«Возвращение чудес»

Возвращение чудес

1 глава.

- А давайте мы ему по голове!… - радостно предложил здоровенный энтузиаст - самый молодой из всей компании, но и самый широкоплечий. На вид ему было чуть больше двадцати пяти. Впрочем, это все равно, поскольку такие ума не наживают даже к старости. - Обухом! А то гляди сбежит.

Я представил, как обух топора опускается на мой затылок, и вздрогнул. Нет уж, лучше не надо! Вам-то что: стукнул и пошел. А мне еще с этой головой жить.

Правда, неизвестно, как долго…

- Давай! - согласился другой. - Маленько можно.

"О Господи! - подумал я. - Хоть у кого-нибудь из этого сброда мозги есть?"

Связанный веревками по рукам и ногам, я лежал ничком на каких-то мешках. О происходящем можно было лишь догадываться, исходя из голосов. Может, они решили пошутить? Или в самом деле возьмут сейчас топорик и…

На всякий случай я зажмурился. Не надеясь, конечно, что это поможет.

- Э! - окликнул вдруг старший чересчур предприимчивых конвоиров. - Вы что там творите? А ну отставить!

Судя по интонациям, он застал своих подчиненных уже в процессе. Рядом со мной что-то глухо ударило о мешки.

- Оглушить маленько, - отозвался второй. Вероятно, он и взялся выполнять предложение своего товарища. Не доверял младшему, что ли?

- Я вам оглушу! - рявкнул старший. - Приказано доставить живым!

Мне он запомнился хорошо: невысокий, чисто выбритый, с волосами светло-каштанового цвета, почти рыжими. Капитан выгодно отличался от своих подчиненных опрятностью и опытом в драках. Во время вчерашней потасовки его меч после хитрого финта едва не оттяпал мне мизинец, что само по себе говорит о многом. Конечно, фехтовальщик из меня не бог весть какой, однако за просто так я себя в обиду никогда не давал.

- Дык, он того… - начал оправдываться воин.

"Сам ты "того"!" - мысленно поправил его я.

- Ему ничего не сделается, - вмешался давешний энтузиаст. - Он же колдун!

- Зато тебе сделается! - старший уже был где-то совсем рядом с телегой. - Если кто-то хоть пальцем тронет колдуна - оторву… уши! Так и знайте.

- Не колдуна, - простонал я, стараясь быть услышанным. - Знахаря.

- Это не наше дело, - безапелляционно заявил капитан. - И вообще помалкивай. А то кляп получишь. Чтоб не наколдовал чего…

И он туда же! Кто им порассказал этих бабушкиных сказок насчет колдунов?! Вот что значит темнота необразованная! В школы бы их всех, за парты, физику с биологией да астрономией учить! Ничего не знают, а все туда же, топорами размахивать!

Конечно, вслух этого всего я произносить не стал. Чего доброго в чернокнижники запишут. Да и в вампиры заодно.

По ассоциации мне вспомнился старенький профессор медицины, которого студенты за глаза называли Вампиром. Он вовсе не был кровожадным - добрейший и приятнейший старичок далеко за сотню отлично работал со своими подопечными, и даже самые отъявленные прогульщики умудрялись все выучить и сдать безо всякого принуждения. Но у профессора был врожденный дефект челюсти, который он почему-то не удосужился исправить, и во время улыбки верхние зубы создавали любопытный эффект. Говаривали, что однажды к нему пришла одна дамочка из информационной службы - брать интервью, - так та грохнулась в обморок, когда он впервые одарил ее своей обаятельной улыбкой.

В голову лезли всякие незначительные воспоминания и дурацкие шутки. Однако чем еще можно развлекаться, когда лежишь, уткнувшись в провонявшие рыбой и конским навозом мешки, не видя белого света?

- Хорош отдыхать! - послышался голос капитана - теперь откуда-то с другой стороны телеги. - По коням! Чуб, что ты там, в кустах, копаешься?

Абсолютно лысый мужик лет пятидесяти по кличке Чуб кратко и выразительно пояснил, почему он копается. Это вызвало дружный хохот. Я тоже не смог сдержаться и фыркнул. Несмотря на серьезность ситуации, меня тянуло веселиться. Вероятно, это было нервное.

Старший услышал, что я издал какой-то звук, и истолковал его по-своему.

- Куда вы смотрите?! - гаркнул он на подчиненных. - Колдун задыхается, а вы клопов давите!

Потом в его тираде мелькнули слова, которых я ранее не слышал. Меня мгновенно разобрала зависть: в плане лингвистики превосходство капитана было несомненным.

- Не задохнется, - безразлично бросил один из "воинов". - Он же колдун.

- Даже колдуны не умеют дышать через задницу! - сказал капитан, снова оказавшись рядом. Теперь его голос звучал спокойнее. - Это, между прочим, доказано.

Мысленно я порадовался: использование научно проверенной информации было неожиданным. Капитан в моих глазах сразу же вырос.

Меня обхватили за плечи и попытались перевернуть. Однако выемка, образовавшаяся под действием моего веса, не желала допускать смены положения. Если б все было так просто, я бы и сам перевернулся. Велика охота - дышать всякой гадостью!

- Керт, помоги, - выдохнул старший, убедившись, что не справляется. - Ох, бездельники, получите вы у меня!

Керт - тот самый парень, что предлагал "оглушить маленько", - пререкаться не стал. Другая пара рук взяла меня за ноги. На счет "два" последовал мощный рывок, и я обнаружил, что мир вертится. Галилей был бы в восторге: доказательство теории оказалось необычайно простым.

Интересно, почему меня перевернули именно на "два"? Может, эти "воины" до трех считать не умеют?

Я с наслаждением втянул чистый воздух и посмотрел на небо.

Блистательный диск солнца неторопливо полз к зениту. День обещал выдаться ясным: ни малейшего намека на тучи. Глубокая синева без малейшего изъяна завораживала и подталкивала к размышлениям. Попробовав повертеть головой, я убедился, что мешки закрывают обзор со всех сторон. Что ж, остается созерцать небосклон. И размышлять, конечно.

- Поехали! - раздался зычный голос капитана.

Очевидно, Чуб управился со своими делами, и вся "группа захвата" была в сборе. Я почувствовал рывок: телега подо мной сдвинулась с места. Возница прикрикнул на лошадей, чтобы шли быстрее, и мой безмятежный покой сменился несколько навязчивым покачиванием вперемежку с неожиданными толчками.

Не найдя более достойного занятия, я начал заново обдумывать сложившуюся ситуацию. Интересно, всё так и должно быть, или меня занесло куда-то не туда?

***

Впервые увидев яхту Клода, я испытал шок. Исполинское судно превосходило по размерам едва ли не все, что мне доводилось встречать раньше.

- Это же не яхта, а линкор какой-то! - заявил я прямо. - Она наверняка расходует уйму топлива. Зачем тебе летающая крепость, когда ты в состоянии через миг очутиться, где пожелаешь?

- Не завидуй, - усмехнулся Клод. - По большей части это тренировочный комплекс. Мне он принадлежит лишь формально.

Я хмыкнул:

- Оправдания…

Мой собеседник сделал очень честное лицо:

- Да нет же! Сам увидишь.

В момент этого короткого разговора мы втроем стояли на смотровой палубе Блонди, наблюдая за приближением чего-то невероятно огромного. Темный корпус с причудливыми надстройками постепенно вытеснял звезды за пределы видимости. Яхта Наташи, на которой мы с Марго прибыли в систему Викинга, неспешно маневрировала, подбираясь к гиганту вплотную.

Глядя на какой-либо космический объект, трудно оценить его размеры без помощи бортового компьютера. Однако я оценил - когда случайно усмотрел среди надстроек знакомый комплекс. Четыре тридцатиметровых дугообразных арки ретранслятора казались тонкими волосками, еле выступающими над корпусом. Получив опору, мой мозг быстро произвел необходимые прикидки и выдал результат: в длину судно, к которому мы направлялись, превышало десять километров!

Вот это и заставило меня покрепче ухватиться за перила и обвинить Клода в расточительности.

- А ретранслятор-то тебе зачем? - поинтересовался я чуть позже, когда справился с первым потрясением.

- Деньги зарабатываю, - развел руками хозяин исполина. - Да и удобно. На определенных расстояниях обычные приемники перестают работать.

- Вы бываете на краю галактики? - спросила Марго.

Она стояла по левую руку от меня, тоже наблюдая сближение. Светло-серые брюки красиво подчеркивали талию, а белая блузка оттеняла золото волос, собранных в легкомысленный хвостик. Голубовато-серые глаза сверкали живым любопытством. Моя фея была прекрасна - как всегда.

Сейчас я с трудом мог поверить в те события, что происходили буквально десять стандартных дней назад. Бесконечные коридоры Скалы, драка в подземном храме, безжизненное тело Марго на моих руках - все это вспоминалось ночным кошмаром. До сих пор я не знал, каким образом Клод вытащил с того света женщину, по поводу которой я испытывал столь противоречивые чувства. Спрашивать об этом было как-то… трудно.

- И даже дальше, - серьезно ответил наш гид.

Марго удивленно подняла брови:

- Дальше?

- Андромеда*. Всего два миллиона световых лет.

Я не удержался от саркастического смешка:

- Какой пустяк! Всего-навсего два миллиона световых лет…

Пожав плечами, Клод спокойно произнес:

- Я не хочу сказать, что это пустяк. Мой корабль относится к классу "экстра", однако восемь лет в гиперпространстве даже его привели в жалкое состояние. Перед обратной дорогой пришлось менять половину оборудования. Нет, это не пустяк - но достижимо.

Пока мы беседовали, Блонди подошла к яхте Клода совсем близко. Я мог бы поклясться, что между кораблями не больше двухсот метров. Теперь мы скользили над самым корпусом, затуманенным силовыми полями. Мне подумалось: любопытно бы увидеть, как такая штуковина садится на поверхность планеты. Не то, чтобы подобное было невозможным - при сравнительно малых затратах энергии стабилизаторы не дадут всей этой махине сложиться под действием собственного веса в гармошку. Просто сама идея приземлять космические левиафаны была бредовой. Судно, кормой условно стоящее на поверхности, а носом тыкающееся в стратосферу, смотрелось бы оригинально.

- Ну и что там Андромеда? - признание Клода разбудило во мне интерес, который я решил припрятать за нарочито небрежными фразами. Казалось, будто мой не столь давний знакомый очень захотел произвести на нас впечатление, и это подталкивало меня к некому демонстративному "неудивлению". Тем не менее, "далекие горизонты" всегда манили меня, и глубоко в душе я был вынужден признаться, что завидую собеседнику. Еще бы: он путешествовал по другой галактике! - Экспедиция того стоила?

- Конечно! - хозяин левиафана улыбнулся, словно прочитав мои мысли. (Я очень надеялся, что обзавелся на этот счет достаточной защитой, однако телепатические способности Клода могли быть намного большими, чем у Марго. Гм, неприятно, когда кто-то копается у тебя в голове.) - Мы смонтировали прекрасную космическую базу, которая собирает разного рода информацию о наших соседях.

- Там кто-то живет? - этот вопрос задала Марго, тоже увлеченная разговором.

- На базе или в галактике? - с улыбкой уточнил Клод, и, не дожидаясь ответа, продолжил: - На базе бывает по-разному, а галактика, похоже, населена не хуже нашей. До сих пор мы исследовали небольшое пространство - примерно тысячу кубических парсеков* - и с развитой цивилизацией не сталкивались. Однако есть серьезные основания полагать, что таковая существует.

Оттолкнувшись от перил, наш гид лениво потянулся, отчего бугры мышц волнами перекатились под рубашкой.

- Но, пока я кормил вас байками, мы уже прибыли, - заявил он. - Добро пожаловать на борт "Аркадии"!

Я взглянул "вверх". Блонди все еще двигалась относительно корпуса "Аркадии" - почему-то крайне медленно, словно навигационный компьютер был перегружен сложными вычислениями. Затем я понял, что, собственно говоря, не вижу корпуса. Защитное поле исполинского корабля сейчас приняло голубоватый оттенок и перестало быть прозрачным.

Наконец Блонди решилась. Эфемерная стена силового поля стала надвигаться прямо на нас.

Мне вдруг почудилось, что навигационные системы отказали, и через миг мы врежемся в борт огромной яхты. Безмолвное сближение выглядело зловеще. Однако спустя несколько секунд Блонди развернулась, и вся картина уплыла куда-то вниз. Теперь присутствующие вновь могли наблюдать звезды.

Правда, недолго. Обзор затуманился, как картинка древнего проектора, потерявшего фокусировку, а когда все восстановилось, никаких звезд не было и в помине. Мы смотрели на вполне нормальное голубое небо!

- Посадка произведена, - доложила наша яхта.

- Спасибо, Блонди, - привычно поблагодарил Клод, хотя искусственный интеллект корабля не нуждался в подобных знаках вежливости. - Прошу, - кивнул хозяин уже нам.

Когда мы вышли наружу, я понял, что слово "посадка" отражало положение дел лучше всего. Яхта Наташи высилась на краю обширной лужайки, которая метрах в пятистах от нас переходила в экзотический парк. Голубое небо светилось само по себе, но отсутствие солнца не подавляло: я знавал миры, где даже в ясную погоду было трудно найти тень, и по сравнению с ними эта реконструкция казалась едва ли не раем.

- Ты хочешь сказать, что это все необходимо для работы? - ехидно полюбопытствовал я. Мне доводилось и раньше слышать о таких причудах богачей, как парк на борту собственного звездолета, но я никогда не воспринимал всерьез мысль, будто это действительно зачем-то нужно. Если человеку нравится природа, он просто оседает на какой-нибудь приятной планете, вроде того же Сайгуса. Там все настоящее, и не нужно заботиться о поддержании экологического баланса.

- В некотором роде, - кивнул Клод, проигнорировав сарказм. - Бывает, люди живут здесь безвыездно месяцами, а то и годами - я уже говорил об экспедиции к Андромеде. Надо же им как-то оставаться в здравом уме. Кроме того, растения участвуют в рециркуляции воздуха. Вы слышали, что среди людей, постоянно живущих на кораблях, лишь немногие могут похвастаться преодолением столетнего рубежа?

- Гм? - я вопросительно поднял брови.

- Все дело в искусственности среды. Системы регенерации прекрасно справляются с поддержанием нужных соотношений азота, кислорода и углекислого газа, однако воздух - не только это. Человеку просто необходимы ароматы цветов, запах земли после дождя и всякие подобные мелочи.

- Никогда об этом не задумывалась, - Марго с интересом следила за рассуждениями Клода, в то же время оглядывая парк. Последний представлял собой настоящее произведение искусства. Здесь были поистине уникальные растения. Например, зонтичное дерево, которое я видел лишь на Ашии: очень тонкий ствол метров двадцати высотой, увенчанный на вершине абсолютно симметричным ярко-зеленым куполом из мелких листочков. Или ползающий плющ - ползающий в самом буквальном смысле слова. Если место, где он расположился, чем-нибудь накрыть, то через пару дней под покрывалом ничего не обнаружишь: растение отправится искать более солнечные участки.

- Редко кто задумывается, - пожал плечами хозяин "Аркадии". - Тем не менее, природная среда закрепилась в человеке даже на генетическом уровне. Отсутствие естественного многообразия приводит к упадку сил, апатии и - в отдельных случаях - к сумасшествию. Но страдает не только психика. Весь организм изнашивается быстрее.

- Мрачно, - согласился я. - Плоды технического прогресса действительно ужасны.

Мы все еще стояли у трапа Блонди, на сравнительно небольшом пятачке гладкой поверхности. Очевидно, это была специальная площадка для "приземления" кораблей вроде того, который привез нас. Метров пятидесяти в диаметре, "космодром" мягко врезался в лужайку, окруженный с трех сторон заботливо подстриженным травяным ковром. Четвертая сторона примыкала к "постройкам" - входу во внутренние помещения.

- Пойдемте, - снова предложил Клод, делая не совсем определенный жест.

- Внутрь? - несмотря на весь мой скепсис по поводу парка, мне здесь нравилось. Сейчас бы поваляться в траве…

- Ну зачем же, - Клод, кажется, снова прочитал мои мысли. - На сегодня я объявил себя вашим экскурсоводом, правильно?

Да, именно это он и сказал, материализовавшись (в своих лучших традициях) на борту Блонди минут за десять до нашего прибытия в заранее оговоренную точку встречи. Я никак не мог привыкнуть к таким штучкам. Вот рядом никого нет, и вот уже появился Клод… как чертик из табакерки, или джинн из бутылки, или Алладин из лампы… Немного запутавшись, я тем не менее учел одно существенное обстоятельство: Клод возникал далеко не всякий раз, когда где-то откупоривали бутылку, но, с другой стороны, чтобы он появился, вовсе необязательно было искать ближайшую бутылку и вытаскивать из нее пробку.

- А раз уж мы здесь, давайте посмотрим парк, - продолжил тем временем хозяин. - Не возражаете?

Конечно, он и так знал, что мы не будем протестовать, посему вопрос был скорее риторическим. Вся компания зашагала прямо по сочной траве - тропинки здесь отсутствовали. Через несколько секунд я решил избавиться от обуви, и Марго последовала моему примеру. Босые ступни погрузились в приятную прохладу, даря неземное удовольствие. Сам же Клод не спешил присоединяться к нам. С подозрением я покосился на него:

- Здесь водятся змеи?

- Только обычные гадюки, - безмятежно махнул рукой наш гид и тут же вернулся к оставленной теме: - Что касается технического прогресса, то он не так ужасен…

Разговор сам собой прервался, поскольку Марго после сообщения о гадюках вскрикнула и остановилась, внимательно глядя под ноги. Да и мне, признаться, стало не по себе. Затем я посмотрел на Клода. Он широко улыбался:

- Я пошутил.

Сердито фыркнув, я заметил:

- Шутки у тебя такие же дурацкие, как… как мои собственные!

- Правда? - в голосе хозяина "Аркадии" появился интерес. - Ну, думаю, у меня все же опыта в этих делах побольше. Лет эдак на семьсот. Можем как-нибудь посоревноваться. Но - не при даме!

Он галантно раскланялся перед Марго. А мне показалось, что я ослышался.

- На сколько лет?

- На семьсот, - легко повторил Клод, улыбаясь. Затем простодушно подтвердил: - Да, я родился на самой заре освоения галактики. Разве это более удивительно, чем… - он вдруг исчез с места, где стоял, и в следующий миг его голос зазвучал сзади: -… то, что я могу делать?

Я всегда отличался способностью кратко формулировать глубокие мысли. Этот раз не был исключением.

- Гм, - произнес я с достоинством.

Клод снова переместился в пространстве - на сей раз при помощи своих двоих. Когда он подошел к нам с Марго, я уже справился с глубокими мыслями. И заявил:

- Твоя привычка хвастаться всем подряд просто отвратительна!

Хозяин скорбно кивнул, соглашаясь:

- Увы.

Затем его лицо неуловимо изменилось, каким-то образом тут же настроив собеседников (то есть Марго и меня) на деловой лад, и Клод продолжил:

- Но все это вплотную подводит нас к тому, зачем вы здесь. Алексей, достаточно ли времени я предоставил на размышления?

Он спросил прямо. Мне не оставалось ничего другого, кроме как прямо ответить:

- Да.

- Ты принял решение?

- Да, - снова промолвил я.

- И каково оно?

Я посмотрел на экзотические деревья за спиной Клода, взглянул на Марго, снова вернулся к лицу хозяина "Аркадии". В его карих глазах было что-то знакомое… Да-да, эти глаза я впервые встретил на Сайгусе, когда ни о каком Клоде еще слыхом не слыхивал. Кто бы мог подумать, что странное знакомство с симпатичной темноволосой девчонкой обернется такими последствиями!

- Согласен, - сказал я абсолютно серьезно. - Согласен стать богом.

Он слегка улыбнулся - наверное, по поводу "бога", - и протянул руку:

- Тогда - добро пожаловать в мир чудес!

Руку я пожал, но при этом не преминул заметить:

- Разве меня следовало спрашивать первым?

Клод с Марго обменялись многозначительными взглядами, и это выглядело как-то неправильно. Поначалу я не понял, в чем заключается неправильность, однако секунду спустя догадка озарила сознание. И в этот же миг спутница коснулась моего плеча. Я почувствовал, как сердце сбилось с ритма, когда она произнесла:

- Алексей, нам нужно поговорить.

***

В дрему вторглись резкие голоса. Телега остановилась.

- Не пропущу, и всё тут! - твердил какой-то незнакомец, гнусавя. - Вы мне бумажку не тычьте, я все одно в этих каракулях не разумею.

- А хоть что-то ты разумеешь? - поинтересовался наш капитан.

- Разумею, что пропускать не велено, - важно ответил гнусавый. - Барон Этвик изволит считать, что эта дорога портит вид из окна их спальни.

- Но у нас особый случай, - начал терпеливо пояснять капитан (судя по некоторому напряжению, отчетливо звучавшему в голосе, он уже злился). - Королевский указ. Срочно.

Гнусавый безмятежно хрюкнул:

- А барону Этвику все одно, что король, что холоп… Тпру! Куда прешь, морда вражья!

Послышались ругательства, потом раздался такой звук, будто кто-то упал с коня. И сразу же ругательства возобновились с утроенной энергией.

- Заткнись, Бочка! - раздраженно прикрикнул главный. - Говорил тебе, не лезь нахрапом!

Ага, Бочка - это который меня оглушать тогда взялся! Значит, его с лошади уронили? Я ощутил волну злорадства: все-таки есть в мире справедливость!

Капитан же тем временем продолжил, стараясь придерживаться мирного тона:

- Может, барон Этвик изволит взять золото? Только несколько путников и только один раз. Мы проедем - и всё.

Послышался характерный звон полного кошелька.

- Не, - решительно сообщил гнусавый. Судя по всему, кошелек не произвел на него впечатления. - У барона Этвика такого добра целый сундук.

Я представил себе эти немереные богатства и едва не расхохотался. Это ж надо: свободное землевладение, казна которого составляет целый сундук золота! Похоже, у достославного Этвика больше гонору, чем реальной силы. С трудом сдержавшись, чтоб не фыркнуть, я снова прислушался к разговору.

- Тогда, может, ты возьмешь это для себя? - злость капитана становилась все отчетливее. Очевидно, на королевской службе он не привык к столь открытому игнорированию его полномочий.

- Да вы что! - опешил гнусавый. - Барон Этвик мне голову на сим же месте и отрубит. Не, лучше поворачивайте, добры люди, и не доводите дело до греха.

- Но почему?! - в изнеможении от пустого спора и от собственной злости прорычал капитан.

- Барон Этвик изволит считать, что эта дорога портит вид из окна их спальни, - охотно повторил гнусавый свое объяснение - причем слово в слово.

- Если ты нас не пропустишь, то сюда явится король со своим войском и испортит не только вид из спальни, а и саму спальню вместе с бароном Этвиком в придачу!

Я так и не понял, кто произнес эту тираду, однако для образовательного уровня моих конвоиров подобные грамматические конструкции были чудом. Нормально разговаривал лишь старший, а остальные редко связывали в предложение больше пяти слов. Но голос был другой - кого-то из подчиненных.

Капитан в этот раз не прикрикнул на него, срывающего всякую возможность переговоров, - видно, утомился. Он лишь слабо предупредил:

- У них лучники на том берегу, не вздумайте махать топорами.

Наверное, дело к чему-то подобному шло. Убедившись, что разговоры бессмысленны, моя "группа захвата" могла прибегнуть к обычному решению - смести преграду силой. Какие молодцы!… А лучники бы их всех перещелкали за несколько секунд.

По всей видимости, мы остановились у моста через реку. Я чувствовал запах свежести и недалекое журчание воды. Дальше начинались, как нам уже успели любезно разъяснить, владения барона Этвика. Ну а бароны - люди своеобразные. По сути, Этвик мог и не быть вассалом короля. Если так, то на "венценосца" ему глубоко начхать. Конечно, если у того хватит духу, он может собрать армию и выбить из барона всякую дурь, однако, как показывает наша собственная история, бароны порой были не только заносчивы, но и достаточно сильны, чтобы при случае наказать зарвавшегося властителя. К тому же часто они объединялись с соседями, отчетливо понимавшими, что сегодня король заберет землю у одного, а завтра - у всех остальных. Я мог посмеяться над казной Этвика, но разве он показывал все свои сокровища каждому холопу? Кто знает, сколько на самом деле сундуков золота хранят подвалы его замка?

Есть о чем подумать капитану.

Если бы спросили мое мнение, я бы посоветовал не связываться. Конечно, в таком состоянии я сам не представлял опасности для противника, но случайная стрела, пущенная "навесом", могла проткнуть меня с таким же успехом, как и любого другого воина. Было бы чертовски неудобно лежать связанным да еще и пришпиленным.

- Отходим, - решил наконец капитан, словно прислушавшись к моим мысленным аргументам. - Идем искать другую дорогу.

- Благодарю вас, добры люди, что на грех не наводите! - неожиданно отозвался гнусавый. - Хорошего вам пути!

Про себя я позволил усомниться в том, что мой путь слишком уж хорош. Трясет, воняет, да и веревки жмут, в конце концов! Лучше б мы ехали прямо - скорее приехали бы!

Впрочем, кто там полминуты назад рассуждал, что прямо лучше не ехать? Н-да, человеческим существам абсолютно чуждо изобретение Аристотеля*.

Мы куда-то свернули, и подруга-тряска взялась за меня с новыми силами. И какой дурак придумал ездить на деревянных колесах, да еще без рессор?…

Возможно, изобретение колеса было в самом деле выдающимся событием. Но с другой стороны, если бы его не изобрели, мне бы не пришлось болтаться на этой телеге среди мешков с непонятно чем. Поди-ка догадайся, куда меня везут благодаря этому продукту человеческого гения!

Углубляясь в своих размышлениях, я уже почти дошел до того, чтобы признать науку - да и все изыски разума - исключительно вредными для здоровья людей, но тут меня снова отвлекли.

- Удачное место, - сказал вполголоса капитан. Интонации в его голосе предлагали выразить свои замечания. Очевидно, наш старшой решил посоветоваться с подчиненными.

- Не вытащим телегу на тот берег, - заметил кто-то, тоже почти шепотом.

Капитан поколебался, затем предложил (мне показалось, что не очень уверенно, хотя голос его звучал твердо - как и положено голосу главы воинского подразделения):

- Оставим здесь. Если напоремся на людей барона, телега будет только мешать.

Некоторое время они молчали, а я раздумывал, что все это значит. Моя "группа захвата" все-таки поедет через владения Этвика? Мне придется путешествовать уже не на телеге, а на конской спине? Подобно тому, как иногда возят мешки с мукой? Час от часу не легче…

- Как повезем колдуна? - собеседник капитана задал весьма насущный вопрос. Кстати, я наконец-то понял: этот человек - помощник главы отряда, и также, возможно, своего рода друг. Это он высказался тогда, у моста.

Старший медлил, а я ждал его ответа с нетерпением… и надеждой. Вдруг мне предоставят хоть немного свободы и дадут собственного коня? Однако следующие слова выветрили из головы все романтические ожидания:

- Развязывать его нельзя, хоть это и затрудняет. Он же колдун, смотается в один миг!

Вот так. Всё донельзя логично. Суровая правда жизни: раз колдун - значит, смотается. А если б не был колдуном - тогда другой разговор.

Когда я смотрю на чужие предрассудки, мне всегда хочется или рассмеяться, или расплакаться. Дело не в том, что я плохо контролирую эмоции, а скорее в том, что глупость - единственное из явлений, которое еще способно нарушить мое внутреннее равновесие. Если человек принимает непроверенные утверждения как данность, в существовании которой нельзя сомневаться, - это уже диагноз. И неважно, какие именно утверждения приняты: о наличии ли колдунов в природе, или о том, что зимой всегда идет снег. Возможно, колдуны действительно существуют, но разве я дал повод так считать? Что я сделал такого необычного? Жил себе в небольшой деревеньке, лечил людей - пусть хорошо лечил, но без всяких там сверхъестественных методов. И при стычке, когда эти захватчики вломились в мой дом, я не демонстрировал чего-либо колдовского. А вот им сказали, что я колдун - значит, колдун. Им сказали, что колдуны чрезвычайно опасны - тоже истина. Спросить их: "Почему вы считаете, что колдуны опасны?" - они искренне удивятся: "Как! Это ведь все знают!"

У своих друзей я в подобных случаях спрашивал: "Но знаешь ли конкретно ты?" - и они начинали кое-что соображать. Однако мои друзья были не из глупых. Боюсь, нынешние конвоиры даже не поймут такого вопроса.

Переправа через речушку проходила не самым приятным для меня образом. Один человек перебрался на берег барона Этвика, а двое взяли меня за плечи, за ноги и, раскачав, бросили. В этом месте ширина реки не превышала двух метров, так что способ был вполне приемлем. Но только я не понял, почему бросали два, а ловил один. В отряде-то восемь человек!

Ловивший - Керт - принял меня на руки, но, видимо, мой вес его не устроил. Со вздохом он распластался на откосе, а я, не в силах ничего сделать, скатился по неудачному вратарю в воду. Бульк!

В следующий момент я обнаружил, что исследую особенности местного подводного мира. Где-то далеко, за стеной воды, послышались возбужденные крики. Может, мои конвоиры радовались удачному попаданию?

Мне не оставалось ничего, кроме как безмятежно созерцать лучи солнца, пронизывающие мутную воду, да еще тянущиеся со дна стебельки водорослей. Одна рыбешка размером с мою ладонь заинтересованно подплыла ко мне на уровне глаз и застыла, лениво шевеля жаберными пластинами. Наверное, соображала, что за новый объект появился в родной акватории.

Я бы объяснил рыбке, что никакой я не объект, и вообще здесь проездом, но -

Р-раз! - кто-то схватил меня за плечи. Два! - рывок. И я наконец могу вдохнуть свежего воздуха.

На поверхности оказалось очень шумно. Бушевал в основном капитан. Он, багровый, как спелый гранат, бегал по берегу и с выражением перечислял то ли достоинства, то ли недостатки своих подчиненных.

- Я уже сказал, что колдун должен быть доставлен живым! Кому этого мало?

Виновники моего купания стояли, потупив взгляды. Однако раскаяния на их лицах я совсем не видел.

Сам я к купанию отнесся философски: пожалуй, мои конвоиры даже не подозревали, сколько времени я действительно могу находиться под водой… Только вот путешествовать дальше в мокрой одежде очень не хотелось.

Люди постепенно перебрались на берег барона, перевели лошадей, а капитан всё продолжал свой разнос.

- Керт, на твоем счету уже два замечания! Если будет третье - получишь только половину своей доли. Понял?

Глуповатая улыбка исчезла с лица здоровяка, и он нахмурился. Я же подумал, что воспитательный эффект теперь точно будет. Еще бы пару фраз, чтоб остальных убедить…

Но тут речь капитана все-таки прервали.

- Что здесь происходит? - громко и требовательно прозвучал незнакомый голос.

***

Человек привыкает ко всему. И моменты радости со временем кажутся более тусклыми, чем раньше, и неприятности теряют свою остроту. Постепенно жизнь становится сеткой предсказуемых операций, и мы точно знаем, что нужно вложить на входе, чтобы на выходе получить желаемый результат. Это дает хорошую уверенность в завтрашнем дне, но отнимает - саму жизнь. Когда все ситуации обыграны много раз, когда точно известны следствия, реальные переживания сменяются ожиданиями, а форс-мажорные обстоятельства воспринимаются как досадные помехи в игре. Иными словами, человек просто начинает проецировать свой внутренний мир вовне и видеть вокруг себя то, что ожидал увидеть. Порой это коренным образом отличается от реально происходящего.

Так мне рассказывал один философ еще во времена моего студенчества. Возможно, его слова выражали какую-нибудь высокую истину, которая действует всегда и везде, только мое восприятие жизни складывалось совсем по-другому. Во всяком случае, мне хотелось так думать.

И вот теперь, когда ключевая фраза была сказана, я вдруг ощутил: некстати вспомнившийся философ, наверное, был все-таки прав. Жизнь в очередной раз оказалась не тем, что я о ней думал.

- Алексей, нам нужно поговорить, - произнесла Марго, легко коснувшись моего плеча.

Клод тактично испарился, и мы остались вдвоем. Для краткости я поинтересовался без обиняков:

- Значит ли это, что вы с Клодом водили меня за нос?

Ее не смутили прямой взгляд и довольно вызывающе поставленный вопрос.

- Алексей, наши с тобой отношения не были ложью.

- Да, ты играла превосходно.

Она мягко посмотрела на меня - совсем по-матерински. Я снова отметил, какие красивые у нее реснички. Длинные, светлые на кончиках и более темные у основания. Мне захотелось махнуть рукой на препирательства и обнять Марго. Однако вожжа уже попала под хвост коньку моих эмоций, так что вместо этого я выдал:

- Ты обманывала меня до самого последнего момента! Могла бы объяснить раньше! И зачем вообще было устраивать этот спектакль? Вы решили затащить меня к себе во что бы то ни стало? Что у вас за методы? Выдавить из меня обещание, а потом - всё равно?

Меня несло и несло, но я не мог остановится именно из-за того, что мой ум шаг за шагом глубже охватывал картину чудовищного надувательства. Вспышки озарений следовали практически непрерывным рядом, и каждая вызывала негодование. Клод еще тогда, на Скале, признался, что после эксперимента за мною наблюдали. А я-то складывал вместе части головоломки! Да игра началась с Сайгуса! Слежка за Ланджем, покушение на Хорфа - все это было разыграно для меня, чтобы столкнуть в колею подготовленного сценария! Возможно, сценарий написали впопыхах - то-то я постоянно находил какие-то нестыковки! Выходит, я был главным героем в специально для меня придуманной игре? В игре, которую организовали - боги?

И вдруг я почувствовал себя маленьким и незначительным. Что моя жизнь значит для Клода, возможности которого превосходят всякое воображение, а возраст потихоньку приближается к тысяче лет? Наверное, не больше, чем для меня - жизнь комара-однодневки. Боги…

А сколько лет Марго? Я вспомнил, что никак не мог определить ее возраст. За этим тоже что-то стояло. Полтысячи лет?

И как я выгляжу в глазах женщины, которая годится мне в прапрапрабабки?

Все эти рассуждения отнюдь не способствовали наведению душевного порядка. Свои дальнейшие действия и обвинения я помню очень плохо. Кажется, Марго пыталась вмешаться в мой монолог, но я подыскал еще несколько хлестких выражений. Наконец спокойствие моей собеседницы было поколеблено: на ее глазах выступили слезы, которые она пыталась спрятать, а я воспринял это как продолжение игры, из-за чего пришел в еще большее исступление. По-моему, я даже дал ей пощечину.

Опомнился я, лишь когда Марго отвернулась и, не говоря ни слова, зашагала прочь. Она шла, удаляясь все больше, а я молча смотрел ей вслед и чувствовал себя очень-очень слабым.

- Поздравляю! - раздался саркастический смешок где-то рядом.

Я обернулся. Клод развалился в небольшом деревянном кресле-качалке, которого еще минуту назад здесь не было. Другое кресло стояло пустым на расстоянии шага от меня.

- Потрясающий талант! - продолжал ехидничать хозяин яхты. - Вывести из себя Марго - это нужно уметь! Такую энергию - да в мирных бы целях! Но с подобным самоконтролем я тебя дальше этого парка не пущу!

- Слушай! - начал я с выражением, собираясь высказать длинную тираду.

- Не надо, - спокойно поднял руку Клод. - Признай, ты только что вел себя как последний идиот. Жаль, я не вмешался раньше. Но у нас остается дело. Нет, для начала остынь. Тебе помочь?

В тот же миг мне довелось вскрикнуть: поток ледяной воды обрушился на мою голову. Одежда моментально промокла до нитки. Это уже было явное издевательство, и я не стал стесняться в подборе выражений. Клод задумчиво выслушал меня, не прерывая. Поток ругательств иссяк сам собой.

- Это всё? - поинтересовался хозяин "Аркадии". - Ну что ж, неплохо. Местами даже оригинально. А ТЕПЕРЬ СЯДЬ!

2 глава.

Из-за деревьев появлялись всё новые всадники - по большей части в кожаных латах, с широкими и прямыми мечами. Но в глаза прежде всего бросался статный мужчина лет тридцати в короткой кольчуге и накинутом поверх нее черном плаще. Ноги незнакомца были покрыты кольчужными чулками, а вот голова оставалась незащищенной. Взлохмаченные черные волосы зловещим ореолом обрамляли лицо.

- Кто вы такие, черт побери? - спросил он снова.

Мои конвоиры, схватившиеся было за топоры и мечи, передумали драться. Противник явно выигрывал в численности.

- А ты-то сам кто такой? - с достоинством поинтересовался капитан.

- Тебя, собачий сын, не учили хорошим манерам! - прогремел всадник. - Я - барон Этвик, и ты стоишь на моей земле! Брось оружие! И впредь не задавай вопросы, покуда спрашиваю я!

Чтобы наблюдать эту сценку, мне пришлось прибегнуть к старому фокусу - мысленному зрению. После того, как Этвик впервые обратил на себя внимание, никто из воинов даже не подумал развязать меня или хотя бы повернуть так, чтобы я видел происходящее. В итоге мое тело лежало связанным на берегу, и мне оставалось лишь созерцать небо. Ну или воспользоваться услугами того навыка, который мне когда-то подарила Марго.

Капитан чуть опустил свой меч, показывая, что готов вести переговоры, но не подчиняться. Похоже, взять его на испуг было не так-то просто.

- Нам нужно со всей возможной быстротой прибыть в королевский дворец, - пояснил он. - Вот специальный указ Его Величества.

По знаку в его руку вложили солидный, хотя и примятый, свиток. Капитан демонстративно помахал им в воздухе, чтобы все увидели королевскую печать.

- Какое мне дело до того, что нужно вам? - кажется, барон искренне удивился. - А ну-ка дай сюда!

Он подъехал к капитану и, наклонившись в седле, взял свиток. Развернул, пробежал глазами. Затем ухмыльнулся:

- Здесь написано: "Сим повелеваем доставить известного колдуна и мага, прозываемого Азаром, в королевскую резиденцию Милну, дабы пресечь сношения с нечистой силой". Это придворный мудрец составил текст? Пресечь чьи сношения с нечистой силой? По-моему, колдунами у нас занимается церковная инквизиция, а не король.

- Не твоя забота - обсуждать высочайшие дела! - возмутился капитан.

Этвик и бровью не повел:

- А может, Его Величество решил подправить здоровье своей единственной дочери, которая вот уже два года не встает с постели? Ай-ай-ай, куда же он подевал свои убеждения? Был таким благоверным, так помогал церкви в сожжении неправедных, а тут обращается к колдуну! Припекло, значит?

Он в открытую издевался. Капитан наконец не выдержал. Снова подняв меч, он шагнул вперед, почти к самому коню, на котором сидел Этвик.

- Ты оскорбил моего короля! Вызываю тебя на поединок!

Барон прекратил гадать вслух и смерил его взглядом.

- А кто ты такой, чтобы вызывать меня на поединок? Рыцарь из тех, чьи достоинства лишь в умении махать наскоро выкованным в сельской кузнице мечом? Холоп на побегушках у короля?

Лицо капитана побагровело. Этвик кивнул:

- Понятно. Значит, все-таки рыцарь. Хорошо, ты получишь поединок, хотя - клянусь своим мечом - я вовсе не обязан развлекать каждого негодяя, вторгшегося на мои земли и не оказывающего мне ни малейшего почтения. За подобное наглец вместо поединка обычно получает десять палок и гонится в шею.

Небрежно бросив свиток в сторону моих конвоиров (Керт радостно поймал "указ" и начал разглядывать, но Бочка дал своему младшему товарищу увесистый подзатыльник, после чего забрал свиток себе), барон легко спрыгнул на землю. Кольчуга под плащом звякнула. Мне подумалось, что она, вероятно, тяжелая, но Этвик двигался так, словно и не чувствовал лишнего веса.

- На мечах? - спросил барон деловито.

- Да! - подтвердил капитан. Впервые я видел его в таком возбуждении: глаза блестят, на губах - улыбка, а руки подрагивают от нетерпения.

- Здесь?

- Здесь!

Этвик неторопливо отвел коня подальше. Люди барона тоже спешились и занялись приготовлениями площадки для боя. Барон же с помощью мальчишки-оруженосца снял кольчугу (под ней оказалась белая полотняная рубаха с длинными рукавами, но Этвик сбросил ее тоже) и чулки. Вероятно, он хотел уравнять себя с противником - у капитана доспехов не было. Но глядя на могучий торс, на плавные, исполненные грации движения, я понял: барон драться умеет и любит. А без кольчуги он сможет двигаться еще быстрее, еще легче. Наверное, наш капитан все-таки погорячился.

- Я готов, - провозгласил наконец Этвик. - Обойдемся без церемоний.

Он шагнул внутрь очерченного круга и на миг застыл, давая окружающим возможность хорошенько оценить диспозицию: все ли по чести?

Высокий по здешним меркам, барон был отлично развит физически. Каждая его мышца прорисовывалась отдельно, в то же время составляя одно целое с соседними. Все это смотрелось гармонично, и я даже немного позавидовал здешнему хозяину.

Меч в его руках словно сам просился в бой. Чуть тоньше и длиннее, чем у капитана, он все же был довольно-таки массивным, однако на вид казался необыкновенно легким, изящным. Наверняка его выковал искусный оружейник. Впрочем, впечатление легкости могло быть обманчивым. (Помню, как-то один товарищ попросил меня подержать сумку, которую сам он нес без особого труда. Я оптимистично взялся за ручки - и от неожиданности едва не уронил порученное мне имущество. Сумка весила килограммов тридцать.)

Что касается капитана, то он напыжился, как мальчишка, которому впервые в жизни поручили что-то важное. Теперь он выглядел моложе, чем обычно, и я подумал: должно быть, парню не больше тридцати. Интересно, откуда у него этот энтузиазм по поводу предстоящего поединка? Он всерьез предполагает выиграть? Или просто никогда раньше не дрался с настоящими баронами?

Почему-то мне его вдруг стало жаль. По сравнению с Этвиком парень не блистал комплекцией, свой меч держал хоть и уверенно, а все же с напряжением. Если он не припас никаких трюков, то барон запросто проткнет его на первой или на второй минуте боя. А ведь капитан, по сути, очень даже неплохой человек.

В данный момент я совсем выпустил из виду, что еще вчера именно этот "неплохой человек" во главе своей шайки бандитов (по крайней мере они так выглядели) ворвался в мой дом и, не желая отвечать ни на какие вопросы, обезоружил и связал меня. А потом потащил неизвестно куда.

- Стойте! - неожиданно вмешался кто-то из свиты барона, подходя вплотную к кругу и подняв руки. Все моментально уставились на него.

Пожилой воин с изрядной сединой на висках, вероятно, пользовался авторитетом даже у самого Этвика. Во всяком случае, начавший было двигаться барон послушно застыл снова.

- По заведенному в этих землях правилу бросивший вызов должен назвать себя, - громко произнес воин. - Иначе поединок не может состояться.

Теперь взгляды обратились на капитана. Почувствовав себя в центре внимания, тот переступил с ноги на ногу (не опуская меча) и с гордостью объявил:

- Бенедикт де Пассо*, член королевской рыцарской гвардии.

Для меня "королевская рыцарская гвардия" звучала солидно, однако Этвик недовольно поморщился:

- Ах, эта армия оруженосцев-недоумков… Я мог бы догадаться.

Капитан засопел и даже перешел на "вы" (вероятно, от негодования):

- Извольте, барон, у меня рыцарское звание!

- Звание - да, - невозмутимо подтвердил Этвик. - Ну, Поль, ты удовлетворен?

Пожилой воин склонил голову в знак согласия:

- Вполне. Начинайте.

***

Фраза прозвучала настолько властно, что я сперва бухнулся в кресло, а лишь потом осознал свое действие. Но, как ни странно, бунтовать больше не хотелось. Если можно так сказать, я был умиротворен. Не в последнюю очередь, конечно, при помощи холодного душа.

- Готов? - поинтересовался Клод.

В ответ я кивнул.

- Тогда начнем по порядку. Можешь задавать любые вопросы - отвечу на них абсолютно честно. Игра окончена.

- И то хорошо, - выдавил я, хотя все мое существо сопротивлялось произнесению слов.

- Итак, расставляем всё по своим местам, - продолжил мой собеседник, слегка откинувшись назад. Кресло с готовностью качнулось. - Ты снова, как и тогда, на Скале, о многом догадался.

- Например, о том, что вы - мерзавцы, играющие человеческими судьбами? - откровенно говоря, я бы с удовольствием отказался от своих замечаний и просто послушал, но мне мешало врожденное упрямство.

- Нет, эта догадка неверная, - без тени улыбки ответил Клод. - Оценка моральных качеств - дело, конечно, личное, но отложи это до времен, когда узнаешь нас получше.

Скептически хмыкнув, я тоже стал покачиваться взад-вперед. Кресло оказалось очень удобным, а равномерное движение приятно убаюкивало. Какая-то часть меня упорно кричала, что нужно встать и бежать за Марго, которая давно скрылась за пышной растительностью парка, однако я не желал прислушиваться к дурацким воплям. Открывшееся мне перечеркивало слишком многое.

А мой собеседник размеренно продолжал:

- Вернемся к игре. Точнее, к тому, как она выглядела с моей точки зрения и для чего вообще затевалась.

Его рассказ практически сразу поглотил мое внимание. Я словно заново переживал недавнее прошлое и при этом видел себя немного со стороны. Такое положение дел оказало странное действие. Очень скоро обнаружилось, что я мысленно посмеиваюсь над самим собой. А местами мне становилось просто неудобно.

…К сбою в оборудовании Клод не имел ни малейшего отношения, здесь всё произошло само собой. Но вот мне удалось невероятное, я каким-то образом воссоздал полноценного себя в каждом трансмиттерном приемнике, хотя передатчик и отправил меня в никуда. Мой "ход" был вопиющим нарушением законов вселенной, так что "эхо" возмущения тут же покатилось по галактике. Клод его уловил, отыскал источник - и заинтересовался. Да еще как заинтересовался! Он понял, что терять меня из виду попросту недопустимо.

Что ж, эксклюзивное внимание всегда приятно.

Более того, Клод мигом определил для меня подходящую работенку - из своего, божеского, списка. Оставался пустяк: следовало в сжатые сроки подготовить из меня специалиста по магии и чудесам. Почему такая спешка? Да потому что иначе станет слишком поздно, и помощь от меня там уже не потребуется.

Психическая энергия - штука тонкая. Клод решил, что я смогу высвободить ее самостоятельно. А чтобы помочь мне это сделать, нужно было хорошенько встряхнуть мою психику с помощью сильных переживаний.

- Сперва никакого сценария у меня вообще-то не существовало, - рассказывал мой собеседник, глядя в небо без солнца. - Я лишь понимал: что-то делать нужно немедленно, пока ты не пришел в себя после эксперимента.

Какая, однако, забота!

И вот, еще не имея определенного плана, Клод узнал, куда я намереваюсь отправиться, сделал правильные выводы и объявился на Сайгусе. Тщательно наследил в особняке Ланджа, а самому Грэгу внушил беспокойство. Имея возможность перемещаться мгновенно на огромные расстояния, Клод значительно выигрывал во времени. Пока я добирался с Мертеи на скоростном (как мне казалось) лайнере, мой знакомый бог уже готовил ловушку в пункте назначения.

Майка он нанял скорее по наитию. Во-первых, это еще больше запутывало ситуацию и увеличивало шансы на то, что я включусь в расследование "серьезного дела". А во-вторых, неожиданная встреча с очередным "старым знакомцем" опять-таки должна была хоть немного встряхнуть меня. По словам Клода, его задача состояла в плавном доведении меня до состояния, близкого к нервному срыву "в хорошем смысле слова". Интересно, бывают ли нервные срывы в хорошем смысле слова?

Затем в игру вступила Наташа, однако Клод оценивал ее вмешательство как неудавшееся, хотя в целом полезное. Наш разговор в ресторанчике был приятен, но - увы! - я не воспринял девушку всерьез.

- Думаю, из-за ее молодости, - отметил Клод.

- Гм, а сколько ей лет? - тут же полюбопытствовал я. - И действительно ли она твоя дочь?

- Да, - кивнул мой собеседник, отвечая сперва на последний вопрос. - Дочь. И ей двадцать шесть.

Я хмыкнул:

- А ты весьма активен… для восьмисотлетнего старичка.

Он оставил без внимания мою шпильку и произнес:

- Наташа, кстати, играла очаровательно. Наверное, потому что большая часть наших планов была ей неизвестна.

- Как неизвестна?… И ты обманывал собственную дочь? - я ожидал чего угодно, но все же изумился.

- Если ты подразумеваешь "обманывал молчанием", то да. Но я не собираюсь каяться в своих грехах. Девчонка многому научилась. По сути, ее участие помогло больше ей самой, чем тебе. Впрочем, мы отвлеклись.

Пока осуществлялась первая - совершенно стихийная - часть плана, Клод имел возможность подумать и разработать более последовательный сценарий. Прицепился он к тому, что в недавнем прошлом Ландж вместе с Хорфом интересовался делами компании Голдуиннера. Поскольку я не имел ни малейшего представления о том, какова эта компания на самом деле, одурачить меня было легко.

На этом и выросло всё остальное.

- То есть в Хорфа стрелял ты? - меня наконец-то осенило.

Клод спокойно выдержал мой взгляд и признал:

- Да. Тебя ведь следовало убедить, что игра идет серьезная.

- А как насчет того, что пострадал посторонний человек? Хорф едва не умер. Тебе это настолько безразлично?

- Хорф не умер, - подчеркнул мой собеседник. - Давай оценивать факты, а не мнения. Врачи уже справились со всеми органическими повреждениями. Сейчас он здоровее, чем был.

- Ну конечно! - фыркнул я.

- Если тебе интересно, поясню. В груди твоего "пострадавшего" развивалась некая опухоль. Возможно, Хорф и сходил бы к врачам в ближайшие два года, а может и нет. Медицинское обследование на Сайгусе не относится к обязательным вещам. Так вот, через два года изменения стали бы необратимы. Продолжать нужно?

- Гм, - я немного остыл, но не преминул заметить: - Послушать тебя, так ты только тем и занимался, что делал добро всем подряд!

- Я стараюсь так жить - в меру своего разумения, - сказал Клод с хладнокровием удава. - Но здесь всё попросту совпало. Уточню: не будь опухоли, я поступил бы точно так же. Цель заключалась несколько в другом, а жизнь Хорфа была вне опасности.

- Врачи думали иначе.

- Врачи могли думать всё, что им угодно. Верно же лишь то, что произошло на самом деле. Улавливаешь разницу?

Недовольно буркнув, я махнул рукой на препирательства и жестом пригласил Клода рассказывать дальше.

Когда возник более или менее стройный план, мой нынешний собеседник перестал уделять такое скрупулезное внимание деталям. Он материализовался прямо на ветке дерева, которую я когда-то с таким тщанием изучал, выстрелил в направляющегося домой Хорфа и снова исчез. Вернее, перенесся к Хорфу и вложил ему в голову историю насчет незнакомца, выпрашивавшего деньги. А потом отправился по своим делам. Что касается найденного полицейскими "возможного места посадки" автомобиля (которым, как предполагалось, воспользовался преступник), то ничего подобного Клод и не думал устраивать.

А вот погрызенная палочка была подброшена намеренно. Она являлась частью сценария, составленного довольно грубо, с мизерным количеством деталей, но жизнеспособного (как и показало дальнейшее). Я удивлялся, что в особняке Хорфа не наследили, как у Ланджа. Теперь-то всё объяснялось просто: Клод выполнял только необходимый минимум и уже не распылялся по мелочам.

Дальше следовало меня убедить в том, что за Хорфом тоже наблюдали - чтобы я прочно связал это со случаем Ланджа.

- Я долго думал, как это сделать изящно, - говорил мой собеседник без тени бахвальства. - Потом мне на глаза попалась сценка с драконом. Зная твои эстетические наклонности, я понял: она тебя привлечет. Дальше ты должен был вспомнить свой опыт работы в отделе расследования убийств. Вещи, которые хотят надежно спрятать, кладут на видное место рядом с тем, что отвлекает внимание. Исходя из этого, ты мог придраться именно к соседним полкам. Там я и разместил сваулга.

Меня это рассмешило:

- Тут ты дал маху. Я совсем даже не подумал о правиле отвлечения. Более того, сценка меня действительно отвлекла, и только потом - случайно! - я увидел сваулга.

Клод улыбнулся и пожал плечами:

- Ну, так или иначе всё сработало.

Потом в ход пошли еще более серьезные методы. Оказывается, кафе "Свирель Утреннего Облака" никогда не существовало ни в Заре, ни на Сайгусе вообще. Хозяину изрядно заплатили, чтобы временно сменить вывеску и кое-какие детали интерьера. Клод снова-таки решил, что мне будет полезно вспомнить историю Утреннего Облака (это, как и разговоры Наташи, имело свою "переживательную нагрузку"), ну и что я не смогу проехать мимо такого названия.

Здесь я не выдержал:

- Мне всё понятно: Заря - город маленький, шансы на то, что я найду это кафе, были огромные. Ко всему прочему, приблизительный маршрут моего движения вычислялся несложно. Однако скажи, откуда ты знал…

Я запнулся, и Клод легко продолжил:

- …что тебе историю Утреннего Облака рассказывали? Хм, я обещал честно отвечать на все вопросы, но если позволишь, отложим это на потом. Иначе мы сильно отвлечемся от темы.

Разговор Марго с Эриком велся, конечно, специально для меня. Зайдя в кафе пообедать, я очень легко попался на эту удочку. Но ведь чтобы подозревать, будто все вокруг сговорились против тебя, нужно быть параноиком!

Мне подсунули кое-какую информацию, и затем Марго с помощью различных трюков увлекла меня за собой на Менигуэн. А там начались импровизации.

- Марго сама решала, когда и как вводить тебя в курс дела. Общий сценарий она знала, но работала по-своему.

- Работала… - выдохнул я. Когда повествование дошло до этого момента, мне снова вспомнилось мое увлечение, постепенно перерастающее в одержимость. Как же трудно было теперь понимать, что со стороны Марго лишь выполнялась работа! Хорошо выполнялась. Я пытался настроить себя на спокойное восприятие любых откровений Клода, однако не выходило. В душе боролись злость, сожаление, обида и… может, любовь.

- Так. - Клоду надоело сидеть. Он встал с кресла и неторопливо прошелся туда-сюда передо мной. - Ты все еще не веришь, что чувства Марго к тебе были искренними.

- Как я могу верить… после всех этих признаний?

- Хорошо. Как ты воспринимал ее на Менигуэне?

Вопрос был непростым, но затруднений у меня не вызвал. Я ведь сам еще на Менигуэне подолгу ломал голову над тем, как воспринимаю Марго, и почему именно так. Поэтому ответил без задержки:

- Я постоянно подозревал, что она ведет какую-то игру, но меня подкупала ее… искренность.

Пауза перед последним словом вышла сама собой. Я понял, куда клонит мой собеседник. Однако я ведь тогда действительно чувствовал открытость Марго по отношению ко мне!

- Ну и что? - возразил я на свои же мысли. - Это значит лишь то, что она играла превосходно.

Спокойно усевшись прямо на траву возле своего кресла, Клод с заметным наслаждением вытянул ноги и заметил:

- Это значит лишь то, что она не играла.

- Как? Ты сам минуту назад утверждал обратное.

- Ты приписываешь мне слова, которых я не говорил, - улыбнулся мой собеседник. - А именно: я не утверждал, что Марго имитировала свои чувства к тебе.

- Но она играла… - не сдавался я. Клод меня озадачил, но не убедил.

- Играла. В других отношениях. Думаю, именно это вызывало у тебя головную боль. Ты всегда очень тонко чувствовал людей, а тут никак не мог понять, в чем дело. Тебя и обманывали, и не обманывали. Кстати, по мере того, как ваши отношения развивались, Марго было всё труднее играть. Видеть с закрытыми глазами она тебя научила по собственной инициативе. Она очень хотела избежать того сценария, который мы для тебя придумали. Мне пришлось настаивать.

Чуть сменив позу, Клод продолжил:

- Я не буду обсуждать философские вопросы типа: "Что такое любовь?", "Возможно ли любить человека и при этом его обманывать?". Думаю, ты уже давно нашел на них ответы. А вот насчет Марго скажу: обидел ты ее все-таки зря. Но с этим предстоит разбираться тебе самому.

Он поднялся с земли, отряхнул брюки.

- Дальше останавливаться на каждой детали не имеет смысла. С Горвальдио начались уже сплошные декорации. Нам пришлось нанять уйму актеров, которым - чтобы они не удивлялись - сообщили, что богач с причудами снимает фильм для собственного удовольствия. Мы вложили изрядную сумму в переделку рабочих туннелей на Скале. Но, честно говоря, сам я опасался твоей проницательности. Ты мог заметить, насколько картонным был сюжет, и перестать воспринимать происходящее серьезно.

- И что, декорациями было абсолютно всё? - полюбопытствовал я как-то без выражения в голосе.

- Хм? - Клод вопросительно взглянул на меня.

- Ну, встреча с Анри на Менигуэне, парень на Горвальдио, которому я помог вернуть дом. Это тоже части сценария?

- Не знаю, о каком парне с Горвальдио ты говоришь, - пожал плечами мой собеседник. - С Анри я знаком (благодаря тебе) - очень смышленый молодой человек. Но в сценарии их не было. Мы ведь не могли полностью изолировать тебя от жизни. А то, что ты по собственному желанию помогал посторонним людям, говорит только о том, что тебе близка наша позиция. Верно?

У меня на этот счет было свое мнение, однако я не стал его высказывать. Одно дело, когда ты помогаешь людям по-человечески, и совсем другое, если твоя помощь становится "божественной". Масштабы не те, и здесь нужно верить в свою непогрешимость - или не вмешиваться вовсе. Но кто застрахован от ошибок? Клод вмешивается - значит он считает себя выше других? Лучше других? Остальные - просто глупцы, не способные понять, что им нужно в действительности? Не уверен, что мне нравится такая точка зрения.

По поводу же дальнейшего рассказа Клод был прав: всё и так ясно. После пережитого я не обратил внимания на всякие мелочи - а зря. Когда Марго волшебным образом появилась на Менигуэне, живая и здоровая (лишь немного бледная), рассуждать мне не хотелось. Какая-то часть моего сознания решила, что Клод сотворил очередное чудо. Но следовало задаться вопросом: если, как сказала Наташа, переносить в нужную точку пространства вместе с собой живых существ даже для Клода невозможно, то каким же образом уже воскрешенная Марго так быстро нашла меня?

Тут мне в голову постучалась неожиданная мысль:

- И что же, рана на самом деле была иллюзией? Или…

- Рана была настоящей, - ровно сказал Клод. - Со своими способностями ты мог бы разгадать подделку.

- Но это же!… - от возбуждения я вскочил на ноги. Кресло за спиной резко качнулось. - Это ни в какие ворота не лезет! Заставлять человека страдать из-за какой-то игры!

Мой собеседник поднял бровь:

- У нас было что поставить на карту. И потом, несколько минут назад ты заставил страдать этого же человека в игре с куда меньшими ставками.

- Я - не играл!

- Хм. А что же ты, по-твоему, делал?

- Я… к сожалению, я не смог сдерживаться. Но кто бы на моем месте смог? Вы разыгрывали меня до тех пор, пока я не дал слово. А потом, значит, все равно?

- Не понял. Ты бы хотел, чтобы тебя разыгрывали и дальше? - Клод усмехнулся, увидев мое замешательство. Затем его лицо вновь стало серьезным, и он наконец снова сел в свое кресло. - Что касается твоего обещания, то оно недействительно.

Мне показалось, будто я ослышался.

- Что?

- При заключении договора тебе не были известны все критические условия. Мы допустили намеренное умолчание важной информации. Посему договор следует признать нечестным. Ты свободен от любых обязательств, взятых на себя ранее. Яхта Блонди - к твоим услугам. Моральный ущерб, причиненный нами, мы покроем по взаимной договоренности. Но мое приглашение к сотрудничеству остается в силе. Выбор же - остаться или уйти - за тобой.

- И ты думаешь, я останусь? - спросил я.

Клод не ответил и даже не пошевелился. Он просто молча ждал.

Я оглянулся на парк, среди растительности которого исчезла Марго. Уходить почему-то не хотелось. Да, меня изрядно разозлили методы этих "богов", однако благодаря им я прикоснулся к тайне, увидел мир по-новому. Теперь тайна влекла.

- Ну, если ты так думаешь, - произнес я, снова поворачиваясь к собеседнику, - то ладно уж, остаюсь. К тому же, я еще не услышал все ответы, и запросто от меня не отделаться. Что там со свирелью Утреннего Облака?

***

Собственно, боя как такового не было. Этвик сделал большой шаг вперед и с огромной силой ударил мечом. Защищаясь, капитан подставил свой клинок. Раздался оглушительный звон, после которого я обнаружил, что руки капитана пусты, а две половинки его меча лежат на земле отдельно друг от друга.

Тем временем барон не зевал, и острие его оружия остановилось напротив груди противника.

- Сельский кузнец делал, - заявил Этвик, мельком взглянув на валяющиеся обломки. - Их работу сразу видно. Ну, "рыцарь", что теперь скажешь?

Глаза капитана предательски блеснули, хотя голос остался ровным:

- Можешь меня убить.

- Могу, - согласился барон, - если ты объяснишь, на кой мне это нужно.

Окружающие хранили молчание - им тоже была интересна аргументация побежденного.

- Я… не заплачу выкуп, - тяжело выговорил тот.

Этвик удивился:

- Это почему же? Еще как заплатишь! Вон лежит ваш колдун, правильно?

Я проницательно догадался, что речь идет обо мне. Наверное, потому что именно на меня барон и указывал. Вернее, на мое тело, которое я видел сейчас со стороны.

- Так вот, - продолжил Этвик. - Я его забираю.

- Лучше смерть! - воскликнул капитан, когда до него дошел смысл сказанного. Меня ведь полагалось доставить самому королю!

- Сожалею, но сегодня я уже закончил упражняться с мечом, - барон действительно опустил свое оружие, отошел к своим воинам и вложил клинок в протянутые ножны. - Да и выкуп мне как-то интересней.

И, не обращая больше внимания на побежденного, он направился к моему телу.

Меня сразу же заинтересовала моя собственная судьба. Что, если барон - ярый ненавистник колдунов? Или просто из вредности возьмет и отрубит мне голову, чтобы я уж наверняка не достался королю?

Переполненный такими мрачными мыслями, я решил продолжить свое "наблюдение со стороны".

Этвик склонился над телом.

- Что это с ним? - спросил он через несколько мгновений. - Колдун, кажется, не дышит?

- Прикидывается, гад! - высказал предположение Керт, за что тут же получил от Бочки сильный тычок локтем под ребра.

- Они им головастиков ловили, - заявил кто-то из свиты барона. - Может, утоп?

Опустившись на колени, барон приложил ухо к моей груди. Прислушался.

- Вроде живой, - произнес он и потащил из-за пояса кинжал.

Я смотрел, как отличная сталь выезжает из ножен, и лихорадочно пытался что-то придумать. По счастью, Этвик только разрезал веревки на моих руках, а затем и на ногах. Тогда я решил, что пора "приходить в чувство" - пока не начали приводить насильственно. Кто их, баронов, знает…

Открыв глаза, я встретился с ним взглядом.

- Ты свободен, - сообщил он. - Великий знахарь Азар?

- Просто знахарь, - счел нужным поправить я. - Величие не подобает смертным, оно ведет к гордыне, которая застит разум и притупляет чувства. Лишь смирение способно дать нам должную чуткость. Благодарю тебя, добрый рыцарь, за освобождение!

- Рад помочь достойному человеку, - вежливо кивнул барон. - Я, барон Этвик, буду счастлив приветствовать знаменитого лекаря в своем замке.

- Спасибо, добрый рыцарь! Твои добродетели воистину безграничны. Однако мне следует вернуться домой. Люди нуждаются в моей помощи.

Этвик покачал головой:

- Не думаю, что это будет мудрым решением. Тобой уже заинтересовался король. Он пришлет других людей. Посмотри, как они обращались с тобой. Твои руки слишком ценны, чтобы связывать их грубыми веревками.

Руки у меня в самом деле затекли основательно. Теперь я пытался восстановить кровообращение, сжимая и разжимая кулаки, но пальцы ничего не чувствовали. С ногами ситуация была не лучше.

А барон продолжал:

- Король в свое время сжег многих прекрасных знахарей, которых обвинили в колдовстве. Вряд ли его нравы сильно изменились. По обращению его людей это не заметно. В моем же замке ты будешь в безопасности. И сможешь лечить - здесь тоже найдутся те, кто нуждается в твоей помощи.

Про себя я подумал, что Этвик производит впечатление весьма нетипичного рыцаря. Мне довелось сильно удивиться, еще когда он взял и с ходу прочитал королевский свиток. Грамотность среди рыцарей всегда считалась пороком, а бароны были упрямейшими из всей этой братии. Но, наверное, любое правило допускает исключения.

- Твои слова звучат весомо, - признал я вслух. - Мне остается лишь снова поблагодарить тебя и принять твое любезное приглашение.

Не все ли равно, что предпринимать в игре, сценарий которой неизвестен? Во всяком случае, когда со мной обращаются по-человечески, мне это нравится куда больше.

***

- Это отдельная история, - сказал Клод.

Он выставил перед собой сложенные "лодочкой" ладони. Над ними возникло слабое свечение в форме шара, переливающегося всеми цветами радуги. Шар был сантиметров десяти в диаметре, его поверхность подрагивала, как у мыльного пузыря. Я вовсю смотрел на это представление, и удивляясь, и одновременно пытаясь понять, что хочет показать мой собеседник. Может, сейчас внутри шара возникнет изображение - как в детских сказочках про колдунов, которые использовали такие шары в качестве телевизоров с произвольным выбором каналов?

Понял, что Клод меня дурачит, я лишь тогда, когда кто-то неслышно подошел сзади и накрыл мои глаза ладошками. Ладошки были теплыми, мягкими и изящными.

- Марго? - спросил я без всякой уверенности.

- Ну почему сразу Марго? - прозвенел смутно знакомый голос, в котором слышалось беззаботное веселье и… что-то давно забытое.

Совершенно ошарашенный, я резко обернулся - и сразу очутился в женских объятиях (руки, протянутые к моему лицу, при развороте упали на плечи).

- Эвелин?!

- Она самая, - звонко, как и всегда, рассмеялась девушка. Да какая девушка, мы ведь с ней почти одного возраста! Но совсем же не изменилась!

- Эвелин… - я совсем ничего не понимал.

Ее руки на моих плечах сами подсказали дальнейшее движение, и через миг мы уже обнимались. Это было здорово!

- Откуда ты здесь? - вырывалось у меня. - Ты словно вышла из моих снов о далекой юности. Такая же, как и в тот вечер, когда я тебя впервые встретил на Дне рождения у Александра. Помнишь?

- Конечно помню, хотя это было так давно! Но, Господи, Лекси, ты мне льстишь!

- Постой!

Я немного отстранился и хорошенько осмотрел ее с ног до головы. Та же до боли знакомая изящная фигурка, те же карие насмешливые глаза, тот же симпатичный, чуть вздернутый носик. И никаких признаков тех тридцати лет, что прошли с момента нашей последней встречи.

- Порядок! - заявил я, снова обняв Эвелин. - Теперь я знаю точно, что в моих словах нет лести! Ни капли!

- Спасибо! А ты тоже не изменился. У нас в университете больше никто не мог лентяйничать с видом человека, выполняющего самое важное в своей жизни и всем необходимое дело.

Хм, ее острый язычок остался при ней.

- Пожалуй, я оставлю вас, - подал голос Клод. - Чувствуйте себя, как дома! Если что понадобится - зовите.

- Угу, - кивнул я.

- Кресла оставить?

- Не нужно, мы пойдем в парк, - ответила за меня Эвелин.

Вопреки моим ожиданиям, Клод не растворился в воздухе. Нет, он легко подхватил тяжеленные кресла (одно в правую руку, а другое - в левую) и с поразительной бодростью зашагал к входу во "внутренние помещения" яхты. Надоели ему фокусы, что ли?

Однако сейчас меня больше занимала моя старая знакомая.

- Ну как ты? - я все еще не мог прийти в себя. - Как ты здесь оказалась?

- Захотела тебя видеть, вот и оказалась, - снова рассмеялась она. - Пойдем, покажу тебе парк, а то вы уже полчаса топчетесь на месте, как растерявшиеся слоники без слонихи.

- Ты берешь на себя роль слонихи? - скептически усмехнулся я.

Эвелин поправила платье и твердо заявила:

- Придется. Но мне это положительно нравится! Это же с ума сойти - снова учить тебя уму-разуму! Сразу начинать, или рассказать о себе?

Я почесал затылок:

- Лучше сперва о себе. С умом-разумом, может, как-нибудь обойдется?

- Не обойдется! - категорично произнесла она и чмокнула меня в щеку - наверное, от избытка чувств. - Ну ладно, история.

3 глава.

Замок Этвика стоял на высоком естественном холме. Издалека высокие стены казались белыми, а само укрепление - изящным и почти нереальным. Круглые угловые башни выглядели очень красиво. Местность вокруг просматривалась на много километров: редкие деревья не могли бы укрыть передвижения возможного врага. Рядом с холмом не было рек, но я подумал, что в замке, должно быть, выкопан очень глубокий колодец. На случай осады никак нельзя оставаться без воды, особенно если осаждающие начнут перебрасывать через стены зажигательные снаряды.

- Здорово! - оценил я, немного выходя из амплуа обычного знахаря.

- Нравится? - мое замечание барону явно польстило. - Это родовое поместье Этвиков. Его выстроил триста лет назад один талантливый архитектор, которого на родине объявили сумасшедшим.

С видом профессионала я наморщил лоб:

- Он был болен?

Этвик слегка замешкался, соображая, что я имею в виду. Вероятно, он не считал сумасшествие болезнью и подумал, будто мой вопрос - о физическом здоровье архитектора.

- Нет, болен он не был. Здоровый, как бык. Он подковы гнул и самые крупные камни для стен двигал в одиночку. А блаженным его считали, потому что он еще в те времена заявил: круглые башни сподручнее для оборонительных нужд, чем квадратные. Ну, сейчас-то это общеизвестно, а тогда - представь! - он нарушал Канон. Да еще ладно бы нарушал, так он ведь носился со своей идеей, что самый натуральный дурачок! Все пытался кому-то что-то построить по своему разумению. В конце концов ему перестали доверять архитектуру. Так он отправился скитаться и встретился с моим предком, которому рассуждения архитектора показались здравыми. Мой предок разрешил построить этот замок, и с тех пор никто из Этвиков ни разу не пожалел о его решении. Замок Этвик действительно неприступен. Нынешний король имел возможность убедиться в этом лично.

Последнее барон произнес с неприкрытым хвастовством. Мне этот молодой человек (возраст которого в пределах Содружества назвали бы несерьезным, но здесь его лета казались внушительными) нравился все больше. Он был совершенно непохож на свое окружение. Он позволял себе быть разным, а не исключительно рыцарем, бароном или кем там еще. В нем чувствовался недюжинный ум. Я понял, что наконец-то нашел интересного и по-настоящему неординарного человека. Клод свидетель, как долго я об этом мечтал!

- И поэтому когда мне говорят "это новое!", я не спешу с выводами, - продолжал Этвик, и едва заметная улыбка тронула уголки его рта (кажется, он отнесся к своей вспышке хвастовства с изрядной долей самоиронии). - "Новое" не всегда значит "плохо". Иногда человек при помощи своего разума может понять, где плохое, а где доброе. Наши предки были велики, но и они знали не всё.

Для традиционалистского общества нынешние высказывания моего попутчика звучали весьма вызывающе, но я уже заметил, что дерзости барон не чурается. Правда, самому мне следовало играть более умеренную роль, и вслух я произнес:

- Наверное, предки совершали ошибки. Но знания, доставшиеся нам, прошли испытание временем.

- Конечно-конечно, - согласился Этвик поспешно. Все-таки дух средневековья был в нем силен. - Только если кто-нибудь вдруг находит способ делать что-то лучше, чем делали раньше, то это нужно лишь приветствовать. Не правда ли?

Кажется, он был не вполне уверен в своих словах - недаром же закончил свою мысль вопросом. Я решил поддержать прогрессивные начинания и кивнул:

- Мне стоит согласиться с тобой. Нужно лишь тщательно проверить, действительно ли новый способ лучше старого. Не подвергаемся ли мы тщеславию разума, стремящегося единственно возвысить нас над достойнейшими из рода человеческого.

После этих слов барон впал в легкую задумчивость, но, очевидно, в целом остался доволен разговором.

Тем временем мы двигались по направлению к замку. Холмы вокруг отнюдь не были однообразными и создавали приятное впечатление. Вдалеке паслись разнообразные животные - там были деревенские пастбища. Еще дальше виднелась сама деревня, а вокруг нее - возделанные поля. От деревни к замку шла дорога, которая змеилась, следуя прихотям ландшафта. Сами мы ехали по другой дороге, вливавшейся в первую под острым углом возле самого подножия холма.

Я наконец-то был свободен. Едва к рукам и ногам вернулась чувствительность, я тут же заявил, что поеду верхом, и барон поспешил удовлетворить мою прихоть. Для этого он отобрал одного коня у моих бывших конвоиров. А им самим сказал:

- Можете заниматься, чем хотите. Но учтите: разбоя на моих землях нет. Начнете чинить - перевешаю. Никто не может безнаказанно грабить моих холопов и купцов, что под моей защитой.

Конвоиры угрюмо молчали. Происходящее им вряд ли нравилось. Капитан же был вовсе бледен. Его одолевала и злость, и стыд за проваленное задание. А еще он опасался гнева короля.

На сим мы их и оставили, чтобы совершить путешествие к замку - тем более замечательное, что теперь я чувствовал себя человеком и мог нормально глазеть по сторонам. Попутно мне пришлось заниматься восстановлением тканей, которых коснулся некроз* из-за недостаточного притока крови. Я был рад, что этот восстановительный процесс скрыт от окружающих, иначе даже столь здравомыслящие люди, как мой освободитель-барон, отшатнулись бы в ужасе. Однажды мне показали, как страшная рана в течение минуты затягивается сама, а на ее месте не остается даже рубца, - и я, уже привычный ко многому, смотрел на явление с мистическим трепетом. Что же говорить об этих людях, которые верят в оборотней, ведьм и колдунов? Это просто благо, что мои нынешние повреждения были незаметны для глаза! Они могли бы проявиться позже, вызвать тяжелые заболевания, но мне этого совсем не хотелось.

Интересно, а понимали мои конвоиры, что в результате их обращения "колдун" может прийти в негодность и оказаться бесполезным для короля? Или в моей полезности никто не нуждался? Может, король просто соскучился по кострам из колдунов? Огонь пылает, искорки пляшут - сплошная радость для глаз и отдохновение для души…

- А что с королевской дочкой? - спросил я неожиданно у Этвика. - Она в самом деле серьезно больна?

Барон размышлял о чем-то своем. Отвлекшись от своих мыслей, он поморщился:

- Да. Вот есть ведь Бог на небе и справедливость в мире!

Затем повисло молчание. По всей видимости, мой новый знакомый не желал разговаривать на эту тему. Что ж, подождем. Информация любопытна, однако не следует выпытывать всё сразу. Пока я для барона - всего лишь случайный гость. Странно ожидать, что он тут же с радостью начнет делиться всеми своими мнениями и секретами. Но это было бы неплохо. Пожалуй, с ним стоит сдружиться.

Замок постепенно вырастал перед нами. Уже стало заметно, что стены выложены из больших светло-серых камней, аккуратно подогнанных друг к другу. Чтобы рассмотреть кладку, нужно было задирать голову: склоны холма довольно круто обрывались вниз, что наверняка доставляло лишние хлопоты атакующим. Рва вокруг замка не существовало - да и вряд ли в нем была необходимость. И только перед воротами, в которые упиралась дорога, строители выкопали канаву. Таким образом, подъемный мост давал обитателям замка контроль над "парадным входом".

Въезжая во дворик, я размышлял о том, как удивительна игра, в которую мы все играем. Еще утром я был пленником у каких-то рядовых исполнителей королевской воли, а теперь меня привечают в качестве почетного гостя. Наверное, Клод все-таки прав насчет "сильных фигур" и фактора неопределенности. Вот уж никогда не считал себя сильной фигурой!

***

Рассказ Эвелин меня обескуражил.

С Клодом она познакомилась еще в те университетские времена, которые мне доводилось недавно вспоминать. (Кто бы мог подумать, что нахлынувшие яркие образы из прошлого вскоре столкнут меня с этим самым прошлым!) Оказывается, наш знакомый бог развлекался на Паэне тем, что… читал лекции по философии информационных технологий. Я не посещал этот курс и не мог знать "профессора" в лицо, но Эвелин - посещала. И знала.

Пожалуй, она раскусила Клода раньше, чем тот об этом догадался. Несмотря на внешнее легкомыслие, моя очаровательная знакомая умела и любила думать, да и вообще была чертовски проницательна. Однажды, после импровизированного экскурса к Винеру* (этот экскурс не был запланирован программой, но Клод решил посвятить основателю кибернетики целую лекцию), Эвелин беззаботно увязалась вслед за преподавателем. Они прошагали коридорами университета, потом вышли на лужайку, укрытую осенними листьями. Воздух был чист и прохладен - приближалась зима.

Разумеется, Клод знал, что за ним идут. Да Эвелин и не думала скрываться, усердно притопывая. Поэтому, отойдя метров двести от здания, преподаватель остановился посреди пустынной лужайки.

- Я вас слушаю, - сказал он вежливо, решив, что у студентки возникли вопросы по поводу домашнего задания (лично я до сих пор не мог понять, почему в одних случаях он легко читает мысли, а в других ничем не отличается от обычного человека).

- У меня есть вопрос, - заявила Эвелин, довольная, что ее наконец-то заметили.

- Да? - "профессор" выразил готовность слушать.

- Сколько вам лет?

- Хм, - на лице Клода появилось искреннее недоумение. - Простите, а какое это имеет значение?

Девушка обаятельно улыбнулась:

- Во время сегодняшней лекции вы оговорились, что ваш приятель участвовал в Акулонском эксперименте. Но ведь это было триста лет назад!

И наш знакомый бог заглотнул наживку! Вместо того, чтобы спокойно ответить: "Вам, вероятно, послышалось", - он начал мысленно прокручивать всю лекцию, желая понять, где был допущен промах, и как его теперь исправлять. Пока до Клода дошло, что никаких оговорок он не припоминает, Эвелин уже получила нужное ей подтверждение - в виде замешательства своего преподавателя.

А сам Клод только теперь присмотрелся к симпатичной студентке - и понял: она почти интуитивно читает его мысли. То есть Эвелин, пожалуй, сама не смогла бы сказать, откуда у нее берется убежденность в том или ином пункте. Девушка просто настолько привыкла верить своим догадкам (которые каждый раз подтверждались на практике), что воспринимала их как должное. Так же естественно люди воспринимают видимое глазом, не задаваясь вопросом, как они видят.

Конечно, в тот момент она еще не представляла, с кем ее столкнула судьба, но Клод был благодарен последней за находку. Подобные таланты на дороге не валяются.

Кстати, когда "профессор" после нескольких подготовительных бесед начал приоткрывать свое инкогнито, Эвелин совсем не удивилась. Ее спокойная реакция смутила даже видавшего виды Клода. В ответ же на его недоуменный вопрос, не находит ли она все это чистой воды бредом, девушка насмешливо сверкнула своими прекрасными карими глазами и процитировала:

Не бойся выйти за пределы,

Не бойся заглянуть за грань,

И коль жить сидя надоело,

То не ворчи, а просто встань.

Взгляни: ведь ты закрыт в темнице

Предубеждений и вранья,

Ты мог бы чайкой в небо взвиться…

Но было сказано: нельзя! -

И ты прощаешься со сказкой,

Ты знаешь: так не может быть,

Мир не покрасить светлой краской,

А океан - не переплыть… -

Отбрось! Освободись из плена,

Стань снова чистым, как роса,

Разрушь обыденности стены…

И в мир вернутся чудеса.

Потом Эвелин легко рассмеялась:

- Кто-то сказал, что чудеса происходят лишь тогда, когда человек к ним готов. Странное утверждение, правда? Вот как вы думаете, чудо - это ведь что-то неожиданное, да?

Клод кивнул.

- А если человек к нему готов, то какая же в этом неожиданность? Я поворачиваю за угол и ожидаю увидеть там дерево. Вот оно. Никакого чуда, да?

Они действительно в этот момент разговора выходили из-за угла. Эвелин подбежала к толстому стволу пожелтевшего клена и охватила его руками.

- Вот чудо! - выкрикнула она, смеясь. - Он теплый, живой! Посмотрите на эти листочки - желтые, красные… вон еще и зеленые остались! Вслушайтесь, почувствуйте! Ветерок что-то шепчет. Разве это обыденность? Я ожидаю увидеть дерево, но откуда мне знать, каким оно будет сегодня? Потом я его вижу… и это каждый раз здорово!

Немолодой "профессор" с улыбкой наблюдал за экспрессивной студенткой.

…Когда Эвелин замолчала, я не смог удержаться от вопроса:

- И что же, у нас с Клодом была возможность познакомиться еще на Паэне?

- Была, - подтвердила девушка. - Именно от меня он о тебе и узнал. Так что, если хочешь, это я всё натворила. Ты не сердишься на меня?

Она шмыгнула носом, но взгляд остался совершенно невинным.

- Ну… - я слегка растерялся.

- Вот и хорошо! - тут же повеселела Эвелин и снова чмокнула меня в щеку. - Тогда с моей историей всё. Поговорим о тебе. Ты знаешь, как трудно спасать гибнущую цивилизацию?

- Хм, представляю.

- Брось, Лекси! Ты наверняка представляешь неправильно. Нет ничего проще, чем спасти какую-нибудь захудалую цивилизацию. Это, если хочешь, неквалифицированный труд. Но у него есть недостаток: он занимает кучу времени.

Эвелин говорила серьезно, а я пытался понять к чему она клонит. Моя собеседница очень недвусмысленно заявила, что принадлежит к компании Клода, Марго и остальных "богов". Она неплохо ориентировалась в здешнем искусственном парке, выбирая тропинки без того, чтобы уделить этому процессу хотя бы дольку внимания. Я видел, что она чувствует себя здесь хозяйкой. И хотя радость от встречи еще бурлила во мне, где-то поднималась легкая досада: вот, оказывается, неведомое было всегда совсем рядом, а я прошел мимо, не заметил. Почему моей очаровательной подруге намного раньше удалось то, к чему я шел столько лет? Ну не обидно ли теперь ощущать себя "отстающим"!

- То есть, - произнес я вслух, - ты намекаешь на то, что мне покамест предоставляется неквалифицированная работа? Как начинающему богу? Спасти какую-нибудь цивилизацию?

- Вот! Ты обо всем догадываешься с полуслова! - Эвелин, кажется, так и не разучилась делать свои двусмысленные замечания. Вроде бы и комплимент, но, с другой стороны, разве я выгляжу настолько тупым, что моя простейшая догадка вызывает у окружающих восторг?

- И это, разумеется, займет кучу времени.

- Да, милый, - покладисто кивнула девушка.

- Сколько?

- На этот счет тебе лучше поговорить с Клодом. Он рассчитывал лет на пять.

Пять лет просидеть на какой-то неразвитой планете? Ради чего?

- Кажется, меня уже впрягли в повозку, даже не спрашивая моего мнения, - язвительно отметил я.

- Ах, Лекси! - Эвелин наклонилась, сорвала маленький нежно-фиолетовый цветок и сунула его мне. - Ты ведь уже согласился. И даже не один раз. Ты согласился еще до того, как встретил Клода. То стихотворение о чудесах… ведь написал его ты!

Да, и я когда-то крапал стишки. А то, что Эвелин прочитала мое творение Клоду, меня изрядно смутило. В мире много вещей, которые заслуживают звание шедевра, но я никогда не считал, что мои стихи к ним относятся. Для меня их написание было умственной разминкой, словесной игрой, задачкой на подбор рифм.

Или нет? Интересно, кто-нибудь знает, для чего вообще пишутся стихи? И почему?

- Эта строка о светлой краске, откуда она взялась? - продолжала тем временем моя спутница. - Ты еще тогда не соглашался с мнением, что мир невозможно сделать лучше, правда? Это была твоя одержимость, я ведь помню. Наверное, она и привела тебя сюда. Разве не так?

- Угу, - сказал я. - Милая девчушка с кротким взглядом предлагает мне банку светлой краски и кисточку, - шутливо щелкнув Эвелин по носику, я привлек ее к себе. - Надеюсь, мне не придется переплывать океан? Чтобы быть уж до конца последовательным?

- А это как захочешь, - улыбнулась она, легко поддаваясь моему движению. В ее голосе вновь зазвучали интонации той Эвелин, которую я когда-то знал.

Одежда на мне еще не успела просохнуть после "холодного душа", который устроил Клод, и может, это сыграло свою роль. Как бы там ни было, я вдруг вспомнил до малейших деталей, как всё происходило на далекой Паэне…

… Ласковое солнце ранней весны. Пляж на берегу моря. Волны медленно накатываются на берег, а потом лениво и неохотно уползают обратно. Яхта, размеренно покачивающаяся вдалеке.

Шаги. Приближаются. Мне неохота открывать глаза и поворачиваться, и я продолжаю млеть на солнышке, честно зарабатывая свежий загар.

- Лекси, ты снова прогуливаешь занятия! - раздаётся звонкий девичий голос прямо надо мной. Голос будто нисходит с небес.

- Это так приятно - полежать под весенним солнышком, - отвечаю я, испытывая своего рода удовольствие от общения с небесами.

Небеса, однако, остаются недовольны моим ответом, и грозная туча вмиг заслоняет солнце.

- Вставай, смертный, ибо пришёл твой час!

- Часы приходят и уходят, а смертные остаются, - философски замечаю я, продолжая лежать.

- Как ты смеешь!… - возмущаются небеса, но что они могут поделать?… Туча рассеивается, и солнце вновь ласкает моё тело…

Воспоминание принесло с собой волну такой невыразимой нежности, что я даже застонал.

- Эвелин, это было вчера.

- Да, - шепнула она; ее ответные прикосновения дарили тепло, ласкали мое тело подобно лучам весеннего солнышка. - Да. Потому что время не имеет значения.

***

Вечером Этвик устроил пышный ужин в одном из залов своего замка. За длинным деревянным столом, обильно уставленным яствами, сидело без малого пятьдесят человек. Здесь были все те, кто сопровождал барона днем, а также много новых для меня людей. Впрочем, я опять-таки подозревал, что это далеко не всё войско моего радушного хозяина. Чтобы охранять такой замок, требовалось самое меньшее человек двести. Возможно, право на ужин за одним столом с бароном следовало еще заслужить.

В таком случае мне повезло больше всех остальных: как почетный гость я сидел по правую руку от хозяина, в самом начале стола. Слуги никогда не забывали наливать мне вино, и вкуснейшие блюда также были в пределах досягаемости. Кое-кто из свиты поглядывал в мою сторону неприязненно, но на сей счет я волноваться и не думал. Знахарь из меня еще тот: полезут в драку - мало не покажется.

Сравнительно небольшой, скупо освещенный свечами зал казался тесным из-за столь большого количества народа. Шагах в трех-четырех за спинами сидящих покачивались на сквозняках гобелены. Пламя свечей металось в такт этим движениям, создавая на стенах и довольно высоком потолке причудливую игру теней. Казалось бы, сквозняки должны приносить свежесть, но воздух почему-то был спертым.

Когда я почувствовал себя основательно сытым и немного отодвинулся от стола (насколько это позволяла общая лавка), Этвик наклонился в мою сторону.

- Доволен ли ты угощением? - поинтересовался он любезно.

Хм. Грех быть недовольным, если тебя так кормят! Особенно после суточного воздержания от пищи. Поэтому я чистосердечно признался:

- Да, весьма. Благодарю тебя.

- Ты оказал мне и моему замку большую честь, почтив нас своим присутствием, - не остался в долгу барон.

Несмотря на большую разницу в статусах, мы говорили как равные. Этвик не кичился своим происхождением, ну а я не привык к самоуничижению. Кажется, именно это барону и нравилось.

- Ты очень необычный лекарь, - продолжал он.

Его голос во всеобщем гуле звучал очень тихо и вряд ли был слышим кем-нибудь еще. По левую руку от Этвика сидел тот самый седовласый Поль, который днем заставил капитана назвать свое имя. Сейчас он что-то активно обсуждал с соседом. Везде вдоль стола наблюдалась аналогичная картина: рыцари о чем-то спорили, разбившись на группки по два-три, а то и по восемь-десять человек. От гвалта у меня уже начало звенеть в ушах, но присутствующие, кажется, находили уровень шума вполне нормальным. Они сосредоточенно спорили и рассеянно пили вино, закусывая чем попало.

- Долг лекаря - помогать людям в возвращении здоровья, - ответил я, несколько заинтригованный ходом нашей беседы. - Я следую ему, как и многие мои собратья по ремеслу.

- Разве исцеление людей - это ремесло? - возразил Этвик, отставив свой кубок. - Мне казалось, что это как дар. Не каждый способен исцелять.

- Это закономерно, - кивнул я, - потому что не каждый знает, как это делать. Однако я должен кое в чем с тобой согласиться. Знахари могут лечить одинаково хорошо двух разных людей, и один из этих людей выздоровеет, а другой - нет. Такое бывало не раз, и потому мы должны помнить еще одну истину: мы лечим людей, но исцеляет их - Бог.

Цитата из Паре* вышла у меня как-то сама собой, но, думаю, великий врач не обиделся бы на этот маленький плагиат.

- Да-да, - задумчиво произнес барон. - Ну да оставим. Необычность твоя в другом. Ты очень молод для искусного знахаря. Вероятно, ты все свои юные годы потратил на изучение мудрых книг? Твоим наставником был какой-то чрезвычайно талантливый человек?

Ха, молод! Я понимал, что в глазах Этвика выгляжу его сверстником, но все же мысленно не смог удержаться от иронии. Мой реальный возраст как раз подходил под местные стандарты "умудренного опытом старца", а вот объяснить это было невозможно. Хотя бы потому, что мне никто не поверит.

Поэтому я ответил осторожно:

- Мне доводилось много читать, но в искусстве лекаря главное не это. Следует быть прежде всего чутким. Иные мудрейшие и достойнейшие лекари подчас не могли справиться с какой-нибудь простой болезнью только потому, что им хотелось думать, будто это другая, более редкая и более страшная болезнь.

- Даже так? - искренне заинтересовался барон. - Зачем же им было думать, что всё гораздо хуже, чем кажется?

- Ну, предположим, они хотели найти лекарство против той страшной болезни. Вот додумались до какой-то особой микстуры, а тут попался заболевший. Рвение застило им глаза, и одну болезнь они приняли за другую. Начали лечить заболевшего - да вовсе извели его своими микстурами. А сам по себе он мог выздороветь. Так бывает. Посему знание способно навредить даже больше, чем незнание. И всякий лекарь должен помнить основной закон своего ремесла: прежде всего не навреди*.

В глазах Этвика была глубокая задумчивость. Он еще ближе придвинулся ко мне, чтобы иметь возможность нормально слышать и говорить, не слишком повышая голос. Галдеж за столом не утихал, и даже, по-моему, усиливался. Я как раз ставил кубок на стол, когда меня толкнули под локоть. Вино расплескалось.

- Прошу прощения, - тут же извинился мой сосед, увлекшийся жестикуляцией. По всей видимости, он задел меня не нарочно.

- Ничего, - я махнул рукой, и сосед, словно переключившись, моментально отвернулся и продолжил свои обсуждения.

Слуги вымокали красную лужицу и снова наполнили мой кубок. Вино было хорошее, сухое, и не пьянило. Интересно, а большие ли в замке винные погреба?

Тем временем барон промолвил:

- Твои речи звучат разумно. А твоя известность говорит сама за себя. Только - прости уж - мне трудно связать твой облик с тем, что я о тебе слышал. Ты выглядишь как воин, не как знахарь.

Этвику почему-то не приходило в голову, что я могу выдавать себя за кого-то другого. Я пока и не выдавал, но мало ли… Тем не менее, барон очень искренне удивлялся по поводу моей необычности - и это было взаимным. Он отнюдь не походил на простого барона, а я - на простого знахаря. Что ж, кое-что общее у нас уже проявилось. И хотя мы продолжали осмотрительно "прощупывать" друг друга, наша беседа постепенно приобретала дружеские нотки, становилась более открытой. Это обнадеживало.

- Моя жизнь не всегда протекала спокойно, - отвечал я, снова приложившись к кубку. Так, пожалуй, и в пьяницу недолго превратиться, на дармовщину-то! Но сам барон тоже пил изрядно, и я решил не отставать: знай наших! - Когда-то мне довелось стать рыцарем, и хоть это не было моим призванием, до вчерашнего вечера я не расставался с мечом. Те проходимцы, которых ты проучил сегодня, изрядно поработали, прежде чем связали меня.

- Так ты рыцарь! - моментально оживился Этвик.

На самом деле в рыцари меня никто не посвящал, но одна из прелестей здешнего общества заключалась в том, что можно было объявить себя кем угодно. Никто и не подумает поставить это под сомнение, пока ты соответствуешь определенным критериям. В системе, где отсутствует поголовная регистрация граждан, есть свой шарм. Вот я умею махать мечом, физически развит, знаю мелочи рыцарского этикета - и кто скажет, что я не рыцарь? Да пусть только попробует!

- Да, - сказал я с достоинством. - Но мне кажется более правильным лечить людей, а не убивать их, поэтому я выбрал другой путь.

В глазах Этвика промелькнуло восхищение:

- И это решение воистину достойно человека, у которого есть Бог в сердце!

- Быть лекарем и быть рыцарем - вещи совсем разные, - продолжил я, затрагивая интересную и довольно скользкую тему. - Для лекаря не существует знатных и незнатных. Пред Богом ведь все равны. Рыцарь же ставит свою честь превыше всего.

Тут мой собеседник помрачнел. Я даже подумал, что этот вопрос поднимать пока не следовало. Не к лицу мне оскорблять радушного хозяина.

- Ты прав, - заговорил наконец барон. - Некоторые рыцари действительно ставят свою честь выше всего на свете. Но наш долг - служить, и в этом мы ближе к Богу, чем простой люд. Почему же нам не уважать друг друга больше?

Я кивнул, соглашаясь:

- Здесь нет противоречия. Для рыцаря главное - уважение. Знахари же следуют велениям своего сердца, то есть дороге любви. Уважать можно далеко не каждого, но любить - совсем другое дело. И потому я готов врачевать всякого, кто пришел ко мне с просьбой о помощи. Пути любви и чести - различны.

На этот раз Этвик молчал действительно долго. Он успел дважды опустошить свой кубок, прежде чем произнес:

- Мне доставляет удовольствие беседовать со столь мудрым человеком, как ты. Но скажи, по-прежнему ли ты уделяешь время физическим упражнениям? Если так, то я буду рад фехтовать с тобой завтра.

Хм. Кажется, барон окончательно решил записать меня в свои друзья. Никакая дружба между рыцарями невозможна до тех пор, пока они не померяются силами. Что ж, грех отказаться. Этвик - крайне любопытная личность.

Мой ответ был однозначным и твердым:

- Я все же рыцарь. Упражнения с мечом доставляют мне радость, если не ведут к гибели людей. Поэтому - благодарю тебя за приглашение на учебный поединок.

Я все еще прибегал к напыщенным оборотам, но если все сложится хорошо, завтра в этом отпадет необходимость. Если барон увидит во мне достойного соперника по оружию, он станет куда открытее. И тогда, возможно, я узнаю многие интересующие меня вещи. Например, о короле. И о том, зачем он посылал своих людей, чтобы схватить меня. Может, именно из данных сведений мне придется исходить.

Этвик обладал информацией, которую я хотел бы заполучить. А вот хватит ли на это моего фехтовального мастерства?

***

- Эвелин, - прошептал я, не в силах бороться с самим собой. - Мы словно вернулись на Паэну.

- А хочешь, мы туда действительно вернемся? - вдруг предложила она серьезно.

Мы стояли посреди полянки, и над нами было все то же искусственное небо "Аркадии". Грандиозный парк простирался во все стороны, и обзор ограничивали только кроны деревьев. Я не представлял, какова же общая площадь этого заповедника природы. Наверняка не менее шести квадратных километров.

- Как? - полюбопытствовал я.

Девушка дернула головой и повторила:

- Скажи, ты хочешь?

- Ну, да.

- Тогда пойдем!

Она взяла меня за руку. Поддаваясь, я шагнул следом - и понял, что передо мной уже не "Аркадия".

Океанские волны привычно шептали о своем. Изумрудная вода блестела искорками солнечного света. Ослепительно-яркий в это время суток песчаный пляж тянулся вдоль воды, насколько хватало глаз. Справа, метрах в тридцати, начиналась кромка великолепных акаций, которые сдерживали напор песка. Небо - замечательное голубое небо - было сейчас абсолютно безоблачным.

Паэна!

- Но как? - против собственной воли я сделал шаг назад и осознал, что видел только мираж. Вокруг меня оставался парк яхты. Экзотические деревья, уютная полянка.

А Эвелин стояла передо мной, окруженная странным сиянием. И в этом сиянии чудились знакомые очертания океанского берега.

- Пойдем же! - девушка притопнула.

Я смотрел на нее во все глаза.

- Это… правда Паэна?

- Ну а что же еще! - в голосе моей чудной подруги удивительным образом смешались нетерпение и нежность.

- Я… я не знаю, - выговорили мои губы сами по себе. - Но ведь ты не можешь перенести меня на Паэну!

Эвелин накрыла мою руку ладошкой свободной руки:

- Лекси, и тебе охота решать сейчас философские вопросы? Пойдем!

Эта фраза прозвучала очень мягко. Повинуясь ее магии, я шагнул вперед.

И очутился на Паэне…

Теперь не оставалось ни малейшего сомнения: мы действительно переместились в пространстве. Меня овевал морской бриз, и он же трепал волосы моей спутницы. Неподалеку вполне реально шелестели листья таких знакомых акаций. Здесь была весна, и на пляже еще никто не загорал. Наше прибытие осталось незамеченным.

- Как? - повторил я, но Эвелин приложила свой изящный пальчик к моим губам и, взяв за руку, потащила прочь от моря. К тому тайному месту, о котором знали только мы двое.

…Значительно позже, когда солнце уже начало опускаться к горизонту, мы шли босиком по полосе прибоя. Вода была холодной, однако нам это нравилось. Следы, оставляемые нами, тут же смывало волнами. Океан, словно какой-нибудь великий мудрец, твердил о том, что прошлого не существует. И в этом был свой смысл.

- Скажи, - произнесла Эвелин, - ты хочешь пожить среди настоящих рыцарей? Просто пожить, делая то, что считаешь нужным? Королевства, мечи, честь - ах, какая жуть! - она рассмеялась.

- Ты серьезно? - я даже сбился с шага. - Разве можно перемещаться и во времени?

- Не знаю, - ответила моя спутница. - Насчет времени - не знаю. Только в нашей галактике есть еще несколько планет, похожих на Землю. Они развиваются точно так же. Ну, не совсем, - поправилась она. - Представь, вот прямо сейчас где-то живет самый настоящий король!

- Так это и есть задачка, которую мне подобрал Клод?

- Да, милый, - кивнула Эвелин и, зачерпнув воды из уходящей волны, брызнула мне на щеку. - Но Клод мог там себе решить, что угодно. Мы и не подумаем его слушать, если это не понравится тебе. А?

Я остановился.

- Это будет как-то несправедливо…

- Почему же? - возмутилась девушка. - Ты ведь ничего никому не должен. Ты пообещал только остаться, и всё. Но если хочешь, можешь остаться здесь, со мной. А?

Она произнесла последнюю фразу, явно поддразнивая меня. На ее губах играла лукавая улыбка.

- Угу, и завтра ты снова потащишь меня на лекции, - фыркнул я. - Нет уж! Лучше какое-нибудь средневековье.

- Ах, у всех вас, мальчишек, ветер в голове! - звонко засмеялась Эвелин. - Вы не хотите учиться и бредите мечами.

Ласково обняв меня, она перестала смеяться и зашептала:

- Если ты согласишься на предложение Клода, это будет долго, очень долго. Но помни, что время не имеет значения, хорошо? Я тебя люблю, и Марго тоже любит тебя. И так будет, где бы ты ни был.

- Марго? - я удивленно посмотрел в глаза своей спутницы.

- Да, - взгляд Эвелин был необычайно теплым и добрым. - Она - моя хорошая подруга, и мне искренне жаль, что вы так глупо поссорились. Ну скажи, Лекси, зачем ты так буянишь?

Мои мысли совершенно перепутались. Размолвка с Марго сейчас казалась событием далеким и почти нереальным. Но Эвелин - она здесь, рядом. Я чувствую ее тело в своих руках, ее дыхание на своей щеке. Эта встреча - как здорово, что она состоялась! Мы снова живем друг другом и радуемся каждому мгновенью.

Марго. Она тоже прекрасна. Ее есть за что любить, и, пожалуй, я даже не смогу ее не любить. Те часы, что мы провели на Менигуэне, на Горвальдио - они незабываемы. Я погорячился, очень погорячился, и нужно непременно исправить свою ошибку.

Однако же как быть с тем, что я люблю сразу двух женщин? И что они тоже любят меня? Да еще и не возражают друг против друга?

Господи, это самый странный любовный треугольник из тех, что случались в моей жизни!

- Ну что, вернемся к Клоду? - спросила Эвелин, снова взяв меня за руку. - Мы и так пропадали уйму времени. На "Аркадии" сейчас время ужина. Пойдем?

Воздух вокруг нее заискрился.

- Скажи, как тебе это удается? - не вытерпел я.

- Что? - она собралась было шагнуть вперед, но остановилась, вновь повернувшись ко мне.

- Даже Клод не может переносить с собой живых существ. Как же ты смогла взять с собой меня? Я уж согласился ничему не удивляться, но это…

- А, - девушка загадочно улыбнулась. - Пойдем, пойдем!

Она настойчиво потянула мою руку. Хлоп! - и Паэна осталась позади, а потом и вовсе исчезла. Мы вновь стояли в парке.

- Я не брала тебя с собой, - пояснила наконец Эвелин, по-прежнему улыбаясь. - Ты всё сделал сам. Правда здорово?

4 глава.

Проснувшись утром в одной из комнатушек замка, я с удовольствием обнаружил, что мне удалось полностью восстановить поврежденные ткани. К пальцам рук вернулась нормальная чувствительность, исчезли нехорошие пятна, да и вообще мое настроение было приподнятым. Последнее лучше всего говорит о физическом здоровье.

Отведенные мне "покои" не отличались простором, хотя при необходимости сюда можно было бы поселить еще парочку человек. Два узких окна-бойницы впускали достаточно света, но вообще иллюминация казалась мне слегка непривычной. Я бы предпочел настоящие большие окна. Стены, где их ничто не закрывало, были удручающе-серого цвета: на внутренние слои кладки пошли более темные камни. Снаружи замок сиял, а внутри - пещера пещерой.

Я подошел к одному из окон. Оно было ничем не закрыто, но в углу комнаты стояла добротно сделанная рама с настоящим стеклом, которая, очевидно, хорошо служила зимой. Сейчас из бойницы веяло запахами полей. Стена была очень толстой, а бойница - очень узкой, так что "вид из окна" открывался довольно ограниченный. Виднелся кусочек неба и верх какого-то далекого холма с двумя выразительными деревьями-богатырями.

Итак, мне предстоит тренировочный бой на мечах. С самим бароном! Надеюсь, я окажусь удачливее, чем капитан.

Интересно, где он сейчас? Спешит к королю с повинной? Хорошо, что Этвик оставил его в живых. Впрочем, еще неизвестно, чем это может обернуться. Что если король весьма оскорбится и придет сюда с армией? Замок, конечно, добротный, я даже не представляю, как его можно штурмовать - под ливнем стрел карабкаться на крутые склоны, зная, что впереди еще неприступные стены… Но как-то ведь берут замки. Есть какой-то метод.

С подобными размышлениями я отошел от окна и начал одеваться. Здешние наряды были ужасно неудобными. Помнится, первые несколько дней мне пришлось привыкать к грубым и тяжелым тканям, к всевозможным завязкам, на которые уходила иногда уйма времени. А ведь женщины здесь напяливают на себя в десять раз больше! Какой кошмар!

Облачившись, я вышел из комнаты. Какой-то мальчишка лет шестнадцати тут же услужливо подбежал ко мне:

- Чего изволите?

- Где барон? - поинтересовался я просто.

- Барон ждет вас в оружейной, - выпалил юнец, словно заранее знал, о чем его спросят. - Я провожу.

Он прямо-таки горел желанием угодить мне, и это вызвало у меня невольную усмешку:

- Давай.

Мы зашагали через анфиладу комнат вдоль замковой стены, потом свернули, поднялись по спиральной лестнице и очутились на крытой галерее, которая опоясывала один из внутренних двориков. Дворик был маленький, там росло всего два деревца, и их кроны обеспечивали тенью большую часть свободного пространства. Рядом с одним из деревьев примостилось неуклюжее строение. Я сперва не понял, что это такое, а потом догадался: колодец. Большой и солидный колодец.

Словно чтобы подтвердить мою мысль, кто-то наискось пересек дворик, открыл шахту колодца и бросил туда привязанное ведро. Барабан ручного подъемника стремительно завертелся.

Дальше я не смог наблюдать, потому что мы опять свернули. Прошли широким сумрачным коридором с массивными дверями по обе стороны, спустились по другой спиральной лестнице (как я понял, эти лестницы располагались в башнях), миновали еще несколько комнат. Наконец мальчишка указал на очередную деревянную дверь, вызывавшую уважение одним своим видом:

- Вот оружейная.

Затем он, продолжая рассматривать меня во все глаза, спросил:

- А вы правда знахарь Азар?

Господи, неужели я стал таким знаменитым? Всего-то за неполный местный год?

С ответным любопытством я оглядел его. Интересно, кто таков этот юноша? Может, сын барона? Или какой-нибудь оруженосец, отданный в науку кому-то из здешних рыцарей? Если он действительно хочет стать рыцарем-героем, то знахарь для него - не авторитет. Но тогда почему же мальчишка глядит на меня с таким восхищением?

А ведь он в самом деле чем-то похож на барона.

- Правда, - кивнул я, усмехнувшись. Если этот юноша никогда серьезно не болел, то знахарей он наверняка воспринимает как диковинку. Ну что ж, пусть поглазеет. От меня не убудет.

Парень как-то недоверчиво покачал головой, потом, словно вспомнив о деле, сказал:

- Барон ждет вас.

И отступил в сторону.

Я толкнул добротную дверь. Она распахнулась легко, без малейшего скрипа.

Оружейная была расположена со стороны двора, и света здесь хватало. Вообще-то все местные окна, по-видимому, делались ради экономии стекла, однако по сравнению с бойницами моей комнатки здешние оконные проемы казались гигантскими. Целый метр шириной! Рамы здесь тоже были сняты - свежий ветерок гулял по оружейной.

Этвик расхаживал вдоль длинных полок, где на специальных подставках хранилось всяческое оружие. Преобладали мечи разных видов и размеров: длинные двуручные с массивным лезвием и огромной рукояткой, короткие кривые, прямые и какие хочешь; средние всех мыслимых сортов. Чуть дальше я увидел боевые топоры, потом в глаза бросились щиты - причем один из них был гигантским и мог полностью закрыть собой человека, стоящего в полный рост (самое любопытное, что он занимал весь угол, и при этом я заметил его не сразу).

- Ага, проходи! - обрадовался барон, увидев меня. - Мне очень жаль, что твой меч потерян, но, может, тебе понравится что-нибудь из этого?

Он обвел рукой всё помещение: мол, выбирай, какой клинок тебе по душе.

Начищенный металл блестел повсюду и просился в руки. Я остановил свое внимание на обычных средних мечах без всяких лишних выдумок. Такое оружие считалось здесь общепринятым, да и тренировался я преимущественно с ним. Эксперименты как-нибудь отложим на потом, сейчас следует показать себя достойным противником.

Один меч почудился мне удачным - в меру длинный, изящный, с простенькой рукоятью. Но, взяв его в руки, я передумал. Это трудно передать словами, однако у меня мгновенно возникло чувство, будто выбор неправильный. То ли балансировка плохая, то ли сталь некачественная (интересно, мог ли я определить последнее по весу?). В общем, поморщившись, я положил клинок обратно.

Следующий "кандидат" меня тоже не устроил. И еще один. Идя вдоль полок, я один за другим брал мечи - и клал их на место. Этвик с интересом наблюдал эту процедуру, однако не считал нужным что-либо говорить. Да и правильно: выбор оружия - дело сугубо личное.

А потом он нашелся. Обыкновенный, ничем не лучше других клинок, но когда он оказался в моих руках, я понял: беру! Это можно было бы назвать любовью с первого прикосновения… вот только никогда раньше я не испытывал страсти к оружию.

- Ты неплохо разбираешься в мечах, - барон наконец подал голос.

Я обернулся. Этвик одобрительно хмыкнул:

- Это лучший экземпляр в моей коллекции, но до сих пор никто его не выбирал. Все покупаются на разукрашенные ножны, словно купчишки, которые драгоценностями торгуют.

- И ты хочешь мне дать свой лучший клинок? - удивился я.

- Безусловно, - заявил барон. - Теперь я даже буду настаивать, чтобы ты его взял. Это мой тебе подарок. Знай же, что я признаю твои достоинства и хочу отблагодарить тебя за мудрые беседы, которые ты не брезговал вести со мной.

Так он меня вовсе решил снабдить мечом? Не только для поединка? Вот щедрая душа - какому-то едва знакомому человеку, только вчера вытащенному из передряги, дарить лучший экземпляр своей коллекции! Он это серьезно?

Но Этвик не шутил. Может, на него подействовали слухи, которыми мир полнится, о великом знахаре? Вот ведь любопытно. Ну не был я великим! Лечил людей, как умел - причем по большей части не выходя за рамки средневековой традиции. Здесь так все лечат. Травами, наговорами, кровопусканием. Конечно, у большинства местных знахарей представления о медицине какие-то наивно-романтические, и в этом я выигрывал. Ну и только. Какой из меня талант? Тем более гений?

- Это воистину королевский дар! - сказал я вслух. - Твое великодушие превосходит мое скромное разумение. На мой взгляд, я не заслужил ни замечательного гостеприимства, что мне оказано, ни столь значительного подарка.

В моих словах не было ни грамма лицемерия. Барон действительно предоставил мне такой огромный кредит доверия, что я просто терялся. Правда, в голову грешным делом уже начали закрадываться мысли: а не стоит ли что-нибудь за подобным хлебосольством? Нет, в каких-либо дурных замыслах я Этвика не подозревал. В конце концов, сам я тоже хотел подружиться вполне целенаправленно и отчасти из-за того, что барон показался мне человеком полезным. От него мне требовалась информация. А что требовалось ему от меня?

- Ни слова о королях! - громыхнул Этвик. Он мгновенно преобразился, будто страдал серьезной аллергией на королей. (Подумав об аллергии, я по привычке переключился на профессиональные темы и начал мысленно прикидывать, не нужно ли сделать барону кровопускание.) - Но ты заслужил это оружие хотя бы тем, что потерял свое в борьбе с королевскими прихвостнями.

- Право, мне пришлось драться не по собственной воле, - заметил я, все еще вертя меч в руках.

- Ну, - Этвик погасил свой импульс и дружески пожал мой локоть. - Этого я от тебя не требую и не имею права требовать. Поступай, как считаешь нужным. Однако я уверен, что если бы ваш бой был честным, твое оружие осталось бы при тебе. Кто-то должен исправлять несправедливость. Прими, пожалуйста, этот подарок - как знак моих самых лучших намерений. Я горжусь тем, что могу принимать такого гостя.

Мне оставалось лишь кивнуть:

- Благодарю тебя!

Барон выглянул во дворик. Солнечные лучи уже золотили крыши и потихоньку спускались к галерее верхнего этажа. Утро незаметно перетекало в день.

- Я приказал седлать коней, - сказал мой собеседник. - Нас ждут у ворот. Устроим тренировочный бой?

- Устроим! - согласился я.

Этвик заметно повеселел (хотя и до этого он не выглядел мрачным, но сейчас на его лице явно читалось предвкушение удовольствия):

- Тогда поехали!

***

Мы довольно быстро разыскали Клода, который занимался самым что ни на есть необычным делом - готовил салат. По часам "Аркадии" было около четырех вечера, и в это время здесь обычно ужинали (чуть попозже я узнал, что на самом деле "время ужина" весьма условно и вообще-то никак не связано с принятием пищи). Я с изумлением наблюдал, как "бог" споро нарезает различные овощи.

- У тебя сломалась автоматика?

- Что? - Клод перестал стучать ножом.

- Разве кухня не справляется с приготовлением блюд? - меня прямо-таки разбирало любопытство.

- А, нет. С кухней всё нормально, - он усмехнулся и продолжил свое занятие. - Мне просто лучше думается, когда что-то занимает руки. Это, знаешь ли, своеобразная медитация.

- Но неужели у тебя нет другой работы? Делать то, что прекрасно можно переложить на автоматику, - бессмысленно!

- Во всем есть свой смысл, - философски ответил Клод, а нож в его руках равномерно постукивал по доске. - Автоматика хороша тем, что избавляет нас от повседневной рутины, освобождает время для более… скажем так, благородных дел. Однако когда какая-то работа перестает быть обязательной, она часто превращается в удовольствие. То, чем я сейчас занимаюсь, великолепно нагружает один из отделов мозга, тренирует координацию движений. Ее, конечно, можно тренировать сотней других способов, но в том-то и достоинство нашей жизни, что каждый раз ты волен выбрать какой-нибудь новый способ - который тебе более по душе. Я хорошо сформулировал практическую выгоду?

- Хм, - я взвесил его слова и был вынужден признать: кое-какой смысл в них есть. - Да.

- Тогда главное и основное. Мне это нравится, и у меня на это есть чуть-чуть свободного времени. Вот. Вы голодны?

- Ага, - ответила за нас обоих Эвелин. - Как медведи после зимней спячки. Твоего салатика нам будет мало.

Клод сложил нарезанные стебельки ярко-зеленого цвета в салатницу и невозмутимо ответил:

- Ничего страшного, я приготовлю еще один.

- Пожалуй, нам нужно кое-что посерьезнее, - Эвелин подмигнула мне и на цыпочках приблизилась к хозяину "Аркадии". Он положил на доску новую порцию своих стебельков и едва начал их нарезать, как девушка протянула руку и ловко выхватила пару растений прямо из-под ножа. Клод вздрогнул и сбился с ритма - очевидно, его способности никак не предупредили об этой маленькой шалости.

- Моя ненаглядная, - сказал он мягко, - ты рискуешь остаться без пальчиков.

- Но это ведь тоже тренировка координации, - с улыбкой возразила Эвелин, протягивая один из стебельков мне. - Ты сам только что твердил о пользе подобных мероприятий.

Честно говоря, меня продемонстрированный трюк заставил поежиться. Нож выглядел солидным, орудовал им Клод быстро, а Эвелин нарочно выдергивала с той стороны, где опасней. Ювелирная точность ее движения впечатляла, однако если бы девушка хоть на чуть-чуть ошиблась, у нас возникли бы неприятности. Поэтому я покачал головой:

- Будь ты ребенком - я бы тебя отшлепал.

- Как здорово! - тут же воскликнула она. И снова многозначительно подмигнула, добавив шепотом: - А давай попробуем - вдруг мне это понравится?

Кажется, я немного смутился - во всяком случае, автоматически перешел на другую тему:

- А что это за растение? Небось, амброзия* какая-то?

- Именно! - подтвердил Клод, ухмыльнувшись. - Видишь, как мы все молодо выглядим?…

- Если бы эта штука омолаживала, ты бы давно стал младенцем, - отметила Эвелин, с удовольствием откусив часть своего стебля.

Я последовал ее примеру. Растение было необычайно сочным, а его вкус представлял собой нечто среднее между спелым яблоком и ананасом. Такого мне не доводилось пробовать раньше.

- Вкусно, - сказал я. - Это что-то новенькое.

Клод закончил измельчать стебли, сложил их к предыдущей порции, вытер руки и наконец повернулся к нам:

- Вовсе нет. Его открыли больше шестисот лет назад первые колонисты на Сурате. Однако растение очень прихотливое, его культивация обходится слишком дорого, поэтому в галактике оно почти неизвестно. Угадай, как его прозвали.

- Ну… - угадывать мне не хотелось, поскольку колонисты - народ непредсказуемый. Они могли дать название, например, в честь своего давно забытого шурина. Или в честь любимой надписи на стенке корабельного сортира.

- По виду напоминает листья камыша, - продолжал хозяин "Аркадии". - По вкусу - смесь каких-то фруктов. А назвали это всё эльфийским чесноком.

- Может, он отгонял местных вампиров? - выдвинула предположение Эвелин, самозабвенно хрустя стеблем.

- Тогда уж скорее эльфов, - заметил я.

- Причем здесь эльфы? Они чеснока не боятся.

Я пожал плечами:

- Но тогда почему "эльфийский"?

- Остается думать, - подытожил Клод, - что на Сурате когда-то водились эльфы, которые любили гонять вампиров, пугая тех листьями селекционного чеснока. Ну как, присоединяетесь к моему скромному ужину?

- Скромному? - мне чем-то нравилась эта домашняя обстановка, в которую меня так легко ввели Клод и Эвелин. Здесь можно было весело подначивать друг друга, к удовольствию всех. Я уже не чувствовал себя чужим на борту этой яхты. - Экзотическое блюдо из растения, выращивание которого обходится слишком дорого для того, чтобы о нем узнали рядовые граждане Содружества?

Хозяин "Аркадии" махнул рукой куда-то в сторону:

- Если хочешь, там у меня в парке целые заросли этой экзотики. Какое нам дело до рядовых граждан? Они живут по своим средствам, а мы - по своим.

Мы все вместе рассмеялись. Мои "обиды уязвленной гордости" остались позади - возможно, благодаря великолепной Эвелин. И я стал лучше ощущать атмосферу здешнего общения. Она была доброжелательной, открытой… а еще в чем-то непонятной. Однако непонятность по большей части сводилась к тому, что меня словно постоянно подзаряжали энергией. Так бывает в молодежных компаниях друзей, которые еще не разучились ценить свою дружбу, - но бывает далеко не всегда. Вероятно, должна присутствовать какая-то странная изюминка. И вот здесь она присутствовала.

- Но я еще не закончил с салатом, - Клод через плечо взглянул на салатницу. - Дадите мне минут десять?

- Конечно, - Эвелин взяла меня под руку. - Пойдем, Лекси? Ты же не видел "Аркадию", а здесь есть на что посмотреть.

- Гм… - мне было ужасно неловко при одной "моей" женщине говорить о другой, однако я не мог больше откладывать. И все-таки решился: - Я хотел бы снова встретиться с Марго.

- Боюсь, что это невозможно, - вздохнул Клод. У меня почему-то возникло такое впечатление, будто он ожидал этой моей фразы. - И вряд ли будет возможно в ближайшее время.

- Что случилось? - думаю, мой голос дрогнул, так как собеседник поспешил заверить:

- Ничего страшного не произошло. Просто после вашей размолвки Маргарет включилась в один проект, требующий полного участия. Я ее отговаривал, но мои слова пропали втуне. Теперь с ней нельзя будет увидеться на протяжении, как минимум, стандартного полугода.

- То есть как нельзя увидеться? - спросил я удивленно.

- Никак, - ответил хозяин "Аркадии". - Она поступила импульсивно, но менять что-то теперь - значит завалить весь проект. Не расстраивайся, она жива и здорова, а проект крайне интересный. Маргарет давно хотела в нем участвовать. Мне только не хотелось, чтобы вы разрывали ваши отношения на такой печальной ноте. Гораздо лучше, когда люди вспоминают друг друга с приятными чувствами, а чтобы всё наладить, достаточно было подождать несколько часов.

Про себя я отметил, что Клод, вероятно, снова распланировал все мои чувства и реакции, но теперь это не вызывало протеста. Я начал осознавать, что просто веду себя очень предсказуемо… и порой довольно-таки глупо.

- Марго не имеет привычки держать зло, - говорил мой собеседник дальше. - И прощение у нее просить вовсе необязательно. Когда ты немного поживешь среди нас, для тебя все эти вещи станут естественными, интуитивно понятными, но пока хочу отметить: ее уход ничего не значит. Всё в порядке. Она с радостью встретит тебя, когда это будет возможно.

По данному пункту я испытывал большие сомнения, однако если Клод и прав, то меня всё равно одолевала горечь. Мы действительно расстались неправильно, даже если наше расставание должно было так или иначе произойти. Я зачем-то начал кипятиться, хотя обычно не склонен к этому, а терпение Марго оказалось небеспредельным. В общем, сплошной кавардак.

Чтобы не мешать Клоду в приготовлении ужина, мы с Эвелин все же отправились побродить.

- Это всё из-за игры, - сказала моя подруга.

- Что? - ее слова вырвали меня из задумчивости.

- Вы с Марго вошли в неустойчивое психическое состояние, - пояснила девушка медленно, словно собираясь с мыслями. - Тебя к этому подталкивали, чтобы ослабить рациональный контроль и раскрыть парапсихологические способности. А она тебе просто сопереживала. Вы бы не поссорились, если б не были взвинчены. Но Клод прав: всё будет хорошо.

- Спасибо, - произнес я, хотя уверенности мне по-прежнему недоставало.

- Правда! - лицо Эвелин снова озарилось улыбкой, и она нежно прикоснулась к моей шее. - Марго замечательная. Клод говорил, что вообще никогда не видел ее сердитой. Даже в шутку.

Тут я вдруг вспомнил, что давно хотел узнать одну вещь. Почему бы не спросить прямо сейчас?

- А сколько ей лет?

Эвелин даже остановилась. Мне показалось, что вопрос вызовет у нее какие-то отрицательные чувства, однако в глазах моей спутницы по-прежнему были только тепло и нежность.

- Ах, Лекси, ты никак не примешь, что время - лишь абстракция! Есть настоящее. Остальное не имеет значения.

- С этим далеко не всегда можно согласиться, - возразил я. - Были те, кто руководствовался принципом: "После нас хоть потоп!" Вряд ли их можно назвать личностями, достойными подражания. И еще. Давным-давно замечено следующее: у народа, который не знает своей истории, нет ни прошлого, ни будущего.

- Мой милый, всё это справедливо, но о другом, - ответила девушка, не вдаваясь в подробности. Впрочем, я ведь и так понимал ее мысль.

Пришлось отступиться от философии.

- Ну хорошо. Только неужели это такая большая тайна, чтобы скрывать ее от меня любой ценой?

Эвелин отрицательно мотнула головой:

- Вовсе нет. И чего ты по этому поводу так переживаешь? Марго всего триста одиннадцать лет. Думаю, она не обидится, что я тебе сказала…

Собственно, чего-то подобного я и ожидал, но в голове всё равно зазвенело. Ничего себе возраст! Даже при хорошем уходе бабульки редко доживают до двухсот - и выглядят при этом развалинами. А Марго, моя Марго - старше?!

- Ну ты же знаешь, - продолжала Эвелин, - что гораздо важнее физиологическое состояние организма. А в этом отношении Маргарет моложе тебя. И вы прекрасно подходите друг другу.

По поводу "физиологического состояния" когда-то было сломано много копий. Но потом человечество нашло способ продлить жизнь до ста шестидесяти (а то и больше) лет, и все споры улеглись сами собой. Просто стало очевидным: спокойная мудрость стариков по большей части обусловлена лишь наличием в их организме большого количества токсинов, которые ингибируют* все процессы, в том числе высшую нервную деятельность. Иными словами, старики не спешат принимать что-то новое не оттого, что предпочитают всё тщательно взвесить, а из-за вполне "приземленных" причин: новое попросту трудно им дается. Ну еще плюс гормональный баланс и всё такое прочее.

Когда эта тема стала популярной, вокруг нее вращались многие забавные сюжеты. Мне особенно запомнилось, как на какой-то заброшенной колонии седой старик давал наставления молодому капитану корабля-исследователя, упрекал его в легкомысленной горячности и незрелости, а потом оказалось, что капитан является его родным дедом по отцовской линии. Открытие поразило обоих: капитан-то знал о возможности подобного, однако никак не ожидал влюбиться в собственную праправнучку.

Теперь, вспоминая всё это, я понимал: Эвелин права. Для возрастного снобизма у меня не было ни малейших рациональных оснований. А вот предрассудки - имелись. И сколь странным это ни казалось бы, я просто усложнял себе жизнь.

Но попробуй же всё это отбросить вот так, сразу!

***

Наверное, барон гордился своим замком. Неприступная твердыня, сияющая на солнце, не могла не вызывать восхищение. Она прекрасно сочетала в себе красоту форм и оборонную функциональность. Ведь чаще всего замки строились именно как укрепления, а здесь - настоящее произведение архитектурного искусства. Да еще доставшееся в наследство от отца!

Однако, как бы там ни обстояло с гордостью, а сидеть внутри этого шедевра Этвик явно не любил. Когда мы вышли к воротам, нас уже ждала баронская свита и оседланные кони. Мой компаньон сходу прыгнул в седло, резко осадил горячего жеребца, тут же взвившегося на дыбы, и заявил:

- Здесь неподалеку есть хорошее место. Поедем туда?

- Тебе лучше знать эти земли, - ответил я, приторачивая ножны с мечом к седлу. - Охотно доверюсь твоему выбору.

- Ну тогда решено, - сказал барон.

Он подождал, пока я закончу свои приготовления и взберусь на коня, а затем пустил своего жеребца шагом. Я без лишней спешки догнал его, и мы поехали обок. Остальные люди (их сегодня было всего семеро) немного отстали, давая нам возможность спокойно беседовать.

Пока мы съезжали с холма, я успел хорошенько осмотреться. Вчера-то мои взгляды больше привлекал замок: во-первых, своей красотой, во-вторых, мне еще не приходилось наведываться в настоящие рыцарские замки, а в-третьих, потому что ехать с повернутой назад головой было бы весьма неудобно. Но теперь я наверстал упущенное.

Местность вокруг была умеренно-холмистая. Возможно, тот холм, на котором стоял замок, дополнительно наращивали до желаемой высоты, поскольку он заметно выделялся на фоне остальных и давал прекрасный обзор. Кое-где вдали виднелись леса, но в ближайшем окружении деревья росли только поодиночке или небольшими группками. Вырубили их здесь, что ли?

Буквально в двух километрах от нас протекала речка (я отследил взглядом ее направление и решил, что именно на ее берегу мы встретили Этвика). Дорога, по которой мы сейчас ехали, пересекала ее, и в том месте находился широкий деревянный мост. Дальше была еще одна деревня - в дополнение к замеченной мною вчера. Никаких других замков или богатых усадеб я рассмотреть не мог.

- Эти все земли принадлежат тебе? - спросил я у Этвика.

Барон ехал, рассеянно глядя по сторонам. Видимо, он что-то обдумывал.

- Земли? Да, мои. Но ты не увидишь все владения Этвиков отсюда, знахарь Азар. Они велики, а в последнее время еще увеличились за счет того, что некоторые города решили идти под мою защиту.

Он сказал это просто, без всякого хвастовства, чем меня и пронял. Если мой собеседник не врет, то его территории по местным меркам значительны. Да еще как! "Некоторые города"! К мелкому сеньору не станут проситься в вассалы. Может, Этвик действительно обладает реальной силой против возможного вторжения короля с армией? Что же он за персона такая?

Пока я размышлял, с кем меня столкнула судьба, мы спустились на ровный участок, и барон пришпорил жеребца. Чтобы не отстать, я последовал его примеру.

Минут через пять езды рысью мы свернули с дороги куда-то вбок, взобрались на небольшой холмик, поросший высокой травой, малинником и какими-то деревьями, спустились по противоположному склону - и очутились у реки.

Здесь была широкая естественная площадка, абсолютно ровная. Речушка омывала ее с трех сторон, а в дождливые периоды, наверное, затапливала. Тем не менее, сейчас площадка представляла собой идеальное место для дружеского поединка. Равномерный травяной покров, как на хорошем футбольном поле, отсутствие всяких камней, пеньков и прочих неприятностей, достаточно большие размеры. В общем, что надо!

Мы спешились - подъехавшая свита тоже - и начали готовиться. Этвик разделся до пояса, поиграл мышцами, сделал разминку для кистей. Потом взялся за меч. Меня он не торопил.

Я, в свою очередь, тоже скинул рубаху, чтобы не мешала, однако разминаться не стал. У меня были свои секреты. Пусть барон думает, что я фехтую не в полную силу! На всякий случай пригодится.

Обнажив клинки, мы встали друг против друга. Я отметил, что солнце прячется за кронами деревьев. Таким образом, задача несколько облегчалась: опытный боец всегда может вынудить дилетанта повернуться так, чтобы тому мешали солнечные лучи. А опытным бойцом из нас двоих очевидно был Этвик. Вчерашний поединок, точнее, его почти мгновенное завершение впечатляло.

Люди из свиты - наши зрители - молча ждали.

Барон вопросительно посмотрел на меня:

- Начали?

- Да, - ответил я без колебаний.

А что толку колебаться, если это всё равно ничего не изменит? Если бы колебания добавляли мастерства, то я, наверное, не скоро бы дал согласие…

И мы начали.

Этвик взялся пробовать мою защиту осторожно. Быть может, на него подействовал мой выбор "правильного меча", и он решил, будто имеет дело с искушенным фехтовальщиком? В течение нескольких первых секунд я без труда отбивал его атаки, даже не прибегая к особого рода фокусам. Наше оружие звенело от соприкосновения, однако звон был редким, настороженным.

Затем атаку предпринял я. Серия молниеносных движений - всё, на что я годился. Меч противника засверкал, отражая мои выпады. Один миг мне казалось, что сейчас получится удачная комбинация, и Этвик останется без оружия, но барон держал свой клинок умело. Атака захлебнулась.

После этого мне оставалось уйти в глухую оборону. Этвик осмелел, стал прибегать к изощренным приемам. Его мастерство говорило о себе во весь голос. Да это и понятно: барон наверняка с подростковых лет ежедневно уделяет упражнениям по несколько часов. Это его ремесло и развлечение. Я с моим годовым опытом фехтования смотрюсь на подобном фоне жалким любителем.

И всё же я продержался долго. Отчасти из-за того, что использовал не совсем джентльменские трюки: я специальным образом подстроился и реагировал не на движения, а на мысли противника. Это не было телепатией, поскольку барон не размышлял, какой прием сделать следующим. Его мозг просто посылал мышцам запрограммированные годами тренировок импульсы, а я воспринимал их и расшифровывал для своих целей - тоже без прямого участия сознания. Получалось довольно эффективно, и со стороны всё это наверняка производило впечатление поединка профессионалов.

Но потом неизбежное случилось.

Парируя удар, я отвел мой меч слишком далеко в сторону, и барон мне этого не простил. Его клинок повернулся, уходя из соприкосновения с моим, нырнул вниз… а дальше всё было понятно. Если бы Этвик завершил движение, в моем животе образовалась бы большая и абсолютно ненужная мне дырка.

Мы кивнули друг другу и опустили оружие.

- Твое умение воистину достойно рыцаря! - сказал барон, вытирая испарину со лба. Его волосы растрепались, но на глаза не падали. Теперь у Этвика был такой же вид, в каком он впервые предстал перед нами.

- Оно уступает твоему, - произнес я. - Мне бы доставило огромное удовольствие взять у тебя несколько уроков.

Барон выглядел польщенным. Пожалуй, подумал я, это очень хорошо, что в конце концов он победил. Как бы там ни было, а чувство превосходства и тщеславие у рыцарей все равно не отнять. Он убедился, что я умею махать мечом, и значит моя принадлежность к рыцарскому сословию больше под сомнение не ставится. Остальное для меня значения не имеет, а вот Этвик мог бы обидеться, проиграв. Так что всё произошло наилучшим образом.

- Я буду рад, если смогу быть чем-то полезен для тебя, - учтиво откликнулся мой временный противник. Кажется, в этот момент Этвик не размышлял о моей непоследовательности. Он воспринимал желание совершенствоваться во владении оружием как естественное для любого мужчины. А ведь буквально вчера я говорил, что путь рыцаря - не для меня. Знахари же в здешнем обществе держатся от всяких мечей подальше, такая у них профессиональная этика.

Короче говоря, из желания подружиться я намотал несколько противоречий, но получилось неплохо. Барон признал меня за "своего", взаимное уважение у нас возникло еще раньше, и до доверия оставался один маленький шаг. Тогда, может быть, мне удастся выяснить, почему Этвику так не нравится король, и какова вообще будет моя роль во всей этой игре.

А то, что игра уже началась, - несомненно. Иначе к чему бы это события посыпались на меня, как горох из дырявого мешка?

5 глава.

Даже днем здесь было сумрачно. Шторы из плотной ткани гасили дневной свет, а открывали их только изредка. Застоявшийся воздух имел какой-то приторный запашок. Проветривать спальню запретили придворные доктора.

Посреди обширного помещения, в нескольких шагах от окна, располагалась большая кровать. На ней, укрытая одеялом, лежала девочка тринадцати лет от роду, неправдоподобно худая и выглядящая младше своего возраста. Сейчас девочка плакала.

Только что от нее вышел еще один врач из тех, которых отец собирал по всей стране. Врач говорил добрые слова и утверждал, что все будет хорошо, но девочка видела по глазам: лжет. Внутренне он был растерян и совершенно не представлял, как можно излечить маленькую принцессу, загадочно заболевшую два года назад. Он не знал подобных болезней.

Надежда уже умерла. Два года юная Луиза провела в этой постели. Девочка хорошо помнила то злополучное утро, когда она проснулась и поняла, что не может встать с кровати. Нижняя часть тела просто утратила всякую чувствительность. Ноги словно перестали существовать вовсе. Их можно было нащупать руками - теплые, как обычно, но совершенно чужие. Они больше не подчинялись ее воле.

Сперва Луиза сильно испугалась. На ее крик прибежали слуги, а потом и родители. Узнав о несчастии, все становились растерянными и подавленными.

Потом отец заявил, что найдет лучших докторов в мире, и они обязательно излечат странное недомогание. Справившись с первым потрясением, он говорил уверенно, и на смену испугу пришло ожидание. Целыми днями пролеживая в своей кровати, девочка мечтала о том часе, когда снова сможет ходить. В момент таких мечтаний ее часто одолевало нетерпение, однако Луиза знала: нужно лишь подождать. Доктора умеют всё, и непременно найдется тот, кто поставит ее на ноги.

Но проходили дни, недели, месяцы. В спальню принцессы без конца наведывались всё новые люди. Одни были умелыми врачами, другие - обычными шарлатанами. И первые, и вторые бесцеремонно осматривали девочку, задумчиво бормотали что-то непонятное, прописывали какие-то средства. Всё тщетно. Луиза с каждым днем лишь больше чувствовала отвращение к этим осмотрам, которые ничего не приносили, и к рукам, что по-хозяйски трогали ее тело.

Со временем она поняла: болезнь ее очень серьезна и до сих пор не была известна докторам. Медицина расписалась в своем бессилии. Теперь девочку могло спасти только чудо… но ведь чудес в мире не бывает. Так всегда говорил отец, и Луиза убедилась в правдивости его слов. Чудес не бывает. Ждать бессмысленно.

Загляни какой-нибудь взрослый в мысли этой тринадцатилетней девчушки с красивыми голубыми глазами, и он поразился бы беспросветному и не по-детски глубокому пессимизму. Маленькая принцесса многое обдумала за эти долгие месяцы. По сути, у нее ведь не было другого занятия. Доктора требовали покоя, а родители цеплялись за малейшую надежду, выполняли любые рекомендации. Этот смрадный воздух, пропитанный потом всех заходивших сюда и запахом всевозможных травяных припарок, этот надоевший полумрак… Почему такое произошло? Почему она не играет со сверстницами на зеленых лужайках под веселым солнышком? Отчего ее жизнь так внезапно закончилась, еще не успев начаться?

Так на смену ожиданию пришла безнадежность. И теперь каждый визит нового лекаря казался насмешкой. Девочка желала, чтобы ее оставили в покое, избавили от своих процедур… не мешали умирать. Она пожаловалась было матери, но та ужасно расстроилась, а позже отец очень категорично приказал, чтобы Луиза выбросила всякие глупости из головы. Ее просто обязаны вылечить.

Вот только сама она уже знала: это невозможно. Болезнь лишь прогрессировала, с каждым днем забирая силы и уничтожая еще капельку стремления жить. Плоть ребенка постепенно истаяла, а кожа стала сухой, как пергамент. Луиза уже находила трудным даже просто подвигать руками, и по большей части пребывала в состоянии апатии. Только иногда в юной принцессе просыпалась былая надежда - это когда она замечала, что очередной доктор действительно умеет лечить и желает приложить все силы для ее выздоровления. Чаще у ее кровати появлялись шарлатаны, позарившиеся на обещанную отцом награду (этих тонкостей государственной политики девочка не знала, но шарлатанов чувствовала). А сегодня пришел настоящий доктор. Он принес с собой вспышку веры. И неизбежное разочарование.

Сейчас, пока они там, за дверью, будут обсуждать выводы нового лекаря, можно тихонько поплакать. Потом, когда зайдут родители, девочка вытрет слезы. Она очень не хочет расстраивать их лишний раз. Ведь ее родители такие замечательные! Они тоже ужасно страдают из-за ее болезни, зачем давать им повод мучиться еще больше…

***

Мне предоставили несколько дней "отпуска", который я использовал для знакомства с "Аркадией" и ее обитателями. Яхта поразила мое воображение с самого начала, но и обитатели были ей под стать. К примеру, я встретился с приятным молодым человеком, в облике которого просвечивало что-то мальчишеское, однако совсем не ожидал услышать от Эвелин, что это Ларри с Менигуэна. Тот самый Ларри, о котором Марго рассказывала легенду! Вольный игрок, исчезнувший более пятисот лет назад! Вот уж воистину "молодой человек"! На вид ему никак не дашь больше двадцати.

В ответ на мой вопрос Ларри с удовольствием рассказал, как всё происходившее смотрелось с его стороны. Тогдашний игрок, стоя на эшафоте, до последнего момента верил, что его не могут просто взять и казнить у всех на глазах. Однако это была вполне нормальная реакция человека, который ни разу не умирал и намеревался жить еще долго. Только его вера вполне могла оказаться фантомом… если бы не затерявшийся в толпе зрителей Клод.

Здесь сработало исключительное совпадение. Наш вездесущий бог не знал, кого там и за что судят, да и вообще "заскочил" на Менигуэн по совсем другому поводу. (В этом месте рассказа я подумал о том, сколько полезного можно было бы сделать для колоний в ту пору. Ведь отсутствие межпланетного сообщения отбросило некоторые миры к полудикому состоянию - и Менигуэн относился к их числу. А Клод, как ни в чем ни бывало, посещал эти миры и отправлялся дальше без малейших угрызений совести, не делая ни малейших попыток просветить людей.) Суд его заинтересовал, однако поначалу Клод вмешиваться не планировал: спасать всех, кого общество приговорило к смерти, - занятие неблагодарное. Тем не менее, слушая речи "обвинителей", наш бог пришел к выводу, что парень просто кому-то не угодил, и обвинение - сплошная комедия. Театральная постановка для публики даже без намека на реализм. Толпе скармливались пустые и громкие слова, за которыми ничего не стояло.

Потом один из "обвинителей" сказал: "…И это так же верно, как то, что в Дерево Правосудия никогда не ударит молния!" Тут-то маленький чертенок в душе Клода и не выдержал. Словно по мановению волшебной палочки, всегда ясное небо над Калго потемнело, и люди увидели первую за всю историю поселка грозу. С единственной молнией, которая подожгла всеми почитаемое Дерево Правосудия.

Ларри не растерялся. Потрясающий игрок, он моментально чувствовал выгоду и умел извлекать пользу из непредвиденных ситуаций. Случилось что-то непонятное, однако оно давало шанс уйти из ловушки шерифа. Сейчас, пока все остальные еще не опомнились…

Растолкав окружавших его полицейских, он вышел на середину помоста и поинтересовался:

- Ну, если у вас больше нет вопросов, то могу ли я считать себя свободным?

Он протянул руки, и полицейский дрожащими руками снял наручники. Ларри сошёл с помоста и направился домой, а люди перед ним расступались с благоговением. Но пройдя несколько шагов, он обернулся и крикнул, обращаясь к людям на помосте:

- Вам придётся поискать себе новое Дерево Правосудия. Это теперь такое же негодное, как и ваш шериф.

Его самообладание вызвало у Клода уважение, и бог решил задержаться на Менигуэне еще чуточку дольше. Он дождался, пока парень выберется из толпы, а затем просто подошел и завел разговор. Ларри по жизни был человеком общительным и дружелюбным, так что он легко откликнулся на приглашение незнакомца к беседе. Никто из них и не предполагал, какие сокровища найдет в другом.

Внутри Ларри дремали всё те же парапсихологические способности, которые Клод так тщательно выискивал среди человечества. Возможно, именно это обеспечивало парню постоянные выигрыши в казино. Как бы там ни было, после нескольких минут общения наш знакомец-бог понял, что судьба вывела его на очередной клад. По чистой случайности он спас человека, который впоследствии стал ближайшим его помощником. И позже Клод ни разу не пожалел о том горючем (во времена событий невероятно дорогом), которое сожгла его яхта, чтобы забрать с отдаленной колонии одного-единственного парня.

Эта история заставила меня кое о чем задуматься. Сколько же на самом деле людей, способности которых дремлют? Клод случайно столкнулся с Ларри, вполне мог пройти мимо Эвелин, не узнал бы обо мне. Сколько же шансов упущено?

На этот вопрос Клод ответил сам. После "отпуска" он пригласил меня в парк. Мы взяли любимые кресла-качалки, выбрались на одну уютную полянку и, расположившись поудобнее, начали долгожданную беседу (мне уже давно не терпелось узнать всякие подробности).

Здесь наступила "ночь". Небо погасло, и сквозь него обозначился реальный вид, который должен был открываться с "Аркадии". Миллионы звезд, ярких и тусклых. Галактика. Млечный Путь. Яхта продолжала дрейфовать в реальном космосе.

- Если не возражаешь, - заговорил Клод после нескольких минут молчания и вдумчивого созерцания созвездий, - я выскажу сперва общие положения. У нас раньше толком не было возможности обсудить это, а твои догадки не во всем верны.

- Ну что ж, давай! - согласился я. Всегда любил сказочки на ночь. Откинувшись на спинку кресла, я покачивался и смотрел в небо, пытаясь найти знакомые звезды. Ну и, конечно, внимательно слушал.

- Тебя одолевают сомнения по поводу того, имеем ли мы право вмешиваться в судьбы цивилизаций. А имеют ли родители право воспитывать своих детей?

- Я не чувствую себя родителем по отношению к цивилизации.

- Хорошо, как насчет учителей и прочих воспитателей? Они совершают что-то плохое?

Вопрос был риторическим, так что я и не подумал отвечать. А Клод продолжил:

- Мы понимаем, что нет. Их деятельность не всегда бывает успешной, но в идеале именно благодаря их стараниям ребенок становится человеком. Они больше знают, больше умеют, и это уже серьезное основание для воспитания.

Одно всеобщее заблуждение заключается в том, что если ребенок достиг определенного возраста, воспитывать его уже никто не имеет права, ибо это будет нарушением личной свободы и права на собственную точку зрения. Довольно странный принцип. Сплошь и рядом попадаются люди, так и не выросшие из детства, совершенно неразвитые и не умеющие делать ничего толкового. Да, им попались плохие воспитатели, но почему нельзя вмешаться теперь? Только на том основании, что они перевалили за некий возрастной рубеж?

Если принять, что, обладая соответствующими знаниями, можно и нужно помогать взрослому человеку становиться лучше и счастливее, то многие вопросы насчет цивилизаций отпадут сами собой. Широко пропагандируемый принцип "невмешательства" есть не что иное как защита от дураков - от неумелых "воспитателей", у которых полно энтузиазма, но не хватает мозгов. Наше любимое правительство, зорко следящее за соблюдением названного принципа, в то же самое время финансирует некий очень любопытный комитет. Занимается сей комитет исключительно тем, что готовит специальных агентов для засылки на отсталые планеты. В задачу же агентов входит подготовка мира к включению в Содружество, то есть, по существу, прямое вмешательство. Каково?

Однако не все обитаемые миры нашей галактики открыты и исследованы. Многие цивилизации предоставлены сами себе. И некоторые из них нуждаются в помощи.

- Здесь нужно выяснить еще один вопрос: зачем помогать? - неторопливо рассуждал Клод. - Цивилизация идет своим путем, и если это путь в никуда, то, может быть, так и надо? Вдруг ее выживание принесет много страданий и войн? Неужели мы мудрее, чем жизнь?

Возможно, и мудрее. Суть в другом.

Человечество изменяет саму ткань мира. Мы растем, становясь лучше, и мир вокруг нас тоже хорошеет, приобретает глубину. Классический пример: тысячу лет назад межзвездные путешествия были невозможны. Их не открыли, обнаружив доселе неизвестные законы. Их просто создали.

- То есть как это "создали"? - остановил я собеседника. - Раньше таких законов не было, что ли?

Клод кивнул:

- Именно так.

- Гм. А что человечество еще создало?

- Думаю, углубившись в этот вопрос, мы впадем в полный солипсизм. Какая-то мера должна быть, но признаюсь честно: я ее не знаю.

Общеизвестно, что наша галактика населена исключительно людьми. В общей сложности встречаются пять рас, однако различия несущественны. Мы являемся одним биологическим видом и можем скрещиваться между собой. Многие ученые до сих пор ломают голову над этой проблемой: как на огромном количестве разных планет могли возникнуть одинаковые жизненные формы? Объяснить подобное действительно сложно. А если предположить, что человечество есть нечто большее, чем сумма составляющих его индивидов? Что оно формирует в некоторой степени не только себя, но и окружающий мир? И что, наконец, оно является одним целым с окружающим миром?

- Эту простую мысль почему-то понять труднее всего, - даже в темноте было видно, что мой собеседник улыбается. - Мы являемся частью мира, а мир - частью нас. Становимся лучше мы - улучшается мир. Вроде бы доступно и ясно, правда? А вот сейчас послушай об открытии, которое заставило меня снова пересмотреть этот древнейший тезис.

Я скептически хмыкнул: ну-ну!

- Ты уже знаешь о нашей экспедиции к Андромеде, - теперь голос Клода звучал без намека на улыбку, серьезно. - И я сказал, что есть все основания предполагать наличие разумной расы. Но это не будут люди.

- Почему же? - не смог удержаться от вопроса я.

- В галактике Андромеды попросту действуют другие физические законы, - снова-таки абсолютно серьезно ответил "бог". - К примеру, скорость света в вакууме, принятая у нас за константу, там почти в полтора раза выше.

Это утверждение заставило меня поперхнуться. Как выше? А единые физические законы для Вселенной?

- Но если во Вселенной такой бардак, то мы не сможем по ней путешествовать. Во-первых, наши корабли прыгают в пространстве согласно вполне определенным законам. Если законы другие, то прыжок будет невозможен. Во-вторых, наши тела просто не выдержат совершенно чуждого окружения, потому что тоже подчиняются физике… нашей физике. Этого просто не может быть!

На ладони правой руки Клода вдруг зажегся маленький огонек. Затем он слетел на землю, поднялся в воздух и, разгоревшись ярче, повис в метре над нашими головами. Теперь я отчетливо видел лицо своего собеседника. Он улыбался:

- Этого тоже не может быть. Однако признай, что путешествовать по Вселенной мы и так не в состоянии. Скорости наших кораблей слишком малы. Беспокоиться не о чем: до сих пор мы ничего не теряем.

- Угу, - согласился я нехотя. - Но наши наблюдения всегда подтверждали, что во Вселенной единые законы. Возьмем первое попавшееся. Например, эффект гравитационного отклонения световых волн - то, о чем говорил еще Эйнштейн, и что подтвердилось практическими исследованиями в его же времена*. Световые лучи отклоняются при прохождении через гравитационные поля, и это справедливо как для звезд, так и для целых галактик. Иначе почему мы видим два квазара** там, где он один? Или четыре?

Собеседник остановил меня поднятой рукой:

- Я не готов ответить на вопросы, касающиеся астрофизики. За время космической экспансии ученым многое пришлось пересмотреть, но и сейчас в этой науке гораздо больше противоречий, чем согласия. Возможно, чуть позже они соберут побольше данных и как-то увяжут современные теории с тем, о чем я тебе сказал. Однако пока что ни у них, ни у меня этих данных нет. Есть у меня только факты, которые немного изменяют наши представления о мире. Я не в состоянии согласовать их с результатами научных исследований.

Отступил он изящно. Но и в самом деле, если им удалось лишь на самую малость приподнять завесу неизвестности, общей картины и не получится. Только отдельные факты - порой шокирующие, или пугающие.

- Помнишь, однажды в средствах массовой информации мелькала некая религиозная секта, - продолжал Клод, - постулаты которой гласили, что галактики - это органы Бога? Вполне физические и вполне реальные?

Помню, конечно. Как раз недавно вспоминалось.

- Глупая и ограниченная религия, - мой собеседник то ли вздохнул, то ли хмыкнул. - Но в каждой глупости есть доля истины. Последнее время я часто думаю, что в этой глупости есть изрядная доля истины. Если, конечно, отвлечься от примитивизма.

***

Мы с бароном еще немного позанимались, затем окунулись в речке и отправились назад, в замок. Расслабленные тренировкой и лучами полуденного солнца, мы стали очень благодушными. И, пользуясь ситуацией, я все-таки разговорил Этвика.

- Похоже, ты знаком с королевскими делами лучше моего. Прости мое любопытство, знаю, что ты не любишь упоминаний о Его Величестве, но я очень смутно представляю себе государственные взаимоотношения. Слишком долго я прожил вдали от этих дел.

- Это простительно, - махнул рукой барон. Теперь у него не возникло приступа "королевской аллергии", и я искренне порадовался такому спокойствию. - Ладно. Почему мне не нравится король.

Дав теме название, Этвик начал рассказывать.

Нынешний король, Виктор, пришел к власти вполне обычным для этих времен методом - уничтожив одних претендентов на престол и основательно запугав других. Прошлый монарх не оставил после себя прямых наследников, поэтому и возникла спорная ситуация. Как водится, о себе сразу же заявило множество самых разнообразных родственников умершего. Никто из них не мог предоставить основания, которые бы давали ему абсолютное преимущество перед другими. Но вопрос решался просто: на чьей стороне сила, тот и прав.

И вот, пока другие собирались с мыслями и армиями, Виктор, герцог Галльский, медлить не стал. Заключив несколько стратегических договоров с теми, кто пошел на переговоры, он в качестве следующего шага сделал быстрые рейды к не очень сильным соседям. Один за другим пали замки и крепости, и соседи были вынуждены присягнуть на верность победителю. Через считанные месяцы армия будущего короля уже была самой крупной в стране.

Его менее предприимчивые противники пока развлекались тем, что сводили друг с другом счеты. Их взоры приковал трон, а бесчинства герцога на периферии практически никого не волновали. Умные люди, конечно, находились, но кто хоть когда-нибудь слушает умных людей?

Потом Виктор в два счета нейтрализовал самых опасных конкурентов (причем для большей уверенности не взял с них клятву, а попросту отправил к праотцам), выбил из столицы малодушного графа де Тири (сам граф тут же присягнул перед победителем) и короновался. После всех его побед возражений ни у кого не возникло. Через некоторое время в столицу начали съезжаться вассалы бывшего короля - чтобы засвидетельствовать свою преданность королю нынешнему.

- Все эти действия показывают герцога Галльского человеком решительным, целеустремленным и еще мудрым стратегом, - говорил барон, покачиваясь в седле. Наши кони шли шагом, поскольку торопиться было особо некуда. Свита столь же медленно плелась сзади. - Хорошие качества. До коронации упрекнуть Виктора вроде бы не в чем…

Забавно здесь рассуждают, - подумалось мне. Человек вероломно напал на соседей, принудил их к сотрудничеству, с помощью их армий разгромил всех остальных конкурентов, узурпировал власть, а упрекнуть его совершенно не в чем. То есть так обычно и поступают все нормальные честные люди. Надо взять на заметку.

А вот после коронации, по словам Этвика, в герцоге обнаружились отвратительные свойства характера. Во-первых, он почти сразу же нарушил те договоры, что заключал ради собственной победы. Подобного бесчестия рыцарство еще не знало. Новый король собрал огромное войско (теперь-то у него было достаточно вассалов) и отправился добывать земли тех графов и князей, что когда-то по договору предоставили ему полную свободу действий в обмен на собственную независимость от будущей короны. Выяснилось, что независимости им не видать, несмотря ни на какие клятвы.

Во-вторых, Виктор еще больше надругался над традициями, организовав свою пресловутую "рыцарскую гвардию". Чаще всего в это воинское подразделение принимались люди совершенно незнатные, даже простолюдины. Их тренировали, снабжали плохенькими доспехами и оружием, давали какого-то коня и принимали в рыцари.

- Это же позор! - возмущался барон. - Всякий холоп может назваться рыцарем! Да у него достоинства ни на волос! Лебезят перед королем… тьфу!

В-третьих, король усердно включился в кампанию по сожжению еретиков. Однако поскольку сам он особой набожности не проявлял, то следует признать, что ему нужны были скорее деньги этих самых еретиков, а не освобождение королевства от козней Врага Человеческого. Для того же, чтобы его намерения были менее очевидными, Виктор попутно сжег и многих не очень богатых людей. И совсем бедных. Достаточно стало малейшего подозрения, чтобы послушные королю священники отлучили человека от церкви - ну а дальше процедура понятна.

По всей видимости, у нынешнего монарха имелись и другие "заслуги", но Этвик не захотел останавливаться на них подробно.

Тем не менее, небеса не оставили всю эту деятельность без внимания. Король получил свое наказание - хотя, по мнению барона, и слишком уж мягкое.

Произвести на свет наследника Виктор оказался не в состоянии. Почему - вряд ли кому-то известно достоверно. Слухи ходили разные. Были в их числе и такие, что наверняка приводили монарха в бешенство. Но как бы там ни было, а уповал король на свою единственную дочь. Придворные доподлинно знали, что больше детей он не ждал.

Однако в возрасте одиннадцати лет принцесса серьезно заболела. Она перестала ходить, и даже лучшие врачи ничего не могли сделать. Вот уже два года неудавшаяся наследница сохнет во дворце, и ходят слухи, что она скоро умрет. Король вне себя, он пообещал немыслимые награды для тех, кто вылечит ее, но люди бессильны против гнева Господнего.

- Говорят, этот мерзавец теперь близок к безумию, - заключил Этвик уже у самого подъема к замку. Глаза моего собеседника явно свидетельствовали, что последнее сообщение доставляет ему удовольствие.

А мне подумалось о маленькой девочке, которой окружающие желают смерти с таким восторгом. Игрушка судьбы. Ей не повезло, она родилась дочерью короля, единственной наследницей. Видел ли кто-нибудь в ней просто ребенка? Хотя бы сам отец? Ведь вполне возможно, что нынешний король заботился лишь о том, чтобы передать кому-то дело всей своей жизни.

И еще в этот момент я понял, чего хочет барон. У него были свои планы на престол. В ближайшем будущем Этвик собирался приступать к активным действиям.

Только зачем ему я?

***

- Этот вопрос я поднял только для того, чтобы подчеркнуть: мы не существуем в отдельных нишах. Наш мир - нечто общее, и гибель цивилизации на далекой планете так же сильно отбрасывает человечество назад, как невообразимо мощный катаклизм.

Огонек над нашими головами, зажженный Клодом, успел погаснуть, и я снова смотрел на звезды, переваривая услышанное. Единых физических законов нет. В далеком космосе живут непонятные нам чужаки (а ведь когда-то радовались своему триумфу приверженцы теории, гласившей, что носителем разума может быть только человек!). Галактика является не только материальной, но и духовной структурой. Мистика!

Между тем мой собеседник продолжал говорить:

- Наши способности - заслуга всего человечества. И потому, теряя цивилизацию, мы утрачиваем часть себя. На таком уровне это уже нельзя назвать личным интересом, однако общий смысл понятен: мы не можем оставаться в стороне.

- Хорошо, - кивнул я наконец, - здесь всё выглядит логично, и ты меня убедил. Но как насчет задания, которое ты приготовил. Что за бедствующая цивилизация, и какие от меня требуются действия?

- На второй вопрос отвечу сразу из-за его простоты. От тебя не требуется ровным счетом ничего. Только согласие пожить на одной планете в течение, скажем, лет пяти.

Здесь я основательно удивился:

- И всё? Что же это за помощь такая?

- Она будет огромной, - заявил Клод твердо. - Ты всё равно не сможешь удержаться от какой-нибудь деятельности, а потом события сами вовлекут тебя.

- Ну, если я не захочу, то вряд ли.

Мой собеседник загадочно усмехнулся:

- Я тоже так думал в свое время. Более того, я был в этом абсолютно уверен - вот как ты сейчас. Но жизнь - самая забавная игра из всех, что придуманы человечеством. В ней каждый может играть по собственным правилам, а о согласовании этих правил позаботится сама жизнь. Ты не останешься в стороне. Это я могу гарантировать.

За словами Клода что-то стояло, однако мой скепсис не угомонился.

- Почему же? - полюбопытствовал я.

- Если провести аналогию с шахматами, то ты просто являешься сильной фигурой. Тебя можно поставить где-нибудь на краешке поля, и это коренным образом изменит всю игру, хочешь ты того или нет. В этом нет ничего обидного: мы все представляем собой какие-нибудь фигуры в игре жизни, что не мешает нам выбирать пути по собственному усмотрению.

Для меня всё сказанное пока что не имело ни малейшего смысла. То есть я-то вполне понимал, о чем говорит мой собеседник, и даже кое в чем с ним мысленно соглашался. Однако по своим внутренним ощущениям никак не ассоциировал себя с сильными фигурами. Представить, чтобы мое самое обычное присутствие изменило положение дел на целой планете и даже спасло цивилизацию, я мог с большим трудом.

Вслух же я пригласил:

- Продолжай.

- Будешь сок? - вместо дальнейшего рассказа спросил Клод. Вероятно, от долгих бесед у него пересохло горло.

- Буду, - согласился я и, предупреждая следующий вопрос, добавил: - Любой.

Между нашими креслами, словно по мановению волшебной палочки, возник столик с двумя наполненными стаканами, кувшином и горящей свечой. Я не смог удержаться от подковырки:

- В качестве официанта тебе не будет цены в любом ресторанчике галактики.

Клод жадно припал к своему стакану, сделал несколько глотков и лишь потом ответил с ухмылкой:

- Наверное, поэтому меня и не берут на такую работу. Слишком дорого даже для самых престижных ресторанов.

У меня не было ни малейшего представления, каким образом получаются подобные вещи. Всё это походило на детские сказки, где колдуны очень легко добывают себе хлеб насущный. Выучился магии - и больше не болит голова по поводу всяких мелких проблем вроде приготовления пищи. Правда, в сказках всегда наличествовали ограничения, иначе читать бы их стало неинтересно. А где ограничения Клода, я пока не выяснил. Заметил только, что без необходимости он к своей "магии" не прибегает.

Я попробовал содержимое своего стакана на вкус. Горьковатая, приятно-терпкая жидкость. Похоже на сок плодов киви.

- Теперь вернемся к первому вопросу, - произнес Клод, утолив жажду и отставив стакан. - О цивилизации.

Планета еще не была открыта Содружеством, и мой собеседник условно назвал ее Фридой. Она походила на многие пригодные для жизни планеты, вращалась вокруг звезды типа G, совершала полный оборот вокруг светила за 412 местных дней, сила тяжести чуть больше стандартной, климат весьма благоприятный. Я слушал характеристики краем уха, поскольку меня в данный момент интересовало другое.

Как и на многих других изначально заселенных планетах, на Фриде существовало несколько цивилизаций. Но одна из них в данный момент безудержно катилась к упадку. По расчетам аналитиков, ее исчезновение повлечет за собой неизбежный кризис остальных - что-то вроде цепной реакции. Вся культурная среда планеты будет отброшена назад на тысячелетия. И тогда придется начинать заново.

- Проблема в том, - рассказывал "бог", - что здесь всё четко предсказуемо. Нам доступны средства, о которых даже не подозревают правительственные службы, работающие по аналогичному профилю. Мы можем всесторонне анализировать ситуацию. Так вот, происходящее четко ложится в рамки прогнозов. И это плохо. Если цивилизация продолжит двигаться по своей траектории, ее конец предопределен.

- Какова же альтернатива?

- Требуется фактор неопределенности, неучтенная переменная. Этим фактором можешь быть ты. Приняв тебя во внимание, наши аналитики не смогли выдать точный ответ, а это значит, что предопределенность нарушается. Создается некая… точка бифуркации*, если хочешь. Одно твое присутствие способно каким-то образом изменить их будущее. Возможно, это произойдет раньше, чем через пять лет. Несовпадение событий с прогнозами мы отметим сразу, так что я назвал весьма приблизительный срок.

Обнаружив, что мой стакан давно опустел, я поставил его на столик и спросил:

- Хорошо, когда мне нужно попасть на планету?

- Не позднее чем через два месяца, - Клод ответил быстро, словно давно ожидал подобного вопроса. - И за это время тебе многое предстоит освоить. Как минимум следует выучить язык, историю, обычаи, научиться фехтовать мечом - и дальше в таком же духе. Что касается парапсихологических способностей, то здесь я скорее пессимист. Два месяца - очень мало, чтобы добиться значительных успехов. Там, на поверхности, ты будешь рисковать. Порой - собственной жизнью. Неуязвимость тебе обеспечить никто не сможет.

- Ну ты меня окончательно заинтриговал, - заявил я. - Когда приступаем к занятиям и тренировкам?

6 глава.

Король в нетерпении вышагивал по комнате. Сейчас он совсем не походил на того грозного и величественного монарха, каким его знали придворные. Дело было слишком серьезным, и даже закаленная в боях и интригах невозмутимость отступала. Он просто не может остаться без наследника… наследницы! Иначе все это, созданное столькими усилиями, - для чего?

Его величество Виктор Галльский озлобленно прикусил губу. Слишком часто в последнее время накатывало это чувство абсолютной бесцельности и бессмысленности всего, чем он занимается. Лесть придворных, завистливые взгляды тех, кто молча подчинился новой власти, постоянные интриги за спиной, полное скрытой ненависти ворчание жаждущих самостоятельности гордецов, слащавая дипломатия - все это допекало хуже горькой редьки. Один только вопрос - для чего? - выворачивал мир наизнанку. И больше не хотелось бороться, добиваться, юлить, что-то из себя изображать. Он сделал в своей жизни многое - ну и что?

Интерьер комнаты говорил о королевском богатстве. Ослепительно-белые двери в два человеческих роста. Золоченые ручки. Картины, написанные лучшими художниками современности, в золотых же рамах. Широкие окна, сквозь которые льются потоки света. Невесомые шторы из Ивисского шелка. Здесь все смотрелось эффектно, и Виктор не зря выбрал эти покои для того, чтобы принять известного лекаря. Пусть прочувствует: обещания короля - не пустой звук! Если только принцесса выздоровеет, монарх не поскупится. Награда будет достойной.

Лекарь же, однако, обращал на обстановку совсем мало внимания. Он был погружен в особый род профессиональной задумчивости. Несмотря на огромный опыт, ему еще не доводилось сталкиваться с подобными заболеваниями, и все существо врача требовало поставить диагноз. Ум тщетно искал другие подходы к загадке - казалось, все варианты уже просмотрены и отброшены. Но в памяти неизменно всплывало тщедушное тельце, впалые щеки, очень редкие волосы девочки-подростка, и картина не давала покоя. Ребенок не должен чахнуть, ощущая на своем лице дыхание смерти. Если бы только знать, как здесь помочь!…

Пожалуй, король даже не представлял, сколь незначительным фактом для его гостя была обещанная награда. Виктор впал в типичное заблуждение "знатока человеческой натуры": все люди в его глазах стремились к богатству и славе, преследуя исключительно свои собственные цели. Он не понимал других мотивов и не верил в них.

Со своей стороны, лекарь так же абсолютно заблуждался по поводу мыслей государя, считая его в первую очередь горюющим отцом. Вряд ли сам Виктор отдавал себе в этом отчет, однако на деле он руководствовался скорее интересами наследования своей короны, и здоровье дочери волновало его именно посему. Настоящие же отцовские чувства были давно погребены под "соображениями государственной важности" (в сущности - амбициями), что, впрочем, не мешало королю искренне заботиться о девочке.

Еще в комнате присутствовала законная супруга правителя, мать Луизы. Она с достоинством устроилась на краешке высокого стула, держа спину прямой а руки - сложенными на животе. Ее красивое лицо было спокойным, голубые глаза выражали внимание. Королева тоже успела смириться с болезнью дочери - никакие переживания не могут длиться бесконечно, - но, конечно, желала Луизе выздоровления.

Правда, сейчас часть ее мыслей занимал начальник рыцарской гвардии, Жерар де Льен, сравнительно недавно подаривший ей нежданное утешение и избавление от одиночества. Когда Анастасия вспоминала об этом молодом графе, ее сердце сжималось - и от сладостного предвкушения очередной ночи, и еще по одной причине. В последнее время королева начала подозревать, что беременна. Разумеется, отнюдь не от царственного мужа, который вовсе не появлялся в ее спальне уже несколько лет.

Подозрения эти рождали страх. Что будет, когда тайное станет явным? Как отреагирует Виктор? Зная своего мужа, Анастасия чувствовала холодок в животе. Дай Бог, чтобы она ошибалась! Может, виной всему лишь недомогание, которое она испытывала на прошлой неделе? Еще пару дней, и все встанет на свои места…

- Итак, - резюмировал Виктор сообщение доктора, - вы затрудняетесь сказать точно, что это за болезнь. Но можете ли вы хоть что-нибудь посоветовать?

- Увы, - развел руками известный лекарь, приехавший из соседнего государства по специальному приглашению короля. - Кроме внимания и доброго отношения, ничего. Мои предшественники, насколько мне известно, испробовали все общеукрепляющие процедуры, и ни одна из них не дала положительный результат. Я мог бы попробовать взяться за лечение сам, но ничего обещать не буду.

Виктор остановился и бросил в сторону доктора пронзительный взгляд:

- Если вы останетесь рядом с Луизой, то шансы на ее выздоровление повысятся?

- Может быть, - старик блуждал мыслями где-то далеко и не заметил чуть изменившегося тона в голосе своего собеседника. - Долгое наблюдение вполне способно дать ключ… Да-да! Пожалуй… Или нет?…

Он самым возмутительным образом разговаривал сам с собой. Правда, и король, и королева были готовы простить ему это неприятное нарушение этикета, списав все на естественную чудаковатость лекарей, - только бы он оказался тем самым спасителем, которого они так долго искали!

Анастасия подалась чуть вперед.

- Вы считаете, что надежда все-таки есть? - спросила она с напряжением. Последнее признание заставило королеву полностью отвлечься от мыслей о графе и возможном ребенке от него.

- Все может быть, - так же неопределенно ответил лекарь, все еще не ощущая, до какой степени он накалил атмосферу своими туманными высказываниями. Затем старик вдруг опомнился и вернулся к действительности: - К сожалению, остаться я не могу, так что это пустые разговоры. Простите. Кажется, я вынужден откланяться. Благодарю вас за оказанное доверие, которое я, к сожалению, не оправдал.

Он снова как-то беспомощно развел руками, словно не благодарил, а извинялся.

- Почему же вам не задержаться на несколько недель? - вновь подала голос королева. - Наш двор недостаточно гостеприимен?

- О, разве же в этом дело! - воскликнул лекарь. - Ваше гостеприимство превосходит любые рассказы о нем. Я и раньше был наслышан о прекрасной щедрости вашего величества, - он церемонно поклонился королю, - но, увидев все воочию, могу сказать: потрясен.

- Тогда в чем? - немного несдержанно спросил монарх, и с нажимом повторил: - В чем дело? - Его глаза смотрели на собеседника, не мигая, а в позе не было ни малейшего выражения учтивости.

Однако бесцеремонность короля снова-таки ускользнула от доктора. Он близоруко смотрел в какую-то точку перед собой, сгибая и разгибая пальцы левой руки. Было непонятно, считает ли он что-то, или просто нервничает.

- Вы… - пробормотал он неуверенно, - вам, наверное, известно, что его величество император Генрих… ну…

Виктор, не в силах ждать, пока гость сформулирует мысли, нетерпеливо кивнул:

- Да, это было частью соглашения. Но послушайте, вы ведь доктор. Император не умирает, он живет и здравствует. А моя дочь… вы видели. Кому больше нужна помощь?

В его словах ощущалось то же давление, что и во взгляде. Лекарь еще больше сник:

- Да-да, конечно.

Кажется, теперь он совсем не знал, как себя вести.

- Значит, решено! - заявил монарх. - Вы остаетесь до тех пор, пока это будет необходимо. Благодарю вас за это решение - от себя и от имени жены, - Виктор бросил в сторону Анастасии тяжелый взгляд.

Та поспешно присоединилась к мужу:

- Мы благодарим вас.

- Чувствуйте себя как дома. Слуги обо всем позаботятся, - добавил король и своей самоуверенной походкой быстро зашагал прочь из комнаты.

Анастасия догнала его на пороге третьего зала, оставив лекаря наедине со своим смятением.

- Виктор!

- Что? - он резко остановился, чего королева совсем не ожидала. Она споткнулась и, чтобы не упасть, схватила мужа за руку. Виктор деликатно помог ей вернуть равновесие, однако в его глазах был холод.

"Холодный огонь, - подумала про себя Анастасия, внутренне содрогаясь. - Господи, какой безумный у него взгляд…"

Вслух же она произнесла:

- Не делай этого, пожалуйста!

- Чего не делать? - мысли монарха уже убежали от только что законченного разговора.

- Император оказал нам большую любезность, - заторопилась королева, зная вспыльчивый характер мужа и боясь, что он не станет ее слушать. - Ты всегда старался поддерживать с ним хорошие отношения…

- Плевать! - перебил Виктор, глядя поверх ее головы. - Если этот доктор сможет хоть что-то сделать для нашей дочери…

- Но он не уверен! - взмолилась Анастасия. - А отношения с императором будут испорчены наверняка.

Король слегка прищурился.

- Я пошлю к нему послов с подарками, пусть испрашивают милости. Главное, чтобы выздоровела Луиза. Все остальное не имеет значения.

Отстранив жену, он порывисто зашагал прочь. Края королевской мантии взметнулись от неожиданного потока воздуха, словно еще раз подчеркнув всегдашнюю энергичность самодержца. Но теперь в этой энергичности Анастасии чудилось что-то болезненное. Ее собственный муж казался ей все более чужим, и она боялась, что однажды безумие все-таки овладеет им.

"Не дай Бог!" - произнесла королева про себя.

Однако в этот самый момент что-то кольнуло в ее животе, и она переключилась на совсем другие мысли.

***

Некий ученый-историк когда-то попытался составить полный список удовольствий, которыми мог пользоваться в своем поместье типичный сеньор европейского средневековья. Их оказалось пятнадцать: охотиться, ловить рыбу, фехтовать, биться на копьях, играть в шахматы, есть и пить, слушать пение жонглёров, смотреть на бой медведей, принимать гостей, беседовать с дамами, устраивать торжественные собрания вассалов, гулять по лугам, греться, ставить себе банки и пускать кровь, смотреть, как падает снег.*

Барон Этвик почему-то не захотел довольствоваться этим списком и счел нужным расширить его.

Одна из многочисленных комнат замка представляла собой библиотеку. Довольно скудную, конечно, по меркам нашего общества, но для времен рыцарства четыре сотни книг кое-что значили. Солидные тома с толстыми страницами и кожаными переплетами хранились в специальном шкафу, занимавшем едва не половину маленького помещения. Последнее располагалось со стороны двора, благодаря чему днем в этой библиотеке было достаточно света.

Именно сюда направился Этвик, когда мы вернулись со своей утренней "разминки". Барон явно любил почитать. Может, для саморазвития, а может, и ради обычного любопытства.

Однако на сей раз он просто захотел показать мне свою литературную сокровищницу.

С местной письменностью я был знаком, но вот книг на Фриде мне читать еще не доводилось. Хотя бы потому, что стоили они немыслимо дорого и нигде просто так не продавались. Общество, не знающее типографии и всеобщей грамотности, жило в основном проповедями бродячих монахов и песнями менестрелей-сказителей. Что касается книг, то каждая из них была уникальна, даже если являлась обычной копией. Человек, переписывавший чей-то труд, по-своему украшал и разрисовывал листы, допускал свои ошибки - да и, в конце концов, по-своему толковал некоторые отрывки из текста, производя на свет нечто новое.

- Ну как? - Этвик с гордым видом доставал из шкафа пухлые тома.

Улыбнувшись про себя, я подумал о том, что, пожалуй, не каждый день барону попадаются люди, перед которыми можно похвастаться библиотекой. А гордиться здесь действительно было чем. Любая из этих книг пошла бы в Содружестве с аукциона по баснословной цене.

Поэтому я ответил:

- Потрясающе! И ты всё это прочитал?!

Барон скромно пожал плечами:

- Ну, не всё. Вот эти две мне привезли совсем недавно. Эти написаны слишком заумно, я бросил читать сразу, - он неторопливо перекладывал фолианты, открывая их на разных страницах, чтобы показать мне. - Вот эта неплоха. Ее писал один монах. Он утверждает, что высказанные здесь идеи уже приходили в голову древним. Некоторые из этих идей серьезны, другие весьма забавны. Представь себе, кто-то утверждал, будто Земля* круглая, а Солнце вращается вокруг нее!

- Воистину удивительны мысли великих! - заметил я.

- Да-да! - подтвердил Этвик. - Но это как раз понять можно. А вот сам монах пишет, что на деле Солнце больше Земли во много раз, и это Земля вращается вокруг него, а не наоборот. Что ты об этом думаешь, знахарь Азар?

Что я об этом думаю? Что можно думать, когда знаешь, что данная планета движется по околосолнечной орбите со скоростью чуть менее тридцати километров в секунду, а все планеты системы по своей совокупной массе не превышают одного процента массы местного светила?

- Мое скромное воображение не позволяет судить мне о вещах столь абстрактных и далеких от повседневной жизни, - произнес я осторожно. - Меня заботят люди и их здоровье.

- Понимаю, - кивнул барон. - Однако я наслышан о тебе и твоей мудрости. Равно как и о твоей скромности. Ты отказываешься учить тех, кто пришел из любопытства, но больным рассказываешь многое. Один известный философ даже прикинулся калекой, чтобы иметь возможность послушать твои уроки.

Ага. Значит тот охламон, которого я около месяца назад прогнал палкой от своего дома, был известным философом. Припоминаю. Здоровенный такой дядька, на нем пахать можно, а он все плакался о разных болезнях. Изрядно мешал работать, сукин сын. Надеюсь, синяки у него остались надолго.

Любопытно только, как обо всем этом узнал барон?

- Больные нуждаются в излечении не тела, - сказал я. - Слабый дух - вот что допускает немощь. Если укрепить дух, болезнь пройдет сама собой. Если лечить одну болезнь, на смену ей придет другая, только и всего. К сожалению, не все мои коллеги понимают это. Сейчас любят объяснять все болезни естественными причинами. Очень опасное заблуждение. Оно переносит ответственность за слабость тела с человека на эти самые "естественные причины", потакая слабостям и порочному образу жизни. В конечном итоге это приведет лишь к тому, что количество болезней и больных будет постоянно возрастать, а не наоборот. Иногда у меня складывается такое впечатление, будто некоторые мои собратья по призванию стараются как можно прочнее обеспечить занятость своим потомкам, а не излечить страждущих.

Этвик задумался, механически листая книгу. Я рассматривал рукописные страницы, украшенные всевозможными завитушками на пару с замысловатыми символами.

- Ты говоришь интересные вещи, - заявил барон после непродолжительного молчания. - Мой отец любил повторять, что болезнями Бог наказывает нерадивых. Кажется, только теперь я понял, что он имел в виду.

В ответ я хотел изречь что-то глубокомысленное, однако наш разговор прервали. На пороге появился человек, которого я еще не видел раньше. Средних лет, тело тренированное, хотя слегка тяжеловатое, не очень густые светло-русые волосы, спускающиеся до плеч.

- Барон, - обратился вошедший к хозяину, - у ворот замка стоит некто Бенедикт де Пассо. Он пришел пешком и без оружия. Назвался рыцарем. Требует встречи с тобой.

Этвик поморщился.

- Сбросьте его со стены, - велел он. - Этот упрямый холоп мне надоел.

Человек кивнул и собрался было удалиться, но тут вмешался я:

- Ты действительно приказываешь убить несчастного?

- Да, - барон поднял брови. Затем ему что-то пришло в голову, и он окликнул принесшего известие: - Фредерик, постой!

Тот вернулся на порог, ожидая дальнейших распоряжений. Мне чем-то понравилась невозмутимая деловитость этого человека. Пришел, коротко рассказал все по делу, получил приказ и отправился его исполнять. Все без лишних слов, церемоний и тому подобной ерунды.

Правда, сбрасывать гостей с замковой стены все же нехорошо. Это даже неэстетично, в конце концов. Портит пейзаж.

Тем временем Этвик снова обратился ко мне:

- Тебя огорчает мое решение?

Я скорбно кивнул:

- Очень огорчает. Всего себя я посвятил тому, чтобы продлевать людям жизнь и возвращать им здоровье. Мне тяжело смотреть, когда рядом делают обратное.

- Понимаю, - кажется, Этвик это действительно понял еще после моей первой фразы. Чертовски умный рыцарь! - Но того человека никак нельзя назвать несчастным. Он упрямый болван, который к тому же нахален. И он дурно обращался с тобой.

- Все это в прошлом, - ответил я. Желание Этвика уважить мои чувства было налицо. Он и в самом деле такой радушный хозяин, или все-таки что-то от меня хочет? - Теперь несчастный безоружен и смиренно ждет у ворот твоего замка.

- Ха, смиренно! - громыхнул барон. - Могу спорить, что этот нахал явился требовать твоей выдачи.

- Но ведь можно просто отказать. Он же не станет штурмовать твой замок в одиночку.

- Клянусь бородой моего деда, это было бы забавное зрелище! - рассмеялся Этвик. Даже Фредерик, по-моему, ухмыльнулся. - Однако наглость нельзя оставлять безнаказанной. Я дал этому Бенедикту шанс усвоить урок. Сдается мне, он им не воспользовался.

- Он в отчаянном положении, - заметил я. - Вероятно, король дал ему особое задание и теперь ждет результатов. Королю нужен я. Представь: Бенедикт возвращается с пустыми руками и докладывает, что я ускользнул. Причем не просто ускользнул. Мне предложил покровительство некий сильный барон, который с королем в не очень хороших отношениях и просто так меня не выдаст.

Если моя фраза и польстила Этвику, то он никак этого не показал.

- Между мной и королем не может быть договоров, - заявил он твердо. - А силу моего оружия он знает. Ты в безопасности, знахарь Азар.

Я легко склонил голову:

- Благодарю тебя! Но этого нельзя сказать о Бенедикте. Из-за кого я оказался в твоем замке, откуда король больше не может меня вытащить так просто? Из-за него. Как ты думаешь, что с ним сделает за это Виктор?

Барон как-то равнодушно пожал плечами, словно этот вопрос его вообще не касался:

- Повесит, наверное. Почем мне знать? Он со своей "рыцарской гвардией" обращается, как с холопами. Да они и есть холопы.

- Повесит, - повторил я. - И ты говоришь, что мне не стоит называть его несчастным. Он попал в незавидную ситуацию: здесь его собираются сбросить со стены, а там - повесить.

- Он попал в эту ситуацию по собственной глупости, - возразил барон. Кажется, мои аргументы его совсем не убеждали. - К тому же, герой эдакий, имел наглость вызвать меня на поединок, чтобы защитить честь своего короля. Было бы что защищать… Ладно, пусть убирается восвояси. Испытает на себе милость того самого короля, которого защищал.

- Прогнать его от ворот? - уточнил Фредерик. Он терпеливо ждал, пока мы закончим препираться. Теперь же, когда речь зашла о чем-то практическом, воин слегка оживился.

Барон захлопнул книгу, которую до сих пор листал.

- Скажи, что я не собираюсь чествовать всяких оборванцев каждый раз, когда они этого захотят, - он задумчиво почесал подбородок. - Да, и брось ему несколько монеток. На дорогу. А дальше как хочешь. Если будет мозолить глаза - прогони.

Фредерик равнодушно пожал плечами:

- Да мне-то что. Пусть мозолит.

С этими словами он скрылся за дверью. Из коридора послышались удаляющиеся шаги.

- Это мой здешний управляющий, - пояснил Этвик. - Знает свое дело. И боец хороший. На вид увалень, но лучше держись подальше, когда в руках у него меч.

Я автоматически кивнул, думая о другом. Святая простота нравов. Не нравится посетитель - сбросить со стены. И это довольно-таки просвещенный барон, который как раз показывает мне свою библиотеку. Что же говорить о других?

Впрочем, кое-какая жилка самодура-деспота в Этвике, наверное, все-таки есть. Ведь с чего все начиналось? С того, что мы наткнулись на заставу у реки. Нас не пропустили во владения барона, мотивируя это исключительно тем, что дорога портит вид из окна его спальни. Бредовая причина, притянутая за уши. Надо как-нибудь поинтересоваться, зачем Этвику действительно понадобилась та застава.

А может, она и не относилась к разряду глупых прихотей? Что если Этвик имел в виду какую-то вполне конкретную цель?

Хм. Что-то у меня появилось ощущение, будто на этот мой вопрос барон не ответит честно.

***

Анастасия опустила ступни ног в обжигающе горячую воду. От деревянной кадушки, стоящей на полу, поднимался обильный пар. К нему примешивались запахи обычных полевых трав и редких благовоний, привезенных откуда-то из Восточной империи. В целом аромат был приятный, но королеву почему-то начало мутить.

- Что с вами, моя госпожа? - обеспокоено спросила Инесса, личная служанка Анастасии. - На вас лица нет.

Королева прижала ладони к вискам. Через некоторое время дурнота прошла, стало легче. Женщина со вздохом вернула себе царственную осанку и вытерла пот со лба. Господи, ну что это такое? Уж не больна ли она?

Служанка заботливо обмахивала Анастасию платком, помогая той прийти в себя. Среди всего здешнего двора Инесса была единственным человеком, которому королева доверяла полностью. Ну, может быть, не считая Жерара де Льена. Но с мужчиной не поговоришь о женских делах.

Анастасия и Инесса вместе выросли. Пусть одна всегда была принцессой, а другая - служанкой, но объединяло их многое. Это многое нынешняя королева особенно прочувствовала, когда ее отдали замуж за молодого и амбициозного короля соседней державы, и молодая девушка неожиданно оказалась в совершенно чужом окружении. Все её ровесницы и подруги, дочери знатных дам, канули в прошлое. Из той жизни, воспоминания о которой все чаще становились тоскливыми, у Анастасии осталась лишь Инесса. Ее личная служанка. И королеве чудилось, будто никого ближе во всем мире у нее теперь нет.

Жерар? Их отношения столь ненадежны, да и какое у них будущее… Постоянно таиться, обводить вокруг пальца придворных, лгать Виктору. Это не может продолжаться долго. Где-нибудь окажется слабое звено, и всё рухнет. И Виктор - что тогда сделает Виктор? Анастасия вспомнила его взгляд и содрогнулась. Нет!

Королева панически боялась представить себе реакцию ее мужа на известие о том, что у нее завелся любовник. Она всегда трепетала перед Виктором - даже когда была полностью уверена в своей правоте. Даже когда знала, что ей ничего не грозит. Он был таким человеком: его словно окружала невидимая, но всеми ощущаемая аура, заставлявшая трепетать и бояться. Анастасия слышала, что когда ее муж входил в камеру допроса, начинали говорить даже те, кто молчал под пытками. Она этому верила. Не по природной доверчивости, а из-за того, что вполне испытывала его влияние на себе.

Много лет назад он был другим, но и тогда в его глазах уже жило что-то такое. Да и не только в глазах. Его грубые ласки никогда не были приятны Анастасии, его вежливые знаки внимания отличались холодностью. Если он что-то ей дарил, она прятала это в самые дальние уголки шкафов и комодов, а порой и тайно отдавала на нужды церкви. Виктор все равно никогда не помнил о своих подарках и не спрашивал, почему его жена отказывается носить то роскошное колье, которое он подарил ей к Рождеству, или тот золотой перстень с рубином, который был куплен им за немыслимую цену у какого-то заезжего купца. Возможно, его это не интересовало, чему Анастасия была искренне рада. Она не смогла бы объяснить мужу, что от его подарков веет тем же холодом, который она привыкла ассоциировать с Виктором. И что бриллиантовое колье, подаренное на Рождество, едва не довело ее до сердечного приступа, когда она попыталась выйти в нем на каком-то торжественном приеме.

Дочь просвещенного монарха маленькой державы, Анастасия не была слишком набожной. Отец даже позаботился о том, чтобы она усвоила основы некоторых наук. Возможно, кое в чем ее подводила вечная нерешительность, однако в отсутствии ума нынешнюю королеву вряд ли кто-нибудь мог обвинить. Она могла смотреть на мир непредвзято, отбросив всякие суеверия.

Но причина ее чувств к мужу оставалась для Анастасии загадкой. Иногда она искренне пробовала быть хорошей супругой - и каждый раз ничего не выходило. О Викторе можно было спокойно думать, о нем можно было даже мечтать как о мужчине, однако когда он приходил, душа начинала трепетать от необъяснимого страха, и все хорошие намерения пропадали втуне.

А его подарки действовали на нее точно так же, как и он сам.

Иногда королева думала: не из-за этой ли его ауры заболела их дочь? Может, детское тело оказалось просто не в состоянии противостоять… чему-то, что окружает Виктора? Анастасия не верила в злые чары и прочую мистику, но бывали моменты, когда все это начинало казаться слишком реальным.

И среди этой тьмы был лишь один лучик доброго и ясного света. Жерар.

Но что дальше? Что, кроме большой порции одиночества?

Неожиданно она почувствовала, что плачет.

- Да что же с вами такое? - воскликнула Инесса, уголком платка вытирая щеки своей королеве.

- Ничего, - Анастасия шмыгнула носом. - Это сейчас пройдет.

- Вы в последнее время сама не своя, - сказала служанка, немного успокаиваясь. - Вот и ноги зачем-то парите, а мне не говорите. У вас что-то болит? Во дворце сейчас такой хороший доктор, замечательный доктор. Вы только скажите…

Королева уже осушила слезы, и теперь лишь раскрасневшиеся щеки свидетельствовали о недавней слабости.

- Нельзя доктора, - произнесла она тихо. - Виктор узнает сразу же. Нельзя.

Она задумчиво поболтала ногами в кадушке. Вода успела остыть, и теперь была лишь теплой. Аромат трав и благовоний почти перестал чувствоваться.

- Моя дорогая Инесса, мне кажется, я беременна.

Служанка охнула:

- От него?

- Да, - кивнула Анастасия. - Король больше не бывает у меня.

Когда Виктор наконец понял, что жена тяготится своим супружеским долгом, он оставил ее в покое. Надежда на наследника пропала давно, а удовлетворить свою страсть король мог и с другими. Анастасия не знала, действительно ли есть у него эти "другие" женщины - слухи об изменах мужа никогда не достигали ее ушей. Но при дворе регулярно появлялись какие-то новые дамы в пышных платьях, неизменно молодые и красивые. На всякие празднества и приемы они приезжали в роскошных экипажах, запряженных лучшими лошадьми. Они крутились то тут, то там месяц-другой, и потом бесследно исчезали туда же, откуда возникли, то есть в неизвестность. Королева очень подозревала, что это фаворитки ее мужа.

Инесса выглядела растерявшейся и некоторое время ничего не говорила. Она была настолько предана своей госпоже, что переживала за нее больше, чем за саму себя. Идея служения наполняла всю ее жизнь, являлась для молодой женщины единственным смыслом. Волею судьбы попав к чужеземцам, Инесса как бы потеряла все связи с окружающим миром и не желала их восстанавливать. Высокие идеалы самопожертвования ради ближнего были для нее реальностью.

- Что же делать? - наконец спросила служанка, обращаясь скорее к самой себе, чем к королеве.

Но Анастасия ответила:

- Может, я ошибаюсь, и всё образуется. А если нет, нужно что-то придумать, чтобы сохранить мое доброе имя. Ты понимаешь, насколько это важно?

- Да, - с готовностью кивнула Инесса. - Я сделаю всё, чтобы помочь вам. Рассчитывайте на меня, как на саму себя, моя госпожа.

- Спасибо тебе, - произнесла королева. - Только сейчас я и сама не знаю, что делать.

***

Ох не зря когда-то придумали поговорку о том, что и у стен есть уши. Тайна, высказанная вслух, перестает быть таковой.

Этот разговор двух женщин происходил на их родном языке, поэтому очень немногие, услышав его, могли бы понять содержание. Во дворце таких людей вовсе не было. Но судьба любит посмеяться над беспечностью.

Некий слуга, убиравший соседний зал, оказался как раз в нужном месте, чтобы подслушать сообщение королевы о своей беременности. Самой беседой он не заинтересовался, поскольку все равно ничего не понимал, но кусочек сказанной траурным тоном фразы надолго засел в его мозгах. Возможно, лишь потому, что прозвучал очень отчетливо.

Далее сработала цепь маловероятных случайностей.

Королевский казначей, Мишель де Монт, неожиданно вспомнил, что как раз сегодня у его дражайшей племянницы, очаровательной Генриетты, семнадцатилетие. Солнце уже близилось к закату, а чрезвычайно занятый казначей мог думать только о работе. Приезд доктора из Западной империи внес в дворцовые дела много путаницы, которой никто не хотел заниматься. Будучи человеком щепетильным, де Монт усердно трудился, пытаясь навести порядок, однако все остальные ему только мешали. Особенно король, потребовавший ко всему прочему изрядных средств на подарки императору как раз в тот момент, когда в подвалах казны остались одни дохлые мыши.

В общем, у казначея были причины потерять голову, и это просто чудо, что день рождения племянницы не забылся полностью.

Едва мысль о знаменательной дате пробралась в его голову, Мишель де Монт преисполнился чувством стыда и тут же вызвал своего слугу. Тому предстояло отправиться в ювелирную лавку, владелец которой еще месяц назад получил от казначея заказ на небольшую безделушку для племянницы, и принести вещицу де Монту.

Слуга сходил в город, нашел лавку и объяснил все хозяину. Однако последний не отдал безделушку слуге, а послал с ним своего ученика, который должен был лично вручить вещь казначею в руки. Предполагалось, что это знак вежливости и уважения. Вместе с учеником слуга вернулся во дворец.

Мишель де Монт, получив вещицу, уже придумал для своего слуги другое поручение. А тут ученик ювелира заявил, что плохо ориентируется во дворце и едва ли сам найдет дорогу наружу.

- Хорошо, тебя кто-нибудь проводит, - сказал казначей и поймал другого слугу.

На сей раз это был тот самый, кто ненароком подслушал разговор королевы. Дорогу к выходу он, конечно, знал, а большего и не требовалось.

Слуга приготовился выполнить порученное ему дело, используя минимум слов. Молчаливость среди его братии всегда считалась достоинством. Однако ученик ювелира был человеком разговорчивым и веселым, он начал рассказывать своему проводнику всевозможные байки. Тот не мог не заметить легкого акцента и, преодолев годами выработанную привычку, все же поинтересовался, откуда гость родом.

- Из Веллории, - ответил ученик ювелира с какой-то особой гордостью.

Услышав это название, слуга сбился с шага. Это же родина королевы!

- И вы знаете тамошний язык? - недоверчиво спросил он.

Ученик хмыкнул:

- Конечно! Как можно не знать свой родной язык?

Тогда слуга осмелел окончательно и повторил фразу, которую услышал возле покоев королевы. Коряво, перевирая некоторые звуки, но все же достаточно отчетливо.

Некоторое время гость казначея смотрел на него с недоумением, а потом рассмеялся:

- Это шутка?

Слуга предпочел рассмеяться вместе с ним. Это позволяло затянуть ответ.

Еще смеясь, ученик ювелира хлопнул его по плечу:

- Самое интересное признание, которое я когда-либо слышал от мужчины. Кто из моих соотечественниц научил тебя ему?

- Да так… Одна подруга, - слуга решил не вдаваться в подробности, все еще гадая, о чем же идет речь.

- А беременна она была от тебя? - полюбопытствовал ученик, понизив голос и заговорщически подмигнув.

Именно этот вопрос и позволил восстановить смысл фразы. Облегченно вздохнув, слуга сделал кое-какие туманные намеки по поводу его отношений с этой самой гипотетической девушкой, а также сказал, будто из языка Веллории знает лишь одну фразу и просто хотел удивить гостя. Тот весело заявил, что это вполне удалось. Потом разговор свернул в другое русло.

Выйдя из дворца, ученик ювелира быстро забыл, о чем трепался со своим проводником. Он не был склонен докапываться до тайных мотивов, легко переключаясь с предмета на предмет. Его мысли редко беспокоило то, что не находилось в данный момент перед глазами. И еще, будучи прямодушен и открыт, он приписывал окружающим такие же качества и запросто верил на слово.

Соотнести произнесенную слугой фразу с королевой-веллорийкой он даже не подумал.

Зато слуге ничего соотносить не требовалось. Он понятия не имел, по какому поводу было сказано то, что он услышал - быть может, королева просто развлекала свою любимую служанку историями. Однако фраза "я беременна" в ее устах была слишком пикантной новостью, чтобы оставлять это при себе.

Слуга уже чувствовал, как его распирает.

***

Моя старая привычка восстановилась сама собой. Я имею в виду пробуждение на рассвете, когда солнце еще не взошло, и весь мир продолжает дрыхнуть. Полезное свойство для любого злодея: почему-то люди считают утро наилучшим временем сна, так что их добро можно брать голыми руками. Даже крестьяне в эту пору не очень охотно выбираются из постели. Они, кстати, поверье специальное придумали, будто до третьих петухов бродит всякая нечисть, и только потом можно спокойно выходить на двор. Ну конечно. Кто откажется лишние полчасика подремать…

Ассоциация со злодеями пришла в мою голову совершенно произвольно. Любопытно, почему? Я сам если и был злодеем, то не таким уж плохим. Ну нарушал время от времени законы, с кем не бывает. Кстати, добрая половина всех нарушений приходилась на тот период моей жизни, когда я служил в галактической полиции. Оказывается, что если во всем следовать букве закона, то убийцы будут продолжать преспокойно сеять смерть, а ты - скрипеть зубами от бессилия. Вот такой замечательный парадокс общественного устройства.

Вытянувшись на кровати, я наблюдал, как непроглядная тьма в моей комнатке постепенно рассеивается, и привычно перебирал события вчерашнего дня. Как бы ни хвалили мою феноменальную память, но она не была врожденной и, оставленная без тренировки, вряд ли продержалась бы долго на том же уровне. А я уже привык, что на некоторые окружающие меня вещи могу обратить внимание потом - если это потребуется.

Сейчас мне показалось интересным соединить туманные намеки, которыми Клод обычно отвечал на мои вопросы, и то, что я уже узнал об этом мире из первоисточников, то есть из собственного опыта и рассказов окружающих.

Клод придерживался какой-то странной концепции. Он ни при каких условиях не хотел знакомить меня с сутью прогнозов, из-за которых они там решили, что на Фриде требуется вмешательство. Даже когда я пригрозил отказаться от участия, мой знакомый бог лишь развел руками: отказывайся, мол, все равно ничего не скажу; вернее, с удовольствием скажу, но только после твоего возвращения. Конспиратор, понимаешь…

В итоге я мог учить историю и приходить к каким-то своим выводам. Однако времени у меня было маловато даже для того, чтобы научиться держать в руках меч. Я уже не говорю о том, что следовало освоить уйму материала, который нужен для жизни в обществе: обычаев, традиций, легенд и мифов, верований и остального в том же духе. Имел значение миллион мелочей. Ритуальные фразы (вроде банального приветствия), предметы одежды и быта, способы обхождения с противоположным полом. Короче, в те несколько недель, когда я занимался подготовкой, мне было совсем не до собственных выводов. И, фактически, даже не до истории.

Но кое-что все-таки проскальзывало. И теперь я пытался выстроить общую картину.

История Фриды поразительно походила на историю старой доброй Земли. Наверное, именно поэтому здесь могло возникнуть общество, похожее на западноевропейское средневековье. Да еще и настолько похожее, что я не взялся бы поиграть в игру "Назови сто отличий". Подозреваю, что у опытного историка были все шансы выиграть в ней, только я ведь не опытный историк.

В свое время на Фриде существовала своя Римская Империя, раскинувшаяся на огромных пространствах. Потом империя рухнула, в чем ей весьма помогли набеги варваров (но опять же, эти набеги были не основной причиной развала, а завершающим штрихом). Города обезлюдели, торговля умерла. Дороги пришли в упадок, сообщение между провинциями нарушилось. Памятники древней культуры постигла злая участь: шедевры архитектуры растаскивали на камни для защитных стен, бронзовые статуи пускали в переплавку, чтобы выковать оружие, книги вместе с искусно сделанной мебелью сжигали в каминах, отгоняя зимние холода. Цивилизация шагнула назад.

Затем варвары прижились, приняли в себя чужую культуру и сами стали развивать ее. Местная церковь, тоже поразительно похожая на христианскую, активно распространяла свое влияние. Империя, как Феникс, возродилась из пепла. Правда, всего лишь жалкими кусочками былой мощи. Она не только потеряла половину своих территорий, но и разделилась на два центра тяготения, на Восточную и Западную империи. Строго говоря, по отношению к стране, где находился сейчас я, Западная империя располагалась на юго-востоке. А Восточная, естественно, еще дальше на востоке. Хотя физическая география Фриды отличалась от земной, но на политической карте все выглядело схожим. Именно поэтому я с самого начала ассоциировал "свою" страну с Францией. Еще бы, здесь даже был когда-то свой Карл Великий!

По моим словам можно составить впечатление, что история Фриды повторяла земную во всех подробностях. Разумеется, это не так. Другие личности вождей и правителей, другие люди, другая политика - все это просто приводило к забавно похожим результатам. Порой я начинал гадать, а не существует ли у матери-жизни некий ограниченный набор сценариев, по которым она устраивает свои игры? Может, в галактике найдется еще парочка планет с такой же историей?

Вряд ли, конечно. В разнообразии нашей вселенной не откажешь. И все же идейка любопытная.

Правда, в политической карте западной цивилизации Фриды я нашел по крайней мере один серьезный изъян. Воспрянувшая империя востока находилась на пересечении двух путей, по которым на Запад могли хлынуть кочевники-завоеватели. В земной истории один из этих путей прикрывала собой весьма могущественная держава, Русь. Здесь же ничего подобного не было. Оба пути стояли открытыми, а Восточная империя представляла собой настоящий форпост западной цивилизации.

Некоторое время я гадал, не может ли именно этот факт послужить причиной гибели. Потом решил, что едва ли. Кочевники уже бесконечное множество раз рушили цивилизованные города, опустошали страны, однако в конечном итоге они лишь ассимилировались и превращались в местное население, усваивая ту же культуру, которую разрушали, и - более того - добавляя в нее что-то свое. Можно даже сказать, что такие нашествия оздоровляли культуру. Фатальные же перемены приходят обычно изнутри.

Помнится, Карфаген в свое время был замечательной демократией и достиг таких культурных высот, о которых его соседи могли только мечтать. А потом безо всякого влияния извне пришел в упадок. И еще раньше, чем римляне серьезно взялись за ненужного им соседа (подозреваю, они это сделали ради того, чтобы Катон Старший больше не надоедал им своими выступлениями), там возобновились мрачноватые ритуалы и человеческие жертвоприношения.

Итак, у нынешнего короля, Виктора, не было наследников. Что это значило? В итоге - еще одну борьбу за власть, междоусобицу, смуту в государстве. Когда такие смуты происходят слишком часто, государство обычно приходит в упадок. Это понятно: если люди воюют, а не ведут хозяйство, то потом становится нечего кушать.

Затем все может случится не очень хорошим образом. Западная империя, почувствовав слабость соседа, двигает сюда свои войска, местные графы обращаются за помощью, скажем, к Восточной империи, та нападает на Западную, и начинается абсолютная неразбериха. Для полного счастья можно прибавить варваров с далекого востока, которые, пользуясь всеобщей войной, вторгаются сами…

Может, именно таков был прогноз? Хм, весьма фантастично.

Впрочем, у меня все еще мало информации, чтобы судить об этом. Всеобщая война… Что ж, она, наверное, способна отбросить цивилизацию далеко назад. Только с трудом верится в то, что все люди разом - одновременно - проникнутся пламенной страстью к уничтожению.

Ох уж этот Клод! Вечно у него какие-нибудь тайны! Любитель создавать у окружающих головную боль…

Ничего. Когда-то я отплачу ему тем же. А то сидит там себе, ухмыляется, старый хрыч. Думает, он самый хитрый.

Посмотрим, что ты запоешь, когда я устрою тебе что-нибудь наподобие твоих штучек!

7 глава.

Этвик, оказывается, тоже вставал чуть свет. Когда я вышел во двор, намереваясь ополоснуться свеженькой водой из колодца, барон как раз вытаскивал полное ведро. Угадал мои мысли, что ли?

- Доброе утро! - поприветствовал я его.

- Доброе! - ответил Этвик, продолжая крутить барабан подъемника. - Как тебе спалось, знахарь Азар?

Я улыбнулся:

- Лучше не бывает. Хочу вновь поблагодарить тебя за гостеприимство.

Этвик махнул свободной рукой:

- Пустяки. Чувствуй себя как дома.

Он вытащил наконец ведро, немного отпил, а остальное вылил себе на голову. Вода прокатилась по обнаженному до пояса телу, расплескалась по земле. Несколько капелек досталось и мне, заставляя невольно вздрогнуть. Студеная!

Сам барон даже не поморщился. Довольно отфыркиваясь, он поставил ведро на свое место.

Мог бы и обслужить гостя! Я уже рассчитывал присоседиться, а он взял и всё на себя. Что тут скажешь…

Вероятно, у Этвика даже мыслей насчет того, чтобы поделиться, не было. Он спокойно уступил мне место у колодца, сходил к перилам галереи, взял брошенное там полотенце и начал растираться.

Ну и правильно, я же не калека. Сам вытащу.

Я подошел к колодцу и бросил ведро. Барабан был устроен хитро: он самостоятельно притормаживал, отказываясь вращаться слишком быстро. Автоматика. Строитель попался действительно талантливый. Если бы он еще вместо колодца поставил здесь хороший электронасос, а воду провел по всему замку, ему вообще цены не было бы.

И почему он не догадался?…

- Сегодня будет отличная погодка, - заметил барон, все еще растираясь.

Солнце уже поднялось над горизонтом, однако двор оставался темным. Сюда лучи местного светила заглянут лишь около полудня.

- Да, - подтвердил я на всякий случай.

Меня в данный момент больше всего занимало то, что барабан продолжал крутиться. Откуда они тут берут воду? Из озера, что на противоположной стороне планеты?

Наконец далеко внизу хлюпнуло. Барабан остановился. Я взялся за ручку и спросил:

- Какова глубина этого колодца?

Барон ухмыльнулся, бросая полотенце на перила:

- Пятьдесят четыре сажени.

Ого! Больше восьмидесяти метров. Хорошенькое упражнение для тех, кто только что продрал глаза!

Подавив обреченный вздох, я начал вытаскивать ведро.

Это оказалось на удивление легким делом. Барабан подъемника тихо шелестел, поскрипывала веревка, и особых усилий прикладывать не требовалось. Я вспоминал колодцы, которыми пользовались в более цивилизованных мирах, и лишь разводил руками (мысленно, конечно, - правая моя рука была занята). Все они проигрывали этому. Здесь поработал мастер, и хорошо поработал.

Одно из вечных противоречий. С военной точки зрения замок выгоднее строить на возвышенности, и чем выше, тем лучше. Это дает хороший обзор, выгодную позицию для лучников, уйму неудобств для неприятеля. Однако те же военные соображения требуют, чтобы в замке была вода. Отсюда и получаются немыслимо глубокие колодцы, вырытые по приказу наиболее предусмотрительных владельцев.

Барон тем временем сделал небольшую разминку для суставов и поинтересовался:

- Ну что, хочешь ли ты устроить учебный поединок сегодня?

- Буду рад поучиться у тебя, - ответил я скромно. Дополнительные навыки в фехтовании вряд ли повредят, да и нужно же как-то проводить здесь время. Возвращаться к своей знахарской практике я пока не хотел: однообразие приедается. Возьму-ка я небольшой отпуск.

- Хорошо! - искренне порадовался Этвик. - Желаешь ли выехать немедленно?

И откуда у него такой энтузиазм с утра пораньше?… Я лишь пожал плечами, продолжая вращать ручку подъемника:

- Как скажешь. По-моему, сейчас отличное время для упражнений.

- Вот и договорились!

С этими словами барон направился в помещение - наверное, отдавать приказы своим слугам. Я остался наедине с колодцем.

Когда ведро очутилось в пределах досягаемости, от меня уже шел пар. Сам я его, правда, не видел, но впечатление было именно такое. Зачерпнув горстью воды, я умылся, затем скинул рубаху и по примеру Этвика опрокинул ведро на себя.

Эх!

Через мгновение мир стал совсем другим. Краски сделались ярче, запахи отчетливее, а меня теперь переполняла энергия и жажда деятельности. Плечи расправились сами собой, живот втянулся. Ну что, свернем горы?

Трепещи, Клод! Сильные фигуры желают действовать!

Хмыкнув своим мыслям, я вытерся тем же полотенцем, что оставил барон, и отправился к себе. Ездить на прогулки в простеньких шароварах и босиком некультурно. Да и туалет местный таков, что туда лучше ходить в обуви.

Чуть позднее, справившись с нехитрыми делами, я нашел барона. Вернее, это он перехватил меня, шагающего по коридору, и сообщил о готовности:

- Лошади у ворот. Идешь?

В данный момент я именно этим и занимался, поэтому ответил:

- Иду.

Вместе мы спустились во двор перед воротами (это был не тот, где располагался колодец) и погрузились на ожидающих животных. Парень, который вчера проводил меня в оружейную, теперь держал моего коня. Дождавшись, пока я взберусь в седло, мальчишка отдал мне узду и весело запрыгнул на другого жеребца, которого в свою очередь придерживал кто-то из свиты.

Вот и у меня появился оруженосец. Любопытно, кто он все-таки барону? Надо будет спросить при случае.

Загромыхали цепи: перед нами опускался мост.

Спустя несколько секунд мы уже выехали из замка. Барон и я впереди, свита сзади, в каком-то своем порядке. И охота им всюду таскаться за своим сеньором?

После полутьмы дворика здесь было непривычно ярко. Восходящее солнце щедро поливало светом местность. Одинокие деревья отбрасывали длинные тени. Желтоватый песок дороги просто сверкал. Я невольно прищурился.

- Вот дьявол! - приглушенно ругнулся Этвик.

Проследив за его взглядом, я понял, почему. Навстречу нам топал мой давний приятель. Бенедикт де Пассо собственной персоной. Какая встреча!

Он уже не выглядел таким самоуверенным, как тогда, перед поединком с бароном. Ножны на поясе отсутствовали, коричневая рубашка из хорошей ткани, раньше опрятная, теперь хранила на себе следы ночевки в траве. Брюки были тоже изрядно помяты, кое-где на них прицепились пушинки и мелкие колючки, которые следовало долго и тщательно отчищать. Из оружия при моем похитителе остался только нож на поясе. Картину дополняла небольшая кожаная сумка, переброшенная через плечо. Не оборванец - это точно, но уже и не надменный воин, гордящийся рыцарским званием.

Мы с бароном подъехали к нему и, не сговариваясь, остановились. Бенедикт хмуро осмотрел Этвика, проигнорировав меня.

- Именем Господа прошу твоей милости, - произнес он, четко выговаривая каждое слово. Очевидно, фраза была подготовлена заранее. - Взываю к твоей дворянской чести.

Услышав такое вступление, барон изрядно удивился:

- Что стряслось? Какая козявка тебя укусила этой ночью, что ты заговорил подобным тоном?

Капитан не обратил внимания на издевку.

- Прошу вернуть колдуна в мое распоряжение. Я должен доставить его во дворец.

- Ну хорошо, - Этвик поерзал в седле, - тебе нужен знахарь. Вот он, рядом со мной. Почему ты обращаешься ко мне? Спроси его самого, хочет ли он ехать к королю, или возвращаться в твое распоряжение.

- Он колдун, - упрямо возразил мой похититель. - Он продал душу Сатане и лишь сеет смуту среди людей. Его руками Враг Человеческий творит зло. Давать кров такому человеку и опасно, и греховно.

- Стоять у меня на дороге тоже опасно, - заметил барон. - А кто определил, что он является колдуном? Кажется, до решения инквизиции такие вопросы остаются открытыми. Если, к примеру, я скажу, что ты колдун, то мне можно сразу тебя и хватать?

Бенедикт побледнел:

- Я не колдун, я рыцарь.

- Наш знакомый, знахарь Азар, тоже рыцарь, - Этвик вежливо кивнул мне. - И тоже утверждает, что он не колдун. Вот так совпадение! И кому будем верить?

- Епископ Милны дал свое согласие на то, чтобы Азара доставили в столицу, - капитан говорил сейчас быстро, сбиваясь; словно оправдывался. - Там этот колдун должен будет пройти испытание. И если он перед Богом чист, то его не посмеют задерживать.

Какие интересные детали! Не посмеют значит?

- Позволь, - барон продолжал потешаться, - скажи-ка на милость, какое отношение епископ Милны имеет к моему гостю? Пусть разбирается в своей епархии. У нас тут епископов тоже хватает. Один живет совсем недалеко, в двадцати верстах отсюда. И прекрасно справляется со своими обязанностями, смею заверить. Вино я всегда покупаю или у него, или у аббата де Бре.

Очевидно, "справляться со своими обязанностями" для Этвика означало прежде всего делать хорошее вино. Я невольно ухмыльнулся.

Хотя речь шла обо мне, сам я наблюдал всю беседу исключительно со стороны. У барона с утра, по-видимому, было хорошее настроение, и он терпеливо выслушивал все доводы моего старого знакомца. А потом придирался к ним. Бенедикт уже начал пыхтеть, как нагревшийся самовар.

- Король приказал доставить колдуна во дворец, - сказал он упрямо.

- Ага, король… - протянул Этвик. - Значит, инициатива исходила все-таки от него? А епископ оказался просто на побегушках?

- Твои слова грешны, - заметил Бенедикт.

Барон хмыкнул:

- Я лишь вкратце повторяю то, о чем говорил ты. И то, что стояло за сказанным. Поэтому не нужно мне говорить о грехах, монашек ты эдакий, - теперь Этвик заговорил совсем другим тоном. Вероятно, ему эта комедия уже надоела. - А ну-ка прочь с дороги!

Он тронул коня, но Бенедикт не сдвинулся с места. Тогда барон вновь натянул поводья.

- Гвиберт, - произнес он через плечо, обращаясь к свите. - Брось этого негодяя в подвал. Он раздражает меня чем дальше, тем больше.

- Хорошо, сир, - откликнулся кто-то сзади.

Несколько воинов подали своих лошадей вперед, замыкая нас с Бенедиктом в полукруг. Королевский рыцарь по-прежнему стоял без движения и лишь угрюмо наблюдал происходящее. Во мне снова зашевелилась странная жалость к этому человеку, который вполне мог бы убить меня пару дней назад. Он был не таким уж плохим парнем.

Кажется, наступило время что-то предпринимать.

- Постойте!

Мой голос прозвучал даже лучше, чем ожидалось. Воины застыли, Этвик вопросительно посмотрел на меня. Пришлось напомнить:

- Вы так и не спросили, что думаю по этому поводу я.

- И что же? - барон был весьма удивлен.

- Мне очень не хотелось бы показаться неблагодарным, - начал я негромко, - однако что-то внутри меня требует уступить этому человеку.

Теперь удивился и Бенедикт. Он впервые за все время разговора перевел взгляд на меня. И этот взгляд был озадаченным.

Я обратился к Этвику:

- Ты очень проницательно подметил всякие мелочи по поводу моего похищения. Думается, король действительно в отчаянии из-за своей дочери. Я нужен ему как знахарь, а не как колдун. Его методы заслуживают всякого порицания, и если бы речь шла о его собственном здоровье, мы бы оставили всё как есть. Но страдает ребенок.

- Виктор заслужил это, - отрезал барон. Ему явно не нравились мои высказывания. Он ожидал чего-то другого.

- Зато не заслужила его дочь, - спокойно продолжил я.

- Так его наказал сам Бог.

- Бог творит добро руками своих созданий. Преступление оставаться в стороне, когда можешь сделать добро. Это значит, что Бог вложил в твои руки шанс, а ты им не воспользовался. Наказание или спасение в нашем мире всегда приходит от людей.

Недовольство Этвика, казалось, можно было пощупать. Однако он нашел в себе силы говорить учтиво и даже улыбнуться:

- Это звучит, как проповедь святого. Клянусь бородой деда, теперь я понимаю, почему мой друг философ переодевался калекой!

Королевский рыцарь следил за нами с выражением крайнего недоверия на лице. По-моему, он начал серьезно подозревать, что по-прежнему спит.

Между тем моя речь к барону еще не закончилась. Слова давались мне легко: идея поехать вместе с Бенедиктом была дикой, но почему-то воодушевляла.

- Я очень благодарен тебе за твое вмешательство, вернувшее мне свободу. Поверь в мою искренность, я ценю каждое мгновение нашего знакомства. В твоем лице я нашел не только храброго и достойного дворянина, но и приятного собеседника. И хорошего человека. Однако сейчас долг велит мне отправляться в путь. Изменив ему, я изменю всему лучшему, что существует в мире.

Этвик молчал долго. Кони переминались с ноги на ногу, королевский рыцарь подражал им в этом. Свита тихо ждала.

Вообще-то вся эта затея возникла в моей голове лишь как способ выручить Бенедикта де Пассо. О юной принцессе в тот момент я и не думал. Просто чувство эмоционального подъема, возникшее после обливания водой из колодца, еще бурлило внутри. И я в который раз решил: а какая разница, что делать! Любое мое действие может привести к желаемому результату - то есть к спасению цивилизации (я ухмыльнулся). А может и не привести. Так что - как говорили хитромудрые демагоги всех времен, желавшие сделать грязную работу чужими руками, - нам нечего терять, кроме своих цепей!

С другой стороны, как раз сейчас цепей на мне и не было. А эта затея - хороший способ их приобрести. Да еще пополнить личную коллекцию неприятностей…

Но все же безумно интересно - что скажет Этвик? Насколько важны его планы в отношении меня?

Барон обдумывал ситуацию. Глаза чуть прищурены, из-за чего еще больше подчеркиваются широкие скулы. На высоком лбу пролегла косая морщинка. Щеки поигрывают желваками. В голове - наверняка - просчитываются всевозможные варианты.

Наконец он подал коня вбок, приосанился и произнес:

- Пусть будет так! Однако ты поедешь к королю не как пленник. Я не позволю, чтобы твоя доброта завлекла тебя в ловушку. И потому отправлюсь вместе с тобой. Когда ты желаешь выехать?

Я пожал плечами:

- Хоть сейчас.

- Если не возражаешь, давай отложим это на завтра, - предложил Этвик. Его тон постепенно приобретал уверенность: очевидно, мой друг-барон пришел к твердому решению. - Я должен приготовиться к отъезду.

Хм. А он не собирается так просто упускать меня из виду. Или из рук. Надеется на какое-то сотрудничество?

Или же проявляет благородство?

Во всяком случае, мне не оставалось ничего, кроме как склонить голову и торжественно заявить:

- Благодарю тебя! Твоя доброта воистину не имеет границ!

Этвик машинально кивнул, принимая мою признательность как должное.

А что, пусть сопровождает. Глядишь, какая-нибудь польза из этого и выйдет.

Только теперь я в полной мере осознал, что мне действительно доведется ехать в столицу. Обратный ход давать уже поздновато. И если раньше я мог немного потолковать с этим самым Бенедиктом и переменить решение, то сейчас, когда сказал свое слово барон, отступать стало некуда.

Не совсем то, что я имел в виду, делая свое опрометчивое заявление…

Бенедикт, похоже, совершенно запутался. Во всей его позе сквозила полная растерянность. Очевидно, он тоже имел в виду не совсем то, что получилось. И теперь не знал, радоваться ему или огорчаться.

Ну тогда мы в равных условиях. Ясно одно: Этвик едет с какой-то своей целью. Очень уж он непохож на человека, взявшегося покровительствовать случайному товарищу исключительно по причине чрезмерной заботливости. Нет, он что-то оценивал, взвешивал. Не зря играли на его щеках желваки.

А это значит, что события продолжают развиваться.

- Бенедикт, - обратился я к рыцарю, снова взяв на себя инициативу, - желаешь ли ты присоединиться к нам? Как видишь, я отправляюсь во дворец. Ты же хочешь меня туда доставить. Таким образом, мое намерение совпадает с твоим желанием. Правильно? Если, конечно, ты не примешься настаивать на том, чтобы связать меня снова…

Он продолжал коситься на нас с подозрением, все еще ожидая какого-нибудь подвоха. Но прямой вопрос требовал прямого ответа, и рыцарь неохотно сказал:

- У меня не остается другого выбора.

Выбор есть всегда, произнес я мысленно. Твоя же проблема, парень, в том, что ты слишком честный. В плохом смысле этого слова. Честь для тебя значит так много, что ради нее ты готов убивать или беспрекословно надевать петлю на свою же шею. Возможно, именно на таких людях держится современное тебе общество, но хорошо ли это для тебя самого?

Что толку спрашивать…

- Решено! - громыхнул барон, подводя черту всему разговору. - Завтра выезжаем. - Он посмотрел на Бенедикта. - Волею моего гостя я прощаю твою неоднократную дерзость и даже готов взять тебя в попутчики. Благодари знахаря Азара, великодушие которого не имеет границ. Пусть он и тебе служит примером благородства.

Я выпрямился в седле. Вот заслужил: меня уже в пример ставят. Впору гордо задрать подбородок и на всех смотреть свысока.

Затем мне подумалось, что, пожалуй, Этвик получил свою долю наравне с нами. То есть он ведь тоже первоначально имел в виду нечто другое. Выходит, каждый из нас расстроил планы остальных.

В каком-то смысле это можно назвать компромиссом. Ну что ж, значит, переговоры завершились удачно.

***

Маленькой принцессе снова снится этот сон.

Вначале ей чудится, будто она уже проснулась и, как обычно, лежит в постели. Рядом дремлет заботливая нянька. Где-то за окнами раздаются голоса: там кипит жизнь. Здесь же, в спальне, темно и тихо.

Девочка привычно прикасается к своим ногам и привычно отмечает, что все осталось по-прежнему. Руки ощущают тепло кожи и мягкую плоть, но это чужая плоть. Недуг остался, и Луиза всё так же не может ходить.

Затем дверь в спальню медленно открывается. На пороге принцесса видит доброго волшебника. От него исходит сияние, которое впервые за долгое время освещает мрачные покои. Удивительно, но нянька этого не замечает и продолжает дремать.

Волшебник скользит по воздуху, приближается к кровати принцессы. Некоторое время стоит, глядя на девочку сверху вниз. В его добрых, всё понимающих глазах девочка словно наблюдает себя со стороны. Угловатое от измождения лицо, которое вряд ли можно назвать красивым, слишком высокий из-за выпавших волос лоб, собственный отрешенный взгляд.

Как странно! Она так давно не смотрела на себя в зеркало.

Затем волшебник протягивает руку. Луиза вкладывает в открытую ладонь свою маленькую кисть. Волшебник делает шаг назад, приглашая девочку за собой.

Она пытается встать, но по-прежнему не чувствует ног. После тщетных попыток беспомощно откидывается на подушки. Ее одолевает усталость.

Однако волшебник не собирается оставлять ее в покое. Его взгляд всё так же добр. И эта доброта сочетается с требовательностью. Он не дает девочке времени на отдых, продолжая настойчиво звать за собой.

Луиза собирает все силы и пробует снова. Ей не хочется разочаровать этого хорошего человека.

Неожиданно ее правая нога откликается на усилия, чуть шевелится, приподнимая одеяло. Девочка смотрит на это с удивлением, а потом понимает, что снова чувствует всё тело. Она опирается на протянутую руку, свободной рукой отбрасывает одеяла и садится на кровати.

Крепко уснувшая нянька не замечает и этого.

В глазах волшебника всё ещё читается ожидание. Тогда Луиза неуверенно встает.

Ноги отказываются держать свою хозяйку, но девочка уже приложила гораздо большие усилия. По сравнению с ними обычная слабость - пустяк. Опираясь на руку, она делает шаг, другой, третий. Волшебник улыбается. Луизу переполняет ликование. Каждый следующий шаг дается ей легче, чем предыдущий.

Потом комната исчезает, и они оказываются в другом мире. До горизонта простирается огромный луг, на котором расцвели тысячи всевозможных цветочков. Их головки колышутся на легком ветру. Жужжат насекомые, где-то в небе поют птицы. Удивительные бабочки перелетают с одного растения на другое.

Девочка вдыхает незнакомый воздух, и он кружит ей голову. Хочется смеяться и петь.

Волшебник улыбается и опять зовет ее. Вместе они делают еще один шаг.

Луг пропадает. Теперь их окружает пустыня. Далеко впереди виднеется гигантское строение, формы которого зыбки и чудны для глаза. Цепочка людей в странных одеяниях идет к нему. Небо имеет лиловый оттенок, а солнце - непривычно большое и красное.

Луиза вопросительно смотрит на своего проводника. Он, не говоря ни слова, приглашает идти дальше. Шаг.

Вокруг растут странные деревья. Их кроны смыкаются над головой так плотно, что здесь царят вечные сумерки. Пахнет влажной почвой. Откуда-то из чащи доносятся хруст, хрюканье и еще какие-то необычные звуки.

Девочка испуганно жмется к волшебнику. Они шагают опять.

Новый мир.

Впереди очень много воды. Никогда в своей жизни Луиза не видела столько. Кажется, что другого берега попросту нет. Вода красивого изумрудного цвета, но чуть дальше она становится ярко синей. Над головой - лазурное небо с красивыми пушистыми облаками. В лицо дует приятный свежий ветер, у которого есть свой особый привкус.

Вода наползает на берег, шурша песком, и касается босых ног. Луиза от неожиданности подпрыгивает. Потом начинает смеяться. Наклонившись, она зачерпывает воду ладонями и умывается. В уголках рта чувствуется соль.

Улыбающийся волшебник ждет рядом.

Но тут что-то изменяется. Солнце тускнеет, освещение становится мрачным. Мир вдруг теряет свою реальность, искажается, ползет рваными кусками. Волшебник куда-то пропадает. Луиза растерянно оглядывается.

Очень далеко, и в то же время совсем близко, на мощеной площади стоит столб. К нему привязан человек. Принцесса всматривается и, несмотря на расстояние, видит его лицо. Она вспоминает.

- Нет!

Ее крик почти неслышен. Луиза начинает бежать вперед, оглядываясь в поисках волшебника. Однако он исчез безвозвратно.

А человек на столбе висит, не имея сил сопротивляться. Принцесса уже знает, что произойдет. Она бежит, все еще надеясь успеть.

Вокруг столба вспыхивает пламя. Лицо человека искажается мукой.

Луиза падает посреди дороги.

…И просыпается.

В краткий миг между сном и явью девочка осознает, что видела это раньше. Много раз. Но сон каждый раз ускользал, не давая о себе вспомнить после пробуждения. Вот и сейчас она всё забудет.

Останется лишь соль на щеках. Соль её слёз.

…Сердобольная нянька вскочила со своего стула и склонилась над кроватью, успокаивая принцессу.

- Бедняжка ты моя, - пробормотала она сочувственно.

***

Виктор ворвался в комнату, как пущенный катапультой камень. Дверь позади него хлопнула, но монарх не обратил на это внимания. Кажется, он был взбешен.

Во всяком случае, так восприняла состояние своего мужа Анастасия. Широко распахнутые глаза, искаженные черты лица, резкие взмахи руками. Королева задрожала. Должно быть, произошло что-то очень неправильное.

- Это правда? - спросил Виктор, в один миг очутившись рядом с женой.

- Что? - её голос дрогнул и сорвался, как бы заранее признавая за королевой некую вину. Тем не менее Анастасия даже приблизительно не могла себе представить, о чем говорит муж. Может, на него что-то нашло?

Король и впрямь выглядел не совсем здоровым. Он побледнел больше обычного, тяжело дышал, страшно вращал глазами. Таким Анастасия его еще не видела.

- Это правда?… - он схватил ее за плечи, встряхнул, однако закончить фразу не смог. Запнулся, словно в его горло попал обжигающий спирт, затем судорожно сглотнул и сделал шумный выдох. Прикрыл глаза, отпустил жену. И уже тише выговорил: -… что ты беременна?

Ноги королевы подкосились. Она наверняка рухнула бы на пол, если бы Виктор не среагировал и не поддержал ее под руки.

Как?… Как он мог узнать о том, что было лишь её подозрениями? Неужели он способен читать мысли?

Или… или проговорилась Инесса? Но нет, это невозможно…

Анастасия почувствовала, что теряет доверие к самой себе.

- Да или нет? - спросил король, глядя на жену в упор. От этого взгляда - пронзительного, неуютного - ничто не могло утаиться. Анастасия еще пробовала совладать с собой, унять дрожь, напустить на себя вид оскорбленной невинности и начать отпираться, но тщетно.

- Я не знаю, - произнесла она через силу.

По ее щекам катились слёзы. Наступил момент, о котором она избегала думать. Как быстро открылось сокровенное! Маленькая светлая тайна грубо выдернута наружу. Всё закончилось. Больше не будет волшебных ночей, взглядов украдкой, слов о любви.

А что будет? Осмеяние? Монастырь? Какую судьбу придумает ей Виктор, пребывая в гневе?

- Кто? - вопрос, заданный вполголоса, ударил ее плетью.

Королева хотела прикусить язык, но послушные чужой воле губы выговорили:

- Жерар де Льен.

Господи, ну почему она такая боязливая! Мужу достаточно повести бровью, чтобы Анастасия выложила всё, как на духу. Вот так, безо всякого сопротивления, сразу предать самого дорогого на свете человека… Она больше не сдерживала рыдания, однако Виктор совершенно игнорировал состояние жены. Задумчиво отпустил её (Анастасия тут же схватилась за спинку стула: неприятная слабость в теле всё еще грозила выбить из-под ног опору), прошелся по комнате, выглянул в окно.

- Жерар, - повторил он.

Его спокойный тон после столь бурного вторжения пугал королеву больше всего. От Виктора можно было ожидать чего угодно, он не ведал чувства жалости. И страшнее вспышки неконтролируемого гнева с его стороны могла быть только обдуманная месть.

Хорошо обдуманная. Как и все планы неутомимого монарха.

- Жерар… - он вернулся к жене, обошел ее кругом, остановился за спиной. - Кто-нибудь знает?

Хлюпнув носом, королева озадаченно переспросила:

- О чём?

- О том, что ты с ним спишь! - гаркнул Виктор, не сдержавшись. Потом, снова шумно подышав, подчеркнуто-нейтральным тоном добавил: - Подумай хорошо.

- Нет, - ответила Анастасия. - Никто кроме нас двоих.

Странно, однако новый всплеск ярости со стороны мужа ее чуть-чуть ободрил. Королева достала платок и начала приводить в порядок лицо. Первая волна отчаяния схлынула, уступая место толике рассудительности. Нужно выяснить, что задумал Виктор.

- А твоя служанка? - монарх не собирался упускать из виду детали.

Анастасия незаметно прикусила губу. Он словно уличил ее во лжи. Здесь бесполезно изворачиваться: Виктор вполне мог всё выяснить заранее. "Нет, сейчас я совершенно не способна лгать", - подумала королева и произнесла вслух:

- Ей я доверяю больше, чем себе. Ее преданность безгранична.

- В этом мире не бывает безграничной преданности, - заметил король. Он уже не казался таким взбешенным, однако его настроения всегда менялись с поразительной быстротой. - Значит, ты еще не знаешь точно, будет ли у тебя ребенок?

Отрицательное движение головой в ответ. В глазах женщины вновь появились слезы. Она еще пыталась убедить себя в том, что все будет хорошо, - вопреки очевидным фактам.

- Но подозреваешь? - не отставал Виктор.

Его голос стал мягким, и Анастасии почему-то захотелось довериться этому человеку, которого она всегда боялась. Может, просто груз на душе стал невыносим? Шмыгнув носом, она призналась:

- Я чувствую себя так же, как и в первые месяцы, когда носила под сердцем Луизу. Только теперь это не наш с тобой ребенок. Я согрешила, Виктор.

- Сейчас это не столь важно, - отмахнулся монарх. - Ты уже говорила о своих подозрениях Жерару?

- Нет.

- Хорошо. И не говори.

Он сделал несколько шагов по направлению к окну, но затем, передумав, вернулся назад. Его реплики продолжали удивлять Анастасию. "Не столь важно…" Что у него на уме?

- По дворцу пошли слухи, - сказал Виктор тихо. - Кто-то слышал, как ты сообщила о своей беременности служанке. Больше ничего. Сегодня граф де Клер осведомился у меня, действительно ли нас можно поздравлять. Понимаешь ли ты, что это значит?

Королева вопросительно смотрела на мужа. Тот пожал плечами:

- У нас будет наследник. У нас. Так думают все, и мы не должны их разочаровывать, - в голосе Виктора появились жесткие нотки. - С этого дня о Жераре ни слова. Понимаешь, почему? Это еще больше в твоих, чем в моих, интересах. Если что-то выплывет, я буду вынужден смывать позор. Монастырем тут уж никак не обойдется.

От его слов повеяло зловещим холодом. Анастасии вновь стало страшно, но теперь этот страх имел под собой совершенно другие основания. Она поняла, о чем думал ее муж.

- Понимаешь? - в третий раз переспросил монарх, уловив ее состояние.

Шея одеревенела, однако королева все-таки кивнула.

- Вот и хорошо, - Виктор наконец-то отвел свой пронизывающий взгляд. - Тогда следует положить конец слухам и заявить обо всем должным образом. Завтра мы устраиваем бал по случаю… по случаю ожидаемого наследника. Хм. Надеюсь, ты убедишь свою служанку не болтать лишнего.

Посчитав разговор завершенным, он направился к выходу. Четкие, уверенные шаги.

- Виктор! - окликнула его королева, сражаясь с собственным голосом.

Монарх остановился.

- Ты… Пообещай, что с Жераром… ничего не случится. Он… он не виноват.

Она с трудом выдавливала из себя слова, но промолчать было бы преступлением.

Виктор долго безмолвствовал - или это время тянулось слишком медленно?

- Нет, - сказал он наконец. Поправил накидку, посмотрел прямо в глаза жене и спокойно добавил: - Нет, этого я тебе обещать не буду.

***

В этой фразе Анастасии почудилась угроза, хотя Виктор попросту не любил давать пустых обещаний. Свои обещания он ценил. Это отнюдь не означало, что однажды данное слово нынешний король отказывался нарушать при любых обстоятельствах, но предавать по пустякам и предавать по большому счету - совершенно разные вещи. За первое называют трусом и лжецом, за второе - восхваляют мудрость и дальновидность. Виктор очень хорошо знал эту разницу, иначе королевский титул носил бы сейчас кто-нибудь другой.

Тем не менее у Анастасии были основания для беспокойства. Как ни крути, а супружеская измена считается одним из наиболее тяжких грехов. Пусть служанки и знатные девушки дюжинами пересказывают романы о пылких любовниках, пусть восхищаются выдуманными историями о запретной любви, но когда дело доходит до реальности, лишь немногие из них действительно поддержат "павшую" женщину. И часто даже не потому, что из зависти желают ей зла, а просто потому, что "так надо".

А еще есть понятие оскорбленного достоинства, к которому чувствительны многие, в том числе и Виктор. Поэтому очень трудно сказать, не скрывалась ли за его словами какая-нибудь вполне конкретная угроза. Возможно, он уже придумал, как отомстит обидчику?

С запоздалым раскаянием Анастасия поняла, что во время разговора боялась исключительно за себя, за собственное благополучие. Но она ведь не хотела, чтобы пострадал Жерар! Она выдала его не по своей воле! Она… она просто не могла соврать.

Только что же теперь делать?

Осушив слезы, Анастасия позвала служанку.

- Милая Инесса, - сказала королева, когда перепуганная женщина вошла в ее покои. - Король обо всем знает.

- Господи! - вырвалось у служанки.

Она, несомненно, слышала кое-что из местами бурного разговора, поэтому успела приготовиться к худшему. И все же на смуглом лице Инессы читался ужас. Добрая служанка сопереживала своей госпоже буквально во всем.

- Случилось что-то невероятное, - Анастасия ничуть не кривила душой, она до сих пор не понимала, каким образом во дворце могли зародиться странные слухи. - Теперь везде болтают о вещах, которые я никому не говорила. Никому, кроме тебя.

- О, моя госпожа!… - охнув, Инесса прикрыла рот рукой. - Я… я не посмела бы…

Королева непонимающе посмотрела на свою служанку, потом догадалась:

- Что ты! Я ни в чем тебя не виню! Успокойся.

Эта фраза была к месту, поскольку Инесса уже начала всхлипывать.

- Я знаю о твоей верности, - продолжила Анастасия мягко, - и прежде стала бы сомневаться в себе, чем в тебе. Нет, здесь что-то другое. Никто во дворце не знает о Жераре, а болтают только о том, что у меня может быть ребенок. Но… прибежал король, накричал на меня, и я ему все выложила. Понимаешь?

Инесса кивнула. В глазах женщины стояли слезы, однако теперь это были слезы страха за свою госпожу.

- Как же… Что же… - бормотала она, не в силах выразить свои вопросы.

- Это еще не всё. Король решил воспользоваться случаем и объявить о том, что у нас будет наследник. Он простит мне всё, если только я соглашусь и дальше хранить наши с Жераром отношения в тайне.

- Как? - озадаченно переспросила служанка. В ее глазах читалось недоверие.

- Именно так, - подтвердила королева. - Все должны и дальше думать, что это наш с Виктором ребенок.

Инесса в первый раз за последние несколько дней улыбнулась:

- Так его величество вас простили? Всё будет хорошо?

Королева покачала головой:

- Не знаю. Но подумай о Жераре! Ему угрожает опасность. Его король точно не простил. А, кроме того, Жерар ни о чем еще не знает, но может догадаться. И Виктор это понимает, наверное, еще лучше, чем я. Мы должны его предупредить! Немедленно! Иначе станет слишком поздно.

В последнем Анастасия не сомневалась. Нынешний монарх всегда всё делал быстро.

- Что от меня требуется, моя госпожа? - спросила Инесса, посерьезнев.

Это был трудный вопрос. Как можно связаться с любимым, если они всегда обходились заранее оговоренными встречами? Последнее обуславливалось простыми соображениями безопасности: чем меньше слуг знало об их общении, тем меньше было шансов, что кто-либо проговорится. Что ж, вот все эти меры предосторожности оказались бессмысленными…

Тут в голову Анастасии пришла великолепная идея.

- Ты просто пойдешь к нему домой и скажешь, что принесла весть от короля. Перед Виктором я все равно ничего не смогу скрыть, если это ему понадобится, а посторонние не удивятся, даже если узнают тебя в лицо. Скажи, что весть не предназначается для чужих ушей. Жерар поймет. Когда вы останетесь наедине, скажи, что… я рассказала все Виктору. Скажи, что… - королева сглотнула, - что у нас с Виктором будет ребенок, и я так обрадовалась из-за этого, что не смогла умолчать о своей измене законному супругу. Пусть… пусть думает, что я обманывала его тоже.

- Вы действительно хотите, чтобы он в это поверил? - удивилась Инесса, заглядывая в лицо своей госпоже.

По щеке Анастасии прокатилась слезинка.

- Не хочу. Но… так будет лучше. Иди.

***

Пребывая в расстроенных чувствах, люди часто воспринимают мир совсем иначе, нежели обычно. Результаты такого восприятия потом еще долго могут сказываться. Особенно это касается случаев, когда находящегося в подобном состоянии человека вдруг охватывают некие благородные порывы, пламенные желания воплотить в жизнь гениальную идею, или что-то в том же духе.

Королева почему-то твердо решила, что, получив от нее предупреждение, Жерар поспешит обезопасить свою жизнь. Однако начальник королевской рыцарской гвардии воспринял новость не так, как представлялось Анастасии.

Во-первых, он был поражен. Собственно, в их ночных разговорах никогда не звучало, что он - единственный для нее, но ведь это подразумевалось. А если она спит и с королем, то, может, есть еще кто-нибудь третий? Четвертый? Жерар чувствовал себя оплеванным.

Во-вторых, спасать свою жизнь в ущерб чести не пристало настоящему мужчине, тем более начальнику гвардии. Просто так взять и сбежать? - Нет! Это мог бы сделать подлый разбойник, ночной вор, расчетливый купчишка, - но не дворянин, давший клятву верности. Что скажут люди, если следующим утром дом начальника гвардии опустеет, а король объявит награду за голову первейшего из своих рыцарей, словно тот - какой-нибудь преступник? Позор всему семейству де Льен!

Поэтому Жерар не стал собирать вещи. Напротив, он немедля явился к королю, взял на себя всю вину за обольщение царственной супруги и вручил свою ничтожную судьбу в руки могущественного сеньора.

Виктору это оказалось весьма кстати.

8 глава.

За год моего пребывания на Фриде я практически не путешествовал. Если отбросить чисто ознакомительное посещение ближайшей ярмарки (после которого я три дня страдал мигренью), то все мои похождения ограничивались десятком-другим километров. Эта цифра просто смешна в сравнении с теми сотнями парсеков, которые я шутя наматывал во время жизни в цивилизованном мире.

Но дело даже не в расстояниях. Самый обычный землянин, не выходящий из своего уютного дома, ежесекундно смещается относительно центра нашей галактики на добрые три сотни километров. Только это едва ли можно назвать путешествием. Или вообще сколько-нибудь значимым для упомянутого человека фактом. По мне (да и, наверное, по вам) прогулка в парке принесет куда больше впечатлений. И потому отбросим сопоставления. Достаточно будет сказать, что в течение последнего года я вел очень спокойный образ жизни.

Всё когда-нибудь меняется. Из немыслимой дали времен до нас дошли слова забытого философа: "Прожив свою жизнь до конца, ты увидишь рождение нового мира". Думаю, на самом деле древний просто хотел сказать, что даже за период обычной человеческой жизни мир изменяется до неузнаваемости, - однако философов, сентенции которых всем понятны, быстро увольняют. Такая уж у них работа - говорить туманно и многозначительно.

Я снова отвлекся.

Всё меняется. Долго устанавливавшийся порядок рухнул в одно мгновение. Мне больше не быть деревенским знахарем-затворником. Даже Клод, пожалуй, едва ли знает, что там произойдёт дальше, но пока ясно одно. Я отправился странствовать.

Как и было решено, выехали мы следующим утром. Застоявшиеся в душной замковой конюшне лошади жадно потянулись к свету и свежему воздуху. Стук копыт эхом пробежал по дворику, а затем перед нами открылся простор.

Мягкие утренние краски скрадывались равномерно-серым облачным покровом. Лишь далеко на востоке виднелся кусочек чистого неба, и сквозь этот разрыв просвечивали розовые лучи восходящего солнца, подкрашивая ближние тучки. Воздух практически не остыл за ночь, хотя откуда-то из-под холма тянуло сыростью. Вдоль петляющей речушки висел слабый туман. Из звуков было стрекотание цикад в высокой траве, заливистое пение какой-то птички, облюбовавшей одно из деревьев внизу холма, и - как ни странно - очень далекий вой, похожий на волчий.

- Хорошее утро! - барон привстал в стременах и потянулся. Затем посмотрел на меня. - Ты всё еще уверен в своих планах?

Правильнее было бы спросить, имеются ли у меня вообще эти самые планы.

- Уверен, - кивнул я. - Случайные раздумья не в силах изменить решение, принятое сердцем.

Этвик ухмыльнулся:

- Именно на такой ответ я и рассчитывал. Поехали, нас ждет долгая дорога.

И он первым направил коня вниз по тропе.

Я услышал, как сзади зашушукалась свита, однако они не тронулись с места, пока мы с Бенедиктом пристраивались следом за Этвиком. Вероятно, у нас на правах гостей были особые привилегии.

Мой давешний похититель выглядел сегодня куда лучше, чем во время нашей вчерашней встречи. Одежда была очищена от колючек и пуха, а сон в нормальной постели снял все признаки усталости. Кое-что угрюмое в облике, правда, все же просвечивало, но вряд ли на этом основании стоит приписывать барону плохое гостеприимство. Еще бы: любезность Этвика шагнула настолько далеко, что он даже снабдил Бенедикта вполне хорошей лошадью. Впрочем, распорядился он об этом с таким видом, будто своего лучшего скакуна отдавал на мясо.

Спустившись с холма, барон натянул поводья.

- Сейчас мы можем поехать к северу, - сообщил он громко, махнув рукой в нужном направлении. - Это самый короткий путь. Но так мы уже через два дня выедем за пределы моих земель. Начнется территория графа Оро, там дорога опаснее. А еще дальше пойдут леса, где полно разбойников. На нас они вряд ли нападут, хотя зарекаться не нужно.

Он сделал многозначительную паузу.

Бенедикт не проявил к заявлению ни малейшего интереса. Я же молча ждал продолжения.

- Есть другой вариант, - барон на месте повернул коня и теперь указывал на восток. - Можно поехать по владениям Этвиков. Так мы потратим на неделю больше, но точно не встретим никаких разбойников и ночевать всегда будем под крышей. Готовая еда, вино, постели…

- Но - еще одна неделя в пути, - уточнил я.

- Верно, - кивнул Этвик. - Что ты об этом думаешь, Азар?

А какая мне, собственно, разница? Неделя туда, неделя сюда… К тому же разбойники - дело неприятное, от них лучше держаться подальше. Я ведь не какой-нибудь полоумный рыцарь, желающий в одиночку сразиться с целым миром. Спокойно ехать, вдоволь кушать, удобно спать…

- Северная дорога мне больше по душе, - отметил я вслух. - Не люблю длинные обходные пути. Потом всегда оказывается, что бояться было нечего.

- В жизни всегда все оказывается не так, как предполагаешь, - усмехнулся барон. - Когда хочешь сделать что-то побыстрее, тратишь трижды больше времени. Не мне спорить с твоей мудростью, знахарь Азар, но подумай еще раз. Неделя - срок малый.

Я обратился к Бенедикту:

- А какую дорогу выбрали вы, когда везли меня?

Рыцарь, казалось, не слышал моего вопроса. Он смотрел куда-то вдаль, мимо барона, а выражение его лица было более чем равнодушным. Брезгует общаться со мной, что ли?

Тем не менее Бенедикт, выдержав эффектную паузу, все-таки ответил:

- Северную. Мы спешили выполнить королевский приказ.

- Вот и результат вашей спешки, - хмыкнул барон, оживившись. У меня возникло подозрение, что он от всей души желает отправить нас на восток.

Только зачем? Сделать экскурсию по своим территориям? Рассказать о славном прошлом и настоящем рода Этвиков? Сдается мне, этот хитрый лис что-то задумал и не хочет посвящать нас в свои планы.

Ну тогда делаем обратное. Если у него есть какие-нибудь основательные причины для выбора пути, пусть сообщит их.

- А как вы ехали за мной? - спросил я у Бенедикта. - Той дорогой, или какой-либо еще?

- Той, - снова нехотя произнес он.

- Ну и что там насчет разбойников? Опасно?

- Не более, чем во многих других местах, - лаконично заявил рыцарь.

Барон снова хмыкнул и пожал плечами, однако возражать не счел нужным. Может, ему в самом деле безразлично, что мы выберем? Гм… И почему читать мысли так сложно?…

Пока я думал об истинных мотивах и природе вещей, Бенедикт неожиданно разговорился:

- Я нахожу странной эту боязнь сэра Этвика. Барон, вы носите меч. Вы умеете сражаться. А из-за каких-то разбойников готовы терпеть неудобства длинного пути. Где же ваша мужская отвага?

- В сундуке, - барон добродушно похлопал своего коня по шее. - Ты прослушал. Упоминая длинный путь, я говорил об удобствах, а не наоборот. Что касается разбойников, то некоторые "лесные братья" прилично стреляют из луков. Как тебе понравится стрела в глазу?

Бенедикт презрительно дернул уголком рта:

- Это рванье, завидев рыцарей, прячется в самые дальние берлоги и трясется от страха.

Этвик широко улыбнулся:

- Это рванье четыре года назад разгромило армию графа Оро. А пять лет назад они ограбили хорошо охраняемый караван одного купца. Так что смелости им не занимать, можешь мне поверить.

- В отличие от барона Этвика? - довольно нагло уточнил Бенедикт.

Нахмурившись, барон резко сменил тон:

- Хватит! Я знаю, что почтение не в ходу у королевских холопов, но все-таки не забывайся. Ты все еще на моей земле. Как бы там ни было, я дал тебе кров и коня.

Удивительно, однако эти слова возымели действие. Рыцарь замолчал и даже слегка покраснел.

- Отвага уместна там, где без нее не обойтись, - продолжал Этвик серьезно. - Можно пытаться переплыть реку прямо в доспехах, но для этого требуется скорее глупость, чем мужество. Разница есть?

Естественно, подумал я. Разница всегда есть, только она ведь скорее в голове конкретного человека, а не на самом деле. На то, что для мальчишки настоящее мужество, взрослый смотрит со снисходительной усмешкой, учитывая незрелость юного ума. Две совершенно непохожих точки зрения… и чья верна?

Фраза барона настроила меня еще более критично. С чего это он взялся учить Бенедикта, когда еще вчера и смотреть в его сторону не очень-то хотел? Может, у него действительно благие побуждения, однако взглянем-ка на это по-другому. Что произошло в последние секунды разговора? Этвик заткнул рот главному оппоненту (потому что мы-то с бароном больше сотрудники, чем враги), а затем изящно подвел меня к нужному ответу. Теперь настаивать на том, чтобы ехать короткой дорогой, означает выставлять себя глупцом. А спорить с хозяином, ставя под сомнение его слова, мне тоже как-то не пристало… Хитер, старый лис!

Ожесточенно наморщив лоб, я делал вид, что размышляю. На самом деле мне очень хотелось, чтобы Бенедикт заговорил снова, но рыцарь мои мысли почему-то не улавливал. Он погрузился в долгое молчание, разглядывая окрестности. Кони переступали с ноги на ногу. Этвик ждал. Что ж. Значит, ход все-таки за мной.

- Разбойники… - произнес я задумчиво. - "Лесные братья"… Мне кажется, они нападают лишь в тех случаях, когда есть чем поживиться, не так ли? Несколько рыцарей, от которых, кроме хорошей драки, ждать нечего, их вряд ли привлекут. Мы же не тащим с собой драгоценности… Или за владениями графа Оро царит полный беспредел? Грабят всех прохожих без разбору?

Барон неопределенно пожал плечами - ему мой ответ явно не понравился. Что касается Бенедикта, то он вновь откликнулся.

- Совсем нет, - заметил рыцарь уверенно. - Там многие ездят, некоторые купцы даже не нанимают дополнительную охрану. Мы по пути сюда ночевали с такими. Отец, сын и двое слуг.

Есть! Молодец, старина капитан отряда! Неопределенным предостережениям Этвика наконец противопоставлены свидетельские показания. Что скажешь, барон? Уж купцам-то в расчетливости не откажешь, вопрос о мужестве и глупости отпадает тут сам собой как второстепенный.

- Значит, ты хочешь ехать на север? - уточнил Этвик у меня, игнорируя высказывание Бенедикта.

Я дернул плечами:

- Тебе лучше знать эти земли. Но раз ты предоставил выбор мне, то для тебя самого он особого значения не имеет, правильно? Ты спрашивал моего мнения - вот оно: я бы предпочел северный путь.

Лицо барона осталось непроницаемым. Он только еще раз медленно окинул взглядом окрестности, словно ожидал, что я передумаю.

Хм, и все-таки любопытно, стоило ли городить огород. Мне по-прежнему не давала покоя мысль, что мои подозрения абсолютно беспочвенны. Да и вообще лучше было бы не упрямствовать, а следовать разумным советам. В конце концов Этвик мне скорее друг, а Бенедикт - скорее враг.

О чем же он размышляет, этот барон? Колеблется?

- Но, возможно, есть какие-то особые причины, чтобы направиться к востоку? - спросил я просто.

Этвик вполне натурально задумался - на его лбу даже появились бороздки морщин.

- Особые? Наверное нет. Во всяком случае, вот так сразу не придумываются, - его губы растянулись в добродушной улыбке. - Пристрастие к хорошему вину ты вряд ли назовешь особой причиной. Итак, решено! Север!

Присвистнув, он ударил каблуками сапог по бокам коня. Тот всхрапнул и сорвался с места, таким образом уж наверняка прекращая любые возможные дискуссии.

Ну что ж. Если в подобные моменты следует говорить что-нибудь громкое и величественное, то пусть будет "Жребий брошен!" (Позаимствовав эту фразу у Юлия Цезаря, я не без иронии отметил еще одно любопытное свойство знания: оно, оказывается, вполне способно заменять мышление. И в самом деле: чем ломать голову над чем-то новым, можно просто запастись умными цитатами на каждый день… Кстати, великий поборник цитирования - Сенека - был грандиозным лентяем.)

На востоке вовсю полыхала заря, но до севера сияние еще не дошло. Там по-прежнему держалась темная, невыразительная дымка. Она скрадывала расстояние и делала холмистый ландшафт весьма однообразным на вид. По-утреннему сероватая зелень склонов, совершенно разные, но тем не менее чем-то похожие друг на друга кусты и деревья, разбросанные здесь и там… Среди этих холмов нам предстояло ехать несколько дней.

Впрочем, мои мысли сейчас были совсем о другом. Легкость, с которой барон согласился на "северный вариант", меня все-таки впечатлила. Может, я стал подозревать своего приятеля-дворянина на пустом месте?

Ну а где факты? Что меня вообще заставило скептически относиться к Этвику и его высказываниям? Ведь еще вчера все было по-другому. Что можно подшить к делу, кроме неожиданно выскочившей (вот уж воистину - как прыщик на носу) интуиции?

***

Ночью была гроза.

Ослепительно-белые трещины молний вспарывали темное небо от горизонта до горизонта. Струи дождя хлестали по крышам и террасам, ветер остервенело бросался на деревья, срывая листья и заставляя ветви протяжно стонать. Вспышки света выхватывали из тьмы здание дворца - величественная громада казалась сейчас зловеще-нереальной, пустой, забытым осколком древности, где по коридорам бродят лишь привидения, а в глубоких подвалах можно найти напоминания о прежних хозяевах - человеческие скелеты.

Виктор стоял у окна. Почти неподвижно, как памятник самому себе. Даже самые сильные раскаты грома не заставляли его вздрагивать. И только длинная тень, вторя молниям, металась по неосвещенной комнате - от пышной кровати до двери, от двери к камину, от камина к противоположной стене и снова к кровати. Тень словно хотела вырваться из замкнутого пространства королевской спальни, столь мрачного в этот час, - своей призрачной сущностью она стремилась изо всех сил подальше от бесовского сверкания, к покою. Но хозяин не замечал ее потуг, наблюдая пляску стихий снаружи, а без его помощи тень не справлялась. Только оставить бесплодные попытки она тоже, увы, была не в состоянии.

Вот уже на протяжении нескольких месяцев монарх всё чаще страдал бессонницей. И даже когда ночи не были столь бурными, он всё равно подолгу простаивал рядом с массивными шторами, задумчиво глядя во тьму. Дворец спал: здесь еще не знали головокружительной ночной жизни с тысячами свечей, фейерверками, томной музыкой и реками вина, а созданная нынешним королем роскошь была скорее пунктом политики, чем стремлением к изнеженности. Дворец спал, но его полновластный хозяин - нет.

Никакой цели эти ночные бдения не преследовали. Виктор не обдумывал государственные проблемы, не вынашивал планы присоединения новых земель. Он просто не мог заснуть.

Однако сегодня неистовство бури породило какое-то особое, странное настроение. В вое ветра королю чудились звуки битв, а молнии словно высвечивали на небе полузабытые сцены из прошлого. Перед глазами монарха то и дело возникали лица - хорошо знакомые и почти неизвестные, лица преданных друзей и заклятых врагов, слуг и императоров. В иные мгновения давно умершее начинало казаться живым, а реальное - никогда не существовавшим. И весь этот калейдоскоп образов неизменно подчеркивался суровым рокотом грома.

Почему всё произошло именно так? Где радость по поводу достигнутого, где чувство победы? Разве он не добился всего, о чем когда-то мечтал? В его руках - сильное королевство, с которым считаются даже Западная империя и папа, враги опасливо помалкивают в своих далеких поместьях, друзья… Гм, ну вот друзья иногда предают.

Никогда не ожидал подобного от Жерара. От кого-нибудь другого - да, возможно. Но предельно честный, открытый начальник гвардии… Почему нож в спину всегда норовят вогнать самые близкие люди?

Анастасия тоже хороша! Разве он был когда-нибудь груб по отношению к ней? Разве не приносил ей подарки, от которых придворные дамы приходили в завистливый восторг? Разве, в конце концов, не любил ее? За что она его отвергла еще много лет назад - а теперь вот предпочла другого?

Виктор отошел от окна и присел на краешек кровати. Женщины… Всегда таковы. Легкомысленны и недовольны своими мужьями. Чего от них можно ждать…

Но Жерар…

На миг ветер за окном притих. Затем особенно сильная вспышка озарила двор, и одновременно ударил гром. Казалось, от этого удара содрогнулись стены, однако Виктор его не заметил вовсе. Сейчас монарх смотрел в пол.

Ему вспомнилось, как много лет назад он уже разочаровался в человеке, которому доверял.

Впечатления детства - самые яркие. Именно они на всю жизнь задают отношение к тем или иным вещам. Но лишь немногие из нас способны вернуться к истокам и понять, откуда берется беспричинная грусть, ненависть, злость, страх или любовь. Как редко мы обращаем взгляд внутрь самих себя, и как много мы там находим!

…Ему было чуть больше десяти, когда его отец погиб на турнире. Маленькое и почти самостоятельное герцогство перешло во владение матери, а в будущем должно было стать собственностью подросшего Виктора. Неизбежно, поскольку он был единственным ребенком в семье. Но то, чем он должен был гордиться, - высокое положение, богатство, знатные предки - обернулось для мальчика едва ли не проклятием.

Мать, еще довольно молодая и красивая женщина, не имела ни малейшего понятия, как следует воспитывать будущего дворянина. Она этим, собственно, и не интересовалась. Избалованная вниманием мужчин, герцогиня Галльская искренне любила своего сына, но времени для него у хорошенькой вдовы никак не хватало.

Мальчиком занимался управляющий. Молчаливый, добрый, внимательный, с пышной черной бородой и неистребимым запахом пота, он стал для Виктора наставником, отцом и примером для подражания. Откуда было знать молодому наследнику, что этот самый человек, которому он безоговорочно верил во всем, давно положил глаз на герцогство и лишь выжидает удобного момента…

Удар был внезапным. Он потряс юного Виктора до глубины души. Выяснилось, что все эти годы рядом был не надежный защитник, а страшный монстр, от которого нужно было бы держаться подальше. Но поздно: мать погибла, ее бывшие сторонники присягнули на верность победителю, а сам Виктор спасся лишь благодаря тому, что был не по годам развит, умел неплохо драться и быстро соображать.

Он вернулся спустя годы и взял то, что принадлежало ему по праву. Однако пережитое предательство так и осталось темным пятном на памяти.

…Гроза начала удаляться. Молнии сверкали уже не так часто, гром больше не сотрясал стены, ветер почти стих, дождь пошел размеренно и спокойно.

Жерар, подумал король. Черт подери эту политику!

Видит Бог, я сделал это вопреки собственной воле. Ничего личного. Господи, да я ведь простил его еще до того, как он пришел с повинной! Мне не нужны никакие жертвы. Мое дело - заботиться о стране, и никто не может делать это лучше меня. Если бы трон не занял я, его занял бы король Альгоны. Выскочки-графы не заметили этого. Они вообще видят едва ли дальше своего носа. Почти уничтожили королевство. Сборище недоумков. Вовремя я взял власть в свои руки. Взвалил на себя это бремя. И теперь мне нужно всего лишь воспитать достойного наследника. Такого, кто смог бы продолжить начатое мной. Какая разница, чьим он будет сыном! Главное - вложить в него всё, что знаю я, закалить морально и физически. Иначе… Иначе все было напрасно.

"Напрасно", - повторил про себя Виктор. Перед мысленным взором снова проплыло лицо начальника королевской гвардии. А потом - мимолетно и в гораздо большем отдалении - лицо наставника-управляющего.

Сейчас монарх был как никогда близок к тому, чтобы вызвать кого-нибудь из охраны и отменить свое распоряжение. Он чувствовал, как внутри него что-то рвется… почти вырвалось на ту тонкую грань, где мысли становятся поступками. И тело отвечало готовностью следовать этой странной воле: по малейшей команде подняться с кровати, выпрямиться, расправить плечи, пружинящей походкой направиться к двери. Усталости и сна не было вовсе.

Однако вместе с тем Виктор знал: он никогда не переступит грань. Последняя капля так и не упадет в чашу готовности. Рука убийцы сделает свое дело.

Ибо стоит за этим больше, чем обычная прихоть уязвленного самолюбия. Плох тот правитель, который в государственных делах руководствуется личными страстями. Есть вещи выше.

"Выше", - подумал король, внезапно очнувшись от своих размышлений и удивляясь самому себе. Немного растерянно он поднялся с кровати и выглянул в ночь. За окном больше не полыхали молнии, а дождь практически прекратился. - "Выше… Выше чего?"

***

В то же самое время, когда я отправлялся в поход вместе с бароном Этвиком и Бенедиктом де Пассо, мой "альтер-эго", второй Алексей, преспокойно дрых в одной из кают громадной яхты Клода. По случайному совпадению на "Аркадии" тоже было утро, однако привычка рано просыпаться почему-то не срабатывала в искусственном окружении яхты. Да и вообще, если честно, этот лентяй любил поспать.

Согласившись на предложение Клода - аналогичное сделанному мне, - Алексей успел получить свою долю тренировок. Впрочем, его успехи были куда более скромными. Он только-только научился видеть с закрытыми глазами - трюк, освоенный мною больше года назад по стандартному времени. Ну что же, следовало признать: игра, организованная Клодом специально для меня, все-таки дала нужные результаты. Правда, при воспоминании о гнусном надувательстве я до сих пор задумчиво почесывал костяшки кулаков…

Дверь каюты открылась, впуская свет и стройную темноволосую девушку.

- Лекси, - позвала вошедшая негромко, присев на корточки у кровати.

Мое второе "я" перестал сопеть, но со сном расставаться не спешил. Девушка прикоснулась к его руке и - снова тихо - повторила:

- Лекси.

Он сонно зажмурился, попытавшись закутаться в одеяло - подальше от света. Тогда девушка звонко рассмеялась, прихлопнула в ладоши и заявила:

- А ну-ка вставай, лентяй! Седьмой час на дворе!

- Такая рань!… - застонал Алек. - Ну что я тебе сделал, Эвелин?

- Тебя никто не заставлял вчера вечером играть в карты с Ларри. Ты что, в самом деле собирался выиграть?

- Ну хоть разок, - пробормотал мой "альтер-эго".

- Ларри сказал, что он поддавался, как мог. Но ты безнадежен.

- Чертовски любезно с его стороны… - Алек сделал еще одну попытку укрыться с головой.

- Эгей! - окликнула его Эвелин. - Ты не хочешь меня провожать?

Он тут же отбросил одеяло и сел на кровати, озадаченно моргая.

- Куда? Ты уезжаешь? Надолго? Так неожиданно? Что-то срочное?

- Упф! - Эвелин встряхнула головой. Волосы, собранные в хвостик, мотнулись из стороны в сторону. - Говорят, дельфины парализуют свою жертву инфразвуком. А ты используешь для этой цели вопросы?

- Только иногда, - признался Алек. - Кстати, еще говорят, будто вопросом на вопрос отвечают лишь жители Альгеи, - слышала?

- Правда? - Эвелин простодушно улыбнулась. Альгея была ее родным миром, однако бородатый анекдот в общем-то не требовал привязки к какой-нибудь определенной местности. - Ну ладно, попробую ответить. Я сейчас отправляюсь на одну чудную планетку. Старина Клод уверял, что это очень важно, ну а я - сам знаешь - ему верю. Насколько это затянется, сказать трудно. Марго вон рассчитывала месяцев на шесть, а уже второй год скоро закончится.

Мое второе "я" задумался, а затем с неким подозрением покосился на девушку:

- Это случайно не та же самая планетка, куда отправилась Марго?

- Та же! - подтвердила Эвелин с готовностью. Она по-прежнему сидела на корточках перед кроватью и снизу вверх доверительно смотрела на Алексея.

- Значит, у нее все-таки неприятности?

Девушка дернула плечами:

- Ну почему сразу неприятности? Скажем, трудности.

- С каких это пор ты стала употреблять эвфемизмы?

- С тех самых, когда узнала об их существовании, - Эвелин снова улыбнулась. - До этого тоже употребляла, но неосознанно. Мой ненаглядный, ты-то почему переживаешь по поводу Марго? Вы ведь с ней практически незнакомы. Это второй Лекси от нее чуть ли не голову потерял. Даже Клод его остудил только с большим трудом. Или, может быть, в Маргарите как в женщине есть эдакая особая изюминка? Чёрт, я начинаю завидовать!

- Не ругайся, женщинам это не идет, - заметил Алек.

- Да ну? - удивилась Эвелин. - А кто мне когда-то говорил, что без ума влюбился в меня именно в тот момент, когда на дне рождения Александра мне на платье опрокинули компот, и я прелестненько высказалась?

Ее улыбка обезоруживала. Эвелин всегда могла наговорить тысячу неприятных колкостей, но обидеться на нее было совершенно невозможно. Всё из-за этой милой улыбки.

Алексей тоже улыбнулся, вспоминая прошлое, но затем вернулся к теме:

- И всё же, без дураков… Что с Марго?

- Насколько я знаю, ничего страшного, - ответила Эвелин легко. - Просто задержка. Правда, Клод сказал, что во все обстоятельства посвятит на месте, но он всегда так делает. Скрытность - основная черта его характера. Сейчас еще ничего, а вот тот же Ларри рассказывает, что раньше наш старичок болтал куда меньше. Можешь себе представить?

- Выходит, ты практически ничего не можешь сказать точно?

Она снова рассмеялась:

- Лекси, ну почему ты об этом беспокоишься?

Мой "альтер-эго" задумчиво покачал головой:

- Если честно, не знаю. Может, потому что мы со вторым Алексеем остаемся чем-то связаны, хотя эта связь и не проявляется открыто. Понимаешь, он - это тоже я, а подобное положение дел наверняка должно значить куда больше, чем кажется на первый взгляд. Ты веришь в существование души?

Эвелин поднялась с корточек и села рядом на кровати.

- Скорее да, чем нет, - ответила она, почти не задумываясь. - То, что выделываем мы, можно назвать возможностями, доступными с определенного уровня организации материи, но вообще это псевдонаучная тарабарщина. Душа есть, и всё тут.

- Тогда объясни: как быть с этой тонкой субстанцией для нас двоих? Для меня и второго "меня"? Кому досталась душа прошлого Алексея?

- Ах, Лекси, это самый любопытный вопрос за всю историю человечества. Делима душа или нет, смертна или вечна, способна ли без остатка слиться с другой - раствориться, но не исчезнуть. Сотни поколений ломали над этим голову, однако так ни до чего и не додумались. Эта задачка не имеет логических решений. Просто потому что у нас нет нужной информации. Если быть последовательными, то для начала нам полагается абсолютно точно установить, существует ли эта самая душа в реальности.

Алексей ухмыльнулся:

- Ты же сама минуту назад говорила…

- …будто душа есть, - подтвердила Эвелин, не дожидаясь окончания вопроса. - Но это мое личное убеждение, а не научный факт. Я была не самой худшей студенткой, и могу отделить то, во что я верю, от того, что имеет фактические доказательства. Я права?

- Ты всегда права.

Девушка легонько хлопнула его по плечу:

- Не льсти, у тебя это плохо получается. Так вот, о душе. Есть она или нет, но факт налицо. Вы со вторым Лекси - совершенно нормальные люди. Более того, вы чуточку отличаетесь друг от друга характером, и это заметно… - увидев скептически поднятую бровь, она заявила: - Да-да, отличаетесь! Не веришь? Хорошо, когда он вернется - сравним!

- Обязательно, - хмыкнул Алек. - Раскопаем тест Айзенка* и сравним.

Эвелин улыбнулась, загадочно прикрыв глаза.

- Никого из вас нельзя назвать каким-нибудь бездушным существом, - продолжила она неторопливо. - И каждый из вас может с полным правом назваться преемником того Лекси, которого я когда-то знала. Просто теперь его - тебя - стало двое.

Мое второе "я" кивнул:

- Хорошо. Теперь нас двое, и мы отличаемся друг от друга. И кто напоминает прежнего Алексея больше?

- Никто, - ответила Эвелин просто. - И он, и ты. А вообще это странный вопрос, Лекси. Ты ведь не напоминаешь "прежнего Алексея", ты и есть он.

Алексей расхохотался:

- Да-да, против этого не поспоришь. Ну ладно, с кризисом самоидентификации мы как-нибудь разберемся. Ты очень спешишь?

Кокетливо наклонив голову, Эвелин посмотрела на него:

- А как ты думаешь?

- Думаю, что если бы ты так уж сильно спешила, то не стала бы будить ужасно уставшего человека только для того, чтобы поцеловать его на прощание в щечку. Правильно?

- Это ты-то ужасно устал? - Эвелин осмотрела его с головы до ног, а потом проделала тот же путь взглядом обратно. - В жизни не видела более свежего румянца на щеках. Ну ладно, хватит спать! Пойдем в парк. Я приготовила прощальный завтрак.

- Завтрак? В такое время?… А там и Клод будет?

Пожав плечами, Эвелин ответила:

- Нет, он сейчас в делах. Только мы вдвоем. Да и к чему нам Клод?

- Нужно будет расспросить его как следует насчет Марго и этой "чудной планетки".

- Ты опять?…

Мой "альтер-эго" неопределенно махнул рукой:

- Почему-то меня это тревожит. Никогда не любил дурных предчувствий.

Эвелин, уже вставшая с кровати, обернулась и мягко щелкнула Алексея по носу:

- Мой дорогой, не путай дурные предчувствия с плохим настроением. Я тоже далеко не ангел, когда меня будят с утра пораньше - особенно после хорошей посиделки накануне.

- Если бы, - вздохнул он. - Но предчувствия появились у меня, еще когда впервые стало известно, что Марго задерживается. Помнишь? Все считали, она справится месяцев за шесть… - пошарив рукой возле кровати, он поднял брюки и начал их надевать. - Кстати, ты и так далеко не ангел… Эй, соблюдай приличия! Если подглядываешь, когда я одеваюсь, то хотя бы не кусайся!

***

Начальник королевской гвардии был уже далеко от столицы.

Они двигались быстро. Тут и там заезжали в различные поместья, показывали королевские грамоты и меняли лошадей - чтобы сберечь время на отдыхе. Хозяева не смели перечить, особенно те, кто знал Жерара в лицо. Молча проводили гостей в конюшни, отдавали своих скакунов и желали доброго пути. Некоторые, правда, (из той мелочи, что практически не бывает при дворе) пытались подсунуть коней с какими-нибудь дефектами - низеньких, худых, хромых, частично облезлых, вялых, - но с подобными недоразумениями потомственный граф де Льен, правая рука короля, справлялся легко. Он просто называл себя. Всё остальное решалось само собой.

Этот личный авторитет графа служил на благо всей миссии. Пятеро попутчиков Жерара так же стремились вперед, как и он сам. Им следовало по возможности скорее добраться до резиденции императора и вручить светлейшему из земных владык "скромные подарки". Виктор очень надеялся, что сей знак почтения удовлетворит императора, и тот позволит своему лучшему лекарю отсутствовать еще некоторое… достаточно неопределенное время.

Жерар, знакомый с императором лично, испытывал на этот счет сильные сомнения, однако спорить не стал. Он слишком глубоко чувствовал себя виноватым, и легкость, с которой Виктор простил своего покорного слугу, лишь усугубляла это чувство. Начальнику рыцарской гвардии хотелось как можно быстрее искупить вину, посему успех миссии значил для него куда больше, чем для его товарищей. И он еще в самом начале пути дал себе слово, что сделает ради этого успеха всё возможное и невозможное.

Он, конечно, не мог знать, что один из его попутчиков получил от Виктора недвусмысленный приказ: граф де Льен не должен вернуться из этой поездки. Болезнь, несчастный случай, разбойники - что угодно, лишь бы это выглядело естественно, и ни у кого не возникало лишних вопросов. Другой приказ, впрочем, оставался в полной силе: посольство - с Жераром или без - обязано снискать милость императора. И вот теперь, глядя на то, как быстро они продвигаются вперед, этот человек размышлял: пожалуй, с Жераром во главе шансы на успех у посольства будут значительно выше, чем без него. Ну а после всё равно предстоит обратный путь…

Сейчас вся компания ужинала за столом постоялого двора. Везя ценный груз без достаточной охраны, они не осмеливались останавливаться на ночь в лесах - да и не было необходимости. В этой части королевства давно царил порядок, дороги были почти безопасны, а огражденные стенами поселки встречались так часто, что проблема ночлега не вставала. Всяко к лучшему: духота сегодня вечером и подозрительные тучки указывали на приближение грозы.

- И что, ты думаешь, ответит нам император? - в продолжение разговора спросил Кормак, обгладывая баранью ножку. Этот веселый блондин с длинными волосами, ростом чуть пониже де Льена, когда-то приехал с Севера, чтобы немного заработать на королевской службе. Затем он обзавелся друзьями, женщинами, деньгами, и возвращаться в родную деревню на берегу холодного моря передумал. Абсолютная преданность тому, кто платит и соблюдает условия договора, - качество, которым неизменно славились северные наемники, - обеспечила ему в конечном счете высокое положение при дворе.

- Да ничего хорошего, - заявил Шарль, обрюзглый толстун лет сорока пяти. - Он этого своего лекаря отпустил только потому, что давно искал удобного повода отобрать восточные земли. Недаром же поставил свое дурацкое условие.

Присутствующие невольно вздрогнули: король обычно не допускал подобных высказываний в адрес императора. Однако об условии знали все, и в том, что оно дурацкое, ни у кого сомнений не возникало. Еще бы: преодолеть многие сотни верст за отведенные две недели карета с императорским лекарем, в принципе, могла, но тогда времени на пребывание в Милне не оставалось совсем. А ведь именно ради этого пребывания и затеивалась поездка. Не ради же того, чтобы покатать лекаря!

- Король принял это условие, - бросил молодой барон де Лири. Он сравнительно недавно появился в окружении Виктора, но уже успел завоевать немалое доверие.

Шарль отпил из своей кружки, строго окинул взглядом парня и сказал:

- У короля не было другого выбора. Вернуть здоровье ребенку - первейшее дело. А если император все-таки пожелает развязать войну - что ж, к войне мы все привычны. Мечи в наших ножнах, слава Богу, еще не заржавели.

- Ты думаешь, он действительно что-то замышляет? - полюбопытствовал Кормак, обращаясь к Шарлю. Северянин никогда не утруждал себя вежливыми формами и "ты" говорил всем подряд, даже королю.

- А вот посмотрим, - фыркнул тот, привычно игнорируя фамильярность со стороны наемника. - Если императору еще в самом деле нужен его лекарь, то он сейчас, может быть, примет наши подарки. Пусть с кислой миной, но примет. Только поставит какое-нибудь другое условие, еще более нереальное. Однако война начнется не раньше, чем лекарь вернется к его двору. Верно я рассуждаю?

- Конечно, - подтвердил северянин. - Если он начнет войну сейчас, то лекаря ему никто уже не вернет. Но ведь может быть и так, что лекарь ему совсем не нужен, правильно? А вся эта болтовня насчет незаменимости - ловушка?

- Вот-вот! - пророкотал Шарль густым басом, и было непонятно, засмеялся он или закашлялся. Складки жира на подбородке старика колыхнулись в такт странному звуку, исходящему, казалось, откуда-то из верхней части живота. - Эдакое подозрение у меня тоже имеется.

- И что тогда? - спросил де Лири настороженно.

- А тогда… - Шарль сделал многозначительную паузу и обвел присутствующих тяжелым взглядом. Из-за обвисших щек его сероватые глаза всегда казались грустными.

Самого старшего компаньона с искренним вниманием слушали все. Кроме, пожалуй, главы посольства. Жерар задумчиво поглощал пищу, и было заметно, что мысли его очень далеко.

- Тогда, - продолжил пожилой дворянин, довольный произведенным эффектом, - возможно, мы не вернемся домой.

- Как так? - подскочил на месте де Лири.

Кормак же рассмеялся:

- Я знаком с тобой не первый год, и всегда ты пророчишь какие-нибудь ужасы. Вино действует на тебя плохо. Успокойся, старик, с нами боги… Бог, - поправился он. - Мы хлопочем ради здоровья ребенка, а это святое дело.

- Угу, - буркнул Шарль. - Известно ли тебе, дорогой Кормак, сколько мучеников умерло за святое дело?

Северянин, смеясь, повернулся к бледному де Лири и ткнул пальцем в Шарля:

- Видал?

Молодой барон моментально покраснел: это вопиющее нарушение этикета казалось ему святотатственным. Но наемник уже обращался к старику снова:

- Император - просвещенный человек, он любит общество ученых и поэтов. Он даже не подумает о том, чтобы умертвить послов, принесших неугодную весть. Я слыхивал, такое есть в Восточной империи, но нам, слава бог… Богу, туда не нужно.

Шарль скептически хрюкнул:

- Угу, они там, на востоке, тоже все страх какие просвещенные… Ну ладно, думайте, что вам нравится. Император добрый, войны не будет. Я - чересчур подозрительный ворчун. Но попробуйте поразмыслить, к чему это империя срочно заключила мир на юге и оттягивает войска с полуострова.

- Мир они заключили еще до того, как мы приехали за лекарем, - отмахнулся Кормак.

- Верно, - подтвердил Шарль невозмутимо, прикрыв свои печальные глаза. - Для переброски армии требуется много времени.

Северянин с чувством почесал затылок.

- Ты хочешь сказать, что император уже заранее планировал эту кампанию? - спросил он после непродолжительного молчания.

Складки на подбородке пожилого дворянина снова пришли в движение. По всей видимости, он все-таки смеялся.

- И чем ты слушаешь? Я это не хочу сказать, я это уже сказал. Император почти всё подготовил и ожидает только удобного повода. А наш король не видит и не хочет этого видеть, хотя я прожужжал ему все уши, - Шарль недовольно замолчал, но затем продолжил, словно не имея сил остановиться: - Он считает, что это я сошел с ума. А я участвовал в политических играх, еще когда он пешком под стол ходил. И что? В награду за верную службу он теперь решил избавиться от меня, убрать с глаз подальше. И всё потому, что я не молчал, прямо говорил о своих подозрениях и его ошибках…

Эту речь захмелевшего старика услышал даже начальник рыцарской гвардии. Жерар очнулся от своей задумчивости, непонимающе заморгал, посмотрел на товарищей. Его взгляд остановился на Шарле. И пожилой дворянин, который не боялся ни короля, ни дьявола, осекся.

- Мои друзья, - в наступившей тишине едва слышно произнес граф де Льен, - нам пора отдыхать. Завтра с первыми лучами солнца мы отправляемся дальше; вы сами знаете, что дорога предстоит нелегкая. Нужно как следует выспаться. Желаю всем доброй ночи!

Подавая пример остальным, он поднялся с лавки и зашагал к лестнице на второй этаж, где располагались комнаты для гостей. Пять пар глаз уставились ему вслед, но только одна из них смотрела, оценивая. Только в одном взгляде застыл расчет… и приговор.

9 глава.

Три недели спустя мы все еще двигались через лес.

Казалось, царство деревьев никогда не закончится. Мы вторглись в него, едва миновав владения графа Оро, а это произошло около пятнадцати дней назад. Честно говоря, я потихоньку начинал терять счет времени. Такое действие оказывал однообразный пейзаж: обильная зелень слева и справа и узкая полоска дороги впереди. Порой в голову закрадывались мысли, что на самом деле мы вот уже как несколько месяцев покинули замок Этвиков.

Ко всем прелестям путешествия примешались еще постоянные дожди. Вода обрушивалась с неба в самые неподходящие моменты, промачивая до нитки всю нашу одежду и поклажу. Дорога раскисла, копыта лошадей месили грязь, скорость нашего продвижения упала до невозможного минимума. По вечерам мы часто не могли развести огонь, поскольку буквально везде хлюпало под ногами, а найти что-то сухое было на грани фантастики. Бенедикт мрачнел с каждым днем, я иногда вполголоса ругался. Барон же, глядя на нас, только посмеивался. Как будто ему всё нипочем!

Ну да, он что-то говорил о любителях коротких путей. Надо было слушать. Ночевали бы в тепле, ели бы горячее и вволю, вино потягивая… Эх, угораздило же меня придумать проблем на свою голову!

Впрочем, в первый раз, что ли… Пора бы привыкнуть.

Во всём этом кое-что, однако, и радовало. Теплый летний воздух приятно грел, не заставляя выстукивать зубами после очередного ливня. Лес вокруг изобиловал животными и птицей, охотиться можно было, не сходя с дороги, и если костер вечером все же удавалось разжечь, то окрестности моментально наполнялись аппетитными запахами. Мне подобные ужины нравились куда больше, чем наше соленое мясо и мокрый хлеб, который чисто теоретически должен был быть сухарями.

Ну и еще одна немаловажная деталь. Ехали мы совершенно спокойно, не встречая на пути ни малейших препятствий - если, разумеется, забыть о плохой дороге. Разбойники куда-то наглухо запропастились. Редкие купцы, которые нам попадались, все как один твердили о безмятежных ночевках и полном благополучии.

- Неудивительно, - однажды заметил по этому поводу барон. - Когда начинаются дожди, в лесу остается совсем мало людей. Большинство уходит в деревни.

- Правда? - заинтересовался я. - И что они там делают?

- Живут, - пожал плечами Этвик. - Кому понравится мокнуть в лесных берлогах…

- А где же они живут? - сам собой вылетел у меня следующий вопрос.

Барон снисходительно улыбнулся:

- Дома, где же еще? Разве тебе неизвестно, знахарь Азар, что многие разбойники - это простые крестьяне?

- Хм, я как-то не подумал, - признался я.

- Они выходят на большую дорогу попытать счастья, - продолжил Этвик. - Ну и в поисках приключений. Большинство возвращается ни с чем, некоторые вообще не возвращаются. А иным повезет: они награбят вволю и становятся рыцарями. Прямо как наш дружище Бенедикт де Пассо.

Сказанное прозвучало достаточно громко, чтобы быть услышанным всеми. По баронской свите прокатился сдержанный смешок. Сам Бенедикт, однако, - к моему удивлению - не прореагировал на фразу. Разве что неестественно прямо застыл в седле, делая вид, что ему чрезвычайно интересна местная флора. Ну да, все эти деревья и кусты мы видим вокруг себя только третью неделю подряд.

Что ж, кое-чему учатся даже рыцари. Не отвечай, когда тебя задирают, и вскоре задиры успокоятся. Много ли удовольствия в подначивании бетонной стены? А если Бенедикт со своим понятием чести способен усвоить этот урок, он все-таки не безнадежен… в моем понимании.

Вслух я отметил:

- Любопытно. Значит, во время дождей всегда можно ездить без опаски?

Барон поморщился:

- Ну, почти. Мужики сами знают это правило, так что они иногда собираются и подкарауливают особо беспечных купцов. И помни: не у всех разбойников есть дом. Иные живут в лесах многие годы.

- И никто не возражает? Леса кому-то ведь принадлежат?

Мне в голову пришла мысль, что если бы здесь знали о существовании других миров, меня бы давно начали подозревать в инопланетном происхождении. Ну какой нормальный человек задает столько вопросов, ответы на которые очевидны?

С другой стороны, Этвик рассказывает о разбойниках настолько уверенно, как будто сам провел в их среде не один день. Или даже не один месяц. Неужели обычный рядовой барон может столько знать об этих искателях приключений?

Наверное, мы просто прекрасно дополняем друг друга.

- Возражает? - переспросил мой собеседник с улыбкой. - Возражают-то многие, прежде всего купцы. Хозяева тоже хотят видеть своих крестьян на полях, а не на большой дороге. Но я уже упоминал об армии моего соседа, графа Оро. Четыре года назад старик наконец решил положить конец беспорядкам на своей территории - и потерпел поражение. Его разгромили наголову. А потом разбойники осадили фамильный замок Оро - там граф скрылся от преследования. Хватило наглости!

- И чем же все закончилось? - спросил я, когда барон надолго замолчал.

Этвик рассеянно махнул рукой:

- Я вмешался. Старик Оро - совсем не плохой сосед. Со своими, конечно, причудами - да у кого их нет?

Я скорее почувствовал, чем понял из диалога, что мой собеседник замкнулся и не желает больше разговаривать на эту тему. А зря. Весьма любопытно было бы узнать, в чем заключалось его "вмешательство". Привел ли он свои войска? Или решил проблему по-другому?

Почему-то мне никак не удавалось избавиться от мысли, что мой друг барон прячет в рукаве некие козыри. И Бог бы с ним, но я всё сильнее начинал чувствовать: это важно.

Дорога впереди петляла, теряясь за поворотами. По бокам стоял первозданный лес, еще не тронутый рукой человека. Наверное, через несколько веков здесь изобретут паровой двигатель, и тогда с деревьями станет туго. Потом, еще две-три сотни лет спустя, тутошним жителям надоест унылый индустриальный ландшафт - жухлая трава и заводские трубы вдалеке. Возьмутся за посадку новых лесов, где одинаковые деревья будут расти строгими рядами, а подлесок в целях пожарной безопасности сведется на нет. Заповедников дикой природы станет совсем мало, особенно здесь, в районе, где активно развивается цивилизация. Вымрут многие виды животных и растений…

Н-да, знакомый путь. А мне уже можно подрабатывать местным Нострадамусом.

Этот "взгляд в будущее" с роковой неизбежностью направил мои размышления в русло общефилософских вопросов.

Жизнь - странная штука, думал я, равномерно покачиваясь в седле. Она всегда балансирует между катастрофами, вырывается к существованию лишь на миг, а затем снова уходит в небытие. Она гибнет, и даже губит сама себя, но возрождается снова. Она любит тьму - и неудержимо тянется к свету.

Есть ли какой-нибудь смысл во всем этом великолепии обреченности, дрожании на грани, в слепом упрямстве движения? Ведь чаще всего впереди - лишь бездонная пропасть.

Окружающий нас лес, вероятно, просуществует недолго. Придут люди, которым нужны будут посевные площади и древесина, придут с топорами и пилами. Они выкорчуют эти деревья, или их потомков, - безжалостно оборвут нить поколений, тянущихся с незапамятных времен. И сделают это не со зла или ненависти (какому нормальному человеку придет в голову ненавидеть лес?), а потому что это будет естественным. Так предписано самой природой, самим миром, вселенной задолго до появления человека как биологического вида.

Мы до сих пор можем лишь догадываться, какие причины привели к гибели почти всего живого на Земле около двухсот пятидесяти миллионов лет назад, перед зарождением динозавров. Более девяноста процентов всех животных и растений на суше и в море таинственным образом исчезли, не пережив глобальную катастрофу. Мрачный, наверное, это был пейзаж: голые скалы и пустые волны необъятного океана, еще не так давно переполненного самыми различными существами, а теперь безжизненного.

Мы также не знаем точно, почему почти двести миллионов лет спустя вымерла самая могучая биологическая раса из тех, что когда-либо царили на Земле. Динозавры были невероятно приспособлены к тому миру, в котором обитали. Для человечества, сохранившего записи всего трех-четырех тысячелетий своего развития, цифра в сто шестьдесят пять миллионов (именно столько динозавры были абсолютными хозяевами*) еще надолго останется предметом уважения.

Однако приспособленность их не спасла. Пришла очередная беда, вновь сметая с лица планеты больше половины жизненных форм. Безжалостно, неумолимо, непреклонно. И хотя именно этой неизвестной беде мы обязаны своим существованием, испытывать особую радость по ее поводу у меня как-то не получается.

На подобном фоне вселенских катастроф, грандиозных преступлений нашего мира против жизни, любые побочные "ужасы" человеческой деятельности едва ли могут восприниматься серьезно. Во всяком случае, не более, чем проделки растущего ребенка. Да, мы изрядно встряхнули в свое время экологию родной Земли - до того, как выбрались в космос. Да, сейчас на нас вовсю сыплются жалобы ученых, утверждающих, что современные космические корабли рвут ткань нашей галактики, создавая опасные пространственные искривления и - в конечном счете - угрозу для всех цивилизованных планет. Но куда нам тягаться со слепой мощью целого мира, способного одинаково безразлично перемолоть как несколько биологических видов на отдельной планете, так и несколько галактик.

Это закон нашего бытия: новое за счет старого, одно за счет другого. Он противоречит изначальному импульсу жизни - закрепиться, расшириться, продолжить свое существование до бесконечности, - и, тем не менее, жизнь покорно смиряется с этим законом, принимает его в себя, делает своим. Лань поедает сочные, полные жизни растения, чтобы позднее в свою очередь пасть жертвой льва. Одно за другое. Не ждите пощады от мира, где страдание жертвы обеспечивает удовольствие хищника.

И только одно существо не похоже в этом отношении на остальные. Человек. Поднимаясь над простым животным потреблением, отказываясь от естественного, по сути, порядка, он приобретает удивительные качества. Он начинает защищать не только собственную жизнь, или жизнь своих близких, но и жизнь вообще. Известный пример древних монахов, которые подметали дорогу впереди себя специальной метелочкой, чтобы случайно не наступить на мелкую букашку.

Никому из животных не пришло бы в голову рубить лес на дрова, это верно. Но верно и то, что никто из животных не стал бы устраивать демонстраций протеста против чрезмерной вырубки. И если первое - это лишь вопрос возможностей (вспомним саранчу, которая запросто уничтожает все на своем пути, не мучаясь никакими угрызениями совести), то второе относится к типично человеческим качествам.

А это значит, что в лице человека жизнь обрела весьма много новых качеств. Возможно, достаточно много для того, чтобы изменить базовый принцип, самую концепцию своего существования. И не потому ли мы уже сейчас проникаем в те сферы, где грубые физические законы бездушного мира перестают действовать, а перед нашими глазами открывается совершенно другая, новая вселенная? Яркая, неизмеримо более красивая и одухотворенная.

Конечно, далеко не все люди поднимаются над животным существованием. Но потому и не всем суждено стать богами, увидеть воочию то, что долгое время считалось чудесами.

- Уже скоро, - подал голос барон.

- Что? - я обнаружил себя дремлющим в седле. Не то чтобы совсем: мои глаза были открыты, но мысли улетели далеко от всего этого равномерного однообразия поездки, и я почти перестал воспринимать окружающее. Фраза Этвика, сказанная достаточно громко, вернула меня к реальности.

Наша дорога все так же петляла среди леса, а над головой висело безрадостно-серое небо. Грязи, правда, немного поубавилось: ехать стало легче.

- Говорю, из леса выедем уже скоро, - повторил барон, пустив своего коня рядом с моим. - Еще до заката будем на добром тракте. А там пойдут людные районы, найдется где переночевать.

- Наконец-то! - вырвалось у меня.

Этвик - не без самодовольства - хмыкнул.

Сообщение о том, что мучаться осталось недолго, прибавило сил. Кажется, не только мне. Вся свита поехала быстрее, и даже Бенедикт впервые за многие дни оживился.

Часика через два наша дорога действительно влилась в гораздо более широкий тракт. Последний уже не петлял, а прямой полосой разрезал древний лес на две части. Вместо надоевшей грязи здесь под копыта стелилось прочное покрытие. Тракт был мощеным, но очень давно. Ветер успел наносить сюда пыли и песка, а многочисленные путешественники утрамбовали всё так, что получилось некое подобие асфальта. По бокам этой солидной дороги, где без труда могли ехать в ряд три телеги, когда-то были выкопаны канавы - уже почти засыпанные. Однако насыпь самого тракта все еще немного возвышалась над уровнем почвы.

Давно делали эту дорогу. Пожалуй, несколько веков назад. И делали хорошо, добротно. Однако время берет свое: поверхность покрылась ямами, стала неровной. Сотни, если не тысячи, телег накатали отчетливо видимые колеи. Весенние ручьи кое-где вымыли изрядные "карманы", уничтожив часть покрытия; в этих "карманах" сейчас стояли лужи.

Впрочем, здесь все-таки можно было ехать - в отличие от участка, с которого мы только что выбрались. Кони сразу, без всяких понуканий, перешли на легкую рысь. Наверное, им самим надоело тащиться шагом.

- А сколько еще до столицы? - спросил я Этвика. Теперь приходилось непривычно напрягать голосовые связки, перекрикивая цокот копыт и шум дующего в лицо ветра.

Барон прищурился и посмотрел вперед, словно мог видеть весь предстоящий путь.

- За полмесяца доберемся, - ответил он. - Самое большее за двадцать дней.

Двадцать дней. Мы почти столько же провели на лесной дороге, а ведь это была очень малая часть всего пути.

Словно читая мои мысли, Этвик заявил:

- Нам не повезло с погодой. В этом году дожди начались раньше, чем обычно. Мы могли быть уже в Милне, Азар. Или где-то рядом.

Интересно, он это сказал в ободряющем смысле, или чтобы поиздеваться? Мол, могли бы столько и не мучиться, если бы кое-кому не приспичило переть в столицу прямо сейчас? Черт разберет этого барона!

Я попробовал применить свои скромные навыки в области телепатии, однако проникнуть в голову Этвика не удалось. Ничего удивительного: когда человек закрывается, это происходит, как правило, на всех уровнях. И, тем не менее, мне захотелось выругаться. На кой нужны сверхъестественные способности, если всё либо понятно и без них, либо непонятно вообще!

Проехав по тракту совсем немного, мы обнаружили прекрасное местечко для отдыха. Деревья на правой стороне обочины (вопреки уверениям барона, лес так и не закончился; возможно, Этвик имел в виду только то, что мы выедем на приличную дорогу) расступились. Там поднимался небольшой поросший травой холмик, кое-где вытоптанный и прожженный кострами. Видимо, останавливались здесь часто. Да оно и понятно: почти незаметное возвышение все же гарантировало относительную сухость под ногами во время (или после) дождя.

Сейчас местечко было занято: оседланные лошади мирно разбрелись по краям поляны, пощипывая траву, а группа людей возилась возле костра в центре. Мы с бароном переглянулись.

- Остановимся? - спросил он.

- Конечно, - кивнул я.

Размяться не помешает, а то у меня скоро ноги перестанут чувствоваться. Седло - удобная штука, только в кабине "буревестника" ездить куда как приятнее. Особенно если учесть, что всё это расстояние, которое мы мучили три недели, на "буревестнике" я бы преодолел минут за пять.

Достигнув с Этвиком согласия, мы решительно свернули к полянке.

Незнакомцы достойно поприветствовали нас и пригласили к своему огню. Они, кажется, были совсем не против новых лиц.

- Куда направляетесь? - полюбопытствовал без экивоков один из "хозяев".

- В столицу, - махнул рукой барон, отпуская своего коня. Тот немедленно отправился к остальным - знакомиться, наверное.

- Тогда нам по пути, - улыбнулся спросивший. - Мы тоже в столицу.

Не знаю, почему, но меня в этот момент потянуло куда-то прочь от собравшихся. Я перестал слушать, о чем они там разговаривают, и зашагал в самую чащу леса.

Мои спутники восприняли это как само собой разумеющееся. Никто, похоже, не удивился моей целенаправленности. Никто, кроме меня самого.

Дело в том, что шел я, повинуясь какому-то невнятному чувству. Там, в лесу, словно стоял какой-то маячок для меня. Там что-то происходило, и я собирался это увидеть.

Надеюсь, этим "чем-то" не будет битва свирепых медведей, подумалось мне. А то ведь я не отношусь к ценителям подобных зрелищ…

Густой лес заставлял тщательно выбирать дорогу. Довольно быстро костер и столпившиеся вокруг него люди скрылись из вида. Голоса зазвучали приглушенно, а позднее и вовсе перестали быть слышны. Со всех сторон теперь доносились лишь шорохи, пение птиц и шелест листвы где-то далеко вверху.

Оставшись наедине с собой, я смог лучше выделить то чувство, что меня вело. В результате мой шаг сделался мягче, осторожнее. Сейчас я передвигался настолько тихо, насколько это вообще было возможно после долгой верховой поездки.

И буквально через несколько метров мое ухо стало улавливать новые голоса. Там, впереди, шел интересный разговор.

***

Несмотря на начавшиеся дожди, посольство прибыло ко двору императора вовремя. Во многом это была заслуга Жерара. Он не только заботился о смене лошадей и ночлеге - самых важных составляющих поездки. Его редкие фразы, брошенные как бы невзначай, удивительным образом поддерживали товарищей в боевом расположении духа. По вечерам спутники обычно валились с ног от усталости, но при этом были довольны собой и готовы проехать еще столько же завтра. Граф де Льен умел подбирать нужные слова. Недаром он возглавлял самую боеспособную и организованную армию во всем королевстве. И не зря встал во главе этого посольства.

При других обстоятельствах Виктор не отпустил бы его на столь рискованное дело. Но теперь, когда от Жерара нужно было избавляться, его поездка к императору была выгодна с любых сторон. Во-первых, он как никто другой имел шансы действительно договориться. А во-вторых, если император окажется настолько недоволен, что велит развесить послов на ближайших деревьях (Виктор учитывал и такую возможность: у императора, как и у него, было собственное понятие о дворянских порядках), тогда остальные вопросы по поводу начальника рыцарской гвардии отпадут сами собой. Для гвардейцев же будет основательная причина ненавидеть возможного врага.

Будущего врага. Виктор не строил иллюзий. Заключение мира на юге и переброска войск значили в его глазах многое. Он едва ли хотел войны, понимая, что королевство пока не готово к серьезным стычкам с империей, однако избегать конфликта любой ценой тоже не собирался. Вот уже в течение нескольких месяцев, в соответствии с его приказами, тут и там в стране появлялись военные лагеря. Верные королю графы, бароны, князья как будто выезжали на охоту (а то и на какой-нибудь турнир) в сопровождении внушительной свиты, а потом вдруг надолго останавливались посреди поля, или в лесу. Расположение лагерей было таково, что при необходимости Виктор мог бы собрать из них внушительную армию, имея при этом достаточно возможностей для маневра. Король хорошо понимал: в империи нет талантливых полководцев, и в случае чего против него будет выставлена грубая сила. Однако значительный перевес в численности всегда можно нейтрализовать умелой организацией. Виктор рассчитывал - и не зря - на свои таланты стратега и тактика.

Согласно его представлениям, в худшем случае имперская армия будет остановлена за сотню верст от столицы, и королевство потеряет юго-восточные области. Ну а в лучшем… При определенной удаче можно будет сорвать наступление практически сразу, заставив императора пойти на невыгодный для него мир.

Как бы там ни повернулось, а война вряд ли грозит чем-то катастрофическим. Тем не менее, Виктор всячески избегал провоцировать "вероятного врага". Подготовка еще длилась, не все части были размещены как следует, да и момент хотелось бы выбрать более подходящий. Болезнь единственной наследницы неизбежно обращала взоры придворных и всякой знати к трону, а мысли - к кандидатам на этот самый трон в случае смерти нынешнего короля. Это не могло не рождать разногласий, недоверия и прочих предпосылок для междоусобиц. А значит, и для возможного предательства во время военных действий. Тогда как победы над превосходящей по численности армией можно было достичь лишь абсолютным единством.

Итак, опасаясь провоцировать императора и ради этого стараясь избежать утечки информации, Виктор сделал так, что никто из его окружения не знал всей картины. Даже самые близкие люди пребывали в неведении насчет масштаба приготовлений к войне. Пирамида сходилась лишь на самом короле. Остальные - вроде Шарля - недоумевали и строили предположения.

Разумеется, это была ошибка. Виктор любил повторять: сила государства заключается в отсутствии незаменимых людей. Он нарушил собственное правило, свой же принцип, сделав себя подобным незаменимым человеком. И теперь в случае нападения страна могла либо победить вместе со своим королем, либо вместе с ним погибнуть. Яд в пище, шальная стрела - и мощное государство сложится, будто карточный домик.

Жерар этого не знал. Им уже пожертвовали, как заранее жертвуют пешкой в сложной шахматной комбинации, однако начальник королевской гвардии всё еще находился на поле, выполняя свой долг перед сувереном и искренне веря, что доживет до конца сражения. В его представлении король был несчастным отцом, едва не потерявшим рассудок из-за болезни дочери. Отцом, вызывающим жалость. И потому эта невероятная задача - уговорить императора на то, что полностью противоречит его интересам, - казалась графу де Льену не только достижимым, но и единственно возможным исходом переговоров. Он просто не мог себе позволить думать по-другому.

Император принял их прохладно.

- Викониус не приехал с вами, - сказал он сразу, не размениваясь на пышные ритуалы.

Жерар спокойно подтвердил:

- Нет.

Они гуляли по саду. Это была прихоть светлейшего из владык. Граф сразу определил, что за нею ничего не стоит: император не собирался таким образом демонстрировать послам свое пренебрежение или, наоборот, снисхождение. Если у этого нарушения обычаев существовала какая-нибудь внешняя причина, то де Льен назвал бы банальную летнюю жару.

Парило и в самом деле немилосердно. Послы обливались потом в своих церемониальных костюмах. К вечеру наверняка снова будет гроза, подумал Жерар.

- Нет, - повторил он вслух, - Лекаря Викониуса с нами нет.

- Ага, - многозначительно сказал император.

"Хороший знак, - мысленно отмечал граф. - Он принял нас сразу, не откладывая. И, кажется, он все же в неплохом настроении".

- Я привез глубокие извинения от короля, - продолжил Жерар неторопливо. - Его величество передает вашей светлости скромные подарки.

Он подал знак спутникам, однако император жестом остановил их.

- Вещи, - произнес он задумчиво. - Прах земной.

"Похоже, он о чем-то думает, - догадался Жерар. - О чем-то далеком от разговора. Думает… или даже мечтает".

Граф попал в самое яблочко, хотя не мог об этом знать. Император мечтал.

Недавно при его дворе появилась одна женщина, баронесса из отдаленного поместья. Она покорила светлейшего из владык с первого же взгляда. Император и не подозревал до сих пор что такое бывает. И - тем более - что такое может произойти с ним!

Баронесса была очень хороша собой. Наверное, она походила на легендарную древнюю царицу, перед которой преклонились даже боги. Легенда легендой, но подобную красоту император видел впервые.

Он начисто лишился аппетита и сна, государственные дела были почти забыты. Не имея сил усидеть на месте, император постоянно куда-то шел. В движении лучше мечталось (здесь и крылись главные истоки того, почему посольство приняли на дорожках сада). Грезы светлейшего едва ли можно было назвать невинными - скорее, совсем наоборот. Но с тем большим удовольствием он им предавался.

То, что баронесса замужем, не являлось для него ни секретом, ни проблемой. Угнетало другое. Император, имевший огромный опыт по части женщин, совершенно не представлял, как подступиться к этому новому объекту его вожделения. В ее присутствии он робел, как мальчишка. Да и чувствовал себя мальчишкой. Это было по-своему волнующим и обескураживающим одновременно. А баронесса загадочно улыбалась, держа дистанцию.

- Мой король передает это как знак безмерного уважения, которое он питает к вашей светлости, - Жерар осторожно вел разговор дальше, хотя подарки остались спрятаны. - Он просит простить его за грубое нарушение договора. Мой король рассчитывает лишь на старую дружбу и на то, что ваша светлость, как отец, поймет его.

Остановившись, император повернулся к де Льену.

- Что говорит Викониус? - спросил он с определенным интересом. - Есть надежда для девочки?

- Викониус просит немного времени, - ответил граф, едва заметно обозначив поклон. - В суете и спешке трудно прийти к верным выводам.

- И сколько времени он просит? - в голосе императора прорезались жесткие нотки.

Это, однако, Жерара не смутило, и глава посольства спокойно сказал:

- Хотя бы месяц. Принцесса уже на грани смерти. Это последнее, что все мы сможем для нее сделать. Она будет спасена или сейчас, или больше никогда.

Фраза прозвучала просто, без пафоса. Даже печально. И на императора это, вероятно, подействовало. Он сложил руки за спиной и зашагал дальше.

Месяц, размышлял светлейший из владык. А это, пожалуй, даже хорошо. За месяц я успею заполучить эту баронессу - тем более что она, кажется, не против. Всё равно сейчас ни о чем другом не думается. Верно. Следует сообщить моим людям о переносе операции.

- Ну хорошо, - произнес он вслух, глядя на дорожку перед собой. - Я даю вам это время. Жизнь ребенка свята, не так ли? Только помните, у меня самого есть дети. Они растут здоровыми благодаря опеке Викониуса. Когда его нет при дворе, я начинаю беспокоиться. Мало ли, всякое может произойти. Так что врач мне нужен здесь.

Последние слова он выговорил с нажимом. Жерар поклонился.

- Вы поставили меня перед фактом, - продолжил император. - Виктор с самого начала не собирался отпускать Викониуса вовремя, но, тем не менее, он уверил меня, что выполнит все условия.

- Не смею возражать вашей мудрости, - вмешался граф, - однако мне известно, что мой король искренне желал соблюсти все условия договора.

Светлейший из владык скептически усмехнулся:

- И что же ему помешало? Ах, Жерар, мы с вами давно знаем друг друга. Давайте говорить начистоту, здесь нет тех, перед кем стоило бы кривляться.

В ответ на это предложение де Льен лишь пожал плечами:

- Ваша светлость знает, что я не умею лицемерить. Заупокойный тон официальных бесед не по мне. Я - человек действия, и всегда говорю то, что думаю.

- Верно! - рассмеялся император, посмотрев на собеседника в упор. - Тогда скажите, что вы думаете обо мне. Самое главное, мелочей не нужно.

Жерар легко выдержал взгляд пронзительно-голубых глаз.

Этот человек, по возрасту лишь ненамного старше графа де Льена, держал в своих руках огромную часть цивилизованных земель. Не он добыл их для империи - то была заслуга его отца и деда. Нынешний император представлял собой типичного баловня судьбы: ему все доставалось легко. Слава, женщины, престол. Он любил воевать и делал это с энтузиазмом, но за время его правления границы империи расширились едва ли на пядь.

- Думаю, - ответил Жерар медленно, уже совсем отбрасывая посольский этикет, - что вам следует бояться своей страсти к удовольствиям, сир. Не сочтите мои слова за грубость или дурной намек.

Император поджал губы: он явно ожидал чего-то другого.

Спутники графа, которые только-только начинали дышать с облегчением, заметно помрачнели. Неужели Жерар позволил себе вот так глупо сорвать переговоры? Именно в тот момент, когда до успеха оставался один шаг?

- Спасибо, - процедил император, - я преклоняюсь перед вашей наблюдательностью и честностью.

Он резко ускорил шаг, так что послам пришлось догонять хозяина. Затем, так же неожиданно остановившись, император вновь повернулся к графу:

- Я преклоняюсь пред вашей честностью. Но не считаю, что вы правы. Страсть к удовольствиям лежит в самой глубине человеческой сути. Она движет нами. Она рождает то самое лучшее, что есть в этом мире. И вы, и я существуем благодаря этой страсти. А кроме нас - стихи, музыка, науки, живопись. Я ошибаюсь?

Жерар не ответил. "Я задел его за живое, - подумал он. - Видит Бог, сейчас лучше промолчать".

- То-то же, - его собеседник улыбнулся с прежней самоуверенностью, словно отсутствие аргументов со стороны Жерара убедило его самого. Потом он обвел рукой вокруг: - У меня прекрасный сад, вы не находите?

- Да, сир, - согласился граф де Льен. - У вас прекрасный сад, и здесь особенно хорошо в это время года.

Он не льстил: их окружали самые разнообразные цветы и деревья, то тут, то там были искусственные пруды, где плавали лебеди и утки, в ручьях плескалась крупная ленивая рыба. Сад императорской резиденции славился во всем мире. Его хозяевам удалось собрать огромную коллекцию редких растений, что в довершение к великолепной планировке впечатляло еще больше.

- Здесь особенно хорошо весной, - возразил император. - Впрочем, вы правы. Сейчас здесь есть какая-то полнота, завершенность. Так вот, ради чего был создан этот сад, как вы думаете?

Жерар опять промолчал.

- Всё та же страсть к удовольствию! - с триумфом возвестил хозяин. - Только ради нее. Взгляните, какая красота. Разве вам не доставляет удовольствия созерцать все это?

Казалось, он воодушевился настолько, что вот-вот - и пустится в пляс. Однако император, оглянувшись на послов, неожиданно сменил тон.

- Вернемся к делу, мы отвлеклись, - сказал он ровно, как будто став совершенно другим человеком. - Вы получите этот месяц. Получите без всяких дополнительных условий. Пусть это будет мой подарок Виктору. Но я прошу, чтобы по истечении месяца Виктор все-таки выполнил свое обещание и возвратил моего лекаря назад. Я прошу, - подчеркнул он, хотя в голосе был скорее приказ, чем просьба. - Не нужно больше ставить меня перед малоприятными фактами. Сейчас мне в любом случае некуда деваться, правда? Если я начну кричать и топать ногами, вы все равно не вытащите Викониуса откуда-нибудь из котомки. При всем своем желании.

Граф не говорил ни слова - да и что здесь можно было сказать?

Император тоже немного помолчал, а затем спросил:

- Есть еще вопросы, которые мы должны решить?

- Подарки, - напомнил де Льен, подавая сигнал товарищам.

Но его собеседник снова остановил их жестом.

- Ах, да. Оставьте у казначея.

Жерар покорно кивнул.

- Вы хотите отдохнуть несколько дней перед обратной дорогой? - поинтересовался хозяин. - Я прикажу приготовить комнаты.

- Благодарю, ваша светлость, - граф поклонился, - но, с вашего позволения, мы отправимся прямо сейчас.

- Как пожелаете, - император развел руками. - Тогда удачного пути!

Обменявшись еще десятком ничего не значащих фраз, они расстались.

Вечером того же дня послы ужинали на постоялом дворе, который находился от резиденции императора за несколько десятков верст. Они спешили убраться подальше, пока светлейший из владык не передумал. Конечно, подобное маловероятно… однако произошедшее сегодня казалось слишком большой удачей.

Жерар, пожалуй, лучше остальных понимал, что им просто повезло. Именно настроение императора сослужило посольству хорошую службу. Граф де Льен видел, как хозяин резиденции намеревался разговаривать поначалу. Холодно, пренебрежительно, отрывисто. Но не выдержал этой роли, потому что внутри него всё пело. Благословен будь тот, кто подарил ему такое настроение!

- Ну что? - насытившись, Кормак стал подначивать Шарля. - Говорил я, что ты - старый подозрительный ворчун?

- Имей совесть! - воззвал толстун. - Врет и не краснеет! Это не ты говорил, а я сам.

Остальные согласно закивали: они помнили тот спор.

- Ладно, - согласился северянин. - Мне чужого не надо. Зато я точно говорил, что ты любишь всех пугать. Особенно после вина. Эй, не давайте ему много вина, а то снова начнется!

Шарль крякнул и приложился к кружке, словно действительно опасался возможной её конфискации.

- Всё закончилось хорошо, мы живы и возвращаемся домой, - добавил Кормак, смеясь.

- Ничего еще не закончилось, - мрачно отозвался Шарль, ставя кружку на стол.

- Ага! - протянул северянин со значением, затем обратился к остальным: - Я вас предупреждал насчет вина, но уже поздно. Сейчас мы услышим очередную порцию ужасов.

Пожилой дворянин не отреагировал на это вступление и действительно начал рассказывать:

- Признаться, сегодняшнее поведение императора поставило меня в тупик. Я ожидал совсем другого. Однако своих слов я назад не беру. Он что-то готовит. Даром никто армии из одного края страны в другой не перетаскивает. Вот увидите, что-то скоро начнется.

- Он подлый и мелочный человек, - неожиданно вступил в разговор граф де Льен. - Он прикрывается высокими словами и любовью к искусству, но за этим ничего не стоит. Ему хочется быть одновременно героем битв и мудрым философом, а в итоге не получается ни одно, ни другое. Он сам это чувствует и боится, что другие, заглянув поглубже, тоже разоблачат его. С таким трудно иметь дело.

- Почему? - полюбопытствовал барон де Лири.

- Подлец, знающий о том, что он подлец, в стократ хуже обычного, - ответил Жерар, глядя куда-то в пространство перед собой. Затем, словно опомнившись, он посмотрел на своих товарищей. - Я считаю, что Шарль прав. Еще ничего не закончилось, хотя наша поездка все-таки, похоже, увенчалась успехом. Как бы там ни было, я вас поздравляю. - Он улыбнулся. - Сегодня впервые буду спать спокойно. Как хотите, а я пошел к себе. Смертельно устал.

Поднявшись из-за стола, граф направился к своей комнате.

Почти сразу же разбрелись и остальные. Поездка в этот раз выдалась изматывающая, даже на болтовню по вечерам сил почти не оставалось.

Ночью в тишине большого дома едва слышно скрипнули дверные петли. Неясная тень выскользнула в коридор. Замерла. Двинулась дальше. Напротив другой двери замерла снова.

Оттуда, из комнаты, доносилось равномерное сопение. Тень толкнула дверь и осторожно шагнула внутрь.

Граф де Льен был там. Он крепко спал, раскинувшись на большой кровати. Лунный свет падал из окна, образуя четкий прямоугольник на полу, и было достаточно светло, чтобы разглядеть подробности.

В руке вошедшего что-то тускло блеснуло. С еще большей осторожностью, чем прежде, он заскользил к кровати.

Что-то попало под ногу. Мягкое, податливое. Вошедший, почти добравшийся до кровати, нетерпеливо отбросил помеху с пути.

Но из бесформенной массы неожиданно выпал какой-то круглый предмет и, оглушительно громыхая в этой абсолютной тишине, покатился по полу.

- Кто здесь? - граф тут же проснулся.

В глубине комнаты было так темно, что тени сливались одна с другой. Жерар поморгал, на всякий случай держа руку на оружии. Может, воры? - мелькнула мысль.

Он сел, зажег свечу. Осмотрелся.

Кроме него, в комнате никого не было. Однако сброшенная вечером одежда, которую граф не потрудился как-нибудь развесить или сложить (ему просто невыносимо хотелось спать), теперь лежала под самым столом. Жерар плохо помнил, как раздевался, но вряд ли он забросил ее туда сам.

Потом в углу комнаты он обнаружил и предмет, который его разбудил. Это был медальон, подаренный де Льену королевой. Граф бережно взял его в руку, затем сунул под подушку. Подхватил свечу и направился в коридор.

Там тоже было пусто. "Вероятно, я спугнул вора", - подумал Жерар. Приблизился к открытому окну в торце коридора, выглянул наружу.

Во дворе ничего не шевелилось. Яркий лунный свет и густые тени от дома, деревьев, конюшни. Пожав плечами, граф вернулся к себе. Но, на всякий случай, прежде чем снова лечь, он пододвинул к двери массивный стул.

10 глава.

Теперь можно было не спешить. Самое главное они выполнили, а остальное подождет.

Посольство возвращалось в столицу.

Они гнали лошадей только первые два дня, словно по привычке. Потом же перешли на нормальный темп, с дневными привалами и основательными ночевками. А когда миновали границу, напряжение оставило их полностью. Они были живы, они возвращались - и возвращались с вестью об успехе. Разве может человек желать чего-нибудь большего?

Жерар, впрочем, испытывал двойственные чувства. Радость и удовлетворение от хорошо выполненного поручения скрадывались мыслями об Анастасии.

Тогда, ночью, после неудачного визита воришки (как выяснилось утром, ничего из вещей не пропало) он еще долго лежал без сна, сжимая под подушкой медальон. Граф прислушивался, не раздастся ли подозрительный шорох в коридоре. И размышлял.

Ему вспоминались их с Анастасией встречи. Ее красивое лицо, глаза. Разговоры полушепотом в темноте. Влажное дыхание на щеке. Он осознал, что по-прежнему любит королеву, вопреки всем возможным и невозможным запретам. Вопреки собственному долгу перед ее мужем.

Именно тогда, ночью, он впервые посмотрел на то, что передала ему через служанку Анастасия, с другой точки зрения.

Оглядываясь назад, Жерар удивлялся, почему он не задумался об этом раньше. Да, его ошарашило полученное известие. Но ведь он знал достаточно, чтобы просто сопоставить некоторые вещи.

Анастасия сказала, что у них с Виктором будет ребенок, и она от радости разболтала королю об отношениях с Жераром. Правда ли это?

Нет. Вся конструкция была искусственной от начала до конца. Граф де Льен общался с королевой не один день. Он видел в ней осторожную женщину, которая всегда тщательно обдумывает последствия, прежде чем что-то сделать. Поступить импульсивно может, конечно, каждый, только в случае с Анастасией для этого потребовалось бы нечто большее, чем просто новость о ребенке - пусть даже трижды желанном. Ко всему прочему, насколько было известно Жерару, для женщин будущий ребенок редко является полной неожиданностью. Многие что-то начинают подозревать уже с самого дня зачатия. А в подобном случае абсолютного сюрприза не выйдет.

Итак, у них там с королем произошло что-то другое. Трудно сказать, что именно. Может, кто-либо из придворных случайно был свидетелем тайных встреч. Или у самого Виктора зародились некие подозрения, и он вынудил Анастасию открыться.

Что бы ни произошло, королева просила его, Жерара, бежать из столицы. Подальше от гнева Виктора.

Зачем она сказала о ребенке? Чтобы как-нибудь оправдаться? А может, у нее действительно будет ребенок?

На этом месте своих размышлений граф де Льен замер, вцепившись в подушку.

Что если это его ребенок? А Виктор об этом не подозревает?

Нет, бессмыслица. Виктор - не наивный дурачок. Как он может не подозревать, зная, что Анастасия встречалась с Жераром?

А если Виктор не хочет ничего подозревать?

Граф вытер со лба холодный пот. Он понял, что обнаружил серьезную мысль. Так действительно могло быть. Королю нужен наследник (или наследница, не важно), об этом знает любой человек при дворе. О чем никто не знает, так это о встречах королевы с Жераром. Если теперь у Анастасии родится ребенок, он будет законным наследником.

Правда, лишь при условии, что все и дальше сохранится в тайне.

"Почему же Виктор мне ничего не сказал? - удивился граф. - Не доверяет? Или наоборот - считает, что я всё равно буду молчать? Если так, то он прав, но…"

В подобном ключе сообщение Анастасии толковалось легко. Всё становилось на свои места. По сути, здесь даже не нужно было ничего домысливать. Если королю не удавалось произвести на свет наследника в течение многих лет, то почему бы это произошло именно сейчас?

Был лишь один пункт, непонятный де Льену. Учитывая доверительные отношения между ним и королем, можно было бы рассчитывать на откровенность.

Впрочем, свои догадки граф не воспринимал в качестве единственно возможной истины. Он тоже умел разделять предположения и реальность.

Однако, как бы там ни было, на отношениях с Анастасией теперь следует поставить крест. Может, она тоже любит его - как и он ее, - а всё, что Жерар подумал о ней раньше - недоразумение. Это не имеет значения. Отношения следует прекратить.

Эта мысль доставляла графу боль. Он понимал, насколько сложно будет находиться при дворе, рядом с королевой, и постоянно одергивать себя. Быть с объектом своей любви - и в то же время бесконечно далеко. Самому отказаться от малейшей надежды.

В таких раздумьях находился де Льен, когда его окликнули товарищи.

- Давайте передохнём, - предложил Кормак, указывая на подходящее место возле дороги.

Жерар взглянул на небо.

- Уже скоро вечер, - заметил он.

Кормак махнул рукой:

- Мы все равно успеем добраться до ближайшего форта засветло. Зачем спешить? Кони вон тоже устали.

- Да-да, граф, - подхватил Шарль. - Особенно мой красавец. Еле ноги переставляет.

Это была шутка. Конь Шарля бежал наравне с остальными. Однако седок ему достался действительно самый тяжелый - тут уж никаких сомнений быть не могло.

- Ну хорошо, - решил Жерар. - Сделаем привал.

Они свернули с дороги, спешились. Жерар снова почувствовал себя непривычно на твердой земле. За прошедшие недели он так привык ехать, что все другие состояния теперь воспринимал как исключительные.

Из леса, куда только что отправился Вальгард, собрат Кормака по происхождению, вдруг донеслись громкие восклицания. Товарищи схватились за оружие. Вальгард, рослый голубоглазый северянин, славился молчаливостью. Если уж он подал голос, значит, произошло что-то особенное.

Кормак опередил всех. В несколько прыжков он достиг кромки леса и скрылся за деревьями. Наемник спешил на помощь к своему лучшему другу.

Остальные ничего не успели сделать. Буквально в следующее мгновение Кормак снова появился и, смеясь, помахал товарищам рукой. Затем на поляну вышел и Вальгард. В руках он нес убитого кролика.

- Совсем озверел дружище Вальгард, - сообщил Кормак, подходя к товарищам. - На кроликов бросается.

- Это он на меня бросился, - возразил виновник переполоха. - Сзади. Прямо на шею. Напугал, черт.

Руки у Вальгарда действительно немного дрожали.

- Ну, старина, - Кормак ухмыльнулся, покачав головой. - Вот уж не думал, что ты боишься кроликов.

Северяне были и похожи, и непохожи друг на друга. У обоих - небесно-голубые глаза и длинные светлые волосы. Но Кормак - щуплый, небольшого роста, с мягкими чертами лица. Вальгард же - высокий, статный, лицо словно вырублено из камня, причем вырублено небрежно, грубым инструментом. Первый разговаривал при каждом удобном случае, другой днями мог не проронить ни слова (из-за этой немногословности о присутствии Вальгарда часто забывали). Тем не менее, северяне держались вместе с самого первого дня - они вдвоем поступили к королю на службу. Молва твердила, что они из одной деревни, а кое-кто даже предполагал кровное родство. Сами же наемники на этот счет помалкивали.

- И что с ним теперь делать? - спросил Вальгард, как-то беспомощно рассматривая тушку. Кролик попался из крупных, но на руках у северянина казался крохотным.

- Отдашь хозяину двора, где мы сегодня ночевать будем, - предложил Шарль. - Он тебе спасибо скажет.

- Что за благотворительность? - возмутился Кормак, забирая кролика. - Давайте его зажарим. Прямо сейчас. Над костром. Свежатина, с дымком. М-м.

Он сглотнул в предвкушении и посмотрел на графа де Льена:

- Что скажешь, Жерар?

Тот улыбнулся:

- А что я скажу? Разводите костер.

Кормак заметно повеселел:

- Тогда - айда за сухими ветками!

Он снова осмотрел кролика, на этот раз по-деловому.

- Вальгард, обдерешь его?

Высокий северянин поморщился:

- Нет, лучше ты.

- Ладно, - согласился Кормак. - Сегодня моя очередь, - он направился к своей лошади, достал нож, потом крикнул Вальгарду: - Поищи дров для костра.

Тот кивнул и зашагал к лесу.

- И ровную палку на вертел, - прокричал Кормак вдогонку. - И смотри, осторожно. Там могут быть другие грозные кролики.

- Этого, наверное, кто-то спугнул, - предположил граф де Льен. - Кстати, вы ничего подозрительного не замечали? Здесь бывают разбойники.

Кормак, уже занявшийся трофеем, откликнулся:

- Да лиса его спугнула. От разбойников кролики так не удирают.

Призыв северянина пойти за дровами компаньоны большей частью проигнорировали. Шарль возился с седельной сумкой, барон де Лири зачем-то начал проверять свое оружие (возможно, прислушался к замечанию графа насчет разбойников), князь Валлонский снял сапоги и с наслаждением ходил по траве босиком. Кормак, впрочем, успел привыкнуть к тому, что его именитые товарищи не очень охотно берутся что-то делать. Происхождение давало о себе знать, хотя статус при дворе у всех был примерно одинаковый. В иных обстоятельствах наемник не стеснялся и заставить их, однако для сбора сухих веток вовсе не требовалось привлекать много людей.

Единственным, кто еще откликнулся, был Жерар. Начальник королевской гвардии направился в лес следом за Вальгардом. Он наметил себе поискать также воду, поскольку Кормаку следовало как минимум помыть чем-нибудь руки, а в походных бурдюках совсем ничего не осталось.

Граф уже забрел достаточно глубоко в чащу, когда позади него раздался какой-то шум. Обернувшись, Жерар увидел де Лири. Молодой барон целенаправленно шагал к начальнику гвардии.

- А, Жорж, - граф бросил на землю то, что успел насобирать. - Ты кстати. Помоги мне, пожалуйста. Возьми эти ветки. Я хочу найти воду.

Де Лири, однако, повел себя странно. Вместо того, чтобы подойти и забрать ветки, он остановился на расстоянии нескольких больших шагов. Снял с плеча лук, наложил стрелу.

- Что произошло? - Жерар застыл, глядя, как кончик стрелы поворачивается в его сторону. - Погоди, Жорж! - добавил он быстро, поскольку стрела уже была готова сорваться с тетивы. - Я ничего не понимаю. Погибнуть от руки друга и не узнать почему - что может быть хуже для дворянина?

Это поколебало решительность молодого барона. Он чуть-чуть ослабил тетиву, но пока молчал.

Жерар всматривался в лицо парня, который пришел его убить, и думал сразу о многом. Парализующего волю страха не было. Неожиданный ход событий ошеломил графа, однако не более того. С рождения принадлежа к сословию воинов, Жерар успел свыкнуться с мыслью о насильственной смерти. Когда-то в юности он даже считал, что любой настоящий мужчина должен умереть от стрелы или меча, а не от старости в собственной постели.

Однако граф вовсе не стремился приблизить свою смерть. Напротив, он рассчитывал прожить настолько долго, насколько это будет возможно.

Именно поэтому он только что назвал человека перед собой другом.

- Я не знаю, в чем дело, - продолжил Жерар осторожно, не шевелясь, чтобы не спровоцировать парня. - Наверное, я когда-то был не прав по отношению к тебе и заслужил это. Хорошо, я ни на что не претендую. Ты поступаешь так, как велит тебе собственные долг и честь. Только выполни, пожалуйста, мое последнее желание. Позволь мне умереть с легкой душой, не терзаясь подозрениями и догадками. Открой, какую чудовищную несправедливость допустил я вольно или невольно по отношению к тебе или твоим близким.

Он говорил то, что приходило на ум. Говорить и не двигаться - вот единственный способ хоть немного продлить сейчас свою жизнь. Малейший жест означает спущенную тетиву, а на таком расстоянии стрела найдет цель раньше, чем Жерар успеет как-нибудь уклониться. Так что прыгать в кусты или за дерево не имеет смысла. Он в любом случае получит стрелу, и если рана не окажется смертельной, то де Лири потом просто добьет свою жертву.

Говорить. Вовлечь его в разговор.

Граф очень хорошо видел, как рука со стрелой начала подрагивать от напряжения. Но еще больше ослабить тетиву де Лири не решался. Он хотел быть наготове. А это значит, что времени осталось совсем немного. Потом парень устанет и в любом случае выстрелит, даже если это случится само по себе.

- Вы не подумайте, граф, - вдруг все-таки заговорил молодой барон. - Здесь ничего личного. Я только выполняю просьбу короля.

- Виктора? - удивился Жерар.

Парень кивнул, не сводя глаз со своего противника.

- Наверное, это какая-то ошибка, - пробормотал граф де Льен. - Король не мог…

Де Лири покачал головой:

- Никакой ошибки.

- Тогда почему?

- Не знаю. Меня это не касается, - добавил молодой барон с некоторым раздражением.

"Так вот в чем причина его взлета при дворе, - размышлял Жерар. - Он выполняет для короля грязную работу. Он! Наследственный дворянин! Сын гордого барона де Лири! Господи, до чего опускаются люди…"

- Значит, король вообще ничего не объяснял? - попробовал граф снова.

Раздражение парня заметно возросло, но он все-таки ответил:

- Король сказал, что не доверяет вам. Что узнал о вашей измене. Что вы представляете большую опасность.

Мельком взглянув на лук, де Лири продолжил более мягко, словно желая оправдаться:

- Предателей не вызывают на поединок. И я рад, что вы от меня его не требуете. Я закажу в храме молитву за упокой вашей души.

- Постой! - опять произнес Жерар. В его голове мелькнула догадка. - Тогда, ночью… Это был ты?

Молодой барон молча кивнул. Тетива натянулась.

"Всё", - подумал граф де Льен.

- А можно тебя кое о чем попросить, мальчик? - вдруг раздался чей-то голос из-за спины Жоржа де Лири.

Поняв, что на сцене появилось новое лицо, барон не стал больше терять времени. Тетива немедленно зазвенела, посылая оперенную стрелу в грудь Жерару, а де Лири тут же выхватил из колчана другую и, быстро развернувшись, выстрелил снова.

Он отлично владел луком, этот молодой амбициозный парень. Несмотря на спешку, оба выстрела были смертельными.

***

После "отъезда" Эвелин Алексей с головой ушел в тренировки. Во-первых, он хотел наверстать упущенное. Новые способности по-настоящему не были новыми. Они лежали где-то внутри, глубоко спрятанные и ждущие своего часа. Алексей вспоминал, как в течение всей его жизни друзья тут и там отмечали в нем что-то необычное. Некоторые вполне серьезно верили, что он владеет телепатией, а иные подозревали даже способность к ясновидению. Мне, как и моему двойнику, это всегда казалось изрядным преувеличением, поэтому я лишь посмеивался над подобными убеждениями. Но вот потом неожиданно стало известно, что ошибался-то я, а не они.

Если способности уже есть, то развить их - дело принципа. Тем более, когда все вокруг только и делают, что мгновенно перемещаются в пространстве, заставляют предметы летать или возникать из ниоткуда, проходят сквозь стены… ну и дальше в том же духе. Это всё была видимая сторона применения удивительных способностей - не самая эффективная, зато вполне эффектная. Что-то вроде красивой обертки.

Существовало также "во-вторых". Алексей смутно чувствовал, что вскоре может пригодиться и его помощь. Он все еще не совсем понимал, для чего Клод и остальные из его компании рискуют собственной жизнью, играя в странные "игры". В его глазах это была причуда долгожителей, наделенных слишком большой силой. Обычная жизнь им, наверное, казалась пресной, лишенной вкуса. Какой интерес жить, когда всего можешь достичь мановением руки?… Вот и искали те, кого в иных мирах окрестили богами, развлечений…

Он не понимал мотивов своих новых друзей, потому что не проник еще в ту новую вселенную, которая когда-то открылась перед каждым из них. Но это не мешало ему кое-что чувствовать.

Марго задерживается неспроста. Эвелин отправилась ей на помощь. Что могло произойти?

Вопросы не давали ему покоя. И Алексей занимался - настойчиво, самозабвенно, даже исступленно. А когда больше не оставалось сил, он шел в спортзал и избивал тяжелые груши или бетонные блоки. Костяшки его пальцев теперь часто кровоточили. Раньше они не знали подобного обращения: Алексей был поклонником философии айкидо, хотя учился всему понемногу. Раньше ему казалось, он понимал мастера Уисибу*. Но недавние события пролили на его убеждения совсем другой свет. Он вдруг почувствовал себя не умудренным опытом профессионалом, а совершенным новичком, который успел нахвататься поверхностных знаний и возомнил о себе невесть что.

- Это хорошо, - бормотал Алексей, в двухсотый раз повторяя прямой удар рукой, - хорошо, что мы все еще способны на грубую и бескомпромиссную самокритику. Это значит, мы все еще способны учиться. Хорошо.

Очередного удара цепь не выдержала, и груша, на миг сложившись пополам, а затем выпрямившись, полетела в дальний конец зала. От ее падения гулко содрогнулся пол. Алексей остановился, шумно перевел дух и посмотрел на свисающий с потолка кусок цепи. Одно из звеньев было разогнуто.

- Здорово! - раздался женский голос от входа. - А если бы на месте этой груши стоял человек?

- Ему бы крупно не повезло, - ответил Алексей, поворачиваясь. - От последствий такого удара не спасет даже современная медицина. Привет, Наташа!

Она была в темно-синих облегающих брюках и ярко-белой блузке, на фоне которой длинные каштановые волосы казались почти черными. Обворожительна, черт возьми! Широкие бедра, узкая талия. Умеренные холмики грудей, прорисовывающиеся под блузкой. Большие глаза, длинные ресницы…

- Привет! - девушка улыбнулась и помахала рукой. - А ты когда-нибудь на самом деле вот так… человека?

Алексей с трудом отвлекся от эстетического созерцания.

- Вообще-то, наверное, нет, - произнес он медленно. - По большей части не было надобности. Я справлялся и без кулаков.

- А смог бы?

Он покачал головой:

- Наташа, лучше не спрашивай об этом. Мне приходилось участвовать в войне. Я видел, как люди убивают и умирают. Там дрались все: философы и рабочие, учителя и врачи, инженеры и музыканты. Одним из моих лучших друзей был художник. Чистя во время передышек свой автомат, он рассказывал мне о тех картинах, которые он напишет, вернувшись домой. Он воображал себе мирные зеленые луга на фоне далеких гор, пасущиеся стада, а на переднем плане - прекрасную богиню, зачерпывающую воду из кристально-чистого ручья. Он хотел дарить людям красоту и веру в жизнь - а дарил смерть. От его пуль пали как минимум четыре десятка человек, прежде чем он сам получил пулю. Задуманные картины так и остались ненаписанными. И, может быть, выпустивший пулю враг тоже был каким-нибудь поэтом, мечтавшим написать в стихах великую историю любви. Никто из них не хотел убивать, никто не считал себя чудовищем. Когда такое видишь, начинаешь по-другому оценивать, что человек может делать, а чего не может. Переосмысливаешь саму жизнь.

Алексей вытер тыльной стороной ладони пот со лба и усмехнулся:

- Что-то меня потянуло на рассуждения. Наверное, из-за того, что на этой громадной яхте почти не осталось людей, с которыми можно поговорить. Так что прими мою болтовню за выражение радости по поводу твоего приезда. Ты надолго?

Наташа неопределенно дернула плечами:

- Пока не знаю. Хочу дождаться папу. Я думала, он здесь.

- Клод? Да он не усидит на одном месте и двух часов, - Алексей подошел к груше и попытался ее поднять. От напряжения его лицо побагровело, на руках и ногах вздулись вены.

- Эй, надорвешься! - забеспокоилась Наташа.

Все-таки ему удалось чуть-чуть приподнять тяжеленный кожаный мешок. Когда Алексей ослабил хватку, тот опять шумно бухнулся на пол.

- Видишь ли, - сказал Алексей, тяжело дыша, - это у нас, мужчин, в крови. Если где-нибудь поблизости появляется женщина, мы тут же начинаем демонстрировать, какие мы сильные.

Улыбнувшись, девушка вошла в зал и присела на один из тренажеров. Задумчиво потянула рукой трос, на котором крепились добрые двадцать килограммов. Блоки тихо зашуршали, и груз поднялся до самого верхнего положения.

- Похоже, на "Аркадии", кроме тебя и Ларри, никого нет, - пожаловалась она.

- То, что Ларри есть, уже прогресс, - отметил Алексей, уставившись на тренажер Наташи. - Этот старый картежник тоже любит пропадать. Наверное, по старой памяти надувает между делом какие-нибудь казино… А ты, я смотрю, маленькая хрупкая девочка, для которой поднять два десятка килограммов - это раз плюнуть.

Наташа взглянула на груз, плавно опустила его назад. Улыбка обнажила ее белые зубы, сделав еще привлекательнее и ближе.

- Меня никогда не называли хрупкой, - сообщила она по-домашнему просто. - В школе я была хулиганистой забиякой и нередко ходила с синяками. Парни меня уважали, некоторые даже побаивались. Зато часто приглашали в свои компании. Кажется, я переиграла во все мальчишечьи игры.

Она оперлась рукой на сидение тренажера и вытянула вперед ноги. Алексей проследил за этим движением, а затем тоже присел - на грушу, которую перед этим пытался поднять.

- Я была высокой и сильной, - продолжила девушка. - Один задира из соседнего класса как-то хотел со мной подраться. Так я ему надавала тумаков на глазах у всех. Меня потом все подряд просили научить "приемчикам", а папа здорово отругал. До этого я никогда не видела его таким сердитым. Он закрылся со мной в одной комнате и прочитал длинную лекцию по поводу того, что победитель - это человек, не допустивший драки; что если ты позволил втянуть себя в драку, то заведомо проиграл, каков бы ни был исход; что меня учили боевым искусствам не для того, чтобы я пестовала свое тщеславие. В общем, он был ужасно строгим, но в то же время очень переживал. Мне даже в чем-то стало его жалко. Кажется, именно поэтому наставления подействовали, и я больше не дралась. Но если ты воображаешь, что я была нежным ангелочком с крылышками, то ты ошибаешься.

- Наверное, учителя тебя не очень-то любили?

- О, совсем наоборот - несмотря на то, что мое присутствие для них было сплошным кошмаром. Они меня любили, ставили мне хорошие оценки и даже родителей вызывали в школу не так уж часто. Ты знаешь, что я закончила школу с отличием?

- Честно говоря, я что-то такое предполагал, - признался Алексей. - Клод не из тех, кто всё пускает на самотёк. Он явно занимался воспитанием по полной программе.

- Это точно! - Наташа энергично кивнула, соглашаясь. - Мне было лет пятнадцать, когда папа заставил меня твердо выучить принцип "laissez passer - laissez faire!"* и все ужасные следствия, к которым приводило его последовательное применение. Вместо любовных историй я была вынуждена читать мрачные романы о Великой Депрессии. Можешь себе представить?

- Тиран, - Алексей усмехнулся, покачав головой.

Затем он встретился с девушкой глазами. Вздохнул:

- Извини, что я тут расселся и даже не подхожу к тебе. Мне очень приятно тебя видеть, но я сейчас потный и липкий. Вот подвешу назад эту штуковину, приму душ - тогда и поболтаем по-человечески. Договорились?

- Конечно! Не переживай, Алексей, я просто зашла узнать, как у тебя дела.

Они почти не были знакомы. Это со мной Наташа провела чуть побольше времени - то в ресторанчике на Сайгусе, то подобрав меня на Менигуэне и отвезя на Горвальдио, то вытащив из подземелий Скалы. С моим двойником она виделась лишь мимоходом, а наедине не бывала вовсе. Поэтому связывало их фактически очень малое.

Тем не менее, девушка чувствовала себя будто бы рядом со старым приятелем. Что бы там ни говорила Эвелин, второй Алексей был мной. Он так же выглядел, разговаривал, подбирал те же слова, аналогично улыбался, шутил, хмурился. Нас с ним, наверное, не различили бы даже самые близкие друзья.

Алексей, со своей стороны, ощущал по отношению к девушке какую-то странную симпатию. Он словно когда-то уже видел ее - встречал во сне, что ли? Наташа не казалась ему совершенно посторонним человеком.

Поэтому разговаривали они безо всякого напряжения, по-дружески. Однако то и дело кто-нибудь из них ловил себя на мысли, что его ведет ложное впечатление. Не то, чтобы это имело какую-то важность, но вся ситуация была в высшей мере удивительной. Два незнакомца на поверку хорошо знали друг друга.

- Давай помогу! - предложила Наташа, поднимаясь с сидения и деловито одергивая блузку.

Алексей взглянул на нее несколько скептично.

- Я думаю, ты сильнее большинства женщин, - сказал он, продолжая сидеть, - но эта штуковина действительно тяжелая. К тому же ты испортишь свою одежду, в которой ты выглядишь так замечательно.

- Я выгляжу замечательно и без нее!… - выпалила Наташа и вдруг, покраснев, запнулась. - То есть… - но она все-таки продолжила: - Я хотела сказать… мне идут не только эти брюки и блузка, не правда ли?

- Наверняка, - серьезно подтвердил Алексей.

Девушка покосилась на него и, не выдержав, хмыкнула. Через миг они уже хохотали вдвоем.

- А ну-ка встань! - скомандовала Наташа после того, как схлынула первая волна смеха. - Ну пожалуйста, Алексей!

Он выполнил эту просьбу, однако путь к лежащей груше загородил собой:

- Ты все же хочешь попробовать?

- Да! - с нажимом ответила девушка, кивнув. - Во-первых, мы с тобой в любом случае сильнее, чем ты один. Разве не так?

- Возможно, - признал Алексей.

- А во-вторых…

Тут за спиной моего двойника что-то зашуршало. Он резко повернулся.

Груша медленно поднималась в воздух. Искусственная гравитация "Аркадии" больше не прижимала ее к полу. Всё выглядело так, словно системы корабля неожиданно отказали, и наступила невесомость. Однако Алексей-то с Наташей по-прежнему стояли на ногах, поэтому либо потеря гравитации была выборочной, либо наблюдалась какая-то аномалия (впрочем, это одно и то же).

Алексей повернулся назад. Наташа невинно улыбалась.

- Не всё решает грубая сила, - продолжила она, пожав плечами. - Так говорит папа. Подозреваю, он и здесь прав, а?

Мой "альтер-эго" в бессилии развел руками:

- Ну, так нечестно. И ты туда же! Ни одного нормального человека на всей яхте! Все то кроликов достают из шляпы, то еще хуже.

Он охватил реющую грушу и потащил ее к свисающему с потолка обрывку цепи. Пристроил крайнее звено на место. Теперь кожаный мешок снова висел, где положено, но в любой момент мог слететь опять. Следовало бы починить цепь, согнув и запаяв лопнувшее звено.

Едва Алексей об этом подумал, цепь натянулась и стала слабо потрескивать. С изумлением мой двойник наблюдал, как края звена сами собой сблизились, а потом и вовсе срослись намертво. Трещина исчезла.

- Послушай, - обратился Алексей к девушке, уже не скрывая восхищения, - раньше я не подозревал, что ты умеешь такое делать.

Наташа рассмеялась:

- А я и не умела. Я ведь тоже постепенно кое-чему учусь.

Мой двойник еще раз осмотрел цепь.

- Обидно чувствовать себя в числе отстающих, - признался он. - Моих силенок на такое не хватило бы. В течение всей своей жизни я чаще всего был первым, или одним из первых. А тут - увы! Досаждает сильно. Наверное, у меня успел выработаться комплекс чемпиона.

- О, это мне знакомо, - заверила его Наташа весело. - Я тоже всегда впереди. В учебе, в спорте, по всяким там мероприятиям. Это всегда приятно, если тебя отмечают, хвалят, награждают какими-то грамотками. Кстати, на моей яхте есть целая комната, где я собираю все свои награды. Хочешь покажу?

- Обязательно, - улыбнулся Алексей. - А яхта здесь? Если не ошибаюсь, ее зовут Блонди?

- Не ошибаешься, - девушка мотнула головой, из-за чего длинные волосы самовольно рассыпались по плечам. Вблизи локоны больше не казались черными даже на белоснежной ткани блузки. Они были красивого темно-коричневого цвета, и освещение зала зажигало в них блуждающие красноватые искорки. - Блонди здесь. Я не умею перемещаться, как папа.

Последняя фраза прозвучала как-то грустно, и мой двойник счел нужным заметить:

- Я тоже. Надеюсь, у нас с тобой всё впереди.

Наташа снова улыбнулась - на этот раз как-то загадочно.

Рассматривая ее лицо, Алексей вдруг понял, что ему отчаянно хочется обнять стоящую перед ним девушку. Она была намного младше его, но ее молодость лишь возбуждала. "Надо же! - подумал мой "альтер-эго", полушутя. - Что это со мной случилось? Улавливаю эманации ее сексуальности?"

Наташа уже давно сформировалась как женщина. Об этом молчаливо свидетельствовало что-то в выражении лица, зрелые формы тела, даже взгляд. Алексей непроизвольно поймал себя на попытках угадать, сколько парней уже было у симпатичной девчонки, стоящей перед ним. Современная мораль допускала свободную смену партнеров на протяжении всей жизни, если только союз не успевал обзавестись детьми, но допускать - не значит предписывать. И всё же… Три? Пять?

"Уймись! - одернул себя Алексей. - Тебе-то какое до этого дело? Небось, всех своих женщин за четыре десятка лет пересчитать поленишься? А к ребенку пристаешь…"

- Странное имя для яхты, - сказал он вслух, просто для того, чтобы что-нибудь сказать.

- А я воспринимала ее как подругу, - Наташа небрежно отбросила рукой мешающие волосы за спину, и они снова засверкали красноватыми переливами. - Папа мне ее подарил еще в средних классах школы. Я тогда была в жутком восторге: такая игрушка! Вообще я мечтала о каком-нибудь домашнем животном - о собачке, хомячке. Но это оказалось лучше! С Блонди можно было поболтать, она знала обо всем на свете, понимала шутки. Я воображала ее сверстницей с большими голубыми глазами и золотистыми волосами, собранными в короткий смешной хвостик. Отсюда и взялось имя.

Она пожала плечами, словно подводя черту своему объяснению.

Ее смуглая, покрытая ровным загаром кожа казалась мягкой и безукоризненно чистой. Алексей понял, что уже некоторое время рассматривает шею своей собеседницы. Красивое женское тело всегда было предметом его восхищения… но следует, впрочем, соблюдать кое-какие условности.

Резко подпрыгнув, он в развороте достал ногой только что подвешенную грушу. Глухой удар разнесся по залу. Цепь натужно заскрежетала, однако выдержала.

- Хорошо висит, - признал Алексей, оказавшись снова на ногах. - Значит так. Сейчас я иду в душ, переодеваюсь, а потом уже все остальные разговоры. Добро, Наташа?

- Конечно, - кивнула она с улыбкой. - Я подожду тебя здесь.

Принимая душ, мой двойник думал всецело о гостье. Он знал, что Наташа учится в том же университете, который когда-то посчастливилось закончить ему. На "Аркадию" она приезжала нечасто: помехой были огромные расстояния. Клод любил гонять свой левиафан по окраинам, куда почти никто не забирался, Паэна же находилась ближе к центру цивилизованной галактики.

Вероятно, в университете начались каникулы, и Наташа решила навестить отца. А заодно и старых приятелей.

В первые их встречи Алексей не обращал на девушку особого внимания. Тогда было много других отвлекающих факторов. После побега с Земли события замелькали чередой, едва ли не каждый день выяснялось что-нибудь новое, и всё это действовало ошеломляюще. Но теперь жизнь моего двойника стала более чем спокойной. Порой он проводил целые дни в полном одиночестве. Такая обстановка необычайно обостряла восприятие… и жажду общения.

Изголодавшись по новым лицам, он был искренне рад приезду Наташи. Более того, он был готов расцеловать ее за то, что она решилась на столь долгое путешествие. И сейчас, стоя под струями воды, Алексей понял, что чувствует небывалый подъем. Весь мрачный осадок впервые за много дней полностью вымыло из души. Дурные предчувствия наконец оставили моего двойника.

***

Граф де Льен с немалым удивлением обнаружил, что все еще жив. И даже невредим.

В момент выстрела он прыгнул в сторону, стараясь повернуться к стреле боком и по возможности уйти из опасного сектора, но его движение не было достаточно быстрым. Жерар знал это заранее и на многое не надеялся. Сохранить жизнь - уже само по себе большая удача.

Теперь он лежал на земле и понимал, что стрела пролетела мимо. Такого не могло быть: граф видел положение лука во время выстрела. Рука де Лири не дрогнула. А значит, произошло нечто маловероятное. Очень маловероятное.

Жерар убедился в этом, едва подняв взгляд. Стрела находилась здесь, почти прямо над ним. Она торчала в нижней ветке дерева. Хороший стальной наконечник без остатка ушел в древесину. Но самое странное заключалось в том, как она торчала. Ее оперенье было направлено строго к земле!

Такое впечатление, будто в самый последний момент стрела вопреки всем законам резко отклонилась от своего пути и полетела в небо.

Граф не успел додумать эту мысль. Его внимание было привлечено происходящим.

Незнакомец, окликнувший де Лири, застыл на краю прогалины. Кажется, он не прихватил с собой оружия, хотя его одежды указывали на знатное происхождение. Тем не менее, стоял он спокойно, глядя на своего вооруженного противника безбоязненно, с легким насмешливым прищуром.

Молодой барон только начал понимать, что его выстрел не достиг цели. Рука метнулась к колчану, зазвенела тетива, и еще одна короткая стрела устремилась вперед.

Незнакомец не пошевелился. Лишь уголки его губ чуть-чуть сдвинулись, обозначая улыбку.

- Ты всегда так реагируешь на просьбы? - поинтересовался он у парня. - Н-да, наверное, недостаток воспитания.

Глаза де Лири расширились. Отрывистыми, нервными движениями он выхватил третью стрелу. Снова звон тетивы. И почти сразу же откуда-то сбоку - характерный звук попадания в дерево.

- Ну достаточно! - заявил незнакомец с жесткими нотками в голосе. - Брось лук!

Де Лири не слушал. Он уже тянулся за четвертой стрелой. Его пальцы отчетливо дрожали, однако парень все-таки собирался стрелять.

Незнакомец покачал головой:

- Герой. Брось лук! Мои руки пусты - значит, пришел с миром. Я, собственно, только хотел поинтересоваться…

Тут молодой барон вскрикнул и отбросил свое оружие. Жерар увидел, почему. Лук безо всяких видимых причин загорелся - сразу и весь.

Жалобно пропела свою последнюю песню лопнувшая в огне тетива. Дуга резко дернулась, разогнувшись. Во все стороны полетели искры.

И почти сразу же самопроизвольный костер погас. Словно, испортив оружие, он вполне насытился.

Де Лири схватился за рукоять меча. Сталь тихо вжикнула, выпархивая из ножен. Парень сделал шаг вперед, принимая боевую стойку.

- Я не буду устраивать дуэли с тобой, - сказал незнакомец, который так и не изменил своего положения. Острие меча теперь подрагивало в каком-то шаге от его груди. - Ты хочешь напасть на меня, безоружного?

- Ты колдун, - выдавил из себя де Лири, пытаясь облизать пересохшие губы.

- А ты - палач, - еще жестче, чем прежде, ответил незнакомец.

Каким-то образом он сумел подобрать такой тон, что сказанная фраза проняла даже графа де Льена. Парень же дернулся от этих слов, как будто его ударили.

- Ну вот, - продолжил незнакомец, - мы обменялись ярлычками. Впрочем, я не прав. Ты - наследный дворянин, променявший доблесть битв на черную работу ночного убийцы. Как можно назвать того, кто прячется за маской друга и тайно готовит нож? Работа палача честна, в ней нет лицемерия, лжи, обмана, недомолвок. Ты не палач. Это - хуже.

Де Лири стоял, как вкопанный. Он не нападал, хотя противник был открыт, и хватило бы единственного движения. Вместо этого парень пробормотал:

- Он предатель.

- Еще один ярлычок, - отметил незнакомец. - В чем он тебя предал? Тебя лично?

Молодой барон сглотнул. Графу казалось, что парень давно бы перерезал неожиданной помехе горло, однако сейчас его удерживал страх. Де Лири боялся, что старый добрый меч против незнакомца тоже окажется бесполезным.

- Не меня, - услышал де Льен. - Моего короля.

- И ты видел это предательство своими глазами?

Тишина. Где-то неподалеку задорно чирикнула какая-то птичка, ей ответила другая, затем чириканье удалилось. Опять тихо.

- Молчишь, - произнес незнакомец. Теперь он говорил просто, без нажима. - Ты думаешь, вы здесь изобрели какой-нибудь новый метод. Разочарую тебя. Неугодных людей объявляли предателями в сотнях миров и на протяжении тысячелетий. Они не были предателями на самом деле, они просто становились лишними. Но поверивший в клевету - такой же преступник, как и придумавший эту клевету. А грех убийства остается грехом.

- Ты колдун, - зачем-то повторил парень.

- Нет.

Голос незнакомца прозвучал так, что граф сразу принял сказанное всем сердцем. Жерар никогда не встречал настоящих колдунов, способных творить хотя бы что-то подобное увиденному сегодня, однако представлял их совсем другими. Злыми, коварными, в черных плащах, с набором магических принадлежностей: высушенных жабьих лапок, пауков и прочей мерзости, без которой никакого колдовства быть не может. А этот человек был открыт… и чист. Он не заколдовывал стрелы - те сами улетали прочь. Так, словно попросту не смели к нему прикоснуться.

Незнакомец тем временем продолжил:

- Силы, которые оберегают меня, проще и выше колдовства. Ты видишь это сам. Твоя душа различает добро и зло. Она чувствует правду. Убери меч.

Он сказал это просто, без приказа. И де Лири послушался. Лезвие дрогнуло, опускаясь, а затем оружие вовсе вывалилось из руки.

С изумлением граф де Льен увидел, как человек, пытавшийся его убить, рухнул на колени и зарыдал.

11 глава.

В жизни всегда все делается не так, как планируешь. Ну откуда я мог знать, что увижу в лесу банальное грязное убийство?

Догадаться, что к чему, было легко, даже не прибегая к телепатии. Убирать ненужных людей начали задолго до моего рождения, особую фантазию при этом проявлял мало кто, и потому мне хватило одной услышанной фразы. "Здесь ничего личного. Я только выполняю просьбу короля", - сказал молодой парень, держащий своего собеседника на прицеле короткого лука. Хорошенькие просьбы!

Впрочем, я не торопился. Послушал еще, обдумывая свои дальнейшие действия. Броситься на парня сзади, сбить прицел? Вряд ли выйдет: он готов стрелять при малейшем подозрительном шорохе, а совсем уж бесшумно я не смогу подкрасться. Метнуть ему что-нибудь в темечко? Но под ногами - никаких камней. Да и опять же, он вполне способен выстрелить, теряя сознание.

Когда медлить больше стало нельзя, я сделал единственное, что смог придумать. Как можно более спокойным тоном я его окликнул:

- А можно тебя кое о чем попросить, мальчик?

Невозмутимость часто оказывает на людей удивительное действие. Она охлаждает слишком пылких, или взвинчивает бесстрастных. На мой взгляд, в данной ситуации только она одна могла сдержать готовую сорваться стрелу.

Я ошибся. Либо парень чересчур нервничал, либо здешние люди чем-то отличались от нормальных. Тетива была мгновенно спущена.

В этот самый момент мое внутреннее состояние как-то неуловимо изменилось. Я толком не понял, что произошло. На миг я как будто стал этой самой стрелой, ее полетом. Я ощутил заданный мне импульс и увидел цель впереди. А затем очень легко, без малейшего напряжения воли или чего там еще, одним лишь пожеланием, изменил траекторию смертоносного снаряда.

Через секунду мне пришлось проделать то же самое со второй стрелой. На сей раз летящей в мою грудь. Потом с третьей.

Именно во время этих молниеносных действий я в полной мере прочувствовал, что мои способности реальны. Это была уже не призрачная игра мысленного зрения, насчет которой никогда не скажешь точно, видел ты это или вообразил. Раньше я порой прорывался в мир чудес, делал что-то невероятное, но эти "проколы" не поддавались прогнозам, и после них всегда следовал откат назад, к прежнему состоянию. Я не мог произвольно управлять своими парапсихологическими способностями, а значит, на них нельзя было рассчитывать. Однако теперь следовало признать: длительные тренировки все-таки принесли пользу. Кое-чему я научился - и научился твердо.

Эта неожиданная смена точки зрения на самого себя привела к странному духовному подъему, но одновременно - к обособлению от людей, которые находились передо мной. У каждого из нас бывают моменты тщеславия. Стоит ли удивляться, что я - пришелец из куда более цивилизованного мира, да еще и со способностями, данными не каждому, - почувствовал себя неизмеримо выше остальных?

Какое впечатление это произвело в сочетании с моей неуязвимостью, я полностью осознал, лишь когда парень упал к моим ногам. Но давать задний ход было уже поздно.

- Поднимись, - сказал я с умеренным пафосом в голосе, одновременно размышляя о ситуации, в которую попал отчасти по своей вине, а отчасти - по воле обстоятельств. Ну что меня подтолкнуло вовсю демонстрировать чудеса? Чародеем я успел прослыть, еще когда был простым сельским знахарем и ничего экстраординарного не делал. А теперь эти двое меня точно записали куда-нибудь в ангелы Господни - с их-то религией.

Пути назад нет. После всего произошедшего я могу стать для них либо проводником доброй силы, что на небесах, либо исчадием ада. Tertium non datur*, как говорили в старину. Это общество, насквозь пропитанное суевериями, не оставляет никаких разумных вариантов. Если за обычные дела я заработал славу колдуна, то шутки со стрелами и возгоранием лука явно передвигают меня в следующий разряд.

Н-да, Клод. Вот и я становлюсь богом.

- Поднимись, - повторил я, поскольку парень продолжал валяться и всхлипывать. - Я пришел, чтобы не допустить несправедливости. Граф де Льен - честный и достойный человек. Король обвинил его напрасно.

- Да… - послышалось от земли, где все еще ерзал молодой барон. - Да…

Интересно, с чем это он там соглашается? С тем, что король не прав?

- Поднимись, - еще раз произнес я. - Ты человек, а человеку не годится ползать подобно гадюке. Посмотри в мои глаза.

На третье приглашение парень все-таки отреагировал. Нерешительно встал, бросая на меня быстрые взгляды. Его лицо было в красных пятнах, а в уголках глаз все еще стояли слезы. Комедия, да и только! Как напроказивший ребенок, честное слово!

Да, но вот проступки у этого ребенка куда серьезнее обычных детских шалостей. Он пару минут назад собирался убить человека - и фактически сделал это. Тетива была спущена, а что я подхватил стрелу - уже другой разговор.

Кажется, я начинаю понимать точку зрения Клода насчет воспитания цивилизаций.

- В моих глазах и своей душе ты найдешь многие ответы, - продолжил я, выдерживая взятый тон. - Присмотрись и реши, что тебе делать дальше. Реши твердо, хочешь ли ты быть убийцей и брать на себя грех за погубленные жизни невинных. Или ты откроешь тот свет, что есть в тебе, - откроешь его этому миру, чтобы и мир, и ты стали лучше? В тебе силен голос тщеславия, но тщеславие рождает злобу и разочарование. Подлинная слава приходит со скромностью, а подлинное счастье - с добротой. Реши, какому пути ты будешь следовать. Что для тебя лучше? Не отвечай, мне не нужен твой выбор. Он нужен только тебе.

Парень топтался на месте, не осмеливаясь что-либо сказать. А я смотрел на него и пытался угадать, какими проблемами в будущем обернется для меня все это происшествие.

***

Когда Алексей вышел из душа, девушка все еще находилась в тренировочном зале. Она его ждала.

- Вот и я, - объявил мой двойник с улыбкой. - Извини, что заставил тебя томиться в одиночестве. Уже исправляюсь.

- Ничего, - улыбнулась и Наташа.

По-дружески они легонько пожали друг другу руки. Ее ладонь была теплой, а длинные красивые пальцы - немного прохладными.

- Пойдем в парк? - предложил Алексей. На всей огромной яхте это место он любил больше всего.

Наташа согласилась:

- Пойдем. Я давно уже не была в нашем маленьком заповеднике. Папа собрал там растения со всей галактики. Здорово получилось, правда?

- Да. Мне очень нравится.

Они поднялись на нужную палубу и вышли в парк.

Мягкая трава приятно ласкала босые ноги. На "Аркадии" Алексей совсем отвык носить обувь. Живя здесь безвылазно уже год, мой двойник с трудом представлял себе, как это раньше он соглашался каждый день надевать кроссовки, туфли или еще что-нибудь того же типа. Ходить босиком было куда проще. Да и удовольствия больше.

Наташа, очевидно, тоже разделяла этот взгляд. Темно-синие брюки покрывали ее ноги только до лодыжек, а загорелая кожа ступни оставалась на виду. Алексей обнаружил, что ему нравится наблюдать походку своей спутницы: смотреть, как маленькая ступня опускается на сочные зеленые стебли, как те пригибаются к земле, как легко покачиваются бедра в такт ходьбе, как вольно струятся по спине волосы, перетекая из одного положения в другое. Он едва не силой отрывал себя от созерцания, которое местами переходило рамки приличий. Ничего удивительного: Наташа в самом деле была красива по любым человеческим стандартам, а мой двойник ко всему прочему уже давно не видел женщин. За время пребывания на яхте Клода он общался только с Эвелин, да и то нечасто. Теперь около месяца назад Эвелин отправилась куда-то на помощь Марго, "Аркадия" опустела полностью, и один Бог знал, когда положение могло измениться.

- Ты меня изучаешь, - то ли вопросительно, то ли утверждающе сказала Наташа.

Они уже довольно долго шли молча. Алексей усмехнулся:

- Любуюсь. Ты не только сильнее большинства женщин. Ты еще и красивее.

Девушка чуть покраснела. Ее походка стала другой - сдержаннее, что ли?

- Ты говоришь это просто так, или потому что я тебе нравлюсь? - спросила она.

- Ну, если бы ты мне не нравилась, зачем тогда смотреть? - вновь усмехнулся мой двойник. - Нравишься.

- Очень?

- Очень.

- Тогда…

Наташа взяла его за руку, останавливая, и приблизилась вплотную. Алексей ощутил слабый аромат духов, исходящий от девушки. Сейчас ее лицо было серьезным, и даже каким-то… решительным.

- Тогда, - повторила она, застыв в нескольких сантиметрах перед ним, - поцелуй меня.

К такому ходу событий Алексей оказался неподготовлен. Они с Наташей были полчаса как знакомы, а упрекнуть собеседницу в ветрености мой двойник вряд ли мог. Напротив, девушка казалась весьма рассудительной.

И вот - просьба!

- Пожалуйста, - твердо, без тени улыбки произнесла Наташа.

Чувствуя себя несколько глупо, Алексей осторожно приблизил свое лицо к ее и коснулся губами мягких влажных губ.

Не то, чтобы он был против этого. Прикосновение к женскому телу сразу же откликнулось внутри него радостной волной энергии. Однако до сих пор он воспринимал - или пытался воспринимать - Наташу как-то по-другому. Не как женщину, а как дочь Клода, интересную знакомую, студентку известного университета…

Алексей почувствовал, что запутывается. Тем более что Наташа весьма активно ответила на его поцелуй.

- Ты это серьезно? - спросил он немного позже, хотя и сам знал ответ.

- Да, - кивнула девушка, поглаживая пальцами его затылок. - А ты разве не хочешь?

Ее словно оставило едва заметное напряжение. Сейчас она была еще более привлекательна, чем прежде. Как будто поцелуй Алексея имел какой-то особый смысл.

- Хм, - тихо произнес он. - Но так сразу… неприлично…

- Но здесь ведь всё равно никого нет, - резонно заметила Наташа. И, улыбнувшись, снова притянула его к себе. - Я тебя знаю давным-давно, Алексей, - прошептала она в его ухо. - Не думай, что я какая-нибудь нимфоманка. Просто мне хотелось это сделать на протяжении десяти лет. Или даже больше, не помню.

- Как? - удивился он, однако Наташа приложила к его губам палец:

- Молчи. Я набралась духу и прилетела сюда специально, чтобы соблазнить тебя. Ты позволишь мне это сделать?

- Уже позволил, - пробормотал Алексей, чувствуя прикосновение упругой груди. - Хотя мало что понимаю.

Наташа снова улыбнулась:

- Но ведь это и не нужно.

***

Покои принцессы снова были зашторены.

Совсем недавно отсюда вышел доктор. Он интересовался, не чувствует ли она каких-нибудь улучшений. Луиза бы с радостью сообщила, что чувствует, однако улучшений не было. День ото дня девочке становилось лишь хуже. Болезнь и апатия съедали ее изнутри.

Но доктор ей нравился. Благодаря его стараниям принцессу начали выносить на свежий воздух. Прежде считалось, что ее болезнь может быть вызвана простудой, и лекари боялись усугубить положение. Тем более, король за такие вещи мог, недолго думая, повесить.

Этот доктор тоже опасался простуды, однако свежий воздух и солнце он считал важными для выздоровления. Так что теперь принцессу хорошенько укутывали в одеяла и сажали в специальное кресло, установленное на балконе. Оттуда Луиза могла наблюдать, что происходит во дворе.

Сперва это показалось ей невыносимым. Яркий свет после месяцев полумрака резал глаза. Она зажмуривалась от болезненных ощущений, а когда открывала глаза, все равно почти ничего не видела. Кроме того, она стала хуже видеть и в темноте. Потом зрение восстановилось, но маленькая принцесса отнюдь не ощутила себя счастливой. Она смотрела сверху на суетящихся людей и лишь резче замечала контраст между их здоровьем и своей болезнью. Ей тоже хотелось куда-то идти, что-то делать, суетиться - как они. Или просто пробежать по лужайке… хотя бы еще один раз.

Позже Луиза привыкла. Вернулось прежнее безразличие. Она перестала замечать, что там, внизу, происходит. Стало легче. Спокойнее.

Однажды маленькая принцесса на просьбу доктора не волноваться ответила, что и так волнуется все меньше. "Мне кажется, покой у меня там, внутри, и он растет, - сказала она. - Я не хочу его, но он сильнее. Он уже не дает мне бояться. Я не хочу его, но я не боюсь".

На дворе стояло теплое лето, однако одеяла не были лишними. Принцесса мерзла. Не так давно она до полотняной бледноты напугала зашедшего доктора, спросив: "Кто там, за вами, прячется? Весь в черном. От него холодно. Попросите его уйти, пожалуйста".

Сегодня безмятежность Луизы вновь поколебалась. Девочка расплакалась, из-за чего ее досрочно уложили в кровать и затемнили спальню.

Она очень редко вспоминала тот день. Сами мысли принцессы избегали обращаться к увиденному. Только в исключительных случаях Луиза цепляла краешком сознания какой-нибудь образ, и тогда лавина переживаний вновь затапливала ее, неизменно приводя к беззвучным слезам. Няньки тут же замечали слезы, пугались и начинали изо всех сил успокаивать принцессу, стараясь отвлечь ее от печальных раздумий.

Это произошло около двух лет назад. Виктор впервые решил показать своей дочери публичную казнь, желая, чтобы наследница привыкала к подобным зрелищам. Ей предстояло взять в свои руки огромное государство, и потому Луиза должна была воспитать в себе необходимую жесткость. Не жестокость - плох тот правитель, которому нравится мучить своих подданных. Скорее твердость духа, уверенность в своих силах, способность уничтожать врагов, не размениваясь на лишние сантименты. Политика - это такая сфера, где колебания могут стоить жизни.

Будучи разумным отцом, Виктор морально подготовил девочку к предстоящему. Однако юная принцесса всё же была глубоко тронута тем, что увидела. На ее глазах обычного живого человека привязали к столбу, под которым горой был навален хворост. Затем два охранника взяли по горящему факелу и ткнули огнем под самый низ сухой кучи. Пламя взвилось почти мгновенно, пожирая хворост и возвышающегося над ним человека.

Луиза навсегда запомнила его лицо, на котором виднелись следы побоев. Когда-то это лицо, наверное, было исполнено мужественной красоты, но припухшие щеки и бесформенный нос сейчас искажали впечатление. И только глаза не могли измениться. В них просвечивала личность, ничем не сломленная, свободная. На миг приговоренный встретился с девочкой взглядом. Его лицо чуть изменилось: теперь на нем возникло некое подобие извиняющейся улыбки. Мол, жаль, что так вышло. Дурацкая ситуация, да ничего не поделаешь.

Маленькая принцесса не хотела, чтобы этот человек умирал. Она от всей души желала остановить казнь. Но огонь коснулся хвороста, поднялся вверх, лизнул ноги приговоренного. Тот еще некоторое время держался - только сильнее стиснул зубы, - а потом мука все-таки поборола сопротивление.

Дальше Луиза зажмурилась. Пришла в себя она лишь дома. Отец ей рассказал, что казненный был очень большим злодеем, разбойником, и потому его сожгли на площади - в назидание остальным. Однако девочка еще долго видела перед собой тело, привязанное к столбу, и лижущие плоть языки пламени.

Принцесса стремилась забыть пережитое. Это ей почти удалось. Только сны, не подчинявшиеся воле, вновь и вновь воскрешали образ того человека.

Сны, которых она не помнила наяву.

***

Одежда была беспорядочно разбросана по всей крохотной полянке. Вверху сияло голубое небо без солнца, частично закрытое зеленой листвой. На прохладной траве, рядом друг с другом, лежали Наташа и Алексей.

- Тебе хорошо? - спросила девушка расслабленно.

Он повернулся и коснулся губами ее щеки:

- Замечательно. А тебе?

- Это было чудесно, - ответила Наташа, улыбаясь.

- Я тебя не разочаровал?

- Что ты, совсем наоборот.

- Ну, такое, наверное, невозможно. Если верить твоим словам, ты была очарована на протяжении десяти лет. Или даже больше.

Наташа повернулась на бок и провела рукой по его волосам.

- Да, я боялась разочароваться, - призналась она. - Когда наслушаешься историй о девичьих иллюзиях и жестокой реальности, будешь бояться чего угодно. Но ты лучше, чем я себе представляла. Правда.

- Спасибо, - Алексей нежно провел по ее груди, затем пощекотал. Они рассмеялись. - Только я по-прежнему мало что понимаю, - продолжил он после паузы. - Ты мне устроила сюрприз. Замечательный и приятный, и большой, как эта яхта.

- Ах, Алексей, - сказала она с улыбкой. - Если хочешь, это мама во всем виновата. Я столько раз слышала о тебе в детстве, что стала воспринимать тебя как единственного мужчину в мире. Когда пришло мое время мечтать о парнях, я воображала тебя. У мамы сохранилось несколько твоих фотографий. Я тайком сделала копии и сложила их в верхний ящик своего стола, под замок. Можешь себе представить?

Наташа смеялась.

- Мама? - переспросил он.

- Я знала, что ты не догадался, - кивнула девушка. - Извини. Но я опасалась, что тогда ничего не будет. Эвелин.

Алексей бухнулся на спину и откинул голову назад, упершись затылком в землю.

- О Боже! - выдавил он потрясенно.

- Что с тобой? - Наташа осторожно взяла его за плечо.

Вернувшись к девушке, он ласково обнял ее и поцеловал возле симпатичного ушка.

- Я просто не в состоянии всё это переварить. Столько всего и сразу. Вообще-то мне самому следовало бы знать, что у людей, кроме отца, обычно бывает и мать. Мне больше года назад сообщили, что ты - дочь Клода, но я даже не подумал о матери. А ведь ты на нее похожа. Еще больше, чем на Клода. Какой же я однако сообразительный!

- Это логично, что ты не догадался, - заметила Наташа. - Ты просто не думал обо мне, правда?

- Правда, - подтвердил Алексей. - А зря.

- В самом деле?

- Да. Вне всяких сомнений.

Он опустился на спину и потянул девушку за собой. Смеясь, она упала на его грудь. Их лица снова были рядом.

- Я боялась, что ты рассердишься, когда всё узнаешь.

- Я-то нет, - Алексей широко улыбнулся, глядя в красивые карие глаза. - Я просто не знаю, краснеть мне, или пока подождать. А вот не рассердится ли твоя мама? На нас обоих?

- Да ну! - Наташа хлопнула его ладошкой по плечу. - Говорю тебе, это она во всем и виновата. Я ей долго не признавалась в своем увлечении. Хранила твои фотографии под замком. Наверное, это кажется глупым?

- Мне это кажется приятным, - он аккуратно отвел ее волосы, упавшие ему на лицо, и снова поцеловал девушку. - Я только не думаю, что заслуживаю такого. Но продолжай.

- Потом я стала встречаться с парнями, - рассказывала Наташа дальше. - Фотографии отошли на второй план - сам понимаешь. Но недавно папа попросил меня помочь в одной игре. Он сказал, что нашелся человек с поистине выдающимися способностями, и было бы здорово, если бы этот человек разделил наше маленькое общество. Я согласилась - и встретилась с тобой.

- С моим двойником, - уточнил Алексей мягко.

- Да, - согласилась девушка. - С другим Алексеем. Но он и ты - это один человек, разве не так?

Он задумчиво пожевал губу:

- Гм. Наверное. Этого, по-моему, никто не понимает. Один-то один, но тем не менее нас как бы двое. Но не беспокойся, Наташа, я и сам знаю, что он - это я. Понемногу даже привыкаю жить с этим парадоксом.

- Я встретилась с тобой, - повторила она чуть позже, когда они обменялись еще одним поцелуем. - И влюбилась. Очень сильно. Оказалось, что мое старое увлечение не прошло. Лишь одна встреча всё воскресила. Я достала из ящика давно спрятанные фотографии. Я опять начала бредить тобой. Ничего не могла с собой поделать. Глупо, да?

Она улыбалась.

- По-прежнему нет, - Алексей плохо представлял, как следует реагировать на все это признание, но видел, что девушка говорит просто, без напряжения. Словно, однажды позволив себе открыться, она уже не испытывала какого-либо стыда или неудобства. Высказывая свою историю ему, объекту своего влечения, она прощалась с одной из тех тайн, которые отягощают душу. И это было хорошо.

- Потом вмешалась Марго, - продолжала Наташа. - Ты - нет, твой двойник, - увлекся ею и перестал обращать на меня внимание, даже когда мы остались наедине. Мне было обидно, я чуть не плакала. От злости начала игнорировать Марго, - она хихикнула, - а папа меня потом похвалил за то, что я держалась как незнакомка и озадачила Алексея. Не знаю, что бы я еще натворила, но тут мама заметила мое состояние. Она взялась за меня как следует - и я во всем призналась.

Алексей невольно хмыкнул:

- Да, если Эвелин за что-то взялась, то никаких шансов уже не остается. Она тебе что-то посоветовала?

Наташа кокетливо улыбнулась:

- Она посоветовала мне выбросить из головы лишнее и сделать то, что я сегодня сделала. А потом рассказать всё тебе - это я тоже выполнила. Ну, что ты обо мне теперь думаешь?

- Думаю, ты молодец, - он ласково потрепал ее по щеке. - И еще ты - очаровательная женщина, которая вполне может свести с ума.

- Тебя?

- И меня тоже. Разве я чем-то хуже остальных?

Склонившись над ним, девушка осторожно прикоснулась губами к его нижней губе.

- Ты лучше, - прошептала она.

***

Прежде чем возвращаться к товарищам, я взял с обоих строжайшую клятву молчать об увиденном. Это всё наверняка выглядело странно, однако ничего лучше я придумать не смог. Если они меня приняли за ангела, то пусть себе считают, что у ангелов тоже бывают дела в столице. Не растворяться же мне в сиянии, как раз когда события начали развиваться! Да и не умею я…

Из леса мы выбирались один за другим. Я шел впереди, за мной - парень, а замыкал шествие граф. Такой порядок я избрал нарочно: мне подумалось, что если у моих новых подопечных еще имеются какие-нибудь вопросы, то пусть их решат сейчас. Да и потом, повернуться к потенциальному врагу спиной значит показать уверенность в своих силах - не так ли?

Мои спутники ничего не предприняли. По-моему, оба были изрядно ошарашены. Неудивительно: я тоже, оказывается, слегка недооценил свои способности, хотя уже насмотрелся всяких штучек в исполнении Клода и компании. А каково было им, никогда не видевшим чудес на самом деле? Ну, всякие фокусы, которые демонстрируют жонглеры, не в счет - кто их воспринимает серьезно?

Так мы и вышли на опушку возле дороги, где я несколько минут назад оставил Этвика и его людей.

Здесь уже вовсю пылал костер и пахло поджаренным мясом. Тушка кролика висела на вертеле чуть в стороне от костра, над небольшим углублением, куда незнакомцы сгребали тлеющие угли. Вертел вращал огромный парень с длинными светлыми волосами и грубыми чертами лица.

- А вот и Азар, - Этвик заметил мое появление и приветственно поднял руку. - Я начал было думать, что ты где-то потерялся.

- Еще нет, - усмехнулся я. - Просто кое с кем познакомился.

Мои подопечные недоуменно топтались рядом и смотрели на нас с Этвиком во все глаза. Кажется, они запутывались чем дальше, тем больше. Ну и ладно, нечего домысливать всякую ерунду!

- Граф де Льен, барон де Лири, барон фон Этвик, - представил я присутствующих друг другу. Полезное свойство телепатии: угадывать имена! Мне оно понравилось, еще когда на него сослалась Марго во время наших первых встреч на Менигуэне. Ну да, она знала мое имя задолго до встреч, но это-то выяснилось гораздо позже. А тогда я был просто очарован… и, с другой стороны, Марго все-таки не соврала.

- Весьма польщен, - сказал Этвик довольно нейтральным тоном, чуть кивнув. По его виду трудно было заключить, что он действительно польщен.

Мои подопечные повели себя не менее сдержанно. Кивнули в ответ, пробормотав стандартное: "Очень приятно". Что это у них, обычная дворянская спесивость?

Следующая фраза барона всё прояснила.

- Если не ошибаюсь, начальник королевской гвардии? - Этвик даже не смотрел в сторону графа, обращаясь куда-то в пространство.

Так они знакомы! А у моего приятеля начался очередной приступ королевской аллергии.

- Не ошибаетесь, сэр, - ответил де Льен лаконично.

- Ага, - с удовлетворением кивнул Этвик. - Значит, вы командуете этой армией недоумков, которые якобы рыцари.

- Прошу меня простить, - спокойно произнес граф, - но в рыцарской гвардии нет, как вы выразились, "недоумков". Мои люди не глупее дворян с титулами и знатными предками…

- … среди которых тоже болванов хватает, - вставил Этвик тем же тоном. - Тут вы правы.

- … а что касается рыцарства, - продолжил граф, - то наши прадеды смотрели на искусство обращения с мечом, копьем и луком, а не на происхождение. Сомнительное достоинство - быть сыном известного воина и ничего при этом не уметь. Вы не находите? Так что мой король только возродил забытую добрую традицию.

Этвик хмыкнул:

- Ну да, мы со знахарем Азаром уже налюбовались на результаты этого возрождения. Знаете ли вы, граф, человека по имени Бенедикт де Пассо?

Он назвал меня знахарем Азаром, совершенно не акцентируя на этом внимание, однако я заметил, что лица обоих участников "разборки в лесу" чуть-чуть изменились. В глазах моих подопечных добавилось понимания. Тоже слышали обо мне, что ли?

А если так, то что они там себе подумали теперь? Пришьют назад версию колдуна?

Несомненно, даже ведя разговор, они продолжают размышлять о произошедшем. И, может быть, подбирают варианты, в которые поверить легче. Мой друг барон едва ли их интересует: они только пытаются быть естественными. Похоже, мои новые знакомые еще не решили, что со мной делать. Колебание написано у них на лбах.

- Бенедикт де Пассо? - переспросил Жерар. - Мне известно имя. Это один из королевских гвардейцев.

- Да-да, - кивнул Этвик, - он самый. Вон, у костра присел.

Граф всмотрелся. Бенедикт, в общей суете не заметивший его появления, о чем-то разговаривал с высоким северянином.

- Узнаете? - барон ухмыльнулся, как будто поймал собеседника на чем-то неприличном.

- Да, - произнес Жерар в некотором недоумении. - Но позвольте узнать, что делает мой рыцарь в вашей компании?

- Это вам лучше узнать у него, - Этвик был доволен, как объевшийся сметаны кот. - Я могу пересказать его подвиги только вкратце. Некоторое время назад этот достойный рыцарь в компании каких-то оборванцев - наверное, таких же достойных рыцарей, - ворвался в дом известного знахаря Азара. Всем скопом они набросились на моего друга, связали его и куда-то потащили. Что они от него хотят, эти рыцари не посчитали нужным сообщить. Вы считаете, так всегда следует обходиться с достойными людьми?

- Наверное, это какое-то недоразумение, - граф де Льен, кажется, на время полностью отключился от посторонних раздумий. История с Бенедиктом его явно озадачила.

Я же слушал разговор с интересом. Начальник рыцарской гвардии не знал, что его подчиненный отправился за колдуном?

Опять этот ярлычок колдуна… Похоже, у меня все-таки будут из-за него неприятности.

- Наверное, - согласился с собеседником барон. - Но недоразумения не возникло бы, если бы не ваш гвардеец. Вот вам, граф, доблесть и традиции.

Он заложил руки за спину и прошелся туда-сюда. Жерар ожидал продолжения, стоя молча. Ну а де Лири всё так же пялился на меня, словно я был каким-нибудь привидением. Если честно, этот взгляд уже начинал нервировать.

- О знахаре Азаре в мире ходит только добрая слава, - произнес Этвик поучительным тоном. - А если королевские люди начали хватать кого попало, невзирая ни на звания, ни на заслуги, то нашему образу жизни, граф, пришел конец. Хвастайтесь возрождением традиций - ваше право. Но из свободных людей мы теперь должны превратиться в слуг короля. В слуг, с которыми можно делать, что угодно. Я ошибаюсь?

Жерар молчал.

- Я видел с самого начала, куда клонит Виктор, - голос Этвика приобрел неожиданную задумчивость, как будто барон больше не собирался насмехаться над собеседником, а просто объяснял положение дел. - Эта ваша рыцарская гвардия - только первый шаг. Унизить дворян, сравнять их с холопами, растоптать понятие чести. Для чего? Не для того, чтобы сделать из холопов рыцарей. А для того, чтобы сделать из нас холопов. Из нас, граф!

Последние слова он произнес с нажимом.

- Долг человеческий - смирить свою гордыню, - заметил тихо Жерар.

- Гордыню! - Этвик едва не выкрикнул это слово, увлекшись полемикой. Затем взял себя в руки. - Человеческое достоинство вы называете гордыней! Граф, это прямая дорога к рабству.

Он снова прошелся туда-сюда. Никогда еще не видел барона в подобном возбуждении. Эдак он и побить кого-нибудь может.

- Но оставим, граф, - сказал Этвик после некоторого молчания - видимо, взвесив все свои доводы. В глаза барона вернулись искорки ехидства. - Мы говорили о подвигах вашего героя, Бенедикта де Пассо. Этот… рыцарь имел наглость вопреки запрету ступить на мои земли. Затем нахамил мне и вызвал на поединок. Я его победил и велел убираться прочь, однако это не подействовало. Клянусь бородой моего деда, если бы не вмешательство Азара, который по доброте душевной не хотел допустить убийство, ваш доблестный гвардеец уже гнил бы под стенами моего замка!

Я снова почувствовал на себе два взгляда.

- Примите мои извинения, барон, - произнес Жерар. - Я, право, не знаю, что и думать. Вероятно, мне следует расспросить Бенедикта.

Этвик насмешливо хмыкнул:

- Расспросите, расспросите. Касательно извинений, приносить их надо не мне, а знахарю Азару. Я-то что: мечом лишний раз помахал. Это его связали, как преступника, и силой уволокли из дома. Это его топили в речке. Вот у кого нам с вами следует поучиться смирению, граф.

Повернувшись ко мне, Жерар приложил руку к груди и коротко поклонился. Н-да, забавную я создаю себе репутацию.

Тем временем барон прокричал в сторону костра:

- Эгей, дружище Бенедикт, рыцарь ты наш! Поди-ка сюда! Тут кое-кто хочет с тобой поговорить. Думаю, тебе будет интересно.

Бенедикт, очевидно, собирался в очередной раз проигнорировать слова барона. Но, мельком посмотрев в нашу сторону, мгновенно вскочил. На его лице сменилась целая гамма чувств, прежде чем он подошел к нам.

- Здравствуй, Бенедикт, - сказал Жерар первым.

- Здравствуйте, ваша светлость, - рыцарь поклонился и застыл, не зная, что делать.

Граф де Льен не стал тратить время на обмен любезностями и поинтересовался напрямик:

- Почему ты путешествуешь с этими людьми?

- Я… мы… - похоже, Бенедикт не совсем представлял, как следует отвечать на такой вопрос своего начальника. Мне в который раз стало жалко парня: наверное, он учудил что-то не то. Хотя, с другой стороны, откуда у него тогда королевская грамота?

- Барон д'Этвик любезно сообщил нам такие подробности твоего путешествия, которых я не совсем понимаю, - продолжил Жерар строго, мгновенно сделавшись начальником. - Можешь ли ты кое-что прояснить?

- Да, мой сир, - рыцарь с готовностью кивнул.

- Действительно ли ты организовал нападение на дом известного знахаря Азара, который присутствует среди нас?

- Да, ваша светлость.

- Для чего? По какому праву?

Бенедикт переступил с ноги на ногу и ответил:

- По приказу короля.

Услышав эти слова, Жерар изрядно удивился. Мы-то с бароном именно такого ответа и ждали, а вот для начальника рыцарской гвардии подобное было новостью.

В ходе дальнейшего разговора выплыла интересная история.

На операцию по моему захвату Бенедикта подбил некий сотоварищ по оружию, тоже из гвардии. Однажды вечером он отвел нашего знакомого в сторону и с заговорщицким видом сообщил, что есть возможность немного разбогатеть. Но - что не менее важно - заодно помочь королю и его наследнице.

- Как? - громко спросил Бенедикт. В его голосе прозвучало недоверие.

- Тсс! - его собеседник оглянулся по сторонам, затем улыбнулся и приложил палец к губам. - Дело секретное. Всё нужно сделать деликатно, понимаешь?

- Нет, - Бенедикт в самом деле ничего не понимал, но говорить стал тише.

- Тут вот что…

И сотоварищ поведал о неожиданном открытии. Король, оказывается, теперь точно знал, почему болеет маленькая принцесса. Во всем был виноват могучий колдун, живущий на юге и известный под именем знахаря Азара. Именно он наложил на Луизу страшное проклятие. И, естественно, только он мог его снять. Потому колдуна следовало во что бы то ни стало доставить в столицу. Но поскольку Враг Человеческий хитер, Азар внушил окружающим мысль о своей доброте и порядочности. Не разобравшись, люди могли вступиться за своего знахаря, и даже пойти против короля. Разоблачить обман легко, однако король желал прежде всего спасти свою дочь, и потому обычные методы здесь не годились. Единственный выход: привезти колдуна во дворец без лишнего шума. Король заставит его снять проклятие, а там уж будет всё и так ясно.

- Клянусь бородой моего деда, большей чуши я еще никогда в жизни не слышал! - прогремел Этвик, не дожидаясь окончания истории.

Боковым зрением я наблюдал за Жераром и бароном де Лири. Они, кажется, воспринимали рассказ не так скептично. Во всяком случае, оба начали поглядывать в мою сторону с опаской.

Гм. Ну ладно этот выскочка де Лири! Но граф! Вот так и выручай людей!

Впрочем, они пока ничего не говорили насчет увиденного в лесу, не подтверждали с готовностью, что я умею вытворять разные там колдовские фокусы. И на том спасибо!

- Я читал эту твою грамоту, - Этвик притопнул ногой - словно поставил печать под своими словами. - Ты ее тыкал всем без разбору, верно? А в ней было прямо написано: доставить знахаря Азара во королевскую резиденцию. И еще там была какая-то дурость про нечистую силу, не помню. Главное: какая же тайна, когда всё написано?!

- То для грамотных людей написано, - заметил Бенедикт. - А грамотные люди разбираются в коварстве нечистого.

Этвик фыркнул:

- Стало быть, я неграмотный? Тут ты, дружище, дал маху. Нет, если о каком-то коварстве идет речь, то только с боку короля. Если ты, конечно, не врешь…

- Постой, а что за грамота? - заинтересовался Жерар.

Как выяснилось, для беспрепятственной доставки колдуна король снабдил своих гвардейцев специальной грамотой. Достигнув предварительной договоренности, товарищ потащил Бенедикта во дворец. Там они встретились с каким-то человеком. Тот провел с ними долгую беседу, в результате которой Бенедикт окончательно уверился в важности миссии, и выдал ту самую грамоту. Она уже заранее была готова - с настоящей королевской печатью.

- С настоящей, - подтвердил Этвик.

Жерар протянул руку ладонью кверху:

- А эта грамота у тебя при себе?

- Каюсь, ваша светлость, - Бенедикт склонил голову. - Я ее потерял. Мне…

Жестом остановив его, граф сказал:

- Ничего. Мне говорили, с тобой были еще какие-то люди?

- Да. Их привел мой товарищ.

- Тоже гвардейцы?

- Нет. Я их раньше не знал.

Граф задумчиво потрогал щеку - словно вспоминал, когда он в последний раз брился.

- Где же они теперь? - спросил он.

- Не знаю. Они отказались сопровождать меня, когда барон (Бенедикт кивнул в сторону Этвика) напал на нас и захватил колдуна.

- Это кто на кого напал? - возмутился Этвик.

- Так, - произнес граф тихо, но именно его сейчас слушали все. Даже барон не стал развивать свою мысль вслух. - Откровенно говоря, история паршивая. Какие-то случайные подельщики. Странный товарищ. Кстати, он, как я понял, был с тобой?

- Да.

- Тогда почему предводительствовал ты? Ведь организовал всё он.

- Так мы решили, мой сир. В отряде должен быть один командир, ну и выпало мне. Мы с ним были на равных.

Жерар криво усмехнулся:

- На равных… Ну что ж. Если ты до сих пор не догадался, то уточню: королевскую грамоту у тебя просто вытащили. Решили, вероятно, использовать для других целей. Что касается имени этого твоего товарища - его скажешь мне наедине. А история с проклятием… - граф де Льен чуть прищурился и посмотрел… нет, не на меня. На Жоржа де Лири. - История с проклятием, - повторил он по-прежнему тихо, но с неожиданной четкостью, - это ложь от первого и до последнего слова.

***

Некоторое время спустя Алексей начал посмеиваться.

- Никогда не думал, что попаду в такую ситуацию, - признался он. - Эвелин постоянно находит, чем меня еще изумить. Неужели она действительно так много говорила обо мне?

- Да, - Наташа повернулась к нему и положила голову на его плечо. - Мама вспоминала тебя чуть не каждый день. Особенно если на нее находило мечтательное настроение. О, ты не можешь себе представить!

- Почему?

Девушка прикоснулась кончиками пальцев к его подбородку.

- Думаю, просто она тебя любила. Всегда.

- Эвелин? - Алексей недоверчиво поднял бровь. - Она же ничего не сказала, когда мы расставались после моего выпуска. Мы устроили светлую дружескую вечеринку вдвоем, много шутили и всё такое. У нас не было никакой разлуки в слезах. Если бы она хотя бы одним словом обмолвилась…

- Мама говорила, что есть такая древняя мудрость. Если любишь мужчину в самом деле, следует позволить ему идти своей дорогой. Рано или поздно он устанет скитаться и вновь придет к тебе.

- Хм. Интересная максима. Ожидание может весьма затянуться.

- Но ты ведь пришел, - улыбнулась Наташа. - Мама оказалась права.

Вот теперь я совсем ничего не понимаю, подумал Алексей.

12 глава.

В столицу мы въехали всей компанией.

Город, раскинувшийся на берегу солидной речушки, только-только начинал приобретать тот блеск, которому через сотню-другую лет суждено стать ослепительным. Внутри круга городских стен теснились многочисленные здания, напирающие друг на друга, и здесь было слишком мало места для роскоши. Но вот за пределами стен, вокруг собственно города, вовсю шло строительство новых домов. Некоторые из них, очевидно, принадлежали весьма богатым людям: не экономя на пространстве, те могли себе позволить по-настоящему большие жилища. Кое-где даже высились особняки - с лужайками и чисто символическими изгородями. По всему было заметно, что столица изрядно разрослась за несколько последних десятилетий: на иных постройках еще не обсохла краска. Вероятно, безопасность пришла на эти земли лишь совсем недавно.

Королевский дворец тоже располагался вне старого города, за рекой. К нему вел широкий мост, сработанный из камня и дерева. Мост содержался в образцовом порядке, и за проезд по нему взимали плату.

Нас, впрочем, пропустили бесплатно. И всё потому, что мы пристроились к посольству во главе с графом де Льеном.

За время нашего совместного путешествия мы успели хорошенько перезнакомиться. Я не ожидал, что Этвик согласится ехать в одной компании с людьми короля, однако барон меня удивил. Он не только сам предложил держаться вместе, но и вполне нормально разговаривал с новыми знакомыми. Кажется, хорошее настроение его не покидало.

Сам я тоже был доволен. Ночевать под открытым небом больше не приходилось. Некоторые постоялые дворы, правда, кишели клопами, но чаще все-таки попадались приличные. По вечерам мы теперь неизменно пили вино и ели горячее. Сухой свежий хлеб был восхитителен.

Дожди, кстати, как назло прекратились. Не то, чтобы я хотел снова мокнуть, но было немного обидно. Теперь, когда от непогоды по ночам защищала добротная твердая крыша, нужда в этой самой крыше отпала. Вот вам еще одно проявление известного закона подлости.

Граф и молодой барон о происшествии в лесу всё так же молчали. Я постоянно чувствовал на себе их пристальное внимание, но это меня как раз не беспокоило. Пусть присматриваются, коль охота имеется. Главное, чтобы не распространяли всякие подозрительные слухи.

Естественно, в этом молчании была заслуга Жерара. Это он не побоялся тогда объявить историю с колдуном ложью. Сработал его авторитет. Если у де Лири и возникли какие-нибудь сомнения, то парень решил их до поры придержать.

А еще Жерар облегчил нам задачу. Он пообещал свою поддержку в случае, если у короля возникнет желание расправиться с "колдуном" и мятежным бароном Этвиком. Можно сказать, мы сейчас были в большей безопасности, чем деньги в каком-нибудь галактическом банке. У короля наверняка есть свои люди, но на нашей стороне - вся рыцарская гвардия.

С такими мыслями я подъезжал к дворцу.

Здание дворца высилось на небольшом естественном холме. Вероятно, рельеф продиктовал и форму: здание состояло из трех частей. Одна часть располагалась позади и немного сбоку от другой, а третья их соединяла. В целом дворец смотрелся красиво. Всякие лепные штуки в изобилии украшали колонны, отделанные мрамором. На фронтоне примостились симпатичные скульптуры каких-то людей - возможно, из здешней мифологии. К входу поднималась белоснежная лестница. Само здание, правда, было скорее не белым, а серым, однако это его не портило.

Поодаль виднелись другие постройки. Весь дворцовый комплекс занимал внушительную территорию. Где-то там, должно быть, находились королевские конюшни, кухня, казармы для королевской охраны. Но всё это было убрано на второй план, чтобы не заглушать эффектность главного здания.

- Где король? - окликнул Жерар одного из стражников, когда мы уже добрались до входа.

- Его величество у себя, - немедленно ответил тот. - Доложить о вашем приезде, граф?

Де Льен махнул рукой:

- Не нужно. Лучше распорядись насчет гостей, - он кивнул в сторону баронской свиты. - И позаботься о лошадях.

- Слушаю, сир!

Почти моментально откуда-то возникли слуги. Мы спешились и отдали им поводья. К королю было решено идти вшестером: граф, барон де Лири, я, Этвик и двое людей последнего. Еще напрашивался мой юный "оруженосец", но тут уж мы не могли его побаловать. Возможно, нам предстоял серьезный разговор.

И вот мы вошли во дворец.

Все слуги, завидев Жерара, пропускали нас без разговоров. А граф уверенно вел нас через этот огромный лабиринт, где без проводника можно было запросто потеряться.

Вообще-то раньше я уже посещал дворцы. На некоторых планетах, вошедших в содружество, сохранились вполне приличные королевские* резиденции. Их хорошенько отреставрировали и превратили в "исторические памятники". То есть в средство увеличить планетарный доход за счет поступлений от туристического бизнеса.

Но в большинстве виденных мною дворцов всё было просто. Анфилада залов, ведущая из одного конца длинного здания в другой. Хочешь, не хочешь - не заблудишься.

Здесь же архитекторы постарались на славу. Залов хватало, вот только соединялись они между собой не так просто. Некоторые действительно были смежными, однако двери прочих открывались в длинные и замысловатые коридоры. Последние мало того, что петляли, - они еще периодически меняли свою ширину. И во многих местах постоянно царил полумрак: окна попадались не так уж часто (только когда очередной поворот вдруг выводил к внешней стене), а свечи здесь то ли экономили, то ли зажигали исключительно в темное время суток. Мягкий ковер под ногами и гобелены на стенах почти полностью скрадывали звук: мы шли неслышно, как привидения. В наименее освещенных местах нам то и дело попадались застывшие стражники - или слуги, - и я начал опасаться, что кто-нибудь из них, увидев спросонок нашу бесшумную процессию, подумает чего-то не то. Общественное мнение меня, конечно, не слишком волновало, а вот если какой-нибудь горе-нинзя выпрыгнет из тени и пойдет рубить всех в капусту…

Нам повезло. Стражники оказались мирными, а Жерар знал дорогу. Вскоре мы остановились перед одной из дверей. Слуга, узнав нашего проводника, кивнул.

- Король у себя? - буднично спросил Жерар.

- Да, ваша светлость. Я доложу…

- Не нужно. Мы войдем так.

- Но…

Граф пропустил это "но" мимо ушей и открыл дверь. Слуга не посмел ему мешать.

Король сидел за столом у окна и рассматривал какие-то бумаги. Помещение было небольшим. Вдоль одной из стен тянулись стеллажи со свитками, другую украшал симпатичный камин. По бокам окна висели шторы из какого-то легкого материала - они казались воздушными. Во всей обстановке просматривался своеобразный шик: просто и изящно. Без золота и блеска, но красиво. И даже по-домашнему уютно.

- Что там? - спросил Виктор, не оглядываясь на дверь.

Голос у него был низким, чуть грубоватым.

- Мы, - ответил Жерар, входя. - Мой король, я пришел сообщить, что император согласен подождать еще месяц.

- А, Жерар! - Виктор немедленно принял дружественный вид, поднялся из-за стола. Повернулся, чтобы поприветствовать своего приближенного. И застыл, обнаружив у входа толпящихся нас. Вероятно, его также остановило выражение лица графа де Льена.

- Я принес еще одну добрую весть, - продолжил граф нейтрально. - По дороге к нам присоединился известный знахарь Азар, узнавший о болезни принцессы и ехавший в столицу, чтобы предложить свою помощь. Знахарь Азар.

Он отступил в сторону и кивком указал на меня. Не зная, что от меня требуется, я в качестве приветствия просто склонил голову.

- Я очень рад… - король, кажется, был несколько обескуражен. Еще бы: такая делегация, и без всякого предупреждения! - Я…

Однако Жерар не дал правителю шанса перехватить инициативу.

- Мой король, - сказал он тихо, но внятно, - я прошу у тебя личных гарантий безопасности для знахаря Азара, барона д'Этвика с его людьми, и для себя.

После этой фразы наступило молчание. Вопреки тому, что я ожидал, Виктор не стал отпираться. Он просто переводил взгляд с начальника гвардии на де Лири и назад, задумчиво прищурясь. Вероятно, кое о чем догадался.

Чисто внешне правитель произвел на меня хорошее впечатление. По рассказам Этвика я представлял Виктора не таким. Впрочем, это всегда так бывает с рассказами - закон человеческой фантазии, что ли?

Росту король был невысокого. Пониже нас с Жераром и бароном Этвиком. Светло-русые волосы он носил зачесанными назад, но прическа сама собой рассыпалась на две половинки, образуя посредине головы пробор и частично закрывая уши. Черты лица вполне обычны, пропорциональны. Телосложение тоже нельзя назвать выдающимся: Виктор был щупл, и даже королевские харчи, вероятно, не добавили ему веса.

Однако в чем-то чувствовалась недюжинная энергия, сделавшая правителя из этого в общем-то простого человека. Может, особое впечатление производил взгляд серовато-синих глаз. Или царственная осанка. Перед нами стоял настоящий лидер, способный принимать решения в одиночку и увлекать за собой других. Люди с подобной харизмой встречались мне нечасто - уж в этом я был уверен.

- Хорошо, Жерар, - произнес наконец Виктор. - Я гарантирую вашу неприкосновенность.

Граф покачал головой:

- Этого мало. Нам нужен подписанный тобою указ с королевской печатью.

Виктор согласился и на это. Вызвали писаря, который быстро набросал продиктованные королем слова. Своей рукой Виктор дописал еще что-то, посыпал чернила песком, встряхнул лист, передал Жерару. Тот просмотрел грамотку, кивнул. Затем на лист приделали печать - всё с соблюдением правил, - и готовый указ граф де Льен спрятал куда-то в складки своей одежды.

- Жерар, я попрошу тебя о разговоре наедине, - сказал Виктор, когда всё было сделано.

- Разумеется, - граф держался по-прежнему прохладно. - Я тоже хотел бы кое-что прояснить.

Барон Этвик, до этого стоявший тихо, без лишних церемоний поинтересовался:

- Нам уже уходить?

Жерар повернулся к нам:

- Друзья мои, подождите меня во дворе. Слуга вас проводит.

- Кхэ, - барон выразительно указал глазами туда, где граф спрятал грамоту. - Без этой бумаги я никуда не пойду. Учитывая наши давние разногласия…

- Конечно, - Жерар вытащил лист и отдал его Этвику.

Тот пробежал глазами текст, удовлетворенно кивнул.

Виктор хлопнул в ладоши. Тут же появился слуга.

- Проводи гостей к выходу, - распорядился король.

У меня, однако, была другая программа. Раз уж я приехал сюда в качестве знахаря, то следует заниматься делом. До чего там договорятся граф с королем, еще неизвестно, а на принцессу взглянуть не помешает. Пока мы ехали в столицу, Жерар несколько раз обмолвился, что девочка в очень тяжелом состоянии, и никакие доктора ей не помогли, даже самые лучшие. Поневоле заинтересуешься, что за болезнь такая.

- А можно ли осмотреть принцессу немедля? - спросил я, когда мои спутники уже вышли за дверь.

Король, уже настроившийся для разговора с Жераром, уставился на меня. Взгляд серовато-синих глаз, казалось, пронизал насквозь. Я внутренне поежился. Представляю, каково общаться с Виктором тем людям, у кого нервы не такие крепкие. Таким взглядом не только любое свободное мнение - гвозди можно забивать. Этому человеку на роду было написано командовать.

- Значит, вы и есть известный знахарь Азар? - для чего-то уточнил Виктор. Обращался он вроде бы вежливо, на "вы", но все же как-то свысока. Что ж, тоже полезное качество для правителя - умение держать дистанцию.

Я махнул рукой вышедшим товарищам, и дверь закрылась.

- Да, - мой голос прозвучал безобидно. Скромность подобает лекарям. - Я - тот самый Азар, которого по вашему приказу объявили колдуном, связали и собирались переправить сюда для непонятных мне целей.

Виктор удивленно поднял брови:

- Мне об этом ничего не известно. Я приношу свои глубочайшие извинения, знахарь Азар, и обещаю разобраться в произошедшем.

Он соврал. Неотрывно глядя в его глаза, я это увидел. Он знал об авантюре Бенедикта де Пассо и, более того, сам ее организовал.

В этот краткий миг, когда моя прямая атака застала его врасплох и на доли секунды смяла ментальную защиту, я понял также кое-что большее. Король был психически нездоров. Паранойя давным-давно пустила корни в его душе. Возможно, Виктор всё ещё проводил весьма разумную политику, однако для приближенных он становился опасным человеком. Не знаю, когда и что его так надломило. Мне было ясно одно: нож в спину можно ожидать в любое время дня и ночи. Король плюнет на все свои обещания, если решит, что мы представляем какую-нибудь угрозу для него или его политики. А параноик способен найти угрозу и там, где ее нет вовсе.

Теперь вся история с Бенедиктом (так же, впрочем, как история с Жераром) стала на свое место. Мне больше не требовалось дополнительных разъяснений. Здесь Виктор действовал уже за гранью нормальной логики. Меня, например, можно было просто попросить о помощи, а не посылать "группу захвата", усложняя всё сказками о колдунах. А убирать бесконечно преданного служаку де Льена - и вовсе дурость.

Интересно. Подходящее время мы выбрали для приезда в столицу, ничего не скажешь.

- Благодарю, ваше величество, - сказал я вслух, незаметно сменив тон на более почтительный. - Благо, недоразумение уже разрешилось, и я вновь свободен. Но весть о болезни вашей дочери не оставила меня равнодушным. Если позволите, я бы хотел взглянуть на принцессу.

Король не поспешил дать добро. Он снова прищурился, размышляя. Затем произнес:

- Сейчас мою дочь лечит известный доктор Викониус. Он - лучший знахарь при императорском дворе. Думаете ли вы, что он менее искусен, чем вы?

Он считает, что я добирался сюда интервью давать? "Думаете ли вы…"

Впрочем, здесь недоверие Виктора как раз понятно. Он споткнулся о мой биологический возраст, как раньше Этвик. Ну и то, что я приехал в компании мятежников (фактических или вероятных), выглядело подозрительным.

- Ни в коем случае! - ответил я убежденно. - Познания славного Викониуса (это имя я слышал впервые) поистине велики. Однако же существует древняя пословица о том, что две головы лучше одной. Есть множество разных болезней и недугов. Я осмелюсь утверждать, что ни один из знахарей не лечит одинаково хорошо их все. Для меня будет величайшим счастьем, если я сумею чем-то помочь маленькой принцессе.

В этот момент я отчетливо уловил мысль Виктора: попробовать стоит, всё равно терять уже нечего.

- Хорошо, - сказал король. - Вас проводят.

Он вызвал еще одного слугу и отдал нужные распоряжения. Засим я оставил Жерара наедине с правителем. Пусть решают свои вопросы, а у нас есть другие дела.

Проделав еще одно путешествие по лабиринту полутемных коридоров, мы поднялись на второй этаж. Здесь планировка была попроще. Некоторые залы не отгораживались стенами, и получались большие светлые холлы. Везде мягкие ковры, больше драгоценных штучек. Изящные статуи.

- Здесь, - сообщил слуга, когда мы подошли к одной из дверей. - Прошу подождать.

Он скрылся за дверью. До меня донеслись обрывки слов. Что-то там про короля и нового доктора. Затем слуга вернулся и пригласил:

- Прошу.

Я шагнул внутрь.

Достаточно просторная комната была затемнена. Массивные шторы пропускали совсем мало света. В воздухе чувствовался неприятный запах трав и болезни. Спальню принцессы явно не любили проветривать.

Посреди комнаты стояла широкая кровать. И на этой кровати лежала, укрытая многочисленными одеялами, девочка.

Потом я заметил еще няньку, приосанившуюся на стуле рядом с кроватью и бросающую на меня враждебные взгляды. Старушка, видимо, уже насмотрелась на всяких докторов и желала лишь, чтобы и ее, и принцессу, оставили в покое. Но нянька меня не интересовала.

Состояние принцессы действительно было ужасным. Если бы я заранее не знал ее пол, то вполне мог ошибиться. Редкие волосы почти не скрывали кожу головы. Из-за впалых щек скулы неимоверно выдавались, делая лицо похожим на череп. Непропорционально большие - на общем фоне - глаза смотрели с безразличием.

Когда я вошел в поле зрения этих глаз, лицо девочки изменилось. Возникло странное для меня выражение. Юная принцесса словно узнала меня - но только на миг. Губы начали двигаться, изображая улыбку, и тут же прекратили движение. К девочке вернулась неподвижная маска прежнего безразличия.

- Добрый день! - произнес я. Нужно же было что-то сказать для начала, а приветствие "здравствуй" могло настроить принцессу на пессимистический лад, напомнив о состоянии ее здоровья.

- Добрый, - еле слышно ответила она.

Хм. Не ожидал от нее учтивости. Когда человек смертельно болен, ему становится всё равно, что там подумают окружающие. Ее готовность общаться была для меня хорошим знаком.

Тогда попробуем дальше.

- Ты не будешь возражать, если я открою окно? - я обращался только к ней.

Но тут же вмешалась нянька.

- Открывать окна запретили доктора, - проскрипела она категорично.

- Это какие доктора? - вежливо поинтересовался я у старушки. - Те самые, которые довели ребенка до такого состояния?

Разговаривал я неторопливо. Нянька совсем уж приготовилась отвечать на первый вопрос, однако второй, очевидно, лишил ее слов. Старушка лишь нахохлилась и зафыркала, как чем-то подавившаяся ворона.

Я вернулся к принцессе.

- Мне неудобно за собственную неловкость, но я так и не узнал твоего имени. Мы только-только приехали в столицу. На мне вон еще дорожная пыль осталась.

- Ишь, доктор… - презрительно хмыкнула нянька. - В грязищи весь.

Куда бы ее засунуть, чтобы не надоедала? С такими комментариями мы далеко не уедем.

Девочка, однако, проигнорировала замечание своей сиделки.

- Луиза, - выговорила она так же тихо.

- Луиза, - повторил я. - Красивое имя. Ну а меня звать Азар. Я живу далеко на юге.

В глазах принцессы зажглись слабые искорки.

- У моря? - почти шепотом спросила она.

Я улыбнулся:

- Нет, не так далеко… Но ты не возражаешь, если я открою окно?

- Да, пожалуйста. Вам виднее.

Собравшись было идти к окну, я вновь остановился:

- Ну, мне в темноте действительно видно хуже, чем на свету, только сейчас давай-ка решишь ты. Это твоя комната, а не моя.

И снова лицо Луизы чуть заметно изменилось. На нем проступило слабое удивление.

Это хорошо. Если мне нужно будет попрыгать на голове, чтобы еще хотя бы на волосок вернуть девочку к жизни, то я это сделаю. А такое настроение, как у нее теперь, только для умирания и подходит.

- Что ты ребенка мучаешь, - опять вмешалась нянька. - Делай уж, как надо.

Мысленно я обозвал ее старой каргой. И где берутся столь заботливые сиделки? Везде им нужно сунуть свой нос.

Понимая, что дальше не станет лучше, я обратился к няньке:

- Попрошу оставить нас с принцессой наедине.

- Чего? - возмутилась старушка.

- Я прошу вас выйти из комнаты.

Она сложила руки на груди:

- Не велено. Всякие тут доктора ходят. Мало ли, что с ребенком учинить могут.

У нее был очень решительный вид. Эдакую не сдвинешь с места самым современным бульдозером. Однако лучше уж разобраться с этой проблемой сразу, чем идти на полумеры.

- Вы мешаете работать, - терпеливо сообщил я.

- Это ты-то работаешь? - фыркнула сиделка. - Ходишь, чего-то болтаешь. На ребенка даже не посмотрел.

Не знаю, что бы я еще сказал или предпринял, но тут заговорила Луиза.

- Пожалуйста, - прошептала она няньке. - Этот доктор хороший.

Старушка не сдавалась:

- Пусть смотрит при мне. Какая я помеха? Тебя что ли собой закрываю?

- Вы, наверное, забываете, - сказал я спокойно, - что Луиза является не только ребенком, но еще и принцессой. И она имеет право вам приказывать. Или вы тоже королевского рода?

Конечно нет. Нянька была обычной служанкой, которая слишком долго находилась при дворе и в результате слишком много о себе возомнила.

- Король сказал… - начала она.

- Король пригласил меня из огромной дали с просьбой, чтобы я осмотрел юную принцессу. А мне для этого нужно, чтобы вы покинули комнату. Или мне следует спуститься вниз и сообщить его величеству, что вы не реагируете ни на мои просьбы, ни на требования принцессы?

Кажется, это наконец-то подействовало. Кряхтя, старушка поднялась, потопталась в нерешительности возле кровати и зашаркала к выходу.

Когда дверь за ней закрылась, я почувствовал себя гораздо лучше. Не знаю, как принцесса…

Повернувшись к кровати, я заметил, что девочка улыбается.

- Вам это удалось, - говорила она всё так же тихо, и я прислушивался, чтобы понимать слова. - Больше никто… не смог…

Нетрудно было догадаться: речь идет о няньке. Хм, в моей жизни попадались случаи и посложнее. Куда сложнее. Здесь мы легко отделались: старушка только с виду стояла насмерть, а стоило вежливо надавить - и все преграды рухнули.

- Может, это потому что ты мне помогла? - улыбнулся я в ответ. - А другим не помогала?

- Так получилось. Вы… совсем не такой… Но если бы вы… не заставили ее… она бы… всё равно осталась…

- Как бы там ни было, вместе мы сделали это, - подытожил я. - Она, наверное, хорошая нянька?

Луиза промолчала.

- Но без нее мы сможем разговаривать свободнее, правда?… Давай решим с этим окном: открывать его или не нужно? Как ты хочешь?

- Откройте, пожалуйста.

Я прикрепил шторы специальными ремешками по бокам от окна. В комнату хлынули потоки света. Девочка зажмурилась.

- Слишком ярко? Больно глазам? - спросил я.

- Ничего, - донеслось от кровати. - Это… только сначала…

Окно служило и дверью на балкон. После непродолжительных поисков я разобрался с системой задвижек и рычажков. Чуть скрипнув, дверь подалась. С удовольствием я вдохнул свежий воздух, который после запаха комнаты казался еще лучше.

Через некоторое время Луиза вновь открыла глаза и посмотрела на меня.

- Я как будто… видела вас… раньше, - призналась она. - Не могу… вспомнить…

- Бывает, - я вернулся к ней и, подвинув нянькин стул поближе, сел у кровати. - Мне тут недавно пришлось использовать рецепт одной старой микстуры - два дня голову ломал, пока вспомнил. А ведь вроде не жалуюсь на память.

- Это правда… если захотеть… всё можно вспомнить?

- Наверное. Только всё - это слишком много. Люди забывают не зря: носить с собой каждое пережитое событие очень трудно. У любого человека случается в жизни что-то такое, что потом не хочется помнить.

Девочка отвела взгляд и тихо подтвердила:

- Да.

Поддерживая беседу, я всматривался в ее лицо и пытался представить, какого рода болезнь могла довести юную принцессу до подобного состояния. Если я все правильно понял, она находится в постели уже около двух лет. Достаточно долгий срок.

Но с чего всё началось?

- Ты не могла бы рассказать мне о самом начале болезни? - спросил я мягко. - О своем состоянии, ощущениях, какие события запомнились - о чем хочешь.

- А вы не будете меня осматривать? - удивилась Луиза.

От моего внимания не ускользнуло, что она стала говорить чуть громче и отчетливее. Вероятно, с девочкой просто давно не общались как с нормальным человеком, вот она и разучилась использовать речь. Я мог себе это представить: ежедневные осмотры, вопросы типа "как ты себя чувствуешь теперь?" и прочее в том же духе. С кем тут поговоришь? С нянькой? Да у той, по-моему, единственная забота: чтоб ребенок поменьше беспокоился.

- Видишь ли, - сказал я, отвечая на вопрос принцессы, - врачу не всегда требуется осматривать того, кто болен. Я знаю, к тебе приходили многие доктора. Никто из них не обнаружил каких-нибудь особых признаков, которые позволили бы догадаться о причинах недуга, и как с ним справиться. Правда? Какой же смысл повторять то, что было сделано уже много раз?

Взгляд красивых голубых глаз потускнел.

- Значит, вы тоже не сможете вылечить…

Я улыбнулся:

- Настоящее призвание знахаря - не лечить, а помогать излечиться. Это я твердил всем людям, которые приходили ко мне с просьбой избавить их от болезней. Представляешь: разные там тетеньки и дяденьки приходят, ложатся и говорят: лечи нас. Я им говорю: что же, я должен вместо вас разбираться с вашими недугами? А они в ответ: ну, ты же лекарь.

Мой рассказ позабавил принцессу. К ней вернулась слабая улыбка.

- И что вы делали? - спросила Луиза.

- Перевоспитывал всех этих дяденек и тетенек. Я вообще-то строгий. Некоторые сразу вылечивались, как только узнавали, что лентяйничать не выйдет.

Затем я оставил шутливый тон и заговорил серьезно:

- Сам по себе доктор никогда не способен излечить чужой недуг. Для выздоровления нужно, как минимум, еще желание больного. Бывали случаи, когда самые искусные доктора пытались лечить человека, не желающего выздоравливать. И что ты думаешь? Всё их искусство оказывалось бессильным.

Девочка слушала очень внимательно, но пока не делала никаких замечаний. Ее глаза пробудились от первоначальной апатии, и это меня радовало.

- По большому счету выясняется, - продолжал я, - что доктор только помогает в лечении. Внутренняя сила самого человека - вот что обеспечивает здоровье и возвращение к здоровью. А доктор лишь может подсказать, как эту силу лучше использовать, на какие мелочи следует обратить внимание. Только и всего.

- Внутренняя сила, - задумчиво повторила Луиза. - Я себя совсем не чувствую сильной.

- Это совсем необязательно. Чувствовать себя сильным и быть сильным - разные вещи. Один мой знакомый, крупный парень, как-то наткнулся на крепкий добротный забор. Ну, бывает. Знаешь, люди не всегда хорошо держатся на ногах, когда выпьют много вина? Так вот, забор упал, а парень этого даже не заметил. Потом ему показали, что он наделал, а парень говорит: врете вы всё, я вам что, буйвол, - такой забор снести?

После этой истории я впервые услышал, как принцесса смеется. Смех прозвучал тихо, почти неслышно, но для меня он значил очень много. Девочка с готовностью шла на общение - следовательно, ее апатия была неустойчивой, или временной. Дай Бог, чтобы не оправдались мои худшие опасения! Впрочем, кажется, я начинаю кое-что понимать - кое-что, вселяющее надежду.

- И еще, - сказал я, возвращаясь к теме. - Ты же видела, как вместе мы прогнали твою няньку за дверь. Это еще никому не удавалось, правда? Почему же не допустить, что вместе мы способны и на другие невозможные дела?

Луиза задумалась, вновь став серьезной. Затем произнесла:

- Невозможное - это то, что никто не может делать.

Я покачал головой:

- Так должно быть. Однако на самом деле люди не знают, кто на что способен. Я могу считать, будто это невозможно, а другой человек возьмет да и сделает. Прогнали мы няньку, или нет?

Губ принцессы коснулась улыбка.

- Тогда давай поговорим, как всё произошло, - предложил я. - Мне очень мало известно, что за обстоятельства сопровождали твой недуг. Было бы здорово, если бы ты помогла мне узнать как можно больше деталей. То, что ты думала или чувствовала, не менее важно, чем какие-то события.

Это поставило девочку в тупик.

- Так о чем я должна рассказать?

Я пожал плечами:

- О чем хочешь. Что запомнилось. Понимаешь, какая-нибудь подробность в твоей истории может навести нас с тобой на нужный след. Я не знаю, что это будет, и потому не могу задать правильного вопроса.

Некоторое время мы помолчали, а потом Луиза начала рассказывать.

Она вспомнила свой первый день болезни в малейших деталях - наверное, доктора часто спрашивали об этом. Самым странным здесь была полная внезапность. Ноги у девочки отнялись без всякого предупреждения, сразу. Еще вчера юная принцесса бегала наравне с остальными сверстницами, а сегодня не смогла встать с кровати. Не обнаружив никаких других признаков болезни, лекари в недоумении разводили руками. Мать-королева плакала, придворные суетились, Виктор метал громы и молнии. Ничего не помогало.

Я вставлял замечания, помогая девочке четче сформулировать мысли и выразить чувства, но избегал задавать вопросы. У меня возникла идея, которую стоило проверить, - и потому надо было дать принцессе выговориться.

Сперва рассказ Луизы напоминал хорошо заученную песню, которая настолько знакома, что ее поют без души: привычно играя голосом, привычно перебирая аккорды. Но потом девочка оживилась и заговорила свободнее. Я ее не сдерживал, не возвращал к теме, когда она вдруг перескакивала на другое, - и это, наверное, сыграло свою роль. Она вспоминала всё больше и больше деталей. Иногда в ее глазах появлялись слезы, а голос начинал дрожать, однако я не останавливал принцессу. И она рассказывала дальше.

В один из таких моментов в комнату заглянули. Девочка тут же закрылась одеялом - не ожидал от нее такой прыткости, - но няня всё заметила.

- До чего ребенка довел, изверг! - заголосила она. - Измывается над дитятей.

Могу ручаться, что я не перемещался в пространстве, подобно Клоду. Но возле нее очутился практически мгновенно. Сгреб старушку, как сноп сена, и выставил за дверь.

- Не пускать! - прошипел я на слугу.

Тот вытянулся. Почти беззвучно я добавил:

- Отправь кого-нибудь к его величеству. Скажи передать: я смогу вылечить его дочь, если всякие болваны перестанут врываться в комнату без предупреждения. А сам - ни шагу от двери! И никого не пускать! Здоровье принцессы - в твоих руках. Понял?

Слуга кивнул. Закрыв дверь, я вернулся к Луизе. Пришлось срочно гасить все негативные чувства и заново перестраиваться на добродушный лад.

- Столько шума, - сказал я, посмеиваясь (злость послушно осела на дно, а затем и вовсе растворилась). - Беспокоятся о тебе.

Принцесса вынырнула из-под одеяла, вытирая слезы.

- Они мне надоели, - призналась она. Сейчас ее голос окреп, и мне уже не приходилось прислушиваться. - Они ничего не разрешают. Им я не могу даже ничего рассказать. Только и слышишь: так надо, а так не надо. Не волнуйся, не переживай, не страдай. Покушай фруктов, так велел доктор. Не надо плакать.

На ее щеках вновь наметились две мокрые дорожки. Она шмыгнула носом и заявила:

- Никому не интересно, чего хочу я. Вокруг одни "надо".

- Ты чувствуешь, что тебя огородили запретами, множество из которых бесполезны.

- Да, - девочка сглотнула. - Мне всегда становилось только хуже. Зачем нужны запреты, если всё равно…

Она еще раз вытерла слезы своими худыми ручонками. Я молчал. Сейчас, после весьма долгого разговора, между нами установилось особого рода доверие. Длинные паузы уже не вызывали чувства неловкости, и можно было просто подождать.

Когда же Луиза заговорила снова, ее слова, внешне никак не связанные с предыдущими признаниями, явились для меня неожиданностью:

- Я до сих пор помню его лицо.

"Чье лицо?" "Почему ты его помнишь?" "Какое это имеет отношение к тому, о чем мы говорили?" Все эти вопросы немедленно возникли в моей голове, однако я не дал им ходу. В данном случае спешка была явно лишней. Кажется, девочка впервые за многие месяцы выражала то, что чувствует. А чувства не поторопишь.

- Он видел, что я на него смотрю. Он хотел показать, что ему не страшно. Но он боялся. Он не хотел умирать.

Отрывистые фразы вырывались как бы сами по себе. Каждая следующая звучала отдельно от предыдущей. Слова казались тяжелыми, будто камни (я даже вообразил, что они затем с грохотом падают на пол).

- Мне было тяжело. Отец хотел, чтобы я смотрела… Его привязали. К столбу.

Она продолжала в том же духе, иногда начиная плакать, но не останавливаясь. Постепенно у меня в голове возникла более или менее стройная картина того, о чем силилась поведать Луиза.

Юную принцессу водили смотреть на казнь. В одном месте я не удержался от прямого вопроса. Выяснилось, что это было меньше чем за неделю до болезни! И девочка до сих пор невероятно переживала по поводу увиденного.

Психическая травма? Возможно. Но почему ее результатом стал такой страшный недуг? Со временем должно было бы наступить улучшение, однако девочка чувствовала себя лишь хуже. Необратимое нарушение соматических процессов? Тогда почему это не отразилось на психике, поведении? Луиза казалась совершенно нормальным ребенком - за исключением того, что она не чувствовала ног.

Можно было задать себе еще тысячу вопросов, только я ведь не являлся профессиональным психиатром. Влияние реактивных состояний на психосоматику оставалось для меня тайной за семью печатями. Исходить я мог лишь из собственного опыта: услышанное, увиденное, прочитанное.

И я надеялся на лучшее. Дело в том, что примеры психической блокировки определенных функций известны человечеству уже не одно столетие. Бывает, после какого-то сильного переживания человек начинает заикаться, а спустя многие годы опытный врач снимает блокировку, и речь вновь становится ровной. Также, если мне не изменяет память, описывались реальные случаи, когда люди в результате психической травмы переставали ходить, проводили долгое время в инвалидном кресле, а потом снова-таки излечивались.

Но теряли ли их ноги чувствительность? И становилось ли им со временем хуже?

Ну, если бы возле меня посадили такую няньку, то мне, несмотря на всё мое здоровье, сделалось бы плохо.

Жаль, что я не могу воспользоваться помощью какой-нибудь больницы галактического уровня. Там лечат почти всё…

Что же будет ключом к снятию блокировки - если мои предположения верны? Девочка рассказала о казни. Она сопротивлялась самой себе, не хотела говорить, это правда. Но она помнила. Если бы это было ключом, то Луиза, постоянно вертевшая его в руках, давно открыла бы замок.

Что еще произошло два года назад? О чем юная принцесса не упомянула?

Наша беседа, однако, длилась уже слишком долго. Не нужно торопиться, сказал я себе. Девочка устала, даже если она этого не чувствует. Попробуем в следующий раз.

Едва я начал подводить разговор к завершению, Луиза спросила:

- Вы сможете меня вылечить, доктор?

- Ты хочешь, чтобы я тебя вылечил?

Мой встречный вопрос прозвучал с нужными акцентами.

- Я знаю, - поправилась девочка, серьезно кивнув, - я помню, о чем мы говорили вначале. Мы можем прогнать болезнь только вместе. Но я буду вам помогать, я обещаю. Только… когда мы начнем?

- Наверное, мы уже начали, - ответил я. - Лечение бывает разным. Это трудно объяснить, но порой разговор помогает лучше, чем всякие травы. Если мы с тобой обнаружим, что требуется сделать какой-нибудь компресс, или еще что-нибудь, мы это обязательно сделаем. Однако я видел совершенно чудесные случаи исцеления. Люди становились здоровыми, просто поговорив с лекарем.

- Чудес на свете не бывает, - заметила девочка твердо. - Так говорит мой отец.

Я кивнул:

- И ты чувствуешь, что он прав. Ведь твой отец сильный и мудрый.

- Да. Он знает, что говорит.

- Ну, спорить не буду, - улыбнулся я. - Твоего отца я почти не знаю. А в таких исцелениях на самом деле не больше чудесного, чем в других вещах, которые нас окружают. Если захочешь, я как-нибудь расскажу тебе об этом побольше. Очень увлекательно.

- Значит, мы уже начали лечение? - переспросила Луиза.

Огоньки в ее глазах сейчас горели намного ярче.

- Прислушайся к себе, - предложил я. - Только ты можешь сказать, принесла наша беседа какую-нибудь пользу, или нет.

Девочка сомкнула веки. На некоторое время она как будто даже перестала дышать. Потом сообщила:

- Мне лучше. Я чувствую себя сильнее. Мне даже хочется смеяться, - она сдержанно хихикнула, словно в подтверждение. - А вы знали, что так будет?

Я неопределенно пожал плечами, сохраняя улыбку.

- Но, - принцесса вновь стала серьезной, - я понимаю, что нужно много времени. Наверное, я еще долго буду вот так… лежать, да?

Бедная девочка. Сколько раз она уже начинала верить в выздоровление, и всегда требовалось ждать! Вся ее жизнь превратилась в ожидание.

Однако, если только существует хоть малейшая возможность, я вылечу этого ребенка!

- Ну почему же, - сказал я вслух. - Твой недуг пришел сразу, верно? Так же сразу он способен и уйти. Может, нам с тобой потребуется некоторое время, но это совсем не обязательно.

Глаза Луизы широко распахнулись:

- Правда?

- А ты как думаешь?

Принцесса своей тоненькой ручкой поправила одеяло.

- Я… я вам верю.

Распрощавшись со своей маленькой пациенткой, я вышел из комнаты. Наверное, здесь предстояла долгая работа, но если я прав, то начало положено.

Под дверью меня уже ожидала целая делегация. Здесь были несколько слуг, нянька, король, Жерар и еще одна женщина, которую я сразу определил как королеву.

- Что? - немедленно спросил Виктор.

Остальные тоже изучали меня во все глаза. Если бы я что-то жевал, то непременно подавился бы.

- Настоятельно советую вам сменить няньку, - произнес я. - И прекратить осыпать свою дочь запретами.

- Вы сказали, - голос короля звучал как-то напряженно, - что можете вылечить Луизу. Это правда?

- Да, я так сказал. И я могу вылечить юную принцессу. Но я ничего не гарантирую, если вы не будете соблюдать все мои требования относительно гигиены и обращения других людей с вашей дочерью.

- Что это значит?

- В первую очередь это значит, что вы должны сменить няньку. И отправить назад доктора Викониуса. Его помощь ни мне, ни принцессе не понадобится.

Почти физически я ощутил сомнения короля. Заявление насчет имперского доктора его озадачило.

- Я войду к ней, - сказала королева, словно спрашивая у меня разрешения.

Чуть улыбнувшись, я кивнул, и женщина скрылась за дверью. Вот ведь как бывает: и королями можно командовать!

- С Викониусом мы можем подождать, - наконец, после некоторой паузы начал Виктор, но тут дверь снова распахнулась.

- Доктор, посмотрите! - воскликнула королева, и в ее голосе мне почудился то ли испуг, то ли радость. А может, всё вместе. - Она сидит!

13 глава.

Новая надежда на выздоровление принцессы взбудоражила весь двор. Королевская резиденция загудела. Новость обсуждали все - от графов и князей до простых слуг. Я поневоле сделался героем дня. Повсюду судачили о "знахаре Азаре", мне смотрели вслед, кто-то строил предположения по поводу моих предков и учителей. Непонятно как всплыла версия, рассказанная мной Этвику: будто я - наследственный дворянин, отказавшийся от меча ради того, чтобы приносить людям здоровье. Краем уха я постоянно улавливал обрывки фраз, произнесенных на мой счет. Что-то вроде: "Вот он!" - шепотом среди слуг.

Собственно, ничего особенного не произошло. Вот если бы Луиза начала ходить, или хотя бы вновь почувствовала свои ноги - тогда другое дело. А так она всего лишь освободилась на некоторое время от угнетавших ее эмоций, выговорилась и, естественно, ощутила душевный подъем. Этот подъем позволил девочке совершить давно забытое - просто самостоятельно сесть в кровати, - но не более.

Однако в глазах окружающих и это выглядело чудом. Выходя из комнаты, королева плакала от счастья.

Прошло несколько дней. Я понемногу привыкал к столице и тому, что моя скромная персона оказалась в центре внимания. К дворцу потекли толпы горожан, желающих лечиться у "известного знахаря", но стража поворачивала их назад. Сперва даже без моего ведома. Затем я узнал, в чем дело, и дал свое благословение: ни один человек в мире физически не способен уделить внимание каждому из просителей. Их были буквально тысячи.

Да и не для того я приехал в столицу…

Впрочем, зрелище всяких незаживающих язв и других прелестей все-таки произвело на меня впечатление. Я стал выходить к народу. Хотя бы для того, чтобы обучить этих людей элементарной гигиене.

В первые же дни моих "выходов" начала складываться определенная система. Я собирал всех желающих в большой круг на одной из полян вблизи столицы. И рассказывал. Не имея возможности лечить каждого в отдельности, я общался сразу со всеми.

Меня слушали. Они хотели, чтобы я дал им избавление от недугов, - а я говорил, что причина множества заболеваний заключается в состоянии тела и души, и никто не может позаботиться о теле и душе больного лучше, чем сам больной. Они мечтали о чудесах - а я утверждал, что чудеса становятся возможными лишь после упорной работы над собой. Они желали таинств - а я им рассказывал о тривиальностях: свежем воздухе, чистой воде и физических упражнениях. И меня слушали.

Постепенно эти выступления приобрели характер проповедей. Да и не могло быть иначе. Я не занимался лечением - я преподавал философию здоровья. И надеялся, что хотя бы некоторым из слушателей мои слова пригодятся.

Самое удивительное состояло в том, что посетителей не убывало. Даже напротив. Приезжие купцы специально задерживались в городе, чтобы послушать мою очередную речь. Ко мне приходили даже высшие дворяне, не говоря уже о всяких ремесленниках и крестьянах. Вот не думал, что у меня проповеднический талант!

Королю эти мои "хождения в народ" совсем не нравились. Еще бы: неподалеку от его дворца собирались толпы, а мало ли, что может взбрести людям в голову, когда они вместе. Решат сжечь дворец - и попробуй их останови!

Однако я обещал вылечить принцессу. Я был нужен Виктору. Он попробовал запретить мне собрания, но знахарь Азар оказался не по зубам даже его харизматическому величеству. Я просто и ясно дал ему понять, что королевские приказы на меня не распространяются. Знахари - люди свободные. Виктор скрипнул зубами и больше не возвращался к этой теме. Только держал свою стражу наготове.

В числе моих слушателей я постоянно обнаруживал графа де Льена и барона де Лири. Эти двое пока помалкивали, но чего они хотели, для меня по-прежнему оставалось загадкой. Участники лесной разборки продолжали следить за мной.

Зато кое-что выяснилось насчет Этвика. Однажды барон вызвал меня на прогулку, и когда мы достаточно удалились от возможных ушей, начал следующий разговор.

- Дружище Азар. Позволь мне узнать твое мнение о нынешнем короле. Тебе знакомо моё, но насчет своих впечатлений ты помалкиваешь. А между тем мужская дружба невозможна без откровенности.

Угу, хмыкнул я про себя. Кто бы говорил!

- Мне кажется, - произнес я после некоторых размышлений, - что Виктор представляет собой не самого худшего из правителей. Посмотри, как отстроилась столица за время его правления. А каков дворец!

Этвик поморщился: ему хотелось услышать чего-то другого.

- Не самого худшего, - повторил барон. - Но и не самого лучшего, верно?

- Самых лучших правителей не бывает, - заметил я.

Барон тут же парировал:

- Как и самых худших, знахарь Азар. Как и самых худших.

Мы рассмеялись.

- Однако же, - продолжил Этвик, вернувшись к серьезному тону, - следует помнить, что Виктор - узурпатор. Он захватил трон, не имея на то особых прав.

Забавно. Когда Этвик мне рассказывал о Викторе в прошлый раз, правилу наследства никакого внимания не уделялось. А теперь вдруг королевская кровь сделалась важной. К чему бы?

Об этом я и спросил:

- Но ведь законных претендентов на корону всё равно нет.

- Не было, - поправил меня Этвик.

- Откуда же им взяться теперь, спустя годы? - удивился я. - Они что, повоскресали?

Барон поднял голову, глядя на вечернее небо. Солнце уже опустилось в пелену облаков над горизонтом, но сумерки пока не наступили. Мы шли по обширной зеленой лужайке с вкраплениями цветов, и вокруг на много шагов не было ни души.

"Он начинает свою игру", - подумал я насчет Этвика. Видит Бог, в столицу наш барон ехал совсем не для того, чтобы обеспечить мне защиту от ненавидящего колдунов Виктора.

- Всё не так сложно, - произнес Этвик. - Мой сосед, граф Оро, имел права на трон. Но старик просто отказался. Теперь же подрос его сын. Понимаешь?

- Кажется, да. И что нам до того?

Барон от моих слов даже остановился. В его глазах был укор:

- Азар! Неужто ты не видишь, кто сейчас носит корону? Он же тиран! Виктор одним махом отменил те вольности, что были дарованы дворянству прежними правителями. Он топчет нас в рабство. А мы, по-твоему, должны покорно терпеть? Не выйдет!

Опять эта королевская аллергия! Еще чуть-чуть, и Этвик начал бы топать ногами.

Однако он быстро взял себя в руки.

- Что ты об этом думаешь, Азар? - спросил он уже спокойным голосом.

Я сделал неопределенный жест:

- Не так важно, что я об этом думаю. Кое в чем я с тобой, несомненно, согласен. Однако куда важнее вот что: существует ли способ изменить положение дел. Что толку просто говорить о том, как плох нынешний король? Эдак мы уподобляемся дворцовым слугам, обожающим пустую болтовню.

Этвик довольно усмехнулся:

- Вот это слова, достойные дворянина! Не говорить, но делать!… Хорошо, Азар. Скажу тебе одну вещь, которую я долго хранил в тайне. Способ есть.

И он стал рассказывать. А я слушал и поражался стратегическим талантам своего собеседника.

Оказывается, он с самого начала рассчитывал на мою популярность. Барон хотел использовать меня в качестве… своего знамени, что ли? Обо мне ходила добрая слава, и люди были вполне готовы поддержать знахаря Азара. Ну а заодно и тех, на чьей стороне этот самый знахарь.

Этвик, естественно, не предполагал, что я начну проповедническую деятельность, но теперь всё еще больше упрощалось. Я должен только внушить своим слушателям нужные мысли, а там уже дело техники. Против всеобщего бунта не попрешь.

- Но как же рыцарская гвардия? - поинтересовался я, понемногу выстраивая собственную картину на основе баронского рассказа. Этот хитрый лис кое-чего не договаривает, однако мне уже и так многое становится ясным. Ну что ж, выслушаем всё, что Этвик захочет сказать, и посмотрим, как укладываются детали в общую схему.

- Гвардия? - барон пренебрежительно хохотнул. - Да им только за плугом и ходить! Пусть тебя это не беспокоит, Азар. Мои люди должны быть на подходе к столице, они справятся с этими "рыцарями".

Ага. Его люди.

- Твои люди? - повторил я вслух. - Скажи-ка, не потому ли ты хотел ехать через земли Этвиков?

Он внимательно посмотрел на меня. Я состроил беззаботную мину - словно меня это вообще не интересовало.

- Ты верно угадал, - медленно проговорил барон. - Я хотел собрать армию.

И надеялся, что наивный знахарь ни о чем не догадается. Браво, Этвик! Ты выложил мне самое главное именно тем, что не хотел этого выкладывать.

Барон не зря насторожился, услышав мой вопрос. Если я сообразил насчет истинной подоплеки его предложения проехаться по "хорошей дороге", то наверняка могу сообразить и нечто другое. А это другое Этвик не согласится сообщить мне ни при каких обстоятельствах. По баронскому плану я не должен этого знать.

Чего?

Застава при въезде в его владения стояла не зря. Этвик уже ждал меня. Он великолепно распланировал сценарий, который мы потом разыграли. Ему нужна была придирка, чтобы освободить меня, - и барон ее получил. Бенедикт еще и помог ему, вызвав на поединок. Впрочем, наш незадачливый рыцарь слишком простодушен, чтобы видеть скрытые мотивы подобных хитрецов.

Доблестное освобождение автоматически поставило меня на сторону барона. Хорошее начало. Успех следовало развить, сделав меня своим другом.

С этим барон тоже справился. Но его сценарий не предполагал, что я окажусь чересчур умным. Иными словами, знахарь Азар должен был сыграть свою роль и не задавать лишних вопросов. Этвик собирался скормить мне строго отмеренную часть истории, а всё остальное убрать за кулисы. Ему требовалась моя популярность - отнюдь не моя помощь.

Что ж. Мне не привыкать к играм. А Этвику до Клода все-таки далеко - пожалуй, как новичку до гроссмейстера.

Однако Бог с ней, с заставой! Куда важнее было то, что инициатором моего пленения тоже являлся барон.

Эта догадка пришла ко мне только сейчас, во время замешательства Этвика. О прочем я задумывался и раньше, а вот связать барона с командой моих похитителей…

Невозможно?

Почему бы нет?

Этвик знал о моей популярности даже больше, чем я сам. Если ему нужен был "флаг" для свержения Виктора, то почему бы не придумать простенький план, выставляющий короля в дурном свете? И заодно бросающий меня в руки барона?

Именно этим объясняется застава, возникшая на нашем пути как раз вовремя. Если Этвик меня ждал, то ему уже было известно о "группе захвата". А откуда подобное может быть известно? Едва ли из "надежных источников"… Бенедикт рассказал весьма странную историю. Видит Клод, не зря в команду попали какие-то "случайные" люди!

Но если Этвик - организатор, то почему об афере знал король? (В том, что Виктор знал, я не сомневался - здесь моя телепатия сработала четко.)

Да потому что кто-то из приближенных Виктора - человек барона. Кто-то, кому король верит. И при этом единственном допущении все части шарады становятся на место.

- …Итак, мы сообща можем восстановить справедливость, - рассказывал между тем Этвик, шагая в полуметре от меня.

Мы спускались по откосу пологого склона, сопровождаемые стайками пронзительно жужжащих комаров. Понемногу начало темнеть. Воздух еще оставался теплым, хотя откуда-то из оврага потянуло сыростью. Речка поблескивала слева от нас. На другом берегу какой-то сорванец гнал домой корову. Животное шло медленно, с достоинством, деловито помахивая хвостом, а мальчишка (или девчушка? - на таком расстоянии не разберешь) бегал вокруг и пытался доказать, что нужно идти быстрее. Для этих целей он использовал прутик. Корова, однако, не обращала на своего попутчика никакого внимания.

- Справедливость? - переспросил я.

Мой собеседник ответил не сразу.

- Азар, ты должен понять. Это будет в интересах всего дворянства. Кто такой Виктор? Мелкий герцогишко, дорвавшийся до короны. Он приучен командовать холопами, а с благородными людьми разговор особый. Виктор не желает этого знать и помыкает достойнейшими, как простыми селянами. Где это видано?

Интересное представление о справедливости. Значит, равный подход ко всем людям - неэтично?

- Но если достойнейшие не сопротивляются, то в чем проблема? - я продолжал сохранять нейтральную позицию. Похоже, у Этвика не было чего мне предложить, и он рассчитывал только на мою благодарность за освобождение. И на дружбу. Слабовато, учитывая сомнительность предприятия. - Почему нас должно волновать здешнее дворянство?

- Потому что король считает земли, где мы живем, своими, - ответил барон. То, что я имел свою точку зрения, его начало раздражать. - Подумаем о будущем, Азар! О наших детях и внуках.

Он помолчал.

- С другой стороны, у Виктора нет наследников, - продолжил Этвик, отыскав для меня еще аргументов. - Даже если ты вылечишь его дочь - а это ведь неизвестно? - она не удержит трон. После смерти короля оживут старые дрязги. Найдутся недовольные. Всё пойдет прахом. Лучше положить этому конец прямо сейчас.

- И что я должен сделать?

Барон ждал этого вопроса. Ответ последовал незамедлительно:

- Перестань лечить принцессу. Это первое…

Я покачал головой и прервал его на полуслове:

- Нет. Здесь нам не договориться. Я знаю, каково будет "второе", но если бы ты начал с него, я бы тебя по крайней мере выслушал. Ты сказал: "Подумаем о будущем, о наших детях". Но будущее - это не только наши с тобой дети. Я приехал сюда врачевать, а не плести заговоры. Таков мой долг.

Взгляд Этвика стал холодным.

- Значит, наши пути расходятся? Тебе напомнить, знахарь Азар, кто пришел тебе на помощь, когда тебя волокли к королю, как преступника? Связанного по рукам и ногам.

- Не нужно, - я криво усмехнулся. Баронская дружба на пару с доброжелательностью оказались недолгими. - И тем более мне не нужно напоминать, что волокли-то меня, выполняя твой замысел.

Моя догадка попала в точку. И, что еще важнее, Этвик подумал, будто мне откуда-то стало известно реальное положение дел, потому счел излишним отпираться.

- Так ты знал… - произнес он задумчиво. - Это объясняет…

За время разговора мы дошли до самой реки, и сейчас брели вдоль берега. Сумерки прятали и сглаживали детали. Иногда казалось, что в зарослях камыша и лозы кто-то сидит, но когда мы подходили ближе, неясная фигура оборачивалась старой корягой. В воде всплескивала рыба, иногда течение проносило мимо всякий мусор: веточки, листья. На небе проступали звезды.

Интересно, о чем сейчас там задумался барон? Я бы на его месте размышлял, не утопить ли меня в речке. Он сказал слишком много, и теперь я представлял серьезную угрозу для его дальнейших операций.

Наши пути в самом деле разошлись.

- Я не ожидал, что так получится, - голос Этвика звучал даже как-то печально. - Но ты, Азар, не оставляешь мне другого выхода.

Он потянул из ножен меч. Спокойно, ничуть не таясь, не собираясь застать меня врасплох. Он знал, что всё равно владеет оружием лучше. К тому же, я по обыкновению оставил всё колюще-режущее дома.

В тон своему собеседнику я вздохнул:

- Вот оно, твое благородство. А над Бенедиктом глумился, тогда как он всего лишь выполнял свой долг перед королем. До недавних пор ты мне был симпатичен - умен, смел, независим в суждениях. И только теперь я особенно остро понимаю, что ум и смелость - еще не всё. Убив меня, ты лишишь ребенка последней надежды. Разве может так поступать человек?

- Ты умеешь говорить, Азар, - барон не спешил исполнить свой приговор, уже вынесенный. Только отошел чуть подальше, держа оружие наготове. В окружении черного ореола волос его лицо сейчас казалось демоническим. - Вокруг тебя не зря собираются люди. Признаться, я тоже симпатизирую тебе. Мало кто способен так держаться перед смертью.

Я пожал плечами:

- Но я не собираюсь умирать. Ты что же, убьешь меня просто так? Как люди колют свиней? У меня нет при себе меча.

- А ты как думаешь, знахарь Азар? - спросил барон, делая шаг ко мне. Лезвие нацелилось в мой живот.

- Думаю, ты вполне способен на такое, - признал я. - И больше не взываю к человечности. Только как же дворянская честь?

- Ты разумный человек, знахарь, - Этвика мои слова не тронули. - Болтовня о чести не всегда уместна. Оставим ее для пустоголовых рыцарей, вроде Бенедикта де Пассо.

Почему-то я так и подумал. Ну ладно, оставим так оставим.

- Тогда, барон, еще один вопрос. Ты слыхивал, что я колдун?

Этвик оскалился:

- Пугаешь меня сказками? Думаешь, я поверю в эту чушь для болванов?

- Ну зачем пугать? - сказал я просто, поднимая руку. - Мне известна твоя смелость.

В следующее мгновение глаза барона расширились. Я знал причину: его меч вдруг стал рваться куда-то вниз и в сторону. Несколько секунд Этвик усиленно боролся с собственным оружием, а затем кисть непроизвольно вывернулась, и меч полетел куда-то вдаль. Импульса должно хватить метров на пятьдесят, прикинул я. Как раз в кусты.

Послышался треск, тут же стихший. Где-то неподалеку сонно чирикнула птичка.

Этвик смотрел на меня. На его лице наверняка застыла оторопь, но темнота не давала это толком увидеть. Впрочем, я воспринимал состояние моего противника и так: сейчас, в сумерках, телепатические способности обострились. Или же барон растерялся основательно.

- Не надо, - произнес я, предупреждая мысли собеседника. - Мне известно, что у тебя еще есть ножи. Их постигнет та же участь.

Этвик не двигался и молчал.

- Наиболее разумным в данной ситуации было бы сделать с тобой то, что ты хотел сделать со мной. Верно? Ты представляешь для меня угрозу, а сила на моей стороне, - я продемонстрировал полную уверенность в себе, отвернувшись от противника. Этвик по-прежнему не шевелился. Сценка очень напоминала то, что происходило не так давно в лесу. Разыгрываю тот же сценарий. Я незаметно усмехнулся и продолжил: - Но я не стану тебя убивать. И без того весь этот мир держится на убийствах. Смелость, ум… Здесь не хватает человечности. Барон, цели, к которым путь лежит через кровь и смерть, не бывают хорошими и светлыми. Человечеству потребовалось много веков, чтобы довести войну до абсурда, и только тогда мы признали: да, из войн никто не выходит победителем. У вас это, наверное, впереди… впрочем, ты вряд ли поймешь.

- Кто ты? - голос Этвика прозвучал приглушенно.

Я повернулся:

- Давай не будем играть в вопросы-ответы. Ты привел меня сюда, чтобы я или стал твоим союзником, или умер. Я не согласился на эти варианты. В моих силах предложить третий: ты со своими людьми убираешься из столицы и оставляешь в покое нынешнее королевское семейство. Немедленно. Не то, чтобы я симпатизирую Виктору. Мне не по душе сама идея дворцовых переворотов. В первую очередь пострадают невинные. Принцессу ты ведь давно сбросил со счетов, правда?

- Мы… можем договориться, - предложил барон. В его голосе еще сквозила неуверенность, однако мой собеседник все-таки быстро сориентировался. Ну да, если уж на то пошло, лучше иметь сильного союзника, чем сильного врага.

- Вряд ли, - я позволил себе усомниться. - Нам не по пути, ты правильно сказал. Уходи сегодня же. Я знаю, что у короля есть твой человек, - этого я, конечно, точно не знал, но Этвик вздрогнул, невольно подтверждая мои слова, - только ничего не выйдет.

- Тебе неизвестны… все детали. Император готовит армию, чтобы помочь претенденту. Лучше быть на нашей стороне, Азар.

Он уже перешел к угрозам? Крепкие же у барона нервы!

- Убирайся, - повторил я.

Не говоря больше ни слова, он развернулся и зашагал в ту сторону, куда улетел его меч. Собирается высматривать оружие в такой темнотище? Я скептически хмыкнул.

Однако Этвик довольно быстро отыскал свой клинок - по слуху определил место падения? Темная на фоне звездного неба фигура распрямилась. Я услышал звук стали, въехавшей в ножны.

- Кто бы ты ни был, - заявил барон уже громко, с прежней силой, - тебе следовало выбрать правильную сторону. Не пожалей о своем выборе, Азар.

Он начал подниматься к дворцу.

- Не пожалею, - буркнул я и отправился следом.

Мне совсем не нравилась эта самоуверенность Этвика. Я знал, что он уступит моему требованию и уедет, но вот откажется ли полностью от своих планов? Мой фокус с мечом его впечатлил - да, видно, не очень. Подобных людей лучше не ставить в ряд врагов.

Вернувшись во дворец, я отыскал Жерара.

- Мне очень неприятно об этом говорить, - сообщил я ему, - но барон Этвик, которого я до недавнего времени считал своим другом, готовится захватить власть.

Начальник королевской гвардии посмотрел на меня вопросительно:

- И что? Простите, Азар, я совершенно не понимаю, какие мотивы движут вами.

Он поправил полы своего халата (мы беседовали в графских покоях), пригласил меня присаживаться и сам опустился в кресло. На камине горела толстая свеча, по углам комнаты царили густые тени.

- Странно, но это первый наш с вами разговор, - продолжил де Льен. - Вы спасли мне жизнь, а я даже не выразил свою благодарность…

Я отмахнулся:

- От меня не убудет. Сейчас я пришел по другому поводу.

- Насчет короля, - кивнул Жерар. - Но вы понимаете, что произошедшее освободило меня от всяческих обязательств перед Виктором.

- Понимаю. Только ведь речь идет о целом королевстве. О нас с вами, о наших детях, любимых.

Мой собеседник помрачнел - очевидно, мои слова его задели. А я продолжил:

- У Этвика есть хорошо разработанный план, куда включается личная армия барона, и также армия Западной Империи.

Де Льен бросил на меня быстрый взгляд. Я тут же вспомнил, что мы встретились, когда он с посольством возвращался от императорского двора.

- Значит, - произнес я медленно, - вы знаете о готовящейся войне с империей. Этвик не блефовал. Он действительно заручился основательной поддержкой.

- Король не хочет этого видеть, - Жерар пожал плечами.

- Король болен. Боюсь, я не сумею этого объяснить, однако Виктор не вполне здоров душевно.

- Это едва ли что-то меняет. Он остается королем, и он принимает решения.

- А если я скажу, что существует человек, которому Виктор доверяет? И что этот человек работает на Этвика?

Мне досталась очередная порция пристального внимания графа. Я уточнил:

- Я не знаю, кто он. Но вся история с Бенедиктом де Пассо - его рук дело. Это мне подтвердил сам Этвик. И тогда наша задача, граф, - обнаружить этого человека. В подобной ситуации мы не можем допустить, чтобы королевские решения исходили от барона.

Жерар откинулся на спинку кресла, приложив ладони к вискам.

- Вы только что разговаривали с Этвиком? - спросил он.

- Вы угадали. И после беседы, где мы четко выяснили позиции друг друга, я немедленно зашел к вам.

- А что барон?

- Я поставил ему ультиматум. Он сегодня же уберется из столицы.

Вздохнув, граф де Льен провел ладонями вниз, к подбородку, затем положил руки на подлокотники. Опять уставился на меня.

- Вы странный человек, Азар. Я не нахожу в ваших действиях логики. Вы узнали, что барон - организатор. Вероятно, он предложил вам быть на его стороне. Вы отказались - но не потому что поддерживаете короля. Я прав?

- Вполне.

- Вдобавок вы способны одним желанием отклонять летящие стрелы и поджигать луки. Большего я не видел, но, наверное, это не все ваши умения. Кто вы, Азар?

Кажется, этот вопрос мне стали задавать слишком часто. Второй раз за полчаса.

- Жерар, я не смогу ответить откровенно. Вы все равно подумаете что-то другое. Я человек. Не колдун, не дьявол и не посланник Божий. Логика же в моих действиях проста: я не люблю убийство. Именно поэтому Этвик убирается из столицы, а не лежит на дне реки с камнем на шее, хотя я прекрасно понимаю, что в будущем он способен принести нам много хлопот.

- И убийств.

- Возможно. К сожалению, граф, никто из нас не обладает такой мудростью, чтобы просчитать все возможные варианты развития событий. Вы уверены, что убей я барона - и в будущем погибло бы меньше людей? Что война наверняка была бы предотвращена? В более широком смысле здесь идет речь о праве решать, кто достоин жизни, а кто нет. Я не признаю за собой такого права. И, если уж на то пошло, я не признаю его ни за одним человеком в мире. Большая часть того, что мы называем злом, происходит отсюда.

Пламя свечи замерцало, играя тенями на наших лицах. Жерар неторопливо поднялся, подошел к камину, взял щипцы и снял лишнюю часть фитиля. Свеча на миг едва не погасла, но затем снова начала гореть ровно.

- Мне кажется, - сказал я, наблюдая за собеседником, - вас не слишком удивило мое известие об Этвике.

Граф кивнул, присаживаясь в кресло:

- У Виктора с бароном старые счеты. Этвик уже много лет копает под трон, но пока ему ничего значительного не удавалось. Всякие мелочи. А теперь он явился в столицу - тут уж поневоле что-то заподозришь.

- И вы сидели сложа руки?

Пожав плечами, Жерар заметил:

- Всякая верность имеет свои границы. Это Виктор, а не барон, назвал меня предателем и приказал убить. Только благодаря вам я жив до сих пор.

Я усмехнулся:

- Граф, вам не идет меланхолия. Вы все еще начальник королевской гвардии, Виктор этого не отменял. Для вас, я смотрю, главное честь и верность, но этот мир, кажется, уже начинает жить по другим правилам. Впрочем, я с трудом верю во всеобщую порядочность - что в прошлом, что в будущем. Вы, Жерар, представляете в королевстве реальную силу. Насколько я знаю, ваша популярность среди гвардейцев очень велика. Если бы вы сказали, что принимаете сторону барона, то гвардия в большинстве своем не стала бы препятствовать захвату власти. Но вы этого не скажете, правильно? У вас сейчас такое настроение, что вы бы просто устранились от дел и наблюдали, как мир катится ко всем чертям.

Мой собеседник вздрогнул, бросив взгляд на шторы, и это мне напомнило старую поговорку: "Не поминайте черта к ночи". Наверное, в этом мире существует похожая.

- Со мной вы можете не бояться чертей, - сказал я отчасти в шутку, отчасти серьезно.

Жерар вздрогнул снова.

- Потому что их не боитесь вы? - спросил он тихо.

Я все-таки рассмеялся:

- Скорее, потому что они меня боятся… Полно вам, граф! Вы по-прежнему держите меня за какого-нибудь ангела небесного. Это, если хотите, написано у вас на лбу… у вас, и еще у юного де Лири. Разумом вы еще ничего не решили, но душой искренне верите.

- Сказано, - откликнулся мой собеседник, - вера творит чудеса.

- Тоже правильно, - я устроился в кресле поудобнее. Наш разговор постоянно отклонялся от темы, перетекая в русло философии, и это грозило затянуться. - Однако плохая вера способна лишь на плохие чудеса. Это неинтересно и скучно. К чему вам нужна вера в меня? Верьте в абстрактное добро - в Бога, например. В Нем невозможно разочароваться, потому что невозможно увидеть Его действия и отличить их от действий Его врага. А я сделаю что-то не то - и полетят все ваши идеалы… ну ладно, не скажу, куда. Я всего лишь человек, хорошо это или плохо.

- И Спаситель был человеком, - почти беззвучно заметил Жерар.

От этих слов я даже покачнулся, из-за чего массивное кресло подозрительно скрипнуло. Что за дурацкая беседа! Всю жизнь я наивно полагал, будто заставить людей поверить во что-нибудь специфическое - задача весьма сложная и трудоемкая. Да, определенные суеверия есть у каждого, но если прийти к человеку и сказать: "Я - великий маг", или "Я - бог", - то вас отправят подальше. Никто и не подумает всерьез воспринимать сказанное. Если же при этом показать парочку чудес, вас просто заподозрят в мошенничестве с использованием технических штучек.

Впрочем, здешний мир еще далек от цивилизации содружества. Это у современных людей скепсис в крови. Мы с детства приобщаемся к чудесам информационных сетей, каналов стереовидения и прочей ерунды. Усваивая ежедневно тонны многообразия, мы вырабатываем свое понимание необычного и волшебного. Оно попросту намного сложнее.

- Жерар, - сказал я вслух, - Спаситель не отрицал свое родство с Отцом.

- Он тоже не знал… вначале.

Я медленно покачал головой:

- Ладно, граф. Не вижу никаких причин умалчивать свое истинное происхождение. Хуже все равно не станет. Вы придаете мне и моим поступкам некую религиозную окраску, а между тем я обычный человек. В чем-то тоже верующий - так что ваше сравнение меня со Спасителем звучит в моих ушах святотатством. Я не отношусь к религиям серьезно, но предпочитаю уважать чужие идеалы - особенно если они этого стоят. Итак, Жерар, признаёте ли вы, что жизнь людей постепенно изменяется? Мы стараемся чтить обычаи предков, но вольно или невольно вносим какие-то свои дополнения, что-то улучшаем. Достаточно посмотреть на Милну - как она отстроилась за последнее время.

- Несомненно, - мой собеседник задумчиво нахмурился, пытаясь уловить, к чему я клоню.

- Хорошо. А можете ли вы представить, что спустя много столетий все эти постепенные, незаметные изменения дадут в результате общество, совершенно непохожее на нынешнее?

Жерар не понимал. Я видел это в его глазах. Если замок разрушить и построить в другом месте, общество едва ли поменяется, - так думал мой собеседник. И в чем-то был прав.

Тогда я решил привести аналогию:

- Знаете, как делают мечи? Берут руду, плавят, получают слиток железа, затем из него выковывают меч. Не так ли?

- В общих чертах верно, - подтвердил граф.

- Из руды - рыхлого, рассыпчатого материала - выходит оружие. Всё изменяется до неузнаваемости, правда?

- Вы хотите сказать, - с удивлением произнес Жерар, - через много веков люди так же будут отличаться от нас, как сталь отличается от руды?

- Это грубый пример, но суть вы уловили. Хорошо. Теперь представьте, что те люди откроют множество новых способностей и возможностей. Наши предки не знали составных луков и арбалетов* - логично предположить, что и мы не всё знаем.

Мой собеседник кивнул, соглашаясь.

- Они обнаружат, что этот мир существует не сам по себе, - продолжал я, пытаясь вообразить, какие картины рисуют мои слова перед мысленным взором Жерара. Получалось плохо: я так и не смог полностью проникнуться средневековым мировоззрением. Я понимал, что граф едва ли глупее меня, но не мог отделаться от ощущения, что растолковываю простейшие вещи слабоумному. - Вокруг лежат другие миры, их много, и там тоже живут люди. Одни из них ушли в своем развитии дальше, другие же начали свой путь позднее. А у некоторых миров нет будущего.

- Другие миры… Вы хотите сказать, другие земли?

Другие Земли.

- В общем, да.

- Значит, вы не отсюда, - просветление на лице графа было искренним - наконец-то он начал кое-что понимать! - Вы пришли из других земель. Вы пришли… потому что у нас нет будущего?

В последней фразе явно прозвучал вопрос.

- Да, - просто ответил я.

Наступило долгое молчание. Свеча вновь начала коптить, однако граф не обращал на нее внимания. Он обдумывал мои слова.

Наконец он заговорил:

- Но как вы знаете?…

- Мы прошли тот же путь, помните? Условно говоря, мы способны видеть, куда ведут различные тропинки, ответвляющиеся от этого пути. Некоторые из них интересны и сами позднее превращаются в широкие дороги, а по другим можно зайти лишь в болото. Наше знание - мудрость даже не старшего, а просто того, кто волей случая идет впереди.

- Тогда… что вам нужно?

- Чтобы у вас появилось будущее. Знаю, это кажется невероятным, но именно такова моя цель. Я умею останавливать стрелы и поджигать луки, однако эти мои способности существуют отчасти благодаря вам. Если будущего нет у вас, то его нет и у моих способностей. Трудно объяснить. Возможно, граф, ваш мир уже нашел одну из любопытнейших закономерностей бытия: если кто-то нас искренне любит, он как бы дарит нам дополнительную защиту. Его дух, подобно ангелу-хранителю, всегда будет с нами. Он отведет стрелу, летящую в щель доспехов. Он подставит ветку дерева, если мы упадем со стены, - и мы отделаемся лишь синяками. Он предупредит о смертельной опасности.

- Медальон!… - выдохнул мой собеседник. Мысль, казавшаяся мне простой и банальной, неожиданно произвела на него сильнейшее впечатление.

- Что? - переспросил я, не понимая, о чем речь.

- Ничего, - взгляд графа вернулся из заоблачных далей. - Простите, Азар, я не нарочно вас перебил. Вы сказали одну вещь, о которой я раньше не задумывался. Вы правы, Азар… и я вас слушаю.

- Это лишь наиболее яркое проявление некоего закона. Мы, граф, существуем не сами по себе - и не могли бы существовать. Наша жизнь прочно связана со всем этим миром. А также с людьми, которые вокруг нас. Верите или нет, но если ваша культура вновь обрушится в варварство, то хуже будет не только вашим детям.

Жерар встал - ему больше не сиделось в кресле. Прошелся по комнате. Заметил, что коптит свеча, срезал фитиль. Аккуратно положил щипцы на камин.

- Азар, вы говорите странные и непонятные вещи, - тихий голос моего собеседника сейчас звучал взволнованно. - Это не укладывается у меня в голове… но я вам верю. Может, когда-нибудь я смогу и понять…

- Хорошо, - кивнул я. - Вы обязательно поймете, Жерар. К некоторым вещам нужно просто привыкнуть. А пока давайте подумаем о том, для чего я сюда явился: как предотвратить готовящуюся войну и оставить нашего друга барона в дураках.

Устроившись поудобнее, я стал рассказывать:

- Для начала, мне кажется, следует нейтрализовать силы империи…

Граф де Льен слушал вполуха, но большего и не требовалось. У меня уже возник кое-какой план.

14 глава.

Спешное отбытие барона из столицы осталось незамеченным.

Больше всего я жалел о том, что вместе с Этвиком уехал мой юный "оруженосец". Мальчишка был любознательным и быстро учился, я успел к нему привыкнуть. Всегда заманчивая возможность: вложить в другого свои знания, ценности, опыт. Думаю, парень и так вырастет неординарной личностью, но хорошо бы, если б эта неординарность носила мирный характер. А то Этвик научит…

Королю я сообщил как о планах барона, так и о наличии предателя. Виктор выслушал, однако никаких заметных действий не предпринял. Возможно, мои слова звучали для него не слишком убедительно: я, естественно, пропустил ряд деталей нашего с Этвиком разговора.

Состояние Луизы улучшилось, хотя и не кардинально. Самый значительный подъем произошел после первой нашей беседы. Буквально на следующий день он сменился некоторым спадом, а потом наступил достаточно ровный период без сколько-нибудь различимых колебаний. Принцесса охотно разговаривала со мной, однако ее воспоминания или рассказы не сопровождались выплеском эмоций, как это было в первую встречу.

Но самое главное она еще не сказала - или же я ошибся.

Проходили дни. Я навещал девочку, а затем шел проводить свое "собрание". Никогда раньше не подумал бы, что у меня проявится вкус к миссионерской деятельности. Что-то там проповедовать мне всегда казалось дурацким занятием. Когда много разных людей собираются вместе, образуется толпа, а у толпы коэффициент интеллекта ниже, чем у любого из ее участников по отдельности, - это известно еще со времен Тарда и Лебона*. Толпой можно управлять, ей можно пудрить мозги. Она с радостью проглотит как гениальную идею, так и полную чушь. Что нельзя сделать с толпой, так это заставить ее мыслить.

И все же я не смог просто остаться в стороне. Я видел перед собой больных и калек, я видел людей, которые почти ничего не знают об окружающем их мире. Мне хотелось поделиться своими знаниями - потому что я видел, насколько мои знания способны изменить этих людей и этот мир. Изменить к лучшему.

Может, именно на такой ход событий рассчитывал Клод? Когда-то он сказал, что мне не отсиживаться на задворках цивилизации - хочу я того или нет. И оказался прав.

Я отдавал себе отчет в том, что в принципе способен основать новую религию. Показать этим людям парочку чудес, дополнить всё строгими моральными постулатами, поругаться с власть имущими - и готово. Некоторые люди слепо понесут мои заветы сквозь года, если не сквозь века. А что, тоже способ улучшения мира! Однако меня больше влекло к другому. Я бы охотней заложил основы какого-нибудь университета. Глупость, даже благонамеренная, остается глупостью.

Хотя, конечно, от злонамеренного ума вреда куда больше…

Однажды утром я по обыкновению зашел навестить юную принцессу.

На дворе стоял один из тех дней, которые придают лету его очарование. Ночью прошел коротенький дождик, но к утру небо прояснилось. Мягкие солнечные лучи согревали умытый мир, заставляя еще не подсохшие капли звучать симфонией красок. Пахло свежестью и фиалками. Природа была настолько хороша, что хотелось вдохнуть весь воздух, а остальное - навсегда запечатлеть в памяти.

- Привет, маленькая королева! - бодро сказал я, входя в комнату.

- Привет, доктор! - откликнулась девочка.

За время, прошедшее с нашей первой встречи, мы успели выработать определенные формы общения. Когда я впервые назвал принцессу "маленькой королевой", она удивилась и стала спрашивать, почему. Тогда я пожал плечами: "Не знаю. Ты родилась в королевской семье - значит, маленькая королева". "Я - принцесса, - твердо заметила Луиза. - Королевами становятся взрослые, когда выходят замуж". "Мне не следует называть тебя маленькой королевой?" - уточнил я. Девочка задумалась, а потом сказала: "Ну, если вы так хотите… мне кажется, это всё равно".

С тех пор я так и называл ее каждое утро.

- Как тебе спалось сегодня? - я подошел к окну и раздвинул шторы. Затем открыл балконную дверь. Приятно-прохладный летний воздух дохнул мне в лицо.

- Хорошо, - Луиза приподнялась на локте, следя за моими действиями. Она в последнее время чаще садилась в кровати, поворачивалась, и вообще проявляла активность. Это мне нравилось.

Мне не нравилось только то, что она по-прежнему не чувствует ног.

- Не скучаешь без няньки?

Со вчерашнего дня по моему требованию сиделку перестали оставлять на всю ночь. В случае необходимости принцесса всё равно могла позвать ее из соседней спальни, но я хотел, чтобы девочка хоть иногда чувствовала себя наедине с собой.

- Непривычно, - призналась Луиза. - Как-то пусто… и немного страшно.

Я весело улыбнулся:

- Но не так страшно, чтобы звать няньку?…

Принцесса покачала головой. Ее губы тоже тронула улыбка:

- Нет. Совсем чуть-чуть. Знаете, доктор, когда нянька ушла… я еще долго не спала. Я думала. Вы говорили, что чудеса для всех разные. Кто-то считает: такого не может быть. А другой это запросто делает.

- Бывает, - кивнул я.

- Но тогда получается, что какой-нибудь человек может делать что-то совсем невероятное? Например, летать. Или очень долго плыть под водой.

- Тебе это кажется интересной мыслью.

- Я просто не думала об этом раньше. Получается, на свете не бывает чудес, потому что если человек что-то делает, это для него никакое не чудо. Ведь правда?

- Ну, я могу только согласиться с тобой. Когда человек что-нибудь умеет, ему самому это видится обычным.

Луиза откинулась на подушки. Ее лицо было задумчивым, как будто она решала какую-то важную проблему.

Затем девочка заговорила снова, и ее голос звучал глуше:

- А вы поверите, если я что-то вам скажу?

Она спрашивала серьезно, и потому мой ответ был не менее серьезен:

- Если ты считаешь, будто в это трудно поверить, то я не могу дать твердых обещаний. Но я буду стараться поверить.

Принцессе этого оказалось достаточно.

- Сегодня ночью, - продолжила она, - я вспомнила вот что. Когда-то раньше я воображала, что могу делать какие-то необычные вещи… Наверное, это мне снилось… Я как будто пряталась под одеялом и зажигала в ладони огонек. Такой маленький… но становилось светло… Мне очень нравилось… наверное, все-таки сон… мне еще снилось, что я летаю, - но это точно был сон…

Она неожиданно разволновалась, стала говорить отрывисто и неясно.

- Не знаю, - сообщила Луиза в конце концов. - Мне казалось, огонек был на самом деле… но, наверное, так не бывает…

Я не стал напоминать, что пару минут назад она предполагала существование самых невероятных возможностей, и вместо этого заметил:

- Ты не уверена точно, приснился тебе огонек, или он был на самом деле.

- Так ярко… Кажется, я думала тогда, что вправду могу зажигать огонек. Да-да! Я хотела показать отцу, но ничего не получилось. А он сказал, чтобы я выбросила из головы ерунду. Так и сказал. И потом - это я хорошо запомнила - сказал, что мне пора взрослеть. Чудеса бывают только в сказках.

Это сбивчивое признание несколько ускорило мой пульс. Неужели Луиза действительно могла зажигать "ведьмин огонь" (как называл его Клод)? Здесь, на отсталой Фриде, родилась девочка с выдающимися парапсихологическими способностями?

Всё могло оказаться простым детским сном, однако, сам владея определенными штучками, я не сбрасывал со счетов и другую возможность. Клод, наверное, распознал бы скрытые способности, но у меня такого чутья пока не выработалось. А значит, следовало идти дальше, надеясь, что моя не очень-то умелая психотерапия даст толк.

- Тебя, должно быть, сильно огорчило, что ты не смогла показать отцу огонёк.

- Да, я расстроилась. Мне кажется, я раньше не думала, что делаю чудо. Это было таким… обычным. Но все вокруг говорили, что так не бывает, и что я слишком много мечтаю. Я хотела показать отцу, но ничего не получилось. Я потом ещё пробовала…

Девочка замолчала. Её лицо стало печальным.

- … и снова ничего не получалось, - продолжил я мягко.

- Да, - кивнула принцесса. - Тогда я начала думать, что… со мной что-то не в порядке. Мне это не понравилось. Я…

Снова длинная пауза.

- Ты хотела просто быть такой, как все, - подсказал я.

- Отец и мама… они очень переживали, когда я говорила об огоньках. Отец хотел, чтобы я молчала о своих фантазиях, если рядом были слуги или кто-нибудь чужой. Я тоже стала переживать. Когда я ложилась спать, мне больше не хотелось снова поиграть с огоньком. То есть хотелось, но…

- Но ты говорила себе, что это плохо, потому что всё только кажется.

- Я… да, наверное. Потом я стала забывать, а потом…

На лице девочки вновь отразилось сильное волнение.

- Я рассказывала вам, доктор, о том человеке… которого… сожгли.

Она долгое время не решалась говорить дальше, поэтому я подтвердил:

- Да-да, я помню. На тебя это произвело очень глубокое впечатление.

- Мне… мне было его жалко. Я не хотела, чтобы он умер. Я пробовала… пробовала сделать… чтобы случилось какое-нибудь чудо. Не помогло… я не помогла ему.

По ее щекам опять текли слёзы. Юная принцесса уже однажды выговорилась мне, но сейчас она сама по-другому переоценивала всю историю. Кажется, девочка в тот самый первый раз действительно не помнила о своих попытках предотвратить казнь.

- Ты чувствовала, что могла бы… - осторожно произнес я.

- Да. Я… мне как будто чего-то не хватило.

Вот еще один конфликт. Чувство вины за сожжение человека. Если сама казнь произвела на нее такое впечатление, то не может ли быть так, что здесь кроются истоки проблемы? Обладала Луиза особыми способностями или нет - дело третье. Она подумала, будто сможет как-нибудь изменить ход событий, а это не удалось. Она - пусть лишь на миг - поверила, что спасет человека. Затем пришло разочарование, боль и ужас. "Я могла спасти" наслоилось на "я не спасла", и ко всему добавилась психическая травма.

Эх, Виктор! Вроде бы умный человек, король. А не соображает. Ребенка нужно было либо с пеленок приучать к подобным зрелищам, либо когда-нибудь попозже. Виктор же как назло попал в тот промежуток времени, когда подросток начинает впервые серьезно задумываться о смерти. И бояться её - куда острее, чем это характерно для взрослого. Луиза, как я понял, росла в тепличных условиях: кругом ей твердили о человеческих добродетелях, любви к ближнему и о красоте искусства. Она сформировалась в добрую хорошо воспитанную девчушку.

А потом Виктор взял и решил привить ей жесткость. Сразу.

- Может быть, тебе не хватило умения? - предположил я. - Ты ведь старалась не использовать эти способности. Они могли забыться.

Луиза подняла на меня взгляд:

- Я… не знаю.

Наступила тишина. Где-то рядом мелодично пела какая-то птичка, и трель долетала через открытую балконную дверь. Утренняя прохлада понемногу сменялась теплым дыханием дня.

- Мне кажется, - наконец продолжила принцесса, - это было бы трудно. Я умела всего лишь маленький огонёк зажигать. А там нужно было что-то большое.

- Чудо.

- Да.

- Такое, что и тебе показалось бы настоящим чудом.

- Да… то есть…

Она нахмурилась, но затем ее лицо просветлело:

- Понимаю. Я не могла бы сделать то, что сама считала чудом, правда?

Я развел руками:

- Ну, именно к такому выводу мы пришли с тобой в самом начале.

- Наверное, это правильно, - кивнула девочка. - Но я думала, что сумею… Я ведь не могла суметь то, что никогда в жизни не делала. Да-да, понимаю.

Ее голос дрожал от волнения, однако Луиза всё говорила и говорила. С этого момента я почти не вмешивался в ее монолог - она словно открыла для себя что-то новое и была захвачена увиденными перспективами. Она спешила, сбивалась, возвращалась к сказанному ранее. И всё это были признаки того, что девочка нашла нечто важное.

Когда я выходил из ее комнаты, мои мысли роились вокруг сегодняшней беседы (роились - самое подходящее слово; я почти слышал жужжание). Вот нам удалось докопаться еще до парочки крупных конфликтов. И ничего не произошло.

А что должно было произойти? Кажется, я сам ожидал какого-то чуда. Неужели мне пришло в голову, что, поведав о своих проблемах, принцесса встанет и начнет прохаживаться по комнате? Так просто?

И вообще, возможно ли ее вылечить обыкновенной психотерапией?

Еще мне не давал покоя огонёк, о котором рассказала девочка, но здесь-то было мало поводов для волнения. Если способности у нее есть, они рано или поздно раскроются. Это вряд ли помешает ей вести нормальную жизнь. Куда важнее было бы справиться с болезнью.

Увлеченный такими мыслями, я не сразу заметил непривычное оживление, быстро распространяющееся по первому этажу здания. Слуги и гвардейцы бегали туда-сюда, лица многих были по-деловому собраны, а другие казались перепуганными. Изредка люди громко перекликались между собой, что совсем уж нарушало сложившийся во дворце порядок.

- Что случилось? - я ловко поймал пробегающего мимо слугу за плечо.

Он посмотрел на меня как-то странно, вывернулся из захвата и, не сказав ни слова, продолжил свой путь.

- Что за чертовщина? - удивленно спросил я - на этот раз самого себя.

На мое счастье, в одном из коридоров мне навстречу попался Жерар. Ставшая привычной меланхолия покинула графа. Он на ходу отдавал распоряжения двоим гвардейцам. Сейчас начальник королевской гвардии больше всего походил на боевого генерала.

Я немедленно его окликнул:

- Жерар! Может, хоть вы мне объясните, что происходит?

- Азар? - граф жестом отпустил своих спутников. Те куда-то побежали - очевидно, выполнять распоряжения. - Вы еще ничего не слышали?

- Я был у принцессы. А потом, здесь все только молчат и бегают. Как растревоженный муравейник. Объявили о конце света, что ли?

Начальник гвардии серьезно покачал головой и, пригласив меня идти с ним, сообщил:

- Новость не настолько плоха, но хорошего все же мало. Сегодня ночью убит король.

- Виктор? - вот этого я действительно не ожидал.

Жерар кивнул.

- И еще, как выяснилось, исчез Викониус, - добавил он.

- Вы думаете, это он?… - я однажды встречался с этим добродушным старичком. Он не производил впечатление опасного преступника - такие и мухи не обидят. Виктор из каких-то своих соображений до сих пор не отправлял Викониуса домой, хотя, насколько я знал, Жерар настаивал на необходимости соблюсти условия договора с императором. А срок уже подходил к концу.

Мой вопрос графа несколько удивил.

- Что вы, Азар! Я думаю, Викониуса похитили те же люди, которые убили короля.

- Люди Этвика.

Н-да, уже все равно поздно жалеть о своих прошлых делах. Наверное, барона все-таки нельзя было просто так отпускать.

- Скорее всего, - согласился де Льен. - Пока не нашли никаких следов, кто это сделал.

- Никаких? - я удивленно посмотрел на собеседника. - А как же стража? Слуги?

Граф только пожал плечами.

Вдвоем мы прошли к покоям его величества. Везде было полно гвардейцев, но нас, конечно, пропускали без вопросов.

Виктор лежал в кровати совершенно обнаженный. Кто-то прикрыл наготу монарха одеялом, виднелись только ноги ниже колен и верхняя часть туловища. На простынях расплылось большое тёмное пятно, выступающее из-под покоящегося на спине тела. Кровь.

- Стилет, - заметил граф вполголоса.

- Уберите отсюда своих людей, - попросил я, тоже тихо.

Жерар вопросительно покосился на меня, но просьбу выполнил. Через несколько секунд комната опустела. Последний выходящий закрыл за собой дверь.

- Вы мне позволите осмотреть тело, граф?

Мой собеседник колебался. Наверное, у него еще оставалась какая-то капля верности к бывшему сюзерену. Затем де Льен махнул рукой:

- Конечно. Вы ведь доктор.

Я сбросил одеяло. Аккуратно перекатил бывшего монарха на бок.

Рукоятка тонкого стилета торчала под левой лопаткой, ближе к позвоночнику. Возможно, лезвие задело сердце. Края раны были чуть разорваны: оружие изменило свое положение, когда на него навалилась вся масса тела.

- Хороший удар, - признал я. - Такой впопыхах не нанесешь. Вам не кажется, граф, что наш король занимался любовью?

Мой вопрос смутил Жерара, но, справившись с собой, начальник гвардии кивнул:

- Мне… приходила в голову такая мысль. Однако королева сегодня ночью спала одна.

- Вы и это успели выяснить? - я усмехнулся, а граф почему-то едва заметно покраснел. - Но кроме королевы, полагаю, есть еще женщины. Не сочтите это, конечно, за оскорбление чьей-либо чести. Лучше взгляните сюда.

Я указал на рукоятку. Она была сделана с изяществом, нехарактерным для мужского оружия.

- Дамский стилет, - уточнил я вслух. - Момент удара выбран тщательно. Тело лежит на спине, потому что кто-то сбросил его с себя. Кажется, об этом никто из нас не думал. Правда, граф? Близкий человек, которому Виктор доверяет, - его любовница. Вот кто инспирировал политику, выгодную Этвику.

- Не понимаю, - пробормотал Жерар. - Если у Этвика был такой источник воздействия… зачем было всё портить и убивать короля?

Я пожал плечами:

- Думаю, Виктор все-таки обратил внимание на наши предупреждения и начал до чего-то докапываться. Или же сам Этвик боялся потерять своего агента и решил действовать по-другому. Если я верно понимаю, эта женщина сейчас скачет на юг. Возможно, в сопровождении других людей барона и пленного Викониуса. Для профилактики ее, разумеется, стоит поискать во дворце, но на особые результаты я не надеюсь.

Жерар задумчиво потер подбородок, несколько раз мельком взглянув на тело.

- Викониус, - произнес он. - Это повод для вторжения императора.

Тут мне ничего не оставалось, кроме как согласиться:

- Да. И потому медлить больше нельзя. Я так понимаю, что сейчас корона и трон переходят к королеве?

- Вы правы, - подтвердил граф. Мне бросилось в глаза, как он реагирует на упоминание о королеве: чуть подтягивается, меняет тон, говорит нарочито небрежно. Эти мелкие детали ускользнули бы от другого, однако я сам уже давно присматривался к начальнику гвардии в попытках определить, насколько с ним можно сотрудничать.

Да и мои способности, наверное, тоже давали о себе знать.

- Она знает? - спросил я, кивком указывая на тело.

- Ей сообщили, - Жерар прошелся к окну и назад. - Я не хотел бы, чтоб она видела это, - сказал он тихо, - пока мы не уберём. У неё… может быть… будет ребенок. Ей нельзя волноваться.

- Конечно. Значит так, граф. Вы занимайтесь всем необходимым, а я пока проверю мои подозрения. И попробую доставить Викониуса назад.

- Вы один? - мой собеседник удивленно поднял брови.

- Да, я один. Другие мне смогут только мешать. И еще, Жерар. Успокойте, пожалуйста, королеву. Ей сейчас нужна ваша помощь - как никогда. Ну а принцессе пока ничего не говорите.

Я направился к двери.

- Азар, - окликнул меня де Льен. - Приказать насчет лошадей?

- Не нужно, - улыбнулся я. - Лучше разберитесь, как можно было умыкнуть лекаря из охраняемого дворца. Это вам не капусту на чужом огороде воровать. Вряд ли убийца вынесла связанного Викониуса на своих плечах. Да еще так, чтобы никто не заметил. Он вроде бы жил на втором этаже? Есть над чем подумать.

- Да уж, - буркнул граф.

Кажется, я понемногу стал распоряжаться самыми влиятельными людьми королевства. Ну ничего, даже у королей бывают советники. А Жерар - всего-навсего начальник гвардии.

Минуя суетящихся слуг, я отправился в собственную спальню. Плотно притворил дверь, зашторил окна. Лег в кровать, закрыл глаза.

Давненько я не пользовался своими способностями для поиска людей. Сейчас было самое время потренироваться.

Начав вызывать нужное состояние, я почти сразу натолкнулся на проблему. Можно предположить, что беглецы движутся на юго-восток, в земли барона Этвика, в сторону империи. Однако этого мало. Я не знал, кто совершил убийство, и мне также не были известны возможные соучастники. Как искать человека, который тебе незнаком?

Ну конечно! Иногда очевидный ответ приходит не сразу.

Зачем искать незнакомых людей, если мне нужен Викониус? А его-то я видел.

Освободившись от мыслей и эмоций, я погрузился во тьму. Долгое время ничего не происходило. Может, нечеткий образ имперского доктора, с которым мы встречались лишь однажды, был плохим путеводителем. Моё мистическое "я" с трудом понимало задачу.

Затем чувство смещения. Перед глазами поплыли разноцветные полосы. И…

Трое всадников сопровождали мчащуюся карету зарытого типа. Кучер покачивался на козлах, изредка щелкая плетью в воздухе. Карета подпрыгивала на кочках, грозя перевернуться. Внутри болтался туда-сюда связанный Викониус.

Да, что-то не любят в этом мире докторов…

Мои предположения оправдались. Беглецы ехали в земли барона, причем по той же самой дороге, которую когда-то выбрали мы. Люди Этвика очень спешили. Боялись, что их перехватит королевская стража?

Среди всадников была только одна женщина. Я покружился возле нее, используя свойства бесплотного духа на полную катушку. Надо же хоть изредка удовлетворять любопытство!

Фаворитка короля выглядела потрясающе в своем дорожном костюме - облегающих черных брюках и темно-серой рубахе. Не очень длинные (едва достающие до плеч) черные волосы развевались на ветру. Сама женщина была маленького роста и очень изящного сложения. Чисто внешне она мне - не скрою - очень понравилась. Особенно когда я заглянул в ее глаза под тонкими линиями черных бровей - глаза удивительного изумрудно-зеленого цвета.

Такая могла приворожить монарха. Особенно если захотела.

Изучив беглецов (никто из них мне не встречался раньше), я переместился на несколько километров вперед и попытался совершить пространственный прыжок во плоти.

Когда-то Эвелин устроила мне экскурсию на Паэну, используя мои же способности. Если исходить из этого, то чисто теоретически я мог перемещаться в пространстве не хуже Клода. На деле, однако, мне подобное ещё никогда не удавалось.

Ну что ж, когда-нибудь должен быть первый раз!

Я перебрал целый ряд возможностей. Ничего не работало. Мое тело оставалось в спальне дворца, а "бесплотный дух" мысленного зрения мог выполнять только информационные функции. Во всяком случае, других его свойств я пока не обнаружил.

Что же делать?

Мое пребывание на Фриде проходило под знаменем полной изоляции от остальных. Клод специально оговаривал этот пункт. Дескать, общаясь с друзьями, я не смог бы нормально "включиться" в общество Фриды, и потому звать кого-нибудь следовало лишь в критических случаях. Далее, придерживаясь своего обычного стиля, Клод заявил, что существуют "и другие причины". Которые, конечно, мне знать вовсе не обязательно.

Ну и ладно. Будем считать, что наступил критический случай.

Я сделал попытку дотянуться до Клода. Нахлынуло чувство полной дезориентации. Вокруг воцарилась тьма, и мое сознание беспомощно повисло.

Либо наш "начальник" занят, либо мои скромные возможности не позволяют до него дотянуться.

Это меня немного смутило. Среди моих знакомых Клод резко выделялся своим умением обходиться с "магией". Если кто-нибудь вообще меня мог услышать, то это был скорее всего он.

Уже с меньшей уверенностью я стал пробовать другие варианты. Эвелин…

Моя университетская знакомая откликнулась неожиданно быстро.

- Лекси? - мне послышалось удивление в ее голосе.

- Привет! - сказал я.

Не было никакой возможности определить, где находится моя собеседница. Чуть поодаль я видел лишь смутный образ, который выделялся на фоне общей темноты слабым свечением. И только голос звучал четко, без всяких искажений. Как будто мы с Эвелин беседовали в одной комнате.

- Привет! - выпалила она с улыбкой. - О тебе давно ничего не слышно.

- Это потому что Клод решил сплавить меня с глаз подальше. - Разговор требовал от меня определенного напряжения, так что я сразу перешел к делу: - Послушай, милая, ты не можешь на несколько минуток заглянуть ко мне?

- Неужели ты соскучился?

- Конечно, - подтвердил я. - Но ещё мне нужна твоя помощь.

- Ах, Лекси, ты так неромантичен!… Сейчас.

Я ощутил прохладу - словно на меня вдруг дунул свежий ветер. И в следующий момент до меня дошло, что Эвелин уже здесь.

Она стояла посреди комнаты в платье знатной дамы. Темные волосы были уложены в очень симпатичную прическу, украшенную нитями с драгоценными камнями. Одежда походила на ту, что носили здесь, но таких шикарных нарядов я еще не видел. У меня перехватило дух.

- Привет! - снова поздоровалась Эвелин, глядя на меня сверху вниз. - Ты занимаешься исключительно вдумчивым лежанием на диванах и кроватях? Только не говори, что тебе вдруг понадобилось встать, а ты совсем забыл, как это делается.

- Я бы не стал тебя звать по таким пустякам, - заметил я, соскакивая на пол и всё еще рассматривая ее в этом необычном одеянии. - С подобной проблемой вполне справился бы слуга. А откуда ты взялась в таком платье?

Эвелин загадочно улыбнулась:

- Ты, как я понимаю, во дворце? А здесь дамам неприлично разгуливать в джинсах и футболке. Тебе не нравится мой наряд?

- В нем ты выглядишь неотразимо, - я ничуть не преувеличил. - Только позвал я тебя вот для чего.

Вкратце я пересказал своей собеседнице суть дела. Эвелин выслушала, не перебивая.

- Так что, - закончил я свою речь, - тебе более подошел бы наряд для путешествий.

- Нет проблем, - ответила Эвелин легко.

Очертания платья вдруг стали нечеткими, потекли. У меня даже возникло желание протереть глаза: казалось, нарушилась фокусировка. А когда я все-таки моргнул и посмотрел на мою собеседницу вновь, та стояла уже в совершенно другом облачении.

Коричневато-серые просторные штаны и примерно такого же цвета роба могли принадлежать какому-нибудь крестьянину. Или крестьянке. Они превосходно прятали красивую фигуру Эвелин. Нити с блестящими камешками исчезли из волос, а сама прическа рассыпалась. На голову моя собеседница нацепила какой-то чепчик, из-за чего ее лицо приобрело простоватый вид.

- Ух! - сказал я, пораженный увиденным. - Такому методу переодевания стоит научиться. Кажется, мне следует взять у тебя несколько уроков.

- Еще бы! - хмыкнула Эвелин, ущипнув меня за плечо. - Я тебя знаю. Ты всегда с удовольствием учился - особенно если это обещало новые возможности для лентяйничанья. Готов?

Я взглянул на себя и заметил:

- По одежде мы не очень-то подходим друг к другу.

- Ну и что? - удивилась моя знакомая. - Мы же не в театр собрались.

Полумрак моей зашторенной комнаты уступил место набирающему силу сиянию. Возле Эвелин обрисовались контуры желтовато-серой дороги, которую ярко освещали лучи солнца (дело шло к полудню). Девушка взяла меня за руку.

- Готов? - поинтересовалась она еще раз.

- Думаю, что да, - осторожно ответил я, а про себя подумал: будем надеяться, что трюк сработает. Если бы я считал, будто всё делает Эвелин, пройти удалось бы наверняка - как тогда, с Паэной. Однако обмануть себя больше не получится. Моя спутница - только гид, и нужно мобилизовать собственные способности…

Больше времени для лихорадочных размышлений не осталось. Эвелин шагнула, увлекая меня за собой.

В лицо ударил непривычно теплый воздух, а в глаза - ослепительный после мрака покоев свет. Я завертел головой, моргая.

Мы вдвоем стояли посреди широкой дороги, сохранившей память о старой империи. В обоих направлениях никого не было видно. Над головой беспрепятственно светило солнце, и от древнего "шоссе" уже веяло жаром.

- На месте? - спросил я.

Эвелин кивнула:

- Я выбрала участок чуть севернее, чтобы не ждать их долго. Увы, не могу уделить тебе сейчас много времени, мой милый.

- Не страшно. Здесь я и сам справлюсь.

- Ну уж нет, - твёрдо заявила моя спутница. - Я хочу на это посмотреть.

Неторопливым шагом мы отправились навстречу беглецам, которых еще не было видно.

Запах разогретой пыли, отсутствие людских голосов, слабый шелест листьев, шумы и пение птиц, доносившиеся из растущего по бокам дороги леса, - вся обстановка умиротворяла, навевала дремоту. Даже не верилось, что явился я сюда с намерением "устроить разборки" и отбить имперского лекаря Викониуса у четверых сопровождающих, скачущих во весь дух. Кстати, как их останавливать? Дерево поперек дороги повалить, что ли?

Рядом со мной шла Эвелин, смешная в своем чепчике. С ней мы не виделись уже больше года по стандартному времени, но жадно расспрашивать о произошедшем за это время почему-то не хотелось. Она оставалась все той же родной и знакомой с университета девчонкой, и этого было достаточно.

- Ничего, что я вызвал тебя по такому пустяковому поводу? - полюбопытствовал я. - Клод много раз повторял: обращаться за помощью следует только в самых крайних случаях.

- Да кто его будет слушать! - улыбнулась Эвелин, насмешливо притопнув. - Не обращай внимания. У Клода всегда свои соображения. Если честно, я даже рада заглянуть к тебе в гости. Ты уже при дворе крутишься. Наверное, жуть как интересно.

- Иначе и не скажешь, - хмыкнул я. - Того и гляди кто-нибудь нож в спину воткнет. Вон как Виктору. Нет уж, лучше быть бедным и жить спокойно. Королевские дела мне мало нравятся.

- Но живешь-то ты всё-таки при дворце, - язвительно заметила моя спутница. - Так, мой милый, люди во все времена рассуждают: лучше быть бедным и здоровым, чем богатым с уймой проблем и циррозом печени. А вот выбирают почему-то всегда второе.

- Угу. Да ведь обстоятельства такие.

Эвелин шутливо погрозила пальцем:

- Нечего сваливать всё на обстоятельства. Тебе, дорогой, это вообще противопоказано. Сколько раз ты в своей жизни следовал воле обстоятельств и удерживался от того, что тебе хочется? Один? Два? Или вовсе ни одного? Во всяком случае, не больше трех.

Я покачал головой, улыбаясь ее категоричности. А девушка продолжила:

- Если ты примешь "волю обстоятельств" за нравственный императив, то на тебя потом вообще никакой управы не найдешь. Нет уж, дорогой! Делаешь что-то - отвечай за свои действия!

Так мы переговаривались, в ожидании беглецов топая по безлюдному тракту. Я смотрел на свою спутницу и восстанавливал в памяти мельчайшие подробности: этот изгиб губ при улыбке, этот чуть насмешливый прищур больших карих глаз, четкие линии бровей, форму лба…

- А это правда, что Наташа - твоя дочь? - неожиданно для самого себя спросил я.

Кажется, вопрос слегка удивил нас обоих. Эвелин даже сбилась с шага. Увидев такую реакцию, я поспешил добавить:

- Прости, я, наверное, ляпнул что-то не то.

Однако моя спутница уже улыбалась:

- Нет-нет, всё правильно, Лекси. Просто я была убеждена, что ты об этом не знаешь.

- Вот как?

- Ну, в этом нет никакой тайны. Ты ведь просто никогда не интересовался.

- Это была догадка, - признался я, по-новому разглядывая Эвелин. - Наташа на тебя чем-то похожа.

- А ты лишь сейчас заметил, - не преминула уколоть девушка.

- Хм.

Здесь наш разговор сам собой прервался. Впереди наконец послышался долгожданный шум: топот копыт и какое-то дребезжание.

- Едут, - сообщила Эвелин, хотя я слышал эти звуки не хуже, чем она.

Я жестом попросил ее остановиться:

- Подожди меня.

- Ну вот, - Эвелин шутливо подняла брови. - Ты стесняешься моего общества?

Тем не менее, она послушно застыла на обочине дороги. Я же вышел на середину и зашагал навстречу беглецам, широко расставив руки.

Трое всадников и карета. Мысленное зрение мне не соврало. Всё в точности, как я видел.

Интересно, они не боятся загнать лошадей? Или где-то заранее приготовлены сменные?

Маленькая процессия надвигалась на меня с угрожающей скоростью. От топота уже стала содрогаться земля. Эдак меня, пожалуй, переедут.

Изо всех сил я начал махать руками. Первый из всадников уже находился метрах в ста от меня. Это был крепкий мужчина средних лет с волосами соломенного цвета. Я его не знал - как, впрочем, и остальных.

Расстояние стремительно сокращалось. Может, лучше куда-нибудь отойти?

Но, видя мою решимость, беглецы все-таки стали придерживать лошадей. Несчастная карета прекратила дребезжать и пошла ровнее.

- Эй! - закричал издали передний, не желая, видимо, останавливаться полностью. - Что тебе надо?

- Постойте! - крикнул я в ответ. - У меня к вам есть дело. К вам, и еще к барону Этвику.

Это подействовало. Мужчина подал знак остальным, и те пустили лошадей шагом. Вскоре меня обступили.

- Ты кто такой? - спросил главный.

А я-то думал, что моя популярность уже достаточна, чтобы меня начали узнавать на улицах! Наверное, опять обманулся из-за собственного тщеславия…

- Это знахарь Азар, - вдруг сказала та самая женщина, которую я определил как королевскую фаворитку. Ее голос оказался под стать облику: бархатистый, глубокий, с мелодичными обертонами. Я невольно покосился на эту ведьмочку - брюнетку с зелеными глазами. Возраст около тридцати, но выглядит очень хорошо. Во всем теле наверняка ни капли жира: заметно даже по открытой шее и по тыльной стороне ладоней. Такая притягивает взгляды без каких-либо усилий.

Н-да, бедняга Виктор. Поистине дьявольское искушение. Если кто-нибудь захочет винить тебя в супружеской неверности, пусть сперва взглянет на эту женщину.

- Верно, - ответил я, чуть склонив голову в знак приветствия. - Знахарь Азар.

Всадники кружили возле меня, не спешиваясь. Лошади всхрапывали, мотали головами, грызли удила. Их ребра поднимались в такт дыханию, еще быстрому после бега.

- Что вам надо? - главный повторил свой первоначальный вопрос - разве что с большей долей почтения, и перейдя на "вы".

- Вы были во дворце, - сказала женщина утвердительным тоном.

Я пожал плечами:

- Был. А теперь я здесь. Я собираюсь забрать у вас Викониуса. И передать сообщение Этвику.

- Забрать Викониуса? - перебил меня главный. - У нас? Зачем?

Он, кажется, мало что понимал.

- Затем, чтобы мы могли соблюсти условия договора с императором. Виктор мертв, - я чуть поклонился женщине с зелеными глазами, из-за чего выражение ее лица изменилось, - но королевство продолжает существовать. Замыслы Этвика мне известны - им не суждено сбыться. Барону передайте: Азар предлагает ему заняться более полезными делами. Сейчас вы оставите карету здесь, а сами продолжите свой путь.

- Еще чего! - главный начал ухмыляться. - Ты спятил, знахарь? Один против четверых?

Эвелин, стоящую поодаль, почему-то никто до сих пор не заметил.

- Отнюдь, - возразил я спокойно. - Вы слышали, что меня называют колдуном?

На мой демонстративный щелчок пальцами отреагировал только конь главного - резко заржал и взвился на дыбы. Мой оппонент вылетел из седла и с размаху грохнулся наземь. Я ему не позавидовал: так и копчик отбить недолго. Всё остальное, впрочем, тоже.

Глаза остальных расширились. Теперь беглецы не знали, что делать. Главный лежал в пыли дороги, отчаянно ругаясь и постанывая, а его спутники переводили взгляды с него на меня. И обратно.

Фокус, разумеется, никак не был связан со щелчком пальцами, но мне требовалась наглядность. А животных я научился пугать еще в первый месяц пребывания на Фриде. Это колдунам по специальности положено.

Замешательство длилось несколько секунд. Затем двое - кучер кареты и женщина с зелеными глазами - одновременно спрыгнули на землю, чтобы помочь своему товарищу. Третий угрожающе обнажил меч, направляя своего коня ко мне.

- Ты тоже так хочешь? - спросил я, кивнув в сторону лежащего. Поднял руку. Конь начал нервно вздрагивать и прядать ушами.

Недолго думая, всадник спешился.

Это был молодой мужчина - лет двадцать восемь от силы, - однако в нем чувствовался опыт стычек. Продолговатое лицо, высокий лоб, когда-то давно сломанный нос. Парень представлял собой тот тип, который часто нравится женщинам: бесшабашный, сильный, грубый, полный веселой злости и энергии. В его серых глазах мне виделась угроза врагам и верность друзьям.

Я попадал в первую категорию.

- Сказать честно, - произнес я вслух, - мне ничего не стоило убить вас всех. Достаточно было испугать ваших лошадей сразу, когда вы скакали. Верно? Я этого не сделал, потому что мне не нужны ваши жизни. А свою я защитить в состоянии.

Парень стоял с мечом наготове, но не нападал. Его товарищи тем временем помогли главному подняться. Тот притих и производил теперь меньше шума.

Я обошел беглецов и, не оглядываясь, направился к карете.

Вот тогда парень и нанес свой удар.

Меч должен был разрубить меня от плеча до живота, а то и до паха. К счастью, я следил за противником. Здесь не понадобились даже парапсихологические способности - мне хватило старых боевых навыков.

Пустая рука движется быстрее, чем утяжеленная мечом. Это старое правило я еще раз подтвердил на практике, уйдя из-под летящего клинка. Пока парень справлялся с траекторией своего оружия (видно, он не ожидал, что промажет), моя ладонь уже складывалась в кулак на полпути к его челюсти.

Старый добрый хук снизу не подвел. Я намеренно смягчил удар, поэтому обошлось без нокдауна и выбитых зубов, но парень ошалело замотал головой. Еще один удар по мышцам плеча заставил его выпустить меч.

Остальные схватились за оружие.

- Ребята, - сказал я, обращаясь к ним с улыбкой. - Вы или вернетесь к Этвику без Викониуса, или не вернетесь совсем. Вероятно, сюда уже направляется какой-нибудь королевский отряд. На вас висит убийство короля, так что гвардейцы вряд ли будут настроены столь же благожелательно, как ваш покорный слуга. Пока есть возможность, продолжайте свой путь с миром. И забудьте о Викониусе.

Взобравшись на козлы, я осторожно развернул карету, помахал улыбающейся Эвелин и щелкнул кнутом, подгоняя пару лошадей. Мы с имперским доктором возвращались в столицу. Чуть попозже я остановлюсь и развяжу неудачливого Викониуса, но пока нужно с гордым видом удалиться. А то наши беглецы-злодеи могут передумать и пустятся вслед, намереваясь отобрать всё назад.

Интересно, как там дела у Жерара, думал я. Признают ли подданные переход власти к Анастасии? Не возникнет ли проблем и сюрпризов - в дополнение к Этвику?

И как сообщить Луизе о смерти отца?

15 глава.

За нами никто не гнался.

Это я выяснил в первые же пятнадцать минут езды, остановив карету на обочине и прибегнув к помощи мысленного зрения. Люди Этвика продолжили свой путь - правда, не так быстро. Вместе с женщиной теперь ехал молодой парень, сидевший ранее на козлах, поэтому коню приходилось несладко под двойной ношей. А главный все еще ерзал в седле: наверное, никак не мог устроиться поудобнее после своего падения. В общем, у компании были причины сбросить скорость.

Убедившись в безопасности, я забрался в карету и развязал Викониуса.

- Что? Что происходит? - имперский доктор непонимающе вертел головой, выглядывая через открытую дверцу наружу. - Где мы?

- Всё хорошо, - успокаивал я старичка.

- Что случилось? - не унимался он, энергично растирая освобожденные запястья. Затем начал приглядываться ко мне. - Азар, это вы?

Я кивнул:

- Да, я. Вас украли люди барона Этвика. Сейчас мы в половине дня пути от Милны.

- А что вы здесь делаете?

- Освобождаю вас. Вы ведь не хотите и дальше лежать связанным?

- Нет. Спасибо.

Несмотря на свою подвижность, Викониус казался на редкость беззащитным. Возможно, причиной такого впечатления был его маленький рост - старик с трудом доставал макушкой до моего плеча. Или подслеповато прищуренные глаза. Сейчас он походил на ребенка, попавшего в непривычные обстоятельства.

- Уже всё хорошо, - повторил я, убрав остатки веревок. - Дорогой Викониус, вы не могли бы мне рассказать, что вы запомнили? Как вы очутились в этой карете?

Доктор задумчиво нахмурился, уставившись прямо перед собой.

- Сам не понимаю, - признался он.

По его сбивчивым объяснениям я смог восстановить следующее.

Жизнь при дворе Виктора была для Викониуса необременительной. Король попросил его следить за здоровьем принцессы и за тем, как отражаются на оном мои визиты. То есть, имперский доктор просто раз в день или в пару дней наведывался к Луизе и задавал несколько вопросов (я, конечно, знал об этих визитах, однако не принимал их близко к сердцу, покуда Викониус не вмешивался). В остальное время он мог заниматься чем угодно.

У старичка существовала одна давняя страсть. Он любил наблюдать за лягушками. Выбравшись к пруду или болоту, Викониус ложился на землю и часами смотрел, как прыгают, ползают, плавают, охотятся эти удивительные земноводные. Похоже, до анатомических опытов доктор не додумался (возможно, ему просто было жаль своих любимцев), однако особенности жизни лягушек он изучил всесторонне.

- Я пишу научный трактат, - говорил он взволнованно, теребя свой большой нос. - Вы понимаете, такого еще никто никогда не делал! Мы так мало знаем о природе! К примеру…

Он пускался в описание какого-нибудь примера, и мне приходилось мягко возвращать старичка к теме разговора.

Вчера, как и обычно, Викониус отправился к одному из королевских прудов, чтобы удовлетворить свою страсть и добавить к труду жизни еще несколько исписанных мелким почерком листов. Его сопровождали двое гвардейцев.

Что произошло дальше, доктор сказать толком не мог. Он плохо ориентировался, сколько минуло времени, прежде чем на него напали какие-то люди. Куда подевались гвардейцы, для него осталось загадкой (я предположил, что их оглушили, однако Викониус не подтвердил и не опровергнул этого).

Уже проще, думал я. Доктора не похитили из дворца ночью, а выбрали момент, когда его охрана состояла всего из двух человек. Это опровергало кошмарную идею, будто половина королевских слуг - люди барона (а иначе как можно было незаметно умыкнуть человека из хорошо охраняемого здания?).

Оставался вопрос по поводу любовницы короля, но Викониус здесь ни при чем.

Доктора связали, сунули ему кляп, потащили в какие-то заросли, где он пролежал до темноты, чувствуя чье-то присутствие рядом. Потом пришел другой человек, погрузил Викониуса на плечи и отнес в карету. Они куда-то проехали, затем кляп наконец-то вытащили и позволили доктору справить естественные надобности. А дальше было утомительное "путешествие", и обалделый от тряски Викониус ничего толком не воспринимал. Он даже пропустил мой с беглецами разговор - ну, это и к лучшему.

- Хорошо, - произнес я вслух.

- Хорошо? - изумленно переспросил доктор, заглядывая мне в лицо. Ему-то, наверное, вся эта история казалась вопиющим безобразием.

Я усмехнулся:

- Всё могло обернуться гораздо худшим. Кто знает, что задумал этот барон. Но теперь вы свободны, верно? Сейчас мы вернемся в Милну, а уже завтра вы отправитесь домой. С надежной охраной и в удобном экипаже. Добро?

При упоминании дома Викониус оживился.

- Конечно, - сказал он, часто кивая. - Конечно.

Вероятно, двор Виктора ему изрядно надоел.

- Вы сможете ехать верхом? - поинтересовался я после небольшой паузы.

Доктор сразу выпрямился и расправил плечи:

- Я стар, но не немощен!

- Вот и здорово, - заметил я. - Мы сможем сэкономить уйму времени.

Разумеется, я не стал бросать карету посреди дороги. Мы доехали до ближайшего села и уже там выпрягли лошадей, оставив экипаж на попечение трактирщика. А сами налегке двинулись дальше.

- Азар, - окликнул меня Викониус, когда село скрылось из виду. - Могу ли я вас кое о чем спросить?

Его старческий голос дрожал, сбиваемый тряской. Однако доктор держался в седле неплохо. Мы с трактирщиком подогнали под него стремена, укоротив их, и почтенный лекарь ехал подобно седовласому герою давних сражений.

- Спрашивайте, - отозвался я.

- Чем вы лечите принцессу? Поразительно: у нее за несколько дней снова появился аппетит! Вам, должно быть, известны какие-то особые травы…

Мне было очень трудно удержаться от смеха. Викониус мог поднять тысячу вопросов. Например, на чем я приехал в то место, где перехватил его из рук беглецов? Каким образом мне удалось справиться с его похитителями, которые в любом случае превосходили меня численно? Как я оказался впереди стремительно удирающих? Какое мне, лекарю, дело до государственных дел и до него, Викониуса, лично? Почему пришел я, а не команда гвардейцев?

А добродушный и где-то наивный старичок спросил меня, чем я лечу принцессу.

Но я все-таки не засмеялся. Методы и идеи, которые я использовал для "лечения", существовали уже более тысячи лет. Только вот для того, чтобы их знать, нужно было жить в пределах галактического содружества. И учиться в престижных университетах.

- Видите ли, доктор, - сказал я достаточно громко, чтобы спутник меня расслышал, - вы и сами знаете о том, что людям бывает тяжело на душе. Причиной тому может быть разное и многое. Важно следующее: иногда этот груз становится настолько большим, что человек не видит смысла и возможности жить дальше. В одних случаях это приводит к самоубийствам. В других же человек ни о чем таком не думает, но тело как бы принимает свое решение. Вот тогда и возникают очень странные болезни.

Этими словами я открыл весьма большую лекцию, которая продолжалась, кажется, больше часа. Викониус задавал вопросы, я терпеливо и как можно полнее отвечал. Вряд ли, конечно, всё это когда-нибудь понадобится моему спутнику, но старичок вызывал во мне невольную симпатию. И я рассказывал, что мог.

В столицу мы въехали на закате. Люди, взимавшие плату за пользование мостом, вновь пропустили нас бесплатно. Знахарь Азар, кажется, приобрел в здешнем обществе огромное влияние.

Мы беспрепятственно добрались до самого дворца, и, оставив Викониуса на попечение стражи, я отправился искать Жерара.

Начальник гвардии был в казармах. Он как раз закончил совещание сотников. Увидев меня, граф поднял брови:

- Азар?

- Как у вас дела? - с ходу полюбопытствовал я.

Взглянув по сторонам (в помещении еще толпился самый разный люд), граф пригласил меня на свежий воздух. Мы вышли из длинного деревянного здания и зашагали по направлению к дворцу.

- Всё немного разъяснилось, - сообщил Жерар, глядя себе под ноги. Мы брели в высокой траве, и навстречу нам взлетали стайки комаров. - Охранявшие покои слуги были верны королю. Виктор им строжайше запретил говорить о… об этой женщине.

- Кто она?

Граф удрученно покачал головой:

- Неизвестно. Они сказали, женщина маленького роста, черные волосы и…

- …и зеленые глаза, - закончил я.

Лицо Жерара вытянулось:

- Вы…

- Да, я знаю. Я ее видел. Сегодня. Но об этом позже.

Пряча явное удивление, мой собеседник продолжил рассказ.

Королевские слуги сперва не хотели признаваться ни в чем. Однако Жерар со своими гвардейцами немного надавил, дав при этом понять, что Виктор больше никак не сможет вмешаться, - и подействовало. Информация полилась рекой.

Правда, не очень полноводной. Слуги могли с уверенностью сказать, что эта женщина навещала покои короля на протяжении трех месяцев. Откуда она взялась, где ее родственники, знатная она или нет - эти вопросы оставались без ответа. За всё время никто не услышал даже ее имени. И только единицы видели любовницу короля в лицо.

Вчера она вышла от Виктора глухой ночью. По обыкновению ее проводил к тайному выходу один из слуг. По его словам, ничего особенного в поведении своей провожатой он не заметил.

- Ну что ж, - произнес я с известной долей иронии, - пусть Виктор не пеняет на вашу гвардию за то, что его убили. Сам построил себе ловушку.

- Бог справедлив, - сказал Жерар задумчиво. - За предательство Он карает предательством.

Я вспомнил события, которые свели нас с начальником гвардии вместе, и заметил:

- Не буду спорить. А что вы разузнали насчет Викониуса?

Оказалось, ближе к середине дня нашлись двое гвардейцев, которые были приставлены опекать доктора. Доблестные воины всю ночь провалялись связанные в зарослях возле одного из королевских прудов поблизости от дворца. Поздним утром их обнаружила девчушка, дочь кого-то из дворцовой прислуги, отправившаяся втайне от родителей наломать веток для каких-то своих игр. Ребенок испугался, увидев лежащих, позвал на помощь садовника, который и развязал гвардейцев.

- Герои, - протянул я. - И что они сказали?

Жерар криво улыбнулся:

- Вечером на них напали какие-то люди. Связали и затащили в кусты. Больше ничего.

Я хмыкнул:

- А где эти люди взялись? Из-под земли выскочили? У меня такое впечатление, граф, будто телохранители Викониуса попросту наплевательски отнеслись к своим обязанностям. На ровном месте не заметили приближающихся незнакомцев… Впрочем, их уже наказали. Пролежать ночь связанным в кустах поблизости пруда - удовольствие сомнительное. Комары там всякие, жучки, улитки…

- Они лишены месячного жалования, - сообщил мой собеседник ровным тоном. - Но во всем есть и моя вина, Азар.

- Вряд ли стоит переживать по этому поводу. После вашей с Виктором размолвки трудно требовать от вас, граф, безупречного руководства. Как бы там ни было, я рад, что теперь вы вернулись к делам. А Викониус ждет нас во дворце, - предупреждая вопросы удивленного Жерара, я продолжил: - И наша задача, граф, - как можно скорее отправить его домой. Я думаю, император с бароном найдут для нас и другие сюрпризы, но пока это хороший шанс оттянуть войну. Особенно если император не знает о похищении своего доктора.

Эта мысль мне понравилась, и я мечтательно прикрыл глаза:

- Представьте, граф. Приезжает Викониус и сообщает, что люди барона Этвика плохо с ним обращались. А он как-никак семейный доктор. Подходящая возможность немножко поссорить союзников.

- Вы так полагаете? - рассеянно произнес мой собеседник.

***

На землю спустились прекрасные летние сумерки, однако это лишь подчеркивало приближение осени. Еще несколько таких вечеров - и всё изменится. Задождит, начнет веять холодом. Откуда-то с севера потянутся туманы. В небе зазвучат прощальные крики улетающих на юг птиц. Затем пожелтеют и опадут листья, землю укроет первый снег…

Жерар невольно поежился, облокотившись на белые перила и глядя вдаль.

Весь день он сегодня думал об Анастасии. Время от времени дела захватывали его полностью, но каждый раз, немного освободившись, граф возвращался мыслями к своей любви. Из головы не шли слова Азара: "Успокойте, пожалуйста, королеву. Ей сейчас нужна ваша помощь - как никогда".

Этот странный человек, которому доступно невероятное. Неужели он знает?…

Анастасия…

Она плакала утром, узнав о смерти мужа. Но не было ли в тех слезах, кроме горя, капелек облегчения? Королева признавалась Жерару, что чувствует себя несчастливой рядом с Виктором. Чересчур нервное поведение венценосца пугало её. И начальник гвардии сам видел это - в конечном счете, не потому ли пробудилась в нём нежность к царственной супруге?

Когда об их отношениях стало известно Виктору, любовники отказались от встреч наедине. Каждым двигали самые благородные побуждения. И даже предательство Виктора, так неожиданно выплывшее на поверхность, ничего не изменило.

Но Жерар по-прежнему любил эту женщину. Она теперь осталась совсем одна - и во главе большого государства. Уже сегодня на нее свалилась целая гора королевских забот. А в ближайшие дни положение ухудшится. Если Этвик с императором не откажутся от своих притязаний, то всё грозит полететь кувырком.

И дай Бог, чтобы сюда не примешались мятежи среди сторонников!

Анастасия - умница, она все это понимает. Ей сейчас будет трудно, очень трудно. От первых шагов зависит последующий успех… или неудача. А значит, нужно оценивать, анализировать, выбирать из альтернатив - до полного изнеможения.

Слишком много для этого требуется сил. Ей сейчас нужна ваша помощь - как никогда.

Незаметно стемнело. Очнувшись от своих размышлений, Жерар бросил еще один взгляд на слабое свечение, оставшееся от заката, на белесую полоску убегающей вдаль реки - и решительно зашагал к покоям королевы.

***

На сегодня сюрпризы не закончились. Это я понял, обнаружив в своей комнате гостя.

- Господин барон изволили вас ждать, - сообщил слуга, но я жестом показал, что он может быть свободен, и вошёл.

Навстречу мне поднялся де Лири.

- Простите мое незваное вторжение, - сказал парень с волнением в голосе, поклонившись.

- Всё в порядке, - я махнул рукой.

Интересно, к чему это объявился юный барон? Надеюсь, он не собирается снова попробовать меня убить.

Между тем мой гость начал объясняться, сбиваясь и путая слова:

- То, что сегодня случилось, ужасно. Наш король… его больше нет.

- Увы.

- Но я… не за этим пришел. Сир, я понял. Я догадался еще тогда. Вы… я вижу в вас свет. Вы несете добро. Я хочу… я знаю, что не достоин. Но… позвольте мне быть вашим учеником.

Эта просьба меня поставила в тупик. Он что, серьезно?

Однако парень действительно не шутил. Увидев мои колебания, он стал что-то тараторить, а потом - во второй раз за время нашего знакомства! - рухнул на колени. При этом смотрел он на меня с таким просветленным видом, что мне даже сделалось стыдно. И за него, и за себя.

- Успокойтесь, Жорж, - сказал я вслух. - Если вы желаете учиться, я с удовольствием вам помогу.

- Да, - обрадовано кивнул парень.

- Встаньте.

Он незамедлительно выполнил мою просьбу-приказ. В его глазах светилась бесконечная преданность.

Ну что ж. Я себе слабо представляю молодого барона своим учеником, но почему бы не попробовать? Глядишь, и привью ему пару полезных ценностей и привычек. Найдется, чему учить: материала хоть отбавляй.

- Понимаете ли вы, Жорж, что такое быть учеником?

- Я буду слушать всё, что вы говорите, и поступать в соответствии с вашими заповедями, - с готовностью ответил парень.

Громкие слова. Неужели и я в юности любил громкие слова? Кажется, нет - хотя…

- Этого мало, - заявил я серьезно. - Ты будешь неукоснительно соблюдать мои… хм, специальные рекомендации. Даже в мое отсутствие. И - самое главное - никогда не пререкаться. Если ты сочтешь свою гордость более важной, чем свое ученичество, - я не стану тебя удерживать.

- Да, - парень был вне себя от восторга. - Я согласен.

- Тогда первый урок, - в моем голосе появились преподавательские нотки. - До завтрашнего вечера ты ни разу не должен употребить слово "я". Ни в беседах со мной, ни в разговорах с друзьями или слугами - нигде. Пусть это станет одновременно твоим первым испытанием, так что не относись к задаче легкомысленно. Учти: я проверю.

- Э…

Мое задание сперва несколько озадачило парня, но потом он засиял с новой силой:

- Понимаю. Хорошо. Спасибо!

- А теперь оставь меня. Встретимся утром.

- Да. Спасибо!

Кивая, парень попятился к двери, открыл ее и, поклонившись на прощание, ушел.

А я лег в кровать и предался размышлениям.

Повторяется старая история. У меня уже бывали раньше добровольные ученики. Одних привлекали мои знания. Других - философские принципы. Третьих - боевые искусства. Я неизменно давал каждому всё, но роль учителя для меня по-прежнему оставалась странной.

Что произошло в душе этого юноши, когда я помешал ему убить Жерара? Было ли в его тогдашних слезах раскаяние? Сегодня он искренне хотел учиться - но для чего? Разве в основе этого - не то же самое тщеславие, которое двигало им там, в лесу?

Наверное. Но тогда он собирался убить человека, а теперь - учиться. Вы несете добро, - сказал он мне с благоговением в глазах. Возможно, наблюдая за мной, этот парень впервые увидел особый смысл для своей жизни.

Ну, хорошо бы. Сделать первый шаг - это и много, и мало. Для одного он может быть напряжением всех сил, а для другого - простой случайностью. Парень пришел ко мне учиться. По сути же - просить о помощи. Он хочет наполнить свою жизнь чем-нибудь достойным, однако не знает, как это сделать.

Этот парень еще может стать беспощадным убийцей, не знающим совести. Всё зависит от того, какие примеры он выберет себе для подражания.

И от меня.

***

Наутро я, как обычно, зашел навестить Луизу.

- Привет, маленькая королева! - приветствие легко сорвалось с моих губ.

- Привет, доктор!

Девочка полусидела на своих подушках, серьезно рассматривая меня. Выражение ее лица было каким-то непривычным.

- Это правда, - спросила она просто, - что мой отец умер?

Вопрос застал меня врасплох. Я же специально попросил Жерара не сообщать принцессе новостей. Кто мог проболтаться? Нянька?

Как бы там ни было, а врать и извиваться не имеет смысла.

- Да, - ответил я, погасив улыбку. - Ты от кого-то услышала?

Луиза покачала головой:

- Никто не говорил. Я почувствовала. Спрашивала вчера у няньки, а она молчит. Потом заходила мама и тоже не сказала.

Я присел возле принцессы и взял в ладонь ее маленькую руку:

- Они выполняли мою просьбу.

Большие умные глаза что-то искали в моем лице.

- Зачем? - спросила девочка так же серьезно.

- Многие люди очень переживают, когда узнают о смерти близкого человека. А другие склонны делать из смерти настоящее происшествие. Знаешь: слезы, траур, заунывные песни. Всё это очень действует, особенно на детей, которые начинают думать, будто произошла какая-то катастрофа. Между тем смерть - обычное явление. Ею заканчивается жизнь любого человека, раньше или позже. Хорошо это или плохо, каждый со временем решает для себя сам, но то, что делают в таких случаях взрослые, - просто традиция. Тебе, наверное, известно, что в мире существует много разных народов. Среди них есть и такие, где смерть человека встречается общей радостью. Люди начинают веселиться, танцевать и готовить праздничные обеды.

На мое последнее сообщение Луиза отреагировала с недоверием:

- Почему же они радуются?

- Ну, они считают, будто их радость поможет душе умершего вознестись на небо. Есть такое выражение: "тяжело на душе". Вот когда человек печалится или видит печаль других, ему становится тяжело. А значит, его душа не может оторваться от земли и взлететь, чтобы попасть в более хороший мир. - Я пожал плечами. - Как видишь, те люди не думают, что их обычаи странные - но для нас это что-то совсем немыслимое.

Девочка впервые за утро улыбнулась:

- Вы так много знаете, доктор.

- Это потому что я побывал во многих местах. Доводилось в свое время путешествовать. Когда наблюдаешь чужие традиции, на собственные тоже начинаешь смотреть как бы со стороны - и замечаешь любопытные вещи.

- Здорово, наверное, - тихо произнесла Луиза.

Я открыл шторы и балконную дверь. Еще один хороший летний денек, хотя пушистые облака на горизонте могут к обеду обернуться дождевыми тучами.

- Я почувствовала, что умер отец, - юная принцесса вернулась к тому, с чего мы начинали разговор, и ее голос звучал задумчиво. - Он был добрым. Но вы напрасно волновались, доктор. Я не буду плакать.

Некоторое время она так и сидела - молча, с серьезным видом. А потом неожиданно всхлипнула и уткнулась лицом в подушки.

Опустившись у кровати на корточки, я терпеливо ждал. Что бы там ни думали о Викторе окружающие, для Луизы он оставался прежде всего отцом. И, получив от меня подтверждение своей догадки, девочка дала волю уже приготовленным слезам.

Она сама узнала о смерти отца… Если это правда, то у маленькой принцессы в самом деле есть незаурядные способности. И она их раскрывает без всякой посторонней помощи. Удивительно, а вот бывает же!

Признаюсь честно: увлеченный своими мыслями, я едва не пропустил самое главное. Девочка повернулась в своей постели, и крохотная пятка высунулась из-под одеяла. Я отметил это автоматически, но вскочил, когда до меня дошел смысл происходящего. Нога двигалась так, словно Луиза пыталась ею оттолкнуться!

Самое любопытное заключалось в том, что сама принцесса ничего не заметила. Она сделала движение непроизвольно.

И веря, и не веря собственным глазам, я осторожно прикоснулся к лодыжке. Провел пальцами по верхней стороне ступни.

Девочка оторвалась от подушек, шмыгнула носом и твёрдо сказала:

- Ничего. Я уже не плачу.

- Значит, ты почувствовала? - на всякий случай уточнил я.

- Да, - маленькая принцесса кивнула, вытирая остатки слез. - Я сначала не поняла. Стало как бы пусто, понимаете? Но я думала, что это из-за няньки. Вчера она ведь у меня не ночевала в первый раз. А когда вы ушли, я прислушалась… и поняла.

Взбудораженный открытием, я еще несколько секунд не осознавал, что мы говорим о разных вещах. Мой вопрос "ты почувствовала?" Луиза восприняла как относящийся к предыдущей беседе, то есть к ее утверждению, будто она почувствовала смерть отца.

- Нет-нет, - нетерпение заставило меня выпалить эту фразу в непривычном темпе. - Сейчас. Ты ощутила мое прикосновение?

И я снова провел кончиками пальцев по ее лодыжке и стопе.

Девочка резко подалась назад (она лежала на боку и на животе), чтобы взглянуть на собственную ногу. Выражение ее лица изменилось совершенно: в эти первые моменты на нем не просвечивало ни капли радости. Скорее, это можно было охарактеризовать как испуг.

- Да, - выговорила она сдавленно. - Я…

Нога чуть сдвинулась, высовываясь из-под одеяла еще на самую малость. Луиза радостно вскрикнула:

- Да! Я чувствую!

- Хорошо, - сказал я бодро, стараясь придать своему голосу невозмутимость. - Не пытайся сейчас делать то, от чего ты отвыкла за время недуга. Ты еще несколько дней совсем не сможешь ходить.

Она настороженно обернулась ко мне:

- Почему, доктор?

- Это не должно тебя пугать. Самое главное мы совершили, теперь остаются лишь мелочи, в которых ничего сложного. С ними ты справишься и сама. Видишь ли, ходить тебе нужно учиться заново.

Маленькая принцесса задумчиво перекатилась на спину, всячески двигая ногами под одеялом. Затем с удовольствием потянулась:

- Так здорово!… Значит, я разучилась ходить? Но я готова опять учиться. Хоть сейчас.

Улыбаясь, я покачал головой:

- Не готовы твои ноги. Понимаешь, тело человека устроено любопытно. Всё подчиняется нашей воле, но, с другой стороны, всё само по себе. Ты долго не вставала с постели, и твое тело решило, что тебе больше не нужно вставать. Теперь ему следует показать, что ситуация изменилась. Оно довольно быстро подготовится, вот увидишь.

Мой деловитый тон немного сбавил ее возбуждение, однако Луиза все-таки горела энтузиазмом попробовать всё немедленно. Она самостоятельно отбросила в сторону одеяла, поправила рубаху, которая доставала девочке до колен, и села, свесив невероятно худые ноги с кровати.

- Можно? - спросила она меня.

Я подал ей руку:

- Хорошенько держись и ничего не бойся.

Луиза сосредоточилась. Ее лицо стало серьезным, собранным. Ноги твердо стали на пол.

Опираясь на мою руку, девочка выпрямилась. Посмотрела на себя сверху вниз.

- Я стою, - сообщила она.

- Да, - подтвердил я. - Не тяжело?

- Непривычно, - юная принцесса осторожно подвинула ногу вперед, перенесла на нее вес тела, затем так же медленно подвинула вторую.

- Хорошо, - ободряюще сказал я.

Внутри меня все ликовало. Этот ребенок два года пролежал в постели и уже отказался от надежды на выздоровление. Каково ей сейчас делать первые шаги, понимая, что всё позади? Бессонные ночи (люди, которые мало двигаются, неизбежно страдают бессонницей), нянька у кровати, полная зависимость от других, когда даже в туалет сама не сходишь.

Сегодня произошло невероятное, которого я так ждал. И нужно было столько же раз предаться сомнениям, столько же раз разувериться в собственных силах и в правильности подхода, так же сопереживать маленькой пациентке, - чтобы ощутить то состояние, которое радостно наполняло меня доверху.

На Фриду стоило прилететь хотя бы ради этого. Помочь разуверившемуся ребенку встать на ноги.

Медленно, но с самозабвенным упорством, Луиза делала шаг за шагом. Она вела меня на балкон. Закусив губу и глядя под ноги. Ее лицо застыло маской, выказывая напряжение, однако принцесса ни разу не оглянулась на кровать.

Я был готов подхватить девочку в любой момент. Худенькие ножки - никаких мышц под гладкой белой кожей - казались неспособными нести даже столь же худенькое тело. Вот-вот одна из них безвольно подогнется…

Мои опасения не подтвердились. Луиза дошла до балкона и только там позволила себе всем корпусом лечь на перила, снимая с ног нагрузку.

- Получилось, - сказала она устало, но в голосе чувствовалось удовлетворение. Потом принцесса взглянула на меня и улыбнулась. - Мне кажется, что я сплю. Но это в первый раз… по-настоящему.

- Ты молодец, - в знак поддержки я потрепал ее по плечу. - Теперь всё будет хорошо.

Во всяком случае, мне хотелось этому верить. Болезнь пришла неожиданно, и так же неожиданно она может вернуться. Что если завтра Луиза вновь обнаружит себя прикованной к постели?

Надеюсь, этого не произойдет. У девочки слишком велика тяга к активной жизни. Правильный подход, много свежего воздуха и движения - и принцесса быстро поправится.

Некоторое время мы провели на балконе, наблюдая зеленые холмы и далекие облака в голубом небе. Девочка то и дело оглядывалась на свои ноги, поочередно сгибая их в коленях. А потом снова мечтательно смотрела вдаль.

- Вы не такой, как остальные, доктор, - произнесла она, не отрывая взгляда от горизонта.

Я стоял рядом, облокотившись о перила. Луиза была довольно высокой, что особенно выделялось на фоне ее худобы. Впалые щеки заострили нос и подбородок и четко обрисовали скулы. По сути, в облике моей маленькой пациентки не просматривалось ничего сугубо девичьего. Напротив, коротко остриженные редкие волосы и угловатая фигура могли навести незнакомца на мысль, что он видит больного подростка-мальчика.

Всё придет, подумал я, а вслух заметил:

- Каждый человек чем-то непохож на других.

Луиза повернула голову:

- Но вы совсем не такой. Я знаю, моего отца все боялись. А вы - нет.

- Я тоже боялся. Только не подавал виду.

- Вы шутите, - серьезно констатировала девочка.

Я улыбнулся:

- Ну хорошо, шучу. Только зачем же трепетать перед человеком, который ничего плохого тебе не делает?

- Не знаю. Люди часто боятся.

Да. И так же часто они не замечают своих страхов, считая их обычным состоянием.

- Ты права, - отметил я вслух. А потом - сам не знаю, почему, - продекламировал:

Не бойся выйти за пределы,

Не бойся заглянуть за грань,

И коль жить сидя надоело,

То не ворчи, а просто встань.

Взгляни: ведь ты закрыт в темнице

Предубеждений и вранья,

Ты мог бы чайкой в небо взвиться…

Но было сказано: нельзя! -

И ты прощаешься со сказкой,

Ты знаешь: так не может быть,

Мир не покрасить светлой краской,

А океан - не переплыть… -

Отбрось! Освободись из плена,

Стань снова чистым, как роса,

Разрушь обыденности стены…

И в мир вернутся чудеса.

- Это поэма? - спросила девочка после небольшой паузы.

- Просто стихи.

- Я слышала раньше поэмы. Они мне не нравились. А это… понравилось.

Мы помолчали, а затем Луиза добавила:

- Теперь я знаю, что чудеса бывают.

***

Вернуться в кровать юная принцесса самостоятельно не смогла. Ее ноги, непривычные к нагрузкам, отказались проделать такой значительный путь снова. Я отнес девочку на руках: она почти ничего не весила.

- Завтра я пройду больше, - заявила Луиза твердо.

- Обязательно, - улыбнулся я, укладывая мою маленькую пациентку в постель. Ее одолевала сонливость, но это было нормально. Первая прогулка, свежий воздух, новые перспективы…

Отставив девочку отдыхать, я спустился вниз.

Жерар казался еще более задумчивым, чем обычно.

- Мы можем отправлять посольство в Адриаполь, - сообщил он мне сразу. - Только, Азар, меня одолевают большие сомнения.

- Почему? - полюбопытствовал я, присев на краешек деревянного стола.

Граф де Льен медленно покачал головой:

- Они не согласятся на наши условия. Попробовать, наверное, стоит, но это бесполезно.

- Какой же вы однако пессимист!

Жерар грустно улыбнулся и начал в деталях объяснять причины своих сомнений.

План насчет посольства принадлежал мне. Если Западная империя, рассуждал я, стягивает армии для нападения на нас, то естественный и логичный шанс не допустить вторжения - создать противовес с другой стороны. Например, с востока. Поставленный перед опасностью войны на два фронта, император будет вынужден хорошенько подумать, прежде чем нападать.

Исходя из этого, нам следовало заключить военный договор с Восточной империей. Адриапольский царь может остановить ненужную нам войну, просто похлопав своего соседа по плечу. Дружески.

Поначалу Жерар решил, что это хорошая идея. Однако чем больше он размышлял, тем менее возможным представлялся ему подобный союз.

Адриаполь далеко. Он не подчиняется папе, да и вовсе не смотрит в сторону запада. У него свои интересы и свои традиции. Адриапольцы гордятся своей высокой древней культурой. На посольство из Милны там будут поглядывать пренебрежительно - как на варваров.

Это всё полбеды, если бы Милна в качестве своего вклада в союз могла предложить что-нибудь существенное. Но королевство фактически просило помощь "за так". Почему они должны соглашаться?

А почему нет?

Впрочем, я и сам понимал, что наши позиции слабы. Граф только заставил меня еще раз хорошенько прочувствовать это.

- Значит, вы думаете, шансов мало? - переспросил я, выслушав доводы собеседника.

- Думаю, их вовсе нет, - уточнил Жерар. - Если бы не убили Виктора…

Да, смерть короля многое портит.

- Тогда, - я встал со стола и прошелся к окну. Дурацкая мысль, но что делать?… Нам нужен этот союз. Я повернулся к графу: - Тогда включите в состав посольства меня.

Кажется, мне в который раз посчастливилось удивить начальника королевской гвардии.

- Вы серьезно? - спросил он, пристально всматриваясь в мое лицо.

- Вполне. Только отметьте в верительных грамотах, что я какой-нибудь там князь. Или герцог. Пригодится.

- Но… как же принцесса?

Недоумение графа можно понять: я ведь сам еще несколько минут назад не собирался никуда ехать. Но принцесса теперь сможет обойтись без моей помощи. Так даже будет лучше, осознал я. Не нужно, чтобы девочка ко мне привыкала сверх необходимого. Блокировка снята, и теперь всё пойдет на лад. Следует лишь должным образом проинструктировать тех, кто будет ухаживать за Луизой.

- Собственно, я принес вам хорошую весть, Жерар, - сказал я, улыбнувшись. - Сегодня Луиза впервые сама вышла на балкон. Мое вмешательство, по сути, больше не требуется. До полного выздоровления еще далеко, но девочка справится и без меня. В течение последующих нескольких дней у нее резко улучшится аппетит и сон, а через недельку принцесса сможет совершать маленькие прогулки.

- Вы…

Граф нервно нащупал подлокотник кресла и сел. Сюрпризы его, очевидно, доконали.

- Азар, вам вправду удалось?…

Я ухмыльнулся:

- Похоже на то. Вы знаете, где сейчас королева? Мне кажется, мы сможем ее порадовать.

- Да-да, конечно, - Жерар с непривычной для него прыткостью вскочил. - Пойдемте.

16 глава.

Адриаполь встречал путешественников ослепительным блеском.

Мы выбрались на палубу заранее, еще до входа в залив. Капитан с видом знатока и не без гордости (словно сам был местным жителем) предупредил нас, что подобных городов на свете всего лишь два, а потому никак нельзя пропускать зрелище. Не желая сойти за невежду, я поостерегся расспрашивать капитана, какой же город он считает вторым.

Полдень давно минул, солнце медленно катилось к западу. Пахло морем и смолами. Над головой поскрипывали снасти: корабль шустро бежал, ловя парусами попутный ветер. Команда заняла свои места, приготовившись маневрировать.

И тут столица выплыла из-за очередного холма.

У человека, неискушенного странствиями, вполне могло бы перехватить дух. Прежде всего, архитектура полностью отличалась от привычной: постройки были массивными, большими, с побеленными стенами, украшенными вычурной лепкой. Тут и там виднелись соборы с золотыми куполами. Улицы, широкие и узкие, пересекали город во всех направлениях. Роскошные корабли лениво покачивались у причалов. Адриаполь ярусами взбирался на ближайшие холмы, а господствовал над столицей императорский дворец - огромный комплекс зданий, тоже сверкающий белым и золотым. Кипарисы элегантно оттеняли этот блеск зеленым.

- Ух, ты! - просто и без затей сказал Кормак, стоявший от меня по правую руку. - Азар, видел ли ты такое раньше?

- Нет, - честно признался я.

- Сколько же здесь живет людей?

Вопрос был закономерным: Милна рядом с этим городом смотрелась бы скромной деревушкой. Адриаполь превосходил нашу столицу самое меньшее в десять раз.

Если у них самомнение соответствует масштабам города, договориться будет точно нелегко. Вот что пришло мне в голову, когда я рассматривал это помпезное великолепие.

Выгрузившись на берег, мы потратили более трех часов, прежде чем попали во дворец. Виной тому были кривые многолюдные улочки и непостижимое безразличие царских слуг. Наши верительные грамоты не оказывали совершенно никакого действия. И только за пару часов до заката нас наконец пригласили в отведенные нам покои (до этого мы топтались во дворе, не имея возможности даже присесть).

- Император изволит принять вас завтра, - сообщил нам слуга.

Ну, могло быть и хуже, подумал я. Завтра - это не через неделю. Общепринятый, хотя нигде и не записанный, срок для приема иноземного посольства составлял три дня. Так что если у императора не найдется других дел и он действительно примет нас завтра, это будет знак хорошего отношения.

- А мне здесь не нравится, - заявил Кормак, когда мы занялись обустройством на ночь (на всех нам выделили две смежные комнаты). - Шум, людей много, все какие-то надутые. Тьфу!

- Сам кричал: красота-то какая! - буркнул Шарль.

Мои спутники изрядно утомились. Долго находясь на корабле, мы перестали замечать постоянную качку, но зато теперь приходилось бороться с качающейся землей. Чудилось, под ногами всё ходит ходуном, и пол то и дело норовит куда-нибудь наклониться. В таких условиях пешая прогулка быстро выматывала, а местное гостеприимство раздражало еще и само по себе. Неудивительно, что настроение у всех оказалось, мягко говоря, ворчливое.

Кормак помолчал, а после признал:

- Так город и впрямь красив. А вот люди…

- Гостям не подобает ворчать на хозяев, - заметил я. - Нам следует быть осторожными, друзья. Здешний двор наверняка падок на интриги. Если мы привлечем на свою сторону нужные силы, считайте дело наполовину сделанным. Так что дружелюбие прежде всего. Угрюмость нам только помешает.

Шарль хмыкнул:

- Оно тебе, Азар, виднее, да вспомни: мы не впервые ездим в чужие земли с поклоном. Уж научились себя вести.

Я знал, что против меня лично старик ничего не имеет. Его раздражал сам факт, что я - новичок при дворе - возглавил посольство, а он, почтенный ветеран, опять на вторых ролях.

В самом начале я и не думал становиться лидером. Источником неожиданности послужила королева. Узнав о моем намерении отправиться в Адриаполь, она настояла, чтобы именно я говорил от ее имени. Как владыка державы Анастасия имела право выбирать своих представителей.

Впрочем, мне очень не нравилось быть начальником, а настаивать я тоже умел. Наткнувшись на мое сопротивление, королева поступила просто.

- Азар, я не могу от вас ничего требовать, - сказала она (всё происходило ранним утром в большом пустынном зале; косые лучи только что взошедшего солнца пробивались через восточные окна, бросая на противоположную стену широкие светлые полосы). - Особенно после того, что вы сделали для Луизы. Но позвольте мне вас попросить.

- Госпожа? - я сделал удивленное лицо, по-прежнему не желая возглавлять посольство. На что мне лишние заботы?…

Анастасия потеребила рукав своего платья. Про себя я отметил, что Луиза должна чуть позднее стать очень похожей на мать. Королева сейчас была в самом расцвете своей женственности: приятные округлые формы, полная грудь, особое достоинство в походке и взгляде нежно-голубых глаз. Пышные золотисто-русые волосы уложены с помощью заколок в симпатичную прическу.

- Вы, - продолжила королева, не глядя в мою сторону, - наверное, не знаете, какое действие оказываете на людей. В вас есть… какая-то особая сила. Вас слушают, и вам верят. Это очень важные качества для посла. Понимаете, Азар, я не смогу найти другого такого же человека.

Она хотела говорить еще что-то, но тут уж меня заела совесть. Почему не оказать маленькую любезность? Я всё равно твердо решил ехать. И никакой причины отказываться от предложения Анастасии у меня нет. Королева это знает, так что она будет уговаривать меня столько, сколько потребуется. Неужели во мне взыграло примитивное тщеславие: заставить сильных мира сего поплясать вокруг себя?

- Хорошо, - сказал я громко, таким образом положив конец уговорам.

И вот теперь мне предстояло говорить перед императором. Или, как его еще здесь называли, царем*. Сиятельным владыкой Восточной империи.

Аудиенция состоялась на следующий день после нашего приезда. Император вместе с императрицей приняли "посольство" в тронном зале.

- Приветствуем вас, о чужестранцы! - церемонно произнес владыка. - С чем вы пожаловали в наши земли?

По местным меркам он был уже немолодым мужчиной, где-то за сорок. Его волосы - смесь черного с белым: седина обильно сдобрила густую чуприну. Серые глаза, большой и безупречно-прямой нос. Лицо непропорционально: правая часть выглядит приветливо, тогда как левая - отстраненная и серьезная. Левый глаз кажется больше, чем правый, и его взгляд словно смотрит прямо в душу.

Да, с этим человеком будет трудно договориться.

Рядом сидела императрица. Выглядела она едва ли моложе, чем ее муж. Скорее, даже старше. Бесформенные одежды полностью скрывали ее тело, оставляя только лицо и кисти рук, так что о фигуре судить было трудно. Однако лицо мне показалось некрасивым, даже отталкивающим. Возможно, сыграло свою роль полное отсутствие улыбки. Тонкие бескровные губы, чересчур большой для женщины подбородок и, словно для контраста, слишком маленький, но широкий нос. Императрица производила впечатление стервозной старой дамы, которая знает, что некрасива, и вымещает на окружающих свое недовольство данным фактом.

Все эти мысленные заметки я делал, велеречиво рассказывая о цели нашего прибытия. Помпезность всего здешнего двора передалась и мне: с моих губ слетали удивительнейшие образчики устного народного творчества. Если бы эту речь услышал какой-нибудь преподаватель по лингвистике, он бы наверняка досрочно ушел на пенсию, признав свою некомпетентность.

Во всяком случае, императора я заинтересовать сумел. Он начал задавать вопросы. Я отвечал в том же духе (его тон с каждым разом становился всё менее церемонным), вовсю эксплуатируя свои знания о политической ситуации в мире. Отправляясь на Фриду, я запихнул в себя уйму информации - и теперь ее использовал.

Если адриапольские владыки собирались побеседовать с "варварами" снисходительно, то мы обманули их надежды. Разговор шел на равных. Я представлял менее крупное - но вовсе не отсталое! - государство.

- Ваше предложение интересно, - наконец заявил император, переглянувшись с женой. Они не обменялись никакими знаками, просто посмотрели друг другу в глаза. - Мы подумаем над ним.

Он кивнул, давая понять, что аудиенция закончена.

Раскланявшись, мы вышли. Спрашивать, когда же император соизволит принять решение, было бесполезно.

- И что? - спросил де Лири, когда мы отделались от слуг.

- Ничего хорошего, - Шарль сохранял свой привычный имидж пессимиста. - Признаться, вы, Азар, удивили даже меня. Только всё-таки император - не тот тип, который пустится в авантюры.

- Это совсем не авантюра, - усмехнулся я. - Спасибо за комплимент, Шарль. Мне кажется, нам следует искать подходы к царице. Решение будет зависеть от нее.

- О-о, - протянул Шарль многозначительно. - Тогда мы пропали.

- Что ты понимаешь под выражением "искать подходы"? - заинтересовался Кормак.

Вместо меня ответил Шарль:

- А то. Это, Кормак, для тебя работка. Ты умеешь с женщинами обращаться, они от тебя млеют.

- Ой нет, - на лице северянина отразился легкий испуг. - Только не я. А почему бы, Шарль, не попробовать тебе?

- Я уже стар для таких дел, - отрезал тот.

- Так и царица немолода, - резонно заметил Кормак.

Я махнул рукой:

- Да ну вас! Я серьезно.

- Ну если серьезно, - сказал северянин, - тогда нужно просить Вальгарда.

Мои спутники говорили еще что-то, но я больше не слушал.

Вся компания шагала по тенистой аллее двора. Это было самое безопасное место для того, чтобы обсудить свои впечатления, не опасаясь лишних ушей. Слуги сопровождали нас в почтительном отдалении (совсем уйти они не захотели), а других "возможных слушателей" мы видели издалека.

Именно поэтому я сейчас остолбенел. По одной из дорожек вдали шла… Марго!

Я не мог ошибиться даже при том, что здешняя мода тщательно заботилась о прикрытии всех частей тела, кроме лица. Украшенная золотыми вышивками и драгоценными камнями туника - признак знатной дамы, - платок на голове, скрывающий волосы, шелковая накидка - женщина выглядела так же, как сотни других, виденных нами здесь. И тем не менее, это была Марго!

Если бы она посмотрела в нашу сторону, я бы, наверное, просто побежал к ней. Позабыв о деликатности, хороших манерах и сотнях глаз вокруг. Однако Марго спешила по каким-то своим делам, не уделив нам даже чуточки внимания.

Она здесь? На Фриде?

И она была здесь с самого начала, догадался я. Она отправилась сюда сразу после нашей размолвки. А Клод, следуя своей традиции, обо всем промолчал.

Впрочем, его можно понять. Мне следовало заниматься делом, а не изыскивать возможности встретиться.

Я внутренне собрался.

"Марго".

Словно откликаясь на мой мысленный зов, фигура вдали чуть замедлила шаги. Сам ответ пришел позже, после некоторого замешательства:

"Да… Кто это?"

Она меня не узнала?

Ну а как она меня могла узнать, удивился я собственным мыслям. Мы с ней никогда раньше не общались… таким образом, с помощью телепатии.

"Это Алексей", - я не мог удержаться от улыбки. Встреча с Марго представлялась мне совсем другой. Объятья, извинения, оправдания - что угодно, только не знакомство заново.

"Алексей?… Ты где?"

"В сотне шагов, слева и чуть за спиной. Привет!"

Она остановилась. Медленно повернулась, нашла глазами нашу группу, а затем и меня.

"Ты?"

"Как я понимаю, нам не следует показывать, что мы знакомы? Но я очень рад увидеть тебя снова. Прости мое дурацкое поведение… сам не знаю, что на меня нашло…"

Подобный способ разговора всё еще требовал от меня неимоверных усилий, однако та беседа на "Аркадии" по-прежнему действовала на меня угнетающе. Я не мог поверить, что сам, без какого-либо принуждения, наговорил кучу совершенно несвойственной мне ерунды. Ну ладно, кое-что в действиях Клода и Марго было возмутительным. Но опуститься до того, чтобы говорить репликами дешевых мыльных опер!… Даже больше: так думать!…

Воистину странное создание человек…

"Не переживай, Алексей, - услышал я в ответ. - Мне кажется, мы все были не правы… и я - больше остальных. Но ты не сердишься, и это здорово".

Сердиться? На Марго?

Я ухмыльнулся:

"Мы уже дважды ругались. Сначала на Горвальдио. Потом - на яхте Клода. Я постоянно узнавал тебя с другой стороны и не мог понять, где ты истинная… Для полного комплекта нам нужно поругаться в третий раз. Может, ты мне откроешь еще что-нибудь?"

Вопрос мог показаться издевкой, однако Марго верно угадала акценты.

"Может быть, - в ее голосе почувствовалась улыбка. - Давай встретимся".

От телепатической беседы у меня уже началась жуткая головная боль, так что я ограничился короткими фразами:

"Давай. Где? Как?"

Моя собеседница поняла:

"Ах, прости. Я не подумала. Тебе трудно поддерживать контакт… Не волнуйся. За тобой придет мой слуга, он всё организует. А пока… мы с тобой в самом деле незнакомы".

Она как ни в чем ни бывало продолжила свой путь. Я посмотрел ей вслед, думая о многом.

Марго - удивительная женщина.

Почему она здесь, на Фриде? Клод пытался создать у меня впечатление - и небезуспешно, - будто судьба здешней цивилизации зависит исключительно от меня. Однако Марго уже была здесь до моего прибытия. Зачем? Мой знакомый бог решил перестраховаться? Не доверял дилетанту?

Ладно, это решено. Клоду следует дать по шее.

Однако Марго, по всей видимости, аналогично не знала о моем присутствии на Фриде… или же она вновь что-то скрывает "из высших соображений"?…

Во время своей "знахарской" жизни я почти забыл эту рыжую фею, которая больше года назад каким-то волшебным способом очаровала меня, заслонив собой весь остальной мир. Можно было бы подумать, что это - простое увлечение. Нахлынуло и прошло. Однако в истоках моей "забывчивости" стояло нечто совсем другое.

Ни о чем не жалеть. Такой принцип я принял когда-то, еще только начиная свою самостоятельную жизнь. Что толку переживать об ушедшем, если его не вернуть. Если можешь что-то изменить, то зачем жалеть. Отбрось, освободись из плена…

Еще древние заметили, что груз сожалений о прошлом мешает человеку действовать. Недаром, обращаясь к вечно скорбящим, кто-то из философов заметил: сегодня - первый день твоей оставшейся жизни. Попробуй посмотреть на мир глазами ребенка, и ты найдешь много хороших сторон. Не всё настолько плохо, как кажется.

Иначе говоря, мне просто было стыдно вспоминать собственные слова, сказанные перед расставанием.

Но теперь, после нашей единственной встречи, всё вернулось. Я понял, что Марго по-прежнему способна оказывать на меня потрясающее влияние. Что события, произошедшие на Менигуэне и Горвальдио, - отнюдь не игра во влюбленность. Что любовь - это нечто большее, нежели простое влечение к совершенному телу. Что…

Я догнал своих друзей и включился в оживленный разговор. Они ничего не заметили - да и как можно было заметить телепатическую связь?

А через пару часов меня нашел слуга.

- Господин Гильом де Лойнтень?

- Да. - Солидности ради я был записан в грамотах под этим именем, со скромной пометкой "герцог".

- Прошу вас.

Так прозвучало предложение идти с ним. Ни слова больше, ни слова меньше.

- Что?… - начал было Кормак в недоумении, но я жестом остановил северянина:

- Всё хорошо. У меня есть маленькое дело. Вернусь к закату… или завтра. Не беспокойтесь, со мной всё будет в порядке.

На том оставив удивленных товарищей, я последовал за моим проводником.

Уже наступила осень, однако здесь, на юге, этого не чувствовалось. Легкий бриз совершенно по-летнему освежал, но не холодил. Вообще-то мне, честно говоря, хотелось сбросить лишнюю одежду и отправиться на какой-нибудь пляж. Трудно представить, почему все местные жители предпочитали потеть в своих нелепых одеждах. Вот и слуга, присланный Марго, закутался так, словно в любую минуту ожидал снега.

- А далеко ли идти? - поинтересовался я. Молчание меня едва ли тяготило, однако в целом ситуация выглядела забавной. Интересно, о чем подумают мои товарищи? Я-то постоянно был на виду, ни с кем ни о чем не договаривался, а тут пришел молчаливый слуга, и у меня появились какие-то дела.

Но разговорить моего проводника оказалось не так-то и легко.

- Нет, - лаконично ответил он и вновь смолк.

Ну что ж. Когда-то говорили, что молчание - это золото. Приятно общаться с богатыми людьми!

Вокруг дворца тут и там попадались клумбы с пышными цветами - из тех, которые могут расти лишь во влажном и теплом климате. Огромные красные, желтые, белые, розовые лепестки поражали воображение. Невольно вспоминались цветы возле резиденции Виктора -васильки, маргаритки, клевер. Тоже красивые, но на этом фоне - маленькие, блеклые и незаметные.

Наш путь действительно был недолгим. Сперва мы спустились в город, прошли по петляющим улочкам мимо самых разнообразных строений, богатых и не очень, а затем как-то сразу оказались в "аристократическом районе". Здесь улицы стали шире, дома - еще богаче, и ко всему прочему добавилось много зелени. Маленькие лужайки, кустарник вдоль стен, цветы на окнах и крышах, даже деревья - всего этого я не видел в "нижнем" городе. Для меня весь Адриаполь представлял собой пример скорее нищеты и перенаселенности, чем места, где хотелось бы жить (в отличие от своих попутчиков-послов, я воспитывался в совершенно другой культурной среде), но, пожалуй, местные аристократы устроились лучше остальных.

Вскоре мы остановились у одного из этих домов.

Невысокая каменная стена, едва достававшая мне до груди, отгораживала маленький "дворик" - двухметровую полосу земли со все теми же цветами и кустарником. Находившийся за ней дом производил впечатление основательности. Застекленные окна, хотя и достаточно большие, совсем терялись на тщательно побеленной громаде. Здесь не использовался тип арки, названный у нас готической, и строения часто казались тяжеловесными - как и это.

- Прошу вас, - сказал мой проводник, отворяя калитку.

Мы прошли во дворик, а затем и в дом.

В прихожей царили приятные полумрак и прохлада. Никакого запаха, привычного для здешних помещений. Воздух свеж, словно только что с улицы - однако на улице он гораздо теплее. Уж не обзавелась ли Марго кондиционером?

Оставив меня, слуга куда-то исчез. А где-то через минуту я услышал быстрые шаги. В полумраке обрисовалась знакомая фигурка.

- Привет, Алексей. Пойдем.

Она взяла меня на руку и повела куда-то вглубь помещения. Миновав дверной проем, мы куда-то свернули, поднялись по лестнице и наконец-то вышли на свет.

Марго полностью преобразилась. Теперь на ней не было местных костюмов. Моя старая знакомая надела легкое зеленовато-серое платье, которое оставляло спину полностью открытой и на пару десятков сантиметров не доставало до колен - вопиющее нарушение адриапольских приличий. Я затруднился определить, сделано это платье из здешних тканей, или его родина где-то на другом конце галактики. Одно оставалось несомненным: здесь такое не носили.

- С тобой я всегда попадаю в какие-нибудь другие миры, - признался я вслух. - Тебе очень идет это платье, только оно ведь слегка противоречит местной моде?

- В доме, кроме нас, больше никого нет, - весело улыбнулась Марго. - А мы с тобой действительно не принадлежим этому миру.

- Ты права.

Еще раз свернув, мы вышли на неожиданно просторную террасу.

Большие деревья нависали над открытой площадкой, своей листвой создавая приятный уют и тень. Кроны почти полностью закрывали обзор, и только сквозь отдельные прорехи этого зеленого покрова виднелось далекое море. Где-то внизу журчал то ли ручеек, то ли фонтанчик. Послеполуденная жара здесь почти не ощущалась: листва принимала на себя прямые солнечные лучи, но немного пропускала дыхание бриза.

- Хорошо! - сказал я. - Ты здесь живешь?

Марго чуть передвинула стулья, стоящие возле изящного деревянного столика, и жестом пригласила садиться.

- Да, - ответила она просто.

- На моей памяти это уже третий твой дом, - я последовал приглашению, рассматривая собеседницу. За время нашей разлуки она ничуть не изменилась. Всё те же золотисто-рыжие волосы, голубовато-серые глаза, тонкие линии бровей, черты лица… Та же Марго, которую я знал и любил. И люблю по-прежнему.

Моя собеседница покачала головой:

- На Горвальдио я давно не бываю. Хотя, Алексей, ты прав. Тот дом тоже принадлежит мне.

Она ненадолго замолчала, а затем продолжила:

- Думаю, нам обоим неприятно вспоминать, при каких обстоятельствах мы расстались. Я знаю, что ты чувствуешь вину, но всё и должно было так случиться.

Эти слова каким-то странным образом разрядили обстановку. Все наши малозначительные фразы были в любом случае лишь прелюдией к главной теме, которую сам я никак не решался начать. А вот Марго не стала ходить вокруг да около.

Увидев, что я собираюсь включиться в разговор, моя собеседница подняла руку:

- Позволь, пожалуйста. Клод наверняка открыл тебе многое, и сейчас ты гораздо лучше понимаешь, что происходило. Но я… - правый уголок ее рта приподнялся, обозначая полуулыбку, - за мной осталось объяснение. Возможно, я ждала этой встречи, чтобы наконец-то выговориться.

На такое признание мне оставалось только кивнуть:

- Конечно, Марго. Я выслушаю всё, что ты захочешь мне сообщить. Но… независимо от этого… я был не прав… и я очень рад снова находиться рядом с тобой.

- Удивительно… - Марго встала и подошла к перилам террасы, которые давно оплел дикий виноград. Посмотрела сквозь листву куда-то вдаль. - Знаешь, Алексей, ты иногда мне снился. Этот разговор… я начинала его уже много раз. И вот, снова трудно отыскать правильные слова.

Она повернулась, встречаясь со мной взглядом.

- Клод наверняка не сказал, сколько мне лет.

- Это сделала Эвелин, - тихо выговорил я. - Марго, возраст не имеет значения.

Задумчиво присев на перила, моя собеседница пробормотала:

- Эвелин… Вы с ней ровесники.

- Да. Мы вместе учились в университете.

- Я могла бы догадаться, что она скажет, - сейчас Марго выглядела уставшей, словно одно воспоминание о прожитых столетиях заставило почувствовать весь их груз. - Возраст имеет значение, Алексей.

Ее пальцы нащупали маленькую и еще зеленую виноградинку. О чем-то размышляя, Марго сорвала ее и отправила в рот. Ягода наверняка была кислой (я уже успел попробовать адриапольский виноград и кое в чем ориентировался), но моя собеседница этого не заметила.

- Ты знаешь, - продолжила она, - каждый человек находит оправдание своему стилю жизни. Из этого формируются многие наши ценности. Посмотри, как изменились представления о семье, когда увеличилась продолжительность жизни. Сегодня брак заключается только для воспитания детей. А ведь еще тысячу лет назад считалось, что женитьба - нечто священное, на всю жизнь.

- Бред, - прокомментировал я. - Извини, Марго, это я по поводу точки зрения. Здесь, на Фриде, кажется, все именно так и полагают, из-за чего изрядно портят друг другу нервы.

- В этом есть свой смысл, Алексей, - улыбнулась моя собеседница. - Но заметь: мы ушли от пожизненных браков, а идеал вечной любви только окреп.

- Любовь не имеет ничего общего с браком.

Марго кивнула:

- Тоже правда. Однако я хочу обратить твое внимание еще на одну вещь. По крайней мере последние пятьсот лет в мире неуклонно падает процент моногамных семей. Люди объединяются в семейные союзы по три, четыре, пять и больше человек. И такие союзы намного прочнее… традиционных.

Немного подумав, я согласился:

- Возможно. Только ведь люди там меняются едва ли реже. Просто сам союз покоится на большем количестве углов, поэтому и создается впечатление стабильности. Через пять лет в такой семье может полностью смениться состав, а сама семья - останется. Номинально. Вот тебе и устойчивость.

С улыбкой моя собеседница покачала головой:

- Не совсем так. Ну да я веду к другому. Скажи, Алексей, почему возникают подобные союзы?

Этот вопрос заставил меня пожать плечами:

- Стремление к разнообразию. Типично для жизни в любых формах. Когда-то ученые думали, что поймали Бога за бороду, открыв второй закон термодинамики, и начали трактовать его в общефилософском смысле - я имею в виду закон, а не Бога. Мол, чего ерундой заниматься, всё равно помрем… Всех поглотит энтропия, и ни следа, ни памяти не останется. А потом, лет через триста, заметили: разнообразие вокруг, оказывается, не сходит на нет. Скорее наоборот. Дедушка Дарвин давно всех предупреждал, да ведь не слушали старика.

Мое паясничанье объяснялось просто: я понял, к чему клонит Марго. И пока не мог определить, нравится мне это или нет.

Одно оставалось несомненным. В этот раз наша беседа закончится нормально - независимо от откровений, которые всплывут в ее ходе.

- Разнообразие… - повторила моя собеседница, усмехнувшись по поводу моих объяснений. - Само по себе оно мало что объясняет. Это лишь следствие, а не причина. Мне кажется, Алексей, наш мир вырабатывает новую этическую систему.

Я вновь пожал плечами:

- Он это делает постоянно. Вернее, делаем всё мы. Мир тут как бы ни при чем.

- Снова верно, - серьезно подтвердила Марго. - Многие вещи в нашем мире меняются постепенно, и ценности относятся к этому числу. Однако у тебя, Алексей, - тут она шутливо улыбнулась, - у тебя нет выбора.

- Звучит пессимистично.

Марго вернулась и села рядом со мной, заглядывая мне в лицо. Мягко продолжила:

- Мы, так называемые боги, взяли тебя за шиворот и втащили в свой мир. Мы не спрашивали, нужно ли это тебе, согласен ли ты с нашим решением. Веришь ли, мне хочется извиниться за это своеволие.

Я протянул руку и сорвал с дерева листочек. Продолговатый, со светлыми прожилками и желтоватой каймой, жесткий на ощупь. Машинально потирая его пальцами, я подхватил:

- …но. У вас есть великолепная теория, что воспитывать можно и следует не только детей. А за то, что человек стал умнее, культурнее и вообще лучше, извиняться вроде как странно. Понимаю.

Посмотрев на собеседницу, я быстро добавил:

- Извини, если в моих словах тебе послышался какой-нибудь упрек. Я ничего такого не подразумевал… мне только сейчас становится понятным, как на всё это смотрите вы.

С теплой нежностью Марго коснулась моего колена и неожиданно предложила:

- А ты не пытайся смириться.

- Что? - удивленно переспросил я.

- Скажи, что ты думаешь. Точка зрения Клода не обязательно совпадает с моей, а уж у тебя наверняка есть собственное мнение. Ты согласился принять наши ценности, но так ли это правильно, Алексей?

- Принять чужие ценности? Что ж, Марго, все мы понемногу изменяемся, приспосабливаемся к окружающим. Это естественно.

- Понемногу, - повторила моя собеседница. - Именно понемногу. И поэтому возраст имеет значение.

- Ты хочешь сказать, я не смогу согласиться с вашей точкой зрения? Просто так, сразу?

Марго встала, направилась куда-то вглубь дома. Из темного коридорчика раздался ее голос:

- Я хочу сказать, Алексей, что все мы - Клод, я, Ларри, еще несколько незнакомых тебе долгожителей, - все мы представляем собой людей, глубоко испорченных годами. Мы медленно, постепенно изменялись, и не всегда эти изменения были к лучшему.

Она вновь появилась на террасе с непрозрачной пузатой бутылкой в одной руке и - о чудо! - с настоящими хрустальными бокалами в другой. Поставила всё на стол, ловким движением откупорила бутылку, разлила по бокалам бордово-красную жидкость. Взяла бокалы, один протянула мне. Улыбнулась:

- Давай выпьем за встречу. И пусть всё неприятное растворится в этом вине.

Напиток оказался сладковатым, но одновременно терпким на вкус. Мне он понравился - к списку моих любимых вин следовало добавить еще одно.

- Его делают здесь, в Адриаполе, - словно прочитав мои мысли, заметила Марго. - Из бронзового винограда и вишни, с добавлением меда.

- Здорово! - сказал я, а потом, усмехнувшись, добавил: - Постоянно так выходит, что ты являешься как бы моим гидом. Я до сих пор помню тот ресторанчик на Менигуэне. "Забытые мелодии". Там мы с тобой впервые танцевали, а потом ты читала стихи.

Я задумался, на миг окунувшись в воспоминания. Тогдашняя романтическая обстановка казалась мне теперь почти невозможной. Как будто всё случилось не со мной. Или не год назад, а когда-то в далекой юности.

- Ты подарила мне незабываемые моменты, Марго. Черт побери, я был совсем не прав, обругав тебя на "Аркадии".

"Что бы я ни говорил, что бы ни происходило… я люблю тебя", - произнес я мысленно.

- Я тебя тоже люблю, Алексей, - сказала моя собеседница серьезно. - И те моменты… они останутся и в моей памяти.

Она взяла из моих рук пустой бокал, наполнила его снова. Отдала, задержав ладонь на моей кисти. Заглянула мне в глаза.

- Когда выясняется, что любимый человек играл роль, - почти шепотом выговорила Марго, не отводя взгляд, - это всегда чудовищно. Из каких бы побуждений он это ни делал. Мы боимся лжи, Алексей. Под маской может оказаться чужое, незнакомое лицо, к которому вновь нужно привыкать.

После этой странной речи она немного отодвинулась и продолжила нормальным тоном:

- Мне было трудно тебя обманывать. Как раз потому, что ты мне глубоко симпатичен. Всё в конечном счете сработало, твои способности начали раскрываться, но нам двоим это стоило нервов. - Она криво улыбнулась. - Вся эта игра привела к тому, что ты стал недооценивать самого себя. Чувствовать себя мальчишкой перед нами, долгожителями. Клод наверняка посчитал, что это хорошо, и кое о чем промолчал.

Я заинтересованно посмотрел на собеседницу:

- И о чем же?

Марго вновь поднялась, а затем присела в моих ног. Положила руки на мои колени.

- Эта цивилизация, - произнесла она отчетливо и тихо, - обладает удивительным потенциалом. Понимаешь, Алексей, не все миры одинаковы. Во многих развился человек, но только земляне сделали первый шаг в космос, к объединению. Только земляне. Ты знаешь, что я не люблю пафоса, однако это был настоящий прорыв. Человечество перестало зависеть от единственной планеты и ее экосистемы. Мы начали собираться воедино. А Фрида… она в каких-то отношениях повторяет Землю больше, чем другие.

- Иными словами, она способна когда-нибудь учинить что-то подобное? - усмехнулся я. - Найти способ быстрого путешествия между галактиками, например?

- Не обязательно, - улыбнулась и Марго. - Трудно сказать, что это будет. Но если Фрида погибнет, то не будет ничего.

Я подумал над ее словами.

- А вдруг они собираются изобрести что-то ужасное? То, что уничтожит нас всех?

Моя собеседница покачала головой:

- У любого прогресса всегда есть две стороны, Алексей. И от нас, людей, зависит, что брать с собой, а что выбрасывать на свалку.

Она встала, прошлась по террасе. Солнце клонилось к закату, и жара начала спадать. Долетающий с моря бриз едва чувствовался за этим ограждением из листвы. Я последовал примеру Марго и приблизился к перилам. Взглянул сквозь закрывающие обзор кроны. Ниже по холму виднелись крыши домов, дальше - порт, а за ним - синеватая колышущаяся масса воды. Оттуда мы прибыли.

- Когда видишь человека в беде - помоги, - продолжила Марго, облокотившись рядом. - Этот моральный принцип давно стал нормой. Но у нас давно появился еще один, сходный. Звучит он так же, только касается цивилизаций.

- Значит, - сказал я, озвучивая уже давно продуманную мысль, - кроме нас с тобой, здесь есть и другие.

- Да, - кивнула моя собеседница. - Здесь более двадцати человек. Но все наши усилия пока ни к чему не привели.

Меня это сообщение откровенно удивило:

- Неужели двадцать человек с вашими знаниями не могут ничего сделать?

Марго с грустью покачала головой:

- Переворот должен произойти внутри самой цивилизации. Всё, что мы можем - немного раскачать ее из стороны в сторону. Но в случае с Фридой этого мало, Алексей.

- Тогда что мешает взяться за дело посерьезнее? Привезти какой-нибудь техники, сказать: привет, ребята, мы инопланетяне! Думаю, это их расшевелит куда вернее, чем какие-нибудь другие ухищрения. Особенно из арсенала Клода - у него, судя по всему, единственный принцип заключается в пассивном вмешательстве. Я так и не понял, чем этот принцип не похож на невмешательство.

- Он возник не на пустом месте, - мягко возразила Марго. - Если в небе Фриды возникнет космический корабль, со здешней цивилизацией будет покончено. Не важно, какую технику мы станем использовать. Однажды начав, мы уже не сможем остановиться. Вспомни Горвальдио. Содружество пошло на открытое вмешательство. Считаешь ли ты, что если теперь планету оставить в покое, они начнут активно развиваться?

Я вспомнил. Пустынные улицы с великолепными зданиями, парня, у которого за время его учебы отобрали дом. Общее впечатление перестройки на "цивилизованный" лад (то есть принятие всего, что дает галактическое содружество). Вполне современные одежды, отрешенные взгляды. Те люди уже полностью отказались от своей культуры, но еще не включились в пространство содружества. Оставленные сами по себе, они просто вымрут.

- Наверное, - признал я, - ты права. Мне трудно судить: я в таких вещах новичок. Но чем плохо просто включить эту культуру в содружество? Тогда никого не нужно будет оставлять. Фрида включится в галактические отношения, а там уж всё пойдет своим путем.

- Слишком далеко.

Моя собеседница сходила к столу, наполнила бокалы. Я снова пригубил вино. В теле уже чувствовалось легкое опьянение - вероятно, от жары. Выпили мы не так уж и много.

Тем временем Марго говорила дальше:

- Слишком далеко, Алексей. Содружество почти ничего не делает совершенно бескорыстно. В сущности, правильный подход. Бескорыстие и бесполезность - часто одно и то же. Включение Фриды в цивилизованное пространство никогда не окупится. Ни экономически, ни политически. И потому правительство отклонит нужное нам решение. Фриде - по крайней мере, в ближайшие сто лет - стоит полагаться лишь на собственные силы.

- Ну хорошо, - принял я довод. - Вариант с содружеством отпадает. И что теперь? Вы надеетесь, что еще несколько "богов" - и всё наладится?

- Нет, - ответила Марго, глядя мне прямо в глаза. - Мы - не только я, но мы все - надеемся на тебя.

Она быстро, маленькими глотками, допила вино. Вернулась, поставила бокал на деревянную столешницу, сама присела на краешек. Стол тихо крякнул.

- Может, мне не следовало этого говорить, - ее голос прозвучал непривычно глухо. - Клод считал, что тебя опасно толкать на активные действия. Поэтому не воспринимай, пожалуйста, мои слова так, словно нужно что-то срочно делать. Ответственность за судьбу Фриды не лежит на тебе - да и ни на ком из нас. Мы лишь пытаемся помочь, Алексей, а наша активность может только навредить. Уж с этим мы сталкивались много раз.

Да, подумал я. За восемьсот лет можно успеть столкнуться с чем угодно. От нарушения всех физических законов в галактике Андромеде до каменного столба.

А вот возведение меня во главу угла никуда не годится.

- Ты не шутишь? - спросил я, рассматривая лицо собеседницы. Сейчас оно вновь казалось уставшим.

- Нет. То, что сделал ты, не сможет повторить никто из нас. Раздвоение - это было немыслимо. Как, почему, зачем - мы только ставим вопросы. А потом… наверное, Клод не рассказывал тебе и этого?

Я насторожился:

- Чего?

- Тогда, на Менигуэне… Тебя действительно убили. Мы не знаем, кто это сделал. Скорее всего, совпадение. Тебя приняли за кого-то другого.

- Как? - я помотал головой, пытаясь справиться с новой мыслью. - Что значит убили?

Марго пожала плечами:

- Игла в шее была настоящей. С мгновенным ядом. Кто-то из прохожих увидел, как ты падаешь, и вызвал скорую помощь, но мы подоспели раньше. Клод перенес тебя на яхту Наташи, там очень хороший медицинский комплекс. Однако мы опоздали. Вряд ли хоть какая-нибудь клиника в мире могла вернуть тебя к жизни.

Издав невнятный звук, я стал рассматривать свои руки. Затем спросил:

- И что же произошло? Я вроде бы не совсем мертвый.

Спрыгнув на пол, Марго взяла мой бокал и налила еще вина.

- Твое тело пролежало пятнадцать часов. Все приборы фиксировали полное отсутствие активности. Не летаргический сон, а именно смерть. Окоченение, начало разложения клеток. Мы были бессильны. Мы ведь уже совсем собрались хоронить тебя, Алексей.

Она неожиданно быстро обняла меня, ткнувшись лицом в плечо. Я ласково провел рукой по рыжим волосам.

- Клод, - продолжила Марго так же тихо, - даже предположил, будто таким образом наша вселенная отреагировала на необычное, постаравшись вернуться в прежнее состояние. А потом… потом ты стал оживать.

Я поежился:

- Жутковатая история. Напоминает сказки о вампирах или какой-нибудь нежити. Узнавать такие вещи о себе - не для слабонервных.

- Прости, - выговорила моя собеседница, глядя куда-то в пол.

- Совсем не за что, - откликнулся я. - Спасибо тебе, Марго. Я действительно не люблю, когда все вокруг начинают скрытничать. Спасибо.

Сообщение слегка ошарашило, но одновременно и развеселило меня. А еще я понял, для чего Марго мне это рассказала.

Она искренне хотела, чтобы я перестал комплексовать по поводу различий в возрасте. И в способностях.

- Спасибо, - повторил я в третий раз. - А насчет брачных союзов я догадался давно. Еще на "Аркадии". Вы живете одной большой семьей, верно? И в полном соответствии с христианскими принципами любите друг друга.

Марго кивнула. Я осушил очередной бокал и признался:

- Это… в самом деле, трудно принять. Не то, чтобы я совсем против… я… просто не знаю.

- Алексей, - нежно сказала моя собеседница, - не нужно торопиться. У нас много времени.

- Да уж, наверное, - хмыкнул я. - Прости, если я что-то говорю или делаю неправильно. На самом деле мне хочется тебя обнять. И как тогда, на Менигуэне, я… не смею. Боюсь, что ли?

Прикоснувшись к моему плечу, Марго опять шепнула:

- Не нужно торопиться.

И улыбнулась.

В этот миг с моей души словно убрали тяжеленный камень. Мир посветлел, и дышать стало гораздо легче.

- Послушай, - сказал я, переключаясь на другую тему. - Ты здесь занимаешь, судя по всему, немаленькое положение. Сможешь как-нибудь повлиять на императора?

Излагая ей свой план, я уже знал, что всё получится. Марго слушала внимательно, кое о чем спрашивала, но в ее вопросах сквозила уверенность. Я попал в точку: именно она была тем ключиком, который отпирал дверь перед стратегическим договором между Милной и Адриаполем.

Мы расстались сразу после обсуждения - легко, словно давние друзья. Я почему-то не мог задержаться, а Марго это понимала. Не нужно торопиться. Так или иначе, но преграды между нами исчезли. Я любил рыжеволосую женщину, однако с этой любовью мне еще только предстояло разобраться.

Вспомнились слова Эвелин: "Я тебя люблю, и Марго тоже любит тебя. И так будет, где бы ты ни был". Наверное, в подобном подходе тоже что-то есть. Наверное…

На следующий день у нас снова была аудиенция. Император соизволил принять наше предложение.

И еще перед обедом мы погрузились на тот же корабль, что доставил нас в Адриаполь. Тот словно нарочно дожидался своих пассажиров: едва мы поднялись на борт, матросы стали разворачивать паруса. Мы отправлялись домой.

Стоя на корме, я задумчиво созерцал удаляющийся город. В этом мире есть много непонятных вещей, но, пожалуй, самая непостижимая - человек.

До встречи, Марго. До встречи.

17 глава.

Родной берег встретил нас осенью и дождями.

Контраст с Адриаполем был разительный. Ветхая пристань, несколько лачуг, серое небо, туманная изморось. На берегу - унылый покой, на море - штиль. Не слышна ругань моряков и грузчиков, да и вообще никого нет. Только какой-то старичок пришел полюбоваться на наше прибытие.

Задерживаться в этой деревушке мы не стали. Наведались к хозяину, у которого оставляли лошадей, приторочили к седлам наши скромные пожитки - и в путь. До Милны было еще добрых три недели.

Мы везли хорошую весть. Как раз сейчас, вероятно, император получил предупреждение от своего восточного соседа. Барон Этвик остался без поддержки, на которую рассчитывал. Кто знает, что там в будущем, но пока все складывалось отлично.

Настроение было приподнятым не только у меня. Неожиданный и быстрый успех миссии впечатлил моих товарищей. Предположения, куда я отлучался, звучали самые фантастические (даже без парапсихологических возможностей я умел слушать, о чем переговариваются вполголоса на другом краю палубы), но в основном народ сходился на версии с императрицей. Вот пошляки! Интересно, как бы я с ней успел познакомиться и о чем-нибудь договориться, находясь у всех на виду? Что-что, а такие вещи быстро не делаются.

Впрочем, репутация колдуна за мной уже давно закрепилась. Так что, уловив краем уха очередное предположение, я лишь тихонько давился от смеха.

Снова дорога и дождь. Чем дальше мы забирались от побережья вглубь, тем чаще нам попадался желтый цвет. Некоторые деревья уже и вовсе облетели - словно излишне тщательные хозяева, готовящиеся к зиме, - но зеленый все-таки преобладал.

А я обнаружил, что мне нравится эта поездка. Несмотря на постоянную морось, одежда оставалась сухой. Очень редко пускался дождь посильнее, но тогда мы просто останавливались в каком-нибудь трактирчике и пережидали непогоду.

Зато все краски вокруг! Все оттенки зеленого, нежно желтая листва отдельных деревьев, ярко-красные кустарники, бордовый, оранжевый. И всё это перемешано и смягчено невнятной дымкой то ли дождя, то ли тумана. А еще - необыкновенное спокойствие в душе. Умиротворение, навеянное погодой. В такие дни как никогда верится, что всё будет хорошо.

На шестой день нашего путешествия по суше мы встретили её.

Мои спутники не знали эту женщину в лицо - иначе, пожалуй, события развивались бы совсем по-другому.

Я заметил ее сразу, едва она появилась на постоялом дворе.

Зеленоглазая брюнетка, бывшая любовница ныне покойного короля, приехала на гнедой лошади. И совершенно одна.

Наша встреча не могла быть ничем иным, кроме совпадения. Это я понимал очень хорошо. Но вот что мне теперь делать?

Женщина явно намеревалась остаться здесь на ночь - как и мы. И мое присутствие ее не смутило. Мы обменялись взглядами, а затем она повела лошадь в конюшню.

Это не ловушка, подумал я, однако на всякий случай прислонился к деревянной стене дома и, прикрыв глаза, проверил окрестности. Угроза, кажется, отсутствовала. Люди барона за нами не охотились - поблизости были только крестьяне из здешней деревни.

Любопытно. Бедовая, значит, девчонка. Я предупреждал - и не только ее, - что за убийство Виктора им всем открутят головы. Только скажи, например, Кормаку, кто это сделал…

Она поставила меня в дурацкое положение. Если я действительно обмолвлюсь, кто она такая, станет не до шуток. Мне хорошо известно, что в этом мире делают с предателями. Ее принадлежность к женскому полу не остановит никого из моих спутников. Даже ворчливого и ленивого Шарля.

Так что же, молчать?

Какую опасность для толпы мужиков может представлять маленькая женщина?…

Да, но король тоже когда-то думал, что опасности никакой. А теперь лежит себе в земле.

Спать с подобным человеком в одном здании - все равно, что приютить на груди каракурта.

Я решительно направился к конюшне.

Женщина как раз снимала седло. Ввиду малого роста это ей плохо удавалось. Больше в помещении никого, кроме других лошадей, не было.

- Добрый вечер, - произнес я, остановившись на расстоянии трех шагов.

Она повернулась. На лбу - маленькая струйка пота. В изумрудно-зеленых глазах - усталость, из-за чего они кажутся тусклее. Волосы - сравнительно чистые, но в беспорядке.

- Добрый вечер, Азар, - откликнулась она, словно мы уже чертову уйму времени были хорошими друзьями.

Как бы не так!

- Вы напрасно расседлываете лошадь, - заметил я безмятежно. - Вам, госпожа Эрмина, следует убираться подальше.

Трюк с угадыванием имени сработал совсем не так, как я ожидал. Женщина вздрогнула и уставилась на меня во все глаза.

- Вы… знаете, как меня зовут? Мое… настоящее имя?

- И не только это, - со всей возможной убедительностью заверил я, хотя не знал ни на грамм больше.

И на кой мне ее настоящее имя… Хватило бы временного.

Подобные люди часто меняют личины и имена. Вполне закономерно… но я как-то выпустил это из виду. Порисоваться захотел? Ну вот теперь и пойдут ненужные вопросы.

- Вам следует убираться, - твердо повторил я.

- Ах, вы же колдун! - наконец догадалась женщина. - Вы знаете недоступное другим.

Я кивнул:

- Именно. И то, что ваша рука направила стилет в спину короля, меня отнюдь не радует. Благодарите Бога, мои товарищи этого не знают. Пока. Однако я не собираюсь оставлять их в неведении. Уезжайте. Вы еще успеете найти другой постоялый двор до темноты.

Внешне я держался уверенно, однако в душе мне почему-то стало жаль ее. Вид у бывшей любовницы короля был совершенно несчастный. Она отнюдь не походила на коварную интриганку и убийцу.

"В этом и заключается главное коварство, - подсказал мне внутренний голос. - Шпион никогда не выглядит как шпион. Берегись, Алексей!"

Предупреждение прозвучало не совсем всерьез. Трудно представить, чтобы Этвик решил подослать к нам уже раскрытого агента. Зачем? Да и как он вычислил наш маршрут? Ко всему прочему мы сами не знали, надолго ли задержимся в Адриаполе, так что если Этвик и прослышал о посольстве, то угадать точные сроки возвращения он едва ли мог.

Это промелькнуло в моей голове за какой-то миг. Женщина передо мной замерла как бы в нерешительности. Я обеспечил ей непреклонный взгляд, который как раз хорошо дополнял высказанный вслух ультиматум.

Немая сцена длилась около десяти секунд. А потом Эрмина, словно лишившись последних сил, рухнула на пол конюшни. Она была в отчаянии.

- Только этого мне не хватало, - пробормотал я под нос.

Допуская возможность тонкой игры, я все-таки не смог остаться в стороне. Тем более, что снаружи послышались шаги. К то-то приближался к конюшне.

Я шагнул вперед и наклонился над Эрминой. Она не плакала, но как-то странно дрожала, будто в лихорадке. Смотреть на это спокойно оказалось выше моих сил.

Тут послышался голос хозяина:

- Что случилось, мой господин?

Его слова были адресованы мне: он знал, что имеет дело с королевским посольством, поэтому вел себя исключительно вежливо.

- Похоже, даме плохо, - отозвался я, пытаясь помочь Эрмине подняться. Но она даже не пыталась.

- Ах, господин, я позабочусь, - хозяин засуетился. - Не стоит тратить ваше внимание на эту простолюдинку.

- Я сам разберусь, на что мне стоит тратить внимание, - мой голос прозвучал с нужными интонациями, осаживая собеседника. - А то, что дама так одета, еще ни о чем не говорит. Так я говорю?

- Так, так, - поспешил согласиться хозяин.

- Есть у тебя еще свободные комнаты?

- А как же, мой господин.

- Тогда веди.

Я взял Эрмину на руки и направился к дому. Хозяин сопровождал меня слева и чуть сзади, забежал вперед, чтобы открыть дверь, пропустил нас.

- Прямо, мой господин. Теперь налево. Вот.

Мы вошли в одну из комнат. Кровать была застелена, как положено. Везде чисто, аккуратно. Хороший постоялый двор.

- Принеси воды, - велел я, положив свою ношу на постель. Эрмина выглядела жалко, хотя, кажется, уже начинала приходить в чувство. Ничего, вода в любом случае не помешает.

- Один миг, мой господин.

Он скрылся, но уже через полминуты возник с полным кувшином и кружкой. Поставил их на стол. Угодливо заглянул мне в лицо:

- Еще чего-нибудь?

- Нет, - ответил я. - Позаботься о ее лошади. Если будет нужно, я тебя позову. Да, и не болтай там лишнего.

- Как можно…

Хозяин торопливо ретировался.

Налив в кружку воды, я поднес ее к губам Эрмины.

- Выпей.

Женщина безучастно стала пить, поперхнулась, взяла кружку в свои руки. Сделала несколько глотков, показала: хватит.

- А теперь рассказывай, - потребовал я, ставя деревянную посудину обратно на стол.

- Вы… знаете… - выдавила она.

Кажется, я без всякой договоренности перешел на "ты"? Ну ладно, давать задний ход уже не будем.

- Возможно, не всё. И я хочу услышать эту историю из твоих уст.

Она посмотрела мне в глаза:

- Ты… знаешь… Ты… назвал меня настоящим именем, которое я… почти забыла.

В последующие несколько часов мне довелось выслушать еще одну исповедь. И хотя вначале я занимал довольно-таки жесткую позицию, постепенно от моей решительности не осталось и следа. Эрмина рассказывала мне свою истинную судьбу, и поступки бывшей фаворитки короля постепенно становились ясны. Она не придумывала: мои телепатические способности едва ли годились для прямого чтения мыслей, однако срабатывали не хуже детектора лжи. Когда меня пытались обмануть, я неизменно начинал что-то подозревать. Конечно, не всегда прислушивался к этим подозрениям… но сейчас я был настороже. И всё равно верил.

Эрмина родилась в королевстве, которого больше не существует. Ей не повезло: ее отцом был сам король, а матерью - королева. Почему не повезло? Да потому что однажды Виктор задумал расширить свои владения за счет того маленького королевства.

Наткнувшись на неожиданно сильное сопротивление (изматывающая война продолжалась три года), покойный владыка пришел в ярость. Проклятый кусочек территории не стоил тех усилий, которые на него затрачивались. А Виктор привык, что в его руки всё падает легко.

Он предлагал. Он угрожал. Его армии то и дело осаждали замки и крепости. Но противник не сдавался.

И всё-таки захват был вопросом времени. Виктор славился своим упорством. Наверное, он не хотел ставить под сомнение имидж.

Как бы там ни было, в последнюю неделю августа его рыцари захватили дворец. Победитель собственноручно умертвил всех членов королевской семьи. Эрмина сказала, что крик самого маленького братика - последнего из четверых - до сих пор стоит в ее ушах.

В живых осталась только маленькая принцесса, которой тогда было около десяти лет. Ее Виктор почему-то не тронул. Пожалел… на свою голову.

Эрмина пронесла свою месть через года и страны. Она в совершенстве овладела оружием и научилась смирять гордость. Ее одежды часто представляли собой лохмотья, а обуви не было вовсе, и даже мужичье смотрело на бывшую принцессу как на оборванку.

Она отшлепала по пыльным дорогам шесть лет. Попрошайничала, нанималась на мелкую работу, кое-что воровала. Ее тело постепенно приобретало отчетливо женские формы, из-за чего доводилось прятаться от похотливых мужиков. Но облик изменился мало. Ее по-прежнему было легко узнать.

Затем судьба столкнула девушку с Этвиком. Барон ей изрядно помог - она вновь стала знатной дамой. Воровство, работа и нищета, как по мановению волшебной палочки, ушли в прошлое.

Именно барон, используя связи, ввел ее в окружение короля. И сделал своей союзницей.

Виктор, несомненно, вспомнил эти зеленые глаза. Но Эрмина не показывала истинных намерений, и король попался! Он возомнил, будто красивая девушка действительно благодарна ему за его доброту!

Есть достаточно простое правило: не наступать на грабли. Есть правило чуть посложнее: не приближать к себе людей, у которых имеются весьма серьезные основания для мести. Эти азбучные истины понятны любому невежде, а ведь ум у Виктора был недюжинный. Остается только гадать, почему король отбросил здравый смысл и сошелся с Эрминой.

Впрочем, чего тут гадать. Вот он, ответ, передо мной. Искушение, понятное любому мужчине.

Она терпела унижение, выполняя просьбы своего благодетеля - Этвика. Ей пришлось стать любовницей человека, которого она ненавидела. Быть ласковой и покорной, играть вызывающую отвращение роль. Эрмина с удовольствием вонзила бы стилет еще во время первой их с королем встречи. Но у барона был другой план. Зеленоглазая женщина подчинялась - и не только из чувства благодарности. Этвик обещал ей вернуть родное королевство.

Ее права не вызывали сомнений. И мой хитрый друг-барон, как бы в доказательство своих намерений, провел церемонию возведения на престол. Эрмина сделалась королевой. Только, естественно, без королевства.

Присягнув ей на верность, Этвик записал себя в число ее вассалов. Это ничуть не мешало барону помыкать своей формальной госпожой. А вся фиктивность проделанного в полной мере проявилась после возвращения бывшей фаворитки из столицы.

Готовясь к войне, Этвик попросту отмахнулся от "королевы".

Здесь моя собеседница не стала вдаваться в детали. Я понял только, что они с бароном основательно разругались, из союзников превратившись во врагов. И Эрмина снова потеряла пристанище.

- Куда же ты направляешься? - спросил я.

Наша беседа затянулась. Уже давно затих дом. Мои товарищи, должно быть, крепко спят - вместе со всеми остальными обитателями.

- Не знаю, - моя собеседница смотрела в пустоту.

Лампа на столе больше коптила, чем давала свет, но мы уже привыкли. Правда, несмотря на приличный объем, масло грозило вскоре закончиться. Это я отметил автоматически: пора завершать разговор.

- В Милну тебе нельзя, - размышлял я вслух. - Кто-нибудь из видевших тебя слуг обязательно выдаст.

Эрмина перевела взгляд на меня. Она сидела на кровати в дорожной одежде - маленькая потерянная женщина. Теперь я знал, что неправильно определил ее возраст. Ей было около двадцати пяти, просто что-то в выражении лица делало мою собеседницу старше.

- Азар, - произнесла она едва слышно.

- Что? - насторожился я.

Она подалась чуть вперед.

- В тебе добро. Мои грехи велики, но я еще никогда не исповедовалась. Священники… недостойны слушать. Их души еще чернее… А ты знаешь правду. Я не хочу… не хочу так жить.

Продолжая взволнованно говорить, в какое-то мгновение Эрмина вновь - во второй раз за сегодняшний вечер - оказалась у моих ног. По ее щекам теперь катились слезы. Она словно признала во мне некое высшее существо и о чем-то умоляла. Как юный де Лири тогда, в лесу.

Еще одна идиотская ситуация, мельком подумал я.

То ли от усталости, то ли из-за выслушанного рассказа мое восприятие притупилось. Привычная трезвость рассудка куда-то исчезла. Не зная, что делать, я вскочил с табурета и бросился поднимать собеседницу.

Волнами накатывали самые разные чувства, поэтому дальнейшее запомнилось сумбурно. Силой вернув Эрмину на кровать, я то убеждал, то утешал ее. Моя речь стала эмоциональной.

Трудно сказать, когда разговор перешел в несколько другое русло. Однако к моменту, когда масло выгорело и в комнате наконец наступила темнота, нам больше не требовался свет.

***

Проснувшись - как обычно, на рассвете, - я сперва не понял, в чем дело. Ночное приключение казалось невероятным сном. Сейчас, в безмятежной тиши утра, мысли текли совсем по-другому. Возбуждение, пылкие фразы, слезы - всё представлялось нелепым и смешным. Не могло же подобное происходить на самом деле!

Но рядом слышалось дыхание. Эрмина, красивая даже с закрытыми глазами, чарующая в своей наготе, крепко спала. Кровать была рассчитана на одного, поэтому я даже не мог толком повернуться, чтобы не разбудить девушку.

До вчерашнего вечера мы встречались всего один раз, и то мимоходом. А теперь вот спали в одной постели. Забавные выкрутасы бывают у судьбы.

Впрочем, я симпатизировал Эрмине с самого первого взгляда. Невольно, потому что знал: убийство короля - ее рук дело. По идее, учитывая данное обстоятельство, я должен был относиться к моей новой знакомой с долей брезгливого отвращения. Но куда там! Благодаря сочетанию красивой наружности и какого-то внутреннего обаяния Эрмина заранее привлекла меня на свою сторону - еще до того, как я услышал ее исповедь.

Поддаться искушению было легко. Даже по местному времени я уже больше года жил отшельником, то есть общался с женщинами на формальном уровне. Удерживаться от позывов плоти не составляло труда… пока отсутствовали по-настоящему интимные ситуации. А вчерашний разговор был более чем интимным. Не каждому встречному открывают свою душу, и даже не каждому любовнику.

Сопереживание часто ломает барьеры. Так произошло и с нами.

Устав от неподвижности, я аккуратно спустил ноги на пол. Сел.

Эрмина пошевелилась и, не просыпаясь, заняла освободившееся место. Улыбнувшись, я встал. Под босыми ногами тихо скрипнула половица.

Издалека донесся звук хлюпнувшего в колодец ведра. Кто-то уже начал свой день.

Я подошел к окну и выглянул в щель между ставнями.

Совсем светло. Для разнообразия сегодня выдалось безоблачное, почти летнее утро. На верхушках деревьев лежали отголоски зари - или первые лучи солнца? Веяло ароматом сена, свежестью и осенней прохладой: сквознячок от окна заставлял меня поеживаться. Из запертого сарая донесся очередной крик петуха.

Интересно, как там Луиза? Возможно, мне не следовало оставлять ее сразу после того, как недуг ушел. Подождать несколько дней, удостовериться в стабильности положительных результатов.

Но задержать отправление посольства было никак нельзя. Мы с Жераром и так изощрялись, пытаясь найти способы оттянуть войну еще хотя бы на несколько недель. Путь до Адриаполя неблизкий, а ведь просто добраться - это отнюдь не всё. Лишь благодаря Марго мы справились так быстро. При других обстоятельствах безрезультатные словопрения могли продолжаться десяток-другой дней.

Вполне достаточно, чтобы наши противники начали действовать.

Марго… Трудно понять, чем она зацепила мою душу, но в этой женщине есть неуловимый шарм. Возможно, всему виной необычное сочетание физиологического и реального возраста. Мудрость прожитых лет… столетий! - плюс внешняя привлекательность. Мягкий характер и выработанная годами обходительность плюс уверенность в своих силах. Накопленные знания.

Вспомнился случай в парке Калго, когда мальчишки пригласили нас кататься на лодке. Они пялились на Маргарет во все глаза. Тоже чувствовали эту необыкновенность. Они запросто провели бы с нами еще несколько часов - ради нее. Просто быть рядом, разговаривать, шутить.

Не все в этом мире сходится на сексе, но что-то мне подсказывает, что от секса они тоже не отказались бы.

Это нормально. Влечение к противоположному полу - механизм биологический. Он по определению не может иметь направленности на какое-нибудь конкретное существо. Если же к нему добавить симпатию, уважение, доверие, то получится состояние, которое принято называть любовью. И вся загвоздка в том, что симпатию, уважение и доверие мы можем испытывать по отношению сразу к нескольким людям другого пола.

Иными словами, любовь придает естественному влечению направленность, но не единственную. Мы способны любить многих. И - теоретически - одновременно.

На практике же нам, как правило, хватает одного партнера. Сексуальное влечение - фактор непостоянный. После очередной разрядки напряжение сбрасывается до терпимого уровня. И тогда мы - нет, не перестаем любить всех остальных, - просто можем удерживаться в рамках приличий.

Вполне мужская точка зрения. Во всяком случае, у меня она не вызывает неприятия.

Наверное, это действительно закономерный процесс. Увеличение продолжительности жизни расшатывает семейные узы. Редко кто способен прожить с одним и тем же партнером сто двадцать - сто тридцать лет. Да еще при этом ни разу не посмотреть на других.

Однако в концепции вечной любви есть своя привлекательность. Сознание того, что другой человек отныне и навеки принадлежит тебе - не по принуждению, но по свободному выбору, - приятно греет душу. В мире, где всё зыбко и текуче, это помогает чувствовать собственную значимость. Кто-то выбрал именно тебя, и это куда важнее, чем то, что ты выбрал именно его.

Да и все мы, в сущности, консерваторы и собственники.

Я вправду начал догадываться об отношениях среди моих новых друзей еще во время пребывания на "Аркадии". Общая атмосфера близости. Взгляды. Фразы. Нужно быть совсем уж нечувствительным, чтобы пропустить это мимо внимания. Но только теперь я конкретизировал мои тогдашние ощущения.

"Семья", о которой говорила Марго, в строгом смысле вовсе не была семьей. Скорее, сообществом единомышленников, в котором отсутствовал запрет на близкие отношения. Это означало, что если два человека решали провести ночь вместе, претензий ни у кого не возникало. Внутри сообщества могли возникать настоящие семьи - например, ради воспитания детей. Однако неизбежный распад такой семьи не вел к полному прекращению отношений. Всегда оставалась возможность сойтись снова.

От остального человеческого пространства это отличалось лишь тем, что доверие в маленьком сообществе значительно упрощало подобные переходы.

Не имею ничего против. Но в случае с Марго… Я искренне хотел, чтобы она принадлежала только мне. И при этом прекрасно осознавал, что мое желание почти не связано с любовью.

Я попросту устал от скитаний и захотел обзавестись домом.

Оправдание… А дело-то совершенно в другом. Получить всю любовь от удивительной и нежной Марго - разве это не приятно?

Она знала, что у меня на душе, и - видит Бог - я это тоже знал. Именно потому наша встреча в Адриаполе носила исключительно дружеский характер. Марго мягко подтолкнула меня к осознанию смысла собственных поступков, после чего мне понадобилось время, чтобы навести порядок. И принять свои же ценности.

За спиной что-то зашуршало. Через миг рядом со мной уже стояла Эрмина.

Вот ведь любопытно. После ночи с одной женщиной я упорно думаю о другой.

- Спасибо, - произнесла она, нежно проведя рукой по моей спине.

Я повернулся. Моя новая знакомая выглядела сегодня куда лучше. В ее взгляде появилось что-то новое - может, покой?

- Это было замечательно, - отозвался я, отведя упавшие на лицо Эрмины пряди волос и поцеловав ее.

Она ответила на поцелуй с неожиданной страстью. А потом сказала:

- Мне еще никогда не было так хорошо. Спасибо, Азар. - Ее голос неожиданно дрогнул от волнения: - Я еще никогда не получала… удовольствия.

***

До столицы оставалось пару дней пути. Нужно было решаться.

Эрмина впервые в жизни испытывала сомнения. Она все чаще ловила себя на том, что мечтательно смотрит в сторону Азара.

Чушь. Он колдун, и для него это не более чем дорожное приключение. Он и пальцем не шевельнет, чтобы вернуть своей любовнице трон. А Этвик обещал… и выполнит свое обещание. Это девушка знала.

Она соврала о ссоре с бароном. Этвик сделал правильные выводы: Азар чувствовал ложь, но если эту ложь разбавить большим количеством правды и подсластить чувствами, то она проходила.

Узнав о посольстве в Адриаполь и о том, что Азар отправился вместе с остальными, Этвик решил действовать. Противник, которого он больше всех опасался, уехал. Теперь его любой ценой следовало перехватить по дороге и не допустить в столицу. Ради этого барон оставил своих людей во всех портах, куда могло прибыть посольство на обратном пути. И подослал своего лучшего союзника - Эрмину.

Сам Этвик тем временем, по возможности не привлекая внимания, собрал неподалеку от Милны все доступные ему силы. Под его знамена встали и разбойники, с которыми у барона существовал давний договор. Только император медлил с помощью - но, по сути, она и не требовалась. "Лесные братья" вполне компенсировали недостаток - отчасти тем, что их никто из противников не принимал в расчет.

А вот Азар стоил целой армии. Его популярность могла обернуть любую победу в поражение. Достаточно нескольких его слов - и против барона взбунтуется весь народ. "Эта популярность должна работать на меня", - сказал когда-то Этвик.

И вот на долю бывшей фаворитки короля пришлась еще одна работа. Барон предполагал, что захватить Азара силой едва ли возможно. А если хитростью?…

Эрмина должна была подмешать в еду или питье своего нового любовника очень сильное снотворное. И затем подать знак людям барона.

Всё просто, однако уже больше десятка дней Эрмина пыталась пересилить себя. Ей не хотелось предавать этого человека. Потому что… тогда, утром, она сказала правду.

"Он все равно оставит меня, - подумала она со злостью на саму себя. - Ему безразлично, королева я или простая крестьянка. Делает вид, будто не замечает моих намеков".

Она знала, что Азар поддерживает нынешнее королевское семейство. Бескомпромиссно. Никакого шанса договориться.

Значит…

- Милая, ты где? - послышался голос из соседней комнаты. Посольство, следуя совету Шарля, на этот раз остановилось в королевском охотничьем домике. По сравнению с ним даже самые лучшие постоялые дворы казались жалкими будками.

Здесь Эрмина еще острее ощущала свою нищету.

- Уже иду, - отозвалась она. Затем распахнула крохотный мешочек и высыпала в бокал немного сероватого порошка. Подумала. Добавила еще. Взяла бокалы. - Иду.

Он встретил ее привычной улыбкой. Стиснув зубы, Эрмина протянула ему бокал. Принужденно улыбнулась:

- Хорошее вино. Не сравнить с той кислятиной, которую мы пили вчера.

- Для королей, - кивнул Азар, пожав плечами. - Тебя что-то беспокоит?

Эрмина покачала головой, стараясь придать себе более естественный вид. Подавая пример, отпила из своего бокала.

Азар внимательно посмотрел на нее. Этого взгляда она всегда боялась: он словно пронизывал насквозь, видел, что лежит в самой глубине души. Эрмина поспешно сделала еще один глоток.

- Тебя что-то гнетет, - повторил Азар, уже утвердительно. - А сегодня еще больше, чем вчера.

Он помолчал, задумчиво качая бокал в руке и глядя на вино. Эрмина почувствовала, как у нее замирает сердце. Неужели колдуны способны определить наличие яда… или снотворного? Если так, то ей конец.

- Ты опасаешься ехать в столицу?

С облегчением хватаясь за предложенное объяснение, девушка кивнула. И снова пригубила вино.

Азар наконец-то перестал рассматривать бокал. Осторожно попробовал жидкость на вкус. Покатал на языке.

Эрмина следила за ним, как зачарованная. Ей казалось, что колдун давно раскусил ее и теперь просто играет. Но Азар глотнул и заметил:

- Да, неплохо. Хотя в Адриаполе все-таки было получше.

Он неспешно выпил полбокала, затем продолжил задумчиво:

- Наверное, это действительно не лучший вариант. Однако я не представляю, что мы можем еще сделать. Куда тебе податься?

Эрмина не отвечала: она боялась выдать свои мысли. Пожав плечами, Азар допил вино.

Необычная сонливость проявилась через весьма короткое время. Но колдун по-прежнему ничего не заподозрил. Он начал бормотать, что устал и уже давно не отдыхал, как следует. Его речь становилась все менее связной. Наконец, он повалился на кровать и крепко уснул.

Только тогда Эрмина осмелилась перевести дух.

На ее знак явились двое. Те же, с кем она бежала из столицы. Разбойник с серыми глазами и сломанным носом деловито осведомился:

- Сделано?

Эрмина с некоторым высокомерием кивнула. Этот парень ей давно нравился, но он был не ее круга.

И теперь, после Азара, она смотрела на мужчин несколько по-другому.

- Хорошо, - сказал разбойник. - Пойдем.

Они обманули стражу, используя отвлекающий маневр. Несколько разбойников якобы попытались пробраться на территорию охотничьего домика с другой стороны, чем оттянули на себя большую часть людей. Справиться с остальными не представляло проблемы: под покровом опустившейся темноты сообщники проникли в дом незамеченными.

В спальне, глядя на спящего, Эрмина вновь почувствовала себя неуверенно.

- Постой, - шепотом сказала она парню.

- Что? - обернулся он.

- Н… не надо. Оставь его.

Разбойник окинул ее взглядом. Ухмыльнулся:

- Ты чего? Мужиков мало? Понравилось спать с этим ублюдком?

Эрмина моментально покраснела.

- А ну-ка убирайся! - вспылила она. - Холоп! Ты знаешь, с кем разговариваешь?

- Я человек вольный, а не холоп, - парировал разбойник зло. - По мне всё едино, хоть королева, хоть баронесса. Я ни к кому не ходил на поклон. И не пойду. А ты - беспутная девка, можешь себе это запомнить. На такую и смотреть противно.

Он закинул спящего себе на плечо. Крякнул: колдун весил немало.

Разъяренная Эрмина налетела на него с кулаками. Разбойник знал, что дерется она неплохо, но к такому ходу событий приготовился. Его удар отшвырнул девушку на угол кровати… и она потеряла сознание.

- Вот дура, - процедил парень, глядя на бесчувственное тело. - Ну и лежи тут. Не буду же я двоих тащить.

Выбравшись из дома, человек с тяжелой ношей растворился в темноте ночного леса.

***

На эту казнь собралась посмотреть добрая половина населения Милны.

Неожиданно объявившийся во главе огромного войска барон Этвик во всеуслышание заявил, что выявлен чудовищный заговор с самим дьяволом. Под маской знахаря Азара скрывался злой колдун. Убийство короля - его рук дело. И это только первый шаг.

- Нам известно, - вещали глашатаи, - что королевская семья подалась на слащавые уговоры и посулы. Они уже продали свои души. А вы - вы тоже хотите?

Толпа пока безмолвствовала. Но уже через некоторое время пошел первый ропот.

Он ничего для нас не сделал. Он кормил нас сказками, однако же никого не излечил. А вот принцесса - как объяснить ее чудесное выздоровление? Что ее спасло от самим Богом предначертанной смерти? Ведь многие известные доктора пытались ее вылечить - и ничего.

Начал подниматься шум.

Всем грамотным Этвик предлагал почитать указ самого короля, где было ясно сказано насчет Азара. Как ни странно, убедило это прежде всего тех, кто читать не умел. Пошли разговоры: "Слышал насчет приказа?" "Да, шутка сказать…" "А король-то, поди, уже мертв! Не захотел, стало быть, якшаться с нечистым, вот его и…"

Сожжение готовилось долго и тщательно, у всех на глазах. Барон ясно демонстрировал, что не опасается общественного мнения - да и чего бояться-то с такой армией! Воины разбили свой лагерь на ближайших холмах. Куда ни глянь - везде блестело оружие.

Тем временем глашатаи умело разогревали толпу. Кое-кто уже начал поглядывать в сторону дворца с ненавистью.

Сам колдун, конечно же, был мертв. Этвик не рискнул еще раз общаться с живым Азаром. Снотворное было предосторожностью: барон опасался, что колдунам в самом деле ничего не стоит распознать яд. Он не сообщал Эрмине о своих истинных намерениях, но давно решил умертвить Азара, как только это станет возможным. Для чего заранее заготовил серебряный штырь.

А толпе сообщили, что под пытками колдун во всем сознался.

Кое-кто уже собрался идти на дворец штурмом, но вид стройных рядов королевской гвардии их охладил.

Когда воздвигнутый на одном из холмов столб с привязанным к нему человеком наконец-то запылал, в толпе уже раздавались одобрительные крики. Впрочем, зрелище оказалось не очень интересным. Труп горел буднично и скучно.

Это барон тоже учел. И потому незамедлительно преподнес собравшимся еще один сюрприз.

- Мы снова остались без короля, - прокричал он, влезши на сколоченный утром помост. - Где тот достойный, кто займет это место? Кому мы можем доверять? Тем, кто закрылся у себя во дворце?

- Нет!!! - ревела в ответ толпа, потрясая кулаками.

- Тем, кто заключил договор с дьяволом?

- Нет!!!

Барон усмехнулся.

- Тогда кому? - спросил он с удивлением в голосе.

Толпа озадаченно замолчала.

- Барону Этвику, - донеслось откуда-то, и крик тут же подхватили.

Покачав головой, барон сказал:

- Спасибо за доверие, но я предлагаю выбрать более достойного человека. Прошу. Юный граф Оро!

Его слова приняли на ура. Люди уже были подготовлены, и многие еще сами по себе помнили, кто такой граф Оро. Как же, младший брат предыдущего короля. Старик. А юный -его сын.

Говорят, старик Оро от трона отказался как раз потому, что у него наследников не было. Но Бог таки подарил графу позднего ребенка. Мальчика.

На помост выбрался богато одетый юноша. Сейчас в нем мало кто признал бы оруженосца, который когда-то тенью следовал за Азаром. Ножны с хорошим мечом на поясе, расшитая золотом накидка. Однако в глазах юного графа не было торжества. Он шел, насупившись, словно против своей воли выполнял какие-то бессмысленные действия.

Оглядев приветственно орущую толпу, скосив глаза на барона, затем на горящее пламя, юноша вдруг расправил плечи и прокричал - так, чтобы его слышало как можно больше людей:

- Мой отец поступил правильно. Я допустил ошибку. Я отказываюсь быть королем.

И пока изумленный Этвик хлопал глазами, юноша снял пояс с ножнами, бросил его на помост и спустился. Глаза мальчишки постоянно возвращались к столбу, где уже догорал труп.

Стройный и выверенный план рухнул. Буквально до последнего момента всё шло самым лучшим образом, а тут… Барон лихорадочно думал, как спасти положение. В криках из толпы уже появились вопросительные интонации.

Потом до Этвика дошло: что-то происходит. Люди неожиданно затихли. Словно в человеческое море упала капля тишины и стремительно бегущими кругами поглотила весь шум.

Вдали, рассекая толпу на две части, шел человек. Перед ним расступались, кое-кто начинал молиться, некоторые падали ниц.

Знахарь Азар не смотрел на них. Он направлялся к помосту.

Этвик нервно оглянулся на столб. Тело исчезло.

В этот самый момент барон понял, что испытывает неизвестное раньше чувство.

Страх.

18 глава.

Проснувшись в холодном поту, Алексей уже знал, в чем дело. Его двойника больше не существовало.

На "Аркадии" царила привычная тишина, которая сейчас стала казаться невыносимой. Сон… если это был сон - память запечатлела с поразительной достоверностью. Алексею казалось, будто он ощущал даже запахи.

Его второе "я" убили.

Нужно что-то делать.

Две эти мысли не давали покоя, и в обеих Алексей был уверен.

Несколькими командами он разблокировал голосовой интерфейс "Аркадии" и поинтересовался, есть ли кто-нибудь на борту. Яхта вежливо ответила: никого. Тогда он собрался и попробовал вызвать поочередно Клода, Ларри, Эвелин, Наташу, Марго, Михеля и прочих знакомых. Никто не откликался. Неудивительно. Алексей понимал, что пасуют его способности.

У того, второго Алексея, всё получалось куда лучше.

Следует поспешить.

"Что это со мной? - хмыкнул Алексей. - Преисполнился мыслями о собственной значимости? Мир никак без меня не обойдется и всё такое?…"

Несмотря на самокритичность и иронию, он был по-прежнему уверен: не обойдется.

- Тебе известны координаты Фриды? - спросил он яхту.

- Да, - нейтрально ответил голос из ниоткуда.

- Рассчитай переход с минимальным расходом времени. И выполняй немедленно после окончания расчетов, без доклада.

Он ожидал, что "Аркадия" заупрямится: есть решения, которые обычные пассажиры принимать не вправе. Но яхта начала корректировать курс, а вскоре привычные световые вихри возвестили о входе в гиперпространство.

А пусть Клод подавится, злорадно подумал Алексей. Запер меня здесь и думает, что всё хорошо. Как бы не так!

Мысль об угоне яхты доставляла удовольствие.

Когда через девять часов "Аркадия" вынырнула неподалеку от Фриды, он уже изучил все доступные материалы. Информационные банки яхты хранили каждую крупицу собранного Клодом. Начиная расстоянием до звезды (около ста семидесяти миллионов километров) и заканчивая странными обычаями туземцев подковообразного острова в самом большом океане планеты.

Одежду Алексей скроил по памяти: яркостью сон мог соперничать с любыми наглядными пособиями. Переоблачился. Рассмотрел себя в зеркало. Цокнул языком:

- Хорош, мушкетер!

Отдал последние команды яхте и погрузился в челнок.

Клод навестил его уже на входе в атмосферу. Просто возник из воздуха, как обычно.

- Ты уже знаешь? - были его первые слова.

Алексей пожал плечами:

- Что второго меня убили? Знаю, конечно.

Опустившись в кресло рядом, Клод вопросительно застыл:

- И?…

- Это я хотел бы спросить "и?…", - заметил Алексей.

Кажется, Клод смутился. Задумчиво потер рукой подлокотник, глядя на панель ручного управления. Наконец произнес:

- Никто не ожидал. Алексей, это была наша ошибка. Мне очень жаль.

- Мне тоже. Зато теперь, наверное, доведется присутствовать на собственных похоронах. Уникальная возможность.

- Не спеши, - Клод медленно покачал головой. - Его уже убивали.

Он вкратце поведал о происшествии на Менигуэне. Алексей только хмыкал. А затем сказал:

- Неплохо. Но на этот раз, кажется, ничего такого не будет. Не спрашивай, откуда у меня эта уверенность. В последние несколько часов я не узнаю сам себя.

- А что ты намереваешься делать? - поинтересовался Клод.

Алексей развел руками:

- Заменить его. Мы уже, кстати, на грунте.

- Ты считаешь это разумным?

- Я считаю это необходимым.

Клод поерзал в кресле. Смотреть на него нервничающего было забавно.

- Алексей, - произнес он тихо. - Никакой необходимости больше нет. Его смерть полностью разрушила предопределенность. У Фриды… теперь есть будущее.

- Очень хорошо, - согласился его собеседник. - А теперь, Клод, запомни: кроме судеб цивилизаций есть еще судьбы конкретных людей. Ты никогда этому не придавал особого значения. Даже после того, как совершенно случайно выручил человека, ставшего твоей правой рукой. Я имею в виду Ларри. Ты вечно думаешь о чем-нибудь глобальном, забывая частности. Не могу тебя винить… но у меня есть и свои представления. Ты старше и опытнее - прекрасно. Только приказать мне ты всё равно не можешь.

Клод вздохнул:

- Я и не собираюсь приказывать. Не мой стиль, как ты уже успел заметить. Ты ставишь на карту собственную жизнь. При этом я не совсем понимаю, что тобой движет, ну да ладно. А сам-то ты хоть понимаешь?

- Понимаю, - буркнул Алексей - естественно, не имея об этом ни малейшего представления.

- Хорошо, - с сомнением произнес Клод. - Отговорить тебя всё равно невозможно. Тогда вот что. Будь хотя бы предельно осторожен. У тебя нет тех возможностей, которые были у него.

- Я прекрасно обходился без этих возможностей всю свою жизнь. И ничего, живой до сих пор. А в переделках бывал еще в тех! Видишь ли, Клод, когда чувствуешь себя сильным, это расслабляет. Может быть, именно в эту ловушку попался он - начал считать, что ему море по колено… Не беспокойся, через день-два я вернусь. Целый и невредимый.

Он быстрыми движениями запрограммировал челнок для возвращения на борт "Аркадии". Затем еще раз оглядел себя:

- Ну что, похож я на местного жителя?

Клод задумчиво потер подбородок:

- Похож… Чего-то я в тебе не понимаю. Точнее, в вас обоих. Наверное, между вами все-таки оставалась какая-то связь, и сейчас ты выполняешь то, что считал важным он.

Алексей лишь пожал плечами:

- Возможно.

- Иначе я не нахожу, как объяснить твою целеустремленность. Хорошо, пусть так.

Они вышли из челнока, который почти сразу же стартовал, бесшумно скрывшись в сереющем небе. Здесь только начиналось утро. Алексей вдохнул воздух, наполненный непривычными после "Аркадии" ароматами. Вокруг высился ночной лес: до ближайшего человеческого жилища было много километров.

- Мы заменили труп подделкой, - сообщил Клод, нарушая осеннюю тишь утра. - Они его собираются сжечь.

- Прекрасно, - мрачно кивнул Алексей. - Я устрою этим экзорцистам небольшой сюрприз. Думаю, барон Этвик обрадуется.

***

Скопление людей он увидел издалека. Костер уже пылал, уничтожая весьма реалистично выглядящую куклу. Барон что-то кричал с помоста, воздвигнутого неподалеку.

Он просто шел, не стараясь привлечь к себе внимание. Но люди начали оглядываться и поспешно освобождали дорогу. В их глазах появлялось разное. Чаще всего - страх или благоговейный трепет.

Без малейшей задержки преодолев это людское море, он поднялся на помост. Мертвенно-бледный Этвик, казалось, вот-вот упадет в обморок. Столь сильного и явного испуга на лице барона не доводилось видеть, пожалуй, никому.

Не уделив ему и доли внимания, Алексей обратился к толпе:

- Я пришел сказать, что вас обманули.

***

На "Аркадии" вновь слышались человеческие голоса. Операция на Фриде была завершена, и "боги" собирались вместе. Хотя бы для того, чтобы попрощаться с телом одного из них.

Многие не знали Алексея даже в лицо, поэтому кое-где звучали шутки и смех. Но в зале, где находилось тело, царила полная тишина.

- Никаких надежд? - переспросила Марго. Вид у нее был усталый, словно она не спала уже десяток ночей.

Клод отрицательно покачал головой:

- Нет. Совсем не похоже на тот случай. Второй Алексей почему-то знал, что так и будет.

- Если честно, мне хочется всплакнуть, - призналась Эвелин. - И в то же время чувствую себя глупо. Он как бы и умер, и не умер.

Остальные промолчали: они чувствовали то же самое.

Неожиданно Марго куда-то исчезла. А спустя некоторое время появилась вновь - в дверях зала. Рядом с ней шел высокий юноша.

Он изрядно изменился с момента их последней встречи. Стал на голову выше, в облике проступили взрослые черты, а в походке - присущая офицерам галактической полиции уверенность.

Увидев тело, он переглянулся со своей проводницей. Затем медленно приблизился. Вновь вопросительно взглянул на Марго:

- Это… он?

Та лишь кивнула.

Юноша очень серьезно опустился на одно колено и некоторое время стоял так, рассматривая лицо умершего. Глаза парня увлажнились.

- Он был хорошим человеком.

***

Уже после похорон выяснилось, как Анри очутился на яхте.

Клод заприметил его способности, еще когда судьба столкнула парня с Алексеем. И вот, благодаря этим способностям, юноша тоже почувствовал смерть человека, по отношению к которому испытывал привязанность. Неожиданное озарение было сродни чуду.

Оставаться безучастным Анри не захотел. Используя свои воровские трюки, он угнал из запертого ангара стоящий на ремонте быстроходный катер - и отправился прямиком к Фриде.

За подобные штучки парню грозили огромные неприятности. Вплоть до исключения из училища и огромных штрафов, на оплату которых придется работать всю жизнь.

Но это больше не имело значения.

Анри ясно показал, каким потенциалом обладает: он смог точно определить место гибели и задать катеру координаты, которых не было в галактических сводах. Подобные способности требовали внимания и развития. Клод не собирался упускать столь яркие таланты.

Тем более, что сам Анри был вполне готов учиться чудесам.

***

Эрмину нашли лежащей на полу.

У нее было сотрясение мозга. Никто из товарищей этого, конечно, не знал. Ошарашенные исчезновением Азара, они пытались привести ее в чувство. Хлопали по щекам, трясли, поливали водой. Девушка отвечала невпопад, и из ее слов ничего нельзя было разобрать.

Позднее ее догадались оставить в покое.

Второй неожиданностью явились новости. Армия барона Этвика стоит практически в столице, а знахаря Азара готовятся сжечь. Мертвого, поскольку в своих грехах он сознался.

Совершенно подавленные, товарищи начали собираться в путь. Об Эрмине уже забыли. Но не все.

- Я знаю, кто это сделал, - бормотал де Лири, направляясь к комнате, где лежала девушка. Пальцы юного барона поглаживали рукоять висящего на поясе ножа.

Гибель учителя задела его больше всех остальных. Не признаваясь в том себе самому, он продолжал верить в некую высшую природу Азара. Известный знахарь придал его жизни новое направление… а теперь всё пропало.

И виновата - она.

Решительность де Лири не имела границ. Он во всех деталях представил, как войдет и перережет этой ведьме горло. И дождется, пока она не перестанет дергаться в конвульсиях. Только тогда он посчитает свой долг выполненным.

Однако перед самой дверью его что-то остановило.

В воздухе, перегораживая дорогу, возникло слабое сияние.

- И что ты собираешься делать? - поинтересовался знакомый голос.

От неожиданности парень попятился.

- Учитель? Вы не умерли?

- Умер, - согласился голос. - Но вообще-то я тебя спрашивал, что ты собираешься делать.

Де Лири сглотнул:

- Отомстить. За… за вас.

- Очень мило, - сияние немного сместилось в сторону. - Входи.

Неуверенно парень открыл дверь. Переступил порожек. Посмотрел на кровать.

Эрмина еще толком не пришла в себя. Она лежала без движения, прикрыв глаза. И только грудь мерно вздымалась в такт дыханию.

- Вы… хотите, чтобы я это сделал? - де Лири оглянулся на сияние.

- Теперь ты меня спрашиваешь? - удивился голос. - А перед этим мне показалось, что ты уже всё решил самостоятельно.

- Но я думал… вы умерли.

- Умер, - снова подтвердил голос. - И что?

Парень молчал. Сияние приблизилось.

- Ты знаешь, чем поможет еще одно убийство? Воскресит меня, что ли?

Снова лишь тишина в ответ.

- Хорошо, тебе еще следует об этом подумать. Я не тороплюсь. Если нужно, у нас будет всё время мира. А пока вот что. Ты угадал верно. Меня проткнули в конечном счете именно благодаря стараниям Эрмины. Хотя она потом и вступилась, это было лишь уловкой - чтобы не мучила совесть, когда всё будет сделано. Но она не ожидала, что ее саму предадут те, кого она считала друзьями.

Проплыв вокруг кровати, сияние вернулось на прежнее место перед де Лири.

- Произошедшее было моей ошибкой. Я не смог разобраться в этой женщине. И всё потому, что она сама не может в себе разобраться. Веришь ли Жорж, она меня действительно любила.

Голос надолго замолчал. Парень переминался с ноги на ногу: вся его решительность куда-то пропала. Вспомнился один из строжайших принципов учителя: не убивать. Даже в случае крайней необходимости искать другие выходы.

А еще вспомнилось, что он должен соблюдать предписания даже в отсутствие учителя.

Однако его пальцы всё еще ощупывали рукоять ножа.

- Посмотри на нее, - продолжил наконец голос. - Она красива, не правда ли? Тебе не жаль поднимать руку на красоту?…

- Я сделаю так, как вы скажете, учитель, - сказал де Лири тихо.

- Неужели мне нужно быть постоянно рядом, чтобы ты поступал достойно? Я показал тебе дорогу, по которой ты вполне можешь идти сам. Разве нет? А насчет Эрмины у меня лишь одна просьба: защити ее. Может, даже от самой себя. Сейчас ей придется трудно: давняя мечта обратилась в прах. А вокруг остались одни враги. Ты не понимаешь, Жорж, насколько она несчастна и одинока. Ты… только можешь мне поверить.

Де Лири послушно склонил голову:

- Хорошо, учитель.

Сияние стало тускнеть.

- Я верю в тебя, Жорж, - сказал напоследок голос. - Ты неплохой парень, но впереди еще долгий путь. Живи в мире со своей душой.

На этом всё исчезло.

Де Лири покосился на кровать, где по-прежнему неподвижно лежала девушка. В глазах молодого барона ясно читалось отвращение. Однако, вздохнув, он оставил в покое рукоять ножа, пододвинул стул и сел у изголовья.

Так верный пес ложится охранять вещь, которую его хозяин счел ценной, но которая самому псу не нравится.

***

Вечером многие люди вышли на улицы и долго смотрели в небо.

По какой-то прихоти природы все тучи еще до заката утащило за горизонт. Вот тогда кто-то и заметил новую звезду прямо над головой. Она сияла так ярко, что привычные созвездия отступили на второй план.

Вспоминая дневные события, люди вновь начинали молиться. Мистический трепет распространился повсеместно. Пошли слухи о конце света.

Лишь один человек на всей планете знал, что это яхта Клода. Алексей взял с собой пульт, чтобы иметь возможность вызвать челнок в любое время из любого места. Это давало кое-какие гарантии безопасности. Однако слабый сигнал от крошечного пульта мог уловить только очень мощный приемник. Подобная задача была под силу только ретранслятору "Аркадии". Поэтому, не мудрствуя лукаво, Алексей поместил яхту на геостационарную орбиту.

Об общественном резонансе он как-то не подумал.

Как ни странно, эта рукотворная звезда действительно знаменовала окончание целого этапа в развитии Фриды. Начиналась совершенно другая эра. Что-то особенное витало в воздухе, внушая не только страх, но и надежду.

Поколение, увидевшее чудо, уже не сможет жить по-прежнему.

***

Приготовившаяся к самому худшему стража пропустила Алексея без вопросов.

- Господи, Азар! - вскричал граф де Льен. - Я думал, вы мертвы.

- Как видите, еще жив, - усмехнулся Алексей.

Они по-дружески обнялись.

- До нас доходили безумные слухи, - сообщил Жерар, рассматривая своего собеседника.

- И вы им верите?

- Отчасти. Но я рад, что вы опять с нами.

Алексей покачал головой:

- Это ненадолго. Увы, Жерар, я вас покидаю. Вероятно, навсегда.

Граф заметно погрустнел. Мельком взглянул на море людей, все еще колышущееся по ту сторону моста.

- Сейчас? - спросил он с некоторым разочарованием в голосе. - Азар, я понимаю, что не вправе вас просить, но… У нас отчаянное положение. Вот-вот начнется что-то страшное - то ли война, то ли бойня. Вы нам нужны.

- Ах, Жерар. Один человек - это слишком мало, чтобы спасти мир. Поверьте, я сделал всё, что мог. Теперь дело за вами.

- Да-да, конечно, - граф вздохнул.

- К тому же, - продолжил Алексей с улыбкой, - эта война не состоялась. Я хочу вас поздравить: союз с Адриаполем заключен. А барон нам больше не противник. - Игнорируя вопросительное выражение на лице собеседника, он добавил: - Пойдемте, Жерар, я хочу видеть принцессу.

Они зашагали к зданию дворца.

"Ты должен назвать ее маленькой королевой", - произнес голос в голове Алексея.

"Отстань! - возмутился тот. - Уже надоел: сделай то, сделай другое! Умер, так и не выступай теперь!"

"Так я не нарочно, - начал оправдываться голос. - Зато ведь хорошо получилось, а? Симпатичный костерчик был".

"Да уж, - заметил Алексей. - Ты всегда любил эффектные сцены".

"Я? Разве это я перся через толпу, гордый аки орел? А потом нравоучительные проповеди с помоста толкал? Еще и со скромным видом: мол, ничего особенного, ребята. Воскрес и воскрес".

"Заткнись".

"Послушай, у тебя совершенно никакого уважения к покойникам. Даже к тем, которые умерли героической смертью во благо вселенной. Я тут, понимаешь, в одиночку сделал работу, с которой не справлялись двадцать пять человек, спас целый мир, поплатился за это жизнью - и что? Посмертные награды и высокие слова? Как бы не так! Мне говорят: "заткнись"!"

"Покойников любят за то, что они тихонько лежат и никого не трогают. А ты продолжаешь соваться во все дыры, да еще и обеспечиваешь мне шизофрению".

"Мое тело, кстати, уже собираются хоронить".

"Мои соболезнования, - равнодушно откликнулся Алексей. - Если это было приглашение на похороны, то я не понял".

"Жестокосердая скотина".

"Сгинь!"

Внутренний диалог прервался, потому что в этот момент Алексей с Жераром подошли к покоям принцессы.

- Она убеждена, что вы умерли, - сказал граф де Льен. - С утра не хочет ни с кем разговаривать.

Алексей взялся за ручку двери:

- Тогда лучше я войду один.

Жерар кивнул.

В спальне что-то изменилось. Время, когда здесь царили вечные сумерки и аромат застоявшегося воздуха, прошло. Теперь в окна свободно лился вечерний свет, а воздух радовал свежестью.

Девочки нигде не было.

Бегло взглянув по углам, Алексей направился к балкону.

Облокотясь на перила, Луиза смотрела вдаль. И, словно по воле ее взора, у самого горизонта тучи постепенно расступались, освобождая полоску оранжевого предзакатного неба.

Сейчас в принцессе мало кто узнал бы того ребенка, с которым более двух месяцев назад общался Азар. Исчезли почти все признаки долгой болезни. По-мальчишески коротко остриженные волосы росли теперь густо. От ненормальной худобы мало что осталось. Алексей невольно засмотрелся.

- Да ты теперь красавица! - заметил он с улыбкой.

Вздрогнув, Луиза повернулась. Встретилась с ним глазами.

"Она не верит, что ты - это я, - сказал голос в голове Алексея. - Она чувствует".

"Ну и что теперь делать?" - поинтересовался тот.

"Не знаю".

"Прекрасно. А более оригинальные идеи есть?"

"Хм… Можно попробовать вот что…"

"Эй, ты куда…"

Произошедшее в следующий миг описать трудно. Кружение, потеря ориентации, наслоения образов… Когда же всё закончилось, я понял, что снова ощущаю собственное тело.

Я - существую!

Это казалось удивительным, но в то же время каким-то естественным и логичным.

Голоса в моей голове стихли. Второй Алексей куда-то пропал.

Еще несколько секунд потребовалось, чтобы осознать: я был двумя! Мое "я" словно распалось на две части, пожило так немного, а затем вновь собралось. Два независимых, но очень похожих друг на друга сознания слились в одно.

Невозможно?

В мельчайших подробностях я помнил, как расследовал покушений на Хорфа. Как затем увязался за Марго, приехал на Менигуэн. Парк, дерево со следами молнии, ресторан "Забытые мелодии". Горвальдио, Совет, Скала. Жизнь в роли знахаря Азара.

Но я также помнил, как убирался с Сайгуса на "Тумане". Как выкрутился из щекотливой ситуации на Стекоре, в которую нас неосмотрительно загнал Майк. Месяцы тренировок на пустынной "Аркадии", приезд Наташи, неожиданное развитие отношений.

Это всё прожил я. И никто другой.

Никакого противоречия образы между собой не вызывали. Напротив, сейчас я чувствовал себя так, будто наконец-то избавился от своеобразной ущербности. Жизнь в двух лицах стала приключением, однако именно слияние придавало этому приключению особый смысл. И завершенность.

Теперь я мог взглянуть назад с усмешкой и без малейшей головной боли. В неудачном эксперименте больше не чудилось что-то пугающее.

- Привет, маленькая королева, - сказал я, присев перед Луизой.

- Доктор! - радостно вскрикнула она и, подбежав, обняла меня. - Все говорили, что вас убили.

Я пожал плечами:

- Ну, мало ли. Люди болтают разное.

- Но я… тоже почувствовала. Еще вчера. И сейчас… Вы вернулись?

- Вернулся, - серьезно подтвердил я. - Чтобы сказать тебе до свидания. Ну и порадоваться, глядя на твое здоровье. Мы сделали это, маленькая королева.

- Спасибо вам! - девочка потупилась. - Вы уезжаете?

- Скорее, отправляюсь в другие миры, - улыбнулся я и легко прикоснулся к свежему "ежику" волос.

- В другие миры?!

Моя фраза оказала на принцессу сильнейшее впечатление. Голубые глаза расширились, а лицо выразило смесь самых различных чувств.

- Я помню, - заявила Луиза. - Вы приходили мне во сне! Уже много раз. Еще до того, как… пришли на самом деле.

- Вот как?

- Да, - в голосе девочки звучала убежденность. - Вы звали меня за собой, требовали, чтобы я встала. Я не могла, а потом все-таки вставала. Потом вы брали меня за руку, и мы отправлялись в другой мир. Я помню! Такое огромное поле с цветами и бабочками. Потом пустыня. Там было красное солнце на полнеба. И дом странный - он как будто висел в воздухе. К нему шли люди в таких интересных… я не знаю, плащах, наверное. Потом…

- Погоди-ка, - остановил я ее. - А какого цвета был песок?

Луиза на миг задумалась.

- Под ногами - белого. А вдали какого-то оранжевого. Мне показалось, что цвет меняется.

- Невероятно! - выдохнул я. - Это могла быть только церемония обращения к предкам на Сэхе. Странная планета, странная культура. Раз в местный год они собираются в том огромном здании над землей. Один из них говорит: "Пустыня меняет цвета". После чего все рассаживаются напротив окон и несколько дней напролет смотрят вдаль… Думаю, я узнаю и другие места, где мы с тобой бывали во сне. Но…

Хорошее "но". Я никогда не являлся кому бы то ни было во сне. По крайней мере, осознанно.

- Значит, - сказала Луиза, - вы и вправду бывали там.

Я посмотрел на нее. Глаза девочки сверкали любопытством. А еще, наверное, восторгом.

- Ты тоже, - заметил я, протягивая руку. - Но сон есть сон. Давай попробуем выполнить и это пророчество.

Мы шагнули.

Переход дался мне на удивление легко. Не знаю, почему, но я был уверен, что именно так и случится. Хотя ни одна из моих предшествующих попыток не удавалась.

Луиза крепко держалась за мою руку и возбужденно озиралась вокруг.

Перед нами раскинулись бесконечные луга Фагры. Единственное место на всей планете, которое стоит посетить, зато какое! Подобного многообразия цветов и красок не встретишь, пожалуй, больше нигде.

Цветы и цветы до самого горизонта. Красные, синие, фиолетовые, белые, розовые. Весь спектр радуги со всем возможными оттенками. Дурманящий аромат. Непривычно темное небо с далеким белым солнцем. Разреженный воздух.

Вдоволь насмотревшись, мы сделали следующий шаг.

Громадное красное солнце пугающе нависло над головой. Под ногами - песок. Вдалеке - висящее в воздухе здание.

Сэхе. Лучшие умы галактики до сих пор думают о том, откуда мог взяться обычай хоронить умерших в огромном строении. И как местные обитатели создали столь грандиозное кладбище, по технологиям опередив своих собратьев из других миров на несколько тысяч лет, но при этом не догадались выйти в космос.

Пустыня, к сожалению, в своем обычном состоянии. До следующей церемонии придется ждать долго. Не меньше шести стандартных месяцев.

Идем дальше.

Джунгли на Гильсфаткхэне. Ничего особенного: когда кругом вечные сумерки, много не рассмотришь. А жаль. Сюда меня забросило во время службы в галактической полиции, и этот лес запомнился мне очень хорошо.

Дальше.

Ага, это мы на берегу океана. Все знакомо до боли. Паэна.

Луиза отпустила мою руку и подбежала к полосе мокрого песка. Следующая же волна мягко и настойчиво добралась до ее колен. Принцесса рассмеялась, зачерпнула воду в ладони и попробовала на вкус.

- Соленая, - сообщила она с триумфом, будто миг назад доказала какую-нибудь чрезвычайно важную теорему.

Затем девочка погрустнела.

- Всё как во сне, - она вернулась ко мне, вытирая руки о тунику. - Но потом вы исчезали, а я видела того человека. Которого казнили.

- Другими словами, ты видела сначала будущее, а потом прошлое? - уточнил я.

Луиза задумалась.

- Да, - сказала она наконец. - Это прошлое. Но почему оно мне снилось?

- Ты опасаешься, что оно может вернуться.

Снова долгое молчание.

- Вы вправду уходите, - произнесла девочка тихо - так, что шелест волн едва не заглушил ее слова. - А меня вернете домой. Я знаю. Там всё будет так же.

- Другими словами, после моего ухода для тебя жизнь станет прежней. Именно это ты чувствуешь, моя маленькая королева.

Я жестом пригласил ее идти, и мы направились к месту, где начиналась трава. Уселись, обратившись лицом к океану. Позади, отзываясь на бриз, шелестела листва деревьев.

- Но жизнь не будет такой же, - возразила Луиза. - Я теперь могу ходить. И еще…

Она продемонстрировала сложенные лодочкой ладони. Между ними слабо затлел огонек. Девочка гордо добавила:

- Я знаю, что я не такая, как другие. Но… почему я не могу уйти с вами?

- Тебе кажется, что в другом мире будет лучше?

Луиза покусала губу.

- Мне не нравится, когда людей сжигают. Это неправильно.

Я посмотрел в небо. Здесь солнце еще не перевалило на закатную сторону. А в Милне уже вечер.

- Хочешь послушать сказку? - спросил я, обращаясь к принцессе. - Сказку из другого мира, в котором всё иначе.

- Расскажите! - согласилась девочка. Подобрала края своего одеяния и устроилась поудобнее на траве.

И я начал рассказывать, вспоминая, как эта история уже звучала здесь, на Паэне.

Утреннее Облако родилась в самом начале смутного времени. Ее отец и старшие братья были убиты в разгоревшейся войне, когда она была еще совсем маленькой, поэтому она не могла сожалеть об их гибели больше, чем о гибели любого другого, павшего жертвой кровавых раздоров. Ее мать умерла от одной из болезней, которые стали распространяться вместе с голодом. Четырехлетняя девочка осталась одна. Ее могли бы подобрать уходящие от наступающих врагов крестьяне, но они были слишком озабочены собственными детьми: в то время каждый рот считался лишним…

Когда последние слова этой истории унес бриз, мы еще некоторое время сидели неподвижно. Луиза о чем-то думала.

- Я знаю, - заявила она с неожиданным воодушевлением. - Чудеса внутри нас. Эта женщина изменила мир… и я тоже смогу. Пойдемте, доктор!

Маленькая принцесса решительно взяла меня за руку и шагнула. Передо мной замаячил знакомый балкон.

Трудно было идти следом, сохраняя невозмутимый вид. Может, Луиза мало что поняла, но это именно она переместила нас с Паэны домой!

Потрясающие способности!

***

В принципе, я выполнил всё, ради чего повторно прибыл на Фриду. Оставалось лишь проститься.

- До свидания, доктор! - Луиза помахала мне рукой. Я знал, что в уголках ее глаз сейчас стояли слезы, но этого в темноте видно не было.

- Спасибо вам, Азар, - сказала королева, обняв меня на прощание. - Вы так много для всех нас сделали. Благослови вас Бог!

- Прощайте, - кивнул Жерар. - Может, мы о вас еще услышим.

- Всё возможно, - улыбнулся я. - Но пусть у вас лучше не будет столь сильных неприятностей. Живите счастливо.

Отвернувшись, я зашагал вниз по склону холма. Нащупал на шее шнурок с пультом, снял, повертел в руках. Затем хмыкнул и, хорошенько размахнувшись, забросил его подальше. Неуклюжие транспортные средства мне больше не требовались.

По-прежнему не оглядываясь, я шагнул вперед. На борт "Аркадии".

***

Глубокой ночью новая звезда исчезла с небосклона. Кое-кто клялся, будто видел, как она очень быстро метнулась вниз, к горизонту. Но чудаку мало кто верил.

Столь яркие звезды не падают.

Эпилог.

Теория сильных фигур едва ли доказуема на практике. Однако у всех людей, с которыми мне довелось близко общаться на Фриде, оказались весьма интересные судьбы.

Барона Этвика мое "воскресение" впечатлило настолько, что он забыл старые притязания и поставил свой меч на службу королеве. Это его уму в конечном счете обязано королевство своим процветанием. По сути, Этвик добился желаемого, просто другим путем: он всё равно сосредоточил в своих руках королевскую политику.

Анастасия с Жераром постепенно сходились. Когда было объявлено о женитьбе, никто уже не удивлялся. Эта пара нарушала традиции, но правителям многое бывает дозволено. Особенно хорошим правителям и в благоприятной ситуации.

У королевы родился мальчик. Правда, гораздо позже, чем она предполагала. Подозрения, о которых в свое время узнал Виктор, были беспочвенными.

Особого рассказа заслуживает судьба барона де Лири и Эрмины. История долгих скитаний и удивительной преданности, ненависти, перешедшей в любовь, и безразличия; история, закончившаяся более хорошо, чем можно было ожидать, - но уже через много-много лет.

Одной из наиболее выдающихся личностей я уделил совсем мало внимания. Что поделать: мальчишка-оруженосец для меня всегда маячил где-то на втором плане, даже если его помощь была значительной. А между тем этот человек оставил глубочайший след в истории Фриды. Легенды о нем появлялись и продолжают появляться на огромном пространстве между двумя океанами - их слагают самые разные народы, используя различные слова и языки. Но чем-то все эти легенды схожи: они признают в графе Оро героя.

Луиза… Вот о Луизе промолчу. Во-первых, для мужчины всегда трудно описывать женские похождения. А во-вторых… она сама мне запретила.

…Делая шаг на "Аркадию", я лишь смутно догадывался о судьбах моих знакомых. Равно как и о том, что мне еще придется заглянуть на Фриду. Даже не раз. Хотя бы для того, чтобы мягко разделаться с культом Азара.

Не люблю фанатизма. Особенно когда на его знаменах написано мое имя.

Но были вещи, которые я в тот момент знал наверняка. Мне предстояло снова хорошенько удивить Клода и разобраться с любовью сразу троих женщин.

И первое, и второе куда сложнее, чем спасение мира.

Примечания.

Главный герой романа проводит параллели с европейской историей, однако следует помнить об условности подобных сравнений. Меня привлекала и до сих пор привлекает мысль о детальном исследовании: что произошло бы с миром, не будь крестовых походов. Огромное количество энергии, которую долгое время собирала военизированная Европа, было выплеснуто на Восток, но дело не только в этом. С помощью хитрости венецианцев и силы крестоносцев была сломлена мощь Византии: штурм Константинополя остался для ромеев незаживающей раной. До этого Византия в основном укрепляла свои позиции. Стремление к деспотии в сочетании с утонченной дипломатией и дворцовыми играми плюс варварская жестокость, встроенная в саму мораль, - к чему бы мы пришли? Возможно, печальный конец династии Комнинов - вполне удовлетворительный ответ? Что если бы Византия начала складываться подобно карточному домику, предварительно распространив свое влияние на полмира? Нет, человечество бы не вымерло… но темные века могли затянуться.

Для романа это, впрочем, едва ли имеет значение. Главный герой действует на совершенно другой планете. Учитывая фантастичность ситуации, я время от времени допускал более или менее явные анахронизмы и неточности: карета, стилет, сапоги и т.д. Таким образом, история Фриды не может быть идентична земной.

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

06.01.2008

Оглавление

1 глава.

2 глава.

3 глава.

4 глава.

5 глава.

6 глава.

7 глава.

8 глава.

9 глава.

10 глава.

11 глава.

12 глава.

13 глава.

14 глава.

15 глава.

16 глава.

17 глава.

18 глава.

Эпилог.

Примечания.

Реклама на сайте