«Князь Угличский»

До столицы добирались всего неделю, благо свита была о конях и дождей за время пути не случилось. Встали на подворье, что недавно пожаловал государь. Терем выходил окнами на восход, с видом на новую Орбацкую краснокирпичную проездную башню и прилегающие стены Белого города, дальше виделся последний рубеж обороны: вековой кремль и его ближайшие башни: Конюшенная, Боровицкая и Свиблова.

Прошло несколько дней. Не смотря на опасения ближников, никаких последствий поездка в Суздаль не имела. Очевидно, за мной за малостью лет и прежней благонадежностью измены не усмотрели.

По размышлению, от страшных наставлений старицы Евпроксии я решил воздержаться и Годунова не провоцировать, а вот подготовку к большому голоду затягивать было нельзя, потому сам напросился на прием к царедворцу.

Тот принял меня через день в своем кремлевском тереме, стоящем неподалеку от дворца государя.

Второй человек державы сидел за столом, на котором стоял дареный мной самовар, чашка с сахаром и блюда со сладостями.

— Здрав будь на долгие лета прагвитель царства Московского, боярин и конюший Борис Федорович. — Поклонился я.

— И тебе здравствовать князюшко. Сделай милость, садись за стол, не чинись, испей со мною новину, взвар из ханского листа, сия трава привезена торговыми гостями из Сибирской земли. Бают, от всех недугов помогает. Пошто явился ты к Москве?

— Хотел говорить с тобой о великом гладе на Руси.

— На все воля Божья. Вскую впусте толковище вести? Богослужения проведем, вклад богатый пожертвуем, можа Господь смилуется над верными рабами своими.

— Весть мне бысть, что через шесть лет придет глад трехлетний на Русь. К той поре нынешнего государя на свете уж не будет. И умрет он без наследника мужеского полу. Что скажет чорный люд про нового царя, при коем лихая беда падет на наши пределы?

Боярин встал, вышел за дверь, затем вернулся, крестясь.

— Я уж сказывал тебе прежде, не упоминай всуе о кончине государя. Коль кому твои словеса до ушей дойдут, бысть беде. В измене тебя повинят, в волховании безбожном. Уразумел ли? Что до порухи и бедствий, многолетних. Что ж поделать? Жита на три лета на всю Русь впрок не запасти.