«Возвращение»

Николай Басов Возвращение

Глава 1

Он смотрел на этот мир с трудом. Он — крохотный комок тёплого духа, вокруг которого простирается огромный храм ледяной плоти. Ему предстояло вернуться к жизни.

Будь у него больше сил, он бы попытался осмотреться, хотя обзор вышел бы странным: из тела, словно из-под огромной толщи воды. Иначе как бы он увидел все эти переплетения сосудов, глыбы мускулов, тяжёлые айсберги костей, полупрозрачный дворец лёгких, в стенах которого медленно и вяло пульсировала его холодная кровь? Но времени на пустое рассматривание нет — приходится разгонять сердце. А оно такое огромное и сложное!

Неожиданно пришёл звук. Треск горящего дерева, рёв пламени и чьи-то хриплые крики. Он слышал, слышал…

Оказывается, он лежит на огромном камне, вокруг которого горят четыре костра. Это его совсем не удивляет, словно он ожидал этого или чего-то похожего. У него, разумеется, открыты глаза… Столбы ледяного пламени рвутся в тёмное, бездонное небо, клубы дыма, освещённые этим пламенем, круто уходят вверх.

Оказывается, на небе есть звёзды. Их много, и своим холодом они ужасают его… По телу, наконец-то заполненному душой, чудной, а может, просто незнакомой и непривычной, прокатывается медленная дрожь.

«Почему даже огонь не согревает? Что произошло, откуда всё это?» — медленно думает он. И тогда начинает понимать, что гораздо важнее другое — что происходит. Неожиданно он становится больше своего тела и мигом обретает способность воспринимать происходящее за стеной пламени. Там танцует человек с сильным телом и быстрыми движениями.

Это сложный и опасный танец, вызывающий могущественные силы жизни. Пожалуй, у танцора слишком узкие глаза, никак не удаётся понять, что скрыто в них. Он танцует давно, его набедренная повязка потемнела, а тело блестит от пота как полированное…

Теперь дрожь жестоко треплет лежащее тело. Кажется, камень отнимает тепло, хотя от костров глыба должна быть раскалена, как сковорода.

Внезапно обрушиваются запахи горящего дерева, оглушающие ароматы каких-то трав, которые человек с восточным лицом бросает в огонь… Откуда он знает, что где-то там, далеко, существует Восток?.. Каким-то образом, не поворачивая глаз в глазницах, он может видеть, что трава горит чересчур душным, дымным пламенем. Это необычная трава, в ней чувствуется присутствие чего-то, противного жизни, может быть, магии? Откуда он знает о магии?

Проходит много времени, и, лишь когда костры прогорают и дымы от них становятся серыми и невесомыми, он вдруг начинает согреваться. Вернее, теплеет мир вокруг него. Даже камень становится тёплым.

Он снова ничего не видит, но теперь его тело и душа слиты воедино. Танцор, кажется, упал на траву, выбившись из сил, но позволил себе упасть, лишь когда стало ясно, что сердце того тела, что покоилось на камне, уже не остановится. Он начинает понимать, что и его вот-вот сморит усталость…

Он просыпается, когда танцор касается его. Этот человек сильнее, чем показался сначала. Восточник защитился от жара, всё ещё веющего от тела, вновь обретённого не знакомой никому душой, толстым кожаным лоскутом. Когда-то эта шкура одевала зверя с сильными мускулами. Вероятно, из неё можно было сделать щит для пехотинца или фартук для лучника, но для раскалённого тела, снятого с камня, она не годится. Шипит и прогорает насквозь.

Танцор приносит медный кувшинчик с водой и травы в больших и маленьких полотняных мешочках. Он растирает травы в сухих ладонях и ссыпает травяную муку в воду. Намешав не менее дюжины разных трав, танцор взбивает этот холодный чай жёлтой метёлочкой из тонких прутиков, бросает в кувшин раскалённый камешек, и мигом вскипевшая вода разливает вокруг одуряющий запах горячей пыли на дороге… А затем танцор брызгает полученной смесью на него.

Капли как бы зависают в воздухе, на миг становясь не больше частичек дыма… Когда капли падают, он едва не кричит от боли, потому что они оказываются огромными и жутко холодными… Они сразу же испаряются, и над его телом поднимается облако болезненного, охлаждающего, омерзительного пара. Танцор брызгает снова и снова, и пар валит клубами.

Восточник переворачивает его на бок, потом на другой, брызгая всё больше, громко смеясь. И каким-то образом он понимает, что этот танцор очень часто будет делать ему невыносимо больно, но каждый раз станет вот так же смеяться, и это научит его тоже смеяться над болью… Или над жизнью, к которой его вызвали, в которую он так внезапно пришёл… Для которой он вдруг проснулся.

Наконец восточник отставляет пустой кувшин в сторону. Снова накинув шкуру, относит бессильное тело в холодную пещеру и засыпает ворохом листьев, которые тут же начинают тихонько тлеть.

Время льётся бесшумно. Когда танцор появляется вновь, листья лишь слегка курятся. Незнакомое тело явно радо присутствию другого человека. Хотя душа ещё никак не реагирует… Определённо ей требуется больше времени, чем телу.

Танцор прикасается ладонью к его щеке и снова улыбается, на этот раз иначе — не так, как когда делал больно. А может быть, им было больно обоим… Только он замирает от холода, а у восточника кожа твердеет от жара. Их глаза встречаются, и восточник спрашивает:

— Ты можешь говорить?

Этот язык он знает. По крайней мере понимает слова, их смысл. И улавливает их вкус, который радует душу, оживляет её, рождает желание услышать что-то ещё, помимо этих слов.

— Ты забыл дасский? — снова спрашивает танцор. — Ты не понимаешь меня?

Собравшись с силами, он разжимает губы:

— Кто я?

Слова даются нелегко. К тому же голос его звучит не громче комариного зуденья, а губы и язык остаются неподвижными, как тот камень, на котором он лежал, согреваемый четырьмя гигантскими кострами. К тому же это слова языка Фо, такого древнего, что он сам удивляется их звучанию.

— Знаешь, — танцор доверительно наклоняется, — это язык заклинаний! А здесь пользуются дасским. Или дериб.

— Кто я? — он пытается говорить на дериб.

— Молодец, — хвалит танцор. — Ты — мой ученик. А я твой Учитель.

— Почему я ничего не помню? Учитель некоторое время молчит.

— Тебе придётся поверить мне, хотя то, что я скажу, мальчик, не будет всей правдой. — Видно, что он не умеет лгать. — Будем считать, что я опробовал очень редкий способ обучения — хотел вызвать память предков… И ошибся. Сейчас не важно, в чём именно, важно другое — ты умер.

— Умер?

Чувствует он себя, конечно, не очень хорошо, но зомби, наверное, должны были бы ощущать себя ещё хуже.

— Мне пришлось тебя оживлять. Это потребовало времени и сил.

— Это удалось тебе, Учитель.

— Будем считать, что я преподал тебе урок возвращения к жизни. — И Учитель улыбается. Не как от боли.

Мальчик хочет ещё о многом узнать, но усталость оказывается сильнее любопытства.

Глава 2

Через неделю он научился пить бульон из той дичи, которую Учитель приносил с охоты. Больше всего ему понравился вкус дикого кролика, хотя Учитель готовил его с большой осторожностью — по восточной системе, согласно которой он восстанавливался, кролик относился к неблагоприятным кушаньям. Как бы там ни было, он быстро оживал и радовался всему на свете.

Оказалось, они с Учителем жили в пещере, выходящей на небольшую — ярдов тридцать в диаметре — площадку, круто обрывающуюся с трёх сторон. Под ней, на глубине доброй сотни футов, по склонам речной долины росли высокие и разлапистые голубые ели. На площадку, прижимающуюся к отвесной горной стене, вела узкая, не шире фута, тропа. Она была хорошо утоптана, но так извилиста, что не всякий мог пройти по ней. К тому же она хорошо простреливалась. Один решительно настроенный лучник мог удерживать здесь отряд любой численности, разумеется, пока у него оставались стрелы.

Через две недели ученик начал ходить, а через месяц Учитель разбудил его однажды ранним утром, когда солнце ещё не освещало облака над горами и вересковыми пустошами. Голос у него был суховатый и очень тихий:

— Теперь ты каждый день будешь вставать вместе со мной. Пошли.

Они сбежали к речке и прыгнули в воду. Сначала он задохнулся — так холодна оказалась горная вода. Но спустя несколько минут её прохлада стала даже нравиться. А может быть, он вообще неправильно воспринимал тепло и холод, потому что ещё помнил раскалённый камень.

Они позавтракали стеблями какой-то высушенной травы. Он попросил дичи или хотя бы хлеба, но Учитель ответил:

— Тебе предстоит стать воином. Поэтому дичи ты сейчас не получишь. — И добавил, усмехаясь: — Считай это первой трудностью, которую тебе предстоит преодолеть.

Не объясняя, почему воинское обучение должно проводиться на голодный желудок, Учитель встал, вышел на край площадки перед их пещерой и сел в начальную позу для медитации. Почти сразу его восточное лицо стало безжизненным, и он невыразительным голосом приказал:

— Садись рядом, как и я. Успокойся духом, вдыхай жизнь… Ты должен постигнуть, что воина невозможно заставить беспокоиться или чего-либо хотеть. Всё, что ему не нравится, лишь обостряет его восприимчивость и решительность. Запомни это, иначе ты не выживешь… Ты всё равно не выживешь, но если с самого начала не будешь думать правильно, мальчик, то умрёшь слишком скоро, даже по меркам этого мира.

Первые месяцы учения показались адом. Они были до того страшны, что иногда ему начинало казаться: он опять лишился памяти, только теперь не может вспомнить не то, что было вчера, а то, что происходило час или даже минуту назад… Боль, страх, холод, голод, постоянное ожидание чего-то ещё более страшного, чем он только что испытал… И всегда над ним висело ледяное, бесстрастное лицо Учителя.

Через полгода его начала удивлять способность Учителя осознавать самые сложные состояния, которые возникали в душе и теле ученика во время тренировок. Учитель, без труда и ни разу не ошибившись, подводил его к пределу возможностей, но никогда не переступал этот порог, чтобы у мальчика даже на миг не возникло ощущение, что он не может чего-то сделать, чтобы его боевой дух не ослаб ни на секунду.

Через два года он стал получать от учения удовольствие, и у него вдруг взыграло самолюбие. Ему захотелось делать упражнения лучше, чем требовал Учитель, хотелось, чтобы он удивился его умению. Некоторое время восточник поддерживал это настроение, потом вдруг навалил дополнительные тренировки, да так, что мальчик сразу понял: пределов тому, что они изучают, нет. Совершенства не существует.

Уразумев эту нехитрую истину, мальчик открыл для себя, что, сосредоточившись на каком-то одном упражнении, упускает другие, причём самые простые. Например, он никак не мог обогнать зайца, а когда всё-таки научился догонять и хватать зверька за уши, стал проигрывать Учителю в беге на длинные дистанции. Как-то вечером Учитель сказал, что он неправильно расходует жизненную силу после десятой мили, но как расходовать её правильно, объяснять не стал, вероятно, полагал, что мальчик должен выработать это ощущение самостоятельно.

И ещё он плохо переносил воду. Тот жар, из которого он вышел, был несовместим с водой. Особенно тяжело ему приходилось после двух часов пребывания под водой — мышцы деревенели, координация разбалтывалась, дыхание, заторможенное для «бесшумного» вдоха и выдоха через тростинку, подводило, когда следовало сразу напасть на Учителя или бежать по горам…

Чуть позже ему никак не удавалось справиться с высотой. Бегать по верёвке он научился легко и уверенно. Но когда Учитель смазал шнур, и без того сплетённый из скользкого женского волоса, конопляным маслом, он без страховки не мог сделать на нём простой шпагат.

К тому времени он ходил уже не над рекой, в которую, как оказалось, даже на мелководье можно было падать с любой высоты, а над деревьями. Вся сложность этой тренировки заключалась в понимании ветра и, конечно, в технике блокировок при падении на ветки… А едва он научился не бояться предательского скольжения под ногами, Учитель вдруг начал прослаблять шнур. Пока он был натянут как струна, мальчик всегда мог схватиться за него, если срывался, но поймать свободно болтающуюся, ненадёжную, как сам ветер, опору стало невозможно. Как-то, несколько раз подряд довольно жестоко разбившись о ветки, он начал спорить:

— Учитель, я всегда буду натягивать верёвку сам. Больше я никому не доверю этого… Зачем мне учиться на провисшей верёвке, если я умею неплохо ходить по натянутой?

— Неплохо? — удивился Учитель, даже не подняв брови. — На прошлой неделе я видел, как ты потерял равновесие и вынужден был мечом сделать отмашку, чтобы не свалиться.

— Но я удержался! — решил упорствовать мальчик. — Кроме того, меня сбил ветер. На такой высоте его никто не способен предвидеть.

Ветер в горах гулял как получится, и его действительно невозможно было угадать. Поэтому в последнее время, чтобы не делать штрафных упражнений, он разработал, как ему казалось, безупречную технику — при «потере пространства» он выхватывал меч, выносил его против падения и энергичным выпадом возвращал равновесие.

Правда, возникала сложность… Если отмашка не помогала, за время падения на деревья нужно было не только выбрать самое «мягкое» дерево, не только «собраться» для удара о ветки, но и вогнать меч в ножны, потому что потерю оружия он и сам себе не простил бы.

— Мастер способен предвидеть любой ветер при любой погоде. Или ты надеешься, что тебе позволят перебраться, например, через замковый ров безветренным солнечным утром? — В уголках глаз Учителя появились лучики тщательно скрываемой улыбки. — Открою тебе самую кошмарную тайну нашего ремесла — сколько ни занимаешься этим делом, всегда оказывается неподходящая погода.

«Неподходящей погодой» скорее всего называлась ночная буря с градом и ураганным ветром. Насладившись эффектом, Учитель продолжил:

— К тому же я всё жду, когда ты потеряешь меч. Уж тогда-то я отыграюсь за все твои… изобретения.

— Ты разрешил действовать так, как мне удобно.

Учитель уже не улыбался, всем видом он демонстрировал недоумение. Но приказывать напрямую не решился, иначе как же тогда понимать его уроки упорства и стойкости?

— Я тысячу раз говорил — так не делают.

— Если так никто не делал до меня, это не значит, что так вообще нельзя делать. Может быть, я развиваю наше искусство.

Это уже вызов. Учитель всегда считал и не раз давал мальчику понять, что оба они — жалкие недоучки, которым достались лишь крохи изысканного боевого искусства седой старины, изобретённого ещё Лотаром Желтоголовым, Великим и Непобедимым Устранителем Зла, основателем Белого Ордена…

— Что? — Наконец-то Учитель позволил себе выразить удивление. Это плохо, очень плохо, сейчас что-то будет. — Тогда марш на верёвку, но предупреждаю, я сделаю её «живой». Раз ты такой «мастер», я не буду изобретать очень уж сложное колдовство, но… В общем, вперёд!

— Колдовство — против правил, — мальчик действительно побаивался. То, как ведёт себя намасленная и прослабленная верёвка — сущая мостовая по сравнению с тем, как она начинает дёргаться, если её начинить оживляющей магией. — Ты сам говорил, что приёмы магического боя начнёшь применять, когда я получу хотя бы белый пояс по контрмагии.

— Хорошо, считай, ты только что получил его. Марш наверх!

Оставалось только проклинать свой несдержанный язык и бежать наверх. Разумеется, пройти по «живой» верёвке не удалось. Мальчик не решился делать отмашку мечом, всё равно это было бесполезно. А если судить по тому, что он так и не сумел сосредоточиться для контрзаклинаний, белый пояс ему присудили чрезмерным авансом…

Но это всё были цветочки. Настоящая мука пошла, когда начались «серьёзные» упражнения с мечом. Собственно, как сказал Учитель, постигнуть меч до конца невозможно. Но он как-то высказался, что питает надежду, может быть несбыточную, что мальчик хотя бы изредка научится ощущать его «своим» оружием, не больше. К тому же левая рука у мальчика отставала от правой, что для фехтовальщика было непростительным недостатком, с которым и мечником называться невозможно.

Лишь на седьмой год мальчику удалось срубить с головы Учителя специальным образом заплетённую косичку, да и то возникло впечатление, что восточник поддался, просто позволил это сделать… Может быть, потому что бились они к тому моменту уже около суток, завершая третью тысячу схваток.

Едва он полюбил фехтование, Учитель принялся извлекать из старого сундука, стоявшего у них в самом тёмном углу пещеры, изящные, остроумные и неожиданные виды оружия, которые и на оружие-то были не похожи — непосвящённый мог принять их за какие-нибудь приборы или материальные воплощения колдовской фантазии.

Одолевая приёмы работы с этими инструментами, мальчик стал так фантазировать, что опять вызвал упрёк, мол, слишком всё переусложняет, что победы следует добиваться самым простым и коротким путём. Как и в поединке без оружия…

Но тут всё вообще получалось очень сложно. Почему-то мальчику не давались основные вещи, — например, ощущение незакрытой зоны противника или соблюдение всем телом волнообразного принципа удара. Этот старый принцип гласил: если бьёшь рукой, волна должна начинаться от подошвы, прокатываться по ногам, получать силу бёдер и хлыстом уходить через плечи в кулак… А если удар наносится ногой, то лучше всего прицелиться и начать движение ладонью, плечами, а потом, по нисходящей, усиливая, довести волну до ноги. Но твоя скорость, чтобы противник не ушёл от этого довольно заметного движения, должна опережать даже вражеский блок…

Кроме того, он плохо защищался снизу, то есть пропускал даже не очень изобретательные низовые атаки. Когда Учителю это надоело, он сказал с иронией, которая действовала куда сильнее, чем окрик или приказ:

— Считай, что ног у тебя нет. Ты не заметишь даже деревенского гуся, пока не наступишь на него. — Пожав плечами, он, впрочем, добавил: — Ладно, пока будем считать это заносчивостью — жёлторотикам свойственно задирать нос.

Стоило мальчику немного воспрянуть в бою без оружия, как начались осложнения с языками. Учитель говорил на двух дюжинах новых и старых языков, причём мальчик ни разу не уловил того напряжения, которое возникает у человека, если он не думает на языке, на котором говорит, а мысленно переводит с одного на другой.

Но до таких высот ученику, конечно, подняться было не суждено. Он учил, кроме дасского, дериб, фойского и вендийского, всего-то северный койн и два языка Империи, и то в голове стоял гул от множества зазубренных слов, которые совсем не хотели из своего звукового или письменного вида переходить в понятия, обретая только им присущий смысл.

В общем, с языками он тоже так и не справился. Они просто отошли на второй план, когда Учитель навалил вдруг на него труднейшую науку врачевания. Причём, как всегда, считалось, что учились они не слишком, потому что это искусство, как и поединок, невозможно было постигнуть в удовлетворительной мере, не занимаясь им всю жизнь. Учитель показывал и объяснял только то, что полагалось знать воину.

От медицины они перешли, по словам Учителя, довольно плавно — хотя, в чём он видел плавность, осталось для мальчика загадкой — к травной и заклинательной магиям. А эти дисциплины немыслимым образом оказались связаны с историей дворянских родов всех четырёх континентов Империи, искусством политики, телепатией, гаданием, музыкой и многим другим, что Учитель как-то, задумавшись, назвал «начальным образованием».

Поразмышляв в течение пары месяцев над этой оговоркой, мальчик как-то пришёл к Учителю и высказался, что, мол, как ему ни жаль, он слишком туп, чтобы выучить то, что ему полагается знать. Поэтому не будут ли время и усилия Учителя тратиться более разумно, если он отыщет себе другого, более способного ученика? А он тем временем займётся примитивной, например охотничьей, жизнью, раз уж не способен к подлинной просвещённости…

Даже не улыбнувшись, Учитель ответил, что поучать Учителя может только нерадивец, не достойный воинского обучения. Но пока он, Учитель, его прощает, потому что просто не знает, где взять другого ученика. И мальчик, конечно, умолк. С этой истиной он вынужден был считаться.

Глава 3

Зимы сменялись вёснами, а лета превращались в зимы. В холодных и пустынных высоких землях смены времён года были не очень заметны. Только водопад, под которым Учитель заставлял мальчика привыкать к пытке падающей водой, становился чуть теплее или холоднее.

Жили они отчуждённо. Только два крестьянина приносили еду да одна молодая женщина приходила постирать и починить пропотевшую от бесконечных тренировок одежду. Она рвалась часто, кимоно начинали просвечивать уже через считанные недели — так много они двигались и такой бешеный напор энергии бил из них. Женщина приносила им и жёсткие сапожки или мягкие кожаные мокасины с раздвоенным для большого пальца носком.

Крестьяне смотрели на них с недоумением, которое часто сменялось суеверным страхом, хотя в те часы, когда около пещеры появлялись эти люди, мальчик занимался только самыми лёгкими упражнениями или вовсе читал книги. Разумеется, крестьянам хорошо платили, поэтому известие о паре отшельников вряд ли передавалось дальше ближайшей деревни. Каким образом Учитель сделал так, что больше никто из местных жителей не появлялся у пещеры, мальчик не знал — слишком много для этого было способов.

А раз в полгода владелец мастерской по переписке книг, который жил на побережье и знался, наверное, с книжниками всей Империи, нанимал охранников, садился на медлительного мула, брал книги, которые Учитель заказал в прошлый визит, и приезжал к ним в гости.

Переписчика этого мальчик никогда не видел, в дни его приездов Учитель всегда отсылал ученика в горы. О нём самом, его возрасте, муле и его охране — не очень-то толковой, судя по поведению этих честных слуг своего господина, — мальчик узнавал по следам.

Дни его приездов были известны заранее. Вот почему они оба удивились, когда однажды у них появился белый как лунь старик, в котором безошибочно узнавался некогда хорошо тренированный кулачный боец, приехавший на муле с подковами, хорошо знакомыми мальчику по визитам книжника. Только на этот раз он не оставил своих телохранителей в двух милях позади, а позволил им войти на площадку перед пещерой, что было равносильно настоящему вторжению.

Болтая о каких-то пустяках, книжник взял Учителя под руку и увёл к водопаду, чтобы никто не мог их подслушать. Мальчику очень мешали три человека, занятые готовкой пищи в дальнем углу площадки, но делать было нечего. Поэтому, стараясь не обращать на них внимания, он сел на камень, на котором когда-то родился, и принялся слушать…

Собственно, к подслушиванию это не имело никакого отношения. Но это не было и телепатией, потому что два таких опытных человека, как Учитель и книжник, почувствовали бы её раньше, чем он успел как следует настроиться на приём.

Он прочитал подходящую мантру и представил, что стоит в десяти футах от Учителя. Сложность была в следующем — если бы он перестарался, его силуэт стал бы виден. И тогда возникала возможность противодействия — например, Учитель мог и мечом ударить, главным образом, конечно, за нечисто выполненное упражнение. Мальчика это не убило бы, но болевой шок на несколько дней вывел бы его из режима усиленных тренировок.

И, настроившись на подслушивание, он непременно пропустил бы этот удар, потому что подслушивать и видеть на таком расстоянии мальчик ещё не умел. Вернее, умел, конечно, но это потребовало бы такого расхода энергии, что восстанавливаться пришлось бы не один день, а на этот раз он почему-то решил оставаться свежим, как водопад.

Оба собеседника говорили на квантуме — государственном языке северной части Империи, поэтому он хорошо понимал их.

— Может быть, теперь имеет смысл обсудить то, что привело тебя сюда, мастер Приам? — Это был голос Учителя, но интонации показались мальчику не совсем привычными.

— Ты уверен, что здесь безопасно, мастер Султунар?

— Мы бы почувствовали любое вмешательство, особенно издалека, разве не так?

Верно, решил мальчик, на большом расстоянии труднее рассчитать энергию мнимого присутствия и, следовательно, гораздо легче попасться:

— Тогда я сразу скажу о том, из-за чего приехал. — Книжник замолчал, а мальчик решил было, что они поставили какую-то невиданную защиту… Но нет, они находились рядом, при желании можно было ощутить их мышление и изумительно тренированную безэмоциональность. — Они напали на след.

— Кто принёс эти сведения?

— Они выслали охотников за вашими жизнями, Султунар. Никакие проверки достоверности этого сообщения не нужны.

— Они не могут знать о нас, — Учитель помолчал. — Может быть, охотники вышли не за нами?

— Мы захватили шпиона Империи… Глубокий зондаж показал ваши приметы.

— Эти… Этими охотниками являются только люди?

Приам впал в угрюмое молчание. Он даже не думал о том, как ответить. Он просто не хотел говорить то, что было уже ясно.

— Неужели саджи?

— Сам знаешь, любой заказ саджам стоит целое состояние, поэтому им сообщили только о тебе. Мальчишку они не боятся.

Мальчик, конечно, Учителя не видел, но его интонации знал так хорошо, что это ему было и не нужно. Учитель усмехнулся и ответил:

— Зря.

Это коротенькое словечко стоило любых самых красноречивых словесных конструкций. Мальчик смешался, и контакт с мастерами был утрачен. Когда удалось его восстановить, разговор всё ещё шёл о нём.

— Кстати, как ты его называешь?

— Когда я его нашёл и выкупил, мать называла его Тролом. Он был обыкновенным деревенским дурачком, на которого все махнули рукой. Когда я провёл его через перерождение на камне, он стал другим человеком… И я не могу называть его прежним именем. Когда это необходимо, я называю его Возрождённым. Он ведь возродился в магии огня.

— Да, понимаю… Но это прозвище неоднозначно, оно должно иметь под собой основание.

— Другой смысл я тоже учитываю. — Учитель помолчал, потом заговорил странным, очень спокойным тоном: — Знаешь, Приам, я не знаю, что ты подразумеваешь под основанием, но… Он совсем не такой, каким все его представляют. Вы, да и враги, вероятно, думаете, что найдёте неженку и бездельника. А встретит вас мастер. Этот обмен мнениями Трол Возрождённый не очень хорошо понял, но немедленное понимание и не было его целью. — Это… высокое слово, Султунар. Он действительно так хорош?

— Он ещё лучше, Приам.

— Чепуха! Мастерами в пятнадцать лет не становятся. Учитель терялся, когда в его словах сомневались, поэтому ответил не сразу.

— Ты можешь убедиться. Я разрешаю.

— Мне не хотелось бы травмировать его.

— Думаю, ты этого не сумеешь. Он гораздо крепче, чем кажется.

— Ты не смеёшься надо мной? В конце концов, прошло всего лишь десять лет, когда…

— Идёт одиннадцатый год, мастер Приам, как я взялся за его перерождение и обучение. И всё-таки, несмотря на столь малый срок, он умеет делать всё, что может делать обычный Белый воин. — Учитель повернулся к потоку. Чтобы сказать что-то важное, нужно смотреть на что-нибудь очень красивое. — И по-прежнему пределов его способностям не видно. Иногда мне кажется, если бы не моя любовь к нему, я бы давно признал в нём…

Самого интересного, как всегда, Возрождённый не понял! Учитель имел в виду нечто очень важное, старинное, даже, пожалуй, священное. Но слово не прозвучало, Учитель его только подумал, а Трол не был готов читать ментальный план так же легко, как слышать произносимые слова.

Но Приам, разумеется, всё понял. И хмыкнул.

— За две тысячи лет, пока существует Орден, более двадцати раз было объявлено, что Он пришёл. И все двадцать раз приходилось, как тебе известно, признаваться в ошибке. Поэтому я позволю себе усомниться.

— Магистр Его Ордена сомневается в Его возвращении в этот мир?

Учитель стал излучать такое веселье, что Возрождённый засомневался, правильно ли ловит их настроения.

— Я не сомневаюсь в Его приходе. Просто не верю, что Он заявится в ближайшее время.

— Но в предсказании говорится, что именно тогда, когда Его ждут меньше всего, в самые трудные времена, когда сумерки опустятся на Землю, появится Тот, который… — И Учитель перешёл на какой-то очень древний язык, который не вызывал у Возрождённого даже предположений о значениях слов.

Трола отвлёк один из воинов. Ему что-то потребовалось для готовки. Возрождённый отвёл его в пещеру, показал полку, на которой стояли коробки с пряностями, и скорее вернулся к обрыву, чтобы слушать дальше.

На этот раз разговор шёл на дериб. Учитель говорил:

— После того как он станет Воином, я сделаю его Стратегом. Потом, если никто нам не помещает — говорю как о врагах, так и о друзьях, — мне хотелось бы преподать ему науку Знающего. А потом я сделал бы его…

— Остановись, Султунар! Даже если поверить твоим рассказам о его способностях, и тогда получается, что вам нужно ещё лет тридцать.

— В столь малый срок можно не успеть, мастер Приам. Мне бы хотелось, чтобы ты как следует объяснил это проконсулу Ордена.

— Малый срок? — Приам едва скрывал своё раздражение. — Тридцать лет ты называешь малым сроком, мастер Султунар?

— Это малый срок для выбранного мной обучения, Приам.

— А ты можешь представить, насколько сильнее станут наши враги за эти тридцать лет? Ты представляешь, сколько людей погибнет, заплатив жизнями за ваше спокойствие и хотя бы относительную безопасность?

— Я не представляю, да и не собираюсь подсчитывать потери за эти тридцать лет. Потому что мне выпала более сложная и важная задача.

Приам вздохнул. Для воина его класса это было откровенным признаком низменной ярости.

— Ты говоришь, у тебя есть подозрения, что Трол — это Он. Предположим, только предположим, что я могу допустить это. Тогда я сделаю следующий шаг — соглашусь, что воспитывать Его более сложная задача, чем всё, что делаем мы, находясь на дальних подступах к вашей пещере. Но если это не Он? Что ты почувствуешь, если сорок лет, считая уже проведённые тут, будут потрачены зря? И если окажется, что ты — с твоим умом и искусством — отсиживался в глуши с мальчишкой, который даже не способен представить себе…

— Не нужно так говорить.

Возрождённый никогда не думал, что Учитель может прошипеть слова с таким гневом. Впрочем — ещё не растаял в воздухе последний звук, а Учитель уже был спокоен. Как ни в чём ни бывало он произнёс:

— Представь себя в противоположной ситуации. Что скажут, если выяснится, что у нас была возможность разом, в течение одного поколения разрушить Империю, а мы, вместо того чтобы готовить, как ты выразился, этого мальчишку, бросили его неподготовленным на решение пусть тяжёлых и кровавых, но частных, незначительных задач? Что ты почувствуешь, если выяснится, что Трол пусть даже не Он, но что он мог намного больше, чем сделаться одним из рубак, которых так легко нанять за деньги, или купить за власть, или просто завербовать, потому что Империя наплодила толпы ненавидящих её людей и драться с ней будет чуть не каждый, если ему подсказать, где достать оружие? Мне жаль, мастер Приам, но ты забываешь — мерой любого искусства является эффективность. Это относится к войне, это же относится к человеку. Приам изменил тактику.

— Ты прав, как всегда, Султунар. Если бы всё зависело от меня, ты получил бы столько времени, сколько считаешь нужным. К сожалению, решение зависит не от нас, но я надеюсь, что сумею представить проконсулу твои соображения в наилучшем виде.

— Я рад, мастер. Мы всегда понимали друг друга.

— Но теперь, мастер Султунар, испытание необходимо. Когда твой подопечный будет в лучшей форме для небольшого приключения?

— Он всегда в форме.

Книжник улыбнулся. Он был доволен. Теперь он получил право делать с Возрождённым всё, что угодно.

— Тогда я попробую после обеда. Знаешь, на сытый желудок даже опытным бойцам случалось…

— Правильно. Испытывать — значит всё делать неожиданно, — ответил Учитель. Он опять усмехался, только теперь книжник этого не чувствовал.

— И последнее. — Приам был готов приказывать, это угадывалось по тону. — Я предполагаю, у вас есть ещё несколько недель, скажем, около двух месяцев. Хотя им известно, где вы приблизительно находитесь, они вряд ли смогут действовать в Зимногорье с такой же непринуждённостью, как, например, в Мартогене. Это всё-таки не союзный порт с подкупленной администрацией, а независимое и враждебно настроенное княжество. Но безопасней убраться отсюда в пределах указанного срока — так им будет труднее взять след, когда они снова пустятся за вами.

— А саджи? — спросил Учитель.

— Феи-убийцы охотно соглашаются уничтожать людей, если им платят, но живут в таком странном месте, что наш мир совершенно чужд им. Чтобы они исполнили договор, любую из них следует подвести к месту и указать на выбранного человека. Сами они плохо ищут. — Приам убрал из своего сознания какое-то мелькнувшее ненароком воспоминание и договорил: — Если бы от имперских ищеек было так же просто удрать, как от саджей, я спал бы спокойно.

— И куда теперь нас отправит Орден?

— Что ты скажешь о Западном континенте? Много диких уголков, отличная охота…

Наверное, Учитель поморщился, он не любил охоту.

Теперь Тролу не следовало подслушивать, потому что главное он знал. Книжник принимал его за ребёнка с едва прорезавшимися зубами. Что ж, одно из высоких правил боя гласит: создай у противника представление о лёгкой победе, и он наполовину мёртв.

От того, как он справится с испытанием, зависела убеждённость Приама в правоте Учителя. А она определяла интонацию, с какой книжник будет говорить с неизвестным, но, по-видимому, могущественным проконсулом. Тролу предстояло биться за Учителя, что могло быть лучше?

Глава 4

Во время обеда он съел ровно столько, сколько было необходимо. Один из телохранителей Приама приготовил действительно царское угощение и, фальшиво улыбаясь, всё время пытался подложить Возрождённому самые лакомые кусочки.

Когда пришла пора убирать почти не тронутую еду, Приам раздражённо подумал, что его слуги должны были приготовить для Возрождённого что-то более привычное. Трол прочитал это в сознании книжника с такой лёгкостью, что тут же решил: «Он передаёт мне своё настроение, добиваясь какой-то цели».

Но потом понял, что мастер Приам очень давно не сталкивался с достойным противником, слишком открыт и не готов учитывать тонкие планы Воина. Трол расстроился. Потому что некогда книжник был мастером — достойным противником кому бы то ни было, даже Учителю.

Потом книжник стал объяснять, что нужно делать, и Возрождённый едва смог скрыть разочарование. Оказалось, нужно незаметно пробраться в одну из деревень, в которую они очень редко заглядывали, украсть у хозяина трактира какую-нибудь часть одежды, вернуться и положить эту вещь на камень перед входом в пещеру. Трое громил книжника должны были помешать ему. Оружия Тролу никакого не полагалось, и вернуться он должен был до заката солнца.

Для начала книжник обработал Возрождённого пытательной палочкой с острыми насечками, чтобы он не был слишком свежим. На его телохранителей эта имитация пытки произвела большое впечатление. Один из них, пожилой повар, который спрашивал Трола о пряностях, даже отошёл подальше, чтобы ничего не видеть. А Тролу, хотя в это трудно поверить, хотелось смеяться.

Вот когда Учитель тренировал его на сопротивляемость боли, а такие уроки случались не реже чем раз в три-четыре дня, чтобы не исчезало ощущение лёгкого жара на коже, или когда Учитель отрабатывал на нём приёмы болевого иглоукалывания, чтобы повысить устойчивость психики к некоторым видам гипноза, Возрождённому действительно доставалось…

И лишь когда всё уже почти кончилось, он сообразил, что лучше бы ему так не думать — книжник, вероятно, не столько проверял болью его выносливость, сколько тонко и искусно снижал внушением его тонус, воспользовавшись тем, что гипнотический массаж был Тролу незнаком.

Трол попробовал было сбить внушённую склонность к поражению, но быстро понял, что избавиться от неё до вечера не успеет. Коварный книжник рассчитал всё совершенно правильно. Теперь оставалось только использовать этот маленький проигрыш, изображая желание сдаться на первом же серьёзном препятствии. Он так и сделал… Тогда книжник сделал несколько действительно удачных движений, и болевой шок в слабой форме всё-таки закрепостил его мышцы и сознание. Потом мастер Приам отошёл в сторону и приказал слугам схватить Возрождённого.

Но прежде чем они сообразили, что следует делать, Трол был уже на ногах. Одежда лежала рядом, туфли на мягкой кожаной подошве он заранее завернул в ткань. В общем, он готов был отправиться в путь.

Немного кружилась голова, и внушение старого мастера ощущалось как прозрачная, но яркая дымка, застилающая зрение, но в остальном он был в норме… Самый молодой из наёмников оценил это замешательство как неспособность Возрождённого к серьёзному сопротивлению, бросился вперёд, чтобы сразу свалить его на землю. Трол резко поднял темп восприятия. Движения бегущего человека стали замедляться…

Он не питал к этим людям неприязни, но они могли помешать ему на обратном пути, и он решил избавиться от одного из них. Дождавшись, когда молодой охранник окажется совсем рядом, Возрождённый подался вперёд и чуть наклонился, чтобы от его плеча до опорной ноги подбегающего противника осталось лишь несколько дюймов. Потом он захватил ногу и выпрямился; получилось что-то похожее на «мельницу». Сделал он это, пожалуй, резковато — молодой воин так врезался головой в землю, что его даже не понадобилось выключать.

Два других наёмника выхватили свои клинки и пошли на Возрождённого уже в нормальной боевой готовности. Краем глаза он заметил, что книжник приготовил длинную, более трёх футов, плевательную трубку.

Через двух рубак пройти было несложно, но на пару мгновений они неминуемо придержали бы его. К тому же для этой схватки он должен был повернуться к книжнику боком и хуже контролировать происходящее. А в трубке у него наверняка была игла с каким-нибудь одуряющим зельем… Поэтому Трол просто подскочил к обрыву, швырнул узел с одеждой и обувью вниз, а затем прыгнул на ёлки, заботливо покачивающие своими гибкими лапами всего в сотне футов ниже площадки.

Уже в воздухе, когда он ещё и не думал группироваться для удара о ветви, он услышал характерный звук выдоха — Приам всё-таки попробовал поймать его на иглу… Счастье оказалось на стороне Трола, но это уже было не мастерство, а чистое везение.

Они сбегали вниз так долго, что он успел слезть с ёлки, найти одежду и обуться. Несколько ссадин, которые он получил, слишком плотно прижавшись к коре деревьев, следовало от Учителя скрывать — он расстраивался от неумно полученных царапин и ушибов, считая, что искусство воина состоит в том, чтобы подвергаться наименьшему риску, добиваясь наибольшего результата. А царапины, как их ни рассматривай, признак уязвимости, и, кроме того, иногда они действительно мешали.

До деревни было не больше десяти миль. Он пробежал этот путь рысцой и прибыл к трактиру часа за три до захода солнца. Как бы там ни было, а следовало торопиться.

Он спрятался на чердаке какого-то сарая позади трактира и среди всех этих толкущихся внизу людей стал искать трактирщика. Чем больше он вникал в жизнь, идущую здесь своим чередом, тем больше приходил в недоумение: неужели эти существа, не заботящиеся о своих мыслях, не контролирующие ощущений, не следящие даже за чистотой своих тел, и есть люди?

Телепатический поиск, которого он сначала опасался, тут можно было вести совершенно открыто, никто из деревенских, похоже, даже не подозревал, что существует ещё и такой способ слежки. Их мысли шумели, как мельничные жернова. В них было намешано много всякой всячины, но определяющим в жизни этих людей была забота об удовлетворении собственных желаний.

Кроме того, мизерные знания о мире, раскинувшемся вокруг, и непробиваемая убеждённость в собственной исключительности делали их всех лёгкими жертвами. Пожалуй, лишь некоторые молодые женщины думали не только о себе, но и о детях. Но врождённый эгоизм в них тоже с годами становился сильнее, материнство слабело, и к зрелому возрасту они подходили, как и остальные, закосневшими самодурками.

Трактирщик появился в восприятии Трола довольно неожиданно и сразу стал, конечно, самым ярким объектом. Он был шумным, в общем, незлым любителем пива, песен и застолья. Возрождённый прикинул несколько вариантов атаки. Главным образом потому, что опасался, что мастер Приам замаскировал какие-то защищающие этого человека ловушки. Но все его пробы не привели ни к какому подозрительному результату — в целом трактирщик был как все и ничего не опасался.

Тогда Трол мысленно позвал его в сарай. Трактирщик удивился, но тревоги у него не возникло. Он подумал, что должен был что-то сделать в сарае, но вот забыл, и если сходит туда, то наверняка вспомнит… Это устраивало Возрождённого. И всё-таки он стал тихонько подготавливать свою жертву, внушая ему мысль о слабости и уязвимости.

Захватить биополе толстяка под самый жёсткий контроль не стоило большого труда, и трактирщик вошёл в дверь сараюшки уже полубольным. Тогда Трол приказал ему повернуться лицом к двери, спрыгнул за спину и приложил руки к вискам… Часть боли, оставшейся после пытательной палочки, во время этого контакта перелилась в толстяка. Трол не планировал этого, но получилось довольно удачно — от боли трактирщик потерял сознание и свалился на землю, как созревшее яблоко. Наверное, он даже не успел почувствовать прикосновение чужих рук.

Тогда Возрождённый снял у толстяка с пальца простое железное кольцо и убрался в лесок. Там он натянул кольцо на большой палец, потому что на всех остальных оно болталось, и побежал назад.

Перед пещерой горел костёр. Книжник готовился к его возвращению и не выпускал из рук свой посох, который был на самом деле настоящим боевым шестом. Один его конец был высверлен, и в него залит свинец. Средняя часть шеста была окована железом. Незаметно для непосвящённого из этих металлических планок выкидывались ловители, которыми можно было перехватить любой клинок. И либо выбить таким приёмом, чтобы рукоять меча пришла в правую руку обороняющегося — такими методами Учитель и строил свои защиты, — либо, если сталь была некрепка или сам клинок оказывался слишком гибок, его можно было переломить. С другой стороны этого замечательного посоха были вставлены друг в друга ещё три тонких стержня, которые давали возможность мгновенно удлинить шест ярдов до пяти и зафиксировать специальными распорами.

С таким посохом Возрождённый мог бы не только пройти мимо оставшихся двоих наёмников, но и самого мастера Приама как следует проучить за тот выстрел из трубки… Почему-то Трол решил, что он имеет на это право, ведь бойцы такого класса, каким книжник в действительности был, не стреляют, чтобы взять на испуг — они бьют только на поражение. Но тогда возникал вопрос: что было бы, случись ему попасть? Игла с любым, даже самым безобидным зельем вызывала мышечное сокращение и как следствие — временную потерю координации… А ведь он уже прыгнул; уже находился в воздухе. Если бы Приам попал, Трол, как мешок с трухой, валялся бы под деревьями, и никто, кроме Учителя, не мог бы с уверенностью сказать, каким был этот труп при жизни.

Игра игрой, но безопасность должна соблюдаться. Возрождённый ведь тоже мог запросто поломать этих наёмных дураков, да и Приама несложно разделать так, что по возвращении в город ему, пожалуй, придётся дорого и старательно лечиться…

Подумывая, как расквитаться с Приамом, Трол неожиданно вспомнил, что сбоку от площадки есть выступающий вперёд, нависший над елями карниз, который на первый взгляд казался неприступным. Но путь на него Возрождённый знал с детства и мог подняться с завязанными глазами, что не единожды и проделывал, когда Учитель обучал его преодолевать крепостную стену в темноте или в магическом тумане. Теперь пришла пора воспользоваться этим знанием.

Подъём занял немало времени, но солнце лишь коснулось края западной горы, когда Возрождённый высунул голову и взглянул на площадку перед пещерой не внутренним зрением, а глазами. Сразу стало ясно, что проблема проще, чем казалась. Наёмники стояли у дальнего обрыва площадки, перед тропой, здраво, как им казалось, полагая, что Возрождённый мог спрыгнуть с площадки вниз, но уж взлететь на неё не способен. К тому же они нервничали. Драка с Тролом теперь казалась им делом не просто трудным, но и опасным. На мгновение мальчику даже стало их жаль.

А вот мастер Приам не был уверен, что Трол не найдёт крылья по дороге, и расхаживал по всей площадке, стараясь контролировать всю округу. Учитель расположился на своём любимом валуне, напоминающем причудливое, но удобное кресло. Напитавшийся солнцем камень, наверное, приятно прогревал спину. Он дожидался конца представления со всем доступным комфортом.

Потом, скорее из озорства, чем из опасения подвоха, Трол стал искать молодого наёмника Приама и обнаружил его… на своей кровати. Как ни странно, в самом скверном состоянии у него оказалась нога. Если Трол на таком расстоянии не ошибался, у паренька было растянуто подколенное сухожилие, теперь ему придётся лежать не меньше недели… Дистантное прощупывание вызвало у юноши болевой приступ, и он громко застонал.

Приам ещё раз внимательно осмотрел всю площадку, прислонил шест к камню, на котором Трол родился, и зашёл в пещеру… Лучшую возможность придумать было сложно. Трол резко издал беззвучный вой волка, пугая лошадей, привязанных перед входом на тропу, и они дико забились у коновязи. Оба воина, поджидающие не только Трола, но и стерегущие свои тюки, перегнулись через край площадки и попытались успокоить лошадей. Учитель был вне игры, поэтому Возрождённый и не пытался с ним совладать…

Он попросту подтянулся, прокатился, выпрямился и через пару бесшумных прыжков забрал посох Приама. Потом быстро отыскал в куче разного тренировочного добра, которое было разложено в ближнем к нему углу площадки, верёвку, закрепил её одним движением на вбитом в каменную стену стальном крюке и спустился вниз… Разумеется, он почувствовал досаду Учителя, потому что не закончил игру сразу, положив колечко на условное место, но у него ещё было время.

Очутившись на земле, Трол зашёл за один из выступов горы и, оказавшись в мёртвой для наблюдения зоне, несколько минут разминался, приучая руки к шесту.

Он нравился ему всё больше. Это было оружие той самой категории, которую он любил, — не явное, но мощное, простое, но совершенное. И требующее такого же совершенства от бойца. Убедившись в своей готовности, он скользнул к тропинке и стал по ней подниматься, уже не стараясь оставаться незамеченным.

Но у него осталась инерция быть замаскированным, заданная ещё в деревне, и телохранители Приама увидели его, лишь когда до них оставалось ярдов двадцать. При желании он мог преодолеть это расстояние в три прыжка, но такого желания у Возрождённого не было.

Воины закричали, Приам вылетел из пещеры, как камень из пращи. Увидел Трола с шестом в руке, повернулся к месту, где оставил посох… Потом посмотрел на Учителя, тот едва заметно усмехнулся и отрицательно качнул головой. Тогда Приам достал свою трубку и с довольно растерянным видом пошёл к воякам, которые так ничего и не поняли.

Зато они напали на Трола с воодушевлением, которое ему пришлось бы подавить откровенно жестокими средствами, если бы он был без оружия. Но сейчас всё было по-другому… Кроме того, они были ему нужны — он больше не хотел давать Приаму возможность выстрелить.

Несколько раз книжник пытался зайти сбоку, но Возрождённый снова и снова прятался за его же людей… И шаг за шагом теснил всех троих к камню. А когда они упёрлись в его край, Приам почувствовал, что отступать уже некуда, и шагнул вперёд, быстрым движением приставив трубку к губам… Собственно, этого момента Трол и ждал. Он ушёл от мечей его слуг, выбросил дополнительные колена из шеста, упёрся одним его концом в землю и прыгнул.

Полёт получился высоким и совсем не по той траектории, которую Приам ожидал, оценивая толчок Трола. Он выстрелил, но игла прошла ниже…

Когда Приам оказался под ним, Трол распрямился и ударил ногой по трубке, она улетела за край площадки. Если бы он захотел, то мог бы услышать, как она зашуршала на хвое елей и как стукнулась о землю.

Приам зажал рассечённый рот. Губы у него могли остаться невредимыми, но, если он зажимал трубку по-бойцовому, зубами, они должны были улететь с трубкой в сторону…

Трол приземлился, выпрямился и положил кольцо на шершавую плоскость камня. Затем повернулся к Учителю и медленно, церемонно поклонился в манере победителя, а затем демонстративно посмотрел на западную гору. Солнце на четверть выступало над её вершиной.

Приам подошёл к своим воинам и положил им руки на плечи. В обоих ещё кипел боевой гнев. А Возрождённый мельком подумал, насколько же прав был Учитель, когда требовал, чтобы он всегда бился без эмоций — чувства неминуемо приводили к поражению.

— Трол, подойди сюда. — Он подошёл к Учителю. — Зачем ты устроил это представление?

Приам тоже подошёл, но это было его дело. И тогда Возрождённый честно рассказал, что думал о выстреле книжника и что, устроив «представление», хотел ему всего лишь отомстить.

— Тебе это удалось, молодой мастер, — сказал Приам. Как доказательство он открыл рот и приложил палец к кровоточащим дёснам, на которых не было резцов.

— Да, плохо получилось, — сказал Учитель огорчённо и потёр подбородок.

Тролу стало не по себе, потому что таким расстроенным он видел его очень редко.

— Что я сделал не так, Учитель? Вместо ответа Приам достал кожаный футляр с иглами, высыпал их на ладонь, взял одну и точным движением вогнал себе под кожу. Потом протянул иглы Возрождённому.

— Можешь попробовать сам. Если найдёшь хоть одну с зельем, считай, что не зря выбил мне четыре зуба.

Неожиданно Приам обнял Трола за плечи и прижал к своей мягкой старческой груди.

— И всё-таки ты прав: если бы мне удалось насадить тебя на стрелку, я бы не считал, что ты достоин внимания Ордена. А сейчас…

— Тем не менее придётся объяснять отсутствие четырёх зубов, не так ли?

Учитель встал, он готов был церемонно обозначить раскаяние и просьбу о прощении, только пока не знал, как именно это сделать.

— Да уж, кое-что объяснять придётся… — взглянув на Трола в упор, Приам вдруг улыбнулся так, что стало ясно — он не сердится. — Не расстраивайся, молодой мастер. Почему-то начинает казаться, что я и мои люди ещё легко отделались.

Тогда Учитель не стал приносить извинений, он лишь фыркнул, но в ответном поклоне в сторону Трола читалось признание честного окончания поединка, а не упрёк. Мастер Приам отпустил мальчика и сделал то же, только манерой его поклона демонстрировалось признание поражения. Кажется, Возрождённый был счастлив.

Глава 5

Через два дня мастер Приам и его сопровождающие отправились назад в Кадот. По просьбе Учителя книжник оставил одного коня, чтобы у Возрождённого была возможность поучиться джигитовке и уходу за лошадью.

Учитель показал несколько приёмов атаки всадника пешим воином, потом сел на коня, продемонстрировал ответные действия и ушёл на дальние луга собирать травы. Трол принялся тренироваться в паре с животным. Чтобы имитировать противников, пришлось использовать, как всегда, деревянные чурбаки. С самого начала конь очень боялся их, а Возрождённый никак не мог понять, в чём дело. И лишь через неделю понял.

Лошадка оказалась слишком очеловеченной, попросту привыкла верить людям. Когда Трол атаковал чурбачки и представлял их как враждебных воинов, конь видел, что это не люди, но, получая от наездника постоянный сигнал, что это противник, очень переживал. Оказалось, звери не переносят ни двойственности, ни мнимости… Этот урок был едва ли не важнее выученных приёмов.

Когда Учитель вернулся, Возрождённый едва успел показать, чему научился, как выяснилось, что он перетрудил конягу. В самом деле, конь за последнее время похудел, но, по мнению Возрождённого, стал легче на ногу и здоровее духом, потому что трудная работа и тесное общение с Тролом внушили ему немалую толику самоуважения и радости жизни. Как оказалось, это было важно, без этого иные вещи были неисполнимы, сколько бы Трол ни тренировался, — например, он так и не научился бы скакать галопом, стоя на крупе коняги. А вообще-то, как Возрождённый объяснил Учителю, конь в целом производил впечатление плохо выезженного, и он, Трол, мог бы сделать из него бойца получше. Тогда Учитель серьёзно ответил, что на конноспортивную карьеру Трола у них нет времени. После чего совершенно неожиданно был объявлен отдых.

Учитель с конём куда-то исчезли, верно, забрались в совсем необжитые места, где Учитель собирал ингредиенты для колдовских экспериментов, пока конь разъедался на вкуснейших горных травах. А Возрождённый остался один и должен был сам придумать себе какое-нибудь дело.

Он сходил в деревню, переодевшись бродячим акробатом, и люди показались ему ещё более неприятными и слабыми, чем когда он выискивал трактирщика по заданию Приама. К тому, что он заметил в них тогда, теперь можно было прибавить ещё целый букет неприятных черт — неразборчивость в средствах, мелкая хищность, полное непонимание красоты почти во всех её проявлениях и постоянный страх, гложущий людей даже во сне. Когда он как-то спросил одного из местных заводил-здоровяков, чем вызван этот страх, тот ничего не смог объяснить. Люди вообще оказались косноязычны и, как выяснилось, самостоятельно не умели размышлять о самых простых вещах.

В это он сначала не мог поверить. Учитель всегда и почти во всём требовал умения найти собственную, личную оценку, а здесь люди не верили, что им это удастся, не понимали, зачем это нужно, и не хотели этого добиваться. Как оказалось, им это представлялось почти непосильно трудным. И вызывало враждебность. Так же, как и применение иноязычных слов.

Расстроенный, Трол вернулся в пещеру и стал ждать. Когда через неделю Учитель появился на тропе, возвращаясь со своей прогулки, Трол бросился к нему и, не дав даже сойти с коня, рассказал, чем занимался.

— Оказалось, молодой мастер изучал человеческую природу. Почти философствовал! — Учитель выглядел отдохнувшим, как и их конь.

— Учитель, я говорю о главном — они мне не понравились! Все целиком и каждый в отдельности.

— Ну, от этой беды вылечиться проще простого.

Учитель оценивал его новоприобретённое недоброжелательство к людям как не заслуживающую разговора мелочь.

— И что нужно сделать?

— Несколько дней у нас ещё есть, прежде чем мы уедем…

Трол решил сыграть в неосведомлённость.

— Мы уезжаем? Интересно. А я ничего не знаю. Учитель вздохнул и умылся после дороги в корытце у коновязи, потом стал рассёдлывать лошадь.

— Всё ты знаешь. Если тебе кажется, что твоё присутствие при моём разговоре с Приамом было верхом маскировки, то могу засвидетельствовать: если бы солнце хоть на секунду зашло за тучку, мне уже не удалось бы загородить твой сверкающий силуэт.

Чтобы Учитель не вдавался в эту тему, Возрождённый промычал:

— Вообще-то мы говорили об остальных людях. Учитель повернулся и пошёл в пещеру, чтобы переодеться.

— Своди к водопаду коня, искупай и вычисти его, — бросил он через плечо. — А потом присмотрись к детям.

Раздумывая о совете Учителя, Возрождённый вычистил коня, как царевича, с удивлением обнаружив, что конь узнает его и очень рад возобновить дружбу, быстро, как мог, приготовил для Учителя ужин и к вечеру ушёл в деревню.

Вернулся он через день. Учитель оказался прав, как всегда. Дети полностью примирили его с людьми. Хотя их, конечно, следовало лишь пожалеть, потому что они попали в такой мир, который неизбежно превращал их во взрослых.

Учитель, заметив, что Возрождённый вернулся, внешне не проявил к этому большого интереса. Он даже не отложил в сторону трактат, посвящённый, кажется, агрономии Западного континента, который до этого сосредоточенно читал. Когда Трол подошёл и поздоровался, Учитель заложил книгу пальцем и поднял на него глаза.

— Как дела?

— Что делать, чтобы дети на всю жизнь оставались такими, каковы они есть?

— На это пока нет ответа, хотя самые умные и благородные люди ломали голову не одну тысячу лет. Но должен признать, они не оставляют надежду найти его.

— Я хотел бы заниматься этим. Наравне с тренировками, конечно.

Учитель улыбнулся самыми уголками глаз.

— Подумай вот о чём — понравятся ли тебе люди, которые остались детьми на всю жизнь? Может быть, нынешние взрослые с пороками, в которых ты их обвиняешь, а именно в нежелании трудиться и ограниченности в постижении мира, — может быть, они и есть, как ни печально, те дети, которые не выросли по-настоящему?

Трол подумал. Всё становилось ещё сложнее, чем казалось раньше.

— Что же делать?

— Думать, как сделать, чтобы испорченные дети всё-таки повзрослели.

— Я буду думать, — ответил Возрождённый. Учитель встал, отложил книгу, потянулся и сказал:

— Разумеется. Но об этом нужно думать по-особенному.

— Я уже много знаю, — на всякий случай ответил Трол.

— Все негодяи, которые принесли массу горя людям, полагали, что они очень много знают, во всяком случае — достаточно. Проблема не в том, чтобы знать, и даже не в том, чтобы люди сами захотели стать другими. Проблема вот в чём: а нужно ли этому миру, чтобы все люди стали совершенными?

Возрождённый поклонился, как кланялся на тренировках по рукопашному бою, когда пропускал «смертельный» удар.

С чего следует начинать?

Глава 6

На следующий день Учитель взял один из утяжелённых боевых шестов, прошёл в самый дальний и тёмный угол пещеры; подважил какой-то камень, который всегда казался Возрождённому монолитным с остальной скалой, и сдвинул его в сторону. За ним открылся проход.

— Здесь есть подземелье, в котором ты будешь учиться думать по-особенному, — сказал Учитель. — Не как человек и даже не как воин. А как часть мира… Здесь об этом должно хорошо думаться, я проверял все стены на биополевую насыщенность — совершенно чисто, ничто не мешает.

— А ты, Учитель?

— Я буду передавать тебе еду. Чтобы не создавать лишних наводок, я замурую тебя в специальной камере и оставлю узкую щель для миски.

По стенам стекала вода. В воздухе чувствовался запах плесени, летучих мышей и сырого камня. Но здесь действительно было чисто, даже фон деревьев и травы, который бывает иногда очень мощным, особенно перед дождём, не проникал сюда. Но всё-таки Возрождённому здесь не понравилось — он подумал, что согласен примириться с любым фоном травы ещё и потому, что она даёт свежее дыхание. А каково ему будет в тесном, запертом помещении?

— Там всё устроено, — вмешался в его мысли Учитель. — Будет, как ты любишь — и свежий воздух, и полное соблюдение гигиены, и даже небольшой ручей, чтобы ты не забывал воду.

— А как теперь быть с нашим отъездом?

— Такую удачную пещеру, как эта, не так просто отыскать. Поэтому ты попробуешь тут, хотя бы для того, чтобы впоследствии было с чем сравнивать.

— Что мне следует делать?

— Сначала научись терять ощущение времени. Пещеры для этого отлично подходят. А потом… Знаешь, как в свободном бою без оружия — просто слушай себя, своё тело, свою душу, — Учитель даже наклонил голову, изобразив, что прислушивается к чему-то очень тихому. — И не бояться непроизвольности — это главное условие. Но входи в него с чем-нибудь простым, что уже знакомо тебе.

— Может быть, потренироваться в технике дальнего подслушивания?

— Нет, лучше попробуй видеть на расстоянии. — Учитель задумался, потом тряхнул головой, отгоняя неудачную мысль. — Смотри с какого-нибудь необычного ракурса, например с большой высоты. Только с очень большой, когда трудно различить людей и даже отдельные дома.

— Как войти в это состояние?

— Помни три вещи. Кажущееся действительней существующего. Энергии никогда не бывает достаточно. И последнее: там, где ты можешь оказаться, прав только ты. Это важно. — Они уже шли под тяжкими сводами, и его голос гулко отзывался в темноте. — Даже если я успею вовремя, что сомнительно, в том мире, где ты можешь оказаться, любая помощь, даже моя, испортит всё безнадёжно.

— Не понимаю, — признался Возрождённый. — Что может случиться?

— Если бы я знал, ты бы получил полный список неприятностей, ожидающих тебя.

— Ясно. — Сердиться Тролу не хотелось, но очень уж последние слова походили на одну из обычных отговорок Учителя.

— И конечно, не забывай простые вещи. Слушай незнакомое, почаще обновляй способность видеть в темноте — ты дважды споткнулся, пока шёл за мной, — Учитель так резко остановился, что он чуть не налетел на него. — Когда ты дрался с ребятами Приама, мне показалось, ты снова не чувствовал открытые зоны.

— Свои или противника?

— Свои, конечно. Более подготовленный противник успел бы обрить тебе голову, пока ты прыгал от Приама.

— С тобой, Учитель, я бы и вёл себя по-другому.

— На самом деле я не совершенный мечник. — Учитель шагнул в сторону и растворился в стене. Возрождённый последовал за ним в крохотный лаз и услышал: — Вот твоя келья.

Там, где они только что прошли, была сложена тяжёлая и толстая стена, но построили её много лет назад.

— Жаль, придётся уезжать отсюда. На редкость чистое место, — Учитель посмотрел по сторонам и вздохнул: — Пищу ты будешь получать раз на два дня. Ну, прощай.

Он выскользнул в лаз и быстро стал закладывать его заранее приготовленными камнями.

— Учитель, почему ты сказал «прощай»?

— Не знаю, — послышалось с той стороны уже узкого отверстия. — Это имеет значение?

— Мне показалось, имеет.

Учитель не обратил на слова Трола ни малейшего внимания.

— Запомни, в нашем распоряжении только две недели. Постарайся добиться большего, чем я тебе предложил.

Он ушёл очень тихо. Возрождённый сел, расслабил все «узлы» сознания, прислушался к себе. Неожиданно всплыло прощание Учителя. Он отогнал эти глупости, но потом понял, что всё-таки боится, почти как люди в деревне. Только, конечно, не за себя, а за него — самого близкого ему человека, по приказу которого он отдал бы жизнь, даже не спросив, зачем это понадобилось.

Он встряхнулся, подошёл к заложенному лазу, потрогал камни. Раствор успел затвердеть. Кроме того, камни были уложены каким-то хитрым замком, сдвинуть теперь их мог только тот, кто знал порядок разборки, иначе они встали бы «в распор», с которым не удалось бы справиться даже дюжине человек. Конечно, это было самым разумным. Накладывать на камни заклинание Учитель не хотел, иначе колдовской след в этом чистом подземелье выветрился бы не раньше чем через несколько месяцев.

Трол осмотрелся. Келья была довольно велика, даже позванивание ручья, который вытекал из одной стены, образовывая небольшой водоём, не было слышно от того места, где Учитель сложил стену. В самом глухом уголке зала Возрождённый нашёл узкую трещину, в которую утекала вода — с гигиеной в самом деле всё было в порядке.

Тогда он выкупался, чтобы почувствовать себя как дома. У воды был отчётливый известковый привкус, но по чистоте и свежести она не уступала водопаду. Приказав себе в течение ближайших суток не обращать внимания на голод, Трол стал терять чувство времени.

Это оказалось не так просто, его всё время уводило в сторону, чаще всего он начинал видеть внутренним взором звёздное небо… Небо всегда притягивало его, словно обещало невиданное удовольствие или напоминало о давно забытом умении. Хотя что это могло быть за умение, что за удовольствие — Возрождённый не знал.

Неожиданно у Трола очень легко выделилось эфирное тело, никогда прежде так не получалось. Оно прошло сквозь земельный свод и поднялось над горами.

И сразу же он понял смутные, но полные угрозы предупреждения Учителя — оказалось, память эфирного тела очень слаба. И слабела она не только от расстояния, которое отделяло его от физического тела, но и от ветра, от яркого солнечного света, от звуков, которые не смолкали в вышине… Утихали лишь звуки, идущие от земли. Но гораздо отчётливее становился гул, исходящий сверху, из космоса.

Трол поднимался до тех пор, пока не почувствовал: ещё немного, и он оглохнет от звона звёзд, небесных сфер и потока всезнания. Ему захотелось окунуться в это всезнание, но он почувствовал, что от этого потока информации — часто дикой и абсолютно нечеловеческой — можно ждать самого скверного, самого опасного. Тогда он осмотрел Землю под собой. Она виднелась сквозь какую-то дымку, странные искривления пространства и прозрачности, как-будто он смотрел через один из тех оптических приборов, которые не столько приближали объект, сколько обманывали зрение. Но, приноровившись, он сумел видеть Землю довольно хорошо. Конечно, это было Зимногорье, страна, которая приютила его с Учителем.

По сути, это оказалась небольшая долина, окружённая с трёх сторон горами, иные из которых были покрыты ледниками. В ширину долина не превышала пятидесяти, а в длину, несмотря на весьма причудливый рельеф, вытягивалась более чем на двести миль. В неё стекали воды по меньшей мере полутысячи больших и малых рек, которые в нижней трети долины образовывали реку несравненной красоты, которая называлась Аттельгир и впадала в Кермальское море.

Собственно, это было не море, а огромный залив, который длинным мелеющим языком вдавался от Северо-Западного океана в Северный континент почти до его Западных хребтов. Кермал был усеян множеством архипелагов и островков, создавая в этих водах немало проблем судоводителям.

Когда-то Кермал был колыбелью множества стран и племён Северного континента. Но с появлением тут Империи люди были истреблены или угнаны в рабство, и теперь на всём некогда обжитом побережье уцелели только два государства — Зимногорье на северном побережье и Мартоген на южном, почти напротив дельты Аттельгира. Зимногорье сохранило известную независимость от Империи, главным образом из-за своей малозначительности, зато Мартогенское королевство было едва ли не самым ревностным исполнителем воли захватчиков в этой части мира.

Окружённый пустынными, дикими землями, Мартоген был связан древней дорогой, протянувшейся едва ли не на тысячу миль, с юго-западным берегом континента, на котором существовало немало княжеств, оставшихся от могучих государств, сливающихся уже с передней частью Западного континента, которые первыми пали под ударами Империи, когда она вторглась на Запад. Эти несколько десятков карликовых владений, которые воображали себя свободными, а на самом деле скудно подкармливались Империей, вели между собой бесконечные и бессмысленные войны. Недаром всю конгломерацию величали Кеос.

Центральные и северные земли континента оказались практически безлюдны. Лишь какие-то странные существа время от времени появлялись оттуда, и воинским подразделениям Империи приходилось сдерживать их. Может быть, потому, что эти территории покрывал безбрежный и совершенно непроходимый тайг с редкими полянами около рек и болот. Трол собрался было совершить путешествие эфирным телом до ближайшего болота, потому что никогда такого не видел и хотел разобраться, что к чему, но неожиданно в нём кончилась энергия.

После первых, довольно значительных успехов он с удивлением обнаружил, что не просто устал, а превращён в какое-то подобие общинного, нетренированного человека. Та самая чистота пещеры, которая сначала вызывала восхищение, оказалась совсем не благом. Выяснилось: как ни тяжело иногда выдерживать биополевой пресс растений и животных на земле, в случае значительного истощения этот напор животной силы начинал подпитывать, попросту вливал в человека дикие, но действенные токи. И если этой подпитки не было, тогда любой расход энергии приходилось компенсировать собственными усилиями, а истощение могло развиться мгновенно.

Незаметно для себя Трол перерасходовался, и теперь ему, чтобы развиваться дальше, надо было научиться вырабатывать энергию в больших количествах, чем обычно.

Почти неделю он воссоздавал себя, как, наверное, не воссоздавал с той поры, когда почувствовал себя крохотной искоркой живого духа, помещённого в мёртвое тело. И пришёл к удивительному открытию.

Почти всё у него было прекрасно и функционально устроено, но вот мускулы требовали чрезмерного питания. Оказалось, что он, Трол, ученик своего Учителя, одна огромная мышца.

И ему приходилось скармливать своей мускульной оснастке целые озёра энергии, потому что он не умел приводить их в спокойное состояние, если их сила была не нужна. Выяснилось, что мускулы требовали не только физической тренировки, но и психической. Вот этим, а вовсе не потерей чувства времени и дальними путешествиями эфирным телом Трол и вынужден был заняться.

Глава 7

На двенадцатый день заточения Возрождённый проснулся, разбуженный настоящим ужасом, поднимающимся, казалось, с самого дна его естества. Происходило что-то очень страшное. Он послал импульс Учителю, но случилось невероятное — тот грубо оттолкнул его. Связь оборвалась, но на мгновение он увидел…

Три или четыре десятка занесённых мечей, залитое потом лицо огромного воина в странном шлеме, раскрывшего рот в беззвучном для Трола крике боли, и меч Учителя, вскрывающий ему яремную вену. Что-то ещё было за ними, что Учитель держал в поле внимания, хотя это не вызывало ощущения непосредственной опасности… Что-то странное, какое-то существо, которое было тут, но не участвовало в схватке, не сомневалось в её исходе или не заботилось о чей-либо жизни и смерти.

Было ли это реальным событием, происходящим наверху, или Возрождённый вторгся в одно из чрезмерно ярких воспоминаний Учителя? Поразмыслив, он решил: Учитель по-настоящему испугался за Трола, не хотел, чтобы кто-то определил, где он находится. И ещё Учитель надеялся, что тогда Возрождённый останется в живых. С внезапным ужасом Трол понял: Учитель будет биться, пока не погибнет, чтобы огромным фоном выделившейся при умирании энергии замаскировать его, своего ученика.

Тогда он попытался сообразить, уйдёт ли Учитель, если он обозначит себя этому существу, спокойно, пожалуй, даже равнодушно наблюдающему за схваткой? И получалось, что теперь уже поздно. Даже если Учитель поймёт, что его смерть не нужна, он всё равно умрёт, потому что будет биться не за ученика, приведённого к жизни невиданной магией, а за нечто более значимое, что Учитель определил Приаму неизвестным словом на неизвестном Возрождённому языке.

Он не знал, что делать. Прийти к Учителю на помощь он не мог. Чтобы пробиться через кладку, сделанную руками наставника, могло потребоваться слишком много времени, а помощь наверху нужна была сейчас, сию секунду. И тогда он стал готовиться к последнему в жизни, совсем не тренировочному бою.

После спокойной жизни последних недель это было не очень просто сделать. Трол привёл свой дух к той форме жёсткого внимания к миру, которое должно было обеспечить победу в схватке с любым противником. Он превратил своё сознание в зеркало, на котором всё отражалось, но ничто не проникало вглубь. Он размял мускулы, дряблые после перерыва в тренировках, но всё же послушные малейшему приказу. И послал этому существу вызов.

Трол не хотел тратить энергию, поэтому ограничился одним словом:

— Жду.

— И оно отреагировало. Оказалось, оно ждало именно Трола, его уже не интересовала схватка с Учителем, хотя оно испытывало раздражение от того, что отборные воины, которые пришли с ним, не могут справиться с одним — разъединственным противником.

Едва связь между ними прервалась, Возрождённый пришёл в ужас. Если бы его не закрывал экран в сотни футов чистой земли, это существо могло убить его одной своей ненавистью.

И ещё из этого контакта Трол вынес — оно являлось особым агентом Империи, человеком, которого чудовищным образом вытренировали на разрушение… Хотя некогда оно было женщиной, по некоторым признакам — несчастливой женщиной, потому что вместо радости жизни и любви её привлекали карьера, слава и привилегия посылать в бой других непонятным образом изувеченных людей.

Это была та, кого опасался Приам. Она прибыла гораздо раньше, потому что использовала неожиданный способ переброски солдат — посадила две роты воинов в странных шлемах, гвардию Империи, на фиолетовых фламинго — гигантских, специально выведенных когда-то, хорошо приручаемых и легко тренируемых птиц.

Ещё Трол разобрал в её сознании имя, и звучало оно чуждо и тяжело — Такна. Она принадлежала к высшему сословию Империи, и если эта операция завершится успешно, а она не сомневалась, что так и будет, она получит в столице высокий пост с немалыми возможностями и дальше творить зло.

Неожиданно пришёл сильный и устойчивый сигнал Учителя. Он не тратил силы на упрёк, просто показал Тралу, как в пещеру цепочкой во главе с могучими ветеранами входят кинозиты… Почему-то Учитель назвал их именно так, хотя было непонятно, каким образом эти несомненно люди были связаны со старинным демоном, летающим охотником на путников, обладающим способностью оживать после смерти. Их было не так уж много, перед Учителем стояло больше. Сначала они долго возились с факелами. Возрождённый удивился тому, что в Империи отборными считались солдаты, не умеющие видеть в темноте. Потом сообразил, что после двухнедельного пребывания в абсолютном мраке его глаза могут не выдержать даже чадящих факелов, и быстро сделал себе массаж, увеличивающий световую выносливость. Он не знал, насколько эта пассивная защита будет эффективной, но ничего другого придумать не сумел.

Потом он услышал, как они прошагали по пещере мимо его кельи. Цель была достигнута — перед Учителем стало на четыре десятка воинов меньше, и он «промолчал». Но у них оказался один сержант, который понимал что-то в телепатии, и Такна резким, очень сильным сигналом указала им стену, сложенную Учителем. Они стали бессильно ковырять её, потом кого-то послали за деревянным тараном.

Делая жидкой грязью боевую раскраску на лице, на груди и руках, Возрождённый подумал об оружии. У него не было ничего, кроме нескольких удачной формы камней. Тогда он принёс их к тому месту, где собрались кинозиты, и сложил горкой, чтобы подбирать не глядя.

Один из воинов просунул в отверстие для миски факел. Это было неплохо, у Возрождённого появилась возможность восстановить ослепшие было глаза. К тому же теперь он каким-то образом мог смотреть на факелы и по-прежнему видел в темноте.

Принесли таран. Несильными ударами — в тесном коридоре не удавалось размахнуться — стали долбить стену. Сначала казалось, она не поддастся. Потом выпал один камень, обрушился другой, наконец целый поток камней посыпался в сторону Возрождённого, и в стене образовалась щель, в которую стал протискиваться воин, выставив вперёд круглый щит, обтянутый кожей. Следом за ним тут же полез ещё один, держа в каждой руке по факелу. Трол отрегулировал дыхание и взял камни.

Тот, кто влез первым, размахивал перед собой мечом. Возрождённого он не видел. Между краем щита и подбородком образовалась неприкрытая зона в добрых четверть фута. Туда-то Трол и кинул первый булыжник. Кинозит свалился даже без вскрика, его каска покатилась вперёд. Тот, кто держал факелы, закричал, из пролома стал появляться третий воин. Он отчаянно пытался продраться в щель, но камни зажали его доспехи, и он не мог сделать ни шагу вперёд.

Трол подхватил меч первого кинозита, успел отрубить голову недотёпе, который застрял в проломе, а когда факельщик наконец увидел его и сделал выпад пылающими деревяшками, присел и атаковал его ноги.

От прямого удара ногой в коленный сустав факельщика отбросило назад. Он оттолкнулся плечами от стены и попробовал выпрямиться, но нога уже не держала его, и он раскрылся. Трол добил его ударом левого локтя в переносицу. Обратная отмашка мечом в правой сделала удар резким и чётким, как на тренировке.

Труп обезглавленного воина выволокли в коридор, оттуда послышалась ругань на гвампи. Этот язык Трол знал очень плохо, потому что он был груб и на нём не существовало литературы. Пока по ту сторону стены совещались, Трол вызвал Учителя.

Тот прижался спиной к стене и защищался. Число врагов перед ним уменьшилось наполовину, но они всё равно шли вперёд. Учитель получил несколько ран, истекал кровью, и, к удивлению Возрождённого, его реакции стали неторопливыми как у нетренированного человека. Тогда Трол решил пробиваться наверх.

Он сосредоточился на пещере. Почти две дюжины солдат собрались в коридоре ниже кельи. В коридоре, ведущем наверх, их было меньше.

Собрав всю двигательную энергию, он скользнул в отверстие, к врагам. В коридоре он сразу воткнул меч в шею кинозиту, одетому побогаче других, — ему на миг показалось, что это тот самый сержант, от которого зависела связь с Такной. Остриё застряло между позвонками, и, пробуя вернуть меч, Трол провозился слишком долго. Кто-то заметил его и завизжал, предупреждая товарищей. Меч пришлось оставить, важнее оружия становилась скорость…

Он угадал правильно, скорость позволила ему «размазаться» в тенях, отчего действия противников стали поспешными и неразумными. Почти дюжину он проскочил, когда они только начинали поворачиваться в нужную сторону. Оставалось пройти пятерых…

Но одним из этих пятерых был лейтенант, который командовал всем отрядом. Его следовало убрать раньше других, тем более что он уже увидел Трола. Возрождённый прыгнул на него…

И вдруг с ужасом почувствовал, что промахивается!.. Ещё не приземлившись, он выставил блок, и это спасло его от сильнейшего удара ногой в живот. Используя энергию этого удара, он откатился в сторону, и тут же воздух в том месте, где он только что находился, пропороли лезвия двух мечей.

Лейтенант опоздал, потому что слишком много сил вложил в эти выпады обеими руками, в каждой из которых мелькало отменно заточенное лезвие. Желание покончить с противником одной атакой подвело его — закрепостило мышцы и затормозило сталь.

Но теперь все видели Возрождённого, он потерял инициативу, а между ним и свободным коридором, уходящим в чернильную тьму, по-прежнему стояли пятеро кинозитов, один из которых был, без сомнения, лучшим бойцом этого отряда.

Тогда он закричал. Это был «ведьмин» крик, специально изобретённый и подобранный к горлу Возрождённого. Когда он тренировался под присмотром Учителя в этом виде защиты, оба уходили поглубже в каменный грот, из которого наверх почти ничего не могло донестись, и то трава у входа высохла, пока Возрождённый научился кричать как следует. Об этом крике складывались легенды, поэтому Учитель накрепко вбил в Трола главное условие его применения — враги, которые слышали его хотя бы раз, никому не должны рассказать о нём. Они должны умереть.

Трол ещё не «спел» и половину диапазона, а лейтенант упал на спину, отброшенный вибрацией колдовского голоса, выронив свои мечи. Воин за ним, оказавшись на гребне звуковой волны, сложился в кучку доспехов, обливаясь кровью, хлынувшей у него из горла… Остальные, что закрывали Тролу дорогу наверх, присели, зажимая уши, дрожа от ужаса.

Лейтенант был в руках Трола. Возрождённый мог поднять один из двух его мечей, убить неприятеля, успел бы, вероятно, расправиться с несколькими другими, но…

Если бы он убил его, кинозиты превратились бы в толпу отступающих наверх солдат, даже если бы им за невыполненный приказ и грозила децимация… Лишь лейтенант мог их придержать, восстановить порядок и дисциплину, организовать, насколько ему могло показаться, разумный поиск Трола в боковых ответвлениях пещеры… И Трол не тронул его, лишь казнил троих вояк, что попались под ноги.

Оказавшись выше людей, пришедших его убивать, он повернулся и посмотрел назад. В повисшей после его крика тишине, в полутьме, озаряемой брошенными на пол факелами, кинозиты выглядели не очень воинственно. Некоторые из них присели, почти треть вжималась в камень, большая часть лежала, напоминая медлительных раков, выброшенных на камни… Тогда Возрождённый засмеялся, он хотел внушить им ещё больший страх, но ошибся. Всё-таки это были лучшие бойцы Империи, и слишком явная насмешка лишь помогла им справиться с испугом. Кто-то поднял голову, потом кто-то руками, колеблющимися, как листья на ветру, поднял факел. Спустя несколько секунд они все смотрели на Трола.

А он отсмеялся и негромко сказал на гвампи:

— Когда Такна узнает, что вы не справились с безоружным отшельником, ни одному из вас не будет суждено умереть лёгкой смертью.

Потом повернулся и пошёл, всё ещё посмеиваясь, по проходу. Тогда снизу послышались ропот, вой, улюлюканье… Пожалуй, он мог и не оставлять лейтенанта в живых, они очухались слишком быстро, гораздо скорее, чем он рассчитывал. Тогда Возрождённый свистнул, чтобы они не перепутали свои голоса с его, и побежал вперёд.

Глава 8

Общего представления обо всей пещере у Трола, разумеется, не было, её он не изучал за время своего заточения. Но он знал с дюжину ходов и боковых ответвлений по дороге к выходу и надеялся, что ему удастся «запутать» в них кинозитов. Для этого следовало первое время держать их в десятке ярдов за собой и вести так, чтобы они потеряли ориентацию… Тем более что сержанта-телепата, который поддерживал связь с Такной, он действительно убил. Заблудившись, этот отряд выпадал из рядов атакующих, а тем временем Трол мог бы подняться наверх и помочь Учителю.

Но он не учёл лейтенанта. Тот на поворотах коридоров довольно осмысленно, видимо не теряя общего представления о направлении, принялся ставить какие-то метки куском чёрного угля, а на некоторых разветвлениях оставлял по воину.

Вот тут Трол, пожалуй, слегка ошибся. Он не прочитал состояния самых опытных кинозитов и их командира, а вздумал торопиться. Поэтому, «заметив» своим внутренним видением довольно большой зал, совершенно пустой, имевший лишь один вход, но с подобием вентиляционного канала, неширокого, чуть больше двух футов диаметром, он решил: это именно то, что нужно.

Трол вывел преследующих его солдат в отрезок тоннеля, поднимающегося в этот зал, и рванул изо всех сил. В зал он вбежал, оторвавшись от них ярдов на пятьдесят. Этого было недостаточно, но он рассчитывал, что кинозиты ещё должны будут поискать, куда он делся в этом тёмном, с высокими потолками зале — факелов для быстрого осмотра явно не хватало.

В щель он проскочил легко, но вот потом… Подниматься вверх, не имея возможности упереться в стены ногами, приходилось медленно и ненадёжно. К тому же, как выяснилось, на Трола подействовал его собственный «ведьмин» крик — его то и дело подводили руки, они проскальзывали по влажной глине и на камнях. И дыхание в этом узком пространстве требовало неимоверных усилий…

Воины искали Возрождённого по залу не так долго, как ему бы хотелось — его выдали камешки, сыпавшиеся на пол из щели, в которую он втиснулся. Но ни один из воинов за Тролом, конечно, последовать не мог. Они лишь быстренько сложили у щели все факелы разом, образуя костерок… И оказалось, что в этом «дымоходе» возникала совсем неплохая тяга.

Теперь самое сложное было в том, чтобы не торопиться — без твёрдой опоры под ногами можно было и сорваться вниз. Тогда он был бы беззащитен, потому что узкие стены спеленали его надёжней колодок. А Возрождённый сомневался, что кинозиты, как люди разумные, сразу стали бы вытаскивать его из лаза. Сначала они убили бы его, и лишь потом… Уж слишком сильно они его боялись.

Стараясь дышать медленно, чтобы не загонять лишний раз отравленный дымом воздух в лёгкие, Трол продолжал подъём. Обожжённые ноги уже не всегда ощущали, где есть опора, а где её нет, глаза слезились и почти ничего не видели, лёгкие болели, словно залитые водой… Голова кружилась, чувствительность в руках пропала окончательно, он уже не понимал, как полз вверх и полз ли вообще…

Наверное, они добились бы своего, если бы вдруг не перестали падать камешки. И кинозиты вообразили, что его в этом лазе уже нет. В любом случае приходилось только благодарить судьбу, что среди кинозитов не осталось ни одного телепата. Даже если бы тот не сам «услышал» Трола, он бы спросил Такну, и уж та бы не ошиблась…

Неожиданно Трол понял, что его лаз стал горизонтальным, это подтверждало догадку, что во всей пещере некогда поработали люди, — уж слишком правильным оказался этот поворот. И слишком осмысленной была эта система вентиляционных ходов. Можно было даже догадаться, где она должна кончиться — на потолке какого-нибудь коридора, поближе к выходу.

Так и есть, под руками Трола скоро пропала опора… А он этого не увидел. Плохо дело — если его глаза находились в таком состоянии, стоило ли вылезать на поверхность, где кипела битва? Но он представил себе медлительные движения Учителя, его кровь, остающуюся на стене, к которой он прижимался спиной, и прыгнул вниз.

В коридоре каким-то образом оказалось светлее, чем в вентиляционном канале. И конечно, здесь был почти свежий воздух. Трол осмотрелся, вокруг было спокойно, только сбоку, ярдах в тридцати, на одной из стен играл отсвет факела.

Дыхание восстанавливалось медленно, гораздо медленней, чем было нужно. Но с дыханием приходила и способность быть воином. Когда Возрождённый пошёл в сторону мерцающего факельного блика, к нему стала возвращаться внутренняя сосредоточенность. Теперь он снова мог внутренним взором оценить, где находится и что ему предстоит.

Как ни странно, он оказался почти напротив своей кельи. А между ним и выходом из пещеры находился лишь один воин. Ему-то и принадлежал факел…

Трол расширил своё восприятие и попытался определить, где остальные кинозиты. Они уже вышли из того зала, где он оторвался от них, и медленно, недовольно, устало поднимались наверх. Система меток и стражников действовала безупречно. Они были ещё далеко, он бы успел, если бы захотел, убить нескольких оставленных на развилках воинов и стереть метки, чтобы сбить их со следа, но он уже придумал, как проще уничтожить их всех разом — нужно было убраться из пещеры и закрыть вход снаружи…

К единственному стражнику, попавшемуся на пути, Трол подошёл не таясь — это был пожилой воин, со слабым зрением и слухом. Ему бы полагалось уже работать на ветеранском земельном наделе, а не драться на задворках Империи. На мгновение Возрождённому стало его жалко, но это была слабость, и он сделал жест, очищающий от колебаний.

Воин стоял, скинув тяжёлую каску, опустив оружие. Факел, вставленный в трещину в стене, бросал сумрачные тени на его бородатую физиономию. Трол поднял камешек и бросил. Когда камень ударился в стену, кинозит повернулся на шум, спрятался за щит и выставил вперёд меч.

Трол сложил пальцы клювом и убил врага одним ударом под мочку уха, как раз туда, где между шлемом и стальным воротником кирасы был зазор. Меч и доспехи кинозита загрохотали, когда он рухнул на землю.

Подобрав меч, щит и шлем, Возрождённый побежал вперёд. Дыхание его восстановилось полностью, это было эластичное и бесшумное дыхание силы. Если бы не саднила кожа на ногах, всё случившееся до сих пор можно было бы забыть. Бежать осталось немного… Вдруг что-то пугающее пронеслось в воздухе. Трол, не укорачивая шага, оценил стены, пол, воздух пещеры — нигде никаких признаков ловушки. И всё-таки что-то было. Пришлось перейти на шаг, а время шло…

Поворот, ещё один, и он стоит в последнем коридоре, по которому осталось пройти четверть сотни ярдов… И тогда он понял, в чём дело. Пещера была закрыта. Трол бросился вперёд и быстро оценил силу препятствия — выход был забит намертво, откатить камень изнутри было невозможно. Более того, камень и сам выход были заколдованы каким-то очень мощным и совершенно чуждым заклятием. Сдвинуть его теперь не удалось бы, даже обратив в песок, — скреплённый чарами, песок так и стоял бы, перекрывая выход.

Трол вызвал Учителя, и… ответ не пришёл. Это было невозможно! Возрождённый снова послал ему импульс… Никакого ответа. Не было даже отзвука, какой появлялся, если Учитель отказывался по каким-то причинам установить с учеником контакт. Трол столкнулся с пустотой, словно Учителя не было вообще!

Тогда, собравшись, Трол осмотрел внутренним зрением площадку перед пещерой. Кажется, там никого не осталось в живых. Мёртвых было немало, ох как немало… Настолько, что энергия умирания всех этих людей перемешалась, смазала прочие ауры. Возрождённый не мог даже приблизительно определить, где кончился бой и чем он кончился.

В каждое мгновение этого обзора Трол тратил столько энергии, что её хватило бы для затяжного поединка с любым противником. А в подземелье нельзя было чрезмерно слабеть, и он отказался от решения этой проблемы. Вернее, отложил её на неопределённое время. До тех пор, пока не выберется наверх… Если выберется.

А пока он был замурован в подземелье с людьми, которых должен был всех убить. Значит, во всей ситуации по крайней мере было и кое-что хорошее, а именно — никто наверху никогда не узнает тайну «ведьминого» крика, ведь они не смогут преодолеть замурованный выход.

Тогда Возрождённый повернулся и пошёл навстречу отряду вражеских солдат, прикидывая, где он может миновать их. Драться с ними он не хотел, это было не нужно. Потому что они все были уже скорее с мёртвыми, чем с живыми, хотя ещё не знали об этом.

Глава 9

Следовало подумать. Да, следовало всё хорошенько взвесить, прежде чем что-либо предпринимать. Поэтому Трол поманеврировал по окрестным ходам, добежал до пролома в свою бывшую келью и юркнул внутрь, прежде чем кинозиты дотащились до замурованного выхода.

Тут он как следует напился, умылся, а затем подновил защитную окраску. В какой-то момент он стал их слышать — они дружно топали по коридору где-то наверху, у выхода. Искать Возрождённого им уже не хотелось.

У выхода забряцало оружие, потом под гулкими сводами раздались мерные удары. Кто-то приволок наверх таран, которым они проломили стену в келью, и попробовал пробиться через закрывшую выход скалу. Удары были так сильны, что со стен посыпались песчинки.

Но заклинание, наложенное на выход, было чудовищным. Не прошло и трети часа, как толстенное еловое бревно, которым они долбили стену, раскололось вдоль.

И тогда сверху послышался чей-то дикий, пронзительный вой. Этот вой сводил с ума, заставлял в исступлении кидаться на стены, грызть камни…

Потом он оборвался — кто-то среди них ещё сохранял присутствие духа и старался не допустить, чтобы были деморализованы остальные. Сошедшего с ума убили, и проделано это было профессионально. Как ни отвратительны были кинозиты, Возрождённый вынужден был отдать им должное — решительность в этой ситуации была нелёгким делом. Выходя из кельи, он заметил, что стены пролома забрызганы кровью. Прошлый раз он этого не видел. Скверно, с таким вниманием у него было не больше шансов выбраться из пещеры, чем, пожалуй, у самого слабого из кинозитов.

Воины держали совет. Ветераны сидели у самой скалы и негромко разговаривали. Остальные расположились вокруг. После убийства их товарища никто не выказывал страха — слишком это стало опасно.

Трол повернулся и бесшумно побежал вниз. Когда кинозиты гонялись за ним, на самом краю ставшего видимым для него лабиринта он мельком заметил зал с очень хорошим биополем. Зал этот сразу стал притягивать Возрождённого, и пришлось приложить усилие, чтобы не свернуть туда — кинозиты были способны испортить царящую в нём гармонию безвозвратно. Туда-то он сейчас и направился.

Собственно, назвать это залом было неверно. Это оказалась относительно небольшая камера, лишь раза в полтора больше кельи. Похоже, после вентиляционного канала все помещения, где Возрождённый мог оглянуться, вызывали у него ощущение немыслимой свободы. Эта камера была ему нужна, чтобы узнать, где находится выход из подземелья.

Оружие, принадлежавшее пожилому кинозиту, он сложил за десять ярдов от входа. Потом замедлил дыхание, вошёл в это помещение, тихо, стараясь не нарушить равновесия мудрости и покоя, исходящего от стен, прошёл в центр, сел в позу предвидения и стал читать необходимые мантры.

Как ни печально это было, но сил у него на настоящее предвидение не хватало. Слишком много энергии он истратил, когда пытался через заколдованную скалу посмотреть на площадку перед пещерой. Но у него уже был опыт восстановления энергетического баланса в стерильных условиях кельи, и он использовал его. Если бы его видел Учитель, он был бы доволен.

Лабиринт, который ему следовало изучить, оказался огромным. Собственно, он был бесконечным, он продолжался во всё новых и новых трещинах, проходах, проломах, новых и новых помещениях. Он протянулся на десятки, а может быть, сотни миль под горой, под равниной. У Возрождённого сложилось впечатление, что он уходил даже под море… Но выходов из него не было. Трол обнаруживал только какие-то тупики, которые образовались после того, как естественные выходы кто-то давным-давно заложил стенами в десятки футов толщиной. Причину этого он не знал.

Он сканировал всё новые и новые ответвления лабиринта. Один раз обнаружился выход со сравнительно тонкой стенкой, и кинозиты, пожалуй, могли бы её пробить, но они должны были умереть, и вступать с ними в союз Возрождённый не намеревался.

Пришлось искать снова, начиная практически сначала… Лишь когда он почувствовал, что от истощения едва может бороться с беспамятством, выход нашёлся. Это была какая-то скала со сложными и непонятными механизмами, выстроенными перед ней много веков назад. Но колдовство, которому механизм служил, ещё действовало. Собственно, это и привлекло его внимание — если бы не колдовская защита, он никогда не обнаружил бы этот выход.

Итак, выход располагался сравнительно недалеко, не больше тридцати миль по прямой, что вполне можно было преодолеть по путаным, переплетённым коридорам. Возрождённый даже удивился, что не нашёл его раньше. Именно к нему Трол и должен был стремиться, ни один другой выход больше его не интересовал.

Он стал выходить из транса. Как ни удивительно, транс этот оказался довольно глубоким, ему не удалось очнуться с нескольких попыток. Пришлось приводить в бодрствование каждый орган отдельно. И лишь основательно войдя в своё тело, он понял, почему так получилось — незаметно он отбирал энергию, необходимую для самообогрева, и приморозил не только мышцы, но и все внутренние органы, кроме сердца и лёгких.

Ещё не набрав сил, чтобы по-настоящему проснуться, он почувствовал, что вокруг него что-то изменилось — зал больше не был гармоничным местом безопасности и очищения. Как бы там ни было, спешить он не стал, возвращался к жизни медленно и осторожно.

Когда возврат из транса получается хорошо, восприятие собственного тела появляется легко, и весь внешний мир обрушивается как ураган. Иной воин по тревоге просыпается труднее. Так получилось и на этот раз. Он сбросил пелену мути, открыл глаза и…

Прямо перед Возрождённым сидел лейтенант кинозитов и с любопытством рассматривал его. Другие вояки с непроницаемыми лицами ждали приказов от командира. Лейтенант заговорил. Его голос отражался от потолка тесного помещения и звучал почти по-домашнему:

— Ты уже слышишь меня? — Он поспешно добавил: — Можешь не отвечать, я и так вижу. — Он помолчал. — Мы решили, ты не можешь быть далеко. Вернее, не ты, а твоё физическое тело… Поешь, тебе потребуется много сил, не правда ли?

Трол посмотрел на еду, которую он предлагал. Это было грубо приготовленное свиное сало, сухари и несколько зубков чеснока. От голода у него слюни собрались под языком.

— Вот вода, только пей не всё, мне тоже оставь глоток.

Он протянул свою флягу.

— Сколько времени я был в трансе? — спросил Трол. Лейтенант ухмыльнулся:

— Мы ждём уже дня два, пока ты очнёшься. А искали тебя ещё дня три. Так что…

— Как ты определяешь время?

Лейтенант расстегнул левый наплечник у кирасы и выволок из-за пазухи механический хронометр, смахивающий на чуть сплюснутую луковицу. Такими пользуются моряки, чтобы определиться по солнцу. Эти часы стоили целое состояние. Было даже странно, что они есть у простого лейтенанта. Или он был не простым лейтенантом, а принадлежал к обеспеченной знати одной из отдалённых от Зимногорья стран?..

Часам можно было верить. Вряд ли лейтенант перепутал ночь и день по полусуточной двенадцатичасовой шкале. А если даже перепутал, это не было большой ошибкой.

Ошибся как раз, и довольно грубо, он, Возрождённый. Во-первых, отошёл недостаточно далеко от входа, во-вторых, недооценил решимость этих людей выбраться из подземелья, в-третьих, слишком долго провалялся в трансе. И всё-таки, если бы удалось найти выход так быстро, как он рассчитывал, они бы никогда не схватили его. Просто не нужно было начинать поиск выхода дважды в одном и том же месте…

Он начал есть. Чеснок приятно освежил язык, только пить захотелось очень. Он отвинтил крышечку фляги и сделал несколько глотков. Тонкий звон отозвался на его движение.

Странно, что он не заметил сразу — его шея была охвачена концом боевой цепи. Он попробовал крепление — они использовали металлический наконечник от дротика. Он был стальной, и его толщина была чуть не в десятую часть дюйма — едва ли не толще, чем звенья цепи. Незаметно разогнуть его и освободиться было невозможно.

Проследив за цепью взглядом, он увидел, что последнее её звено с другой стороны намертво закреплено на металлической перчатке на левой руке лейтенанта. В такой перчатке можно было остановить удар нетяжелого меча, можно было пробить кирпичную стену… Над пальцами выбрасывались отточенные когти, следовательно, в перчатке можно было повиснуть на дереве или на каменной стене. Отличное оружие и, как часы, довольно дорогое. К руке эта перчатка крепилась толстенными ремнями, и их переплетение доходило почти до локтя кинозита. Сорвать перчатку также было невозможно.

Когда еда кончилась, Трол мог бы съесть ещё десять раз по столько же.

— Ты искал выход, да? — спросил лейтенант. Он так напряжённо ждал Тролова ответа, что крохотные капельки пота выступили у него над бровями.

— У нас есть золото, мы заплатим, если ты выведешь нас. — Это была явная ложь. Он и сам это понял, поэтому добавил: — Ладно, договоримся проще — если ты выведешь нас, мы не тронем тебя.

— Я выведу вас, если ты снимешь эту цепь. Лейтенант ухмыльнулся. У него были очень плохие зубы, и изо рта несло, как из выгребной ямы.

— На это не рассчитывай.

— Тогда я не поведу вас.

Лейтенант прищурился. Его глаза блеснули.

— Выведешь.

Трол отрицательно покачал головой:

— Пока эта цепь на мне, я даже…

Вояка ударил правой изо всей силы. Трол едва успел блокироваться. Но лейтенант оказался очень сильным, и мальчик отлетел в сторону, как будто в него угодил заряд из баллисты. Тогда лейтенант дёрнул цепь, и жуткая, немыслимая боль прожгла Трола от макушки до лопаток.

Следовало менять тактику.

— Ну так что? — Лейтенант был уверен в ответе, но на всякий случай добавил: — Учти, любой из нас знает способы доставить тебе несколько неприятных часов.

Трол подумал и решил: очень хорошо, что у него в келье не было оружия. Лейтенант, как и все остальные эти олухи, видел в нём ученика колдуна, а не воина.

— Но если мне нужно будет подумать, как идти дальше…

— Предлагаешь ты. И мне безразлично, как и когда ты будешь думать — только выведи нас. Вот если ты этого не сделаешь, тогда…

Лейтенант поднялся, принялись вставать и остальные кинозиты. Цепь была всего пяти футов длины. На таком коротком поводке Трол был полностью во власти врага. Действовать следовало очень аккуратно.

— Ну, пошли?

Флягу лейтенант подвесил к поясу. Оружие было у него под рукой. Он был готов к любому переходу. Возрождённый кивнул.

Глава 10

Дюжина кинозитов шла впереди. Остальные грохотали сзади, как стадо быков. Пелена слабости, окутывающая Трола после транса, рассеивалась.

Потом он почувствовал их запах — давно не мытые тела, вши, казарменный пот и удушающий страх, в котором они тонули, изредка выплывая, чтобы глотнуть чистого, по их понятиям, воздуха бездумности. Почти все они были наркоманами, в их среде процветали самые гнусные, самые садистские обычаи, и ни один из них не имел ни малейшего представления о благородном пути Воина.

Возрождённый не успел пройти с ними и полмили, как стал сомневаться — люди ли они? Крестьяне, которые показались ему некогда глуповатыми и скучными, сейчас представлялись милыми и кроткими созданиями, с которыми приятно иметь дело.

Они очень быстро устали, потому что всё время были напряжены, потому что боялись и ненавидели Трола и потому что напрасно пытались слепыми глазами рассмотреть хоть что-нибудь впереди. Когда крики с просьбой передохнуть зазвучали со всех сторон, Возрождённый обернулся к лейтенанту:

— Привал?

Но тот отрицательно покачал головой:

— У нас осталось очень мало еды и воды.

Трол кивнул. Если они будут, усталыми и злыми, это облегчит ему побег.

Самым трудным было отвлечься от мыслей об Учителе. Не замечать холода и болей, мешающих движениям, забыть о цепи на шее оказалось как раз просто. Да это и не волновало его, он знал, что решение этой проблемы ещё не приспело, но со временем он с ней непременно справится.

Чтобы не тратить слишком много сил на эмоции, Трол сосредоточился не на подземелье даже, а на ловушках, которые стали всё чаще попадаться в лабиринте. Почему так было устроено, Трол не знал, но это и не казалось важным — выбора у них всё равно не было.

К тому же большая часть ловушек были одноразовыми, после срабатывания их можно было не опасаться. Правда, и одного раза для кого-то из их отряда вполне могло хватить, но это Возрождённого как раз не волновало. Кинозиты всё равно должны были умереть… Вот только от себя подозрения следовало отвести. Поэтому он повернулся к лейтенанту и сказал:

— Мы вступаем в часть лабиринта, напичканную ловушками. Предложи своим людям быть осторожнее. Лейтенант ухмыльнулся и не ответил ни слова. Как ни громко шли кинозиты, слова Возрождённого разнеслись между людьми, а те, кто был испуган больше других, повторили их шёпотом, чтобы все уж точно знали: дело становится ещё хуже.

Первого из кинозитов убил деревянный, грубо выточенный кулак, выброшенный мощнейшей пружиной из стены. Удар был настолько силён, что тело бедняги так и осталось прижатым к стене. Когда они проходили мимо трупа, никто из вояк не имел к Тролу претензий — предупреждение до поры действовало.

Сначала после смерти первого из кинозитов никто не хотел идти впереди отряда, но потом стало ясно, что впереди идущему опасность грозила не больше, чем тому, кто шёл в середине или даже сзади. Именно из плетущихся в конце погибли сразу пятеро, когда под ними бесшумно перевернулась плита, по которой только что прошёл почти весь отряд, и люди с жуткими воплями улетели вниз, в чернильную, непроницаемую тьму.

Потом троих ветеранов, шедших перед лейтенантом с Возрождённым, прихлопнула упавшая сверху тяжёлая металлическая решётка, которая любому идущему по этому переходу оставляла только один шанс — нужно было, не глядя наверх, на одном чувстве опасности плашмя упасть в специально приготовленное для спасения углубление. Глядя на погибших, почти разрубленных на куски, Трол вдруг подумал, что он бы непременно спасся.

Так он стал понимать, что в любой или почти в любой ловушке здесь имеется спасительная зона, нужно только её увидеть и использовать… Потом погиб молодой ещё воин, который случайно зацепил вылетающий из стены дротик, коснувшись стены краем щита. К этому моменту испуганы были уже все.

Некоторые из кинозитов, издавая отвратительную вонь пота и ужаса, выстроились перед лейтенантом и принялись одновременно орать. Кажется, предупреждение Возрождённого об опасности переставало действовать, потому что общим требованием было: вывести мальчишку вперёд, и пусть он предупреждает о ловушках.

Лейтенант спорил, и довод его был прост:

— Если одна из этих адских штук убьёт его, у нас не будет проводника. И мы умрём здесь все. Сейчас у нас остаётся хоть малая, но надежда.

— А он точно знает, где выход? — спросил заросший до глаз седой бородой, невысокий жилистый ветеран. — Может, он водит нас по кругу, избавляясь по очереди?

Лейтенант сокрушённо покачал головой:

— Стамп, я думал, ты умнее. Ты же видел, что он ест, пьёт, что ему нужно спать, что он не может убежать, отделавшись колдовством от этой цепи… Следовательно, он человек. А значит, должен вывести нас отсюда, потому что и сам не может жить здесь.

— Но он откалывал такие штуки, что ни один человек… — начал было кто-то.

— Ещё Такна сказала, что он обучался у чародея и знает такую магию, о которой никто и не слышал. А это даёт нам шанс. Если бы он ничем не отличался от нас, я бы убил его, потому что он был бы бесполезным.

Снова и снова он повторяя это слово. Он был не так уж глуп, этот лейтенант. Тролу на мгновение стало даже жалко, что он скоро умрёт. Если бы этот человек попал к Учителю, когда ещё не был испорчен, когда ему ещё можно было объяснить искусство воина… Нет, это запрещено — представлять человека другим, — это лишало силы и мешало действовать решительно.

Выговорившись, все устроились на отдых. Большинство этих людей беззаботно уснули. Лейтенант тоже хотел спать, но ждал, пока их никто не будет слышать, и боролся со сном. Когда ему показалось, что можно говорить без помех, он наклонился к самому уху Возрождённого, чтобы даже эхо пещеры не дало возможности подслушать его слова, и проговорил без голоса, одними губами:

— Слушай, чародей, я спас тебя. Кабы не я, они растерзали бы твоё тщедушное тело и многие закусили бы твоим нежным мяском. Запомни это.

— Я знаю, — ответил Возрождённый, хотя совсем так не думал.

— Дело в том, что у тебя здесь есть лишь один друг. Только я на твоей стороне, остальные — против.

— И что дальше?

— Если ты скажешь, что остальные нам не нужны, мы убежим от них. Если они нам мешают, по-настоящему мешают, только скажи слово — и мы убежим. Но если ты солжёшь, то я…

— Смелое предложение, — ответил Трол. — А что будет, если я поделюсь с ними тем, что ты мне только что предложил?

Лейтенант ухмыльнулся:

— Тебе никто не поверит. А убедить этих олухов, что это правда, ты не успеешь — я убью тебя.

— Пожалуй, — согласился Возрождённый.

— Подумай хорошенько, нужны ли они нам? — настаивал на своём лейтенант.

Трол собрался. Сил у него было очень мало, поэтому он сумел сосредоточиться только на ближней части лабиринта.

За весь переход, показавшийся бесконечным, они прошли лишь треть нужного пути. Впереди оставалось ещё не менее двадцати миль, с темпами этих медлительных и трусливых кинозитов — два перехода. Или полтора. Ловушек, как ему и раньше показалось, становилось меньше, вернее, они встречались реже, но те, что попадались, становились очень сложными, мощными, почти безнадёжными для безопасного преодоления. Вступать в сговор с лейтенантом необходимости не было.

— Знаешь, пока пойдём по-старому. Когда придёт пора от них избавиться, я шепну тебе.

— Да уж, не забудь, — проворчал лейтенант. — А я выполню свои обещания. И ты приобретёшь друга, о котором многие только мечтают.

Трол постарался как можно незаметнее сосредоточиться на мыслях офицера, это было нетрудно. Он подсчитывал, сколько можно получить на невольничьем рынке в Андогаре за ученика чародея, и думал, как расплатится с самыми неотложными долгами. Он считал, что владеет ситуацией, и это было неплохо.

— Слушай, офицер, могу и я задать вопрос? Лейтенант по привычке ничего не ответил, но отвлёкся от своих почти сладостных мечтаний.

— Как вы нашли меня? В том зале, где я медитировал?

— Такна связалась со мной. Она чуть не выжгла мне мозги, но как-то «нарисовала» место, где ты сидишь, и я сумел…

Он замолчал окончательно. Так, это могло быть правдой. Если не заботиться о том, что будет с человеком, не обученным телепатии, можно внушить ему такую простую мыслеграмму, как план части лабиринта. Хотя при этом, как справедливо отметил лейтенант, можно и мозги выжечь… Но всё получилось не самым лучшим образом для него — для Трола. Нужно будет впредь запомнить, как с солдатами, даже отборными, обращаются в Чёрной Империи.

Трол повернулся на бок, чтобы не ощущать дыхания лейтенанта, и уснул.

Глава 11

Следующий переход Возрождённый работал на пределе своих сил, и всё равно некоторые ловушки были настолько остроумны и неожиданны, что, если бы с ним не было кинозитов, он мог бы и погибнуть. А так он использовал солдат и, если у кого-то возникали подозрения, откровенно подначивал лейтенанта, и тот защищал его.

В общем-то кинозиты готовы были сопротивляться такому положению вещей, но слишком быстро отупели от этого насыщенного смертью лабиринта, и уже никому в голову не приходило обвинять Трола в том, что он не выбирает безопасные переходы. Наверное, они решили, что здесь большей или меньшей опасности не существует, — и, в общем, это было правдой.

Чтобы не размышлять о том, что происходило наверху, Трол стал размышлять об этой странности мышления и придумал вот что. Хотя кинозиты и были воинами, энергетика их была направлена на откровенное зло, на ненависть, на разрушение. Поэтому им трудно было восстанавливаться, они вынуждены были всё время находиться на минимальном запасе сил и быстро смирялись с трудностями.

К концу перехода, когда Тролу стало ясно, что гребёнка опасностей становится реже, он снова стал искать способ освободиться. Это было не так просто, потому что лейтенант вёл себя ещё более расчётливо, чем прежде. Может быть, так у него проявлялась реакция на опасность.

И всё-таки Трол нашёл выход — в виде одной из последних хитроумных и действительно неожиданных ловушек. Хотя и странно, что, рассмотрев её, он не сразу понял, что нашёл именно то, что так долго искал.

Они с лейтенантом по-прежнему шли в середине чуть ли не на треть сократившейся цепочки кинозитов, когда передние факелы замерли на месте, их подняли повыше, что-то высматривая впереди, но потолок был низок и огонь лизал сухие камни. По ряду прошёл какой-то шёпот, Трол без труда поднял слуховую чувствительность и различил:

— Чародея, чародея сюда…

Возрождённый собрался. Опасности впереди не было. Вернее, что-то было, но ловушка стояла на каком-то стопоре или была разряжена — словом, не действовала.

Лейтенант, позванивая соединявшей его с Тролом цепью, растолкал кинозитов и прошёл вперёд. Даже сейчас он должен был демонстрировать своё превосходство над этими людьми.

На вид всё было просто — проход сужался, вперёд вёл только узкий, трёх футов в диаметре, лаз. За ним чернела абсолютная тьма.

— Ну, чего встали? — загрохотал лейтенант. — Марш вперёд!

— Сам попробуй, — огрызнулся кто-то сзади.

Назревал бунт. Трол был доволен, хотя и ему такой оборот не обещал ничего хорошего. Но он радовался, потому что наконец-то в этих людях просыпалось какое-то подобие протеста.

— Разговоры! — загремел лейтенант. Но на кинозитов его окрики уже не действовали, а пускать в ход кулаки он опасался. И правильно делал.

— Пусти вперёд чародея, — предложил кто-то не очень уверенно.

— Ты с ума сошёл?! А если эта штука ахнет, ты нас поведёшь?

— Пусти чародея, — потребовал ещё кто-то уже твёрдо.

Лейтенант повернулся к Возрождённому. Взглядом он спрашивал, что из этого может выйти. Это было безопасно или…

Возрождённый сел на песок и закрыл глаза. Да, в скале был спрятан тонкий, изящный клинок. Он мог действовать, но нужно было освободить стопор — повернуть небольшой камень над входом. Тогда в дело вступала педаль, сделанная в виде камня, торчащего посередине лаза, которую почти невозможно было миновать.

Почти или всё-таки невозможно?.. Кто-то пнул Возрождённого ногой в бок. Сразу же чей-то рассудительный голос произнёс:

— Оставь его, пусть посидит. Авось польза будет.

Трола беспокоил клинок. Он был остёр, как в тот день, когда кузнец показал его заказчику, но очень тонок. Даже странно, что его сюда поставили — то ли, не оказалось другого, то ли рассчитывали на какое-то специфическое действие… Слишком тонкий — прямо хирургический инструмент, а не боевое приспособление. Он встал.

— Другого пути вперёд не существует, — сказал Возрождённый. Он не хотел, чтобы кинозиты догадывались, что он может предощущать ловушки. — Я могу пойти первым.

Он уже шагнул было к лазу, уже положил руку на камень, отпускающий стопор, якобы заглядывая вперёд, когда лейтенант вдруг сообразил, что следом за мальчиком придётся в эту тьму ползти и ему.

— Нет! — заревел он. — Вы что, совсем обезумели, забыли, что этот мальчишка умеет делать?! Хотите, чтобы он удрал? Второй раз мы его никогда не найдём! — Мгновение тишины повисло над кинозитами. — Пойдёшь ты, Бодар.

Молоденький солдатик, набитый мускулами так, что казался уродливым, отшатнулся. Он что-то залепетал, вернее, попытался, но губы его не слушались. Все отводили от него глаза. Тогда он, чуть не плача, шагнул вперёд.

— Мне кажется, это безопасно, — сказал Трол ему, потому что бедолага готовился к смерти, едва ли не в голос молясь какому-то своему святому, запинаясь на каждом слове.

Бодар даже не посмотрел на проводника, полез вперёд. Когда ноги его исчезли в лазе, кинозиты некоторое время ждали, что оттуда послышится крик. Но всё было тихо.

— Бодар! — позвал лейтенант.

— Всё в порядке, — раздалось с той стороны. — Давайте факел.

Успокоившись, кинозиты полезли вперёд. Двое, трое… Когда по ту сторону оказалось человек пять, Трол дёрнул лейтенанта за руку:

— Пора и нам. Я — первый, ты — второй.

Тот кивнул. В этот лаз пролезли пятеро его воинов, впереди собирался идти этот странный ученик чародея — у него не было основания чего-то опасаться. А вот у Возрождённого как раз было.

Он повернул камень над ловушкой и услышал, как где-то щёлкнул снятый теперь стопор, лезвие в камне было приведено в боевое положение… К счастью, кинозиты этот звук не расслышали.

Возрождённый наклонился и просунул голову вперёд. Каменная клавиша, запускающая убойный механизм, торчала как единственный зуб во рту старухи. Даже если бы он не чувствовал механизма, по одному положению этого выступа заподозрил бы что-то неладное. Должно быть, кинозиты немало недобрых слов прошептали в его адрес, пока продирались здесь. Им-то приходилось протискиваться по этому камню в доспехах…

На миг Трол напрягся, миновать этот камень казалось совершенно невозможно. Напряжение длилось, наверное, секунд пять, в какой-то миг оно чуть было не переросло в панику. Когда оно миновало, он был уже абсолютно в себе уверен.

Руками и ногами Возрождённый упёрся в стены лаза и пополз вперёд. Между ним и клавишей некоторое время оставалось не меньше двух дюймов. Казалось, этого достаточно. Но когда он пытался рассмотреть щель, из которой должно было выскакивать лезвие, левая рука скользнула на камне, и он чуть не грохнулся прямиком на этот зубец. Под лезвием в этот момент как раз находилась его шея — получилась бы неплохая гильотина. Когда он всё-таки «залип» на стенках лаза, распершись локтями, между его подбородком и верхушкой камня никто не просунул бы даже конский волос. Но механизм всё-таки не сработал.

С некоторой поспешностью Возрождённый поднялся, постаравшись между собой и клавишей ловушки оставить как можно больше пространства. Два дюйма уже не казались ему надёжным запасом. И щель с клинком он больше не высматривал.

Второй раз он чуть не упал, когда под клинком оставались его ноги. Дубина лейтенант, которому надоело, что пленник так долго протискивается в лаз, несильно, скорее ободрительно, чем обидно, пнул его сапогом… Но всё кончилось хорошо. Он выскочил на своих двоих, слегка измазанный, но даже не поцарапавшись.

По ту сторону остался лейтенант. Теперь по лазу, заряженному для убийства, нужно было ползти ему. Их соединяла только цепь. Нетолстая кованая боевая цепь, которую не мог с одного удара перерубить ни один из известных Тролу видов оружия. А освободиться следовало сразу, иначе всё пошло бы насмарку…

Возрождённый перехватил цепь почти у середины и с силой дёрнул на себя. Лейтенант уже влезал в дырку.

— Тише ты, скотина… — пробормотал он, но Тролов рывок выволок кулак его боевой перчатки на эту сторону — она показалась из лаза, и цепь уже не могла оказаться под клинком.

Лейтенант хотел ещё что-то сказать, но в это мгновение задел торчащий, как зуб, камень, и… Дикий вой заставил всех замереть. Всех, кроме Возрождённого, потому что он был готов и собран не хуже, чем спусковой механизм клинка.

Он вырвал из лаза руку лейтенанта в боевой перчатке, к которой была прикручена цепь, обвивавшая его шею. Удар хирургического клинка пришёлся точно по локтю, как Трол и планировал. Рубить по телу было безопасней, чем гадать — перерубит или нет это лезвие калёную цепь кинозитов…

Воины по эту сторону лаза ещё ничего не поняли, а Возрождённый, подхватив отрубленную руку лейтенанта, чтобы не запутаться в цепи, уже нёсся по коридору вперёд, в темноту. Прорваться ему удалось без единой схватки. Дротики, которыми его хотели остановить кинозиты, полетели ему в спину, когда никто из этих дураков его уже толком не видел…

Он снова был свободен. И никакие кинозиты не имели над ним власти.

Рука лейтенанта кровила. Капли, — падающие на камень, были лучшим обозначением следа Трола, поэтому при первой же возможности он вытащил руку из перчатки и выкинул жалкий обрубок. Потом, скрипя зубами от напряжения, пальцами сломал наконечник дротика, который скреплял концы цепи. Потом открутил от перчатки и саму цепь.

Из одного ремня, снятого с перчатки, он сделал петлю под свою руку и привязал её к цепи, получив стальной хлыст. Потом осмотрел перчатку. Она была неплоха, но уж очень велика и выкована для более массивной конечности — Возрождённого она бы только тормозила как в ударах, так и в блоках. Но всё-таки это было оружие. Поэтому, оттерев перчатку от крови песком, он закинул её за спину и пошёл к выходу.

Глава 12

В этой части лабиринта стены покрывал иней. Он спускался красивыми белыми языками с потолка на пол. Это значило, что пещера поднялась в монолите горы к зоне вечного снега.

До выхода оставалось всего ничего, но явственнее, чем прежде, впереди, помимо выхода, стало читаться что-то смертельно опасное. Возрождённый понял это, осознав, что стоит в довольно светлом коридоре и не может сделать вперёд ни шагу. Он не знал, почему у него возник этот ступор, не чувствовал, что кто-то пытается управлять им, но шагнуть вперёд не мог. Даже если бы Учитель приказал ему идти, сейчас он не стал бы его слушать.

Тогда он сделал несколько шагов назад, сел на подходящий для этого камень и попытался осознать, что происходит. Просидел он довольно долго… Едва ли не первой из усвоенных им картин было представление о звоне оружия и голосах кинозитов сзади, и совсем недалеко, не более трёх миль, если мерить по коридорам, а не напрямую.

Оказалось, потеряв проводника и лейтенанта, который быстро умер от потери крови, один из ветеранов выволок из кармана бутылочку с какой-то дурацкой смесью и заставил её отведать многострадального Бодара. В результате тот приобрёл способность различать запахи, как собака, и повёл весь отряд по следу. Если бы Возрождённому можно было где-нибудь вымыться, как он мог это сделать в келье, они бы потеряли его, но сейчас… В общем, они всё-таки вышли в эту часть лабиринта.

Но кинозиты не могли быть серьёзной угрозой, гораздо опаснее было что-то лежащее впереди… Возрождённый ничего не мог рассмотреть, но всё отчётливее понимал, что подошёл к какому-то чрезвычайно гибельному устройству. И оно уже знало о приближении человека — ещё одной жертвы. И было нацелено именно на Возрождённого. А он даже не предполагал, что это могло быть…

Тогда он стал думать о кинозитах, а не об угрозе, затаившейся перед ним. Он просто оценивал их, пытался осознать их силы, их боевой дух, их страхи… И вот когда он перестал рассматривать ловушку в упор, а начал как бы следить за ней краем глаза, он всё понял.

Это был газовый мешок, накапливающий в специальном объёме какие-то очень вредные вещества, поднимающиеся из расщелин в скалах. Его затвор поднимался, реагируя… Возрождённый проверился ещё раз.

Правильно, он реагировал на присутствие человека. Стоило Тролу сделать шаг за ту черту, которую он неведомым образом почувствовал и около которой остановился, как где-то в глубине скалы поднималась заслонка, управляемая механической системой, сложность которой просто ошеломляла, о таких машинах не упоминали даже колдовские трактаты… И тогда из глубины земли в коридор, который единственный вёл к выходу, выбрасывалось огромное облако газа. В застоявшемся воздухе пещеры это верная смерть. И спасения от неё нет.

Возрождённый вспомнил, как наивно предположил, что сумеет выжить, если всё, чем был напичкан лабиринт, станет рассматривать как помощь… Сейчас над этим можно было только посмеяться. Пройти эту ловушку не сумел бы никто, даже Учитель. Или он всё-таки что-то придумал бы? Скорее всего он, оставаясь бесстрастным, сел бы в позу постижения сути вещей, задержал дыхание… Не понимая, что им руководит, Возрождённый сделал то же самое. Посидел, вспомнив Учителя. И тогда, кажется, забрезжило решение.

Когда он всё придумал, выяснилось, что попутно он может решить и другую проблему — избавиться наконец от кинозитов, на этот раз навсегда. Только следовало всё подготовить раньше, чем они смогут отыскать его. Он сбросил медитативную вялость и заторопился.

На протяжении последних двух сотен ярдов он соскрёб со стен коридоров весь иней, до какого мог дотянуться, используя оторванный по поясу кусок одежды. В целом набралось довольно много льдистого снега, сложенного горкой чуть не по колено Тролу. Ком этот был недостаточно плотен, но Возрождённый умял его, хотя и после этого дышать сквозь снег было можно. Полученную кучу Трол уложил на самой границе, пересечение которой обещало привести в действие механизм ловушки.

Трол успел завершить приготовления, когда кинозиты появились в конце тоннеля, в середине которого находился он. Они шли осторожно, освещая каждый шаг впереди себя. Факел у них остался всего один, но они боролись до последнего, и остановить их могла только смерть.

Трол вернулся немного назад, а когда между ними осталось ярдов тридцать, гикнул и что было сил побежал вперёд. Как он и ожидал, кинозиты раздумывали недолго. Кому-то пришло в голову, что убегающий впереди «ученик чародея» обеспечивает защиту от ловушек едва ли не более верную, чем осторожное выщупывание стен и пола, а потому бросился вперёд. За ним рванули остальные…

Бежать было недалеко. Трол забежал за приготовленную кучу шагов на десять, пока не услышал тихий, но отчётливый щелчок, прилетевший неизвестно откуда, а потом, опасаясь, что всё слишком плохо рассчитал, задержал дыхание, зажмурил даже глаза, вернулся и сунул голову в сооружённый снежный фильтр. Потом он поудобней улёгся на камни, экономя на каждом вдохе, стараясь даже мускулы расслабить, чтобы обмен веществ в теле стал более медленным.

Некоторые кинозиты всё ещё бежали вперёд, кто-то из них даже кричал, словно во время атаки в большом сражении… Возрождённому стоило огромного труда не напрягаться и лежать неподвижно. Только мысленно он мог теперь подгонять старую ловушку, поставленную, может быть, много веков назад… Но как бы давно её ни изготовили, она сработала.

Сначала один, потом другой кинозит стали кашлять, затем кто-то из них упал на землю и стал царапать её ногтями, кто-то попытался побежать назад, но было уже поздно, да и удушающее облако летело теперь по коридору с таким напором, что Возрождённый ощущал его мокрой от снега голой спиной. Через полминуты с кинозитами всё было кончено. Осталось, правда, странное ощущение, что в ком-то из этих воинов ещё тлеет искра жизни… Но это скорее всего была ошибка.

Теперь следовало спокойно дышать и ждать. Он пролежал не менее часа, наблюдая, как горькое облако пропитывает снег перед его губами. Сначала эта смерть входила в снежную подушку довольно уверенно, потом стала впитываться медленнее, лишь на вдохах, а когда чистого снега, способного растворять яд, почти не осталось, проникновение остановилось. К этому времени Возрождённый, конечно, здорово замедлил дыхание и остановил кровообращение в тканях лица, что позволяло снегу не таять. Но всё равно запершило в горле, вдруг заболел распухший как от жажды язык, губы и ноздри стали казаться сухими и помертвели, как от сильного удара… Но не было и ветра, гнавшего отравленное облако.

Тогда, собравшись с духом, Трол проверил воздух над собой, намочив палец в лужице растаявшего снега и выставив его повыше. Он ничего не почувствовал, движение газа над ним прекратилось. Тогда он, вознеся краткую молитву Кроссу, поднял голову, вдохнул. Сначала осторожно, потом уверенней.

Строители лабиринта и ловушек, кем бы они ни были, предусмотрели даже это. Они рассчитали количество снега и количество отравленного газа. Они всё сделали так, чтобы решение проблемы — пусть незаметное, едва достижимое — всё-таки осталось. Воздух ещё не был свежим, в нём ощущалась горечь, но она уже не могла серьёзно повредить ткани горла и лёгких, можно было дышать. Трол справился и с этой опасностью.

Прежде чем отправиться вперёд, он посмотрел на кинозитов. Ближайший лежал в странной позе, как будто занёс меч на бегу, и даже не заметил, как умер. Кончик его меча был всего в двух ярдах от того места, где лежал Возрождённый.

С одного из кинозитов он снял фляжку, у другого взял несколько сухарей. Жуя сухари, он поднял и осмотрел несколько мечей. Они были, как правило, грубыми, прокованными неумело и неглубоко. Вообще всё оружие кинозитов показалось Тролу тяжёлым, вычурным, плохо сбалансированным и чрезмерно изукрашенным всякими золотыми насечками и каменьями. Лучше бы деньги, что пошли на эти камешки, потратили на более качественную сталь или на добросовестную работу.

Серьёзной боевой ценности в таком оружии почти не было. Поэтому он взял только один кинжал с хитроумной гардой, которой можно было выбивать меч противника, и ножны для него. Внутри ножен оказался остроумно устроенный тайник, набитый мелкими золотыми звонами. Они тоже могли пригодиться.

Потом Возрождённый отправился к выходу. Пройти нужно было всего ничего, никаких ловушек не чувствовалось не только в стенах, но вообще нигде… И всё-таки он скоро понял, что не всё так просто. Прежде всего у самого выхода его довольно ощутимо стала угнетать огромная масса талой воды, которую он начал чувствовать через скалы над собой. Это было странно — камни, земля, тяжесть огромных скал не угнетали, а вот вода показалась опасной. Поэтому он осмотрелся более внимательно, а когда понял, в чём дело, волосы зашевелились у него на затылке.

От огромной, в тысячи тонн, массы воды его защищала лишь полупрогнившая створка ворот, какими на фортификационных чертежах обозначались шлюзы водяных рвов. И она удерживалась от открывания крохотным рычажком, который он неминуемо должен был задеть, едва прикоснулся бы к камню, загораживающему выход.

И ведь выход был так близок… Трол вытащил кинжал, поковырял немного, и сквозь щель ударил остренький, как пика, солнечный лучик. Он падал на пол и освещал эту землю, как благословение счастливой и радостной жизни…

И ещё он падал как раз на тот камень, который запускал в действие поворотный механизм шлюзовой заслонки. Стронув этот камешек, каждый неминуемо попал бы под водный шквал… И был бы смыт, размолот о стены, как на гигантском жёрнове, унесён за многие мили, может быть, в такие глубины пещеры, из которых нет выхода.

Трол дожевал сухари, допил воду и стал осматриваться. На расстоянии ярдов сорока от входа у самого пола он заметил горизонтальную, очень узкую щель. Пробравшись в неё, он увидел, когда глаза привыкли к темноте после яркого солнечного луча, что здесь устроена камера с хорошо герметизированным потолком. То есть в любом случае здесь должно было оставаться немного воздуха. А щель внизу была достаточно узка, чтобы течение, каким бы сильным оно ни было по ту сторону стены, сюда могло пробиваться лишь неопасными, мелкими водоворотиками. Итак, часть проблемы была решена. Оставалось только придумать, как запустить в действие шлюзовой механизм, оставаясь в безопасности.

Возрождённый промерил шагами все расстояния и понял — как бы быстро он ни бежал, укрыться в обнаруженном подводном колоколе он не сможет, поток неминуемо снесёт его раньше.

Тогда он снова представил, как действовал бы Учитель. Он скорее всего лёг бы у щели на полу, подсобрал силёнок и биополевым фронтом сумел бы сдвинуть запорный механизм шлюза. Он бы так и сделал… Но Трол так не мог, потому что слишком много сил потратил на предыдущих ловушках, да и схватки с кинозитами сделали своё дело. Нет, развить достаточное давление на затвор с расстояния в сорок ярдов он не мог. Добросить какой-нибудь камень не давал низкий потолок и словно специально вылепленный поворот коридора…

Тогда он в который уже раз мельком подумал, что, может быть, никогда и не выберется из этого подземелья. Но сдаваться всё-таки было рано. У него была вода, которую совсем нетрудно теперь было получить из снега, у него было несколько свежих трупов кинозитов, которые могли сохраняться в этом холодном подземелье довольно долго…

При необходимости он мог выключить моральные механизмы и вполне благополучно стал бы усваивать и человеческое мясо. В тренингах выживания его гоняли на задачах и потруднее. А со временем Учитель выручил бы его… Если, разумеется, он не в плену и если сам не нуждается в срочной помощи. Нет, ждать не годилось, следовало придумать что-то другое.

И тогда он вспомнил, что один из кинозитов показался всё-таки не мёртвым. Да, он умирал, но смерть ещё не сковала его сознание необратимым холодом… Возможно, он сумел бы вдохнуть в последнего из вояк, посланных убить его, немного жизни — ровно столько, сколько было нужно.

Трол привёл цепь в боевое положение и пошёл назад, к тому месту, где была устроена газовая ловушка. Возвращаться было неприятно, к тому же, как оказалось, он изрядно ослабел, несмотря на сухари. Но выбора в самом деле не было.

Оказалось, один из кинозитов, Бодар, вероятно, из-за способности тоньше других определять запахи, побежал назад, когда другие рванули за Тролом. И потому вышел из самой опасной зоны поражения. Кроме того, пока к нему подходил газ, он сумел содрать с себя нижнюю рубашку, вылить на неё свою флягу и плотно прижал ко рту.

Конечно, он наглотался вдосталь этого газа, конечно, вероятно, он скоро должен был умереть, потому что сжёг себе бронхи и лишь на самом донышке лёгких оставалось немного неповреждённой ткани, но он был ещё жив.

Возрождённый собрал побольше энергии и почти без остатка влил её в мерцающее сознание кинозита. Вместе с потоком живительной энергии он попытался передать ему информацию о луче солнца, пробивающемся между скалами, закрывающими выход, всего в паре тысяч шагов вверх по коридору… Потом пошёл назад.

Пожалуй, на этого Бодара он истратил слишком много, почти всё, что у него было. Ему даже захотелось бросить цепь, позванивающую в руке, хотя делать этого ни в коем случае было нельзя — не всё могло пойти с этим Бодаром, как хотелось бы. Потом его стало одолевать искушение выкинуть перчатку, которая болталась за плечом. Но и этого нельзя было делать — Возрождённый знал это точно.

Бодар пришёл в себя гораздо быстрее, чем Тролу хотелось бы. И стал действовать по влитой в него программе… То есть подниматься по коридору к выходу. Он непременно догнал бы Возрождённого, но его задержала жадность. Убедившись, что он один остался в живых, кинозит принялся грабить товарищей. Он вытряхивал их кошельки и нательные мешочки, ссыпал монеты и драгоценности в собственный кожаный кошелёк, который носил на прочном ремешке на шее. Это позволило Тролу дотащиться до выхода.

Там Трол осторожно положил перчатку лейтенанта в лучик солнца, вернулся к щели и едва успел заползти в неё, как в коридоре показался кинозит. Он шёл твёрдо, но осторожно — задавая ему матрицу поведения, Возрождённый, видимо, сообщил кинозиту немалую толику бойцовой настороженности, но с этим уже ничего нельзя было поделать. Даже увидев перчатку, которая матово поблёскивала на солнце, Бодар не ринулся вперёд, а осмотрелся.

Возрождённый приготовил цепь на тот случай, если парень почувствует его по запаху, как уже бывало. Но тот и не помышлял об ученике чародея, за которым они гнались. Даже дойдя до выхода, он пересчитывал те жалкие сокровища, которые снял с мёртвых товарищей, и полагал, что теперь-то сумеет устроиться, купить себе беспечную и лёгкую жизнь…

Но чем бы ни были забиты его мозги, миновать перчатку он не мог. Он постоял, осматриваясь, потом подошёл к ней, наклонился, толкнул, чтобы понять, зачем она тут лежит, и…

Механизм пришёл в действие. С гулким звуком бьющегося стекла на пол пещеры упала первая волна. Потом звук бешеного потока сразу взвился до предела человеческого слуха, и даже гораздо выше. Возрождённому осталось бороться только с ним, потому что, как он и ожидал, вода, поступающая в щель, тут не представляла опасности.

Хотя нет… Уж очень Возрождённый был слаб, уже через полминуты, когда ноги его потеряли опору, он понял, что едва может держать голову над поверхностью. К тому же вода была очень холодной, он с трудом справлялся с судорогами.

Вполне возможно, что он, несмотря на то что всё делал правильно, утонул бы, но когда вода поднялась ещё выше, на стене вдруг нащупался выступ, на который Трол и взобрался. Вода тёмной массой шевелилась всего в нескольких дюймах от края этого выступа, но выше не поднималась, свод пещеры действительно был герметичным и не прохудился за прошедшие века. Тогда Трол, как и раньше, вознёс неизвестным строителям свою благодарность.

Через четверть часа вода пошла на убыль. А к исходу получаса Возрождённый спустился, прополз в щель и снова поднялся к выходу, который также пропускал лучик солнца, падающий на затвор шлюза, вставшего на место. Только теперь Тролу не грозило погибнуть, стронув его открывающейся створкой. Скорее всего затвору предстояло ждать другого воина, как он ждал до этого Трола, или бедолагу, как Бодара, если кто-то из них придёт когда-нибудь.

На чистом полу поблёскивали лужицы, с потолка и стен звонко падали капли. Возрождённый ещё раз проверил лабиринт. Он был полон угрозы и смерти, но всё осталось позади. Устройство, которое загораживало ему выход, не было опасным.

Он повернулся к скале, положил на неё обе ладони и навалился, стараясь повернуть вокруг угадывавшейся в ней металлической оси, чтобы выйти наружу.

Глава 13

Поворотный механизм был очень прост. Казалось, необходимо только поднатужиться, и Трол выйдет из подземелья. Но сколько он ни старался, скала не поддавалась. Чтобы её повернуть, нужно было схватить за что-то, находящееся внутри камня… Только тогда Возрождённый заметил небольшую щель, в которую могла поместиться лишь одна рука. Именно в глубине этой выемки и находился захват, который мог создать определённое поворотное усилие… Он сунул в неё руку, но тут же отдёрнул — у самой дыры находился странный небольшой выступ из металла, прикосновение к которому вызывало ощущение древней, но не растраченной магии.

Трол принялся деталь за деталью проверять это устройство. Оно было маленьким и работало на совершенно непонятных принципах. Чем сильнее были толчки, тем сильнее раскалялся тот предмет, который обжигал Тролу руку. Кроме того, Возрождённый не понимал, для чего это устройство тут стоит. Но всё-таки оно было не опасно — это главное. Оно всего лишь затрудняло выход, но не делало его невозможным.

Тогда Возрождённый решил не церемониться. Он сунул руку так, чтобы захватить паз для поворота камня… Нет, не получалось. Примерно на глубине фута щель прихотливо изгибалась вправо, так что локоть правой руки не мог войти в предполагаемое продолжение. Тогда Возрождённый запустил в щель левую, она легко вошла в этот канал, и пальцы сразу же легли на удобную рифлёную поверхность. Он поднажал…

И чуть не закричал. Боль под левым плечом скрутила его с такой силой, что ему пришлось собрать всю волю, чтобы вернуть контроль над телом и сознанием. И тогда он понял, что правой сжимает кинжал, подобранный у мёртвого кинозита, бессознательно подняв его так, словно собирался отсечь себе левую руку, чтобы избавиться от непонятной магии…

Боль, кстати, быстро утихла. Медленно таял и колдовской жар в выступе, угнездившемся чуть ниже скального захвата для левой руки. Опасаться, собственно, было нечего. Возрождённому ничто не угрожало. А он чуть было… Нет, пусть Учитель говорит что угодно, а излишняя тренированность — не всегда благо. Он спрятал кинжал, глубже сунул левую руку в щель, покрепче сжал рифлёную рукоятку и повернул камень до упора.

Потом, жмурясь, шалея от внезапного солнца, высвободил руку и вышел из пещеры. Каменный порог, который отчётливо удерживал скалу в состоянии покоя, не обещал никаких неожиданностей. Возрождённый шагнул на него, и тут же с неприятным скрипом скала стала закрываться, выталкивая мальчика наружу.

Конечно, он сделал необходимый шаг вперёд, чтобы каменная поверхность не задела его. Подземелье, оставшееся позади, было так враждебно, так чуждо, он так устал от него, что даже не оглянулся.

Зато мир вокруг сразу показался огромным, ослепительным и прекрасным. Трава, кусты, горы, облака над головой, солнце, ветерок, обдувающий лицо, — всё здесь представлялось живым, полным соков, дружелюбным.

Потом Возрождённый привёл себя в более спокойное состояние. Это удалось — не сразу, но удалось. Решающей была мысль, что если и нужно было проверить живучесть тех, кто оказывался в этом лабиринте, то последнее нападение, последнюю ловушку следовало сделать именно здесь — на этом чудесном, ослепительном просторе. Но тогда, пожалуй, никто не мог бы выдержать этого испытания.

Возрождённый засомневался, что даже Учитель уберёгся бы от такого нападения, ведь, что ни говори, он был настоящим поэтом, только всякие порывы в нём сдерживала железная дисциплина тренировок и опыта…

Вспомнив об Учителе, он успокоился по-настоящему. Подпоясавшись трофейной цепью, переведя кинжал под левую руку, он побежал к пещере. Она находилась на юго-востоке, и горные тропинки, которых он в каменной толще, разумеется, не ощущал, увеличивали это расстояние до полусотни миль. А в том состоянии слабости и тревоги, в котором Трол находился, это было немалым путешествием. Но проделать его всё равно следовало как можно скорее. Поэтому восстанавливаться он решил на ходу.

Глава 14

Всё-таки дважды Трол вынужден был остановиться. Первый раз он попросту упал и уснул на солнышке, хотя ему было неудобно и почему-то заболела голова… Может быть, это была реакция очищения организма после отравления газом. Второй раз, под вечер следующего дня, он притормозил, когда понял, что в таком состоянии не только не может оказать помощь Учителю, но даже себя не в состоянии защитить. Поэтому он нашёл гнездовье горных бакланов, украл из разных гнёзд четыре яйца, поужинал и лёг спать в каком-то стожке, которые крестьяне оставили на душистых высокогорных пастбищах. Кажется, ему ничего не снилось.

Едва облака на востоке окрасились в первые цвета утренней зари, он проснулся и побежал дальше. Как он и ожидал, сон не столько придал ему силы, сколько разморил. Теперь ему приходилось не только бороться с неимоверным желанием доспать, но и отгонять многочисленные боли, обрушившиеся на перегруженные мускулы, избитые кости, отравленные лёгкие и расстроенные нервы. Боли не проходили, и он понял, что ему следует проверить свою способность сражаться. Было бы глупо прибежать к пещере и тут же погибнуть.

На ходу, как в обычных тренировках, он попробовал провести разминку, потом вспомнил комбинированную технику боя цепью и кинжалом… В общем, способности драться в нём почти не осталось. При всём том, что восстанавливаться ему иногда удавалось едва ли не быстрее Учителя, сейчас он был не на многое способен…

Но в те времена, когда они с Учителем тренировались вдвоём, они пользовались отварами трав, прижиганием основных и вспомогательных точек жизни, массажами, иглоукалыванием. Кроме того, иногда Учитель гонял его на восстановительных катах, исполняемых совместно, практически в темпе полусвободного спарринга, в жестковатой, но чрезвычайно эффективной воинской манере.

Стараясь не очень волноваться по поводу своих задержек в пути, Трол искупался в первом же подходящем водопаде и сделал самомассаж, результата которого почти не почувствовал. Потом, уже на бегу, снова попытался восстановиться глубоким самовнушением, чего не умел делать правильно, но на этот раз он готов был хвататься за любую соломинку, чтобы выиграть хоть немного сил.

И ещё он попытался получить питание по естественным каналам, принимая энергию от травы, кустов, от неба над головой, даже от шмыгающей вокруг мелкой живности. До того как Учитель отвёл его в подземелье, Тролу не удавалось делать ничего похожего. Но теперь, кажется, он мог больше. И он подпитывал себя всем, что способен был усвоить, что только попадалось на глаза.

Скоро он перестал мёрзнуть, приостановленные в подземелье органы оттаяли, мускулы наполнились движением, а сознание прояснилось. Когда он подбегал к водопаду, который помнил с самых первых дней, он уже был готов к бою, и, кажется, по-настоящему. Теперь он вполне мог справиться со своей частью работы.

Опасности впереди не чувствовалось. Но это, конечно, ничего не значило. Если бы все засады объявляли о себе на расстоянии, когда их ещё можно обойти, вряд ли люди выдумали бы такую тактику.

Оставаясь в давно приготовленном на всякий случай укрытии, Трол внимательно осмотрел долину перед пещерой, потом попытался определить состояние воздуха и, наконец, перенёс внимание на тропинку, ведущую к их площадке. Даже с расстояния в сотню ярдов, с которого он осматривался, было видно, что она исцарапана какими-то жуткими когтями. Таких он никогда не видел даже в Большом Атласе следов животных, птиц и рыб. Наконец он сообразил, что это следы когтей фиолетовых фламинго, на которых, вероятно, к ним добрались кинозиты. Но птицы с такими следами должны быть чудовищами, потому что похожие следы вполне могли оставить когти горных медведей.

Посчитав перепутанные следы, насколько это было возможно, Трол пришёл к выводу, что птиц было много. Пожалуй, на них могло уместиться сотни две наездников. Неужели на них напало так много врагов?

Хорошо, пусть даже так. Но куда же тогда они делись? Ведь тут должны были остаться трупы… А если есть пища, то должны были появиться горные птицы-падалыцики, росомахи, грызуны, наконец! Но ничего этого не было, как не было и трупов.

Тогда Возрождённый постарался успокоиться, подобрал своё оружие в положение, равно подходящее для защиты и для нападения, и пошёл вперёд, к тропе, словно эта медлительность могла что-то значить, от чего-то спасти, что-то до поры утаить…

Здесь, ближе к месту боя, он заметил между следов птиц следы людей. Людей было не очень много, всего-то десяток, и все они носили острые шпоры, оставлявшие на земле не очень привычный, косой след. Не составляло труда догадаться, что это были — погонщики фламинго, которые следили за всей стаей, пока кинозиты дрались наверху, на площадке…

Да, именно так всё и происходило. Из тёмного неба, закрытого очень низкими тучами, на площадку перед пещерой пикировали фиолетовые фламинго, волна за волной. С их причудливых сёдел соскакивали на землю кинозиты, а фламинго сразу поднимались в воздух, чтобы дать место новым и новым спускающимся птицам с наездниками. Но улетали недалеко, погонщики со шпорами уже кружили на своих птицах над всей стаей, заставляя её расположиться на полянке перед тропинкой, а потом, когда их дело было сделано, и стая без седоков уже не стремилась рассеяться, сами приземлились, чтобы удержать вожаков до того момента, когда настанет пора улетать… Они все были очень сосредоточенны, потому что им всё время приходилось мысленно управлять сотней с лишним фламинго. Судя по эффективности их действий, это были телепаты высокого класса.

Трол набрал воздуха, как перед прыжком в воду, и стал подниматься по тропе, пока не вышел на площадку. И тогда понял, почему вокруг было совершенно спокойно. Тут всё было кончено. А тела, многие даже в доспехах, при оружии, были свалены в кучу около Камня перерождения и сожжены какой-то чудовищной магией. Температура пламени, которое бушевало в этом страшном костре, была настолько велика, что край площадки почернел и заблестел, как оплавленное стекло. Доспехи превратились в бесформенные комья металла, а от костей и одежд погибших не осталось даже следа. Лишь иногда в чёрном, окаменевшем пепле блестели крохотные крупинки полудрагоценных камней, оставшихся от украшенного оружия или выпавших из солдатских кошельков.

Сам Камень перерождения уже не лежал, где ему было положено — в центре площадки, а… стоял, вбитый в землю одним краем, приподняв другой, как крыло, всему миру демонстрируя грубо обработанную нижнюю поверхность. Сила, которая должна была опрокинуть его, превышала всё, что Возрождённый мог себе представить. Пещера зияла более широким зевом, чем прежде, потому что несколько камней у входа были вырваны, словно внутри что-то взорвалось…

Понять по этим следам, где начался бой и где он кончился, было практически невозможно, но Трол всё-таки попытался. Снова и снова обходил он площадку, стараясь унять сердцебиение, пытаясь определить по ауре недавних смертей, по боли, застывшей в камнях, как происходила основная схватка… И наконец понял. Враг всё-таки одержал победу над Учителем. Но это были не кинозиты, а нечто такое, названия чему Трол не знал. Это было что-то невиданное, отвратительное, ужасное. Даже тени этих существ оставили на земле более сильный след, чем смерти множества кинозитов. И было их несколько, как минимум три… Вот они-то и расправились с Учителем.

Ощутив его светлую смерть, Возрождённый вышел на край площадки, подальше от костра, устроенного из павших, и просидел до вечера. Лишь вечером он вспомнил, что ему нужно бы поесть и выпить воды. Но он не стал этого делать, попросту забыв об этом, а зашёл в пещеру. Оттуда всё было вынесено, всё — до последней связки сухих трав. И всё исчезло — вероятно, погибло в огне.

Трол осмотрел такую привычную и теперь такую пустую пещеру, вспомнил, как зимними вечерами весело трещал костёр, устроенный неподалёку от их лежанок, как Учитель читал книги, пристроив факелы над собой, сидя на ворохе шкур у стены, как они разговаривали или молчали, вдыхая аромат приготавливаемой еды… Теперь этого никогда больше не будет.

Снаружи что-то произошло. Возрождённый был, несмотря на усталость, так напряжён, что вылетел на площадку перед пещерой, готовый ко всему. Но это оказалась стая мелких горных волков, которые совершенно по-собачьи сидели у выхода с тропинки, ожидая, видимо, своей очереди на обследование освободившейся пещеры.

Возрождённый печально усмехнулся и послал им успокаивающий сигнал, объяснив, что сейчас уйдёт и они смогут распоряжаться тут без помех. Волчицы успокоились и даже растянулись на траве, подставляя серые бока под лучи вечернего солнца. Самцы не очень поверили, но тоже решили выждать.

Возрождённому осталось тут сделать одно дело, вернее — два. Первое он провернул быстро. Подойдя к дальней, очень глубоко вырытой нише, он осмотрел её. Обычно они хранили тут оружие, теперь оно, конечно, исчезло, но сама ниша была с секретом. Трол вытащил кинжал из ножен и несколько раз ударил в дно ниши… И сухой, отлично замаскированный под камень кусок обожжённой глины рассыпался.

Из открывшегося тайника Возрождённый вытащил тонкий, очень аккуратный нагрудный доспех, сделанный из желтоватых чешуек. В таком доспехе Трол мог сделать «поклон солнцу», а ещё, помимо бесшумности, он гасил не только проникающее действие оружия, но и его динамику, то есть магическим образом создавал противодействие кинетической, толкающей силе, возникающей при ударе. Проверялось это не раз, когда доспех вешали на цепи и пытались раскачать, ударяя копьём или палкой… Ни разу Тролу не удалось заставить его отклониться больше чем на пару дюймов.

Затем он вытащил из самого дальнего угла тайника налобную пластину, которая при некотором умении могла быть почти так же эффективна, как лёгкий шлем, но не ограничивала, не изолировала внимание воина. По преданию, когда-то эта пластина принадлежала самому Лотару Желтоголовому, и в этом была её главная ценность — другими особенностями она не обладала.

Затем Возрождённый достал старенький на вид, помятый, как и доспех, щит с довольно сложной системой ремней. А потом и мечи. Их было три, все принадлежали Учителю. Синеватый, извилистый Вандир, способный рассекать всё — начиная от живого дерева и кончая сухими костями. Красный, с системой для захвата меча противника, двуручный Мечелом. И чёрный, чуть изогнутый, совсем не длинный на вид, но отлично сбалансированный Беставит. Он был сделан как восточные мечи: с такой же маленькой гардой, длинной ручкой, обвязанной шнурками из шкуры морского дракона, и не виданным в этой части мира качеством лезвия. Его-то Возрождённый и выбрал себе.

Потом он вытащил кошелёк с деньгами, отсыпал себе две горсти серебра, справедливо решив, что золото у не очень хорошо одетого путешественника, едущего без слуг, лишь привлечёт внимание. Вернул два прочих меча в тайник, замазал разбитое днище и, как мог, наложил маскирующее заклинание.

Уже выйдя на площадку, зашнуровав на себе доспех, приладив налобную пластину, приторочив меч со щитом на спину, и уместив кинжал на поясе, под левой рукой, он вдруг вспомнил о втором деле. Осторожно, стараясь не думать, что он делает то, чего никогда прежде не делал, Возрождённый подошёл к любимому каменному креслу Учителя, взобрался на него с ногами и дотянулся до странного, похожего на голову причудливой птицы камня. Как-то Учитель сказал, что некогда этот камень принадлежал Джа Ди — одному из легендарных колдунов-основателей Белого Ордена. По своей магической сути камень «запоминал» то, что происходило перед ним. Сейчас Трол хотел знать, как выглядит Такна — существо, напавшее на них с Учителем.

Он сделал необходимые пассы, произнёс несколько заклинаний, и вдруг… Да, позади него в воздухе что-то стало происходить. Трол быстро соскочил, стараясь не упустить ни одной крупицы информации, но… Раздался лишь голос. Чёткий, холодный, который произнёс на квантуме с очень сложными модуляциями, предназначенными, вероятно, для доклада кому-то, находящемуся очень далеко от этой пещеры, может быть, даже в пределах Империи:

— Магистр Султунар уничтожен… — в, холодном тоне Такны мелькнула злоба и раздражение, — с помощью третьей силы. Солдаты, которые были мне приданы, не справились, и я… — снова всплеск раздражения, — сделала неизбежный вызов платных союзников. Для гарантированного успеха пришлось нанять троих. Новое воплощение Лотара замуровано в лабиринте. Возможностей выбраться у него нет, следовательно… — Такна на миг задумалась, потом твёрдо, ни в чём не сомневаясь, закончила: — Возрождённого Желтоголового тоже можно считать ликвидированным.

Ещё несколько раз Трол пробовал вызвать из каменного подобия головы вид командира имперских гвардейцев, пытался получить хоть какое-то зрительное дополнение к голосу, но ничего не добился. Как говорил Учитель, с этими магическими наблюдателями нужно работать или хорошо и один раз, или не работать вовсе, потому что после неудачи добиться чего-то с каждым разом всё сложнее.

Наконец, сдавшись, Возрождённый выставил магический камень в положение слежки за всем происходящим и стал спускаться вниз по тропе. Он знал, что если и вернётся сюда, то не скоро. А может быть, вообще никогда. Но это его сейчас мало занимало.

Он думал о другом, на другие вопросы хотел получить ответы. Кто же он такой? Кого имела в виду Такна, когда призналась, что вынуждена была вызвать трёх платных союзников? Что это за существа, которые втроём справились даже с Учителем? Можно ли до них дотянуться и отомстить за Учителя? Как отомстить самой Такне? Случайно ли так получилось, что Учителю пришлось возрождать его на Камне? Кто ему объяснит, почему Такна выследила их так точно и гораздо раньше, чем рассчитывал мастер Приам? Но главным было всё-таки то, почему его, Трола — Возрождённого, посчитали воплощением Лотара Желтоголового?

Вопросы, вопросы — Трол даже не заметил, как сошёл с тропы и как почти в тот же момент, оказавшись от него на расстоянии вытянутой руки, заспешили вверх волки. Что же, теперь это их дом, может быть, так было до того, как Учитель пришёл сюда, решив именно тут устроить для Возрождённого место обучения и тренировок.

Трол дошёл до конца полянки, оглянулся. Волки осматривали новый дом, но сторонились сожжённых кинозитов, обходили само место погребального костра. Что же, звери не любят магию… Возрождённый вздохнул, он чувствовал себя одиноким, неопытным, не подготовленным к тому, чем ему теперь предстояло заниматься.

Вдруг в кустах зашевелилось что-то очень большое. Трол отпрыгнул, но меча не вытащил. Если это зверь, он сумеет успокоить его без оружия, а если засада… Но это был конь, их с Учителем жеребец. Видимо, он удрал, когда фиолетовые фламинго стали садиться у его коновязи, и слонялся около пещеры, надеясь, что появится кто-то из знакомых ему людей. И вот такой человек появился.

Возрождённый поймал животное, погладил по морде, стараясь успокоить. Конь дрожал, но в его повадке теперь чувствовалось большое облегчение. Трол нащупал поводья, они были оборваны, но связать их было минутным делом. Потом перебросил через голову коня, взобрался на него и похлопал по сильной шее.

— Поехали, приятель, вдвоём лучше, чем в одиночку. Обещаю, что в первой же деревне куплю тебе попону, а себе седло.

В том, что он выполнит это обещание, Трол Возрождённый не сомневался. Вот сумеет ли он справиться со всем остальным, что свалилось на него, — этого он не знал. Но он был готов постараться как следует.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Реклама на сайте