«А дело было летом...»

А Время бежало, ещё по привычке спеша…

Этот городок, радостно спешащий к морю, словно мальчишка, сбежавший с уроков, испокон веков лепился к окрестным скалам. Его узкие петляющие улочки — кое-где вымощенные камнем, кое-где покрытые рыжей пылью — сбивали с толку любого приезжего. Эти сонные улочки, напоённые покоем знойного лета, послушно ложились под ноги и вели, куда им самим заблагорассудится. Словно сказочные лесовики, они запутывали, обманывали, шутили свои шуточки и тихо смеялись, глядя на таких забавных человечков.

В этом городишке всегда пахнет яблоками, морем, солнцем, впитавшимся в каждый камушек, в каждый росточек этого города; здесь всегда шумит ветерок, смеются дети, цикады с кузнечиками выводят свои бесконечные «ррии-ррии», а вальяжные коты лениво жмурятся на солнышке. Славный городок — тихий, умиротворенный, практически незаметный.

И надо же такому случиться, что именно об него споткнулось Время, спешащее по Важным Вселенским Делам. Споткнулось, и шлёпнулось наземь, в кровь обдирая коленки с ладонями о камни, прикрытые пылью.

Время вскочило на ноги, метнулось направо, налево, крутнулось волчком и помчалось наверх, но улочка, сделав незаметный плавный изгиб, привела его прямёхонько к морю. Ещё десяток шагов, и можно будет окунуться в его зеленоватые волны. Время рванулось к воде, но улица внезапно изогнулась под ногами, и — здравствуй, "верхний город"! Кажется, до вершины можно шапкой добросить!

Но у Времени не было шапки. Вот незадача!

Несчастное, оно плутало по городу, покуда Солнце не скрылось из виду, спеша на покой, и Время в изнеможении опустилось прямо на голые камни, привалившись спиной к валуну.

Трое прохожих тихо пылили сандалиями.

— Время, — обронил первый, не останавливаясь.

— Не местное, — бросил второй.

А третий буркнул что-то среднее между:

— Что оно тут забыло?

— Делать ему, что ли, нечего?

И троица растворилась в сиреневой дымке набежавшего сумрака.