«По прозвищу Адмирал»

По прозвищу Адмирал (fb2) - По прозвищу Адмирал [litres] (Адмирал [Поселягин] - 3) 1048K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владимир Геннадьевич Поселягин

Владимир Поселягин По прозвищу Адмирал

Серия «Наши там» выпускается с 2010 года

Оформление художника Павла Ильина

Прошло восемь дней, но с того памятного вечера в Кремле, где произошло награждение фронтовиков и тружеников тыла (я себя больше причислял к последним), никаких подвижек не было. Я с удовольствием занимался делами, давно махнув рукой на радио, куда меня так и не приглашали, а так как, как обмолвился товарищ Сталин, небольшое кустарное производство глушителей для оружия его очень заинтересовало, то на нас вышли уже на следующий день. Люди наркома Берии. И вот я уже неделю помогаю деду налаживать под их патронажем производство, которое было организовано на участке моей усадьбы, больно уж удобно вести там работу.

Был комсомольский набор, и у нас появилось шесть добровольцев от четырнадцати до шестнадцати лет: пять девушек, три из них были из местного ПТУ, и один крепкий паренёк. Он в основном грузчиком работал. Дядя Стёпа, тот раненый танкист-фронтовик, стал старшим мастером, а он действительно был со станками на ты. Одна из сокурсниц Тани, не отрываясь от учёбы, стала вести бухгалтерию на производстве. Так что дело пошло.

Естественно, глушители мы делали не поточно, а под конкретное оружие. Нам доставили пять ящиков с СВТ и наганы. Ещё обещали прислать ТТ с удлинённым стволом, но дальше обещаний дело пока не шло.

Мы накручивали на стволах резьбу и пробовали на милицейском стрельбище. Правда, из-за не очень хорошего качества резины — лучше просто не было — мембраны долго не продержатся, поэтому для винтовок было лимитировано количество выстрелов до тридцати, для револьверов и пистолетов — до пятидесяти, потом требовалось сменить мембраны. К каждому глушителю давался тройной запасной комплект. И три дня назад мы отправили часть винтовок и десять наганов на гос-испытание, после которого ждём крупный заказ.

Покинув производство, я зашёл в музыкальную школу, где мы с моим ансамблем в течение полутора часов прорепетировали несколько песен. Потом двинул к тому дому, где проживал. Там, натаскав воды в хату, подтопил печи, всё же зима на улице, минус двадцать. А теперь надо выполнить просьбу Димки обновить ледяную горку в огороде со спуском на речку. Горка у нас была одной из самых лучших на улице. Все соседские детишки, что там скатывались, набрав скорость, проезжали почти триста метров, аж до противоположного берега. На горку я натаскал шесть вёдер воды. Там в пробитые ямки набил снег, сглаживая лопатой, и аккуратно залил всё. Завтра можно будет кататься, за ночь должно хорошо схватиться.

Закончив и укрывшись от ветра за корпусом баркаса, я смотрел на проделанную работу со стороны, придирчиво ища недоделки. Те места, где я подновлял, были хорошо видны белыми пятнами. Именно тут, у баркаса, возле левой подпорки меня и нашёл Лабухин.

— Доброго вечера, Константин Львович, меня ищете? — первым заметил я его, выходя из-за корпуса баркаса. Интересно, что ему нужно?

Сейчас четвёртый час, темнеет. Через час мы с моей музыкальной группой должны выступить в одном из госпиталей, и мне ещё нужно собраться, переодеться.

Ветер бросил в лицо колючий вихрь снега, отчего я поморщился и поднял меховой ворот тёплого пальто. К зиме я подготовился хорошо. У меня был ватник, вроде армейского, пальто для школы, тулуп для суровых морозов и потёртое старое пальто слегка не по размеру, в котором я сейчас и находился. Оно у меня было вместо рабочей зимней куртки и слегка укорочено для удобства. Немного повреждено, хоть и аккуратно заштопано, так что порвать его было не жаль. По двору и по хозяйству я работал именно в нём.

— Здравствуй, Александр, — поздоровался сверху Лабухин, ища взглядом возможность спуститься.

Под снегом была деревянная лестница, но зимой она никому не нужна и её не чистили, а детишки, скатываясь с горы, в сторонке от неё прорубили себе лопатами в снегу ступени, им хватало. Но помредактора, видимо, их не заметил, поэтому предложил:

— Может, ты поднимешься?

Я подхватил оба пустых ведра и лопату и поднялся по ступеням. Поручковавшись, мы направились к дому. В сенях я разложил вещи по своим местам, и мы прошли в половину мамы, где в основном и царила жизнь. Мамы ещё не было, училась, бабушка кормила Киру кашей, и накидала нам на стол Марина. Лабухин взял стакан с горячим чаем и начал греть руки. Ну да, его пальто особо не греет. Может, оно и стильно выглядит, но скорее для осени или весны, но никак не для такой зимы.

Я сделал бутерброды из копчёного сала — мы с дедом недавно коптили — и стал есть, прихлёбывая чай. Когда гость отогрелся, то заговорил:

— Ну что, Александр, идём?

— Куда? — рассеянно откликнулся я, прожевав кусок бутерброда.

— На радио конечно же.

— А что мне там делать? — без особого интереса спросил я.

— Как что там делать?! Выступать.

— С какой это радости? — наконец выказал я эмоции, посмотрев на гостя. — Сами отказались от меня. А я за это время заполнил свободное время, его у меня нет. Через сорок минут у меня выступление в госпитале. Уже ждут.

— Подожди, Александр, ты серьёзно? — несколько растерянно поинтересовался тот, такого ответа он явно не ожидал.

Я же продолжал свою игру. То, что меня уговорят вернуться, понятно. Но вот так по-барски прийти, мол, возвращайся, мы тебя прощаем — это они зря. Мне ведь прямо сказали, что в моих услугах не нуждаются, от этого и будем отталкиваться, и на этом лёгком противостоянии я надеюсь что-нибудь поиметь. Что, пока сам не знаю, но и просто хотел поставить их на место. Считайте это капризом, но бежать по первому их зову я не собирался. Да и реально у меня времени не было.

— Серьёзно, — спокойно ответил я. — Если раньше я был малоизвестен и такие выступления мне были нужны, чтобы продвинуть свои песни и остальное, то сейчас без надобности. Имя я себе сделал, меня все знают. Может, через пару лет и забудут, так я и не против. Стартовый толчок был, больше мне от вас ничего не нужно. Конечно, если бы вы сами не отказались от моих услуг, мы продолжили бы сотрудничество, но сейчас вряд ли. У меня слишком плотный график. Втиснуть в него ещё вас невозможно.

— А завтра?

— Занят, — был мой ответ. — Всю эту и следующую неделю тоже занят. Я спать прихожу домой пол-одиннадцатого. В школе приходится задерживаться на час-другой, потому что домашнее задание делать дома я просто не успеваю.

Марина, активно греющая уши у разделочного стола, только фыркнула. Ну да, тут я немного преувеличил, школьные задания мы выполняли дома с ней вместе вечерами. Она не знала, чего я добиваюсь, не посвящал в суть, поэтому понятно, что сейчас её с кухни метлой не выгонишь, пока не узнает, к чему я вообще веду этот разговор. Но Марину, к её большой досаде, окликнула бабушка из зала, где шло кормление моего младшего братишки, и она убежала.

— Александр, — мягко, как ребёнка, увещевал Лабухин, — это ведь не наше пожелание, а решение сверху. Его нужно выполнить, причём в короткие сроки.

— Не мои проблемы. Это вы попросили меня больше у вас не появляться. Сказано — сделано. Не думаю, что стоит и дальше переливать из пустого в порожнее, мне нужно собираться в госпиталь. До него полчаса бежать.

Гость не уходил, он прошёл со мной на мою половину и всё нудил о своём, пока я быстро переодевался. Свою гитару можно не брать, на таких концертах я использовал инструмент из музыкальной школы, её парни прихватят с собой. Так что, застегнув куртку, вместе с гостем покинул дом и, снова дав свой твёрдый отказ участвовать в ближайшее время в их делах, махнул рукой и побежал к речке. Нужно добежать до госпиталя как можно быстрее, Лабухин своим приходом меня изрядно задержал.

На месте уже всё было готово, моя группа тихонько настраивала инструменты в актовом зале бывшей школы, куда начали стекаться раненые и медперсонал, так что я появился вовремя. А под конец концерта и мама подошла. Она у нас по программе последней выступала с двумя песнями. Обе из запретного списка.

Следующие два дня я был неуловим для помредактора и других посыльных с радио. Меня действительно сложно поймать, если только в школе или поздно вечером, когда я возвращался домой. Только эти два дня были выходными. В субботу — укороченный учебный день, а в воскресенье мы вообще не учились, и я спозаранку убежал по своим делам. А что меня ищут, узнавал от родственников или знакомых. Только не обращал внимания, дел действительно было столько, что присесть некогда. Это я будущие дни освобождал, уговорят же меня, вот и бросился на максимум дел, чтобы подосвободиться.

Поймали меня в понедельник в школе. Это была отчаянная попытка, ведь последний учебный день перед зимними школьными каникулами. Видимо, представив, что меня в эти дни вообще отловить будет невозможно, пустили вперёд тяжёлую артиллерию: приехал сам главный редактор, с которым мы успели за всё время сотрудничества неплохо сдружиться. Хороший дядька. И он меня всё же уломал на сегодняшнее вечернее выступление, мол, сверху уже не просто приказывают, а откровенно угрожают. Да и как иначе: в пятницу объявили, что вечером будет моё выступление, а тут раз — и отменили, и всё, молчок. Приказ сверху спущен, так извольте выполнять, иначе на сотрудников обрушатся все те кары, о которых они только слышали. Так что дирекция радио была поставлена в такие условия, что не выполнить приказ просто не могла, и сегодня был тот самый крайний срок, что ей дали. Как в утешение сообщил мне главред, чиновник, который спустил приказ гнать меня ко всем чертям и запретить мои выступления, наказан. Правда, как именно, главный редактор был не в курсе, но больше палки в колёса тот ставить мне не будет. Зато он знал, из-за чего чиновник проявил ко мне такое неприятие. Да тот самый «мэтр» попросил, они родственниками были, чиновник и нажал на все доступные рычаги. Вот ему, похоже, за это по рукам и надавали. Чудо будет, если он вообще на своём месте усидит.

Вот так мы ударили по рукам, договорившись о времени, когда я подойду со своими музыкантами, выступать с ними было моим условием. Более того, сверху спустили приказ: цензуры нет, и заранее прослушивать нас, как ранее, не будут. Такое уже было, и тот опыт был удачным. Слушателям нравилось. О списке запрещённых песен главный редактор уже знал, как и то, что теперь им дали ход, хоть и в единственном исполнении. Раз сказали, прозвучит только единожды, значит, так и будет.

Главред уехал на машине с водителем, а я после уроков побежал по своим, предупредить, чтобы готовились к вечернему выступлению. Это мне привычно вещать на весь Союз, а некоторые сразу стали мандражировать, пришлось успокаивать. Но, надеюсь, не сфальшивят. Маму я застал дома во время кормления Кирилла, тут повезло, обещала быть на месте к нужному часу, сразу после своих уроков подойдёт. Ну и сам я занялся подготовкой и другими делами.

Москва. Улица Тверская. Здание Всесоюзного радио

Пять месяцев спустя. 6 мая 1942 года.

20 часов 37 минут

— …Мне пора заканчивать сегодняшнее выступление. По уже сложившейся за эти месяцы традиции завершаем мы передачу исполнением песен из запрещённого списка. Однако сегодня будет исполнено не две, как обычно, а пять. В прошлую передачу я об этом уже говорил, как и перечислял названия песен. Да, мне приходит множество писем от разных граждан нашей необъятной страны, и я всё же вернусь к этому вопросу, хотя ответил на него ещё в первую и вторую передачи после долгого перерыва. Несмотря на ваши многочисленные просьбы убрать понравившиеся песни из запрещённого списка, сделав их доступными, этого никто не сделает. В прошлом году в декабре на награждении в Кремле я смог поговорить с товарищем Сталиным и коснулся этой темы. Выслушал он меня внимательно и лишь развёл руками, сообщив, что он не специалист в этом вопросе, и если компетентные товарищи из соответствующих организаций запретили их исполнение, любое, то он ничего сделать не может, не такой товарищ Сталин и всесильный, как некоторые думают. Именно так он мне и ответил. Тогда я поинтересовался у товарища Сталина, нельзя ли исполнить их хотя бы один раз, мне действительно обидно, что эти песни ушли в чёрный список, в архив. И вот после недолгого размышления товарищ Сталин решил мне помочь, тут он уже мог поспособствовать. С тех пор и сложилась такая традиция. Передачи у меня раз в неделю, и исполнители, которых я подбираю для выступлений сам, исполняют по две песни. Насчёт же того, чтобы снять с этих песен запрет, мне соответствующие товарищи ответили твёрдо: никто изменять решений не будет. Поэтому, если кто не слышал эти песни, не успел к приёмнику, я сожалею, услышать их ещё раз никому не будет дано. Ну а так как сегодня заключительный день — на лето я прекращаю выступления, — то и будет исполнено шесть песен.

Диктор, с которым мы за это время хорошо спелись и понимали друг друга по движению или мимике, кивнул и перехватил слово:

— Да-да, вы не ослышались, дорогие товарищи радиослушатели: Александр хоть и школьник, но человек ответственный и вступил в Гражданский речной флот, он будет доставлять грузы по рекам. И завтра судно, на котором Александр будет нести службу до конца навигации, покидает порт.

— На речфлот я завербовался давно. Осенью надеюсь вернуться с новыми впечатлениями и новыми юмористическими рассказами для передач. А сейчас — первая пара заключительных весёлых песен. Одна называется «Гадалка». По названию, думаю, вы догадались, о ком она. Вторая — больше мои фантазии. Такие песни уже звучали, поэтому наши дорогие радиослушатели, полагаю, понимают, о чём я. Называется она «В синем море, в белой пене». Исполнять начнут именно с неё, музыканты уже готовятся, но прежде, чем начать, я опишу, как она мне пришла на ум, иначе вы можете не понять суть этой песни. Как вы помните, я часто делаю это. Так вот, как-то мне попалась книга о приключениях пиратов, и в ней описывались сирены, такие мифические существа. Они сидят на скалах, принимают вид прекрасных дев и поют такие чарующие песни, что моряки не выдерживают, прыгают за борт и плывут к ним. Ни один не доплыл, все утонули, но суть, я думаю, вы уловили. Говорят, моряки, когда проплывают мимо этих скал сирен, затыкают уши, чтобы не слышать их песен. А один моряк попросил привязать его к мачте, чтобы услышать. Так он канаты чуть не порвал, едва не вырвался. Конечно же я не мог не заинтересоваться, что же такое поют сирены, что матросы теряют голову. А так как я читал эту книгу на ночь, то под впечатлением от прочитанного мне приснился такой сон: представьте белоснежный пассажирский пароход, у борта стоит мальчишка моего возраста в матросском костюме, и вдруг он слышит такие слова…

Отстранившись от микрофона, я кивнул, и зазвучала песня, а мама стала подпевать.

Ла-ла-лэ-ла ла-ла-ла-ла-ла-лэй В море ветер, в море буря, В море воют ураганы, В синем море тонут лодки И большие корабли, ха-ха-ха. Корабли на дно уходят С якорями, с парусами, На морской песок роняя Золотые сундуки, Золотые сундуки. Корабли лежат разбиты, Сундуки стоят раскрыты, Изумруды и рубины осыпаются на дно. Если хочешь быть богатым, Если хочешь быть счастливым, Оставайся, мальчик, с нами — Будешь нашим королём, Будешь нашим королём. Ла-ла-ла ла-ла-ла ла-ла-ла-лэ-ла-ла-ла…[1]

Когда эта песня смолкла, к маме присоединилась Таня, и зазвучала «Гадалка». В последнее время я стал чаще привлекать Таню к подобным выступлениям, да и в исполнениях на пару песни только выигрывали.

Ежедневно меняется мода, Но покуда стоит белый свет, У цыганки со старой колодой Хоть один да найдётся клиент. В ожиданье чудес невозможных Постучится хоть кто-нибудь к ней, И раскинет она, и разложит Благородных своих королей. Ну, что сказать, ну, что сказать, Устроены так люди, Желают знать, желают знать, Желают знать, что будет. Что сказать, ну, что сказать, Устроены так люди, Желают знать, желают знать, Желают знать, что будет…[2]

Многие сотрудники Всесоюзного радио также отмечали, что не понимают странного запрета на многие песни. А они звучали, пусть не по радио, а на улицах или просто из уст бродячих артистов и музыкальных коллективов, что выступали в разных местах. Правда, было их не так много, война. Но те, кто мог их исполнять, исполняли, на это я и надеялся, дальше те сами уйдут в массы, распространяться. Главное, чтобы они слышали, как эти песни звучат ПРАВИЛЬНО.

Когда последние аккорды «Гадалки» стихли, мама и Таня покинули студию — мама заторопилась домой: ей Киру кормить нужно, а Таня — в больницу: у неё смена, я же, вернувшись к микрофону, продолжил передачу:

— Наши уважаемые радиослушатели в курсе, что обычно в передаче песни звучат по жанрам. Когда военные, когда лирические, о любви, грустные или вот такие весёлые. Сегодня все пять песен будут именно весёлыми. Две следующие песни я буду исполнять лично, и вторая из них, «Белые розы», скорее лирическая. А первая — «Мужиков надо любить». Я немного пережму горло пальцами, чтобы изменить голос, так что не пугайтесь. Это для голоса, конечно, вредно, но исполнение разовое, так что переживём.

После этих двух песен я снова взял слово:

— Песня «Белые розы» сегодня прозвучит дважды. Она не попала в запрещённый список, и её можно было здесь не исполнять, но я решил это сделать и сейчас поясню причину. Дело в том, что мне пришла в голову неплохая, на мой взгляд, идея выпускать пластинки только с музыкой песен, ставших известными застольными, как я надеюсь, куда включат и «Белые розы». Вместе с грампластинками в комплекте должны идти листы с текстами этих песен. Желающие смогут по ним без ошибок спеть разные произведения. Не всегда на время разных семейных праздников, тех же дней рождений, удаётся найти музыканта с инструментом, так что если имеется патефон, проблема будет решена. Ведь чем больше градус выпитого, тем сильнее тянет спеть, и это касается не только женщин. Идея мне пришла из-за отца, вот уж кто любит спеть во время таких гуляний! Слуха нет вообще, поёт так — уши отваливаются, но поёт. Испытывая муки это слушать, а наигрывал ему я, мне и пришла идея с грампластинками. Пусть поёт, я разве против, но подальше от меня, чтобы не резало мой слух. Такие грампластинки я назвал «музыка-караоке». Или просто — «караоке». Переводится это слово как «пустой оркестр» — развлечение, заключающееся в непрофессиональном пении с использованием музыкального устройства, позволяющего петь под заранее записанную музыку. С предложением выпускать подобные пластинки, оформленным как нужно, я пришёл в соответствующую организацию. Меня внимательно выслушали и наложили на эту идею запрет, категорический. Вот я и решил на деле продемонстрировать, что же это такое. В первый раз, как вы только что слышали, я исполнил «Белые розы» сам, чтобы вы знали, как песня должна звучать, и вот после меня её исполнит другой коллектив, солировать будут трое: Игорь Панов, Егор Вольский и Евгений Андреев. Это их первое выступление, так что поддержим их, товарищи.

Отодвинувшись от микрофона, я кивнул, и парни начали. Правда, ещё до того, как зазвучал музыка, они разыграли целое представление, будто дело происходит не в студии, а, например, в каком-то доме, где празднуют день рождения. Пьяненькие голоса, поздравления, звон стаканов, льющаяся в стакан у микрофона вода, женский задорный смех. Сыграли хорошо. Улыбаясь, я показал большие пальцы обеих рук, молча поаплодировал, не касаясь ладонями друг друга.

— Егор, давай заводи гармонику. Крути ручку, — подвыпившим голосом велел Игорь.

— Что будем петь? — тут же поинтересовался тот.

— А давай нашу любимую.

Только теперь зазвучала мелодия, и ребята запели, причём во время исполнения также слышался женский смех, звон посуды и другие звуки. Копировали «Белые розы» так, как пела группа «Ленинград» в будущем. Главный редактор, слушая с остальными своими сотрудниками в дверях, тоже показал мне оба больших пальца, ему явно понравилась игра. Под конец, когда музыка стихла, Андреев, будто этого не замечая, продолжал душевно повторно выводить последний куплет, но его со смехом остановили остальные.

— Всё, Женька, куда разошёлся, кончилась музыка! Ему больше не наливать… Егор, ставь следующую…

На этом представление закончилось, и пока парни выходили из студии, многие слушатели из местных работников хлопали их по плечу. Сыграно было действительно великолепно и задорно. Я вернулся к микрофону:

— Ну а мы продолжим. Сейчас прозвучит пятая песня, заключительная. Исполнять её, в необычной манере, будут студенты Московского музыкального института Максим Творцов и мой тёзка Александр Пахмутов.

Пока они готовятся, я опишу, как она была написана. Называется песня «Яйца Фаберже». Она в списке запрещённых. Сама история, надо сказать, забавная и в чём-то поучительная. Начиналась она так. В прошлом году, ещё до войны, я привёз сестру в Москву учиться на врача. Она познакомилась с другими поступающими, и в свободное время они пошли в музей. Тот привёл её в полный восторг, и сестра подбила меня тоже сходить, описывая скульптуры и красоты, которые видела, в частности, яйца ювелира Фаберже. Это сейчас я знаю, что это ювелирные изделия вроде пасхальных яиц и действительно очень красивые, а тогда у меня сложилась такая параллель: ювелир Фаберже — его яйца в музее. Отрезал, что ли? Тут ещё сестра добавила: «Они так блестят…» Ну не знаю, у котов вон тоже блестят. А что, может и такое быть, мы русские вообще странные. Конечно же я загорелся немедленно идти в музей посмотреть на такую диковинку. Когда я вошёл в зал, где были выставлены яйца Фаберже, и увидел их, я так хохотал… Припоминая этот казус с недопониманием, я советую товарищам радиослушателям, чтобы не попадать в просак, подробнее объяснять собеседникам что и как. Я вот теперь учёный. Когда я возвращался из Москвы к своим, то написал песню об этом случае. Таня, которая её конечно же слышала, почему-то посчитала, что в ней упомянута она, и потребовала больше её не исполнять. Но вот я не выдержал и решил, что её должны услышать все. Правда, сегодня ночевать домой лучше не возвращаться. У Тани крепкий кулачок и удар поставлен. Я это точно знаю, сам ставил. На борту судна переночую, а пока в рейсе буду, она отойдёт. На этом всё, я прощаюсь с вами дорогие радиослушатели до осени, и сейчас звучит эта, на мой взгляд, замечательная песня.

Я весьма приличный молодой блондин, Я снимаю комнату совсем один. Надо бы в столице отыскать друзей — Я решил сходить в музей. Там висят картины, статуи стоят, Голые мужчины девушек пленят. А на самом верхнем, пятом этаже Я увидел яйца — яйца Фаберже…

Я вышел в коридор, где курил главный редактор. Слегка покачивая головой, чуть прикрыв глаза, он слушал песню. А певцы выкладывались. Почти полная копия исполнения её группой «Ногу свело», разве что музыкальные инструменты не дотягивали до того уровня в будущем. Ну и текст я немного доработал.

Пройдя в комнату для отдыха, сам налил себе чаю и сел на старую софу, делая маленькие глотки. Руки чуть подрагивали. Это не нервы, это я мышцы рук перетрудил — мы сегодня с дедом днём устроили ходовые испытания моему буксиру, и сейчас тот стоял пришвартованным к нашему мостику.

Чуть позже и мои все здесь собрались. Где что лежит, все знали: не в первый раз тут, так что доставали печенья и разливали чай. Все были в радостном возбуждении после выступления. Всё, сезон отработали, теперь они сами, без меня будут выступать хотя бы пару раз в неделю в госпиталях, чтобы навык не терять, пока я буду отсутствовать. Мама — за старшую. Через два месяца учёба у неё закончится, и, надеюсь, времени у неё станет чуть больше, чтобы заняться нашей музыкальной командой, которую я собрал с бору по сосенке. Но коллектив действительно получился отличный, такая сыгранность… и мама это хорошо понимала, держалась за каждого. Хотя с Таней было немного сложнее: она и училась, и работала медсестрой, её повысили из санитарок, всё же на второй курс перешла.

Я провернул-таки задуманную аферу, хотя как раз аферы и не получилось. Сами всё дали. Зимой, когда немцы были близко от Москвы, мы с Таней пришли к главврачу больницы, где она трудилась вот уже больше полугода санитаркой, и попросили его написать ей характеристику для выделения жилплощади. Тот кочевряжиться не стал, Таня у него была на хорошем счету, все сделал и взял грампластинку с подписью, которую я вручил ему в качестве благодарности. Потом мы пошли в соответствующую организацию. Там я уже вручал пластинки сознательно, четыре ушло, и — вуаля: Тане выделили комнату в коммунальной квартире. Понимая, что отдельную квартиру ей не получить, я всё равно постарался выжать максимум из возможного, и результат был таков: Таня получила две комнаты в небольшой коммунальной квартире с тремя семьями, что там ещё жили. Вернее, одна жила, вторая была в эвакуации, третья выписана и пока новые не заселились. В общем, одна небольшая комната в восемь квадратных метров с узким окном стала Тане спальней, а вторая, двадцать два квадратных метра, — залой, из которой и был выход в общий коридор. Так что в конце января сестра уже сменила временную прописку на постоянную и переехала в свои комнаты, причём с подружками, с которыми у меня в доме жила. Если первое время небольшое производство их не особо беспокоило, то когда оно перешло на круглосуточную работу с пополнением рабочими и станковым парком, уже стало мешать.

Производство сейчас налажено как надо. Дед, готовясь к навигации, а одного он меня отпускать не хотел, тоже собирался на мир посмотреть, передавал все дела фронтовику-танкисту, который неплохо справлялся с обязанностями управляющего.

Готовили баркас мы всю весну, выделяя для этого время. Установили с помощью самодельного крана двигатель, погоняли его. Вернули всю оснастку. Установили винты. Ну и когда прошёл ледоход, спустили судно, провели испытания — ход был хорош.

А вчера прибегал посыльный от начальника порта: пора и нас пускать в дело, текучка по доставкам груза начала наваливаться, и тот вспомнил о резервном буксире. Нужно утащить порожнюю баржу к Горькому, забрать груз и вернуться. Что за груз, не знаю. И поэтому мы назначили сегодняшнее выступление на радио последним перед наступающим летом.

То, что меня вот так просто отпустили, это не мои интриги, а слово главного редактора. Когда он меня в прошлом году уговаривал вернуться, я поставил условие: летом я не выступаю, так как работаю. Тот возмущаться не стал, и мы ударили по рукам. Как ни странно, хотя я ожидал обратного, своё слово он сдержал, поговорил с кем нужно, и мне дали долгий летний отдых.

В остальном в принципе всё без изменений. Батя воюет. Три месяца он провёл в тылу, в Москве, на курсах командиров — вот мама рада была! — и выпустился младшим лейтенантом, после чего, вернувшись в свою дивизию, снова принял взвод снайперов, который комдив всё же сформировал. Сейчас у отца, насколько я в курсе из его писем, уже тридцать шесть подтверждённых немцев, хотя он занимается во взводе больше организаторскими вопросами, включая снабжение. Редко удаётся выбраться на передовую. К ордену представили за немцев, но пока не получил.

Его дивизия уже была далеко от Москвы, не навестить, но батя оценил ценность писем и стал писать чаще. Кстати, через эту переписку я дал ему совет. Взять пару пристрелянных ПТР с хорошей кучностью, установить самые лучшие прицелы и сделать из этих противотанковых ружей противоснайперские. Одного выстрела, даже по касательной, хватит, чтобы вывести врага из строя, находясь при этом за пределами прицельной дальности выстрела немецких карабинов. Отец сразу же оценил эту идею и, пока учился в Москве, развил в свободное время бурную деятельность. Я ему помогал, поэтому уехал он обратно в часть с двумя ящиками, где находилось четыре пристрелянных ПТР с прицелами. Правда, через месяц отписал, что в дивизии такое ружьё осталось одно. Начальник снайперской школы фронта, узнав об этой инновации, приехал и, изучив ружья, два забрал, а третье ушло снайперам в корпус. Причём этот начальник школы дошёл до комфронта, который прочитал рапорт и дал добро, чтобы во всех частях его фронта были такие ружья. За ним и остальные командующие заинтересовались. Хотя ПТР ещё линейные части до конца не насытили, но тонкой струйкой уже заводские противоснайперские ружья стали поступать в войска. Вчера от отца пришло очередное письмо, в котором он сообщал, что получил одно на свой взвод. Правда, выделку не сравнить с теми нашими четырьмя штучной работы лучших мастеров оружейного завода, но тоже вполне на уровне, уже успели испробовать, расстреляли противотанковую пушку, проредив расчёт. Щит тех не спас.

В общем, оценили противоснайперки быстро, успехи уже имеются, и немалые. Причём двое снайперов, которые и получили эту здоровенную длинную дуру первыми, несколько танков успели подбить и даже мессер свалить во время атаки ротных позиций. Правда, успехи в уничтожении вражеских снайперов у них куда как скромнее, всего один был, но подтверждённый. Бойцы ползали к нему, принесли изувеченную винтовку. Говорили, немца пулей на части разорвало. Так что отзывы из дивизии, а потом и из корпуса шли только положительные. Некоторые ушлые бойцы из пехоты свои противотанковые ружья модернизировали. Например, сняли уцелевший прицел с изувеченного немецкого карабина, хотя по инструкции их нужно было сдавать, и поставили на своё ружьё, увеличив точность выстрела.

Вот такие дела. Всё готово, завтра отплываем, а сейчас у нас прощальная вечеринка, в буфете уже всё накрыто.

— Лови конец, — велел дед рабочему у пристани в порту и бросил с бака тонкий моток верёвки.

Несмотря на вчерашнюю вечеринку с творческими людьми, чувствовал я себя отлично. На спиртное не налегал и ушёл одним из первых. А сегодня утром, ещё когда было темно, мы с дедом, прихватив двух лаек, с котомками, полными еды, в основном той, что долго хранится, прошли на борт и, отчалив под перестук мотора, направились к порту. Моя любимая военно-морская фуражка на голове, ушитый тельник, удобные ботинки, хотя я планировал летом босиком работать, брюки и два подогнанных рабочих комбинезона. Ну и пара комплектов нательного белья. Мне этого хватит. Не забыл я и свою охотничью винтовку, как и походный набор посуды с палаткой. Дед тоже собрался, надел свою красноармейскую форму, только вместо пилотки у него была старая морская фуражка гражданского флота, мой подарок. Из оружия — берданка и маузер в деревянной кобуре, тоже мой подарок. Но пистолет он не светил, слишком хорошее и дорогое оружие, могут отобрать, а на винтовку у него разрешение было, как и у меня.

Одно не учли. Димку. В общем, он плыл с нами. Собаки — ладно, дед был не против, могут пригодиться, как со мной было в немецком тылу, но мальца куда брать? Тот, видимо, думал, что ему придётся долго ныть, и настроился на это дело, а тут, когда вчера спросил и, после моего недолгого размышления, получил согласие, изумился больше всех. Ну а что, пусть сходит с нами в Горький и обратно, а дальше видно будет. Сестрички тут же тоже запросились, но дед как рявкнул: «Бабы на судне к беде!» — те и затихли.

За сборами и делами как-то незаметно пролетели зима и весна. Участковый из Туапсе пару писем прислал: с моей усадьбой всё хорошо. Были бомбёжки, но далеко, участка не коснулось.

Были изменения в мире. После того, как удалось большей частью спасти почти окружённые под Киевом войска, дела двигались живее. Да и Крым наполовину отстояли. Харьковской катастрофы не произошло, но наступление под Курском было неудачное. Точно не скажу, но вроде наши отступали. Видимо, немцы знали о планах советских военных и успели подготовиться. Надеюсь, той катастрофы в моей истории, когда фашисты дошли до Сталинграда, не случится. Немцев уже пробовали на зубок в этом году, когда удачно, когда нет, опыта маловато, но серьезных генеральных наступлений пока не было. Под Курском, как я понял, была репетиция. Неудачная.

За это время я отправил на имя Сталина три письма, всё инкогнито. Каждое последующее было тоньше предыдущих. Больше отправлять не буду: всё, что знал, выложил, выжав себя досуха. Вот и пусть используют эти знания. Это я об истории. Есть ещё многое о техническом прорыве по сравнению с этим временем — думаю пока, отправлять письма или нет. Ведь об оружии ничего такого я не отправлял. Только возможные выверты истории будущего, ну и полезные ископаемые. Думаю, всё же и техническую информацию стоит подать как надо. За время плавания, если будет время, займусь, писчие принадлежности и бумагу для черновиков взял.

Как только начал таять снег, я расконсервировал машину и активно ею пользовался, проблем с горючим не было — мне дали разрешение заправляться в Кремлёвском гараже. Не ожидал, но приятно. Искренне благодарил тамошних сотрудников за обслуживание автомобиля. Помимо этого мне выдали разрешение начальника милиции города Москвы на управление легковым и грузовым автотранспортом, включая мототехнику. Так что проблем с вождением не было. Да, надо дать некоторую информацию по технике будущего, чтобы в тупиковые исследования по этим вопросам не заходили. Я, конечно, не специалист, но кое-что знал…

Пройдя несколько километров по реке от нашей небольшой лодочной пристани, мы подошли к причалу порта и пришвартовались. К сожалению, никто, кроме меня, не умел управлять баркасом. Дед-то ладно, научу, с той обширной практикой, что нас ждала в будущем, он быстро всё освоит, но пока я один мог стоять за штурвалом. Поэтому, когда левый борт баркаса, у которого висели старые автомобильные покрышки, коснулся пирса, я заглушил двигатель и побежал помогать деду. Тот уже перебрался на пирс и закончил швартовку судна. Мы вместе перебросили сходни. Обычно они у нас на корме находились. Димка за всем этим с интересом наблюдал, сидя на крыше рубки, держась одной рукой за небольшой прожектор, сделанный мной на основе судового фонаря, ещё один такой же был на корме, но этот был от ЗИСа и заметно слабее. Двух спаренных автогенераторов, подключённых к мотору, вполне хватало, чтобы питать бортовую сеть судна и прожектора. А два автомобильных аккумулятора позволяли некоторое время всем пользоваться и при заглушённом двигателе.

Оставив Димку на охране, мы взяли бумаги и двинули к управлению порта. Всё, что надо для навигации — разное оснащение, флаг, топливо в бочках, включая карты, — мы получили ещё вчера. Сейчас проведём регистрацию и заберём баржу, которая стояла дальше у берега. Самая небольшая из трёх. Деревянная, борта чёрные от пропитанного дёгтя.

Надолго мы не задержались. Путевой лист, командировочные, они по-другому назывались, но мы их так назвали, ну и сухпай выдали. Вот этого не ожидал, приятно удивили. Выдали прямо в новеньком сидоре.

На борту всё было в порядке, Димка, похоже, с рубки так и не слезал, рассматривая порт в бинокль. Отшвартовавшись, мы направились к барже. Там почти час потратили, чтобы протянуть буксирный конец, снять её с места, маловато нас на такую работу, да и не опытные ещё. И когда наконец стронули не такую и тяжёлую, порожнюю баржу, пошли в сторону Горького. Наше путешествие началось.

Для деда, конечно, это тяжело, хотя он и бодрился. Поэтому я планировал его использовать в основном как рулевого, главное, внимательно смотреть по сторонам, а он на зрение не жаловался, и вести по фарватеру. Я и сам по сторонам глядеть буду. Со временем он научится чувствовать судно и с грузом на прицепе, получит нужный навык. Я специально сделал так, что у штурвала можно как стоять, так и сидеть: тут полка откидывается, и получается мягкое кожаное сиденье. Ноги-то не казённые. Естественно, вблизи разных портов или в шлюзах всё управление на мне будет, но основной путь, по рекам, — его. Мы это ещё на стадии подготовки обговорили, чтобы тот знал основные свои обязанности. Номинально-то именно он числится капитаном, и даже сдавал на право управления подобными маломерными судами, а по факту всё на мне. Так что, когда Москва осталась позади, мы так по-тихому и потрюхали на среднем экономичном ходу в сторону канала Москва — Волга.

Дед всё это время стоял рядом и внимательно слушал, что я говорю, наблюдая за моими действиями. Когда прошло встречное судно, небольшой экскурсионный пароходик с заваленной мешками палубой, я уступил ему место у штурвала. Показывал ориентиры на берегу, вехи, специальные знаки, бакены. Запомнить не сложно, дед действительно помнил, чему я его учил, и, когда я оставил его в рубке, опустил сиденье и, поглядывая через обзорные окна по сторонам, стал править. Димка тут же шмыгнул к нему, а я занялся делами. Проверил, как привязаны бочки на корме, это наше топливо на весь путь с возвращением. Потом достал швабру и отдраил палубу. После спустился в каюту отдохнуть.

Нам дали максимальный срок, чтобы добраться до Горького с неопытной командой, а других и не было. Десять дней, на мой взгляд, перебор, я рассчитывал на шесть-семь с учётом того, что с наступлением темноты мы будет подходить к берегу и вставать на якорь со стояночными огнями — нам выдали две масляные сигнальные лампы и запас топлива для них. Должны успеть раньше крайнего срока.

Отдохнуть мне дали часа два. Мы уже шли по каналу, приближаясь к первому шлюзу, когда в каюту заскочил взъерошенный Димка — он у нас юнга на борту, на посылках сейчас — и воскликнул:

— Сашка, там самолёт! Деда говорит — немецкий.

Выскользнув следом за братишкой на палубу, я присмотрелся. Действительно, немецкий. Что он тут забыл?

— «Хейнкель». Бомбардировщик, — прикрываясь ладонью от бьющего в глаза солнца, определил я. — Странно, они по одному не летают, да ещё так низко. Километра полтора будет. Если, конечно, десант не сбрасывают. Одного-двух — легко. А этот возвращается.

— Может, от своих отстал? — выглянув из рубки, предположил дед.

Молча указав ему на встречный буксир, что тянул гружённую углём баржу, я проследил, как он повернул ближе к правому берегу. А то увлёкся и вышел в центр канала, не разминулись бы. Ничего, не опытный ещё, исправится. Для деда этот день был тяжёлым, ведь я его одного оставил, чтобы он учился работать самостоятельно и не звал меня по каждому пустяку. Получилось, два часа он спокойно вёл судно. Но по каналу это и не сложно.

Проследив взглядом за улетевшим бомбардировщиком, который пытались догнать две пары наших истребителей, я посмотрел в сторону шлюза. Повезло, только что из него вышел буксир с баржой, и мы обменялись гудками, у меня автомобильный стоял. Теперь ожидали нас. В будущем проще: обзвонил шлюзы и сообщил, когда примерно будешь проходить, оплатив услугу через Интернет, а сейчас по-другому. Правда, и платить не нужно, знай проходи, все грузы и суда государственные.

При приближении к шлюзу я сменил деда. Мы медленно вошли в створ и стали ожидать с баграми, пока баржа по инерции нас не догонит. Скорость у неё была небольшая, так что тарана не было. Встали у стенки, зафиксировав и баржу, и буксир. Нам помог местный работник. После шлюзования, когда двинули дальше, дед пошёл отдыхать — укатали сивку крутые горки, я же встал за штурвал.

Обед прошёл в молчании, все устали — не такая и лёгкая жизнь у речного моряка, много мелких особенностей. К берегу до вечера не приставали, пройдя до конца канал и добравшись до Волги. А быстро, я думал, меньше пройдём. Вечером я решил пришвартоваться в небольшом городке, однако сотрудница местного порта сообщила, что пирс занимать нельзя, ожидают пароход, но указала удобное место для стоянки. Там мы и оставили баржу, закрепив её тремя канатами. А сами приткнулись к берегу, тоже натянув канаты, и легли спать, не выставляя дозорных. У нас для этого людей не было. За баржу я не беспокоился. Стояла в небольшом рукаве в стороне от фарватера, да ещё я сигнальную лампу навесил. Положено инструкцией.

Ночь прошла спокойно. Дед первым встал и, по сходням спустившись на берег, стал кашеварить. Когда он нас с Димкой разбудил, завтрак был готов. Хлеб, можно сказать, ещё свежий, домашний, так что с сальцем и чаем всё пошло на ура. Снова взяв на буксир баржу, двинули дальше…

На седьмой день вдали показался Горький. Пришли бы раньше, если бы по неопытности дважды на мель не садились. В первый раз легко сдёрнули баржу. А во второй — пришлось повозиться, почти четыре часа потратили. За время пути оружие не пригодилось. Даже на охоту я не ходил, хотя мы трижды на ночёвку вставали вдали от населённых мест, при этом дважды у леса. Наверняка тут славная охота, но не до того было, да и продовольствия хватало, свежая убоина пока не нужна. Да ещё Димка, воспользовавшись моими рыболовными снастями, умудрился на ходу рыбину вытащить в полтора килограмма. Конечно, вытаскивал её я, у него сил не хватило, но уха вышла замечательной.

За эту неделю моя команда втянулась, дед уже уверенно стоял за штурвалом, Димка научился драить палубу и все металлические части на судне. Специальная тряпочка была из бархата, чтобы всё блестело. Я за этим строго следил. При этом энтузиазма у него не убавилось. Всё нравилось.

В Горьком нас ждали. На катерке подошёл местный служащий и показал, куда подогнать баржу. От него только мы и узнали, что повезем железные чушки для завода в Москве. Каждая такая чушка — тонна весом, а везти нам их много. Лимит веса для баржи у нас был, его мы и выдали работнику порта. Тот выписал бумаги, поставил печать и оставил нас на загрузке. Работал один портовый кран и шесть грузчиков, трое из которых — женщины. С каждым грузом баржа садилась всё ниже и ниже, но загрузить должны ровно столько, сколько выписано, чтобы за пределы не вышло, иначе мы быстро посадим её на мель.

— Ещё часа три грузить будут, — прикинув, сообщил я команде. — Предлагаю по городу погулять. Я тут уже бывал, а вы впервые.

Димка согласился с охоткой, а вот дед решил подремать, раз выдалась такая минутка, заодно и судно постережёт. Так что, забрав братишку и обоих псов, которые тоже были рады поноситься по твёрдой земле, я направился гулять. Волк с Баламутом местность не узнавали, они же со мной тут зимой были, но бегали весело. Жаль, что всех щенков Белки отец забрал, раздарил знакомым в дивизии охотникам-любителям, уж они-то понимали ценность подобных подарков. Тот же командир дивизии был завзятым охотником, так что подарку обрадовался. Один кобелёк был подарен снайперу из Сибири, что служил во взводе отца.

А первым делом я заглянул в комендатуру. Там был новый комендант. Но один из командиров, присутствовавший тогда во время празднования и небольшого импровизированного концерта, узнал меня, и мы с ним пообщались. Он рассказал, что немцы зимой серьёзно бомбили город. И сейчас нет-нет да устраивают налёты, хотя противовоздушная защита стала сильнее. Как зенитки, так и истребители встречают супостата, но те, бывает, прорываются. Налёты-то по ночам…

— Слышать-то заключительное выступление я слышал, — разливая чай у себя в кабинете, сказал старлей. Он оказался моим фанатом, если выразиться термином из будущего. Ну или поклонником, по-нынешнему.

Не пропустил ни одной передачи со мной, как и многие слушатели исходил злобой на чиновников, запрещающих такие замечательные песни, и сожалел, что их больше никогда не исполнят. — Песня о Фаберже понравилась, необычное такое исполнение, бодрящее. Только странно, зачем о себе такую историю рассказывать?

— Были причины. — Я отхлебнул из кружки. — Понимаешь, меня уже многие узнают, ну и общаются как… Да как со странным необычным ребёнком, с особенностями. В первое время забавляло, сейчас немного раздражает. Ну вот я и показал всем, что я такой же, как все, попадаю в глупые ситуации. Я — как все!

— А, ну тогда всё логично… Вы варенье пробуйте, земляничное, мама мне прислала в посылке.

— Вкусное, — подтвердил я, и мы продолжили общение.

Старлей вместе с чаем и вареньем угостил нас разными местными историями. Я ему в ответ тоже парочку рассказал. Одну такую: однажды лётчик-капитан, из выздоравливающих, собрал из раненых музыкальную группу, нашёл где-то инструменты, несколько сыгрывал их, чтобы звучало как надо, и прямо на Красной площади стал исполнять все эти запрещённые песни. И угодил в штрафбат за несанкционированное выступление. Причём зрители и зеваки были за него и долго не давали сотрудникам милиции задержать его.

Через некоторое время мы с Димкой заторопились обратно и, попрощавшись со старлеем, бегом рванули к порту, так и не посмотрев город. Добежали бы быстро и, наверное, зря отказались от машины, которую предлагал старлей, но тогда не было бы этой замечательной встречи.

— Сашка! — услышал я окрик за спиной.

Остановившись, я обернулся. Димка встал рядом, оба пса, успевшие убежать дальше, возвращались, заметив нашу незапланированную остановку. Из подворотни, мимо которой мы только что пробежали, выскользнул худой подвижный, как ртуть, паренёк лет четырнадцати, в штопаной одежде не по плечу, будто выходец из другого мира. Да он им и был. Димка его тоже узнал. Заулыбавшись во весь рот, воскликнул:

— Юрка, привет!

Это был Юра Лоскутов из нашей деревни. Соседи, можно сказать, через дом от нас жили. Вот так встреча! Да это не всё: следом за ним из подворотни выбежало ещё несколько ребят и одна девочка. Муся, наша с Маринкой одноклассница и сестра Юры. Её звали Марусей, но все именовали Мусей. И она, в отличие от Юры, который степенно подошёл и пожал нам руки, подбежала и стала нас обнимать.

— Вы тут откуда? — быстро спросил я. — Ты извини, у нас судно отходит, график, так что давай быстро. Как вы тут оказались? Да и что это за ребята с вами?

— Уплываете? — сразу поскучнел тот.

— Ну да, мы в команде буксира. Велели не задерживаться и сразу после загрузки отходить, — был мой ответ. Подошедший Волк прижался к моему бедру, и я потрепал его по холке. — Вы тоже от немцев уходили? Как тут оказались? Родители ваши где? Точнее, отец воюет, я в курсе. А мать?

— Убили мать, — хмуро ответил Юрка, а Муся со всхлипом втянула воздух. — Через неделю, как вы всем семейством уехали, прикатили на двух грузовиках какие-то ухари в немецкой форме. На разных языках говорили. Вроде из Литвы они. Нет нашей деревни больше, сожгли её. Как нашли у нас раненого лётчика, его на подворье деда Михея укрывали, который у вас дом купил, так и пустили красного петуха. Маму застрелили, когда мы через огород к лесу бежали. Когда они уехали, мы, кого смогли, похоронили, маму тоже. И за нашими пошли. Много что было. Вот ребят собрали, они тоже одни остались, я у них старший. Зимой очень тяжело было, ждём тепла не дождёмся.

— Понятно… — протянул я, рассматривая ватажку малолетних бродяг. По-другому их не назвать.

Всего было шестеро. Кроме Юры и Муси, двое парнишек примерно моих лет, очень схожих лицом. Они и оказались братьями, тринадцати и двенадцати лет. Ну и ещё двое мальчишек, по виду одиннадцать одному, очень на цыгана смахивал, второй лет восьми, блондинистый.

— Слушай, а какие у вас планы? — очнувшись от размышлений, поинтересовался я у Юры.

— Какие у нас планы могут быть: найти поесть досыта да поспать в тепле, — криво усмехнулся тот.

— А если я вам работу дам? Пойдёте ко мне на судно в команду? Как раз жалел, что не набрал подростков в Москве.

— Честно? — с недоверчивостью спросил Юра.

Раньше он таким не был, видимо, хорошо побила его жизнь за этот год.

— Честно-честно. Зарплаты большой не обещаю, но официально принять работником, выправив соответствующие бумаги, могу гарантировать сытную кормёжку и место поспать. Всё лето с нами проходите, а зимой… Есть у меня, где вас устроить, хорошо перезимуете.

— Идёмте с нами, — тоже встрял Димка.

— А возьмут? — усомнился Юра.

— Возьму, — непонятно улыбнувшись, ответил я.

— Вы как? — обернулся тот к остальным.

Выбор был недолог, отказавшихся не было. Всё своё у них было с собой, самое ценное, а то, что оставалось на сеновале, где они жили с момента приезда в Горький, ценности не имело. Можно бросить. Так что мы бегом рванули в порт. Дед встретил нас с удивлением, по очереди обнял Мусю и Юру, потрепал по макушке остальных. Он был только «за» в прибавлении команды, сам уже намекал. Понимал, что путешествие сюда действительно было лёгкой прогулкой, а самое тяжёлое — впереди.

Время тянуть не стали, потому как до наступления темноты мы уже должны быть далеко. Так что, когда последний из парнишек, балансируя по сходням, перебрался на борт нашего баркаса, мы направились к барже, которую уже полчаса как загрузили. Все новички устроились на палубе и во все глаза смотрели за нашей работой. Как только толстый канат был закреплён и грузчики отдали концы у баржи, я добавил газу, но… мы так и остались стоять. Канат, вынырнув из воды, задрожал, разбрасывая капли, мотор ревел, под кормой пенился бурун, а мы стоим. И только через некоторое время стало заметно, что мы стронулись с места, двигаясь вдоль пирса и потихоньку отворачивая к выходу.

— Да-а, это не пустыми идти.

— Порожними, — поправил я деда, который, сбив фуражку на лоб, чесал затылок.

Когда мы покинули акваторию порта, я передал штурвал деду и прошёл на бак, где собрались все наши гости. Считать их командой пока рано, учить их ещё не переучить. Устроившись на бухте каната, я осмотрел всех и велел:

— Ну давайте рассказывайте. Я хочу знать, кого принял на борт своего судна.

С пополнением дела действительно пошли легче. Составив мнение по каждому, я расставил всех по постам. Муся, ставшая нашим коком, зашебаршила на камбузе, Димка ей показывал, где что. Все парни из-за недоедания худые как скелеты, нужно их откормить, благо есть чем. И теперь точно придётся приставать к берегу и ходить на охоту. Но я даже рад буду размяться, а уж лайки тем более, хотя псы уже начали привыкать к плаванию, не выли как первые дни. Юру я приставил исполнять обязанности боцмана. Тот чернявый, которого я принял за цыгана, а он потомком греков оказался, его Романом звали, буквально фанател от техники и получил должность механика. Оба брата, старший Игорь и младший Егор, стали матросами. А самого малого из этой банды, что вошла в мою команду, Олежека, я назначил вторым юнгой.

Через два дня прошли Кострому. Постепенно новички втягивались, запоминали морские термины, я их учил вязать узлы, с Романом работал в машинном отделении, дав ему потрёпанную книжицу по эксплуатации мотора, что у нас стоит. Велел вызубрить, чтобы от зубов отскакивало. Несколько книг по речному судовождению у меня было с собой, и вечерами на берегу их все изучали, я смог зажечь в них интерес.

Когда и Ярославль остался далеко позади, мы до темноты пристали к берегу, и я, прихватив лаек и обоих юнг, с винтовкой отправился на охоту. Вокруг стоял вековой лес. Сначала Волк выгнал под выстрел зайца, а потом я подстрелил двух фазанов. И вдруг Баламут стал подавать голос, причём лаял зло, заполошно, не как на дичь. Что именно тот обнаружил, выяснить удалось быстро. Я обратил внимание на деревья с поломанными верхушками, а потом мы обнаружили корпус рухнувшего на лес самолёта.

— Немец, — с ходу опознал я. — Бомбардировщик.

— Воняет, — сморщился Олежек.

Димка только кивнул, зажимая нос.

— Значит, кто-то из экипажа остался внутри. Ладно, стойте тут, я всё осмотрю.

Завязав на лице большой носовой платок, я пошёл к самолёту. Это был уже знакомый мне дальний бомбардировщик. О нём в газетах писали, вроде называется «Хейнкель-177», в этом году выпускать начали. Именно такой мы видели, когда покидали Москву. Внутри находилось два члена экипажа, они были убиты, когда наш истребитель дал очередь по кабине. Судя по зимним комбинезонам и по пометкам на карте штурмана, сбили их ещё в марте. Крикнув мальцам, чтобы с Волком бежали в лагерь за дедом и чтобы тот прихватил ящик с инструментами, я занялся осмотром. Баламут крутился рядом и фыркал от вони.

Когда Волк привёл деда с парнями, я, не побрезговав, уже снял с пилотов всё самое ценное, даже парашюты из-под них выдернул. Хотя мутило ещё как! И прикидывал, как отсоединить радиостанцию. Та вроде была целой. Так что с прибывшей помощью работа закипела.

Мы сняли все три зенитных пулемёта, два крупнокалиберных и один под винтовочный патрон. Я не поленился и, раскопав сплющенную носовую часть самолёта, извлёк одну автоматическую пушку. Вторая повреждена была. Но поделилась боеприпасом и запчастями. Чтобы добраться до неё, рубили топором фюзеляж. Отсек для бомб тоже осмотрели, пустой, где-то сбросить успели. Парни всё снятое на самодельных носилках утаскивали на берег, тут до него по прямой метров шестьсот было, а мы продолжили. Работали почти до двух часов ночи.

Утром вышли позже обычного, около девяти. А под вечер снова пораньше пристали, и мы с Юрой, прихватив пилу, ушли в лес. Нашли поваленное дерево и, распилив его на чурбаки, отнесли на баркас. Дед мой замысел понял правильно и, поплевав на руки, стал вырубать зенитную треногу для пулемёта, того, что имел винтовочный боеприпас. Более крупные во время стрельбы могут разнести её. Самоделка всё же. А мы с Юрой засели за чистку пулемёта, теперь он будет за него отвечать.

Рацию я поставил в рубку, отчего та стала ещё тесней, антенну натянул, хотя и кустарно, но в себе я был уверен. А наушник и микрофон использовал из лётного шлема. Правда, несмотря на хорошую чистку, они всё равно попахивали, так что я прикидывал, как их заменить…

И наконец Москва. На мель мы на обратном пути не сели, я помнил оба места, где мы сидели, и обошли их. Только единожды шёл дождь, весь вечер и часть ночи. Ох и побегали мы с авралом… Баржа не закрытая, с нулевой плавучестью. С помощью длинного электрического провода к бортовой сети баркаса подключили помпу, и та качала воду с баржи. Мотор баркаса всю ночь тарахтел. Да и вёдрами пришлось поработать. Мы тогда все с ног валились.

На подходе я связался с портом. Повезло, что смогли мой сигнал принять, всё же радиостанции на самолётах люфтваффе имеют другие диапазоны в работе. Пришлось голову поломать, чтобы выйти на волну, на которой работает рация порта. Своего позывного у меня не было, но нас опознали, так что я заранее получил номер причала, к которому следует подогнать баржу.

Когда баржу пришвартовали, я отогнал баркас к свободному месту стоянки и, оставив Мусю и Димку, повёл деда с парнями в здание правления порта. Там я отчитался и описал ситуацию со своей новой командой. За восемь дней, что мы шли, ребята вполне освоились, и я решил их оформить официально. Начальник порта был не против, записал кого юнгами, кого простыми матросами и выдал каждому разрешение, а также матросские книжки. Насчёт них уже я попросил. Подросткам и детям их особо не дают. А тут и возраст внесли, и всё остальное. Ценю их за это.

Мы с дедом получили новый наряд, снова идём в Горький. В этот раз с загрузкой, хоть и не полной. И дед отправился с ребятами получать со складов всё необходимое, а мы с начальником порта пообщались тет-а-тет. Я описал свои находки, буквально окрылив его. Суда изредка подвергаются бомбёжкам, а вооружить все не могут, не хватает зенитных устройств, а тут от меня такая новость: четыре единицы хоть и трофейного вооружения. Один пулемёт я отжал себе, тот самый, винтовочного калибра, и получил официальную бумагу. Остальное нужно сдать. Документы немцев, оружие, их личные вещи и парашюты тоже. Вот уж чего не жаль, всё провоняло. Зато удалось договориться, что мне достанут нормальный немецкий шлемофон. Немцев частенько сбивали, и такие трофеи были.

Начальник порта вызвал зама по вооружению, введя его в курс дела относительно наших находок, и мы с ним отправились в порт. Тот принял всё по описи, а чуть позже подъехала полуторка и всё вывезла. А вечером, когда мы уже хотели отойти от причала, водитель начальника порта привёз мне новенький на вид, пахнущий выделанной кожей немецкий шлемофон. Те два я убрал, запасными будут, а пользовался теперь только им. И позывной получил — Ар-117. Портовый радист приходил, проверил настройки и остался доволен, моя ручная сборка его вполне удовлетворила, лишь антенну посоветовал чуть поправить, чтобы приём лучше был. Совет дельный, так что чуть позже сделаю, когда время будет.

Отойдя от причала, мы пошли вверх по реке к дому. Димка уже был там, дед отправил пёхом. Вахтенный рассказывал, что пацан рванул так, аж пятки сверкали. Он предупредил наших, так что на берегу нас уже все ждали. Когда мы ткнулись носом в песок, Игорь с братом спрыгнули с баркаса и привязали чалку ко вкопанному столбу. Второй канат натянули от кормы к другому швартовочному бревну. И после бурной встречи мы приняли баньку, а потом поужинали в беседке.

Но до отдыха дело ещё не дошло. Мы с дедом и Юрой, прихватив авиационный пулемёт, поехали на моём «кюбельвагене» в нашу мастерскую, нормальную треногу нужно сделать. За время нашего отсутствия на территории небольшого кустарного производства глушителей появилось новшество: строгий пожилой сторож с охотничьим ружьём. Из милиции настояли, а своих сотрудников для охраны выделить они не могли. Сторож нас поначалу не хотел пускать, что вызывало удивление — в собственный дом не пройти, но потом прихромал дядя Стёпа, и всё разрешилось. Пока дед общался с дядей Стёпой, я показал Юре дом. Жить с парнями зимой он будет в нём.

Оставив всех, уже потемну, я один поехал к армейским складам на окраине. Там время от времени появлялись машины из дивизии отца, через них отец нам подарки передавал, ну или мы ему. Вот и сейчас мне нужно было найти кого-нибудь из его дивизии: отправить бате сообщение. К счастью, недавно прибыла целая колонна, так что старые знакомцы были. Дивизия отца в четырёхстах километрах стояла, а всё равно грузовики гоняли, не все грузы доходили по железке. А так надежнее.

Я описал в письме отцу наши приключения, кого встретил и в команду взял, находку в виде сбитого самолёта и основное, из-за чего мне была нужна срочная связь. Мне требовались авиационные пулемётные немецкие патроны для пулемёта. Пусть отец пошебуршит по закромам, вдруг найдёт. Об этой же проблеме я сказал знакомому интенданту и даже удивился, когда тот ответил, что с этим нужно к нему обращаться, а не к отцу. И да, ящики с такими патронами у них есть, целый грузовик захватили, так что пару ящиков мне выделит. Привезут со следующей колонной и забросят ко мне на подворье. Но я возразил: пулемёт на балансе порта теперь, номер записан, дед ответственный за него, патроны пересчитаны, так что пусть отправят ящики в порт в виде шефской помощи. Такой пулемёт всё равно только у меня, а начальника порта насчёт подобного подарка я предупрежу, и будут мне выдавать боезапас по описи, всё как полагается.

Я поехал по ночным улицам обратно. И застал деда и дядю Стёпу за кройкой брезента — чехол для пулемёта шили. А уже готовая тренога в стороне стояла. Сварки здесь у нас не было, все крепления на болтах. Когда успели? Но крепко, даже отверстия в «лапах» были и болты, чтобы к палубе прикрутить. Пулемёт был закреплён на треноге, и я попробовал, как он крутится. Вполне неплохо. На баке поставим. На корме мешать будет.

Когда все работы были закончены, мы разбудили уснувшего в доме Юру и, загрузив всё, поехали домой. Разгружать машину не стали, так и загнали в гараж.

Рано утром, когда только светало, занялись делом, установили треногу, прикрутив болты к палубе. Пришлось под них отверстия сверлить, но встала она намертво. Закрепили на ней пулемёт, проверили. Обзор практически круговой, отлично. Потом накинули чехол и, оставив на борту на охране деда, на машине поехали на рынок. Ехал я, Юра и остальные ребята, мне для них одежду нужно купить, хватит в рванье ходить. Тем более деньги были, отчисления неплохим потоком шли. Мусю брать не стали, места не было, да и оставалась она здесь, я Марине денег дал, они вместе сходят и всё, что нужно, купят, когда мы отбудем. А пока она своей одеждой поделилась, фигуры у них почти одинаковые были, подростковые. Хотя им уже по тринадцать, потихоньку превращались в девушек.

На рынке все получили тельняшки, где не по размеру — ушьют, нитки иголки тоже купили, фуражки, комбинезоны и ботинки. Взяли всем тёплых курток, чтобы ночью не замерзать, если на вахте стоять. Одеяла — с ними проблемы были, не хватало. Каждому сидор для личных вещей, там полотенца, зубные щётки, Юре бритву, уже начал зарастать, пятнадцать вот-вот исполнится, в августе, помазок в тему будет. Мыло каждому. Столовые приборы — ложки, ножи, кружки и тарелки. Всех обеспечили, даже фляжек набрали. И с полными сидорами мы вернулись к машине.

Успели пообедать, когда пришло время возвращаться в порт. Теперь моя команда не смотрелась шаромыжниками — серьёзные деловые моряки речного флота.

— Ого, мы что, машины повезём? — прикрываясь ладонью от солнца, спросил Юра.

Он стоял слева от рубки, а я у входа и советами помогал деду маневрировать в акватории порта. Так что вокруг, а особенно на нашу баржу, я не смотрел. Сейчас же взял с полки бинокль.

— Точно, грузовики. Четыре. Тентованные. Новенькие. Странно, в Горьком же полуторки выпускают, ЗИСы там зачем?

Но с количеством машин я ошибся. Был ещё топливозаправщик с прицепленной цистерной на тонну. Мы подошли, взяли баржу на буксир и, отшвартовав её, покинули порт, двинув уже знакомым маршрутом.

Путь прошёл без проблем, немцев видели лишь раз в воздухе, да и то снова недалеко от Москвы, на большой высоте шестеро летели, надеюсь наши МиГи их перехватят. Так что пулемёт остался зачехлён. В Горьком, как оказалось, наш маршрут не заканчивался. Там втиснули на баржу ещё две полуторки, одна явно с радиостанцией, и два мотоцикла с колясками, загрузили какие-то ящики с приборами, мне кажется, это геологов к чему-то готовят. Хотели ещё эмку впихнуть, но уже некуда было. Пополнили припасы и топливо.

К нам приставили для охраны двух бойцов, сержанта с красноармейцем с полными сидорами за спиной и скатками шинелей, оба были вооружены длинными винтовками. Устроились они на барже, в кузове одной из машин, и время от времени то один то другой прохаживались у борта. Общались мы с ними только по вечерам, когда к берегу приставали, они с нами ужинали.

Путь наш теперь шёл сначала к Казани. Там частично на баржу, частично на баркас погрузилось пятнадцать студентов-геологов — среди них было шесть девушек — с массой вещей, палатками и разным имуществом. Вот с ними было веселее.

А в Казани мы узнали, что нам надо идти в сторону Камы и дальше вверх по её руслу. И только сейчас я сообразил, что этих геологов направляют по одному из моих писем к одному из богатых нефтяных месторождений Татарстана, возле будущего города Лениногорска. Сейчас его пока нет, не отстроили нефтяники. Я даже нисколько не сомневался, что неслучайно оказался в этом рейсе. Чую чью-то руку в этом деле.

Когда мы добрались до Набережных Челнов, пройдя мимо огромного элеватора, хорошо видного с реки, то причалили, где указал помощник начальника порта. Тут же прибыло начальство экспедиции встретить своих сотрудников и матчасть. При выгрузке мы лишь помогли девчатам спустить их узлы с вещами и чемоданы с книгами. Машины снимали с борта с помощью крана и отгоняли в сторону, где их проверяли местные водители.

Обратно порожними мы конечно же не пойдём, и сейчас нужно перегнать баржу к причалам у складов с мукой. Да, в этот раз мы повезём муку. Причём у нас с начальником порта возник спор. Через деда, ведь официально он был за старшего, я отказывался перевозить подобный груз без защиты. Да и обрешётки внизу не было, не хватало ещё намочить. Мы уже пару раз попадали под ливни. Пусть брезент выделяет. И ни о каком возврате речи не шло, начальник это понимал не хуже нас, поэтому и шёл торг. Брезент мы не получили, но плотную материю дали. Также по договорённости шестеро плотников должны сбить настил на барже. И завтра можно начать погрузку.

Вот такая работа у нас. А что, мне нравится. Всем нам нравится. За этот месяц с начала первого рейса я окреп, на свежем-то воздухе и хорошем питании, да и остальные тоже стали меньше уставать. То ли ещё будет!

Окрестности Ростова-на-Дону. Неизвестное место

Два с половиной месяца спустя.

Начало августа 1942 года

Застонав, я открыл глаза, находясь ещё на гране беспамятства. Но то, что глаза улавливали свет, я смог понять плавающим сознанием, значит, день. Чёрт, что же случилось, отчего мне так фигово? Да и где я?

Эта мысль всё же помогла мне прийти в себя, и, шире открыв глаза, я повёл ими туда-сюда. Судя по ощущениям, лежу на соломе в каком-то сарае. Видна висевшая конская упряжь на стене, сильно потёртая и явно не раз ремонтированная. Неструганые доски и стропила наверху. Несколько досок чернели пятнами гнили, похоже, крыша протекает. Ну и ещё много что по мелочи висело на стенах, включая сломанное тележное колесо. Вот железа, кос и остального не было, это я сразу отметил.

Я попробовал приподняться, но сразу закружилась голова, и я рухнул обратно в солому. Видимо, шорох соломы разбудил кого-то, кто лежал рядом.

— Командир? — услышал я сквозь шум в голове знакомый голос моего механика.

Ромка за эти два месяца стал неплохим специалистом. Из-за активной эксплуатации мы дважды полностью разбирали движок, проводя его обслуживание или меняя поршень, как это было в последний раз. И наш грек справлялся.

Тут снова послышалось шуршание, и я, осмотревшись, обнаружил всю нашу команду и деда, потирающего рядом лысину. Оказалось, было раннее утро, и все просто спали.

— Мы что, в плену? — задал я вопрос: сарай и наш вид у меня как-то ассоциировался с попаданием в плен. Тем более я стал вспоминать, чем закончился вчерашний день.

За последние месяцы где мы только не были, даже разок с запасом продовольствия дошли до Онежского озера. Но уже третий раз подряд следовали по маршруту Москва — Ростов-на-Дону, доставляя войскам, что тут стояли, разные грузы. В основном ящики с автозапчастями, покрышки и всё такое для местных автобатов. И внезапно на берег высыпали немцы, открыв оружейно-пулемётный огонь, мы с Юркой не растерялись, сдёрнули чехол с пулемёта и открыли ответный огонь. Успели почти полностью выпустить одну ленту, как появившийся из-за кустарника немецкий танк, «четвёрочка», сделал выстрел. И всё, больше ничего не помню. Кажется, ленту я дострелять не успел. Но, что попал — это точно. С десяток немцев положили, те покатились по откосу к кромке вод Дона.

То, что мы не в плену, я уже и сам разобрался, створка дверей была незапертой, лишь прикрыта. Осмотревшись и услышав ответы, что мы не в плену, я хриплым голосом велел:

— Рассказывайте, а то я ничего не помню.

— Ещё бы, два дня в беспамятстве был, — надев свою фуражку, пробормотал дед. — Контузило тебя.

Кроме меня и Юры, которого тоже контузило и слегка зацепило осколком, никто больше не пострадал. Так что мне наперебой стали раскрывать, что было в тот день. Плавание проходило как обычно, как вдруг появились немцы. Причём внезапно для всех, даже для наблюдателя за воздухом. Ни стрельбы вдали, ничего такого, раз — и те на берегу. Да ещё танк ревёт за деревьями. Немцы с ходу палить начали. Егор, стоявший за штурвалом, увидев первую пулевую пробоину, сразу упал на доски. Это его и спасло, всю рубку изрешетили. Враги, наверное, увидели антенну и стреляли по возможному нахождению радиостанции. Так что не я основной целью был.

Один осколочный снаряд попал в борт на носу под пулемётом, и буксир камнем пошёл под воду. Все поплыли к противоположному берегу под прикрытием дрейфующей баржи, с которой охрана из трёх бойцов, успевшая обрезать канат, палила по немцам из винтовок. Её течением утащило дальше за поворот. Танк по ней тоже стрелял, но пустил на дно или нет, никто точно сказать не мог. Местность, где нас подловили, хоть и была холмистой, но леса не имела, разве что такой же кустарник, что до этого скрывал немцев. Когда меня вытащили на берег и помогли Юре, перевязав его, сделали импровизированные носилки из ветвей и по очереди, сменяясь, понесли моё бессознательное тело. Добравшись до небольшой рощи, забрались в уцелевший сарай рядом со сгоревшим домом и стали дожидаться, пока я очнусь.

Без еды, фактически без вещей, как потерпевшие кораблекрушение, мы находились примерно в девяти километрах от того места, где выбрались на берег. И непонятно, что вокруг творится. Да, надо что-то делать.

— А погреб есть?

— Так дом сгорел, — пробормотал дед и хлопнул себя по лбу: — Вот я старый дурак! Олег, лезь наверх, наблюдать за местностью будешь. Я за Сашей присмотрю, а вы ищите и откапывайте погреб сгоревшего дома. Должно там что-то остаться. Юра, проследи.

— Разведчиков по окрестностям потом пошли, — слабым голосом посоветовал я.

Меня напоили из фляжки, единственной сохранившейся, и я снова вырубился…

Когда я очнулся в следующий раз, была ночь и, судя по барабанящим каплям, снаружи шёл дождь. Дежурный Егор, заметив, что я пришёл в себя, напоил меня и дал поесть картофельного пюре, в котором отчётливо ощущался дымок костра. Понятно, картошку напекли и размяли её для меня. Чуть почувствовав сытость, я едва успел наклониться, как всё пошло обратно. Егор ловко подставил тазик — дед опытный, знает, что такое контузия, и успел всё подготовить и проинструктировать, чего ожидать от меня. Дальше не помню, опять провалился в беспамятство.

Очнувшись в третий раз, почувствовал, что стало по-легче, и первое, что сразу бросилось в глаза, — висевшая у створки ворот на ремне винтовка Мосина. А рядом стоял прислонённый немецкий карабин «маузер». Похоже, произошли какие-то события, и они прошли мимо меня. Фигово. В этот раз размышлял я вполне здраво, ясности в мыслях больше. Хотя те и плавали. Лежу — ещё ничего, а как начну приподниматься, чтобы хотя бы сеть, и, как в прошлый раз, чувствую себя очень плохо. Сознание двоится, и мутит. Хорошо, заикой не стал, как многие после контузий, насколько помню, общался вполне нормально.

В сарае никого не было. Я лежал обнажённым, видимо, пока находился в беспамятстве, ходил под себя, что при моём положении было в порядке вещей. Но подо мной свежая нарезанная трава. Слышать я также стал лучше, уже меньше звона в ушах, поэтому расслышал голоса снаружи. В это время внутрь сарая кто-то бросил тень, и, не слышно ступая, в сарай вошёл Волк. Оба пса так и сопровождали нас в рейсах, став за это время вполне неплохими мореходами. Все тяготы и невзгоды с нами терпели. К счастью, в этот раз они тоже уцелели. Баламут, наверное, где-то снаружи.

Волк подошёл и стал лизать мне лицо.

— Уйди, — слабо оттолкнул я его, и он лёг рядом, положив морду на лапы.

Так, стоит подумать, что делать дальше. Информации для размышления пока мало. Покидали баркас в спешке, так что на всех были тельники и брюки, жарко, и только на четверых была обувь. У деда сапоги, а у меня, Юры и у Олежки — ботинки. Егор, Игорь и Рома бегали босыми по палубе, так в воде и оказались. (Димки сейчас с нами не было, в прошлом рейсе он неудачно упал, запнувшись, и сломал руку, так что загипсованный к своему большому горю остался дома.) Курток ни у кого не было, фуражки вроде трое сохранили. Моя, похоже, пропала. Ножи, даже если перочинные, у всех должны быть, у кого в ножнах на поясе, у кого по карманам. Ну вот и всё пожалуй. Ну и фляжка Игоря. Теперь появилась какая-то еда, видимо, из откопанного погреба, и вот эти две единицы оружия. Неизвестно, где мы, только точно, что нас расстреляли вблизи Ростова, километров двадцать не дошли. Где сейчас немцы и где наши, тоже не знаю, но немецкий карабин настораживает. Откуда его наши притащили? Или у нас гости?.. Ладно, пора своих звать.

Мысли меня изрядно утомили, но проваливаться в сон я не спешил, нужно получить новости, ну и поесть, в конце концов, если есть что, я чувствовал приступы голода. Позвать я не успел, в сарай заглянул Ромка, так что все быстро собрались внутри. Окинув их взглядом, новичков я не обнаружил. Только Егора не было, наверное, наблюдает за окрестностями.

— Мне чуть лучше, — успокоил я всех. — Только есть хочется.

Как оказалось, с этим проблем не было. Меня напоили довольно сытным бульоном, это Егор добыл петуха на окраине села, сбив его камнем с плетня. Село находилось недалеко, в четырёх километрах. Поев, я насел на команду. Рассказывал в основном дед, если где нужно, он давал голос разведчикам, чтобы рассказали, что видели они. Значит так, уже точно известно, что мы у немцев в тылу. Глубоко или нет, не ясно, но канонады уже второй день не слышно. С момента потопления баркаса шёл седьмой день. Моя одежда, постиранная, сушилась за головой, поэтому я её не видел. Егор и Олег, бегая к дороге, видели частые колонны немецких войск, танки, артиллерию, и немецкие самолёты постоянно в небе висят. Оружие нашли на месте боя. Никаких окопов или ячеек, похоже, просто схватка произошла на дороге, немцы и наши наткнулись друг на друга, и была стрельба. Видимо, пехота с обеих сторон была, битой техники там не имелось. Гильз много везде разбросано, а тел нет. Виденное мной оружие глазастые пацаны нашли в траве на обочине. У винтовки пустой магазин, затвор был в открытом положении, а в немецком карабине ещё три патрона. Больше боезапаса нет.

По поводу нашего убежища: когда мне его описали, оно как-то перестало мне нравиться. Не очень надёжное. Хотя сгоревший хутор стоял в стороне от дороги — судя по мелким воронкам, дом обстреляли с воздуха — и парни разводили костёр только ночью и в ямке, чтобы не выдать светом, но рано или поздно нас найдут. Место, конечно, глухое, но всё равно ненадёжное. Команда строила планы двинуть дальше, догонять своих, но я наложил на это вето. Не все дела наши тут завершены, и велел перенести стоянку, забрав с собой всё, что может пригодиться. В рощу уходить не нужно, её первым делом прочешут. Самое идеальное — овраг, а их тут много, да ещё с кустарником. Вот там можно укрыться. И Олег сразу убежал искать подходящий. А все остальные стали готовиться перебираться. Под этот шорох и негромкие шепотки я и уснул.

Ещё пять дней я восстанавливался. Уже спокойно ходил, хотя бегать не пытался, тяжело, да и зарядку делал самую лёгкую, но небольшой путь выдержать мог. Всё это время мы жили в овраге, картошки пока хватало, да и соленья кое-какие были. Ребята шарились по окрестностям, искали, что может нам пригодиться. Были на берегу, видели полузатопленную баржу, её недалеко течением унесло. И вот радость, нашли выброшенную на берег мою фуражку. У дороги находили убитых. В основном наших, но было и два немца незахороненных. Без оружия и поясов, нам неинтересны. А вот от наших принесли три винтовки, одна из которых ухоженная СВТ, да и патроны теперь были, шесть десятков, и даже одна граната РГД. Был ещё сидор с запасным бельём и немудрёным красноармейским имуществом.

Под вечер пятого дня прибежал взмыленный Олежка, он в наблюдении был чуть дальше, где отличный вид на окрестности.

— Какие-то странные немцы, в пятнистой форме, берег осматривают.

— Может, наши? — уточнил я.

— Пилоток нет.

— Дождались. Похоже, это ягдкоманда, специальное подразделение для зачистки тылов и ликвидации партизан. Нужно уходить, мы тут изрядно натоптали, а следопытов у них хватает. Идём через правый отворот оврага, по нему Юра с Егором возвращаться будут, перехватим их.

Так и вышло, встретились вскоре, где мы, увешанные оружием, вышли им навстречу. Немцы у сарая так и не появились — ребята со стороны приглядывали за ним, но не ворчали, даже когда позапрошлой ночью был дождь. Неподалёку на перекрёстке был пост фельджандармерии, однако они на пожарище не заглядывали. Меня они заинтересовали только насчёт трофеев и получения информации. Подумав, я посоветовался с Юрой и дедом, и мы двинули к посту. Мотоцикл, два автомата, карабин, два пистолета и пулемёт, установленный на коляске, нам всяко пригодятся. Как и карта местных дорог: я решил твёрдо пробираться в Ростов. Дело у меня там было. Пока не знаю, впустую или нет, но очень хотелось его выполнить. Также были надежды на продовольствие, картофельная диета нас уже достала.

Подобраться к жандармам вплотную будет сложно. Я это сразу определил, когда стал рассматривать их пост метров с шестисот. Двое работали, один в сторонке у мотоцикла и шалаша развёл костёр и подвесил на самодельной треноге котелок. Котелок нам тоже не помешает.

— Всё, дорога пустая, вечер, немцы к ночёвке готовятся, — сказал я, немного отползая назад. Сложно маскироваться, если у всех нас верх полосатый из-за тельняшек. Осмотрев команду, что устроилась на дне овражка, со склона которого я наблюдал за немцами, добавил: — По ночам они не ездят, что позволит нам взять пост.

— Тихо не получится, а село рядом, — сказал опытный дед.

— Учтено, деда, учтено. Я открою огонь из немецкого карабина, который у нас имеется. Немцы — опытные вояки, его звук знают и не обеспокоятся, в отличие от звука наших винтовок. Расстояние большое, но я в себе уверен, не промахнусь. Юра, Игорь и Егор, готовитесь стартовать. Как только я выстрелю во второй раз, со всех ног бегите к посту. Третьим выстрелом я постараюсь ранить жандарма. Ваша задача — скрутить подранка. Нам нужен язык. Это будет старший поста, невысокий такой. Звания не разгляжу, но именно его приказы выполняют двое других. В плечо ему пулю отправлю. Патронов к карабину у нас по воле случая как раз три, но потом я вас с СВТ подстрахую. Всем всё ясно?

— А может, мы просто пойдём по дороге к ним, и, когда подойдём, ты начнёшь стрелять? — почесав щёку, предложил Юра. — Так у нас будет больше времени. Мы же подростки, они на нас не обратят внимания. А я сниму тельняшку.

— Чёрт, так просто, — покачал я головой, и почему мне это в голову не пришло? — Отличная идея. Готовьтесь и выходите. Верёвку только приготовьте вязать.

Мы разделились, парни ушли к дороге и, выбравшись на неё, направились к посту, делая вид, что идут мимо. Как и ожидалось, те хоть и привлекли внимание немцев, но не заинтересовали: те не остановили их и даже не окликнули, устроившись у костра. Мы тоже двинули чуть ближе, сократив расстояние до поста на пятьдесят метров, и я выстрелил. Первая пуля вошла командиру в плечо. Двое других только вскакивали, как я выбил стреляную гильзу и произвёл второй выстрел. Высокий худой немец с закатанными рукавами френча упал, схватившись за грудь. Третий немец метнулся к мотоциклу, где стоял пулемёт. А нужно успеть до того, как он начнёт стрелять, из этой косилки он может меня достать. Матерясь, я выбил вторую гильзу и снова выстрелил. Пуля попала в голову. Даже с такого расстояния было видно кровавое облачко брызг. После третьего выстрела парни, подскочив, стали крутить старшего поста, тот уже шевелился, отходя от шока после ранения. А мы, подхватив вещи, побежали к посту.

Мы с дедом бежали в конце группы, мне дыхалки не хватало, а у него возраст давал знать. Ромка приотстал, чтобы быть с нами, а Олежек вырвался вперёд и, добежав первым, почти сразу согнулся в приступе рвоты, увидев безголового немца. Егор отвёл его в сторону, успокаивая, он и сам был бледен. Командира, оказавшегося унтером, они всё же связали, обезоружив. Тот уже почти достал пистолет, когда они на него навалились, трое подростков, хоть и с трудом, но справились с раненым взрослым мужчиной.

Присев у мотоцикла, стараясь отдышаться, я открыл канистру в держателе на боку мотоцикла и учуял запах бензина. Топливо есть, это хорошо. Заметив на сиденье в коляске термос литров на пять, открыл его и обнаружил воду. Полтермоса было. После этого я стал командовать:

— Юра, Игорь, снимите с этого безголового всё ценное, обувь не забудьте, и за ноги оттащите его подальше. Второго также. Всё забирать — это значит всё. Документы тоже. Деда, тут в термосе вода, вот пилотка немецкая, протри мотоцикл, а то он весь в брызгах. Ром, что там с ужином?

Немцы уже сняли котелок с огня, достали миски и ложки, так что завалил я их вовремя.

— В котелке гороховый суп, готов. На скатерти свежий хлеб, сало нарезано, лук есть, чеснок и печенье… А вон и чайник стоит, только он холодный. Кажется, не успели вскипятить.

— Хорошо, собери посуду, марать её не будем, быстренько из котелка поедим и поедем на мотоцикле. Всё в него грузите. В багажный отсек и под ноги в коляску.

— А уместимся? — засомневался Юра, возвращаясь с напарником от перетаскивания первого тела, которое в траве спрятали.

— Уедем, — обнадёжил я.

Взяв планшет, снятый с унтера, я внимательно ознакомился с картой, особенно с метками, и подошёл к офицеру. Его за мотоцикл утащили, чтобы Олег от костра его не видел. Пнув немца в плечо, отчего тот взвыл и попытался ударить ногами, я после недолгой предварительной работы — потыкал веточкой в рану, и немец быстро сломался — повёл допрос. Немецким языком я владел свободно, всю зиму учил и весну, да и летом почитывал немецкие книги, а в районе Ростова-на-Дону, где радиостанция доставала, слушал переговоры немцев. В основном люфтваффе. Первый же вопрос о реке и шлюзах расставил всё по местам.

Реку немцы контролировали плохо, а до первых шлюзов просто не дошли, слишком далеко, хотя и маханули за сто километров от нашего теперешнего местоположения. Заодно я развеял своё недоумение. Харьковской катастрофы теперь не было, была другая. Ну не умеют наши ещё готовиться к наступлению, соблюдая все режимы секретности. Немцы узнали о подготовке чуть ли не ранее советских войск, что должны были наступать, вот и ударили навстречу, когда наши утратили наступательный порыв, увязнув в плотной эшелонированной обороне. Они снова рвутся к Сталинграду. Но уже вдоль Дона. Кстати, до Волги не так и далеко им осталось.

Добить немца мне не дали: когда я, подняв лежавший в куче оружия ремень с подсумками, извлёк штык-нож к немецкому карабину, дед забрал его, отстранив меня, и сам прирезал немца. Спокойно и легко, как дома, бывало, животину резал. Юра с Игорем утащили его, и когда мы сели за стол, сметая с него всё, что было, никого не озаботило то, что неподалёку оплывают кровью тела трёх мужчин. Ложки так и стучали по котелку. Потом мы запихали всё возможное в мотоцикл, часть навесили на себя, я пистолет унтера забрал, подвесил на боку тяжёлую кобуру с парабеллумом, и этакой группой полосатых пчёл покатили по дороге в сторону Ростова. Больше постов до города не будет, я это уточнил у языка, разве что на въезде. Но там комендантские стоят.

А устроились так. Олег на бензобаке передо мной, я за рулём, так как кроме меня им управлять больше никто не умел, за мной Ромка и дед. В коляске оба брата, и Юра на запасном колесе. Даже из пулемёта можно стрелять, Игорь к нему уже примеривался. Лайки бежали рядом.

На Юре был контроль тыла, и не успели мы проехать и километр, как он привлёк наше внимание. Остановив мотоцикл, который с перегрузом шёл тяжело, тем более на песчаное место дороги попали, и привстав на подножках, всмотрелся в трофейный бинокль. К уничтоженному посту выбегали те, пятнистые, о которых рассказывал Олег, и махали нам руками.

— Никак наши, — пробормотал я. — Хотя расцветка комбинезонов действительно незнакомая, но на голове лётные десантные шлемы. Оружие, правда, немецкое, автоматы, пулемёт и вроде снайперская винтовка. Семерых вижу… Так, рассредоточиться, занять позиции справа и слева на обочине, оружие к бою. Юра, давай к ним сбегай, узнай, кто такие, мы тебя прикроем. Я за пулемёт сяду. Сейчас развернусь.

Перехватив поудобнее автомат, Юра трусцой побежал обратно к уничтоженному посту. Остальные залегли по обочинам, дед приготовил винтовку Мосина, она дальнобойной была по сравнению с МП. А я, газанув, развернул тяжёлый «Цундап» и, заглушив движок, пересел в коляску, поводив стволом пулемёта. Вся семёрка бежала по дороге к нам, но видно их было всё хуже, наступала ночь. Ничего, у нас осветительные ракеты есть. Я достал ящик и передал подскочившему Олегу. Если что случится, запустят в небо. Это тоже трофеи с поста. Удобная штука, для ночи самое то.

Правда, они не понадобились. Глаза быстро адаптировались к темноте, а висевшая луна освещала округу. Было видно, как, достигнув неизвестных, Юра о чём-то с ними разговаривал, не долго, минуты две, после чего побежал обратно, а семёрка уже неторопливо последовала за ним. Волк встретил подбегавшего Юру и вернулся с ним, сопровождая.

— Это наши, из разведки, — подбегая, выдохнул тот. — Представляешь, они нас искали. Нашего «Адмирала». Уже знают, что его потопили недалеко, и начали осматривать берег. Хотели хоть что-то найти. Баржу уже видели, были на ней. Нашли только ящики с запчастями и тело одного бойца из охраны. Остальных не отыскали.

— Понятно… — со странной интонацией протянул я.

Откуда ветер дует, стало сразу ясно. Выбравшись из коляски, я встретил подходивших разведчиков.

— Ты даже не представляешь, парень, как мы тебя искали, — мельком осветив меня фонариком, опознав и представившись, сказал капитан Караулов, пожимая мне руку.

— У меня хорошая фантазия, так что могу представить.

— Представь тогда четырёх раненых, которых мы оставили в не самом надёжном укрытии, и два холмика могил. На немцев наткнулись.

— Плохо. Нужен транспорт, — задумался я.

— У нас приказ вывести вас, но рация погибла вместе с радистом. Похоже, придётся устроить марш-бросок к передовой и переползать её.

— Не вариант, у меня другие планы, — возразил я. — Если вы с нами, то нужен транспорт, — повторил я. — Есть у меня идея, как вернуться к нашим, причём не пешком, и вы мне точно пригодитесь.

— Слушай… Александр, извини, если резко скажу, но у меня приказ, и на твои планы мне плевать. Возьмём вас за шкирку и доставим куда нужно. Всё ясно?!

— Извините, товарищ капитан, а мне плевать на ваш приказ. Эти суки моего «Адмирала» на дно отправили. Я компенсацию собираюсь стребовать.

Тут в стороне ругнулся дед, который, как и остальные, нас внимательно слушал.

— А я-то думаю, чего это он в Ростов собрался? Ему порт нужен. Решил какое-нибудь судно у немцев угнать. У них наверняка с Азовского моря основной поток грузов идёт, пока дороги и чугунку восстанавливают.

Я промолчал, так как хорошо знавший меня дед был на все сто прав, именно это я и собирался сделать. Правда, унтер насчёт Ростова меня просветить не смог: не был в нём и что творится в порту не знал. Поэтому я надеялся на пост на въезде в город. Комендачи всё знают. Если ничего интересного там нет, сваливаем к своим, пока бензина на мотоцикле хватает, а если есть… Попытка не пытка. Под покровом темноты вполне реально увести судно. Тем более немцы охотно используют трофеи Красного флота. Разберёмся.

— Да чушь, — возмутился Караулов. — Кому может прийти в голову такая авантюра? Скажи, Александр?.. Чего молчишь?

— Дед меня хорошо знает, — вздохнув, повторил я свои мысли.

Этого хватило, и я выслушал от капитана много о себе нового. Хорошо завернул, я даже заслушался. Тем более Юра уже сообщил, почему мы тут задержались и каково было моё состояние после контузии, об этом тот тоже помянул, закончив, называя нас бандой рахитовой наглой матросни.

— Хватит орать! — жёстко сказал я, отчего капитан явно поперхнулся. — Вы или с нами или без. Если с нами, то слушаете, что нужно делать. Угнать из ближайшего села машину, забрать ваших раненых, бросить мы их не можем, и едем к посту у Ростова. Я вижу, у вас есть пистолеты с глушителями. Кстати, кажется, выделки нашей с дедом мастерской. Вы снимаете пост, оставив одного для допроса. Если подходящего судна нет, уезжаем в сторону передовой, если есть, то по ситуации. Я сторонник импровизации, а тут без неё никак.

— Кхм, — прочистил горло один из бойцов, — тут недалеко в овраге брошенная полуторка стоит, с дороги столкнули. Мы её осмотрели, вроде целая, только бак пустой. Можно её использовать.

— Кто умеет управлять мотоциклом?

Выяснилось, что двое, вот одного я и решил отправить с водителем для полуторки к машине. Они же и раненых заберут.

— Ты чего раскомандовался?! — наконец возмутился потерявший дар речи капитан. — Это мои бойцы! А вы куда задёргались выполнять чужой приказ, да ещё мальчишки?!

— Да я взрослый уже, мне уже двадцать… через семь лет будет.

Этот немудрёный юмор разрядил обстановку, и капитан, подумав, махнул рукой, разрешив обоим бойцам уехать. Моя команда частично разгрузила мотоцикл. Вернуться те должны примерно через час.

— Ладно, рассказывай, что ты там задумал. Только в подробностях.

Мы сошли на обочину, наконец познакомились с остальными бойцами, что с нами остались, и, устроившись на траве, пообщались. Капитан и его зам в звании лейтенанта только крякали, когда мы закончили живописать наши приключения. Потом уже я выполнил просьбу командира, выложив свой план. Поколебавшись, тот решил, что они с нами. Пройдёт афера с угоном или нет, ещё неизвестно, но двигаться по реке гораздо комфортнее, чем пешком. Да и раненых тогда есть шанс спасти, а сейчас его фактически не было. Тем более выяснилось, раненых охранял один легкораненый боец, так что их там пятеро было. Тут ещё я намекнул, что в порту нужно сделать большой бабах, чтобы не сразу сообразили, что там был угон, пусть думают, что судно затонуло, это даст нам время уйти как можно дальше. Подрывник в группе был, а порт полон военных грузов, так что тот обещал всё сделать.

— Ясно. Если что будет для угона, каковы наши действия? — спросил капитан.

— Я не диверсант, это вы проходили соответствующую подготовку. Так что это ваша задача провести нас в порт, и тела патрулей хорошо прятать, чтобы до утра не отыскали, зачистить нужное судно, а дальше уже наша работа, вы пассажирами станете. Главное, полная тишина, использовать только тихое оружие.

— Хм, хорошо, принимается.

Чтобы не тратить силы, мы прямо здесь и разлеглись отдыхать, перехватить часть ночи. Тем более я очень устал после этого суматошного вечера. Столько сил потратил! Вырубился моментально и проснулся только от знакомого рёва мотора, к нам подъезжала полуторка, за ней тарахтел мотоцикл. Не знаю, почему тот сзади ехал, хотя логичнее возглавлять эту небольшую колонну для маскировки. Быстро собравшись, мы загрузились в кузов машины, на мотоцикле поехали трое с замом командира группы, их задача взять пост. Там должно быть пол-отделения, шесть немцев со старшим. Язык обязателен. Обоих псов тоже закинули в кузов.

Двигались на максимально возможной скорости, чтобы не растрясти раненых, и ближе к полуночи были на месте. Как всё происходило, я не видел, наверное, немцев подкупило то, что мотоцикл был их, характерные подвывания мотоциклетного движка было трудно с чем спутать. Налицо пять трупов и шестой, старший, в звании обер-ефрейтора, в качестве языка. Лично допросив ефрейтора, мы с капитаном стали обсуждать, что будем делать, пока мои парни шуршали по посту, собирая трофеи. Это они восполняли потери в личных вещах, зато теперь каждый имел наручные часы, даже запасные были. Потом сняли станковый пулемёт и со станиной отволокли его в кузов. К нему — пара ящиков с патронами. Тут же стоял ещё один мотоцикл, лёгкий одиночка. Вероятно, посыльный. Вот на нём я поеду.

А судно мы будет брать, к заметному расстройству капитана, тот явно рассчитывал, что мы ничего не обнаружим. Но обер-ефрейтор как раз днём был на охране порта, так что знал, что было там к вечеру. Первое: средний морской буксир, притащивший десантную самоходную баржу типа «Зибель», у которой при десантной операции отказали движки, и она дрейфовала, вот и выслали буксир, дотянувший её до порта. Без десанта, его раньше сняли. Почему сюда, в Ростов, не знаю, ефрейтор тоже был удивлён, но постараюсь узнать. Второе: в порту находился бронекатер — наш бывший советский большой речной бронированный катер проекта «1124», взятый немцами в качестве трофея. Ну и третье: в порту Ростова готовили во вспомогательные патрульные катера разные лоханки, вооружая их.

Караулов был за захват катера, мол, они смогут взять его на абордаж. Это хоть и внове им, но он был в себе уверен. Где тот стоит, мы теперь знали. Я сам у того пирса свой буксир ставил, так что ориентировался в порту лучше, чем капитан. Я же был за захват морского буксира. Долго спорить мы не стали, я просто предложил брать оба. Взять на буксир бронекатер и так утащить его, на что капитан дал добро. Мы обговорили захват, а парни в этом деле действительно заметно плавали. Например, обувь — она будет греметь по палубе, так что захват будут вести только босиком. Опасно повредить ноги о железки, но делать нечего, тишина — наше всё.

Все погрузились в машину, впереди неё отправили на мотоцикле троицу абордажников, я сел на одиночку, и такой малой колонной мы по ночному городу доехали до затемнённого порта. Тут царила жизнь, поэтому особо наше появление внимание не привлекло, и мы сразу поехали к тому месту, где был пришвартован бронекатер. Абордажники босиком, ликвидировав полусонного вахтенного, уже сосредоточились у люков, которые вели внутрь боевого катера.

Взять его удалось на удивление легко. Только и было едва слышно хлопки пистолетов с глушителями и сдавленный вскрик, затерявшиеся в шуме порта. Кроме вахтенного были четыре члена команды, спавшие внутри. Где остальные, непонятно, может, ночевали в городе, отдыхая после тяжёлого перехода. Другого объяснения у меня не было, языка мы не брали.

Обыскав катер, разведка на вёсельной лодке отправилась к буксиру, видневшемуся вдали тёмной массой. Он стоял на якоре и был чуть ли не в три раза больше моего «Адмирала». Если всё получится, это будет хороший размен. Наш подрывник в одиночку скрылся в ночи, направляясь к месту закладки заряда. У него было около двух килограммов тротила и детонатор с часовым механизмом. Я попросил два с половиной часа, и пусть взлетает на воздух склад с боеприпасами!

Мы своей командой остались у бронекатера, бегая между ним и машиной. Сперва во внутренний кубрик спустили раненых, уложив их на койки команды. Старались действовать осторожно, но не всегда получалось, тяжёлые парни. Стукали их телами о переборки или лестницы, но те — кремни, ни одного звука, понимали, что может быть, если нас обнаружат. Тот легкораненый сержант, Ефремов, приглядывал, чтобы нами не заинтересовались.

Когда машина была полностью разгружена, Ефремов заминировал её и мотоцикл, а вот лёгкий мы привязали на палубе у рубки, это мой трофей, оставлю себе. У поста, кроме меня, никто на него прав не предъявлял. Правда, на нос теперь можно пройти только у правого борта, ну да ладно. Всё оружие и пулемёты спустили во внутренние отсеки, чтобы на палубе не мешали. Потом я помог Роме разобраться с двигателями, мы их запустили и, отойдя от пирса, направились к буксиру. Ха, никто так и не поднял тревогу, будто так и нужно! Я фигею. Думал, на полном ходу с боем прорываться буду, а тут всем плевать. И где известный немецкий порядок? Не думаю, что наш отход не заметили, но причину всегда можно найти, например, срочный приказ, который не довели до местного начальства. Значит, есть у нас время, и это радует.

Сигнала не было, да и не обговаривали мы его. Будешь подавать фонариком — заметят, так что действовали на авось. Шума со стороны буксира я не услышал. Когда мы подошли, чтобы пришвартоваться к борту, я обнаружил, что рядом с буксиром покачивалась на мелких волнах Дона та сама самоходная баржа «зибель». Причём на ней, кроме четырёх зенитных автоматических мелкокалиберных пушек и одной «восемь — восемь» бортового вооружения, находились два танка. «Троечки», вроде новенькие. В ночи поди разбери. Видимо, в десантной операции использовать их не получилось, а сейчас просто стояли в очереди на выгрузку. У меня тут же засвербело утащить и её тоже, а этот буксир упрёт её легко. Вот только раздвоиться мы не могли, команды на три судна у нас не было, на два ещё наскрести можем, разведчики помогут, но для баржи уже нет.

Мы осторожно причалили, и нас уже встречали, сообщив, что буксир полностью взят и с другого борта двое разведчиков сбрасывают тела команды в воду. Кстати, надо и пятёрку немцев катера тоже в воду отправить, здесь уже можно. Как доложил зам Караулова, когда буксир был зачищен, разведчики, опасаясь обнаружения, перебрались на баржу и зачистили её тоже.

Сначала вахтенных, которые спали, потом семерых в жилом кубрике. Больше никого не было, видимо, тоже на берегу. У этого типа самоходных барж команда должна быть довольно большой. Эта баржа относилась к типу «Д». Её отличали от других типов значительные изменения в конструкции. Корпус корабля удлинён и расширен, что привело к увеличению грузоподъёмности до ста сорока тонн. Усилено вооружение, вместо открытого поста управления установлена бронированная надстройка, которая вместе с моторным отсеком была вынесена немного вперёд. Надстройка кроме рулевой имела ещё и радиорубку. Кроме того, на кораблях данного типа появились жилые помещения для экипажа в двадцать пять человек. Именно поэтому кроме десанта тут и находились две «троечки» с удлинёнными пушками, а не огрызками, что были у них ранее. А вот танкистов не было, наверное, с десантом сняли. Кстати, та «четвёрка» тоже имела не «окурок» пушки, а вполне нормальную длинноствольную. Немцы такие танки начали выпускать в этом году. Вот нам повезло натолкнуться на новинки, дважды встретили…

— Я знаю, о чём ты думаешь. Даже не мечтай, — подскочил ко мне Караулов, когда я задумчиво рассматривал тёмную массу баржи.

— Да, её я тоже хочу забрать, наши починят, и будет у них специализированное десантное судно, ведь то, что у них имеется, — смех один. И танки пригодятся.

— У нас команды на неё нет, — пытался привести последний довод капитан.

Но на меня уже напал азарт хомяка, так что я быстро нашёл решение:

— Пофигу. Накинем конец, и как этот буксир притащил её сюда, так и уволочет.

— А катер? Катер я не дам бросить.

— Буксир и его утянет, легко. Бросим конец на баржу, и так караваном потянет. Только нужно, чтобы хотя бы кто-то был в рубке за штурвалом, чтобы не мотало по ходу движения.

Дед и почти все парни из команды перебрались на буксир, осматривая его внутренние отсеки, Рома ушёл в машинное отделение смотреть, как запускать дизели, а мы с Юрой и Егором перегнали катер к корме баржи и, бросив конец, привязали его, заглушили двигатели. Мы с Юрой по канату перебрались на баржу, и Юра остался на ней рулевым, тут же было два разведчика на случай, если придётся открыть огонь. Егор будет рулевым на бронекатере, там ему будет помогать сержант Ефремов, на котором и присмотр за ранеными.

Я на подогнанной шлюпке вернулся на буксир, и мы почти час убили, пока освоили все его незнакомые системы. Потом, отправив лодку за подрывником, я задним ходом подвёл буксир к барже, и разведчики помогли протянуть и закрепить толстый канат. Сняв баржу с якоря, мы двинули к выходу из порта. А когда вошли в русло реки, оставляя город, позади начали взлетать осветительные ракеты, а потом как долбануло… Похоже, ефрейтор не соврал, описывая, где хранятся артиллерийские боеприпасы, которые подрывник и заминировал, так что немцам стало резко не до нас, и мы уходили всё дальше и дальше.

Шли на максимальном ходу, благо этот фарватер я успел хорошо изучить. Особого опыта ночного движения у меня не было, вот и нарабатывал его. Благополучно проскочили железнодорожный мост, охрана не обеспокоилась. Встав у штурвала и поглядывая на едва заметные ориентиры, я весело насвистывал, и когда в ходовую рубку вошёл Караулов, звякнув автоматом, коим зацепился за створку, и разбудив спящего у входа Баламута, который сразу снова уснул, сказал ему:

— Ну что, и где тут сумасшедшая авантюра? Тихо пришли и почти тихо ушли. Взрыв я не считаю, это было прощальным подарком немцам… Кстати, через двенадцать километров, примерно там, где потопили нашего «Адмирала», имеется у берега рощица и густо разросся кустарник. Днём с воздуха нас быстро обнаружат и, несмотря на зенитки, разбомбят. Маскировка нужна, а вы, разведчики, в этом доки должны быть. Так что маскировка на вас, а мои парни помогут. На бронекатере есть тюк с масксетью, ею тоже можно воспользоваться. Готовь людей, на месте мы будем через час. И да, раненых с катера сюда перенесём, кубриков хватает.

— Хорошо. Сделаем.

Караулов вышел, задачку я ему поставил непростую, много работы для маскировки, особенно с баржой, так что нужно готовиться уже сейчас. Потрепав по шее Волка, сидящего рядом, я продолжил вести судно с буксируемыми боевыми кораблями.

Разбудил меня уже привычный плеск волн о борт. Хотя звук всё же был другой. «Адмирал» у меня чисто деревянным судном был, а этот полноценный буксир — железный, звонче волны бились. Да и иллюминатор капитанской каюты был приоткрыт. Слышно было не только волны, но и поскрипывание подошв прохаживающегося на корме часового. Потянувшись, я взял лежавшие на тумбочке у кровати — койкой её назвать не поворачивался язык — часы и посмотрел, сколько время. Заодно завёл. Три часа дня. Это я всем дал выспаться, так как закончили мы все дела только перед самым рассветом. Это я о маскировке и переселении раненых. Тогда, добравшись до берега, где было множество подходящей для маскировки зелени, и встав на якорь, я отправил на шлюпках людей на берег.

Двое разведчиков с помощниками, Ромой и Олегом, маскировали суда, превращая их в плавающие островки зелени. Другие парни перевезли на лодке раненых и сержанта Ефремова на борт буксира. Я также велел доставить и мотоцикл. Ну и всё оружие перевезли, хотя буксир был военный, и на нём была своя оружейная.

Когда всё было сделано, снялись с якоря и, порыкивая дизелями, двинули дальше. Где отстояться днём, я уже прикинул. Километрах в сорока от того места, где пустили на дно нашего «Адмирала», имелась старица, отличная для укрытия. Мы в ней однажды провели ночь вместе с баржой. Туда и «зибель» войдёт, и катер с буксиром. Тем более глубина там хорошая, нам подходит. А используя маскировку, можно сделать так, будто тут сплошной берег и нет никакой каверны.

Пару раз по пути мы замечали огни костров на берегу и силуэты техники. Наверняка в ночной тишине часовые нас засекли, так что если будут искать, а нас будут искать, то узнают, что мы тут проходили. Да и охрана на мосту подтвердит, что мы под ними проходили вверх по течению.

Подошли к укрытию мы уже перед рассветом и по очереди загнали суда в старое русло. Последним зашёл катер. Натянули между берегом и буксиром масксеть, наведя маскировку, выставили часовых и завалились спать. Вырубились сразу, я так точно. Укатали сивку крутые горки. На пределе сил держался.

Побудка была назначена на четыре часа. Но раз я встал, то стал поднимать остальных: нечего спать, когда капитан уже на ногах. Судно заполнил шум просыпающихся людей. Один из разведчиков, засучив рукава, творил на камбузе буксира на всех завтрак. Из малых кто тащил на палубу всё постельное бельё из всех кают, начиналась грандиозная стирка, кто шваброй ширкал, убирая засохшие капли крови и наводя лоск, кто внутри орудовал мокрой тряпочкой. В уборке нам помогали трое разведчиков. Мы же с дедом и Юрой обходили судно, проводя инвентаризацию всего имущества, ведя запись. Кстати, буксир хотя сам был явно немецкой постройки, но вооружён, что странно, советскими зенитками. На носу ДШК на зенитной треноге, за рубкой — ещё одна тренога, но усиленная, тут спаренная зенитная установка стояла, ДШКМ-2Б. Такая же, как на корме бронекатера. У обеих бронещитки имелись.

Если раньше туалетов у нас не было, свесился через борт при желании или ведром воспользовался, как обычно и делали, то тут было аж три гальюна. Один капитанский, второй для офицеров и третий у матросского кубрика. Даже душевые были. Опять так же: у капитана, офицерский и общий матросский. Изучили машинное отделение и все остальные. Так как вчера в большинстве все, где нашли, там и разлеглись, то сейчас я лично занимался расселением. Сам я в капитанской каюте уже жил, там мои немногочисленные вещи сложены, безошибочно её нашёл ночью. Лучшая и просторная. Деда заселил в каюту старшего помощника, а то он в другой ночевал. Найдя каюту боцмана, велел Юре в ней устраиваться. Рому в одной из офицерских устроил, судя по книгам, тут и жил старший механик. А остальных в матросский кубрик к разведчикам определил. Лишь капитану и его заму временно выдал разрешение поселиться в две оставшиеся каюты. Умеют немцы о своих согражданах думать при проектировании и постройке, большая часть кают одноместные, а не двух— или даже трёхместные, как у нас. Удобно.

Неприятность была — почти сухие баки буксира. Об этом мы и раньше знали, датчик показывал на панели управления в рубке, да и Рома подтвердил, сделал замеры. Как и на барже, буксир имел дизельные движки, два огромных двигателя, а баки на барже почти полные, Рома успел убедиться, так что можно перекачать, поэтому неприятность проблемой не стала. Бензонасос имелся, как и заправочные шланги. Я дал Юре и Роме распоряжение начать заправку, выделив им двух помощников, самых крепких из разведчиков.

Я объявил новым хозяевам кают, что им принадлежит всё, что имеется из личных вещей прошлой команды. В моей каюте на стене висела такая классная морская фуражка!.. Себе на память вместе с формой оставлю. Команда ведь спала, полуголых за борт сбрасывали, так что форма нам досталась целой.

Трофеев хватало. Во время следующей днёвки часть нужно будет перенести на буксир. По-любому бронекатер и баржу мы сдадим, передав советскому флоту, по-другому и быть не может, а вот буксир я планировал… да что планировал — стеной встану, но оставлю себе. Ну или пусть равнозначную замену выдают, на крайний случай. По ситуации посмотрим. А мелких трофеев, что можно прибрать в личную собственность, нужно набрать побольше. В эту мелочь я и мотоцикл включил, который, принайтовленный и укрытый брезентом, стоял на корме буксира.

На барже, кроме ящиков с боеприпасами, было много снарядов для танков, я даже забирался внутрь обоих. Имелось продовольствие, медикаменты, бензин в бочках, ну и всё, что могло пригодиться десанту и что они не забрали с собой при эвакуации с дрейфующей в открытом море десантной баржи. Хороший улов, зря тогда капитан сердился. Да сейчас он это и сам признаёт.

Когда стемнело, мы продолжили заниматься делами, но уже только внутри буксира, закрыв иллюминаторы брезентом, чтобы не было ни отсвета наружу, часовой за этим очень пристально следил. И с наступлением ночи мы никуда не пошли, из-за чего у нас с капитаном произошёл разговор.

— Объяснений? — задумчиво потёр я подбородок, откладывая вилку.

Мы сидели в кают-компании и ужинали макаронами по-флотски. Кок из разведчика, пулемётчика группы старшины Васильева вышел просто замечательный.

— Да, я хотел бы понять такой странный приказ: оставаться на месте, — подтвердил Караулов, отставляя кружку с крепким чаем.

Он уже поел и пил чай, когда я с частью команды пришёл ужинать. Дежурный по кухне звенел посудой, моя её после предыдущих едоков. Особо нам никто не мешал, хотя я видел, что некоторые прислушиваются. Снова взяв вилку и прожёвывая очередную порцию макарон, я обдумал ответ. Караулов ждал.

— Скажите, товарищ капитан, что сделают немцы, узнав о нашей афере, как вы её называете?

— Перекроют реку и расставят артиллерийские засады.

— Именно так. Думаю, перечень угнанного они имеют и знают, что у нас даже пушки есть. Значит, если они реку и не перегородили, то артиллерийские засады точно имеются. Да и разведчик, что жужжал на «шторьхе» над рекой, летая туда-сюда, тоже нас искал. Причём он пролетел утром, а вернулся вечером, видимо, где-то дозаправлялся. Это значит, ищут нас дальше по реке. Но никак не здесь. Любой речной капитан, зная возможности этого буксира, хотя бы примерные, и массу буксируемых судов, подсчитает, где мы можем быть. А это за сотни километров дальше, примерно, где находится передовая. Мы там должны были быть, если бы не задержались с маскировкой. Да и не пытался я за ночь такое расстояние пройти, не дали бы нам. Глупо всё потерять при первоначальном успехе, тут уже голову нужно включать и думать. Наши немцев не могут удержать и всё дальше откатываются, так что мы в глубоком тылу. Слушали ведь рацию, что фронт снова откатился на шестьдесят километров? То-то.

— Но они поймут, что мы просто не успели перебраться через передовую, и будут искать нас здесь.

— Так оно так, да не так. Радист у вас погиб…

— Ранен.

— Сами же говорили, что с радиостанцией погиб?

— Будем считать, что я оговорился. Но я сам радист, и если нужно зашифровать послание, а рации есть на всех трёх судах, то я готов. Не зря же ты спрашивал меня насчёт шифровальщика. Они ведь добьют до наших?

— Они и до Москвы добьют при желании, — слегка приукрасил я. — До наших точно докричаться можно. Думаю, вы поняли, почему я велел готовить катер к выходу. Нас тут ещё не ищут, метнёмся к окраинам Ростова, это позволит нам замаскировать выход нашей радиостанции в эфир, и вы одним пакетом передадите своим моё послание. Я его чуть позже напишу. Постараюсь покороче.

— Что в нём будет?

— Вы должны опознаться, сообщить, что задание выполнено, и попросить выпустить в газетах и по радио ложное сообщение, что ваш отряд совместно с моей командой в глубоком немецком тылу провели диверсию в порту города Ростова-на-Дону, угнав три корабля, два из которых военные, и уже пересекли передовую, двигаясь по глубокому тылу наших территорий в Москву. Эта информация не то что бы ложная, скорее, поданая заранее, так как я все три судна постараюсь по мере сил провести к нашим.

— О-го-го! — хохотнул тот. — Немцы перестанут нас искать и ослабят контроль, что позволит нам ночью проскользнуть мимо их позиций и уйти на нашу сторону. Хитро-о… Да и вполне может сработать. Это всё?

— Да, это всё. Правда, я подумывал попросить выслать самолёт с моряками для бронекатера, но решил не рисковать. Нас могут раскусить. Пусть пара-тройка ваших ребят сейчас пойдёт спать, завтра днём я хочу, чтобы они последили за ближайшими дорогами. Пусть высматривают небольшие группы с военнопленными. Нам люди нужны. Если есть возможность уничтожить охрану, пусть это делают. Брать только добровольцев, никого насильно не тащить. Но вблизи нашей стоянки не шуметь, пусть подальше пробегутся. Не меньше чем километров на двадцать. И если пленных освободят, возвращаются не напрямую, а кругами. Да не мне вам говорить, сами всё знаете.

— Пятерых пошлю, с замом. Справятся. А идея хорошая, может и выйти что с пополнением, пока мы тут стоим. Когда к Ростову уходим?

— Поедим, если вы мне дадите доесть, и выходим.

Опять хохотнув, капитан допил чай и ушёл отдавать приказы, чтобы подготовить группу к завтрашнему дню. Наша трофейная техника замаскирована хорошо, за день несколько раз разведчики усиливали маскировку, вон, самолёт над рекой пролетал, и пилот ничего не заметил. Ещё бы, у нас на палубах баржи и буксира деревья росли. Мы куски брезента вроде бочек использовали, корни внутри, и поливали землю в них. Говорю же — отличная маскировка.

После ужина я забрал всю свою команду и капитана и отплыл в сторону Ростова-на-Дону. Пора выполнить план по дезинформации командования поисковых групп. Как немецкие генералы узнают, что мы ускользнули — а такие мысли у них должны возникать, мы по скорости движения вполне могли уйти на свою территорию, — то свернут поиски, что позволит нам по-тихому уйти к своим. Хороший план. Пусть авиацию высылают нас искать в тылу, наши истребители проредят таких воздушных поисковиков. А пока катер на полном ходу спускался по Дону. Река была пустой, да и за световой день мимо никто не проходил, так что пока нас не обнаружили, и надеюсь, так и будет.

Сбегали мы, как ни странно, благополучно. Практически на окраине Ростова, в паре километров от моста, прижались к берегу, не привлекая со стороны внимания, а выглядели мы большим кустом, с разросшимися несколькими деревьями, правда ворчащего дизелями, но надеюсь, это никого не смутило. Капитан, устроившись в радиорубке, весь маршрут составлял донесение и шифровал то, что я ему написал. Сама передача заняла минут пятнадцать. Не позволительно долго, но ничего не поделаешь. С той стороны приняли пакет шифровки и подтвердили получение, указав время ответного сообщения. Мы же, развернувшись, неторопливо двинули обратно. На малом ходу двигатели практически не слышно было, маскировка — наше всё. Да и шли мы недалеко от берега, чтобы, если что, прижаться к нему.

Вернувшись, поставили катер на место и, проверив маскировку, завалились спать. Побудку я назначил своим в двенадцать дня. Изучение буксира и баржи ещё не закончено, и нужно серьёзно ими заниматься. Буксир нам был ещё плохо знаком. Имя я ему не давал, мало ли, отберут, обидно будет, а сам он имел только номер.

* * *

Ночь прошла благополучно. Когда вахтенный поднял всех, меня тоже разбудили, не сам поднялся, то доложил, что никого за утро не видели. Пятеро разведчиков ушли ещё засветло. На ближайшем холме сидит наблюдатель с биноклем. Сейчас на посту был наш легкораненый сержант Ефремов. Завтрак старшина приготовил, он и сухпай выдал ушедшим, да ещё усиленный: если действительно удастся освободить пленных, пригодится. Немцы наших военнопленных особо не балуют разносолами, да и кормят — раз на раз не приходится.

После завтрака мы продолжили работы на обоих судах. Раненые были подняты на палубу, пусть подышат свежим воздухом, а не спёртым душным в матросском кубрике. Все иллюминаторы да даже блестящие металлические части на всех трёх кораблях были замазаны грязью (какой позор для капитана) или прикрыты. С немецким лётчиком это сработало, ничего на солнце металлического не блеснуло. Сегодня самолёта не было. Или в другом месте ищут, или уже передали по радио всё, что я просил. Кстати, у буксира была неплохо оснащённая радиорубка, и Москву она ловила, доставала, так что сводки мы слушали, и задача вахтенного как раз время от времени, когда сообщают новости, слушать эфир, а он ничего не сообщал о таких новостях.

Опросив вахтенного, это был Егор, дал ему наряд вместе с подзатыльником и отправил отрабатывать к Юре. Тот, оказалось, уснул на вахте и проспал всё. Ладно хоть проснулся вовремя, смена наблюдателей разбудила, и поднял нас. Юра на такое дело свирепый, как это на вахте — и уснуть, так что Егор бегал взмыленный, наряд отрабатывал. До сводок ещё рано, они в определённое время выходили, кроме срочных естественно, так что мы с дедом продолжили ознакомление с буксиром, изучая его конструкцию, и с каждым часом тот нам становился если не роднее, то понятнее. Теперь будем знать, что и как делать в разных ситуациях.

Новости слушали все вместе, я включил на минимуме громкую связь. Есть, было повторение сообщения о захвате с абордажем трёх вражеских военных кораблей кригсмарине и то, что их по рекам гонят к Москве, скоро все желающие смогут изучить их у набережной столицы. Можно будет подняться на палубу. Хорошо сработали, я даже не ожидал.

Мы пообедали и продолжили работы. Частично они были перенесены на баржу и катер, буксир мы наконец почти освоили. Опыт работы на нём придёт со временем.

Когда наблюдатель поднял тревогу, мы с Ромой вылезли на крик из моторного отсека «зибеля». Поломка оказалась куда серьёзнее, чем казалось на первый взгляд, то-то команда на месте не смогла починить. Нужны были запчасти. Надеюсь, наши смогут отремонтировать и вернуть десантную баржу в строй. Дежурным по судну у нас был деда, он дремал у рубки, но отреагировал быстро, выслушал наблюдателя, и тот стал перебираться к нам на баржу, борт которой был заметно выше борта баркаса у кормы, а я поспешил ему навстречу. Да и Караулов, потирая заспанное лицо, вышел на палубу.

— Что там, разведка с пополнением возвращается? — спросил я.

— Нет, наблюдатель засёк три мотоцикла, восемь немцев. Далеко пока, в трёх километрах. Там малоезженая полевая дорога, скорее даже тропа, по ней едут.

— Разведка на нас навела? — повернулся я к капитану.

— Вряд ли, — очнувшись от задумчивости, покачал тот головой. — Я с парнями давно знаком и знаю их хорошо. Такого промаха они не допустят, в плен не сдадутся. Да и немцев мало для нашего захвата. Больше на патруль похоже.

— Логично, — согласился я, тоже обдумав ситуацию и то, что сказал капитан. — Если патруль, придётся отпустить: если они пропадут, где примерно нас искать, немцам будет ясно.

— Нас?

— Ну, не нас, тех, кто их патруль побил. Не-е, нам такого не нужно, пусть уезжают.

Капитан, прихватив старшину, оба вооружились МГ, ушёл к холму, решил подстраховать стоянку со стороны, мало ли что. Однако немцев рощица у берега не заинтересовала, они же не знали, что это водоплавающая роща. Так и укатили дальше, поглядывая по сторонам. Капитан с напарником, это был наш кок, вернулся только минут через сорок после того, как те скрылись вдали. Но контроль за округой мы усилили, как было видно, немцы тут всё же появляются.

Старшину мы старались особо не трогать. Помимо обязанностей кока, на нём были раненые. В качестве помощника ему придавался кто-то из моей команды. Сейчас это был Олег. Он сидел недовольный на камбузе и чистил картошку.

Под вечер я дал команде часовой отдых. И тут наблюдатель снова поднял тревогу. Прихватив СВТ, а за последние дни с сытной кормёжкой я чувствовал изрядный прилив сил, в сопровождении Олега я побежал на холм. Остальные стали проверять бортовое вооружение буксира, оба пулемёта. Юра их быстро освоил и сформировал расчёты. Вот на катер перебрался капитан и наш кок. Они залезли в башню от Т-28, что находилась на баке. Если что, поддержат артиллерийским огнём. Кормовую башню задействовать не получится, борт баржи мешал.

Добежав до небольшого окопчика, где и устроился Ефремов, я упал на землю и подполз к нему с винтовкой в одной руке и биноклем в другой. Что он приметил, сразу рассмотрел.

— Летуны, похоже, сбитые. Наши. С бомбардировщика. Трое.

— С «пешки»?

— Может, и из дальней, неполный экипаж. Не все собрались. Помните, всю ночь гудели моторами в небе? Наверняка эти «ночники».

— Да, согласен. У них тут одна цель — Ростов, порт и аэродром, что находится рядом с ним… Так, Олег, давай к ним, приведёшь сюда, к холму. О нас не распространяйся. И веди их той низиной, а то что-то спокойно идут, по сторонам смотрят, но особо не беспокоятся.

— Может, нас засекли и подводят так к нам своих агентов? — одной рукой открутив крышку фляги и сделав глоток, прищурился сержант. — Я такие истории слышал.

— Я тоже, — пробормотал я. — Пойду встречу их в низине у склона холма. Подстрахуй, если что.

Когда капитан днём ползал тут с пулемётом, он один оставил наблюдателю, старшина помог организовать неплохую позицию, так что сержанту есть чем нас прикрыть — станковым пулемётом и лентой на двести пятьдесят патронов.

Подхватив винтовку, я скатился с противоположного склона и, оббежав холм, вышел к низине. А вот и Олег с летунами. Заметив меня, он показал гостям в мою сторону. Сейчас и пообщаемся. Пополнение нам нужно, это точно.

— Ого, старые знакомцы, — ухмыляясь, пробормотал я.

— О, Сашка, а ты что тут делаешь? — сразу опознал меня невысокий плотный лейтенант в лётном комбинезоне и шлемофоне и, не дожидаясь моего ответа, отвернулся к своим спутникам и ткнул в меня пальцем: — Поляков. А вы не верили, что мы с ним знакомы.

— Лёха, не культурно тыкать пальцем в человека. Где только тебя учили?

— Чё?

— Чё — по-китайски жопа. Учи русский язык.

Олег хихикнул, он больше всего попадал на эту мою фразу из всей команды, так что даже он успел отвыкнуть произносить это вопросительное восклицание.

— Ну, ты нисколько не изменился, — хмыкнул лейтенант и, посмотрев на лаек, сопровождавших меня, снова хмыкнул: — И псы те же.

В прошлом году осенью он из Горького на своём транспортнике подкинул меня до Сталинграда. Дальше я уже на другом самолёте летел. Именно с ним я при посадке насчёт собак спорил: брать не хотел.

— А ты чего, в бомбардировщики подался? — поинтересовался я, подходя и здороваясь с ним, после чего поручковался и с остальными. — Экипаж, я смотрю, новый.

— Не-е, так же в транспортной. Задание ночью выполнили. Делали круг, чтобы затруднить поиск места выброски десанта, и нас сшибли. Откуда истребители взялись, до сих пор понять не можем. Один заход, правый двигатель горит, и рулевые тяги перебиты. Помнишь борттехника моего?

— Это усатый, что ли? Невысокий такой? С маузером в кобуре?

— Да, он хвастался, что его сам Котовский ему подарил, когда тот в его дивизии служил. Так он первым выбросился, мы чуть позже. Затерялись в темноте.

— Понятно. Будем посматривать по сторонам, может, приметим, как вас. А по поводу встречи с немцами я, кажется, догадываюсь, в чём дело. Ночью налёт наших на Ростов, похоже, был. Немецкие истребители-«ночники» их искали, а наткнулись на вас.

— Вполне может быть, — сбив шлемофон на затылок, задумчиво потёр лоб и подбородок лейтенант. — Да, тогда всё сходится. А мы уж думали, где сглупили, выхлопом патрубков себя выдали или какой пост наблюдения пролетали… Сам-то что тут делаешь? То, что ты в речники подался, я в курсе, по радио слышал, но тут же немецкий тыл?

— Есть такое. Присядем.

Мы сели на траву, где я стал живописать наши приключения. Не все, конечно, мало ли, но основное выдал, как и то, что мы три корабля у немцев угнали.

— Вот ведь, — хлопнул себя по ляжкам штурман, младший лейтенант Леонов. — Мы же ночью перед вылетом по радио об этом слышали. Столько шума вы наделали… Но ведь говорили, что суда уже к Москве идут?

— Ложный слух пустили по нашей просьбе, чтобы немцы нас тут не искали, а они искали.

— Понятно. Значит, они где-то здесь? — уточнил лейтенант.

— Не так и далеко. Идём, покормим вас, а то ведь наверняка голодные. Со вчерашнего дня не ели?

— Да, есть такое дело.

Собравшись, мы в обход холма прошли к нашей стоянке. Качество маскировки изумило летунов, они такого раньше не видели. Только вблизи можно было понять, что это не кустарник такой густой, а замаскированное судно. Летунов я разместил в матросском кубрике. Караулов с ними общался, оказалось, они были хорошо знакомы, именно Лёха со своим экипажем и высаживал разведчиков дней десять назад для наших поисков. Узнав, что штурман — радист-любитель, он утащил его в радиоузел. Запчастей для немецких радиостанций хватало, а капитан сохранил их переносную радиостанцию. Вот они со штурманом и пытались что-то сделать, раненый радист только советом мог помочь. Вряд ли получится, по моему мнению. Если только с катера взять запчасти, там советская радиостанция стояла. Немцы с катером особых работ не проводили, лишь перекрасили да флаг свой повесили. А коробка пробитой пулями радиостанции была раскидана по деталям, и два любителя занимались ремонтом. Чуть позже капитан ушёл сменить Ефремова на посту на всю ночь. Больше смены не было, а он за день успел выспаться. Летунов пока на посты не ставили, не то чтобы не доверяли… Да, не доверяли.

Но пополнение я без дела не оставил. Стрелков в случае налёта у нас фактически не было, так что я расставил их по боевым постам. Расчёты из моей команды для двух зениток на буксире имелись. Алексея я поставил исполняющим обязанности командира бронекатера. Когда мы двинем в путь, кто-то из его людей или он сам встанет к штурвалу. Троих пока мало, но это были крепкие молодые парни, справятся.

* * *

Проснулись мы ближе к рассвету. Команда по распорядку занималась делами на всех трёх трофеях. Дед сидел у борта с удочкой, рыбу ловил, снасти мы на борту баркаса при инвентаризации боцманского имущества обнаружили. Червей он на берегу накопал и сейчас млел от рыбалки после хорошего завтрака.

Не успели стрелки часов добежать до девяти утра, как пришёл сигнал от Ефремова, который сменил капитана. Штурман вернулся к ремонту радиостанции, Лёха со своим стрелком занимались катером, изучали его, голова стрелка торчала из люка кормовой орудийной башни. Судя по тому, как тот яростно тёр макушку, снова приложился о броню башни катера. Все занимались делами. Так что, подняв тревогу, моя команда тут же встала к пулемётам, держа на прицеле степь, а я побежал к посту. К сожалению, видимость была небольшой. Летуны, побегав, тоже встали к пулемётам. Я же, подхватив винтовку, с Олежкой побежал к посту.

Поднявшись к сержанту, я невольно присвистнул, увидев, что наблюдателя взбудоражило. Достав из чехла оптику, я стал рассматривать колонну военнопленных, которых гнали два десятка немцев по той дороге, где мы видели мотоциклистов.

— Не наши, — рассматривая конвойных, пробормотал я.

Смысл в моих словах был. Зиновьеву, заму капитана Караулова, я велел, если они освободят пленных, переодеться в конвойных и гнать их в нашу сторону. В этом случае можно спокойно идти днём, нагло, они не привлекут внимания. Один из разведчиков отлично знал немецкий, оденет форму унтера, если что, отбрешется. Так что мы ждали такую колонну под охраной наших бойцов.

— Да, я тоже всех осмотрел, — согласился Ефремов, — немцы это.

— Не туда смотришь. Видишь, чуть в голове колонны идут моряки?

— Танкистов в чёрных робах вижу, вот и ребристые шлемофоны у двоих видно, — присмотревшись в бинокль, пробормотал тот.

— У танкистов обычно синие комбинезоны, чёрные — у техсостава. Там я вижу троих танкистов, один без шлемофона, одного техника и шестерых моряков. Остальные в обычной красноармейской форме, отсюда — как зелёная масса.

— Точно, вот у двоих бескозырки. Моряки.

— Странно, их тут меньше сотни в колонне, а немцев полтора десятка. Обычно на такое количество меньше бывает. Один конвойный на десять пленных или даже на двадцать.

— Может, буйные, вот и усилили охрану? В колонне вон у скольких светлеют повязки. Не просто так сдались.

— Да? — задумался я, продолжая рассматривать пленных. — Вполне может быть и так. И командиров в колонне нет, рядовой состав.

— У нас нет рядовых, — буркнул сержант.

— Нет, так будут. Принимается решение о вводе погон и обращений «советский офицер» и «советский солдат», «так точно» и «никак нет». Так что недолго до рядовых осталось, осень, край — зима.

— Да? — удивился сержант. — Не слышал, хотя мы и разведка. Это точно?

— Да, в Кремле когда был, слышал. Товарищ Сталин сказал, что пока рано, будем наступать, там видно будет.

— Хм, буду знать. Хотя странно, конечно, раньше ругали золотопогонников, а тут сами ими станем.

— Это чтобы не позориться, как в Польскую кампанию, тогда немцы, говорят, смеялись над нашими знаками различия. А тут вместе с возращением традиций офицерства и погоны вернут. Красиво смотреться будут.

— Удивил так удивил.

Пока сержант изумлённо качал головой, переваривая сказанное мной, я достал карту из планшета, ту, что ранее фельджандармам принадлежала, и попытался понять, почему немцы появились на этой дороге.

— Хм, основной транспортный поток должен идти дальше, и наверняка та дорога серьёзно забита. Возможно, командир конвойных не захотел глотать пыль и повёл пленных по этой дороге. Ну да, вот тут через ручей мостик, вполне приемлемый путь.

— А может, так было ближе, — сказал сержант.

Я пожал плечами и подозвал Олега, а когда тот приблизился, велел ему:

— Беги обратно. Передай Гавриле Ивановичу: я приказал спустить мотоцикл. Пусть старшина со своим пулемётом готовится, со мной поедет. Это всё. Бегом.

— Угу.

Скатившись по склону, Олег со всех ног побежал к стоянке, а мы продолжали наблюдать за колонной.

— Отбить решил? Вдвоём? — спокойно поинтересовался сержант. — Многовато немцев. Наши из пленных, конечно, помогут, но потери будут среди них большие.

— Посмотрим, — хмыкнул я. — Смотрю, ты опытный. Приходилось такие колонны освобождать?

— Раз пять, — кивнул тот. — Когда задание выполнено, почему и нет?

— Это да. А насчёт отбить, тут ты прав. Нам и танкисты нужны, и моряки. Да и пехота ой как пригодится. Тем более вряд ли там много стрелков. Может, кто из артиллерии есть, из тыловых частей. Не угадаешь, пока не опросишь.

— Значит, капитан был прав, — пробормотал себе под нос Ефремов.

— Ты о чём? — заинтересовался я, скосив на него взгляд.

— А он раскусил тебя. Никуда ты не хочешь уходить. И уловка с якобы нашим тут отсутствием тебе для другого нужна.

Мы на несколько минут замолчали, каждый думая о своём, поглядывая на колонну, что уходила вдаль. Как ни странно, сержант, если он действительно озвучил мысли Караулова, был прав. Ещё когда я увидел баржу в порту Ростова и танки с боеприпасами и топливом, мне и пришла идея побезобразничать здесь. Плюс для того я и притормаживал ход баркаса. За ночь мы вполне могли пройти передовую. Нет, планы у меня были другими. И наша тут стоянка, и сообщение, отправленное на Большую землю, — всё это сделано для выполнения этого плана. А капитану не говорил по той причине, что он не даст ничего сделать. Мы такую силу в вооружении набрали, к чему её гнать к передовой, к нашим, когда можно в мягкое подбрюшье немецкой военной машины ударить? Да так ударить, подобрав объекты, что те взвоют. Для того же я и разведчиков отправил за пополнением — нужны люди. А Караулов, похоже, догадался. Не дурак он, ой не дурак… Однако планы свои я менять не собирался.

— Ты эти мысли при себе держи, — нахмурившись, сказал я Ефремову. — Ладно, продолжай дежурить, а я побежал. Колонны уже не видно, а нам ещё в стороне обогнать её нужно и засаду впереди устроить.

Спустившись с холма, я побежал к стоянке. Мотоцикл уже был готов, старшина тоже стоял рядом, проверяя в вещмешке припасы. Однако и Караулов был тут же. Судя по его виду, тот ждал меня и у него был какой-то ко мне серьёзный разговор.

— Отбой тревоги! — крикнул я деду, и тот дал отмашку остальным. — Время терпит или срочно?

Караулов, которому я сказал последнее, пожал индифферентно плечами:

— Мы шифровку в установленное время получили. Я уже провёл расшифровку. Приказ мне такой: перейти в твоё, Александр, полное подчинение. Выполнять все приказы. Сам удивлён.

Я так и сел. Хорошо, седло мотоцикла подвернулось. Это в какие же игры меня ввергают? Даже страшно подумать.

Старшина, до которого, похоже, эту информацию не доводили, только крякнул от изумления. Я же встряхнулся: если сделали старшим, чему я, откровенно говоря, был рад, то чего рассиживаться, столько дел впереди ждёт! Встав, я прислонил винтовку к мотоциклу и, взяв поданный старшиной ремень с подсумками и обоймами для моей винтовки, застёгивая, начал отдавать приказы:

— Значит так, товарищ капитан. Мы со старшиной сейчас прокатимся, группу военнопленных освободим, что мимо нас прогоняли. Сюда мы их не поведём, чуть дальше, в паре километров укрытие хорошее из оврагов, там заблудиться — раз плюнуть. Оно вон там, видите вершину? За ней метров четыреста — и начнутся овраги. Берите летунов, грузите на себя ящики с баржи и несите туда. В ящиках десантные сухпайки. Шесть ящиков хватит. Ну и медикаменты, уверен, они понадобятся. Кстати, старшина, ты взял бинты?

— Запас небольшой имеется.

— Метнись на баржу, прихвати побольше… Так вот. Когда мы приведём освобождённых пленных, ваша задача — провести опрос. Ненадёжные мне не нужны.

— Это лучше Ефремову поручить. Он в этих местах служил, в частях НКВД, специалист получше меня. Тем более в следственном отделе служил.

— Пусть так, но вы его подстрахуйте. По мере проверки будем приводить людей сюда и распределять по постам и подразделениям.

— Значит?..

— Да, товарищ капитан, вы угадали. Я тут собираюсь повоевать. Кстати, это поняли не только вы. Но и на Большой земле.

— Это я им сообщил свои предположения.

— Вот оно как, — без удивления встретил я такую новость. Что-то подобное я и предполагал. — Ладно, готовьтесь. А мы поехали.

Старшина уже вернулся, запихивая в итак переполненный вещмешок упаковку бинтов, но нас остановил Лёха. Немного смущаясь, он сказал:

— Слушай, Саш, тут такое дело… Это, конечно, не положено говорить, секретно, но мы выброску десанта ночью провели…

— Ты говорил, и что? — поторопил я его, поправляя подсумки и садясь на мотоцикл.

— Так это моряки были.

— Твою же мать! Не мог раньше сказать?! — рассердился я и повернулся к капитану: — Ваша работа?

— Я передавал такую просьбу, — не стал скрывать тот.

— Ясно. Где произошла высадка и сколько было морячков?

Лёха показал на карте и назвал количество парадно-тистов-моряков. Их было восемнадцать с тремя грузовыми тюками. Четырнадцать простых матросов и четыре командира в разных званиях. А сбросили их не так и далеко, в тридцати километрах. Караулов подтвердил, имелось специально оговорённое место для встречи. Вот только ему ничего не передавали в шифровке о том, что к нам отправили кого бы то ни было, а это очень странно. Правда, подумав, он добавил, что, возможно, моряки к нам не имеют никакого отношения. Но мы оба понимали, что это вряд ли.

Старшина устроился на мотоцикле сзади меня. Оказалось, ехать с тяжёлым пассажиром жуть как неудобно. Переднее колесо при попытках прибавить газу просто отрывалось от земли. Мотало только так. Да и по целине ехать одно мучение. Стало заметно легче, когда мы выбрались на дорогу, но тут мы минут пять постояли, я отходил от езды по целине.

— Надо было капитана брать, он легче по весу. Чудом не падали, пока ехали, — проворчал я.

Старшина промолчал, сказать ему было нечего, я сам выбрал именно его. А ни машиной, ни мотоциклом управлять он не умел. Задумчиво посмотрев на него, я прикинул: а если его впереди посадить?

— Садись за руль, я сзади буду.

— Так я же не умею.

— Я сам буду управлять.

В этот раз было нормально. Мотоцикл, конечно, всё так же перегружен, но зато приличную скорость смогли набрать. Главное, не поворачивать, длины рук не хватало. Старшина чуть прогнулся вперёд, чтобы я, выглядывая у него из-за правого бока, мог дотянуться до руля. И мы помчали. Снова чудом не навернулись, но смогли обогнать колонну по старой заросшей дороге, пока не уткнулись в ручей. Старшина перенёс мотоцикл на себе на другой берег ручья, где были остатки старого развалившегося мостика. Там мы снова оседлали нашего двухколёсного коня и рванули дальше.

Место засады выбирал старшина. Мы устроились в тридцати метрах друг от друга, по разным сторонам обочины. Пока готовились и маскировались, вдали появилась колонна. И мы, замерев, стали ожидать. Мой выстрел первый, нужно подпустить колонну поближе, чтобы бить наверняка.

Когда до передовых передних осталось метров семьдесят, я прицелился и выстрелил, почти сразу перенося огонь на следующего конвойного. Удобна в этом случае самозарядная винтовка. Справа стал бить злыми сердитыми очередями МГ старшины. Главное, успеть срезать как можно больше немцев. Мы оба понимали, что пленные на такой расстрел смотреть не будут и бросятся на конвой, перекрыв нам директрису стрельбы.

Однако, к моему изумлению, все пленные, как по команде, вдруг рухнули в пыль дороги, что позволило нам изрядно сократить поголовье немцев. Причём мне показалось, я слышал крик, о чём он, не распознал, но, возможно, это и был приказ залечь.

Обойма быстро опустела, но рядом лежала запасная. В восьми выстрелах я был уверен в попадании, в двух — нет, к тому же, последний патрон потратил на добивание.

Перезарядившись, я с матом откатился в сторону — рядом с моим укрытием врезалось несколько пуль, выбив пыль из земли и такой же пыльной степной травы.

Засекли меня. Старшина тут же прикрыл, срезав обоих стрелков, стоявших в позиции для стрельбы с колена. Четырёх автоматчиков среди конвоя мы сразу уничтожили. Пулемётчиков, что странно, не было.

— Ты как, цел? — снова перезарядившись, крикнул я.

— Норма.

Наши переговоры подхлестнули пленных: несколько бойцов и один моряк вскочили и быстро избавили конвойных от оружия. Пару раз раздавались вскрики, видимо, раненых добивали. Однако немцы не противодействовали, некому было, настолько качественно и хорошо мы поработали. Я даже сам подобного не ожидал. Всё же пулемёт — это сильно.

— Прикрывай, — скомандовал я старшине и, поудобнее перехватив винтовку, направился к нашим.

Все уже поднялись, лишь несколько человек сидело, но это из раненых. Заметив, что у всех немцев сняты фляжки, и они гуляют по рукам, все пленные явно хотели пить, я молча отстегнул свою и подал двум ближайшим бойцам, судя по эмблемам в петлицах — оба сапёры.

— Построиться! — не громким, но сильным голосом, такой ещё называют командным, приказал я. — Командиры, в переднюю шеренгу.

— Парень, ты кто? — отрываясь от моей фляжки, спросил один из бойцов, судя по синим петлицам, из авиаторов, в звании младшего сержанта.

— Александр Поляков. Если вы слышали обо мне. Вижу по вашим лицам, что слышали и даже узнали. В газетах моё фото мелькало… Построиться!

Шепотки быстро стихли, пленные передавали другим, кто к ним вышел. Двигаясь по обочине, я наблюдал, как все строятся. Не очень получалось. Приметив сержанта-стрелка, явно из старослужащих, я поручил ему построить сборную солянку из бойцов и командиров разных войск, как полагается, и доложиться мне. Было двадцать два младших командира, остальные простые красноармейцы и матросы.

— Значит так: я командую боевой группой, которая работает в немецком тылу, и начинаю формировать несколько подразделений. Мне нужны люди. Танкисты, артиллеристы, пулемётчики, моряки, водители, стрелки и даже сапёры. Да все нужны. Неволить не буду, возможно, кто-то из вас устал от войны, они могут остаться тут и ожидать прибытия немцев, остальные идут со мной. Только добровольцы. И так, добровольцы шаг вперёд… Спасибо, славяне.

Все как один сделали шаг вперёд. Я не хотел говорить это вслух, со старшиной мы это уже обговаривали. Тех, кто решил бы остаться, ждала незавидная судьба. Рисковать, оставлять свидетелей, я не мог. Старшина согласился взять такую участь на себя — расстрелять их.

Я скомандовал собрать с немцев всё ценное и оттащить их тела подальше от дороги, а сержанту — подготовить людей к движению. Бинты пригодились, некоторым раненым нужно было сменить повязки. Убедившись, что всё идёт как надо, и поторапливая парней, я оставил за старшего старшину — дальше он поведёт колонну, но не по дороге, а по берегу реки — и поднял мотоцикл, прикрытый травой. Запустив движок, поехал к назначенному месту встречи парашютистов.

Проехав километров восемь и влетев на холм, я буквально лоб в лоб столкнулся с немцами — три мотоцикла, восемь фрицев. Похоже, это был тот же патруль, что я видел утром. Наверное, зря я ехал по дороге, да ещё на трофейном мотоцикле. А ведь хотел содрать регистрационный номер с крыла переднего колеса!

Думать о том, чтобы прикинуться своим, даже не стоит. Да, я был в чёрном немецком комбинезоне моряка, на складе буксира нашли две маломерки. Один подошёл мне, второй взял Юра. Носил я его с закатанными рукавами и с открытым воротом, чтобы тельняшку было видно. Всё же мы морские души. Так что когда произошла встреча, как моя реакция, так и немцев была однотипной — все удивились. Вот только я быстрее пришёл в себя и юзом, положив мотоцикл на бок, покатился к обочине, выдирая из кобуры «люгер».

Всё это я проделал быстро, хотя винтовка за спиной изрядно мешала. Как только пистолет оказался в руках, я открыл огонь, так как пулемётчики на двух передовых мотоциклах уже шевелили стволами своих МГ, выискивая меня, а водители экстренно тормозили свои тяжёлые мотоциклы.

Первой целью были пулемётчики. Я старался целиться в голову, чтобы форму не замарать. Вторая пуля — в водителя. Переводил ствол на другую цель я очень быстро, и выстрелы шли один за другим без задержек. Потом перенёс огонь на второй мотоцикл, а за ним и на третий. На последнем было двое седаков. Сделав следующую пару выстрелов, я стал высматривать тех двоих, что сидели на передних мотоциклах за водителями. Как оказалось, первому нужен был только контроль: пуля, влетев в открытый рот водителя и выйдя из затылка, попала ему в шею, и он харкал простреленным горлом. А вот последний, восьмой немец, самый шустрый, скатившись с замершего мотоцикла, скрылся в траве. Поменяв место лёжки, я перезарядил пистолет, убрал его в кобуру, привёл к бою винтовку и по-пластунски пополз в сторону — хочу обойти противника с фланга. Заметили мы друг друга одновременно. Тот подбирался обратно к мотоциклам. Видимо, хотел завладеть пулемётом. Хорошо, у меня ствол был направлен в ту сторону, и я мгновенно выстрелил на его прыжок, так что немец и перекатиться не успел, замер серой тушкой. Я вскочил и, подбежав, сделал контроль. Только после этого осмотрелся и, сбив свою морскую фуражку на лоб, почесал затылок:

— Ну и как мне это всё утащить?

Махнув рукой — что-нибудь придумаю, — я сбегал, поставил свой мотоцикл на подножку, а то с бака капать бензин начал через отверстие в крышке, и занялся немцами. Снял всё оружие, подсумки, потом принялся за сапоги и форму. Так что вскоре восемь тушек лежали в разных позах на дороге в одном нательном белье. А подумав, я его тоже снял. Ворочать тела было тяжело, но я справился. Тюки с формой я сложил в коляску одного мотоцикла, вооружение и снаряжение — в коляску второго.

Пока возился с трофеями, продумал, как всё вывезти. Сделал просто: с некоторым трудом, да вообще еле поднял и засунул переднее колесо своего одиночки между задним сиденьем и коляской одного из мотоциклов, увязав конструкцию верёвкой. После этого, запустив движок, покатил обратно по дороге. Чуть в стороне я видел отличный овраг, там пока трофеи и оставлю. Вернулся на своём одиночке и отогнал второй мотоцикл. А вот дальше, привязывая за ноги немцев к третьему мотоциклу, по двое отволакивал их подальше в поле, метров на триста. Там низина была невидимая с дороги. А на случай поиска с воздуха сделал так: в форме тела подрезал дёрн, поднял его, закатил в образовавшуюся ямку ближайшего немца и прикрыл. Это ещё час заняло, но все тела спрятал. Сделал пучок из травы в виде веника и подмёл на дороге, убирая следы крови. Все гильзы подобрал.

И теперь на третьем БМВ с привязанным между сиденьем и коляской одиночкой покатил к месту встречи. Больше двух с половиной часов на этих немцев потратил, зато удалось трофеи захомячить. Мотоциклисты были фельджандармами. По бляхам определил. Жаль, пленного добыть не получилось, но я был не в той ситуации. Тут бы выжить, вообще странно, что в этой скоротечной схватке взяла моя. Я слышал о подвижных засадах, это когда боевые группы движутся по дорогам на технике и встречают огнём в упор встречную колонну противника, рассыпаясь и добивая. Наши партизаны это делали в сорок четвёртом, в Афгане спецназ так же наловчился работать, но сам я до этого в подобном не участвовал, хотя в прошлой жизни и имел боевой опыт. А тут невольно получилось, даже не ожидал. Повезло, что немцы не были готовы, не думаю, что они слышали выстрелы при уничтожении конвойных, иначе, не успел бы я показаться, меня срезали бы очередью, а тут поначалу попытались определить, кто я. Ведь регистрационный номер на переднем крыле одиночки был их. Видимо, это их и смутило, что и дало мне время. А дальше — верный пистолет и твёрдая рука. Не промахнулся, все пули ушли в цель, это и определило победителя. Сама схватка заняла меньше семи секунд, плюс противостояние в ползанье с восьмым. Однако второй раз устраивать подобное как-то не хотелось. Меня и так трясло минут десять, пока трофеи собирал, приходя в себя. Адреналин чуть пробки не вышиб, нахватался по самое не могу.

Как оказалось, это ещё не всё, приключения не захотели заканчиваться. Остановив мотоцикл, не глуша мотора, я поднял висевший на груди бинокль и присмотрелся к клубам пыли впереди. Мне навстречу в сторону Ростова-на-Дону шли четыре грузовика. Вроде за последним ничего нет. Ах, как мне нужны такие машины! И хочется и колется.

— Двигаются от фронта, — пробормотал я. — Похоже, порожние. Значит, есть шанс.

Быстро осмотревшись, я прикинул. Последняя схватка придала мне сил и, что уж говорить, немного здоровой наглости и авантюризма. Я решил брать эту колонну. Если в кабинах только водители и сопровождающие, проблем в этом я не видел. Позади меня, метрах в тридцати, дорога ныряла в низину, тут пролегал овраг. Так что я развернул мотоцикл и поставил его поперёк дороги, продолжая тарахтеть мотором. Я остался сидеть в седле, свесив ноги, но надел каску и приставил к ноге винтовку так, чтобы её не было видно. В случае если в крытых кузовах солдаты, дам по газам и рвану по дну оврага в сторону. Пусть догоняют. На машинах вряд ли получится, да я и радиаторы прострелю.

Колонна приближалась быстро, так что я едва успел подготовиться. Когда грузовики пересекли отмеченную мной черту в сто метров, я соскочил с мотоцикла и, вскинув винтовку, сделал первый выстрел. Пуля вошла точно в голову водителя, проделав аккуратную дырочку в лобовом стекле. Второй выстрел последовал почти сразу, и напротив головы сопровождающего образовалось такое же отверстие. А я уже перенёс огонь на водителя второй машины. Рядом с ним никого не было, поэтому дальше последовал выстрел в третьего и в четвёртого шофёра — всё же я немного сбоку находился и видел кабины всех грузовиков. Кстати, в кабине четвёртого вроде унтер сидел, точно кто-то из сопровождения был. Грузовики, сбрасывая скорость и дёргаясь, стали замедляться: двигатели у них глохли. У меня было предположение, что, неуправляемые, машины столкнутся, и с двумя так и произошло, но, к счастью, без повреждений. Так, тюкнулись чуть-чуть. Радиаторы целые, на бамперах если только краска пострадала.

Быстро сменив обойму, я стал ждать. Минута — никого. Кузовы никто не покидал. Вторая прошла. Похоже, пустые. Будем проверять. Подбежав к передней машине с пистолетом в руке, проверил. Ну, тут гарантия — пули в голову. Дальше сделал так: достал немецкую гранату-колотушку, которую у фельджандармов изъял, открутил колпачок и, не выдёргивая шнурок, забросил в кузов, слегка откинув полог тента и стараясь не мелькать на виду. Тихо. Был слышен только стук. Подойдя, уже спокойнее заглянул в кузов первой машины, придерживая левой свободной рукой край тента. Вообще пуста. Ни ящиков, ничего. Забравшись и забрав гранату, я проверил так же вторую машину, в третьей добил тяжелораненого водителя.

Когда я проверил кабину четвёртого грузовика и забросил гранату в кузов, та почти сразу под испуганный вопль вылетела обратно. Мгновенно хлопнул выстрел, и пуля моего парабеллума, пробив доски борта, заставила замолчать крикуна. Стрелял я на звук и, судя по тому, как внутри поперхнулись, попал. Во второй раз забросив гранату в кузов, услышал какое-то шебуршение и вроде мычание, и всё. Сплюнув, задумался. Может, на всякий случай кузов прострочить из пулемёта с мотоцикла? Без подстраховки лезть в него, да даже просто заглядывать, не хотелось, гранату кидать тоже. Мне машина целой нужна. На все четыре уже планы были.

Вздохнув и не отводя ствол пистолета от заднего борта кузова, я снял винтовку, что была за спиной, перекинул ремень через голову и, держа её одной рукой, зацепил край тента, приподняв его. Ничего. Только мычание усилилось, причём, кажется, оно не одно было. Подвигав краем тента туда-сюда, я не услышал никаких откликов. Тогда насадил на ствол каску, сунул в щель над задним бортом. Опять ничего. Ладно, пробуем.

Подняв выброшенную гранату, я снова закинул её в кузов, чтобы, если что, дезориентировать противника, и залез следом. Хм, на дне кузова лежал немец с простреленной головой. Пуля в рот вошла. Хорошо я сегодня пострелял, это уже третий, кому я туда попал. Классно я на звук выстрелил! А ещё тут связанными кулями с кляпом во рту лежали пять девушек. Все в форме военнослужащих РККА. Хотя нет, их шесть было, шестая в чёрной морской форме. Я её сразу со свету и не заметил, тем более немец, пачкая её кровью, на неё упал. Туша большая, а та хрупкая, всю накрыл. Кстати, немец невооружён был. Сам не понимаю почему, пустой ремень, ничего нет — ни карабина, ни автомата, по знакам различия — рядовой.

— Ха, — осмотрел я девчат, — только вас мне ещё не хватало! Хотя, я смотрю, медики есть, а медики мне нужны.

Те замычали. Достав трофейный нож, я разрезал верёвки на руках и ногах ближайшей. Та отодвинулась, и я смог столкнуть тушу немца с почти задохнувшейся под тяжестью девчонки. Потом стал по очереди освобождать остальных. Четверо оказались командирами. Одна — военфельдшер, лейтенант, другие — сержанты и младшие сержанты. Медиков четверо, пятая, судя по эмблемам, из подразделения связи, а кто девчушка в матросской форме, было непонятно. Когда все напились воды из моей фляжки, я стал командовать:

— Так, разбились на команды по трое. Ваша задача: очистить все кабины от немцев и закинуть их в кузов четвёртой. Работаем быстро, судя по следам, по этой дороге частенько ездят. Это сейчас нам везёт — нет никого… Работаем, чего встали?!

Мой окрик подстегнул девчат, и они заспешили к кабинам машин. Говорить, что дорога на самом деле малоезженая, я не стал, пусть испугаются, а на адреналине они все трупы в кузов влёгкую перекидают. Правда, сначала я заставил их снять с немцев форму и амуницию. На мой вопрос, может ли кто водить, получил отрицательный ответ. Никто не умел.

— Ну что, девчата. Нужно убираться отсюда, а машины мне нужны. Придётся по одной перегонять. Значит так…

— Ты кто вообще такой? — спросила военфельдшер, пристально изучая меня. Судя по решимости на её лице, она уже задаётся вопросом, какого они вообще меня слушались, да и вообще тут старше её в звании никого нет. Правда, и неуверенность проскальзывает во взгляде, и застарелый страх после плена. Так что додавить её, если потребуется, смогу легко. — Партизан?

— Ага, ещё скажи ополченец, — хохотнул я. — Внимательнее посмотрите. Не обращайте внимания на пыль на лице и потёки пота. Не узнаёте? Я ведь на фото в газетах часто мелькал за последний год.

— Ой, это же Саша Поляков! — воскликнула одна из медиков в звании сержанта.

Несмотря на момент, повели они себя как и многие москвички, опознававшие меня на улицах: окружили и чуть не затормошили. Пришлось рявкнуть. Была бы возможность, ещё в воздух выстрелил бы.

Все девушки были ещё совсем молоденькими, разве что военфельдшер постарше, на вид около двадцати трёх лет, уже можно считать женщиной. А по какому критерию их отбирали немцы, было видно невооружённым глазом: красавицы все, фигуристые. Таких в лагерях особо не держат, немцы их в другом деле используют, в основном силой.

— Повторяю: машины мне придётся перегонять по очереди. Одна из вас — со мной в кабину, остальные здесь. Командует… Кстати, товарищ военфельдшер, как вас зовут?

— Евгения Зимина. Сто восьмой отдельный медсанбат. Тут одна из моих подчинённых, остальных я не знаю.

— Хорошо. Поступаете все под моё командование. Чуть позже я отвезу вас на базу, а сейчас у меня дела. Да ещё с этой колонной задержался… Значит, пятеро остаются, а я отгоняю машину в овраг, потом возвращаюсь. Кто со мной?

— Пусть Аня, наша хирургическая сестра, — слегка подтолкнула девушку Зимина.

— В машину. А вы ждите, я быстро.

— Ой, тут кровь! — воскликнула Аня, замерев на подножке, обнаружив, что сиденье и пол испачканы, да и на задней стенке кабины брызги.

— Ты точно хирургическая сестра? — уточнил я, запуская мотор. — Вроде они крови не боятся. Давно от этой фобии избавились.

— Сестра. Хирургическая. И крови я не боюсь. Я боюсь испачкаться.

— А ты что, чистая? — внимательно осмотрел я её форму. — Да не боись, приедем на базу, там и душ есть, и мыло.

— А банька?

— А вот баньки нет. Но можно что-нибудь придумать, — последнее пробормотал я себе под нос, припомнив, какая духота в нижних отсеках трофеев. Куда там какой-то бане!

Отъехали мы не далеко — пару минут попереваливались на кочках по дну оврага и, свернув за поворот, нашли отличное место стоянки, действительно отличное: и с дороги не видно, и встанут здесь все четыре грузовика. Главное, чтобы колею не приметили. Грузовики тяжёлые, все четыре — «опели-блиц», а почва мягкая: тут из-под корней склонившейся берёзы бьёт родник, и тонкий ручеёк уходит по дну оврага, там уже топко.

Я заглушил мотор.

— Значит так, я побегу и остальных привезу. Ты вместе со всеми, кроме той, что будет в охранении, ищите у водителей тряпки, форму не трогать, она мне нужна. И отмывайте кабины и кузовы машин. Всю кровь убрать. Всё ясно?

— Ясно.

Подхватив винтовку, я рванул обратно напрямую. Так быстрее. К счастью, дорога была пуста. Загрузив всех девчат, отвёз их к первой машине. Потом пригнал третью и тяжёлый мотоцикл со своим одиночкой, для дальнейшего движения выбор пал на четвёртый грузовик. Сообщив девушкам, что я могу отсутствовать долго, я покатил дальше.

Дорога оставалась пустой, только раз попался крестьянин на телеге, но он не обратил на меня внимания. От района захвата грузовиков до небольшой рощицы, где моряков должен ожидать связник, я доехал достаточно быстро и немцев встретил уже буквально в полукилометре от места встречи, в прямой видимости. Брошенная нашими войсками при отступлении военная техника мне попадалась, но не в таких массовых количествах, как это было в сорок первом, так ведь и дорога второстепенная. Было два танка, КВ и БТ. Ого, даже не знал, что они ещё сохранились. Люки открыты, видимо, экипажи сами их бросили, как топливо кончилось. Двигались они от накатывающихся немцев, значит, точно драпали. С десяток грузовиков стояло, тоже наверняка топливо закончилось. Хотя у двух капоты были подняты. Три сгоревших трудно опознающихся остова торчало, похоже, колонну с воздуха накрыли. Дважды «сорокапятки» встречал, оба раза прицеплены к брошенным машинам. Одну гаубицу в поле видел в развёрнутом боевом положении, и пусто вокруг, ни ровиков, ни ящиков со снарядами. Обломки самолёта неизвестной принадлежности. И вот у брошенной автоколонны РККА из шести грузовиков и пушечного броневика стоял немецкий грузовик трофейщиков. Вероятно, немцев интересовал броневик — люки открыты, да и они рядом с ним расположились у костра и спокойно ужинали. Сейчас же действительно ужин. На мой подъезжающий грузовик они поглядывали с интересом, не отрываясь от принятия пищи.

Проблема с этой встречей была в том, что я поднялся из низины метрах в трёхстах от них и деваться было некуда, трофейщики меня сразу увидели, и если попытаюсь развернуться, то это вызовет подозрение. Хотя я всё равно его вызову, когда подъеду ближе и те смогут рассмотреть не только того, кто сидит за рулём, но и, главное, две дырочки в лобовом стекле. А это уже настораживает. Так что я давил на газ, быстро к ним приближаясь, и подтянул к себе на сиденье готовый к бою МП.

А немцев всего пятеро у костра и часовой. Не знаю, почему так мало, но это шанс. Когда мне оставалось до них метров двадцать, те наконец встревожились, перестав есть, и стали вскакивать. Но тут я, тормознув и подхватив автомат, который чуть не свалился на пол, выпрыгнул из продолжавшей ещё ехать машины и, перекатившись, сразу открыл огонь. Срезал троих длинной очередью, потом часового, который уже вскидывал свой карабин, и дальше пятью короткими очередями сбил остальных, они даже оружие, поставленное в стойку, разобрать не успели.

— Блин, опять без языка!

Встав, я повесил автомат на плечо. Боёк сухо щёлкнул под конец последней очереди, значит, магазин опустел, а подсумки с запасными магазинами остались в кабине грузовика. Вот они как раз улетели на пол при торможении. Достав пистолет, я стал обходить немцев.

Двое раненых оказалось, тяжёлые, прервал их мучения. Но стрелял во всех, привычку нарабатывал. Пофиг, мёртв или нет. Знаю, что боезапас нужно жалеть, но я не хотел оставлять ни шанса возможным подранкам. При этом я поглядывал по сторонам, вдруг где прячутся ещё немцы. Вряд ли, все вроде у костра сидели, но так, по привычке.

Именно это привычка мне и помогла. Краем глаза я уловил в поле неестественное шевеление в траве и резким прыжком ушёл за задние колёса брошенного ЗИСа, стоявшего с открытыми дверями. Мой кульбит не прошёл незамеченным, так как послышался крик:

— Не стреляй! Свои!

— Кто такие?! — проорал я в ответ, быстро перезаряжая пистолет.

Вместо ответа, из травы поднялись двое в чёрной форме советских моряков с такими же самозарядками в руках, что у меня в кабине осталась. Ну я, в принципе, так и думал, кто ещё это может быть? Кроме морячков здесь никого и не должно быть. Также встав, но не выходя из-за грузовика, я наблюдал, как те приближаются. Уверен на все сто: это не все. Остальные скрываются, вон вроде бескозырка мелькнула, а чуть в стороне непокрытая голова.

Когда моряки приблизились, я уточнил:

— Десантировались ночью?

— Так точно.

— Я связник. Быстро грузимся и уезжаем. У меня дел невпроворот.

— Ты Поляков? Я видел твоё фото.

— Он самый. Кстати, ваше руководство передало тех, к кому вы летели, под моё командование. О вас не знаю, но, скорее всего, тоже под мою руку пойдёте. Парни, давайте действительно поторопимся, а то я тут недавно в одиночку четыре грузовика отбил, это один из них, освободил шесть девушек. Они не в курсе, но похоже, я даже уверен, немцы их в свой бордель везли, все красавицы. Я их там одних оставил с трупами. Кстати, одна из дивчин с флота. Форма военно-морская, остальные армейские. Наверное, из одного пересыльного лагеря отбирали.

— А кто такая? — тут же заинтересовался нахмурившийся здоровяк с полосками старшего матроса. — Может, мы её знаем?

— Ты пойми, я торопился к вам. Не знакомились мы ещё. Увидишь и сам определишь, знаешь её или нет. Да, у вас водители есть?

— Восемь водить умеют, — уверенно ответил тот.

— А мотоцикл?

— Все.

— Вообще отлично. Раненые есть?

— Нет.

— Это хорошо. Ладно, собирайте оружие, пока остальные подходят, а я пока свой грузовик верну, а то он по инерции что-то далеко укатил.

Под лёгкий уклон пробежавшись до машины, урчавшей мотором на холостом ходу, я развернул грузовик и направился обратно. Группа моряков с тяжёлыми тюками на плечах уже были на месте, даже слегка перехватить успели, что после немцев осталось. Загрузились мы в две машины: половина у меня в кузове устроились, остальные — в «мерседесе» трофейщиков. Жаль, броневик сломан, немцы, оказалось, уже несколько часов с ним возились. Лейтенант рядом со мной сел, поставив ППШ между ног, и только в кабине смогли нормально познакомиться и поговорить, до этого он лишь успел представиться: «Лазарев».

— Значит, связника могло и не быть? — пожевал он губами.

— В точку. Нас вообще на сеансе связи не поставили в известность, что вас выбросили. Если бы не экипаж транспортника, что случайно мимо нашего поста наблюдения проходил, и не узнали бы. Их сбили сразу после вашей выброски. Да и Лёха, командир борта, не сразу сообщил. Какая тут, к чёрту, секретность?!

— Вы с ним знакомы?

— Да, ещё с осени сорок первого. Он меня тогда подбросил из Горького к Сталинграду. А что?

— Да так. А что за девушка в морской форме, что ты освободил? Архипов об этом доложил.

— Не знаю. Девчонка как девчонка… Правда, странность одна есть. Больно уж уверенно она с оружием обращается. Немецкий карабин взяла, будто он ей родной, да и взгляд у неё… Так в прицел смотрят, готовясь спустить курок. Может, подсыл?

— Невысокая такая? Волосы русые, огромные голубые глаза, тонкие лицо и шея? Губы чуть припухлые, на вишенки похожи? Всё покусывает их? На подростка похожа? — забросал меня вопросами лейтенант с задумчивым видом.

— Точно. Во всём совпадение. И губы покусывала. Вы её знаете?

— Видел пару раз мельком. Аня Соловьёва, из нашей флотилии, с лета прошлого года воюет в роте морской пехоты. Спортсменка. Снайпер она, больше двадцати подтверждённых. Сейчас точно не скажу сколько. Раньше у неё винтовка Мосина была, снайперская, но во время артобстрела осколок винтовку разбил, так ей разведчики немецкий карабин с оптическим прицелом подарили. Больше десяти немцев она из него настреляла.

— Ого, серьёзная девушка. Как только здесь оказалась?

— Как наши драпанули, всё бросая, так и оказалась. Как и все. Странно, что она в военно-морской форме, она всегда в армейской ходила.

— Приедем, спросишь.

— Ты, Саш, лучше скажи, зачем мы тут вообще нужны?

— А вы не знаете? — искренне изумился я.

— Не успели довести. Я предположил, что для лихой работы, не зря же в мешках сплошные шашки с толом и детонаторы. Только у нас подрывников нет. А так мы должны были всё тут узнать, от связника.

— Понятно. Поражаюсь я нашему командованию. Всё продумали. Я тут размышляю, где взрывчатку брать, чтобы мосты через Дон рвать, а вы мне её, как ангелы, на крыльях доставили… Ладно, слушай вводную, лейтенант. В общем, моя команда с группой разведчиков смогли пробиться в порт и отбить три военных корабля. Слышал об этом?

— Что-то такое проскользнуло, лётчики перетирали, но мы подготовкой высадки были заняты, да и вроде все три корабля уже в нашем тылу должны были быть. Или это дезинформация?

— Правильно понимаешь. Она и есть. В общем, тебе и твоим ребятам достанется под командование бронекатер тысяча сто двадцать пятого проекта.

— Большой речной… — пробормотал лейтенант. — Освоим. Я, правда, на малом службу проходил, пока мы его не потеряли. Авиация накрыла, ракетчик, тварь, ракетой указал на стоянку моего катера. Хорошо, без потерь обошлось. Все в щелях на берегу находились.

— Взяли ракетчика?

— Нет, ушёл, пользуясь темнотой.

— Понятно… Вот тут я колонну остановил. Сейчас вниз и по оврагу до наших.

— Огнём не встретят? — В словах лейтенанта не было и намёка на смех.

— Эти могут.

Остановившись, я открыл дверь и, встав на подножку, махнул несколько раз фуражкой. Почти сразу появилась на, казалось бы, пустом склоне девичья фигурка в чёрной форме и помахала в ответ.

— Норма, встречают, — сказал я, снова усевшись за руль и поправляя фуражку.

— Да, я уже вижу, — подтвердил моряк, выворачивая шею, чтобы в моё боковое окно рассмотреть девушку.

Я погнал дальше к стоянке грузовиков, вторая машина неотрывно следовала за мной.

— Ого, а этого персонажа я не ожидал здесь встретить, — удивился я.

— Бортмеханик с транспортника, — сразу определил лейтенант усатую коренастую фигуру из экипажа транспортного самолёта, что их сбрасывал. Маузер в деревянной кобуре всё так же висел у него на длинном ремне на боку.

— Он и есть. Наверное, случайно наткнулся на лагерь.

— Скорее уж, Аня его рассмотрела и к лагерю привела.

— Может, и так.

Механик стоял у коляски с пулемётом. Что примечательно, ствол был направлен в нашу сторону. Видимо, после моего отъезда, когда подошёл механик, они развернули мотоцикл, чтобы взять овраг под прицел. О, и немцев захоронили, вижу холмики, крытые дёрном, сделали всё, как я велел.

Аня осталась наверху контролировать окрестности.

Когда машина, дёрнувшись, встала, заглохнув, я открыл дверь и, покинув кабину, кивнул механику как старому знакомому:

— Привет, Михаил Никифорович. Какими судьбами здесь?

— Небесными, Саша, небесными, — усмехаясь в усы, пожал он мне руку.

Моряков механик тоже опознал, но вопросов у него не возникло. Тем более лейтенант сразу стал командовать, распределяя задачи, своих людей он знал куда лучше меня. Мы ещё в кабине, когда я описал приключения с захватом трофеев, прояснили, что нужно делать, так как задерживаться нам не стоило. Так что моряки стали осваивать технику, трое занимались мотоциклами. Сняли одиночку, на нём один будет ехать, двое на тяжёлом. Один за руль, другой за пулемёт.

Когда лейтенант доложил, что все готовы, механик как раз закончил описывать свои приключения. Да особо их у него и не было. Выпрыгнув, приземлился, спрятал парашют и пошёл к своим. Немцев ни разу не видел, только самолёты над головой летали, штурмовики, да один раз истребители были. И под вечер он испытал немалое облегчение, когда его окликнул звонкий девичий голосок и появилась девушка в форме советского моряка, но с немецким оружием. Тут уж его покормили, правда, остатками, а оставалось мало для здорового голодного мужика. Поэтому сейчас моряки дали ему подкрепиться из запасов трофейщиков. Консервированные сосиски были да галеты.

После погрузки мы колонной покинули овраг, вернувшись на дорогу. Впереди ехали мотоциклы как разведчики. Все трое на них надели немецкую форму с бляхами жандармов. Мой грузовик за ними, остальные четыре сзади. Добрались до спрятанных мотоциклов. Дороги пока пусты, пропавших не ищут, видимо, не вышло контрольное время для связи. Один из фельджандармов был радистом, в коляске одного мотоцикла имелась переносная радиостанция. Моряки оседлали трофеи и, замыкая, последовали за нами. Доехали до стоянки освобождённых нами пленных благополучно, не встретив немцев. К судам я решил технику не перегонять. Колеи остаются, причём хорошо заметные.

Опознались — я так же выглянул и помахал фуражкой, после чего свернул и первым двинул к оврагам. Грузовики и мотоциклисты следовали за мной. Проезжая, я приметил замаскированную пулемётную точку. В овраге освобождённые кто лежал, кто, привстав, наблюдал за нами, кто ел. Караулов с Ефремовым проводили опрос. При моём приближении капитан объявил всем построение, и когда мы остановились, на дне оврага уже выстроилась шеренга бойцов и командиров.

— Принимай технику, капитан, — покидая кабину, хлопнул я по раскалённому капоту. — Во, махнул не глядя.

— А на что махнул? — подходя, поинтересовался тот.

— На пули.

Это вызвало смех тех, кто слышал разговор.

Познакомив Караулова с моряками и девчатами, по-тихому сообщил ему, как освободил и куда немцы их везли, отчего у него заходили желваки на скулах. Не понравилось ему то, что я рассказал. Он велел всех опросить и, выстроив моряков, в том числе и из освобождённых пленных — девчата оставались здесь вместе с бортмехаником, — повёл их к стоянке трофейных кораблей. Кстати, Аня вошла в строй моряков, будто тут и была, да и они её за свою считали. Лазарев хотел было пообщаться с освобождёнными моряками, двоих он опознал, тоже из их флотилии, но я пообещал, что чуть позже, после общения с особистами, их сопроводят к нему на борт катера для пополнения команды. По-другому никак. Так что тот лишь махнул рукой, мол, приметил их. Караулов подтвердил, что и моряки переходят в моё подчинение. Была-таки вторая шифровка с просьбой встретить их. С сильным опозданием, тут непонятно, ругать или благодарить, но всё же сообщили.

Моряки приняли бронекатер. Маловато их на него, но ничего, скоро пополнение будет. А баржу так и будем буксировать. Всех четверых летунов отправил на неё, и Лёхе я велел принимать командование зенитками. Покомандовал катером — и будя, пусть теперь профессионалы этим занимаются.

Теперь, когда часть плана выполнена — ещё группа с замом Караулова не вернулась, — можно начинать воплощать свои идеи в реальность.

Начало темнеть, но отдыхать было некогда. Убедившись, что моряки устроились, я проверил, как дела у моих, и, прихватив Олежку с лайками, направился обратно к освобождённым. Олег у меня за посыльного был. «Люгер» я сменил, их несколько у нас в трофеях было, свой отдал деду, чтобы он почистил всё с автоматом, а его забрал.

Караулов часа за два до нашего приезда, после того, как всех покормили, построил людей и провёл опрос, узнав, у кого какие специальности. Особенно интересовали танкисты, пулемётчики, зенитчики, артиллеристы, моряки, ну и пехота. Остальным воинским специальностям также дело найдётся.

Среди освобождённых пленных нашлось трое водителей, и они, осмотрев машины, устроились в кабинах грузовиков, это теперь их техника, за которую они отвечали.

Девушки-медики осмотрели раненых танкистов и моряков и сообщили, что у троих воспаления, нужно раны чистить. Более того, у одного пулевое ранение, а выходного отверстия нет. Нужна настоящая операция, требовалось извлечь пулю. Рана гноилась. На борту баркаса имелось помещение санчасти, но там, скорее, палец перевязать, шину на перелом наложить, гипс, в конце концов, а для операций не годится, хотя медикаменты имелись и вроде даже какие-то инструменты. Мы, когда с дедом проводили инвентаризацию, то всё осмотрели и записали, но не всё нам там понятно было. Потом заперли помещение, за него дед отвечал, пока на борту для него не было ответственного работника. Да у нас половина помещений закрыта, и пассажирам туда доступа не было, только команде. Такие внутренние правила с инструкциями, написанные мной. Команда уже с ними ознакомилась, Юра проследил, чтобы от зубов всё отскакивало.

Забрав три десятка бывших пленных, всех раненых, а также наших медиков, которых очень уставший и невыспавшийся Ефремов уже опросил, я направился обратно к стоянке. Опрос теперь вёлся в кузове одного из грузовиков, туда принесли стол, три стула и бумагу с письменными принадлежностями. Керосиновая лампа не демаскировала отсветами лагерь, за этим строго следили. Все, кого я забрал, — это те, кто не будет участвовать в боевых операциях на суше, станут основой команд и расчётов нашей флотилии. Пока они устраивались на берегу, но девушек, подсвечивая фонариком с синим фильтром, я провёл на борт буксира, опознавшись с вахтенным. Старшина-кок их уже ждал, приготовил им поздний ужин. Но вначале девушки пошли в душ, даже мой пришлось временно сдать в аренду, и устроили постирушки. Им из запасов судна выдали временную замену, пока их влажная выжатая форма подсохнет.

После ужина в кают-компании медики, сдвинув столы, устроили операционную и перевязочную. И до полуночи успели оказать помощь всем раненым, включая того самого тяжёлого, старшего сержанта артиллериста. Операцию провели нормально, — Зимина, несмотря на то что выпустилась лишь в прошлом году, уже имела немалый опыт операций. Я только помогал с переводом медикаментов, там на немецком обозначения были.

С утра, сразу после завтрака, я принялся за дела. Караулов был мне помощником, хотя и выглядел немного помятым. Он был несколько смурной — прошёл контрольный срок возвращения его парней, и капитан тревожился. Однако в работу включился со всей энергией. Многих пленных удивило, что имевшиеся в наличии командиры действительно тянутся передо мной и во всём слушаются, обращаясь как к командиру. Но им быстро разъяснили: приказ с Большой земли.

Лазарев принял шестерых морячков, двое были ранены, но он сказал, что у него они быстро придут в норму. Так что распределял их по постам сам. Двоих всё-таки выделил в команду баржи. Рулевого и командира, того самого старшего матроса Архипова. Было пятеро зенитчиков, их распределили по зениткам, восемь артиллеристов их усиливали. Кто-то пошёл в расчёт «ахт-ахт», остальные по мелкокалиберным расползлись. Лёха ими командовал, формируя расчёты. Маловато людей, не хватало.

Танкисты и техник начали осмотр танков. Причём со слов сержанта, механика-водителя КВ, который за старшего был, а двое других — заряжающие, немецкие танки им знакомы. Правда, «четвёрки». С «троечками» дела ещё не имели, но освоят. Техник, а тот действительно был ремонтником с «летучки», им помогал. Все парни были из одного танкового полка, и только двое из одного экипажа. Кстати, эта колонна действительно была из не самых спокойных пленных, поэтому и усиленный конвой, так что парни были рады освободиться, злы и рвались в бой. Но с таким пополнением наши запасы продовольствия быстро таяли, а камбузы баркаса, баржи и катера просто не способны были на всех приготовить, и часть людей питались всухомятку. Дед, как мой зам, выдавал припасы.

Из пехотинцев мы сформировали усиленный взвод, из четырёх отделений по десять бойцов. Всё захваченное с немцев вооружение и амуниция ушли им. Трофейная форма стиралась и подгонялась по размерам.

Девушка с эмблемами связи в петлицах, к сожалению, оказалась телефонисткой в штабе стрелкового полка, рацию не знала. Мы её пока определили помощником кока. Старшина, скорее всего, вместе с группой нас покинет, и на эту связистку у меня были именно планы в качестве его замены. Но на камбузе она пробыла всего двадцать минут, и старшина выгнал её — вообще готовить не умеет, так что отправил её сиделкой к медикам, тут вопросов уже не было.

Караулов осмотрел трофейную радиостанцию и подтвердил, что может с ней работать. Он и стал слушать эфир, а также привлёк для этого знающего немецкий бойца из освобождённых. Так что мы были в курсе большинства дел немцев. Да и то, что уже ищут пропавших, было заметно. По дорогам нет-нет да и мелькали мотоциклисты и бронетранспортёры. Правда, воздушной разведки так и не было. Зато ближе к обеду, когда формирование было закончено и шла подготовка к вечернему рейду, которым будет непосредственно командовать Караулов, вверх по реке прошёл торпедный катер под флагом кригсмарине в морском камуфляже. Тот самый «шнелльбот». Но нас не заметили. Проводив его взглядом, мы продолжили подготовку.

А вот после обеда наблюдатели подняли тревогу. По дороге неподалёку от нашей стоянки десяток немцев конвоировали около пятидесяти советских военнопленных. Даже с первого взгляда было видно, что в колонне только командиры, вплоть до старших, это я о красно-лампасниках. Двоих засекли наблюдатели. Ничего себе, и генералов немцы в плен взяли? Хотя чего удивляться после провальной летней кампании прошлого года?

Не успели все встать по своим боевым постам, как пришёл отбой. Конвойные были опознаны как наши переодевшиеся разведчики. Вернулись всё-таки. Да не просто так, а знатных пленных отбили. Идея с подменой конвойных и маскировкой под них сработала, и те довели колонну куда нужно, хотя и с сильным опозданием. Носящиеся туда-сюда немецкие патрули не обращали на них внимания, сколько они таких колонн видели, на это и был расчёт.

Когда такой патруль на двух мотоциклах и бронетранспортере в третий раз с утра проехал мимо колонны и скрылся вдали, наши, убедившись, что никого нет, бегом погнали командиров к укрытию в овраге. Как только опознали, кто ведёт колонну, по моему приказу Караулов отправил бойца сообщить, куда вести людей. Многие командиры были ранены, на них серели от пыли повязки с бурыми пятнами крови, и наши девчата уже готовились к приёму новых пациентов. Четверых несли на носилках. Когда командиры вышли к нашему лагерю, то многие просто попадали от усталости. Наказав парням следить за рекой, не нравился мне этот «шнелльбот», я направился к новичкам. Пообщаемся. Было у меня предчувствие, что кто-то из красных лампасов попробует отобрать командование. И это предположение на подходе к полевому лагерю начало перерастать в уверенность, когда я услышал громкий командный голос, строивший Караулова. Вывернув же из-за поворота и увидев генерала, только усмехнулся и двинул прямо к нему.

Тот меня тоже сразу заметил и широко улыбнулся, узнав.

— Сашка?! — удивился тот. — Вы почему мне, черти, не сказали, что тут Поляков?

— Как-то к слову не пришлось. — Подходя, я позволил генерал-лейтенанту Рослякову облапать меня, сам похлопал его по спине: — Поздравляю с присвоением следующего звания, Олег Валерьевич. В прошлую нашу встречу вы, помнится, в генерал-майорах ходили.

— Раз наградили, значит, так положено. А тут видишь какая беда, въехали с сопровождением в деревеньку, по картам она наша была, до немцев двадцать километров. А она уже вермахтом занята. Вот так я в плену и оказался. Пешком пожилого гнали, ироды. Думал, не дойду. Прикладами не стеснялись работать.

— Понятно, — кивнул я, и мы с генералом чуть отошли в сторону и сели на стулья, которые нам поднесли. — А тот что за генерал? Танкист никак?

— Георгий Валентинович? Да, командир танковой дивизии. Генерал Потапов. Некоторые бригады к лету сорок второго стали вновь сводить в дивизии, и вот он получил такую под командование. В плен в бою попал, не как я, по глупости. Немцы прорвались к штабу дивизии, оборонялись сколько могли. Штаб гранатами закидали, вот его оглушённого и взяли. В рубашке родился, кроме контузии ни царапинки. С ним шесть командиров, окружают его, берегут. Это мне не повезло: немцы, когда меня брали, даже водителя застрелили, не говоря уж об адъютанте.

— Злой он? С немцами желание воевать не пропало?

— После того, как нас гнали, достреливая ослабевших, все злы, — просто ответил генерал.

Девчата уже занимались ранеными. Срезали повязки, промывали раны, мазали какой-то мазью и снова бинтовали. Ещё три бойца ходили среди командиров, давали каждому по вскрытой банке консервов с воткнутой ложкой, флягу с чаем на двоих и галеты. Командиры жадно ели, некоторые не видели пищи больше суток. Караулов же с Ефремовым вызывали командиров и, не смотря на звания и должности, максимально внимательно опрашивали. Не допрашивали, а именно опрашивали. Если какие командиры были из одной части, опрашивали их друг о друге. Кстати, три бойца из освобождённых мной и старшиной опознали своих командиров, те их, впрочем, тоже. Было одиннадцать лейтенантов, от младшего до старшего. Двадцать два капитана, восемь майоров, шесть подполковников, один полковник и два генерала. Росляков был самым старшим по званию. Политработников в этой группе не было. Видимо, отделили на первоначальном этапе. Уточнил у генерала, и тот подтвердил это.

Генерал-танкист, о котором мы говорили, подошёл к нам, и мы познакомились, пожав друг другу руку. Тот сел напротив, и пока оба генерала ели, я описывал свои приключения.

— Как видите, ситуация сложилась наинтереснейшая. Я, конечно, не рассчитывал, что мне столько командиров приведут, но у меня на вас ба-альшие планы.

— Слушай, Александр, а ты не обнаглел командовать генералами? — спросил Потапов.

— А знаете, нет, — спокойно ответил я и, покосившись на Олежку, сидевшего неподалёку, велел ему: — Караулова позови… По поводу, имею ли я право. Лично я в плен не попадал. Знаю, что вы не по своей воле, но попробуйте это докажите, когда к своим вернётесь. Я же предлагаю вам шанс. Тот самый шанс, что если не оплошаете и будете думать головой, а не тем местом, на котором сидите, то у вас большой шанс оставить в истории след.

Росляков фыркнул, скрыв улыбку в кружке и делая глоток, уж он-то меня хорошо знал, за то время, что мы были вместе в тылу немцев, успел разобраться, что я за человек. Знал, что на меня где сядешь, там и слезешь. Тут подошёл капитан.

— Сообщи им, что с Большой земли передали.

Тот, стоя навытяжку, отчеканил:

— Ставка Верховного Главнокомандующего приказала перейти под командование Александра Полякова. Всем командирам и бойцам, оказавшимся на территории противника, несмотря на звания и чины, предписывается то же самое.

Таких ошарашенных лиц я ещё не видел. Генералы забросали Караулова вопросами, и тот предъявил им шифровку. Сам же и расшифровывал. Не доказательство конечно, но генералы решили меня выслушать. Может, это действительно шанс, о котором я говорил.

— Давай, Александр, излагай, — велел генерал-танкист.

— Что ж, извольте. Как вы понимаете, немцев здесь очень мало, и если собрать боеспособный отряд, я это уже начал делать, то имеются все шансы устроить тут настоящую партизанскую войну. Предлагаю разбить отряд на две группы под вашими командованиями. Одна работает по левому берегу Дона, вторая — по правому. Группы должны быть мобильными, передвигаться на трофейной технике. Это чтобы немцы сразу не смогли опознать, кто к ним приближается. Именно для этого, как вы видели, бойцы надели трофейную форму. Основные силы будут укрываться в кузовах грузовиков и вступать в бой в случае нужды. Вы знаете, что такое подвижные засады?

— Интересно послушать, — откликнулся генерал Росляков.

— Извините, я не лектор, но всё, что знаю, скажу. В условиях партизанской войны открытое вооружённое противостояние сторон не характерно, и засадные приёмы нашли широкое применение как в партизанских, так и в контрпартизанских действиях, хотя бы в силу того, что засада является одним из наиболее эффективных методов противостояния противнику, который имеет значительное превосходство в огневой мощи. Среди приёмов партизанских засад выделяются несколько методов, но я вам опишу два самых важных для вас. Это подвижные засады — когда основные элементы боевого порядка находятся в движении, при этом огневые группы партизан, переодетые в форму противника, сближаются с целью засады или обгоняют её на маршруте следования, а потом совершают нападение. Тут необходимо заранее определить численность противника, так как это является главным фактором решения принять бой или уйти в сторону. Метод второй засады касается маршрутов авиации — когда группы партизан, вооружённые зенитными средствами, оборудуют позиции на маршрутах пролёта авиации противника либо вблизи его взлётно-посадочных площадок. Про налёт на аэродром я и не говорю.

— Всё достаточно толково описал, — согласился танкист. — Интересная тактика для подвижных соединений. Мои бойцы во время наступления под Москвой не раз их применяли. Немного по-другому, с использованием танков и артиллерии, но вполне эффективно. Как я посмотрю, авто— и мототехника есть, но, к сожалению, бронетехники не имеется, что уже на начальном этапе существования такого отряда ставит крест на его долгой жизни.

— Конечно, — спокойно согласился я. — Вернёмся к этому вопросу чуть позже. Давайте я продолжу. Самая большая опасность для таких подвижных соединений, которые могут по ходу движения разделяться на несколько маленьких для решения разных задач, — это авиация противника. А какое самое лучшее средство против авиации?

— Наши танки на их взлётной полосе, — усмехнулся генерал-танкист. — Я слушал одно из твоих первых выступлений по радио, и эта фраза мне запомнилась навсегда. Полностью с ней согласен.

— Всё именно так. Вот у меня две карты, взятые у немецких фельджандармов. Одна свежая, вчера мне удалось лично поучаствовать в уничтожении патруля, второй — четыре дня, и верить ей особо нельзя, но за неимением… Всего, вот посмотрите, имеются обозначения трёх аэродромов. Тут ещё есть четвёртый, но он транспортный и в список особо важных целей не входит. Будет возможность, навестите, нет — так нет. Вряд ли карты врут, и, скорее всего, аэродромы находятся там, где отмечены на картах. Фронт встал, наши их притормозили, поэтому менять место дислокации причин я не вижу. Предполагаю, командование люфтваффе думает так же. Однако старайтесь брать все посты фельджандармов, что встретите. Карты у них свежие, где какая колонна и с каким грузом пойдёт, знают. Неоценимые источники информации. Перехватите нужную колонну — и добудете топливо, продовольствие, оружие или амуницию… Что-то я отвлёкся. Так вот, ваша задача, добравшись до аэродромов, уничтожить не только технику, но и личный состав. Немцы быстро восстановят уничтоженную технику, а вот личный состав, как технический, так и лётный, готовить долго. Это не обсуждается, это приказ. Их сюда никто не звал. Дальше уже резвитесь в тылах немцев по своему усмотрению, но не задерживаясь на одном месте, постоянно перемещайтесь. Так вас будет сложно отловить. Встать где-нибудь на сутки-двое для отдыха или стирки — это ещё можно. Если больше, считай, подписали себе смертный приговор, выследят, окружат и уничтожат. Всё в движении, всё на ходу. Будете освобождать колонны пленных. Тех специалистов, что вам будут нужны, забирайте себе, комплектуя подразделения полного штата, остальных вооружаете за счёт немцев, ставите над ними командирами своих товарищей по колонне военнопленных, нарезав район действий, и двигаетесь дальше. Таких освобождённых колонн может быть много, но ваша основанная группа должна быть небольшой и мобильной. Не забывайте о лагерях для военнопленных и немецких складах, на ваших картах они есть. Всех командиров я вам передам, с вами уйдут. Будет кем комплектовать освобождённых, определив им круг задач. Сами с ними не оставайтесь, движение — жизнь. Состав вашей группы должен быть такой: пять-шесть мотоциклов с пулемётами, три-четыре бронетранспортера, не меньше роты танков, два взвода пехоты, пара автоматических немецких зениток в кузовах машин, с десяток грузовиков с запасами. Желательно штабную машину, но это если попадётся. Вы должны полностью парализовать тыловое обеспечение немцев. Уничтожать колонны, взрывать мосты, железную дорогу. Именно в этом ваша задача и состоит. Ни один патрон, ни одна банка консервов не должна дойти до передовых частей вермахта. Найдёте где ремонтные мастерские, восстанавливающие танки и другую технику, уничтожайте смело. Когда освоитесь и начнёте формировать такие же подвижные группы, как ваша, ставя во главе опытных командиров, я буду считать, что поставленная вам задача выполнена. Если идёт формирование дополнительных групп, значит, немецкий тыл наш. Однако, чтобы всё так происходило, вы должны убрать главную для себя опасность. Я о ней уже говорил. Авиация. Уничтожив аэродром, на несколько дней вы себя обезопасите, но потом сюда перекинут дополнительные лётные части. Вы должны со своей разведкой заранее узнать об этом и атаковать их по прибытии. Без этого шансов удержать под контролем немецкий тыл нет. Быстро обнаружат и проштурмуют.

Генералы слушали меня очень внимательно, не менее внимательно изучая карты, перебрасываясь странными взглядами.

— Красиво излагаешь, но где мы всё это возьмём? — поинтересовался танкист.

— На начальном этапе как могу, я вам уже говорил, помогу. Одной группе, которая будет под вашим командованием, товарищ генерал-майор, выдам три грузовика, немецкий танк «троечку», один мотоцикл с бойцами в форме фельджандармов, двадцать бойцов, четырёх разведчиков под командованием лейтенанта Оладьина, заместителя капитана Караулова. Это профессиональные разведчики, они вам пригодятся. Лейтенант будет отбирать себе пополнение из отбитых у немцев военнопленных. Полтора десятка ему должно хватить, но вы там сами решайте, сколько бойцов будет. Разведка — одно из основополагающих таких отрядов, так что лучше взвод собрать. Вам, товарищ генерал-лейтенант, два грузовика, танк, два мотоцикла с пулемётами и мотоциклистами в форме фельджандармов. Также два десятка бойцов и четыре разведчика под командованием капитана Караулова. Командиров, с которыми вас сюда привели, сами отберёте, кому сколько.

— Значит, танки есть? — медленно проговорил генерал-танкист, о чём-то размышляя, рассматривая карту.

— Да. Два трофейных. Задел для начала боевых действий у вас есть. Уже через три часа обе ваши группы должны отправиться на уничтожение аэродромов, по пути наращивая мускулы за счёт освобождаемых вами пленных.

— Уже сегодня?! — хором воскликнули генералы.

— Именно. Поэтому отдыхать некогда, готовиться нужно уже сейчас.

— Ладно, я понимаю, что группа генерала Потапова будет действовать на этом берегу, — с не менее задумчивым видом сказал генерал Росляков, — но как моя группа переберётся на противоположный берег?

— Это моя забота. Переберётесь, не замочив ног.

— Значит, мост есть или понтон?

— Что-то вроде, — уклончиво ответил я и продолжил: — Разведчики, пока искали мою команду, составили подробную карту брошенной военной техники на дорогах как на том берегу, так и на этом. Топливо у нас есть, в грузовике немецких трофейщиков три бочки. Одна пуста, её зальём под пробку. Большинство техники брошено из-за отсутствия топлива. Заправляете и используйте. Дальше топливо добудете сами. Осматривайте машины, кузовы, где что найдёте. Я лично видел вот в этих районах две «сорокапятки», в кузовах машин — ящики с боеприпасами. Артиллерия, даже такая, уже есть. Вот здесь КВ стоит, «единица», а дальше, в километре, БТ. Тоже можете на первых порах использовать, если они на ходу. Чуть позже поговорите с разведчиками, они более подробно всё отметят на карте. Пока вы будете ночью двигаться к аэродромам и подготавливаться к атаке, у вас будет время, чтобы увеличить количество техники себе. Как я уже сказал, топливом поможем, продовольствием тоже, дней на пять хватит, дальше сами добудете. На этом всё. Больше мы с вами не встретимся. У меня свои задачи и планы, с вашими они не пересекаются.

Сразу генералы меня не отпустили. Я уже видел по их вопросам, что задачи, поставленные им, их очень заинтересовали. Ещё бы, подложить свинью и улизнуть, чтобы уже в другом месте устроить уничтожение какой-нибудь другой колонны, можно только вот такими партизанскими методами. Так что мы обговаривали основы подготовки к рейду и пополнения припасами. Я делал упор и на то, что если техники и бойцов смогут добыть свыше штатного состава своих групп, пусть разделяются, командиров у них теперь хватает. Карты с районами боевых действий имеются довольно подробные, есть от чего отталкиваться. Ну и объяснял, как ряженных под фельджандармов использовать для захвата небольших автоколонн. Пусть почаще таким способом пользуются, он один из самых действенных.

Наверное, никогда в мире ещё всего за несколько часов не было сформировано два отряда. Перед строем мы объявили о создании двух моторизованных групп под командованием генералов и перечислили, кто куда входит. Дальше генералы отдавали приказы теперь уже своим подчинённым, расставляя их по подразделениям, после чего мы всем отрядом двинули к стоянке судов. Там пришлось поработать уже моим морякам. Подогнали баржу к берегу и спустили аппарель. Танкисты согнали один танк на берег и в подъехавшие грузовики начали носить ящики с боеприпасами, закатывать бочки с бензином для танков, переливать солярку в пустую бочку. Разбирали продовольствие и медикаменты. В общем, наша баржа изрядно опустела. Но потом на неё загнали два грузовика и один мотоцикл, после чего буксир вернул баржу на место стоянки.

Генералы видели на барже бойцов и командиров да летунов, что составляли расчёты зениток, но вопросов не задавали, всех возможных подчинённых, даже по мизеру, они получили, добудут ещё, отбив любую колонну или устроив налёт на лагерь военнопленных. До назначенного времени отхода первой группы мы с ними двоими, устроившись в кают-компании буксира, до самой темноты обсуждали методики подобной партизанской войны. Остальные отдыхали, отсыпались перед ночным рейдом. Я особый акцент делал на засады. Не надо устраивать лихой наскок. Заметил противника раньше, успел подготовиться и замаскироваться, хвала тебе, удар в упор — и вперёд на добивание. Те и сами всё это знали, но пообщались мы с немалым интересом.

Ещё мы обговорили частоты для связи. У обеих групп было по переносной радиостанции, а Караулов таки починил и свою, да ещё на танках стояли. Но у тех дальность была ниже. Так что в случае нужды связь между нами и группами имелась.

Чуть позже группа генерала Потапова ушла. А когда совсем стемнело, уже мы, снявшись с якоря, спустились к более удобному пологому берегу, чтобы подогнать к нему баржу. Дальше была выгрузка группы генерала Рослякова. Когда колонна была готова к движению, мы попрощались, обнявшись, и разошлись. У каждого были свои дела.

Когда тёмные массы техники скрылись, мы пошли вниз по реке в сторону Ростова. Там нас искать не будут. Не думаю, что о нас быстро узнают, но мало ли какой боец генералов попадёт в плен и от него информация уйдёт. Нас же с собаками искать будут. Так что устроимся пока чуть ниже, где широкий разлив реки и в одном месте, нависая над водой, растут деревья, вот там к берегу и пристанем. Тем более фарватер — у другого берега, а здесь мелковато. Но нам глубины хватило и подойти, и укрыться. До самого утра обновляли маскировку. Меня всё беспокоил тот «шнелльбот», который пока не возвращался. Можно сказать, он перекрыл нам дорогу к своим, и с ним нужно было что-то делать.

К счастью, по моей просьбе Караулов оставил мне того разведчика, что умел так классно маскировать корабли, вот он и руководил работами, пока мы с Лазаревым заседали у меня в каюте. Иллюминаторы были закрыты заслонками, и свет наружу не вырывался. Устроившись у карты с руслом Дона, просматривая его фарватер, гадали, где мог этот катер затаиться. Было несколько пристаней у разных прибрежных сёл и деревень, уже взятых немцами. Может там отстаиваться, а может, где в другом месте.

— Всё же, думаю, здесь, — указал лейтенант остро-заточенным карандашом на точку одного из сёл. — Самое удобное место для стоянки. И встать на постой есть где, и к фронту близко. К тому же тут достаточно узко, пушки катера перекрывают всю акваторию вплоть до противоположного берега. Вряд ли он нагло у пристани стоит, скорее к берегу приткнули и замаскировали, но наверняка там он.

— Проведём разведку, и я с тобой соглашусь.

— А на рассвете, — с мечтой в голосе сказал Лазарев, — при утреннем тумане подойдём и в упор его из пушек и пулемётов расстреляем, а потом по экипажу ударим, что попытается спуститься с тонущего бота.

— Чего это вы, товарищ лейтенант, собираетесь портить наш трофей?

Мои ехидные слова выбили лейтенанта из грёз, он удивлённо посмотрел на меня, потом задумчиво на карту и уточнил:

— Захват?

— Абордаж, — кивнул я. — И провести его нужно на рассвете, пока самый сладкий сон и часовые клюют носом. Вы пока обдумайте, как нам не всполошить всё село, уверен, там комендатура имеется. Взвод или меньше, но должны быть. Да и полицаев уже наверняка набрали. Идёте вы, десять ваших моряков, именно на них и будет перегон катера в отстойник. Если всё получится, он будет вашим, бронекатер своему заму сдадите, мичману Фадееву. Ладно, готовьте людей. Выходим в два ночи.

— На катере?

— А вот тут вы не угадали. Свидетели будут, никак без них, значит, отправимся в село по суше.

— Семьдесят километров? — удивился лейтенант. — Не успеем.

— Всё уже продумано. Берём две канистры с бензином, я оставил пару с мотоциклов. Тут недалеко от нашей стоянки у дороги стоит шесть советских грузовиков, брошены из-за отсутствия топлива. Разведчики Караулова, когда меня искали, осмотрели их. Заправляем один и за ночь проезжаем до села. Затемно штурмуем сонных немцев и уходим вверх по реке. Там найдём отстойник, маскируемся, а ночью на малом ходу идём сюда и соединяемся. Воздушной разведки к тому моменту можно будет не опасаться, если у генералов всё получится. Потапову вон два аэродрома раскатать нужно до рассвета, к обоим успеть, если ночью не заплутает. Ну всё, занимайся подготовкой. И дай людям поспать, три часа до выхода.

— Сделаем, — кивнул Лазарев и покинул каюту.

С нашим отъездом за старшего оставался дед, так как у мичмана, несмотря на командирское звание, всё же не хватало боевого и командного опыта. Дед же унтером десять лет отслужил, начиная с Русско-японской. Но её он краем зацепил. Мичману я приказал взять на себя оборону стоянки.

Спустились по сходням на берег. Но для этого пришлось проделать длинный путь: с баркаса на баржу, с неё на катер и только с катера, бортом прижавшегося к берегу, на землю. Со мной были десять матросов, вооружённых СВТ и двумя ППД, пять красноармейцев, у троих МП, у пары, являвшихся пулемётным расчётом, МГ. Но ещё была Аня, девушка-снайпер, с которой у нас, когда было объявлено, кто идёт, а кто нет, произошёл интересный разговор. Аню я брать не планировал, думал оставить её здесь на охране. Из всех находиться в охранении лучше её ни у кого не получалось. Но она настояла на своём, и я её взял. Это всё, даже наши медички и телефонистка оставались на баркасе. Их я и с генералами не отрядил, они себе и так найдут. Получалось: одиннадцать моряков во главе с лейтенантом, Аня двенадцатая, я и пять бойцов. Восемнадцать человек. Надо ЗИС искать, в полуторке будет очень и очень тесно, тем более с собой мы взяли один мешок с тротилом, так как один из автоматчиков являлся сапёром и очень хорошо разбирался в этой кухне. По одному мешку с генералами уехали, на случай острой нужды. Надо — а есть. Подрывник Караулова, то есть его старшина и наш кок, ушёл с его группой. Но перед уходом подобрал-таки себе устроившую всех замену: хирургическая сестра оказалась отличной поварихой. Она и подготовила нам бутерброды с собой. А так как работы стало меньше, она с напарницей и священнодействовала на камбузе — готовила на экипажи всех кораблей, камбуз буксира это вполне позволял.

Два моряка бегут впереди в охранении, рядом с ними мелькает фигура Ани, следом общей колонной, коей командует Лазарев, идём мы. Я чуть сбоку, поглядывая по сторонам. Почти полчаса бега, пока мы не выбрались на дорогу, ещё минут десять по ней, и вот они, тёмные массы крытых грузовиков, застывших на обочине. Всё правильно. Трофейщикам было много работы, и они не успели всё освоить из брошенного. Правда, выяснилось, что грузовиков не шесть, а пять. Одного не было. Я не поленился, подсвечивая фонариком, всё осмотрел.

— Заправили его, вон капли пролитого бензина и след поставленной канистры, и уехали, — сидя на корточках, осветил я, чтобы лейтенант видел. — Трое было, двое в нашей обуви, армейские сапоги, ношеные, стоптанные. Вот третий, вернее, третья, как-то в это не вписывается. Женские туфельки тридцать шестого размера. Или подросток или девушка с маленькой ногой. Вот этот след сорок пятого размера имеет дефекты, похоже, обладатель сапог хромает. Даже не хромает, скорее подволакивает ногу.

— Хм, что нам это даёт?

— Да ничего, кроме того, что мы тут не одни, — вставая и выключая фонарик, пробормотал я. — Ладно, вон наши свистят. Похоже, закончили.

Грузовики меня интересовали. Пока два матроса, залив немного бензина в карбюратор ЗИСа, проверяли на ходу ли машина, другие быстро обыскали остальные. В двух были патроны, по маркировкам — пулемётные. В кузове полуторки стояла укрытая брезентом зенитка из счетверённых «максимов». Я тут же возжелал в хозяйстве эту полезную штуковину, да и патроны лишними не будут. Что не так радовало, ЗИС и был одним из тех гружённых патронами грузовиков. Остальные — полуторки. Ранее ещё был второй «Захар», но на нём уехали неизвестные.

Грузовик разгрузили, патроны оставлены у обочины, бензин из обеих канистр был слит в бак, и один моряк оставался здесь. Его задача — добежать до места стоянки, залить из бочки с бензином для танков топлива и вернуться с парой помощников обратно. Перегнать полуторки к берегу со всеми ящиками с патронами. Ящики потом перетащить на баржу, а грузовик с зениткой мы загоним на борт, уже когда вернёмся. Если всё пройдёт нормально, то вернёмся с трофеем. Надеюсь, этим топливом мы не испортим движки грузовиков. Надо будет найти то, что им подходит. Моряка я напутствовал: следов не оставлять, работать тихо и незаметно! Ещё не хватало немцев на стоянку навести. Хотя, с теми действиями генералов, а я их морально хорошо завёл перед делом, у реки немцы их вряд ли станут искать, значит, их тут будет меньше. Но патрули всё равно мелькают. На это я матросу и указывал.

Все разместились в кузове, Аню подсадили, а мы с водителем устроились в кабине. Стронув машину и выехав на дорогу, стали разгоняться.

— Следующий перекрёсток наш, — поправив стоявшую между колен винтовку и свернув карту, которую рассматривал, сказал я.

Весь путь я подсказывал, где будет какой поворот, и внимательно поглядывал, чтобы не пропустить следующий. Ехали-то второстепенными дорогами, на трассу я выезжать опасался.

— А ничего, что мы с включенными фарами едем? — поинтересовался водитель, когда мы проехали две трети пути. — Опасно.

— Как раз это нормально. Генералы сейчас особо не озоруют, и немцы спокойно несут службу в своём глубоком тылу. Кто ещё, кроме их камрадов, может ехать на трофейной машине, нагло и с включёнными фарами? Кстати, если увидишь немцев, посигналь, это укладывается в нашу легенду. Так что доедем спокойно, не волнуйся. Вон уже сколько километров позади. Час до рассвета остался.

Когда мы подъехали к окраине села, то обнаружили пост. Нам помахали фонариком, требуя остановиться. Там было двое полицаев и один худой высокий немец из нестроевых с карабином на ремне.

— Давим? — деловито поинтересовался матрос.

— Нет, притормози. Мне тут разведчики подарок презентовали перед уходом, сейчас его и испробуем. Нам язык нужен. Узнаем, тут наша цель или нет.

Слепя пост фарами, мы подъехали практически вплотную, и я, распахнув дверь, сделал три быстрых выстрела из нагана с глушителем. Шума работающего на холостых мотора хватило заглушить хлопки, так что всё прошло тихо. Немец и один полицай были убиты. Второй ранен в плечо. Моряки, сидевшие в кузове, хорошо знали, что делать. Двое, тут же подскочив к подранку, сунули ему в рот кляп и стали вязать. Трое держали оборону, Аня их страховала. Ещё один собирал оружие, подсумки с ремнями и сапоги. Оказывается, у освобождённых пленных это самая востребованная нужда. Кроме острого голода, конечно. Водитель выключил фары, но двигатель продолжал работать, он заглушал допрос, который мы проводили с Лазаревым языку.

К моему удивлению, торпедный катер действительно был здесь. Стоял прямо у пристани. Команда в основном была на борту, а вот командир с одним из своих подчинённых — в комендатуре. Добив полицая ножом, мы снова расположились в машине и покатили по тихим улицам села к пристани. По пути машину покинуло три моряка и два бойца с пулемётом и боеприпасами, они направились к комендатуре. Их задача: когда мы начнём шуметь у катера, открыть огонь из пулемёта по выбегающим из дверей немцам и через окна забросать выживших внутри зданий гранатами. После этого, свернувшись, направиться к нам. Полицаев в селе было восемь, трое патрулировали улицы ночью, двое были на посту на въезде единственной дороги, остальные спали в хатах. Засадной группе сообщили эти хаты, это чтобы не нарвались на случайную пулю.

К пристани мы так и подкатили нагло, на грузовике. Это и расслабило двух вахтенных. До них было тридцать метров, если ещё считать длину пристани, но я не промахнулся. Один схватился за грудь и повис на леерах, другой, изображающий часового на пристани с карабином на плече, упал молча, пуля вошла ему под мышку. Моряки уже бежали по пристани, не соблюдая тишины. Она уже была не нужна. «Шнелльбот» был крупным, «С-26», как его опознал Лазарев, когда наблюдал с борта своего катера в бинокль. Как я уже говорил, раскраска морская, а не речная. Что тот тут делал, неизвестно, да и сам тип корабля тут вообще не в тему. Вооружён двумя пятьсоттридцатитрёхмиллиме-тровыми торпедными аппаратами с двумя запасными торпедами и двумя двадцатимиллиметровыми зенитными автоматами. Водоизмещение — сто пятнадцать тонн, длина — почти тридцать пять метров, скорость — до сорока узлов. Экипаж — три десятка.

Единственное, что удалось узнать от языка, — что катер привёз груз, два больших тяжёлых ящика. Полицай помогал в разгрузке, так что знал, что говорил. Ящики ещё днём на грузовике в охранении двух бронетранспортёров куда-то увезли. Надеюсь, новый язык будет, и мы узнаем, что за груз. Немцы на борту уже просыпались, но их оказалось маловато, всего десяток в тесном кубрике. Тут Аня подала голос: со стороны ближайших домов на звуки выстрелов, — при захвате использовались пистолеты, а не гранаты, — бежало двадцать полуодетых немцев в форме моряков. Возглавлял их унтер. Он же первым и упал, когда хлопнул карабин Ани. Тут и я поддержал её из винтовки и два бойца с автоматами. Укрываясь за пристройками, мы остановили немцев, заставив их залечь. Одиннадцать уже легли навсегда, остальные, отстреливаясь, пытались отойти, да не смогли.

Светало, всё хорошо видно, патронов у нас хватало. Звуки боя у комендатуры мы тоже слышали, особенно длинные пулемётные очереди, перешедшие потом в короткие. Хлопки гранат тоже были. Молодцы парни, там старшина командовал, из подчинённых Лазарева. Не знаю, какой статьи. Послышались хлопки выстрелов, обошлись без пулемёта, и после условного свиста мы ответили, и из-за угла, где укрылись немцы, показалась наша засадная группа, что со всех ног бежала к нам.

Дальше мы не торопились, тем более телефонная линия была перерезана, а рации в селе не имелось. Выставив охранение из пулемётчиков и трёх бойцов, мы собрали всё оружие и стали готовиться к отходу. Потерь среди нас не было, только двое раненых от действий моряков, бежавших к катеру на звуки выстрелов. Тот десяток, что был в кубрике, просто не успел вооружиться. Наши моряки, ловко так и быстро скользнув в люки, просто преградили им путь к арсеналу. Троих взяли в плен. Потом их допрошу.

Очистив катер от трупов, мы подожгли машину и, отойдя от причала, направились вверх по реке. Несколько моряков осваивались с зенитными автоматами, поглядывая по сторонам. Когда село скрылось за излучиной реки, из внутреннего отсека катера показался один из моряков и доложил:

— Оба раненых перевязаны, кровотечения остановлены.

— Ранения серьёзные? — был мой хмурый вопрос.

Терять даже двоих для нас тяжело, каждая пара рук на счету.

— Один тяжело, к нашей Женечке бы его, на операционный стол. Второй — норма, сквозное ранение в руку. Пару недель — и можно подключать его к лёгким работам.

— Всё равно выбыл из строя. Ладно, а так всё прошло удачно, минимальными потерями обошлись. Все переоделись в немецкую форму? У нас вторая операция на носу.

— Подбираем подходящие комплекты формы, — доложил главстаршина, который был ответственен за это.

Вторая наша операция была в уничтожении крупного автомобильного моста, захваченного немцами. Охранял его взвод при двух зенитках, установленных с разных сторон, и двух пулемётных дзотов. Это тоже сообщил мне язык — на комендатуру возложена доставка охране горячей пищи. Так что тот знал, что тут и как.

Что делать дальше, мы с Лазаревым обговорили несколько раз, потом и с расчётами зениток повторили это. Чтобы каждый знал, чем заниматься должен. Когда показался трёхпролётный мост, по которому двигалась немецкая техника, — катер с виду напоминал немецкий, моряки в соответствующей форме, флаг на корме развивается, — наше появление было встречено вполне радостно. Махали руками, летели вверх фуражки и кепи. Пара офицеров на берегу — там легковушка на песчаный пляж выехала, отдыхали фрицы — махали бутылками с вином. Команда на борту махала в ответ руками. По ходу движения стрелять зенитки не могли, основной упор открытия огня — правый и левый борт, а также корма. Впереди — мёртвая зона. Одна установка находилась в центре катера, а вторая — на корме. Обе двуствольные. Поэтому мы взяли немного к берегу и прошли в правый пролёт, высота его позволяла и большим судам проходить. Мы тут сколько раз проплывали!.. Идея была такова: пройти мост, чтобы тот оказался за кормой в прицеле зениток, и открыть огонь. Зенитки просто сметут здесь всё, и дзоты тоже расковыряют. Да какие дзоты, мешками обложились — вот и пулемётная точка. Ну и по технике пройдутся, если боезапас останется. Потом пулемётный расчёт будет работать по дороге. Если всё получится и отгоним немцев, то подходим к опорам, и прямо с борта катера подрывник минирует быки. Он уже приготовился — навязал связки с шашками, чтобы всё проделать быстро.

И тут меня один из наших ряженых, что состоял в расчёте зенитки, отвлёк.

— Самолёты по горизонту, — негромко сообщил он.

Мы уже вышли из тени моста и под урчание дизельных движков неторопливо двигались дальше. Подняв бинокль, я присмотрелся к самолётам, что летели от передовой.

— Опа, так это «горбатые». Наши штурмовики. Пять их.

Скатившись по трапу, я рванул к радиорубке, на бегу судорожно ища в кармане комбинезона листок с записями частот, на которых работают наши летуны. А что, пока мы подготавливались, выделенный боец, слушавший немцев, слушал и наших, и записал, на каких частотах те работают. Между прочим, на разных — истребители свои имеют, штурмовики свои, у бомбардировщиков своя частота. Удивительно, но факт.

Влетев в пустую радиорубку, надел наушники и щёлкнул тумблерами — радиостанция была знакомой, на буксире такая же стояла. Стал крутить ручку настройки, пока не нашёл нужную волну. В открытый нижний люк заглянула Аня, вопросительно подняв брови. Как только настройка была завершена, включил на вызов и забормотал в микрофон:

— «Горбатые», идущие к автомобильному мосту. Приём. Я Ар-117. Повторяю, «горбатые», идущие к мосту, ответьте. Я Ар-117, ответьте.

— Филин-8 на связи, — сквозь шум помех расслышал я далёкий голос. — Опознайся.

— Я Ар-117. Я Саша Поляков. Мост наш. Отмена атаки моста. Он наш. «Горбатые», покрутитесь в стороне, а когда мы охрану уничтожим, поддержите огнём. Просьба помочь, сигнальная — зелёная ракета.

— Я Филин-8. Принято. Работайте, мешать не будем. Атакуем по зелёной ракете.

— Слышала? — повернулся я к Ане, и та, кивнув, исчезла.

Как только она передала сообщение, что у нас имеется воздушное прикрытие, так сразу заработали зенитки. Выглянув наружу, я убедился в своём предположении. Вдали таяла в небе зелёная ракета, а пять штурмовиков делали заход за заходом на дорогу, уничтожая технику на обоих берегах. Под этим прикрытием мы подходили к опорам. В плане «Б», в случае если немцев будет много и нам не дадут минировать, мы для подрыва опор воспользуемся торпедами. Тут, правда, ещё попасть нужно, но как повезёт. Лазарев проходил в училище теорию по торпедированию, но когда это было! А ведь в отсеках порохового погреба ещё и мины были, даже якорные.

Взяв прислонённую у двери винтовку, я стал выцеливать оглушённого немца, что прятался у бронетранспортёра, перевёрнутого взрывом. Но не успел — хлопнул выстрел, и я погрозил Ане кулаком. Это был мой немец! Та лишь хмыкнула и, приведя оружие к бою, стала искать следующую цель.

В это время нас накрыла тень — мы вошли под мост. Пятеро бойцов и двое матросов поднялись по скобам на быке. Четверо охраняли сапёра, а тот с помощниками закладывал взрывчатку. Он ещё сверху радостно проорал нам, что там ниши есть, что нам изрядно сэкономило время. Всё заняло шесть минут, и наши сверху посыпались на палубу. Тут мы впервые испробовали этот катер на полном ходу. Он понёсся прочь, а позади догорал фитиль бикфордова шнура. Только после взрыва, разнёсшего бык и обрушившего два пролёта, Илы полетели домой. Я успел с ними по рации попрощаться и поблагодарить, тандем сработал отлично.

Теперь же стоит подумать. Откуда мы угнали катер, немцы если ещё не знают, то скоро узнают, где взорван мост — тоже. Значит, мы должны находиться где-то между этими точками, а это тридцать шесть километров. Прочесать не так и трудно. Однако я надеялся на действия генералов и на маскировку. Сейчас откопаем с корнями деревца и кустарник на берегу, к которому мы подходили, уйдя из зоны видимости с моста и дороги, и замаскируем катер. Теперь я опытный, знал, как маскировку наводить. Отстоимся до темноты, а дальше — к своим. Ирония судьбы в том, что я планировал спрятать торпедный катер всего в двух километрах от уничтоженного моста, где нас точно искать не будут. Там небольшая речушка, полускрытая деревьями, вливалась в Дон, вот в ней и постоим. Узкая она, но катер войдёт. А пока проводилась маскировка, мы допросим трёх языков из бывшей команды этого бота.

Шум наверху, лёгкий перестук топоров и возня на палубе нисколько не мешали нам с главстаршиной заниматься допросом немецких моряков. Лейтенант в этом не участвовал, сейчас главное — быстро навести маскировку, и он там командовал. Мы уже вошли в приток, что я приметил, кстати, на немецких картах его не было, это означало, что там нас искать точно не будут. Я велел Лазареву как-то перегородить его, замаскировать, чтобы с вод Дона не было его видно, и тогда нас действительно до вечера не найдут. Если вообще будут искать, тут я надеялся на генералов.

Аня, как мы отошли от моста, уселась в рубке с наушниками и после небольшого моего инструктажа уверено крутила настройки. На каких волнах должны работать оба генерала, она знала и мониторила их, слушая, не прозвучит ли наш позывной. То, что в эфире паника, я уже знал. Пока мы прятались, Аня вышла на немецких тыловиков и позвала меня, не понимая, о чём они так экспрессивно «лают». Я послушал разговор. Ага, генералы справились. Потапов — точно, на его берегу находился аэродром, от которого ничего не осталось, а немногие выжившие немцы сообщали о полчищах русских варваров. Один аэродром уничтожен, и это хорошо, но о двух других пока был молчок. Может, о них раньше звучало, до того как меня позвали, а может, эти тыловики чисто по уничтоженному работали и до двух других им дела не было. Вряд ли, конечно. Тут или ещё не знают, или дело не выгорело. О захвате ман-групп генералов тоже не сообщалось, так что я был в надежде. Правда, эти два немца переговаривались только по этой волне, а что на других было — неизвестно, может, там прозвучала информация о других диверсиях этих групп.

Я оставил Аню продолжать слушать эфир и спустился в кают-компанию, куда главстаршина привёл первого немца. Этот фриц вполне охотно сотрудничал, не запирался, откровенно отвечая на все вопросы. Я потом на втором проверил его честность, всё совпадало. Почему здесь оказался катер и что содержалось в ящиках, стало ясно. Всё оказалось предельно просто, а я-то думал-гадал… На берег были сгружены ящики с киноаппаратурой и высажены шесть кинематографистов: режиссёры, операторы и прочие. Воздухом те опасались лететь, один самолёт с аппаратурой уже подбили, и вот их разными путями, но в основном морем и по реке, и доставили к тому селу. Тем более до этого эта группа находилась в Крыму, где вела съёмку, и морем было их доставить предпочтительнее. А киношники — из Геббельсовой конторы, пропагандисты. Торпедисты доставили груз в один конец и собирались утром возвращаться, так что мы появились вовремя, опоздай на час-другой, и увидели бы пустую пристань.

Допрашивая немцев, я, сверяясь с картой, записывал всё в блокнот: где они были, что видели в портах. Мало ли, нашим информация пригодится для бомбёжки важных терминалов или заправочных узлов.

После обеда я вышел на палубу размяться и осмотрел, как наведена маскировка. Ну что скажу: не идеально, конечно, но очень даже неплохо. Указав четыре места, где нужно её поправить, я до наступления темноты дал всем отдых.

* * *

Дёрнувшись, я чуть не ударился о койку над головой — тут всего полметра было между ними, в три уровня койки, тесно. Капитанскую каюту занял Лазарев — как я и обещал, он стал капитаном торпедного катера и осваивался на борту. Насколько я понял, все моряки, что тут были, — это костяк команды. Главстаршина теперь зам Лазарева. Надо будет прикинуть и подумать, где добыть моряков. С той колонной военнопленных нам просто повезло, что там вообще моряки были. Вряд ли такое везение будет и дальше. С генералами мы не оговаривали, что если они встретят моряков, то направляли бы их к нам.

Вахтенный матрос, разбудивший меня, показал на часы. Время.

Часы были у всех моряков, теперь у всех. Трофеи я раздавал щедро. Тем, кто их добыл, тому они и принадлежат. Более того, ещё до посадки в грузовик я велел всем построиться и двинул такую речь:

— Товарищи краснофлотцы и красноармейцы. Дело, которое вскоре нам предстоит, опасное, однако я в вас верю. И я, как командир, беря на себя ответственность, решил возродить традиции прошлого. Если кто не знает: при абордаже чужого судна или военного корабля, это судно даётся на разграбление абордажникам. Слово «разграбление» мне не нравится, но согласно прошлым традициям всё, что абордажник может унести в руках, это всё его, и капитан или другие офицеры, в данном случае красные командиры флота, претендовать на это не могут, если они сами не пристрелили того, на ком находятся эти трофеи. Закон трофея священен: с немца, которого убили лично вы, можете взять себе всё, кроме оружия. Пистолетов и ножей это не касается. Если немца застрелило сразу несколько человек, то делится всё поровну между стрелками, судьёй для дележа, если сами справиться не можете, можно позвать какого другого моряка. Повторяю, всё с тел своих убитых — это ваше, с тел чужих можете снять, только чтобы передать владельцу, если он сам этого сделать не может. Заберёте себе — это мародёрство со всеми отсюда вытекающими. Надеюсь, всё понятно?

— Понятно! — хором откликнулся строй.

Стоит ли говорить, что матросы и бойцы, обыскивая тела убитых, снимали всё. Ане были честно принесены вещи четверых немецких моряков и ранец, куда она всё это может сложить. Быстро парни приняли новые правила, видимо, они им понравились. Ну а кому это претит, могут отдать свои трофеи товарищам. Вряд ли они будут против. Крысятничества не было, а у моряков изрядно прибавилось личных вещей. Как те же наручные часы или губные гармошки, сигареты и зажигалки, хотя и не все курили.

Вот и у этого вахтенного сверкали на кисти левой руки трофейные часы. Кивнув ему, что встаю, я собрался и поднялся в рубку. Помогать Лазареву не требовалось, он здешнее русло Дона знал как свои пять пальцев, не раз дозорную службу нёс, пока катер не потерял. Поэтому мы в темноте аккуратно задним ходом, порыкивая дизелями, вышли из протоки и, развернувшись, пошли вниз по реке до места стоянки. То, что там всё должно быть в порядке, мы были в некоторой степени уверены. Дежурства в радиорубке были распределены между бойцами и Аней. Нет-нет они да выходили на волну, на которую была настроена радиостанция на буксире. Юра более-менее умел с ней работать, так что тревогу он мог поднять, предупреждая нас. Кстати, изредка заходя в рубку, где были слышны немецкие нешифрованные передачи, я наконец развеял своё сомнение: все аэродромы были уничтожены. Ай да генералы! Более того, немцы сообщали о многочисленных пропажах своих небольших подразделений и нескольких колонн с военнопленными. Тела конвойных найдены не были. Ну это, может, и о других колоннах, например, которую я со старшиной-разведчиком освободил или в которой генералов вели, поди разбери, но то, что обе мангруппы действуют и вполне неплохо, это факт.

Опознались мы, трижды мигнув фонариком в сторону стоянки, и с десятисекундной заминкой нам ответили — три быстрых мигания, одно длинное и одно быстрое. Всё правильно. Если стоянка захвачена, дед, а именно он знал сигнал опознавания, сообщит без последнего, это означает, что там чужаки. Мы в ответ на правильный отзыв дважды быстро мигнули, это тоже обговорено, сообщая, что точно свои. Катер, урча двигателями, причалил к борту бронекатера Фадеева. Я сразу стал отдавать приказы:

— Всем подъём, готовимся к срочному отходу. Раненых на буксир, пусть медики ими займутся. Ящики с патронами на барже?

— Да, все перетащили, — сообщил дед, обнимая меня. — Только машина с пулемётами сломалась, так мы их сняли и перенесли на баржу, поэтому с берега на судно ничего заводить не нужно.

— Ладно. Центровку погрузки проверял?

— Да, ходил с твоим прибором. Пришлось перекладывать некоторые вещи, но баржа стоит ровно.

— Отлично. Всё, отходим.

Пока было время, я собрал совещание командиров. Кроме меня — дед, Лазарев и Фадеев. Последние пребывали в изрядном удивлении, куда это мы несёмся сломя голову? Снова какое дело или боевая операция? Зачем тогда буксир берём, который у нас как тыл? Совсем непонятно. Да и место для тайной стоянки здесь замечательное.

— Мы уходим в Азовское море, — сказал я, когда все расселись, отчего тут же воцарилась полная тишина, нарушаемая топотом команды над головой и рёвом запущенных двигателей, прогреваемых после долгой стоянки.

— Не понимаю, мы же хотели уйти к нашим в акваторию Волги? — проговорил Фадеев.

В отличие от него Лазарев, бросающий на меня задумчивые взгляды, сообразил, что к чему, тем более он был свидетелем событий.

— Мы не сможем уйти по Дону к нашим. Река перегорожена. После подрыва моста пройти можно только через один пролёт. А над другими рухнули перекрытия и настил полотна. Там же, где можно пройти, не пройдёт буксир. Как я понимаю, Александр его не бросит, как и баржу. Она там тоже не протиснется. Единственный выход к нашим — Азовское море через Керченский пролив. Только зачем такая спешка?

— Когда я со штурмовиками общался, то свой позывной и фамилию с именем засветил. Иначе они меня не послушали бы, а так был шанс, и он сработал. А немцы не дураки и дважды два быстро вычислят. День мы потеряли, а ночь я терять не хочу.

— Засветил? — не понял Лазарев. — Это как плёнку засветить?..

— Правильное сравнение, — кивнул я. — Я как бы засветился перед всеми. Все обо мне слышали. Как маяк в ночи, мол — я тут. Нужно поторопиться, немцы поймут, что через мост мы не проходили, где-то здесь стоим, сообразят, что мы где-то в Азовском море и перекроют Керченский пролив. Хотя они его и так перекроют. До него мы дойти не успеем, перехватят. Как засекут, авиацию натравят. Мы им как кость в горле. Но Азовское море — это не Дон, спрятаться можно много где и осматривать им придётся огромные площади. Тем более у меня имеются некоторые планы насчёт северного побережья моря.

— А западное? Тот же Ейск, например? — поинтересовался лейтенант.

— Если бы немцы с катера там бывали, я сам туда пошёл бы, но они туда не заходили. Красться будем редко, только тёмными ночами и недалеко от побережья. Но подальше от наблюдателей на берегу, чтобы не засекли. Укрываться будем в пустых бухтах с маскировкой. Всем всё ясно? Тогда обговорим, как будем проходить под двумя мостами и мимо Ростова. Причём пройти мы должны так, чтобы о нас не должны ни знать, ни даже заметить.

— Тучи луну закрыли, самое то для тихого прохода мимо города, — задумался Лазарев. — Вот мосты только…

— Точно.

— Один из мостов, железнодорожный, немцы взяли целым, а вот второй, как я понимаю, автомобильный понтонный. Как его проходить будем? — посмотрел на меня лейтенант.

Вопрос Фадеева был в самую тему. Охрана имелась у обоих мостов, значит, они не могут не заметить, как мы проходим. Это не мимо города, набрав скорость, дрейфовать по течению с двигателями на холостом ходу. Их так еле слышно. Тут думать надо. Один мост перед городом, можно сказать, в черте, второй — за ним. Когда мы угоняли трофеи, то благополучно прошли мост, там переполох у охраны поднялся, только когда в порту склад рванул. А потом, когда мы шифровку с катера у города отправляли, в километре от моста стояли. Ближе было не подойти, заметить могли.

— Проходить мы их будем, когда диверсанты уничтожат эти мосты.

— Там будут диверсанты? — оживился Фадеев.

— Конечно. Это мы и есть, — засмеялся я. — Ладно, не доходя до первого моста, встаём борт о борт вот тут, видите, делаю метку на карте, там снова соберём совещание.

— До утра не успеем, — сделав метку и на своей карте, покачал головой Лазарев.

— Я знаю, но я и не надеялся, что мы вот так пройдём.

— А может нагло, под видом немцев? Как у моста это сделали. Те ведь как-то опознавались?

— Немцы днём там проходили. Не наш случай. Да и сигналы мы не знаем. Всадят нам в борт снаряд, и пойдём ко дну. Не-е, тихо пойдём. Если за эту ночь не успеем, у нас следующие есть.

— А группы генералов? — вдруг за всё время совещания произнёс дед. — Они нам помочь могут?

— Могут, но вызывать их я не буду. Это всё равно что подставить их. Сами справимся. То, что нас мало, — это не та проблема, о которой стоит волноваться. Команды доберём за счёт освобождённых. Меня беспокоит то, что топлива до наших едва хватит. А если какой форс-мажор? Значит, будем добывать, как и продовольствие. Его примерно на столько же дней нужно. Сейчас же важно уйти ближе к Ростову и укрыться. Там нас в первое время меньше всего будут искать. Главное, чтобы местные жители на стоянку не наткнулись. Люди разные бывают. Ладно, вон Юра сообщил уже, что все корабли готовы покинуть стоянку. Расходимся, товарищи командиры. Что нужно делать, все знают.

— Кстати, — обернулся в дверях Лазарев. — А правда, что мы скоро станем офицерами?

— Расползлось уже, — проворчал я себе под нос, но всё же утвердительно кивнул. — Зимой должны объявить и начать переоснащение армии и флота.

— Ясно. Вот же, золотопогонником буду. Кто бы подумал? — покачав головой, Лазарев следом за мичманом покинул каюту.

Команды на всех четырёх теперь кораблях были перетасованы. Но мои все со мной и остались, как и раненые и медики. Остальные же, включая армейцев, были распределены по другим кораблям. Больше всего людей было на барже — двадцать два человека. Лёха там так и командовал. Экипаж — два человека, остальные — расчёты зениток. Основная наша огневая мощь. На обоих катерах — по десять моряков и командиры. Чисто перегонная команда, вести бой с них невозможно, людей нет. Едва-едва нацарапали по одному расчёту. Однако я собирался исправить это упущение.

Когда я поднимался в рубку, меня отловила Зимина, её от усталости даже немного шатало. Она доложила, что раненые осмотрены, матрос прооперирован. Я поблагодарил врача и отправил отдыхать.

После получаса манёвров, взяв на буксир баржу, мы направились в сторону Ростова. Впереди шёл катер Фадеева, осуществляя разведку, проверяя, нет ли впереди чего проблемного.

* * *

До первого моста мы добрались нормально. И вот первая неожиданность: тот был изрядно разворочен, и там шли восстановительные работы. Даже сейчас, ночью. Похоже, авиация поработала. Фадеев, который подходил ближе, укрываясь прибрежным кустарником, смог рассмотреть всё достаточно подробно. Там вовсю использовали прожекторы. Но гасили их, если слышался шум авиационных моторов.

Мы опять же собрались в кают-компании. Фадеев доложил, что трёх пролётов как не бывало, четвёртый едва держится, да и один бык повреждён, а у моста стоит какое-то судно, но какое, он не понял, не различить в темноте. Оно в полосу света от моста не попадало. Только и смог рассмотреть тёмную массу.

— Похоже, тут бомбардировщики поработали.

Подошедший Волк положил голову мне на колено и слегка боднул лбом. Мол, чего сидишь? Гладь.

— Так, разведку провели, теперь нужно искать место для дневной стоянки.

— Командир, — обратился мичман, — с этим я могу помочь. В том месте, откуда я наблюдал за мостом, имеется подобие лагуны. Проверял, глубина подходящая, больше трёх метров. Если потесниться, то все встанем.

— Нас с моста увидят?

— Верхушки мачт если только разглядеть можно будет. Но они у нас деревьями хорошо замаскированы. А вокруг лагуны лес растёт, встанем, как стояли там. Вольёмся, как ты говоришь, в берег.

— Угу. Всё же нужно самому посмотреть… Вахтенный!

На мой окрик в кают-компанию заглянул Игорь.

— Чего?

— Шлюпку малую спусти и вёсла приготовь.

— Есть.

Изучать место мы отправились с Лазаревым, Игорь на вёслах. Лагуна была отличная, грузик на верёвочке показывал, что глубина подходящая. Так что мы вернулись обратно и направились к стоянке уже все вместе. Сперва баржу загнали, причём так, чтобы аппарель можно на берег спустить. Правда, он тут не очень удобный. Обрывистый, глинистый, но широкий. Потом буксир встал между кормой баржи и правым мысом. И к их бортам причалили оба катера, закрывая нас от глаз с противоположного берега и с Дона. До утра мы обновляли маскировку и, удовлетворённые проделанной работой, отправились спать.

— Саша, проснись. — Я почувствовал, как меня трясут.

Будить меня пришёл дед, он сейчас вахтенный.

— Что, уже двенадцать? — открыл я глаза и широко зевнул.

— Да. Юра ждёт. Мотоцикл твой спустили на берег и подняли на склон. В лесу стоит, его там часовой охраняет из бойцов с баржи. Ты куда собрался-то с нашим боцманом?

— Нужен язык и при возможности изыщу людей для команд. Есть пара идей, — садясь на кровати, объяснил я.

Дед не уходил, пока я занимался утренними процедурами.

— Мотоцикл — это хорошо, но пуля быстрее, поэтому не торопись и каждое дело сначала тщательно обдумывай.

— Я так и делаю, деда, ты же знаешь.

— Знаю, но напомнить никогда не помешает. Командовать группой кораблей, да ещё пятью десятками людей не просто.

— Деда, ты разве забыл? Я же Адмирал. Не волнуйся.

Я надел свой ставший форменным чёрный технический комбинезон, пояс с подсумками и кобурой пистолета, наплечные ремни которого были от немецкой сбруи. Винтовку не взял, пусть пока в каюте в шкафу постоит.

Мы прошли в кают-компанию. Народу там было не так и много, все из моей команды и три девушки-медички. Мы вообще старались никак себя не демаскировать, даже дымом из трубы камбуза, поэтому завтрак и обед приготовили ещё ночью, но и тёплый он отлично пошёл. Борщ чуть подогрели с помощью лучин. Так что мы с Юрой быстро поели и, попив чаю, направились на берег. Я лишь снова в свою каюту зашёл, передумал, двух автоматов мало. Винтовку лучше взять и пару гранат. Потом отдал несколько распоряжений Лазареву, он за старшего оставался, и, пробежав по сходням на берег, направился к мотоциклу. А распоряжения были обычными: себя не демаскировать, если через двое суток не вернёмся, это крайний срок, уходить к нашим. Командование переходит Лазареву.

Юрка ждал у мотоцикла. Из всех наличных людей под моим началом он единственный был худ и мало весил, при этом я знал, чего он стоит. После той езды со старшиной я зарёкся возить кого за спиной сильно тяжелее себя. А Юра если и был тяжелее, то килограмм на пять, не более. Он был одет так же, как я, разве что голова не покрыта, на поясе подсумки с магазинами к МП, который у него на плече висел. В отличие от меня у него сбруя полностью была немецкой, не переделанной. Насколько я знал, у него ещё был вальтер в кармане, и на поясе висел нож. Гранат не было, он их, откровенно говоря, опасался и не носил.

— Едем? — спросил Юра, когда я подошёл.

— Не едем, а толкаем. До опушки. Двинули.

Мотоцикл действительно был лёгкий, без труда шёл даже по мягкому лесному грунту с нашими с Юрой совместными усилиями. До опушки оказалось далеко, около километра. Там уже вилась полевая дорога, а слева вдали была видна насыпь железной дороги. Глянув в бинокль, я рассмотрел патруль из двух солдат, которые неторопливо шли по колее. Ну да, партизаны хорошо работают, рвут мосты вместе с чугункой и составами с огоньком. В прямом и переносном смысле. В моей истории партизаны так работать начали к сорок третьему, в сорок втором тише было, а сейчас воюют так, что только дым стоит, настоящую рельсовую войну ведут. Насчёт местных партизан ничего не скажу, не знаю даже, есть ли они на этих недавно захваченных территориях, но в других местах немцам уже сейчас кисло.

Как только мы прислонили мотоцикл к одному из деревьев, Юра тут же снял фляжку с пояса и жадно к ней присосался. Пришлось указать на это:

— Юр, я тебя для чего взял? Чтобы ты носом во все стороны крутил. Ты, как охранник, должен видеть всё вокруг, оружие наготове держать. А ты? Всё бросил, ни на что не смотришь, воду хлещешь. Даже справляя нужду, ты должен смотреть по сторонам и оружие наготове держать. Якши?

— Понял-понял, извини, больше не повторится.

— Надеюсь. Давай понаблюдай, а я ещё раз на карту гляну.

Недовольно бурча, я достал карту из планшета и, сверяясь с ней, стал в бинокль изучать окрестности.

Да тут и не ошибёшься: мост рядом, а он железобетонный ориентир. Однако я смотрел не на насыпь с рельсами, а в сторону крыш хат небольшой деревеньки, скрытой от нас яблоневыми садами. Ну да, так и есть, километра три до неё. Объехать можно по полевой дороге, дальше были поля, переходящие в местные степи, по ним и поедем.

Фуражку я сменил на немецкий мотоциклетный шлем с очками, у Юры был такой же, мы оседлали нашего двухколёсного коня и, выехав из леса, покатили по полевой дороге в сторону от деревни. На перекрёстке свернули, чтобы обогнуть деревню. Пару раз деревенские попадались, но мы их не заинтересовали, ну едут два малорослых худых немца в бесформенных чёрных комбинезонах и едут. Проверку на местных мы выдержали, что не могло не радовать, так что я только прибавил газу и на пятидесяти километрах в час уходил всё дальше и дальше от Дона.

Уехать от деревни успели километров на семь, когда я понял, что скоро нам предстоит более серьёзная проверка. На бывших хозяевах этого средства передвижения, солдатах вермахта. И что фигово, стрелять нельзя, вблизи дорога, и там было движение. Ничего, подаренный наган всё так же со мной.

Мы ехали по дороге и, когда проезжали неохраняемую дамбу, слева на небольшом песчаном пляже увидели четырёх немцев и «опель-кадет». На берегу горел костёр, похоже, обед готовят, котёл только с огня сняли. На берегу два офицера, не разгляжу при движении, в каких званиях, и двое рядовых вроде, что и суетились по хозяйству — один у костра, другой готовил стол, расстелив на песке скатерть. Именно он и рванул по берегу в нашу сторону, махая руками. Что ему было нужно, непонятно, но, судя по веселью офицеров, они ожидали увидеть цирк. Немец не успел выбежать на дорогу, выходящую с дамбы, мы пролетели мимо, но, подумав, я развернулся и, выехав на накатанную тропинку, похоже, это место отдыха пользуется спросом, через кустарник подъехал к пляжу. Юре я успел крикнуть, что немцы — мои, пусть тылы страхует.

Лица немцев всё больше вытягивались, когда они с изумлением рассматривали нас, пытаясь сообразить, кто мы такие. А я из расстёгнутого ворота комбинезона выхватил наган и трижды выстрелил, завалив обоих рядовых и лейтенанта. Заглушив двигатель и держа второго офицера на прицеле, я подошёл к нему.

— Кто вы и чего вам надо? — поинтересовался немецкий пехотный капитан, оправившись от изумления.

Не отвечая ему, я пожаловался Юре:

— Три патрона к нагану осталось. Ни у кого наших таких патронов нет, даже у мичмана с лейтенантом тэтэхи, а у остальных — трофеи.

— Надо было у разведчиков побольше просить.

— Они и так дали даже больше, чем могли, у самих запасы не резиновые.

— Да кто вы такие, чёрт возьми?! — повысил голос немец. — Вы русские?

— Что этому гаду надо? — спросил Юра, кивнув на языка.

— Что ему надо, мне глубоко начхать. Он мне нужен как источник информации. Ты поглядывай по сторонам, собери все трофеи — что брать, уже хорошо знаешь, и в багажник машины убери. Жратву и котелок с той похлёбкой тоже. Только крышкой накрой и поставь так, чтобы не опрокинулся.

— Машину берём?

— А то как же! Спрячем пока, на обратном пути заберём. Мотоцикл нам сейчас предпочтительнее. Он более мобильный. Кстати, посмотри в машине… Мы когда ехали, водитель винтовку убирал. Показалось мне или нет, что она снайперская?

— Так вот ты из-за чего к немцам свернул, я думал, действительно, из-за машины и бензина… Нашёл, вот она, — выбравшись задом из машины, показал тот СВТ с оптическим прицелом. — Наша, трофейная похоже.

— Значит, не показалось. Хорошо, — сказал я и повернулся к немцу: пора провести допрос, но оказалось, Юра нашёл ещё не всё.

— Смотри, тут два нагана с кобурами и ТТ. Все странные, я такие и не видел.

Посмотрев на оружие, я сразу опознал эти эксклюзивные образцы.

— Видимо, склад наш какой ломанули, подарочное оружие. Генеральское. Видишь, отделка какая?

— Тут ещё ППД и ППШ, винтовка и карабин Мосина. О, я такую только на картинках видел, АВС… а в багажнике патроны… О, тут мишени есть…

— Так они решили из трофеев на пикнике пострелять, — наконец сообразил я, откуда в машине столько оружия, а главное — боеприпасов. — Понюхай стволы, стреляли?

— Нет, чистые, — сообщил тот. — Не успели, наверное.

Поинтересовавшись об оружии у гауптмана, я подтвердил свои догадки. Его зам достал советское оружие, то разнообразие, которое смог, и они решили пострелять. Кстати, остановить нас пытались по пустяку. Лейтенант курил, а пачка закончилась, у него, как говорится, уши пухли, а остальные не курили. Вот тот и отправил солдата к нам, сигаретку стрельнуть.

— Откуда будете?.. Где службу проходите? — продолжил я допрос и заметил, что немца бьёт крупная дрожь, которую он пытается остановить, но у него ничего не получалось.

— Я командую охранным подразделением, — не сразу сообщил тот.

— Охранная дивизия? Отлично, значит, язык вы ценный… Юр, документы мне дай.

Напарник протянул мне удостоверение. Быстро пролистав его, я поднял взгляд на гауптмана. Тот, видимо, всё понял, дёрнулся, но пуля из нагана прилетела ему в ногу. Навскидку я тоже очень хорошо стреляю.

— Патроны мне от нагана поищи, — зло сплюнув, немного резковато приказал я напарнику. — Два осталось.

— Ты чего его?

— Этот скот — командир лагеря для военнопленных. То-то он так изворачивался, чтобы не сообщать, кто он. Не дурак. И оружие его забери, обыщи. Я подержу на прицеле.

— Гнида. — Юра пнул в бок офицера, отчего тот взвизгнул, видимо, в рану отдало, которую он зажимал.

Юра разоружил его и, не церемонясь, снял всё ценное.

— Мотоциклы! — вдруг рявкнул он и указал на дорогу, по которой мы приехали.

— Прячем немца и тела, — сразу сориентировался я.

Мы подхватили гауптмана, Юра ему уже жгут на ногу наложил, и оттащили за машину. Два тела — в кусты, а одного посадили у бывшего костра, будто он кашеварил. Юра облокотился о мотоцикл, а я спрятался за машину, держа офицера на прицеле. Это оказался патруль, и та картинка, которую они увидели, их не заинтересовала. Мне показалось, что машина им была знакома, так как с одного мотоцикла приветливо просигналили.

— Пронесло. Дуракам везёт, — пробормотал я и крикнул: — Юр, заканчивай с трофеями! Грузи в машину так, чтобы только водительское место свободное осталось. А тела — в воду.

Пока он возился, я допрашивал гауптмана. Брать штурмом укреплённый лагерь нам вдвоём — глупость, причём опасная. Однако есть у немцев порядок — привлекать к работам на себя пленных. Немец сообщил, куда сегодня отправили четыре группы пленных из его лагеря. Вечером должны вернуться, недалеко работали. Если куда подальше отвозили, то те на месте ночевали, в каком-нибудь сарае под охраной. Заметив, что гауптман иногда отводит взгляд, так делают, когда врут или недоговаривают, ударил его прикладом своей винтовки по раненой ноге и ласковым тоном попросил рассказать всё, мол, пусть покается перед смертью. Ох, как его пробрало! Он не мог не понимать, что шансы выжить у него околонулевые, но ещё на что-то надеялся, а я прямо в лоб заявил, что не жить ему. Таких в плен не берут и в живых не оставляют. Отдать бы его тем, кого он охраняет, ни клочка не осталось бы, голыми руками порвали бы.

Закончив допрос, я достал из-за пазухи револьвер и добил немца.

— Чего он сказал? — подскочил ко мне напарник. — Почему ты ему по ране прикладом бил? Он так орал…

— За дело получил. Давай вяжи к нему груз.

Пока мы топили тела, я описал, что немец сообщил мне напоследок. В лагере у него был барак с военнослужащими РККА женского пола. То, что их охрана пользовала, это понятно. А вчера он передал двенадцать особо буйных, но красивых русских девушек и женщин из этого барака офицерам СС, их рота неподалёку временно встала. Офицеры отдарились русским оружием и ещё кое-чем. Только ожидать обратно девушек не советовали. Мол, после того, как те с ними повеселятся, и хоронить будет нечего. Так что капитан их уже списал, умерли от болезней, как по лагерным документам это всё проходило. Честно говоря, провернул это всё его зам, тот самый лейтенант, гауптман только гешефт снял, но добро дал именно он, это меня и взбеленило. Вот и стал методично бить по ране. Тот орал, терял сознание, приходил в себя и снова орал.

— Что делать дальше будем, наших девчат выручать? — спросил Юра.

— Не думаю, что кто-то жив ещё после проведённой ночи. Но проверить нужно, тут ты прав. Только осторожно, издалека. Целая рота солдат, подготовленная работать против партизан и наших разведгрупп — это очень серьёзный противник и схлестнутся мне с ними не хотелось бы. Из засады если только встретить и проредить по возможности.

— Посмотрим, вдруг какая идея придёт, — откликнулся Юра и кивнул на машину: — Её куда?

— Спрячем с другой стороны берега. Вон в тех кустах. Жди тут, мотоцикл на тропинку откати, чтобы с дороги не видно было.

Сев в машину, я запустил мотор и, развернувшись, на песке это было тяжело, чуть не застрял, выехал на дорогу. Проехал дамбу. К счастью, дорога была пуста, и я загнал машину на удобную полянку, прижав к кустам, и замаскировал её срезанными ветками. Обратно пробежал двухсотметровую дамбу и, добравшись до мотоцикла, завёл его, велев напарнику садиться.

Из трофеев с собой мы ничего не взяли. Я даже на снайперку не покусился, моя винтовка пристрелянная, с точным боем, в ней я уверен, а в той нет. Подарю её Ане, вот уж кто точно оценит такой подарок, так это профессиональный снайпер, счёт которого не меньше, чем у меня. В машине осталась канистра с бензином, с таким же, что у меня в баке мотоцикла… Хм, наверное, надо было её вытащить и спрятать в кустарнике на случай обнаружения машины. Бензин всегда пригодится. Ладно, уже уехали, поздно спохватился.

До расположения эсэсовцев доехали мы благополучно. На картах фельджандармов этого подразделения не было, значит, недавно передислоцировали. Немцев на дороге было полно, носились как наскипидаренные. Нас, видимо, за курьеров принимали, посыльных, и особо не обращали внимания. Я видел нескольких мотоциклистов в таких же чёрных комбезах, как у нас, или похожих, и стал понимать, что мы из-за этого сливались с ними.

Что мне не понравилось на подъезде к селу, где квартировала рота СС и несколько других тыловых подразделений вермахта, так это несколько тонких дымных столбов над ним. Пост на въезде был усиленным. Мы помахали рукой постовым и свернули к яблоневому саду, вплотную примыкающему к одной стороне села. Заехав в сад, я оставил в нём Юрку и побежал к селу. Вскоре мне встретился труп немецкого солдата в одних галифе, в сапогах на босу ногу, но с карабином, зажатым в руке. Перевернул с живота на спину и нашёл жетон. Вытащил карабин, с трудом разжав скрюченные пальцы, и побежал дальше. А когда стали видны плетни ближайших хат, я чутким своим слухом услышал щелчок взводимого курка и в броске с перекатом ушёл в сторону. Но выстрела не последовало, а был удивлённый, хриплый и приглушённый возглас:

— Александр?! Ты, что ли?

Я изумлённо приподнялся: у яблони сидел знакомый сержант в красноармейской форме. Даже пилотка за поясом была.

— Опа! Ты что тут делаешь? — так же негромко спросил я, подходя.

Тот опустил руку с зажатым в ней «люгером», на ногах лежал ещё автомат, немецкий. Только сил воспользоваться им, похоже, у солдата не осталось.

— Ранили меня. Вот, сюда уползти смог.

— Рассказывай, пока я рану осмотрю.

Этого сержанта я хорошо помню, именно ему, когда я освободил со старшиной колонну пленных, перестреляв конвой, велел командовать сборной ротой. Ефремов тогда опросил его, составляя личное дело, потом поговорил с парой бойцов из роты, в которой он служил и с которыми оказался в той колонне, и те охарактеризовали его очень хорошо. Помкомвзвода, не раз участвовал в боях, имел на счету с десяток уничтоженных противников и подбитый танк. Но что меня привлекало, он умел водить машину и мотоцикл. Водители нам нужны были.

Сержант был ранен в ногу, ниже колена. Жгут он сам наложил, потом немного кривую повязку. Срезав её, с просочившейся кровью, я начал накладывать чистую. Ещё дал напиться, фляжка у сержанта была давно пуста, и протянул трофейную шоколадку. Пока я возился с раной, сержант описал, что с ними было. Надо сказать, рассказ был занимательным.

Когда группа генерала Потапова ушла от берега, в которой сержант Андрей Каримов был замкомвзвода, то вскоре они наткнулись на патруль: два мотоцикла и бронетранспортёр. Ушли-то они засветло, так что ещё можно было рассмотреть, кто едет навстречу. Поэтому немцы и оплошали, за своих приняли, и получили залп в упор. Один мотоцикл в хлам, бензин с него слили да пулемёт с боезапасом сняли. А вот бронетранспортёр и второй мотоцикл стали трофеями. Командиры за руль сели, среди простых бойцов не было умельцев управлять. Свежая карта и добытый язык дали возможность прикинуть дальнейшие действия, и группа направилась к большому ангару на краю деревеньки, где содержали во время переходов пленных. Амбар отбили без потерь. В нём оказалось полторы сотни пленных. Час пришлось потратить, чтобы опросить всех. С десяток воевать отказались и сбежали, им вслед стреляли и даже в кого-то попали, а остальных взяли в отряд. Раненых сажали в отбитые у немцев машины, строевым раздали оружие, добытое по пути. Его хватило едва половине, но и это неплохо. Увеличившаяся на несколько единиц автотранспорта и на сотню бойцов группа продолжила рейд. Останавливались у брошенных машин, часть заправляли и включали в колонну. Водителей теперь хватало. Было обнаружено три танка, правда, в строй ввести удалось только два. Потом, направляясь к ближайшему аэродрому, группа атаковала две колонны, шедшие к передовой. Одна везла продовольствие и топливо, так что эта острая проблема была снята надолго. Во второй были боеприпасы к стрелковому оружию и миномётам, тоже пригодится.

Полусонный аэродром атаковали внезапно, подрывая самолёты. Тревога подняться не успела, как группа уничтожила все средства связи, валя телеграфные столбы и расстреляв палатку с радиостанцией. Оборона против танков продержалась недолго, так что вскоре группа, заимев немалые трофеи, пошла дальше и под самое утро атаковала второй аэродром. А после его уничтожения отряд затаился в оврагах, приводя себя в порядок и выслав разведгруппы в разные стороны. Ну и отсыпались конечно же. Кстати, в группе появилась советская полевая кухня. Разведчики приволокли, найдя её среди брошенного армейского имущества РККА. Они же искали брошенную технику и осматривали её. Так было найдено три «тридцатьчетвёрки», одна не на ходу. Нашли снаряды к танкам в грузовиках, и те пополнили боекомплект, включая КВ. Ещё один БТ нашли, целёхонький. Вот так пополняли свои силы.

Отряд в двадцать бойцов в немецкой форме под командованием капитана-разведчика, встав на перекрёстке под видом фельджандармов и пропуская автоколонны, тормознули колонну с военнопленными. Правда, очень крупную, еле справились с охраной. С помощью пленных конвой был уничтожен, тела спрятаны. А саму колонну бегом увели в сторону, укрыв в оврагах. Хорошо сработали, захват прошёл незаметно для немцев.

Прибывшие командиры опрашивали освобождённых и отбирали в группу танкистов, водителей, пулемётчиков и особенно зенитчиков, так как с аэродромов увели три автоматические мелкокалиберные пушечные зенитки. Осталось едва восемьсот человек. Им выдали один мотоцикл с пулемётом, пять грузовиков с припасами и на всех сто единиц огнестрельного оружия, включая два ручных пулемёта и одну «сорокапятку» с тридцатью снарядами. Если ещё оружие нужно, у немцев добыть можно, тут не так далеко склады с трофейным советским вооружением находились. Командовать ими генерал поставил майора из своих, дав в помощь одного капитана и трёх лейтенантов. Дальше сами разберутся.

И тут разведка группы генерала притащила эсэсовца, который и сообщил о наших девушках, отданных из лагеря военнопленных для развлечений роте СС. Как раз стемнело, поэтому все собрались, кроме батальона, и двинули к селу. Окружив его, сразу атаковали. Вот в том бою, под конец, осколок и разворотил ногу сержанту, да ещё чем-то его по голове огрело. Вроде обломка бревна при подрыве хаты, где засели эсэсовцы. Очнувшись через какое-то время, но была ещё ночь, только горевшие хаты и техника освещали округу, сержант по удаляющемуся рёву двигателей понял, что остался один. В ночной суматохе вполне такое могло быть. Он наложил жгут и повязку и приполз в этот пустой сад. Об убитом немце, лежавшем чуть дальше, он и не подозревал.

Кстати, лагерь военнопленных, офицеров которого я уничтожил, тоже планировалось атаковать группой генерала, сержант изучал по карте, как его взвод будет незаметно подбираться к нему, чтобы точным огнём уничтожить пулемётчиков на вышках, но тут того языка притащили. Сержант считал, что его всё равно по пути атакуют и двинут дальше, так что мелькать нам в той стороне не стоит.

Вдруг послышался приближающийся рёв мотоцикла.

— Никак за нами с поста поехали? — пробормотал я и повернулся к раненому. — Жди тут, я быстро.

Вскочив, я побежал обратно к Юре, держа винтовку в левой руке, а револьвер в правой. Что плохо, этот яблоневый сад сажали рядами. Он хоть и большой, но заглянул в такое междурядье — и до конца всё видно. При этом я могу шагнуть в другой ряд, и меня снова не будет видно. Но всё равно не самое хорошее место в прятки играть. А то, что это придётся делать, я уже догадался. Мотоцикл точно ехал к нам. У поста я видел пару таких тяжёлых «Цундапов», думаю, это один из них. Когда немцы будут проезжать по дороге, а ряды были направлены в ту сторону, то увидят не только Юру с мотоциклом, но и меня. Нужно что-то придумать.

Уловив, что рёв мотора совсем близко, я упал на землю и заметил в просвете туннеля впереди, как неторопливо проехал мотоцикл с тремя немцами, которые заглядывали в туннели рядов, но меня, похоже, не заметили, я в своём тёмном комбинезоне слился с почвой. Как немцы проехали, я побежал дальше. Ещё три ряда — и они увидят мотоцикл и Юру. Поэтому я с тоской ожидал автоматную очередь. Если она прозвучит, сержанта мы потеряем, потому что придётся драпать. Чуть позже, как погоню с хвоста сбросим, конечно, вернёмся, но не факт, что немцы в этот раз не прочешут сад. Если они один раз это не сделали, то это не значит, что во второй раз лопухнутся. Тем более должны задуматься, а чего это мы тут делаем. Будет прочёсывание в любом случае, значит, сержанта найдут, в этом и беда. Тот не сдастся, я уже понял его характер. Да и в первый раз он попал в плен не добровольно. Оружия при себе не имел. Там вообще странная история произошла. Рота на речке принимала водные процедуры, на то, что техника по дороге едет, они не обращали внимания, едет и едет, наша, наверное, тем более глубокий тыл. А тут с пяток мотоциклов с немцами и два бронетранспортёра на берег выехали. Отсекали бойцов от оружия, да ещё пару часовых срезали очередями. Вот так вся рота в полном составе и с командиром и попала в плен. Сержант поступил как все: поднял руки и пошёл. Сейчас он такую глупость не совершит, нахлебался за неделю в пересыльном лагере.

Автоматной очереди я не дождался, но услышал, как мотоцикл прекратил реветь на высоких оборотах и застрекотал на холостом ходу. Похоже, как раз у того ряда, где наш мотоцикл стоит. Всё удобство приближения к противнику состояло в том, что ни Юра, ни немцы меня так и не видели, другие ряды закрывали, так что я быстро добежал до стоянки нашего двухколёсного коня. Увидев, как Юра спиной к немцам спокойно собирает в шлем спелые яблоки, крупные с красными боками, только с облегчением вздохнул. Я столько раз ему говорил, что работать надо тихо и стрелять только в самом крайнем случае, вот тот и стал отвлекать внимание тем, что пришло в голову. Зачем, по мнению немцев, мы сюда заехали, если дальше дороги нет и та упиралась в глубокий овраг? Да за яблоками. Вот он и пытался поддерживать эту легенду, придерживая локтём висевший на боку автомат.

Я встал так, чтобы Юра увидел меня в просвет. Парень слегка дёрнулся, но с облегчением улыбнулся и едва заметно кивнул, когда я показал ему знаками, чтобы он продолжал заниматься сбором. От мотоцикла отошло двое, пулемётчик остался в коляске, причём машину водитель поставил так, чтобы в сектор стрельбы пулемёта попадал Юра. Оба немца, окликая Юру, направились к нему, а тот делал вид, что их не слышит. Метнувшись по соседним рядам к опушке, причём часть пути преодолел по-пластунски — никогда так быстро не ползал, но зато остался незамеченным немцами, — я прицелился в левый висок пулемётчика, прямо под каску. Револьвер сухо кашлянул, под тарахтение мотоцикла тот был совсем не слышен. Дёрнув головой вбок, пулемётчик так и остался сидеть, но уже мёртвый. Со стороны это было непонятно. Вскочив, я пробежал по опушке и забежал в ряд с немцами и напарником, возникнув у них за спиной с оружием наготове. Немцы так ничего и не поняли. Первая пуля вошла тому, что был вооружён карабином, в затылок, и он стал молча заваливаться слегка в бок и вперёд, а второму я выстрелил в ногу и в руку, после чего, подскочив, стал помогать Юре вязать немца, сразу сунув в рот кляп. У нас они были заранее подготовлены, как и нарезанные шнуры вязать противника.

— Уф, вовремя ты, — вытерев мокрое от пота лицо, видимо, перенервничал, выдохнул тот.

— Ага. Как услышал мотоцикл, так обратно рванул. Группа генерала Потапова уже тут была, роту на ноль помножила. То есть уничтожила. Подробностей нет. Там один из наших лежит, ты его не знаешь, сержант. Ранен в ногу. Отбился ночью во время боя от своих. Ты возьми мотоциклетный плащ и бегом к нему. На плаще дотащим его сюда. На свежем трофее уедем.

— Хорошо, понял. Он далеко?

— Почти в конце, у края с той стороны сада. Да, там немец ещё дохлый лежит, я рядом карабин прислонил. Прихвати его, пригодится.

— Сделаю.

Сбегав к мотоциклу и забрав свёрнутый тюк плаща, Юра помчался по ряду яблонь. Я же, убедившись, что немец спутан, наложил жгуты на ногу и на руку, чтоб тот кровью не истёк, и пошёл к мотоциклу, собираясь его заглушить. И только сейчас понял, что глушить его как раз не стоит. Видимо, аппарат проходил помимо активной эксплуатации, ещё и ремонт. Заводной ножки не было, как и стартера, похоже, немцы сами заводили его с помощью толкача, только потом занимая свои места. Ругнув немцев, что прикатили на таком поломанном мотоцикле, я побежал следом за Юрой. Трофеи потом соберём, сейчас сержанта нужно дотащить до мотоцикла и усадить его в коляску на место пулемётчика.

Когда я прибежал, Юра уже помог раненому перебраться на плащ, и мы поволокли сержанта к мотоциклу. Тяжело, но дело спорилось. Каримов только зубами скрипел. С двумя передышками дотащили.

— А чего мотоцикл тарабанит? — поинтересовался Юра, когда мы встали у свежего трофея. — Услышат же.

— Потому что поломанный. Если заглушить, потом не заведём.

— А, понятно.

Мы с трудом вытащили пулемётчика и на его место устроили сержанта. Потом раздели все тела — форма пригодится — и собрали всё оружие, тоже в коляску пошло. Наш легковой мотоцикл я уже по собственному опыту поставил между коляской и задним сиденьем, привязав. Юре неудобно будет, но ничего, с одной стороны ноги свесит. Нужно торопиться, скоро эту троицу хватятся, поэтому, пока я допрашивал языка, Юра собирал спелые яблоки нашим раненым да экипажу. Витамины всегда хорошо.

Допрос много времени не занял, немец нехотя, но сотрудничал. Потом я добил его и, сняв путы, махнув рукой садоводу, сел за руль мотоцикла. Юра, ссыпав в багажный отсек яблоки, сел сзади меня. Так, как я ему и советовал, по-женски, ноги с одной стороны. Газанув, я поехал прямо по полю. Слева овраг, справа дорога, но она под наблюдением. Отъедем подальше и вернёмся на дорогу. На сержанта мы сверху накинули мотоциклетный плащ, застегнув, каска и очки на голове, так что со стороны мы особо не привлекали внимания. Ну кроме того, что по пашне ехали подминая рожь. Мотоцикл вездеходный, перетяжелён, поэтому мы катили примерно на тридцати километрах в час. Не знаю, заметили нас или нет, но когда мы ушли в низину и села стало не видно, то выехали на дорогу и попылили по ней, помахав руками парочке грузовиков, набитых солдатами, что проехали навстречу. Те нам тоже посигналили. Да уж, навели панику генералы, немцы так и бегают.

Пляж, где мы немцев положили, был пуст, и мы, проехав дамбу, спустились к кустарнику на той стороне и по тропке добрались до машины. На месте стоит.

Выгрузив трофеи из мотоцикла, сгрузили их в машину и поужинали. Рано пока, время пять часов, но почему нет? Похлёбка остыла, но мы навернули её за милую душу, не забывая о сале, хлебе и свежих овощах. Потом собрались. Каримов подтвердил, что сможет вести машину, раненая нога не помеха, он ею пользоваться не собирался. Я выгнал машину на дорогу, следом вывел продолжавший всё это время тарахтеть мотоцикл с прицепом в виде одиночки, и мы колонной поехали дальше. Юра в этот раз в коляску за пулемёт сел.

Доехали, немцев вообще не встретили, эта дорога у них популярностью не пользовалась. Наблюдатель на опушке нас опознал, хотя Каримов за рулём сидел в френче рядового вермахта. Нам махнули рукой, значит, один из моих приказов выполнили, нашли спуск к воде. Только вот не было у меня в планах лично отгонять технику к судам и по аппарели загонять её на борт баржи. Так что, заехав на опушку к наблюдателю, это был один из бойцов-зенитчиков, я поставил ему задачу бежать к стоянке и привести пару человек, которые могут водить авто и мотоцикл. Пусть осторожно, не привлекая внимания, отгонят технику к нам и заведут её на борт баржи. Я считал, что машины мне пригодятся. Да и чего порожними к нашим идти? Если уж брать трофеи, так брать. Или наши собирать на дороге? Да не-е, немецкие трофеи лучше, они показывают, что мы в тылу воевали.

Оставив Каримова сидеть за рулём машины, мы сняли мотоцикл и, выехав из леса, снова пошли в сторону дамбы. До вечера время ещё есть, должны успеть. Это я о четырёх группах военнопленных, отправленных на разные работы. Все охватить мы просто не успеем, но хотя бы часть возьмём на себя. Например, у ближайшей сейчас велись дорожные работы, выравнивали и засыпали ямы на местах воронок. Тут наша авиация немецкую колонну в пути настигла и хорошо проштурмовала. Только вот дорогу надо в порядок привести, и почти два десятка пленных бегали с тачками, работали лопатами и восстанавливали полотно. Скажу честно, когда мы, сбросив скорость, приближались, я только головой покачал. Наши бы не заморачивались, просто по полю проложили бы в объезд воронок новую колею, и всё, степь голая вокруг насколько хватает взгляда, а эти нет, мало того что воронки засыпали, сливы для воды по краям дороги углубляли, чтобы во время дождя дорогу не затапливало. Вот педанты.

— Что делать будем?! — прокричал в ухо напарник.

— Я скорость сброшу, чтобы подъехать к месту ремонта вместе с тем встречным одиночным грузовиком. У него кунг железный, наверное, штабная машина, солдат в таких не возят. А нам машину надо, будем брать. Останавливаемся у края, рядом с охранником, и откроем огонь. Ты по тем троим, что отдыхают под навесом в стороне, а я по обоим охранникам, что за работами следят, и по машине. Потом подстрахуешь меня. Понял?

— Да.

— Мотоцикл держи, когда бой начнётся.

— Хорошо.

Так тихо и неторопливо мы подъехали к месту и встали. Охранник, выполняющий роль регулировщика, поднял руку, останавливая нас и пропуская первым грузовик. В кабине кроме водителя сидел офицер. Точно штабная. Сам солдат на нас даже не посмотрел, его внимание было на пленных и приближающемся грузовике. Так, лишь мельком оглянулся, определить свои или нет, и продолжал наблюдать.

— Работаем! — громко сказал я и, достав парабеллум, открыл огонь.

Первая пуля вошла в затылок немцу, до него метров шесть было, вторая — в дальнего охранника. Пятьдесят метров, но справился, и тот стал заваливаться на спину. Так падают только убитые, не пытаясь сгруппироваться. Даже раненые падают осторожно. Опытному взгляду это видно. И следующие две пули в лобовые стёкла приближающегося грузовика. Их два, они разделены были. Все четыре выстрела были сделаны очень быстро, то есть после того, как грохнул четвёртый выстрел, начал стрелять Юра. Немцы под навесом уже вскакивали с оружием в руках, когда двоих с ног сбила длинная очередь, ну а третьего снял я. Расстояние позволяло. Ствол автомата у напарника задрался, и если первыми пулями ему повезло двоих свалить, то дальше всё ушло в молоко.

Отталкиваясь ногами, я отвёл мотоцикл в сторону, Юра уже соскочил и пропустил медленно катившийся и дёргавшийся на скорости «мерседес» мимо себя. Я с некоторым недоумением посмотрел на небольшой знак медицинской службы. Грузовик оказался не штабным. Этого ещё не хватало. Надеюсь, в кузове нет раненых, и я в них не попал. Я же не зверь какой — раненых добивать. Ну, если не в бою и это не мой подранок. Поставив мотоцикл на подножку, я посмотрел, как двое пленных, которые с первыми выстрелами попадали там, где находились, по-пластунски ползут к дальнему из убитых охранников. За оружием, к гадалке не ходи.

— Построй их в шеренгу и оружие не давай, — махнув в сторону пленных, что глядели на нас, велел я напарнику и побежал к навесу.

Подскочив к водительской двери грузовика, я сделал контроль, пистолет хлопнул дважды. На ходу меняя магазин, я осторожно распахнул заднюю дверцу кунга, там, чтобы подняться наверх, удобно раскладывалась металлическая лестница, но мне она не понадобилась. Оказалось, этот кунг был стоматолога. В центре — зубоврачебное кресло, под потолком на штативе — мощная лампа, на стенах — многочисленные шкафчики со стеклянными дверцами. Инструментов — полно. Значит, тот офицер — зубной врач. Вон оно как вышло. Заминка у меня длилась секунду. Я захлопнул дверь и побежал к навесу, мало ли там недобитки есть, не хотелось схлопотать пулю. Было, аж двое, и оба не жильцы. Проявил милосердие, потратив две пули, и, забрав всё оружие вместе с подсумками, с трудом потащил всё в грузовик. Потом сбегал и забрал карабины охранников.

За это время Юра выполнил мой приказ: выстроил группу военнопленных — двадцать два бойца. А было двадцать три. Я за ним приглядывал, чтобы те на нервах ничего не натворили. Да пленные и сами слышали, что мы свои, на русском перекликаемся. Один в красноармейской форме остался лежать на земле и, судя по вывернутой шее, умер не сам. Юра уже всё узнал и пояснил мне мимоходом, что это старший, бригадир, на немцев работал и парней не жалел. У него плётка была для мотивации работ.

Закончив сбор трофеев, я подбежал к шеренге и громко сказал:

— Товарищи освобождённые! Требуется спрятать тела немцев, и как можно быстрее покинуть это место, пока ещё кто из немцев не появился. Трасса оживлённая.

— Я пыль вижу, кто-то едет, — указал Юра на дорогу со стороны фронта.

— Быстро работаем!

Все тут же забегали. Я отдавал указания, что и кому делать, так что бег принял организованный порядок. Так что, когда подошла колонна, тут будто всё было в порядке. Стоит грузовик, чуть дальше — мотоцикл, двое охраняют военнопленных, ведущих работы по восстановлению полотна. То, что один из охранников вооружён советской винтовкой, никого не смутило. Ими многих вооружали, когда наши склады на границе во множестве захватили. СВТ даже пользовалась популярностью. (Да и в моём том времени пользуется, правда, солдатские цены за неё не скажу, но дорого.)

— Раненых с фронта везут. Потому так медленно едут, — сказал я, когда колонна прошла, и остановил работы.

Снова построили людей в колонну, по двое, Юра сделал вид, что конвоирует их. Я же с помощью трёх пленных поднял мотоцикл в кузов и, запустив двигатель грузовика, неторопливо поехал за бывшими пленными. Как только на трассе показался съезд в сторону Дона, мы свернули. Вокруг сплошные поля, и, отойдя подальше, я остановил колонну и двинул речь:

— Товарищи освобождённые! Говорю один раз, повторять не буду. Мне требуются люди. Подразделение боевое с большим послужным списком. Кто не хочет, может идти к нашим, до них примерно двести километров. Выдам карабин на всех с сотней патронов. Еды подкину. Теперь каждый подходит ко мне, называет свои данные, ВУС и в какой части служил.

То, что среди освобождённых есть двое в советской форме военных моряков, я приметил сразу, так что только руки потирал. Обещал же Лазареву пополнение. Маловато, конечно, но что есть.

Когда все определились, двадцати минут хватило, я сообщил:

— Кто не желает с нами идти, два шага вперёд. Моряков это не касается.

Подумав, трое шагнуло вперёд. Посмотрел по записям: это были стрелок-радист с бомбардировщика, пекарь армейской хлебопекарни и ездовой хозроты стрелковой дивизии.

— Что ж, каждый сам выбирает свой путь.

Я принёс карабин с подсумками, ранец с продовольствием, две фляжки и махнул рукой в сторону фронта — идите. Потом, осмотрев строй, сказал:

— Не все специальности, что вы имеете, мне нужны, но научитесь. Теперь грузимся на машину. Пятеро внутрь, больше не уместятся, остальные в кабину и на крышу кунга. Кто мотоцикл водить умеет?

— Я, — поднял руку один, согласно записанным данным, военврач второго ранга. Майор по-нашему.

Непонятно, что он делал среди рядового состава, видимо, скрывал свои данные, а тут при опросе сообщил, что он врач. Наверное, посчитал, что нам можно доверять. Ещё один врач нам не помешает.

А когда я отдал приказ грузиться, услышал возглас одного из моряков:

— Пыль! Немцы едут!

— Тихо! — рявкнул я, успев опередить начавшуюся было панику: двое схватили карабины с пола кунга грузовика, проверяя, заряжены ли они. В глазах решимость драться до конца.

Велел положить их на место и снова разыграть представление «колонна под охраной». С некоторым трудом, но я заставил себя слушаться. Похоже, пленные сами удивлялись себе: малец какой-то — и командует ими. Поэтому и начали проявлять попытки неповиновения. Правда, и тут немцы помогли, вовремя появились, иначе до бунта недалеко. Был бы бунт, послал бы их подальше и уехал.

Во время общения с пленными шлем я не снимал, но лицо видно — я очки на лоб поднял, но ремень под подбородком, видимо, стягивал немного лицо, поэтому меня никто не узнал. А я не представлялся. Будет интересно провести такой психологический эксперимент. Одно дело — сопляк тринадцатилетний, другое — известный на весь Союз, да что уж говорить, и за границей тоже, певец, композитор и юморист. Много у меня способностей, все и не перечислишь. Моё имя стало работать на меня: представляюсь — и всё, слушают внимательно, готовы выполнять приказы. Я, конечно, немного преувеличиваю. Но сейчас хочу посмотреть взрослых парней и мужчин в, так сказать, их естественной среде. Будут слушать или нет, имеется у меня командная харизма и голос или нет.

А вот раздался тот предупреждающий крик, и все выстроились по моему приказу. Я сменил винтовку на автомат. В схватке, которую я спланировал, ведущая роль будет у автоматического оружия. К сожалению, у конвойных этой группы было четыре карабина, пистолет и автомат. Ну да ладно, я всё равно не собирался никого пока вооружать.

Приглядевшись, я рассмотрел мотоцикл и следующий за ним бронетранспортёр. И описал Юре наши действия. Его — мотоциклисты, а мои — бравые патрульные в бронетранспортёре. Надеюсь, следом никто не едет. Вот будет сюрприз… Технику напарнику велел не вредить, самим пригодится.

Вернувшись по колее, по которой мы приехали, метров на двадцать, я присел и сделал вид, что завязываю шнурок. А что, у меня морские боты, на шнуровке. Почти по ноге. Всего на один размер больше. И даже с некоторым облегчением вздохнул — мотоциклисты проехали мимо, что-то весело мне крикнув, но рёв бронетранспортёра заглушил слова. Было опасение, что они встанут около меня, и тогда мы потеряем преимущество, но они проехали.

Как только мелькнула корма бронетранспортёра, я неторопливо последовал обратно. В этот раз первым должен выступить Юра, это будет мне сигналом открыть огонь по солдатам в десантном отсеке. Чёрт, уже открылись задние двери десантного отсека и оттуда полезли солдаты. Чего Юра тянет? Один встал, собираясь с улыбкой мне что-то сказать, но лицо его вытянулось в недоумении, когда он рассмотрел меня. Это когда я сидел, сложно понять мою фигуру, а тут сразу видно — подросток. В армии вермахта служат подростки? Именно что нет.

Я уже был настолько на взводе, что готов был первым открыть огонь. Поэтому, когда спереди бронетранспортёра, у зубного грузовика, прогрохотала длинная очередь и пошли несколько коротких — о, в этот раз правильно стреляет! — я моментально срезал от живота двух пулемётчиков и этого любопытного короткой очередью, отправив их в мир вечной охоты. Выдернув из-за пояса гранату с длинной ручкой и вырвав шнурок, я стал отсчитывать. На шестой секунде закинул гранату в кузов. Там успели заорать, но тут грохнул разрыв. На бегу пристрелив водителя — из-за чего машина дёрнулась и заглохла, — я с помощью гусеницы взметнулся на правый борт бронетранспортёра и стал длинными очередями поливать копошившуюся серо-бурую от крови массу. Сидя на борту и перезаряжаясь, я громко крикнул:

— Потери есть?!

— Обошлось! — послышалось от Юры.

— Бойцы, ко мне! Немцев раздеть, оружие и боеприпасы собрать. Обувь, кому требуется, снять. Все, кто умеет водить машины и управлять мотоциклом, ко мне.

В этот раз, когда я снял шлем, чтобы вытереть мокрое от пота лицо, меня наконец узнали, но ажиотаж я погасил в зародыше, хотя и подтвердил, что я — это я. Так что дальше парни работали в охотку и с огоньком, подтвердив моё мнение, что абы кому они подчиняться не будут. Кузов бронетранспортёра очистили и даже протёрли пучками травы. Пленные частично переоделись и переобулись. И вооружены теперь все. Насчёт вождения ко мне подошли четверо. Три могли водить машины, из них двое были танкистами, механиками-водителями, и один умел управлять мотоциклом. Это тот военврач. Его на мотоцикл я и посадил. Мой снова подняли в кузов зубного грузовика. Все разместились — большая часть теснились в бронетранспортёре, кто-то сел на мотоцикл, кто-то со мной в кабину грузовика, и таким макаром, не выезжая на трассу и объезжая редкие здесь населённые пункты, по просёлочным дорогам мы доехали до леса. Того самого, за которым Дон и наша стоянка.

Нас тут уже ждали. Проводник вскочил на подножку моей кабины и через открытое окно подсказывал, куда ехать, остальные двигались за мной. Оказалось, моряки срыли лопатами склон, а то он был крут, и теперь получился вполне приличий съезд на глинистый берег. По аппарели мы стали въезжать на борт баржи.

Заглушив двигатель грузовика и перекрикивая рёв мотора бронетранспортёра, который водитель, следуя указаниям одного из матросов, медленно заводил на место стоянки, я велел Лазареву разоружить всех новичков и с Фадеевым подробно опросить их. Я проводил только поверхностный опрос, по данным и военным специальностям. А тут столько новичков… Потом будем распределять их по боевым постам и по кораблям. Список, написанный мной со слов новичков, лейтенанту я уже передал. Ну и Зимину велел позвать. Пусть зубной грузовик принимает, теперь это тоже её имущество, будет отвечать. Стоит сейчас инвентаризацию провести, чтобы знать, что внутри есть. На барже был один из зенитчиков, знающий немецкий, так что переведёт. Я его иногда на рацию сажал немцев слушать.

Посмотрев на весь посадочный бедлам, а ведь всё старались делать тихо, не привлекая внимания, особенно движок «Ганомага» нам помогал, заглушал все звуки своим рёвом, я направился на буксир в радиорубку. Вот-вот стемнеет, а мне ещё нужно одно дело сделать. Насчёт рёва двигателя бронетранспортёра, я не переживал: если охрана и услышит, то за своих примет.

— Командир, — притормозил меня Лазарев на сходнях, переброшенных с баржи на буксир. — Оба моста действуют. Как пойдём?

— Будем авиацию вызывать. Сейчас как раз можно. В сообщении, переданном Караулову, есть информация, что по моему позывному авиация будет отрабатывать в первую очередь. Шифры у меня есть, сейчас напишу и отправлю.

— А в прошлую ночь чего так не сделали?!

— Да не успели бы. Ночи короткие. Пока вызовешь, пока прилетят… Проходили бы мы мимо понтонного моста практически на рассвете — вся операция насмарку. А сейчас должны успеть. И времени будет прилично, полночи, чтобы затеряться в Азовском море. Да и стояли не зря — два десятка пополнения, из них три моряка. Двое военных, правда, с одного эсминца, и один гражданский. Я его себе заберу, был матросом на морском буксире, у меня будет палубным.

— Хорошо. Разрешите идти?

— Да, дел много. Готовьтесь через пару часов покинуть место стоянки.

Придерживая планшет, лейтенант отправился обратно на баржу заниматься пополнением, а я — в радиорубку. На самом деле черновик шифровки у меня был готов, ещё вчера ночью написал, когда мы здесь пришвартовались и закончили маскироваться. Прежде чем лечь спать, за рабочим столом у себя в каюте и написал. А что сразу не отправил — уверен, немцы эфир слушают, не хотел, чтобы они по нему нас обнаружили. А так у них времени мало будет.

Войдя в радиорубку, я в течение десяти минут занимался шифрованием. Не такое и простое дело, тем более с неопытной рукой. Караулов мне всего три урока провёл. Маловато. Отстучал шифровку, я это сделал заметно медленнее подготовленных радистов, но она была короткой: мой позывной и просьба разбомбить такие-то мосты в такое-то время, с разницей в час. Сначала налёт на железнодорожный мост, и пока все очухаются, мы по-тихому пройдём. Надеюсь на это. Ещё надеюсь, что пожаров не будет, которые нас могли бы осветить.

О зенитках я помню. Аня подарок приняла с радостью, уже перебрала СВТ и даже пристреляла винтовку в лесу, отойдя подальше и найдя глубокий овраг. Шлюпка для неё и двух бойцов, что будут в прикрытии, скоро должна отойти. Они спустятся по реке и высадятся вблизи моста, Аня поддержит бомбардировщика. Её задача — уничтожать расчёты зениток. Не думаю, что её помощь сильно скажется, но как соломинка… Может, ещё пулемётный расчёт отправить? Они прикроют нас, пока мы будем проходить мост, и потом на шлюпке нас догонят. У следующего моста операция пройдёт так же. Под прикрытием налёта советской авиации, как раз когда они сделают последнюю штурмовку, мы пройдём уничтоженный мост и уйдём в Азовское море, а там ищи нас свищи. Только в этот раз без десанта на берегу работать будем. Кстати, подсвечивать мосты осветительными ракетами будем мы, я это сообщил в шифровке. Ракеты у нас были среди трофеев. Мост пройдём, когда те погаснут. После них охране будет сложно что-либо рассмотреть. Если только услышат рокот судовых моторов.

Как только шифровка ушла, я посадил на рацию радиста — теперь у нас был настоящий радист, со сбитого бомбардировщика — ловить ответное сообщение, а сам окунулся в суету подготовки к отходу. Поговорил с Аней, и всё же включил в её группу пулемётчиков с МГ. Шлюпка маленькая, но все уместились, и та, отойдя от катера Фадеева, скрылась в темноте, направившись вниз по реке. Осветительные ракеты были у них, подсветят мост. Потом пообщался с Лазаревым, тот закончил с опросом новичков и представил мне их список с предложениями по распределению их по кораблям. Себя он не обидел, обоих военных моряков брал и трёх бойцов — пулемётчика и зенитчиков. Кстати, один из моряков числился в расчёте торпедного аппарата на эсминце, его Лазарев хотел получить обязательно, торпедное оружие было только у него. Ещё бы минёров найти… На катере мины есть, и на барже четыре десятка. Ух, как можно ими воспользоваться! Ничего, мы к нашим ещё не вернулись, что-нибудь да придумаем. А Керченский пролив я заминирую, как и несколько портов. Фарватер. Ночью, по-тихому. Нет, с проливом это я загнул, мин не хватит. Значит, портами будем заниматься.

В общем, мы с лейтенантом начали заниматься распределением людей. На мой баркас шли трое. Это радист, гражданский моряк и военврач. Зимина с последним уже поговорила, квалификацию подтвердила, и до момента возвращения к нашим он будет хирургом в её подчинении, несмотря на разницу в званиях. Да тот и не обиделся. Только рад среди своих оказаться. Сейчас врач мылся и стирался, а девушки-медички были на барже — всё никак не могли закончить инвентаризацию зубного грузовика. Я туда и Юру отправил с наказом, как они закончат, повесить на дверь замок и ключ Зиминой отдать. Раз она отвечает, пусть у неё будет. Не то чтобы я зенитчикам и экипажу не доверял, но раз медицина — значит, спирт. Пусть замок висит.

Так вот, людей мне трое уходило, к Лазареву — пятеро, но больше всех Фадееву — восемь: все три танкиста, два артиллериста в пушечные башни, на корме и на носу, пулемётчик на зенитный крупнокалиберный пулемёт, механик-водитель из артиллерийского гаубичного полка, на тягаче ездил, дизели отлично знает, с его слов, на гражданке приходилось с судовыми работать, его в машинное отделение, и простой стрелок, красноармеец — палубным матросом, людей-то не хватает. Оставшиеся трое были простыми пехотинцами, их на баржу в качестве десанта.

— Чего себе не возьмёшь, например, того же палубного у мичмана? — поинтересовался я.

— Он на яхтах под парусом ходил на озере Ильмень. По мелочи знает. А эта троица воды боится, степные жители, куда их?

— Да, согласен. Ладно, распределяй. Поторопись, пусть на местах осваиваются. Точнее, в кубрик определяй, чтобы просто не мешали. А с завтрашнего дня начнёшь гонять, они должны своё дело знать так, чтобы от зубов отскакивало.

— Сделаем, это мы умеем, — убирая бумаги в планшет, кивнул тот.

— Ладно, расходимся. У нас ещё мороки с подготовкой к отходу много.

Лазарев ушёл, а я пошёл дальше командовать. Пора выводить корабли из лагуны.

Я находился в рубке, когда прибежал Олежек. Радист звал в радиорубку. Он записал сообщение, пришедшее на мой позывной. Прямо сейчас покинуть рубку я не мог: маневрируя на буксире, обходя участки с мелью, я выводил баржу из затона. Тут ещё самый лучший слухач среди моей команды, Егор, сообщил, что слышит, едва-едва, приближающийся рёв авиационных моторов. Весело, значит, наши уже на подлёте? Быстро сработали. И двух часов не прошло с момента отправки сообщения. С учётом того, что штабы работают достаточно медленно, тут, видимо, приложили все силы, чтобы исполнить мою просьбу с возможной скоростью.

Первую волну я чуть позже ждал, и мы не успевали вывести баржу. С другой стороны, ожидать не придётся, пока бомбят мост. Глубина там порядочная согласно данным глубин с карты, даже если обрушатся фермы, а их и не было, немцы сами их срезали и часть полотна сняли, мы всё равно пройдём. У баржи малая осадка, хотя и морское боевое судно, у буксира осадка два метра пятнадцать сантиметров, он большой, ха, тридцать семь метров длины и девять ширины. Я же говорю — морское судно. Пройдём, главное, отвлечь от нас. Связь у немцев наши перережут, если там одна только проводная. Да просто отстрелят провода у столбов, и всё. Это Анина забота.

— Так, Олег, пусть радист принесёт шифровку сюда, я ею позже займусь. Егор! За работу! Если это наши подлетают, а это, похоже, так и есть, нужно успеть вывести баржу.

— Так почти вытащили, — пробурчал тот.

Да, с баржой были некоторые проблемы, и эти проблемы у нас появились из-за трофеев. Бронетранспортёра и другой авто— и мототехники. Мы же к берегу пустую баржу подгоняли, а когда загрузили её, то оказалось, она днищем на грунт легла. Мы это не заметили, наклона не было. Ладно хоть неглубоко, сдёрнули с места рывками. Сначала за нос, потом за корму, не засосало в глину, как я опасался, и вот потихоньку за корму выводим её на фарватер. Сейчас перекинуть буксирные концы на швартовочные тумбы на носу — и всё, мы готовы. Оба боевых катера давно уже стоят чуть дальше, ждут. Тут в темноте попробуй довольно длинное да ещё легкобронированное и тяжёлое судно сдвинь с места. Хорошо, у нас мощный буксир, для него это не проблема, а если бы что другое было? Вот и я думаю, что повезло нам с ним.

Мы как раз выводили баржу, когда авиационные моторы уже стали реветь над нашей головой. Теперь и я их слышал. Для немцев — вдруг, а для нас ожидаемо над мостом взлетели две осветительные ракеты. Надеюсь, мы ночью наших летунов не ослепим, и те отбомбятся точно. Тут начали бить немецкие зенитки, а их там оказалось неожиданно много. Пара прожекторов заработала, правда, недолго. Спасибо десанту. Некоторые зенитки захлёбывались, замолкая, другие нет. В этой какофонии я перестал слышать, как работает наш пулемёт и уж тем более Аня, которые первыми выстрелили в этой схватке, но как упали и загрохотали первые серии бомб, слышали все. По слуху я определил, что бомбёров было семь. Правда, звук моторов накладывался друг на друга, поэтому я могу и ошибиться. А так вроде фронтовые «пешки» работали, дальности вполне хватало.

Когда легла первая серия, мы тихим ходом стали приближаться к мосту. Тут самолёты пошли на второй заход. Или это была вторая волна, непонятно, и доделали дело. Впереди были видны яркие ослепляющие вспышки бомбовых разрывов. Феерично смотрелось, но и радостно на душе. Как я успел рассмотреть, часть бомб легли на берегу в районе батарей. Это хорошо, это я и просил. Может, это и странно звучит, но основная цель, которую я поставил, — уничтожение не моста, это для немцев пусть будет повод, а охраны. Чтобы её полуоглушённые остатки нас не видели. Пусть немцы думают, что советские лётчики промахнулись.

А вот и мост, на берегу и на мосту никаких шевелений. Зенитки смолкли, похоже, подавлены. Первым шёл Лазарев, я за ним, Фадеев замыкал, отстав на полкилометра. Его задача — подобрать наших десантников, не забыв шлюпку. Терять матчасть, даже такую, я не собирался. Когда мы с дедом проводили инвентаризацию всего захваченного имущества, её отметили. Так что эта шлюпка числилась в наших плавсредствах как отдельная единица. Как и лодка. Они не были приписаны ни к одному кораблю, но все находились на буксире. Тут у нас удобная шлюпбалка имелась, чтобы их спускать на воду.

У Лазарева работа серьёзнее, не только проводить разведку по ходу дела, но и замерять глубины. В некоторых местах Дон глубже, чем Азовское море, считающееся самым мелким морем в мире, но и у него встречаются отмели. Мы пока по Дону ходили, пару раз садились. Потом, когда мы моего «Адмирала» потеряли, захватив трофеи, как-то удавалось избегать подобных неприятностей, ну кроме случая с баржой пару часов назад. Вот как на море будет, даже не знаю. Говорю же, мелко там. Хорошо ещё на борту буксира, как и на торпедном катере, были достаточно подробные карты с замерами глубин Азовского моря с указанными метками маршрутов безопасных путей. Их мы будем избегать, мало ли, ещё на немцев наткнёмся. Однако даже на таких глубинах, где не всегда пройдёшь, можно воевать, и я твёрдо собирался это делать. По словам радиста, который приносил мне шифровку, а он мониторил эфир, у немцев серьёзная паника. Жаль, он немецкого не знал, но по интонациям было понятно. Знаток немецкого, кроме меня, в нашей группе был ещё один, но он на барже идёт. Зенитчик. Надо было его к нам на борт забрать, в данной ситуации даже такой набор разведданных для нас очень ценен. Решено, пока будем группироваться перед понтонным мостом, переведу его к нам, пусть вместе с радистом работает.

Мост мы прошли нормально, рядом с ним на берегу что-то горело, кажется, техника, но было тихо. У берега лежала полузатопленная баржа, и ей досталось. Как я понял, на барже было оснащение и инструменты для ремонта моста. Прошли мы спокойно, а чуть позже нас и Фадеев догнал, подойдя к борту и доложив, что группу снял, потерь нет, все вернулись. Шлюпку он пока себе на борт поднял. Приняв информацию, я сосредоточился на управлении. Мимо Ростова-на-Дону мы прокрались, стараясь остаться незамеченными. Тем более повезло, луна была скрыта облаками, и было достаточно темно. Перед мостом, как и планировал, я перевёл переводчика на буксир, и тот теперь с радистом слушал эфир, если что было интересное, то делал записи. Мы ожидали налёта второй волны, дед находился в рубке, а я, спустившись в каюту и включив ночник на рабочем столе, занялся расшифровкой.

Закончив, внимательно изучил её. Хорошо, вторую волну обещали, правда, из четырёх самолётов, больше просто не было, основная сила на железнодорожный мост шла. То, что мы к нашим через Керченский пролив будем прорываться, на Большой земле, похоже, поняли. Более того, ещё и пару попутных заданий дали. Забрать группу численностью в восемь бойцов из-под Бердянска, сигналы для опознавания имелись, и в случае, если удастся выйти в Чёрное море и ускользнуть от глаз немцев, двигаться в Поти, там передать все трофеи подразделениям флота. Ну и разведку высадить. Вот в принципе и всё. Помощь не обещали, видимо, предполагалось, что сами с усами, справимся. Я считал так же, так что был согласен.

Когда послышался гул авиационных моторов, меня вызвали на мостик, где я должен сменить деда. Правда, я сначала подошёл к борту и в рупор окликнул катер Лазарева, там услышали и, подрабатывая двигателями, подошли ближе, практически вплотную, так что я уже мог говорить не надрывая горла. Лейтенант был на ходовом мостике, спустившись, он подошёл к борту. Нас разделяло метра три, слышали мы друг друга хорошо, да и видели тоже. Луна, зараза, показалась.

— Большая земля одобрила выход в Азовское море с последующим прорывом в Чёрное. Только дало попутное задание, которое я решил передать вам. Значит, в районе Бердянска, в тридцати километрах восточнее города, на побережье наша разведгруппа. Восемь человек. Сигнал — два длинных фонариком, три быстрых и один снова длинный. Отзыв: два быстрых, длинный и быстрый, минуту подождать и ещё два быстрых. Всё поняли?

— Понял.

— Как пройдём мост, полный ход к ним. Взять на борт. Место встречи — район Обитоцкой косы, будем укрываться в островах, поросших деревьями, и в камышах. Мы должны успеть дойти до рассвета и замаскироваться, вы тем более. Шлюпку у Фадеева заберите, пригодится.

— Хорошо. Не слишком ли близко к немцам, ведь почти под носом на днёвку встанем?

— Расчёт именно на то, что они нас так близко искать не будут. Всё, готовимся, сейчас летуны работать будут.

Тут поработали настоящие ювелиры бомбовых ударов. На подлёте вперёд вырвался один из самолётов и, спикировав, завалившись на одно крыло, точно накрыл бомбами мост с потоком техники. Попадания было три, и несколько водных столбов рядом, которые тоже поспособствовали затоплению некоторых понтонов. Разорванный в двух местах мост стал дрейфовать вниз по реке, а те части, что соединены с берегом, слегка развернулись по течению. Нам открылся шикарный путь к выходу, но мы пока стояли, прижавшись к берегу, на его фоне нас было не видно, и издалека наблюдали за тем, что будет происходить дальше.

Три оставшиеся «пешки» нанесли бомбово-штурмовой удар по обоим берегам, выбивая охрану и зенитные средства, и мы пошли к мосту. На берегу что-то взрывалось и горело. Нас осветило, но мы ушли. Но когда проходили мимо дрейфующего куска из трёх понтонов, на котором замерли два грузовика, мы не удержались. Я довернул к нему и велел подготовиться десантной группе на барже. Десятка бойцов хватит, кроме водителей там никого не было. Да и те, видя наше приближение, попрыгали в воду и погребли к берегу. Первым подошедший Фадеев взял понтон на буксир, а наши десантники, которым не удалось поучаствовать в абордаже, стали расходиться.

Лазарев, как прошёл мост, дал по газам и скрылся в темноте, хотя мы тоже старались идти на максимальном ходу. Судя по карте, в одном месте было узкое русло, и я решил затопить там понтоны, чтобы создать проблемы с судоходством на реке. Пока шли, двое матросов Фадеева изучили трофеи. Грузовики близкими разрывами, конечно, помяло, но снять с них можно было много что. В обоих кузовах — продовольствие: консервы, крупы… Повезло с этим, редкая находка. Поэтому, когда мы дошли до места, начался аврал. Всё с грузовиков перетащили на баржу, чуть ли не голые скелеты остались. У нас уже один такой стоит, это я о зубном грузовике, вот, запасные детали и колёса теперь есть, даже двигатели наполовину разобрали.

Понтоны топили подрывами с помощью шашек, они так в связке под воду и ушли поперёк фарватера. Я сам это не видел, сразу после погрузки мы направились дальше, всё же скорости несравнимы с катером. Потом Фадеев догнал и доложил.

И вот Азовское море, оба берега раздались в стороны, и я увидел бескрайние воды, серебрившиеся при свете луны. А вот это плохо, можно легко нас рассмотреть.

— Никак самолёт? — прислушался стоявший в дверном проёме рубки Игорь.

Все остальные давно спали, был отбой по кораблям, бодрствовали только вахтенные. В данном случае это мы с Игорем.

— Какие ещё самолёты? Наши генералы их уничтожили, — посмотрел я на него.

— Так гудит же.

— Хм. Аэродром остался только один, но транспортный. Возможно, даже скорее всего, так и есть, у них имеется один, а то и два «шторьха». Его вполне могут выслать на наш поиск. А тот наведёт кригсмарине, что тут могут находиться. Фигово. Давай объявляй боевую тревогу. Всем по боевым постам. Отражение с воздуха. Да, и передай, пусть подпустят поближе и врежут наверняка.

— Ага, — кивнул тот и убежал.

Почти сразу на корабле несколько раз взвыл ревун, схожие слышались на катере и барже, все готовились к уничтожению разведчика. Вопрос отогнать не стоял, только сбить. Я вёл буксир прямо, берег уже остался позади едва видимой чёрточкой, но затеряться в хоть и небольшом, но море не удалось, нашли. Если Игорь слышит гул моторов, значит, тот нас уже видит и летит поближе, чтобы рассмотреть.

Первыми захлопали автоматические зенитки, потом и наши ДШК стали подавать голос короткими очередями, всё как я учил. Сбили сразу, наверное, с испугу. Разваливаясь в воздухе, тот рухнул в воду. Ни лётчика, ничего подобрать не удалось. Фадеев ходил к месту падения самолёта, но обнаружил лишь мелкие обломки, сохраняющие плавучесть. Осталось только надеяться, что на самолёте не стояло радиостанции и наше местоположение ещё не знают, но с курса я всё же свернул, сближаясь с северным берегом, собираясь пройти вблизи Бердянска.

Кстати, по силуэту в разведчике опознали «шторьх». Но я это и так знал, слышал приблизившийся гул мотора и опознал по нему. Все, кто стрелял, жаловались: они успевали только выпустить первые очереди, как вспышки своих же выстрелов их напрочь ослепили, и долгоиграющие солнечные зайчики не давали дальше стрелять. С этим были согласны все наводчики.

Дальше был отбой, и мы пошли на максимальный скорости, которую могли развить. Обойдя косу, нашли несколько островов, и один, самый большой, с нашей помощью увеличил свою площадь и заимел ещё несколько десятков деревьев. Когда мы маскировались, наблюдатели засекли катер Лазарева. Разведчиков он снял. Правда, по секрету сказал, что они какие-то странные — оружия почти не было, четыре женщины, двое пожилых мужчин, на учёных похожи, и всего два бойца. Вот последние как раз, наверное, и есть настоящие разведчики. Но тоже были в гражданке. Их разместили в кубрике у Лазарева. Единственно, что известно об этой группе, — командира, одного из разведчиков в цивиле, звали капитан Романов. Вроде действительно наши, а так фиг поймёшь. Сигналы с берега подавали правильные. Причём, как сообщил Лазарев, они ждали спасения, два гидросамолёта, которые, видимо, за ними вылететь не смогли, но никак не наших моряков на трофейном катере. Чуть от неожиданности до стрельбы не дошло. О том, что катер их подберёт, эта группа не знала, наврали мне в шифровке, что нас будут ждать.

Проснулся я ближе к обеду. Я потянулся и, привстав на локтях, посмотрел на время. Три часа дня. Да уж, дал я храпака. А что, тем и отличаюсь от подчинённых: дал задание — и отдыхай. Надеюсь, дед закончил с инвентаризацией имущества. Я велел ему всё пересчитать, что мы с понтонов сняли, вплоть до последней гайки от грузовиков.

Судя по скрипу, кто-то из команды драил палубу. Также доносились весёлые крики, смех и плеск. Понятно, снова купаются, пользуясь бархатным сезоном. Конец августа, вода очень тёплая, курорт.

Сходив в гальюн, я в одних трусах вышел на палубу, выслушал доклад дежурного командира по всем четырём кораблям и с борта нырнул в солёную воду Азовского моря. Купальщиков хватало, полтора десятка было, девушки тоже купались. Но отдельно, с другого борта. Там Аня их охраняла. Охальников хватало. Остальные, кто ранен, а кто и не умел плавать, только поглядывали и завидовали. Оказалось, в одном из тех грузовиков нашли футбольный мяч, и сейчас устроили что-то вроде водного волейбола. Участвовать я не стал, поплавал с полчаса и по верёвочному трапу поднялся на борт буксира.

Одевшись, я снова вышел на палубу и углубился в рутину дел. Если с продовольствием проблем фактически не было, то вчерашние гонки на максимально возможном ходу изрядно сократили запасы топлива. Дизели эту ночную эпопею пережили благополучно. Пришлось снова прокладывать топливные шланги и перекачивать дизтопливо из баков баржи в баки буксира. Мы уже замеряли, должно хватить. Заодно и катера заправили. Хорошо работали, с огоньком. Нам не мешали даже частые появления самолётов противника. Вот только топлива больше не было, баки баржи опустели, зато свои мы заправили под пробку.

— Ещё один летит, — проворчал дед.

— Транспортник это, — пробормотал я, опустив бинокль. — Вдоль берега зигзагом летит, чтобы побольше территорий охватить. Ха, значит, не успели перегнать с фронта разведывательные самолёты, если их используют.

— А утром?

— Утром я спал.

— Там был именно разведчик. Егор опознал.

— Возможно, он один и не может всю акваторию охватить. Факт, что это транспортный «юнкере».

Дождавшись, когда он пролетит над нами на километровой высоте, мы продолжили заниматься делами. Вроде не заметил, никак не отреагировал. Я изучал и систематизировал записи радиста и переводчика, много информации от немцев было перехвачено. Похоже, наши генералы разошлись не на шутку. Ими за такое короткое время были освобождены огромные территории и множество военнопленных, коих вооружали за счёт складов трофейщиков. Генералы вроде уже вели осёдлую жизнь, командуя несколькими дивизиями, сформированными из пленных. А мангруппами командовали командиры помладше, да и их стало гораздо больше. Распробовали, что это такое. Немцы особенно жаловались, что одна такая боевая группа имела наглость ворваться в Ростов-на-Дону и освободить там лагерь военнопленных. Правда, понесли большие потери и половину техники оставили на улицах города. Но свою задачу выполнили.

Да уж, за четыре дня провернуть такое — это что-то! Похоже, планировался удар в тыл немецким войскам, чтобы прорвать оборону, и тогда наши хлынут на освобождённые территории. Но это там генералы связь держали. Я думаю, потому мы пока никого и не интересовали — в сталинградских степях дела закручивались, похоже, куда серьёзнее, и всё внимание командования было направлено на них. Да я и рад этому.

Насчёт немцев я не обольщался. Выход у нас тут один — Керченский пролив, нас именно там, более чем уверен, уже ждут и готовятся. Лазарев с Фадеевым, основные теоретики и авторы прорыва, предложили интересный план: прорываться не вместе, плотной группой, а отдельно. Фадеев и Лазарев наводят шум, всё внимание будет на них, а я тихо, вдоль берега крадусь к выходу и иду к нашим.

— План хорош, согласен, только вот нам удалось уловить нешифрованное сообщение кригсмарине, тыловики общались. Там их снабженческие дела нас не касаются, но был упомянут эсминец, что находится в проливе. Что за пролив, не называли, но тут даже гадать не стоит. Значит, минимум эсминец там есть, однако я уверен: на выходе нас будет ждать и подлодка, а вот от неё не спрячешься, звукач услышит работу наших двигателей и шум винтов. А там торпеда — и спасите наши души! Как-то не хочется.

— Так мой катер способен бороться с подводными лодками, у меня глубинные бомбы есть, — оживился Лазарев.

— И специалисты по этому делу?

Тот сдулся, спецов не было, но тут уже мне пришла одна идея.

— А пленные? Те три немца? Среди них вроде был минёр?

— Один был, — кивнул лейтенант.

— Нужно его склонить к сотрудничеству, или хотя бы пусть обучит использовать это оружие. Можно нашего переводчика задействовать. Он уже выспался, в радиорубке находится, немцев слушает. Ещё такой вопрос: как долго немцы смогут держать подлодку на выходе из пролива? Там ведь и запас топлива, продовольствия должен учитываться.

— Автономность у них довольно приличная, до месяца, — пожал плечами. — Тут смотря какая лодка.

— Да, это нам не подходит. Не дождёмся, пока у той запасы закончатся, и не факт, что их не подвезут. А нам нужно побыстрее покинуть эти территории.

— Почему? — спросил лейтенант.

— Первое сентября, у меня уроки начинаются. Девять дней осталось.

Оба командира засмеялись от неожиданного ответа. Они, похоже, забыли, что я ещё школьник. После всего того, что они видели и слышали, особенно от очевидцев моих действий в тылу противника, смотрели на меня как на серьёзного бойца и неплохого командира, который пока не допускал косяков, а тут раз — школа.

Лично я не видел ничего смешного, так как к учёбе относился со всей ответственностью. Да и в команде у меня парни были, насчёт которых я уже договорился с нашей директрисой. Правда, учиться они будут в другой школе, в том районе, где стоял мой дом, но сам факт, что они уже записаны, заставляет поторопиться. С дедом мы поговорили: как до наших доберёмся, сразу в Москву двинем. Не знаю пока как — самолётом, поездом вряд ли, часть путей перерезаны немцами, ну или на машине. По всем прикидкам, к первому сентября должны успеть. А тут эсминец и подводная лодка. Думать надо.

— Немцы не выдержат, тем более вон какие территории потеряли. Если мы им в акватории Азовского моря устроим террор, часть сил с блокирования пролива они снимут, что даёт нам шанс прорваться, — сказал я.

— Что за террор? — деловито поинтересовался Лазарев. — Я, как и в прошлый раз, предлагаю идти к нашему берегу. Вся западная часть наша.

— Я тебя разочарую. С утра Азов — внутренняя акватория немцев. Замкнули они колечко. Когда немцы атаковали от Ростова, то перебросили часть сил к Ейску. Мы Новороссийск потеряли. Сегодня последних защитников из него вышибли.

— Вон оно как, — горестно покачал тот головой. — Товарищ командир, считаю, от меня утаили важную информацию.

— Да не утаивал я её, систематизировал, планировал сообщить во время совещания, да вот видишь, как получилось. Да и начали сразу обсуждать возможность прорыва и увлеклись этим. Ладно, вернёмся к террору. Предлагаю, используя оба катера, благо море спокойное и погода отличная, наносить ночные удары по захваченным городам. Но бить стараться не по жилым кварталам, а по припортовым сооружениям, вызывая пожары. Пушки у мичмана, напомню, ну а вам, лейтенант, постановка мин. Наносить артиллерийские удары своими малокалиберными автоматическими зенитными пушками вы, конечно, можете, отрицать не буду, но для этого нужно подойти слишком близко, иначе огонь будет неточным, пустая трата боезапаса, а в этом случае вам смогут ответить и повредить вас. Нет, мины, и только мины. Насколько мы успели убедиться, ночами тут довольно оживлённо, сколько раз каботажников и буксиры с баржами видели. Все под немецкими флагами. Да тут других и не может быть. К проливу не подходите… — Я замер на несколько секунд, анализируя только что пришедшую идею, оба морских командира молчали, чтобы не сбить меня с мысли, сообразив, что я придумал что-то интересное. Наконец, встряхнувшись, я сказал: — Я морское училище не заканчивал и тактику применения флота не знаю. Однако у меня есть то, чего нет у вас.

— Что же это? — с интересом спросил Фадеев.

— У меня нет засоренности мышления. Я мыслю нестандартно. Вы — обученные моряки и мыслите теми правилами, которые вам вдалбливали, обучая. Немцы тоже такие, значит, нужно придумать что-то такое, что выбьет их из колеи. Не как должно быть по правилам морских сражений, а с хитростью, экспромтом и импровизацией. Вот, например, вести буксир с баржей поближе к берегу, чтобы пройти незамеченными. Ладно, подводную лодку пока в сторону. Я не думаю, что на берегу на возвышенностях нет постов наблюдения за проливом, которые сразу нас засекут. Нужно их выявить. Как это сделать? Да пройти на катере вдоль берега и радистам фиксировать радиостанции, выходящие в эфир. Опытный радист определит не только сколько радиостанций работает, но и на каких высотах. Это многое нам даст. Зная, где они находятся, их можно просто уничтожить, днём, десантом, и ночью пройти. Как один из вариантов… По эсминцу. Тут такая идея. Есть мины, даже якорные. Где фарватер, известно, немецкие минные поля на них отмечены. Сделаем своё, на проходе. Тайно, используя большую шлюпку. Под вечер, один из катеров выходит у всех на виду и выманивает эсминец. Как это можно сделать, потом в подробностях обсудим. Тот идёт следом. Подрывается на минах или нет — как повезёт, может и благополучно мимо пройти, тогда действует запасной вариант. Как раз начнёт темнеть, и следует торпедная атака нашим «шнелльботом».

— И посты уничтожить, и эсминец за раз мы не сможем, — задумчиво сказал Лазарев. — Людей и возможностей нет. А если каждую ночь в проливе по операции проводить, немцы быстро восстановят и усилят свои подразделения, перегруппировав их. Они уже тогда точно будут знать, что нам нужен пролив.

— Да, это верно. На большие силы немцы рассчитывать не могут, сейчас не только все резервы, но и всё, что могут, отправляют под Ростов-на-Дону, хотят ликвидировать партизанский край. Ещё им мешает то, что они на обоих берегах Дона, а силы распылять не хотят, решают по одному уничтожить. Это наши радисты услышали, а я проанализировал и пришёл к таким выводам.

— Тогда что будем делать? — в который раз спросил Лазарев.

— Вот сейчас и обсудим план, что мне пришёл в голову. Я прикинул разные вариации… Знаете, чего от нас не ждут?

— Чего?

— Наглости.

— Ха, — хмыкнул мичман. — По-моему, за последние дни мы только одной наглостью и действовали, они уже должны привыкнуть.

— Да, верно, но я не о том. Пролив функционирует, несмотря на то что находится недалеко от боевых действий и наши самолёты туда залетают. Недавно самоходную баржу с углём на дно пустили, я сам слышал доклад летунов. Илы работали. Но я не об этом. Судоходство в проливе осуществляется в основном ночью. Как немцы определят, что мы свои?

— Световые сигналы?

— Прожекторы они не используют, только сигнальные фонари. Каждую ночь свой сигнал. Однако главное, что они ЗНАЮТ, что в такое-то время пройдёт определённое судно. Их заранее предупреждают. Вот я и предлагаю узнать, какая баржа идёт примерно в это время через пролив, взять её на абордаж, выяснить время прохода, сигналы — и всё, мы идём вместо них ночью, а опознавшись, проходим пролив. Дальше уже разберёмся.

— А если звукач на подлодке знает шум работы машин этого судна? — предположил Лазарев, хотя и сам увлёкся этой идеей, было видно, что она ему нравится.

— Ну, во всех планах есть огрехи. Я свой предложил, давайте будем думать, как это так хитро провернуть, чтобы всё получилось?

— Прямо диверсионная операция, — хмыкнул мичман. — Только морская. Только где мы тут будем в ней?

— Твой катер на буксир берём с заглушенными дизелями. Чтобы не выдал себя. Так в темноте и проведём, укрыв за баржой. Вот с лейтенантом другой план. Он остаётся на входе в пролив, и когда мы его пройдём, там по времени определимся, мы сигнал по рации дадим, то стартует и торпедирует эсминец, если повезет, конечно, и на полном ходу за нами. А дальше уходим в Поти и передаём всё, что уцелело, нашим.

— С эсминцем обязательно?

— Я хочу, чтобы на счету нашей группы был потопленный боевой корабль. Эсминец, конечно, не «Тирпиц», но подойдёт. А так с эсминцем мы счёт увеличиваем. Ты и сам не хочешь разве проверить себя в боевой обстановке?

— Почему нет, хочу, просто странно…

— Ну и ещё ты у нас как прикрытие, если на эсминце что заподозрят. Атакуешь, а мы уйдём.

— Ладно. План, несмотря на его авантюрность, мне, как ни странно, нравится.

— Согласен, мне тоже, — кивнул мичман.

— Значит, берём его за основу, — решил я.

— Но как мы узнаем, какое судно, подходящее по описанию с баржой и буксиром, будет проходить через пролив в нужное нам время? Я ведь так понимаю, мы уже этой ночью будем его проходить?

— Насчёт нужной информации, не волнуйтесь, это моё дело. Прорыв — да, сегодня ночью. Если не получится, следующей ночью и так далее. Поэтому, товарищи командиры, готовьте катера к ночной операции, особенно минно-торпедное вооружение. Что хотите с «немцем» делайте, но чтобы всё по нему знали. Ночью у вас будет экзамен по этому вооружению, и я надеюсь, вы его сдадите. Сейчас расходимся, как появится информация по судну маскировки, снова соберёмся. Это всё.

Конечно, я не вёл такие совещания, как это обычно происходит в штабах, просто общался с командирами, свои идеи выдавал, их предложения выслушивал, вот и сейчас так было.

А проблемы с нужным судном имелись, выяснить о нём с помощью радиостанций вряд ли удастся, это тыловики у них иногда внаглую, не шифруясь, общаются, а моряки стараются шифровать сообщения даже по не военным грузам. Поэтому тут может помочь только непосредственная разведка. Вызвав вахтенного, я отдал ему приказ спустить большую шлюпку на воду. В неё — мой мотоцикл-одиночку, и пусть Юру позовут, он идёт со мной. Пусть берёт вооружение, что у него было. С нами — один матрос, в лодке подождёт.

Я собрался, за старшего оставил Лазарева. Придерживая винтовку и каску, я спустился в шлюпку к уже ожидавшим меня в ней Юре с Антоном и велел грести к косе. Она в миле от нас находилась. По ней можно доехать до берега, а там и Бердянск недалеко, у него приличный порт, в котором я и планировал выяснить план маршрутов судов, идущих через пролив. Надеюсь, в эту ночь там будет проходить что-то подходящее, иначе придётся ждать следующей ночи, и так, пока не попадется что стоящее.

По моему мнению, и командиры были со мной согласны, мы могли пройти пролив, только если замаскируемся под немцев. Я также согласен с Фадеевым, что силуэты буксира и десантной самоходной баржи морякам с эсминца могли быть хорошо знакомы, поэтому сейчас дед с нашей командой и помощниками из зенитчиков маскировали свои суда, меняли им силуэты, собирая каркасы из двух снятых с грузовиков брезентов с дугами и делая ложные надстройки. В темноте прокатит. Ну и ещё что-нибудь сделают, например, щиты. Дед обещал закончить до темноты. Авральная работа.

И немец-минёр уже показывал матросу, раньше состоявшему в торпедном расчёте на эсминце, особенности местных торпед и мин. Значит, парням удалось уговорить фрица на сотрудничество.

Мы с Юрой и Антоном сняли обувь, закатали штанины до колен и, когда шлюпка заскребла о песок и ракушник косы, втроём перенесли на берег мотоцикл. Небольшой, а тяжёлый, зараза. Антон сразу стал маскировать шлюпку, используя кустарник и подсохшие водоросли, лежавшие на берегу, мы с Юрой привели себя в порядок и покатили в сторону берега. Далече ехать-то, коса несколько километров тянется, и только у самого берега, где накатывались волны, можно было развить приличную скорость.

Когда коса закончилась, поднялись на довольно высокий берег. С разгона только до половины доехали, едва кувырком обратно не пошли, но успели утвердиться на земле и дальше уже затолкали мотоцикл. Наверху в бинокль осмотрел округу: постов наблюдения не засёк, но увидел дорогу и окраины города. Так что снова в седло. Спустились в низину и, благополучно выехав на хорошо укатанную гравийную дорогу, видимо местную трассу, покатили по ней. Пару раз нам попадались встречные грузовики. Причём наши, ЗИСы. Я сам не приметил, не до того было, но, со слов Юры, в кабинах сидели по двое: за рулём в нашей форме и немец рядом. Видимо, немчура привлекала для перевозок хиви, наших пленных, пошедших на сотрудничество с ними. Ладно, учтём.

Ехали мы сторожко: дорога петляла, и за крутыми поворотами может быть неприятная встреча с постом или патрулём. Поэтому перед ними мы останавливались, и Юра бегал смотреть, что там дальше. То есть подстраховывались, и, как оказалось, не зря: почти уже на въезде в город обнаружили-таки пост. Стационарный, с мешками, набитыми грунтом, торчавшим рыльцем пулемёта, с пятью немцами. Эти тормознут, к гадалке не ходи. Я обдумывал вариант пристроиться вплотную к какому-нибудь грузовику и, когда тот приблизится к посту, притормаживая, обогнать его и двинуть дальше. Остановить нас не успеют, а стрелять вряд ли будут, вдруг мы их товарищи, хотя и сообщат о нас в город. Но, к счастью, у нас был лёгкий одиночка, поэтому мы поступили по-другому: скатив на обочину, стали уходить в сторону, объезжая пост. Правда, быстро выяснили, что путь дальше пересекал обрывистый узкий овраг, — теперь понятно, почему пост там. Не обойдёшь, не объедешь, но и мы не лыком шиты. Спустили мотоцикл и верёвкой из моих запасов в немецком ранце за спиной подняли его с другой стороны. Пришлось придумывать хитрую схему с веткой ближайшего дерева. Жаль, блоков и талей не было, было бы легче, но и так справились. Чуть не надорвались, но мотоцикл был на нужной стороне. А когда мы приходили в себя после такого квеста, отошедший отлить напарник обнаружил перекинутое через овраг бревно, обтёсанное как мостик. Я только зло сплюнул, ну кто нам мешал пройти на десять метров дальше и заглянуть за кустарник? Ладно, значит, есть где провести мотоцикл, когда будем возвращаться.

Отдохнув, мы покатили наш транспорт дальше. Оставив пост позади, вышли на тропку, снова оседлали двухколёсного коня и, выехав на окраины города, стали лавировать по улицам в сторону порта. Я больше на дорогу смотрел, а Юра — по сторонам. Нам нужно недалеко от порта устроиться, приличное место найти, чтобы укрыться. И он такое высмотрел, пустырь с тронутыми огнём развалинами. Судя по слегка оплывшей воронке, дом сгорел после бомбёжки. Сарай сильно покосило, со стороны кажется — плюнь и развалится, но это единственное место в округе, которое нам приглянулось. Мы ушли за яблоневый сад, делая вид, что яблоками хотим полакомиться, я заглушил движок, и мы закатили мотоцикл в сарай, благо двери не было.

— Тихо, вроде никого нет, — сказал напарник, через щели наблюдая за обстановкой, пока я маскировал мотоцикл в хламе сарая.

— Надеюсь, всё сделали незаметно. Ладно, я переодеваюсь под обычного мальчишку и прогуляюсь к порту. Надеюсь, информацию какую добуду.

Я снял матросский комбез, надел захваченные штаны Егора, они мне подходили, гражданские, закатал штанины до колен, босиком иду, тельник навыпуск оставил, им тут никого не удивишь, прикрыл им наган с глушителем. Перочинный нож — в карман.

— Как я?

Юра окинул меня критичным взглядом и кивнул:

— Нормально, только волосы растрепи и немного измажь лицо, больно чистенький, да и узнать могут… Вот, сейчас хорошо, полоса эта грязная на подбородке как раз подходит.

— Лады, я пошёл. Стереги тут всё. Всех впускать, никого не выпускать.

— Ага.

Спокойно выйдя из сарая, поправляя штаны, будто справлял там нужду, осмотрелся и направился к порту. Детей хватало, видимо, не успели эвакуироваться и под немцами здесь оказались. На меня поглядывали, некоторые явно задиристо — чужак, но пока ничего не предпринимали. Патруль немецкий прошёл, двое солдат по виду нестроевых, тыловики. Когда я вышел к порту, быстро нашёл удобное место для наблюдения, биноклем тут не просверкаешь, сразу в шпионы определят, да и не брал я его, вот и пришлось на своё зрение надеяться, благо оно меня никогда не подводило.

В порту у причалов стояло несколько судов, два хорошо так загруженные. Сухогрузы, баржи разные, несколько буксиров, два сторожевика и вроде гидросамолёт. Но тут я не уверен, только хвост с немецкой свастикой из-за кормы сухогруза виднелся. Я решил сменить место наблюдения и прошёл на другую сторону порта. Ну да, точно, немецкий одномоторный моноплан. Видимо, разведчик. Его я в воздухе не видел, возможно, недавно пригнали, сейчас у него велись какие-то работы, скорее всего, обслуживание и заправка. Пилота не рассмотрел.

Изучая порт, я также поглядывал и на служащих, мне нужен тот, кто в курсе всего. Это радист или начальник. Эти могут знать маршруты не только своих судов, но и из других портов. В администрации порта должна быть карта со свеженанесёнными маршрутами по Азовскому морю на ближайшие сутки. Вот её бы прихватить, но тут мечтать не стоит, охраняют её как зеницу ока. Так что проще с языком поработать, так надёжнее и с ясными результатами. А версию с картой я даже спрогнозировать не могу. Чую, вляпаться могу, вот и откинул эту мысль.

Среди работников, что проводили погрузки в порту, моё внимание привлекла довольно большая группа людей, насчитал тридцать три головы. Это были военнопленные, но, что важно, двадцать два из них были в форме советских военных моряков. Охраняло их шестеро немцев. Интере-е-есно. Матросы мне нужны. Мои парни, конечно, справлялись, но вахты фактически не было, а если и формировали их, то небольшие, много работы на них. Побольше опытных рук нужно, а тут — вот они, бери — не хочу. Надо подумать. Если отбивать, то вывозить, и достаточно быстро, значит, требовались колёса, все пленные в один грузовик не влезут, много их, значит, нужно два. М-да, дилемма. Ладно, что-нибудь придумаю.

Как я ни гулял вокруг порта, на его территорию проникнуть не смог, патрули, вышки с часовыми, может, и есть лазейки, местные должны знать, но я их сторонился, а, похоже, зря. Мне нужен знающий город, из своих. Подросток, школьник моих лет, его уговорить проще. Мы легки на подъём. А причина особо не светиться проста: лицо у меня известное, я его, конечно, чуть измарал, но внимательный взгляд меня опознает. Увидев группу дошколят — эти всё ведают и всё расскажут, — подошёл к ним.

— Привет, ребята, — присел я на корточки и в кривой улыбке скрыл боль от врезавшегося в бок револьвера. — Есть тут у вас хорошие парни?

Подставлять неизвестного не хотелось, поэтому я старался спрашивать нейтрально, да и когда узнаю всё о том, кто мне нужен, переведу разговор на другую тему, чтобы малышня забыла, с чего началась беседа. Такая бесхитростная схема отлично работала на детях, я её на своих малых сёстрах и братишке давно обкатал. Вот и сейчас она сработала: детвора всё, что могла, рассказала, даже объяснила, как найти группу местных школьников.

Нашёл я их на берегу, купались, и чуть в стороне от всех пообщался со Степаном, старшим у них.

— Значит, хочешь наших пленных освободить? — пытливо посматривая на меня, покусывал тот травинку. — Мы думали, не получится. Немцев много в городе.

— Меня это меньше всего беспокоит, — рассеянно ответил я и, достав наручные часы из кармана, носить их на руке глупо, трофейные, посмотрел, сколько время. До наступления темноты осталось три часа, нужно поспешить. — Меня больше интересует, где стоит автотранспорт немцев, где содержат пленных, схема улиц с нарисованными маршрутами для быстрого выезда из города. Дальше сами разберёмся. Поможешь?

— Поможем.

— О нет, о своих друзьях-приятелях забудь. Если что пойдёт не так, я не хочу, чтобы ещё они пострадали. Сейчас идёшь к ним и говоришь, что я твой дальний родственник, приехал из деревни. Мол, не сразу узнал. У нас дом обвалился, поедешь к нам помогать, стену подправить. Деревню любую назови в радиусе ста километров.

— Это зачем?

— Легенду тебе на всякий случай прорабатываем. Всё, иди прощайся, скажи, что торопимся, нужно собраться. Вещи с собой взять. Если кто будет напрашиваться, не бери, тебя одного мне вполне хватит.

— Ясно.

Степан действительно великолепно знал город и тайными незаметными тропами вывел к мастерским у порта, где сбоку находился небольшой гараж, на десяток грузовиков. Немцы использовали здесь наши машины. В основном «Захары», полуторки редко, за машину её не считали. Часовой был один, на воротах, он же и за боксами приглядывал. Стёпа показал, как незаметно попасть в гараж.

— Мой батька тут работал, пока на фронт не ушёл. Мало кто знает, что этот бок отгибается.

Мы проникли в один из запертых боксов, где стоял всего один грузовик, тентованный «Захар». Я проверил его. Машина на вид в порядке, ходовая часть вроде тоже — заводить не пробовал, но визуально так и было. Бак, правда, пустой, но бочки с топливом тут были, заправил. Хорошо, одна машина есть, с остальными что-нибудь решим. Два бокса были открыты, слышались удары по металлу, немецкая речь. Видимо, что-то ремонтировали.

Потом мы пошли к порту, до него пара шагов отсюда. Лазеек на территорию несколько, одной и воспользовались. Показываться нам не стоило, поэтому, когда, скрываясь за кустами, приблизились к месту, где работали пленные, я стал рассматривать парней. Нет, не в этом году в плен попали, измождённые, форма износилась.

— Всё, Стёп, что мог, ты сделал. Спасибо. Теперь выбирайся отсюда, дальше я сам.

— Я помогу.

— Тебе сейчас нужно на виду быть. Устрой драку со множеством свидетелей, главное, показать, что тебя тут не было. Уходи. Иначе сам сгинешь и мать за собой утянешь.

Кивнув, тот посмотрел на меня:

— Я тебя узнал.

Не дожидаясь ответа, Степан чуть отполз назад и скрылся в кустарнике, я же, достав из кармана схему с улицами города, нашёл, где пожарище, запомнил дорогу и прикинул, что крюк за Юркой делать небольшой придётся. Нормально. Побегом пленных я планировал замаскировать пропажу местного начальника порта, не любили его в городе, плохой человек. Вот и отлично. Сейчас его в порту нет, домой уехал, вечер уже, рабочее время закончилось, но где тот находится, Стёпа мне показал. Там его и прихвачу.

Когда Стёпка ушёл и мои руки оказались развязаны, я стал действовать. Времени почти не осталось, а столько сделать нужно! Ох и побегаю я. Вздохнув, я осмотрел бойцов, копошившихся буквально в двадцати метрах от меня. Они разгружали машину и носили мешки в баржу. Судя по белой пыли, что их покрывала, в мешках была мука. Изредка косясь на ближайшего охранника, только он мог меня со своего места засечь, если я потеряю осторожность, у остальных моё убежище было в мёртвой зоне, стал ожидать, когда кто-то из пленных отвлечётся. Когда я наблюдал за портом, то видел, что те отходили к кустарнику по малой нужде, при этом охранники пристально следили за ними, как бы они не ломанулись прятаться. Однако в этот раз не повезло: когда разгруженная машина, подвывая мотором, уехала, пленных построили, пересчитали и погнали в сторону дальнего барака, где их держали, окружённого колючей проволокой с двумя вышками и часовыми. Не скажу, что дело усложняется, просто время теряю, а оно и так не резиновое.

Конечно же фразу Степана я слышал и понял, о чём он. Догадаться было не сложно. Правда, я особо не отреагировал, просто кивнул, принимая к сведению, так как весь был в мыслях и планах по освобождению наших. Причём это было на втором месте по важности, главное — увести начальника порта. Вот та птица, что мне нужна. Или не уводить? На месте допросить, если оно подойдёт.

Покосившись на барак, куда заводили пленных, я скользнул к лазу и, покинув пределы порта, побежал к нужному дому. Проникнуть во двор особняка, одного из лучших домов в частном секторе, который немец нагло отжал себе, выгнав прошлых владельцев, оказалось несложно: перемахнул через забор из дикого камня, увитого плющом, быстро осмотрелся: за домом копалась какая-то женщина, вроде картошку обрабатывала. Точно, картофельные кусты. Прикрываясь виноградником и держа наготове наган, я прокрался к двери. Открыв её, петли даже не скрипнули, проник внутрь. Наверху было слышно бормотание, вроде радио работает. Проверив первый этаж, я стал подниматься на второй, проверяя ступеньки, чтобы не скрипели. Именно там начальник в одних кальсонах и находился, пил из высокого бокала вино, курил сигару и слушал берлинское радио. Это был чистокровный ариец, и устроился он здесь основательно: дом, имущество заимел, явно уезжать в ближайшее время не собирался.

Я сразу определил, что немец один, и показался на виду. Пришлось долго бить его по спине, чтобы он откашлялся. Наконец начальник, хрипло дыша, с налитым кровью лицом посмотрел на меня, покосившись на револьвер, и спросил:

— Ты кто?

Русского он не знал, всегда с переводчиком из комендатуры ходил. Тот из местных был, бывший учитель немецкого языка, фольксдойче. Сейчас его не было, но он мне и не нужен был. Сделав большие глаза, я замогильным голосом произнёс:

— Я страшный русский партизан. Я ем сырую печень своих врагов, германских солдат. А сердце жарю на костре… — Услышав журчание под креслом, в котором сидел немец, я хмыкнул и сказал обычным голосом: — Я даже не предполагал, что вы такие доверчивые. Но правильно нас боитесь, так и надо, бойтесь дальше. Ладно, если серьёзно, то мне нужна информация по грузовым судам, что в ближайшее время идут через Керченский пролив. Я всё внятно спросил, разобрали?

— Твой немецкий хорош, всего лишь лёгкий акцент. Я понял, — придя в себя, буркнул тот и повозился в мокром кресле.

— Ещё бы, год практики, скоро акцента совсем не будет… Так, я тороплюсь — вы жить хотите, поэтому приступим.

— Вы меня хотите убить?

— Вы не очень хороший человек, как мне рассказали местные жители… Не надо так кривить лицо, это для вас они рабы и полезная живность. А для меня сограждане. Они жаловались на вас. Вы умрёте. Только выбор тут за вами. Пуля в висок и мгновенный уход, или я вам брюхо вспорю, и вы будете мучительно умирать, пытаясь удержать свои кишки, вываливающиеся на пол… Что-то вы побледнели. Вам плохо? Вы это… держитесь. Может, что сердечное?

— Нет-нет, я выдержу, — держась за сердце, выдавил немец. — А может, всё же без убийства? Я всё расскажу!

— Ну это всё зависит от того, что вы знаете. Может, ничего, а я слово дам.

— Я многое знаю. Что именно вас интересует по перевозкам?

— Морской буксир с баржой, что идёт через пролив в Чёрное море. Эта ночь.

— Есть. Даже два. Один из нашего порта выходит, погрузка в полдень была закончена. Ещё один из Ростова-на-Дону. Но там проблемы с проходом, вроде какое-то судно село на мель и перегородило фарватер.

— Не мель, а понтоны. Когда они должны пройти пролив и какие сигналы опознавания?

— Этого я не знаю, только то, что наше судно выходит в девять часов вечера с грузом цемента.

— Ясно, — задумчиво покивал я и, подняв револьвер, нажал на спуск.

Рука дёрнулась от отдачи, негромко чпокнул глушитель, и начальник порта мотнул головой — пуля вошла в лоб над правым глазом. Слова не убивать, я ему не давал, только обещал подумать. Да и оставлять в живых этого скота не хотелось, это тут он играл невинного агнца, а уйду — отыграется на местных жителях. Так что только ликвидировать, что я и проделал.

Сунув револьвер за пояс, я накрыл убитого пледом, будто он спит, чуть прибавил громкость радиопередатчика и положил дымившуюся сигару в пепельницу, а то она на пол упала. Посмотрев на эту мирную картину, определил, что только лужица под креслом намекала, что что-то тут не так.

Покинув дом, побежал к порту. Опознал баржу с цементом — увидел мешки, укрытые брезентом, у пристани нашёл нужный буксир и запомнил его силуэт. И снова направился к лазу. Операция по освобождению пленных перешла в заключительную фазу.

Подобраться к бараку удалось легко. От членов экипажей, что иногда мелькали на палубах своих судов, я укрывался строениями пакгаузов, а от охраны… да ими же. Добрался до забора из колючей проволоки. Дверь барака была приоткрыта, но снаружи никого. Вокруг барака пленные могли гулять под контролем обоих часовых на вышках. Да ещё патруль из двоих солдат делал изредка обход вокруг колючки, после чего удалялся в небольшую каморку. Когда он, очередной раз обойдя барак, скрылся в помещении охраны, я прицелился в ближайшего часового, метров пятнадцать было, и выстрелил. Тот, как и начальник порта, тоже дёрнул головой — пуля вошла в висок, куда я и целился. Теперь я направил ствол револьвера на второго часового, но до него было далековато. Выстрел в его напарника я произвёл, когда тот повернулся к нему спиной, вот он ничего и не видел. Вздохнув поглубже, — тут выстрел на пределе моих возможностей из подобного оружия, — я спустил курок. Содрогнувшись, второй часовой сполз на пол вышки. Так же тихо, без особого шума, как и первый.

Осмотревшись, лишних глаз не было, я метнулся к сторожке и, приоткрыв дверь, скользнул внутрь, наткнувшись на удивлённые взгляды трёх солдат, сидевших за столом и пивших чай. Наган трижды дёрнулся у меня в руке, и не успевшие отреагировать солдаты обзавелись дырочками во лбу. Форма их мне была нужна целой.

От попадания пуль тела дёргались, так что, придержав чайник, который один немец в агонии чуть не смахнул со стола, я проверил оружие и, выглянув наружу, направился к воротам, ведущим на территорию барака. Ключ от замка на воротах нашёл в кармане одного из солдат. Хм, все рядовые, даже странно, обычно старшие караула имеют какое-нибудь звание, а тут ничего подобного. Осмотревшись ещё раз, я открыл замок, сунул его в карман — хороший замок, пригодится — и, приподняв створку, помню, как они скрипели, когда заводили пленных, приоткрыл. Взрослый мужчина пройдёт. Может, петли не смазывали, как ещё одна сигнализация, но если знать, как придерживать, то и это не проблема.

Подойдя к дверям барака, я одной рукой распахнул их настежь и, встав на границе мглы и света — в бараке даже окошка не было, — произнёс:

— Здорово, братья славяне… Скучаем?

Видимо, моё появление вызвало такой шок, что не сразу отреагировали на мою фигуру, мальчишку с закатанными штанинами и в тельняшке. Револьвер они не видели, он был сзади за ремнём да ещё прикрыт тельняшкой. Прожевав кусок, я повторил:

— Ну так что, скучаем?.. Чего молчим, вам всем языки отрезали? Ну с немцев станется. Значит, вводная такая. У меня судно, оно идёт к нашим. Как, не ваше дело, я там командир. Если кто хочет со мной, стройтесь в проходе между нар. Быстро. Времени мало, сейчас немцы обнаружат, что часовые на вышке пропали, а нам ещё два грузовика угонять и из города прорываться. Всё продумано. Старший, ко мне!

Пленные уже начали строиться, хотя и продолжали с огромным изумлением рассматривать меня. Когда я вызвал старшего, вперёд вышел невысокий коренастый моряк лет сорока, в форменке. Бескозырка у моряков была редкость, но у него сохранилась. Кинув руку к виску, он представился:

— Главстаршина Евстигнеев.

— Отлично, главный старшина. В строжке три мёртвых немца, форма почти чистая. Нужно подобрать троих бойцов по её размеру, чтобы переоделись и изображали конвой. Они же в форме залезут на вышки и снимут оружие и форму с часовых. Потом вы строитесь и идёте к выходу из порта. Там пост — двое немцев и два полицая, это мои проблемы. Всё будем делать тихо. Гаражи тут за мастерскими, знаете?

— Да.

— Там машины нам подготовлены. Немцы, правда, об этом не знают. Часовые — тоже мои проблемы. Водители есть?

— Да, — также немногословно ответил тот.

— Отлично, а то я не разорвусь сразу двумя управлять. Отберите, кто будет вести. Лучше из тех, кто в форме, машины крытые, а в кабине можно рассмотреть. Дальше выезжаем из гаражей, я на первой машине буду, заезжаем в одно место и покидаем город. Потом уже можно шуметь. Уничтожаем пост и двигаемся к свободе. Там я покажу куда. Всё ясно?

— Вполне.

— Тогда выбираем ту троицу, что по фигурам на немцев похожа. Я на глаз уже прикинул, какой у них размер.

Главстаршина отобрал восемь человек — пять матросов и трое в форме красноармейцев, что умели водить машины, особенно грузовики. Пройдя вдоль строя, я указал на троих подходящих. Отведя их в сторону, в присутствии Евстигнеева стал инструктировать:

— Повезло, что вот те два грузовика поставили, они скрывают вход в барак от команд на судах и вахтенных. Сейчас вы спокойно выходите, не бегом, бегущий человек привлекает внимание. Заходите в сторожку и переодеваетесь, можете форму на свою надеть, как хотите. И лица приводите в порядок, тут бородатых немцев нет. Там на столе горячий чайник, мыло найдёте на полочке, вот, это опасная бритва, позаимствовал в доме начальника порта, когда его навещал. Бритву вернёте. Это будет мой подарок отцу. Трофей. Дальше двое пойдут патрулём вокруг барака, ну, как обычно. Один по очереди поднимется на вышки… Хотя нет, фиг с ним, с оружием. Сразу выводите всех и стройте. Ведите себя как немцы, руками показывайте, что нужно делать. Потом ведёте колонну к выходу. Вряд ли это кого заинтересует, мало ли на какие работы пленных на ночь глядя погнали. Пост на въезде к тому моменту будет уничтожен. Заберёте оружие и ремни с подсумками. Понесёте их вы, вы в форме. Сворачиваете к гаражам, я там буду вас ждать. Садитесь в те машины, на которые я укажу, и выезжаем. Всем всё ясно?

— Ясно, — синхронно кивнули те.

— Вперёд.

Все трое, спокойно, будто так и надо, вышли, прошли ворота, дошли до сторожки и скрылись внутри.

— Уф-ф, получилось, — выдохнул я, заметив, что главстаршина также глубоко выдохнул.

Он построил тут же в бараке людей, а то разброд у людей начался от волнения, и, подойдя ко мне, негромко, но чтобы все слышали, спросил:

— А что там с начальником порта случилось?

— Инфаркт заработал, сердешный. Споткнулся о порожек, и на нож упал… спиной… раз восемь.

— А инфаркт?

— Испугался, что живым хоронить в могиле начали, вот сердце и не выдержало.

— Ага, — глубокомысленно кивнул Евстигнеев и усмехнулся. Сам виноват, на дурацкий вопрос — такой же дурацкий ответ. Кто в таких случаях живых оставляет? Понимать должен. Судя по смешкам, мои ответы некоторыми были оценены правильно. — Это хорошо. Эту мразь я бы своими руками…

— Счёты к нему есть? — покосился я на него.

— Ещё какие! Андрюху, рулевого нашего, приказал запороть, ну его насмерть и высекли. Ещё случаи были…

— Понятно.

Ждать пришлось минут десять до того, как из сторожки вышли чисто выбритые бойцы в трофейной форме. Видимо, за время плена они успели запомнить, где какая деталь амуниции находится, так что я своим придирчивым взглядом не приметил недостатков. Открыв ворота, они стали выводить пленных. Играли неплохо, меня устроило. И пока всех выводили, под их прикрытием я вышел и шмыгнул за пакгауз, а там уже кустарник. С Евстигнеевым мы уже обо всём договорились. Так что, покинув через лаз порт, я побежал к выходу. Находившиеся там два немца и два полицая, но другие, видимо смениться успели, уже заметили колонну пленных, что шла в их сторону, и лениво перебрасывались предположениями, куда их ведут. Поэтому я фактически работал в спины. Всегда бы так.

Хорошо, конвой те рассмотреть детально не успели, иначе бы поняли всё. Тут все всех знают. Я работал быстро. Четыре выстрела и пятый, добивающий, один подранком оказался. Это не у меня рука дрогнула, это пуля кривая. Дальше наши знают, что делать: тела спрятать, оружие конвойные понесут, и все двинут к гаражам. А я туда сразу побежал. По пути на минуту встал у входа за углом и, выбив гильзы, вставил свежие патроны. Всего пять штук в запасе осталось. Часовой был на въезде у ворот, ещё в боксе продолжались работы. Пристрелив его — наши сами его на территорию затащат и спрячут, — сам побежал к боксам. Из него вышел немец в галифе и майке с орлом на груди и, вытирая руки, с удивлением смотрел на меня. Руку с оружием я спрятал за спину. Тут он, видимо, заметил лежавшего часового, ноги точно мог увидеть, вильнул глазами в ту сторону, открыл было рот, чтобы заорать, но в него вошла пуля. Забежав в ремонтный бокс со смотровой ямой, я присел и направил ствол на двух бойцов в нашей форме. В потрёпанной красноармейской, но вполне чистой.

— Ну что, господа предатели. Вы тут технику всю знаете? Нужно два грузовика на ходу. Покажете — живы останетесь, нет — пристрелю, как собак.

Тут я заметил, как вильнул взгляд одного, дважды показав мне взглядом, что за машиной кто-то стоит. Чуть склонив голову вбок, я рассмотрел за задними колёсами ноги в сапогах. Немецких. Выстрелил в щиколотку и, когда немец, вскрикнув, упал, добавил в голову. Готов. Хм, унтер, да ещё с полуоткрытой кобурой на поясе. Нормально.

— Так что, помогать будете? — сделав вид, что ничего не произошло, продолжил я.

— Да, — сказал тот же, что на немцев указал.

— Ну и отлично. Вылезаем, все железки в яме оставляем.

Обойдя машину, пока эти двое вылезали, отстегнул ремень и снял его вместе с кобурой. Закинув ремень на плечо и конвоируя обоих технарей, а может, и водителей, позволил им покопаться в кармане того немца, которому я пулю в открытый рот отправил, и достать ключи от боксов. Они и открывали боксы.

Тут, заметив движение, я повернул голову и увидел женщину в обычной сельской одежде, что, прижав руки ко рту, рассматривала нас. Обоих немцев, у входа в бокс и у ворот, она видела, наверняка всё поняла. Я даже сделать ничего не успел, как она шустро скрылась за углом здания, из-за которого, видимо, и вышла. Ну ладно, надеюсь, не выдаст.

Бойцы завели два ЗИСа и выгнали их, и в это время, раскрыв ворота, во двор стали проходить пленные под конвоем трёх переодетых солдат. Я даже вздохнул с облегчением, мало ли, пока они шли, могли нарваться на патруль.

— Быстро грузимся! — стал командовать я, и строй рассыпался, все побежали к машинам. — Водители — в кабины!

— Товарищи, возьмите нас с собой! — упав на колени, вскрикнул тот, что на унтера указал. А вот второй молчал, только исподлобья зыркал. С вида оба русские, наш тип, славянский.

— А этот что? — опередив меня, спросил главстаршина, кивнув на второго.

— Он остаётся. Егор сам немцам сдался.

Револьвер снова дёрнулся у меня в руке от отдачи, пуля вошла второму хиви в сердце. А оставшемуся я указал на кузов ближайшего грузовика и повернулся к Евстигнееву, протягивая ремень с польским «висом».

— Держи, старшина, подарок. Редкий трофей.

Устроившись в кабине первой машины, только сев так, чтобы меня снаружи не было видно, лишь изредка высовывался, чтобы осмотреться, велел выезжать со двора на улицу. Двое матросов уже отнесли тело часового в бокс, скинув в смотровую яму к остальным, и, на бегу догнав второй грузовик, забрались в кузов. И мы поехали.

— Да не гони ты, успеваем, — притормозил я водителя. — Сейчас на перекрёстке направо.

Достав схему, я удостоверился и дальше вёл по ней, пока мы не подъехали к развалинам. От них до сих пор пожарищем тянуло.

— Меня ждать, двигатели не глушить. Топливо можно не экономить, ехать нам недалеко.

Спрыгнув с подножки на землю, я быстро осмотрелся. Вдали шла в нашу сторону парочка местных. Подбежал к заднему борту первой машины и велел настороженно выглянувшему Евстигнееву:

— Пару бойцов покрепче со мной, и у борта трое пусть ждут. Нужно в кузов мотоцикл-одиночку поднять.

— Понял.

Ко мне выпрыгнуло два матроса и побежали за мной. Из кузова второй машины выглянул один боец, пытаясь понять, почему встали. Заметив нас, удивился, но спрятался, когда я на бегу показал ему кулак, понял уже, что остановка плановая.

— Юрка, я это! — окликнул я напарника. — Быстро грузимся и уезжаем.

Выглянул тот, к моему удивлению, не из сарая, а из кустов крыжовника сбоку. Хорошая маскировка, даже я не заметил его, хотя и не учил этому.

— Уф, я думал немцы приехали. Ты пропал, долго нет, не знал уже, что думать, — подходя и отдирая от одежды репейник, сказал тот.

— Ну я так и понял, — кивнул я и повернулся к матросам, что с интересом рассматривали моего бойца. — Значит так: в сарае слева под кучей мусора мой мотоцикл спрятан. Откопать — и в кузов первой машины. Выполнять… Тебе, Юра: мои вещи где?

— Вот, всё тут, и ранец тоже.

— Хорошо, оставляй и беги к первой машине. Садишься в кабину рядом с водителем. Дорогу ему будешь показывать. Помнишь, где мы пост видели, обходили его ещё с этим чёртовым оврагом, где спины чуть не надорвали?

— Помню, конечно.

— Дорогу до поста ты и покажешь. Не доезжая, у поворота останавливаешь колонну. Дальше уже мы будем работать. Пост нужно уничтожить.

— Сделаю.

Юра убежал, а я, ухватив в охапку свои вещи, помчался к кузову второго «Захара», к первому уже подкатывали мотоцикл, борт опустили, и пять моряков готовились поднять моего двухколёсного друга. Я же, забравшись в кузов второго, не стесняясь, у заднего борта, где хлопал на ходу тент, стал переодеваться: натянул комбинезон, завязал шнуровку ботинок, поправил амуницию, застегнув ремень, и закинул за спину СВТ. Убрал револьвер в трофейный ранец, проверил пистолет в кобуре и довольно кивнул — я был готов. Даже мотоциклетный шлем с очками надел и застегнул под подбородком.

Город мы покинули благополучно и, свернув на грунтовую трассу, покатили к посту. А когда машины встали, я, велев не покидать кузов, выпрыгнул. Евстигнеев уже стоял у борта своей машины и вопросительно смотрел на меня. С оружием он теперь смотрелся представительнее, как военнослужащий.

— За мной, — велел я, пробегая мимо. — За поворотом пост. Сейчас я его уничтожу. Вы подъезжаете и собираете трофеи. Обувь не забудьте, а то у вас стыд один, расползающаяся, сто раз чинёная.

— Может, ребят крикнуть, всё-таки девять винтовок лучше чем одна?

— Уж поверь, я здесь и один справлюсь.

Присев, я выглянул и осмотрел пост. Всё также пятеро, хотя вроде уже сменились, не помню, чтобы в прошлый раз тот дылда был. Точно сменились. Да ещё все пять на виду, как на заказ открывай огонь. Вскинув винтовку, я быстро произвёл пять выстрелов. Евстигнеев, который и не думал уходить и тоже наблюдал за постом, видел, как после каждого выстрела падают немцы, и очнуться его заставил мой рык:

— Быстро за машинами и к посту!

Я же, взяв винтовку наперевес, тоже побежал к нему, и добрались до него практически одновременно. Грузовики начали тормозить, из кузовов посыпались бойцы, а я запрыгнул на мешки пулемётного гнезда. Добив раненого, велел всем всё собирать. Три винтовки, два автомата, два пистолета и МГ-08 на станке, всё сняли и убрали в кузовы, включая боеприпасы и ранцы. Сапоги тоже сняли, с обувью в группе действительно были проблемы. Когда мы уже поехали дальше, с моего разрешения осмотрели ранцы и всё найденное продовольствие разделили. Добравшись до места, тут всего несколько километров, отдал приказ разгружаться, дальше пешком.

— Иди сюда, — махнул я рукой водителям, и когда они подошли, показал на карте: — Смотрите, через километр глубокий овраг будет. Ваша задача отогнать машины к нему и сбросить их вниз. Нечего немцам нашей техникой пользоваться. Мы будем вон на том холме, подождём. Поторопитесь, тут быстро темнеет, заблудитесь ещё.

Разгруженные грузовики, подвывая изношенными моторами, скрылись за поворотом, а мы, организовав охранение и нагрузившись трофеями, направились в сторону холма. Двое толкали мой мотоцикл. Все, кто имел оружие, были в головном и тыловом дозорах. Двигаться старались быстро, хотя заметно, что парни после плена ослаблены, силы теряют, но темп не сбавляли.

На холм мы всё же подниматься не стали, пожалел я людей, обошли его и вышли к косе. А на холме оставил Юру встретить водил. Потом мы пошли по берегу. Я велел людям идти тихо, тут на другой стороне косы несколько рабочих деревушек. И ближе к девяти вечера мы оказались на месте, где оставили шлюпку.

— Стой, кто идёт! — расслышал я звук взводимого затвора.

— Свои.

— Восемь.

— Тринадцать, — назвал я отзыв.

— Это вы, товарищ командир? А кто с вами? Я много теней видел.

— Пленных освободил, три десятка рыл, даже тридцать четыре. Большая часть ваш брат, моряки. Флотские.

— О, хорошее дело.

— Шлюпку готовь.

— Есть.

— Главстаршина?

— Здесь.

— Шлюпка одна, берёт десять человек. Распредели группами. Ты идёшь замыкающим. Остаёшься за старшего.

— Есть.

Со мной село ещё четверо, так что с Андреем получалось шестеро и мотоцикл. Но волна была мелкая, лодка не сильно погрузилась, пленные все лёгкие, тем более трофеи мы не взяли, пулемёт установили на косе, направив рыльце в сторону, откуда пришли, и оставшиеся заняли оборону, ожидая возвращения шлюпки.

Когда впереди показалась тёмная масса острова с приткнувшимися к нему кораблями, нас тоже заметили и окликнули. Я ответил. А поднявшись на борт катера мичмана, стал отдавать приказы: принять пленных, разместить, пусть медики их осмотрят, если завшивели — вместе с одеждой за борт, обрить, отстирать. Да те и сами всё знают. Потом к Фадееву на опрос: кто откуда, какими специальностями владеет. А то Лазарев вскоре уйдёт, и надо по возможности пополнить его экипаж. Нужны десантники. Обоим командирам я велел пройти в мою каюту.

Прибывшие со мной трое моряков, увидев, поднимаясь на палубу, боевой катер, башни от Т-28, со слезами гладили броню башен, обнимали парней из экипажа Фадеева. Ха, когда я их освобождал, что-то не заметил такой бурной радости. Их отправили на баржу к медикам, а Андрей скрылся в ночи, возвращаясь за следующей группой. Мой мотоцикл на руках через баржу направили на буксир — знали, как я им дорожу.

Лейтенант с мичманом, встречавшие меня у трапа и слышавшие мои распоряжения, спустились со мной в каюту, и Лазарев тут же поинтересовался:

— Куда я должен отправиться? Что-то удалось узнать?

— Ещё бы! Мне удалось с глазу на глаз пообщаться с самим начальником порта Бердянска. Сегодня из порта выходит буксир с баржой, полной цемента. Немцы же часть Крыма с Севастополем удержать так и не смогли, так что половина полуострова наша. Видимо, решили капитальные укрепления возводить. Буксир схож силуэтом с нашим, только чуть меньше, а под баржу нужно нашу переделать. Я набросал силуэт той, что в Бердянске стоит. Буксир выходит в девять часов… А, уже вышел значит, минут пятнадцать как. Ладно, смотрите на карте, в этой точке он будет примерно в полночь. Нужно взять его на абордаж. Допросите капитана и офицеров, переводчик с вами пойдёт, только в схватке не должен участвовать, как и сапёры. Дальше подрываете тыловые шашки и отправляете буксир с баржой на дно. Нагоняете нас, передаёте сигнал. Ну а дальше мы уже обсуждали. Будем работать по старому плану. Ещё я освободил в порту тридцать четыре пленных. Нет, тридцать три, одного забрал, что водителем у немцев работал.

— Этот, как его?., вы говорили, — наморщился, припоминая, Фадеев.

— Хиви?

— Точно, хиви.

— Да, он и есть. Пытался выжить, но не будем судить его строго. Тем более, когда я их брал, тот мне взглядом показал, где прячется ещё один немец. Помог. Прощёлкал я того, на них отвлёкся. Правда, всё же оружие ему не давайте, присматривайте. К нашим придём, пусть особисты им занимаются. Но я замолвлю словечко, помощь его ценю. Среди пленных два десятка моряков, старший у них — главстаршина Евстигнеев, он с последней шлюпкой придёт. После опроса отбирайте себе. Всех красноармейцев к Лёхе на баржу. Кто не в зенитчики, те в десант. Всё ясно?

— Когда мне отходить? — поинтересовался Лазарев.

Посмотрев на наручные часы, покосился на настенные и ответил:

— В одиннадцать. Отойдёте подальше от берега, чтобы вспышки выстрелов не видно было, и берите. Тот наверняка по прямой пойдёт, глубины позволяют, вот на маршруте и дождётесь.

— Думаю, лучше догнать его, прикрываясь баржой, и, обогнав, взять на абордаж, — предложил Фадеев.

— Отличная идея, я за. Проработайте её в деталях.

И мы разошлись, оба командира направились к Зиминой, узнать ВУС моряков, то есть их воинские специальности, а я, найдя деда, стал с ним руководить переделкой ложных надстроек баржи. Шлюпка уже дважды возвращалась, полная людей, и ушла в последний раз к косе забрать Евстигнеева с Юрой и все трофеи с пулемётом. Кстати, Евстигнеева до конца пути направляю на катер Фадеева, замом его будет, а то у того вообще младших командиров не было. Правда, главстаршина — подводник, боцман, но ничего, это только до Поти, освоится.

В экипаж Лазарева вошло десять моряков и два красноармейца. Последние были зенитчиками и, что важно, знали немецкие зенитки, приходилось их использовать, трофейные.

Четверых новичков я забрал на свой буксир. Дело в том, что два моряка раньше проходили службу на военном буксире «Ижорец», а мне опытные матросы нужны, вот я их и включил в свою команду. Третий — флотский радист, осваивался в радиорубке, а тот, который тут раньше работал, ушёл к Фадееву, да он и был их матросом, временно у меня на борту находился. Четвёртый — красноармеец, зенитчик, был наводчиком зенитного крупнокалиберного пулемёта. Вот и у нас профессиональный зенитчик на наши ДШК появился. Его я назначил также палубным матросом, ну и наводчиком на кормовой пулемёт.

Забрав десант из двух десятков бойцов от Лёхи, сапёров и переводчика, Лазарев ушёл.

Когда шлюпка вернулась, её подняли на борт, дед стал принимать трофеи, описывая их, и мы на полном ходу двинули в сторону пролива. По пути нас и должен нагнать Лазарев.

Сдав вахту деду, я спустился в кают-компанию. Там за столиками сидели трое из последних освобождённых, две медички и четыре женщины из разведгруппы. Женщин перевели на буксир, так как им тут комфортнее было, чем на тесном боевом корабле. Бойцы, вымытые, подстриженные, ели наваристый борщ. Один нюхал половинку яблока. И какое блаженство на его лице было, не передать!

Обедая, я слышал шепотки: новички расспрашивали обо мне и о том, как мы тут оказались. То, что я Поляков, для многих было откровением, но не для Евстигнеева, который узнал меня ещё в проёме двери барака, когда я полуобернулся и вечернее солнце осветило моё лицо. Он видел мои первые фото и узнал. Правда, никому не говорил, но велел выполнять мои приказы и сам демонстративно это делал. Я что-то такое и подозревал, опыт общения с освобождёнными, когда я не называл себя, у меня уже был, а тут подчёркнутое послушание. И главстаршина, прежде чем отправиться на катер Фадеева, рассказал мне об этом.

Поев, я покинул кают-компанию и пошёл к себе, где принял душ и быстро уснул на койке.

Разбудили меня позже, чем я велел. Вахтенный лишь виновато пожал плечами, мол, старпом, мой дед, не велел будить. Быстро одевшись, я взлетел в рубку.

— Ну что? — первым делом поинтересовался я. Ругать никого за лишнее время сна не стал, к чему?

Вокруг ночь, и с правого борта подходил катер Лазарева. Вот почему меня подняли. Как тот проявился в ночи, Фадеев «сбегал» к нему и, опознавшись, привёл к нам. Мы сбросили ход, и я, спустившись, подошёл к борту. Лейтенанту всё удалось. План Фадеева сработал: немцы до последней секунды ничего не подозревали, пока наши их не догнали с кормы и не взяли на абордаж. До стрельбы дошло во внутренних отсеках, а палубу взяли тихо. У нас четверо раненых и трое убитых. Раненых передали нам, их сразу понесли в кают-компанию, где Зимина уже готовила операционную. Среди пленных были и офицеры. Сразу после захвата их развели по разным каютам и допросили, сигналы, которые должны были те дать, совпали при обоих допросах.

Дальше — по законам военного времени. Буксир с баржой отвели чуть дальше, где глубина больше, и затопили так, чтобы, как сказал Лазарев, после войны можно было легко их поднять. С меня пример берут, я известный трофейщик. К тому же с буксира сняли пулемёты. Один ДШК в зенитном исполнении и что-то немецкое, но тоже крупнокалиберное. Боезапас прихватили. Всё это сгрузили на баржу, нашим пригодится.

Подготовка была закончена, маскировка наведена, сигналы имелись. Фадеев заглушил двигатели катера, и мы взяли его на буксир, пришвартовав к правому борту десантного судна. По словам пленных с захваченного буксира, эсминец стоит на якоре, и его всегда проходят с левого борта. Посмотрим.

Я удивился, зачем эсминцу вставать на якорь, теряя манёвренность. Он же становится неподвижной целью. Но моё недоумение развеял Лазарев. С его слов выходило, что, когда двигатели заглушены, «слухач» на эсминце лучше слышит воды. К тому же посты наблюдения раньше поднимут тревогу, и тот успеет раскочегарить топки. Эсминец оказался мазутным. А на якоре он стоит ночью, днём же укрывается в бухтах, маскируясь.

Когда мы подошли к проливу, все напряжённо вглядывались в ночной горизонт. Однако, даже войдя в пролив, мы так и шли, никому не интересные. Эсминец должен первым обозначить себя. Вот когда оказались в середине пролива, проходя фарватер с минами, тот и дал световой сигнал. Один из моряков, что вошёл в мою команду, был также сигнальщиком, иначе пришлось бы грабить Фадеева, хотя его парни и так с нами были, он и ответил ручным сигнальным фонарём правильным кодом. Эсминец молчал, оставаясь неподвижной тёмной грудой вдали. Значит, правильный сигнал. Когда прошли, я сказал Игорю, ожидавшему в дверном проёме:

— Сигнал.

Тот понял, что я имел в виду, да он этого и ждал, и тут же убежал в сторону рубки. Сейчас в эфире на выбранной нами волне должен прозвучать сигнал. Пару раз бессмысленной морзянкой, будто радист случайно коснётся клавиши. Радист «шнелльбота», что сейчас должен слушать эфир, как уловит этот сигнал, сразу даст добро лейтенанту на прорыв. Это также означало, что мы прошли.

На выходе из пролива, на девяти узлах, максимально возможных с прицепом позади, мы ушли влево в направлении Новороссийска. Далёкие раскаты в проливе, артиллерийскую стрельбу и взрывы мы услышали не сразу, но они до нас донеслись, значит, лейтенант прорывается, и мы надеялись, что у него всё получится. Теперь уже катер Фадеева, запустив движки, отшвартовался и пошёл рядом с подветренной стороны. Если воды Азовского моря ему проблем не доставляли, всё же речной катер, то от волн Чёрного он прятался за широким корпусом баржи. Тем более ветер посвежел, а усилившееся волнение для него смерть. Надо на всякий случай снять часть команды.

Шли мы в течение часа километрах в сорока от берега. Видно его не было, фактически он за горизонтом находился, да ещё и ночь. Вызвав на мостик радиста, велел передать шифровку под моим позывным. Я её уже зашифровал. Мол, днём буду у Поти, встречайте. Также помянул, что катер Лазарева с нами разминулся, если он вообще пережил бой в проливе, пусть осторожно проверяют все незнакомые «шнелльботы», если тот раньше придёт к порту. Вскоре прибежал радист: шифровку он отправил и сообщил, что связался с радистом Лазарева. Живы ребята.

— Немцы не поймут? — уточнил я.

— Нет, я дал тот же случайный код морзянкой и получил его в ответ. Это радист с торпедного катера. Точно он. И близко, хорошо слышно.

— Лады. Возвращайся в радиорубку. Игорь, возьми бинокль, осматривай горизонт, наши где-то тут.

— Ага, — кивнул тот, прихватил морские окуляры и, обходя по мостику рубку, стал осматривать горизонт.

На востоке было видно посветление. Похоже, рассвет близок, а от пролива я только половину пути прошёл до Поти. Если нас застанет авиация люфтваффе вдали от берега, будет кисло, особенно с моими доморощенными зенитчиками. К берегу нужно идти и день пережидать. О, так мы же на траверзе Туапсе, недалеко до него осталось!

Я поднял руку и дважды вниз потянул за натянутый шнур над головой. Так же дважды взревел ревун, и буксир стал забирать влево, в сторону Туапсе. От катера Фадеева тоже прозвучал ревун, но один раз — подтвердил, что видит поворот. И мы так же на максимально возможном ходу направились к берегу. Игорь искал его тёмную полосу — солнце ещё не показалось, хотя стало светлее, — но ориентиров пока не находил. Зато заметил в стороне узкий силуэт скоростного «шнелльбота», что шёл к нам на тридцати узлах.

Передав штурвал Игорю, я спустился к левому борту и стал ожидать, когда махина торпедного катера подойдет ближе, и мы смогли бы с лейтенантом поговорить. Тот был усталый, но широко улыбался. Перекрикиваясь, обменялись новостями. Лазарев сообщил, что эсминец они потопили, тот даже ни разу выстрелить не успел, не ожидал от «своего» такой подлости. О захваченном катере они были в курсе, но несколько часов назад через пролив проходил точно такой же бот, те и подумали, что это он возвращается. Когда эсминец, получив в борт торпеду, преломился и затонул, лазаревцы двух матросов из воды подняли. Вот и разобрались, почему эсминец не открывал огонь, а отправлял им световые запросы. Ошибочка вышла. Мы чужой «шнелльбот» не видели, похоже, разминулись в темноте, но это сыграло нам на руку. А та артиллерийская канонада, что мы слышали, была не от орудия эсминца, а с береговых батарей. Их там несколько стояло. Правда, стрельба оказалась безрезультатной, Лазарев ушёл без потерь и повреждений. Подлодку они не видели, да и была ли она вообще? А в узком месте фарватера минных полей с катера сбросили якорные и плавучие мины. На короткое время пролив был заблокирован.

Я сообщил о своём решении переждать день в районе Туапсе, получил согласие лейтенанта, и мы разошлись. Тот полетел вперёд разведать обстановку. А когда я вернулся в рубку, снова прибежал радист. Посмотрев в его красные глаза, велел идти отдыхать, а сам прямо тут, в рубке, стал дешифровать сообщение, благо краешек солнца над горизонтом уже показался. Я уже запомнил символы, так что дешифровка шла быстро. Игорь стоял рядом за штурвалом, весело насвистывая, и мне не мешал.

Полученная информация меня не то чтобы порадовала, больше озадачила. Навстречу нашему конвою шла флотская боевая корабельная группа, которая должна нас встретить и сопроводить к месту назначения, то есть в Поти. Встречать будут два эсминца и два малых охотника. Коды опознавания дали.

Лазарев уже был далеко, поэтому я дважды поработал сигнальным прожектором. Ну, сигналов я не знал, от балды шторками поиграл, но на катере сигнал заметили и, развернувшись, устремились к нам. Ревун на буксире дал понять Фадееву, что мы снова меняем курс, и, повернув, пошли вдоль берега, видневшегося в восьми километрах. Вернувшийся Лазарев снова подошёл к борту буксира, выслушал приказ командования идти на соединение с нашими и, получив сигналы для опознавания, поспешил вперёд. Он приведёт охранение к нам.

Ближе к десяти часам дня наблюдатели засекли в небе воздушного разведчика, но когда тот приблизился, прозвучал отбой, это был наш самолёт, как я понял, двухместный истребитель. Как-то мне не понравилось, что он, покрутившись в стороне, явно пошел на заход, снизившись к волнам. Да он никак обстрелять нас собрался? Метнувшись в радиорубку, я быстро настроил радиостанцию на волну местных истребительных полков — радист записал, на каких частотах те работают, — и рявкнул в микрофон:

— Эй, хрен в небе? Если ты обстреляешь мои трофеи… Я не только попрошу твоего командира тебе глаз на жопу натянуть, но и моргать заставить. Ты меня понял?! И то, что у тебя звёзды на крыльях, мне по фигу, у меня тут зениток до чёрта, посмотрим, умеешь ты плавать или нет. Если на моих трофеях хоть царапина будет, я специально вокруг твоей тушки в воде кровь разолью и акул подманю. Не трогай моё добро!

Выйдя из рубки, я увидел, что все, кто слышал мой яростный монолог из-за открытой двери, улыбались, а моряк из новичков, стоявший на вахте, махнул рукой в сторону удаляющегося самолёта:

— Вон он, как услышал вопль в эфире, испуганно дёрнул в сторону и теперь там крутится. Приблизиться опасается. А красивый загиб получился, командир, я такой и не слышал…

В это время раздался крик с бака:

— Дымы по горизонту!.. Наши идут!..

— А это что? — указал флотский интендант на пункт в списке, который мы с дедом составляли.

— Где? — подошёл я. — А, элитное пойло, несколько ящиков. Коньяк, вино французское, ну и ликёр вроде, только его мало. Пришлось всё это в трюм спустить. Видимо, для генералитета. Там ещё и продовольствие для них было, всякое, элитное. Шоколад я разрешил раненым давать. Всё это тоже в трюме. Это с одного из грузовиков, взятых нами на разбитом понтонном мосту.

— Ага, понятно, — довольно кивнул тот и, осмотревшись, видимо обнаружив знакомого матроса, крикнул: — Архипов! Заступаешь на пост на буксире! Охраняешь трюм! Дежурному скажешь, я приказал… Так, продолжим. А это что?

— Это я так наш зубной грузовик пометил. Вон он, его уже на берег согнали, и ваши флотские медики осматривают. Зимина всё показывает.

— Хорошо-о-о… — довольно протянул интендант. Ещё бы ему довольным не быть, столько халявы!

Сдавая все трофеи в тыловую службу Черноморского флота, я поглядывал по сторонам. Большая часть освобождённых уже отправлена в казармы, с ними там особисты работали, раненые в госпитале, а моя команда лениво проводила работы на буксире, мы на нём ночуем. Команды других судов так же делали вид, что работают.

Пришли мы в Поти вечером. Тут всё быстро было организовано, к нам адмирал Кузнецов вылетел, ночью будет. А завтра утром ожидался торжественный приём трофейных кораблей и включение их в состав Черноморского флота. Уже формировались экипажи для них, один командир приходил знакомиться, изучать, что получит под командование. Лазарев и Фёдоров вроде оставались на своих местах. Катер вряд ли черноморцам передадут, речное судёнышко, наверное, в какую-нибудь флотилию включат. Так что, по сути, командир пока был один, старый капитан на мой буксир, для баржи ещё выбирают. Как я понял, её планируют ремонтировать, и она станет плавучей зенитной батареей. Да там много предположений было, наслушался, пока по штабу ходил. А капитан, что мой буксир будет принимать — он сейчас с дедом и Ромкой в машинном отделении, — мне понравился, справный моряк, ему передам судно без сомнений.

Основное мы уже сдали, осталась вот такая мелочёвка, как продовольствие. Справа от интенданта стояло три грузовика, в которые сносились все ящики с консервами и мешки с крупами. Осталось элитное продовольствие. Технику разобрали: легковой «опель», бронетранспортёр и мотоциклы — в штаб флота, зубной грузовик — во флотский госпиталь, документы для передачи оформляются. В комплекте к грузовику — запчасти от грузовиков с продовольствием. Так он дольше прослужит. Свой мотоцикл-одиночку отдавать я не хотел, не знаю почему, ну вот не хотел, и всё, но уговорили. На самом деле, куда я его возьму? Уже было известно, что мы все, моя команда, завтра вечером летим на самолёте домой, в Москву. Сразу после торжественной встречи с командующим флота. Журналисты ещё прибыть должны. Будут освещать всё это торжество. Надо будет договориться с фотографами насчёт снимков. Память такая недолговечная.

По поводу моего одиночки это не шутка, вон он на подножке у сходень на буксир стоит. Уговорили меня его передать — будет у посыльного в штабе флота, за это обещали на остальные мои трофеи не обращать внимания и доставить их с нами в столицу. Да и трофеев-то там — пара чемоданов да пяток солдатских ранцев. Плюс три кофра с музыкальными инструментами.

Кстати, насчёт инструментов: все, кто со мной был, очень сожалели, что среди трофеев не было ни гитары, ни аккордеона, которыми я умел пользоваться. У меня была обширная практика за время плавания на «Адмирале», но аккордеон ушёл на дно Дона вместе с баркасом и остальными личными вещами. Как это ни печально, но из этих двух музыкальных инструментов действительно ничего не было, и развлекал я команду вечерами, в свободный час, юмористическими рассказами. Те просили что-нибудь спеть из запрещённого цензурой, но без аккомпанемента было не то, а впечатление портить не хотелось.

Среди трофеев встретилось три инструмента, и я их прибрал для своей группы, лишними не будут. Это саксофон в жёстком чехле, пользоваться им я неумел, скрипка, причём по виду дорогая, качественной работы, и виолончель — большая дура в чехле. Всё это я повезу с остальными трофеями и подарками для семьи. На это и обменял одиночку. Только выторговал себе право пользоваться им, пока не улечу, потому тот на пирсе и стоял, как разъездной транспорт.

Рапорт я ещё в акватории Дона начал составлять, дополняя его со временем, так что по прибытии во время торжественного ужина не только описал всё устно, но и передал рапорт на имя командующего флотом.

С интендантом мы провозились ещё около часа, пока тот по спискам не прошёлся и не подтвердил, что всё, что нужно, им получено, на что мне квитанцию выдали. Потом меня флотские отвлекли, этим молодым лейтенантам нужно было подробностей, поэтому, попрощавшись с интендантом, я пригласил их на борт. А байки я мог травить часами…

Передача трофеев прошла хорошо, Кузнецов был доволен, по секрету шепнув, что всех нас ждут правительственные награды. В свете того, что это мы частично обеспечили прорыв наших войск и создание партизанского края и наши войска вскоре подойдут к окраинам Ростова-на-Дону, то награды явно высокие будут. Сейчас в сталинградских степях шло массированное наступление, уже освобождены немалые территории. А так было видно, что организатор этого мероприятия — профи, всё учёл, всё подготовил, поэтому и прошло всё гладко. Многим слово дали, включая меня. Потом был торжественный приём, инструмент нашли, и я почти два часа с перерывами на отдых радовал слушателей запрещёнными песнями. Только их и заказывали. Я ввёл такое всем понравившееся правило — передавать на сцену записки с просьбами, и исполнял то, что просили.

Ближе к вечеру мы стали собираться, как стемнеет, вылетаем в Москву с дозаправкой в пути. Аэродром находился в восьмидесяти километрах от Поти, транспортник нас ждал. Кузнецов ещё оставался здесь на пару дней, так что летели моя команда и трое военных корреспондентов. Парни наши грузили в самолёт вещи, борттехник помогал им их раскладывать, чтобы центровку не терять. Дед уже забрался в салон, устроившись на одной из лавок, и подрёмывал, рядом устроились лайки. Потом и остальные последовали за ним.

Провожали нас адъютант командующего Черноморским флотом, обеспечивший нашу доставку на аэродром, и пара командиров из авиаполка, дислоцировавшегося здесь. Пока лётчики прогревали мотор, мы с Юрой стояли с ними перед самолётом, болтая. Именно поэтому я не сразу заметил подошедшего капитана НКВД, обратил на него внимание, когда покосились в его сторону провожающие, и полуобернулся.

— Товарищ Поляков?! — прокричал тот, кинув руку к виску, движение у него вышло очень изящным.

— Да, это я.

— Прошу пройти за мной. На спецсвязи товарищ Сталин. Он желает с вами поговорить.

— Документы ваши сначала можно посмотреть? — попросил я.

Тот спокойно достал их, включая мандат личного порученца Верховного. На адъютанта это произвело впечатление, и он с уважением посмотрел на капитана.

— Товарищ Сталин попросил вас лично задержаться в Поти! Вылетите через три дня! Пусть вас не ждут! — Капитан пытался перекричать рёв моторов.

Документы у него были в порядке, так что, кивнув своим, я обнял Юру и пошёл за капитаном к эмке. В сопровождении у капитана был броневик, пулемётный Ба-20. Адъютант последовал за нами, сказал, что будет сопровождать на своей машине к штабу флота. Именно там была аппаратура спецсвязи. Хотя вроде в отделе НКВД тоже, но фиг его знает, может, и нет там. Когда мы выезжали с территории аэродрома, самолёт начал взлетать, и капитан воскликнул:

— Никак мотор горит?!

Я повернул голову, чтобы взглянуть в ночную мглу и рассмотреть огонь горевшего двигателя… и всё, темнота, абсолютная темнота. Хотя вроде до её наступления вспыхнула лёгкая боль в затылке. Или мне показалось? Неужели опять?..

* * *

Очнулся я как-то сразу, рывком. То есть недолго приходил в себя, как это у меня было после контузии, осматриваясь мутным взглядом. Увидел, как мужчина в белом халате, видимо врач, разгибаясь, убирает резко пахнущий шарик ваты от моего лица. Ага, так вот что заставило меня очнуться, дали понюхать нашатырного спирта. Где я, интересно? В госпитале? В аварию попали? Ничего не помню. Последнее, что припоминается, — в машину садился к людям Берии и выезжал с территории аэродрома. Вроде, когда ворота проезжали с часовым, чем-то меня отвлекли. Точно, так и было. Больше ничего не помню. Хм, а я вообще у наших?

Тут врач, который убирал инструменты и баночки в кожаный саквояж, кому-то что-то сказал, причём на незнакомом мне языке. Предположительно, на польском, пшекал много. А это уже совсем не хорошо.

— Очнулся, значит? — услышал я знакомый голос. Узнал сразу, того капитана баритон был.

Поляк сделал шаг в сторону, и я рассмотрел сидевшего на соседней койке капитана, порученца Сталина. Был он в той же форме, точнее, в командирских галифе, френча не было, нательная рубаха, повреждённая и тронутая огнём, голова забинтована, правая рука в гипсе. Хорошо его потрепало.

В это время я расслышал голоса в коридоре, на немецком. Видимо, был обход в госпитале, и врач давал указания. Тут всё и встало на свои места. Опять выкрали. То бандиты, то теперь вот немцы. Я что, мёдом намазан?!

— Где мы? — слабым голосом спросил я, слегка играя слабость.

— А ты догадайся, — усмехнулся капитан.

— Ты немец, и ты выкрал меня.

— Верно, — даже удивился тот. — Анализируешь неплохо. Что ещё скажешь?

— Думаю, ты агентом у нас был, давним. Пришлось раскрыться, когда меня похищал. Наверняка приказ сверху спустили, доставить во что бы то ни стало.

— Почти угадал. В Союзе я действительно работал больше двадцати лет, в органах. Сначала ЧК, потом ОГПУ и вот НКВД. До майора госбезопасности дослужился. Только выйти из игры пришлось в Крыму, когда я помог нашим войскам взять полуостров. А тут я участвовал в одиночной акции. Пришлось быстро работать, многие из флотских меня в лицо знали, странно, что тот капитан, адъютант командующего флотом, меня не признал. Под самый конец обороны Крыма, то, что я агент немцев, им удалось выяснить. А этот, видимо, новенький. Да особо информацию о моём предательстве и не распространяли. Устроился я в разведотделе вермахта, а тут раз — срочно проводить операцию в Поти, вот меня и выбрали. Город я хорошо знаю, в местном отделе НКВД два года служил, пока на повышение не ушёл. Едва успели тебя с трапа самолёта снять.

— Мы в Польше? Почему не в Крыму? На самолёте вывезли?

— Всё прошло идеально, ваши совсем ушами хлопали. Даже на стрельбу, когда мы адъютанта и охрану его уничтожали, никто сразу не дёрнулся. Потом к самолёту тебя и отправили в Генерал-губернаторство. Тут ты прав, мы в Польше, как ты её называешь. Ну а Крым? Слишком плотный зонтик советских истребителей там был, рисковать не стали, да и приказ имеется доставить как можно быстрее, поэтому сразу отправили по назначению в Рейх. Ушли подальше над Чёрным морем, дозаправились в Румынии, и до Генерал-губернаторства долетели. Вот только случайность произошла. Когда мы посадку совершили для дозаправки, подломилась стойка шасси. В аварии, что странно, единственный, кто не пострадал, — это ты. Лётчики заживо сгорели, когда крыло от трения об бетон полосы загорелось и бензин вспыхнул. Искры были. Вытащили тебя. Приказ был доставить в целости и сохранности. Сутки ты без сознания был. Думал, ударил слишком сильно, ан нет, очнулся.

— Что-то ты больно откровенен, — пробурчал я. — Операцию Отто Скорцени готовил?

— А кто это?

Судя по недоумению явно не играющего немца, тот действительно его не знал. Возможно, я дал маху, и самый известный диверсант Гитлера ещё не известен или никак не проявил себя.

— Да так, чел один… Мы в Варшаве?

— Хватит информации. Через час самолёт. Мы с тобой вылетаем в Берлин. Лично я из-за этой аварии не собираюсь лишаться честно заработанной награды. А мне крест светит.

— Обещаю, ты его получишь, — вполне серьёзно ответил я. — Берёзовый.

— Наглец. Ничего, когда тебя будут публично казнить, поквитаемся. Если бы не приказ, чтобы ни царапинки, поучил бы тебя уму-разуму. Всё, одевайся.

Не знаю, то ли тот сигнал какой подал, то ли нас слушали, двери, через которые вышел польский врач, распахнулись, и вошли два солдата СС с автоматами на груди и замерли по стойке смирно. Ясно, никто помогать мне одеваться не будет. Вот к поддельному капитану скользнула из коридора миловидная медсестричка, тоже полячкой оказалась. Ох, как она вокруг него крутилась и ворковала, помогая надевать обгорелый, но вычищенный френч капитана НКВД! Странно, чего это его в свою форму не одевают? Тоже что-то с этим придумали? Какую-нибудь лапшу будут вешать своим обывателям, что, мол, вот, советский капитан сам сдался в плен и врага Рейха привёл. То, что я враг Рейха, мне ещё в штабе Черноморского флота сообщили после успешного наступления и освобождения огромных территорий. Гитлер лично по радио объявил. Ну и угон трофейных кораблей припомнили. И как немцы узнали, что я тут замешан? Это я о том наступлении, о котором советские газеты уже второй день сообщают. С эмоциями, не меньшими, чем при наступлении под Москвой. Ну да, такое же крупное.

После того, как лже-капитан велел мне одеваться, я, откинув простыню и кряхтя, продолжая изображать слабость, мало ли, пригодится, осмотрел себя. Лежал я в одних трусах. Синяки по телу, раньше не было, видимо, после авиакатастрофы, но ничего больше не обнаружил. Разве что левый локоть ныл. Вещи лежали тут же, на стуле возле тумбочки. Ни пистолета, ни ножа, ничего. Даже ремня не было. Всё вытащили. Оставили мне только тельняшку, мою робу и морские ботинки на шнуровке. Ещё носки мои в обувь сунули. А вот фуражки моей морской не было, похоже, сгинула при захвате. Жаль.

Я натянул носки, потом тельник и сверху комбез, застегнул его. Без ремня он на балахон походил, по привычке закатал рукава, они чуть длиннее необходимого были. Когда я завязал шнуровку у ботинок и встал, притопнув, капитан тоже был готов. Руки мне не связывали, видимо, не опасались, что я оружие добуду. В коридоре было ещё два солдата, и с предыдущими они проконвоировали нас к выходу.

По пути я старался незаметно осматриваться, стреляя глазами туда-сюда. Капитан шёл рядом по правую руку, его кобура с ТТ закрыта. Пока откроешь, достанешь пистолет, а вдруг тот его туда с силой запихнул, замаешься выковыривать, раз десять скрутить успеют, а то и пристрелить. Последнее вряд ли, если вспомнить слова лже-капитана. В сапоге у него явно что-то есть, голенища узкие, плотно обжимают икры. Думаю, нож. Хороший такой свинорез. Четыре немца, форма, амуниция одинаковые, даже гранаты за поясом. По две у каждого. У всех автоматы. У троих МП, по-моему, «сороковые», а у четвёртого уже знакомая машинка. Редкость, между прочим. Дырчатый кожух ствола, приклад деревянный, как у ППШ, и магазин сбоку вставлен, как у «стэна». МП-28 он называется, если мне память не изменяет. У меня у самого такого трофея не было, но бойцы показывали, хвалились. Это ещё под Москвой было, когда я три дня снайперил.

Охрана лохами не выглядит, бросок не проморгают. Опытные, не тыловики какие брюхатые, которые единственно, что могут, — на посту стоять да крестьян шмонать. Не-е, эти волкодавы серьёзные, я не удивлюсь, если подтвердится, что они участвовали в моём захвате и в прикрытии при вывозе бессознательного тела. Так что пока выхода я не видел, охраняли хорошо, отслеживая все мои движения на ходу. Особо я не печалился, сейчас нет возможности сбежать, но как будет — свалю. Я отчаянный, я смогу.

Раз я под охраной, а конвойных аж пятеро, если лже-капитана считать, шёл я понурив голову и заложив руки за спину. Мне пока выгодно так себя вести. Мало ли, кто фото сделает, а тут видно: взят в плен, не добровольно сдался, связанным ведут. Попробуй докажи обратное.

Вышли мы во внутренний дворик госпиталя, где стояли несколько автомобилей, включая два грузовика с красными крестами, и один бронетранспортёр, урча на холостом ходу. Меня посадили в него, в десантный отсек. Солдаты залезли ко мне, а лже-капитан устроился впереди на пассажирском месте. Порыкивая мотором и звеня гусеницами, мы похрустели брусчаткой к выезду. Крышки в отсеке не было, поэтому я видел, как проплывают мимо сначала ворота, потом верхушки зданий, деревья. Похоже, мы в городе, вот только в каком?

Ехали по городу недолго, наверное, этот госпиталь был ближайшим от того места, где произошла трагедия, и всех пострадавших доставили сюда. Потом явно покинули город — эха от стен не было, и трясти начало. Возможно, на полевую дорогу выехали. И вскоре оказались на аэродроме. Ну вот не было возможности для побега, хоть режьте. Два солдата притиснули меня с боков, поглядывали, чтобы я ничего не натворил, я тоже поглядывал, держа руки, как школьник, на коленях, мне так приказали. Правда, когда меня сажали и я сделал вид, что запнулся о ступеньку, то у солдата, помогавшего мне залезть, незаметно открутил колпачок на одной гранате. Те за пояс были заткнуты. Но это всё, что я успел, ни выдернуть шнур, ни рвануть, куда подальше… Ладно хоть, не заметили, что я с гранатой поработал.

Меня повели к самолёту, такому же транспортному «юнкерсу», что сгорел. Я увидел обломки в стороне. Аэродром военный, были видны зенитки, несколько самолётов, даже пара истребителей, ну и обслуживающий персонал в форме. Долго смотреть не дали, запихнули в самолёт. Солдат, у которого я скрутил колпачок с ручки гранаты, сел слева от меня, второй — справа, снова стиснув меня с боков. Двое других — напротив, лже-капитан — на лавку рядом с кабиной пилотов. После небольшого разбега самолёт, ревя тремя своими моторами, стал подниматься в вечернее небо, солнце уже садится. И я стал планировать свои дальнейшие действия, и чем больше думал, тем больше мне нравился мой план. В Берлин на публичную казнь я не хотел, а самолёт без дозаправки туда летит, если это Варшава, то хватит. Да с любого польского аэродрома хватит. Значит, бежать нужно сейчас.

Сидеть, напрягаясь, не стоит, конвой может что заподозрить, поэтому, расслабившись, я сделал вид, что клюю носом, а потом — что сплю. Меня не трогали, летим — и ладно. И вот, дождавшись, когда охрана совсем расслабится (вот истуканы, ни словом не перемолвятся!), я сделал то, что пошагово спланировал. Резко развернувшись — от меня, спавшего, такого не ожидали, — таким же резким движением выдернул шнурок из гранаты и, в прыжке ударив локтем в промежность второму, чтобы не перехватил, покатился в сторону хвоста самолёта, закрывая уши ладонями, свернувшись калачиком и открыв рот. Мне второй контузии не надо.

Естественно, я следил за немцами. А они, все пятеро, в панике, заглушая рёв моторов, заорали так, будто их резали. Вот теперь не каменные изваяния, как я их назвал. Гранату тот солдат выдернул из-за пояса, но впопыхах уронил на пол. Второй, что пытался помочь, случайно пнул её, и она улетела ко мне.

— Охренели?! — заорал я, хватая гранату.

В голове у меня щёлкали секунды с того мгновения, как я дёрнул за шнурок, поэтому, когда осталось две секунды, просто швырнул её под ноги немцам. Причём так, чтобы она, отскочив от стенки, упала за ними, между солдатами и кабиной лётчиков. Мне так меньше осколков достанется. Падая обратно на пол, я снова закрыл уши и открыл рот. Только успел это сделать, как грохнуло. Хорошо так. Мне всё-таки досталось. Стараясь не трясти головой, немного зрение плавало, быстро перебирая руками и ногами, я пополз к кабине. Мне необходимо оружие, и была надежда, что в замкнутом пространстве солдатам досталось больше, чем мне. И нужно торопиться, пока те, квёлые, отходят от взрыва.

Выдернув автомат, МП-40, из-под тела шевелившегося солдата и вскинув его, встал. Дымок рассеивался благодаря пробоинам в бортах, хотя небольшая дымка и стояла, но рассмотреть, что творится, я смог. Лже-капитан так и сидел на месте, нашпигованный осколками, этот готов, не дышит. Один солдат лежал, тоже труп, двое раненых шевелились в лужах крови, и вот этот четвёртый, оглушённый, у которого я автомат отобрал. Тут открылась дверца, и, шатаясь, выглянул один из лётчиков, наверное, штурман. Первая короткая очередь досталась ему, и он, вывалившись, упал на пол. Дальше короткими очередями я добил остальных. Даже по вроде как убитым прошёлся, мне подранки не нужны. Стараясь не поскользнуться на крови, щедро её тут разлилось, рванул к кабине. Второй лётчик уже пытался что-то предпринять, а судя по крови на рукаве, его или осколком задело, или моей пулей, но я прервал его действия.

— Веди спокойно, иначе пристрелю, — скомандовал я ему. — Руки на штурвал.

Достав у него из кобуры вальтер, убрал его в свой карман вместе с запасным магазином. Честно говоря, не думал, что у меня выгорит да ещё живым останусь, и дальше не просчитывал, что делать, но сейчас пришла в голову мысль. Ворочая тело штурмана, я стал снимать с него парашют. Почему-то парашютов было всего два: у пилота и у штурмана. Третьего члена экипажа не было, хотя, как я знал, их должно быть три.

Сняв парашют, а также ремень с кобурой пистолета, прошёлся по карманам его и солдат, собирая мелочь, а то у меня её совсем не осталось, и разложил по своим карманам. Особенно меня наличка интересовала. Из нагрудного кармана френча лже-капитана забрал мандат порученца Сталина и остальные документы. Пригодятся при возвращении. Ну и свинорез в сапоге у того действительно был, вытащил. На всякий случай разбил рацию. Потом осмотрел солдатские ранцы, амуницию, оружие. Отобрал два ранца получше. Подогнал под себя амуницию, ремень с магазинами для автомата. У остальных вытащил магазины и всё сложил в один из ранцев. Всё продовольствие и лётные пайки, что я нашёл в кабине, когда обыскивал её, мешая пилоту вести, убрал во второй ранец, туда же гранаты. Пять штук не пострадало, только ручки скрутил. Всё, оба ранца полные, карманы тоже.

Я надел парашют, потом оба ранца — на спину и на грудь и автомат, перекинув ремень через голову, закрепил на боку. Ну что ж, я готов. Уже полностью стемнело. Корпус в некоторых местах был пробит, в отверстиях, оставленных осколками и частично пулями, шумел ветер. Взяв один из автоматов, которые я тут оставлял, вскинул его и расстрелял весь магазин. Выпустив пули в стенку как раз за креслом пилота. Я лишь увидел в открытую дверь, как бессильно повисла, покачиваясь, рука пилота. Так никто не говорил, что я его живым оставлю. Война есть война, не я её начал. Подбежав к двери, открыл её и, нащупав кольцо, рывком, в голову отдало болью, выпрыгнул наружу. Меня сразу закрутило, ладно опыт был парашютных прыжков, ещё в прошлой жизни. Стабилизировав полёт, дёрнул кольцо. Мы летели на полуторакилометровой высоте, так что расстояние до земли небольшое.

От удара раскрывшегося парашюта меня тряхнуло так, что я чуть снова не потерял сознание, сообразив, что немного перегрузился трофеями, тяжёлым был. Ранец с боеприпасами на спине врезался в спину так, что не продохнуть, не охнуть. Морщась, я постарался повернуть голову и рассмотреть, как там самолет, гул удалялся, и было заметно, что самолёт снижался. Его ещё видно было. В той стороне, куда он летел, мелькали огоньки, наверное, там населённый пункт. Надеюсь, на него самолёт не упадёт.

Поглядывая вниз, чтобы успеть сгруппироваться, я ждал вспышки от взрыва самолёта, но не дождался. Гул моторов прервался, и донёсся звук удара — самолёт в землю врезался, но огня не было. Чего это он не загорелся? Это очень плохо. Если бы он сгорел, работы криминалистам было бы больше, а у меня времени с запасом. А теперь осмотрят утром обломки, поймут, что меня нет, и устроят облаву по всей Польше. И улетел тот километров на двенадцать, далеко, не сбегаешь, не подожжёшь. Чёрт, и чего я пожар в салоне не устроил перед прыжком? Умная мысля приходит опосля… Ладно, главное, спасся, а там посмотрим. Валить надо как можно быстрее… О, вот и земелька.

Сгруппировавшись, я принял удар на полусогнутые ноги и перекатился. Дул ветерок, поэтому почти сразу купол наполнился и потащил меня дальше. Вскочив, я побежал за ним. Подтягивая одну сторону за стропы, пока окончательно не погасил его. Снял парашютную сумку, кое-как запихнул в неё парашют, проверил, всё ли на месте, перевесил поудобнее автомат, кобуру с ТТ, снятую с мёртвого лже-капитана, расположил над правой ягодицей. И направился прочь, пытаясь хоть что-то рассмотреть во тьме. С поля, на которое я сел, урожай снят, вдали вроде деревья, а левее светятся огни какого-то населённого пункта. Километра полтора до него. Вот к нему я и направился. Пока тревога не пошла по местным территориям, можно и обнаглеть, мне транспорт нужен, а то я иду еле-еле из-за той тяжести, что нагрузил на себя. Надеюсь, пшеки уже спят, чтобы можно было увести у кого велосипед. Сейчас такой тихий транспорт идеально мне подходит.

Добравшись до окраины села, где начинались сады, спрятал там ранцы с парашютной сумкой и, придерживая автомат, быстрым шагом направился к одной из улиц. Чем быстрее найду то, что мне надо, тем лучше. Гуляющих вечером, а точнее, уже ночью, на улицах хватало. Поначалу я не обратил внимания, что парочка, ворковавшая на скамейке, говорила на немецком языке, ну оккупанты, бывает. Потом ещё голоса услышал. Из трактира речь немецкая доносилась. Я даже остановился от неожиданно пришедшей мне мысли. А я вообще в Польше? Фиг его знает. У меня, конечно, планшет штурмана при себе и наручный компас его, но где я, неизвестно. Это что, пока я трофеи собирал, мы в Германию залетели и это немецкий городок? Да, это мне ещё больше топать до своих…

Около трактира стояло несколько велосипедов, а фонарь не доставал до некоторых, и можно увести незаметно, даже выбор был. Подкравшись к ним, хорошо, комбез чёрный, стал осматривать велосипеды. Один мне понравился, женский, лёгкий, с сеткой багажника перед рулём, не знал, что в это время они уже есть. Смазан хорошо, цепь проверил. Ну а то, что женский, не страшно, легко спрыгивать с него будет, если срочно потребуется где укрыться, залечь, например. Потом я обшарил все остальные велосипеды: открывал кармашки для инструмента и лучшее убирал к себе. Даже насос хороший подобрал, на «моём» велосипеде его не было. И укатил его в одну из улиц, спрятав в кустах, затем ещё четыре укатил и оставил в разных местах. Паника с пропажей поднимется, найдут некоторые велики и подумают, дети балуются. Ну а то, что один пропал, спишут на тех же детишек.

Докатив до сада, я привязал ранцы и парашютную сумку на велосипед и тронулся в сторону Берлина. Да-да, поехал я в совершенно другую сторону от мест, где меня будут искать. На востоке будут искать, а я кручу педали на запад. Сделаю большой круг — и обратно, но сильно в стороне. Нужно только определиться, где я вообще, и подальше убраться от обломков самолёта.

* * *

Уехал недалеко, хотя планировал сделать рывок на всю ночь. Луна в небе хоть изредка и пропадала за наплывающими облаками, но время от времени всё же освещала своим серебристым светом укатанную полевую дорогу, по которой я рулил. Проехал от силы километров десять, часа два потратил. Минут на двадцать останавливался у мостика, перекинутого через речушку шириной вряд ли больше пары метров. Отстирал свой комбез, а то он был весь в крови после сбора трофеев, отмыл обувь, искупался и в одних трусах с мокрыми волосами покатил дальше. Тельняшку и комбез развесил сохнуть на велосипеде. Только уехал я не далеко, километра на три от ручья, когда почувствовал, что всё, сил больше нет. Тут всё сказалось — и общая усталость, и контузия, и удар по голове. А прыжок с парашютом чего стоил! Кстати, а когда я в последний раз ел? Точно за пару часов до захвата, это больше суток прошло. То-то меня мутить начало и слабость по телу расплывается.

Высмотрев рощу, выбрал место поудобнее, где трава гуще и кустарник, а то деревья насквозь просматривались. Пристроил велосипед, достал из ранца с провизией лётный сухпай и стал его уплетать. Запивал водой из фляги, их у меня две было. После еды меня так разморило, что сил едва хватило, чтобы подтянуть к себе и обнять автомат — и всё, накрыла тьма.

Очнулся я от боли во всём теле. Особенно той части, коей лежал на земле. Осторожно двигаясь, я сел, сонно протирая рукой глаза, и осмотрелся. Да уж, уснул, можно сказать, на открытой местности и практически голым. Видимо, ночью я не замёрз, потому что постоянно возился во сне — вон сплошные следы и мелкие ссадины от сухих веточек, впивавшихся в кожу. Уже ярко светило ласковое солнышко, прогревая землю, полдесятого. Лагерь — как после нашествия Мамая: велосипед со всеми вещами завален на кусты, рядом распотрошённый ранец, это я вчера, голодный, поесть искал, и я сижу, обнимая… ха, автомат ещё при мне!

Я съел плитку шоколада, хватит для завтрака, попил воды и стал собираться. Чем дольше сижу на месте, тем меньше шансов уйти из зоны поиска. Я прислушался к себе и вынужден был признать, что сон помог, чувствовал я себя даже лучше, чем показалось сначала, близко к отличному. Взял комбез. Он немного пропылился, пока я ехал ночью от ручья, пыль въелась во влажную ткань и высохла с ней, так что снова стирать нужно, а пока хорошенько встряхнул его. Надел тельник, потом комбинезон, выстиранные носки и обувь. Завязав немного заскорузлые после мойки шнурки, встал и притопнул. Хорошо. Сверху застегнул пояс с автоматными подсумками, кобурой, ножом в ножнах и фляжкой. Поправил некоторые чехлы с магазинами, чтобы удобнее висели по бокам и не мешали ехать. Потом, перекинув лямку через голову, повесил на бок планшет с картой штурмана. Ранец с продовольствием за спину, тот, что с боеприпасом — в корзинку на руле, парашют — на багажник за спиной, над задним колесом, прижав держалкой. Подхватил прислонённый к стволу дерева автомат, повесил его на боку, чтобы от живота можно было стрелять, и на опушке рощи осмотрелся. Вдали по дороге в мою сторону ехала большая арба, гружённая сеном. Я вышел на дорогу и спокойно поехал дальше. Тут главная хитрость — внимательно смотреть и в случае, если на дороге кто появится, или укрыться, или куда свернуть. А так поди пойми, кто там едет.

Километра два проехал, когда впереди углядел пересекавшую мой путь асфальтированную дорогу, по которой часто мелькали машины, было много мотоциклов, проехало и несколько велосипедистов. Больше скажу, на перекрёстке стоял дорожный указатель. Подкатив к нему и прочитав направления, я только растрепал в растерянности шевелюру. Всё же я был в Германии, на одной стрелке было написано: «Берлин — 8». Понятно, что цифра означает километры. Хм, это что, транспортник где-то на окраине столицы Третьего рейха грохнулся? Достав планшет, через прозрачную плёнку я стал рассматривать карту. Ага, нашёл эту дорогу, там дальше должен быть железнодорожный переезд. Да, теперь точно представляю, где нахожусь.

Желание посетить вражескую столицу у меня было, ещё бы — побывать рядом и не посетить? Только вот как? Я и так увешан всем, так что сразу стрельба начнётся, значит, нужно всё спрятать, оставив на всякий случай пистолет, и скататься. Размышляя, я пригляделся к большаку. Чем дальше, тем больше стало появляться военных: проехала пара грузовиков, набитых солдатами, мотоциклисты в форме, на посыльных похожи. Хотя и серьёзные солдаты на тяжёлых мотоциклах с пулемётами были. Видимо, их рассылают в разные стороны для постов. Зону поиска расширяют. Даже несколько самолётов появилось в небе, нарезая круги. Что меня поразило — и гражданских на своей технике хватало, в кабриолетах, разных авто и даже на мотоциклах. То есть у них технику не забирали на нужды вермахта. Хотя о чём это я, это же не Союз, где личные авто можно пересчитать по пальцам двух рук. О, это во мне бывший капиталист проснулся.

Арба, что следовала за мной, как раз подкатила к перекрёстку, дождавшись просвета, пересекла его и покатила дальше по полевой дороге. Я за ней тоже быстро, толкая велосипед, перебежал на другую сторону асфальтки, посмотрел в сторону далёкой полоски леса и, запрыгнув на сиденье велосипеда, приналёг на педали. С ним мне повезло, ход лёгкий. Проехал метров двести, то есть на такое расстояние, что с дороги уже невозможно разобрать, что я вооружён и подросток, которого все так ищут, когда услышал позади гул мотора. Мельком обернувшись, с облегчением вздохнул: красный кабриолет. Вскоре он проехал мимо меня. Гражданские, что в нём сидели, в мою сторону даже не посмотрели.

Когда я доехал до деревьев, которые принял за посадку, то понял, что это специально высаженные дубы, которые своими корнями крепили берег Одера. Да, за ними текла неширокая река. Хм, а почему я, речник, о ней не подумал? Подведя велосипед к берегу, стал идти вдоль реки в сторону Берлина, почти два километра прошёл, пока не увидел подходящее убежище из густого кустарника. Достал свинорез лже-капитана и прорубил проход внутрь, и срезанными же кустами закрыл его. Там расширил полянку, ветками закрыл сверху от воздушного наблюдения, и получился небольшой такой домик-шалаш. Велосипед тут хорошо спрятан. Дальше нужно думать. Достав карту, я стал её изучать. Хм, так это не Одер. Оказалось, эта река вообще далеко, и в Берлине её нет, как я раньше думал. А река называется Шпрее. Хм, та впадает в реку Хафель, а та — в Эльбу, которая впадает в Северное море. Во путь какой, длинный, конечно, но немцы меня в той стороне точно искать не будут. План сырой, но пока пусть будет основным. А что там по Одеру?

Одер впадает в Балтийское море, это я знаю. Идти пешком или на велосипеде ехать через захваченные немцами земли — это как игра в рулетку. А я речник, моряк, опыт плавания на море, разовый, суточный, да и то по Чёрному морю, имеется. Почему нет? Тут до моря километров двести, доберусь. Стащу лодку и отправлюсь по Одеру к Балтике. До первого шлюза, правда, там лодку притоплю, дальше на велосипеде. Или если ещё что увести удастся. Хорошо, по воде мне больше нравится путешествовать. Доберусь до Щецинского залива и там поищу что-то морское. Если что найду подходящее, дальше останется угнать и красться ночами вдоль берега, отстаиваясь в пустых заливах днём. Доберусь до Ленинграда, ночью прошмыгну. Нужно что-то с малой осадкой, чтобы минные поля благополучно пройти. Потом Нева, Ладога, Онежское озеро, Волга и, наконец, Москва. Ха, хорошая идея, вот только выгорит ли она? Не знаю, но пока я на Шпрее, и есть прямой путь к Северному морю. Тут один плюс, меня в той стороне точно искать не будут. Надо подумать, Эльба или Одер. Время ещё есть. До вечера.

Так, план имеется, и он уже одобрен коллективом, а коллектив — это я. Убежище получилось неплохое, сняв с себя всю амуницию, я убрал в карман вальтер пилота и взял всю наличность, вдруг что прикупить удастся. Стянув верх комбеза, обвязал рукава вокруг пояса. Слегка испачкал глиной лицо, изучил в зеркальце, которое взял с бритвой отличной стали из ранца в самолёте, как получилось. И скривился. Нет, это не то. Сходив к берегу и срезав камыша, отчистил сердцевину и получились небольшие мягкие цилиндрики. Вставив в нос, увеличив его размер, ещё раз посмотрел в зеркало. Черты лица чуть слега искривились, но этого мало. Из той же сердцевины нарезал полосок и вставил между дёснами и щеками сверху и снизу. Вот теперь норма, лицо изменилось. Нарезав ещё такие вставки, для запаса, в последний раз взглянул в зеркальце. Довольно кивнул и, сняв всё с велосипеда и выведя его, пошёл дальше вдоль берега. Шёл около часа, пока не наткнулся на тропинку. По ней и поехал, но всё так же вдоль реки, та то появлялась, то терялась по левую руку. Да, как и Балтика, Берлин был впереди. Когда добуду лодку и отправлюсь к впадению рек Шпрее и Хафель, шалаш будет по пути, вот и заберу имущество. Пока я решил придерживаться плана по Северному морю.

Сначала мне попалась какая-то деревушка на берегу реки, домов около десяти, но зажиточная, даже трактор видел с тележкой и пикап. На меня никто не обратил внимания, едет мальчонка и едет, да и деревня была полупустой, началась страда, урожай снимали, все в поле. Тут я вспомнил, что у немцев свои тельняшки, и русский тельник на них не похож, опытный взгляд заметит разницу. Меня даже передёрнуло, когда я осознал, что чуть на мелочи не попался. Снял тельняшку и, аккуратно свернув, убрал её в карман комбеза, еле всунул, шишка получилась. Так и ехал с обнажённым торсом. Подростки мне попадались, так что особо я среди них не выделялся, такой же загорелый, со следами от майки на коже. В общем, обычный подросток. В одном месте даже пост проехал на дороге. Догнал группу подростков и присоединился к ним. Поэтому солдаты на посту меня и прощёлкали, а когда я въехал на окраину Берлина, где частный сектор был, то и расстался с этими подростками. Нормальные весёлые парни и девчата. Рассказали, как сюда везли ужасного демона Полякова, что питается младенцами, да-да, в газетах так и было написано, но он съел всю охрану и пилотов, сам выпрыгнул с парашютом, а самолёт разбился. Это всё в сегодняшних газетах было с большими фото этого Полякова. К счастью, тут моя маскировка меня спасла, никто даже не подумал, что рассказывают мне обо мне. Я только смеялся, когда те разные истории про меня сочиняли, причём больше, похоже, на ходу, и радовался, что догадался навести маскировку на лицо. Первый экзамен выдержал, но сколько их меня ещё ждёт в Берлине за этот долгий и долгий день. Ладно, нечего ныть, делом нужно заняться. Так, а где тут местная барахолка или рынок?

На въезде я полностью надел комбез, но закатал штанины и рукава повыше. Обувь снял, ехал босиком. Ботинки в корзинке были. Передвигаться по городу с обнажённым торсом было неприлично, компания подростков тоже оделась. Когда закончились окраины и я поехал по центральным улицам, переезжая через трамвайные рельсы, то крутил головой с немалым интересом. Спрашивая дорогу у встречных прохожих, я доехал до рынка, стараясь соблюдать правила движения, машин тут хватало. Просто наблюдал, как себя ведут другие велосипедисты и повторял то же, что делали они. Да и не трудно тут было разобраться, по краю проезжей части езжай и на перекрёстках будь внимателен — вот и всё.

Когда на противоположной окраине показался рынок, я спрыгнул с велосипеда и, толкая его за руль, направился дальше, поглядывая на дорогу, куда поставить босые ноги. Подошва у меня, конечно, крепкая, я босиком часто хожу, но мало ли — на стекло наступлю или ещё что. Мне ноги целыми нужны, сейчас всё от них зависит. По рынку я так и гулял с велосипедом, не хотел его оставлять, свистнут в момент. Наверное, точно не скажу. Рынок оказался больше продовольственным, крестьяне привозили натуральные продукты на продажу. Я замечал среди покупателей женщин в форме прислуги, для хозяев покупали свежие продукты и зелень. Однако и вещи были в продаже, но чуть дальше. Купил три пирожка и, пока шёл и осматривал рынок, съел их. Вкусные, понравились. Потом молока стакан взял, свежий надой, сегодняшний. Тут же, у прилавка молочницы и выпил. При этом незаметно двигал на место одну сдвинувшуюся закладку между нижней десной и щекой. Чуть не проглотил её с молоком.

Приметив наконец небольшие ряды с вещами, стал осматривать, что было выложено на прилавках. Всё в основном ношеное, продавали, что не по размеру стало. Первым делом я долго торговался за большой сорокалитровый мешок для вещей с лямками для переноски. Мешок самодельный, из плотной материи, хорошо сшитый. И лямки не тонкие, в плечи не будут врезаться, с пониманием сделаны. Потом я купил две рубашки по размеру. Одна синяя, другая коричневая. Синюю убрал в мешок, другую надел, попросив у продавца пройти в примерочную, это был просто закуток за прилавком. Затем отыскал крепкие широкие штаны с ремнём. У подростков такие видел. Надел. Комбез вместе с ботинками ушёл на дно мешка к рубашке. Так потихоньку и одевался. Купил неплохие лёгкие ботинки с высоким голенищем на шнуровке, не кеды, но что-то вроде. Пять пар носков подобрал, трое трусов и три майки. Нашёл лёгкую куртку и кепку. Приобрёл, нормально. У другого продавца купил два пледа. Не новых, но чистых, выстиранных. Свернул в рулон и тоже в мешок убрал. В рядах нашёл и посуду. Взял трёхлитровый котелок, большую литровую кружку, она мне вместо чайника будет, и небольшую сковороду.

Тарелку глубокую нашёл, пару ложек и пару вилок. Я предпочитал столовые приборы с запасом брать. Вечно всё теряется. Три носовых платка купил, вещи нужные, и что-то вроде скатерти.

Пришлось ещё один мешок приобрести, так как первый был полон. Закрепив его на заднем багажнике велосипеда, продолжил ходить между рядами. Купил мыло для стирки, что-то вроде хозяйственного, и другое, душистое, мыться. Мочалку подобрал по нраву. Когда в продовольственные ряды вернулся, то, приметив мужичка, торговавшего консервами, взял десять банок советской тушёнки, ещё пяток с сосисками, они мне нравились, да рыбные консервы. Неплохое разнообразие. У женщины купил два кило крупы, пакет галет, небольшие мешочки с солью и сахаром, немного специй. Потом пакет гороха, макарон. Всё, и второй мешок полон, теперь можно поискать средство передвижения по реке. Мешок с продовольствием за спину, и, на ходу жуя пирожок, купил парочку на входе с картошкой, покатил к речному порту столицы Третьего рейха.

Через некоторое время поменял мешки местами. С продовольствием хоть и меньше, но тяжелее. А теперь стало свободнее плечам. Пока ехал, поглядывал на редкие патрули. Интересовали меня их карабины. Автомат для боя хорош, но он на короткие дистанции, а карабин — это уже серьёзнее и при путешествии нужен. Только вот как его добыть, тихо, незаметно и не привлекая внимания?

И тут, когда меня потрясло на трамвайных путях, одна распорка вдруг вылетела из носа, на выдохе получилось, как выстрелила. Нужно другую вставить, а то нос стал несимметричным. Найдя место поспокойнее, вроде никого, я достал зеркальце и вставил запасную. Из-за торопливости чуть до крови ноздрю не повредил. Я уже привык ртом дышать, нос-то с этой маскировкой практически блокирован. Ну и за щекой вставки поправил. Одну пришлось новую ставить, оказалось, съел с пирожками, а я и не заметил.

В порт я всё же не поехал, больно там народу много, грузы приходили, военных хватало. Чего лишнего мелькать? Просто по набережной Берлина, где текла Шпрее, стал искать места стоянки частных лодок, пока не добрался практически до окраин. У пристани были яхты, катера, парусные лодки, я же искал простую вёсельную. Лучше четырёхвёсельную, чтобы и велосипед взять и всё остальное вошло. Таких хватало, любили жители Берлина совершать водные прогулки. Да река и не пуста была: пользуясь тёплыми днями, берлинцы отдыхали, путешествовали, устраивали пикники. Нашёл я неплохую лодку, пусть парусную, но мачта съёмная, и это меня заинтересовало. А ночью можно и под парусом идти. Хотя чего ночью-то? И днём пойду, кто на меня внимание обратит? Вот именно, тут таких путешественников даже не сотни, ближе к тысяче. Только у того берега, где я стоял, облокотившись о руль велосипеда, видел около сотни лодок, яхт и катеров. Рыбаков тоже хватало. О, кстати, а снасти я и не купил.

Тут сбоку раздался многоголосый шум и даже вроде визг. Здоровый бюргер, интересно, почему не в армии, тащил за ухо мальчишку моих лет. По возгласам прохожих я понял — это меня поймали. То есть Полякова. Явно этого мальчишку за меня приняли. Сработали фотографии в газетах. Тот просил отпустить, визжа, но мужик не слушал, продолжал вести его за ухо. Заметив полицейского, он обрадовался и заспешил к нему. Как я понял, за наградой шёл. Десять тысяч рейхсмарок — приличная сумма. Я, разогнавшись с небольшого склона, присоединился к группе зевак. Разобрались быстро, хотя парню, было видно, досталось, глаз подбили, щека красная и ухо большим стало. И такое же красное. Размазывая по лицу сопли и ревя, он, хромая, направился домой, а недовольный бюргер только матерился. Премия мимо прошла.

— Третьего Полякова находят с утра, — пробормотал полицейский, когда патруль военных подошёл разобраться. — Этому повезло, толпа не забила.

— Да-а… — сбив пилотку на затылок протянул один из солдат. — Сознательные у нас граждане, патриотичные.

Мысленно согласившись с немцем, я укатил к центру Берлина. Там на одной из улиц я приметил магазин рыболова-охотника. Надо заглянуть, может, что интересное попадётся. Мне нужны складная удочка и снасти. Главное, найти этот магазин, тут могут быть проблемы. Я дорогу особо не запоминал. К счастью, искать не пришлось, мне просто повстречался другой. Поставив велосипед у больших обзорных окон, чтобы видеть его изнутри магазина, и подумав, направился к продавцу берлинских газет, стоявшему на углу улицы. Купил три экземпляра с моим фото и суммой премии. С собой возьму, на память, на стену повешу. Свернул пачку аккуратно в рулон, прицепил к одному из мешков и теперь прошёл внутрь магазина. Из всего запаса денежных средств я потратил чуть больше половины, поэтому, несмотря на то, что вроде особо ничего не надо, подготовился к путешествию, всё равно с интересом стал осматривать содержимое магазина. Хм, тут и оружие продают, как я посмотрю. О, и маузер в деревянной кобуре есть. Дед уж больно горевал, что мой подарок с «Адмиралом» на дно Дона пошёл.

— Вы, молодой человек, посмотреть или что-то купить? — услышал я вопрос сбоку и, оторвавшись от созерцания стойки с оружием, повернул голову, посмотрел на усатого коренастого мужчину, что вышел из неприметной дверцы, ведущей, видимо, в подсобные помещения или на склад.

— Купить. Мы с нашим классом собираемся в поход на неделю. Я уже всё закупил, но, проезжая мимо вашего замечательного магазина, вспомнил, что в прошлую рыбалку сломал своё удилище. Вот решил зайти и докупить необходимое.

— Правильное решение, — одобрительно кивнул тот. — Идём к стойке с удочками, выберем подходящую.

Я взял четырёхметровую составную удочку из бамбука. Потом мы прошли к витрине, и тот стал показывать лески и крючки под стеклом, наклонившись, я стал с интересом рассматривать их. Внезапно я чихнул. Сам не ожидал этого, всё произошло молниеносно. И обе пробки из камыша вылетели из ноздрей и прилипли к стеклу. Продавец всё понял мгновенно, дёрнулся, потянувшись к полке, и воскликнул:

— А я всё понять не мог, где тебя видел!

Отшатнувшись от мелькнувшего серебристой молнией охотничьего ножа, который чуть не задел мою шею, я выхватил из-за пояса пистолет и направил его на продавца. Мы оба замерли, обдумывая ситуацию. В отличие от продавца в дальнейшем я не сомневался. Сдёрнув с вешалки походную брезентовую куртку и накинув её на пистолет, я дважды выстрелил. Словив две пули в грудь, продавец, уже готовившийся перемахнуть через витрину, чтобы достать меня, упал за прилавком. Выстрелы были хоть и приглушённые, но громкие. С опаской осмотревшись, но, похоже, всё же никто не слышал, тревоги не было, я проверил продавца. Готов. Убрал оружие обратно за пояс, прикрыв полой куртки, и, спокойно выйдя на улицу, закатил велосипед внутрь.

Повесив табличку «Закрыто», запер дверь и проверил помещения магазина. Пусто. И только потом прошёл к стойке с оружием. Эх, красота! Будем выбирать. Главное, как всё это вывозить? Что-то мне не хочется что-либо оставлять. Хм, а патроны где хранятся?

Несмотря на то, что произошло, головы я не терял и старался перед окнами не мелькать, чтобы меня было снаружи не видно. Оружие и патроны — потом, да и всё, что нужно, тоже, а сначала поискал путь отхода. Пробежался в то помещение, откуда вышел продавец, и по коридору дошёл до большой железной двухстворчатой двери, ведущей во внутренний двор. Откинув запор, я приоткрыл одну створку и выглянул наружу. Особо ничего не увидел, мне закрыл обзор задний борт крытого небольшого грузовичка, чуть больше пикапа. Чем-то он на полуторку смахивал. Хм, а не магазина ли машина? Продавца-то я не обыскивал. Заперев задний вход, я побежал обратно в магазин и обшарил хозяина. Среди разной мелочи нашлись и ключи с эмблемой «Рено».

Я вывел велосипед к грузовичку, поднял его и закрепил в кузове. Потом отнёс удочки и, снова вернувшись, осмотрел довольно неплохо оформленный магазин. Потёр руки, пробормотав:

— Ну что, приступим?

Знакомых у меня уйма, всем нужно что-то подарить, добытое мной в Берлине. Значит, надо брать много вещей, можно мелочёвки, главное — много, всё на подарки разойдётся. Сначала я собрал в туристический рюкзак, а их тут хватало, все лески и крючки, товар дорогой и редкий у нас. Поплавков и грузил тоже набрал, но без фанатизма, самому отлить можно. Катушек с десяток взял. После этого занялся оружием. Хм, тут даже винтовка и карабин Мосина выставлены на витрину. Меня они не интересовали, дома их и так до фига. На местах боёв подобрать при нужде можно. Нет, я искал хорошее оружие, охотничье. Взял пару мелкокалиберных винтовок, под тот же патрон вроде моей утопленной с «Адмиралом», то есть с боеприпасом дома проблем не возникнет. Одна мне, другую Димке отдам. Сложил четыре маузера в деревянной кобуре с парабеллумными патронами, которых всего-то полторы тысячи в бумажных пачках оказалось. Потом нашёл несколько охотничьих карабинов с прицелами, нарезных. Отдельно прицелов набрал, самых лучших, восемнадцать штук. Биноклей десяток, даже две подзорные трубы и телескоп. Средства чистки для оружия. Всё убирал или в оружейные чехлы, или в туристические рюкзаки и относил в кузов грузовика.

Палатку взял четырёхместную, одеял ещё, надувных подушек три штуки, походный столовый набор, котелки и всего такого, но в меру. Тенты набрал. Всё складировал в грузовичок. Наверное, я бы весь магазин вывез, но кузов оказался уже полон, и всё просто не войдёт. Хм, в лодку, пожалуй, тоже, её надо будет побольше брать. И как потом я с этим хабаром буду возиться? Ладно, что-нибудь придумаю. Я, как Шарик, пёс деда, вцеплюсь и, пока не съем, — не отпущу.

Была бы походная одежда моего размера, взял бы не раздумывая, но такой не нашёл. Разве что плащ прорезиненный обнаружил и сапоги, почти мой размер, чуть больше, но свернул в тюк и взял. Уже вечерело, как стемнеет, можно выезжать, а пока я продолжал осматривать товар в магазине. Мне понравились три походных подарочных набора алкоголика. Хорошо выделанные деревянные чемоданчики, внутри фляга, серебряные стаканчики и столовый набор. Все три и упаковал. Рюкзаков набрал штук двадцать, хорошие, тоже пригодятся.

Напоследок я соорудил самодельный запал из фитиля, найденного среди банок и коробок с охотничьим порохом, замерил — гореть будет десять минут, и перед тем, как покинуть магазин, поджёг шнур. Следы так заметал. И в сумерках, запустив движок, стронул тяжело гружённую машину, поехал к набережной.

Комендантского часа в столице не было, ехал свободно. Гуляющих много. Правда, в темноте чуть не заплутал, но ничего, выехал к пристаням с простыми лодками. Многие на берег были вытащены, но некоторые покачивались на воде. Подобрав большую шлюпку с парусом, стал переносить вещи в неё. Последним завёл разгруженный велосипед. Вёсел не было, хозяева забрали, но я нашёл в соседней лодке другие, чуть короче. Накрыв вещи тентом, чтобы не привлекать к ним внимание, отогнал машину подальше и утопил. Найдут, конечно, но я уже буду далеко, если вообще мне её припишут. Вон, где магазин находился, уже полчаса зарево полыхало и слышны сирены пожарных машин.

Вернулся в лодку, на вёслах отошёл от берега, потом поднял парус и заскользил вниз по реке в сторону соединения Шпрее с рекой Хафель. Ну что ж, моё путешествие началось, двигаюсь на север. Хм, а пожар никак потушить не могут, зарево больше и выше стало. Ладно, это дела местных. Где там ориентир рядом с шалашом с другими моими вещами и оружием?

Всё-таки пропустил его из-за темноты, снова тучи наползли на луну, да ещё, похоже, дождливые, посвежело. И когда сообразил, что проплыл, пристал к берегу, чуть вытащив нос лодки на берег, иначе течением унесёт. Возвращаться на этой посудине обратно я не хотел. Проще сбегать и всё принести, чем, задыхаясь, работать вёслами. Для маневрирования они ещё ничего, а вот грести, да ещё против течения, не совсем подходят, как я уже говорил, коротки для этого. Найти шалаш удалось достаточно быстро, дерево тут приметное было.

Держа наготове пистолет, я подкрался к шалашу и, убрав срубленные ветви от входа и прислушавшись, проник внутрь. Хорошо, никого не было. Только мелкого грызуна спугнул, что пытался добраться до продовольствия в одном из ранцев. Чуть-чуть изодрал бок, но дыру проделать не успел, я вовремя вернулся. Быстро надел немецкую разгрузку, магазины на пояс, автомат на бок, два ранца и парашютная сумка. Нагрузившись, я тяжёлой походкой направился обратно к лодке. Та в норме была, корму только развернуло по течению, но нос с берега не соскочил. Разложив вещи, я забрался в лодку и, оттолкнувшись веслом, отошёл от берега, развернулся, снова поставил парус, по вещам перебрался на корму, к рулю. Амуницию я положил под ноги, автомат поставил рядом, чтобы быстро дотянуться можно было. С виду я обычный подросток, и не стоит привлекать внимание перетянутой ремнями грудью, чехлами для магазинов, гранатами и автоматом.

Стал накрапывать мелкий дождь, но вскоре он усилился. Спустив парус, так как ветра не было, я, раздевшись, сел за вёсла и начал грести. Мне нужно как можно быстрее удалиться от столицы Третьего рейха. Один раз сел на мель, но лодка повреждения не получила. Попутно я размышлял. Пройду Хафель, попаду на Эльбу, а та впадает в Северное море. Сколько шлюзов по пути до Северного моря? А до Одера отсюда по прямой километров двести, ну, чуть больше. Чего мне далось это Северное море? Попутешествовать решил? Нет, лучше Одер и Балтика. И чем больше думал, тем более осознавал, что Эльба — это авантюра, а вот Одер — вполне рабочий план.

Перед рассветом, когда я, по моим прикидкам, удалился от столицы Германии километров на шестьдесят и уже точно двигался по Хафелю, стал искать место для стоянки. Дождь не прекращался, перешёл в затяжной. И вот в предрассветных сумерках заметил протоку, ушёл в неё и чуть дальше спрятал лодку в камышах, приткнув её к берегу. Ну вот и всё, обнаружить её можно, если только случайно наткнуться. Я даже мачту смог снять, а то демаскировала. Проверил тент, не натекла ли под него дождевая вода, по мелочи было, поправил, и, выбравшись на берег, стал осматриваться. Это место я выбрал из-за вот этого дерева, под которым пристроился, тут сухо было, крона густая. А осмотреться не получилось из-за того же дождя — видимость едва на сорок метров.

Ночевать на берегу я не стал, хотя под деревом палатку можно было поставить, забрался в лодку, устроившись на одеялах под тентом и подложив под голову одну из надутых подушек, и почти сразу уснул. Даже барабанившие по тенту капли дождя нисколько не мешали. Как отрубило, сказалась бессонная ночь.

Когда я проснулся, дождь всё ещё продолжался, но перешёл в моросящий. Выглянув из-под тента и посмотрев на небо, задумался. Похоже, дождь зарядил надолго. Время было, судя по стрелкам на часах, четыре дня, до вечера точно будет идти, а возможно, и всю ночь, и даже ещё сутки, если не больше. Тучи слишком низко, цвет свинцовый. С одной стороны, мне это на руку, поиски замедлятся, с другой — и я медлительнее стану.

Вздохнув, я стал заводить часы и прикидывать, что мне хочется поесть. А всё, я был очень голоден. Достав из одного туристического рюкзака небольшую походную керосиновую горелку, пристроил её прямо на дно лодки. Лишь тент чуть приподнял и отверстие оставил вместо дымохода. На горелку поставил котелок. Там держатели были, способные даже округлые бока котелка держать, и поджёг. Керосина две жестяные банки имелось по три литра. Хватит. Воды набрал дождевой, у борта лодки черпать не стал — тут камыши, вода стоячая, головастики плавают.

Когда макароны сварились и я, слив воду за борт, заправил их тушёнкой, полбанки хватило, то ел и думал. Зря я тот грузовичок притопил. Опытные следователи, а на мои поиски бросят лучших, свяжут и поджог магазина, и утопленную машину, и пропажу лодки. Я же моряк, и они это знают, естественно, для меня река — наилучший способ уйти от погони. Да, тут я сглупил. Где они меня будут искать? Да тут, на речке Хафель, а потом, логично, если раньше не перехватят, на Эльбе. Интересно, сколько у меня времени? То, что мало, это понятно. Значит, будем менять транспортное средство, как я и планировал. Значит, Одер? Тем более всё равно ещё несколько километров — и будет шлюз, а здесь сменю на скаку скакуна. М-да, что-то не хочется выбираться под дождь, а надо. Может, я просто надумываю это, ничего такого и нет, но лучше перебдеть. Не стоит считать противника глупее себя. Обычно это плохо заканчивается.

Я промыл котелок в воде за бортом и стеблями камыша, убрал всё обратно в рюкзак и выбрался из лодки, привычно ухнув по пояс в воду. Поправив тент, повесил на одно плечо один из солдатских ранцев и вылез на берег. Выбор ранца был осмысленный. Он кожаный, хорошо защищён от дождя, два пистолета, запас патронов, пара ножей, сухпай, штаны и ботинки внутри. Только рубашка не влезла. Так же в одних трусах, босиком я зашагал прочь от реки. Мне нужно найти дорогу и транспортное средство. Идеально подойдёт телега, под крестьянина буду маскироваться, а там как повезёт. Жаль, дождь идёт, все по домам и сидят, поэтому шансы быстро найти подходящие колёса невелики, но я всё равно надеялся. Если я прав, то реку вскоре заполонят патрульные катера и лодки добровольцев, помогающих меня искать.

Оказалось, расположился я на ночлег не так далеко от поста на перекрёстке дороги. Он тут в двух километрах, рядом с мостиком через речушку, похоже, это русло той же протоки, где я в камышах укрывался. Поначалу моё внимание привлёк смех, задорный такой, весёлый, его поддержал гогот других. Поправив ранец, я направился в ту сторону. По склону берега протоки добравшись до каменного, явно старинного моста, я выглянул из-за него. У поста мешки пулемётной позиции, мотоцикл и грузовик, «опель-блиц». Чуть в стороне натянут между деревьев тент, там был разведён костерок, и один из солдат кашеварил. Всего семь солдат при унтере. И я увидел, что так веселило их. Они высыпали на дорогу, которую переползал уж. Часовой его остановил, думаю, на хвост наступил или ещё что, ну, уж и стал крутиться. А тут другие набежали и сапогами стали пресекать все его попытки уйти в спасительные кусты. Скучно охранникам, дорога из-за дождя пустая, вот они и развлекались.

Меня, естественно, заинтересовал грузовик. И пока немцы веселились, я по-пластунски по траве подобрался по обочине ближе к грузовику и одним рывком забрался в кузов. Всё это прошло незамеченным для солдат. Больно уж грузовик хорошо стоял, если чуть надрезать тент, то все солдаты будут прямо у меня на глазах, и, открыв огонь из обоих пистолетов, я их положу, обеспечив победу неожиданностью нападения. Очень не хотелось, конечно, — это я не об убийстве, а вообще внимание привлекать исчезновением поста, это всё равно что в ночи фонарём светить, мол, я здесь. Но мне была нужна машина, а за десять минут, что я наблюдал за постом, по дороге никто так и не проехал.

В кузове было пусто, только лавки по бортам. Расстегнув ранец, достал пистолеты, положил их на лавку. Извлёк нож, тот самый свинорез лже-капитана, он был очень остро заточен, и собрался уже прорезать тент, как что-то рявкнул унтер, видимо, прекращал веселье, и велел какому-то Хенрику съездить в деревню купить шнапс, в такую погоду только спиртное и спасает от простуды. Не могу с этим не согласиться. Я думал, этот Хенрик поедет на мотоцикле, но хлопнула дверца кабины и, задрожав корпусом, заревел мотор грузовика. Почти сразу водитель включил скорость и, выехав с обочины на дорогу, покатил, а я так и остался стоять, как дурак, с ножом в руке.

Быстро всё вернув в ранец, я перебрался к заднему борту и, отогнув край тента, стал запоминать дорогу. Пост уже скрылся за поворотом. У меня была мысль приставить ствол пистолета к переднему борту и выпустить пару пуль, застрелив водителя, он был один, я хорошо слышал, что дверца хлопнула один раз. Грузовик, замедляясь, остановится, надеюсь, не скатится на обочину, откуда его вытащить можно будет только трактором. Но я отбросил эту мысль. Да и ненадёжно: водитель, несмотря на дождь, развил приличную скорость, пристрелишь, и улетит машина с дороги, авария обеспечена. Этот гад даже повороты с заносом проходил, Шумахер недоделанный. Я подумал: если он едет в деревню, то она близко, а у деревенских можно позаимствовать транспорт. Когда они ещё его хватятся…

Ехали мы и вправду недолго, километра три от силы. Немного потрясло, когда на гравийку с шоссе съехали, но быстро остановились. Мотор заглох, скрипнула дверь кабины, и водитель что-то стал орать, нажимая на клаксон. Как я понял, просил вынести спиртное, а то, мол, он, доблестный солдат вермахта, не хочет выходить под дождь, промокнуть и заболеть. Пока он переругивался с хозяевами дома, у которого остановился, они ещё и о цене стали спорить, я осторожно выпрыгнул и, шмыгнув к забору, затерялся среди построек. А деревня-то крупная, и собак хватало, но те по будкам сидели, я их не интересовал. Судя по шуму, Хенрик получил, что надо, и уехал, а я стал изучать постройки. Нежилые, хозяйственные, увидел три мотоцикла, трактор и пикап, и уже хотел было на пикапе остановиться, но решил ещё несколько строений посмотреть. И вот за одним из амбаров нашёл приличный на вид грузовичок. Тоже что-то французское. Размером с полуторку, он точно всё увезёт. Особенно мне понравилось, что он крытый в отличие от пикапа, тент целый, не протекает. Завести удалось без проблем, пять минут возни — и запустил двигатель без ключа. Мотор поначалу громко взревел, но я особо не опасался, что меня услышат. Двое крепких пожилых мужиков, почти стариков, неподалёку ремонтировали трактор. Как я понял, они кольца поменяли и сейчас гоняли двигатель на разных оборотах, чтобы те притёрлись, так что при этом шуме завести и угнать грузовичок удалось без проблем. Я ещё и в соседнем сарае пошарил и нашёл пару канистр с бензином, там ещё бочка стояла, но мне её не поднять. Бак у машины был практически пуст, так что запас топлива пригодится. Жаль, заправиться не успел, заметил, что старички начали заканчивать с трактором, и поспешил уехать, пока было шумовое прикрытие.

Когда двигатель трактора особенно громко взревел, я включил первую скорость и, скользя в грязи, выехал на улицу, покинул деревню, направляясь по дороге обратно. Не доезжая поста, съехал с дороги, загнал машину под деревья рощи. Дальше — бегом к лодке. На вёслах, используя их как шесты, подогнал лодку почти к мосту, откуда до машины метров триста было, и в несколько заходов перенёс на неё трофеи. Последним укатил велик, загруженный до предела. Меня уже шатало от усталости, но осталась лодка. Достав из чехла туристический топорик, я побежал к ней. Отогнав её вниз по протоке, прорубил днище и затопил. Из последних сил добежал до машины, заправил бак, вылив бензин из обеих канистр, и со второго раза с разгона выехал на трассу. Направлялся я к Одеру. Прощай Хафель, здравствуй Одер.

Впереди — город Белиц. Как бы его объехать? Дорога стелилась под колёсами, хорошо отлаженный двигатель грузовичка ровно урчал, поглощая сворованное для него топливо. Ехал я на сорока километрах в час, дворники не особо помогали, так что это была максимальная скорость, которую я мог развить. Не понимаю, как тот Хенрик мог так гнать? Возможно, он настолько хорошо знал дорогу, что мог проехать по ней с закрытыми глазами, оттого и подобная скорость.

Автомат лежит рядом на сиденье, ещё пистолет прижал бедром, чтобы при резком торможении он не улетел на пол, и я мог схватить его и стрелять. Это я о постах, если вдруг упрусь, а деваться некуда будет. Где они стоят, я уже понял: на перекрёстках дорог и на въездах в города. Есть ещё передвижные патрули, но не думаю, что они особо работают в такую мерзкую погоду. Поэтому, поглядывая на карту, я за километр до перекрёстков останавливался и бегал смотреть, есть ли посты. В первый раз был, укреплённый. Объехал его по просёлочной дороге, чудом нашёл. На втором перекрёстке поста не было. Объехав Белиц, я продолжил движение к Одеру. Кстати, в будущем, вернее, в моё время, по нему пролегала граница Германии и Польши. Это единственное, что я об этой реке помню.

Тут, напугав меня, светя фарами, пролетели навстречу два мотоцикла и бронетранспортёр. На мой грузовичок даже внимания не обратили, не остановились. Почему, я понял довольно скоро. Через протоку был перекинут однопролётный автомобильный мост, рядом с деревушкой, и там был пост. Эти точно остановят.

Сплюнув, я развернулся и побежал обратно. Стремительно темнело, дождь так и не прекращался, но мне ничего не помешало вернуться к ельнику, что рос рядом с дорогой. Там я машину и поставил. Снова воззрился на карту, осмотрел путь. Жаль, что у меня не полевая карта, а лётная, на ней немного другие ориентиры — главные дороги указаны, а второстепенные нет. Перекрёсток недавно проезжал, а на карте он не отмечен. Вернусь к нему и направлюсь к побережью Балтийского моря, куда Одер впадает, просто параллельно ему буду ехать, пока бензина хватит.

* * *

Осторожно приподняв еловую лапу, я выглянул из-под неё и изучающе посмотрел на пост, что стоял в лесу на перекрёстке дорог. Я уже часа три жду момента, когда солдаты на посту отвлекутся. Не знаю, чем были подозрительны две дамочки из Испании на голубом двухместном кабриолете, их возмущённые вопли отражались от стены деревьев, но солдаты демонстративно и с явным удовольствием потрошили их багаж. Отвлеклись тут все, даже водитель покинул бронетранспортёр и подошёл посмотреть. Быстро метнувшись к борту бронемашины с пустой канистрой и шлангом в руках, я перевёл дух и, выглянув из-за гусеницы — заметили или нет, стал откручивать крышку бака, находящегося между двигателем и кабиной. Сразу сунул шланг в бак и подсосал, вместе с хлынувшей струёй бензина второй конец шланга направил в горловину канистры и тихо, осторожно отплевался. Как только канистра была полна, я закрыл её и утащил в ельник, вернулся со второй. Снова пососал и снова придерживал так, чтобы струя бензина не звенела о стенки канистры.

При этом я всё приглядывал за солдатами, но эмоциональные испанки продолжали буйствовать, сейчас при ясном солнечном свете они стояли в одном белье, похоже, дело дошло до непосредственного осмотра, молодцы солдаты, даже от такой службы кайф ловят и умеют развлекаться…

Три дня назад на угнанном грузовике разными объездными путями я добрался до района города Котбус, оставив Берлин по левую руку. До Одера оставались какие-то считаные километры, но закончился бензин. Дождь прекратился только сегодня ночью. Переждал непогоду я в кузове грузовика, укрытом в этом самом лесу, где я в поисках горючего наткнулся на пост.

Тогда, как машина начала дёргаться, я понял: нужно срочно искать укрытие, хотя я этим и так занимался последние полчаса, но ничего подходящего не было. Судя по карте, скоро должен был лес, но я не доехал. И встал на дороге, ни туда, ни сюда.

Сейчас, вспоминая, как я мудрил, так только удивлённо качаю головой, но ведь получилось. В общем, я слил из бака последние капли горючего, как раз на флягу набралось, отсоединил от бака бензопровод и напрямую сделал слив в карбюратор. Закрепил флягу на капоте, подкачал и завёл машину. Бензина хватило доехать до леса, свернуть с дороги и слегка углубиться в лес. Когда мотор снова начал чихать, я и заехал под защиту высоких елей. Старый лес. Машина стоит в тридцати метрах от опушки, замаскированная лапником, но мне бензин надо добыть и лес как-то пересечь, а на дороге этот пост. А торопиться следовало, я уже дважды, забираясь на высокие деревья этого смешанного леса, видел, как прочёсывали соседние лесополосы. Причём это были не солдаты, их, похоже, на основных направлениях использовали, а гражданские, с охотничьими ружьями и винтовками. Ими явно полицейские командовали. Понимаю, что для немцев это второстепенное направление для поисков, но я-то здесь. Они так случайно обнаружить меня смогут. Ну не меня, так машину, а трофеи я терять не хотел. Я ещё тот хомяк. Руку отгрызу, но не брошу. Грызть не себе буду, тем, кто попытается наложить лапу на мою добычу…

Закрыв крышку бака, я утащил канистру в лес. Подумав, посмотрел на дорогу, у поста гам не прекращался, вернулся к бронетранспортёру и, стараясь не шуметь, вытащил запасную канистру из держателей. Приоткрыв горловину, понюхал. Бензин. Пригодится. Так же незаметно я скрылся в лесу. Канистр теперь было три, сначала две отнесу, потом сбегаю за третьей. До машины километра четыре, а с таким грузом устал так, будто все двадцать прошёл.

Заправив машину и закинув пустые канистры в кузов, я запустил движок, а все свои переделки вернул на место, и, проехав чуть дальше, аккуратно спустился в овраг и уже по нему, ревя мотором и подминая кустарник, поехал сквозь лес. Ну да, я нашёл возможность пересечь лес. По дороге быстрее, конечно, а тут пришлось иногда останавливаться, чтобы рубить кустарник или небольшие деревья. Машина снизу доверху в грязи была, овраг-то после дождя сырой, трижды застревал. Но лес проехал. Дальше овраг становился глубже, но в одном месте был плавный склон, и, разогнавшись, я поднялся и оказался рядом с полем, на котором шла уборка. По краю — полевая дорога, по ней и поехал. На машину особо не смотрели, люди заняты, страда. Так и ехал прямо днём. Кого немцы ищут? Испуганного мальчишку, оборванного, голодного и загнанного. Им и в голову не могло прийти, что я на машине вот так нагло разъезжаю. А досмотры на дорогах по той причине, что меня могли вывезти в багажнике сочувствующие. Как видите, всё довольно просто. Не факт ещё, что магазин в Берлине и лодку мне припишут, я просто перестраховывался, путая следы и наматывая круги.

Когда впереди при солнечном свете блеснул водой Одер, расслабляться я не стал. Вот дома буду, там и расслаблюсь, в пути — нет. Полевая дорога, что вилась к реке, свернула в сторону, и я поехал на север вдоль реки. Теперь нужно добыть лодку нормального размера, вроде той, что я на Шпрее угнал, и будем сплавляться по Одеру к Балтийскому морю. А сейчас укрытие надо найти, река — вот она, значит, добрался.

Услышав гудение, я на ходу открыл дверь и, привстав, огляделся. Ага, чуть в стороне «шторьх» наматывал круги. Над лесом крутился, видимо, что-то высмотрел. Чуть позже я смог незаметно пресечь трассу, оставив по правую руку город Губен. Уехал недалеко, километров шесть, и встал. Длинный глубокий овраг пересекал путь, никак не объехать. Да и объезжать не пришлось.

Укрытие я нашёл, на мой взгляд, неплохое, голая округа во все стороны, только с одной стороны в двухстах метрах видны воды Одера. Поле убрано, стога стоят. Вот в одном стоге машину и спрятал, размеры позволяли, следы на мягкой почве, как мог, замаскировал, лопаткой туристической поработал. Но до этого вывел велосипед и теперь налегке покатил в сторону ближайшего населённого пункта. Губен позади, но дальше вроде деревенька была. Маскировку себе вставками навести я не забыл, всё же меня тут ищут, немного изменил тип лица. И кепка помогала поменять образ.

Уже вечерело, крестьяне с полей возвращались, когда я добрался до деревеньки, и по пути в одном месте видел военнопленных союзных войск, что работали в поле, но особо не обратил на них внимания. Сдались они мне. В деревне, покатавшись по улицам, распугивая гусей звонком сигнала, выехал на берег реки. Лодок хватало. Были баркасы, шлюпки с моторами, к пристани даже прогулочный катер подошёл.

Много лодок качалось на якорях, но большая часть были вытащены на берег. Запомнил, где какая лодка стоит — мне три пришлись по вкусу, все без мачт, но с вёслами, хотя у третьей и тех нет. Покатавшись, я поехал к выезду из населённого пункта.

Ночью, по-тихому пробравшись в деревеньку, я добрался до берега и довольно быстро увёл одну из понравившихся лодок. Да ещё парочку отвязал, пусть дрейфуют — надеюсь, хозяева решат, что те сорвались или дети балуют, и на меня не подумают. Добрался до места, куда к самому берегу подогнал грузовик, развернув его задним бортом к реке. Разгрузив грузовичок и вернув его в стог, я стал сплавляться по реке. Один раз, освещая воды прожектором, промчался бронекатер, но я успел его засечь по прожектору и укрыться в так вовремя попавшихся камышах.

Судов на Одере было куда больше, чем на Хафеле, и ночью движение не стихало, постоянно к берегу прижиматься приходилось. Видел на мостах, под которыми проплывал, охрану, но двигался спокойно, никто мне не мешал. Только один раз часовой осветил фонариком и спросил, куда плыву. Я ответил, что в деревню к бабушке, буду помогать урожай с огорода собирать. Я думал тот спросит, что под тентом, даже приготовил ответ, гостинцы бабушке, мой велосипед, но того это не заинтересовало, даже не спросил почему ночью плыву. Выключил фонарик и стал дальше прогуливаться. Чуть позже встретилось ярко освещённое судно. Я не сразу понял, что это круизный теплоход. В окнах были видны немецкие офицеры, женщины. Гуляют, что тут скажешь.

Километров на семьдесят спустился, пока не начало светать. Пора искать место для стоянки.

День я провёл в отстойнике. Попался небольшой немецкий порт, где находился затон с разными судами. Я завёл шлюпку под пирс и там, привязав её, спокойно выспался. Сторожи тут наверняка были, но я никого не видел. Полуразобранные буксиры стояли, три штуки. Один затонул, корма в воде была, несколько старых барж, вроде дальше виден корпус парохода, у которого гребные винты по бокам. Тоже на бок осел. Старьё. Я когда проснулся, ближе к вечеру, и всухомятку поел, то все рубки перешерстил, ну нет карт и всё тут! Обрывок один нашёл, видимо, использовали вместо скатерти, но как назло нужного мне участка реки не было, оторван. Хм, а шлюзы были на Одере, но выше по течению. У того же Губена. А мне ниже нужно.

Как стемнело я, покинув затон с отслужившими своё судами, продолжил спускаться. Мышцы ныли, но я разработался и дальше не обращал внимания. Недалеко ушёл — вот и шлюз. Блин. На морях хорошо, плыви, куда хочешь, а тут препятствие за препятствием. Судя по расстоянию, что я прошёл, это Франкфурт-на-Одере светится огоньками. Шлюз подсвечивался фонарями. Попробую рискнуть. Пришла мне в голову одна идея.

Тут шлюз заработал, встречное судно, видимо, проходило. Час потратил, наблюдая, как прошла гружёная баржа, влекомая буксиром. Коллеги. Ушли они вверх по реке. Хм, а что, может, и получится. Я почти четыре часа прождал, пока не попадётся что-то подходящее. За это время три судна прошли вниз по реке. Но они слишком освещены были, мне не подходили. И вот наконец гружёная лесом очередная баржа, также с буксиром. Вот догнав её, когда она около шлюза сбросила скорость, прицепился к корме. Я постарался развернуть шлюпку поперёк кормы. Тут покатый борт был, и, чтобы меня увидеть, нужно хорошо так перегнуться через борт. Когда баржу прижали к стенке и началось шлюзование, были слышны через рупоры переговоры команды с рабочими шлюза, я терпеливо ожидал, удерживая шлюпку. Автомат, если что, под рукой. Но ничего, противоположные створки открылись, баржу отвели от стенки и потянули к выходу. Так и ушли со мной на буксире. А что, тенты — тёмно-зелёные, накрывали лодку полностью. Когда из шлюза выходили, я спрятался под тентом, а шлюпка была привязана к барже. Если рабочие шлюза её и заметили, подумают, что кто-то из команды своё добро тянет.

А отцепляться я не спешил, медленно, но верно, тем более руки отдыхают. И чего раньше я такой способ не использовал? Так что, когда мы отошли от шлюза и светового пятна, я откинул тент и, устроившись поудобнее, стал поглядывать по сторонам. А то усну ещё, и возьмут под белы рученьки.

К моему удивлению, не прошло и получаса, как ещё один шлюз возник впереди. В этот раз тоже повезло, прошли беспроблемно, мою шлюпку чуть ли не демонстративно тащили за кормой. Нормальная ситуация, так и плыли. Когда светать начало, я отвязал шнур и стал отставать и, спустив вёсла на воду, погрёб к берегу.

День я отстоял в протоке, наконец горячей пищи поел — похлёбку сварил с галетами, как родная пошла. Полдня отсыпался. Как стемнело, снова стал спускаться. Долго шёл, километров двадцать, пока не попалось подходящее судно, такая же баржа, причём тоже с лесом. В одном месте не очень удобный поворот был, вот там я, работая вёслами, и решил повторить вчерашнюю буксировку. Мне очень понравилось — самому грести не надо. Я приналёг на вёсла, думал, уцеплюсь и будут меня буксировать, но… не догнал. Расстроился-а-а.

Делать нечего, так и грёб. Заметив, что рукав раздваивается, а судно, обогнавшее меня, уходит вправо, видимо, там и было судоходное русло, повернул за ним. И тут, выходя на большую открытую воду, на море не похоже, скорее, на залив, и уловив знакомые нотки йода в воздухе, я понял: добрался. Не знаю пока точно, где я, скорее всего, это Щецинский залив, а тот городок, что проплывал, Щецин и есть. Я добрался до Балтики! Одно дело сделано. Сейчас нужно найти укрытие для лодки и осмотреться. Тут должны быть причалы с яхтами, они меня и интересуют, но сначала нужно провести разведку выхода в открытое море. Это тоже не на один день. Ничего, я хоть и тороплюсь, кстати, сегодня первое сентября, но всё сделаю качественно.

Замерев, я обратился в одно большое ухо. Вот снова где-то ненадолго заговорили. Понять, на каком языке, не могу, эхо в лесу делает речь несвязной. Перехватив винтовку поудобнее, я скользнул в ту сторону, где слышался говор. Может, там пост или патруль? Только вроде тут дорог нет, откуда он взялся?..

Сегодня утром, ещё до рассвета, когда я подошёл к лагуне, то решил изучить берег. Тут были густые леса, хотя, на удивление, ухоженные, и вот по такому лесу я и двигался к Щецину, довольно крупному городу. Сейчас уже вечер, седьмой час. Сам город меня не интересовал совсем, однако я, когда проплывал мимо, держась ближе к противоположному берегу, в бинокль рассмотрел стоянку яхт. Там и парусные были, и моторные. Вот и замену себе поищу утопленному «Адмиралу». Надо только такую яхту подыскать, чтобы наши военные не отобрали. Ах да, главное, при наших, советских, не говорить слово «яхта», негативное оно у них, просто — катер. Тогда проблем не будет.

Сейчас, когда я прошёл половину пути до Щецина, моё внимание и привлекло это бормотание вдали. Скользя быстрым шагом, я приблизился к местонахождению неизвестных. Одет я был в свой чёрный матросский комбез, под ним тельник, на ногах флотские ботинки, они у меня уже разношены, да и привык я к ним, ногам удобно, не натираются, а это важно. На поясе — пистолет в кобуре, фляга, нож, подсумок с мелочами, на груди — бинокль, на боку — планшетка, а за спиной — солдатский немецкий ранец. В руках — одна из тех малокалиберных винтовок, которую взял трофеем в охотничьем магазине. Я уже почистил её от консервационной смазки, зарядил, но пока не испробовал, поэтому она не пристреляна, и я, скажем так, в ней пока не уверен…

Выглянув из-за дерева, я рассмотрел метрах в тридцати троих мужчин в лётных комбинезонах. У одного американская лётная куртка, с мехом на воротнике. Ха, летом зимняя куртка? Высотники? Пожалуй. То, что это не немцы, ясно, но сразу, радостно лыбясь, я к ним не рванул. На наших они тоже мало походили. Поначалу я подумал, что это могут быть наши лётчики из дальнебомбардировочной авиации, что совершали налёт на Берлин, но, присмотревшись, покачал головой. Не-е, точно не наши. Даже не близко. Да и разговор начал лучше слышать: на английском общались, поэтому — или англичане, или американцы. Я вскинул винтовку к плечу, собираясь заодно её опробовать, но, подумав, опустил. Хрен с ним, не буду брать греха на душу, а очень хотелось. Да и не виноваты, в принципе, эти простые летуны, что их лорды и президенты творят, лишь исполнители. Хрен с ними, пусть живут.

Развернувшись, я тихо отошёл в сторону и побежал дальше. Помогать им я даже не думал, пусть спасибо скажут, что не пристрелил. Мне они не друзья и не союзники. Хотя курточку ту, лётную, я отцу подарил бы. Вещь хорошая.

Оббежав кустарник, я замер, внимательно вслушиваясь в звуки леса. Точно, вот во второй раз собачий лай донёсся. Разобрать трудно, но злой лай, с признаками азарта. Достав из планшетки карту, только утвердился в уверенности. Поселений вблизи нет, хутор если только какой. Да и по голосу пёс служивый, деревенские так не лают. Похоже, немцы о лётчиках знают, и идёт облава. Блин, фигово, побежим-ка мы обратно. Но сначала подошву ботинок одной хитрой травкой обработаем, чтобы след сбить. Я её совсем недавно видел, вот до неё сначала и пробежимся.

Оторвав стебель нужной травы, я размял её сперва, чтобы сок пустить, и стал втирать в подошвы. Пока занимался этим, раздумывал. Ночью я бодрствовал, шум если и был, то только от судовых двигателей, а вот авиации этой ночью я не слышал. Ведь наверняка сбили их ночью. Вопрос, какой ночью и что те тут делали. Правда, могли и днём в землю вогнать, как раз сегодня, когда я отсыпался после тяжёлого ночного перехода. Могли? Да могли, могли. Вот только не летали союзнички днём, знали, что для них это смертельно опасно. С другой стороны, та куртка на одном из летунов показывала, что наверху очень холодно. Ну, в это я поверю, и вполне возможно, что эти высотники летали на недоступной для немецких истребителей-перехватчиков высоте. Но ведь как-то их сбили, возможно, тяжёлой зенитной артиллерией. Факт в том, что англичане здесь, на земле, и на них идёт облава. Против этого я ничего не имею, пусть тоже хлебнут баланды в концлагерях для военнопленных, однако немцы мне мешали. Значит, нужно сделать так, чтобы они быстро нашли летунов, повязали их и, свернувшись, отбыли по местам базирования. Я, конечно, лодку хорошо спрятал, но при такой облаве да с собаками могут и найти.

Только я отбежал, как разгорелась стрельба. Недолгая, шесть раз бухнули немецкие карабины, дважды короткими очередями протрещал автомат, и всё стихло. Пистолетных выстрелов я не слышал, видимо, англичане не стали оказывать сопротивления. Сейчас сбегаю посмотрю, как их вяжут и куда ведут, потом пробегусь до лодки, проверю сохранность, и снова на Щецин. Вот только из-за этой облавы появлюсь я там ближе к полуночи.

К счастью, при облаве моя шлюпка осталась не замеченной. Лётчиков английских взяли, их четверо оказалось, а не трое, как я видел, под конвоем к дороге повели, но судя по тому, что облава не закончилась, есть ещё летуны, и их ищут. Хм, а ведь я так под англичан могу сработать в случае нужды. Уничтожу пост, например, мне пулемёт бы пригодился, а подумают на них. Это идея.

Чуть высунувшись из-за ветвей, я взглядом проводил спины солдат. Тут вплотную к реке подходил лес. К счастью, как я и думал, шлюпку не заметили, слишком хорошо она была мной замаскирована. И в это время один из солдат резко обернулся, видимо, почувствовал мой взгляд. Я сам такой, чуйка развита — будь здоров. Я отвёл глаза: нельзя так пристально рассматривать противника, тут я ошибку допустил. Передёрнув плечами и немного постояв, солдат побежал нагонять своих. Вот так-то. Хм, кстати, на себе я тоже чувствовал чужой взгляд. Со спины. Вот только за спиной у меня была пустая река и дальний противоположный берег. Странно, вроде раньше чуйка меня ни разу не подводила. Откуда тут присутствие чужого взгляда?

Подождав ещё немного, я покинул укрытие и, сделав полукруг по лесу, полный круг река не давала, осмотрелся: немцы ушли. Я поправил маскировку на шлюпке, делая её более идеальной, и рванул к Щецину. В этот раз мне никто в лесу не повстречался, и я благополучно добрался до окраины города. Как и думал, к наступлению темноты едва успел. Стоянку частных яхт и разных прогулочных судов охраняли хорошо. На мой взгляд, даже слишком. В охране было трое, сразу видно — фронтовики-ветераны. Причём калеченые. У одного ноги не было, у другого — руки, а третий контуженный: прежде, чем, заикаясь, что-то сказать, долго тряс головой. Вооружены обычными армейскими карабинами «маузер». Тот, что без ноги, сидел у небольшой сторожки у края пристани, двое других иногда ходили проверяли подотчётное имущество. Ответственные какие!

До этой стоянки я добрался вплавь, по берегу не дошёл бы, обнаружили бы, народу хватало, да и военных тоже, офицеров особенно, видимо, тут какая-то часть стояла или штаб. А поступил я просто: нашёл на берегу высохшую корягу с торчащими в разные стороны ветвями. Столкнув её в воду, всё с себя нацепил на неё и стал толкать, подгребая. Во умора, коряга против течения плывёт. К счастью, это не привлекло внимания, уже стемнело, реку плохо было видно, так что, хорошо поработав руками и ногами, я добрался до стоянок, сразу прикидывая, что брать, что из наличного мне подходит. Первое: судно не должно иметь водоизмещение больше тридцати тонн, это максимум. Второе: оно должно быть морским, подходящим для Балтики. Третье: скоростным с небольшой осадкой, от полумера до метра. Но мера эта — снова тот максимум, черту которого переходить я не хочу, а на скорости осадка меньше становится, и, как бронекатера в эту войну, я смогу проскочить на максимальной скорости над минами, не потревожив их. План такой был. Вот под это и нужно выбирать катер.

Тут не только моё, но и внимание немцев привлекло тарахтение мотоциклетного движка, и на пирс выехал офицер, он мелькнул в свете фонаря, вроде морской офицер. Звание я не рассмотрел. Подрабатывая ногами, чтобы корягу не снесло течением, продолжая покачиваться на мелких волнах метрах в пятидесяти от крайних яхт, я наблюдал за дальнейшим. Офицер поставил своё транспортное средство на подножку и, что-то сказав охране, которая сразу успокоилась, направился по мосткам мимо других яхт к одной красавице. Не скажу, что та стояла отдельно, но взгляд она изящными обводами привлекала. Что-то в ней было такое стремительное, скоростное. Я, кстати, тоже её приметил, ещё когда прошлой ночью тут на шлюпке проплывал. Кроме неё ещё два неплохих катера было, но один вроде речной, мне не подходит.

Действия офицера не могли не заинтересовать меня, он явно готовил эту небольшую яхту к выходу. Более того, подкатил грузовичок с двумя солдатами, именно солдатами, а не моряками, и те стали носить на катер ящики, сумки, баулы, несколько чемоданов, ещё какие-то канистры. Всё спускалось внутрь, за этим офицер внимательно смотрел и командовал солдатами. Заправка катера, как на заказ, была проведена полная. Судя по запаху, что донёсся до меня, двигатель у катера дизельный. Хотя нет, тот завёл, прогревая, и рокот двигателя раздваивался, значит, их там два. Потом солдаты уехали, офицер при свете внутри катера чем-то занимался, возможно, раскладывал всё так, чтобы было удобнее, а я, подталкивая корягу, направился к пирсу. Вещи свои и оружие я не намочил, да ещё всё сверху комбезом своим чёрным прикрыл, так что, подведя, привязал эту корягу к столбу пирса и по небольшим плашкам в виде скоб поднялся на пирс, где, по-пластунски, сжимая в одной руке пистолет, а в другой нож, стал красться к катеру. За собой я тащил чехол, в нём тоже было оружие. Подкравшись к катеру поближе, я подтянул чехол и достал арбалет с парой болтов. Мой наган с глушителем улетел с остальными вещами в Москву, я остался без тихого оружия, а в охотничьем магазине увидел луки, очень профессионально исполненные, и арбалеты. Если лук я взял один, как сувенир, то арбалетов — три. Большой, поменьше и маленький. Вот сейчас я с помощью «козьей ноги», таким специальным зарядным устройством, натянул очень тугую струну и вставил болт. Без этой «козьей ножки» я бы все пальцы себе ободрал и не факт, что смог бы зарядить.

Дальше я не колебался и действовал быстро. Время не резиновое. Через окно стрелять не стал, моё же имущество будет, где замену найду? Но когда офицер через проём выглянул, видимо собираясь выйти на корму, которой тот стоял к пирсу, то я спустил тетиву, и болт, пробив ему голову насквозь, куда-то улетел. Судя по стуку, дальше в опору воткнулся, под сторожкой, в которой охранники сидели. Один вышел на шум, осмотрелся и вернулся. Я метнулся к яхте, сбежал по сходням на палубу и нырнул внутрь судёнышка, сразу выключив свет. Демаскирует. Потом вытащил офицера на палубу. Снял с него всё ценное и положил тело у борта. Потом от него избавлюсь. Теперь охрана не даст мне незаметно увести яхту, хай поднимет, хотя видела только две трети её, остальное было скрыто корпусами других яхт, ведь она в прямой видимости от них стояла в ряду таких же. У некоторых яхт и катеров был свет в иллюминаторах, откуда-то доносилась музыка.

То, что офицер является владельцем яхты, я сомневался, как-то не тот уровень. Нет, он мог быть сыном богатых родителей, в Германии это обычное дело, вот только поведение, мимика указывали на то, что он подчинённый и выполнял приказ. Это было видно и в том, как он на яхте хозяйничал, как солдатами командовал… Не-е, точно, для кого-то из начальства готовил. Значит, стоит ждать появления хозяина катера, причём, если офицер так поспешно готовил яхту к отходу, возможно, тот прибудет в ближайшее время. Да и снасти, которые готовил офицер, я осмотрел. Неизвестный мне владелец яхты явно собрался на ночную рыбалку. Между прочим, яхта имела имя: «Графиня Ольга».

Похоже, мне попалась самая крупная, восемнадцать метров длины, узкий корпус четырёх с половиной метров, два двигателя в моторном отсеке и явно около пятидесяти тонн водоизмещением. В кармане у офицера я обнаружил связку ключей, они были от дверей, люков, кают и один от зажигания на приборной панели яхты. Их было два, рулевых, внизу в защищённой рубке и над ней, в открытой, где можно сидеть в кресле и с высоты наслаждаться полётом по воде и скоростью движения. Понравилась мне яхта.

Наконец двое охранников снова направились на осмотр территории. Когда они прошли мимо поворота на мостки, что вели к теперь уже моей яхте, я выскользнул с палубы на пирс и, пробежав к сторожке, осторожно выглянул из-за корпуса какого-то катера. Тут было метров восемь, и я видел безногого охранника очень хорошо. Убивать калеку не хотелось, но тут или он, или я. Да и не факт, что ранение тот заработал не на Восточном фронте. Может, он с нами воевал? Болт, пролетев сквозь открытый дверной проём, вошёл точно в грудь охраннику, пробив сердце. Откинувшись, тот так и остался сидеть, склонив голову, пришпиленный к спинке стула. Не покидая укрытия, я быстро перезарядил арбалет и осмотрелся. Нужно подыскать удобное место для засады.

Наконец после обхода патруль потопал назад, я заметил, как их фигуры замаячили у дальних пирсов. Подловил я их так, чтобы они оказались в тёмном плохо просматриваемом со стороны пятне. Дальше поступил так, как и планировал: выстрелил в грудь безрукому охраннику и стал быстро перезаряжаться. Третий охранник не мог не видеть, как его напарник, заваливаясь на спину, падал, но сделать ничего не смог. Я правильно просчитал, что будет дальше: от стресса и напряжения тот затрясся всем телом, снимая карабин. Он не орал, видимо, спазм сдавил горло, да ещё когда взял в руки карабин, то выронил его. Было бы смешно, если бы не было так жалко. Вот на самом деле, стреляя, я чуть до слёз не расстроился. Ну с трудом поднялась рука убить калеку, а убил. Обыскивать не буду, мерзко, как мародёрство, только оружие и подсумки заберу.

— Чёртова война, — выдохнув, пробормотал я и, смахнув непрошеную слезинку, скользнул к охранникам.

Тела обоих охранников с трудом, где волоком, где перекатами, спрятал в воде, до неё ближе было, метров пять. Охранника в сторожке просто за стол столкнул, чтобы со стороны видно не было. Свет в сторожке горит, видеть могли. Пока ждал, один молодой немчик в одних труселях выходил покурить на палубу своего катера, судя по смеху внутри, был он с девушкой.

Вот у меня и карабины есть, старые, но в порядке, начищенные и пристрелянные. Подсумки снять не забыл. Убрав оружие на яхту, я побежал к мотоциклу. Это был точно такой же одиночка, что у меня флотские в Поти забрали, только поновее, военный, по номеру и брезентовой защите на фонаре было видно. А что, почему и нет? Место на корме было. Сняв его с подножки, я стал толкать мотоцикл к яхте. Потом осторожно по сходням спустил его на палубу и стал вязать так, чтобы тот не мешал и центровку не нарушал. Вроде неплохо получилось, но пришлось сходни убрать, мешали. Я к кормовым леерам его привязал, а тут сходни с пирса были сброшенные. Они тоже пригодятся, хорошие, качественные, оставил лежать у правого борта.

Уйти я хотел побыстрее, но решил всё же задержаться. Если мои догадки правильные, то в скором времени появится хозяин катера, и если морской лейтенант у него на посылках, это должен быть серьёзный чин. А почему и нет? Если адмирал какой — прихвачу, нашим будет подарок, и если что, обелю себя, если кто вякать будет, что я в плену был. Правда, на случай, если полковник какой, брать не буду, с адмиралом я бы повозился, хотя в одиночку это очень сложно, а из-за всяких полковников руки марать не буду.

Ждать пришлось недолго, буквально через полчаса, когда я закончил все приготовления и устроился на берегу в засаде, показался отсвет фар легкового автомобиля. Машина остановилась в том световом пятне фонаря, где морской лейтенант оставлял свой мотоцикл. Ну да, удобно. Вышли трое. Машина сразу развернулась и уехала. Это мне на руку. Троица направилась к мосткам, о чём-то разговаривая. А похоже, мне повезло: если я правильно рассмотрел, был один адмирал — наверняка это его адъютант на яхте хозяйничал, — потом генерал и вроде гауптман, точнее, капитан-танкист, если я правильно в знаках различия и принадлежности войск разобрался. Может, адъютант, может, такой же гость, поди разбери.

— Хм, да они под шофе, идут шатаются, — пробормотал я себе под нос, следуя метрах в пяти за троицей к мосткам.

— Франц, где ты?! — воскликнул адмирал, отчего я зашугался, настороженно осматриваясь. — Где сходни?!

Пока на его вопли никто из отдыхающих на борту своих яхт и катеров не выглянул, я стал действовать. Тетива арбалета хлёстко щёлкнула, и болт вошёл в спину капитана. Затем, подскочив, ударил рукояткой пистолета сначала генерала по голове, а потом и адмирала. Те под влиянием алкоголя были изрядно заторможены, поэтому не успели отреагировать даже на падение капитана, тупо смотря на его тело.

Сбросив тела на палубу, я быстро отвязал швартовы и, оттолкнув судёнышко, стал дрейфовать. Пробежав в нижнюю рубку, вставил ключ и, повернув, нажал на кнопку запуска двигателей. Адъютант их уже заводил, прогревая, так что схватились они сразу. Стрелки прыгнули, и, скосив глаза на датчик топлива, я грязно выругался. Нет, я видел, как один из солдат под руководством лейтенанта заправлял баки, шесть канистр принёс от машины, но заправлено было всего на треть, до Ленинграда мне точно не хватит. Видимо, эти два высокопоставленных чина в красных лампасах собирались половить ночью рыбку где-то недалеко, вполне возможно, как раз в лагуне. Придётся где-то по ходу дела топливо добывать, причём дизельное.

Дав газу, я на малой скорости покинул стоянку яхт и, прибавив ходу, заскользил вниз по реке, освещая воды вокруг двумя фонарями и одним прожектором. А что, наверняка адмирал всех предупредил, что отправится на рыбалку, так что можно спокойно плыть, все подумают, что это они с генералом. Когда город остался позади, я выключил всю световую какофонию и дальше шёл хоть и быстро, но осторожно. Не хватало ещё разбить судно о топляк или ещё о что-нибудь. Мусору на реках обычно хватает. Кстати, тридцать шесть узлов катер давал, подводных крыльев у него не было, не глессировал, но для подобного судна скорость очень даже приличная, видать, адмирал был большой любитель скорости. Я тоже, так что в этом я его поддерживал, и спасибо ему за такой отличный подарок. У меня дом на побережье Чёрного моря имеется, вот теперь и катер для прогулок будет. Отлично. Как война закончится, туда его перегоню, а оставить его себе я был намерен серьёзно. Всё, хватит трофеи раздавать, стоит и о себе подумать.

Когда город скрылся, я перевёл газ на самый малый и, покинув рубку, прошёл на кормовую палубу. Надо пленных связать, а то мало ли что. Разоружил их. Забавные у них пистолетики — инкрустированные, хромированные. Небольшой браунинг и крохотный маузер. У капитана же был самый настоящий «Кольт-М1911» и три запасных магазина. Это всё в мою коллекцию. Собрал все документы.

Больше я ничего сделать не успел, мы подходили к месту, где у меня укрыта шлюпка. Сейчас подойду к берегу, эту сладкую парочку, что ещё не пришла в себя, отправлю в одну из кают, а я их даже осмотреть не успел, и займусь переносом вещей. Шлюпку буксировать за кормой буду. Хм, а вот клюза для цепи или якорного каната на яхте не было, а было два плотных канта с якорями весом килограммов десять каждый, и всё. Видимо, спроектировали специально без клюзов. Не совсем удобно, но ничего, привыкну.

На медленном ходу приближаясь к берегу, я изучил документы пленных, и — оп-па, вот это сюрприз! Обоих я знал, причём достаточно хорошо. Даже фото видел. Генерал пехоты Герман Рейнеке — вот кто лежал у меня на палубе. Тот самый, который назвал большевиков и всех русских смертельными врагами Третьего рейха, призывая, нет, приказывая обращаться с советскими военнопленными жестоко. Смертность после этого приказа выросла до семидесяти процентов. И сейчас эта тварь у меня. Как только он очнётся и сообразит, к кому в руки попал, уверен, попытается если не сбежать, то покончить с собой. Для него попадание в плен к русским — это… Даже предсказать не могу, что для него это. Думаю, самый страшный кошмар в жизни.

Адмирал тоже не простой персонаж. Карл Дёниц! Что за праздник, интересно, что они так набрались? Потом у них узнаю.

На самом малом ходу, убрав шаг винта до нуля, я мягко приткнулся к берегу. Подходить к месту, где шлюпку оставил, не стал, глубина там небольшая, точно на мель сяду. Заглушив движки, я пробежал на нос, где была специально приготовленная бухта каната, и, спрыгнув на землю, обвязал канат вокруг ближайшего дерева. Сейчас сбегаю за шлюпкой, подгоню её к корме катера, привяжу и пойду к выходу в лагуну, а там — бросок к устью реки Дзивна, и выхожу по ней на Балтику. Надеюсь, успею до рассвета уйти подальше.

От места швартовки яхты до шлюпки было метров сто. Подбежав к камышам, раздвигая их и проваливаясь по колено в водяную муть, направился к шлюпке.

— А где она? — растерянно огляделся я.

На миг включил фонарик со светофильтром, трофей с морского лейтенанта. Место было то, вот камыши лежат, я сюда шлюпку затянул, вон нарезанный камыш вокруг разбросан, кто-то сбросил маскировку и забрал лодку со всем моим имуществом. Чувствуя, что наливаюсь злобой, пробормотал:

— Ну ведь стояла, спокойно, спрятанная, нет, взяли и украли, сволочи. Вот как земля таких людей носит?

Выбежав на берег, стал освещать подходы, осматривая следы. Нашёл, и они меня озадачили. Сам я тут ходил так, чтобы не оставлять следы, а вот чужаки — их было трое — нагло топтались. Это были не немцы, английская обувь, след как у тех четверых, что немцы прихватили. Зло сплюнув, я осмотрелся, прикидывая, куда они уплыли. Судя по всему туда же, куда и я направлялся, вот и нагоним. Нужно только поторопиться.

Вернувшись на борт катера, я выдернул болт из груди капитана, перевалил его через борт яхты так, чтобы тело с берега видно было, рядом в воду сбросил лейтенанта-моряка, но того наоборот, чтобы в камыши течением унесло. В руку капитана вложил найденные на берегу лётные очки, сверкнули при свете фонарика, кто-то из англичан в потёмках потерял, их не спутаешь — английские. Вот и след.

А ведь это их взгляд я чувствовал, когда наблюдал за немцами, и они с того берега видели меня, как я камыши проверял. Наудачу переплыли, проверили и нашли приз — мою шлюпку. Ска-атины.

— Ну вот как так? — поглаживая фару мотоцикла, обратился я к генералу, который лупал на меня глазами. — Ведь стояла, никому не мешала, нет — взяли и украли. Уроды, а не люди. Одно слово — англичане. Догоню, на корм рыбам отправлю, ворюг чёртовых.

Воров я очень не любил. Вот себя я вором не считал, трофейщик — это да. Если им нужны трофеи, пусть у немцев добывают, как я это делал. Меня теперь не успокоить.

Возмущение так и не отпускало меня. Я заставил встать адмирала, он раньше пришёл в себя, и провёл в одну из кают. Их четыре на борту было, две — роскошные, явно для дорогих гостей, а две другие — узкие, двухместные, с кроватями-полками одна над другой. Вот в одну узкую я и сопроводил адмирала. Уложил на нижнюю полку, привязав его ноги и руки к стойкам. В другой каюте я точно так же собирался поступить с Рейнеке. Тот тоже уже пришёл в себя.

— Ты Поляков! — воскликнул он.

— Это да, — с кровожадной улыбкой подтвердил я. — И мы с тобой отправляемся в Советский Союз, где тебя будут судить за всё, что ты натворил с советскими военнопленными.

Генерал в истерике категорически отказывался выполнять мои приказы. Извиваясь, как гусеница, всё до борта пытался добраться и перевалиться через него. Пришлось снова приголубить его по голове, но аккуратно, после чего волоком, отдыхая несколько раз, дотащил до каюты, полностью раздел и с трудом поднял на нижнюю полку. Связал.

Выйдя на палубу, зачерпнул ведром с верёвкой воды, выплеснул на доски, чтобы смыть кровь. Спрыгнув на берег, отвязал канат, свернул его и вернулся на борт. Отойдя от берега, на полном ходу рванул к устью лагуны. Десять минут — и вот наконец она. Однако воды вокруг, насколько я мог видеть в бинокль, пусты. Максимальную скорость шлюпки на вёслах я прекрасно знал, как и вычислил примерное время кражи, и что-то не сходилось. Англичан я должен был нагнать прямо в устье, но пусто. Это означало, что или они где-то ниже по течению от моего места схрона лодки укрылись, или, услышав гул двигателей яхты, так же пристали к берегу и затаились. Одно тут точно: они остались за моей спиной. Думаете, я расстроился? Как бы не так! Это означало, что вещи я свои верну и воров накажу. Смертельно. Были бы это свои летуны, слова бы не сказал, вместе бы выбирались, но англичане… Это для Союза они союзники, для меня — нет.

На среднем ходу я повернул вправо к берегу. Нужно подобрать хорошее укрытие, чтобы и левый берег был хорошо виден. Воры рано или поздно из реки выйдут, если раньше их немцы не прихватят, вот тогда и поквитаемся. Скоро здесь будет очень шумно: когда убитых на пирсе найдут и хватятся двух моих пленных, столько сил нагонят… Может, чёрт с ним, с имуществом?.. Нет, хомяк ясно показал: своё не брошу.

Найти место стоянки удалось не сразу. Но наконец увидел овраг, глубоко врезавшийся в берег, и глубины хватало завести катер в камыши до предела. Навёл на него маскировку, полночи этим занимался, выкапывая кустарник с берега и устраивая кадки на борту.

За остаток ночи я полностью отдраил яхту и более детально изучил все её помещения. Значит так. Кроме четырёх кают по бортам, в носу что-то вроде гостиной, там диваны с подушками, стол на шесть человек, радиоприёмник, достаточно дорогой и качественный. Можно Берлин слушать, до Москвы, думаю, не добьёт, но попытаться можно. Ближе к корме, слева по борту, гальюн и душевая. О даже как! А напротив — небольшая кухня с двухкомфорочной газовой плитой, два баллона присутствовало, оба полные. Множество полок с посудой и столовыми приборами. Разделочный стол. Ведро для мусора. Тряпки для мытья посуды. Всё продумано, всё на месте. За дверцей — каморка со швабрами и разным боцманским имуществом. Полностью комплектная яхта. В коридоре в полу люк. Открыл и обнаружил трюм, который, похоже, использовали как кладовку. Тут и нашёл большую часть вещей, что сгружали солдаты. А запасы продовольствия-то солидные. Даже ящик советской тушёнки был, видимо, немцы любят её, второй раз встречаю.

— И канистры тут! — воскликнул я. — Что там, бензинчик или вдруг солярка?

Открыл горловину одной, понюхал.

— М-да, похоже, не одни русские спиртное канистрами хлещут.

За кухней был моторный отсек. Наверх вело два люка, небольшая лестница из коридора шла прямо на кормовую палубу, на которой лейтенанта я и пристрелил. А ещё из коридора у двери в гостиную люк над головой, а на стене скобы, чтобы можно было подняться. Выходил люк перед рубкой, почти на носу. На носу судна, на палубе, удобное место для отдыха, по бортам диванчики, на бортах что-то вроде уключин, как я понял, это «рогатки» для удочек. Удобно.

Если судить по местному кораблестроению, яхта была ближе к привычным мне прогулочным катерам. Нет, эту красавицу я никому не отдам, до Сталина дойду, но не отдам.

В одной из больших кают в замаскированном сейфе, который я случайно открыл, нажав на какую-то кнопку, обнаружил разные документы. Оказалось, яхта вообще другому человеку принадлежала, видимо, генерал с адмиралом просто заняли её порыбачить. Это тоже нужно будет уточнить. В сейфе же были морские карты со всей Балтикой и частью Ладоги.

Изучая яхту, я каждые двадцать минут осматривал в бинокль воды лагуны и особенно устье Одера. Суда и баржи были, уже несколько прошло, а моя лодка не появлялась. Когда начало светать, я понял, что она и не появится. Припасов у меня в шлюпке прилично, наедаются, вооружаются… твари. Ладно, встретимся ещё, лично я этой встречи ищу.

Проверив секретки вокруг стоянки и маскировку яхты, я завалился спать в каюте с сейфом, видимо, она хозяйская.

Проснулся я в три часа дня. Сопроводил адмирала опростаться и дал напиться, а то его с похмелья сушняк мучил. Он давал мне честное слово офицера, что не сбежит, достаточно его только запереть в каюте, не связывая, мол, он смирился с пленением, но я в это не верил и снова привязал его. Потом занялся генералом…

Теперь нужно проверить берег вплоть до места, где я прятал шлюпку, пока её не украли. Следы хотел поискать. Должен успеть до наступления темноты. Если ничего не найду, значит, англичане укрылись на другом берегу реки. Посмотрим.

Покинув яхту, я побежал, изредка, примерно каждый километр, выходя к реке и в бинокль изучая противоположный берег. Даже на деревья забирался. И всё время гнал от себя одну неприятную мысль. Дело в том, что в устье Одера был остров. С одной его стороны река судоходная, с другой — нет. Я, как речник, естественно, использовал судоходный створ, зачем мне проблемы с мелями, но мне даже в голову первоначально не пришло, что англичане просто тупо проплывут по тому рукаву, который им подвернётся. Если они вышли в лагуну слева от острова, то я мог их и пропустить. В той стороне берег я ночью практически не мог рассмотреть. Особенно если англичане шли под самым берегом. И, похоже, они этой ночью всё же так от меня и ушли, потому что никаких следов их я так и не обнаружил, хотя добежал до места схрона. Выругавшись, я побежал обратно.

То, что Дёница и генерала ищут, было ясно с момента моего пробуждения, одних самолётов в прямой видимости три штуки летало, но они мне не мешали, хотя за ними и приглядывал. Хватало катеров и моторных лодок. Один раз прошёл «шнелльбот» с десантом на борту. Если англичане не идиоты, то они затаятся на берегу, пока не стихнет такой шухер, это, как ни странно, было мне на руку. Зона поиска не расширялась. Но на месте схрона работали криминалисты, там стояли два катера и пара шлюпок, у берега работали водолазы, наверное, и тело лейтенанта в камышах нашли. На этом берегу было десяток солдат с собакой, и, осмотрев следы англичан, они пошли туда, откуда те пришли. Место посадки, похоже, ищут. Ну флаг им в руки, я старался не показываться им на глаза, так что благополучно ушёл.

Вернувшись к яхте, проверился. Тут всё нормально, стоит, хорошо замаскированная, понять, что это не кустарник покачивается на воде, а яхта, можно только метров с десяти. Поднявшись на борт, напоил и накормил моих пассажиров, сам поел. Расстелил карту лагуны, километровка, можно сказать, подробная, со всеми отмелями и узкими местами. Много карандашных отметок, как я понял, хозяин яхты на карте помечал самые рыбные места, а на краях карты были какие-то странные надписи. Мне минут десять понадобилось на расшифровку, потому что тот при написании слова укорачивал. А всё оказалось просто: там-то поймал такой-то длины рыбину и такого-то веса, в том месте взяли такие-то рыбы. Вот ведь, а я думал, что серьёзное, а тут маньяк-рыболов. Однако карта действительно была классная, с указанием проходов в Балтику, где катер может пройти. Выяснилось, что таких возможностей несколько. Лагуна делится на две части, западную — малую лагуну и восточную — большую лагуну. На юге в неё впадает несколько рукавов Одера, а также небольшие речки — Пене, Царов, Иккер и Ина и другие. С Померанской бухтой Балтийского моря лагуна соединяется проливами Пенештром, Свина и Дзивна и по всем катер легко пройдёт, они судоходны.

Хотя на карте были подробно указаны заливчики, речушки и достаточно много участков, где можно укрыться, но моего оврага нет, значит, такие места могут быть и со стороны англичан. Полностью карте доверять не стоит, лучше самому провести разведку. Теперь стоит решить такой вопрос: стоит ли выходить в лагуну ЭТОЙ ночью или нет. Честно говоря, чуйка очень серьёзно советует убежище не покидать. Да я и сам на месте немцев всю лагуну обложил бы постами и секретами. Что-то подозрительно, что с вод лагуны все катера и лодки поисковых групп исчезли, то шныряли туда-сюда, а тут вдруг пропали. Думаю, появишься на воде — и сразу с нескольких постов обнаружат и передадут ловчим группам. Нет, я своей интуиции привык доверять, эту ночь отстоюсь в овраге. Он хорошо замаскирован, слева болотистая местность, подобраться сложно. Справа — лес и густой разросся кустарник, нужно иметь немалый опыт ходить по подобной местности. Хорошо ещё, что склоны оврага высотой в пару метров, а то верхняя рубка торчит, видно со стороны, хотя я и прикрыл её. А так, островок кустарника — вот что напоминает моя яхта.

Когда стемнело, я снова проведал пленных, напоил их и вышел на берег, поднявшись повыше, где я устроил пост наблюдения. Стал осматривать берега. Мне нужны были отсветы костра. Если англичане не ушли и лоханулись при поджигании костра — ямка должна быть глубокой и прикрытой по сторонам щитами, — то я, возможно, смогу увидеть, где их лагерь. Нет, всё темно, но я продолжал приглядываться.

— Неужели есть? — пробормотал я себе под нос, отметив какой-то отблеск. — Да, точно есть.

Но вскоре я понял свою ошибку. Сверкнуло наверху, для лагеря англичан место самое неудобное, а для поста наблюдения — идеальное. Видимо, те и разожгли костёр — погреться или пищу сготовить. И этот отсвет быстро пропал, наверное, с других постов засекли свет и связались с постом, и там погасили костёр.

Нет, так долго можно высматривать, и так стою целый час, глаза в ночь таращу. Вернувшись на яхту, снова достал карту лагуны и, прикинув, сколько после угона лодки могли англичане пройти, нашёл два удобных места для скрытой стоянки. Кивнув себе, я собрался, опять перебрался на берег и побежал к руслу Одера. Там нашёл топляк, выброшенный на берег, аж выбеленный весь от сухости, с трудом, используя рычаг, столкнул его в воду. Вещи закрепил сверху и, работая ногами, стал толкать бревно к противоположному берегу. Ушло порядочно времени, да и течением заметно снесло, пока доплыл. Выйдя из воды, я побежал рядом с берегом. В одном месте чудом разминулся с постом наблюдения, чуть мочить их не начал, за англичан принял, но, к счастью, разобрался. Хм, а у них радиостанция была, и матрос при ней. Значит, флот тут тоже участвует, раз силы выделил и радиостанции, коих даже на фронте не хватает. Учтём. Это значит, на всех выходах на Балтику меня могут ждать боевые корабли, да и на берегах посты наверняка имеются. Точно должны быть. Ой-ой. Вот же нагличане, если бы не угон, я уже ушёл бы за зону поисков.

В первом месте англичан не оказалось, пусто, а вот приближаясь ко второму, понял: попадание. Костёр воры не зажигали, развернули палатку, мою палатку, и готовили на конфорке, моей конфорке. И жрали похлёбку, приготовленную из запасов моего продовольствия. Часовой был, но он даже не заметил, как я к нему подошёл со спины, хотя и чутко вглядывался в темень, только тут слушать нужно, а не глядеть, и захрипел едва слышно, когда я ему по горлу своим острым ножичком чиркнул. Вот и пригодился свинорез лже-капитана. Вооружён часовой был моим автоматом, подсумки на поясе висели. Я быстро снял всё, пока кровью тот не испачкал, и, подойдя к наполовину вытащенной лодке, осмотрел вещи. Всё переворошено, но вроде всё на месте.

После этого я подошёл к палатке и, слегка наклонившись, проходя, замер у входа: места в ней больше не было, четырёхместная, это не десятиместная.

— Как вам моё продовольствие? — холодно спросил я, держа англичан на прицеле автомата, да и пистолет под рукой, если что, из второго ствола добавлю.

Спрашивал на немецком, и, похоже, меня не поняли, тогда я повторил на русском, вот тут один летун оживился. Коверкая слова, он подтвердил, что знает наш язык, в сорок первом перегонял несколько морских авиаразведчиков в Мурманск и завис у нас на всю зиму, вот и подтянул знание языка. Более того, он меня узнал, мол, видел в немецких газетах, правда, не объяснил в каких.

— У нас на родине воров казнят, а вы — воры, вы увели моё добро. Сейчас выходим из палатки, я не хочу, чтобы пули её повредили.

— Но мы союзники! — воскликнул русскоговорящий.

— Если бы вы подумали головой, то догадались бы, что немцы лодки не прячут, и дождались бы меня. И этого неприятного инцидента не возникло бы. Но вы поступили по-своему, как шакалы. Воры союзниками быть не могут. Если бы вам нужны были трофеи, отбили бы их у немцев, как это сделал я, так нет, вы, как воры, чужое добро только можете уводить. А с ворами у меня разговор короткий. К стенке их ставлю. Вылезайте. Руки держать на виду.

Медлить я не стал, до сих пор злоба на них клокотала, и, как вылезли, перечеркнул их короткой очередью. Те попадали на землю. Подойдя к каждому, ещё и выстрелил в затылок. Никаких эмоций я не испытывал, а злоба неожиданно сама прошла, поэтому чувства были приглушены. То, что выстрелы мои могли слышать, я не переживал, вряд ли они донеслись далеко. Англичане правильно лагерь разбили, не на берегу, а в глубине кустарника, и звуки глушились. Поэтому не думаю, что кто-то слышал мой автомат. Если только ближний пост.

— Ну вот и всё, если бы вы моё добро не увели, плевать бы я на вас хотел, а так сами виноваты. Ну а теперь валим к яхте… хм, мимо постов. Ничего, что-нибудь придумаем.

Собрался я достаточно быстро. Часть вещей из лодки те вытащили, освобождались от того, что им не нужно, можно им спасибо сказать разве что за то, что не поломали ничего. Когда вещи все были закружены в лодку, я подошёл к телам убитых. Снял с них все пояса с пистолетами. Было два браунинга и револьвер, «уэбли» вроде называется, пойдут в коллекцию. Если что, скажу, у немцев затрофеил.

Теперь я занялся подставой. Да-да, я собирался навести немцев на то, что это англичане похитили старших офицеров, устроив бойню на стоянке яхт, причём генерала и адмирала они мучительно умертвили. У меня всё было с собой, в ранце, ещё на яхте подготовился.

Тела я оставил как есть, просто внёс некоторые штрихи. На ветку дерева повесил канат, обрезав его высоко, по идее, это петля, на которой генерала и адмирала повесили. Чтобы было понятно, оставил такую же аккуратно кольцами свёрнутую верёвку с уже навязанной петлёй, всё как по закону Линча. Положил у ствола этого же дерева, разберутся. Сапоги лейтенанта, адъютанта адмирала, тут же оставил, они подписанные были на голенище, не спутают. Потом собрал крупные камни-окатыши и связал из верёвки сетку, будто камни нужны, чтобы на дно лагуны отправить груз вроде человеческих тел. Мятую генеральскую фуражку забросил в кусты. В общем, полный вид того, что англичане захватили катер с высокопоставленными чинами, убив охрану и их сопровождение, а тут, хорошенько поиздевавшись, утопили тела. То, что точно издевались, так я перед отплытием разведу костерок под обрезанной верёвкой, будто подвешенным, пока они хрипели в петле, пятки поджаривали. Всё в стиле англичан, они так делали, пока в Африке законы свои наводили, немцы это знают.

Всё подготовив, я развёл костерок, пусть его заметят ночью и вышлют боевую группу, до утра тут они всё затопчут, криминалистам работы куда больше будет, и побежал к берегу. Накрыв тёмно-зелёным тентом и столкнув шлюпку в воду, я повёл её по мелководью вдоль берега в сторону русла Одера. Пока шёл к первому посту, нужно как-то незаметно его пройти, отвлечь что ли, размышлял о том, что случилось. Не надо считать меня таким крохобором, мол, из-за каких-то вещей людей порешил. Так то людей, а этих я за людей не считал. Ну да ладно, это лично моё мнение, сейчас я о другом. На самом деле на все эти вещи, сложенные в шлюпке, мне плевать, потерял — ну и ладно, но был один момент, именно из-за него я и рванул в погоню. Моя семья знает, а я сам завёл такой обычай: если меня долго нет, далеко уехал, то я всегда приезжаю с подарками, обычно разная мелочь, никого не забываю. Это я не разбаловал, просто такой обычай, что мне очень нравился. Вот и в этот раз, когда набирал вещи в том охотничьем магазине, то о каждой думал, кому что. Так что они у меня уже были распределены. Из всего, что было в шлюпке, мне минимум процентов пять — семь отойдёт. Вот велосипед, а что велосипед? У нас их в семье два, но это мало, постоянно заняты. Так что в семью этот пойдёт, третьим, тем более девчачий. Вот Вале подарю, у неё день рождения скоро, а она известная велосипедистка. Арбалеты и лук на стену повешу. Газеты или оружие тоже себе оставлю. А вот всё остальное — в подарки. Те же чемоданчики с набором алкоголиков, их три было. Один Сталину, второй Берии и третий деду. Я сначала отцу подумывал подарить, но он к спиртному прохладно относится, по праздникам пил, а так нет. А дед — фанат, у соседей, знакомых узнавал разные рецепты самогона и сам придумывал. Целый блокнот исписан, ну и гнал, дегустировал с друзьями-приятелями из соседских стариков. У него немало таких приятелей за зиму появилось. Сам он тоже пьянчугой не был, как можно было с моих слов подумать. Просто увлекающийся человек, его больше волновал сам процесс изготовления очередного шедевра, чем выпивка. Дегустатор — вот как можно назвать деда. Так что тот этот набор оценит, как никто другой. Тем более фляжка в комплекте имелась, с собой можно носить.

В шлюпке связка резиновых сапожек малого размера имелась, дефицит в Москве, и бабушке с мамой и остальным будет обновка, причём нужная. Пацанам по мелочи набрал. Всем всё было. Так что для меня груз в шлюпке имел ценность только как подарки дорогим людям: родственникам, друзьям и знакомым. А за них я любому глотку порву. Да и порвал, что уж говорить. И честно скажу, нисколько не жалел, что отбил его вот таким способом обратно. Сами заслужили.

Услышав шум на берегу, я замер: кто-то, целая группа бежит вдоль берега в сторону оставленного мной лагеря, отсвет от небольшого костра даже я видел. Было слышно несколько моторов, на воде звуки далеко разносятся. Все двигались в одном направлении. Всё, как я и спланировал. Интересно только, кто по берегу перемещался? И вскоре выяснилось, что это был пост, на который я уже чуть было не наткнулся, пока воров искал. Когда добрался до него, прикидывая, как их отвлечь, обнаружил, что местность пуста, все ушли. Так что я спокойно перегнал шлюпку к устью, поднявшись выше по реке. Ещё два катера пролетело, спускаясь к лагуне, освещая всё прожекторами, я же переплыл к другому берегу и, снова толкая шлюпку, двигаясь по мелководью, добрался до своего оврага. Еле успел, светать начало. Шлюпку завёл за корму катера и привязал. Маскировать её нужно, как без этого, но сначала нужно пассажиров проверить. А-а-а, спят.

Я, конечно, устал, но занялся делами. Постепенно стал разгружать шлюпку, сносил вещи в кладовку яхты, места там хватало. Оружие всё — в свою каюту, там пустой оружейный шкаф был со стеклянными дверцами, но стойки удобные. В шлюпке оставил часть продовольствия, палатку, одну винтовку с сотней патронов, ну и всё необходимое, если вдруг с яхтой будут проблемы и уходить придётся на шлюпке. Так сказать, спас-набор сделал. Потом замаскировал шлюпку, пробежался вокруг: народу в лагуне хватало, нашли ведь лагерь и следы похищенных высокопоставленных чинов, там сейчас наверняка столпотворение, если криминалисты не разогнали. Я даже примерно знаю, на кого полицейские подумают, обнаружив убитых англичан. А браконьеры тут суровые, вот и мочканули летунов, собрали оружие и ушли. Всё в пользу этой версии было.

Надеюсь, посты снимут, и начнутся поиски тех, кто летунов на тот свет отправил, а я тихим ходом двину на Балтику. Через пролив Пенештром идти опасно: если немцы поддерживают ту версию, что я им подкинул, что тут поработали англичане, то он перекрыт наглухо. Ведь через него быстрее всего добраться до Англии. Это если следовать логике действий англичан. Значит, и немцы думать должны так же. Дзивна хоть и сокращает мне путь до своих, но через неё идти тоже опасно. Ведь меня ищут, да ещё как! Вон по радио то и дело сообщают, что поиски продолжаются, и если мой след привёл их к лагуне, а отрицать это я не могу, значит, я поплыву через Дзивну. Получается, она тоже перекрыта. Остаётся река Свина, что по центру между двух островов впадает в Балтику. Кстати, я всё не смог вспомнить, где слышал название Уездом, с чем это связано? Так назывался один из островов. А потом вспомнил: там же ракеты выпускали, «Фау». Вернее, будут выпускать.

Свина вроде интереса для меня и для англичан не представляет, тем более там портов хватает, опасно соваться, но уверен, что она, как и другие проливы, перекрыта. Однако сомневаюсь, что так же плотно, как два других, и если выбираться в Балтику, то только через неё. В моём случае идеальный вариант. Тут только одна проблема. Все выходы проливов заминированы из-за войны, фарватера-то я не знал, поэтому остаётся надежда только на скорость и небольшую осадку, чтобы проскочить над минами. Обычно они рассчитаны на суда с большей осадкой. Надеюсь, магнитных мин на фарватере нет, катер у меня полностью металлический. Ждать здесь несколько дней я не буду, этой же ночью и пойду.

А сейчас надо выспаться перед явно тяжёлой ночью.

Буксир начал забирать вправо и потянул баржу, к которой я вплотную шёл, чуть ли не касаясь кормы, в сторону порта, где виднелось несколько туш морских транспортных судов. Мне туда было не нужно, хорошо ещё, повезло с этой баржой, почти полностью пролив прошёл, пара километров — и откроются воды бухты, за которыми и была Балтика. На малом ходу я двинул дальше. А то в порту, бывает, прожекторами светят, ещё меня случайно осветят и удивятся, а что это куст плывёт и порыкивает двигателями? Как маскировка, баржа была хороша, а сейчас вся надежда на движки и на то, что хватит дизтоплива на рывок, а дальше всё, искать место для стоянки и добывать топливо. И стоянку лучше всего подобрать рядом с каким-нибудь портом, так и с топливом быстрее образуется.

После расставания с баржой я дальше так медленно и плыл, двигатели работали на самом малом ходу, чтобы не выдать шумом. Я находился в верхней рубке, отсюда видно во все стороны очень хорошо, если что, можно первым увидеть опасность.

Всё же меня обнаружили, я не знаю, что привлекло внимание немцев на берегу, может, всё же удивил двигающийся куст, а может, ещё что, но с берега осветили прожектором, и я двинул рукоятку газа до упора вперёд. Теперь красться не нужно, только вперёд. Яхта, казалось, подпрыгнула в воде и, набирая скорость, рванула к выходу, буксируя за собой второй куст, то есть шлюпку. Если сначала по мне не стреляли, видимо разбираясь, что делать, несколько выстрелов из карабинов не считаются, то когда открыла огонь береговая артиллерия, было поздно, я оказался в бухте и затерялся в темноте, уходя на воды Балтики. Следом за мной выскользнули большой сторожевик и два «шнелльбота», вот последние могут меня догнать. Влёгкую, если найдут. Волны в бухте были высокими, пришлось сбавить скорость, и я в бинокль рассматривал лучи прожекторов в устье Свины, отчего и заметил преследователей. В темноте я уже дважды менял маршрут, если пойдут по тому, что засекли артиллеристы на берегу, то точно не найдут. Сбавив скорость, я стал избавляться от маскировки, тут она мне будет только мешать. Да и ветер подозрительно посвежел, сдует всё. Потом подтянул шлюпку к левому борту и всё с неё снял, хорошенько натянув тент. А мины я, похоже, прошёл, то есть пролетел на скорости. То, что фарватер здесь, было видно по идущим зигзагами трём боевым кораблям кригсмарине.

Думаю, кто именно находится на яхте, немцы подозревают. Насчёт генерала с адмиралом не знаю, поверили они в то, что их англичане убили и утопили, или нет, но обо мне должны догадываться. Значит, путь в сторону Ленинграда постараются перекрыть. Как они это будут делать? Да у побережья, вышлют самолёты и катера и будут прочёсывать акваторию. Только вот я решил двигаться в сторону своих по побережью Швеции и Финляндии. Не совсем логичный ход, вот я и надеюсь, что немцы не думают так же, как я. Честно говоря, я уже не в первый раз так делаю, нелогично, и наверняка у немцев найдётся светлая голова, что может меня вычислить. Мои шаги. Значит, искать будут везде. А пока я шёл на среднем экономном ходу к острову Борнхольм. Кажется, он оккупирован немцами. Нужно быть предельно осторожным, да и топлива хватит только до острова, а дальше буду его искать. Надеюсь, у острова меня искать не будут.

Маршрут движения я подобрал так, чтобы запутать поиски, а вдруг кто из темноты видит, как я иду по волнам, и держит связь с «землёй». Тут попробуй что разгляди в темноте, сплошная мгла. Вон, нос врезается в волны, и вся палуба уже мокрая. Да и качает прилично. Что-то мне погода совсем не нравится — низкие дождевые тучи закрыли луну, волны высокие, ветер усиливается. Неужели снова непогода? Ну вот не могла она сутки подождать?! Я за это время давно до Ленинграда добрался бы, а дальше — Нева и остальные реки-озёра. К счастью, они с середины лета проходимы, откинули противника, не мешают речным перевозкам. Вот и я проскочу, главное, до своих добраться. А погода что-то мне действительно не нравится.

— В моей каюте барометр же висит! — вспомнил я.

Закрепив штурвал, чтобы катер продолжал идти вперёд, переваливаясь через волны, я по блестящей хромированной лестнице спустился с верхней рубки, открыл дверцу-люк, это чтобы брызги воды не залетали в нижний коридор к каютам, и скатился вниз. Стрелка барометра упала. У-у-у, буря надвигается. Надо побыстрее до острова добраться и укрыться у его берегов в защищённом месте. Яхта моя, конечно, для моря, но серьёзный шторм не переживёт. Я надел дождевик с капюшоном, ещё не хватало, чтобы продуло. Заскочив по очереди к адмиралу и генералу, напоил их, но еды не давал. Дёниц ещё ничего, а вот генерала укачать успело, зелёный весь. Точно мне всю каюту уделает. Если испачкает всё, сам мыть будет, иначе я ему конечности отстреливать буду. И это не шутка, я уже сроднился с яхтой. Подумав, я принёс ему ведро, если перегнуться через край койки, то попадёт. Намекнул ему, какие кары получит, если каюту испачкает.

Вернулся в рубку и осмотрелся: всё та же мгла и высокие волны с барашками. Холодно стало, как северный ветер задул. Да и дуть он стал сильнее, переходя в штормовой. Ещё и дождь пошёл. Я стал всматриваться в мглу. Остров уже где-то близко должен быть. Что плохо, я бы сказал отвратительно, прожектором не воспользуешься. Это будет фактически провалом побега.

Подтянув карту, я осветил её фонариком, осматривая контуры острова, и посмотрел на компас. Течение и силы ветра я учитывал, значит, правильно иду, скоро остров должен быть. А вот прожектором всё же придётся воспользоваться, потому как в такой темноте могу запросто выскочить на камни берега. Надеюсь, из-за ливня свет прожектора не рассмотрят, а если и увидят, на меня не подумают.

Изредка включая прожектор, я перешёл на малый ход. Где-то через час, когда я уже потерял надежду, решив, что всё же проскочил остров, впереди смог рассмотреть громаду берега и буруны на камнях. Так как ветер был встречный, я заметил, что волны стали мельче, и дуло не так сильно, поэтому ещё скинул скорость, почти остановившись. Резко выкрутил штурвал и, дав газу до полного, ушёл от берега метров на сто и стал двигаться вдоль него. Что хорошо, я сразу подошёл к подветренному берегу, значит, тут и нужно искать убежище. Поглядывая на карту, я искал подходящую бухточку. Их с южной стороны острова было три, но у одной, самой большой, рыбачье поселение, и появляться там по известным причинам мне не хотелось.

Прожектор помогал слабо, а сверкнувшая молния осветила вокруг всё довольно прилично, ударив своим ветвистым копьём в воду совсем недалеко от катера. Светлый, благодаря известняку, берег хорошо прорезался по левому борту, позволив мне рассмотреть как бухту, так и строения на берегу. Более того, в бухте у пристани я увидел «шнелльбот», силуэт знакомый, спутать трудно. На берегу и вокруг никого не заметил, в такую непогоду на открытый воздух никто не выходил, все укрывались, где могли.

Подумав, я неожиданно для себя повернул в бухту, входя в её спокойные воды, и направился я к боту. Спокойные — по сравнению с бушующим морем. Вахтенных снаружи не было, прожектор был выключен, и, честно говоря, в темноте подходить к его борту было очень опасно, могу врезаться, но тут сериями начали бить молнии, что и позволило мне, подойдя, перепрыгнуть на бот и пришвартовать судно. Почти сразу откинулся один палубный люк, видимо, услышали шум швартовки. Выстрелив в немца из парабеллума, я скользнул к люку и, спрыгнув вниз с двумя пистолетами в руках, тут же перерезал доступ к арсеналу. Стрелять я начал сразу, потому что немцы постоянно лезли. Так и стрелял, сменив магазины, пока не положил всех. На борту оказалось шестеро моряков, остальные, видимо, на берегу непогоду пережидали, на что я и надеялся. Пробежав по боту и дострелив одного подранка, занялся делом. Такой захват конечно же авантюра, но ничего не могу с собой поделать, мне нужно топливо. Нашёл его быстро и, поглядывая на берег в редкие теперь молнии — выстрелов никто так и не слышал, ха, да гром грохота куда сильнее! — и прокинув шланги, я стал заливать дизтопливо в баки яхты, монотонно работая рукоятью ручного топливного насоса. Их на боте вместе со шлангами нашёл, я знал, где они должны храниться. И насос, и шланги я планировал взять с собой.

Стрелка топливного датчика уже давно на нуле была, я шёл на последних каплях солярки и, если бы не свернул в бухту, встал бы с заглохшими двигателями, и кто знает, куда меня унесло бы, ветер от острова был. Так что моё решение ограбить «шнелльбот» на топливо было не только из-за отчаяния, но и оттого, что другого выхода не было. Или так, или никак. Когда баки заполнились, я обыскал боцманскую, то помещение, где нашёл насос и шланги, и довольно закивал: три канистры, пригодятся. В две залил дизтопливо, а третья была с машинным маслом. Пригодится. Канистры убрал в кладовку яхты.

Только после этого я наконец занялся шлюпкой. Следуя за мной, она заметно осела, значит, тент воду плохо держал, но, что странно, всё ещё находилась за кормой. Я и не думал, что она столько продержится, всё же речное судно. Нож при мне был, если бы на дно пошла, перерезал бы канат, но лодка путь выдержала, пусть и чудом. Подтянув шлюпку, я частично снял тент и стал откачивать насосом воду. Насос электрический, тоже трофей с бота, а подключил его к сети катера, штекеры подходили. Выкачав воду, я снова натянул тент.

Пока немцев нет и тревога не поднялась, нужно этим пользоваться, трофеев на боте хватало, но я сначала посетил своих пассажиров. М-да, зря я ведро поставил и карами грозил. Снайпер недоделанный: ведро чистое было, и вонь стояла ещё та. Поругавшись, омыв его и дав попить, проверил адмирала и сводил его в гальюн. Потом перебрался на бот и начал собирать всё, что мне пригодится, — штурманские карты и измерительные инструменты. В оружейке покопался. Два МГ и несколько ящиков патронов уволок. Других карабинов не было, видимо, у команды на берегу.

Дальше оставалось ждать. А не мог я покинуть бухту, сейчас это смерти подобно. Одно было ясно: тревога поднимется раньше, чем уляжется непогода, пошлют кого проведать команду на боте — и всё, его я перехвачу, немцы забеспокоятся пропажей, пусть не сразу, и дальше только уходить останется.

Яхта была пришвартована хорошо, на два каната, хотя желательно было бы на три, но тогда о быстром отходе останется только мечтать. Шлюпку привязал под кормой, чтобы её не мотало в разные стороны, и сидел в нижней рубке, поглядывая на берег в редкие минуты вспышек молний, а они пока не прекращались. Скоро светать начнёт, но я не думаю, что сильно посветлеет и люди появятся на улицах. Нет, все непогоду будут пережидать.

Час шёл за часом, время уже ближе к обеду было, мои пассажиры и позавтракать успели, и пообедать. Я даже повторно отмыл каюту генерала, морщился, но мыл. И постоянно бегал осматривать в бинокль берег, но пока всё тихо. Тем более сходни с бота на пирс я убрал, если кого пропущу, тот криками привлечёт к себе внимание. С этим всё нормально. Усталость я чувствовал страшную, но уснуть не мог, не на кого оставить наблюдение, поэтому изредка спускался на кухню и варил себе крепкий кофе. Настоящий, не эрзац какой. Чтобы не сидеть без дела, в рубке перечистил и привёл в порядок всё оружие.

Всё же посыльного я пропустил, и, как и ожидалось, он сам криками поднял меня, и ведь докричался через завывания ветра. Я выглянул и короткой очередью срезал его. Как он не заметил рубку моей яхты, которая возвышалась над палубой бота, сам не понимаю, но не заметил, ну или решил, что так и надо. Хватились его часа через два, сразу группа немецких моряков на берегу показалась. Подпустив их поближе, я срезал их из ручного пулемёта. Вот теперь меня услышали. Сбросив пулемёт с палубы бота на корму яхты, я занял кресло наводчика кормовой автоматической зенитки. Она снаряжена была, а чехол я заранее снял. Стреляя, моряки пытались прорваться к катеру, пули так и звенели, попадая в щит. Меткие, гады. Их ещё с полтора десятка было, остальные уже лежали кто во внутренних отсеках «шнелльбота», а кто на берегу. Спаренная зенитка стала бить неожиданно громко, оглушая. Я перемешал с землёй все укрытия, и, что уж говорить, домам тоже перепало. Наводчиком я с непривычки оказался аховым. Вот дом, где виднелась высокая антенна, я уже расстрелял прицельно, да так, что крыша завалилась внутрь, и одна стена в дуршлаг превратилась. Может, и вторая, я её не видел.

Когда короба опустели, я отвязал швартовочные канаты и, с палубы яхты бросив внутрь открытого люка бота немецкую «колотушку» и забежав в рубку, на полном ходу стал отходить в сторону, буксируя шлюпку. А что, когда всё, что мне было интересно, я с бота снял, то внутрь насосом топливо закачал. Грохнуло не сильно, хлопок, но из люка вырвалось пламя, да у второго крышку сорвало, и бот стал разгораться. Дождь, думаю, не погасит это пламя.

Радиостанция, которую я снял в радиорубке бота, немного мешалась в ногах, но пусть стоит, потом на стенке закреплю, и будет у меня связь. Длинный хлыст антенны мной тоже был снят, и я даже прикинул, где его установить и как закрепить. А то стыдоба: радио есть, а радиостанции нет. Я ещё из радиорубки целый чемодан запасных плат и ламп вынес, пригодятся. Кстати, по радио в гостиной оказалось, динамики были по всей яхте. Радио я проверял со скуки, вполне неплохо ловит, хоть и с сильным шорохом статических помех. Динамик был и в нижней рубке с ручкой громкости, так что, когда я сидел, выглядывая посыльного, то слушал музыку Берлина. Радио смогло уловить нужную волну. Наших почему-то не слышал. А помехи мне так быстро надоели, что я выключил радио, поэтому и услышал посыльного.

Устроившись в кресле, я повёл катер к выходу. Не хотелось уходить, шторм всё так же бушевал, но делать нечего. Пройдя около километра вдоль берега, я стал дрейфовать под прикрытием суши. Тут высокий холм хорошо защищал, а на открытую воду выходить я боялся.

Около часа я старательно отрабатывал двигателями у суши. Нет, у меня так топливо закончится раньше, чем шторм прекратится, и вот, набравшись мужества и предупредив пассажиров, у генерала началась истерика, он и прошлую-то болтанку с трудом пережил, я, выйдя из-за прикрытия острова, пошёл навстречу высоким волнам в сторону Швеции. Но хоть ветер стал не таким сильным, так что терпимо. Все люки задраены, тент на шлюпке проверен. Я едва на ногах стоял от усталости, но крепился. Доберусь до суши, найду укромное место и высплюсь. Да и не на ногах я стою, в кресле сижу, правда, монотонная качка так укачивает, чуть дважды не уснул, глаза слипались. Жаль, полный ход дать нельзя, носом врезаюсь в волны, и на среднем ходу дважды волной накрыло так, что с трудом с себя тонны воды сбрасывали.

Перед самой темнотой, когда дождь перешёл в моросящий, я увидел впереди сушу. Да и слева по борту островок мелькнул. Уф-ф, дошёл. Бороться с непогодой было сложно. Вон, треть баков как не бывало. Прожорливые движки, но мощные, этого у них не отнять. Найти укромное место удалось быстро. В шхерах. Даже смог поставить катер на четырёх канатах, растянув их между двумя островами в бухте третьего. Катер покачивался, но никуда теперь не денется. А до островков я на шлюпке добирался. И тут она выдержала испытания. Да, её я точно до дома отбуксирую, удачливая посудина.

Пассажиров обиходил и накормил. Генерал снова не удержал в себе. Но в этот раз я подстраховался, тазик большой поставил, так что просто вынес его и выплеснул, каюта чистой осталась. Потом заперся в каюте и, как рухнул на койку, сразу уснул. Спа-а-ать. Снаружи ночь, непогода вроде стихает, надеюсь, не обнаружат.

Проспал я почти сутки, сам себе удивляюсь. Ополоснувшись в воде шхер, холодненькая, я осмотрелся: дождь прошёл, тучи уже почти разбежались, так что можно выходить. Волны ещё пока высоки, но для катера — это тьфу, после того, что сутки назад было. Хорошенько подкрепившись — похлёбку сварил и лепёшек напёк, покормив также пассажиров, — и прибравшись, я отшвартовался и направился к выходу из шхер. Уже стемнело, можно выходить, оставаясь необнаруженными. На горизонте я приметил дымы, чуть в стороне мелькнули лодки рыбаков, с трудом, но различить можно. Двигаясь на среднем экономном ходу, напрямую направился к Ленинграду. Если вдоль берега буду идти, топлива точно не хватит, да и тут больше ста тысяч километров пути. Топливо из канистр я уже в баки слил, небольшой запас, но и он нужен.

Всю ночь шёл, экономя топливо. Или это я нервничаю, часто поглядывая на топливный датчик на приборной панели, или движки такие прожорливые. Чтобы чем-то занять себя, закрепив штурвал и поглядывая, как катер держит курс, я стал крепить радиостанцию на боковой стенке катера. Тут такая удобная ниша, будто она тут так и стояла. А когда примериваться начал, понял, что как раз и стояла. Кабели остались. Подключил к ним рацию, питание шло. Проверил, как закреплена коробка. Потом пробежался по кабелям и нашёл место, где антенна стояла. В потёмках всё делать было не совсем удобно, хотя глаза привыкли к темноте, но включать освещение — я не идиот. После установки антенны, крепление было немного другим, но я смог переделать, и теперь был в нём уверен, проверив радиостанцию, я довольно кивнул, приём чистый. Потом прослушал немцев, их радиостанций в эфире хватало, несмотря на ночь, несколько временами работало где-то поблизости, видимо, сторожевые корабли, слышимость была отличная. Как бы мне на них не напороться. Потом наших послушал. Сам я держал полное радиомолчание.

Прошёл я Хельсинки и Таллин осторожно, держась так, чтобы до обоих берегов было одинаковое расстояние. Трижды заметив тёмные массы впереди и по бокам, обходил их стороной. Это и были сторожевики немцев, а возможно, и финнов. Одно плохо: приближаясь к родным берегам, я видел, как светлеет с одной стороны горизонт, а мне только до Кронштадта ещё километров семьдесят. В общем, я рискнул, хотя топлива осталось не так и много, стрелка уже почти лежала, и дал полный газ. Вот он и есть, тот рывок, который мне и был нужен.

Когда я впереди рассмотрел Кронштадт, уже полностью рассвело. После прошедшего шторма стоял штиль, и яхта скользила по воде, как по зеркалу, что заметно сказалось на её скорости в лучшую сторону. Тридцать шесть узлов давала. Шлюпка, подпрыгивая, скакала по кильватерной струе. Сейчас подо мной сплошные минные поля, и я проносился над ними. Когда поднялся первый крупный всплеск метрах в ста слева по борту, пристрелка шла, я сначала удивлённо посмотрел на него, после чего, зафиксировав штурвал, включил радиостанцию и, настроившись на волну советских моряков, которых ночью слушал, заорал в эфир:

— Вы охренели там по мне стрелять?! А я сейчас до берега доберусь, то так по вашим волосатым задницам ремнём с пряжкой пройдусь, всю жизнь отпечатками якорей на заднем месте гордиться будете!..

Я ещё немного успел передать морских загибов, как получил ответ. Радист, работавший на этой волне, забормотал:

— Неизвестное судно на траверзе Кронштадта, назовитесь.

— Катер «Графиня Ольга», порт приписки теперь будет Москва, владелец Александр Поляков. Во, меня немцы в гости пригласили, у меня разрешения не спрашивая, ну мне их гостеприимство не понравилось, я и ушёл. По-английски, не прощаясь. Правда, с взрывами, стрельбой и упавшим самолётом. По пути этот катерок попался. Немцы, суки, мой баркас утопили, на Дону из танковой пушки расстреляли, так этот я взамен забрал. Разменом доволен, яхта мне понравилась. А когда уходил, пару пленных прихватил: генерал-полковника и адмирала, командующего подводным флотом кригсмарине. Они на этой яхте на рыбалку собрались. В общем, встречайте. И генерала, эту скотину, заберите, он мне всю каюту заблевал. Поторопитесь, и наших летунов поднимите, немцы не допустят, чтобы пленники нашим достались, наверняка слушают, сейчас серьёзный налёт устроят, чтобы меня остановить. Так что поднимайте «ястребки» и не говорите потом, что я вас не предупреждал.

— Принято, ожидаем. Направляйтесь к бухте Кронштадта.

— Ещё чего! В Ленинграде передам пленных, и домой побыстрее, пока навигация есть. Топливо дадите?

— Куда так торопишься, Саша? — услышал я голос другого человека, явно старше радиста.

— Так у меня уроки в школе, уже неделя прогулов. Ничего, я справку у немцев взял, мол, по независящим от меня обстоятельствам позже учиться начну. Те, правда, справку не давали, но добрым словом и пистолетом уговорить удалось…

— Ладно, юморист. Ожидай группу сопровождения.

— Только пусть встречающие будут на катере с дизелями. Баки пустые, на парах лечу по воде.

— Принял, встретят как надо.

Встретили меня действительно отлично, два бронекатера вышли из Невы и устремились ко мне. Когда я сбросил скорость, те, догнав с кормы, встали по обоим бортам, пришвартовавшись, а потом моряки хлынули на палубу и долго кидали меня в воздух под смех, шутки и мои вопли, чтобы поставили туда, откуда взяли. Сразу несколько матросов стали заправлять баки катера, дикари, вёдрами через воронку заливали, а я показал командирам обоих катеров моих пленных. Двое пожилых практически обнажённых мужчин не произвели на них особого впечатления, да ещё тяжёлый запах в каютах стоял, но когда показал их аккуратно повешенную форму, впечатлились. Да и документы я им предъявил.

В воздухе несколько звеньев висело, крутясь на разных высотах. Некоторые пары спускались ниже и приветливо качали крыльями, похоже, уже все знали, что я от немцев сбежал, и как могли приветствовали меня. Потом катера отошли, и мы направились к пирсу, где уже организовывали торжественную встречу. В этом мне признался один из командиров катеров. Немцы всё же появились, видимо, собрали всё, что можно, даже финнов подтянули, и эту армаду бросили на Ленинград. Тут выяснилось, что советских истребителей было даже больше, чем я видел, не пять звеньев, а несколько полков точно. Они, окружая, атаковали фашистов. К водам залива потянулись первые траурные дымы, но немцы упорно рвались к нам. А мы уже входили в устье Невы. Драка шла в воздухе страшная, к нашим то и дело подходили подкрепления, включаясь в свалку. Непонятно, откуда здесь столько истребительных полков? Зенитчики только эпизодически участвовали в этом сражении.

Около тридцати минут шли воздушные бои. Я наблюдал за ними. Когда ещё такое эпическое сражение увидишь?! Да, я спровоцировал его, когда открыто сообщал о пленных. Не скажу, что это подстава, это я о наших лётчиках, хотя так можно подумать, скорее я немцам и нашему высшему руководству сообщал о своём возращении. Я должен был сделать его ярким!

Когда мы подходили к нужному пирсу, один бронекатер подошёл ближе. Второго не было, ушёл в бухту на случай, если потребуется поднимать с воды наших лётчиков. Туда всех бросили. С его слов, наши потеряли около двадцати истребителей, немцы порядка восьмидесяти бомбардировщиков, точно чуть позже сообщат, но прорваться к городу им не дали.

Мне на яхту с бронекатеров придали трёх моряков. Один рулевым был, второй помогал, а третий стоял у открытых дверей обеих кают с ППШ на груди, пленных охранял — их развязали, чтобы привели себя в порядок. По словам рулевого, до места торжественной встречи осталось минут десять. Так что я рванул вниз готовить пассажиров. На пирсе народу хватало, толпы ленинградцев, даже флотский оркестр и оцепление из милиционеров. Генералитет, корреспонденты и конечно же адмиралы, которые тут и командовали парадом. Когда катер причаливал и я вывел на палубу полностью одетых пассажиров, со всеми их регалиями, многие ахнули. Только несмотря на торжественность момента, сводить их на пирс по сходням я не спешил, а, поставив на палубе, стал щёткой проходить по форме, убирая мелкие недостатки. Тут ещё, заметив, что сапоги у одного не очень ярко блестят, достал из кармана тряпочку и начал наводить блеск.

— Александр, может, поторопишься? — услышал я с пирса знакомый голос.

Мой музыкальный слух утверждал, что именно с ним я общался вместо молодого радиста. Обернувшись, я посмотрел на адмирала, стоявшего в первом ряду.

— Да вы что?! — воскликнул я. — Тут такая торжественная встреча, а мои пленники будут выглядеть как шаромыжники?! Да я же умру со стыда! Сейчас я, быстро. Всё должно быть идеально.

В этот раз мне не мешали, наоборот, с интересом смотрели, что будет дальше. Заметив грязный след на щеке у генерала, я достал носовой платок и, поплевав на него, стал оттирать пятно. Зрители, которые это видели, начали посмеиваться. Достав из кармана монокль, который нашёл в кармане того капитана, я, вертя его в руках, посмотрел на Дёница — он ему хорошо подошёл бы, да и адмирал мне нравился, не хотелось его так позорить, как генерала, так что, подойдя к нему, попытался вставить. Генерал дёрнул головой и отшатнулся, этого издевательства он уже не выдержал. За спиной у меня уже откровенно звучал смех. Сунув тому под нос кулак — да и моряк громко клацнул, взводя автомат, так что генерал покорился, — я вставил ему монокль. Задумчиво держась пальцами правой руки за подбородок, я обошёл эти две скульптуры на палубе, ещё раз внимательно осматривая их, как художник своё творение. Щетина, сбрить бы, но я пользоваться бритвой не умел, изрежу всех, а давать им в руки… Нет уж, пусть небритыми ходят.

— Вроде нормально! — громко сказал я. — Можно начинать.

И тут же зрители взорвались воплями радости, орали все, от простых людей до генералов. Просто безумие какое-то так выплёскивать свой восторг. Да-а-а, такой встречи у меня ещё не было. И опять качать начали, подбрасывая в воздух.

Когда это буйство немного стихло, стало слышно оркестр, который всё это время поддерживал торжество. А ещё оказалось, что на пирс подогнали машину с большими рупорами, мне сунули в руки немного допотопный микрофон, на радио в студии у нас куда лучше были, и попросили сказать, кого я привёз. Поздоровавшись со всеми присутствующими, а корреспонденты были в первых рядах, несколько раз срабатывали вспышки фотоаппаратов, я начал рассказ:

— Всё описывать я, извините, не буду, потому что уже сейчас это военная тайна — вон, видите, некоторые чекисты кивают. Говорить, как я попал в плен, тоже не буду, меня нагло похитили, а вот остальное без подробностей, кратко расскажу. Так получилось, что мне удалось сбежать, причём в воздухе, когда меня перевозили на транспортном «юнкерсе». Я воспользовался безалаберностью охраны. А когда перебил их, не ожидали они этого от мальчишки, выпрыгнул с парашютом. Управлять самолётом я не умел, а лётчики погибли, когда граната в салоне взорвалась. Самолёт упал в двух километрах от окраины Берлина. Вот скажите, если бы с кем из вас случись подобное, неужели бы вы не воспользовались и не погуляли по улицам Берлина, логове наших врагов? Я не стал убегать к нашим быстрее собственного визга, а пошёл смотреть, как живут берлинцы. Оказалось, о моём побеге знают, тела-то в обломках самолёта не нашли, и уже начались поиски Полякова. Я сам не раз видел на улицах Берлина, как избивали несколько мальчишек, похожих на меня. Изучая город, я купил на память несколько газет, где на всю страницу моё фото и сумма за мою голову, если кто-то меня найдёт. Вот эта газета, кому интересно, можете посмотреть, только с возвратом… Так вот, погулял я по городу, набрал припасов и решил, что пора домой. Тем более школа, уроки начались. Пробираясь по Германии и уходя от облав, добрался я до берега Балтийского моря. Там мне с многочисленными приключениями удалось угнать этот катер. Вместе с ним мне достались и пассажиры. Один — командующий подводным флотом кригс-марине, адмирал Дёниц, моряки его знают, слышали, а вот о втором хочу сказать особо. Я сделал всё, чтобы этот генерал попал в руки советского правосудия, слишком много на его руках крови наших сограждан…

Если до этого многие слушатели переговаривались, делясь с соседями впечатлениями, то тут все стихли, как военные, так и простые граждане превратились в одно большое внимание. Особенно чекисты напряглись. И я под пристальными взглядами присутствующих, которые переводили взгляды с меня на генерала и обратно, стал описывать прегрешения этого нациста:

— Итак, Герман Рейнеке, генерал пехоты, с начала войны Германии с Советским Союзом — начальник Службы военнопленных. Именно он заявлял, что главная цель каждого советского человека состоит в том, чтобы уничтожить Германию, следовательно, все советские люди должны рассматриваться как смертельные враги рейха, и относиться к ним нужно соответственно.

Осенью сорок первого года Рейнеке заявил: «Большевизм является смертельным врагом национал-социалистской Германии. Впервые в истории германский солдат сталкивается с врагом, который имеет не только военную подготовку, но и опыт большевистской политической школы, пагубно отражающейся на людях. В связи с этим на русских не распространяются требования Женевского соглашения относиться к ним, как честным солдатам». Исходя из таких установок, Рейнеке отдавал приказы о жёстком обращении с советскими военнопленными, в случаях отсутствия других возможностей, о размещении их под открытым небом, расстреле пытавшихся бежать из плена. Жёсткие меры Рейнеке привели к тому, что смертность среди советских военнопленных достигла семидесяти процентов… Я лично прошу арестовать генерала Рейнеке как военного преступника и судить его со всей суровостью советских законов.

Как я закончил, поднялся оглушительный шум, возмущения было много, но милиция быстро навела порядок. Адмирал Трибуц, тот самый, что командовал встречей, принял адмирала с генералом и получил их документы. Мы немного отошли в сторону, воспользовавшись краткой передышкой, и тот описал, что они готовят дальше, вдруг сообщив:

— Товарищ Берия вылетел в Ленинград. Попросил тебя его дождаться. А то говорит, что ты очень быстрый.

— Ну да, я сегодня вечером хотел оправиться домой… Ладно, подождём. Кстати, я тут на абордаж в одиночку «шнелльбот» взял, ну и свежие карты с минными полями позаимствовал. Интересует?

— Ещё как интересует! Сейчас вызову командира оперативного штаба, который и за контрразведку отвечает, замещает выбывшего по ранению коллегу…

— М-да, Берия, значит? Чую, непростой разговор предстоит, — пробормотал я себе под нос. — Ну и правильно, давно пора. Да и хватит с меня приключений. Просто жить нужно.

Прибрежные воды Туапсе

Спустя чуть больше шестидесяти лет. Вечер

Встав, я поднял бокал и осмотрел всех своих многочисленных родственников, что сидели за длинным столом на закрытой палубе арендованного прогулочного лайнера. К сожалению, в Советском Союзе всё же не принято иметь личные яхты, а вот арендовать их у государственных компаний — вполне.

— Дорогие мои, как же я рад, что мы наконец собрались вместе. Восемь лет уже не собирались всей дружной семьёй. Да и в прошлый раз это было из-за печального повода — хоронили… прощались с нашей любимой мамой, бабушкой… ну и кому-то с тёщей. Сейчас же у нас радостный повод встретиться: наш с Мариной юбилей. Восемьдесят лет всё-таки…

Я говорил и говорил, рассматривая постаревшие лица таких родных для меня людей — жены, сестёр и братьев, своих и их детей, внуков. Друзей, в конце концов. Уже по ним видно, что жизнь прожита не зря. Не было развала Союза, хотя он сам изменился и изменил внешнюю политику. К частной собственности относиться стали гораздо свободнее. Границы были открыты, процветал туризм. Пусть в правительстве и сидел генсек, пятидесятитрёхлетний Артур Александрович Поляков, мой сын, он тоже здесь, но я не считал себя причастным к этому. Только радовался, что жизнь в Союзе стала гораздо лучше. Да что это — мобильные телефоны в свободном доступе для граждан появились уже в начале девяностых, а личные компьютеры — с середины семидесятых. Примерно тогда же был запущен Галонет, тот же Интернет.

Жизнь моя протекала не совсем так, как я спланировал. Я не стал ни врачом, ни мореходом, как хотел, но остался в искусстве. Я стал кинорежиссёром, продолжая быть композитором и поэтом. Мой первый фильм осенью сорок третьего вызвал шквал восторга простых людей и критики от богемы. Это была копия фильма «Крепкий Орешек».

Румянцевой у меня, конечно, не было, а та великолепно сыграла роль, но я нашёл не менее талантливую актрису. Фильм имел ошеломительный успех. И постепенно я дошёл до того, что стал ведущим режиссёром Советского Союза. Специализировался в основном на комедиях, но и серьёзные фильмы были… Написал мемуары о своём похищении, почти миллионным тиражом вышли.

Но по порядку. После того бегства из плена, я всё же поговорил с Берией. Прижал он меня в углу. Пришлось сознаваться. Да, я из будущего, вселенец в тело. Говорили мы долго, почти сутки, после чего я на своём катере отправился в Москву. С парой парней из людей наркома и двумя матросами. Берия тогда интересовался: как так, два разных почерка, как так получалось? Вот я и раскрыл секрет. В школе писал почерком местного молодого Александра Полякова, а те письма, что в Кремль отправлял, почерком настоящего Полякова, а они разные. Ну да ладно, меня, конечно, отругали, что так долго столько секретов хранил, но включили в дело. Несколько месяцев я сразу после школы отправлялся в одну организацию, где общался с теми людьми, которым была доверена Тайна. В кино меня сам Сталин спровадил, сообщив, что это важное направление и его надо развивать, а кому как не мне, если я всё своими глазами видел? Весной сорок третьего помогал одному режиссёру ставить военный фильм «Звезда» об армейских разведчиках, и сам так загорелся, что к концу осени закончил снимать свой «Крепкий Орешек». Везде мне был зелёный свет. Не знаю, где столько цветной плёнки взяли, она большой редкостью была, но фильм был первым в Союзе цветным.

Война закончилась в декабре сорок четвёртого и с гораздо меньшими потерями. С союзниками у нас заметно охладились отношения, поэтому с открытием второго фронта те не спешили, вот и опоздали, лишь часть Италии и Франции смогли оккупировать. До сих пор там базы держат, хотя мы вывели войска через двадцать пять лет. Как при оформлении капитуляции и было указано. Да это дела прошлых времён.

О семье немного расскажу. Отец прожил двенадцать лет после окончания войны, раны сказались, маму схоронили восемь лет назад. Бабушка отца на год пережила. Вот дед через четыре года после окончания войны ушёл. Все мои братья и сёстры находились здесь, кроме Кирилла. Он лётчиком был, штурмовиком, сгорел в своей «сушке» в семьдесят девятом во время одного из вооружённых конфликтов, словив «стингер». Татьяна, врач, профессор медицины, сидела в инвалидном кресле, старая, уже почти не ходит, но она была со всеми нами и, держа бокал, смотрела на меня слезившимися глазами, слушая, как я описывал нашу жизнь. Взлёты и падения. Всё же нам было чем гордиться.

Марина стала художницей, признанной, по всему свету в галереях были её картины. Как и Айвазовский, обожала морские темы. У меня множество её картин, люблю свою сестричку. Валя пошла по пути, что я себе планировал, как и Таня, стала врачом, терапевтом, доктором медицинских наук, а Ольга — педиатром, кандидатом медицинских наук. Ленилась. Луша… О, Луша — инженер-авиаконструктор, доктор технических наук. Только занималась не самолётами, а беспилотниками. Ведущим инженером была, пока на пенсию не вышла. Дима стал военным, сейчас сидел в своём вице-адмиральском мундире. Даже награды имел, два боевых ордена. Тоня, одна из младших сестричек, профессор педагогики. Наташа — известная актриса кино и театра. Даже сейчас, несмотря на возраст, участвует в некоторых спектаклях в театре. В кино она после смерти матери не снимается. После войны у нас ещё один брат появился. Олег Кондратьевич. Теперь с профессорской бородкой клинышком. Единственный академик у нас в семье, всемирно известный учёный-физик.

Моя жена из простой семьи, мой надёжный тыл долгие и долгие годы. Копия моей жены из прошлой жизни. Трое сыновей у нас. Старший сын генсеком стал. Средний — пилот на авиалайнере, совершает рейсы за границу. Младший по моим стопам пошёл, уже несколько картин снял, что тоже вошли в Золотой фонд советского кино. Есть мне чем гордиться? Конечно, есть. Вот обо всём этом, вглядываясь в такие родные глаза любимых людей, я и говорил. Почти час моя речь заняла. Многие прочувство-вались, слёзы платками старались незаметно вытереть.

После меня взяла слово Марина, а потом и остальные. Всем было что сказать, и что странно, все благодарили меня, мол, я вёл их на всём жизненном пути. Помогал и не оставлял в беде. Я же сидел и слушал, а по моим морщинистым, чисто выбритым щекам текли слёзы. Многие живут только ради вот такого момента. Видимо, и я жил для этого. Жил и надеюсь протянуть ещё лет двадцать, до столетнего юбилея, да, так и никак иначе. Я сказал!

Не такой уж и маленький зал на лайнере был полон. Жаль конец зимы, непогода не даёт разместиться на открытой палубе, но и тут хорошо. Вон берег с моим домом, где мы с женой проживаем последние пятнадцать лет, вон катер покачивается у пирса. Яхтами владеть нельзя, а катером можно, хотя те и вылитые яхты, как за границей. Тот мой катер, что я из Германии трофеем пригнал, был со мной на протяжении двадцати трёх лет, пока мы с Димкой — он в то время капитаном третьего ранга был, в отпуск приехал — не разбили его на камнях, во время рыбалки. Сами чудом уцелели. Отличный катер был! Если бы не шторм…

Рассматривая родных, я пил вино и улыбался своим мыслям. Счастье затопило меня, я купался в нём, и это было то чувство, которое нельзя прогонять, его можно и нужно прочувствовать. Надеюсь, и у вас будет так же: любите и будьте любимыми…

Как закололо сердце, я почувствовал не сразу, успел схватить кисть жены и под её вскрик почувствовал, как подскочивший муж сестрёнки Ольги, Константин, подхватывает моё тело. Странно это — висеть над своим телом и смотреть, как убиваются сёстры, ревя в голос, как Дима утирает скупые слёзы. Печально, не хотел вот так огорчать всех, да ещё на своём юбилее, но додумать я не успел, меня куда-то понесло.

* * *

Очнулся я, когда Пахомыч рывком, матерясь, вытащил меня на берег. Пошевелившись, стараясь помочь, ноги ещё в воде были, я посмотрел, как в ночи полыхает катер, дрейфующий вниз по течению.

— Что это было? — слабым голосом поинтересовался я, сообразив, что вернулся в свою прошлую жизнь.

Я был эмоционально опустошён после той своей смерти, поэтому принял возвращение как данность, ещё пребывая в некотором отупении.

— Китайская пиротехника, мать её.

— Разве не снарядом нас накрыло?

— Да нет, это гуляет кто-то на широкую ногу за лесом. Оттого и на канонаду похоже. Я пока тебя к берегу тянул, такой салют видел, на двадцать пятое декабря такого не бывает. Красивый. Вот одна ракета, из первых выпущенных, не вверх полетела, а в нас. В горловину бака попала. Полыхнуло здорово. Тебя за борт так и снесло. Хорошо, не обгорел, так, опалило слегка, больше взрывной волной досталось.

— А что у нас двадцать пятого? — спросил я с пробуждающимся интересом, хотя ответ уже знал.

— О как тебя контузило, сам же клубом реконструкторов руководишь. Двадцать пятое декабря — День Победы над нацистской Германией.

— Ну да, ну да, — оглядываясь, пробормотал я. — Чем дальше, тем страньше. Ладно, идём домой. Чую, сюрпризы ещё будут.

— Подожди, сейчас спасателей и милицию дождёмся, я уже вызвал, и тогда домой. Надо зафиксировать факт неумышленного поджога, чтобы страховку получить.

— Надеюсь, я женат на Кате?

— Эк тебя оглушило. Память отшибло? На ней и женат, первенца ждёте, так что сам понимаешь, волновать её нельзя.

— О, новостей хватает, как я посмотрю. Ладно, ждём… Пахомыч, а опиши-ка ты мне мою жизнь…

Примечания

1

Песня группы «Чи-Ли».

(обратно)

2

Слова Л. Дербенёва.

(обратно) Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg