«Придумай меня живым»

Сегодня особая ночь — ночь Черного Самайна, одного из четырех главных праздников друидского календаря. В древние времена люди верили, что асы спускаются из Асгарда, мира Богов, в Мидгард, мир людей, по Биврёсту — радужному мосту, охраняемому неусыпным стражем Хеймдаллем. Они бродят ночь среди людей, вспоминая свою прошлую жизнь, а затем возвращаются к себе до следующего года.

Это мой любимый праздник с тех пор, как я почувствовала в себе силу колдовства.

Меня зовут Ирма, мне 22 года, и с детства я мечтала научиться чему-нибудь особенному. В мой семнадцатый Самайн у меня это вышло, и теперь я вижу мертвых не только в Черную Ночь. Но Самайн — ночь особая, я чувствую себя необычайно сильной и безудержно свободной. Я могу видеть вечность в лицах теней. Не всех, правда, можно отличить от живых, некоторые могут принять любой облик, но таких сильных духов единицы, и они обычно злятся, что их кидает не в родную Ирландию или Норвегию, а в то место, на котором их убили. Или в место их захоронения.

Вспоминая же историю их походов, родные места суждено увидеть далеко не каждому.

У меня существует традиция: каждый Самайн я хожу на «свое» кладбище разговаривать с древними. Они любят поговорить, разочаровавшись в окружающем мире, таком незнакомом и чужом, совсем непохожем на их родное время.

На сей раз меня избрала своей собеседницей тихая кроткая девушка, сестра одного древнего ярла, которую продали в рабство в далекую и чужую страну.

Она рассказывала мне о своих родных фьордах, диких кручах и соленой воде. О чистом-чистом голубом небе и изумрудной траве, о пении птиц и шелесте вековых деревьев.

О ласковом и нежном женихе, умелом кузнеце, творившем колдовство железом и огнем. Ее жених погиб одним из первых, когда к их фьорду приплыли собратья-викинги на драккарах с красными щитами.

Она не знала современный русский язык, а я старославянский, и тем более уж ее родной, но для мертвого и видящей время, жизнь и язык — не проблема, и я видела ее глазами душное нутро корабля, везущего ее к чему-то новому, страшному и чужому, туда, где не будет мудрой и родной матери, веселых и кротких сестричек и таких смешных и отважных братишек. Где не будет ничего родного и знакомого, яркого очага, бревенчатых стен и закопченной крыши.

— Добрая ночь, девушка, — услышала я у себя за спиной мужской вкрадчивый голос, — А что это вы делаете на кладбище ночью, да еще в такое время?