«Огонь жизни»

Прощай, синева, и листва, и трава,

И солнце над краем земли,

И милые дружбы, и узы родства.

Свой жизненный путь мы прошли.

Времени оставалось всего ничего. Семьдесят лет – как можно что-то успеть за столь краткое время?

Полосатая свеча, что отмечала срок грядущей жизни, невежливо промолчала в ответ на безмолвную жалобу. Хотя, «невежливо» – неверное слово; какое дело куску красно-белого воска до условностей, что и среди людей-то не всегда считаются важными?..

Время размышлений истекло, Хозяйка приказала возвращаться к работе. Он подчинился: подготовил для Нее подробный маршрут с указаниями, где и когда необходимо прервать жизненный путь тех, чьи почти истаявшие свечи должны были потухнуть до рассвета. Потом, когда Хозяйка удалилась совершать еженощный обход, он вернулся в Зал Света и стал собирать погасшие огарки.

Комья теплого воска неохотно покидали насиженные полки, но сопротивляться не могли – он находился здесь по праву и по праву же прикасался к этим символам ушедшей жизни. К горящей свече, символу жизни настоящей, ему бы просто так притронуться не удалось; когда-то попробовал – шрам от ожога до сих пор толком не зарубцевался. Только одна свеча, его собственная, не грозила прожечь плоть до кости, однако трогать ее – это в прямом смысле играть с собственной жизнью. Ведь погасить огонек так просто... Хозяйка со свойственным Ей мрачным юмором предупредила, что покончить с собой ему дозволено в любой момент, и это не будет сочтено желанием избежать тягот служения (но любые иные причины неявки на работу – не допускаются).

Конечно, разве можно уйти от Смерти иначе, как Ее собственным путем?

Может быть, потом он так и сделает. Может быть...

Когда-то, прорвавшись в потустороннее царство, он бросил к ногам Смерти три великих дара, потребовав взамен вернуть к жизни ту, без которой не мыслил себя живым. Смерть молча провела его сперва в Зал Света, где стояли свечи живущих, потом в Чертог Тьмы, где скапливались пуды истаявших, оплывших огарков, потом – к Озеру Огня, куда эти огарки медленно скользили под собственной тяжестью и где завершали свое существование. А затем Смерть все так же молча указала на противоположный берег озера, на который раз за разом набегали волны пламени и, отступая, оставляли на черно-лаковом песке новые свечи...

Он понял.

Или думал, что понял. Потому поднял свои дары и швырнул их в огонь, а затем хотел броситься туда и сам.