«Футарк. Первый атт»

Футарк. Первый атт (fb2) - Футарк. Первый атт 764K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Кира Алиевна Измайлова - Анна Орлова (Luide)

Кира Измайлова, Анна Орлова Футарк. Первый атт

Глава 1. Феху[1]

Богатство – меж родичей

раздоров причина;

но волки тем временем

зубы скалят в лесной засаде.

Старинная английская поэма

– Ларример! – голос мой раскатился по дому, вызвав эхо. Откуда, спрашивается, взяться эху в обычном городском доме, пусть и старинном? Ан нет, звучит. Хорошо еще, лавины не сходят; впрочем, я бы не удивился. – Ларример!

И он явился, невозмутимый, как верблюд, и величественный, словно заснеженные горные вершины. Особое сходство с последними моему дворецкому придавали благородные седины и изрядный рост. Насколько я знаю, в юности он служил в гренадерах.

– Утренняя почта, сэр! – возгласил он.

– Благодарю, – рассеянно сказал я, забирая с подноса стопку писем. Счета, счета, рекламные проспекты… хм, очередное любовное послание, судя по запаху духов – его, не читая, в камин… А сиреневый конверт от тетушки Мейбл лучше оставить на потом. Не хочется портить себе аппетит перед завтраком. – Ларример, куда вы подевали мой запасной глаз?

– Который именно, сэр? – по-прежнему невозмутимо поинтересовался дворецкий.

– Хм… пожалуй, карий, – ответил я.

– Если мне будет позволено отметить… – Ларример сделал выразительную паузу, а поскольку я его не остановил, то продолжил, – столь сильное различие неизменно привлекает взгляд, в особенности же юных барышень…

– Во-первых, – ответил я, – благодаря этому у нас нет проблем с растопкой для камина. А во-вторых, сегодня я намерен весь день посвятить моим крошкам. Уж больно снаружи сыро!

– Совершенно с вами согласен, сэр, – наклонил седую голову дворецкий.

– Так принеси мне глаз, наконец!

После плотного завтрака я вновь взял в руки сиреневый конверт. Он буквально гипнотизировал меня… В том смысле, что мне мучительно хотелось поступить с ним так же, как с любовным посланием и рекламными проспектами! Увы, не получи тетушка Мейбл от меня ответа, она засыплет меня письмами. А то с нее еще станется явиться лично, а это неизмеримо хуже…

Может быть, отложить письмо до вечера? Впрочем, нет, тогда мне обеспечены ночные кошмары, а сейчас я хотя бы смогу успокоить нервы в компании моих верных любимцев… И я решительно вскрыл конверт.

На трех листах тетушка Мейбл обстоятельно, с многочисленными повторами описывала состояние своего драгоценного здоровья. Продираясь сквозь витиеватый старомодный почерк, я едва не задремал в кресле, как вдруг мое внимание привлекла очередная фраза… Так я и знал! Вести оказались куда хуже, чем я мог предположить…

Мой дражайший кузен Сирил и прежде славился некоторым сумасбродством, однако на сей раз он превзошел сам себя! Нет, он не проигрался на скачках, не начал разводить охотничьих собак и не собрался жениться на актрисе варьете. То все были мелочи, как мне теперь стало понятно… Сирил, насколько я смог понять из сумбурного повествования тетушки Мейбл, ввязался в некую сомнительную аферу с каким-то акционерным обществом. Барыши ловкие предприниматели обещали огромные, нужно было лишь купить определенное количество акций, а затем привести еще с десяток клиентов. И, разумеется, убедить их тоже вступить в общество… Конечно, Сирил спустил все наличные деньги (а их было не так уж много), однако то ли его знакомые оказались более здравомыслящими, то ли кузена моего бог обделил даром убеждения, но собрать достаточно новых клиентов для общества он не сумел. Увы, сказали ему, в таком случае – никаких дивидендов, таков был уговор! Но, впрочем, он может купить еще акций и попытать счастья снова… Как вы полагаете, что сделал этот… не слишком разумный молодой человек? Верно, влез в долги! И, конечно, к моменту, когда пришла пора расплачиваться с ними, у него в кармане не оказалось ни цента… Тетушка Мейбл, обожавшая своего непутевого отпрыска до умопомрачения, вынуждена была распродать кое-что из драгоценностей и даже заложить мебель, а теперь просила у меня разрешения заложить поместье. А теперь подходит время возвращать долги, и…

Одним словом, я мог бы одолжить Сирилу денег, лишь бы тетушка не лишилась любимого своего поместья и не поселилась под моей крышей – разве сумел бы я лишить ее приюта? Беда в том, что проделывал это я уже не раз, но без всякой видимой пользы. Сирил каялся и клялся, что больше никогда не станет ввязываться в сомнительные предприятия, но проходило время, и все возвращалось на круги своя. И ладно еще карточные долги! На этот раз все зашло слишком далеко! В следующий раз поместье, чего доброго, и впрямь пустят с молотка…

И что прикажете делать? Я видел только один выход: пока время еще есть, разобраться, что же это за ловкие предприниматели, так задурившие моему недалекому кузену (и определенно не ему одному!) голову.

– Ларример, принесите мне пальто и шляпу! – велел я, вставая из-за стола, и тяжело вздохнул.

Как ни прискорбно, сегодня придется вместо общества моих крошек довольствоваться совсем другим обществом, а это уж точно неравноценная замена!

– Слушаюсь, сэр! – дворецкий неодобрительно на меня покосился (по его мнению, отправляться на прогулку в такую погоду – это верный путь обзавестись ревматизмом), однако принес не только затребованное, но и зонт, и даже теплый шарф.

– Это лишнее, – я отмахнулся от Ларримера, который норовил самолично повязать мне шарф, и продел руки в рукава пальто. – Я возьму машину.

Неодобрение Ларримера казалось густым и склизким, как овсянка.

– Сэр, прошу извинить, но вам не подобает…

– Опять старая песня! – нахмурился я, надевая шляпу. – Ларример, сколько можно? Я вполне могу сам сесть за руль.

Дворецкий осуждающе молчал. По его компетентному мнению, мне следовало держать целый штат постоянной прислуги, а не обходиться приходящими кухаркой и горничной. Ну и его персоной, разумеется.

– Я вернусь к обеду, – сообщил я Ларримеру, взглянув на часы.

– Конечно, сэр, – он слегка поклонился и распахнул передо мной дверь.

Наверняка после моего ухода отправится на кухню, успокаивать нервы чем-нибудь сладким, жалуясь своей любимице на хозяина, попирающего вековые устои. Впрочем, у Ларримера не так много слабостей, и эта еще вполне безобидна…

Погода заставила меня пожалеть о той поспешности, с которой я взялся за решение дела тетушки Мейбл.

Хлестал дождь, порывы ветра опасно раскачивали деревья, а прохожие спешно прятались кто в домах, кто в подворотнях. Лобовое стекло машины заливала вода, да так, что «дворники» не поспевали ее смахивать.

Затормозив у полицейского управления, я вышел под дождь. Зря я все же отказался от зонтика! Пожалуй, нужно по возвращении выпить бренди, иначе я действительно подхвачу простуду.

– Чем могу служить, сэр? – спросил молоденький констебль, сидящий в будке у входа, как пес на цепи.

Хотя в настоящий момент на пса (притом промокшего до костей!) наверняка больше походил я.

– Я хотел бы видеть инспектора Таусенда, – сообщил я, стягивая перчатки. Стоило наклонить голову, как с полей шляпы на пол обрушился настоящий водопад.

– Сожалею, сэр, он сейчас у суперинтенданта, – констебль честно таращил голубые глаза. – Вы подождете?

– Да, пожалуй.

Лучше иметь дело с Таусендом – он самый разумный из этой братии.

– Как о вас доложить, сэр? – констебль потянулся к старинному телефонному аппарату – настоящему монстру из бронзы и мрамора.

И вправду, новичок.

– Виктор Кин, эсквайр, – отрекомендовался я сухо.

Пред светлыми очами инспектора Таусенда я предстал спустя примерно час. Хотя сегодня его глаза были скорее красными, нежели светлыми, видимо, от недосыпа.

– Инспектор, я очень рад снова вас видеть, – начал я.

Однако Таусенд был не расположен к долгим беседам и вежливым расшаркиваниям.

– Что вам угодно, мистер Кин? – неприветливо поинтересовался он, выпячивая живот.

Неудивительно – с полицией отношения у меня… неоднозначные.

– Видите ли, мой кузен, – я откинулся на спинку стула (зверски неудобного, надо сказать), – ввязался в историю с неким акционерным обществом…

Инспектор меня тут же перебил:

– Можете не продолжать! Знаю я это общество. «ФФФ», да?

– Верно, – кивнул я. – Следовательно, мой кузен – не первый пострадавший?

– Какое там! – устало отмахнулся инспектор. – Толпами нас осаждают! А что мы можем сделать?

– Следовательно, вы не намерены предпринимать по этому поводу расследование? – Так, снова не вовремя дало о себе знать вроде бы прочно позабытая специальность…

– Какое еще расследование? – удивился инспектор. – Сами денежки отнесли – сами виноваты. Поверили в чушь о трижды повторенной руне «феху», которая якобы превращает в золото все, к чему прикоснется! Языческая чушь!

И он усмехнулся с едва прикрытым злорадством. Хм, пожалуй, в чем-то мой отец был прав относительно природной злобности низших слоев общества.

– Понятно, – заключил я, вставая. Наша полиция нас бережет! Я закончил сухо: – Благодарю за внимание, инспектор!

– Мистер Кин! – уже в дверях окликнул меня он.

– Да, инспектор?

– Не ввязывались бы вы в это дело! – скороговоркой выпалил он, оглядываясь, словно опасался, что кто-то подслушает. – Неровен час… Ну, вы понимаете!

Даже ухоженные бачки на его лице уныло обвисли. Кажется, неведомые мошенники имеют немалый вес в обществе!

– Боюсь, не вполне, инспектор, – я покосился на него здоровым глазом, склонив голову к другому плечу. Почему-то эта моя привычка частенько выводит людей из себя, и инспектор исключением не был.

– Ну как же… – теперь его бачки встопорщились, как у сердитого кота, а еще он пристально вглядывался мне в лицо, будто увидел что-то необычное. Странно, вроде бы не впервые видимся… и все больше по поводу злополучного Сирила, которого уже не раз приходилось выручать. – Мистер Кин, вы должны были бы понимать, что подобные предприятия… гхм…

– Ах да, конечно, подобные дела лежат совершенно не в сфере интересов полиции, – скорбно кивнул я, не удержался и добавил: – Особенно, если дело касается моего кузена, не так ли?

Инспектор надулся.

– Я, кажется, не давал повода…

– Ну что вы, – поспешил я успокоить его. – Поверите ли, я сам с преогромным удовольствием отправил бы Сирила на необитаемый остров. Правда, опасаюсь, он и там нашел бы способ отравлять мне жизнь. Например, стал бы слать письма в бутылках… К тому же тетушка не пережила бы разлуки и тогда…

– Да, да, да, – кивал Таусенд, явно не чаявший избавиться от меня. В прежние годы мне не раз удавалось заговорить его до такой степени, что он соглашался отпустить набедокурившего Сирила под мое честное слово, но сейчас случай был иным.

– Честь имею откланяться, – обрадовал я, и инспектор вздохнул с облегчением. Правда, тут же встрепенулся:

– Мистер Кин!

– Да-да? Вы переменили свое решение, господин инспектор?

– Ни в коем случае… – Он прищурился. – А вы, мистер Кин, часом, не на своем ли автомобиле приехали?

– Что вы! – искренне воскликнул я. – В такую-то непогоду! Разумеется, я взял такси!

Дело в том, что инспектор полагал (и небезосновательно), что людям, которые ничегошеньки не видят с левой стороны, водить автомобиль категорически противопоказано. Я же, грешен, люблю сам сидеть за рулем и давно уже приспособился к управлению, но Таусенд до сих пор не может простить мне того случая, когда я, не успев затормозить на перекрестке, протаранил его новехонькую машину. Разумеется, я оплатил ремонт и штраф, но продолжал злостно нарушать запрет инспектора и по-прежнему водил сам. В конце концов, он сдался: теперь этот запрет распространялся только на туманные, дождливые и снежные дни (каковых в наших краях большинство), когда и полностью зрячий ничего не разберет за лобовым стеклом.

Оставалось надеяться, что в потоках дождя бдительный страж порядка не разглядит, такси меня поджидает или же собственный автомобиль! А констебль, опять же искренне надеюсь, не в курсе нашего с инспектором давнишнего конфликта и не выдаст меня…

Домой я ехал чинно и медленно, со скоростью если не черепахи, так уж среднего пешехода точно. Жаль, не выдалось возможности сравнить – на улицах было пустынно, что и неудивительно в такую погоду.

Впечатления от беседы с инспектором у меня остались крайне неоднозначные. Что означали эти его оговорки? Действительно ли в деле замешаны влиятельные персоны или же просто кое-кто получает отступного за то, чтобы не вмешиваться в происходящее? Я верю, что Таусенд кристально честный человек (он даже не завысил стоимость ремонта своего автомобиля, хотя имел такую возможность), но ведь есть люди и повыше рангом…

Итак, кроме моего любезного кузена, в ловушку мошенников угодило еще немало простаков либо же жадных до дармовой наживы людей (кстати, хотя Сирил относится именно к последним, ума у него не так уж много). И, по большому счету, инспектор и не солгал: если люди отдавали деньги добровольно (а я уверен, документы у мошенников в порядке), то вряд ли тут можно что-то предпринять. Но как прикажете выручать тетушкино поместье?..

«Прежде всего, – решил я, входя в дом, – необходимо обсохнуть и согреться!»

– Ларример!

– Сэр! – появился он в холле, и лицо его выразило сдержанное неодобрение моим видом. И впрямь, у меня снова текло со шляпы! Но Ларример был слугой хорошей выучки, а потому не позволил себе заметить «а я ведь предлагал вам взять зонт, сэр!» Это и так прекрасно читалось в его взгляде.

– Я в оранжерею, – сказал я, сбрасывая ему на руки мокрое пальто. – Будь любезен, принеси мне туда бренди.

– Сию минуту, сэр.

Я рассеянно прошел через весь дом и поднялся в оранжерею. Здесь было восхитительно тепло, и в тщательно отрегулированном свете электрических ламп (которые старомодный Ларример категорически не желал признавать, как и прочие веяния прогресса) можно было представить, будто греешься на пляже.

– Ах ты моя прелесть… – проговорил я, склоняясь к одной из своих малюток. – Тилли, красавица, ты решила меня порадовать? Как это мило с твоей стороны! Я так и знал, что тебе не хватает освещения… А вы, сударь, – обратился я к другому питомцу, – ведете себя скверно! Уже год я только и вожусь с вами, Альберт, но вы сидите сиднем! Берите пример с Тилли и Оливии – вот славные девочки…

– Ваш бренди, сэр, – проговорил за спиной дворецкий.

– Благодарю, – ответил я, беря бокал. – Взгляните, Ларример, разве не прекрасное зрелище?

Свободной рукой я указывал на редкий экземпляр Obregonia denegrii, побаловавшей меня нежными беловатыми цветочками, особенно трогательными на фоне обильного пуха ареол.

– Да, сэр, – согласился он. – Простите, сэр, а нельзя ли немного передвинуть вот этого господина?

– Кристофера? – повернулся я к еще одному из украшений моей коллекции, прекрасному экземпляру Grusonia grahamii. – Почему бы вдруг?

– Видите ли, сэр, – сказал Ларример с достоинством, – этот господин немного слишком колюч. И когда намедни вы поручили мне включить освещение… А это вдобавок были мои лучшие брюки, сэр. Прошу прощения, сэр.

– Разумеется, мы его подвинем, – сказал я, сдерживая усмешку. Удивительно, почему меня мои кактусы никогда не колют? Может быть, дело в отношении? Ларример считает, что подобное занятие джентльмену не пристало, но увы… я предпочитаю общество моих колючих друзей любому другому. И, между прочим, сам дворецкий подолгу беседует со своей золотой рыбкой Атенаис!

– Позволено ли мне будет также заметить, сэр… – дворецкий деликатно выждал, и, не получив возражений, продолжил с укоризной: – Вы забыли поменять глаз, сэр!

И протянул мне маленькое карманное зеркальце. Из зеркальной поверхности на меня уставились разноцветные глаза: карий и бледно-голубой. Зрелище и вправду было презабавным. Особенно хорош бы я был в роли какого-нибудь злодея: прекрасные приметы! То-то инспектор так на меня вытаращился!

Пришлось под неусыпным надзором Ларримера (интересно, почему он не сообщил мне о моем упущении до того, как я вышел из дому?) менять глаз на более приемлемый по цвету.

– Ларример, я буду обедать через час, – сказал я, закончив приводить себя в порядок.

– Как прикажете, сэр! – с каменным выражением лица согласился дворецкий, хотя любые нарушения режима он категорически не одобрял.

Когда Ларример отбыл на кухню, я принялся прохаживаться по оранжерее, размышляя о том, что дальше предпринять. Обратиться к кому-нибудь из старых друзей с просьбой о содействии? Но какую именно помощь они могут мне оказать?

Инспектор Таусенд прозрачно намекнул, что речь идет не об обыкновенных мошенниках, которых может задержать любой полицейский. Нет, дело тут куда запутаннее и тоньше…

Впрочем, что это я? Пожалуй, самое время получить подсказку.

Я напоследок окинул взглядом свои владения (как высокопарно именовал оранжерею милейший Ларример), сорвал с малышки Цинции ее первый плод и, рассеянно кусая его на ходу, направился в кабинет.

Тут все осталось, как при отце: тяжелые гардины, даже в солнечный день создающие приятный полумрак, полки темного дерева, кипы бумаг, разобрать которые у меня который уже год не доходили руки, немаркий (но чрезвычайно дорогой) ковер… Только на столе поубавилось корреспонденции, да в углу скромно устроился старинный шахматный столик. К нему я и направился, на ходу дожевывая подарок Цинции.

Я воровато пристроил хвостик плода на подлокотник дивана (не забыть бы потом убрать, не то последует получасовая лекция Ларримера о том, что пищу должно принимать исключительно в столовой, и никак иначе!) и извлек из тайника заветную квадратную бутылку. Отец держал там марочный коньяк, а у меня несколько иные вкусы.

Некоторые ценители уверяют, что закусывать данный напиток следует исключительно сушеными сороконожками. И, надо признать, аборигены поступают именно так. Однако я не настолько чужд цивилизованности, чтобы питаться жуками, гусеницами или червяками, по крайней мере, без острой на то нужды. Хотя, конечно, и не такое бывало…

Я сделал три символических глоточка прямо из горлышка и усмехнулся. Воображаю, что бы сказал Ларример, доведись ему это увидеть! Наверно, немедленно потребовал бы расчета!

Нажав на потайную кнопку в шахматном столике, я выстучал на его поверхности секретный код и извлек из открывшегося ящичка свое сокровище. Ювелиры вряд ли дорого оценили бы содержимое этого мешочка, однако мне довелось весьма дорого за него заплатить, так что для меня он куда ценнее бриллиантов.

Я потер искусственный глаз и занялся привычным делом…

Спустя полчаса я, ликвидировав следы преступления и спрятав все улики, принялся размышлять.

Результаты оказались… неоднозначны.

Итак, что мы имеем на настоящий момент?

Одно из двух: либо все мои попытки приструнить «ФФФ» заранее обречены на поражение, либо я пытаюсь достичь вовсе не того, чего следовало бы.

В первый вариант я не слишком верю. Хоть инспектор и намекал на неких лиц, защищающих мошенников, однако на любых преступников можно найти управу.

А вот второй вариант представлялся куда любопытнее. Могло ли случиться так, что со слов тетушки Мейбл и инспектора Таусенда ситуация представилась мне совсем не такой, какой была в действительности? Собственно, а почему нет? Тетушка мнит своего драгоценного сыночка ангелом во плоти, вечно становящегося жертвой чужих козней. Инспектор же не склонен идеализировать Сирила, однако о его злоключениях именно в этом случае знал только с моих слов.

Итак, в чем же я мог ошибаться? И какие цели в данном случае могут быть ложными? Вроде бы ситуация вполне однозначна: требовалось спасти тетушку Мейбл и кузена Сирила от разорения.

Пожалуй, тут может быть лишь один вариант…

Когда на пороге кабинета выросла внушительная фигура Ларримера (он несколько раз кашлянул, привлекая мое внимание), я как раз заканчивал выстраивать стройную башню теорем. Осталось только раздобыть их доказательства!

– Что случилось, Ларример? – недовольно спросил я, поднимая голову.

– Обед подан, сэр. – На всякий случай еще раз кашлянув, провозгласил он. И добавил с отеческой укоризной: – Я дважды звонил к обеду, сэр, но вы, видимо, так глубоко задумались, что не услышали.

– Да, спасибо, Ларример! – рассеянно поблагодарил я.

Кое-что начинало проясняться. Пожалуй, завтра придется нанести визит тетушке Мейбл.

Я досадливо покосился на окно, за которым бушевала гроза. Попросить Ларримера взять мне билет на поезд, вызвать такси или понадеяться на непостоянство нашей погоды?

– Обед, сэр! – напомнил дворецкий.

Пришлось вставать и отправляться в столовую, а то с Ларримера, пожалуй, станется отшлепать меня за непослушание…

Вечер я провел в приятнейшем обществе своих крошек, теплого пледа и горячего чая с сандвичами. Нет на свете более нежных и мягких созданий, чем мои малютки, и именно поэтому они вынуждены обзаводиться колючками.

Я полюбовался на сладкую парочку Lobivia cinnabarina, которые сладострастно подставили лампе свои обнаженные верхушки, лишенные шипов, и открыл книгу…

К поездке за город я готовился особенно тщательно: тетушка Мейбл из тех дам, которые способны подмечать любые мелочи (но только не за любимым сыном). Она дала бы фору инспектору Таусенду, я уверен! Именно поэтому перед выходом я особенно тщательно побрился, оделся как мог более элегантно (по-моему, для таких визитов вполне достаточно твидового пиджака, но тетушка не разделяла моих чересчур вольных взглядов) и попросил Ларримера проверить, все ли в порядке.

– Глаза у вас сегодня одинаковые, сэр, – сказал он невозмутимо, завершив тщательный осмотр, смахнул щеткой невидимую пылинку с моего плеча и предупредительно распахнул двери. – Ваш зонт, сэр!

На этот раз я не стал спорить: хоть сегодня и распогодилось, но климат наш настолько непредсказуем… А мне отнюдь не хотелось явиться под тетушкин кров, напоминая водяную крысу!

Навстречу мне попался инспектор Таусенд, и я приветственно помахал ему рукой. Он поспешил припарковаться у обочины: кажется, ожидал от меня какого-то коварства. К счастью, по причине ясной погоды я мог совершенно спокойно ехать, куда заблагорассудится, чему был очень рад.

Для начала я нанес небольшой визит: поздно вечером мне пришла в голову забавная мысль, и я решил проверить ее. В конце концов, от меня не убудет!

Милейший мистер Смилоу, давний и верный поверенный нашей семьи, принял меня с распростертыми объятиями и посетовал, мол, не видал меня так давно, что начал уже и забывать, как я выгляжу. Пришлось посидеть немного в его кабинете, разговаривая и том и о сем, чтобы аккуратно подобраться собственно к теме беседы.

– Но вы ведь прекрасно понимаете, что это против всяких правил! – вскричал старичок, прижимая сухонькие руки к груди.

– Конечно, понимаю, – повинился я. – Но, дорогой мистер Смилоу, моя милая тетушка угодила в столь неловкое положение, и мне так не хотелось бы доводить до огласки… Быть может, небольшое нарушение, о котором будем знать только вы да я…

– И мой друг!

– И ваш прекрасный друг, помню его, он замечательный человек! Думаю, ему приятно будет получить небольшой подарок, скажем, к Рождеству? Я уж не говорю о вас, мистер Смилоу, вы столько лет с нашей семьей и всегда ваша работа была безупречна! Так неужели же единственный раз, когда…

– Ах, мистер Кин, молчите, молчите, – замахал он на меня руками. Кажется, старичок растрогался: на него моя манера смотреть по-птичьи, боком, действовала парадоксальным образом – он не раздражался, а умилялся. – Ну о чем вы говорите! Конечно, придется немного подождать…

– Я весь терпение! – заверил я и приготовился ждать.

Сперва мистер Смилоу долго дозванивался своему приятелю в банк и что-то журчал в трубку, как можно более обтекаемо описывая ситуацию. Потом еще пришлось подождать, когда тот узнает все, что мне было нужно, и перезвонит.

– Это все? – кротко спросил поверенный, глядя на меня.

– Да, – искренне ответил я. – Не могу выразить всей меры моей признательности, мистер Смилоу! Вы сняли огромный камень с моей души и спасли репутацию моей семьи!

– Ах, что вы, что вы… – всплеснул он руками и, кажется, прослезился.

Церемонно распрощавшись с ним, я наконец отправился к тетушке Мейбл. Настроение у меня было превосходным: мысль моя вполне подтвердилась!

За городом оказалось просто замечательно, скорее всего, потому, что вокруг я не видел ни одной живой души. Быть может, стоит почаще выбираться на природу? Взять с собой сандвичи, найти уголок поглуше и спокойно посидеть, глядя, как течет река и резвятся стрекозы… Стоило мне подумать об этом, как меня с ревом обогнал мотоциклист. Хорошо еще, не по луже, не то славно отмытая вчерашним ливнем машина превратилась бы в бог знает что! Вот тебе и покой…

Дорога оставляла желать лучшего, но я к ней давно приноровился. Вот, наконец, и поворот к тетушкиному поместью. Впрочем, поместье – это громко сказано. Просто довольно большой особняк, окруженный в самую меру запущенным садом, чуть на отшибе от прочих. Прежде здесь жил мой дед, но уже отец перебрался в город, оставив дом сестре с семейством: у него не было ни малейшего желания вникать в хозяйственные мелочи или, скажем, отчитывать нерадивого садовника! Тетушка же занималась этим самозабвенно, благо содержание ей полагалось недурное, да и от покойного супруга кое-что осталось. Тот, кстати, был страстным лошадником. Быть может, Сирил удался в отца? Лошадей здесь теперь не держали, но азарт-то в крови остался!

Въехав во двор, я придирчиво огляделся. Хм… Кажется, оставшиеся от мужа деньги и рента, которую я, согласно отцовскому завещанию, регулярно выплачивал тетушке Мейбл, впрок не шли. Дом давно следовало выкрасить заново, сад был запущен намного больше, чем то допускали приличия, розовые клумбы навевали уныние.

У бывшей конюшни, переделанной в гараж, стоял не новенький блестящий «джинзи», который я запомнил по прежнему визиту, а видавший виды «плодд» с заметно проржавевшим задним крылом и лысыми покрышками. Судя по сопению и сдержанным ругательствам (не дай бог, услышит тетушка Мейбл!), с колымагой возился сам Сирил, видимо, пытался поменять колесо.

Верно, вот он высунулся из-за «плодда», заслышав ровное урчание мотора, и попытался изобразить приветственную улыбку. Я видел: его раздирают противоречивые чувства. С одной стороны, я не раз выручал его из неприятностей, с другой – при всяком удобном случае (когда рядом не было тетушки Мейбл, а ее я что-то не заметил) устраивал головомойку. Правда, безрезультатно: то ли из меня скверный проповедник, то ли Сирил пропускал мои слова мимо ушей.

– О, Виктор! – воскликнул он, ненатурально улыбаясь, и пошел мне навстречу. – Как я рад тебя видеть!

– Взаимно, – сказал я, хотя никакой радости не испытывал.

– Извини, не могу пожать тебе руку, – сказал он и показал перепачканные ладони, – видишь?

– Вижу, – согласился я. – Что это у тебя за антиквариат?

– А, достался по случаю! – Сирил улыбнулся еще шире. – Знаешь, как увлекательно приводить машину в порядок своими руками?

– Боюсь, я был лишен такого удовольствия. – Я умолчал о том, что как-то раз мне довелось срочно ремонтировать грузовик (это при том, что механик из меня никудышный), и все прелести данного занятия я прочувствовал сполна. Как ни странно, на этом грузовике даже удалось доехать до места назначения… Впрочем, это к делу не относится. – А где тетушка?

– Мама прилегла после обеда, – быстро сказал кузен. – У нее разболелась голова, и она решила вздремнуть.

Очень удачно! Кстати, я именно поэтому всегда стараюсь подгадывать свои визиты таким образом, чтобы не попасть на семейную трапезу. К сожалению, за столом тетушка Мейбл становится особенно невыносима.

– Сирил, – сказал я, – будь так любезен, поди вымой руки. Я хотел бы прогуляться и побеседовать с тобой кое о чем. И лучше в саду, чтобы не потревожить тетушку.

Кузен заметно спал с лица, но распоряжение мое выполнил, вернувшись через несколько минут уже чисто отмытым и переодевшимся.

– Рассказывай, Сирил, – сказал я, пресекая попытки кузена пойти со стороны моего незрячего глаза и крепко беря его за плечо.

– О чем?

– Обо всем. Что за акции, как ты умудрился вляпаться в эту историю, сколько задолжал? И, кстати, как там поживает закладная на поместье?

Сирил совсем сник и посмотрел на меня жалобно. Его взгляд мог бы растрогать даже налогового инспектора, но я превосходно знал кузена и не дрогнул.

Даже удивительно, насколько мы похожи внешне – оба высокие, сухощавые, голубоглазые, разве что Сирил немного поуже в плечах и черты лица у него помельче, – и насколько непохожи в жизни. Он – душа любой компании, порой мне кажется, что без общения кузен вовсе зачахнет. Я стараюсь как можно реже показываться на люди, шумных компаний мне когда-то хватило с лихвой. Он встречается то с одной, то с другой юной леди, причем умудряется расставаться с ними лучшими друзьями, но жениться не намерен (да и поди проделай этот трюк при живой и здравствующей тетушке Мейбл и отсутствии средств!). На меня обращают внимание женщины, но я предпочитаю коротать время в своей оранжерее либо отдавать должное одному респектабельному заведению, в котором не спрашивают имен гостей и не узнают завсегдатаев в лицо. Я – человек вполне обеспеченный, но никогда не трачу сверх необходимого. Он – самозабвенный транжира, способный промотать любое состояние (что он уже и сделал с отцовским наследством). Видимо, именно поэтому мой-то отец и оставил племяннику только кое-какие надежные вклады с умеренными процентами и без возможности воспользоваться основным капиталом – уж он-то Сирила видел насквозь! Любопытно перемешивается кровь…

– Я все еще жду, – напомнил я, крепче сжав плечо кузена. Вот еще одно отличие – он никогда не был поклонником физических упражнений. Я, в сущности, тоже, но у меня не было другого выбора. Так или иначе, при желании совладать с Сирилом я мог без особого труда.

– Это вполне приличное предприятие, – заговорил он. – Право, за первые месяцы мои вложения полностью окупились, и это было куда больше, чем я получаю со вкладов, оставленных мне дядей!

– И все эти средства ты немедленно вложил в дело?

– Ну разумеется! Разве ты сам так не поступаешь? – покосился на меня кузен.

Я не стал говорить о том, что предпочитаю хорошо известные солидные фирмы, а не сомнительного толка общества.

– И чем же занимается это замечательное предприятие? – спросил я.

– В основном поставками племенного скота, – ответил Сирил, а я чуть не споткнулся от неожиданности.

Хм, а ведь руна «феху» означает не только богатство и прибыль, но и, в самом буквальном значении, скот! Впрочем, в перевернутом виде она же символизирует неудачи и потери.

– Очень интересно! – произнес я. – Перспективное направление, насколько мне доводилось слышать. И какой же именно скот и куда они поставляют?

– По большей части они ввозят тонкорунных овец в Австралию, – выдал кузен, и я чуть было не споткнулся вторично. Он же продолжал: – Правда, в последнее время случились кое-какие затруднения, и выплата дивидендов приостановлена. Владельцы фирмы очень извинялись и даже просили акционеров о помощи: три их лучших скотовоза затонули у мыса Доброй Надежды… Ну и…

– И ты помог, – кивнул я, искренне стараясь не засмеяться.

– Ну конечно, затем ведь все будет по-прежнему, а мне пообещали премию – я все-таки нашел еще троих акционеров!

– И и все для того, чтобы помочь любимой конторе… как бишь ее? Рога и копыта?

– «ФФФ», – обиженно сказал Сирил.

– И сколько же ты потратил в общей сложности? О закладной и тетушкиных драгоценностях можешь умолчать, эти суммы она мне сообщила в письме.

Кузен помялся, посопел и назвал-таки цифру.

– Изрядно, – кивнул я. – Очень даже изрядно. А получил?

На этот раз ответ прозвучал уже менее уверенно.

– То есть ты, бедняжка, нынче в страшных убытках, – покачал я головой. – Даже машину пришлось продать, верно? Иначе зачем тебе та колымага?

– Ага, – понуро сказал Сирил. – Жаль было, но что делать?..

– А ничего, мой дорогой кузен, – ответил я жестко. – Идти и выкупать тетушкину мебель.

– Но на что?! – вытаращился он на меня.

– Сирил, мне очень жаль тебя огорчать, – сказал я, – но ты далеко не так умен, как кажется тетушке. Правда, хочу отдать должное, на этот раз ты меня едва не провел…

– Виктор, я не понимаю, о чем ты…

– Ты прекрасно все понимаешь, Сирил. Средства у тебя еще остались, но ты, раз уж мы прибегаем к аналогиям из животного мира, решил сделать из меня дойную корову. Ты ведь прекрасно знал, что я не смогу оставить тетушку без крова над головой и уж подавно не намерен существовать с вами под одной крышей. Следовательно, я либо выкупил бы поместье, либо обеспечил вас иным достойным жилищем. Тетушка, бедняжка, так доверчива… Уверен, стоило тебе посмотреть на нее жалобным взглядом, и она кинулась распродавать все вплоть до столового серебра! И еще, – добил я, – уверен, твой новенький «джинзи» стоит сейчас в гараже у какого-нибудь твоего приятеля. Может, даже перекрашенный.

Сирил сглотнул.

– Я ничего не скажу тетушке, – произнес я и повернул к дому. – Она вряд ли мне поверит, увы. Но если ты в ближайшую же неделю не выкупишь дом, я буду вынужден сообщить ей о твоем мошенничестве.

– Но откуда ты… – заикнулся он, чем выдал себя с головой.

– У меня свои методы, – ответил я. Очень полезно иметь кое-какие связи. Или поверенного с хорошими связями: его знакомый-банкир в обход правил сообщил, что на счетах моего кузена заметно прибыло средств, а вовсе не убыло, как обычно! – И еще, Сирил… Овец в Австралию завезли больше двухсот лет назад. Да и морские маршруты с тех пор сильно изменились… Передавай привет тетушке, а мне пора!

С этими словами я и убыл. Сирил трус, и я был уверен – закладную он выкупит. Но каков нахал!

Назавтра я наслаждался прекрасным чаем и просматривал утренние газеты. Внимание мое привлекла небольшая заметка далеко не на первой полосе. В ней коротко сообщалось о внезапном банкротстве некого акционерного общества, владельцы которого, разумеется, мгновенно исчезли с выручкой, оставив десятки людей бессильно негодовать.

Я рассмеялся и сложил газету. Как, должно быть, Сирил радуется сейчас, что не успел спустить последние деньги на акции «ФФФ»!

Глава 2. Уруз[2]

Тур – лютый зверь,

Свирепый рогач.

Странник вересковых равнин,

Его оружье в битве – рога.

Огромный, бесстрашный бык!

Старинная английская поэма

Утро выдалось удивительно солнечным, что в наших краях является несомненным подарком судьбы. Я был особенно рад: сегодня мои крошки смогут обойтись естественным освещением, и это замечательно, поскольку никакие, даже самые современные электрические лампы не могут заменить настоящего солнечного света. Конечно, солнце здесь не столь горячо, как на родине моих малюток, но достаточно яркое. А уж согреть воздух вовсе не сложно! Кроме того, кое-какие мои питомцы и вовсе не нуждаются в тропической жаре. Она им может попросту навредить! Помню, я вдоволь намучился, разделяя оранжерею на несколько отсеков: в каждом требовалось поддерживать нужную температуру. И если зимой с этим особенных проблем не возникало, то вот остудить кое-какие из них летом было куда сложнее. Приходилось уносить бедняжек внутрь дома, где толстые каменные стены не пропускали губительной для них жары. К счастью, далеко не всякое лето баловало нас подобной погодой, а со временными неудобствами легко было смириться…

Расположившись в любимом кресле, я лениво просматривал утренние газеты. В стране и в мире не происходило решительно ничего интересного, и это меня вполне устраивало. Хватит с меня разных… интересностей! Городские сплетни меня мало занимали, новости тоже, вот разве что биржевые сводки следовало просмотреть повнимательнее, каковому занятию я и отдался со всем тщанием и так увлекся, что не сразу услышал осторожное покашливание.

– Что такое, Ларример? – удивился я.

Дворецкий крайне редко позволял себе нарушать мое уединение, и только по веским поводам, однако сейчас он всего лишь принес еще одну газету, причем держал ее кончиками пальцев, на отлете, как дохлую мышь. На лице Ларримера было написано крайнее неодобрение.

– Сэр, – сказал он, – если мне будет позволено заметить…

По опыту я знал, что даже если ему не будет позволено, Ларример все равно найдет способ донести до хозяина свое мнение. Проще было выслушать его сразу.

– Да-да?

– Сэр, по моему глубочайшему убеждению, такому почтенному джентльмену, как вы, следовало бы отказаться от подписки на этот… листок, – он брезгливо покосился на газету.

– Ларример, вы не могли бы объяснить поподробнее, чем вас так расстроило несчастное «Зеркало»? – Мне стало любопытно.

– Видите ли, сэр, – сказал дворецкий, – мне потребовалась газета, и я позволил себе взять один из старых номеров, чтобы…

– Ларример, мне совершенно не интересно, зачем вам нужна была газета! – поморщился я. – Тем более, если это… да, номер недельной давности. Ближе к делу, прошу вас!

– Так вот, сэр, – невозмутимо продолжал он, – развернув ее, я случайно ознакомился с содержанием рекламных объявлений. Должен вам сказать, сэр, что во времена старого хозяина подобное было бы решительно невозможно! А поскольку вы – достойный наследник семьи, то…

– Да-да, я должен вести себя подобающе, – кивнул я, листая сегодняшний номер «Зеркала» в поисках страницы с объявлениями. – Хм… Продается дом… Некое семейство ищет гувернантку для мальчика пяти лет, непременно миловидную француженку не старше двадцати пяти… уж не папаша ли давал объявление?

– Сэр!

– Я шучу, Ларример! Так, предлагается выездная коляска и пара прекрасных лошадей… да на их содержании разориться можно! Опытная домработница ищет место, рекомендации в наличии… Автомобили компании «Трагар» – лучшие в мире… как же, знаю я их колымаги. Полчаса едут, три – чинятся… Патентованное средство для роста волос для мужчин и женщин… угу, от такого, пожалуй, и облысеть недолго! Ларример, я никак не возьму в толк, что вас так возмутило?

– Взгляните на обороте, сэр, – нахмурился он. – Это еще не всё!

Я перевернул страницу.

– А-а…

Ну, теперь мне было доподлинно ясно, что так взволновало старого дворецкого. Прямо посредине газетного листа красовалось большое объявление (а рекламное место нынче недешево!). Стилизованный рисунок изображал дамский корсет во всех подробностях, вокруг роились ангелочки с садовыми лейками в руках и зачем-то оный корсет старательно поливали. Ах вон оно что! «Нержавеющие корсеты «Риофрю» – лучший выбор для современной дамы!» Надо же, чего только не придумают… Они что, полагают, дама отправиться купаться прямо в этом сооружении? Хотя она ведь может попасть под дождь… Или они имели в виду материал? Ну, тогда это уже «железная дева» какая-то! Может, он еще и пуленепробиваемый? Хотя зрелище, наверно…

Отогнав излишне фривольные мысли, я обратился к Ларримеру:

– По-моему, очень забавная картинка. Не вижу в ней ничего предосудительного. Смотрите, на ангелочках даже фиговые листики есть…

– Сэр, вы снова изволите шутить! – с горечью сказал дворецкий. – В прежние времена никто и помыслить бы не посмел выставить… выставить… это на всеобщее обозрение!

– Бросьте, Ларример, – засмеялся я. – Все течет, все меняется… Смотрите, вон еще реклама парижских шелковых чулок, которые не рвутся ни при каких обстоятельствах!

– Сэр!

– И замечательных кальсон со штрипками, для настоящих джентльменов, – добил я. – Ну право, вас же никто не заставляет разглядывать все эти картинки?

– Нет, сэр, но вы, как достойный…

– Будьте спокойны, Ларример, я вообще не заглядываю на страницы с объявлениями, – сказал я. – Что я там потерял?

Кажется, мои слова немного его успокоили, но только немного.

– Но, может быть, все-таки вы откажетесь от подписки, сэр? – жалобно спросил он.

– Ну уж нет! В «Зеркале» печатают самые полные биржевые сводки, – отрезал я. – И еще дают объявления о конкурсах общества цветоводов и…

Тут я понял, что конспиратор из меня никудышный…

– Но это же на первой странице, – поспешил я добавить, – а там нет никаких… хм… безобразий. Успокойтесь, Ларример, все в порядке!

– Да, сэр, – произнес он голосом, полным скорби, и удалился, по-прежнему держа злосчастную газету за уголок.

Правда, минут через пять он вернулся.

– Сэр…

– Что такое, Ларример?

– Письмо, сэр. Ума не приложу, как я мог пропустить его… Должно быть, выронил: оно лежало у самой двери…

– А, бросьте казниться, – сказал я и взял плотный конверт коричневой бумаги. Ну да, все верно, Виктору Кину, эсквайру, лично в руки. Интересно, что там?

В конверте оказалась некая брошюра. Обычно я выбрасываю рекламные проспекты, не читая, но на этот раз почему-то решил взглянуть. Наверно, на меня подействовала беседа с Ларримером. Итак…

Через полминуты я понял, что моя привычка избавляться от таких брошюрок немедленно очень верна. Кто только сочиняет подобную чушь?! «Всего лишь короткий курс лечения нашим препаратом, и ваша мужская мощь возрастет стократно!» Дальше было еще несколько скабрезных абзацев, восхваляющих чудодейственное средство, делающее мужчину неотразимым, и кратенькое примечание: дескать, препарат еще и избавляет от любых нежелательных последствий, коим чреваты случайные связи… И да, рисунки там тоже наличествовали.

Фу ты, ну и пакость! Теперь понятно, почему «лично в руки»: не приведи боже, подобное попадется на глаза какой-нибудь даме… Но откуда у этих мошенников мой адрес? А, впрочем, они, должно быть, рассылают свои брошюрки по списку из адресной книги…

Как нарочно, камин не горел: сегодня было слишком тепло. И как прикажете избавляться от этой гадости? Если Ларример ее увидит, боюсь, я попросту лишусь дворецкого!

Пришлось спрятать конверт со всем содержимым между книгами. Главное, не забыть потом сжечь его!

Следующие несколько дней не были примечательны совершенно ничем, если не считать радостного события – на моей прекрасной Neolloydia conoidea наконец-то раскрылся восхитительный цветок! Признаться, я уже и не надеялся, что она когда-нибудь расцветет, и это стало для меня приятной неожиданностью.

Ну а в субботу меня ждало интереснейшее мероприятие: цветоводческая выставка в нашем ботаническом саду. Конечно, сам я участвовать не собирался: во-первых, я старался не афишировать свое увлечение (у меня и без того репутация несколько эксцентричного джентльмена), во-вторых, пришлось бы вынести наружу моих нежных питомцев, а весна хоть и выдалась теплой, но только для местных уроженцев. Боюсь, даже недолгое пребывание на открытом воздухе могло бы стать губительным для многих моих подопечных.

Итак, я мало рассчитывал увидеть новые экспонаты – кактусами в наших краях, по-моему, занимаются всего несколько человек (с ними я состою в переписке), и у них нет ничего такого, чего не оказалось бы в моей коллекции. (По правде сказать, я стараюсь поменьше упоминать об имеющихся у меня редкостях, чтобы не вызывать профессиональной зависти, а лишь поддерживаю беседы о тонкостях ухода за нашими колючими любимцами и делюсь небольшими секретами – все для ради питомцев!) Но вдруг?.. Кроме того, я ничего не имею против других растений и всегда рад полюбоваться роскошной геранью или благоуханными гиацинтами.

Тщательно собравшись (и не забыв проверить, все ли у меня в порядке с глазами), я собрался отправляться.

– Ну и времена пошли, – ворчал Ларример, подавая мне легкое элегантное пальто. – Вот при старом хозяине в этакое место только господ пускали, да и то с разбором… А теперь – глядите-ка! Набежит толпа не пойми кого, чего доброго, какую-нибудь леди толкнут или вовсе своруют что-нибудь…

– Боже мой, Ларример! – вздохнул я. Мой дворецкий неисправим, но я к нему давно привык. – Не беспокойтесь, у входа дежурят констебли, вовсе уж скверно одетую публику они не пропустят. Я уж молчу о подозрительных личностях! Более того, вход платный, средства, кажется, пойдут на благотворительные цели… Не переживайте так.

– Как прикажете, сэр, – сказал он, открывая дверь, и его седые бакенбарды встопорщились от сдерживаемого негодования. – Сэр! Возьмите трость!

– Ларример, ну зачем она мне? – взмолился я, но он уже протягивал мне отцовскую трость с серебряным набалдашником в виде львиной головы.

– У вас с нею исключительно элегантный вид, сэр, – довольно сказал дворецкий.

«Ладно, я всегда могу забыть ее в машине», – подумал я и отбыл.

У входа в ботанический сад уже было многолюдно, мне пришлось оставить автомобиль неподалеку и немного прогуляться. И да, я все же захватил трость: во-первых, кто-нибудь может польститься на дорогую вещь, а это все-таки память об отце, а во-вторых, зачем мне выбитое стекло в машине? Судя по тому, как посматривали на меня дамы, вид у меня и впрямь получился солидный и весьма привлекательный… Впрочем, они и так частенько на меня посматривают.

Уплатив за вход, я направился по аллее, раскланиваясь со знакомыми и время от времени перебрасываясь с кем-нибудь парой слов о погоде. Вступать в длительные беседы у меня не было никакого желания.

Я миновал первый павильон, где глаз ласкали буйные переливы пышных соцветий гераней, затем окунулся в кружащий голову аромат павильона весенних цветов: острый запах гиацинтов пастельных расцветок; почти незаметный среди остальных, горьковатый – нарциссов. Здесь же красовались великолепные тюльпаны (особенно гордо выглядел владелец нескольких черных махровых цветов), еще какие-то неведомые растения… Каюсь, я скверно разбираюсь в первоцветах, но этот запах спутать не мог ни с чем!

Здесь собралась небольшая толпа, но природа наделила меня изрядным ростом, и я сумел заглянуть поверх голов собравшихся. Ландыши! Вот это сюрприз! Впечатленно покачав головой, я отправился дальше.

Вот павильон с розами – их оказалось немного, пока ведь не сезон, а мало кто содержит теплицы, но там нашлись премилые миниатюрные создания. Розы я люблю, они напоминают мне моих питомцев наличием шипов… Тут же разместились дивные в своей холодной красоте гардении с их будто восковыми листьями, азалии…

Наконец я добрался до павильона с экзотическими растениями. Попадались мне уже виденные когда-то и вовсе неведомые – это было любопытно. Но, конечно, ни одного кактуса, если не считать огромного молочая, выдаваемого за оный кактус. Увы! Выглядят они и впрямь похоже, но уж я-то не спутаю! Разумеется, я промолчал: большинству это безразлично, а чего ради портить настроение публике и владельцу?

На одной из площадок царило сущее столпотворение: дамы восторженно ахали, господа впечатленно вздыхали. Снова меня выручил рост: я увидел под стеклянными колпаками замечательные орхидеи. Рядом стоял бдительный хозяин. Не представляю, каких трудов стоило ему доставить эти капризные растения в ботанический сад по нынешней-то погоде! Насколько я помню, далеко не все они хорошо переносят прохладу…

Тут я заметил знакомую фигуру и попытался было ретироваться, но было поздно. Ко мне приближалась миссис Таусенд, волоча на буксире несчастного супруга.

– Миссис Таусенд, – приподнял я шляпу. – Инспектор…

– Мистер Кин! Рада видеть вас! – воскликнула она, дама дородная, рослая и, судя по всему, сильная. – Я знала, что непременно увижу вас сегодня, вы ведь не пропускаете ни одной выставки!

– Равно как и вы, миссис Таусенд, – улыбнулся я. О да, супруга инспектора была без ума от гераней, и ее растения неизменно брали призовые места. – Позвольте поинтересоваться, как нынче ваши успехи?

– Две розетки, мистер Кин, – рассмеялась она. – Еще бы одну, и я побила бы собственный рекорд, но увы, я не могла захватить малютку Рози – места в машине не хватило…

Я подавил смешок: миссис Таусенд тоже давала имена своим растениям. В этом мы с ней были совершенно одинаковы!

Инспектор испустил мучительный вздох. Он был абсолютно равнодушен к цветам, но вынужденно сопровождал супругу и, более того, грузил ее ненаглядные герани в автомобиль и выгружал их лично – прислуге это не доверялось.

– А как ваши дела, инспектор? – учтиво спросил я, но в этот момент миссис Таусенд тихонько взвизгнула.

– Что случилось, дорогая? – встревожился он.

– Джордж… – прошептала она, наклоняясь к самому его уху, но я расслышал. – Джордж, мне показалось, что меня кто-то… потрогал…

Инспектор резко развернулся, но позади все та же толпа восхищалась орхидеями.

– Тебе показалось, милая, – сказал он уверенно. – Просто кто-то был не слишком осторожен. Давай отойдем в сторону… – И продолжил без перехода: – А дела мои, мистер Кин, из рук вон плохи!

– Даже так? – поразился я. Обычно инспектор не жаловал меня откровениями. Да он вообще меня не жаловал!

– Увы, – мрачно ответил он. – Дорогая, а почему бы тебе не взглянуть на вон ту замечательную пальму поближе? Кажется, я вижу на ней цветок!

Понятливая миссис Таусенд (все-таки супруга полицейского!) немедленно отошла. Я насторожился: похоже, инспектор намерен был затронуть щекотливую тему, каковые не принято обсуждать при дамах.

– Что-то стряслось на службе? – осторожно спросил я.

– Да… – махнул он рукой и помрачнел. – Участились случаи нападения на женщин. Хуже того, мистер Кин, есть и убитые, причем перед смертью их… хм…

– Я понял, – поспешно сказал я. Да уж, если это не неприятности, то не знаю, что ими и назвать! – И никаких идей, кто бы мог это делать? Быть может, маньяк?

– Мистер Кин, ну вы-то уж не лезли бы! – нахмурился инспектор. – Без вас как-нибудь разберемся, все управление на ушах стоит… – Тут он сменил гнев на милость. – Не похоже на маньяка. Modus operandi разный в большинстве случаев. Может он, конечно, маскируется, но от этого не легче – такую хитрую тварь поди поймай! Вон, в Лондоне так и не изловили…

– Да, я читал об этом, – кивнул я. – Что ж, могу только пожелать вам успехов, инспектор, в вашем нелегком деле!

– И на том спасибо, – буркнул он. – Только попрошу не распространяться об этом! Паники еще не хватало!

– Инспектор, я ведь даже из дома редко выхожу, – развел я руками. – Какое там…

И тут раздался возмущенный крик. Инспектор снова резко развернулся, я от неожиданности налетел на него, и глазам нашим открылось престранное зрелище: некий прилично одетый джентльмен, отчего-то страшно раскрасневшийся, самым непристойным образом обнимал расфранченного юношу и, стыдно вымолвить, оглаживал его в таких местах, какие и упоминать не принято! Симпатичный юноша в модной шляпе и шикарном вишневом пальто отбивался, как мог, но силы были неравны. Мужчина зарычал и усилил напор.

Публика отвлеклась от орхидей…

– Эй, прекратите безобразие! – грозно рявкнул инспектор, направляясь к хулигану. – Мистер, вы что, пьяны?!

Собственно, а что еще можно было предположить?

Инспектор схватил мужчину за плечо и попытался оторвать от перепуганного юноши. Не тут-то было! Думаю, воспоследовала бы свалка, но тут незнакомец вдруг отпустил жертву и развернулся к инспектору. Физиономия его сделалась багровой, он выпучил глаза налившиеся кровью глаза, а из ноздрей, по-моему, шел пар, как у разъяренного быка…

И не успел никто опомниться, как этот странный тип набросился на Таусенда, но, по-моему, с несколько иными намерениями, чем на помятого юношу, отступавшего бочком под защиту толпы. Инспектору силы не занимать, но дебошир был силен… ну да, как бык, и ревел так же. Ничего другого мне в голову не пришло.

Завязалась безобразная потасовка, в которую никто не рисковал вмешаться, и вот уже незнакомец принялся душить инспектора! Кажется, кто-то побежал за констеблями, но пока еще они явятся!

Я увидел, как от пальмы в дальнем конце павильона спешит миссис Таусенд, размахивая ридикюлем, и в этот момент вдруг вспомнил, что сжимаю в руке отличную трость. Зайти к незнакомцу со спины было проще простого, он ничего не видел по сторонам. Я коротко размахнулся и… тяжелый набалдашник моей трости обрушился на голову мерзавца одновременно с ридикюлем миссис Таусенд. Честное слово, не знаю, кто из нас его уложил…

Поверженный драчун оказался на земле. Побагровевший инспектор, потирая горло, повернулся ко мне и хрипло выговорил:

– С-спасибо, Кин…

Ну и разумеется, миссис Таусенд не нашла лучшего момента, чтобы свалиться в обморок!

Невдалеке заливались свистки опоздавших к веселью констеблей…

Происшествие это отравило мне все удовольствие от цветочной выставки и погожего субботнего дня.

Инспектор Таусенд, отправив дебошира в участок под конвоем констеблей, остался успокаивать супругу. Мне же пришлось отправляться в полицейское управление, дабы изложить и подписать свои свидетельские показания.

Сам инспектор сделать этого не мог, и не только потому, что с точки зрения закона считался лицом пристрастным, а еще из-за того, что миссис Таусенд никак не могла пропустить церемонию награждения. Признаться, мне не понять такого тщеславия. Какая разница, оценил ли кто-то мои достижения? Главное, что они есть!

В полиции меня встретили с распростертыми объятиями: к моим услугам было кресло, больше напоминающее пыточное приспособление, чашка слабенького, еле теплого чая и приятнейшее общество инспектора Деверелла. Этот милейший господин руководствовался принципом «Если вы не подозреваемый – это не ваша заслуга, а наше упущение», и держался так, будто подозревал меня в преступном сговоре с драчуном, посмевшим напасть на инспектора Таусенда. Впрочем, до применения физических аргументов он не опускался, а риторикой меня не пронять. Я же упорно смотрел на Деверелла одним глазом, чем, кажется, окончательно довел его до белого каления.

– Смотрите мне в глаза, будьте любезны! – не выдержал он наконец.

– Простите, это невозможно, – улыбнулся я в ответ.

– Это почему же еще?! – возмутился инспектор.

Вместо ответа я вздохнул и вынул искусственный глаз. Знаю, на неподготовленных людей это производит сильное впечатление.

– Сложно смотреть одним в два, – счел я необходимым заметить, видя, что Деверелл онемел.

– Ну что ж… – выдавил он. – Продолжим…

В конце концов, инспектору пришлось меня отпустить (видимо, за недостаточностью улик). Сверившись с часами, я выяснил, что визит в полицию отнял у меня порядочно времени, так что к обеду я опоздал. Ларример наверняка будет в ярости!

Молоденький констебль, которому было велено проводить меня на выход, весьма рьяно отнесся к этому поручению. Он зачем-то повел меня к черному ходу (видимо, опасаясь, что у главного входа может притаиться засада).

Обстановка в полицейском управлении, надо признать, навевала самые унылые мысли: серые панели на стенах (трудно сказать, какими они были прежде, но теперь вытерлись до такого вот мышиного оттенка), немаркие темно-зеленые ковры и чахлый Neolloydia conoidеa у зарешеченного окна, выходящего на соседний дом.

Разумеется, мимо такого издевательства над несчастным растением я пройти не мог!

– Констебль, будьте так любезны, переставьте горшок с этим милым растением в более солнечное место! – попросил я, останавливаясь, чтобы погладить бедный кактус. Клянусь, он почти мурлыкал под моими пальцами!

– Сэр, попрошу не останавливаться! – ломким баском возмутился он неожиданной остановке, чуть ли не подталкивая меня в спину.

– Только при условии, что вы сегодня же переставите цветок! – потребовал я сурово. Как ни жаль, от идеи умыкнуть бедолагу на глазах у блюстителя порядка пришлось отказаться…

– Как скажете, сэр! – кажется, несчастный готов был пообещать мне все, включая свою бессмертную душу.

Довольно кивнув, я направился к лестнице. Нужно не забыть в следующий раз осведомиться о дальнейшей судьбе бедняжки Neolloydia conoidеa. А я не сомневался, что следующий раз таки воспоследует…

Домой я добрался уже затемно. На стук дверного молотка (кстати, надо бы заменить его на современный электрический звонок, но Ларример наверняка воспротивится такому нововведению) долго никто не отзывался.

Наконец Ларример со скорбным видом распахнул дверь.

– Вы вернулись, сэр? – спросил он так, словно мне лучше было бы не возвращаться вовсе.

Хм, почему я чувствую настоятельную потребность извиниться?

– Дела, Ларример! – ответил я как мог более небрежно. – Представляете, на инспектора Таусенда напали прямо на выставке!

– А ведь я говорил вам, сэр! – тут же приосанился дворецкий. – На такие мероприятия нельзя пускать всяких уличных оборванцев! Простите, сэр.

– Полно вам, Ларример, – отмахнулся я. – Тот господин был вполне прилично одет и даже, кажется, надушен.

В памяти всплыл навязчивый запах, исходящий от хулигана. Пот, несомненно, однако свежий, и еще какой-то странно знакомый аромат.

Впрочем, Ларример был не расположен рассуждать о парфюмерии.

– Сэр! – начал он сурово, помогая мне снять пальто. – Вынужден заметить, что обед остыл!

Судя по его тону, это событие по трагичности приравнивалось к гибели Помпеи.

– Ничего, сделайте мне несколько сандвичей и горячего чаю! – попросил я. – На улице сегодня свежо.

– Как прикажете, сэр! – ответствовал Ларример и с тем и отбыл.

Если бы я обладал чуть менее крепкими нервами, мне наверняка кусок бы не лез в горло. Ларример взирал на остывшую курицу, возлежащую на серебряном блюде в центре стола так, словно она была его убиенной племянницей. Или даже дщерью.

После трапезы я перебрался в оранжерею – в обществе моих милых питомцев мне куда лучше думается. Пожалуй, нужно позаботиться о новом доме для малышки Анны: Astrophytum следует пересаживать каждые пять-шесть лет. Да и роскошный Джеймс, мой любимец Coryphantha, что-то загрустил…

* * *

Эта история никак не давала мне покоя. Вертелась в голове какая-то мысль, но я не мог ее уловить, и это ввергало меня в беспокойное расположение духа. А в таком состоянии я склонен к спонтанным поступкам, о которых порой сам потом сожалею.

Вот и сейчас, не выдержав, я быстро собрался и отправился… разумеется, в полицейское управление. На мою удачу, инспектор Таусенд оказался на месте и согласился меня принять.

– Мистер Кин, – сказал он, когда мы обменялись приветствиями, – и что же привело вас сюда вновь? Мой коллега сказал, после беседы с ним вы вылетели прочь пулей!

– Скорее, меня вытолкали взашей, инспектор, – печально сказал я. – А вообще-то я к вам по делу.

– Да ну? – поразился он, внимательно приглядываясь ко мне. Интересно, Деверелл рассказал ему о моем фокусе или нет? Таусенд-то знает лишь о том, что я слеп на левый глаз, а вот о прочем не осведомлен. – И что же стряслось? Вас обокрали? Или, может, машину угнали? Или что-то снова случилось с вашим кузеном?

– Боже упаси! Я, инспектор, явился к вам, чтобы выручить одного несчастного узника…

– Какого еще узника? – вытаращился на меня Таусенд.

– Невинно страдающего, – скорбно сказал я. – Находящегося на грани гибели…

– Мистер Кин, вам голову не напекло, часом? – заботливо поинтересовался инспектор, потом посмотрел в окно: сегодня было пасмурно. – Или, может, жар у вас?

– Ничего подобного, – заверил я, сдерживая улыбку. – Просто, когда я был здесь в прошлый раз, то увидел совершенно заморенный экземпляр Neolloydia conoidеa…

– Какая еще конно-идея?! – возопил замученный Таусенд. – Вы издеваетесь, что ли?

– В мыслях не было! Простите за профессиональный жаргон… Видите ли, там у вас на одном подоконнике стоит кактус, почти уже погибший. А я, между нами, большой их любитель. Вот, зашел спросить, нельзя ли мне его… хм… спасти? Нет, разумеется, если он проходит по инвентарным спискам…

– Вы меня уморите, мистер Кин, – расслабился инспектор.

– Я готов возместить ущерб или, скажем, приобрести для украшения коридора какое-либо тенелюбивое неприхотливое растение…

– Да заберите так! – махнул он рукой. – Я сам не знаю, откуда здесь эта колючка. Может, от предшественников осталась… И надо было такого наболтать, а?! Узник, понимаешь…

– Благодарю, инспектор! – воскликнул я. – А как поживает другой узник?

– Еще кактус? – нахмурился он.

– Да нет же, тот сумасшедший, который вас едва не придушил. Он кто? Беглый каторжник?

– Бросьте, – махнул рукой Таусенд. – Самый обыкновенный бакалейщик. Как в себя пришел, штраф уплатил, так и выпустили.

– Но он ведь на вас напал! – заметил я.

– Я же не при исполнении был, – вздохнул инспектор. – А ловко вы его! Надо себе тоже трость завести…

– Благодарю, – скромно ответил я. – Надо же… бакалейщик! А может, он сумасшедший?

– Нормальнее нас с вами, – сделал мне сомнительный комплимент Таусенд. – Доктор его осматривал. И раньше, этот Питерсон говорит, никогда с ним такого не было. Наверно, припадок случился – там в павильоне духота-то какая!

– Да, это верно. Ну, хорошо, что все обошлось, – улыбнулся я и поднялся, прощаясь. – Благодарю за кактус, инспектор!

Он только фыркнул в ответ, а я забрал с памятного подоконника (давешний констебль выполнять свое обещание не спешил!) колючего страдальца и преспокойно вышел из здания. Констебль у входа (другой, постарше), даже внимания на меня не обратил, будто у джентльменов нынче в моде прогуливаться с кактусами наперевес!

Итак, узнал я не очень много, но достаточно. Много ли в городе бакалейщиков? Думаю, достаточно. А по фамилии Питерсон? Вряд ли! Можно спросить в первой же бакалейной лавке, конкурентов все знают, да и в лицо я его помню…

– Ну что, Конно-идея? – весело спросил я у кактуса, пристроив его на заднем сиденье. – Поедем искать нашего бакалейщика!

Я решил проехаться по лавочкам и порасспрашивать местных обитателей. Надо сказать, мой сверкающий автомобиль, медленно ползущий по узким улочкам не самых респектабельных кварталов, производил неизгладимое впечатление на местных обитателей. Кактус на сиденье – тоже. Мальчишек за мной неслось десятка два, никак не меньше! Кстати, а это мысль!

– Эй, – окликнул я ближайшего пацана и показал ему монетку. – Знаешь, где живет бакалейщик Питерсон?

Тот огорченно помотал головой.

– Я! Я знаю! – вперед протолкался оборванный, но очень бойкий рыжий мальчуган. – Через улицу от нас!

– Дорогу показать сможешь? – Вряд ли бы я понял его путаные объяснения, а плутать не хотелось.

– Конечно, мистер!

– Тогда беги вперед и показывай, – кинул я ему монету. – Приведешь, получишь еще!

Наверно, он рассчитывал, что я впущу его в автомобиль, но нет уж, потом сиденья не отчистишь…

Мой маленький проводник не подвел, вскоре я уже затормозил возле небольшого домика. Кажется, лавка уже не работала, во всяком случае, покупателей я что-то не приметил.

– Там он, там! – запрыгал мальчишка, сунув нос внутрь. – Он допоздна торгует! Давайте монету, мистер!

– Лови, – сказал я, выбираясь из машины. Потом подумал и прибавил еще одну. – Присмотри, чтобы до автомобиля никто не дотрагивался.

– Непременно, мистер! – обрадовался очередному заработку парнишка, а я, осторожно придерживая полы светлого пальто, подошел к двери лавочки.

Обычно в бакалейных лавках стоит приятный аромат кофе, шоколада, мука – и та придает воздуху своеобразный, чуть пыльный запах, но здесь все было иначе.

«Похоже, хозяину пора проверить срок годности консервов», – подумал я, смерив взглядом пирамиды банок и склянок, и сдерживаясь, чтобы не поднести руку к лицу. А лучше – вульгарно зажать нос!

Хотя нет, это не был запах испорченного паштета (не то чтобы я был специалистом по этому запаху, но все же…). Мне уже приходилось обонять нечто подобное, но где и когда?

Хозяин скучал за прилавком. На лице его была написана вселенская тоска, и немудрено: ни единого покупателя! Впрочем, я не удивлен…

– Сэр? – встрепенулся он, когда звякнул колокольчик над дверью. – Что вам угодно?

– Это вы – Питерсон? – спросил я, чтобы исключить любую возможность ошибки. В лицо-то я его узнал, но бывают же похожие люди! Я ведь его тогда не слишком пристально разглядывал, не до того было.

– Да, сэр, – нахмурился он.

– О! Вы-то мне и нужны, – сказал я, подходя ближе. Запах сделался сильнее, и я решил остаться, где стоял. – Это ведь вы были на цветоводческой выставке недавно? И напали на человека?

– Вы из полиции, сэр? – мрачно спросил он. – Или это я на вас напал? Так я ведь все уже рассказал, штраф заплатил… Говорю ж, ничегошеньки не помню! Помрачение какое-то нашло, и вас я тоже не помню, уж простите!

– Да что вы, Питерсон, – махнул я рукой. – Это я должен перед вами извиниться!

– Сэр?! – Глаза у него полезли на лоб, а буйные нечесаные волосы чуть не встали дыбом.

– Да-да. Видите ли, это я вас ударил, чтобы остановить! – О миссис Таусенд я благоразумно умолчал. – Надеюсь, не слишком сильно?

– Что вы, сэр… – пробормотал он и взъерошил шевелюру волосатой ручищей. – Ну, шишка вскочила, подумаешь… Хорошо, что стукнули, не то неизвестно, до чего бы дело дошло! Грех бы на душу взял!

– Ну там уж полисмены бежали, оттащили бы, а я лишь немного поторопил события. И, поверите ли, места себе не находил – рука-то у меня тяжелая! В полиции сказали, что вас отпустили, вот я и разыскал вас, чтобы удостовериться – вы в полном здравии.

– Да вроде того… – вздохнул он.

– Но что же это с вами такое приключилось? – не отставал я. – Не от духоты ли?

– Да что ж он, сэр, барышня какая, чтоб от духоты сомлеть? – раздался въедливый женский голос, и в лавке появилась крепкая женщина средних лет, должно быть, супруга Питерсона. Довольно привлекательная, должен отметить, но, видно, держит муженька под каблуком. – Он давно уже на людей бросается!

– Да-а? – заинтересовался я, а бакалейщик начал ковырять прилавок крепким ногтем. – А мне сказали, доктор никакой болезни не нашел…

– Так он здоровей быка! – высказалась миссис Питерсон. – Ясное дело, нету у него никаких болезней! Разве что…

Тут она замялась.

– Что такое? – мягко спросил я.

– Мать! – Наверно, Питерсон хотел рявкнуть, но вышло почему-то жалобно.

– Немощь на него напала, – сообщила словоохотливая женщина. – Так это уже прошло! Лекарство выпил – и прошло. Лучше б не пил, ведь покоя не дает!

Да, в приличном обществе миссис Питерсон делать нечего… В ином случае я развернулся бы и ушел, но сейчас я должен был докопаться до сути!

– Лекарство? Что это же за волшебное средство? – старательно удивился я.

– А порошочек, – охотно ответила она, решив, видимо, что на меня тоже «напала немощь». – Несколько раз принял – и все, и отбоя нет! Я уж сперва обрадовалась, прямо молодость вспомнила, а потом аж взвыла! Днем по хозяйству крутишься, ночью тоже покоя не дает, где мне сил-то взять? Это он, бугай здоровый, за прилавком стоит, а я?.. А поди откажи – прям звереет! Пару раз чуть не прибил, окаянный!

У меня начало светлеть в мыслях.

– Мать!.. – прохрипел багровый бакалейщик.

– Еще и нести от него стало, как от душного козла, – припечатала миссис Питерсон. – Не настираешься! И всех покупателей распугал!

И тут я вспомнил этот запах. Тот самый, что обонял в цветочном павильоне! Значит, так пахло от Питерсона… Интересно, почему?

– А раньше ваш муж проявлял агрессию? – спросил я, увидел в глазах женщины непонимание и поправился: – Поднимал на вас руку?

– Да попробовал бы только! – подбоченилась она. – Я б ему сковородкой сразу!.. А под подушку-то ее не положишь! Да и… побоялась бы я. Он какой-то чумной делается, ничего не соображает, слов не слышит, прет дурниной…

– Прямо как в этот раз… – пробормотал я и посмотрел на Питерсона. Тот понурился. Ну верно, не всякий день супруга отчитывает его перед заезжим господином, да еще с такими подробностями! (Вот именно поэтому я давным-давно дал зарок не жениться ни при каких обстоятельствах. Кактусы, по крайней мере, молчат о наших с ними отношениях!) – Любезный, а там, в павильоне, с вами произошло что-то подобное?

Он побагровел еще сильнее, хотя, казалось, куда уж больше?

– Просто очень уж странно все это выглядит, – продолжал я. – Жену вы, я вижу, любите, живете в согласии, и вдруг… Пострадавший… я имею в виду первого, который отделался легким испугом, – он что, напомнил вам супругу?

Юноша в вишневом пальто даже отдаленно не походил на миссис Питерсон, но я решил – уж блефовать так блефовать!

– Н-нет… – выдавил бакалейщик. – Я сам не понял, чего это вдруг… Вижу – красное, ну и… А тут инспектор, а у меня уже глаза пелена застила, тоже красная, я и не соображаю, что делаю, чувствую только – оттаскивают! Ну и…

– То есть в неконтролируемое буйство вы впадаете в случае отказа, – резюмировал я. – И началось это не так давно…

– Да он всегда был телок телком, – вставила миссис Петерсен. – А тут вдруг раздухарился на старости лет!

– Очень интересно! А порошочка у вас того не осталось, случайно?

– Нет! – отрезала она. – Я все сразу в уборную и выкинула! Годы наши уже немолодые, лучше так будем век коротать, чем этакая стыдобища! В полицию забрали! Да за что! Сраму-то…

– А где вы это снадобье купили? – спросил я бакалейщика, и тот подробно объяснил. Адрес был мне поразительно знаком – тот самый, из брошюрки! – И откуда вы узнали о нем?

– Так в письме было. У нас тут на улице, почитай, всем мужикам прислали, – выдавил он.

– Прелестно… – сказал я. – Ну что ж… А когда вы там побывали, ничего необычного не заметили?

– Необычного? – Питерсон снова почесал в затылке. – Ну… Там один ошивался такой, странноватый тип. Наверно, из художников, у них у всех гривища – во!

– Да у вас, любезный, и у самого шевелюра – дай бог каждому, – усмехнулся я.

– Да-а, чего-то я оволосел… – признался тот. – То борода, почитай, не росла, а теперь – во какой веник! Бритвы тупятся!

– А почему вы решили, что в том заведении был именно художник?

– А пальцы в краске, – ответил он. – Но не маляр же! По-господски одет, вот вроде вас. Только не такой аккуратный. Сидит, понимаешь, без пиджака, как у себя дома, и с хозяином болтает. По имени его называл…

– Еще интереснее… Ну что ж! – сказал я. – Искренне надеюсь, что с вами впредь не произойдет никаких неприятностей. Всего доброго!

Выйдя из лавки, я с наслаждением вдохнул поглубже. На этой улице воздух был не сказать, чтобы ароматным, но после этого помещения…

– Мистер, я ваш автомобиль сберег! Никто и пальцем не коснулся! – запрыгал передо мной давешний мальчуган, и я рассеянно бросил ему еще одну монетку. – Спасибо, мистер! А можно спросить?..

– Спрашивай, – великодушно ответил я, отпирая дверцу. Она была немного захватана – видно, ребятня заглядывала внутрь. Ну, не поцарапали, и на том спасибо!

– А… а зачем вам эта штука? – Грязноватый палец указал на кактус.

– Видишь ли, – произнес я проникновенно, понизив голос, словно готовился поведать великую тайну, и даже чуть склонился к мальчишке. – Это – мой лучший друг!

Надо было видеть эти глаза…

По возвращении я обнаружил Ларримера в странно благодушном настроении. Дворецкий инспектировал запасы коньяка, мадеры и прочих крепких напитков, и о ком-то другом я бы подумал, что оные запасы он дегустировал, однако Ларример был убежденным трезвенником. Хорошо хоть, до лекций о вреде алкоголя он не опускался – видимо, потому, что и отец мой, и дед весьма охотно распивали бутылочку-другую. Я тоже следовал семейным традициям.

– Что-то случилось, Ларример? – на всякий случай поинтересовался я.

Надо признать, ворчал он далеко не всегда, однако столь довольным видеть его мне доводилось редко.

– Что, сэр? – чему-то улыбаясь, рассеянно переспросил он. Спохватился, с явным усилием принял невозмутимый вид и ответил: – Нет, сэр. Ничего.

– Хм… – Я задержался у лестницы и, склонив голову набок, посмотрел на него. Однако Ларример задумчиво рассматривал лепнину на потолке (то ли разыскивая паутину, то ли просто мечтая). Он даже не проверил, не различаются ли сегодня мои глаза! – Тогда подайте мне сандвичи в кабинет.

Признаться, я сказал это намеренно, рассчитывая получить в ответ лекцию о правилах поведения настоящего джентльмена. Вероятно, то обстоятельство, что Ларример чуть ли не лично воспитывал меня с пеленок, а своей семьи не имел, сказывалось на его отношении ко мне. Болезненно щепетильный в вопросах приличий и классовых различий, он, тем не менее, позволял себе меня не только поучать, но и отчитывать (разумеется, сопровождая это действо множеством расшаркиваний).

Однако Ларример обманул мои ожидания.

– Как прикажете, сэр! – только и ответил он, величественно склонив седую голову (отчего стала заметна едва обозначившаяся плешь на затылке).

От такой покладистости я едва не споткнулся на ступеньке.

– Хм. И будьте так любезны, подайте обед на час раньше! – приказал я, чтобы проверить его реакцию.

На лице Ларримера мелькнула тень, однако странное благодушие его не покинуло.

– Конечно, сэр!

Мне оставалось лишь задумчиво покачать головой и отбыть.

Что бы ни стряслось с Ларримером, обязанности свои он по-прежнему выполнял отлично: спустя всего пять минут передо мной стоял поднос, на котором на изящных тарелочках были разложены сандвичи с тунцом, сыром, огурцом и ветчиной. И, вершина заботы, скромный пирожок с квашеной капустой! Признаюсь, я пристрастился к этому неказистому блюду в своих путешествиях, и теперь временами не мог себе отказать в этом удовольствии.

Обычно Ларример таких плебейских вкусовых предпочтений не одобрял (знал бы он, чем мне доводилось питаться в экспедициях!), и то, что он подал мне это даже без напоминания с моей стороны, окончательно меня убедило – неладно что-то в нашем доме…

Впрочем, об этом можно подумать позже. После путешествия по сомнительным кварталам аппетит мой разыгрался не на шутку.

Я принялся размышлять, не отвлекаясь, впрочем, от предложенных яств.

Итак, что мы имеем? Вне всяких сомнений, странное поведение Питерсона как-то связано с тем подозрительным белым порошком, который он приобрел по рекламному объявлению. Нежели это наркотик вроде опия или гашиша? Нет, решил я, припомнив исходящий от лавочника запах. На сладковатый опийный душок не похоже. Хотя возможно, это какой-то новый дурман, пока еще не известный широкой публике.

Пожалуй, стоит еще раз перечитать брошюрку (теперь я радовался, что не успел предать ее огню), но только после еды! Такая мерзость способна кого угодно лишить удовольствия даже от самой изысканной пищи.

Надо проверить, не притаилась ли в самом центре города, под носом у полиции, банда особенно наглых наркоторговцев. Разумеется, если подозрения мои подтвердятся, я немедленно сообщу о них инспектору Таусенду. Однако пока это лишь смутные догадки, построенные на зыбком песке. К тому же что-то тут было не так…

Любопытство дразнило мой рассудок, как пузырьки шампанского дразнят нёбо.

С сандвичем в руке я добыл из тайника заветную бутылку и, сделав положенные три глотка, потянулся к шахматному столику за остальным реквизитом…

Закончив с занятием, уже ставшим привычным, я вынужден был констатировать, что пока мало что прояснилось. Множество намеков, некие тонкие ниточки – но ни одного сколько-нибудь стоящего доказательства! Однако в том, что с таинственным лекарством что-то нечисто, теперь можно было не сомневаться. Если подумать, избыточное усиление мужского начала вполне могло вызывать излишнюю агрессивность, свойственную… скажем так, выдающимся самцам. Только не оказалось бы лекарство куда хуже болезни!

Я дернул за шнурок и попросил явившегося на зов дворецкого:

– Ларример, будьте добры, принесите мне конверт.

– Конечно, сэр! – ответствовал Ларример, каменная маска на лице которого нет-нет, да и норовила растрескаться под напором улыбки.

Доставив требуемое, Ларример отбыл, а я принялся читать мерзкую брошюрку, теперь уже более внимательно. Скабрезные высказывания и рисунки, которыми она пестрела, вызывали желание немедленно бросить эту мерзость в огонь, однако я мужественно прочитал ее до конца.

Если верить свидетельству миссис Питерсон, упомянутое в брошюрке изрядное возрастание мужской силы действительно имело место, хотя и вряд ли в сто раз. Однако подобные преувеличения вообще свойственны рекламе, здесь ничего странного как раз нет. Вопрос только в том, знает ли продавец чудодейственного средства о некоторых его побочных эффектах, а также проявляются ли оные у всех, его принимавших, или же наблюдаются лишь в отдельных случаях?

Выяснить это, не выходя из дому, не представлялось возможным. Пожалуй, после обеда мне следует наведаться по указанному в рекламе адресу. Некоторая доля риска в предстоящем предприятии меня даже радовала – давненько мне не доводилось совать голову в пасть льву! (Надо же, совсем недавно я думал о том, как хороша спокойная размеренная жизнь!)

Жаль только, что моим милым питомцам сегодня придется скучать без меня. По счастью, они не нуждаются в таком неустанном внимании, как капризные гардении или, скажем, орхидеи. Перед обедом я выбрал время, чтобы зайти и извиниться перед своими любимцами за то, что не смогу уделить им достаточно времени. Кажется, кактусы меня простили…

После сытного обеда и вдобавок съеденных ранее сандвичей меня одолела некоторая лень, однако не в моих привычках изменять принятым решениям, так что я велел Ларримеру вызвать такси. Я несколько опасался, что продавец побоится связываться с респектабельно одетым джентльменом, поэтому облачился в самый скромный костюм, который смог отыскать в своем гардеробе, неновый и слегка вышедший из моды. Конечно, мне прислали брошюрку (кстати, надо захватить ее с собой), однако вполне вероятно, что их рассылали по адресной книге, не наводя заранее справок об адресатах.

Итак, вооружившись тростью (что привело Ларримера в еще более приподнятое расположение духа, если это, разумеется, было возможно!) и пресловутой брошюрой, для приличия помещенной в плотный конверт, я отправился на поиски разгадок.

Слава богу, Ларример даже не подозревал, куда я уехал. Иначе, боюсь, новоприобретенное благодушие ему бы изменило…

Признаюсь, я намеренно поехал на такси, а не на собственном автомобиле. Во-первых, указанный в рекламе адрес был мне неизвестен, но, судя по всему, место это находилось где-то на окраине, в кварталах со скверной репутацией. А во-вторых, пускаясь в опасную эскападу (мое появление могло насторожить преступников), следовало обзавестись как минимум одним свидетелем, который в случае чего вызовет полицию.

– Милейший, подождите меня тут! – попросил я, выбираясь из автомобиля. – И будьте так любезны, если я не вернусь через полчаса, кликните констебля.

– Как скажете, – флегматично пожал плечами водитель, судя по выговору, простецкой физиономии и светлым волосам, уроженец севера.

Остановившись у аляповатой вывески «Бычья сила», изображавшей этого самого быка в расцвете сил и возможностей, я почти невольно оглянулся на такси, и ненадежное это убежище вдруг показалось мне неожиданно уютным и безопасным (хотя поначалу дребезжащий газолиновый автомобиль ядовито-желтого цвета не произвел на меня хорошего впечатления). Среди серых домов, нависающих над узкой улочкой, яркий кузов машины напоминал цветок, неведомо как расцветший на голой скале. Нельзя сказать, чтобы район этот считался наихудшим в городе, однако публика тут обитала своеобразная: дамы полусвета, небогатые представители богемы и тому подобные.

Я, поправив шляпу и, поудобнее перехватив трость и конверт, направился к входу в это сомнительное заведение. Обычно лекарства продают аптекари, но это здание нисколько не походило на аптеку, скорее уж на публичный дом не самого высокого пошиба. Тут не было даже молотка, не говоря уж о звонке, так что стучать в дверь пришлось набалдашником трости.

Открывший мне пожилой господин, несомненно, знавал лучшие времена: его одежда, некогда дорогая, носила следы многочисленных и не слишком тщательных стирок, – но в манере держаться чувствовались остатки былого достоинства.

– Чего изволите? – поинтересовался он с натянутой улыбкой, держа дверь открытой ровно настолько, чтобы выглянуть в образовавшуюся щель.

Впрочем, это не помешало мне унюхать тот самый аромат, который я не так давно обонял в бакалее Питерсона.

– Видите ли, я получил ваше объявление… – начал я, понижая голос. – Вы – мистер Барентон, не так ли?

– Да, это я, – не двигаясь с места, признал он с явной неохотой.

Как ни странно, в дом меня впускать не торопились! Не очень-то приветливое отношение к клиентам, так можно и распугать всех покупателей. ..

– Видите ли, члены моего клуба весьма заинтересовались вашим… изобретением, – продолжил я, стараясь, чтобы голос мой звучал чуть смущенно. – Возможно, мы приобретем довольно крупную партию…

– Боюсь, это невозможно! – не дослушав, возразил он.

– Почему же? – вполне искренне удивился я. Неужели, напав на золотую жилу (а некоторые джентльмены будут готовы заплатить любые деньги, только бы избавиться от… некоторых проблем), мистер Барентон так легко откажется от возможности разбогатеть?

– Неважно! – неожиданно зло ответил он. – Фирма закрылась!

И захлопнул дверь прямо перед моим носом.

Мне ничего не оставалось, кроме как вернуться в такси.

– Куда теперь, мистер? – даже с некоторым сочувствием спросил водитель, оборачиваясь ко мне.

Действительно, неплохой вопрос. Вылазка моя, можно сказать, завершилась провалом: ничего узнать не удалось, кроме разве что косвенного подтверждения: прием лекарства вызывает неприятный запах.

– В полицейское управление на Райкер-стрит, – определился я, откидываясь на спинку и закрывая глаза. Мне было о чем подумать…

На входе в управление дежурил тот самый молоденький констебль, который не так давно дал мне клятвенное обещание позаботиться о бедном Конно-идее. При виде меня он вжал голову в плечи.

– Извините, сэр, – затараторил констебль, – видите ли, тот кактус куда-то пропал…

– Конечно, вы ведь далеко не сразу о нем вспомнили! – нахмурился я. Потом взглянул на виновато понурившегося констебля и смилостивился: – Не беспокойтесь, я сам о нем позаботился.

– О! – В юноше, видимо, боролись облегчение и досада. – А вы к инспектору Девереллу?

– Нет уж! – даже слегка передернулся я, вспомнив незабываемый опыт общения с этим достойным джентльменом. – Будьте добры, известите о моем визите инспектора Таусенда.

– Хорошо, сэр!

Я поднялся в кабинет инспектора и поздоровался.

– Что-то вы сюда зачастили, – ответил он хмуро, едва буркнув приветствие. – Или у нас еще где-нибудь кактус остался?

– Вот уж чего не знаю, того не знаю, – ответил я, усаживаясь напротив и пристраивая шляпу на коленях. – Но если вы его обнаружите, не сочтите за труд, скажите мне, я его непременно спасу! А вы, инспектор, что-то совсем мрачны…

– Будешь тут мрачным, – сказал Таусенд устало. Видимо, мой статус его спасителя на некоторое время вынудил его быть чуточку повежливее. Но только чуточку. – Работаю с утра до ночи, не то что… – Тут он покосился на меня, а я обаятельно улыбнулся. – Только проку-то?

– Это все те убийства? – проявил я прозорливость. – Так и не отыскали виновного?

– Хуже! – воскликнул инспектор. – Еще два тела нашли! Так что выкладывайте, с чем пожаловали, мистер Кин, и идите себе, у меня без вас хлопот полон рот!

– Да я, понимаете, хотел кое-что вам рассказать о том бакалейщике и не только, – сказал я и заметил проблеск интереса в глазах Таусенда. – Дело вот в чем…

Я вкратце изложил то, до чего сумел додуматься, а именно идею о связи шарлатанского зелья и возрастающей агрессивности тех, кто им воспользовался.

– Это интересно, конечно, мистер Кин, – хмуро сказал инспектор, выслушав меня. – Значит, порошочек выпил и начал на людей кидаться… Хотите сказать, этот убийца тоже может быть из таких, верно я вас понял?

– Именно. А может быть, он и не один такой.

– Еще того не легче… – Таусенд взялся за голову. – Только, мистер Кин, проку от этих ваших изысканий никакого! Запах к делу не пришьешь, это раз. Улик никаких нет, сами же сказали, что супруга бакалейщика все выбросила. Лавочка закрылась, владельца теперь ищи-свищи! Поищем, конечно, да только, думаю, и у него ничего уже на руках нет…

– Инспектор, а как вы полагаете, мог он закрыть дело потому, что узнал о побочном эффекте своего зелья?

– Да кто ж его знает! – пожал тот плечами. – Может, так, может, попросту прогорел или там переехать решил. Если отыщем, спросим, да только он отпираться будет, а предъявить ему нечего! Так… – насторожился вдруг Таусенд, пристально глядя мне в глаза. Я что, опять перепутал? А Ларример ничего не сказал, пребывая в странно приподнятом настроении! – Вы что затеяли, мистер Кин?

– Я?! – изумился я. – Да что вы! Вы же меня прекрасно знаете, я шагу лишнего не ступлю, такова моя природа…

– Природа… – проворчал инспектор. – Ну? Все выложили? Надеюсь, сами вы этого порошочку не прикупили? А то еще начнете на людей бросаться!

– Грубо, инспектор, – посетовал я, поднимаясь. – О, кстати!

– Ну что вам еще?! – Он уже не чаял, чтобы я поскорее убрался из его кабинета и, желательно, вообще из города.

– Вы ведь даже не спросили, как звали того торговца, – пожурил я. – Так я и знал, что вы и не собираетесь его искать! Конечно, кто я – обычный человек, и кто вы – опытный полицейский… Зачем вам мои глупые измышления?!

– Ну и как же его имя? – Разоблаченный Таусенд насупился.

– Некто Барентон, – сказал я, а инспектор нахмурился.

– Джозеф Барентон? С чего бы это он в торговлю подался?

– Так он вам знаком? – поразился я.

– Еще бы не знаком! – фыркнул Таусенд. – Сколько раз его забирали…

– За что же, если не секрет?

– Да за пьяные дебоши, за что еще? Соберутся всей этой своей наивной компанией… вот название придумали, нашлись тоже птички-наивняки – и давай гулять! Соседи вечно на шум жаловались и на то, что он непотребных девиц к себе водит, натурщицы якобы… Правда, давненько его уже не видать, должно быть, и впрямь остепениться решил. Да и то, из него художник, как из меня актриса варьете!

– Очень даже может быть, – задумчиво сказал я и поспешил откланяться.

Еще один Барентон? Художник? Лавочник говорил о человеке, которого посчитал художником, и который держался у Барентона-торговца, как у себя дома. Совпадение? Не верю я в такие совпадения! Может быть, они родственники? Имени торговца я не знал, в рекламе значилось «Р.Барентон». Очень любопытно!

И у меня родился план…

Как и большинство моих сверстников из хороших семей, я подвергался суровому домашнему обучению. Меня учили не только письму и счету, а впоследствии более сложным наукам, но и прививали любовь к изящным искусствам, в том числе живописи. Увы, я оказался настолько бесталанен, что был неспособен нарисовать даже домик, чем до крайности расстраивал матушку (она писала прелестные легкие акварели, многие из которых и по сей день украшают стены моего дома). И это при том, что я вполне недурно чертил! «Ну, полно, нельзя же быть талантливым во всем!» – говорил обычно отец и посмеивался, явно намекая на мою нелюбовь к музицированию, парусному спорту и теннису. Разумеется, всему этому я обучился если не отлично, то на вполне приемлемом для джентльмена моего положения уровне и мог не опасаться ударить в грязь лицом. Но вот живопись, увы, так мне и не покорилась!

«Что ж, – философски подумал я, подъезжая к дому, – я всегда могу сказать, что любовь к изобразительному искусству поразила меня внезапно, как поражает молния, и теперь я жажду приобщиться к прекрасному. Пускай обучают!»

– Ларример, знаете, я решил стать художником, – сказал я, отдавая дворецкому трость и шляпу.

– Прекрасно, сэр, – сказал он с улыбкой. Его радужное настроение ничуть не померкло с утра, и он даже не вспомнил мою чудовищную детскую мазню, по недоразумению именовавшуюся «рисунками».

– Но мне ведь нужно будет практиковаться! Давайте, я напишу ваш портрет?

– Сэр, осмелюсь заметить, джентльмену не пристало рисовать портрет дворецкого, – серьезно сказал он.

– Как угодно, Ларример, – пожал плечами я. – Тогда я пока потренируюсь… вот, скажем, на кактусах!

И, оставив замершего дворецкого, я прошествовал в оранжерею. Спасенный Конно-идея, с которым я возился весь вчерашний вечер, кажется, заметно приободрился. Это меня воодушевило и, перекусив на скорую руку (и снова Ларример даже не подумал возразить, что меня уже порядком напугало!), я принялся собираться.

Костюм я сменил – и так уже инспектор как-то странно на меня смотрел, привык ведь видеть элегантно, по последней моде одетого джентльмена! Да и скверно у меня получается притворяться человеком более низкого общественного положения… Лучше уж изображу пресыщенного скучающего человека, решившего найти себя в искусстве. Да! Как нельзя кстати пришелся кошмарный сиреневый шарф, подаренный на прошлое Рождество тетушкой Мейбл! Он дисгармонировал со всем ансамблем и придавал мне немного безумный вид. Подумав, я решил, что хуже уже не будет, вставил вместо голубого глаза ярко-зеленый и постарался как следует взъерошить волосы. Теперь я выглядел совсем уж странно. Трость я, разумеется, тоже прихватил: в случае чего ею можно отбиваться, как дубинкой.

Художники – как птицы, перелетают с места на место всей стаей. А если не прибегать к поэтическим сравнениям – то стаей галок, которых шуганули уставшие от шума люди. Все прекрасно знали, что сейчас они обосновались в старинном квартале Истон-роуд, где дома едва не рушатся на головы своих жильцов, зато аренда необыкновенно дешева.

«Надо было взять такси», – подумал я. Мое авто смотрелось в этой обстановке совершенно дико!

Табличек на домах почти нигде не было, так что ориентироваться в этой мешанине пристроек, руин и обветшалых веранд без посторонней помощи не представлялось возможным. Пришлось притормозить у тротуара рядом с буйно кудрявым юношей, который в экстатическом восторге смотрел на небо. Тоже художник, определенно – весь пиджак заляпан красками.

– Простите, – вежливо начал я, опустив стекло, – вы не подскажете, как мне найти дом мистера Барентона?

Он вздрогнул так, словно я выпалил у него над ухом из ружья.

– Мистера Барентона? – на лице юноши читалось смятение. Видимо, любая проблема, не связанная с техникой смешения красок, светотенью и прочими художественными премудростями, вызывала у него изрядное затруднение.

– Да, – подтвердил я. – Мистер Джозеф Барентон, художник.

В глазах юноши промелькнуло озарение.

– А, Джо-наив! Первый дом справа от перекрестка и направо, вы увидите, обшарпанный такой. В мезонине.

– Благодарю! – обрадовался я (признаться, я уже не чаял добиться от него внятного ответа). Примета, конечно, еще та – здесь все дома обшарпанные, но хоть дорогу объяснил, и на том спасибо!

– Только его давно не видать, – закончил юноша меланхолично.

– А куда он подевался, не знаете? – живо заинтересовался я. Ниточки в этом деле так и норовили оборваться прямо в моих руках.

– Откуда мне знать? – пожал он плечами. – Хотите, у Питера спросите, они вместе квартиру снимали.

– Благодарю! – снова повторил я, но он уже отвернулся, потеряв ко мне всякий интерес, и снова принялся влюбленно рассматривать небеса…

Мезонин оказался сильно обветшалым. Зимой в нем наверняка сквозило так, что художнику приходилось работать в пальто. Но света, должно быть, достаточно: окна были большими. Хотя, с другой стороны, настолько грязными, что неизвестно, сколько редких в наших краях солнечных лучей могло преодолеть эти многолетние напластования сажи и пыли.

На стук мой никто не отозвался, хотя из открытого окна доносился гул голосов, а дверь была не только не заперта, а даже не притворена толком.

Джентльмену не пристало входить в чужой дом без разрешения, однако, если уж я сегодня выступаю в роли сыщика, можно поступиться правилами приличия.

Двери на первых двух этажах были заколочены, зато третий оказался не просто обитаем, а битком набит людьми. Разновозрастная публика толпилась вокруг импровизированной сцены, на которой сидел на стуле задом наперед импозантный господин с необыкновенно яркими голубыми глазами и львиной гривой темных волос. Означенного господина несколько портили черные волосы, пучками торчащие из ноздрей, однако этот недостаток с лихвой искупался глубоким звучным голосом.

Тихонько пробравшись в комнату, я остановился в уголке, решив послушать.

– Нам, художникам, Богом дана способность проникать в самую суть вещей, отображать на полотне человеческое естество таким, каково оно есть! Крики невежд о приличиях – это притворство толпы, людского стада, которое приводит в ужас сама мысль, что кто-то увидит его без вычурных одежд.

Он на мгновение замолчал, обвел взглядом зачарованно внимающую ему толпу, и продолжил с усмешкой:

– Я призываю вас работать! Писать то, что чувствуете, без ложной стыдливости, без флёра морали. Писать натурщиц, а не выдуманные образы, выливать на полотно все то искреннее, настоящее, что вы чувствуете при виде прекрасного женского тела.

Кое-кто из присутствующих покраснел, прилично одетый мужчина рядом со мной хмыкнул.

– Да! – повысил голос оратор. – Мы должны вернуться к истокам! К тому наивному свету, к жизни, которая лилась со старых полотен эпохи Возрождения! Нет греха в том, чтобы упиваться жизненными удовольствиями! Не прочувствовав искушение, не насладившись им в полной мере, мы можем писать только пресные портреты, угодные ханжам, уподобляясь ремесленникам. Наслаждение – вот путь истинного художника!

В следующий миг я едва не оглох от грома аплодисментов. Кажется, кто-то даже кричал «браво!». Господин на сцене величественно поднялся и раскланялся, прижимая руку к груди.

Мне пришлось подождать, пока собравшиеся вдоволь не наговорятся и не разойдутся, кто по одному, кто группками, бурно обсуждая эту любопытную лекцию. Помнится, мне доводилось слышать о чем-то подобном, и было интересно посмотреть на художников-наив, как они себя называли, так сказать, в естественной среде обитания. Если честно, впечатляло…

Наконец мы остались один на один с львиногривым господином. Очевидно, это был хозяин квартиры-студии. Он вперился в меня немигающим взглядом, и вдруг двумя громадными шагами покрыл разделяющее нас расстояние.

– Какой типаж! – взревел он прежде, чем я успел сказать хоть слово, и схватил меня за плечи. Я обеспокоился – руки у него были не слишком чистыми, а пальто у меня – светлым. – О, какой типаж! Мистер, не желаете попозировать?

– Н-нет, благодарю, – решительно отказался я. – Я по другому вопросу.

– Желаете сделать заказ? – чуть умерил силу голоса художник.

– Нет-нет, речь не об этом, мистер… э-э-э…

– Просто Питер! – отмахнулся он и чуть отступил, разглядывая меня с восторгом ребенка. Я заподозрил, что скоро моя разноглазая физиономия может появиться на холсте, а мне этого вовсе не хотелось. – А вы?..

– Сирил, – зачем-то назвался я именем кузена. Наверно, просто хотел отомстить ему за все неприятности, которые он мне доставлял.

– Итак, Сирил, с чем пожаловали?

– Видите ли… – заговорил я, смущаясь. – Когда-то в детстве меня пытались обучить живописи, но из этого ничего не вышло. Теперь-то я понимаю, в чем дело: уже тогда моя натура стремилась к свободе, к самовыражению, а меня заставляли рисовать гипсовые кубы и унылейшие натюрморты! И вот я узнаю о направлении «наив»… Я перечел все, что сумел найти, а ваша сегодняшняя лекция просто перевернула… все мои представления о живописи!

– Ни слова больше! – воскликнул Питер и хлопнул меня по спине. Я с тревогой подумал, не отбил ли он мне легкие. – Я понял! Вы один из нас! Я сразу подумал, когда вас увидел – о-о, этот парень свой, хоть и выглядит как лондонский денди!

– Я очень… словом… я боюсь, в моем возрасте уже поздно что-либо менять, – печально вздохнул я. – Вот если бы кто-то согласился поработать со мной, поставить, так сказать, руку… ну, разумеется, потраченное время будет вознаграждено со всей возможной щедростью!

– Вы явились по адресу! – заявил Питер, и глаза его вспыхнули. Ну еще бы, на материалы, плату за жилье, на наем натурщиц, а еще на гулянки, должно быть, уходит прорва денег, а вряд ли ученики выстраиваются в очередь к этому домишке! Особенно денежные ученики. – Сирил, друг мой, вы даже не представляете, как вам повезло! Вы, должно быть, вообще везунчик, а?

И он игриво ткнул меня пальцем под ребра.

– Н-ну… возможно, – осторожно сказал я. – То есть вы хотите сказать, что не откажетесь позаниматься со мною?

– Ну разумеется! – взревел он. Кажется, говорить тихо он не умел вовсе. – В искусстве, милый Сирил, важна не только техника, что бы там ни говорили академисты! Куда важнее состояние духа! Внутренняя раскрепощенность! Вот с чем вам придется поработать в первую очередь – я ведь вижу, как вы зажаты! Зажаты, а?

– Есть немного, – согласился я.

– Во-от! – воздел он толстый палец. – Ну да ничего, это быстро проходит… Прямо сейчас и начнем!

– Что начнем? – не понял я и на всякий случай начал отступать к двери.

– Работать, дорогой Сирил, работать над собой! Ну а заодно я посмотрю, на что вы способны и в каком направлении вам двигаться дальше… Давайте, снимайте пальто! И пиджак снимайте! Повесьте вон там на гвоздь да засучите рукава… Сейчас я вам найду мольберт… Да куда Джо его задвинул?! А, вот он! Это мой друг, – пояснил он, мечась по студии. – Он уехал ненадолго по делам. Не беспокойтесь, у нас с ним, считай, все общее, и он не обидится, если мы воспользуемся его вещами…

«И куда же уехал художник, не взяв с собой ничего из своего хозяйства? – подумал я, но спрашивать не стал. Мне было интересно, что дальше. – Ведь все это стоит недешево… Ну, допустим, если на несколько дней, то и ладно. Но и инспектор, и тот юноша сказали, что Джозефа не видно уже давно! Однако не скажешь точно, сколько именно дней прошло! Бакалейщик видел его в лавке, но как установить, исчез Джозеф сразу после этого или нет?»

Масса вопросов и ни единого ответа! Хотя… Я осторожно принюхался. Пахло скипидаром, красками, чем-то еще и… да! Здесь держалась едва уловимая тень того самого душного запаха, который появлялся после приема зелья. И Питер, кстати, буйно волосат, как и Джозеф, судя по описанию бакалейщика.

– Запашок, а? – весело спросил художник, пролетая мимо очень большой кометой. – Ничего, скоро привыкнете! По мне так слаще запаха свежей краски и нет ничего!

– Мне тоже нравится, – сказал я вежливо. В одной рубашке с закатанными рукавами я чувствовал себя до крайности неуютно. – Питер, можно задать вам вопрос?

– Конечно!

– А вот это… – я подергал себя за короткую прядь, – отличительный знак членов общества? Я видел среди ваших гостей много людей с такими шевелюрами… Но, боюсь, мне не удастся…

Питер разразился громовым смехом.

– Да не-ет! – выдавил он наконец. – Экий вы шутник, Сирил! Просто мы ж в работе да в работе, некогда и к парикмахеру заглянуть! Вот и говорят, мол, художники распустехи, немыты-небриты…

«Ну-ну», – подумал я и вздрогнул – за моей спиной скрипнула дверь.

– Нэтти! – воскликнул Питер и, отодвинув меня, ввел, вернее, втащил в студию невысокую женщину в шали. – Где ты бродишь, крошка моя? Работа стоит!

Она только пожала плечами, скидывая шаль прямо на пол. Я бросился было поднимать, но художник меня остановил:

– Да бросьте, Сирил, она всегда так делает. Это Нэтти, натурщица. Давай, малышка, ты знаешь, что делать… А вы, Сирил, становитесь к мольберту, поглядим, что вы нам изобразите!

– Э-э… – сказал я. – Питер, видите ли, меня учили работать только акварелью. До масла по понятным причинам дело не дошло, и…

– Ничего! Я вам сейчас покажу, в чем тут штука!

И я покорился неизбежному… Правда, скоро понял, что меня ждет еще одно испытание: Нэтти успела раздеться донага и теперь возлежала на той самой сцене, с которой недавно вещал Питер. На лице ее не читалось ничего, кроме скуки: видимо, ей не впервой было обнажаться перед совершенно незнакомыми мужчинами.

Я прикрыл глаза. Нет, я все понимаю, люди искусства, но…

– Вот! Вот о чем я говорил! – взревел Питер. – Сирил, вам нужно внутренне раскрепоститься! А ну-ка, выпейте!

Он сунул мне под нос стакан с дурно пахнущим содержимым.

– Что это?!

– Чистый джин!

– Но я не пью! – попытался я отбиться, потому что не знал, во что превращусь после целого стакана этого пойла неизвестного происхождения и сомнительных достоинств.

– Ну и как прикажете с вами работать? – обиженно спросил Питер и сам отхлебнул джина. – Вам надо расслабиться! Как вы будете писать этюд, если не можете даже взглянуть на бедняжку Нэтти?

– Я… я постараюсь, – выдавил я. Ладно. Бывало и хуже. Потасканная натурщица – не самое ужасное из того, что мне доводилось видеть в жизни, а о джентльменском воспитании придется временно забыть.

– Другое дело! – последовал очередной хлопок по спине. – Приступайте!

Признаться, я вообще не представлял, что может выйти из-под моей кисти. Я поглядывал на увлеченно работающего Питера и старался повторять его действия хотя бы в малом, но, боюсь, то, что в итоге у меня получилось, назвать этюдом не повернулся бы язык даже у слепого.

– Время, – сказала Нэтти, которая все это время вроде бы продремала. Может, так оно и было.

Я выдохнул – пытка окончилась.

– Ну, до завтра! – сказал Питер, она преспокойно оделась, получила плату и удалилась. Встреть я ее на улице, ни за что бы не подумал, кто она такая! Принял бы за служанку или вроде того… – Отличная натурщица! Никогда не ломается! Таких поди поищи… Правда, берет дороговато, – он посмотрел на меня с намеком.

– Руки только отмою, – понятливо сказал я, – у меня портмоне в кармане пиджака.

– Отмоем, все отмоем! – обрадовался он. – Ну-ка, что у вас тут?..

На том огрызке холста, что выделил мне Питер, красовалось нечто инфернальное. Желто-фиолетовый червяк (Нэтти) извивался на сером с оранжевыми разводами кубе, явно силясь с него сползти. Длинная розовая макаронина (рука Нэтти) с трудом поддерживала грубо намалеванный оранжевый круг с черными лохмотьями вокруг (соответственно, это были голова и волосы Нэтти). Над червяком висел в пустоте ярко-синий квадрат (окно), обрамленный чем-то вроде парусов (я попытался изобразить замызганные занавески).

– Вот это да… – выдохнул Питер, и я понял, что опозорился. А на что я, собственно, рассчитывал? – Вы просто самородок, Сирил! Чистейший, незамутненный наив! Вас учить – только портить!

Я чуть не рассмеялся. А я-то еще думал, почему эти господа называют себя «наив», а сами ведут столько разнузданный образ жизни! Дело-то, оказывается, всего-навсего в наивности изображения! Хотя я, честно говоря, лучше назвал это «примитивом»… Но – не звучит!

Следующие полчаса я пытался одновременно отмыть руки и отбиться от попыток Питера непременно подписать этюд моим полным именем и этим же вечером продемонстрировать его друзьям. Ну и, разумеется, представить меня, молодое дарование, отметить мое вхождение в теплую компанию, как подобает. Сбежать мне удалось только после того, как я ухитрился всучить Питеру купюру – в счет сегодняшнего урока. Он немедленно умчался за припасами для вечернего кутежа, попросив меня подождать буквально четверть часа.

Разумеется, я немедленно покинул это гостеприимное, но абсолютно не подходящее для меня место! Спускаясь по скрипучей лестнице, я вдруг услышал странный звук за одной из закрытых, но не забитых дверей на первом этаже. Там явно кто-то находился… И этот кто-то никак не мог быть закрытой по случаю приема гостей собакой: собаки клацают по полу когтями, а не топают башмакам, и не стучат кулаками в стены. А еще они воют, лают или рычат, но не издают подобных звуков! Клянусь, в жизни не слышал подобного! Хотя…

Перед глазами, как живая, встала картинка: разъяренный бакалейщик душит инспектора Таусенда, издавая рев разъяренного быка. Та-ак! Это уже очень интересно!

Разумеется, я и не подумал соваться в эту комнату. Вскрывать замки я не обучен, вдобавок, мне совершенно не хотелось оказаться один на один с явным безумцем (ну не станет же, право, нормальный человек издавать этакие звуки!).

Как можно скорее я добрался до своего автомобиля и поспешил в полицейское управление.

– Опять вы! – дружелюбно встретил меня Таусенд. – Может, к нам на службу поступите, а, мистер Кин? Этак не придется туда-сюда ездить!

– Инспектор, послушайте меня, – серьезно заговорил я. – Кажется, мне удалось кое-что разузнать, но без вашей помощи я не смогу проверить свою догадку!

Тут я заметил, что Таусенд смотрит на меня, не мигая, и тут же вспомнил – ну конечно, глаз! Неотмытых пятен краски не видно под перчатками, а вот глаз… И шарф, чтоб ему провалиться, я машинально набросил на шею…

– Инспектор!

– Да? – очнулся он, и я быстро изложил все, что сумел выведать, начиная от предполагаемого родства шарлатана с зельем и художника и заканчивая неизвестным, запертым в доме. По моим предположениям, это был пропавший Джозеф Барентон, хотя доказательств у меня, конечно, не имелось.

Надо отдать Таусенду должное, сориентировался он быстро.

– Так! – сказал он. – Отправляйтесь-ка вы домой и не суйтесь больше в такие места! А то потом еще ваш труп опознавать придется, не приведи боже… А я сейчас возьму ребят покрепче, проверим этот притон!

– А…

– Езжайте домой!

– Но могу я хотя бы завтра заехать поинтересоваться результатами проверки?

– От вас не отвяжешься, – буркнул Таусенд. – До свидания, мистер Кин!

Я вздохнул и направился к выходу. Больше от меня ничего не зависело.

– Мистер Кин! – окликнул вдруг меня инспектор. – Шарфик у вас очень…

– Да?

– Элегантный! – выдавил он и затрясся в приступе беззвучного смеха.

– Подарок тетушки, – с достоинством ответил я и удалился. Хорошо еще, Таусенд не видел моих художеств…

Ну что ж, придется ждать до завтра… Ничего страшного, скоротаю время в обществе моих малышек, я совсем их забросил! А ведь Мадлен, опунция, кажется, собралась цвести, и просто преступно с моей стороны уделять ей так мало внимания!

Я вошел в дом, рассеянно отдал Ларримеру шляпу и трость… и застыл, как громом пораженный. Мой благообразный дворецкий, прекрасно смотревшийся хоть бы и в королевском дворце, сейчас напоминал одуванчик. Всегда аккуратно причесанные седые волосы кудрявым белым облачком окружали его голову.

– Что это, Ларример?! – вырвалось у меня, когда я обрел дар речи.

– Реклама, сэр, – с достоинством ответил он и удалился, должно быть, изливать горе своей Атенаис.

Я нашел в себе силы сперва взбежать наверх, скрыться в оранжерее, и только потом разразиться душившим меня хохотом. Мой бедный старый Ларример! То-то последнее время он ходил такой… одухотворенный, должно быть, дожидался воздействия какого-то средства! И вот, дождался… Интересно, на какую рекламную уловку купился таки несгибаемый дворецкий? Я прошел обратно в кабинет и взял последний номер «Зеркала». Ага, вот оно! «Патентованное средство от облысения, гарантия 300%. Полное восстановление утраченных волос в кратчайшие сроки! Рекомендовано лучшими специалистами!» Верно-верно, шевелюра у Ларримера начала понемногу редеть, что и немудрено в его солидном возрасте, однако он не мог с этим смириться. Мазать наметившуюся проплешину луковым соком я ему категорически запретил, кое-как смирившись с репейным маслом и какими-то притираниями, но это патентованное средство стало последней каплей… Надеюсь, он тоже так считает!

Как ни странно, мне не пришлось ждать завтрашнего дня. Инспектор Таусенд сам явился ко мне в десятом часу вечера.

– Не спите, мистер Кин? – поинтересовался он, даже не подумав извиниться. Ларример всем своим видом выразил презрение к подобным манерам, что с его новой прической выглядело особенно комично.

– Нет, как видите, – отозвался я. – Рановато еще! Что-то случилось?

– Да вот, спешу вас обрадовать, – сказал он довольно. – Накрыли мы притон!

– Что вы говорите! И…

– Точно, как вы сказали: нашли запертого человека. Совсем сумасшедший, силища неимоверная, троих констеблей чуть не изувечил, пока его скрутили! Остальные наверху были, перепились уже, ну да живо протрезвели!

– Это был Барентон? – живо спросил я.

– Он самый, – кивнул инспектор. – Прочие, как поняли, что дело плохо, живо друг дружку топить начали. Ну, вы про наивняков этих знаете, наверно?

Я кивнул. Еще бы я не знал!

– Ну вот… Пьянство, разврат до добра не доводят, да и возраст уже не юный. Почуяли, что дело-то плохо, стали средства разные искать. А у Барентона брат – аптекарь, вот и состряпал какое-то снадобье. И так, говорят, поначалу помогало, что нарадоваться не могли! Одна беда – волосы сильно расти стали.

Ларример, неприметно маячивший за спиной инспектора, навострил уши.

– Ну да это-то не беда, – продолжал Таусенд. – А аптекарь, Ричард Барентон, парень ушлый. Решил – что задаром-то трудиться? Ну и открыл лавочку. Неплохо заработать успел… Брата даже деньгами ссужал. А потом пошло-поехало: у многих чердаки течь давать начали. Утром очнутся в какой-нибудь канаве – и не помнят, как там оказались. В драку лезли, чуть что. Ну а потом один какой-то вместе с Джозефом повеселиться отправился. Очухался утром, а рядом мертвая девица и Джозеф на полу храпит, весь в крови… Парень сам чуть концы не отдал. Он, видите ли, еще не совсем разума лишился, вроде помнил, что она деньги вперед требовала, так не соглашалась. Ну, Джозеф обозлился и ее того… порешил. – Инспектор вздохнул. – Ну, то дело замяли, а остальные перепугались. Бросили эту заразу, Ричард лавку прикрыл, только Джозеф запастись успел, похоже, да переборщил. Совсем человеческий облик потерял, а компания эта боялась страшно, что он опять кого-нибудь убьет и всех выдаст. Ну и заперли от греха, в этот дом все равно чужие не совались. Надеялись, он потихоньку в себя придет…

Что ж, обратной стороной силы стала агрессия, шарлатанское лечение только ухудшило состояние пациентов. Хм, а не зря ведь заведение то называлось «Бычья сила» – как видно, мистер Барентон был в курсе, что такое «уруз» и обладал к тому же весьма своеобразным чувством юмора….

– А тут и вы подоспели! – продолжал инспектор. – Ну, как вам сказочка на ночь?

– Омерзительно, – искренне сказал я. – Инспектор, но если они ничего не помнят, выходит, убийства женщин так и останутся нераскрытыми?

– Как убивали-то, они и впрямь не помнят, – хмыкнул Таусенд. – А вот как тела потом прятали – очень даже. Запоют как миленькие! Ну, может, не все там убийцы, да только остальные их покрывали… – Он помолчал. – Ну, мистер Кин, вынести вам официальную благодарность от лица полицейского управления, что ли?

– Не стоит, право! – решительно отказался я. – Мне вот только такой известности еще не хватало! И так происшествие в цветочном павильоне три дня в газетах полоскали…

– Не любите славу? – тоном искусителя поинтересовался инспектор.

– Нет, – искренне сказал я.

– Так она вся нам достанется, не обидно?

– Ни капли, – усмехнулся я. – Это ведь была просто случайность!

– Ну, тогда примите благодарность от меня лично! – Таусенд поднялся и церемонно протянул мне руку. Я пожал ее и не сразу понял, отчего лицо инспектора приняло столь странное выражение. Потом догадался: я так и не сумел вымыть всю краску из-под ногтей. Интересно, что он обо мне подумал? – Гхм… Ну, доброй ночи!

– Доброй ночи, инспектор, – попрощался я и повернулся к Ларримеру: – Ну-с, что вы на это скажете?

– Я скажу лишь одно, сэр… – строго ответил дворецкий. – Реклама – зло!

Глава 3. Турисаз[3]

Шип непомерно остёр: горе тому,

Кто коснётся его рукой; беспощадно

Жалят тернии всех, кто приблизится к ним.

Старинная английская поэма

Повязав галстук, я отступил на шаг назад и придирчивым взглядом окинул свое отражение в большом зеркале. Оттуда на меня смотрел безупречно одетый рослый широкоплечий джентльмен. Ну что мне стоило уродиться, скажем, кривоногим или даже горбатым? Тогда юные леди не уделяли бы мне столько внимания, а я мог бы спокойно заниматься своими делами – моим малюткам все равно, как я выгляжу! Впрочем, боюсь, и в этом случае я изнывал бы от навязчивого внимания: в нашем городке не так много перспективных женихов, а далеко не все семейства могут позволить себе отправить дочерей в столицу на ярмарку невест.

Я на всякий случай проверил, все ли в порядке с глазами. Да, совершенно одинаковые, светло-голубые, не придерешься. Хм, может быть, я тогда свалял дурака? Может, стоило лишиться чего-нибудь еще? Хотя… смотрите выше. Даже однорукий отставной полковник Стивенсон пользуется бешеным успехом, хотя у него еще и ревматизм, и он непрерывно жует табак, отчего пышные усы его совершенно пожелтели.

А я… ну что – я? В общем-то, ничего особенного. Черты лица наводят на мысли о лошади (породистой, разумеется) – это у нас семейное, я удался в отца, а не в круглолицую красавицу-матушку. Рост тоже отцовский, а всему прочему я обязан суровому воспитанию. Я уже упоминал, что не слишком любил занятия спортом, приличествующие джентльмену, но моего мнения никто не спрашивал. Нет, мне нравится наблюдать за крылатыми парусниками, и я ничего не имею против морской прогулки, но только если с парусом управляется кто-нибудь другой. Лошадей я предпочитаю любить на расстоянии, как и родственников. Не нахожу ничего интересного в верховой езде: ну что за удовольствие часами трястись на спине четвероногого, которое вдобавок может лягнуть или укусить? (Кстати, никто никогда не верил мне, что два страшенных шрама на плече я заполучил не от какого-нибудь леопарда или даже тигра, а всего лишь от зловредного жеребца.) А уж охота – вот увольте!

Конечно, все эти умения мне пригодились в жизни, хотя я предпочел бы этого избежать… Единственное, что меня устраивало – это занятия греблей. Вернее, мне нравилось выгрести на середину реки, осушить весла, лечь на дно лодки и плыть, куда река несет, разглядывая облака. Правда, пару раз я чуть не угодил таким манером под пароход… Обратно же, если не находилось какого-нибудь сердобольного капитана парового катерка, согласного взять меня на буксир, приходилось выгребать против течения – отсюда и прочие достоинства моего сложения. Бедный портной, вечно он мучается из-за ширины моих плеч – нужно же, чтобы костюм сидел, как должно!

– Ларример! – окликнул я. – Оцените.

– Вы выглядите идеально, сэр, – сказал дворецкий, оглядев меня с ног до головы.

– Это-то меня и беспокоит… – вздохнул я и отправился туда, где бывать не любил еще больше, чем у тетушки Мейбл, а именно – на прием к лорду Блумберри, владельцу большей части окрестных земель.

Увы, отказаться от приглашения не было никакой возможности, меня бы просто не поняли. Я и так слишком часто сказываюсь больным или велю Ларримеру говорить, что я в отъезде, лишь бы не присутствовать на каком-нибудь очередном торжестве, приглашения на которые сыплются лавиной. Но одно дело – благотворительный бал в ратуше, и совсем другое – прием у лорда. Хочешь не хочешь, а приличия обязывают… Да и тетушка сживет меня со свету, если не увидит там!

Одним словом, к особняку лорда (какой там особняк, это был самый настоящий дворец!) я подъезжал с тяжелым сердцем. Теперь нужно было изобразить приличествующее выражение лица, припасть к унизанной кольцами ручке леди Блумберри, раскланяться с лордом и прошествовать в залу. И ни в коем случае не попадаться больше лорду на глаза! Ну или во всяком случае, не оказываться к нему слишком близко… Дело в том, что лорд был страстным любителем скаковых лошадей, а поскольку покойный супруг тетушки Мейбл тоже их обожал, то лорд отчего-то решил, что я разделяю это увлечение. Увы, я скверно разбирался в статях, почти ничего не знал о лошадиных болезнях, тонкостях ухода и тому подобном. Ну разве что мог более-менее точно определить, годится та или иная коняга для долгого утомительного путешествия или падет на третий день… Но, опасаюсь, лорд Блумберри ожидал от меня совсем иного!

Я с огромным удовольствием скоротал бы вечер в чисто мужской компании, пусть даже за картами или среди стариков, бесконечно повторяющих истории своей молодости. Но снова увы! Здесь оказалось превеликое множество знакомых, приходилось обмениваться приветствиями и хотя бы парой фраз. Это бы ничего, но почти все были обременены супругами, а около многих дам наблюдались целые цветники юных леди. Я был неоднократно взвешен, измерен и признан вполне годным к употреблению… Клянусь, даже взгляд голодного волка не сравнится со взором вошедшей в брачный возраст барышни!

– Мистер Кин! – услышал я знакомый голос.

– Инспектор! – обрадовался я. – Миссис Таусенд, вы очаровательно выглядите!

– Вы мне льстите, мистер Кин, – улыбнулась она. – Хм, кажется, я вижу миссис Фландерс… Дорогой, я покину тебя, мне совершенно необходимо кое о чем спросить ее!

– Инспектор, – негромко сказал я, когда миссис Таусенд величественно удалилась. – Я не специалист в этом вопросе, но мне кажется, вам исключительно повезло с супругой.

– Я тоже так считаю, – довольно сказал он и пригладил бачки. – Что, мучаетесь, мистер Кин?

– Невыразимо страдаю, – согласился я. Инспектор знал, как я не люблю приемы. – А что, так заметно?

– Ну, только если вы полицейский, – усмехнулся он. – Так-то у вас лицо вполне дружелюбное, только вот во взгляде – смертная тоска!

– Это еще что, – сказал я. – Это еще не появилась тетушка Мейбл с Сирилом…

– Боже, – вздрогнул Таусенд, по многим причинам не переносивший моего кузена. – И здесь от него не будет покоя…

– Чему вы удивляетесь? Лорд всегда приглашает тетушку, а должен же ее кто-то сопровождать!

– Обычно это вы, – заметил он.

– Да, но она посчитала, что Сирил уже большой мальчик и вполне справится с этой обязанностью.

– Жди беды, – изрек инспектор и покосился на стайку юных леди. (Я только вздохнул: любвеобильность Сирила уступала только его мотовству. А может, и не уступала.) Девушки о чем-то шушукались, и Таусенд профессионально острым слухом уловил тему их беседы. – Опять!

– Что такое?

– Да все это… – он нахмурился. – Столоверчение, стулокручение… Прямо поветрие какое-то в городе! А вы не знали?

– Впервые слышу, – честно ответил я. – Я ведь не интересуюсь сплетнями.

– А! Ну так вот, в Блумтауне открылся гадательный салон, можете себе представить?

– Что вы говорите…

– То и говорю! Как его там… «Хрустальный шар», что ли? Морочат людям голову, денежки выманивают, а особенно этому дамы подвержены… – Инспектор помолчал. – Хорошо, что моя Джейн – исключительно здравомысляща! Я впервые готов благодарить господа за эти ее герани… Лучше пусть возится с ними, чем бегает в салон!

– Совершенно с вами согласен, – кивнул я. Мне стало любопытно. – А чем именно они там занимаются, вы не в курсе?

– В курсе, конечно. Обычные шарлатаны. Велят смотреть в этот самый хрустальный шар, вроде бы там что-то видно. Карты раскладывают, ну, как цыгане, только у цыган это ловчее получается. Еще на рунах гадают… и деньги дерут!

– На рунах? – насторожился я. – И… как?

– Говорят, просят выбрать три этих… как их… ну, вы поняли! А по ним толкуют судьбу, – охотно пояснил Таусенд.

– Но это же делается совершенно не так… – пробормотал я, и он приподнял бровь:

– А вы откуда знаете?

– Наслышан, – коротко ответил я и перевел тему разговора. Кажется, успешно, потому что инспектор вдруг хитро спросил:

– Мистер Кин, а вы опять на своем автомобиле?

– Точно так.

– Ну и как же вы поедете обратно в город потемну? – продолжал он допрос. Наше противостояние по поводу того, могу я водить машину или нет, длилось уже давно и, по-моему, мы оба уже не воспринимали его всерьез.

– А я не поеду в город, – не моргнув глазом солгал я. – Заночую у тетушки, тут рукой подать. Фары светят ярко, и не думаю, что на проселочной дороге я встречу другой автомобиль, тем более, в такой час. Не переживайте за меня так, инспектор!

– Да я больше переживаю за тех бедолаг, которые могут угодить вам под колеса, – хмыкнул он и посмотрел мне в глаза. – Послушайте-ка, мистер Кин, позвольте задать вам нескромный вопрос?

– Прошу, не стесняйтесь.

– Давно хочу спросить, да все к слову не приходится… – он помолчал. – Я заметил, вы левый глаз всегда чуточку прищуриваете, будто целитесь в кого… Стрельбой занимались?

– Всерьез – нет, – ответил я. Если честно, проделывал я это просто на всякий случай. А то случился со мной конфуз, когда я еще не приноровился к искусственному глазу. Кто-то хлопнул меня по плечу, а он возьми да выскочи… Хорошо еще, это произошло не на приеме! – Стрелять умею, конечно, и не так чтобы скверно, но не особенно люблю это занятие.

– Ну, вам, поди, целиться удобно! – хохотнул инспектор и вдруг смутился. – Извините, если обидел…

– Пустое, – улыбнулся я. А и правда, я об этом не задумывался!

– Вас, мистер Кин, о чем ни спроси, ничего вы не любите, – сказал Таусенд. – У вас, поди, даже хобби нет!

– Неправда! – запротестовал я. – Есть, да еще какое!

– Ну?

– Только между нами, – потребовал я. В конце концов, инспектор спасал меня от необходимости фланировать среди дам и имел право знать мой маленький секрет. – Цветоводство.

Лицо Таусенда приобрело неописуемое выражение.

– Цветоводство?.. – произнес он, смерив взглядом мою внушительную фигуру. Чтобы смотреть мне в лицо, инспектору приходилось задирать голову. – Это как моя Джейн, что ли? Всякие там… ромашки-лютики?

– Не совсем, – уклончиво ответил я. – Но очень вас прошу…

– Да уж можете не просить, все равно никто не поверит, – хмыкнул он. – Ладно там трубки коллекционировать, вот как я, или еще что, но…

– Ах вот в чем ваш секрет! – рассмеялся я. – Ну, квиты, инспектор!

– Квиты, – согласился он, и тут приятную беседу пришлось прервать: гостей пригласили к столу.

С одной стороны, мне повезло: удалось оказаться достаточно далеко от лорда Блумберри с его бесконечными лошадиными историями. С другой стороны, не очень: рядом очутилась чересчур пышно разодетая девица. Вернее, сперва я решил, что это замужняя дама – на пальцах и в ушах ее сияли бриллианты, – но вскоре выяснилось, что это не так. Кажется, семейство мисс Флип недавно переехало в наши края, поэтому прежде я ее не видел. С третьей стороны, мне снова повезло – напротив сидела миссис Таусенд и смотрела на меня с большим сочувствием. С четвертой тоже все было хорошо: по левую руку восседала пожилая миссис Фландерс, а тетушка Мейбл (с которой я и парой слов не успел перемолвиться) с Сирилом оказались вовсе на другом конце стола.

Ужин длился бесконечно. О, повара у лорда Блумберри были выше всяческих похвал, а я никогда не откажусь от подобных яств, но все удовольствие от них мне отравляла необходимость развлекать юную соседку (миловидную шатенку с приятными ямочками на щеках). Я улыбался, внимательно слушал щебет мисс Флип, рассказывал ей о нашем городе, время от времени взглядывая на миссис Таусенд в поисках моральной поддержки, а сам с тоской ждал окончания ужина.

Наконец эта пытка завершилась, и джентльмены удалились, чтобы выкурить по сигаре, пока дамы будут пить чай со сладостями и сплетничать. Я не курю, но табачный дым меня вовсе не раздражает (к тому же иного способа отделаться от дамского общества не существовало), поэтому проследовал за остальными. Вот тут-то мое везение и окончилось: я угодил прямо в жаркие объятия лорда Блумберри, и он, выпуская ароматный дым, принялся рассказывать мне о своем новом скакуне со странной кличкой Наливное Яблочко и родословной едва ли не более длинной, чем у самого лорда. Оставалось только терпеть, внимать хозяину дома, кивать в нужных местах и подавать реплики вроде «вот как!», «да-да», «неужели?» и думать о том, что сейчас я мог бы сидеть у камина или в оранжерее среди своих малюток вместо того, чтобы настолько бездарно тратить время. Инспектор посматривал на меня с сочувствием, но помочь ничем не мог: в лошадях он не разбирался вовсе. А еще меня крайне интересовало, куда запропастился Сирил…

Когда наконец можно было откланяться, не нарушая никаких приличий, я ощущал себя так, словно прошагал миль двадцать по труднопроходимой местности, отбиваясь от опасных хищников, причем еще и тащил на спине набитый камнями мешок.

Откинувшись на спинку сиденья автомобиля, я посидел пару минут, приходя в себя, потом завел мотор и поехал домой. Окна я держал открытыми, чтобы выветрился запах табачного дыма и чтобы можно было надышаться ароматным ночным воздухом. Свет фар бежал впереди, надо мной плыла луна, как единственная фара какого-то небесного мотоциклиста, а я чувствовал страшную усталость.

И тут сзади посигналили. Я вздрогнул и чуть притормозил, завидев в зеркале заднего вида свет фар. Со мной поравнялся автомобиль инспектора, и он, высунувшись в окошко, прокричал:

– Я так и знал, что вы меня обманете, мистер Кин! И насчет цветоводства вы меня разыграли, верно?

Я только улыбнулся. Пусть думает, как ему угодно!

– Ладно, если досюда доехали, то и до дома доберетесь, – фыркнул Таусенд. – Только не гоните!

Он умчался вперед, а я не хотел торопиться. Все равно вечер пропал…

– Ларример, – сказал я, входя в дом. Верный дворецкий не спал, дожидаясь меня. – Я смертельно устал.

– Понимаю, сэр, – скорбно сказал он и втянул ноздрями воздух. – И пропахли весь, как углежог…

– Да. Поэтому, Ларример, принесите мне… – Тут я передумал. – Нет, ничего не надо. Я иду спать. И не будите меня завтра.

– Хорошо, сэр, – сказал он. – Только позвольте забрать вашу одежду, сэр. Ее необходимо проветрить и вычистить.

– Разумеется.

Я дождался, пока он уйдет, а сам, облаченный в халат, достал из тайника (другого, у отца их было порядочно, в спальне в том числе) бутылку хорошего коньяка. Мне нужно было вознаградить себя за страдания…

Следующим утром я пребывал в крайне дурном настроении: голова болела так, будто я не спал вовсе.

Я спустился к завтраку сонный и разбитый, уселся за стол и раскрыл лежащую передо мной газету. Нужно непременно навестить моих питомцев – они всегда благотворно влияли на мое самочувствие!

Дворецкий, как всегда невозмутимый, поставил передо мной тарелку с какой-то непонятной размазней.

– Это что, овсянка, что ли? – с недоумением спросил я. Обычный мой завтрак составляла яичница с беконом, несколько мясных блюд на выбор, вроде тушеных почек, отварного языка и паштета из телячьей печени, а также кофе с различными сластями, свежими булочками и тостами…

– Так точно, сэр! – все так же невозмутимо подтвердил Ларример, слегка склонив седую голову (его волосы все еще заметно вились, как ни пытался он пригладить их маслом).

– Вы уверены, что она съедобна? – поинтересовался я, с опаской прикасаясь ложкой к этой гадости. Признаюсь, в путешествиях мне доводилось питаться так, что в приличном обществе не расскажешь, но дома… Это было как удар под дых!

– Несомненно, сэр! – заверил Ларример почтительно. – К несчастью, кухарка захворала, сэр, и несколько дней не сможет работать.

– Несколько дней?! – ужаснулся я, осознавая весь ужас своего положения. – А кто готовил… это?

– Я, сэр! – с заметной гордостью сообщил Ларример, должно быть, гордясь своими кулинарными способностями.

Я посмотрел на овсянку, из-за многочисленных комков напоминающую склизкую пузырчатую жабу, и содрогнулся…

Признаюсь, я одолел эту мерзкую кашу, как иные одолевают врага: в тяжелом бою, преодолевая упорное сопротивление. Ларример умиленно наблюдал за процессом поглощения своего творения. Открыто сообщить ему, что я думаю о таком завтраке, мне не позволяло воспитание (а также опасение смертельно обидеть верного старого дворецкого).

Наконец враг был повержен.

– Уф! – я с чувством невыразимого облегчения откинулся на спинку стула и поинтересовался: – Почта сегодня есть?

Впервые на моей памяти спокойный, как вечные льды, Ларример залился краской.

– Да, сэр! – выдавил он. – Сейчас принесу, сэр!

И опрометью бросился прочь из столовой.

Когда Ларример вернулся, неся на серебряном подносе стопку корреспонденции, лицо его выражало скорбь и обреченность.

– Простите, сэр! – начал он, кланяясь. – Видите ли, за всей этой суетой с завтраком я совсем забыл…

– Пустое, Ларример! – отмахнулся я. – Неудивительно, что вы растерялись. Кстати… А ведь в кладовой наверняка имеются… скажем, ветчина, хлеб, сыр? Что у нас там еще?

Желудок мой отозвался согласным бурчанием.

– Конечно, сэр! – подтвердил Ларример. Но, едва я успел раскрыть рот, чтобы приказать принести хоть что-нибудь относительно съедобное, как дворецкий подстрелил меня на взлете: – Только, сэр, у меня нет ключей от кладовой. Они у кухарки!

– А нельзя ли забрать их у нее?

Ларример, слегка нахмурившись, пообещал:

– Непременно, сэр! Как только представится возможность.

Оставалось лишь надеяться, что возможность представится скоро, иначе я попросту умру с голоду! Разумеется, можно было отправить Ларримера за покупками, но старик никогда не простил бы мне такого поругания. Он и так выполнял работу не только дворецкого, что всегда несказанно его огорчало. Ведь у моего отца было двое лакеев, не говоря уж о личном камердинере!

Я принялся сортировать письма, стараясь не обращать внимания на недовольного дворецкого, который явно заподозрил, что собственноручно сваренная им овсянка не пришлась мне по вкусу (и не без оснований, надо признать!) и теперь изволил дуться.

Почты было немного, в основном рекламные проспекты, при виде которых Ларример кривился и машинально приглаживал волосы. Затем несколько приглашений, которые я, конечно, не собирался принимать, письмо от университетского однокашника (содержащее массу воспоминаний о чудесных былых временах, а также просьбу о денежном вспомоществовании) и… Я моргнул, надеясь, что сиреневый конверт мне померещился. Но нет: послание от тетушки Мейбл никуда не делось. Так я и знал, что Сирил снова что-то натворил! Похоже, инспектор напророчил-таки беду…

В послании тетушки, однако, не было никаких конкретных фактов, лишь настоятельная просьба приехать к десяти часам.

Признаюсь, меня раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, визит к тетушке Мейбл вполне можно сравнить с лодочной прогулкой во время цунами, а с другой… повар у нее недурен. Хоть пообедаю по-человечески!

Пока Ларример убирал со стола, я пробрался к кладовой. Остановился возле двери, вдохнул просачивающийся сквозь щели аромат копченостей, и остро пожалел, что не удосужился взять несколько уроков взлома. Быть может, попросить инспектора Таусенда? Наверняка у него есть на примете подходящие специалисты…

После завтрака я заглянул ненадолго к своим крошкам. Конечно, времени, чтобы добраться до дома тети Мейбл, оставалось впритык, но в последнее время я уделял слишком мало внимания моим питомцам. И, о ужас, я обнаружил на малышках Frailea мучнистых червецов! И вместо того, чтобы немедленно приступить к лечению, я вынужден был изолировать бедняжек от остальных и, как ни тяжело было у меня на сердце, отправляться в путь.

Неприятности сыпались на меня в тот день, как из рога изобилия…

Чтобы успеть к назначенному часу, мне пришлось значительно превысить дозволенную скорость. По счастью, день был хоть и пасмурный, но дождя не предвиделось. Небо сплошь затянули кудрявые облака, через приоткрытое окна авто ко мне долетали ароматы цветущих садов, встречных колясок и автомобилей почти не было – словом, поездка оказалась весьма приятной. Я, постепенно приходя в доброе расположение духа, даже принялся тихонько насвистывать фривольную песенку.

Мой автомобиль подкатил по гравийной дорожке к крыльцу тетиного дома… И я понял, что неприятности на сегодня еще не закончились. Мною овладело острое желание развернуть машину, как это делают лихачи, и втопить педаль газа в пол, но было слишком поздно – тетушка меня увидела, а еще раньше услышала урчание мотора.

Дело в том, что я узнал шляпку тетушки Мейбл. О-о, это была особенная шляпка! Тетушка водружала на голову это старомодное сооружение только в тех случаях, когда намечалось какое-то событие. А следовательно, нас ожидала некая церемония: похороны, свадьба, а может, крестины… Да, тетушка прекрасно меня изучила! Узнай я об этом, непременно сбежал бы за границу, но она так тонко обошла подробности стороной, что я даже ничего не заподозрил!

– Помоги мне сесть! – безапелляционно велела она, и я, выскочив из машины, открыл ей дверцу. – Мы почти опаздываем!

– А где же Сирил? – безнадежно спросил я. Кузена нигде не было видно.

– Сирил второй день пропадает в своем клубе, – поджала тетушка губы. Такое времяпрепровождение она не одобряла. – Во всяком случае, он так сказал.

«Мерзавец», – подумал я и преисполнился зависти к хитрому кузену. Он-то, пребывая в непосредственной близости к тетушке Мейбл, обо всем узнал заранее и вовремя сбежал!

– Ты знаешь, духи сказали, что у Сирила есть от меня какие-то тайны! – в голосе тетушки Мейбл звенело негодование. «Еще бы! – подумал я. – Он у нас ходячая загадка, да и только…» – И еще – ему угрожает опасность!

Я на мгновение закрыл глаза: тетушка в компании таких же скучающих дам самозабвенно предавалась столоверчению. Они периодически вызывали духов прославленных полководцев, королей и даже писателей, а те выдавали им туманные пророчества, за толкованием которых дамы проводили многие часы и поглощали галлоны чая и сотни марципановых булочек. «Так, – пришло мне в голову. – Главное, не говорить ей про гадательный салон в Блумтауне. Иначе она попросту переселится ко мне! Лишь бы кто другой не сболтнул…»

– И вообще, – продолжала бубнить тетушка, – куда это годится? Такое старинное поместье, и ни одного привидения! Вот у миссис Гольдбаум целых два и еще полтергейст, он ее щекочет за пятки! Виктор, осторожнее!..

Увы, я представил престарелую миссис Гольдбаум с ее полтергейстом и чуть не съехал в кювет.

– Ты очень опасно водишь, мой мальчик! – сказала тетушка и погладила меня по голове. Слава богу, она не знает, что я слеп на левый глаз.

Умостившись поудобнее на сиденье, тетушка Мейбл скомандовала:

– Поезжай к церкви! И скорее, Виктор, будь добр!

Так я и знал!

– Похороны или крещение? – обреченно поинтересовался я, трогаясь с места.

– Свадьба! – радостно сообщила тетушка, поправляя перед зеркальцем кошмарную шляпу, и я подавил желание уткнуться лбом в руль. За что мне это, скажите на милость?!

Тетушка увлеченно рассказывала о предстоящем радостном событии. До меня долетали отдельные фразы: «свадьба, конечно, по лицензии», «кружева на платье», «фарфоровый сервиз от тети Карен» и тому подобное – обычные глупости, почему-то столь важные для дам. Каюсь, слушал я не слишком внимательно, за что и поплатился.

– А когда же ты, наконец, женишься, Виктор? – вопросила тетя Мейбл, ткнув меня пальцем под ребро, да так, что я едва не выпустил руль.

Признаю, она застала меня врасплох.

– Вы ведь знаете, я поклялся хранить верность Сибил, – ответил я, уже предвосхищая ее реакцию.

– Ах, той бедной девушке? – разом поскучнела тетушка, любимым занятием которой (после столоверчения, разумеется) было устраивать чужое счастье. Притом делала она это с деликатностью паровоза. – Но ведь это было так давно! Виктор, ты должен…

– Тетя, я не намерен это обсуждать! – холодно отрезал я, глядя прямо перед собой.

В иное время тетушка так легко не отступилась бы, но сейчас она слишком спешила в церковь, и мысли ее были заняты предстоящим бракосочетанием.

– Виктор, представляешь, малышка Синтия уже невеста! – она смахнула несуществующую слезинку. – А ведь, казалось бы, совсем недавно она была такой крошкой… Правда, бедняжку портят плохие зубы. Но приданое, надо признать, у нее недурно!

Мне оставалось лишь стиснуть зубы и увеличить скорость, иначе меня с головой захлестнул бы поток информации о потенциальных невестах…

У церкви собралось множество народа. Окружающие деревья пестрели ленточками и флажками, слуги и бедный люд толпились в стороне, деревенские мальчишки держали в руках дудки и воздушные шары, а в отдалении, между могил, деловито настраивал инструменты небольшой оркестр.

Публика посолиднее, должно быть, была уже в церкви.

«Едут!» – раздался крик, едва мы вышли из автомобиля.

– Виктор, быстрее! – прошипела тетушка Мейбл, подхватывая меня под руку. – Неприлично опаздывать!

– Да, тетя, – согласился я, ускоряя шаг…

Признаюсь, переступая порог, я затаил дыхание – таким, как я, в церкви не место. Однако громов и огня небесного не воспоследовало, так что пришлось занимать отведенное нам с тетей место.

Невеста оказалась совсем юной особой в голубом платье и выглядела бы вполне миленькой, если бы не многочисленные прыщи, покрывающие ее круглые щеки. Впрочем, жених (долговязый парень с костистым лицом), кажется, не имел ничего против: он взирал на суженую с неподдельным восторгом. Дамы умиленно заохали, а священник, откашлявшись, принялся вещать о высоком предназначении брака.

Последовавшее действо прошло мимо меня. Я смирился с жестокой судьбой в лице коварной тетушки Мейбл, которая обманом завлекла меня на это бессмысленно-приторное действо. Однако всерьез слушать всю ту чепуху, которую произносил священник, я был не в силах, поэтому углубился в размышления. Меня всерьез беспокоили мучнистые червецы, обнаруженные в оранжерее. Разумеется, я знал немало средств от этой напасти, но все они не гарантировали стопроцентного избавления от вредителей. Какое же выбрать?..

Церемония тем временем текла своим чередом: священник предложил присутствующим огласить причины, препятствующие этой паре вступить в брак и, не получив ответа, перешел к традиционным вопросам жениху и невесте.

Дальше я окончательно углубился в свои мысли и перестал следить за происходящим. Тетушка Мейбл то и дело прикладывала платочек к глазам, демонстрируя, насколько она растрогана, и шепталась о чем-то со своей соседкой. Я же размышлял, стоит ли прививать Aylostera heliosa или все же повременить?

– Виктор, ты заснул? – вырвал меня из полудремы раздраженный голос тетушки. – Пойдем скорее!

Вздрогнув, я огляделся вокруг. Венчание закончилось и уже почти все гости покинули церковь.

– Да, тетя! – А что еще я мог ответить?..

На улице царила какофония: все смеялись, поздравляли молодых, оркестр наигрывал что-то бравурное, а мальчишки, словно соревнуясь, дудели в свои дудки.

Я вздохнул, поднял взгляд к хмурым небесам и принялся вспоминать, как давно и чем именно подкармливал своих питомцев. Только мысли о моих крошках давали мне силы пережить весь этот кошмар!

«Пожалуй, пора добавить извести в почву Mammillaria herrerae», – решил я, и в этот момент заметил краем глаза, как что-то летит прямо в лицо тетушке Мейбл.

Реакцию мою годы спокойной жизни не испортили: выбросив вперед руку, я ловко перехватил метательный снаряд… И лишь когда пальцы мои сомкнулись на хрупких стеблях лилий, я сообразил, что именно поймал. Букет невесты!

Надо было видеть глаза тетушки…

После минуты растерянного молчания на меня обрушился водопад шуток и поздравлений. Я отвечал вымученной улыбкой, мечтая поскорее оказаться в тишине своей оранжереи.

А ведь предстояла еще самая неприятная часть: свадебный завтрак!

Спустя полчаса я понял, что улыбка моя очень скоро превратится в оскал. Милые барышни, раззадоренные тем, что одна из них успешно перешла сегодня в категорию замужних дам, спешили также поймать женихов. К тому же, нелепое происшествие с букетом обратило на меня еще большее внимание. От щебета юных прелестниц и прицельных взглядов их маменек у меня невыносимо чесалось между лопатками, будто кто-то запустил мне за шиворот десяток крупных красных муравьев. Но приходилось терпеть. И улыбаться, улыбаться, улыбаться…

Только вколоченные в детстве правила поведения удерживали меня от того, чтобы спастись бегством.

Чтобы избавиться от назойливых дам, приходилось везде следовать за тетушкой Мейбл, притворяясь, будто мы поглощены важной беседой.

Тетушка, надо отдать ей должное, не рискнула больше заговаривать со мной о женитьбе (должно быть, эти новомодные доктора правы относительно инстинкта самосохранения). Вместо этого она с придыханием повествовала об откровениях недавно вызванного Наполеона Буонапарте, о знаменитых медиумах, о месмерической силе…

Я рассеянно кивал, уделяя куда больше внимания сандвичам и пирожным, ведь дома меня наверняка ожидало повторение ужасного завтрака. Так что я всерьез жалел, что, в отличие от хомяков и верблюдов, не могу запастись пищей впрок.

– Представляешь, в доме моей пансионной подруги, Валерии Стивенс, недавно появилось привидение средневекового монаха! Ах, Виктор, ну почему в нашем доме нет даже полтергейста?! Я так хочу обзавестись собственным привидением! Согласись, Виктор, это так… изысканно! – тетушка бросила на меня косой взгляд.

– Да-да! – подтвердил я рассеянно, делая вид, что меня полностью поглощает разглядывание узоров паркета.

– Виктор, ну так помоги же мне! – потребовала тетушка Мейбл, вцепившись в мою руку.

– Чем именно? – искренне удивился я.

– Знаешь… – поколебавшись, тетушка как-то нервно осмотрелась и склонилась ко мне. – Говорят, на черном рынке купить привидение не так уж сложно!

– Вы полагаете, у меня есть связи на черном рынке? – я поднял бровь, демонстрируя удивление.

– Ах, Виктор, оставь эти глупости! – отмахнулась тетушка, помешивая чай. – Это своего покойного батюшку ты мог обмануть. Артур, упокой Господь его душу, временами бывал так доверчив, даже странно для барристера. А меня ты не проведешь!

Тетушка покачала пальцем у меня перед носом, и я подавил вздох, смирившись с судьбой. Милейшая тетушка Мейбл не оставит меня в покое, пока я не раздобуду ей желаемое привидение, но думать об этом не хотелось…

Донеся до меня свою просьбу (больше напоминающую требование), тетушка наконец переключилась на другую тему. Впрочем, это меня не порадовало, ибо теперь она в красках живописала, как тяжело живется бедному Сирилу, с раннего детства лишенному отцовской любви и внимания. «Лучше вовсе не иметь отца, чем иметь до безумия азартного родителя!» – подумал я, но благоразумно не стал озвучивать своего мнения. Тетя полагала, что каким бы ни был покойный, отзываться о нем следует только положительно, притворяясь, будто смерть его была огромной потерей для близких и общества в целом.

Сирил пошел в отца, чего тетушка Мейбл категорически не желала замечать. Однако лучше уж тетушкины восхваления любимого отпрыска, чем алчущие брака барышни! Так что пришлось внимать воспоминаниям о том, каким славным карапузом был мой кузен…

Вырваться на свободу мне удалось лишь спустя несколько часов. Доставив тетушку Мейбл домой, я наотрез отказался заходить к ней на чай, сославшись на крайнюю занятость.

В Блумтаун я мчался, как сумасшедший. Хорошо еще, что по дороге мне не встретился инспектор Таусенд!..

Следующий день я твердо решил посвятить своим питомцам.

* * *

Я смешивал удобрения для моих малюток, когда Ларример осторожно покашлял возле входа в оранжерею.

– Что такое? – недовольно спросил я, пипеткой отмеривая нужное количество очередного препарата.

– Сэр, – сказал Ларример, – к вам посетители.

– Да? А они предупреждали о визите?

– Никак нет, сэр, – мрачно ответил дворецкий. – Но они очень настаивают. Жаждут видеть вас, и немедленно.

Я застонал. Ну кого могло принести? Тетушку? Ну нет, она входит без спроса. Кузена? Опять же нет, он вообще минует мой дом десятой дорогой! Инспектора? Но он один… если не решил захватить с собой пару констеблей, конечно.

– Устрой гостей и передай, я сейчас спущусь, – велел я, с сожалением отставляя почти готовую смесь. Вот не забыть бы теперь, что я уже туда насыпал, а чего еще нет! Запишу, пожалуй…

На это ушло некоторое время. Затем я тщательно отмыл руки, переоделся – кем бы ни были гости, я не должен посрамить свое имя, явившись в мятом домашнем пиджаке, – проверил, одинаковы ли у меня глаза и спустился в гостиную.

Там меня уже ждали. В смысле, ждали с нетерпением. В кресле восседала смутно знакомая дама, а по комнате туда-сюда нервно прохаживался тоже смутно знакомый господин. Как бы дорожку в ковре не протоптал…

– Чему обязан визитом? – как можно дружелюбнее поинтересовался я, сбегая с лестницы, и гостей чуть не подбросило.

– Он еще интересуется! – воскликнула дама, комкая батистовый платочек.

– Мистер?.. – обратился я к нервному господину.

– Флип! – сказал он. – Абрахам Флип. А это моя супруга, Мария Флип!

– Очень рад, – сказал я. Фамилия тоже была мне откуда-то известна. – Я, как вам, должно быть, известно, Виктор Кин. Позвольте поинтересоваться, что привело вас в мой дом?

– Он еще интересуется! – повторила миссис Флип и перья на ее шляпке яростно затряслись. Я ничего не понимал.

– Мистер Кин, – начал ее супруг, – мы вынуждены были явиться к вам по крайне щекотливому делу. Ответьте честно: вы присутствовали на званом вечере у лорда Блумберри?

– Да, – удивленно ответил я.

– И вы были представлены нашей дочери?

Я нахмурился. Там было столько юных леди, что упомнить всех не представлялось возможным!

– Наверно, если она там присутствовала, – честно ответил я. – У меня не слишком хорошая память на имена, уж простите.

– Не лгите, мистер Кин! – надвинулся на меня мистер Флип. Они с супругой представляли комическую противоположность чете Таусенд: она – маленькая и круглая, а он – высокий и дородный. – Вы сидели рядом с нашей дочерью за ужином! Вы говорили с нею!

– А-а! – сообразил я. – Та прелестная юная леди в бриллиантах, верно?

– Семейный гарнитур, – почему-то всхлипнула миссис Флип и поднесла платочек к глазам.

– Именно! – прорычал мистер Флип. – А теперь, как джентльмен и просто честный человек, вы обязаны жениться на Памеле!

Я содрогнулся. Представить, что я способен жениться на девице по имени Памела Флип, я не мог. Я вообще не собирался жениться!

– Простите, – заговорил я как можно более спокойно, – но на каком основании? Я всего лишь развлекал ее беседой!

– Всего лишь?! – задохнулся мистер Флип. – Вас видели в саду! Вы… вы непристойно обнимали мою дочь за… обнимали! Держали за руку! И даже… даже…

Тут он потерял дар связной речи. Я, впрочем, тоже, потому что прекрасно помнил: никаких девиц я не обнимал, потому что моим вниманием всецело завладел лорд Блумберри.

– Послушайте, – сказал я, – если вам недостаточно моего слова, что я и пальцем не коснулся вашей дочери, спросите лорда! С той минуты, как мы вошли в курительную комнату, он не отпускал меня от себя, рассказывая о своей новой лошади! Да у меня два десятка свидетелей!

– А у нас – три! – истерически выкрикнула миссис Флип.

– А лорд уехал во Флоренцию на два месяца, – мрачно сказал мистер Флип.

– О боже… – простонал я. У меня возникло очень скверное подозрение. Более того, я был уверен, что это вовсе и не подозрение, а уверенность. – Хорошо. Давайте проведем очную ставку.

– Что?.. – не поняли они.

– Я предлагаю следующее: я в вашем присутствии при свете дня встречусь с вашей дочерью, и если она признает во мне того, кто ее… гхм… держал за руку, тогда разговор продолжится. А пока – извините!

– Я согласна! – заявила миссис Флип.

– Едем! – согласился мистер Флип.

– Ларример, подайте пальто, – только и оставалось сказать мне.

Флипы поехали вперед на роскошном лимузине, я следовал за ними на своем автомобиле и предавался мрачным мыслям. Да, я понял, что произошло, но легче мне от этого не стало. Что, впрямь придется менять имя и бежать за границу? А как же мои крошки? Как же верный Ларример? Да даже и тетушка Мейбл?! Впрочем, что это я паникую? Ну, вызовет меня папаша Флип на дуэль, и что? Вряд ли он стреляет лучше меня! А фехтование… Гм, да он же задохнется на втором выпаде!

Вот и жилище Флипов. Они купили старую усадьбу, бог знает сколько лет простоявшую без хозяина, а теперь пытались привести ее в порядок. Получалось скверно: если у владельцев нет вкуса, но достаточно денег, дом ничто не спасет, так что строгий, старого стиля особняк понемногу превращался в нечто непотребное. Заброшенный сад совсем вырубили, насадили новый, но когда еще поднимутся эти саженцы! Если поднимутся, поправился я, увидев сладко спящего под кустом садовника. М-да, мистер Флип явно из скоробогатых людей, вот почему на его дочери в тот вечер были бриллианты, а не скромное жемчужное ожерелье, как подобает незамужней девушке!

– Памела! – закричала миссис Флип, едва выйдя из автомобиля. – Памела, спустись немедленно!

Девушка выбежала из дома, словно только и ждала оклика. На ней было легкое палевое платье, темные волосы немного растрепались, на щеках играл румянец… Очень, очень хорошенькая!

Она была совершенно не в моем вкусе.

– Памела, – сказал мистер Флип, взяв ее за руку. – Скажи мне, скажи, не таясь: это именно тот молодой человек, который… которого… которому… Ты поняла!

Девушка подошла ко мне и встала на цыпочки.

– Он очень похож, папенька… – пролепетала она. – Но тот был пониже ростом!

– На тебе были туфли на каблуках, – отрубил он. – Только и всего!

– И плечи вроде бы поуже…

– Мистер, соблаговолите снять пальто… А так, Памела?

– Все равно намного уже…

Я уже почувствовал было воздух свободы, но тут встряла миссис Флип.

– Душенька, – вкрадчиво произнесла она, – а как же лицо? Ты не запомнила?

– Маменька! – вскричала она, краснея. – Я едва могла взглянуть на него!

– Но в саду…

Памеля сделалась пунцовой.

– Маменька!

– Глаза у него были голубые? Как у этого джентльмена?

– Да…

– У меня не голубые глаза, – сумел я вставить, благодаря господа за то, что с утра отправился работать с моими крошками, а потому не вставил парадный глаз.

– Как?! – схватилась за сердце миссис Флип.

– За столом мисс Флип могла видеть меня только с правой стороны, – любезно пояснил я. – А с левой… смотрите сами.

И я повернулся левой стороной, блеснув карим глазом.

– Ой… – совсем по-девчоночьи сказала Памела и схватилась за щеки. – Нет, маменька, у того оба глаза были светлые! И еще… у него другой одеколон! У мистера Кина такой легкий, свежий запах, он мне очень понравился еще за столом, и я удивилась, почему потом он изменился…

– А на что он походил, мисс, этот запах? – спросил я.

– Не знаю, – понурилась она. – Какие-то цветы… Сладкий такой аромат…

– Ясно, – сказал я, понимая, что неприятностей не избежать. – Я вынужден принести мои глубочайшие извинения. Мой кузен, Сирил – страстный любитель розыгрышей. Простите, мисс Флип, боюсь, он воспользовался нашим сходством, чтобы подшутить над вами…

– Хороши шутки! – взревел мистер Флип. – Весь город потешается! Каково моей бедной девочке?!

– Мистер Флип…

– Нет уж! – визгливо заявила его супруга. – Придется вам жениться! Вашего кузена я знать не знаю, а на вас руны показали!

– Что?! – Я лишился дара речи.

– Руны! – с удовольствием повторила она. – Я нарочно в «Хрустальный шар» сходила, так мне там сразу на вас указали! А вы еще кузеном прикрываетесь, не первый раз, поди? То-то у него репутация такая, все гадости на него валите… Не-ет, теперь не отвертитесь!

Я молча хватал ртом воздух.

Памела плакала, закрыв лицо руками. Кажется, я погорячился, она была не такой уж дурной девушкой, просто немного невоспитанной.

– Значит, руны, – сказал я, заставив себя успокоиться. – Прекрасно. Просто прекрасно, миссис Флип. Значит, ни мое слово, ни свидетельство вашей дочери не стоят ничего, а речения какой-то гадалки…

– Не какой-то! – вскрикнула та. – Она посвященная седьмого уровня!

Я подавил желание закрыть лицо рукой.

– Если мой кузен лично, без принуждения сознается в том, что… хм… держал вашу дочь за руку, вы мне поверите? – спросил я.

– А он на ней женится? – жадно поинтересовалась миссис Флип.

– Может быть, – осторожно сказал я, надеясь, что они еще не вызнали: у Сирила ничего нет. И не будет, пока я не умру, а я надеялся протянуть еще очень и очень долго.

– Это несерьезно!

– А все-таки? – настаивал я. Внутренним взором я видел вожжи, висящие в конюшне. И Сирила.

– Мы даем вам неделю, – строго сказал мистер Флип. – По истечении этого срока весь город будет знать, что вы натворили!..

– Честь имею, – ответил я и направился к своему автомобилю. Настроение у меня было наимерзейшее…

Итак, у меня не было ни малейших сомнений, что подставил меня именно Сирил. Допускаю, что я мог понравиться мисс Флип. Допускаю, что она недостаточно хорошо воспитана, чтобы отказаться проследовать с молодым человеком в сад, остаться с ним наедине, более того, позволить ему… ну, не знаю уж наверняка, что именно она ему позволила, но факт есть факт. Но Сирила Памела если и видела, то мельком, он сидел очень далеко. Значит, мой кузен воспользовался нашим сходством, чтобы обмануть девушку. Очень достойно, ничего не скажешь!

И где искать этого мерзавца? Тетушка Мейбл сказала, что он второй день в клубе, стоит заглянуть туда. Это, конечно, не респектабельный клуб для солидных джентльменов, там собираются сопляки вроде Сирила, но если где и можно его застать наверняка, то только там! А вот если он кочует по приятелям, тогда пиши пропало…

– Что вам угодно, сэр? – поинтересовался служитель.

– Скажите, мистер Кертис сейчас здесь? – спросил я и приготовился ждать, но ждать не потребовалось.

– Так точно, сэр, – ответил он. – Недавно прибыли. Прикажете доложить?

– Да, будьте так любезны.

– А как вас представить, сэр?

– Скажите, что приехал его кузен, – улыбнулся я, и как только служитель отвернулся, выскочил наружу и живо обогнул здание.

Ну-ка, проверим мою интуицию… Раз, два… На счете «три» распахнулось окно второго этажа, и кто-то сиганул вниз, прямо в мои объятия. Я человек крепкий, могу и не такое выдержать.

– Сирил, ласточка моя! – выдохнул я в лицо обожаемому кузену, сжимая его в объятиях. Тот только слабо пискнул. – Ты так рад видеть меня, не правда ли?

– Да-а… – произнес он еле слышно. Кажется, я слишком сильно его помял.

– Это у вас теперь такая мода, у молодых, прыгать из окон?

– Ну-у…

– Сирил, я до сих пор не убил тебя только потому, что мне жаль тетушку Мейбл, – серьезно сказал я, не выпуская кузена. Я знал, с какой скоростью он может бегать, а гоняться за ним не имел ни малейшего желания. – Идем со мной.

– Я ничего!.. – заикнулся он, но я взял его за шею.

– Ты флиртовал с мисс Флип. Хуже того, ты прикинулся мной, – жестко сказал я. – Значит, ты поедешь со мной и сделаешь все, чтобы очистить мою репутацию. Иначе обо всем узнает твоя матушка. Обо всем, Сирил, не только об этом эпизоде!

Он сник.

– Но это же была невинная шутка… – простонал кузен.

– Из-за твоей шутки меня вынуждают жениться, – ответил я. – Поехали!

Сирил дрожал так, что содрогался автомобиль.

– Доложите мистеру и миссис Флип, что явились мистер Кин и мистер Кертис, – велел я слуге.

Почтенное семейство слетело вниз моментально. Того, что я держал Сирила за шкирку, они вроде бы и не заметили.

– Это он, мама, он… – снова заплакала Памела, а Сирил попытался увернуться, но я не дал.

– Ваш кузен? – зловещим тоном осведомился мистер Флип.

– Он самый, – ответил я и встряхнул Сирила, как собака дичь.

– Я не могу выдать дочь за этого проходимца, – выдал он. – Я успел навести справки! У этого молодца за душой ни гроша!

– Я… – пискнул Сирил, но тут же умолк и обвис в моей руке. Это была чистая правда.

– А вот вы, – продолжил мистер Флип, – вы, мистер Кин, совсем другое дело. Я думаю, Памела просто перепутала в темноте, верно, деточка?

Та судорожно кивнула. Сирил умел нравиться девушкам, я тоже, и как докажешь, кто из нас виноват?

– Я никогда ни на ком не женюсь, – спокойно сказал я. Да, я дал такой зарок. Пусть самому себе, но… Кто строже будет соблюдать его? – Простите, мистер Флип, или вы довольствуетесь моим кузеном, или останетесь ни с чем.

– Но ваше доброе имя!

– А ваше? – приподнял я бровь. – Вы готовы опорочить имя Памелы ради того, чтобы выдать ее замуж? И поверьте, я не настолько богат! Стоит ли использовать дочь ради того…

По их взглядам я понял – стоит.

– Гадалка сказала, – замогильным голосом произнесла миссис Флип, – что это будете вы. Я ведь говорила вам, а вы не поверили! Что ж, теперь испейте чашу до дна!..

Меня, каюсь, чуть не вывернуло наизнанку при упоминании о чаше, но я сдержался.

– Значит, Сирил вас не устраивает, – заключил я.

– Нет! – сказали они в один голос. – У вас осталось шесть дней!

– Ну что ж… – ответил я, запихнул кузена в автомобиль и отбыл.

Остановился я только за городом, а там взял Сирила за грудки и посмотрел ему в глаза… глаз. В общем, как получилось.

– Ты нарочно это сделал, – сказал я.

– Да я же говорю, пошутил! – вскинулся он.

– За такие шутки в одной стране рубят голову. Сразу, – невыразительным голосом произнес я, и Сирил испугался.

– Ну я же ничего!.. Только за руку!.. Откуда я знал, что у нее родители такие!..

– Еще раз прикинешься мной… – Я ухмыльнулся. – И я прикинусь тобой. Поверь, я сумею натворить такого, что ты до конца жизни не посмеешь высунуться из-под мамочкиной юбки!

– Н-не надо! Не надо! – Сирил явно мне поверил, и хорошо, потому что я действительно мог это устроить. К тому же он запоздало сообразил, что моя женитьба ему явно не с руки – не приведи господь, я обзаведусь другими наследниками, а тогда он вряд ли что-то получит! – Виктор, ну я свалял дурака, ну пожалуйста… Что я могу сделать, чтобы загладить вину?

– С этого бы и начинал, – вздохнул я. Нет, женить его на Памеле Флип не выйдет. Да и не надо, не нужны нам такие родственники! – Ты в курсе, что твоя матушка страдает без привидения?

– Привидения?! – переспросил он с непередаваемым выражением лица.

– Ну а что? Дом старый, а даже завалящего полтергейста нет! – Я улыбнулся. – С этого момента ты, Сирил, будешь привидением. И полтергейстом. Усердствовать не надо: переложи ее очки с места на место, книжку закрой… Ну там повой в каминную трубу, мне, что ли, тебя учить?

– Это я могу! – приободрился Сирил. – А…

– А за это я ничего никому не скажу, – обрезал я. – Особенно твоей матушке. Старайся, Сирил. Уверен, тебе это будет в удовольствие!

– Ну… я попробую… – буркнул он, но по разгоревшимся в его глазах огоньках я понял: тетушку Мейбл ждут веселые денечки!

А мне предстояло как-то отделаться от помолвки с мисс Флип…

По некотором размышлении я решил, что не стоит пороть горячку. Времени у меня еще оставалось порядочно, так что следовало взять себя в руки и поразмыслить всерьез.

Понятно, что Флипы так легко не откажутся от мысли выдать за меня свою дочь. Безусловно, я могу попросту отказаться на ней жениться, но они не преминут устроить громкий скандал, а может быть, даже попробуют привлечь меня к суду. Дело они вряд ли выиграют, зато изрядно попортят кровь мне, а больше того – тетушке Мейбл.

Я медленно ехал по улице, бездумно разглядывая витрины. Накрапывающий дождь разогнал прохожих по домам, и мне очень понравилось ехать вот так, слушая шелест дождя и негромкий гул двигателя.

Взгляд зацепился за новую вывеску, изображающую, насколько я мог судить, языческого бога Пана со свирелью. Мгновение подумав, я притормозил у тротуара. Пожалуй, это может быть интересно…

Из магазина я вышел уже в куда лучшем настроении. Слуга уложил в авто мои покупки, и я наконец покатил домой.

Открывший дверь Ларример при виде меня с солидной коробкой наперевес несколько подрастерял обычную невозмутимость.

– Осмелюсь спросить, сэр, что это? – поинтересовался он, не отводя взгляда от моей покупки.

– Граммофон, Ларример! – просветил его я. Хм, пожалуй, не стоит отдавать коробку дворецкому. Лучше я сам установлю граммофон, а уж после сниму пальто и шляпу.

Ларример следовал за мною как тень.

– Позвольте поинтересоваться, сэр… – почтительно начал он, когда я дошел до оранжереи и извлек из коробки нечто, напоминающее деревянный сундучок, а также странный изогнутый колокол (по крайней мере, таковой напоминающее).

– Конечно, Ларример! – ответил я, пытаясь вспомнить, как правильно обращаться с граммофоном. Владелец магазина несколько раз объяснил мне и даже продемонстрировал порядок действий, но с непривычки все равно было сложно.

– Что такое граммофон? – спросил Ларример так, будто интересовался, уж не смертельная ли это болезнь.

– Хм… – замялся я, пытаясь вспомнить то, что читал в газетах, и изложить это как можно более доступно. – Это специальная машина для проигрывания музыки.

– Машина… для музыки?! – запнувшись, повторил дворецкий, странно глядя на меня.

Кажется, он пытался понять, не повредился ли я рассудком: понятия «машина» и «музыка» в его разумении явно никак не соотносились.

– Вот именно, Ларример, вот именно! – Я наконец совладал с хитроумным устройством и поставил пластинку с новой пьесой.

Когда по оранжерее поплыли чарующие звуки, Ларример едва не подпрыгнул, а потом застыл с открытым ртом, да так и простоял, пока запись не закончилась.

– Как вам? – спросил я, чувствуя законную гордость. – Согласитесь, очень удобно! Не нужно ехать в оперу, можно наслаждаться музыкой дома, сидя у камина… К тому же мои крошки только так могут приобщиться к мировой культуре. А это очень важно, не так ли, Ларример?

– Да, сэр. Нет, сэр. – Кажется, Ларример пребывал в прострации. Потом он собрался, откашлялся и веско заключил: – Неправильно это, сэр!

– Прогресс не остановишь, – пожал плечами я и только теперь вспомнил, что так и не снял пальто.

Ларример не стал спорить, но по виду его было понятно, насколько он недоволен. Впрочем, за последнее время на меня обрушилось столько неприятностей, что неудовольствие дворецкого на этом фоне казалось не более чем комариным укусом…

Последние дни мне пришлось довольствоваться чаем с хлебом, сыром и ветчиной, что также не улучшало моего настроения. (Правда, по сравнению с овсянкой это был райский нектар, так что я не роптал.) Увидев на столе исходящую ароматным паром супницу, серебряные блюда с тушеными помидорами, картофельным пюре, румяной курицей, тушеной печенью и бог весть чем еще, я на мгновение онемел.

– Кухарка наконец выздоровела? – обрадовался я, расправляя на коленях салфетку, и подавляя желание алчно облизнуться.

– Нет, сэр! – кажется, Ларример был доволен сюрпризом. – Боюсь, у нее чахотка, сэр!

– Вот как? – искренне огорчился я. – Тогда кто же приготовил все это?

Я обвел рукой аппетитное изобилие.

– Моя племянница, сэр! – с достоинством сообщил Ларример. – Она приехала помочь мне по хозяйству.

– Хм, вот как? – только и произнес я, глотая слюну, и принялся за поджаристую отбивную…

Обед оказался выше всяких похвал.

– Передайте вашей племяннице мою искреннюю благодарность! – попросил я, откладывая приборы, и Ларример согласно наклонил седую голову.

– Непременно, сэр!

После обеда я отправился к своим питомцам и с полной самоотдачей предался уходу за ними, наслаждаясь одновременно музыкой (я приобрел сразу пару десятков пластинок – вкусы у меня самые разнообразные, так что классические вальсы сменялись современными мелодиями). Что бы ни говорил Ларример, в техническом прогрессе есть своя прелесть!

Приятное общество кактусов окончательно успокоило мои взвинченные нервы, и теперь я мог всерьез заняться проблемой, которую поставило передо мной семейство Флип…

Спустя час я вышел из дому и поймал такси: у меня слишком приметный автомобиль для предстоящего визита.

Теперь у меня имелась весьма недурная подсказка, каким образом можно приструнить зарвавшуюся гадалку из того салона… как там бишь его? «Хрустальный шар», кажется?

Пожалуй, стоит позже заглянуть к инспектору Таусенду, он наверняка не откажется мне помочь в этом. Однако для начала следовало убедиться, что гадалка действительно мошенница. Есть многое на свете, что и не снилось просвещенной публике – в этом я имел возможность убедиться сам. Возможно, эта гадалка честно рассказала клиентам об увиденном, а те уж перековеркали сказанное, как им было выгодно.

Признаться, в такой вариант я не слишком верил, однако чего только ни случается? Надо дать человеку возможность оправдаться…

На гадательный салон мне любезно указал первый же прохожий. Располагался «Хрустальный шар» почти в самом центре города, на первом этаже солидного особняка. Хм, похоже, его владелица преуспевала. Не думал, что это настолько выгодное занятие!

На стук в дверь откликнулся громила самого бандитского вида. Ливрея слуги безуспешно пыталась облагородить эту образину, однако перебитый в нескольких местах нос, нависающие над глазами надбровные дуги, узкий лоб и шрам на щеке заставляли вспомнить исследования мистера Ламброзо. Воистину, на лице громилы читались его суть и перипетии его нелегкого жизненного пути…

Должно быть, далеко не все клиенты довольны результатами гадания, если возникла надобность держать прислугой эдакого типа!

– Я хотел бы видеть мисс… – я замялся, только теперь сообразив, что не озаботился выяснением имени гадалки, и выкрутился: – Владелицу салона!

– Вам назначено? – прогудел он, смерив меня подозрительным взглядом.

Я поднял брови: надо же, здесь прием по предварительной записи!

– Нет, однако, полагаю, меня примут. – Я протянул ему свою визитку, на обороте которой заранее написал несколько слов.

– Ждите! – буркнул тип и захлопнул дверь, оставив меня на крыльце.

Я, пожав плечами, принялся разглядывать прохожих. Пришлось раскланяться с несколькими знакомыми, среди которых были несколько тетушкиных подруг, с нескрываемым интересом изучивших как меня, так и приметную вывеску салона. Боюсь, тете Мейбл в ближайшее время сообщат не только о существовании «Хрустального шара», но и о моем к нему интересе… И я еще надеялся, что хотя бы этой неприятности удастся избежать!

Я уже успел заскучать, когда у меня за спиной наконец заскрипела дверь.

– Вас примут! – сообщил громила, тщетно пытаясь придать своему тону хотя бы немного почтительности.

Я отдал ему свою шляпу и пальто, однако трость оставил, несмотря на его явное недовольство. Громила посопел, но силком отбирать трость не стал, и правильно сделал.

– Идите за мной! – бросил он через плечо и двинулся вперед с грацией тяжеловоза.

Громила привел меня в небольшую полутемную комнату, где и оставил, буркнув дежурное: «Ждите!»

Я с любопытством огляделся. Признаюсь, мне не доводилось ранее бывать в магических салонах, поэтому обстановка вызвала у меня неподдельный интерес. Надо думать, кто-то изрядно потрудился, придавая обычной в общем-то комнате мистический флёр (как его понимала владелица): окна закрыты тяжелыми шторами, кругом громоздится тяжеловесная мебель из темного дерева, на полу раскинулся ковер, затканный непонятными символами, на стенах намалеваны алой краской странные знаки. Знаки рисовали с намеренной неряшливостью, чтобы получились потеки, в неярком свете свечей походившие на кровь. В стенном шкафу обнаружилось собрание всевозможных мистических книг, от творения господина Папюса до рукописного на вид фолианта с надписью «Молот ведьм» (видимо, в свободное от работы время гадалка изучала методы борьбы с ей подобными). Также в комнате находилось множество предметов непонятного назначения, но крайне загадочного вида, начиная от пресловутого хрустального шара и заканчивая чем-то, подозрительно напоминающим высушенную человеческую голову. (По-моему, это была просто сморщенная тыква.)

– Вижу, вас заинтересовала моя коллекция? – приятный женский голос, неожиданно раздавшийся за моей спиной, заставил меня резко обернуться.

Я внимательно посмотрел на незнакомку. Светлые волосы и глаза, бледная кожа – по виду обычная уроженка северных графств, в жилах которой имеется изрядная примесь норманнской крови. Род ее занятий выдавали только платье, стилизованное под тунику, гроздь амулетов на шее, многочисленные браслеты и диадема на лбу, придерживающая распущенные волосы.

– Разумеется, – ответил я, сообразив, что пауза неприлично затянулась. – Весьма любопытные… экземпляры! Должно быть, редкие?

Видно было: книги явно не читали, а на полки поставили исключительно для антуража – корешки ничуть не потрепаны, страницы не загнуты, а кое-где даже не разрезаны! Говорить об этом я, понятное дело, не стал.

Женщина кивнула, не отводя от меня внимательного взгляда.

– Что вам угодно? – спросила она, словно лавочник у нового покупателя.

– У меня весьма деликатный вопрос… – негромко и доверительно сообщил я, нисколько не покривив душой. Вопрос был действительно деликатным. – Надеюсь, вы сможете мне помочь. Только для начала мне хотелось бы убедиться, что вы… скажем так, специалист достаточной квалификации.

– Вы сомневаетесь в способностях посвященной седьмого уровня?! – в голосе женщины звенело возмущение.

Я только усмехнулся.

– Что же, тогда приступим! – тряхнув волосами, она направилась к небольшому столику в углу. – Следуйте за мной!

Я послушно уселся на стул, на который она мне указала величественным жестом, и поморщился: мои длинные ноги с трудом умещались под столом – тот был низковат. Вечная моя беда! Спасибо, дома мебель сделана на заказ – это еще прадедушка расстарался…

Гадалка тем временем расправила складки платья и спросила низким голосом:

– О чем вы желаете узнать?

– Ну… к примеру, в каком возрасте я вступлю в законный брак? – подумав, спросил я.

– Хорошо… – произнесла она, вынимая из ящичка стола колоду карт и начиная раскладывать их по одной ей понятной системе. – Храните молчание, прошу вас…

Я кивнул, с интересом наблюдая за ее действиями. Сам я на картах гадать не умею, но неоднократно видел, как это делают те же цыганки. (Испектор Таусенд был прав: они делают это намного ловчее!) Если не ошибаюсь, эта дама пользовалась классическим Таро, но как-то странно. Подумав, я сообразил, что мне показалось неправильным: карты-то были Таро, а раскладывала она их, как самые обычные, игральные, на которых гадают любители. Уже любопытно!

– Итак, – произнесла она. – Глядите! Вот эта карта в раскладе олицетворяет вас. – Гадалка указала на сидящего на троне Императора. Хм, ну допустим, если я хоть что-то правильно понял из путаных цыганских объяснений. – По правую руку от вас девушка, это ваша нареченная…

Тут я едва не сдержался, чтобы не прыснуть со смеху, потому что гадалка указывала на карту с изображением женщины в венке из цветов, играющей со львом. Эту-то я помнил…

– Внизу – Влюбленные, – продолжала она вещать. Ну спасибо, хоть что-то не переврала! – А это означает, что интересующее вас событие не за горами. И вот! – гадалка подняла еще одну карту. – Шестерка кубков, десятка денариев и еще десятка кубков! Выходит, в брак вы вступите не позже двадцати шести лет. И, должна отметить, расклад на редкость удачен для вас, он обещает достаток и радость в доме!

И она гордо посмотрела на меня. Я же изо всех сил старался не засмеяться в голос. Во-первых, за такое толкование (а она ведь не учла, например, значение остальных оказавшихся на столе карт, там ведь были не только старшие арканы и эти злосчастные кубки и денарии) в любом цыганском таборе ее бы просто побили. Во-вторых, я заметно старше двадцати шести лет… Впрочем, пока я этого сообщать не собирался.

– Чудесно! – воскликнул я. – А не могли бы вы погадать на рунах?

– На рунах? Хорошо, как вам будет угодно…

Должно быть, я держался совсем не так, как обычный клиент. Гадалка тайком бросала на меня испытующие взгляды.

– Видите ли, мне много рассказывали о рунах мистер и миссис Флип! – пояснил я легко. – Они сказали, что если я хочу наверняка узнать о мисс…

Я оборвал фразу, будто спохватившись.

Чело гадалки разгладилось – видимо, она нашла ответ на вопрос, который ее так занимал.

– Ах, вот как! – отозвалась она с явным облегчением.

– Кстати, а как ваше имя? – спохватился я.

Разумеется, это было нарушением приличий, однако гадалка даже не поморщилась.

– Зовите меня Сивиллой! – гордо вскинув подбородок, предложила она. – Обычным смертным не следует знать моего истинного имени!

– Очень приятно, – вежливо пробормотал я, с трудом сдерживая смех. – Виктор Кин.

Гадалка только кивнула и принялась перемешивать высыпанные на стол засаленные кусочки картона, при виде которых я невольно поморщился. Помнится, руны полагается вырезать на камне, дереве или кости, а не на потрепанных бумажках!

Она пробормотала себе под нос какую-то бессмыслицу и выложила передо мной три картонки, правую из которых тут же перевернула.

– Ваше прошлое… – уставившись на непонятную закорючку, начала вещать Сивилла, понизив голос. – В вашем прошлом есть какая-то загадка… Женщина! Да, я вижу женщину! Красивая, молодая…

Кажется, я чуть не захлебнулся, пытаясь сдержать смех. Рыбка заглотила крючок по самое удилище, как говорил мой дед, страстный любитель рыбалки.

– Скульд?! – «вырвалось» у меня.

На лице гадалки не отразилось ровным счетом ничего, все тот же магнетизирующий взгляд и мечтательная улыбка на губах.

– Руны не открывают мне имен, – промолвила самозваная Сивилла загадочно, окончательно входя в роль. – Они прозревают самую суть…

– С вами все ясно, милая моя, – произнес я весело, и девица дернулась. – Из вас такая же гадалка, как из меня… скажем, кухарка! Хотя готовлю я лучше, чем вы гадаете.

– Что вы такое говорите? – возмутилась она. – Я посвященная…

– О каком посвящении вы говорите? – усмехнулся я и перехватил ее руку, уже метнувшуюся к звонку. – Мисс Сивилла… не вздумайте звать своего слугу. Поверьте, я сумею с ним справиться, после чего сразу же отправлюсь к инспектору Таусенду.

– Инспектору Таусенду? – переспросила она, нервно облизнув губы. – Причем тут полиция?!

– Так вы ведь мошенница, милая моя, – нарочито ласково сообщил я. – Вы понимаете в этом… – я кивнул на разбросанные по столу «руны», – немногим больше, чем свинья в апельсинах. Однако же ловко морочите голову горожанам, выманивая у них деньги. К тому же инспектору наверняка будет любопытно узнать, что вы уже бывали в тюрьме…

Признаюсь, тут я немного схитрил. В том, что ей доводилось отбывать наказание, я даже не сомневался, но не знал, где и когда. Похоже, я угадал – фальшивая Сивилла дернулась.

– К тому же я имею определенный вес в обществе, – продолжил я, чуть сильнее сжав ее запястье. – И уж поверьте, сумею настроить местных жителей против вас! Достаточно будет сообщить, к примеру, моей тетушке, что вы раньше представали перед судом…

Она задрожала, прекрасно понимая, что вчерашние восторженные почитатели превратятся в загонщиков, стоит им узнать, что их облапошили.

– Что вам нужно? – выдавила она, ссутулившись.

– Совсем немного! – обрадовался я. – Для начала расскажите-ка мне, о чем спрашивала вас миссис Флип и что именно вы ей наплели?

– Она спросила… – девица заерзала на стуле. – Она сказала, что у нее дочь на выданье и что той очень понравился один холостой джентльмен. И поинтересовалась, возможно ли убедить его жениться на мисс Флип?

– А вы?.. – Я вдруг почувствовал касание под столом и попытался убрать колени подальше, но получилось скверно: проклятая мебель не давала мне простора для маневра, и добился я лишь того, что теперь нога Сивиллы елозила по внутренней поверхности моей икры. Отодвинуться же я не мог – пришлось бы отпустить руку девицы. Оставалось только терпеть.

– Любого можно убедить жениться, – пожала она плечами и послала мне призывный взгляд. – Поэтому я ответила, что да, ее предприятие ожидает успех. Мистер Кин… вы делаете мне больно!

– Я вас отпущу при условии, что вы не попытаетесь сбежать и не дотронетесь до звонка, – сказал я.

– Хорошо, обещаю!

Вот теперь мне удалось отодвинуться. Правда, бдительности я не терял, внимательно следя за руками Сивиллы.

– Мистер Кин, – вдруг всхлипнула она, и я почувствовал, как ее туфелька наступила на мысок моего идеально вычищенного ботинка. – Пожалуйста, не нужно полиции! Ведь я не делала ничего дурного! Я лишь говорила людям то, что они хотели услышать… Да, я никакая не гадалка, но они ведь в это верили! – Нажим туфельки стал сильнее, потом мысок ее пополз вверх, задирая мне штанину. – Что же скверного в том, что одна дама убедилась: покойный муж ее пребывает на небесах, хотя при жизни изрядно накуролесил? Или что хорошая девушка будет счастлива с тем джентльменом?..

– Хм, – сказал я и отдернул ногу, пребольно стукнувшись коленом о столешницу. – Мисс, я не возьму в толк, чего вы сейчас добиваетесь?

– Ну… я прошу вас не сообщать обо мне в полицию… – Она похлопала ресницами. – Ведь всегда можно договориться, не так ли?

– О, разумеется! – с воодушевлением воскликнул я, и Сивилла подалась вперед. – Мы с вами расчудесно договоримся!

– Да-а? – улыбнулась она и повела плечом.

– Именно. Вы сообщите мистеру и миссис Флип, что ошиблись… скажем так, в трактовке своих видений. Можете списать роковую ошибку на расположение звезд, коварство Локи – да все равно на что, лишь бы они поверили! И верните гонорар. Вы меня слушаете?

– Да-да…

– А потом вы уберетесь из города, – добил я, поднимаясь на ноги. – И чем скорее, тем лучше! А за это я, так и быть, ничего не скажу о вас инспектору.

– А какие у меня гарантии?.. – воскликнула она.

– Что я вас не обману? Слово джентльмена!

– Но зачем, зачем вам это?! – спросила Сивилла. – Вы сами желаете устроить брак с мисс Флип, а ее матушка имела в виду кого-то другого?

– Увы, – сказал я. – Она имела в виду как раз меня. Беда только в том, что жениться я не намерен. Ни сейчас, ни в мои давно минувшие двадцать шесть, никогда вообще. Это вам ясно?

– Да… – понурилась она. – И… как вы намерены устроить встречу с миссис Флип?

– Очень просто. Вы сейчас напишете ей взволнованное послание и пригласите посетить ваш салон, и чем скорее, тем лучше. Дескать, у вас есть для нее важные вести, и медлить ни в коем случае нельзя. Подпустите туману, заставьте ее взволноваться, – задумчиво произнес я. – Думаю, это вам вполне удастся, главное, побольше непонятных слов. Отправьте записку со слугой и начинайте готовиться к визиту. Отрепетируйте речь… Вы должны быть крайне убедительны, иначе…

– Я поняла, – мрачно произнесла Сивилла. – А вы? Что будете делать вы?

– А я подожду здесь, – ответил я. – Мне бы не хотелось, чтобы вы скрылись в неизвестном направлении.

– Но это невозможно! У меня назначены встречи с другими клиентами! – воскликнула она.

– Салон больше не работает, вы забыли? – светски осведомился я. – Отмените все встречи. Я думаю, Флипы не замедлят прибыть, особенно если вы не забудете упомянуть про вероятный брак мисс Флип. Приступайте к сочинению, мисс.

Я порадовался, что приехал на такси. Было бы сейчас мороки – прятать мой автомобиль от четы Флип! Они ведь наверняка его запомнили… А тут поди отлучись: гадалки мигом и след простынет!

Переписывать послание Сивилле пришлось трижды, пока я не счел его в должной степени взволнованным (и даже подсказал несколько особенно душещипательных пассажей). Миссис Флип наверняка должна была встревожиться.

Громила отправился курьером (судя по его недовольной физиономии, это было ниже его достоинства), а я приготовился к ожиданию. Думаю, клиенты явятся сегодня же, а если нет… Ну, знаете, ради избавления от брачных уз я готов и заночевать вот в этом кресле! Кстати, довольно удобном.

Чтобы скоротать время, я выбрал в книжном шкафу Сивиллы том поинтереснее и углубился в его изучение, время от времени удивленно хмыкая – и до чего только не додумались авторы «Молота ведьм»! Девицу это явно нервировало и, чтобы не сидеть просто так, она принялась сновать по комнате, наводя тщательно продуманный беспорядок. Откуда-то появились черные свечи самого зловещего вида, жутковатый канделябр такой формы, словно им не раз били кого-то по голове, безобразные аксессуары (похоже, купленные как раз у цыган) и многое другое. Потом Сивилла нашла ножницы и зачем-то надрезала свою тунику. На этом месте я настоятельно попросил ее успокоиться и перестать метаться, как тигр в клетке.

В дверь несколько раз стучали, и я, осторожно выглянув в окно, убеждался – это не Флипы (да и рановато было для их появления), и не открывал. Потом, к счастью, вернулся громила и занял место цербера, заворачивая посетителей. По его словам, миссис Флип страшно всполошилась и обещала быть в самом скором времени. Я прикинул время на сборы, на дорогу и понял, что гостей надо ждать с минуты на минуту.

– Приготовьтесь, моя милая, – сказал я, откладывая книгу. – Так, а что у вас за этой дверью?

– Просто смежная комната, – пожала она плечами. – Я там отдыхаю.

– Прекрасно, там-то я и скроюсь на время визита…

Я заглянул внутрь. Ага, если оставить небольшую щелочку, мне все будет прекрасно видно и слышно. Вмешиваться мне, разумеется, нельзя, но я хотя бы буду полностью в курсе происходящего!

Сивилла тем временем зажгла еще свечей, наполнивших комнату пляской теней, а еще воскурила какие-то благовония. Честно скажу, часть «благо» от этого слова можно было свободно отбросить, не сильно погрешив против истины. Запах этот вышибал слезу, а уж в замкнутом помещении!..

– К вам посетители, госпожа, – пробасил громила, и я понял, что рассчитал верно. – Прикажете впустить?

– Давай, – кивнула она и замерла посреди комнаты. Я ринулся в свое убежище: да, мне отлично видна была Сивилла, а Флипы окажутся ко мне вполоборота.

– О-о-о! – хорошо поставленным голосом взвыла Сивилла, едва только запыхавшаяся миссис Флип появилась на пороге. За ней маячил мистер Флип в шляпе набекрень. – О, боги, нет мне прощения!.. Нет прощения той, которая своим ремеслом, что призвано отводить беду и прозревать пути, причинила зло невинному человеку!

Выходило очень экспрессивно, супруги даже попятились. По Сивилле явно тосковала сцена.

– Что случилось?! – выговорила наконец миссис Флип.

– Скажите, молю вас! – кинулась к ней гадалка, едва ли не хватая даму за руки. Растрепанные волосы придавали ей совершенно безумный вид, а уж в таком освещении… – Скажите, снимите камень с моей души!

– Что сказать? О чем вы?

– Неужели… неужели помолвка вашей дочери уже состоялась? – пролепетала Сивилла и начала аккуратно рвать на себе волосы. – О боги, только не это! Я не хотела! Коварный Локи, я знаю, это его происки! Это он…

– Да в чем дело?! – загремел мистер Флип. – Объяснитесь!

– В гадание вкралась ошибка… – простонала девица и рухнула на колени, простирая руки к миссис Флип. – О-о-о, нет мне прощения… Как, как я могла забыть, что в тот день Бетельгейзе вошла в созвездие Лебедя?!

Я зажал себе рот ладонью, чтобы не рассмеяться. Кажется, в астрономии Сивилла разбиралась примерно так же, как в гадании.

– Как я могла не учесть, что Млечный путь в тот день огибал венец Зимнего Шестиугольника?! – продолжала она стонать. Интересно, где она названий-то этих набралась? – Что Телец с Овном сошлись рога в рога, а Скорпион изогнул свой ядовитый хвост, готовясь жалить?! И что Стрелец уж вскинул лук, готовясь поразить Арктур?!

«Точно, играла на сцене, – уверился я. – Может, на любительской, но кто ее разберет…»

– О чем вы говорите? – прошептала миссис Флип, прижимаясь к мужу.

– Беда! – Сивилла выпрямилась и сверкнула глазами. Я чуть шире приоткрыл дверь, и сквозняк зловеще колыхнул пламя свечей. Получилось очень к месту. – Большая беда стоит на пороге вашего дома, а виной всему я, недостойная своего имени и своего посвящения! О-о-о…

Даже если она и переигрывала, то на супругов это все равно действовало отменно.

– Да что же такое, милочка, что с вами? – залепетала миссис Флип, хватаясь за сердце.

– Припадок, может? – неуверенно спросил мистер Флип.

– Вы заботились о счастье дочери! – вскричала Сивилла, указуя на даму. – Вы спросили, возможно ль ей соединиться с человеком, что ей мил? И я сказала да, да, да!.. Как я ошибалась!

Тут она продуманно рванула тунику на груди, надрезанная ткань разошлась с треском, мистер Флип ахнул… Правда, под этой туникой у Сивиллы оказалась еще одна.

– И что-то не давало мне покоя, – бубнила она, раскачиваясь из стороны в сторону, как помешанная. – Но что, что, что?!

– Что, что, что?.. – эхом откликнулась миссис Флип.

– Ах, все не так… – всхлипнула Сивилла, закрывая лицо руками. – Коварный Локи замутил мой взор, смешал все руны, а на самом деле… Беда случится, если ваша дочь с тем господином вдруг составит пару!

– Но какая беда?! – поразилась та.

– Поодиночке будет все в порядке, – вещала гадалка, словно войдя в транс. – И проживут они спокойно жизнь свою. Но стоит им лишь оказаться рядом, как все пойдет вразлад! Болезни, смерть прозрею, нищету и голод! Вот дом ваш вижу, пламенем объят… Малютки плачут – нет ни крошки хлеба, а мать больна лежит, и в стельку пьян отец! Работный дом, тюрьма… все хуже, хуже, и ничего исправить уж нельзя…

Эта вольная импровизация произвела на чету Флип поразительное действие: они переглянулись и уставились на Сивиллу, как завороженные. Та поняла, что им еще недостаточно, и продолжила:

– Какая страшная судьба! Всему виной моя, моя ошибка! Меня казните, отдаюсь я в ваши руки…

И она поползла на коленях к супругам. Те попятились. Сивилла, решив, видимо, что им опять мало, вдруг пронзительно взвыла и вцепилась ногтями себе в лицо, раздирая его в кровь.

– Ах, что вы делаете, перестаньте! – всполошилась миссис Флип, выйдя из транса. – Памела еще не помолвлена!

– Какое счастье… – выдохнула Сивилла, глядя на нее обожающим взглядом. – Какое счастье, обошлось без жертв… Успела вовремя я упредить несчастье…

Я еще чуть приоткрыл дверь и показал ей кулак. Она явно не поняла. Тогда я показал ей монету, и Сивилла живо взвилась на ноги.

– Должна вернуть вам то, что не по праву принадлежит мне. Вот, берите, вот!..

По полу раскатились монеты, девица кинулась их собирать и впихивать в руки Флипам.

– А… значит, за этого джентльмена Памеле никак нельзя замуж? – осторожно спросила миссис Флип.

– Ни в коем случае! – воскликнула Сивилла уже нормальным голосом. – Думать забудьте, если только не желаете погубить жизнь дочери!

– А… за кого же тогда?

– За кого угодно, – сурово сказала она, – только не за того, о ком вы меня спрашивали. Лучше за последнего башмачника, чем за него! Да что там, ваша дочь составит прекрасную партию! Руны сказали, – понизила она голос и покосилась на меня, – что ей очень скоро повезет…

– Может, нам лучше уехать на некоторое время, чтобы она успокоилась? – неуверенно сказала миссис Флип. – Я уверена, деточка страшно расстроится! Он так ей понравился!

– Руны говорили о дороге, – кивнула Сивилла. – Думаю… курорт подойдет. Нет-нет, ни цента не возьму! Лучшей платой для меня стало то, что удалось предотвратить трагедию!..

Наконец они распрощались. Я дождался, пока хлопнет входная дверь, вышел и тихонько поаплодировал. Сивилла стирала со щек красную краску.

– Ну что? – устало спросила она. – Так сойдет?

– Искренне на это надеюсь, – кивнул я. – Правда, со «в стельку пьян» вы несколько перестарались.

– Это для пущего драматического эффекта, – хмыкнула она. – Вроде сработало. Видели б вы их лица!

– Я видел частично, – вздохнул я. – Благодарю за сотрудничество.

– А, – махнула она рукой. – Это было даже забавно… Правда, если вы все-таки сдадите меня в полицию…

– Я ведь дал слово, – ответил я. – А вы сделали, что могли. Дальнейшее от нас не зависит.

– То есть я могу уезжать?

– Да, пожалуй, – кивнул я. Если это представление не поможет, то смысла держать здесь Сивиллу просто нет. – Кстати, а вы, случаем, не играли в театре?

– Было дело, – усмехнулась она. – Так заметно?

– О да. И мой вам совет – возвращайтесь лучше на подмостки. Играть роли у вас получается куда лучше, чем гадать!

– Я подумаю, – ответила она.

– Всего доброго… Сивилла.

– И вам того же, мистер Кин…

Больше я никогда ее не видел.

* * *

На следующий день я намеренно не выходил из дома. В конце концов, с этими неурядицами я совершенно забросил не только моих малюток, но и тренировки. А это, знаете ли, уже никуда не годится. Бокс превосходно позволяет снять нервное напряжение, и, хоть у меня нет спарринг-партнера, я вполне обхожусь боксерской грушей. Ну и прочее, по мелочи, чтобы не распустить себя и не обзавестись с возрастом изрядным брюшком. А это было вполне возможно: племянница Ларримера (которую я, кстати, еще ни разу не видел) готовила изумительно, настолько лучше прежней кухарки, что я уже начал подумывать – а не взять ли ее в дом? Ларример будет рад, я уверен, а меня это не разорит.

И вот, когда я, ощущая приятную усталость, расположился в кресле с газетой, явились посетители. Супруги Флип, разумеется!

– Мне кажется, у меня еще оставалось время, – любезно заметил я, когда мы обменялись приветствиями.

– О да, но… – мистер Флип бросил взгляд на жену. – Видите ли, мистер Кин, мы все несколько погорячились. По здравом размышлении мы с супругой пришли к выводу, что наша дочь еще не готова к замужеству.

– Да-да, – подтвердила миссис Флип. – Не готова! Она ведь еще совсем ребенок!

– Поэтому, – продолжал ее супруг, – несмотря на ваше… гхм… предосудительное поведение… гхм…

– Одним словом, можете считать себя свободным от обязательств по отношению к Памеле, – пришла ему на выручку миссис Флип.

Я невольно восхитился. Уже и обязательства откуда-то взялись.

– Но все-таки держитесь от нее подальше, – предостерег мистер Флип, я с радостью согласился, и они откланялись.

Настроение у меня было самое приподнятое. Благополучное разрешение ситуации с семейством Флип радовало меня не меньше, чем, скажем, цветок на Ferocactus latispinus… Хм, нет, пожалуй, все же немного меньше.

Последние дни походили на попытку нарвать охапку колючих ветвей голыми руками. Пожалуй, шип «турисаз» изрядно исколол мне не только пальцы, но и нервы!

Я широко улыбнулся Ларримеру, принесшему мне чай.

– Как дела, Ларример? – весело спросил я, подмигнув дворецкому.

– Кхм, – даже закашлялся он. – Все в порядке, благодарю вас, сэр! Вам письмо, сэр!

Он протянул мне знакомый сиреневый конверт, пахнущий лавандовой водой тетушки Мейбл. Но даже это нисколько не омрачило моего прекрасного расположения духа!

Скинув пальто, я взял письмо и отправился в кабинет, решив заодно отпраздновать свое освобождение от семейства Флип.

Плеснув в бокал немного коньяку, я распечатал письмо и вчитался в неровный тетушкин почерк, еще более неразборчивый от негодования. Тетушка сетовала на мою скрытность и извещала меня, что на следующей неделе желает приехать в гости, а заодно и наведаться в «Хрустальный шар». Правда, в постскриптуме она сменила гнев на милость и с радостью известила меня о том, что в доме таки появился полтергейст: давеча она битых полчаса не могла отыскать свою корзинку для рукоделия и очки, а ночью кто-то ужасно завывал на чердаке. «Просто мурашки по коже!» – с явным удовольствием писала тетушка. Ну что ж, вижу, Сирил честно старается искупить свою вину… Но что я буду делать, когда ему надоест?

Усмехнувшись, я отпил из бокала и пересел за бюро, чтобы написать ответ: «Дорогая тетушка! С прискорбием вынужден сообщить, что салон прекратил работу, а мисс Сивилла покинула Блумтаун, и вряд ли скоро появится в наших краях. Разумеется, я в любом случае буду рад Вас видеть у себя в гостях в обозначенный Вами день!»

А что еще мне оставалось делать? Впрочем, сомневаюсь, что тетушка найдет время меня навестить, если уж «Хрустальный шар» закрылся. Она предпочитает, чтобы я ездил к ней, а не наоборот…

Я запечатал конверт и дернул за шнурок вызова прислуги. Однако даже спустя пять минут никто не явился на зов. Я дернул еще раз, однако с тем же результатом.

Несколько встревожившись, я с письмом в руках отправился разыскивать Ларримера.

Ни в комнатах слуг, ни в столовой, ни даже на кухне его не оказалось. Я принялся планомерно заглядывать во все двери подряд, пока не добрался до оранжереи. Дверь в мое царство была плотно прикрыта, а из-за нее доносились странные звуки.

Я осторожно заглянул в оранжерею… и замер на пороге, сраженный наповал представшей моему взору картиной: под льющуюся из граммофона мелодию по комнате неуклюже вальсировал Ларример в обнимку с горшком Airampoa aulacothele, блаженно прикрыв глаза и фальшиво напевая себе под нос…

Бесшумно закрыв дверь, я на цыпочках удалился. Все-таки даже непримиримый Ларример оценил достоинства технического прогресса!

Глава 4. Ансуз[4]

Уста – всякой речи исток,

Опора для мудрости,

Утешенье советника,

Всем поддержка и благо.

Старинная английская поэма

Я вернулся в Блумтаун ранним утром. Меня не было больше недели, и я очень беспокоился о том, как перенесли разлуку мои малютки. Конечно, на Ларримера можно положиться, но… От случайностей никто не застрахован! Разве сможет он справиться с теми же проклятыми мучнистыми червецами или еще какой-либо напастью? Даже и при помощи моих записей?

Впрочем, беспокойство было легким и достаточно привычным: время от времени я все-таки выбираюсь из дома и уезжаю на неделю-другую. На этот раз повод был интересным: собрание географического общества, в котором я имею честь состоять. Приятная компания, несколько старых знакомых, прелюбопытнейшие доклады о новых открытиях, отчеты об экспедициях, да не выхолощенные, как те, что печатают в «Географическом обозрении», а из уст очевидцев и участников событий! Одним словом, я прекрасно провел время.

Остановившись у своего дома, я вышел из автомобиля и заметил идущую по тротуару миссис Фландерс. Она всегда выходит очень рано, чтобы выгулять свою собачку, не доверяя этого действа прислуге.

– Доброе утро! – приподнял я шляпу. – Прекрасное утро, не правда ли?

Вместо ответа она взглянула на меня как-то странно и поспешила перейти на другую сторону улицы, волоча за собой упирающегося пуделька.

«Что это с ней?» – удивился я и вдруг вспомнил, что редкие ранние прохожие провожали мой автомобиль какими-то непонятными взглядами, кто просто любопытными, кто почему-то злорадными… Может, у меня на дверце что-то нацарапано? Знаю я мальчишек, так и норовят изуродовать прекрасную вещь…

Но нет, автомобиль оказался в целости и сохранности. У меня вроде бы тоже все было в полном порядке, так что я в полнейшем недоумении вошел в дом.

– Ларример! – позвал я, и он явился.

– С возвращением, сэр, – сказал он, принимая у меня шляпу и пальто.

– Ларример, у меня глаза одинаковые? – спросил я.

– Да, сэр.

– Тогда я решительно ничего не понимаю… – пробормотал я. – Ладно, ерунда. Я умираю с голоду!

– Сию минуту будет готов завтрак, сэр, – кивнул дворецкий и удалился.

Завтрак и впрямь подали почти мгновенно, я едва успел умыться и переодеться с дороги и на минутку заглянуть к моим любимцам. Вроде бы все было в полном порядке, но я собирался осмотреть их подробнее после трапезы – я и впрямь был голоден, как волк.

На этот раз мне удалось-таки мельком увидеть таинственную племянницу Ларримера: она помогала ему с подносами. На рослого сухопарого дворецкого она ничуть не походила: невысокая, пышненькая, с конопушками на курносом носике. Вроде бы миловидная, но я не успел толком рассмотреть – она сразу сбежала.

– Ларример, ваша племянница от меня прячется, что ли? – удивленно спросил я. – Я вроде бы не людоед.

– Она воспитана правильно, сэр, – сказал он строго. – Место кухарки – на кухне. Извините, сэр, мне не следовало впускать ее в столовую, но я спешил подать вам завтрак, вот и…

– Ерунда, – отмахнулся я, принимаясь за трапезу. – Волшебно! У вашей племянницы несомненный талант… Кстати, а наша кухарка что, так и болеет?

– Да, сэр, – скорбно кивнул Ларример. – Говорят, совсем плоха. Сэр, я позволил себе оказать ей некоторое вспомоществование…

– Правильно сделали, – перебил я. – Однако так продолжаться не может. Неизвестно, когда она поднимется на ноги, и поднимется ли вовсе! Что вы скажете, если я предложу вашей племяннице место? Не дело, что она служит у меня, в сущности, задаром.

– Сэр! – воскликнул дворецкий, пораженный, по-моему, до глубины души. – Но вы же всегда отказывались держать постоянную прислугу!

– Ну, мне не попадались хорошие кулинары, – пожал я плечами. – Да и вам не так скучно будет. А то Атенаис вам даже ответить не может!

Ларример насупился: я периодически поддразнивал его, зная, что он любит беседовать со своей золотой рыбкой. Впрочем, я не лучше, я разговариваю с кактусами.

– Так что вы решите? – спросил я. – Если у нее… кстати, как ее зовут?

– Мэри, сэр, – ответил он. – Мэри Фланнер.

– Так вот, если у нее нет рекомендаций, не беда. Ее стряпня – сама по себе прекрасная рекомендация! Или у нее есть что-то другое на примете? Или родители будут против?

Мне показалось, что Ларример на мгновение заколебался, но потом все же сказал:

– Я полагаю, сэр, Мэри счастлива будет служить в вашем доме.

– Ну так пойдите, спросите у нее, согласна ли она, и покончим с этим, – вздохнул я. – Жалованье… Ну, сами сообразите.

Каюсь, я не помнил, сколько платил кухарке. Этим всегда занимался Ларример.

– Она согласна, сэр, – сказал вернувшийся дворецкий. – Очень рада, сэр. Сейчас весьма сложно найти постоянное место, да еще безо всяких рекомендаций!

– А, так я был прав! – рассмеялся я. – Ну, прекрасно. От голода мы теперь не умрем… Ларример, почты много накопилось?

– Изрядно, сэр, – сказал он и принес поднос с целой грудой корреспонденции.

С сортировкой я разобрался быстро: рекламу долой, письмо от тетушки – на потом, чтобы не испортить пищеварение… а это что? Хм, странно… Инспектор Таусенд отродясь не писал мне писем! В конверте обнаружилась только короткая записка с просьбой позвонить, как только я вернусь домой.

– Ничего не понимаю, – повторил я в который раз за это утро и отправился к телефону. И только по дороге вспомнил, что показалось мне странным: за целую неделю мне не пришло ни одного приглашения.

Телефон – отличное изобретение, жалко, есть они еще далеко не у всех. (Правда, прекрасно, что его нет у тетушки Мейбл, иначе бы она заговорила меня насмерть.) Прежде Ларример всеми силами противился появлению в доме этого аппарата, но после того, как я купил граммофон, нелюбовь его к техническим новинкам вроде бы пошла на убыль. Этак, глядишь, мы и до электрических звонков доберемся…

– Таусенд слушает! – рявкнула трубка, когда меня соединили с инспектором.

– Это Кин, – сказал я, – доброе утро, инспектор. Что стряслось?

– А, вы, – не слишком дружелюбно ответил он. – Мистер Кин, я хотел бы нанести вам визит.

– Всегда рад видеть, – несколько растерянно ответил я. – Приезжайте к обеду. У меня теперь изумительная кухарка!

– Нет уж, я лучше прямо сейчас, если не возражаете, – буркнул он и повесил трубку.

Я окончательно перестал что-либо понимать в происходящем.

В ожидании инспектора я сходил в оранжерею, еще раз осмотрел своих крошек (мне показалось, что малышка Мирабель немного погрустнела, нужно будет заняться ею отдельно) и пришел в умиротворенное состояние духа.

Инспектор явился мрачнее тучи, сунул шляпу и пальто Ларримеру и уставился на меня.

– Рад вас видеть, – сказал я, потому что нужно же было что-то сказать.

– Взаимно, – буркнул он. – Куда можно пройти?

– Идемте в кабинет, – пригласил я. – Как насчет капельки бренди?

– Не стоит, – был ответ, и я поразился.

Таусенд угнездился в глубоком кресле и снова уставился на меня.

– Инспектор, что случилось? – не выдержал я. – Меня неделю не было, я возвращаюсь, а вы смотрите на меня, как на… не знаю, на беглого каторжника!

– Ну, если что и случилось, то не за эту неделю, – ответил Таусенд, вздохнул, а я вдруг заметил, что выглядит он очень усталым. – Всплыло кое-что… любопытное.

– И что же это? – поинтересовался я. – Если вы про историю с мисс Флип, то с ее семейством я все уладил, а Сирилу… гхм… Ну, словом, поговорил с ним по душам.

– А? Какая еще мисс Флип? – нахмурился инспектор. – Впрочем, не до девиц… Послушайте, мистер Кин, вас ведь несколько лет не было в Блумтауне, верно? Вы вернулись относительно недавно…

– Ну да, а что в этом такого? – удивился я.

– Меня, знаете ли, крайне интересуют обстоятельства вашего скоропалительного отъезда, – сказал он. – Я тогда служил не здесь и знаю далеко не всё… Впрочем, официальная-то версия мне известна: вы якобы отправились на материк изучать международное право, чем и занимались до тех пор, пока не скончался ваш отец, а тогда вернулись, вступили в права наследования и с тех пор безвылазно живете в Блумтауне. Все верно?

– Абсолютно, – кивнул я. – А что, появились какие-то сомнения?

– Еще какие, мистер Кин, еще какие… – вздохнул Таусенд. – Почему вы ни разу не наведались домой во время этой вашей… учебы?

– В Париже было веселее, – сказал я. – А уж в Амстердаме… Но я регулярно писал домой!

– Да-да, конечно… А почему вы, столько лет потратив на учебу, так и не приступили к практике? – спросил он.

– Понял, что это не мое призвание, – пожал я плечами. – Да и, если честно, на материке я не столько учился, сколько кутил и веселился, благо содержание мне отец выделил щедрое.

– Угу, угу… – Инспектор мерил меня цепким взглядом. – То есть сперва вели себя, как ваш кузен, чтоб ему икалось, а потом вдруг ни с того ни с сего решили остепениться? И вместо того, чтобы отправиться путешествовать и проматывать наследство, вы принялись преумножать капитал?

– Ну да. Скажете, такого не бывает?

– Да, может, и бывает… – Таусенд подергал себя за ус. – Слушайте, мистер Кин. История это мерзкая, но вы мне все равно чем-то симпатичны, только поэтому я и не вызвал вас в управление, и так весь город гудит от слухов…

– Погодите, – оторопел я, – каких еще слухов? Вы хотите сказать… обо мне?!

– О ком же еще…

– Так… – я встал, решительно достал бутылку коньяку и налил себе и инспектору. – Ничего не понимаю. Что за слухи? Откуда они взялись?

– Откуда взялись, неизвестно, но уж больно все одно к одному сходится, – сказал он, машинально взяв бокал. – Вы же, значит, как учебу закончили, поступили в контору, верно?

– Да, отец устроил по протекции к своему знакомому, – кивнул я.

– Прослужили там полгода и – фьюить!

– Как-то так…

– А что стало тому причиной?

– Скука, – честно сказал я. – Надоело разбирать мелкие дрязги – а крупных дел мне никто бы и не доверил тогда. Я думал, в других странах иначе, но увы!.. Так о чем же говорят люди?

– Да о том, что не от скуки вы уехали, – мрачно сказал инспектор, прихлебывая коньяк, – а что это отец ваш постарался убрать вас от греха подальше. Потому как вы были слишком уж подающим надежды юношей!

– А конкретнее? – нахмурился я.

– Да вот… Говорят, уже тогда слушок ходил, что если молодого Кина как следует подмазать, то из дела какие-нибудь важные бумаги пропадут – и развалится дело. А то завещание исчезнет. Или, наоборот, появится. Да и с чеками, говорят, вы очень вольно обращались. Тут лишний нолик, тут закорючка – и вы в шоколаде…

Я чуть не выронил бокал.

– Однако, – только и удалось мне выговорить. – Вот это фантазия!

– Фантазия, не фантазия, а теперь поди проверь, – хмыкнул Таусенд. – Конторы той уже нет… В смысле, есть, но служат там люди, которые вас знать не знают. Ну и еще…

– Что?!

– Да еще нехороший слушок о вашей невесте ходит, как бишь ее?

– Сибил, – машинально ответил я.

– Вот-вот. Вроде бы умерла она, а отчего? Кто ее вообще видел, эту девушку? Почему вы теперь на других не глядите? Что-то тут неладно, мистер Кин, и не надо мне о несчастной любви говорить, не поверю!

Я потер лоб. Та-ак, кажется, я влип. Ну что ж, рано или поздно это должно было случиться. Попробуем выкрутиться… раз уж я Таусенду «чем-то симпатичен»!

– Знаете, инспектор, – сказал я, усаживаясь напротив. – Давайте-ка я расскажу вам правду, а верить мне или нет – решайте сами.

Таусенд чуть коньяк не разлил.

– Ну, рассказывайте, – осторожно произнес он.

– Не было никогда никакой Сибил, – устало сказал я. – Я ее выдумал. Мне тогда казалось, что это очень хороший ход: я якобы храню верность умершей возлюбленной, а потому и не женюсь. А на самом деле жениться мне просто не хотелось. И не хочется. Есть, знаете, такая порода людей, которым в семье не жизнь…

– Ну-ну… – неопределенно протянул он.

– Теперь к практике, – продолжил я. – Да, отец устроил меня к своему приятелю. Я протирал там брюки полгода, и за это время людей буквально возненавидел. Я ведь, как вы могли заметить, и так-то нелюдим, но сейчас я хотя бы могу ограничить круг общения! А когда ты вынужден день за днем выслушивать незнакомых и зачастую неприятных тебе людей, которые полощут перед тобой свое грязное белье, обвиняют друг друга порой из-за таких мелочей… Впрочем, что я вам-то объясняю!

– Хм… – произнес инспектор.

– Одним словом, я понял, что еще немного, и я отправлюсь прямиком в сумасшедший дом, – кажется, этой репликой я лучше не сделал. – Тогда я и сказал отцу, что желал бы заняться международным правом, и даже поступил в один из французских университетов. Могу показать вам документы. Правда, я там не задержался… – Я снова потер лоб. – Действительно понял, что юрист из меня никакой.

– И чем же вы там занимались? В Париже-то? – приподнял бровь инспектор.

– А, я там не задержался, – ответил я. – Сперва объехал Европу, затем меня потянуло за море, в Египет… В общем, на протяжении этих лет я где только не побывал, носило меня по всему земному шару. Кажется, я только Австралию пропустил, и то по стечению обстоятельств… Ну а потом я вынужден был вернуться: как вы сами сказали, скончался мой отец. К тому моменту я уже был слеп на левый глаз, да и… – Я передернул плечами. – Другие травмы тоже давали о себе знать. И я решил, что хватит с меня приключений.

– Н-да? – все так же загадочно произнес инспектор.

– Именно. Знаете, самым сложным было писать письма, – усмехнулся я. – Отец бы не понял, получи он конверт с бразильским или, скажем, индийским штемпелем. Впрочем, я договорился с одним человеком во Франции, писал ему, а он уж переправлял почту сюда, ну и наоборот, соответственно. Вот так.

– Интересная история, – сказал Таусенд. – Только проверить-то ничего нельзя. Поди, человечек тот из Франции давно затерялся, да даже если и нет, что это доказывает? Что вы путешествовали? Ну, пускай. Но это не отменяет того, что вы натворили дома.

– Ничего я не творил, инспектор, – вздохнул я. – Думаю, еще можно разыскать кого-то, кто работал тогда в конторе. Они подтвердят…

– Ищем, ищем, – кивнул он. – Тогда и посмотрим. А вы лучше сидите-ка пока дома, не то вас заклюют.

– Откуда такая забота, инспектор? – поразился я. – Или я вам так душевно дорог?

– Да уж конечно, – фыркнул Таусенд и снова помрачнел. – Просто знаю, каково это, когда пальцами тычут.

– Неужели? – насторожился я. Что-то в поведении инспектора меня насторожило. – Понаслышке, или…

– Или, мистер Кин, или, – ответил он.

– Не может быть!

– Еще как может…

– Но вы, конечно, не поделитесь этой историей, – полувопросительно сказал я.

– Да чего ж не поделиться, если весь Блумтаун знает, – ответил он. – Кто-то суперинтенданту анонимку прислал. Дескать, взятки я беру. Преступников за деньги отпускаю! На махинации закрываю глаза…

– Улики изымаете… – негромко подсказал я. – Прямо как я, а?

Инспектор осекся и непонимающе уставился на меня.

– Н-ну, такое там тоже было, – кивнул он. – Словом, дальше чин-чином, устроили проверку. Суперинтендант уж старался, чтобы дальше управления не пошло, но кто-то все-таки проболтался.

– И что в итоге?

– Да ничего не нашли, – буркнул Таусенд. – Только слухи-то… Сами знаете, то ли он украл, то ли у него украли, но что-то там нечисто. Джейн ходит сама не своя, подруги ее шушукаются, на меня люди косо смотрят… Тьфу, пакость!

– Понятно, – сказал я, хотя мне по-прежнему ничего не было ясно. – Знаете, инспектор, что-то тут действительно нечисто. Спасибо, что рассказали, я теперь хоть понял, отчего на меня с утра так косились!

– Вот-вот, заметили, значит! – вздохнул он. – В общем, сидите пока дома, мистер Кин.

– Виктор, – сказал я. Инспектор тоже был мне симпатичен, равно как и его супруга, страстная любительница гераней.

– Гхм… Джордж, – произнес он, и я отсалютовал ему бокалом. А что оставалось товарищам по несчастью? – Так вот, найдете уж, чем заняться…

– Конечно, – сказал я. У меня мелькнула шалая мысль. – Хотите, покажу?

– Э-э… ну, покажите, – осторожно сказал инспектор, и я повел его в оранжерею.

Уж не знаю, что думал увидеть там Таусенд, может, мумифицированный труп моей выдуманной невесты Сибил, но точно не это…

– Ой… – вырвалось у него, и это было так забавно, что я чуть не рассмеялся, но вместо этого укоризненно сказал:

– А вы мне не поверили!

Через некоторое время мы распрощались, инспектор обещал держать меня в курсе дела, но лучше не по телефону, а то телефонистки имеют обыкновение подслушивать. Лучше уж он заедет по пути, пусть даже это породит новые слухи о нашем преступном сговоре. На том и сошлись.

Он уехал, а я задумался. Что-то общее было в наших историях. И как, спрашивается, мне теперь доказывать, что я совершенно невиновен? А может, и не надо? И от меня все отстанут раз и навсегда? Но тетушка Мейбл этого не переживет, вынужден был я признать… Значит, надо искать выход!

Пару дней я провел, как в раю: никто не присылал мне приглашений, не звонил, не являлся в гости, и я мог полностью отдаться уходу за моими крошками, явно соскучившимися за время моего отсутствия.

На третий день грянула буря.

В дверь решительно постучали, а поскольку я как раз спускался вниз, то застал момент, когда Ларример отворил неизвестным гостям.

На пороге воздвиглась тетушка Мейбл, за спиной которой маячил Сирил, нагруженный саквояжами, и я понял, что проблемы только начинаются.

– Вик, мальчик мой! – произнесла она, царственным жестом вручив Ларримеру лиловый зонтик, каковых (различных расцветок) у нее имелась целая коллекция. – Мне все известно!

Ну разумеется, неужели же за столько времени до тетушки не дошли бы слухи о моих прегрешениях! И что теперь будет, одному Господу известно…

И тут только до меня дошло, как именно она меня назвала. Тетушка Мейбл всю жизнь именовала меня «Виктором», с ударением на последний слог на французский манер, и полагала сокращенные имена уделом плебеев. Во всяком случае, у меня сложилось именно такое впечатление. И тут вдруг – Вик… Ох, не к добру это…

– И кто только придумал подобную чушь! – продолжала она, снимая шляпку и не глядя передавая ее Ларримеру. – Негодяи! Так опорочить имя моего покойного брата и твое тоже… Да кто же поверит, что ты, мой дорогой, мог натворить что-то подобное?

– Так все поверили, матушка, – вставил Сирил, гнусненько ухмыляясь из-за ее спины.

– Помолчи, – приказала тетушка Мейбл, и кузен мгновенно умолк. Ухмыляться, правда, не перестал, и понятно, почему: обычно-то все шишки сыпались на него. А теперь оказалось, что все проделки Сирила суть мелкие шалости по сравнению с моими прегрешениями! Ну, пусть пока потешит душу… – Вик, милый, я прекрасно знаю, что ничего подобного ты не совершал!

– Да что вы, тетушка? – не удержался я. – Недавно, мне помнится, вы заявили, что я прекрасно обманывал отца, так неужели и в этом случае…

– Разумеется, ты обманывал Артура, – улыбнулась она. – Я ведь сказала, что он был непростительно простодушен для барристера. Но я также говорила, что провести меня ты не можешь!

– Неужели? – пробормотал я.

– Ну конечно, – ответила тетушка, с хозяйским видом проходя в гостиную и располагаясь на диване. Сирил так и топтался в прихожей с саквояжами, пока Ларример деликатно не освободил его от этой ноши. – Что за чушь, разве стал бы ты связываться с подделками и прочей гадостью? Ты не так воспитан, мой дорогой. Ну а что до прочего… Вик, милый, ты полагаешь, я никогда не была молодой и не живала в Париже?

Я поперхнулся.

– Видишь ли, ты уехал, и через некоторое время я решила написать тебе, но потеряла твой адрес, – сказала она. – Отец твой тоже был в отъезде, и я просто написала на адрес университета, его найти несложно. И оттуда ответили, что такого студента у них нет… Поступил, но давно уже отчислен, потому что ни разу не появился на занятиях. Однако твои письма исправно приходили из Парижа, и мне стало любопытно…

Я мысленно застонал.

– Я заехала к Артуру и попросила у него твои письма. Якобы я очень скучала по тебе, а мне ты писал редко и неохотно… Впрочем, почему «якобы»? Я действительно скучала! – продолжала тетушка Мейбл. – И я подметила одну странность: ты всегда писал на разной бумаге. А если ты жил в Париже в одном и том же месте, вряд ли бы ты метался по всему городу, чтобы купить бумагу иного качества! Там попадалась и дорогая, чуть не веленевая, и совсем грубая и, кажется, даже рисовая… это куда же тебя занесло, а?

Я всегда говорил, что по наблюдательности с пожилой дамой не сравнится ни один сыщик в мире!

– Далековато отсюда, – вынужден был я признать.

– Опять же, чернила разного качества… иногда совсем скверные, а ведь ты получал достаточное содержание, чтобы не бедствовать даже и в Париже! Одним словом, – улыбнулась она, – я сделала вывод, что ты не сидишь на месте, а пересылаешь письма через Францию лишь с тем, чтобы мы не волновались за тебя. Ну что, Вик, много ли стран ты объездил?

– Много, – вздохнул я и добавил, почти как инспектору недавно: – В Австралию только не попал. Не успел.

Сирил молча таращил глаза.

– Я так и знала, – удовлетворенно сказала тетушка Мейбл. – Наш с Артуром дедушка любил путешествия. Ты удался в него. Разумеется, Артуру я ничего не сказала, зачем огорчать его? Он вызвал бы тебя домой, случился бы скандал… Ну а в то, что ты станешь юристом, я никогда не верила. Не та у тебя натура.

– Спасибо, – пробормотал я.

– И когда я узнала об этих мерзких сплетнях, – тетушка вдруг поднялась во весь рост, и я поспешил вскочить следом, – я подумала, что тебе нужна помощь. Не беспокойся, Вик, я думаю, все в скором времени разрешится…

– Я надеюсь, – вздохнул я, а тетушка, притянув меня к себе, запечатлела на моем лбу поцелуй, для чего мне даже не пришлось сильно нагибаться: она была высока ростом, как все урожденные Кин, да и сложения соответствующего.

А еще я понял, отчего Сирил вырос настолько избалованным. Он не просто удался в отца, еще и матушка бросалась на любых его обидчиков с яростью тигрицы, и он привык к полной безнаказанности… Ну а теперь тетушка Мейбл решила, что защита необходима мне. Что ж, может быть, не так это и плохо. Я-то боялся, что она сляжет с сердечным приступом, узнав о слухах, но не тут-то было! Кины сделаны из прочного дерева…

– Я останусь у тебя ненадолго, – сказала она, и возражения как-то не предполагались. Тетушка обернулась: – Ларример, дорогой, приготовьте нам с Сирилом комнаты.

– Сию минуту, мадам, – поклонился дворецкий, все это время тенью маячивший у двери.

– Сирил, поди помоги, поднять наверх вещи, Ларример уже немолод! – приказала тетушка Мейбл, и ее беспутный отпрыск опрометью кинулся выполнять указание. Однако в ее присутствии кузен нравился мне намного больше! – Ах, Вик, ты бы знал, как безобразно Сирил водит автомобиль!

– Вы говорили, что я вожу опасно, – напомнил я.

– Опасно, но не безобразно! – с непостижимой женской логикой ответила она. – Да, мне бывает страшно, но я чувствую, что ты владеешь машиной! А Сирил несется сломя голову, его заносит… мы едва разминулись с телегой! Может, ты преподашь ему пару уроков?

– Я лучше порекомендую ему хорошего учителя, тетушка, – сказал я. – У меня, боюсь, не хватит терпения.

– Договорились, – она похлопала меня по руке. – Хм, кажется, скоро обед?

– Да, тетушка, – сказал я. – Знаете, я нанял новую кухарку. Прежняя тяжело больна, а перебиваться сандвичами не по мне. К счастью, племянница Ларримера превосходно готовит, скоро сможете убедиться сами!

– О, вот это прекрасно! Я всегда считала, что приходящая прислуга ничего толком сделать не может…

Мэри не подвела: обед оказался выше всяких похвал. Я же, дождавшись, когда тетушка удалится к себе, а Сирил отправится переставить свой автомобиль поудобнее, позвал Ларримера и сказал:

– Предупредите Мэри, чтобы не вступала ни в какие беседы с моим кузеном. Сами понимаете, чем это может грозить!

– О да, сэр! – с чувством ответил он.

– А если что, у нее под рукой есть сковородки, – мстительно заявил я. – Пускай не стесняется.

– У Мэри тяжелая рука, сэр, она ведь из деревни, – понятливо заметил дворецкий.

– И немедленно докладывайте мне о любом происшествии, – прибавил я. – И да, Ларример, заприте все наши запасы спиртного как следует и носите ключ при себе. А Сирилу кроме как за столом – ничего не наливать! Пусть хоть на коленях стоит…

– Как прикажете, сэр, – довольно кивнул Ларример. Моего кузена он тоже не особенно любил…

Как ни странно, на этот раз сосуществовать с тетушкой под одной крышей оказалось не так уж сложно. Каждое утро она с грозным видом отправлялась на прогулку, сопровождаемая Сирилом, который при матушке был тише воды ниже травы, и вступала в беседы с любыми мало-мальски знакомыми дамами, да и господами тоже. А, скажу я вам, отделаться от тетушки Мейбл, если она решила с вами поговорить, практически невозможно. Что уж она почерпнула из этих разговоров, мне неведомо, тетушка не рассказывала, но, видимо, что-то любопытное, потому что вид у нее с каждым днем делался все более озадаченным. Еще она соблаговолила посетить мою оранжерею и даже одобрительно отозвалась об одной из расцветших опунций. Правда, не преминула отметить, что розы куда как более хороши, пусть и тоже колючи, на что я возразил, что устроить в городе розарий я никак бы не смог, а мои крошки занимают не так уж много места! На этот раз тетя даже почему-то не сказала, что мне пора жениться, только посмотрела жалостливо и удалилась.

Еще, кстати говоря, ей страшно понравился граммофон, и она немедленно заказала себе такой же. К слову, тетушка Мейбл – большая поклонница Вагнера, и я мог сказать, что Сирила ожидают тяжелые деньки…

Итак, Сирил страдал в заточении, потому что в одиночку его тетушка Мейбл в город не выпускала – не хватало, чтобы он еще сильнее подпортил репутацию нашей семьи! А он мог, я точно знаю. Мне же пришлось прочно обосноваться в кабинете, потому что Сирил, кажется, слышал о тайниках и подбирался к моему ритуальному зелью. Не знаю, что с ним сталось бы после дегустации, проверять как-то не хотелось, так что на всякий случай я поставил в тот тайник обычный коньяк, а заветную бутылку унес в свою спальню. Все равно я не собирался пользоваться ею в ближайшее время.

Конечно, мне было интересно, что творится в городе, но тетушка хранила загадочное молчание, зеваки перед моим домом не скапливались, а инспектор Таусенд не объявлялся, из чего я мог сделать вывод, что пока ему ничего не удалось разузнать. Я деликатно поинтересовался у Ларримера, не слыхал ли он чего-нибудь этакого, на что тот сурово ответил, что приличные слуги сплетен о своих хозяевах не собирают. Врал, конечно… Наверно, просто не хотел меня расстраивать, будто я его не знаю!

А еще через пару дней, проходя по первому этажу, я вдруг услышал безутешные рыдания. Рыдания определенно доносились из кухни, и я поспешил на звук.

Глазам моим предстала небывалая картина: Мэри (а это могла быть только она, других девушек в доме не водилось) сидела за столом, уронив голову на руки, и горько плакала навзрыд. Рядом стояла тетушка Мейбл и утешающе гладила кухарку по плечу.

Чтобы понять, насколько именно это невероятное зрелище, нужно знать тетушку. Это я общаюсь с Ларримером несколько фамильярно, он меня знает с детства. Но тетушка… Слуги боятся ее, как огня. Такого жуткого морозного тона я не слыхал никогда и нигде и, думаю, даже сама королева не смогла бы так отдавать распоряжения! И тут – такое! «Может быть, я совсем не знаю ее?» – закралась вдруг мысль.

– Что случилось? – спросил я, распахнув двери. Мэри приподняла голову, увидела меня и снова разрыдалась. – Тетушка, что тут творится? Она что-нибудь разбила или испортила?

– О боже, конечно же, нет! – нахмурилась она. – Мэри – исключительно аккуратная и старательная девушка!

– А почему она тогда плачет? Вы ее отругали?

– Да нет же, Вик! Когда это я позволяла себе делать замечания твоим слугам?

– Угу, учитывая, что у меня прежде был один только Ларример… – протянул я. И тут меня осенило. – Неужто Сирил все-таки… Да я его!..

– Вик, остынь! – приказала тетушка Мейбл, и я повиновался. Да, теперь, кажется, я понимаю, что чувствует кузен. Отец не был и вполовину таким властным, как его сестра! – Ничего страшного не произошло, а Сирил, как ни удивительно, совершенно ни при чем.

– И правда, удивительно… Но что с Мэри?

– Кто-то распустил омерзительный слух, – холодно выговорила она. – О том, что юная незамужняя девушка охотно поступила на службу в дом к холостому мужчине.

– Тетушка! – воскликнул я. – Да я до сих пор даже лица ее разглядеть не мог, не то что… И Ларример тут, он же ее дядя!

– А об этом сплетник умолчал, – зловеще продолжила тетушка Мейбл. – Однако не забыл упомянуть о том, что вскоре к этому мужчине явился в гости его кузен, уже неоднократно замеченный в… хм… ты понял. Можешь себе представить, Вик, каково было выслушать подобное неиспорченной девушке из захолустья?

– Господи, – сказал я, присев на ближайший стул. – Если удастся вычислить этого мерзавца, я его сам прибью, безо всякой сковородки. Мэри, умоляю, не плачьте! О вас здесь никто не думает дурно! Кроме того, в доме есть взрослая дама, а также ваш дядюшка…

Похоже, она меня не слышала, а рыдания перешли в истерику.

– Вик, налей ей бренди, – скомандовала тетушка, и я исполнил приказ.

Чтобы влить в девушку рюмку этого пойла, потребовались наши совместные усилия, но дело того стоило: она перестала икать и всхлипывать и хотя бы посмотрела на меня прямо. Ну, я был прав, миленькая девушка, не в моем вкусе, слишком уж простенькая, но на свой лад симпатичная.

«Ох, – подумал я, – бедный Ларример, а ему-то каково? Он ведь узнает об этом!»

– Мэри! – сурово сказала тетушка Мейбл, тоже принявшая дозу лекарства. – Прекратите рыдать. От места вам Виктор не откажет. А если откажет, я возьму вас к себе, вы изумительно готовите! Что до прочего… Когда появилась эта мерзкая сплетня?

– А вот как вы приехали, мэм, – пролепетала девушка, вытирая слезы краем фартука. – Вот прямо на другой день! Иду я с рынка, а вслед все смотрят и шушукаются… Ну а потом уж прямо сказали! Стыд-то какой!

– Очень интересно! – фыркнула та, подумала и налила себе еще бренди. Я молча хлопал глазами: всю жизнь я полагал тетушку убежденной трезвенницей! – И глупо.

В этом я был с ней согласен. Да, незамужняя служанка в доме холостого мужчины – это пикантно, но если там же присутствуют дядя этой служанки и тетя мужчины… Гм, на что рассчитывал сплетник? На то, что нет дыма без огня?

– Да пусть бы их, – снова всхлипнула Мэри. – Стыд глаза не выест… Только жених мой… Вдруг он поверит?!

– А, так вы сюда поближе к жениху перебрались, – дошло до меня. – А Ларример не сказал мне…

– Дядя и не знает, – шмыгнула она носом. – Мы тайком сговорились, хотим вот заработать сколько-нибудь, а потом уж пожениться… Он в мастерской работает, жених мой, тоже из нашей деревни, но давно уж сюда подался…

– Знаете, деточка, – сказала тетушка Мейбл покровительственно. – Если ваш жених примет всерьез такую грубую и гнусную сплетню и бросит вас, то туда ему и дорога. Уж поверьте взрослой женщине!

Мэри только съежилась под ее тяжелой рукой, но вроде бы немного успокоилась.

– Неладное что-то творится в Блумтауне, – задумчиво проговорила тетушка, когда мы расположились в гостиной. Я не успел ответить: Ларример доложил о визитере.

Это оказался инспектор, еще более мрачный, чем прежде. Раскланявшись с тетушкой, он вопросительно взглянул на меня, явно намекая, что нам стоило бы уединиться.

– Тетушка в курсе моих неприятностей, – сказал я. – И моей… хм… настоящей истории – тоже.

– А, понятно, – кивнул Таусенд и нахмурился.

– Судя по вашему виду, хороших новостей можно не ждать, – вздохнул я.

– Увы, – развел он руками. – Не удалось разыскать никого из прежних работников той конторы, а хозяин ее уехал из Блумтауна… Виктор, быть может, вы поищете у себя? Вряд ли тот джентльмен полностью разорвал отношения с вашим отцом, раз уж они приятельствовали! Может быть, письма, еще что-то?

– Да, разумеется, я посмотрю в отцовском архиве, – кивнул я. – Но, по-моему, это не все, что вас гнетет…

– Не то чтобы гнетет, – начал инспектор, поглядывая на тетушку Мейбл, но тут в гостиную вошел Сирил. Вернее, влетел, как это было у него заведено, но увидел Таусенда и резко притормозил. Вид кузена при этом был такой, словно он по ошибке вместо шампанского выпил уксуса.

– Так-так… – произнесла тетушка. – Сирил? Когда ты успел что-то натворить? Кажется, ты все время был у меня на глазах!

– Мама, я… – начал он, но Таусенд перебил:

– Нет, миссис Кертис, на этот раз ваш сын ничего не натворил.

– Неужели? – приподняла она бровь, явно не веря своим ушам. Сирил тоже не поверил: думаю, за ним числилось много грешков, о которых мы не знали, и он вполне обоснованно опасался, что какой-то из них мог всплыть, отсюда и визит инспектора.

– Лучше бы натворил, – мрачно сказал Таусенд. – Все проблем меньше!

– Джордж, да говорите уже! – не выдержал я. – Что стряслось на этот раз?

– Да видите ли… очень неприятный слушок по городу прошел.

– О Сириле? – уточнила тетушка и нахмурилась. – Что на этот раз? О его похождениях я и так знаю, инспектор, не бойтесь меня шокировать!

– Не хотелось бы мне при даме… – почему-то замялся Таусенд. – Очень уж… э-э-э… деликатного свойства слух!

– Джордж, скажите мне на ухо, что ли, – попросил я. Инспектор так и поступил (усы инспектора страшно щекотались), после чего я сглотнул и с трудом выговорил: – Тетушка, думаю, вам действительно лучше этого не слышать!

– Я же все равно узнаю, не сегодня, так завтра, – произнесла она с редкостным хладнокровием. – Что там такое? Опять соблазнил какую-то девицу? Так это не ново! Мужчинам… хм… простительны небольшие грешки, а родителям следует лучше приглядывать за дочерьми! Дело в этом?

– Хуже, много хуже, – чуть не в унисон произнесли мы с Таусендом. Сирил молча таращил глаза и явно перебирал в памяти все свои проступки, но не мог припомнить ничего настолько ужасного. Ему явно было не по себе, причем еще и от того, что матушка, оказывается, была в курсе его приключений. Наверно, даже больше по последней причине…

– Господа, я желаю услышать, в чем обвиняют моего сына, – твердо сказала тетушка Мейбл. – Немедленно!

– В общем… вы только не волнуйтесь, миссис Кертис, – завел инспектор, а я поспешил подхватить:

– Тетушка, в городе поговаривают, что Сирил… как бы это помягче…

– Что у него есть друзья…

– Друзей у него даже слишком много, – отрезала она. – И что дальше?

– Ну, миссис Кертис… Это излишне близкие друзья, если вы понимаете, о чем я! – Цветом физиономии инспектор напоминал омара. – И такого свойства… гхм…

– Интимного, – решился я, понимая, что иначе мы никогда не закончим.

– Что?! – взвизгнул Сирил. – Что вы такое говорите?!

Тетушка молча схватилась за сердце, и я ринулся за коньяком.

– Мама, это неправда! – бушевал кузен. – Инспектор, это… это гнусный навет! Грязная ложь! Я бы никогда такое…

В итоге коньяком пришлось отпаивать не только тетушку Мейбл, но и Сирила – с ним случилась настоящая истерика. Еще бы, его, известного сердцееда и ловеласа, грозу окрестных девиц вдруг обвинили в таком непотребстве! Но ведь чем нелепее ложь, тем легче в нее верится…

– Да, в Блумтауне действительно завелась какая-то гниль, – проговорила тетушка Мейбл, обмахиваясь платком. Я подумал и налил коньяку нам с Таусендом, у нас нервы тоже не железные. – Инспектор, представьте себе, буквально на днях кто-то оболгал кухарку Виктора, очень достойную молодую особу. Она племянница его дворецкого.

– Хм… – непонятно сказал Таусенд, а я пояснил:

– Видите ли, тетушка, складывается впечатление, что Джордж тоже пал жертвой клеветника.

– Да это настоящая эпидемия, – покачала она головой. – Но кому, зачем это может быть нужно? Я понимаю – инспектор, такие люди многим не по душе, но ты и Сирил?! Ну, допустим, моему отпрыску, – тетушка бросила взгляд на распростертого в кресле сына, – мог отомстить кто-то из его дружков. Или… хм… подшутить, не предвидя последствий. Но кому помешал ты? И бедняжка Мэри?

– И общего в жертвах, считай, ничего, – подал голос инспектор. – Ну разве мы с Виктором знакомы, а с Сирилом они родня!

– А Мэри служит у меня в доме, – кивнул я. – Этак мы договоримся до того, что в Блумтауне созрел заговор, призванный уничтожить доброе имя семейства Кин!

– Чушь, – согласилась тетушка Мейбл. – Тогда бы взялись и за меня, а не стали трогать инспектора.

– Может, все еще впереди, – мрачно пошутил тот.

– Посмотрим, посмотрим, – вздохнула она. – Ох, не нравится мне всё это!..

Больше говорить было не о чем, инспектор откланялся, а я отправился искать адрес своего первого работодателя.

В глубокой задумчивости я поднялся в кабинет. Как я уже упоминал, разобрать отцовские бумаги мне все время было недосуг. Рабочие материалы он хранил в конторе, а если что-то и брал домой, то эти документы были тщательно разложены по папкам. А вот в личных бумагах царил первозданный хаос…

После кончины отца матушка наотрез отказалась прикасаться к его архиву, заявив, что это выше ее моральных сил. (Она вообще крайне нежное создание… либо просто старается казаться таковой; после произошедших с тетушкой перемен я уже во всем сомневаюсь!). Вскоре после этого печального события матушка уехала к моей младшей сестре, которая разрешилась от бремени двойней и отчаянно нуждалась в заботе, поддержке и советах опытной женщины. В итоге она так и не смогла расстаться с внуками, и я остался единственным обитателем этого дома, не считая Ларримера и моих любимцев. (К слову сказать, я был очень рад такому повороту событий: во-первых, матушка постоянно подыскивала мне невест, во-вторых, терпеть не могла моих малюток, считая их единственной причиной, по которой я до сих пор не нашел себе пару. И я готов был ежедневно благодарить Господа, пославшего мне такую замечательную сестру: у меня имелось уже пятеро племянников, и останавливаться на этом Луиза с супругом, симпатичным пастором, явно не собирались.)

Итак, с чего начать? «Очевидно, с самого начала», – сказал я себе и принялся за работу, а ее предстояло немало. Заодно, раз уж я взялся за это дело, я сортировал документы: кое-что вряд ли уже могло пригодиться, а вот письма стоило сохранить, никогда не угадаешь, кого потребуется разыскать!

Бумажные пирамиды вокруг меня приобрели угрожающие размеры и переместились со стола на пол, а я ведь разобрал только бюро! Сделав перерыв на обед (на кулинарных способностях Мэри прискорбный инцидент никак не сказался), я продолжил неравную битву с залежами пыльных документов. Чего там только не оказалось! Я обнаружил даже собственную детскую тетрадку, на страницах которой громоздились арифметические примеры, записанные корявым почерком! И зачем, спрашивается, отец ее хранил?..

Хм, это уже любопытнее – целая пачка писем… А, нет, пожалуй, их я просматривать не стану: это оказалась переписка, которую отец вел с матушкой задолго до их свадьбы.

Среди залежей бумаг попадались и фотографические карточки, многие – выцветшие и пожелтевшие от времени. Ага, вот мой дед… хм, если убрать бакенбарды и пышные усы, мы с ним будем на одно лицо. Вот наши с Луизой детские фотокарточки… Я и не думал, что их столько! Надо же, какими мы были забавными… Матушка в подвенечном платье – хороша необыкновенно! О, надо же, а вот и свадебная фотография тетушки Мейбл: в юности она была просто красавицей, и это несмотря даже на типичные для Кинов немного лошадиные черты лица. Муж ее мне никогда не нравился, но на фотографии он выглядел достаточно приятно. Может быть, изменился со временем?

Фотографии я складывал отдельно: нужно будет разложить их в хронологическом порядке и подклеить в альбом, пока они снова не затерялись.

Хм, а это кто?.. А, ну конечно! Тетушка Мейбл – на карточке ей было лет тринадцать, не больше, – сидела на стуле, чинно сложив руки на коленях, по правую руку от нее стоял мой совсем еще юный отец, а по левую… Нет, определенно, это какой-то родственник, видна киновская порода. Да что там видна, он походит на моего отца, как родной брат, ну разве что моложе, ровесник тетушки Мейбл! Но у него ведь не было братьев… Какой-то кузен? Мы с Сирилом ведь тоже очень похожи. Любопытно… «Нужно будет спросить у тетушки Мейбл, кто это такой», – подумал я и отложил фотографию в сторону. Не то чтобы я жаждал обзавестись еще каким-нибудь родственником, но все равно было любопытно…

Удача улыбнулась мне лишь поздно вечером, когда я уверился, что ничего уже не найду. Несколько конвертов, надписанных знакомым почерком, выпали из переполненного ящика бюро и провалились внутрь. Хорошо, что я эти ящики вынимал целиком, а не просто выдвигал, не то так и не нашел бы искомого! Так, судя по датам, мой бывший начальник, мистер Клариджес, переписывался с отцом до самой скоропостижной кончины последнего. Вполне вероятно, он еще здравствует и, очень бы хотелось надеяться, никуда не переехал. Что ж, адрес есть! Письмо будет идти долго, и я решил отбить телеграмму – так все выяснится в самое ближайшее время.

Я посмотрел на царящий в кабинете разгром и только вздохнул. Прибирать документы мне придется до утра, не иначе! Нет уж, это подождет до завтра, вот только ящики бюро поставлю на место…

Последний ящик никак не желал задвигаться до конца. То ли его случайно перекосило, то ли еще что, но он упрямо не лез на положенное место. Пришлось разбираться, в чем там дело… Оказалось, в недра бюро завалилось еще кое-что – потертый бювар, который, кажется, я когда-то видывал на отцовском столе. Но зачем он убрал его сюда?

Я раскрыл его – внутри оказалось десятка два или три листов, исписанных хорошо знакомым аккуратным отцовским почерком. Что это, дневник? Но почему на разрозненных страницах? На отца совсем не похоже, он был достаточно педантичен, и если бы решил делать записи, то завел бы тетрадь или блокнот… Нет, понял я, вчитавшись, это не дневник. Это были письма или, скорее, черновики писем, потому что ни одно из них никогда так и не было отправлено.

Отец писал мне.

«Мой дорогой мальчик, – прочитал я, – вот уже два года прошло с тех пор, как ты покинул дом, который сразу опустел без тебя. Твоя матушка делает вид, будто ничего не изменилось, однако, скажу тебе, изменилось всё. Теперь она все чаще навещает Луизу, а когда я заговариваю о тебе, старается свернуть разговор. О тебе я могу поговорить только с Мейбл – она тоже очень скучает. Однажды она даже проговорилась, как желала бы, чтобы Сирил хоть немного походил на тебя – и не только внешне.

Если бы ты знал, Виктор, как я беспокоюсь о тебе! Днем мне удается отвлечься делами, клиентов стало больше, и я рад этом не только потому, что прибыль возросла, но и потому, что за работой я могу ненадолго забыть о бесконечной тревоге.

Я могу лишь догадываться о том, где ты сейчас. Нет, по косвенным признакам можно предположить, в Европе ты сейчас или где-то в Азии… Последнее твое письмо благоухало какими-то специями. Индия, верно? Во всяком случае, где-то в тех краях. А одно из предыдущих, то, на тонкой, почти прозрачной бумаге, было написано тушью, не чернилами. Как видишь, твой старый отец еще способен подмечать такие мелочи!

Но, право, все это неважно, мой дорогой мальчик, лишь бы ты был здоров и вернулся домой целым и невредимым! Конечно, я немного сожалею о том, что ты не продолжишь семейное дело, но это твой выбор. Как знать, может быть, много лет спустя ты все-таки ощутишь вкус к тому, чему обучался столько лет и чему собирался посвятить свою жизнь…»

Я медленно закрыл бювар и немного посидел, глядя в одну точку. Мой отец, Артур Кин, вовсе не был чрезмерно простодушен. И уж если тетушка Мейбл сумела догадаться, что я вовсе не постигаю юридическую науку в Париже, то грех было ему не понять, что сына носит по экзотическим странам! Жаль только, что они так и не заговорили об этом друг с другом. Отцу намного легче было бы переносить разлуку со мной, но увы… Жаль, что я не видел этих писем тогда. Другие, обычные, были неизменно бодрыми и содержали массу советов и наставлений на все случаи жизни. И почему мы не могли быть откровенны друг с другом?

А больше всего я сожалел о том, что я не успел попрощаться с отцом. Я вернулся слишком поздно…

Бювар и фотографию я забрал с собой, закрыл кабинет на ключ (на случай, если Сирилу вздумается покопаться в документах), и отправился к себе.

По пути я столкнулся с тетушкой Мейбл – она шествовала в свою опочивальню.

– Что это с тобой, Вик? – встревожилась она. – На тебе лица нет!

– Ничего, тетушка, просто устал, но адрес все-таки отыскал, – ответил я. – Глядите-ка, что я нашел!

Я показал ей фотографию.

– Вас я узнал, отца тоже, а кто это?

– Это?.. – она нахмурилась. – Хм…

– Определенно ведь родственник, – заметил я. – Уж очень похож!

– Ну… – Мне показалось, что ей не хочется отвечать. – По-моему, это один из наших троюродных кузенов. Право, я запамятовала его имя, мы виделись очень редко! А потом, если не ошибаюсь, все их семейство переехало… хм… в Австралию. Да, верно, в Австралию. И как-то так получилось, что все связи оборвались…

«Очень интересно, – подумал я. – В Австралию, значит. Туда, где я не бывал. Упоминали мы ее дважды, так что она явно первой пришла тетушке в голову. Ладно, пускай… Сейчас не до таинственных кузенов!»

– Спокойной ночи, тетушка, – сказал я.

– И тебе, дорогой, – ответила она и двинулась прочь.

– Тетушка! – окликнул я, и она обернулась. – Знаете, а отец ведь тоже догадался, что на самом деле я путешествую.

– Правда?.. – изумилась она.

– Ну да. По тем же приметам, что и вы. Видимо, это семейное…

– И ничего мне не сказал! – сокрушенно вздохнула тетушка. – В этом был весь Артур, никогда ни единого лишнего слова! Всё в себе, всё всегда в себе…

И она ушла, скорбно покачивая головой.

Я же удалился в свою спальню и до глубокой ночи читал письма, которые наконец-то нашли адресата…

* * *

На следующее утро Сирил к завтраку не вышел. Не могу сказать, чтобы это испортило мне аппетит, напротив, в кои-то веки я мог не торопясь насладиться трапезой.

– Ларример, а где тетушка Мейбл? – поинтересовался я, убедившись, что она не собирается почтить столовую своим присутствием.

– Миссис Кертис изволила завтракать в постели, сэр! – Ларример склонил убеленную сединами голову, и это вышло у него так величественно, будто это я должен был ему кланяться.

– Хм, – только и ответил я. – Что ж, тогда приступим!

И принялся накладывать себе на тарелку вкуснейшую снедь…

Буря грянула, когда я намазывал мармеладом ломтик подсушенного хлеба. В столовую царственно вплыла тетушка, полностью экипированная для прогулки. Она смерила взглядом меня, застывшего с тостом в одной руке и чашкой в другом, и потребовала:

– Вик, немедленно доедай и одевайся! Ты разве забыл, что я привыкла выходить на прогулку ровно в десять?

– Гхм, – от неожиданности я даже поперхнулся. – Во-первых, доброе утро, тетушка! А во-вторых, какое я имею отношение к вашей прогулке?

– Разумеется, ты идешь со мной! – Она взмахнула зонтиком и безапелляционно закончила: – И не спорь!

Я хотел было спросить, почему тетушку не сопровождает, как обычно, Сирил, но вовремя вспомнил, что кузен теперь тоже пострадавший. Он теперь и носа на улицу не высунет, после такого-то потрясения!

– Тетушка, – осторожно подбирая слова, начал я. – Вы не забыли, что обо мне распространяют гадкие слухи? Вряд ли ваши знакомые пожелают хотя бы поздороваться со мной!

– Пусть только попробуют! – Тетушка стукнула зонтиком о пол, да так, что Ларример вытянул шею, пытаясь разглядеть, не поцарапала ли она дорогой паркет.

– Тетушка, – пытался сопротивляться я, откладывая в сторону недоеденный тост. – Зачем вам это нужно? Вы ведь вполне можете прогуляться самостоятельно!

Тетя бросила взгляд на Ларримера и ответила неожиданно спокойно и серьезно:

– Вик, мальчик мой, неужели ты не понимаешь, что только раззадориваешь сплетников тем, что прячешься в своем особняке?

Я пожал плечами – возразить мне было нечего. К тому же я все равно собирался отправить телеграмму, а проделать это в сопровождении тетушки должно быть… любопытно.

– Тогда почему вы только сейчас решили вытащить меня на прогулку? – с интересом спросил я, допивая уже остывший чай.

– Я полагала, эта болтовня понемногу утихнет сама собой, – вздохнув, призналась тетушка. – Но раз уж этого не произошло, нужно принять меры!

Мне оставалось только восхититься ее целеустремленностью и сдаться на милость победительницы…

Тетушка Мейбл вышагивала по улице с видом императрицы, недоумевающей, почему встречная чернь ей не кланяется. Нет, она была исключительно любезна и мила, однако жесты, манеры, интонация просто кричали о том, что любому, кто вздумает ей противиться, не поздоровится. Признаться, тетушка нечасто бывала в столь воинственном расположении духа (она и в обычном настроении вполне могла остановить, скажем, скачущую во весь опор лошадь, – исключительно силой воли). Знакомые, должно быть, инстинктивно опасались вызвать ее неудовольствие и вели себя исключительно любезно. Косились на меня, разумеется, да и в разговоре чувствовалась некоторая натянутость, однако никто за все время прогулки так и не позволил себе ни малейшего намека, ни крохотной двусмысленности.

Я же следовал за тетушкой, стараясь сохранять примерный вид, словно ученик воскресной школы рядом с пастором. И хохотал про себя, наблюдая, как миссис Фландерс краснеет, бледнеет, но мужественно поддерживает вежливую беседу.

Служащий почтамта, мистер Ричмон, принимая телеграмму, посматривал на меня с любопытством, а прочитав написанный мною текст, и вовсе чуть не подпрыгнул. Однако, с опаской взглянув на тетю Мейбл, он проглотил все вопросы и молча принялся заполнять бланк…

Мы с тетушкой уже возвращались домой, когда навстречу нам попался инспектор Деверелл, как всегда, имевший весьма кислый вид.

– А, мистер Кин, – протянул он, притрагиваясь к полям шляпы. И спросил с неподдельным интересом: – Как ваши дела?

– Благодарю вас, инспектор! Превосходно! – вполне искренне улыбнулся я. – Наслаждаюсь тишиной и спокойствием.

– М-да? – недоверчиво прищурился он. – Ну, вам виднее. А я слышал…

– Виктор, нам пора! – вмешалась тетушка, испепеляя взглядом инспектора, неосторожно затронувшего опасную тему.

– Простите, инспектор! – развел руками я. – Мы спешим.

– Ну да, ну да… – покивал он, подозрительно глядя на меня.

Хм, должно быть, такая жизнерадостность со стороны человека, обвиняемого в стольких грехах, наверняка казалась инспектору Девереллу по меньшей мере ненормальной. Мне же после демонстрации впечатляющей мощи характера тетушки Мейбл совершенно не хотелось жаловаться на судьбу. Я чувствовал гордость за свою принадлежность к достойному семейству Кин и был искренне благодарен тетушке за поддержку…

Прогулка удалась на славу, даже жаль было возвращаться домой. Теплый ветерок, расхрабрившееся апрельское солнце, птичий щебет и тетушка Мейбл в качестве моего личного цербера – что может быть лучше?

– Мистер Кертис ожидает вас в столовой, сэр! – почтительно сообщил Ларример, помогая мне снять пальто.

– Кажется, Сирил пришел в себя! – прокомментировала тетушка, передавая дворецкому свой верный зонтик, словно шпагу.

Признаюсь, я полагал, что кузен будет дуться много дольше.

Сирил обнаружился за столом: он так сосредоточенно и яростно кромсал отбивную, что мне сразу захотелось на всякий случай его обезоружить.

– Здравствуй, мальчик мой! – проворковала тетушка, разом превращаясь из тигрицы в заботливую мать. – Как ты себя чувствуешь?

– Сносно! – буркнул Сирил, не поднимая глаз. – Есть новости?

– Увы, – развел я руками и отодвинул стул для тети. – Пока ничего.

– Понятно, – Сирил поднял на меня воспаленные глаза. Похоже, он совсем не спал ночью. – Виктор, твой дворецкий сказал, что у тебя есть гимнастический зал. Побоксируешь со мной?

– Разумеется, – согласился я, присаживаясь напротив кузена. Радовало уже то, что он не бросился искать утешения на дне бутылки. – Только я ведь значительно тяжелее тебя.

«И намного сильнее», – этого я, конечно, озвучивать не стал. Не стоило лишний раз расстраивать Сирила.

– Ничего, – отмахнулся он, принимаясь за отбивную. – Мы ведь не всерьез!

Впрочем, с последним бы я поспорил. В гимнастическом зале Сирил наседал на меня с такой яростью, будто внезапно превратился в берсеркера. Признаюсь, мне пришлось изрядно попотеть, защищаясь от его наскоков. Быть может, стоит всерьез заняться боксом? Или, по крайней мере, изредка захаживать в клуб, чтобы поразмяться не только с грушей, но и с живыми противниками. Хм, а ведь сейчас многие наверняка не прочь были бы со мной подраться…

После разминки с Сирилом я отправился к своим крошкам, с которыми и провел остаток дня. Купленный недавно Echinocactus grusonii капризничал, видимо, ему требовалась более высокая температура. Зато смотрелся он замечательно: красивые пропорциональные стебли этого вида кактусов покрыты густыми «золотыми» колючками. А как восхитительно он смотрелся среди ярко-красных японских культиваров Hibotan!

Однако мысли о распускаемых в городе слухах меня не отпускали. Я сам себе напоминал кактус, ощетинившийся иголками для защиты от грубых рук и слов.

Предположим, мистер Клариджес откликнется на мою телеграмму. Что делать дальше? Не предъявлять же каждому встречному письмо мистера Клариджеса, и даже если он приедет лично, как донести его слова до общественности? Проще иметь дело с мировым судом, там достаточно дать показания под присягой. Суд общества бывает куда суровее и охотнее верит в дурное, нежели в хорошее. Признаюсь, я не подумал об этом заранее…

Мне требовалась подсказка, поэтому, оставив своих питомцев внимать Шопену, я отправился в свою спальню. Обычно такими делами я занимаюсь в кабинете, но из-за присутствия в доме Сирила и тетушки Мейбл пришлось перебраться в более уединенное место. К тому же я именно здесь припрятал от кузена свою любимую выпивку…

Я в глубокой задумчивости сидел на кровати, когда в дверь деликатно постучали.

– Войдите, – крикнул я, и только когда в комнату заглянул Ларример, сообразил, что позабыл скрыть следы преступления.

Ларример немым укором застыл на пороге, скорбно взирая на лежащие на кровати улики.

– Осмелюсь заметить, сэр, это ведь… неприлично! – с таким негодованием проговорил он, что мне действительно стало стыдно. – Не подобает джентльмену заниматься подобным!..

Он задохнулся, не находя слов, а я, предвидя очередную лекцию о правилах поведения (как будто я мальчик, право слово!), сгреб улики в ящик прикроватного столика.

– Что-то случилось? – спокойно спросил я, делая вид, что не замечаю возмущения Ларримера.

– Нет, сэр! – с запинкой выговорил он, побагровев. – Я просто хотел доложить вам, что мистер Кертис поговорил с кем-то по телефону, потом где-то раздобыл бутылку коньяка и отправился с нею в гимнастический зал!

– Хм… – протянул я, вставая.

Выходит, кузен умеет вскрывать замки! Может, попросить научить и меня?

Пожалуй, стоит взглянуть, как он там…

Сирил, вопреки моим опасениям, вовсе не напился до беспамятства. Забытая им бутылка коньяка стояла у двери, а кузен самозабвенно избивал боксерскую грушу, выкрикивая при этом что-то оскорбительное. Я прихватил коньяк и ретировался, оставив Сирила отводить душу…

На следующее утро кузен и тетушка спустились к завтраку, как ни в чем не бывало. Она болтала о каких-то пустяках, поддерживая необременительную беседу, Сирил молча и с каким-то остервенением поглощал пищу, а я просматривал почту.

Среди вороха рекламных проспектов и счетов обнаружилась телеграмма.

Почувствовав, как сердце забилось быстрее, я выхватил ее из стопки корреспонденции и пробежал глазами.

«Выезжаю немедленно ждите Клариджес», – гласила она.

Я аккуратно пристроил телеграмму возле тарелки и перевел дух.

– Что там такое? – заинтересовалась тетушка Мейбл, от которой не укрылось мое волнение.

Я молча протянул ей телеграмму.

– Превосходно! – резюмировала тетушка, прочитав короткий текст.

Весточка от мистера Клариджеса подействовала на нее, как чашка крепкого кофе.

– Но что делать дальше? – не выдержал я. – Не могу же я водить мистера Клариджеса по улице и рассказывать каждому встречному о своей невиновности!

– Конечно, не можешь! – энергично воскликнула тетушка.

От звука ее голоса Сирил встрепенулся, как борзая, заслышавшая звук охотничьего рожка, и обвел нас взглядом.

– Что?.. – начал он.

– Помолчи! – нетерпеливо отмахнулась тетушка. – Вик, мистер Клариджес должен остановиться у нас!

Хм, уже «у нас»? Но я, разумеется, промолчал.

– Это само собой разумеется, – согласился я. – Но вы полагаете, что самого присутствия мистера Клариджеса под моей крышей будет достаточно?

– Не думаю, – покачала головой тетушка. – Тут нужно что-то более эффектное, более…

Не находя слов, она неопределенно помахала рукой.

– Например, ты можешь устроить званый обед! – вмешался Сирил.

– Брось, – вздохнул я. – При нынешнем положении дел ко мне просто никто не придет!

– Придет! – просветлев, возразила тетушка. – Я сама всем займусь! И не спорь, Вик!

Спорить с тетей Мейбл, когда она говорит таким тоном – форменное самоубийство, но званый обед в моем тихом и спокойном доме?!

– Я сегодня загляну к инспектору Таусенду, – нашелся я. – Сообщу ему, что разыскал мистера Клариджеса. Может быть, инспектор что-то подскажет?

– Милый мой, – снисходительно улыбнулась тетушка, берясь за десертную ложечку. – Слухи – это женское дело, так что позволь мне самой с этим разобраться!

Я только пожал плечами и тоже принялся за десерт. Молочное желе с ванилью Мэри сегодня определенно удалось…

Я медленно катил по городу на своем авто, упиваясь прекрасным солнечным днем и явственным затруднением знакомых. С одной стороны, в этот раз я был без эскорта тетушки, так что меня можно было избегать без особых последствий. А с другой – я ведь мог поведать тетушке Мейбл о том, как меня обидели и поименно перечислить обидчиков… Поэтому на лицах встречных читалась причудливая смесь досады, любопытства и опаски. Несомненно, тетушка у меня – настоящее сокровище!

На входе в полицейское управление с комфортом устроился молоденький констебль (тот самый, что не пришел вовремя на помощь бедняжке Конно-идее), внимательно изучающий газету.

– Да? Что? – дернувшись, заозирался доблестный страж порядка.

– Могу я видеть инспектора Таусенда? – поинтересовался я, склонив голову набок.

– Сейчас узнаю! – буркнул он, потянувшись к телефону, коротко доложил и кивнул мне: – Проходите.

Инспектор сидел у окна, подперев голову рукой, и смотрел на симпатичный Mammillaria в розовом горшочке.

– Здравствуйте, Джордж, – произнес я, умилившись этой сцене.

– И вам не хворать, Виктор, – меланхолично ответствовал инспектор, не отрываясь от созерцания своего колючего друга. Присесть он мне так и не предложил.

– Вижу, вы увлеклись кактусами? – с сомнением уточнил я, без спросу усаживаясь напротив.

– Да нет, – отмахнулся он и зачем-то потрогал пальцем колючую верхушку растения. – Просто я подумал: интересно, а чем они вас так привлекают? Вот и…

Он махнул рукой в сторону кактуса и наконец-то повернулся ко мне.

– Mammillaria требует очень хорошего освещения, – не удержался я. – А в вашем полутемном кабинете она быстро погибнет.

– Ну и ладно, – пожал плечами инспектор и, подхватив с подоконника горшочек, протянул мне: – Дарю!

– Спасибо, Джордж! – с чувством произнес я, принимая щедрый подарок. А что мне еще оставалось? Не оставлять же бедняжку на верную смерть! – У меня для вас хорошие известия!

– М-да? – как-то неопределенно протянул инспектор, вынимая из кармана пачку сигарет.

– Мистер Клариджес, мой бывший начальник, приедет в Блумтаун в самое ближайшее время! – поведал я, однако у Таусенда это известие энтузиазма не вызвало. Он только кивнул и вновь погрузился в свои мысли, судя по всему, невеселые. Вид у него был усталый и нахохленный.

– Виктор, я даже не знаю, как вам сказать… – наконец на что-то решившись, начал инспектор. – В общем… Вы читали сегодняшние газеты?

– Хм? – я попытался вспомнить. – Нет, до газет я, кажется, не добрался. А в чем дело?

– Н-ну… вот, читайте сами! – он вручил мне смятый номер «Вестей Блумтаума» и принялся, не глядя на меня, раскуривать сигарету.

Я полистал газету и уже открыл рот, чтобы осведомиться, какую именно статью мне следует прочитать, но осекшись, уставившись на собственное фото. И стал читать, с каждым прочитанным предложением все более приходя в ярость.

– Что это за чушь? – поинтересовался я с деланным спокойствием, складывая газету и возвращая ее инспектору.

Разумеется, о «Вестях Блумтаума» я был не лучшего мнения, однако до сих пор в них не печаталось… подобное! К тому же завтра наверняка и остальные газеты перепечатают ту статейку.

– Чушь, не чушь, а суперинтендант уже приказал провести расследование, – сообщил инспектор мрачно.

– Но ведь это нелепость! – взорвался я. Попытался взять себя в руки: глубоко вздохнул, помассировал виски и на минуту прикрыл глаза. Потом продолжил уже спокойнее: – Как можно расследовать то, чего никогда не происходило?

– Это вы так говорите, Виктор! – выдохнув дым, заметил он. Он раскрыл газету на той самой странице и ткнул пальцем в один из абзацев. – Тут говорится, что ваша невеста погибла из-за того, что вы вели машину ночью в дождь, а второго глаза у вас нет, – совершенная ерунда, кстати, у вас же оба глаза на месте, просто один не видит! – вот вы и наскочили на столб… Признайте, вы ведь и вправду часто ездите в плохую погоду, хоть я вам и запретил!

– Но у меня нет и никогда не было никакой невесты! – возразил я, испытывая желание что-нибудь разбить, вот хотя бы горшок с кактусом… Но бедняжку Mammillaria было жалко. – Да и в аварии я никогда не попадал… не считая, разумеется, инцидента с вашей машиной. Просто кто-то написал полнейшую бессмыслицу!

– Не бессмыслицу, друг мой, вовсе нет! – инспектор отложил в сторону газету и, прищурившись, посмотрел на меня. Я попытался возразить, но он только отмахнулся. – Нет, я вам верю! Просто умно придумано: много общеизвестных фактов вроде вашей частичной слепоты и самая чуточка выдумки. А все вместе смотрится очень, очень впечатляюще!

– Ну хорошо, – сдался я. – Что мне теперь делать?

Страшно даже вообразить, как отреагирует тетушка Мейбл, когда узнает! Только полицейского расследования нам и недоставало для полного счастья… Хорошо хоть Ларример после давешней истории с рекламой газет не читает!

– А что тут поделаешь? – инспектор вспомнил о своей сигарете, которая уже почти дотлела, и сунул ее в рот. – Для начала я найду журналиста, который это сочинил, и поспрашиваю, откуда он все это взял. Ведь не во сне же увидал!

– Да уж! – я машинально принялся гладить своего нового колючего питомца. Что-то не давало мне покоя в словах инспектора, но что? Пожалуй, надо успокоиться и хорошенько подумать.

– Только расследование мне не поручат, – продолжал тем временем инспектор Таусенд. Даже бакенбарды у него уныло обвисли. – Я ведь, так сказать, слишком близко вас знаю. Суперинтендант мне так прямо и заявил…

– Вот! – воскликнул я, ухватив наконец за хвостик увертливую мысль.

Инспектор сначала подскочил от неожиданности, а потом возмутился:

– Что…

– Послушайте меня! – перебил его я, спеша высказать свою догадку, пока она не забылась. – Вы сказали – «слепой на один глаз». Вы ведь действительно так думаете?

– Ну да, – осторожно согласился инспектор Таусенд, глядя на меня с подозрением.

– Вот оно! – от избытка чувств я прищелкнул пальцами. – А в статье написано, что одного глаза у меня нет, так ведь?

– Ну да, – снова подтвердил он.

– А ведь этот, как там его, мистер Смит, прав! – улыбнулся я, склонив набок голову. Что-то начало проясняться, и это несказанно меня радовало!

– Как? – не понял инспектор. Тряхнул головой и возразил: – Не путайте меня! У вас же оба глаза на месте. Надо ж такое придумать – одноглазый! У вас вон ни шрама не заметно, ничего такого…

До чего же люди невнимательны! Вообще-то, я иногда вставлял глаз другого цвета (когда по рассеянности, когда шутки ради), но даже если кто-то и замечал, что в разное время у меня разные глаза, то списывал это на собственную забывчивость. Глаз выглядел слишком настоящим (ну, если вдуматься, почти так и было), чтобы заподозрить истину. А может быть, все это говорило лишь о том, что люди слишком редко отваживаются встретиться с кем-то взглядом?

– Вот так! – сказал я и вынул искусственный глаз. Протянул его инспектору на ладони и предложил: – Хотите потрогать?

Он моего предложения почему-то не оценил…

Когда инспектор Таусенд пришел в себя после моей шутки (признаюсь, несколько рискованной), он тут же потребовал:

– Ну а теперь, Виктор, вспоминайте, кто еще в Блумтауне знает о вашем… – он замялся, подбирая слово.

– Маленьком недостатке? – подсказал я, вставляя на место глаз. Инспектор, кажется, только теперь перевел дыхание. Видимо, вид пустой глазницы его нервировал.

– Да! – обрадовался он. – Так вот, мне вы ничего не сказали, хоть мы с вами и почти друзья…

Инспектор вопросительно посмотрел на меня, я кивнул, признавая его правоту, и поощрительно улыбнулся.

– Но мне вы свой секрет не открыли, – продолжил мысль инспектор. – Значит, вообще мало кому об этом говорили, ведь так?

– Именно, Джордж! – подтвердил я, и даже отставил в сторону своего нового питомца, дабы не отвлекал от размышлений.

– Итак, кто знает? – откинувшись на спинку кресла и скрестив пальцы, вопросил Таусенд.

Я улыбнулся про себя: теперь в облике инспектора больше не было ни грана уныния. Глаза сверкали, усы воинственно топорщились, бакенбарды распушились, а на губах появилась лукавая улыбка. Да и я чувствовал себя так, будто загнал хитрого зверя, к которому раньше не знал даже, как подступиться.

– Мой верный дворецкий Ларример, – начал перечислять я, загибая пальцы. – Один лондонский доктор, которому я показывался в позапрошлом году… Да, еще инспектор Деверелл! Я с ним недавно… пошутил.

– Деверелл? – инспектор удивился, да так, что изо рта у него выпала еще незажженная сигарета. – А мне вы, значит, не сказали…

Кажется, Таусенд обиделся, сочтя это недоверием с моей стороны.

– Джордж, – примирительно поднял ладонь я, – вряд ли вас обрадовало это зрелище, поэтому я не стал вас им обременять без нужды. Инспектор Деверелл просто меня разозлил, вот я и… решил немного его осадить.

– А, это он может, – успокоился инспектор Таусенд. – Ладно, кто еще?

– Никого, – развел руками я.

– То есть всего трое?! – не поверил он.

– Да!

– Ваш дворецкий, врач и Деверелл? – медленно повторил инспектор. – И все?

– Да! – снова повторил я. – В Англии – больше никто.

Я подозревал (и не без оснований), что тетушка Мейбл давно обо всем догадалась и молчала только из вежливости. Но ее смело можно было не принимать в расчет, как и Ларримера. Да и врача, думаю, можно отбросить.

– Значит, Деверелл?.. – инспектор вскочил и, чуть не подпрыгивая от возбуждения, начал мерить шагами свой кабинет. – Так, давайте подумаем! Пока от слухов пострадали вы, ваша кухарка, ваш кузен, я… Да, еще миссис Ленор – свояченица Деверелла… Про нее говорят, что… словом, что мистера Ленора, за которого она якобы вышла замуж в колониях, никогда не существовало. А сын у нее – от лорда Блумберри!

– То есть мое окружение, а меня инспектор Деверелл очень не любит, – подхватил я, – а также его родственница и коллега! Думаю, лорд Блумберри тут вообще ни при чем, к слову пришелся. Пасьянс сходится?

– Сходится! – инспектор почти упал в свое кресло и хлопнул по стопке бумаг. – Вас он и вправду недолюбливает, Виктор, он не раз об этом говорил и еще недоумевал, почему я до сих пор вашего кузена за его фокусы в тюрьму не упрятал.

– И вас он не любит из-за этого, – кивнул я.

– Не только, – пожал плечами Таусенд и раскурил очередную сигарету (странно, никогда раньше не видел, чтобы он столько курил, а сегодня дымит, как паровоз, от волнения, видимо). – Мне обещали дать повышение за то дельце с художниками, ну вы помните! Значит, я скоро стану старшим инспектором, а Девереллу это пока не светит. А он же полицейский в третьем поколении, это я так, со стороны прибился… Ну, он у меня попляшет!

– Пока все это лишь наши домыслы, – попытался я немного приглушить энтузиазм инспектора. Найдя виновника своих бед, инспектор Таусенд преисполнился энергии и желал немедля его покарать.

– Я должен хорошенько подумать, – потирая руки, произнес он. Прозвучало это намеком.

– Думаю, мне пора, – понятливо отозвался я, поднимаясь. И, разумеется, не забыл прихватить своего нового питомца!

Инспектор спорить не стал, ему не терпелось остаться в одиночестве, однако пошел меня провожать (по-видимому, веря, что я способен заблудиться в трех коридорах).

– Кстати, как там Сирил? – нарушив молчание, поинтересовался Таусенд с опаской. Кажется, он боялся, что мой кузен от расстройства может выкинуть что-нибудь этакое. И шепотом признался: – Уже начали поговаривать, что вы с ним тоже… дружны! Не зря же он теперь у вас живет… И с дамами вы… хм, не знаетесь!

Ответить я не успел: немного дальше по коридору открылась дверь, и из кабинета выглянул инспектор Деверелл, как всегда насупленный и полный подозрений. Хм, а почему бы ему не подыграть?

Осененный внезапной идеей, я ответил негромко, но так, чтобы Деверелл наверняка услышал:

– Уже лучше, инспектор, благодарю вас! Видите ли, он нисколько не сомневался, что мы с вами сумеем… договориться!

Я фамильярно подмигнул инспектору Таусенду, надеясь, что его не хватит удар от удивления и, повернувшись так, чтобы Деверелл не видел толком моего лица, указал на него глазами.

– А… – дошло до Таусенда. – Конечно!

– Тогда сегодня в восемь мы вас ждем! Надеюсь, вы останетесь довольны… угощением! – многозначительно произнес я. – А теперь извините, спешу! Мне нужно немедленно успокоить тетушку Мейбл, а после обеда я непременно загляну в банк…

– Конечно-конечно! – как заведенный, повторил инспектор Таусенд. – Я все понимаю!

– Вот и превосходно, – улыбнулся я, приходя в превосходное расположение духа. – Дальше я уже сам найду дорогу, благодарю, Джордж!

На этом я распрощался с инспектором и направился к выходу, по дороге как ни в чем не бывало кивнув инспектору Девереллу, который сделал вид, будто не подслушивал, а спешил по каким-то своим важным делам. Надеюсь, эта импровизированная сценка пришлась ему по вкусу!

Констебль при виде меня с очередным кактусом в руках даже выронил газету. Любопытно, что он обо мне подумал?..

Домой я вернулся в самом лучезарном настроении, насвистывая себе под нос веселый мотивчик. Тем страннее было увидеть Ларримера, мрачного, как грозовая туча.

– Что случилось? – почти всерьез обеспокоился я, разматывая шарф. Апрель апрелем, а погода у нас непредсказуема, поэтому, выходя из дома, лучше на всякий случай укутаться потеплее. – Неужели что-то стряслось с Атенаис?

Пожалуй, это единственное, что могло настолько расстроить моего невозмутимого дворецкого.

– Нет, сэр! – мрачно ответствовал он, принимая мое пальто и шляпу. – Просто Мэри… она хочет взять расчет, сэр!

– Взять расчет?! – теперь уже я действительно встревожился. Вообразить, что придется снова завтракать мерзкой овсянкой, а обедать кривобокими сандвичами, да еще когда в доме гости?! А ведь тетушка Мейбл собиралась еще и пригласить кого-то на званый обед! Вообразив в красках эту трапезу я, должно быть, сильно побледнел. – Что случилось? Может быть, я мало ей плачу? Или ей предложили лучшее место?

– Нет, сэр! – он покачал седой головой (к счастью, кудряшки давно уже превратились в благородные волны). – Однако все эти слухи…

– А, вот в чем дело! – сразу успокоился я и даже улыбнулся, вызвав тем самым недоумение верного дворецкого. По его авторитетному мнению, в такой ситуации следовало не улыбаться, а рвать на себе волосы. – Ларример, успокойтесь. И можете заверить Мэри, что неприятная ситуация разрешится уже сегодня.

– Вот как, сэр? – только и спросил Ларример, на лице его читалось явное облегчение пополам с сомнением.

– Именно! – подтвердил я и для убедительности понял указательный палец, подражая отцу, который всегда так делал во время самых ответственных речей перед присяжными. – Только пока это секрет, вы понимаете меня?

– Конечно, сэр! – величественно склонив голову, ответствовал Ларример, и на губах его появилась пока еще несмелая улыбка.

– А где тетушка Мейбл? – уточнил я.

– Миссис Кертис в оранжерее, слушает музыку, – откликнулся он почтительно. – Она просила вас зайти к ней, как только вы вернетесь.

– Хм, надеюсь, ничего важного?

– Не знаю, сэр, – несколько успокоившись за свою племянницу, Ларример снова обрел привычные невозмутимые манеры. – Кажется, что-то связанное со званым обедом.

– Званым обедом?! – переспросил я и опрометью бросился вверх по лестнице, в оранжерею.

Тетушка Мейбл, как оказалось, уже вовсе не слушала своего любимого Вагнера. Она пела сама, во всю мощь своего красивого сопрано выводя колыбельную… моим милым питомцам, и, увлекшись этим занятием, даже не заметила моего появления.

– Тетушка, вы полагаете, им уже пора спать? – осведомился я, справившись с удивлением.

– Что? – вздрогнув, тетя обернулась, махнула на меня рукой и заметила с упреком: – Ах, это ты, Вик? Где ты был? Я хотела посоветоваться с тобой по поводу меню!

– Надеюсь, вы еще не успели разослать приглашения? – встревожился я.

– Пока нет, – тетушка Мейбл пожала плечами, а я вздохнул с облегчением. Ради дела я мог бы вытерпеть нашествие посторонних в своем тихом и уютном доме, но без острой нужды… увольте!

– Слава богу! – искренне воскликнул я. Тетушка удивленно подняла брови, и я объяснил: – Теперь в этом нет необходимости. Я только что от инспектора Таусенда…

– Так-так! – поторопила меня тетушка. – А теперь присаживайся и рассказывай!..

Под чутким руководством тети Мейбл план приобрел окончательные очертания. Оставалось только разыграть его, как по нотам…

В обозначенный час я получил в банке солидную сумму, стараясь не замечать, как косятся на меня служащие. Несомненно, номера всех полученных мною купюр были заранее переписаны – так всегда делается в подобных случаях. Выйдя из банка, я огляделся по сторонам, как поступают персонажи в романах. Кажется, до слежки дело не дошло… Вот и замечательно! Тогда перед тем, как ехать на вокзал, я могу наведаться в одно милое место…

Я стоял на вокзале, чувствуя себя утесом, о который разбиваются волны. В нашу глухомань не так часто прибывают поезда – всего-то два утренних и два вечерних, однако народу в них набивается, как ни странно, порядочно. Люди толкались, окликали носильщиков, искали встречающих… А я благодаря высокому росту поверх голов высматривал мистера Клариджеса. Да так загляделся, что едва его не пропустил: из вагона прямо передо мной вышел сухонький старичок в старомодном костюме, с неожиданно острым взглядом из-под нависающих век. Мой бывший начальник почти не изменился за те десять лет, которые миновали с нашей последней встречи.

– Мистер Клариджес! – воскликнул я с непритворной радостью. – Надеюсь, дорога оказалась не слишком тяжелой?

– Мой дорогой Виктор! – Старик просиял, однако взгляд его оставался по-прежнему настороженным. – Не беспокойся, я прекрасно добрался. Надеюсь, у тебя все в порядке?

– В полном порядке! – ответил я. – Ситуация проясняется.

– Вот как? – он перехватил чемодан в левую руку, а правой задумчиво потер переносицу. – Значит, я зря приехал?

– Нет, что вы! – спохватился я. – Позвольте выразить вам свою признательность за то, что вы столь любезно откликнулись на мою просьбу! И я в любом случае рад видеть вас у себя в гостях.

Мистер Клариджес попытался что-то возразить (судя по всему, из вежливости), однако мне легко удалось его убедить принять мое гостеприимство…

Нас вышли встречать не только Ларример, но и лично тетушка Мейбл в сопровождении насупленного Сирила (кузен до крайности болезненно реагировал на намеки, что ему неплохо бы тоже обзавестись какой-никакой профессией, а визит мистера Клариджеса открывал широкие возможности для таких разговоров).

– Ох, – новый гость даже вздрогнул при виде тетушки. – И вы тут?! Я хотел сказать, извините, я не знал, что вы тоже гостите у Виктора…

Мистер Клариджес совсем смешался и даже (невиданное дело!) слегка покраснел. Зато тетушка казалась весьма довольной его визитом, она чуть ли не облизывалась, как полакомившаяся ветчиной кошка.

– Дорогой Антуан! – проворковала она, протягивая руку мистеру Клариджесу. – Я так рада вас снова видеть!

Я закашлялся, чтобы скрыть неуместную улыбку: надо же, а я думал, что моего бывшего патрона зовут просто Энтони!

Впрочем, я мог и не дергаться, мистер Клариджес не замечал никого вокруг, кроме тетушки Мейбл. Даже взгляд у него сделался каким-то беззащитным, словно у близорукого человека, внезапно лишившегося очков.

– Я тоже, хм… рад! Очень рад! – пробормотал он, пожимая руку тетушки.

Она слегка прищурилась (в ее не по возрасту ярких голубых глазах мне вдруг почудилась насмешка) и предложила:

– Пойдемте в гостиную! Вы должны непременно рассказать нам, почему покинули Блумтаун, как поживали с тех пор… Во всех подробностях!

Мистер Клариджес, кажется, готов был рассказать ей о чем угодно, включая тайные дела своих бывших клиентов.

А я, признаться, чувствовал себя странно: как будто я гость в своем собственном доме!..

В дверь заколотили, когда ужин уже подходил к концу. Я бросил взгляд на настенные часы: половина десятого. По крайней мере, нам дали спокойно отужинать!

– Ларример, подите, отворите! – хладнокровно велел я, обводя взглядом собравшееся за столом общество. Всего шесть человек: мистер и миссис Таусенд, мистер Клариджес, тетушка Мейбл, Сирил, и, разумеется, я. Из всех нас только миссис Таусенд и мой кузен не знали, что должно произойти, а потому проявили должное спокойствие. Инспектор поигрывал столовым ножом так, словно это было не мягкое серебро, а превосходная дамасская сталь. Тетушка откуда-то извлекла свой верный зонтик (немыслимое нарушение приличий!), а мистер Клариджес выпрямился, сразу напомнив мне того уверенного и ловкого юриста, каким он был когда-то.

– Слушаюсь, сэр! – дворецкий отвесил мне легкий поклон и невозмутимо отправился выполнять свои прямые обязанности.

– Полиция! – донесся до нас через приоткрытую дверь громкий голос из прихожей. – Вот, ознакомьтесь с ордером на обыск!

– Следуйте за мной, джентльмены, – преспокойно откликнулся Ларример.

Через минуту в столовой появилась целая делегация, которую возглавлял лично суперинтендант Мэтьюз. За ним следовали инспектор Деверелл и три констебля.

– Мистер Кин, извольте… – едва переступив порог, начал суперинтендант, громогласный мужчина средних лет, и осекся. – О, здесь дамы!

– Вот именно, мистер Мэтьюз! – холодно откликнулась тетушка Мейбл. – Чему обязаны вашим неожиданным визитом?

– Действительно, – поддержал ее мистер Клариджес, вставая. – Что за неожиданное вторжение? На каком основании?

– У нас есть ордер, подписанный судьей, – разом будто бы сдувшись, пробормотал суперинтендант. Он выставил перед собой бумагу, словно щит, и нервно затеребил пуговицу на пальто. – Вот, извольте ознакомиться! Мы должны провести обыск в этом доме по подозрению в… – он запнулся, сглотнул, но закончил: – В мошенничестве, мужеложстве, получении взятки и непреднамеренном убийстве!

Что и говорить, список преступлений получился внушительный!

Мистер Клариджес гневно нахмурился, игнорируя протянутый ордер.

– Значит, Питер, вы осмелились прийти сюда, в этот дом, чтобы назвать сына моего старого друга вором, убийцей и мошенником? – мистер Клариджес как будто вырос, сделавшись выше ростом и шире в плечах. – Да еще и… извращенцем?!

– Это не я, это суд, – начал смущенно оправдываться суперинтендант Мэтьюз. Хм, а ведь он, помнится, когда-то состоял в учениках мистера Клариджеса… – Я должен проверить…

– Так проверяйте, – вмешался я, широким жестом обводя столовую. Я опасался, что еще немного, и мистер Клариджес так устрашит суперинтенданта, что тот сбежит, разрушив тем самым мой план.

Мэтьюз сделался багровым, резко кивнул своим подчиненным и скомандовал:

– Приступайте!

– Думаю, дамы могут пока побыть в гостиной, – предложил я.

– Нет, Вик! – тетушка гордо подняла голову и отрезала: – Я останусь с тобой, и не спорь!

Разумеется, спорить я и не собирался…

Обыск шел долго. Мы все, включая Ларримера и его племянницу, следовали за полицейскими из комнаты в комнату. Мы негромко беседовали, демонстративно исключая из разговора суперинтенданта, отчего тот выглядел все более недовольным, однако помалкивал. Я попросил всех своих гостей соблюдать спокойствие и не мешать полиции, и, конечно, все согласились…

Время близилось к полуночи, когда дело дошло до спален.

– Надеюсь, вы не намерены осматривать мои личные вещи?! – поинтересовалась тетушка грозно, когда инспектор Деверелл потребовал ключ от ее комнаты.

– Намерены! – откровенно грубо ответил он.

– Деверелл! – оборвал зарождающуюся перепалку суперинтендант. Кажется, он давно уже решил, что обыск ничего не даст, однако мужественно выполнял свой долг до конца. – Ведите себя прилично и немедленно извинитесь перед миссис Кертис!

– Извините, – буркнул инспектор Деверелл, опуская глаза. Но я успел заметить, как они блеснули ненавистью.

Удовлетворившись этим, суперинтендант обратился к тетушке Мейбл – почтительно, но непреклонно:

– Извините, миссис Кертис, но мы вынуждены осмотреть весь дом. Силой, если придется. Извините.

Тетушке ничего не оставалось, кроме как, стиснув зубы, признать поражение…

Признаюсь, из этого обыска я почерпнул немало интересно. Например, в комнате тетушки Мейбл обнаружились детективные романы, а у Сирила – фотографии… хм, крайне непристойные фотографии!

– Сирил, что это за мерзость?! – воскликнула тетушка, узрев извлеченные из-под подушки карточки.

– Мама, – страдальчески прикрыв глаза, возопил Сирил. – Это мое личное дело и тебя, мама, оно не касается!

– Не касается?! – задохнулась тетушка. – Ах вот как?!

И замолчала, однако от ее взгляда становилось не по себе. Кажется, кузену несдобровать…

– Тетушка, но ведь это доказательство, что Сирил не… хм, – я запнулся, не зная, как сказать о таком в присутствии дам, и выкрутился: – Что с Сирилом все в порядке!

– Действительно, – вмешался инспектор Таусенд, усмехаясь в усы. – Веское доказательство!

– А ведь и правда! – встрепенулся поникший было кузен.

– Поговорим позже! – отрезала тетушка таким тоном, что спорить с ней желающих не нашлось…

В моей спальне инспектору Девереллу наконец-то повезло (хотя наиболее личные вещи я заранее надежно припрятал).

– Сэр, смотрите, что я нашел! – он протянул суперинтенданту мою глазную шкатулку: – Разноцветные глаза! Специально, чтобы затруднить опознание по приметам!

Инспектор Деверелл чуть не подпрыгивал от возбуждения, даже на желтоватых щеках появились алые пятна румянца, а суперинтендант растерянно смотрел на коробочку. Он протянул руку, будто для того, чтобы потрогать мои глаза (искусственные, разумеется!), но отдернул ее, словно обжегшись, и повернулся ко мне.

– Какая тонкая работа… – пробормотал он.

«Вам бы такую работу!» – подумал я и усмехнулся, глядя только на инспектора Деверелла.

– Вот на этом вы и прокололись. Никто, кроме вас и моего дворецкого не знал, что у меня искусственный глаз.

– Как это? – возмутился он. – Да все знают, что…

– Суперинтендант Мэтьюз, вы об этом знали? – бесцеремонно перебил его я. Суперинтендант только покачал головой, его мясистое лицо выражало задумчивость.

Я по очереди поворачивался ко всем присутствующим, задавая тот же вопрос, и получая в ответ все то же «нет».

– Как видите, вы допустили нелепую ошибку, – почти по-дружески улыбнулся я разом побледневшему инспектору Девереллу, затравленно глядящему на меня. Но загнанная в угол крыса вполне может броситься на кота, поэтому я продолжал: – Вы можете закончить обыск – осталась только оранжерея, а там негде что-либо спрятать. Ручаюсь, ничего преступного вы не найдете!

– Потому что оно при вас, мерзкий фигляр! – словно выплюнул инспектор Деверелл, уже не пряча ненависть, которой буквально сочилось каждое его слово. – Вы сняли в банке тысячу фунтов, а в доме мы их не нашли! Но не надейтесь, вас тоже обыщут! И ваших сообщников! Номера купюр переписаны, так что мы все докажем!

– Вы забываетесь! – на удивление слаженным хором начали мистер Клариджес и тетушка Мейбл, но я жестом попросил мне не мешать.

– Разумеется, я был в банке, – снисходительно усмехнулся я инспектору Девереллу. Признаюсь, я блефовал: при себе у меня имелись… некие предметы, которые я не хотел бы демонстрировать посторонним. – Потому что деньги потребовались мне для подарка на именины. Не так ли, тетушка Мейбл?

– Именно! – тетушка стукнула зонтиком по полу, да так, что вздрогнул не только суперинтендант, и подчеркнуто тщательно поправила бриллиантовое колье, сверкающее у нее на шее. – Вик был так мил, что подарил мне это чудесное украшение!

– Вы можете справиться у ювелира, – пожал плечами я. – Я побывал у него сразу после визита в банк. Если вы очень попросите, он наверняка позволит изучить купюры в его кассе! Не было никакой договоренности о взятке, мы с инспектором Таусендом просто разыграли представление, чтобы поймать вас на горячем.

А про себя я усмехнулся: не зря ведь «ансуз» внешне напоминает костяной наконечник гарпуна! Славную рыбу мы загарпунили с ее помощью!

Инспектор Деверелл хватал воздух ртом, совсем как рыба, оказавшаяся на берегу, суперинтендант хмурился, переводя взгляд с меня то на одного, то на другого инспектора.

– Любопытно, – заговорил он наконец. – Очень любопытно. В таком ракурсе дело смотрится совсем иначе… Надо проверить! Например, изучить пишущие машинки инспектора Деверелла и выяснить, не на них ли напечатаны письма мне и в редакцию «Вестей Блумтауна»…

– Проверьте, – согласился я. – Думаю, инспектор Таусенд вам охотно в этом поможет.

– Хм, – суперинтендант взглянул на Таусенда, лучащегося довольной улыбкой, и усмехнулся: – Пожалуй, пожалуй!

Кажется, он остался крайне доволен таким исходом дела. Наверняка его не слишком радовала перспектива обвинять в столь вопиющих преступлениях представителей старинного и уважаемого семейства, не говоря уж о своем лучшем подчиненном. А теперь, когда инспектор Деверелл себя обнаружил, доказать его участие в этом деле не составит труда…

Ругающегося на чем свет стоит Деверелла скрутили констебли (признаюсь, я не отказался бы им помочь, но ему достало и тетушки Мейбл, несколько раз чувствительно приложившего его зонтиком… хм, пониже спины), а суперинтендант для проформы заглянул в оранжерею. При виде моих крошек лицо у него сделалось… странным, но он промолчал, только посмотрел на меня с непонятным выражением.

– Вы будете проводить личный досмотр? – на всякий случай уточнил я.

– Не вижу нужды! – отмахнулся суперинтендант. – Мне и так все понятно! Парни, нам пора! Таусенд, жду вас у себя через час! До свидания, дамы и господа, извините за беспокойство!

Он откланялся и отбыл, увозя с собой констеблей и надежно связанного виновника всех этих треволнений.

– Значит, все закончилось? – поинтересовалась миссис Таусенд, деликатно пряча зевок (уже перевалило за полночь). – И ты, дорогой мой, уже вне подозрений?

– Думаю, да, дорогая, – инспектор Таусенд нежно ей улыбнулся и подхватил под руку. – С завтрашнего… то есть уже сегодняшнего дня ты можешь спокойно вернуться к своим гераням. А теперь пойдем, я отвезу тебя домой, а потом, ты слышала, мне нужно к суперинтенданту… До свидания, Виктор! До свидания, мистер Клариджес, миссис Кертис, мистер Кертис!

– До свидания, Джордж! – отозвался я, чувствуя, как на меня наваливается свинцовая усталость. Пожалуй, пора на боковую.

Мистер и миссис Таусенд под ручку направились к выходу, когда он вдруг остановился, хлопнул себя по лбу и обернулся.

– Я же совсем забыл! Виктор, я ведь собирался вам кое-что подарить!

Он порылся в карманах и протянул мне какую-то бумажку:

– Вот, это вам! А то вы все со своими кактусами носитесь… Лучше бы картинки собирали, что ли!

– Благодарю, – несколько растерялся я, беря бумажку. Это оказалась коллекционная сигаретная карточка, изображавшая миловидную девицу в вышитых чулках и легкомысленном платье. Правда, девица отчего-то была нежно-лазоревого цвета, как несвежий покойник.

Хм, может, и вправду начать собирать что-то подобное? Только картинки выбирать забавные. Хотя нет, я ведь не курю…

И в моем доме, и в городе после этой бурной ночи воцарилась настоящая идиллия. Тетушка Мейбл была до крайности мила, мистер Клариджес не так уж часто вспоминал о том, как качал меня на коленях, а Сирил вел себя тише воды и ниже травы, явно надеясь на скорое освобождение. Знакомые же буквально завалили меня приглашениями и записками с изъявлениями радости из-за наконец-то вышедшей наружу правды. По крайней мере, растопки для каминов нам хватит надолго…

Мистер Клариджес, погостив у меня три дня, отбыл, сославшись на то, что должен спешить к супруге. Кажется, он искренне гордился, что смог хоть чем-то мне помочь (по правде говоря, после его рассказов о том, какой я замечательный и как ловко распутал козни инспектора Деверелла, мне было неловко ходить по улицам). Следом засобиралась домой и тетушка Мейбл…

Прощаясь со мною на пороге, она вдруг шепнула:

– Вик, дорогой, мне очень приятно, что ты так заботишься обо мне…

– Что вы, тетушка, – начал было я, но она перебила:

– Я имею в виду полтергейст. Это так мило с твоей стороны – подумать о моих причудах!

– Но я…

– Это ужасно модно среди моих подруг, – сказала тетушка и улыбнулась. – Должна же я поддерживать реноме! Но, Вик, не мог бы ты намекнуть Сирилу, чтобы он не слишком увлекался? Он так прячет вещи, что найти их потом решительно невозможно, не перевернув весь дом вверх дном! И потом, я опасаюсь, он сорвет голос или простудится, завывая ночью на чердаке!..

– Э… – сказал я. – Разумеется, я ему передам.

Она расцеловала меня и спустилась к машине Сирила.

Я посмотрел им вслед (кузен плелся с черепашьей скоростью, видимо, получив строгое внушение) и покачал головой. Нет, я все-таки совершенно не знаю собственную тетушку!

Глава 5. Раидо[5]

Для молодца внутри покоев

Верховая езда легка;

Она труднее, когда на лошади

Проезжает он долгие мили.

Старинная английская поэма

Обычно я предпочитаю бывать на курорте ближе к концу лета, но омерзительная история со сплетнями настолько истрепала мне нервы, что я решил поступиться обыкновением и отправиться в путь прямо сейчас. И вот теперь я пытался отделаться от заботы Ларримера, пытавшегося всучить мне с собой еще как минимум три зонта, зимнее пальто, резиновые сапоги и зачем-то револьвер.

– В поездах нынче опасно, сэр, – серьезно говорил он. – Сколько уж говорили про ограбления на железных дорогах! Так может, вы все-таки возьмете револьвер вашего батюшки? Он в очень хорошем состоянии, и вы точно будете в безопасности!

Да, у этого чудовища и вид был устрашающим, а палил он с таким грохотом, что легко можно было оглохнуть. К сожалению, боеприпасов к нему осталось совсем немного, и я не был уверен, что нынче можно раздобыть патроны подходящего калибра. Ну а кроме того, было еще кое-что, о чем Ларример не знал: я никогда не отправляюсь в путь безоружным. Сейчас при мне имелся карманный «дерринджер», и это я полагал вполне достаточной мерой предосторожности. Мы ведь не на Диком Западе, и поезд не станут захватывать бандиты с ружьями наперевес!

– Благодарю, Ларример, – сказал я, – не стоит. И нет, спасибо, теплый шарф мне тоже не нужен. Мне пора, не то я опоздаю на поезд! Вы помните все мои инструкции?

– Разумеется, сэр, – с некоторой обидой ответил он. – Разве я когда-либо вас подводил?

– Никогда, – искренне ответил я. – Ну, рассчитываю на вас! Всего доброго, Ларример!

– Всего доброго, сэр, – сказал он, и я направился к автомобилю.

Уф, кажется, удалось вырваться…

– Сэр, постойте, сэр! – услышал я, едва открыв дверцу. Ларример рысил ко мне. Подойдя вплотную, он протянул мне шкатулку и пояснил шепотом: – Вы забыли запасные глаза, сэр!

– Спасибо Ларример, что бы я без вас делал, – улыбнулся я, сунул шкатулку в саквояж и наконец-то отбыл.

Автомобиль я привычно оставил на привокзальной площади: здесь ему ничто не угрожало. Ко мне ринулся было носильщик, но тут же разочарованно остановился: я привык путешествовать налегке, и из вещей у меня был только небольшой чемодан да саквояж с кое-какими мелочами. А уж с этим я вполне мог справиться самостоятельно… Знаю я местных носильщиков: непременно что-то или потеряется, или окажется в чужом купе, и разыскивай потом вещи по всему поезду! Нет уж, благодарю покорно!

Я приехал как нельзя вовремя: локомотив уже стоял под парами, а в вагон первого класса садились последние пассажиры. Хорош бы я был, задержись еще ненадолго! Пришлось бы догонять поезд на автомобиле, чтобы сесть на следующей станции, приходилось мне как-то проделывать такой фокус, но я не был уверен, что это получится у меня и во второй раз.

Проводник любезно указал мне мое купе, и я принялся располагаться. Конечно, это не Восточный экспресс, до такой роскоши нашему поезду далеко, но все же здесь было весьма недурно. Даже ванная комната в наличии, пускай и одна на два купе. А главное, никаких соседей – выносить общество совершенно незнакомого (или, что намного хуже, знакомого) человека на протяжении трех суток для меня слишком тяжело, а начинать отдых с негативных впечатлений – нелепо. Конечно, в вагоне-ресторане волей-неволей придется поддерживать светскую беседу с соседями по столику, но это я уж как-нибудь перетерплю…

Как я вскоре выяснил, вагон был заполнен едва ли наполовину. Правда, в сумерках мы подошли к другому городку, и у меня, кажется, появились соседи. Во всяком случае, в купе слева, где до того царила мертвая тишина, послышалось звонкое тявканье. Наверняка какая-нибудь дама с комнатной собачкой! Или, может быть, джентльмен с бульдогом. Хотя нет, слишком уж визгливый лай для солидного пса… Впрочем, и весь вагон наполнился шумами, шорохами и гулом голосов. Но пока от этих звуков меня надежно отделяла дверь купе, я ничего не имел против – они были просто фоном, на котором выделялся только мерный перестук колес.

А вот за ужином меня ожидал сюрприз, и не скажу, что приятный. Стоило мне, немного припоздав, войти в вагон-ресторан, как ко мне подлетел стюард и зашептал, даже приседая от волнения (а поскольку ростом он мне приходился по плечо, то время от времени ему приходилось распрямляться и тянуться к моему уху, что выглядело крайне комично):

– Мистер Кин, простите за беспокойство, но только за вашим столиком оказалось три свободных места, а семейство желало ужинать исключительно вместе, и…

Я отыскал взглядом столик. Прекрасно. Две дамы и полный джентльмен с усами.

– Если угодно, к завтрему я могу поменять вас с кем-нибудь местами, но сегодня уже никак не получится, простите, господин Кин, – лебезил он.

– Ничего страшного, любезный, – вздохнул я и направился на свое место, как на плаху.

Новые соседи встретили меня любопытными взглядами.

– Виктор Кин, к вашим услугам, – отрекомендовался я.

– Филипп Гайнс, – полный господин поднялся и пожал мне руку. Пожатие оказалось крепким, но не чрезмерно. – Моя супруга…

Стройная, немного анемичная белокурая дама средних лет благосклонно кивнула.

– И дочь, Виолетта, – закончил мистер Гайнс. Юное создание уставилось на меня с нескрываемым любопытством. Девица была совсем юной, лет семнадцати, вряд ли больше. Если матушка ее была просто светловолосой, то у Виолетты волосы оказались почти белыми, да еще и мелко вились, что делало девушку похожей на овечку. – Прошу извинить, мистер Кин, что нарушили ваше уединение, но в вагон набилось столько народу, что усадить наше семейство вместе иначе никак не получалось.

– Ах, что вы, – любезно отвечал я, усаживаясь. Ко мне немедленно подлетел официант. – Какие, право, пустяки…

– Изволите путешествовать, мистер Кин?

– О, это громко сказано, мистер Гайнс, – ответил я, искренне надеясь, что дамы в разговор вступать не станут. Впрочем, это маловероятно… – Всего лишь еду на курорт.

– Какое совпадение, мы тоже! – обрадовался толстяк.

– Морской воздух оказывает самое целебное воздействие при любых недугах, – вступила миссис Гайнс. – Нашей деточке это совершенно необходимо! Все доктора в один голос твердят, что при ее впечатлительной натуре следует избегать ярких зрелищ и чрезмерно шумных сборищ, а покой и созерцание морских далей непременно поможет восстановить душевное равновесие!

– Ах, мама… – вздохнула Виолетта и поднесла тонкие пальцы к виску. – Я уверена, мистеру Кину это совершенно неинтересно…

– Гхм, – произнес мистер Гайнс и, чтобы сгладить неловкость, спросил: – Не сочтите за нескромность, чем вы занимаетесь, мистер Кин?

– В сущности, ничем особенным, – ответил я. – Когда-то я собирался стать юристом, но понял, что это не моя стезя. С тех пор, каюсь, веду растительное существование…

«Во всех смыслах этого слова», – добавил я мысленно.

Миссис Гайнс посмотрела на меня с интересом, и я проклял свой длинный язык. Раз я ничем не занят, но при этом путешествую первым классом и более чем прилично одет, значит, средств у меня достаточно. И обручального кольца на пальце нет. А у нее незамужняя дочь…

– А вы, мистер Гайнс? – поинтересовался я, не забывая воздавать должное прекрасному жаркому.

– О, я инженер, – улыбнулся он и подкрутил ус. – Занимаюсь строительством железных дорог, хо-хо-хо! Крайне интересная тема, работы столько, что едва удалось вырваться на пару недель отдохнуть с семьей…

– До замужества я страшно боялась путешествовать поездами, – вставила миссис Гайнс. – Все эти крушения, катастрофы… А теперь, пожалуй, я знаю о железных дорогах больше, чем Филипп! Верно, дорогой?

– О да, душенька, ты всегда так внимательно выслушиваешь меня, – наклонился к ней муж. – Знаете, мистер Кин, так вот бывает: ведешь очередной проект, и что-то в нем покоя не дает, что-то не так! Чуять чую, найти ошибку не могу… Излагаю концепцию супруге – и сразу нестыковки вижу! Чудо, просто чудо!

– Где-то мне доводилось читать о теории, согласно которой многократное прочтение текста ослабляет восприятие его сути, достоинств и недостатков, – заметил я. – Но стоит тот же текст проговорить вслух, как они объявляются во всей красе. Право, воспроизвести эту теорию я не смогу, равно как и ее обоснование, но смысл был примерно такой.

– Очень, очень похоже, – кивнул инженер. – А вот что еще интересно…

– Виолетта, деточка, скушай спаржи, – уговаривала миссис Гайнс.

– Ах, мама, не нужно, я вовсе не голодна… – томно отвечала девушка.

– Ну хотя бы куриное крылышко!

– Мама, я не ем мяса, как вы могли забыть об этом?..

– Я прикажу подать рыбки, – настаивала мать. – А вот взгляни, какая икра!..

– О, мама, мне сейчас сделается дурно… – простонала Виолетта и прикрыла глаза. – Я ведь не переношу икру! Она так… так гадко выглядит!

Я наблюдал за этой сценой вполглаза, мне куда интереснее было слушать инженера. Мистер Гайнс не на шутку увлекся, рассказывая об истории железных дорог в наших и не только наших краях. Однако и спектакль, разыгранный матушкой с дочкой, был любопытен. Кажется, Виолетта избалована донельзя! Хм… отказаться от такой икры? Я бы не сумел!

– Но я все равно боюсь путешествовать, – снова вклинилась в беседу миссис Гайнс, видимо, отчаявшись накормить дочь. Вот интересно, Виолетта по ночам поедает заранее припасенные конфеты или нет?

– Дорогая…

– Ограбления, дорогой! Никто не застрахован от каких-нибудь бандитов! Почитай, что пишут об этой ужасной Америке! Вот куда бы я не поехала ни за какие деньги… – Миссис Гайнс перевела дыхание. – Люди в масках остановили поезд и заставили пассажиров отдать все деньги и ценности, можете себе представить? Хорошо еще, никого не убили, только оглушили двоих мужчин, которые пытались сопротивляться…

– Милая, но мы же не в Америке! – воспроизвел мои мысли мистер Гайнс.

– Но все равно очень тревожно… Я непременно запираю дверь купе, и ту, что ведет в ванную комнату – тоже! И никогда не открываю окна…

Я представил, как вооруженный бандит в маске влетает в открытое окно, чтобы похитить драгоценности миссис Гайнс, и с большим трудом сохранил постную мину.

– Ах, мама, ну сколько можно! – сказала вдруг Виолетта и звонко тявкнула.

Я чуть не подскочил, но тут же сообразил, что лаяла не девушка, а собачка, сидевшая у нее на коленях, – прежде мне не было ее видно из-за края стола. Теперь собачка приподнялась на задние лапки, передние поставив на скатерть, и я смог ее рассмотреть: маленькое, беленькое кудрявое создание с носом-пуговкой и смышлеными глазками. Кстати, вылитая Виолетта. (Однажды я прочитал, что питомец непременно походит на своего хозяина… или наоборот? Да, эта собачка определенно подходила Виолетте! А, скажем, Ларример? Похож ли он на свою обожаемую Атенаис? Или я… на кактусы? Что за ерунда лезет в голову!)

– Что такое? – повернулась к ней миссис Гайнс.

– Эти ваши страхи!.. – страстно заговорила Виолетта, прекратив изображать недомогание. У нее даже щеки разрумянились. – Вы слышали хоть об одном ограблении за последние пять лет? Папа, ведь не было ничего?

– Таких, как в Америке, конечно, не было, – ответил он. – А вообще-то мама права: в поездах часто орудуют воры, да так ловко, что поймать их частенько не удается, полиция бессильна. Они, бывает, маскируются под пассажиров, и поди разбери, честный это человек или нет? Документы могут быть фальшивыми…

– Но что, если это не просто воры? – продолжала девушка. – Быть может, на путь преступления их толкнул не порок, а настоящая беда? Вдруг кто-то из них не может найти средств на излечение больной супруги или детишек, в то время, как в первом классе сияют бриллианты ценой в целое состояние? Быть может, человек попал в безвыходное положение!

– Это все равно не повод для кражи, – вставил инженер, но Виолетту было не остановить.

– Я уверена, в глубине души им глубоко противно это занятие, но если у них нет иной возможности добыть средства? Да, папа, я знаю, что ты скажешь: пусть бы шли работать! Но если нет времени? Если даже самым тяжелым трудом не скопить столько, сколько нужно, что тогда?!

– Тяф! – поддержала собачка.

– И, полагаю, эти люди раскаиваются, – добавила Виолетта печально.

– Милая, есть ведь и рецидивисты! – сказал мистер Гайнс. – Они занимаются этим годами!

– Кто знает, каковы их истинные мотивы, – вздохнула она, вновь принимая вид томный и бледный. – Вдруг они и впрямь не успели собрать денег, и их дети или любимые жены умерли… И теперь, чтобы искупить вину перед родными, этим людям приходится воровать снова и снова, чтобы поддержать неимущих, отдать деньги в детские приюты и дома призрения, в больницы, наконец! Ах…

– Дорогая, тебе вредно так волноваться! – всполошилась миссис Гайнс.

– Тяф!

– Снова началось, – тихо сказал мне инженер. Я вопросительно приподнял бровь. – Виолетта просто бредит благородными разбойниками, этими… Робин Гудами!

– Сочувствую, – серьезно ответил я. – Но она так юна… Это увлечение должно пройти с возрастом.

– Искренне на это надеюсь, – вздохнул мистер Гайнс, а я, извинившись, поднялся из-за стола. Это представление меня порядком утомило. – Мистер Кин!

– Да? – обернулся я, но сказать ничего не успел: на меня ринулась крохотная белая молния.

Только от природы хорошая реакция и недурная физическая форма позволили мне уберечь от мелких, но острых зубов собачки Виолетты брюки и, возможно, лодыжку. Мне вовсе не хотелось прыгать на одной ноге у всех на глазах, пытаясь стряхнуть эту фурию и подавляя отчаянное желание грубо выругаться, что в обществе категорически неприемлемо.

Тут собачка предприняла второй заход, я ушел от нее легким пируэтом (недаром все-таки матушка заставляла меня обучаться танцам)… Но что, так и прикажете кружиться здесь? Я не любил выставлять себя на посмешище, а Виолетта уже начала хихикать.

На помощь мне пришел мистер Гайнс, с необычайной для такого грузного человека ловкостью перехвативший собачку и вручивший ее дочери.

– Простите, мистер Кин, не успел вас предупредить, – сказал он мне. – Такой уж у этой… собаки подлый нрав. Незнакомых непременно за ноги кусает! Но вы ей этого удовольствия не доставили, хо-хо-хо!..

– Да, забавно, – согласился я, распрощался и поспешил скрыться в своем купе.

И только там сообразил, где слышал это тявканье! В соседнем купе! Выходит, моя соседка – Виолетта?..

Осознание этого факта наполнило меня инфернальным ужасом. Я быстро покончил с умыванием, затем тщательно запер дверь в ванную комнату и дверь купе тоже. Может быть, миссис Гайнс была не так уж и неправа, принимая такие меры предосторожности?

Я очень люблю спать под стук колес. Есть в этом что-то, некая романтика дальних странствий. И пусть дороги-то всего ничего, но можно вообразить, будто поезд не тащится неспешно среди холмов и полей доброй старой Англии, а рассекает ночь на равнинах Дикого Запада, и мустанги, вспугнутые железным грохотом, уносятся прочь, а бизоны, подняв рогатые головы, провожают огнедышащий локомотив удивленными взглядами…

Я уже находился на грани яви и сна, как вдруг был вырван из этой блаженной дремы самым бесцеремонным образом. Какой-то посторонний звук резко диссонировал с уютным погромыхиванием поезда, буквально ввинчиваясь в уши. Через полминуты, стряхнув остатки сна, я сообразил, что это такое: в соседнем купе выла собака! Та самая маленькая белая собачка Виолетты!

Она выла невероятно омерзительно, тоненько, со страдальческим надрывом, не прерываясь ни на мгновение… Тембр звука был таков, что не позволял игнорировать его, отвлечься… Есть шумы, которые быстро переходят в разряд фона: тот же перестук колес, уличный шум, да многое другое! Но этот вой раздражал так, будто кто-то непрерывно скрипел железом по стеклу, другого сравнения я придумать не смог. И это при том, что наши с Виолеттой купе разделяли две двери и ванная комната! Каково же ее соседу с другой стороны? Стенки здесь не такие уж толстые…

Я мучился добрый час. Проклятая собака не замолкала ни на секунду. Я пытался накрывать голову подушкой – но тщетно, тоненький вой был слышен все равно. Господи, как сама Виолетта ухитряется спать под такой аккомпанемент? Или, быть может, она нарочно не спит, чтобы с утра выглядеть утомленной и бледной? Тогда ясно, зачем ей это… существо!

Наконец я не выдержал, встал, покопался в аптечке, каковая у меня всегда при себе, нашел вату и тщательно заткнул уши. Стало полегче, а с подушкой на голове – и вовсе замечательно, и мне удалось, наконец, уснуть…

Пробуждение мое не было радужным: ночью подушка свалилась на пол, и теперь пронзительный девичий визг проникал даже сквозь вату.

Я сел и помотал головой, потом вытащил вату из ушей. Зря я это сделал… Визг перешел в безудержные рыдания, в коридоре возбужденно переговаривались, словом, происходило что-то странное.

Решив, что без меня там точно обойдутся, я спокойно умылся, побрился, проверил, все ли у меня в порядке с глазами, переоделся к завтраку и вышел в коридор. Там царило нездоровое оживление: пассажиры высовывались из купе, некоторые толпились в проходе и о чем-то бурно спорили.

Я подошел поближе, легко заглянул поверх голов и сквозь открытую дверь соседнего купе узрел следующую картину: рыдающая Виолетта в утреннем туалете распростерлась на постели, ее матушка пыталась успокоить дочь, собачка в страшной ажитации прыгала вокруг и тявкала, а отец стоял на пороге. Выражение его лица показалось мне несколько странным, но в чем эта странность заключается, я уловить не смог.

– Что случилось? – спросил я у инженера, протолкавшись поближе.

– Беда, – мрачно ответил он.

– Надеюсь, с вашей дочерью все в порядке?

– Да, если не считать того, что ее ограбили, – усмехнулся мистер Гайнс.

– Ограбили?! – изумился я. – Однако! И это в вагоне первого класса! Как же такое могло произойти?

– Представления не имею, – развел он руками. – Из того, что мне удалось понять… ну, вы сами видите, в каком состоянии Виолетта! Словом, она одевалась к завтраку, решила надеть серьги, которые перед сном положила в шкатулку с драгоценностями, но шкатулки на месте не оказалось. Купе было заперто изнутри, и куда она подевалась, непонятно! Виолетта уверяет, что обыскала все купе, думала, что по рассеянности сунула шкатулку в чемодан, но нет…

– Странное дело, – покачал я головой. – В этом купе и спрятать-то что-либо негде!

– Вот-вот, – поддержал инженер. – Потому и остается один вывод – кража! Домечталась о разбойниках!

Что-то тут было не так, но я решил пока не думать об этом.

– Негодяй! – взвизгнула вдруг Виолетта, прекращая рыдать. – Мерзавец! Как они посмели! Там же… там мой любимый жемчуг! И колечко! И хрустальные серьги! Папа! Я требую, чтобы вора немедленно отыскали!..

– Начальник поезда уже оповещен, милая, – сказал он. – Но полиция сможет заняться расследованием только на следующей станции, а до нее еще далеко…

– Как он посмел! – Девушка снова разрыдалась. – Как же… как же я без украшений?! Я… я на курорте буду… как нищенка!..

– Ну, дорогая, – примирительно произнес мистер Гайнс. – Быть может, вору нужны были деньги на лечение тяжело больной жены или ребенка?

– Пусть бы шел работать! – взвизгнула она и запустила в стену туфелькой, едва не пришибив собачку. И куда только подевалось ее сочувствие к разбойникам?

Я только вздохнул. Да, Виолетта только притворялась томной и болезненной. Сейчас, думаю, попадись ей на глаза этот вор, она разорвала бы его на части! И все же, демонстрировать такие эмоции на глазах у посторонних… Нет, я решительно не одобрял подобного поведения! Видимо, мистер Гайнс тоже, поскольку поспешил прикрыть дверь, отрезая дочь от любопытствующих.

Завтрак прошел в тягостном молчании. Виолетта с яростью намазывала тост джемом, явно забыв о своем амплуа ежеминутно готовящейся к безвременной кончине девицы. Миссис Гайнс нервно звякала ложечкой о чайную чашку. Мистер Гайнс, по-моему, тихо злорадствовал, а я предпочитал вообще не смотреть на почтенное семейство, разве что зорко отслеживал передвижения отвратительной собачонки по кличке, как выяснилось, Мими.

– Начальник поезда сказал, что посторонних в вагоне нет и быть не могло, – сказала вдруг Виолетта, отложив салфетку. – Значит, вор – кто-то из пассажиров. Верно ты говорил вчера, папа, они могут маскироваться под порядочных людей!

– Увы, – вздохнул он. – Такие времена…

– Это может оказаться кто угодно! – продолжала девушка. – Вот хотя бы мистер Кин!

От неожиданности я поперхнулся чаем и закашлялся. Мистер Гайнс предупредительно похлопал меня по спине.

– Благодарю… – выдавил я, отдышавшись. – Мисс Гайнс, но отчего вы так решили?

– Очень просто! Ведь ваше купе по соседству с моим. Вам нужно было всего лишь открыть ночью дверь в ванную комнату… ах, я не помню, запирала ли ее! – Виолетта схватилась за виски. – Может быть, и позабыла… Да, вы пробрались через ванную комнату и просто взяли со столика шкатулку!

Я чуть было не подавился вторично. Уж в чем, в чем, а в краже девичьих драгоценностей меня еще никогда не обвиняли!

Миссис Гайнс посмотрела на меня с подозрением, ее супруг – с сочувствием. За соседними столиками с интересом прислушивались к разговору.

– Но послушайте, мисс Гайнс, – начал я и осекся.

Как прикажете оправдываться? Сказать, что я не умею вскрывать замки? Так это неправда, Сирил меня научил. Ну, допустим, об этом никто не знает, я могу и солгать, но ведь Виолетта тут же заявит, что действительно не заперла дверь, и я мог войти просто так. Спасибо, что она обвинила меня только в краже, а не чем похуже!

– Тяф! – с явным злорадством вякнула Мими, и меня осенило.

– Мисс Гайнс, ваша собачка выла всю ночь напролет! – заявил я.

– Да, бедняжка Мими плохо переносит путешествия, – удивленно сказала девушка.

– Не то слово… – пробормотал мистер Гайнс.

– Так вот, неужели бы она не залаяла, если бы в ваше купе вошел посторонний? Вдобавок, если не ошибаюсь, у вашей любимицы весьма острые зубки, и, полагаю, она не отказала бы себе в удовольствии вцепиться в злоумышленника! И уж тогда, полагаю, вы бы точно проснулись!

– Действительно, Мими – прекрасный сторож, – нахмурила лобик Виолетта, а меня снова кольнуло это странное ощущение – что-то не так… – Но тогда выходит… Ночью ко мне никто не заходил? А где же тогда шкатулка?

– Припомните, мисс Гайнс, может быть, вы покидали купе утром?

– В том-то и дело, что нет! Я только посетила ванную комнату, вот и все.

– А шкатулка была на месте, когда вы проснулись? – не отставал я.

– Не помню… – покачала она головой. – Я, право, не обратила внимания… Может быть… То есть вы хотите сказать, что вор мог проникнуть ко мне утром?! Пока я находилась в ванной?! О боже!.. То-то мне показалось, будто в купе пахнет табаком!

– Почему бы и нет, – пожал я плечами. – Кстати, а Мими была с вами?

– Да, – кивнула Виолетта. – Она очень не любит оставаться одна!

– Любопытно, – сказал я. – Значит, собачка была с вами и не могла предотвратить вторжение, быть может, и не услышала ничего за шумом льющейся воды… Но какой дерзкий вор! Ведь его могли увидеть в коридоре, когда он входил к вам… Да вы сами могли застать его на месте преступления, и неизвестно, что тогда могло бы произойти!

Мистер Гайнс закашлялся в кулак, а Виолетта сделалась мучнисто-бледной, на этот раз уже безо всякого притворства. Миссис Гайнс поспешила обнять ее за плечи.

– Какой ужас! – сказала она дрожащим голосом. – Моя бедная девочка! Тебе же вредны волнения…

– Ах, мама, – отстранилась та, – лучше подумай о том, как мне теперь быть? Без украшений!..

Разговор пошел по кругу, а я спросил у инженера:

– Послушайте, неужели собака всегда так воет в пути?

– Да, и почему-то только по ночам, – мрачно кивнул он и понизил голос: – По правде сказать, я эту шавку ненавижу, но Виолетта души в ней не чает! Приходится терпеть.

– Но как вы умудряетесь спать под такие звуки? Я, признаться, промучился полночи…

– Беруши, мистер Кин, – усмехнулся он. – Хорошие, плотно прилегающие беруши! Ничто другое не помогает.

– Все гениальное просто, – вздохнул я и откланялся.

Проходя мимо купе Виолетты, я задержался ненадолго, чтобы осмотреть замок. Если его вскрывали отмычкой, то должны остаться царапины…

Царапин я не нашел. С другой стороны, если вор настолько дерзок и опытен, что не побоялся стащить шкатулку ранним утром, да еще когда владелица находилась поблизости, то он мог и не оставить следов.

А еще, вспомнил я, у проводника наверняка есть универсальный ключ, я об этом слышал. А кто заподозрит неладное, увидев в коридоре проводника, причем в любое время дня и ночи? Да и стащить этот ключ можно, и подкупить владельца…

Меня так разобрало любопытство, что я разыскал проводника и немного поговорил с ним. Бедняга выглядел совершенно несчастным: преступление произошло во вверенном его попечению вагоне, и теперь он мог ожидать чего угодно, вплоть до увольнения.

Как выяснилось, универсальный ключ действительно существует, проводник мне его продемонстрировал, сказав, что всегда держит его при себе: за утерю этой вещи могут наложить серьезное взыскание. На человека, способного за определенную мзду одолжить ключ кому-либо, он не походил совершенно, был совершенно искренне огорчен и напуган… А еще – от него не пахло табаком. Виолетта же заявила, что ей почудился этот запах в купе…

– Скажите-ка, вы курите? – поинтересовался я на всякий случай.

– Нет, сэр, – уныло ответил он. – Доктор запретил, говорит, легкие слабые. Так я уж лет десять как не прикасался!

– Понятно… – сказал я себе под нос и собрался уже ретироваться, как вдруг меня озарило: – А эти универсальные ключи – они во всех поездах разные?

– Ну, это смотря какие поезда, сэр, – со знанием дела произнес проводник. – Вот у вагонов этой серии ключи, ясное дело, типовые. А к дверям в вагонах других серий и заводов они не подойдут, скорее всего.

– Благодарю, – кивнул я и отправился к себе.

Очень, очень интересно! И чем дальше, тем сильнее…

Какое странное преступление! Дерзкий преступник совершает кражу рано утром. Положим, большинство пассажиров еще спит, но кого-то могла мучить бессонница, либо вора застал бы проводник. Дверь открыта, вероятнее всего, не отмычкой, а этим вот универсальным ключом. Не тем, что сейчас находится у проводника, а другим, неучтенным. Кто мог его раздобыть? Каким образом? У меня уже появились кое-какие мысли по этому поводу…

Идем далее. Жертвой вор избрал Виолетту, что лично меня крайне удивило. Ну скажите, есть ли смысл похищать безделушки юной девушки, если в вагоне находится несколько замужних дам, блиставших за ужином в роскошных драгоценностях? Не поверю, будто забраться к ним сложнее, чем к Виолетте! Моя соседка справа так храпела, что к ней можно было преспокойно войти посреди ночи, вынести все, что угодно, и так же спокойно удалиться. А другая, я сам слышал, за ужином рассказывала кому-то, что не может уснуть в поезде без снотворного. Да одни ее серьги наверняка стоили дороже, чем все украшения Виолетты, вместе взятые!

А кроме того, только у этой девушки имелась вздорная брехливая собачонка, которая способна была поднять шум на весь вагон. Вор что, сумасшедший или купе ошибся? Как можно после этого думать, что жертва ограбления выбрана случайно?

Кстати говоря, я не стал за завтраком заострять внимание на одной детали и сделал это нарочно. Даже если Мими находилась вместе с Виолеттой в ванной комнате, она все равно не могла не заметить вторжения. Собаки слышат куда лучше людей, да и обоняние у них отменное. Но Мими не залаяла и не проявила беспокойства. Вопрос – почему?

В общем-то, у меня уже был ответ на все эти вопросы, но мне хотелось знать наверняка. Но прежде, чем осуществить задуманное, я желал получить совет…

К моему превеликому сожалению, захватить в дорогу любимый напиток я не догадался. Не подумал, что он может мне пригодиться на курорте! Легкомысленно, признаю, однако теперь уже ничего не попишешь. Зато остальное необходимое было у меня с собой – оставить это дома было так же немыслимо, как забыть руку или голову.

Я попросил проводника принести мне хорошего коньяка – не совсем то, что требуется, но за неимением лучшего сгодится. Надо думать, проводник счел меня тихим алкоголиком, уж больно понимающим сделался его взгляд после моей просьбы (и это еще до полудня!).

Впрочем, до его мнения мне не было никакого дела. Тщательно заперев обе двери, я вынул из потайного кармашка чемодана полотняный мешочек и, прикрыв глаза, постарался сосредоточиться…

Что ж, полученный ответ меня порадовал: «Вы на верном пути!» Пожалуй, теперь можно с полной уверенностью говорить о личности загадочного вора.

Машинально опустив свое сокровище в карман, я вышел в коридор и через минуту уже стучал в дверь купе мистера Гайнса.

– Мистер Кин? – удивился он.

– Позволите войти? – осведомился я, и инженер посторонился, давая мне дорогу.

– Что-то случилось? – спросил мистер Гайнс, предложив мне сесть.

– Нет, ничего, – ответил я и улыбнулся. – Просто я знаю, кто украл драгоценности вашей дочери.

– И кто же этот… негодяй? – с небольшой заминкой поинтересовался он.

– Вы, – коротко сказал я и залюбовался выражением его лица.

– Какие-то странные вещи вы говорите, мистер Кин, – произнес инженер, взяв себя в руки. – Зачем бы мне похищать что-то у Виолетты?

– Ну, причина была, и весомая, – сказал я. – Вы же сами сказали, что ваша дочь без ума от благородных разбойников. Очевидно, вы решили дать ей самой прочувствовать то, что ощущают жертвы этих… хм… рыцарей удачи. Поздравляю, мистер Гайнс, по-моему, она полностью излечилась!

– Вы полагаете? – живо спросил он и сконфузился. – Гхм…

– Не смущайтесь, мистер Гайнс, – сказал я, усмехаясь про себя. – Это был тонкий воспитательный ход.

– Эх, мистер Кин, – вздохнул инженер, – вся беда от романов! Меня подолгу не бывает дома, а у нас там столько всяких тетушек, кузин… старых дев в основном, причем головы у всех забиты этой чушью, вот они и испортили девочку! Жаль, супруга не захотела отдать Виолетту в пансион, там бы ей было не до разбойников!

– Не факт, – хмыкнул я. – Далеко не факт!

– Но как вы догадались, мистер Кин? – поинтересовался он. – Вроде бы меня никто не заметил…

– Это было несложно, – сказал я. – Для начала, стало ясно, что в купе проникли снаружи, но царапин на замке нет. Либо орудовал очень опытный вор, либо дверь открыли ключом. А кто мог раздобыть универсальный ключ? Нет, конечно, можно подкупить проводника, но это слишком опасно. Проводник выдаст на первом же допросе. Можно сделать копию, но для этого нужно иметь какое-то отношение к поездам… А вы как раз занимаетесь железными дорогами! И вы достаточно важная персона, чтобы каким-то образом одолжить ненадолго ключ…

Мистер Гайнс сокрушенно вздохнул.

– Да, это было слабым местом в моем плане, – согласился он. – Дойди дело до полиции, они мигом бы дознались!

– А как вы узнали, с какого именно ключа надо делать копию? – поинтересовался я. – Проводник сказал, что в вагонах разных серий они различаются.

– Ну, мистер Кин, – снисходительно усмехнулся инженер. – Я же знаю эту ветку, как свои пять пальцев! И в курсе, какие именно поезда здесь ходят, вагоны какого типа используют в первом классе… Это же элементарно.

– О, вот как! Значит, вы готовились заранее… Должно быть, и поездку на курорт спланировали именно ради этого?

– Именно! В дом забраться не так-то просто, да и не сумел бы я инсценировать такую кражу. А про воровство в поездах я знаю предостаточно, так что… Но что дальше, мистер Кин? В чем еще мой промах?

– Собака, – лаконично ответил я и пояснил, видя, что мистер Гайнс не понимает: – Она не залаяла, когда кто-то вошел. Из этого я сделал вывод, что приходил тот, кого Мими отлично знает. Ну и еще кое-какие мелочи… Ваша дочь отметила запах табака, думаю, именно того сорта, какой курите вы. Видимо, перед тем, как идти на дело, вы выкурили сигарету, не так ли?

– Да, хотел успокоиться, – усмехнулся он. – Никудышный из меня получился разбойник!

– Ну почему же, – улыбнулся я в ответ. – Главное, вы ничем не рисковали, даже если бы кто-то заметил вас в коридоре. Нет ничего странного в том, что отец зашел к дочери! А если бы она сама наткнулась на вас, вы могли бы пожурить ее за то, что она забыла запереть дверь купе, только и всего.

– Я именно так и рассуждал, – вздохнул он. – Но все прошло гладко. Что-то еще?

– Стоимость украшений, – сказал я и объяснил, что именно меня насторожило.

– М-да, тут я тоже дал маху, – усмехнулся инженер. – Но не мог же я обворовать заодно еще нескольких дам? Разве что супругу, но это слишком подозрительно, к тому же она чутко спит…

– Вот только что вы собираетесь делать дальше? – поинтересовался я. – На станции прибудет полиция…

– Я рассчитывал подбросить шкатулку обратно, – нахмурился мистер Гайнс. – Там нет ничего особенно ценного, но Виолетте эти украшения дороги, жестоко было бы лишить ее их.

– Не вздумайте! – воскликнул я. – Вы все испортите!

– Почему? – не понял он.

– Ну как же! Она ведь подумает, что вор, увидев, как страдает несчастная девица, сжалился и вернул украденное! Так сказать, его ожесточенное сердце смягчилось при виде ее слез… как там в романах пишут, не знаете? Вот я тоже не знаю. И получится, что вы все это проделали напрасно…

– И как мне быть? – неподдельно огорчился мистер Гайнс.

– Надо подумать, – сказал я, и в этот момент в коридоре послышался шум. – Что там такое?

Мы выглянули из купе. Начальник поезда в сопровождении унылого проводника нашего вагона и еще одного, незнакомого, пытался успокоить пассажиров.

– Дамы, господа! – говорил он. – Ну сами посудите! В поезде совершена кража, этак нас задержат на следующей станции, а насколько именно – никому неизвестно! И разве вам хочется общаться с полицией? Лучше уладить дело мирно… Я уверен, это была просто чья-то дурная шутка!

– Ясно, – шепнул мне инженер. – Он уговаривает всех разрешить осмотреть их багаж. Я с таким сталкивался.

– Это наш шанс, мистер Гайнс, – ответил я.

– Вы что, предлагаете мне подкинуть кому-нибудь эту злосчастную шкатулку? Никогда! – возмутился он.

– Нет-нет, что вы! Надо просто ее спрятать, но так, чтобы при обыске ее непременно нашли. Ну вроде как вор испугался и избавился от похищенного…

– Проще было бы выкинуть в окно, – буркнул инженер.

– Как же! А ценности? – возразил я. – После обыска вор рассчитывал их забрать! Думайте, мистер Гайнс! Где в вагоне можно спрятать шкатулку?

– В пустом купе, – тут же ответил он.

– Отлично! А вы ключ не выбросили?

– Слава богу, нет, только собирался!

– Хм… а есть ли здесь пустые купе? – задумался я.

– По-моему, одно или два оставались, – сказал он. – Самые неудобные.

– Прекрасно! Тогда я отвлеку внимание, а вы займитесь делом!

– Я бы без вас пропал, мистер Кин, – произнес инженер искренне, а я устремился к возмущенным пассажирам.

– Господа! – воскликнул я. – Простите, я не понимаю, в чем загвоздка? Не знаю, как вы, а я вовсе не желаю опоздать на пересадку из-за этого недоразумения! Пароход меня ждать не будет! И, если угодно, – я чуть поклонился начальнику поезда, – я готов первым предоставить свой багаж для осмотра.

По-моему, он едва сдержался, чтобы не расцеловать меня.

Обыск занял совсем немного времени: вещей у меня, как я уже упоминал, мало. Правда, я порадовался, что убрал свое сокровище в карман – оно могло бы вызвать нездоровый интерес.

– Ну хорошо, – сдался мой сосед напротив, крепкий пожилой мужчина, военный в отставке. – Проверьте мой чертов чемодан и покончим с этим!

– Сэр, тут дамы! – пожурил его начальник поезда, но выдохнул с облегчением.

Тут ко мне подобрался мистер Гайнс. Я покосился на него, он утвердительно кивнул. Значит, все в порядке…

Осмотр шел своим чередом, результаты были предсказуемы: ни у кого ничего не обнаружилось.

– Вот видите, господа, среди нас нет негодяя, – радовался начальник поезда. – Скорее всего, он пробрался из другого вагона…

– А вон те два купе? – вовремя напомнил я, взявший на себя обязанности добровольного помощника. – Туда, кажется, мы не заходили.

– Там нет пассажиров, – покачал он головой.

– Но ведь вор как-то открыл дверь мисс Гайнс! Что мешало ему прятаться в пустом купе?

– Действительно… – пробормотал начальник поезда, истребовал у проводника ключ и открыл первое купе. – Ничего…

Шкатулка оказалась во втором купе. Инженер неплохо ее запрятал, но мы таки ее отыскали. Радости мисс Гайнс не было предела!

– Должно быть, воришка и правда скрывался тут, – говорил начальник поезда, – а потом испугался, оставил добычу, а сам сбежал!

– Как именно? – заинтересовался я.

– Ну… опять же, через соседний вагон, – подумав, ответил он. – А мог и на ходу спрыгнуть, может, заметили, мы на повороте заметно замедлили ход? А это такой отчаянный народ!

– Ну, все хорошо, что хорошо кончается, – заключил я, глядя, как Виолетта заливается счастливыми слезами.

Остаток путешествия прошел спокойно. На прощание – семейство Гайнс отправлялось чуть дальше, – инженер долго тряс мне руку и благодарил взглядом: вслух было нельзя, рядом стояла его супруга с дочерью.

– По-моему, она действительно излечилась, – шепотом сказал я.

– Просто прекрасно! – ответил мистер Гайнс таким же шепотом. – Но этого приключения я вовеки не забуду…

И он беззвучно затрясся от смеха.

– Я тоже, – заверил я, подхватил свой багаж и спустился с перрона.

Здравствуй, отдых!..

* * *

Я вытянулся в шезлонге и блаженно прикрыл глаза. Наконец-то солнце! Пускай я выбираюсь на курорт не так уж часто и ненадолго, но мне всегда везет с погодой. Я очень жалею бедолаг, потративших массу времени и средств, чтобы добраться до побережья, а в итоге вынужденных просидеть с трудом выкроенные свободные деньки в тесном душном номере, потому что стихия разыгралась не на шутку, и нельзя не только искупаться, а даже и пройтись по берегу – унесет в море! Правда, я немного тревожился за моих крошек, но, с другой стороны, мне не раз уже приходилось оставлять их на Ларримера, и с ними ничего не случалось: я составлял подробнейшие инструкции для каждого из своих питомцев, и дворецкий, кажется, выучил их наизусть, хотя толстая амбарная книга с моими записями всегда была у него под рукой. Нет, ничего не произойдет за какие-то две недели… Жаль, конечно, что я не мог взять их с собой! Пусть не всех, но хотя бы малютку Дейзи… Увы, увы! На пляже джентльмен с кактусом привлекал бы слишком много внимания, а я хотел только покоя. Особенно после приключения в поезде!

Должно быть, я задремал, потому что, когда открыл глаза, солнце начало клониться к закату, и в его предвечерних лучах мне явилась богиня…

Она стояла спиной ко мне, вся залитая закатным золотом, светлое платье ее и шарф летели по ветру, а сама она смотрела в море, словно собираясь побежать по солнечной дорожке, как в читанной мною когда-то сказке.

Я проморгался, сел ровно и присмотрелся внимательнее. Нет, разумеется, это была женщина из плоти и крови, и она вовсе не напоминала эфирное создание. Вот она повернулась, и я смог только поднять брови в немом жесте восхищения…

Я наблюдал за нею весь вечер в ресторане. Несомненно, она не была ни замужней дамой, ни девицей на выданье, и статус ее оставался для меня загадкой. Ее сопровождал некий господин, но видно было: это не ее покровитель, не охранник, не слуга… Но кто тогда?

Прислуга обращалась с дамой, как с благородной, но некоторая разница все же была заметна, я только не мог понять, в чем она состоит. И еще – прекрасная незнакомка пользовалась успехом. Только за этот вечер на ее столик трижды присылали шампанское, от которого она отказывалась мановением руки, а под конец принесли роскошный букет алых роз. Этот презент она милостиво приняла, приказав поставить его прямо в ресторане. Очевидно было – забирать розы с собой незнакомка не собирается.

Хм, любопытно… на поведение дамы полусвета, ищущей нового покровителя, ее манеры не походили ничуть. Я терялся в догадках и наконец не выдержал, подозвал лакея и поинтересовался негромко:

– Любезный, не подскажете ли, как имя вот той прекрасной леди? Мне несомненно знакомо ее лицо, но я не могу вспомнить, как ее зовут!

– О, сэр! – изумился он. – Это же одна из самых знаменитых актрис современности! Удивительно, что она почтила своим вниманием наш скромный отель… Разумеется, вы наверняка видели ее на сцене, потому и запомнили, а вот фамилия у нее так сложна, что немудрено ее забыть.

– Благодарю, – кивнул я и отослал его.

Актриса! Да еще известная… Тогда понятно отношение окружающих: джентльмены желают завоевать ее внимание, леди ревнуют (и небеспочвенно). И на мгновение мне стало жаль бедную даму: увы, актрисы пользуются не самой лучшей репутацией, и будь она хоть сто раз знаменитой, ей не войти в общество… ну, если не удастся женить на себе какого-нибудь лорда, и то еще гадательно. Видимо, она решила отдохнуть от всеобщего внимания в этом тихом местечке (разумеется, под присмотром импрессарио или кто уж он там), но ее узнали и тут…

И тут вдруг я подумал, что спокойно посидеть в кресле можно и дома. Во что это вылилось? Да вот во что: на следующее утро я преспокойно подошел к актрисе, проигнорировал встрепенувшегося импрессарио, отрекомендовался и спросил, не соблаговолит ли она разделить со мною прогулку на морском берегу. Она посмотрела на меня не то чтобы с изумлением, но с удивлением точно. Потом присмотрелась: я не красавец, но далеко и не урод, к тому же она могла оценить мой легкий костюм и мои манеры. И, черт побери, я никогда не опускался до такой пошлости, чтобы прислать незнакомой даме бутылку шампанского!

Одним словом, она соблаговолила принять мое предложение, величественным жестом отослав своего провожатого.

Ее звали Сигрид, она оказалась норвежкой. Фамилии ее я не произнесу не потому, что не запомнил, а потому, что эта актриса блистала на сцене еще не один год, и не пристало компрометировать даму. А мало ли в Норвегии женщин по имени Сигрид?

Она смотрела на всех свысока, но не из спеси, а лишь оттого, что была очень высока ростом. Думаю, Сигрид согласилась прогуляться со мною еще и потому, что я оказался выше нее. (Бедные ее партнеры по сцене, они что, носят котурны?) Она была статной и крепкой – никакой корсет не утянул бы ее талию так, как почитали нужным признанные красавицы, – но не казалась грубой. (И, скажу правду, корсет не был ей нужен, Сигрид несла себя с поистине королевским величием, а дарованное природой и без сторонних приспособлений позволяло ей выглядеть сногсшибательно.)

Я не назвал бы ее красавицей: черты лица не слишком правильны, чуть длинен нос, да и подбородок мог бы быть не таким массивным… Однако все скрашивала ее улыбка. И еще глаза – синие, как вода в скандинавских фьордах. Тяжелые золотые косы она укладывала короной, и прикрывать шляпкой такое богатство казалось преступлением. Сигрид и не прикрывала – но это было позже, когда она узнала меня чуть лучше.

Она умела говорить, а лучше того – слушать, и, право, прогуливаясь с Сигрид вдоль кромки прибоя, я порой ловил себя на мысли, что окажись она леди, я мог бы и пересмотреть свои взгляды на брак. Словно кровь предков заговорила, право слово! Увы, Сигрид происходила из бедной рыбацкой деревушки. Каким чудом ее родителям удалось пристроить дочь в дом дальней родственницы, проживавшей в городе, я и помыслить не могу. Там Сигрид выучилась читать и писать, а еще однажды увидела выступление заезжей театральной труппы. Тогда и началась ее история: она решила, что не хочет возвращаться домой, где ее ждет одна участь – стать женой такого же рыбака, как ее отец, и до конца дней своих заниматься хозяйством, а то и выходить вместе с мужем на лов.

О том, как ей удалось сбежать, поступить в театр и вознестись до нынешних высот, Сигрид не говорила никогда, а я не расспрашивал. Времени это в любом случае заняло немало: она была не так молода, как казалась, вряд ли моложе меня, но, сами понимаете, даму о возрасте спрашивать неприлично…

Я тоже не так уж много рассказал о себе. Во всяком случае, не касался событий моей юности, и Сигрид не настаивала. И да, ее не смущал мой маленький недостаток. Скажу больше, она находила его… нет, не волшебным, но о многом говорящем. В сущности, она была права.

Ну и последнее: могу сказать, что это были самые занимательные недели в моей жизни за последние годы. Я всегда почитал самыми страстными и умелыми южанок, но эта валькирия, северное чудо, заставила меня забыть обо всех них!

Сигрид уехала на день раньше меня: ее ждала очередная премьера. Мне ничего не осталось на память о ней, да я никогда и не был любителем сувениров. Последний вечер на курорте я провел на берегу с бутылкой бренди, глядя на лунную дорожку и вспоминая, как впервые увидел Сигрид…

Путешествие определенно удалось – во всех смыслах «раидо»! Домой я вернулся в самом блаженном расположении духа и тут же натолкнулся на Ларримера.

– Сэр! – воскликнул он. – Вы прекрасно выглядите!

– Чувствую себя я еще лучше, – заверил я, метким броском закидывая шляпу на крючок. – Как мои малышки? Все в порядке?

– В полном, сэр, – ответил Ларример с достоинством. – У одной появился цветочек.

– Да что вы! – я вихрем взлетел по лестнице и устремился в оранжерею. И правда, недавно приобретенная Discocactus horstii расцвела! Длинный белый цветок на тонкой ножке, прохладный на вид, приковал мой взор… А я ведь до сих пор не дал имя этой красавице! И я тихо прошептал: – Я назову тебя Сигрид…

Глава 6. Кеназ[6]

Факел – это живой огонь,

Яркий и сияющий.

Старинная английская поэма

Я сидел за обедом, наслаждаясь вкусом блюд, приготовленных несравненной Мэри. Настроение мое после двухнедельного отпуска у моря можно было безо всякого преувеличения назвать лучезарным.

– Ларример, передайте Мэри мою благодарность! – попросил я, намазывая персиковый конфитюр на ломтик свежайшего хлеба. – Она превзошла самое себя!

– Благодарю, сэр! – поклонился Ларример, и я мог бы поклясться, что за каменной невозмутимостью его лица прячется довольная улыбка. – Непременно передам, сэр!

Я откусил кусочек лакомства и даже прикрыл глаза от удовольствия. В последнее время мир словно заиграл яркими красками, я ощущал все настолько ярко и свежо, будто мне снова было восемнадцать лет, а вокруг простирался неизведанный прекрасный мир. Как будто морская вода смыла всю копоть, всю грязь…

– Сэр, прошу прощения, но вы снова перепутали глаза! – вырвал меня из мира грез укоризненный голос Ларримера.

– Хм… – Надо же, какая романтическая чушь лезла мне в голову! Этак я заделаюсь поэтом! Может быть, вирус какой-нибудь? – Правда?

– Да, сэр, – скорбно подтвердил он. – Вы надели зеленый глаз, сэр!

– Надо же, – я дожевал хлеб и попросил: – Будьте так любезны, принесите мою глазную шкатулку! Кажется, я оставил ее на комоде в спальне.

– Конечно, сэр! – преисполненный важности Ларример отправился на поиски.

По правде говоря, я и сам мог бы разыскать свои запасные глаза, но старый дворецкий так трогательно радовался, когда я делал вид, будто никак не могу без него обойтись, что иногда приходится немного лукавить, придумывая ему различные поручения.

Когда на пороге снова появился Ларример, я поднял уже руку, чтобы вынуть глаз (поскольку я живу один, такие мелочи, как неаппетитность этого зрелища, никого смутить не могли).

Однако шкатулки у него в руках не было.

– Что случилось, Ларример? – с шуточной тревогой поинтересовался я. – Неужели в дом пробрались воры и украли мои глаза?

– Глаза, сэр? – Лицо дворецкого казалось таким растерянным, что я встревожился уже всерьез. Ведь не мог же он забыть события десятиминутной давности! Разумеется, в преклонном возрасте с памятью случаются весьма неприятные казусы, но не одномоментно же! А Ларример до сих пор не проявлял ни малейших признаков старческого слабоумия…

– Да что с вами, Ларример? Вам нехорошо?

– Мне? – переспросил он, будто не понимая, о чем я вообще говорю. Встряхнул седой головой и проговорил как-то механически: – Со мной все в порядке, сэр, не стоит беспокойства!

– Так! – убедившись, что стряслось что-то действительно серьезное, я почти силой усадил старика и дернул за шнурок, вызывая Мэри. Думается, нужно напоить Ларримера чем-нибудь покрепче чая, а потом выведать, что же все-таки случилось…

На звонок мой реакции не последовало. Выждав несколько минут (Ларример все это время сидел, уставившись прямо перед собой), я раздраженно дернул за шнурок несколько раз кряду.

Посмотрев на сгорбившегося Ларримера, я с болью в сердце осознал, что он уже очень и очень немолод, хоть и держится молодцом. Осторожно потрепав его по плечу, я мягко попросил:

– Держитесь, Ларример! Сейчас Мэри принесет вам коньяка, и вы мне обо всем расскажете.

– Мэри? – В уголке глаза Ларримера появилась слезинка, поползла по морщинистой щеке…

Я не успел навоображать себе ужасов, которые могли случиться с его племянницей, как дверь в столовую распахнулась, и появилась Мэри собственной персоной. Но в каком она была виде! Лицо бледное, как снятое молоко, глаза заплаканы, взгляд отчаянный… Казалось, она вот-вот упадет.

– Присаживайтесь, – мигом сориентировался я, усаживая ее рядом с Ларримером. Без помощи слуг нечего было и думать о том, чтобы разыскать спиртное, разве что моим зельем напоить, но без этого, думаю, лучше бы обойтись. А в тайнике, как назло, коньяка не осталось, я не успел пополнить запасы.

– Немедленно расскажите, что случилось! – потребовал я строго. Признаться, я терялся в догадках: что могло произойти? Мэри потеряла выданные на хозяйство деньги? Разбила что-нибудь? Ничего серьезнее мне в голову не приходило.

Мой окрик подействовал: Ларример вскочил и вытянулся по стойке смирно.

– Это… жених Мэри, сэр! – доложил он глухо.

Мэри поддержала его судорожным всхлипыванием.

– И что дальше? – подбодрил я, когда пауза затянулась. – Что с ним стряслось?

– Он болен, сэр, – склонил седую голову дворецкий.

– Желтухой, – с усилием выдавила Мэри и закрыла лицо руками.

– Это точно? – спросил я. – А что сказал доктор?

– Сэм не посещал доктора, – сообщил Ларример, будто это было само собой разумеющимся. – Он был у знахарки, сэр, и она сказала… это не лечится.

Разумеется, я знал о предубежденности низших классов по отношению к докторам. По мнению слуг, дипломированные врачи берут непомерно высокие гонорары, при этом ничем толком не помогая. Лучше уж положиться на волю божью, народные рецепты и бабок-знахарок, недостатка в которых нигде нет, – так считает большинство простых англичан.

– Глупости! – решительно произнес я. – Мэри, успокойтесь. Я немедленно позвоню нашему семейному доктору. Возможно, все не так страшно, не отчаивайтесь раньше времени!

– Правда, сэр? – Мэри отняла руки от заплаканного лица и с такой надеждой посмотрела на меня, словно я был святым, способным мановением руки исцелить ее жениха. – Сэм… Он… он совсем мало ест, и голова у него болит, и живот, и… он даже дважды накричал на меня, сэр! Никогда раньше такого не бывало, чтоб…

Слезы снова закапали из ее глаз.

–Мэри и Сэм собирались пожениться осенью, сэр! – объяснил Ларример.

– И поженятся, – уверенно произнес я. – Все будет хорошо, Мэри, поверьте мне! Ларример, свяжите меня с доктором Милтоном.

– Да, сэр! – с облегчением согласился он.

Хм, чем бы отвлечь Мэри, чтобы остановить потоки слез? А то ужин окажется пересолен, если я его вообще дождусь!

– Мэри, пойдемте со мной, – позвал я.

Она, словно сомнамбула, двинулась за мной, то и дело приостанавливаясь, чтобы вытереть передником щеки.

Впустив ее в оранжерею, я негромко поприветствовал своих питомцев, игнорируя испуганный взгляд Мэри. Известно ведь, что доброе слово и цветам полезно!

Девушка застыла на пороге, то ли потрясенная, то ли испуганная засильем кактусов.

Окинув взглядом свои владения, я выбрал симпатичный Pilosocereus, волосистый покров которого, похожий на пушистую шапочку, предвещал скорое цветение.

– Возьмите, это вам! – я протянул ей горшок и, видя, что Мэри испуганно спрятала руки за спину, объяснил проникновенно: – Кактус – это символ стойкости и защита от темных сил. Он вам поможет!

– Поможет? – пробормотала Мэри с сомнением. Она смотрела на Pilosocereus, как на диковинного зверька, который того и гляди укусит.

– Разумеется! – подтвердил я. – К тому же Лили скоро зацветет, а цветущие кактусы просто чудесны!

– Но я же не знаю, что с ним… с ней делать! – в смятении пробормотала она, несмело протягивая руку. – Куда поставить, как поливать-то, сэр?

– Думаю, на кухне ей будет хорошо! – улыбнулся я. – Там тепло и окна выходят на солнечную сторону – именно то, что нужно. А если возникнут затруднения, можете обратиться ко мне с вопросом.

– Хорошо, сэр… – Мэри наконец решилась, взяла горшок и прижала его к груди, не обращая внимания на опасную близость колючек. И сказала серьезно: – Спасибо вам, сэр!

Неловкую сцену прервал Ларример. Заглянул в оранжерею, он доложил, как ни в чем не бывало:

– Доктор Милтон на проводе, сэр!

– Спасибо, Ларример! – поблагодарил я, сбегая по лестнице. Пока телефон был только в гостиной. Хм, неплохо бы, пожалуй, установить еще один аппарат на втором этаже, чтобы не утруждать себя излишне.

Я договорился с нашим семейным врачом о приеме (разумеется, пообещав заплатить за визит Сэма) и велел Мэри сегодня же отправить жениха к доктору Милтону. Бедняжка не знала, как меня благодарить, но я отмахнулся – по правде говоря, я сделал это не ради нее, а ради Ларримера: видеть дворецкого в таком состоянии я просто не мог.

В качестве благодарности я получил такой роскошный ужин, какого не едал даже во Франции, после чего, придя в превосходное настроение, отправился в оранжерею, решив устроить пир и своим питомцам. Пожалуй, внеочередной полив и удобрения им не повредят!..

За завтраком Ларример едва ли не порхал по столовой – если, разумеется, допустить, что айсберги или там горные вершины умеют порхать.

– Сэр, осмелюсь сказать… Сэм вчера побывал у доктора, как вы велели, – со сдержанной радостью произнес он.

– И что? – слегка насторожился я, хотя ответ без труда читался по его лицу.

– Доктор Милтон решительно отверг поставленный ранее диагноз, сэр! Он пока не сказал точно, чем болен Сэм, но это точно не желтуха!

– Замечательно! – улыбнулся я и обратил все внимание на паштет из гусиной печени и яичницу с сыром и орехами.

Надо чаще заниматься спортом, вот что, иначе благодаря такой замечательной кухарке мне скоро придется расставлять пуговицы на пиджаках!

– Вас к телефону, сэр! – доложил Ларример почтительно, когда я уже заканчивал завтракать. – Доктор Милтон.

– Спасибо, Ларример! – я одним глотком допил кофе, едва не проглотив гущу, и направился к телефону.

– Виктор Кин у аппарата! – бодро сообщил я.

– Мистер Кин, это доктор Милтон, – продребезжал на той стороне провода голос. Можно было не сетовать на помехи, таков был настоящий голос почтенного доктора. – Я хотел бы обсудить с вами кое-что по поводу пациента, которого вы прислали ко мне вчера.

– Слушаю вас, – посерьезнел я. – Что с ним?

– Кхм, – кашлянул он, – боюсь, это не телефонный разговор. Вы не могли бы подойти ко мне… скажем, к одиннадцати часам?

– Конечно, – признаюсь, я удивился. Что такое приключилось с женихом Мэри, если Милтон постеснялся говорить об этом по телефону? Практикующим врачам обычно свойственен некий профессиональный цинизм. Неужели болезнь юноши столь деликатного свойства, что доктор решил пощадить нежные ушки телефонных барышень? Хм…

После завтрака я занялся делами: написал своему поверенному, подписал чеки на еженедельные траты, изучил выписку из банка. Покончив с этими нужными, однако чрезвычайно нудными занятиями, я позвонил Ларримеру.

– Я немного прогуляюсь, – сообщил я небрежно. – На автомобиле. Заодно загляну к доктору Милтону, узнаю, что там насчет Сэма.

– Да, сэр, – откликнулся Ларример, явно разрываясь между благодарностью и желанием прочесть мне очередную нудную лекцию о необходимости обзавестись личным водителем. Хмурая складка меж его бровей забавно сочеталась с легкой улыбкой.

Привычно отмахнувшись от предложенного зонтика, отцовской трости, непромокаемого плаща и мягкой подушечки («Чтобы не болела спина, сэр!»), я вышел на улицу.

Хмурое небо затянули тучи, под ногами хлюпали лужи, еще не просохшие после вчерашнего ливня – не самое лучшее зрелище. Зато мой автомобиль радовал глаз: его натертые полиролью бока сверкали даже при тусклом дневном свете.

По Блумтауну я ехал, как всегда, медленно. Тут особенно не разгонишься: старые узкие улочки, пешеходы, переходящие дорогу где им вздумается, играющие прямо на мостовой детишки… То ли дело загородное шоссе! Пожалуй, надо бы прогуляться по окрестностям, а то я засиделся дома. Хотя бы к тетушке Мейбл в гости съездить, а то она обижается из-за моих редких визитов…

Автомобиль лениво катил по улице, я приветствовал знакомых (как едущих, так и идущих) и наслаждался прогулкой. К сырому ветру и тучам нам, англичанам, не привыкать! Особенно мне, учитывая примесь норманнской и шотландской крови…

Отвлекшись на витрину, весьма откровенно рекламирующую некоторые детали дамского белья, я едва не выехал на тротуар, где толпились какие-то странные люди. Я дернулся, отчего авто вильнуло, и надавил на тормоз.

Кто-то из группки испуганно вскрикнул, кто-то выругался – да так поэтично и образно!

– Извините, дамы и господа, – высунувшись из окошка, попросил я. – Надеюсь, никто не пострадал?

Это был риторический вопрос – я прекрасно видел, что притормозил в нескольких футах от ближайшего человека.

Меня нестройным хором заверили, что все в порядке, и я уже собрался ехать дальше, когда взгляд мой зацепился за одного из потенциальных пострадавших. Сирил! Это неудивительно, кузен вечно шатается с какими-то подозрительными приятелями, но в каком он был виде! Право, я едва его узнал: бархатный пиджак, на шее – белый шарф, волосы встопорщены, будто кузен столкнулся с не в меру любвеобильной коровой либо с полчаса укладывал их перед зеркалом при помощи бриолина. Его бледные щеки и горящий взгляд навевали самые нехорошие размышления. Неужели он вступил в какую-нибудь секту? Или, упаси боже, связался с наркоманами?..

– Сирил, ты ли это? – воскликнул я и выбрался из автомобиля.

– Виктор? – произнес он с рассеянной улыбкой. – Я тебя не узнал! Ты налетел как… как…

Он помахал рукой, будто не находя подходящего слова.

– Ветер! – подсказал кто-то. – Ветер стремительный, шторм… э-э-э…

– Возмутительный! – предложил пожилой господин. – Или предосудительный.

– Разве бывает предосудительный ветер? – тут же вмешалась кудрявая девица, на лице которой сквозь слой пудры упрямо просвечивали многочисленные веснушки. – Пусть будет восхитительный!

– Ничего себе, восхитительный! – возмутился пожилой господин. – Он едва нас не сбил!

– Но ведь не сбил же! – возразила девица, адресуя мне нежный взгляд.

– Может быть, живительный? – предложил краснолицый толстяк, на котором белый шарф смотрелся особенно странно.

У меня отлегло от сердца: похоже, с компанией все ясно, это какой-то клуб доморощенных поэтов. Но что среди них делает мой кузен? И что на этот счет думает моя любимая тетушка Мейбл?

– Сирил, садись в машину! – потребовал я таким тоном, что он послушался без разговоров. – Скажи мне, что ты делал в такой… своеобразной компании?

– И вовсе она не своеобразная, это прекрасные люди, творческие, с огоньком! Если бы ты с ними пообщался, то сам бы понял, насколько образно они мыслят, – обиделся Сирил и с пафосом сообщил: – Я почувствовал прилив вдохновения! Вот, послушай… Природы вешнее волненье, и дождь, как слезы, на окне. И я, застывший в преклоненье, смотрю на дождь, остекленев!

Я поморщился. Уж лучше терпеть зубную боль, чем слушать стишата кузена.

– Не понравилось? – огорчился он. – Ну ладно, тогда другой…

– Не надо! – попытался я возразить, но Сирил уже декламировал, дирижируя рукой:

– Кровавый закат канул в моря, ночь наступает, луну теребя, сердце мое сильно жаждет огня, но угасает, не видя тебя!.. Всем очень понравилось, – добавил он, оценив выражение моего лица. – Говорят, для начинающего очень даже недурно!

– Сирил, а если всерьез? – поинтересовался я, взглянув на кузена, пытающегося принять одухотворенный вид – в меру его разумения. Выходило плохо, прямо скажу. Хуже даже, чем стихи.

– Ну… – стушевался он, заметив мой скептицизм, и признался: – Мама заявила, что мне надо заняться каким-нибудь делом!

– И ты решил, что вступление в поэтическое общество вполне подойдет? – усмехнулся я.

Сирил потупился и кивнул.

– Сомневаюсь, что тетушка хотела именно этого, – сдержанно заметил я. – Но ладно, спасибо, что ты хотя бы в художники не подался…

– О, нет-нет, – поморщился кузен. – Краски дорогие, запах, опять же… И руки потом не отмоешь!

Он полюбовался своими ухоженными ногтями.

– Ага, а тут затрат – ноль, а польза очевидна, – хмыкнул я. – Ладно уж, развлекайся…

Сирил с облегчением перевел дух. Высадив кузена у его клуба, я отправился прямиком к доктору Милтону.

Он уже меня ожидал. За массивным столом красного дерева доктор Милтон казался воробушком, присевшим на упавший дуб. Так, я что, заразился «образностью мышления» от кузена?..

Впрочем, когда доктор встал, чтобы меня поприветствовать, он сразу показался куда более внушительным. Седая грива волос, элегантный костюм и, главное, умение держаться с достоинством выдавали в нем джентльмена старой закалки.

– Мистер Кин, как я рад вас видеть! – улыбнулся он. Доктор не признавал обращения по имени к пациенту, даже если когда-то лично принимал роды у его матушки, как в моем случае.

– Взаимно, – пожимая ему руку, отозвался я.

После обмена любезностями я не выдержал:

– Доктор, так что там с молодым человеком, которого я присылал к вам вчера? Надеюсь, ничего серьезного?

– Ну, как сказать…

Доктор замялся, и я уточнил осторожно:

– Его болезнь, хм… интимного свойства?

– А? – удивленно посмотрел на меня он. Потом понял и, усмехнувшись, покачал головой: – Нет, это вовсе не то, о чем вы подумали. Просто… видите ли, я уже не сомневаюсь в диагнозе, но ума не приложу, как этот юноша мог так сильно отравиться!

– Отравиться? – переспросил я, подняв брови. – Чем же?

– Белым фосфором, мистер Кин, – вздохнул доктор, надел пенсне и, порывшись в книжном шкафу, извлек оттуда толстую книгу в потертой обложке. – Я перепроверил – все симптомы совпадают.

– Надеюсь, это поддается лечению? – встревожился я.

– В данном случае – вполне, – снимая пенсне, заверил доктор. – Однако, видите ли… я бы сказал, что он подвергался воздействию яда довольно длительное время…

– Вот как? – для поддержания беседы произнес я.

– Да-да, длительное! – весомо подтвердил доктор Милтон. – Юноша вдыхал ядовитые пары и, вероятно, брал белый фосфор в руки, поскольку на коже имеются следы ожогов. Несомненно, химических ожогов, тут я не способен ошибиться! И я не могу гарантировать успешного результата, если юноша продолжит подвергаться воздействию ядовитого вещества.

– Хм, – я задумался, сложив пальцы домиком. – Очень любопытно…

– Я покамест не стал ничего говорить этому молодому человеку, – добавил он, – сказал, что необходимо подождать результатов анализов, хотя тут и без анализов все понятно… Просто случай очень уж необычный, и я решил сперва побеседовать с вами.

– Благодарю, доктор, – кивнул я. – Я просто теряюсь в догадках! У меня как минимум два вопроса. Первый: где Сэм мог длительное время соприкасаться с этим веществом, если он служит в самом обычном доме? И второй: могло ли отравление быть случайностью?

– Меня это тоже интересует, – признался доктор. – На случайность это не похоже. Раньше белый фосфор использовался при производстве спичек, однако несколько лет назад его применение запретили из-за чрезвычайной вредности. Теперь вместо белого фосфора используют красный. Возможно, юноша где-то раздобыл старые спички? Раз он слуга, то мог пользоваться ими…

– Возможно, – согласился я. Но что нужно было делать со спичками, чтобы так сильно отравиться? Не глотать же, в самом деле!

– Я прописал ему лечение, оно должно помочь, – продолжил доктор Милтон. – Однако в дальнейшем нужно обязательно оградить юношу от контактов с этим веществом, иначе, боюсь, последствия окажутся крайне печальными.

– Благодарю за консультацию, доктор! – искренне произнес я.

– Всегда рад помочь, мистер Кин, – улыбнулся он. – Вы так редко ко мне заглядываете!

– Постараюсь болеть чаще! – в шутку сказал я, вставая, и протянул ему руку.

– А вот этого не надо, – строго сказал доктор. – Лучше просто заходите на огонек.

– Непременно, – ответил я, и мы распрощались.

По пути домой я усиленно размышлял. Очень любопытная история! В самом деле, если Сэм служит в доме мистера Уоррена, откуда бы там взяться белому фосфору? Старик что, решил на досуге заняться химией? Или Сэм сам ночами что-нибудь изобретает? Это деревенский-то парень! Ерунда какая…

У меня не было ни единой идеи. Оставалось только одно – расспросить самого молодого человека.

– Мэри, – сказал я, вызвав ее звонком. – Вы с вашим женихом встречаетесь в городе или?..

– Он обычно заходит за мной, когда мистер Уоррен его отпускает, – потупилась она. – И мы идем гулять…

– Мэри, я вас попрошу, когда Сэм придет сегодня вечером, пригласить его ко мне, – сказал я, заметил, как глаза ее расширились от испуга, и поспешил успокоить: – Все в порядке, я просто хочу удостовериться, что он правильно понял рекомендации доктора Милтона.

– О, сэр, вы так много делаете для нас… – пролепетала она.

– Пустяки, – отмахнулся я. – Так вы запомнили?

– Конечно, сэр! Как только он явится, я немедленно вам сообщу! С вашего позволения, сэр… – И Мэри испарилась, только я ее и видел.

Время до вечера я скоротал обычным образом: за чтением, письмами и, разумеется, уходом за моими питомцами. В скверную погоду они начинали грустить, и следовало тщательнейшим образом регулировать освещение…

– Сэр, – отвлек меня от забот Ларример. – Простите за беспокойство, но Мэри просила сообщить вам, что явился ее жених.

– А! – сказал я. – Прекрасно. Проведи его в мой кабинет, а она пусть подождет на кухне. Не думаю, чтобы наш разговор занял много времени.

Через несколько минут я имел удовольствие лицезреть жениха своей гениальной кухарки. Это был здоровенный, не ниже Ларримера, крепко сложенный парень, который явно чувствовал себя крайне неловко в моем доме и в моем обществе. Физиономия у него оказалась суровая, обветренная, черты лица – будто топором вырублены. Со всем этим как-то странно контрастировал растерянный взгляд светло-серых глаз в пушистых ресницах. Шапку молодой человек комкал в руках, смущенно переминаясь с ноги на ногу. «Н-да, – подумал я, взглянув на его ботинки. – Если он наступит на ногу мне, перелом стопы обеспечен!» И, к слову, он оказался существенно старше, чем я ожидал. Во всяком случае, лет пять разницы у них с Мэри имелось, ну да оно и к лучшему…

– Значит, вы и есть Сэм Вуд? – поинтересовался я, чувствуя, что молчание затянулось.

– Точно так, сэр, – ответил он.

– И вы собираетесь жениться на Мэри Фланнер, которая служит в моем доме?

– Да, сэр, – удивленно сказал Сэм. – Ежели вы о том беспокоитесь, чтобы все по закону было, так у нас в деревне с этим строго, и вообще я к Мэри пальцем до свадьбы не прикоснусь!

– Только не говорите мне, что вы даже не целовались, – усмехнулся я.

– Ну… это другое дело, сэр, – смутился он. – Как же без этого…

– Хорошо, – сказал я. – Вижу, вы человек порядочный и Мэри не обидите и…

– А если вы о том, что она службу оставит, так нет, сэр, – перебил он в волнении. – После свадьбы денег много потребуется, жилье там и все такое…

«Господи, как старик Уоррен до сих пор не пришиб его своей клюкой, за такие-то манеры!» – невольно подумал я.

– Оставим это, – поднял я руку, встал и прошелся взад-вперед по кабинету. – Вы, Сэм вчера были у доктора Милтона…

– О да, сэр! – оживился он. – Спасибо, сэр! Только это, наверно, очень дорогой доктор, он такой… такой важный и солидный господин!

– Об этом не волнуйтесь, – отмахнулся я. – Мне важнее душевное спокойствие моей кухарки… Так вот, Сэм, что он вам сказал по поводу вашего дурного самочувствия и приступов раздражительности?

– Э-э-э… – Молодой человек нахмурился. – Да ничего такого, сэр. Сперва, значит, осмотрел, раздеться велел, живот помял… Потом сказал, мол, не желтуха это, обманула меня старуха. А так вроде в порядке все, но на всякий случай надо это… проверить чего-то там, может, какая другая болячка прицепилась. Только это подождать надо, пока эти… как их…

– Анализы, – подсказал я.

– Вот-вот, они самые! Короче, когда готово все будет. Велел на следующей неделе прийти. А что я на Мэри накричал, так я уже извинился. Это со мной бывает… – Он вздохнул. – Устану за день, из-за ерунды и срываюсь!

– У вас разве тяжелая работа? – приподнял я бровь.

– А? Нет, сэр, в деревне куда тяжелее! – ответил он. – Только там-то спину наломаешь, ноги-руки гудят, ну и ладно, отдохнешь – и порядок. А тут вроде и дело ерундовое, а будто от рассвета до заката в самую страду отпахал!

– Да, у мистера Уоррена тяжелый нрав, насколько мне известно…

– У мис… А, да, конечно, сэр! – поспешно произнес Сэм. – Мэри говорит, вы вот хозяин хоть куда, не ругаетесь, благодарите даже, настоящий джентльмен! А мистер Уоррен… – он махнул рукой. – Понятно, старость не радость… Хожу не так, стою не так, даже дышу не так! Один раз палкой своей стукнул. Не больно, ему и не размахнуться толком, но обидно же…

– Понимаю, понимаю, – кивнул я. Что-то в этом монологе меня насторожило. – Лечение вам доктор прописал, насколько мне известно.

– Да, сэр, у меня на бумажке все записано, – ответил он. – Уж будьте уверены, ничего не напутаю!

– Это хорошо. Сэм, а где в доме у мистера Уоррена хранится белый фосфор?

– Простите, сэр?

– Грабить я его не собираюсь, просто интересуюсь, – усмехнулся я.

– Да я не о том, сэр… Что за белый фос… фосфор такой?

– Гм, – произнес я, сообразив, что парень может и не знать научного наименования этой гадости. Ну-ка, что там было в книге сказано? – Это вещество такое. С виду похоже на очищенный воск или парафин, и цвета того же – белое или желтоватое. Пластичное… в смысле, мнется легко и ножом его нетрудно разрезать.

– Не знаю, сэр, – после короткой заминки ответил Сэм. – В доме у мистера Уоррена я такого никогда не видел!

Хм! Любопытно!

– А откуда у вас ожоги на руках? – поинтересовался я между делом.

– Угли выгребал из камина, да рассыпал, – тут же ответил он. – Уж как мистер Уоррен ругался! Хорошо, на ковер не попало…

– Ясно, ясно… – задумчиво сказал я. – Ну что ж, идите, Сэм, Мэри вас уже заждалась.

– Спасибо, сэр, – поклонился он с явным облегчением. – Всего доброго, сэр…

– Всего доброго, – отозвался я и вновь принялся мерить комнату шагами.

Что-то тут было не так. И эти странные заминки в речи Сэма, и чрезмерные подробности в рассказе о мистере Уоррене, да еще это треклятое отравление!

Я понял, что мне необходим совет, запер дверь и извлек из тайника свое сокровище. Теперь – традиционные три глотка заветного зелья и…

Хм… Любопытно, как это следует понимать? Иносказательно, то есть как совет довериться вдохновению и интуиции? Или все же буквально? Как пламя, факел или, в современном понимании, лампочка или, скажем, свеча? Или… я замер, боясь спугнуть догадку. Кажется, доктор Милтон что-то говорил о спичках!

Ну, допустим, старик Уоррен держит запас старых спичек с этим самым белым фосфором, от него и такого можно ожидать. (Подозреваю, у него в подвале запасов хватит до Страшного суда.) Но опять же, что мог делать Сэм с этими спичками, чтобы получить такое отравление? Ну не ел ведь он их, в самом деле! Я читал где-то, что самоубийцы ухитрялись отправиться на тот свет, откушав горсть спичечных головок, но Сэм совершенно не походил на человека, решившего свести счеты с жизнью! Определенно, здесь что-то было не так…

Оставался вопрос: как выяснить, что именно «не так»? Если предположить, что в доме Уоррена ядовитого вещества нет (ну разве что в спичках, но это не та концентрация!), значит, Сэм соприкасается с ним где-то еще, либо до работы, либо после нее. Вечерами он обычно прогуливается с Мэри, но это бывает не всегда. Откуда мне знать, в какие места может занести молодого парня и чем он там занимается? Проследить за ним, что ли?

Подумав, я отринул эту идею. Ну какой из меня сыщик, самому смешно! Во-первых, с моим ростом меня моментально заметят. Во-вторых, хорошо одетый джентльмен в бедном квартале (а в какой еще может отправиться Сэм?) будет откровенно бросаться в глаза. Прикажете маскироваться? Боюсь, лицедей из меня скверный, а манеры и вовсе спрятать не удастся…

Попросить помощи у полиции? Подозреваю, если я явлюсь к старшему инспектору Таусенду с просьбой одолжить на денек-другой кого-нибудь из его людей, чтобы проследить за женихом моей кухарки, он вызовет санитаров из ближайшего заведения для скорбных разумом.

Может быть, нанять кого-нибудь? Но кого? Частных сыщиков я не знаю, а искать по объявлениям долго и, к тому же, не гарантирует результата. Вдруг это окажется обычный мошенник?

Но кто, кто сможет проследить за перемещениями Сэма, не привлекая ничьего внимания? Кто достаточно хорошо знает закоулки Блумтауна? И вот тут меня осенило…

К несчастью, с осуществлением этой части моего плана пришлось подождать до утра, и я едва смог уснуть, так был воодушевлен своей идеей.

Наутро я, наспех позавтракав, вскочил в автомобиль и отправился по уже знакомому маршруту. На углу мне снова попалась компания причудливо одетых людей в неизменных шарфах. Тощая девица в красной шляпе размером с тележное колесо, украшенной искусственными ромашками, приняв картинную (как ей казалось) позу, что-то декламировала, прочувствованно подвывая. (Издалека она, если честно, напоминала мухомор на тонкой ножке.) Остальные внимали. Сирил околачивался тут же и, по-моему, что-то поспешно записывал в блокнот. Ладно, пусть его, скоро кузену надоест компания этих безобидных сумасшедших… Ну, во всяком случае, я на это надеялся.

На окраинах все было по-прежнему, а моя сверкающая машина все так же привлекала мальчишек.

– Мистер, мистер! – выкрикнул один. – Вы снова к бакалейщику или кого другого ищете?

– Да нет, я, пожалуй, уже нашел… – произнес я, останавливаясь и выходя наружу.

– Мистер, а может, опять вашу машину покараулить? – спросил мальчишка, тот самый, что как-то оказал мне маленькую услугу. – Это я завсегда!

– И мы, и мы! – поддержали его приятели. – Мистер, а вы сегодня с другом или без?

– Нет, он остался дома, – серьезно сказал я, сообразив, что речь идет о Конно-идее. Видимо, тот эпизод уже успел обрасти подробностями и превратиться в местную легенду.

– Жа-алко, – протянул чумазый белобрысый паренек. – Вот бы посмотреть!

– Ну, я думаю, у вас будет такая возможность, – произнес я, и ребятня навострила уши. – Если, конечно, вы мне кое в чем поможете…

– А чего делать надо? – деловито поинтересовался мой старый знакомый-караульщик. – Сбегать куда или еще что? Это мы мигом!

– Мне надо проследить за одним человеком, – серьезно сказал я, и они притихли. – Но только так, чтобы он этого не заметил.

– А он кто, мистер? – жадно спросил еще один, маленький и чернявый. – Преступник, да? Убивец?

– Нет, что ты! – решительно отмел я догадку. – Дело там в другом, не хочу вдаваться в подробности. Мне лишь надо узнать, куда он ходит до и после службы, а по возможности – чем он там занимается. Сдюжите?

– Да легко, – ответил первый мальчишка, глянув на приятелей. – Только, мистер, вы сперва скажите, кто это, в самом деле. А то если кто-то вроде вас, нам к нему близко не подойти!

– Этот человек служит лакеем в доме мистера Уоррена, – сказал я, описал Сэма и назвал адрес. – Ну а потом – сами судите, куда он может податься?

– Или в кабак, или в кости играть, или к девицам, – рассудительно ответил белобрысый.

– Не думаю, – покачал я головой. – Парень этот из деревни, воспитан строго, да и невеста у него есть. А на игры нет денег, на свадьбу копит. Здесь что-то другое, вот я и хочу узнать, что!

– А вам это зачем, мистер? – спросил «караульщик».

– Его невеста и ее дядя служат у меня, – ответил я чистую правду. – И в том случае, если этот парень окажется… хм-м… недостойным человеком, никакой свадьбы не будет, вот и все.

– Ска-азки! – протянул он. – Мистер, да вы скажите правду, мы ж никому!..

– Какую правду? – нахмурился я.

– Ну что вы частный сыщик, а того парня в чем-то подозревают! – заявил он, а я только головой покачал. Разубеждать их теперь бесполезно! Впрочем, это мелочи. – Ясно, куда вам, такой каланче, за кем-то следить… Ничего, это мы в лучшем виде обстряпаем…

– Так вы беретесь за дело? – спросил я, увидел кивки и улыбнулся. – Отлично. Но учтите, я должен знать обо всех его передвижениях! Будете халтурить, платить не стану.

– Почем нам знать, что вы вообще заплатите, – буркнул чернявый и тут же схлопотал по шее от «караульщика». – Ты чего дерешься?!

– Того, что ерунды не болтай! Мистер мне в прошлый раз честь по чести уплатил, так что нечего тут… – Тот шмыгнул носом и посмотрел на меня. – Ну это, короче, мы согласны. Я, кстати, Пит. Это вот, – он кивнул на чернявого, – Джек, а это – Майк.

– Рад знакомству, – церемонно кивнул я, с трудом удерживаясь, чтобы не начать ухмыляться. – Виктор Кин.

– Мистер Кин, только бы нам это… задаток бы, – серьезно сказал Пит. – А то мало ли, вдруг он на конку сядет или еще что? На своих двоих поди догони!

– Да, разумеется, – ответил я и сунул руку в карман. Как нарочно, мелочи не было, но в портмоне нашлась купюра в один фунт. – Вот, держи, сами поделите. Этого, пожалуй, с лихвой хватит за всю работу…

– Нет, мистер, – паренек убрал руки за спину и отступил на шаг. – Это мы не возьмем. Сразу крик поднимут – где взял? Ясно где, украл! А мы не карманники!

Я только вздохнул, зашел в ближайшую лавочку и купил пакет совершенно не нужных мне лакричных леденцов. Продавец, недовольно ворча, долго отсчитывал мне сдачу, то и дело сбиваясь.

– Вот вам, – ссыпал я мелочь в подставленные руки Пита, а леденцы всучил Джеку. – И смотрите, чтоб он вас не поймал…

– Чтобы деревенский увалень городского пацана поймал? – презрительно хмыкнул Джек. – Да не бывать такому!

– Ну, смотрите… Словом, как только что-нибудь разузнаете, пулей ко мне!

– Это куда? – поинтересовался Майк. Пришлось назвать адрес. – Ого! А нас не погонят?

– С черного хода постучите, – усмехнулся я, усаживаясь за руль. – Я слуг предупрежу. Ну все, жду результатов!..

– Бывайте, мистер Кин! – донеслись мальчишечьи голоса.

«Боже мой, что я затеял?» – подумал я, с трудом разворачиваясь на тесном перекрестке и отправляясь домой. Частный сыщик, с ума сойти можно!

Следующие несколько дней прошли без происшествий. Насколько я знал, пару раз Мэри отправлялась на свидание, стало быть, мальчишки вряд ли могли узнать что-то интересное. Но в другие вечера она Сэма не ждала, и шанс был… А на пятый день мой послеобеденный отдых в оранжерее нарушил Ларример, у которого от негодования топорщились бакенбарды.

– Сэр! – произнес он, и я стряхнул дремоту, потому что давно не видел дворецкого настолько рассерженным.

– Что такое, Ларример?

– Там какие-то оборванцы, сэр, требуют немедленно позвать вас! Мэри думала, что это разносчик, открыла дверь и так напугалась, что заперла черный ход, но они продолжают стучать! Вызвать полицию, сэр? Это какие-то хулиганы!

– О, нет-нет! – Я вскочил. Ну вот, я обещал предупредить прислугу и благополучно об этом забыл… – Они действительно ко мне!

Я шагнул к двери, потом кое о чем вспомнил, подхватил Конно-идею и сбежал по лестнице вниз.

– Мэри, – сказал я взволнованной кухарке. – Подите-ка к Ларримеру ненадолго и побудьте с ним.

– Там… там… – указала она на дверь черного хода.

– Я разберусь, а вы идите, идите, – осторожно подтолкнул я ее к выходу. Убедился, что она действительно ушла, а не подслушивает под дверью, и тогда только открыл наружную дверь.

– Мистер Кин, вы ж обещали предупредить своих! – укоризненно встретил меня Пит. – Она ж нас чуть сковородкой не отходила!

– Забыл, – покаянно ответил я.

– Ой, а это и есть ваш друг?! – подпрыгнул Майк, чтобы получше разглядеть Конно-идею. – Ух ты, а я думал, Пит брешет… Мистер Кин, а потрогать можно?

– Только не уколись, – предупредил я, и следующую минуту мальчишки осторожно прикасались к моему полицейскому кактусу и шипели, если натыкались на иглы. – Ну, довольно забав…

Я поставил кактус на стол и посмотрел на своих шпионов сверху вниз.

– Удалось узнать что-нибудь?

– Иначе б мы не пришли, – хмыкнул Джек.

– И куда этот парень ходит вечерами? Или с утра?

– Да в том-то и дело, мистер Кин, что никуда он не ходит, если только с этой вашей кухаркой не гуляет, – выдал Майк.

– То есть вы хотите сказать, что кроме дома Уоррена, он нигде не бывает? – удивился я.

– Да он и в доме Уоррена не бывает, – выдал он, а я опешил.

– Майк, не путай, – велел Пит. – Сейчас, мистер Кин, я по порядку объясню. Значится, мы еще до рассвета караулить начали. Мало ли, может, этот парень с утречка куда-нибудь сбегает, а потом шасть – и будто и не выходил вовсе. Но нет, не выходит никто… Так весь день там и торчали. Тетка какая-то за покупками бегала, а больше никого. Ну, думаем, может, сегодня не пошел. А назавтра такая же история!

– Мы решили, он затаился, – вставил Джек.

– Во-во. Только мы чего сделали… Майк у нас сами видите какой увалень, мы его и послали к соседской служанке – она как раз на крыльце подметала – спросить, не видала ли она лакея мистера Уоррена. Дескать, весточка ему от родных, а в дом стучаться боязно как-то. – Мальчишка довольно ухмыльнулся. – А она и говорит, мол, Сэм тут уж которую неделю не служит! Прогнал его мистер Уоррен, сказал, что такому бестолковому и неуклюжему в лакеях делать нечего, пусть обратно в свою деревню проваливает…

– Вот это поворот… – пробормотал я.

– Ну, мы покумекали, решили, что ни в какую деревню он не вернулся, – продолжил Пит. – Потому как с невестой часто гуляет, а тут не ближний свет, не находишься пешком-то! А как его искать?

– Ясно, как, – хмыкнул Майк. – Где ваш дом, мы знаем, так вот когда Сэм за кухаркой вашей зашел, мы им в хвост и пристроились. А потом его до дома проводили…

– Он в какой-то конуре на окраине живет, – добавил Джек. – Ну, знаете, где койки сдают. Там в одной комнате человек восемь…

– Больше, – помотал головой Пит. – Они ж сменяются. Многие в ночь работают, им вставать, когда до рассвета еще до-олгонько. А другие, наоборот, в это время только приходят. Так что на иные койки человека по два приходится, это точно…

Я поморщился. Про такие места я знал, но представить, каково обитать в подобной обстановке, даже представлять не хотел. И при всем этом Сэм еще ухитрялся вполне прилично выглядеть!

– Ладно вам про койки, – сказал Майк. – Пит, дальше давай, у тебя складнее получается.

– Да там уже особенно нечего рассказывать, – пожал тот плечами. – Мы для верности еще пару дней посторожили, и все время всё одинаково. Встает этот ваш Сэм рано утром и чешет, значит, на работу. Там неподалеку. Старый такой дом…

– И что же это за работа такая? – поинтересовался я.

– Да мы толком не поняли. Близко особенно лезть побоялись, – признался Пит. – Что в окна рассмотрели, то и… В общем, на первом этаже там коробки клеят.

– Какие коробки? – не понял я.

– Ну картонные, побольше и поменьше, – пояснил он. – У меня мамка тоже иногда приработок берет, а клеить меня заставляет! Но тут прямо на месте все делают. Пацаны вроде нас и чуток постарше, женщины, опять же, и вроде я там инвалидов видел.

– Были, были, – встрял Джек. – Безногий старикашка и еще парень какой-то перекособоченный. Может, еще кто, но там поди разгляди…

– И что, Сэм тоже клеит коробки? – поразился я. Здоровенный ведь парень, мог бы хоть грузчиком наняться!

– Не-е, – помотал лохматой головой Пит. – Там еще в подвале чего-то делают. А окошек нет, только дырки такие, ну, чтоб проветривалось… Мы их облазили, сколько смогли, я аж чуть не задохся, так оттуда воняет! В общем, там внизу тоже вроде цеха. Человек не очень много. Этот ваш Сэм чего-то в чане замешивает, а остальные в это дело щепки какие-то опускают и сушить раскладывают.

– А чем пахло? – спросил я.

– Клеем, – подумав, ответил он. – Это точно. Уж мне ли этот запах не знать! И еще чем-то, я не разобрал.

– Еще дядька что-то вроде соли в чан сыпал, – добавил Джек. – А другой свечки, что ли, туда кидал? И краски подливал. Красной. А больше мы ничего не разглядели, потому что нас чуть не застукали. Хорошо, Майк на стреме стоял!

– Ну, вы герои, – искренне сказал я. – Опишите-ка мне, где этот дом находится! Или адрес скажите, если знаете…

– А что там такое-то, мистер Кин? – с любопытством спросил Майк. – Мыловарня, что ли?

– Нет, – усмехнулся я. – Пока не могу сказать. Но, думаю, скоро весь город узнает… Держите, это вам премия.

Я вытряхнул из карманов всю мелочь, потом огляделся, увидел блюдо со вчерашним пирогом и щедро оделил своих помощников.

– Ну, мы пошли, мистер Кин, – сказал Пит с набитым ртом. – Если что, знаете, где нас искать!

– Мы завсегда! – поддержал Джек.

– Ум-м, вкуснятина… – добавил Майк, слизывая с ладони крошки, и они убежали.

Я постоял немного на пороге, потом закрыл дверь. Взгляд мой вдруг упал на блюдечко с молоком, стоявшее в укромном уголке. Хм… Кошки в доме нет, это точно. Может быть, Мэри прикармливает уличных котов?

Я позвал ее и поинтересовался, так ли это, и был очень удивлен реакцией: девушка страшно смутилась, чуть ли не покраснела, и принялась комкать передник…

– Понимаете, сэр… Это… ну…

– Мэри, я ничего не имею против кошек, – сказал я. – Только в дом их не пускайте, и все, договорились?

– Это не для кошек, сэр, – тихо произнесла она.

– А для кого же?

– Для фэйри… – Тут уж Мэри сделалась вовсе малиновой. – Обычай у нас в деревне такой: надо им молочка оставить, чтобы… чтобы задобрить, в общем, и за помощь поблагодарить…

– Хм! – сказал я, так как не придумал ничего лучше.

– Но если вы против, сэр, я немедленно уберу! – всполошилась она.

– Да нет, на кухне можете распоряжаться, как вам угодно, – махнул я рукой. Фэйри, надо же! Впрочем, суеверия очень живучи. – Лучше скажите вот что: Сэм сегодня должен прийти?

– Да, сэр, – кивнула она, глядя на меня с некоторым испугом.

– Как явится, пусть снова зайдет ко мне, – велел я. – У меня к нему серьезный разговор.

– Что… что-то случилось, сэр? – пролепетала она.

– Пока нет, – весомо ответил я. – И в наших силах все исправить. Ясно вам, Мэри?

– Да, сэр…

Время до вечера тянулось нескончаемо, мое нетерпение не могла умерить даже возня с моими питомцами. Пересаживать растения в таком настроении нельзя, поливал я их совсем недавно, только и оставалось, что переставлять их с места на место…

– Сэр, – окликнул меня Ларример. – Вы просили сообщить, когда придет жених Мэри.

– Да-да! Зовите его в кабинет!

Дворецкий удалился, хмуря брови. По его мнению, людям низшего сословия, не служащим в доме, не полагалось находиться в кабинете хозяина.

– Добрый вечер, сэр… – несмело произнес он, топчась на пороге. Честно говоря, лучше выглядеть парень не стал, даже если и соблюдал все предписания доктора Милтона. И немудрено, первоисточник-то его недомогания никуда не делся.

– Проходите, Сэм, – сказал я. – Будьте так любезны, объясните мне, почему вы не сказали Мэри о том, что мистер Уоррен вас уволил?

– Откуда вы… – вытаращился он на меня, и тут же понял, что прокололся. – Гхм… э-э-э… ну…

– Ну что вы мямлите, Сэм? – поморщился я. – Хотя ладно, и так понятно… Постыдились признаться?

– Ну вроде того… – понурился он.

– А за что вас выгнали? И как вы нашли нынешнее место?

Сэм посмотрел на меня так, что я и впрямь почувствовал себя опытным сыщиком.

– Ну, говорите, говорите же! Что вы смотрите на меня, будто я кусаюсь?

– В общем… – начал он, – мистер Уоррен меня выставил. Денег нету. Там-то хоть на жилье тратиться не приходилось, я и терпел. Куда меня еще без рекомендаций возьмут? А там я в самый раз был, старик-то почти не ходит, так мне его донести куда надо – пара пустяков, и кресло это на колесах не нужно, оно в дверях вечно застревает… А потом…

– Что потом? – подбодрил я, а Сэм почему-то начал краснеть.

– Кошка у него, – вздохнул он. – Как-то раз – и мне под ноги, ласкаться. А я хозяина несу. Ну и… Уронил.

– О господи, – сказал я. – Обошлось без жертв, я надеюсь?

– Так я его на кровать уронил… – Сэм окончательно расстроился. – А если б на пол, то пиши пропало… Но он и так раскричался, что я его убить хочу, и в тот же вечер выставил. А мне к Мэри идти. Представляете, сэр? Гуляю с ней, улыбаюсь, а у самого на душе… ну словами не передать, что творится!

– Н-да… – протянул я. – И что дальше?

– Ну, где заночевать, нашел, – сказал он. – Местечко то еще, но зато дешево. Стал искать работу, а кому я тут нужен? А денег немного совсем, отложенные на свадьбу я трогать не хотел, а все равно пришлось… И тут один парень, который со мной в комнате живет, возьми и подскажи, куда податься. Говорит, есть местечко, работа несложная, на прожитие хватит… Ну и отвел меня туда. – Сэм гулко вздохнул. – Я там ко двору пришелся, чтоб в чане мешать, сила нужна, а мне ее не занимать…

– Вы хоть поняли, чем там занимаются? – спросил я.

– Чего ж не понять? – удивился он. – Спички там делали. Самые обыкновенные, какие везде продаются. У хозяина свое дело, маленькое, правда, ну да какое есть!

– Вот там-то вы белым фосфором и отравились, – кивнул я. Да, дышать такими испарениями в замкнутом помещении изо дня в день…

– Это про который вы толковали, сэр? – поразился Сэм. – А как же так вышло?

– Очень просто, – ответил я. – Раньше головки спичек делали из белого фосфора с определенными добавками. Но он очень ядовит, и его запретили, стали использовать красный фосфор.

– Сэр, но так у нас там спички получались обычные самые! – возразил он. – Ну такие, красно-коричневые…

– Краска, вот и все, – усмехнулся я. – Дешево и сердито. Однако это дело тянет на хороший срок… Сэм, ну вы-то что трясетесь? Откуда вам было знать о свойствах веществ?

– Так… – он почесал в затылке. – Хозяин наверняка на нас с парнями все свалит. Мол, знали, участвовали, прибыль делили… Что я, не знаю, как такое бывает? Еще и заявит, что это мы другой фосфор клали, а он ни сном, ни духом! Сам чистеньким выйдет, а мы…

– Я знаю человека, который сумеет разобраться в этом деле, – заверил я. – А вы, Сэм, туда больше ни ногой.

– А как же…

– И в ночлежку – тоже! – спохватился я. – Вы Мэри еще блохами какими-нибудь наградите, вот будет радость!

– А жить-то на что, сэр?! Опять свадьбу откладывать?..

– Сэм, я напишу вам рекомендательное письмо, – устало сказал я. – С ним вас примут в приличный дом, уверен. А пока… Ларример! Ларример!..

– Да, сэр? – появился он на пороге.

– Возьмите вот его, – указал я на Сэма, – и отведите… В общем, найдите ему комнату. Придется молодому человеку пока побыть здесь.

– Но сэр… – начал дворецкий, но я остановил его жестом.

– Сэм остался без работы, старый Уоррен его выгнал. Вдобавок он еще не выздоровел окончательно… И, Ларример, быть может, вас не затруднит дать молодому человеку несколько уроков, пока он здесь? По-моему, лакей из него примерно такой же, как из меня… хм… индийский раджа!

– По-моему, тоже, сэр, – ответил Ларример, смерив взглядом предполагаемого родственника. Тот вроде бы сделался ниже ростом. – Но это поправимо.

– Вот и прекрасно, – ответил я. – И, кстати, он служит у меня уже три недели.

– То есть, сэр?! – вытаращился на меня Сэм.

– Я сказал – три недели, – повторил я. Ларример нахмурился, подумал, потом кивнул. – И предупредите Мэри.

– Да, сэр. Разумеется, сэр.

– Сэм, а вы никогда не видели никакой спичечной фабрики, – сказал я. – После того, как Уоррен вас выгнал, вы перебивались случайными заработками, плохо питались, мало спали, а оттого прихворнули и сделались раздражительным. Ясно?

– Да, сэр… – По-моему, он смотрел на меня с испугом. – Я понял, сэр…

– Идемте, юноша, – произнес Ларример чопорно. – И не забудьте поблагодарить мистера Кина!

– С-спасибо, сэр! – поклонился тот. – Я…

Железная длань Ларримера увлекла Сэма за дверь. Я вздохнул с облегчением и задумался. Звонить, пожалуй, не стоит, а вот записку я завтра Таусенду отправлю. Пускай сам разбирается с этим подпольным производством!..

За завтраком мне прислуживал не Ларример, к чему я давно привык, а Сэм, и делал он это из рук вон плохо. Впрочем, научится еще… Оставлять у себя я его не собирался, мне вот только этакого семейного подряда в доме не хватало! Подучится и пускай ищет новое место…

– Сэмюэль, блюдо подают слева, – то и дело одергивал Ларример. Кажется, муштра доставляла ему удовольствие. – Выпрямитесь. Не сопите. Аккуратнее с фарфором!

Замечание насчет фарфора было своевременным – от волнения у Сэма дрожали руки…

Я усмехнулся, традиционно попросил передать Мэри благодарность за прекрасную трапезу и отправился сочинять послание инспектору.

– Клара, на каминной доске снова осталась пыль, – доносилось до меня из гостиной: это Ларример распекал приходящую горничную. Не удивлюсь, если ради того лишь, чтобы показать Сэму, как это делается. – Сам камин скверно вычищен, смотрите, вот и вот. Может быть, следует урезать вам жалованье?

Горничная что-то забубнила в свое оправдание, но Ларример был неумолим.

– На следующей неделе необходимо вымыть окна. И я рассчитываю, Клара, что на стеклах не останется разводов, как в прошлый раз. Вам все ясно?

– Цербер… – усмехнулся я и запечатал конверт.

* * *

Таусенд заявился ко мне через пару дней.

– Я зашел вас поблагодарить, Виктор, – с места в карьер начал он, приглаживая усы. Старший инспектор сейчас напоминал довольного кота.

– За что? – удивился я, жестом предлагая ему присаживаться.

– Да за спичечный заводик, конечно, – усмехнулся инспектор Таусенд. – Я проверил это предприятие, – уж не стану спрашивать, откуда вы о нем прознали, все равно ведь не ответите! – по вашей наводке и…

– И что? – сдержав желание податься вперед, я принял нарочито небрежный вид.

– Все так и было, как вы сказали. Поймали мы всех голубчиков, от простых работников до хозяина! Хозяин – ушлый парень, решил заработать легких денег. Где-то за бесценок купил белого фосфора, видно, распродавали остатки со спичечных фабрик, да и открыл свое дельце… – сказал инспектор и похвастался: – Мне пришла очередная благодарность из Лондона! Так, глядишь, и до суперинтенданта когда-нибудь дорасту! Только – тс-с-с, Виктор, никому!

– Непременно дорастете, Джордж, – заверил я. – И, разумеется, я буду молчать о… ваших честолюбивых планах.

Инспектор кивнул и, почему-то бросив опасливый взгляд на дверь, извлек из-под полы пиджака некую бутылку.

– Это – вам! – проговорил он торжественно. – Спасибо, Виктор!

– Хм, недурно, – признал я, рассмотрев этикетку. Превосходный коньяк, к тому же пятидесятилетней выдержки. Любопытно, где инспектор им разжился? Но спрашивать я, разумеется, не стал – невежливо. – Благодарю! Давайте-ка мы его прямо сейчас и продегустируем…

– Только одного работника мы так и не нашли, – продолжил Таусенд, пока я доставал бокалы, и вынул сигарету. – Но мы ищем. Думаю, скоро сцапаем голубчика. Некий Сэм Вуд, говорят, месяц там проработал. Не слыхали о таком?

– Слыхал, конечно, – ответил я хладнокровно. – Так зовут жениха моей кухарки. Однако вас кто-то ввел в заблуждение. Сэм вот уже три недели, как работает у меня лакеем, – Ларример приболел, пришлось взять юношу ему в помощь. Так что он никак не мог быть на этом вашем заводе.

– Ах, вон оно как, – понимающе протянул инспектор. Взгляд у него был хитрющим! – Три недели, значит? А вы уверены, Виктор?

– Совершенно уверен! – отрезал я. – Три недели, и ни днем меньше.

– Ну-ну, – произнес Таусенд и взял протянутый бокал. – Ну что ж, в таком случае, предлагаю тост за успешное завершение дела!

– С удовольствием, – ответил я, и мы соприкоснулись краями бокалов.

Только проводив инспектора, я добрался до сегодняшних газет. Ничего интересного, конечно, не случилось. Только вот в разделе объявлений нашелся любопытный запрос: требовался смотритель маяка на отдаленном острове в Шотландии. Все удобства, свой дом, полное одиночество… Правда, припасы нужно было завозить минимум на полгода: большую часть года остров был отрезан от суши. Платили тоже недурно… Я подумал, что это идеальное место для меня, но потом засомневался: смогу ли я обеспечить нормальные условия моим крошкам? Ох, вряд ли! И потом, куда девать Ларримера? Его придется брать с собой! А как я смогу обходиться без фантастических кулинарных шедевров Мэри? Ее тоже захватить? Нет, в объявлении оговаривалось, что можно прихватить слуг, но из чего она будет готовить? Там не достать свежей вырезки, овощей…

«Черт побери, – подумал я. – Я даже в отшельники податься не могу!»

По-моему, это было очень забавно.

* * *

Исполняя данное самому себе обещание, в ближайший же выходной я отправился к тетушке Мейбл. Ларример даже забыл попытаться всучить мне зонтик, так увлекся дрессировкой несчастного Сэма. Впрочем, почему несчастного? Такая школа дорогого стоит!

Тетушка обрадовалась моему визиту, но несколько удивилась, поскольку обычно затаскивать меня к ней в гости приходилось чуть ли не на аркане. Кузена нигде не было видно, должно быть, он все еще витал в своих поэтических облаках. Мы с тетушкой мирно пили чай и беседовали о том и о сём, как вдруг на лестнице послышался топот, и в гостиную ворвался взъерошенный Сирил с горящим взором, испачканными в чернилах пальцами и исписанным листком в руке.

– Мама! – воскликнул он. – Виктор, и ты тут! Тем лучше… Мама, меня посетила муза! Эра… нет, Эвтерпа!

– О нет… – страдальчески вздохнула тетушка.

– О да! – торжествующе воскликнул кузен и возвел очи горе, картинно приложив тыльную сторону кисти ко лбу. На лбу осталось чернильное пятно. – Слушайте же!.. – И он, закинув конец неизменного белого шарфа на плечо, принялся декламировать, подвывая в особенно трагических, по его мнению, местах: – Ты снилась мне все ночи напролет, я думал, это сон, проснусь – печаль уйдет! Вот штору отодвинул солнца луч, а я брожу, как месяц среди туч! Лишь ты одна нужна мне, как вода, с тобой одной мне не страшна беда, от голода, тюрьмы и от сумы спасешь ты… гхм… тут я еще не подобрал рифму… Вот, дальше! Твой стройный стан и ножки легкий след…

– Заставили нести весь этот бред, – закончил я, стараясь не засмеяться. Похоже, вдохновение у кузена полыхало так, что куда там всей продукции подпольного спичечного заводика вместе взятой! Однако с более нелепым проявлением «кано» встречаться мне еще не доводилось. – Сирил, по-моему, тебя все-таки посетила Эрато.

– Да ну тебя! – оскорбился кузен. – Слушайте дальше! Твой стройный стан…

– Довольно! – воскликнула тетушка Мейбл. – Не то у меня сейчас снова начнется мигрень! О, я чувствую, она уже начинается… Вик, дорогой…

– Пойдем-ка… – Я взял Сирила за плечо и вывел во двор. – Послушай, ты долго еще будешь изводить тетушку?

– Это поэзия! – сказал он гордо. – Вам, обывателям, не понять!

– Сирил, хватит валять дурака. То, что ты сейчас читал – не поэзия. Это кошмар какой-то!

– А то я не знаю, – неожиданно фыркнул он.

– Знаешь и продолжаешь сочинять эти чудовищные стихи?

– Они вообще не мои, – спокойно сказал кузен. – Ты разве не знаешь, что я кроме как «кровь-любовь» ничего зарифмовать не могу?

– Так, постой, – не понял я. – Если не твои, то чьи же?

– Да одного чудика из общества уличных поэтов, – пояснил он. – Ну, ты их видел… Он их десятками строчит ежедневно, от него не убудет. Я ж их не публикую, только маме регулярно декламирую. У нее от этого случается мигрень, и – оп-ля! – я весь день совершенно свободен!

– Сирил, ты негодяй, – сказал я совершенно серьезно. Вот, значит, зачем кузену понадобился тот блокнот! – Прекрати изводить тетушку, прошу по-хорошему. Пока – по-хорошему.

– Но что мне делать, Виктор?! – вопросил он. – Она ведь хочет, чтобы я чем-то занимался… Вот я и занялся! А если я брошу писать стихи, мама ведь снова на меня насядет!

– Гм… – задумался я. – Знаешь, Сирил. Поэзию тебе действительно лучше оставить.

– Но…

– Брось сочинять стихи. Начни писать роман, – посоветовал я. – Лучше в двух томах. Эпопею. Историческую. С батальными полотнами и… хм… драматическими сценами. Можно даже с любовными треугольниками. Будешь ездить в городскую библиотеку и засиживаться там над историческими трудами…

Глаза кузена загорелись пониманием.

– А дома можешь просить, чтобы тебе не мешали, не шумели, не то у тебя улетучивается вдохновение, – добавил я. – Броди по комнате, громко вздыхай, рви и комкай бумагу, переводи почем зря чернила…

– Это я сумею! – с энтузиазмом произнес Сирил.

– А можешь просто лечь поспать, – добавил я. – Или пойти погулять в саду. Для вдохновения, говорят, полезно. И мысли в голову разные приходят.

– Да-да, я понял! – закивал он.

– Еще можешь отрастить бороду и начать курить трубку, – сказал я, от души забавляясь.

– Нет уж, борода у меня клочьями растет, позор один, – проворчал кузен. – А трубки мама не переживет!

– А ты не кури, просто пусть будет трубка. Для солидности.

– Ну ладно… Виктор, ты всегда меня выручаешь!

– Отрадно слышать, что ты это осознаешь, – усмехнулся я. – Пойдем обратно.

Когда мы вошли в гостиную, тетушка Мейбл уставилась на нас с подозрением.

– Сирил больше не будет писать стихи, – заверил я ее.

– Не буду, – подтвердил кузен и в доказательство снял белый шарф и бросил его на пол. – Виктор совершенно прав. Я абсолютно бездарный поэт!

– Дорогой, но… – начала тетушка, чуть было все не испортив.

– Поэзию я оставлю, – вовремя сориентировался Сирил. – Я займусь прозой!

Тетушка сглотнула.

– Я напишу великий роман! – импровизировал кузен. – Он станет памятником британской, нет, мировой литературы! И пусть я потрачу на него годы и годы, пусть не узнаю славы при жизни, но… я это сделаю! Прямо сейчас и начну, – добавил он, улетучиваясь, и крикнул уже с лестницы: – У меня появилась гениальная идея!

– О боже… – простонала тетушка Мейбл, поднося пальцы к вискам.

– Ну, не думаю, что Сирил станет зачитывать вам отрывки из своего романа, – усмехнулся я. – И вообще, скажите спасибо, что он не решил обучиться как следует играть на рояле или брать уроки вокала!

Тетушка вздрогнула. К ее огромному сожалению, с музыкальным слухом у Сирила была беда. Это не мешало кузену недурно танцевать (ритм он чувствовал отменно), но стоило ему сесть за инструмент и открыть рот… Нет, пару пьесок он все-таки разучил и под настроение мог побренчать на разбитом пианино в своем клубе, но вот от пения его на лету дохли не только мухи, но даже и воробьи.

– Да, – сказала тетушка Мейбл, о чем-то напряженно размышляя. – С этим нужно что-то решать. И немедленно!

По выражению ее лица я понял, что решение будет радикальным.

Тогда я еще не знал, что попал в точку…

Глава 7. Гебо[7]

Надобно в дружбе

верным быть другу,

одарять за подарки;

смехом на смех

пристойно ответить

и обманом – на ложь.

«Речи Высокого»

– К вам посетитель, сэр, – возвестил Ларример, когда я вкушал обед. Он снова прислуживал мне сам: Сэма удалось пристроить в достаточно приличный дом, где не обращали особенного внимания на его не самые изысканные манеры. – Говорят, очень срочно.

– Пригласи, – лениво сказал я, повернул голову и настроение мое, только что совершенно изумительное, резко ухудшилось. На пороге стоял Сирил.

На моей памяти кузен никогда не появлялся с хорошими вестями. Наверно, родись он в древности, его либо принесли бы в жертву, либо назначили жрецом какого-нибудь бога, ответственного за неприятности. Вот и сейчас…

– Виктор, мне очень нужна твоя помощь! – воскликнул он, ломая руки. Выходило у него скверно. Вернее, на тетушку Мейбл, может, это представление и действовало, но только не на меня.

– Да неужели! – фыркнул я. – Сколько?

– Нет, ты не понял! Я не про деньги!

Вот тут я насторожился. Чтобы Сирил, да явился не за деньгами? Быть того не может!

– Сядь, – велел я. Я уже заметил, кузен хорошо слушался простых понятных команд. – Ларример, подайте ему прибор. Ты же не обедал? Вот попробуешь…

– Да не могу я есть! – Сирил упал на стул и схватился за голову. – Виктор, это ужасно! Это катастрофа!

– Ты проигрался в пух и прах? Или снова прикупил акций? – спросил я и потянулся за добавкой.

– Прекрати издеваться! – вспылил кузен. – Все намного хуже!

– Куда уж хуже…

– Мама выходит замуж!

Я уронил вилку. Позади послышался грохот и звон – это Ларример выронил поднос с прибором для Сирила…

– Как?.. – каркнул я, промочив горло.

– Вот так, – горько сказал кузен. – Взяла и осчастливила. Выхожу, говорит, замуж, я еще молодая…

Я задумался. Ну, вообще-то, тетушке Мейбл еще и пятидесяти не сравнялось, она ведь намного моложе моего отца. Выглядит она прекрасно, седины в ее волосах я не замечал (ну, я наслышан о разного рода средствах, но все же), осанка превосходная, цвету лица позавидует иная тридцатилетняя… Почему бы и нет?

– Виктор, я тебя умоляю! – вцепился в мою руку Сирил. – Съезди к ней, поговори! Ну что она, в самом деле? Какое замуж?.. То ей внуков подавай, то сама под венец собралась…

– А за кого хоть? – спросил я.

– Не знаю! – взвыл кузен. – Не говорит! Только все сидит с подружками, выбирает ткани и всякое такое… Виктор, ну я на колени встану!

– Не надо, – сказал я и поднялся из-за стола. – Ларример, передайте Мэри, сегодня она превзошла самое себя. Поехали, Сирил. Ты впереди, только не газуй слишком сильно, не то заляпаешь мне машину грязью…

До поместья мы добрались в кратчайшие сроки. (Жаль, инспектор Таусенд не видел, как водит Сирил, иначе позволил бы мне ездить в любую погоду, даже и глухой ночью!)

Тетушка Мейбл просто-таки цвела. На ней было новое платье цвета аквамарина, удачно оттенявшее ее светло-голубые глаза и подчеркивающее прекрасно сохранившуюся фигуру. Хм, да она ведь и впрямь недурна! Будь я постарше лет на двадцать, да не кровным ее родственником, так приударил бы за ней!

– Мама… – трагически прошептал Сирил.

– А, дорогой, – беззаботно сказала она, – сюрприза не вышло! Вик, милый, я хотела сохранить все в секрете, но мой бестолковый сын все испортил, как я вижу.

– Тетушка, – сказал я, – это было… неожиданно. Но вы сногсшибательно выглядите!

– Действительно? Ах ты льстец… Ну, идем в дом… А ты загони машины в гараж, – это адресовалось Сирилу. – Дождь собирается!

– Тетушка, это правда? – начал я, расположившись в уютной гостиной. Снаружи и впрямь ливануло, и я видел, как Сирил, съежившись, перебегает от своей машины к моей, поднимая крыши. – Насчет вашего замужества?

– Ты против, мой милый? – приподняла она бровь.

– Никоим образом, – заверил я, – но я теряюсь в догадках – кто ваш избранник?

– Полковник Стивенсон, – сказала тетушка, и я потерял дар речи.

– Но… но…

– А что такого? Прекрасный мужчина, и я поставила ему три условия, только при выполнении которых я выйду за него замуж, – произнесла она. – Первое – он прекратит жевать табак. Уже прекратил, кстати. Второе – он обратится к доктору по поводу своего ревматизма. Нынче это успешно лечат!

– А третье? – заинтересовался я. Нет, я не сомневался в тетушке Мейбл, но вот так похитить одного из холостых мужчин, которых в Блумтауне по пальцам перечесть, из-под носа у юных девиц! В ее возрасте!..

– Сирилу нужна твердая мужская рука, – поджав губы, сказала тетушка. – Жаль, я поняла это слишком поздно, да Сайрес и не смог бы воспитать сына в строгости… Но, полагаю, полковник Стивенсон справится, хотя Сирил уже вышел из детского возраста.

– Он же однорукий, – вздохнул я. – В смысле, полковник…

– На моего сына достанет и одной руки, – отрезала она. – Если, конечно, она действительно мужская!

И я понял, что для кузена наступают поистине тяжелые времена…

– Ты ведь согласишься быть шафером, дорогой? – раздался вопрос.

– О, разумеется, – машинально ответил я. – Но только если вы не наденете ту вашу чудовищную шляпку.

– Я обновила гардероб, – очаровательно улыбнулась тетушка. – Не переживай!

– Это прекрасно, – серьезно сказал я. Горничная подала замечательный душистый чай с маленькими печеньицами и апельсиновыми цукатами. – Так на которое число назначено торжество? Или это тоже сюрприз?

– Ну что ты, дорогой! Людям ведь нужно подготовиться! Приглашения уже давно разосланы, а тебя я намеревалась пригласить лично… в самый последний момент.

– Чтобы я не вздумал сбежать, – понятливо кивнул я. – Вы коварны, тетушка!

– Я предусмотрительна! – воздела она указательный палец.

К нам присоединился Сирил, слегка промокший, взъерошенный и оттого напоминающий нахохлившегося воробья. Его определенно не радовало происходящее, поэтому он молча пил чай и в разговор не вступал.

– Как полагаешь, я буду лучше смотреться в сиреневом или темно-голубом? – продолжала тетушка.

– В темно-голубом, – решительно сказал я. – Сиреневый вас бледнит, а голубой подходит к глазам. Вдобавок к такому наряду очень подойдет ваш гарнитур с сапфирами.

– И когда это ты выучился разбираться в подобных вещах? – приподняла она бровь.

– Я просто наблюдателен, тетушка, – пояснил я.

– Да-да, вот только ты все наблюдаешь за симпатичными юными леди, но жениться не собираешься!

– О нет, только не снова! – простонал я. – Нет, тетушка, не собираюсь. Я много раз говорил об этом и повторяю снова: ни-ког-да!

Сирил заметно приободрился, услышав мои слова, хотел что-то сказать, но тут снаружи посигналили.

– Кто бы это мог быть? – удивился я.

– О… – тетушка вдруг очаровательно зарделась. – Это полковник Стивенсон. Я совершенно забыла, что пригласила его к чаю!

«Да-да, конечно, я поверил, – скептически подумал я. – Ну что ж, рано или поздно все равно придется поближе познакомиться с новым родственником…»

Полковника я, разумеется, знал, но близко общаться нам не доводилось, не находилось у нас как-то общих тем для беседы. Несмотря на возраст (а полковник был старше тетушки Мейбл лет на десять), выглядел Стивенсон вполне браво. Ростом полковник был немногим ниже меня, только куда более кряжист, выправка его сделала бы честь любому маршалу, новый, с иголочки, костюм сидел, как влитой, а лихо закрученные усы уже совсем утратили табачную желтизну и теперь сияли благородной белизной.

Он поприветствовал тетушку, тряхнул мою руку, так же обошелся с Сирилом (тот невольно поморщился, хватка у Стивенсона была весьма и весьма крепкой), и без малейшего стеснения расположился за столом. Судя по всему, ему уже неоднократно доводилось сиживать здесь.

– Ну что, мистер Кин, – взял он быка за рога, едва отпив чаю. – Вижу, сюрприз Мейбл не удался, и я догадываюсь, кто в этом виноват!

– О, Сирил сделал это из самых лучших побуждений, – постарался я защитить кузена.

– Благими намерениями вымощена дорога в ад, – поучительно произнес полковник. – Ну да ладно, так даже лучше. Надеюсь, вы не возражаете против наших планов?

– Тетушка – взрослая женщина и вполне может сама принимать подобные решения, – дипломатично ответил я.

– Я к тому, что, быть может, вам не по нраву придется такой дядюшка! – усмехнулся он.

– Да отчего же, скажите на милость? – удивился я. Полковник был достаточно симпатичен мне, а уж если тетушка остановила свой выбор именно на нем, то… В таких вещах она не ошибалась. С другой стороны, был ведь еще отец Сирила… Впрочем, это можно списать на ошибки юности. – Я только рад буду знать, что тетушка устроила свое счастье!

– Вот и я считаю, что негоже молодой даме тосковать в одиночестве, – кивнул Стивенсон. Сирил вскинулся было, чтобы возразить насчет «одиночества» и молодости своей матушки, но не рискнул открыть рот. – Так вот, мистер Кин, очень хорошо, что вы здесь. Я хотел потолковать с вами кое о чем, и лучше бы до свадьбы…

– О чем же? – насторожился я. Тетушка Мейбл невозмутимо намазывала тост маслом.

– Ну, как вы знаете, должно быть, в Блумтауне у меня свой дом. Не такой особнячище, как ваш, конечно, но все ж таки неплохое местечко, не стыдно жену привести. Однако же Мейбл привыкла к этому поместью, да и то: на природе всяко лучше, вон, глядите, цвет лица какой, у городских дам такого не увидишь!

– Майкл, – негромко произнесла тетушка. – Вы меня смущаете.

– Чего тут смущаться? – поразился полковник. – Гхм… Что-то я отклонился от темы…

– Да нет, я вполне вас понял, – кивнул я. – Тетушке наверняка жаль будет расставаться с этим домом и садом и наведываться сюда лишь изредка. И вдобавок, – я покосился на кузена, – есть еще Сирил.

– Именно! – хлопнул по столу Стивенсон. – Без пригляда этого юношу оставлять решительно нельзя! Но…

– Но в свой дом вы его точно не возьмете, – усмехнулся я, уже зная, к чему он клонит. – А снимать квартиру – это лишние расходы, и не такие уж скромные.

Сирил издал непонятный звук. Видимо, он очень рассчитывал на последний вариант.

– Да, мистер Кин! – сказал полковник. – Именно поэтому я и хотел побеседовать с вами… Ведь владелец поместья – вы, и вам решать, позволите ли вы нам с Мейбл остаться здесь! Мой дом можно сдавать внаем, это может принести недурной доход, я уж узнавал…

«То есть даже не сомневался, что я соглашусь», – резюмировал я.

– Вдобавок Сирил будет под присмотром, – добавил Стивенсон. – Уж это я обеспечу! А еще, мистер Кин… Поглядел я тут на дом – давненько им всерьез не занимались! Крышу кое-где менять пора, да и вообще – где покрасить, где что заменить… Садом тоже неплохо бы заняться.

– Я занимаюсь садом, Майкл, – по-прежнему невозмутимо вставила тетушка.

– То-то я вчера застал садовника, когда он дрых под кустом! В стельку пьяный, между прочим! – возмутился он, но тут же остыл. – Впрочем, где там женщине справиться с этой братией, тут нужна мужская рука…

Тут он ухмыльнулся и покосился на свою единственную руку.

– Можете не продолжать, – усмехнулся я в ответ. – Полковник, я ничего не имею против того, чтобы вы с тетушкой остались здесь. Вы правы: в одиночку ей решительно не уследить за всем, и очень жаль, что дом приходит в упадок, а сад – в запустение. И насчет кузена вы тоже совершенно правы…

Сирил застонал от такого моего вероломства

– Ну, – смущенно произнес Стивенсон, – я просто думал, как вы еще отнесетесь к этому… Одно дело – родная тетушка, а другое – посторонний человек…

– Если не ошибаюсь, мы скоро породнимся, – любезно сказал я, но полковник не собирался отставать:

– Послушайте, мистер Кин… Раз уж заговорили об этом… Верно ли, что прежде гараж был конюшней?

– Да, – удивленно сказал я. – После смерти дяди Сайреса его лошадей распродали… часть, по-моему, купил сам лорд Блумберри, да, тетушка? Ну вот, а конюшня так и стояла пустой, пока не подрос Сирил и не обзавелся автомобилем. Собственно, ее особенно и не перестраивали, для одной машины там места достаточно.

– Ага… – загадочно произнес Стивенсон и разгладил усы. – А я, видите ли, бывший кавалерист… Впрочем, кавалеристы бывшими не бывают! Как вы посмотрите, если я выгоню дурацкую тарахтелку наружу и поставлю в конюшню славную лошадку?

– Видимо, это моя судьба – выходить замуж за лошадников, – сказала тетушка.

– Бросьте, Мейбл! – нахмурился он. – Я ведь не собираюсь покупать скаковых лошадей или там играть на бегах. Так, для себя… А то брать коня напрокат – никакого удовольствия! Да и вы наверняка не против будете проехаться верхом…

– О, нет-нет! – вскричала она.

– Тетушка боится лошадей с тех пор, как в детстве упала с пони, – пояснил я, скрывая улыбку. – Мне рассказывал об этом отец. Говорил, все страшно перепугались – она даже потеряла сознание…

– Ну, там будет видно, – пошел полковник на попятный.

– А как же машины? – подал голос Сирил. – На улице ржаветь ведь будут… А у вас тоже есть авто!

– Не беда! – сказал Стивенсон. – Сделаем так: эту конюшню перестроим, для одной-двух лошадей она велика, а тогда превосходно хватит места для гаража.

– Сперва речь шла об одной лошади, Майкл, – заметила тетушка.

– А вдруг вы все-таки тоже решите ездить верхом? – приподнял брови полковник, а я прикусил губу, чтобы не рассмеяться. Кажется, вскоре тут многое изменится…

– Вряд ли, – хмыкнула тетушка, допивая чай.

– Словом, благодарю вас, мистер Кин! – радостно сказал Стивенсон. – Всю жизнь мечтал жить на природе! А насчет расходов даже не беспокойтесь: имеется у меня капиталец, хе-хе…

Сирил навострил уши, но тут же сник. Видимо, подумал, что полковник запросто его переживет.

– Хм, кто это еще к нам пожаловал? – нахмурилась тетушка Мейбл, взглянув в окно. Я проследил за ее взглядом: за струями дождя сложно было разобрать детали, но в том, что у дома остановился большой черный автомобиль, сомневаться не приходилось. Вот распахнулась дверца со стороны водителя, появился громадный зонт. Неизвестный ловко перепрыгнул лужу и через секунду мы услыхали стук в дверь.

– Вы кого-то ожидали, Мейбл? – поинтересовался полковник.

Та покачала головой.

– Мэм, к вам посетитель, – доложила горничная.

– Кто это, Джесси?

– Он не изволил назваться, сказал, что намерен сделать вам сюрприз…

– Ну что ж, пусть войдет, – хмыкнула тетушка. – Что-то сегодня сплошной день сюрпризов!

– Неудавшихся… – пробормотал Сирил, и в этот момент на пороге появился гость.

При виде его она переменилась в лице, а я изрядно опешил. Полковник, по-моему, тоже, один кузен продолжал крошить печенье на скатерть, пребывая в глубокой печали.

– Добрый день! – жизнерадостно произнес незнакомец, а тетушка начала медленно вставать из-за стола. Мы с полковником поднялись следом.

– О боже! – сказала она.

– Нет, это всего лишь я, – усмехнулся пришелец, и они с тетушкой обнялись. Правда, присутствовала в этом объятии некоторая неловкость, но в чем именно она состоит, я уловить не успел. – Рад видеть тебя, Мейбл! Прекрасно выглядишь!

– Ты тоже… неплохо… – проговорила тетушка и обессиленно опустилась на стул.

Я же во все глаза рассматривал незваного гостя. Единственное, что я мог сразу сказать о нем – это кто-то из наших родственников, отпрыска семейства Кин сложно с кем-то перепутать: высокий рост, внушительное сложение, характерные лошадиные черты лица, каштановые волосы… у этого господина, правда, имелись заметные залысины на лбу, но седины я не заметил. Светло-голубые глаза казались особенно яркими на смуглом лице. И это был не средиземноморский загар, не курортный. Так можно загореть, только если годами находиться под палящим солнцем и секущим ветром… Характерные морщинки в углах глаз говорили о том, что этому человеку много приходится всматриваться вдаль, но на моряка он не походил ни капли. Плюс было что-то неуловимо странное в его костюме: вроде бы и пошит по последней моде, но то ли ткань непривычного вида, то ли какие-то особенности покроя отличали его от привычных взгляду вещей… И шляпа, которую он почему-то не отдал горничной и теперь держал в руке. Это была совершенно изумительная шляпа, но я отродясь таких не видывал.

– Рад видеть, – сказал он. – Ну, раз уж Мейбл не хочет меня представить, отрекомендуюсь сам. Эдвард Кин, к вашим услугам, господа.

– Виктор Кин, – первым опомнился я. Да, рукопожатие у него оказалось еще покрепче, чем у полковника. Хм, что-то я сегодня обрастаю родственниками чуть ли не в геометрической прогрессии!

– Мой племянник, – пояснила тетушка.

– Полковник Стивенсон, – произнес тот.

– Это мой жених… – слабым голосом произнесла тетушка.

– Я так и подумал, – кивнул Эдвард. – А этот молодой человек, очевидно, Сирил?

– Э-э… да, – тот все-таки встал и протянул руку. – Сирил Кертис.

– Мой сын…

– Я догадался, – усмехнулся гость. – А я…

– Мой троюродный кузен… – выдохнула тетушка. – Боже мой, Эдвард, откуда ты взялся?

– Приехал на твое бракосочетание, разумеется, – ответил он, присаживаясь за стол. – Раз уж предыдущее был вынужден пропустить по не зависящим от меня причинам!

– Хм… Ну… Да, помню, ты был в отъезде! – откровенно заметалась она.

– Увы, – сказал Эдвард. – Отлучка моя продлилась дольше, чем я ожидал. Ну да не страшно…

– Но откуда ты узнал? Примчаться из такой дали…

– Мейбл! Ну догадайся сама! – широко улыбнулся он.

– Ах да, конечно… – произнесла она, и я понял, что этих двоих связывает какой-то секрет.

– А из какой именно дали, если не секрет? – между делом осведомился я. – Вы путешествовали? Признаться, я никак не могу определить, где бы вы могли так загореть…

– А, вам довелось постранствовать? – сказал он более утвердительно, чем вопросительно. – Я не путешествовал. Просто давным-давно уехал в Австралию, а с тех пор ни разу не бывал на родине.

Тетушка Мейбл закашлялась, а я вдруг вспомнил ту старую фотографию. Значит, Австралию она все-таки назвала неспроста… Но что-то тут определенно крылось!

– Мейбл, – сказал Эдвард, – надеюсь, ты не возражаешь, если я останусь у тебя? Нет, я могу поехать в город… Правда, Блумтаун так изменился, что я едва нашел дорогу, и где тут теперь эти гостиницы…

– Можете остановиться у меня, – встрял я, – тетушка наверняка сейчас занята предсвадебными хлопотами и будет стеснять вас суетой.

– Нет-нет! – вскричала она. – Что ты такое говоришь, Вик! Я не видела Эдварда бог знает сколько лет! Разумеется, он останется здесь…

Увы, дальше разговор не клеился. Вернее, тетушка с Эдвардом заговорили о чем-то постороннем, и я понял, что ничего интересного сегодня не услышу. Ну да ладно, у меня еще будет время пообщаться с троюродным дядей (кажется, я правильно установил степень родства?), решил я и откланялся.

За оставшиеся до свадьбы три дня я дважды пытался увидеться с таинственным родственником. Признаюсь, эта история подогрела мой интерес. Однако он всякий раз оказывался занят настолько, что не мог уделить мне даже четверти часа, по крайней мере, так мне сообщил тетушкин дворецкий. Я подозревал неладное, однако что можно было поделать? Не лезть же в гостевые спальни по водосточной трубе! Вот теперь я пожалел, что тетушка Мейбл до сих пор не удосужилась обзавестись телефоном…

Наконец заветный день настал. Накануне тетушка прислала записку с просьбой приехать сразу в церковь, а не в имение, как ранее планировалось. Разумеется, спорить было бессмысленно.

– Как я выгляжу, Ларример? – поинтересовался я, поправляя перед зеркалом воротничок.

– Как джентльмен, сэр! – довольно ответствовал он и отступил на шаг, любуясь результатом своих усилий. Обычно я вполне обходился без камердинера (за время путешествий я наловчился справляться без слуг вообще), однако в особо торжественных случаях дворецкий непременно помогал мне облачаться. – Не забудьте букет, сэр! И передайте… миссис Кертис мои наилучшие пожелания, сэр!

– Непременно! – пообещал я, вооружился букетом розовых роз (признаюсь, я подумывал подарить тетушке премилый букет из цветущих Turbinicarpus rioverdensis, но Ларример меня отговорил) и отбыл…

Вокруг церкви уже собралась толпа. Первый июньский день порадовал нас замечательной погодой: легкий теплый ветерок, небо без единого облачка… Такая редкость в наших краях! Тетушке определенно повезло!

Помня о своей ответственной роли, в церковь я заходить не стал, облокотился на свое авто и, приняв слегка скучающий вид, принялся дожидаться тетушку…

Я приветствовал прибывающих гостей: мистера Клариджеса (он явился на такси), инспектора Таусенда с супругой… Да что там, даже лорд Блумберри с супругой почтили свадьбу своим присутствием! Последние прикатили в открытом ландо, запряженном парой великолепных гнедых: лорд оставался верен своим пристрастиям. А вот появился и дядя Эдвард на наемном автомобиле. Жаль, общаться со мной он не пожелал, отошел чуть в сторону, с интересом разглядывая публику. Навязываться я не стал, успеется еще поговорить.

Честно говоря, в глубине души я радовался, что на свадьбу не смогли приехать мои матушка и сестра. Последняя только-только порадовала матушку очередным внуком, и сдвинуться с места обе дамы не могли по объективным причинам. И слава богу, не то дом мой превратился бы в настоящий ад: Луиза ведь привезла бы с собой всех детей, а своих шумных непоседливых племянников я предпочитаю любить на расстоянии, и чем это расстояние больше, тем лучше… Кроме того, матушка имеет привычку в своей неповторимой манере, мягко, но крайне настойчиво склонять меня к женитьбе. Я стою насмерть, но, признаюсь, эти душещипательные беседы так утомляют! И потом, она не любит моих питомцев… Вдруг она сделает им что-нибудь дурное?

Прибыла чета Флипов с дочерью. Взглянув на меня, Памела поспешила отвернуться, но тут же наткнулась взглядом на дядю Эдварда и, судя по всему, изрядно удивилась. Он же, заметив интерес девицы, галантно приподнял шляпу и улыбнулся – Памелу как ветром сдуло. Наверно, она решила, что мужчины клана Кин ее преследуют.

Когда назначенный для венчания час минул, я, признаюсь, несколько встревожился – тетушка Мейбл всегда отличалась пунктуальностью. Когда же время перевалило за полдень, я заволновался всерьез. Собравшийся люд уже вовсю шушукался, а мне с каждой минутой все сильнее хотелось прыгнуть в свое авто и рвануть в поместье… Представить страшно, как извелся бедный полковник, поджидая тетушку у алтаря!

Я уже собрался ехать (дорога одна, так что разминуться с тетушкой решительно невозможно), когда вдали показалась алая машина, несущаяся на всех парах. Нет, на спортивное авто Сирила она нисколько не походила. Я так и замер, уставившись на приближающийся с немыслимой скоростью экипаж с откинутым верхом. Тетушка, придерживая шляпку, восседала рядом с какой-то незнакомой дамой, крутящей баранку с уверенностью опытного гонщика, а на заднем сиденье, зажмурившись, трясся мой кузен. Кажется, даже ему такая лихая езда пришлась не по вкусу!

Автомобиль финишировал у ворот при всеобщем оцепенении. Впрочем, я достаточно быстро пришел в себя, чтобы помочь тетушке Мейбл выбраться наружу. Кажется, Сирил тоже нуждался в посторонней помощи, но я оставил его на милость незнакомой амазонки, столь лихо управляющейся с железным конем.

– Тетушка, вы очаровательны! – искренне сказал я, оглядев ее с ног до головы.

Она и впрямь прекрасно выглядела: новая шляпка (и премилая, надо сказать, хотя я не слишком разбираюсь в дамской моде), темно-голубое платье, деликатно обрисовывающее фигуру, и самое главное – сияющие глаза и играющая на устах улыбка.

– Я знаю, дорогой! – с некоторым самодовольством согласилась тетушка. – Но спасибо!

– Но что случилось? Почему вы так задержались? Право, я уже собирался ехать за вами!

– Прямо перед выездом у Сирила что-то поломалось в машине, – поджала она губы. Кузен набычился, а я усмехнулся: видимо, он из последних сил пытался помешать этому браку. – Я всегда ему говорила, чтобы не пытался сам чинить что-либо, на это есть механики! Представляешь, я уже собралась идти пешком, а он еще пытался меня отговорить…

Зная тетушку, я мог с уверенностью сказать, что попытка эта с треском провалилась.

– К счастью, стоило мне выйти на дорогу, как появилась эта молодая дама, – продолжала тетушка. – Она была так любезна, что согласилась подвезти нас… Истинный подарок судьбы! А теперь поспешим, пока мой дорогой полковник не решил, будто я сбежала из-под венца…

– Прошу! – подав ей руку, я повел тетушку по дорожке.

Толпа молча расступалась перед нами, как Красное море перед пророком Моисеем…

Увидев убранную цветами церковь, я пожалел, что послушал Ларримера – в приторно-благоуханном великолепии белых лилий и роз без шипов недоставало… хм, перчинки или, скажем, колючки.

На лице полковника, застывшего у алтаря немым олицетворением терпения, при виде тети Мейбл отразилось такое облегчение и такое неземное счастье, что я уверился – брак тетушки непременно будет удачным. Впрочем, процедура венчания от этого не утратила ни грана пафоса и нелепости. Разве что на лицо полковника стоило полюбоваться, когда пастор поинтересовался, не знают ли присутствующие причин для того, чтобы этот брак не состоялся. Я покосился на внушительный кулак полковника. Надо думать, если бы кто-то посмел хотя бы заикнуться о таковых причинах, он вряд ли бы прожил дольше минуты – жених задушил бы его собственной рукой! Да-да, единственной! Уверен, Стивенсону это бы ничуть не помешало…

В первом ряду стояли члены семьи и ближайшие друзья: загадочный дядя Эдвард, Сирил (за спиной которого я с некоторым удивлением обнаружил давешнюю амазонку), мистер Клариджес.

Хм, пожалуй, никто из них не казался действительно довольным. Эдвард усмехался, но как-то так, будто с трудом удерживал уголки губ поднятыми, мистер Клариджес вовсе мрачно смотрел в пол, а Сирил, затянутый в праздничный костюм, выглядел совершенно убитым. Когда его матушка подошла к алтарю, он, по-моему, едва не расплакался. Дамы сочувственно отнеслись к такому проявлению сыновней любви, но я-то знал: Сирил горюет об утраченной свободе! При полковнике поди забалуй…

Как уже говорилось выше, полковник Стивенсон был вполне обеспеченным джентльменом, а вредных привычек (за исключением жевания табака, от каковой тетушка уже его избавила) за ним не водилось. Кроме того, он слыл еще и крайне прижимистым человеком, и я уверен, ему захочется узнать, на что именно пасынок спускает такие суммы! Мне стало даже немного жаль кузена.

У алтаря возникла некоторая заминка. Дело в том, что у полковника отсутствовала левая рука, именно та, на которую полагалось надевать венчальное кольцо. По-моему, даже священник растерялся, но Стивенсон с армейской прямотой заявил: «Не было бы рук вовсе, на шею бы повесил!» – и протянул тетушке правую руку. Нарушение традиций, но что поделать?

Когда церемония наконец закончилась, я вздохнул с облегчением. Церковь была забита битком, и из-за такого скопления народа и оглушительных цветочных ароматов было попросту нечем дышать. Новоиспеченная миссис Стивенсон под руку со счастливым супругом направилась к выходу, а я охотно отстал. Не выношу подобные шумные сборища, но ради тетушки пришлось терпеть.

Зато когда вся эта радостная толпа повалила из церкви наружу и на мистера и миссис Стивенсон набросились с поздравлениями, я не выдержал. Люди свистели, кричали, нестройно играли на каких-то музыкальных инструментах… От этой какофонии звенело в ушах и я, стремясь хоть недолго передохнуть, отправился искать укромный уголок. Удалось мне это с некоторым трудом – тетушкина свадьба вызвала ажиотаж среди местных жителей, так что даже среди надгробий было не протолкнуться. По счастью, северная сторона кладбища, где по традиции хоронили самоубийц и прочих сомнительных личностей, была свободна. Укрывшись в тени церкви, я наконец-то смог перевести дух. Приятно пахло свежей травой, прохладный ветерок дул прямо в лицо… Я оперся на ближайшую могильную плиту и прикрыл глаза, наслаждаясь относительным покоем.

– Празднуете, значит? – раздалось над самым моим ухом, и я едва не подскочил. Ручаюсь, что не слышал шагов!

– Да, – открывая глаза, машинально согласился я и обернулся. – Тетушка замуж…

И замолчал, разглядев своего неожиданного собеседника. Толстячок в цилиндре, одетый по моде двадцатилетней давности, сидел прямо на соседней плите… которая просвечивала сквозь него!

– Кхм… – прочистил горло я, пытаясь собраться с мыслями. Говорят, отъявленным пьяницам мерещатся черти и прочие потусторонние персонажи, да и злоупотребление моим любимым напитком может привести к любопытным видениям… Но я ведь не пил ничего, кроме чая и кофе, как минимум неделю!

– Что, страшно? – с каким-то мрачным удовольствием поинтересовался призрак, приосаниваясь.

– Не слишком, – признался я, рассматривая его.

Не такой уж я бесстрашный, однако повидал достаточно, чтобы не испугаться. К тому же при свете дня призрачный господин смотрелся слишком… безобидно, чтобы всерьез меня испугать.

Я отодвинулся от плиты (быть может, это его могила, тогда ему вряд ли понравится, что с ней обращаются столь бесцеремонно).

Призрак обиженно насупился и вновь завел:

– Празднуете, значит? Юная Мейбл – это твоя, значит, тетушка?

– Именно, – согласился я (хотя назвать тетушку юной язык не поворачивался) и наконец вспомнил о правилах хорошего тона. – Позвольте представиться: Виктор Кин.

– Виктор? – переспросил призрак, приближаясь. Нахмурился, будто припоминая, потом ухмыльнулся. – А, сын Артура!

– Да, – согласно наклонил я голову.

Призрака это сообщение почему-то обрадовало: он мерзко захихикал и потер руки:

– Как же, как же, сыночек убийцы, значит?

– Сэр, – нахмурился я, оправившись от удивления. – Я не понимаю, о чем вы говорите!

– А ты поспрашивай, поспрашивай! – все так же хихикая, предложил он. – О смерти бедного Джона Эддерли, которого убил твой папаша, чтоб ему вечно гореть в аду!

Признаюсь, я разъярился. Разумеется, он нес полную чушь, но…

– Не смейте трепать имя моего отца! – рявкнул я, хватая негодяя за грудки (ума не приложу, как мне это удалось!). – Вам ясно?

Призрак попытался вырваться, но лишь слабо трепыхнулся в моих руках.

– Ясно! – буркнул он.

Я неохотно разжал пальцы, надеясь, что никто не видел, как я на него набросился. Хм, любопытно, а он, вообще-то, для всех видим или как?

Призрак тем временем отступил на несколько шагов и принялся отряхивать костюм.

– Что вы себе позволяете! – возмутился он неожиданно визгливо. – Никакого уважения к старшим, никакого!

– Извините, – без особого раскаяния произнес я. – Однако вы вели себя крайне невежливо.

– Да ты мне во внуки годишься, наглец! – заявил он (впрочем, с безопасного расстояния). – Никто никогда не смел так обращаться со старым Хоггартом!

– Извините, – повторил я, решив не обращать внимания на злоязыкого призрака. Кажется, поздравления молодоженов закончились. – Мне пора.

– К тетушке спешишь? – призрак расплылся в улыбке и потер ладони, внезапно приходя в превосходное настроение. – Иди, иди! Но тетушку-то расспроси, как и почему умер младший Эддерли!

Тетя с мужем уже садились в автомобиль полковника (за рулем, ясное дело, сидел водитель, так как самому полковнику затруднительно было бы водить авто из-за увечья), дядя Эдвард как раз усаживался в свою машину, а Сирил и мистер Клариджес поджидали у моей. Я, более не обращая внимания на призрака, быстрым шагом отправился к ним…

Отмечали событие мы в тесном семейном кругу, к каковому был причислен и мистер Клариджес, как старинный друг отца и давний знакомый тетушки. Прошло все чинно и благородно, хотя бы потому, что от Сирила вовремя отодвинули коньяк, чтобы не переусердствовал в утолении печалей. А вот дядя Эдвард, должен отметить, со спиртным явно был накоротке. В смысле, пил наравне с полковником, совершенно не пьянея, а держаться вровень со старым кавалеристом… Это о многом говорит. Знать бы еще, о чем именно!

Ничего интересного за столом не прозвучало. Стивенсон рассказывал какие-то байки из своей бурной молодости и делился планами по обустройству дома, тетушка Мейбл пыталась умерить его пыл, но без особого старания (кажется, ей это даже нравилось), Сирил помалкивал (поскольку о его похождениях поведать в приличном обществе было решительно невозможно), да и я тоже (делиться подробностями своих путешествий я не собирался). А вот дядя Эдвард кое о чем говорил. По большей части – об Австралии и о том, как непросто вести хозяйство в засушливых ее областях. Насколько я понял, у него имелась солидных размеров ферма, где разводили овец, вот только лично он ею управлял или только владел, мне понять так и не удалось, а чтобы спросить, никак не представлялось удачного момента. Больше ничего интересного узнать не удалось, даже о том, каким образом он сделался крупным землевладельцем… Ну, видимо, у этой ветви Кинов имелись немалые средства!

Что любопытно, ни он, ни тетушка Мейбл ни разу не упомянули о своих детских и юношеских годах. А ведь они определенно были близко знакомы и наверняка могли предаться совместным воспоминаниям! Или же они не были дружны? Загадка…

Было уже достаточно поздно, когда я решил, что пора возвращаться в Блумтаун. Мистер Клариджес поехал со мной: назавтра он намеревался отправиться домой, а чтобы успеть на поезд, следовало встать достаточно рано. Кроме того, он явно не желал стеснять молодоженов. Что и говорить, в доме тетушки Мейбл и без него было людно!

– Прекрасная вышла свадьба, – сказал я по дороге, чтобы не молчать.

– О да, – кивнул он. – Я будто в прошлое перенесся…

Тут он как-то странно усмехнулся и замолчал.

– Мистер Клариджес, – сказал я, – а вы, случайно, не припоминаете человека по фамилии Хоггарт?

– Хоггарт? – нахмурился он. – Хм… Да, был такой. А почему вдруг ты о нем заговорил?

– Да просто на ум пришло, – усмехнулся я. – Отошел в сторонку, пока все чествовали молодоженов, увидел имя на надгробии… Оно показалось мне чем-то знакомым!

– Может быть, Артур упоминал его в твоем присутствии, – пожал плечами мистер Клариджес. – Правда, этот тип умер, когда ты был еще совсем маленьким… С другой стороны, я слыхал, что дети, бывает, запоминают то, что слышали, будучи сущими несмышленышами!

– Наверно, так и есть, – согласился я. – Он что, был клиентом отца или вашим?

– Упаси боже от таких клиентов! – искренне отозвался старик. – Худшего сплетника, вдобавок сплетника злого, я в жизни своей не встречал!

– А инспектор Деверелл? – напомнил я.

– Он в подметки Хоггарту не годится, – фыркнул он. – Так, фантазер, к тому же не слишком умный. У Хоггарта был иное амплуа… Обвинить его было решительно не в чем, потому что он пересказывал то, о чем знали все в округе. Только делал это как-то так… – мистер Клариджес покачал головой. – Словом, все моментально вспоминали о том, что дыма без огня не бывает, а какое-нибудь банальнейшее происшествие приобретало масштабы вселенской катастрофы!

– В общем, он раздувал из мухи слона, – подсказал я.

– Вроде того. А еще мог заставить кого угодно усомниться в чем угодно. О, в этом ему равных не было!

– А вы не знаете, отчего это он похоронен на северной стороне кладбища? – спросил я.

– Водились за ним кое-какие грешки помимо его длинного языка, – усмехнулся старик. – И со смертью его не все ясно: то ли убили его, то ли он сам, так и не разобрались до конца… Но в целом – крайне неприятный был человек, уж поверь!

– Охотно верю, – пробормотал я, вспомнив призрака. – А имя Джона Эддерли вам ни о чем не говорит?

Мистер Клариджес дернулся так, что чуть не стукнулся виском о дверцу автомобиля.

– Виктор, откуда ты его взял? – поморщился он страдальчески.

– Сам не знаю, – ответил я, вертя головой в отчаянных попытках смотреть одновременно и на дорогу, и на бывшего начальника. – Где-то услышал. Кажется, тетушка упомянула мельком, оно и зацепилось в памяти… Что, тоже какой-то старый знакомый?

– О, очень старый, – вздохнул мистер Клариджес с непонятным выражением. – Он уже умер. Странно, что Мейбл вдруг… хотя…

– Да-да? – заинтересовался я. – Они были знакомы?

– Он какое-то время ухаживал за ней, – с явным усилием выговорил старик.

– Но она предпочла дядю Сайреса?

– Вот именно! – чему-то обрадовался мистер Клариджес.

– И давно умер этот Эддерли? – не отставал я.

– Да уж порядочно, – после долгого молчания ответил он. – Виктор, зачем тебе это?

– Ну должен же я знать, о ком вздыхала моя тетушка чуть ли не перед алтарем! – ничтоже сумняшеся соврал я.

– Гхм… – произнес мистер Клариджес с крайне странным выражением, помолчал и добавил: – Это как-то… Виктор, мальчик мой, позволь дать тебе один совет. Не стоит заговаривать с Мейбл об этом человеке, если ты не желаешь испортить ей медовый месяц…

– Хм-м… – настала моя очередь молчать. Так, он сказал, что Эддерли ухаживал за тетушкой, но она вышла замуж за дядю Сайреса. Так может, не потому, что предпочла именно его, а, скажем, назло? Кто его знает, этого Эддерли, может быть, он выбрал другую? – Разумеется, я прислушаюсь к вашим словам.

– Вот и прекрасно, – заметно успокоился он. Мы уже подъезжали к моему дому.

А вот спросить, действительно ли ходили слухи о том, что Джона Эддерли убил мой отец, я не рискнул…

Наутро я отвез мистера Клариджеса на вокзал, а сам вернулся домой и погрузился в глубокие раздумья. В этой странной истории не сходились концы с концами… Прежде всего, вообразить отца убийцей я попросту не мог. Он был, конечно, человеком достаточно суровым, но, по-моему, на самом деле и мухи в жизни не обидел! Потом, мистер Клариджес назвал Хоггарта злым сплетником, а не доверять старому другу отца у меня не было никаких причин. Быть может, и случилась давным-давно какая-то ссора, но уж вряд ли дело дошло до таких страстей! Хм… кого бы расспросить? Тетушку Мейбл – нельзя, это точно. Дядю Эдварда? Так он откровенно от меня прячется, не знаю уж, почему. Да и вряд ли он что-то знает: из вчерашней застольной беседы я сделал вывод, что в Австралию он уехал совсем юным, еще до того, как тетушка вышла замуж в первый раз. Мистера Клариджеса? Он определенно что-то знает, но вчера продемонстрировал явное нежелание говорить, а не заставлять же его? Кого-нибудь из знакомых, соседей? Ну, знаете, я еще не сошел с ума! Мне только не хватало, чтобы по городу пошли слухи, мол, этот странный Виктор Кин интересуется, не убивал ли его отец, случайно, некого Джона Эддерли!

Кстати, об этом Эддерли я все-таки навел справки, очень осторожно, разумеется. Да, имелось такое семейство в наших краях. Вернее, остатки когда-то большой и дружной семьи: вдовая сестра Джона (ровесница дяди Эдварда, пожалуй) да ее впавшая в старческий маразм матушка. К ним мне тоже соваться не хотелось. Старушка все равно ничего не вспомнит, а женщины здесь и не было в те времена: она уехала с мужем, а в Блумтаун вернулась, лишь овдовев, чтобы ухаживать за престарелой матерью, благо детей у нее не было.

– Ларример! – позвал я, исчерпав все доступные возможности, кроме последней.

– Да, сэр? – явился он, величественный и невозмутимый, как обычно.

– Ларример, скажите-ка, не помните ли вы некого Джона Эддерли?

Невозмутимость на мгновение оставила дворецкого, впрочем, он тут же взял себя в руки. Я, однако, успел это заметить.

– Не припоминаю, сэр, – ответил он.

– Мистер Клариджес сказал, что он ухаживал за тетушкой Мейбл, – добавил я.

– За миссис Кертис… простите, сэр, миссис Стивенсон ухаживало множество молодых людей, – с достоинством сказал Ларример. – В том числе и сам мистер Клариджес.

Ах вот почему мой бывший начальник был так печален во время венчания! Вспомнил, должно быть, молодость… Да, тетушка в юности была очень хороша собой и, похоже, пользовалась большим успехом! Но я не удивлен, что она выбрала дядю Сайреса: они были почти что ровесниками, а мистер Клариджес – лет на пятнадцать старше. В том возрасте он должен был казаться тетушке Мейбл если не глубоким старцем, так пожилым человеком! Это сейчас разница в десять-пятнадцать лет уже не кажется ей чем-то непреодолимым, а тогда… Вот бедняга!

Так, я отвлекся. Попробую зайти с другой стороны…

– Ларример, а вам не доводилось слышать о том, что этого Эддерли убил мой отец? – спросил я в лоб.

Дворецкий уставился на меня так, будто я внезапно отрастил слоновий хобот и уши.

– Что вы такое говорите, сэр! – с негодованием произнес он. – Что за нелепый вздор!.. Простите, сэр, но…

– Я вижу, вы возмущены, – кивнул я. – Мне тоже неприятно было это услышать.

– От кого вы могли услышать подобное, сэр?!

– Неважно, от одного очень неприятного типа, – ответил я. – Идите, Ларример, мне нужно подумать…

Лучше всего мне думается в оранжерее, туда я и отправился.

Итак, что у меня есть? Отвратительная сплетня, рассказанная человеком… призраком человека, которому априори нельзя доверять. Подтверждение существования человека, упомянутого в этой сплетне, а также факта ухаживаний за тетушкой Мейбл. Подтверждение того, что человек этот давно умер. Все! Ах да, еще кое-какие недомолвки мистера Клариджеса… И что мне это дает? Да ровным счетом ничего!

Но ведь слух родился не на пустом месте, ведь так? Мистер Клариджес сказал, что Хоггарт не фантазировал, а подбирал уже имеющиеся сплетни. Но здесь снова тупик…

Стоп! О самом-то Хоггарте я и позабыл! В смысле, о том, что я его вижу. Более того, могу даже потрогать. Интересно, это следствие… хм… одного происшествия или нет? Но неважно! Можно хотя бы попытаться выяснить, откуда он взял эту нелепицу!

Я решительно направился к выходу из оранжереи, но тут взгляд мой упал на заметно воспрянувшую духом Конно-идею, мой первый полицейский кактус. Я вспомнил о том, что кое-где кактусы считаются растениями-воинами и растениями-защитниками, которые спасают от всякого рода негативных воздействий потустороннего рода. Одним словом, оберегают от злых сил, а Хоггарта назвать добрым духом язык не поворачивался…

– Ты поедешь со мной, – сказал я и удобно пристроил горшочек с Конно-идеей на сгибе руки.

Если Ларример и решил, что я свихнулся окончательно, когда увидел, как я покидаю дом с кактусом наперевес, да еще и на ночь глядя, он ничего не сказал…

К церкви я приехал в сумерках и немного побродил по кладбищу, разыскивая могилу Джона Эддерли, и нашел-таки ее. Судя по датам, он был пятью годами моложе моего отца, а умер в тот год, когда тетушка Мейбл вышла замуж. Говорит ли это о чем-то, я пока не знал.

Так или иначе, нужно было сделать то, зачем я сюда явился, так что я отправился на северную сторону. Сейчас здесь было крайне неуютно, но мне доводилось бывать и в худших местах, нежели это старое кладбище.

– Эй, Хоггарт! – позвал я негромко, искренне надеясь, что на мой призыв не явится какой-нибудь сторож или служитель. – Хоггарт, покажитесь!

– А, явился? – раздался гнусненький смешок, и на одном из надгробий появилась уже знакомая фигура. – Небось, пришел сказать спасибо за то, что я тебе глаза открыл, а, парень?

– О, разумеется, – живо перестроился я, подходя ближе. Интересно, сработает этот трюк снова или нет? А то ведь призрак скроется, и все! – И откуда только вы это узнали!

– Ха, парень, я еще и не такое знаю! – довольно пропел он и принялся вываливать мне гадости о совершенно незнакомых людях (должно быть, он страшно скучал в одиночестве). Я пропускал все это мимо ушей, бочком придвигаясь все ближе и ближе. И вот, когда вдохновенно закативший глаза Хоггарт добрался до любовных похождений лорда Блумберри, я совершил рывок и ловко сцапал мерзавца за шиворот. – Эй-эй-эй, парень, ты что творишь?!

– Просто решил подстраховаться, – сказал я. Хм, а что мешает ему просто взять и растаять в воздухе? Но, очевидно, что-то действительно мешало, потому что призрак не испарился, а просто пытался высвободиться, лягаясь и пытаясь ткнуть меня кулаком. Я этого не ощущал, а держал Хоггарта крепко. – Вот что, любезный… Тетушку я беспокоить не стал, а вот вы мне сейчас подробно расскажете, какие же это слухи ходили о моем отце и этом Эддерли!

– Не буду я ничего рассказывать! – заявил он. – Еще чего! Хам!

– А если так? – я сунул ему под нос Конно-идею. Зачем – сам не знаю, видимо, по наитию.

По-моему, иглы кактуса зловеще сверкнули в слабом свете едва проклюнувшегося на небе месяца, а Хоггарт взвыл и затрепыхался.

– Убери! Убери эту пакость!

– Сами вы пакость, – оскорбился я. – Глядите, какая милая малютка! Такие острые, такие прелестные колючки…

– Убери-и-и! – зашелся визгом Хоггарт.

– А если уберу, будете говорить? – коварно спросил я. Черт побери, неужели то, о чем я вспомнил случайно, не простое суеверие? Если так, мне очень повезло!

– Буду! Только не тычь в меня этой гадостью… то есть милой малюткой!

– Молодец, – похвалил я. – Быстро усваиваете. Так вот, что там с этим слухом? Только без домыслов, давайте, как есть.

– А чего там было-то… – обвиснув в моей руке, Хоггарт вытер нос рукавом. – Толком и не дознались…

– А все же?

– Ну, младший Эддерли ухлестывал за Мейбл. Хотя за ней кто только не ухлестывал, хороша ж была!.. – тут он явно проглотил сомнительный комплимент. – Ну, поговаривали, что дело к свадьбе идет. А тут раз – папаша ее, твой дед, стало быть, дал парню от ворот поворот! Ну, в общем-то, правильно сделал, потому что денег у Эддерли, почитай, и не было, он на приданое Мейбл зарился, это уж как пить дать…

– И что дальше?

– А дальше слухи поползли, – тяжело вздохнул Хоггарт и опасливо покосился на Конно-идею. Я ведь мог резонно заключить, что он же и помогал эти слухи распространять! – Мол, Мейбл с Джоном не только за ручку держались, до большего дошло… Насколько уж большего, неведомо, да только коситься на нее начали. Тут же все на виду!

Я подавил желание пару раз ткнуть в него кактусом.

– В общем, дед твой, как прознал об этом, мигом Мейбл замуж спихнул, дескать, она давно помолвлена была, только тайно, – продолжил призрак. – Ну да никто не поверил… Вообще-то все думали, ее за Клариджеса отдадут, тот по ней сох прямо, да он, как назло, уехал на полгода по делам каким-то. Вот…

– А с Эддерли-то что случилось? – не выдержал я.

– Так это еще до свадьбы! – спохватился Хоггарт. – Убили его.

– А почему решили, что это именно мой отец?

– Н-ну… – заюлил призрак. – Может, и не он, конечно… Да только кто ж еще мог Джона на дуэль вызвать? Ну, за то, что имя сестры порочил и всякое такое…

– Гхм… – произнес я. – А как пришли к выводу, что это именно дуэль?

– Ну так застрелили же его! – поразился моей непонятливости Хоггарт. – Из пистолета. Это я точно знаю, слышал, как тогдашний доктор кому-то об этом говорил, мол, не несчастный случай это, нечего на охотников валить, не ружейная пуля! Да и на кого тут охотиться, на мышей разве что… Вот! Пистолет у Эддерли в руке был зажат, но что это не самоубийство – тоже ясно, какой дурак будет стреляться в правое легкое? Тем более, и второй пистолет потом нашли, точно такой же… Тогда кто-то и сказал, мол, дуэльные это…

– И что было дальше? – поинтересовался я.

– А ничего, говорю же, – огорошил призрак. – Дело замяли как-то. Наверно, дед ваш хорошего отступного семейке Эддерли отвалил… А папаша твой тоже не промах оказался! Сам-то уж женат был, карьера там… Так вину он на Эдварда спихнул!

– На Эдварда?! – поразился я. – Погодите, какого Эдварда?..

– Да он тут был сегодня, – сказал Хоггарт. – Ну он тебе каким-то дальним родственником приходится, а тогда ошивался всегда поблизости. С Мейбл очень дружил, папашу твоего уважал, а тот его взял да подставил! – Тут он помолчал и добавил: – Кое-кто еще поговаривал, что это он сам на себя вину взял, но я в такое никогда не поверю! Просто твой дед с папашей ушлые были, подмазали кого надо, и готово: сами в белом, а парень… – Он махнул рукой.

– А что Эдвард? – поинтересовался я.

– Не знаю, сегодня впервые за столько лет его увидел, – ответил Хоггарт. – Но, вишь, не пропал!

– Но слухи-то ходили?

– А как же! Говорили, его за границу отправили, чтоб тут не отсвечивал, с наказом не возвращаться, пока все не забудется. Да только люди все-о-о помнят! – противным голосом протянул он.

– Ясно. Ну что ж, благодарю за экскурс в историю, – кивнул я и выпустил Хоггарта. Мне очень хотелось вытереть руку о пиджак.

– Э, э, ты куда! – окликнул меня призрак. – Я тебе еще чего-нибудь расскажу! Стой!..

– Спокойной ночи, – ответил я и пошел к машине.

– Ну ты это… – сказал позади Хоггарт. – Заходи, если что… А то я тут со скуки одичал уже!

– А что, кроме меня, вас никто больше не видит? – обернулся я. Любопытство пересилило мою неприязнь к этому типу.

– Еще одна тетка есть, – сказал он. – Только она почти всегда под мухой, а потому думает, что я ей мерещусь. Народ уж смеется, мол, Бетси опять до Хоггарта нализалась! Хотя я и так не стал бы со всякой деревенщиной разговаривать…

– Ну что ж, может быть, я еще как-нибудь загляну, – кивнул я. Чем черт не шутит, вдруг придется раскапывать еще какую-нибудь замшелую историю? Хоггарт может и пригодиться… главное, не забыть прихватить Конно-идею! А что он мне противен – перетерплю. Наверно, полицейские тоже не пылают ко всем своим информаторам любовью! – А теперь мне пора.

– Ну, бывай! – явно обрадовался призрак и растворился, а я отправился домой.

Мне очень хотелось побеседовать по душам с дядей Эдвардом из Австралии. Жаль, с этим придется подождать до утра…

Впрочем, кое-что я мог сделать и вечером.

Вернувшись домой, я отмахнулся от Ларримера, который вдруг решил проявить неуместную заботливость и настойчиво интересовался моим самочувствием (видимо, моя прогулка на ночь глядя с кактусом в обнимку действительно заставила его усомниться в моем душевном здравии), и заперся в кабинете.

Едва я успел вынуть из тайника свое сокровище, как встревоженный дворецкий поскребся под дверью:

– Сэр, быть может, принести вам сандвичей?

– Нет, Ларример, ничего не нужно, ложитесь спать! – поспешил я отказаться. Хватит с меня лекций о недопустимых для джентльмена занятиях!

Ларример еще немного помедлил, но перечить не посмел. Несколько тяжелых театральных вздохов, шаркающие шаги и, наконец, тишина…

Я сидел в кресле, постукивая пальцами по подлокотнику, и пытался определиться, что бы это все значило. Я рассчитывал, как обычно, внести в те давние события полную ясность, но… пожалуй, кое-что и впрямь прояснилось, однако этого определенно было мало. Понятно только, что Эддерли убили не из ревности или мести, а уж тем более не из расчета. Но что именно тогда произошло? Тут имелось несколько вариантов, и каждый из них представлялся вполне вероятным. Выбирай любой: дружеская помощь, подарок, жертва… Возможно, дядя Эдвард обменял собственную свободу на счастье родных? Хоггарт говорил, что дядя был очень дружен с тетей Мейбл. Мог он вступиться за ее честь, ведь так? Либо же он великодушно прикрыл истинного виновника – своего друга и моего отца. А может, его попросту принесли в жертву интересам семьи!

Я машинально отпил еще своего любимого напитка, потер лоб и понял, что окончательно запутался. Вообразить отца в роли убийцы, тем более – убийцы, свалившего свою вину на другого… Нет, нелепо, невероятно! Однако я не так давно понял, сколь мало знаю о своих родных, взять ту же тетушку Мейбл, в последнее время неустанно меня удивляющую. А что я, в сущности, знал о своем отце?

Нет, так я совсем собьюсь! Пожалуй, лучше лечь спать, а утром поразмыслить на свежую голову. В конце концов, события эти произошли достаточно давно, чтобы еще день-два имели хоть какое-то значение…

Приняв это решение, я с некоторым трудом добрался до спальни (надо же, я и не думал, что настолько устал!), разделся и провалился в сон.

Снился мне Джон Эддерли (я никогда его не видел, однако, как часто бывает во сне, откуда-то знал наверняка, что это именно он), почему-то привязанный за руки и ноги к жерди над костром. На бедолаге уже потихоньку начинала тлеть одежда, и он без остановки вопил, точнее, пытался – из распахнутого в ужасе рта не вырывалось ни звука. А рядом спорили мой отец, еще совсем молодой, и юный дядя Эдвард – совсем такие, как на той фотографии.

– Он мой! – кричал отец, тыкая внушительной вилкой в упитанный филей Эддерли. – Мейбл – моя сестра!

– Нет, мой! – не соглашался дядя, потрясая серебряным столовым ножом. – Мне Мейбл тоже как сестра! И я первым узнал!

– Ладно, – вдруг согласился отец, примирительно поднимая руки. Правда, вилка придавала этому жесту несколько странный вид. – Давай договоримся иначе… Мы его поделим.

– Давай, – дядя заинтересованно склонил набок голову и почесал в затылке ножом. – Но как?

– Элементарно! – усмехнулся мой покойный отец. – Тебе правая половина, а мне – левая!

– О! – уважительно поднял палец дядя. – Сразу видно юриста! Согласен!

Я дернулся, сел на постели и потряс головой, пытаясь стряхнуть на диво яркий и правдоподобный сон. Приснится же такое!..

Уже занимался рассвет, и я решил, что пора действовать.

Перекусив на скорую руку (Ларример смотрел на меня с укоризной, но помалкивал, считая, видимо, что меня настигло какое-то обострение, а сумасшедших раздражать опасно), я снова отправился в путь. На этот раз я намерен был добиться встречи с дядей Эдвардом во что бы то ни стало! Жаль, конечно, что он – не Хоггарт, и кактусом его не напугаешь, но я и так могу быть достаточно убедительным. Проблема в том, что он тоже Кин, а значит, моему напору может противопоставить фамильное упрямство!

– Господин никого не принимает, сэр, – предсказуемо отреагировал на мой вопрос тетушкин дворецкий. – Он крайне занят.

– Передайте ему, что его желает видеть Виктор Кин, – сказал я, – и что у меня к нему серьезный мужской разговор, не терпящий отлагательств.

– Сэр, мистер… – тут дворецкий слегка сбился, но тут же выпутался: – Мистер Эдвард Кин приказал…

– Ладно, Бартоломью, оставьте, – раздался знакомый голос. Оказывается, дядя все это время прислушивался к разговору, стоя на площадке второго этажа. – Если уж дошло до серьезных мужских разговоров, то дела мои могут подождать…

– Как вам будет угодно, сэр, – церемонно ответил тот и удалился.

Эдвард спустился и пристально посмотрел на меня. Очевидно, что-то в выражении моего лица его насторожило, потому что он вдруг нахмурился.

– Быть может, пройдем в сад, чтобы не тревожить Мейбл? – предложил он.

Сирил, случившийся поблизости, вытаращил глаза: обычно я уводил его в сад, подальше от тетушкиных ушей, чтобы устроить очередную выволочку. Я молча показал ему кулак, и кузен испарился.

– Да, пожалуй, – сказал я. Из гостиной доносился жизнерадостный смех тетушки Мейбл, перебиваемый густым басом полковника. О моем визите они не знали – я приказал покамест не докладывать обо мне, а машину оставил так, чтобы ее нельзя было увидеть из окна.

Мы вышли из дома и неторопливо направились в сад. Судя по всему, полковник Стивенсон уже успел закатить взбучку ленивому садовнику, поскольку некоторые дорожки оказались расчищены и посыпаны гравием, а сухие ветки спилены. Не все, конечно, сад достаточно большой, но, тем не менее, прогресс был налицо. Еще бы кусты подстричь и покосить лужайки, но за этим дело не станет, я уверен…

– Итак… – первым заговорил дядя, вынимая портсигар. – Кстати, вы не возражаете, если я буду называть вас по имени и попрошу о взаимности? Не то беседа наша будет выглядеть вовсе уж нелепо!

– Никоим образом не возражаю, дядя Эдвард, – кивнул я.

– Лучше без «дяди», – поморщился он. – Не то я начинаю чувствовать себя каким-то патриархом…

Я усмехнулся, поскольку испытывал те же чувства, когда многочисленные племянники называли меня «дядей Виктором». Хорошо еще, видел я их нечасто!

– Курите? – предложил он.

– Нет, благодарю, – отказался я, размышляя, с чего бы начать, но Эдвард меня опередил.

– Кажется, я догадываюсь, о чем пойдет речь, – сказал он, раскуривая крепкую сигарету. – Очевидно, кто-то увидел… либо вы сами заметили, как я подвозил очаровательную мисс Флип. А языки в Блумтауне длинные, уж мне ли не знать!

– Э-э-э… – только и смог я произнести. – Мисс Флип?

– Ну да, – удивленно покосился на меня Эдвард. – Насколько я понял, имеет место некая приязнь между вами и этой девушкой, но…

– Нет-нет! – чуть не вскричал я. – Ничего подобного. Видите ли, это следствие дурной шутки Сирила, которому хватило ума прикинуться мной. В итоге все разъяснилось, но родители этой девушки, завидев меня, переходят на другую сторону улицы. Кажется, у них острая аллергическая реакция на нашу фамилию…

– У них – возможно, не имею чести быть представленным, – усмехнулся дядя, – а вот у мисс Флип подобных симптомов я не заметил. Премилая молодая особа.

– Увы, воспитание ее оставляет желать лучшего, – вздохнул я, понимая, что, во-первых, разговор зашел куда-то не туда, а во-вторых, мы за глаза обсуждаем девушку, а попросту – сплетничаем, что для джентльменов не слишком-то прилично!

– Да? Не обратил внимания, если честно, – ответил Эдвард. – В Австралии нравы проще, так что я давно отвык подмечать подобные мелочи… Но и правда, я как-то сразу не сообразил, а она не возражала, когда я предложил ее подвезти…

– В Австралию вас занесло в поисках приключений? – спросил я, пытаясь вернуть беседу в нужную колею.

– Нет, – коротко сказал он, явно не собираясь развивать тему. – Виктор, раз дело не в мисс Флип, тогда в чем же? Вид у вас крайне серьезный!

– Видите ли, Эдвард… – медленно начал я. – Мне хотелось бы прояснить детали одной старой истории, имеющей к вам и тетушке Мейбл самое непосредственное отношение…

Он вопросительно приподнял брови.

– И что же это за история?

– Полагаю, имя Джона Эддерли вам о чем-то говорит? – спросил я.

– Допустим. Что дальше?

– Многие считают, что его убил мой отец, защищая на дуэли честь сестры, – сказал я напрямик, поняв, что обиняками от Эдварда ничего не добиться. – А вы, пожалуй, единственный, кто может пролить свет на события давно минувших дней. Возможно, что-то знает мистер Клариджес, но его мне разговорить не удалось…

– Добрый старый Клариджес… – вздохнул дядя и прикурил вторую сигарету. – Так чего конкретно вы от меня хотите, Виктор?

– Я хочу знать правду, – ответил я и решил немного смухлевать. – Считается, что Эддерли застрелил на дуэли мой отец, а вину за это свалил на вас. Либо же вы сами взяли вину на себя… Историю замяли, но вам пришлось уехать. Это все, что мне известно. Но что же произошло на самом деле?

– Вы действительно хотите узнать? – покосился он на меня.

– Да.

– А если все это правда? – задал Эдвард коварный вопрос. – Что, если слухи не лгут? Случается и такое, знаете ли…

– Что ж, – пожал я плечами, ощущая неприятный холодок в груди. – Значит, мне придется как-то с этим жить. Но это лучше, чем мучиться неизвестностью и гадать, как все было на самом деле…

– Ну ладно, – сказал дядя. – Вы сами этого хотели, Виктор.

Я молча кивнул, ожидая продолжения. Эдвард помолчал немного, потом произнес:

– В сущности, вам все известно, я могу только добавить кое-какие детали. Эддерли был абсолютно пустым человечишкой, правда, смазливым и с хорошо подвешенным языком. А много ли надо молоденькой девушке? Разумеется, он нравился Мейбл, а она была завидной невестой…

– Хорошее приданое?

– Разумеется. Но дядя Персиваль, когда присмотрелся к этому щеголю, запретил Мейбл даже думать о браке с таким прохвостом. А она, знаете ли, была послушной дочерью… – Эдвард глубоко затянулся. – Признаюсь, я был рад такому повороту событий. Мы ведь с Мейбл знакомы с детства, росли вместе… Вы же не знаете, наверно?

– О чем? – нахмурился я.

– О том, что я жил здесь когда-то, – сказал он. – Мой отец умер, матушка вышла замуж за другого, а меня пригрел дядя Персиваль. И, право, он никогда не делал различия между мною и Артуром с Мейбл…

– Я не знал, – ответил я. – Только недавно, разбирая отцовские бумаги, нашел старую фотографию, где вы втроем…

– Да, у меня тоже такая есть, – усмехнулся Эдвард. – Так вот, продолжу… Поскольку мы с Мейбл не такие уж близкие родственники, я вполне мог попытать счастья и попросить ее руки. У меня, как и у Эддерли, не было средств, зато дядя Персиваль прекрасно меня знал и мог бы разрешить такой брак. И, думаю, он догадывался о моих намерениях…

Он помолчал. Я тоже молчал, изредка поглядывая на дядю. Если бы не его загар и залысины, я мог бы вообразить, что прогуливаюсь с отцом.

– Но тут поползли эти слухи, – сказал вдруг дядя. – Один другого гаже. Пересказывать не буду, думаю, вы и сами представляете, что могут наговорить о девушке на выданье! И ладно бы это были сплетни деревенских кумушек, на них можно было бы не обратить внимания, но и в свете начали поговаривать… о всяком.

– Могу представить… – пробормотал я.

– А главное, мы с Артуром прекрасно знали, кто распространяет эти слухи, – продолжал Эдвард. – Эддерли был сильно обижен на наше семейство: он очень рассчитывал поправить дела, женившись на Мейбл, но планы сорвались. А кроме того, главный местный сплетник во всеуслышанье заявлял, что узнал очередную пикантную подробность от Эддерли лично. Месть мелкая, но крайне неприятная…

«Заеду на кладбище и дам Хоггарту по физиономии, – подумал я. – Хотя нет, стоп. Он же, если верить Клариджесу, только пересказывал всем известное… Впрочем, он мог ляпнуть что-нибудь вроде «а вот Эддерли сам рассказывал такому-то, что…» Впрочем, это теперь неважно».

– Сами понимаете, Виктор, оставить это без внимания было невозможно, – говорил дядя. – А какой тут может быть выход? Заставить Эддерли прилюдно извиниться? А где доказательства, что слухи распускает именно он? Он всегда мог отпереться.

– И тогда устроили дуэль, – сказал я.

– Именно, – кивнул Эдвард. – Вернее… Я был уверен – Артур этого так не оставит, и мерзавцу не поздоровится. Проблема была в том, что он только-только пошел в гору, женился и, кстати, не так давно родились вы. И что случилось бы, пристрели он Эддерли? А он бы наверняка это сделал, стрелял Артур мастерски!

– Ничего хорошего, – кивнул я. – Так значит…

– Я его опередил, – сказал дядя и прикурил новую сигарету. – Эддерли еще смеялся, мол, молоко на губах не обсохло, а туда же… Правда, когда я всадил ему пулю в легкое, смеяться ему стало затруднительно. Я стрелял тогда не так хорошо, как Артур: целился в сердце, но не попал. Впрочем, так даже лучше, этот негодяй успел помучиться перед смертью…

Я невольно сглотнул.

– И… что было дальше? – осторожно спросил я.

– Да ничего интересного, – ответил он. – Разумеется, я признался во всем дяде Персивалю. Для него это стало серьезным ударом… Впрочем, полагаю, выслушивать мерзости о Мейбл было еще хуже. Подробностей я не знаю, но он пустил в ход все свое влияние и, думаю, немалые деньги, чтобы заставить родственников Эддерли помалкивать и даже не думать о проведении расследования. Ну а мне пришлось немедленно уехать как можно дальше… и много лет даже не помышлять о том, чтобы вернуться в Англию.

– Но почему тогда…

– Почему обвинили Артура? Ну, он все-таки родной брат Мейбл, а я так… дальний родственник, у него было больше поводов. Вдобавок мы очень похожи, если кто-то видел, как мы с Эддерли удаляемся в лес, мог и спутать. Перепутали же вас с Сирилом! Плюс мое бегство… – Эдвард невесело усмехнулся и выбросил окурок. – Да. Об этом ни я, ни дядя Персиваль не подумали… Впрочем, доказательств все равно ни у кого не было.

– А потом? – спросил я.

– Что потом? Дядя Персиваль был очень расстроен: он рассчитывал, что я, закончив учебу, стану партнером Артура. Мейбл тоже очень переживала, поэтому, наверно, и пошла за этого Кертиса, особенно не раздумывая. Сами понимаете, свадьбу нужно было сыграть как можно скорее, чтобы сплетники прикусили языки… А Кертис, насколько я помню, производил на дядю Персиваля самое благоприятное впечатление. Кто же знал, что будет дальше? – Дядя вздохнул. – Жаль, Клариджес тогда уехал. С ним Мейбл было бы куда лучше…

– Да уж, – пробормотал я. – Но вообще-то я имел в виду вас…

– А что именно вы хотели обо мне узнать? – удивился он.

– Ну, к примеру, почему местом добровольной ссылки вы выбрали именно Австралию? – осторожно спросил я.

– А, – Эдвард махнул рукой и усмехнулся. – Юношеский максимализм. Сперва я хотел податься в Америку, но потом подумал: раз уж в Австралию ссылали преступников, а я, по большому счету, убийца, то мне туда прямая дорога! Вот и отправился…

– А там? – мне стало любопытно.

– Ну, дядя Персиваль, конечно, снабдил меня кое-какими средствами, но надолго бы этого не хватило, – ответил он. – Вдобавок я не собирался сидеть у него на шее, еще чего не хватало! Учебу я закончить не успел, так что найти работу по специальности не мог… ну разве что клерком устроиться, но меня такая судьба не привлекала.

Я только улыбнулся: похоже, мы с Эдвардом в юности были одинаково непоседливыми натурами.

– Тогда я прибился к золотоискателям, – продолжал дядя. – Жизнь еще та! Климат скверный, работа тяжелая, еда… не будем о еде. Но в конце концов нам таки повезло!

– Ах вот откуда у вас ферма, – понятливо кивнул я.

– Это было позже, – отмахнулся Эдвард. – Мы еще долго вкалывали, как проклятые… А потом дошло дело до дележа добычи. – Он помолчал. – Хорошо, что к тому времени я все-таки научился метко стрелять.

– Гхм… – произнес я.

– Ну а после этого мы с напарником подумали и решили, что хватит с нас приключений, – преспокойно закончил дядя, – и разошлись. Я купил ферму, нанял хорошего управляющего, получаю недурной доход. Счет у меня в банке более чем приличный, меня даже засуха не пугает. Вот так, Виктор…

– И что же, вы ни разу не дали о себе знать? – поинтересовался я.

– Как я мог так поступить со своей семьей?! С людьми, которые столько для меня сделали! – возмутился он. – Разумеется, как только я более-менее обжился на новом месте, так стал писать им.

– Ни тетушка Мейбл, ни отец никогда не упоминали…

– Ну разумеется! Зачем болтать? И у стен есть уши! К тому же, – добавил Эдвард, – я ведь не писал напрямую. Сами посудите, Виктор, что было бы, если бы на здешний почтамт пришло письмо с австралийским штемпелем да с моим именем!

– Назавтра же об этом гудел бы весь Блумтаун, – сказал я, усмехнувшись. – Значит, вы передавали послания через кого-то?

– Да, через старину Клариджеса, – кивнул он. – Я решил, что надежнее никого не сыщу. Так что я отправлял письма ему, в Лондон, до востребования, он их забирал, когда ездил по делам, и уже из Лондона пересылал их дяде Персивалю, Мейбл и Артуру.

– То есть он все-таки в курсе этой истории?

– Ну да. Артур ему все рассказал – они ведь дружили, и очень крепко. А на Клариджеса всегда можно было положиться.

– Постойте, но я недавно разбирал бумаги и не видел… – Тут я осекся, вспомнив, что искал только адрес отцовского друга. Конвертов-то было много, а внутрь я не заглядывал! – Хм… ладно.

– А как вы догадались о таком способе связи? – спросил Эдвард.

– Я сам пользовался подобным, – хмыкнул я. Пришлось кратко описать свой ход с надежным человеком в Париже…

– Да, это явно семейное, – засмеялся дядя, дослушав. – Но, говорите, Мейбл вас вычислила?

– Отец тоже, – вздохнул я. – Жаль, я узнал об этом так поздно… Но, видимо, способности к аналитическому мышлению – это тоже семейное.

– Не исключено, – кивнул Эдвард. – Ну что, Виктор, это все, о чем вы хотели узнать?

– Пожалуй, да, – ответил я. Оставалась еще смутная тень неуверенности: даже если дядя сейчас мне солгал, я никак не могу уличить его в этом. А правды, кроме него, не знает никто. Откуда мне знать, что отец сказал мистеру Клариджесу? Или тетушке Мейбл?

Очевидно, на лице моем читалось сомнение, поскольку Эдвард вдруг сказал серьезно:

– Виктор, я понимаю, почему вы колеблетесь. Так вот, даю вам слово джентльмена – ваш отец не убивал Эддерли. Это сделал я. Теперь довольно?

– Да, Эдвард, – сказал я с заметным облегчением. – Более чем. Благодарю вас.

– Было бы, за что, – усмехнулся он и повернул обратно к дому. – И довольно об этом… Виктор, я вижу, ваши странствия были опаснее моих!

– Ну, как сказать, – ответил я. – Обычно мне везло, но кое-где изрядно досталось…

– Со стороны практически незаметно, – утешил дядя.

– Это вы о чем?

– О том, что у вас левый глаз искусственный.

Я споткнулся и тут только сообразил, что Эдвард все время держался справа, так, чтобы я мог его видеть.

– Так вы заметили?

– Еще при знакомстве, – заверил он. – Вернее, тогда я подумал просто, что вы этим глазом не видите, бывает. А сейчас, на дневном свету, сообразил, в чем дело. Блеск немного не такой, как у живого глаза, это раз. И два – зрачок не реагирует на изменение освещения.

– Да, – глубокомысленно сказал я, потерев лоб. – Определенно, склонность к дедукции – это тоже семейная черта…

– При каких обстоятельствах вы лишились глаза, конечно, не расскажете? – с намеком произнес Эдвард.

– Не люблю об этом вспоминать, – поморщился я. – О других путешествиях – сколько угодно, а об этом, последнем… Право, не стоит! Неаппетитно. Скажу лишь, что взамен я кое-что приобрел…

– Оно того стоило? – приподнял дядя бровь.

– Определенно, – кивнул я. – Хотя я предпочел бы, чтобы это произошло… менее болезненно. Но увы, за все приходится расплачиваться…

– Да уж, – вздохнул он. – Ладно, Виктор, идемте, выпьем чего-нибудь бодрящего… Только не чаю! Я совершенно отвык от английской манеры постоянно пить чай!

– С удовольствием. Только, Эдвард…

– Разумеется, я никому не открою ваш маленький секрет, можете быть спокойны.

– Ну, кое-кто о нем знает, но все равно, не хотелось бы лишних пересудов…

– Я – могила, – заверил дядя. Сирил, торчавший на крыльце и заметивший нас, беседующих, как старые приятели, снова вытаращил глаза. Надо сказать ему, чтобы не делал так, а то вид у него становится глупый донельзя! – Кстати, это мое прозвище.

– В смысле? – не понял я.

– Ну, золотоискатели меня так прозвали, – пояснил он. – Эд Могила. Почему – сами догадайтесь…

Я догадался, разумеется. Да, родственники у меня как на подбор!..

Отлично посидев с Эдвардом (выяснилось, что кактусы он ненавидит всей душой, поскольку завезенные кем-то в Австралию опунции – настоящий бич для фермеров; эндемиков же там нет, поэтому я оставил надежду разжиться чем-нибудь экзотическим), я отправился домой. С души моей пропал изрядный груз, а настроение было настолько приподнятым, что я не поленился проехать мимо церкви.

– Хоггарт! – позвал я шепотом. Громче было нельзя, среди бела-то дня! – Эй!

– Чего шумишь? – недовольно спросил призрак, выбираясь из-под земли и поправляя цилиндр. – Только поспать прилег…

– А я думал, вы никогда не откажетесь узнать что-нибудь… пикантное, – сказал я и развернулся, чтобы уйти.

– Стой-стой, куда собрался?! – засуетился он. – Что там такое?

– Да вот, видите ли, разъяснилась та история, по поводу которой мы с вами имели ночью беседу…

– Да? – загорелся Хоггарт и от волнения стал совсем прозрачным. – И что?!

– Мой отец не имеет отношения к смерти Джона Эддерли, – серьезно сказал я.

– Ой, ну конечно… – обиделся призрак. – Тот сам застрелился, да? Тебе наболтают!..

– Нет, почему же, – усмехнулся я. – Эддерли действительно убили на дуэли. Только стрелялся с ним не Артур Кин, а Эдвард Кин.

– Это кто тебе сказал? – нахмурился Хоггарт.

– Да сам Эдвард и сказал, – ответил я. – Да мне бы и самому задуматься: разве мой отец сумел бы промазать? Он ведь был отличным стрелком, и целиться в сердце, а попасть в правое легкое никак не мог!

– Эх… – понурился призрак. – Такая история пропала… Ну ничего, я еще много чего знаю!

– Слушайте, Хоггарт, – спохватился я. – А почему вы… хм… остались здесь?

– Да потому, что там, – он потыкал пальцем вниз, – скучища поистине смертная! Охота мне была до Страшного суда старые сплетни пережевывать? А тут хоть нет-нет, да и услышишь что-нибудь интересненькое!

– Ясно, – усмехнулся я. – Ладно, не буду мешать…

– Ага, бывай, – сказал призрак и исчез, а я отправился домой.

Еще через несколько дней дядя отбыл обратно в Австралию, а тетушка Мейбл с супругом отправились, наконец, в свадебное путешествие, которое пришлось отложить из-за визита Эдварда. Ну в самом деле, когда еще выпадет случай встретиться и поговорить с глазу на глаз! Австралия – не Франция какая-нибудь, добираться туда долго…

Сирила, разумеется, вверили моему попечению, но я решительно самоустранился. По возвращению полковника Стивенсона кузена ожидали тяжелые деньки, и я не хотел лишать его удовольствия погулять напоследок. Правда, взял с него слово, что буянить он не будет, и выручать его из полицейского участка мне не придется. Надежды на то, что слово Сирил сдержит, было немного, но все же следовало дать ему шанс…

Я отдыхал в гостиной после небольшой перестановки в оранжерее и лениво разбирал почту, когда Ларример возвестил:

– К вам посетители, сэр!

– Да? Ну, просите… – Я поднялся, увидел вошедших и едва не сел обратно.

– Мистер Кин, – без приветствия заговорил мистер Флип. Полные щеки его тряслись от негодования. – Это уже переходит всяческие границы!

– Простите, я не понимаю, о чем вы, – нахмурился я.

– Вот об этом! – почти выкрикнула миссис Флип и сунула мне конверт. – Читайте! И если вы после этого скажете, что не знаете, куда подевалась наша дочь…

Я похолодел. Неужели Сирил…

Быстро вытащив из конверта листок бумаги, я пробежал глазами несколько строк, написанных девичьей рукой.

«Дорогие мама и папа! – гласило послание. – Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне. Я выхожу замуж за мистера Кина. Думаю, это очень достойная партия. Сам же – крайне добропорядочный человек, который станет мне надежной опорой в жизни. Сразу же после венчания мы уезжаем, и очень далеко. Не ищите меня и, ради всего святого, не заявляйте в полицию! Как только я доберусь до своего нового дома, непременно напишу вам длинное-предлинное письмо… Люблю, обнимаю, целую! Ваша Памела.

P.S. Надеюсь, вы простите мне это самоволие. К сожалению, мистер Кин никак не мог ждать».

– Ничего не понимаю, – повторил я. Если даже Сирил каким-то чудом ухитрился снова выдать себя за меня и жениться на Памеле, то куда они подевались? Уехать дальше Лондона они не могли, потому что у кузена банально нет денег! Так, стоп. Я же видел его не далее, как вчера! – А что-нибудь пропало?

– Да! – вскрикнула миссис Флип. – Вещи Памелы! Одежда, обувь, драгоценности… кое-какие безделушки…

– Много? – зачем-то спросил я.

– Э-э… – осеклась она. – Н-нет, не слишком. Чемодан остался дома, исчез только саквояж, а в него много не поместится…

– Ерунда какая-то… – пробормотал я, почесав в затылке. Уехать, почти ничего не взяв?

– Виктор, привет! Я к тебе по делу! – провозгласили за спиной Флипов, и я увидел Сирила. А он рассмотрел моих гостей… – Ой… Здравствуйте…

– Та-ак… – не сулящим ничего хорошим тоном произнес мистер Флип, разворачиваясь с грацией носорога. – Где Памела?!

– Откуда же я знаю? – поразился кузен, бочком, по-крабьи, обходя его, чтобы в случае чего спрятаться за мной. – Я ее давно уже не встречал. Да к тому же она на меня и смотреть не желает…

– Не лгите, молодой человек! – воскликнула миссис Флип. – Вы уже один раз обманули ее, выдав себя за мистера Кина, затем снова проделали это и женились на ней, а теперь, должно быть, пожелаете получить приданое?!

– Я?! Женился на Памеле?! – Сирил пришел в полное изумление. – Да что вы такое говорите!.. Да, Виктор, это тебе просили передать…

Он сунул мне большой плотный конверт.

– Кто? – поинтересовался я. Никаких надписей на конверте не обнаружилось.

– Дядя Эдвард, – пояснил Сирил. – Сказал, что почтой будет долго, а тебе это наверняка пригодится.

– И ты даже удержался от соблазна сунуть туда свой любопытный нос? – приподнял я бровь. Конверт был запечатан намертво, и не похоже, чтобы его вскрывали.

– Знаешь, дядя Эдвард нарочно предупредил, чтобы я не вздумал поинтересоваться, что внутри, – обиженно ответил кузен. – А шутить с ним мне как-то вот совсем не хочется… даже несмотря на то, что он уехал!

– Молодые люди, мы вам не мешаем? – громко вопросил мистер Флип.

– Никоим образом, – заверил я, беря нож для разрезания бумаг. Что там еще придумал Эдвард?

– Где наша дочь? – снова завела миссис Флип, а я вытряхнул из конверта бумаги. Ну-ка, что тут у нас… – Я требую немедленно вернуть ее домой! Или, по меньшей мере, сказать, где она!

– Подозреваю, она уже на пароходе, идущем в Сидней, – ответил я. – Или в Мельбурн, не знаю точно.

На самом деле Памела почти наверняка была еще только в порту, а то и в поезде, но я решил перестраховаться.

– Что?.. – схватилась за сердце миссис Флип.

– Взгляните сами, – протянул я ей бумаги. – Это выписки из соответствующих официальных документов. Нет, можете не трудиться их рвать, вторая копия лежит в банковской ячейке, и забрать ее оттуда могу только я.

– О боже… – простонала дама и осела в кресло. Сирил откровенно наслаждался представлением. – Памела… но… но…

– Увы, – вздохнул я. – Эту землю топчет не один мистер Кин. Нас как минимум двое – я и мой троюродный дядя Эдвард. Наверняка найдется и еще кто-нибудь…

«Однако когда он успел?! – не уставал я поражаться про себя. – Ничего себе напор… Это тоже определенно семейное!»

– Но почему Сидней?! – вскричал мистер Флип.

– Потому что дядя Эдвард живет в Австралии, – просветил Сирил. – У него ферма там. Большая.

– Большая? – задумался тот, а миссис Флип прекратила рыдать и прислушалась. Я усмехнулся про себя: все в нашем мире продается и покупается, даже если купля-продажа завуалирована под «гебо». – Но это непорядочно! Без согласия родителей, без приличной церемонии!..

– Судя по документам, Памела совершеннолетняя, – пожал я плечами. – А что до скоропалительности… Пароход ждать не будет!

– Ясно… – проговорила миссис Флип, поднимаясь и направляясь к дверям. – В этот раз вы и ваш кузен оказались ни при чем, признаю… Но все-таки, мистер Кин, от вашего семейства одни неприятности!

Выпустив эту парфянскую стрелу, она удалилась, ее супруг последовал за ней, и в гостиной воцарилась тишина.

– Вот это да! – восхищенно произнес Сирил. – Вот это дядюшка!

– Но почему именно Памела? – недоуменно спросил я.

– А, он тебе еще это вот передал, – кузен порылся по карманам и протянул мне еще один конверт, на этот раз тонкий. – Сказал, это личное, так что я при них не стал отдавать.

– Спасибо, – пробормотал я, вчитываясь в резкий почерк Эдварда.

«Виктор! – говорилось в записке. – Я очень рад, что мне не пришлось нарушить ни свои, ни ваши планы. Речь, разумеется, о Памеле Флип… то есть уже Памеле Кин. Разумеется, окажись, что вы ухаживаете за ней (припомните нашу беседу в саду), я отказался бы от своих намерений, но все сложилось как нельзя более удачно. Видите ли, я давно подыскивал супругу, но в австралийском обществе все слишком близко знакомы, кроме того, у большинства полным-полно родни. А я, как и вы, склонен к уединению. Зачем мне в таком случае жениться, спросите вы? Отвечу: я не молодею, а кому я смогу передать ферму, в обустройство которой вложил столько времени и сил? Продать ее и доживать свой век в городе? Нет уж, благодарю покорно!

Так вот, Виктор, эта девушка оказалась идеальным вариантом. То, что вы называете дурным воспитанием, мне кажется милой непосредственностью (и я упоминал, что в Австралии нравы значительно проще), Памела весела, отзывчива и вовсе не прочь обеспечить меня наследником и заодно стать хозяйкой целой фермы. Разумеется, пока она не знает, насколько это сложно, но, думаю, с моей помощью быстро во всем разберется. Для нее это выгодное замужество, и она прекрасно осознает сей факт (ну не могу же я всерьез думать, будто Памела влюбилась в меня без памяти!). Кроме того, ей не терпится избавиться от давления чрезмерно властных родителей. Кстати, думаю, они тоже все поймут и смирятся. А то, что они живут в такой дали, меня как нельзя более устраивает! Можно, во всяком случае, не опасаться внезапного визита тещи…

Документы передаю с Сирилом, почтой – слишком долго, а завезти их сам я уже не успеваю. Вернусь домой – напишу. Думаю, теперь уже можно делать это в открытую – все ведь видели Кина из Австралии, так что вопросов не возникнет.

Искренне ваш, Эдвард».

– Ну дядя… Ну прохвост! – только и смог я выговорить под недоуменным взглядом кузена…

* * *

В следующий раз Сирил заявился ко мне через три недели, аккурат перед обедом. Перемены в его внешности были разительными: вечно взъерошенные волосы причесаны на идеальный пробор, костюм безупречен, а вместо благоухания эпатажного цветочного одеколона – едва заметный запах парфюма вроде моего, классического.

– Все ясно, – сказал я. – Вернулась тетушка с супругом.

– Да, – тяжело вздохнул кузен и пригорюнился. – Теперь сплошная муштра с утра и до вечера… И в доме кавардак! Ремонт затеяли…

– Это же хорошо, – попытался я утешить Сирила. – А то дом и впрямь… хм… выглядел не слишком здорово.

– Угу, – мрачно ответил он. – Еще полковник, как и грозился, выставил мою машину на улицу. Теперь в этой проклятой конюшне стоит его автомобиль и его чертова кобыла!

– Не ругайся за столом, – машинально произнес я. – Попробуй лучше запеканку, Мэри ее великолепно готовит!

– Тут начнешь ругаться! – окончательно расстроился Сирил, ковыряя вилкой запеканку. – Ты бы тоже чертыхался, если бы увидел, как мама катается…

– Катается?! – Я выронил нож. – Она же смертельно боится лошадей!

– А она не на лошади, – хмуро сказал кузен. – Она на велосипеде. На курорте увидела, ей понравилось…

– А… полковник?

– А он ее поддерживает… Но она уже почти не падает! – Сирил закрыл лицо руками. – Хоть ты с ней поговори! Она тебя слушает!

– Боюсь, уже нет, – вздохнул я. – Не переживай так. Вот, положи себе паштету…

Честно говоря, вообразить тетушку Мейбл на велосипеде я не мог, воображения не хватало. Надо будет непременно наведаться в гости, полюбоваться редкостной картиной!

– Не удивлюсь, если скоро меня заставят чистить лошадь, – бубнил кузен с набитым ртом. – Все к тому идет, вот попомни мое слово!..

– Сирил, веди себя прилично за столом, – машинально сказал я и потянулся за газетой, которую с утра не дочитал.

Лучше бы и не дочитывал. С газетного разворота мне улыбалась Сигрид – знакомой чуть насмешливой и немного снисходительной улыбкой. Броский заголовок гласил: «Звезда покидает сцену! Неповторимая актриса выходит замуж за своего импрессарио!» Я пробежал глазами заметку, полную восхвалений таланта Сигрид. В самом конце нашлось коротенькое сообщение о том, что новоиспеченные супруги отправились в свадебное путешествие в Индию. Я аккуратно сложил газету и попросил Ларримера:

– Принесите коньяку, будьте любезны.

Сирил удивленно покосился на меня, но, видимо, решил, что я хочу подлечить его расстроенные нервы. Пусть так и думает…

Ну что ж… Таков путь многих актрис: чтобы удержаться на пьедестале, им приходится мириться со многим, а жертвовать еще большим. Хотя кто знает, вдруг этот чисто деловой брак (а я не мог поверить, что Сигрид вдруг без памяти влюбилась в этого коротышку, для такого она была слишком трезвомыслящей) окажется удачным? Я мысленно пожелал этой валькирии удачи, отсалютовал бокалом и пригубил коньяк…

Она еще много лет блистала в самых разных ролях, в том числе и в набирающем популярность немом кино. Должен сказать, внешность Сигрид была будто нарочно создана для черно-белых фильмов!

Ну а я регулярно выбирался на театральные премьеры и после каждого такого спектакля отправлял Сигрид букет белоснежных роз. Разумеется, без записки.

Я больше никогда не встречался с нею лицом к лицу.

Глава 8. Вуньо[8]

Радость – тому,

у кого печалей

и горестей мало,

и тому, у кого

сила и счастье

и добрый дом.

Старинная английская поэма

Пребывая в самом благостном расположении духа, я медленно ехал по направлению к городу, наслаждаясь теплым летним днем. Традиционный визит к тетушке прошел без сучка без задоринки: мы очень мило побеседовали с полковником, тетушка поделилась впечатлениями о поездке, а Сирил был тише воды ниже травы и о писательстве своем даже не заикался.

Невдалеке показался всадник, и я решил было прибавить газу, поскольку это вполне мог оказаться лорд Блумберри, который не ограничится приветствием, а примется расписывать мне достоинства своей лошади, но потом передумал. Лорд обычно носился сломя голову, а под этим наездником конь едва плелся.

Увы, когда дороги наши пересеклись, я с удивлением обнаружил, что ошибся: это был именно лорд Блумберри на одном из самых лучших своих жеребцов! И то, что он не летел во весь опор, заставляя коня брать препятствия в виде изгородей, было, по меньшей мере, странно. Еще больше я поразился, когда в ответ на мое приветствие лорд ответил тем же и мирно двинулся дальше, даже не сделав попытки рассказать мне, чем именно хороши лошади именно этой породы и как он раздобыл этого вот вороного красавца.

Я так заинтересовался, что даже вышел из машины и встал, прислонившись к полированному крылу и с интересом глядя вслед всаднику. Творились какие-то чудеса: вот лорд спешился, потрепал коня по шее и, накинув поводья на ветку какого-то куста, в глубокой задумчивости уселся на подвернувшийся валун. Судя по выражению физиономии лорда, у него только что кто-то умер. Это настолько не вязалось с обычным его поведением, что я решил на всякий случай поинтересоваться, не требуется ли ему помощь. Самому соваться в лапы страстного лошадника не хотелось, но мало ли, что случилось?

– Милорд, – негромко окликнул я, подходя ближе и по привычке огибая мирно щиплющего травку коня по широкой дуге (примерно такой жеребец когда-то цапнул меня за плечо, оставив немаленький шрам).

– А, добрый день, мистер Кин, – отозвался он, будто не поздоровался со мной несколько минут назад.

– Милорд, с вами все в порядке? – осведомился я осторожно.

– Ну конечно же, все совершенно не в порядке, – вздохнул он, и я уверился – с ним что-то неладно.

– Могу я чем-нибудь помочь? Например, съездить в поместье и сообщить кому-то? Или… хм… вызвать доктора?

– Не стоит, мистер Кин, – был ответ, – это не лечится…

Час от часу не легче! Может, он узнал, что тяжело болен, и жить ему осталось всего ничего? Хотя, по правде сказать, на умирающего лорд совершенно не походил. Я бы сказал, он выглядел до неприличия здоровым! Ну, если не считать странного поведения.

– Думал, проедусь на Чертополохе, хоть развеюсь немного, – сказал вдруг он, – нет, не помогло. Никакого удовольствия. Пустил его в галоп – и всё не так. Обычно как на крыльях летишь, а теперь будто к земле тянет…

«Уж не одолела его та беда, о которой рассказывал Сирил? – подумал я. – Как бишь ее? Кажется, сплин… Но с чего бы вдруг?» Расспрашивать было неловко, но меня уже одолело любопытство.

– У вас что-то случилось? – осторожно поинтересовался я. На отвлеченные темы мне с лордом прежде общаться почти не доводилось, и я опасался допустить промах.

– Пока нет, – мрачно сказал он. – Но это только пока. Да… Послушайте, мистер Кин, вы куда-нибудь торопитесь?

– Гхм… В сущности, нет, – обескураженно ответил я. Очень уж неожиданным оказался вопрос! Впрочем, если он намерен рассказать мне о вороном красавце Чертополохе, то лучше бы я сказал, что страшно опаздываю…

– Такие дела, мистер Кин, – произнес лорд, немного промолчав.

– Простите?

– Вы не женаты, вы не поймете, – сказал он со вздохом. Ага, значит, какие-то семейные проблемы! Но я-то здесь причем? – С другой стороны, я знаю, что вы не болтун…

«Разумеется, в вашем присутствии я больше двух слов никогда и не мог высказать!» – мог бы я ответить, но промолчал. Что-то назревало.

– Мне надо кому-то об этом рассказать, – произнес лорд. – Да только выходит, что некому… А тут вдруг подвернулись вы. Случайность? Возможно. А может – божий промысел… Ну да неважно! Если вам, мистер Кин, не хочется быть исповедником, то я не смею вас задерживать…

– Если вам нужно выговориться, я к вашим услугам, милорд, – тактично произнес я.

– Тогда присаживайтесь, – велел лорд.

Я огляделся, но ничего пригодного для сидения вокруг не обнаружилось, даже второго камня. Впрочем, день был теплым, земля достаточно прогрелась, и я расположился прямо на траве (предварительно удостоверившись, что не усядусь на коровью лепешку).

– Значит, у вас действительно что-то случилось, – уточнил я, поскольку собеседник молчал. – Вернее, может случиться. И по этому поводу вы так опечалены, милорд?

– Именно, мистер Кин, – невесело усмехнулся он. – Это всё Миллисент…

Так звали леди Блумберри. Я удивился: что могло произойти? Они всегда казались очень гармоничной парой… С другой стороны, что я знаю о происходящем за закрытыми дверями поместья?

– Вы ведь в курсе, я почти на двадцать лет старше нее, – произнес лорд, и я утвердительно кивнул.

Ему самому сравнялось лет пятьдесят, хотя выглядел он едва на сорок благодаря постоянной физической активности и пребыванию на свежем воздухе, и лишь благородная седина выдавала его возраст. А леди Блумберри была очаровательной молодой дамой, примерно моей ровесницей, разве что чуть моложе. В Блумтауне все знали, что она вышла замуж за лорда, едва ей сравнялось шестнадцать (вернее, ее выдали за него родители, люди весьма дальновидные). Это был брак по расчету, вне всяких сомнений, но расчет оказался вполне удачным: мужнин титул и средства скрасили леди Блумберри разочарование от того, что ей не пришлось походить в невестах и выбрать супруга самой, а лорд Блумберри был более чем доволен красотой юной супруги и ее манерами. (Пусть она происходила не из самого знатного семейства, но воспитана была безупречно и получила достойное образование.) Ну а уж когда леди одарила мужа наследником (а впоследствии и еще двоими детьми), все сошлись на том, что лорду исключительно повезло с женитьбой.

Леди Блумберри всегда выглядела вполне удовлетворенной своим положением. Она блистала на балах, занималась благотворительностью, входила в несколько дамских обществ и кое-где даже председательствовала. Полагаю, зависть ровесниц была ей приятна…

Что же могло произойти теперь?

– В общем-то, я подозревал, что когда-нибудь подобное может случиться, – задумчиво продолжал лорд. – Семья – это прекрасно, но Миллисент вышла за меня совсем юной… Ну, вы понимаете: девушки любят всякого рода романтические истории. Свидания под луной, записки, цветы от таинственных поклонников… Невинные в большинстве своем забавы. Наверно, женщины просто так устроены…

Я утвердительно кивнул, припомнив Памелу, хотя она в итоге сделала далеко не романтический выбор… Или романтический, учитывая то, что ей пришлось покинуть родину и переселиться на овеянный флером тайны чужой материк?

– А от меня ничего подобного невозможно было добиться даже в юные годы, – сказал лорд. – Матушка порой в сердцах называла меня сухарем.

– А как же лошади? – поинтересовался я.

– Ну, знаете, не всякая девушка согласится выслушивать монолог о статях моего нового коня! – фыркнул он. – Да еще на… хм… романтическом свидании. Лошади – это совсем другое. У вас вот имеется какое-нибудь увлечение? Такое, чтобы вы отдавались ему всей душой?

– Да, – кивнул я, вспомнив о своих питомцах.

– Ну, тогда вы сможете меня понять…

– Пожалуй, – произнес я, а сам пожалел леди Блумберри: я-то выслушивал истории лорда от случая к случаю, а ей, видимо, приходилось внимать его панегирикам постоянно.

– Словом, нет у меня в душе романтики и не было, – завершил мысль лорд. – Миллисент никогда ни в чем не нуждалась. Со временем я очень ее полюбил, ну, знаете, без этих фейерверков, как бывает с юнцами, но все же. Она тоже привязана ко мне, у нас дети… И, думаю, я был ей хорошим мужем, как и она мне – верной женой, но…

Он умолк, а я начал лихорадочно соображать. Значит, сейчас леди Блумберри около тридцати. Дети уже достаточно подросли, чтобы вверить их заботам учителей, гувернеров и прочих. Общественная жизнь – это прекрасно, конечно, но она не занимает всего свободного времени, которого у леди более чем достаточно. Супруг вечно занят своими обожаемыми лошадьми, по хозяйству хлопотать не нужно, разве что слугам распоряжения отдать, и что ей остается?..

– Милорд, скажите, а у вашей супруги есть какое-нибудь хобби? – осторожно спросил я. – Ну… вышивание или что-то в этом роде?

– О, вышивать Миллисент ненавидит, – усмехнулся он. – Она немного рисует, но это никогда не увлекало ее всерьез. Но она очень любит читать, выписывает все новинки! Бывает, зачитывается заполночь.

«И я даже догадываюсь, что именно она читает», – подумал я. Наверняка душещипательные романы, где есть всё то, чего леди Блумберри недополучила в юности: кипящие страсти, любовь до гроба, лебединая верность, леденящие душу тайны и всё в том же роде. Романтика, будь она неладна! Количество переходит в качество, и вот уже хочется, чтобы все это происходило не на книжных страницах, а здесь и сейчас, и тогда добропорядочная супруга и мать может сотворить такое, что даже представить страшно!

– Милорд, – произнес я, – но не хотите же вы сказать, будто… будто леди Блумберри… хм… Простите.

– Я же сказал – пока нет, – тяжело вздохнул лорд. – Но… Вот, взгляните. Это принесла мне недавно старшая горничная. Она начала служить еще у моей матушки и очень предана семье. Именно Дейзи первой заметила неладное!

– А… что это, милорд? – поинтересовался я, с опаской глядя на смятые листы бумаги.

– Письмо, что же еще? – пожал он плечами. – Дейзи нашла его под матрацем, когда перестилала постель. Есть и другие, они заперты в шкатулке – горничная видела, как Миллисент вынимала их и перечитывала. А это она то ли не успела спрятать, то ли позабыла, то ли…

«Перечитывала перед сном», – завершил я фразу, а вслух произнес:

– Простите, милорд, я не читаю чужих писем.

– Я тоже, – криво усмехнулся он. – Но тут не удержался, грешен. Ничего особенного, в общем-то, обычная любовная чушь… Но можете представить себе, каково было мне прочесть подобное послание, адресованное моей супруге?

– М-м-м… Боюсь, что не могу, – признался я. – Но, полагаю, это было… неприятно.

– Вы изумительно подбираете нейтральные определения, мистер Кин, – сказал лорд. – Ах да, вы же по образованию юрист, вам положено это уметь… Так вот, мне было не просто неприятно. Я был в ярости! К счастью, мне хватило самообладания, чтобы немедленно не устроить сцену Миллисент… Я решил сперва разузнать, что это за тип и какого черта он обхаживает мою жену!

– И как успехи? – спросил я. Мне уже стало любопытно. – Удалось что-то выяснить?

– Пока нет, – мрачно ответил он. – Знаю только, что Миллисент вдруг полюбила в одиночестве гулять в саду, а там есть такой старый дуб с большим дуплом… Подозреваю, в этом дупле они и оставляют друг другу послания. Наш сад вы видели…

– Да, он поистине огромен, – кивнул я. – И пробраться туда, скажем, ночью не составит особенного труда. Хм, а подкараулить этого таинственного поклонника вы не пытались?

– И как вы это себе представляете? – приподнял лорд бровь. – Мне лично спрятаться в ближайших кустах? А оставить кого-то из слуг… поползут слухи. Дейзи можно доверять, она ведь сразу отправилась ко мне, но не могу же я заставить ее выслеживать ночью этого неизвестного? Нет, это не выход.

– Прикажите замуровать дупло, – мрачно пошутил я.

– Тоже не поможет. Наверняка найдется другой способ передавать послания. А если вдруг даже переписка оборвется… – Он нахмурился. – У этого типа останутся письма Миллисент, и один бог знает, что он может предпринять! Это же скандал!

– Да, вы правы… – Я невольно почесал в затылке. – Милорд, а есть у вас хоть какие-нибудь предположения касаемо личности этого поклонника?

Лорд покачал головой.

– Могу лишь сказать, что это кто-то из общества, – произнес он, – причем наверняка бывавший в нашем доме. Впрочем, сами посудите, сколько таких людей!

– О да, – вздохнул я, припомнив последний прием.

– Судя по стилю послания, это человек с недурным образованием, – продолжал лорд, – и мне кажется, он довольно молод. Да что там «кажется»! Там встречается пассаж наподобие «забудьте о разнице в летах, вы прекраснее вечно юных фей»… ну и так далее.

– То есть, вы полагаете, он моложе леди Блумберри? – задумчиво произнес я. – Однако в Блумтауне и окрестностях столько молодых людей в возрасте до тридцати лет, с хорошим образованием, что перебирать кандидатуры можно бесконечно! Кстати, даже мой кузен подходит под столь расплывчатое описание!

– Что-то я сомневаюсь, чтобы ваш кузен осмелился на подобное. Он, не в обиду вам будет сказано, мистер Кин, трусоват, – ядовито заметил лорд.

– Пожалуй, есть немного, – усмехнулся я.

– И потом, этот парень, – он помахал письмом, – явно верит в то, о чем пишет. Вся эта «вечная любовь» и прочее. Этакая увлеченная натура…

– Да уж, Сирил если чем и увлекается, так это азартными играми и выпивкой, – вздохнул я. – Оставлять записки в дупле старого дуба – определенно не его стиль. С романтикой у него тоже… неважно.

– Вот и я о чем, – мрачно произнес лорд. – И что прикажете делать? Действительно поговорить по душам с Миллисент? Но, право, я ненавижу такие беседы! Она ведь станет отпираться, а даже если и нет, то расплачется, чего доброго, и я почувствую себя последним негодяем… А что, если Миллисент заявит, будто все это правда, и она действительно влюбилась в какого-то юнца? Как мне реагировать? Простить ее? – Он перевел дыхание. – Разумеется, я прощу, раз дальше писем дело не зашло, но даже если эта позорная переписка прекратится, я ведь не смогу забыть об этом разговоре! Да и она тоже… И что же тогда, доживать век чужими людьми?

Вороной Чертополох, подобравшийся к хозяину, ласково фыркнул ему в ухо. Тот рассеянно погладил благородную морду.

– Думаю, не стоит торопиться, милорд, – сказал я задумчиво. – Вы правы, сказанного не воротишь, а серьезной угрозы пока не предвидится. Это крайне щекотливая ситуация, я понимаю, но решать что-либо в спешке – хуже не придумаешь.

– И что вы предлагаете, мистер Кин? В самом деле выслеживать этого… этого… – Лорд в сердцах стукнул кулаком по колену.

– Не надо. Можно его спугнуть, а кто знает, что еще он может выдумать? Так хотя бы известно, каким образом он переписывается с вашей супругой… – Я подумал еще. – Скорее всего, живет он где-то неподалеку, может, в Блумтауне, дороги тут всего ничего. Машину можно оставить поодаль, чтобы не было слышно шума мотора и не видно света фар, а до сада дойти пешком… Знаете, а ведь мы очень удачно вспомнили о моем кузене!

– То есть?

– Если кто и знает всех окрестных шалопаев, – сказал я, – так это Сирил. С вашего позволения, я дам ему задание…

– О нет, мистер Кин, – нахмурился лорд. – Тогда эта история мигом разлетится по всей округе, а я такого вовсе не желаю!

– Не беспокойтесь, милорд, – поднял я руку. – Разумеется, никаких имен я называть не собираюсь. Пусть просто подумает, кто из его знакомых или знакомых его знакомых подходит под данный образ. Может быть, в среде этих бездельников бродят какие-то слухи… Кстати, а таинственный поклонник вашей супруги как-то подписывается?

– Нет, – покачал тот головой. – Только «навеки Ваш, А.»

– Ну, «А» – это уже что-то… – пробормотал я. – Правда, неясно, имя это или фамилия. Или вообще… романтическое прозвище.

– Да уж… – вздохнул лорд. – Ну, мистер Кин, уж извините, что так задержал вас, но…

– Я все понимаю, милорд, – поспешил я сказать. – Ничего страшного, я ведь не торопился, а вы…

– Мне в самом деле нужно было выговориться, – кивнул он, поднимаясь. Я встал следом, отряхивая брюки. – Вы правы, торопиться я не стану, хоть это и непросто. Все время боюсь выдать себя при Миллисент!

– Ну, это повод побольше заниматься лошадьми и поменьше видеться с супругой, – усмехнулся я.

– Пожалуй… – вздохнул лорд, пожимая мне руку, и мы распрощались.

Уезжая, я видел, как Чертополох легкой рысцой удаляется к холмам. Кажется, лорда Блумберри слегка отпустило… Но что, спрашивается, теперь делать мне?! Зачем я влез в эту историю? Ну, посочувствовал бы лорду, и довольно, так я ведь начал составлять план действий!

Вот так, укоряя себя за излишнюю участливость, я добрался до Блумтауна…

На следующий день, отправившись по делам, я очень удачно наткнулся на кузена: он любезничал с некой дамой, в которой я с некоторым удивлением признал амазонку в алом автомобиле, ту самую, что доставила тетушку Мейбл в церковь. Тогда я не слишком хорошо разглядел нашу спасительницу, мне было не до того, а теперь мог присмотреться получше. Весьма приятная особа, я бы даже назвал ее красивой. Темноволосая и темноглазая, она могла бы сойти за итальянку или испанку, если бы не очень светлая кожа и типично британские черты лица. Фигура тоже оказалась очень недурна, а наряд дамы говорил о хорошем вкусе и больших финансовых возможностях… Ах да, чуть не забыл: она была в трауре. Честно говоря, на свадьбе тетушки я просто не обратил на это внимания…

Сирил был само обаяние, а дама вполне благосклонно принимала его комплименты, которыми (я знал наверняка) мой кузен способен сыпать непрерывно, язык у него хорошо подвешен. Но вот, наконец, она взглянула на маленькие часики, что-то сказала, и Сирил, вздохнув с трагическим видом, распахнул для нее дверцу алого автомобиля. Дама заняла место водителя, улыбнулась и улетучилась. Странно, конечно, что она водит сама, но мало ли, какие у людей причуды?

– Сирил! – окликнул я, когда кузен прекратил махать вслед.

– О, Виктор! – обернулся он. – Ты откуда тут?

– Я-то по делу, а вот ты здесь что позабыл?

– Ну, я тоже в некотором роде… по делам, – с независимым видом ответил он.

– Да-да, я видел эти твои… дела, – усмехнулся я. – Что это за таинственная леди? Прежде я ее в Блумтауне не встречал.

– Она недавно купила небольшой особняк неподалеку от города, – пояснил Сирил. – Приезжает иногда…

– А имя у нее есть? – между делом осведомился я.

– Да…Это миссис Мирабелла Вашингтон, – с некоторой неохотой ответил он.

– Миссис, – уточнил я, дождался кивка и продолжил: – Но она, насколько я понимаю, вдовеет?

– Ага, – отозвался кузен. – Правда, совсем не скорбит. Видел ее машину? По-моему, она ее купила на радостях от того, что супруг наконец-то скончался… Судя по всему, на редкость неприятный был тип! Но богатый, это да. А она – единственная наследница, детей-то нет…

– Сирил, ты что, решил за ней приударить?

– А почему бы и нет? Сам же видел, красивая дама…

– Она старше тебя лет на пять, – заметил я.

– Всего на три с половиной года, а выглядит она совсем юной! – обиделся он. – И что тут такого? Да и вообще… вообще это даже пикантно!

– Да? – хмыкнул я. Значит, дама около тридцати лет и молодой человек… Как знакомо! – Сирил, забирайся в машину. Ты мне нужен. Свою таратайку потом заберешь.

– Я? Нужен тебе?! – поразился он, но сел на пассажирское сиденье.

– Не паясничай, – велел я, правя к дому. – Послушай-ка… Мне нужно кое-что разузнать. Ты постоянно ошиваешься в этом своем клубе и, быть может, что-нибудь слышал…

– Я много чего слышу, – хмыкнул Сирил, устраиваясь поудобнее. – Что именно тебя интересует?

– Меня интересует некий романтически настроенный молодой человек примерно твоих лет, – медленно заговорил я, – который питает самые нежные чувства к даме, которая несколько старше него…

– Я не подойду? – живо осведомился кузен.

– Нет, – отрезал я. – Во-первых, та дама – не вдова и у нее есть дети, во-вторых, я никогда в жизни не поверю в твои романтические устремления, а в-третьих, в твоих инициалах нет буквы «А»!

– Ну и неправда, я весьма романтичен! Хм… – Он почесал в затылке точно таким же жестом, каким делал это я. – Очень интересно… Значит, «А»?

– Но я не знаю, является ли это первой буквой имени, фамилии или вообще прозвища, – предупредил я.

– Ладно, ладно… – Сирил явно задумался. – Что-то такое мелькало… нет, не вспомню! Надо поспрашивать…

– Только не вздумай делать это в лоб!

– Ну кого ты учишь, Виктор! – укоризненно сказа он. – Я вовсе не такой идиот, каким ты меня считаешь.

– Да, ты достаточно хитер, – признал я. – Но что до ума…

– Ага, ага, он весь достался тебе, – ядовито ответил кузен. – Виктор, кстати, а что мне за это будет?

– Вот поэтому я и не верю в романтику в твоем исполнении, – сказал я. – Не можешь ты помочь родственнику бескорыстно… И это после того, как я столько раз вытаскивал тебя из неприятностей!

– Так ты тогда репутацию семьи спасал, – хмыкнул Сирил. – А теперь дело явно не касается тебя лично! Так что я получу, а?

– Могу оплатить какой-нибудь из твоих долгов, – тяжело вздохнув, ответил я.

– Это неинтересно, – поморщился он. – Тем более, крупных долгов у меня сейчас нет, а мелкие я и сам могу оплатить…

– Прогресс! – воскликнул я. – Что это с тобой? Ты не заболел, часом?

– Я здоровее быка, – заверил Сирил. – О, Виктор, я придумал! Я поживу у тебя, пока буду заниматься твоим поручением.

– Еще чего не хватало!

– Но сам посуди! – повернулся он ко мне. – Ведь иначе мне придется каждый день таскаться в Блумтаун, это раз. Два – перед каждой такой поездкой мне компостирует мозги полковник… и мама тоже. А если я возвращаюсь слишком поздно или вообще под утро, то начинается тако-ое! Раньше-то я машину бросал на дороге, сам пробирался садом, а там – по яблоне к себе в окошко. Ну, правда, пару раз промашка вышла, когда горничная окно закрыла, пришлось в гараже ночевать… Но обошлось. – Он вздохнул. – А у полковника слух, как… не знаю, у кого! Он мою машину, кажется, от Блумтауна слышит. И выходит встречать…

– Отгони ее в мастерскую, – посоветовал я. – У тебя двигатель ревет, как взбесившийся слон, и глушитель стреляет так, что прохожие подпрыгивают.

– Придется… – Сирил помолчал. – В общем, я хоть отдохну от их воспитания… А, Виктор?

– Только если уложишься в неделю, – подумав, решил я. Неделю я общество кузена вытерпеть еще сумею. – Но если будешь являться под утро, будь любезен пользоваться черным ходом – ключ я тебе дам – и не шуметь!

– Непременно! – заверил меня кузен, порядком настрадавшийся за последнее время. – Ты меня даже не услышишь! И еще, Виктор…

– Ну?

– Долги долгами, а на расходы надо бы подкинуть… – сказал он. – Сам понимаешь, если кого напоить, то язык легче развязывается… а откуда у меня столько денег?

– Ладно. – Соглашаться мне не хотелось, но без Сирила я тут управиться не мог. – Смотри, главное, чтобы у тебя самого язык не развязался! А, впрочем, я уверен, что большую часть денег ты просто проиграешь.

– Тебе результат важен или то, каким способом я намерен его достичь?! – возмутился кузен. – Знаешь что, с таким отношением… поищи кого-нибудь другого! Останови, я выйду…

– Уймись, – сказал я. Сирил просто набивал себе цену, с этим я уже сталкивался, и не раз. – Мы уже почти приехали. А тетушке Мейбл я напишу, что у меня для тебя ответственное поручение, так что пока ты побудешь в городе. Под моим присмотром.

– Отличненько… – промурлыкал кузен, предвкушая развлечение за мой счет.

– И еще, – добавил я серьезно. – Если вдруг тебе действительно удастся что-то раскопать, и если где-то в разговоре промелькнет имя дамы… Не вздумай об этом где-нибудь ляпнуть, иначе я тебе сам голову оторву. Или, что куда вероятнее, это сделает ее супруг.

«Или привяжет за ногу к Чертополоху и отпустит того в чистое поле», – добавил я мысленно.

– Виктор, я, кажется, уже сказал тебе, что я не идиот? – мрачно спросил Сирил. – Мог бы и не предупреждать!

– Я на всякий случай, – усмехнулся я. – Мало ли…

– Мало ли, – передразнил он. – Кстати, а я ведь без багажа. Не собирался задерживаться! А твои вещи мне велики…

– Ничего, я напишу, чтобы тебе прислали что-нибудь из дома. Пока перебьешься. Да и в клубе у тебя что-то должно быть…

– Ну вот, а я так рассчитывал обновить гардероб, – надулся Сирил, но долго не выдержал и начал ухмыляться.

– Да-да, – усмехнулся я в ответ. – Ты кого другого попробуй облапошить…

Вот так кузен водворился в моем доме и с энтузиазмом принялся за дело. Энтузиазм его проистекал в основном из-за финансового вспомоществования с моей стороны, я полагаю.

Так или иначе, день шел за днем, но результатов не было. Сирил являлся под утро, а то и вовсе не являлся сутками, но я не торопил его: в таких делах спешка вредна. Конечно, лорд изводится, но… я ведь не профессиональный сыщик, в конце концов! А что уж говорить о Сириле…

Как-то обеда я устроился в оранжерее, думая немного послушать музыку в обществе моих милых питомцев, а может и немного вздремнуть в уютном кресле. Однако уединение мое было нарушено почти сразу.

– Сэр, к вам… – степенно начал Ларример, но договорить ему не дали.

– Да ну, Ларример, к чему такие формальности? – жизнерадостно вопросил мой кузен, возникая за спиной дворецкого. – Я же теперь тоже тут живу!

«Пока!» – подумал я, однако озвучивать свою мысль не стал. Сирил мне еще пригодится, вдобавок, судя по всему, у него наконец появились новости.

Крайне недовольный такой бесцеремонностью Ларример удалился, воздержавшись, однако, от замечаний. А кузен влетел в оранжерею, и улыбка его сияла ярче, чем электрическая люстра.

Сирил огляделся, не нашел, куда присесть и, ничтоже сумняшеся, устроился прямо на каменном бортике, презрев опасность уколоться о ближайший Grusonia grahamii.

– Вижу, твоя охота была удачной, – начал я, поскольку кузен старательно выдерживал паузу, делая вид, что рассматривает окружающее его многообразие суккулентов.

– Более чем! – заверил он, совершенно довольный собой.

– Выкладывай, – велел я, устраиваясь поудобнее.

– Его зовут Арчибальд Уэйн! – тут же сообщил Сирил самое главное.

– Уэйн? Что-то знакомое, – пробормотал я, по привычке склонив голову к плечу. Но имя начинается на «А», это уже неплохо!

– Ты, верно, встречал его у доктора Милтона, – объяснил Сирил, устав дожидаться, когда я вспомню. – Арчи у него стажируется.

– Ах, да! – щелкнул пальцами я. – Юноша бледный со взором горящим!

– Ну… почти, – ухмыльнулся Сирил. – Покутить он тоже не прочь. В меру, правда…

Я хмыкнул – странно было слышать от кузена такие речи.

– Я полагал, что вся его страсть направлена на микробы и прочие малоприятные вещи, – заметил я. – Он показался мне очень увлеченным медициной… Впрочем, это не важно. Выкладывай остальное.

Говорил Сирил вдохновенно, образно, то и дело вскакивая и прохаживаясь в опасной близости от моих питомцев (что, признаюсь, несколько меня нервировало – с кузена бы сталось в запале разгромить всю оранжерею). Видимо, пребывание в амплуа поэта сказалось на риторических умениях Сирила…

Если оставить лирику, то сухой остаток был таков.

Некая дама занедужила как раз перед Пасхой – слегла в постель с сильным жаром, кашлем и прочими угрожающими симптомами. Не на шутку испуганный лорд Блумберри немедленно послал за доктором Милтоном, который явился с ассистентом, тем самым Арчибальдом Уэйном. И, как водится, леди с первого взгляда покорила трепетное сердце юноши, до того полное лишь честолюбивыми мечтаниями открыть какой-нибудь новый вирус и назвать его своим именем. Надо думать, мистер Уэйн – действительно изрядный романтик, поскольку влюбиться в обливающуюся потом, растрепанную и непрестанно кашляющую женщину способны немногие. Впрочем, возможно, его покорила ее бледность (или наоборот – горячечный румянец) и ночная сорочка, не скрывающая толком того, что обычно прикрыто платьем.

Во время бдения у постели больной чувства росли и крепли пока, уже после ее выздоровления, не принесли плоды. Мистер Уэйн, как всякий влюбленный, желал объясниться с предметом своей страсти. Случай этот ему вскоре представился: когда в доме трое детей, один или другой непременно простудится, упадет, рассадив колено или с ним случится что-нибудь еще. На такие пустяковые вызовы доктор Милтон отправлял своего стажера, а тот и не думал отказываться: это ведь был повод лишний раз увидеть возлюбленную!

– Значит, у этого Арчибальда есть машина, – перебил я кузена.

– Доктор Милтон одолжил ему свой старый рыдван, – пояснил тот. – Он все равно ржавел без дела. Так вот…

В очередной раз явившись по вызову (кажется, младшая дочь леди съела что-то не то), Арчибальд решил рискнуть. Сделал он это со странной для медика поэтичностью, подсунув взволнованной даме записку в стихах, спрятанную в сложенном рецепте микстуры для девочки. Надо сказать, при этом он изрядно рисковал, поскольку на послание могла наткнуться няня или горничная. Однако пылкому юноше повезло – дама его сердца очень беспокоилась о детях, старалась контролировать все лично, и послание достигло адресата.

Должно быть, весна и излечение от тяжелой болезни поспособствовали тому, что дама забыла осмотрительность. Между ними завязалась горячая переписка. Способ сообщения дама где-то вычитала, и он показался ей весьма романтичным, а кроме того – надежным…

– Вроде бы все сходится, – задумчиво сказал я. – Сирил, а имя этой дамы Арчибальд называл?

– Один раз, случайно выскочило, он уже пьяный был в лоскуты, – ответил кузен. – Но я немедленно все забыл, как ты и велел. Я не хочу, чтобы мне оторвали голову два раза. Или там разорвали на части лошадьми.

– Сирил, мне надо удостовериться, что это именно та самая дама! – нахмурился я, мысленно усмехнувшись сходству наших мыслей. Все совпадало, но лишний раз проверить все-таки стоило. – Хватит валять дурака! Ни за что не поверю, будто ты все разом позабыл…

– Ты велел – я забыл, – гордо ответил он.

– Потрясающе. Можно писать роман: «Сирил Кертис и чудеса педагогики»! – саркастически сказал я. – А все-таки?

– Ну… пожалуй, единственное, что я помню, так это то, что ее имя начинается с той же буквы, что и у миссис Вашингтон, – подумав, выдал кузен. – Да и Арчи называл ее госпожой М., и только. И даже не говорил, блондинка она или брюнетка… Говорю же, мне пришлось напоить его до синих чертей, чтобы хоть что-то выведать!

– И на том спасибо, – усмехнулся я, погладив рассеянно свою любимицу Discocactus horstii по имени Сигрид. – Так, значит, теперь они переписываются регулярно?

– Раз или два в неделю, – пожав плечами, подтвердил Сирил.

– Хорошо, – задумчиво проговорил я, размышляя. Теперь мне было известно, кто такой таинственный «А.» и как между ним и леди Блумберри завязалась переписка. Однако что теперь делать с этими сведениями? Положим, я расскажу лорду Блумберри, и что потом?

Сирил смотрел на меня выжидательно.

– Ну, что скажешь? – не выдержал он наконец.

– Признаю, ты хорошо поработал! – похвалил я кузена. Пожалуй, сам я решать не вправе. Пусть лорд Блумберри сам разбирается со своими семейными отношениями.

– Еще бы! – самодовольно подтвердил Сирил. – Тебе бы Арчи точно ни слова не сказал!

– Разумеется, – подтвердил я, улыбнувшись кузену. – Но я уверен, что ты тянул время нарочно, лишь бы побыть подальше от отчима… Я прав?

– Ничего подобного! – заявил он с таким жаром, что любому стало бы ясно – он лжет. – Ну… если только самую малость…

– Ладно, – вздохнул я. – Договаривались мы на неделю, ты управился раньше, так что можешь остаться еще на пару дней.

Было у меня предчувствие, что Сирил мне еще пригодится…

– Виктор, ты временами бываешь таким… щедрым! – ухмыльнулся он, пружинисто вскочил, потянулся и бодро сообщил: – Тогда я пошел!

Его явно манили удовольствия, коими мой легкомысленный кузен собирался без устали предаваться в ближайшее время.

– Не пропадай насовсем! – окликнул я. – Думаю, для тебя найдется еще кое-какое поручение!

– Хм, ну, если оно будет оплачено так же щедро, то я согласен, – кивнул он и зацепился за опунцию. – Ай-й… Виктор, ну почему именно кактусы?! Почему бы тебе не выращивать узамбарские фиалки, они такие милые, пушистенькие…

– Кактусы тоже бывают пушистыми, – сказал я. – Вот, смотри, Сирил совсем не колючий…

– А?.. – Кузен вытаращил глаза.

– Э-э… – протянул я, ставя Cephalocereus на место. – Ну, видишь ли, я назвал его твоим именем.

Я даже помнил, почему: за красоту цветов и их неописуемый… хм… аромат. Правда, Сирилу я об этом говорить не собирался.

– Ну спасибо, – буркнул он и испарился, а я смог поразмыслить.

По правде говоря, выхода из неприятной ситуации я пока не видел. Как вырвать леди Блумберри из плена вредных мечтаний?

Леди Блумберри я знал слишком мало, чтобы с уверенностью судить о ее поведении. Разумеется, окончательное решение было за ее мужем, однако мне уже самому стало интересно, как лорду и леди Блумберри выйти из положения с наименьшими потерями.

Поэтому я заперся в кабинете наедине с бутылкой своего любимого напитка и шахматным столиком со всеми его потайными отделениями…

Хм, а прелюбопытная получалась картина. Не зря ведь говорят, что от любви до ненависти один шаг. Дело за малым – заставить леди Блумберри этот шаг сделать!

Я отправил лорду короткую записку, в которой предлагал ему увидеться назавтра на том же месте и в тот же час, где мы встретились недавно. Оставалось только ждать…

Когда я подъехал к точке рандеву, лорд Блумберри уже был там, на этот раз на прекрасной гнедой кобыле, если не ошибаюсь, арабских кровей. Кобыла мирно паслась, а лорд прохаживался взад-вперед, в нетерпении похлопывая стеком по сапогу.

– Мистер Кин! – развернулся он ко мне, едва заслышав урчание мотора.

– Добрый день, милорд, – сказал я, заглушив двигатель и выбравшись наружу. – Как ваши дела?

– Дела по-прежнему, – хмуро ответил он. – Вот, прогуливаю Ласточку. Третий день прогуливаю, застоялась она…

– А миледи?.. – осторожно спросил я.

– Все так же, – буркнул он. – Правда, в сад пока больше не ходила. Я приказал Дейзи присматривать за госпожой и докладывать мне, чуть что заметит.

Ну, ясно. Последние несколько дней Сирил поил всех приятелей, и Арчибальду было затруднительно добраться до имения Блумберри. Интересно, как это доктор Милтон не выставил его, увидев поутру после очередной попойки? Или вспомнил юность и пожалел? Но неважно!

– Вам удалось что-нибудь узнать, мистер Кин? – тревожно спросил лорд.

– Да, – ответил я. – Как я и говорил, мой кузен оказался совершенно незаменим в этом деле. Имя воздыхателя – Арчибальд Уэйн, это стажер у доктора Милтона. Красота вашей супруги поразила беднягу в самое сердце…

– Плевать на сердце! – вспылил тот. – Да я его!..

– Милорд, будет скандал, – мягко сказал я. – Не стоит принимать скоропалительных решений. Вы ведь не желаете огласки?

– Ни в коем случае, – вздохнул он. – А у вас есть какие-то предложения?

– Пока лишь очень расплывчатый план, – покачал я головой. – Нужно сделать так, чтобы ваша супруга сама отказалась от… хм… романтических грез. Но я совершенно ее не знаю и не представляю, как она может отреагировать на то или иное действие!

– Что вы имеете в виду? – спросил лорд.

– Ну, к примеру… – Я подумал и присел на нагретый солнцем камень. Лорд, даже не задумавшись, уселся на траву, как я в прошлый раз, и теперь я созерцал именитого собеседника сверху вниз. Забавно, что и говорить. – Допустим, вы и впрямь дадите супруге понять, что вам известно о ее увлечении и этой переписке. Допустим также, что она откажется от нее. Здесь я еще могу как-то спрогнозировать развитие событий: скорее всего, в ее памяти эта история останется как трагедия влюбленных, разлученных непреодолимыми обстоятельствами. Вы сами говорили – придется доживать век чужими людьми. Разве вы этого хотите?

– Разумеется, нет! – воскликнул он. – Как бы там ни было, я люблю Миллисент, а эта глупость… На то она и глупость, чтобы простить ее и никогда больше не упоминать об этом!

– Это вы так думаете, – сказал я. – Но, повторюсь, вы сказали, что забыть не сможете. И супруга ваша не сможет. И трещина между вами будет становиться все шире и шире… – Я помолчал, сплетая из травинок косичку. – А что, если появится еще какой-то романтически настроенный юнец? Вы можете представить, как поступит ваша супруга? Я – нет.

– Боюсь, что я тоже не представляю, – мрачно сказал лорд. – Черт побери! Выходит, я совершенно не знаю собственную жену!

– Но что-то вы представляете более или менее четко, – заметил я. – Скажите, милорд… Что сделает миледи, если этот молодой человек вдруг предложит ей бросить все и бежать с ним?

– Да я же его!.. – задохнулся он.

– Спокойнее. Я говорю о ней, а не о нем.

– Это скандал, – покачал головой лорд. – Безнадежно испорченная репутация, развод… И бедность, конечно. Миллисент далеко не из богатой семьи, своих средств у нее нет. А кроме того – дети! Она же души в них не чает! Не представляю, насколько сильны должны быть ее чувства к этому… мерзавцу, чтобы она отказалась от возможности видеться с детьми!

– Проблема в том, милорд, что чувств как таковых у нее и нет, – заметил я. – Это просто красивая сказка. Вы сами сказали, что миледи вышла за вас замуж совсем юной. Она не успела толком наиграться в сказочную любовь и прочие девичьи глупости, как вдруг сделалась супругой уважаемого знатного человека, вдобавок, намного старше нее самой. Вот она и доигрывает… Я не думаю, что миледи испытывает к Уэйну по-настоящему серьезное чувство, она ведь его почти не знает! Для нее это приключение, как в детстве: записки в бутылке, в дупле, секреты, смешные шифры… Все то, что заставляет сердце биться чаще, пусть даже и страшно, что родители узнают и накажут.

– И вы хотите проверить, так ли это? – глухо спросил он.

– Я не вижу другого выхода, – покачал я головой. – Или – или.

– Как вы намерены это устроить? – взял лорд быка за рога.

– У меня есть кузен, – пожал я плечами. – Он способен убедить кого угодно в чем угодно. Ну, если не считать меня и его нового отчима. Пожалуй, Уэйну действительно стоит предложить вашей супруге побег.

На лице лорда Блумберри отразилась целая гамма чувств, потом он глубоко вздохнул и кивнул.

– Пускай, – сказал он. – Хотя бы все прояснится… потому что долго я так не выдержу! А если я сорвусь, то выложу все Миллисент. Дальше – понятно… Вот только один щекотливый момент, мистер Кин…

– Слушаю?

– Миллисент ведь отвечала Уэйну. Пусть даже она не подписывалась полным именем, и этой малости может хватить. Что, если этот юнец сделает ее письма достоянием гласности? В случае, если она откажется… ну, вы поняли…

– Да, разумеется, – задумчиво сказал я. – На репутации миледи можно будет поставить жирный крест… Но это решаемо. Думаю, Сирил справится…

«Пусть только попробует не справиться! – мелькнула мысль. – Я ему тогда не только голову оторву, а и все конечности!»

– Благодарю, мистер Кин, – суховато сказал лорд, поднимаясь. Видно было, что ему неловко.

– Пустяки, милорд, – ответил я, и мы обменялись рукопожатием. – Позвольте спросить?

– Да?

– Давно ли вы приглашали миледи на конную прогулку?

И, оставив огорошенного этим вопросом лорда возле его Ласточки, я направился к автомобилю. План вырисовывался все четче.

Вернувшись домой и изловив Сирила, как раз собиравшегося куда-то удрать, я увлек его в свой кабинет и битый час объяснял кузену суть задания, пока не удостоверился, что он проникся его важностью, запомнил все детали и ничего не перепутает. Теперь оставалось только выдать ему аванс в счет будущего гонорара (в случае удачи, разумеется) и положиться на его артистизм…

К завтраку Сирил не вышел. Впрочем, это было ожидаемо.

– Мой кузен уже встал? – поинтересовался я у Ларримера, приступая к омлету.

– Нет, сэр, – с обычной невозмутимостью ответствовал Ларример. – Мистер Кертис вернулся всего два часа назад, сэр. И, осмелюсь заметить… он был сильно пьян, сэр.

Я досадливо нахмурился: Сирила теперь до вечера не добудишься! Однако мне требовалось как можно скорее выяснить, удалось ли ему убедить мистера Уэйна написать письмо в нужном духе. Ведь просил же я кузена прислать записку! Но он наверняка забыл обо всем на радостях…

С аппетитом позавтракав, я направился наверх в сопровождении Ларримера.

Спальня Сирила была предусмотрительно заперта изнутри: видимо, кузен даже в пьяном угаре понимал, что так просто спать целый день ему не дадут. Кричать и стучать в дверь было бесполезно, однако я попробовал. Изнутри донеслись только какие-то невнятные звуки – то ли брань, то ли пожелание отправиться куда подальше.

– Отпирайте, Ларример, – велел я, кивая старому дворецкому.

– Да, сэр, – согласился он, выбирая один из ключей на внушительной связке.

В гостевых спальнях намеренно не делали внутренних засовов, чтобы в случае острой нужды суметь открыть дверь. Разумеется, пользовались этой возможностью нечасто (на моей памяти всего один раз, когда какому-то престарелому дедушкиному другу стало дурно), однако сейчас она пришлась как нельзя кстати.

Как и ожидалось, совершенно расхристанный кузен безмятежно почивал, притом устроился он поперек кровати.

– Сирил, – позвал я, подойдя поближе, и подавил желание задержать дыхание: исходящее от негодяя амбре просто валило с ног. – Сирил!

Тряхнул за плечо, но бесполезно – он только сморщился, а потом перевернулся на другой бок.

– Вставай! – рявкнул я ему прямо в ухо. Сирил отмахнулся, едва не угодив мне в нос, спасла меня только неплохая реакция. Я вздохнул и отступил в сторону: – Ларример, действуйте.

Тот молча приблизился, так же молча оттянул воротник сорочки Сирила и высыпал ему за шиворот содержимое серебряного ведерка для шампанского.

Лед возымел должный эффект: Сирил дернулся и заорал.

– А? Что? Где? – прохрипел он, пытаясь сесть на постели.

– Доброе утро, кузен, – саркастически поприветствовал его я. – Ты совсем забыл о моей просьбе?

– О какой еще просьбе? – буркнул Сирил, начиная тереть красные, как у кролика, глаза.

– Склероз, – констатировал я. – На почве раннего алкоголизма. Так ты убедил… А. написать М.?

Я покосился на Ларримера, однако не стал его выгонять. Ничего особенно секретного он не услышит.

– Ну да! – кажется, кузен обиделся, хотя лицо его выглядело слишком помятым, чтобы утверждать это наверняка. – А ты сомневался?

– Разумеется, нет, – усмехнулся я. – С твоими талантами это пустяковое задание.

– Вот! – Сирил снова потер глаза и попросил жалобно: – А теперь дай поспать, а? И попить…

– Поспать дам, воды принесет Ларример, – согласился я, наклонив голову к плечу, хотя Сирил в нынешнем своем состоянии не был способен оценить этот жест. – Но вечером ты вернешься к тетушке Мейбл.

– За что?! – возопил кузен, даже как будто протрезвев.

– За забывчивость, – сообщил я любезно. – До свидания!

И, кивнув Ларримеру, я направился к двери.

– А может, я тебе еще пригожусь? – жалобно спросил Сирил за моей спиной.

Я, не оборачиваясь, пожал плечами и вышел…

Тем же вечером, стеная, кузен покинул мой дом. Нет, отчасти мне было его жаль, но, с другой стороны, я не собирался жить с ним под одной крышей дольше пары недель! Это все-таки выше моих сил.

Шли дни, я занимался своими делами и почти уже забыл о лорде и его деликатной проблеме, как вдруг…

– Сэр! – приглушенным шепотом произнес Ларример, нарушая мое сосредоточение. – Вас к телефону, сэр!

– Такое впечатление, будто мне звонит августейшая особа, – пошутил я, поднимаясь. – Кому я там потребовался?

– Лорд Блумберри на проводе, сэр! – прошептал дворецкий и стал во фрунт.

Так, похоже, что-то или случилось, или прояснилось…

– Виктор Кин у аппарата, – бросил я в трубку.

– Вы можете приехать на то же место? – отрывисто спросил лорд, даже не подумав поздороваться. Это не было на него похоже, и я встревожился.

– Прямо сейчас?

– Если вас не затруднит.

– Никоим образом, – заверил я. – Буду… через полчаса, не больше.

– Отлично, – ответил он, и связь прервалась.

Дворецкий смотрел на меня не мигая.

– Ларример, подайте шляпу, пожалуйста, – сказал я, проверяя, одинаковые ли у меня глаза. Да, все в порядке, можно ехать. – Ларример?

– Сэр! – отмер он. – Да, сэр!

Кажется, звонок лорда выбил его из колеи. Хм, а я и не знал, что в имении есть телефон! Этак скоро и тетушка Мейбл проведет к себе линию, а тогда пиши пропало…

Этими немудреными мыслями я занимал голову, на предельной для моего автомобиля скорости выезжая из города. Недавно прошел дождь, загородная дорога была, мягко говоря, не очень чистой, и мой экипаж вскоре приобрел крайне неопрятный вид.

Лорд снова ожидал меня на прежнем месте, только теперь не прохаживался, постукивая стеком по сапогу, а сидел на камне, блаженно глядя в небеса. Рядом стоял молодой конь игреневой масти. Должно быть, не слишком послушный или просто пугливый, поскольку поводья его были крепко привязаны к толстой ветке, а сам конек нервно прядал ушами.

– Милорд, – окликнул я, выходя из машины. – Что-то случилось?

– О! – сказал он, улыбаясь. – Случилось всё!

Мне уже приходилось видеть лорда Блумберри в столь странном состоянии, поэтому я не удивился.

– Что именно, милорд? План сработал или нет?

– Насколько я могу судить, сработал, – взял он себя в руки. – Мистер Кин, это было… Нет, это было тяжело, не скрою! Но оно того стоило!

– Может быть, вы расскажете по порядку? – осторожно попросил я. По изложению Сирила понять что-либо было сложно.

– Конечно! Итак… – Лорд встал и прошелся взад-вперед, сцепив руки за спиной. – Я, как вы и просили, не стал ничего предпринимать. Миллисент вела себя, как обычно, прогуливалась в саду… А через пару дней вдруг заявила, что недомогает, и попросила не беспокоить. Это с ней и прежде случалось, я не придал значения… Но есть ведь Дейзи, и она доложила, что госпожа плачет навзрыд и никого к себе не допускает! Я встревожился было, но тут сообразил, что дело, должно быть в письме, о котором вы толковали…

– Да, Сирил превзошел самое себя, – пробормотал я. Может, кузен рано отказался от карьеры писателя? Вон как легко и непринужденно он перевернул «вуньо»!

– Назавтра Миллисент вышла к завтраку как ни в чем не бывало, – продолжал лорд, – разве что немного бледной. Потом весь день провела с детьми. Она и так много с ними занимается, не доверяет нянькам и гувернанткам, но тут вовсе отослала прислугу… Тогда уж я заволновался. Вдруг она решила с ними попрощаться?!

– А дальше что?

– Дальше… – Он нахмурился. – В общем, ничего. Несколько дней без перемен. Дейзи говорила, что Миллисент плачет по ночам, но я никаких странностей не замечал. Предложил ей конную прогулку, как вы тогда сказали, но она отказалась. Да и в целом я старался ей не докучать… сами понимаете, опасался проговориться…

– Конечно-конечно, – заверил я.

– А потом она пропала, – сказал лорд, и я остолбенел.

– Как… пропала?!

– Так. Я вернулся с прогулки, приручал вот этого малого, – он потянулся погладить игреневого конька, тот отпрянул, – а Миллисент нет дома. Слуги сказали, она взяла машину с шофером и уехала в город. Сами можете представить, что я подумал!

– О да! – искренне сказал я.

– Я ждал, ждал, ее не было, и я вознамерился уж было звонить вам или в полицию, но тут Миллисент вернулась. Сказала, что ездила к доктору Милтону. Я потом перезвонил ему, и он подтвердил, что она была на приеме, – произнес лорд. – Но это позже, а тогда… У нее, мне показалось, какое-то странное выражение лица. Шофера я спросил, тот ответил, что Миллисент никуда не отлучалась. Зашла к доктору, через некоторое время вышла и велела ехать домой…

– Но Уэйн служит у Милтона, – пробормотал я.

– Вот-вот, я подумал о том же, – кивнул лорд. – А на следующий день Дейзи сказала мне, что нашла в камине в комнате Миллисент пепел. А камин не топили, тепло ведь! Там нашлись два обрывка, обгорелые, ничего не разобрать, только и ясно, что это была бумага.

– Она жгла письма? – предположил я.

– Наверно, – пожал он плечами. – Дейзи ухитрилась заглянуть в шкатулку – там ничего уже не было. А пепла оказалось довольно много…

– Вероятно, Уэйн вернул миледи ее письма, – сказал я. – Их было не так много, и, я думаю, он держал их при себе. А передать из рук в руки всяко надежнее… Наверно, он встретил ее у доктора Милтона.

– Я тоже так решил, – кивнул лорд. – Ну вот… Миллисент несколько дней была сама не своя, а потом как-то ожила. Дети, опять же…

– Ну, все хорошо, что хорошо кончается, – улыбнулся я. Сам я ни за что не променял бы общество моих питомцев, Ларримера, стряпню Мэри и прочие атрибуты спокойной жизни даже на самую горячую страсть. Впрочем, я ведь не женщина! – А Уэйн уехал. Доктор Милтон очень расстроился, хороший был стажер, говорит, способный. Но какие-то семейные обстоятельства вынудили юношу оставить наши края…

– Да пусть едет, – махнул тот рукой. – Главное, до греха не дошло!

– А вы бы сумели простить, если?.. – осмелился я спросить.

– Ее – да, – твердо ответил лорд. – А его бы я убил.

Я поперхнулся. Впрочем, мой дядюшка примерно так и поступил. На дуэли, правда, но какая разница?

– А за то, что все обошлось, мне надо благодарить вас, мистер Кин, – серьезно сказал он.

– Скорее уж, моего непутевого кузена, – усмехнулся я. – Без него ничего бы не вышло.

– Значит, и его тоже. Предложить вам… хм… гонорар, полагаю, значило бы обидеть вас, – продолжал лорд. «Сирил бы не обиделся», – подумал я. – Но знайте, Блумберри помнят добро. Вы можете обратиться ко мне в любое время, и я буду на вашей стороне.

– Даже если я совершу убийство? – не удержался я.

– А почему бы и нет? – вскинул он бровь. – Еще раз благодарю, мистер Кин. Вы спасли мой брак!

– Право, не стоит благодарностей, – произнес я, но лорд уже вскочил в седло, игреневый конь поднялся на дыбы и стрелой понесся по лугу. – Вот шальной…

Я посмотрел ему вслед и вернулся в машину. Оставалось надеяться, что все и впрямь закончилось.

Но увы. Все только начиналось. Если бы я знал, что отныне стану почетным гостем на всех, решительно всех приемах у лорда Блумберри, я бы тогда не остановился поговорить с ним! Леди Блумберри вряд ли знала, какое участие я принял в ее судьбе, но была со мной неизменно приветлива. А супруг ее, к моему великому счастью, прекратил бомбардировать меня рассказами о лошадях, найдя парочку других жертв. С ним мы обменивались заговорщицкими взглядами…

А еще имелся Сирил, который при каждой встрече прозрачно намекал, что не против еще разок оказать мне услугу (читай, неплохо развлечься и подзаработать)…

Честное слово, от того, чтобы уехать на пару месяцев куда-нибудь на континент, чтобы отдохнуть от всего этого, меня отделяло уже немногое. Ну вот разве что необходимость присматривать за моими крошками: две-три недели они обойдутся без меня, но и только! Даже верному Ларримеру я не мог доверить столь длительный уход! Ну а скрыться как-то иначе было невозможно, разве только забрать всю оранжерею с собой, и это уже не казалось мне неосуществимыми планами.

Кажется, передумал я в тот день, когда ехал к тетушке Мейбл и ненадолго притормозил на вершине холма. Холм – это одно название, просто пологая возвышенность, но наверху кажется, что ветер чище, запахи разогретых поздним летним солнцем трав слаще, а воздух прозрачнее.

Тогда-то я и увидел их, чуть поодаль, у реки. Лорд Блумберри на своем вороном жеребце выделывал такие кульбиты, что меня оторопь взяла. Рядом пытался повторить это его старший сын, оседлавший того самого непослушного игреневого конька, хоть тот и был великоват для мальчишки. Младший сын пока крутился рядом верхом на крепконогом караковом пони, но ясно было: скоро и он окажется в компании этих сорвиголов. Неподалеку стояло ландо, запряженное парой гнедых, – этот экипаж я помнил еще со свадьбы тетушки Мейбл, – а леди Блумберри и ее дочь расположились на траве, на плотном покрывале, и, кажется, раскладывали сандвичи для своих мужчин. Девочка, как мне показалось, не питала никакой приязни к буйным забавам мужчин. Леди Блумберри выглядела вполне довольной и счастливой. Надо думать, угроза лишиться дома и семьи живо охладила ее «романтическую страсть».

Я усмехнулся и тронулся с места. Можно сказать – мелочи, ничего не стоящие мелочи, все уладилось бы без твоего участия…

Но, может, все мои мучения были не зря?..

Примечания

1

Руна феху – буквально «домашний скот», «благополучие». В самом общем виде, феху обозначает способность приумножать и сохранять богатство. В магии трижды повторенная руна феху использовалась для получения богатства. В прямом положении – имущество, выигранное или заработанное, доход, удача. Символ достатка. В перевернутом положении обозначает финансовые потери, неудачи, утрату завоеванных позиций, потерю собственности. Символ жадности.

(обратно)

2

Руна уруз – буквально «тур», «дикий бык». Символизирует личную силу – как физическую, так и психическую. В магии используется для омоложения и возвращения здоровья. В прямом положении – физическая сила и скорость, воплощение чего-то нового. Энергия, упорство, сексуальное желание, мужская потенция. В перевернутом положении – слабость, неоправданный риск, болезнь, зверство, насилие.

(обратно)

3

Руна турисаз – буквально «гигант» и «колючий шип». Руна мощи, слепой силы, конфликтов, хаоса. Недобрая и болезненная для гадающего даже в прямом положении. Однако турисаз помогает и защититься от чужого недоброго воздействия. В прямом положении обозначает конфликты с окружающими, изменения, болезненные ситуации, очищающее пламя. Также указывает на различие (и конфликт) полов, сексуальность. Часто предупреждает о неожиданностях. В перевернутом положении – принуждение, уныние, преступное намерение.

(обратно)

4

Руна ансуз – буквально «послание», «знак». Указывает на общение, понимание, связь. В прямом положении – речь, энтузиазм, власть слов, что-то новое. Это знак правды и мудрости. Также символизирует новое чувство семейного единства и гармонии. В перевернутом – недоразумение, заблуждение, манипуляция другими, тщеславие, тщетность.

(обратно)

5

Руна раидо – буквально «путь» и «повозка». Символизирует путешествие. В прямом положении – поездка, каникулы, изменение места или представлений. Показывает правильное направление. Обозначает также свободу и собственный путь. В перевернутом положении – кризис, несправедливость, нелогичность, заблуждение. Также обозначает давление обстоятельств.

(обратно)

6

Руна кеназ – буквально «факел», «свет», «маяк». Символизирует укрощенный огонь, в том числе огонь знания и вдохновения. В прямом положении – открытие, знание, творческий потенциал, вдохновение, технические возможности. Свет в конце туннеля. В перевернутом положении – болезнь, неустойчивость, недостаток творческого потенциала, потеря надежды на лучшее.

(обратно)

7

Руна гебо – буквально «дар». Тут следует помнить, что в германо-скандинавской традиции дар требует ответного подарка. Это взаимовыгодный обмен, взаимные обязательства, личные отношения и товарищество. Гебо обозначает партнерство – как в деловых отношениях, так и в дружеских или любовных. Это помощь и поддержка. Перевернутого значения не имеет, но может указывать на нарушения: одиночество, зависимость, чрезмерная жертва, потери, взяточничество.

(обратно)

8

Руна вуньо – буквально «радость» и «совершенство». В прямом положении – комфорт, удовольствие, процветание, влюбленность. Перемены к лучшему, обретение душевного равновесия. В перевернутом виде – кризис. Это депрессия, борьба, отчуждение, непрактичный энтузиазм, ложь близким людям. Может означать безумие и ярость. Нелюбовь, неприязнь.

(обратно)

Оглавление

Кира Измайлова, Анна Орлова Футарк. Первый атт

  Глава 1. Феху[1]

  Глава 2. Уруз[2]

  Глава 3. Турисаз[3]

  Глава 4. Ансуз[4]

  Глава 5. Раидо[5]

  Глава 6. Кеназ[6]

  Глава 7. Гебо[7]

  Глава 8. Вуньо[8] Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg