Джулиан Седжвик Колесо жизни и смерти
Посвящается моему брату
Julian Sedgwick
Mysterium: The Wheel of Life and Death
Text copyright © Julian Sedgwick, 2013
First published in 2013 by Hodder Children’s Books by Hodder Children’s Books
The right of Julian Sedgwick to be identified as the Author of the Work has been asserted by him in accordance with the Copyright, Designs and Patents Act 1988.
Акт первый
Видя бесстрашного акробата в пестрой одежде, мы забываем о себе, чувствуем, что мы как бы возвышаемся над собой, достигая уровня всеобщих сил, и дышим свободнее.
Карл Маркс[1]1. Когда в жилах стучит кровь
Дэнни знает, что должен двигаться.
Но не может. Тело его – измученное, одурманенное, усталое – не повинуется, отказывается сотрудничать. Город под ногами застыл, словно механизм, до отказа накачанный энергией, только и ждущий, пока кто-нибудь нажмет выключатель и приведет его в действие.
Ни звука, ни движения. Лишь ладони мальчика на металлической перекладине подъемного крана, побелевшие костяшки пальцев, неистовый стук сердца в ушах – и бездна, готовая поглотить его в любой миг.
Даже попугаи в кронах деревьев внизу притихли.
Безжалостный ритм последних нескольких дней измотал Дэнни физически – а теперь вот и способность думать отключается. Над Барселоной, словно прибитая к темному небу, висит полная луна. Гипнотически помигивает предупредительный огонек на верху крановой башни. Дэнни словно уплывает куда-то. Ему чудится, что разожми он сейчас руки – поплывет в невесомости, точно космонавт в открытом космосе.
– Дэнни! – вторгается в сознание мальчика испуганный голос. – Дэнни! Не останавливайся! Всего несколько перекладин осталось.
Подняв голову, он видит, что Син-Син тянется к нему, умоляет сделать последнее усилие на пути к безопасности. Овальное личико девочки искажено тревогой. За ней вырисовывается фигура Дарко Бланко, но у того взгляд обращен вниз, на деревья на площади – в бездну, которая только что поглотила наемную убийцу Ла Локу.
– Дарко! Да помоги же! Дэнни залип.
Метатель ножей резко возвращается к действительности:
– Я его вытащу. Не волнуйся.
Повернее ухватившись за стальные прутья, он сдвигается вперед.
За ним появляется еще один силуэт – со встопорщенным ирокезом: это Аки добрался до кабины и оттуда подбадривает Дэнни. Бьорн уже тоже там. Лунный свет мерцает на сдвинутой наверх маске в виде черепа.
– Все в порядке, – умудряется выдавить Дэнни. – Просто чуть-чуть голова закружилась.
Он снова косится вниз, заглушая панику, а потом переводит взгляд на Дарко и Син-Син, туда, где ждет безопасность. Встряхнись, думает он. Двигайся же. Глупо было бы свалиться теперь, когда самое страшное позади.
Неимоверным усилием воли он разжимает правую руку.
– Молодец, малыш, – хвалит Дарко, оглядываясь через плечо. – Не спеши.
Дэнни кивает. Паралич чуть ослабевает. Мальчик делает маленький шажок вперед, остро ощущая, до чего же здесь высоко. А ведь спасаясь от Ла Локи, я даже не замечал! Наверное, из-за прилива адреналина.
Аки присоединяется к Дарко. Оба они подбадривают Дэнни, уговаривают двигаться дальше. Однако сделав следующий шаг, мальчик вдруг теряет равновесие и оступается, промахнувшись мимо железного остова. Качнувшись вперед, он машет руками в воздухе, ищет, за что ухватиться. Правая нога болтается в воздухе.
– Дэээээнни!..
Отчаянный вопль Син-Син пронзает его, заставляет вновь пробудиться вялые инстинкты – как раз вовремя, чтобы заметить, как Дарко тянется к нему. Дэнни выбрасывает левую руку наверх, навстречу. Каждый из них крепко обхватывает ладонью руку другого – надежной цирковой хваткой. От резкого рывка у Дэнни едва не вывихивается плечо, а одна кроссовка слетает с ноги и, кувыркаясь, уносится вниз. Целую секунду – а кажется, минуту, не меньше – Дэнни смотрит, как она падает. Ужасное зрелище – перехватывает горло, сердце несется вскачь. Но Дарко уже тянет мальчика вверх, напрягаясь всем жилистым, атлетическим телом, чтобы вытащить Дэнни на площадку рядом с кабиной.
– Ну вот!
Глаза Дэнни – один зеленый, другой карий – пылают огнем. Он не отрывает взгляда от Дарко. Тот мертвенно-бледен. Аки обхватил его за талию и держит, откинувшись назад, точно страхует напарника на трапеции.
– Я уж думал – все, упаду, – бормочет Дэнни.
Метатель ножей улыбается:
– Не сегодня! Спасибо Аки.
– И тебе, Дарко! – восклицает Син-Син, обнимая Дэнни. На глазах у нее слезы.
– Со мной все в порядке, – говорит мальчик, стараясь отдышаться. Он обводит взглядом город вокруг и видит, что тот снова пришел в движение.
Жизнь вернулась – словно по щелчку переключателя. Вечерний поток машин движется, качая кровь в венах города, вокруг Саграды кружат мопеды и такси. Над головой, оставляя на небе серебристый след, летит самолет, а из самого собора льется музыка. Шквал аплодисментов – бурных и неудержимых, – свист, крики восторга. Представление подходит к концу.
Дэнни ощупывает задний карман. Слава богу! На месте! Листочки с закодированными посланиями отца – два из этих загробных писем еще только ждут расшифровки. И времени терять нельзя. С каждой секундой мы, возможно, все больше отстаем от «Сорока Девяти», уступаем им. Пора перехватить инициативу.
– Ну ладно, – говорит он. – Давайте спускаться.
2. Когда вспыльчивая хозяйка труппы теряет апломб
Через полчаса вся труппа в сборе на арене. Публика разошлась, так и не поняв, что же такое увидела. Зрители в восторге от блестящего побега Дэнни из-под купола, но слегка сбиты с толку реакцией остальных членов группы и смятой концовкой представления, когда Роза спрыгнула с пылающего колеса и умчалась прочь, даже не дождавшись аплодисментов.
Огромное пространство собора тонет в темноте вокруг.
Дэнни примостился на грузовом контейнере чуть в стороне от друзей. Отвернувшись, он торопливо что-то царапает на листках, пытаясь разгадать код для второго сообщения. Кто знает, что там спрятано, какие тайны? Но что бы там ни оказалось, ему хочется иметь возможность прочитать послание без посторонних взглядов.
Однако шифр никак не дается. Голова мальчика все еще затуманена после наркотика, который ему дала Ла Лока. Он поднимает глаза, пытаясь прочистить мозги. Колонны Саграды теряются в пустоте наверху. Дэнни вдруг вспоминает, как он бился, силясь выпутаться из удушающей смирительной рубашки. Как не хватало воздуха. Его снова бросает в дрожь.
Собравшаяся вокруг Розы труппа жарко спорит, как теперь быть. Все говорят одновременно, перебивая друг друга. Дэнни поворачивается послушать и замечает, что Син-Син маячит на полпути между ним и всеми остальными, бросая на распорядительницу недоверчивые мрачные взгляды.
– Мне надо сдаться в полицию, – заявляет Дарко. Как всегда, в минуты волнения восточно-европейский акцент в его речи усиливается. Впрочем, нервничает Дарко редко. – Объяснить, что произошло, и надеяться на лучшее.
– Ни в коем случае! – рычит Бьорн. – Эта ненормальная хотела убить Дэнни! Дарко его спас. Надо найти тело, вытащить нож и поскорее сваливать отсюда.
– Да и вообще, – согласно кивает Аки, – я не уверен, что мы можем доверять полиции. После того, что вышло с Дэнни и Син-Син!
Майор Замора, рука у которого крепко прибинтована к телу, качает головой:
– В Барселоне полным-полно хороших полицейских. Если нам не повезло напороться на нескольких мерзавцев, это еще не значит, что они все такие…
– Я соглашусь с решением группы, – перебивает Дарко. – Только вот в тюрьму попасть страшно бы не хотелось, даже ненадолго…
– Но тело-то все равно найдут, – рокочет Замора, – а в нем метательный кинжал, весь в твоих отпечатках пальцев…
– Тише! – прикрикивает Роза. – Я в вашем гвалте собственных мыслей не слышу. Главное сейчас – защитить труппу, защитить bambini[2].
– Кого это вы тут обзываете bambini?! – огрызается Син-Син и бросает быстрый взгляд на Дэнни в поисках поддержки. Улыбка у нее ободряющая, но и чуть неловкая. В ней чувствуется скованность.
Что-то с Син-Син неладно, думает Дэнни. После того как мы слезли с крана, она сама не своя. Но с этим придется подождать: сейчас самое важное – расшифровать код.
Он снова сосредоточивается на измятом листке. Первые попытки вставить в решетку ключевое слово привели к бессмыслице. Теперь он изучает сам код, выискивая наиболее часто встречающиеся цифры, и снова пытается вставить в первую строчку слово «мистериум». Откинуть повторяющиеся буквы – в данном случае вторые «м» и «и», – а потом вставить весь остальной алфавит…
Он снова проверяет первую часть кода. Да! На этот раз получилось!
ДУМАЮЗАМОКИСПОРТИЛ… ДУМАЮ ЗАМОК ИСПОРТИЛ…
С головой захваченный своим занятием, он торопливо расшифровывает послание отца, уже не слыша кипящего рядом спора.
74607094 777008279 128838253180 74761001 8182 814 74607094 87382 8281 1 42392 8648134
По мере того как на листке перед ним выстраиваются слова, в нем все сильнее вскипает возбуждение. Это чудо какое-то! Папа снова говорит с ним, помогает ему, направляет на верный путь.
ДУМАЮ ЗАМОК ИСПОРТИЛ ДЖИММИ…
Так наши подозрения верны!
Кто-то стоит у него за плечом. На бумагу ложится тень. Дэнни инстинктивно прикрывает написанное, но потом, осознав, что это Син-Син, убирает руку и показывает девочке расшифрованную часть текста. «Если я буду постоянно демонстрировать, что безоговорочно доверяю ей, наверное, это поможет сгладить проблемы между нами. Представляю, каково ей с тех пор, как она узнала, что мама ее бросила…»
– Все как ты думал, – шепчет Син-Син. – Тебе просто необходимо бросить Розе вызов!
– Погоди минутку.
Он торопливо разбирает последние группы цифр.
НО НЕ ДУМАЮ ЧТО ОН И ЕСТЬ ЦЕНТР
Син-Син, сощурившись, читает весь текст и приподнимает брови:
– Если он уже пытался убить твоего папу, то почему не попробовал второй раз?
– И ведь я помню, как видел его, – говорит Дэнни. – В ночь, когда случился пожар. И нам известно, что у него был мотив. Месть.
Он поворачивается и устремляет взгляд на распорядительницу цирка. Она стоит в центре труппы, подняв руку, точно полицейский, регулирующий бурный поток машин.
Если она и не врала, то, по крайней мере, скупилась на правду. Пора, пора поговорить с ней начистоту! Усталость слетает с Дэнни, сменившись решимостью. Он шагает к Розе. Сейчас очень важно правильно провести сцену. Продемонстрировать силу. Нельзя провалить такой шанс!
Но стоит ему подойти чуть ближе – и он сразу оказывается в центре внимания.
Все взоры обращены на него. Все видят, сколько целеустремленности сейчас в его походке. А кроме того – у всех еще свежи воспоминания о головокружительно-дерзком побеге с горящего каната. Неудивительно, что лица присутствующих выражают искреннее уважение.
Дэнни понимает, что снова стал главным действующим лицом, и на миг теряет уверенность. Но тотчас же берет себя в руки. Золотое правило циркача: если не уверен в себе – притворись. Притворяйся, пока сам не поверишь!
Подойдя к распорядительнице цирка, он встряхивает листками прямо у нее перед носом, беззастенчиво вторгаясь в ее личное пространство, демонстрируя, что главный здесь он. Старается, чтобы голос его звучал как можно глубже и взрослее:
– Это ведь Джимми Т. испортил водную камеру?
– Я… – Роза захлопывает рот и трясет головой.
Дэнни кивает – самую малость, просто чтобы ободрить ее:
– Ну разумеется, Джимми… и ты знала… с самого начала знала.
Итальянка силится отвести взор, но он ей не дает.
– Дэнни, я…
– Расскажи мне о Джимми. Я знаю, что он тут был. Когда в ночь пожара ты нашла меня в будке, ты ведь что-то там прятала. Что именно?
Тишина сгущается. Слышится лишь цокот когтей Герцога по каменным плитам пола. Подойдя к мальчику, пес выжидательно останавливается рядом. Распорядительница крепко сжимает губы, стараясь удержать поток слов. В волосах у нее все еще торчит алая роза.
Она нервно выдергивает цветок – и словно бы вся поникает.
– Ну давай же, Роза Вега. Выкладывай, – подбадривает Замора.
Дэнни не сводит с Розы пристального взгляда. Он видит, видит, как правда пробивает себе дорогу наружу. Роза не в силах больше бороться с чувством вины – и сердце мальчика ускоряет бег.
– Ну хорошо, – Роза отводит взгляд, смотрит на смятый в руках цветок. – Да. Джимми испортил водную камеру…
Из уст остальных членов труппы вырывается дружный стон ужаса, но Роза вскидывает руку:
– Да послушайте же! Дэнни, он вовсе не хотел навредить твоему отцу, я уверена. Хотел только немного напугать, опозорить у всех на глазах. Уж больно переживал из-за чувств к твоей mamma!
Ну наконец-то признание! Важный кусок головоломки становится на нужное место. Дэнни силится сдержать волнение – и гнев. Нельзя упускать этот драгоценный миг!
– Так почему ты сразу не сказала?
– Боялась, все тут же сделают ложные выводы. Совершенно ложные! Я даже не знала, что он наделал, пока он не примчался ко мне после представления и не сунул маску и измазанные краской штаны. Потому-то я и пошла на склад – хотела взять парафина, чтобы сжечь их. Бедняга Джимми…
– Бедняга Джимми?! Да чтоб меня! – рычит Замора. – Нарушил золотое правило! Наверняка именно он потом и пожар устроил!
– Нет! – яростно возражает Роза, качая головой. – Он в тот же вечер вернулся в Нью-Йорк. Я ему туда звонила. Сказала, пусть больше к «Мистериуму» даже не приближается! Нет, пожар – наверняка случайность, несчастный случай…
Дэнни вскидывает руки:
– Вот уж только не случайность! После всего, что произошло! Я сам видел Джимми в тот вечер, своими собственными глазами!
– Bello[3], но ты никак не мог его видеть. Может, эмоции сыграли с тобой злую шутку, а?
Дарко приподнимает брови:
– А может, все-таки будем непредвзяты…
– Он был в Нью-Йорке, – повторяет Роза. – Да и зачем Джимми вредить Дэнни, или Заморе, или Син-Син? Бессмыслица какая-то!
Снова повисает тишина, глубокая и тревожная. Все осмысляют новую неожиданную информацию – что вредителем оказался Джимми. И что Роза, руководитель труппы, никому ничего не сказала! У Дэнни екает сердце. А вдруг теперь всему цирку конец?
– Ненавижу настаивать, – говорит Дарко, – но мне бы хотелось разобраться с моей проблемой. Дэнни, а, по-твоему, как нам следует поступить? Ты тут, похоже, единственный головы не потерял.
Дэнни обводит взглядом присутствующих и видит: все ждут его решения. Каждый, пусть и на свой лад, рассчитывает, что он, Дэнни, снова возьмет ответственность на себя. «Похоже, я перестарался, изображая уверенность, – думает мальчик, зажмуриваясь. Надо разделить проблему на составляющие, воспользоваться «методом атомов» и решать каждый кусочек по отдельности, один за другим».
Однако инстинкты берут свое и гонят Дэнни вперед. Решение принято. Он знает, что собирается пересечь черту – утаить правду, нарушить закон… Но Дарко спас ему жизнь! Он не допустит, чтобы его спаситель гнил в камере, пока «Мистериум» живет своей жизнью.
– Надо найти Ла Локу, – говорит Дэнни. – Убедиться, что она… – голос его срывается. – И забрать нож Дарко. Потом позвонить в полицию и сказать, что она упала. Это если ее еще не успели найти. И вообще, может, нож сам выпал, когда она летела сквозь ветки. – Он снова поворачивается к Розе: – Но обещай, что поможешь мне выследить Джимми.
Вид у распорядительницы поникший, растерянный:
– Замора, а ты как считаешь?
– Нам и прежде уже доводилось гулять по краю пропасти… – Он раздувает щеки. – Но я бы не отказался от помощи. Для надежности.
– Тогда давайте проголосуем, – быстро произносит Роза, пытаясь снова перехватить бразды правления. – Кто за?
Все руки поднимаются в воздух. Все, кроме руки Дарко.
– Я воздержусь, – бормочет он.
– Отлично! – Распорядительница хлопает в ладоши. – Решено. – Снова чуть поколебавшись, она поворачивается к Дэнни: – Bello, прости. Я должна была все тебе рассказать. Но мы с Джимми были хорошими друзьями…
– Просто помоги теперь его отыскать. Обещай, что мы этим займемся…
– Клянусь семейной честью! – восклицает Роза, прижимая руку к сердцу. Она несколько секунд смотрит мальчику прямо в глаза, а затем отворачивается и идет к остальным циркачам.
Син-Син тянет Дэнни за локоть:
– И ты позволишь ей вот так отделаться?!
– Мне нужна ее помощь. Ей и без меня достанется от всех остальных. А мне надо связаться с Рикаром и спросить его мнение. Спросить про Джимми.
А вдруг у Интерпола появилась какая-нибудь новая информация? Вдруг Рикар предупредит, чего ждать дальше? В конце-то концов, Ла Лока была всего-навсего наемницей, и даже если организацию «Сорока Девяти» удалось выкорчевать тут, в Барселоне, остальные-то члены банды никуда не делись, они где-то поблизости, затаились и ждут. И сам Центр – его только еще предстоит найти и победить.
– А что все остальные? – спрашивает Син-Син, мотнув головой в сторону труппы. – Вне подозрений?
– Наверное. Хавьер говорил, что кто-то из «Сорока Девяти» связан с труппой – должно быть, он имел в виду Джимми…
Он хмурится. Новая мысль не дает ему покоя:
– Син-Син, как по-твоему, мы правильно поступаем? Насчет ножа Дарко?
– Дэнни, только идиот считает мир черно-белым.
– Но…
– И никаких «но».
Герцог обнюхивает босую ногу мальчика. Син-Син кладет руку на мохнатую голову пса:
– У нас в Китае есть такая пословица: в каждом из нас сражаются два пса – плохой и хороший. И ты просто должен как следует кормить хорошего – чтобы ему хватило сил победить… – Девочка отворачивается. – Ты кормишь своего хорошего пса на славу. Даже если на этот раз бросил косточку плохому…
Дэнни нетерпеливо дожидается возвращения поискового отряда.
Но когда через тридцать мучительно долгих минут в собор снова заходят клоуны, Мария, Фрэнки и Дарко, в походке и выражении их лиц читается удивление. Все явно сбиты с толку.
– Мы разделились и прочесали каждый клочок земли под тем краном, – сообщает Фрэнки. – И вокруг него. Мария с Аки проверили деревья – на случай, если она там за что-нибудь зацепилась…
– И? – нетерпеливо спрашивает Дэнни.
– Ни следа! – отвечает Дарко. – Ни тела, ни плаща, ни крови, ни ножа. Ничего. Только вот это – прямо на дорожке.
На пальце у него висит свалившаяся кроссовка мальчика.
– Ну в таком случае, – в голосе Розы слышно нескрываемое облегчение, – нам и сообщать-то в полицию не о чем, правда?
– Но она же не могла выжить? – ежится Дэнни. – Надо ж знать наверняка! Вдруг полиция уже успела ее забрать…
– Не думаю, – возражает Фрэнки, почесывая лысую голову. – Там ни полицейской ленты, ни ограждения. Может, она упала куда-нибудь на крышу? Кто знает…
Роза вздыхает:
– Забудьте вы про нее!
– Но как? – стоит на своем Дэнни. Он больше не может слепо доверять суждениям Розы. И неправильным кажется отвернуться от этой проблемы, ее не решив.
Роза устало потирает шею сзади:
– Bello, послушай. Мы отработаем завтрашнее представление, демонтируем декорации – и отправимся в путь. Если за эти сутки успеет что-то случиться, вот тогда и будем разбираться.
Дарко протягивает ему кроссовку:
– Роза права. Ничего иного нам не остается.
Дэнни нетерпеливо вздыхает и наклоняется завязать шнурки:
– А куда мы потом?
– В Берлин, – негромко отвечает Роза.
У мальчика перехватывает дыхание:
– В Берлин?
– Проведем неделю на берлинском цирковом фестивале. Придется уж тебе ехать с нами – будем за тобой приглядывать, пока твою тетю не выпустят из тюрьмы.
Берлин!
На миг эта новость вышибает из головы мальчика все остальное – и неприятности тети Лоры, и загадку исчезнувшего тела Ла Локи, и непонятные тревоги, гнетущие сердце Син-Син. В лицо ему словно бьет порыв холодного ветра.
Берлин.
Название это сейчас означает для него только одно: ночь гибели папы с мамой. Всепоглощающий огонь. Опасность, конец всего.
А еще оно означает, что ему придется совершить путешествие, которого он давно боялся, хоть и знал, что рано или поздно придется его совершить. Придется, чтобы – наконец! – прийти на могилу родителей.
3. Когда в ночи звучат странные голоса
Берлин. Это короткое звонкое название все еще звенит в ушах Дэнни, когда, чуть позже вечером, они с Заморой и Син-Син сидят, сгрудившись вокруг стола в фургоне Розы. Словно бы некий голос вновь и вновь тихонько повторяет его в такт биению сердца.
Бер-лин. Бер-лин. Бер-лин.
Занавески на окнах опущены, отгораживая фургончик от мира вокруг, и Дэнни этому рад. Он пытается сосредоточиться на словах Заморы.
Карлик открывает баночку с обезболивающим:
– Больше рисковать не будем. Я поставил двух лучших охранников Ксавьера караулить нас до самого отъезда. С виду они пара клоунов – Ксавьер звал их Труляля и Траляля, но дело свое знают. Крепкие ребятки.
Он сует две таблетки в рот и, поморщившись, проглатывает, даже не запивая водой.
– А доверять-то им можно? – спрашивает Син-Син, раздвигая занавески. Дэнни выглядывает у нее из-за плеча, всматриваясь в темноту за окном. На фоне громады собора смутным пятном темнеет коренастая фигура одного из братьев. Кудрявая голова медленно поворачивается, проверяя, не таится ли в ночи угроза.
– Да-да. Даже не сомневайтесь, – отмахивается Замора. – Я этих парней хорошо знаю. Когда-то пеленки им менял…
– Но насчет Хавьера-то ты ошибался, – резко возражает Дэнни.
Он уже понял, что на взрослых полагаться нельзя.
Глаза Заморы вспыхивают, он открывает было рот, чтобы осадить мальчика – но тут же захлопывает его. Кладет на плечо Дэнни здоровую руку и, ласково потрепав, заглядывает мальчику в глаза:
– Мистер Дэнни, мы все стараемся как можем. Сам знаешь. Никто не проскользнет мимо меня и не причинит тебе вреда – пока я дышу.
Дэнни кое-как выдавливает улыбку в ответ. Но если прежде он безоговорочно доверял Заморе – великому майору Пабло Заморе Лопесу, отчаянному смельчаку и рисковому парню, оплоту «Мистериума», – то теперь это доверие основательно подорвано. Дэнни не сомневается в искренности и преданности Заморы – но сомневается в его суждениях, в его чутье.
– Может, на время мы и правда в безопасности, – говорит Син-Син. – Навряд ли эти болваны из «Сорока Девяти» снова что-то придумают. Мы их оставили в довольно жалком виде…
– Хуже того, – произносит Замора сквозь стиснутые зубы. – Парни сказали, фургон взорвался. Двое из них погибли.
Син-Син присвистывает:
– Поделом им!
Но Дэнни скручивает тошнота. О боже, мы еще и за это теперь в ответе. Я ведь просто старался остановить фургон, спастись. Что, если бы я не ослепил тогда водителя, не оглушил его фонариком?..
– Я не хотел причинять им вред, – бормочет он.
Син-Син нетерпеливо встряхивает головой:
– Когда играешь с огнем, немудрено обжечься – именно так и вышло. Понимаешь?
Дэнни обмякает на сиденье. Может, она и права. Но сейчас ему кажется – он снова кормит плохого пса.
– Завтра днем мне надо в больницу, – сообщает Замора. – Чтобы они наложили правильный гипс. Но до тех пор, Дэнни, я с тебя глаз не спущу. Устроимся в будке с реквизитом, в спальниках. После всего, что пережила Лопе, я не могу у них оставаться, да и вся семья уже там. Так что ты составишь мне компанию. А я тебе, да?
«Неизменное мое убежище прежних дней, – думает Дэнни. – Но теперь все изменилось. Я бы предпочел быть с Син-Син. Поговорить с ней о найденном свидетельстве о рождении, о том, что оно значит для нас обоих. Если она, конечно, захочет…»
После первой горячки бегства и спасения девочка явно отстранилась, снова затворилась в своей колючей раковине. Немало времени уйдет, чтобы привыкнуть к мысли, что она моя сводная сестра. Как мне ее теперь называть? Син-Син? Сестричка? Сестренка?
Внешне они совсем не похожи – тут не поспоришь. Замысловатая смесь валлийских, английских и китайских генов заставляет Дэнни в окружении европейцев выглядеть азиатом, зато на улицах Цзюлуна – типичным европейцем. А вот Син-Син китаянка до мозга костей – от прямых черных волос до кончиков пальцев на ногах. Зато на маму она очень похожа. Поразительно, как отчетливо он видит теперь это сходство в разрезе глаз девочки, в изгибе ее губ.
– Дэнни? – настойчиво окликает его Замора.
– Я останусь с тобой, Син-Син. Если хочешь…
– За меня не волнуйся. Я лучше попробую лично удостовериться, что Роза не скрывает еще что-то насчет пожара. Или про мою мать!
На последнем слове голос ее срывается. Девочка торопливо отворачивается.
Замора хмурится. Несмотря на поздний час, он настоял, чтобы они рассказали все, что произошло в парке Гуэля – как они нашли свидетельство о рождении Син-Син и папин томик Пруста. И вот теперь сидит, задумчиво покусывая костяшки пальцев здоровой руки, снова проглядывая содержимое пакета и лихорадочно соображая.
– Пруст! – бормочет он. – Ну почему именно Пруст?
Дэнни качает головой:
– Не знаю. Может, хотел, чтобы я прочел эту книгу?
– Нет, тут явно что-то большее. Ну-ка, покажи мне еще раз свидетельство о рождении. Когда я его впервые увидел, у меня глаза чуть на лоб не вылезли.
Но Син-Син не отвечает. Нахохлившись, смотрит во тьму.
– Послушайте, вы оба, – наконец тихонько говорит она. – Я бы предпочла пока не разглашать это. Очень уж глупо себя чувствую… Так стыдно…
– Но тебе нечего стыдиться! – Дэнни кладет руку ей на плечо. – Ну то есть…
– Я так хочу! – огрызается она. – Неужели ты не понимаешь – я стараюсь сжиться с очень нелегкой мыслью!
Дэнни медленно убирает руку.
«Я тоже, – думает он. – Я тоже».
Трещина, что пролегла между ним и сестрой, гнетет сердце Дэнни. Он все старается и никак не может поудобнее устроиться в фургончике с реквизитом. Битый час барахтается на грани сна и бодрствования, но, несмотря на нечеловеческую усталость, так и не в силах заснуть. Почему мама бросила Син-Син? Почему не рассказала о ней? Здесь, в грузовичке, да еще в обществе Заморы, по идее, очень уютно – во времена постылой школы мальчик бы обеими руками ухватился за возможность тут переночевать, – однако сейчас ему не по себе. Мысли о Берлине все так же тикают где-то на задворках сознания, и, как ни старается он выбросить из головы Ла Локу, но перед глазами все стоит ее лицо – пустое и бессмысленное в тот миг, когда нож вонзился в нее, – и долгий полет в бездну.
Где-то вдалеке часы бьют два.
Плохо дело, ну совсем не заснуть. И пить хочется. Горло у него словно старый ковер – все время першит, с того самого момента, как он пришел в себя, подвешенный на горящем канате. В грузовике пить нечего, но в одном из других фургонов обычно хранится еда и запас воды в бутылках.
Замора полусидит-полулежит, привалившись к двери, и чуть похрапывает: снотворное и усталость сделали свое дело. Без своего извечного котелка он выглядит прямо-таки беззащитным. Лысина слабо поблескивает в тусклых лучах света, пробивающегося в люк у него над головой. Он беспокойно поворачивается во сне, веки у него подергиваются – похоже, сны ему снятся тревожные.
Дэнни как можно тише пробирается мимо, приоткрывает дверь и выскальзывает в ночь.
Из-за угла Саграды задувает холодный ветер, луна уже клонится к горизонту. «Я быстренько, – думает мальчик. – Ничего мне не сделается». С соседней улицы доносится звон бьющегося стекла и смех – но в остальном все тихо. Дэнни натягивает на голову капюшон куртки с эмблемой «Мистериума» и торопливо направляется вперед, мимо старого красного фургончика Дарко, грузовичка, где ночует Фрэнки, фургона Розы…
Син-Син сейчас там, у Розы. Спит ли – или, как Дэнни, никак не может заснуть? Только бы открытие, сделанное в парке Гуэля, не расшатало их дружбу! Ведь, по идее, оно должно лишь укрепить ее, правда?
Он почти уже добрался до грузовика с припасами, как внимание его привлекает нечто странное. Высокий детский голос – ровный и спокойный, еле слышный. Такой неразборчивый, что сперва Дэнни думает – ему просто почудилось. Но голос звучит снова, произносит какие-то короткие, обрывочные фразы, повторяя каждую дважды, словно диктует. Несколько секунд Дэнни слышит его вполне отчетливо – такое впечатление, словно маленький ребенок перечисляет непонятные числа:
– Vier… sieben… zwo… acht… acht. Vier sieben zwo acht acht. Neun… zwo… eins… sieben… drei. Neun zwo…[4]
Немецкий? Странное совпадение – ведь последние несколько часов он только и думает что о Берлине! Звук ровный и какой-то плоский, двухмерный: точно из громкоговорителя. Но Дэнни решительно не представляет, откуда этот голос доносится.
Мимо с воем проносится машина «Скорой помощи», а когда вой стихает, уже ничего не слышно – лишь шорох ветра. Если это и была запись, то какая-то странная. Может, урок иностранного языка…
Внезапно за спиной, громко и совсем близко, слышатся шаги. Дэнни подскакивает на месте и разворачивается. Воображение уже подсовывает ему образ Ла Локи, что, шатаясь, идет к нему. Из шеи сзади у нее торчит нож, но она каким-то чудом выжила – и по-прежнему преследует его.
Однако вместо Ла Локи он оказывается лицом к лицу со старшим из братьев-охранников. Тот нависает над ним, обшаривая глазами улицу справа и слева, как человек, привыкший высматривать источник опасности.
– Лучше сиди в фургоне, – шепчет он на ломаном английском. – Я видел какого-то chico…[5] человека… с той стороны от ворот. Стоит там, долго стоит. Я иду с ним поговорить, а он убегает. Быстро-быстро. Высокий, одежда черная. Наверное, просто бродяга, но… Замора говорит, надо осторожней, так что…
Дэнни бросает взгляд в ту сторону, куда тот указывает. Никого. Лишь бьется на ветру пластиковый пакет, подхваченный слабым порывом ветра. По спине мальчика пробегает дрожь.
– А голос ты слышал? Детский?
Охранник качает головой и показывает на проглядывающие сквозь копну кудрявых волос наушники:
– Музыку слушаю. Хорошая.
Отцепив один наушник, он протягивает его Дэнни. Пространство меж ними наполняется тихой пульсацией.
– Пойду-ка назад к Заморе, – говорит Дэнни.
Охранник кивает:
– Bona nit[6]. Не волнуйся. – Он похлопывает по оттопыривающемуся карману и поворачивается осмотреть темное пространство за перилами, по-прежнему придерживая рукой карман. Что там? Пистолет? С одной стороны, это успокаивает, с другой же – подчеркивает, что опасность грозит самая что ни на есть реальная.
Прихватив из грузовика воду, он торопится обратно к фургонам и безопасности, которую они сулят.
Когда он залезает в фургончик с реквизитом, Замора поворачивается в спальном мешке и стонет от боли. Дэнни наклоняется к нему, кладет руку на плечо:
– Все хорошо, майор. Вы спите, глубоко спите. Мирным спокойным сном. Вашей руке лучше… гораздо лучше… вы мирно спите…
Дыхание Заморы на миг останавливается, а затем меняет ритм, становится глубже и ровнее. Плечи чуть заметно расслабляются. «Вот бы меня кто так загипнотизировал, – думает Дэнни. – Тогда и я бы наконец толком отдохнул. А может, даже нашел бы то, что рыщет в глубине памяти. Может, попросить Дарко? Нет… не выйдет. Я ведь буду знать, что он делает, так что не сработает».
Раз уж не спится, поработать, что ли…
Мальчик ощупью находит лежащий у стенки налобный фонарик и направляет свет на третью подсказку. Это короткое послание – последнее, что написал папа в жизни. И само расположение этих строк в записной книжке, и то, как они подчеркнуты и как резко и торопливо написаны, – по всему видно, как это важно.
Уж если исходящая от «Сорока Девяти» угроза смогла дотянуться и до Болстона, и до Гонконга, и сюда, в Барселону, нечего даже сомневаться – в Берлине их ждет все то же самое. Наверняка у тайной организации и там ячейка найдется. Может, они уже ждут меня.
Он яростно отмахивается от этой мысли. Сейчас я не в Берлине, а здесь, и самое важное сейчас – расшифровать дурацкую подсказку. Остальное пусть подождет.
Тот тип с печеньем. Помнишь?
Нет, черт возьми! Это послание не похоже на очередную решетку или какой-то шифр в том же роде. По краям страницы в нескольких местах виднеются темноватые разводы, словно папа что-то стирал. Интересно, что там было? Что-то важное или мелочи?
Дэнни направляет фонарик на оборотную сторону страницы. Луч просвечивает тонкую бумагу насквозь, выхватывает размытые линии. Прочесть по-прежнему ничего невозможно. А что, если Рикар – или какой-нибудь его агент в Интерполе – мог бы помочь? Дэнни снова направляет луч на текст, обшаривая память в поисках любой мелочи, которая может навести на отгадку. Ему даже кажется, что в глубине, ровнехонько за пределами возможного, смутно маячит что-то знакомое. Думай же!
Но на поверхность так ничего и не всплывает. Дэнни смотрит на строчки так долго, что в конце концов слова и цифры начинают расплываться и покачиваться перед глазами…
Внезапно проснувшись, Замора видит над головой квадрат дневного света. В другом конце фургона крепко спит Дэнни. На голове у мальчика ярко горит фонарик, в руке зажаты листки бумаги.
Карлик подходит к нему и наклоняется, вглядываясь в записи.
Вокруг третьей шифровки ничего нового – лишь кольцо неровных, выдающих напряжение и нарастающую досаду вопросительных знаков.
4. Когда лопаются пузыри
Утреннее солнце обшаривает автостоянку рядом с Саграда Фамилией. Прилавки за перилами уже готовы к открытию – навесы трепещут на ветру, а очередь туристов обвивается вокруг главного входа.
Какой-то парень с косичками-дредами держит перед собой миску с мыльной водой и развлекает публику тем, что выдувает огромные пузыри. Поток меняющих форму и цвет сфер, трепеща, плывет в утреннем воздухе. Одна из них, с синеватым отливом, скользит к Дэнни, натыкается на острие перил – и вмиг исчезает.
Син-Син пока не видно. Но в открытой двери своего фургончика сидит, сгорбившись и грея ладони о большую кружку café con leche[7], Дарко. Когда Дэнни с Заморой подходят поближе, он поднимает голову. Утренние лучи безжалостно подчеркивают морщины у него на лбу. Волосы цвета перца с солью растрепаны, рубашка измята больше, чем обычно.
– Доброе утро, – вздыхает он. – Кому-нибудь удалось заснуть?
– Прямо на удивление, – отзывается Замора. – Рука чертовски болела, а потом вдруг перестала.
«По крайней мере, хорошего пса я вчера тоже хоть немножко подкормил», – думает Дэнни, наскоро оглядывая окрестности: нет ли каких признаков, что ночью кто-то все же нашел тело Ла Локи.
– Ни следа, – говорит Дарко, отгадав его мысли. – Я встал в пять и еще раз проверил под краном. И полиция с репортерами вокруг тоже шныряет.
Такое впечатление, будто все, что случилось в парке Гуэля, а потом на кране, обошлось без последствий. Но это же как-то неправильно. Папа всегда говорил – любой наш поступок имеет какое-то значение. Любое действие – точно камешек, брошенный в воду, от которого расходятся круги. Иногда ты просто этого не замечаешь, сынище…
Дэнни прекрасно известно: затишье долгим не бывает.
– Но как она могла исчезнуть?! – стонет он. Почему-то от невозможности найти труп все стало лишь хуже. Зловеще как-то.
Дарко потирает подбородок:
– Понятия не имею. Не прогуляешься со мной пару минут?
– А что такое?
– Хочу убедиться, что мы искали в правильном месте.
Дэнни кивает, радуясь, что Дарко принимает их общую проблему всерьез. Метатель ножей ведет его через лабиринт машин и дальше по гигантской лестнице, к собору. Здесь, на ярком свету, Дэнни кажется, будто его выставили на всеобщее обозрение. Он нервно озирается по сторонам.
– Никогда еще не лишал человека жизни, – говорит Дарко. – Сказать начистоту – неудачный вышел бросок. Я метил ей в руку. Наверное, ветер помешал… Уффф!
– У тебя не было выбора.
Так необычно – видеть Дарко растерянным и подавленным. Дэнни ужасно хочется подбодрить его. Он снова вспоминает вечер неудавшегося трюка с водной камерой и как метатель ножей помогал захлебнувшемуся папе добраться до фургона, где жила их семья.
– Может, и не было, – соглашается Дарко.
Они спускаются на площадку, откуда открывается вид на все здание.
– Как по-твоему, с какого крана она упала?
Дэнни заслоняет глаза рукой, вглядываясь в сияние погожего утра. С моря уже надвигается несколько облачков, но большая часть неба сверкает синевой. Канареечно-желтые краны возвышаются на головокружительной высоте над собором. «Я был там, – ошарашенно думает Дэнни. – И чуть не упал…» При одной только мысли об этом у него подкашиваются колени, но он берет себя в руки и внимательно рассматривает Саграду. А потом решительно указывает:
– Вон с того. Я совершенно уверен.
– Вот и я так же думал, – покачивает головой Дарко. – Чем больше мы знаем, тем, получается, знаем меньше, да? – Он всматривается в глаза Дэнни: – А ты уверен, что в тот вечер и правда видел Джимми?
Дэнни кивает:
– Но не может же он стоять за всем этим?!
Метатель ножей несколько долгих мгновений смотрит Дэнни в глаза, а потом отводит взгляд к небу.
– Он всегда был очень скрытным – и очень себе на уме. Его словно что-то тянуло вниз, сбивало с ног.
Над городом катится большая туча, лиловая снизу, с белыми башнями поверху. Дарко мотает головой, указывая на нее небритым подбородком:
– Знаешь, сколько она весит? Если осадить всю воду, что несет такая вот тучка, получится чуть не биллион килограммов. Даже облака слишком тяжелы, чтобы вечно парить в небесах. В конце концов все падают. Облака, люди. Даже Блондены и Валленды этого мира. А уж народ вроде Джимми…
– Мистер Дэнни! – Замора спешит к ним. – Парни сказали, что ночью они заметили тут какого-то типа, который ошивался вокруг и шпионил. И Труляля говорит, они снова его видели, всего полчаса назад.
Дарко бросает на карлика пронзительный взгляд:
– Каков он собой?
– Высокий. Длинные волосы. Когда они его окликнули, бросился наутек. Есть идеи?
– Ну, во всяком случае, это не Джимми. Он немногим выше тебя, Замора.
Дэнни бросает взгляд за ограду, на очередь туристов перед входом в собор. Некоторые из них с любопытством рассматривают их странную троицу. Дэнни кажется, будто на миг – очень краткий миг – он различает пару глаз, устремленных прямо на него, недвижно и пристально, точно луч прожектора. Но очередь сдвигается чуть вперед – и там, где только что стояла застывшая фигура, уже никого.
Вернувшись к лагерю, он видит, как из фургончика Розы выходит Син-Син. Она улыбается мальчику своей обычной быстрой полуулыбкой, бормочет приветствие, но потом вновь отворачивается.
– Син-Син, ты как? Все в порядке?
– Ага. Немного поговорила с Розой вчера вечером.
– И?
– Да почти ничего. Она явно одно время с ума по этому Джимми сходила. Бог весть почему!
– Я и не знал, что он сох по маме…
– Похоже, мы много чего не знали о маме, а? – резко парирует Син-Син.
Дэнни открывает было рот, но не придумывает, что сказать. Первое его побуждение – заступиться за маму, но очень не хочется вбивать еще один клин между собой и Син-Син. Очень хочется – необходимо прямо! – чтобы она с ним была на одной стороне.
– Вот увидишь, когда мы узнаем, почему…
Син-Син пожимает плечами:
– Слушай, не бери в голову. Мне надо еще найти Дарко. Он просил меня помочь.
– С чем?
– Хочет, чтобы я стала его новой ассистенткой, мишенью.
– Правда?! – Дэнни таращит глаза. – А ты уверена? Я слышал, в прошлом году он порезал Иззи…
– Роза говорит, она просто не может стоять спокойно. Знаешь, я уже большая девочка.
Похоже, его забота ее только раздражает. Син-Син уже поворачивается, чтобы уйти, но Дэнни хватает ее за руку.
– Мы ведь по-прежнему друзья? – торопливо спрашивает он.
– Родная кровь не водица, помнишь? – Син-Син снова улыбается своей чуть вызывающей улыбкой, но на сей раз в голосе у нее больше тепла. – А цирковая кровь и подавно. Смешно: Дарко говорит, я напоминаю ему Лили!
Она высвобождается и поворачивается к фургону. Над головой, накрывая город тенью, плывет темная туча.
Остаток дня Дэнни все время вполглаза посматривает на толпу за ограждением – однако мысли о Берлине снова осаждают его, вытесняя из головы все остальное. Время тянется медленно. Скорей бы уж в путь! Он представляет, как шагает по дорожкам огромного парка Тиргартен под голыми деревьями, видит граффити на развалинах Стены*, снова стоит на кладбище… Каково это – вновь очутиться в тех местах? Попасть на могилу отца и матери? До путешествия – о котором он так давно мечтал и которого так страшился – остается всего несколько часов, и он не хочет ждать ни одной лишней секунды.
Наконец на башни собора спускается вечер, настает время представления. К арене стекается публика.
Вся труппа собирается в крыле собора. Дэнни наблюдает, как циркачи разминаются, натирают ладони мелом, похлопывают друг друга по спине. Эта типичная атмосфера перед спектаклем – столь привычная, столь милая сердцу – на миг помогает ему унять нетерпение.
Однако когда Замора возвращается от врача, все прерывают разминку и, обступив его, по очереди расписываются у него на гипсе.
Карлик подзывает Дэнни:
– Вот ты где, amigo[8]! Я приберег для тебя лучшее местечко.
– А что написать?
– Да что хочешь!
Дэнни пару секунд колеблется, а потом пишет:
Моему другу Заморе – скале, на которой стоит «Мистериум».
Дэнни– Спасибо, amigo, – карлик улыбается и пожимает его плечо. – Я страшно рад, что ты все еще веришь в меня.
На самом деле это не совсем так, но Дэнни кивает:
– Можно ненадолго одолжить твой мобильник?
– Конечно. А зачем?
– Моим-то теперь пользоваться нельзя. Хочу успеть перехватить инспектора Рикара до начала представления.
– Тогда торопись.
Син-Син хватает ручку и рисует на гипсе какие-то четыре китайских иероглифа.
– И что это значит, мисс Син? – интересуется карлик, разглядывая надпись.
– В грубом переводе: «упражнение – путь к совершенству», – объясняет она.
Все смеются. На миг в этом смехе Дэнни чувствует былое цирковое товарищество, объединяющее всю труппу.
За кулисами возбужденно гомонит публика.
– Скоро начинаем? – спрашивает он у Розы.
– Через пять минут. Я приберегла для вас с Заморой лучшие места в зале.
Дэнни отходит в сторонку и торопливо набирает номер Рикара, повторяя про себя все, что должен сказать детективу.
Серия щелчков, треск на проводе, и вот раздаются гудки. А потом включается автоответчик: «Это Джулс Рикар. Пожалуйста, оставьте сообщение, и я вам перезвоню».
Слышать размеренный голос детектива приятно, но ужасно досадно, что не удалось поговорить лично и прямо сейчас. Дэнни оставляет сообщение, стараясь как можно четче излагать факты. Свет в зале уже притушен, публика выжидательно притихла. Мальчик выскальзывает из кулис и садится рядом с Заморой.
– Ну как? – шепчет тот.
– Автоответчик. Я попросил его перезвонить.
Замора вздыхает:
– Carajo![9] Не думал, что когда-нибудь скажу такое, но я буду рад, когда мы наконец отсюда уедем.
– А как же похороны Хавьера?
– Лопе все понимает, – морщится майор. – Бедный Хавьер, бедные его дети…
Но тут начинает играть мощное вступление, вспыхивают прожекторы, и – вопреки всему – Дэнни чувствует, как в сердце его просыпается знакомый трепет. Сейчас, сейчас начнется! Вперед! Вперед, «Мистериум»!
В клубах дыма над сценой проносятся клоуны и воздушные гимнастки, и Дэнни весь обращается в зрение – наслаждаясь не только самим представлением, но и знанием, как оно делается. Одетый во все черное, Фрэнки готов уравновешивать Марию во время сольного номера. Прожектор выхватывает воздушную гимнастку, но безупречно выверенная работа механизма, возносящего ее под купол, завораживает ничуть не меньше. Дэнни сидит на самом краешке сиденья, сердце выпрыгивает из груди. Хотя он тысячи раз уже видел все это – но волшебство никуда не делось.
На лице его появляется улыбка – да так и остается.
Однако в конце первого отделения сквозь толпу к ним проталкивается Дарко. Лицо его темнее тучи:
– Мы только что снова видели того типа. Внутри лагеря, рядом с моим фургоном. У меня пропал бумажник – а там ведь, черт возьми, был мой паспорт!
Чары, навеянные представлением, спадают в мгновение ока.
Дэнни вскакивает на ноги:
– Майор, зови наших!
– Я с вами, – рычит Замора.
Они спешат прочь от арены. Братья Труляля и Траляля уже ждут на южных ступенях собора, вглядываясь в темноту чернильно-черных теней.
– Он был вон там, рядом с большим грузовиком, – говорит Труляля. – Но потом я упустил его из виду.
– А точно это тот же самый? – спрашивает Дарко. – Тот, высокий?
Охранник кивает:
– Выше вас. Тощий.
Слева, в темном пространстве между стеной собора и фургоном Розы, внезапно заметно какое-то движение. Кто-то пробирается под прикрытием тени. Однако на секунду в свете фонаря мелькает бледное лицо.
Дэнни первым замечает его – и прореагировать успевает первым. Бросается вниз по лестнице, перепрыгивая через три ступени за раз, отталкивается ногой от низкой стенки и, сделав сальто, перелетает через гудящий электрогенератор «Мистериума». Сегодняшнее представление вдохнуло в него силы и новую веру в себя. И вот теперь, испытывая прилив адреналина, он мчится прямиком в тень, где мелькнул незнакомец.
Слишком поздно – тот уже исчез. Но торопливый топот удаляющихся в ночи шагов еще слышен. Дэнни припускает следом, заворачивает за угол собора – и оказывается в тупике. Незнакомец попался, бежать некуда. Высокая угловатая фигура на миг замирает, растерянно озираясь по сторонам. Ограда с длинными заостренными прутьями упирается прямо в стену здания. Попался! Дэнни ликует. Единственный выход из тупика – прямо на него. А вдруг он развернется и нападет? Наверное, лучше подождать Дарко и остальных.
Однако незнакомец – длинные черные волосы которого колышутся при каждом движении – уже придумал другой план. Ухватившись за прутья, он в два счета карабкается на самый верх трехметровой ограды. В движениях его больше решительности, чем настоящего умения. Вот он перебрасывает тело через острия прутьев – и бесформенной грудой рук и ног падает вниз, на землю. Приземляется он неудачно – спотыкается, ударяется ладонями о камни мостовой.
Дэнни уже лезет следом, стараясь получше разглядеть беглеца. Однако тот уже снова на ногах и, не оборачиваясь, стрелой летит прочь, лавируя в потоке мопедов и машин под бешеный аккомпанемент гудков. В считаные секунды он скрывается в густой тени парка по другую сторону дороги.
Карабкаться на ограду труднее, чем кажется со стороны. Дэнни несколько раз оскальзывается. К тому времени, как он добирается до верха и соображает, как перебраться через острия, беглеца уже и след простыл. Хорошо еще, пики оказываются и вполовину не такими острыми, как выглядят снизу. Может, незнакомец знал это заранее и планировал отступать именно этим путем? Дэнни осторожно перелезает на другую сторону, спрыгивает на землю и, дождавшись просвета среди машин, перебегает дорогу.
Перейдя с бега на быстрый шаг, он идет мимо запертых ларьков и припаркованных мотоциклов и автомобилей.
– Дэнни, подожди! – кричит Дарко с ограды. – Я с тобой!
Но времени ждать нет. «Если я не поспешу, тот тип скроется», – думает Дэнни. Прибавив шагу, он влетает в тишину под сенью раскидистых деревьев.
Со всех сторон – завеса густой листвы. Тут несложно спрятаться, зато трудно передвигаться беззвучно. Остановившись, Дэнни несколько мгновений напряженно вслушивается, но ничего не слышит. Чуть дальше по тропинке, завернувшись в старые одеяла и куски картона и закрыв лица газетами, устроились на ночлег на скамейках парка бездомные.
Дэнни рысцой бежит вперед, вертя головой то вправо, то влево и навострив уши. Тот незнакомец, скорее всего, уже на другом конце парка, но никогда ведь не знаешь наверняка. Впереди на одной из скамеек жмутся друг к другу сразу несколько нищих оборванцев в лохмотьях. Втягивая головы в плечи, они ищут веселья в бутылке, которую передают по кругу. Дэнни ускоряет шаги, но один из них приветствует его широкой улыбкой. В темноте сверкают белые зубы.
– Bona tarda, Señor![10] – кричит он и многозначительно показывает назад, на скамейку, мимо которой Дэнни уже прошел. Там, под грудой газет и картонок, лежит человек – с виду в полной отключке.
– El hombre esta ahi![11]
Для вящей выразительности белозубый оборванец тыкает в ту сторону пальцем. Дэнни останавливается, поворачивается, делает несколько шагов назад – и в тот же миг фигура на скамейке сбрасывает с лица газету и вскакивает на ноги.
Тот самый темноволосый незнакомец! Он несколько мгновений смотрит на Дэнни, по всей видимости колеблясь, напасть или броситься наутек, но затем видит летящего к ним на всех парах Дарко и, развернувшись, скрывается в зарослях.
– За ним! – кричит метатель ножей.
Дэнни бросается в погоню. Ветки и сучья хлещут его по лицу, подошвы кроссовок гулко стучат о твердую землю. Дарко проламывается сквозь кусты чуть справа. Постепенно они нагоняют беглеца – его угловатая фигура, прорезающая заросли точно нож, мелькает все ближе.
Однако через миг он вырывается из подлеска на волю. В просветы между ветвями Дэнни видит, как он выбегает в невысокую калитку и мчится к припаркованному мопеду. Рывком сорвав его с места, он на бегу заводит мотор. К тому моменту, как Дэнни, в свою очередь, выбирается из зарослей, над улицей разносится громкий рокот, и фигура в черном костюме лавирует на мопеде среди медлительных желтых такси, обгоняя общий поток движения.
– Можешь разобрать номер? – кричит Дарко.
Но света мало, а мопед стремительно мчится прочь. Дэнни удается разглядеть только букву «М» и цифры 3 и 5. Мотоциклист заворачивает направо, пересекает улицу на красный свет и, едва разминувшись с автобусом, исчезает из виду.
По другую сторону улицы из глубин Саграды уже доносится музыкальное вступление ко второму отделению. Рокот барабанов перекрывает уличный гул.
Дэнни глядит на метателя ножей:
– Мы еще не в безопасности, да?
Дарко глубоко вздыхает:
– И близко такого нет. Слава богу, завтра уезжаем. Мне пора на сцену – а после спектакля я заявлю в полицию о краже. Черт возьми!
Однако оставшаяся часть представления проходит без приключений.
Напротив, несмотря на все помехи и проблемы, отвлекающие труппу, это настоящий триумф – зрители аплодируют стоя, вопят от восторга, топают и три раза вызывают артистов на бис.
Когда Роза наконец выходит из-под света прожекторов, вид у нее такой, словно она обрела утраченную веру в себя. В руке у нее зажат обруч, татуировки сверкают, дыхание чуть сбилось. Она крепко обнимает Дэнни.
– Вот видишь! – сияет она. – Мы не растеряли куража, bello!
Дождавшись, пока она выпустит его, Дэнни вываливает новости о взломщике.
Роза не в силах сдержать стон:
– Mamma mia![12] Ну неужели ни одно представление не может обойтись без проблем и происшествий?! О большем я даже и не прошу!
– Я бы предложил сегодня и уехать, – встревает Замора. – Сняться с места как можно раньше.
К ним присоединяется Син-Син. Лицо у нее еще восторженно сияет после представления.
Роза кивает карлику:
– Почему бы и нет? Покинем город – и оставим все беды за спиной. К середине утра будем уже в Науди.
– В Науди? – Дэнни сбивается с шага и оступается. – Науди. А я думал, мы теперь в Берлин.
– Сперва надо забрать большой шатер, – отвечает Роза. – И еще кое-какое оборудование. Это ж по пути. Нам потребуется пара деньков на переоснастку.
– А что это вообще за Науди? – спрашивает Син-Син.
– Зимние квартиры, – объясняет Роза. – Большое поместье во Франции, в провинции. Оно принадлежит семье Иззи и Беа. Мы там всегда репетируем, прямо в амбаре… Там потрясающе, правда, Дэнни?
Дэнни кивает. По крайней мере, раньше там было потрясающе, думает он. Но теперь ему хочется скорее в дорогу – добраться до Берлина. Даже думать о задержке досадно.
– Тогда почему у всех такой озабоченный вид? – не понимает Син-Син. – Дэнни? Я что-то пропустила?
– Похоже, мы еще не выбрались из переделки.
– Ну конечно нет, дурачок, – улыбается она. На этот раз улыбка исчезает не так быстро – похоже, представление чуточку ослабило ее скованность. – Но все будет хорошо.
– Откуда ты знаешь?
– Удача на нашей стороне – смотри, что я нашла!
Она запускает руку под длинные черные волосы и вытаскивает что-то висящее у нее на шее. На свету поблескивают папины отмычки на шнурке.
– Я просто опустила голову – и вот они!
Находка поднимает настроение Дэнни. Мальчик помогает закатывать контейнеры в грузовик. Может, тот беглец – самый обычный воришка, только и всего? Может, он не имеет никакого отношения к делу? Просто понял, что все в соборе, а в фургонах никого не осталось, причем фургоны не заперты. Во всяком случае, у Дэнни красть, считай, нечего…
Но как же свидетельство о рождении Син-Син? И папина книга, и последнее послание? Дэнни торопливо роется в рюкзаке. Слава богу, все на месте!
С арены возвращаются клоуны, волоча за собой сетку безопасности. Бьорн на ходу улыбается мальчику:
– Как будто ты снова в труппе, да, Дэнни? Можно убрать парня из цирка, но не уберешь цирк из парня. Верно?
– Быстрее, котики! – кричит Роза. – Дэнни, не стой столбом! Складывай свое барахло.
– Прости, Роза, – бормочет он, на миг забывая, что это ему впору на нее сердиться, а не наоборот, и торопливо скатывает спальный мешок.
Всунутая внутрь мешка сложенная записка, никем не замеченная, падает на пол точно умирающая бабочка, да так и остается лежать под ногами вместе с заключенной в ней угрозой.
5. Когда увяз с головой
Полтора часа спустя цирковой караван выезжает из города и выливается на пустынное шоссе под яркими звездами Каталонии. Дэнни испускает протяжный вздох облегчения. Снова в пути!
Позади остались Саграда, и огни Тибидабо на холмах над городом, и запертый безмолвный парк Гуэля. Впереди на фоне ночного неба вырисовываются неровные хребты Пиренеев. А где-то там, за темным горизонтом, ждет Берлин.
Мальчик сидит в высокой кабине грузовика. Рядом дремлет Син-Син, голова у нее качается, задевая плечо Дэнни. Роза стискивает руль и нажимает педали, глядя в ночь прямо перед собой.
– Славно снова пуститься в путь, а, bello? – спрашивает она, перекрикивая рев мотора. – Через несколько дней на одном месте я аж вся дергаться начинаю. – Она улыбается. – Мы, Вегасы, всегда были бродягами.
И хотя Дэнни все еще дуется на нее, он знает: она права.
Пускай он все время держался начеку, высматривая, не возникнет ли новых проблем, пускай ему отчаянно не терпелось двинуться в путь, но последние час-полтора почти – почти! – доставляли ему наслаждение. Последние проверки – весь ли реквизит уложен? – рокот прогревающихся моторов, радостное волнение, какое испытываешь, когда двигаешься к новой цели, увозя с собой весь свой мир…
И пока они тихо движутся по Барселоне, ему нетрудно вспомнить себя самого до трагедии – как он ехал во главе каравана и, поглядывая в зеркало, видел вереницу машин: мурлычущий красный фургончик Дарко, грузовик с клоунами, в прицепе к которому едет генератор, мини-автобус, и дальше машины и фургоны с остальными членами труппы. Сегодня вечером, когда труппа покидает город и отражение процессии скользит в витринах магазинов, Дэнни мельком различает на темных стеклах отсветы мерцающего слова «Мистериум». На миг его охватывает восторг – проблеск надежды меж мрачных мыслей.
Снова знакомое и дивное, совершенно особое чувство дорожного братства! «Да, здесь мой дом, – думает он. – Я ощущал это, когда мы смеялись с Заморой и когда смотрел представление. И уж совершенно точно – сейчас. С «Мистериумом» ли, с другой ли труппой – но вот что я знаю и люблю. Вот жизнь, к которой я стремлюсь…»
Дэнни чувствует: решение принято. Приятное, правильное сознание. Оно словно бы вдыхает в него новые силы. Но следом, затуманивая мысли, убивая радость, идет приливная волна горя.
Ведь в караване недостает одного самого важного элемента: фургончика их семьи – мама за рулем, а папа делает какие-то пометки, вносит изменения в программу. Казалось, в такие минуты они жили наиболее полной жизнью – глаза устремлены к горизонту, на лицах предвкушение нового города, нового дня.
Дэнни прислоняется лбом к тряскому стеклу, глядя, как на окнах и витринах домов вспыхивает и тут же исчезает отражение проезжающего каравана.
– Поспи, bello! – окликает его Роза, отпивая кофе из термокружки.
Он качает головой. Мысли о конечной цели их путешествия снова прожгли себе путь наружу.
– А что будет в Берлине?
– Ты это о чем?
– Мы остановимся… в том же месте?
Роза вздыхает:
– Почти. Рядом с «Типи», кабаре в парке. Помнишь, мы поднимались к монументу под снегом? За день до… – она осекается и прищелкивает языком. – Послушай, Дэнни, ты уверен, что готов к этому… а то еще не поздно…
– Все хорошо, – отрывисто говорит он. – Я хочу сходить на кладбище. На могилы.
– Ну конечно, bello. Мы все непременно сходим, как только время выкроим.
– Я хочу пойти сразу, как мы приедем.
– Как только сможем, Дэнни. Сам знаешь, сколько всего еще надо сделать. – Роза качает головой, сбрасывая напряжение с шеи и плеч. – Не возражаешь, если я музыку включу? – Не дожидаясь ответа, она всовывает в прорезь кассету. Из дребезжащего усилителя доносится гитарный бой. – Старое доброе техно ни с чем не сравнишь! Мы это всегда слушали по дороге в Науди! – поясняет она и сильнее давит на педаль газа. – Хорошие были времена, а?
Да уж. И правда, хорошие! Несмотря на жгучее желание поскорее попасть в Берлин, в мальчике пробуждаются и воспоминания о Науди: дорога на холм, деревья вокруг, словно поднимаешься на подводной лодке из зеленого моря – и вот ты уже над обрывом, среди каштановых рощ. Едешь вверх по оканчивающейся тупиком дороге, потом по маленькому ответвлению, а там рукой подать – и «дома».
Старинный особняк видывал лучшие дни: растрескавшиеся ставни висели на одной петле, а в дожди и грозы приходилось расставлять повсюду ведра – потому что потолок течет. Летом там просто распахивались все окна и двери, так что внутри и снаружи температура получалась одна и та же. Мама натягивала на лугу за домом канат и каждый день подолгу тренировалась над колышащимися высокими травами и цветами. Над головой у нее синими вспышками носились ласточки, а папа гордо любовался ею и говорил – она сама как ласточка…
– Эй! Ву! Ты меня слушаешь?
Оказывается, Син-Син уже проснулась и теперь долбит Дэнни под ребра.
– Прости.
– Я спросила – как по-твоему, из меня выйдет ассистентка метателя ножей?
Дэнни изумленно смотрит на девочку. Но ему даже приятно услышать, что ей нужна его поддержка.
– Син-Син, у тебя же стальные нервы. Как у Берд Миллман*.
– Спорим, я буду трястись как желе. Да и вообще у меня другие кумиры – Мария Спелтерини*, Пети*…
– Видела бы ты маму, – не подумав, ляпает Дэнни.
Син-Син мрачнеет.
– О да. Я бы не отказалась, – шипит она. – Да вот не сложилось. И хватит об этом.
Дэнни морщится и уже собирается ответить, но Син-Син поворачивается к Розе и громко интересуется:
– Нам еще долго ехать, босс?
– Много часов. Как там все, Дэнни? Никто не отстал?
Проклиная себя за промашку, мальчик смотрит в зеркало заднего вида и пересчитывает фары растянувшегося по пустому шоссе каравана. Сразу за их фургоном видно лицо сосредоточившегося на дороге Дарко. Рядом с ним сидит Мария. Потом – мини-автобус с клоунами. И старая машина Билли.
– Ага, все тут.
Замыкает колонну грузовик Фрэнки. За ним уходит назад темное шоссе. Дэнни уже собирается снова повернуться к Розе, как вдруг видит, что вдали появился и стремительно нагоняет караван яркий огонек – свет фары. Однако вместо того чтобы обогнать колонну, неизвестный пристраивается ей в хвост, прямо за Фрэнки. Дэнни с минуту рассеянно наблюдает за происходящим, гадая, чего это мотоциклист никак не идет на обгон. А ведь нас, наконец соображает он, снова преследуют! Не может же это быть тот самый сегодняшний тип с мопедом?
Вряд ли, конечно, но мальчик все равно продолжает всматриваться в отражение, силясь разглядеть сгорбившуюся за ярким лучом фары фигуру. Внезапно мопед прибавляет газу, луч фары трясется и пляшет, когда он вылетает на пунктирную полосу. Взревев точно на гонках, мопед проносится мимо колонны. Мотоциклист сидит, низко пригнувшись к рулю, глядя прямо перед собой. Даже головы в сторону фургонов не поворачивает.
Дэнни инстинктивно бросает взгляд на табличку с номерным знаком. Немецкий. В WS 2912. «Канун моего дня рождения, – отмечает он, – двадцать девятое декабря. Итак, запомним, просто на всякий случай. Ни «М», ни пятерки, ни тройки». Мальчик откидывается на спинку сиденья. «Не все окружающие явились по твою душу, дурачок, – шепчет он сам себе. – Хотя иной раз и кажется, что все. Но надо мыслить рационально».
Отсвет задней фары быстро теряется в темноте впереди.
– Поспите, ребятки, – советует Роза, сама зевая, и прибавляет громкость на одно деление. Громкоговоритель трещит еще сильнее, чем прежде.
Рано утром они останавливаются на заправке рядом с французско-испанской границей. Похоже, впереди собирается гроза, все серое, и воздух неожиданно прохладен. На Западе, в Пиренеях, еще белеет на вершинах гор яркий снег.
Дэнни выскакивает из кабины и настороженно осматривает парковку. С тех пор как он сдуру ляпнул «видела бы ты маму», на душе у него снова кошки скребут, так что он рад открытому пространству и свежему воздуху.
От грузовика с декорациями, шаркая, приближается Замора:
– Все в порядке, мистер Дэнни?
– По-моему, я рассердил Син-Син.
– Тогда уж постарайся исправиться. Знаешь, она же вчера весь день твои отмычки искала. Хочешь перекусить?
Дэнни качает головой:
– Не, спасибо.
Он поворачивается посмотреть, не нужно ли чего Син-Син, но она все так же сидит в кабине, глядя вперед, на клубящиеся тучи.
Дэнни смотрит, как остальные их спутники прогуливаются по парковке, а потом залезает обратно в кабину, с лязгом захлопнув за собой дверь:
– Спасибо, что нашла отмычки!
Она кивает.
– А еще говорят про иголку в стоге сена! Прости! Я не хотел тебя огорчать.
– Да нет, – тихонько отзывается Син-Син. – Это ты прости, что я сорвалась. Боюсь, я довольно сильно нервничаю… – Она громко и тяжело вздыхает, а потом закрывает лицо руками. Голос у нее звучит сдавленно: – На самом деле я пытаюсь сказать, что ужасно ревную. Почему ты жил с родителями, знал их – пусть даже недолгий срок, – а я своих даже не встречала ни разу?
– Наверняка мама вовсе не хотела…
– Это просто нечестно! Ужасно нечестно! – для пущей выразительности она ударяет кулаком по приборной доске, но потом поднимает голову, силясь сдержать вскипающие эмоции. – Мне надо хотя б узнать почему. Хотя бы это! Когда мы нашли свидетельство, сперва я испытала облегчение – радость, что у меня есть сводный брат, семья! Но теперь в голове такая неразбериха!
Дэнни кивает.
Наступает молчание. Неловкая пауза, нарушаемая лишь металлическим пощелкиванием остывающего мотора. Дэнни хочется сказать хоть что-то, но он не находит слов, чтобы перекинуть мост через разделившую их пропасть.
Снаружи раздается звук торопливых шагов, и, подняв глаза, Дэнни видит, как через стоянку мчится Замора. В здоровой руке он держит мобильник и размахивает им в воздухе:
– Мистер Дэнни! Рикар звонит!
Подскочив, мальчик выхватывает телефон:
– Алло? Месье Рикар?
Когда в трубке раздается голос агента Интерпола, звучит он более отрывисто и торопливо, чем запомнилось Дэнни:
– Дэнни, я так рад, что застал тебя.
С чего начать? Слова вырываются бессвязным потоком:
– Месье Рикар, в Барселоне была наемная убийца. Она пыталась со мной расправиться, но… но со мной все в порядке.
– Я кое-что об этом слышал от моих контактов в Испании, – отвечает Рикар. – Но меня сейчас больше тревожит, что с тобой будет дальше. Наш человек снабжает нас достоверной информацией о планах «Сорока Девяти». Хотя, увы, картинка неполная. Каждая часть организации – лишь фрагмент общего целого, так что цельного образа ни у кого нет. Если, конечно, не учитывать Центр.
– Но зачем ему убивать меня?! – выпаливает Дэнни, злясь на себя, что голос его звучит так слабо, так испуганно. А поди тут поговори другим голосом: этот вопрос бился у него в голове с тех пор, как Хавьер разоткровенничался с ними на Монжуике.
– Я еще сам не уверен, Дэнни. Но похоже, у тебя есть что-то, что ему позарез нужно. А… – Агент Интерпола на миг замялся. – А нам приходится действовать крайне осторожно, потому что, весьма вероятно, в дело вовлечены и другие стороны. Не только Интерпол…
Дэнни смотрит на далекие горы:
– Что вы имеете в виду? Это как-то связано с папой, да?
– Гарри был, как мы говорим, под «глубоким прикрытием». Мы не знали, над чем он сейчас работает, подолгу, года по полтора, Дэнни. Он как раз собирался встретиться со мной – сказал, у него что-то очень-очень важное, – а потом погиб при пожаре, вместе с твоей мамой. Как ни печально, похоже, кто-то отслеживал наши переговоры…
На линии начинается треск, потом мертвая тишина, но потом голос Рикара прорезается снова:
– Дэнни, я сейчас сажусь на самолет, лечу в Рим. Но мы почти уверены, что «Сорок Девять» планируют какое-то крупное преступление – и скорее всего, в Германии. Мы вычислили глав нескольких отделений, и все они сейчас направляются именно туда. Очень может быть, прямо в Берлин. Я тоже туда прилечу через три дня.
Возможно, это просто совпадение. А может, «Сорок Девять» по-прежнему на шаг впереди них? Дэнни внезапно становится тяжело дышать.
– Месье Рикар, а как Лора? С ней все в порядке?
На линии опять тишина – добрых секунд десять. А затем голос Рикара раздается снова, но прерывисто:
– …Судья… с ней все… неплохие шансы… сейчас главное – это чтобы… алло?.. туннель… Дэнни, ты меня слы…
И снова мертвая тишина. Дэнни пытается перезвонить, но попадает на механический голос автоответчика.
Син-Син высовывается в окно:
– Ну что там?
– Сейчас расскажу. Пить очень хочется. Тебе что-нибудь принести?
– Нет, спасибо. Братик. – Последнее слово она произносит почти вопросительно, изобразив пальцами кавычки. Брови у нее снова изгибаются. Не очень-то уверенное у нее выражение лица, но Дэнни нравится, как прозвучали эти слова. Интересно, когда он снова рискнет назвать ее сестренкой? И рискнет ли?
Размышляя об этом и о том, что рассказал Рикар, Дэнни берет в магазинчике оранжад и встает в очередь к кассе.
Сонный кассир возится с заклинившей кассовой лентой и тихонько ругается себе под нос по-французски. На парковке постепенно подтягиваются обратно к машинам члены труппы. Яркие буквы надписи «Мистериум» сверкают во мраке, Фрэнки проверяет крепления на пристегнутых к грузовику с декорациями подмостках. На стоянке появляются и другие автомобили. Вылезающие из них люди с любопытством поглядывают на передвижной цирк. Как часто после спектаклей Дэнни слышал реплики вроде: «Ух ты, прямо самому захотелось выкрасить волосы, наделать татуировок и сбежать с вами!..» Это лишь подкрепляет решение, принятое им недавно на шоссе. «Циркач до самой смерти», – думает он.
Но тут его внимание привлекает кое-что другое. Сбоку в окне виднеется ряд припаркованных мотоциклов. И на одном из них сидит какая-то подозрительно знакомая фигура.
Мотоциклист повернулся к Дэнни спиной, но в памяти тотчас же всплывает ночной гость, за которым они гнались в сумеречном парке возле Саграды. Та же чуть угловатая фигура, легкая сутулость, темные волосы – и хотя на коленях у него развернута карта, но похоже, он исподтишка следит за цирковым караваном. Неужели и впрямь тот же самый? «Мотоцикл я вчера разглядеть не успел, – думает Дэнни. – Во всяком случае, у этого номер немецкий. B WS 2912. Странно – тот же самый, что просвистел мимо каравана ночью. Он же должен был обогнать нас на несколько часов».
А мотоциклист и впрямь похож на того типа. Дэнни встает так, чтобы получше разглядеть его. По площади перед магазинчиком скользят первые лучи солнца. Мотоциклист рывком нахлобучивает черный шлем, оглядывается через плечо. Глаз не видно из-под массивных старомодных мотоциклетных очков. Ударом ноги заведя мотор, он едет вперед, выставив ботинки в стороны, лавируя между служебными строениями. Он движется к каравану.
Дэнни выскакивает из магазина через разъезжающуюся дверь, бежит через площадь. Притормозив шагах в тридцати от грузовика с реквизитом, мотоциклист роется в багажнике. Или просто делает вид? Бледные лучи рассвета придают всему происходящему налет нереальности. Но вот мотоциклист выпрямляется и, внезапно прибавив газу, несется в реве мотора прочь со стоянки на бешеной скорости.
Левое плечо Дэнни стискивает тяжелая рука:
– Jeune homme! Vous n’avez pas payé pour ça![13]
Дэнни растерянно смотрит на банку с оранжадом в руке – он напрочь забыл о ней, – а потом снова поднимает голову и успевает увидеть, как мотоциклист исчезает за ярким красным рекламным щитом автозаправки.
6. Когда некоторые вещи остаются прежними
Километр за километром уносятся прочь, тучи над головой все темнее и темнее. По лобовому стеклу стучит холодный дождь. Дворники оживают, мечутся по окну, оставляя за собой неровные подтеки.
– Mamma mia, – ворчит Роза. – Похоже, впереди нас ждет та еще погодка. А еще ведь даже не декабрь!
Она, прищуриваясь, всматривается вперед со стойкостью, выработавшейся за многие годы кочевой жизни. Караван движется по долгим подъемам и спускам Южной Франции. Названия на дорожных указателях знакомы Дэнни по предыдущим гастролям: Периньян, Тулуза, Монтабан. Последний час Дэнни бдительно высматривает подозрительного мотоциклиста – но того и след пропал. «Может, я ошибаюсь, – думает мальчик. – Но если это и впрямь был тот самый тип, значит, он не просто вор. Скорее всего, шпион «Сорока Девяти».
Постепенно, не видя больше мотоциклиста, он сдается и вытаскивает из рюкзака томик Пруста. Хоть время с толком проведет.
Почему эта книга оказалась в тайнике в парке Гуэля? Дэнни листает страницы. Может, там найдутся какие-нибудь подчеркивания, выделенные слова или строки? Или в книжку что-нибудь вложено? Но через тридцать минут поисков приходится признать – нет, ничего. Может, папа просто хотел, чтобы когда-нибудь и Дэнни прочитал эту книгу? Не слишком ли эксцентрично – даже для него? «Он любил учить людей, – рассказывала Лора. – Даже когда они не очень-то хотели учиться».
Мальчик пытается одолеть хотя бы первые страницы, но повествование такое запутанное и вязкое, а книга так трясется в руках, что он откладывает ее в сторону и думает о Лоре. В горячке последних барселонских дней он почти и не вспоминал о ней. Ничего, она справится, он уверен. Она и не такое видала. Да и обвинения просто нелепы – скорее всего, состряпаны продажными чиновниками на службе у «Сорока Девяти». Судья над ними только посмеется, да и все. Но когда дойдет до суда? Как долго еще она будет выведена из игры? А что, если – вдруг! – обвинения с нее не снимут и она попадет в тюрьму? Станет ли тогда его опекуном Замора? Отправят ли его обратно в школу?
Син-Син машет рукой у него перед лицом:
– Дэнни? Кто-нибудь дома?
– Ага. Просто я думал о Лоре.
– С ней все будет хорошо. Хочешь поиграть в карты?
Дэнни не хочет – он бы предпочел следить за дорогой или разгадывать шифровку. Но он рад, что Син-Син снова к нему обратилась.
– Давай.
Девочка вытаскивает колоду и начинает тасовать карты:
– Чур не жульничать, хорошо?
– Я б и не стал – с сестрой-то, – отзывается он.
Син-Син колеблется – в уголках ее губ подрагивает улыбка – и начинает сдавать.
Когда они проезжают Фюмель и поднимаются из долины к Науди, уже снова смеркается. Мотор грузовичка пыхтит от натуги на крутом склоне. Скрежещут передачи. За окном мелькают знакомые приметы: церковь, лесопилка, кафе с выцветшим стареньким пологом. Все меняется – и все остается неизменным. Люди приходят и уходят – но навес над кафе все тот же.
Снаружи сгущается тьма. Птицы ищут ночлег. В каждой тени мальчику мерещится засада. При виде охотника, возвращающегося к старенькому «Пежо» с винтовкой на плече, сердце Дэнни ускоряет бег.
Одолев три последних крутых поворота, караван оказывается на гребне холма, высоко над долиной. От весеннего буйства трав не осталось и следа, скошенная стерня кажется в зимних сумерках почти белой. Раньше Дэнни представлял Науди летом, а теперь вспоминает, как тут зимой. Сырость, сквозняки, никакого центрального отопления. Наледь на окнах спальни, мышиное гнездо в шкафу. Все жмутся перед камином в старом бальном зале. Повсюду горят свечи, разгоняя темноту, а дом кажется одновременно и таинственным, и жутковатым…
Низкие тучи размывают линию горизонта. Караван трясется по проселочной дороге мимо призрачных домиков, что летом сдаются внаем, въезжает в каменные ворота на поросшую травой аллею.
Написанный от руки указатель возвещает: «Bienvenue au Chateau Mysterium» – «Добро пожаловать в шато «Мистериум». Белые буквы на темно-синем фоне выцвели, краска пооблупилась. Син-Син рассматривает вырисовывающееся в темноте неприветливое здание в два с половиной этажа. Часть окон закрыты ставнями, другие зияют на фоне стен темными провалами.
– Ну и домик, чокнуться можно, – морщится девочка.
Роза тоже хмурится, показывая на верхний ряд окон. Самое последнее в дальнем конце здания тускло светится.
– Кто-то забыл свет потушить! – стонет Роза. – Никому и дела нет до чертовых счетов, кроме меня.
– Вы кого-то ждете? – спрашивает Син-Син.
– Да нет, – отвечает Роза. – Тут только мы.
– Может, домоправительница? – предполагает Дэнни, а набат внутри уже бьет тревогу. Мальчик торопливо обводит взглядом остальную часть здания, глубокие тени на углу. Может, «Сорок Девять» знают об их приезде? Может, тот мотоциклист и в самом деле был вчерашним типом из парка, а теперь затаился где-то здесь? Рисковать нельзя. Возможно, по нынешним временам даже в Науди небезопасно.
– Сомневаюсь, Дэнни, что это мадам Дюбуа. Она еще прижимистее меня.
Син-Син кладет ладонь на руку Дэнни. Вот точно таким жестом она привлекала его внимание перед дракой с триадами на холме над Гонконгом. Жестом, говорящим – готовься к неприятностям.
– Не важно, кто там его оставил, этот свет. Кто-то только что его выключил.
7. Когда древности опасны
Перед темным домом наскоро проходит военный совет.
– Никто из вашей семьи сюда не собирался? – спрашивает Дэнни у Беа.
– Non. Тут с самой весны никого не было.
– Сейчас достану ключ. – Иззи шарит вокруг старого цветочного горшка, полускрытого ставнем одного из окон первого этажа. А потом оборачивается на остальных: – Merde[14]. Нету. Кто-то, наверное, нашел и отпер дом.
Син-Син все так же пристально смотрит на окно, за которым только что горел свет.
– По-моему, там было какое-то шевеление. Что это за комната?
– Да просто одна из спален – мы этим крылом почти и не пользовались, – отвечает Роза.
Замора трясет ручку двери:
– Заперто. Дэнни, справишься?
– Не-а. Эти старые замки слишком глубокие – отмычка не достанет.
– Тогда пойдем через черный ход, – решает Дарко. – У кухонной двери все та же уникальная охранная система?
– Это как? – спрашивает Син-Син. Белки ее глаз сверкают во мраке. Послушать Дарко – поневоле подумаешь, что кухонная дверь запирается на какую-нибудь особо хитроумную систему замков – с таймером, например.
– Мы ее подпирали доской изнутри, – поясняет Дэнни.
– Типичный «Мистериум», – добавляет Роза. – Все напоказ!
Оставив Бьорна с Фрэнки охранять подъезд к дому, они обходят здание с другой стороны. Герцог старательно обнюхивает землю, словно выискивая чей-то след.
– Да, небось снова эти гадкие белки, – смеется Дарко. Но пес бежит вперед, огибает угол дома и вместо того, чтобы броситься за белками в лес, решительно взлетает по трем каменным ступенькам, ведущим к двери черного хода.
– Позвольте мне, – предлагает Джои, пробираясь вперед. – Я в этом понимаю.
Он хватает ручку и начинает ритмично и быстро расшатывать дверь.
– Постарайся потише, – шипит сзади Дарко.
– Да уж как могу, – кряхтит Джои.
Дверь так и гремит. Внезапно она поддается, и он, потеряв равновесие, летит вперед. Доска с громким стуком падает на каменные плитки пола.
– Теперь-то они точно знают, что мы здесь, – стонет Роза. – Можно уже и не прятаться. Тогда пойдемте скорей! Разделимся по двое, по трое – а ты, Джои, сторожи у двери.
– И ради бога, осторожнее, – добавляет Замора. – Ну пойдемте, вы двое со мной. Проверим бальный зал и столовую. Это по черной лестнице.
За кухней уходит в темноту длинный коридор. Замора щелкает выключателем – и цепочка пыльных светильников озаряет желтые стены, по которым развешаны рамки с цирковыми афишами и фотографиями знаменитостей. Глаза Дэнни на миг останавливаются на фотографии отца, такой же, какую он хранил у себя в школе: старое изображение в стиле ретро, с горящим канатом. За стеклом время словно застыло, ничего не изменилось. Кроме одного – теперь он, Дэнни, исполнил этот трюк! По крайней мере, вариацию этого трюка. На секунду мальчик встречается взглядом с отцом. «Поговори со мной! – мысленно умоляет он. – Скажи мне, что там за последняя подсказка!»
Остальные уже рассыпались по дому. Из всех концов доносятся перекликающиеся голоса.
– Идем! Я к драке готова! – зовет Син-Син, уже подняв руки в боевую позицию.
– Будем надеяться, до драки все же не дойдет, – говорит Замора. – Идемте в зал.
В дальнем конце коридора находится просторная комната с высоким потолком. Один за другим светильники на стене вспыхивают, заливая светом остатки былой роскоши: помутневшие от времени зеркала, облепившуюся побелку, старинные семейные портреты. В углу грудой свалено всевозможное оборудование – трапеции, подкидные доски, маты, одноколесные велосипеды, контейнеры для перевозки. Из полуоткрытого гардероба на деревянный пол вывалены костюмы.
– Боже! Да вас, похоже, ограбили, – шепчет Син-Син.
Дэнни качает головой:
– Тут всегда так.
Он первым направляется в следующую комнату.
Там порядка чуть больше. Массивный стол, за которым может разместиться вся труппа, и два десятка стульев покрыты пропыленными белыми чехлами. С полок над головой таращатся стеклянными глазами чучела – озадаченные белые совы, испуганные горностаи, привставший на задние лапы барсук. По стенам развешана коллекция средневекового оружия – ржавые алебарды, мечи, охотничьи кинжалы.
– Прямо мурашки по коже, – негромко говорит Син-Син.
– Не без того, – отзывается Замора. – Пойдемте теперь на черную лестницу.
Он вглядывается в полутемный проход, щелкает выключателем. Безрезультатно.
– Лампочка перегорела. Вечно тут неполадки с электричеством.
Но Дэнни успел уже кое-что заметить. Среди пестрой коллекции антикварных мечей и пистолей на фоне выцветших обоев выделяется более яркое пятно. Судя по нему, не хватает большого кривого кинжала или ятагана. Кто бы ни рыскал сейчас по шато, а вооружиться он успел!
Не оглядываясь на остальных, Дэнни бросается вверх по ступеням, одной рукой придерживаясь за перила и дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте. Син-Син мчится следом. Приятно чувствовать, что она за плечом, прикрывает спину.
– Эй, вы, погодите! – пыхтит Замора. – Не забывайте, я ж сейчас нездоров.
– Надо предупредить остальных, – кричит Дэнни в ответ, добежав до конца лестницы. Свернув направо, он проносится по коридору второго этажа, мимо площадки главной лестницы.
Пробежав коридор насквозь, Дэнни вылетает за очередной резкий поворот, ведущий в заброшенное крыло. Внезапно сзади вспыхивает свет.
– Роза!
Распорядительница цирка как раз добралась до самой дальней комнаты. Вот она скрывается внутри, и Дэнни стремглав бежит следом, врывается в распахнутую дверь.
Комната пуста – но тут заметно теплее, чем в остальных частях дома. Уперев руки в боки, Роза удивленно разглядывает маленький электрообогреватель, который выключили буквально только что: нагревательная спираль еще тускло светится оранжевым. Рядом стоит ветхое кресло, развернутое к темному прямоугольнику окна. На кровати – скатанный спальник, а в пепельнице на подоконнике полно окурков. В комнате накурено. Роза берет один окурок, рассматривает и хмурится:
– Дэнни, ты меня звал?
– Да. Думал, у них кинжал. В столовой одного недостает.
– Может, это и вправду просто вор, – говорит Роза.
На пороге появляется запыхавшаяся Син-Син.
Покачав головой, Дэнни садится в провисшее кресло.
– Нет, он тут специально сидел, следил. Смотри.
В окно открывается вид на вьющуюся между деревьев подъездную аллею, а перед ней поблескивают в отсветах из окон лысины Бьорна и Фрэнки.
– Это самая удобная комната для наблюдения. Видно подъезды к дому, большую дорогу и фары на проселке вдоль гребня.
– Кто бы это ни был, – говорит Роза, подозрительно втягивая ноздрями застоялый воздух, – но он либо выскочил в окно, либо улизнул как-то еще.
– Или прячется в доме, – добавляет Дэнни. – Может, он не просто так нас поджидал, а с какой-нибудь целью. Он не мог далеко уйти.
«По крайней мере, – думает Дэнни, – похоже, тут действовал один человек, а не целая банда. Все вместе мы с ним справимся».
Однако самый тщательный обыск всего шато не обнаруживает никакого чужака. От забитого старой рухлядью подвала до пустых спален для прислуги под чердаком – ни следа таинственного обитателя спальни в дальнем крыле. Ни бездомного, вломившегося в чужой дом в поисках укрытия, ни размахивающего ножом маньяка. На протяжении следующего часа всеобщее напряжение мало-помалу слабеет. Комната за комнатой подвергаются проверке и признаются пустыми.
– По-моему, больше ничего не пропало, – говорит Иззи, когда все снова собираются на кухне. – Так что на ограбление не похоже.
– Да и потом, уж если собрался ограбить дом, не станешь там устраиваться со всеми удобствами, верно? – жизнерадостно вставляет Джои. – Зашел и вышел – вуаля!
«Похоже, рассуждает он по собственному опыту», – отмечает Дэнни, вспоминая, какие слухи ходили о прошлом француза.
В дверь просовывает голову Бьорн:
– Я только что слышал мотор. Завелся позади старого амбара, а потом удалился по проселку через лес. Без фар.
– Мопед? – спрашивает Дэнни.
– Возможно…
Дэнни выскакивает на террасу и изо всех сил прислушивается. Кажется, ниже по склону, за амбаром, и впрямь что-то рокочет. А может, это просто шум с дороги доносится.
– Чтобы вломиться в дом, надо знать, где хранится ключ, – говорит Син-Син, подходя к брату.
– Ну, подсмотреть, где этот тайник, мог кто угодно, – вздыхает Дэнни, поворачиваясь обратно к дому. – Мы никогда особо не заботились о безопасности. Пойдем снова поищем в комнатах, вдруг чего да найдем.
В спальне Син-Син принюхивается к дымному воздуху и недовольно морщится:
– А кто еще знал, что мы тут будем?
– Да, в общем, только члены труппы. Может, тот тип на мотоцикле нас выследил…
– Как можно кого-то выслеживать, находясь впереди?
– Может, кто-то подслушал наши разговоры. Или чей-то телефонный звонок. Или просто вычислил, что мы остановимся тут по пути в Берлин. Наши зимние квартиры нетрудно найти просто по Интернету.
– А может, Джои прав и это просто бро…
Она резко умолкает.
Над головой у них слышен какой-то шорох. Легкое царапанье, потом приглушенный удар. Словно кто-то там наверху – не то крупная птица, не то мелкий зверек – пытается сидеть тихо, но у него не получается.
– Что там? – шепчет она.
– По-моему, чердак. Но мы им никогда не пользовались.
Снова тот же шорох – а потом сдавленный звук, слегка похожий на чихание.
– Вряд ли крыса. Может, голубь? – неуверенно предполагает Син-Син. Шорох раздается в третий раз, чуть смещаясь в глубь дома.
Дэнни прикладывает палец к губам, прослеживая взглядом направление движение звука, и на цыпочках ведет Син-Син из спальни, через коридор, во вторую точно такую же, но не освещенную сейчас спальню на другой стороне. От покрытой разводами плесени стены отодвинуто кресло, а прямо над ним виден крохотный люк в потолке.
– Давай позовем Замору, – шепчет Син-Син.
Но в тот же миг карлик, топая, сам идет к ним по коридору.
– Вы где? Мистер Дэнни? Син-Син? – выкликает он. – Я же вам говорил – держитесь меня!
Сунув голову в комнату, он видит, что Дэнни стоит на кресле и тянется к люку.
– Что это вы тут делаете? – нетерпеливо спрашивает Замора и резко нажимает на выключатель. Голая лампочка, болтающаяся на проводе у них над головой, вспыхивает, громко щелкает и разлетается – и тут же комната, а вместе с ней коридор и весь дом, погружается в темноту. У Дэнни перехватывает дыхание. Он так и замирает, касаясь люка кончиками пальцев. Движение наверху повторяется – громче, тревожней. И теперь оно приближается к нему.
– Carajo! – бормочет майор, щелкая выключателем вверх-вниз. Коридор у него за спиной тонет в непроглядной тьме.
– Что за чертовщина тут происходит?! – эхом разносится по лестнице голос Розы.
– Распроклятые пробки вышибло! – кричит Замора в ответ. – Дэнни, тебе лучше слезть.
– Но мне кажется, там, наверху, кто-то есть…
Он замолкает, не докончив фразы. Внезапно крышка люка распахивается и отлетает вниз, чудом не ударив его по голове. Дэнни вскидывает руки, стараясь сохранить равновесие.
И тут происходит нечто ужасное.
Две сильные руки – тонкие, костлявые, но очень и очень сильные – просовываются в щель, хватают его за плечи и, сдернув с кресла, втаскивают наверх, на чердак.
8. Когда на чердаке засела крыса
Хватка крепкая, прямо-таки нечеловечески крепкая.
Стальные пальцы до боли впиваются в плечи мальчика. Все происходит так быстро, что он не успевает даже испытать страх – только изумление. Дэнни инстинктивно сопротивляется: бьется, извивается, дергается, силясь вырваться из рук похитителя или зацепиться за люк. Все тщетно. Неожиданность нападения, сила противника – преимущество не на стороне Дэнни.
Неизвестный грубо толкает его в сторону. Дэнни падает лицом вниз на грязные, затянутые паутиной доски. За спиной у него захлопывается крышка люка. В тишине чердака этот звук гремит точно выстрел. Дэнни вздрагивает. А секундой позже дребезжит задвигаемый засов. Дэнни заперт во тьме наедине со своим невидимым врагом.
Мальчик стряхивает с лица липкую паутину. Снизу доносятся сдавленные крики – Замора с Син-Син отчаянно зовут его. Но тут совсем рядом, над головой Дэнни, звучит новый голос, хриплый и ржавый, точно он не произносил ни слова уже много дней, недель, месяцев. Словно скрип давно не используемой двери.
– Это он тебя прислал? – резко спрашивает голос. – Он? Передай ему, пусть оставит меня в покое!
Знакомый какой-то голос… хотя опознать пока не удается.
– Кто ты? – спрашивает Дэнни. В этой темноте голос его звучит бесплотно и слабо. «Надо работать диафрагмой, – думает Дэнни. – Заставить его слушать».
– Кто ты? – повторяет он сильней и уверенней.
– Дэнни? – спрашивает голос. – Дэнни? Не… не заставляй меня делать тебе больно!
Чирканье спички, короткая серная вспышка. В воздухе пляшет маленький огонек. Газовая лампа с тихим шипением оживает, отбрасывает круг белого света. Свечение разгорается, растет – и озаряет изборожденное глубокими морщинами лицо Джимми Торрини.
Знакомые глаза под свисающими тяжелыми веками смотрят прямо на Дэнни, часто-часто моргая.
У мальчика стынет кровь в жилах. В голове сам собой возникает голос папы – когда тот говорил про Даниила во львином логове. «Именно там я и оказался, – думает мальчик. – Лицом к лицу со львом».
– Одно движение – и оно станет твоим последним.
– Джимми, все хорошо. Я ничего не собираюсь делать. – Дэнни старается говорить как можно спокойнее, но голос не повинуется, предательски дрожит.
Однако кое-что очевидно: противник напуган ничуть не меньше, чем он. В глазах Джимми сверкает что-то посильнее простого беспокойства или даже страха. Дикие, затравленные глаза словно смотрят в наставленное дуло ружья. Непрерывно прыгают с лица Дэнни на запертый люк и обратно. Видно, в голове у Джимми что-то основательно сошло с петель, испортился какой-то жизненно важный элемент. Он сейчас способен на все…
Волосы у него растрепаны еще сильней, чем обычно, на вызывающе вздернутом подбородке топорщится куцая бороденка, рукава закатаны, точно он собирается показывать трюки из серии «ловкость рук». Только теперь Дэнни замечает, что в левой руке похитителя зажат длинный зазубренный кинжал, пропавший из столовой. В ярком свете лампы видны даже желтые никотиновые пятна на крепко стискивающих рукоять кинжала пальцах.
– Что ты тут делаешь, малявка? – резко спрашивает иллюзионист, внезапно переключившись с паники на агрессию. – Я думал, тебя упрятали в школу. После Берлина. – Темные безумные глаза буравят Дэнни. – Это он тебя прислал?
– Кто? – вопросом на вопрос отвечает Дэнни, пытаясь чуточку отползти по грязному полу, чтобы оставался хоть какой-то простор для действий. От страха сжимает и перехватывает грудь. Мальчик отчаянно сдерживает панику. Однако вопрос Джимми для него лишен какого бы то ни было смысла. Надо затянуть разговор, попытаться образумить безумца, заговаривать ему зубы, пока не придет подмога. «Не позволяй эмоциям одержать верх – ни надо мной, ни над ним!»
Однако такое проще решить, чем сделать: ведь Джимми не только пытался утопить отца, но и (что бы там ни утверждала Роза) наверняка устроил той ночью пожар. Он опасен и явно не в себе. Дэнни необходим план «Б». Просто на всякий случай.
Мальчик бросает быстрый взгляд на запертый люк. Тяжелый стальной засов надежно удерживает крышку. Вторая половина низкого чердака, по ту сторону люка, теряется в темноте и паутине.
– Да тот, кто хочет меня убить! – Джимми смеется, беспорядочно размахивая ножом в воздухе. – Я больше не могу никому доверять. Даже тебе, малыш.
«А он и сам хотел бы успокоиться – в глубине души, – понимает вдруг Дэнни. – Может, мне удастся загипнотизировать его? Дать ему шанс расслабиться, сбросить напряжение?» Но взгляд иллюзиониста так мечется с предмета на предмет, что перехватить и зафиксировать его будет непросто.
Джимми тычет кинжалом куда-то за спину:
– Он там! Я его видел!
– Да кого же?
– Того, кто за всем этим стоит! Да полно, Дэнни, ты всегда был смекалистым мальчиком!
По крышке люка бешено барабанят снизу.
– Открой! Открой, черт возьми! – неистовствует Замора.
– А может, ты и сам злоумышляешь против меня, Дэнни, – произносит Джимми неожиданно спокойным и тихим рассудительным тоном. – После того как я обошелся с твоим отцом.
Сердце Дэнни пропускает очередной удар:
– Что… что ты имеешь в виду?
– Это ведь я испортил замки его дурацкой водной камеры. Поставил чертового умника на место. Он чуть не потоп. Лили была для него слишком хороша. Она любила меня, Дэнни. Меня!
Он с глухим стуком вонзает кинжал в доски пола рядом с собой. «К черту гипноз, – думает Дэнни, – Пожалуй, пора проявить хоть какую-то инициативу. Сбить его с ног, вышибить засов…»
Но воспоминание о стальной хватке еще обжигает болью плечи. Да и потом – это же шанс. Шанс хоть что-то выяснить, пока остальные не выломали люк. Тайна так близко. Если удастся сохранять спокойствие…
Дэнни снова пробует выровнять голос:
– Джимми, я не сделаю тебе ничего плохого. Обещаю.
Иллюзионист смотрит на него немигающим взглядом. Горящие темным огнем глаза под тяжелыми веками на миг впиваются в глаза Дэнни. Может, это и есть шанс? Дэнни поднимает указательный палец, стараясь, чтобы он не дрожал, и медленно тянет его ко лбу Джимми. Тот машинально следит за пальцем глазами…
– Только тебе надо расслабиться. Расслабиться. Тогда я тебе помогу. Обещаю. Что бы ни случилось, мы все уладим, со всем разберемся. Я всего лишь хочу тебя кое о чем спросить.
«Но как я отреагирую, если Джимми скажет, что да, это он устроил пожар, это он убил маму и папу? Если окажется, что я стою лицом к лицу с убийцей моих родителей?..»
На секунду он теряет сосредоточенность и уверенность в себе, и Джимми мгновенно приходит в себя
– Пфф! – он нетерпеливо выдувает воздух сквозь сжатые губы. – Тупица! Где тебе загипнотизировать доктора Забвение!
– Ну ладно. Ладно! Тогда скажи мне сам, начистоту. Зачем – зачем – ты поджег наш фургон?
Джимми отшатывается, лицо его прорезают еще более глубокие морщины.
– Поджег?! Я?! Ты о чем? Я бы ни в жизнь не причинил Лили зла!
– А может, тебе приказали. Может, «Сорок Девять»? Центр?..
В эту секунду со стороны люка раздается душераздирающий треск, и засов вылетает, оторвавшись от дерева.
Джимми кричит – пронзительно и тонко, как пикирующая на добычу сова, – и бросается вперед. Сверкает нож. Дэнни закрывает голову руками, готовясь отражать неминуемый удар. Однако Джимми проносится мимо него, на ходу сбив с ног. Дэнни катится по полу и, извернувшись, видит, как в люк залезает Аки. Джимми снова кричит и швыряет в японского гимнаста масляную лампу. Вокруг люка взметывается вихрь брызг масла и пламени. Аки отшатывается, прикрывая лицо:
– Аррргх! Проклятье!
В прыгающих неровных отсветах Дэнни видит, как Джимми торопливо скользит меж паутиной в темноту.
– Это Джимми! – кричит мальчик. – Я за ним!
Не дожидаясь ответа, он бросается в погоню, пригибая голову, чтобы не удариться о низкие балки. Так близко к истине! Он не позволит ей снова ускользнуть! Джимми точно собирался что-то рассказать.
В мерцающих оранжеватых отсветах мальчик видит, как бывший товарищ по труппе убегает куда-то вперед – и скрывается в темноте. Низко нависающая крыша чердака с годами просела, а света тут, считай, уже и нет, так что Дэнни приходится пробираться вперед на ощупь, выставив одну руку перед собой, а вторую подняв над головой, чтобы не налететь на балку. Аки – а теперь к нему присоединился и Дарко – сзади зовет его по имени, но мальчик что есть сил спешит вперед, весь подобравшись для схватки, напрягая зрение в поисках малейшего просвета, малейшего намека на движение.
Оглянувшись, он видит, как пламя лижет дерево вокруг люка, озаряя силуэты его друзей, пытающихся сбить огонь одеялом. Но Дэнни тут же снова устремляется вперед, туда, где воздух загустел от пыли многих десятилетий и слоев паутины. Туда, откуда доносится шарканье ног убегающего Джимми.
– Я просто хочу поговорить с тобой! – кричит Дэнни, но в следующий миг влетает головой в деревянную балку. От удара у него искры из глаз сыплются. Невольно присев, он потирает голову, теряя драгоценные секунды. Ему померещилось – или чуть впереди, справа, замаячил какой-то смутный проблеск? Дыра в крыше или другой выход? Далеко ли тянется этот чердак? По ощущениям, он гораздо больше самого дома.
Снова выставив перед собой руку, мальчик опять движется вперед, только уже осторожнее, и внезапно упирается пальцами в шероховатую кирпичную стену. Справа вроде бы есть какой-то проход. «Дальний конец дома, – думает он. – Западное крыло».
Внезапный вихрь движения, лихорадочный скрежет, скрип – совсем рядом. Джимми в каких-нибудь нескольких метрах – в темноте различимы призрачные очертания его фигуры. Взгромоздившись на ящик, он панически шарит руками по потолку, силясь выдавить плитки. Дэнни подбирается для прыжка – и бросается вперед, протягивая обе руки, чтобы ухватить Джимми за ноги точно в регби.
И тут – жуткое ощущение.
Он готов к тому, что Джимми вместе с ним рухнет на пол, готов к схватке, готов уворачиваться от зазубренного кинжала – но не готов к тому, что доска пола под ногой вдруг окажется мягкой, поддастся от легкого прикосновения. Он оступается и проваливается сквозь перекрытия. Слышится треск, и – совершенно неожиданно – Дэнни вместе с большим куском потолка летит вниз, в кромешную тьму.
Падение длится не дольше секунды, но кажется, что времени проходит намного больше. Мальчик отчаянно дергается, сучит руками и ногами, пытаясь собраться и надеясь только, что падает не на парадную лестницу. А потом тяжело ударяется обо что-то, распластавшись на спине среди обломков прогнивших досок и бог весть чего еще. Ну и падение! Чуть дух не вышибло!
На лицо Дэнни оседает побелка и густая кирпичная пыль. А где-то над головой, уже довольно далеко, слышится быстро затихающий торопливый шелест: Джимми спешит прочь, унося с собой свое безумие, страхи и тайны.
А потом – тишина.
9. Когда и от древностей бывает польза
Так близко, так мучительно близко!
Дэнни несколько секунд лежит на полу, проклиная злополучное невезение, которое вывело на ненадежный участок потолка именно его, а не Джимми. «Вот вам и доказательство, что папа был не прав, – думает он. – Иногда мы сами кузнецы своей удачи – но иногда просто наступаем не туда, куда надо». Он осторожно втягивает в себя воздух, проверяет, двигаются ли руки и ноги, ждет, пока в голове прояснится, а сердце чуть замедлит бег.
Джимми не в себе – это яснее ясного. Но что означали его причитания «он тут, он тут»? Ни дать ни взять персонаж фильма ужасов, клоуны любили смотреть их по вечерам после представлений. При воспоминании о страхе, застывшем в глазах Джимми, Дэнни передергивается. А что еще удивительней – он, похоже, искренне изумился, когда Дэнни обвинил его в поджоге. Лицо иллюзиониста на краткий миг прояснилось, и он стал похож на прежнего Джимми. Совсем нормальным – по крайней мере, по своим прежним нормам, по нормам «Мистериума».
Дэнни садится и встряхивает головой. Фыркает, прочищая нос и горло от пыли. Вокруг все еще темно, но в коридоре вспыхивает свет.
– Что тут происходит?! – кричит Роза. – Дэнни? Ты там?
Позади нее раздается громовой голос Заморы:
– Fuego! Пожар! Скорее тащите огнетушитель!
Мальчик поднимает голову. В лицо, на секунду ослепив, ударяет свет. Голос Розы звучит уже совсем рядом:
– Все в порядке, Дэнни, ты очень удачно приземлился.
Луч фонарика сдвигается в сторону, и, приподнявшись, Дэнни чувствует, как мягко пружинит под обломками матрас старинной кровати. По крайней мере, вот тут и впрямь повезло – с мягкой посадкой! Он провалился в одну из самых парадных спален «господской» половины дома.
Тем временем Розу догоняет Иззи. Гимнастка обводит глазами дыру в потолке и снова смотрит на постель:
– Людовик Четырнадцатый, Дэнни. Фамильное наследство. Мы чуть не продали эту кровать в прошлом году, когда позарез были нужны наличные…
– Что у вас там произошло? – перебивает Роза.
– Это был Джимми. Джимми Торрини! – бормочет Дэнни, поднимаясь на ноги. – На чердаке. С тем длинным кинжалом из столовой…
– Тсс… Помедленнее, – говорит Роза, помогая ему выбраться из груды обломков.
– Это был Джимми! И он говорит, что кто-то хочет его убить.
– Да ты шутишь!
Дэнни нетерпеливо трясет головой:
– Надо как можно скорей найти его – или того, другого!
Роза морщит нос, а потом стремительно начинает действовать и большими шагами выходит в коридор:
– Ну ладно, котики! В доме Джимми. Не спрашивайте, откуда вдруг и почему, но нам надо его найти. Фрэнки, почини наконец чертовы пробки! Аки и Джои, идите сюда!
Дэнни догоняет Розу в коридоре и нос к носу сталкивается с Син-Син.
– Слава богу, ты цел, – выдыхает она, обвивая его шею руками. – Нам снизу было все слышно, и я пыталась бежать за вами понизу…
Дэнни высвобождается из ее объятий:
– Надо найти Джимми – думаю, он вылез куда-то через крышу. И надо еще поискать в лесах вокруг.
Он выхватывает у Розы фонарик и мчится вниз по широкой лестнице, перепрыгивая через две ступеньки зараз. Син-Син торопится следом:
– Подожди, дурачок! Я тебе еще пригожусь!
Парадная дверь не заперта и распахнута в ночь. Дэнни выскакивает на усыпанный гравием двор. Воздух здесь свеж, хотя в нем явственно отдает дымом, а чуть в отдалении слышны крики с чердака, где Замора с помощниками еще сражаются с пламенем.
Бьорн словно врос в землю посреди подъездной дороги, глядя наверх, на крышу. Внезапно старинный особняк озаряется светом. Окна почти всех комнат вспыхивают, заливая сиянием лес рядом с домом. Тени вокруг кажутся еще темнее.
– Дэнни, что там творится? – рокочет здоровяк.
– Ты не видел, из дома никто не выходил?..
Однако его перебивает громкий крик Марии:
– Там кто-то есть, среди деревьев!
Не успевает она закончить фразу, как Дэнни уже несется к ней со всех ног и, завернув за угол, шарит лучом фонарика по кустам и деревьям, рядом с которыми стоит, вглядываясь в ночь, австралийка.
– Вон, он был вот там! – показывает она. – Высокий такой. А как понял, что я его заметила, развернулся – и наутек.
Син-Син догоняет Дэнни. Глаза ее сверкают.
– Так побежали! – кричит она. – В погоню!
Девочка стрелой летит по траве через полосы льющегося из дома света, прямо к опушке низкорослого дубового леска, спускающегося по крутому склону в долину. Дэнни с Марией бегут следом.
Метрах в пятидесяти снизу от них среди деревьев мечется крохотный огонек. Внезапно он исчезает.
– Это Джимми? – шипит Син-Син.
– Или тот второй, о котором он говорил.
– Ну так пойдем и выясним!
То быстрым шагом, то бегом они спускаются по холму, спотыкаясь на неровном склоне, огибая ветки и колючие кусты. Смотреть вниз трудно, корни и вьющиеся побеги цепляются за ноги точно охотничьи силки. Время от времени Дэнни останавливается и водит лучом фонарика по склону впереди, надеясь поймать им беглеца, но слегка побаиваясь при этом стать легкой мишенью, если у их противника есть пистолет. Прислушивается изо всех сил. Снизу вдруг раздается резкий треск. Дэнни подпрыгивает. Но нет, просто хрустнул сучок.
Мария останавливается рядом с ним, тяжело дыша.
– Он вооружен? – спрашивает мальчик.
– Возможно, у него в руке был пистолет, но точно я не уверена.
Син-Син проламывается сквозь густые кусты и показывает куда-то вниз, вправо:
– Я его вижу! Он бежит вон туда!
В это мгновение снизу раздается рокот пришедшего в движение мотора.
– Стой! Стой! Стрелять будем! – кричит девочка и, прыгнув с обрыва, пропадает из виду.
Слышится несколько глухих ударов, пронзительный крик Син-Син, а потом рев набирающего скорость мотоцикла. Добравшись до обрывчика, Дэнни видит стремительно скользящую между стволами деревьев тень. Вспыхивает передняя фара – и вот мотоцикл уже уносится прочь, в долину, подпрыгивая на ухабах неровной проселочной дороги.
– Син-Син?
Нет ответа.
Дэнни проламывается вниз через заросли и приземляется на проселок в тот самый миг, как свет красной задней фары мотоцикла скрывается за поворотом, напоследок мигнув несколько раз между стволов. В холодном ночном воздухе остается висеть запах выхлопных газов.
Сводная сестра Дэнни сидит рядом с дорогой, чуть откинувшись назад и опираясь на руки. Вид у нее слегка оглушенный. Она встряхивает головой.
– Что случилось?
– Я выскочила у него на пути, – объясняет она, тяжело дыша. – Но он, похоже, скорее сбил бы меня, чем остановился. Я едва успела отпрыгнуть.
Рев мотора уже превратился в еле слышный слабый рокот.
Дэнни со злостью топает ногой и, отвернувшись, гневно смотрит вдаль. Не успели!
– Но ты, наверное, захочешь кое-что проверить, – говорит она, поднимаясь на ноги и показывая на какой-то белый прямоугольник, поблескивающий на дороге в нескольких шагах от них.
Подойдя к нему, Дэнни видит, что это номерной знак B WS 2912.
Выходит, не зря он подозревал того типа с автостоянки! Наверняка именно его-то и боится Джимми.
– А под этой табличкой другой не было? Ты не успела разглядеть?
– Ну конечно успела! – гордо заверяет Син-Син. – Испанская табличка: 0354 CAM.
10. Когда карлики мечтают о рае
Дэнни молча бредет обратно к шато. Их преследует все тот же человек, думает он. Тот, что украл паспорт Дарко. Но если он и в самом деле опасен, почему не напал сейчас? И с какой стати ему охотиться за Джимми? И, коли уж на то пошло, где теперь сам Джимми?
Дом сверкает в ночи всеми огнями, мерцает зеленым сиянием через затянутые плющом окна. В воздухе еще висит привкус дыма, но отсветов под крышей уже не видно. Дэнни обводит взглядом кусты и жмущиеся к дому пристройки – не мелькнет ли где какое движение, хоть крохотный признак, что там в тени рыскает Джимми. «Мог бы он и в самом деле причинить мне зло? Наверное, мог бы – но предпочел бежать».
В холле он снова встречает Розу:
– А ты не подозревала, что здесь Джимми?
– О боже, нет! Удивилась не меньше тебя, bello, – отвечает Роза, наклоняя голову набок. То ли говорит правду, то ли очень хорошо притворяется. – Хотя я изрядно удивилась, увидев все те окурки. Мы проверили комнаты, обшарили чердак – в доме его уже нет.
– А в остальных постройках?
– Ребята как раз сейчас их обыскивают, одну за другой. Mamma mia, хоть пожар потушили!
Через подъездную дорогу к дому возвращается Дарко:
– В амбаре пусто. Сеновал я тоже проверил. Просто на всякий случай. Джои с девочками обыскивают сарай для телег, но, сдается мне, Джимми уже давно и след простыл.
Все трое прислушиваются, но слышат лишь, как вдалеке перекликаются по-французски сестры да шелестит ветер в ветвях деревьев.
Роза поворачивается к Дэнни:
– А что тот, второй?
– Это за ним я вчера гонялся в парке.
Дарко негромко ругается себе под нос:
– Лучше нам всем сегодня ночевать вместе – в большой зале. Просто для безопасности.
– Не думаю, что нам вообще стоит тут оставаться, – нетерпеливо заявляет Дэнни. – По-моему, надо ехать дальше. Прямо сейчас!
– Ничего с нами за одну ночь не случится, – возражает Роза. – Кроме того, мы ведь должны подготовиться к Берлину. Мы же профессионалы, Дэнни, пусть даже вокруг весь ад вырвется на волю.
На подготовку к ночлегу уходит немало времени.
Сначала надежно запирают все машины, а все комнаты на всякий случай тщательно обыскивают еще раз. Ничего не найдя, труппа запирает на ночь все двери. Билли и Фрэнки разжигают все камины, какие удается, и мало-помалу в особняк возвращается хоть какое-то подобие спокойствия и уюта. Циркачи один за другим засыпают, устроившись в спальных мешках перед большим камином в бальной зале. Дэнни с Син-Син лежат рядышком на двух диванчиках, слушают потрескивание и шипение поленьев в камине и пытаются хоть на время забыть о тревогах минувшего дня. Минут через десять Син-Син протягивает руку и на миг кладет ее Дэнни на плечо:
– Постарайся поспать.
– Спасибо. Ты тоже.
Мальчик слышит, как ухают в темноте леса совы, как едет через долину внизу поезд. Дэнни вдруг ловит себя на том, что мысленно репетирует посещение кладбища, где похоронены его родители, – бредет между рядами могил, останавливается и смотрит на их имена, вырезанные на надгробьях.
Веки мальчика наливаются сонной тяжестью, он закрывает глаза, вполуха прислушиваясь к тихой беседе сидящих перед камином Заморы, Дарко и Розы.
– Видать, совсем рехнулся, бедняга, – говорит Дарко. – Теперь на что угодно способен.
– Бедняжка, – вздыхает Роза.
– Я всегда знал, что он с приветом, – добавляет Дарко. – Помнишь, как он, бывало, весь дергался, когда изображал этого доктора Забвение? Я его до полусмерти боялся.
Замора кашляет, ерзает в кресле, стараясь поудобнее пристроить больную руку.
– Хотелось бы мне с ним все-таки побеседовать…
– Подозреваю, его и след простыл, – говорит Роза. – Боже, помните, когда-то мы все были молодыми, а из мира еще не исчезли порядок и здравый смысл?
– Нет! – смеется Дарко. – Не помню!
– Я думала, что все на свете знаю, – говорит Роза. – И все на свете могу…
Дэнни проваливается все глубже в сон. Дружеская болтовня перед камином снова напоминает ему товарищескую атмосферу прежних дней – крепкую дружбу бродячего цирка, в которой каждый должен во всем доверять остальным. Может, этот дух еще можно призвать обратно, восстановить в первозданном виде? Или уже слишком поздно? Во всяком случае – для этого воплощения «Мистериума»?
– Худшее, что может сделать циркач, – испортить чужой реквизит. Уж лучше сразу ножом пырнуть, – ворчит Замора.
– Ладно тебе, что было, то прошло, – парирует Роза. – Боже, чего бы я ни отдала сейчас за мир и покой!
Карлик поправляет перевязь.
– Надо тебе как-нибудь побывать в одном местечке, куда мы в прошлом году ездили с Бьорном. Маленький островок на озере Венерн – в Швеции, неподалеку от места, где живет его семья. Под Карлстадом. Мы туда плавали на лодке одним тихим-претихим утром. Над водой висел туман. Ни звука – только плеск весел. И когда добрались до острова – тоже сплошь тишина. Сосны, мягкий мох, земля усыпана хвоей. Мы там сидели и молчали – и жарили рыбу на костре. Ах! – вздыхает он. – Вот каков, по мне, рай. Тихий безмятежный островок. Плеск воды. Еда и пиво. И все время мира в нашем распоряжении – знай себе любуйся, как скользят по синему небу облака. Верно, Бьорн? – спрашивает он, глядя на вернувшегося с новой порцией дров гимнаста.
– Верно, старина, – соглашается тот. – Райское было лето. Но сейчас мы далеко оттуда. И я только что слышал – в Берлине выпал снег…
…Во сне Дэнни тоже падает снег. Густой, непрерывный, бесконечный. Вдалеке слышен вороний грай. А потом он видит и самих птиц – черные кляксы в гуще снежной бури. Мальчик вдруг с унынием осознает, что сидит в школе на уроке иностранного языка и не приготовил домашнее задание. Вороны снуют между деревьев, незнакомый учитель стоит у доски, читая что-то по учебнику… но голос у него странный – детский, писклявый, а слова почти невозможно разобрать. А потом – точно настроив радио на нужную волну – Дэнни слышит вдруг, что учитель монотонно считает по-немецки: fünf, zwo, acht, acht, vier – fünf, zwo, acht, acht, vier – drei, sieben, eins, eins, vier…[15]
Дэнни просыпается в смятении. Вокруг все спят. Кроме легкого похрапывания, не слышно ни звука.
Утром последние поленья еще мерцают в камине среди черных углей. Разыгравшийся снаружи ветер раскачивает голые деревья на склонах холма. Погода переменилась.
Фрэнки с Беатрис заряжают аккумулятор грузовичка под навесом рядом с амбаром. Как в старые дни, он повезет огромный скатанный шатер и груду сидений. Проходит час, и наконец покряхтывание и покашливание мотора сменяется ровным гулом. Беатрис победоносно дает задний ход, и из выхлопной трубы вырываются клочья черного дыма.
Проходя мимо, Дарко косится на дымное облако и морщится:
– Знаешь, откуда пошло слово «джаггернаут», Дэнни?
– А разве оно не означает «грузовик»?
– Оно из санскрита. Так называлась тяжелая колесница, которую тащили сотни верующих, а на колеснице стояла статуя Кришны, Властелина Мира. И люди бросались под колеса, а колесница их давила…
– Поменьше болтай, побольше работай, – Роза похлопывает Дарко по плечу. – Не видел, что ли, какой длины у нас список дел?
На дворе постепенно вырастает гора канатов, веревочных лестниц, обвязок, трапеций и проводов.
– А что, если заменить номер Заморы большим номером с метанием ножей? – спрашивает Роза у Дарко. – Что по этому поводу думает Син-Син?
– Мы тебя опередили, – отвечает Дарко. – Собираемся устроить в сарае первую репетицию.
– Дэнни, можешь найти в буфете в столовой комплект раций и принести Фрэнки, чтоб он их зарядил?
– Я хотел посмотреть, как Син-Син с Дарко репетируют.
– В день сборов – свистать всех на палубу.
Мальчик бегом отправляется за рациями и проводит десять мучительно долгих минут, отыскивая их среди царящего в буфете хаоса. Папа устроил бы всем выволочку за такой беспорядок! Выполнив поручение, Дэнни мчится к амбару посмотреть, как там справляется его новообретенная сестра. И, что уж там, слегка переживая за нее.
Но ведь в том-то и состоит вся суть номера с метанием ножей! У тебя и должно сердце выскакивать из груди. Он же знает, что Дарко в своем деле мастер, и никогда всерьез не боялся, что тот поранит маму, даже если смотреть было страшно. Но теперь совсем другое дело. В прежние времена Дэнни верил, что труппа «Мистериума» непобедима и неуязвима, неподвластна даже самой смерти. Хотя время от времени до них и доносились слухи о серьезных несчастных случаях в труппах, о том, как гимнасты калечились или еще того хуже. Но это было с другими…
Миновав двор, он входит в прохладный сумрак амбара. Ласточки, которых так любила мама, давно улетели, но тренировочная трапеция висит на прежнем месте – на случай, если воздушные гимнастки захотят немножко порепетировать. А сверху, за краем длинной лестницы, тонет в тенях старый сеновал под черепичной крышей.
Дарко с Син-Син поднимают головы, на миг прервав разговор над открытым чемоданчиком с ножами. Девочка переоделась в белое трико, и когда она делает небольшую разминку, сразу видно, сколько силы и ловкости в ее загорелых руках и ногах. Метатель ножей уже поставил мишень – высокое деревянное колесо с красными и черными кольцами. Дэнни подходит к нему, проводит пальцем по бесчисленным следам от ножей. Их столько, что они обрисовывают расплывчатую человеческую фигуру – там, где стоит ассистентка. В пределах этой фигуры – ни единой ножевой отметины, если не считать самого центра. Ассистентка всегда спрыгивает с мишени, когда Дарко делает последний бросок: прямо в яблочко. Многие годы ассистенткой Дарко выступала мама. И теперь ее контур сохранился на мишени точно негатив – доказательство ее храбрости и стойкости. («Она даже не моргнет никогда, – говорил папа, покачивая головой. – Вот как это у нее получается, а, Дэнни?»)
Син-Син хлопает мальчика по плечу. Тот подпрыгивает от неожиданности. А потом замечает, что там, где из-под трико проглядывает голая кожа, проступили мурашки. От холода? Или от страха?
– Странновато как-то, да? – шепчет девочка, выдавливая улыбку. – Иду по стопам своей матери. Хотя сама ее даже не помню.
– Если тебе на самом деле не хочется, то не надо… Ты не обязана никому ничего доказывать…
– Да я просто пытаюсь помочь, – бодрым тоном говорит Син-Син, оглядываясь. Дарко стоит рядом с чемоданчиком для ножей и разминает руку, собираясь перед номером. Лучше его сейчас не беспокоить.
– Все будет хорошо, – заверяет Син-Син и, встав на торчащие из мишени подставки для ног, раскидывает руки, ухватившись за колышки, вбитые с обеих сторон. – Видишь? – вызывающе улыбается он. – Мне оно как раз впору. Я уже выросла!
Дарко поднимает голову. Взгляд острый, внимательный.
– Ну ладно. Помни – после восьмого ножа спрыгиваешь налево. Я еще для верности крикну. И на первый раз буду бросать не близко.
– Начинай!
– Дэнни, отойди в сторонку, – просит Дарко. – На всякий случай – вдруг срикошетит.
Из колонок струится музыкальное сопровождение, и Дарко, мгновенно выйдя из глубокой погруженности в себя, начинает исполнять отточенный номер «Нож ниндзя». Колесом проходится по полу к ящичку, выхватывает из прорези первый клинок.
Фью-ю! – нож прорезает воздух и чуть дрожит, глубоко вонзившись в деревянную мишень на расстоянии ладони от левого колена Син-Син.
«Даже я невольно задерживаю дыхание, – думает Дэнни. – Не стоит. Все будет хорошо».
Дарко разворачивается, выхватывает еще два ножа и стремительно метает их один за другим. Первый вонзается в доску рядом с бедром девочки, второй – под вытянутой в сторону рукой. Вздрогнула ли чуть-чуть ее рука – или это просто отдача от силы удара? Глаза Син-Син полуприкрыты, она дышит медленно, сквозь губы, стараясь успокоиться.
Дарко выжидает с полсекунды, чтобы удостовериться, что она не запаниковала, а потом приступает к целой серии элегантных бросков. Вереница ножей, прорезав воздух, вонзается слева и справа от головы Син-Син, а потом вдоль правого бока. Восьмой нож Дарко бросает через плечо – он поражает мишень на расстоянии фута от подбородка Син-Син, но не втыкается в доску, как остальные, а отскакивает и падает на пол.
– Восьмой! – отчетливо и громко выкрикивает Дарко, и Син-Син изящным пируэтом соскакивает с помоста на пол. Через мгновение последний нож со свистом проносится в воздухе – в самую середину мишени.
Метатель ножей склоняется в театрально глубоком поклоне. А потом поднимает голову:
– Черт возьми! Неудачный бросок, восьмой номер. Но ты великолепно держалась, Син-Син. Для первого раза просто замечательно.
Син-Син натягивает на лицо улыбку и, уперев руки в боки, рассматривает результаты работы Дарко.
– Мог бы целить и поближе, – вызывающе заявляет она.
– Спешить некуда, – отвечает Дарко, один за другим вытаскивая ножи из доски. – Через пару дней тренировок ты будешь чувствовать себя совершенно уверенно. А я, пожалуй, сегодня заново перекрашу мишень. Разрисую, знаешь, в таком стиле тибетского буддизма – Колесо жизни* с перерождениями, кармой* и буддами. Мне это пришло в голову вчера вечером, когда мы с Заморой говорили про Джимми. И про рай. Все наши поступки значимы, мы должны нести за них ответственность…
– Что там на самой доске – мне без разницы, – фыркает Син-Син, – главное, чтобы ты в меня вместо нее не угодил!
Вид у нее спокойнее, чем прежде, – словно она прошла важное испытание.
Дэнни наконец выдыхает и отворачивается, чтобы Син-Син не видела, как он переволновался. «Слишком уж она независимая, – думает он. – Всю жизнь сама о себе заботится, не любит, чтобы ее опекали». Подойдя к длинной лестнице, ведущей на сеновал, он задирает голову, вспоминая, как в былые времена прятался там и наблюдал за труппой. До чего же там было уютно! Он уже собирается залезть туда и еще немного поломать голову над шифровкой, как голос Розы выкрикивает очередной приказ:
– Дэнни Ву! Одной чертовой рации не хватает! Где ты там?
– Иду! – кричит он и рысцой выбегает из амбара на свет.
– Я помогу, – кричит вслед Син-Син. – Дай только переоденусь.
Дарко один за другим вытаскивает ножи из мишени, тщательно вытирает каждый о штанину и лишь потом укладывает на место, в аккуратные бархатные прорези.
А потом смотрит наверх, в нависшие над головой тени.
Ответственность за наши поступки.
Аминь.
Где-то там, наверху, в старом, уже слегка подгнившем сене, истлевающих полевых цветах и травах прошлого лета, покоится остывшее, закоченевшее тело Джимми. Вчера вечером Дарко всадил ему в голову две пули из пистолета с глушителем. Отверстия, оставленные этими пулями, уже подсохли, кровь запеклась. Глаза под тяжелыми веками закрылись навеки.
Мыши, набирающие жирка перед зимней спячкой, тихонько покусывают бутерброд с сыром в кармане куртки Джимми.
А когда бутерброд доеден, свежепокрашенная мишень Дарко уже накрепко приторочена к стене грузовика с реквизитом, а караван «Мистериума» движется навстречу длинной холодной ночи.
Акт второй
Мы всегда и повсюду в руках чистейшей из тайн.
Франк Андре Жам1. Когда ангелы распростерли крыла
Не очень раннее утро под серыми небесами где-то в окрестностях Гейдельберга. В кармане у Дэнни громко пищит телефон Заморы. На экранчике отображается надпись «Получено сообщение». Открыв его, Дэнни читает имя отправителя: «Инсп. Рикар».
Буду в Берлине послезавтра. Возможно, с тобой свяжется некто Макс. Старый друг Лоры. Кое-что знает. Осторожней. Р.
Дэнни проворно набирает ответ:
Мы видели Джимми Т. На зимних квартирах во Франции. И еще нас преследуют – номерной знак 0354 CAM. Можете помочь?
Следующие минут пять ничего не происходит, но потом телефон тренькает снова.
Мопед украли в Мадриде неделю назад. Скорее всего, «Сорок Девять». Будь очень, очень осторожен в Берлине. A bientot.[16]
Рядом с Дэнни с головой ушла в свои мысли Син-Син, надвинувшая на уши большущие желтые наушники. Роза жарко беседует с кем-то по-итальянски по мобильнику и сопровождает каждое слово неистовой жестикуляцией. Даже Герцог – выбрав попутчиком Дэнни, пес свернулся у него в ногах – где-то далеко, затерялся во снах. Лапы у него подрагивают и подергиваются.
И пейзаж, и небо за окном зловещи. Группки сбившихся вместе ветряных турбин рубят в клочья густые тучи над головой. В тусклом свете мимо, по скоростной линии, проносятся легковушки, в основном «Ауди» и «БМВ». На обочине встрепанные вороны клюют останки какого-то сбитого животного. За полем и лесом вокруг шоссе торчат скелетообразные башни. Это для охоты, вспоминает Дэнни папино объяснение. Вот колонну обгоняет мотоцикл – и Дэнни машинально проверяет номерную табличку, как проверял номера всех мопедов, попадавшихся ему этим утром.
Нет, не тот.
Под Лейпцигом в ветровое стекло летят первые хлопья снега. Пока еще всего лишь несколько снежинок, да и те мгновенно тают, опустившись на нагретый капот, или же теряются на дороге. Но впереди, похоже, станет хуже. Роза включила дальний свет и, подавшись вперед, возится с навигатором, приделанным к вибрирующей приборной доске.
– Посмотрим, далеко ли еще. Ох, ну и устала же я! Спорить с моей мамочкой…
Она выбирает иконку «время до места назначения» – и Дэнни видит, как мигают, сменяя друг друга, цифры. Сейчас осталось чуть меньше четырех часов. Он быстро прикидывает в уме: двести тридцать четыре минуты – и они в Берлине. Будут ли их там поджидать «Сорок Девять»?
Роза бросает на него взгляд:
– Не переживай, bello. Вот увидишь, все будет хорошо.
– Инспектор Рикар говорит, нам надо соблюдать крайнюю осторожность.
– Вот что я тебе скажу – хочешь, снова раскину на тебя карты? Всегда неплохо иметь какую-то путеводную нить…
Перед мысленным взором Дэнни с прежней мучительной яркостью мелькают образы карт: Повешенный, Смерть в доспехах.
– Нет. Не сейчас.
– Не вини себя. Особенно после всего, что недавно произошло. Но может, у карт… у судьбы теперь припасено для тебя что-то получше?
– Даже знать не хочу!
Роза улыбается, проводит рукой по усталым глазам, вокруг которых размазалась тушь:
– Что ж, Дэнни, тогда я тебе сама предскажу. Что бы ни случилось, мы выиграем в берлинском цирке Золотой факел. Мы потрепаны и разбиты, но все еще остаемся «Мистериумом». «Мистериумом», возродившимся из пламени… – Она вздрагивает, осознав, как неудачно выбрала сравнение, и торопливо добавляет: – Словом, мы выиграем – и ты сможешь взять Золотой факел и показать его маме с папой. Отнести его к ним на могилы.
Дэнни стонет:
– Но они же все равно не узнают.
Син-Син сдвигает наушники на шею и прислушивается к разговору.
– Кто знает, – ломким голосом говорит Роза. – Меня воспитывали в традиционных понятиях: хорошие люди отправляются на небеса, плохие – в преисподнюю. Благословенный рай – чудовищный ад.
– Мама всегда говорила: «Мертвые мертвы». И только.
Роза фыркает:
– Мы же все равно не знаем – и знать не можем. Твой папа сказал бы, что самые глубокие тайны покоятся вне нашей досягаемости. И я с ним соглашусь. Не отбрасывай никакие варианты – это лучшая политика… Я до сих пор перед тем, как выходить на сцену, разговариваю со своим отцом. И подчас мне кажется, он меня слышит…
Дэнни оборачивается к Син-Син. С самого отъезда из Науди его неотвязно преследует одна мысль, один вопрос, который он очень хочет задать, но не знает, как подобрать правильные слова, выбрать правильную минуту.
– Ты пойдешь со мной? На могилы к папе и маме?
Син-Син прикусывает губу.
– Я хочу пойти туда сразу же, как доберемся до Берлина, – настаивает он. – Для меня это очень важно. И я очень хочу, чтобы и ты со мной пошла.
Син-Син надувает щеки.
– Пожалуйста, Син-Син, правда, мне кажется, тебе стоит…
Она вскидывает руку:
– Ну ладно, ладно, пойду. Ради тебя. Но не стану обещать, что буду вся такая кроткая и исполненная любви. Я хочу ее простить, правда. Но не могу. По крайней мере, пока! – Она ударяет по подлокотнику кулаком.
– Может, когда мы узнаем, почему так вышло, тебе станет легче, – предполагает Дэнни.
– Может. Кто знает. – Син-Син качает головой. – Но одно я тебе скажу точно: понятия не имею, что там происходит с нами после смерти. И не тороплюсь выяснять.
Дэнни откидывается на спинку сиденья и смотрит, как часы на навигаторе безжалостно отсчитывают время к нулю. Ему снова вспоминается рассказ Заморы о том маленьком островке и идеальном летнем дне, о рае. Следом в памяти воскресает и как он сам, Дэнни, смотрел на купол «Мистериума» – туда, где синяя ткань шатра туго натягивалась, скрывалась из виду, обвивая верхушки подпорок. В солнечный день это место словно светилось, даже когда остальная часть шатра тонула в тенях. Маленький Дэнни любил воображать, будто там начинается путь в рай. Надо только вскарабкаться по перекладинам до самого верха – все выше и выше, через облака…
Грузовик подпрыгивает на ухабе. Дэнни рывком возвращается к действительности. Первое, что он видит, – пляшущие в свете фар снежинки. А от того, что он видит потом, у него учащается пульс.
Они пробираются по Тиргартену – огромному лесистому парку в самом сердце Берлина. Впереди, сверкая золотом на вершине высокой колонны, простирает крыла Виктория – ангел победы. Она парит в вышине над кронами деревьев, переливаясь в последних лучах света. Вокруг подножия колонны деловито снуют машины. За Викторией Дэнни различает Бранденбургские ворота с их знаменитой колесницей. Над вершинами облетевших деревьев выглядывают лошади.
В слабом вечернем свете все это невыразимо красиво – но Дэнни вдруг вспоминает, что опасность может таиться прямо тут, среди деревьев. Его захлестывают душераздирающие воспоминания о пожаре, гнетущем ощущении своей полной беспомощности и об утрате. Это произошло здесь. Прямо тут, в парке. Боль снова свежа, а все вокруг – даже погода – лишь усиливает это ощущение.
Он поворачивается к Син-Син, вытирая слезы.
– Папа называл Берлин городом эскапистов, – тихонько произносит он. – После того как возвели Стену, берлинцы чего только не делали, пытаясь выбраться из восточной части сюда, в этот район. Рыли подземные ходы, выпрыгивали из окон, улетали на воздушных шарах, переделывали багажники машин так, чтобы в них можно было спрятаться.
– И как, удавалось?
– Некоторым. Но многих ловили и сажали в тюрьму. А еще многих застрелили при попытке.
– Я бы могла уйти по канату, – решительно заявляет Син-Син. – Замора улетел бы на ядре! Способ всегда найдется!
– Не всегда, – безжизненно отзывается Дэнни.
Загнав эмоции обратно в сердце, он смотрит прямо перед собой, выискивая малейший намек на угрозу или помеху движению колонны.
Под распростертыми крылами Виктории они сворачивают налево, на дорогу, ведущую к реке Шпрее, а потом, резко, в парк. Регулировщик в желтом жилете направляет их в густую рощу. Снег все усиливается, и к тому моменту, как караван останавливается, уже валит вовсю.
Слышится шипение тормоза, мотор глохнет и затихает, а отсчет времени на часах навигатора показывает 0:00:00.
2. Когда никаких слов не хватит
Первый час или около того Дэнни проводит, притворяясь, что помогает с разгрузкой и установкой опорных ножек на прицепах. На самом же деле он все время держится начеку, бдительно всматривается в деревья вокруг и черные провалы между ними. Предостережение Рикара лишь подчеркнуло и без того очевидное: если они хотят избежать опасности, пора включить все чувства на полную.
Однако пока кругом не заметно ничего подозрительного: ни враждебных или хотя бы просто следящих глаз, ни блеска оружейных стволов между деревьев – и ни следа Джимми или хотя бы того мотоциклиста. Чуть сзади видно, как разбивает лагерь и устанавливает темно-красный шатер другая труппа. Единственные посетители на территории «Мистериума» – это группка организаторов фестиваля и стайка девушек из «Цирки», забежавших поздороваться с Марией и близнецами.
Снег поослаб – словно тучи никак не могут решить, обрушить ли всю накопившуюся в них тяжесть сейчас или приберечь на потом. Деревья и дорожки успело чуть-чуть припорошить, но на траве снег быстро тает.
Герцог преданно следует за Дэнни, куда бы тот ни пошел. До такой степени, что мальчик начинает терзаться угрызениями совести и, проходя мимо Дарко, который скатывает мишень по трапу, пытается уговорить пса остаться с хозяином.
– Ой, да брось, Дэнни, – протестует Дарко, кинув быстрый взгляд на Герцога. – Он явно считает, что тебе сейчас компания нужнее. Может, знает, с чем тебе предстоит столкнуться? – Он треплет пса по голове. – Слушай, а давай сходим с ним на прогулку сегодня? Вдвоем. Там очень славная тропа мимо монумента и дальше в лес, к озеру Нойер. Помнишь, там еще такое кафе, где готовят на дровяных печах?
– Можно, – неопределенно говорит Дэнни, поглядывая на мишень.
– Пришлось импровизировать, – объясняет метатель ножей, проследив за его взглядом. – Для скорости. Вырезал, наклеил и залакировал сверху.
Но вышло у него, надо сказать, на славу. Картинки, отсканированные в библиотеке в Науди или распечатанные из Сети: будды, горы, реки, звери – концентрическими кругами, а поверху Дарко нарисовал клубящиеся облака и зловещее лицо демона, нависающего над доской и сжимающего ее с двух сторон огромными когтистыми лапами.
– Потом сделаю получше, – говорит Дарко. – Так ты мне дай знать, если все-таки надумаешь прогуляться, ладно?
Дэнни качает головой. Под бдительной настороженностью его все сильнее, все настойчивей бьется желание пойти на кладбище – на свидание к маме и папе…
– Я хочу сразу, как разобьем лагерь, сходить на кладбище.
Дарко кивает и смотрит вслед бредущему прочь Дэнни, а потом снова поворачивается к мишени:
– Еще б тебе этого не хотеть.
Мини-автобус, весь обклеенный фестивальными рекламными плакатами, привозит разнорабочих. Афиши пестрят названиями разных цирков.
Рабочие – с дюжину молодых парней и девушек с молотками и кувалдами в руках – вываливаются из автобуса, на ходу натягивая перчатки и разглядывая скатанный полог «Мистериума», подпорки главных шестов, растяжки, которые помогут взметнуть купол к небесам.
Один из рабочих с виду старше остальных. Лоб его перерезан глубокой вертикальной складкой – точно недовольный восклицательный знак, впрочем, тут же исчезающий под черной вязаной шапкой. Рот и подбородок он обматывает толстым шарфом. Быстро оглянувшись по сторонам, присоединяется к остальным рабочим, выслушивающим инструкции Фрэнки. Чтобы попасть сюда, этот рабочий проделал куда более длинный путь, чем другие. Тело у него до сих пор не отошло от тысячи с лишним километров на мотоцикле. Слушая указания главного монтировщика, он потягивается, но глаза его все обшаривают пространство вокруг. Карман оттягивает тяжелый пистолет.
Проклятие! Ну и куда теперь подевался этот мальчишка?
Через несколько минут Дэнни ведет Син-Син и Замору к триумфальной арке Бранденбургских ворот. От нетерпения он то и дело опережает спутников на три-четыре шага, а потом ждет, пока они его догонят. «Скорее бы осуществить задуманное – и дело с концом, – думает он. – Но что я почувствую, попав на кладбище? Всепоглощающее горе? Или очередной приступ гнева? Ну что они там так медленно!..»
В каком-то смысле, удаляясь от лагеря, он ощущает себя в большей безопасности: очертания поднимающегося купола представляют отличный указатель для любого, кто что-то замыслил против него. Словно кричат – вот он я! Приходите и забирайте! Даже теперь, когда купол скрылся из виду, мальчик всматривается в каждого встречного, стараясь по языку тела считать его намерения.
Какой-то одинокий велосипедист выруливает на дорожку прямо перед ним так неожиданно, что у Дэнни дыхание перехватывает, – однако велосипедист, даже не оглянувшись, катит прочь. На скамейке сутулится, пряча что-то в ладонях, старик. Но когда они проходят мимо него, он поднимает голову и улыбается, показывая им пакет с кормом для птиц.
Замора ровным шагом идет вслед за Дэнни, гипс придает ему унылый вид. На запасной шляпе уже осело немножко снега.
– Прямо совесть загрызла, что я помогать не могу, – ворчит он. – Но кости ведь не поторопишь, чтобы скорей срастались, верно?
Снегопад прекращается, тучи слегка поднимаются. За освещенным стеклянным куполом Рейхстага даже проглядывает одинокая звезда. Лунный свет очерчивает край тучи золотой каемкой.
– И все? – недовольно спрашивает Син-Син, спрятав руки в карманы. – Я ведь никогда еще толком не видела снега. Надеялась, побольше выпадет.
– Тут еще как выпадет. Просто сейчас для большого снега рановато.
Девочка на миг останавливается, глядя на мостовую: путь перерезает вделанная в асфальт металлическая полоса.
– А это что?
– Тут проходила Стена, – объясняет Замора. – Когда я впервые сюда попал, она еще стояла. Carajo, жутковатое было зрелище – можно было подойти вплотную и помахать караульным на вышке. Можно было разрисовывать Стену. Я нарисовал автопортрет! А теперь осталось всего несколько небольших участков. С ума сойти, как все переменилось!
Но Дэнни торопится вперед, к метро.
– Идемте же! – кричит он.
– Боже, – бормочет Син-Син, – ну что за спешка? Никуда они не денутся, правда?
– Будет тебе, мисс Синг, – обрезает Замора. – Мистеру Дэнни и так нелегко.
– Мне, знаешь ли, тоже чертовски трудно.
Карлик вздыхает:
– Даже не знаю, кого из вас, детишки, мне больше жалко…
Чтобы добраться до другого конца города, им приходится сделать две пересадки. Дорога ведет через туннели метро, огромную гулкую пещеру Центрального вокзала, через плотную толпу, в которую тоже приходится вглядываться, нет ли каких опасностей. Любой из незнакомцев может оказаться членом «Сорока Девяти»: и весь покрытый татуировками хипстер, второпях налетевший на Син-Син, и глядящая на них с другой платформы дама со стальными глазами, в строгом деловом костюме, и шатающийся пьянчуга. Замора всегда привлекает к себе внимание и любопытные взгляды, но теперь приходится разбираться с каждым из этих взглядов: не несет ли он угрозы. От сосредоточенности Дэнни всю дорогу молчит.
«Нельзя терять бдительность, терять способность оценивать ситуацию здраво», – твердит себе мальчик. Но по мере того как они скользят сквозь тьму все вперед и вперед, а кладбище становится все ближе и ближе, он невольно уходит, проваливается в себя. Лица пассажиров вокруг расплываются, угроза «Сорока Девяти» кажется уже не такой страшной – все вытеснено мыслями о том, что вот-вот он окажется на могиле родителей. Теперь эти люди там, под землей, кажутся чужими и незнакомыми. Не привычными мамой с папой, которых уложили покоиться в пробуравленных в земле ямах, а гораздо более сложными личностями, унесшими с собой свои тайны. Загадочными и скрытными…
У лотка с цветами Замора покупает букет алых роз и озабоченно заглядывает в лицо мальчику:
– Пойдет, мистер Дэнни?
– Ага.
Дэнни старается улыбнуться в ответ, но не знает, убедительно ли вышло. Земля под ногами кажется какой-то мягкой, голова – легкой и пустой. Син-Син тоже погрузилась в молчание, идет на полшага сзади, еле волоча ноги, пережевывая свои собственные раздумья на своем собственном языке.
Последнее позвякивание городской электрички привозит троих друзей к крутой Пренцлауэр-аллее, и они снова выходят наружу, на холодный вечерний воздух. Высоко над головой на тонкой бетонной башне сияет, переливаясь от розового до лазурного, шар телебашни.
Замора сверяется с картой:
– Сюда.
Они проходят в ворота через лужицы света, льющегося от редких фонарей, – и оказываются на кладбище. Миг, который Дэнни так давно предвкушал, рисовал в воображении, которого он так жаждал и так страшился, наконец настал.
Похоже, память сыграла с ним злую шутку!
Ему запомнилось угрюмое, неприветливое, унылое место, где над всем господствует строгий и безжалостный порядок, – но сегодня кладбище выглядит гораздо более заросшим, тихим и светлым, чем в его воспоминаниях. Между могилами разбросаны островки вечнозеленых кустарников и маленькие скрюченные деревца. Повсюду свисают кормушки для птиц – с ветвей, столбов, даже самих надгробий. Кое-где видны детские игрушки – словно владельцы играли ими и просто отошли на минутку. У скамьи с мемориальной надписью стоит увитый сухими цветами белый велосипед. В покачивающихся ветвях мелодично поет ветер.
Даже надгробия выглядят необычно: одни сделаны из старых железнодорожных шпал – стоят вертикально, а имена и даты вырезаны или выжжены на дереве. Другие – просто гранитные глыбы. В разноцветных сосудах на некоторых надгробиях посверкивают фонарики и свечи, а в тени переливается розовым светящаяся елочная гирлянда. За кладбищем раздаются детские голоса с залитой светом площадки. И впечатление от всего этого – совершенно нормальное, человеческое. Тут почти уютно.
– Славно, да? – говорит Замора. – Это один художник, друг Лоры, предложил. Решил, подходящее… место. Идем, старина. Тут рядом.
Он бережно берет Дэнни за плечо – и вот они уже на месте. Дэнни глядит на могилу мамы и папы.
Надгробие сделано из полированного гладкого камня – вросшая в землю изящная невысокая арка, по всей длине, от низа до верха, расколотая трещиной шириной полсантиметра, не больше, – безупречно выполненная молния. Чуть-чуть не доходя до верха, эта трещина слегка расширяется, образуя кольцо, в котором покоится слабо мерцающее стеклянное око.
– Старый контактный шар* твоего отца, – говорит Замора, проследив за его взглядом. – Ловко сделано, а?
Дэнни кивает, но все тело у него закоченело. Чувства рвутся наружу, горло сжимает судорога. Он уже видит, как с воем валится на заснеженную землю, всхлипывая и содрогаясь от рыданий… Мальчик проводит рукой по лицу, снова смотрит на могилу. На левой половине надгробия выбиты слова «Гарри Вайт», на правой – «Лили Ву», а снизу, соединяя две половинки, – ясный и резкий символ бесконечности. Под ним маленькими аккуратным буквами начертаны два слова: «Все меняется».
Присев на корточки, Дэнни тянется к камню, проводит пальцем по знаку бесконечности.
Эмоции готовы хлынуть наружу, одолеть его, но пока он очерчивает пальцем эту опрокинутую восьмерку – раз, другой, третий, – в голове вдруг проясняется, волнение стихает. Гроза миновала.
Где они, эти люди, бывшие его родителями? Гниют ли в земле? Витают ли над кладбищем бесплотными духами? Он вспоминает слова Розы о том, что следует смотреть на мир непредвзято, но, как ни пытается, не в силах ощутить вокруг присутствие матери и отца. Тогда где же они? Повсюду? Нигде?
Поднявшись на ноги, он обводит взглядом фонарики и кормушки. Даже спазм, скручивавший его внутри, рассосался. Прямо странно, что несколько дней назад тарелка супа вызвала у него такую бурю эмоций, зато сегодня, когда ему положено бы слететь с катушек, он прекрасно с собой справляется.
А вот Син-Син явно приходится нелегко.
– Миленько, – говорит он сдавленно. – Ладно, дайте мне эти чокнутые цветы.
Выхватив у Заморы букет, она сдирает целлофановую обертку и торопливо рассыпает цветы перед надгробием.
– Я пришла, – бормочет она, на миг соединяет ладони и склоняет голову – а потом слезы вырываются на свободу. Торопливо отвернувшись, девочка бредет прочь.
Дэнни смотрит ей вслед. Потом прикрывает глаза. На щеку ему ложится снежинка, затем вторая. А когда он снова открывает глаза, Замора смотрит на него. По лицу карлика катятся слезы.
– Бог ты мой, мистер Дэнни. Иногда даже и сказать-то нечего, верно?
Дэнни качает головой. Наверное, он должен бы что-то сделать, что-то произнести – но сейчас он чувствует, что, прикоснувшись к камню, сделал все что надо. По крайней мере, пока.
– Хочешь что-нибудь сказать? – спрашивает Замора.
– Нет, – мотает головой Дэнни.
– Мы ведь можем потом прийти снова, – говорит Замора, громко сморкаясь. – Спешить некуда. Где там эта девчонка?
Дэнни оглядывается, но Син-Син уже скрылась из виду.
– Идемте, майор, – торопит он. – Давайте ее догоним.
Куда важнее поговорить с Син-Син, чем с мертвыми, кажется ему. Сейчас куда важнее позаботиться о сестре.
Когда они возвращаются в Тиргартен, темно-синий, точно полночь, купол «Мистериума» уже поднят и растянут на подпорках. Ночь принесла первый большой снегопад – пока рабочие натягивают тент, мелкие сухие хлопья все валятся и валятся бесконечной чередой, шурша и оседая в складках. Его не поднимали со времен того самого трагического последнего берлинского представления, но сейчас – несмотря на все ассоциации – при виде знакомого купола на душе у Дэнни становится чуть легче. Полтора года в школе он мучился мыслью, что эта груда ткани медленно гниет в амбаре Науди, но ни малейших признаков гнили не видно. Только если уж совсем приглядеться, можно заметить места, в которых купол пришлось латать и чинить.
Буквы на огромном объявлении ярко сияют в темноте. Дэнни снова думает, как же их труппу легко найти – хоть другу, хоть врагу.
Он переводит взгляд на Син-Син. Плечи у той все еще подрагивают – запоздалый след слез, пролитых ею на кладбище.
– Ты как?
– Отлично, – отзывается она, хоть и не слишком убедительно. – Хотя… не знаю. Думала, надо было мне спросить ее – маму, – как все вышло. И про того погибшего члена Триад, который вроде как приходится мне отцом.
– Просто представить себе не могу, чтобы мама связалась с таким типом, – быстро произносит Дэнни.
– Вот и я говорю, – фыркает Син-Син, – не очень-то много мы про нее и знаем, верно? – Впрочем, похоже, она рада возможности поговорить – и не осаживает Дэнни. – Скажи-ка мне кое-что. Только честно. Там, на колесе, у меня был очень испуганный вид? Когда он бросал первые ножи?
– Нет.
– Врунишка!
– Ну разве что самую капельку.
– Мне казалось, я так трясусь, что Дарко меня уж точно зацепит.
– Ты отлично держалась! Честное слово! – Дэнни секунду колеблется, но потом решает, что момент как раз подходящий. Если впереди неприятности, ему бы хотелось встретить их бок о бок с Син-Син. – Мама бы очень гордилась тобой, сестренка.
Син-Син вздрагивает – но потом лицо ее смягчается. Она с улыбкой кивает:
– Спасибо. А ты-то как… братик?
Как же приятно! Дэнни улыбается:
– Сам не знаю. Наверняка мне надо будет снова туда пойти… но пока я в порядке. – Он вытаскивает из кармана заветные листочки. – И намерен заняться вот этим.
Всю обратную дорогу с кладбища он ломал голову, пытаясь откопать в памяти любую мелочь, которая могла бы навести его на след. Если «Сорок Девять» и впрямь слетаются в Берлин, для Дэнни и его друзей это не сулит ничего хорошего. Он постукивает пальцами по кляксам рядом с последней, так и не разгаданной шифровкой.
Син-Син, прищурившись, смотрит на листок:
– На что ты показываешь?
– Папа что-то написал, а потом стер, но я не могу разобрать, что именно. Вот и подумал: может, нам еще раз сосканировать страничку? А потом поиграть с контрастом и выдержкой в каком-нибудь графическом редакторе. Может, тогда станет лучше видно?
– Стоит попытаться. А где?
– Попробуйте офис в казино, – советует Замора. – Скажете, это у вас реквизит или что-нибудь в том же роде. Уверен, они вам помогут. Вот… пригодится. Актерский пропуск. А теперь, если не возражаешь, верни мне телефон. Надо кое-кому позвонить.
Протягивая мобильник законному владельцу, Дэнни автоматически проверяет, нет ли на экранчике пропущенных звонков или сообщений от Рикара.
– Ой, прости, какой-то пропущенный звонок. Надо же, а я и не почувствовал вибрации.
Радуясь, что брат с сестрой снова ладят друг с другом, Замора смотрит им вслед, а потом переводит взгляд на мобильник.
– Да чтоб меня! – бормочет он, покачивая головой, и уже нажимает было кнопку «перезвонить», как останавливается и осматривается по сторонам. Такие звонки лучше делать не на людях, думает он. Дэнни с Син-Син скрылись за шатром, у края которого группка разнорабочих возится с растяжками и креплениями, двигает длинные металлические ручки вперед-назад, стараясь поставить шатер как можно ровнее и выше. Впрочем, как замечает Замора, один из них отлынивает. Вечная история с этими рабочими! Стоит, опираясь на кувалду, и вроде как наблюдает за остальными, а сам так и рыскает глазами по лагерю вокруг.
– Эй, ты! – рявкает Замора, направляясь к лодырю по припорошенной белыми хлопьями траве. – Давай-ка не халтурь!
Лодырь вскидывает руку в виноватом жесте и принимается вколачивать в промерзшую землю длинный острый кол. Металлический гул ударов разносится между деревьями.
– Вот так-то лучше, amigo.
Но едва Замора скрывается из виду, рабочий бросает кувалду на полуударе и рысцой припускает в ту сторону, куда только что ушли Дэнни и Син-Син.
3. Когда даже сильному человеку требуется уединение
Дэнни машет пропуском перед носом охранника в дверях казино и заходит внутрь. Это нечто среднее между обычным зданием и шатром: тут есть вестибюль, бар и большое пространство для выступлений в глубине. Иззи с Беатрис примостились на высоких табуретах у барной стойки в обществе двух девушек из «Цирки», наслаждаясь теплом, идущим от газового обогревателя. На стойке выстроились пустые бокалы из-под вина.
– Ой, Дэнни! – кричит Иззи. Глаза у нее сверкают. – Представляешь, эти везунчики будут давать представления прямо тут!
Беатрис манит его подойти. От выпитого взгляд у нее капельку расфокусирован.
– Кое-кто тут разыскивал тебя, месье Ву, Макс-как-то-там. Берлинец.
Дэнни вскидывает голову:
– Где он?
– Вынужден был уйти. Mais сказал, вернется попозже. Тааакой симпатичный – sympa!
Сестра Беа подталкивает ее локтем:
– Хватит! Не приставай к Дэнни со своими восторгами…
– А он не сказал, что ему нужно?
– Нет. Но просил передать тебе вот это.
Она протягивает мальчику маленький конверт из коричневой бумаги.
Спереди на конверте видна лишь надпись «Дэнни Ву». Внутри прощупывается что-то объемное, завернутое в бумагу. Дэнни переворачивает конверт другой стороной – и чуть не роняет из рук.
На другой стороне аккуратно проставлено сорок девять точек: знакомым узором, по семь в ряду. Но на этот раз ни одна точка не обведена, зато все охвачены широкой петлей, а снизу – вопросительный знак.
– Что это? – шепчет Син-Син, когда они шагают через пустой зал к офису.
Мальчик показывает ей символ на обратной стороне конверта. Лицо у нее вытягивается:
– Я-то думала, он на нашей стороне. Скорее… открывай.
Дэнни поднимает конверт, пытаясь рассмотреть содержимое на просвет, но бумага слишком плотная. Запустив палец под отворот, он разрывает бумагу. Из конверта что-то вываливается и, сверкнув, падает на пол. Ключ – короткий и толстенький, чуть меньше, чем для йельского замка. С него свисает пластиковый ярлычок. Дэнни подбирает ключ с пола и всматривается в надпись на ярлычке. Там аккуратно выведено: «Александерплац, 16».
– Александерплац? Это что? – спрашивает Син-Син.
– Звучит знакомо, но я не помню.
В конверт засунуто что-то еще: сложенный газетный лист с неровными краями, неаккуратно вырванный из международного выпуска «Гардиан». Дэнни трясущимися пальцами торопливо разворачивает его и проглядывает заметку, обведенную красной ручкой:
НЕМЕЦКИЙ ЗОЛОТОЙ ЗАПАС ВОЗВРАЩАЕТСЯ НА РОДИНУ
Решение немецкого правительства перевести домой свой золотой биллион, который со времен Второй мировой войны хранится в запасах Американского Федерального банка, заставило многих аналитиков по всему миру удивленно поднять брови. По всей видимости, оно указывает, что, по мнению Германии, Америка, давно считающаяся самой безопасной гаванью для золота, не столь надежна, как подвалы государственного центрального банка во Франкфурте. В условиях строжайшей секретности и безопасности уже строятся планы отослать биллионы евро назад «в самом непосредственном будущем»…
Внизу той же красной ручкой подписано:
Если я сам не смогу, расскажите Рикару. Ключ отпирает сокровище! Никому не верьте без стопроцентной гарантии! Скоро увидимся.
(Макс А.)– И кто такой этот Макс? – спрашивает Син-Син, прищурившись и всматриваясь в подпись.
– Тот, о ком Рикар говорил в последнем сообщении.
– А любой друг Лоры – наш друг?
– Наверное, да. – Дэнни подносит ключ поближе к глазам. – Давай-ка сперва займемся сканом, а потом разберемся, что там отпирает этот ключ.
Офис находится за большим залом. Молодой бородатый дежурный проверяет у Дэнни пропуск и показывает мальчику сканер, присоединенный к компьютеру на столике у окна.
– Помощь нужна? Я большой фанат «Мистериума». Так здорово, что вы…
– Спасибо, – перебивает Дэнни. – Покажите нам графический редактор. Пожалуйста. Bitte.
Деревья подступают к Типи почти вплотную. Ветер швыряет снежинки, закручивает их крошечными, похожими на привидения смерчиками, а потом снова раскидывает по сторонам. Пока дежурный объясняет, как чем пользоваться, Дэнни периферийным зрением улавливает снаружи какое-то движение. Почему-то ему становится неуютно, но он заставляет себя сосредоточиться на предстоящей задаче.
Выждав, пока дежурный не усядется за свой компьютер, он вытаскивает из кармана отсканированные листки и торопливо разглаживает их.
– Оригинал, конечно, был бы лучше, – говорит он. – Но посмотрим.
Дэнни кладет последний листок на стекло сканера и смотрит, как на экране ноутбука появляется изображение: знакомый папин почерк, не поддающаяся третья шифровка и подсказка к ней.
– Ну-ка, дай мне, – говорит Син-Син, вся подавшись вперед. – Я в таких вещах разбираюсь.
Она перетаскивает файл в графическую программу, открывает контрольную панель и проворно увеличивает выдержку и контраст. Папин почерк становится темнее, отчетливее, а слабые следы в том месте, где он отрывал ручку от бумаги, проступают явственней.
Дэнни склоняется к экрану, прищурившись, всматривается в расплывшееся рядом с последней записью пятно:
– Увеличь-ка тут и еще немного прибавь…
Он не договаривает фразы. В нем словно взыграло неведомое шестое чувство – снова накатывает то же странное, характерное ощущение: словно по шее сзади ползают насекомые. Ощущение, что за тобой следят.
– Появляется! – возбужденно говорит Син-Син. Она возится с условиями – то прибавляет, то убавляет яркость, увеличивает изображение.
Дэнни качает головой и оглядывается через плечо.
– Числа, – тихонько говорит он. – Разобрать можешь?
Син-Син еще увеличивает изображение, прищуривается.
– Похоже на «FQ 9354 кГц», – говорит она во весь голос. – Номер машины?
– Тссс, – шипит на нее Дэнни. В записке от Макса ясным языком говорилось: никому не доверять. А вдруг даже этот кроткий молодой дежурный тут наблюдает и прислушивается?
– Может, Гц – это Герцог? – предполагает Син-Син. – Или контора по прокату автомобилей?
– Простите, пожалуйста, – вдруг вмешивается молодой человек, не поднимаясь из-за своего стола, – но это длина волны. Радиочастота.
Дэнни оглядывается – настороженный, ощетинившийся:
– Что вы имеете в виду?
– Это у вас радиочастота. Kurzwelle – это короткая волна.
– Это что вообще? – спрашивает Син-Син.
– Тип радиоволн. Бывают длинные волны, средние и короткие. Короткие распространяются дальше всего. При подходящих условиях – хоть по всему свету. Мой папа был большим энтузиастом этого дела, еще до падения Стены. Мы застряли в Восточном Берлине, но слушали радио со всего мира.
Дэнни невидящим взглядом смотрит на экран. «Бессмыслица какая-то, – думает он. – Зачем было стирать длину волны? Разве что папа сам не был уверен – или он просто записал второпях какую-то радиостанцию, которую хотел запомнить, а потом стер, чтобы не сбивать меня с толку».
Его все не отпускает чувство, будто за ними кто-то наблюдает. Уголком глаза он различает сквозь снегопад какое-то шевеление сбоку, вкрадчивое, скрытное. Он быстро поворачивается туда – как раз вовремя, чтобы увидеть, как высокая фигура стремительно отступает в тень под деревьями и медлит там пару секунд. Лицо незнакомца не разглядеть из-за снега.
Наверняка снова барселонский мотоциклист! Та же осанка, те же угловатые движения. Выходит, он выследил их до Берлина!
Сердце у Дэнни так и скачет в груди. Он поворачивается к Син-Син, и тут дверь открывается. В офис, волоча за собой на поводке Герцога, входит Дарко. Волосы и плечи у него запорошены снегом.
– Привет! – говорит метатель ножей. – Уже вернулись? А мне надо распечатать еще картинок для колеса. – Он замечает тревогу на лице Дэнни. – С тобой все в порядке?
Дэнни оглядывается на окно. Фигура исчезла – остались лишь деревья да черные провалы между стволов. Долго ли он за нами следил? Что видел?
– Я… кажется, снова видел того типа. Ну, который ограбил наш лагерь в Барселоне.
Дарко швыряет стопку картинок на стол и, подскочив к окну, всматривается в запотевшее стекло:
– Где?!
– Убежал вон туда, за деревья.
– Ты уверен?
– Почти… хотя не знаю, может, и нет… – голос Дэнни неуверенно обрывается. Сейчас его беспокоит нечто иное. Даже если это тот же самый тип из Барселоны, у него было уже целых три шанса – три шанса напасть, – но он всякий раз убегал. Может, он вовсе не хочет им вреда? Может, Дэнни неправильно истолковал его намерения, а на самом деле все гораздо сложнее? В том, как он сутулит плечи, не чувствуется ни злобы, ни агрессии. Скорее уж стремление спастись самому. Или даже страх?
– При таком освещении нетрудно и обмануться, – замечает Дарко. – Но я возьму Бьорна и ребят – прочешем окрестности.
Син-Син присоединяется к ним у окна.
– Привет, Дарко, – тихонько говорит она. – Не знаешь, где находился Александерплац?
– Это большая площадь под телебашней, – отвечает Дарко. – А что?
– Мы нашли…
Дэнни торопливо перебивает сестру:
– Да просто мы там встречаемся с каким-то старым Лориным приятелем.
В нем снова взыграл инстинкт – не стоит направо и налево рассказывать про золотой запас и про ключ. Особенно в присутствии чужого человека.
Син-Син мерит его острым взглядом:
– А, да. Клево.
Дарко переводит взгляд с одного на другого.
– Сдается мне, вы что-то замышляете, – качает головой он. – Но вы вовсе не обязаны мне ничего рассказывать, главное только – не пускайтесь в авантюры на свой страх и риск. Возьмите с собой Замору, а еще лучше – меня. Особенно если тот тип и впрямь крутится где-то рядом. Пожалуй, провожу-ка я вас обратно, чисто на всякий случай.
Они вместе шагают по заснеженному парку к «Мистериуму». Дэнни кажется, что деревья придвинулись чуть ближе к лагерю, а тьма под ними стала чуть-чуть непроглядней. Под гигантским куполом повсюду снуют рабочие, мелькают незнакомые лица – но никто не обращает на пришедших ни малейшего внимания, и высокого худого мужчины нигде не видно. Не видно поблизости и припаркованного мотоцикла.
– Похоже, все в порядке, – говорит Дарко, разворачиваясь, чтобы уходить. – Но я еще похожу вокруг. Держитесь поближе к машинам, ладно?
– Спрошу у Розы, не видела ли она ничего подозрительного, – говорит Син-Син. – Только никуда без меня не уходи.
– Не волнуйся, – отвечает Дэнни. – Мы встанем вместе, как брат и сестра…
– Это еще что?
– Песня нашей дурацкой школы в Болстоне.
– Жуть какая! – ухмыляется девочка и припускает к каравану.
Дэнни смотрит ей вслед, вспоминая, как Джейми Ганн стоял рядом с ним на школьной линейке и выдумывал на эту мелодию различные непристойности. Словно в прошлой жизни. В другой, нереальной жизни – но старые воспоминания наваливаются на мальчика с новой силой.
Должно быть, это все произошло именно здесь, на этом самом месте!
Вдали виднеются крыша Рейхстага и уродливое современное здание близ реки. «Здесь я стоял, глядя на полыхающий фургон», – думает мальчик. Он медленно поворачивается на триста шестьдесят градусов, сравнивая то, что видит сейчас, с тем, что осталось в памяти с того раза. Шатер стоял вон тут, грузовик с реквизитом – вон там. Фургон Розы, пожалуй, чуть ближе, а еще приехала пожарная машина и выкачивала воду из Шпрее. А вон на том месте я видел, как Джимми медленно отступает во тьму. Все так и было. На самом деле!
Но теперь ничто не напоминает об этом. Ни следа опаленной земли, полицейской ленты, синих мигалок, моря цветов, которые сочувствующие принесли на место трагедии под непрекращающимся снегом. «Время – величайшая тайна», – сказал папа в тот последний раз в Берлине. Он был какой-то рассеянный и озабоченный, но все-таки отправился с Дэнни взглянуть на остатки Стены – и там оживился, стал похож на себя обычного. «Но именно время и делает жизнь возможной, Дэнни. Даже при том, что мы не имеем понятия, что оно собой представляет. Что каждый день – дитя жизни и смерти, каждый может превратиться в короткую и беспечную прогулку…»
Описав полный круг, взгляд Дэнни возвращается к деревьям. Только теперь там кто-то стоит – и как раз сейчас отступает на несколько шагов, почти теряется в тени. Дэнни осторожно придвигается поближе, чтобы из безопасности прожекторов «Мистериума» рассмотреть фигуру в тенях получше. Вглядываясь во мрак, он чувствует себя словно бы на ничейной земле, готов, если вдруг что, в любой момент сорваться и бежать…
…И, к своему облегчению, видит, что это Замора: стоит, прислонившись к дереву, спиной к лагерю. Дэнни торопится к другу по слою свежевыпавшего снега и видит, что карлик здоровой рукой прижимает к уху телефон, приподняв плечо, словно от кого-то защищается. Во всей его позе чувствуется что-то оборонительное, сразу ясно – сейчас его лучше не трогать. Он быстро-быстро что-то говорит по-испански.
Дэнни выжидает несколько секунд, а потом шагает под сень деревьев:
– Майор?
Карлик оглядывается через плечо.
– Balle[17]. Ладно, – торопливо буркает он в телефон. – Ciao, ciao.[18] – И прерывает разговор, а потом резко разворачивается. Глаза у него блестят. – Неужели несчастный карлик ни на секунду не может обрести уединения?!
– Прости… мне просто надо рассказать тебе кое-что очень важное. Пойдем в лагерь.
– Ну ладно, – вздыхает Замора. – Рука опять чертовски болит. Вот я и бросаюсь на людей. Так что ты мне хочешь рассказать?
– А с кем ты разговаривал? – спрашивает Дэнни, не успев спохватиться. Все та же недремлющая, пытливая часть его разума снова работает на полных оборотах. Слишком уж много вокруг секретов, слишком долго его держали в неведении. Теперь ему надо знать все.
– Просто друг, – резко отвечает Замора. – Так что у тебя за новости, мистер Дэнни?
4. Когда среди хаоса расцветает любовь
Проходит час, а снег валит все так же.
Засыпает крыши машин «Мистериума», оседает белыми пятнами на огромном куполе, придавая ему сходство с облаками на снимке из космоса. Дэнни, Син-Син, Замора и Роза ведут совещание, рассевшись вокруг стола в фургоне.
– Тот тип, которого я видел, – ну, халтурщик, – вспоминает Замора, – он выглядел как-то неуместно.
– Тогда будь и впредь начеку, – кивает Роза.
– Дарко говорит, сейчас его нигде нет. И мы будем караулить лагерь.
– И никто из вас не знает этого Макса и ничего о нем не слышал? – спрашивает Дэнни, показывая ключ. – И не знает, что отпирает этот ключ?
Замора качает головой:
– Похоже на ключ от камеры хранения или чего-то в том же роде, но я и понятия не имею, зачем тебе его передали. Лучше уж дождись утра. Во-первых, мороз будет минус десять, не меньше, снег не унимается, да и район вокруг Александерплац не слишком спокойный.
Дэнни неохотно соглашается, хотя в нем нарастает внутреннее беспокойство и ощущение, что нельзя терять времени. Все чувства его обострены до предела, ему не терпится узнать тайну ключа, но Син-Син, вымотанная не то переездом, не то всплеском чувств на кладбище, буквально валится ему на плечо. А без нее он не пойдет.
– Спать в кузове слишком холодно, – говорит Роза. – Дэнни, ложитесь с майором Заморой тут. Мы все отлично поместимся. Да так и безопаснее.
Замора улыбается:
– Совсем как в первые дни – тогда мы сюда вшестером набивались. Я приму обезболивающее и снотворное и буду дрыхнуть всю ночь без задних ног.
Роза ставит на плиту томатный суп, синее газовое пламя мурлычет, наполняя тесную комнатку теплым бодрящим ароматом. Замора пытается одной рукой вытащить из шкафа спальные мешки, но тут Син-Син просыпается и говорит – мол, пусть сядет и отдохнет чуть-чуть.
Дэнни снова впивается взглядом в страницу с шифровкой, почесывая голову и безуспешно пытаясь выжать из этих цифр хоть какой-то смысл. Наконец, сдавшись, он раздвигает занавески и вглядывается в темноту: как раз вовремя, чтобы увидеть, как мимо пружинистой походкой проходит Джо – первый часовой. На ходу он обшаривает лучом фонарика заснеженное пространство вокруг. «Мне все равно, что там, в этой записке, – думает Дэнни. – Я снова доверяю всем этим людям. Они – моя семья…»
Через час, согревшись от супа, уютно свернувшись в спальном мешке, он крепко засыпает – томик Пруста выскальзывает из его руки, обрывая повествование на полуфразе: «…краткие пробуждения, во время которых я успевал только услышать потрескивание деревянных панелей, открыть глаза и запечатлеть калейдоскоп темноты…»[19]
Среди ночи что-то заставляет Дэнни проснуться.
Он рывком садится. После теплого спального мешка воздух в фургоне кажется совсем холодным. Единственный источник света тут – небольшой электрокамин, силящийся хоть как-то поддерживать температуру в фургоне.
Бзззззззззз. Бззззззззззззз.
В тишине слышится тихое гудение. Исходит оно от Заморы. Сперва Дэнни думает – это майор так храпит или стучит зубами от холода, боли, а то и от всего сразу. Однако скоро мальчик понимает, что дело в другом – это вибрирует мобильник карлика.
Не желая будить друга, хотя непонятно, возможно ли того сейчас добудиться, Дэнни осторожно залезает в карман куртки Заморы и достает вибрирующий мобильник. «Если это не мне, просто приму сообщение», – думает он, оправдываясь сам перед собой за вмешательство. Однако, сказать по правде, он умирает от желания выяснить, с кем это карлик разговаривал там, под деревьями.
На экранчике зеленым высвечивается одно-единственное слово: ЛОРА.
Дрожащими пальцами Дэнни сдвигает иконку ответа и прижимает телефон к уху:
– Тетя Лора?
– Дэнни! Это ты?
– Да. Как ты? Что происходит?
– Почему ты отвечаешь по телефону Заморы? Где он?
– Спит.
– Ха! – Дэнни слушает знакомый раскатистый смех Лоры на другом конце провода и мысленно видит, как она сдувает с глаз шальную прядку волос. Такая типичная-типичная Лора – только очень далеко. – Дэниел, говори погромче, а? Ужасно плохо слышно.
– Не хочу всех перебудить.
– Всех? Ты где?
– В Берлине. С «Мистериумом», Син-Син, Розой…
– А Син-Син-то какого черта там делает?
– Это все… сложно. А ты-то как? Еще в тюрьме?
– Только что выпустили. Рикар дергал за все ниточки, какие только мог, отсюда до Гонконга.
– Он считает, возможно, «Сорок Девять» едут сюда, в Берлин…
– Знаю. Слушай, Макс уже разыскал тебя? Макс Алекан?
– Нет. Но он оставил мне конверт. Ему можно доверять?
– Вполне. Он… старый друг. Слушай, только не говори ему больше, чем надо, ладно?
– Почему?
– Мы теперь в некотором роде соперники. Он тоже идет по следу «Сорока Девяти». Расскажи ему только самое необходимое. Он неплохой парень, но, поверь, всегда умудряется сделать из мухи слона. – В трубке трещит – а потом голос Лоры пробивается снова: —…завтра попытаюсь успеть на первый же рейс из Рима. Скоро буду с тобой. Кавалерия на подходе, Дэниел! Так что сиди пока смирно. Так, мне надо идти. Полиция хочет, чтобы я еще что-то там подписала. Si, si[20], да иду я, иду. Не кипятитесь, синьор. Пока, Дэнни. Будь осторожен!
Дэнни смотрит на умолкший телефон в руке. От знакомого бодрого голоса Лоры у него сразу полегчало на душе, но очень обидно, что пришлось прервать разговор. Если Рикар едет сюда, если Лора вот-вот прилетит, похоже, ситуация сильно улучшается. Может, в конечном итоге все-таки все закончится хорошо? Но что потом? Обратно в скучную школу-пансион? Забыть про короткое воссоединение с «Мистериумом»?
Он решительно отгоняет тоскливую мысль. Нет, он уже все решил, и точка! А Лора как хочет! Да и вообще, напоминает он себе, отпирать надо по одному замку за раз.
Пальцы его словно зависли над телефоном – и наконец он не в силах больше сдерживаться. Он должен, непременно должен узнать, из-за чего это Замора так разнервничался.
Он косится на спящего карлика и, чуть передернувшись от чувства вины, вызывает список последних звонков и листает его. Вот звонок от Лоры. Потом какой-то безымянный номер с берлинским кодом. А зато перед ним – исходящий звонок кому-то по имени ГАЛА. 8:52 – как раз когда Замора топтался под деревьями. Имя вроде знакомое – но Дэнни требуется несколько минут, чтобы вспомнить, где он его слышал. Да вот же! Вторая карлица с той прекрасной фотографии, которую Хавьер сделал столько лет назад. «Раньше мы были парой», – сказал Замора, а потом закашлялся и сменил тему.
Еще сильнее сгорая от чувства вины, Дэнни засовывает телефон обратно в карман друга. Опять он покормил плохого пса!
Снег наконец прекратился. Ветки деревьев выстланы белым. На дорожках – сантиметров десять. Над всем висит тишина – совсем как в тот жуткий миг на подъемном кране. Мир словно бы на миг прекратил вращение…
А затем – на краткие пару секунд – Дэнни снова мерещится тот детский голос, повторяющий цифры. Совсем-совсем слабо, словно бы издалека…
К тому же длится это совсем недолго: несколько слов – и вот голос уже умолк, лишь отзвуки витают в холодном воздухе. Да и были ли они, эти слова? «Может, – думает мальчик, – Дарко прав. Может, у меня просто неуемное воображение?»
Через секунду мимо проходит Аки – в вязаной шапке, толстом пальто и с длинной палкой для тента на плече, как заправский часовой. Дэнни чуть сдвигается на скамье, чтобы не выпускать его из виду. Клоун скрывается за безмолвным фургоном Дарко, но через секунду появляется с другой стороны и направляется к большому шатру. Вид у него расслабленный – он явно не заметил ничего подозрительного. В следующий миг на сцене появляется Беа. Выронив палку на снег, Аки шагает к девушке, они сплетаются в объятии и торопливо целуются.
Чтобы не подглядывать, Дэнни задергивает занавеску. Как приятно иметь дело с секретом, который не таит в себе ни опасности, ни угрозы! Просто жизнь продолжается – двое влюбились друг в друга.
Он снова заползает в теплый мешок, но около часа лежит без сна – вполуха прислушиваясь, не зазвучат ли цифры снова. Однако больше ничего не слышно, вокруг лишь тишина снежной ночи. А около часа – быстрое и знакомое царапанье под дверью.
Открыв ее, мальчик видит Герцога – продрогший песик с несчастным видом виляет хвостом.
5. Когда рыба протухла
С первыми лучами солнца Дэнни будит Син-Син, поторапливая, чтобы поскорее одевалась. Ему не терпится в путь. Он уже около часа валялся без сна, снова и снова перебирая в голове все произошедшее и вслушиваясь в тишину вокруг – не услышит ли чего подозрительного. И вот теперь уже не может сдерживать навязчивое желание скорее отправиться на Александерплац и найти замок, подходящий для маленького ключика.
Син-Син ворчит со сна, но в глазах Дэнни снова пляшут чертики – и девочка с первого же взгляда понимает, что с братом сейчас лучше не спорить.
– Не следовало бы нам уходить одним, – шепчет она.
– А я думал, ты у нас крутая девчонка из гангстеров. Идти куда безопаснее, чем оставаться тут.
Они выходят на улицу, под ногами хрустит свежевыпавший снег. Дарко заворачивает за угол, возвращаясь от биотуалетов.
– Чертовская холодрыга. А вы двое куда это намылились в такую рань?
– Да просто позавтракать. На Унтер-ден-Линден*, – говорит Дэнни небрежно. Назови он какую-нибудь другую улицу, подальше, – от провожатых не отвертеться, а ждать придется сто лет.
– Ну послушать тебя – заправский космополит-путешественник, – улыбается Дарко. – Только уж смотри в оба. Герцога не видел?
– Храпит рядом с Заморой. У огня.
– Предатель, – хмыкает Дарко. – Син-Син, нам надо еще разок порепетировать с ножами. И тогда можешь выступать со мной уже сегодня вечером. Твой дебют в «Мистериуме».
Син-Син сияет:
– Если хочешь, можно даже раскрутить колесо, я не против!
Они шагают сквозь серые сумерки берлинского зимнего утра. На мостовых уже появились первые пешеходы. Снегоуборочная машина с оранжевой мигалкой сгребает нападавший за ночь снег с величественной Унтер-ден-Линден. Дэнни смотрит на карту метро, проверяет, не следит ли за ними кто, и вместе с Син-Син торопливо юркает вниз по лестнице. Тут турникетов нет, так что и хитрить не приходится – надо только надеяться, что на контролеров они не нарвутся: денег на билеты у них все равно не осталось. Очередное печенье плохому псу!
Двери поезда закрываются, состав уносится в туннель. Дэнни корчит гримасу. Син-Син вопросительно смотрит на него, запустив руки в карманы куртки, которую одолжила у Розы:
– Что такое?
– Ничего. Просто вчера вечером мне снова показалось, что я слышу числа.
– Почему ты меня не разбудил? Или когда Лора звонила?
– Ну я ж теперь-то рассказываю…
В руке у него крепко зажат ключ с номером камеры хранения.
– Хотелось бы мне, чтобы этот Макс вчера нас дождался, – добавляет он. – Лора говорит, он конкурент. Небось тоже журналист, но, судя по всему, надежный.
– А что ж тогда он не остался поговорить?
– Не знаю. – Дэнни помахивает ключом у нее перед носом. – Может, разгадка тут. Похоже на ключ от камеры хранения, да? На вокзале.
– Надеюсь, никаких гадостей там не обнаружится, – стонет Син-Син. – Помню, Чарли как-то нашел у себя в шкафчике в спортивном зале отрезанную голову… не первой свежести. Вот гадость-то!
– А почему она там оказалась?
– Даже не спрашивай!
Они молча едут дальше. Дэнни краем глаза поглядывает на сестру. Они наполовину родня, но до чего же разнятся жизненным опытом! У него жизнь в вечном странствии, в тесной и (предположительно) дружной цирковой труппе – у нее суровая борьба за выживание среди бандитов Гонконга. Головы в шкафчиках!
Когда они выныривают из нутра подземки, подъезжая к самому вокзалу на Александерплац, Дэнни видит, что снег зарядил снова. Сердце у мальчика бьется чуть быстрей, ключ крепко зажат в руке.
– А ты сама видела?
– Что?
– Голову?
Син-Син мотает головой. Но означает ли это «нет» или «не спрашивай», Дэнни так и не понимает.
В кафе рядом с камерой хранения высокий угловатый мужчина смотрит, как брат с сестрой поднимаются по эскалатору. Длинные темные волосы спадают на острые скулы, лицо изборождено морщинами, светло-голубые глаза глядят пристально и зорко. Двинуться за ними сразу? Или чуть выждать для вящего эффекта?
Худые пальцы все крепче стискивают пенопластовый стаканчик. Горячий кофе согревает ладони. Нет, не от кофеина сердце его стучит так часто и сильно, а от сознания, что – наконец-то! – он близок к цели. Карман брюк оттягивает тяжелый пистолет. Оглянувшись по сторонам, мужчина видит поземку на бетонных опорах телебашни.
Остальных покуда не видно. Но, возможно, они идут следом за детьми. Они, в конце концов, профессионалы. Надо следовать плану – а тут выполнить его куда безопаснее, чем в цирке, где полно настороженных глаз.
По другую сторону площади, за подножием башни, припарковывается у тротуара потертый белый фургончик, на боку которого крупными буквами выведено «FRISCHE FISCHE» – «Свежая рыба», – а из крыши торчат антенны.
Сгрудившись в тесном кузове, шестеро мужчин в белых комбинезонах натягивают на головы черные балаклавы.
Водитель посматривает на часы. Ровно половина восьмого. Он включает вделанный в приборную доску коротковолновый приемник.
Кабину наполняют жизнерадостные звуки детской песенки, исполняемой на металлофоне: «В небе звездочка зажглась…» Припев повторяется снова, и пассажир, сидящий рядом с водителем, тянется за блокнотом и карандашом. Медленный детский голос начинает диктовать числа по-немецки.
– Zwo… zwo… sieben…
Остальные четверо, втиснутые сзади, поправляют балаклавы.
Следуя по указателям на камеры хранения, Дэнни и Син-Син торопливо проходят мимо газетных и цветочных лотков, кофейных прилавков и маленьких забегаловок, щедро приправляющих кофеином проснувшийся город. Указатели приводят их в дальний конец коридора на первом этаже, а потом в тихий тупичок, куда основная масса народа не заглядывает. Перед ними – сплошная стена запертых камер.
Дэнни быстро просматривает черные цифры. Номер шестнадцатый оказывается огромным шкафом в нижнем ряду, куда вместится даже самый большой чемодан. Набрав в грудь воздуха, мальчик всовывает ключ в замок. Тот идеально подходит. Дэнни поворачивает его и слышит, как внутрь тяжело падают монеты.
На долю секунды он мешкает, нерешительно касаясь пальцами ручки дверцы.
– Давай же, дурачок! – понукает Син-Син.
– Просто вспомнил ту вашу голову, – говорит Дэнни с мрачной улыбкой и, набравшись храбрости, рывком открывает дверцу.
6. Когда кофе похож на кровь
Едва дверца распахивается, тощий верзила в черном костюме вскакивает на ноги и вытягивает шею в попытке разглядеть, что происходит. Мальчишка сидит на полу, слегка откинувшись назад, и скребет в затылке, а девчонка чуть не целиком засунулась в шкаф и шарит в нем. Пора на сцену, решает верзила. И пусть выход выглядит потеатральные. Дорога свободна, нечего мешкать.
Тремя быстрыми шагами он оказывается у двери кафе. Ледяные глаза проворно осматривают коридор со стороны более людной части вокзала. Ничего подозрительного – обычный поток утренних посетителей. «Ну вот, – думает он, – не о чем было и волноваться. Как будто сам Центр мог явиться сюда».
Но тут его обдает порыв холодного воздуха – сзади и слева. Вихрем развернувшись, он видит, как в боковую дверь с площади врываются люди в черных балаклавах. Четверо! Стремительно шагают вперед, держа руки в карманах. Наверное, сжимают оружие. Проклятие! «Но они еще не видели меня, – думает он. – Можно просто уйти. Это не мое дело…»
Однако один-единственный взгляд на детей – мальчик все так же сидит на полу, девочка тащит что-то из камеры – решает вопрос. До чего ж они юные, неоперившиеся, беззащитные. И через столько лет – дело все-таки мое!
«Пора, бог ты мой, становиться героем. То-то Лора посмеялась бы!»
Он мчится по полированным плиткам пола. Полы пиджака хлопают, рука сжимает игрушечный револьвер. Надо было обзавестись настоящим! Но что тогда? В самом деле стрелять в кого-то? Не его стиль! Придется обходиться реквизитом!
Не замечая, что к ним со всех ног летят пять угрожающих фигур, Дэнни поторапливает сестру, вытягивающую из камеры что-то тяжелое:
– Что там?
– Чемодан. И знаешь, тяжелый до чертиков – помоги, а?
Она чуть сдвигается в сторону и Дэнни, в свою очередь, засовывается внутрь и хватается за кожаную лямку.
Едва чемодан появляется из глубин хранилища на свет Александерплац, мальчик мгновенно узнает его:
– Да это же папин! – Он снова откидывается назад в недоумении: – Когда папе надо было отлучиться из «Мистериума», он всегда ездил именно с этим саквояжем. Но что он тут делает? И почему его не было в фургоне? Почему он не сгорел вместе со всем остальным?
– Похоже, там он хранил свою коллекцию кирпичей, – ворчит Син-Син, вытягивая саквояж дальше. Обитые металлом ножки скрежещут по полу.
– Ну открывай же, балда!
Однако Дэнни застыл, прижав руку ко рту, и не может оторвать взгляда от знакомых наклеек на темно-коричневых кожаных боках чемодана. АРГЕНТИНА, ИОН, РИМ, ГАМБУРГ, СТОКГОЛЬМ, БАРСЕЛОНА, АРХАОС, АФИНЫ, ДУБЛИН… Среди пестрой мешанины картинок и надписей прячется и наклейка, на которую он не обращал внимания прежде: красный щит Гонконга. Значит, папа там бывал? Син-Син, похоже, не замечает ее. Надо ли ей сказать?
– Ну же, – она нетерпеливо дребезжит замочком на чемодане. – Доставай свои отмычки!
– Ладно, ладно.
Выбрав отмычку, Дэнни вставляет кончик в замок. Такой открыть нетрудно – если, конечно, не заржавел: чемодан-то довольно древний, еще папиного отца, а в камере, кажется, сыро.
– Во всяком случае, мертвечиной не пахнет! – говорит Син-Син, закатив глаза.
Но тут же оборачивается на какой-то звук за спиной и ахает, да так резко, что Дэнни замирает с рукой в воздухе.
– Проблемы, Дэнни! – шепчет она, вскакивая на ноги. – Приготовься!
Дэнни вихрем разворачивается и смотрит в ту сторону, куда она уставилась. К ним мчится тот самый тип, что преследовал цирк уже столько дней кряду. В руке у него револьвер, другой рукой он панически указывает на четырех людей в масках, которые бегут к камере хранения, на ходу вытаскивая из складок комбинезонов оружие: бейсбольные биты, длинный нож и пистолет. Взгляды всех четверых устремлены на Дэнни и Син-Син.
– Бегите! – кричит барселонский преследователь. – Скорее!
Один из бандитов, отбившись от основной группы, разворачивается к нему, размахивая битой. Но Дэнни бросается на землю, и удар проходит мимо. Бита гулко ударяется о стеллажи, проломив одну дверцу.
Остальные трое уже совсем близко от Дэнни с Син-Син.
– Идите с нами! – рявкает тот, что с револьвером. – Игра закончена!
Дэнни глядит в темные глаза, видные в прорезь балаклавы:
– Вы из «Сорока Девяти»?
Тот лишь наводит на мальчика пистолет. Прямо в голову.
– Три… секунды… Открой чертов чемодан!
Дэнни инстинктивно обхватывает чемодан обеими руками. Ни за что на свете он его никому не отдаст. Это папин – и кто знает, что там внутри! Худой незнакомец тем временем поднялся на ноги и сцепился с напавшим на него бандитом, неуклюже пытаясь отобрать у него биту.
– Но зачем? – спрашивает Дэнни, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойней и глубже. А вдруг удастся сблефовать, выгадать несколько секунд? – Он вам не нужен. Там ничего нет. Совершенно пусто.
Его противник на миг колеблется, оглядывается на остальных – а Син-Син большего и не требуется. Она переходит в атаку.
Девочка с утробным рыком бросается на не ожидающего от нее такой прыти бандита с пистолетом. Именно этот же каскад стремительных ударов в стиле кун-фу Дэнни уже видел в ее исполнении на горе над Гонконгом. Девочка движется так быстро, что враг не успевает собраться, так что уже второй удар ногой звучно впечатывается ему в плечо. Мистер Револьвер судорожно вскрикивает от боли, рука у него дергается, в тесном пространстве камеры хранения раскатывается резкое эхо выстрела, окна кафе сзади разлетаются вдребезги. Бандит падает, держась за плечо, рука у него подвернулась под неестественным углом. Из кафе доносится взрыв криков и визга.
Второй бандит с битой уже опускает свое оружие на голову Син-Син, но девочка приседает, коснувшись руками пола, и бита проносится сверху, разминувшись с ней буквально на миллиметр. Тем же плавным движением Син-Син бьет его обеими ногами сразу, опираясь на руки. Бандит отлетает в сторону и тяжело падает, выронив биту, которая откатывается к стене.
Бандит с ножом надвигается на Дэнни, выставив оружие перед собой. Мальчик отшатывается, прижимается спиной к стеллажу.
– Ага, попался! – рычит враг и делает выпад вперед, но Дэнни с нечеловеческим усилием отрывает чемодан от пола и в последний миг успевает блокировать удар. Лезвие без труда вспарывает кожу, и на долю секунды Дэнни уже боится, что оно пройдет насквозь и все же его заденет. Однако нож резко останавливается. Раздается приглушенный звук удара металла по металлу. Дрожь внезапно остановленного ножа передается руке ошеломленного нападавшего. Дэнни роняет чемодан, и, падая, тот выбивает нож из руки бандита.
Незнакомец в черном кое-как умудрился оглушить своего противника ударом о стену – и это дает ему шанс подбежать к Дэнни:
– Меня зовут Макс. Макс Алекан. Я друг Лоры.
Выходит, Макс и загадочный мотоциклист – один и тот же человек! «Что ж, понятно, почему он не стал на нас нападать», – думает Дэнни.
Он смотрит ему прямо в глаза:
– Зачем вы за нами следили?
– Нет времени, – обрывает тот, глядя на бандитов, которые уже начинают приходить в себя и подниматься на ноги. Он всовывает в руки мальчика пистолет: – Прикрой меня.
Времени на объяснения и впрямь нет. Из ниоткуда материализовались еще двое в комбинезонах. Один уже вытаскивает из-за пояса пистолет и прицеливается.
Син-Син делает колесо и, оказавшись рядом с нападающими, бьет одного из них так, что голова у него откидывается назад. В то же мгновение Макс перекатывается по полу, хватает упавшую биту и лихорадочно бросается в наступление. Второй бандит с битой преграждает ему дорогу, и они сцепляются, стуча битами, точно два рыцаря деревянными мечами. По коридору раскатывается гулкое эхо ударов. Однако новоприбывший с пистолетом прицеливается в Син-Син.
– Дэнни! Давай! – пронзительно кричит она.
Дэнни с ужасом смотрит на оружие в своей руке. Он никогда еще не стрелял из пистолета. До чего ж тяжелая, отвратительная штуковина! Но мальчик все же поднимает его, прицеливается в ногу врага – и нажимает спусковой крючок. Пистолет гремит у него в руке, отбрасывает руку назад отдачей так, что Дэнни чуть не роняет его.
Однако бандит с пистолетом стоит себе как ни в чем не бывало – ни видимой раны, ни крови, никаких последствий выстрела. Разве что теперь он разворачивается к Дэнни и целится уже в него.
Макс отбивается уже от двух противников сразу, они прижимают его к стенке.
– Дэнни, выбирайся отсюда! – кричит он, уворачиваясь от удара, тяжело впечатавшегося в стену у него над головой.
Гремит второй выстрел: прямо над ухом Дэнни звучит оглушительный металлический лязг. Обернувшись, мальчик видит в дверце рядом с собой дырочку от пули. Больше понуканий ему не требуется. Ухватив ручку потертого папиного чемодана обеими руками, он с огромным усилием ковыляет по коридору. Следующий выстрел раздается ровно в ту секунду, как он проскакивает в дверцу кафе.
Посетители распластались на полу под столиками, зажимая руками уши. Сзади Дэнни слышит пронзительный вопль Син-Син:
– Руки прочь, уроды!..
Голос ее обрывается на полуслове. Дэнни замирает в нерешительности. Нельзя же бросать Син-Син! Но ведь на самом-то деле бандитам нужен не то чемодан, не то сам Дэнни, не то все сразу. Может, он отвлечет их на себя.
Бандит с пистолетом бежит к разбитой витрине кафе и снова целится в него. Мальчик проламывается между столиков, таща за собой тяжеленный чемодан, и наконец ныряет за стойку.
Очередной оглушительный выстрел. Над головой у Дэнни что-то звякает: пуля угодила в кофеварку. Из находящейся под давлением камеры раздается мощное шипение освобожденного пара. Кофе стекает по стенке – ни дать ни взять черная кровь. За стойкой корчится перепуганный насмерть молодой человек. Взгляд его все прыгает с пистолета в руке Дэнни на подтеки кофе. Глаза вытаращены.
– Выход?! – отчаянно спрашивает Дэнни. – Аварийный выход?!
Молодой человек показывает куда-то через плечо Дэнни. В другом конце служебного помещения виднеется дверь, выходящая на завьюженную улицу. «Надо туда! – думает Дэнни. – Сделать несколько предупредительных выстрелов и попробовать добежать!»
Чуть приподнявшись, но все еще сгибаясь в три погибели и стараясь держать голову ниже уровня стойки, он поднимает пистолет и стреляет в потолок – раз, другой, третий. Трижды гремят выстрелы, три раза рука мальчика дергается от отдачи. Дэнни ждет, что от выстрелов с потолка посыплются осколки битой плитки или лампочек – но ничего не происходит. Не мог же он промазать в потолок! Наверное, заряжено холостыми! Как у папы в том старом трюке.
Ну тогда вперед!
Он выпрямляется, два раза стреляет в сторону съежившейся на полу фигуры своего преследователя. А потом швыряет пистолет на пол, обеими руками хватает чемодан и выскакивает в пожарный выход. Ледяное утро оглашается воем сработавшей пожарной сирены.
Добраться бы до метро! Там люди. Может, полицейские.
Однако он сбился с направления.
Подсознательно он рассчитывал немедленно увидеть прямо перед собой манящие ступени подземки, но оказался на пустынном просторе Александерплац. Впереди высится огромная колонна телебашни. От снега все звуки кажутся до странности приглушенными, снег пружинит под ногами, крики за спиной звучат глухо и смазанно. Оглянувшись через плечо, он видит, как из здания выбегают люди в черных балаклавах. Два, три… четыре. Ни Син-Син, ни Макса.
Господи, только бы с ними все было хорошо!
«По крайней мере, у меня тридцать метров форы», – думает Дэнни, срываясь с места. Но чемодан страшно мешает, больно бьет по ногам, оттягивает руки. Килограммов двадцать весит, не меньше! Мальчик уже начинает подумывать – а может, бросить его совсем? Но фамильный ген упорства не позволяет. «Нечто, объединяющее нас всех, – думает Дэнни, – папу, маму, меня… Син-Син. Решимость. Упрямство, подчас граничащее с глупостью. Будь я проклят, если сдамся!»
Мысль эта словно придает ему новые силы. Он огибает подножие телебашни, распугав стаю ворон. Пуля выбивает бетонную крошку из стены в нескольких метрах от него. Мальчик сперва видит пыль, а уже потом слышит выстрел. Быстрее, надо бежать быстрее! Но ему от них не уйти – с такой-то тяжестью!
Он смотрит на изгиб основания телебашни. У земли оно расщепляется на лабиринт входов, туннелей, эскалаторов и тому подобного. Может, там удастся затеряться…
Снег валит все гуще. Дэнни огибает одну из массивных подпорок башни и оглядывается через плечо. Сейчас он хотя бы скрылся из виду преследователей и не на линии огня. Мальчик лихорадочно обшаривает взглядом стену, выискивая, куда бы забиться, где бы найти помощь. Впереди – метрах в пятидесяти – сквозь снегопад виднеются вращающиеся оранжевые огоньки, медленно движущиеся вдоль края площади. Какая-нибудь «Скорая помощь» или пожарная машина? Может, лучше прорываться к ней, а не лезть в метро и ждать, кто найдет его первым – полиция или «Сорок Девять»? Придется, конечно, выскочить из укрытия, но, наверное, игра стоит свеч. Дэнни набирает в грудь побольше воздуха, покрепче перехватывает ручки чемодана – и мчит через Александерплац.
– На помощь! Hilfe! – кричит он, однако голос его тонет в густом снегу. Справа, перекрывая звуки учащенного дыхания Дэнни, раздается рокот какого-то другого мотора. Обернувшись, он видит, что через площадь, подпрыгивая на неровных камнях мостовой и разбрасывая в стороны снег, к нему мчится белый фургончик. На боку у фургончика нарисована зубастая рыба с потешной ухмылкой.
Переложив чемодан в правую руку, Дэнни со всех ног бежит к оранжевым огням впереди.
Это снегоуборочная машина: приземистая и громоздкая, с толстыми колесами и длинной лопастью ковша, сгребающего спереди вал снега. Да уж, Дэнни надеялся встретить кого-то попредставительнее – но, может, у водителя есть рация и он вызовет подмогу? Дэнни оборачивается и видит, что белый фургон, пронзающий фарами снег, его настигает. «Почти обречен! – думает он. – Но если только я уговорю водителя меня выслушать, игра еще не проиграна».
– Помогите!
Дэнни делает последний рывок – однако не успевает добежать последние несколько метров, как лезвие резко поднимается, водитель переключает передачи, из выхлопной трубы вырываются клубы черного дыма. Вот-вот уедет! На решение остается доля секунды. В задней части машины расположена маленькая площадка, к которой ведет короткая лесенка. В пять огромных скачков – ноги скользят по снегу, правая рука, сжимающая тяжелый чемодан, буквально отрывается – Дэнни преодолевает последние метры и прыгает. Не самый удачный прыжок – но правой ногой он нащупывает перекладину лестницы, а левой рукой хватается за поручень. Получилось!
Водитель явно ничего не заметил. Прибавив скорость, он быстро катит под горку к центру города. С обеих сторон скользят, омываемые мигающими всполохами оранжевого, величественные серые здания. Ухватившись покрепче, Дэнни, несмотря на тряску, переваливается на площадку и понадежнее пристраивает чемодан меж дрожащих ног.
«Ох, надо было мне оставить себе телефон Заморы», – думает он, оглядываясь через плечо. Рыбный фургончик сперва отстает, но потом тоже ускоряется и уже начинает нагонять. Дэнни прикидывает варианты: спрыгивать на всем ходу слишком опасно, а привлечь внимание водителя нет никакой возможности. Остается лишь ждать, что будет дальше, быть готовым ко всему, к любому шансу сбежать.
Они едут по нижнему краю площади, сворачивают направо, потом налево, на прямую улицу, ведущую в сторону реки. Никакой надежды, что тут фургон потеряет их из виду. Он и так уже слишком близко – вон, обогнул второй поворот. Чуть-чуть занесло на повороте, но отрыв не больше двадцати метров. Фары полыхают, гудок надрывается. Однако водитель снегоуборщика до сих пор то ли не замечает преследования, то ли не обращает внимания – знай себе прибавляет скорость, меся колесами снежную кашу. Миновав перекресток, подпрыгивает на мосту через Шпрее. Сквозь рев мотора и гудки рыбного фургончика еле слышно прорезается новый звук: глубокий рокот мотоцикла. В просвет за неумолимо нагоняющим фургоном Дэнни успевает разглядеть черную фигуру, догоняющую их со стороны длинного пролета Карл-Либкнехт-штрассе.
Река позади, впереди в снегу проступают очертания громады собора. Дэнни наклоняется вперед посмотреть, что там. Холодный ветер хлещет в лицо. Они приближаются к мостику поменьше, а за ним дома теснее жмутся друг к другу, вся улица испещрена островками строительных работ и синими и розовыми техническими трубопроводами.
Снегоочиститель резко тормозит. Дэнни с трудом удается не вылететь при остановке. Дверца кабины открывается, и шофер с криком выскакивает наружу, явно намереваясь всласть отругать неизвестных преследователей.
Рыбный фургон тоже тормозит – пожалуй, даже слишком резко. Его заносит, он скользит прямо в зад снегоуборочной машине. Дэнни изо всех сил толкает чемодан вниз на мостовую и следом спрыгивает сам – ровно в ту секунду, как бампер фургона ударяет в машину. Со звоном разлетается фара.
Дэнни не ждет. Перекатившись в сугробе, он подхватывает чемодан и ныряет в переулок, идущий вдоль узкого рукава реки. Чемодан снова колотит по усталым ногам. Тяжесть в руке, вязкое сопротивление глубокого снега – совсем как во сне, когда стараешься изо всех сил, но никак не можешь нормально бежать…
Оглянувшись через плечо, он видит, что трое в балаклавах уже мчатся следом.
Догонят, точно догонят. И спрятаться никуда он уже не успеет. Справа тянется длинная глухая стена, слева – канал или что-то вроде того. И ни единого мостика. Дэнни на бегу осматривает его – поверхность недвижна, даже ряби никакой, лишь ветер метет снег по неровной ледяной корке. Выдержит ли лед его вес? И ведь поди знай, глубоко ли там. А уж как холодно! Нет, рисковать нельзя.
Вдоль канала тянутся голубые и розовые трубы – не то для электропроводов, не то газовые. Метров через двадцать одна из них резко поднимается вверх, пересекает канал и вливается в путаницу таких же труб с другой стороны.
Когда ты все детство карабкался по веревкам и канатам, тебе не составит труда залезть на такую трубу и перейти по ней через канал – но удастся ли уволочь с собой драгоценную ношу? Да еще в такую погодку?
Примерно в километре оттуда Син-Син постепенно приходит в себя.
Голова ватная и болит. В первый жуткий момент девочке кажется, что от удара она ослепла. Глаза у нее открыты, но видит она лишь тьму – густую, кромешную. Машет перед лицом руками – но все равно ничего не видит. Девочка осторожно подносит руку к голове, щупает то место, где больно. Крови вроде нет, это хорошо. Но где она, черт возьми, находится?
Ее ноги подвернуты под туловище, очень неудобно. Син-Син пытается сесть, но ударяется обо что-то головой и локтями. Как будто ее снова запихнули в тесный ящик, как когда она выступала в Гонконге с группой акробатов. Только сейчас гораздо, гораздо холоднее! Она замечает вдруг, что вся дрожит.
«Успокойся, успокойся, глупышка!»
Внезапно она все вспоминает: свистопляску выстрелов, рассыпающиеся стекла, отчаянную борьбу с тремя бандитами – а потом тупой удар по голове, от которого она осела наземь и больше уже ничего не осознавала.
Син-Син с силой выбрасывает ноги вперед. Подошвы кроссовок бьют по металлической дверце. Эти гады запихнули ее в ящик камеры хранения! Тонкие полоски света пробиваются в щели, где дверца прилегает не так плотно.
– Эй! Эй! – Она снова изо всех сил бьет по дверце, а потом прислушивается. Ни звука. – Эй! – снова кричит она, и тут дверца распахивается.
Слепящий свет врывается в ящик, на миг ослепив Син-Син. Пахнет кофе. Звенит какофония голосов.
Чья-то рука хватает девочку за ногу и выволакивает в коридор.
7. Когда превышен лимит багажа
Дэнни добегает до трубы, идущей через канал. Преследователи нагоняют, причем стремительно. Но за спинами у них, за белым фургоном, пытающимся разъехаться со снегоуборочной машиной, он различает знакомую фигуру. Макс.
Он мчится через мост, низко пригнувшись к рулю мотоцикла, расставив ноги для равновесия. Смотрит прямо на Дэнни. Но вместо того чтобы свернуть на боковую улицу по эту сторону от канала, внезапно прибавляет скорость, перелетает мост и исчезает за припаркованным грузовиком. Наверное, не заметил, думает Дэнни. Проклятье!
Чемодан с каждым шагом все тяжелее. С этакой ношей от бандитов нипочем не уйти. Даже если бросит прямо сейчас – и то, скорее всего, уже не убежит. Единственный путь к спасению – труба. Но как на нее вскарабкаться с чемоданом? Как же мучительно – даже не узнать, что там внутри. Наверняка что-то важное для папы. Или что-то, связанное с его работой на Интерпол. Или с пожаром…
Открывать некогда, да и бандиты нагонят в считаные секунды. С чемоданом придется расстаться. Если повезет, может, преследователи кинутся за ним. Покрепче сжав ручку, Дэнни взмахивает чемоданом, раскачивает его раз, другой – и с размаху швыряет прямо в канал.
Чемодан с громким стуком ударяется о лед и заваливается набок. Поверхность льда прорезает тонкая трещина, но все же он выдерживает. Чемодан остается лежать где упал. «Может, и получилось бы перебежать на ту сторону просто так», – думает Дэнни. А в следующий миг слышит с другой стороны канала нарастающий рев мотоцикла и видит, что Макс лихорадочно машет ему.
Окрыленный новой надеждой, не скованный больше тяжестью ноши, Дэнни ощущает прилив энергии и, подскочив к трубе, лезет по ней словно по канату. Она немножко подрагивает под его весом, но кажется достаточно прочной. Сердце у Дэнни так и трепещет в ожидании выстрелов, но все тихо. Не то бандиты расстреляли запас патронов, не то боятся привлечь внимание.
Чуть пошатываясь, он попрочнее перехватывается рукой за поперечную трубу и, обретя равновесие, выпрямляется во весь рост и скидывает ногой снег, под которым обнаруживается тонкий слой льда. Не идеально. Но все же он раскидывает руки в стороны и движется вперед, стараясь идти побыстрее. Хотя труба довольно широкая – почти с гимнастическое бревно, – но поверхность обледенела и покрыта снегом, что сильно затрудняет ход. Подошвы начинают буксовать, но Дэнни знает: главное – не останавливаться, двигаться, сохранять равновесие. Тогда через несколько секунд он будет уже на другой стороне.
Мальчик оглядывается. Что там поделывают его преследователи?
Один пытается залезть на трубу – но безуспешно. Тут очень важно правильно работать ногами, иначе по гладкой поверхности наверх не поднимешься. Второй спускается по лесенке, вделанной в стенку канала: видно, хочет вытащить чемодан. Оскальзываясь на ледяной корке, он начинает робко подбираться к середине. Надо льдом прокатывается громкий и резкий треск.
Дэнни скашивает глаза вниз, но теряет равновесие. Нога срывается со скользкой трубы. «Держись за проволоку, держись за проволоку!» – всегда кричала мама, даже если он шел совсем низко или на страховке. Инстинкт выживания срабатывает сам собой. В падении Дэнни хватается за трубу, переворачивается – и вот уже висит вниз головой, как обезьянка, обхватив трубу руками и ногами.
Лед внизу снова трещит. Потом треск сменяется долгим зловещим стоном – а через секунду ледяная корка вся разом проламывается и человек в балаклаве уходит под воду, не добравшись до цели буквально пару метров. Черная вода заглушает крик, трещина ширится, подбирается к кожаному чемодану – и поглощает его. Упавший в ледяную воду бандит отчаянно барахтается, но тяжелый чемодан камнем идет ко дну и пропадает из глаз.
Макс, остановивший мотоцикл у другого конца трубы, машет Дэнни, призывая его поторопиться. Проворно перебирая руками и ногами, мальчик преодолевает последний участок трубы и соскальзывает на мостовую по вертикальной части как по столбу у пожарных.
– Запрыгивай! – кричит Макс.
Двое бандитов по ту сторону канала бегут к белому фургону, бросив третьего барахтаться в воде среди осколков льда.
Дэнни взлетает на заднее сиденье:
– Куда мы?
– Куда угодно, лишь бы там было тихо и спокойно – мне надо с тобой поговорить, – отвечает Макс, торопливо осматриваясь по сторонам. Взгляд его падает на табличку на стене. – Только, ради всего святого, запомни номер дома.
– Зачем?
Макс резко стартует:
– Потому что ты утопил тут золота примерно на миллион евро. Вот зачем.
8. Когда подожгли хижину скаутов
Син-Син выволакивают из ящика на яркий, пронизанный снегом свет. Ослепленная, девочка с криком вскидывает руки, готовая защищаться от новых ударов, и лихорадочно брыкается.
Но слышит лишь голос Джои над ухом:
– Син-Син, все хорошо. Pas de probléme[21]. Это мы, клоуны. Бьорн et moi[22].
– Где… Где Дэнни?
– Дарко только что получил послание от Лориного приятеля. Он с Дэнни, им ничего не грозит. Они едут в аэропорт: я так понимаю – встречать Лору.
– Замора потерял телефон, – ворчит Бьорн. – Они с Розой отправили нас сюда тебе на выручку.
– Сама бы справилась, – пыхтит Син-Син.
– Тогда можешь не благодарить! – закатывает глаза Джои.
Снаружи оказывается, что небо слегка просветлело, погода начала исправляться, а в просвет меж снеговых туч робко заглядывает солнышко. Телебашня сияет в утреннем свете, а камни и бетон Александерплац в снегах смотрятся свежо и нарядно. Син-Син неловко поднимается на ноги и упирает руки в боки:
– Так с Дэнни все хорошо?
– Судя по всему.
– А чемодан?
– Какой еще чемодан?
– Отца Дэнни.
– Понятия не имею, о чем ты. Идем, мы отведем тебя обратно в «Мистериум». Нам всем ведь еще репетировать перед представлением. Роза говорит, ты теперь под домашним арестом.
Поблизости, в расстрелянном кафе, за ограждением из черно-желтой ленты кишат полицейские. Один из них отделяется от основной группы и направляется к камере хранения.
– Похоже, сперва тебе придется дать показания, – шепчет Джои. – Не признавайся, что ты сама кого-то била. Не усложняй. Скажи, что спряталась в камере хранения и отсиживалась в ящике, пока все не кончилось.
– А какой-то урод меня там запер! – ворчит Син-Син, поворачиваясь к полицейскому.
В паре километров оттуда, в глубинах главного здания Университета имени Гумбольдта, Дэнни с Максом сидят друг напротив друга за столиком студенческого кафе. Мотоцикл они оставили на служебной территории за буфетом, втиснув в самый темный уголок под кучей плакатов и листовок с рекламой концертов, клубов и выставок.
– Здесь им нас нипочем не найти, – говорит Макс, размешивая сахар в кофе. – Надо сравнить записи. Возможно, это займет время.
Дэнни упирается обеими руками в стол, смотрит Максу в глаза:
– О чем это ты?
– Мне надо посмотреть шифровки, которые тебе прислала Лора.
– Зачем?
– Затем, что, думаю, они помогут нам выиграть войну с «Сорока Девятью». – Макс бросает Дэнни быструю, чуть язвительную улыбку. Почти извиняющуюся. – А может, и разоблачить Центр.
Он явно слегка колеблется – возможно, пытается набраться уверенности. И это придает Дэнни храбрости:
– Сперва мне надо тебя кое о чем спросить. Зачем ты за нами следил? Зачем украл документы Дарко? – Он делает короткую паузу и резко стучит по столу, чтобы понадежней привлечь внимание собеседника. – И откуда знаешь, что с Син-Син все в порядке?
– Ее вырубили. Тогда я сунул ее в камеру хранения и закрыл дверцу. Те гады помчались догонять тебя с чемоданом. Надо будет потом ее оттуда забрать.
– А что там насчет золота в папином саквояже?
– Два стандартных слитка, Дэнни. По четыреста тройных унций в каждом. Примерно по девятьсот пятьдесят долларов за унцию, сам посчитай.
– Но я не понимаю. Какое еще золото?
– Поверь мне, это наименьшая из наших проблем, – откликается Макс и сует руку в карман черного пиджака. – Просто ответь на пару вопросов и пойдем за Син-Син. У нас не так много времени.
Дэнни снова кладет руки на стол:
– А ты можешь доказать, что ты и есть тот самый Макс? Друг Лоры?
Макс хмурится. Морщина поперек его лба становится глубже.
– Друг? Когда-то мы были не просто друзьями. Мы вместе учились, занимались журналистикой. Я думал, мы поженимся! Не знаю, что еще сказать.
– Значит, ты хорошо ее знаешь, – произносит Дэнни, лихорадочно соображая. – В таком случае… кто поджег скаутскую хижину?
На лице Макса отражается недоумение… но потом его сменяет улыбка:
– Твой папа, вот кто. Ему было восемь, а Лоре девять – но во всем обвинили ее. Правильно?
– Ну ладно. – Дэнни ерзает на сиденье, вспоминая, как хохотал папа, рассказывая ему эту историю. Лучшей проверки и придумать было нельзя. Его чувства по отношению к человеку напротив заметно теплеют. Макс отпивает кофе и вопросительно приподнимает брови:
– Могу рассказать тебе и еще кое-какие Лорины тайны!
– Так о чем ты хотел спросить?
Макс вытаскивает из кармана темно-бордовый паспорт и открывает на странице с фотографией. Оттуда на них смотрит Дарко.
– Знаешь этого типа?
– Ну разумеется! Это же Дарко. И его паспорт. Ты украл его!
– Позаимствовал. Для расследования. Дэнни, я иду по следу «Сорока Девяти» куда дольше, чем Лора. Я побывал повсюду. Только что вернулся из Токио.
– Но зачем было красть его паспорт?
– Знаешь, Дарко Бланко – это не настоящее его имя.
– Ну конечно же, – нетерпеливо кивает Дэнни. – Почти все в цирке выступают под псевдонимом.
– Настоящее его имя – Горан Драгович. В молодости он был офицером югославской разведки. В конце холодной войны он работал еще и на Штази – тайную полицию – тут, в Восточной Германии. Потом он исчез с радаров…
Дэнни берет паспорт в руки, смотрит на фотографию. Пульс у него учащается. Это какая-то ошибка, точно ошибка! Наверное, Лорин приятель просто ухватил палку не с того конца!
Макс подается вперед:
– Думаю, теперь он работает на кого-то еще. Поэтому я и сунул в Барселоне записку тебе в спальник.
– Записку? Но я не находил никакой записки!
Макс хлопает себя по лбу:
– Что ж… теперь уже не важно. Ты ведь знаешь про своего отца и Интерпол, да?
Дэнни кивает.
– Так вот, Дарко – Горан – скорее всего, следил за ним и скармливал информацию какому-то другому источнику.
Дэнни откидывается на спинку стула. Слова Макса обрушиваются на него как тяжкий груз.
– Ты… ты имеешь в виду… «Сорок Девять»? Не может быть!
– Может. Но скорее всего, он работает на какое-то другое правительство. Возможно, на русских. Или китайцев. Не уверен. А приказы получает по номерной радиостанции*.
– Номерной радиостанции?
– Есть такие загадочные радиосигналы. Впервые они появились еще после Первой мировой войны. На их волну кто угодно может настроиться – ее не глушат, не прячут, – но смысла в ней нет никакого. Передачи идут на одной и той же частоте, каждый день и в одно и то же время. Дикторам успели надавать разные прозвища – Линкольнширский проповедник, Атенсьон, Русская девочка. Голоса зачитывают цепочки цифр – шифровки. Скорее всего, это послания тайных служб полевым агентам. Если взять достаточно мощный передатчик, можно посылать их за полмира. Всякие банды так и делают. Я подозреваю, «Сорок Девять» ведут вещание как раз по цифровой станции. У Дарко в фургончике есть коротковолновый приемник…
– Я их слышал! – взвивается Дэнни. – В Барселоне. И потом еще раз. Папа записал частоту среди шифровок. – Он торопливо выхватывает сложенные листки из заднего кармана. Но потом мешкает в нерешительности:
– Но Дарко же спас мне жизнь тем вечером, на подъемном кране…
Макс наклоняет голову набок:
– Может, он и не представляет для тебя опасности, но он явно не тот, за кого себя выдает. Подумай-ка об этом. Если твой папа вплотную подобрался к «Сорока Девяти», другие конторы могли этим очень заинтересоваться. Дарко же вступил в «Мистериум» позже всех, верно? Может, его туда внедрили. А теперь «Сорок Девять» охотятся на тебя – и очень может быть, эти третьи силы как раз наблюдают: кто вылезет на белый свет. Вокруг ведутся сложные игры. Не черно-белые. Если Дарко спас тебе жизнь, наверняка он теперь ждет появления «Сорока Девяти». Центра. Что еще тебе о нем известно?
– Он из цирковой семьи. Великолепно метает ножи. Раньше выступал с потрясающим менталистским номером.
Макс качает головой:
– Нет. Его отец был генералом югославской армии. С весьма сомнительной репутацией.
Дэнни несколько секунд лихорадочно думает. Мысли так и крутятся в голове. А потом торопливо разворачивает на столе листок и тычет пальцем в расплывшиеся знаки:
– Папа догадался насчет радио. Смотри! Тут написано – 9354 кГц. Может, это частота той цифровой станции?
– Genau[23], – выдыхает Макс, покачивая головой. – Вот это да! Наверное, «Сорок Девять» потому и убили его, что он очень уж близко подобрался.
– Но зачем им за мной-то охотиться?
– Потому что… Потому что, во-первых, твой папа каким-то образом сильно разозлил Центр. Так сильно, что тот хочет погубить всю вашу семью. И во-вторых, я думаю, у тебя в руках ключ к разгадке его личности. – Он показывает на листок. – Ты знаешь, о чем говорится в этих шифровках?
– Кроме третьей. Ее мне разгадать так и не удалось.
– Дай-ка взглянуть.
Дэнни колеблется, но потом придвигает бумагу по заляпанному следами стаканов столу.
Макс подносит листок к свету:
– Mensch[24]… Не знаю. Но если бы мне пришлось делать предположение под дулом пистолета, я бы сказал, что это какой-то книжный код. Их невозможно разгадать, если у тебя нет нужной книги – одного-единственного правильного издания. Скорее всего, эти группы цифр содержат номер страницы, номер строчки и номер слова. Это тебе что-нибудь говорит?
Но Дэнни уже вскакивает на ноги:
– Вот я дурак! – Глаза его горят карим и зеленым, в них сверкает страдание. – Балбес! Это же Пруст! Ну конечно!
– Пруст?
– Папа мне его оставил. В подсказке говорится: «Тот тип с печеньем», – это ж как раз герой в книге ест и начинает вспоминать!..
Он уже торопится к двери, мимо студентов и хипстеров, выстроившихся в очереди за кофе. Мысли о темном прошлом Дарко – даже о Син-Син – забыты в отчаянном порыве поскорее вернуться в лагерь и расшифровать последнее послание отца.
– Дэнни, постой! Это небезопасно. Надо сперва позвонить Заморе – Лора прислала мне его номер. – Макс, прищурившись, смотрит на телефон и хмурится. – Постой же!
– Я должен достать эту книгу!
– Тогда я тебя отвезу на мотоцикле.
Когда они огибают угол здания студенческого союза, Макс пальцем жмет на экран мобильника и подносит телефон к уху. Тот начинает звонить…
Торопясь к мотоциклу, ни Макс, ни Дэнни не замечают припаркованного в тени переулка белого фургончика «Frische Fische». Не замечают и человека в балаклаве, который высунулся из окошка и, положив пистолет на сгиб локтя, тщательно прицеливается.
По-прежнему прижимая телефон к уху, Макс ударом ноги заводит мотоцикл. Дэнни запрыгивает на заднее сиденье.
– Не отвечает. Тогда поехали как можно скорее. Но только мне надо держаться в тени. Подозреваю, Дарко меня уже высматривает…
И тут с рукой Макса происходит нечто странное. Только что еще она сжимала телефон, но вдруг словно взрывается. Кровь бьет фонтаном, разлетаются осколки кости, телефон, крутясь, отлетает в сторону.
Мучительный крик Макса сливается с громом выстрела. Лишь через пару секунд Дэнни осознает, что произошло: его новому другу прострелили запястье. Прижав раненую руку к груди, Макс не то сваливается, не то скатывается с мотоцикла. Исполненный муки взгляд ловит взгляд Дэнни..
– Беги! – бормочет Макс. – Спасайся!
К ним уже на всех парах несутся бандиты в балаклавах. Трое, и у переднего в руке пистолет. Развернуться и бежать обратно в кафе? Внезапно Дэнни замечает, что между фургончиком и стенкой остается небольшой просвет. Почему бы не ошеломить врага неожиданным ходом?
Он проворно скользит вперед по сиденью и бьет ногой по педали газа, пытаясь вспомнить, как Замора проделывал это у него на глазах. Наконец ему удается синхронизировать поворот ключа и запуск стартера – и мотоцикл скачком срывается с места: с безумной скоростью, куда быстрее, чем ожидал Дэнни и чем ожидали бандиты, летит к фургончику. Глухой стук – это Дэнни, задев типа с пистолетом, сбил его с ног. На миг мальчику кажется, что он вот-вот и сам упадет, и он автоматически вытягивает ноги вперед и расставляет их, чтобы смягчить удар, но тем самым восстанавливает равновесие и, в последний миг сменив направление, протискивается в щель между фургоном и стенкой. Подвеска дребезжит по мостовой.
Четвертый бандит охраняет выход на улицу, но в ужасе отскакивает в сторону, увидев стремительно несущийся на него мотоцикл. И вот Дэнни уже вырвался из темного переулка в лучи слабого зимнего солнца. Оставляя след шин по снегу и ледяной каше и едва разминувшись с очередной снегоуборочной машиной, он пересекает улицу и резко сворачивает за угол. Мотоцикл жалобно стонет. Надо переключить передачу, думает Дэнни. Но как это делается? Опустить ногой вниз или подбить кверху?
Он смотрит вниз на ножной рычаг, но от этого движения мотоцикл чуть пошатывается, а потом, качнувшись обратно на дорогу вдоль канала, налетает на край тротуара. Сердце у Дэнни так и обрывается – он вдруг понимает, что потерял контроль и мотоцикл выскальзывает из-под него. Падение заторможено, точно в замедленной съемке: Дэнни вместе с мотоциклом заваливается на землю и катится, скользя по снегу. Улица несется ему навстречу, в рот забивается ледяное крошево, и вот наконец все останавливается. Мотоцикл с грохотом ударяется обо что-то, мотор ревет громче – и Дэнни поднимает голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как он катапультируется в воздух и скрывается из виду. Секунду спустя раздается звук удара и треск крошащегося льда.
Дэнни с трудом поднимается на ноги и бежит прочь. Враги в любую секунду его настигнут! Чуть в отдалении через канал проходит еще один мост, и как раз сейчас по нему несется кремово-бордовая электричка. «В нужную сторону едет, – думает мальчик. – Залезть бы на какой-нибудь из этих поездов – я бы вернулся в Тиргартен, в лагерь. Там брошу в лицо Дарко рассказ Макса – и пусть выкладывает все, что ему известно. На худой конец, если понадобится, можно и гипноз в ход пустить». Дэнни подкрепляет решимость откровенной бравадой. Однако напускная самоуверенность тут же дает сбой. В глубине души мальчик отлично понимает: Дарко не поддастся никаким техникам внушения – слишком уж хорошо сам их знает.
Электричка медленно останавливается. Если поспешить, еще можно успеть. Меся подошвами снежную кашу, Дэнни осмеливается бросить взгляд назад. Пока погони не видно. Но рисковать нельзя! Дэнни заставляет усталое тело сделать последний длинный рывок через всю улицу – и наконец изнеможденно вваливается в тихий поезд.
Через секунду двери закрываются – но, к вящей досаде мальчика, ничего не происходит. Пассажиры невозмутимо сидят, уткнувшись в книги или смартфоны, а мотор еще добрую минуту работает на холостом ходу.
– Ну же, – бормочет Дэнни, выглядывая в затуманенные окна.
Это они? Из-за поворота, на котором мальчик потерял управление мотоциклом, возникает свет одиночной фары и, набирая скорость, движется к поезду. Похоже на рыбный фургончик.
– Давай же, давай! – вслух произносит Дэнни.
Поезд тяжело содрогается – и наконец трогается с места.
Дэнни обмякает на сиденье и выдыхает – таким длинным и глубоким выдохом, что ему самому кажется, будто последний час он не дышал вовсе.
9. Когда на волну лучше не настраиваться
Десять минут спустя он бежит рысцой обратно под Бранденбургскими воротами, срезает дорогу по заснеженному газону перед Рейхстагом. Видно, как в застекленном куполе медленно движется по спиральному подъему очередь желающих полюбоваться городом с высоты. Однако короткая погодная передышка уже миновала, тучи снова смыкаются и наливаются чернотой, угрожая скрыть все красоты пейзажа.
«Что я скажу Дарко, когда увижу его? Прости, но правда ли, что ты русский шпион? Да он небось пристрелит меня на месте!» – думает Дэнни, однако сам в это не верит. Даже если Дарко и впрямь не тот, за кого себя выдает, узы дружбы-то меж ними самые что ни на есть неподдельные. Такое ведь не подделаешь. Как не подделаешь и крепкую надежную хватку, спасшую жизнь мальчика на кране в Барселоне. Не подделаешь свет, горевший в глазах Дарко, когда он вытягивал Дэнни к безопасности. Или все-таки можно подделать и это?
Проходя мимо павильонов других цирков, мальчик видит впереди сверкающую вывеску «Мистериума». Сердце колотится в груди как бешеное. Огромные буквы, пронизывающие светом зимние сумерки, призывают публику в огромный шатер. Такие манящие, такие гостеприимные…
…Но сам лагерь пуст и безлюден. Ни души.
Дэнни на миг застывает на краю, скользя взглядом по шатру, фургончику Розы, красному трейлеру Дарко, двум грузовичкам и мини-автобусу. Вдали гудит электрогенератор. Через лагерь размеренной походкой шагают двое служащих в светоотражающих жилетах, но членов труппы – ни следа.
Дэнни подходит к служителям:
– А где все?
Старший из них пожимает плечами:
– Weiss nicht.[25]
– «Мистериум»? – предпринимает еще одну попытку Дэнни.
Младший служащий показывает куда-то на дальний конец Тиргартена:
– Siegessдule. Монумент. Колонна победы. Фотографии. Для прессы.
Дэнни кивает. Может, оно и к лучшему. Даст ему время сделать то, что нужно. Разгадать шифровку. Потом надо отыскать остальных, и вместе отправиться на выручку Син-Син. Может, они даже Максу сумеют помочь.
Он мчится через притихший лагерь к шатру, заглядывает в проходы и в кабины машин. Похоже, и впрямь никого. Мальчик торопится к фургончику Розы за Прустом.
К лобовому стеклу изнутри прилеплена записка:
Дэнни, я так понимаю, у тебя все хорошо и ты с Лорой. За Син-Син не волнуйся, с ней все в порядке. Скоро вернусь.
Замора«Ты с Лорой»? Это как? И откуда Заморе известно про Син-Син? Ясно одно: что-то пошло не так.
Вопреки обыкновению, дверь фургона заперта, но даже трясущимися после всех утренних волнений руками Дэнни без труда отпирает хлипкий замок секунд за пять, не больше.
Внутри тихо – так тихо, что он слышит биение собственного пульса и тихий шелест снежинок за окном. «Бессмыслица какая-то насчет Лоры, – тревожно думает мальчик, снимая с полки свой рюкзачок. – Она, конечно, едет в Берлин, но приехать еще никак не могла. И уж точно она сейчас не со мной!»
Сплошная неразбериха – совсем как на первой репетиции нового представления, когда никто толком ничего не понял, все путают выходы, и вообще все кувырком. Остается одно: сосредоточиться на своей задаче и не сбиваться с пути – и тогда чудесным образом в конце концов представление идет как положено…
«А первое, что я должен сделать, – это расколоть наконец последний код!»
Дэнни открывает рюкзак и шарит в поисках конверта со свидетельством о рождении Син-Син и – теперь таким драгоценным! – томиком Пруста.
Но тот исчез!
С упавшим сердцем Дэнни торопливо проверяет верхнюю полку, под столом, даже в ящиках под сиденьями – на случай, если конверт выпал, а Роза нашла и убрала от греха подальше.
Ни следа.
Он поднимает голову, сбитый с толку, расстроенный, злой на себя. Ну как я сразу-то не догадался! Что бы сказал папа? «Идиоты! Я окружен идиотами!» А теперь уже поздно, кто-то все украл – ну разве что Замора или Син-Син переложили куда-нибудь для вящей сохранности, но это вряд ли.
Снежинки стучат по стеклу, очередной порыв ветра завывает в деревьях снаружи. Но только ли ветер? Не примешивается ли к нему еще какой-то звук? Тихих шагов по снегу? Дэнни осторожно приоткрывает дверь фургона, обшаривая взглядом окрестности, – не появились ли те бандиты или еще какой подозрительный чужак.
Никого.
Взгляд мальчика останавливается на фургоне Дарко. Глаза вспыхивают от идеи, которая, вкравшись в голову, уже не хочет уходить. Сопротивление бесполезно. Как тогда, в Гонконге, когда он просто не мог не шагнуть на лестницу. «По крайней мере, если повезет, помогу бедному Максу побольше разузнать о Дарко. А если теория насчет иностранного шпиона верна, может, у него найдутся какие-то улики, каких нет у нас».
Дэнни торопливо перебегает к дорожному жилищу Дарко. Занавески опущены. Мальчик прижимается ухом к окну и прислушивается. Изнутри доносится тихое поскуливание, но и только. Времени осторожничать нету – возможно, это единственный шанс. Дэнни пробует открыть дверцу водителя. Не заперто…
Он бывал в этом фургончике бесчисленное множество раз и в былые времена проехал с Дарко не одну тысячу километров, но теперь на него вдруг накатывает странное ощущение, словно он тут впервые. Теперь, когда Дарко вдруг превратился в неизвестного и, возможно, опасного незнакомца по имени Горан, жилище его тоже преобразилось. Неведомая – а может статься, и враждебная – территория. Дэнни протискивается между сиденьями и пролезает в глубь фургончика, где на койке сидит Герцог. Вид у пса несчастный и продрогший. Завидев Дэнни, он бешено виляет хвостом, вскакивает и рвется вперед, туго натянув пристегнутую к ошейнику цепь.
– Приятель, ты в порядке?
Дэнни рассеянно треплет пса по голове, а сам уже обшаривает глазами тесную и вылизанную кабинку. Пожитки Дарко аккуратно сложены – в идеальном порядке, как и всегда. На пластиковом столе лежит только футляр с метательными ножами. На полке за столом примостился радиоприемник – очень крутой и современный с виду, сплошные экраны и регуляторы. Дэнни в жизни такого не видел. Дисплей слабо мерцает в темноте зеленым светом, провода змеятся от корпуса радио к какой-то коробочке с пометкой «Усилитель сигнала 3000». Рядом лежит какое-то другое устройство, с красным огоньком над кнопкой «Запись».
Дэнни выглядывает в щелочку меж занавесок. В зоне видимости по-прежнему никого, кроме тех рабочих. Что ж, проверим, что еще тут можно найти. Может, какую-то зацепку, ведущую к подлинной личности Дарко. Может, и еще что…
Он подходит поближе к радио и – как и ожидал – видит на экране частоту: 9354. Мальчик осторожно прибавляет громкости. Бесплотный детский голосок зачитывает цепочку цифр по-немецки.
Герцог снова скулит.
– Тсс. Вот умница. Все хорошо.
Взгляд Дэнни падает на футляр для ножей. В обычных обстоятельствах он бы хранился в запертом прицепе с реквизитом – для вящей сохранности. Так что же он делает тут, на виду, в незапертой машине? Может, Дарко где-то неподалеку?
Мальчик снова прислушивается к слабому шепоту возобновившегося снегопада. В промежутках между гипнотическим ритмом цифровой станции слышно, как снежные хлопья легко, точно бабочки, шелестят по крыше и стенам – все настойчивей, все сильнее. Неумолчно гудит электрогенератор.
Присев, Дэнни рассматривает две застежки футляра, прикидывая, какую отмычку взять. Однако, к его изумлению, они открываются от первого же прикосновения – одна за другой с громким лязгом выходят из пазов. От резкого звука Герцог вздергивает голову. Бездонные глаза пса тревожно блестят.
Набрав в грудь побольше воздуха, Дэнни поднимает крышку…
Джои, Бьорн и Син-Син поднимаются по лестнице из подземки навстречу свежему порыву ветра со снегом. Клоун-француз бросает взгляд на часы, поплотнее запахивает воротник пальто и морщится.
– Боюсь, на фотосессию мы не успеем. Если, конечно, они вообще умудрятся ее провести – по такой-то погодке…
– А когда там возвращаются Дэнни с Лорой? – бормочет Син-Син, потирая ушибленную голову.
Бьорн пожимает плечами и шагает прямо в пасть ледяного ветра.
– Понятия не имею. Роза просто хотела, чтобы мы непременно привезли тебя в целости и сохранности.
– Но с ним все хорошо, да?
– В послании сказано, что да, мисс Син, – отвечает Бьорн. – Пятый раз тебе говорю.
Син-Син смотрит на падающие снежинки. На душе у нее становится чуть легче. Лора тут, и Рикар тоже, а значит, и Интерпол не отстает. Уж они-то сумеют загнать всю эту нечисть обратно в норы!
Запрокинув голову, она раскидывает руки:
– Мой первый настоящий снег! А потом первое настоящее выступление с «Мистериумом»! Может, теперь все пойдет на лад…
10. Когда знаешь, что кто-то повозился у тебя в мозгу
В каких-то пятистах метрах от них Дэнни ошарашенно смотрит в футляр для ножей.
Однако внимание его привлекли не сами клинки, уютно покоящиеся в прорезях красного бархата, а его (папина!) книга. Потрепанный томик Пруста.
Книга лежит поверх сверкающих лезвий так небрежно, дразняще. Угадай, мол, что я тут делаю.
Должно быть, Дарко догадался, что она нужна для расшифровки сообщения. Но самого-то сообщения у него нет! Единственная копия лежит у Дэнни в кармане, а оригинал в целости и сохранности далеко отсюда, дома.
На заднем фоне все так же размеренно звучат цифры, Герцог снова поскуливает. Дэнни добрых полминуты смотрит на книгу в каком-то полузабытьи и онемении, не в силах даже пошевелиться. За спиной у него льется неторопливый поток:
– …neun… neun… acht… sieben… sechs…[26]
До Пруста дотрагиваться почти страшно. И все ж Дэнни робко берет книгу и, дрожащими руками расстелив на столе ярдом с футляром листок с последним папиным посланием, принимается расшифровывать.
7.1.5 9.5.12 7.1.5 35.3.8 24.30.3 24.8.4 86.31.3:
13.20.2 + 132.11.1 14.9.8 + 132.11.1
Первый номер: 7.1.5. То есть страница 7, первая строчка, пятое слово. Он открывает начало книги, ведет пальцем по первой строчке: «Я».
Страница девятая, строка пятая. Палец Дэнни скользит все скорее.
«Кажется».
Потом – «знаю… кто… такой…».
Получается! Страница восемьдесят шесть. Дэнни листает вперед, от спешки едва не выронив книгу. Что там за звук снаружи? Слабое поскребывание у двери? Скорее!
Строка тридцать первая. Дэнни старательно отсчитывает. Третье слово: «центральный». Наверное, это значит Центр, думает мальчик. Сердце едва не выскакивает из груди. Видимо, папа спешил и не мог найти точное слово. Ага, а теперь двоеточие. Ну все правильно. Наконец-то разгадка!
Страница тринадцатая, строка двенадцатая. Второе слово «Дар» – и когда потом он перелистывает на далекую сто тридцать вторую страницу, чтобы, как и рассчитывал, найти там дополнительное «ко», колени у мальчика начинают подгибаться. Два последних слова все с той же тошнотворной неизбежностью складываются в «бланк» и «о».
Дарко Бланко.
О господи боже мой!
В мозгу Дэнни словно клаксон затрубил – аж голова закружилась. Словно бы снова – как тогда, в темноте на кране, – под ногами у него разверзлась бездонная пропасть. Скорее, скорее, надо выбраться отсюда и все кому-нибудь рассказать!
Однако непостижимый паралич не отпускает мальчика. Ноги словно примерзли к земле. Взгляд скользит вокруг – по стенам кабинки, радио, завораживающий голос которого проникает в самый мозг – vier… drei… zwei… eins… nul…[27] И наконец останавливается на футляре для ножей. Что за мысль, пусть и не осознанная до конца, настигла его, когда он брал Пруста? Теперь Дэнни понимает, что это была за мысль. В бархатных прорезях покоятся все десять ножей. Все на месте. И один из них убил Ла Локу. Дарко нашел его и никому не сказал. А между ними засунут телефон Заморы.
Дэнни! Да шевелись же! Голос в голове – поразительно похожий на папин – уже не взывает, уже кричит.
Но Дэнни не в силах пошевелиться. Каким-то образом все это – журчание радио, монотонный детский голос, ошеломляющее значение того, что он сейчас пытается осознать, – притупляет его реакцию.
А потом – с размаху! – обрушивается новое понимание. Ну конечно! Это же Дарко заставил меня думать о Джимми! Та странная фраза, которую он сказал в Барселоне – про чай с вареньем, – когда они обсуждали пожар и несчастный случай с водной камерой.
Волосы на затылке у Дэнни встают дыбом, словно от статического электричества перед грозой.
Это Дарко, Дарко внушил ему ложное воспоминание – своими разговорами о том, что рыщет во тьме…
– Ну вот и ты, Дэнни, – шепчет у него над ухом знакомый, привычный голос. – Пора нам с тобой немного прокатиться.
Потерявшийся в беспрестанном бормотании радио, шелесте снегопада, смятении мыслей, Дэнни оборачивается и смотрит прямо в глаза Дарко Бланко – в два пылающих черных бриллианта.
– Тссс, – шипит Дарко, мгновенно переходя к действию. Твердая рука ложится на макушку мальчика, заставляя его пригнуть голову и уткнуться в ладонь правой руки метателя ножей.
– Спааать! – властный глубокий голос Дарко порабощает, овладевает сознанием. – Голова у тебя тяжелеет, тяжелеет, глаза закрываются…
Как ни старается Дэнни, а побороть эту тяжесть он не в силах. «Наверное, – думает мальчик, – радиоголос отчасти тоже на меня подействовал, погрузил в транс». Что интересно, страха нет. Лишь всеподавляющая тяжесть, оцепенение. Но нельзя же так! В дальнем закоулке онемелого мозга еще тлеет искорка сопротивления. Папа всегда говорил: если ты не хочешь, никто тебя не загипнотизирует. Никто не заставит тебя делать то, чего ты не желаешь, а весь этот гипноз на сцене – по большей части просто стремление соответствовать ожиданиям, быть полезным.
«Но я-то сейчас хочу бежать. Кричать. Драться. Но не могу. Может, папа ошибался…
А может, просто у Дарко очень сильная воля…
Может, он давно меня к этому подготовил.
Может…»
Дарко отводит его на сиденье сзади водительского, усаживает и застегивает ремень:
– Пристегнись, Дэнни. Небольшая поездка. Только ты да я. Пока снег падает, и падает, и падает…
Голос Дарко уже не говорит – выпевает.
Мотор фургончика с тихим урчанием оживает, и они катят прочь, подпрыгивая на ухабах и слегка скользя, проезжают по лагерю. Потом Дарко переключает сцепление, движение становится ровнее, мотор мурлычет, и они едут все быстрее и быстрее под усыпляющим, угнетающим снегопадом.
Акт третий
На небесах все хорошо.
Питер Айверс1. Когда поют соловьи
Спустившись наконец по трапу самолета в аэропорту Шенефельд – встрепанная, счастливая снова оказаться на свободе, отчаянно боящаяся, как бы не опоздать, – Лора бежит, как в жизни не бегала. Промчавшись по бетону в самое начало очереди, она стремительно машет паспортом перед носом пограничника и тут же выхватывает его обратно.
«К черту чемодан!» – думает она, на всех парах несясь мимо ленты с багажом и пробираясь сквозь толпу пассажиров. На выходе из терминала в лицо ударяет холодный воздух. Оттолкнув солидного бизнесмена, которому подошла очередь садиться в такси, Лора запрыгивает в машину вместо него.
Водитель порывается было протестовать, но, заметив, каким свирепым блеском сверкают ее глаза, мгновенно унимается:
– Wohin?[28]
– Тиргартен. Казино «Типи». Schnell, bitte.[29]
Машина трогается с места. Лора нетерпеливо барабанит пальцами по подлокотнику кресла.
Надо как можно скорее отыскать Дэнни. И какого черта Замора не отвечает на звонки?! Она снова открывает последнее сообщение от Макса – набор кое-как набранных слов, изобилующих опечатками.
Угдил в неприядности Дэнни сбегжал я ранен Гумбольдт помоги
Неприятности?! Дэнни сбежал?! От чего, ради всего святого?! Нет, на этого типа никогда нельзя было положиться! Никогда. Впрочем, можно надеяться, сам-то он цел и невредим. Как же давно она его не видела! На краткий миг Лора вспоминает летние вечера на Унтер-ден-Линден двадцать лет назад – как они гуляли рука в руке. В кронах деревьев распевали соловьи, а две части расколотого города только что воссоединились снова.
«Древняя история. Забудь!»
Дэнни сбежал. Так где же он теперь?
Единственное место, с которого можно начать, – это «Мистериум». Все вращается вокруг него. Он как центр гравитации притягивает к себе все кругом. Он погубил Гарри и Лили. Но забрать Дэнни она ему не позволит!
Она подается вперед, сдувает с лица упавшую прядь волос:
– Ein bisschen schneller?[30] Пожалуйста!
Фургончик порыкивает среди падающего снега, двигаясь на восток, через старую линию Стены, мимо контрольно-пропускного пункта «Чарли»*. Дарко всю дорогу рассказывает, что они проезжают, – словно гид-гипнотизер.
Дэнни никак не придет в себя. Внимание его скользит от вида за окном к тихому монотонному голосу Дарко – и снова к городу, по которому они едут.
– …так ты обнаружил нашу радиостанцию, – говорит метатель ножей. – Потрясающий способ коммуникации. С его помощью мои оперативники держат меня в курсе всего, что происходит. Мы завладеем тонной золота, Дэнни. Тонной. Два жалких слитка, которые украл у нас твой отец, пускай валяются на дне канала хоть целую вечность – мне все равно… Слева ты видишь еще одно излюбленное место туристов, относящееся еще к временам холодной войны…
За окном скользит Берлин: величественные здания из серого камня, подъемные краны, возводящие новое строение рядом с заснеженным, поросшим сорняками пустырем, череда старых машин еще коммунистических времен, теперь раскрашенных ярко-розовым, бордовым, желтым, под зебру – под вывеской «Траби Сафари»*. В предыдущие приезды сюда этот город завораживал мальчика. Теперь же Берлин кажется огромным, пугающим и безразличным. В некоторых витринах еще светятся рождественские огоньки и украшения. Везде кипит нормальная жизнь – везде, кроме маленького пузырька безумия в салоне фургона.
Дарко плавно прибавляет скорость, заворачивает за очередной угол.
– …просто слушай мой голос. Дэнни, говорить сейчас ты не можешь. Будешь хорошим мальчиком, поспи пока, и я дам тебе шанс… Так на чем я остановился? Ах да. Как я уже когда-то говорил, у каждого свое предназначение. Жертвы, убийцы, метатели ножей, тайные агенты. Причина и следствие. По крайней мере, в этом мы с Гарри соглашались! Когда он разоблачил моего отца, это привело к папиной гибели…
Померещилось Дэнни – или голос Дарко и вправду дрогнул? На миг окрасился острым, живым чувством? Дарко откашливается:
– А она, в свою очередь, привела к гибели Гарри. И так далее. А теперь – через несколько минут – ты расскажешь мне, где хранится эта его драгоценная «Книга освобождения»…
Они сворачивают на восток и собираются снова пересечь реку. Заснеженные улицы становятся шире.
Справа – пестрое смешение красот: длинный кусок старой Стены, с километр или около того, и каждый дюйм бетона раскрашен яркими граффити. Паутина, гора Фудзияма, два обнявшихся старика, хитрозакрученный вопросительный знак, превращающийся в ракушку улитки. За всем этим виднеется воздушный шар, раскрашенный точно глобус, синим и белым, а на нем надпись «DIE WELT»[31]. «Это туда меня водили в прошлый раз?» Мысли мальчика расплываются.
– А вот и галерея «Ист-сайд», росписи на остатках Стены, – сообщает Дарко, чуть повысив голос и снова входя в образ экскурсовода. – Когда я жил в Восточном Берлине, с нашей стороны никаких граффити не было. Чистота и порядок во всем. Правда, я бы не хотел туда возвращаться, пусть и занимал позицию на самом верху.
Однако разум Дэнни начинает сражаться. Возможно, тот легкий сбой, намек на эмоции в тоне похитителя, ослабил гипнотическую власть его голоса.
– За… зачем ты убил Ла… Ла Локу?
– Заметал следы.
– Но… но это ведь ты… устроил пожар?
Пауза. Лишь гул мотора, равномерный счет, поскуливание Герцога. Наконец Дарко отвечает:
– Увидев, что тебе удалось спастись, сперва я решил – ну что ж, на здоровье, раз повезло. Но чем больше об этом думал, тем сильнее хотел стереть с лица земли все следы существования Гарри. А ты, естественно, его частица. Можно сказать, часть его проекта. Так что в итоге, как ни жаль, это означает, что и тебе пора на выход. А теперь помалкивай. Тссс!
Дэнни предпринимает последнее усилие:
– Рикар… знает… что это ты.
– Нет, Дэнни, – твердо отвечает Дарко. – Не знает. Единственный, кто был близок к разгадке, это то дурное семя Макс. А с ним мы разобрались. Теперь закрой глаза.
Дэнни снова обмякает в кресле, его веки тяжелеют, но он каким-то образом умудряется держать глаза открытыми. Цвета галереи размываются, потом прерываются, и фургон заворачивает за переплетение железнодорожных линий, черными лентами протянувшихся по снегу, и снова переезжает сверкающую реку, где выстроились большие кварталы. Участки глухой Стены тоже покрыты огромными граффити: дети, чудовища, цветы, космонавты – все добрых четыре-пять этажа вышиной. В сумерках – кошмарное зрелище.
– Уже близко, – говорит Дарко. – Мы едем в старую тюрьму Штази. Не ту, где устроили музей, а вторую, поменьше, заброшенную.
Вытянув из кармана связку ключей, он бренчит ими:
– Но ты только отгадай, у кого есть ключи от нее! Слушай, как они звенят, Дэнни. Звенят. Засыпай глубже… глубже… глаза закрываются… закрываются… ты катишься… в волшебное таинственное путешествие…
И Дэнни больше не в силах сопротивляться. Его глаза закрываются, голова сама собой начинает кивать. В последний миг перед тем, как заснуть, уже проваливаясь в пустоту, сдавшись, он смутно вспоминает, как папа как-то сказал про гипноз: «Говорят, если повторять про себя снова и снова какую-то строчку, можно заблокировать внушение. Но знаешь, сынище, скорее всего, это все ерунда…»
Однако сейчас Дэнни готов ухватиться и за соломинку! Поэтому он начинает пропевать в голове последние слова Дарко, строчку песни «Битлз»[32]. Он помнит, как впервые услышал их из громкоговорителя в начале представления. Тогда ему было года четыре и мир казался таким огромным, удивительным и безопасным.
– «Катись… катись в таинственное путешествие».
Его веки смыкаются.
2. Когда Çамора отплясывал на столе
Дэнни чудится, что он скользит сквозь снегопад. Мимо шара телебашни, над расстилающейся решеткой просторных улиц, над лесами, реками и трамплинами, над золотым ангелом Виктории на величественном монументе.
И впереди видит великую колесницу «Мистериума».
Двери распахнуты, сходни опущены – и Дэнни влетает в черную пасть, в длинный беспросветный туннель, все глубже и глубже, на сотни метров, и наконец – в самом конце – появляется ярко освещенный диск. Сперва маленький, но по мере приближения Дэнни он становится больше, и больше, и больше.
Внезапно мальчик оказывается перед гигантской версией Колеса жизни Дарко. Оно вращается медленно и ровно, на нем нарисованы фигурки – красные, золотые, зеленые, синие. Люди и звери, крохотные будды. И все они вращаются на стилизованных кудрявых облаках.
И над всем этим – ухмыляющаяся, издевательская морда демона, держащего вращающий диск.
Громкий щелчок над ухом. Потом второй.
– Теперь просыпайся. Просыпайся.
Голос у Дарко четкий, деловой.
Дэнни открывает глаза. До чего же удивительно – снова ощутить себя бодрым, проснувшимся. Правда, теперь он дрожит всем телом от страха, холода и потрясения. В голове крутится все тот же мотивчик. Дэнни мычит его себе под нос и ждет, пока в глазах прояснится.
– Дэнни, проснись.
Они стоят на каком-то огороженном пустыре. В ноздри мальчику врывается резкий запах свежеразрытой земли.
Над головой высятся серые стены, обмотанные поверху ржавыми мотками колючей проволоки. По краю маленького дворика тянется дорожка, а прямо перед Дэнни – заросшие сорняками грядки, где давным-давно уже погибли все розы. Из горки выкопанной земли торчит лопата.
Дэнни тяжело дышит, стараясь унять дрожь. Он уже догадался, что означает эта выкопанная земля, но по мере сил пытается отогнать зловещую мысль. Смотрит на снежинки, падающие ему на лицо. Прикосновения холодных хлопьев слегка бодрят. Небо над головой темным-темно.
Дарко снова щелкает пальцами:
– Я окажу тебе услугу, Дэнни. Ответишь быстро и правдиво – может, и передумаю.
Не смотреть на него. Не отвечать.
– Дэнни? Ты со мной? Смотри на меня!
Дэнни опускает голову, глубоко и ровно дышит, чтобы успокоиться. Рядом с метателем ножей стоят еще несколько человек: троица в белых комбинезонах – должно быть, те самые преследователи с Александерплац. Однако глаза мальчика прикованы не к ним, а к низкорослой фигурке прямо позади Дарко. Ему требуется несколько секунд, чтобы вспомнить, кто это такой. И вдруг он его узнает – это же Кван!
Каким-то образом бандиту удалось уцелеть среди акул в Южно-Китайском море.
Однако сейчас на губах Квана не играет обычная мерзкая улыбочка. Он смотрит на Дэнни стальным взглядом.
– Ты провалил мою самую крупную операцию, щенок, – цедит он сквозь зубы. – Мой великий день!
– Пустяки, Кван, – осаживает его Дарко. – Послушай, Дэнни. Скажи: где книга? Мы знаем, что она уцелела при пожаре. Что она была у тебя. Ты рассказал о ней одному мальчишке из твоей школы – а мы не пожалели для него денег. Он говорит, ты вовсю хвастал ею, говорил о шифровках и тайнах. И еще сообщил нам твое расписание. Здравомыслящий мальчонка – как там его звали? Джейми? Хорошо, что он тоже не пострадал при взрыве.
Джейми Ганн! Во всем этом замешан Джейми – ну то есть хотя бы краешком. Дэнни тихо чертыхается себе под нос, но скорее от удивления, чем от злости. В конце концов, они ведь и Джейми чуть не убили…
– Говори!
– Я не знаю, где она. Лора отдала ее Рикару…
– Врешь, Дэнни, – поет голос Дарко. – По этой части я твоего отца превзошел. Могу отличить ложь за сто шагов. Просто по тому, как ты держишь голову. К тому же я видел, сколько раз ты моргнул. Отвечай, где она.
– Нет!
– Тогда мы найдем Лору и заставим говорить ее.
Хлопья снега ложатся на черные с проседью кудри Дарко. Дэнни замечает, что сейчас прочитать эмоции метателя ножей совсем нетрудно. Он сдает, теряет контроль над собой. Ярость так и клокочет в нем, рвется наружу.
– ОТВЕЧАЙ! А не то Син-Син умрет. На виду у всех, у мишени. «Ах, мистер полицейский, мне так жаль, так жаль! Ужасная случайность! Просто у меня нервы совсем расшатаны из-за бедного пропавшего мальчугана», – жалобно причитает Дарко. И уже совсем иным тоном добавляет: – Идеальное преступление…
– Хорошо! – зло бросает Дэнни. – Я скажу.
Он знает: нет ни единого шанса, что метатель ножей оставит его в живых – ситуация яснее ясного. Но вдруг он все-таки еще может спасти сестру? Тогда хотя бы частица мамы останется жить – частица его семьи…
Взгляд Дженни нерешительно движется к груде земли на старой грядке. Точно-точно, за ней зияет темное отверстие ямы. Он сглатывает.
– «Книга освобождения» у Лоры дома. У меня в комнате.
Дарко сердито топает ногой:
– Там мы проверяли. Все вверх дном перевернули, пока ты был в Гонконге. Не пытайся сбить меня со следа.
– Там есть один тайный ящичек под письменным столом. Лора знает где, а так найти трудно.
Метатель ножей хлопает себя по лбу:
– Как там твой отец всегда говорил, а, Дэнни? Будь внимательней к мелочам, да? Вот почему «Сорок Девять» и внедрили меня в «Мистериум». Вот почему я продвинулся до позиции Центра. И вот почему я заметил, что Гарри идет по моему следу.
Дэнни кивает, но слушает лишь впол-уха. Быть может, Дарко уже и решил его судьбу, но и он свое решение принял: не сдаваться без боя. Мальчик тоже вспоминает совет отца обращать внимание на мелочи и детали. Может быть – кто знает, – это еще поможет ему выбраться.
В голове у него слегка проясняется, и он украдкой осматривает двор, отмечая, сколько людей его сторожат (трое), сколько у них пистолетов (ему видно два), сколько отсюда выходов (один, низенькая широкая дверь с зарешеченным окошком). Герцог стоит у этой двери и скребет ее лапой, точно ему не терпится выбраться. Оглядывается на Дэнни, поджимает хвост.
– Хорошо же, – резко произносит Дарко. – Теперь посмотри на меня, Дэнни. Не бойся!
Дэнни неуверенно оборачивается. Во рту пересохло, колени подкашиваются. Дарко велит смотреть ему в глаза. Наверное, снова собирается что-то внушать…
Внезапно на затылок мальчика обрушивается сокрушительный удар. Дэнни падает на колени, все тело у него обмякает, перед глазами прыгают звездочки, вплетаясь в узор снежинок.
Голос Дарко доносится откуда-то сверху:
– Мне пора обратно. Вы знаете, что делать. Идем, Герцог.
Наступает молчание. Дэнни сражается со всех сил, стараясь противостоять черному течению, уволакивающему его куда-то вниз, вниз, в бездны темного моря. В ушах плещут и ревут волны. Нет, все не так. Он же сейчас не в Гонконге…
Голос Дарко звучит снова, уже в отдалении, полный сердитого нетерпения:
– Герцог! Ко мне! Герцог! Ну и пожалуйста, оставайся тут, если так его любишь. Сгниете вместе, мне плевать…
Собачий визг, стук двери…
«Только не уплывать, только не уплывать, – твердит себе Дэнни. – Потеряю сейчас сознание – мне конец. Но если победить это отупение, может, у меня еще есть шанс…»
Герцог лает, громко и непрерывно.
– Чертов пес! – вопит на него кто-то. – А ну заткнись!
Дэнни чувствует, как его поднимают. Сильные руки тащат его через двор к разверстой яме. До чего же болит голова! «Но я же осознаю это, – думает Дэнни, – а значит, еще не утратил способности думать. Если я еще способен думать – я в сознании. Вот и надо его сохранить. Открою глаза – меня пристрелят. Наверное, лучше рискнуть и попробовать выбраться из могилы позже. Вдруг мне удастся то, что не удавалось папе… восстать из-под земли… номер «похороненный заживо»… Главное – сохранять способность рассуждать. Отвлечься от паники, которая одолевала даже самого Гудини…»
Он ощущает резкий холод, исходящий из ямы в земле… его могилы. Похитители наполовину опускают, наполовину сталкивают его туда. Запах земли заглушает все прочие запахи. Кажется, тут не очень глубоко. Надежда еще есть. Бандиты отпускают его, и он проваливается на мокрый снег на дне ямы и украдкой пробует пошевелить руками и ногами, самую капельку, просто понять, слушаются ли. Вроде бы да. Он шевелит пальцами ног в кроссовках, немного сдвигает руку под собой. Люди наверху о чем-то тихо переговариваются. Герцог все еще лает, но уже как-то неуверенно. На тело мальчика оседают тяжелые хлопья снега.
«Надо ждать, – говорит себе Дэнни. – Пока я все равно не могу ничего предпринять». Голова раскалывается от боли, все инстинкты требуют вскочить и выбраться из могилы – но он знает, что тогда его пристрелят на месте. Надо ждать, пока бандиты не решат, что дело сделано, и не уйдут. А пока надо думать о чем угодно, лишь бы отвлечься, не представлять физиономию демона на Колесе жизни – и смерти. Нельзя засыпать… не то я пропал.
Снег все падает, падает…
Дэнни роется в памяти, выхватывая наобум обрывки мыслей и образов.
Проливной дождь на пустой улице в Гонконге.
Град, барабанящий по крыше автомобиля в Париже.
Мама, скользящая по проволоке на фоне звездного полога шатра – и на фоне звездного неба в Науди.
Тихие воскресенья, обеденный стол с белой скатертью…
И Замора, выплясывающий на этом столе в честь своего сорокалетия – так бурно, что стол не выдержал и сломался. И общий смех.
Выражение на лице Син-Син при свете барселонской луны, всего несколько дней назад, – такое потрясенное, испуганное, уязвимое. Тот миг, когда он узнал, что не один на свете…
Мама с папой, держащиеся за руки поздно вечером после какой-то ссоры – силуэтом на фоне сверкающих огней «Мистериума». Часть лампочек перегорела, и папа говорит: «Нет в мире совершенства, но в основном он очень даже неплох…»
Мысли его неизбежно возвращаются к папиным попыткам освоить номер «похороненный заживо» – как он вылезал из неглубокой ямы, кашляя, отплевываясь, не в состоянии справиться с паникой после первых же нескольких лопат земли.
«Нет, так не пойдет, надо мне все хорошенько обдумать еще раз», – сказал он встревоженно. И выпрыгнул из могилы, отряхивая землю с рубашки и брюк, вдыхая свежий весенний воздух.
Дарко помогал ему забросать яму землей.
«Это просто невозможно, Гарри», – заявил он убежденно.
«Так я тебе покажу, Дарко, – думает Дэнни. – Еще как покажу!»
Скрежетнув зубами, он вдыхает поглубже, заряжая мышцы кислородом, потихоньку потягиваясь, разминаясь, готовясь к тому, что будет дальше.
Сверху раздается какой-то шелест, Дэнни напрягается всем телом. Рискнув чуть приоткрыть веки, он всматривается наверх через тающий снег на глазах.
Над ним маячат две расплывчатые темные фигуры. Внезапное движение – и все становится черным-черно. Но это не земля. Всего лишь кусок вонючего старого ковра или чего-то в том же роде, тяжело приземляющегося на мальчика. Дэнни вздрагивает от неожиданности – однако его тут же осеняет: это ведь как любой трюк с невероятным побегом или спасением! Тяжесть земли не даст ему даже пошевелиться, но если он умудрится сделать некоторую полость, зазор – все, возможно, еще и получится! Вот этот ковер как раз и поможет.
Дэнни ждет, прислушиваясь. Теперь, когда у него есть план, он на удивление спокоен. Звук вгрызающейся в землю лопаты, а потом глухое шмяканье – первая порция земли падает на ковер. Дэнни ощущает ее вес и весь напрягается, стараясь оставить себе под ковром как можно больше места.
Шлеп. Еще лопата. И еще, и еще – все быстрее и чаще. Лежать неподвижно все сложнее, невыносимо хочется вскочить.
«Они считают, что я намертво отрубился, – думает Дэнни. – В этом мое преимущество. Надо выжать из него все, что могу. А пространство тут под ковром что-то слишком маленькое. Мне нужно место, чтобы дышать нормально». Он осторожно переворачивается на бок и выставляет вверх правый локоть и колено, приподнимая вонючий кусок материи, чтобы заполучить побольше свободного пространства.
Однако по мере того как сверху – лопата за лопатой – наваливают все больше земли, вес ее начинает не на шутку пугать мальчика. Мускулы у него уже дрожат от усилий удержать это жизненно важное укрытие, в ноздри бьет запах земли.
«Держи себя в руках, Ву, – думает Дэнни. – Еще несколько минут».
Однако перед его мысленным взором снова возникает то памятное выражение на лице отца. «Не каждый день можно увидеть твоего папу напуганным до полусмерти», – сказал Замора. Но в тот день отец и правда здорово испугался.
Не вспоминай эту сцену! Думай о Син-Син. Ты должен выбраться отсюда и спасти ее. Только это, черт возьми, и имеет значение.
Земля давит все тяжелей и тяжелей, забивается под края ковра, дышать Дэнни уже почти не может. Сил терпеть больше нет. Надо спасаться!
У мальчика еще хватает места, чтобы кое-как отползти вбок, к краю ямы. Может, тут давить будет чуть меньше – сыплют-то все больше на середину.
Он скребет ногтями рассыпчатую холодную землю, проталкивает ее мимо груди, а потом пихает, лягает коленками и ступнями точно крот. Однако координировать свои действия неимоверно трудно, земля сыплется на лицо, все больше усиливая панику.
На помощь! На помощь!
Нет, ничего, все в порядке, я еще дышу. Если повернуть голову набок.
Он извивается пуще прежнего, выползает из-под ковра. Пальцы внезапно вцепляются во что-то вроде камня. Должно быть, это плотная невскопанная земля, стенка ямы.
Ребра буквально трещат под тяжестью груза, но все же зазора еще хватает, чтобы шевелить руками и ногами. Пора прорываться вверх. Ждать больше нет сил – ни секундочки. Если Дэнни вылезет слишком рано – быть посему. По крайней мере, он умрет, пытаясь освободиться. Все лучше, чем медленно задыхаться на дне ямы.
Снова накатившая злость подпитывается воспоминаниями обо всем, что ему пришлось пережить за последние два года: все тайны, ложь, издевательства и побои, вся обращенная на него злоба. И это помогает. Шар праведного негодования в груди раздувается, заряжая руки и ноги. Энергия, которую можно пустить в ход.
Призвав все оставшиеся силы, мальчик панически прорывает себе дорогу наверх – как будто плывет, выныривая на поверхность, сквозь вязкую, как грязь, почву. Каждый сантиметр дается нечеловеческими усилиями, напряжением воли и мужества – и все же он продвигается, он точно знает, что продвигается…
А вдруг бандиты все еще продолжают забрасывать яму? Дэнни мешкает в замешательстве, сердце отчаянно стучит в ушах. Он прислушивается, не раздастся ли сверху стук, не почувствует ли он дрожь в земле. Нет, ничего.
Но он уже совершил ошибку.
Едва он прекращает двигаться, как сила утекает из рук, а груз земли давит на тело с новой, невыносимой тяжестью.
Я не могу дышать… в нос и рот забивается земля… черт, черт, черт…
Перед глазами снова кружатся звездочки, все становится белым.
Сознание слабеет.
Все пропадает, теряется, уносится прочь.
3. Когда сигнал силен
Такси Лоры застряло в пробке. Уже добрых пять минут никакого движения, а снег так и валит – дворники лишь беспомощно подергиваются взад-вперед, уже не справляясь с тяжестью спрессованных снежных хлопьев на стекле. Водитель натягивает шапку, перчатки и вылезает наружу прочистить дворники.
– Ехать будем? – кричит Лора, вглядываясь сквозь стекло в леса вокруг.
Водитель возвращается и качает головой.
– Scheisswetter[33], – бурчит он и поворачивается к пассажирке: – По-моему, там две машины столкнулись.
– А я дойду отсюда пешком?
Водитель поднимает брови. Уж больно легко Лора одета.
– Тут с полчаса, не меньше. И очень холодно.
– Знали бы вы, через что я уже прошла, – решительно говорит Лора, застегивает куртку и вытаскивает кошелек. – Дружище, а не продадите ли перчатки? А то и эту вашу славную шапку. Назовите цену.
А совсем недалеко, в неприметном кабинете где-то в центре Берлина, сгрудилась перед оборудованием группа техников.
Никто из сотрудников Интерпола не смотрит на оседающий на карнизе по ту сторону стекла снег и на прекрасную панораму Унтер-ден-Линден. Все взоры устремлены на дородного здоровяка, который одной рукой прижимает к голове наушники, а второй настраивает какие-то показатели на экране, не сводя глаз со светящихся на лаптопе цифр.
– Ну? – не выдерживает один из зрителей, пожилой мужчина с вытянутым как у гончей собаки лицом. – Это они?
Здоровяк с наушниками поднимает голову.
– Да. Снова 9354 кГц. Мы запеленговали их по трем точкам, так что можем вычислить с точностью до нескольких метров. Они ведут трансляцию почти беспрерывно – сигнал зашкаливает.
– И далеко это?
– Скорее всего, где-то в городе, герр директор.
Пожилой интерполовец выпрямляется:
– Рикар еще не приземлился?
– В Шенефельде только что закрыли посадочные полосы. Но может, его перенаправят в Тегель.
– Мы ждать не можем. По данным наших источников, банда планирует ограбление сегодня ночью, так что надо двигаться, как только окончательно установим, где они. Распорядитесь прикрыть мобильную сеть – на случай, если они через нее связываются с базой.
Он всматривается в метель, туда, где то проявляются, то снова исчезают в снежной пелене Бранденбургские ворота. Что до мальчика, за которого так переживает Рикар, – у бедняжки, похоже, ни шанса.
А за Бранденбургскими воротами, в глубине Тиргартена, нагреватели изо всех сил качают теплый воздух под купол «Мистериума». Син-Син, Аки и Бьорн приветствуют остальных членов труппы, возвращающихся с фотосессии под снегом.
Замора подбегает к Син-Син и крепко обнимает ее здоровой рукой, прижимает к себе:
– Цела и невредима! А Дэнни, скорее всего, уже встретился с Лорой. Кстати, ты не видела мой чертов телефон, а, мисс Син-Син?
Девочка качает головой:
– Где, говоришь, Дэнни?
– С Лорой в отеле. Она позвонила Дарко. Свой-то чертов мобильник я потерял.
Син-Син озадаченно оглядывается:
– А где же сам Дарко?
– Ушел на встречу с клиентом. Что-то очень срочное. Роза отпустила, потому что с фотографиями сразу было ясно, что дело дохлое. Бррр, ну и холодище же здесь!
Роза, закутанная в несколько слоев теплой одежды, проходит за кулисы:
– Нет, при такой температуре воздушную акробатику не порепетируешь. Не повезло – ну кто бы мог подумать, что морозы нагрянут так рано! Надеюсь, Дэнни сейчас отсиживается где-нибудь в тепле с Лорой. Мы пока начнем, а как только Дарко вернется, порепетируем его номер. Ты готова, bella?
Син-Син кивает:
– Ко всему готова.
4. Когда хороший пес лает
Неистовый, но приглушенный лай хотя бы отчасти выдергивает Дэнни из забытья, помогает собрать затуманенные мысли. Под землей. Похоронен заживо…
О боже!
Вокруг ни лучика света, а земля все так же тяжко давит на грудь, но, как ни странно, сейчас мальчику тепло. Кроме далекого лая Герцога, не слышно ни звука. Как же под землей тихо! Почти безмятежно. Так и подмывает сдаться, не сопротивляться, будь, что будет.
Рука Дэнни притиснута к лицу, но, теряя сознание, он инстинктивно успел согнуть ее, образовав что-то вроде ниши для дыхания.
Выходит, я еще жив…
«Пороха во мне хватит лишь на одно последнее усилие, – думает он. – И я пущу в ход все, все, что осталось, – пока снова не вырублюсь». Он начинает извиваться, подергиваться – руками, ногами, всем телом. И да – кажется, самую малость, но он продвигается. Земля сверху и с боков осыпается, катится вниз, под него.
Похоже, он постепенно выползает наверх. Но далеко ли еще? Двадцать сантиметров? Или метр, а то и больше? Если так, ему конец – уж это Дэнни знает точно. Последний его трюк окончится неудачей… последний номер в составе «Мистериума»… Иногда, когда на папу накатывало мрачное настроение, он говорил – любое представление рано или поздно кончается провалом. Либо стареешь, либо твое время истекло…
Но пока что в мальчике снова вскипает гнев, причем на полную катушку. Последний прилив ярости в ответ на все, что произошло с ним и его семьей. Да как они посмели?! Как посмели отобрать у него маму и папу?! Как этот Горан (или как там его) посмел загубить чудо «Мистериума»?!
Из горла Дэнни вырывается зловещий звериный рык, переходящий в судорожный крик на грани визга. И он процарапывает, процарапывает дорогу наверх…
Грррррррр…
Земля сверху внезапно становится более рыхлой, там что-то шевелится. Что-то острое царапает Дэнни по лицу, прямо по щеке. Острое и быстрое. Дэнни весь напрягается, ожидая, что на него обрушится град ударов или пуль, и продолжает из последних сил пробиваться наверх. Драться так драться – лишь бы вырваться наружу!
И вдруг неожиданно чувствует на лице сразу и ледяной ветер, и жаркое собачье дыхание. Герцог лихорадочно вылизывает ему нос и рот.
Пес неистово лает, не переставая копать – и вот лицо, руки и плечи Дэнни высвобождаются из могилы. В горле еще клокочут отзвуки крика. Герцог снова лижет его в щеки, неистово виляет хвостом.
– Хороший… песик… умница, – хрипит Дэнни.
Он сидит, не до конца откопав нижнюю половину тела, подслеповато мигая в тусклом свете, отфыркиваясь и отплевываясь от комочков земли. А Герцог точно с ума сошел. Какое же наслаждение – дышать свободно, чувствовать, как раздвигаются ребра, расправляются легкие!
– Помог мне! Хороший песик!
Дэнни обнимает холодного мокрого пса, а потом, прикрывая глаза от света ладонью, осматривается. Вроде бы на мрачном тюремном дворе никого не видно. Лишь замкнутое кольцо черных бетонных стен, колючая проволока, падающий снег. На фоне неба в слабеющем предвечернем свете вырисовываются сторожевые вышки.
Дэнни осознает, что сильно болит голова – но кого это волнует? Лишь бы вдыхать этот чудесный холодный воздух да чувствовать, как Герцог тычется в него мокрой мордой. Жизнь! Жизнь во всей ее сырой, ледяной и изнурительной красоте!
Но тут он вспоминает о Син-Син.
Нельзя терять ни секунды! Дэнни панически озирается по сторонам.
На такие стены никак не взобраться. Высвободившись из цепкой хватки земли, мальчик, пошатываясь, бредет по снегу к невысокой двери, выискивая глазами замок и снимая с шеи отмычки.
Чуточку запыхавшийся, Дарко материализуется из теней под гигантским куполом, отряхивая снег с волос и плеч. В одной руке у него мобильник, в другой – футляр для ножей.
– Простите, что так долго, – говорит он. – Син-Син, нам бы надо порепетировать. Только вот согреюсь чуток. Фрэнки, установите с Розой мое колесо, ладно?
– Ну что еще за спешка! – стонет Роза. – Если все и дальше так пойдет, скорее всего вообще придется отменить вечернее представление.
– Да не придется, – уверяет Дарко. – Худшее уже миновало. Надо репетировать, мы ж профессионалы.
В тенях вырисовывается свежераскрашенная доска, на которой мерцают облака, звери и будды.
– Что ж, отчего бы и нет, – соглашается Син-Син. – Только чур репетировать буду в комбинезоне. В трико как-то холодновато.
– Пусть так, – резко отвечает метатель ножей. – А давай его сегодня немножко раскрутим, а? Не очень быстро. Если не боишься.
Син-Син смотрит ему в глаза:
– Как хочешь, так и раскручивай, мистер Бланко. Я крепкий орешек. Жаль, Дэнни не посмотрит!
– Ничего, вы очень скоро встретитесь, – говорит Дарко и открывает футляр с ножами.
Дэнни возится с первым замком добрых пять минут, прежде чем начинает понимать, что толку никакого. Внутри нет настоящего механизма, лишь что-то, что обнадеживающе пощелкивает, когда поворачиваешь ручку, – как будто строитель этого места хотел, чтобы дверь выглядела более устрашающе, чем на самом деле. «И тут иллюзии, – думает мальчик, досадуя сам на себя, что купился. – Психологические игры». Припав к двери почти вплотную, он по очереди проверяет замки – и наконец обнаруживает, что из самого нижнего все-таки торчит черный язычок задвижки. Единственный настоящий замок на всей двери.
Засунув отмычку поглубже в щель, он поворачивает ее, пытаясь уловить любое движение. Он действует наугад, но ему везет – и вот, с третьей попытки, защелка с легким лязганьем отъезжает в паз. Дверь открыта. Герцог вприпрыжку бежит вперед – как будто ему тоже не терпится убраться со двора.
В длинном полутемном коридоре перед ними не слышно ни звука и никого не видно. Но наверняка они поставили часового.
– Герцог! Сюда, малыш, рядом.
По обе стороны коридора тянется ряд дверей в камеры, а высоко на стене виднеется череда красных лампочек на провисшем проводе, идущем то вверх, то вниз, как телефонный шнур – куда-то во мрак. Герцог вопросительно смотрит на мальчика, ожидая команды. Он еще не отдышался после рытья и тяжело дышит.
«Надо идти по лампочкам, – думает Дэнни. – Наверное, это охранная сигнализация, которая ведет в комнату управления, караульную».
Сперва он идет медленно, прислушиваясь. А вдруг Дарко или Кван притаились тут где-то в засаде?
Однако все кругом кажется заброшенным и пустым. Он осторожно пробует повернуть выключатель. Ничего. Тогда Дэнни тянет провод сигнализации и весь напрягается, ожидая воя сирены, – но провод поддается и, оборвавшись, падает ему на руку.
Мальчик понятия не имеет, где он. А время на исходе. Дэнни пускается бегом. Руки и ноги у него все еще тяжелые и непослушные. Как ни старается он прогнать из головы образ Син-Син и острых, как бритвы, ножей, но мысленно все время видит последний бросок – тот, в результате которого нож вонзается прямо в самую середину мишени. Прямо в сердце.
К тому времени, как он добирается до дальнего конца бесконечного коридора, он уже бежит, причем так громко топает по голому бетонному полу, что сперва даже не слышит криков из последней камеры справа.
– Помогите! Hilfe! – Голос звучит напряженно, из последних сил. Отчаянно пытается докричаться хоть до кого-нибудь. И какой-то очень знакомый голос.
Дэнни останавливается и приникает к окошку в бронированной двери. Оттуда на него глядит Макс!
– Помоги! Выпусти меня! – Друг Лоры стучит по двери кулаками. – Выпусти!
– Сейчас! Подожди минутку! – вопит Дэнни, но Макс продолжает молотить кулаками по двери, не в силах больше сдерживать панику.
Сладить с этим замком оказывается гораздо труднее. Дэнни неловкими пальцами возится с хитрым устройством, сам начиная паниковать от ощущения безвозвратно уходящего времени. А Макс все так же барабанит изнутри.
А вдруг ничего не получится? Может, надо просто оставить его здесь, а самому бежать, спасать Син-Син? Но Макс ведь может истечь кровью. Нельзя второй раз бросать его в беде.
Дэнни предпринимает последнюю отчаянную попытку – и наконец замок поддается. Дверь распахивается внутрь. Макс вырывается из камеры. Изувеченная правая рука его туго замотана окровавленным старым полотенцем.
– Gott sei dank![34] Дэнни! Я уж думал, тут и сдохну. Где они все?
– Это Дарко! – выкрикивает в ответ мальчик. – Дарко – это Центр! И он собирается убить Син-Син!
– Тогда идем, – скрипнув зубами, откликается Макс. – Дэнни, они на все способны. Он прямо ополоумел – до того ему не терпится провернуть это биллионное ограбление. И как этот мерзавец только смеет поганить собой мой прекрасный город!
Дэнни уже спешит к решетчатой двери в конце коридора. Макс торопится вдогонку:
– Мы его остановим, Дэнни! За твоих маму и папу!
«Да, – думает Дэнни. За маму и папу. И за Хавьера. И за Чарли Чоу. И за того честного инспектора, что отправился прямиком на дно гавани в Гонконге. И кто знает, может, и за бедного старика Джимми. А больше всех – за Син-Син, если…»
Нет-нет, не думай об этом! Во всяком случае, пока!
Внутренняя калитка заперта на простой висячий замок, и Дэнни справляется с ним в считаные секунды. Ворота с дребезжанием отъезжают в сторону.
– Сюда! – кричит Макс и первым мчится вниз по короткому лестничному пролету, потом в незапертую дверь, к чему-то вроде площадки для разгрузки машин.
– Откуда ты знаешь?
Макс морщится:
– Был здесь раньше. Много лет назад…
В дальнем конце двора виднеются приоткрытые ворота – Дарко и его сообщники в спешке не стали их запирать. Выскочив за ворота, Макс с Дэнни оказываются по щиколотку в сугробах. Порывистый ветер швыряет охапки снега им в лицо. Герцог с лаем скачет впереди, время от времени останавливаясь, чтобы подождать своих спутников. Он снова весел и бодр.
Заброшенные, изрисованные граффити каменные башни впереди угрюмо смотрят на чужаков пустыми глазницами выбитых окон.
– С рукой у меня совсем худо, – жалуется Макс, прижимая изувеченную конечность к груди. – Надо вызвать помощь. Только тут вокруг никого.
Вокруг тюрьмы все мрачно и уныло. Дэнни с Максом шагают мимо заброшенной караулки, между безмолвными складами. Ветер кусается вовсю, снег усиливается.
«Теперь меня ничто не остановит, – думает Дэнни, упорно пробиваясь сквозь метель. – Меня бросали в зубы всем стихиям – и я уцелел во всех: в воде, в огне, в воздухе, а теперь вот и в земле». Его переполняет новая, невесть откуда взявшаяся энергия – не внутренние резервы, по очереди подстегиваемые адреналином, яростью и страхом, а нарастающая уверенность, глубинное знание: конец уже близок. Совсем как под занавес представления в «Мистериуме». Все нарастает, стремится к апогею – риск, волнение, музыка, – все возносится к тому моменту освобождения, когда замер последний аккорд, погас свет, а труппа, взявшись за руки, стоит, встречая шквал аплодисментов: вымотавшаяся, радостная, счастливая.
Инерция движения. Все напряжение, вложенное в механизм, стремится теперь к заключительной части. К финалу.
Макс спотыкается. По снегу за ним тянется след кровавых капель. Второй рукой он поплотнее заворачивает раненую кисть в грязную тряпку.
– Тебе надо в больницу! – кричит Дэнни. Не хочется оставаться без нового друга, но рана и вправду выглядит скверно, а кроме того, мальчик боится, что Макс будет его тормозить.
Тот лишь качает головой:
– Все в порядке! Алеканы не сдаются. Ходить я еще могу. Нам нужно найти какой-нибудь транспорт, а кроме того, если потребуется, я и переводить могу.
Борясь с метелью, они минуют ряд домов времен коммунистов, где огромное изображение космонавта парит над раскрашенным психоделическими цветами морем, потом очередной запертый склад. За углом они оказываются на дороге пошире. Невдалеке видны желтые фары пробирающегося сквозь буран автомобиля.
Макс машет ему рукой, нетерпеливо топая ногой по снегу, и почти бросается на капот машины.
Догнав друга, Дэнни видит, что тот ведет жаркую беседу с пожилым водителем.
– Все в порядке, – наконец говорит Макс. – Этот добрый человек нам поможет. Едем!
Дэнни забирается на заднее сиденье, подвигается, чтобы в ногах хватило места и Герцогу.
– А нельзя одолжить у него телефон?
– Ничего не выйдет. Похоже, Сеть легла. Уже с полчаса как.
5. Когда манит вечность
Папа всегда говорил: жизнь – это про умение рассчитать время.
И не только в смысле того, успеешь ли ты вовремя поднять занавес, добраться до другого города в назначенный срок, подсунуть нужную карту наверх колоды, но и в гораздо более глубоком смысле.
В смысле радости и веселья: подогреть ожидания публики ровно в должной степени, а потом вдруг выпалить из пушки или пустить из-под купола искусственный снег.
В смысле красоты: если оркестр играет в одном ритме с участниками представления, то последний звучный аккорд гитары раздастся именно в тот миг, когда акробат красиво прыгнет вниз с трапеции, а удар литавр подчеркнет победоносно вскинутую руку – и сердца зрителей затрепещут.
А кроме того, в смысле жизни и смерти: промедление в долю секунды – и партнер, которого ты ловил, летит вниз, в страховочную сетку, если не хуже. Не успеешь вовремя выровнять положение – свалишься с каната. Вот так и появляются новости.
«Все это, конечно, хорошо, – думает Дэнни, перегибаясь с заднего сиденья такси вперед и чувствуя, как заносит машину по предательскому льду. – Но рассчитать время ты можешь только тогда, когда полностью владеешь ситуацией, контролируешь все прочие факторы. Если ты много раз репетировал и делаешь то, что повторял уже сотни раз».
Однако теперь весь мир словно бы ополчился против него, не давая ему даже шанса рассчитать время. Сплошная импровизация – с того самого момента, как бомба разнесла стены школы. Сплошные попытки подстраиваться под происходящее в надежде на лучшее. Вот и теперь все то же: слишком много неизвестных в уравнении – не знаешь, ни где Дарко, ни как связаться с друзьями, ни даже сколько еще продлится эта поездка…
Макс на переднем сиденье оживленно разговаривает о чем-то по-немецки с пожилым водителем, показывает здоровой рукой вперед. Дворники работают вовсю, очищая стекло. Автомобиль движется по мосту над железной дорогой, но медленно, удручающе медленно. Сжав кулаки, Дэнни нетерпеливо постукивает себя по коленям.
Макс оборачивается к нему:
– Впереди дорогу расчищали. Не переживай, Дэнни. Через несколько минут будем на месте.
Лора спешит через площадь перед Рейхстагом. Матерчатые ботинки отяжелели от снежной каши, нелепая шапка-ушанка низко нахлобучена на голову. Лора в невесть какой раз смотрит на мобильник. Чертовой связи как не было, так и нет!
Сквозь снег впереди виднеется шатер, за ним еще один, а потом – да! Наконец-то! – знакомый темно-синий купол «Мистериума». «Ох, вот только доберусь до этого мальчишки – как схвачу в охапку, защекочу, затискаю, заобнимаю и больше глаз с него не спущу, пока мы не окажемся где-нибудь, где точно бояться нечего!»
А в полукилометре оттуда Дарко готов начать репетицию. Он поворачивается к Билли с Марией:
– Музыку, пожалуйста.
Голос его гудит, разносится над ареной.
В центре арены стоит Колесо жизни. Яркие краски сверкают и переливаются в лучах прожекторов. Купол высоко над головой раздувается, стараясь удержать непогоду снаружи, чуть подрагивая под напором ветра. Но внутри тепло и спокойно.
– Син-Син, только помни, – наставляет Дарко, – вращать будем медленно, а захочешь остановиться – крикни. В остальном все как в прошлый раз.
Син-Син серьезно кивает:
– Я готова.
Вскарабкавшись на колышки для ног, она раскидывает руки и покрепче хватается за петли. А сама тихо-тихо, под нос, шепотом подбадривает себя:
– Ничего страшного. Совсем-совсем ничего…
«Дэнни будет гордиться мной, – думает она. – Я должна казаться смелой – ради него. Такой же, как он. Как была Лили… мама…»
Она смотрит наверх, туда, где изгибается, скрываясь из поля зрения, купол шатра.
– Выпендриваться я не стану, – кричит Дарко. – Обычные броски, даже не из-за спины. Чтобы все было как можно аккуратней.
– Уж я надеюсь! – заходится кашлем Замора. Почудилось ли ему – или Дарко и впрямь сегодня какой-то странный? Напряженней обычного. Наверное, просто замерз. Или волнуется за Син-Син, старается ее успокоить.
Карлик оглядывается по сторонам, пытаясь не обращать внимания на назойливую боль в руке. Все остальные почтительно примолкли, пока Дарко разминает правую руку. Аки с Беа жмутся друг к другу, накинув на плечи одеяло – одно на двоих. Кажется, меж ними что-то наклевывается. Ах, юношеская любовь, думает он, вспоминая, как накануне вечером звонил Гале. Как славно снова поговорить, пообщаться… После стольких лет!
Роза подходит к нему, приобнимает рукой за плечи:
– Ну как ты, старик? Вот увидишь, очень скоро мы снова вернем тебя в строй!
Замора кивает. Джои с Бьорном проверяют, весь ли реквизит на месте, рассортировывают предметы в аккуратные кучки. Фрэнки стоит у пульта, Билли настраивает гитару, Мария устанавливает микрофоны и берется за барабанные палочки, готовая аккомпанировать Дарко. Но куда же запропастились мистер Дэнни с Лорой? Мальчик бы наверняка хотел это увидеть.
– Музыку, – командует Дарко. – И помни, Син-Син: после восьмого ножа – спрыгиваешь.
Он кивает Билли с Марией, и из колонок раздается пронзительная, лязгающая музыка. Нарастающая барабанная дробь, надрывное дребезжание гитары, и вот среди всего этого прорезается голос Марии:
– Я вам о девушке спою…
Дарко нажимает ногой педаль, и колесо – облака, будды и Син-Син – медленно начинает вращаться.
Первый нож уже лежит у него в руке. Дарко делает полшага вперед. Гитара звенит все громче. Мария выводит следующую строку:
– Что видела дурные сны…
Замора придвигается поближе. На душе у него как-то тревожно. Никогда не любил этот номер! Пережитки прошлого – в «новом» цирке, вроде «Мистериума», давно пора от них отказаться. «Я ведь даже обрадовался, избавившись от этой дурацкой пушки, – думает он. Я могу быть тем, кем только захочу. Артистом, силачом – подумаешь, чуть ниже других. Да и не лучше ли было бы поставить к доске какого-нибудь парня, а не девицу в беде…
Однако Роза говорит, зрители это любят. Любят ощущение подлинной опасности. Дарко исполняет номер как вариант традиционной версии. Да и Син-Син вроде ничуть не возражает. Хочет себя показать…»
Музыка играет все драматичнее. Белым всполохом во мраке мелькает рука Дарко – и первый нож вонзается, чуть дрожа, рядом с правой ногой девочки. Колесо вращается, гитара на миг стихает, а Мария хрипловатым шепотом выводит первую строку припева:
– Всегда… всегда… Вечность…
Дарко берет второй нож, встает покрепче. Еще бросок. И еще. В ритмичную музыку вплетаются тяжелые удары по доске.
Кто-то касается плеча Заморы. Подпрыгнув от неожиданности, он вихрем разворачивается и видит перед собой Лору – в чужой шапке, закоченевшую. Не отдышавшись толком, она пытается ему улыбнуться.
– Мисс Лора! Carajo! Как я рад вас видеть!
Лора похлопывает его по здоровому плечу:
– Что с тобой?
– Длинная и глупая история, – отвечает карлик, перекрикивая музыку.
Лора вглядывается поверх его головы. В глазах сверкает сперва изумление, потом понимание:
– Кто это на колесе? Боже мой, неужели Син-Син?!
Замора кивает. Очередной нож взрезает пространство между Дарко и мишенью. Очередной глухой стук.
– До чего ж она сейчас похожа на Лили… – изумленно выдыхает Лора.
– Знаю. Прямо мурашки бегают, – кричит Замора, оглядываясь по сторонам. – А где Дэнни?
– То есть как это «где Дэнни»? – Лора испуганно распахивает глаза.
– Дарко сказал, он с тобой… – Слова застревают у Заморы в горле. Как будто до него сейчас вдруг что-то дошло. Он понимает, что происходит что-то неладное, но никак не в силах взять в толк, что именно.
Музыка звенит все так же громко, Мария стучит по барабанам, а Дарко тянется за следующим ножом и снова нажимает педаль ногой. Колесо начинает вертеться быстрее.
– Вечность…
– Эй, Дарко! – зычно окликает Замора, делая рывок вперед. – Дарко! Так где сейчас, говоришь, Дэнни?
Метатель ножей резко вскидывает голову. В руке у него сверкает клинок, на лице какое-то странное выражение.
И в этот миг из-за кулис вырывается Дэнни и стремительно несется к Дарко:
– Стоп! Стоп! Дарко!
Тот отворачивается от доски – и на миг лицо его застывает от потрясения. Но потом он вскидывает правую руку: в ней блестит нож.
Однако Замора уже отгадал, что он задумал. Да и выражение лица разворачивающегося к мальчику Дарко все говорит за него – столько на этом лице злости.
– Нет! – рычит карлик, срываясь с места.
Дэнни невольно сбивается с шага, останавливается. Дарко смотрит ему прямо в глаза, а затем изо всех сил метает нож.
И тут перед глазами Дэнни мелькает что-то расплывчатое, перегораживающее поле зрения. Гневный вопль, потом сдавленный крик – и Замора падает на землю, спиной вниз. Из груди у него торчит нож.
Музыка обрывается. Гитара Билли немелодично дребезжит, а потом тоже смолкает.
На целую секунду все замерло. Замора перекатывается набок. В неожиданно наступившей тишине стон его кажется особенно громким. Колесо все вращается, но уже начало замедляться, терять темп – и вот наконец останавливается. На лице у Син-Син отображается сперва растерянность, а потом, когда до нее доходит, что случилось, и ужас.
Дэнни переводит взгляд с недвижного тела Заморы на пустую ладонь Дарко и обратно. А в следующий миг мальчик с гневным рычанием бросается на метателя ножей.
Дарко хватает следующий нож и метает его, но теперь Дэнни уже готов и с легкостью уклоняется. Видя, что к нему устремились и все остальные, Дарко выхватывает последний нож, разворачивается на месте и несется к пожарному выходу.
У Бьорна, не успевшего еще поднять с лица маску-череп, реакция оказывается быстрей, чем у всех остальных. Он мчится вдоль арены, чтобы преградить метателю ножей путь.
– А ну давай сюда! – кричит он. – Ты со мной померяйся силами, Дарко!
– Всегда терпеть не мог вас, клоунов, – шипит Дарко и, взмахнув рукой, отправляет нож в полет. Бьорн успевает заметить его и присесть, но слишком поздно: острие пронзает ему плечо. Он вскрикивает от боли, сбивается с шага, и Дарко проскакивает под горящими зеленым огнем буквами «Выход». На фоне двери на миг вырисовывается его темный силуэт, но тут же и пропадает.
Дэнни приседает над телом друга. Из раны хлещет кровь.
– Майор, майор! Как ты?
Лицо карлика сморщено от боли, но потом слегка расслабляется.
– Вызовите «Скорую помощь»! – кричит Роза. – Мария! Первая помощь!
Дэнни наклоняется ближе, подсовывает руку под плечо Заморы.
– Все хорошо, мистер Дэнни, – хрипит тот. – Не так уж и глубоко… ничего мне не сделается. Главное – тебя не задел…
Син-Син, чуть покачиваясь, спрыгивает с мишени, останавливается на миг, борясь с головокружением, и неуверенно шагает к ним.
– Отпусти его, Дэнни! – отрывисто восклицает она. – Надо спешить за Дарко, пока он не скрылся.
Дэнни смотрит на Замору. Тот кивает ему, полуприкрыв глаза. Мария трясущимися руками прижимает к ране кровоостанавливающую повязку.
– Иди… кажется, я пока снова отправляюсь в больницу.
Дэнни до боли закусывает губу, не зная, как быть:
– Я вернусь, я быстро…
Карлик кивает, улыбается, превозмогая боль, и поднимает большой палец:
– Я ведь скала, помнишь? Твердь, на которой стоит «Мистериум».
Дэнни еще долю секунды колеблется, а затем вскакивает на ноги и мчится к выходу. Син-Син бежит за ним по пятам.
– Нет! Ради бога, не надо! – кричит Лора. – Оставайтесь здесь, черт возьми!
Но дети не обращают на ее слова ни малейшего внимания, и она неуклюже спешит следом.
Замора лежит на спине закрыв глаза. Болит уже не так сильно. Вот когда нож вонзился в него, было очень больно, а теперь легче. Ему вполне хорошо. В самом деле хорошо. В тело возвращается ощущение тепла, легкости и покоя. Он выдыхает, и тут сквозь него прокатывает странный, но знакомый, приятный прилив.
А когда он открывает глаза, то сидит на сосновой хвое на том крошечном шведском островке, любуется игрой света на озерной глади и слушает тихий плеск волн на пляже. Светит солнце, от костра доносятся запахи еды и дыма. И все – все-все кругом – так тихо и спокойно…
6. Когда вокруг все черно-белое
Ветер снаружи улегся. Вместе со снегом на город пала ночь. Мир неожиданно тих. Дарко опережает преследователей метров на пятьдесят, бежит сквозь сугробы к своему фургончику, то и дело оглядываясь через плечо, – черная фигурка на белом фоне.
Дэнни и Син-Син летят за ним со всех ног. Дэнни непрестанно уговаривает себя, что с Заморой все будет хорошо, а Син-Син пронзительно визжит:
– Не уйдешь, Дарко! Ты покойник!
В этот миг из-за угла появляется Макс. Все еще прижимая к груди изувеченную руку, другой рукой он сжимает одну из гигантских распорок шатра. Сверкая глазами, он бросается на метателя ножей.
Дарко стремительно виляет в сторону, уклоняясь от неминуемого удара. Макс по инерции проносится мимо, стальная палка уходит в снег. Дарко замирает в нерешительности: Аки тоже выскочил из шатра и успел перекрыть путь к фургону. Прикинув варианты, беглец бросается в сторону дороги, идущей вдоль Шпрее.
– Не дайте ему уйти! – вопит Син-Син, но Дэнни уже обгоняет ее. Расстояние между ним и Дарко неумолимо сокращается.
– Подождите меня! – кричит Лора, спотыкаясь сзади. – Подождите!
Впереди слышен рев моторов. Из-за поворота с дребезжанием выезжают цепочкой три стареньких «Трабанта» – черно-белый в полоску, как зебра, небесно-синий и ярко-розовый: последний дневной тур по городу. Выдувая облачка выхлопных газов, они катят в сторону Бранденбургских ворот, домой.
Дарко выскакивает на дорогу прямо перед первым автомобилем, неистово жестикулируя. Водитель в испуге жмет на тормоз, «Трабант» заносит по наледи в сторону. Дарко одним прыжком оказывается рядом, распахивает дверь и с невероятной силой вышвыривает ошарашенного водителя из машины, а сам взлетает на его место. Резко прибавив газу, он мчит прочь, колеса пробуксовывают в снегу, машину мотает из стороны в сторону.
Два других «Трабанта» останавливаются, их пассажиры высыпают наружу, спеша помочь оглушенному водителю первой машины.
Син-Син тем временем догоняет Дэнни. Переглянувшись и кивнув друг другу, они подбираются к стоящему на холостом ходу синему автомобильчику.
– Чур я за рулем, – хмыкает Син-Син, усаживаясь на место водителя.
Дарко впереди, не сбавляя скорости, забирает вправо. Дэнни заскакивает на сиденье рядом с Син-Син, напрягая глаза, чтобы не потерять из виду мелькающие среди деревьев черно-белые полосы. Син-Син переключает передачи и рывком трогает с места.
– Подождите! – крики Лоры звучат почти так же сердито, как и вопли хозяев машины.
– Да что это за автомобиль такой?! – недовольно ворчит Син-Син, разгоняя вибрирующую машину и стараясь справиться с управлением.
– «Трабант». Когда-то в восточной части только на них и ездили.
– Что ж, по крайней мере, в нашей чокнутой гонке у всех участников машины одинаковые. Держись! Никогда не водила по снегу…
– Отлично справляешься! – вопит Дэнни, перекрикивая рев мотора. Глянув в зеркало заднего обзора, он видит, как Лора, Аки и Макс, оттолкнув с дороги туристов, торопливо садятся в розовый автомобиль.
– Дарко и есть Центр, – негромко говорит мальчик. – Это он убил маму с папой.
– Я вроде как уже и сама поняла, – кричит в ответ Син-Син.
Пока машина набирает ход, Дэнни внезапно вспоминает ту фотографию Хавьера – со всей труппой и таинственной фигурой в дверном проеме. Словно предупреждение: Дарко, разумеется, рыскал, выжидал, наблюдал, и предсказать его действия было невозможно. И все эти недомолвки, уводящие в сторону намеки и предположения – гляди сюда, не гляди туда. Как он запутал следы, убив Ла Локу при стольких свидетелях!
«Но зачем он меня-то поймал, когда я падал с крана? Может, это просто я сам ухватился за него слишком крепко, не стряхнешь?»
– Ой, Дэнни! – кричит Син-Син. – Как по-твоему, куда это он намылился?
Они несутся мимо Бранденбургских ворот. Полосатый «траби» огибает снего-уборочную машину, обгоняет ее и мчится дальше вдоль линии старой Стены.
– Понятия не имею. Но он убегает! Инициатива наконец в наших руках, нельзя упускать…
Синий «Трабант» внезапно начинает дергаться, Син-Син крепче вцепляется в руль, стараясь выправить ход и отчаянно давя на педали. Но машину уже занесло, начало разворачивать. Описав полный круг, она замирает, уткнувшись в заснеженный тротуар.
– Ну ладно. Кажется, я начинаю понимать что тут к чему, – ворчит девочка и снова трогает машину с места.
– Сумеешь его догнать?
– Не вопрос!
Расплывчатое пятно Тиргартена темнеет справа, а слева теперь проносится огромное поле, уставленное черными квадратными камнями, занесенными снегом. Тропинки меж ними тонут в тенях, выглядит это все мрачно и зловеще – точно кладбище.
Дэнни впивается глазами в их цель. По крайней мере, на этой улице работают светофоры, а полосатый узор «траби» легко разглядеть издалека. А Син-Син и в самом деле приноровилась к дряхлой машинке. Щурясь в сумерках, она прибавляет газ плавно и уверенно, а на тормоза жмет очень осторожно и только при необходимости.
Справа теперь тянется ряд современных зданий. Поверхности из стекла и полированной стали отражают безумную погоню. Дарко, не сбавляя скорости, проносится на красный свет и входит в длинный поворот на Лейпциг-штрассе.
– Ну держись! – бормочет Син-Син, несясь вслед за ним. Машина вихляет на предательски-скользкой дороге. Девочка еле успевает увернуться от столкновения со встречным автобусом – и вдруг они оказываются лишь в двадцати-тридцати метрах от Дарко.
– Попался! – вопит Син-Син.
В трясущемся и затуманенном зеркале заднего обзора Дэнни различает выруливающий из-за того же угла розовый «траби». Не удержавшись на скользкой дороге, он выскакивает на тротуар, задевает ограждение перед метро и снова соскакивает на проезжую часть. Все-таки хорошо, что они не одни в этой гонке! А то на что им надеяться, если они не успеют поймать Дарко прежде, чем он соединится с остатками своей шайки? Двое детей против… чего? Целой армии? Дэнни вспоминает героическое поведение Заморы в пропахшем запахом пота физкультурном зале в Гонконге. Ах, будь с ними сейчас майор…
«С ним все будет хорошо, – думает Дэнни, стараясь убедить самого себя. – Он же показал мне большой палец, как всегда перед полетом из пушки. Лишь бы только поймать сейчас Дарко! Не дать ему уйти. Будет о чем рассказать Заморе. Опишу ему эту нелепую погоню в красках. И мы посмеемся. Не надо было мне так напускаться на него из-за Хавьера – как, мол, он взял и ошибся. Любой может ошибиться. Жонглеры нет-нет да выронят что-нибудь. Канатоходцы падают с канатов…»
Машина дрожит, мотор скрежещет.
– А эти развалюхи всегда так гремят? – кричит Син-Син. – А то тарахтит, словно вот-вот на куски рассыплется.
Полосатый «траби» резко сворачивает вправо, однако Дарко не рассчитал вираж, и машину, сильно приложив к стенке, отбрасывает обратно на дорогу. Син-Син же вписывается в поворот идеально, так что им удается еще сократить разрыв. Теперь они едут прямо в хвосте машины Дарко, аккурат за выхлопной трубой.
– Попался! Попался! – ликует Син-Син. Глаза у нее сияют. Вдавив педаль газа в пол, она еще увеличивает скорость и встает бок о бок с полосатым «траби». Однако впереди, уже совсем близко, виден длинный серый участок уцелевшей Стены. Ехать вперед нельзя, можно лишь свернуть вправо или влево.
– Пристегнись! – вопит Син-Син, одной рукой натягивая на себя ремень безопасности.
– Что ты задумала? – спрашивает Дэнни.
– Да протаранить его, что ж еще!
На пару секунд Дэнни оказывается вровень с Дарко. Тот смотрит прямо на него, и взгляд его буквально пронзает мальчика – столько в нем злобы и ярости. А в следующий миг Син-Син резко выкручивает руль и бьется машиной о соседнюю. Лицо Дарко каменеет, он яростно разворачивает свой «траби» к преследователям.
Син-Син жмет на тормоз – но слишком сильно. Их автомобиль снова заносит. «Траби» Дарко обрушивает сокрушительный удар на их правый передний бампер – с такой силой, что синий «траби» уходит в бешеное, неуправляемое вращение.
– Держись! – кричит Син-Син, но Дэнни уже закрыл голову руками и уперся ногами в трясущийся пол. Жалобно звенит подвеска, машина ударяется боком о край тротуара, а потом врезается в Стену. Детей болтает на сиденьях словно марионеток.
«Машине точно каюк, – думает Дэнни. – Надо выскочить и остановить розовый «траби», когда он будет проезжать мимо». Однако мотор старенького «Трабанта» сделан из более прочного материала. Он все еще гудит и рокочет. Бампер отваливается с жутким лязгом, и Син-Син разворачивает машину как раз в тот миг, когда мимо проносятся Лора, Аки и Макс.
– Ну уж черта лысого меня кто обгонит! – рычит Син-Син, поддавая газу. – Впереди пропускной пункт!
Несколько туристов, рискнувших выйти на улицу в такую погоду, изумленно смотрят, как мимо них с ревом проносится сперва один старинный автомобиль, а за ним еще два – и все три мчатся по улице через границу, некогда отделявшую западную часть Берлина от восточной. Все три едут почти вплотную друг к другу, на страшной скорости, буквально на грани потери контроля. Двое полицейских в патрульной машине на обочине смотрят вслед гонщикам, а затем хватаются за рации.
Син-Син лихо – хотя и рискованно – обгоняет розовый «Трабант» и пристраивается вплотную за выхлопной трубой Дарко. Погоня снова сворачивает на Лейпциг-штрассе, и между машинами снова практически нет просвета.
– Не тарань пока, просто держись вплотную, – Дэнни старается говорить разборчиво. Машину трясет и мотает. Теперь они в восточной части города.
Снега тут нападало больше. Автомобиль Дарко пробивается через пару особенно плотных сугробов, а потом – на долю секунды – почти застревает в следующем. Дэнни расстегивает ремень, готовясь выскочить из машины и наброситься на этого человека, внезапно превратившегося из старинного друга и товарища по труппе в воплощение худших ночных кошмаров. Он швырнул нож в Замору. Его надо остановить любой ценой. Помни, это он убил маму с папой – он, он, он…
Однако полосатый автомобильчик вырывается из заноса. Дэнни бросает взгляд на Син-Син. Та аккуратно ведет их «траби» по колеям, оставленным машиной Дарко.
– Син-Син, это он устроил пожар. Он их убил.
– Он за это заплатит, Дэнни.
На лице у нее новое выражение – настолько темное, яростное, что даже страшно. Словно отблеск ее жизни в трущобах Гонконга, всего, что она там навидалась.
Три «траби» мчатся по вечернему городу вдоль реки, пересекают мост и устремляются к небоскребам Фридрисхайна. Спускается тьма.
Позади, отставая примерно на пару минут, катят два белых фургона без каких бы то ни было опознавательных знаков, зато с торчащими из них радиоантеннами. А с отставанием еще на минуту – полицейская машина с сиреной и мигалкой, отбрасывающей на снег синие всполохи.
А впереди точно синее облако спускается после последнего за день полета воздушный шар. Замерзшие пассажиры готовятся выйти на землю и искать, где б согреться.
А в Тиргартене лежит на теплом, мягком ложе сосновой хвои Замора. На лице у него играет солнце, а вода ласково плещется на пляже далекого мирного островка.
7. Когда важно посмотреть на граффити
Сейчас, в меркнущем вечернем свете, город кажется менее ухоженным и более грубым, разрушительные следы прошлого сглажены здесь еще не до конца.
Синий «Трабант» едет с усилием. Похоже, столкновение со Стеной стоило ему не только погнутого бампера. Дарко снова слегка оторвался от них, и Дэнни подается вперед, напрягаясь всем телом, точно хочет усилием воли увеличить скорость. Мотор кашляет, тонкий корпус содрогается в судорогах, покореженную кабину наполняет скрежет.
– Что происходит?
Син-Син хмурится, трясет руль:
– Кажется, управление отказало. Вот, смотри!
Она поворачивает руль – ничего не меняется, машина медленно скользит через дорогу прямо в лоб снегоуборочной машине, неторопливо ползущей по сугробам с включенной рыжей мигалкой.
Снегоуборочная машина гудит, потом резко тормозит – еле-еле успев, – и «траби» проскальзывает мимо нее через заснеженный тротуар и останавливается, уткнувшись в мусорные баки.
Син-Син резко выдыхает, выключает мотор и ерзает на сиденье, высматривая Лору и третью машину:
– Кажется, братик, придется добираться автостопом.
Однако взор Дэнни уже обшаривает темноту впереди и улавливает там внезапное движение. За полосой деревьев начинается что-то вроде пустынного широкого сквера – почва там идет мягкими заснеженными волнами, то вверх, то вниз. И тут он замечает машину:
– Вижу Дарко!
Сквозь деревья он едва различает мелькание полосок черно-белого «траби». Дарко свернул с дороги и подпрыгивает на ухабах в снегу. Слабый свет фар озаряет нетронутую снежную целину и выхватывает из тьмы одиночное строение – нечто вроде башни или вышки. Дарко останавливает автомобиль возле нее. Дэнни выкарабкивается из разбитой машины и залезает на капот, чтобы было лучше видно. Ветер улегся. В полной тишине отчетливо доносится хлопанье дверцы – а вот и сам Дарко! Темная фигура стремительно бежит по снегу к башенке и исчезает в тени у ее подножия.
– Ага, попался! – говорит Дэнни.
– Ты о чем?
– Он вылез из машины.
Розовый «траби» с дребезжанием останавливается у тротуара. В окошко переднего пассажирского сиденья высовывается Макс:
– Вы в порядке?
Дэнни показывает вперед, на полосу деревьев:
– Там то ли башенка какая-то, то ли что. Он вошел туда.
Макс, прищурившись, вглядывается вдаль:
– Старая караульная вышка. Часть Стены. Мы вернулись к границе.
– А что там внутри?
– Да ничего. Большую часть таких вышек давно снесли. Скорее всего, внизу караулка, а наверху наблюдательная площадка.
– Зачем бы ему туда? – говорит Лора, вылезая из машины и всматриваясь в ту сторону, куда показывает Дэнни.
– Не важно, – отмахивается мальчик. – Если он там, значит, все – попался.
Не дожидаясь остальных, он спрыгивает с капота и на всех парах мчится напрямик через сугробы. Ноги вязнут в снегу. Миновав рощицу, он останавливается.
Вышка стоит отдельно от всего, темные окна молча смотрят на сквер. Ни проблеска света, ни намека на жизнь. Бетонные стены ее понизу испещрены надписями и рисунками, налезающими друг на друга всполохами кроваво-красной, лимонно-желтой, иссиня-льдистой краски. Врезанная в стену маленькая дверь накрепко закрыта.
И все, больше смотреть не на что. И уж точно – ни следа легиона вооруженных преступников. «Из окон не торчат дула пистолетов – но, как ни крути, на открытом пространстве мы все легкие мишени», – думает Дэнни. За вышкой пытаются наконец рассесться на ночлег неугомонные вороны – снуют туда-сюда меж сплетениями темных ветвей и глухо каркают.
Все остальные бегут следом за Дэнни. Аки похлопывает его по плечу и напряженно всматривается в сумерки:
– Мы одна труппа, помнишь? Так уж давай держаться вместе.
Син-Син уже сделала несколько неуверенных шагов по пустырю.
– Что думаешь? – спрашивает Лора, поворачиваясь к Максу.
– Надо брать. Нас пятеро…
– Четверо с половиной, – возражает Лора, кивая на раненую руку журналиста. – И оружия у нас никакого.
– Не думаю, что у него есть пистолет, – говорит Дэнни, шагая вслед за сестрой. – Зато у нас есть Син-Син…
Пригибаясь, они торопливо перебегают открытое пространство, настороженно оглядываясь и прислушиваясь, готовые в любой миг услышать пистолетные выстрелы или даже треск очередей из более смертоносного оружия.
Однако все тихо. Вышка стоит перед ними мрачная и безмолвная, как прежде. Из верхушки, поблескивая в отраженном свете фар, торчит длинный голый флагшток. Изнутри по-прежнему ни звука, лишь разносится окрест карканье устраивающихся на ночь ворон. Примерно в километре отсюда гудит сирена, резкий звук ее чуть смягчен густым снегопадом.
Группка друзей бегом преодолевает последние несколько метров до Стены, радуясь, что снова оказались под прикрытием. Аки с силой дергает дверную ручку, но та не поддается.
– Открывай чертову дверь, Дарко! – кричит Лора. – Ты в западне! С нами полиция…
Она неуверенно оглядывается через плечо в сторону сирены.
Никакого ответа.
– Открывай, мерзавец! – визжит Син-Син и с силой пинает дверь ногой. Металлический гул вплетается в вороний грай. – А не то я эту дверь ко всем чертям вышибу!
Однако Дэнни уже не смотрит на дверь, внимание его привлекло нечто иное. Среди пестрой путаницы ярких неоновых надписей, рисунков, названий банд, ухмыляющихся рож и всего прочего он видит то, что почти ожидал найти. То, при виде чего дыхание у него перехватывает, а по всему телу прокатывается волна нервной энергии: аккуратную решетку – семь на семь черных точек, крохотных, но прекрасно различимых на белом квадрате, намалеванном поверх дверного косяка.
Средняя точка обведена маленьким аккуратным красным кружком.
Если не приглядываться прицельно – ничего и не увидишь. А если и увидел – другие просто не поймут…
Подняв голову, он улавливает проблеск движения наверху. Под самой крышей к стене приделана маленькая камера видеонаблюдения. Сейчас она как раз поворачивается к ним, поблескивая красным мигающим огоньком.
– Подозреваю, это не просто убежище, – негромко произносит мальчик, показывая на решетку у них над головой.
Лора ахает:
– Но вряд ли их там много. И я ничего не слышу. А ты уверен, что он туда вошел?
– Да. Совершенно уверен. Кроме того, отсюда не ведут никакие следы.
Син-Син нетерпеливо поворачивается к ним.
– Дэнни, доставай отмычки. Пора брать эту крысу.
Дэнни кивает. Чем скорее, тем лучше. Это последнее противостояние следует провести как можно скорее. А потом спешить обратно, к Заморе. Однако на душе у него почему-то все тревожней и тревожней. Эта маленькая решетка – точки, сопровождавшие каждый его шаг от холодного Болстона до жаркого Гонконга, от жизнерадостной Барселоны до этих вот рисунков на остатках памятника холодной войне, – эта решетка с обведенной кружочком точкой в самом центре говорит об одном: он у цели.
Центр.
Он склоняется над замком, стараясь напустить на себя храбрый и уверенный вид. Но на самом деле чувствует себя совсем иначе. Его пальцы подергиваются от холода и волнения, одна рука лежит на ледяной железной ручке.
– Я пойду внутрь, – говорит он. – Но нам может понадобиться помощь…
И тут замок слабо щелкает. Дверь открывается – медленно и тихо.
8. Когда пора делать сальто
– Дарко? – зовет Дэнни.
Голос его замирает в холодном и сыром пространстве, не породив никакого ответа, кроме того особенного ощущения гулкой пустоты, характерного для заброшенных зданий. Этакое шестое чувство: никого нет дома.
– Выходи! Руки вверх! – рычит Макс.
По-прежнему ничего.
Син-Син, пригнувшись, проталкивается мимо них:
– Выходи, гад! Зря ты не заколол меня, пока мог.
Дэнни следует за ней в комнату на первом этаже, глухую, без единого окна.
– Осторожней, – шепчет Лора. – Вдруг он вооружен.
– Хоть глаз выколи, – бормочет Аки. Вытащив телефон из кармана, он бросает взгляд на экран. – Сигнала так и нет, но посветить-то все равно можно.
Он поднимает телефон. Зеленоватое мерцание выхватывает из темноты смутные тени: очертания старого стола, каких-то скамеек рядом. Изнутри стены тоже сплошь покрыты граффити – какие-то фигуры с выпученными глазами, надписи острым готическим шрифтом «Долой капитализм!».
Аки подталкивает Дэнни локтем. В дальнем углу караулки уходит вверх крутая лестница, ведущая через люк в темноту второго этажа.
– Он там, больше негде, – говорит Аки. – И может расправиться с нами поодиночке, когда мы попытаемся подняться.
– Идеи есть? – спрашивает Лора, подходя к лестнице и неуверенно глядя на железные перекладины.
– Не думаю, что он там, – возражает Дэнни.
Макс все еще стоит в дверном проеме, глядя назад, где вдали все громче завывает сирена.
– Что ты сказал?
– Его там нет. Я просто знаю.
– Тогда где он, братец? – нетерпеливо спрашивает Син-Син. – И без твоих таинственных штучек.
Дэнни качает головой:
– Может, там есть другая дверь… Смотрите, я сейчас покажу…
Ухватив за поручень, он быстро и уверенно взбирается наверх – словно поднимаясь к канату.
Люк закрыт железной крышкой, но не заперт, и мальчик с грохотом отбрасывает его. К черту осторожность! «А что, если я ошибаюсь, – мелькает в голове мысль уже в самый последний миг, когда Дэнни лезет в люк. – Что, если он заколет меня на месте…»
Но, как мальчик и предполагал, внутри никого. Очередная уловка. Так сбивает с толку фокусник: ты думаешь, будто знаешь, где монетка, а на самом деле она уже совсем в другом месте. В верхней комнатке три окна для наблюдения – на трех разных стенах. Слабый вечерний свет проникает в них, озаряя замусоренный пол. В окошки видна нетронутая снежная целина на месте бывшей Стены, деревья и дома в отдалении. И где-то уж совсем вдалеке – синее мерцание.
Ни темной фигуры, торопливо убегающей прочь. Ни свежих следов на снегу.
Все так тихо. Миг покоя и равновесия – совсем как на трапеции, когда акробат словно замирает в высшей точке полета и долю секунды парит в невесомости. Неразделимо слитые красота и опасность.
Снег снова начинает валить сильнее, ровно и густо. Похоже, зарядил на всю ночь. Дэнни добрых полминуты завороженно наблюдает, как снежинки падают и падают – вниз, вниз, вниз. В конце концов всему суждено упасть…
– Дэнни? – из люка показывается голова Син-Син. – Что происходит?
– Его тут нет.
– Но не мог же он раствориться в воздухе!
– Я вырос в «Мистериуме», – мрачно улыбается Дэнни. – Возможно все что угодно.
Оба быстро спускаются по лестнице вниз на первый этаж.
– Ну что?.. – Макс нетерпеливо делает шаг вперед.
Син-Син пожимает плечами:
– Ни следа.
Внезапно над головой раздается тихое электрическое жужжание и вделанная в потолок длинная лампа неохотно возвращается к жизни.
– Молодец, Макс, – говорит Лора. – Где ты нашел выключатель?
– Это не я, – начинает было Макс, но его обрывает стук захлопнувшейся у него за спиной двери. А следом слышен резкий лязг задвигающегося засова.
– Какого черта тут происходит?! – стонет Макс, со всех сил дергая дверь. – Заперто! Наверное, кто-то сидел в засаде снаружи.
Караулку заливает ослепительный свет. «По крайней мере, он наверняка виден снаружи через верхние окна, – думает Дэнни. – Как маяк. Может, на него подоспеет подмога. Может, те сирены как раз к нам и мчатся».
Но тут с громким стуком закрывается люк над головой. Меж бетонных стен караулки разносится гулкое эхо. Все растерянно переглядываются.
– Похоже, у них тут есть дистанционное управление, – замечает Лора. – Мы в западне!
– Может, Дарко просто хочет подержать нас взаперти, пока не закончит со своим налетом, – предполагает Син-Син. – Как по-твоему, братец?
– Не знаю.
Дэнни быстро обводит комнату взглядом. В углу виднеется блестящий металлический шест, поднимающийся из дыры в цементном полу и уходящий в дырку на потолке.
– Видимо, это тот самый флагшток, который торчит из крыши, – говорит мальчик, показывая свою находку всем остальным. – Но скорее всего, это и есть радиоантенна.
Макс уже стоит рядом с ним, глядя наверх, туда, где шест скрывается из виду.
– Тогда где-то тут должен быть и передатчик. Отсюда они и вещают. – Он осматривает пол под ногами. – Рассыпьтесь по комнате, исследуйте пол. Он где-то под нами.
Теперь найти дверь оказывается проще простого: как с любым трюком, все совершенно очевидно, как только ты знаешь разгадку. А уж в старом потайном люке ничего особенно хитроумного нет. Под столом виднеется аккуратно вырезанный в полу прямоугольник. Зазор между ним и остальной частью пола не шире пары миллиметров. Но ни кольца, ни ручки, потянуть не за что.
– Отпирается явно изнутри, – говорит Дэнни. – А значит, там внизу кроме Дарко минимум еще один человек, да?
– А скорее всего, и не один, – тихонько отзывается Макс. Встав на люк, он с силой топает по нему. – Сдается мне, мы стоим над самым гадючьим гнездом. Mensch!
Под ногами у него раздается скрежет – шум работающего механизма, и он чуть не падает, когда крышка люка откидывается, поднятая безупречно работающим гидравлическим приводом. Очередная вертикальная лестница уводит вниз, в темноту.
– Сдается мне, нас приглашают присоединиться к празднику, – морщится Лора. – Что скажешь, Макс?
– Скажу, что мы здорово влипли. – Журналист склоняет голову набок, напряженно вслушиваясь в тишину. – Может, лучше подождать тут, не приедет ли и в самом деле полиция? По-моему, сирены приближаются.
Но Дэнни слишком долго ждал этого момента – и больше ждать не намерен. Он должен узнать все, и как можно скорее. Увидеть, что же кроется в центре решетки.
Набрав в грудь побольше воздуха, он начинает спускаться.
* * *
Три метра вниз, четыре, пять… От стен исходит ледяной холод. Не слышно ни звука, кроме шелеста его ног о металлические перекладины и более тяжелой поступи Аки и Лоры над головой.
Мальчику вспоминаются приключенческие фильмы, которые он смотрел с папой, – когда герои, рискуя жизнью, лезут прямо в логово суперзлодея. Комнаты, полные блестящими панелями управления, повсюду экраны компьютеров, на картах мигают огоньки. Неужели и им сейчас предстанет что-нибудь в том же духе? Дарко, сидящий в кресле-качалке, поворачивающийся на звук их шагов, задумчиво сложив пальцы домиком?..
Однако реальность оказывается далеко не так предсказуема.
Лестница выводит в длинную комнату с металлическими стенами, сырую и гулкую.
Макс лезет последним, с усилием цепляясь за перекладины одной рукой. Добравшись вниз, он быстро осматривает безмолвную комнату, залитую призрачным мерцанием экрана смартфона Аки.
– Это что-то типа грузового контейнера, – говорит он. – Как на больших сухогрузах. Я такое уже видал – на Сицилии, у мафии. Они подкупают рабочих, а потом утапливают эти контейнеры под землей. Хотя, конечно, конкретно это место, скорее всего, построено много лет назад – когда сносили Стену вокруг, чтобы разбить парк.
– А может, оно соединяется со старыми туннелями этой части города, – говорит Лора. – Теми, что пытались выкопать жители Восточного Берлина, чтобы сбежать на Запад.
– Придется нам писать эту статью вместе, schatzi[35], – вымученно улыбается Макс. – Поделимся сведениями.
Лора сдувает с глаз прядку волос:
– Чур я первый автор!
– Смотрите, вон дверь, – нетерпеливо перебивает Дэнни.
Она скорее напоминает иллюминатор: врезанный в стену круглый люк, совсем как на подводной лодке. За люком начинается туннель, нечто вроде огромной трубы, и Дэнни отважно лезет туда первым. Метров через десять он оказывается во втором пустом грузовом контейнере.
В дальнем конце – очередная дверь. Дэнни уже не сбавляет хода, летит на волнах желания добраться до самого конца. Не дожидаясь остальных, он спешит, пригнувшись и придерживаясь за стенки руками, по полого спускающейся трубе. Впереди виднеется какой-то слабый свет.
Труба резко заворачивает вправо. Свет становится ярче. Сквозь шарканье подошв по полу, сквозь неистовый стук сердца Дэнни различает гул голосов – совсем как рокот публики в зале перед тем, как выключат свет и ты вдруг окажешься на сцене в ярких лучах прожекторов. «Правильный выход – это очень важно, – думает он. – От этого первого момента зависит буквально все». Мальчик заворачивает за очередной угол, спускается по короткому пролету металлических ступенек – и оказывается в комнате, битком набитой народом.
Члены «Сорока Девяти» – среди них есть и мужчины, и женщины – как один разворачиваются ему навстречу. Воцаряется тишина.
Все они сгрудились вокруг длинного стола. Кто стоит, кто сидит на пластиковых садовых стульях. Однако в отличие от обычной публики на представлении, ждущей тебя радостно и дружески, лица их полны враждебности, злости и угрозы. Среди прочих и Кван – в его глазах Дэнни читает и что-то еще. Изумление. Или даже страх? «В конце-то концов, – думает Дэнни, – на его глазах я уже второй раз восстаю из мертвых».
На дальнем конце стола, подпирая рукой подбородок, – Дарко. Он глядит на мальчика в упор и, как внезапно осознает Дэнни, старается казаться спокойным. Однако в наклоне плеч еще заметны следы напряженности от недавней бешеной погони. В лице его Дэнни тоже замечает что-то еще: озабоченность, беспокойство.
– Браво, добро пожаловать в штаб-квартиру «Сорока Девяти», – произносит Дарко. – Даже твоему отцу не удалось ее разыскать.
Дэнни стоит в дверном проеме и ждет. Весь ужас нынешней ситуации и в подметки не идет той всепоглощающей панике, что он испытал на дне могилы. В глубине его души трепещут клочки надежды. Он добрался сюда – и все еще жив. Значит, и отсюда должен найтись выход – это все равно что отпереть еще один замок.
– Ничего не хочешь сказать? – бросает Дарко, поднимаясь на ноги.
Дэнни качает головой, оглядываясь по сторонам. Да, это вам не декорации из приключенческих фильмов. Просторное бетонное помещение, по стенам тянутся трубы и провода. В углу какое-то электрооборудование: переплетенные точно спагетти в кастрюле кабели подходят к массивному столу, заваленному лэптопами, картами, коробками из-под пиццы и пивными банками. Спинки белых пластиковых сидений пронумерованы – и снова все та же решетка, и в каждой выделена красным одна точка, всякий раз разная.
Воняет потом и протухшей едой.
В этот миг из трубы за спиной мальчика вываливается Син-Син.
– Ух ты, – говорит она, выглядывая у него из-за плеча. – Вот это влипли, а?
– Ага, – соглашается Дарко. – Вы все здорово влипли. У меня сейчас и без вас дел хватает – чертова метель изрядно подпортила планы, да и мобильная сеть легла. Так что вами заниматься мне некогда, а вот мои коллеги займутся.
Лора уже стоит рядом с Дэнни. Оскалившись, она тычет в сторону Дарко пальцем:
– Таких, как ты, Бланко, следует изолировать от общества. Раз и навсегда…
– Твой брат тоже так считал. Но из-за него погиб мой отец. – Глаза Дарко сверкают. – Он все равно что сам нажал на спусковой крючок. А теперь мне выдался шанс отомстить и завершить эту историю. Что посеешь, то и пожнешь, верно? И умрет вся его семейка. Вся разом и прямо тут.
Один из сидящих за столом отрывает взгляд от лэптопа.
– Центр, к нам движутся два фургона. И, кажется, чуть дальше по улице еще и полицейская машина остановилась.
Дарко подходит к нему взглянуть на сигналы камер видеонаблюдения и корчит недовольную мину:
– Прекращайте вещание. Говорил же вам, мы слишком долго в эфире.
– Тебе не уйти, Дарко, – решительно заявляет Макс. – Они вас достанут.
– Идиот! – огрызается метатель ножей. – У меня за спиной целый лабиринт. Фальшивые двери. Ловушки. Обо мне можешь не беспокоиться. Побеспокойся лучше о своей душе, Алекан. Вы с Лорой и Дэнни – единственные, кто знает всю правду. Вместе с вами она и умрет.
Он смотрит на сидящих вокруг стола бандитов. Все они вытаскивают оружие – целая коллекция револьверов и полуавтоматических пистолетов.
«Никакого состязания точно не будет, – думает Дэнни. – Уж больно неравны силы. Разве что мы сумеем действовать быстро, очень быстро. Предпринять что-нибудь неожиданное, перехватить инициативу в свои руки…»
– Они уже у дверей, – сообщает бандит у мониторов. – Вытаскивают из фургона таран. С ними еще и вооруженная полиция.
– Закройте все герметичные двери. Где сейчас конвой с деньгами? – резко бросает Дарко.
– Выезжает из Темпельхофа. Движется к городу.
Метатель ножей на миг задумывается, колеблется, не зная, что предпринять. А Дэнни большего и не требуется:
– Эй, Дарко!
Тот оборачивается к нему. Глаза их встречаются. Дэнни вкладывает в этот взгляд всю силу воли, буквально буравит глазами темные зрачки Дарко, стараясь укрепить связь. Нет, он не надеется загипнотизировать своего противника, хочет лишь выгадать несколько секунд – потому что Син-Син уже легонько коснулась края его кроссовки своей. Совсем как в Гонконге. Готова действовать – вот что означает этот сигнал. Поехали!
Он ощущает, как Аки у него за спиной слегка меняет положение тела. Син-Син кладет руку ему на плечо. «На этот раз у меня даже туза в рукаве нет, – думает мальчик сокрушенно. – Осталось лишь делать что могу». Он слышит, как Аки тихонько ведет отсчет. Три… два…
– Ну что тебе? – насмешливо спрашивает Дарко, открывая глаза пошире. – Не время для гипноза, малыш.
– Хоп! – восклицает Аки, подбрасывая Син-Син в воздух со сложенных чашечкой рук – словно на тренировке. Син-Син описывает идеальное сальто и приземляется на руки прямо посреди стола. Оттолкнувшись от него, она летит дальше, делает выпад ногой в сторону Дарко. Тот уворачивается, но недостаточно быстро – удар приходится ему в основание шеи сзади. Он валится на пол, и тут комната точно взрывается.
Гремят два выстрела, почти мгновенно, один за другим. Дэнни рывком добирается до стола и ныряет под него.
Оглянувшись, он видит, как Лора уворачивается от удара. Пытаясь сохранить равновесие, она хлопает рукой по стене и – не то благодаря удаче, не то по великолепному расчету – попадает прямо по выключателю. Подземелье погружается во тьму, озаренную лишь мерцанием компьютеров на столе и электронагревателем. В следующий миг мглу пронизывают еще и вспышки выстрелов из доброго десятка стволов.
В подвале воцаряется полный хаос. Натыкаясь на ножки стульев, Дэнни на ощупь пробирается ползком под столом в ту сторону, где упал Дарко, ожидая в любую секунду получить пулю или удар.
Над головой слышатся вопли ярости и боли. Гремит еще одна очередь. Воздух полнится едким пороховым дымом.
– Не стреляйте! – кричит кто-то.
– Включите свет!
– Сюда!
– Я ранен!
И среди всего этого звучит знакомое боевое шипение Син-Син.
Лора выкрикивает предупреждения Аки.
Дэнни вылезает из-под стола. Над головой у него разбивается, ударившись о стену, лэптоп. Экран разлетается на кусочки. Обернувшись, Дэнни различает, как Син-Син в неистовом вращении сбивает с ног бандита, потом второго, третьего. Дверь у нее за спиной трещит и слетает с петель, в проеме показываются полицейские в шлемах. Вспышки лазеров, рев выстрелов, ответный огонь…
Где же Дарко?
Дэнни осматривается по сторонам. В свете вспышек он как раз успевает увидеть, как метатель ножей кувырком выкатывается в нечто вроде низкого люка в стене.
Люк поглощает его целиком – и захлопывается.
9. Когда приходится войти в лабиринт
В этот миг Син-Син, отброшенная чьим-то могучим ударом, падает на стол, пролетает по нему и приземляется на груду коробок из-под пиццы и банок на полу рядом с мальчиком. Широко открытые глаза ее полны ярости боя – она словно обезумела.
В тесном пространстве над головой носятся, рикошетя от стен, пули. Син-Син пытается вскочить на ноги, но Дэнни хватает ее за плечи:
– Не поднимайся, балда!
С другой стороны комнаты доносится голос Лоры:
– Дэнни, ты цел?
– Да! – вопит он в ответ, стараясь перекричать всю эту шумиху вокруг и по-прежнему удерживая сестру. Они отрезаны от всех остальных, заперты в дальнем углу комнаты позади членов «Сорока Девяти».
– Пусти! – Син-Син рвется из рук, испепеляя брата взглядом, не в силах выйти из боевого режима.
– Не дури! – рявкает Дэнни. – Тебя застрелят. А ты мне нужна. И твоя помощь. Дарко ушел. Двигай за мной!
Пули впиваются в стены над их головой. Дэнни ползет к металлической панели в стене и что есть силы бьет ее ногами. Она открывается в узкий горизонтальный туннель, уводящий в кромешную тьму.
– Мусоропровод! – кривится Син-Син. – Ну что, айда за ним.
Она ныряет в трубу головой вперед. Дэнни торопится вслед, еле уворачиваясь от неистово брыкающихся кроссовок сестры.
Туннель совсем узкий – примерно как тот лаз в прачечной, в котором они с Заморой спаслись в отеле «Жемчужина», только идет горизонтально.
Впереди слышится быстрый, лихорадочный стук рук и коленей Дарко по металлу. Однако резкие автоматные очереди из комнаты сзади скоро заглушают его. Испугавшись вдруг, что кто-нибудь выстрелит им вслед, Дэнни ускоряет ход, но тут же натыкается на Син-Син. На счастье, судя по всему, стреляли не в мусоропровод, а просто рядом. Сзади снова раздается грохот, по стенам проносится ударная волна звука, еще усиленного узким пространством. Дети замирают.
– Быстрее! – торопит Дэнни. Голос его звучит как-то странно, словно издалека – все заглушает звон в ушах. Наверное, это там была светошумовая граната. А следом за ней в трубу просачивается и облачко какого-то газа. Нос и глаза немедленно начинает страшно щипать.
Глухой стук спереди.
– Головой треснулась! – стонет Син-Син. – Тупик!
– Не может быть! – шепчет Дэнни, напрягая слух. В ушах все еще шипит и свистит.
– Там ничего нет!
– Постой… слушай!
Снова тот же торопливый приглушенный шорох – только теперь откуда-то сзади.
– Он у нас за спиной, – пищит Син-Син. – Разворачивайся скорей, ради всего святого!
– Но не мог же он проползти мимо нас!
Дэнни изгибается как может, стараясь взглянуть, что там сзади. В глубине лаза, в отдалении, виднеется крохотный прямоугольник тусклого света – выход в подвал, где происходит схватка. Но ничто не загораживает проем, не заметно ни малейшего движения. А затем – с внезапным треском – этот последний источник света исчезает. Кто-то захлопнул дверцу. Дети остаются в полнейшей темноте.
– И что теперь? – стонет Син-Син.
– Тссс! Я его слышу.
Сквозь тоненькое гудение в ушах он все еще различает шорох торопливо отступающего Дарко.
– Ну где же он? – шепчет Син-Син. – Ох, как мне это не нравится!..
Дэнни осторожно ползет назад, ощупывая стены обеими руками, навострив все чувства. Дарко же говорил про лабиринт. И да! Через четыре-пять метров стены по обеим сторонам внезапно обрываются. Растопырив пальцы, мальчик ощупывает сперва правую часть, потом левую. От трубы отходят два совершенно одинаковых лаза. Какой же выбрать?
Определить, с какой стороны раздается шорох, невозможно – малейший звук раскатывает вокруг эхо, сбивая с толку. Сперва Дэнни кажется, что скорее направо, потом – налево.
– Куда? – сдавленно спрашивает Син-Син у него за спиной.
– Тссс! Я прислушиваюсь. Тут два пути.
– Можно разделиться.
– Чокнулась?!
Син-Син аж давится от неожиданности:
– Смеешься надо мной, да?
– Погоди…
Склонившись к левому ответвлению и легонько касаясь пальцами стенок, он улавливает еле заметную вибрацию. Слабую, но отчетливую.
– Лезем сюда, – твердо говорит он. – Держись рядом. Не хотелось бы тебя потерять.
– Даже не надейся! Поскорее бы отсюда выбраться!
Дэнни ползет в новый туннель, сперва медленно, ощупывая поверхность, то и дело вытягивая руку перед собой и проверяя, нет ли препятствий.
Впереди раздается металлический лязг – похоже, открыли и закрыли какую-то дверь. Вправду ли там мелькнул слабый проблеск света? Или это лишь обман зрения, последствия недавнего удара по голове?
– И как только ему удается передвигаться с такой скоростью? – гадает вслух Син-Син.
– Он куда ловчее клоунов. И гибкий, как воздушные гимнастки. А кроме того, знает дорогу.
– Ладно, давай тоже поспешим.
Дэнни торопится вперед. Это по-настоящему страшно – полная слепота, ощущение, что в любую секунду ты можешь наткнуться на препятствие – или что похуже.
Он в очередной раз выбрасывает руку вперед, к новому участку гладкой поверхности, – но вдруг ладонь его уходит в пустоту, в никуда, и весь он начинает скользить, падать вперед.
Из горла вырывается сдавленный крик. Мальчик инстинктивно взбрыкивает ногами, и Син-Син так же инстинктивно хватает их торопливым цирковым захватом.
– Держу! – пыхтит она. – Не бойся, Дэнни, я тебя держу!
Где-то далеко внизу – невозможно сказать, насколько далеко – Дэнни слышит журчание воды.
– Вытащи меня! Скорее!
Отталкиваясь от гладких стен, он по мере сил помогает Син-Син оттащить его назад. Оба тяжело дышат.
– Обрыв. Ловушка. Вроде пропасти.
– Широкая?
– Не знаю. Держи меня за руку.
Он снова осторожно ползет вперед, нащупывает пальцами край обрыва и тянется в пустоту над жуткой бездной насколько хватает руки. Нашел! На дальнем краю обнаруживается отдельная, не приделанная ни к чему полоса металла. Подцепив ее самыми кончиками пальцев, Дэнни тащит ее через пустоту, а потом, ухватив уже покрепче, то тянет, то приподнимает, пока не умудряется как следует уложить поперек пропасти, крепко и надежно с обеих сторон. Для надежности мальчик сперва стучит по мосту, потом проверяет ногой:
– Чур я первый.
Но Син-Син уже ползет вперед, протискивается мимо брата, бесцеремонно оттолкнув его в сторону. Воздух вокруг нее словно насыщен электричеством. Дыхание вырывается короткими мелкими рывками.
– Хочу как можно скорее отсюда выбраться! – Ее голос звучит дергано, на грани истерики. Следом слышится дробный перестук ладоней и коленей по металлу. В туннеле разносится гулкое эхо.
Перебравшись на ту сторону, девочка оборачивается:
– Чего ждешь, балда?
Он торопливо ползет вслед за ней, стараясь не думать о пропасти и надеясь, что мост перекрывает ее дыру с достаточным запасом по обеим сторонам.
– Сделай глубокий вдох, – пыхтит он. – Ты что-то разволновалась.
– Чокнуться можно! Еще бы мне не волноваться! Терпеть не могу маленькие замкнутые пространства. У меня клаустрофобия. Я, конечно, стараюсь справляться как могу – но мне уже больше чем достаточно. Я ж поэтому и забросила пластическую акробатику.
Они торопливо ползут дальше еще десяток-другой метров, огибают угол – и оказываются у очередной двери. Она заперта, однако в щели по краям сочится слабый свет. Из-за двери не доносится ни звука.
– Чокнуться, опять заперто, – ворчит Син-Син и изворачивается в тесном проходе так, чтобы иметь возможность ударить по двери ногами. Дэнни чувствует, сколько напряженности в теле сестры, – и тут она одним сокрушительным ударом выбивает задвижку вместе с петлями.
А через секунду брат с сестрой уже стоят в чем-то вроде служебного коридорчика, щурясь на неяркий флуоресцентный свет.
Из-за угла доносятся отзвуки удаляющихся шагов. Дэнни и Син-Син переглядываются и молча бросаются в погоню – через двойные двери, потом через какую-то кладовую, всю увешанную комбинезонами и мотками проволоки и проводов, потом через пустой кабинет, потом по еще одному длинному гулкому коридору, который в конце концов выводит их к спиральной железной лестнице, поднимающейся куда-то вверх, во мрак. При одном взгляде на эту лестницу начинает кружиться голова.
– Где мы? – шепчет Син-Син.
– Понятия не имею. Но мы его еще не потеряли.
Они начинают подниматься по спиральной лестнице, перешагивая через две ступеньки за раз. Десять, двадцать, тридцать, сорок… мышцы начинают гореть от молочной кислоты… все вверх и вверх. Далекий рокот нарастает, ступеньки под ногами вибрируют.
– Точно чудовище рыкающее! – кричит Син-Син.
– Думаю, мы уже на уровне земли, – пыхтит в ответ Дэнни. – Только бы не упустить!
Внезапно лестница заканчивается. Дети пробегают сквозь решетчатую дверь и оказываются на холодном вечернем воздухе. Впереди вырисовывается обледенелая наземная платформа метро.
Изгибистая станция – сплошные конструкция из металла и арки – на удивление полна народу. Снаружи, и рядом, и за рекой, снег валит все гуще, обволакивает темноту толстым покрывалом.
«Где же он? – думает Дэнни. – Нельзя его упускать! Только не сейчас!»
Рев приближающегося поезда нарастает, и вот состав на всех парах выпрыгивает из-за угла. Дэнни машинально провожает его взглядом – и тут, в каких-то двадцати метрах от себя, видит безошибочно узнаваемую фигуру Дарко, пробирающегося через толпу ждущих поезда пассажиров.
10. Когда стоит рискнуть всем
Дверцы поезда с дребезжанием открываются, и метатель ножей вбегает прямо в крайний вагон. Движения у него судорожные, резкие, торопливые. Обычного изящества как не бывало.
Оглянулся ли он?
Дэнни стучит Син-Син по плечу, показывает вперед:
– В начале поезда. Надо подобраться поближе.
– Он нас видел?
– Не думаю.
Одни пассажиры выходят из вагонов, другие спешат зайти. Когда звучит сигнал к закрытию дверей, дети все еще в четырех вагонах от своей цели.
– Залезай! – кричит Дэнни, втягивая Син-Син за собой в закрывающуюся дверь.
В вагоне царит неловкая тишина. Кто-то из пассажиров сердито глядит на неработающие телефоны, кто-то уставился в окно, на снегопад. Син-Син, прищурившись, глядит в окошко на следующий вагон:
– Ну и что нам делать?
Дэнни смотрит на электронное табло, а потом на висящую на стене карту подземки:
– Мы на первой линии. Наверное, едем через реку – так что остановка впереди всего одна.
– Пошли по вагонам, – предлагает Син-Син. – Посмотрим, может, удастся подобраться поближе.
– Двери между вагонами – только на случай чрезвычайных ситуаций, – возражает Дэнни, глядя на красные надписи на стекле.
– Чокнуться можно! А это, по-твоему, не чрезвычайная ситуация? – Син-Син рывком открывает дверь. Пассажиры с удивлением смотрят, как странная парочка врывается в нагретый пузырь спокойствия следующего вагона и, распихивая стоящих, спешит в другой конец, к следующей двери.
Но тут из громкоговорителя раздается какой-то треск, а потом вагон заполняет голос машиниста – усталый и обреченный. Дэнни пытается понять, что он говорит, но запас немецкого у него крайне скуден, а машинист тараторит слишком быстро. Что-то насчет schnee – снега.
– …entschuldigung, es tut mir leid…[36]
Пассажиры издают дружный стон и поворачиваются к дверям или начинают подниматься на ноги.
Дэнни обращается к пожилому мужчине, который со вздохом застегивает пальто:
– Простите, пожалуйста, что происходит?
Тот строит недовольную гримасу:
– Снежные заносы. На мосту.
Двери уже открылись. В вагон льется холодный воздух.
– Он туда побежит, – кричит Дэнни, пробиваясь сквозь толпу к выходу на платформу. Посмотрев влево, он как раз успевает увидеть, как Дарко выпрыгивает из самых последних дверей.
Син-Син мчится к главному выходу:
– Отсюда он не выйдет! Разве что меня с собой заберет!
Дэнни пробирается вперед против потока идущих к выходу пассажиров. На миг они с Дарко отчетливо видят друг друга. Метатель ножей явно что-то прикидывает, рассчитывает стратегию. Оглядывается через плечо на реку, на рельсы, скрывающиеся за пеленой метели.
– Стой! – кричит Дэнни. – Все кончено!
Он мчится к знакомой фигуре. Толпа на платформе редеет, так что Дарко удается подойти к самому ее краю. Он торопливо роется в кармане, вытаскивает оттуда что-то. Дэнни приостанавливается, пытаясь разглядеть, что это. Последний нож? Пистолет? Уж наверняка этот злодей – Центр собственной персоной – хоть как-то да вооружен. В руках у него действительно что-то есть, он что-то такое с этим делает, прикрывая всем телом, а затем вдруг разворачивается и широким взмахом руки отправляет непонятный предмет в воздух.
Дэнни поворачивается, чтобы предостеречь Син-Син, и в этот миг платформа сотрясается от чудовищного взрыва. Стены станции ходят ходуном. Яркая, ослепительная вспышка – а затем все тонет в клубах едкого дыма.
Похоже на бомбу. Пассажиры испуганно кричат, мчатся к выходу, к лестницам на улицу. Однако раненых не видно, да и стены вроде не повреждены: ни тел на полу, ни обрушившихся кусков кладки.
Обычный сценический раскат грома! «Наверное, Дарко ухватил петарду из ящика с реквизитом», – соображает Дэнни, бросаясь в дым. Сквозь едкие клубы проступают очертания людей – но никто не похож на того, кого ищет мальчик. Красное зарево уже улеглось. В дымовой завесе Дэнни наконец выбирается на край платформы. Ну разумеется, Дарко и след простыл.
Проскользнул обратно под прикрытием дымовой пелены? Обернувшись, Дэнни видит бегущую к нему Син-Син.
– По лестнице он не спускался, – кричит она. – Поезд пустой. Может, по рельсам ушел?
Платформа с другой стороны пуста. Она хуже защищена от метели, так что снег там лежит ровным слоем. Между ней и рельсами – ни следа, ни единого отпечатка.
…И вдруг краем глаза Дэнни замечает Дарко. Вон там, справа! На засыпанных снегами рельсах – тряской полосе, приподнятой над землей и уходящей длинным изгибом к реке. Циркач бежит, спотыкаясь на заснеженных шпалах, и скоро скрывается из виду за поворотом.
– Он на путях!
Дэнни бросается вперед, опирается рукой на обледеневший край платформы и спрыгивает на пути под желтое мерцание светофора.
– Стой! – кричит машинист. – Kein Zutritt![37]
– Об этом мы подумаем позже, – на бегу отвечает Син-Син, проносясь мимо него и спрыгивая за братом. Машинист в ужасе смотрит им вслед, а затем опрометью бросается к аварийному переключателю на стене под изображением молнии.
Дэнни уже достиг конца станции. Рельсы впереди загибаются, белая тропа уводит куда-то в ночь.
Снег гуще воздуха. Крупные хлопья лезут в глаза и рот, ноги с каждым шагом все глубже утопают в сугробах. Дэнни снова видит Дарко – метрах в пятидесяти. Тот тоже вязнет в снегу, то и дело спотыкается.
– Стой! – кричит Дэнни. Но вездесущий снег поглощает его голос.
Приподнятая над землей лента рельсов тянется вдоль реки, огражденная лишь тонкими перилами. Справа Дэнни видит далеко внизу темное полотно воды, вбирающей и вбирающей в себя все новые и новые снежинки. Река сейчас похожа на огромного ненасытного зверя, алчно пожирающего метель.
Дарко снова спотыкается. Разрыв между ним и мальчиком сокращается, но тут и у самого Дэнни нога уходит в снег глубже, чем он ожидал. Он задевает край шпалы, оступается и, еле успев выставить вперед руки, валится в сугроб, врезавшись лицом в колкий заледеневший наст.
Син-Син в мгновение ока оказывается рядом, протягивает руку. На ее лице начертана решимость:
– Вставай, братец! Мы почти настигли его!
Она рывком вздергивает его на ноги, и, увязая во все более глубоких снежных заносах, они спешат мимо круглой башенки моста и дальше вдоль реки. Погоня сейчас идет словно в замедленной съемке – все трое выбились из сил и уже еле ковыляют. Однако дети догоняют Дарко, сомнений нет!
Из снежной тьмы материализуется вторая башенка. Разрыв между беглецом и преследователями уже не больше десяти шагов.
Дарко оглядывается и резко виляет влево, к перилам. Бросив на Дэнни и Син-Син злобный взгляд, он хватается обеими руками за поручень и, изящным сальто перелетев через него, скрывается из виду.
Дэнни ждет, что снизу раздастся всплеск – но слышит лишь глухой стук и сдавленный стон. А потом – удаляющиеся шаги. Метнувшись к поручню, мальчик видит, что по эту сторону железнодорожного полотна снизу проходит еще и обычный автомобильный мост. В глубоких сугробах увяз маленький грузовичок – на крыше у него видно пятно примятого снега: здесь приземлился циркач. Оттуда уходит цепочка следов через пустырь к остаткам идущей вдоль реки Стены и назад, к галерее. Вдалеке, в парке, Дэнни различает синий купол привязанного на ночь воздушного шара.
Сирена завывает уже совсем близко…
И тут город содрогается от оглушительного раската грома.
11. Когда лезешь на самый верх
Инспектор Жюль Рикар судорожно вцепляется в приборную доску полицейской машины. Лучи фар скользят по белой дороге, пляшущие снежинки кажутся в этом свете совсем синими. Он тоже слышит долгий раскат в небесах и поднимает голову:
– Что это?
Водитель вскидывает брови:
– Schneesturm[38]. Молнии, правда, я не видел.
Рикар щурится, вглядываясь вперед, силясь разглядеть сквозь метель, что там:
– Далеко до той вышки?
– Полтора километра. Правда, на мосту заносы. Но мы, по идее, должны прорваться.
Справа прорисовываются сквозь вьюгу разрисованные стены галереи «Ист-сайд». За ней болтается на приколе синий воздушный шар. Рикар бросает взгляд в зеркало заднего обзора – на едущую за ними колонну полицейских машин.
– Все под контролем? Их заблокировали? – спрашивает Рикар, нетерпеливо барабаня пальцами по приборной доске.
– Все под контролем. Выявлено трое гражданских…
– А мальчик? И девочка-китаянка?
Водитель качает головой:
– Все очень запутано.
Рикар морщится. «Нет, я не могу, не должен опоздать, – думает он. – Не могу подвести мальчика. Наш рейс в Тегеле, похоже, был последним, потом закрыли и этот аэропорт. Так что могло быть и хуже. Я бы мог застрять невесть где…»
И тут у Рикара отваливается челюсть. Он хлопает водителя по плечу:
– Тормози! Тормози!
Навстречу к ним, шатаясь, бредет высокая фигура, а за ней гонится знакомый темноволосый паренек.
– О нет! – кричит Рикар. – Это же Дэнни!
И тут он замечает еще какое-то движение. Вдоль изгиба Стены со всех ног бежит тоненькая девочка…
Дэнни отделяют от Дарко каких-то пять метров. Он уже готовится наброситься на него как в регби и надеется лишь, что Син-Син не отстала и ему поможет.
Синие фары впереди приближаются, метут лучами по заснеженной дороге и тротуару. Не успевает машина притормозить, как ее дверцы распахиваются, слышится треск полицейского громкоговорителя. Ослепительная вспышка на миг озаряет все, точно на мгновенном снимке выхватив из темноты застывшего в нерешительности Дарко. Следом грохочет громовой раскат, и Дарко внезапно прыгает – прямо в Стену.
По крайней мере, так кажется на первый взгляд. С того места, где стоит Дэнни, все это выглядит фокусом, магическим трюком. Словно метатель ножей прошел сквозь стену. Однако преодолев последние несколько метров, мальчик видит в Стене неровную дыру, ощетинившуюся в холодном воздухе стальными прутьями арматуры. Дэнни заглядывает в отверстие. Дарко мчится по неровному пустырю прямо к привязанному воздушному шару.
– Лови его! – пронзительно кричит Син-Син сверху.
Дэнни протискивается в дыру, а его сестра тем временем спрыгивает вниз.
– Ааа! – При приземлении правая нога у нее подворачивается. Девочка с криком складывается пополам, держась за ногу, катится по земле. В устремленном на Дэнни взгляде – боль.
– Перехвати его! – шипит она.
Дарко уже совсем близко от воздушного шара. Дэнни со всех ног мчит через сугробы вслед за ним. Метатель ножей с размаху бросается на дребезжащие сетчатые ворота и переваливается через них на другую сторону. Проворно перебирая руками, он вскарабкивается в просторную корзинку, свисающую с огромного надутого глобуса.
Сзади раздаются возгласы, мерцают яркие вспышки света, но нет времени даже обернуться. Дэнни цепляется пальцами за сетку ворот, кое-как подтягивается – все выше и выше. Ноги скользят, не находя опоры, но наконец он умудряется перекинуть тело через верх ворот. Аккуратно приземлившись на снег, он бегом преодолевает последние метры до воздушного шара. Гондола резко дергается – это Дарко выкидывает что-то за борт.
И тут шар беззвучно взмывает вверх. Быстро-быстро. Вообще-то предполагается, что он летает только на привязи, но теперь, отцепленный от поводка, шар так и рвется в небо, стремительно и отчаянно.
Последним усилием Дэнни подпрыгивает и пытается ухватиться за металлическую гондолу – но промахивается буквально на волосок. Шар поднимается. Проклятие! Дарко уйдет! Необходимо остановить его! Лихорадочно оглядевшись по сторонам, мальчик замечает тонкий канат, извивающийся по снегу словно змея.
Дополнительная привязь, которой Дарко не заметил? Страховочный трос?
Канат быстро разматывается, туго натягивается. Из корзинки доносится крик. Подняв голову, Дэнни видит, как в десяти метрах над ним Дарко торопливо возится с местом крепления каната.
Видишь канат – залезай. А как доберешься до верха – лезь дальше.
Кто-то очень любил эту поговорку. Только кто? Сам Дарко? «Может, мне попытаться? Или просто позволить ему сбежать? А самому вернуться к Син-Син. К Заморе. Теперь, когда прикрытие Центра лопнуло, наверное, он уже не опасен?»
Но тело Дэнни уже решило за него. Привычка, тренировки, горячка погони – все это гонит его вверх по канату: руки крепко сжимают веревку, ноги ловко обвивают ее. Совсем как в добрые старые времена.
Он успевает преодолеть примерно две трети пути, как вдруг туго натянутый канат ослабевает. Закрепленный внизу конец оторвался – и теперь они летят прямо вверх, к небесам, а земля с устрашающей скоростью исчезает внизу. Дэнни смотрит под ноги. Бегущие в их сторону фигурки, свет полицейской мигалки, Син-Син, стена, река – все стремительно уменьшается, тает внизу…
Канат в руках мальчика внезапно кажется смехотворно тонким, холодным и скользким. «Лезь дальше, – говорит себе Дэнни, – это твоя единственная надежда. Не переставай перебирать руками».
Падающие вниз снежинки валят все быстрее и быстрее. Земля внизу размывается. Шар – а с ним Дарко и Дэнни – летит среди облаков. Ладони у мальчика горят, мышцы болят от напряжения, но вот наконец он у цели – дотягивается до стальной оплетки гондолы и крепко вцепляется в нее. И как раз вовремя! Дарко тем временем справляется со своим концом каната – и в тот самый миг, как Дэнни переносит всю тяжесть тела на корзинку, канат летит вниз, в туманную пелену.
– Лучше бы ты дал мне уйти! – кричит Дарко сверху.
Дэнни поднимает голову и смотрит прямо в лицо своему врагу. Того сейчас не узнать. Все, что было в нем знакомого и привычного, бесследно исчезло. Осталась лишь гримаса чистой, кристальной ярости. Дэнни видит перед собой незнакомца.
Дарко исчезает на несколько секунд, а потом возвращается с каким-то длинным шестом в руках. На конце шеста сверкает в отблесках новых молний металлический крюк. Перегнувшись через борт корзины, Дарко тычет им вниз, целя в руки мальчика.
– На этот раз… ты… уж точно… свалишься! – рычит он сквозь стиснутые зубы.
Дэнни ныряет под самое дно корзины, чудом успев отдернуть голову от стального крюка, а потом осмеливается снова посмотреть назад. Главное – не обращать внимания на боль в руках, на то, какая пропасть разверзлась под ногами.
Новый раскат грома раздается так внезапно, так оглушительно, что даже Дарко на миг столбенеет от неожиданности.
Но Дэнни успевает воспользоваться этой секундой.
Перехватив конец шеста, он молниеносно подтягивается – так точно, умело и быстро, что движение его застает метателя ножей врасплох.
Мальчик хватается за край гондолы, уворачивается от направленного ему в лицо кулака Дарко – и вот он уже внутри.
Однако при этом он выпускает шест. Зато Дарко перехватывает его обеими руками и угрожающе заносит над головой. Удар. Стальной крюк задевает челку Дэнни, но все-таки Дарко промахивается. Инерция столь сильного замаха швыряет его на бортик корзины и дальше, за край. Судорожно изогнувшись в падении, Дарко пытается за что-нибудь уцепиться.
Ночное небо прорезает пронзительный крик, полный страха, гнева и боли. Дарко висит, еле держась одной рукой за край корзины:
– Помоги! Дэнни!
Дэнни медлит.
Крошечная доля секунды – которую ему предстоит снова и снова проигрывать в уме всю оставшуюся жизнь, – и вот мальчик уже бросается на помощь, к бортику, тянется к протянутой руке Дарко…
Слишком поздно.
Судорожно цепляющиеся за край корзины пальцы Дарко разжимаются – и он с душераздирающим криком летит в пустоту, раскинув руки и ноги черным крестом. Мгновение – и вот он уже исчез, поглощенный тучей и метелью.
Дэнни опускается на корточки, онемев от холода, потрясения и усталости. От ужаса того, что он только что видел…
Новая вспышка распахивает синеву тучи изнутри.
Как же тут холодно! А шар поднимается все выше и выше. Какая удобная мишень для молний! В любую минуту ударит. А если и не ударит, единственный пассажир умрет от переохлаждения…
Дышать тяжело. Бьет дрожь.
Со всех сторон подступает мгла.
Как высоко еще поднимется этот шар? Освобожденный от цепей, от земли, от силы притяжения…
Пальцы на руках и ногах уже онемели…
Мальчик тяжело опускается на дно корзины – и тут видит значок. Посередине гондолы расположена панель управления, на которой написано «BEIM NOTFALL: GASFREILASSUNG»[39]. А снизу – красный переключатель.
«Всегда нажимайте красные кнопки», – оцепенело думает Дэнни.
Он подползает к панели и посиневшими пальцами жмет на кнопку.
Над головой раздается шипение высвобождаемого газа. Освобождение.
Окончательно измученный, выбившийся из сил, мальчик съеживается на дне гондолы и не чувствует снижения высоты. И лишь слышит, как трещат под дном ветки, когда шар оседает на кроны деревьев.
А потом – сумятица, скрежет, треск, головокружительное падение сквозь нижние ветви, принявшие на себя основную силу удара, шипение газа, рванувшего наружу, когда сучья разрывают нарисованную на ткани шара карту мира. Гондола ударяется о ствол, опасно кренится и опрокидывается. Дэнни выбрасывает за борт. Скользящий удар по плечу, кувырок в воздухе – и вот мальчик приземляется лицом в сугроб, оглушенный и заледеневший.
С минуту он лежит, ни о чем не думая.
Потом перекатывается на спину. На лицо тихо опускаются снежные хлопья. «Все в конце концов падает, – думает он. – Не так ли говорил Дарко…»
А потом он слышит голос:
– О господи боже мой! Bello!
Дэнни Ву поднимает голову и открывает глаза.
Прямо перед ним мерцает сквозь метель одно-единственное слово: «Мистериум». И бежит Роза.
12. Когда пташка пускается в полет
А через неделю хоронят Замору.
Оставшаяся часть труппы собирается под ослепительным зимним солнцем на том же кладбище, где похоронены родители Дэнни. Последние ошметки недавних сугробов тают, на голых ветвях деревьев висят кормушки для птиц, над головой сияет синее небо.
Могила майора находится недалеко от могилы Гарри и Лили. Вокруг стоят Роза, воздушные гимнастки, Фрэнки, Билли, клоуны в белоснежных костюмах, инспектор Рикар. Макс с забинтованной рукой на перевязи держится возле Лоры.
Син-Син и Дэнни стоят рука в руке.
Неделя прошла в суматохе полицейских отчетов, хождений по врачам, часов, проведенных в огромном шатре в попытках осознать произошедшее и беседах с Рикаром. А иногда Дэнни просто сидел и глядел в пространство.
От организации «Сорока Девяти» не осталось и следа. Большинство главарей арестованы, некоторые погибли в подземелье, несколько попали в больницу. Изувеченное тело Дарко нашли в снегу на пустыре. Вызвавшийся добровольцем Аки опознал его, а потом тело увезли в полицейский морг.
Макс с Лорой всю дорогу очень тесно общались и обменивались сообщениями с Рикаром, складывая кусочки головоломки воедино. Дэнни слушал и вносил свой посильный вклад – но даже в том, что им удалось сложить совместными усилиями (деятельность и гибель отца Дэнни, Ла Лока), все еще оставались зияющие провалы.
Да и какая, собственно, разница? «За любой разгаданной тайной всегда ждет новая», – говорил папа. А за любым горем встают новые заботы, требующие немедленного внимания. Что будет с Дэнни теперь? Возвращение на пепелище в Болстоне, к Джейми Ганну и его глупому предательству? Новое начало в какой-нибудь новой школе? Все равно что шаг назад – нет, он перерос эти глупости.
Лора отметала все вопросы, по уши уйдя в написание статьи.
– Поживем – увидим, – говорила она. – Тебе даже тринадцати еще нет, целый месяц до дня рождения. Пока будем просто радоваться, что ты остался жив, ладно?
– Но я хочу остаться с труппой!
– Кто знает, сохранится ли труппа как таковая, – отозвалась Лора с печальной улыбкой и снова уткнулась в компьютер. – Вернемся домой, посмотрим, сильно ли разгромили мою квартиру, тогда и решим.
И вот теперь крохотный плетеный гробик стоит на краю могилы. На крышку почтительно положен неизменный цилиндр майора.
Дэнни не может отвести от него глаз.
В этом гробу лежит его лучший друг. Человек, не раз спасавший ему жизнь. Самый сильный, самый благородный из всех, кого он только знал. Скала, оплот «Мистериума». Дэнни вспоминает, как написал это на гипсе Заморы, – и в глазах все плывет и размывается. Удержать слезы уже невозможно.
Роза произносит импровизированную коротенькую речь – про маму и папу, «Мистериум», самого Замору, про его жизнь и каким он был. Заканчивает она словами:
– Он был больше любого из нас, – а потом начинает всхлипывать.
Все стоят молча. Пусть птицы в ветвях деревьев и эта наступившая тишина выскажут все то, что нельзя сказать никакими словами.
Птицы внезапно срываются с места, спугнутые неожиданным движением возле могилы. Собравшиеся расступаются, пропуская низенькую, очень низенькую женщину. Карлица – темные волнистые волосы, стильные солнечные очки, сосредоточенное лицо.
Роза вскидывает голову:
– Гала! Сумела выбраться. Мы все соболезнуем.
Новоприбывшая печально улыбается, низко кланяется, а потом быстро шагает к гробу и кладет на него руки. Глаза ее туманятся от горя, и Дэнни отворачивается, вспоминая, как Замора взмолился, чтобы его хоть ненадолго оставили одного.
Взгляд его падает на могилу родителей, и Дэнни идет туда.
Символ бесконечности скользит по разъединенным половинкам, объединяя их воедино. Мальчик склоняется над ним, любуясь светом, льющимся через вделанный в надгробие акриловый шар, подставляет лицо под эти радужные лучи.
Чья-то рука трогает его за плечо. Он оборачивается и видит Син-Син. Как же хорошо, что она здесь, рядом!
– Ты как, братец? В порядке?
– Нет. А ты?
– Мне так грустно.
Она вздыхает и некоторое время молчит, слушая щебет птиц.
– Я так надеялась, что нам удастся чуть больше разузнать про маму и Гонконг. Наверное, стоит попытать счастья еще где-нибудь. Может, получится найти какие-то нити дома.
– Я тебе помогу. Если смогу… обещаю.
Еще одна почти невыносимая мысль: очень может статься, что теперь их с Син-Син ждет разлука.
Девочка улыбается, словно прочитав его мысли:
– Не так-то просто им будет разлучить нас, братишка.
Дэнни снова смотрит на камень перед собой.
– О чем ты думаешь? – негромко спрашивает Син-Син.
– Да просто – что хочу и дальше заниматься тем, чем, по словам папы, мы все должны заниматься.
– И чем же это?
Дэнни поворачивается. Лицо его озарено ярким утренним светом, глаза – карий и зеленый – сверкают.
– Ну конечно же хранить чудо и тайну. Во что бы то ни стало.
И в этот момент раздается треск фейерверков.
Громкость взрывов все нарастает, разрывая тишину. Птицы срываются с кустов. Собравшиеся вокруг могилы не могут сдержать слез вперемежку с улыбками. Клоуны в белых костюмах зажигают шутихи и подбрасывают их в воздух. Вся труппа стоит взявшись за руки и зовет Дэнни к себе.
Эпилог
Два года спустя…
Весеннее утро где-то на окраинах Рима. В теплом воздухе плывет белый тополиный пух. Рикар вылезает из машины и потягивается, разминаясь после долгой поездки из штаб-квартиры Интерпола.
Впереди на фоне синего неба гордо высится огромный новый купол шатра «Мистериума» – точно гигантский глобус.
На дальней стороне лагеря Рикар видит Аки, катящего по ухабистой площадке детскую коляску. Роза выходит из своего фургона, обмотав голову полотенцем, с веселой площадной песенкой на губах. Завидев инспектора, она обрывается на полуслове, виновато улыбается и показывает на шатер.
На боку у него сияет новая надпись: «Мистериум возрожденный!»
– Дэниел там, месье.
Рикар улыбается и идет ко входу.
Темнота внутри пронизана лучами сотен крохотных вращающихся прожекторов. Из подвешенных под самым куполом микрофонов льется загадочная дразнящая музыка. Голос Марии ведет мелодию под сопровождение виолончели.
Рикару требуется несколько секунд, чтобы его глаза привыкли к сумраку. И тогда он видит парнишку, прислонившегося к подпорке и устремившего взгляд на подсвеченный софитами канат.
– Вот ты где! – восклицает инспектор.
Парнишка поворачивается – и улыбается. Он младше, чем можно подумать по его уверенной осанке и позе, но все же определенно старше того мальчика, которого запомнил Рикар. Улыбка на его лице выдает человека, занятого своим делом. Делом, для которого он был рожден.
Это улыбка человека, обретшего дом.
Дэниел крепко пожимает руку Рикару:
– Месье Рикар.
– Как ты, mon ami[40]?
Дэниел показывает на канат:
– Тсс! Смотрите.
Луч прожектора выхватывает из темноты высокую изящную девушку – Син-Син. Она поднимается на канат, навстречу лучам, держа в руке веер для баланса, и пружинистой танцующей походкой идет над ареной.
Музыка меняет темп, заливает пространство под туго натянутым куполом пульсирующим, тревожным ритмом.
Идеальное равновесие, легкая походка. Девушка грациозно движется в такт музыке.
И тут начинает падать снег. Огромные снежные хлопья возникают словно бы из ниоткуда, заполняют воздух, падая на хрупкую фигурку на канате.
У Рикара перехватывает дыхание. Глядя на разворачивающееся у него над головой представление, он на миг забывает вопрос, уже готовый было сорваться с его губ.
Но тут музыка стихает. Син-Син достигла площадки с другой стороны арены и теперь глядит вниз, на Дэнни с Рикаром.
– Ну как, господин режиссер? – окликает она.
– Неплохо. Через десять минут повторим.
Дэниел поворачивается к Рикару и улыбается. Глаза у него широко распахнуты:
– Предположим, я скажу, что знаю, о чем вы хотели меня попросить…
Комментарии
Словарь терминов и имен, встречающихся в «Колесе жизни и смерти». Кроме того, сюда включено примечание, почему «Мистериум» назвали «Мистериумом»…
Стр. 7
Карл Маркс (1818–1883). Немецкий философ, экономист и один из основателей коммунизма. Судя по всему, он кое-что знал о бесстрашных акробатах.
Стр. 54
Берлинская стена. Барьер, который с августа 1961 по ноябрь 1989 года отгораживал Западный Берлин, чтобы не дать населению бежать из коммунистической Восточной Германии (ГДР) на запад. Стена достигала 3.6 метра в вышину, а в длину тянулась на 155 километров. С трехсот трех сторожевых вышек велось наблюдение как за самой бетонной стеной, так и за «полосой смерти» – огражденной колючей проволокой полосой, простреливаемой из автоматов. Очень многие потеряли жизнь, пытаясь пересечь эту границу. Многие другие были схвачены и брошены в тюрьму за государственную измену.
Стр. 74
Берд Миллман (1890–1940). Самая знаменитая и успешная канатоходка в истории цирка. Пленяла не столько головокружительными трюками, сколько грацией и изяществом.
Мария Спелтерини (1853–1912). Итальянская канатоходка. До сих пор так и остается единственной женщиной, которая переходила по канату через Ниагарский водопад: пять раз во время празднования столетия образования Соединенных Штатов в июле 1876 года. Один раз она шла, надев на ноги корзинки с персиками.
Филипп Пети (род. в 1949). Пети не только фокусник и жонглер, а еще и превосходный канатоходец. Он получил известность благодаря дерзким прогулкам по проволоке между башнями собора Нотр-Дам в Париже, а также между колоннами моста Харбор-Бридж в Сиднее. И потом – стремительный взлет к славе в 1974 году: когда он прошел по канату между башнями-близнецами Всемирного торгового центра. Сразу после этого его арестовали за вторжение в частные владения и в качестве наказания приговорили участвовать в выступлениях местного цирка.
Стр. 138
Колесо жизни – буддийская диаграмма в виде круга, которую часто изображают на стенах храмов и монастырей в Тибете. Иллюстрирует учение Будды о карме, перерождении, цикличности существования и просветлении. Различные животные, повелитель мертвых, луна – все это символически обозначает различные ключевые позиции учения Будды.
Карма. В индуизме – идея о том, что любой поступок человека влияет на его следующее перерождение, делает его лучше или хуже. В буддизме понятие кармы – это скорее доктрина о том, что любые наши поступки имеют свои последствия и что последствия эти непременно повлияют на нашу жизнь.
Стр. 163
Контактный шар – крупный шар, который жонглер катает по себе так, что шар ни на мгновение не отрывается от тела артиста, и кажется, будто шар плывет и движется сам по себе.
Стр. 198
Унтер-ден-Линден – величественный, обрамленный деревьями бульвар в центре Берлина, ведущий на восток к Бранденбургским воротам.
Стр. 236
Штази. Сокращенное название знаменитой тайной полиции ГДР, обладавшей разветвленной сетью осведомителей, которые следили буквально за каждым шагом любого гражданина. По приблизительным оценкам, если считать внештатных осведомителей, то в какой-то момент на каждых десять жителей ГДР приходился один сотрудник Штази.
Стр. 237
Номерные радиостанции. Появившиеся вскоре после Первой мировой войны загадочные номерные радиостанции существуют на самом деле – и любой, у кого есть коротковолновый приемник, может на них настроиться. Можно даже купить диск с записями самых знаменитых станций. Но вот что означают эти зашифрованные послания?..
Стр. 269
Контрольно-пропускной пункт «Чарли». Также известен как «Контрольно-пропускной пункт Си» – самый знаменитый пункт пересечения Стены. Пограничники с восточной стороны строжайшим образом проверяли все выезжающие машины, нет ли в них тайников с беглецами. Теперь на месте этого пропускного пункта находится музей, повествующий об удачных – и неудачных – побегах.
Стр. 270
Траби – ласковое прозвище автомобилей марки «Трабант». На протяжении многих лет трабанты были единственными машинами, которые мог позволить себе – или достать – гражданин Восточной Германии. Они были вместительными, несложными в ремонте, зато медленными, шумными и производили очень много выхлопных газов. Теперь они ценятся как коллекционные машины. Ну и всегда можно отправиться на экскурсию на траби…
…и наконец «Мистериум». В некоторых отношениях я рос очень странным ребенком. (Да разве и бывает иначе?) Не спорю, я любил играть в футбол, карабкаться по деревьям и слушать рассказы о войне, однако с самого начала сильнее всего меня занимали «глобальные вопросы» жизни: когда началось время? Где кончается космос? Что происходит с нами после смерти? Существует ли бог?
Отправляясь на вылазки в окрестностях нашего дома, я нередко видел что-нибудь такое, что потрясало меня до глубины души, казалось исполненным глубочайшего смысла и тайны: порхающие в глубине темнеющего леса скворцы, закатное небо за странно-округлыми холмами, образовавшимися от выброшенной земли старых угольных шахт, четкий силуэт разбитого самолета на «самолетном кладбище» близ аэропорта Мэнстона.
Все это пугало – но вместе с тем и завораживало, заставляло меня почувствовать, что я стою на самом краю бездонной пропасти – или собираюсь пересечь ее по туго натянутому канату, точно Пети или Валенда.
Лишь потом, изучая философию религии, я обнаружил, что для этого ощущения имеется специальный термин Mysterium Tremendum et Fascinans – латинское выражение, означающее «устрашающая и завораживающая тайна» – и что точно такие же чувства вдохновляли многочисленных мыслителей и даже основателей новых религий.
Великие моменты в цирке становятся метафорами, выражающими хрупкую тайну и красоту жизни, – вот почему труппа, которую так любит Дэнни, получила название «Мистериум».
Благодарности
Мне бы хотелось еще раз выразить самые сердечные благодарности «Труппе «Мистериума». В частности…
В «Ходдер Чилдрен Букс»: моему бдительному по части криминалистики редактору Джону Апплтону за терпение и чувство юмора – а также всем, кто поддерживал эту трилогию своей верой и энергией.
В «Дэвид Гудвин Ассоциэйтс»: Кирсти Маклахлен, моему чудесному агенту, – за неизменное спокойствие и ободрение.
В Берлине: vielen Dank Оливеру Рейхарду за гостеприимство и помощь в исследованиях. На праздниках: всем «Мустуровцам» за счастливые воспоминания о Науди.
Дома: моей жене Изабель и двум моим сыновьям, Джо и Уиллу, которые, наверное, пока еще не знают, как сильно я ценю их любовь и мудрость.
И наконец, спасибо обоим моим родителям (папа, как бы мне хотелось, чтобы ты это увидел!) – за то, что они подарили мне детство, озаренное светом чудес, детство, иногда напоминавшее «Мистериум».
Время – это цирк, вечно пакующийся и двигающийся дальше.
Бен Хехт.[41]Примечания
1
Комментарии к словам, отмеченным *, смотри в конце книги.
(обратно)2
Детей (ит.).
(обратно)3
Красавчик! (исп.)
(обратно)4
Четыре… семь… два… восемь… восемь. Четыре семь два восемь восемь. Девять… два… один… семь… три. Девять два… (нем.)
(обратно)5
Парень (исп.).
(обратно)6
Спокойной ночи (ит.).
(обратно)7
Кофе с молоком (исп.).
(обратно)8
Дружище (исп.).
(обратно)9
Черт возьми! (исп.)
(обратно)10
Добрый день, сеньор! (исп.)
(обратно)11
Вот он, ваш человек! (исп.)
(обратно)12
Мамочка моя! (ит.)
(обратно)13
Молодой человек! Вы не заплатили! (фр.)
(обратно)14
Тут – черт возьми! (фр.)
(обратно)15
Пять, два, восемь, восемь, четыре – пять, два, восемь, восемь, четыре – три, семь, один, один, четыре… (нем.)
(обратно)16
До скорого (фр.).
(обратно)17
Тут, вероятно, – ядро (фр.).
(обратно)18
Пока, пока (ит.).
(обратно)19
Пер. А. А. Франковского.
(обратно)20
Да, да (ит.).
(обратно)21
Нет проблем (фр.).
(обратно)22
И я (фр.).
(обратно)23
Точно (нем.).
(обратно)24
Тут – тьфу ты (нем.).
(обратно)25
Не знаю (нем.).
(обратно)26
…девять… девять… восемь… семь… шесть… (нем.).
(обратно)27
четыре… три… два… один… ноль… (нем.).
(обратно)28
Куда? (нем.)
(обратно)29
Пожалуйста, побыстрее (нем.).
(обратно)30
Нельзя ли побыстрее? (нем.)
(обратно)31
Мир (нем.).
(обратно)32
Имеется в виду песня Magical mystery tour, вышедшая в составе одноименного альбома в 1967 г.
(обратно)33
Собачья погода (нем.).
(обратно)34
Слава богу! (нем.)
(обратно)35
Милая (нем.).
(обратно)36
Простите, мне крайне жаль… (нем.)
(обратно)37
Входа нет! (нем.)
(обратно)38
Снежная гроза (нем.).
(обратно)39
Аварийный спуск газа (нем.).
(обратно)40
мой друг (фр.).
(обратно)41
Бен Хехт (1894–1964) – один из самых известных голливудских сценаристов.
(обратно)
Комментарии к книге «Колесо жизни и смерти», Джулиан Седжвик
Всего 0 комментариев