«Ангел Спартака»

— Это хорошо, что тебе все понятно. В таком случае можешь сочинить еще одну байку про богов и рассказывать ее своей стае до седых волос. А вот с заклятием не вышло, так что внеси поправку в ваши мифы. Мне пора.

— Погоди! Учитель, погоди!..

— Как ты сказала?

Почему я в тот миг назвала Его Учителем? Именно так — не демоном, не богом, не позвала по Имени, наконец? Заучивала я это Имя месяц целый и все боялась, что не успею, помрет бабушка.

— Тебе понадобится помощник, Учитель. И не один. И помощница Тебе пригодится. Без людей Ты не сможешь...

Что именно «не сможешь», не договорила, да и не знала я про это. Так и сказала — «не сможешь». Услышал. Медленно-медленно повернулся. Замер.

— А почему ты вообразила... решила, что «не сможешь»? Решила, будто Я чего-то не могу? Без кого? Без вас? Без злых бесхвостых, возомнивших о себе обезьян?

Никогда позже я не слышала от Него такого голоса. А еще заметила — лицо почернело. Даже не почернело — потемнело, словно весь свет вокруг испарился.

Только вот терять мне было нечего. Совсем.

— Тебе понадобился наш маяк, наша речь и наш облик. Ты не стал присылать Своих слуг — пришел Сам. Воли Твоей мало — как мало одной мысли!..

— Угу.

Внезапно лик Его осветился. Лишь после сообразила — Луна. Тучи, кажется, разошлись.

— Я расскажу тебе притчу.

Учитель часто повторял: «Люблю говорить притчами». И при этом смеялся — очень зло. Однажды решилась, спросила.

«И без притчи не говорил им!» — ответил, словно ударил.

— А притча, Моя обезьянка, такая... У некоторого человека было два сына; и сказал младший из них отцу: отче! дай мне следующую мне часть имения. И отец разделил им имение...

Я даже не сразу поняла — отчего это притча. Ну бывало—у нас, у осков, старшему сыну обычно надел выделяли. И среднему выделяли, с отцом лишь младший оставался.

— По прошествии немногих дней младший сын, собрав все, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно. Когда же он прожил все, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться. Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему.

И снова совсем другим голос Его стал. Хоть и только что познакомились, а поняла — иным. Будто бы Ему... Не больно, не обидно даже, а словно бы все вместе. И еще не по себе очень — словно над костром погребальным говорит.