на обе ноги одновременно, поэтому о скорости движения говорить не приходилось. Такой шаркающий способ передвижения, подумалось Хэму, удобен старикам, да вряд ли их слабые тела смогли бы осилить сопротивление разбушевавшейся хляби.

Хэм держал путь на запад — в сторону Ледяной Стены, — поскольку лишь в более прохладной части либрационного коридора, так называемом Фрэшленде («прохладная земля»), он мог отыскать твердый грунт, не подверженный внезапному катастрофическому разжижению. А сейчас он мечтал почувствовать под ногами хоть какой-нибудь участок твердой почвы, чтобы немного передохнуть. Пот заливал глаза, по телу бежали горячие ручейки, комбинезон, казалось, раскалился, а ноги отказывались тянуть вязнувшие в трясине грязе-ходы.

Однако лишь два часа спустя он наткнулся на скальный выступ и остановился, чтобы отстегнуть от сапог опостылевшие «лодки». Больше всего на свете ему хотелось поднять защищавшее лицо прозрачное забрало, чтобы прохладный ветер освежил пылающие щеки и полной грудью вдохнуть воздух планеты. Поймав себя на этой мысли, он усмехнулся, подумав, что тогда не стоило тратить силы, стараясь выбраться из трясины, а остаться возле собственного жилища: результат оказался бы тот же самый.

Воздух Хотленда содержал бесчисленное количество грибковых спор, попадание которых в организм человека неизменно приводило к смерти настолько ужасной и мучительной, что даже врагу Хэм не пожелал бы подобной участи. Споры венерианского грибка, попавшие в легкие, мгновенно прорастали, образуя омерзительную плесень, пронизывающую живые ткани, разлагая плоть, охватывая один за другим все органы человека. Именно поэтому в конструкции комбинезона были предусмотрены надежные воздушные фильтры.

Однако к такому же результату приводило и простое соприкосновение ничем не защищенной кожи с воздухом Хотленда. Однажды Хэм наткнулся на останки какого-то бедолаги, погибшего оттого, что неосторожно порвал на боку материал комбинезона: вездесущая плесень не упустила своего шанса полакомиться.

Постоянная угроза, исходившая от венерианского грибка, заставляла снабжать фильтрами даже самые немудреные жилища, иначе простой глоток воды мог оказаться последним.

Еще хуже дело обстояло с теми, кто находился в пути. Однако здесь бич местного климата — дождь превращался в благо: водяные струи прибивали к земле смертоносные споры и давали путнику передышку примерно на полчаса после того, как упадет последняя капля. Но и тогда кипятить воду и открывать жестянки с консервами следовало непосредственно перед едой: небольшое промедление — как это неоднократно случалось с Хэмом — приводило к тому, что обед доставался все той же неистребимой плесени.

Окинув взглядом оставленное им бескрайнее пузырящееся пространство, только что проглотившее его дом и едва не закусившее им самим, Хэм подумал, что главной чертой этого мира является именно страсть к пожиранию — не важно чего или кого — просто появиться на свет и жрать, жрать… Вот и сейчас. Еще не закончился грязевой беспредел, уничтоживший весь покров растительности, а из недр на черную поверхность уже полезли острые стебли жесткой травы, которая тут же покрылась ползущими вверх улиткоподоб-ными созданиями; набухли шарами грибы, вытягивая из все еще мокрой почвы питательные соки; какие-то извивающиеся твари, возникшие ниоткуда, принялись с остервенением уничтожать друг друга.

Хэма всегда поражала и неукротимая жажда уничтожения, присущая большинству обитателей планеты, и способность к мгновенной регенерации всего того, что только что подверглось уничтожению. Ящерица, потерявшая в пасти хищника свой хвост и отрастившая новый, своей приспособленностью к существованию вызвала бы в этом сборище многоголовых многоногих ненасытных тварей лишь издевательский смех.

Даже растения, взращенные под проливными дождями Сумеречной Страны, приобретали замашки хищников вместе со способностью переваривать органическую пищу — так что земные Виктория Регия и росянка показалась бы здесь безобидными полевыми цветочками.

Фантастический мир, явившийся порождением либрации планеты и стиснутый между раскаленными песками и Ледяной Стеной, возмещал ограниченность пространства неограниченностью возможностей. Подчас трудно было даже определить, к растениям или животным принадлежит то или иное чудовище, возникшее из тумана перед пришельцем с Земли. Поэтому главным правилом для человека стала осторожность: не стоило определять опытным путем, опасен или безвреден встречный феномен местной флоры или фауны, — следовало принять все меры, чтобы как можно скорее он остался далеко позади… если это, конечно, возможно.

Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Хэма, пока он позволил себе немного расслабиться. А тем временем — словно в подтверждение его мнения о планете — цепкие стебли какого-то растения принялись оплетать неподвижно стоявшие ноги. Проворчав в адрес этого мира нечто совсем не лестное, он принялся отрывать от себя непрошеного прилипалу, и тотчас в местах излома на появившемся соке возникли шевелящиеся комья отвратительной плесени.

Хэм расстегнул ремни грязеходов, стряхнул с них засохшую почву, сложил одну «лодку» в другую и, прикрепив их к лямке мешка, снова двинулся в путь.

Он старался не углубляться в заросли, держась преимущественно более открытых пространств, зорко высматривая среди стволов отвратительное плотоядное дерево, прозванное Джеком-Хватателем — по аналогии с легендарным Джеком-Потрошителем. Кто был первооткрывателем этого феномена, Хэм не знал, но благословлял его каждый раз, как удавалось выследить и благополучно миновать хищника. Тот ловил свою жертву, подсекая ее гибким и невероятно прочным стеблем, после чего стремительно поднимал пойманного к кроне и оплетал коконом ветвей с присосками-ртами.

Двигаясь на запад, Хэм не раз видел, что охота чаще всего оказывалась удачной: многие деревья стояли «украшенные» коконами, причем рассмотреть добычу у Хэма не было ни возможности, ни желания — жертву укутывала непременная на пиршестве плесень, добавляя пикантную приправу к основному блюду дерева-убийцы.

— Наверное, даже ад, придуманный богословами, более комфортабельное место, чем эта планета, — пробормотал Хэм при виде очередного Джека-Хватателя и с отвращением стряхнул с сапога вцепившуюся в него многоножку.

Его погибшее жилье, построенное ближе к границе с солнечной стороной планеты, отделяли от теневой примерно двести пятьдесят миль. Для того чтобы избавиться от ненавистного грибка, идти в такую даль не придется, тем более что путь к Ледяной Стене преграждали невиданной силы ураганы: именно там встречались раскаленные и ледяные потоки воздуха. Да и люди не строили свои поселки в непосредственной близости от Стены.

Пожалуй, самое правильное пройти примерно сто пятьдесят миль строго на запад, чтобы перестать опасаться венерианского грибка, а потом еще пятьдесят на север, в американский поселок, претенциозно названный «Эрос». Однако для этого придется перевалить через горную цепь настолько грандиозную, что отдельные пики, проткнувшие облачную пелену, видны даже с Земли. Вероятно, нетленная красота сверкающих исполинов заставила астрономов дать им поэтическое название Гор Вечности.

Конечно, можно найти покупателей на его товар и по эту сторону гор, но здесь — английская территория, а он — американец. На подобные территориальные нарушения, правда, обычно смотрели сквозь пальцы, но для надежности лучше выбрать Эрос, тем более что Хэм знал более или менее подходящий путь в свою зону.

Итак, подвел итог Хэм, следовало пройти примерно двести миль. Такие расстояния его не пугали: бродячая жизнь закалила тело, постоянные опасности выработали мгновенную реакцию, и кроме того, он был неплохо вооружен — в его арсенал входили автоматический пистолет и бластер. Еще одним достоинством Хэм считал свою непритязательность в еде. На длинный переход консервов не напастись — слишком тяжелый груз мешал бы подвижности — но его желудок стойко переносил даже то, что могла предложить извращенная природа Венеры. Не для гурманов, конечно.

Хэм не имел в виду вкус местной пищи: если быстро проглотить некий питательный субстрат и тут же запить его горячей водой, то вкусовые рецепторы даже не успеют поднять возмущенный вой. Но ловля «продукта» и его предварительная обработка — вот что воистину требовало немалого мужества. Но, махнул рукой Хэм, с голоду он не помрет.

Его оптимизм подогревали драгоценные стручки, покоившиеся в мешке: мысли о том, что нынешние опасные скитания вскоре сменятся известной независимостью и свободой выбора, которые дает богатство, компенсировали все настоящие и будущие лишения.

Ради этого он мог рисковать. Но как ни взбадривай себя, печальная статистика свидетельствовала о многочисленных случаях бесследного исчезновения людей. Никто так никогда и не узнает, какая участь постигла их, но в своих блужданиях по Сумеречной Стране Хэм навидался всякого: причиной гибели могли стать и споры грибка, и Джек-Хвататель, и разверзшаяся под ногами почва, и бесчисленные чудовища, словно выпрыгнувшие в либрационный коридор прямо из земных фильмов ужасов. А это, скорее всего, лишь малая часть уготованной планетой программы.

Словно в ознобе передернув плечами, Хэм снова устремился на запад, стараясь, по возможности, не заходить в растительные дебри. Мало того что передвижение через хитросплетение ветвей было весьма трудоемким процессом — там всегда существовала опасность разорвать комбинезон о шипы флоры или о зубы фауны.

Он старательно огибал густые заросли, откуда порой доносились до него душераздирающие вопли каких-то созданий. «Милые голоса» не вызывали желания более тесно познакомиться с их обладателями: он предпочитал отбиваться от стеблей Джека, поскольку тот хотя бы не мог бегать. Правда, вынужденные отклонения от прямой линии могли существенно увеличить намеченные двести миль, но одновременно возрастала и вероятность уцелеть.

Начался дождь, и поскольку Хэм находился в пути уже более шести часов, он решил использовать ненастье, чтобы отдохнуть и поесть. Он расположился на поляне, где — судя по отсутствию крупной растительности — недавно еще бушевала взбесившаяся грязь, плошкой зачерпнул воды из быстро заполнявшихся луж, отфильтровал ее и перелил в котелок.

Струи дождя не позволяли путникам развести костер, чтобы вскипятить воду, да и ни о каком сухостое не могло идти речи в Стране, буквально пропитанной водой. Но человек может приспособиться практически ко всему. Хэм бросил в кружку специальную таблетку, вещество которой при соприкосновении с водой вызывало бурную реакцию с выделением большого количества тепла. Вода почти тотчас же закипела. Подождав, пока от таблетки не останется и следа, Хэм накрыл котелок крышкой: не беда, что жидкость слегка отдавала химией, — главное, ее можно было пить.

Открыв жестянку с едой, Хэм приподнял забрало и быстро выхлебал ее содержимое. Затем с удовольствием попил воды, а остатки вылил в специальный герметичный карман. Из него внутри комбинезона шла трубочка, другой конец которой выходил непосредственно под забрало: теперь, при желании, можно утолить жажду, не рискуя стать жертвой венерианского грибка.

Спустя несколько минут после окончания дождя безопасная передышка кончилась: из банки с остатками пищи бурно полезла отвратительная черная плесень.

2

Продолжая утомительный путь на запад, вконец измотанный Хэм с радостью увидел неподалеку одиноко стоявшее дерево. Среди поселенцев оно носило название «Приятель», некогда придуманное ныне покойным исследователем Венеры Берлингеймом. Такое прозвище он дал этому представителю растительного мира за то, что тот не охотился на крупную дичь, ограничивая свои аппетиты разными мелкими тварями. Поэтому, безобидное для людей, оно часто давало им приют в своей кроне.

Хэм проворно взобрался на ствол и укрылся среди ветвей в удобной развилке. Пять часов крепкого сна восстановили силы, и отдохнувший Хэм снова обрел свой привычный оптимизм. Он осторожно освободился от облепивших его побегов, убедился, что никакая алчная пасть не притаилась под деревом и спрыгнул вниз. Перед тем как отправиться в путь, он дружески похлопал Приятеля по стволу, благодаря за привал.

Уже давно приютившее путника дерево растворилось в тумане, пару раз принимался идти дождь, и Хэм, втянувшийся в размеренный темп ходьбы, едва не пропустил показавшееся среди растительности белое пятно. Но, инстинктивно почувствовав опасность, он отбежал подальше и укрылся за каменистым выступом: из зарослей катился вал белой бесформенной массы.

Это было еще одно чудовищное порождение венерианской природы — живая протоплазма, сжирающая все на своем пути. Ее скопления встречались повсюду, размеры менялись от одной-единственной клетки до сообщества весом в несколько тонн. Ею руководил единственный инстинкт — голод, и, подчиняясь ему, она оставляла за собой лишь голую черную почву, покрытую омерзительной слизью, на которой тут же разрасталась плесень.

Она не упускала ничего мало-мальски съедобного: если краев этой отвратительной прожорливой массы одновременно касались какие-то привлекательные кусочки, она делилась на два потока и продолжала утюжить поверхность планеты, разливаясь иногда, словно рукава в дельте реки.

Механизм движения этого кошмара до сих пор оставался неясным, однако подчас его скорость достигала нескольких миль в час. Вот и теперь протоплазма катила мимо спрятавшегося Хэма со стремительностью, которой позавидовал бы профессиональный бегун. Это безмозглое создание было одним из самых жутких обитателей планеты. Уничтожить его смог бы только огненный поток сродни напалму, поскольку даже выстрел из бластера не ликвидировал все клетки одновременно: уцелевшие тут же воссоздавали утраченное.

Человек в защитном комбинезоне не представлял никакого интереса для «живого теста» — так прозвали протоплазму англичане, имея, по-видимому, в виду ее цвет и повадки. Непосредственная опасность заключалась в том, что слизистая масса, накрывшая неосторожного путника с головой, попросту душила его.

Хэм с трудом преодолел искушение разрядить в ползущую мимо него гадость свой бластер, но холодный рассудок пригасил несвоевременную горячность. Эта дрянь сейчас не угрожала ему, а вскидывать оружие следовало только при непосредственной опасности. Поступать иначе — и глупо, и дорого, поскольку при каждом выстреле сгорал алмазный заряд, энергия которого преобразовывалась в мощный испепеляющий световой поток. Кстати, он практически уничтожал и само оружие: после каждого выстрела приходилось заменять пострадавший от огромной температуры ствол.

Между тем последняя волна протоплазмы миновала укрытие Хэма, и тот выпрямился, чтобы оценить результаты деятельности прожорливого чудовища. Рассекая заросли надвое, с востока на запад пролегла ровная черная полоса обглоданного грунта, покрытого слизью. В некоторых местах уже начала появляться плесень — провозвестник того, что через несколько часов этот коридор вновь сомкнётся с окружающими джунглями.

Следовало спешить, чтобы воспользоваться неожиданным подарком судьбы, и Хэм с удовольствием зашагал по словно бы проутюженной дороге, зорко всматриваясь в зеленые стены по обеим ее сторонам. Но, похоже, лесные обитатели, устрашенные набегом протоплазмы, не спешили вернуться к месту ее пиршества, и в течение пяти часов Хэм не зафиксировал ни одного агрессивного выпада.

К этому времени путь перестал быть ровным и гладким: новая генерация растений лезла из почвы, и каждый стебель старался опередить соседа и, если возможно, уничтожить его. Колтун из трав уже мешал передвижению, и все же Хэм двигался значительно быстрее, чем при зигзагообразных метаниях от одного Джека-Хватателя к другому. Похоже, не ему одному пришла в голову мысль воспользоваться дорогой, проложенной потоком протоплазмы: навстречу стремительно двигался венерианец — подобный тем, у кого бродячий торговец выменивал зикстчил.

Это было странное существо на четырех коротеньких ножках с двумя руками, кисти которых напоминали садовые секаторы. Крупная голова казалась воткнутой прямо в коренастое тело, а на плоском круглом лице сияли загадочным блеском три глаза, расположенные на разной высоте относительно широкого безгубого рта.

Абориген передвигался прыжками, стремительно расчищая себе дорогу клацающими клешнями-секаторами. Хэм взмахнул рукой и произнес:

— Мо-орра!

Это слово на языке коренных жителей центрального Хотленда имело множество значений — от дружеского приветствия до угрозы и предупреждения об опасности. Кроме того, применение его в качестве существительного означало мир, войну, храбрость и даже страх.

Тот или иной смысл слову придавала интонационная окраска, а также выражение лица — особенно глаз. Если со звучанием слов еще худо-бедно можно было разобраться, то язык мимики оставался недоступным людям.

Эмоциональная окраска произносимого позволяла аборигенам обходиться всего парой сотен слов, однако механическое заучивание их не приближало человека к знанию языка: следовало вникать в тайное звучание речи, словно в загадочную космическую музыку. Вероятно, поэтому люди, обладавшие музыкальным слухом, скорее находили контакт с венерианцами.

Эту особенность местного языка земные филологи открыли сравнительно недавно, и теперь, вероятно, ряды исследователей пополнят профессиональные музыканты. То-то повеселимся, усмехнулся про себя Хэм, ожидая ответа на свое приветствие и вспоминая недавнюю встречу с протоплазмой.

Венерианец тем временем, видимо, анализировал услышанное, но, похоже, Хэм вложил в звучание слова правильный смысл, потому что тот наконец сказал:

— Мо-орра.

Затем снова надолго умолк, пристально вглядываясь в улыбающееся лицо человека. Вероятно, осмотр вызвал положительную реакцию аборигена, и он спросил:

— Оук?

Это слово имело меньшую смысловую нагрузку и касалось лишь сведений о конкретном собеседнике: кто он, откуда пришел и где его жилье.

Хэм указал на запад, изобразил одной рукой зигзагообразную линию, что должно было обозначать горы, и, показав другой как бы перелет через зигзаг, проговорил:

— Эрос. — Это слово, к счастью, имело одно-единственное значение.

Венерианец кивнул и взмахнул рукой-клешней в сторону запада.

— Керко, — сообщил он. Затем, убедившись, что Хэм его понял, снова запрыгал на восток, крикнув на ходу: — Мо-орра!

Среди множества значений слова «керко» одно обозначало «торговец» или «человек» — эти понятия для аборигенов были тождественны. Значит, где-то здесь поблизости объявилась живая душа с Земли, радостно подумал Хэм. Он поспешно отправился в путь по постепенно пропадавшей тропе, вспоминая, когда же в последний раз общался с себе подобными. Вышло — больше полугода назад! Все это время ему помогал коротать одиночество радиоприемник, да вот разверзшаяся почва позарилась и на него.

С каждой милей идти становилось все труднее и опаснее: в траве под ногами с визгом и шипением закопошились какие-то юркие существа, усилился шум и треск за плотными стенами зелени по краям тропы. Ее теперь обозначало лишь отсутствие крупных растений. Следующие пять миль показались Хэму вдвое длиннее, но наконец заросли поредели, и он вышел к месту недавнего грязевого беспредела: невысокая еще растительность давала довольно широкий обзор.

Примерно в четверти мили от себя он увидел металлический дом, поразивший его своими размерами — не иначе как трехкомнатный особняк. Обычное жилье бродячего торговца в Хотленде имело вид сравнительно небольшого ящика из гофрированного железа. Никому не приходило в голову возводить хоромы: во-первых, из-за общей ненадежности существования в этих краях, а во-вторых, вследствие дороговизны любых перевозок. Как известно, все грузы в Хотленд доставлялись из стационарных поселков с помощью ракет, а это удовольствие не относилось к разряду дешевых.

Когда он подошел к дому, то удивился еще больше: защитные шторы на окнах, конечно, тоже немалая роскошь, но самое невероятное — запертая дверь! Неписаный кодекс чести всех скитальцев Хотленда предусматривал свободный доступ в любое жилище, кто бы ни захотел им воспользоваться: подчас это бывало единственной возможностью спастись от смерти. Кроме того, гарантировалась полная неприкосновенность имущества хозяина хижины.

Этого правила свято придерживались и переселенцы с Земли, и местные жители. Случались, конечно, и стычки между людьми и аборигенами, иногда со смертельным исходом. Причиной всегда служила страсть к наживе. Но надо признать, что аборигены никогда не нападали из-за угла: они предпочитали честный поединок, всегда предварительно указывая, на что именно претендуют.

Хэм еще раз подергал дверь и, убедившись, что она действительно на запоре, сел возле нее, намереваясь во что бы то ни стало дождаться хозяина дома.

После часового ожидания он заметил движущегося к дому человека — тот шел, довольно сноровисто продираясь сквозь хаос стремительно вылезавших из болота трав. Хэм отметил невысокий рост, субтильное телосложение и явную молодость незнакомца. Когда тот оказался в непосредственной близости от дома, Хэм встал и приветливо поздоровался с ним. Ответом был лишь пристальный взгляд из-за забрала.

Пожав плечами, Хэм шутливо приложил ладонь к виску и лихо представился:

— Гамильтон Хэммонд, к вашем услугам, сэр! — Затем рассмеялся и добавил: — Друзья в шутку зовут меня просто Хэм.

В ответ прозвучал холодный хрипловатый голос, произносивший слова явно на английский лад:

— Я не силен в прозвищах, но если вы предпочитаете называть себя Окорок[1], то из-за различия весовых категорий мне, скорее всего, подошла бы кличка Косточка. А теперь отойдите от двери и дайте возможность мне наконец-то войти в дом.

Подобный прием озадачил и рассердил Хэма: в Хотленде люди всегда радовались, неожиданно встречая друг друга, а этот задавака-англичанин устроил ему целую отповедь!

— Вы на удивление гостеприимны! — ехидно заметил Хэм и услышал в ответ:

— Напротив! Я терпеть не могу непрошеных гостей! И вообще, что делает американец на английской территории, хотелось бы мне знать. У вас есть пропуск?

— О! Это что-то новенькое. Должно быть, вы таможенный инспектор, а я — то и не знал, — насмешливо растягивая слова, проговорил Хэм.

— Зато я знаю, кто вы, — вызывающе произнес его собеседник. — Вы — браконьер и должны немедленно оставить английский сектор.

Хэм гневно прищурил глаза.

— Кем бы вы меня ни считали, я прежде всего человек, а люди обязаны помогать друг другу. Мне сейчас необходим отдых и еда в нормальных условиях, и — согласны вы или нет — я это получу. Открывайте дверь! — И Хэм шагнул в сторону от входа, уступая незнакомцу путь к дверному замку.

В ту же секунду он оказался под дулом пистолета.

— Если вы попытаетесь войти, пеняйте на себя! — решительно проговорил англичанин.

— Да ладно, опустите оружие, — словно примиряясь с очевидным, сказал Хэм. — Я просто хотел пообедать с комфортом. — И он с преувеличенным смирением отступил еще на один шаг.

— Бродягам для комфорта достаточно и дождя, — резко сказал незнакомец и перевел взгляд на дверь.

В ту же секунду быстрым движением ноги Хэм ударил по дулу пистолета, и тот, кувыркаясь в воздухе, перелетел через голову ошеломленного англичанина и исчез за кустами. Потом, прыгнув вперед, он словно клещами сжал запястье потянувшейся было за бластером руки противника и вывернул ее за спину.

Завладев и бластером, Хэм приказал англичанину немедленно впустить его в дом. Тот молча кивнул и принялся возиться с замком, по-видимому, не в состоянии быстро набрать шифр кода. Хэм вспомнил, как ощутил под своими пальцами тонкие кости хрупкого запястья, и подивился тому, что такой хилый парень способен выпендриваться перед более сильным противником. Тем временем хозяин дома благополучно справился с замком, дверь отворилась, и они вошли внутрь.

Обстановка комнаты поразила Хэма — вместо привычных разнокалиберных ящиков здесь стояла не только настоящая удобная мебель, но и полки с книгами, снабженные специальной защитой от вездесущей плесени. Да и само помещение оказалось прекрасно приспособленным к местным условиям: как только за ними закрылась дверь, тут же включились фильтры очистки воздуха и раздалось шипение автоматически распылявшихся дезодораторов. Наконец на табло над дверью высветилось слово «чисто».

Хэм шагнул к ближайшему стулу, сел и положил на стол конфискованный бластер. Затем он поднял забрало, развязал мешок и достал очередную жестянку с едой. Англичанин, все так же стоя у двери, молча следил за его манипуляциями. Мельком взглянув на него, Хэм принялся открывать банку и, увидев, что на поверхности не появилось ничего подозрительного, кивнул хозяину:

— Присоединяйся, парень! Еда еще никому не вредила. — Но поскольку тот даже не шелохнулся, Хэм удивленно поднял голову. — Ну и ну! Ты, похоже, решил спрятаться в Хотленде. Здесь много таких, но я не полицейский шпион, так что не стесняйся! — Парень продолжал молчать. — Ну как знаешь.

Хэм быстро прикончил содержимое банки и тоже водрузил ее на стол, возле бластера. Сытый и довольный, он откинулся на спинку стула и спросил у неподвижной фигуры:

— Ну а имя-то у тебя есть? Или это тоже тайна?

Впервые после того, как они вошли в дом, раздался голос англичанина:

— Я Пат Берлингейм.

— Придумай что-нибудь поскромнее, остряк, — рассмеялся Хэм. — Я хорошо знал Патрика Берлингейма. Это был великий человек — отважный, щедрый на добро, надежный и обаятельный. Я уж не говорю о его энциклопедических знаниях. Мир много потерял после его смерти. Так что не поминай всуе его имя, парень.

— Неплохая эпитафия, что и говорить, — кивнул головой его собеседник. — Приятно слышать, как тепло отзывается о моем отце бродяга-янки.

— Ты бессовестно громоздишь одну ложь на другую, — возмутился Хэм. — У Берлингейма не было сына, только дочь, хотя… — Хэм подумал о странном голосе англичанина и с досадой треснул себя кулаком по колену. — Поднимите забрало, мисс.

— Что поделать? Придется.

Теперь голос звучал серебряным колокольчиком — без напускной хрипотцы и натужных низких нот. Да и лицо, скрывавшееся до сих пор под забралом, оказалось ему под стать: идеальный овал, безукоризненные черты, огромные серые глаза, ясность которых портили сурово нахмуренные брови.

Хэм, в погоне за призрачным богатством ставший после окончания университета следопытом и охотником, не мог простить себе подобную промашку. Единственное объяснение своей близорукости он видел именно в самом невероятном факте — в появлении девушки в Хотленде.

— Примите мои извинения за причиненные неудобства, — привстав со стула и стараясь быть изысканно вежливым, проговорил Хэм. — Но что, скажите на милость, может привлечь в этот ад женщину? И не говорите мне, что вы пленились неземной красотой местных аборигенов, — не сумел он удержаться от язвительного замечания.

— В отличие от всяких бездельников и авантюристов, я здесь по долгу службы, — все так же не расположенная принять шутку, ответила девушка. — Я — биолог и намерена составить каталог флоры и фауны Хотленда, поскольку благодаря отцу больше других знакома с этим вопросом. Я не старалась ввести вас в заблуждение, когда назвалась Патрицией Берлингейм, это так и есть.

Только сейчас Хэм заметил, что в соседней комнате оборудована лаборатория: на оцинкованном столе стоял и какие-то приборы, а стеллаж заполняли небольшие контейнеры с наклейками.

— И все равно это безумное предприятие. Даже удивительно, что власти разрешили подобную авантюру! — не сдавался Хэм.

— По-видимому, они не приняли в расчет возможные нападения браконьеров, — произнесла Пат, и язвительная улыбка искривила ее губы.

— Пусть вас больше не волнует это: я ухожу.

С этими словами он решительно встал, прихватив с полу мешок, и поднял руку, чтобы опустить забрало. Этих мгновений хватило на то, чтобы в руке Пат вновь блеснуло оружие. «Интересно, — подумал Хэм, — каков же арсенал этого биолога? Может, где-нибудь под столом упрятана и ракетная установка? Ну что за ученые дамы нынче пошли!» Так и не опустив забрала, он вопросительно уставился на девушку.

— Счастливого пути, мистер Хэммонд, — держа его на мушке, произнесла Пат. — Однако ваша добыча останется здесь. Будьте добры выложить зикстчил из мешка и — скатертью дорога! Постарайтесь начать честную жизнь, а не браконьерить в чужих угодьях!

Не выпуская из рук свой багаж, Хэм снова основательно устроился на стуле.

— Вот что, девушка, — начал он необычайно серьезным тоном. — Все, что у меня было, я вложил в эту экспедицию за стручками. Удача улыбнулась мне — и теперь, если выйду сухим из воды, я действительно брошу этот опасный промысел. Выбирайте: либо я ухожу отсюда вместе со своим богатством, либо вы убиваете меня, потому что по доброй воле я добычу не отдам. Неужели вы и вправду думаете, что можете запугать меня? — Он невесело усмехнулся. — Я слишком дорогой ценой заплатил за будущее благополучие, а без него моя жизнь не стоит ни цента. Я все сказал. Теперь слово за вами или… за вашим пистолетом.

В доме нависла тишина. В напряженном молчании прошло несколько минут. Наконец Пат подошла к столу и положила пистолет возле бластера.

— Немедленно уходите, — тихо, но твердо проговорила она.

— Рад был познакомиться, — отвесил он насмешливый поклон и направился к двери, на ходу поправляя наголовник комбинезона. В этот момент его настиг панический вопль: он оглянулся и увидел, что девушка застыла у окна, ее поза выражала безмерный ужас. Хэм мгновенно оказался возле Пат, и та безмолвно указала на происходящее за окном: на дом наползала белая змея протоплазмы. Словно приливная волна, она облизала стены дома, потом слегка откатилась назад и, разделившись на два потока, обтекла препятствие, вновь сомкнувшись за ним в единое всепоглощающее месиво.

Оцепенение Пат прошло — она снова была собранна и решительна.

— Немедленно опустите забрало, — приказала она, одновременно защелкивая собственную маску и указывая — для пояснения своих действий — в сторону стены, только что соприкоснувшуюся с «живым тестом».

Автоматически выполнив приказ, Хэм взглянул в указанном направлении и обмер — такое ему еще не приходилось видеть. Миллионы капель пищеварительных соков, порожденных омерзительной слизью, уже принялись растворять металл, постепенно превращая прочные плиты в нечто напоминающее сито. Сквозь булавочные проколы тут же проникли споры грибка, и плесень принялась пожирать остатки пищи в банке, медленно расползаясь по столу.

Великолепный дом был обречен на скорое уничтожение.

Хэм заставил себя оторвать взгляд от еще одного примера безумной всеядности, царившей на планете, и посмотрел на Пат.

— Торжественно принимаю вас в армию бездомных, — с насмешливым пафосом произнес он. — У меня тоже был дом, но его поглотила грязевая бездна.

Она протестующе взмахнула рукой.

— Американцы всегда отличались легкомыслием — ставили дома где попало, вместо того, чтобы вначале выбрать безопасное место. Здесь, например, под почвой каменный монолит, и дом установлен на сваях, идущих до его поверхности, — запальчиво сказала Пат.

— Ну и какая разница? Мой дом утонул, а ваш вскоре съедят. Результат, в сущности, один и тот же. И что же теперь вы собираетесь предпринять?

— Пусть мои проблемы вас не беспокоят, — надменно ответила Патриция. Но, понимая, что холодность не избавит ее от назойливых вопросов, скупо пояснила: — Эта биологическая станция основана на средства Королевской Академии, куда я ежемесячно отправляю отчеты с прилетающим сюда челноком. Его экипаж поможет мне… Ой, у меня начисто отшибло память!..

Она в растерянности сжала руки.

— Значит, все-таки есть проблемы, — понимающе кивнул Хэм. — Не стесняйтесь, выкладывайте!

— Я вспомнила, что челнок совсем недавно был здесь, — нехотя призналась девушка. — Но ничего. Подожду.

— Да вы хоть представляете, что значит в течение месяца торчать в этом кошмаре? — возмущенно повысил голос Хэм. — У вас не будет даже крыши над головой!

Он в сердцах пнул стену, над которой неустанно трудилось поднимающееся словно на опаре «тесто», и на месте удара тотчас образовалась дыра. И поскольку девушка продолжала упрямо молчать, Хэм продолжил:

— Через десять дней начнется лето, а с ним — семидесятиградусная жара. Ни один человек не сможет выжить при такой температуре. И вы не исключение. Так что к прилету челнока от вас и ваших амбиций останется один пшик!

— Как вы смеете так говорить со мной? — воскликнула Пат. — Я не нуждаюсь в поучениях бродяги-янки!

— И все-таки придется прислушаться к мнению опытного человека, милая барышня, — насмешливо выговорил Хэм, но тут же серьезно принялся излагать свой план: — Вам следует немедленно собрать все необходимое и отправиться со мной на запад. — Пат возмущенно вскинула голову, но Хэм неумолимо продолжал: — До конца зимы мы доберемся до Фрэшленда — там хотя бы есть шанс уцелеть. А оттуда рукой подать до Эроса.

Закончив свою тираду, он вопросительно взглянул на девушку. Та молча принялась собирать походный мешок, засовывая внутрь необходимые в дороге предметы, в том числе и лежавший на лабораторном столе толстый блокнот с записями. Сняв с крюка у двери пару грязеходов, Пат обернулась к американцу.

— Что ж, надо идти. Но лично я отправляюсь в Венобль, — проговорила она, так и не смягчив вызывающего тона.

— Безумная затея! — воскликнул Хэм. — Это же двести миль к югу, да еще придется преодолеть горный хребет!

— Зато там я буду среди своих! — отрезала Пат и шагнула за порог.

3

Глядя сквозь открытую дверь, Хэм увидел, что девушка, прислушавшись все же к голосу разума, направилась не на юг, как заявила в запальчивости, а на запад — к Фрэшленду. Поскольку и он стремился туда же, ему не оставалось ничего иного, как последовать за ней. Она демонстративно игнорировала его присутствие, и поэтому раздосадованный Хэм не стал навязывать ей свое общество, шагая ярдах в сорока позади упрямицы.

Однако сюрпризы Хотленда, подстерегавшие путника на каждом шагу, заставили его отвлечься от личных переживаний и сосредоточить все внимание на дороге. Он старался придерживаться «шоссе», проложенного белесой протоплазмой после нападения на биологическую станцию Пат, и поэтому основную опасность сейчас составляли плети Джека-Хватателя.

Невольно задерживая взгляд на хрупкой фигурке впереди, Хэм с удивлением отметил, как непринужденно ведет себя девушка в необычных условиях этого мира — словно исконный житель Венеры.

Внезапно он вспомнил, что дочь Патрика Берлингейма родилась здесь, в Венобле, и лишь спустя восемь лет впервые оказалась на Земле, поскольку получить образование на Венере можно было лишь весьма специфическое. Несмотря на то что самому Хэму тогда только что исполнилось тринадцать, он прекрасно помнил, какую шумиху подняли газеты по этому поводу: «Основатель Венобля отправил дикарку-дочь в самый престижный Королевский Колледж!» Простые арифметические выкладки позволили Хэму определить и нынешний возраст заносчивой пигалицы — всего-то двадцать два.

Следуя друг за другом, они шли уже не менее трех часов, когда Патриция внезапно остановилась и, круто повернувшись к Хэму, потребовала оставить ее в покое:

— Я не нуждаюсь в провожатых! — гневно выкрикнула она. — Мне отвратительно ваше назойливое преследование!

— Успокойтесь, мисс, — стараясь сохранить невозмутимость и спокойствие, проговорил Хэм. — У меня и в мыслях нет навязываться вам: я просто выбираю более удобный путь.

— Если вам так удобнее, можете считать, что меня здесь и вовсе нет. — Возмущенно фыркнув, она отвернулась и быстро зашагала прочь.

Их молчаливый тандем продолжал свой путь на запад еще пару часов, когда размеренное движение людей неожиданно остановила забулькавшая под ногами почва. При первых же признаках опасности они сунули ноги в лодочки грязеходов и двинулись дальше, стараясь не попадать под падающие в кипящее месиво стволы. И снова Хэм убедился, насколько девушка сноровистее его: там, где он использовал силу, она применяла ловкость.

Легко двигаясь вперед, Пат намного опередила своего тяжеловесного спутника и вдруг резко остановилась. Хэм подумал о неразумности подобного поступка, но неожиданно понял, что с девушкой случилась беда: она отчаянно старалась сохранить равновесие, стоя на одной ноге. Хэм заторопился к ней на помощь и вскоре понял, что произошло. Ремешок правого грязехода, по-видимому лопнул или расстегнулся, и жижа мгновенно проглотила лодочку. Теперь девушку держал на поверхности только левый башмак, но грязевые языки уже жадно вылизывали верхнюю часть бортов.

Не теряя времени на выяснение отношений, Хэм слева подошел к девушке и положил ее руку себе на плечо. Почувствовав, как пальцы судорожно вцепились в ткань комбинезона, он нагнулся и расстегнул ремешок уже нахлебавшейся грязи лодочки, готовой исчезнуть в жадной пучине.

Не обращая внимания на слабые протесты Пат, он обхватил пальцами тонкую талию и мощным рывком вверх выдернул девушку из грязевой ловушки. Не ослабляя хватки, лишь чуть изменив движение рук, он перекинул легкое тело через плечо и тотчас попытался сдвинуться с места.

За те несколько секунд, которые длилось спасение, его грязеходы основательно погрузились в бурлящую жижу, однако та плескалась еще снаружи — хотя до верхнего края оставалось совсем немного.

Наконец ему удалось протащить по чавкающей поверхности сначала одну ногу, а потом и другую, и он медленно зашаркал по болоту, стараясь двигаться как можно осторожнее. Несмотря на то что гравитация Венеры составляла всего три четверти земной, идти с дополнительным грузом оказалось не так уж просто. В свою очередь Пат, казалось, даже не дышала, чтобы случайным движением не нарушить необходимого им обоим равновесия.

Наконец Хэм почувствовал, что ступил на прочный грунт. Он остановился и позволил девушке соскользнуть с его плеча. Глядя, как ее спаситель отстегивает грязеходы, она первой нарушила молчание:

— Вы поступили необычайно благородно, я весьма тронута. — Чувствовалось, что она с трудом преодолевает барьер недоброжелательности. — Вы заставили меня изменить мнение об искателях наживы… хотя бы о некоторых.

— Не стоит благодарности, — махнул рукой Хэм. — Просто сделайте из этого вывод, что нельзя ходить в одиночку, тем более сейчас, когда ваши грязеходы где-то на пути к моему дому.

Но Пат не была расположена так легко согласиться с ним.

— Новые лодочки я могу выдолбить из любого поваленного ствола, — с отзвуком прежней запальчивости проговорила Пат.

— Не сомневаюсь, — усмехнулся Хэм. — Да только вряд ли успеете с этим рукоделием до лета, а там конец и долбежке, и вам.

Пат скупо улыбнулась и кивнула.

— Ладно, считайте, что убедили, — сказала она и тут же добавила: — Но моя конечная цель остается прежней — Венобль, а с вами я иду лишь до Гор Вечности.

Хэм только пожал плечами, и они снова тронулись в путь. На этот раз Пат не демонстрировала свою враждебность к американцу, и, хотя они почти не разговаривали, чему и так мало способствовал далеко не романтический пейзаж Хотленда, их отношения перешли теперь в стадию долгосрочного перемирия.

Пат оказалась хорошим попутчиком. Вероятно, детство, проведенное в этих неласковых местах, на всю жизнь оставило приобретенные тогда навыки. Она безошибочно отыскивала самые безопасные тропы, легко парировала выпады Джека-Хватателя и не бралась напрасно за оружие, когда за стеной зелени раздавалось мерзкое клацанье чьих-то челюстей: поскольку кем-то уже закусывают, вероятно, рассуждала она, значит, едоку не до человека.

Когда начался очередной дождь, они решили перекусить, и Хэм, первым справившийся с трапезой, предложил спутнице устроить более основательный привал. Получив согласие Пат, он отправился на поиски Приятеля и, заметив подходящее дерево, остановился, чтобы подозвать девушку. В этот момент послышался ее отчаянный крик:

— Назад! Это фарисей!

Мгновенно отшатнувшись, Хэм услышал, как, рассекая воздух, в дюйме от него просвистел прочный, словно стальная проволока, прут. О таких деревьях Хэм только слышал, но до сих пор ни разу не встречал: это была редкая на Венере разновидность хищника, который в результате какой-то извращенной эволюции принял облик безобидного растения. В отличие от Джека-Хватателя, он сначала убивал жертву, рассекая ее страшным ударом прута, а уже потом затаскивал в крону, чтобы полакомиться свежатинкой. Что ж, у каждого, в сущности, свой вкус.

Решив по-свойски угостить злодея, Хэм прострелил его черный ствол. Из образовавшегося отверстия поползла омерзительная жижа, на которой тут же зашевелились комья плесени: с фарисеем было покончено.

Обернувшись к подбежавшей девушке, Хэм тронул ее за плечо и, поймав напряженный взгляд серых глаз, проговорил:

— А ведь вы сейчас спасли меня, барышня!

— Значит, теперь мы квиты — и больше никто ни от кого не зависит! Вот так-то, бродяга-янки! — удовлетворенно проговорила она: груз благодарности явно тяготил ее.

Это приключение не помешало им наконец спокойно заснуть, устроившись в ветвях отысканного вскоре Приятеля.

После этого случая миновало еще три дня. К счастью, путники больше не попадали в грязевые разливы: то ли горячие подземные потоки здесь протекали достаточно глубоко, то ли граница ненадежного грунта осталась наконец позади. Зато несколько раз пришлось поспешно уступать дорогу извивающимся змеям протоплазмы, да бесчисленные жующие твари так и норовили отхватить кусочек, напрыгивая из травы на шагавшие ноги или сваливаясь на плечи со свисающих ветвей.

Как-то им встретилось еще одно редкостное для этих мест существо, напоминавшее гигантского кенгуру. Хэм давно заметил, что многие создания на Венере — от аборигенов до последней козявки — предпочитают передвигаться прыжками. Вряд ли такое явление можно было бы объяснить особенностями гравитации, но факт оставался фактом. Вот и это животное использовало для гигантских прыжков мощную единственную ногу. Его страшным оружием был длинный заостренный клюв, легко пронзавший жертву — словно шампур кусочки мяса.

Когда из джунглей прямо на путников неожиданно выпрыгнуло это чудовище, Хэм, не успев прицелиться, просто наудачу пальнул в его сторону. Животное отпрянуло, и Патриция, воспользовавшись паузой в нападении, наповал уложила зверя.

Но как ни была опытна и хладнокровна дочь Берлингейма, смертельной опасности не смогла избежать и она, попав в замаскированную петлю, которую Джек-Хвататель расстелил в густой траве. Мгновенно схваченная деревом, Пат беспомощно повисла в его кроне головой вниз. Только меткий выстрел Хэма, сумевшего перерубить аркан, позволил ей отделаться лишь ушибами от падения.

Иными словами — путешествие по Хотленду вряд ли окончилось бы для них благополучно, не подстраховывай они друг друга. Оба прекрасно понимали это, но их отношения по-прежнему отдавали холодом, особенно со стороны Патриции. Поэтому Хэма удивляли украдкой брошенные в его сторону задумчивые взгляды, которые он замечал, когда ее лицо не скрывала маска. Это смущало и тревожило его: по правде говоря, Хэм постоянно ожидал от нее каких-нибудь каверз — и вскоре случилось нечто, подтвердившее его худшие опасения.

На четвертый день пути они почувствовали, что встречный ветер заметно посвежел — и теперь, пожалуй, только один переход отделял их от конца пути. Решив проверить свои выводы, Хэм оторвал ветку с ближайшего дерева и стал рассматривать излом. На нем медленно, как бы нехотя, образовался незначительный слой плесени — верный признак недалекого уже Фрэшленда.

А это означало также, что вскоре можно будет дышать полной грудью, потому что при температуре воздуха ниже тридцати градусов споры венерианского грибка становились нежизнеспособными, и, наконец-то сбросив комбинезон, ощутить всем телом долгожданную прохладу. Эти мысли приятно будоражили путников, когда они устроили в кроне гостеприимного Приятеля свой последний привал.

Радостное предвкушение недалекого конца опасных скитаний не оставило Хэма и после того, как он проснулся. Но, взглянув на спящую в зеленом коконе Пат, он слегка сдвинул брови при мысли о том, что для упрямой дочки Берлингейма испытания еще далеко не завершены: ей предстоял рискованный бросок сквозь Большой хребет Гор Вечности. Хэм с досадой покрутил головой, но подумал, что пока еще есть время попытаться переубедить девушку, и решил собираться в дорогу.

Он осторожно отцепил от комбинезона бесчисленные побеги, до которых смог дотянуться лежа, затем сел — и освободил ноги. Готовясь спрыгнуть вниз, он снял с сука свой мешок и… сердце его сжалось: мешок оказался открытым, а поверх дорожного скарба валялась прежде спрятанная на самом дне сумочка, в которой он хранил драгоценные стручки. Она была совершенно пустой!

Его яростное рычание разбудило Пат. Заметив, что глаза девушки открылись, он потребовал объяснений, с трудом подавив желание пустить в ход кулаки. Она, насмешливо улыбаясь, ткнула пальчиком вниз: там, возле основания ствола, копошились свежие комья плесени.

— Я всего лишь конфисковала и уничтожила добычу браконьера, — твердо глядя ему в лицо, проговорила Патриция. — То, что принадлежит Британии, должно остаться на британской территории. Это справедливо.

— И вы еще толкуете о справедливости! Да разве справедливо исподтишка убивать людей? — с трудом проталкивая слова сквозь сведенные судорогой губы, проговорил Хэм. — А теперь на вашей совесть есть и это!

Пат отшатнулась — такая скрытая боль и ярость отчаяния прозвучали в тоне его слов.

Хэм между тем завязал мешок, перекинул его за спину и спрыгнул вниз.

— За ваш поступок вы достойны смерти, — произнес он, подняв голову к девушке. — Но не я стану ее причиной. Она неизбежно настигнет вас в горах, и в свою последнюю минуту подумайте о том, что вы сделали со мной.

Он резко повернулся и зашагал на запад, невольно унося в памяти облик прекрасной девушки с куском льда вместо сердца. Он ни разу не оглянулся — даже когда услышал позади ее отчаянный вопль:

— Остановись, глупец! Подожди меня!

Местность, ведущая к предгорьям, постепенно повышалась. Все еще не остыв от гнева, Хэм не мог думать, как в дальнейшем сложится его судьба. Все это время нацеленный на путь до Эроса, он решил и теперь ничего не менять в своих планах, и лишь потом — если не сгинет в пути — на холодную голову рассмотреть эту проблему.

Постепенно привычный ритм движения утишил боль: она опустилась куда-то на дно души, словно осадок в чашке кофе. И тогда он смог без ярости подумать о вероломной попутчице, оставшейся наедине с окружающим миром. Конечно, она далеко не новичок, но в случае, например, грязевого катаклизма вряд ли сможет уцелеть. Эта мысль заставила его резко остановиться и посмотреть назад.

То, что он увидел, невольно умилило его: далеко внизу следом за ним пробиралась хрупкая фигурка с явным намерением догнать его — так поспешны и резки были ее движения. Однако вспомнив, что в предгорьях уже не стоит опасаться всепоглощающей грязи, он заставил себя отвернуться и снова упрямо устремился к горам.

Тем временем дорога становилась все круче и труднее, и когда он снова обернулся, чтобы высмотреть Пат, ее уже не было видно: вероятно, затяжной подъем оказался для нее серьезной преградой.

Между тем перед Хэмом замаячили новые трудности. Реки, которые в Хотленде, пронзив гелевые почвы, превращались в подземные потоки, здесь, вблизи Фрэшленда, струились по каменистым ложам, и следовало задуматься об их форсировании. До сих пор такой проблемы не возникало: русла рек тянулись строго с запада на восток и не мешали путникам. Однако при повороте на север — к Эросу — они становились серьезным препятствием не столько вследствие быстрого течения, сколько из-за прожорливых обитателей подводного мира.

Размышляя о том, что каждый раз придется или изготавливать плот, или — если поток не широкий — валить деревья для моста, Хэм едва не закончил свое путешествие под многотонной массой протоплазмы. Гора слизи внезапно оказалась перед ним, когда он огибал по безопасной траектории очередного Джека-Хватателя. Искать спасения в бегстве было уже поздно, и Хэм выхватил бластер.

Смертоносный луч, вырвавшийся наружу с невыносимым ревом, принялся выжигать накатывавшийся на Хэма чудовищный вал, разрывая его в пульсирующие клочья. Вскоре на всем пространстве от стены джунглей до Джека-Хватателя ползали лишь небольше комья «живого теста», пожиравшие друг друга.

Воспользовавшись тем, что путь наконец освободился, Хэм миновал опасный участок и остановился, чтобы подготовить бластер к новому выстрелу. Заглянув в мешок, он с сожалением увидел, что остался один-единственный заряд. Пожав плечами, он вспомнил, как, собираясь в экспедицию на Венеру, экономил буквально на всем — в том числе и на оружии, и теперь… но тут же запретил себе возвращаться к этой теме, хотя бы до прибытия в Эрос.

Шагая по берегу, вдоль журчащей по камням речки, Хэм наконец достиг плоскогорья. Здесь хозяйничали свежие ветры с Ледяной Стены, по-видимому, «сдувшие» своим дыханием ненасытных обитателей планеты с поверхности почвы под воду. Не стало и деревьев-хищников: лес утратил свои агрессивные замашки и позволял Хэму беспрепятственно двигаться между стволами.

Поднявшись по гигантским каменным ступеням на скальный уступ, Хэм остановился и окинул взглядом широкую, заросшую лесом долину, куда привел его один из рукавов речной системы. С обеих сторон ее обрамляли горные цепи, уходившие далеко на запад, — это и были Малый и Большой хребты Гор Вечности. За правой, более низкой грядой находился Эрос, а левое нагромождение неприступных вершин скрывало Ве-нобль.

Казалось, ни одно живое существо не в состоянии преодолеть подобные препятствия, но Хэм хорошо запомнил те опасные горные тропы, которые все же помогут ему перебраться через Малый хребет. Он слышал также, что легендарный Патрик Берлингейм отыскал путь и сквозь Большой хребет, но, кроме него, никто так и не рискнул ходить этой Дорогой Безумца — как поселенцы с Земли прозвали извилистое ущелье, пересекавшее гигантскую горную цепь.

Хэм знал, что Горы Вечности далеко на западе упираются в Ледяную Стену и, возможно, уходят на ночную сторону планеты. Та часть, где хребты пересекали границу полушарий, угадывалась по сполохам огня, которые почти непрерывно прорезали клубящийся мрак грозовых туч: именно там сталкивались воздушные потоки двух враждующих стихий — огня и льда.

Полгода, проведенные в непрерывной борьбе с бесконечными каверзами, на которые так изобретателен Хотленд, заставили Хэма почти позабыть о величественной красоте Фрэшленда, и теперь он с наслаждением снова открывал для себя дикое очарование невероятных гор и шумных водных потоков, радуясь даже отголоскам не стихавшего ни на миг урагана. Он почувствовал, что капризная природа Венеры уже принялась врачевать его истерзанное сердце, и понял — утрата добытого им сокровища и предательство сероглазой красавицы вовсе не означают крушение всех надежд.

Словно сбросив с души невероятную тяжесть, Хэм легко сбежал с каменного выступа, решив — после краткого отдыха — начать восхождение на Малый хребет. Устраиваясь в кроне первого же подходящего для сна дерева, он отчетливо вспомнил горькое расставание со своей случайной попутчицей, и впервые без ненависти, а скорее с состраданием подумал о вероломной девчонке.

То, что собралась предпринять Патриция, вполне соответствовало названию ущелья: вот уж воистину надо сойти с ума, чтобы в одиночку вступить на Дорогу Безумца. Возможно, это было проявлением невероятной гордыни и какой-то патологической ненависти к американцам, но уж никак не крайняя необходимость: связаться со своими она могла и из Эроса. Во всяком случае, Хэм не понимал, что заставило ее сделать подобный выбор. Так и не придя ни к какому выводу, он блаженно растянулся на гибких ветвях природного гамака и — впервые после начала экспедиции — заснул, не опуская забрала.

Внезапно что-то нарушило его сон: Хэму почудился далекий зов. Решив, что это скорее всего шалости горного ландшафта, он все лее осторожно раздвинул ветви, обшарил взглядом округу и несказанно удивился: далеко внизу двигалась в его сторону знакомая фигурка.

В первый момент он не поверил глазам: как смогла девушка обнаружить его следы, если любые признаки чьего-либо пребывания мгновенно исчезали под переплетениями непрерывно растущих трав. Но потом понял, что его «выдал» оглушительный рев бластера: вряд ли в этой пустынной местности мог оказаться кто-нибудь еще.

Между тем она снова выкрикнула его имя, и Хэм изумился, что Патриция все-таки запомнила его: во время вынужденного сотрудничества она предпочитала презрительно называть его «янки» или попросту молчать. При виде девушки вновь дала о себе знать былая обида, и Хэм постарался ничем не выдать своего присутствия.

Патриция еще пару раз позвала его и, не получив ответа, остановилась всего в нескольких ярдах от его дерева: Хэм ясно увидел огорченное выражение ее лица, больше не скрытого забралом. Некоторое время она напряженно прислушивалась, но затем, решительно сжав губы, устремилась в сторону Большого хребта к тому месту, где смутно угадывался проход на Дорогу Безумца.

Когда деревья скрыли ее от Хэма, он спрыгнул из своего укрытия и, досадливо махнув рукой, круто повернул к северу, стараясь как можно быстрее добраться до Малого хребта. Но чем ближе громоздились перед ним каменистые отроги, тем замедленнее становились шаги путника — и не потому, что его страшил предстоящий путь через горы: он думал о той, которую оставил позади.

Если бы не внезапное появление девушки, Хэм постепенно избавился бы даже от мыслей о ней… Во всяком случае, постарался бы… Но сейчас он все еще слышал голос Пат, произносивший его имя. В сущности, это был зов о помощи: чем иначе объяснить огорчение на ее лице и горестно опущенные плечи? Он осуждал ее за вероломство, но разве сам не платил ей теперь той же монетой?

Недовольный собой, он шел все медленнее и медленнее, пока не остановился вовсе. Уж коли он не смог отговорить девушку от безумного шага, то должен предложить ей свою помощь — хотя бы в память о Патрике Берлингейме! Да и время ли сейчас думать о личных амбициях, когда на кон поставлена человеческая жизнь! И Хэм торопливо зашагал на юг.

Он не боялся, что не отыщет Патрицию, хотя та, вероятно, уже намного опередила его: Фрэшленд не столь ревниво скрывал свои тайны, как его знойный сосед. Чтобы сократить расстояние, Хэм решил идти не строго на юг, а несколько отклоняясь к западу, чтобы попытаться перехватить Пат у входа в ущелье. Он помнил, как она углубилась в лес по более удобному пути — вдоль речного потока, и предположил, что девушка повернет на юг, лишь достигнув отрогов Большого хребта.

Но, вероятно, мысль о более рациональном направлении пришла и Пат: об этом рассказали Хэму следы девушки, которые он обнаружил, добравшись до реки. Там Патриция перебралась на другой берег, причем мостом ей послужил нависший над водой сук довольно крупного дерева. Не долго думая, Хэм воспользовался той же переправой и по едва заметным признакам догадался, что от реки Пат ушла на юго-запад.

Теперь Хэм двигался довольно медленно, стараясь не пропустить малозаметные опознавательные знаки, оставленные идущим впереди человеком: примятую траву, сломанную ветку, отпечатки обуви на открытых участках грунта. Обнаружив место, где Пат устроила привал, чтобы перекусить, он внезапно ощутил зверский голод — и последовал ее примеру.

Однако душевные терзания, беготня по лесу сначала в одну сторону, потом в другую, а теперь еще и утомительное «выслеживание дичи» настолько доконали Хэма, что после еды он решил немного подремать. Он не опасался, что упустит девушку: если на равнине она двигалась существенно быстрее Хэма, то на горных тропах ее сноровка уступала его выносливости. Сбросив опостылевший комбинезон и оставшись в рубашке и шортах, Хэм с наслаждением растянулся на траве, не опасаясь проснуться в чьем-то желудке: гарантией безопасности служил свежий ветер Фрэшленда.

После спокойного пятичасового сна, Хэм с новыми силами устремился вслед за девушкой, справедливо полагая, что и ей наверняка потребовался не менее длительный отдых. Местность продолжала повышаться, чаще встречались выступающие из почвы округлые валуны, а затем лиственный лес сменили колоннообразные стволы, увенчанные огромными цветами невероятной раскраски. Но постепенно исчезли и они.

Теперь — вплоть до вертикальных стен Большого хребта — громоздились лишь каменные осыпи, на которых не осталось ни клочка травы. Суровую картину предгорья оживляли удивительные птицы — словно ожившие цветы с гигантских гладких стволов, оставшихся позади. Лишь по аналогии с земной природой Хэм назвал эти существа птицами: они скорее напоминали разноцветных бабочек, если бы среди тех, конечно, существовали особи с орлиным размахом крыльев. Однако с птицами их роднило мелодичное пение, а также то, что кормом им служил не нектар несуществующих цветов, а банальные червячки, которых эти «бабочки» с аппетитом выклевывали из-под камней.

Хэм больше не находил следов Пат — камни самый ненадежный союзник следопыта, — но продолжал упрямо двигаться к горной гряде. Он старался как можно точнее воспроизвести в памяти все, что слышал когда-то о том, по каким признакам можно распознать вход в ущелье. Наконец он припомнил, как Берлингейм упоминал о двух остроконечных скалах, отдаленно напоминавших пирамиды, они, словно стражи, высились по обе стороны от узкой щели каньона.

Внимательно оглядев неприступные склоны хребта, Хэм увидел далеко справа нечто, напоминавшее разинутую пасть: из нижней «челюсти» торчали вверх два гигантских клыка, а верхняя представляла собой нависавший над ними карниз. С трудом преодолевая подвижные каменные россыпи, Хэм отправился вдоль хребта к странному изваянию, временами сползая вниз вместе с осколками скал.

Наконец он оказался в непосредственной близости от левого клыка и, заглянув за него, увидел в сумраке «пасти» хрупкую фигурку. Пат, тоже сменившая комбинезон на привычные для Фрэшленда легкую рубашку и шорты, рассматривала узкую щель, змеившуюся от подошвы горы к карнизу. Затем она вышла на свет и снова оглядела горную громаду: высоко над карнизом угадывалось продолжение щели, и мрак за ней скрывал ужасную Дорогу Безумца.

Пат в раздумье опустила голову, словно сомневаясь в правильности своего решения, но потом, нахмурив брови, двинулась к каньону. Хэм выскочил из-за каменной пирамиды и нырнул в узкую щель, куда только что проскользнула девушка. Мрак внутри горы почти лишил его зрения, и, не заметив шедшую впереди него Патрицию, он громко завопил:

— Куда вы делись, Пат? Отзовитесь!

От неожиданности девушка подпрыгнула на месте и тихо ахнула. Повернув голову на звук, Хэм наконец разглядел ее силуэт и смущенно извинился за причиненное неудобство. Постепенно глаза привыкли к сумраку ущелья, и Хэм смог разглядеть широко распахнутые серые глаза и улыбающиеся губы.

— Вот это сюрприз так сюрприз, — со знакомой иронией проговорила девушка. — Я уж и не чаяла вас увидеть.

— Я понимаю, что мое общество вам неприятно, — вспомнив ее былые колкости, сказал Хэм, — но считаю необходимым еще раз предостеречь вас от опрометчивого решения. Предлагаю идти со мной в Эрос.

— Неужели ради этого стоило отыскивать меня? — холодно поинтересовалась Пат и, не дождавшись ответа, добавила: — Не беспокойтесь: там, где прошел отец, пройду и я.

— Глупое создание! — воскликнул Хэм. — Да ваш отец успел сделать переход до середины лета, а теперь на носу зима, и вскоре ущелье накроет полоса урагана! Только посмотрите на эти голые стены. — И он ткнул пальцем вверх. — Они отполированы бесчисленными молниями, которые хлещут здесь зимой. Ничто живое не в состоянии уцелеть в этом огненном пекле!

Словно подтверждая его слова, по ущелью прокатился отдаленный грохот грозового разряда.

Запальчиво препираясь, они автоматически продолжали шагать все дальше в глубь хребта, минуя скрытые еще более густым мраком боковые ответвления. Хэм, чувствуя бессилие своих слов, решил применить силу: схватив девушку за руку, он потащил ее к выходу. Пат возмущенно выдернула руку из цепкого капкана его пальцев, но вместо гневного протеста, которого ожидал от нее Хэм, внезапно издала вопль ужаса. Хэм оглянулся и похолодел: прямо на них надвигалась гигантская волна слизистой протоплазмы, полностью перегородив своей массой выход из ущелья.

По-видимому, безветрие и тепло, царящие в каньоне, позволили «живому тесту» уютно устроиться в какой-нибудь боковой пещере, в то время как снаружи не смогла бы уцелеть ни одна клетка. Теперь, почуяв пищу, чудовищная тварь «вышла на охоту».

Хэм выхватил бластер, намереваясь разделаться с ней, но Пат буквально повисла на его руке.

— Что вы делаете? — воскликнула она. — Куски этой дряни с такого близкого расстояния могут попасть на нас, и тогда конец! — Взявшись за руки, недавние спорщики помчались по ущелью, подгоняемые чавкающими звуками погони.

4

Хэм мысленно отругал себя за то, что поддался ощущению призрачной благостности Фрэшленда и пренебрег осторожностью, сунув комбинезон в мешок: здесь, на Венере, в любую минуту необходимо держать ухо востро. Вместо того чтобы пикироваться с Пат, ему — более старшему и более опытному — следовало подумать об их личной безопасности, как только они оказались на Дороге Безумца.

Тем временем беглецы намного опередили своего преследователя, ненасытная протоплазма которого обследовала по пути и дно ущелья, и вертикальные стены, переваривая скудную растительность, кое-где торчавшую из трещин. Дорога Безумца, до сих пор устремленная к юго-западу, неожиданно повернула на юг. Тот скудный свет, который посылало с востока скрытое облаками солнце, здесь почти полностью исчез, но зато появился слабый ветерок, дующий с севера. По-видимому, он сбил чудовище со следа добычи: достигнув поворота, оно остановилось, медленно оседая и растекаясь по дну ущелья.

Наконец-то путники смогли остановиться, чтобы передохнуть и подумать. Посовещавшись, они решили, что теперь вполне можно применить бластер — расстояние позволяло сделать уничтожение пульсирующего студня безопасным для людей. Но, к сожалению, большая часть «теста» оставалась недосягаемой для огня, скрытая за углом каньона.

Патриция предложила выманить чудовище, подсовывая ему какую-нибудь еду. Чтобы продемонстрировать свою мысль, она оторвала от стены чудом прицепившееся к камню растение и, стараясь двигаться во встречной воздушной струе, подошла поближе к углу и бросила добычу перед прожорливой тварью. Раздалось отвратительное чмоканье, и белесая масса накрыла подачку, при этом слегка продвинувшись вперед.

— Идея, конечно, превосходная, — усмехнулся Хэм. — Да только где мы добудем такое количество корма, которое смогло бы удовлетворить эту прорву?

Патриция осмотрела почти голые стены ущелья и пожала плечами.

— Тогда остается только ждать, — проговорила она и пояснила, отвечая на вопросительный взгляд Хэма: — Я однажды видела, как язык протоплазмы уперся в голый каменистый уступ. Не получая никаких сигналов о еде, этот студень лежал там до тех пор, пока на безжизненной почве позади него не появилась трава. Тыловые клетки почуяли это, и вся масса «задним ходом» отправилась в обратный путь.

— Вероятно, наблюдение за «тестом» тоже входило в круг ваших интересов? — с любопытством спросил Хэм. Девушка кивнула. — Значит, вы отметили, через какое время оно двинулось вспять, верно?

— Да, через два часа, — ответила Пат и печально добавила: — Но в Хотленде трава прорастает мгновенно, а здесь придется ждать целую вечность — не меньше сорока часов, я думаю.

— Веселенькая перспектива, — покрутил головой Хэм. — К тому времени сюда вплотную придвинется полоса ураганов. Нет, надо что-то предпринять немедленно, если мы не хотим попасть под огненный шквал.

Говоря это, он достал из мешка комбинезон и принялся натягивать его.

— Попробую избавиться от этой дряни с помощью бластера. Но у меня только один заряд, поэтому подберусь поближе, чтобы луч сжег как можно больше слизи. Кстати, а где ваше оружие?

— У меня осталось лишь несколько запасных стволов, а сам бластер разлетелся во время последнего выстрела, когда я… — Она немного замялась. — … Когда я попалась фарисею.

Досадливо махнув рукой, Хэм проворчал:

— Я же не раз предлагал вам держаться вместе. Хорошо еще, что все обошлось. Ну ладно, я пошел — отойдите подальше на всякий случай.

Он подошел почти вплотную к пульсирующей массе и, цепляясь за еле заметные выбоины в камне, поднялся на несколько футов вверх по стене. Чудом сохраняя равновесие, Хэм высунулся за угол, чтобы огонь бластера оказался как можно более эффективным, и нажал спуск. Чудовищный грохот, во много раз усиленный отраженным звуком, прокатился по ущелью. Пат присела, закрывая ладонями уши, но все равно их пронзила острая боль от невероятного давления воздуха.

Когда рассеялся дым, вызванный горящей плотью чудовища, стало очевидным, что расчистить путь не удалось: слизистая масса по-прежнему закрывала выход, хотя ее высота существенно уменьшилась.

Хэм вернулся к Патриции и, показывая ей поврежденный бластер, сказал:

— Придется взять ваши стволы: чтобы избавиться от этой мерзости нужно выстрелить еще пару раз.

Однако то, что Пат извлекла из своего мешка, заставило Хэма едва ли не застонать от огорчения: калибр английского бластера не соответствовал американскому собрату.

Расстроенная Пат снова принялась ругать американцев: дескать, всегда подавай им все самое-самое… — вот и таскают с собой чуть ли не ракету.

Отмахнувшись от ее слов, словно от жужжания назойливой мухи, Хэм проговорил:

— Вместо того чтобы браниться, давайте лучше подумаем, как быть дальше. Во всяком случае сидеть здесь бесполезно.

— Да, — сразу согласилась Пат, — особенно противен этот смрад, — и она ткнула в сторону чадивших ошметьев протоплазмы. — Пожалуй, надо попытаться идти дальше — возможно, появится какой-нибудь боковой проход.

Хэм далеко не был уверен в этом: он, скорее, предполагал, что Дорога Безумца за прошедшие годы стала и вовсе непроходимой — иначе какая-нибудь отчаянная голова уж наверняка попыталась бы пробраться здесь, чтобы хотя бы в этом встать вровень с самим Патриком Берлингеймом. Более того, Хэм считал, что любая тектоническая подвижка грунта могла вызвать глобальные изменения горных массивов, и основанием для такого предположения служила чудовищная изменчивость самой природы планеты.

Однако оставаться на месте действительно не имело смысла, и, полагаясь на удачу, путники пошли прочь от — увы! — недосягаемого выхода.

По мере того как они все больше уходили в глубь горного массива, стены ущелья неуклонно сдвигались. Теперь узкая трещина каньона изогнулась на запад, и гулкие раскаты грома возле Ледяной Стены зазвучали более отчетливо. Хэм стал опасаться, что вместо выхода на южную сторону Большого хребта, они могут оказаться в непосредственной близости к темной стороне планеты, и принялся мучительно искать какой-нибудь приемлемый путь к спасению.

Бесконечно высокие стены почти загородили свет. Сгустившаяся на дне ущелья темнота угнетала Патрицию: она непроизвольно замедлила шаг, и Хэм, едва не налетевший на девушку, решительно заявил:

— Дальше идти бесполезно. Надо немедленно возвращаться — и найти способ перебраться через живое тесто.

Не желая показать ему свой страх, Пат нарочито бодрым тоном произнесла:

— Ущелье уже не раз меняло направление. Но, по свидетельству отца, оно имеет южный выход. Так что не стоит трусить, молодой человек!

Не обращая внимания на ехидные нотки в ее голосе, Хэм серьезно ответил:

— Думается, мы где-то пропустили нужное ответвление — просто не заметили его, улепетывая от всеядной гадости. И теперь можем блуждать по каменному лабиринту, пока не кончатся силы или не наступит зима. И, кстати, вы же биолог и должны знать о загадочных находках ваших коллег в пещерах Гор Вечности. Так что еще неизвестно, что ждет нас впереди, ближе к Ледяной Стене.

— Вы и в самом деле струсили! — рассмеялась Патриция, и эхо жутким рокотом подхватило ее смех. Весь показной апломб немедленно исчез, и испуганная девушка произнесла: — Но ведь мы вооружены, так что сможем себя защитить, не правда ли?

— Смотря от чего, — задумчиво проговорил Хэм. — Помнится, ваш отец рассказывал, что встречал в ущельях Большого хребта каких-то существ, не попадавшихся ему в Сумеречной Стране. Вероятно, они с той стороны планеты или ютятся в недоступных местностях на западе Фрэшленда.

В этот момент — словно в подтверждение его слов — тишина ущелья буквально взорвалась от неистового воя: он несся откуда-то сверху, где в призрачном свете появились темные силуэты. Обеими руками Патриция вцепилась в Хэма, с ужасом глядя, как странные фигуры ловко запрыгали по отвесному склону, приближаясь к ним.

— Бежим! — закричала она.

Но не успели они сделать и шага, как неподалеку что-то мягко шмякнулось о каменную стену, и на месте падения неизвестного объекта тут же возникло легкое облачко желтоватого дыма.

— Эта дрянь похожа на «газовые бомбы» с дурманной травы, — ахнула в ужасе Пат, хватаясь руками за горло. — Маску! Наденьте маску!

Хэм ощутил приступ головокружения — предметы вдруг утратили свою четкость, от колотья в груди стало невыносимо больно дышать. Пат, явно теряя сознание, медленно опустилась на колени. Надвинув забрало, Хэм кинулся к мешку девушки и вытащил комбинезон. Торопливо натянув его на Пат, он закрыл ее лицо маской, но силы, казалось, уже оставляли девушку. Чуть слышно она прошептала:

— Будешь уходить, возьми мой мешок… В нем… найдешь… — Судорожный кашель прервал ее слова, и она неподвижно застыла на дне ущелья.

Между тем взрывавшиеся плоды загадочного растения продолжали обдавать людей ядовитыми парами, но Хэм чувствовал себя уже значительно лучше: по-видимому, фильтры успешно справлялись и с этой заразой. Выхватив пистолет, он послал заряд в сторону мелькавших теней. Выстрел оказался удачным: один из нападавших взревел, отделился от стены и с глухим стуком грянулся о камни в нескольких футах от потерявшей сознание Пат.

От неожиданности нападавшие смолкли, дождь «газовых бомб» прекратился, и Хэм воспользовался передышкой, чтобы оттащить Пат в небольшую нишу в стене. Это оказалось весьма своевременным: чудовищные создания вновь перешли к активным действиям, только на этот раз в ход были пущены камни. Отскакивая от прикрывавшего нишу козырька, они не причиняли вреда людям, но лишь до тех пор, пока разъяренные твари не приблизятся вплотную.

Чтобы держать нападавшую свору на расстоянии, Хэм время от времени посылал в их сторону смертоносные заряды и — если судить по взрывам безумного рева — иногда попадал в цель. Такая меткость, удивлявшая самого стрелка, объяснялась, вероятно, большим скоплением обитателей ущелья. Это заставляло Хэма спешить, отыскивая способ выбраться из смертельной ловушки, в которой они оказались, тем более что, хорошенько рассмотрев агонизирующее неподалеку чудовище, он не тешил себя иллюзиями на благополучный исход.

Своим обликом это существо напоминало аборигенов Хотленда, но жизнь в условиях горных ущелий повлияла прежде всего на вид конечностей: четыре ноги и пара рук казались более цепкими, длинными и мускулистыми, чем у тех. Однако относительное сходство на этом и заканчивалось — достаточно было хотя бы раз взглянуть в треугольное «лицо» с широкой пастью и выступающими из нее клыками или поймать излучающий ненависть взгляд расположенных в линию пламенеющих глаз.

Тем временем, в последний раз вцепившись в камень жуткими когтями-ятаганами, чудовище издохло. Когда же в глубине его открытых глаз потух и красный огонь, Хэм, закинув за плечо мешки с поклажей и подхватив на руки бесчувственную Пат, ринулся мимо него к единственно возможному выходу из ущелья — туда, где поджидал добычу язык протоплазмы.

Хэм решил, что попробует выбраться наружу, шагая прямо по «тесту», если, конечно, толщина слизистого слоя не накроет его с головой.

Он бежал по ущелью, спотыкаясь об устилавшие дно камни, и боялся лишь одного — как бы не выронить из онемевших рук драгоценную ношу. Вслед беглецу летели камни, но он надеялся, что их зазубренные края не повредят материал комбинезона: если это случится, его постигнет участь биостанции Пат.

Не обращая внимания на боль от ударов, Хэм радовался тому, что надежно защищал девушку от града камней, загораживая ее своим телом. Он не знал, жива ли она, но твердо решил, что ни за что не оставит Пат на Дороге Безумца. В какой-то момент он услышал слабый стон, раздавшийся из-под маски, и это прибавило ему прыти — тем более что поворот в более освещенную часть ущелья был уже совсем рядом.

Преследователи тем временем не отставали. Хэм не мог понять, что заставляет их продолжать погоню: человек в защитном скафандре-комбинезоне не представлял интереса даже для всеядного «теста». Скорее всего, они мчались за движущимся предметом.

Внезапно жуткий вой несколько изменил тональность: обогнав уставшего Хэма, несколько тварей нырнули за поворот, но тут же с визгом поскакали обратно. Скорее всего, их напугало непривычное освещение ущелья, но, как впоследствии оказалось, — далеко не всех. Хэм, довольный тем, что хотя бы на время перестал быть предметом охоты, тоже повернул на юг и внезапно едва не остолбенел: там, где из-за очередного поворота ущелья виднелась слизистая масса, копошилось несколько обитателей ущелья. Приглядевшись внимательней, Хэм с отвращением увидел, что его бывшие преследователи пожирали протоплазму, алчно вырывая друг у друга наиболее «аппетитные» комья слизи. И тогда Хэм понял, что заставило этих чудовищ оставить в покое его и Пат: инстинкт преследования, присущий всем живым существам, спасовал перед привлекательностью огромного скопления пищи, причем голод оказался даже сильнее светобоязни.

Хэм укрылся за каменным отвалом, устроив Пат поудобнее, затем перезарядил пистолет и принялся посылать в сторону «закусывающих» пулю за пулей. Чудовища с визгом бросились врассыпную, с неимоверной ловкостью удирая по вертикальным стенам, но одно, сраженное насмерть, плюхнулось прямо в студенистую массу. И тогда Хэм стал свидетелем поразительного явления: всеядная протоплазма вдруг вздыбилась, отступая от трупа, и отползла за угол, отказавшись от предложенного счастливым случаем угощения.

Хэм вспомнил, как в прессе упоминалось об одном ученом диспуте исследователей Венеры. Вопрос касался предположения части ученых о том, что существа с темной стороны планеты способны пожирать своих восточных соседей — всех без разбора, в то время как обитатели Сумеречной Страны не станут употреблять в пищу ядовитых, как говорилось, антиподов. Их оппоненты придерживались взгляда о всеобщей всеядности. То-то удивились бы они, невольно усмехнулся Хэм, увидев воочию крах своей теории.

Однако пусть теоретизированием занимаются кабинетные завсегдатаи — Хэму же предстояло решить весьма практический вопрос: как выбраться наружу. Толстый слой протоплазмы оказался, к несчастью, непреодолимым, но теперь — когда язык «теста» скрылся за поворотом Дороги — стены, образующие угол, обнажились, и Хэм заметил, что западный склон горы испещрен мелкими горизонтальными трещинами, а высоко над ними нависает небольшой карниз. Возможно, именно он выходит наружу, образуя «верхнюю челюсть» пасти-входа.

Времени на размышление не оставалось: в любой момент могли вернуться плотоядные чудовища, рычание которых свидетельствовало о том, что они не спешили уходить. Во всяком случае, они вполне могут продолжить преследование людей, если станут перемещаться по восточной — слабо освещенной — стороне последнего участка каньона, да и запасы «живого теста» далеко не исчерпаны.

Хэм снова закинул мешки за спину и пристроил на плече тело девушки, чтобы освободить обе руки. Он выбрался из укрытия и направился к повороту ущелья, за котороым скрылась протоплазма. Цепляясь за неровности стен, он стал медленно подниматься вверх, пока не ткнулся головой о скальный выступ. Надежно укрепив ноги, Хэм обшарил руками карниз и убедился, что сверху он представляет собой довольно широкую полку, на которой вполне смог бы встать человек. Стараясь не потерять равновесия, он снял с плеча девушку и поднял ее на уступ. Убедившись, что тело не сползет в пропасть, он немного продвинулся по стене в сторону выхода, заставляя себя не смотреть вниз, на слизистый кисель протоплазмы, забросил на уступ мешки с пожитками, а потом взобрался туда и сам.

Некоторое время Хэм сидел, свесив ноги вниз, не в силах даже шевельнуть и пальцем. Между тем вопли красноглазых образин стали более отчетливыми — вероятно, они находились где-то совсем рядом. Однако звук шел почему-то снизу, и вскоре Хэм увидел, как несколько чудищ — наиболее отчаянных или наиболее голодных — набросились на «тесто» и стали жадно рвать его на куски.

Успокоенный Хэм поднялся, повесил на локоть мешки, поднял на руки Пат и, прижимаясь спиной к шершавой стене каньона, медленно двинулся к выходу. Казалось, переход длился целую вечность. Временами он укладывал девушку на карниз и валился рядом в полном изнеможении, затем снова отправлялся в путь, по-крабьи двигаясь боком. Добравшись до выхода из ущелья, он с огромным трудом спустился вниз и едва ли не на четвереньках выполз наружу.

Стянув с лица девушки маску и подложив ей под голову мешок, он рухнул возле нее, в последнем усилии откинув забрало и вдохнув полной грудью свежий воздух Фрэшленда.

Из забытья его вырвал голос Пат: судя по вопросительным интонациям, она о чем-то спрашивала. Постепенно до него дошел смысл ее слов, и он ухмыльнулся: эта девчонка беспокоилась о своей поклаже.

— Да мешок у вас под головой, — снисходительно проговорил он, принимая сидячее положение. Она тоже села и судорожно прижала мешок к груди. Хэм рассмеялся: — Ну, вы действительно настоящий ученый, раз так беспокоитесь о своих научных записях!

— Да при чем тут записи, — досадливо отмахнулась Пат, и на ее мертвенно-бледном лице появился слабый румянец, когда она едва слышно добавила: — Там стручки зикстчила.

От изумления глаза Хэма полезли на лоб. Не веря своим ушам, он переспросил:

— Моя добыча? У вас?

— Да. — Она открыто взглянула на него. — Да, янки-браконьер, именно так. И она, разумеется, принадлежит добытчику. Я просто хотела наказать нахального американца за пренебрежительное отношение ко мне… и очень быстро раскаялась в этом. Именно потому я и искала вас.

— Но плесень под деревом…

— Я просто бросила туда ветку.

Хэм поднялся на ноги и протянул Пат руку, помогая ей встать. Затем схватил ее руками за плечи и, слегка встряхнув, проговорил:

— Так вот что, девушка. Сейчас мы немедленно отправляемся в Эрос. И когда доберемся туда, то первое, что я сделаю, так это поведу под венец упрямую дочку Патрика Берлингейма, пока она не успела снова удрать на Дорогу Безумца! Надеюсь, времени на уговоры у меня хватит, потому что переход через Малый хребет тоже не сахар.

Она глубоко вздохнула, обвела взглядом суровые горы и, остановив на спутнике сияющие серые глаза, коротко произнесла:

— Что ж, пошли!

Примечания

1

 Хэм по-англ. означает «окорок».

Оглавление