«Чудесное окно»

Полицейский прогонял старика в восточной одежде. Именно это, да еще сверток, который тот нес под мышкой, привлекло внимание мистера Слэддена, добывавшего себе хлеб службой в торговом доме господ Мерджина и Чейтера.

У мистера Слэддена была репутация человека, мало подходящего для коммерческой деятельности. Дыхание романтики – легкое ее дуновение – побуждало его, вместо того чтобы обслуживать покупателей, устремлять взор вдаль, будто стены магазина были не толще паутины, а сам Лондон – пустым мифом.

Замусоленная бумага, прикрывавшая сверток, была испещрена вязью арабских букв; этого оказалось достаточно, чтобы пробудить в мистере Слэддене романтический порыв, и он следовал за стариком, пока небольшая кучка зевак, окружавшая чужеземца, не рассеялась. Старик остановился на краю тротуара, развернул свою ношу и собрался продавать ее. Ноша оказалась маленьким окном в старинной раме, с мелкими стеклами в свинцовом переплете. Ширина его была немного больше фута, а высота – чуть меньше двух футов. Мистеру Слэддену никогда раньше не приходилось видеть, чтобы на улице торговали окнами, поэтому он решил узнать цену.

– Все, чем владеешь, – ответил старше.

– Откуда оно у вас? – спросил мистер Слэдден, разглядывая удивительное окно.

– Я отдал за него все, чем владел, на улицах Багдада.

– А многим ли вы владели? – поинтересовался мистер Слэдден.

– У меня было все, что я хотел, – ответил чужестранец, – кроме этого окна.

– Должно быть, замечательное окно, – сказал мистер Слэдден.

– Оно волшебное, – произнес старик.

– У меня с собой всего десять шиллингов, а дома еще пятнадцать шиллингов и шестипенсовик.

Старик задумался.

– В таком случае, оно стоит двадцать пять шиллингов и шесть пенсов, – решил он.

Когда сделка уже состоялась, десять шиллингов были заплачены, а удивительный старик шел рядом с мистером Слэдденом, чтобы забрать остальные пятнадцать шиллингов и шесть пенсов и водворить волшебное окно в его жилище, у молодого человека мелькнула мысль, что покупка ему не нужна. Но они уже стояли у дверей дома, где он снимал комнату, и объясняться было поздно.