«Война Цветов»

Читатель может обнаружить в этой книге нежелательную параллель с событиями 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке и Вашингтоне. Однако все события, происходящие в романе, входят в первоначальный план, записанный автором еще в январе 2000 г.

Я слегка изменил упомянутый отрывок, чтобы сделать сходство с реальными событиями менее разительным, но это слишком важный момент сюжета, чтобы исключить его целиком. Надеюсь, что читатель простит меня за вызванный этим сходством дискомфорт и поймет, что я оставил в книге эти страницы не ради дешевого эффекта и желания сыграть на трагедии, затронувшей стольких людей.

Единственный цветок, чемерица, стоящий в вазе из вулканического стекла посреди огромного письменного стола, светился почти радиоактивной белизной в маленьком кружке искусственного света. В любом другом из великих домов это обманчиво хрупкое растение было бы вышито на знамени, драпирующем стену за троном, но здесь в этом не чувствовалось необходимости. Никто не мог бы проникнуть во внутренние покои чудовищного, похожего на кость здания, не зная, где он находится, и кто здесь правит.

В мире смертных чемерицу называют также рождественской розой: существует предание о маленькой девочке, которой нечего было подарить младенцу Христу. Она расплакалась у Вифлеемских ясель, и из ее слез, упавших в снег, вырос этот цветок. И цветок, и снег крайне маловероятны в Святой Земле тех времен, но на популярности легенды это не отразилось.

Есть еще древнегреческий миф о Мелампе Пилосском, излечившем при помощи чемерицы дочерей тиринфского царя, которых поразило дионисийское безумие, и они бегали по городу с воплями, хохотом и рыданиями.

Есть много преданий о чемерице, и почти во всех присутствуют слезы.

Устранителю Неудобных Препятствий молчать было не в новинку — в молчании он чувствовал себя как рыба в воде.

Он смотрел на освещенный цветок, позволяя мыслям свободно блуждать по самым темным закоулкам своего напоминающего лабиринт разума, и с каменным терпением ждал, когда заговорит сидящий за столом. Пауза затягивалась.

Тот, кто сидел по ту сторону стола и, судя по всему, преследовал в уме собственную добычу, протянул руку и дотронулся до цветка. Шелест его костюма из паутинного шелка при этом движении могла расслышать разве что летучая мышь — или сидящий напротив. Лепесток затрепетал, от прикосновения длинного пальца, лишь ненамного уступающего белизной цветку.