И вот он умирал. Это было медленное, мучительное угасание. Отдать последние почести своему патриарху, известному во всей Большеземельской тундре, приехало множество белых и чёрных колдунов и колдуний. Чёрные прибыли всецело из-за уважения — неприязнь и даже затаённая ненависть оставлены — умирал всё-таки их собрат. Все они пришли на последний поклон к Касьяну — близкие родственники лишь шарахались при лицезрении столь прославленных «особ», но препятствовать им в этом боялись. Конечно же, необычный «десант» вызвал переполох в Вертлугах, матери строго-настрого приказали своим детям и не высовываться на улицу. И сами они, напуганные, сидели в избах, молясь Николаю-угоднику: «Помоги, отче праведный, защити…» И мужики, из тех, кто не занят был в рыбацкой артели, старались не подходить близко к той окраине деревни, где проживал Колдун. Касьянова изба находилась на самом отшибе: прямо за ней начинались заросли кустарника, а дальше, куда взор ни кинь, — простор… Напряжённое ожидание развязки жизненного пути Климова-старшего подогревалось ими самогонкой, и бабы не зудели при этом докучливыми мухами.
И лишь Никодим, поп-расстрига, бывший вертлугинский батюшка, залив с утра очи, осмелился притащиться к Касьяну.
— Эй, нехристь! Нечистая сила! — горланил Никодим. — Дай-ка взгляну на тебя, предстающего пред Господом нашим. Эй, вороньё! — рявкнул он. — Расступись!
Колдуны и колдуньи угрожающе заворчали, но из избы слабо послышалось:
— Пропустите его.
Никодим ввалился в горницу, где лежал умирающий Колдун.
— Что, соборовать будешь? — насмешливо спросил дед Касьян.
— Не дадено мне нынче сие право, — ответил расстрига. — Но Бога я чту и знаю: гореть тебе в аду. Покайся, пока ещё есть время. Вот тебе честной крест! — Бывший иерей сунул в постель Колдуну медное распятие.
— Спасибо, Никодим, за заботу о моей душе. Только знай, что гореть и тебе придётся, — произнёс, отклоняя слабой рукой крест, умирающий и лукаво продолжил: — Скажи лучше, куда ты серебряный дел?
— Потерял, — обескураженно ответил расстрига, однако убрал руку с медным символом христианства.
— Нет! Ты заложил его за три бутылки водки в Акимовке, в тамошнем магазине.
— Ты!.. Видел?.. — изумился Никодим, твёрдо зная, что рядом с ним кроме продавщицы тогда никого не находилось. А крест был фамильным, старинной работы, с каменьями.
— Я многое вижу.
Комментарии к книге «Мать-река», Александр Николаевич Скуридин
Всего 0 комментариев