«Прознатчик»

Прознатчик (fb2) - Прознатчик [СИ, авторский вариант] (Хроники Горана - 1) 1333K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Вячеславович Башибузук

Александр Башибузук Хроники Горана. Прознатчик

Пролог

Бледное как снег лицо, закурчавившаяся волнистая бородка и слипшиеся от пота русые пряди, прикрывающие высокий лоб. Молодой мужчина лежал с закрытыми глазами, мощные, перевитые сухими жгутами мускулов руки безвольно распластались поверх мехового одеяла.

Неожиданно он дернулся, словно в судороге, и отрыл глаза.

— Ты смотри, быстрый какой… — Женщина в глухом плаще с капюшоном, стоящая возле кровати, коротко усмехнулась и быстро провела рукой над головой парня. Раздался едва слышный звон, прозрачное облачко, состоявшее из мельчайших серебряных снежинок, сорвалось с маленькой ладошки и осело на лицо мужчины. Живые, полные возмущенного непонимания глаза медленно потускнели и закрылись веками.

Женщина постояла мгновение возле кровати, потом плавно, с изящной грацией развернулась и подошла к алтарю, на котором стояла искусно вырезанная из белого мрамора маленькая статуэтка, изображавшая обнаженную девушку, от ступней до пояса укрытую гирляндами цветов.

В комнате раздался грудной мелодичный голос:

— Госпожа Дея, верная слуга твоя преклоняется перед тобой и просит принять новую душу в лоно твое…

Глава 1

Звериные острова. Остров Быка. Предгорья Черного хребта

9 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Вечер

Бархатная обволакивающая темнота резко сменилась ярким пронзительным светом, вышибающим из глаз жгучие слезы. Глаза закрылись сами по себе, но через мгновение я попробовал их открыть вновь, с трудом пересиливая желание уйти в спасительный мрак, несущий забвение и покой.

Покрытый черной патиной времени потолок, сшитый из тесанных вручную досок. На столбе, покрытом грубыми резными узорами, между потолком и стеной, висит на гвоздике связанный толстыми нитками пучок сухой травы с крупными, фигурными продолговатыми листьями. Паучок пробежал по узорчатой паутинке… Паутинке?

Я захотел протереть глаза… и чуть не заорал от радости, граничащей с животным ужасом. Мускулы сработали, и рука выполнила приказ. Рука выполнила приказ!!! Рука выполнила…

Радость сменилась диким разочарованием. Сон, опять сон… Сознание не хочет мириться с суровой действительностью и тешит себя спасительными грезами, позволяющими хоть на миг вырваться из неотвратимо надвигающегося безумия. В бессильной обиде, на себя и весь мир, опять сжал веки.

— Проснулся? — грудной, мелодичный женский голос показался мне совсем незнакомым, но удивительно приятным. К тому же он каким-то невероятным образом смешивался с пряным ароматом мясного бульона, разбавленного запахом костра. Странное сочетание…

— Проснулся, спрашиваю? — В голосе прозвучали нетерпеливые и требовательные нотки.

— Проснулся, — машинально ответил я и не узнал собственного голоса. Мало того, я не узнал языка, на котором сказал эту фразу, и вдруг стал понимать, что неизвестная девушка говорит на том же языке. Отрывистом, полном гласных звуков, совершенно незнакомом мне, но все равно вполне доносящем смысл сказанного.

— Вот и молодец. Теперь вставай и иди есть… — Надо мной возникло миловидное округлое женское личико с большими немного раскосыми глазами и собранными от висков в две толстых косы темно-русыми волосами.

— Ты кто? — быстро спросил я, стараясь воспользоваться последними мгновениями пред грядущим безумием. В том, что оно наступит, сомнений уже не оставалось. Все не так, все непривычно, вплоть до холодных судорог, железной хваткой охватывающих разум.

Сложенные из массивных валунов низкие стены. Закопченные сучковатые балки, увешанные пучками сухих трав и связками чего-то непонятного, очень похожего на мелкие косточки. На стенах мохнатые шкуры, полки уставлены горшками, кривоватыми скляницами и мешочками. Грубо кованные стенные шандалы с бесформенными кусками чего-то светящегося ярким, мягким светом. В уголочке, между сундуков, каменный алтарь с тлеющей лампадкой, подле женской фигурки искусно вырезанной из какого-то белоснежного камня. Не правильно, я не должен здесь быть. Почему не знаю, но не должен!..

И девушка… Ладная фигура, но совсем не хрупкая, полная силы, мощи и одновременно диковатой грации. Русые волосы, собранные в несколько кос, унизанных кольцами желтого, тусклого металла. Лицо немного простоватое, но милое, правильных очертаний, кажущееся немного скуластым, скорее всего из-за больших глаз с изумрудно-зелеными радужками, поддернутых уголками к вискам. Длинная черная юбка, в нее заправлена белая блуза с широкими пузырчатыми рукавами; овчинная безрукавка мехом наружу. На широком, проклепанном кожаном поясе — длинный широкий нож в потертых ножнах, слегка изогнутую рукоятку которого венчает черная голова непонятного зверя. Множество браслетов на руках и ожерелье из чеканных черных бляшек с медальоном в виде… странного, совсем не человеческого черепа с тремя рубиновыми глазами…

— Кто ты?.. — я машинально повторил вопрос, не в силах воспринять окружающую меня действительность.

— Я? — слегка удивилась девушка, но потом улыбнулась и ответила: — Я Мала. Малена. Как ты себя чувствуешь?

— Чувствую? — Я с удивлением рассматривал свою руку. Толстое запястье, мощное предплечье, массивная мозолистая ладонь… Но как? Как я могу рассматривать свою руку, если я… что я? Ничего не помню. Знаю лишь, что раньше не мог рассматривать свою руку… Господи!!! Память внезапно вернулась и я, словно со стороны, увидел мертвенно-блеклую больничную палату, множество непонятных медицинских приборов и высохшее, словно мумифицированное, мужское тело на кровати. Лицо не рассмотрел, мешала кислородная маска, но был совершенно уверен, что это я… Да, я, некогда здоровый, полный жизненной энергии, превратившийся волей судьбы в усыхающее растение… Но почему? Как? Эти фрагменты напрочь исчезли из памяти.

— Вспомнил? — Малена уже отвернулась к очагу и что-то помешивала длинной деревянной лопаткой в закопченном котелке, висевшем над большим очагом, обложенным диким камнем.

— Не все… — выдавил я из себя и внутренне трепеща, попробовал сесть… и сел!!!

— И что же ты вспомнил? — Девушка споро собирала на стол; взмах тесака устрашающего вида — и с легким треском от большой круглой ковриги отделился ломоть ноздреватого, пахнущего легкой кислинкой хлеба; еще взмах — рядом лег второй.

— Практически ничего… — Я наконец обратил внимание, что на мне надета рубаха из грубого домотканого холста, вышитая немудрящими, слегка напоминающими скандинавские узорами по вороту. И той же ткани широкие свободные порты. Неожиданно в голове возник вопрос и сразу же прозвучал в голосе: — Скажи, Мала, а как меня зовут?

— Как тебя звали раньше, я не знаю, — Малена плюхнула половник дымящегося, источавшего дивный аромат мясного варева в большую глиняную миску. — А сейчас тебя зовут Гор.

— Гор… — я попробовал проговорить это имя, словно пробуя его на вкус. — Гор… А кто этот Гор… был?..

— Дурак, — категорично выдала Малена и с хрустом раздавила несколько зубков чеснока, придавив их клинком своего тесака к доске, на которой рубила хлеб. Собрала остро пахнущие комочки на лезвие и аккуратно, поровну распределила по мискам. После чего посмотрела на меня и еще раз повторила, на этот раз, добавив определений: — Дурак. Слабоумный. Тупой. Лишенный разума. — Девушка помедлила и с некоторым самодовольством добавила: — Раньше был…

— Поясни… — Я себя в этом обличье не ощущал дураком. Совсем наоборот, мысли отличались невиданной ясностью.

— Ты встаешь? — сквозь голос Малены опять проскочили нотки нетерпения. — Да вставай же ты…

Мысль о том, что надо встать, резанула непонятным страхом, впрочем, мгновенно сменившимся такой же непонятной уверенностью. Встать? Да это же просто… Мозги подали команду телу, и оно послушно встало. Упруго, быстро и ловко — как отлаженная, хорошо смазанная машина… Господи!!! Я краем глаза уловил свое отражение в большом зеркале, обрамленном резной причудливой оправой. Повернулся — и чуть не потерял сознание… На меня смотрел молодой мужик с рублеными, немного резковатыми чертами лица — совсем молодого лица, если бы не сеточка морщин, тянувшаяся от уголков глаз. Целая копна волнистых русых волос, саженные, чуть покатые плечи, мощная шея… Это я? Я? Да как?..

— Что, нравишься сам себе? — Ко мне подошла Малена и по-хозяйски, как свое имущество, похлопала по спине. — Да-а… — протянула она, — всем хорош был Гор, окромя головы своей пустой. Но этот недостаток я исправила. Кажется, исправила.

— Спасибо. — Мое сердце выбивало бравурные марши, но разум, на удивление, остался холоден. Напрочь пропали беспокойство и сомнения, а страх сменился ледяной уверенностью.

— Отработаешь, — обыденно бросила девушка и добавила: — Обязательно отработаешь. А теперь пошли есть. Вечереет, пора уже.

Я прошлепал босыми ногами по тканым половикам, остро ощущая каждый узелок, каждую ниточку, и сел на табурет возле мощного, сбитого из тесаных плах стола. Деревянная, потемневшая от времени ложка зачерпнула дымящейся жидкости, покрытой янтарным слоем жирка.

— Оу-м-м… — Я чуть не задохнулся от острого, на грани сексуального, гастрономического наслаждения. Не помню я… не помню такого наслаждения от еды. Такое впечатление, что не ел неделю… нет — месяц!

— Вкусно? — гордо поинтересовалась Малена, отмахнула тесаком от большого кусмана вареной мясной мякоти его добрую половину и, наколов на острие, подала мне. — Держи… да не спеши ты…

— Рассказывай… — Я руками разодрал огненно-горячее мясо, присыпал серой крупной солью и, положив один кусок на ломоть хлеба, яростно вцепился в него зубами.

— Требовать будешь у мамаши своей… — Лицо Малены полыхнуло недовольством, но почти мгновенно сгладилось. — Так уж и быть. Расскажу. Жил был Гор… Горан, сын Ракши. Красивый, могучий парень, но полный никчема. Давно бы изгнали бедолагу — ведь дурак совсем, но его покойная мать приходилась сестрой Усладе, старшей жене Збора — нынешнего старшины рода. Поэтому и оставили. Толку от него не было никакого. Силищи немерено, бревна об колено ломал, а боялся любого громкого окрика. Помыкали им все. Даже сопливые ребятишки, не говоря уже о мужиках, завидующих облику и силе, не тому даденых. Испытание он само собой не прошел, даже не допустили. К воинскому делу, соответственно. Да и какой из него боец? Тут главное — дух, ан нет, отсутствовал он у Горана. Опять же, разумом его Старшие Властительницы обидели, а какой вой без мозгов?

Правда, парень он был исполнительным, безотказным. Любую работу за радость считал. Вот людишки и пользовались дармовой силушкой немилосердно. Бабы, особенно вдовушки, сначала привечали Гора, понятно зачем, но и здесь толку никакого не случилось. Ему хоть сиську в рот сунь, лыбится и совсем не понимает, что от него требуется. А бабы-то, они народец подлючий: как поняли, что пользы от него в этом деле, как от козла молока — стали изводить парня всячески, шпынять немилосердно, пакости строить, да мужиков подговаривать, будто беду он приносит. Вот так-то. Ах, да… совсем забыла… немым он был — мычал только…

Мала замолчала, аккуратно отрезала кусочек мяса, наколола его на двузубую вилку и отправила в рот. Медленно прожевала и продолжила:

— А вот что дальше было, тебе знать незачем. Скажу лишь только, что забрала я его. Забрала и сотворила должное. То, что мне предначертала Дея…

Я слушал Малену краем уха, оставаясь абсолютно равнодушным к злоключениям бедолаги Горана. Даже не волновало, что этим Гораном был я сам. Сознание занимало другое: я начал вспоминать себя прежнего — покадрово, как в комиксе. Пролетели редкие кадры, и все окончилось картинкой, которую я уже видел. Только теперь она дополнилась тюремными решетками в больничной палате.

Это все? Все, что мне стоит знать из своей прежней жизни? А как же?.. Я понимаю, что вспомнил не все — только знаковые события. Но… но неужели больше ничего не было? Неужели я так глупо и пусто прожил жизнь? Усилием воли попытался вспомнить, даже зубы стиснул от напряжения, но ничего не получилось, и я вынужден был констатировать: да, больше ничего не было — этими кадрами можно охарактеризовать всю мою прошлую жизнь. Пустую, ненастоящую, зря прожитую в погоне за фальшивыми идеалами. А вообще… получается, что у меня и не было… идеалов этих. Обманки одни.

Злости не ощущал, оставался абсолютно спокойным, только где-то глубоко промелькнула легкая обида на себя — промелькнула и пропала. То, что меня непонятно каким образом занесло в чужое тело — даже, возможно, в другой мир, абсолютно не волновало. Никак, никоим образом, даже наоборот, появилось некоторое удовлетворение: удовлетворение тем, что я жив и могу еще раз попробовать. Попробовать достойно прожить свою жизнь.

— …держи…

Я очнулся и увидел в ручке Малены черную, чеканенную странными узорами стопочку.

— Выпьем… — Девушка стукнула своим стаканчиком об мой и, закрыв глаза, лихо опрокинула его в рот. Смешно сморщилась и сразу потянулась за кусочком хлеба.

Я молча выпил и моментально почувствовал, как по телу разливается жаркая волна, в голове зашумело, в висках словно звякнули серебряные колокольчики.

— Что это? — Я попытался идентифицировать среди коллекции своих ощущений содержимое стопки, и не смог. Похоже на спирт, но мягче и абсолютно без вкуса. Разве что наблюдается очень легкое, почти неощутимое хлебное послевкусие.

— Великоградская тройная огневица… — небрежно бросила Малена и выбрав в плошке сморщенный соленый огурец, аппетитно им хрумкнула. — Монаси великоградские творят.

— Водка? — Я последовал примеру девушки и чуть не скривился: огурчик оказался огненно-острым и одновременно кислым до невозможности. Но вкусным!!!

— Какая «водка»? Что такое «водка»? — заинтересовалась Малена и, забрав у меня миску, плеснула туда еще половник бульона. — Что-то из твоей прежней памяти?

— Да. Так ты все знаешь? — Я с легким удивлением обнаружил, что мне не хочется много говорить. Все вопросы и ответы получались односложными, короткими. Тем не менее, я умудрялся вполне удачно выражать свои мысли.

— Смотря что, — Мала секунду поколебалась и опять наполнила стопки из большущей квадратной бутыли черного стекла. — Кем ты был раньше — не знаю. Знаю лишь только, что в своем старом мире ты был лишним.

— А в этом?

— Как получится… — усмехнулась Малена и повторила: — Как получится…

— Зачем ты это сделала? И как?.. — Мне почему-то это было совсем неинтересно, но вопрос все же прозвучал. Как бы по инерции.

— Такова была воля одной из Сестер. А как? Честно говоря, я сама не очень понимаю. — Мала пожала плечиками. — Да и не хочу понимать. Сестры плетут кружева предначертаний невидимыми для смертных. И тебе не надо понимать. Просто радуйся новой жизни и постарайся прожить ее с достоинством.

— Мне надо многое узнать про твой мир.

— Спрашивай.

— Кто ты, Мала?

— Яга, — обыденно ответила девушка, — ягушка, ежка, ворожка, ведуница… По-разному таких как я называют. А еще нас кличут колдовками и ведьмами.

— Баба Яга… — я проговорил вслух мелькнувшее в голове название. Вот только что оно значит?

— Бабы коров за вымя дергают!.. — неожиданно зло прошипела Мала. — Язык попридержи, а то…

— Не злись… — я успокаивающе поднял ладонь. — Я даже не помню, что это слово означает.

— Так бы и сказал, — улыбнулась девушка и стрельнула глазками на бутыль: — Ну что, по последней?

Я прислушался к своему новому телу и решил, что совсем не против пропустить еще стопку, этой «великоградской тройной». Голова ясная, по телу пробегают теплые волны, постреливая огненными искорками в руки и ноги, хочется улыбаться. Так почему бы и нет?

— Давай. А на каком языке мы говорим?

— Ославский. На нем все Звериные острова говорят, — пояснила Мала и добавила на стол еще несколько плошек с заедками. — Мы сейчас находимся на острове Быка — он самый большой. Еще есть Волчий, Гадючий, Медвежий острова, остров Тура, Орла, Куницы. Ну и еще множество мелких. Народ, проживающий здесь, зовется ославы, иногда нас еще называют чудины, но за это слово, неосторожно брошенное на Островах, могут убить. Не любит местный народец его — оскорблением считают.

— А ты тоже ослава? — поинтересовался я, зачерпнув ложкой ледяной квашеной капусты, пересыпанной клюквой. — Глаза…

— Заметил, да? — Мала кокетливо глянула в зеркало. — Нет, но считаюсь словеной. Надо говорить «словена», а не «ослава». Мужик — словен, девка — словена или словенка. Вместе они — ославы. Понял? Да, у нас все по женской линии считают. Деда моего бабуля в походе поимела — из Лесного Края он был — сами себя они называют — народ Ветвей, или алвы. — Малена хихикнула, убрала прядь волос и подмигнула: — Видишь раскосые глаза? От деда достались, кровь алвов крепка-а-ая. Ценится…

У меня немедленно в голове родилась непонятное слово, и я невольно перебил Малену:

— Эльфы?

— Какие такие «элфы»? Не знаю никаких «элфов», — с улыбкой меня передразнила немного захмелевшая Мала, а потом очень серьезно посоветовала: — Ты бы уже заканчивал чушь пороть. Забудь все и живи новой жизнью. Народец на Островах горячий, могут, не поняв, оскорбиться, да и прибить походя. А на материке мигом на костер угодишь за слова непонятные: значит, еретические. У них сейчас Белый Синод начал свирепствовать, за ереси борзо взялись. Понял?

— Понял, — коротко ответил я. — Ну так что там с дедом?

Мала одобрительно кивнула и, закинув в ротик ягодку, продолжила:

— Ценятся мужчины алвов среди женщин народа ославов. Красивые, ласковые, семя сильное, дети здоровые получаются. Однако взять их силой очень трудно, почти невозможно — все поголовно владеющие, хитрости непревзойденной, да еще воины отменные. Не знаю, как бабка сладила, но мама говорила, что на Островах она была самой первой красавицей и признанной воительницей. Так вот, она вернулась из похода уже пузатой. Благополучно родила мою маму, а потом и сгинула в очередном набеге. Матушка-то за словена пошла, но кровь деда уже перебить не поучилось.

— Что значит «владеющие»? — на всякий случай уточнил я. В голове мелькнуло слово «магия», но озвучивать его я не стал.

— Владеющие Силой, — обыденно пояснила Мала. — Разными формами стихий, проявлениями Эфира и иных Пределов. Чародеи и чародейки.

— Маги? Владеющие магией?

— Не знаю такого слова… — помотала головой девушка. — Сказала же, владеющие Силой, или чародеи.

— А ты? — я испытующе посмотрел на девушку.

— Я Яга, — немножко грустно и почему-то торжественно ответила Малена. — Я другая. Меня владеющие своей не признают. Люди тоже за свою не считают, даже не разрешают жить рядом с ними, но и без меня не могут. Судьба мне быть одной…

— Как ты стала Ягой?

— Просто, очень просто. Пришла в селение Дрина, прежняя хозяйка, — девушка обвела рукой комнату. — И потребовала девочку. По обычаю имела право. К тому времени я уже сиротой осталась, вот обчество и сообразило лишний рот отдать. А потом, когда время пришло, Дрина мне передала дар, а сама ушла. Вот и все. И я так сделаю. Своих-то детей мы иметь не можем.

Я промолчал, рассматривая Малену. С виду веселая, беззаботная, но есть в ней что-то печальное.

— Знаешь что? — Мала неожиданно встала и достала из сундука большую, завернутую в кусок холстины книгу. — Держи, почитаешь перед сном. Тут много правды, но и без небылиц не обошлось. А я пойду, пора мне.

— Куда?

— По делам, — коротко ответила Мала и вышла в прихожую. Через время заглянула обратно, уже в длинной дохе и пушистой меховой шапке. — На улицу не ходи, ночь уже. Рудь тебя еще не знает, может помять ненароком.

— Кто такой Рудь?

— Лешак, — коротко бросила Малена и захлопнула дверь.

— Лешак? — Я немного постоял, пытаясь осмыслить возникший в голове образ корявого, поросшего ветками чудища, затем присел на кровать и развернул тяжелую книгу. На толстой коже обложки отливала серебром какая-то вязь, очень похожая на готический шрифт. К своему немалому удивлению, я смог ее прочитать: «Бестиарий и описание рас Мира Упорядоченного от преподобного Эдельберта из Великограда». Ну что же, почитаем…

Глава 2

«…телом велик, подобен человеку строением и космат аки медведь горный, окрасом черен с подпалинами али рыжий, разума невеликого, с детским схожего. Прибежище ищет в чащах лесных и на кручах горных, подале от людства разумного. На Звериных островах кличут его лешаком, на материке обзывают лесным хозяином, и много иных имен дают в других землях и владениях. Некоторые почтенные исследователи и невежественная чернь наделяют оного силой повелевать зверями и пущами лесными, и иными сильными чародейскими способностями, однако, не имея документальных свидетельств проявления подобного, склонен подвергнуть сомнению сии утверждения, но признаю возможность владения лешаком примитивной природной силой…»

(Преподобный Эдельберт Великоградский. «Бестиарий и описание рас Мира Упорядоченного»)

Звериные острова. Остров Быка. Предгорья Черного хребта.

10 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Раннее утро

Тонкий ледок, подернувший воду в корыте, лопнул с легким музыкальным звоном. Я набрал полные ладони и с наслаждением плеснул в лицо ледяной водицей. Поискал взглядом и сдернул с гвоздика домотканое полотенце, расшитое по краю растительной вязью.

Вечера никак не мог заснуть, познавая новый мир, оторвался от книги только когда в маленьком окошке забрезжили розовые лучи зари. Читал, и не мог отделаться от ощущения, что многое из изложенного преподобным Эдельбертом я уже слышал. Но как-то странно: не буквально, а очень и очень примерно. Почти каждому образу, каждому определению из книги у меня находился иной образ, иное определение из моей памяти, примерно схожие, но все же не те. А еще, с каждой строчкой, я все больше и больше убеждался, что мой новый мир абсолютно не похож на тот, в котором…

Скрипнула входная дверь, и на пороге появилась окутанная клубами пара Малена. Свежая, с румяными щеками, пахнущая морозом, хвоей, и от этого удивительно привлекательная.

— Не спал? — Девушка поставила в угол широкие, короткие охотничьи лыжи, скинула мне на руки тяжелую меховую доху и устало присела на скамью, привалившись спиной к стене и вытянув ноги в пушистых меховых бахилах.

— Да, не спал. — Я обмел веничком полы дохи и повесил ее на торчавший из балки сучок.

— И зря, дел у тебя сегодня невпроворот… — неодобрительно покачала головой Мала, потом состроила умоляющее личико и ткнула пальчиком в бахилы: — Поможешь?

Я молча стянул с нее сапоги и поставил их у порога, затем подвинул к девушке расшитые бисером меховые домашние тапочки.

Мала довольно хихикнула:

— А мне нравится. Уже отвыкла, все сама да сама. Продолжай в том же духе…

— Зачем я тебе? — прервал я девушку. — Тапки подавать?

— Прикажу — будешь подавать… — Улыбка мгновенно слетела с лица Малены. — Смотрю, много воли взял…

— Я задал тебе вопрос, — спокойно проговорил я, проигнорировав злость Малы. Где-то глубоко внутри проскользнуло желание вспылить, но очень быстро пропало, разбившись о ледяное спокойствие моей новой личины.

— Ладно, не бери в голову, — внезапно оттаяла девушка. — Ты мне ничего не должен. Я отпущу тебя, но позже. Ты сейчас как младенец, которого всему надо учить заново. Пошли лучше позавтракаем, я сейчас готова вепря целиком сожрать, так проголодалась. Впрочем, можешь уже уходить, я тебя не держу… — Зеленые глазки Малены ехидно прищурились.

— Без завтрака? — я изобразил тяжелое раздумье. — Ну уж нет…

Мала засмеялась, ухватившись за мою руку, встала и направилась в комнату. Возле двери обернулась и сказала:

— Побудь в прихожке, пока я переоденусь. Негоже девице пред мужиком телесами сверкать.

Лукаво подмигнула и опять заразительно рассмеялась…

Я молча отвернулся, а когда за спиной скрипнула дверца, подошел к стойке у дальней стенки и взял в руки рогатину с коротким и толстым бугристым древком. Мгновенно в голове отобразилась одна из картинок прошлой жизни.

— Хоть что-то может оказаться полезным… — тихонечко прошептал я и провел пальцем по длинному и широкому листовидному наконечнику. Неожиданно по голубому металлу проскочили холодные серебристые искры, сложились в мудреную вязь и так же неожиданно погасли…

— Не балуй… — из-за моей спины выступила Малена, взяла рогатину и поставила ее обратно в стойку. — Всему свое время…

Я отступил на шаг и подивился тому, как быстро девушка успела переодеться. В отличие от вчерашнего дня, сейчас на ней красовалось черное прямое платье с широкими свободными рукавами, расшитое по подолу и вороту серебряными узорами, и коротенькая, отороченная серебристым мехом душегрейка. Косы девушка распустила и уложила волосы под маленькую черную шапочку, немного напоминающую головной убор какого-то восточного народа из моей прошлой жизни. Впрочем, браслеты на руках, ожерелье с трехглазым черепом — остались те же, но пояс со страхолюдным тесаком исчез.

— Нравлюсь? — Малена проследила за моим взглядом; хихикнув, крутнулась на месте, а потом подтолкнула меня по направлению к двери: — Иди уже, остынет все…

Со стола каким-то чудесным образом уже исчезли остатки вчерашнего ужина. Теперь на нем, на большом деревянном блюде, исходила жаром и непередаваемым запахом свежей выпечки целая груда румяных пирожков в окружении плошек со сметаной и вареньем.

— Но как? — Я разломил один из пирожков и с наслаждением втянул в себя насыщенный ягодный аромат. — Когда успела?

— Я тут ни при чем, — улыбнулась Мала. — Это Домна спроворила; видать, ты ей чем-то приглянулся.

— Домна? — Я припомнил, как вчера ночью несколько раз улавливал отчетливое шебаршение по углам, а раз даже приметил желтые круглые огоньки, приняв их за обычную крысу или что-то подобное.

— Домовица, — обыденно объяснила Малена, разлила по чашкам ароматный травяной настой и процитировала: «Всякому жилищу положен домашний дух, сиречь домовик, кои, как и люди, разного полу бывают…»

— «…оные духи при случае симпатии, возникшей к хозяину, пользу великую приносят и способны иметь воплощение земное, обличьем весьма похожее на карл ярмарочных, порой пригожее, и приятное для взора, ежели они полу женского, однако вельми замазанное сажей и прочим сором…» — повторил я слова преподобного Эдельберта, закончив фразу за Малку.

При последних моих словах в углу кто-то возмущенно и громко чихнул.

Я немедленно откусил от пирожка, и с набитым ртом, отчаянно чавкая, продекламировал:

— Домна, домовица, пригожа девица, ликом светла, станом тонка! — Затем встал, поклонился в пояс и громко сказал: — Любо мне!

После моих слов по комнате будто теплый ветерок прошел, даже показалось, что светлее стало. В уголке еще раз чихнули, на этот раз довольно, а потом все стихло.

— Ты быстро учишься, — удивилась Малена. — Не ожидала.

— Просто обнаружил, что мне нравится читать. — Я осторожно глотнул настоя из чашки и выбрал еще один пирожок. — По крайней мере, мне так кажется…

— Похвально, похвально. — Мала даже несколько раз одобрительно хлопнула в ладоши. — Я тебе сегодня дам еще несколько книг.

— Почему несколько?

— Остальные — нельзя, — коротко и строго отрезала Мала. — Ты должен запомнить: пока живешь в этом доме — делаешь только то, что я разрешу. Любая самодеятельность может закончиться очень плохо.

— Хорошо, — я вежливо склонил голову. — Пирожков еще много, нескоро съедим, так почему бы тебе не рассказать мне про Острова и ославов?

— Много, — согласилась Малена и со вздохом посмотрела на блюдо. — Тогда слушай. Жителей Звериных островов остальные жители Упорядоченного считают грубыми варварами, при этом еще разбойниками и пиратами…

К тому времени как с блюда исчез последний пирожок, Малена успела довольно много мне рассказать про своих сородичей. Я даже подыскал им аналогию из своего прежнего мира — народ севера под непонятным названием «варяги». Однако, как я уже говорил, сравнение оказалось очень и очень приблизительным, совпадая лишь по немногим общим чертам, а в остальном совершенно противоречиво.

— …разбойничают, конечно — куда без этого, но чаще сбиваются в наемные ватаги и идут на службу к князьям на материк… — Мала пресыщенно вздохнула и решительным движением подвинула блюдо ко мне. — Но это почти всегда в первую треть, реже до середины второй, а потом уже, если выживут, оседают на Островах.

— Треть?

— Первая треть жизни, — менторским тоном объяснила Малена. — Жизненный цикл ослава делится на три трети: первые две длятся ровно по тридцать лет каждая, а третья — уж как получится; некоторые и до двухсот лет доживают… — Девушка опять тяжело вздохнула и все-таки стащила последний пирожок с блюда. — Так вот, первая треть — период испытаний и становления, вторая — период мужества: каждый словен и словенка обязаны вернуться домой и определиться по жизни; ну а третья… третья — это период, исходящий из первых двух. А вообще, на нас много напраслины возводят. Ославы много трудятся — к примеру, за морским зверем ходят к Вечным Льдам, скотину разводят, в шахтах руду добывают. Островная черная руда, едва ли уступает по ценности знаменитой голубой, со Скалистого хребта, да и кузнецы ославские славятся на весь Упорядоченный, чтобы там хафлинги не плели…

— Хафлинги? — переспросил я, так как согласно труду преподобного Эдельберта, самой ближайшей аналогией этому народу были гномы из легенд моего родного мира. Правда, самих легенд так и не вспомнил — один образ бородатого могучего коротышки в рогатой железной шапке.

— Они же подгорники, — кивнула Мала. — Пакостный, вредный народец, хотя и мастера великие.

— Жадные бородатые коротышки?

— Скорее прижимистые: торговцам и положено быть такими, — поправила меня девушка. — Ростом они, конечно, поменьше остального люда будут, но не сильно. Зато широкие не в меру. И да — бородатые; правда, насколько я знаю, приличную бороду у них еще заслужить надо.

— И жену тоже… — улыбнулся я, вспомнив еще одну характеристику Эдельберта, данную этому племени.

— Ага, точно, — рассмеялась Малена. — С этим у них проблема. Мало того что надо в потребный возраст войти, соответствовать Древу рода, в котором все возможные варианты брачных союзов предусмотрены на века вперед, так еще и состояние сколотить. Девы у них требовательные. Как по мне, любой при такой жизни вредным и пакостным станет.

— И как остальные с ними уживаются?

— Нормально, — пожала плечиками девушка. — В основном нормально, все же Старшие Сестры все народы скопом создали и привели в Упорядоченный, не наделяя никого особыми преимуществами. А уже потом каждый пошел своим путем, так что особой любви не наблюдается, но все же как-то уживаются. Правда, владетели боярств, пограничных Скалистому хребту, порой пытаются свары устраивать, по уши вляпавшись к бородачам в долги, но с теми особо не забалуешь. Набольшие хафлингов дела ведут с самими князьями, так что все быстро становится на место. А еще, несколько веков назад, при нашествии степняков хашиитов, пришлось биться всем вместе. Тогда даже алвы из Пущ вышли, ибо страшное могло случиться…

— Битва при Дромадаре?

— Да… — Малена гибко встала и, сняв с полки толстую книгу, положила ее передо мной. — Вот. Как по мне, Феофан из Костополя все верно и правдиво описал… — Девушка вдруг замолчала, а потом неожиданно заявила: — Что-то мы с тобой засиделись, дружок. Пора тебе потрудиться. Да и для меня делишки вдруг нашлись.

— Говори что делать… — охотно предложил я. Чувствую себя отлично, энергия так и бьет через край. К тому же очень хочется выйти на улицу и воочию взглянуть на новый для меня мир.

— Не спеши. — Мала поманила меня за собой пальчиком и вышла в прихожую комнату. Провела ладошкой над большим сундуком, открыла его и стала доставать аккуратно сложенную одежду. — Вот, держи. Нынче морозец приударил, а ты совсем голый. Давай не стой столбом, переодевайся.

— Это мое было?

— Скажешь тоже… — отмахнулась Мала и сунула мне в руки меховой малахай. — Твою рванину давно вороны в гнезда растащили. А эту одежку я припасла, пока ты в беспамятстве валялся. Живо, живо…

Когда Малена ушла к себе, быстро переоделся и подивился местной одежке. Насколько я понимаю, здесь процветает махровое средневековье, а смотри как продуманно…

Два комплекта нательного белья: одно тонкое, шерстяное, грубой выделки, но приятное телу; второе подобно мелкоячеистой сетке — для того, чтобы циркуляции воздуха под одеждой не мешать. Крупной вязки толстенный шерстяной свитер под горло, очень теплый, и тоже приятный на ощупь. Комбинезон на помочах до груди, грубой и на вид очень прочной ткани, подбитый стриженой овчиной. Высокие бродни из толстой, но мягкой кожи, подвязывающиеся ремешками на щиколотке и под коленом — с меховыми чулками внутри. Ну и овчинная парка с капюшоном, кроем немного схожая с летной курткой, только длинная — почти до колен. Застегивающаяся в запах на хитрую систему из петель и деревянных палочек. Да… малахай забыл. Уши почти до пояса, сам из меха какого-то водоплавающего сшит, по ости видно.

Присел пару раз и остался доволен. Все как по мерке — нигде не давит, удобно и продуманно. И… вроде такая одежка немалых денег должна стоить. Если оные тут ходят — пока не встречал упоминания в книге.

Но озаботиться этим фактом я не успел. Отворилась дверь, и Малена протянула мне широкий клепаный пояс с небольшой сумочкой и двумя ножами в ножнах — длинным широким и совсем коротким кривым:

— Держи. Негоже словену без клинка. Теперь по работе. Наколешь дров — там Рудь лесин в избытке натащил, да воды из ручья натаскаешь в котел при баньке, да сарайку поправишь — инструмент в нем же найдешь, да сам посмотри, что еще можно сделать, мужскому взгляду оно виднее. А попозже, баньку истопи, да поядреней: чай, неделя сегодня — париться надо, нутро тешить…

При последних словах Малена неожиданно прыснула смехом и, треснув дверью, спряталась в комнате.

— Какая-то ты не такая, Баба Яга… — прошептал я, рассматривая длинный тяжелый нож с костяной рукояткой, очень похожий своим видом на скрамасакс.

— Очень даже такая, — немедленно сварливо отозвалась Малена из-за стенки. — А за «бабу» — я тебя в жабу превращу. А ну…

Ждать, пока меня превратят, я не стал, и шагнул к входной двери. Но не дошел — она приотворилась от мощного толчка, и в прихожку влетел здоровенный котяра. Пепельно-серый, мохнатый как медведь, высотой мне почти по середину бедра и с кисточками на ушах — но не рысь, а именно кот. Как я от него не шарахнулся, даже не знаю — видок кошак имел самый злодейский. К счастью, котейко беспредельничать не стал. Выгнулся дугой, испустил протяжный урчащий «мя-я-я-яв», теранулся о мою бахилу, после чего счел ритуал знакомства законченным, толкнул башкой дверь в комнату и исчез.

— Его Буян зовут, — успела сообщить мне девушка. — Осторожней, подрать может.

Я хотел вслух сказать, что теперь Малене для полного комплекта Бабы Яги разве что филина не хватает, но передумал, напялил малахай и шагнул за дверь.

В лицо мгновенно шибануло ядреным морозцем, а глаза пришлось прикрыть — солнце, отражаясь от снега, напрочь слепило, не давая ничего рассмотреть. Я постоял на месте, немного проморгался и, наконец, открыл глаза…

Глава 3

«…вербер, сиречь медведь — оборотень, называемый еще урсулаком, видом своим схож с горным медведем, однако не в пример больше и свирепостью изряден, а також ость его приметна волосьями человека, в оного воплощенного. Несчастный, подверженный сему проклятию, в жизни никоим образом не отличается от своих собратьев по человеческому роду, однако есть свидетельства, что оный потребляет великое множество меда и склонен к подобным занятиям. В начальной стадии человек может контролировать свое перевоплощение, однако далее ему становится все труднее сдерживать зов проклятия, вплоть до полной невозможности..»

(Преподобный Эдельберт Великоградский. «Бестиарий и описание рас Мира Упорядоченного»)

Звериные острова. Предгорья Черного хребта.

10 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Два часа пополудни

— Ух ты… — невольно вырвалось у меня. Домик Малены находился на горке, предо мной развернулась панорама большой бухты, переходящей в искрящуюся сине-зеленую водную гладь. Океан, а именно так, без всяких приставок, его именовал преподобный Эдельберт, расстилался до самого горизонта, изредка прерываясь цепочками белоснежных льдин и большими группами скалистых островов, едва припорошенных зеленью деревьев.

Далеко внизу, у берега, расположился довольно большой поселок, дугой охватывающий бухту. По его периметру торчало несколько мощных квадратных каменных башен, соединенных крепостной стеной, а на высокой скале стоял маяк, покрытый остроконечной крышей из отполированных листов металла. Поселок мне было видно как на ладошке, вплоть до фигурок людей муравьиного размера, снующих вокруг длинных каменных одноэтажных домиков.

Посередине поселения гордо возвышалось монументальное здание в виде громадной перевернутой ладьи — Малена успела мне рассказать, что это Зал славы предков, где собирается Совет рода…

— Гор! — раздался позади требовательный окрик Малы.

Я молча повернулся.

— Скоро будут гости, — спокойно сообщила девушка. — Занимайся своим уроком, ни на что не обращай внимания. И главное, молчи. Прятаться тоже не надо… — и дождавшись моего согласного кивка, Малена скрылась в доме.

— Молчать так молчать… — Я постоял немного, любуясь величественной заснеженной горной цепью, вонзающей свои вершины в редкие прозрачные облака, и потопал к груде лесин, наваленных друг на друга.

Озадаченно хмыкнул при виде четко опечатавшихся на снегу следов здоровенных косолапых босых ног, отметив при этом, что лешак Рудь — явно не маленьких размеров. Да и силищей отличается: вон каких пней натащил, стервец.

Затем обратил внимание на домик Малены. Довольно большой, сложенный из дикого камня, с крышей, крытой деревянными плашками на манер черепицы. И неимоверно старый — стены полностью заросли целыми пластами мха, а деревянные части успели почернеть. Однако никаких следов дряхления, присущего старым постройкам, я так и не приметил. Казалось, домик только что построили, а потом для чего-то искусно состарили внешне.

К нему было пристроено несколько сарайчиков, уже не каменных, а рубленных из бревен, но крытых такой же отлично сохранившейся деревянной «черепицей». Я, ради интереса, даже чиркнул засапожником по деревянной пластинке и нешуточно озадачился, когда сталь не оставила не ней почти никаких следов.

Один из сарайчиков покосился набок — подложку из камня подмыло, и нижний венец выскочил из пазов; но я решил взяться за него потом; и, отыскав пилу с колуном, принялся за дрова.

Лесины оказались каменной твердости, но груда пиленых чурбаков росла на глазах — «бренное тело», в которое меня вселило, отличалось просто эпической силищей, так что пила даже жалобно повизгивала, как нож в масло входя в древесину. А еще, я просто млел от радости — физическая работа доставляла дикое удовлетворение. Мозги просто взрывались эмоциями — эмоциями человека, тело которого давно превратилось в бездвижное, бесчувственное бревно и вдруг наполнилось жизнью и силой.

— Дзиин-н-нь… — с пронзительным звоном чурбак лопнул пополам под ударом тяжелого колуна. Я наклонился за поленом и вдруг услышал топот множества лошадиных копыт.

Вздымая клубы снега, на поляну вынеслись несколько всадников, на невысоких, но могучих лохматых лошаденках, одна из которых была впряжена в сани-волокушу. Коренастый бородатый мужик в опушенном круглом рогатом шлеме и длинной дохе мехом наружу, брякнув доспехом под шубой, соскочил с седла, бросился к двери дома и что есть силы пнул ее ногой.

— Не делай этого, Любош!!! — предупреждающе громко раздался высокий женский голос — один из всадников оказался женщиной. Пять хорошо вооруженных мужиков и одна женщина.

— Закрой рот, Милица!!! — басом рявкнул мужик и занес ногу для следующего удара, но в то же мгновение с утробным воем согнулся пополам и рухнул в снег. Несколько секунд его корежило в жутких конвульсиях, а потом Любош неожиданно вскочил на четвереньки и забрехал как настоящий цепной пес.

Я тихонечко подправил рукой свою челюсть, отвалившуюся от удивления. Да, для меня уже было не секретом, что этот мир заполняет магия, но не видя ее воочию, я относился к этому не вполне серьезно, скорее как к ярмарочным фокусам. А тут…

— Что вам надо? — На пороге показалась Малена. Я даже не сразу узнал ее. Девушка нарядилась в облезлую шубейку мехом наружу, расшитую косточками, веточками, перышками и еще чем-то непонятным. В руках Мала держала кривой сучковатый посох с навершием в виде человеческого черепа — с гипертрофированной челюстью, украшенной впечатляющими кривыми клыками. И голос… Голос принадлежал столетней старухе, а не цветущей молодой девушке.

Воины мгновенно сбились в кучу, закрывая волокушу, лязгнули выхватываемые из ножен мечи, но их неожиданно растолкала дородная статная женщина в шубе, крытой алым бархатом.

— На месте! Не замай!!! — властно скомандовала она мужикам, уверенно подошла к Малене и склонилась в земном поклоне.

— Здравствуй, Милица, — спокойно поздоровалась с ней Малена. — Что тебя привело ко мне?

— Беда, Малена… — Милица со злостью пнула Любоша, кинувшегося обнюхивать полу ее шубы, и повторила: — Беда…

— Ты не ошиблась, Милица? — так же спокойно поинтересовалась Мала. — Ты ко мне пришла защиты от беды искать? Ко мне? Яге?

— Да, к тебе… — твердо ответила женщина. — Любомысла, сына моего, подрал вербер. Далеко везти пришлось, не поспели — Дравин и Венрир уже ничем не могут помочь — сама знаешь почему. Раны-то они закрыли, а вот… — по лицу женщины пробежало отчаяние, голос прервался, но она все же нашла в себе силы продолжить: — Только ты…

— Да, только я… — cогласилась Малена и насмешливо посмотрела на Любоша. — Так ли надо просить?

После этих слов девушка оторвала от своей шубейки косточку и кинула ее незадачливому спутнику Милицы, немедленно бросившемуся за ней с веселым лаем.

— Прости его, не в себе он был… — умоляюще попросила женщина. — Сама знаешь, кроме Любомысла никого у нас нет. Единственный он… Про виру мы знаем и согласны платить…

— Не мне вы ее заплатите… — задумчиво сказала Мала и вдруг, ни кому не обращаясь, спросила: — Что с оборотнем?

— Забил его Любомысл… — отозвался один из воинов — высокий пожилой бородач. — Посадил-таки на рогатину. А мы все по правилам сделали: спалили, значит, останки. Бортником из Медвежьей Пади оказался. В бегах был, тамошние уже его искали…

— Несите его за мной… — Мала круто развернулась и, не оглядываясь, пошла куда-то за дом.

Мужики мгновенно стянули с волокуши чье-то неподвижное тело, укутанное в шкуры и стянутое ремнями, и понесли вслед за Маленой.

Я недолго поразмышлял над происходящим и принялся опять за дрова. В глубине сознания еще бились изумление и даже некоторый страх, но они быстро гасли, сменяясь ледяным спокойствием и желанием принять это мир таким, какой он есть. Я и в прежней своей ипостаси не отличался повышенной впечатлительностью, а сейчас и подавно. Как будто ограничитель на эмоции поставили — даже изъясняться стал как нелюдимый бирюк. Почему так? Не знаю, но абсолютно не хочу знать.

— Что дружок, несладко? — поинтересовался у Любоша, так и носившегося вокруг на четвереньках. — Налажал ты, конечно, изрядно, но ничего. Она тебя простит. Должна простить.

Превращенный мужик как будто понял меня, жалобно взвизгнул, а потом опять ускакал и стал пробовать помочиться на угол дома.

М-да… вот как-то не хочется попасть под горячую руку моей хозяйке. В кого она там обещала меня превратить — в жабу?

Не знаю, что происходило у старого каменного алтаря, расположенного за домом, но вдруг там что-то резко громыхнуло, резанул слух нечеловеческий вопль, и почти сразу же вынесли бесчувственного молодого парня. Мужики, радостно переговариваясь, погрузили его на волокушу и замерли в ожидании. Вскоре появились Мала с Милицей. Мала зашла в дом, вынесла склянку черного стекла, отдала ее Милице и предупредила, чтобы та давала сыну по ложке в течении седмицы, а потом ткнула посохом в Любоша. Мужик обрел прежний облик, мгновенно осел на снег, помотал обалдело башкой и полез на коленях к Мале. Но не дополз — жена вздернула его за ворот и непочтительно толкнула в сторону лошадей.

Еще мгновение — и посетители скрылись с глаз. Мне показалось, что они были очень рады как можно скорее убраться подальше от избушки Яги. Малена немного постояла у порога, смотря им вслед, а потом ушла в дом. Представление закончилось.

Да… Не знаю, какую роль играет моя хозяйка в жизни людей этого поселка, но роль эта значительна. И еще… уж явно не роль доброй феи… Впрочем… да какая мне разница… где колун?..

Чурбаки скоро закончились, и прихватив коромысло с деревянными ведрами, я стал таскать из ручья воду к стоявшей немного поодаль от дома баньке.

— Умаялся, поди? — неожиданно прозвучал за спиной голос Малены.

Я вылил в огромный бронзовый котел воду из ведер и повернулся. Передо мной стояла Мала с берестяным ковшом в руке. Она уже успела сбросить с себя страшный наряд и опять стала цветущей красивой девушкой. Но от разительного контраста все равно становилось немного жутковато. Я даже подумал: она ли встречала гостей?

— Нет, не устал.

— Ну ладно, прервись пока… — немного смущаясь, предложила Малена. — Я тут тебе поесть принесла…

Она отступила в сторону, и я увидел на столике возле баньки большую сковородку, в которой исходила парком и яростно скворчала яичница на сале. Рядышком, как довершающие аксессуары к картине гастрономического великолепия, на чистой скатерке пристроились плошки с моченой брусникой, солеными огурчиками, порубленный толстыми кольцами лук и досочка с ломтями ржаного ноздреватого хлеба.

— Опять Домна?

— При чем здесь она? — вспыхнула Мала. — Это что же, я сама не могу?.. Опять же, голодный ты… наверное… — после этих слов она окончательно смутилась и даже немного покраснела.

— Голодный, — я охотно согласился и сделал решительный шаг к сковороде.

— Куда? — девушка решительно поймала меня за рукав и махнула ковшиком. — Сначала умываться и руки мыть.

Я недоуменно глянул на свои стерильно чистые руки — сам драил песочком в ручье, но потом решил не противиться. Зачем портить девчонке картинку?

Сбросил парку, стянул свитер с нательной рубашкой и, довольно порыкивая, ополоснулся, краем глаза заметив искреннее удовольствие на лице Малены. Обтерся припасенным ею рушником, накинул парку обратно, затем пристроился за стол. Подхватил поджаристый кусман сала и опустил ложку…

— А ты?

— Да куда мне, — смущенно отмахнулась Мала. — И так скоро поперек себя шире буду. Ты ешь, ешь, а я посижу тут… — а потом заполошно всплеснула руками и потащила из кармана дошки небольшую бутылочку зеленого стекла и стопку. — Ой-ой… совсем забыла… ты прими сначала для отвода недуги разной. Сама делала, на семи травах…

— За тебя… — я неожиданно вспомнил такое понятие как «тост».

— Неправильно, — улыбнулась Мала. — Ты словен, а словены делают так… — Малена встала, и явно пародируя кого-то, прижала стопку к сердцу, а потом вытянула в сторону предполагаемой дамы, сплеснула немного настойки на снег и срывающимся баском важно проговорила: — Здрава буди, хозяюшка, усладившая души наши ликом своим светлым, и чрева наши — варевом сытным! Храни твой дом Малуша! — После чего махом опрокинула стопку в себя, топнула ногой и грюкнула стаканчиком об стол.

Я посмотрел в искрящиеся смешинками изумрудные глаза и в точности повторил сценку, вот только стучать стопкой об стол поостерегся — силушкой Горан отличался недюжинной, можно сдуру и разора натворить.

Мала вспыхнула от удовольствия и присела на чурбачок, примерно сложив ручки на коленках. Но долго не просидела, поерзала и заявила:

— Ну ладно, так уж и быть, вижу, что много вопросов у тебя, спрашивай.

Я наделил припершегося на запах котяру большой поджаристой шкваркой, и хотя ничего не собирался спрашивать, все же не стал обманывать ожиданий Малены:

— Кто это был?

— Милица и Любош, — охотно ответила девушка. — Добрая пара. Оба еще в первую треть связали себя клятвой перед Геей. Вместе ходили за добычей, вместе покрыли себя славой — пригнали домой хабара не счесть. Затем осели — богатыми хозяевами сделались. Любош в ближниках у старшины рода ходит, Милица хозяйство исправно ведет, да за отроковицами в боевом учении приглядывает. Лучницей, в свое время, она знатной была. Только вот детками Старшие их долго обижали. Но все-таки вымолили они сыночка. Справный из него вой вышел. А вот видишь, как случилось… — Мала действительно выглядела огорченной.

— Я так понял, он…

— Да, он заразился, — договорила за меня Малена. — Такое очень редко случается, но случилось. Я еще буду разбираться почему. На Островах эта зараза давно водилась. Еще при Первом Исходе сюда прибыл Когош Железная Морда со своей дружиной. Так вот, они сплошь были урсолаками, но им выделили отдельный остров, где они и закончили в одиночестве свои дни. Там сейчас каирн стоит, где их останки запечатаны. Может, как раз этот случай с ними и связан.

— И что за виру они должны заплатить? — я опять скормил кусочек сала Буяну, пожирающего меня умильными взглядами. И совсем не злобная зверюга, хотя и страшенного вида.

— Проклятие такого вида не снимается — его можно только перенести на другого. Дравин и Венрир — это владеющие рода, но они не могут таким осквернять себя. Они белые — не можно таким творить черную волшбу, никак не можно. А мне можно, вот я и помогла…

— На кого перенесла?

— А тебе не все равно? — Малена внимательно на меня посмотрела.

Я прислушался к себе и сказал абсолютную правду:

— Все равно. А почему Любош вел себя так… — я запнулся, подыскивая слово. — По-дурному…

— Люди постоянно забывают, с кем имеют дело. — Малена зловеще улыбнулась. — Вот я и напоминаю. Для этого и в таком виде к ним являюсь. И Любоша немного на землю спустила. Он на самом деле только подумал дерзкое, но я его мысль в дело воплотила, а потом и наказала… — Яга вдруг расхохоталась и пренебрежительно махнула рукой: — Ой, да ладно… Делов-то, немного мороку навела — ничего с ним не случилось, сам бы через пару часов в память пришел…

— А знатный из него пес получился… — я тоже улыбнулся, припомнив «мужика», задирающего ногу на угол дома.

— А-то! — девушка ловко подхватила опустевшую сковороду и стрельнула глазками на баньку. — Ты уж поспеши, работничек…

Спешить я не стал, для начала внимательно осмотрел баньку. Как назло, в памяти не нашлось никаких полезных знаний, и пришлось действовать по интуиции. Вроде бы все просто. Прямо за дверью прихожка с печью-каменкой, тут же в бадье замочены дубовые и еловые веники, да всякие шайки с бадейками сложены. Налево от прихожей сама парная: о двух широких полках, да еще с выдвижными скамьями и тем самым бронзовым котлом, в который я сейчас таскаю воду. С правой стороны от прихожки что-то вроде раздевалки. Пара скамей, столик с причудливым медным самоваром, да шкафчик с немудрящей посудой.

Растопил печь, отыскав в своей поясной сумочке огниво с кресалом, да опять потопал к ручью. Еще пару ходок как минимум придется сделать, а потом сараюшку ладить, вот как раз к тому времени банька жар наберет.

Банька… банька… мысли сами по себе свернули на хозяйку… Она что, со мной вместе париться собралась? Ну да… В очередной раз прислушался к себе и с некоторым ужасом не обнаружил в себе никакого… Старшие Сестры!!! Что там Малена говорила про этого болезного, чье тельце я сейчас беззастенчиво использую? Сиську в рот сунь, а он…

— М-да… — я вслух озадаченно хмыкнул. Все правильно. Вот не чувствую никакого влечения к девке. Нет, я могу оценить ее красоту и привлекательность — еще как могу оценить, даже ловлю себя на восхищенных взглядах, но… — Но ни хрена… — выдал я опять вслух и с досадой сплюнул.

Всю эту свою могучесть да пригожесть я с удовольствием сменяю на обычный стоячий… да и ладно… Еще раз плюнул и поперся вырубать слегу — править сарайчик.

Справился, но провозился почти до темноты, попутно доведя парную до состояния отдельного среднестатистического вулкана. Набил еще камней в основание сарая и присел на лавочке подле баньки. Думу горькую думать…

Опять приперся Буян и, положив башку мне на колени, тихонечко муркнул. Вот же ласковая животина, несмотря на вид свой страхолюдный.

— Что, Буянушка… — я почесал ему загривок и неожиданно пожаловался: — Тебе хорошо, гуляешь сам по себе, кошек дрючишь когда вздумается…

— Мр-р-рмяу… — кошак длинной руладой уверенно подтвердил, типа: да, гуляю, дрючу и буду дрючить.

— Ну и кто мне помогать будет?.. — капризно протянула Мала, как всегда подкравшаяся незаметно, и скомандовала: — Там в прихожке узел лежит. Тащи в баньку. — Девушка неожиданно ласково улыбнулась и добавила: — Поспеши, мочи нет терпеть, так париться хочу…

Поспешил, конечно, трудно что ли деву уважить? Перенес пару жбанчиков с ледяным морсом и квасом, еще какие-то заедки и целую стопку мягких домотканых простыней. Походу, ославы знали толк в банном деле — парились основательно, с комфортом. Потоптался в предбаннике прислушиваясь к радостному повизгиванию Малены за стенкой, разделся сам и, обмотав чресла простыней, шагнул в парильню…

— Прихвати веники — там, в предбаннике замоченные: липовые бери и березовые… — донесся голос девушки откуда-то из клубов духмяного обжигающего пара.

Ага… вот липовые, а вот березовые, хотя я бы предпочел для начала дубовый… ты смотри: кажется, память пробивается…

Мала лежала, растянувшись на верхнем полке. Плавные изгибы ладного смуглого тела, покрытого моросью водяных капелек…

— Вон жбанчик с кваском… — девушка повернула ко мне лицо. — Добавь парку — и можешь начинать потихонечку… — Малена блаженно закрыла глаза и добавила шепотом, — с березового…

Густой пряный пар с шипением заполнил парильню, сделав фигурку Малены совсем призрачной. Я, не отрывая глаз от обнаженного матово поблескивающего тела, махнул несколько раз над лежанкой, окатывая девушку жаром, и потихонечку пришлепывая веничком, прошелся от шеи до пяток Малы. И в буквальном смысле осатанел, расслышав едва различимый тщательно сдерживаемый сладкий стон. Меня как будто прорвало, простыня полетела на доски, сорванная вздыбившимся…

— Ну же… сильнее… чаще… — прошептала девушка, уставившись мне в пах широко раскрытыми от удивления глазами. — Ну же… не останавливайся…

Стиснул зубы, едва не искрошив их в пыль, несколько раз глубоко вдохнул, стараясь унять бухающее как гигантский колокол сердце, и прошелся вениками еще несколько раз, постепенно ускоряя темп. Махнул на каменку еще ковшик кваса и принялся за работу всерьез, дирижируя мягкими влажными шлепками, как опытный искусный дирижер — музыкой камерного оркестра.

Мала, уже не сдерживая себя, надрывно и протяжно постанывала, нервно вздрагивая всем телом, а потом неожиданно легла на спину, повернув обрамленную мокрыми локонами голову так, чтобы видеть меня.

Влажные, словно ожившие липовые листики, срывая со смуглого тела ручейки влаги, прошлись по грудке, задев нагло оттопырившийся сосок, спустились на подрагивающий животик, запутались в светлой курчавой поросли…

Я вдруг понял, что контролировать себя уже не могу, дикая похоть просто разрывала чресла и разум. Что-то невнятно рыкнув, подхватил ноги Малены, развернул к себе и, разведя их в стороны, коротким и мощным ударом ворвался в огненно-горячее лоно…

Истошный грудной вопль, над потолком баньки проскочило и с грохотом лопнуло несколько шаровых молний — Мала, впившись ногтями мне в спину, несколько раз исступленно дернулась и с жалобным всхлипом обмякла, без чувств повиснув у меня на руках…

Я постоял несколько секунд, осторожно вынес девушку на улицу и положил на снег. Прилег рядом, совсем не ощущая холода, и убрал влажную прядь с лица Малены. Пушистая громадная снежинка окончила свой полет на щеке девушки и пролилась отливающей серебром капелькой на шею. Мала медленно открыла глаза и почему-то отчаянно смущаясь, прошептала:

— Неси обратно… хочу еще…

— Я тоже… — подхватил девушку на руки и пнул дверь баньки.

Глава 4

«…драугры, альбо драуги, суть не более чем могильные упыри, однако ж отличие от истинных неупокоенных имеют тем, что подняты волей заклятий для определенных целей, коими являются в основном охрана некоторых мест. Глупо было бы размышлять, что сии монструмы обладают собственной волей и разумом, но собранные свидетельства позволяют полагать, что оные умертвия сохраняют примитивные инстинкты и даже некоторые проявления чародейской силы. Однако ж свидетельствую, что опасность от оных возрастает непомерно, ежели при жизни драугр принадлежал к владеющим али иным колдовским малефикам…»

(Преподобный Эдельберт Великоградский. «Бестиарий и описание рас Мира Упорядоченного»)

Звериные острова. Остров Быка. Предгорья Черного хребта.

12 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Поздний вечер

Тлеющие угли, вспыхивающие огненными звездочками под падающими на них капельками жира, отбрасывали гротескно причудливые тени на стены и отливающее бронзой обнаженное тело Малы. Девушка сбросила с себя меховой полог, и вольготно раскинувшись на кровати, мирно дремала.

Я осторожно перевернул в очаге вертел с насаженными на него ломтями оленины, отпил глоток ледяного ягодного меда и, откинувшись на медвежью шкуру, задумался…

Двое суток… двое суток мы не могли оторваться друг от друга, снедаемые безудержной страстью, вспыхнувшей подобно извержению вулкана. Мы не замечали ничего вокруг, полностью потерявшись во времени, прерываясь только для того, чтобы торопливо утолить голод и жажду. Что это было? Наверное, страсть. Других определений в отношениях мужчины и женщины я не помню. Или помню?..

— Что это ты делаешь? — Мала сладко потянулась, зевнула, прикрыв рот ладошкой, и повернулась на бок, подперев голову рукой.

— Мне кажется, я умею готовить.

— Каждый славен умеет готовить, — весело хихикнула Малена. — Только возникает вопрос — как? Для того, чтобы опалить кусок мяса на костре, большого искусства не надо.

Покрытые румяной корочкой, еще шипящие куски мяса мягко скользнули с вертела на блюдо. Я посыпал их кольцами лука, а потом добавил мелкопорубленной черемши.

— Ну-у-у, хватит томить… — Мала не выдержала и, соскочив с кровати, плюхнулась рядом со мной на шкуру. — Давай уже… — нетерпеливо наколола двузубой вилкой большой кусман и, на мгновение блеснув остренькими зубками, хищно вгрызлась в него, заурчав от удовольствия. — У-у-у… вкушно…

— Вкушно… — передразнил я Малу и подсунул ей ломоть хлеба. — Я же говорил, что умею готовить.

— Умеешь… — Девушка мазнула меня губками по щеке и схватила еще один кусок.

— Надо самому попробовать, а то за тобой не успеешь…

— И не успеешь…

Очень скоро от мяса даже следа не осталось, и мы переместились на кровать. Малена, положив голову мне на плечо, молча лежала и игралась с длинным ворсом медвежьей шкуры. Я тоже молчал, стараясь ни о чем не думать. Зачем думать? Многие мысли — многие печали. Память пословицу подсказала. И верную.

— Тебе надо поспать, — неожиданно произнесла Мала.

— Я не хочу.

— Ты хочешь! — настойчиво повторила девушка и провела рукой над моим лицом. Мгновенно навалилась дикая усталость, я улетел куда-то в добрую и мягкую темноту… и так же мгновенно вынырнул из нее.

В окошке светилась розовыми лучами заря… Что? Проспал всю ночь? Или сутки?

— Зачем ты это сделала? — Я приподнялся на кровати и посмотрел на Малену, складывающую какую-то провизию в походную суму.

— Тебе надо было отдохнуть… — Девушка вдела ремень в пряжку и отложила суму в сторону. — Сегодня тебе пригодятся силы. Вставай и собирайся…

— Мне пора уходить?

— Нет… — отрицательно мотнула головой Малена и сразу же поправилась: — Пока нет…

— Тогда что? — я рывком влез в порты и набросил на себя рубаху.

— Пойдешь в каирн под Кривой скалой и возьмешь, что должен.

— Что именно?

— Сам поймешь, — Малена взяла со стола какой-то медальон на кожаном шнурке и положила мне в ладонь. — Держи, это может пригодиться.

Я посмотрел на искусно вырезанное из черной древесины изображение…

— Буян?

— Да, — кивнула Мала. — Сожмешь покрепче деревяшку и позовешь его. Но учти, этого амулета хватает всего на один раз. Так что прежде чем использовать, подумай. И вот еще…

Через час я уже мчал вдоль петляющего в сугробах ручья. Настроение просто зашкаливало, и я знал почему. Но старался гнать от себя подальше эту отгадку. Нас ничто не связывает. Разве что только похоть.

Оттолкнулся древком рогатины и, съехав с холма, притормозил возле кустиков, покрытых черными, отблескивающими на солнце крупными ягодами. Содрал варежку, сорвал несколько ягодок и, прожевав терпкую ледяную мякоть, задал сам себе вслух вопрос:

— А если не похоть?

Отвечать не стал — и так все ясно. Зачем я ей? Просто развлечение, до тех самых пор, пока не надоест. А вообще странная она, эта Малена. Но красивая. А по большому счету, обыкновенная баба и есть. Ладно, хватит голову забивать, что-то в последнее время я слишком много думаю. Лишнее оно. Натянул варежки, и осторожно переступая лыжами, стал взбираться на горку. Сверху уже можно будет рассмотреть эту Кривую скалу. Возьму что надо — и домой…

Немедленно в голове возник очередной вопрос. А что мне там надо? И вообще, что там есть? И кто есть?

— Да кто бы ни был… — сообщил я желтогрудой синичке, покачивающейся на ветке. — А заберу — все что есть. Вернее — все что унесу…

Кривая скала оказалась под стать своему названию — вершина скривилась набок, нависая уродливым наростом над глубокой пропастью. М-да… это очень хорошо, что на нее лезть не придется…

Дело шло к обеду, в желудке уже стало нешуточно бурчать, и я решил перекусить, чем боги послали. Вернее, чем Малена собрала — с богами здесь как-то пока совсем неясно. Да и много их. Вскарабкался на невысокую скалу с плоской вершиной и решительно вцепился зубами в кусман копченой рыбы. Вкуснющей! На славу перекусил, запил клюквенным морсом и немедленно проникся окружающим великолепием. Даже мое ущербное, ограниченное на эмоции сознание прошибло. Вековые деревья, очень похожие на наши кедры; завораживающие величественные горы. Воздух, от которого можно захмелеть, и бездонное, кристально голубое небо, местами отмеченное пушистыми, сахарно белыми облачками. Птички поют, ветерок шуршит веточками. Красиво, даже как-то благостно.

Но… но, как ни странно, это великолепие просто кишит всякой нечистью… Кикиморы, шишиги, огры и обры, волкодлаки, верберы, вурдалаки, упыри десятков видов, полуденницы, мокрицы, лешаки… какие-то совсем странные присухи, баргесты, извери и бабаки. Даже чертулаи и мантикоры есть, правда, согласно бестиарию Эдельберта, совсем уж редкие и почти мифические. Как говорила Малена, Старшие Сестры четко разделили добро и зло, полностью сбалансировав мир, после чего он и стал называться Упорядоченным. Потом они самоустранились, как здесь говорят — «восшествовали», и оставили на хозяйстве множество других богов. Как я понимаю, рангом пониже. И служащих не только добру.

После таких мыслей мне стало немного не по себе. Нет, страх отсутствовал — кажется, я напрочь забыл о таком чувстве. Просто настораживало мое немного легкомысленное отношение к заданию Малены. Оружие еще толком не опробовал, а уже лезу хрен знает куда. А оно как раз вполне может пригодиться. Даже несмотря на то, что Мала абсолютно не упоминала о каких-либо опасностях. Но амулет почему-то дала…

Подтянул рогатину к себе. Довольно длинная, почти в мой рост. Древко толстое, но удобное — бугристое, рука никак не соскользнет. Из своего послезнания я осведомлен, что готовить деревце под древко рогатины начинают еще загодя, пока оно растет. Делают в нужных местах надрезы, которые, зарубцовываясь, и дают нужные утолщения. Потом срезают, морят в нескольких растворах и долго сушат, добиваясь просто каменной твердости. Так что перерубить его или сломать — довольно непросто…

Тихонечко щелкнул пальцем по клинку и прислушался к нежному музыкальному звону металла. Очень неплохо, действительно отличная руда у островитян. Длинный, в треть длины древка, откованный в виде лепестка клинок. В два пальца толщиной у основания, плавно сужающийся к концу. Заточка обоюдоострая, практически бритвенная, очень тщательной работы. И какие-то руны на ней… Но вот какие? И для чего? Не знаю… Мала не захотела говорить, а в книгах почти ничего не нашел. Вернее, не успел найти.

Ноги сами стали в позицию, рогатина взлетела и уставилась подрагивающим кончиком в лицо воображаемому противнику. Да, есть умение — память приоткрыла секреты прошлой жизни — кажется, таким образом прежний я себе на жизнь зарабатывал. И на потеху публике…

Уход, финт, перебор… и рогатина едва не вылетела из рук. М-да, все очень и очень плохо. Нет, баланс у рогатины идеальный, а в мозги умение вбито на уровне инстинктов — меня подводит тело, абсолютно не желающее слушаться приказов. Силен Горан, очень силен, но… но никогда не держал в руках оружие.

— Так это ведь не страшно, — сообщил я той же самой синичке, неотступно сопровождающей меня почти от самого дома Малены. — Я заставлю его слушаться.

Птичка весело чирикнула и долбанула клювом по ветке.

— Ладно, пойду уже… — насыпал птахе крошек и собрав суму, отправился дальше. Немного уже осталось. Вот обойду незамерзающее болотце, за ним каирн и будет. Каирн… вот же слово придумали…

Вскоре снег почти исчез, стало значительно теплее, даже душно — над болотцем поднимался зеленоватый туман. Пришлось взять правее — под ногами захлюпала ржавая, остро пахнущая тиной вода. На мгновение я даже потерял ориентир, все застилал туман, а голова непривычно кружилась, да еще почему-то стало мерзко подташнивать.

— Гор… Горан…

От неожиданности я чуть не провалился в бочаг. Мала? Откуда она здесь?

— Мала? — Я прислушался, определил направление и потопал к небольшому холмику, сплошь заросшему осокой. Нет, все-таки какого хрена она поперлась сюда? И голосок жалобный: неужели?..

Под кустом, облепленным пластами тины, стало угадываться скрюченное голенькое тельце. Меня буквально пронзили жалость и дикая тревога. Да как же ты умудрилась, бедняжка? Ну ничего, я сейчас… сейчас….

— Я иду! — Ноги, не разбирая дороги, понесли меня к девушке. — Держись…

Добежал, протянул руку… и мгновенно получил жесточайший удар, разом выбивший дыхание из груди и откинувший меня на несколько метров. Уже падая, успел заметить, что меня ударил сцепленными в замок руками какой-то карлик, материализовавшийся в облачке тумана на месте Малы. На сморщенном, покрытом уродливыми бородавками лице, гротескно и очень отдаленно напоминающем человеческое, светились желтым цветом круглые как плошки глаза с вертикальными зрачками. Уродливая, сгорбленная фигурка, покрытая лохмотьями, сплетенными из водорослей. Длинные, перевитые мощными мускулами руки. Спутанные, похожие на мох волосы…

Меня вдруг пронзило дикое омерзение: это существо было самкой — в прорехах лохмотьев болтались отвисшие груди с капельками молока на сосках.

Я попытался доползти до отлетевшей в сторону рогатины и с ужасом понял, что не успею — тело не слушалось, скованное непонятным оцепенением, а тварь удивительно быстро, помогая себе руками, уже бежала в мою сторону…

Решив подороже продать жизнь, потянулся за ножом, но вдруг между нами влетела маленькая синичка и трепеща крылышками, что-то возмущенно чирикая, стала бесстрашно атаковать карлицу. Тварь резко остановилась, что-то пискнула удивительно тонким голосом, попробовала замахнуться на птичку, но… но вдруг жалобно взвизгнула, прикрывая рукой глаза, развернулась и медленно поковыляла обратно в туман.

Я наконец нащупал рогатину и приподнявшись, изо всех сил метнул ее в болотную тварь. Гулко свистнула сталь, распарывая воздух, и с глухим стуком возилась карлице прямо в затылок, пробив ее голову насквозь. Тварь бросило вперед; исступленно загребая тину, задергались маленькие ножки, над болотом пронесся хриплый утробный вой и тут же стих.

— Какого хрена?.. — Я помотал башкой, сгоняя наваждение, и выхватив нож, подбежал к скрючившемуся тельцу. Но сразу понял, что добивать не надо — шишига, а это была болотная шишига, уже дрожала в мелких конвульсиях, безжизненно распластав руки, оканчивающиеся узкими ладонями и пальцами с мощными загнутыми когтями. Из ее раззявленной пасти и глаза, через который вышло острие рогатины, сочилась черная жижа, а над самой башкой вздымалась вонючая струйка гари. Как будто клинок оказался раскаленным добела и сейчас сжигал плоть.

— Тьфу ты, падаль! — я сплюнул и несколько раз осторожно вздохнул. Грудь тупо ныла, но ребра вроде как остались целы.

Оглянулся по сторонам, больше ничего опасного не обнаружил и, выдрав рогатину, отрубил шишиге пальцы.

«Болотной шишиги когти весьма уважаемы знахарями и алхимикусами. Порошок из оных выступает связующим звеном между элементами и продлевает действие снадобий», — я продекламировал вслух преподобного Эдельберта, завернул когти в тряпицу, спрятал их в суму и, не найдя глазами синичку, все равно поклонился ей в пояс. — Спасибо тебе, добрая пташка. Выручила.

Глянул на клинок рогатины и наконец понял, для чего были нанесены на него руны. Сталь и в самом деле оказалась раскаленной. Вернее, не сама сталь, а проступившая на стали рунная вязь, с которой, шипя, испарялась черная кровь шишиги. Хорошая, наверное, штука: не позавидуешь тому, в кого она врежется… Вот же дурь в голову лезет — а какого хрена я буду завидовать всяким монстрам?

Больше встречаться с болотными тварями не хотелось, так что оставшееся расстояние до скалы я преодолел с рекордной скоростью. Боль в груди постепенно утихла, но еще долго оставалось какое-то чувство мерзкой гадливости, будто искупался в дерьме.

Б-р-р… мерзко-то как! И уродятся же такие твари… Но ничего, придется привыкать и быть всегда настороже. А ведь могли сожрать, если бы не синичка… Синичка?.. Кто же это был? Я опять поискал вокруг птаха, или птаху, но кроме громадных воронов, вившихся высоко в небе, никого не нашел. Живность, в изобилии попадавшаяся на глаза в начале пути, куда-то напрочь исчезла.

— Мала? — в голову пришла неожиданная догадка. Но так же быстро пропала — подтвердить ее я ничем так и не смог. Может, и она, но согласно книгам, полиморфией — то есть искусством свободного перевоплощения, в этом мире могут владеть только единицы из смертных. Очень сильные чародеи, коих очень мало — считанные на пальцах одной руки. И еще боги. Ну не богиня же она? С другой стороны, в животных могут воплощаться некоторые стихийные духи. Как благоволящие к человеку, так и наоборот. М-да, слишком мало я еще знаю про этот мир, чтобы судить. Пока — слишком мало…

Вход в каирн нашелся у самого подножия скалы. Обыкновенный вход в пещеру, правда — явно рукотворного происхождения. Я побродил по мощенной истертыми каменными плитами, потрескавшимися от старости, небольшой площадке перед ним, поглазел на грубо высеченные в виде непонятных гротескного вида идолов, столбы у входа, и решительно шагнул внутрь. Страха, так же как и при встрече с шишигой, не было. Совсем. Он спрятался куда-то очень далеко и практически не напоминал о себе. Я только твердо знал, что поручение Малены очень важно в первую очередь для меня самого, и собирался выполнить его. Чем важно? Не знаю, но важно. В любом случае, не могу же я сейчас взять и вернуться обратно? Нет… конечно, могу, но что скажу своей хозяйке? Зараза, ну не могла же она послать меня на верную смерть? Хочется верить, мать его за ногу…

Прошел пару шагов по узкому, круто спускающемуся вниз ходу, и когда солнечный свет стал пропадать, вытащил из сумы маленькую черную скляницу.

— Колдуй, баба, колдуй, дед… — неожиданно вспомнилась забавная детская поговорка из моего прошлого. Я чуть не рассмеялся, и вытащил плотно притертую пробку. Тут же из узкого горлышка вылетел прозрачный, очень яркий — как будто сотканный из солнечного света — шарик и взмыл под потолок. Я даже прикрыл на время глаза — таким ярким показался свет в могильной темноте пещеры.

— Вот теперь нормально… — Спуск просматривался на добрый десяток метров вперед. Сделал пару шагов и облегченно вздохнул — шарик как привязанный следовал за мной.

Вниз вели вытесанные прямо в камне широкие ступени. Стены и потолок, оказались сплошь покрыты какими-то непонятными письменами.

— Клинопись? — в памяти нашелся аналог из прошлого. Провел рукой по шероховатому камню и вздрогнул от видения, подобно хлысту резанувшего сознание.

Жертвенники, много жертвенников… непонятные черные фигуры в глухих плащах с капюшонами, скрывающими лица, без устали работают кривыми ножами, вспарывая человеческую плоть. Потоки крови, трепещущие исходящие паром сердца, горы трупов и бесчисленные ряды рабов на коленях, покорно ожидающих своей участи. Видение было настолько ясным и острым, что я наяву почувствовал тошнотворный запах крови и хруст вспарываемой плоти.

Прерывая видение, я резко оторвал руку от надписи и с трудом удержался, чтобы не сесть на каменные ступени. Казалось, видение высосало из меня все силы и уже стало подбираться к разуму. Сразу расхотелось идти внутрь. Вот расхотелось — и все… Появилось такое ощущение, что кто-то выталкивает меня на поверхность. Мягко, но настойчиво.

— Ну нет!.. — пересиливая себя, я сделал несколько шагов, а потом, как будто прорвав невидимую завесу, сбежал вниз.

Коридор окончился идеально круглой комнатой со сводчатым потолком. Посередине стоял прямоугольный каменный стол с мощной толстой столешницей, испещренной в центре неглубокими сколами и рытвинами. Я присмотрелся и увидел, что от центра стола к его углам идут желобки, оканчивающиеся небольшими сливами, а сколы в центре больше всего похожи… на следы от ударов клинка. Жертвенник… и очень старый; впрочем, как и все здесь.

— Сколько же на тебе принесли в жертву людей? — я хотел прикоснуться к столу, но вовремя удержался. Повторять видение не хотелось.

В надежде найти ту загадочную вещь, которую я должен забрать из каирна, прошелся по комнате — и ничего не нашел. Вообще ничего — кроме старого жертвенного стола и толстого слоя пыли с паутиной. Стол, при всем своем желании, я точно унести не смогу, а мусор как бы и не нужен. Значит…

Подошел к черной металлической двухстворчатой двери, украшенной грубыми узорами. Как ни странно, она легко поддалась, я сделал пару шагов вперед и вздрогнул от глухого стука за спиной. Оборачиваться не стал: и так ясно — дороги назад у меня теперь нет. Во всяком случае, пока нет.

Светлячок сорвался с места и взлетел вверх, осветив большой круглый зал…

По его периметру стояли такие же идолы, что и перед входом, только здесь они простирали над залом свои руки, соединенные каким-то странным колесом. В стенах неизвестные строители расположили много ниш, больших и маленьких, из которых торчали… ссохшиеся ступни в обрывках бурых покровов.

Вокруг возвышения посередине зала стояли составленные кольцами столы с множеством разной посуды. Создавалось такое впечатление, что когда-то, очень давно, здесь неожиданно прервался пир, а сами гости исчезли. Даже еда сохранилась в своем первозданном состоянии. Вот запеченные целиком бараны, вот окорока, большие круги сыра — все кажется свежим, только покрыто паутиной и пылью.

А в самом центре… В самом центре расположился большой каменный трон. Спинкой ко мне.

— Очень интересно. Только не надо мне говорить, что на нем кто-то сидит… — Я на всякий случай взял наизготовку рогатину и, стараясь не отрывать взгляд от возвышения, стал обходить зал.

Десяток шагов — и стал виден краешек стола перед троном…

Еще немного — и показались подлокотники трона, украшенные мордами непонятных рогатых животных…

Еще пару метров — и…

И внезапно погас светлячок…

Все мгновенно погрузилось в кромешную, в буквальном смысле могильную темноту. Я на мгновение замер, а потом, перехватив рогатину, передвинул суму на живот. Рука нащупала склянку, как вдруг из центра зала донеслось скрежетание. Зловещее такое скрежетание, очень похожее на…

Светляк взлетел над залом, я сделал несколько быстрых шагов…

— Старшие Сестры!!! — невольно воскликнул я… перед троном стоял закованный в доспех человек с длинным мечом в руках…

Глава 5

«Кикимора вид имеет вельми мерзкий и не здравый, образом всегда женский, облаченный в ряднину из тины и водорослей. Обиталище оной — в глухих топях болотных, всегда подали от людства, однако ж, встречаются сии монструмы и поблизости от жилищ людских. Станом кикиморы тонки, руками и пальцами вельми длинны, чем отличны от шишиг и мокриц. Подтверждаю свидетельства обладания оными некой природной силой наводить весьма сильный морок, но отрицаю наделение кикимор способностью к человеческой речи. Мнение о наличии у оной жабер, подобных рыбьим, також отрицаю, ибо кикиморы никакого сходства с навами и мокрицами не имеют».

(Преподобный Эдельберт Великоградский. «Бестиарий и описание рас Мира Упорядоченного»)

Звериные острова. Остров Быка. Черный хребет. Каирн Черной Луны.

13 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Вечер

Неподвижная фигура возле трона когда-то очень давно была человеком, а сейчас превратилась в высохшую мумию. Но живую мумию — как бы странно это ни звучало. В провалах глазниц светились красные огоньки, а заросшая длинной грязно-серой бородой челюсть мерно шевелилась, исторгая монотонное зловещее бурчание.

Сказать, что я испугался этого древнего воителя, нельзя. Страха, в прямом понятии этого слова, не было. Меня не тянуло убегать, не хотелось кричать от ужаса, но тело все равно налилось ледяным оцепенением. Я себя почувствовал мышкой, загипнотизированной удавом.

— Тебя, что ли, я должен принести? — сам того не ожидая, поинтересовался у него. А потом добавил: — Может, сам пойдешь? — и сделал шаг в сторону, ожидая, что ноги откажутся выполнять приказ.

Но, к счастью, не отказались. К счастью — так как древний воин, лязгая доспехом, двинулся вперед. Немного неловкими, деревянными шагами, но довольно быстро.

Пользуясь тем, что рогатина почти вдвое длиннее меча, я быстро ткнул его прямым выпадом в грудь. Ничего не произошло: с равным успехом я мог бить и в каменную стену. Скрежетнула сталь о сшитые внахлест щитки доспеха, полыхнуло несколько голубых искорок, а драугр молодецким замахом, сверху вниз, разрубил стол между нами. Очень быстро и ловко разрубил.

Следующего удара я не стал ждать, и отпрянул за другой стол, лихорадочно ища в голове знания, которые могут мне помочь в борьбе с чудовищем. И не нашел; клятый Эдельберт с любовью и очень подробно написал свой бестиарий, но ни словечком не упомянул о способах борьбы с «оными монструмами». Ну и не сволочь он после этого?..

Куда же тебя пырнуть, скотина? Доспех очень смахивает на кольчато-пластинчатый, только с сегментными наплечниками и длинными полами, закрывающими ноги ниже колена. А еще поножи. Все прикрыто…

Ткнул его в лицо, стараясь попасть в глаз, но не попал. Лезвие звякнуло о шлем, а сама рогатина, весело звеня, покатилась по каменному полу, выбитая ловкой отмашкой мертвеца. Я постарался проскользнуть за ней мимо драугра, но вынужден был отступить — клятый мертвяк умело сманеврировал и загородил дорогу к оружию.

— Чтоб ты сдох, скотина! — с чувством пожелал я ходячему трупу — и чуть не рассмеялся от нелепости пожелания. Успел уже сдохнуть, давно успел…

Пришлось теперь прятаться за столами — с одним ножом, при моем-то умении, тягаться с мертвяком было бы полным сумасшествием. Вот через пару месяцев, когда подчиню себе это тело…

Неожиданно приметил на каменных плитах пола несколько разобщенных человеческих скелетов и даже одно мумифицированное тело, скрючившееся под столом. А потом увидел на столе перед троном целую груду оружия и доспехов, превратившихся в изъеденный ржавчиной металлолом. Получается, я не первый прихожу сюда, за этим «то, что должно»? Ах ты, сука!..

— Коллекционируешь трофеи, урод? — поинтересовался у драугра и, не получив ответа, запустил громадным медным блюдом ему в башку.

Мертвяк небрежно, играючи отбил блюдо и стал обходить столы, зажимая меня в угол, между идолом и стеной. Даже стало казаться, что он ехидно усмехается.

— Смеешься?! — Я примерился к длинной массивной деревянной лавке, и поднапрягшись так, что даже кости хрустнули, с размаху двинул ею драугра.

Лавка с грохотом сломалась, но свое дело сделала — мертвяк, звеня железом, кубарем полетел на пол. Спотыкаясь и почти ничего не видя из-за кровавого тумана в глазах, я кинулся к рогатине, с торжествующим ревом поднял ее… и сразу был вынужден убраться за столы — драугр нереально быстро встал на ноги и бегом кинулся в атаку.

Не знаю, сколько мы петляли — скорее всего, немало времени: за это время успел погаснуть еще один светляк. Но долго так не могло продолжаться. Тело налилось свинцовой тяжестью: казалось, что сам могильник высасывает силы, словно громадный упырь. Тем более что у меня осталась последняя скляница — в темноте шансов вообще не будет. Надо спешить…

Я все-таки несколько раз умудрился попасть рогатиной по древнему воителю. Но ничего из этого не получилось, доспех пробить не удалось, а достать открытые части тела категорически не хватало умения.

Уже почти отчаялся, но неожиданно вспомнил об амулете. Немного поколебался и решительно сжал фигурку кота.

— Буян! Буянушка! Спасай, животина!.. — закричал, уже ни на что не надеясь. И зря…

Перед мертвяком мгновенно вспух клубок дыма, а когда он рассеялся, на его месте возник… Нет, не Буян… Я даже не знаю, как назвать этого зверя. Рысь?.. Тигр? Да, громадный тигр, с длинными слегка желтоватыми клыками, похожими на сабли. Абсолютно молча он прыгнул на мертвяка, изогнулся в полете, уходя от удара, и обхватив лапами, покатился с ним по полу. Драугр отчаянно барахтался, стараясь скинуть с себя зверя, даже несколько раз ударил его рукояткой меча, но ничто не помогало: казалось, что зверь раздерет труп на куски. И вдруг тигр с легким хлопком бесследно исчез.

Проскрежетало железо: живой труп, опираясь на меч, медленно встал. На мгновение мне даже показалось что он совершенно не пострадал — доспех выглядел неповрежденным. Но скоро выяснилось, что это не так. Правая рука драугра висела плетью, а левая нога постоянно подламывалась — труп даже несколько раз упал.

Ну что же, больше надеяться не на кого.

— Ну, все, дружок — теперь ты мой… — я медленно вышел на открытое пространство.

Мертвец, потерявший возможность двигаться, переложил меч в левую руку и стоял на месте, поворачиваясь вслед за мной и подволакивая при этом сломанную ногу.

Должно, должно тело справиться — ведь ничего сложного… Мах, уход в сторону, выпад понизу, меч уходит вслед за рогатиной, переход и еще один выпад!.. Пробил!!! Клинок, скрежетнув о наносник, с треском влетел в глазницу и уперся в заднюю стенку шлема…

Не знаю, что ему там повредило — вряд ли у трупа были живые мозги, глаза или какие-нибудь другие человеческие органы. Но я его все-таки убил. Нет, не верно — нельзя убить мертвеца. Я его уничтожил.

Драугр с лязгом грохнулся на пол. Сквозь железо потянулись струйки дыма, и вскоре передо мной, в кучке черного праха, остался лежать один доспех.

— И что же теперь нужно здесь забрать?.. — пробормотал я и, совершенно лишившись сил, присел на скамью.

Но не успел себе ответить, даже не успел об этом подумать. Под потолком что-то ослепительно полыхнуло, и мое сознание обволокла мягкая, пушистая темнота.

Когда глаза открылись, все вокруг заливал яркий, почти солнечный свет. Светился круг в руках идолов, практически превратившись в маленькое солнышко. Ничего больше не изменилось. Дела, однако… Но надо идти…

Встал и поднял с пола меч драугра.

— Странно: оружие твоих «гостей» превратилось в груду ржавчины, а ты как новенький… — сообщил я мечу и провел рукой по клинку. Так же, как и на рогатине, на нем проступила рунная вязь, но только не серебряная, а аспидно-черная, и совершенно другого вида.

Полуторная рубчатая рукоятка оканчивается круглым навершием — кольцом, в которое вставлена многолучевая звезда, целиком вырезанная из неизвестного мне черного кристалла. Прямая гарда с четырехгранными, немного склоненными к острию заточенными крыльями. Обоюдоострый клинок, шириной в четыре пальца у основания, постепенно сужается до ширины двух пальцев, а потом уже, на протяжении длины ладони, сходит в острие. Метал клинка почти черный, немного отливает дымчатым цветом, и без малейших следов коррозии — идеальная полировка. Даже царапинки не заметно. Однако заточенная кромка в некоторых местах едва заметно притупилась.

Никогда ничего подобного не держал в руках, но память исправно подсказала название. Такой меч носит имя «бастард». Не здесь — в прошлой жизни.

Взял с пола плетенный из мелких металлических колец пояс с ножнами и вогнал в них клинок. Ножны обтянуты сероватой чешуйчатой кожей и окованы черным металлом. Просто, немного мрачно, но красиво. Сразу видно, что делались они именно к этому мечу.

— Будешь мне служить? — Ответа я не дождался, застегнул на себе пояс, а потом поинтересовался у идолов: — Может, хотя бы вы подскажете мне, что искать?

Никто ничего не подсказал. Я немного подумал и, отряхнув от праха доспех, положил его на стол. Довольно легкий, но ничего особенного. Панцирного плетения кольчуга, усиленная почти во всех местах нашитыми внахлест пластинами. Правда, горжет и сегментные наплечники по виду немного выбиваются из привычных мне, но выглядят очень органично с доспехом. И скорее всего, ничуть не мешают движению, конструкция очень продуманная. С качеством металла — тоже все ясно. Клинок рогатины и когти Буяна не оставили практически никаких следов — едва заметные царапины. А вот подложку из стеганой кожи придется менять: почти окаменела от старости и в буквальном смысле рассыпается в руках.

Шлем, с небольшим гребнем сверху, закрывает почти полностью лицо, оставляя открытыми глаза и рот. Такой, в моем мире, носил имя «барбют».

Возможно, Мала имела в виду оружие и доспех? Почему бы и нет, рано или поздно мне придется уйти, а без них в этом мире не обойтись. Скорее всего, так и есть.

Недолго думая, я увязал доспехи в найденную здесь же старую облезлую шкуру и перекинул сверток через плечо. А потом, еще раз поразмыслив, тщательно обыскал зал. Мертвецов в нишах трогать не стал, посчитав, что негоже мертвых тревожить, а вот в урнах и чашах перед ними нашлись много увесистых квадратных монет из серебра и горстка украшений. Почти все оставил на месте, но пару десятков монет все же забрал, а красивую цепь из причудливых узорчатых звеньев, с подвеской из огромного дымчато-голубого камня, оправленного в черненое серебро, решил подарить Малене. Думаю, поделившись со мной, мертвецы не сильно обидятся. Во всяком случае, процедуру ограбления они пережили спокойно — никто даже не шевельнулся. Вот и ладушки…

Не знаю, сколько я провел времени внутри, но на поверхности уже было раннее утро. Внезапно понял, что смертельно голоден; пристроился прямо у входа и не встал с места, пока не уничтожил все свои припасы. Посидел немного, собираясь с силами, и, опираясь на рогатину, отправился в избушку Малены.

Болото обошел по широкой дуге — хватит на сегодня приключений. И так еле живой, чувствую себя настоящим трупом. По пути вниз разглядел в горах несколько одиноких полуразрушенных башен и еще одно не очень понятное сооружение, немного похожее на открытый храм. Малена как-то обмолвилась, что Звериные острова, еще задолго до Первого Исхода, уже были населены. Так что ославам пришлось в буквальном смысле выгрызать у аборигенов каждую пядь земли. Впрочем, война длилась недолго: друманы, как себя называли коренные жители, не смогли устоять перед гораздо более многочисленными племенами, и были полностью уничтожены. Но оставшиеся после них сооружения еще кое-где на Островах встречались. Ославы избегали их посещать, считая, что друманы знались с темными силами.

— Может, и знались, я уже ничему не удивляюсь… — проговорил я вслух и, сориентировавшись по солнышку, продолжил путь.

На тропинку, ведущую прямо к домику Малы, вышел уже к вечеру. Запахло дымком и еще чем-то неуловимо вкусным. Это как раз: в своем новом теле на аппетит я точно не жалуюсь. Жру как в не себя; куда только помещается?..

Девушка сидела на завалинке возле входа в домик и чесала за ухом Буяна, примостившегося рядышком. При виде меня по ее лицу проскользнула искренняя радость.

— Вернулся! А мы с Буяном уже все жданки прождали…

— Вернулся… — я тоже присел на завалинку. — Хотя мог и не вернуться. Но, думаю, ты сама все уже знаешь.

— Немножко знаю, — не стала отпираться Малена и немного лукаво улыбнулась. — Рассказывай давай.

— Не могу, — я отрицательно помахал головой. — Сначала еда, потом вопросы. И никак по-другому.

— Ой!.. — смутилась Малена. — В самом деле, чего это я? Все уже готово… — а потом схватила меня за рукав. — Куда это ты? Марш в баньку; неужто думаешь, что я тебя таким замаранным в дом впущу? В баньке все накрыто: так уж и быть — перекусишь, а уже потом мыться.

Стол в предбаннике уже ломился от еды — в буквальном смысле этого слова. Мала даже запекла целиком олений окорок и здоровенного гуся. Правда, что ли, ждала?..

— Куда!.. — девушка решительно отодвинула блюдо. — Сначала — это… — она вложила мне в руку большой кубок с каким-то пенным напитком. — И чтобы все выпил…

Выпив его, я от неожиданности даже ахнул: напиток подействовал мгновенно — все вокруг расцвело новыми красками, усталость и боль в теле мгновенно исчезли.

— Что это?

— Мед… — улыбнулась Мала. — С травками, заговоренный… — и продолжила грозным таинственным шепотом: — Теперь, молодец, ты навеки мой!!!

— Я не против… — Гусиная нога с треском отделилась от тушки. — Только, если всегда так кормить будешь…

— Обойдешься, — хохотнула Малена. — Ишь, проглот какой. Рассказывай давай.

— Так что там я должен был принести?

— А я откуда знаю? — удивилась девушка. — Вот давай вместе и подумаем. Ну показывай уже, что ты там притащил.

— Когти шишиги нужны? — я потряс узелком.

— Фу, гадость! — сморщилась Малена. — Брось их в угол. Потом найду применение. А тебе наука будет, чтобы на морок не велся.

— Так это ты — синичка?

— Нет, не я… — отмахнулась девушка. — Я просто попросила за тобой присмотреть.

— Ладно. Это тебе… — ожерелье, звякнув звеньями, легло на стол.

— Мне?.. — глаза девушки полыхнули радостью. — Мне?

— А кому еще?

Мала сразу примерила его к груди и растерянно, даже немного печально сказала:

— Ты знаешь, мне еще никто не дарил таких подарков…

— Ой ли?

— Точно, — девушка часто закивала. — Было дело, платили; но чтобы от чистого сердца — нет.

— Значит, первым буду. — Я зацепил вилкой соленый грибочек и отправил его в рот. — И это… я там еще немного монет прихватил. Вот… Они не обидятся? Ну… мертвые, то есть…

— Ты же не все забрал? — Девушка возилась с застежкой ожерелья. — А вообще, если бы они не хотели отдавать, ты сразу бы это понял.

— Там еще был драугр, вот он точно ничего не хотел отдавать. Вот меч его и доспех. Кстати, что эти руны значат?

Мала провела рукой над клинком, а потом, немного подумав, сказала:

— Я почти не разбираюсь в рунной вязи, но кажется, это «лоза черного лепестка» или что-то подобное. Любая рана, даже царапина, нанесенная этим клинком, будет очень сильно кровоточить, долго заживать и гноиться. Если, конечно, вовремя не нейтрализовать действие рун. Но это только у людей. Для нечисти подобная комбинация полностью безвредна. Ты сразу можешь понять по цвету вязи: черная — опасна для живого, светлая — для мертвого. Хотя есть еще много разных вариантов. Добрый мастер эту вязь делал, но, в общем-то, в ней ничего особенного. А вот сам клинок очень хорош — знатный, редкий. Если захочешь, потом сходишь к Крону, старому кузнецу в Ольграде, он тебе больше расскажет. Кстати, про руны тоже. Да и доспех поправит, если надобно.

— Так получается, я должен был взять меч?

— Не знаю, — покачала головой Мала. — Говорила же тебе — я просто посредник. Но чувствую, что ты выполнил урок. Не думай больше об этом.

— А о чем мне думать?

— Обо мне, например, — девушка легко встала и, обойдя стол, остановилась передо мной. — Ты сюда есть пришел, или?.. — Малена, грациозно изогнувшись, стащила с себя рубашку и откинула за спину упавшие на грудь волосы. — Идем, теперь, я тебя парить буду…

— Я еще не наелся.

— Ах, ты!!! — ягуша даже задохнулась от негодования. — Все, решено!!! Превращу тебя в жабу. Нет, в червяка… Нет, в…

Она не договорила, потому что я закрыл ей рот поцелуем. Ну в самом же деле: кому захочется, чтобы его превращали?..

Глава 6

«…волкодлаки, именуемые иными народами — веревольфами и ликанами, телом подобны зело громадному волку, способному к прямохождению, с преобладанием в ости волосьев воплощенного в них человека, подобно ранее упоминавшимся урсулакам. Я разделяю мнение моих великоученых коллег, согласно которому оные монструмы родственны в природе происхождения, имея различия только в особенностях проклятия. Однако ж за неимением свидетельств, не разделяю склонности наделять оных большей способностью контролировать свои воплощения, чем медведей-оборотней, а також подтверждаю распространение сего проклятия через укус…»

(Преподобный Эдельберт Великоградский. «Бестиарий и описание рас Мира Упорядоченного»)

Звериные острова. Остров Быка. Черный хребет.

15 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Утро

— Ну ладно-ладно… — Малена с досадой оторвалась от скляницы, в которой смешивала какие-то порошки, и подвинула ко мне деревянный поставец с оплывшей восковой свечой. — Давай зажги свечу.

— Да это довольно просто. Все должно получиться…

— Меньше разговоров, а то Буяну будешь показывать свои жалкие фокусы, — строго буркнула Малена. — Вперед!

Я зажмурил глаза, наяву представил вокруг себя бушующий огненный вихрь, со вздохом вобрал его в тело, несколько раз пропустил подобно крови через себя и мысленно указал выход. На открытой ладони неожиданно появился ярко светящийся клубочек, отблескивающий миниатюрными язычками пламени, на мгновение застыл, а затем стремительно ударил в свечу. Желтый воск мгновенно взорвался, расплескав шипящие огненные капли по столу.

— Получилось… — я с изумлением уставился на свою ладонь, в середине которой быстро вспухал порядочный волдырь.

— Очень интересно… — Мала прихватила с полки маленький глиняный горшочек и деревянной лопаточкой ловко смазала ожог черной пахучей мазью. — А ну-ка объясни мне: как ты это сделал?

— Просто представил… — растерянно произнес я, не в силах поверить в то, что у меня так легко все получилось

— Просто представил?.. — девушка задумчиво повторила мои слова. — А заклятие? Ты не творил никаких заклятий?

— Нет… — Я провел здоровой рукой по горячему бедру Малены. Все заклятья, вместе с чародейством, мгновенно улетели куда-то в дальние планы. — Иди ко мне….

— Гора-а-ан… — кокетливо возмутилась Малена и ловко отскочила в сторону. — У тебя только одно на уме…

— А у тебя? — я сделал еще одну попытку поймать девушку. И поймал.

— И у меня, — охотно согласилась Малена. И прижалась ко мне.

— Тогда почему мы теряем время?

— Ничего мы не теряем. Пусти, медведь… — Малена осторожно высвободилась. — В тебе проснулась Сила, Горан. И я думаю, ее пробудил твой поход в подземную крипту в каирне.

— Что из этого?

Малена присела на кровать и похлопала ладошкой рядом с собой:

— Ты пока не понимаешь… Есть достаточно много владеющих, но очень немногие из них могут так просто применять Силу. Это очень высокий уровень. Обычно на начальных этапах обучения пользуются определенными заклятиями, позволяющими зачерпнуть Силу из Призрачных Пределов. Да, для этого надо тоже обладать даром, но он означает всего лишь способность входить во взаимодействие с тонкими флюктуациями, но не более. Но у тебя прямой дар, его еще называют истинным. Расскажи, как ты додумался до этого?

— Прочитал Анисима Краеградского, его «Трактат о Материях Пределов». Но не весь, конечно, а первые десяток страниц. Там есть притча, о воплощении воображения в действие чародейских сил. Вот само собой и придумалось. А вообще, мне показалось, что меня что-то подтолкнуло.

Мала ненадолго задумалась и сказала:

— То, что ты смог зажечь свечу, очень мало значит. Не стоит обольщаться. Это может оказаться твоим пределом. К сожалению, такое очень часто бывает, особенно у тех, кто отмечен истинным даром. Опять же, истинный дар накладывает определенные ограничения. Ты никогда не сможешь стать универсальным владеющим и пользоваться заклятиями. Вообще никакими заклятиями.

— Вот как-то непонятно… — пожаловался я Малене.

— А тебе и не надо пока понимать, — загадочно улыбнулась девушка. — А вообще, почему ты без дела болтаешься? Знаешь что? Собирайся-ка ты в Ольград. Передашь кое-что одному человеку, заодно доспех свой Крону отнесешь. Пора тебе начинать понемногу с жизнью знакомиться.

— Пора так пора… — я побрел собираться.

Да, рано или поздно придется выходить в мир. Но как-то немного не по себе. Последний раз, когда Мала меня вот так неожиданно выперла из домика, пришлось драться с шишигой, а потом бегать от мертвяка. Что сейчас будет? Волкодлак? Изверь? Впрочем, иду в поселок, а не в каирн, так что, может, и обойдется.

Увязал доспех и меч в шкуру, закинул через плечо, припрятал за пазуху передачу от Малены и отправился в путь. Рогатину девушка мне не дала, мотивируя тем, что Горана не привыкли видеть с оружием, и это может быть чревато эксцессами. Длинный нож тоже отобрала, оставив меня с одним засапожником. Печально; чувствую себя голым. Хорошо еще, что идти сравнительно недалеко.

Для личного бережения и пущей уверенности, вырезал себе здоровенную дубину и потопал по тропинке. Лучи солнышка весело пробиваются через кроны деревьев, снежок бодро похрустывает под броднями, птички чирикают, идти под гору… словом, благодать. Вот только мысли не оставляют в покое.

— Для чего я здесь? — Я выудил на ходу кусочек хлеба и раскрошил его под деревцем с галдящими воробьями. — Может, вы подскажете?

Не подсказали, а жаль. Синички поблизости тоже не оказалось. Да и ладно, сам пойму. Одно ясно: все случилось не просто так. Ведь не зря же меня в каирн гоняли? За Силой, будь она неладна. Что, без нее жить нельзя? Думаю, вполне можно… Или нельзя?

Я остановился, приставил дубину к дереву и попытался опять проделать фокус с огненным шариком.

— М-да… — пришлось констатировать, что ничего не получилось. Нет, все представилось вполне реально, но на выходе произошла осечка. Пшик… А если так?!

Вихрь, составленный из множества воздушных смерчей, обвился вокруг тела, закрутился в спираль и…

Что-то оглушительно грохнуло, мириадами серебряных звездочек взметнулась в воздух снежная пыль, а меня будто двинуло в грудь громадным молотом и зашвырнуло в снег.

— Тьфу ты… — отплевываясь от снега, я выкарабкался на четвереньках из сугроба и в недоумении уставился на поваленное дерево. — Это я? Ого…

Ноги не держали, пришлось даже уцепиться за ветку, чтобы встать. По телу как будто прошелся громадный каток.

— Ну ее в пещеру, такую Силу… Так можно и самого себя вполне угробить. Ну да, все правильно: там что-то писалось про откат. В задницу откаты: лучше уж дубиной ошарашить! — Я пообещал себе больше не устраивать демонстрации, отдышался окончательно и опять побрел по тропинке.

Все чаще в глаза стали бросаться следы присутствия людей. Рядом с тропинкой небольшой, очень старый на вид, придорожный храм Старшим Сестрам. Вот покосившаяся, до половины вросшая в землю избушка, с проваленной крышей. А вот засеки на деревьях. Живицу собирали? А это…

— Ату его, ату-у!!!

— Обходи его слева, Векш, обходи!!!

— Не уйдешь, лярва!!! — совсем близко раздались азартные крики, а потом…

С треском ломая подлесок, на поляну вылетел… Я невольно выругался, увидев здоровенного, размером со взрослого медведя, лохматого волчару, вылетевшего на поляну. Зверь притормозил, взметая клубы снежной пыли, затравленно оглянулся по сторонам, привстал на задние лапы и с утробным, почти человеческим стоном попытался дотянуться передними до засевшего в загривке обломка копья. Спутавшаяся иссиня-черная ость с явными дорожками седины, мощный корпус, весь опутанный жгутами мышц, хорошо просматривающимися даже под лохмами шерсти. Остатки какого-то тряпья на туловище…

— Мрак, Дроня, к распадку!!! Отрезай его… — крики раздавались уже совсем близко.

Волкодлак повел длинной мордой, с шумом втянул в себя воздух и, резко повернувшись, уставился на меня. С глухим ревом ощерилась пасть, обнажив желтые кривые клыки, блестящие от тягучей слюны. Сверкнули огнями спрятанные в лохматой шерсти глаза.

Я взял наизготовку дубину и поудобнее расставил ноги. Один удар… я успею ударить всего один раз…

Зверь сделал осторожный шажок по направлению ко мне… и вдруг резко прыгнул в сторону. Только он скрылся в лесу, как на поляну вылетело с десяток до зубов вооруженных всадников и с азартным гиканьем помчались по его следам, не обратив на меня никакого внимания.

— Ф-фух… — Я оперся на дубину и перевел дыхание. — Не-ет… здесь любая сила в пригоде случится.

Не знаю, что дальше случилось с волкодлаком. Скорее всего, его настигли — через время над пущей пронесся рев, полный смертельной боли. А я просто прибавил шагу в надежде поскорее дойти до Ольграда. Не дело по пущам без оружия шастать. Хотел достать меч из свертка, но потом передумал. Мала зря говорить не будет, а проблемы мне сейчас совсем не нужны.

Вскоре показались верхушки привратных башен. Тропинка превратилась в мощеную булыжниками дорогу. Мост через ров оказался опущенным, а крепостная решетка — поднятой…

— Ты гля, ребя: Горан! — изумленно воскликнул кряжистый воин в меховом плаще, наброшенном поверх богато изукрашенного латного доспеха. Он опирался на тяжелое толстое копье и удивленно тыкал в меня латной перчаткой.

— Гы-ы… живой, сопля…

— Да что с этим тупяком сделается…

— Как есть олух…

— Кто ж тебя приодел, дрочила?..

Стражники у ворот, все как один вооруженные копьями и длинными мечами, громко хохоча, потешались надо мной. Немного в стороне стояли четыре девушки в легких длинных бахтерцах и опушенных мисюрках-прилбицах без рогов, но с беличьими хвостами на навершиях. Они опирались на очень длинные, почти в свой рост, мощные луки, тоже хохотали, но сдержаннее, и тыкали в меня пальцами, указывая на…

— Что, Горан — небось, Ежка нашла способ, как твоей бесполезной висячкой попользоваться! — язвительно выкрикнула одна из них — круглолицая симпатичная девушка с коренастой, но ладной фигурой.

Надо сказать, что все девушки были подобного сложения, и как на подбор, с миловидными личиками, немного испорченными боевой раскраской на щеках.

— А ну закрыла рот, Ляна!!! — неожиданно рявкнул старший и сделал какой-то обережный знак рукой. — Негоже нечисть всуе упоминать. А ты проходи, Горан, да побыстрее, а то получишь пинков.

— М-да… весело тебе жилось, братец… — пробормотал я себе под нос и быстро пересек подъемный мост.

Уже мне в спину прозвучал чей-то грудной женский голос:

— Эй, Горан, ты не видел, взяли наши Пищуху али нет?..

И тут же ее перебила другая девушка:

— В уме ли ты, Славка: он ить немой!..

Я, не оборачиваясь, прошел ворота. Не немой уже, но пока как-то не к спеху мне говорить…

Сразу от ворот шла центральная улица, рассекавшая Ольград до самой площади перед Залом славы предков. Я потоптался немного на месте и решил сначала наведаться к кузнецу, а это значит — почти к самому морю, к рыночной площади.

Народу на улицах оказалось полным-полно. Люди, взбудораженно переговариваясь, спешили к Залу славы. Почти все вооружены, даже в доспехах, причем не только мужчины, но и женщины. Между ними носились стайки детишек, отчаянно воюя между собой деревянными мечами. Опять же — пацаны поровну с девчонками. Едва прикрытые одежонкой — это в мороз-то! М-да, сурово здесь к детишкам относятся…

Я присмотрелся к жителям Ольграда. Все высокие, крепкого телосложения. Волосы у большинства русые. У девушек помоложе — заплетены в две косы от висков, у женщин кос не видно, спрятаны под меховые шапки. Мужики бородатые и патлатые, аки звери, но на правом виске у каждого все же присутствует одна косица, унизанная металлическими кольцами. А у тех, которые постарше да поматерее, даже по две, а то и три косицы. Лица открытые, эмоции не сдерживают…

— Где это видано…

— Ить третий раз уже…

— Сначала Любомысл…

— Потом Квят…

— А сегодня Пищуха…

— Да не в урсулака, а в волкодлака обратился…

— Неча базлать, надо с Дравина и Венрира спрос чинить…

До меня постепенно стал доходить смысл произошедшего. Про Любомысла я знаю: наблюдал, как Малена мороку на его отца навела, а парня от проклятия избавила. Пищуху, волчару-оборотня, по пути сюда увидел. Получается, между двумя этими случаями был еще какой-то Квят. Странно, Малена ничего не говорила, а она всегда в курсе происходящего в Ольграде. А Дравин и Венрир, по ее словам — местные владеющие. Эпидемия здесь началась, что ли? М-да, вот это сказанул: эпидемия проклятий… Так… как бы не заблудиться…

Мне удалось, не привлекая особого внимания, свернуть на боковую улочку. Было привязалась ватага детишек, маленько покидалась снежками, но потом отстала. Я сориентировался на маяк и направился к морю, попутно глазея по сторонам. Интересно же…

Длинные одноэтажные дома без окон, с крышами наподобие днища перевернутой ладьи, спускающимися по бокам до самой земли. Низенькие каменные заборчики без ворот, подворья большие и ухоженно чистые, на каждом — алтарь Старшим Сестрам и множество хозяйственных построек с обязательной банькой. Собаки — громадные кудлатые зверюги, не привязаны, на людей не бросаются, только провожают внимательными взглядами. Общий вид у всех хозяйств зажиточный, народец опрятный, на каждом меха… видно: в достатке живут. Уже мне здесь нравится. Вот только…

— С дороги, лохмандей! — меня кто-то сильно толкнул в спину.

Я проводил взглядом группу молодых парней, спешащих к площади, и продолжил вслух:

— Вот только кому я здесь нужен?..

Злости не было. Только легкая обида на Горана. Что же ты, парень, так дело запустил? Разгребай теперь за тебя… Имя и статус в таком обществе так просто не заработаешь, если уж вообще заработаешь. Можно и навеки остаться неполноценным изгоем.

— Э, нет, братец, так дело не пойдет. Мы постараемся, очень постараемся, — пообещал я себе и отправился дальше.

Дом кузнеца найти особого труда не составило. Какой кузнец без кузни? Звонкие удары по железу раздавались на всю улицу. Я вошел на подворье и потянул на себя дверь.

— О, Горан! — весело поприветствовал меня кряжистый пожилой мужик в кожаном длинном фартуке. — Вовремя ты заглянул. А ну давай становись к мехам, подмогнешь маленько, а то Охримка-то мой — сбежал поглазеть на сборище.

— Не вопрос, дядя Крон. Подмогну, конечно, но вообще, я по делу… — я решил больше не таиться и весело посмотрел на кузнеца. Ну а что? Рано или поздно придется открываться, а Крон с виду мужик не злобный, кажется, к Гору относился не так пренебрежительно, как все.

— Сиськи Морены!!! — Поковка, отчаянно зашипев, брякнулась в чан с водой, а сам Крон чуть не выпустил молот от неожиданности. — Это што же?.. Да как?..

— Да, дядя Крон. Глаза и уши тебя не подводят. — Я сбросил поклажу, снял парку и стал к очень сложным с виду многокамерным мехам. — Ты только объясняй мне, что к чему, а то я ни хрена не помню.

— Погоди, Горан… — кузнец в недоумении помотал седой головой. — Иди-ка сюда… — Крон крепко взял меня за плечи и стал всматриваться в глаза, как будто не веря самому себе.

— Да я это!

— Вижу. Это получается… — мужик отстранился и с силой провел руками по своему чумазому, морщинистому лицу. — Получается, все-таки довела тебя до ума Малена. Ай да Ягушка, ай да умница! Знаешь что… а ну ее к Морене, эту работу. Пошли в дом, поговорим, заодно пивка хлебнем. Опять же, Хроня тебе зело обрадуется. Ивлинка тоже — она как раз посвящения прошла, ходит вся такая из себя воительница, цены себе никак не сложит… — Кузнец развернул меня к двери и подтолкнул. — Идем, парень, идем…

Я порадовался, что хоть один человек в Ольграде относился к Горану хорошо, и переступил порог дома…

Глава 7

«…многия великоученые исследователи проводят свою достойную жизнь в бесполезных спорах, отвергая либо причисляя к сословию упырей монструма, рекомого умрець, також известного в восточных землях под именем гуль. Подобные рассуждения ввергают меня в великое смятение, ибо в пылу спора уважаемые оппоненты забывают о канонах, составленных почтенным Велимиром Староградским, полагаемым всеми нами за основателя школы монстроведения. В его „Канонах“ ясно определено, что упыри походят из людей, следовательно, умрець не может быть причислен к оным, поелику строением подобен зверю и не способен к явному прямохождению…»

(Преподобный Эдельберт Великоградский. «Бестиарий и описание рас Мира Упорядоченного»)

Звериные острова. Остров Быка. Ольград.

15 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Полдень

Огромный камин с вертелами сложной механической конструкции. Везде фигурные поковки, мечи и секиры на стенах. Тяжелая, грубая и одновременно ладно сработанная мебель. Я здесь точно когда-то был… но когда и зачем?

Скосил глаза на Крона, приметил, как он поклонился домашнему алтарю, и проделал то же самое. Надо привыкать.

— Куда прешси, пень старый! — молодецки гаркнула статная, можно даже сказать, могучая, пожилая женщина со следами былой красоты на лице, но рваным шрамом на щеке. — А ну стягивай чуни, я только подмела!.. — Женщина воинственно подбоченилась, но заметив меня, приветливо воскликнула: — Ты смотри, кто пожаловал! Заходи, Горан, заходи, парень…

— Достатка твоему дому, добрая хозяюшка! — я припомнил кое-какие уроки Малы и в пояс поклонился Хроне. У ославов сначала приветствовали хозяйку, а потом уже всех остальных.

— Ой!.. — испуганно пискнула женщина, попятилась назад и, наткнувшись на табурет, шлепнулась на него.

— А я што говорил?!! — Крон торжествующе поднял палец к потолку. — Я всегда говорил — этот парень в тяму придет. Так шта, старая, мечи на стол. Праздновать будем!

— О, Горан! — из другой комнатки вышла совсем юная, очень пригожая девушка, удивительно похожая на хозяйку лицом и статностью. Она с интересом мазнула по мне взглядом, подошла и с лукавой улыбкой требовательно протянула ладошку: — А ну посеребри ручку, молодец. Значитца, согласно обычаю предков, на обзаведение молодой воительнице.

— От бесстыжая! — Хроня уже очнулась от потрясения и с негодованием хлопнула себя по бедрам. — Што же ты творишь, бесстыжая твоя мордочка! У кого просишь?..

— Доброго тебе первого похода, молодая воительница, — я усмехнулся и, выудив из мошны квадратную монету, положил ей на ладошку. — Хорошего хабара, да многих полоняников…

— Ой! — теперь пискнула Ивлинка и уставилась себе на ладонь. — Резан?.. Ты мне дал целый резан?! — а потом перевела глаза на меня, еще раз ойкнула и села на табурет рядом с матерью.

— А ну покажь… — кузнец разжал кулачек дочери и забрал монету. — Горан? Ты где ее взял? Это же резан времен Первого Исхода! В них добавляли несколько долей первородного серебра. Сейчас уже и не чеканят такие.

— А тебе какое дело, старый пень?.. — спохватилась хозяйка, схватила меня за руку и усадила за стол. — Взял — значит, его. Если его — значит, дарит кому хочет. Горан сроду чужого не брал. Ива, помогай давай, тяни бочонок с хмельным из подклета…

— Подожди, мама… — глаза Ивлины весело блеснули, она встала и танцующей походкой подошла ко мне. — Значит, так, добрый молодец: благодарность тебе положена… — Девушка привстала на цыпочки и впилась поцелуем мне в губы.

А я стоял и не знал что делать. Свежие податливые губки отдавали ягодным вкусом, очень хотелось ответить…

— Вот же стервь… — довольно крякнул Крон, а потом дернул дочь за рукав: — Ну будя, будя, разошлась…

— Положено так! — категорично отрезала Ивлина и, не сводя с меня взгляда, игриво покачивая бедрами, прошлась по комнате. — А вообще, я уже в возраст вошла, посвящение получила; значит, целую кого захочу.

— А ну брысь! — полотенце звучно влепилось в задок девушки. — Вот же блудница! — Хроня собралась еще раз шлепнуть дочь, но Ива ловко увернулась и со смехом убежала в прихожку.

— Дуреют девки… — неодобрительно покачал головой Крон. — Парней меньше рождаться стало, от того и дуреют; гляди, скоро биться промеж собой за каждый хрен начнут. То ли дело, раньше было…

— Ага, ежели тебя послушать, старый пень… — хохотнула Хроня и брякнула на стол большое блюдо с вареным мясом, — так раньше и хрены длиннее были, да и девки податливей. Всегда девы старались парня заарканить перед первым походом, чтобы целкой не уходить. Не помнишь, как я Васюхе скулу за тебя своротила?..

— Было дело… — не стал отказываться кузнец и разлил по кружкам пиво. — Но не об этом сейчас речь. Ты рассказывай, Гор, все от начала до конца рассказывай…

Пока ели, рассказывал. Не все, конечно: лишнего не говорил. Сказал, что очнулся у Малены уже при языке да при памяти, а что было раньше, забыл напрочь. Про каирн упомянул, сказав, что ходил туда пробовать свои силы. А в Ольград наведался поручение Малены выполнить, да доспех поправить.

— Как бы и все… — Я развязал сверток и достал меч. — Вот, взял с драугра. Доспех тоже ободрал…

— Ух ты!.. — Ивлица потянулась к мечу.

— А ну цыц… — Крон хлопнул дочь по руке, подвинул к себе меч и, выудив откуда-то небольшой молоточек, склонился над ним. — М-да… — Кузнец осторожно стукнул по клинку, послушал, затем царапнул металлическим стилом и, наконец, уважительно сказал: — Чистая черная сталь. Мокши Белобородого работа. Если я не запамятовал, то он как раз с Первыми на Острова пришел, и в Острограде творил. А вот вязь — не его, да и не работал он руны. Добрый и дорогой клинок; мечей работы Мокши на Островах едва ли с десяток осталось. Это ты Гундяя Черную Луну упокоил — его меч, одного с ним прозвища. Странно, никто не знал, где его схоронили.

— Если вверх по Кричащему ручью идти, до самой Кривой скалы, то, как раз под ней вход в каирн и находится.

— Темное Урочище… — уважительно протянула Ивлица. — Народ старается туда не ходить. Мы с сестрами собирались, но вовремя старшие остановили.

— И доспех ладный, — продолжил Крон. — Но не более, есть и получше. Тоже тех времен, старинный, но удобный. Это сейчас новомодными увлеклись, а как по мне, лучше колонтаря для боя нет. Подклад я, конечно, сделаю, да поправлю пластины как положено. Вот тут наклепать, да здесь…

— Опять взялся за свое, старый пень, — проворчала Хроня. — Отложи, отложи, я сказала. Есть над чем сейчас подумать. — Женщина повернулась ко мне и поинтересовалась: — Как дальше жить собираешься, Горан? Посвящения ты не прошел, в походы не ходил, роду не принадлежишь, поэтому и голоса не имеешь. Не ладно. Опять же, народец привык тебя видеть безумцем бессловесным и, думаю, трудно будет тебя он принимать. Если вообще примет. Не одному придется башку отбить. Что тоже не дело: могут спросить как с безродного, ибо законы ясно писаны. С чужого всегда спрашивается втройне.

— Не сгущай, старая, — Крон отхлебнул из кружки и оттер от пены свои длинные усы. — Надо говорить со Збором, старшиной рода. Как он порешит, так и будет. Гор по рождению наш, а что посвящение не прошел, так не парня тому вина. Все помнят Ракшу, отца его, могут ради памяти и уважить. Словом, я завтра займусь…

— Вот наконец дело молвишь!.. — Хроня довольно улыбнулась и подвинула ко мне большую плошку с варениками, пересыпанными шкварками. — Ты ешь, ешь, парень. Набирайся сил: может, дело так повернется, что еще породычаемся… — Она вдруг запнулась и тихонько у меня поинтересовалась: — Слышь, Горан, а как у тебе с этим?.. ну ты понял… бабы разное мололи…

— Лучше не бывает, матушка Хроня, — я весело улыбнулся и повторил: — Лучше не бывает.

Хозяйка облегченно выдохнула и расплылась в широкой улыбке:

— Вот и я говорила им: клуши вы черноротые, все в порядке у парня. Девкам на потеху и ему на радость!

— А что, я не против, — Ивлица, торжествующе улыбаясь, выпятила высокую грудь. — Я его все равно никому не отдам! — заявила решительно девушка и очень откровенно мне подмигнула.

— Вот же блудница, — по-доброму попеняла ей мать. — А Горана ты спросила?

— И спрошу, вот сейчас и спрошу…

— А ну цыц!!! — Крон прихлопнул ладонью по столешнице. — Ишь ты! Раскудахтались, куры. Рано об этом разговор заводить. Рано, говорю!

По тому, как осеклись мать и дочь, я понял, что действительно рано. И понял еще одну вещь — найти свое место среди этих людей будет очень трудно.

— Спасибо, матушка Хроня, за стол; благодарствую, дядя Крон, — я встал и поклонился. — Но мне пора еще урок выполнить.

— И то дело, — кивнул мне кузнец. — Сходи прогуляйся, а потом сюда. Ночевать у нас будешь. А доспех твой я к завтрему слажу, тока вечерком мне подмогнешь. Готовые подклады есть, так что все ладно будет…

От общения с семьей Крона стало как-то теплее, Ольград уже не казался чужим, а люди на улице, окидывающие меня жалостливыми, а порой презрительными взглядами, вызвали симпатию. Я даже попытался их оправдать за такое отношение к Гору. Ославы — нация воинов, практикующая культ силы и мужества и презирающая слабость. Так какого отношения стоит ожидать никчемному дурачку? Хорошо, что не убили еще в младенчестве. А сейчас? А сейчас я попробую…

Травница Власта, которой предназначалась посылка Малы, как будто знала, что я уже в поселке, и встретила меня на улице. Маленькая, сухонькая старушка, ничем не отличающаяся от своих ровесниц, окинула меня внимательным взглядом, молча забрала сверток и ушла.

— Ну вот, урок выполнен. Можно возвращаться к Крону. Хотя… — я приметил, что люди тянутся к гавани и решил тоже туда прогуляться. Интересно же…

Гавань как гавань. Несколько каменных причалов, с десяток больших гребных судов на стапелях. Множество рыбацких суденышек. Остро пахнет морем и рыбой. Ославы ходят на промысел и зимой, так как теплое течение не позволяет замерзать Океану вплоть до самого материка….

— Вернулись…

— Вавула Краснобай, в первый раз сам дружину водил…

— Полоняников-то, страсть как много…

— Любят его Старшие…

— Ты гля, гля… румийцев прихватили…

Народ, оживленно гомоня, увлек меня к причалам. У одного из них стояли два больших струга — так называют свои суда ославы. Длинные, по пятьдесят весел с каждого борта, посередине высокая мачта с косым парусом, на носовой балке искусно вырезана Удрина, богиня моря. Корабли очень похожи на драккары… знать бы еще, что значит это слово.

С одного корабля нескончаемой цепочкой сносили тюки с хабаром, а со второго сходили на берег скованные в ряд пленницы и пленники. Неожиданно смуглые, почти черные на фоне ославов.

Да, уже знаю, здесь это вполне обычное дело. Кто-то из пленников отправится в шахты на Островах, остальных продадут на специальных рынках, куда приходят со своими караванами купцы-саидиты, промышляющие скупкой рабов. Для ославов все просто: не сумел защитить свою жизнь, не смог убить себя, отдавай ее на милость другому.

Тут же, неподалеку от причалов, спешно накрывали столы для ватажников, вернувшихся из похода. Впрочем, они, в том числе и девушки, не дожидаясь угощения, вовсю хлебали ковшами из открытых бочек.

— Все сюда! — вдруг заорал один из них — огромный медведеобразный великан со спутанной гривой волос, в одних штанах и нательной рубашке. — Пей ославы, пей до дна! Я, Ждан Каменный Кулак, всех угощаю! Добрый хабар — все прогуляю…

— Я Вышенега Злая Тетива! — одна из девушек вскочила на бочку и вздернула к небу сжатый кулак. — Это мой второй поход! Вот этой рукой я отправила в Темные Пределы восемь грязных румийцев!

— Я Млава Рудая Коса! — рядом с ней встала еще одна девушка. — Это мой первый поход. Согласно обычаю, отдаю половину хабара на нужды детинца!

— Вран…

— Купава…

— Отрад…

— Олга…

Дружинники вставали рядом друг с другом и, выкрикнув свою речь, брались за руки. Наконец, вперед вышла уже немолодая, мощная телом воительница, с пушистым черным хвостом на навершии шлема. Она тащила за волосы совсем юного смуглого паренька.

— Родовичи!!! — Женщина подняла руку, призывая всех замолчать. — Я Искра Черный Хвост, это мой пятнадцатый поход! — Она как пушинку вздернула цепь, подтянув вверх судорожно захрипевшего пленника. — И мой последний поход! Я хочу в честь сего подарить вам, родовичи, кровь моего последнего пленника… — Кинжал вылетел из ножен и с хрустом перерезал горло мальчишке.

— Хвала!!! Любо!!! Хвала!!! — над водой полетел свирепый рев, многократно отражаясь от скал и пугая стайки чаек и бакланов.

Не знаю чем, но зрелище мне не понравилось. Нет, раба не жалко: ведь все в твоих руках, не хочешь рабства — возьми и убей себя. Просто стало как-то неприятно. Уже собрался потихоньку выбираться из толпы, как…

— С дороги, мразь… — чья-то ладонь смачно влепилась мне в лицо.

Ничего не успел подумать, даже не успел оскорбиться, но моя рука уже перехватила молодого крепыша в богатом доспехе, без шлема и в роскошном меховом плаще. Все случилось само по себе, будто меня кто-то подтолкнул.

— Повтори…

— Да как ты смеешь?! — лицо парня исказилось в ярости, а рука потянулась к длинному ножу на поясе. — Я Вавула…

Мозги подали четкую команду телу, кулак описал дугу и с тупым стуком врезался в прикрытый только волнистыми светлыми локонами висок Вавулы. Парень охнул и медленно осел на раскисший снег.

Вокруг мгновенно воцарилась мертвая тишина. Народ расступился и молча смотрел на меня.

— Гор заговорил… — недоуменно сказал кто-то в толпе.

— Горан заговорил… — подхватил другой голос.

— Да как это может быть?.. — ахнуло сразу несколько человек.

— Этот трус ударил… — голоса были наполнены растерянностью.

Из толпы вышел высокий старик с очень длинной белой бородой, заплетенной во множество косиц. Присел возле неподвижно лежащего Вавулы и провел над ним ладонью. Немного помедлил и сухо сказал, как отрезал:

— Он его убил.

— Смерть!!! — вокруг меня лязгнули мечи, выхватываемые из ножен.

— Тихо, родовичи!.. — поднял руку старик. — Не дело самосуд чинить. Решать по нему будет Совет рода… — после чего ткнул в меня своим посохом.

Ноги сразу подкосились, тело охватила страшная слабость. Я попытался что-то сказать, поднять руку, но не смог. Последним явным ощущением было покачивание — меня куда-то несли…

Глава 8

«…навия, сиречь бережница, також рекомая водяницей и ошибочно — мокрицей, никоим образом не соотносится с берегинями, ибо берегини суть духи богоподобные, а навии не более чем мерзкие монструмы. Свидетельства очевидцев об их приятном мужскому взгляду обличье не можно принимать во внимание, ибо сие есть морок, а познавшие истинный вид навий уже никогда не смогут свидетельствовать. Усилиями студиозусов кафедры монстрологии университета Града Великого восстановлено ранее пребывавшее в печальном состоянии чучело навии, и кажен желающий, заплатив сущую безделицу, может полюбопытствовать на оное в нашем скромном музее…»

(Преподобный Эдельберт Великоградский. «Бестиарий и описание рас Мира Упорядоченного»)

Звериные острова. Остров Быка. Ольград.

16 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Утро

— …Кап… кап… кап… — тихий ритмичный звон пробивался сквозь темноту и долбил в самые мозги, вызывая бешеное раздражение, и одновременно принуждал открыть глаза.

Я внезапно пришел в себя и уставился в каменную стену, покрытую потеками воды, огибающими клочки влажно поблескивающего мха…

— Очнулся? — одновременно со звуком голоса в бок больно впилось что-то острое.

Я попробовал вскочить — и сразу же упал, удерживаемый ошейником с приклепанной к стене цепью. Осторожно повернул голову и едва успев заметить окованный железом носок сапога, получил мощный пинок в голову. Мозги взорвались яркой вспышкой боли, а рот сразу заполнился соленым…

— Ха!!! Замри, упырь… — невидимый голос удовлетворенно крякнул. — Ты смотри, какой ярый! Раньше и затрещины хватало, чтобы в соплях убежал, а тут…

— Ты понял, что натворил, смердюк? — в разговор вступил другой голос. — Ты убил Вавулу! Вавулу Краснобая из семьи Рогнеды Синеокой! Нашей семьи…

Я осторожно подтянул руку и ухватился за край ошейника…

— Висеть тебе, ушлепок, на Скорбной скале… — очередной пинок подкинул мое тело, сбил дыхание, но все же позволил переместить под себя вторую руку.

Ну, ударьте еще раз… Еще…

— Выползни… — я сплюнул заполнившую рот кровь. — Давно по мохнатке бороденками вошкались? Селедкой тухлой прет…

— Сдохни, тварь! — удары посыпались градом, отдаваясь жесточайшей болью по всему телу, но я уже ухватился за ошейник. Скользкое железо, разрывая мясо, впилось в ладони, мышцы взвыли в запредельном усилии… и вдруг, отчаянно заскрипев, ошейник лопнул пополам…

— Береги… — длинный мужик с куцей бородкой не успел договорить — ржавая цепь, выдранная из стены, вбила в его глотку слова вместе с зубами.

— Ах ты, уродец… — второй воин легко уклонился от удара, танцующим движением ушел в сторону и одновременно ткнул в меня копьем.

Скулу рвануло болью, я поскользнулся на мокром полу и всем телом врезался в мужика, вбивая его в каменную кладку. Подхватил обмякшее тело, саданул еще раз в стену и отбросил в сторону. Все!..

— Стой на месте, Гор… — до меня вдруг донесся тихий, спокойный голос. — Теперь осторожно повернись…

Я повернулся и увидел за решеткой, перегораживающей камеру, того самого белобородого старика, с кривым сучковатым посохом в руках. За ним теснилось несколько лучниц с луками наизготовку. На их лицах ясно читалась уверенная решительность превратить меня в утыканный стрелами хладный труп. И некоторое удивленное уважение.

— Мы не хотим тебя убивать, Горан… — старик успокаивающе протянул ко мне руку с раскрытой ладонью. — Но сделаем это не задумываясь, если ты бросишься на нас.

Цепь, глухо лязгнув, упала на каменные плиты пола. Я внезапно почувствовал, что меня отделяет от смерти всего один шаг. Даже еще меньше.

— Молодец, Горан… — голос старика успокаивал и каким-то невероятным образом заставлял ему подчиняться. — Ты сейчас пойдешь с нами на суд, а теперь ляг на живот и заведи за спину руки.

На запястьях и лодыжках защелкнулись кандалы. Меня осторожно подняли и повернули к старику.

— Вот и молодец… — владеющий осторожно промокнул платком мою распоротую скулу. — Вот и все, Горан. Ведите его; а этих сначала к Раде, пусть посмотрит, при необходимости немного подлечит, а потом обоих — в поруб.

Мне на голову предусмотрительно накинули мешок, а затем, аккуратно поддерживая под локти, повели куда-то наверх. Поначалу я пробовал осмыслить свое положение, даже пытался проигрывать в голове ответы на возможные обвинения, но потом эти мысли сменились ледяным безразличием. Зачем? Все равно бесполезно. Лучше будет помолчать, а потом, перед смертью, попробовать кого-нибудь забрать с собой. А вообще, жалко. Очень жалко, ведь все так хорошо начиналось. Мне даже стало нравиться в этом мире. И Мала… Малена… Неужели она знала о том, что произойдет?

Нет, не может быть…

Или может?..

Хотя, какая уже разница…

Темнота сменилась ослепляющим светом — мешок сдернули с головы. Я проморгался и обвел взглядом большой зал, освещенный порывистом светом множества настенных светильников. Мрачненько.

На стенах, сложенных из тесаных каменных блоков, сквозняк шевелит большие гобелены с замысловатой вышивкой, узкие окна-бойницы, прикрытые решетчатыми ставнями, почерневшие от времени балки под потолком. Полукругом расставленные столы, за которыми сидят мрачные мужчины и женщины — все в возрасте, все в боевых доспехах. С некоторым облегчением я разглядел среди них Крона, но вот его лицо ничего хорошего не предвещало.

Посередине — резное кресло, на котором застыл грузный мужчина средних лет с рублеными, грубыми чертами лица. С виска у него свисало несколько косиц, сплошь унизанных кольцами.

Збор? Старшина рода?

По бокам от него сидят… Тот самый старик… А с другой стороны — точно такой же, абсолютно, вплоть до рисунка морщин на сухом аскетичном лице.

Дравин и Венрир? Близнецы?

— Оный Горан обвиняется в убийстве Вавулы Краснобая и предоставляется на суд… — прозвучал торжественный голос у меня за спиной.

— Признаешь Горан, убийство Вавулы? — мрачно проскрипел мужик на троне.

Я хотел промолчать, но потом все же ответил:

— Да.

— Как все произошло? — Збор обращался к кому-то за моей спиной.

— Гор стоял на пути Вавулы, после чего тот оттолкнул Горана, в ответ Горан ударил Вавулу, убив с одного удара.

— Вавула произнес поносные слова, а потом уже оттолкнул Гора… — спокойно поправил один из владеющих.

— Так ли это было? — строго уточнил старшина.

За спиной, после небольшой паузы, подтвердили:

— Да, так…

— Гор не сразу ударил Вавулу… — теперь заговорил второй владеющий. — Он остановил Вавулу и попросил повторить слова, и ударил только после того, как тот повторил и схватился за меч.

Голос за спиной, не дожидаясь вопроса старшины, поспешно подтвердил:

— Да-да… так и было.

Среди людей за столами прошел глухой ропот. Некоторые переглядывались между собой, но никто ничего вслух не произнес.

Збор немного помедлил и обратился к владеющим:

— Как могло случиться, что этот парень пришел в себя?

— Старшие по своему желанию забирают разум… — слегка пожал плечами один их братьев-близнецов.

— Они же по своему желанию его возвращают… — закончил фразу второй. — Пути Старших неведомы смертным.

— Все ясно… — недовольно буркнул Збор. — Венрир, что-то там говорили про Ягу?

— Да, она забирала его, — задумчиво подтвердил владеющий. — Но ее вмешательства мы не видим. Темная волшба всегда оставляет четкие следы.

— Тогда это неважно… — лицо старшины немного разгладилось. — Ну что же, все ясно. Рокот, тебе как отцу убиенного, первое слово.

Я стоял и почему-то улыбался. Или просто это свело мышцы разрубленной скулы? Да… весело мне точно не было…

Еще довольно молодой мужчина, с измученным лицом, очень похожим на лицо покойного Вавулы, опираясь на стол, медленно встал.

— Нет значения, кого убил этот человек… — голос Рокота был абсолютно лишен эмоций. — Моего сына, либо чьего-то еще. Все очень просто. Гора оскорбили, он поступил точно так же, как поступил бы любой из нас. Тот, кто оскорбляет, должен понимать, что за оскорблением всегда следует ответ. По крайней мере, так случается у нас на Островах. К тому же, Горан бил кулаком, а не мечом, следовательно, не хотел убивать… — Рокот сделал паузу, было видно, что каждое слово дается ему с трудом.

По залу прошел изумленный ропот, даже Збор удивленно покрутил головой. У меня промелькнул слабенький лучик надежды. А вдруг?

— Но… — продолжил Рокот. — Есть одно «но». Все это верно для родовичей. Для сыновей и дочерей нашего рода. А Горан не из нашего рода. Он никто! — голос Рокота креп с каждым словом. — Он чужак, достойный оскорбления и насмешки! Вавула просто указал ему на его истинное место и был убит за правду. Все знают дела Вавулы, а чем прославился Гор? Наоборот, он до предела опозорил имя своей семьи. Как поступают с чужаками, осмелившимися на нашей земле поднять руку на наших родовичей? Вы знаете, братья и сестры. Я все сказал…

Наступила мертвенная тишина; наконец старшина сказал:

— Олг, твое слово.

Из-за стола поднялся седой как лунь старик, посмотрел на меня тяжелым взглядом, перевел выцветшие глаза на Рокота и прохрипел:

— Ты спрашиваешь, чем прославился Горан? Ну что же, я скажу. Он голыми руками в темнице отбился от воев из твоей семьи. Скованным отбился…

— Так и было, — спокойно подтвердил Венрир. — К нему приходили Сим и Храп. Оба сейчас у Рады, но говорить не скоро будут. Если будут вообще.

— Кто их пустил? — рыкнул Збор.

— Оба на посту в темнице стояли, — ответил ему Дравин. — Здесь вины ни на ком нет, кроме самого Сима и Храпа.

Рокот вскинулся и с ненавистью прошипел:

— Значит, на этом ублюдке есть еще вина.

— Я еще не закончил! — старик властно прервал отца Вавулы. — Семья Млавы Светлой, приговаривает наложить на Горана обычную виру, но жизни не лишать. Я сказал.

— Я услышал тебя, Олг, — после короткой паузы сказал старшина. — Тебе, Живица, слово…

— Смерть, — коротко сказала пожилая, но еще сохранившая свою красоту женщина. Ее надменное лицо было полностью бесстрастно. — Есть закон, где все разложено по полатям. К роду не принадлежит — значит чужак. Если чужак убил родовича на земле ославов, кара ему всегда одна. Семья Марьяны Большой Клык приговаривает Горана к смерти. Я сказала.

— Теперь Звон.

— Смерть…

— Ты, Вуй.

— Смерть…

— Говори, Всеслава.

— Смерть…

В Совет входят всего десять человек. Десять голосов. Одиннадцатый и решающий голос — старшины Збора. Но его он использует только когда в Совете наступит равновесие. Равновесие… Так сколько семей меня уже приговорили? Три? Четыре? Что с головой… мысли плывут, никак не могу сосчитать голоса… Пять?

Збор немного промедлил, он должен был назвать имя шестого человека — человека, слово которого может стать решающим. Если он проголосует за смерть… Внутри меня все заледенело, даже мысли остановились…

— Велемир, говори.

Стройный пожилой мужчина, с пустым левым рукавом, порывисто встал и медленно провел взглядом по судьям:

— Родовичи… в разуме ли вы? Все знали отца Гора. Родович он был? Так и есть, истинный славен — никто и никогда не усомнится в этом. Все знали Весну, мать Горана? Все знали — добрая славенка была, нашего роду. И парень этот по рождению — наш. А то, что испытания не прошел, так не его вина в том. Опять же, свидетельство истинной крови Горана налицо. Мало кто рискнул бы схватиться с Симом и Храпом в одиночку и будучи безоружным. Он сделал это и победил. Думайте, родовичи, не навлекайте на себя гнев Старших. А моя семья приговаривает Гора к обычной вире. Я сказал…

— Родовичи! — опять вскочил Рокот. — Нельзя же…

— Сядь, Рокот! — гневно громыхнул Збор. — Ты свое слово сказал. Теперь говорит Лия…

Судя по тому, как бессильно заскрипел зубами Рокот, он совсем не был уверен в остальных членах Совета.

— Обычная вира…

— Снежан, высказывайся.

— Вира…

— Твое слово Крон.

Кузнец встал, обвел совет глазами и тихо сказал:

— Вира. Моя семья усыновит Гора. Вот наше слово.

Я не поверил своим ушам. Ровно!!! В мозгах полыхнула бешеная радость, ноги стали подкашиваться, и я чуть не упал. Ровно!!!

— Поровну… — задумчиво пробормотал Збор. — Давно голоса Совета так не разделялись. Даже не знаю, что сказать. Парень истинный словен по крови, да и по делам тоже. Но совсем не для того нашими предками законы писаны, чтобы мы ими помыкали… — старшина вдруг посмотрел на меня и спросил: — Есть тебе что сказать в свое оправдание, Гор?

— Нет… — слова вылетели сами по себе, — одно скажу: довелось бы повторить, повторил бы, даже не задумываясь.

— Добрые слова!!! — Крон отбросил кресло и вздернул кулак кверху. — Слышали, родовичи? Слова доброго славена!!!

— Наш!

— Смерть!

— Родович!

— Чужак!

— Виру присуди, Збор!

— Смерть!

Главы семей с криками вскочили с мест. Мне показалось, что еще немного — и вспыхнет схватка.

— Тихо, родовичи!!! — вдруг рявкнул Збор. — Я свое слово буду говорить!

Мгновенно в зале Совета наступила тишина, люди расселись по своим местам и напряженно уставились на старшину рода. А я… я просто стоял и ждал…

— Нелегкая мне досталась задача… — старшина тяжело выговаривал слова. — Да, доблесть Гора — это доблесть настоящего славена. И не его вина в том, что не стал он родовичем… — Старшина обвел взглядом зал, немного помедлил и повысил голос. — Но и не наша! Мы живем законами предков, как жили десятки поколений до нас, и мы не вправе нарушать их. И не будем!

По залу опять прошел глухой ропот. Крон хотел что-то сказать, но смолчал и опустил голову на сжатые кулаки.

— Горан, сын Ракши: ты приговариваешься к смерти… — слова старшины зловеще пронеслись по залу. — Завтра в полдень тебя прикуют к Скорбной скале и оставят на милость Океана. Да не будет на тебя никогда возведена хула, а род справит по тебе тризну, как по родовичу. Я все сказал…

Глава 9

«…мокряки видом весьма отвратны, зело подобны утопленникам и обладают в своей конструкции признаками, присущими гадам морским. Однако ж, вопреки досужим домыслам, сии монструмы происхождение свое ведут не от утопленников и способны к воспроизведению себе подобных путем яйцеметания. Я склонен относить мокряков к разделу трупоедов морских, и не наделяю сих монструмов способностью поедать свежую пищу, поелику произведенными опытами установлено, что от свежей рыбы оные отказываются, предпочитая тухлятину…»

(Преподобный Эдельберт Великоградский. «Бестиарий и описание рас Мира Упорядоченного»)

Звериные острова. Остров Быка. Ольград. Скорбная скала.

17 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Полночь

Порыв ветра хлестнул по телу снежной крошкой, но покрытая ледяной коркой кожа уже ничего не чувствовала. Тело постепенно остывало, сердце билось все медленнее, и лишь только в мозгу по-прежнему лихорадочно билась дикая обида. Для чего меня надо было сюда переносить? Для чего давать ложную надежду? Не пойму… не хочу понимать…

Попробовал открыть глаза, но не смог до конца это сделать — ресницы сковала ледяная корка. Но даже сквозь узенькую полоску хорошо просматривалась подобравшаяся уже к самым ногам черная, покрытая клочками пены вода

— Недолго осталось, как раз к полночи все закончится… — горячечный шепот унесло в море очередным порывом ветра.

Интересно, как я умру? Захлебнусь, или меня сначала разорвут в клочья неведомые твари, чьи размытые силуэты, пока было светло, хорошо просматривались в морской пучине? Да нет… сначала захлебнусь, а потом, когда основательно протухну…

Растапливая ледяную корку, по щеке прокатилась горячая слеза. Первая за сегодня… После того как меня приковали к скале, я еще надеялся на жизнь, но скоро убедился, что усиленные рунной вязью цепи мне не по силам. Но и тогда отчаяние не пришло — я все ждал… ждал Малену, ждал Крона, ждал кого угодно и… не дождался. Постепенно ледяные щупальца страха начали сдавливать разум, но все равно не смогли до конца убить надежду.

Захлестнувшая меня с головой вода показалась горячей, как кипяток. Хотел открыть рот и впустить ее в себя, но не смог — разум до последнего сражался со смертью и не отдавал драгоценные остатки воздуха. Попробовал использовать Силу, но опять ничего не получилось. Не сработало… Будьте вы прокляты…

Уже теряя сознание, из последних сил рванулся и… и почувствовал, как с меня слетели цепи. Не успев ничего осознать, оттолкнулся от скалы, но попал в чьи-то сильные руки, к моим губам прикоснулись чужие, обжигающие огнем губы, и вдохнули в легкие воздух. Вода вокруг в буквальном смысле забурлила — меня куда-то потащили. Попробовал открыть глаза, но мириады воздушных пузырьков не дали ничего различить.

Не знаю, возможно, я на некоторое время потерял сознание, так как очнулся уже на берегу — вернее, в живописном гроте возле большого костра. Рядом со мной сидела…

Волшебно красивое лицо, с немного раскосыми огромными глазами. Маленькие пятнышки сосков на идеальных, совсем небольших грудках, прикрытых спадающими волнами светло-зеленых волос, удивительно похожих на водоросли. Тонкие руки с изящными пальцами, точеный стан и длинные ноги…

Девушка заметила, что я очнулся; звонко, подобно трели серебряных колокольчиков, рассмеялась и, гибко изогнувшись, без звука ушла в воду. Я только успел заметить, что ноги ее обратились в большой рыбий хвост, покрытый изумрудными чешуйками.

— Очнулся? — позади меня раздался голос Малены. — Не шевелись, дай я тебя посмотрю…

— Кто это был? Русалка? — Я взял руки девушки в свои и благодарно прижал к губам.

— Не знаю русалок. Это Стигни, моя давняя знакомая. Берегиня. Ну все-все… пусти… — Малена склонилась надо мной и несколько раз провела над телом ладонями. — Ну что же… Вроде нормально, а скулой твоей я сейчас займусь…

— Почему сразу не спасла?

— Я могла, — пожала плечами Мала. — Но не в праве. Здесь совсем другое дело, да и то пришлось просить подружек. Возле скалы стоит пост, мне не стоило им показываться на глаза. Спокойно, сейчас будет немного больно… — девушка достала из сумы несколько скляниц.

— Ты знала, что так случится? — спросил я у Малены и чуть не заорал от дикой боли — Что это? Горит адским огнем…

— Сейчас пройдет… — девушка перехватила мою руку. — Подожди немного, не трогай. Рана сама по себе быстро затянется, но шрам останется.

— Так ты знала, когда посылала меня в Ольград?

— Нет… — отрезала Малена. — Предполагала, но не знала. Вот, выпей теперь это…

— Что теперь? — я влил в себя какую-то пряную, терпкую жидкость. — Что дальше?

— Дальше?.. — печально переспросила Мала. — Дальше тебе надо будет уйти. Совсем уйти, с Островов.

— Но… — Я не договорил, Малена закрыла мне рот ладошкой, сбросила меховой плащ на охапку сухих водорослей и, приблизив лицо, прошептала:

— Мы сейчас будем любить друг друга, а потом расстанемся. Навсегда расстанемся. Такова воля Старших…

— Ты плачешь? — я провел ладонью по мокрой от слез щеке девушки.

— Да… — Мала смущенно отвернулась. — Не смотри…

— Почему? — Платье соскользнуло с девушки, обнажив тело, кажущееся мраморным в сполохах костра.

— Не хочу, чтобы ты уходил… — всхлипнула Малена и едва слышно застонав, прижалась ко мне. — Не знаю, как буду жить без тебя…

— Мне остаться? — Я убрал прядь волос с напряженного соска девушки и провел пальцем по вздрагивающей коже. — Иди сюда…

— Нет! Нельзя… — испуганно отстранилась Мала. — Ты должен уйти! Такова воля Деи…

— Я уйду. Иди ко мне…

Потом Малена тихонечко, по-щенячьи всхлипывая, прижималась ко мне, а я молча лежал и не мог разобраться в своих желаниях. До боли хотелось остаться рядом с Ягой, но одновременно и тянуло уйти. Уйти как можно дальше от Островов и забыть все, что здесь случилось. О том, почему мои желания совпадали с желаниями одной из Старших Сестер, я не задумывался. Осознавать, что ты лишь часть чьего-то плана, не особенно приятно. Все что должно случиться, обязательно произойдет. Надо просто жить своей жизнью и постараться встретить этот момент достойно. А какой и когда — уже совсем не важно.

— Мне пора? — поинтересовался я у Малены, уловив, как в грот проникли первые лучи рассвета.

— Это мне пора. Ты проведешь в гроте световой день, а в полночь уйдешь. Не беспокойся, здесь ты пока в безопасности, Стигни присмотрит, — тихо ответила девушка. — В этом мешке новая одежда и все, что может понадобиться в пути, а Крон вернул тебе твое оружие и передал подарок.

— Скажи ему, что я с радостью вошел бы в его семью.

— Скажу… — голос Малы прерывался от еле сдерживаемых рыданий. — Возле входа в грот — лодка. Поставишь парус и уйдешь на север. В сумке светляк, он приведет тебя к мысу Вальды Белой Чайки. У его подножья найдешь грот, переночуешь в нем, а затем, дойдешь по берегу до Зеленой Пристани. Это небольшой рыбацкий поселок, но там сейчас стоят купцы. Наймешься к ним в охрану и уйдешь на материк. Дальше не знаю, смотри сам.

— Мы еще увидимся?

— Нет… — почти вскрикнула девушка, а потом едва слышно поправилась: — Не знаю…

— Мы увидимся. Я это знаю… — я привлек Малу к себе. — Обязательно встретимся, только пообещай мне, что ты никого больше в этот мир не перенесешь. Тогда мне придется его убить.

— Обещаю… — очень серьезно сказала Малена. — Возьми это… — девушка что-то повесила мне на шею. — Никогда его не снимай; а теперь отвернись, я не хочу, чтобы ты видел меня.

— Но?..

— Так надо… — за моей спиной раздался звук шагов, потом легкий вскрик, через грот пронеслась маленькая синичка и исчезла в разгорающихся лучах рассвета…

Ну вот и все… Меня охватило такое чувство, будто потерял частичку себя. Малена неожиданно пришла в мою жизнь, расцветила ее новыми красками, и так же неожиданно ушла. Впрочем, не буду загадывать: где-то очень глубоко есть чувство, что мы еще друг друга увидим. Значит, надо жить дальше и дождаться этого момента.

Взял в руки небольшой медальон в виде круглой пластинки из черного металла. На одной стороне выбито грубое изображение кряжистого развесистого дерева, на другой — многолучевая звезда. Изображения потертые, едва угадываются; похоже, медальон очень старинный. Амулет? Оберег? От чего? Для чего? Непонятно… Я читал, что в этом мире очень развито искусство прикладной, так называемой обережной магии, значит… Значит, пусть будет: со временем сам все пойму. Хотя какая магия? Здесь такой термин не используют, заменяя его словом «чародейство».

Потопал к сумкам и переоделся — меня приковали к скале в одних портах. Мала принесла практически такую же одежду, только добавила еще одну смену белья и пару рубах с немного кривоватой, неумелой вышивкой по вороту…

— Сама вышивала? — я невольно улыбнулся и провел пальцем по грубоватым узелкам.

Отдельно лежала сумка с едой. За время, проведенное в порубе, меня никто не удосужился покормить, и внезапно ощутив дикий голод, я решительно впился в кусман копченого мяса. Отломал краюху от еще теплой ковриги хлеба и развернул сверток с оружием и доспехом.

Да, дядюшка Крон славно поработал… Отличный, стеганный из кожи подклад для доспеха. Новый подшлемник и новая основа для латных перчаток. Пластины и кольчужное полотно тщательно вычищены и даже, кажется, заново проворонённые. Мастерская работа! Даже на мече заточку поправил. А это? В небольшом свертке, с карманами, оказался набор оселков из камня, больше похожего на шероховатый металл, и несколько скляниц с надписями на ославском языке. Надеюсь, разберусь, ибо обычным оселком этот меч не заточишь, я уже пробовал.

Отпил шипучего меда из фляги и взял в руки рогатину — Крон передал ее и большой нож с засапожником в качестве подарка.

Точно такого же вида, как рогатина Малены, но гораздо больше и мощнее. Лезвие длиннее почти в полтора раза. Та же серебристая рунная вязь, только немного другой вязки — сложнее и витиеватее. Получается, рогатина — для нежити, а вот меч — как раз для людей. Ну что же, такой комплект в этом мире очень должен пригодиться. Ого… и на пясти вязь вывел. Какая-то цветная…

— Спасибо, дядя Крон! — я не вставая поклонился доброму кузнецу. — Мы с тобой еще увидимся.

Продолжил разбирать сумки и наконец наткнулся на свою мошну с квадратными монетами — резанами. Да, все верно: они самые, вот у одного из квадратов уголок приметно сплющен. Все пятнадцать штук: было шестнадцать, но одну я отдал Ивлинке. Странно… кошель у меня отобрали, когда сажали в поруб. Это получается, кто-то вернул их Мале? Кто?

Отчего-то расхотелось думать на эту тему, и я прилег около костра. Зачем оно мне надо? Обойдусь и без этого знания. Еще, что ли, поесть? Нет, не хочу, лучше немного вздремнуть…

Проснулся я от легкого плеска. Подхватил меч и сразу опустил его — разглядел в воде блестящее тело берегини.

— Боиш-шьс-с-ся меня? — немного шепелявя и растягивая шипящие звуки, спросила Стигни, показавшись по плечи из воды.

— Нет, я никого не боюсь, — Я не сводил глаз от идеального, как будто светящегося изнутри тела берегини. — Хочу тебе, богиня, сказать спасибо за то, что спасла меня.

— Пус-с-стое… — Стигни, изящно покачивая бедрами, вышла на берег и прилегла напротив меня. — Вс-с-сегда помогать подруге. И я не богиня…

— А кто же ты?

— Такая же, как ты, но только немного другая. Люди с-с-считать богиней, мы не против… — Стигни весело рассмеялась, показав мелкие остренькие зубки. — Ты тоже так считать, пус-с-скай…

— Выпьешь? — я показал берегини баклагу. — У нас не принято пить одному.

— Я иногда люблю ваш-ш-ша еда… — Стигни взмахнула рукой, и на берег из воды сами по себе выскочили две здоровенные блестящие рыбины. — Готовь мне ее на огонь. Если питье с-с-сладкий, то буду, ес-с-сли нет, пей с-с-сам. И говори, мне нравится с-с-слушать тебя…

Я налил в походную чашку мед и передал берегине:

— Он сладкий.

Стигни принюхалась, смешно сморщив носик, и залпом выпила вино, а потом заявила:

— Нравитс-с-ся. Вкус-с-сно. Не такое как наш-ш-ше… Надо мной с-с-смеются с-с-сестры, говорят ты любишь humsynsаs…

— Что это значит? — я сполоснул выпотрошенную рыбину в воде и принялся за другую.

— Да… — берегиня опять засмеялась. — Так мы называем вас-с-с. Это значит «те-кто-не-умеет-жить-в-воде». Почему ты не пьеш-ш-шь? Пей…

— За тебя, красавица Стигни!.. — я сплеснул немного вина на камни и, прижав руку к сердцу, выпил.

— Я крас-с-сивая? — берегиня убрала волосы за спину и немного озадаченно приподняла руками свои грудки. — Почему ты так с-с-считать? У ваш-ш-ших самок, они больш-ш-ше…

Я сразу не нашелся, что ей ответить, но потом выдавил из себя:

— Больше — не значит лучше… Ты на самом деле очень красивая, Стигни. Любой человеческий мужчина влюбился бы в тебя без памяти.

— Я еще с-с-совсем маленькая, — огорченно протянула берегиня. — Так с-с-сестры говорят… Мне нельзя пока любить…

Я присмотрелся к девушке и увидел, что она действительно совсем молоденькая. Вряд ли больше тринадцати лет — это если судить по человеческим меркам. А если не по человеческим, то… может быть, еще совсем младенец. Тело ослепительно красивое, но еще не созревшее, девичье. Интересно, что ей от меня надо?

— А ваши мужчины? У вас есть мужчины?

Стигни отрицательно помотала головкой:

— Нет с-с-самцов, одни с-с-сестры.

— А как?.. — я запнулся, подыскивая определение.

Берегиня весело расхохоталась:

— Не с-с-скаж-ж-жу, с-с-сам с-с-скоро узнаеш-ш-шь. Когда я вырас-с-сту. Дай ещ-ще питье, от него с-с-становится вес-с-село…

Я протянул ей чашу, но вдруг берегиня испуганно ойкнула:

— Мне надо уходить. Зовут…

— Мне было приятно с тобой говорить, Стигни.

— Мы увидимс-с-ся… — берегиня прикоснулась ко мне рукой и вошла в воду. — Ж-ж-жди. А пока можешь с-с-спокойно с-с-спать з-з-здес-с-сь…

— Прощай, — я проводил глазами берегиню и вернулся к костру. — А рыба? Да и ладно. Сам съем.

После еды я завернулся в одеяло и крепко, без сновидений, уснул. Яга, берегиня… сколько еще необычных женщин мне встретится на пути? Не знаю. И не хочу знать…

Глава 10

«Виллы, рекомые вилиями — суть монструмы водные стати женской и никоим образом не похожие на навий, тем паче на берегинь. Обличьем оные весьма премерзкие, злобы преизрядной и способности к природной силе имеют, улавливая мысли человеческие и используя оные для заманивания доверчивых мореходов на погибельные скалы. Имеются свидетельства, что оные вилии пытались удовлетворять свою похоть с выжившими, однако ж я не склонен верить подобному, ибо сии монструмы не имеют для сего занятия приличествующих органов, а размножаются яйцекладением…»

(Преподобный Эдельберт Великоградский. «Бестиарий и описание рас Мира Упорядоченного»)

Звериные острова. Остров Быка. Мыс Вальды Белой Чайки.

18 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Вечер

За день я отлично выспался и отдохнул. Скула уже совсем не болела, даже, кажется, стала затягиваться. Когда стемнело, вытолкал небольшой парусный ялик из грота, сложил в него все вещи и отошел на веслах от берега. Ну что… Прощай, Ольград, нет у меня на тебя обиды, но и оставаться здесь не хочется. Тихонечко скрипнула плотно притертая пробка на склянице…

Светляк сначала взмыл вверх на десяток метров — как будто разведывая путь, а потом припал к воде и неспешно двинулся на север. Волнение на море почти стихло; ялик, хлопнув косым парусом, поймал попутный ветерок и, заскрипев всеми своими частями, вполне бодро заскользил по водной глади. Светляк почти не давал света, но зато на небе красовалась полная луна, хорошо освещающая дорогу. Надеюсь, не заблужусь. Хотя тут негде блудить. Иди себе под бережком, да и все. Разве что на камень какой наскочишь, или на притопленную льдину…

— Надеюсь, что нет, — я поправил руль и подвинул к себе рогатину. — Так-то спокойней будет.

По левую руку простирался бескрайний океан, а по правую — высокие, беспорядочно нагроможденные скалы, выглядевшие довольно зловеще, особенно в свете луны.

Тихонечко шуршит вода, разрезаемая носом лодчонки, похлопывает парус да орут гнездящиеся на берегу бакланы. Все нормально… Ух ты…

Далеко в море из воды взметнулся гигантский хвост, на секунду застыл в воздухе и бесшумно скрылся в Океане… рядом еще один, и еще…

— Белые киты, — я засмотрелся на завораживающее зрелище и чуть было не насадил ялик на притопленный валун. — Вот же!.. Глаз да глаз нужен…

Пару часов бдительно вертел головой по сторонам, старясь держаться подальше от нагромождений скал, торчавших из воды. Светляк вел себя терпимо — далеко не отрывался, держался как привязанный на расстоянии пары десятков метров от носа ялика. Пока видимость была хорошая, я вполне успевал скорректировать курс, но примерно за пару часов до рассвета над морем поднялся плотный промозглый туман. Маячок еще просматривался, но идти под парусом стало совсем невозможно — верная дорога к сестрам-берегиням. М-да… как бы они ни были привлекательны, что-то мне к ним не хочется…

Я спустил парус и сел на весла. Вот теперь нормально.

— Горан-н-н…

— Ага, сейчас, разогнался уже… — я покосился по направлению звука и, махнув веслом, направил лодку по-прежнему за светляком. — Плавали, знаем…

— Гора-а-ан… — голос из тумана напоминал голос Малены, но было в нем что-то… нечеловеческое, похожее на искусное, но бездушное копирование.

— Вилии… — я припомнил определение этим тварям и стал цитировать бестиарий Эдельберта: «Вилии или виллы, монструмы водные, обличья женского и никоим образом не похожие на навий, тем паче на берегинь…»

— Иди-и-и… к на-а-ам…

— Идите сами, — я зачерпнул рукой за бортом и плеснул себе в лицо — в глазах все начинало плыть, смазываться. — Вот же курицы…

Упрямо греб, стараясь прогнать из головы зов, но он становился все сильнее, уже буквально заставляя броситься к нему сломя голову.

— Гребаные русалки! — я не заметил скалу и сильно чиркнул по ней правым веслом. — Твою же кикимору под хвост!

— Иди-и-и…

Уже теряя над собой контроль, я совершенно инстинктивно просунул руку под парку и сильно сжал амулет, оставленный мне Малой при расставании. Пластинка моментально нагрелась и… И наваждение исчезло, как страшный сон.

— Так вот ты для чего! — я осторожно попробовал убрать руку, готовый сразу схватиться вновь за амулет, но наваждение не вернулось. Тишина, прерываемая шелестом волн, крик чаек вдалеке, и никаких голосов. — Надо учиться тобой владеть…

Подавил в себе желание расправиться с клятыми тварями и опять взялся за весла. Скоро полоса тумана закончилась, показался большой пустынный остров, покрытый беспорядочными нагромождениями валунов и редкими кривыми деревцами.

Светляк, ничтоже сумняшеся, попер через остров, а я, опять поставив парус, принялся его обходить по воде. Не знаю, как бы я справился с лодкой, никаких послезнаний по морскому делу не нашлось, но ветер упрямо дул в нужную сторону, так что понадобилось всего лишь немного манипулировать парусом.

Уже совсем рассвело, горизонт раскрасился розовым, с багровыми оттенками цветом. Море ожило, над его поверхностью носилось множество пернатой живности, то и дело над головой пролетали большие гусиные стаи. Какие-то большие морские животные, похожие на тюленей со слоновыми хоботами, нежились под восходящим солнышком на отмелях возле острова и возмущенно трубили, завидев меня. Но, к счастью, нападать не собирались, хотя любой из них мог с легкостью потопить мою скорлупку.

Неожиданно показался остов большого корабля, покоящегося на замшелых рифах, торчащих из воды. Пузатый и крутобокий, с высокой надстройкой на корме, совсем не похожий на хищные и стремительные струги ославов.

— Купец?.. — я приложил ладонь козырьком и постарался получше рассмотреть корабль. Купцы на Звериные острова ходили с опаской, слишком сложным был путь туда. Множество отмелей, скрытые скалы, непредсказуемая погода, да и сами ославы нежданных визитеров особо не жаловали. В города гостям ход был запрещен — купцов встречали еще на дальних подходах к Островам и проводили через сложный фарватер вот к таким поселкам, как Зеленая Пристань — основанным специально для торговли с пришлыми. А вообще, право торговать на Островах надо было еще заслужить, но в случае успеха барыши оправдывали все трудности. Рабы, ценная руда, пушнина, ценнейшая шерсть овцебыков, кость морского зверя, очень дорогой (по слухам, даже омолаживающий) мед с горных пасек — все это очень ценилось на материке. Сами ославы, согласно непонятным заветам предков, на материке торговали всего раз в году, но дома им это делать не воспрещалось, так что купцы к Островам шли целыми караванами.

— Недавно, что ли, погиб? — У корабля полностью снесло правую скулу, и сейчас в огромную дыру можно было рассмотреть захламленный трюм. Сбитые мачты, сплющенная надстройка, но все свежее, даже канаты еще поблескивают вязкой смолой. — Ну да… четыре дня назад был знатный шторм, даже до избушки Малы доносился рев волн. Глянуть, что ли?

Что-то во мне было попыталось бунтовать, но быстро затихло. Делов-то… Никакого чувства благоразумия я не испытывал — вообще ни капельки. Хотелось проверить себя, тело требовало острых ощущений — требовало дела. Да и вообще, что такое страх? Не знаю такого, отбоялся свое уже.

Благополучно подрулил к кораблю и, спрыгнув в воду, вытащил ялик на песчаную отмель.

— Фу-х… — пришлось прикрыть нос: вокруг корабля жесточайше смердело тухлятиной. Скоро стал ясен источник вони — среди камней были разбросаны полуобъеденные останки экипажа… Полуобъеденные?.. Мокряки постарались? Вилии? Или просто крабы?

Снял чехол с клинка рогатины и осторожно заглянул в пробоину. Бочки, бочки, какие-то тюки — все попорчено песком и водой; груды водорослей… а вот еще труп: вздувшееся тело, дорогой парчовый халат, белая головная повязка… хашиит? Нет, саидит: вон ряды колец в борту, для рабских цепей — это они невольниками промышляют. Хотя… Лучик света, проникнув в пробоину, отразился серебряным блеском в груде песка, намытого у борта. Это очень интересно…

Оглянулся и, не обнаружив ничего подозрительного, ступил в пробоину. Еще пару шагов… Странный шипящий звук заставил резко обернуться.

— Курва! — меня в буквальном смысле передернуло — на меня смотрело, круглыми белесыми глазами без век, самое отвратительное существо, которое я видел в своей жизни. Даже шишига могла показаться по сравнению с ним настоящей красавицей. Голая, слизистая серая кожа, кое-где с рядами чешуек пополам с наростами, покрытыми непонятной бахромой, похожей на тонкие щупальца; лягушачьи лапы, оканчивающиеся длинными пальцами с перепонками, увенчанными длинными кривыми когтями. И морда… не лицо, а именно морда, перечеркнутая практически пополам губастой слюнявой пастью. Ядовито-красный гребень из лохмотьев кожи свешивался набок, создавая отвратительное подобие прически…

— Мокряк? — поинтересовался я у существа и осторожно пошевелил ступнями, стараясь поудобнее утвердиться на песке. — Ну, иди сюда, красавчик. Говорят, за каждую твою чешуйку дают по малому румийскому курушу? Давай, родной…

Договорить мне мокряк не дал — практически с места прыгнул, распластавшись в воздухе, как громадная лягушка, и сразу же шлепнулся на палубу с противным хлюпаньем, разваленный пополам ударом рогатины. Это нетрудно, надо только поймать момент для удара — даже такое, пока еще неумелое тело справилось.

Из моего горла вырвался победный клич, но сразу застрял в глотке: в пробоине появилось сразу несколько тварей.

— Вот же уроды, — я быстро оглянулся и отступил на пару шагов, к лестнице, ведущей на палубу. — Похоже, придется тренировать свое чувство самосохранения…

С отвратительным вибрирующим шипением, неловко толкаясь, мокряки разом ломанулись в пробоину. Я отмахнулся рогатиной, снеся первому половину морды, пнул следующего, отбросив назад, и едва увернулся сразу от двух прыгнувших тварей. Помогло, что они ударились о потолок трюма и сбили себе прицел.

Взмах, упругий свист рассекаемого воздуха, брызги слизи — шаг назад, еще мах…

— Зар-р-раза!!! — я начал понимать, что моего умения не хватит справиться со всеми тварями — тело послушно выполняло приказы мозга, но не было скорости — неприспособленные к таким движениям мышцы отчаянно бастовали.

Еще шаг назад, еще один… я взбежал по лестнице и ударом локтя вышиб люк наружу. Вот для чего приспособлено это тело: грубо крушить и ломать, но никак не танцевать изящно со сталью. Зараза…

Голова мокряка, показавшаяся в люке, покатилась по палубе. Следующему я воткнул клинок прямо в раззявленную пасть, и чуть не остался без оружия — тварь в агонии бешено дернулась, едва не выбив из рук рогатину. Вот же, дурень, вляпался!

Над бортами показалось сразу несколько морд. Мокряки решили, что лезть в люк обходится несоразмерно дорого. Монструмы монструмами, а мозги все же присутствуют. Но мне от этого совсем не легче.

Быстро оглянулся назад и отступил к надстройке. Так хотя бы спина будет прикрыта. К дикому удивлению, напрочь отсутствовало желание сбежать, наоборот — тело наполняли холодная ярость и желание рубиться до конца. Вот только чьего конца?

— Твоего! — очередной мокряк напоролся на клинок и с бульканьем отлетел в сторону. — И твоего!!! — следующая тварь, прижимая к себе вываливающие внутренности, покатилась по палубе. — Я Гор-р-ран!!!

Неожиданно в воздухе пронесся низкий музыкальный звон, немного похожий на гудение пчелы. Мокряки в буквальном смысле застыли на месте, один даже прервал свой прыжок, неуклюже шлепнувшись на доски. Еще мгновение, и они с жалобным посвистыванием ринулись прочь.

— Да ну? — я сначала не поверил своим глазам. Подскочил к борту и уставился на пустую отмель. — Кого боимся, падаль?

И сразу пришло понимание: в зеленоватой воде скользнуло несколько светящихся женских тел с длинными, отливающими серебром хвостами.

«…береги ж-ж-жиз-з-знь… больш-ш-ше не помогать тебе… учис-с-сь с-с-сам ж-ж-жить…» — в голове пронесся тихий шепот, и берегини исчезли в пучине.

— Благодарю, девы… — я несколько пристыжено поклонился. — Буду учиться… Обязательно буду…

Быстренько похватал на корабле что под руку подвернулось, и отчалил. Возможно, будь у меня времени побольше, добыча оказалась бы гораздо богаче, а так я обошелся круглым щитом в кожаном чехле, парой серебряных монет да небольшим закрытым сундучком. Походя наковырял немного чешуи с тушек мокряков — меня чуть не вырвало при этом — если что, продам; любым заработком не стоит брезговать.

К предупреждению берегинь отнесся более чем серьезно. Непотребное творю — надо как-то тренировать свой инстинкт самосохранения. И так жизнь довольно сильно балует, другой при подобных раскладах давно бы в Темные Пределы отправился, а я все живой, так что лишний раз судьбу испытывать не стоит.

Ветер усилился, ялик в буквальном смысле летел по волнам. Ничего особенного вокруг не происходило, разве что большая стая дельфинов устроила гонки с моей скорлупкой, добавив острых ощущений. Да еще, почти на горизонте, промелькнуло несколько боевых ославских стругов. Пейзаж оставался все тем же. По левую руку — бескрайние морские просторы, перемежающиеся небольшими островками, по правую — зловещие скалы береговой линии. Сверху — сияющее солнце и ультрамариновое небо, усеянное маленькими облачками. Подо мной — свинцово-зеленоватая вода. Монструмов, да и людей, совсем не наблюдается. Что и хорошо: вот как-то не хочется мне встречаться с кем-либо.

Пообедал на ходу — сжевал кус вяленого мяса с хлебом да запил травяным медом. Пару раз встречались небольшие пляжи на берегу, но я решил не останавливаться: судя по всему, надвигался шторм — ветер крепчал с каждой секундой. Светляк по-прежнему вел меня, только изменил цвет, стал ярко-красным.

К вечеру все небо закрыли темные, почти черные тучи, стал срываться колючий жесткий снег. Я уже было подумывал заночевать где-нибудь на берегу — поднялись сильные волны, и продолжать идти на моей скорлупке было бы по крайней мере неразумным. Но светляк вдруг резко изменил направление и нырнул куда-то в проход между бесформенными нагромождениями скал. Не знаю, как я исхитрился не утопить лодчонку, но через пару мгновений ялик закачался в небольшой бухте, со всех сторон прикрытой от ветра. Надо мной нависала огромная скала, чем-то похожая на женскую фигуру с расправленными крыльями за спиной. У ее подножья чернел вход в пещеру, начинавшийся прямо из воды.

— Оно… — я заметил, что светляк с легким треском превратился в медленно исчезавшее облачко искр, и взялся за весла. — Приехали…

Несколько гребков — и ялик вошел в грот. Я повертел головой и не сразу понял, что же не так с этим гротом. Слева — небольшой пляж с крупнозернистым светлым песком, каменные неровные стены и сводчатый потолок, покрытые…

— Старшие!.. — оказалось, что стены и потолок покрывал фосфоресцирующий мох, и в пещере было светло как днем. А еще — всю дальнюю стену занимало рельефное изображение парящей над водой крылатой женщины, высеченное прямо на каменной поверхности. — Вальда Белая Чайка?

Никакого алтаря перед изображением женщины не было, и я счел, что подношений не потребуется. Вытащил ялик на берег и стал готовиться к ночевке. Сильно похолодало, поэтому требовалось в первую очередь разжечь костер. К счастью, вернее — благодаря предусмотрительности прежних посетителей грота, у стены нашлась большая груда сухого плавника, а неподалеку — следы старого кострища. Я сложил куски дерева домиком и полез в сумку за кресалом…

— А если?.. — Поначалу, идея воспользоваться своей непонятно откуда взявшейся Силой, не вызвала большого энтузиазма — ожог на ладони уже зажил, но воспоминания о боли никуда не делись. После некоторых колебаний все же решился. К дикому удивлению, все случилось очень быстро — я только представил себе небольшой огненный шарик — и уже через мгновение смотрел на летящие по сторонам пылающие куски дерева.

— М-да… — я повертел перед глазами покрасневшую ладошку. — Ну хоть без волдырей обошлось. Учиться надо, братец, учиться…

Собрал тлеющие дрова в кучу и приспособил над ними небольшой котелок. Немного вяленого мяса, горсть непонятной крупы, похожей на крупный горох, пару ложек смальца со шкварками и щепотку соли. Теперь заливаем водой и ждем результата. А пока попробуем разобраться с новыми трофеями.

Помучившись, развязал мокрые завязки на чехле и извлек щит. Ого… Небольшой, меньше обычного круглого щита, но больше баклера… баклер, баклер… точно, вспомнил: так называемый кулачный щит. Так вот, этот немного побольше баклера — диаметром в четыре с половиной полных ладони. По краям окован черным металлом, посередине, в центре круглой толстой пластины из того же металла, что и оковка, — замок для граненого шипа в ладонь длиной. Вот и он — в специальном кармашке лежит. Серьезная штука — то же оружие: можно так двинуть, что мало не покажется. Основное полотно щита — из неизвестного мне дерева: черного цвета, с чуть красноватым отливом. Стоп… Это что, кость? Точно, сплошная кость… Интересного размера животина была: немаленького… Ковырнул щит засапожником и озадаченно хмыкнул — кость казалась едва ли не крепче стали. Интересная вещица, даже красивая — гравировка на всех металлических частях. Думаю, пригодится. Тщательно протер щит ветошью и отложил в сторону, чехол пристроил неподалеку от костра — подсушиться.

Монетки. Круглые, старые, потертые — едва просматривается изображение какого-то мужика на коне. Надпись уже и не различишь. Весом раз в пять меньше, чем те, которые я нашел в каирне. Ну что же — серебро есть серебро: чего-нибудь они да стоят. В мошну… Теперь сундучок…

М-да… явно не с золотом. Легонький, да и размером больше на шкатулку похож. Окован бронзовыми полосами по углам, крышка потно прилегает к корпусу…

— Вот же зараза!.. — Я подцепил палкой закипевший котелок и отставил его в сторону. Пусть доходит. А сам вернулся к сундучку. Как же он открывается? Что-то замка нигде не наблюдается…

Покрутил его в руках и попробовал вставить нож в щель между крышкой и корпусом… — Есть!!!

Невидимые запоры треснули, и крышка открылась. Внутри лежал сверток, завернутый в плотную ткань. Вода, к счастью, внутрь не проникла. Книга? Тетрадь?

Кожаный переплет из шкуры какой-то ползучей твари, окантованный бронзовыми уголками, причудливая застежка, плотная синеватая бумага. Непонятной вязью исписана только первая страница и треть второй, остальные — девственно чистые. Дневник? А вот и письменный прибор. Золотая трубочка с заостренным носиком, в середине что-то вроде грифеля… Ого, если головку подкрутить, грифель выдвигается. Надо же как прогрессивно… Впрочем, я давно уже понял, что вопреки внешнему глубокому средневековью, некоторые вещи здесь намного опережают свое время. Или не опережают, и для этого мира подобное обыденно?.. Так, а это что?

Я достал из сундучка длинный металлический тубус с плотно притертой крышкой. Вся поверхность футляра была покрыта искусной чеканкой, изображавшей… а не понятно, что… но красиво… Карта?

Действительно, в тубусе лежала свернутая карта, нарисованная на плотном, отлично выделанном пергаменте. Я попробовал рассмотреть изображения, но сначала ничего не понял. Очень большой масштаб…

— Боги!.. — Звериные острова, на которые я смотрел, прямо на глазах увеличились, стали хорошо видны горы, реки… ничего себе!.. да оно все живое, вот же лед блестит под солнышком… А вот Ольград, видны извивы дымка над кровлями и даже шевеленье древесных крон под ветром…

Вот это да! Жалко, что она захватывает всего лишь фрагмент этого мира, начиная с Островов и заканчивая Румией и Харамшитом, но все равно это настоящая драгоценность. Вот это повезло так повезло — у меня уже была карта, но всего лишь Островов, так что это очень полезная находка. В сумку, однозначно.

Книгу и карандаш завернул и отправил туда же. Может, и сгодятся. Мало ли, вдруг дневник решу писать? Вот как бы и все с трофеями.

Варево оказалось вполне съедобным, я оставил немного на утро, подкинул дровишек в костер и, завернувшись в меховое одеяло, лег спать. Утро вечера мудренее…

Глава 11

«Бледностью лика с мертвецом схожий, очами красен, зубьями зверю подобен, света солнечного чурающийся, вурдалаком зовущийся… Сие описание вурдалака, увенчивающего вершину сословия упырей, присуще невежественной черни и в корне неверно, за исключением некоторой солнцебоязни. Ваш покорный слуга при написании диссертации, посвященной сословию упырей, полностью развенчал подобные невежественные заблуждения. Вурдалаки, зовущиеся в Западных землях вампирами, без малейшей доли отличий похожи на человеческое сословие, однако ж сие утверждение касается лишь повседневного обличья оных вурдалаков. При этом хочу отметить, что свежеобращенные неофиты не способны к полной трансформации, подобно своим умудренным собратьям, и владеют лишь зачатками полиморфии…»

(Преподобный Эдельберт Великоградский. «Бестиарий и описание рас Мира Упорядоченного»)

Звериные острова. Остров Быка. Торговое поселение Зеленая Пристань.

19 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Утро

Буря бушевала все ночь, не давая толком заснуть. Порывы ветра так завывали, что порой казалось — за пределами пещеры беснуется какое-то жуткое чудовище, а некоторые особенности этого мира до предела усиливали впечатление. Вдобавок под утро сильно похолодало, так что пришлось в срочном порядке разжигать костер. Горячее питье немного разогнало кровь по венам, и я решил немного потренироваться. Скинул парку и проделал несколько самых простых упражнений с рогатиной и мечом, справедливо решив, что надо начинать с основ. Память подсказывала: когда-то, в своей прошлой жизни, прежнем мире, я достиг впечатляющих успехов в этом искусстве, даже несмотря на то, что времена холодного оружия в нем давно прошли. Зачем я этим занимался, по-прежнему было непонятно: возможно, просто из прихоти? Хотя нет, некоторые кадры воспоминаний запечатлели беснующиеся трибуны и покрытую алыми пятнами арену. Выступал на потеху публики? Зарабатывал на жизнь? Не помню, да уже по большому счету и не важно. Важно лишь то, что в этом мире подобное умение является залогом выживания; значит, придется как можно скорее воспитать свое новое тело.

— Длинный вытянутый хвост! — шаг вперед — и клинок рогатины, со свистом вспоров воздух, описал дуги в разные стороны. Названия стоек и упражнений вспоминались само собой. — Высокая железная дверь!.. — шаг назад с отмашкой и защитная стойка…

Сердце колотится как барабан, легкие работают как кузнечные меха, со свистом втягивая в себя в воздух, ноги натруженно гудят, но движения с каждым разом становятся четче. Четче и осмысленнее, но не быстрее — быстрота придет позже, а пока надо вбить в тело основы умения, на которые ляжет все остальное.

— Ф-фух… — я остановился и уперся на древко рогатины. — Хорошего понемножку, так можно и совсем себя загнать…

Поплескал в лицо водичкой из фляги и с удовольствием умял остатки ужина. Немного подумал — и заполировал завтрак парочкой медовых ватрушек. Вот теперь порядок. Правда, с такими темпами от еды скоро останутся рожки да ножки. Нет, на три-четыре дня еще хватит, но над пополнением запасов все же стоит подумать.

Вытащил из сумки тубус с картой и развернул на коленях пергамент. Вот он, остров Быка.

Г-м… действительно очертаниями бычью башку напоминает. Болград, Хельгино озеро, Синеград, Ольград, река Туманов, бухта Волчья Пасть, Весиград… ага… вот и мыс Вельды Белой Чайки… очень хорошо, до Зеленой Пристани осталось всего ничего — только вот этот мыс обогнуть. Загадывать, конечно, не стоит, но к обеду должен поспеть. Как говорится, в добрый путь.

Затушил костер, собрал вещи в лодку и столкнул ее на воду. Ветер уже утих, но зато пошел густой снег — громадные пушистые снежинки быстро превратили меня в подобие снеговика, а ялик — в большой плавучий сугроб. Неприятно, конечно, но не смертельно, как-нибудь переживу.

Еще раз подивился на то, как схожа скала со своим названием, и решительно взялся за весла. Не для моего умения в этих каменных лабиринтах под парусом ходить. Вот доберусь до чистой воды, тогда и попробую.

Несмотря на снег, видимость оставалась приличной, и через несколько часов я уже обогнул зловещего вида громадную скалу — нелогично прозванную мысом Сладких Слез. А еще через пару часов показались несколько больших торговых судов, стоявших со спущенными парусами около основательных каменных причалов. Приехали.

В сам порт решил не заходить, и причалил к песчаному пляжу метров за триста до него. Мало ли какие правила входа в гавань? Я же толком пока ничего не знаю, вот и не хочется на себя обращать внимание.

Вытащил ялик на берег, нагрузил на себя пожитки и, постояв немного, стал подниматься по тропинке, петляющей среди скал. Должен же быть вход в поселок с берега? Пришлось подняться довольно высоко, но зато передо мной открылась панорама бухты и самого поселка.

Ого… С десяток больших купеческих судов и пара ославских боевых стругов, множество суденышек помельче, основательные каменные складские строения. Даже что-то вроде портовых кранов присутствует. Внушительно; сразу видно, что здесь немалый товарооборот. А вот и сам поселок: множество солидных зданий, жилые дома немного в стороне, что-то вроде крытого рынка; все окружено высоким тыном, есть парочка бревенчатых башен… и охрана на них присутствует. Сразу и не поймешь, из каких родов вои — Зеленая Пристань стоит на стыке владений Болграда и Весиграда, соответственно принадлежит им обоим. Хотя мне никакой разницы, главное, ольградских родовичей там не встретить.

— Так, вот и ворота в поселок… — я приметил открытые створки и стал спускаться к ним. Страшно? Вроде нет, но ноги все равно подрагивают. Знаете, такое ощущение, как будто меня долго держали в тюрьме и вдруг выпустили в мир. Да, как-то так…

— Слав буди, вой… — уважительно окликнул меня молодой стражник у ворот. — Чьих будешь, брате?

— Зенки разуй, Дмир! Ольградских он… — воин постарше цыкнул на товарища и как бы извиняясь, сообщил мне: — Новик он, на Гдыню только будет из детинца выходить.

— Здрав буди, братия… — я слегка поклонился стражникам. — Так и есть, Ольградские мы.

— В брод собрался брате? — опять не удержался молоденький воин с любопытством поглядывая на мою рогатину и меч.

— От ястри тя!.. — пожилой возмущенно хлопнул перчаткой по поле своего колонтаря. — Ты гля, так и преть из тя. Ну, ничо, сходишь в первый поход, там живо из тя выбьют-то…

— Да пусть его… — я по-дружески кивнул пожилому стражнику. — Так и есть, в «брод».

— Тогда удачи тебе. Проходь, брате, там, у Егжи Кривой Рожи — новые кабальницы, оттянись перед дорогой, — бородатая рожа стражника расплылась в улыбке. — Да пиво доброе: грит, с самого Великограда привезли.

Вот как бы и все. Можно сказать, идентификацию прошел. Косу себе я еще вчера заплел, да кольца на нее нацепил — Мала озаботилась и растолковала. Чем больше колец, тем больше походов, а значит — славы. У меня скромно — всего два, но как раз по возрасту, больше бы не успел. Врать, конечно, нехорошо, едва себя заставил, но отсутствие косы может вызвать подозрение, а то и неприкрытое презрение. Уйду с Островов — сразу сниму.

Людей в Зеленой Пристани оказалось полным-полно, но по большей части иноземцев — матросов, купцов, а многие из них постоянно проживали в поселке, держа многочисленные лавки и питейные заведения. Но мне по лавкам и кабакам шариться не с руки, надо побыстрее наняться в охрану или просто заплатить за перевозку на материк. Стоп… закупить провизии тоже не мешает, а в мошне только крупная монета. И вообще, какие тут цены?..

— Ага, то что надо… — я разглядел на вывеске изображение весов с монетами и толкнул мощную дверь, окованную толстыми железными полосами. В лицо сразу ударило теплом и запахом пряных благовоний. Раздался мелодичный звяк колокольчиков.

— Досточтимый воин, добро пожаловать в торговый дом Мирона из дома великих Додонов. Золото, серебро, драгоценные камни: оценим, обменяем, переведем в любую монету, дадим ссуду под залог… — с лавки возле стены вскинулся совсем молодой чернявый парнишка с медным ошейником на тощей шее.

Я молча окинул глазами лавку. Везде обережные руны; тут не то что вурдалак, даже самый завалященький мышак не проберется. Богато, позолота даже на потолочные балки наведена; все основательно, любой из скамей можно изверя прибить, и благовониями прет — хоть топор вешай. Не иначе хозяин — хафлинг. Опять же, как писал Эдельберт: «…зайдя в лавку менялы, сразу поищи глазами умащенную маслами бороду хафлинга, ибо нет милее для них ремесла».

— Почтенный Мирон Додон из дома Додонов, к сожалению, занят с клиентом… — продолжил заливаться соловьем мальчишка. — Не угодно ли будет немного обождать и развлечься последними новостями Упорядоченного?.. Дозвольте принять вашу поклажу…

Неожиданно опять зазвенели колокольчики, а из боковой двери величаво вышла богато одетая словена возрастом далеко за сорок. Из-под пушистой шапки на роскошную шубу свешивалась толстая русая коса, перехваченная четырьмя золотыми кольцами. На лице, сохранившем строгую красоту, царили надменность и полное безразличие ко всему ее окружающему. Рядом со словеной семенил невысокий коренастый мужичок в богатом парчовом кафтане и зеленых сафьяновых сапожках.

«…ищи умащенную маслами бороду хафлинга…» — опять промелькнули у меня в голове слова Эдельберта. Тут уж не ошибешься в принадлежности хозяина к самому прижимистому народу Упорядоченного. Длинная, заплетенная в замысловатую косу, да еще с вплетенными в нее цепочками и колечками. Это сколько же он ее отращивал? И вот так каждый раз заплетает?..

— Был гад, весьма гад… — отчаянно картавя, почтительно басил хафлинг, сопровождая гостью. — Достопочтенная Весняна, Мигон Додон всегда к вашим услугам…

Словена молча прошла к двери, окинула меня заинтересованным взглядом, неожиданно приветливо улыбнулась и, не обращая на менялу никакого внимания, вышла на улицу.

Хозяин лавки облегченно выдохнул и сразу подскочил ко мне:

— Мигон Додон из дома Додонов, гад, весьма гад. Чем могу служить? Обмен? Кугс сегодня как никогда хогош. Хасан, бездельник, живо неси достопочтимому гостью пива…

Хафлинг бухтел, но его глаза внимательно и оценивающе обшаривали меня с ног до головы.

— Без пива обойдусь, — мой голос как-то сам по себе принял тон, приличествующий каждому ославу в общении с инородцами, а именно — если и не презрительный, то надменный точно. — Размен меня интересует.

— Нет вопгосов, нет вопгосов… — меняла зашел за конторку. — Сколько? Какая монета?

Я молча положил на зеленое сукно один резан из каирна.

Меняла удивленно заломил кустистую бровь, достал из шкатулки небольшую резную палочку и прикоснулся к монете. Мгновенно над ней появилась небольшая радуга голубоватого спектра, насыщенная с одного конца и бледнеющая к окончанию.

— Десять долей, десять долей… — себе под нос пробормотал хафлинг и аккуратно положил резан на небольшие, но очень сложные с виду весы. Затем достал из кармана оправленный в золото монокль, вставил в глаз, глянул на шкалу и удовлетворенно кивнул. — Так каким обгазом вам, достопочтенный, газменять это гезан? Помельче? Значит, так: один сегебгяный гезан гавен десяти ггивнам, одна ггивна — десяти алтынам, один алтын стоит пять двойных ггошей или одиннадцать одинагных. Свегху накину еще десять алтынов за десять долей первородного сегебга в гезане. Моя доля за газмен — тгеть ггоша с каждого алтына. По ггошу за тагу. Мешочки новые, знатной замши. Могу все перевести в наши магки.

Я мысленно прикинул свои необходимости и озвучил решение:

— Половина гривнами, остальное алтынами, два алтына грошами.

— Нет вопгосов, достопочтенный, нет вопгосов… — меняла скрылся в боковой дверце и через несколько минут вышел с подносом, на котором лежало три замшевых мешочка разного размера.

Я придирчиво пересчитал монеты; алтыны и гривны спрятал в мешок, а гроши положил в поясную сумку.

— Что-нибудь еще, достопочтенный? — вежливо поинтересовался хафлинг. — Есть гумийские ювелигные изделия, отличные камни…

— Нет… — я отрицательно качнул головой и встал.

— Достопочтенный, вы случайно не на матегик напгавляетесь? — неожиданно спросил меняла, пытливо заглядывая мне в глаза. — Если так, могу пгедложить неплохой загаботок.

Вот даже как? Судя по монетам в мошне, я сейчас довольно состоятелен, но на материк мне все равно надо. Пожалуй, выслушаю.

— Слушаю.

— Надо сопговодить одну особу к Скалистым гогам. Необгеменительная габота, хогошее вознаггаждение. Но под кговную семейную клятву, конечно. Для такого воина подобная габота — совсем пустяк…

Говоришь, кровная семейная клятва? Есть легенда, что за всю историю всего несколько ославов нарушили эту клятву, ввергнув свои семьи в невообразимые бедствия. Заставить ослава дать такую клятву очень трудно — особенно касающуюся чего-то важного, но если он ее дал, то будет исполнять даже ценой своей жизни. Вот как раз из-за нее ославов охотно нанимают в телохранители — верность гарантирована. Мне-то все равно — нет семьи, нет рода, но из образа выходить не стоит. Так что есть резон подумать. Бесплатное путешествие, опять же — оплату сулят неплохую. Скалистые горы далеко — придется через все Серединные земли идти. Мир посмотрю, себя покажу — целей-то у меня никаких.

— Говори уже.

— Пгишло вгемя моей дочеги выполнить предначегтания Дгева года…

Хафлинг немного печально, но все равно очень важно рассказал мне, что его дочери, Петунье, предстоит выйти замуж. Партия составится весьма выгодная: жених принадлежит к очень богатому и уважаемому дому, входящему в основную родовую ветвь хафлингов. Мирон ни сном ни духом не ведал, что сможет породниться с ними, и до последнего времени ничего не подозревал. Но так уж вышло, что старейшины, расшифровав толкования Древа рода, порекомендовали Киндрату Когану из дома Коганов взять в жены именно Петунью, дочь Мирона Додона. Прибыл гонец с приказом немедленно предоставить дочь. Подобные предначертания обязательны к исполнению, и вот теперь ему приходится срочно отправляться в Скалистые горы. Сам Мирон отбудет несколько позднее, торговые дела задерживают, но дочери необходимо отправляться срочно, для проведения каких-то там сложных ритуалов инициации в ранг невесты. Ее будет сопровождать вторая жена Мирона, Франка, мачеха Петуньи. С одной стороны, все просто, но…

— Почему я?

— Дык, лучше славена телохганителя не найдешь! — громыхнул Мирон и весело осклабился. — Особливо для непогочной девы. Вот только поклянешься, что не замаешь — и усе.

— Других ославов мало?

— Почему мало? — удивился хафлинг. — Много, но вот только под гукой нет желающих. Найти можно, конечно, но это долго, а отпгавляться надо уже чуть ли не вчега.

— Я один буду?

— Нет, зачем один… — замотал бородой меняла. — Нанял я уже двух дев с Сеггианских Остговов. Они сюда купца из Великоггада сопговождали, да вот незадача, оный намедни с пегепою взял и помег. Не сумлевайся, воительницы они знатные, как газ тебе в пагу… — Мирон загадочно подмигнул. — Да на диво пгигожие, такие сисястые…

— Сколько платишь?

— Дык, известная цена… — из-под кустистых бровей хафлинга на меня смотрели честнейшие глазки. — Пять ггошей в день, на полном коште.

— Сдурел, хафлинг? — я встал и пошел к двери. Нет, я, конечно, почитай, младенец в этом мире, но то, что меня собираются нагло обдурить, все же почувствовал. Слишком честные глаза, очень уж честные. Опять же хафлинг, а они чудо какие мастера на это дело. Ну-у… это судя по книгам, сам я видел только вот этого барыгу… Барыгу? Надо же, еще одно слово вспомнилось.

— Один алтын! Один! — поспешно выкрикнул мне в спину Мирон. — И только потому, что мне некогда искать, лешак тебя забеги!

Я молча вернулся и присел на скамью. Опять дурит, лохмандей, но уже не так безбожно.

— Алтын и три гроша, последнее слово.

— Идет! — зло пристукнул ладонью по столешнице хафлинг. — Разогишь ведь, игод. Как есть разогишь.

— Еще заработаешь. Состав клятвы?

— Дык… — меняла на мгновение задумался. — Пегвым делом непогочность соблюсти. Охганять на совесть от всех невзгод…

Над клятвой мы спорили около часа. Потом распили по жбану темного, почти черного пива и еще полировали соглашение с четверть часа. А что? С непорочностью ладно, но каким образом я защищу его дочь, к примеру, от молнии или иного катаклизма природного? То-то же. Твари земные, чародейские, злоумышленники всякие — это совсем другое дело: тут приложу все старания, в меру своих сил. Но опять же, гарантировать полную сохранность тушки не могу, да еще клясться в этом. Что-то мне подсказывает — попусту клятвы давать не стоит: все же, как ни крути, Горан есть породный словен — которому может вполне аукнуться. Как и мне, так и совершенно невинным дальним родственникам, буде таковые существуют. Вот как-то не хочется экспериментировать…

Еще около часа ушло на согласование маршрута и иных нюансов. Затем Мирон быстренько начертал на куске бумаги текст соглашения и стал требовать немедленной клятвы, но я отбоярился, пообещав совершить ритуал перед самым отъездом, а пока стоит поглядеть на эту самую Пету и мачеху ее Франку, да на дев-сегрианок. Может такое случиться, что и денег не захочешь. Девы-то девам рознь. В общем, как мне кажется, предусмотрел я подвох со всех сторон. Хватит играть со своим инстинктом самосохранения, наигрался уже. А вообще, стало казаться, что невидимые путы, сковывающие мои чувства, немного разжались — вон и разговаривать больше стал, даже с удовольствием поржал немного над грубыми шуточками хафлинга. Стоп… а вообще, дева ли еще оная особа, рекомая Петуньей?..

Глава 12

«…на Большом конгрессе монстрологии, состоявшемся в пятисотом году от Восшествия Старших Сестер в нашем славном университете Града Великого, было решено определить монструмов в сословия по определенным признакам, а також четко разграничить оных — от низших существ до высших особей, венчающих вершину сословия. Сей труд, рекомый „Исходной летописью монструмов“, несомненно, положил конец бесчисленным путаницам в классификациях, и ваш покорный слуга горд тем, что удостоился личной чести поместить в подотдел нечисти обыкновенной сего труда собственноручно открытых монструмов, а именно хряпа пупырчатого и кольчатую пепельную сколопендрону. Однако ж, с прискорбием вынужден признать — сей труд, несомненно, устарел и требует существенных поправок к своей основополагающей структуре. Главное его несовершенство есть полное отсутствие раздела, посвященного монструмам, ошибочно рекомым зверочеловеками альбо нелюдями. Не склонен осуждать достопочтенных мэтров в их увлечении идеями Тридия из Румии, утверждающего, что монструмы, сбивающиеся в общности, подобно человеческому сословию, и обладающие собственным наречием, а також орудиями промысла, не могут быть монструмами, ибо являются несовершенным подобием оной людской общности. Однако ж, я готов прилюдно опровергнуть сию ересь, ибо человеческого в них, вследствие моих личных изысканий, напрочь не обнаружено, а есть не более чем мерзкое подражание…»

(Преподобный Эдельберт Великоградский. «Бестиарий и описание рас Мира Упорядоченного»)

Звериные острова. Остров Быка. Торговое поселение Зеленая Пристань.

20 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Вечер

— Тады ой… — хафлинг пристукнул ладонью по столешнице. — Но смотги, словен, завтга поутгу совегшишь гитуал клятвы, ибо введешь меня в великие смуты и газогы.

— Совершу… — я запнулся, раздумывая как бы потактичнее задать Мирону главный вопрос. — Тут такое дело…

— Не сумлевайся, Гоган, — меняла понимающе кивнул. — Девка она, как есть девка. Вечегом подойдет к алтагю Власты Непогочной, сам убедишьси.

— Разве что так… — я немного успокоился. Уже понял: с алтарями и богами в этом мире не шутят.

— А тепегича, айда ко мне, — меняла радушно развел руки. — Попагимся всласть, по багану сожгем, бгажкой заполигуем, а с утгеца в путь-догожку наладишься. Заночуешь у меня, так уж и быть, гади такого дела. Опять же, познакомишься с сопутниками своими.

— Айда… — я поискал еще какого-нибудь подвоха, но не нашел, и отправился за хафлингом.

Купцы из пришлых проживали в отдельной слободке, обнесенной могучим тыном, на воротах стояла охрана, два справно снаряженных ослава. Да еще с пяток на помостах за частоколом — за безопасность в таких местах отвечали старшины родов, на чьих землях были расположены торговые поселения.

Подворье Мирона опозналось без особого труда — каменный забор в полтора человеческих роста, сплошь покрытый затейливой мелкой резьбой. Камень — он хафлингам ближе, чем любой другой материал. Могучие ворота из тесаных дубовых плах открылись как по мановению волшебной палочки. А сразу за ними нас встречали четверо рабов на коленях — именно рабов, тут не ошибешься — медные ошейники сами за себя говорят.

— Как расторговался, брате? — навстречу хафлингу вышел еще один — только помоложе возрастом, да бородой в половину бороды менялы, да не так причудливо заплетенной. Ниже ростом, но гораздо шире — прямо настоящий кряжистый пень. За широким кушаком у него торчал увесистый шестопер, а из-за сапога выглядывала рукоять засапожника. Боевой такой коротыш, опять же, свернутый набок нос об этом красноречиво свидетельствовал.

— Слава богам! — торжественно ответил Мирон, сжал ладонь собеседника и бухнулся плечом об его плечо. — Гля, Сидог, я тгетьего охогонника для Петки нашел. Гоганом кличут, спгавный вой.

— Третий — это хорошо… — буркнул хафлинг, пристально осматривая меня. В отличие от Мирона, он все буквы выговаривал правильно. Здороваться со мной даже не подумал.

— Это бгатец мой единогодный… — представил его Мирон. — Значица, Сидог Додон, по пгозвищу Наковальня. По кузнечному делу он спгавляется, лавка там ближе к пгистани. Я тебе скажу — такого мастега еще поискать надо.

— Да и дома есть что показать… — Сидор оценивающе скользнул взглядом по моему мечу и рогатине. — Ну да ладно — это опосля; поспешим, брате, банька самый жар взяла, да бабы стол уже спроворили. А ты, Горан…

— С нами, — властно перебил его меняла. — Гостем он мне сегодня.

Да меня вдруг донеслись частые глухие стуки и азартные взвизги. Мирон заметил, что я прислушиваюсь и коротко хохотнул:

— Дык, то Петка моя забавляется. Идем, глянешь…

— Идем.

Мы зашли за дом, где я чуть ли не остолбенел, узрев очень занятную картинку. Вокруг мощного столба, на котором на шарнирах вертелись толстые перекладины, порхала… нет, это не то слово. Девушка, азартно лупившая столб деревянными парными мечами, явно не была похожа на бабочку. Довольно высокая, почти на голову выше своего папаши, коренастая и мощная телом, но удивительно ладно сложенная. Все на месте — оттопыренный ладный задок, обтянутый замшевыми лосинами, крепкие, но стройные ноги в высоких сапогах, перехваченных под коленом и на щиколотке ремешками, в разрезе меховой безрукавки колыхаются вполне впечатляющие…

— Какого приперлись? — низким грудным голосом поинтересовалась девушка, не переставая махать мечами.

— Дык, доча, охогонника пгивел… — пояснил Мирон, с гордостью смотря на дочь.

— А кто тебе сказал… — Пета с пронзительным визгом крутнула сальто и, рубанув мечом, напрочь сшибла одну их перекладин. — Уф-ф… да на кой он мне нужен, тятя?

— Ну-у… — хафлинг шумно вздохнул. — Дык мое слово твегдое! Без охганы никуда не поедешь!

— Так тому и быть! — девушка тряхнула копной медно-рыжих, мелко вьющихся волос и отбросила в сторону мечи. — Не поеду, так не поеду!!! — при этих словах она упрямо надула пухленькие губки.

Надо сказать, гнома… тьфу ты, хафлингесса, оказалась довольно симпатичной девушкой. Округлое лицо, вздернутый аккуратный носик, четко очерченные губы; правда, это милое личико очень сильно портит налет надменности и своенравия, да и сварливость в изрядной мере присутствует. Очень хорошо сказал приснопамятный Эдельберт: «…жены народа хафлингов великия терзания мужам своим приносят, изрядными корыстью и своенравием гораздо превосходящие жен иных народов». И эта, похоже, исключением не является.

— Да я!.. — Мирон запыхтел как самовар и топнул сапожищем. — Да я… да ты… да как ты смеешь?!

— Вы правы, тятенька! — своенравность на лице Петуньи внезапно сменилась полным послушанием. Образцово-показательным послушанием. — Как скажете, тятенька; слушаю и повинуюсь вашим мудрым речам… — девушка стрельнула в меня заинтересованным взглядом, клюнула губками отца в лоб и мигом скрылась с глаз.

— Ух-х… ястги тя, бабы… — хафлинг повернулся ко мне и немного виновато пояснил: — Ты это… не думай, она девка послушная, тока маленько того… бывает…

— Маленько?

— Маленько, маленько… — часто закивал меняла. — Как шелковая в догоге будет. Тому обет даст. Ну, все… все… в баньку пога…

Банились долго. Хочу отметить, что народ хафлингов толк в банных утехах знает. Однако конструкция бани оказалась совершенно иной, чем у ославов. Сухой пар, никаких веников, большой бассейн с ледяной водицей. Но жар в парилке оказался такой, что я стал опасаться за свои волосы. Однако Мирон любезно одолжил войлочный треух, так что обошлось. А в перерывах между заходами мы пробавлялись в предбаннике легонькими заедками и ледяной шипучей бражкой.

— Мирон… — я допил чашу и поставил ее на стол. — А где девы-сегрианки?

— Хде-хде… — хафлинг с треском разломал вяленую рыбину. — Там же, где и мы. Бабы отдельно пагятся, к мужикам им ходу нет. Это у вас, у ославов, сгаму газведено, а у нашего нагода мужская баня — хгам, куда иным, кгоме как мужескому полу, догоги нет. За общим столом познакомишься. Я их тоже ночевать оставил, дабы без пгомедления собигаться. Ну что, бгатия, еще заходец?

— Обожди, Мирон… — Сидор остановил брата. — Вот скажи мне Горан, рогатыня твоя — чьей работы? Не Крона случайно?

— Его.

— Добрый кузнец! — с чувством воскликнул хафлинг. — Один на всех Островах может с нами сравниться. Одобряю твой выбор. Однако могу еще кое-чего предложить, не хуже, а пожалуй, и получше. Клевец тебе надоть? Клянусь бородой Фофана Трехпалого, лучшего ты не видел! И за сущую безделицу, в пять гривен. Ты же ценитель, по мечу видно; бери, не прогадаешь. Приказать принести?

— После баньки! — сурово отрезал Мирон. — Неча банную забаву пгегывать. Айда…

М-да… пока хафлинги полностью соответствуют своему стороннему описанию. Однако, все равно довольно приятный народец. Но такое показное гостеприимство явно неспроста. Они вроде кого попало у себя не привечают. Ну да ладно, будем посмотреть: может, у Мирона действительно сроки поджимают, вот он и старается расположить меня к себе.

Напарились до полной невесомости тел, а потом перешли в дом, где уже накрыли столы. Оказалось, когда Мирон говорил про «сожрать по барану», он совсем не шутил — целиком запеченных ягнят на столе оказалось аж целых шесть. Да и кикимора с ними, с баранами теми, я во все глаза пялился на «оных дев-сегрианок». Ух, етить…

Мощные, широченные плечи — любому мужику под стать, мускулы под рубахами так и перекатываются. Кожа почти до черноты смуглая, черты лица грубоватые, резкие, с виска на щеку спускается замысловатая татуировка. Волосы черные, прямые, подбритые с висков и связаны в хвосты на затылках. Глаза миндалевидные с розоватой радужкой. Кого-то они мне напоминают? Что означает слово «орки»? Зубы! Точно, у них еще должны быть ярко выраженные клыки…

Одна из сегрианок увидела меня, приветственно осклабилась и пихнула локтем в бок свою подругу.

Нет, зубы нормальные, белые и ровные — значит, не орки. Но мощны телом… и даже вполне привлекательны, во всяком случае — не страшилища. Думаю, в этом мире найдутся дамочки и пострашнее. Да и вообще, о чем это я? Спать с ними я уж точно не собираюсь.

— Присаживайся Гоган, — хафлинг подмигнул мне и показал на место между сегрианками. — Э-эх и пожгем, давай-давай…

— Подожди, Мирон, — я посмотрел на менялу. — Сначала алтарь.

— Н-да… — осекся хафлинг и поманил за собой Пету. — Идем, доча, словечком пегемолвимся.

Из комнатушки, в которую удалились хафлинг с дочерью, донесся какой-то ропот — отчаянно протестовала Петунья, потом что-то грохнуло — очень похожее на звук бьющий посуды, гневно забухтел Мирон, но через пару минут он уже выглянул и поманил меня пальцем. Сладил-таки…

Девушка, малиново-красная от гнева, сердито хмурясь, подошла к белоснежной каменной статуе изображавшей коленопреклоненную перед большим цветком женщину и положа руку на сердце, тихо сказала:

— Клянусь душой в своей чистоте пред Властой Непорочной!

Через мгновение раздался тихий мелодичный звон, цветок на мгновение засветился неярким золотистым цветом и столь же быстро погас. Пета сердито хмыкнула и, не оглядываясь на нас, вышла из комнаты.

Итак… получается здесь все чисто. Судя по смыслу ритуала — девчонка непорочна как младенец. Тогда в чем подвох?

— Видал? — Мирон довольно ухмыльнулся. — Может, того-этого… офогмим договог пгямо сейчас?

— Завтра перед отбытием, — я решил еще раз все хорошенько обдумать. Никогда не поздно отказаться.

— Етить твою напегекосяк! — громко выругался хафлинг, впрочем, довольно беззлобно. — Ну и хген с тобой. Завтга так завтга. Идем жгать…

— Идем…

Стол ломился от яств, я успел уже довольно сильно проголодаться, так что упрашивать меня не пришлось. Клятый хафлинг все-таки усадил меня между сегрианками. Сам, конечно, устроился во главе стола — а точнее, рядом со своей пышной и статной женой Франкой. Не знаю, как у остальных подгорников, но доступные мне для обозрения дамы сего народа оказались повыше ростом, чем их мужи. Впрочем — какая разница? Дамы у них на привилегированном положении, по шахтам не лазят, вот и удались ростом в силу исторических причин. А может, просто мужики-подгорники любят таких статных — что тоже вполне укладывается в рамки привычных мне сведений о народе гномов из моего мира. А вот своей привлекательностью хафлингессы меня скорее удивили. Вот и Франка — такая привлекательная женщина — свежая, румяная, пазухой полна, вся такая улыбчивая. Правда, опять же, видно с норовом — Мирон рядом с ней себя ведет показательно примерно. И есть во Франке что-то напоминающее змею… да-да… такое расчетливое и хищное. И это при всей ее внешней привлекательности. Глаза! Да, холодные глаза. Вот чем она похожа на змею… Хотя… может, она просто стерва?

Пета устроилась рядом с мачехой. Она уже избавилась от своего тренировочного облачения и оделась, как я понял, в женский костюм своего народа. Светлая блуза с пузырчатыми рукавами, шнурованный корсет, подчеркивающий и так не маленькую грудь, и множество украшений из золота и серебра — массивное причудливое ожерелье, большие узорчатые серьги, десятки браслетов и узенькая диадема, усыпанная блестящими камешками. Волосы она уложила в сложную замысловатую прическу из множества косиц. Странно… обе гномы очень хороши собой, но, вполне адекватно оценивая их привлекательность, я ничего не чувствую к ним как к женщинам. Абсолютно ничего. Может, слишком свеж в памяти образ Малены?

Мощный толчок в плечо вывел меня из состояния созерцания хафлингесс.

— Сибилла ап Андреес!!! — сегрианка, сидевшая слева от меня, с широкой улыбкой стукнула себя кулачищем в грудь

Последовал второй толчок, уже с другой стороны.

— Гудрун ап Андреес!!! — правая воительница повторила жест соплеменницы и добавила: — Одна мать, один отец, я старшая!

Сестры говорили на ославском языке вполне правильно, только немного порыкивая на гласных звуках и иногда проглатывая окончания слов. Впрочем, это не удивительно — все жители севера вроде как были потомками балто-словенских племен. Вплоть до Скалистого хребта, Сумрачной пущи и Румии с Харамшитом, все говорили примерно на одном наречии. В том числе и сегрианцы — но они были как раз самыми южными представителями этих племен. Кстати, сестры оказались почти одинаковы с виду — почти, потому что у одной рваный шрам рассекал правую бровь, а у второй — щеку и губу. Не знаю, с кем они подрались, но шрамы возникли явно не от ударов клинка. Когти?

— Гор… — я подался со стулом назад, чтобы видеть обеих сагрианок. — Гор Лешак. Белый Лешак.

Прозвище пришло как-то само по себе — в голове мгновенно отобразился образ громадной лохматой фигуры, и на языке сразу возникло это слово. Нет у меня родовичей и семьи, сам себя называю как хочу, а кто захочет оспорить — пожалуйста. Так и есть: лешак. Одинокий лешак… Почему белый? Откуда я знаю? Потому что не черный.

— Хорошее имя! — воительницы одобрительно закивали. — Страшный, большой, сильный — похож. Теперь пить!

Пить… Мирон на стол явно расщедрился — чего только на нем не было… Множество рыбы в разных видах, целые запеченные окорока, сыры, даже свежие фрукты, неведомо как попавшие на стол, не говоря уже о приснопамятных барашках. А посуда… посуда вся из чеканного олова, тяжелая как камень и нарочито пышно украшенная. Хафлинги, что с них возьмешь.

Я отломал от ягненка заднюю ногу, попробовал… и поскорее схватился за кубок с пивом. Да-а… перца и иных специй явно не пожалели. Но вкусно; пожалуй, стоит до конца разобраться с баранчиком. Особенно под такое питье.

Мирон, по праву хозяина, сказал несколько обычных тостов: во славу богов, за успех торговли, за здоровье — и этим ограничился. Больше никто никаких здравиц не произносил. Меняла неспешно и чинно переговаривался с братом, оказавшимся пока неженатым. Насколько я понял, они как раз обсуждали его матримониальные планы. Благодаря предстоящему родству с сильным и могущественным родом, род Мирона и Сидора автоматически перескакивал в иерархии на несколько ступеней вверх, и мог претендовать на более выгодные партии — чему оба нешуточно радовались.

Пета и Франка тоже оживленно переговаривались, порой бросая на меня заинтересованные и даже в чем-то игривые взгляды. Я приметил, что они общались как закадычные подружки, а не как мачеха и падчерица. И еще, к моему великому на то удивлению, Петунья не выглядела опечаленной своим предстоящим бракосочетанием. Однако загадка: по ее поведению я первоначально сделал вывод, что гнома не в большом восторге от перспективы замужества. Странно, но по большому счету не существенно.

Сибилла и Гудрун с впечатляющим темпом опрокидывали кубок за кубком, и довольно рыкая, рассказывали, сколько и как угробили разного народа, всяческой нечисти, и вообще какие они грозные воительницы. При этом плотоядно пожирали мою персону глазами и, судя по всему, строили какие-то планы. Хм-м… почему «какие-то»?.. Тут и так все ясно… Ладно, попробуем так…

— Каирн! Могила могучему зловещему чародею! — я подпустил в голос жути. — Имя ему было Гундяй Черная Луна! Значица, схватились мы с оным драугром в битве лютой!..

— О Сестры!!! — Сибилла прониклась и в волнении схватилась за свой кинжал. — И что?

Гудрун просто чуть ли не по ручку вогнала в столешницу большую вилку, и в чувствах гаркнула какое-то замысловатое ругательство.

— Чувствую — не сдюжу, ибо великой силы чародей был, и еще большую — обрел в посмертии проклятом… — мой голос трагически стих. — И тут вознес я молитву Старшим… — еще пауза, — и наложил на себя обет не прикасаться к девам прекрасным…

— Сиськи Лилит! — в один голос изумленно охнули сегрианки.

Я чуть было не расхохотался, но сдержался и продолжил:

— …не прикасаться к девам прекрасным, и была мне дарована сила великая, и сразил я чародея вот этой рукой! И снял с него как свидетельство сего деяния вот этот меч!

— Совсем не прикасаться? — горестно взвопила Сибилла.

Гудрун, опять молча, атаковала стол, едва не развалив его пополам.

— Нет… — выдохнул я. — Только на Островах нельзя, а так — вполне можно…

— Хвала богам… — почтительно, но немного уныло вымолвили воительницы. — Достойная цена за жизнь…

Неожиданно мне почудился короткий веселый смешок, очень похожий на голос Малены. И сюда добралась? Ох, и Ягушка… Я даже оглянулся, но, конечно, никого не заметил. Интересно, она меня везде будет сопровождать?

В голове, как-то само по себе, родилось понимание того, что не будет она меня сопровождать. Отпускает, дает свободу и советует забыть обо всем с ней связанном. Даже настаивает на этом.

— Спасибо тебе, Ягуша. Но про «забыть» и не проси.

— Чего? — переспросила одна из сегрианок — уже хорошенько набравшаяся хафлинговыми настойками и пивом. Сестричка тоже от нее не отставала — едва ворочала языком.

— Ничего, девы. Выпьем!

— За тех, кто в море! — немедленно рявкнули Гудрун и Сибилла. — Храни их Фрида!

Ужин понемногу шел к окончанию, столы потихоньку пустели. Я набил себе брюхо так, что уже сомневался над своей способностью ходить… Это я, конечно, преувеличиваю, но поел всласть. Пета и Франка со мной знакомиться не захотели: за весь вечер не перемолвились со мной ни одним словечком. Хотя вру, вот как раз…

— Ну и как тебе наш телохранитель? — Франка обращалась к своей падчерице и говорила нарочито громко.

— Могуч… — насмешливо протянула Пета. — Да толку от него… слышала, мамочка: он обет дал…

— Будешь нас охранять, словен? — Франка пристально на меня посмотрела.

— Поглядим, — я не стал отводить взгляда. — Поглядим, как вести себя будете.

— Хорошо будем, хорошо, — торопливо бросила Петунья, и сразу забыв про меня, стала что-то шептать на ухо мачехе.

Я даже не успел задуматься над поведением хафлингесс, как подошел Сидор и потянул меня за собой. Похоже, он так и не расстался с идеей всучить свой клевец.

— Смотри, Горан… — в небольшой комнатке хафлинг подошел к могучему сундуку, полностью покрытому охранной рунной вязью, и достал бережно завернутый в промасленную кожу клевец. — Как раз под стать тебе оружие… Ты ба!.. — он изумленно ахнул. — Так он с твоим мечом — работы одного мастера… Так и есть; кажись, даже парный — одного комплекта. Ей-ей, всего резана, до последнего грошика, стоит.

— Ты говорил про пять гривен, — я взял в руки оружие и подивился его идеальному балансу. — Ты смотри, прямо как по моей руке ковали.

— Дык, парные же они! — убежденно заявил Сидор. — Значица — цена вдвое. Да ты не жмись, не жмись, глянь на руны…

Довольно длинное, чуть сплюснутое на конце четырехгранное жало — немного скривленное для удобства удара. С другой стороны — молоточное било под четырехгранный свитый конус. Навершие копьевидное, опять же граненое, в ладонь длиной. Металл тот же, что и у меча — черный с пепельным отливом. Древко в полтора локтя, металлическое, рукоятка обтянута слегка потертой чешуйчатой кожей. И противовес… Я глянул на свой меч и окончательно понял, что клевец работы… да, Крон назвал мастера Мокшей Белобородым — та же многолучевая звезда из непонятного кристалла, заключенная в кольцо. А вот рунная вязь совсем другая… переливы серебра и золота…

— Ну так как, славен? — вывел меня из задумчивости хафлинг. — Недосуг мне с тобой торговаться.

— Пять… — я несколько раз крутнул кистью пробуя оружие. — Пять гривен. Сам цену назвал. Слово хафлинга ценнее жизни. Так ведь говорят?

— Клятва хафлинга, — со снисходительной усмешкой поправил меня Сидор. — Клятва, ослав. Так что резан, один резанчик… — кузнец протянул лопатообразную ладонь и алчно пошевелил пальцами. — Не жмись…

— Ежели что, накину тебе сверху алтын за парность, а нет — так держи. — Я вернул ему клевец обратно и, собравшись уходить, бросил: — Думай, хафлинг: решишься — поутру подойдешь. Возьму, но уже за четыре.

— Семь!.. — Сидор, как будто оружие жгло ему руки, отбросил его на расстеленную кожу. — Ладно — шесть с половиной, и дам в придачу подвес запоясный для него.

— Лови, сквалыга, — я отсчитал монеты. — Давай свой подвес…

Честно говоря, мне совсем не жалко денег. Оружие достойное — в некоторых случаях много удобнее меча или рогатины. Правда, надо уметь им пользоваться, так я и умею… пока только в голове… а тело со временем натренирую. А еще мне кажется — я когда-то очень любил собирать оружие, особенно редкое. Получается, любовь эта никуда не делась. Правда, дальше уже собирать некуда — и так им обвешан как елка шишками. Ну да и ладно: будет же у меня когда-нибудь свой дом?..

Для ночевки мне отвели малюсенькую каморку с топчаном, вытесанным из цельного камня и застеленным овечьими шкурами.

— Хафлинги, едрить вас… — я кое-как примостился на каменном ложе, поправил огонек светильника и достал из сумки тубус с картой. — Итак…

На первый взляд работа представлялась мне несложной. Делов-то, пройти морем от Зеленой Пристани до Добренца, называемого ославами Доброградом, крупного порта в устье реки Свиглы, рассекающей материк до самых предгорий Скалистого хребта. Затем на речной барке подняться по Свигле на полторы сотни верст до городка Сколле, где в порту нас встретит делегация подгорников, коим я и передам с рук на руки хафлингесс. Вот как бы и все. Интересно, как они будут проверять, «замал» я Пету или не «замал»? Хм… тут, кажется, подвоха не может быть, да и в клятве я вроде все предусмотрел.

Девы-сегрианки — надежные спутницы, малодушничество им не ведомо; Петунья, ежели что, тоже сама за себя постоять сможет, Франка дурочкой не выглядит, даже совсем наоборот. Вроде как особых трудностей в путешествии не предвижу. Опять же, по суше нам вообще путешествовать не придется, разве что с корабля на корабль.

Теперь, что у нас с маршрутом по морю? По фарватеру в Поясе Верности нас проведет ославский лоцманский струг. Ну а дальше, уже сам капитан маршрут сладит. Так что…

— Ладно, утро вечера мудренее, — я убрал карту в тубус и загасил светильник. — Спать, Горан, спать…

Глава 13

«…в дополнение к нашим ученым диалогам с почтенным Хрисанфом Доброградским, проведенным в нашем университете Града Великого, могу явить еще одну явную сентенцию, возмутительно игнорируемую моим великоуважаемым оппонентом. Градация монструмов, огульно подразделяющая оных на нечисть и нелюдь, активно отстаиваемая почтенным Хрисанфом, имеет существенный изъян, ибо никак не разделяет монструмов, созданных чародейским способом, тварей Пределов, перемещенных в сей мир, и монструмов природных, рекомых эндемиками Упорядоченного. В подтверждение сему могу привести один из множества примеров. Собранный путем чародейского ритуала человекообразный гомункулус, перемещенный из Пределов пепельный расстрыга, и эндемики сего мира — зверочеловеки, рекомые обрами, ограми али карлами-острогузцами, согласно теории почтенного Хрисанфа, несомненно будут помещены в раздел нелюдей, ибо имеют некое внешнее подобие рода человеческого. Однако ж сие есть великая ошибка, ибо оные монструмы имеют разную природу происхождения и соответственно ничего общего между собой. Пользуясь случаем, на страницах сего труда хочу прилюдно выразить великое сожаление о прискорбном случае вырывания клока бороды почтенному Хрисанфу, произведенного мною во время наших ученых диалогов…»

(Преподобный Эдельберт Великоградский. «Бестиарий и описание рас Мира Упорядоченного»)

Звериные Острова. Остров Быка. Торговое поселение Зеленая Пристань.

21 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Раннее утро

— …Клянусь этим… — капелька крови упала в каменную чашу перед алтарем Старших Сестер; едва коснувшись камня, вспыхнула бесцветным пламенем и превратилась в маленькое облачко, бесследно рассеявшееся в воздухе.

Стоп… Получается, Старшие приняли мою клятву? Как так? Я же не имею рода, не имею семьи… Хотя какая уже разница: даже если бы ее не приняли, дал слово — держи его. Вроде все предусмотрел: сопровождать, охранять по мере сил… собственно, ничего запредельного в этом нет. А по поводу девственности — так меня сие уже не волнует. Обязался доставить Пету в том состоянии, в котором она сейчас находится. Целка так целка, нет так нет…

— А тепегь живо, живо… — с хафлинга мгновенно слетела маска радушного хозяина. — Шевелись, Гоган… — Мирон подбоченился и приказал мне: — А ну, подмогни ггузиться…

— Пасть завали хафлинг; забыл, с кем речь ведешь? — я подхватил свои вещи и, проходя мимо менялы, сдвинул его с дороги. — Я клятву давал дочь твою боронить, а не носильщиком батрачить. В сторону…

— Ну… дык… — меняла осекся. — Дык я ничо…

Я молча толкнул дверь плечом и вышел из помещения склада, расположенного возле самого пирса. Вот и посудина, на которой мне придется провести ближайшую неделю. Большой корабль…

Он назывался «Сила Халлафьора». Что это означает? Не знаю, да и все равно мне. Главное, с виду крепкий и основательный, большой и длинный, примерно семь-восемь десятков шагов в длину. Высокие надстройки на носу и корме. Три мачты с косыми парусами. По бокам ряды весельных портов, на палубе несколько хитроумных больших станковых арбалетов. Даже не знаю, к каким известным мне моделям причислить корабль. Парусная галера? Может быть…

По палубе суматошно носилась команда: почти все — смуглые безбородые здоровяки с татуированными мордами. Не с кем не перепутаешь — это сегрианцы, считающиеся самыми лучшими мореходами Упорядоченного. Правда, ославы сей факт никак признавать не хотят, естественно, отдавая пальму первенства себе.

Пета и ее мачеха стояли на пирсе, мимо них сновали слуги, перенося на корабль множество сундуков и тюков — личных вещей хафлингесс и провизию на дорогу. Франка накинула на себя длинный плащ с капюшоном, подбитый дорогим мехом пепельной куницы. Оружия при ней не было видно, разве что таковым посчитать длинный витой дорожный посох. Интересно, для чего он ей?

А вот Пета вооружилась гораздо основательнее. У нее за плечами, на хитром подвесе — два слегка изогнутых сабли со сложной корзинчатой гардой, слегка напоминающих абордажные палаши. Интересное оружие, ничего подобного я в этом мире пока не видел. Впрочем, не стоит обольщаться: я пока практически ничего здесь не видел.

— Идем, славен, — рядом со мной остановились сегрианки. — Дорога зовет.

Воительницы облачились по полной: высокие остроконечные шлемы с чешуйчатой бармицей, стрельчатыми наносниками и наушами, и пластинчатый доспех, очень похожий на ославский, только с короткими полами, без рукавов и утыканный повсеместно шипами. Поножи, наручи, кольчужные перчатки. В оружии обе предпочли одноручные топоры с широким лезвием и граненым изогнутым билом. У каждой за спину был закинут круглый, окованный железом щит, украшенный изображениями морских чудовищ. Серьезно…

— Идем, — согласился я с ними и поднялся по трапу на корабль.

Еще немного времени ушло на прощание менялы со своими женщинами, потом очередной инструктаж и, наконец, «Сила Халлафьора» отошел от причала. Корабль ловко развернулся, грянули барабаны на нижней палубе, весла согласованно ударили об воду и…

— Терр… — ко мне подбежал смуглый мальчишка с бритым виском и чистым от татуировок лицом, сдержанно поклонился и сказал ломающимся баском: — Милостивый терр, я покажу вам вашу каюту.

Затем он обернулся к воительницам, но поклонился им гораздо ниже и почтительнее: — Милостивые метрессы, капитан Гундальф ар-р Гундальф Железное Весло испрашивает вашего желания на встречу с ним.

— Передай ему — мы будем. Пусть приготовится, — небрежно бросила Гудрун, даже не смотря на мальчишку. — А сейчас покажи наше обиталище.

К счастью, меня поселили отдельно от сегрианок — они устроились в кормовой надстройке, вместе с хафлингессами, в просторной, устеленной коврами каюте. Со всем доступным на корабле комфортом. А вот мне досталась каморка рядом — совсем крошечная: топчан, откидной столик и такая же скамья. Ну и еще хитромудрая жаровня для обогрева. Вполне ничего себе обиталище, даже не дует.

Примостил свои вещи в каморке, оставил при себе только меч с клевцом и вышел на палубу. Надо осмотреться.

Суматоха среди матросов уже стихла, каждый занимался своим делом. На мостике капитан беседовал с воительницами. Могучий здоровяк совершенно разбойничьего вида с повязкой, скрывающей отсутствующий глаз, вел себя с ними очень почтительно, чуть ли не при каждом слове кланяясь. Весьма странно… может, они из какого-нибудь владетельного рода? Тогда почему шляются вольными наемницами? Вообще, о Сегрианских островах в прочитанных мною книгах очень мало информации. Воинственные племена, подобно ославам промышляющие разбоем, морским промыслом и наемничеством, мореходы и путешественники. Правда, у них, скорее всего, общество немного не того устройства. Ославские пацаны и девчонки, прежде чем покинуть Острова, в обязательном порядке проходят детинец, а здесь вон совсем мальцы по кораблю при деле шарятся. Что еще? Ну да, верховный правитель у них называется «крунг», а мужики носят юбки, подобно… а вот не помню, как тот народ из моего прошлого называется.

— Приветствую тебя, словен, — ко мне подошел очень худой пожилой мужчина. Своим видом он очень отличался от остального экипажа — никаких татуировок, бледное лицо с острыми скулами, раскосые глаза и жиденькая бородка, заплетенная в тоненькую косицу. На голове потертая меховая шапка, чем-то напоминающая треух, только с очень длинными ушами; короткая куртка мехом наружу, широкие шерстяные штаны заправлены в короткие красные сапожки, на шее массивная черная цепь с непонятной подвеской. Стоп… и у этого — никакого оружия, кроме маленького кривого ножичка на поясе и массивного посоха, увенчанного черным, причудливо ограненным камнем. Владеющий?

— И тебе привет, владеющий…

— Асхад ас Аддин, — вежливо поклонился чародей.

— Горан, — я в свою очередь коротко представился и добавил: — Горан Белый Лешак.

— Рад видеть собрата по Силе, — еще раз поклонился Асхад. На ославском языке он говорил практически без акцента, разве что немного смягчая шипящие звука. — Дозволь пригласить тебя на пиалу у-ча.

— Буду рад, достопочтенный Асхад ас Аддин, вот только…

— Несомненно, достопочтенный Горан, — владеющий понимающе кивнул головой. — Исполняй должное, а я как раз все приготовлю. Когда справишься… — чародей не глядя поймал за ухо пробегавшего рядом очередного мальчишку. — Когда справишься, Дирк проведет тебя ко мне.

— Как прикажете, почтенный… — стуча зубами, пролепетал мальчишка, с ужасом уставившись на владеющего.

— Брысь… — Чародей отпустил ухо паренька, еще раз поклонился мне, развернулся и ушел в носовую надстройку.

Я глянул ему в спину. Интересный персонаж; если не ошибаюсь, родом из Харамшита, причем из южной его части — саидит или хазареец. Точнее сказать не могу — сужу только по книжным описаниям, а самих саидитов с хазарейцами и в глаза не видел. Обладает Силой, но явно не богат, в отличие от подавляющего большинства чародеев. Почему? Не везет? Уменья не хватает? Далеко немолод — скорее всего, уже давно разменял вторую жизненную треть, если не последнюю. Каким ветром тебя сюда занесло, Асхад ас Аддин? Впрочем, не будем спешить — эти знания для меня пока не имеют никакого значения. Мне с ним… как это говорилось в моем мире? Да, точно! Мне с ним детей не крестить. И опять не понимаю, что означает это словосочетание.

— Милостивый терр… — плаксиво заныл парнишка. — Давайте я уже провожу вас куда надо, а-то мне палубный старшина ухи оборвет за задержку.

— Боишься этого? — я развернулся и отправился в каюту хафлингесс.

Мальчик сделал какой-то обережный жест, украдкой глянул на носовую надстройку и опасливо прошептал:

— Поневоле тут забоишься: зачарит — и вся недолга. Али еще чего мерзопакостного сотворит.

— И многих он тут… «зачарил»?

— Дык… — парнишка озадаченно почесал грязным пальцем бритый висок. — Дык… вроде никого еще… Но люди всякое говорят…

— Понятно. Жди здесь, — я открыл дверь и вошел в каюту.

— А вот и наш телохранитель, — язвительно пропела Петунья. Девчонка, устроившись с ногами на кровати, ловко острила узкий и длинный кинжал, больше похожий на стилет.

— Словен, если ты еще раз без стука вломишься сюда… — процедила сквозь зубы Франка, выкладывая из сундучка на столик какие-то флаконы и коробочки, — я тебя…

— Ой, мамуль! — заинтересованно воскликнула ее падчерица. — Так интересно, а вдруг он действительно припрется?

— А ну тихо! — неожиданно для себя прикрикнул я на хафлингесс. — Мне плевать, чем вы тут занимаетесь; надо будет — и дверь вышибу. Будете кочевряжиться — проторчите всю дорогу связанными в трюме. Все поняли?

— Да как ты… — вздорная девчонка даже покраснела от злости и схватилась за кинжал, — да я тебя…

— Хам! Ославский чурбан! — мрачным тоном констатировала Франка. — Оставь, дочь, это хамло, пусть его…

— Вижу, что поняли. А теперь для тебя персонально, Петунья, дочь Мирона Додона: увижу, что начала шашни крутить с матросней — посажу на цепь в каюте… — Я круто развернулся и, не обращая внимания на кинжал, со звоном вонзившийся над головой в притолоку, вышел из каюты.

— Грязная свинья!!! — уже в спину донесся свирепый визг Петуньи, заглушающий веселый хохот Франки.

Уф-ф… даже не ожидал от себя такой отповеди хафлингессам. Все как-то само по себе получилось. Очень правильно получилось. Я прислушался к себе и с удовлетворением понял, что вполне способен выполнить обещанное Франке и Петунье. Без особых угрызений совести и последствий — клятве моей подобный исход событий никак не противоречит.

— Терр… ну оборвут же мне ухи… — напомнил о себе мальчишка.

— Да не верещи ты, идем уже, — я пошел за припустившим бегом Дирком. И вправду не стоит подводить пацана под тумаки.

Асхад занимал каюту в носовой надстройке, и не маленькую — сразу видно, востребовано мастерство владеющего на корабле. А может, они его просто боятся?

Не успели мы приблизиться к двери каюты, как она сама по себе открылась. Но пороге возник чародей и с легким поклоном пригласил меня внутрь, а в направлении мальчишки полетела мелкая монетка.

— Располагайся, достопочтенный Горан.

Где-то я подобную обстановку видел… Нет, конечно, не в этом мире — в своей прошлой жизни. Повсюду пушистые ковры со сложным витиеватым орнаментом, множество разнообразных подушек, низенький столик. Над жаровнями курится ароматный дымок…

— Хвала Гирхан, Морин и Дияле… — чародей, скрестив ноги, присел рядом со столиком и показал мне на место напротив себя. — У меня сохранилось немного драгоценных листьев аршакамского у-ча…

Я присел на колени, посчитав, что скрестить ноги у меня может и не получиться, и стал следить за манипуляциями Асхада. Таинственный у-ча оказался подозрительно похожим на чай из моего прошлого. Такие же скрученные засушенные листики. Владеющий пару раз ополоснул невзрачный керамический сосуд с тонким носиком, потом сыпанул туда щепотку листиков, закрыл крышку и укутал все полотенцем.

— Еще несколько мгновений, — Асхад ловкими движениями выкладывал на столик тарелочки, — вкус у-ча подчеркивают всего несколько продуктов — это наргильские лесные орехи в карамельной корочке, вяленые ягоды барбисса и, конечно же, драгоценный мед с высокогорных пасек на острове Быка. Мой собеседник родом именно с этого острова? — владеющий проницательно на меня посмотрел.

— Ты не ошибаешься, — я коротко кивнул головой. — Я из Ольграда.

— Ославы — достойный народ. — Асхад снял полотенце и разлил немного янтарной жидкости в чаши из черной керамики, после чего добавил туда кипятка из бронзового чайника. По каюте сразу поплыл очень насыщенный чайный запах. — Прошу, достопочтенный. Как сказал почтенный Шихран из Самарета… — чародей улыбнулся и продекламировал мерным голосом: «Веселым гостям надо дать вина. Задушевным друзьям — заварить лучший у-ча, и насладиться беседой».

Я с легким поклоном принял у него чашу.

Некоторое время в каюте царило молчание. Чай оказался действительно великолепным — с легкими фруктовыми нотками в богатом насыщенном вкусе. Я его смаковал по глоточку и гадал, чем же вызвано такое показное гостеприимство.

Наконец Асхад задал вопрос:

— Могу ли я поинтересоваться у моего достопочтенного собеседника, к какому сословию обладателей Силы он принадлежит?

Я слегка задумался и честно ответил:

— Ни к какому.

Асхад испытывающе посмотрел мне в глаза:

— Уже не принадлежите, или?..

Очень интересный вопрос. И что ему ответить? Ни о каких сословиях я не знаю. Вернее, знаю, но очень смутно. Соврать не получится, да и ни к чему это.

— Никогда не принадлежал, достопочтенный Асхад. Обладание некими способностями пришло ко мне достаточно поздно, фактически несколько дней назад. К тому же я очень мало знаю о владеющих, так как обрел сознание совсем недавно.

— Достопочтенный, не желаете ли поговорить об этом? — осторожно поинтересовался чародей.

— Возможно, позже… — я окончательно не стал отказываться. Плыть нам долго, а владеющий может оказаться настоящим кладезем информации. Я, конечно, не собираюсь ему полностью открывать свою историю, но в уже озвученных рамках — вполне возможно. А вообще, посмотрим.

Продолжился нейтральный разговор, фактически ни о чем. Хотя почему «ни о чем»?.. Некоторые полезные сведения, я из него все же почерпнул. Сестры-сегрианки оказались воинствующими жрицами Обители Равноденствия — весьма загадочной и могущественной организации с довольно смутными задачами. Со слов Асхада, получалось, что воительницы — а в Обитель принимали только женщин, независимо от народности, но только после жесточайшего отбора — занимались истреблением расплодившейся в последнее время нечисти, но и не брезговали обычным наемничеством. Но скорее всего, подобные занятия были только ширмой, за которой скрывалось нечто. А что именно, никто толком не знал.

Обнаружился еще один сюрприз: Франка оказалась чародейкой — да, самой настоящей и, как заметил Асхад, обладающей немалой Силой, но явно не желающей это обнаруживать. Вот те раз… весьма неприятное для меня известие. А я-то думал… Ну да ладно. Уже поздно возмущаться. Пора заканчивать с беседами.

— Я весьма благодарен вам, достопочтенный Асхад.

— Благодарен вам за беседу, — учтиво ответил чародей. — Буду рад приветствовать вас в своем скромном обиталище.

— Непременно, — я откланялся и вышел на палубу.

Подняли паруса — корабль отозвался на это резким рывком и глухим стуком волн, разбивающихся о корпус. Ну что же, теперь два дневных перехода — и мы возле Пояса Верности. А что там? Пока не знаю, но поговаривают, что даже с лоцманским судном пройти его — достаточно трудная задача.

Вздремнуть, что ли? Девки в каюте под надежным присмотром сегрианок, так что можно и расслабиться. Я поглядел еще немного на свинцовые волны, пенившиеся перед носом корабля, и пошел в свою каморку.

Устроился на койке и потянул к себе сумку. Малена не забыла передать мне несколько книг. Почтенного Эдельберта мы пока отложим, и приступим… ну хотя бы к Анисиму Краеградскому, с его «Трактатом о Материях Пределов». Ага…

Глава 14

«…прежде чем заниматься суждениями о силах чародейских, надобно провести четкое разграниченье, ибо они весьма многообразны и разделяются на множество видов, весьма отличных друг от друга. Для начала предлагаю к рассмотрению их практические виды, начав со всем нам известных чар перерождения первоэлементов, сиречь алхимии. Несомненную важность алхимии определяет ее непосредственное участие во многих практиках, особливо в чародейском целительстве и прикладных рунных чарах, в которых она является фактически основой. С прискорбием отмечаю, что черные чародеи також употребляют оную, извратив ее предначертание в нужде своих мерзких практик…»

(Преподобный Анисим Краеградский. «Трактат о Материях Пределов»)

Борт корабля «Сила Халлафьора».

23 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Полдень

— Нет, нельзя… — Асхад иронично покачал головой, осторожно сделал глоток из пиалы и торжественно продекламировал: «А ежели белый владеющий предастся мерзким практикам черного чародейства, по нужде али без оной, да будет он немедленно изгнан из сословия и проклят вовеки, да преследуем аки ренегат и предатель до самой своей кончины…».

— А ежели черный предастся белым чарам? — Я макнул деревянной палочкой в пиалу с почти черным по цвету медом и осторожно слизнул с нее маленькую капельку.

Черный высокогорный мед со Звериных островов имеет такое тонизирующее действие, что даже немного переборщив с его употреблением, можно пару дней не заснуть, при этом разглядывая причудливые галлюцинации, в подавляющем преимуществе эротического характера. Зато в маленьких дозах, помимо великолепного вкуса, он отлично бодрил без всяких побочных эффектов, за это и ценился на вес золота (кстати, весьма редкого и очень дорогого в этом мире).

— Черный? — с улыбкой переспросил владеющий и констатировал: — Гор, друг мой, ты потрясающе невежественен.

— Сия истина непреложна, — я тоже улыбнулся и подлил Асхаду в пиалу кипятка. Надо сказать, что за два дня плавания я очень сошелся со старым чародеем. Асхад оказался великолепным собеседником, имел спокойный ироничный характер — словом, довольно приятный старикан. Тем более, он не предпринимал никаких попыток выведать мою историю, удовлетворившись общими пояснениями. И вообще, я отлично проводил с ним время, отдыхая от постоянных стычек со своими подопечными. Чертовы хафлингессы…

— Черных нет! — Асхад наставительно ткнул пальцем в потолок. — Считается, что извели их еще пять сотен лет назад, во время Донатовой Резни.

— То, что так считается, скорее всего не значит, что их на самом деле нет. Тогда какие ереси так яро выводят белоризцы Белого Синода?

Понемногу ситуация с чародейством в этом мире начинала проясняться, но все равно оставалось очень много белых пятен, которые я и собирался в ближайшее время для себя разъяснить. Как назло, в книгах оказалось очень мало написано о черном чародействе, и Асхад на данный момент был для меня единственным источником информации. Скажем так, безопасным источником информации, ибо на материке даже за вопросы о подобном, недолго мудрствуя, сажали на кол, вытесанный из ядовитого роголистника, самого по себе способного прожечь плоть до костей. А еще могли спалить на медленном огне. Или заживо сварить. Затейники, однако.

— Эти самые ереси, — серьезно пояснил Асхад. — Дабы неповадно было. Черное чародейство — плоть от плоти этого мира, и выкорчевать его практически невозможно, однако держать под контролем — вполне по силам… — старый чародей запнулся и быстро поправился: — Так считает Белый Синод.

— Что такое «черное чародейство»?

— Это очень широкое понятие, — Асхад что-то шепнул себе под нос, и на его ладони с легким хлопком возникла небольшая, но толстая книга в кожаном переплете, окантованном бронзовыми уголками. — Держи, это «Теургия» Муруда из Кхама. Полистай на досуге: возможно, составишь свое мнение о черном чародействе.

— А Яги? Они черные?

— Они никакие, — пояснил чародей. — Яги не считаются чародейками. Они… — Асхад на мгновение задумался. — Они всегда считались необходимым злом; так сказать, неким катализатором сил в Упорядоченном. Однако, насколько мне известно, нынешний архипрелат Белого Синода, Оттоний Пятый, в своей последней энциклике предал их анафеме и причислил к нечисти. Но за них еще не берутся серьезно; скорее всего, просчитывая последствия и изобретая методы борьбы. А пока ворожек хватают, если только Яги нарушают неписаные правила, что случается очень и очень редко. Да и вообще ведуниц осталось очень мало.

— Если Ягушки являются катализатором, не значит ли это, что их уничтожение нарушит баланс?

— Так и есть, — быстро согласился чародей. — Остается только надеяться, что до этого не дойдет.

— Ладно. А теперь скажи мне, как определяют, что белый чародей творил черную волшбу?

— Оная видна на чародее, как мазок сажи на белой простыне. Достаточно посмотреть на его ментальное отражение, и все сразу видно. Чародеи его умеют видеть, многие белоризцы — тоже.

— И что? Никак нельзя скрыть?

— Почему нельзя? — хитро прищурился Асхад. — Можно, конечно, но трудно. Не всякому такое по плечу. Но хватит разговоров, Гор. Скоро мы подойдем к Поясу Верности, и мне надо подготовиться. Иди, подыши свежим воздухом.

— А какова твоя роль? — я сделал последний глоток и встал.

— Посмотришь, — категорично отрезал Асхад. — Иди уже займись своими девами. Приготовьте доспехи, оружие и, если есть, амулеты от морока. Никогда не знаешь, с чем здесь столкнешься.

— Последний вопрос, — я снял с шеи медальон, оставленный мне Малой, и показал Асхаду. — Для чего он?

— Надо же… — удивился старый чародей и бережно прикоснулся к амулету. — Очень сильная вещица. И очень древняя. Теперь понятно, почему я не могу тебя прочитать.

— Прочитать?

— Горан, — с улыбкой покачал головой чародей. — Я с тобой откровенен. Да, я пытался прочитать тебя. Ну сам посуди: как не взглянуть в человека, обладающего впечатляющей истинной Силой, но абсолютно невежественного в чародействе? Так поступил бы любой. Ответь лучше, откуда он у тебя?

— Яга подарила, — признался я.

— Яга?.. — удивленно переспросил Асхад. — Тогда понятно. Это один из немногих оставшихся артефактов друманов, по крайней мере, так считается. Ты уже в курсе, кто такие друманы? Их в Серединных еще прежними называют.

— Да, народ, населявший Острова до переселения туда ославов. Кажется, они раньше и на материке проживали… Так для чего талисман?

— Сразу и не скажешь… — он опять задумался и еще раз прикоснулся к амулету. — Во всяком случае, от морока он тебе поможет. Большее со временем сам поймешь. Но ничего плохого я не чувствую. Вы должны принять друг друга, почувствовать. Все, иди…

Идти так идти. Из прежних разговоров с чародеем, я уже знаю, что Пояс является аномальной зоной, в которой постоянно случаются прорывы между Пределами. Что все это значит, пока толком не представляю, но, судя по всему, места действительно гиблые. Как бы в подтверждение моих слов, на корабле начался организованный переполох. К фальшбортам пристраивали высокие сетки из толстой металлической проволоки, у станковых арбалетов расчеты раскладывали припас, на кормовой и носовой надстройках группировались стрелки-лучники. Все уже вздели брони и до зубов вооружились. На корабле царила мрачная решительность.

Стоп, а эти куда собралась?.. С сегрианками-то все понятно, но с кем собрались воевать Франка и Пета? Хафлингесса-дочь обрядилась в сложную, инкрустированную серебром ламеллярную броню, шлем-прилбицу с султанчиком и вооружилась своими палашами. А хафлингесса-мачеха, полностью проигнорировав доспех, тем не менее, помимо своего посоха, обзавелась длинным узким мечом, очень похожим на эспаду. Да, именно эспада, практически полностью совпадает с образом испанского меча из моих воспоминаний. Ага… нет, все-таки бронькой не пренебрегла, из-под плаща проблескивает кольчужка — сложного, очень необычного плетения. Нет, красавицы, так не пойдет…

Я совсем уже собрался гаркнуть на хафлингесс, но меня остановила одна из сагрианок.

— Не гони их… — шепнула Сибилла. — Я чувствую плохое. Пусть лучше будут на виду.

— Хорошо… — я кивнул и отправился переодеваться. Ох, как-то не улыбается мне посреди океана в броне разгуливать… но ничего не поделаешь.

Со своим доспехом за время плавания я уже ознакомился, даже пробовал спать в нем, чтобы обвыкнуть, так что экипировка много времени не заняла. Подтянул ремни на шлеме, щит закинул за спину, меч на пояс, клевец туда же, но сзади, рогатину в руки. Ну вот и все.

— Морена тебя побери, до чего же неудобно… — я покрутился, несколько раз присел и со вздохом направился на палубу. Ничего, со временем окончательно обвыкнусь в этом железе. Дело наживное и нужное.

На палубе продолжалась организованная суматоха. Команда строилась вдоль бортов, вооружившись тяжелыми… ну… такие топоры, с широкими остриями на длинных древках… а, ну да: такое оружие в моем мире называлось алебардой. Алебардисты стояли во вторых рядах, первый же ряд занимали копейщики с длинными толстыми копьями и большими квадратными щитами. Лучники, как я уже говорил, построились на кормовой и носовой надстройке. Несколько человек — очевидно, боцманы или, как их тут называют, довбники, по названию дубинки, олицетворяющей их чин — сновали по палубе, зычно подгоняя команду. Пацанята вообще исчезли из виду: наверное, их загнали вниз, чтобы не путались под ногами. И это правильно.

Из надстройки на носу выскочили два матроса, неся за ручки небольшой, но очевидно очень тяжелый сундучок.

— Милостивые метрессы, — к нам подошел сам капитан корабля и почтительно обратился к сагрианкам и хафлингессам. — Уверяю, я и моя команда обеспечат вам надежную защиту, поэтому нет нужды…

— Мы останемся здесь, — словно не замечая капитана, надменно прервала его Франка.

— Еще чего… — так же надменно фыркнула Пета. — Прятаться… еще чего не хватало…

— Милостивые метрессы, — тщательно скрывая недовольство, капитан попробовал апеллировать, обращаясь к своим соотечественницам. — Но…

— Иди, сын Гундальфа, — Гудрун очень лаконично прекратила разговор.

— Мы тебе не помешаем, — неожиданно мягко добавила ее сестра. — Иди и займись своим делом. А заботу о нас предоставь богам.

— Как прикажете… — капитан согнулся в поклоне, послал мне сочувственный взгляд и, припадая на левую ногу, отправился на мостик.

Мне показалось, что он остался очень недовольным, хотя ничем это так и не выдал. В высшей степени странно; насколько я уже знаю, сегрианец отличается неумеренно свирепым нравом, заставляющим трепетать любого на галере, кроме разве что Асхада. Да и вообще, всем известно, что капитан — он на своем корабле, первый после… после богов, а видишь как… Интересно, на чем зиждется такой явный авторитет воительниц Обители Равноденствия? Кроме, конечно, несомненно выдающихся боевых качеств. Вот как-то я не сомневаюсь в этих самых качествах. Асхад очень мало говорил на эту тему, ссылаясь на очень малую толику информации, просачивающейся за стены оного храма. Я немного поразмыслил, как всегда не найдя ответов, решил больше не ломать голову и опять принялся рассматривать происходящее на палубе.

Пара матросов, притащившая сундучок, как раз вынули из него нечто очень похожее на большой фонарь и, ловко карабкаясь, стали поднимать его на верхушку средней мачты. Очень интересно, а зачем фонарь? Вроде как светло, а до сумерек еще не менее семи-восьми часов…

Ответа и на этот вопрос мне пока не было суждено получить, поэтому пришлось перевести внимание на небольшой каменистый островок, почти неожиданно возникший по курсу. Такой совсем маленький, но приметный высокой каменной башней, очень похожей на маяк. Впрочем, он скорее всего им и был, так как совсем неподалеку от острова сплошной полосой клубился туман, застилая весь горизонт. Весьма странный туман, особенно если учитывать, что вокруг ничего подобного не наблюдалось.

А еще я неожиданно отметил, что исчезла вся пернатая живность, во множестве видов сопровождавшая галеру эти два дня.

И ветерок стих, превратив океанскую воду в свинцовое стекло…

И стало заметно холоднее…

И темнее…

И вообще…

Пояс? Да, сомнений нет — это Пояс Верности, природная преграда на пути к Звериным островам, о котором я практически ничего не знаю. И не расспросишь никого — глупо, сразу вычислят фальшивого ослава — судя по кольцам на косе, как минимум два раза пересекавшего этот хренов пояс, будь он неладен. Где этот Асхад, рога изверя ему в зад? Пока есть время, может, узнаю что интересное и нужное.

Хотя мысли пришли в некое беспокойное оживление, страха не было. Скорее неудовлетворенное любопытство в отношении грядущей неизвестности. А… ну да… что такое страх, я вообще уже забыл. И это плохо. Очень плохо. Надо бы его в себе воспитать, что ли… Иначе можно набрать на свою голову кучу неприятностей, как уже случилось на разбитом корабле. Так, что там мои девки?

Пета с Франкой, стоя возле двери в надстройку, оживленно переговаривались c сегрианками. Речь шла о набегах, пленниках, хабаре и наемных ватагах. И вообще, о прелестях вольной жизни наемника.

Очень, знаете ли, женская тема… но хафлингессы внимали сегрианкам с удовольствием, время от времени даже похохатывая над грубыми шутками воительниц. С Петой все понятно, деву переполняет юношеская романтика, но Франка? Удивляет она меня… если не сказать больше.

Тем временем галера уже дошла до островка, где к ней пришвартовался боевой ославский струг. Капитаны о чем-то переговорили, после чего на лоцманском судне, а струг выполнял именно эту функцию, зажгли мощные фонари на мачтах, и оно двинулось прямо в туман. Галера как привязанная шла на веслах за ним на расстоянии всего пары десятков метров.

На палубе появился Асхад. Чародей не озаботился никакой броней и оружием, однако в руках у него появился длинный корявый посох, увенчанный небольшим грубо обработанным черным камнем.

С его появлением на палубе все притихли и даже замерли, как будто ожидая какой-нибудь зловещей волшбы. И она последовала… Но, как по мне, не особо и зловещая. Чародей монотонно пробормотал заклинание на совершенно неизвестном мне языке, потом обыденно ткнул посохом в верхушку мачты, куда уже прикрепили устройство, напоминающее фонарь. Раздался гулкий звон, после чего весь корабль залил мертвенно-зеленый цвет, исходящий из непонятной конструкции, а Асхад так и остался стоять на носу, внимательно всматриваясь вперед. Вот и все чародейство. Еще мгновение — и галера вошла в туман.

Я на всякий случай передвинулся поближе к своим клиенткам, не забывая посматривать по сторонам. Туман уже не казался таким плотным, и что удивительно, сияние намертво преграждало ему путь на корабль. Серо-сизые клочки опадали грязными каплями, едва касаясь зеленого купола, охватившего галеру.

— Левый борт, табань!.. — вдруг проревел капитан, напряженно всматриваясь в мерцающие впереди по курсу лоцманские фонари.

— табань… табань… — эхом откликнулись голоса из-под палубы — команду продублировали надсмотрщики за гребцами-рабами.

— Лево руля!!! — в буквальном смысле взвыли на мостике, добавив несколько непонятных ругательств.

Легкие шлепки весел об воду, треск и скрип такелажа — и, описав легкий пируэт, галера идеально повторила маневр струга. И почти сразу по правому борту в тумане возник угловатый силуэт, через несколько мгновений превратившийся в скалу, украшенную уродливым «париком» из осклизлых водорослей. Наш корабль огибал ее на расстоянии протянутого весла, но все же уходил, благополучно избегая хищных граней, способных с легкостью распороть борт любому судну.

— У-ум-м-м… — в тумане вдруг пронесся придушенный вопль, подобный вздоху какого-то гигантского напуганного существа.

— Стрелки, прелую селедку вам в рот!!! Товсь!.. — немедленно рявкнул старшина палубных стрелков, приземистый толстяк, окольчуженный с головы до ног.

— Оум-м-му… — неизвестное существо тоскливо взвыло уже совсем рядом. Мне даже показалось, что в клубах тумана промелькнула чья-то гигантская тень. Руки сами по себе сжали древко рогатины. Хотя… судя по голосу, рогатина здесь не поможет. Но все равно с оружием в руках как-то спокойнее.

— Спаси и сохрани, пречистые Создательницы… — испуганно зачастил ближайший ко мне молоденький копейщик. — Отврати…

— Заткни хайло… — Парнишку сразу наградили увесистой затрещиной, прозвучавшей в тишине как удар литавр. Как ни странно, эта затрещина мигом сняла гнетущее напряжение, царившее на галере. Проскочил оживленный ропот, даже раздалось несколько смешков, впрочем, мигом пресеченных суровыми довбниками.

Непонятные завывания вскоре прекратились, галера продолжила вертеться как уж, следуя за лоцманским стругом, все чаще стали попадаться свободные от тумана участки воды, и я позволил себе немного расслабиться. Тем более, чародей не проявлял никакого беспокойства. Активных действий тоже не предпринимал, просто стоял, опираясь на посох, и все…

Глава 15

«…Княжество Жмудское вельми полно людишками, промыслами и торговыми путями, пронизавшими оное, аки сосуды плоть человеческую, имеет стольным градом Владеж, також именуемый Великоградом, наиславнейший и наиудивительнейший град Упорядоченного. С юга княжество простерло рубежи до Румии, востоком граничит со славным Перепольем, да Низовьем, Влахией и Лесным краем, сиречь Алвскими пущами, ну а западом подпирает Скалистый хребет, вотчину народа хафлингов. Воистину жемчужина княжества Жмудского есть порт Добренец, порой рекомый Доброградом. Сей град стоит в устье Свиглы, рассекающей Серединные земли от Океана до самого Скалистого хребта, счастливо минуя язву сего мира, Дромадарские топи…»

(Преподобный Карп Каргопольский. «Мироустройство»)

Борт корабля «Сила Халлафьора».

23 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Полночь

— Хей-я-я-хо!!! — ликующий рев матросов пронесся над фосфоресцирующими водами и устремился в черное небо, усыпанное бриллиантовой россыпью мерцающих звезд.

— Раздери корму наперекосяк!.. — облегченно ругнулся старшина стрелков, откинул кольчужный капюшон, утер мокрое лицо и пожаловался мне: — Второй десяток раз прохожу, и все как впервой…

— Так ото ж… — пришлось с ним согласиться, дабы особенно не выделяться. Все вокруг выглядели так, будто только что пересекли Темные Пределы — это как минимум.

А как по мне, ничего особого не случилось; ну повыло какое-то существо, несколько раз с жутким стоном пролетели непонятные призрачные тени, да гребцы обломали пару весел о неожиданно возникшую притопленную скалу. Тем более, ни с кем воевать не пришлось. Хотя да, признаю, довольно мерзкое место. Неприятное. Но вроде как ничего подобного дальше не предвидится, а назад на Острова я пока не собираюсь. Так что…

— Держи, славен, как там тя… — старшина ткнул мне в руки увесистую кожаную флягу. — Хряпнем, значица, за прохождение. Меня кличут Свен. Свен Грумман, по прозвищу Кривой Болт. А знаешь, почему Кривой?..

— Гор… Гор Лешак… — перебил я его, сковырнул пробку и только собрался основательно приложиться, как…

— Сажень! Мать вашу, полсажени! Таба-а-ань!!! — вдруг заорали с носа галеры.

— Табанить обоими бортами, мокряки гребаные! — отчаянно заревел капитан, но его голос уже совпадал со зловещим скрежетом. Галера дернулась, народ на палубе повалился друг на друга, судно накренилось, мгновение продержалось в таком положении, но потом вдруг скользнуло в сторону, выпрямилось, и застыло, покачиваясь на воде.

Удар был такой силы, что я едва удержался на ногах, в последний момент поймав рукой какой-то канат.

— Задница Лилит, сиськи Морены, да чтоб тебя!.. — у моих ног кто-то нещадно ругался, пытаясь встать, но раз за разом оскальзывался на мокрых досках.

Особенно не раздумывая, я поймал богохульника за шиворот и вздернул его на ноги.

— Да как ты смеешь?! — на меня смотрело искаженное яростью личико Франки. — Немедленно отпусти, хам! Да я!.. тебя!

— Свободна… — я разжал руку и отвернулся.

— Ой, мамуля, а он таки пристал к тебе!.. — язвительно пропела Петунья, бережно подхватывая мачеху. — Ты смотри, какой охальник! Надо бы его все же прирезать. Али колдануть в кого-нить…

— Попробуй… — не обращая на хафлингесс особого внимания, я лихорадочно пытался понять, тонем мы или нет. Вроде нет… или?..

— Кормило сорвало… Умеренно травит правая скула… Крепеж по правому борту расшился… — немедленно посыпались доклады.

Как ни странно, особой паники на галере не произошло. Деловитая организованная суета, не более того. Нет, вот как-то не нравится мне путешествовать морем. Лучше уж пешочком. Или на лошадке. Хотя я даже не представляю, сидел ли когда-нибудь Горан в седле.

— Подлючий хам! — напоследок дружно обругав меня, хафлингессы гордо удалились к себе в каюту. Сегрианки последовали за ними, предварительно коротко переговорив с капитаном. Ну а я… а я направился к Асхаду. Вот он точно знает, собираемся мы тонуть или нет.

Старый чародей с задумчивым видом стоял у правого борта. Капитан почтительно застыл рядом с ним.

— Нет, — наконец коротко выразился Асхад. — Это не мель и не скала. Да ты и сам уже знаешь.

— Ни один лот дна так и не достал. Но что тогда? Задница берегини?.. — изумленно воскликнул сегрианец.

— Не она, это точно, — очень серьезно ответил чародей. — Никакой волшбы я тоже не чувствую. Могу только предположить, что мы наткнулись на какое-то крупное океанское существо. Эти тупые твари имеют очень слабый ментальный фон, так что проследить за ними необычайно трудно. Пока придется принять это объяснение.

— Достопочтенный… — сегрианец прижал руку к груди. — Мы проследуем к Еловому острову, там и станем на ремонт. Молю тебя, приложи все усилия…

— Я постараюсь, — небрежно кивнул Асхад и, больше не обращая на капитана внимания, обратился ко мне: — Горан, друг мой, тебе не кажется, что самое время хорошенько отужинать?

Как выяснилось, несмотря на суматоху, кок исправно делал свою работу, так что очень скоро на столике в каюте чародея очутилось весьма немаленькое деревянное корытце, доверху наполненное жареной рыбой, несколько пиал с соусами и куча свежего хлеба.

— Так что это было на самом деле? — Я выбрал шмат порумянее и стал раздумывать, в какой соус его макнуть.

— Ты проницателен, Горан, — устало откинувшись на подушку, мертвенно-бледный чародей даже не прикасался к еде. — Скажу прямо, я не знаю…

— Это как?..

— Не знаю, и все, — Владеющий достал из шкатулки небольшой флакончик из черного стекла и, высыпав на тыльную столону ладони немного красного порошка, втянул его носом. Фыркнул и немного растерянно сказал: — Уф… Я действительно ничего не понимаю. Столько Силы я не тратил уже давно. Один только Мурдун знает, чего мне стоило провести галеру.

— А что не так? — Я попробовал вспомнить что-то особенно необычное, произошедшее за время перехода, но так и не вспомнил. Чародей так вообще весь переход простоял как статуя на носу галеры.

— Горан, мальчик мой, — Асхад еще раз приложился к порошку и нервно улыбнулся. — Лоцманский струг исчез, едва ли не в начале Пояса. Бесследно исчез…

— Как? Я же видел… стой… как же мы прошли? Получается, это ты вел корабль, создав впереди иллюзию сигнальных огней? — Мне, в первый раз за все время пребывания в обличье Горана, стало весьма не по себе. Не страшно, а реально не по себе. Противостоять физическим созданиям, пусть даже нечисти, это одно дело, но чему-то вовсе неосязаемому — совсем другое.

— Гор, я почти сто лет хожу по Океану, и ты думаешь, что не смог бы справиться с Поясом без помощи паршивого лоцмана? — насмешливо произнес Асхад, но тут же нахмурился и добавил: — Правда, я совсем не уверен, что смогу это сделать еще раз. И у меня создалось такое впечатление, что на нас ополчились даже… Словом, так не должно быть. И вот это происшествие я тоже склонен отнести к общей необычности.

— Значит, кто-то или что-то очень не хочет, чтобы галера дошла до Добренца?

— Не думаю. Судя… гм… по привлеченным силам, если бы они хотели, даже десяток таких как я нас бы не спасли, — чародей, покачав головой, наконец, принялся за еду. — А теперь расскажи мне про твоих хозяек. Как и для чего тебя наняли? И кто?

Моя история много времени не заняла, но, к сожалению, и ситуации не прояснила. Тем более, явно обладая чародейскими силами, Франка даже не подумала их использовать во время перехода. Асхад готов был прозакладывать свой посох против пучка сена, что так и было. Так что никакой связи не просматривалось.

— Напрашивается единственный вопрос: во что я еще вляпался?

— Это риторический вопрос, — улыбнулся Асхад. — Думаю, ты это скоро выяснишь. А пока иди отдохни. На месте ремонта мы будем с рассветом, а там… там видно будет…

— Достопочтенный, — у самой двери я обернулся и задал вопрос, последнее время довольно сильно беспокоящий меня: — Скажи, а почему ты так откровенен со мной? И добр?

Чародей мгновение помедлил, как бы раздумывая, и наконец, делая большие паузы между словами, ответил:

— Гм… действительно, почему? Скажем так… ты мне симпатичен… в общении… как собеседник… И вообще, должен же я… гм… пожалуй, этого хватит. Теперь иди. И можешь спокойно отдыхать, до Елового ничего не должно случиться…

Асхад оказался прав: до утра ничего не случилось, я спокойно проспал до утра и отлично отдохнул. Хотя осталось какое-то щемящее, очень непонятное чувство. Просто… просто я видел во сне Малену. Ягушка сидела за столом, подперев рукой щечку, и улыбалась. Очень красивая, как будто светящаяся изнутри, желанная и… очень грустная.

А с рассветом на горизонте показался довольно большой остров, густо покрытый лесом. И с очень удобной бухтой, зажатой между высокими скалами.

Выйдя на палубу, я сразу же услышал возмущенный голосок Франки. Сварливая хафлингесса, шипя как змея, выговаривала капитану:

— Что это значит, капитан Гундальф? Как долго мы собираемся стоять? Надо ли напоминать тебе о договоре?

— Милостивая метресса… — обреченно бухтел капитан. — Сутки, мне нужно всего лишь сутки. Иначе, клянусь Кракеном, потонем на полпути. Без кормила нам никак. Опять же, крепеж…

— Что?! — взвизгнула хафлингесса. — Да как ты смеешь?! Это возмутительно. Мы не успеем…

— Успеем…

Я вполне резонно подумал, что лучшим выходом для капитана будет приказать связать Франку и до конца перехода держать в трюме. Лично я так бы и сделал. И возможно, на одном хлебе и воде. Очень, знаете ли, подобный рацион дурь из головы выбивает. Хотя плевать. Это уже его проблемы, а уж никак не мои.

— Подслушиваешь? — послышался голосок Петуньи. Девчонка стояла, прислонившись к надстройке, и судя по всему, откровенно скучала.

— Да.

— Ну и как — интересно?

— Не очень. — Я поразился тому, что едва ли не в первый раз за время нашего путешествия, в голосе девчонки не звучали насмешка и язвительность. Странно. Перебесилась уже? Или…

— Вот и мне, — согласилась девушка и зевнула, прикрыв ладошкой рот.

— Твоя мачеха всегда… гм… такая?..

— Почти, — весело усмехнулась Петунья. — Но она хорошая. Правда хорошая.

— Ага, хорошая. Когда спит, — невольно прокомментировал я.

Пета неожиданно расхохоталась:

— Уф, рассмешил… а ты, словен, не такой уж чурбак. Папенька, между прочим, ее очень любит.

Я хотел поинтересоваться ответными чувствами Франки к папеньке, или вообще хотя бы к кому-нибудь, но не успел. Мимо нас, гремя сапогами и бормоча ругательства, протопал капитан и скрылся в трюме. За ним с очень довольным лицом проследовала Франка в сопровождении сегрианок. Они тоже весело улыбались. Не могу только понять, чему. Спелись?

Франка приметила, что падчерица мирно беседует со мной, и очень холодно окрикнула ее:

— Петунья Додон, следуй за мной, дева. Немедленно!

— Иду, маменька… — послушно пропела девчонка и, подмигнув мне, быстро умчалась за своей мачехой.

— Иду, маменька… — я невольно передразнил ее и, улыбаясь, направился к борту. Нет, все же очаровательная девчонка, даже несмотря на все ее вредности. А Франка — змея подколодная. Хотя тоже не лишена симпатичности.

Тем временем галера уже входила на веслах в бухту. Я приметил на берегу какие-то деревянные конструкции и поинтересовался у Свена, того самого, который Кривой Болт.

— Живет кто на острове?

— Та не… — покачал головой Свен. — Ремонтируются тутой после Пояса, тудыть его в шкаторину. Вот стапеля с воротом и сладили. Добренецкая купецкая гильдия раз в год сюда посылает мастеров: в порядок все привести, значица, для общего пользования, за что ей члены ейные долю малую платют. Видишь, и для нас в пригоде стало. Сейчас быренько лебедушку нашу на берег выдернем, да починим… Обожди… — старшина вдруг подозрительно посмотрел на меня и поинтересовался: — А ты что, славен, сего не знаешь?

К счастью, объясняться мне не пришлось, Кривой Болт приметил какую-то крамолу среди своих матросиков и, завывая как кикимора, умчался приводить оных к порядку. Вот и ладненько. Что там еще на острове высмотреть можно?..

Пологие песчаные пляжи, усыпанные грудами водорослей и плавником, густой, чуть ли не строевой еловый лес, судя по всему, определивший название острова. В его глубине виднеются высокие скалистые холмы, на вершинах покрытые шапками снега, над лесом — тучи разнообразной пернатой живности. И здесь почему-то гораздо теплее, чем на Звериных островах. Даже зелень среди камней проглядывает. Симпатичный островок.

— Как спалось, мой друг? — ко мне подошел Асхад.

— Хорошо.

— Я долго думал над твоим последним вопросом, Горан… — чародей выглядел очень уставшим и говорил немного мрачным тоном. — И теперь хочу рассказать одну… скажем так, сказку…

— С удовольствием вниму вашей мудрости, Асхад ад Аддин… — я слегка поклонился ему. Показалось, что этот разговор очень важен для старого чародея.

— Гор… — Асхад ответил на поклон. — Ты очень похож… но слушай, слушай внимательно… Очень давно, еще до побоища при Дромадаре, адепты Агж Хора, достославной академии чародейства Харамшита, нашли способности к Силе у одного маленького мальчика. Они его забрали к себе, и родители этого мальчика беспрестанно славили Старших, так как получили целых пять курушей: серебро, которое помогло выжить их остальным детям. Не буду рассказывать, как происходило обучение, но в результате имя этого мальчика высекли на Черной стеле славы Агж Хора, где фиксируют имена самых выдающихся выпускников сей академии. Мальчик забыл своих родителей, свою Родину, и ему вообще не было никакого дела до прошлого и будущего, он жил только настоящим. Шло время — силы молодого чародея росли, и перед ним стали открываться тайны мироздания — неподвластные и даже опасные для простого смертного. И одновременно с этим для него начали стираться понятия добра и зла, любви и ненависти. Я думаю, он постепенно переставал быть человеком…

Старый чародей прервался, было видно, что слова даются ему с трудом.

— Со временем… — Асхад говорил очень тихо, — со временем он возглавил общество молодых честолюбивых владеющих — ставящих под сомнение постулаты основателей Капитула, да что там, они ставили под сомнение все основополагающие законы этого мира. Общество стало практиковать некоторые опыты, даже выходящие за границы черного и белого чародейства. Запрещенные опыты, но дающие власть над жуткими таинственными силами. Одновременно отдавая себя в услужение этим силам.

И тут случилось невероятное. Чародей случайно встретил девушку, простую пастушку из Излита. Как очень скоро выяснилось, сила любви оказалась гораздо сильнее всех чародейских практик. Девушка ответила чувствам, но дело осложнилось тем, что к этому времени чародея и его последователей объявили вне закона, и они стали гонимы аки звери лесные. И еще… адепты не поняли своего наставника, так как его поступок кардинально противоречил его же учению. Они посчитали, что он их предал; пошли своим путем и погибли все до единого. Шло время, нашему чародею приходилось скрываться со своей семьей. Да, семьей, ибо у них родился ребенок — сильный и здоровый мальчик. Но розыск никто не собирался останавливать, и вот пришло время, когда чародея и его семью окружили в маленькой разрушенной башне, в горах Шамат.

Случилась битва, чародей защищался до последнего, даже обратился за помощью к своим неназываемым повелителям, хотя поклялся своей жене никогда больше этого не делать. И получил ответ… Надо ли тебе, Горан, говорить, какой он получил ответ?

— Отречься от любви и получить спасение? — я ответил автоматически, так как примерно уже понимал концовку сказки. Если это, конечно, сказка…

— Да… — Асхад опустил голову. — Ему пообещали простить ослушание и помочь, но только в обмен на жизнь дорогих для него людей.

— Я думаю, он сделал правильный выбор?

— Он не успел сделать выбор… — горько прошептал Асхад. — Его любимая не захотела быть предметом торга и, опасаясь, что ее муж пойдет на поводу, убила себя и сына. Ты, конечно же, захочешь спросить: какое отношение имеет твой вчерашний вопрос к этой сказке?

— Нет, ты мне на него уже ответил. Скажи мне лишь одно: чародей выжил?

— Да, — спокойно ответил Асхад. — Но умер для себя и остальных. — А затем старый владеющий неожиданно улыбнулся и заявил: — А вообще, неважно. Гор, мальчик мой, ты не хочешь сходить на охоту? На этом острове водится много черных архаров. Я приготовлю очень вкусный кепап. Ты никогда не кушал такой кепап, я тебя уверяю.

— Я хочу, я хочу на охоту! — радостно воскликнула Петунья, случайно услышав последние слова чародея.

— Какая охота, дева моя? — сварливо отозвалась Франка, тоскливо смотревшая на берег. — Тебе скоро придется забыть об этом примитивном занятии. Не отпущу, даже не проси.

— Я пойду с ним… — вкрадчиво предложила Гудрун и многозначительно посмотрела на меня. — А Сибилла останется с хозяйками.

— Почему ты? — немедленно возмутилась ее сестра.

— Потому что я старшая! — категорично отрезала Гудрун. — Но я буду не против, если ты тоже сходишь с Лешаком… после меня.

— Нет, мамочка, ты должна меня отпустить! — возмущенно воскликнула Пета.

— И не проси…

Я почти не слушал споры женщин — думал над словами Асхада. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять — чародей рассказывал о себе. Но почему-то не закончил рассказ. Больно вспоминать? И еще: сколько же ему на самом деле лет? Как-то все странно складывается…

Пока хафлингессы и сегрианки спорили, а я ломал голову над словами Асхада, галера уже вошла в бухту. Спустили шлюпку, в которой отвезли на берег два мертвых якоря, укрепили их, а потом стали перевозить остальной экипаж. Часть команды, полтора десятка копейщиков, заняла посты между пляжем и лесом, а остальные принялись подготавливать галеру к путешествию на берег — готовили стапеля и вороты, крепили все на борту, переправляли скованных гребцов на берег. Так… а мы, то есть пассажиры?

Все решилось просто, Асхад предложил Франке отпустить падчерицу со мной на охоту, пообещав угостить на берегу хафлингессу-мачеху редкими сладостями и чаем. И, конечно же, развлечь изысканной беседой. Красноречие старого чародея сделало свое дело, хафлингесса подобрела и разрешила, наказав мне не сводить глаз с девчонки.

Таким образом, к великому огорчению Гудрун и Сибиллы, они остались при мачехе. И к моему великому на то огорчению. Прогулка с воительницами могла быть очень даже увлекательной и познавательной, ибо чресла мои, по причине воздержания, уже начинают нешуточно буйствовать. Особенно по утрам. Малена? А что Малена?.. Она отпустила меня и выбросила из своего сердца. Я это точно знаю.

— Ну да ладно, схожу проветрюсь… — озвучил я вслух свои мысли.

— Броньку вздень… — посоветовал Свен, проходя мимо. — Тут, помимо архаров, всяка разна гадость может встретиться. И деву свою заставь обрядиться.

— Знаю… — с досадой буркнул я ему. И здорово огорчился: в броне по горам лазить — еще то удовольствие…

Но доспех все-таки накинул, а шлем со щитом оставил в каюте, уж совсем лишние они. А еще через час мы с Петой уже топали по лесу, направляясь к ближайшему холму.

Глава 16

«…К вопросу о природе возникновения Дромадарских топей, изуродовавших плоть Упорядоченного, обращались многие достославные исследователи, однако ж единения суждений не обрели и, как мнится мне, вельми долго не обретут, упорствуя в своем невежестве и гордыне. Не желая уподобляться оным, изложу лишь не подвергаемые сомнению причины и краткую историю сего катаклизма.

Итак, хашиитская орда, смяв войска султанов Харамшита и Нупии, преступила рубежи Серединных земель, изъедая наши вотчины, аки саранча алкающая, грозя поглотить весь Север. Великия опасности прекратили раздоры, и объединенные княжеские дружины Жмудии, Назовья, Влахии и Переполья, тяжелые когорты Румии, Урисса и Фракии, вольные ватаги Звериных и Сегрианских островов, а також бандеры алвских стрелков, с латными баталиями хафлингов, при полной поддержке Капитула, выступили единым воинством и стали в Дромадаре, жмудской волости, ибо сей рубеж был вельми удобен для битвы, а река Малинка сковывала маневр великомерзких язычников…»

(Преподобный Феофан Костопольский. «К вопросу сечи при Дромадаре»)

Остров Еловый.

24 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Утро

Здоровенный, мохнатый как медведь архар прянул ушами, вскинул изящную голову, увенчанную огромными витыми рогами, и в то же мгновение тихонько тренькнул самострел. Короткая и толстая стрела зеленой молнией пронзила воздух и с гулким стуком впилась под лопатку зверя. Архар тоненько взвизгнул, прыгнул, неловко взбрыкнул в воздухе и рухнул, с треском ломая низкий кустарник.

— Хей-я!!! Ты видел?! — ликующе завопила Петунья, забросила самострел за спину, и ловко прыгая по камням, помчалась к зверю.

К тому времени как я добрался до нее, Пета уже прыгала вокруг козла как дикарка, оглашая лес радостными воплями.

— Ну и?..

— Что? — недоуменно переспросила хафлингесса, уперлась ногой и выдрала болт из туши. — Стрелу надо было вытащить?

— Зверя кто обихаживать будет?

— А как? Научишь? — всерьез озадачилась девушка и, смутившись, добавила: — Я это… мне еще ни разу не случалось. Ну… не ходила я на охоту на Островах. Ну-у… не пускают пришлых за пределы поселений. Да ты и сам это знаешь.

Мне самому еще в этом мире не случалось охотиться, но это, похоже, часто случалось в моей прежней жизни, так что руки сами все сделали. Я прорезал в суставах задних ног отверстия, повесил через них тяжеленного козла на сук, а потом перерезал ему глотку.

— Надо немного подождать, кровь стечет, мясо вкуснее будет. Надо бы еще ливер вынуть, ну да ладно, тут недалеко, успеешь дотащить.

— Я?..

— Ну а кто? Твой первый трофей, тебе и тащить. Обычай такой.

— Ну… если обычай… — Пета послушно согласилась и присела на камушек, не сводя глаз с архара.

— Не сиди на холодном, — я примерился и срубил пястью пару пушистых еловых веток. — Подстели, а то застудишь себе все причиндалы. А они тебе еще пригодятся.

— Не застужу… — строптиво фыркнула девушка, но все же послушалась.

— Дай самострел глянуть.

— На две сотни шагов любую кольчугу прошивает, — гордо заметила Петунья и еще похвалилась: — Дядька Сидор сам для меня ладил, а его самострелы, знаешь…

— Нет, не знаю… — прервал я девочку и взял оружие в руки.

Реечный или «козья ножка»? Так сразу и не поймешь — гибрид какой-то. Взводится не воротом, а рычагом, но здесь еще какой-то очень хитрый механизм, соединяющий в себе несколько передач. Ты смотри, как компактно сладили… И мощностью, скорее всего, воротному не уступает. Ну да, дуги металлические, да еще двойные. С пяти десятков шагов болт едва ли не насквозь пробил козла — на виду осталось только винтовое оперение. Болты пользует короткие, в три с половиной ладони, но едва ли не в палец толщиной. Наконечник похож на лягушачью лапку — такой рубит внутренности как мечом, но по броне не работает. Для нее в туле у Петы есть граненые, бронебойные.

Отличный самострел. Но как по мне, сильно изукрашен. Тут и инкрустации по ложу, и гравировка… Сразу видно работу хафлингов, они все свои изделия так пышно украшают. Или специально для девушки дядька постарался? Себе, что ли, такой прикупить? Хотя нет… пока нет. Гор оружия в своих руках сроду не держал, а пользоваться арбалетом, то есть самострелом, как их здесь называют, учиться и учиться надо. Так что обожду пока.

— Хорошее оружие. Держи. Замуж хочешь?

— Что? — немного растерянно переспросила Петунья — как будто ее уличили в чем-то постыдном, и поспешила оправдаться: — Очень хочу… конечно, хочу, почему нет. И вообще, это не твое дело.

— Значит, не хочешь.

— Да как ты смеешь?! — девушка вскочила и зло топнула ногой.

— А что ты сделаешь? — девчонка уже успела мне порядочно надоесть своими капризами, и я решил немного подразнить ее.

— Я… я…

Неожиданно в стороне бухты что-то сильно громыхнуло. И почти сразу еще раз, дополнив грохот сильной вспышкой, окрасившей небо над лесом багровым заревом.

— Я… да я тебя…

— Заткнись! — Я вскочил и взобрался на валун, стараясь хоть что-нибудь рассмотреть.

Сердце немедленно сжало предчувствие чего-то нехорошего. Сразу вспомнился Асхад, так спешно выпроводивший нас на охоту. Получается, он что-то подозревал? И как назло, мы успели забрести так далеко в глубь острова, что возвращаться к кораблю придется не меньше пары часов. Сука! Опять грохнуло. Да так, что и здесь земля дрогнула… Что же происходит? Не видно ничего: лес и горка заслоняют.

— Да что там? — девушка нетерпеливо подпрыгивала на месте. — Ну, говори уже!

— Не знаю… — я спрыгнул с валуна и подхватил рогатину. — Нам надо возвращаться.

— А козел?! — обиженно воскликнула Петунья.

— Забудь… — я ее развернул и немного подтолкнул в направлении корабля. — Шевели ходулями и рассказывай. Есть у меня подозрение, что все это связано с вами. С тобой и твоей мачехой.

— С нами? — опешила девушка. — Но…

— Пиратов здесь просто не может быть. Значит…

— Я правда ехала на свадьбу, — недоуменно произнесла девушка и зачастила: — Честное-пречестное слово. И мамуля тоже. Она хотела как можно быстрее… ну-у… в круг придворных дам войти. Говорила, что не создана прозябать на купеческом подворье, пусть даже и богатом. Ну-у… чуть ли не бредила пирами всякими, приемами, интригами… Фу, какой бред, даже не понимаю, что в этом может быть привлекательного. Вот в наемной ватаге — другое дело. Там раздолье, опять же битвы, грабежи. Вот я…

— Понятно. Теперь замолчи. Видишь ту горку? На нее путь держим.

Пока мы бежали, в той стороне, где был корабль, еще пару раз что-то бабахнуло, но потом стихло. Зарево тоже пропало. Я почти убедил себя, что все закончилось хорошо и сейчас корабельщики уже обирают трупы незадачливых грабителей. Или кем они там были. «Были» — ключевое слово. Никому не пожелаю такого противника, как Асхад. Так… отсюда должно быть видно. Нет, надо на следующий холм двигаться. Стоп… а это что?

— Там кто-то есть… — Петунья ткнула рукой вниз, тоже что-то заметив. — Птицы…

Над сплошным ковром из крон деревьев вились стайки пернатой живности, явно кем-то спугнутой. И кем это, спрашивается? Или чем?

— Может. за нами послали? — предположила Пета. — Точно — за нами. Слышь, уже не бахает.

— Вниз. И держись за мной. За мной сказал, дрянная девка…

— Сам ты… — девушка, мстительно прищурившись, выдала несколько изощренных ругательств. На уровне лексикона портовых проституток. Ну или около того. Я вот как-то с проститутками, особенно портовыми, еще здесь не знакомился. И откуда она таких словечек нахваталась?

— Рот тебе зашью… Спускаемся. Твою же!.. — я неожиданно рассмотрел мелькающую среди деревьев фигурку… в малиновом платье Франки. Хафлингесса бежала, не разбирая дороги, напрямик продираясь сквозь кустарник, спотыкалась…

— Мамуля!!! — вдруг взвизгнула Петунья, выдернула из ножен свои палаши и понеслась вниз, перескакивая с камня на камень.

— Куда, мать твою?! — браня клятую девчонку последними словами, я побежал за ней.

Ну, коза, догоню — уши оборву, и не посмотрю, что невеста. И вообще, кол бы в зад загнать Мирону за такой контракт. Чуяло же сердце…

Не догнал.

Уже слыша впереди пронзительные визг девчонки и лязг стали, проломился сквозь кусты…

Время, будто остановившись, запечатлело происходящее на небольшой поляне одним безмолвным кадром.

Франка, своей растрепанной гривой волос похожая на фурию, прижавшись спиной к валуну, протягивает вперед руку, из которой выплескиваются сверкающие брызги, на лету перерождаясь в пепельно-черное клубящееся облачко.

Пета, распластавшись в прыжке, вбивает палаш в гротескно уродливую морду непонятного, укутанного в грязные шкуры, приземистого, похожего на карлика существа с узловатой дубиной в руках.

С десяток таких же уродов застыли, обступив хафлингесс полукругом, раззявив пасти с подпиленными зубами в безмолвном вопле…

И тут время запустилось опять.

Рванул уши хриплый вой.

Палаш Петы с хрустом пробил уродливую морду, выплеснув в воздух нереально алую разлапистую кровавую струю.

Запущенное Франкой клубящееся облачко накрыло сразу несколько карликов, стремительно превращая их плоть в гнилые куски мяса, пластами опадающего с костяков.

А я, топча еловую поросль аки лось сохатый, вылетел на поляну и с налету хлестанул ближайшего карла острием рогатины, распоров его от плеча до паха. Не собираясь останавливаться на достигнутом, на обратном махе рубанул следующего, но не достал и, взрыв сапогами землю, притормозил, заняв позицию между нападающими и хафлингессами.

Четверо оставшихся карликов, глухо ворча, попятились, но уже через мгновение ринулись вперед, размахивая дубинами, утыканными острыми сколами какого-то блестящего камня.

— Сила Додонов!!! Кикимору вам в невесты… — Петунья неожиданно выскочила вперед и, сверкая палашами, завертелась как юла, разбрасывая карлов.

— Вот же дура… — с чувством выругался я и метнул рогатину, пробив сразу обе ноги самому крупному уроду, уже широко размахнувшемуся своей дубиной. Затем выдрал меч из ножен и напал на остальных, пытаясь оттереть Пету в сторону.

Меч с треском вбил подставленную врагом дубину ему в голову, удар оказался такой силы, что карлик, обмякнув, улетел в кусты. Я шагнул за ним, почти не глядя рубанул мечом, развернулся, но сразу понял, что нападать уже не на кого. Все? Девка справно сработала. Раненый, надо допросить раненого…

— Да что же ты делаешь, клятая девчонка?!

Последние мои слова совпали с булькающим хрипом карлика: Петунья очень медленно вонзала ему в грудь сразу оба своих палаша.

— Да как он смел напасть на мамочку?! — возмущенно выкрикнула она и с яростью пнула грязную кучку меха. — Да я…

Я обвел глазами место побоища, и не обнаружил кроме нас никого живого. Сыпля ругательствами, Франка судорожно приводила волосы в порядок, а ее падчерица вовсю глумилась над трупами карлов, как раз заканчивая отделять башку очередному. Звуков погони тоже не было слышно.

— Хватит, угомонись и присмотри за окрестностями. Только далеко не заходи… — я одернул девушку и направился к Франке. — Говори, что случилось? Коротко и ясно. Откуда здесь взялись эти… — я подтолкнул к ней щерящуюся желтыми кривыми зубами голову.

— А я откуда знаю? — плаксиво выкрикнула хафлингесса, выдирая из волос очередной репей. Вдруг вскочила и горячо зашептала, ухватив меня за руку: — Скажи, ну скажи мне — это же не люди? Скажи, пожалуйста! Это же не могут быть люди…

Я повернул носком сапога голову карла лицом вверх. Так… лицо широкое, плоское как тарелка, кожа темно-землистого цвета с зеленоватым оттенком. Нос приплюснутый, похожий на свиной пятак. Глаза странно несимметричные, рот похож на пасть, от уха до уха, зубы кривые, длинные… даже, кажется, в два ряда, и пухлые обвисшие губы. Морда вся в шрамах, причем явно нанесенных в виде украшения. Ага, с личиком все ясно. Дальше… Телом низкие, широкие, с ярко выраженным горбом, опять же какие-то скособоченные. Руки длинные, очень мощные, оружие и одежда совсем примитивные. Воняют мерзко… Ну и как там по этому поводу преподобный Эдельберт высказывался?

— Ну скажи!.. — Франка, явно не владея собой, уже почти кричала.

— Мамуля, он к тебе, случаем, не пристает? — немедленно отозвалась откуда-то из кустов Петунья. — Если что, ты только скажи.

К счастью, мачеха ее слова проигнорировала, продолжая умоляюще на меня смотреть. Да что это с ней?

— Нет, не люди… — наконец высказался я. — Зверолюди, видом — карлы. А если еще точнее — то не знаю. Может, острогузцы, может, рогули, пшеки, пендосы, каклы или еще кто. Много подвидов карлских. Но точно не люди.

— Хвала Старшим!!! — горячо воскликнула Франка и вдруг сильно чего-то застыдилась, даже покраснела. И сразу же всхлипнула, отчаянно стараясь скрыть слезы. Возможно, притворно. Не уверен, но что-то такое в ее глазах промелькнуло… Ну да ладно: женщины — они и в Упорядоченном женщинами остаются.

— Спокойнее. Уже все закончилось.

— Да ни хрена оно не закончилось! — зло бросила Франка и натянула на голову капюшон. — Чтоб тебя… я сумку свою потеряла! А там…

В надежде, что она наконец соизволит рассказать полную версию событий и борясь с желанием влепить подзатыльник, я спросил:

— Где Сибилла и Гудрун?

— Нет их… — буркнула мачеха и отвернулась. — Уже нет…

При этих словах отчетливо ойкнула Петунья, явно подслушивающая наш разговор.

— Или ты мне все сейчас расскажешь… — я начал потихоньку закипать. — Или…

Очевидно, Франка это почувствовала и начала нехотя рассказывать:

— Вы ушли на охоту, галеру почти уже вытащили на берег, и тут, совершенно неожиданно, на скалах по обе стороны бухты появилось несколько людей. Владеющие, в темных плащах и глухих капюшонах. Около десятка, по пять на каждой скале. Очень сильные чародеи… и… черные они! Черные чары творили. Как есть черные! Первым делом уничтожили нашу галеру. Практически в щепки разнесли, каким-то очень сложным заклинанием. И одновременно из леса ринулись целые толпы вот этих… — Хафлингесса со злостью пнула голову карлика сапожком.

— Так черных уже лет как двести нет!.. Если не больше… — честно говоря, я списал слова хафлингессы на панику.

Какие черные? Да и Асхад говорил, что их давно извели. А тут сразу несколько, да еще не таясь… Хотя, откуда я могу точно знать, находясь в этом мире меньше месяца? Я вообще ничего не знаю.

— Как видишь — есть… — упрямо отрезала Франка и продолжила рассказ: — Первый удар пришелся по галере, вторым они нейтрализовали сопротивление… — Франка зло скривилась и с досадой стукнула кулачком по земле. — Спалили копейщиков и моряков, схватившихся с карлами, сожгли буквально в пепел, прикончив вместе с ними едва ли не половину своих слуг…

— Говори!..

— Сегрианки вытащили меня из шатра, приказали бежать, а сами стали прикрывать. На них навалились карлы, несколько десятков, может больше, а потом еще кто-то из чародеев ударил заклятием. Так что сам понимаешь… Я убежала, затем они меня настигли… там… внизу… но я как-то умудрилась отбиться, сама даже не знаю как… потом опять бежала…

— Асхад?..

— Я подобного никогда не видела… — изумленно покачала головой Франка. — Старик медленно шел к владеющим, а все их заклятья отскакивали от него, как горох от медного блюда. А потом… Потом одна скала обвалилась в воду, на второй группа чародеев как-то умудрились прикрыться, и ответили ему… А он им… Дальше я ничего не видела, но там началось что-то очень страшное, потом жуткий взрыв — и все стихло.

— Тебя хотели убить или просто поймать?

— Не знаю… — растерянно ответила хафлингесса. — Ты думаешь?.. Не может быть…

— Все может. Ты же чародейка?

Франка замялась, явно не желая отвечать, но неожиданно наябедничала ее падчерица:

— Чародейская лекарка она. По женским делам, и повитуха еще… самая наилучшая была на Островах. Все ваши набольшие жен рожать свозили к ней.

— Да, — нехотя призналась хафлингесса. — Силой владею, но… но не могу воевать. То есть могу, но… в общем, ты понял…

— Тем лучше. Пета, иди сюда… — Для себя я уже все решил, и твердо знал, что от своего плана не откажусь. Никогда не откажусь: просто не смогу. Обязан я Асхаду жизнью. Спас меня старый чародей. И теперь я просто обязан прояснить для себя его судьбу. Прежний я, даже не задумываясь, послал бы все и всех куда подальше. Вот только сейчас я уже не прежний. Совсем. И не хочу повторять свои ошибки.

— Да? — личико Петуньи показалось из-за ствола ели. — Чего надо?

— Пещерку помнишь? Мы ее проходили, еще когда на горку поднимались. Молодец. Бери мать, и отправляйтесь туда. Сидите там тихо, ждите меня. Если до завтра не вернусь… словом, выживите как-нибудь. Дичи полно, дров тоже, оружие есть — не пропадете. А по весне сюда придут мастера верфь ладить, да заберут вас. Я все сказал.

— Ты заключил договор с моим мужем, Горан!.. — возмущенно зашипела Франка. — Так что обязан! А если нарушишь… Да как ты смеешь…

Но я, не оглядываясь, уже шагал по направлению к бухте.

Глава 17

«…таким образом, восьмого дня месяца Зимобора 1701 года от восхождения Старших Сестер, Лепель Третий, Великий князь Жмудии, принявший на себя честь главного воеводы, повел нашу рать на великомерзких язычников. Левым крылом командовал Тициан, новоиспеченный кесарь Румии, правый возглавил Краегор Половинник, Великий князь Переполья, а середину приняли братья Морбели, Дор и Хрум, сыны Великого князя Влахии, ибо оный, вельми занемогши, послал их за себя, дабы не посрамить чести Влахии. Засадный полк из алвов, хафлингов, ославов и сегрианцев повел в бой Олг Свирепый, верховный старшина Звериных островов. Предполагая справедливые замечания собратьев по исследованиям, вынужден дополнить вышеизложенное следующим. Битву предварила великия смута, вследствие оной смуты сменились правящие династии Румии и Урисса. А Елена Гицианта, королева народа алвов, Слава Рудая, дочь Олга Свирепого, а також Алина Коэн, дочь Киндрата Коэна, правителя народа хафлингов, старшина корпуса осадных машин, прилюдно оскопили Теодора, прежнего кесаря Румии, и его любовника Фелицианта, принца Урисса, тем самым и вызвав смену правителей оных стран. Исследуя сей инцидент, ответственно заявляю, что причиной сему послужило вызывающее и богомерзкое поведение Теодора с полюбовником на военном совете, но никак не заговор Капитула…»

(Преподобный Феофан Костопольский. «К вопросу сечи при Дромадаре»)

Остров Еловый.

24 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Два часа пополудни

Первый труп я приметил примерно на половине пути к бухте. Кто-то насадил карлика на обломанный сук, подобно тому как птицы насаживают кузнечиков на шипы растений. Второй уродец валялся неподалеку, превратившись в сплошное месиво из костей и мяса. А рядом с ним на ветке алел клок материи из платья Франки. Получается…

— Она? Но… — вспомнилось, как хафлингесса рассказывала, что ее догнали во время бегства, но она как-то умудрилась отбиться. — Ничего себе… а говорила, что обычная повитуха. Что-то здесь не сходится…

Но голову особо ломать не стал и продолжил путь. А еще через час взобрался на холм, откуда была отлично видна бухта.

Даже не знаю, как описать увиденное. Смерть описывать трудно, но попробую.

Живых нет, совсем нет, одни черные, еще дымящиеся обгорелые трупы. Обе скалы, обрамлявшие залив, обрушились в воду, изменились даже очертания береговой линии, а наша галера превратилась в груду дерева, разбросанную по пляжу. В относительном порядке сохранился только кусок кормы, но и его закинуло на скалы примерно в полусотне метров от бухты. Искореженные мертвые тела устилали сплошным ковром края громадной, но неглубокой воронки, песок на дне которой превратилось в спекшуюся стеклянную корку. Посередине воронки оставался нетронутый островок, а на нем…

Я засунул под доспех руку и сжал амулет Малены; дождался, пока он потеплеет, перехватил поудобнее рогатину и спустился на пляж.

Одинокая ворона, запустившая клюв в глазницу черного черепа, подняла голову и с пронзительным вскарком взмыла в воздух. Человек в черном плаще, сидевший на корточках возле вонзенного в песок обугленного посоха, плавно, будто перетекая, встал и медленно повернулся ко мне.

— Интересно… А почему я тебя совсем не чувствую? — откинув капюшон и склонив набок голову, произнесла девушка, с интересом смотря на меня.

С виду совсем молодая, тоненькая и хрупкая. Очень аккуратная, волосок к волоску, прическа в виде кос, заплетенных хитрым бубликом на висках. Красивая, но какой-то необычной, холодной, злой красотой. Губы и подбородок испачканы… испачканы…

— А я тут ужинаю… — девушка улыбнулась и протянула мне руку с куском мяса, еще истекающим капельками крови. — Не хочешь составить компанию? Свежая печень очень подкрепляет. А хочешь язычок? Бери, мне не жалко…

Я промолчал, стараясь унять омерзение и дикую ярость — у ног этой твари лежала Сибилла, освежеванная, как свиная туша.

— А зря… — манерно вздохнула девушка и отбросила кровавый кусок. — Ну да ладно. Я Эльза. Теперь твоя очередь представляться.

Она говорила, немного шепелявя, мило улыбалась и на первый взгляд казалась совсем не опасной. Этакая примерная домашняя девочка. Если бы… если бы не совершенно мертвые, пустые глаза и перемазанная кровью мордашка.

Медальон Малены тихонечко вздрогнул и стал мелко подрагивать, постепенно нагреваясь…

— Фи, как невежливо, — смешно сморщила носик Эльза, так и не дождавшись от меня ответа. — Ну да ладно, прощаю, я сегодня очень добрая. Сказать почему?

Я сделал небольшой шаг навстречу чародейке. Второй попытки у меня не будет. Надо сделать всего один удар. В любом другом случае она меня уничтожит первым же заклинанием. И ничего не смогу сделать, даже несмотря на проснувшуюся Силу.

— Вот, смотри… — Эльза изящным танцующим движением сместилась влево и показала рукой на обугленный посох и кучку пепла перед ним. — Знаешь, кто это был? Впрочем, откуда тебе знать… — Девушка усмехнулась и нарочито торжественно продекламировала: — На этом месте пал Гариб ас Ульхам, один из самых великих ересиархов и малефиков, официально проклятый всеми без исключения конфессиями Упорядоченного, даже несмотря на то, что он предал свое учение вместе с учениками и отрекся от прошлого, покаявшись в своих заблуждениях… Нет, ты только представляешь — сам Гариб ас Ульхам, легенда из легенд…

Я опять шагнул вперед и немного сместился в сторону.

— Нет, ты определенно ничего не понимаешь, — огорченно вздохнула девушка. — А ведь убила его я. Я, Эльза Донация Содерра, скромная младшая помощница иерофанта Тальминуса, главы Третьего Круга. Впрочем, уже не помощница, так как грязный старикашка Гариб запросто стер в порошок этого самого иерофанта и за компанию с ним — весь его Третий Круг. Даже не ожидала записать себе такую победу, все думали, что старый хрыч давно подох, снедаемый горем и совестью. И вдруг оказался на этой калоше. Воистину Хозяева благоволят ко мне. Тебе интересно? Нет? Печально, а я так хотела похвастаться. Ну, и чего тебе надо?

— А тебе? — мой голос прозвучал в первый раз за все время встречи: я старался отвлечь непонятную девчонку от еще одного шажка вперед.

— Мне? — удивленно переспросила чародейка. — Не напрягайся, все равно не поймешь. Это слишком высокие материи. А знаешь что? Пожалуй, я отпущу тебя. Правда-правда, не вру. Но взамен ты отведешь меня к остальным. Понимаешь, спешу очень, совсем некогда возиться с заклинаниями поиска.

— А еще чего? — Я уже приблизился на дистанцию броска и ждал, когда она хоть на мгновение отвлечется. Ну, девочка, давай…

— Хам, определенно хам… — тяжело, даже с некоторым сожалением вздохнула Эльза, вдруг сделала неуловимое движение рукой, сложив в замысловатую фигуру пальцы и шепнув при этом несколько слов. — Во-от. Все равно ведь покажешь. А если мне вдруг вздумается, сам себя освежуешь. Теперь веди. Нет, стой, понесешь меня на плечах.

Я сразу ничего не понял. Это что? Она попыталась меня зачаровать? Но… но я же ничего не чувствую… То есть чувствую, но никак не чары. Волен в мыслях, в движениях. Амулет?! Точно, с ним морок не действует. А если…

— Как прикажете… — «потерянно» пробормотал я и шагнул вперед, безвольно опустив руки.

— Вот так лучше будет; а теперь — на колени, — обыденно приказала чародейка. — Живее. Нет, какой-то ты тупой. Никакой мозговой активности. Ни-ка-кой. Совсем. Пожалуй, потом надо будет тебе вскрыть черепушку и полюбопытствовать. Хотя я уже представляю, что там увижу: некоторые венерические хвори сушат мозги почище солнечного пекла. А жаль, отменный самец был, но уже не попробуешь.

— Как прикажете… — я опустился на одно колено, сделав вид, что положил рогатину на песок.

— Что?! — чародейка внезапно подозрительно уставилась на меня, но в то же мгновение лезвие по самые упоры вошло ей в живот.

Эльза жалобно вскрикнула, схватилась обеими руками за древко и медленно повалилась набок, судорожно подергивая ногами.

— Тварь!!! — я выдрал рогатину и еще раз ударил, пригвоздив колдунью к песку. — Это тебе за Асхада, а это… — лезвие с легким хлюпом вошло в грудь, — за Сибиллу, за Гудрун, за Свена…

Грудь чародейки уже превратилась в кровавое месиво, а она все никак не хотела умирать. Глаза жили, со страшной ненавистью пожирая меня взглядом, а губы едва слышно шептали:

— Т-ты… у-уже… м-мерт…

— Когда же ты сдохнешь? — я в отчаянии вырвал у нее из груди рогатину и одним ударом отсек Эльзе башку.

Голова отлетела в сторону, пару раз перевернулась и опять уставилась на меня пустыми мертвыми глазами. Бледные обескровленные губы отчетливо произнесли:

— Ты уже мертвец. Они придут…

— Да чтоб тебя!!! — я размахнулся и ударом ноги по высокой дуге отправил голову чародейки в море. — Вот так-то лучше…

Немного постоял, еще не веря, что все закончилось, а потом побрел искать Гудрун. Нашел ее истерзанное тело в лесу под грудой дохлых карликов — сегрианка каким-то чудом избежала взрыва и умерла как истинная воительница, забрав с собой не меньше двух десятков врагов.

Затем долго рубил деревья и собирал плавник для большого погребального костра. Положил на него тела сегрианок и как-то очень легко, даже не напрягаясь, зажег, послав сгусток огня.

Пока погребальный костер горел, я сидел рядом в каком-то трансе, между сном и явью. Привели меня в чувство первые лучи рассвета и голоса…

— Живой!

— Тише, Петунья Додон! — гневно прошипела Пете мачеха. — А если…

— А ты говорила, мамочка…

— Ничего я не говорила…

— Я пойду…

— А ну стой…

Голоса доносились из леса. На открытое пространство хафлингессы выходить не спешили.

— Выходите, — с силой провел по лицу ладонями, приходя в себя, и встал. — Идите сюда…

Петунья со всех ног прыснула ко мне, за ней, опасливо оглядываясь, из кустов появилась Франка.

— Живой!!! — девчонка с налету повисла на мне. — А мы уже думали…

— Веди себя прилично, дева! — моментально возмутилась хафлингесса-мачеха и дернула к себе за рукав. — Как не стыдно…

— Но, мамуля…

— Тихо, ничего со мной не сделается! — прикрикнул я на них. — Пета, поищи здесь какой-нибудь щит — прах собрать, а ты… — я обернулся к мачехе, — идем со мной.

Подвел ее к трупу Эльзы.

— Кто это? Или… что это?..

— А я откуда знаю? — строптиво фыркнула хафлингесса.

— Так узнай.

— Ну-у… ладно… — Франка присела возле останков чародейки и первым делом вспорола кинжалом завязки на груди ее плаща. Не чинясь, сунула руку за пазуху и извлекла небольшой медальон на тоненькой цепочке. Посмотрела на него, озадаченно хмыкнула и скомандовала:

— А теперь отвернись, славен. Или иди каким-нить делом займись. Негоже тебе пялиться.

— Я щит нашла! — к нам подбежала Петунья, таща большую обгорелую павезу, и с подозрением поинтересовалась: — А что это вы тут…

— Идем, — я развернул ее по направлению к прогоревшему костру. — Поможешь.

Прах воительниц и Асхада собрали на щит и развеяли над водой. Я совершенно не в курсе погребальных обрядов жителей Сегрианских островов и тем более Харамшита, но, кажется, так будет правильно.

— Вот и все… — я хотел сказать еще что-то, более приличествующее случаю, но не смог, и выдавил из себя только короткие слова благодарности.

— Кем он для тебя был? Чародей… — осторожно поинтересовалась Петунья. К моему удивлению, в глазах девчонки стояли слезы.

— Кем?.. — я невольно задумался. Действительно, кем?

— Учителем? — девушка невольно подсказала мне ответ. — Ты с ним проводил много времени.

— Да, был учителем. И… и просто близким человеком.

— Я понимаю тебя.

— А я себя — не очень. Но, идем…

— Итак… — Франка прервалась, ополоснув руки в прибое. — Ей около семнадцати лет, грудные железы не развиты, активно совокуплялась, в том числе и неприродным способом, по крайней мере, с десяти лет и последний раз — вчера с утра. Строение таза узкое, еще не рожала и вообще, я подвергаю сомнению такую возможность, так как детородные органы у нее почти атрофированы…

— Ты о чем? — я, честно говоря, немного опешил.

— А что ты хотел услышать от женского лекаря, по совместительству — повитухи? — резонно поинтересовалась Франка.

— Понятно… — Я развернулся и собрался уходить. Нет, в самом деле, а что я ожидал от нее услышать? Точные сведения и местонахождение организации черных чародеев? Или их намерения?

— Стой, — раздался за спиной голос хафлингессы. — Я… словом, я немного развлекалась. А теперь — серьезно.

— Ну, и?

— Ты в курсе, кто помог победить кочевников при Дромадаре? — Франка протянула мне медальон. — Посмотри. Это знак чародейской Лиги Чертога Ночи. Именно они совершили чародейство, уничтожив хашиитов, но и походя — почти все наше войско, устроив на месте волости обширные болота, полные всякой нечисти.

— Да… — я взял в руки медальон в виде очень грубого, почти стилизованного изображения черепа. — Она еще что-то там говорила о Третьем Круге и о каком-то иерофанте.

— Так и есть, — кивнула хафлингесса. — Очень строгая иерархическая структура, из подразделений в виде Кругов. Есть еще второй и первый. Соответственно адепты и магистры. И еще Совет иерофантов. Но тут одна очень большая нестыковка. Лига давно была объявлена вне закона и уничтожена. О Донатовой Резне слышал? Как и все остальные черные чародейские Лиги. Полностью, под корень, вплоть до родственников в третьем колене и младенцев. Их нет, и не может быть.

— Как видишь, есть. Теперь скажи, для чего вы им понадобились.

— Да откуда я могу знать! — вскипела Франка. — Неужто ты думаешь, я бы не сказала? И вообще, совсем не уверена, что они охотятся за нами.

— Я уверен.

— Тогда… тогда нам надо как можно быстрей отсюда выбираться. Но как?

— Да, как? — поддакнула мачехе Пета.

— Никак, — отрезал я. — Ждем весны. Уходим, надо присмотреть себе убежище.

— И думать забудь!!! — взвилась хафлингесса. — Свадьба на носу! Она должна в любом случае состояться! Слышишь, в любом. Благочестивая Ийуля, помоги мне!.. О боги! Я так и знала, что все сорвется, говорила же этому идиоту…

— Ну, мамулечка, не расстраивайся. Весна скоро наступит… — стала утешать мачеху Петунья. В отличие от Франки, особо огорченной она не выглядела. — Будем охотиться, рыбу ловить. Я тебя научу: знаешь, как интересно…

— А как они сюда попали? — мне в голову пришла неожиданная мысль. — Мы сверху видели все побережье, и никаких кораблей.

— Да откуда я знаю? — всплеснула руками Франка. — Может, портал открыли, или их заранее высадили. Боги, если свадьба не состоится, я так и останусь женой менялы! Этот остолоп, твой отец, Петунья Додон, ни о чем кроме гадской торговли думать не хочет. О горе мне…

— Портал, говоришь? — я внимательно посмотрел на мачеху.

— Нет, нет и нет!!! — испуганно взвизгнула хафлингесса. — Я не могу… не умею… только теоретически. И вообще, надо знать точные координаты, хотя бы карту какую-нибудь иметь. А без координат, знаешь… можно… И вообще, это очень опасно… Да не дергай меня, Петунья Додон, я не хочу и не буду…

Я уже ее не слушал, и смотрел на остов кормы, застрявший в скалах в полусотне метров от берега. Ну что же, если повезет, моя каюта уцелела. А если каюта уцелела, цела и моя карта. А если карта… Словом, надо как можно быстрее отсюда исчезать. С черными чародейскими Лигами, даже уничтоженными две сотни лет назад, я как-то больше не хочу встречаться. Второй раз уже может и не повезти.

— Да вы хоть понимаете? — продолжила возмущаться хафлингесса. — Нас может занести, одни только боги знают куда.

— Это надо сделать как можно быстрее.

— Почему? — синхронно поинтересовались мачеха и падчерица.

— Нас никто в покое не оставит. Гости могут появиться уже сейчас. Говори, что тебе для портала надо.

— И не… — Франка осеклась. — Ну-у… подробная карта в первую очередь. И мой сундучок, без него ничего не получится. Хотя и с ним, я никаких гарантий дать не могу. Ты даже не представляешь…

Хафлингесса опять стала заводить себя, и пришлось ее довольно невежливо прервать:

— В лес. Иди в лес и сиди там. Карту и все остальное я попробую тебе достать. Пета, за мной.

— Там еще шкатулка с драгоценностями могла уцелеть, — внезапно вспомнила Франка. — И сундук с платьями, и…

— В лес.

Глава 18

«…и грянула сеча жуткая, кровавая. Неисчислимые орды мерзких язычников подобно полноводной реке хлынули на наши позиции, обратив свой удар в самую середину. Нещадно побиваемым зажигательными снарядами, копиями и стрелами и також заклятиями отборных чародеев Капитула, хашиитам удалось потеснить дружины, но сие отступление воевода Лепель предусмотрел, и дружины левого и правого крыла охватили воинство язычников в клещи, а засадные полки ударили с тыла, в изобилии поражая мерзких язычников. Великое ликование охватило наше воинство, ибо победа в сей день была уже предопределена.

Однако ж случилось страшное: мертвые и порубленные хашииты стали вставать, обращаясь в нежить…»

(Преподобный Феофан Костопольский. «К вопросу сечи при Дромадаре»)

Остров Еловый.

25 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Полдень

— Готово? Нет? — Петa нетерпеливо заерзала на камне. — А? Страсть как кушать хочется… ну хоть кусочечек…

— Веди себя прилично, Петунья Додон! — немедленно отозвалась Франка.

Хафлингесса чертила на большом плоском камне какую-то очень сложную пентаграмму, сверяясь с картой и толстенной книгой, при этом измеряя углы на чертеже замысловатым бронзовым инструментом, весьма смахивающим на пыточную машину. И еще она жутко дулась на меня. И на свою падчерицу. Но на нее, конечно, гораздо меньше.

Дело в том, что совершенно чудесным образом наши каюты не пострадали. Я благополучно забрал свой шлем, щит, сумку с припасами и книги. И баул с чародейским инструментарием Франки. И даже ее заветную шкатулку с драгоценностями. А вот сундучище с нарядами тащить на берег напрочь отказался. Петунья выразила со мной полную солидарность, отобрав для мамули только необходимое, но случайно об этом проговорилась мачехе. Вот и результат. Да и ладно, мне от этого ни холодно ни жарко. Побурчит, перестанет. Главное, чтобы портал сотворила, ибо… словом, нехорошее мне чуется. Так, что там наш архар?..

Янтарные капельки жира, скатываясь с кусков мяса, с треском и шипением вспыхивали на углях, превращаясь в искристые комочки огня, а одуряющий запах призывал бросить все и немедленно, с животным урчанием, впиться зубами в подрумяненные ломти. Пора? Пора.

— Держи, — я снял один прут и вручил его Петунье, а второй отнес Франке. — Прервись и поешь, а то отправишь нас с голодухи в Харамшит или еще куда подальше.

— Спасибо! — хафлингесса с благодарностью улыбнулась, но потом, явно устыдившись своего непростительно лояльного ко мне поведения, сердито фыркнула, выхватила мясо и отвернулась.

— А можно сразу в Скалистые горы? Без пересадок.

— Нет, — категорично отрезала хафлингесса, аккуратно откусила кусочек мяса и, прожевав, добавила: — Там повсеместно стоят негаторы, препятствующие телепортации. Дабы исключить несанкционированное проникновение. И далеко, моей силы не хватит. И вообще…

— А куда хватит?

— Куда хватит, туда и хватит, — Франка посчитала разговор оконченным и демонстративно принялась за еду.

Я постоял еще немного около нее, рассматривая пентаграмму, так ничего не понял и вернулся к костру отдавать должное архару. В чем меня всецело поддержали мачеха с падчерицей, так что скоро от козла остались рожки да ножки. В буквальном смысле. А после фляги с вином наступило полное умиротворение. Оставалось только привести себя в порядок, ибо… Словом, грязный я, как кикимора. На галере, сами понимаете, условий никаких, да еще за сегодня вымазался в пепле, крови и еще хрен знает в чем. Так что теплый источник рядышком с пещерой, ставшей нам пристанищем, придется очень даже кстати. Броню и одежду долой… бельишко и мыло в сумке…

— Ты что это удумал?! — возмущенно завопила Франка, вскочила и направила на меня отрытую ладошку, в которой начал зарождаться светящийся багровым комочек.

Петунья ничего не сказала, просто зачарованно смотрела округлившимися глазами, и все.

— Мыться удумал, — я сбросил подштанники и, прихватив на всякий случай оружие, сделал шаг к большой природной ванне, полной исходящей серным парком воды. — Вам, кстати, тоже не мешает.

— Варвар! — взвизгнула хафлингесса, спугнув стайку разноцветных пичуг. — Петунья Додон, отвернись!

— Ой-е, мамочка-а-а… — восхищенно пропела девушка, но потом опомнилась и последовала совету мачехи, правда, не забыв пробурчать при этом: — Я вообще-то, взрослая, даже замуж собираюсь. Так что…

— Дикие вы какие-то, — пожал я плечами. — Ну да ладно, ходите грязными.

— Вот-вот… — несмело подхватила Пета. — Я уже воняю, как мертвяк. Да и ты, мамуля… того…

— Петунья! — поспешила привести к порядку падчерицу Франка. — Мало ли что на уме у этого варвара…

Но теперь в ее голосе прозвучало некое сомнение. Тщательно замаскированное. Или мне показалось?

Молча залез в воду и едва сдержал стон наслаждения. Пахнущая серой огненно-горячая вода, пронизанная мириадами воздушных пузырьков, в буквальном смысле возвращала к жизни. Прикрыл глаза и постарался ни о чем не думать. Все равно пока от меня ничего не зависит. И этот портал еще… Но готов влезть куда угодно, лишь бы подальше от этого острова. И от черных…

— Глаза закрой.

— Что? — я вынырнул из блаженной полудремы и узрел четыре ноги на краю ванны. Крепкие, стройные, а на одной из них еще и изящная татуировка в виде цветной змейки, обвившейся вокруг щиколотки. У хафлингессы-мачехи.

— Глаза! — опять потребовала Франка. — Ну же, я замерзла…

— И я… — пискнула Пета.

— Уже…

— Нет, это невообразимое варварство, — проворчал голос Франки. — Но мы не собираемся ждать, пока ты загадишь все воду. И не вздумай подсматривать…

— Вода — проточная.

— Горяча-ая! — восторженно воскликнула Петунья. — А я тебе говорила, мамуля…

— Можно открывать?

— Нет… да… — с сомнением буркнула хафлингесса, опустившись в воду до самого подбородка. — И вообще… Мог бы благородно нам уступить.

— Еще чего. Что там с пентаграммой?

— Это не пентаграмма. Неуч. Я начертала сигил или сигиллу, если тебе угодно. В нее входит несколько пентаграмм, — Франка презрительно скривилась. — А так да, закончила, завтра с утра можно отправляться.

— На каком это языке? — я невольно попытался угадать очертания груди хафлингессы под бурлящей водой. И, кажется, угадал. Сколько же ей лет? А выглядит не хуже своей падчерицы. Такая зрелая, роскошная красота. И очень соблазнительная, прямо-таки притягивающая…

— На одном из древних диалектов румийского, — нехотя ответила хафлингесса. — Пета, подложи мне под голову полотенце. Ох, как я устала… И не высовывайся из воды, дева, веди себя пристойно.

Я с трудом отвел глаза от задорно торчащего соска Петуньи и поинтересовался у Франки:

— Почему завтра с утра?

— Телепортация происходит в пространстве, а не во времени, — с превосходством, как неразумному ребенку, сообщила Франка. — Из ночи попадем в ночь, следовательно, рисковать не стоит. Мало ли куда занесет. Я так и не смогла выдержать суквекции радиантов, поверхность не ровная.

— Хорошо, — согласился я с хафлингессой, и неожиданно почувствовал, как задрожал амулет Малены. А это могло означать только опасность. Вне всяких сомнений. — Быстро, одеваться, быстро!!! — подавая пример, я мигом вылетел из воды и подхватил рогатину, обшаривая глазами каменную осыпь на склоне горы.

— В чем дело? — не открывая глаз, вяло поинтересовалась Франка. — Ерунда, наверное, какая-то…

— Черные пожаловали, твори портал, можем не успеть… — я едва успел натянуть подштанники, как увидел растянувшиеся полукольцом множество корявых фигур карликов, выступивших из леса. И почти сразу же, будто получив команду, карлы резко ускорились и побежали в нашем направлении, стремительно сокращая расстояние.

Франка, едва успев набросить платье, быстро подскочила к камню; раскинув руки, застыла перед ним, и речитативом завела какое-то заклинание. Между пентаграммой и ее ладонями стали проскакивать зеленые искорки.

— Мне нужно время, настроить портал… — напряженным голосом сообщила она. — Немного…

— Мама!.. — у меня за спиной тихонечко охнула Пета.

— Что? — застегнув многочисленные пряжки на доспехе, я оглянулся… и не поверил своим глазам. Петунья быстро, почти бегом, спускалась навстречу карликам. Пропуская ее, карлы расступились, и опять сомкнулись в строй, продолжая быстро карабкаться вверх. А девушка, не останавливаясь, бежала к…

Внизу появились три человека в темных плащах. Именно к ним направлялась Петунья. Два чародея сделали шаг ей навстречу, а третий, красиво взмахнув посохом, послал к нам дымную, пронизанную бардовыми икрами стрелу, на лету разделившуюся во множество маленьких черных вихрей.

В то же мгновение перед хафлингессой с треском и шипением развернулось большое окно, подернутое серебристой вибрирующей пленкой.

— Я его долго не удержу, кто-то очень сильно мешает. Обхватите меня руками!.. — хафлингесса обернулась, вдруг увидела, что ее падчерицы нет, и истошно закричала: — Зачем? Пета, вернись! Верни ее…

Даже не знаю, как у меня получилось. Всего лишь мысленно представил стену между нами и летящим заклятием, припомнив описание чародейского щита из книги. Совершенно не надеясь на успех. Но он… Он все-таки получился… к счастью…

Черные вихри со страшным скрежетом врезались во внезапно возникшую перед ними блестящую завесу, опали на землю струйками серого праха, а призрачный щит, несколько раз вспыхнув серебром, с пронзительным, почти живым стоном исчез. Я покачнулся и едва не упал, в последний момент уперев рогатину в землю. Голова невыносимо кружилась, внутренности выворачивало в дикой тошноте. Карлики казались уже совсем близко, а сил не хватало даже встать.

Решение пришло само по себе — практически теряя сознание, я обхватил отчаянно упиравшуюся хафлингессу, и прыгнул с ней в портал.

Ослепительная вспышка, сменившаяся полной темнотой, странное ощущение невесомости и пустоты внутри тела, опять вспышка — и мы с Франкой рухнули на какую-то кровать, с треском и грохотом развалив ее.

— Что за?.. — я попытался выпутаться из кружевного одеяла, и тут же получил по башке тяжелой шкатулкой. Шкатулкой с драгоценностями хафлингессы. А потом на меня свалилась еще и сумка с книгами. Уже моя сумка.

— О боги! Да слезь ты с меня… — где-то в глубине вороха подушек и одеял прошептала Франка. — Задавишь…

Я откатился в сторону и, не веря своим глазам, потряс головой. А потом еще раз: слишком уж необычное зрелище предстало перед глазами.

Шикарно обставленная изящной мебелью комната, богатые гобелены и ковры, множество свечей в причудливых канделябрах.

Красочные картины весьма фривольного сюжета на стенах, огромные зеркала, стол, уставленный множеством блюд и целой батареей бутылок.

И непонятная, жуткая конструкция посреди комнаты, к которой пристегнут в позе кающейся монашки сухощавый козлобородый старикашка. В кружевных, явно женских панталонах.

Позади него застыла парочка смертельно перепуганных, но миловидных девушек в ярком кричащем макияже и коротеньких прозрачных пеньюарах. И главное, с плетками в руках — о нескольких хвостах каждая. С шипами.

— Куда нас занесло? — страдальчески буркнула Франка, наконец выпутавшись из простыней и одеял. Недоуменно покрутила головой, уставилась на старикашку и испуганно пискнула: — Мэтр Влахий?

— Кх-гм… — козлобородый кашлянул и возмущенно проскрипел: — Так-так-так… Франтя Бруль: надо понимать, ты опять неправильно рассчитала суквекции радиантов?..

Глава 19

«…каждый посеченный язычник обращался и, алкая людской плоти, устремлял свои мерзкие когти и клыки супротив воинства нашего. Досточтимые исследователи по прошествии лет не сошлись мнениями об источниках сего проклятия, ибо всем известно, что к моменту проявления оного, языческие малефики и ересиархи, сопровождавшие орду хашиитов, все до единого пали, раздавленные засадным полком. А богомерзкому Ыргу, верховному шаману капища ложного идола Мырга, срубил голову лично Олг Свирепый, и оная голова доселе висит прибитой в тронном зале Весиграда. Однако ж прения исследователей ложны по форме, а також вельми еретичны, ибо в своей энциклике его высокосвятейшество архипрелат Белого Синода Донат Страстотерпец совершенно ясно указывает, что причиной и источником обращения были мерзкие заклятия черных чародеев Лиги Чертога Ночи, входящих в объединенный отряд Капитула. И подтверждением сего является слабая восприимчивость нежити к заклятиям чародеев белых Лиг, а також предложение черных низвергнуть проклятие своими способами, ибо всем известно, что наложивший заклятие сам же его с легкостью снимет. Хочу напомнить, что в оной энциклике его высокосвятейшество полностью снимает вину с Великого князя Лепеля за данное им разрешение применить черные чары, ибо руководствовался оный Лепель благими намерениями, и не мог ведать злого умысла черных…»

(Преподобный Феофан Костопольский. «К вопросу сечи при Дромадаре»)

Серединные земли. г. Добренец. Бордель «Похотливый вепрь».

25 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Поздняя ночь

Я налил себе вина из первой попавшейся бутылки и махом осушил бокал. Вот это попали так попали. Это же надо было умудриться телепортироваться прямо в… Как там девчонка сказала: дом услады «Похотливый вепрь»? А если точнее, в самый шикарный и дорогой бордель славного портового города Добренца, сиречь Доброграда. И надо сказать, удачно попали. В смысле, что нас не выгнали, даже выделили комнату. Тот самый старикан, который в панталонах, приказал.

А плевать, хоть на помойку; главное, выжили. Но… но потеряли Пету. А вот это как раз совсем плохо. Клятву, кикимора ее побери, с меня никто не снимал. Придется искать, хотя я даже представить не могу, где и как.

Услышав плач, я развернулся и подошел к кровати. На ней, свернувшись комочком, лежала Франка, тихонечко, совсем по-щенячьи всхлипывая. Мне вдруг стало ее очень жалко. Так жалко, что даже помотал головой, удивляясь непонятному чувству. Надо же, прорвало.

— Перестань, — я прилег рядом с женщиной и осторожно прижал к себе. — Обещаю тебе, найду Пету. Все не так плохо, как кажется.

— Правда? — Франка доверчиво прижалась ко мне. — Правда, обещаешь?..

— Ага. Ну что такое, совсем глаза на мокром месте. Говорю же, убивать ее никто не собирается, а если так, найдем способ ее вернуть.

— Я слабая, всего боюсь… — женщина уткнулась носом куда-то мне под мышку.

— Рассказывай… Вон как карл разделала!..

— Из страха. А ты тоже… Такое заклятие в принципе не блокируется. Его только можно увести в сторону, да и то не каждый сможет.

— Даже не знаю… Само по себе получилось. А как ты умудрилась прихватить шкатулку и мою сумку?

— Тоже не знаю, — хихикнула Франка. — Жалко было терять, вот и подцепила заклятием подсознательно. А твой мешок за компанию прицепился.

— Понятно, ты вот лучше мне скажи: Франтя или Франка?

— Дурак! — возмущенно пискнула хафлингесса и легонечко стукнула меня кулачком. — Какая Франтя?

— А почему…

— Это долгая история… — Франка опять всхлипнула.

— Так нас никто не гонит. Говори, а то буду называть тебя…

— Только попробуй!.. Ладно, расскажу. Ты, наверное, знаешь, что у нас, подгорников, очень закрытое общество. И строго кастовое. Шансов подняться в социальном статусе и за всю жизнь может не представиться. Так вот, моя семья — из самых низов. Нет, не бедные, по меркам людей — даже богатые. Но влияния у нас там совершенно никакого нет.

— А зачем? Зачем влияние? Живите и радуйтесь жизни.

— Ты не понимаешь… — вздохнула Франка. — Я всю жизнь хотела… хотела большего… Но неважно. Нас две сестры, мальчиков боги родителям не дали. Единственный способ подняться для дев — выгодно выйти замуж. Но тут тоже не все так просто. За этим следят жрецы Древа жизни, подбирая варианты по одним им ведомым свидетельствам. Дуле, старшей сестричке моей, не повезло: ушла к соседям, на тот же уровень. Да ей особо и не надо было, любовь у девицы случилась.

— У девицы подгорников — любовь? Так бывает?

— Редко, — неожиданно согласилась Франка. — Мужиков наших, скажу прямо, любить не за что. У них на уме лишь торговля, ремесло, деньги и борода. И все. Даже постель не нужна, разве только для продолжения рода. Вот бабы и стервенеют из поколения в поколение. А еще обычаи наши… гадские… Правда, мужи-подгорники, по обычаю, для своих жен ничего не жалеют, прямо скажу, живется девкам как у богов за пазухой, но все равно лютая тоска. Но опять неважно… Значит, муж достойный мне изначально не предполагался, но оставался путь выучиться на чародейку и таким образом подняться. К счастью, боги оделили даром, так что воздействовала я на мамку, а она на батяню, открыл он мошну и определил доченьку в Великоградскую Академию при Лиге Белого Света, самое лучшее и дорогое чародейское заведение на Севере… Ты слушаешь?

— Ага, говори… — я неожиданно ощутил, что ее волосы очень тонко, едва заметно пахнут яблоками. Не удержался и украдкой ткнулся лицом в пушистые шелковистые локоны.

— Так вот. Все шло просто отлично, я стала лучшей на цикле. Правда, не без приключений… — Франка опять тихонечко хихикнула, поерзала, устраиваясь поудобней у меня на плече, и продолжила: — Доучилась до шестого цикла, оставалось всего четыре годочка… И тут гадские жрецы нашли мне партию в семье Додонов. Гадского вдовца Мирона… тьфу на него…

— Прям такой гадский?

— Да ничего такой. Как все, но не лучше. А Петку его я полюбила всем сердцем… и она меня… жа-а-алко ее…

— Не плачь, говорю. А этот… козлик… я так понял, твой учитель был?

— Да, мэтр Влахий Борбан, профессор кафедры предметного чародейства. Он… словом, он добрый, помогал мне, но всегда был… гм… такой странноватый…

— И что дальше?

— Мне не дали доучиться, почти силком выдернули домой, где и выдали за Мирона. Батя, видите ли, посчитал, что породниться с Додонами будет выгодней, чем оплачивать еще четыре года Академии. Все… прощай диплом, полный запрет почти на все чародейство, мэтр Борбан едва выбил мне поддиплом — даже не лекарки, а повитухи — и, здравствуй, окраина под названием Звериные острова. Какл его забери, этого батяню…

— Какл — это сильно страшно, пожалей батю.

— Ну ладно, — Франка засмеялась и сильнее прижалась ко мне всем телом. — Словом, застряла я на Островах, даже смирилась; правда, практиковать начала, в известность вошла. И тут — на тебе: Петку Коганы решили в семью забрать. А это… это вторая по влиянию семья в Скалистых. Мой Додончик, да и я тоже, сразу ближними родичами с ними становимся. Это же возможность!!! Ох, я бы и развернулась!

— Развернешься еще… — я медленно провел ладонью по горячему бедру Франки. — Так почему Франтя?

— Ну-у… — засмущалась хафлингесса. — Батяня, рогуль ему в печенку, так назвал. А я переиначила, много лучше звучит…

— И правда звучит. Но и Франтя — тоже ничего.

— Нет! — возмутилась женщина. Ее слегка влажные губы оказались в опасной близости от моих. — Я тебя сейчас…

— И я… — рука сама по себе прижала Франку ко мне.

Не сложилось. Энергичный стук в дверь заставил нас отстраниться друг от друга. Вернее, только Франку: мне, так совершенно все равно, кто там ломится. А ломился мэтр, язви его в душу, Влахий Борбан.

Старикан совершенно преобразился, да так, что я его не сразу узнал. Богатый кафтан с золотой шнуровкой, опушенный серебристым мехом, лихо заломленная шапка с атласным верхом, алые сафьяновые сапоги в тон широкому кушаку и тяжелая, богато изукрашенная кривая сабля. Даже мордой переменился: из-под кустистых бровей поблескивают холодные колючие глаза, усищи закручены кверху, борода браво торчит… Словом — страшный герой, рубака, гроза женских сердец. Правда, для меня это впечатление немного смазывалось от предыдущего видения его тощей задницы в кружевных панталонах.

— Извольте принять мои извинения за вторжение, но нам необходимо объясниться, — строго отчеканил Влахий Борбан. — Так случилось, что вы, конечно непреднамеренно, стали свидетелями некой картины. И я желаю сохранения оных сведений в полной тайне!

— А то что? — так же строго ответила Франка, состроив на личике совершенно надменное изображение. И наглое. И язвительное до невозможности. Ох уж эта гнома… то есть хафлингесса.

— Франтя, Франтя… — голос старикана неожиданно стал заискивающим. — Ты же не предашь огласке невинные забавы своего старого учителя?

— Нет, конечно, я добро помню, — быстро смягчилась хафлингесса. — Но как вы, мэтр, здесь оказались?

— Скорбная история, но расскажу… — пообещал старикан и посмотрел на меня. — Но пусть твой спутник даст клятву сохранить оные сведения в тайне. И вообще, кто он тебе? Полюбовник? Муж?.. нет, это невозможно…

— Метр Борбан, — я пожал плечами. — Мне некем и нечем клясться. А огласке предавать не стану, в том вам мое слово.

Влахий прищурился, внимательно рассматривая меня:

— Славен; могуч, как Торслав, красив, как Ярмир, да еще наделен богами истинной Силой? Очень любопытно…

— Слово его — как сталь, — неожиданно поддержала меня Франка и так же неожиданно покраснела. — А мне он ближник, хранитель тела.

— Уже вижу, — кивнул чародей. — Словом, все к общему удовольствию уладилось. А теперь, дети мои, отужинаем, чем боги послали, и будем говорить. Дьюля, Магда, Марфушка — накрывать на стол, живо, живо… — старик лукаво подмигнул нам и с заговорщицким видом сообщил: — Я не говорил, что сие заведение принадлежит мне? Да-да, вот такое грехопадение, моя милая Франтя…

Оные девы быстро сервировали стол, натащив просто гору еды и питья, а мне предоставили длинный роскошный халат, ибо появился я здесь в одних подштанниках и полной броне. Так получилось: некогда было…

Борбан дождался, пока девочки уйдут, и поднял большой бокал червленого серебра:

— Думаю, самая пора нам пообщаться. А пока — здравы будем, гости дорогие…

Слово за слово, мэтр Влахий рассказал свою историю. Оказывается, покинул он университет три года назад, попав под очередную чистку Белого Синода, со времен Донатовой Резни державшего чародеев под пристальным вниманием. Якобы за черную волшбу, хотя, со слов Влахия, ничего подобного он не творил, это завистники постарались, но все равно оказался под следствием в синодских темницах. И сидеть бы ему там до скончания века, но руководство Академии замолвило словечко перед архипрелатом, и его выпустили, правда, с высылкой из столицы и с жесточайшим запретом на чародейство. Влахий недолго горевал, убыл в Добренец и вложил накопления в бордель, выкупив его у прежнего владельца. Правда, владел им через подставную личность, ибо сам был боярского роду, а боярам невместно так скоромиться, можно и звания лишиться. Помимо борделя держал еще три богатых корчмы и пару доходных домов. И теперь, по его словам, был совершенно счастлив. И даже входил в городскую думу. Словом, нашел себя человек. А в общении мэтр Влахий Борбан оказался вовсе наиприятнейшим человеком. Веселым, с язвительным юморком, словом — душа человек. По крайней мере, мне так показалось. А вот чары творить он зарекся, ибо прекрасно понимал, что второй раз из лап Синода не выберется. Хотя тут мэтр немного привирает: не верю, да и медальон свидетельствует, что старикан пытался меня чародейским способом прощупать.

— Вот так, дети мои, — Влахий опять вздел чару. — Ну а теперь ваша очередь, но наперво хлобыстнем, ибо понимаю я, что история, возможно, краткая, но сложная. Ну, здравы будем, на погибель ворогам нашим…

Выпили, конечно. Франка начала рассказывать, но опять захлюпала носом, и пришлось заканчивать мне.

— Сбежала сама. Даже не знаю почему.

— Ничего необыкновенного, — отмахнулся мэтр Борбан. — Ментальное порабощение, запрещенные чары, регламентируемые пятым параграфом основного кадастра «Уложения о повседневной чародейской деятельности». Вас обоих не смогли — как-никак владеющие, а девушку подцепили.

— Или мы им были не нужны? — предположил я.

— Может, и так, — задумчиво согласился Влахий.

— Но зачем?! — со слезами на глазах выкрикнула Франка. — Зачем им Петунья?

— Сие мне не ведомо, — покачал головой старик, и после паузы поинтересовался: — Ну и что вы собираетесь делать?

— Искать.

— Сомнений в вашем желании найти молодую панну я и не высказывал, — мэтр Влахий досадливо поморщился. — Я вам верю, вне сомнения. Но слишком уж все звучит нереально. Черных лет уже как двести назад вырезали, карлов тоже давно истребили и вытеснили остатки в жуткую глухомань. А против вас черные с карлами в связке работают… Я даже не представляю, где их искать. Дело осложняется еще тем…

— Дело осложняется тем… — Франка его раздраженно перебила. — Тем, что мы не можем обратиться за помощью к официальным властям. Поверьте, мэтр Влахий, везде шпионы подгорников, а как только информация о похищении Петуньи дойдет до Каменного Дворца, клятые Хрупели добьются отмены свадьбы и всунут Коганам, вместо Петки, свою кривую Юдлю. И вообще, у нас всего десять дней, именно через это время мы должны быть в Сколле, где уже будут ждать люди Коганов. Тудой-сюдой — один-два дня. Вот так. Мэтр Влахий, молю вас: помогите, жалко же, Петка мне как дочь…

— Милочка, я сделаю все что могу, — старикан галантно склонил голову. — Милая Франтя, даже не сомневайся.

— За что?! За что мне такое… — Франка махом высадила в себя громадную чашу с вином, встала из-за стола и убежала в другую комнату. Послышался скрип кровати и рыдания.

— Куда?..

— Пусть немного поплачет, — мягко остановил меня Влахий. — Не надо удерживать.

— Хорошо. А если обратиться в Синод? Вроде как черные — в их парафии…

— И, почти наверняка, на время разбирательства присесть в поруб, — иронично улыбнулся мэтр Борбан. — Поверьте, я знаю, что говорю. Вы уже своим появлением здесь через портал нарушили пару десятков параграфов городских законов. К тому же в Добренце объявлено чрезвычайное положение: Синод, Сыскной с Тайным приказы и все Лиги стоят на ушах, город и порт закрыты на въезд и выезд. Усиленные патрули и прочие прелести. Городская темница уже совсем переполнена…

— А что случилось?

— Панна Богуния, дочь румийского наместника, вчера пропала. Вышла с собачкой погулять в сад — и исчезла с концами. Жмудия едва-едва с Румией в очередной раз замирилась, вот и роют землю, предотвращают вполне возможные осложнения, ибо сей посланник приходится племянником самому Кесарю… стой… — Влахий вдруг задумался и силой хлопнул себя по лбу. — Вот же старый дуралей! А если пропажи связаны?

— Чем?

— Мэтр Влахий… — в комнате появилась одна из его девиц, миловидная пышечка с соломенными волосами по имени Марфушка. — Тама внизу мэтры Доцик с Поцием вас требують: видать, гуляванить нацелились. Бухие вдрызг, сквернословять, девок лапають, прямо страсть.

— Воеводы Тайного и Сыскного приказов? — старик задумчиво почесал бороду. — А вот сейчас и станет ясно, чем связаны девы. Если они связаны вообще. А вы пока отдыхайте, утро вечера мудренее.

Влахий подхватил шапку и ушел, а Марфушка приоткрыла дверцу в стене нашей комнаты и сообщила:

— Тутой все для мытья уже спроворили, ежели еще чего надобно будет, брякнете в колоколец. Ну, я пошла?

— Можешь идти… — опустив девушку, я встал и заглянул в соседнюю комнату. Франка уже спала, всхлипывая во сне, как ребенок.

Ну что же… Быстро обмылся в бронзовой лохани, прилег с краешку на кровать и крепко задумался.

Если подытожить — то все плохо. С хафлингессой ладно, ничего страшнее рухнувших планов ей не грозит. А вот со мной гораздо сложнее. Клятва. Родичей у меня нет, проклятию пасть не на кого, но не для того я ее давал, чтобы так просто нарушить. Впрочем, я ее пока не нарушил. И честно говоря, не собираюсь. Хотя даже примерно не понимаю, где искать Петку. Если пропажи девиц связаны между собой, это уже след, а по следу можно пойти. И дойти… Вот только куда? Словом, сплошная неизвестность. Черные, карлы… вот это задачку подкинул клятый Мирон… Убил бы коротышку! Ну да ладно, видно будет. А пока удовлетворюсь тем, что все-таки попал в Серединные земли. Правда, немного не так, как планировал, но это уже частности.

Неожиданно перед глазами появилась Мала, она склонилась надо мной и положила прохладную руку на лоб. И сразу пришел сон…

Глава 20

«…выйдя вперед, оные чернокнижники стали кругом, вздели руки — и раскрылись небеса, испустив черное сияние, и пала нежить на месте, а живые язычники в полном смятении побежали вспять. Однако ж не успело насладиться наше воинство победой славной, ибо разверзлась земля и содрогнулась лютой дрожью, а мрак поглотил все в округе.

Так свидетельствует прелат Конон, силой своей веры оставшийся в живых после сечи. Я не склонен подвергать его речи сомнению, ибо многия свидетели, оставшиеся в живых, описывают сие событие аналогичным образом. Могу лишь добавить, что землетрясение ощущалось на протяжении тысячи верст от Дромадара, а деревеньки по границе волости были разрушены до основания. Из сотни тысяч нашего воинства выжила едва ли треть, а многия из оных лишились разума. А язычники пали все до единого..».

(Преподобный Феофан Костопольский «К вопросу сечи при Дромадаре»)

Серединные земли. г. Добренец. Бордель «Похотливый вепрь».

26 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Раннее утро

Хафлингесса… нет, все же гнома, мне так больше нравится ее называть, полночи крутилась как юла и угомонилась только у меня на плече. Но после этого сон пропал начисто. Так и лежал, ощущая аромат яблок и жаркое тело, в буквальном смысле сходя с ума. Почему не тронул ее? Даже не знаю.

— Ты всю ночь был рядом? — Франка неожиданно проснулась и, облокотившись на подушку, возмущенно посмотрела на меня.

— Да.

— Это неправильно… — буркнула хафлингесса. — Я… я, в конце концов, мужняя жена. А… ведь ничего не было?

— Было.

— Что?!

— Шучу. Ничего.

— Все равно неправильно, — Франка с облегчением откинулась на подушку и с наслаждением потянулась. — Ум-м… я так сладко спала…

— А я нет.

— Почему? — гнома удивленно округлила глаза, но вдруг покраснела и натянула на лицо одеяло.

— Вот-вот…

— Вода, здесь есть какая-нибудь вода? — явно смущаясь, пробормотала она. — Мне надо… надо…

— За стенкой мыльня. Помочь?

— Дурак; отвернись.

— Ты в платье.

— Все равно отвернись…

— И не подумаю… — я рывком встал и направился в гостиную.

— Зараза… все мои вещи остались на острове!.. — с возмущением завопила Франка за стеной. — Как я волосы расчешу? Надо срочно посетить лавку…

— Пальцами… — вполголоса посоветовал я ей и стал выбирать себе ломоть ветчины поаппетитнее.

— Сам так расчесывайся! — хафлингесса все же услышала мои слова. — А это… о чем вы с Влахием договорились?

— Он попробует все разузнать.

— Хорошо. Я в мыльню. И не вздумай заходить…

Я не ответил, так как ветчина оказалась просто превосходной. И холодная говядина с черносливом. И сыр. Особенно сыр…

Деликатный стук в дверь, пауза, после нее в комнате возник упомянутый Борбан Влахий. Или Влахий Борбан, что, скорее всего, правильнее. Старикан находился в превосходном расположении духа, в буквальном смысле подскакивая как молодой козлик. Правда, изрядно благоухал перегаром.

— Вот, подорожная с отметками о въезде в город… — на стол шлепнулся свернутый в трубку пергамент. — Теперь стражи можно не опасаться. А после завтрака прибудет пара купцов с товарами, и вы примете приличествующий облик.

— Благодарю. А что удалось узнать?

— Многое. — Старикан, кряхтя, уселся в кресло и с сомнением уставился на бутыль в вином. Впрочем, сомневался он недолго: набулькал полный бокал и с наслаждением присосался. Допил до дна и, отфыркиваясь, пожаловался: — Уф-ф… Знаешь, Горан, в чем преимущество практикующего чародея? У него никогда не бывает похмелья. А я… словом, приходится похмеляться. Но это тоже не самый худший вариант. О чем ты там спрашивал? Ага… много интересного узнал мой друг, много. Но начнем по порядку. Пропали три девы: помимо румийки Богунии, еще жмудинка Орыся, дочь местного аптекаря Гриця Шпака. Эта вышла ночью, простите, в сортир, и не вернулась. Ну а третьей стала нупийка Сулия, дочь купца Селима. Но эта пропала не в Добренце, купеческий караван перехватили разбойники вчера вечером на большаке, по пути в столицу. Караван разбили, купцов знатно пощипали, хотя и своих положили с десятка полтора, ибо охрана у купчин была серьезная, а деву увели с собой. Сам Селим остался живым, сидит сейчас в Сыскном приказе, причитает и обещает сто курушей тому, кто вернет кровинушку. И еще… ни в одном из этих случаев черные и карлы не просматривались. Чародеи из Лиг уже начали поиск, но как один, не сговариваясь, твердят, что следов никаких нет, а девиц среди живых в упор не видят. И среди мертвых тоже. Даже сам мэтр Фаральд, глава Лиги Белого Света, озаботился розыском, но результатов все равно пока никаких нет.

— И что же тогда связывает этих дев? — из мыльни появилась Франка. Она сменила платье на парчовый халат и намотала на волосы большой тюрбан из простыни, напоминая восточную красавицу из моего прошлого мира. Из прошлого, потому что местных восточных красавиц я еще не видел.

— Окромя ихнего женского полу и целостности сосредоточия женской чести — ничего, — витиевато выразился мэтр Борбан и сам же расшифровал: — То бишь, непочатые они. Ну-у… румийка и нупийка точно, а вот про Орыську не уверен, ибо, говорят, зело вертлявая девица была. Хотя всяко может быть. Это пока все, а в течение дня узнаю больше.

— Совпадение? Или нет? Для чего могли понадобиться девушки-девственницы?

— Продать в Харамшит или Хазарею, для чего еще, — зло высказалась Франка. — Там девицы в цене у местных биев.

Влахий с сомнением покачал головой:

— Это вряд ли. Румийка не была красавицей, это точно. Да и Орыська тоже. Риск не стоит заработка. Смысла нет.

— А как бы мне поговорить с родителями пропавших девиц? — поинтересовался я у Влахия. — Надо же с чего-нибудь начинать поиск…

— Гм… — озадачился старик. — А почему бы и нет… Я запущу слух, что прибыл знаменитый прознатчик из… скажем, из Переполья. Тогда потерпевшие сами прибегут. И даже заплатят. А я на всякий случай добуду тебе лицензию на сыск, потому что могут поинтересоваться наличием. Есть некие связи… Да не смотри на меня так, все законно. Ну… словом, не подкопаешься.

— Хорошо. Мэтр Влахий, а что вы там говорили про купцов? Очень уж неудобно в подштанниках и броне разгуливать.

— И мне, — поддакнула Франка и после паузы добавила: — Кое-чего… нужно…

Купцов, а вернее — лавочников, долго ждать не пришлось, они уже дожидались за дверью. И сразу до предела захламили гостиную своими товарами. А затем Франка наглядно показала, что значит в ее интерпретации понятие «кое-чего». Лавочники с ног сбились, даже посылали два раза приказчиков за новыми нарядами, а мэтр Влахий успел исчезнуть и появиться назад с лицензией на сыск, выданной на имя Горана Ольградского из Переполья.

Оказывается, вся частная деятельность в Серединных землях строго регламентировалась властями. Даже попрошайничать запрещалось без правильно оформленного документа. Так же строго следили за чародеями — творить чародейство без диплома и членства в одной из Лиг являлось серьезным преступлением. Правда, подобное случалось чрезвычайно редко, так как владеющих Силой было очень мало, а всех одаренных специальные комиссии отбирали еще в детстве. Поэтому на незаконном чародействе попадались в основном редкие недоучки из Академий, или изгнанные за какие-то провинности из Лиг. Кстати, на десять владеющих Силой женского пола приходился всего один мужского, и чем подобное соотношение было вызвано, никто не знал. Но, как сообщил Влахий, чародейки имели на этот счет свое мнение, весьма нелестное для мужчин.

— Вот… — пред нами явилась Франка, изобразив весьма эффектную позу. Впрочем, и сама она выглядела эффектно, если не сказать больше.

Я уже заметил, что гнома питает слабость к алым оттенкам. Вот и сейчас она не изменила своим вкусам. Длинная, почти до пят шуба из какого-то зверя с искристым серебристым мехом, крытая узорчатой парчой бордового цвета, алые сафьяновые высокие сапожки и меховой обширный берет с пучком шикарных перьев, под который она убрала все волосы.

— Панна Франтя, вы меня сразили наповал! — мэтр Борбан даже на одно колено бухнулся пред своей бывшей ученицей.

— Ничего так… — я выразился гораздо проще, вызвав на лице у гномы недовольную гримаску.

Хотел еще поинтересоваться, как она в таком виде будет со мной розыском падчерицы заниматься, но удержался, подозревая, что испорчу Франте настроение. Правда успел приметить, что она все же приобрела другие наряды, гораздо более удобные для путешествий и прочих веселых забав. А вообще, я ее собираюсь оставить в борделе, чтобы под ногами не мешалась. Если, конечно, получится.

А когда пришел черед мне экипироваться, поступил очень просто, выбрав одежду, подобную той, что на Влахии, наотрез отказавшись примерять новомодный румийский костюм из суконных колготок и куцего камзольчика с пузырчатыми разрезными рукавами. Что-то подобное я припоминаю: кажется, в моем мире так одевались… рыцари, что ли? Толком не помню, да и все равно. Старый мир давно в прошлом, из него мне ничего не надо; конечно, кроме умения обращаться с оружием. И все. Остальное лишнее.

Так что остановился на свободных портах, высоких сафьяновых сапогах, паре рубашек, замшевом камзоле и кафтане до колен, подбитом стриженым волчьим мехом. Удобный, легкий и главное — на него отлично садилась броня. Ну и, конечно, кушак с бобровой шапкой. В итоге получилось весьма прилично: не кричаще, хотя и дорого. Но, как оказалось, собиралась платить за все Франка. Гнома, помимо своей шкатулки с драгоценностями, успела прихватить увесистый кошель с серебром. Хоть убей — не пойму, где она его прятала.

Далее последовала сцена торговли, в которой гнома виртуозно уложила обоих лавочников на лопатки, проявив впечатляющие прижимистость и склочность. А после того как торгаши убрались восвояси, мы обговорили кое-что, и отправились в Сыскной приказ. А от Франки мы все же отделались, хотя пришлось выдержать небольшой скандал. Гнома устроила истерику, желая внести свою посильную лепту в поиски падчерицы, но в конце концов сдалась и занялась своим внешним видом, благо ей в помощь выделили сразу трех помощниц из числа питомиц борделя.

Карета не карета, сани не сани… в общем, коробчонка на полозьях уже дожидалась нас у парадного входа в бордель. Всю дорогу я глазел в окошко — интересно ведь. И достаточно быстро разочаровался. По сравнению с ославскими поселениями, Добренец явно проигрывал. И это даже с учетом, что он был едва ли не самым богатым городом Севера.

Страшная теснота, многоэтажные дома нависают над узенькими улочками, вонь, грязь, целые толпы попрошаек, ор и гам, словом — раннее средневековье во плоти. Однако когда торговые и жилые кварталы закончились, внешний вид города поправился. Стало гораздо чище, появились даже мощеные улицы.

Насколько я понял, административный квартал являлся своеобразным городом в городе, или даже крепостью в крепости. Такой впечатляющей крепостью, с высокими каменными стенами, квадратными мощными башнями и даже рвом. Представляю, какие стены у самого города…

Здесь же находилась резиденция наместника Великого князя Жмудии и градоначальника. Еще Влахий рассказал, что Добренец носит статус свободного торгового города и порта, являясь прямым вассалом короны Жмудии на привилегированных условиях. Не самого князя, а именно короны. Что все это значит, я так и не понял, но пойму; если, конечно, пожелаю, что весьма сомнительно.

Нас беспрепятственно пропустили в крепостные ворота, здоровенные ратники, сплошь затянутые в кольчуги с бляшками, даже взяли на караул. Попетляв по улочкам, возок остановился у неприметного здания со скромным крыльцом. Возле него стояла еще одна кибитка, видом гораздо богаче, чем наша, о шести могучих рысаках и с гербом города, на котором вставший на дыбы красный медведь держал в лапах серебряную парусную галеру.

— Градоначальник, Исидор Бухт, — шепнул мэтр Влахий. — Вставляет этим… Посидим пока…

Очень быстро стало ясно, кому и что там вставляют. На крыльцо вылетел могучий краснорожий толстяк, немного смешно выглядевший в румийских колготках и опушенных башмаках с загнутыми носами.

— Зарублю сволочных сволочей!!! — басом ревел Бухт. — Своими руками… — градоначальник схватился за пояс, но, не обнаружив на нем никакого оружия, плюнул и погрозил кулаком плюгавому мужичку в черных одеждах, цвет которых отлично оттенял длинный горбатый нос, кардинально бордового цвета.

— Не извольте беспокоиться, ваше высокобоярство… — лепетал носатый. — Сыщем, вот ей-ей, сыщем…

С крыльца, помимо стражников, за сценой наблюдали несколько колоритных персонажей. Огромный пухлый мужик с удивительно добродушной мордой, одетый в белый балахон с капюшоном, украшенный красным кругом с вписанным в него странным символом, напоминающим дерево с тремя ветками. Он, посматривая на словесную экзекуцию, ласково и благостно улыбался, быстро перебирая в руках четки. Рядом с ним застыл длинный и тощий усач в круглых очках. Этот не улыбался, а досадливо кусал ус, выказывая всем своим видом явное раздражение и нетерпение.

— Предстоятель Белого Синода при Добренце, прелат Акакий, — немедленно представил Влахий персонажей, — и воевода Тайного приказа Бодян Доцик. А сношают Косия Поция, воеводу Сыскного приказа.

Тем временем экзекуция уже заканчивалась. Видимо, градоначальник исчерпал запас бранных слов.

— Да ты знаешь… — Бухт вздернул к небу ручищи. — Ты знаешь… Короче, если в течение трех дней эту хренову румийку вы не найдете, пеняйте на себя. Меня, конечно, вздернут, но первыми в петлю полезете вы. Я все сказал… — Бухт опять плюнул, метко попав на башмак носатому, залез в возок и под вопли зверовидных гайдуков, погоняющих лошадей, умчался с площади.

— Куда тебе… — скептически скривился мэтр Влахий. — Бодя и Кося уже трех градоначальников пересидели, и тебя пересидят. Ну да ладно. Идем, кажется, лишние уже рассосались.

Суровые латники в шлемах, похожих на тарелку, окинули меня подозрительным взглядом, но пропустили без слов, а на Влахия даже не глянули — похоже, они вообще считали его за своего. Длинный запутанный коридор, лестница на второй этаж, опять стражники, неприметная дверь — и мы попали в кабинет Косия Поция, воеводы Сыскного приказа, того самого носатого мужичка. Здесь же оказался и воевода Тайного приказа Бодян Доцик, соответственно высокий тощий мужик в очках. Воеводы с мрачными мордами сидели друг против друга за большим столом и молчали.

— Становой боярин Влахий Борбан с гостем, значица… — проблеял наш провожатый, молоденький прыщавый служка в измазанной мелом черной курточке и, повинуясь взгляду Поция, испарился из кабинета с нереальной скоростью.

— Дозвольте отрекомендовать, — Влахий ловко щелкнул каблуками. — Боярыня Франка Додон из Рудомышля милостиво согласилась, — продолжил витийствовать Влахий, — оторвать прознатчика Горана из Переполья, от хранительства ее драгоценного тела в пользу града Добренца, ежели оный Горан сему не будет противиться, узнав обстоятельства предстоящей службы. Вельми рекомендую…

Я мысленно усмехнулся, услышав наши титулы. Естественно, Франка никакой боярыней не была, вообще сей титул у хафлингов отсутствует как таковой, а общественную значимость у них определяет очень сложная система положения семей относительно основной ветви Древа рода. Но Влахий настоял, объяснив необходимостью отразить важность, а Франка особенно не противилась. Скажем так, совсем не противилась.

А вот слово «прознатчик» меня как-то царапнуло, даже не знаю почему, хотя в Серединных землях так именовали людей, за вознаграждение помогающих властям раскрывать различного рода преступления и разыскивать преступников. Кстати, вполне уважаемая профессия, со своей гильдией, и, как успел просветить меня Влахий, со своей незыблемой этикой. К примеру, они работали исключительно по криминалу, причем всегда задорого, никогда не соглашаясь разыскивать разного рода бунтовщиков или работать на Белый Синод, за что нещадно демонизировались последним. Но занятие хранительством тела, то есть работа телохранителем, прознатчикам правилами не воспрещалась.

— Передай ей нашу великую благодарность, — воеводы в четыре глаза меня пристально рассматривали.

— Передам, конечно. А мне анисовой, манерочку, — по-хозяйски скомандовал Влахий и примостил седалище на диванчик. — Ибо сами знаете…

Поций брякнул в колокольчик, немедленно в проеме двери вырос тот самый служка в запачканной курточке.

— Анисовой, — продублировал Поций служке. — Штоф с прибором на троих, и буженинкой с соленьями озаботься. А-арш!

Доцик, тот, что Бодян, показал мне на кресло возле своего стола.

— Я так понял, прознатчик, ты уже в курсе наших дел? — воевода внимательно на меня посмотрел. Несмотря на его простоватый вид, выглядел он достаточно серьезным человеком. А если учесть характеристику Влахия, к тому же чрезвычайно хитрым. И исходя из этих данных — еще и опасным.

— Частично, — не стал я отказываться.

Доцик прищурился:

— Будешь работать? За разбирательство по румийке город дает полсотни цехинов. Ежели живую отыщешь — еще сотню. За нупийку — двадцать, но ее папаша объявил награду в сто больших курушей, что составит еще триста цехинов. Это тоже за живую, конечно. За дочурку аптекаря — двадцать. Разбогатеешь, прознатчик: когда еще такой шанс выпадет!

— Мне надо знать обстоятельства дела. Все. И помощь.

— Устроим, — с готовностью кивнул воевода. — А еще, на время работы положим тебе плату — два цехина в день, и издержки покроем. Ну, соглашайся! Сейчас разрешение и выпишем. Карп, мать твою, неси бланки!

Дверь неожиданно с грохотом распахнулась, но вместо Карпа в кабинете появилась высокая стройная женщина в длинном фиолетовом бархатном плаще с пелериной, подбитом белым мехом. Судя по раскосым большим глазам, в ней было намешано немало алвской крови. Женщина окинула кабинет внимательным взглядом, на мгновение остановила его на мне, и заявила приятным грудным голосом:

— Ну что, есть две новости: неплохая и совсем гадская. С какой начинать?

Глава 21

«…сие мерзостное чародейство и трясение земли, оным вызванное, до неузнавания изменили облик Дромадара. Река Малинка, и до сего изобильная топкими берегами, изменила свое русло, превратившись в обширные топи, покрывшие всю волость. А сии топи заполонили нечисть всякая и прочие необъяснимые мерзости, не иначе вызванные черным чародейством. И окружили оную волость, ныне рекомую Дромадарскими топями, — заставами, засеками и иными множественными укреплениями, дабы препятствовать проходу туда неразумным человекам, а також распространению из оной всяческой нечисти…»

(Преподобный Феофан Костопольский. «К вопросу сечи при Дромадаре»)

Серединные земли. г. Добренец. Сыскной приказ.

26 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Час пополудни

— Так с какой начинать? — слегка насмешливо повторила гостья. Появившийся за ее спиной служка, груженый подносами, едва не шарахнулся в сторону, но справился и, проскользнув бочком в кабинет, спешно принялся сервировать стол. Опасливо на нее косясь. Как на ядовитую змею.

— А с какой хочешь, ваше чародейство… — буркнул Доцик. Взгляд, которым он наградил гостью, явно нельзя было назвать приязненным.

— Ваше высокое чародейство… — небрежно напомнила женщина.

— Да будя вам, — миролюбиво поднял руки второй воевода. — Как-никак одно дело делаем… Проходи Алисия, хряпни с нами по песярику с устатку. Чай, уже второй день на ногах.

— Это можно, — неожиданно быстро согласилась чародейка и, скинув плащ оторопевшему служке, протопала каблучками к креслу, при этом по-приятельски кивнув Влахию. — А ты, старый развратник, с каких забот здесь?

— Аля, Аля… — сокрушенно запричитал Влахий, пряча улыбающиеся глаза. — Ну как ты обращаешься со своим старым учителем? А раньше, помню, была такая миленькая, вежливая девчушка…

— Ну ладно, ладно, мэтр Борбан… — смягчилась лицом Алисия и клюнула губами в лысину Влахия. — Не обижайся, устала я. Срываюсь.

— Прознатчика он привел, — показал на меня своим носом Поций. — Как нельзя кстати. Так что там за новости?

— Прознатчика? — удивленно протянула чародейка, опять кольнув меня взглядом. — Интересно как… первый раз одного из них вижу…

— Новости! — с нетерпением рыкнул Доцик. — Ты говорила…

Чародейка неспешно выбрала себе кусочек ветчины и подняла на Бодяна глаза:

— Кесарь выдвинул ультиматум Жмудии: ежели румийку в недельный срок не найдут, будет война. Вроде как румийские легионы уже выдвинулись к границе. Что из этого следует, понимаете сами.

— Сего и следовало ожидать, — угрюмо сказал Поций. — Я вообще склонен думать о спланированной провокации. Что у тебя еще?

— Разбойников, пограбивших нупийского купца, обнаружили и загнали в Столетову пущу. Синодские латники и наши пограничные егеря окружили их и ждут команду.

— Это уже лучше. Вот только я никакой связи нупийки с румийский девкой не вижу, — буркнул Доцик.

— Я вижу.

Глаза присутствующих в кабинете синхронно сошлись на мне, хотя еще секунду назад попросту игнорировали.

— Вроде как все девицами были?

— Положим… — медленно сказал Доцик. — Но это…

— Возраст какой?

Воевода заглянул в кожаную папку, лежавшую на столе:

— По семнадцать годочков каждой. Но…

— А точнее?

— Румийка народилась… гм… восьмого Зимобора… нупийка — того же числа, но… — воевода поморщился и заорал: — Карп, что означает Джумад, мать твою!

— Зимобор… — немедленно раздалось за дверью.

— Ага; а Орыська… а вот хрен его знает. Нет сведений… — с досадой буркнул Доцик.

— Думаю, она тоже, — вдруг высказалась чародейка. — Прознатчик прав…

— Вот же!.. — коротко выругался Поций. — А мои прохлопали!.. Ну что же, это меняет все дело…

А я размышлял над тем, что, судя по всему, Петунья родилась тоже в это время. Слишком уж явные совпадения. Но для чего могли понадобиться девушки, родившиеся в один год и в один день, да еще и девственницы? Даже не догадываюсь, хотя явно не для того, чтобы хороводы с ним водить. Но хоть четкий след появился.

— Вашества… — в кабинет заполошно влетел служка. — Значица, докладываю: нищий Борух, ночуя в катакомбах, час назад случайно увидел трех лиц мужеского полу в черных плащах и неведомое существо с ними. Сие существо со слов оного Баруха опознали как обра чешуйчатого. Существо несло на плече тело женского полу с волосами рыжего колеру и в одной рубашонке. Оный Барух, оставшись незамеченным, сразу выбрался из катакомб и доложился, рассчитывая на вознаграждение.

— Это Орыська! — Поций довольно хлопнул рукой по столу. — Карп, дай команду перекрыть все известные входы и выходы из подземелья. Наглухо, и за городом тоже все щели законопатить. И прикажи стражникам приготовиться к спуску. Пусть возьмут с собой необходимое. Кто у нас там лучше всех знает эти норы? Опять Барух? Хорошо, только за этим прохиндеем нужен глаз да глаз. Да… и пообещайте ему пару монет.

— Кто пойдет вниз? — спросил Доцик у него. — Я — в Столетову пущу. Да и ты там не помешаешь. Надо сделать так, чтобы пленные, если таковые случатся, не попали в руки к Синоду. Алиса, сделай милость. Будем тебе обязаны. Просить чародеев у Лиги — больно долго выйдет. Опять же, нелюди — это твоя парафия.

— Ладно, я спущусь, если больше некому… Только соберусь, — недовольно буркнула чародейка и в упор посмотрела на меня своими огромными глазами. — И прознатчика с собой возьму. Пойдешь со мной, прознатчик?

— Пойду.

— А можно и я с вами? — неожиданно напросился мэтр Борбан. — Ей-ей, старый Влахий дела не испортит.

Никто ему не возразил, и через час мы уже стояли возле небольшого провала под городской стеной, из которого стражники выгоняли тумаками толпу оборванцев. Чародейка успела по пути заскочить переодеться и прихватила небольшую, но тяжелую сумку, которая сейчас висела у нее через плечо. Ну а мы с Влахием Борбаном остались такими же нарядными. Слава богам, я с самого начала взял с собой свой меч и засунул сзади за кушак клевец, а то бы пришлось заимствовать какое-нибудь оружие на стороне. И вообще, вот как-то мне не нравится перспектива шнырять по подземельям… Но никуда не денешься, этот след может привести к Петунье. А это главное.

— Держи, прознатчик… — меня осторожно тронул за руку десятник стражников и протянул сверток. — Ты нарядный лепень-то сними, а в енто вот обрядись. Способней будет.

В свертке оказался потертый кожаный плащ с капюшоном, высокие, почти до паха мягкие сапоги и перчатки с длинными крагами. Влахий получил такой же комплект и сразу стал похож на пастуха. Стражники уже были экипированы подобным образом, к тому же оставили наверху свои алебарды, вооружившись очень короткими толстыми копьями и мечами. А помимо этого, веревками, кирками с лопатами и связками факелов. Сразу стало видно, что они спускаются в катакомбы не первый раз.

— Веди… — десятник подтолкнул черного от грязи мужичонку в живописных лохмотьях. — Веди туда, где видел, и смотри у меня…

— Дык, а заплатит мне кто? Знаю я вас… — угрюмо буркнул нищий, но наткнулся на взгляд чародейки и торопливо зашагал вниз.

— Камень здесь добывали, — сообщил мне Влахий, стараясь не отстать. — С незапамятных времен. Дырок понаделали столько, что никто не знает точного плана. Поговаривают, что по ходам можно выйти аж к Созельцу, а это полсотни верст, не меньше.

— Весело…

Тем временем мы уже спустились под землю. Совершенно неожиданно стало гораздо теплее, чем на поверхности, и очень сухо. Факелы стражников хорошо освещали дорогу, так что путешествие можно даже назвать комфортным. Если бы, конечно, не вонь. Нищие Добренца устроили себе в этом туннеле обиталище, превратив коридор в настоящую помойку, и запах стоял соответствующий. Несколько полуразложившихся трупов в боковых ответвлениях добавляли свое амбре в общий аромат. Впрочем, я быстро обвыкся, и особого дискомфорта не чувствовал.

Нищий Борух шагал впереди под присмотром двух стражников, за ними топали Алисия и я с Влахием. Замыкали процессию десятник городской стражи Козима и еще семеро его людей.

— Долго еще? — раздраженно спросила Алисия у нищего, прикрывая нос кружевным платочком.

— Дык с полверсты, — с готовностью ответил Барух. В отличие от чародейки, жуткой вонью в подземелье он никак не был обеспокоен. — Быстренько дойдем, тутой надо будет спуститься, перейти в другой коридор, а вот тамой свихнуть в другую сторону. И маленько петлянуть. Не сумлевайся, вашество, доведу в лучшем виде,

— Кто она?.. — шепнул я Влахию.

— Алисия Филомела Горотелия; наполовину алвка, наполовину жмудинка, — с гордостью сообщил старик. — Я преподавал ей в Академии. Неимоверно талантливая девица. Сейчас занимает чин главного чародея при Князевых приказах. Сама напросилась на службу, хотя могла безбедно жить при Лиге Белого Света, составляя чародейские декокты для богатеньких боярынь или пробавляясь выгодными подрядами от города. Но строптива… просто страсть. Характер — как у…

— Я все слышу, мэтр профессор, — спокойно заметила Алисия, не поворачивая головы. — И кое-кто, прямо сейчас, проверит на себе мой характер.

— Молчу, моя курочка, молчу… — Влахий подмигнул мне и замолчал.

Я попробовал сосредоточиться на округлых, обтянутых лосинами ягодицах чародейки, но не смог, окружающая обстановка никак не способствовала созерцанию прекрасного. Запах падали сменился кислым запахом плесени и пыли, на потолке и стенах стали встречаться фосфоресцирующие грибы, сочащиеся мерзкой зеленой слизью. Отблески факелов выхватывали из темноты груды человеческих костей. Черепа, берцовые кости, позвонки, почти целые костяки. выбеленные временем, потрескавшиеся, со следами чьих-то зубов. Все чаще стало казаться, что из темноты на нас смотрят чьи-то глаза. Рука невольно легла на рукоять меча, но стражники вели себя очень спокойно и деловито, что немного сглаживало нервное напряжение.

— Фу… мерзость! — вдруг взвизгнула Алисия и прыгнула в сторону. С ее пальцев сорвалась ослепительная молния и ударила куда-то в угол, сплошь заплетенный плотной паутиной.

— Не опасный, ваше высокое чародейство… — один из стражников наколол на копье маленькое мохнатое тельце, судорожно подергивающее множеством суставчатых лап. — Мохнатик, кроха еще…

— Убери… — зло буркнула чародейка, видимо, стыдясь своего страха, и сразу же сорвалась на Барухе: — Ну?! Где место? Куда ты нас завел? На дыбу захотел?

— Дык… дык… — нищий в ужасе шарахнулся в сторону. — Дык, погосты пройдем — и на месте. Скоро…

— Город Добренец еще называют «городом на костях», — академическим тоном просветил меня Влахий. — Сектанты-нисарианцы, последователи лжепророка Нисара, веками сносили в катакомбы своих мертых, а после того как время освобождало их от плоти, складывали кости в погребальные ниши.

Действительно, через некоторое время мы стали проходить высеченные в сплошном каменном массиве большие залы с вырубленными в стенах нишами, плотно забитыми костями. Сотни тысяч костей, тщательно отсортированных по размеру и виду, удивительно доходчиво напоминали о бренности всего живого. В залах царил полный порядок: очевидно, до сих пор кто-то следил за этим; я даже приметил на полу следы от веника и свежую гарь от факела на потолке. Странно. А не наш ли проводник на погостах хозяйничает? Получается, эти самые последователи лжепророка до сих пор не перевелись в Добренце. Хм… прямо расследование провел: вжился в роль прознатчика… Синоду эти сведения, скорее всего, очень пригодились бы. Ну а мне что с этого? А ничего; значит, идет Синод лесом.

— Вот… — Барух наконец остановился на перекрестке, от которого в разные стороны шли несколько ходов. — В том ходе, видал я их. Шли оттудой вниз, мабыть к реке.

— Что ты здесь делал? — спокойным, но зловещим тоном задала вопрос Алисия.

— Ну… дык… — замялся нищий. — Гулял, мабыть…

— Откуда они могли идти? — вмешался я, резонно подозревая, что нищего сейчас будут несколько невежливо допрашивать.

Чародейка недовольно сверкнула взглядом, но меня не прервала.

— С нижнего району, — облегченно зачастил Барух. — С нижнего, альбо с рыбного рынка. Тама входы есть.

— И куда?

— А вот сего не знаю, боярин… — энергично замотал головой нищий. — Тама внизу у реки, такие турусы, што стал-быть, заплутать и сгинуть запросто можно. Не заходил я туда ни в жисть. Да нихто из наших не заходил. А хто заходил, уже не возвертался…

— Гиблые там места, — покачал головой десятник, — странно, что они туда пошли.

— А портал? Можно здесь открыть портал? — поинтересовался я у Алисии.

— Нет, — отрезала чародейка.

— Гранит; каменоломни вырублены в граните, — добавил Влахий. — Он отражает флуктуации. А с другой стороны, они могли идти туда, где можно открыть портал или…

— Тихо! — властно прикрикнула на нас Алисия, присела на корточки и стала копаться в своей сумке.

— Что «или»?.. — шепотом спросил я Влахия.

— Или шли к природному перекрестку флуктуаций, так называемому естественному порталу, — пояснил старый чародей. — Из такого можно попасть только в определенное место, но на него не влияют никакие помехи, достаточно всего лишь активировать. Да… и еще: такие порталы работают только в определенное время. Так что нам может повезти.

Чародейка тем временем капнула из маленького флакончика на каменный пол, положила на него несколько черных кристаллов и еще что-то совсем непонятное.

— Пробует активировать чары поиска… — едва успел сообщить Влахий, как Алисия пропела какое-то заклинание, затем быстро коснулась камня небольшой палочкой. Раздался резкий звон и… И на полу медленно проступили фосфоресцирующие следы, ведущие в глубь коридора. Следы обычных человеческих сапог и еще кого-то, обладающего громадными разлапистыми босыми ступнями.

Нищий вдруг сдавленно хрюкнул, ловко увернулся от десятника и припустил по коридору. Но пробежал он недалеко: чародейка, не оборачиваясь, взмахнула рукой, и Барух, как стреноженный, рухнул на пол. Стражники, весло хохотнув, пнули его несколько раз и за ворот подтащили к Алисии.

— Как далеко ты можешь провести? — женщина небрежно взмахнула своей палочкой, оставившей в воздухе светящийся след, и ткнула ей в нищего. Барух тут же испустил утробный вой и скрутился в жестоких конвульсиях. В коридоре мерзко запахло мочой.

— Еще раз повторить? — Алисия нацелилась палочкой Баруху в пах.

— Д-до… р-речки… — жутко клацая зубами, еле выдавил из себя нищий, с диким ужасом смотря на чародейку. — И д-до к-капища…

— Вяжи ему руки, — коротко скомандовал десятник Козима. — И на поводок шельму. Тока эта… ваше высокочародейство… факелов у нас уже в обрез… и эта… можить, допомогу кликнуть…

— Не нойте, — буркнула Алисия. — Закончим — получите по паре цехинов каждый, а тебя, Козима, представлю на урядника.

— Я добавлю еще по два от себя, да бочонок румийского сладкого, — Влахий хлопнул Козиму по плечу. — Не робей, служивые, мигом обернемся.

А я просто промолчал. Слово «капище» вызывает у меня не совсем положительные воспоминания. Скажем даже, отвратительные воспоминания. И соответствующие предчувствия.

— Дык… — усатая физиономия десятника расплылась в широкой улыбке. — Мы ж не за мзду… но как скажет ваше высокочародейство. Живее, робяты, обтяпаем дельце — и разговеемся. Шевелись, шевелись, желудки!

«Робяты» довольно загомонили, выстроились в прежнем порядке, и мы двинулись дальше…

Глава 22

«…обры, в иных местах именуемые ограми, а також ордолобами — суть зверолюди, обличием, а також прямоходнением на человеков похожие. Иные исследователи наделяют оных разумом, и я сие отрицать не буду, однако ж замечу — разум огров имеет свои пределы, весьма невеликие. Для человеков обры вельми опасны, ибо сложением мощные и лютый нрав имеют. Однако ж обры-полевики из предгорий Драконовых Ступеней, приручаемые хафлингами как помощники в горном деле, менее склонны к насилию, чем обры-чешуйчатники и грязевики. Пример сему есть обр Филимон, многия годы служивший полотером на факультете монстрологии университета Града Великого и за свои заслуги помещенный после кончины в музей в виде чучела…»

(Преподобный Эдельберт Великоградский. «Бестиарий и описание рас Мира Упорядоченного»)

Серединные земли. г. Добренец. Старые каменоломни.

26 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Вечер

— Гляньте, вашество… — стражник ткнул факелом под ноги. — Тут ктой-то крысюка пришиб…

— В сторону! — Алисия сделала шаг вперед и склонилась над телом.

Я тоже присмотрелся, но никакого крысюка, по крайней мере, каким он рисовался в моем воображении, не увидел. Вместо него в луже запекшейся черной крови лежало тело человекообразного существа среднего размера, покрытого густой шерстью, сбившейся в колтуны. Голову «крысюка» кто-то расплющил в лепешку, в буквальном смысле вбив в каменный пол. Помимо головы у тела отсутствовала задняя нога, с корнем выдранная из таза.

— Некая мутация крысы, причем не чародейского характера… — со знанием дела прокомментировал Влахий. — Так… способность к прямохождению весьма вероятна, следовательно, уже можно причислять к зверолюдям, плотоядный… — старик толкнул носком сапога остатки длинной челюсти с мощными тупыми клыками, — ага… скорее всего, падальщик… А где нога… никто не видит вторую ногу?

— Ее забрал с собой обр, перекусить на ходу. Он же его и прибил… — уверенно заявила Алисия. — А этот крыс… — она опять склонилась над следами и спешно полезла в сумку, — этот крыс по собственной глупости напал на одного из людей. И даже немного подранил его…

— Моя школа диагностики! — с гордостью заявил Влахий. — Из этого следует, что надо…

— Уже, мэтр профессор… — Алисия собрала ватным комочком немного крови и спрятала его в бутылочку. — Уже. Итак, они опережают нас едва ли на пару часов. Пните эту сволочь, пусть ведет дальше.

Немедленно прозвучал звук глухого удара и стон умирающего человека, виртуозно исполненный Барухом. Но несколько более страдальческий, чем требовала ситуация. Однако второй пинок помог ему передумать умирать, и нищий исправно повел нас по коридорам. Не знаю, как он угадывал дорогу — сам я уже давно запутался в хитросплетениях коридоров, но через некоторое время под ногами захлюпала вода, а проводник угрюмо сообщил, что мы уже почти пришли.

Стал слышен мерный гул, а воздух, казалось, состоял из одной воды. Еще несколько шагов — и мы увидели реку. Подземную реку. Здесь факелы оказались уже не к чему: потолок пещеры покрывали сплошным ковром фосфоресцирующие лишайники, освещавшие мертвенно-бледным светом бешеный поток, несущийся по широкому каналу и с ревом падающий в зияющий провал, исчезая в недрах земли. На рукотворное происхождения канала намекали несколько узких каменных мостиков, перечеркивающих реку. Не знаю, кто и зачем построил это сооружение, но люди проделали воистину циклопическую работу. Впрочем, насколько я припоминаю прошлое своего прежнего мира, древние всегда были склонны к излишней грандиозности в проектах.

Энтузиазм стражников уже успел несколько померкнуть, однако Козима несколькими замысловатыми ругательствами быстро восстановил порядок. Так что мы благополучно переправились через поток, правда, пережив при этом несколько жутких моментов и вымокнув до нитки.

Амулет Малены неожиданно дернулся, как всегда, сигнализируя о какой-то особенной пакости, и стал мерно нагреваться. Недолго думая, я потащил из ножен меч. Ну а что? Рогатины у меня все равно с собой нет.

Поворот, еще один, узкий коридор — и мы оказались в большом, идеально круглом помещении, освещенном тусклым светом нескольких костров, разведенных в каменных чашах.

Сразу поразило сходство ощущений, практически идентичных с теми, которые я испытал в каирне на Островах. Та же непонятная тяжесть, обрушившаяся на сознание, чувство чужой злобы, стиснувшей сердце, и ощущение утекающей жизненной силы.

Я невольно потряс головой и уставился на полуразрушенных идолов, каменные ряды саркофагов по периметру стен, едва различимые обсыпавшиеся фрески, и…

И черные!

Картинка намертво зафиксировалась в памяти. Фигуры в черных плащах стоят к нам спиной: двое протягивают руки к каменным столбам в середине помещения, а третий находится чуть поодаль, возле громадного существа, с головы до ног покрытого зеленоватыми пластинками чешуи. Чудовище держит в руках безвольно обвисшее тело девушки с ярко-рыжими волосами…

В следующее мгновение произошло сразу несколько событий. Черные резко обернулись, между столбами с треском и звоном раскрылось серебристое покрывало портала, а чудовище, передав девушку стоявшему рядом с ним чародею, с глухим рычанием потянуло из-за спины здоровенный молот.

А я… я ничего не успел сделать, потому что меня оттолкнула в сторону Алисия, на бегу вскидывая руку со своей палочкой и что-то выкрикивая пронзительным голосом.

Проскочившая по залу со зловещим шипением ядовито-зеленая молния в буквальном смысле разодрала на клочки стоящих у столбов черных, расшвыряв их дымящиеся останки по залу, а третий чародей, закинув на плечо девушку, заметно прихрамывая на левую ногу, кинулся к порталу, но перед ним обернулся и тоже бросил заклинание.

Что случилось дальше, я уже не увидел, так как ринулся в сторону, споткнулся о камень и кубарем полетел на пол, со всего маху врезавшись в колонну и едва не потеряв сознание при этом.

— Твою же кикимору в печенку!.. — я отчаянно забарахтался, скидывая с себя глыбы камня, вскочил и увидел, как Влахий тащит бесчувственную Алисию подальше от зеленого чудища, несущегося на солдат. Черного с Орысей уже нигде не было видно.

Стражники с воплями метнули в обра копья и ринулись вперед, пытаясь подрубить ноги гиганту, но тут же с грохотом полетели по сторонам, сметенные широким взмахом молота. На ногах остались всего двое, Козима и Петрик, самый молодой из них. Десятник кувырнулся в сторону, уходя от следующего удара, а Петрик потерял самообладание и заполошно побежал от огра, не замечая, что несется прямо в стену.

Не совсем понимая, зачем это делаю, но испытывая просто дикую ненависть к зеленому чудовищу, я подобрал кусок колонны, которую только что так успешно сокрушил, и метнул в гиганта, угодив ему прямо по широкому приплюснутому затылку. Заполнявшая сознание ярость выплеснулась в крике:

— Иди сюда, зеленая курва!

Обр, как раз собирающийся ударить по десятнику, резко развернулся и… улыбнулся. Да, эта тварь расщеперила в улыбке свою пасть, рассекающую морду от уха до уха.

— Я Дурр-рд!!! — проревел он, саданул себя лапищей по груди, а потом, перехватив оружие поудобнее, ринулся на меня.

Он двигался быстро, неожиданно быстро для такого громадного тела, но каким-то чудом я успел поднырнуть под молот и рубанул его по толстой ляжке. Сталь скрежетнула об чешую, брызнула темно-красная кровь, но гигант, будто и не почувствовав ничего, со всего размаху саданул по саркофагу, расколов вдребезги крышку. Я успел в полуобороте еще разок хлестнуть его сзади, но потом резво кинулся в сторону, так как хренов Дурд, разворачиваясь, широко махнул своим чудовищным оружием, едва не сделав из меня лепешку.

— Ага… течешь, лягва болотная… — я с радостью увидел, что оба раза попал — по ноге гиганта обильно стекала кровь, а на боку зияла рубленая рана.

Следующий удар чудовища снес один из столбов, между которыми дрожал портал. Грохнул взрыв, меня отшвырнуло в сторону, опять хорошенько приложив об очередную колонну. Жалобно звякнул о камни меч, вылетев из руки, а обр с ревом и грохотом сел на задницу, очумело мотая башкой.

Я попытался представить себе какую-нибудь молнию, хотя бы сгусток огня или ледяную стрелу, чтобы швырнуть в гиганта, но с ужасом почувствовал, что ничего не получается. Рука нащупала рукоятку клевца, чудом не вылетевшего из-под кушака…

Дурд, глухо порыкивая, пытался встать, опираясь на молот и не спуская с меня глаз с белесыми как у вареной рыбы зрачками.

— Ах ты, гребаная скотыняка! Падла!!! — неожиданно на обра кинулись с разных сторон Козима и Петрик. Парень, неумело размахнувшись, рубанул его по морде мечом и сразу же с лязгом улетел в сторону, сметенный взмахом лапищи.

Десятнику повезло немного больше: он ткнул гиганта в шею, даже увернулся от ответного удара, но поскользнулся на камнях, и растянулся прямо перед чудовищем. Дурд обрадованно заревел и занес кулак…

Дальнейшие события происходили как при замедленном повторе. Я кинулся на встающего обра и взвился в прыжке, целясь ему в голову. Клюв оружия неожиданно вытянулся, став длиннее раза в два, раскалился добела, а потом с хлюпом вонзился в темя гиганту, войдя как в масло до самого обуха.

Разъяренный рев обра мгновенно прервался, чудовище судорожно дернулось, вырывая у меня клевец из рук, и медленно повалилось на бок.

Я живо отскочил в сторону, но Дурд не шевелился, распластавшись громадной тушей на каменном полу. Еще не веря своим глазам, легонечко толкнул его ногой, а потом, уже осмелев, пнул посильнее и выдрал чекан из черепа. И невольно покрутил его в руках. Клюв оружия стал прежней длины, однако на остывающем металле все еще шипели капельки крови, застывая черной патиной на гранях.

— Руны? Ну да… — я наконец заметил, как рунная вязь на клюве постепенно затухает. — Спасибо тебе, мастер, за оружие.

— Боярин!!! Век за тебя молить Старших буду… — десятник, стоя на четвереньках, очумело мотал головой. — И детям своим накажу…

— Глянь, что там с твоими… — я оглянулся и едва разглядел в клубах медленно оседавшей пыли мэтра Влахия, хлопотавшего над Алисией. Уже собрался подбежать к ним, но резкий стук позади заставил развернуться и выругаться. — Мать твою…

Из саркофага пытался вылезти обмотанный бинтами иссохший в мумию мертвец. Еще грохот — слетела крышка уже с другого саркофага: тонкие пальцы, обтянутые черной кожей, схватились за каменный край усыпальницы. Еще…

— Спаси и сохрани… — жалобно пролепетал Козима и, лязгнув доспехом о камни, без чувств повалился на пол

— Спокойно… спокойно, Гор… — Мимо меня быстро прошел старый чародей и легонечко стукнул первую мумию открытой ладонью в лоб, покрытый свалявшимися седыми космами. Мертвец разом обмяк и, стуча костями, рухнул в свое посмертное обиталище. Влахий, не останавливаясь, проследовал к следующему, и там повторилась та же картина. Третье умертвие уже успело окончательно пробудиться, протянуло в сторону чародея руки с нереально длинными пальцами, увенчанными скрюченными когтями, но старик небрежно отмахнулся и, явно забавляясь, дал живому трупу подзатыльник, получив тот же итоговый результат, что и с первыми двумя. Правда, теперь череп отлетел в сторону, забавно подскакивая на каменных плитах, а само тело осело на каменный пол, рассыпавшись в сероватый прах.

— Все? Ага, теперь, значит, все… — Влахий покрутил головой и отвесил мне поклон. — Гор, друг мой, я поражен. Ты уделал зеленого громилу очень красиво. Скажу больше: прямо-таки виртуозно. Но, спрашивается, почему ты не использовал Силу? Бравада?

— А как я поражен, мэтр Борбан… — буркнул ему я, проигнорировав вопрос о своих чародейских умениях. — Вы вроде как…

— Пустое, мальчик мой, — прервал Влахий. — Не беспокойся об этом.

— Что с…

— С Алисией все хорошо, просто она из юношеского максимализма и некоторой неопытности в боевых практиках потратила очень много Силы. Правда, и ударила отменно. Уже приходит в себя. Парочка бокалов румийского красного, немного времени — и все будет в порядке.

Площадная брань засвидетельствовала, что Алисия действительно пришла в себя.

— М-мать… да помогите мне встать… гадские сволочные сволочи… кол им в задницу…

— Я же говорил! — улыбнулся Влахий. — А теперь, думаю, тебе стоит найти медальоны черных и отрубить башку обру. Как свидетельство победы. И пора уходить, все равно мы уже ничего сделать не можем.

— Не спешите, мэтр Борбан… — чародейка раздраженно оттолкнула его руку, встала и, пошатываясь, подошла к останкам чародеев. — Черные? Не верю. Но как?

Я молча подцепил кончиком меча окровавленный медальон чернокнижника и показал ей.

— Лига Чертога Ночи?

— Она самая, — подтвердил Влахий.

— Это все меняет… — задумчиво сказала Алисия. — Дело заберет себе Синод. И воспользуется им…

— Чтобы еще больше обложить Лиги, — продолжил за нее Влахий. — А заодно — устроить еще один поход на еретиков, отправив на костер сотни невинных людей.

Алисия оглянулась на десятника, помогающего встать Петрику, и зло сказала:

— Я ничего скрывать не буду. Даже без нас, сегодня же все станет известно в Синоде. А вообще, лучше всего спихнуть проблему. Пусть воеводы разбираются. Уходим. И мой совет, мэтр Борбан: я ничего не видела, но постарайтесь больше не использовать чары. Мне будет очень больно и неприятно видеть, как вы корчитесь на костре. И еще… что-то я не припомню это заклятие в академическом курсе ваших лекций, так что извольте поделиться им. Со мной, конечно.

— Это моя личная наработка… — старик сделал неприступное лицо. — Так что…

— Мэтр Борбан, неужели мне придется опуститься до банального шантажа? — Алисия мило улыбнулась.

Влахий немедленно отвесил шутовской поклон чародейке:

— Ну как я могу отказать своей любимой ученице? Хорошо, милая, хорошо…

Я слушал их краем уха и пытался найти в останках чародеев что-нибудь полезное. Медальоны, длинные узкие кинжалы, мешок с припасами… Краюха хлеба, кусочек сыра, фляга… совсем мало, на раз перекусить. Чернокнижники не чернокнижники, а кушать хотят все. Денег тоже нет, даже медяка. Получается, они не настраивались на долгое путешествие, и этот портал ведет прямо в их логово. Вернее, вел… Клятый громила… А если?..

— Мэтр Борбан, портал подлежит восстановлению?

— Вполне возможно. Но… — старый чародей скептически хмыкнул. — Я уверен, что на выходе гостей уже будет ждать ловушка. Так что даже не стоит пробовать.

— А узнать, куда он ведет?

— Нет, — в разговор вступила Алисия. — Только практическим путем. Но у нас есть кровь одного из черных. Если уцелел именно он, я могу попробовать выяснить его местонахождение. Все собрал? Тогда уходим… Голову зеленого урода не забудь. Получишь вознаграждение, прознатчик.

Голову обру оттяпал лично Петрик. Парень каким-то чудом уцелел, правда, практически оглох и едва мог передвигаться. Но башку рубил с остервенением. Кроме десятника и него, из стражников больше никто не выжил. Клятый Дурд одним ударом убил троих, остальных прикончил черный чародей, прежде чем прыгнуть в портал. Алисия, перед тем как потеряла сознание, успела сбить в сторону заклятие, но стражникам это уже не помогло.

По традиции подводя итоги, могу сказать, что миссия потерпела сокрушительный провал. Местонахождение черных по-прежнему неизвестно, очередная девчонка попала в руки к нехорошим людям, а приконченные чародеи и обр не могут послужить даже слабым утешением. И портал, который, теоретически, вел в логово черных, тоже накрылся медным тазом. Одно ясно: девы нужны для чего-то очень важного, причем живые, что вселяет некоторую надежду на успешные поиски. Вернее, дает время на поиски. С очень слабой вероятностью на их успех. Хотя… хотя я уже начинаю кое о чем догадываться. Только бы догадка оказалась правильной…

Ах да… нищий Барух остался живым и успешно вывел нас на поверхность. Гораздо более кратким путем. Но уже глубокой ночью. Воеводы еще не вернулись из Столетовой пущи, так что докладывать оказалось некому.

— Отвезти тебя домой, моя курочка? — поинтересовался Влахий у Алисии.

— Вы же сейчас будете пьянствовать? — устало спросила чародейка. — Так возьми меня в свой вертеп, мэтр Влахий. Срочно надо надраться, а одной не хочется. К тому же нам надо многое обговорить.

— Непременно! — обрадованно воскликнул старик, подмигнул мне и заорал кучеру: — Эй, Иванко, гони в бордель, да поживей.

Открыв дверь в номер, я узрел Франку в изящном пеньюаре, застывшую с угрюмым лицом за столом, уставленным яствами. Хафлингесса повернула голову на скрип двери, лицо вытянулось от удивления, она медленно встала и зло прошипела:

— Не верю своим глазам: Явдоха Блямберд, гребаная сучка, это ты?..

За спиной у меня изумленно выругались:

— Беременные кикиморы! Франтя Бруль, собственной персоной! Чтоб тебя мокряки зализали!

А еще через мгновение гнома и алвка, радостно вереща и подпрыгивая, принялись обниматься.

Влахий подтолкнул меня вперед:

— Проходи, Горан, не обращай внимания. В академии все знали, что таких заклятых врагов и одновременно таких неразлучных подружек, чем дева Блямберд и дева Бруль, на свете не существует и существовать не может.

— Ага… Явдоха и Франтя, Алисия и Франка. Что-то мне кажется — все женщины на свете одинаковые.

Влахий расхохотался:

— Ты только сейчас это понял? Бедолага…

Глава 23

«…к вопросу об истинных владеющих. Ежели упростить формулировку, сей редкий феномен заключается в способности владеющего черпать Силу непосредственно из Пределов без посреднических формул, и воспроизводить оную в осязаемое состояние силой воображения. Несомненно, сие есть благо, даденое богами, как и любая способность к владению Силой, однако ж благо сомнительное, ибо отдавая должное скорости и силе оперирования флюктуациями, владетель способен только к примитивным и грубым эмуляциям весьма ограниченного характера, причем эмулирование истинными владеющими прямо пропорционально силе заклятия приносит иссушение жизненных сил вплоть до полного…»

(Преподобный Анисим Краеградский. «Трактат о Материях Пределов»)

Серединные земли. г. Добренец. Резиденция предстоятеля Белого Синода.

27 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Утро

— Никого, — зло буркнул Доцик. — Никого взять живым не удалось. Главарь перерезал себе глотку, остальные приняли яд. Девки при них тоже не оказалось, но она была. Точно была. Разбойнички сняли с нупийки ожерелье и серьги, а ее отец их опознал. Зараза, успели кому-то передать… А что у вас?

Алисия молча положила на стол медальоны.

— Черные?! — воевода Поций выглядел так, будто воочию узрел восшествие Старших Сестер.

— Кх-х… — затаившийся в уголке кабинета служка в испачканной мелом курточке, а вернее — секретарь Сыскного приказа, Карп Подолий, осторожно кашлянул и пробубнил: — Согласно пятому параграфу «Уложения о Княжьих приказах», дела, связанные с ересями, не допускаются к расследованию светскими властями, а немедленно передаются Высокому Трибуналу Белого Синода. Так что…

— Видал? — воевода обернулся к Доцику. — Голова, однако; шишигу ему в невесты… Посему и быть. Не наша подсудность — не наши проблемы. Не нам и ответ держать. Карпуша, готовь дела к передаче. Алисия, ты успела доложить?..

Но закончить фразу Поций не успел.

— Да снизойдет на вас благодать Сестер, дети мои! — в кабинет вплыла обширная туша в белом балахоне. Предстоятель Белого Синода при Добренце прелат Акакий благостно улыбнулся и продолжил, укоризненно покачивая головой: — Ваше рвение приятственно, однако ереси мерзкие требуют святого вмешательства, ибо вельми злокозненны и склонны к обильному прорастанию в умах человеков.

— Ваше святейшество… — все в кабинете склонились в почтительном поклоне. И я тоже… но немного позже, чем остальные. Боялся обрушить полку…

Предстоятель, продолжая улыбаться, толкнул ногой в сандалии мешок с головой обра, хмыкнул и приказал латникам в белых надоспешниках у себя за спиной:

— Чада мои, берите сего… — толстый палец показал на меня, немного помедлил, совершил круговое движение и ткнул в секретаря. — И сего. А остальные — собственным порядком ко мне на беседу. Со всеми документами, артефактами и прочими свидетельствами ересей. И с открытым душами.

Я был относительно готов к подобному развитию ситуации. Относительно, потому что вчера Влахий предупредил: свидетелей Синод предпочитает допрашивать уже после некоторой отсидки в казематах, для пущей откровенности. Но того, что это произойдет так скоро, точно не ожидал. Некстати, ой как некстати, хотя чего-то такого в любом случае было не избежать. Об этом сразу заявили Явдоха… тьфу ты — Алисия и Влахий. Если кто и сможет помочь мне разыскать черных, а, следовательно, Петунью, то только Синод. И только они могут справиться с чернокнижниками. Мне самому, без поддержки, даже не стоит и пытаться. Можно попросить помощи у чародейских Лиг. Можно, но чародеи не помогут. Они считают черных своими, плотью от плоти этого мира. А еще, многие из них помнят, что устроили белоризцы в Донатову Резню, помнят сотни сгоревших на кострах невинных владеющих, и не станут помогать из чувства противоречия, в пику Белому Синоду. Так что я готов договориться с белоризцами и принять условия их игры. А если надо для этого посидеть немного в подземелье — пожалуйста, не рассыплюсь.

Протянутые руки украсились массивными кандалами, засапожник и пояс с пястью перекочевали к усатому уряднику. После чего меня правильно сориентировали в пространстве и, невежливо подталкивая в спину, повели в сторону каменного здания с высоким шпилем, на вершине которого красовался золотой знак Синода. Резиденция предстоятеля Синода и одновременно Высокий Трибунал Белого Синода. Что-то мне эти названия сильно напоминают… Вот только что? Неужели в моем прошлом мире существовало что-то подобное? Вполне возможно…

Длинный спуск по каменной винтовой лестнице, запутанные тесные коридоры, запах сырости, мочи и дерьма — и за спиной с лязгом захлопнулась тяжелая, окованная металлическими полосами дверь.

Напоминающая узкий пенал камера без окошка, колченогая табуретка, тюфяк с вонючей прелой соломой в углу, склизкие стены и свисающие со сводчатого потолка лохмотья мокрого мха. После роскоши бордельного номера обстановка выглядит как-то уж очень скромно. Но по сравнению с темницей на Звериных островах — вполне ничего.

— Тебе не кажется, Горан, что ты зачастил по тюрьмам? — поинтересовался я сам у себя.

Истошный вибрирующий вой, прорвавшийся даже сквозь толстенную дверь, зловеще проаккомпанировал мои слова.

— Нет, отличный метод: после такой ненавязчивой обработки свидетели и прочие станут просто кристально откровенными. Преклоняюсь, святые отцы… — я отвесил поклон двери и, брякнув кандалами, уселся на табуретку. Ну а что? Остается только ждать. Хорошо что сегодня сытно позавтракал: хлебать баланду как-то не прельщает. Если меня вообще собираются кормить.

Вопли продолжились, потом кого-то протащили по коридору. Видимо, после экзекуции: всхлипы и стоны вполне на это намекали.

Закрыл глаза, собираясь немного вздремнуть, и…

В мое сознание как будто кто-то заглянул. Не злой и не добрый, просто чужой, и от этого очень страшный. Заглянул, парализовав нестерпимым холодом, и сразу скрылся. Я не успел ничего увидеть, только какие-то размытые очертания в сплошной тьме, расцвеченной льдистыми искрами. И… и в первый раз в этом теле мне стало страшно… очень.

Я помотал головой и с силой провел по лицу ладонями, стараясь согнать наваждение. Согнал, но глаза больше не закрывал. И хотел, для того чтобы проверить, не вернется ли незваное нечто, но не смог. О том, кто это… или что это, задумываться не стал, прекрасно понимая, что не найду ответа. А амулет, верно хранивший меня все это время, даже не шелохнулся.

Попробовал считать капли воды, разбивающиеся об пол, дошел до второй тысячи, а на две тысячи пятнадцатой по коридору протопали кованые башмаки и остановились возле моей камеры.

— На выход…

— Мордой к стене…

— Пошел вперед…

— Налево… — сиплый голос за спиной обыденно подавал команды, иногда подправляя маршрут тычками. Отчего-то показалось, что меня ведут в пыточную. И предчувствия не обманули.

Уже приевшаяся вонь, тусклые масляные светильники, на ободранных стенах в образцовом порядке развешаны разнообразные инструменты, назначение которых не вызывает никаких сомнений. У дальней стены несколько замысловатых конструкций, в одной из которых я уверенно опознал дыбу: правда, несколько продвинутой конструкции. Двое парней возле жаровен с тлеющими углями любовно начищают инструментарий; третий, возрастом постарше, коренастый пузатый мужик в красном колпаке и кожаном переднике на голом пузе, с отеческой улыбкой за ними наблюдает.

А… ну да, рядом с ними на железных козлах распят голый «пациент», скорее всего — в бессознательном состоянии, но почему-то в нетронутом состоянии. То есть пока еще не пытанный. Вроде как. Или?.. Не, просто обгадился, и все…

— Сюда его, голубчика…

Сбоку от двери, за большим столом, вольготно расположился сам его святейшество предстоятель. Надо же какая честь: а я ожидал кого-нибудь рангом пониже. Рядом с ним, за узкими кафедрами, еще три человека. Судя по перьям за ушами — писцы. И пятый, листающий здоровенную книгу в потертом кожаном переплете. Он один из всех в пыточной был одет в цивильную одежду. Неброско, но дорого и даже щеголевато. А вот лицо… его лицо напоминало породистую собаку: красивую, с идеальным экстерьером, но все же собаку. Даже не знаю, откуда у меня такая аналогия взялась, но она как нельзя верна.

— Присаживайся, мил человек, — прелат Акакий радушно показал мне на табурет и махнул рукой надзирателю: — А ты пока свободен…

— Внимаю… э-э-э… вашей, гм, вашему… вашему святейшеству… — я запутался в титулах прелата, в итоге фраза прозвучала будто из уст косноязычного идиота. И внутренне обругал себя самыми последними словами.

— А куда ты денешься, чадо мое, — прелат склонил голову набок, внимательно рассматривая меня. — Ну-ка, обрядите его…

Двое подпалачников живо навесили на меня вериги с какой-то бляхой на груди, в которую был врезан большой белый камень, очень похожий на хрусталь.

Понятно, знаю уже — это негатор. Блокирует любое чародейство у допрашиваемого. Прелат продолжил рассматривать меня. Надо сказать, выглядел он совсем не грозно, эдакий душа человек. Даже вполне обаятельный. Опрятен, тщательно выбрит и пахнет хорошо: сливовицей и копченостями. И глаза… глаза добрые. По-настоящему добрые.

— Ваше святейшество, сей муж есть Горан из княжества Переполье, словен, двадцати и трех лет от роду, прозвище Лешак, прознатчик с лицензией гильдии града Люблена, соответствующие грамоты присутствуют, не поддельные… — речитативом затараторил один из писцов. — Прибыл в град Добренец двадцать шестого числа сего месяца, сопровождая как хранитель тела некую Франку Додон и ее дочь, Петунью Додон, обе из рода подгорников. Оные хафлингессы в изобилии закупились у лавочников и на следующий день убыли из града, а сей Горан остановился в борделе для развратного времяпровождения, где по сей день и обретается.

Прелат нахмурился:

— Развратничаешь, чадо мое?

— По мере сил, ваше святейшество. Грешен… — я старался изобразить из себя недалекого провинциала, не глупого, но и не блещущего умом. Почтительного, но и не подобострастного. Так посоветовал Влахий. А он сиживал в казематах Синода… словом, у меня нет пока оснований ему не доверять.

— Это точно… — с сожалением вздохнул прелат. — Ну да ладно, перейдем к делу. Ты его угробил?

Пара писцов живенько вынесли зеленую башку обра на обозрение.

— Я.

— А чем в это время занимались чародейка Алисия и боярин Борбан?

— Боярин тащил ее за ногу в угол, ибо оная дама, саданув молнией по мужикам в черном, впала в беспамятство, — я скривился и сплюнул. — Чахлая…

Один из писцов вскинулся, оскорбленный таким неуважительным отношением к казенному полу, но увидев, что прелат никак не среагировал, уткнулся в конторку и ускоренно заработал пером.

— Мужики в черном… мужики в черном… — задумчиво протянул предстоятель. — И кто они, по-твоему?

— Не знаю, — мотнул я головой. — Чародейка грит — черные, то бишь чернокнижники. Может, так… стражников один из них славно разделал. Тот, что девку, Орыську-то, утянул в зеркало. Ну-у… в то зеркало, что меж столбами открылось.

— А вот десятник Козима грит, отпустили вы их. И стражников побили вы, а ему за молчание монет отвалили, — на лицо к прелату вернулась его обычная, благостная улыбка. — Вишь, какая незадача случилась. А Барух подтверждает. Да, Барух?

— И-истину глаг… глаголете в-ваш-шество… — прохрипел голос Баруха за моей спиной. Я невольно обернулся, и с удивлением опознал нищего в привязанном к козлам узнике. Сердце кольнула ледяная игла. Попрошайка в самом начале боя спрятался в коридоре, но вполне мог слышать некоторые наши разговоры. Влахий прочистил ему мозги, намертво, по его словам, стерев этот участок воспоминаний, но… не особо верю я в подобное… То что один чародей стер, второй вполне может восстановить.

— Вот видишь… — прелат мне даже подмигнул. — Хочешь, еще кого позову. Признавайся уже.

— Ага, признаю, — с готовностью согласился я. — Отпустили, побили и отвалили. А потом хором кикимору драли. И сами творили черные чары. Как скажете, ваша святость. Только вы подсказывайте, а то я сам придумывать не очень горазд.

Ну а что ему сказать? Упираться бесполезно, десятник под угрозой пыток и не то скажет. Барух уже сказал. Да и сам белоризец прекрасно знает, как на самом деле было. Я понимаю, если бы он прицепился к моей истории, которая действительно шита белыми нитками… Да и Франка никуда не отбыла, а надежно перепрятана, по совету Влахия. Словом, много до чего можно докопаться при желании. А прелат недалеким фанатиком явно не выглядит. Ан нет, валяет дурня… Но посмотрим, скоро станет ясно, что ему надо.

Мужчина, спокойно листавший до этого книгу, вдруг сделал два быстрых шага, выдернул из-за моей рубашки амулет Малены, насмешливо хмыкнул, затолкал его обратно и спросил резким неприятным голосом:

— Почему Силу не использовал противу нелюдя?

— Не люблю.

Мужик удивленно потребовал:

— Поясни.

— Не нравится. Лишняя она. Да и не учен. Батюшка с матушкой скрыли меня, когда комиссия из Лиг шустрила. Да и толку от Силы той, разве что свечку подпалить. И то не всегда получается. Вот это… — я протянул ему руку, — надежнее…

Протянул руку и замер. Меня никто в этом мире еще не смог прочитать, и как оказалось, тому виной не только амулет Малены, но и какая-то загадочная особенность мозгов. Это говорил мне еще Асхад, согласился с этим и Влахий. Но совсем не значит, что так будет всегда.

— Очень слабая ментальная активность, синапсы не реагируют на возбуждение, а способности в зачаточном состоянии, — буркнул сам себе синодский чародей и добавил, уже обращаясь к прелату: — Да, возможно, это один из тех случаев, когда истинный дар без использования постепенно деградирует. Он не врет.

— Не врет, не врет… — беззлобно передразнил его прелат. — Заладил. Слышишь, прознатчик, чародей грит, не врешь ты. А я ему не верю. Может, все-таки расскажешь?

— Про кикимору? Значица, так. Вонючая курва, аж слезы из глаз, но..

— Не хочешь, да? — прищурился священник. — Твое дело, но тогда я хочу, чтобы ты посмотрел на одно интересное представление. Модест, приступайте. Да поверните этого, чтобы посмотрел.

Подпалачники живо сорвались с места и что-то влили в горло Баруху из скляницы черного стекла. Палач зевнул, с наслаждением почесал у себя в паху и принял от помощника странный инструмент, похожий на свернутую винтом зазубренную иглу.

— Знаешь, парень… — прелат неслышно подошел ко мне и горячо зашептал прямо в ухо: — когда, погромив черных, вы поехали жрать хмельное и обговаривать свои жалкие делишки, этот попрошайка прямым ходом побежал к нам…

Я не видел, что делал палач, он стоял ко мне спиной, но Барух вдруг испустил дикий визг, дернулся, сорвав козлы с места, и судорожно засучил ногами…

— …Ты сейчас пытаешься понять… — священник говорил очень спокойно, без малейшего волнения или злобы в голосе, — почему его пытают, ведь он все сказал…

Палач отбросил в сторону окровавленный инструмент и, не глядя, протянул руку помощникам. Один из подпалачников передал ему добела раскаленные клещи. Помещение немедленно стеганул истошный вопль, перешедший в утробное мычание…

— Я тебе отвечу, Горан: это очищение; очищение души и тела от мерзости и грязи. И наказание за неверность. Барух был богат, очень богат, он один мог купить целый квартал в Добренце, — в голосе прелата мелькнула легкая издевка. — Но предпочитал нищенствовать, доносить за мзду, обирать трупы, потворствуя своей алчности…

Палач и его помощники действовали ритмично и слаженно, инструмент сменялся новым инструментом, несчастный нищий, давясь воем, содрогался в диких конвульсиях. Наконец вой резко прервался булькающим хрипом, а палач бросил в подставленный медный таз окровавленный кусочек плоти…

— Алчность и глупость, — прелат произнес эти слова с небрежным презрением. — Алчность и глупость его погубили. Барух решил заработать у двух хозяев. Донес о черных в Сыскной приказ, а потом донес нам, но уже на Сыскной приказ…

Я не знаю, чего хотел добиться прелат этой демонстрацией; наверное, вселить в меня страх, но он ошибся. И получилось у него совершенно противоположное. Я ничего не чувствую, мне абсолютно все равно. Нет ни капельки сочувствия к несчастному попрошайке, медленно превращавшемуся в хрипящий и булькающий кусок мяса.

— Все бы ничего, — продолжил предстоятель. — Разум человеков слаб к искушениям и я, наверное, его простил бы, ибо, как бы странно это ни звучало, именно за счет таких мразей мы способны хранить этот хрупкий мир. Но благодаря ему воеводы Приказов предались гордыне и сделали ошибку, отправив за черными неподготовленных людей. И, конечно же, упустили чернокнижников. Я скажу тебе больше: он именно на это рассчитывал, чтобы в свою очередь донести на них. Если бы Барух сразу пришел к нам, он получил бы меньше, но черные были бы повержены, а несчастная Орыся спасена. Ты теперь понимаешь, за что он страдает?

— Да, понимаю, ваша святость… — как ни странно, я действительно это понял. И… невольно одобрил решение священника. Не хочу говорить почему, но одобрил.

— Заканчивайте, — резко бросил палачам прелат и сам развернул табуретку со мной к себе. — Пойми, Горан, нельзя бороться со злом и не испачкать руки. Нашим именем пугают детей, нас ненавидят, распускают страшные слухи… надо сказать, не совсем без оснований, но!!! — Голос священника лязгнул железом, а лицо превратилось в каменную маску. — Если такую цену надо заплатить за мир на этой благословенной земле, мы готовы нести эту ношу. Страшную ношу, Горан, действительно страшную. Ибо перед собой я оправдываюсь уже с трудом…

Сухой хруст, порывистый хриплый вздох Баруха — и в пыточной наступила мертвая тишина, изредка прерываемая шмыганьем одного из писцов.

— Что дальше, ваше святость? — я решил заговорить первый.

— Дальше? — на лицо прелата уже успела вернуться его обычная улыбка. — Смотря для кого. Тебя сейчас отпустят. Даже достойно наградят за обра. На чародейку Алисию и боярина Влахия будет наложено покаяние за непомерную гордыню. Особое. Воеводы… а вот про воевод тебе знать ничего не надо. А мы займемся поисками черных и в конце концов найдем их. Все пойдет своим чередом и закончится как положено.

— Ваша святость. Я хочу помочь вам в поисках черных.

— Я ценю твое рвение… — прелат на мгновение задумался и твердо сказал. — Но нет. Ты не способен. Так что займись чем-нибудь другим. Да… и советую как можно быстрее покинуть город. Вернее, приказываю. Тебя сопроводят до городских ворот.

— Ваша святость, может, все же выслушаете мои догадки?

— О том, что похищенные девушки — одного года и дня рождения? — снисходительно усмехнулся предстоятель. — И этот день совпадает с датой начала Дромадарской сечи? Или ты хотел мне напомнить, что они принадлежат к разным народам и теперь следует ждать похищения алвской девки, родившейся в то же время? Горан, друг мой, мы все это уже знаем. Не утруждай себя. Все гораздо сложней, чем ты думаешь. Везер, оформи ему награду в пятьдесят… да, пятьдесят цехинов, и под конвоем отправь в это, как там его… словом, гнездо разврата, за вещами.

— Ваша святость…

— Ты не доволен, прознатчик? — прелат удивленно приподнял брови. — Советую не испытывать мое терпение.

— Доволен. Но для чего вы меня сюда… гм… пригласили?

Прелат неожиданно рассмеялся:

— Пригласили? Да уж… повеселил ты меня… Для чего? Позволь мне не отвечать на этот вопрос. Прислушайся к чувствам, посетившим тебя в наших гостеприимных стенах, и поймешь сам. И да… как ее там… Франтя? Да, не ищи ее. Падчерицу тоже. Считай, что уже выполнил свой контракт. Довел, значит, до места назначения. Хе-хе…

Священник довольно захихикал, но увидев мое лицо, мгновенно посуровел.

— Ну-ну… спокойней… спокойней, сказал!.. Не переживай, с подгорницей-мачехой все будет хорошо, а с Петуньей… тут уж как Старшие решат. Но думаю, мы ее тоже найдем. И не делай глупости, не заставляй мне обмануться в тебе. И себе. На этот раз тебя простили, даже несмотря на ложь, но… Словом, последствия будут очень неприятные. Иди…

Сначала я хотел вцепиться прелату в глотку и сжимать ее до тех пор, пока его добрые глаза не потекут из глазниц. А потом, все же решил последовать совету и не делать глупостей. Пока не делать…

Глава 24

«…что есть некромансия? Боюсь, не смогу ответить в короткой и четкой формулировке, ибо сие понятие невообразимо широко и доселе до конца не изучено. Однако ж, повторю определение почтенного магистра Агриппы Кесарийского, исходя из которого некромансия есть взаимодействие с Темными Пределами, в некоторых верованиях примитивно именуемых Миром мертвых. Я бы добавил к сему определению некоторое уточнение, назвав некромансию „взаимным“ и „обоюдным“ взаимодействием с Темными Пределами. И как добрый прихожанин Церкви Святого Восшествия, не могу не заметить, что, несомненно, сей вид чародейства есть мерзкая ересь и строго запрещен к практикованию совместной энцикликой Белого Синода и Капитула под страхом смерти.

Слухи о том, что некоторые практики некромансии разрешены к использованию в благих целях священниками Белого Синода, есть мерзкий поклеп и навет, и по сути уже ересь».

(Преподобный Анисим Краеградский. «Трактат о Материях Пределов»)

Серединные земли. г. Добренец. Бордель «Похотливый вепрь»

27 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Вечер

— Держи, — на открытой ладони блеснули серебром несколько маленьких кружочков с вычеканенным на них носатым профилем Лепеля Пятого, нынешнего Великого князя Жмудии.

— Ты чевой это? — озадаченно буркнул мордатый урядник синодской гвардии. Глаза из-под козырька шлема алчно уставились на монеты.

— Тут это… перед отъездом хочу еще разочек нахлобучить одну деваху. А пока буду нахлобучивать, вы винцом побалуетесь. Или тоже кого-нить приделаете… — я подкинул цехины в ладони и сунул руку поближе к бороде урядника.

— Дык… — гвардеец озадачено крякнул. — Дык приказано…

— Приказано сопроводить меня за вещами, а потом выставить из города. Шмот у меня здесь, в «Вепре». Так что вы ничего не нарушаете. Я быстро.

— Да че тут думать… — второй гвардеец хлопнул урядника по наплечнику. — Пусть разговеется. Да и мы… того…

— Того… тьфу, лапоть… После смены… — сурово осадил урядник напарника и ловко сгреб монетки с ладони. — Мы постоим тутой подле дверей, а ты там живее. На все — полчаса времени.

— Как скажешь… — я толкнул двери и шагнул внутрь.

В пустом коридоре стоял, прислонившись к стене, бритоголовый амбал с увесистой дубинкой в руке.

— Тя кто сюдой звал?.. а-а-а… это ты… вот шмот, забирай… — вышибала подвинул ко мне мешок. — Усе на месте, можешь не беспокоиться. Хозяин приказал…

В голове мгновенно созрело решение. Не останавливаясь, я коротко саданул его в пузо, а потом, придержав, опустил тело на ковер.

— Ахр-р… — амбал, пуская слюни, тужился что-то сказать. — Т-ты…

— Где Влахий? — я легонечко черканул засапожником у него под глазом. — Порешу, падла…

— Т-там… — амбал, с ужасом косясь на клинок, ткнул пальцем вверх.

— Веди, курва… — я еще раз двинул его башкой об стену и вздернул на ноги. — Живо, сука: ливер выпущу…

Мы свернули в боковой коридорчик и поднялись по узкой винтовой лестнице на второй этаж. Еще пару метров, и остановились возле мощной дубовой двери.

— Т-тут… — прохрипел охранник. — Х-хозяин…

Я хотел вышибить дверь, но она неожиданно открылась сама…

— Уж пришел, Гор… — Влахий покачнулся и отхлебнул из бутылки. Судя по всему, старик был мертвецки пьян, но слова выговаривал твердо и правильно, разве что слегка заикался. — Б-быстро ты… но заходи, заходи. И отпусти его… отпусти…

Амбал с глухим стуком шлепнулся на ковер, и на четвереньках быстро пополз к лестнице.

— Б-будешь? — Влахий показал мне на бутылку. — Т-ты извини… у меня тут бардак…

Стол в маленькой, очень скромно обставленной комнате был завален пустыми бутылками и объедками. На полу валялись неряшливо разбросанные вещи.

— Зачем?

— Человек слаб, а я есмь человек… — Влахий опять присосался к горлышку. — М-мне сделали предложение, от которого я не смог отказаться. Это все… все…

— Алисия?

— Гор, я честно попытался, все должно было получиться, но…

— Где Франка?

— В Хлебовицах, ее загородное имение… это недалеко… три версты. Но ты не переживай… с Франтей ничего не случится… Просто… просто… Синод затеял какую-то игру… а Алисия… тоже человек, со своими слабостями…

Я постоял пару секунд молча и еле выдавил из себя:

— Все равно спасибо тебе… боярин. За все спасибо…

А потом развернулся и пошел на выход. Бросил униженно кланявшемуся мне вышибале монетку, подхватил суму с вещами, тюк с доспехом и вышел на улицу.

— Быстро ты, — весело осклабился урядник. — Да ты не переживай, парень, после наших-то подвалов у кого хошь не получится…

Я его перебил:

— Ты мне лучше скажи, служивый: где здесь можно лошадку приобрести?

— Дык у Назария, — охотно подсказал второй гвардеец. — Прямо за городскими воротами корчма и постоялый двор. «Петух и курица» зовется. Колбаски там… я тебе скажу, это что-то! А вот с девками не связывайся.

— Тогда пошли.

Гвардейцы подождали, пока я переберусь через ров по узенькому приставному мостику, и потрусили в кордегардию сдавать смену. А я глянул на звездное небо и пошагал к здоровенному дому с ярко освещенными окнами первого этажа. Судя по пьяным вопля, визгу девок и запаху жареного мяса, это и была корчма «Петух и курица».

Как ни странно, никакой злости к Влахию и Алисии не испытывал. Ничего из ряда вон не случилось. Кто им мы? Я — так вообще никто, а Франка — всего лишь бывшая ученица и бывшая же подруга. Ничего особенного, вполне можно променять на какие-нибудь преференции от Синода. Или просто сдать, если основательно прихватят за какие-нибудь грехи. Надо сказать спасибо, что помогли в самом начале. Ну а потом… потом началась суровая проза жизни. Пусть их. Но Франтю я заберу. Хрен меня кто остановит. Вот сейчас прикуплю какую-нибудь худобу, и отправлюсь в Хлебовицы. А потом? Потом пристрою где-нибудь — и в Дромадарские топи. Да, я уверен, Петка там. Больше негде ей быть…

— А может, послушаешься совета прелата? — предложила вслух самая благоразумная часть моего сознания. — Ну их в задницу, эти клятвы. Сейчас пожрем колбасок, надеремся пивом, и айда путешествовать. Мир посмотрим, себя покажем…

Я подумал и буркнул:

— Сама иди в задницу. Раскудахталась. Все уже решено.

Постоял пару минут, окончательно понял, что не откажусь от своего замысла, и толкнул дверь в корчму. В лицо мгновенно ударила и чуть не сшибла с ног плотная смесь запахов прогорклого масла, квашеной капусты и прокисшего пива. М-да… в корчме я еще никогда не был. А ничего, колоритно.

Свет масляных светильников едва пробивается сквозь туман чада и гари. В правом от входа углу за длинным столом горланит большая компания бородатых мужиков в длинных жупанах из сермяги. Насколько я понял из обрывков фраз, это были возницы, пригнавшие обоз с продовольствием в город. Между ними пристроилась пара худых гулящих девок с ярко раскрашенными мордочками. Девки лениво попискивали, когда их тискали, и активно опрокидывали в себя пивные кружки.

Чуть поодаль от возчиков гулеванили городские стражники, опять же, с падшими женщинами, только видом получше и потолще размерами. Хотя про лучший вид я, кажется, ошибаюсь. Просто потолще.

На меня никто не обратил ровно никакого внимания. Тем лучше.

Разглядел кабатчика и шагнул к нему. Рыжий как огонь коренастый мужик мрачно гонял по стойке пивную лужу, периодически тыкая мокрой замызганной тряпкой в морду прилично одетому, но мертвецки пьяному индивидууму. Индивидуум мирно храпел и пускал носом пузыри, уткнувшись физиономией в блюдо с квашеной капустой.

М-да… просто идиллическая картина.

— Чего прикажете? — кабатчик окинул меня взглядом, определяя общественное положение вкупе с платежеспособностью, и решился ограничиться нейтрально почтительным титулованием: — Так чего прикажете, вашество?

— Коня куплю.

— Ехать никак ночью собрались? — лицо рыжего изобразило явную уверенность в моем слабоумии.

— Не твое дело. Так есть?

— Коня нет, — отрезал кабатчик, и уточнил: — На продажу нет. Прикажете пива? С перчеными колбасками? Тока вчера вепря завалили. Пальчики оближете.

— Кобыла? Мерин? — я в отчаянии перечислил все известные мне лошадиные производные. — Э-э… мул, может быть, лошак?

— Ослица! Нет, не ослица… — рыжий отбросил тряпку в сторону и внушительно ткнул пальцем в закопченный потолок. — Настоящий рысак, а не ослица! И сильна, как леший. Отдам за сущую безделицу в десять солей. С упряжью и санками. Почти новыми.

— Сдурел, борода? Десять солей — это полцехина. Да за эти деньги…

— Тогда извиняйте, — кабатчик сразу потерял ко мне интерес.

Я мысленно покрыл кабатчика всеми известными мне ругательствами, изобрел несколько новых, скосил глаза на стражников, вдруг заинтересовавшихся мной, а потом через силу выдавил:

— Добавишь в придачу к этому… этой ослице, фунт твоих колбасок. Идем, покажешь… гм… рысака…

— Муська, замени меня! — рыкнул Назарий дебелой румяной подавальщице в измазанном фартуке, подхватил со стойки лампу и поманил меня за собой.

Осел… что такое осел, я знаю, хотя здесь подобного зверя пока еще не видел. Должен быть небольшим упрямым существом с длинными ушами. Вполне добродушным. Лошади здесь такие же, как были в моем мире. И почти все остальное совпадает. Значит, и ослы должны быть похожи. И ослицы, шишига их побери.

Действительность не обманула. Животина оказалась мохнатая, длинная, невысокая и длинноухая. Вполне себе мирная и даже симпатичная. Стоит в стойле, мотает хвостом с кисточкой на конце и мирно хрумкает сеном.

Торговаться и воротить носом я не захотел, все равно выбора нет. К тому же три версты до рассвета пехом ну никак не одолеешь, поэтому отсыпал монеты кабатчику и приказал запрягать.

— Может, останешься, вашество? — Назарий впряг ослицу в сани и попробовал последний раз уговорить меня. — Чай, ночь на дворе. Зверье-то повыбили, да мало ли что…

— Надо, борода. Надо. Тащи колбасу, хлеба и наполни вот эту баклагу пивом. Только лучшим. Держи еще монетку… Стой, если есть, еще куль морковки для животины. Или капусты…

Ослица, вывернув башку, внимательно следила за нашим разговором. С таким очень живым интересом. Как будто все понимала. Честно говоря, я даже немного побаивался животину. Ну… не в прямом смысле, конечно. Просто… вот хрен знает, как с ней обращаться. Погонять палкой? Так жалко… вон какие глаза умные…

— Как тебя назвать, худоба? — я потрепал животину между ушами. — А будешь ты у меня… точно, нарекаю тебя Явдохой!

Ослица неожиданно фыркнула и обиженно отвернула морду.

— Что, не нравится? А плевать… решение уже принято… — я распаковал тюк с доспехом и стал экипировываться. — Дело такое Явдя… ночь на дворе, так что поостережемся…

Кабатчик сгрузил провизию в повозку, я попробовал, как выходит из ножен меч, пожалел о рогатине, оставшейся на острове, взгромоздился на санки и тронул поводья.

— Но, Явдоха!

Ослица повернула голову назад и так укоризненно посмотрела, что у меня чуть сердце кровью не облилось. Нет, это хрен знает что…

— Ну… ты это… тут деву одну надо спасти. Обязательно спасти. А потом еще одну. Понимаешь?

Явдоха тяжело вздохнула, напряглась, стронув санки с места, и мерно цокая копытами, потащила меня в темноту.

— Молодец, моя девочка, — я поерзал задницей устраиваясь поудобнее, и неожиданно понял, что смертельно проголодался.

Рука сама по себе подтянула пакет с колбасой и баклагу пива.

— Ум-м… Фкуфно… — гвардеец не соврал: кабатчик действительно знает толк в колбасе. И пиво тоже ничего.

Не заметил, как слопал половину припасов. Настроение сразу поднялось. Даже несмотря на то, что я даже не представляю, как буду освобождать Франку. И еще…

— И с Синодом придется поссориться, — вслух озвучил я последствия. — А это, братец, вовсе уж скверно. Ну да ладно, разберусь как-нибудь. Поддай красавица, поддай, хорошая!

Явдоха, с хрустом ломая копытами наст, ускорилась. Санки вполне уверенно скользили по укатанной дороге. С правой стороны чернела сплошная стена леса, с левой раскинулись заснеженные поля, а на обочине дороги виднелись равномерно поставленные виселицы. Почти все занятые. Впрочем, кто там на них висит, я так и не разобрал, и скоро перестал обращать внимание. Висят — значит, виноваты. Или не виноваты. Суета это. Главное, дорога ведет прямиком в Хлебовицы, что меня полностью устраивает.

Ну, держитесь! Порву, как тузик старые подштанники…

Глава 25

«…изверь есть монструм, вельми похожий на большого пса, со шкурой, крепостью подобной камню и покрытой преужаснейшими шипами. Сей монструм чрезвычайно редок в Серединных землях, и многия мои коллеги подвергают сомнению его существование, относя упоминания об оном к преданиям невежественной черни. Однако же, разбирая фолианты в запасниках библиотеки университета Града Великого, вашему покорному слуге посчастливилось обнаружить древнюю гравюру с изображением изверя, с примечаниями некого охотника Симеона из Яблоневиц, в коих сей Симеон весьма подробно описывает схватку с оным монструмом. Совершив со студиозусами экспедицию в Яблоневицы, я получил от родственников сего охотника неопровержимые доказательства существования изверя в виде когтей и куска шкуры. Вынужден отметить, что указания эконома Бульбаха не оплачивать расходы на сию экспедицию есть произвол и самодурство…»

(Преподобный Эдельберт Великоградский. «Бестиарий и описание рас Мира Упорядоченного»)

Серединные земли. Поместье Хлебовицы.

28 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Раннее утро

Едва рассвет раскрасил розовым верхушки деревьев, как слева от дороги показались черные силуэты домов с белыми столбами дыма из печных труб, уходящими в еще черное небо. Усадьба Алисии стояла на высоком холме, поодаль от деревеньки, и больше напоминала небольшой замок, чем жилое поместье.

Каменные стены, высокая башня в центре. Правда, стены ветхие, с большими провалами, забитыми тыном из мощных бревен, а башня — в строительных лесах, но все равно выглядела достаточно солидно.

С одной стороны крепостцу защищает речка, правда, замерзшая, занесенная снегом и оттого неразличимая на фоне общего пейзажа. А с другой — ров и засеки из кольев. Судя по словам Влахия, поместье с парой деревенек и земелькой пожаловал Алисии сам Лепель, Великий князь Жмудии. Попутно возведя ее в боярский титул. За неизвестные общественности заслуги. Алисия неимоверно этим гордилась и сразу рьяно бросилась восстанавливать разрушенный замок прежнего владельца.

— От кого же ты так хоронишься, Явдоха Блямберд?.. — озадаченно пробормотал я. — И главное, почему Франтя здесь, а не в казематах Синода?

Ответа на эти вопросы я, конечно, не нашел. Немного подумал и решил проникнуть в замок со стороны реки — стены там зияли проломами и почти обрушились. Мысль о том, что я полный идиот, загнал глубоко внутрь, впрочем, полностью согласившись с этим определением. Ну сами посудите: кто полезет в одиночку на замок? Конечно, идиот, причем полный. И еще самоубийца. Но… не могу я по-другому, и все. Не знаю, возможно, дикое упрямство досталось мне с телом Горана, но скорее всего, это наследство прежнего меня. Прямо скажу: не самое лучшее наследство. И эта хренова клятва еще вдобавок. Вот как-то не хочется мне шутить с кровными клятвами… Окружающий антураж прямо намекает: дал — выполняй, ибо… ибо…

А вообще, проще не раздумывать, а построить обычную логическую цепочку. Чтобы выполнить клятву — надо довезти девок к подгорникам. Чтобы их довезти — надо их сначала найти. Франку мне никто добровольно не отдаст — значит, ее надо украсть или забрать силой. И тут, без вариантов, придется лезть в замок. Так что мой идиотизм — не совсем идиотизм, а вынужденные меры. Ух! Да я прямо философ!

Однако Явдоха с этими логическими выводами соглашаться не захотела. Клятая ослица стала столбом перед рекой и дальше двигаться отказалась напрочь. Не помогла даже морковка, которую от доброты душевной я пытался ей скормить. Хотел двинуть палкой, но… не смог и, привязав животину к дереву, поперся пехом.

Да… наверное, все-таки добрый я. К животным добрый…

Проваливаясь по пояс в сугробы, незамеченным добрался до тына и присел, пытаясь разглядеть часовых. Никого не разглядел, поколебался немного и пополз по бревну, торчащему из осевшей стены.

Даже не знаю, как я не сверзился вниз, не иначе боги хранят, но все же умудрился добраться до разрушенной стрельницы, подтянулся и вполз внутрь. Отдышался, осторожно глянул в замковый двор и опять никого не увидел. И не услышал.

Много хозяйственных построек, конюшня, в которой похрапывают лошади; штабеля бревен, кучи песка и камня, но ни одного человека. Даже, казалось бы, обязательных собак. Медальон тоже молчал, напрочь отказываясь фиксировать чародейство или неприятности.

— Не верю… — прошептал я и решил подождать еще немного. Прислонился к стене и уставился в звездное небо. Не знаю, сколько прошло времени, вряд ли много, но в итоге не выдержал. Перебрался на другую стену, подобрал кусочек камня и швырнул его вниз…

С тем же результатом. Охрана — если, конечно, таковая была — показываться не желала.

— Ну и ладно, в любом случае пора, — я встал, вытащил меч из ножен и, спустившись по лестнице, осторожно вышел во двор. О том, что дверь в башню может окажется запертой, старался не думать.

— А теперь положи меч на снег и ляг лицом вниз…

Я обернулся на звук и увидел, как из конюшни медленно выходят люди в белых надоспешниках со знаком Синода на них. Самострелы в руках белоризцев смотрели точно мне в голову. Пять… десять…

— Мы не хотим убивать тебя, — один из них поднял руку в успокаивающем жесте. — Так не заставляй нас…

Десять человек. Половина с самострелами, остальные с алебардами. Главный, настоящий гигант, держит на плече двуручный меч. Собранные, не суетятся, ловко охватили меня полукольцом. Опытные бойцы. Шансов нет, но…

— Мало, слишком мало вас, чтобы взять меня… — Я поерзал подошвами по снегу, старясь потверже стать.

— Ибо не ведают человеки, что творят, и посему требуют вразумления, — не обратив никакого внимания на мои слова, продолжил мечник, — не мечом, но словом. А упорствующих постигнет кара, ибо глухи оные были к вразумлениям…

Неожиданно пошел снег, пушистые снежинки, красиво кружась и сверкая в ярком свете луны, придавали обстановке сказочные черты, ощущение какой-то нереальности. Я уже ни о чем не думал, прекрасно осознавая, что из подземелий Синода уже не выйду. А значит…

По телу пробежали, закручиваясь в вихрь, ручейки Силы; не закрывая глаз, я построил между мной и белоризцами прозрачную стену. Стрелкам не понадобилась команда, они с первым же моим шагом одновременно нажали на спусковые планки. Тяжелые и короткие болты, способные пробить за сотню шагов тяжелую броню, пронзили морозный воздух и, брызнув искрами, отскочили от призрачной завесы. Щит с громким хлопком лопнул, но я уже был рядом с первым стрелком и полумахом рубанул его пониже латной юбки. Второй отбросил самострел, но вытащить свой палаш не успел и с хрипом осел на снег, держась за разрубленное плечо.

Шаг в сторону, полуоборот: клинок двуручника, с гулом распарывая воздух, пролетает мимо, а третий стрелок, получив самым кончиком моего меча по лицу, с воем закрутился, обхватив голову руками, но попав под острие алебарды товарища, ничком рухнул на снег.

Не ожидали? Я пока плохо владею мечом, но вся теория боя так и осталась в мозгах. Дикая необузданная ярость, заполняющая всю сущность, добавляет быстроты и энергии. А сила при Горане была всегда.

Еще один стрелок, безвольно распластавшись, упал на снег, но меня атаковали алебардисты, а последний арбалетчик отбежал в сторону и, спрятавшись за товарищей, быстро закрутил воротом.

Алебардист ловко отскочил назад, уходя от удара, и широко, с оттяжкой рубанул в ответ. Лезвие скользнуло по наплечным пластинам, владелец по инерции проскочил вперед и, получив кулаком в латной перчатке прямо в лицо, опрокинулся на снег. И тут же кто-то от души врезал мне по спине. И сразу же добавили по горжету и наплечнику. Доспех не просекли, но удары бросили вперед, позволив вбить клинок в живот очередному белоризцу.

Вырвал меч, едва успел развернуться и сразу попал под двуручник. Главный, придерживая меч латной перчаткой за клинок, ткнул им меня в живот, как копьем. Бахтерец опять выдержал, но…

Воздух мгновенно вышибло из легких…

Ноги и руки онемели…

Что-то обжигающе горячее вспыхнуло в груди и голове…

Белоризец, ловко крутнувшись, красиво взмахнул двуручником…

Я сначала не понял, что случилось. Резкий грохот, взметнулись клубы снежной пыли, сознание на мгновение погрузилось в темноту, а когда темнота рассеялась, обнаружил себя сидящим на снегу.

Голова странно пустая, в глазах все кружится, но… Но вокруг меня никого нет. Нет?.. Но как?!

— Что за?.. — я попытался встать и, охнув, повалился на бок. Все тело разрывала тупая боль, парализуя любые движения.

Продышался и встал на четвереньки. Затем, опираясь на меч, поднялся на ноги.

— Да где же… — я запнулся, потому что наконец увидел трупы, а потом, глупо ухмыляясь, спросил луну: — Это все я? Да?

Луна ничего не ответила, но стало ясно, что порвал в клочья и разбросал по сторонам белоризцев именно я. Больше некому.

— А нечего было соваться… — Меч с лязгом влетел в ножны, я подобрал трофейную алебарду и, пошатываясь, побрел к двери башни.

Полукруглое лезвие с глухим стуком врубилось в мореные дубовые доски, окованные стальными полосами. Еще удар: дверь содрогнулась, треснула, но с хрустом сломалось древко алебарды. Я отбросил ее в сторону и пошел за следующей.

Второй топор сломался на пятом ударе, но дверь уже лопнула и повисла на одних полосах. Я пинком вышиб ее окончательно, потянул из ножен меч и шагнул внутрь.

Горящие масляные светильники на стенах, резная мебель, дорогие ковры, винтовая лестница ведет на второй этаж.

— Франка!!! — заорал я, а когда никто не ответил, шагнул на лестницу.

— Стой на месте… — глухо прозвучало сверху.

Я сделал шаг вперед и поднял голову.

— Я могу тебя с легкостью убить! — угрожающе прошипела Алисия, стоя в проеме двери. Ее тело окутывал мерцающий туманный ореол в котором проскакивали серебристые искры.

— Попробуй.

— Я убью тебя!!! — взвизгнула чародейка. Глаза полуалвки зажглись зелеными огоньками. — Не подходи! Я все объясню…

— Убивай, — не спуская глаз с Алисии, я стал подниматься вверх.

Зеленая молния с шипением ударила в ступеньку.

— Давай, — я перешагнул лужицу расплавленного камня и продолжил подниматься.

— Стой. Не надо… — как-то растерянно прошептала Алисия и опустила руки. — Пожалуйста…

— Надо, Явдоха, надо… — я на ходу ухватил ее за шиворот и, не обращая внимания на возмущенный визг, потянул за собой. Затащил в комнату и бросил на широкую кровать. — Где Франка?

— Ты не понимаешь… — горячо зашептала девушка, испуганно смотря на меня. Ее длинные волнистые волосы разметались по черным шелковым простыням, создав вокруг головы золотистый ореол. Тяжело вздымалась грудь, на зеленом бархате платья отчетливо проступили горошинки сосков…

— Где? — я, в упор смотря на чародейку, вдруг почувствовав дикую похоть, и уже не управляя собой, рванул ее платье, обнажая белоснежное атласное тело.

— Не-е-ет!!! — взвизгнула Алисия, пытаясь стянуть на груди клочки бархата. — Ты не посмеешь!

— Еще как посмею… — я рванул на себе пояс, вздернул вверх и широко развел ее длинные точеные ноги, а затем ворвался в нее на полную глубину.

Протестующий вопль, широко раскрытые от удивления громадные раскосые глаза… я помедлил мгновение и стал вбивать мощными толчками ее тело в кровать. Бешеное сопротивление внезапно сменилось покорностью, появились робкие ответные движения и, наконец, прозвучал протяжный прерывистый стон, полный наслаждения. Прозвучал — и не замолкал еще долго…

— Ты изнасиловал меня, скотина! — когда все закончилось, Алисия ловко, как кошка, полоснула меня коготками по щеке, а потом неожиданно прильнула и впилась поцелуем в губы.

— Наверное… — мне неожиданно стало немного не по себе. И даже немного стыдно.

— Вот-вот, — чародейка широко развела ноги и уставилась на синяки и царапины, покрывающие внутреннюю сторону бедер. — Исцарапал всю своими железяками. Порвал платье. Ты знаешь, сколько оно стоит? Варвар! Похотливый самец…

Я уже совсем собрался ей сказать, что не хотел, все получилось само собой… но счел лучшим промолчать.

— Дурень… — обиженно буркнула Алисия. — Я забрала ее, чтобы вытащить из Синода. Поставила им условие. А ты… ты поубивал всех, поломал мне двери. Идиот, сам не мог, что ли, понять, что тебя здесь уже будут ждать? Я хотела помочь…

— И сама же сдала нас.

— Ты ничего не понимаешь! От меня ничего не зависело! — вскипела чародейка и неожиданно добавила: — Честно говоря… честно говоря, я и сама мало чего понимаю. Но так лучше. Я… мы…

— Где она? — я не стал ее слушать, встал и застегнул на себе пояс с мечом.

— А поцеловать? — игриво промурлыкала Алисия, но, посмотрев мне в глаза, обиженно скривилась и взяла с прикроватной тумбочки большой фигурный ключ с причудливой бородкой. — Идем, только накину халат, и покажу…

За маленькой потайной дверцей в стене оказалась узкая винтовая лестница. Мы спустились вниз до самого конца и попали в длинный коридор с рядом мощных дверей по одной стороне.

— Вот, смотри сам, ничего с ней не случилось… — шепнула Алисия и показала на глазок в крайней двери.

Я заглянул и увидел небольшую камеру со стенами, сплошь завешанными коврами. В уголке курилась благовониями жаровня, там же стоял изящный столик с блюдом, полным фруктов. Франка лежала животом вниз на кушетке, застеленной пушистыми шкурами, грызла яблоко, одновременно читая книгу и болтая ногами в шитых жемчугом тапочках с загнутыми носками. Никаких цепей, скелетов и прочих обязательных атрибутов узилища не наблюдалось.

Гнома, почувствовав, что за дверью кто-то есть, не глядя погрозила надкушенным яблоком и задиристо прокричала:

— Ничего, ничего: пялься, сучка драная! Скоро за мной придет Гор и оттрахает тебя вдоль и поперек…

Затем хафлингесса добавила несколько замысловатых ругательств, прямо относившимся к моим действиям в отношении полуалвки. Особо извращенного характера.

— Уже, подруга, уже… — хихикнула Алисия и смущенно ткнула мне в руки ключ. — Вот… ты ее сам освободи. А я пойду. Вот как-то не хочется с ней… ну ты понял…

— Где находятся чернокнижники? Ты проследила? В Топях?

— Гор… — чародейка неожиданно прижалась ко мне. — Не надо туда идти. Прошу тебя, останься со мной. Я смогу освободить тебя от клятвы.

— Как нам отсюда выйти?

— Не хочешь? — Алисия исподлобья зло на меня посмотрела. — Ну и не надо… А выход — здесь… — чародейка повернула замаскированный рычаг в стене и показала на открывшийся ход. — Выйдете к реке. А я пойду… пойду…

— Спасибо.

— Пошел ты… — Девушка всхлипнула, резко развернулась и, не оглядываясь, побежала по лестнице.

— Пошел так пошел… — Ключ, тихо клацнув, легко провернулся в скважине. Дверь, слегка скрипнув, отворилась. Франка изумленно, как на привидение, уставилась на меня, а потом сорвалась с места и повисла на шее.

— Гора-а-ан! Ты пришел за мной!

— Пришел… да тише ты… — Гнома оказалась совсем не пушинкой, спину и плечо пронзила острая боль, и я едва не рухнул на пол. — Тут меня это… так что… В общем, собирайся и пошли…

— Ой, извини! — гнома виновато пискнула, отскочила и вдруг втянула носиком воздух. — Не поняла… ты что, действительно ее трахнул?.. Ты трахнул эту курву! Ты…

— Нет, она сбежала.

— Не ври мне! — хафлингесса возмущенно топнула ногой. — Сучка похотливая! А ты… а ты…

— Говорю, сбежала она. У тебя две минуты на сборы, потом здесь появятся белоризцы — и опять загремишь в кутузку. Живо.

Угроза подействовала. Гнома перестала пищать и принялась быстро собираться…

Глава 26

«…народ ветвей и лесовики, пущевики, анты альбо элеанты. Сии названия, и многия другие, имеет удивительный и таинственный народ алвов, проживающий в многочисленных пущах на рубежах Жмудии и Переполья. Редкий путешественник имеет возможность проникнуть в ихние грады, спрятанные среди вековых древ, однако ж вашему покорному слуге посчастливилось посетить Илию, коронный град алвов, в качестве первого секретаря посольства Великого князя Жмудии Лепеля Третьего, и быть удостоенным личной беседы королевой сего народа Лией Фелицией Филосперой. К сожалению, все записи и зарисовки, составленные во время сего путешествия, утеряны безвозвратно. Ибо внезапный дипломатический скандал привел к разрыву отношений, и нам под страхом распятия на ветвях пришлось бежать, бросив личные вещи. Некие слухи о моей причастности к сему казусу, а також о якобы состоявшемся побивании меня ночным горшком лично блистательной королевой Лией, есть злобный навет и опровергается официальными выводами княжеской комиссии, созданной для прояснения сего инцидента, а мое изгнание из дипломатического Приказа есть не более чем результат коварной интриги…»

(Преподобный Эдельберт Великоградский. «Бестиарий и описание рас Мира Упорядоченного»)

Серединные земли. Кирьяновы пущи.

30 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Полдень

— Все, я больше не могу… — Франка всхлипнула и села прямо в снег. Явдоха, тащившая санки с нашей поклажей, тут же остановилась, и тоже села, примяв мохнатым задом кустик, прямо рядом с гномой. Франка, скажу честно, выглядела весьма неважно. Устала, пообтрепалась и пропахла дымом костра. Да и Явдоха поистощала. Но и не мудрено.

Третий день бредем по лесу, старательно минуя большаки и даже проселочные дороги. Ну а как по-другому? После того, что я сотворил с отрядом белоризцев, само собой разумеется, что перекрыты все дороги. И не только дороги.

— Надо идти.

Гнома отрицательно помотала головой, Явдоха через мгновение повторила то же самое.

И эта туда же… Я в последнее время стал подозревать, что на самом деле животина гораздо умнее, чем кажется. Во всяком случае, человеческую речь понимает прекрасно. С Франкой она сразу подружилась, и даже в некоторой степени стала копировать ее. Давно бы бросил худобу, но не могу, жалко: сожрет же ее зверье… Да и польза какая-никакая от нее есть. Тащит санки с пожитками и иногда Франку. Меня, так наотрез отказывается, курва мохнатая. И еще, они обе просто обожают яблоки. Весь куль, что гнома прихватила из темницы, слопали. Мне ни одного не досталось. И теперь очень страдают без сладкого.

— Немного осталось.

Франка и Явдоха дружно проигнорировали мои слова. Хафлингесса обняла ослицу и стала явственно всхлипывать. Идти куда-либо они явно не собирались.

— Ладно… привал… — выдавил я из себя и побрел рубить лапник на шалаш.

Ничего: переночуем, поест горячего, отдохнет — и дальше. Выхода другого нет. Хотел Франку пристроить куда-нибудь, и двинуть самому в Топи, но она наотрез отказалась. Так что сама виновата. Да и куда ее пристроишь? Вне закона мы.

Слава богам, погода стоит как на заказ. Небо ясное, мороза почти нет. Никакой нечисти тоже пока не встречалось. Правда, с провизией дела совсем плохи. У меня еще остался маленький мешочек крупы, кусок соли, да пара полосок сушеного мяса, еще из собранных Маленой запасов. Как раз на сегодня поесть. Так что рано или поздно придется выходить к людям. Или охотиться; правда, с этим пока сложно. Нет, зверья встречается порядочно: косули, даже олени… просто кроме меча и клевца, у меня ничего с собой нет, а с ними особенно не пополюешь. Силками ловить не обучен, а Силой чародейской в лесу для охоты пользоваться нельзя, враз Мальву прогневишь, тогда жди Белый Гон в наказание. И на этом твой жизненный путь закончится. Совсем. Абсолютно без шуток. Ну да ладно, что-нибудь придумаю.

Пясть с хрустом срубила здоровенную сосновую лапу, я ее бросил на остальные, примерился к следующей, как неожиданно сзади послышался жалобный тихий писк.

— Что за?.. — я обернулся и увидел маленький пушистый комочек, барахтающийся в снегу.

Птенчик, а это оказался совенок, беспомощно разевал свой изогнутый клювик и таращил на меня большие глаза.

— Сейчас, бедолага, — я подхватил его на варежку, покрутил головой и, разглядев дупло в дереве, полез по веткам. Забраться-то забрался, вернул птенчика в гнездо, к его точно такому же братцу или сестричке, но потом ветка обломилась и я, сшибая сучья, грохнулся в снег.

Плечо и спину опять пронзило болью, еле встал на четвереньки, отплевался от снега и от души выматерился, пугая красногрудых снегирей. Неожиданно помогло: боль утихла, я отыскал в снегу пясть и опять принялся за работу. В голове мелькнула мысль, что птенец зимой — это не совсем нормально, но я не успел больше об этом подумать, так как позади опять послышались звуки. На этот раз — тихое рычание.

Резко обернулся — и невольно опустил нож. На поваленной лесине сидела, заложив ногу на ногу, молоденькая девушка в кокетливой зеленой бархатной шапочке с фазаньим пером. Соломенные волнистые волосы свободно падали на плечи. Большие, чуть раскосые глаза, немалый ротик и острые скулы свидетельствовали о том, что предо мной алвка.

Наряд завершали короткая замшевая курточка, подбитая пятнистым мехом, лосины, обтягивающие длинные точеные ноги в высоких сапожках, подвязанных ремешками под коленками. На коленях же дева держала небольшой самострел с двойными дугами.

Красивой я бы ее не назвал, но симпатичной — вполне, благодаря экзотической внешности. Даже очень. А вот у ее ног…

Большое длинное мускулистое тело, вытянутая морда, немного смахивающая на волчью, длинные изогнутые клыки, белоснежная волнистая шкура с очень длинной остью и загривок, весь покрытый длинными иглами… иглами…

— Изверь? — предположил я вслух.

— Можно сказать и так, — вежливо склонила голову девушка. — Но я предпочитаю называть этих зверей снежными львами. А теперь твоя очередь отвечать на вопросы, охотник. Говори, что ты делаешь в моем лесу?

Вопрос был задан очень приятным, переливающимся как серебряный звон голосом, но в нем прозвучали неожиданно стальные нотки.

— Твой? — на всякий случай уточнил я. Нет, у этой девчушки просто поражающее самомнение. Говорит так, как будто она сама Хозяйка Леса… Хозяйка?.. О Боги!!!

— А чей еще? — удивилась алвка и даже оглянулась, будто ожидала там увидеть еще одну претендентку на владение.

— Хозяйка Леса, — я приложил руку к сердцу и склонил голову. — Приношу тебе свои извинения.

— Принимаю, — великодушно кивнула девушка. — Но — отвечай.

— Мы просто прохожие, Хозяйка. Так случилось, что нам приходится хорониться от людей в белых ризах.

— Достаточно, — девушка остановила меня жестом руки. — Это ваше, человеческое дело, мне совсем не интересное.

— А что тебе интересно, Хозяйка?

— Мне? — лукаво переспросила алвка. — Мне много чего интересно. Но пока это неважно. Отвечай, охотник, есть ли тебе и твоим спутникам в чем нужда?

— Нет, хозяйка, — я ответил не раздумывая. Нет, нужда есть, и не малая, но просить у богов может быть весьма чревато. Да и вообще… Хотя…

— Даже так? — обиженно протянула Хозяйка Леса. — Прям ничего-ничего не надо? Ты можешь попросить многое, охотник. Заслужил, доброй душой своей.

— Дай два яблока… — неожиданно выпалил я. Решил порадовать Франку и Явдоху. Авось за яблоки Хозяйка с меня много не спросит.

— Яблоки? — удивленно переспросила девушка. — Два яблока? Зачем? Право дело, ты какой-то странный. Хочешь серебра? — алвка развернула ладошку кверху и на ней мгновенно оказалась резная шкатулка, доверху заполненная монетами. — Вот, бери. Купишь себе обоз яблок.

— Благодарю тебя Хозяйка, но нет. Рад был узреть твою красоту… — я поклонился, подхватил охапку лапника и собрался уходить.

— Стой, охотник… — остановила меня алвка. — Ладно, получишь ты два яблока. Но понимаешь… — Хозяйка Леса хитро прищурилась. — Нет у меня с собой. А дома есть. Идем, здесь недалеко.

— Хозяйка… я не один, и не оставлю…

— Ты меня начинаешь злить! — резко перебила девушка. — Говорю, идем. О твоих спутницах позаботятся.

Доходить до конфликта с богиней я не захотел, поэтому послушно потопал за ней. Топал, немного беспокоясь о Франке с Явдохой, и с удовольствием поглядывал на аккуратную попку Хозяйки Леса. Невольно поглядывал, больно уж хороша. А ее зверь пялился на меня, беззвучно обнажая здоровенные кривые клыки и топорща иглы на загривке. Изверь, одним словом.

И я совсем не заметил, как мы вышли на большую поляну, посреди которой стоял маленький деревянный терем. Хотя могу поклясться, раньше его здесь не было. Красивый, совсем сказочного вида. С высокими коньками, украшенными резными изображениями невиданного зверья, узорчатыми наличниками и прочими атрибутами сказочных хором.

Возле крыльца в снегу лежала стая больших белых волков. При виде хозяйки звери с визгом кинулись ластиться к ней, попутно заставив поежиться меня. В самом деле, громадные волчищи…

— Вот, — обворожительно улыбнулась Мальва. — Я же тебе говорила, совсем недалеко. Кстати, как тебя зовут?

— Гор.

— Называй меня Мальва, — еще раз улыбнулась алвка. — Заходи, Гор.

— Но…

— И не думай, — голос девушки стал строгим. — Как там у вас говорят? Напои, накорми, в баньке попарь, а потом уже…

Волки, окружившие хозяйку, вдруг зарычали, обнажив клыки, как бы подсказывая мне, что такие предложения не отклоняют.

Я молча поклонился и вслед за алвкой вошел в дом.

— Ты, наверное, голоден? — Хозяйка Леса показала рукой на уставленный яствами стол. Громадные серебряные блюда с запеченной целиком дичью и рыбой, груды колбас, сложенных в причудливые пирамиды, копченые окорока и ребра, желтые с искрящейся слезой сыры, вазы с фруктами, хрустальные графины с разноцветными винами. Я никогда в своей жизни не видел такого изобилия. Даже на мгновение показалось, что это не более чем искусно составленная иллюзия. Но запах…

Голод в буквальном смысле скрутил в узел внутренности, но очень скоро стало не до яств. Хозяйка Леса, слегка покачивая бедрами, прошла к резному креслу во главе стола, по пути подняла руку, щелкнув при этом пальцами, и на мгновение осталась полностью обнаженной. На мгновение, потому что охотничий костюм исчез, обнажив точеную изящную фигурку, и тут же сменился длинным алым бархатным платьем, облегающим ее тело как вторая кожа. А волосы Мальвы, до этого свободно распущенные по плечам, сами сложились в высокую сложную прическу.

Девушка обернулась, лукаво улыбнулась и показала мне рукой на кресло напротив себя.

— Составь мне компанию, Гор. Я порой люблю отведать простой еды. Это меня… — богиня забавно наморщила лобик, подбирая слова. — Это меня немного забавляет. Да, забавляет.

Отказываться было бы совершенной глупостью, я устроился в кресле и положил себе в тарелку какую-то целиком запеченную птицу. Не знаю, иллюзия эта еда или нет, но вкус у нее — просто божественный. Или это я такой голодный?

Некоторое время мы ели молча. Я не сводил с нее глаз и ужасно хотел припрятать немного еды для Франки, но никак не решался. Наконец Мальва отпила темно-красного, почти черного вина из хрустального бокала, инкрустированного серебром, и сказала:

— Ну что же, Гор. Кто я, ты уже понял, поэтому пришла пора поговорить. Признаюсь, ты мне понравился. Нечасто в моих лесах встречаются такие как ты. Сильные и одновременно чистые помыслами. Так вот, я делаю тебе предложение. Оставайся у меня. Все это… — Хозяйка Леса обвела комнату рукой, — и еще очень многое, будет твоим. И я стану твоей. Признайся, ты же хочешь этого?

— Нет, — я ответил коротко, сделал паузу и на всякий случай уточнил: — Тебя — хочу. Но не хочу оставаться.

Хозяйка Леса весело рассмеялась.

— Ну что же, по крайней мере, ты честен. Но почему ты не хочешь остаться?

— У меня есть неотложные дела, — я потянулся к блюду и положил в тарелку громадный ломоть ветчины. Вполне вероятно, что меня сейчас с треском выгонят, так хотя бы наемся как следует.

— Не боишься моего гнева? — девушка откровенно забавлялась, наблюдая за мной.

— Нет. Не пристало мужу бояться прекрасных дев. Но… но опасаюсь, ибо красота может быть опасной.

Хозяйка опять рассмеялась и сказала, обращаясь к кому-то за моей спиной:

— Нет, он просто очарователен, ты права…

Очень захотелось обернуться, но сдержался. Вместо этого подлил себе в чашу вина и добрался до фаршированной грибами оленины. Будь что будет.

— Ну что же, будь по-твоему, — задумчиво проговорила девушка, — я отпущу тебя… но не просто так…

В то же мгновение вместо кресла я оказался в чем-то обжигающе горячем, от неожиданности дернулся, вскочил и обнаружил себя нагишом по пояс в бурлящей воде.

Небольшой бассейн, облицованный черным мрамором, неровные каменные стены, покрытые вьющимися растениями с громадными фосфоресцирующими цветами, дающими мягкий рассеянный свет и… задорно торчащие из воды небольшие грудки Хозяйки Леса.

— А теперь покажи, как ты меня хочешь… — промурлыкала Мальва и впилась поцелуем мне в губы…

В дальнейших событиях ничего волшебного не происходило. Хозяйка Леса оказалась настоящей фурией, кусалась и царапалась как кошка. Но было все равно прекрасно. Хотя и больно. И еще… мне показалось, что в бассейне присутствовал еще кто-то… Возможно, еще одна Хозяйка Леса, только более ласковая и одновременно более сдержанная. И чем-то очень знакомая. Хотя не уверен, все было как во сне…

Сколько продолжалось это безумство, не помню — совершенно потерялся во времени, но все окончилось очень банально. Только прикасался к прекрасному смуглому телу, покрытому блестящими капельками воды, видел страсть в громадных раскосых глазах, целовал жадные требовательные губы, тонул в ярких вспышках наслаждения…

И тут же оказался в сугробе. Полностью одетым. С ножом в руках. Недоуменно покрутил головой, нашел глазами кучу лапника, который нарубил перед встречей с Хозяйкой Леса, и совсем было решил, что стал жертвой морока, как вдруг что-то свалилось мне на голову. Скосил глаз и увидел большущее румяное яблоко. Через мгновение рядом шлепнулось второе. Засунул яблоки за пазуху, попробовал встать и поморщился от боли в расцарапанной спине.

— Однако не морок, — сделал вывод и подмигнул дятлу, долбившему ствол сосны. — Не морок, братец.

Ни о чем жалеть не стал. Два яблочка — тоже добыча. А если учитывать, что со мной случилось, то… Словом, не каждый день… это… богиню уестествляешь. Да еще какую богиню…

Нарубил огромную охапку лапника, поклонился лесу, поблагодарил Мальву и потопал к Франке с Явдохой. Перепугались, наверное, девы.

— Ну и где ты бродишь? — возмущенно поинтересовалась гнома. — Тут такое… такое…

«Такое» я уже и сам заметил. Франка пристроилась на ковре, заставленном в изобилии разнообразной едой, и в руках держала надгрызенную печеную гусиную ногу. На плечах гномы поблескивала пушистым серебристым мехом шикарная шуба. Неподалеку от нее чем-то увлеченно хрумкала Явдоха, засунув голову в большой мешок. Еще парочка точно таких же, только завязанных, валялась рядом

— Уф-ф… Я вроде как заснула, а когда очнулась — тут это… — гнома показала обглоданной костью на ковер. — И большие белые волки там… — кость переместилась на деревья. — Знаешь, как мы испугались? Я даже хотела по ним молнией садануть, но что-то подсказало — не стоит. Хорошо, что они потом убежали.

— Представляю, — я глазами поискал среди еды яблоки. И не нашел. Зато увидел на краешке ковра самострел и колчан, до отказа заполненный стрелами с пестрым оперением. Тот же самострел, который держала на коленях Хозяйка Леса. Получается, Мальва не ограничилась парой яблок. Ну что же, я заслужил. Еще бы, еле на ногах стою. Удачно сходил в гости…

— Ничего ты не представляешь, — обиделась гнома. — Бросил нас. Вот чем ты там занимался?

— Чем я занимался?

— Да, чем?

— В гостях был. Отрабатывал за все это, — я показал на ковер с едой. — Хватит лопать. Вставай, поможешь мне шалаш ладить.

— Бессовестный.

— Вставай говорю.

— Стой… ты что, опять кого-то трахнул? Я так и знала! Свинья!!!

— А тебе-то что?

— Ничего, но…

— Тогда замолчи и помогай. Или хотя бы отгони свою подружку от овса. Она все сразу сожрет, а нам еще пилить и пилить…

Глава 27

«…После возникновения Дромадарских топей, предпринимались неоднократные попытки изучения сих мест научными и военными экспедициями. Уверенных успехов оные не снискали, однако ж до полного запрета посещения, вызванного большими потерями, удалось очертить рубежи Топей и частично картографировать. Центром сей аномальной местности являются развалины родового замка боярина Зосимы Чарноты, а общая площадь Топей составляет около тридцати-сорока квадратных верст. Також выяснено, что град Дромадар бесследно исчез с лика земного. А також был составлен примерный атлас обитателей Топей, в подавляющем большинстве относящихся к нечисти и нежити. Доклады воевод пограничных к Топям волостей, о случаях ухода в сию местность разбойничьих ватаг, признаны частично недостоверными, ибо выживание человеческого существа в оных весьма проблематично…»

(Преподобный Эдельберт Великоградский. «Бестиарий и описание рас Мира Упорядоченного»)

Серединные земли. Петриковские пущи. Старая сторожевая башня.

01 Зимобора 2001 года от восхождения Старших Сестер. Два часа до рассвета.

— Ш-ш-ших… — оселок с едва слышным шипением прошелся по клинку. Я смахнул ветошкой пылинки с меча и подставил его под свет удивительно яркой луны, заглядывающей в провал потолка. Черный металл поймал улыбку ночной хозяйки и отправил ее мягким отблеском на покрытую мхом и инеем стену.

— Порядок… — я осторожно погладил меч, смазал льняным маслом, не вкладывая в ножны, положил рядом с собой и откинулся на копну перепрелого прошлогоднего сена.

Спать не хотелось, не хотелось вообще ничего, навалилась какая-то непонятная усталость и странная тревога. Странная тревога…

Вроде пока все идет хорошо, за пару дней мы значительно продвинулись на пути к Топям. Белоризцев тоже пока благополучно минуем. Еды хватает, дичь лезет прямо под стрелу, так что даже такой скверный стрелок как я никогда не остается без добычи. Но тревога растет с каждым днем и с каждой верстой. Впрочем, и не мудрено, учитывая, куда мы идем. И я уже почти догадался, что меня мучает… мучает…

Я встал и подкинул сучьев в начинающий затухать костер. Огонь, лизнув смолянистую древесину, обрадованно затрещал и вспыхнул, отразившись на почерневших балках потолка причудливыми тенями.

Так, что же меня мучает?

Франка что-то пробормотала во сне, сбив меня с мысли, и поплотнее закуталась в шкуры. Явдоха спала стоя рядом с ней, иногда переступая мохнатыми ногами, пофыркивая и чутко попрядывая ушами. Гнома накинула на нее как попону ковер, доставшийся нам от Хозяйки Леса, и зачем-то повязала на шею свой меховой шарф. Дружат они, видите ли…

А у меня, после встречи с Мальвой, с гномой совсем разладилось. За вчерашний день даже словечком не перемолвились. Ревнует, что ли? Но к кому? Да и глупо это, а Франка далеко не глупый человек. Тогда что? Даже не знаю, как это объяснить. А если честно — и не хочу. Не нравится мне идея тащиться с ней в Топи. Сильно не нравится. Чародейка она сильная, конечно, хотя и недоучившаяся, при случае может и помочь, только не в этом дело. Не боец гнома, далеко не боец. Одна обуза. А там, куда мы идем, лишняя обуза может потянуть на дно. Хотя откуда я знаю, что там, в Топях? Ничего толком не вычитал, карты тоже ничего не подсказали. Даже та, которую я нашел на разбитом корабле.

— Еще, что ли глянуть, все равно не спится… — Я протянул руку к суме и достал футляр. — Так…

Картинка на карте приблизилась и показала затерянную в заснеженном лесу черную точку полуразрушенной древней башни, в которой мы заночевали. Мы уже добрались до пограничной к топям Петриковской волости, родовой вотчины становых бояр Петриков. А это… да, где-то верст пять до него, село Овчарицы, ближайший к нам населенный пункт. От него как раз идет тракт прямо до Заречья, городка, в котором стоит гарнизон, охраняющий Донатов Вал, возведенный вокруг Топей и названный в честь того самого Доната, пусть ему пусто будет, основателя Белого Синода и организатора той самой Резни. Ну да ладно, это неважно. От Овчариц до Заречья примерно верст тридцать. При желании на добром рысаке в два дня можно обернуться. Хотя о чем это я? Разогнался, наездник хренов. Добрый рысак и Горан — понятия несовместимые. Да и где того рысака возьмешь? Так, в этих хреновых Овчарицах надо попытаться оставить гному. Даже если упираться будет… но как?..

Я потихоньку стал дремать, улетая куда-то в мягкую бархатную темноту, но вдруг…

Не понял…

Сильно дернулся амулет и сразу же забился мелкой дрожью, стремительно нагреваясь. Я подобрался, опустил руку на меч, вглядываясь в темноту, но ничего подозрительного не видел. Покрытые мхом и засохшими гирляндами вьюнка стены, обвалившаяся лестница, черные балки… Нет, ничего. Но почему так реагирует амулет? И почему не сработали сторожки? Гнома перед сном кинула на проломы в стене и вход чародейскую сторожевую сетку, и если бы кто попробовал через нее пройти, уже горел бы ясным пламенем. Странно…

— Франка, вставай!..

Гнома никак не прореагировала на мой голос. Мне даже показалось, что она стала тише сопеть носом.

— Мать вашу, вставайте! — рявкнул я уже во весь голос, приметив, что обычно чутко спавшая ослица тоже и ухом не повела. — Что за хрень, шишига вас побери?

Неожиданно спину кольнуло мерзкое ощущение чьего-то холодного липкого взгляда, идущего откуда-то сверху. Уже понимая, что в башне кроме нас кто-то есть, и стараясь идти как в полудреме, я вернулся на свое место, оперся о стену и осторожно стал рассматривать балки и остатки перекрытий второго этажа. Франку и Явдоху этому «незваному гостю» удалось приусыпить, но меня-то — нет, амулет надежно хранит от морока. Но вот об этом ему как раз не надо догадываться. Коль удалось схитрить с чернокнижницей — может и сейчас получиться. Ну… может быть, получится…

Костер и луна дают достаточно света… Стоп… а вот этого… вроде не было. Или было? Подтверждая догадку, едва отличимое по цвету от замшелой кладки большое пятно сдвинулось немного вниз по стене.

Я клюнул носом, изображая дрему, даже слегка всхрапнул, и исподлобья продолжил наблюдать за…

Да кто же ты есть?

Непонятное существо, ловко перебирая лапами, плавно скользнуло на пол и сразу стало похоже на человека с гибким тонким телом, одетого во что-то наподобие длинного плаща, плотно облегающего всю фигуру.

Да ну?! Упырь?.. Но какой из них? Вурдалак, вомпер, захлюст или бабяк? Только эти названия помню, а вообще упырей — разнообразное множество. Могу только сказать, что этот уже может изменять свое тело, значит, не неофит, а матерый упырище. По кровушке соскучился, выродок? Как же хорошо, что я с бронькой уже сроднился, даже на ночь не снимаю. Любая царапина, полученная от такой твари, может доставить очень много проблем. По крайней мере, так пишут.

Тем временем упырь по широкой дуге обошел костер, явно колеблясь, немного помедлил, а потом совершенно беззвучно скользнул к гноме. Лучик луны, упав на «гостя», высветил совершенно человеческое, но мертвенно бледное мужское лицо с тонкими чертами и длинным острым носом.

Ну, давай… Я дождался, пока упырь повернется ко мне спиной и, подскочив, в прыжке ткнул его мечом.

Могу поклясться, что достал! Достал же, на добрую ладонь вогнав острие!

Но «гость», будто ничего не почувствовав, с тихим шипением на лету превращаясь в существо, очень похожее на бескрылую летучую мышь, одним прыжком вскочил на стену и, мгновенно оттолкнувшись, полетел уже на меня, вытянув вперед длинные руки с кривыми тонкими когтями.

Я рубанул наотмашь, стараясь попасть по нему еще в прыжке, но споткнулся о сумку и с грохотом рухнул на пол. Упырь, понимая, что тоже промахивается, попытался развернуться в воздухе и все-таки царапнул когтями по поле бахтерца, пролетая мимо. Взвизгнул от досады, цепко приземлился на каменный пол, сразу группируясь для следующего прыжка.

— Ах ты, сука!.. — понимая, что не успею ударить мечом, я отмахнулся рукой и неожиданно попал кулаком упырю прямо по морде. Тварь кубарем полетела в угол, попыталась вскочить, но я рванул на коленях к ней и опять ткнул клинком, на этот раз угодив куда-то в бок.

Снова зашипев, только уже с явными нотками боли и злости, упырь с неожиданной для такого хрупкого тела силой саданул меня лапой по руке и выбил меч. Занес вторую лапу, матово блеснув когтями…

— А вот хрен тебе!!! — кулак, закованный в латную перчатку, с хрустом влепился в морду твари, откинув ее к стене. Следующий удар с хрустом вбил башку упыря в острую грань торчащего из стены камня. Испустив пронзительный визг, чудовище, яростно царапая когтями пол, попыталось вывернуться, но получило очередную плюху и неожиданно стало обращаться. На уродливой, покрытой редким волосом безносой морде промелькнули человеческие черты. Тварь силилась что-то сказать, но я, совершенно забыв про меч и окончательно остервенев, безостановочно лупил упыря кулаками. А когда он обмяк, подхватил за ногу и, как цепом, стал молотить об пол. Силы для этого в моем нынешнем теле хватило с головой. Остановился лишь тогда, когда упырь стал похож на рваную тряпичную игрушку. Но все равно оставался живым. Один глаз вытек, но второй из-под подрагивающего века продолжал с ненавистью пялиться на меня. Губы, пуская кровавую слюну, кривились, силясь что-то сказать.

— Ф-фух, ястри тя… гребаная кровососина… — еще раз пнул его, отдышался и, подобрав меч, разрубил для верности тело упыря на несколько частей.

Голову оставил, а остальные куски запинал в угол, чтобы там спалить. Сейчас… Надо только постараться не взорвать всю башню, к шишигиной матери. Но не успел.

— Еще так ра-а-ано… — Франтя наконец соизволила проснуться и, не вставая, сладко потянулась.

— Нормально… — не очень приветливо буркнул я, разозлившись тому, что она мне помешала. Дрыхла бы себе дальше.

Явдоха, по своему обыкновению, пробудилась вместе с гномой, с шумом втянула в ноздри воздух, и вдруг, бешено взблеяв, шарахнулась в сторону и забежала за свою подругу.

— Ой! — коротко ойкнула хафлингесса, увидев упыря. — А что… что это?

— Наверное, упырь; точнее не знаю… — я передумал палить чудовище и решил взвалить это дело на гному. Ну его… потом опять ожоги мазью лечить.

— А когда? — гнома осторожно приблизилась и толкнула носком сапожка останки кровососа. — Когда ты его прибил?

— Только что. Кажется, он вас с Явдей каким-то образом причаровал, потому что дрыхли без задних ног и ничего не слышали. А меня — не получилось… Ну и вот…

Гнома неожиданно покраснела, опустила голову и буркнула:

— Спасибо. Если бы не ты, он бы нас выпил. Или, что еще страшнее, обратил.

— Ладно. А теперь сожги его. Мало ли…

— Подожди… — Франка присела возле головы. — Он обращался?

— Да. Что-то наподобие летучей мыши, только без крыльев.

— Угу… — глубокомысленно хмыкнула гнома. — Все ясно. Это захлюст. Видишь, у него волосенки на башке — как белесый пух. Легко отличить от нормального человека. Поэтому они самые осторожные из сословия упырей. Но не самые слабые. Даже не каждый чародей сможет от захлюстова морока оборониться. Странно, что он напал. Видимо, как раз находился в последней стадии очередного изменения, а вурдалаки в этот период дико страдают и стараются побольше пить и жрать, чтобы быстрее завершить трансформацию. Не брезгуют даже домашней скотиной. Вот и не удержался. Очень опасный монструм. Как ты его одолел?

— Молча. Прибил его кула… — я хотел сказать правду, но запнулся, отчего-то застеснявшись.

— Кулаками? — удивилась Франка. — Надо было припалить. Они огня пуще серебра боятся. Хотя понятно. Ты все время в азарте забываешь про свою Силу. Надо бы тобой заняться на досуге. Но прибить вурдалака кулаками — это что-то. Ты хоть понимаешь, что он мог тебя просто разорвать, как тряпку? Этот был не новичок, а ближе уже к адепту, то есть за спиной у него не менее трех жизненных трансформаций и около трехсот лет жизни. Вернее, не жизни, а бытия, полноценно живыми вурдалаков не назовешь.

— Откуда ты все это знаешь?

Гнома в ответ насмешливо фыркнула:

— Откуда, откуда… от двугорбого чуда-юда! Ты не смотри, что я недоучка. Монстрологию нашему циклу преподавал сам Бигос Пшек. А этот старый козел умел заставить уважать свой предмет. Тут вот что… у него где-то здесь логово должно быть. Давай поищем? А? А там, знаешь…

— Серебро? Они же его боятся…

— Злато! — азартно заявила гнома. — Захлюстов еще зовут златниками! И каменья драгоценные, да утварь. Представь себе…

— Злато, говоришь? Времени у нас в обрез… — я покачал головой и сунул Франке баклагу в руки. — Слей мне умыться, потом позавтракаем, иначе я сейчас с голоду сдохну. А уже потом…

Явдоха кивнула головой, пристукнула копытцем и фыркнула, намекая, что тоже не против завтрака.

— Хорошо, — против обыкновения гнома не стала препираться. — Но смотри, ты пообещал. Мы быстро…

Быстро не получилось. Пока завтракали, окончательно рассвело. Потом я собирал вещи и грузил их на санки, а гнома, попросив подсадить ее на второй этаж башни, развела там какую-то волшбу.

Ну-ну… какое, к кикиморе, логово с сокровищами? Еще сама навернется сверху, тащи ее потом на закорках… Короче, хватит баловства. И вообще, у нее падчерица пропала, можно сказать, общественное положение рушится, а она… Еще четверть часа — и все, сворачиваемся…

— Снимай меня, — в провале перекрытия показалось довольное лицо гномы. — Нашла. Понятно, почему мои сторожки не сработали. Он не проникал в башню извне. Уже был здесь, таился на втором этаже.

— Вот же… — я еле сдержался, чтобы не ругнуться. — Прыгай уже, не верещи…

Вход в логово оказался метрах в двадцати от башни, прямо под остовом еще какого-то строения, и очень напоминал обычную промоину. Мне, честно говоря, совсем не хотелось туда лезть, но скандалить с гномой не хотелось еще больше. К тому же Франтя намекнула, что у упырей могут оказаться очень редкие…

— Инкунабула блаженного Клима Перверзия «К истине явлений»!!! Ее пятьсот лет никто не видел, остались только упоминания… — жарко шептала гнома, не отпуская мою руку. — И надо же, затравили упырину неподалеку от Кобленца, а у него в логове… Потом ее нам в университетской библиотеке показывали. Ты вообще понимаешь, что…

— Нет. Свети.

Гнома быстро начаровала светляк. Огонек ярко осветил короткий коридор, обложенный почерневшими от времени кирпичами и заканчивающийся небольшой дверцей, почти полностью окованной железом.

— Ты это… чарами проверь, что ли, — откуда-то из глубин памяти вынырнуло знание, что по таким вот коридорам беспечно шляться не стоит. — Может, урод здесь понаделал всякой гадости…

— Пустое, — отмахнулась гнома и потащила меня к двери. — Упыри к чародейству не способны, разве что самые старые, но те полностью теряют человеческий облик, так что…

— Позади меня стой. Посмотрим… — Я вытянул руку, кончиком меча толкнул дверь — и быстро отскочил назад. И вовремя, потому что из небольших отверстий в притолоке с лязгом выскочило несколько граненых железных штырей, пронзив воздух как раз там, где мы мгновение назад стояли.

— Ой!.. — тихонько пискнула гнома, прижав ладошки к губам.

— Вот те и «ой». Твори чары. Ищи… что-нибудь…

— Там есть кто-то живой… — неуверенно заявила Франка, прошептав несколько заклинаний. — Не нечисть… и не нелюдь. А ловушек… ловушек вроде нет…

— Какого хрена?.. — я совсем уже собрался отказаться от прогулки по подземелью, но потом ругнулся и шагнул в проем двери. — Да ну?..

А посмотреть в логове вурдалака было на что. Большая, богато обставленная комната со сводчатым потолком, пушистые ковры на полу, резная, с виду очень старинная и дорогая мебель, драпировки, картины в позолоченных рамах, большая кровать с балдахином…

— М-да… а где?.. — я покрутил головой в поисках, по моему мнению, необходимых атрибутов для логова нелюдя. Ну… цепи, скелеты, пытошные орудия, тазики крови…

Но ничего подобного в комнате, как ни странно, не нашлось. Разве что небольшой алтарь, обставленный черными зажженными свечами, со статуей мужика с мордой летучей мыши, с головы до ног закутанного в черный плащ, немного выбивался из картины совершенно человеческого жилья. Мать твою… вон даже домашние тапочки возле кровати стоят…

— Это их покровитель, Баадверан, — гнома ткнула пальчиком в алтарь. — Демон…

— Где живой?.. — я не успел договорить, потому что Франка метнулась в угол и дернула портьеру, за которой…

— О боги!!! — потрясенно охнула гнома. — Девочка…

В небольшой клетке, склепанной из железных полос, на куче тряпья лежало маленькое худенькое тельце…

Глава 28

«…вурдалаки вельми немногочисленны, ибо оные волей богов лишены блага естественного размножения и преумножают свое сословие через обращение, вызываемое введением в кровь кандидата своей мерзкой слюны. Но сей способ при всей своей простоте вельми хлопотен, ибо лишь один из тысячи взрослых укушенных переживает первую стадию обращения без стабилизации многими специальными эликсирами и заговорами, что редко возможно. Детский организм лучше переносит обращение, но тоже требует специального присмотра в течение некоторого времени, и невозможен без достижения ребенком возраста пяти лет и более. Посему вурдалаки предпочитают питаться взрослыми особями, а обращать дитятей. Ибо, по великомерзким законам упырьим, вурдалак обязан соорудить перед всякой новой трансформацией в следующее жизненное состояние по одному упырьему неофиту. А ежели не сможет, то деградирует, что есть для них великий позор и откат в иерархии. Таким образом, ежели гдесь пропадает дите человеческое, сие почти всегда суть происки вурдалачьи, ибо только из детей получается сильный жизнеспособный образец, способный к последующим трансформациям и достижению итогового результата.

А також добавлю смердящим злопыхателям: специальная комиссия, созданная для рассмотрения ваших мерзких наветов, полностью сняла с меня нелепые обвинения в причастности к сословию упырей…»

(Декан факультета монстрологии Академии Лиги Белого Света преподобный Бигос Пшек. «Монструмы как суть»)

Серединные земли. Петриковские пущи. Старая сторожевая башня.

01 Зимобора 2001 года от восхождения Старших Сестер. Утро

— Укусил ее?

— Похоже, нет… — Франка медленно провела ладонью над телом девочки и отрицательно покачала головой. — Нет… скорее всего, нет. Ждал…

— Чего ждал?

— Пока в возраст войдет.

— А если?..

— Нет! — отрезала гнома и бережно завернула девочку в одеяло, а потом — в меховой полог. — Говорю — нет. Поверь, я больше лекарка, чем чародейка, так что знаю. А спит, потому что опоил ее упырь декоктами, для преуменьшения травм нервических.

— Что теперь? — Я смотрел на чумазую симпатичную мордашку девчонки и даже не представлял, что с ней делать. Конечно, это дело благое, спору нет. Но куда мы ее потащим? Вот же напасть так напасть… Еще ребенка мне для полного счастья не хватало.

— Не знаю… — прошептала гнома и заботливо поправила соломенного цвета волосы девочки. — Может, он ее украл где-то в близлежащем селе? Отдадим назад. Хотя нет… они ее по темноте своей дремучей сразу спалят, во избежание обращения. Ты знаешь, Гор…

— Что? — я поддел засапожником замочек шкатулки, открыл ее и ошеломленно уставился на разноцветные камни.

— Я ее себе оставлю! — неожиданно выкрикнула Франка.

— Очень правильно. Потащим ее с собой в Топи. Ты просто отлично придумала.

— Ты ничего не понимаешь… — всхлипнула гнома. — Я… я… просто…

— Что ты просто?.. — Мое внимание привлек большой сундук, покрытый медвежьей шкурой. — Так, а здесь что?

— Не могу иметь детей…

— Понятно… — я отвел взгляд от чеканной позолоченной посуды и неожиданно понял смысл сказанного Франкой. — Что?.. А муж знает?

— Знает, — потупилась гнома. — Но ему все равно. Он меня и без детей любит. И у него Петка есть… то есть была…

— А вам, хафлингам, можно человеческих детей брать себе?

— Можно, можно, — убежденно зачастила Франка. — Должен Совет древа признать — и всё. Иногда разрешают. Я добьюсь этого. Обязательно. А если нет… тогда… тогда…

— Хорошо. Но ты понимаешь — если ты сейчас возьмешь эту девочку, то на этом твое путешествие закончится. Дальше я пойду сам.

— Да, — потупилась гнома. — Но я знаю. Верю… ты найдешь Пету. Знаю, и всё… Так что… прости…

— Ты знаешь, для чего тебя забрал Синод? — я походил по комнате и сел в кресло с подлокотниками в виде львиных лап. — Это важно: надо думать, где вас оставить.

— Я же тебе говорила, — эта сучка ничего мне не сообщила. Только сказала, что вреда не причинят, и так будет лучше. И скоро отпустят. — Гнома осторожно погладила девочку.

— Тогда останетесь в ближайшем селе. Пусть даже белоризцы и возьмут вас. Выхода другого нет. Так, отсюда ничего не берем. Я вход привалю на всякий случай. Если что, добро на обратном пути заберем. Да не смотри ты так: кроме девочки, ничего не возьмем. Пошли наверх, времени в обрез.

Через час мы уже выбрались на тропинку, ведущую на большак. Я впереди, а за мной Явдоха тащила санки с гномой с девочкой. Я шел и ломал себе голову над женской сущностью, все больше убеждаясь, что до конца ее понять невозможно. К примеру, Франка: сначала я ее определил для себя как исключительно вредную особь, избалованную стерву, потом мнение немного изменилось: к вредности, избалованности и стервозности добавилась малая толика человечности и храбрости. А вот теперь… даже не знаю, что сказать. Взять себе безродного, с непонятно какой наследственностью ребенка? Причем даже из чужого народа? Нет, ты смотри: она ее уже любит, с рук не спускает, тетешкает как родную… Извечный материнский инстинкт? Может быть, но, кажется, это не все. Что-то в этом еще есть. Только точно не знаю, что именно.

— Пришла в себя?

— Нет, пусть спит… — гнома крепко прижала девочку к себе, будто подозревая, что я ее отниму. — Могу ее разбудить, но лучше пусть сама отойдет. И не рычи так. Тише: напугаешь, медведь. Ты башку упырью прихватил? Нет? Я из зубов его для девочки эликсир укрепляющий сделаю. Чтобы здоровенькая росла.

— Прихватил, — я взял за повод Явдоху и помог ей вырвать санки из сугроба. — Как назовешь-то?

Франка мечтательно улыбнулась.

— Милкой. Милицей! Самая раскрасавица вырастет у меня. Такая прямо…

— Вредная, как ты?

— И вовсе я не вредная! — возмутилась гнома. — Сам ты такой. Вон смотри, на большак вышли. Сколько там до Овчариц? Милу надо обиходить. Помыть, переодеть и по… Ой!.. а там кто-то свернул прямо к нам…

Я уже и сам увидел несколько саней, до отказа заполненных разномастно вооруженными мужиками. Не служивыми, а именно мужиками. Не перепутаешь. Толстые стеганые тягилеи, кое у кого кольчужки, нашитые прямо на тулупы; в руках вилы, цепы и дубины с совнями, сработанными из кос. Интересно, на кого они собрались? Снаряд точно не охотничий.

— Твою же… — я неожиданно рассмотрел среди крестьян крепкого широкого мужичка в белом балахоне со знаком Синода, накинутом прямо поверх полушубка. Белоризец тоже оказался вооруженным, держал на коленях толстую и длинную дубину, окованную железом.

— Я попробую им глаза отвести, — всполошилась гнома, пряча сверток с девочкой под шкуры. — А если что, ударю. Не отдам дитенка хамам!

Явдоха воинственно фыркнула и ударила передними копытами, соглашаясь со своей хозяйкой. Вот же… И на кой мне, спрашивается, это бабское воинство?

— Угомонитесь, не за нами идут!.. — прикрикнул я на них, но сам на всякий случай поправил ножны с мечом и клевец. — Не суетись, говорю тебе. Идем, как шли, нам нечего бояться.

В обозе тем временем нас тоже углядели. Два кудлатых здоровенных пса, ломая подлесок, рванули вперед и басовито забрехали, пока не решаясь приблизиться ближе.

— Кто такие и кудыть вас несет? — грозно поинтересовался здоровенный усач в обшитом бляхами тулупе. Его товарищи повыскакивали из саней и, целясь своим дрекольем, обступили нас полукругом. Еще пара потащила большой рыбацкий невод. Нас ловить, что ли? Ну нихрена себе…

— А ты кто есть, морда усатая? — я медленно вытащил меч и шагнул вперед. — А ну опустите деревины, а то плашмя затусую их в дупла ваши смердящие. Живо, сказал!

— Ты погодь, вашество… — усач резко помягчел тоном и махнул своим. — Осади, осади, Дичок, я сказал. Значица, староста я. Осип Нехлюй. С Овчариц. А назваться вам придется, ибо не посмотрим, что…

— Зовусь Вран. — Предупреждая неминуемый конфликт, я назвался первым пришедшем в голову именем, и показал на Франку. — Это становая боярыня Велислава, великого рода Жмериков. Я ее ближник. Лихие людишки разбили обоз, мы едва ушли от них, заплутав в пущах. Вот выбираемся уже седмицу. Сего вам хватит.

И скосил глаза на белоризца. Он молча стоял рядом со старостой, внимательно слушал меня и поигрывал синодским знаком. Если что, ляжет первым. Вот не настроен я воевать с селянами, но если придется, не отступлю.

— Ну… дык, оно понятно… — покрутил усами староста и нерешительно добавил: — Но, в любом разе, досмотреть вас требоваца…

Остальные мужики при словах старосты одобрительно загалдели, потрясая дрекольем.

— А больше ты ничего не хочешь, морда? — я шагнул вперед слегка толкнув старосту грудью. — Очумел вконец? Боярыню собрался досматривать? Ась? Я не ослышался?

Староста отступил, чуть не упал, хотел что-то сказать, но не смог от злости, и схватился за совню. Односельчане его поддержали, и быть бы беде, но вдруг вмешался белоризец.

— Тихо! — неожиданно звучно рявкнул он. — Тихо, сказал. И ты, Вран, не кипятись. Я отец Гордий, настоятель в Овчарицах. Тут такое дело, вырдалак завелся в округе. Бедов натворил — не счесть. Выпил намедни трех людишек, скотины положил порядочно. Вот мы на поиск и собрались, ибо терпеть уже невмочь. Надобно нам убедиться, что вы людского роду. Хотя вижу уже, что людского… — священник обернулся к селянам и показал рукой на кудлатого пса, ластившегося ко мне. — Видали? Собака не станет к упырю ластиться. Облает враз. И в боярыне ничего не чует…

— Так бы и сказали, — буркнул я, вытащил мешок из саней и вытряхнул голову упыря под ноги селянам. — Вот он, ваш «вырдалак». А точнее — захлюст, но тоже упырьего роду. Пытался и нас ночью выпить. Только не сложилось у него.

— Ох етить, иклы-то страшенные…

— Ты гля, зенки-то…

— Ослобонил нас…

— Таращится буркалами…

— Вона как, а мы…

— Надобно повиниться пред боярыней…

— Кланяйся, браты, кланяйся… — селяне, боязливо поглядывая на башку упыря, и впрямь принялись нам почтительно кланяться. Староста даже на колени бухнулся от усердия.

— Великое дело ты сделал, Вран, — священник, не чинясь, тоже поклонился. — Великое. А не видал ты там случайно девчушку малую? Увел ее упырь два дни назад. Пять годков ей без двух дней будет. На Милку она отзывалась. Сиротка, на общем прокорме в селе. Но тоже ведь жаль…

Я в растерянности оглянулся на Франку. Гнома скрипнула от злости зубами и отодвинула полог, показав девочку.

— Вот. Не успел ее тронуть упырь. Все в порядке. А ежели вы удумаете!.. — Франка повысила голос и с угрозой посмотрела на отца Гордия. — То…

Гнома встала и показала селянам на открытой ладони пламенеющий огненный сгусток, да и сама она стала выглядеть страшней некуда: глаза сверкают, на лице злоба и решимость всех порешить самым зловещим образом. И вокруг фигуры — дрожащее сияние, огненное. Сущая демоница, защищающая своего детеныша.

Селяне ожидаемо прониклись, охнули и опять попадали на колени.

— Погоди, боярыня, — священник, не обращая внимания на Франку, нагнулся над девочкой, прикоснулся к ней своим знаком, а потом с улыбкой выпрямился. — Так и есть, не тронул. Чудо сие великое. Слышь, обчество, Милку-то монстра не тронула. В рубашонке девка родилась! Чудо есть сие, благодарите Старших! В голос благодарите!

Я облегченно выдохнул, а жители Овчариц, не вставая с колен, затянули какой-то заунывный псалом, прославляя Старших Сестер, оборонивших девочку Милицу. Священник умело дирижировал хором, размахивая своей дубиной. А про меня, чьими руками свершилась справедливость, все как-то забыли. Ну и ладно.

— Видишь, как все хорошо решилось, — кивнул я Франке. — И Милка Милицей оказалась, да еще и беспризорной, так что думаю, никто возражать не будет, если ты ее заберешь. На крайний случай, денег им дадим.

— Угу… — гнома спрятала от меня подозрительно заблестевшие глаза и прижала к себе девочку. А Мила, не просыпаясь, выпростала свои ручонки из-под полога и обняла гному. Так это по-доброму получилось, что даже я расчувствовался. Надо же… прорывать стало мозги примороженные. Я давно уже приметил, что у меня с этим делом прогресс наметился, совсем не то что раньше: два слова не мог связать и больше слушал, чем говорил. Как же там это словечко мудреное звучит… итегрировался, что ли? Нет: интегрировался в общество! Так, кажется, правильнее будет. Или неправильно? Толком не знаю, но стал более разговорчивее и даже способен на какие-то чувства, кроме похотливых. Но и эти как раз никуда не делись. Да, и еще… бояться стал. Не раз ловил себя на этом полезном чувстве.

Селяне, отбив положенные поклоны, наконец угомонились и делегировали старосту к нам с Франкой выразить решительное приглашение в Овчарицы, для последующей всяческой благодарности. Отец Гордий тоже рекомендовал погостить. Чем мы и воспользовались.

Для новоявленной становой боярыни Велиславы и ее ближника Врана, то есть меня, освободили сани, Явдоху привязали цугом, и процессия двинулась. Священник присоседился к нам и любезно развлекал избавителей разговорами. И вообще, никакого подвоха я не заметил: отец Гордий или не знал о розыске, или очень искусно скрывал это знание. Но тут ничего не поделаешь, придется рискнуть. С Милкой нам дальше ходу нет. А пока можно немного разведать обстановку.

— А чего сами полезли на упырину? А боярские дружинники?

— Дык, нет никого, — покачал головой священник. — Вообче никого. На прошлой седмице становой боярин Петрик со своей дружиной ушел на смотр к князю. В полном, стал-быть, составе, едва с два десятка воев замок охранять оставил. А волостного княжеского урядника с его командою кинули на усиление Донатова Вала. И чародеи все кудыть запропали. Мы за ними аж в Заречье посылали. В волостном Соборе Синода тоже отказались помочь, без объяснений. Грят, не до того нам, а ежели невмоготу, помолитесь и сами опчеством на упыряку идите. Вера поможет. Вот так-то.

— А в чем дело-то? — я слегка насторожился. То, что власти самоустранились — это, конечно, хорошо, но все равно подозрительно.

— Дык почти всегда так, — охотно пояснил священник. — Близится годовщина Сечи. Но, правда, так хлопотно первый раз. Обычно суеты поменьше.

— Ну годовщина… А в чем беспокойство-то?

— Дык есть вроде пророчество… — неуверенно буркнул отец Гордий. — Токмо оно еретическое и стал-быть запрещенное…

— Ну-у… если запрещенное, — разочарованно протянул я и как бы невзначай сунул белоризцу флягу с огневицей. — На, хлебни, отче, во избавление, значит…

— Это можно! — с чувством заявил отец Гордий, осенил баклажку знаком Синода и алчно припал к горлышку. — Ух-х… благослови тя Старшие, вовеки и присно, хорошо это зелие греховное…

А после третьего захода на огневицу шепотом поведал, что полторы сотни лет назад был такой юродивый белоризец-расстрига Дамус из румийского града Ностра, и оный, опившись отвара грибков лесных под названием пятнашки, частенько распутно бесчинствовал и прилюдно пророчествовал. Даже нашлись последователи, за пророка почитавшие сего Дамуса и распространявшие подметные письма с евойными пророчествами. Закончилось все как должно, то бишь на костре. Но вот только со временем начали смекать людишки, что уж очень частенько пророчества юродивого совпадают с действительностью. Он предсказал и смерть на охоте отца нынешнего правителя Жмудии, а также разрыв отношений с алвами, две войны, и мор с потопом, случившиеся незадолго после его мученической смерти. Да много чего… Только изъяснялся сей пророк вельми мудрено — стихами, какими-то катренами, кои можно по-разному трактовать. Но при Синоде якобы есть специальный Приказ, где сии пророчества разбирают. А по поводу годовщины Сечи, звучит так…

Отец Гордий прокашлялся, хлебнул огневицы и выдал баском:

И Старый Страх вернется в Мир Сломав Валы минулой Брани И в Годовщину грянет Страшный Пир На коем Зверь развеет Грани…

— Ничего не понял… — честно признался я священнику.

— Просто это, — снисходительно вздохнул отец Гордий. — «Валы минулой Брани» — Донатов Вал, окружающий место Сечи при Дромадаре. «Грани» — устои Упорядоченного, на коих зиждятся Мир и Равновесие. Про «Годовщину», можно даже не переводить. Ну а «Старый Страх» и «Зверь», думаю, теперь ты и сам поймешь. Дальше там еще было, совсем уж непонятно, что-то про чужого и нашего в одном лике, да про битву оного со Зверем, опять же в годовщину. Ну и значица, оные и прихлопнут друг дружку, наведя разорения великия народам. Но я уже дословно и не упомню. Токмо ты это, сын мой… не болтай лишнего. Понял? Ну, благословясь, давай еще разок брюхо потешим?

Я не глядя сунул баклагу священнику, потому что неожиданно все понял. Абсолютно все…

Глава 29

«1. Что есть вершина вурдалачьего сословия? — Несомненно, лич, також именуемый архиупырем, альбо демосом.

2. Что есть лич? — Несомненно, упырь, стоящий на вершине своих жизненных трансформаций.

3. Каждый вурдалак может стать личем? — Несомненно, однако сей путь тернист и практически невозможен для неофитов, не обладающих пред обращением выдающимся чародейским талантом.

4. Владеет ли лич чародейскими практиками? — Несомненно, ибо лич есть существо демонического порядка.

5. Как выглядит лич и может ли трансформировать оный свою внешность? — Лич может принимать любой вид по желанию, однако ж его истинное обличье уже далеко от людского.

6. Бессмертен ли лич? — Несомненно, ибо он есть демон.

7. Сколько известно науке личей? — Науке количество неизвестно, однако ж, согласно теоретическим изысканиям, а також неким древним свидетельствам, оные существуют числом более одного».

(Декан факультета монстрологии Академии Лиги Белого Света преподобный Бигос Пшек. «Памятка в вопросах и ответах для начинающего монстролога»)

Серединные земли. Петриковская волость. Овчарицы.

02 Зимобора 2001 года от восхождения Старших Сестер. Вечер

— Как ты тут, ушастая? — я присел и потрепал Явдоху по морде. Ослицу с почетом устроили в конюшне, навалив в кормушку яблок, морковки и прочих вкусностей. А я решил ее проведать и заодно подышать свежим воздухом.

— Пф-фр… — фыркнула Явдя и полезла слюнявить мне лицо.

— Ладно, ладно… будя… — я ласково отодвинул лохматую морду. — Ухожу скоро, вот пришел попрощаться. Ты уж присмотри за своей подружкой.

Явдоха в ответ энергично замотала головой и протестующе фыркнула.

— Не понял… Не хочешь, что ли? Ты знаешь, мне тоже не хочется, но надо. Все гораздо сложнее, чем ты думаешь… — я выбрал себе яблоко в кормушке и присел рядом с ослицей. — Получается, девочка моя, не зря я здесь появился…

Ослица внимательно слушала, склонив голову набок, будто все понимала. Даже жевать перестала.

— …кто-то поставил на меня… — продолжил я. — И если не пойду… словом, все может закончиться очень плохо. И для меня, и для этого мира. Кто же знал, что мое появление — только начало цепочки событий?.. И понимаешь, не могу я отказаться. Тот, кто это затеял, очень хорошо понимает, что не сможет Горан плюнуть на все это. В своей прошлой жизни я сделал очень много плохого, и теперь не хочу повторять ошибки. Тот, кто меня сюда отправил, дает мне возможность их исправить, и я исправлю. Во всяком случае, попытаюсь. И не надо мотать головой: Франтя тебя не бросит, а со мной нельзя… нельзя, сказал. Ну, я пошел…

Я погладил ослицу и чмокнул животину в лохматый лоб…

И тут же от неожиданности сел…

Потому что с легким звоном Явдоха исчезла…

На ее месте появилось маленькое серебристое облачко…

А когда оно рассеялось…

— Боги! — я не поверил своим глазам. — Девочка? Опять?

На подстилке из сена сидела, недоуменно озираясь, маленькая голенькая девочка лет пяти. С черными длинными волосенками, глазастая и очень симпатичная. Она внезапно хныкнула и испуганно заревела, размазывая кулачками слезы по чумазому личику.

— Ох, етить!.. — я сорвал с себя кожух, завернул в него ребенка и побежал в дом. Нам благодарные жители Овчариц выделили лучшие хоромы на постой, а когда узнали, что Франка — женская лекарка, и совсем не против остаться на несколько дней, вообще на руках стали носить.

— Тихо, тихо, маленькая… — я толкнул двери ногой и влетел в сени.

Франтя, засучив рукава рубахи, намыливала весело хихикающую Милу в большом деревянном корыте. Услышав, что кто-то вошел в горницу, не оборачиваясь, сердито крикнула:

— Гор? Двери закрывай. Не видишь, мы купаемся. А то сейчас как припалю…

— Не надо нас палить… — я показал ей девочку. — Вот тебе еще одна на помывку. Явдохой зовут. Вернее, звали еще совсем недавно.

— Ой-е… — растерянно ойкнула гнома. — Так это… это…

— Ага… — я погладил притихшую девочку. — Она самая. Зашел попрощаться, ну и… кикимора дернула, взял да поцеловал ее в лоб. И тут… сама видишь…

— Быстро давай ее сюда, — хафлингесса налетела коршуном и отобрала у меня ребенка. — А ты иди мыль Милицу, да волосенки тщательней, а то совсем запустили эти вахлаки деву…

— Вот, сестричка тебе объявилась… — сказал я девочке, поливая ее водичкой. — Сейчас мы тебя ополоснем и…

— Тебя как зовут, чудище лохматое? — вдруг поинтересовалась Мила и протянув ручонку, смело дернула меня за бороду.

— Гор! И совсем я не лохматый.

— Лохматый, лохматый… — не согласилась девочка. — Но не страшный.

— Страшила, еще какой. Надо его постричь, станет красавцем, — весело рассмеялась Франка. Гнома уже осмотрела новую малышку, каким-то чудесным образом успокоила ее и тоже посадила в корыто с водой. — Все в порядке. Девочке лет пять, не больше. Румийка она по народу. Видимо, кто-то ее заколдовал, а ты невольно снял заклятие. Понимаешь, при таких чарах всегда закладывается ключ, снимающий проклятие. Без него оно не ляжет. А ты невольно этот ключ подобрал. Хотя, может быть, чары на определенное время были поставлены. Трудно сказать, да и неважно. Она пока молчит, но это последствие проклятия — скоро пройдет. А вообще, все, что случилось — очень хороший знак.

Гнома смахнула слезинку и, не отрывая глаз от девочек, положила голову мне на плечо.

Маленькая румийка растерянно разглядывала свои ручки, но уже не плакала. А Мила смотрела на нее и отчаянно стеснялась.

— И что теперь?.. — тихо спросил я.

— Что, что… — сердито буркнула Франка. — Как будто сам не знаешь что. Мои они. Ты точно завтра уходишь?

— Можешь предложить что-то другое?

— Я ее назову Яниной… — задумчиво сказала гнома, не отвечая на мой вопрос. — Только не Явдохой, только не именем этой сучки. А ты… ты иди… Придешь ночевать сюда. Понял, лешак? Не дай боги, устроишься спать на сеннике, как вчера. Испепелю! Иди уже…

И ушел. Франтя без меня с детками справится, а я даже не знаю, с какой стороны к ним подойти. Подумал немного и побрел в избу к Гордию, там со вчерашнего дня огневицу хлещут. Празднуют до сих пор ослобонение от упыря. И мне хочется: ибо задумываться о том, что случится в Топях, страшно. Очень страшно.

И пил. Но не пьянел. Думал сначала рассказать селянам, что случилось в конюшне, а потом оставил все объяснения на Франку. После того как она вчера походя, играючи подлечила какие-то женские хвори у жены старосты, вошла в такой авторитет, что теперь ее едва ли не за богиню считают. Так что ей сподручнее…

Стоп… голова садовая, а лошадкой-то я еще не озаботился!..

— Осип… Осип… — я толкнул старосту в плечо. — Справная коняга мне нужна.

— А… что?.. — староста за вчера и сегодня уже столько принял на грудь, что даже с трудом разговаривал. А вообще, оказался нормальным мужиком. Ну… словом, в общем, нормальным.

— Лошадь мне нужна.

— А… нема… — мотнул головой Осип. — Дык… откуда… все при деле, лошаденки-то…

— Куплю.

— Ну-у… раз так… — староста подцепил пятерней мороженой капусты с брусникой. — М-м-м… можно, дык это, поспрашивать.

— Бурку своего ему дашь, — вдруг заявил отец Гордий. Он не отставал за нами по части застолья, а может, даже опережал остальных, но не пьянел, разве что приобрел малиновый цвет лица.

— Да ты что! Моего Бурку? — вскинулся Осип. — Да…

— Дашь, я сказал! — жестко повторил отец Гордий. Взгляд священника не предвещали для старосты ничего хорошего.

— Ну… — староста сразу сдулся, как кожаный бурдюк. — Как скажете, отче…

— Я заплачу, сколько скажешь, — поспешил я успокоить мужика.

— Давай примем по песярику, — священник повернулся ко мне и протянул чарку. — Примем, а потом ты иди, Вран, отдохни. Чай, завтра дорога неблизкая. И не беспокойся, я дал наказ бабам, чтобы провианту доброго они тебе в дорогу спроворили.

Меня вдруг неожиданно кольнули слова отца Гордия. Я вроде никому кроме Франки не говорил, что завтра уезжаю. Тогда откуда он знает?

Впрочем, после чарки огневицы подозрения рассеялись. Почему не знает? Я лошаденку просил? Просил, значит, уезжать собираюсь. Все просто. А на старосту он воздействовал, потому что… Да потому что помогли мы им безмерно, да еще Франка на храм пожертвовала два десятка цехинов, да за Милицу столько же на общие нужды дала. Словом, нечего конспирологией увлекаться, все на поверхности. Вот так.

Я встал и пошел к двери.

— Вран, погоди… — остановил меня священник.

— Да, отче.

— Властительницы никогда не ставят нас пред испытаниями, с которыми мы не можем справиться, — отец Гордий мягко улыбнулся. — А теперь ступай, сын мой.

— Спасибо, отче… — я развернулся и вышел на улицу. В голове опять мелькнуло сомнение, но я его безжалостно прогнал.

Вдохнул морозный воздух, подмигнул луне и потопал домой. Снаряжение и оружие я еще вчера вечером привел в порядок, маршрут тоже наметил. О Топях и про Донатов Вал тоже выспросил. Правда, совсем немного; среди окрестного населения Топи — запретная тема, но кое-что полезное узнал. Топи окружили деревянной стеной со рвом, башнями и прочими фортификационными хитростями. Но не полностью: есть места, охраняемые только пешими и конными разъездами. И еще, оказывается, есть ходоки, время от времени наведывающиеся туда. Туда — это в Топи. Так и называют их: ходоки. За редкими лекарственными травами ходят, и как говорят, даже за разными тварями, органы которых лекари используют в своих целях. Но, скорее всего, это просто легенды. Не думаю, что кто-то в полном разуме полезет в Топи. Хотя, посмотрим. Я же лезу… М-да…

Ладно, теперь осталось только выспаться. Это если, конечно, получится.

Свет в доме еще горел, я осторожно отрыл дверь и на цыпочках прокрался в сени. Прислушался, различил какой-то непонятный плеск и шагнул в горницу…

— Медведь, — тихонечко засмеялась Франка. — Тебя было слышно еще на улице. Не крадись, я Милу и Янину уложила в малой горенке, да еще чуток сонных чар навела, чтобы сладко поспали. Так что они ничего не слышат. А ты раздевайся давай…

— Угу-м… — я сразу даже не нашелся, что ей сказать. Франка сидела в большом корыте с парящей водой и, положив ногу на бортик, медленно ее намыливала. Или просто гладила? Повешенный под потолком небольшой светляк создавал таинственный полумрак, придавая коже гномы золотисто-бронзовый оттенок. В небольшой курильнице возле бадьи тлели благовония, наполняя воздух пряным острым ароматом и…

— Рядышком со мной, — гнома обернулась и похлопала ладошкой по водичке. — Я тебя помою, грязнуля.

— Я чистый. Вчера в бане был.

— Нет, ты смотри, какой грязнуля, — гнома сокрушенно покачала головой. — Варвар и есть варвар. Если я еще раз повторю — ночевать пойдешь в конюшню.

— А я помещусь?

— В конюшне? — прыснула Франка.

— В бадейке.

— Сейчас узнаем… — хихикнула хафлингесса. — Ну же…

— Угу-м…

Поместился, правда, для этого Франте пришлось устроиться у меня… у меня на коленях. Да, можно и так сказать.

— Сильный, — проворковала она мне в ухо. — Могучий. Ой! Тихо-тихо, ты что это удумал? Нет и еще раз нет, сначала я тебя помою…

— Ты думаешь, я смогу вытерпеть?

— Не знаю. Но надо проверить. Ой, а что это у тебя?! Мамочки! Можно я его потрогаю?..

— Г-м… а что ты сейчас делаешь?

— М-м-м… Но он же никуда не влезет? Или влезет?..

— Не знаю. Но надо проверить. Немедленно.

— Ой-ой… Я боюсь… Ну хорошо-хорошо, только, я сама, сама-а-а!!!

Вот так все и случилось. Надо сказать, Франка оказалась очень неопытной любовницей, но глубокое знание теории, страсть и желание с лихвой покрыли этот недостаток. И вообще: а недостаток ли это?

Потом мы просто лежали: я дремал, находясь где-то на грани между сном и явью, а гнома, уютно пристроившись у меня на плече, тихонечко мурлыкала, как пригревшаяся у камина большая сытая кошка.

— Зачем ты это делаешь? — неожиданно спросила она.

— Что?

— Помогаешь нам. И не надо говорить про договор. Ты делаешь больше.

— Может, я просто очень добрый? — попробовал отшутиться.

— Сомневаюсь… — хихикнула хафлингесса. — Но если так, то это еще не все. Признавайся.

— Тогда, не знаю… — на самом деле я все знал, но соврать было спокойнее и привычнее.

— Я тебе нравлюсь? — Франка приподнялась на локотке и пристально посмотрела на меня.

— Да… — а здесь я ей не соврал, но и не сказал всей правды. Да, она мне нравится, но только как красивая женщина. Но не более. Скажу больше, я всех женщин невольно сравниваю с Маленой. И это сравнение всегда в пользу Ягушки. Почему так? Догадываюсь почему, но сейчас об этом думать не хочу.

— Тогда вернись, — попросила гнома. — Обязательно вернись. Мы с девочками будем тебя очень ждать.

— Я вернусь, — машинально пообещал я, хотя совсем и не верил в это. — Обязательно вернусь.

— Хорошо, я верю тебе, — довольно кивнула хафлингесса. — А теперь возьми меня…

И я взял. И брал почти до самого рассвета. И совсем не выспался. Но это ничего. Жизнь неожиданно может оказаться совсем короткой, поэтому надо спешить познать из нее все самое лучшее.

Глава 30

«…при сходе было учреждено общество и названо оное „Обителью воинствующих защитников Торжества Веры“, допуская сокращение до просто „Обитель“ и „Обитель Торжества Веры“. При первом собрании сии защитники самоназвались Псами Божьими, определили себе Степени и Устав, а також облачение в виде белой хламиды с головой черного пса на оном. Первым архисхимником Обители стал становой боярин Остий Радонецкий, в миру первый воевода Переполья. Оный немедля дал положенные обеты, отринул мирское, принял имя Иона и сел в строгий затвор на год, для осмысления пути. Сей год остальные монаси Обители провели в неустанных молениях и епитимьях, а после выхода Ионы приступили к деятельности. А годом позже, Калерия Новодворская, родная сестра князя Жмудии, вышла с жалобой на Синод, добилась основания женского отделения Обители и стала первой архисхимницей. И с сего момента, величие сих несомненно достойных обществ омрачилось соперничеством…»

(«История Обители воинствующих защитников Торжества Веры», за авторством послушника-писца Елистратия)

Серединные земли. Петриковская волость. Большак на Заречье.

03 Зимобора 2001 года от восхождения Старших Сестер. Три часа пополудни

— Ну… будя, будя… — я потрепал Бурку по ушам, и поводьями скорректировал направление. — Прямо… прямо, сказал, животина хренова…

Бурка — это жеребец, приобретенный мной за сорок цехинов у старосты Овчариц. Здоровенный, отлично сложенный, каурый, довольно флегматичный, но страшно упрямый и норовистый. Клятая животина очень быстро поняла, что седок явно не отличается умением, и стала вести себя крайне независимо. Жутко своевольничает и управлению почти не поддается. Правда, попытки сбросить меня жеребец уже оставил, после того как отхватил пару раз плетью по заднице, то бишь по крупу. Нет, ну своенравная же животина!

Я убедился, что Бурка опять засеменил по дороге, и вновь задумался.

Отбыл из Овчариц я как-то незаметно и обыденно. Франка чмокнула меня в щеку, я погладил по волосикам еще спящих Милицу и Янину, после чего получил во владение жеребца Бурку, мешок с припасами, и отбыл. Провожали меня отец Гордий и староста Осип, но ввиду глубокого похмелья оных, прощание как-то смазалось. Да и ни к чему оно было.

Итак, я на большаке, на пути к славному граду Заречье. Погода радует, жеребец ведет себя сносно, так что худо-бедно, где-то с десяток верст уже отмахал. Успел я немного пообвыкнуться в качестве наездника, пробовал пускать Бурку рысью и даже не сверзился. И все же хочу признать: пешком все же лучше. Но медленнее. А значит, придется трястись в этом пыточном приспособлении под названием седло. И ничего не поделаешь, надо спешить. Я убежден: если что-то случится с Петуньей, то это случится в годовщину битвы при Дромадаре, а значит, времени осталось совсем немного. Стоп, что за…

Из-за поворота дороги доносились металлический лязг, азартные женские взвизги и разъяренный рык, но уже в мужском исполнении. Бьется, что ли, кто-то?

Угадал. На небольшой полянке подле большака бились мужик и девка. Она работала двумя длинными кривыми саблями, он — обоюдоострым топором. И самое главное, на обоих были длинные белые рясы с изображением псиной головы. Как я уже успел узнать, подобные носят боевые монахи и монашки Обителей Торжества Веры. Две их всего в Серединных землях — женская и мужская. Непримиримые враги и соперники. Безжалостные истребители нелюдей, нечисти и ереси. Верные псы Синода. А вообще, очень интересные персонажи. Если судить по отрывкам моей памяти, то им ближайший аналог… как же их там?..

— Веди меня, Гея! — монашка ловким пируэтом ушла от молодецкого взмаха секиры и рубанула поочередно своими саблями по ногам кряжистого бородатого мужика.

— Изыди, отродие еретическое! — мужик попробовал отскочить, но не успел и с болезненным стоном припал на одно колено.

— Вперед, Псицы Божьи!!! — девица кинулась добивать супротивника, с полуразворота хлестанула монаха саблей между шлемом и доспешным воротником, но неожиданно наткнулась на прямой тычок копьевидным навершием секиры прямо в грудь.

— А аналог им — воинствующие церковные ордена моего прежнего мира… — буркнул я, с интересом проследил взглядом, как обе белые фигуры ничком рухнули в снег, и вслух прокомментировал картинку: — Довоевались, однако, придурки…

Первым желанием было спокойно проехать мимо, но неожиданно в лесу, совсем недалеко от большака, раздался заунывный множественный вой, очень напоминающий волчий. Лошади поединщиков сразу стали рваться с привязи. Их хозяева никак не прореагировали, так и оставшись лежать без движения.

— Ну и куда ты лезешь? — поинтересовался я сам у себя, мысленно сплюнул и направил жеребца в сторону поляны.

Первым делом откинул подальше оружие, потом, приметив мелькающие между деревьев черные поджарые фигурки, саданул в ближайшую сосну наскоро состряпанной ледяной волной. Подивился, как складно и ловко у меня это получилось, поморщился от довольно болезненного отката, свистнул вслед улепетывающим волчинам и уже потом принялся за дуэлянтов.

С мужиком сразу стало все ясно: огромная лужа крови под ним сама по себе все засвидетельствовала. Сабля воительницы в буквальном смысле вмяла пластины горжета в шею, попутно разорвав хозяину доспеха мышцы и артерию.

— Сильна, однако… — Я оставил в покое мертвого и перешел к его оппоненту. Вернее, к оппонентке.

Островерхий конический шлем без забрала, чем-то напоминающий иерихонку, позволил рассмотреть лицо воительницы. Надо сказать, весьма симпатичное, открытое, с правильными чертами, разве что даже в беспамятстве отмеченное налетом упрямства или гордыни.

Почти стандартный для Серединных земель кольчато-пластинчатый доспех в женском варианте, под порванной и грязной белой хламидой. Очень добротный, но без всяких украшений, что вполне вписывается в образ воинов Обители Торжества Веры, принявших суровую аскезу. По крайней мере, так о них пишут, а вживую вижу оных в первый раз. Длинная и толстая черная коса, прихваченная в нескольких местах простыми бронзовыми кольцами. В волосах просматриваются прядки седины, хотя по лицу дева явно не старая, вряд ли возрастом более трех десятков лет. А скорее, даже меньше.

Никаких повреждений не просматривается, крови тоже нет. Значит…

— Живая… — вслух добавил я, приметив как вздымается грудь воительницы. — Ну, красавица, пора вставать. Времени у меня нет…

Недолго думая, набрал полные ладони снега и запихал его за воротник девушке. А потом еще добавил на лицо. Ну а как?

Но вполне ожидаемой бурной реакции так и не дождался: воительница просто открыла глаза, моргнула пушистыми ресницами и слабым тихим голосом заявила:

— Я готова. Властительницы милостиво примут Псицу Божью в обители свои.

— Рано… — Я поводил пальцем перед лицом девушки и убедился, что большие карие глаза вполне правильно на него реагируют. Значит, обошлась даже без контузии. Крепка, однако.

— Что рано? — машинально переспросила девушка.

— Помирать рано, — я встал с колен и протянул ей руку. — Вставай, времени нет.

«Псица Божья» приподнялась на локте, беспокойно бросила взляд по сторонам, но увидев труп своего оппонента в луже крови, немного успокоилась и поинтересовалась у меня:

— Ты кто, витязь?

— Гм… — я сначала даже немного удивился такому именованию. Впрочем, доспех у меня справный, одежда немного потрепанная, но дорогая, на селянина и простого солдата, соответственно, не похож. Морда тоже довольно наглая. Почему тогда и нет?

— К какому братству, дружине или обители принадлежишь? — детализировала вопрос дева.

— Вне… вне братства… — после некоторой заминки сообщил я ей. — Зовусь Гор. Славного рода… гм… не могу тебе, дева, оного сообщить, ибо дал обет. Странствую… вот…

— Принимаю твое объяснение, витязь… — удовлетворенно прошептала воительница и крепко сжав мою ладонь, встала. Охнула, слегка покачнулась, но до того как я ее успел подхватить, утвердилась на ногах и вежливо, но твердо убрала мою руку. — Прими теперь мое. Я Купава, странствующая инокиня Обители Торжества Веры. Следую согласно покаянию, добровольно на себя возложенному. Суть покаяния изложить не могу, ибо это личное таинство, прочим неинтересное.

— Что случилось? — я показал на труп.

— Вызвала его, — безразлично пожала плечами Купава. — Он принял вызов.

— Ага… понятно…

— Вызовешь меня? — немного обеспокоенно предположила девушка. Ее лицо так и осталось спокойным, волнение выдал чуть дрогнувший голос.

— Не имею на то причин, — поспешил отказаться я. — И вообще, надо бы поскорее убираться отсюда. Волки… опять же, вечер не за горами.

— Не возражаю… — воительница кривясь и держась за грудь сделала пару шагов. — Только обдеру этого уро… этого воина. Грех бросать трофей, богами даденный… ох-х… — она вдруг закашлялась и сплюнула на снег, — ты это… поможешь? Треть отдам… ну… половину…

— А без трофея никак?

Воительница упрямо мотнула головой и молча поковыляла к трупу.

Вот же зараза! Бросить ее? Так волки дурочку схарчат; но скорее всего, это даже не волки, а какие-то другие твари. Гораздо хуже. Ну что у меня за дурацкая способность себе на шею лишний груз вешать? Сам удивляюсь.

— Помогу за треть, — я вынул из седельной кобуры самострел убиенного монаха и вручил Купаве. — Стань на пригорок и следи за лесом. Удумаешь в меня стрелять, мигом жизни лишишься.

— Слово Псицы Божьей! — торжественно произнесла девушка и тут же строго добавила: — Но остерегись меня оскорблять недоверием в следующий раз!

Вот так даже? Суровая воительница. Впрочем, они все суровые, воительницы эти. Насмотрелся уже. Знаете, как-то неестественно это выглядит. Они гораздо серьезнее относятся к своей ипостаси, чем мужики, и от этого чрезмерно напыщенны. Эх, женщины, женщины, ну не ваше это дело — мечами махать… Ну да ладно.

Я ничего не ответил Купаве и занялся трофеями. Много времени это не заняло и уже через час мы вместе трусили на лошадках по направлению к Заречью.

— Держи, Гор, — Купава быстро разобралась с мошной Руфуса, так звали покойника, и протянула мне горсть монет. — Двадцать семь цехинов с мелочишкой. Жирный попался поединщик, повезло… — тут она не удержалась и наябедничала: — Они в мужской Обители все такие: предаются разврату и роскошествам чрезмерно. Мерзавцы, одним словом. И еще мужеложцы окаянные.

Я молча протянул руку и забрал деньги.

— Доспех, оружие и коня сдам в Заречье, и тоже получишь свою долю, — деловито продолжила инокиня. — Ах да… ты куда направляешься? Если нам не по пути, можно разделить прямо сейчас. Бери себе коня, но без сбруи, или секиру с кинжалом и щитом.

— По пути, — коротко ответил я, без особого стеснения рассматривая Купаву. А что… даже нравится она мне.

Спокойна, держится стойко, хотя видно, что досталось ей порядком: наверняка ребра поломаны. Кроме голоса и вполне симпатичного личика, ничего в ней женского нет. Фигура мощная, явно не тростинка, широкоплечая. Глаза холодные, за все наше общение на лице даже следа улыбки не промелькнуло. И повадки абсолютно мужские. Но это так, впечатление первого взгляда: даже воительницы, в первую очередь — женщины, и быстрой разгадке не подлежат по определению.

— К ночи в город не поспеем, — озабоченно сообщила девушка, глянув на солнце, уже тронувшее своим краешком верхушки деревьев. — Насколько я помню, тут есть пристанище подле большака. Можно там заночевать… ох-х…

Лицо у нее неожиданно исказилось болезненной гримасой, а сама воительница неуверенно покачнулась в седле и едва слышно застонала.

Я при виде этой картины чуть не плюнул от злости, но сдержался. М-да… похоже мне на роду написано подрабатывать нянькой.

— Доедешь?

Купава мгновенно стерла с лица боль и уверенно кивнула:

— Да. Ничего страшного. Если хочешь, можешь сам дальше…

— Не хочу, — прервал я ее. — Сколько до убежища?

— С версту, — девушка скосила на меня глаза, но увидела, что я заметил, и сразу отвернулась.

Ты смотри, гордая какая. Можешь сам, можешь сам… Могу, конечно, но не буду. А убежище как нельзя кстати, самому не улыбается ночью шастать.

С убежищами, или приютами, так их тоже называют, здесь совсем неплохо придумали. Такие небольшие каменные башни или дома за частоколом, вдоль большаков, для приюта путникам. Обычно они стоят без охраны, но даже в таком виде вполне могут защитить от местных чудовищ и лихих людей. Хотя в последнее время и тех и других стараниями местных властей гораздо поубавилось. Так, по крайней мере, считается. Правда, есть вариант, что приют может быть занят. По неписаному обычаю, принимают всех, даже если там уже дышать нечем, но случаи разные бывают. Посмотрим.

Убежище показалось с правой стороны большака. Небольшой каменный дом с пристроенной к нему конюшней, тоже каменной, да еще обнесенный частоколом. Очень основательной, мощной постройки, правда, с явными следами старости и запустения. Над колодцем обвалилась крыша, частокол местами разлезся, дом накренился и врос в землю едва ли не наполовину, но в любом случае, это какой-никакой кров, способный защитить от ночных неожиданностей. К тому же, как писалось в книгах, при постройке этих убежищ в стены закладывали мощные обереги от нечисти. Правда, это было очень давно, еще при деде первого Лепеля, особо на них надеяться не стоит, но нам выбирать не из чего. К тому же воительнице совсем плохо, едва в седле держится. Вот же напасть! Если случится мне когда-нибудь еще путешествовать, выберу путь сквозь безлюдные пущи, ибо с моим «счастьем» увечных питомцев и прочих неполноценных попутчиков точно не избежать. Если случится… тьфу ты… случится, конечно! Рано хоронить себя. Разнесу к епеням эти хреновы Топи, с черными в комплекте, и к Ягушке под бочок. А там посмотрим…

Я внезапно разозлился сам на себя, зло выматерился и пнул покосившиеся ворота. В приют, к счастью, еще никто вроде не заселился, и они оказались не заперты.

Купаву в буквальном смысле пришлось снимать с коня. Внес ее на руках в дом, положил на дощатые полати, а сам быстро завел в конюшню лошадей, расседлал их, напоил и дал корма. К тому времени, как управился, уже совсем стемнело. Зажег фонарь у входа и запер дверь на мощные засовы. Теперь очаг…

— Ну, вроде все… — от снопа искр весело занялась береста, подложил щепочек, а потом, когда огонь разгорелся, подкинул дров: неизвестный благодетель заготовил целую поленницу. Ага, а вот алтарь Старшим и кружка для подношений: похоже, на эти деньги пристанище и содержится. Так… пяток грошиков и от нас… Нет, если от «нас», тогда — десять. Так правильнее будет.

А что, прямо настоящая крепость. Стены толстенные, потолок сводчатый, тоже каменный. Правда, окон нет — вместо них несколько узких отдушин под потолком, через которые немилосердно сквозит. Зато есть большой каменный очаг, даже с трубой, и по периметру стен — широкие нары. Тут даже жить можно, а для обычной однодневной ночевки так вообще роскошь. Грязно и неухожено, конечно, но мне не привыкать.

— Купава… — я оглянулся на инокиню и обнаружил, что она потеряла сознание. — Да что же с тобой такое?!

Брызнул ей в лицо водой, дождался, пока откроет глаза и взялся за застежки бахтерца:

— Надо осмотреть и рану перевязать, буде такая есть.

Купава зло блеснула глазами, и потянулось рукой за саблей.

— Не дури, дева! — строго прикрикнул я. — Воительница, называется, — это же надо, собрату по мечу рану боится показать! Мне дела до твоих сисек нет. Считай, что я лекарь.

— Если что, убью!.. — зло прошипела девушка.

— Убьешь, конечно, убьешь… — Я быстро распахнул доспех, потом подбитый мехом камзол, задрал на ней рубаху и нешуточно озадачился. Да, есть синяк чуть повыше солнечного сплетения, как раз между грудей. Надо сказать, грудки весьма привлекательного вида… Стоп, о чем это я? Ага, синяк здоровенный, конечно, но раны как таковой нет, едва заметная царапина. Но откуда у нее признаки отравления? Черные синяки под глазами, синие губы, слюна тягучая зловонная…

— Стоп!.. — я метнулся к вещам и достал из чехла секиру Руфуса. — Ах ты, млядий сын!

Пластины доспеха, кольчужная подстежка и стеганый поддоспешник вполне удержали удар, но копьевидное граненое навершие все же царапнуло Купаве кожу. Все бы ничего, но дело в том, что оно оказалось зачаровано какими-то нехорошими рунами. Явно на клинке просматриваются. Вот и результат. Я, конечно, не специалист, но дело плохо. Очень…

— Что там?.. — слабо прошептала Купава.

— Черные руны. Надо тебя срочно к лекарю, желательно к чародейскому. Погоди маленько, я сейчас срублю волокушу и двинем в Заречье. К утру поспеем…

— Возьми у меня в суме скляницу синего стекла… — уже почти теряя сознание, попросила девушка. — Да… да, вот эту… отмеряй пять капель… и дай выпить… А потом быстро сунь рукоятку плети в мне в зубы. Кричать буду, а потом спать… И отвернись, не хочу, чтобы видел…

Так и сделал, а потом… Потом, был страшный, звериный стон. Я хотел обернуться, но сдержался, а когда все-таки решился, увидел ее уже спящей. Не знаю, что за лекарство она выпила, но оно явно подействовало.

Присел рядышком, дождался, пока дыхание инокини станет спокойным, укрыл деву своей шубой, а поверх еще ее дохой, и принялся сооружать ужин. Война войной, а жрать тоже надобно. Да и завтра миска горячего варева совсем не лишней для воительницы окажется. Если выживет, конечно.

Так, что там мне подкинули селяне от щедрот своих? Подкопченная уточка — разобрав предварительно на кусманы, полностью птичку в котелок, но перед этим немного поджарим на смальце покрошенные крупно пару луковиц да головку чеснока. А потом водичку, а после того как прокипит, в бульончик пару горстей сушеного гороха. Все в наличии. Вот и порядок. Стоп… а если еще сверху щепоть сушеных травок, да кусман жирного сыра для навара? Обязательно! И назову я это варево «Суп Неожиданного Приюта»! А что? Вполне ничего себе название. Ой-ой… совсем забыл правило: взялся готовить, пропусти чарку огневицы для вдохновения. А у меня оная присутствует в достаточном количестве. Да еще тройной перегонки и анисовая. Целая баклага!

— Ну что, дева, за твое здоровье! — я отсалютовал Купаве и опрокинул дорожную серебряную чарку в себя. — Ух-х, ключница огневицу делала!..

Глава 31

«…ежели дева возляжет с девой, есть ли сие действо блуд? Сей вопрос вельми неоднозначен, и не может трактоваться в аналогии с противоприродной и противоестественной, мало того, несомненно, еретической связью мужа с мужем. Ибо женщины, несомненно, более сложные и тонкие создания, чем мужи, и отмечены божественностью своего предназначения. Доказательством сей сентенции есть принадлежность Властительниц наших именно к женскому полу. Тем паче, инокини Обители суть служанки божьи, и не поддаются суждению мирскому. И сии связи, буде такие случатся, служат токмо укреплению духовного наставничества, но никак не приписываемому нам мужененавистничеству. Хочу напомнить почтенному Филарету, архисхимнику мужской Обители Торжества Веры: на сей счет издана специальная энциклика, в коей архипрелат Оттоний Четвертый, приравнял наветы на Псиц Божьих непосредственно к ереси и ввел под строгий запрет мирское суждение об оных…»

(Магистр Обители Торжества Веры архисхимница Мария Отшельница. «Диалоги о морали и равенстве полов»)

Серединные земли. Петриковская волость. Большак на Заречье.

04 Зимобора 2001 года от восхождения Старших Сестер. Раннее утро

Ночь прошла спокойно. Никто к нам в приют не ломился, так что даже удалось выспаться. Но когда я вышел во двор умыться и проверить лошадей, приметил на снегу странные следы. Странные, потому что похожи были на следы прямоходящего существа, у которого вместо ступней копыта. Перелистав в памяти бестиарий Эдельберта, нашел у него всего одно подходящее полумифическое существо — под именем чертулай или стучак, являющееся воплощением некого духа леса. Преподобный его описывал изначально не враждебным человеку, так что я не особенно озаботился. Пусть гуляет. Тем более, с его хозяйкой Мальвой я вполне поладил. Вроде как.

Обтерся снегом, вернулся в приют и поставил разогреваться остатки вчерашнего ужина. Купава спала мертвым сном и, похоже, просыпаться совсем не собиралась. Но хоть не померла, даже наоборот: на лицо вернулся румянец. Но проснуться все же придется. Времени нет совсем.

Я совсем собрался ее будить, обернулся…

— Есть хочу… — девушка уже сидела на нарах и терла ладонями лицо. — Дай чего-нибудь…

Молча набрал полную миску похлебки, отмахнул краюху хлеба и протянул Купаве.

— Уф-ф… — воительница отправила в рот полную ложку, задохнулась, восхищенно охнула и быстро стала есть.

— Не подавись.

— Нет… — Купава помотала головой. — Просто голодная очень. И вкусно. Сам готовил?

— Нет, лешака приглашал. Как себя чувствуешь?

— Нормально. Могу дальше ехать. И это… спасибо тебе, Гор… — Купава улыбнулась и, неожиданно покраснев, опустила глаза.

— Что это за снадобье?

— Противоядие. Сильное очень. Нельзя часто принимать, может убить. Дашь еще похлебки? И хлеба…

Я от нее тоже не отставал в трапезе, так что скоро котелок с варевом показал свое дно. На улице окончательно рассвело, и я стал собираться в дорогу.

— Ты не будешь против, если я с тобой доберусь до Заречья? — неожиданно спросила Купава. Она уже вздела на себя броню и теперь готовила переметные сумы.

— Я уже говорил тебе.

Инокиня внимательно на меня посмотрела, помолчала немного и затем, явно стесняясь, поинтересовалась:

— Скажи, зачем ты обо мне заботился?

— Не должен был? — я обтер лезвие меча ветошью и вбросил его в ножны. — И поспеши, к полудню мы должны быть на месте.

— Не любят нас, — коротко пожаловалась Купава, опоясалась тяжелой перевязью с саблями и уточнила: — Мужи не любят. Наветы гадкие распускают. А ты странный…

— Какой есть. Готова?

— Да, — девушка подтянула пряжку на перевязи. — Да, вот теперь готова. И все-таки?

— Что?

— Почему не воспользовался моей беспомощностью? Мог бы и ограбить. Или еще чего хуже.

Я мысленно выругался. Ну вот, а все так хорошо начиналось… Вот к чему эти дурацкие вопросы? Нет, женщины — они и в Обители женщины, и всегда ими останутся. Надо эту ненужную болтовню пресекать.

— Не майся дурью. Стой, не надо… я уже принес подношение к алтарю. За тебя — тоже. Идем…

Купава опять как-то странно на меня посмотрела, однако перечить не стала. Но и молчать — тоже. Не знаю, какой кикиморы она мне вчера показалась молчуньей, может, из-за болезни, но на практике дева оказалась ужасной болтушкой. М-да…

— Мужчины — ужасные хамы и развратники, — сообщила она первым делом. — А иноки из мужской обители и подавно.

Я промолчал, надеясь, что разговор утихнет сам по себе. Если нет, то осталось потерпеть всего с десяток верст, и до свиданья, инокиня Купава.

— Но ты не такой… — со значением добавила девушка. — Другие бы…

— Что другие? — не удержался я. — Снасильничали бы деву беспомощную?

— И ограбили бы, — энергично кивнула воительница. — Похотливые козлы!

— Все?

— Почти! Не все сделали бы, но все подумали бы точно об этом… — убежденно заявила Купава.

— Ага, это точно… — тяжело вздохнул я. — Вот и я… того…

— Что? — насторожилась Купава.

— Думаю постоянно, кого бы снасильничать.

— Да? — недоверчиво переспросила воительница. — А почему тогда… ну-у… это…

— Не глянулась ты мне. Не в моем вкусе… — брякнул я и на всякий случай положил руку на меч. Кто их, этих болтливых воительниц, знает…

— Что?! — взвилась Купава. — Да ты… ты… — она долго не могла подобрать нужного слова. — Ты… хам! И я вызываю тебя. Прямо здесь и сейчас! Вот!

— Убить меня хочешь? — спокойно уточнил я, рассматривая в упор девушку. Она, в своей ярости, стала необыкновенно хорошенькой. Такая восхитительная фурия. Ух…

— И убью! — уверенно заявила дева.

— Спасителя своего?

— Но… — заколебалась Купава.

— На руках носил… — загнул я палец. — С ложечки поил-кормил, спасал как мог, ночей не спал, переживал — и вот, дождался благодарности. И кто здесь хам? Руби уже, неблагодарная хамка…

— Не кормил с ложечки… — запротестовала инокиня.

— Кормил-кормил… — нагло соврал я. — И еще ночью дохой укрывал, как дите приболевшее.

— Знаешь, что!!! — со злостью воскликнула Купава. — Спасибо тебе, благодетель хренов, но дальше я как-нибудь сама…

Девушка пришпорила своего мерина и полетела галопом по заснеженной дороге.

— Пока, — буркнул я ей вслед.

Сразу стало как-то легче. Легче и тише. Но все равно, неприятный осадочек остался. Я отхлебнул из баклаги, потрепал по холке Бурку и потрусил дальше. И без провожатых обойдусь. Тут уже мимо Заречья не промахнешься.

Однако промахнулся. Даже не знаю, как умудрился, ведь постоянно сверялся с картой, но свернул не туда и выбрался к городу только к вечеру. Не иначе клятая девка сглазила, кикимора ее возьми.

Заречье оказалось небольшой крепостью, обнесенной деревянной, но высокой и мощной стеной. Я опасался, что меня остановят на воротах, но все решилось как нельзя кстати. В саму крепость проникать не понадобилось: постоялые дворы, кабаки и прочие увеселительные заведения расположились вне стен.

Досужий мальчонка за грошик провел меня к самому «козырному», по его словам, заведению, постоялому двору «Стоячий гребень». Пока не знаю, козырный он или нет, но Бурку у меня приняли на постой со всем почтением. Теплые ясли, отборный овес, обходительные конюхи… пусть животина отдохнет, потому как неизвестно, что завтра будет.

Сам отправился в кабак, где и заселяли в это достойное заведение. Поужинать тоже не помешает, да и по возможности расспросить про эти клятые Топи. Может, с «ходоком» каким-нить пересекусь.

Местные кабаки я уже повидал, так что сильно не обольщался, но действительность оказалась еще суровее…

На входе топталась пара мужичков. Такие боевые мужички: под кафтанами проглядываются кольчужки, при саблях опять же, да с лихими, много всего повидавшими мордами.

— Ты погодь, вашество… — один из них заступил мне дорогу. — Обождать маленько надо. Тама правеж идеть. Как, значица, сладица — со всем почтением пожалуешь…

— Кого правите, робяты?

— Дык пришлых фертов… — глумливо хохотнул второй мужик. — Больно борзые-то. А ты отринь, отринь, ибо живо сам под правило попадешь…

Не знаю, кто и кого внутри кабака «правил», но судя по доносящимся звукам, там шел настоящий бой. У меня внутри заныло нехорошее предчувствие: а если дурная инокиня и здесь встрять умудрилась? В Заречье же направлялась…

— А вы чьих будете?

Первый мужик смерил меня презрительным взглядом и нехотя буркнул:

— Наемная ватага Лобана Одноглазого, тока сменились с Вала, а тут, вишь, отдыхать нам мешают, всяки лярвы да иноземь поганая…

— Подержи-ка… — я ему сунул переметные сумы.

Наемник недоуменно уставился на меня, но по инерции протянул руки… и тут же с грохотом врезался в стену. Латную перчатку я не снимал, так что удар вышел на славу. Ну а силушкой, сами знаете, Гора боги не обидели.

Второму досталось в грудину, он, закатывая глаза, как куль рухнул в снег.

— Ну вот и ладненько… — я достал меч и пнул ногой дверь в кабак. — Сейчас разберемся…

Сразу не разобрался, но узрел, как с полтора десятка человек, подобных обликом тем, которые стояли у дверей, азартно атакуют кого-то, забаррикадировавшегося перевернутыми столами в углу. Еще несколько наемников валяются на полу, в разной степени потери сознания. Ну и антураж: дым коромыслом, отчаянная ругань, истошно вопящие девки ясной профессии, разруха и бардак в обстановке. Одним словом — весело. И да, мечи и прочее железо никто не использует. Бьются на кулаках и лавках. В смысле, мебель тоже пользуют. Значит и мой клинок — в ножны.

Хотел сначала маленько почародействовать, но потом вспомнил, что публичное творение чар, без лицензии и в ущерб человекам, карается в Серединных землях однозначно смертью, без взирания на титулы и ранги, так что решил не спешить. Вообще не спешить, мало ли кто там задирался. Дело-то житейское.

Но когда услышал разъяренный визг Купавы за баррикадой, ругнулся, плюнул и ввязался. Вот же напасть с этими бабами, путь даже и воительницами…

Подхватил бесхозную лавку и с ревом врезался в наемников, парой ударов расчистив себе путь. Но потом лавка сломалась, и пришлось полагаться на кулаки и прочие конечности.

Ух… давно я такого удовольствия не получал. Лупил от души, всласть, от плеча, в полную дурь! Словом, всячески проявлял удаль молодецкую. И получал в ответ, конечно, куда без этого. Но и обороняющиеся, среди которых я приметил, помимо Купавы, могучего чернявого молодца в облачении по последней румийской моде и высокого статного парня с забранными на затылке в хвост очень светлыми, почти белыми волосами, тоже времени даром не теряли. Купава умело работала лопатой для посадки хлеба в печь, румиец бодался и лягался аки взбесившийся козел, а непонятный блондинистый парень, похоже, алв, ловко, но немного манерно фехтовал длинными черпаками в обеих руках.

Медленно, но верно наступала боевая ничья; не победа, слишком уж много было наемников. Хотя… почему бы и не победить?!

— Н-на! — Я отправил в угол мощным ударом приземистого крепыша, и совсем уже собрался было приняться за могучего верзилу с закрытым кожаной нашлепкой глазом, судя по всему, главаря у нападающих, но вдруг ниоткуда вывернувшийся плюгавый мужичок с вислыми усами сунул мне в живот рукой, продолженной чем-то блеснувшим. Эффекта от этого удара ровно никакого не последовало, я так и оставался экипированным в броню, но главарь заметил это и грозно взревел:

— Тяпа, мать твою, ты что творишь!!!

Все вдруг застыли, наступила тишина, в которой резко прозвучал звон кинжала об пол, выпавшего из руки мужичка.

— Это что за дела?.. — Купава с грохотом отбросила лопату и, сделав пару шагов, подняла кинжал с пола. — Тятьку вашего в дышло, мало того, что вас впятеро раз больше, так еще подличаете! Тьфу на вас… — девушка зло плюнула под ноги главарю.

— Да, это есть прямой нарушений честный кабацкий драк! — задиристо заявил румиец, удирая рукавом разбитый нос.

— Как тебя там, любезный? — церемонно кивнул алв главарю. — Лобан Одноглазый? Ну что же, теперь все будут знать: ватага оного главаря состоит сплошь из невежд и подлецов. Что-то я не удивлен…

— Тяпа, хрен моржовый!!! — разъяренно заревел Лобан. Его, глухо взроптав, дружно поддержали ватажники. Даже увечные, с пола.

— Не быть сему…

— На правеж курву…

— Нешто мы живорезы разбойные…

— Да где это видано, в честной сваре пырять…

— Грил же я старшому, гнать его надоть…

— Тьфу, раскубыть, позорища на ватагу навел…

Честно говоря, я немного оторопел при виде такого трепетного отношения к неписаным правилам. Да еще среди наемников. Надо же, правильные какие… Впрочем, похоже, они не обычные наемники, а бриганты, ватаги с богатым прошлым, и с определенным кодексом чести, нанимаемые местными властями для службы на Донатовом Валу. Это совсем другие персонажи, по-своему правильные и вполне уважаемые местным населением.

— Не бывать сему, — зло буркнул Лобан. — Честная вира за нами. Расплатимся сполна. Но урода этого я вам на правило не отдам, супротив законов ватажных это. Сами накажем. Ежели не согласны, высказывайте принтензию…

Купава, румиец и алв посмотрели на меня. Их поддержали взглядами ватажники. Ага… похоже, ежели меня пыряли, то за мной и претензия.

— Нет претензий. Забирайте…

Наемники одобрительно загомонили. Лобан расплылся в дружелюбной улыбке. Ну… примерно в дружелюбной, рожа у него — еще та…

— Ох, етить!!! — горестно взвыл кабатчик, вылезая из-под стойки и оглядывая разгромленное заведение. — Варвары, ептыть…

— Виры никакой не надо, — поспешил я добавить. — Только уладьте вот с этим…

— Забили! — довольно рявкнул Лобан и хлопнул меня по ладони. — Не сумлевайся, решим вопрос, с Тяпой тоже; да еще как приз — стол вам с нас. По первейшему разряду.

Дальше очень быстро произошло несколько событий. Тяпу уволокли, порядок в кабацком зале мгновенно восстановили, да попутно обильно загрузили отдельный стол яствами и бутылями с напитками, среди которых горделиво красовалось блюдо с цельнозапеченным бараном. Надо понимать, для нас. То есть, для потерпевшей стороны. И правильно: что-то я проголодался…

Глава 32

«…есть Румия, альбо Румийский Союз. В состав сего союза на правах вассальных герцогств входят Урисс, Фрадия и Дакия, а також великое баронство Лифлядия, однако ж сие баронство не имеет государственности и является наследным леном короны Румии. На землях сего баронства с наидревнейших времен проживали племена эстутов, латутов и лиетужинов из семьи балто-ославских племен. Однако ж оные, будучи дремучими варварами с великим самомнением, отринули покровительство Жмудии и Переполья, погрязли в сварах, и дабы приобщиться к прогрессу, отдали самостоятельно себя на правление кесарю Румии и ожидаемо напрочь потеряли национальную составляющую в языках и обычаях. А коренные народы Румии принадлежат истоками к румелийской языковой группе и исходят из племен шаабов, баарцев и пруссков. По верованию оные принадлежат к церкви Восшествия, но с некоторыми отличиями в службе и в иных процессуальных практиках.

Столица Румии есть Кесария, истинно великий град, чудесный своими храмами, именуемыми киирхами…»

(Преподобный Эдельберт Великоградский. «Бестиарий и описание рас Мира Упорядоченного»)

Серединные земли. Петриковская волость. Заречье.

04 Зимобора 2001 года от восхождения Старших Сестер. Вечер

— Барон Касдей Ставрус Партос! — представился румиец, гордо задрав расквашенный нос к закопченному потолку и многозначительно добавил: — Из рода Кесарийских Касдеев, потомственных конюших Великого Кесаря.

Знакомимся мы. После того как конфликт к обоюдному удовольствию уладился, пришло самое время откушать, что боги послали, а вернее, что наемники на откуп выставили, ну и, конечно, познакомиться, ибо ничто так не сближает, как партнерство в хорошей драке. Или даже просто хорошая драка.

— Горан. Словен.

— Несомненно, вы есть нобль? — уточнил барон.

Ага, барон требует прояснить происхождение. Ну что же, хотя на Звериных островах такого понятия как боярство сроду не водилось, отказываться не буду, ибо каждый словен и словена — от рождения привилегированного положения.

— Так и есть.

— Не сомневался в сем! — Партос энергично кивнул. — Храбрость и благородство свидетельствуют.

Надо сказать, румийский барон производит весьма приятное впечатление. Открыт, буен, отчаянно носат, кудряв как баран, весел, громаден телом и очень напоминает какого-то литературного персонажа из моего прошлого мира. Вот только пока точно не помню, какого. Что еще… вряд ли румийцу больше двух с половиной десятков лет, и на ославском языке говорит плохо, коверкая слова на румийский лад.

— Моя очередь… — алв метко закинул баранью кость в пустой кувшин у стены и вежливо улыбнулся. — Арамий Амадеус Блюмелот, потомственный сенатор.

Ага, и этот боярин, только на алвский лад. Но тоже весьма интересный персонаж. Высоченный, с меня ростом, но, похоже, при своем довольно тонком строении тела обладает недюжинной силой и ловкостью. Рубака еще тот, лоб наискосок пересекает рубленый шрам, тщательно залеченный, но все равно хорошо заметный. Ну и, конечно, весь в алвском антураже: длинная грива волос, прихваченных в хвост серебряным кольцом в камушках, высокие, чуть ли не до паха, замшевые сапоги, длинный шитый серебром, подбитый мехом камзол и кружевная рубашка. Ну и серьги в ушах. Правда, впечатление портят расквашенная губа и шишка на лбу, но все равно весьма авантажен. Такие, наверное, очень нравятся местным женщинам. Алв, одним словом. Даже не скажу, сколько ему лет, но не молод. И явно владеет Силой: пытался накоротке несколько раз меня прощупать, амулет Малы исправно каждый раз свидетельствовал об этом.

— Гор. Славен. — Я в свою очередь поклонился алву.

Очень интересно. Теперь осталось понять, что собрало этих людей здесь, и главное — какой кикиморы, они все дружно схлестнулись с наемниками. Впрочем, скорее всего тому причиной…

— Купава, инокиня Обители Торжества Веры… — девушка почему-то скрыла факт нашего знакомства.

— Гор. Почту за честь разделить с вами стол;, но что случилось? В чем причина конфликта?

Купава слегка покраснела, неопределенно хмыкнула и сразу сделала вид, что полностью занята фаршированными угрями.

— Хамы… — пожал плечами румиец. — Я не совсем понимать, но, кажется, эти хамы затеять ссору с почтенной Купавой.

Инокиня покраснела еще больше и, скрывая это, даже отвернулась.

— Я увидел, как прекрасная дева… — алв поклонился инокине, — вступила в бой с наемниками, и без рассуждений выступил на ее стороне. Ибо всегда готов служить очаровательным женщинам. Барон присоединился к нам, очевидно, из тех же побуждений. А что послужило ссорой, мне не ведомо, да и не столь уж важно.

— Они грубияны, — зло фыркнула Купава, очевидно, объясняя причину, и поспешила уйти от неприятной темы: — Пьем?

Возражений не последовало. Запеченный баран оказался отменным, огневица тройной перегонки — просто жуткой крепости, но приятного вкуса, так что вскоре напряжение спало и завязался обычный застольный разговор. Очень занимательный и непринужденный. Румиец громко хохотал и рассказывал, по его мнению, смешные анекдоты, не забывая отчаянно хвастать. Арамий тоже не оставался в стороне, колко и ехидно высмеивая народы Серединных земель, при этом очень тонко, не преступая грани откровенных оскорблений. Купава вливала в себя кубок за кубком и часто хохотала, почти всегда невпопад. И, кажется, очень тяготилась моим обществом. Но тут уж извини, красавица: Горан на посиделки не напрашивался, а вполне серьезно вытащил твою весьма привлекательную задницу из больших неприятностей. И уже не первый раз.

А что делал я во время застолья? Я больше молчал, из приличия поддакивая алву и румийцу. Но причин, по которым мои новые знакомые оказались в Заречье, так и не выяснил. Собеседники этой темы тщательно избегали, а Купава наше знакомство все так же скрывала. Ну и ладно, по большому счету, мне все равно. Главное, как-нибудь перебраться за Вал.

В целях разведки, даже выставил бутыль ядреного пойла наемникам, тем самым, которым врезал подле входа. Много не узнал, они были уже упиты вусмерть, но кое-какими полезными сведениями разжился.

В итоге, мы славно посидели, набили дармовым угощением желудки, опять чуть не подрались — некоторые буйные головы жаждали реванша — и все же разошлись вполне довольные друг другом. Такое, знаете ли, дорожное знакомство случилось. Ни к чему никого не обязывающее. И это хорошо, я совсем не расположен кому-то изливать душу. И принимать чужие излияния в ответ. И вообще, тяготит меня чужое общество. Бирюк и есть.

К полуночи, наконец, попал к себе в комнату — такой крошечный пенал со сбитым из досок топчаном, наполненным соломой и крытым потертыми козлиными шкурами. К счастью, номер оказался достаточно чистым, без насекомых, и теплым — кабатчик даже предоставил таз с горячей водой, а остальное мне как-то неважно. Делов-то — ночь перекантоваться… И вообще, голова совсем другим забита. Гоню дурные мысли прочь, но почти бесполезно, все равно всякая дурь в голову лезет. Все же просто: есть цель, от которой отказаться не могу, значит, этой цели надо достигать, и думать как раз над этим, а не строить конспирологические версии. Ан нет…

— И подустал я что-то… — буркнул я могучему засову на двери, больше похожему на потолочную балку. — Сейчас омоюсь — и пошло оно…

Не договорил, потому что раздался тихонький стук в дверь.

— Кто? — я на всякий случай достал пясть из ножен. Мечом в этом закутке явно не размахнешься.

— Я это… Ты откроешь или нет?.. — пьяненько прошептали за дверью. Голосом Купавы.

Я ругнулся мысленно, снял засов и узрел на пороге мертвецки пьяную воительницу. Вот интересно, все пишут об суровой аскезе в Обители, о всяческих лишениях, добровольно наложенных на себя воинствующими монахами, а вот это как уживается с монашеским уставом? Или на выезде — можно?

— П-поговорить х-хочу… — запинаясь, пробормотала девушка и показала мне оплетенную соломой бутылку. Почти полную.

— Заходи.

— Ага, сейчас… — Купава молодецки присосалась к бутылочному горлышку, икнула и неожиданно повалилась на пол. Едва успел ее подхватить. Вот за что мне такая напасть? Куда ее теперь? Драная кикимора!!!

Пришлось взвалить на плечо и оттранспортировать деву в ее номер, благо он находился по соседству. Постоял немного, убедился, что, скорее всего, она уже не проснется до самого утра, и отправился к себе. Омылся и с чистой совестью завалился спать. Ну их в задницу, такие приключения…

Ночь пролетела как мгновение. Только закрыл глаза — и сразу же их открыл. Тем лучше, вроде даже отдохнул. Поплескал в лицо водички, собрался, прихватил у корчмаря ковригу хлеба свежей выпечки и отправился в конюшню. Труба, кикимора ее дери, зовет. В поход, мать его… Вот чего-то нет у меня настроения.

К своему удивлению, в конюшне, помимо заспанного конюха, я обнаружил румийца, сплошь закованного в латный доспех, седлавшего своего мышастого могучего, под стать хозяину, жеребца. Партос угрюмо кивнул мне, изобразил приветствие на оплывшей физиономии и отвернулся.

А через мгновение нарисовался Амадеус, то есть алв. Такой же опухший от вчерашних побоев и возлияний, но в отличие от Партоса, вежливый и улыбчивый. В очень сложной и дорогой с виду чешуйчатой ламмелярной броне, обычной для алвов. А этот куда спозаранку намылился?

Но особо над этим я раздумывать не стал и принялся седлать Бурку. Пока возился, румиец и алв уже уехали. В добрый путь.

Но еще через пару минут брякнула дверь конюшни, и в клубах морозного пара появилась Купава. Выглядела она… краше в домовину кладут, но тоже явно куда-то собралась. А вот такие совпадения мне уже очень не нравятся…

Выехали мы одновременно, и очень скоро выяснилось, что инокиня правит в одном направлении со мной. Долго ехали молча, но потом я все же не удержался:

— И куда это мы собрались? —

— Неважно, — угрюмо буркнула Купава. — Куда хочу, туда и еду.

— Никак в Топи?

— Даже если и туда, тебе-то какое дело?

— Скатертью дорога. Чего вчера хотела?

— Вчера?.. — неуверенно переспросила девушка. — Вроде ничего… А что?

— Ладно, проехали. Зачем в Топи намылилась? Жить надоело?

— Обет исполнять… — по инерции ответила инокиня, но потом резко замолчала, поняв, что сболтнула лишнего. — Отстань, сказала. Спасибо тебе за все, но отстань. У нас разные пути.

— Уже отстал. Но дело в том, что я тоже туда.

— Зачем? — насторожилась Купава. — Тебе-то туда зачем?

— Скажешь — и я скажу…

Немного поломавшись, девушка все же сказала, нешуточно озадачив меня своим рассказом. Оказывается, она есть урожденная Чарнота. Прямая наследница тех самых становых бояр, вотчиной которых в свое время являлся Дромадар. Ныне сей славный род совсем пришел в упадок и разорение, но по семейному преданию, вернуть оному былое могущество должна была помочь корона Зосимы Чарноты, якобы до сих пор хранящаяся в развалинах родового замка в самом центре Топей. Так вот, Купава дала обет вернуть эту корону, причем умудрилась обзавестись благословением магистра своей Обители архисхимницы Секлетеи, разрешением коллегии по святым обетам Белого Синода и даже пропуском через заставы Донатова Вала.

— Ты хоть представляешь, с чем тебе придется там столкнуться? — попробовал я воззвать к благоразумию инокини. Для очистки совести, ибо я уже знаю, чем все закончится. Чем я вас прогневил, Старшие Властительницы? Да, согласен, в своей прошлой жизни, кажется, я натворил много зла, вот и искупаю по мере сил, но вешать мне на шею еще и вздорных девок — это уже слишком. Едва от одной отделался, как следующую подкидывают…

— Неважно! На все воля Старших! — убежденно заявила Купава. — Сгину — так тому и быть, но своего рода я не предам. На меня только надежда.

— М-да… — только и смог я сказать. Это уже похоже на представление скверных фигляров. Но, с другой стороны, все складывается как нельзя кстати… в какой-то мере.

— А ты? — осторожно поинтересовалась Купава.

— Что я?.. Туда же, но по своим делам. Ладно, так уж и быть. Составлю тебе компанию до замка. Если туда вообще возможно добраться. Но при нескольких условиях…

— А зачем тебе…

— Так вот, первое из них: не задавать никаких вопросов…

— Больно надо, могу и сама…

— А вторым будет: не бахвалиться, ибо я и так верю, что ты самая-самая…

Глава 33

«…что есть морок? Ежели следовать буквальному определению, то морок — не что иное, как иллюзия мыслимая и видимая. Однако ж, сие определение поверхностно, и не дает полного понятия. Хочу заметить: морок всегда порожден человеческим сознанием и не существуют нигде кроме него, затмевая взгляд человеков на бытие и тем самым порождая новые мороки. Не отрицаю возможности наводить оный некоторыми существами, а також человеками, но истинная его природа несомненно демоническая. Согласно преподобному Фульгариусу из Вилианы, существуют двенадцать демонов — повелителей морока. Первый — Пут, наводящий путы и суету на мысли человеков, тем самым искажая восприятие сущности. Второй есть Нав, вскрывающий все черные тайны и секреты, скрытые в сознании, а також оный помогает увидеть сие в других человеках, тем самым сея вражду между людьми; убивая радость, любовь и счастие. Третий — Мраз, повелитель обманчивых видений и тайных страхов…

… Тьмун, Шептун, Морд, Узд, Драк, Краж и Горин, Тлен и Кнур — все они используют в своих мерзких целях человеческие слабости, страхи и похоти, всегда живут внутри нас, и только Истинный Дух и Истинная Вера способны противостоять оным…»

(Преподобный Велимудрий из Самполья. «Порождения демонических сущностей»)

Серединные земли. Донатов Вал. Застава «Перепутье».

05 Зимобора 2001 года от восхождения Старших Сестер. Час пополудни

Полностью избавиться от вопросов Купавы не получилось.

— Пропала одна девушка. Есть сведения, что она находится в Топях, в руках некой секты, исповедующей чернокнижие. Так вот, я за ней.

— Кто она тебе? — прищурившись, поинтересовалась Купава. Она уже почти полностью отошла от вчерашнего и стала гораздо разговорчивее.

— Никто. Подрядился под клятву доставить ее до места, но не смог. Теперь должен это исправить.

— Точно черные? — с недоверием переспросила девушка.

— Точно. Теперь ты понимаешь, с кем и чем, там можно столкнуться?

— О этом должен знать Синод.

— Он знает.

— И что?

— Белоризцы мне как-то не докладывают… Но подозреваю, что-то собираются предпринять. И на этом хватит вопросов. А теперь рассказывай все, что знаешь про Топи.

Купава оказалась просто кладезем информации, особенно в вопросе борьбы с нечистью и прочей нежитью. В Обителях этому уделяли особое внимание, так как борьба со злом была одним из приоритетов воинствующих монахинь и монахов. Ну что же, это очень кстати. Тем более, боец она не из последних. Может, и окажемся полезными друг другу. К тому же у нее есть пропуск, а я сойду воительнице за сопровождающего, типа оруженосца.

Так и ехали, особо не спеша. Пообедали на ходу, а Донатов Вал показался уже ближе к вечеру. Деревянные стены, со стрельницами в сторону Топей, перемежались через версту высокими башнями. Не особо мощные укрепления, но, как писалось в книгах, заговоренные особым способом. Стены построили больше для препона любопытствующим и формальной изоляции очага зла, так как прорывы нечисти случались нечасто. Но все же случались; как раз для этого на заставах держали довольно сильные гарнизоны из наемных ватаг и специальной пограничной стражи. Вообще, подозреваю, Вал обходится властям в копеечку — значит, польза от этих укреплений есть. И немалая.

Я переживал, что в связи с розыском меня опознают, но заставный урядник, бегло просмотрев бумаги Купавы, вполне удовлетворился объяснением воительницы и даже не поинтересовался моим именем. Странно это, но как нельзя кстати. Прорываться с боем в мои планы не входит. Однако кое-что все же насторожило…

— Ты гля, пруть и пруть… — удивленно буркнул один из латников на посту при старшинской избе.

— Ага, тока што двух малахольных пропустили, — вторил ему напарник. — Будто медом им в ентих епенях намазано.

Купава уже отправилась на постоялый двор при заставе, а я немного подзадержался. Больно уж интересный разговор у стражников выходил.

— И у тех и у энтих бумаги в порядке. Чудно…

— Нешто, кто с головой, самовольно тудой отправица? Как есть малахольные…

— Как служба, братцы? — Я достал из мошны пару серебряных монет и подкинул их в ладони.

— Служба не кикимора — в болото не убежит… — хохотнул латник, не сводя взгляда с монеток.

— Ты спрашивай вашество, спрашивай, — подсказал второй. — Может, и сгодимся для чего-нить…

— А кого это вы пропускали перед нами? — я ссыпал монеты в подставленную руку.

Стражник мигом спрятал деньги, оглянулся и тихо ответил:

— Дык, иноземь. Значица, алв и румиец. Один… как его там… вроде Армен или Артемон. А второй, тот, что румиец — Пардон или навроде того.

— Арамий и Партос, — поправил своего товарища второй латник. — Морды у них еще маленько побитые были. Тоже с бумагами. Наш-то урядник прям тянулся пред ними. В аккурат за пару часов до вас прошли. Ночевать не захотели. Чудно, вашество…

— Чудно, — согласился я. — И часто людишки ходят в… енти епеня?

— Дык, пару раз в год случаеца. Когда почаще, а то пореже. Бывало, прохфесора: по своим делам мудреным, значица. А когда и просто смельчаки, альбо кто по обету сгинуть решил, — охотно подсказал стражник. — Бывало, и святые отцы захаживали, зло изводить. Всякие случались. Ходоки, опять же, промышляют время от времени. Но энтих мы гоняем. Приказ вышел, таких вешать безжалостно. Но все равно лезут, окаянные: дело-то прибыльное — одна ходка месяц кормит. Это, конечно, ежели живой возвернешься…

— И часто не возвращаются?

— По-разному… — невесело хмыкнул латник. — Кто недалече, с версту али две, так те почти все вертаются. Ну а кто дальше… таких случаев мы еще не видали.

— Ладно, братцы… — я добавил стражникам еще пару монеток. — Выпейте пивка за наше здоровье. А я пошел.

— Нешто без понятиев мы? — донеслось мне в спину. — Не сумлевайся, помянем как положено.

— Тьфу ты, шишигу вам в задницу… — ругнулся я от злости, плюнул и пошел на постоялый двор. — Помянут они…

Купава уже завела лошадок в конюшню и заказала ужин. Я подсел к ней и поинтересовался:

— Ты знала, куда румиец и алв собирались?

— А куда они собирались? — удивилась девушка. — Мне они не докладывали.

— В Топи… — я подцепил ложкой шкварку в горшочке. — Как раз пару часов назад их пропустили. Спешили они, ночевать не остались. Есть какие-нибудь мысли по этому поводу?

Никаких мыслей по этому поводу у Купавы не оказалось. Честно говоря, у меня тоже. Да, настораживает довольно сильно, но внятных объяснений не находится. Отправились так отправились… мало ли по какой надобности. Придурков хватает, мы тому живой пример. Хотя жалко: могли нам составить достойную компанию. Люди приятные, да и бойцы неплохие.

Перед тем как заснуть, попытался еще раз все обдумать всё, но в связи с недостатком исходных данных быстро плюнул на это дело. Отметил только, что во мне нет ни сожаления, ни страха. Только холодная решимость. Раз так — пора спать. Вон Купава уже давно сопит…

К своему удивлению, быстро заснул и отлично выспался. Перед самыми воротами, заставный урядник попробовал нас уговорить оставить коней на сохранение: мол, пешим в «ентих епенях» сподручней. Все понимаю: мужик решил хоть какой-то навар с потенциальных покойников снять. Ну уж нет, извини.

— Нет.

Купава тоже молча отрицательно мотнула головой. Старшина зло выругался и отдал команду. Два десятка стражников с самострелами быстро заняли позиции за воротами; толстые, стянутые мощными железными болтами створки скрипнули и поползли в стороны.

Перед нами открылся вид на «язву сего мира». Надо сказать, ничего страшного я пока не увидел, даже немного разочаровался. Воображение рисовало курящиеся ядовитыми испарениями жуткие трясины, замшелые чахлые деревца, орды нечисти наготове, а за воротами оказалась обыкновенная заснеженная, искрящаяся под утренним солнышком степь, местами покрытая заиндевелым кустарником. Правда, вдалеке, верстах в двух, прикрывая горизонт, сплошной стеной стояла плотная дымка. Но такое и на этой стороне бывает, когда непогода грядет. Словом — не впечатлило.

Скосил глаза на Купаву и обнаружил, что воительница тоже не проявляет никаких эмоций. Она вместо завтрака употребила содержимое нескольких маленьких флаконов, после чего на добрый час застыла на коленях в трансе. С того времени девушка не проронила ни словечка. Собранная, движения резкие, отточенные, глаза холодные и какие-то пустые. Именно такой она была в первый день нашей встречи. Ох и не проста дева… Более чем не проста. На близком расстоянии от нее мой амулет начинает нервно подрагивать: не удивлюсь, если Купава обладает в какой-то степени чародейскими умениями. Как же достали меня все эти неожиданные вводные… создается впечатление, что все вступающие со мной в контакт люди — совсем не случайные, и это все хорошо спланировано кем-то неизвестным и очень могущественным. Злит меня это очень. Но уже поздно что-либо менять. Будь что будет.

Бурка протестующее всхрапнул, но повинуясь команде, резво прянул вперед. За спиной заскрежетали ворота. Ну вот… теперь только вперед.

Где-то с полторы версты мы прошли наметом, взяв направление на большой холм с ветвистым деревом на вершине. Там осмотримся и решим с дальнейшим маршрутом. Надо до сумерек проскочить как можно дальше. Судя по картам, до замка полтора суток конного ходу. Но это если по нормальной дороге, коих пока не наблюдается от слова совсем. Хотя, с другой стороны, болотами здесь пока и не пахнет. Так, вот и холм.

Купава показала мне плетью на свежее кострище.

— Партос и Арамий? — высказал я очевидную догадку.

— Ночевали… — сухо ответила девушка и, сразу потеряв интерес ко мне, что-то достала из сумы. Раздался щелчок — и в ее руках оказалась небольшая подзорная труба. Надо же…

Полоса тумана уже была хорошо видна невооруженным взглядом и теперь явно не выглядела безобидной. Скажу больше, на туман это было меньше всего похоже. Свинцовая плотная дымка выглядела живой, сплетаясь и расплетаясь в вихрях, образующих гротескно призрачные фигуры. Казалось, что она предупреждает досужих путешественников: не подходи, здесь — граница между добром и злом, живым и неживым, призрачным и реальным… Тьфу ты, воображение разыгралось…

— Держи, — Купава протянула мне в открытой ладони цепочку с подвеской из оправленного в серебро черного камушка. — Пристегни на шею жеребцу. А тебе и твоего амулета должно хватить.

— Как поняла, что у меня он есть?

— Почувствовала… — нехотя буркнула девушка и сразу перевела разговор на другую тему. — Туман — это морок. За ним начинаются настоящие Топи. Следуй за мной след в след. Запомни: отстанешь — сгинешь без следа.

— Была уже здесь? — неожиданно догадался я.

— Да. Несколько раз. Торила дорогу. — Инокиня что-то скормила своему мерину с ладони, а потом подошла к моему жеребцу. — Не переживай, это просто сбор специальных трав. Спокойней будут. А для нас — вот это… — она продемонстрировала небольшую бутылочку синего стекла. — По паре глотков.

— А тебе не хватит? Глоточков-то? — ехидно поинтересовался я у нее. Но Купава не обратила на слова никакого внимания; отхлебнула снадобья и настойчиво сунула флакон мне в руки. М-да. Действительно попробовать, что ли?

Попробовал. Густая жидкость, похожая консистенцией на кисель, совершенно безвкусная, разве что едва отдает вербеной. Несколько минут никаких эффектов не ощущалось, но потом неожиданно в ушах раздался мелодичный звон, а все вокруг стало отливать синеватым цветом. Не скажу, что особо неприятно, даже наоборот, да и синяя рожица Купавы выглядит презабавно. И тревожное чувство, по мере приближения к туману постепенно сжимавшее сердце, исчезло без следа.

— И еще… — продолжила инструктаж Купава. — Морок находит самое сокровенное, спрятанное человеком глубоко в себе, и использует в причудливых формах, порой искажая до неузнаваемости. Амулет у тебя очень сильный, не отдаст разум под управление, но видения могут быть разные. Запомни: видения и призраки физического вреда принести не смогут. Не реагируй. И еще раз повторяю: отстанешь — сгинешь, ничем тебе помочь не смогу и даже не буду пытаться. Ты, в свою очередь, действуй так же. Заметишь, что со мной что-то не так, не вздумай встревать. Все равно ничего не сможешь сделать. А теперь смотри сюда…

Девушка развернула небольшой свиток.

— Туман стоит где-то на протяжении версты. Болота начинаются сразу за ним, но там сохранились остатки древнего большака. По нему и пойдем. Метки такие… Сначала к развалинам древней башни. Затем к холму с засохшей рощей. Там приметно, деревья скрученные, черные видом. Далее еще развалины, только старого каменного моста, а от него уже недалече. Понял? Вперед.

Я про себя порадовался, что встретил инокиню, и послушно полез в седло. Мелькнула мысль о том, что, пожалуй, неизвестные кукловоды немного просчитались, поставив на Горана. Страх не страх, но некая оторопь меня уже берет, и появились некоторые сомнения в своих силах. Желания немедленно повернуть назад нет, просто некая пустота в помыслах, и много вопросов, на которые не находилось ответов. Но на главный из них: зачем мне это надо, я уже почти ответил. Просто надо, и все.

— Каждому в этом мире дан свой урок по силам его… — как бы услышав мои мысли, тихо сказала Купава. — Просто человеки не всегда осознают свои силы…

Я ей не ответил и тронул жеребца с места. Кикимора бы вас подрала, философы хреновы…

Где-то через версту под копытами лошадей явственно захлюпало, снега уже почти не встречалось, вместо него стали попадаться небольшие болотца в обрамлении пышной, порой очень причудливой растительности. Лошадки никаких признаков беспокойства не выказывали, даже когда нам дорогу перебежал болотный носопыр — довольно угрожающего вида и размера ящер, очень напоминающий своим видом крокодила из моего прошлого мира, только с рогами на кончике морды. А мы и подавно держали свои чувства в узде.

А потом вступили в туман…

Солнце исчезло, сменившись кровавым свечением на небе, окрашивающим все вокруг в бордовые тона, придавая окружающим нас пейзажам страшный и зловещий вид. И холод; всю мою сущность заполонил дикий холод, заставляя сильнее стискивать зубы, сдерживая предательскую дрожь. Мертвая земля, мертвые деревья и мертвое небо: казалось, ничему живому нет места на границе Топей. Хотелось пришпорить жеребца и скорее выскочить из этих страшных мест, но дикими усилиями я сдерживал себя, помня слова Купавы.

— Жалкий человечишка! — неожиданно прогремел в голове чей-то зловещий голос. — Думаешь, ты сможешь прожить свою жизнь второй раз?! Как бы не так…

Я невольно бросил взгляд по сторонам. Впереди, застыв в седле, как истукан, мерно трусит Купава, слева ряды виселиц с покачивающимися на них обглоданными иссохшими костяками, справа… Справа на источенной временем скале сидит какое-то существо, практически неразличимое за огненным сиянием.

Амулет вспыхнул нестерпимым жаром: мне даже показалось, что запахло паленой кожей…

Стараясь не смотреть на сияние, я сорвал с шеи шарф и затолкал его под пылающую подвеску, стараясь хоть как-нибудь спастись от дикой боли.

— Пошел в задницу, урод, мать твою…

— Ты чудовище, и навсегда останешься чудовищем… — рычал голос. — Такой же, как мы, и никогда не станешь другим…

— Мне похрену… — я сплюнул на потрескавшуюся землю.

Купава неожиданно повернулась, и я с ужасом уставился на лицо древней старухи под шлемом. Девушка осклабилась, обнажая редкие кривые зубы, и задала вопрос хриплым надтреснутым голосом:

— Нравлюсь тебе?

— Пошла ты… — с трудом выплюнул я слова и опустил взгляд. — Все вы пошли…

Старуха глумливо захохотала и послала мне воздушный поцелуй. Да что же это такое… Голова совершенно ясная, полностью контролирую себя, но все остальное… Да когда же это закончится?

— Га-га-га… — кто-то глумливо захохотал. — А кто тебе сказал, что девчонка — здесь? Дурачок…

Я только посильнее стиснул зубы, полностью ушел в себя и отстранился от окружающей действительности, стараясь лишь не отстать от инокини.

Голос замолчал, но в голове яркими вспышками стали проявляться картинки из жизни меня прежнего, заставив меня сжаться от ненависти к самому себе. Не знаю, чего хотели добиться демоны морока, но в результате я твердо, чего бы мне ни стоило, решил прожить нынешнюю свою жизнь по-другому. Пусть даже эта жизнь будет очень короткой.

Неожиданно, как сквозь туман, раздался усталый голос Купавы:

— Слезай, надо напоить лошадей и немного передохнуть.

— Что? — я поднял взгляд и с изумлением обнаружил, что мы уже находимся на холме, густо покрытом кустарником и небольшими кривыми деревцами. На небе клубятся свинцовые тучи, ветерок несет запах болотной тины. Тепло, чирикает какая-то птичка в кустах и лягушки выводят рулады в осоке. И Купава с прежним, только сильно уставшим лицом. Прошли? Почему так быстро?

— Дальше я еще не заходила, — продолжила девушка. — Предлагаю…

Но я ее уже почти не слушал, так как смотрел на Топи.

Громадная, до предела заболоченная равнина, перемежающаяся редкими холмами, покрытыми чахлыми деревьями, клочки грязного тумана и зеленоватых ядовитых испарений над водой… все кажется больным, каким-то отвратительным и уродливым. Редкие развалины, полностью облепленные ползучими растениями, бородами мха и…

— Да, это он, замок… — Купава показала рукой на вздымающуюся на горизонте и полускрытую в серой дымке высокую башню. — Родовое гнездо Чарноты. Мое гнездо.

— Вижу. Что дальше?

Инокиня достала из сумы лист пергамента и ткнула пальцем в изображенную на нем какую-то схему: — Есть подземный ход у подножья вот этой горки. Через него мы попадем внутрь. Там я заберу венец — он в тайнике в подземельях. Ну а дальше… Твоя пропажа, скорее всего, тоже в замке. Больше негде, здесь других целых строений просто не сохранилось. Поможешь мне, потом я помогу тебе…

— Помогу. Смотри… — я неожиданно приметил внизу, в старых развалинах, яркую вспышку. — Что… вернее, кто?

Но можно было уже не спрашивать. Ветер отогнал хлопья тумана, и стало ясно видно, что в сотне метров от нас идет бой. Множество маленьких фигурок, суетясь и мешая друг другу, нападали на двух воинов. Один из воинов как раз швырнул что-то в толпу карлов — а это, судя по всему, были они, только другого вида, — и очередная вспышка расшвыряла в сторону маленькие корявые тельца. Партос и Амадеус? Ну а кто еще…

— Это они, — очень спокойно сообщила Купава. — Румиец и алв. Надо…

— Надо… — я намотал повод Бурки на сук, выхватил меч и собрался спускаться вниз. — Живее, дева!

— Остановись! — девушка схватила меня за руку. — Это их дело, нас не касаемое. К тому же…

— Что?

— Они уже закончили… — девушка ткнула рукой вниз.

Действительно, румиец и алв уже практически разобрались с нападающими и сейчас методично дорезали оставшихся.

— Они невольно помогают нам… — как неразумному ребенку продолжила втолковывать мне Купава. — Отвлекают внимание. Сейчас все взгляды хозяев Топей, буде такие есть, станут прикованы к ним, что позволит нам проскочить незамеченными. К тому же мы не знаем целей алва с румийцем, и невольно можем спутать им планы. Даже оскорбить своим вмешательством.

Арамий и Партос тем временем сели на коней и совершенно открыто, как будто привлекая к себе внимание, поехали по направлению к замку. Ничего не понимаю…

— Поехали, — тронула меня за плечо Купава. — Нам надо спешить.

Я молча сел на жеребца. Да… по большому счету, у каждого свой путь. И каждый выбирает его сам.

Инокиня выбрала дорогу на древней карте Дромадарской волости — мощеный камнем большак, идущий по большой кривой к замку. От него уже практически ничего не осталось, да и оставшиеся на поверхности участки почти не различались, но это все же позволяло коням чувствовать под копытами твердую поверхность.

Топи на первый взгляд показались пустынными, но на самом деле это было далеко не так. Поднявшись на один из холмов, я разглядел что-то очень похожее на деревеньку. Да, деревеньку: множество маленьких корявых домишек, больше похожих на шалаши, крытые мхом и большими листьями водяных растений, даже какие-то кусочки возделанной земли и копошащиеся на них маленькие фигурки. Карлы. Ну что же, идеальное место для их обитания. В Серединных землях этот народец давно практически истребили, а остатки загнали в самые глухие места. А здесь они себя чувствуют вольготно. Хорошо, что дорога обходит карлову деревеньку поодаль, иначе бы нам не поздоровилось — много их, очень много. А вот зверья, если местных обитателей вообще можно назвать зверьем, мы особо пока не видели…

Купава неожиданно осадила своего мерина. Впереди на тропинке вдруг возникло непонятное существо, больше похожее на копенку тины и водорослей, из которой живо поблескивали искорки глаз.

— Д-дать!.. — из вороха растений появилась тонкая длинная ручка, жадно шевелящая кривыми пальцами — Д-дать людь Ж-жуже блестяще-е-е!.. Не д-даш-ш-шь — не пройдеш-ш-шь… Напуш-ш-шю-ю лягвов…

Купава потянула из ножен саблю. Непонятное существо по имени Жужа отступило назад и предостерегающе зашипело.

— Тихо, тихо… — я выехал вперед и спрыгнул с седла. — Остыньте, обе. Так тебя Жужа зовут?

— Ж-жужа… — согласно кивнула шишенка, а это была именно она — дальняя родственница шишиг с кикиморами. Небольшой полумифический разумный народец под названием шишуны, и не такой однозначно злой к людскому племени. Больше зловредный.

— Д-дать красивое, б-блестящее? Иначе буду… — угрожающе продолжила шишенка, смешно шевеля заостренными ушами и морща нос, похожий на пятачок поросенка. Надо сказать, она не выглядела совсем уж отвратительно, просто по-другому, не по-людски.

— Подожди, подожди… — я поспешил ее успокоить. — Дадим. Но зачем тебе?

— Красивая буду! — торжественно продекламировала Жужа. — Буль меня выберет, а Кусю выгонит.

— Замуж, значит, хочешь? Так что же тебе дать?.. — озадачился я и вытащил из кошеля горсть серебра. — Вот, можно бусы сделать. Блестеть будут…

Шишенка жадно сграбастала монеты и безапелляционно заявила:

— Мало! Еще давай! Иначе…

— А рожа твоя корявая не треснет? — не удержалась Купава.

Я только мысленно выругался. Вот же зараза! Можно же было по-нормальному договориться… Может, еще не поздно? Однако шишенка среагировала не так, как я ожидал.

— Не т-треснет… — хихикнула Жужа. — Даш-шь — помогу, не даш-шь — пищать буду — лягваки прибегут, мигом сожрут людь.

— Что за лягваки?

Шишенка ткнула рукой в сторону стойбища карлов:

— Оные… Мы их не л-любить, они п-плохие, хитрые…

— А чем же ты поможешь?

— П-проведу… — хитро прищурилась Жужа. — Туда… — на этот раз шишенка показала в сторону замка. — Туда идти людь? Проведу — никто не увидеть…

— Откуда знаешь, что туда следуем?

— Знать, знать… — быстро зашептала Жужа. — Старшие говорили: скоро придут людь, воевать нехороших черных… Давай-давай…

Вот даже как? Получается, черные точно здесь, и местный народец по какой-то причине явно недолюбливает чернокнижников. Грех не воспользоваться помощью. Но что же ей дать? Я беспомощно оглянулся на Купаву. Воительница недоверчиво скривилась и упрямо помотала головой. Но тут в стороне поселения карлов что-то прогрохотало, и тут же — еще раз. Отголоском над трясинами пронеслись злые вопли. Похоже, Арамий с Партосом уже и туда добрались. Надо скорее отсюда убираться. На этот грохот половина обитателей болота сбежится…

Инокиня, очевидно, это тоже поняла, и после секундного колебания все же полезла в суму. Через мгновение у нее в руках появились зеркальце в серебряной оправе и парный к нему гребень.

— Дать-дать!!! — шишенка стала возбужденно подпрыгивать на месте, потрясая плащом из водорослей. — Ж-живо-ж-живо…

— Обманешь — убью!.. — зло буркнула Купава и ткнула ей в ручонки подарок.

— Не обмануть… — убежденно пообещала Жужа, одновременно заглядывая в зеркальце и пытаясь расчесать спутанные космы. — Идти за мной, людь, идти…

Болотное создание решительно увлекло нас в сторону от дороги, по которой мы собирались ехать, попутно объяснив, что там живет большой Хрум, совсем дурной, и этому Хруму лучше на глаза не попадаться. У меня в душе все же теплилось недоверие к шишенке: как-никак совершенно чуждое людям создание… но выхода другого нет. И похоже — уже не будет.

Жужа тащила нас по таким трясинам, что пару раз коням пришлось перебираться через бочаги вплавь. Грязь, ядовитая вонь и вездесущие летающие кровососы превращали путешествие в дикое мучение, но, несмотря на это, мы постепенно переставали жалеть, что подрядили шишенку в проводники. Местная нечисть, в изобилии пялившаяся на нас со всех сторон, почему-то нападать не спешила, разглядев, что «отряд» ведет Жужа. А когда из бочаги с ревом поднялась громадная башка, казалось, состоящая из одной пасти, шишенка просто шикнула на нее, и непонятный монстр быстро спрятался назад в болото.

Сколько мы шли, я не знаю, но когда стало уже смеркаться, Жужа, предварительно переговорив с Купавой, привела нас к руинам какого-то дома у подножья холма, на котором стоял замок.

Какая-то живность, громко хлопая большущими перепончатыми крыльями, взвилась из замшелых развалин, а шишенка облегченно вздохнула и заявила:

— Вс-се, прийти. Дальше людь с-сам. Мне надо идти — говорить старшим, что урок выполнить…

— Так тебе это старшие поручили? — возмутилась Купава, зло сбрасывая с себя пласты тины. — Вот же кикимора болотная! Я тебе…

Жужа показала инокине язык и весело прошепелявила:

— Жадный людь, жадный! Бе-бе-бе…

— Ладно, не обижайся, — успокоил я шишенку. — Как бы лошадок наших обезопасить?

— Блестящее давай! — мгновенно заявила Жужа.

— Держи, — я выгреб последние мелкие монетки.

Наша нечаянная знакомая быстро надергала водорослей, сплела из них венки и надела на шеи лошадям.

— Вот, пока не з-засохнет — не т-тронут. П-потом, конеш-шно, с-схарчат…

— Спасибо тебе, Жужа! — от души поблагодарил я ее.

— Спас-с-сибо… — медленно повторила шишенка слово. — Чудный людь, но добрый. Приходи ко мне еще…

После чего приветливо махнула нам рукой и исчезла в сумерках.

Глава 34

«…и привели Старшие сей Мир в равновесие, и дали своим народам оный, с сего момента рекомый Упорядоченным, на проживание и радение. Сей факт непреложен, однако ж с великой печалью хочу засвидетельствовать, что в святых писаниях и иных инкунабулах почти совсем не упоминается о прежних жителях сих благодатных земель, рекомых друманами, також друмами, альбо прежними, свидетельства существования коих в разнообразных артефактах мы находим до сих пор. Однако ж, как ревностный последователь нашей святой церкви, признаю злую демоническую сущность и нелюдскую породу так называемых прежних, и горячо одобряю полный запрет на археологические изыскания и прочую деятельность, с ними связанную, ибо воистину: „многия знания — многия печали“…»

(Преподобный Эдельберт Великоградский. «Бестиарий и описание рас Мира Упорядоченного»)

Серединные земли. Дромадарские топи.

06 Зимобора 2001 года от восхождения Старших Сестер. Полночь

— Почему шишуны нам помогли?

Купава неопределенно пожала плечами и достала из сумы небольшую скляницу:

— Держи. Намажь на лицо и другие открытые части тела. Можешь и на доспех плеснуть малую толику. Отпугнет на время нечисть и скроет наш запах.

Я капнул бесцветной жидкости на руку. Пахнет мерзостно. Ну что же, отпугнет так отпугнет. Я и в дерьме ради такого дела обваляюсь… Хотя нет, это все же слишком. Вот зараза, щиплет маленько…

— Я первая пойду, ты за мной, — продолжила инокиня. — Я дорогу знаю. И не спорь.

— С чего взяла, что я собираюсь? — Я подумал и оставил лук в саадаке при седле. Ни к чему он в подземелье. Да еще такому стрелку как я. Стоп, надо все же его снять, да припрятать вместе со стрелами. На жизнь лошадок я и ломаного медяка не поставлю, схарчат животин вместе с оружием. Жалко будет, если пропадет, все же подарок богини. А вот щит — с собой. И шлем…

— На всякий случай предупреждаю, — ответила Купава, и пристально на меня посмотрела. — А ты все же другой. Не такой, как все остальные.

— Ты уже говорила, и в очередной раз ошибаешься, — я слегка подпрыгнул, покрутил плечами, присел и остался довольным подгонкой снаряжения. Так, теперь баклагу с водой и немного еды: мало ли… неизвестно, сколько под землей проторчим. — Все? Готова?

— Глоток. Один, не больше… — девушка с улыбкой показала мне очередной флакон. — Видеть лучше в темноте будешь. Хорошо видеть — факелы и светляки не понадобятся.

— Отравишь ты меня когда-нибудь… — я вернул ей улыбку. В Топях злость и ненависть просто витали в воздухе, подобно капелькам тумана, и невольно хотелось немного отогнать их холодные липкие щупальца. Хотя бы улыбкой.

— Пока незачем, — Купава подавая пример отхлебнула из скляницы и сунула мне ее в руку. — Пей давай. Видишь — я первая попробовала.

— Угу… — вкус эликсира оказался еще хуже, чем запах предыдущего, но, чудо: сумерки вдруг отступили, а окружающие нас развалины обрели ясные очертания, одновременно окрасившись в зеленоватый цвет.

— Храни нас Властительницы! — Купава истово осенила себя знаком Старших, обнажила саблю и первой ступила в провал.

— Хотелось бы… — буркнул я ей в спину и шагнул следом.

Некая торжественность момента невольно смазалась — сразу пришлось согнуться в три погибели, а потом и вовсе стать на четвереньки. Древний ход за прошедшие столетия успел частью осыпаться и забиться всякой дрянью и мусором. Ползти пришлось около часа, но вскоре впереди раздался отчаянный протестующий писк, зашебуршали лапками мелкие мохнатые создания, разбегаясь по сторонам, нора неожиданно расширилась, и привела нас в довольно большой зал со сводчатым потолком, подпираемым рядами толстых колонн. Весь пол был усеян толстым слоем покрытых плесенью мелких косточек и россыпями святящихся грибов, а по периметру стен, за некогда мощными, а теперь источенными ржавчиной решетками, неизвестные строители разместили множество тесных каморок. Понятно, тут не перепутаешь: ну как же без темницы… Правда, почему-то далековато ее разместили — до замка еще с полторы версты добираться. Впрочем, больше меня беспокоит, что дальнейшего хода не наблюдается. Тупик, однако. Ну и куда дальше?

Инокиня, сверившись с клочком бумаги, уверенно направилась к противоположной от входа стене и стала ощупывать руками замшелые каменные блоки.

— Я сейчас, а ты прикрой… — бросила она мне, нажимая поочередно на выступы. — Тут сложные запоры…

— Угу… — я отвернулся и стал следить за входом. В левом углу расположилось явно чье-то гнездо, из-под гнили выглядывает пара внушительных кожистых яиц. Их родители вполне могут заявиться в самое неподходящее время.

Вдруг за спиной раздался отчаянный скрежет и одновременно кто-то внушительно рыкнул в тоннеле, через который мы попали в темницу. Я оглянулся и увидел, что один из каменных блоков отошел в сторону, и в стене образовалась узкая щель, из которой сквозняк сразу потянул облачка пыли.

— Застряла, зараза!.. — Купава в отчаянии стукнула кулаком о выступ на стене.

В тоннеле опять рыкнули, уже громче, потом раздался топот, и в темницу просунулась вытянутая пупырчатая башка, увенчанная парой внушительных рогов между носовыми отверстиями. Носопыр? Ну да, здоровенный приземистый ящер, около трех метров в длину, весь покрытый ядовитыми шипами. Хренов Эдельберт, в своей книженции, иронично рекомендовал как противоядие к его яду… мочу девственниц. Твою же кикимору!

Носопыр рывком продрался внутрь, раздул радужные мешки по бокам головы и, расщеперив зубатую пасть, разъяренно заревел.

— Займись им… — натужно прошипела Купава за спиной. — Я сейчас открою… еще немного…

— Да не трогали мы твоих детишек! — вытянув меч перед собой, я стал отступать в сторону, стараясь отвлечь ящера на себя. — Иди, погуляй еще немного, крокодил хренов…

В голове непонятно откуда появился образ зеленого крокодильчика в красном сюртуке, и с ним — забавного ушастого зверька, но очень скоро исчез, поелику носопыр уговорам не поддался и сделал бросок, чуть не отхватив мне ногу.

— Не пользуйся Силой! — взвизгнула Купава. Она, используя старый кованый шандал как рычаг, старалась расширить щель. — Нас засекут!

— И не собирался… — я в очередной раз отскочил, уходя от удара шипастым мощным хвостом, и чиркнул носопыра кончиком меча куда-то по спине. Клятый ящер оказался очень проворным и уже почти зажал меня в угол. Вот же урод! Как бы сейчас пригодилась рогатина…

Бросил взгляд на инокиню, увидел, что щель постепенно расширяется, и метнулся за колонну, угадывая момент, чтобы половчее сбежать.

Носопыр обиженно взревел, сунулся обходить препятствие и получил по загривку. Даже искра проскочила от удара стали о костяные шипы. Видимо, я хорошо его достал, потому что ящер как-то по-человечески взвизгнул, сунулся мордой в пол, но тут же выправился и сделал еще один бросок, едва не проткнув мне рогами ногу.

Неожиданно с глухим стуком, по самое оперение, ему в бок вонзилась короткая и толстая стрела. Носопыр кинулся в сторону, засучил лапами, изгибаясь и старясь ухватить зубами древко, а когда не получилось, позорно сбежал, юркнув в тоннель.

— Живо!.. — Купава показала самострелом на проход. — Долго возишься…

— Долго…

Инокиня проскользнула в щель без труда, а мне пришлось снимать доспех и кафтан, иначе я не проходил. А сдвинуть каменную дверь даже моей силы не хватило. Но пролез все-таки… Впереди открылся довольно широкий и неожиданно сухой коридор. Кованые пушистые от ржавчины подставки под факелы по стенам, стены и сводчатый потолок аккуратно облицованы тесаным камнем, и пыль… Пыли столько, что пришлось замотать лицо кушаком, иначе вполне можно было задохнуться. И да… про паутину забыл. Толстые липкие нити ни в какую не хотели рваться, так что приходилось резать их ножом. Представляю себе их хозяина… здоровенная, наверное, тварь.

— Пещерный паук… — прокомментировала Купава. — Опасная тварь. Прыгучий, плюется ядом. Будь напоготове…

— Буду.

Ну а что мне ей еще сказать?..

— С драуграми сталкивался?

— Да… — я невольно поморщился. Сталкивался с клятыми мертвяками — и ту встречу приятной явно не назову. Еще их здесь не хватало…

— Скоро начнутся галереи, в которых упокоились мои предки и их ближники — сообщила инокиня. — Нельзя исключать, что они подняты. Попробуем обойти…

— Смотри сама.

Инокиня в очередной раз кинула на меня странный взгляд, потом резко отвернулась и пошла по коридору. А я за ней. Древние строители в свое время очень хорошо поработали, и мне почти не приходилось пригибаться. За исключением пыли и паутины, кикимора ее побери, наше передвижение даже можно было назвать комфортным. До поры до времени. Скоро начались завалы: древняя заговоренная кладка все же оказалась восприимчива к времени. Но к тому времени ход уже превратился в настоящий лабиринт, а вернее, как сообщила Купава, в каменоломни, из которых добывали камень на нужды волости, так что завалы как-то получалось обойти. Живности встречалось немного: вездесущие крысы, правда, просто гигантских размеров, еще какие-то грызуны, и пауки с различными червяками, порой весьма причудливого вида. Правда, тех самых пещерных пауков, самых опасных, пока не видно. И хорошо… но вот свидетельств их существования везде в избытке. В одном тупичке мы даже набрели на склад их «полуфабрикатов», весьма мерзкого и зловещего вида, надо сказать. Подвешенные в идеальном порядке, даже по размеру, опутанные паутиной тушки. В основном крысы, но не только…

— Слепыш… — Купава ткнула кончиком сабли кокон. — А это ползун, а вот это… — она озадаченно замолчала, — даже не знаю…

Я просто промолчал: описаний упомянутых ею созданий я в книгах пока не встречал; но судя по очертаниям коконов, они вполне походили на человекообразных. Да… причудливы ваши помыслы, Старшие Властительницы, по-другому и не скажешь. Хотя, судя по отрывком информации, эти создания могли населять здешний мир еще до Старших. Скорее всего, так и есть. Но углубляться в философствования по этому поводу мне как-то не хочется. Не то место.

— Карлы, — уверенно опознала инокиня следующие «полуфабрикаты». — Значит, спускались в подземелья по своим надобностям…

— Идем. Могут вернуться…

— Они за нами давно уже следят, — совершенно спокойно сообщила Купава. — Ждут момента, чтобы напасть. Но действительно поспешим, скоро закончится действие эликсира, и надо будет где-то переждать с пару часов, до того времени, как можно будет опять его принять. Сразу нельзя.

Я подивился спокойствию воительницы и вежливо развернул ее в сторону выхода. Не хватало еще в полной темноте с паучищами встретиться. И так по спине морозная дрожь проскакивает. Вот если… м-да, опять зарекаться стал. Поздно… вернее — рано. Выберусь — вот тогда…

С пауками встретиться все же пришлось: действие эликсира стало ослабевать, уже едва можно было что-либо рассмотреть в паре-тройке саженей впереди себя, и тут музыкально тренькнул арбалет Купавы, а с потолка, прямо к нашим ногам, увесисто шлепнулся мохнатый, как собака, паук. Тварь судорожно подергивала суставчатыми ногами и щелкала зазубренными жвалами, исходящими мутной слизью. Не знаю, как воительница умудрилась, но она влепила стрелу монстру прямо в его маленькую голову.

— Это самец, — обыденно пояснила инокиня. — Они обычно парами охотятся, но самка осторожнее: может, и поостережется нападать.

Поостережется так поостережется; я перешагнул через мохнатое чудовище и невольно поежился. Воистину сами боги послали мне Купаву. Правда, без нее я бы никогда в подземелья не сунулся, так и пер бы по поверхности. Пока смог бы. Интересно, а можно меня назвать дурнем? Скорее всего — да. Но как по мне, пусть лучше так, чем как в прошлой жизни.

Отдыхали мы в небольшой молельне, скрытой за мощными дверями, окованными до сих пор не поржавевшими полосами металла.

— Еда нормальная есть? — устало поинтересовалась она, высвободила из флакончика маленького светлячка и с едва различимым стоном плюхнулась на пол. — У меня только сушеная вепрятина, но ее еще попробуй разгрызи…

— Есть… — Я достал плетеный из бересты туесок с копченым мясом, обернутую в холстину ковригу хлеба с ломтем сыра… и невольно замер, потому что за дверью раздались отчетливые шаги, сопровождаемые лязганьем железа.

— Драугры… — сама себе сказала инокиня. — Значит, все-таки поднятые. — И пояснила мне: — Сюда им хода нет, они даже не чувствуют нас в молельне. Но… в общем, ничего…

— Говори.

— Отстань. Сказала: ничего — значит, ничего. Попробуем обойти их. — Инокиня выглядела растерянной и одновременно огорченной. — Тут уже недалеко осталось

— Потекла, что ли?.. — невольно ляпнул я, пораженный неожиданной догадкой. И стал ждать вспышки гнева, убежденный, что эта вспышка непременно последует.

Но не последовала.

— Да… — пристыжено прошептала Купава. — Вот же зараза! Не должна была. Правда — не должна была. Как некстати… и это… ты отвернись, отвернись…

— И что теперь? — Я отвернулся и стал рассматривать едва различимые фрески на стене.

Через недолгую паузу инокиня ответила с едва скрываемой досадой:

— Тебя надежно прикрывает твой амулет. Меня — мой; поверь, он не такой сильный, но работает исправно. Но женская кровь, особенно такая, по сути сама очень мощный источник флюктуаций, и будет очень сильно фонить — драуги пойдут на него косяком, никакие амулеты не помогут. Придется… придется…

— Биться придется, — я закончил фразу за нее. — Не переживай. Не брошу тебя.

Ну а что мне ей сказать? Некстати, конечно, но… словом, выгребемся как-нибудь… Тьфу ты! Нет, положительно мне везет с женщинами. Еще как везет, будь они неладны!

— Спасибо… — едва слышно прошептала Купава и отвернулась.

Отдыхали мы около трех часов, точнее не могу сказать: восприятие времени под землей сильно меняется. Поели, вздремнули по очереди, отхлебнули по глотку эликсира, после чего опять ступили в коридор. По словам Купавы, до родовой усыпальницы, где и была спрятана корона, оставалось всего с полверсты. Вроде как немного, но с учетом недавнего события, это расстояние могло оказаться по длине равным всей нашей жизни.

— Стой… — шепнула Купава и продублировала свои слова жестом, вздернув руку вверх и сжав в кулак.

Я уже и сам увидел в зеленоватых сумерках две тонких фигуры в старинных, источенных временем доспехах. Первый драугр стоял посредине прохода, опершись всем телом на топор с длинным древком, второй — чуть позади него, в рогатом шлеме и обрывках погребальных покровов, и на первый взгляд казался безоружным.

Боковой коридор, через который Купава собиралась сократить путь к усыпальнице, неожиданно оказался замурован. Значит…

Я осторожно попытался протиснуться вперед, но инокиня придержала меня за руку.

— Не спеши… — Купава ловко сменила болт в самостреле и прицелилась в мертвецов. Тренькнул спуск, и стрела с хорошо различимым стуком вонзилась прямо в грудь умертвия с топором.

Мертвеца качнуло назад, он опустил голову, разглядывая торчащее из иссохшего тела древко, а потом одним движением вырвал стрелу. Я выматерился от досады: похоже, этих драугов можно расстреливать до посинения, без малейшего вреда для оных. Разве что из осадного требушета пальнуть.

Но второй мертвец среагировал очень странно — он с глухим рычанием ударил своего товарища и выдрал стрелу из его рук. Еще мгновение — и закипела жуткая схватка, живые трупы с рычанием катались по земле, пластины доспехов с лязгом летели по сторонам вместе с оторванными конечностями и кусками мертвых тел.

Через некоторое время в битву вмешались еще два мертвеца, схватка вспыхнула с новой силой и, наконец, на ногах остался всего один, правда, сильно изломанный драугр. С вожделением прижимая к себе наконечник болта с кусочком древка и отчаянно хромая, он куда-то убежал, даже бросив свой топор. Остальные умертвия валялись на земле неряшливыми кучками гнилой плоти, из которых торчали обнаженные черные кости.

На мой вопросительный взгляд Купава смущенно буркнула:

— Сам подумай… Идем, только не спеша, там их должно быть еще много.

— Понятно, — я наконец догадался что инокиня сотворила со стрелой. Ага… типа, свою слабость в силу обратила. Ох уж эти женщины…

Картина повторилась через сотню метров; правда, теперь умертвия рубились оружием, с большей эффективностью и гораздо зрелищнее. Схватка сместилась в боковой коридор, туда попытался скрыться счастливый обладатель стрелы, так что мы беспрепятственно дошли до самой усыпальницы. Даже не ожидал, что так легко все получится. Правда, теперь впереди — самое трудное.

— Здесь… — Купава провела рукой по черным железным дверям, полностью покрытым руническими символами. — Здесь…

— К чему готовиться?

— Не знаю, — шепнула девушка. — Здесь лежит основатель рода, Кром Чарнота и Идильда Красивая, его жена. И ближники. Как случится — я не знаю. Но по возможности не вмешивайся…

Двери, скрежетнув, поддались, в лицо ударил яркий свет от огня, вспыхнувшего в больших чашах по периметру помещения. В просторном круглом зале, высеченном в скальном массиве, посередине стояли два больших каменных саркофага, украшенных грубой примитивной резьбой. Множество таких же гробниц, только проще видом и меньше размерами, теснились вдоль стен, завешанных истлевшими гобеленами. Не менее полусотни…

Я ожидал грохота сметаемых крышек и лязга доспехов поднимающихся мертвецов, но ничего этого не произошло. Стояла мертвая тишина, иногда прерываемая треском пламени и зловещим шепотом сквозняка.

Успел лишь приметить несколько скелетов на полу подле главных саркофагов, как Купава громко и торжественно, нараспев, произнесла:

— Я Купава Чарнота, дочь Олмуда Чарноты и Лидии Умной, пришла за своим по праву последней дщери рода Чарноты!!!

Несколько мгновений ничего не происходило, по лицу девушки пробежало недоумение и отчаяние, но вдруг что-то блеснуло, я невольно зажмурился, а когда открыл глаза…

Когда открыл глаза, гробницы исчезли, перед нами на резных каменных тронах сидели мужчина и женщина в богатых одеяниях, а за ними стройными рядами выстроилось множество вооруженных до зубов воинов. Все они казались абсолютно живыми, настоящими, что только подчеркивало нереальность происходящего — ведь эти люди были мертвы уже не одну сотню лет.

— Наконец-то! Долго мы тебя ждали, дщерь рода нашего! — торжественно произнес мужчина на троне. Его голос раздался в зале мертвых подобно грому. Коренастый, с суровым морщинистым лицом, орлиным носом и длинной белоснежной бородой до пояса, он сидел совершенно неподвижно, как каменное изваяние, вислые седые усы даже не пошевелились, но слова прозвучали отчетливо и ясно.

— Кто с тобой? — неожиданно спросила женщина, сидевшая рядом с ним. Как я понял, та самая Идильда Красивая. Она оправдывала прозвище своей величественной, но немного суровой красотой, проглядывающейся даже под печатями возраста. Но голос звучал очень молодо и поражал своей силой.

— Мой спутник и ближник, — ответила Купава, склоняясь перед предками в почтительном поклоне. — Достойный муж.

— Здесь место только мужам нашего рода! — недовольно рыкнул Олмуд. — Возьмите его…

По строю воинов за его спиной прошел глухой ропот. Первые ряды, ощетинившись клинками, угрожающе качнулись в мою сторону. Я приготовился подороже продать свою жизнь, но…

— Супруг мой, он достоин, — успокаивающе положила руку на плечо Олмуда его жена. — Я одобряю мысли девочки. Простим его, пусть просто выйдет. Тем более у него впереди свой урок. Достойный урок.

— Да будет так! — громыхнул основатель рода Чарнота. — Иди, чужак, мы прощаем тебя…

На языке прямо-таки вертелись разные дерзкие слова, но усилием воли сдержав себя, я коротко поклонился и вышел за дверь, попутно заметив, что Купава выглядит сильно смущенной. Не понял… О каких мыслях говорила Идильда? Мысли в отношении меня?.. Или нет?

Не знаю, что творилось в усыпальнице, из-за дверей не донеслось ни звука, но вскоре они отворились, и медленно вышла Купава. Лицо девушки было наполнено совсем не присущей ей мечтательностью, а на губах блуждала легкая улыбка. И почему-то она была с пустыми руками. А венец? Не отдали?

Но промолчал, дожидаясь, когда она сама все скажет. Инокиня неожиданно шагнула ко мне и горячо поцеловала прямо в губы.

— Благодарю тебя… — шепнула она. — Ты… ты даже не понимаешь…

— Не понимаю. Все получилось? Отдали венец?

— Это не более чем легенда, — улыбнулась девушка. — Они дали мне гораздо большее, чем паршивый, никому не нужный кусок металла. Они дали мне веру, знания, и наставили на путь к возрождению рода. Все оказалось очень просто… Но… но… — Купава виновато опустила голову. — Я пока останусь здесь. Не смогу пойти с тобой дальше. Прости…

Я молча погладил ее по щеке, поправил суму за плечами и поудобнее перехватил меч. Ну что же, мне так даже проще. И спокойнее. Успехов тебе, Купава Чарнота, в деле возрождения рода.

— Подожди! — инокиня порывисто схватила меня за руку. — Мы увидимся, обязательно увидимся. И еще…

После разговора с ней, я зашагал по прямому как стрела коридору. И с каждым моим шагом крепла уверенность в том, что я что-то делаю не правильно. Но решимость завершить начатое от этого не ослабевала…

Глава 35

«…что есть чародейское заклятие, альбо заклинание? В широком трактовании — несомненно, взаимодействие с материями Пределов, а ежели с формальной точки суждения — то заклятие есть комбинация определенных процедур. Основой заклинания служит процесс почерпывания Силы и эманация, сиречь преобразования оной, в необходимую производную. Дополнением к сему действию служит комбинация определенного жеста и словесной формулы, посредством которых определяется вид и состав заклятия. В отдельных случаях для проведения сложных видов чародейских заклятий требуются составляющие в виде неких ингредиентов, а також проведение определенных ритуалов, причем требующих строго соблюдения места и временных рамок…»

(Преподобный Анисим Краеградский. «Трактат о Материях Пределов»)

Серединные земли. Дромадарские топи.

07 Зимобора 2001 года от восхождения Старших Сестер. Утро

Тонкий как тростиночка драугр, позвякивая обрывками кольчуги и волоча за собой ленты погребальных покровов, неожиданно вынырнул из бокового коридора и, увидев меня, резко замер.

Не останавливаясь, я уже примерился подсечь ему ноги, но мертвяк вдруг так же резко развернулся и, скрипя костями, быстро поковылял в темноту.

— И правильно… — сказал я ему в спину и ускорил шаг. — Иди по своим делам.

Уже пятый по счету труп сбежал, но ничего в этом удивительного нет: им приказано меня не трогать. Никогда бы не поверил, но результат налицо, гостеприимство Крома Чарноты в действии. Но это в подземелье. А вот на поверхности… Так… похоже, пришли…

Коридор уже привел меня к массивной винтовой лестнице. Ну что же…

Я присел рядом на каменную плиту и откинулся спиной на стену. Нет, не устал, просто хочу собраться с мыслями и… и решиться. Да, решиться, ведь что меня ждет наверху, я толком не знаю, но здесь — последний рубеж, из-за которого возврата уже не будет.

Честно попытался себя отговорить, но не смог. Отпил воды из фляги, ополоснул лицо и руки, после чего стал подниматься по лестнице. Амулет, исправно, но тихо гудевший всю дорогу в подземелье, вдруг стал биться словно в припадке и стремительно раскаляться.

— Ничего, — я обернул его в кусок замши и поместил между доспехом и поддоспешником. — Это значит всего лишь то, что я на верном пути.

Поднимался долго, показалось что целую вечность, но в конце концов лестница закончилась большой квадратной площадкой.

— Итак? — я поискал проход и заметил на одной из стен продолговатую выемку. — Как же ты, родимая, открываешься?

Каких-либо запоров с замками не нашел и просто налег на нее всем телом в попытке сдвинуть. Каково же было мое удивление, когда каменный блок довольно легко поддался. В широкую щель пахнуло свежим воздухом, обильно сдобренным запахом… Запахом подгорелой каши!

— Каша? — я осторожно выглянул, но из-за темноты ничего не заметил. Тогда, выставив впереди себя нож, протиснулся наружу и, скользнув в сторону, сразу присел. Глаза, привыкнув к темноте, различили очередную лестницу, тоже ведущую наверх. Запах еды шел оттуда. Все вокруг было сплошь завалено обломками мебели, старыми корзинами, полусгнившими шкурами и прочим мусором. Очевидно, это место использовали в качестве чулана, стащив сюда весь ненужный хлам. Ну что же, все это свидетельствует о том, что замок населен. Вот только кем? Но это очень скоро станет ясным…

Я осторожно пробрался через завалы и ступил на лестницу. Еще с десяток ступенек — и показался пролом в стене. Стараясь оставаться в тени, выглянул наружу и…

Успел увидеть только край разрушенной стены, утопающей во вьюнке и бородах мха, как сверху послышался разговор: говорили на ославском языке с каким-то неизвестным мне акцентом. Два голоса — уверенный хрипловатый бас и визгливый тенор — весьма нелестно упоминали о каком-то гадском Брухе, который должен был принести пару кувшинов пива и притащить с собой какую-то поганую девку. Для употребления оной по назначению.

Ну что же, надо с чего-то начинать. Плана нет, от слова совсем. Вначале придется оглядеться, а для этого…

Прижимаясь к стене, я поднялся на десяток ступенек, почти до самого конца лестницы, сориентировался по теням и скользнул в проем.

Сразу стало ясно, что оказался на самом верху какой-то башни. Взгляд метнулся по проваленной остроконечной крыше, кое-как заделанной тесаными вручную досками и подпертой бревнами, а затем остановился на широкоплечем мужике в черном балахоне. Он сидел на корточках спиной ко мне, мерно помешивая варево в котелке, пристроенном на небольшом очаге. Второй, очень маленького роста, но такой же широкий, тоже в балахоне, смотрел в широкую бойницу.

Черные. Все же черные. Враги. Меня не слышат, не видят и не чувствуют…

— Ну и где этот ублюдок? — не оборачиваясь, раздраженно буркнул мужик у бойницы. — Если он не притащит девку, я его сам поимею. Силантий, ты меня слышишь?

Силантий ему не ответил, потому что я шагнул вперед и коротким ударом рубанул его по затылку. Хруст, сипящий хрип — черный стал валиться на бок. Его товарищ резко развернулся, вскинул руку, курящуюся черной дымкой, но я уже летел вперед и одним махом снес ему башку с плеч, удачно попав по шее. Украшенная козлиной бородкой и лысая как яйцо голова, весело кувыркнувшись в воздухе, шлепнулась точно в корзину, стоявшую рядом с очагом, а я, помня о встрече с колдуньей на острове, поспешил к первому чародею, слабо подергивающемуся на полу. Через мгновение еще одно вместилище чародейских мозгов покатилось по каменным плитам.

Убедился, что черные по-настоящему мертвы, облегченно выдохнул и прислушался. Никаких звуков тревоги, только посвистывает ветерок в проломах да шебуршатся мыши в сене. Вроде пока обошлось. Теперь самое время осмотреться и не прозевать этого самого Бруха.

Замок поражал своими размерами, но время его не пощадило. Стены превратились в груды битых каменных блоков и мусора, с редкими островками уцелевшей кладки. Башни и донжон осыпались, сравнительно уцелела только та, в которой я нахожусь. Но… но кто-то возвел посередине замковой площади высокую круглую башню из антрацитово-черного камня. Она выглядела абсолютно новой и, судя по архитектуре, изначально не принадлежала к замковым сооружениям. На верху башни неизвестные строители расположили площадку, окруженную острыми высокими зубцами, и сейчас над ними стояло едва различимое сумрачное сияние.

— Ну что же… — сказал я сам себе. — Мне, похоже, туда…

Невесело сказал. Невесело, потому что эта затея явно отдает сумасшествием. Мало того, что в самой башне, скорее всего, мне придется встретиться… одна кикимора знает, с кем мне придется там встретиться, но явно не с рядовыми чернокнижниками. Но до этой самой башни еще и добраться надо. По замковому двору снует множество — не меньше пяти десятков — фигурок в черных балахонах, занимаясь обычными хозяйственными делами. И это далеко не все, им помогают карлы и с три десятка зеленокожих чудовищ, очень напоминающих своей внешностью убиенного мной в каменоломнях Добренца. А вот совсем непонятные, мохнатые как медведи, но с алебардами в руках. А вот… И много разной нелюди, кикимора их дери! Не многовато ли — на одного меня?

— А чего ты ждал? — со злостью буркнул я, отвечая на свои мысли. — Баб в кокошниках и с караваями?

Отхлебнул воды из фляги и стал прикидывать, как пробраться в башню. Ну не зря же я сюда приперся?

Но в голову ничего умного приходить не хотело. А потом я заметил, как к башне неспешно бредет плешивый толстячок, таща за собой на цепи изможденную длинноволосую девушку в лохмотьях. В сердце мелькнула надежда, но быстро развеялась без следа — девушка на Петунью была совсем не похожа.

Я быстро оттащил трупы чернокнижников в сторонку и закидал их сеном, а сам стал к стене около двери. Пока ждал, в голову пришла одна интересная мысль. Даже не мысль, а нечто похожее на план.

— А вот и мы… — толстяк, отдуваясь, вплыл в башню и сильно дернул цепь, втаскивая за собой девушку. — Ну и где…

Меч с противным хрустом вонзился в жирную спину, обтянутую черным балахоном. Я толкнул чернокнижника плечом, снимая с клинка, подбил ему ноги в коленях и вторым ударом срубил плешивую голову. Отбросил ее ногой подальше от тела и развернулся к пленнице.

Она стояла на коленях, обессиленно опустив голову. На теле, сквозь прорехи рваного рубища, просвечивали ссадины и синяки; волосы, полностью закрывающие лицо, слиплись в неряшливых сосульках засохшей крови. Девушка тихонечко всхлипывала, тело ее содрогалось в мелкой дрожи. Вот же гады! Зачем мучать?

Пленница неожиданно подняла голову, в ее глазах плеснулась паника, разбитые опухшие губы скривились…

Я едва успел ей зажать рот:

— Тихо… Тихо, сказал… Я помогу… Поняла меня?

Девушка обрадованно пискнула и несколько раз быстро кивнула.

— Умница… — Я убрал ладонь от ее губ. — Как тебя зовут?

Пленница несколько раз глубоко вдохнула, а потом зачастила:

— Орыся я… Орыся… Ты же меня не бросишь? Молю, не бросай…

Я повнимательнее всмотрелся в лицо девушки. Ну вот, дела пошли на лад, первую уже нашел.

— Дочь аптекаря Гриця Шпака из Добренца?

Орыся часто закивала и вцепилась пальцами мне в руку:

— Не бросай, молю! Лучше убей!!! Лучше…

Я быстро нашарил флягу на поясе и насильно влил ей добрую толику огневицы в рот.

— Вот… молодец. Теперь я буду задавать вопросы, а ты — отвечать.

Едва отдышавшись, Орыся заговорила…

Оказывается, в плену у черных находилось не меньше трех десятков девушек разной национальности. Румийки, жмудинки и словенки, алвки и нупийки, харамшитки, хашиитки и даже девы народов, а существовании которых Орыся и не подозревала. Но всех их объединяла дата рождения: день сечи при Дромадаре, и все они теоретически были девственницами. Теоретически, потому что на практике все оказалось далеко не так. Девушек тщательно проверяли, даже брали кровь, подвергали еще каким-то непонятным процедурам, явно чародейского характера, при этом обращались довольно почтительно. Но по результатам, когда выяснилось, что у кого-то ошибочны даты рождения, а некоторые и вовсе не девственницы, в том числе и Орыся, отношение изменилось. Семерых девушек, у которых все подтвердилось, забрали из подвала, а остальных отдали в общее пользование…

— И на эти… экс… экспиренкты… — всхлипнула Орыся.

— Эксперименты. Какие?

— Н-не знаю, но они очень кричали…

— Понятно. Рыжеволосую подгорницу по имени Петунья встречала?

Орыся кивнула:

— Она вместе с Лилией и Сулией, алвкой и нупийкой, пытались бежать. Заманили двух карлов-охранников в клетку и закололи — шпильками в шеи; но сбежать не получилось, другие уродцы подняли панику. Но их не мучали, просто побили сильно и забрали куда-то, в числе тех семи…

— Где вас держали?

— Там сарай… — девушка не глядя ткнула рукой. — Под ним большой подвал… но уже никого не осталось… одна я-а-а…

Я опять сунул флягу в руки Орысе, встал и подошел к бойнице. Ну да… сарай есть… зараза, тут много сараев. Так куда могли забрать Петку? В башню, больше некуда. Ну и как дальше поступить? Дождаться темноты и попробовать пробраться? Так это еще целый день ждать… Рано или поздно еще кто-нибудь в башню наведается. Или наконец почуют нас. Да и времени нет: завтра уже может быть поздно. Ладно…

— Держи, — я снял с пояса одного из черных длинный кинжал и кинул его девушке. — Сейчас я сведу тебя вниз, спрячешься там. Жди, я должен вернуться. Если не вернусь… словом, сама знаешь, что сделать…

Ожидал паники от Орыси, но она вместо этого крепко прижала к груди оружие и послушно кивнула. Тем лучше…

Напялил на себя сразу две хламиды стараясь скрыть под ними доспех, накинул клобук (кровь на черном почти не различается), а меч со щитом завернул в старую шкуру и взял под мышку. Авось не заметят.

Итак, план такой: спокойно и вальяжно бреду к башне, по пути посылая всех и вся куда подальше. А если раскусят? Тогда… тогда попробую всех убить. Тьфу ты, бред какой несу… Но иначе никак. Вот и наступил твой шанс, Сашка. Да-да, я вспомнил, как меня зовут на самом деле. И не только это. Но лучше бы не вспоминал…

Каждая ступенька, каждое движение давались с трудом. Тело и разум отчаянно сопротивлялись, словно понимая, что их ждет. Но я все-таки заставил себя спуститься и вышел в замковый двор. Вопреки ожиданиям, никто не обращал на меня внимания, черные и их слуги так и продолжали заниматься своими делами.

Шаг, еще шаг… стук бешено бьющегося сердца уже стал заглушать шаги. Я даже начал опасаться, что его услышат обитатели замка. Осталась всего сотня метров, не больше. Какой же большой замковый двор, шишига его забери!

Высокий, сутулый чернокнижник с крючковатым носом и массивным посохом в руках, перед которым почтительно склонялись остальные черные и даже нелюди, проходя мимо, неожиданно остановился и заглянул мне в лицо.

Амулет Малены на моей груди в буквальном смысле взвыл, отчетливо запахло паленой кожей, даже через поддоспешник стал ощущаться его бешеный жар. Я приготовился выхватить меч, но черный, что-то презрительно хмыкнув, отвернулся и пошел дальше.

Я облегченно вздохнул, еще больше ссутулился и…

За спиной неожиданно несколько раз сильно хлопнуло, я невольно обернулся — и не поверил своим глазам…

Подле остатков стены возникли два громадных овальных зеркала, из которых выскочили несколько человек в белых сутанах со знаком Синода и вонзили в землю перед порталами какие-то посохи с сияющими белым светом оголовьями. Белоризцев сразу же разорвало на клочки, и даже эти клочки превратились в прах: в них ударили десятки заклинаний, пущенных чернокнижниками, но дело уже было сделано. Раздался резкий звон, порталы вместе с посохами накрыло матовым прозрачным колпаком, на первый взгляд непроницаемым для заклятий черных. Через порталы в замковый двор стали проникать люди, в том числе белоризцы и латники синодской гвардии. В черных ударили ответные чары, я совсем уже было собрался ввязаться в драку, но неожиданно заметил, как в башне закрываются ворота, и бросился к ней. О том, откуда здесь взялись бойцы Синода, даже не стал задумываться. Да и не до того мне. Очень уж хочется посмотреть в глаза уродам, затеявшим эту катавасию. Сейчас, уже немного осталось…

Все вокруг в буквальном смысле горело и взрывалось, пронзительно шипели, пронзая воздух, огненные шары и искрящиеся молнии, вступили в схватку жуткие страховидлы, призванные из Пределов обеими сторонами. Я несся изо всех сил, несколько раз кубарем полетел на землю, снес пинком карла со своего пути, выпустил мечом кишки зеленокожему гиганту, отбил огненный шар, но все равно не успел — створки захлопнулись прямо перед носом. На полированном металле вспыхнули зловещего вида черные руны, превратив ворота в единый со стеной монолит.

— Твари!!! — заорал я в отчаянии и занес кулак, чтобы ударить блестящую поверхность.

И тут…

Ярость и злоба, душившие меня, помимо воли и совершенно неожиданно трансформировались в сверкающий вихрь, закрутившийся вокруг рук. Вихрь, буквально искрящийся рвущейся из него неудержимой мощью и очень похожий на скрутившегося в клубок дикого призрачного зверя. Я несколько раз перелил его из руки в руку, удивляясь покорности, а потом отпустил, указав на ворота.

Раздался резкий грохот, разрывающий слух и буквально выбивающий сознание из тела, на мгновение все вокруг исчезло, скрытое облаком пыли, пронизанной огненными искрами, а когда оно рассеялось, стал виден огромный зияющий пролом в стене башни.

К моему удивлению, вихрь никуда от меня не исчез; сделав свое дело, он просто притих, обвившись вокруг тела. Никаких болезненных ощущений, подобных последовавшим после прошлого применения Силы, не было, совсем наоборот: тело просто распирала рвущаяся наружу энергия. Но почему-то рот оказался полным крови.

Я ее сплюнул, содрал с себя хламиду, пристегнул на руку щит и, покрепче ухватив меч, шагнул в башню. Шагнул — и невольно остановился. Внутри оказалось абсолютно пусто, только звенящая тишина и лютый холод. Стены и винтовая лестница, сложенная из гигантских каменных плит, были покрыты толстым слоем инея. Паря в воздухе, изящно танцевали маленькие снежинки, поблескивая в лучах света, идущего откуда-то сверху.

— Ну что же… — я ступил на лестницу, немного постоял и стал решительно подниматься. — Пора с этим заканчивать…

Шаг, еще один, последняя ступень — и я оказался на большой круглой площадке, обрамленной высокими и острыми башенными зубцами. Взгляд сразу выхватил расставленные по периметру странные ложа, очень похожие на неглубокие ванны, в которых неподвижно застыли обнаженные женские тела. От лож шли узкие желобки, выдолбленные в камне и соединявшиеся в большой чаше посередине площадки. Из чаши поднималось засохшее дерево, скрюченное, словно в страшных муках.

— Ты наконец пришел… — Из-за дерева вышел высокий, очень худой человек в черном плаще с глубоким капюшоном, не позволяющим рассмотреть его лицо. Человек сильно сутулился; мне показалось что он очень стар, но молодой звонкий голос свидетельствовал об обратном.

— Пришел.

— Для того, чтобы убить меня и освободить этих прекрасных дев? — длинная рука, скрытая широким рукавом, показала на каменные ложа. В голосе незнакомца послышалась откровенная насмешка.

— Ты угадал… — Я сделал быстрый шаг вперед и в полуобороте хлестанул черного мечом. Но клинок, не встретив плоти, бесполезно распорол воздух — неизвестного уже не было на этом месте.

— Все как всегда, — голос раздался уже за моей спиной. — Ты хоть знаешь, кто я?

— И кто? — Я рывком развернулся и увидел, что чернокнижник стоит рядом с одной из девушек.

— Это начинает напоминать финал дурного романа… — словно пожаловался человек в плаще. — Главный злодей, вместо того чтобы быстро убить благородного спасителя прекрасных дев, начинает с ним разговаривать и прояснять свой коварный и злодейский замысел.

— Классика жанра. Ничего не поделаешь, — зло буркнул я, прикидывая, как прижать черного к краю площадки.

— Это точно, — притворно тяжело вздохнул чернокнижник. — Не будем изменять традициям. Я все расскажу. Но ты перестанешь махать своей бесполезной железякой и внимательно послушаешь. — Он сделал небрежное движение рукой, и из нее в меня выстрелила узенькая черная лента, очень похожая на живую змею.

Я успел среагировать, призрачный щит рванулся навстречу заклинанию колдуна, но поздно: змейка ударила меня в грудь, звякнул о камень меч, выпав из бессильно опустившейся руки, а я перестал ощущать свое тело. Попробовал дернуться, крикнуть, но все бесполезно: горло тоже оказалось парализованным. Бессильно бился на груди амулет, но ничего не мог сделать.

— Вот так лучше будет… — удовлетворенно кивнул колдун. — Значит, приступим. И да, можешь не беспокоиться: твои собратья не придут тебе на помощь. Их сейчас быстро убьют мои последователи… — он прервал фразу на полуслове и весело хмыкнул. — Нет, ты понимаешь — мерзкие глупые людишки, не щадя своих никчемных жизней, вот прямо сейчас защищают меня от таких же людей как они! Они думают, что я приведу их к истине. Я, Абель Сур Кхам, главный враг человечества! Нет, ты представляешь? Воистину, глупость является отличительной чертой вашего мерзкого племени.

Колдун рассмеялся и взял со столика длинный тонкий кинжал. Попробовал его острие пальцем, глянул в небо и положил на место.

— Пока не время… — буркнул он и опять посмотрел на меня. — Так вот. Очень скоро я все исправлю, и ты будешь лицезреть это. Но давай по порядку. Ты не выглядишь идиотом, поэтому тебе наверное известно, кто такие друманы? Ах да, ты не можешь говорить, но по глазам я вижу, что знаешь. Смотри…

Колдун сбросил плащ и остался совсем без одежды. Он оказался очень похож на человека… скажем так, на очень уродливого человека, но все же им не был. Тщедушное безволосое тельце синеватого цвета с острой птичьей грудью и массивным горбом на спине. Узкие плечи и очень длинные гибкие руки, доходящие почти до колен. Лицо как раз больше всего походило на человечье, но вместе с этим в нем угадывалось что-то чуждое, больше присущее рептилии.

— Я последний из друманов! — голос чародея плеснул гордостью. — Сотни лет я ждал этого дня, жил только ненавистью к вашему ничтожному племени и вашим мерзким повелительницам. Как там их… Стой… — он вдруг осекся. — Так ты же не знаешь всей истории! Это плохо… ты должен знать, но времени все меньше, поэтому ограничимся краткой версией. И совместим ее с некими действиями…

Я рванулся, увидев, как он взял кинжал и подошел к одной из девушек, черноволосой смуглой красавице с восточными чертами лица… но так и не смог пошевелиться. Тело все еще отказывалось повиноваться.

— Вы забрали наши земли и полностью истребили наш народ, — продолжил чародей, поигрывая кинжалом и посматривая на верхнюю ветку дерева в центре площадки. Она отбрасывала тень на каменные плиты, разградуированные подобно какой-то сложной шкале. — Мало того, ваши повелительницы исказили суть нашего мира, уравновесив природные силы, которые вы почему-то называете добром и злом. Глупцы! Но они не учли того, что в живых остался всего один друман, скромный помощник главного жреца Храма Полночного Древа. Я! Понимаешь, я едва не сошел с ума, гадая, как так могло получиться. Вы же ничтожны! Но со временем начал понимать, что глупость не постижима. Я просто ждал и копил силы. Мне даже ничего не надо было делать, только немного подправлять ваши действия. Ты думаешь, это я сотворил Топи, ставшие мне надежным прибежищем? Нет, вы их сделали сами. Но уже неважно…

Чародей неожиданно склонился над девушкой и одним движением перерезал ей горло. Брызнула кровь, багровые капельки, постепенно ускоряясь и сливаясь в один поток, побежали по желобу в чашу с деревом. Как только алая струйка достигла высохшего ствола, раздался громовой раскат, а само дерево вздохнуло, словно человек.

— Скоро, — друман указал кончиком окровавленного клинка на чашу, — источник наших сил опять расцветет, и тогда для вас все закончится. Я оказываю тебе великую честь, давая возможность присутствовать при возрождении народа друманов.

Увидев, как он шагнул ко второй девушке, я поледенел от ужаса, потому что опознал в ней Петунью. Амулет на груди плеснул яростным жаром, прожигая доспех, одежду и плоть, боль выплеснула поток дикой злобы, а я неожиданно почувствовал, как невидимые путы, сковывающие тело, постепенно исчезают. Сила опять закрутилась вокруг тела. Сейчас…

Чародей мельком глянул на меня, его лицо исказилось негодованием, он вскинул руку…

Стремительная стрела, скрученная из чистой Силы, столкнулась с пепельно-серым облаком, выпущенным колдуном, и с диким грохотом взорвалась. Куски гранитного ложа мертвой девушки со свистом пронзили воздух, меня что-то ударило в плечо и грудь, а потом швырнуло на пол. Рот наполнился кровью, по всему телу стала разливаться пронзительная боль. Не в силах удержать рвущийся из груди крик, я перекатился, стал на четвереньки и уставился на лужу крови подо мной.

А потом друман закричал. В его крике было столько боли, горя и ненависти, что я невольно крутнул головой в поисках причины — и неожиданно ее увидел. Куски гранита разбили в щепки дерево в центре площадки, и теперь из чаши торчал только измочаленный кусок ствола.

Удовлетворенно хмыкнув, я собрал все оставшиеся силы и прыгнул на колдуна, на лету выхватывая чекан из-за пояса. Сбил тщедушное тело на пол, оседлал его, ударил клевцом, но друман дернулся, и вместо затылка граненое острие вонзилось ему чуть повыше лопатки.

Замахнулся опять, но вдруг почувствовал, как вздымаюсь в воздух — клятый чародей стал трансформироваться, и я, сидевший у него на спине, скоро оказался между громадных перепончатых крыльев. Гигантский нетопырь, по-иному это существо нельзя назвать, яростно визжа, попытался достать меня когтистой лапой, а когда не смог, просто грохнулся на спину, пытаясь придавить нежеланного седока своей тушей.

В глазах поплыли кровавые облака… уже практически теряя сознание, я намотал на кулак длинную шерсть на загривке чудовища и, вырвав чекан, вонзил его опять, теперь уже в шею. Оружие раскалилось добела, вспыхнула редкая шерсть, чудовище пронзительно заклекотало и, медленно хлопая крыльями, стало подниматься в воздух.

— А вот хрен тебе!!! — удерживаясь одной рукой за рукоятку клевца, я подтянулся, вытащил пясть из ножен и до рукоятки вогнал клинок в морщинистый затылок нетопыря.

Клекочущий вопль, кожистые крылья опали, и кувыркаясь, мы полетели вниз, к стремительно приближающейся крыше башни.

А потом… Потом боль ушла, куда-то исчезли злоба и ярость, я взвился вверх и со стороны увидел распластанную на каменных плитах неподвижную тушу с изломанными крыльями. Под нетопырем быстро расплывалась черная лужа, скрюченные лапы мелко подергивались в последней агонии. Рядом с ним, безвольно раскинув руки, на спине лежал молодой парень с русыми, слипшимися от крови длинными волосами и сильно изуродованным лицом. Его доспех был страшно искорежен и залит кровью, глаза закрыты; казалось, что он мертвый, но неожиданно на бледных губах появилась улыбка. Кривая, измученная, но в этой улыбке хорошо просматривалось счастье и облегчение.

Я прекрасно понял, кто это; что есть сил забарахтался, стараясь вернуться в свое тело, но ничего не получалось.

— Эй, эй!!! Да живой я, живой! — заорал что есть мочи. — Верните назад, кикимора вас дери. Рано еще!

Никто не ответил, а я так и продолжил висеть над своим телом, не в силах что-либо сделать. Ну что же, пора так пора. Не скажу, что особо хочется помирать, но… но…

Мысли предательски сбились, я уже было собрался выругаться, но вдруг увидел, как на верхушке башни появилось несколько фигурок в синодских хламидах. Еще мгновение — и ее заполонили латники с алебардами и еще какие-то люди. Пара человек, совершив несколько пассов над тушей нетопыря, что-то сказали остальным, после чего все обрадованно загомонили и бросились проверять девушек. Ко мне почему-то никто даже не подошел.

— А не пошли бы вы!.. — неожиданно я всерьез обиделся и совсем уже собрался отвернуться, но на верхушке башни появились новые действующие лица. Сам предстоятель Белого Синода при Добренце прелат Акакий. Толстяк выглядел странно: с какой-то стати он обрядился в кирасу с длинной, до самых пят, кольчужной юбкой, и перепоясал обширные чресла поясом с массивным мечом и кинжалом. Круглый, похожий на тарелку шлем с наушниками завершал картину. Все бы ничего: вооружился человек да вооружился, но экипировка сидела на нем как на корове седло, и прелат от этого выглядел презабавнейшим образом.

— Ваше высокосвятейшество! — к нему кинулся один из латников и пал на колени. — Смею поздравить с победой! Мерзкий чародей мертв, девы, за исключением одной хазарейки, живы. Выказываю восхищение вашей прозорливостью. Это было гениально!

— Этого… — Акакий осторожно коснулся носком сапога туши нетопыря. — К нам в лаборатории. А этого… — палец прелата небрежно ткнул в мое тело. — Этого передать в отдел канонизации. Они знают, что делать. Да, и не забудьте им передать, чтобы частичку его мощей поместили в мою личную коллекцию.

— Ах ты, ублюдок! — от души возмутился я. — Сволочь ты редкостная! Какая, к кикиморе под хвост, канонизация?! Какие мощи? Да я…

Но меня ожидаемо никто не услышал. Тогда возмущение сменилось полным безразличием к происходящему.

— В сторону! — внизу кто-то пронзительно и гневно закричал. Голосом Алисии Филомелы Горотелии, то бишь Явдохи Блямберд.

Алвка яростно растолкала латников, провела ладошкой над моим телом и возмущенно воскликнула:

— Да он живой!

Прелат досадливо крякнул, но промолчал. И жестом остановил своих помощников, собирающихся вмешаться.

— Живо, Охримий, живо сюда! — властно приказала Алисия. — Делаем круг, живо, живо! Он должен жить!

Несколько чародеев быстро стали на колени вокруг моего тела и протянули друг к другу руки. Как только их пальцы соединились, мое сознание померкло…

Эпилог

Двое могучих служек в серых рясах бережно сняли меня с носилок и усадили за богато сервированный стол. Поле чего, повинуясь небрежному жесту священника, беззвучно исчезли из кабинета.

— Как себя чувствуешь, Горан? — поинтересовался предстоятель и тоже примостил свое седалище в кресло.

— Нормально: лекари говорят, скоро пойду. Но… — Я вопросительно посмотрел на священника. — Пожалуй, ваше святейшество, пора вам ответить на некоторые вопросы…

— Да, так и есть. — Акакий предварил мой вопрос. — Мы использовали тебя. С самого начала. Вернее, с момента твоего появления в Добренце. А еще точнее, с момента появления в этом мерзком сосредоточии порока, под названием бордель. Далее мы отслеживали каждый твой шаг и по мере возможности направляли твои помыслы. Ты же понимаешь, что стояло на кону?

— Ага… — буркнул я и царапнул вилкой ломоть рыбы. — Зачем тогда хотели убить меня около усадьбы Алисии?

— Разве? — искренне удивился прелат и отпил вина из хрустального бокала. — Надеюсь, ты понимаешь, что если бы мы хотели, ты бы уже давно был мертв. А это… это была провокация, небольшая проверка. Я тогда еще немного сомневался в том, что ты тот, кто нам нужен.

Я хотел выругаться, но сдержал себя и вместо этого взял бокал в руки. Неприятно быть использованным как последняя шлюха, но… но…

— Но после этого, мы только помогали тебе, — мягко добавил священник заметив злость на моем лице.

— Арамий и Партос?

— Так и есть. — обыденно кивнул Акакий. — Они и еще восемь пар наших людей вошли в Топи с разных сторон, стараясь отвлечь внимание от тебя с инокиней Купавой.

— Выжил кто?

— Не все, но многие, — спокойно и торжественно ответил прелат. — Павшие отдали свои жизни во славу Старших Властительниц. Их жертву никто не забудет. Как и жертву восьми сотен героев, погибших при штурме замка.

— Купава?

Прелат улыбнулся и опять кивнул:

— Она служит, вернее, служила нам. Но… как бы сказать точнее… скажем, ее личные желания совпали с нашими. Все устроилось к обоюдному удовольствию. Ты же не будешь отрицать, что она очень помогла тебе? Впрочем, как и ты ей.

— Франка?

Священник досадливо поморщился:

— Нет. Мало того, эта… женщина… доставила нам множество проблем. Но позволь, ее мы оставим на потом. Ты ешь, ешь. Икра на диво хороша…

Прелат, давая понять, что разговор о Франке закончен, зачерпнул серебряной ложечкой черной икры, обложенной на блюде листиками салата и колотым льдом.

— Значит, пророчество Дамуса было верно?

— Пророчество? — с легкой улыбкой переспросил священник. — А оно было, то пророчество? Безумец лепетал в пьяном угаре все что попало. Юродивый, что с него возьмешь. Но некие совпадения я все же не стану отрицать. Повторяю в последний раз. Мы следили за этим друманом уже давно. Но, по определенным причинам, взять его не могли. Ты невольно создал ситуацию, при которой это стало возможно. Вернее не ты, а Старшие Сестры, вложившие свою волю в тебя. Да, ты его убил, признаю, но даже без тебя, лич Сур Кхам, был уже обречен. С того самого момента, как нам удалось открыть порталы в сердце Топей. Пусть ценой сотен жизней, но все равно мы бы его уничтожили. На этом закончим объяснения.

Последние слова он произнес жестким тоном, мгновенно сбросив личину гостеприимного хозяина.

На языке вертелось множество вопросов, но я заставил себя не задавать их. И так почти все понятно. Меня использовали все, причем даже мое появление в этом мире было не случайным.

— Кстати, почему ты не задаешь вопрос: что дальше? — с обычной своей улыбкой поинтересовался Акакий.

— Что дальше?

— Мы хотим видеть тебя в своих рядах! — торжественно предложил прелат. — И поверь, найдем достойное применение твоим талантам.

— Нет, — я ответил не раздумывая.

— Но… — слегка опешил священник.

— Нет.

— Остерегись, Горан! — с угрозой произнес предстоятель. — Ты жив только нашей милостью.

— Можете убить, — равнодушно произнес я, прислушался к себе и добавил: — Мне все равно. Я уже умирал, и не один раз, так что не страшно.

— Хорошо, — священник неожиданно смягчил тон. — Живи как знаешь. Но имей в виду: с этого момента у тебя пред нами нет никаких заслуг, и соответственно у нас пред тобой нет никаких обязательств. На этом покончим… — он встал из-за стола и пошел к скрытой в стене двери. У самого порога обернулся и сказал: — Да, тут к тебе несколько посетителей. Прими их. Может, изменишь свою жизнь к лучшему.

Кабинет опустел, но ненадолго. Через мгновение в него в буквальном смысле ворвалась Алисия. Полуалвка Алисия. Чародейка Алисия. В черном бархатном платье с серебряной вышивкой по подолу и рукавам, с украшениями в тон и распущенными по плечам волосами, прихваченными диадемой с большим черным камнем в россыпи маленьких рубинов. Как всегда очаровательная. Я ее не видел с того самого момента, когда балансировал на грани жизни и смерти после битвы с друманом. Когда очнулся в Синоде, вокруг были уже другие лекари. Но в памяти осталось то, что именно благодаря ей я еще живой.

Она порывисто присела рядом и обняла меня.

— Я соскучилась… — чародейка, как большая кошка, потерлась щекой о мое плечо.

— Спасибо, — я погладил ее по волосам. — Спасибо тебе.

— Пустое! Они не посмели бы ослушаться: с недавних пор я вошла в совет Лиги Белого Света, — девушка улыбнулась. — Я тебя сейчас заберу с собой. Ты знаешь… — она смущенно опустила глаза. — Я никак не могу забыть тот вечер. Ну… ты понял… Я не могу без тебя!

— Алисия, — пришла моя очередь отвести глаза. — Прости…

— Что? — вскинулась полуалвка. — Ты отвергаешь меня? Ты… ты…

— Прости, но у меня свой путь, — твердо повторил я. — Но я… я никогда не забуду тебя.

— Свинья! Варвар! — со слезами на глазах зло выкрикнула чародейка, хотела что-то еще добавить, но сдержалась, зашипела, словно рассерженная змея, после чего вскочила и убежала из кабинета.

За дверью, в которую вышел прелат Акакий, отчетливо хмыкнули его голосом. Насмешливо хмыкнули.

Вдруг очень захотелось напиться, но я даже не успел взять чашу в руки, как хлопнула дверь, и в кабинете появилась еще одна девушка, очень похожая на Купаву. А если правильнее сказать, то это и была Купава, просто очень не похожая на себя. Я ее запомнил грубой воительницей, больше заботящейся о своем оружие, чем о внешнем виде, но сейчас этот образ куда-то исчез, сменившись образом богатой и гордой боярыни. При этом очень красивой боярыни. Маленькая золотая корона, строгая прическа, роскошные золотые украшения и красивое, с виду очень дорогое платье цвета морской волны, подчеркивающее стройную фигуру. И, о боги, она накрасила губы и подвела глаза! Скромно, едва заметно, но очень умело, подчеркнув свою природную красоту. Купаву сопровождали двое юных парнишек, в гербовых кафтанчиках, бархатных шапчонках с перьями и с позолоченными топориками в руках. Я уже встречал подобное, мальчишки и девчонки выполняют обязанности пажей при становых боярах, но называются здесь рындами.

— Купава? — на всякий случай переспросил я.

Сомнения окончательно развеял один из рынд: мальчишка гордо сообщил, что предо мной становая боярыня Купава Чарнота, владетельница Дромадарской, Зареченской, Демской, Юриявской и прочих волостей. И мало того, при всем этом, оная становая боярыня, еще входит в Княжью Думу и является княжьей ближней стольницей.

Парнишка, отбарабанив титулы, вместе с напарником подвинул кресло хозяйке, после чего они отошли к дальней стене и застыли как истуканы.

— Да, это я Гор, — Купава, присев, наконец соизволила заговорить. — Как ты?

У нее даже голос изменился: стал грудным, властным и полным достоинства. Дела, однако…

— Нормально, — я улыбнулся. — Рад тебя видеть. Ты как?

— Сам видишь, — усмехнулась девушка. — Князь вернул милость нашему роду. Возвратил имения и все прочие родовые звания и свободы. И еще подкинул от щедрот своих. И да, я ушла по его приказу из Обители.

— Рад за тебя.

— Благодарю, — вежливо улыбнулась Купава. — Сам ходить можешь?

— С трудом.

— Не страшно. Я прикажу отнести в возок. У меня, в Юрияве, тебя живо поставят на ноги. Если понадобится, выпишу лучших чародеев из Великограда.

— Зачем? — по инерции поинтересовался я.

— Ты мне нужен! — Купава вымолвила эти слова спокойно, но глаза выдали бушевавшие в ней эмоции и настоящий смысл сказанного.

— Извини.

— Не поняла… — девушка надменно уставилась на меня.

— Извини, но у меня свой путь.

С Купавы разом слетело все боярское достоинство, сменившись обыкновенной женской злостью и… и еще раз злостью. Но надо отдать должное, она мгновенно взяла себя в руки.

— Ты хорошо подумал? — с показным равнодушием переспросила девушка.

— Да.

— Ты глуп, как я погляжу. — Купава резко встала и направилась к двери, бросив на прощание: — Надумаешь — я в Юрияве. Пристрою к делу от щедрот своих. К примеру, в конюхи…

Дверь резко хлопнула, почти заглушив очередное хмыканье Акакия за стеной. В этот раз озадаченное.

Вот как это называется? Сдурели девки вконец? Никому ничего не обещал, а с Купавой вообще даже не любился, и на тебе… Всем подай Горана для личного использования. А вот хрен вам! Еще не хватало, чтобы сейчас Франка пожаловала с требованием своей законной доли в заветном теле. Хотя вряд ли, подгорница — дева умная, понятия синицы в руках и журавля в небе четко различает. Хотя и не без своих странностей девица, но они у нее природные, так сказать, свойственные всем хафлингессам. И вообще, у меня из всех троих претенденток именно к ней душа больше лежит. Но так… чисто умозрительно. Надо срочно выпить…

Выпил, но заново налить не успел. Послышался отчетливый лязг и, четко печатая шаг, в кабинет вошли шестеро хафлингов, с ног до головы закованных в броню. Они совсем не были похожи на торговцев и ремесленников, какими я представлял этот народ. Воины, суровые рубаки: только так я могу охарактеризовать гостей. Все, вплоть до иссеченных шрамами лиц и холодных суровых глаз, свидетельствовало об этом.

А за ними… За ними появилась Франка, ведя за руку двух девочек в нарядных парчовых платьицах, в тон наряду хафлингессы. Милица и Янина с интересом вертели головками, рассматривая кабинет, а когда увидели меня, прижались к хафлингессе, все же продолжая постреливать глазками по сторонам.

Ожидал еще увидеть Петунью: уже знал, что с ней все в порядке, и передача родственникам жениха благополучно свершилась. Даже вроде как свадьбу сыграли. Но Пета так и не появилась. Жаль, но ничего не поделаешь. Она стала очень важной персоной, так что ей не до меня.

— Поздоровайтесь с дядей Гораном, — хафлингесса, весело улыбаясь, подвела девочек ко мне.

— Милица Додон из дома Додонов… — отчаянно смущаясь, сообщила Милка и спрятала лицо у Франки в юбке.

— Янина Додон из дома Додонов… — ее сестричка, совсем наоборот, смущаться даже и не думала. Она сразу начала что-то нашептывать на ухо Милице, временами прыская смехом.

Я как мог приветливее улыбнулся девочкам. Не испугать бы — рожа-то еще до конца не зажила.

— Видишь, какие красавицы! Все в меня! — с гордостью заявила Франка. — Совет Древа разрешил мне их усыновить, да и муж был не против. Ну да ладно, скажи лучше, как ты?

— Ничего. Выздоравливаю.

— Это хорошо! — сказала хафлингесса и неожиданно протянув руку, поправила воротник на моей рубахе. — Я рада, очень. Петка передает тебе большой привет. Она хотела приехать со мной, но не смогла.

— И ей передавай привет.

— Передам, конечно. Но мы очень спешим, — извиняющимся тоном сообщила Франка и положила мне на колени увесистый замшевый мешок. — Вот плата с премией от моего мужа. Посмотри на досуге… — последние слова она с намеком выделила. — И еще тебе хотят кое-что передать.

Один из хафлингов сделал шаг вперед и громыхнул басом:

— Дом Коганов умеет ценить доблесть и выражает тебе, Горан, свою признательность за спасение девы нашего дома!

Пара подгорников почтительно поднесла ко мне бархатную черную подушку, на которой лежал длинный слегка изогнутый меч в оправленных серебром ножнах, длинный широкий нож, и клевец, парного вида с мечом и ножом. Рядом с ними свернулся в клубок пояс, набранный из металлических звеньев на основе из толстой кожи.

— Прими сии клинки и владей им во славу своего дома! — торжественно продолжил подгорник, а его товарищи с поклоном вручили мне оружие.

— Благодарю, дом Коганов… — я сдержанно поклонился в ответ.

Хафлинги с каменными лицами сразу замаршировали к двери. Франка на прощание обернулась и подмигнула мне.

Я с облегчением выдохнул, потянул из ножен меч и с восхищением провел ладонью по искрящейся разноцветными рунами голубоватой стали. — Вот это угодили так угодили…

Меч, а вернее, тяжелая длинная сабля, поражала своей лаконичной красотой и совершенством. Длинная, слабоизогнутая, с обоюдоострой елманью и слегка увеличенной кривизной к острию в первой трети клинка, достаточно удобная как для рубящих ударов, так и для уколов. Рукоятка в форме орлиной головы и крестовидная гарда ласкали взгляд богатой серебряной чеканкой и изысканным совершенством форм. Вот ты какой, меч подгорников, под названием паллия… Серьезный клинок! Подарок пришелся как нельзя кстати, с недавних пор я остался совсем без оружия. Только засапожник и сохранился. Да и доспех придется в починку отдавать, если вообще не выбрасывать. Скорее последнее. Лекари говорили, что срезали броню с меня кусками вместе с кожей. Но это дело поправимое. Вот и денежек подкинули.

Я невольно залюбовался оружием, но потом вспомнил о словах Франки и полез в кошель. Помимо сотни двойных хафлингских марок, там лежала маленькая записка, свернутая в трубочку и вставленная в мужской массивный серебряный перстень с кроваво-красным рубином.

«Горан, сладкий мой, — шепотом прочитал я четко выписанные округлые руны, — у меня теперь есть поместье в Добренце. Все лето буду там, муженек покинул Острова, заводит свое дело в городе, но часто будет в отъездах. Да… то что мы нашли у упыря, я уже забрала. Свою долю получишь при встрече. Жду, целую, твоя Франтя».

— Ну вот, как я и подозревал, Франтя оказалась самой умной… — Я спрятал записку и потянулся к бокалу.

— Ну что, парень? — из-за портьеры неожиданно вышел Акакий. — Ты уже определился по жизни?

— Вы все правильно понимаете, ваше святейшество.

— Ну что же, — хмыкнул священник. — Упорство, хоть и глупое, тоже достойно уважения. Да… совсем забыл. Ежели ты думаешь почивать на лаврах победителя злобного лича, то глубоко ошибаешься. Всем известно, что оного друмана извели доблестные витязи Синода. Но никак не ты. Ежели кто и заметил, как оный Горан порхал в небесях, долбя чудище по загривку, то он уже сие забыл и не вспомнит во веки веков. Надеюсь, тебе понятно? А ежели ты будешь упорствовать, приписывая себе славу, то мы будем вынуждены вмешаться…

— Плевать… — я ответил, не особо раздумывая. — Не я так не я. Плевать…

— Гм… — озадаченно крякнул Акакий. — Я доволен твоей благоразумностью. Весьма доволен. Ладно, так чем займешься после выздоровления? В прознатчики вернешься? Если так, то у меня есть работенка для тебя. И не надо ссылаться на кодекс гильдии — оная о таком прознатчике даже не подозревает…

Мне вдруг представилась Малена. Ягушка сидела на завалинке возле своего дома, поглаживая примостившегося рядом Буяна, и грустно смотрела на море. Мала уже очень давно не являлась мне в видениях, но сейчас образ оказался настолько живым и ярким, что я едва не протянул руку, чтобы прикоснуться к ней.

— Чем займешься, говорю? — повторил Акакий, напрочь разрушив видение.

— Что делать буду? — переспросил я и сразу же ответил: — Домой отправлюсь.

— Домой?.. — удивленно протянул священник. — И где же твой дом?

— Не важно. Но он есть.

Да, вот так. Хватит. Все, больше не хочу. Свою жизнь я окупил уже сполна, теперь она моя и ничья более. Значит, домой. Вот только совсем не уверен, что окажусь там скоро. Но это не главное. Главное то, что у меня опять есть цель.

Н. Каховка — Днепропетровск — Петрозаводск 2016

Глоссарий

абордажный палаш — длинноклинковое рубяще-колющее оружие с прямым или слегка изогнутым широким клинком без долов, имеющим одностороннюю или полуторную заточку

алебарда — род колюще-рубящего холодного оружия, широкий длинный топор с лезвием в виде полумесяца, насаженный на длинное древко, имеющее наконечник в виде копья

баклер — круглый кулачный щит 20–40 см в диаметре, чаще всего металлический. Мог оснащаться специальным острием, крепившимся по центру, которым вполне можно было атаковать

бармица — элемент шлема в виде кольчужной сетки (иногда вместо кольчуги использовались ламелляр или кольчато-пластинчатое полотно), обрамляющей шлем по нижнему краю. Закрывала шею, плечи, затылок и боковые стороны головы; в некоторых случаях — грудь и нижнюю часть лица

барбют (ит. Barbotto) — пехотный шлем, в значительной мере закрывающий лицо за счет развитых нащечников

бастард (оружие) — «полуторный меч», «длинный меч». Из некоторых источников следует, что названием своим он обязан тем, что крепился не к поясу владельца, а к седлу лошади. Подобного рода мечи ославы называют «полуторником» или «седельником»

боярин — в княжествах Жмудия, Влахия, Переполье и Назовье: бояре, привилегированный феодальный класс. Боярство передается по наследству, но некоторые его виды можно получить в качестве награды за верную службу от Великого князя

бахтерец — доспехи, у которых на груди и спине, а иногда и боках было по нескольку рядов мелких пластин или «досок» из железа

брод — некоторые воины ославов, подчеркивая свою доблесть, индивидуальность и нежелание подчиняться, отправляются в одиночные походы, называемые брод, от понятия бродежить — ходить в одиночку. Слава и богатства, добытые в таком походе, придают особенный авторитет совершившему брод

бродни — мягкие кожаные сапоги с длинными, закрывающими бедро голенищами

бортник — пасечник, пчеловод

Белый Синод — организация ревностных адептов официальной религии Упорядоченного, веры в Старших Сестер

вира — в данном случае обязательная цена, расплата

Власта Непорочная — одна из немногих смертных, за исключительные добродетели в свое время причисленная к лику богинь и олицетворяющая собой девичью невинность

гайдук — в данном случае: кучер, возможно, охранник влиятельного лица

Гирхан, Морин и Дияла — богини Гея, Дея и Мара в языковой транскрипции южных народов Упорядоченного

горжет — часть средневековых доспехов. Стальной воротник для защиты шеи и горла. Мог быть частью доспехов разных конструкций

Донатова Резня — так называют священный поход против владеющих, практикующих черные чары, провозглашенный первым ахипрелатом Белого Синода, Донатом Первым Страстотерпцем. Поход длился около двух лет, за время которых было уничтожено около десяти тысяч чародеев. Им же был составлен труд под названием «Торжество Веры», считающийся основным руководством по выявлению черных чародеев

детинец — специальный лагерь-интернат для воинской подготовки подростков. Дети попадают туда начиная с девяти лет, и выпускаются в шестнадцать. Обучение у мальчиков и девочек раздельное. На праздники учеников отпускают домой. Обучение чрезвычайно суровое, нередки смертельные случаи. Последние два года перед выпуском учеников привлекают на гарнизонную службу. Окончание учебы сопровождается особым обрядом-испытанием и считается началом взрослой жизни

елмань (тур. jälman — верхняя часть сабли близ острия) — расширение в так называемой «слабой части клинка», в верхней трети клинка от острия, характерное для восточноевропейского и азиатского холодного оружия сабельного типа. Служит для усиления рубящего удара за счет инерции клинка

засапожник — нож, носимый за голенищем сапога

Зимобор — март. Названия месяцев года у ославов, и еще многих народов Упорядоченного, за небольшими отличиями, удивительным образом совпадают с древнеславянскими

иерихонка — тип средневекового шлема. Состоит из железной или стальной тульи с остроконечным верхом, снабженной элементами для защиты ушей, плоским козырьком, скользящим наносником (узкая железная полоска, защищавшая лицо от поперечных ударов), нередко — пластинчатым назатыльником. Науши и назатыльник крепились к тулье посредством кожаных ремней или реже — цепочек

каирн — ансамбль галерей и камер, покрытых сверху землей

Капитул — высший управляющий орган чародеев, основанный легендарными Мархузием Саем и Элиодорой Содесен. Капитулу подчиняются все официальные чародейские организации и профильные учебные заведения, принадлежащие этим организациям

колонтарь — один из вариантов кольчато-пластинчатого доспеха. На Звериных островах колонтарь является одним из основных видов национального доспеха и, в отличие от материка, исполняется с длинными рукавами и сегментными наплечниками, совмещенными с особого вида горжетом

клевец (от «клюв») — боевой молот, чаще короткодревковый, имеющий ударную часть в форме клюва, плоского, граненого или круглого в сечении, который может быть разной длины, обычно в разной степени изогнутым книзу. Обычно скомбинирован с молотком на обухе

козья ножка — один из наиболее простых механизмов взведения арбалета, представляющий из себя рычаг на шарнире

ламеллярный доспех (от лат. lamella — пластинка, чешуйка) — общее название доспеха из сплетенных между собой шнуром пластин. Ламелляр обычно существовал либо в виде корсета-кирасы, часто с длинным подолом, играющим роль набедренников, либо в форме ламеллярного халата длиной до колен, с разрезами спереди и сзади; в обоих случаях он, как правило, дополнялся оплечьями в виде листов ламеллярного полотна, иногда — защитой шеи и паха

латы — доспех из крупных металлических пластин, откованных по форме тела воина

Лютовей — февраль

Лилит — одна из богинь-демонов Темных Пределов, аналога Потустороннего Мира в иных мифологиях и верованиях

Малуша — в ославском пантеоне: богиня, покровительствующая хозяйкам и их дому

малахай — распространенная в Сибири разновидность зимних меховых мужских шапок с наушниками и задником до плеч

Мальва — богиня, которую чаше всего называют Хозяйкой Леса, повелительница лесов и зверей, покровительница охотников и алвов. Обожает неожиданно появляться перед заплутавшими охотниками в образе юной алвки-охотницы и загадывать загадки, щедро одаривая своей любовью самых догадливых и жестоко карая глупцов. Ревностно охраняет угодья, запрещая пользоваться чародейством в лесу. Может натравить на нарушителей Белый Гон, свою охотничью стаю волков. Не относится к пантеону однозначно добрых к людям божеств

Морена — одна из богинь-демонов Темных Пределов

морок — наваждение

неделя — название воскресенья у ославов. Полностью совпадает с древнеславянским названием

ость — длинный волос на шкуре пушного зверя

павеза — большой щит прямоугольной формы; нижняя часть могла иметь овальную форму. Павеза часто снабжалась упором, иногда на нижнем крае делались шипы, которые втыкались в землю

Первый Исход — великое переселение балто-ославских племен на Звериные острова в 500 году до Восшествия Старших Сестер, состоявшееся вследствие Великого Мора на материке

прилбица — тип шлема. Отличались полусферической тульей, доходили до переносицы, поэтому имели полувырезы для глаз

Пояс Верности — так называют густую и почти непроходимую густую цепочку рифов и мелких островков, кольцом окружающих Звериные острова. Сильные течения, постоянно меняющийся фарватер (поговаривают, что этим занимаются владеющие ославов), плотные туманы, множественные проявления различной нечисти и иных непонятных явлений сами по себе являются надежной преградой для незваных гостей

рогатина (рогатыня) — славянское тяжелое копье для рукопашного боя или охоты на крупного зверя. Отличается большим широким обоюдоострым наконечником

Рудомышль — столица Скалистого хребта, главный и самый большой город хафлингов

совня — оружие в виде насаженного на длинное древко однолезвийного изогнутого клинка. Ближайший аналог — глефа

Старшие Сестры или Старшие Властительницы — в пантеоне народа ославов: верховные богини-сестры — Гея, Дея и Мара

скрамасакс — короткий однолезвийный меч или боевой нож древних германцев. Длина клинка доходила до полуметра, толщина свыше 5 мм, заточка односторонняя, конец заостренный, хвостовик, как правило, асимметричный. У ославов такой нож, называемый пястью, обязателен для ношения мужчинами, и вручается им после обряда инициации

седмица — неделя

стилет — колющее холодное оружие, кинжал с прямой крестовиной и тонким и узким клинком, в классическом варианте не имеющем режущей кромки

стрельницы (машикули, бойницы косого боя, варницы) — навесные бойницы, расположенные в верхней части крепостных стен и башен, предназначенные главным образом для вертикального обстрела штурмующего стены противника

сермяга — историческое название грубого толстого сукна из простой шерсти ручного или кустарного изготовления, а также одежды из него

сигил или сигилла (от лат. sigillum) — символ или комбинация нескольких конкретных символов или геометрических фигур, обладающие магической силой

тул (саадак, колчан) — емкость для переноски стрел или болтов, представляет собой кожаный, реже металлический или деревянный чехол, с ремнями для крепления на поясе или за плечами

тягилей (тегиляй) — простеганный в несколько слоев материи, конского волоса или ваты, длинный и толстый безрукавный кафтан с высоким стоячим воротником, использующийся в виде дешевого доспеха незнатными воинами и ополченцами. При всей своей простоте, надежно защищал от стрел. Мог быть усилен металлическими заклепками и бляшками

урок — в данном случае: задание

Фрида, Фрейя, Аэдирна, Африда, Африта, Удрина… — все это имена богини моря, покровительницы мореплавателей. Божество едино для всех народов, населяющих северные земли Мира Упорядоченного, однако носит разные имена в силу множества диалектов ославского языка

чекан — другое название клевца

шестопер — холодное оружие ударно-дробящего действия. Представляет собой разновидность булавы, к головке которой приварено шесть (реже более) металлических пластин — перьев. У народа хафлингов шестопер является обязательным для ношения мужчинами оружием, вручаемым юношам после обряда инициации

эспада (исп. espada) — испанский одноручный меч с прямым узким обоюдоострым клинком и сложной гардой. Эволюционировал в шпагу. Подобные мечи в Упорядоченном носят название алвских, так как изначально присущи народу алвов. Сами алвы свои мечи именуют лепестками

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Эпилог

Глоссарий Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg