«Зубы дракона»

Розовый туман подернулся паутинкой трещин, разорвавших его на ровные, аккуратные ромбики — и стал медленно раздвигаться. Ромбики плавно вытягивались в длину, превращаясь в прямоугольники, выпячивались, желтели, пока внезапно не оказались обычными валунами стен. Две высокие, изъеденные водой и ветром, поросшие седым мхом желтые стены стояли по сторонам улицы, густо усыпанной ядовито-оранжевым песком. А над стенами в ослепительно-чистое, невероятно-синее небо круто лезли темно-серые склоны горы. Где-то там, в сумасшедшей выси, чуть ли не в стратосфере, их украшала сверкающая корона снега. Радостную картинку немного портили разбросанные кое-где на хребте пятна зарослей; то ли леса, то ли кустарника. На таком расстоянии они казались просто сырой зеленой плесенью.

В воздухе висел непрерывный шелестящий гул, словно хлестала вода из разорванной трубы. Пахло свежим весенним дождем и — немножко — тухлятиной. Солнце палило с такой яростью, будто рассчитывало на тринадцатую зарплату, и кожа бессильно плавилась под жаркими лучами. Вдобавок по улице пробегали легкие вихри, подхватывали с земли крупные, тяжелые песчинки и больно стучали ими по обнаженному телу. Левая рука затекла и почти не ощущалась, жутко ныла спина, а во рту стоял солоноватый привкус крови.

«Может быть, есть смысл встать?» — всплыла в сознании до неприличия здравая мысль. Можно даже сказать, неуместная. Я всем нутром ощущал чуждость собственного тела. Вот сознание было мое, это да. Не отрицаю. Но оно пребывало само по себе, без всякой связи с бренной плотью. Я ощущал себя как бы за занавеской, за тонкой, но плотной пленкой, надежно отделяющей душу от тела.

Однако, сколько можно здесь лежать? До тех пор, пока вездесущие муравьи норы в мышцах не прогрызут? Сознание, конечно, способно обойтись без плоти. Но только в том случае, о котором думать не хотелось.