«Выступление космонавта Комарова в сельском клубе»

Выступление космонавта Комарова в сельском клубе

КАК ЭТО МОГЛО БЫТЬ

— …Это здесь, товарищ генерал–майор, — сказал сопровождающий офицер, и водитель сразу затормозил. «Волга» остановилась у большого бревенчатого дома, стены которого почернели от времени и дождей, а крыша местами прохудилась, обнажив дранку. Над входной дверью была прибита доска с надписью: «КЛУБ».

Сопровождающий офицер первым выбрался из машины, обошел «Волгу» и предупредительно распахнул дверцу со стороны старшего по званию. Комаров тяжко вздохнул и полез наружу, ступив начищенным сапогом в грязь.

Из–за угла клуба выглядывали дети. Им явно очень хотелось подойти и поговорить с самым настоящим космонавтом, но они, воспитанные в строгих правилах русской деревни, не решались этого сделать и только пугливо глазели, как невысокий генерал в огромной фуражке и кожаном плаще выбирается из черной блестящей машины вроде той, на которой ездят «большие начальники» из райцентра.

Комаров снова вздохнул, но улыбнулся и поманил детей пальцем. Не все рискнули преодолеть стеснительность — к машине подошли четверо: три мальчика лет по двенадцать–тринадцать и совсем маленькая девочка, которую один из пацанов вел за руку, — наверное, сестра. Одеты все четверо были бедно, но добротно. При том выглядели вполне здоровыми и сытыми, а уж Комаров в войну насмотрелся на отощавших до синевы детей и знал, чего на самом деле стоит и эта сытость, и ухоженность.

Вперед выступил один из мальчуганов — вихрастый и краснощекий.

— Разрешите обратиться, товарищ генерал–майор? — спросил он звонким голосом, встав по стойке «смирно».

Комаров чуть не рассмеялся от неожиданности. И с удивлением про себя отметил, что настроение, напрочь испорченное долгой поездкой, бездорожьем, осенней хмарью и слякотью, постепенно улучшается.

— Обращайтесь, — дозволил он пацану.

Но паренек отчаянно заволновался и нарушил правила игры:

— А вы ведь космонавт… дяденька… товарищ генерал? Космонавт, правда ведь?

— Космонавт, он самый, — кивнул Комаров.

— А кто вы? — задал уточняющий вопрос подросток.

— Летчик–космонавт Комаров. Владимир Михайлович.

Мальчишка отступил к сверстникам, и они зашептались, поглядывая на Комарова с нескрываемым обожанием. Затем вихрастый вернулся на исходную позицию и сказал важно:

— Это вы управляли «Звездой–7», а потом — «Звездой–9»? И вы летали на «Алмаз–1»?

— Я, — не стал отрицать своих заслуг Комаров.

Тем временем дверь клуба распахнулась, и крыльцо быстро заполнилось народом. Навстречу гостям двинулись председатель местного сельсовета в выходном костюме с орденскими планками и девушка в русском национальном сарафане при кокошнике. На вытянутых руках девушка удерживала поднос: хлеб, соль, стопарик водки. Комаров пожалел девушку: было хорошо видно, что она мерзнет на холодном сыром ветру, да и ступать по жидкой грязи в маленьких сапожках вряд ли доставляло ей удовольствие.

Впрочем, сначала нужно было подумать о мальчишках. Комаров сунул руку в карман плаща и вытащил горсть сувениров. Издалека каждую из этих безделушек можно было принять за патрон от автомата Калашникова, однако на самом деле то были миниатюрные модели космических кораблей, выточенные из «космической» стали умельцами Куйбышевского завода. Пока председатель и девушка приближались, Комаров раздал ракеты пацанам и попрощался с ними так:

— Бывайте, орлы! Захотите стать космонавтами — милости просим в Звездный. А пока надо учиться. Неучей среди космонавтов не бывает.

— Так точно, товарищ генерал–майор! — вновь перешел на язык устава вихрастый; глаза его сияли.

Сопровождающий офицер кашлянул, и Комаров переключился на председателя сельсовета. Сердечно пожал его мозолистую руку, поинтересовался делами и здоровьем. Потом пришлось выпить водки и закусить ломтем теплого хлеба.

— Призывники ждут, — сообщил председатель. — Пожалуйте, товарищ генерал.

— Не надо так, товарищ председатель, — поморщился Комаров. — Я же моложе вас. Называйте меня просто Владимиром.

— Не могу, товарищ генерал, — отозвался председатель, пряча глаза. — Никак не могу.

— Воля ваша, — согласился Комаров и двинулся к дому.

Люди на крыльце смотрели на него во все глаза: кто с удивлением, кто с любопытством, кто с обожанием. Многие улыбались. Комаров, не задерживаясь, прошел прямо в клуб. Внутри было тепло, почти жарко. В большой комнате стояли лавки и высилась импровизированная трибуна. На лавках тоже сидели мальчишки, но постарше — в возрасте от семнадцати до двадцати. Было тут человек сорок, и Комаров понял, что «призывников» собирали со всех окрестных деревень. При появлении генерала–космонавта общий гомон стих, и «призывники», как один, поднялись на ноги.

— Садитесь, товарищи, — сказал тот и прошествовал к трибуне.

Краем глаза он заметил, что сопровождающий офицер не последовал за ним, а остался у входа, прислонился плечом к косяку.

Комаров повернулся лицом к собранию и вгляделся в лица сидящих перед ним молодых людей. В который уже раз перед ним стояла непростая задача: он должен был найти контакт с этой аудиторией и как можно более понятно объяснить ей, почему так неотвратимо изменилась жизнь в стране и почему большинству из этих здоровых и уверенных в себе ребят никогда не придется служить в армии. А еще он должен рассказать, что такого особенного в этой космонавтике и почему лучшие люди страны отдают ей все свои силы и всю свою жизнь. Для детей, которые встретили его на улице и получили за это заслуженные сувениры из космической стали, таких вопросов просто не существовало, но в зале сельского клуба собрались те, кому в скором времени предстояло сделать самый главный выбор в жизни — определить путь, по которому идти, а в этот период человек очень подвержен чужому влиянию и сиюминутным порывам.

Что же им рассказать? Как начать?..

…Может быть, рассказать, как прекрасен в космосе солнечный восход? Корабль движется по орбите быстро, и в течение рабочих суток можно успеть многократно полюбоваться этим незабываемым зрелищем. Огненно–красный диск начинает подниматься над горизонтом, спектральные полосы расстилаются по темно–фиолетовому краю, а над Солнцем на короткое мгновение вспыхивает необычайный по красоте ореол, напоминающий по форме русский кокошник. Еще несколько секунд — и Солнце становится золотым, и в его лучах отливают позолотой восьмиметровые колонны орбитальных боевых кораблей, в тесных кабинах которых сидят твои друзья…

…А может, рассказать о напряжении старта? Словно струна, натянут каждый нерв, секунды становятся текучими, замедленными до умоисступления, а предстартовый отсчет доносится будто бы из далекого далека — с другой планеты или со звезды:

«Пять… Четыре… Три… Два… Один…»

Медики советуют в эти минуты «расслабиться и получать удовольствие», но, наверное, это невозможно. Потому что впереди не просто еще один полет в космос, впереди — бой!

«Пуск!» — произносит наконец «стреляющий».

«Поехали», — шепчут привычно губы.

Полковник аэрокосмических сил Владимир Комаров не может видеть лица своего напарника по этому полету — подполковника Бориса Белоусова, сидящего сзади, но знает твердо: напарник тоже шепнул эту фразу, ставшую в отряде космонавтов традиционной с подачи начальника летной подготовки Марка Галлая.

Перегрузка возрастает, вдавливает в кресло. Поле зрения сужается, перед глазами стелется дымка, сердце отчаянно бьется в груди, проталкивая по венам враз потяжелевшую кровь. Однако первейшая обязанность командира экипажа — контролировать все этапы полета, не отвлекаться на трудности и частности и поддерживать связь с пультовой Центра управления полетами.

««Звезда–9», время — семьдесят, — сквозь треск сильнейших помех доносится голос с Земли. — Как чувствуете себя? Прием».

«Понял вас, — отвечает Комаров. — Время — семьдесят. Чувствуем себя отлично. Вибрация и перегрузки в норме. Продолжаем полет».

Оттикало еще десять секунд. Шум от работы двигателей усиливается, а вибрация разом прекращается. Это отделилась первая ступень ракеты–носителя. Нужно доложить.

««Заря», я «Звезда–9». Закончила работу первая ступень. Полет продолжается нормально. Прием».

На третьей минуте полета с громким характерным щелчком срабатывает система сброса головного обтекателя. В иллюминатор корабля брызжет яркий солнечный свет.

««Звезда–9», сброшен конус, — информирует ЦУП. — Все нормально. Как ваше самочувствие? Прием».

««Заря», я «Звезда–9». Сброс прошел хорошо. Самочувствие отличное. Прием».

Ложемент командира экипажа в космическом корабле класса «Звезда» располагается не так, как на классических «Востоках», «Восходах» или «Союзах». Чтобы увидеть Землю, Комарову пришлось бы отстегнуть привязные ремни, встать и подобраться к иллюминатору. Однако делать этого, пока не отработали вторая и третья ступени, не стоило — можно переломать кости. Впрочем, полковник и так хорошо представлял себе, как выглядит планета. Высота еще относительно невелика, а значит, вид Земли мало отличается от того, какой можно увидеть с борта реактивного истребителя — сине–зеленая поверхность, складки местности, реки, белые и аккуратные прямоугольнички городов.

На девятой минуте полета раздается резкий отрывистый звук — сработали пиропатроны, отстрелив третью ступень ракеты, а значит, корабль вышел на орбиту. Теперь можно вздохнуть полной грудью и дожидаться, когда со своих площадок в Тюратаме стартуют «Звезда–10» и «Звезда–11»…

…А может, рассказать о спрессованных до предела минутах космического боя? Свора космопланов класса «Дайна–Сор» выходит на обратную приполярную орбиту, чтобы уничтожить автономную платформу «Ураган», несущую на себе шесть ракет с термоядерными боеголовками. Но разведка успела вовремя сообщить о готовящейся операции, и на перехват истребителей устремляются три «Звезды». На борту этих изящных космических кораблей, спроектированных в бюро Дмитрия Козлова, находятся по паре пилотов — итого в перехвате участвуют шестеро. Из них двое — новички, впервые вышедшие в космос. Это противоречило существующей инструкции, однако у командования аэрокосмических сил не оставалось другого выхода — «потенциальный противник» наглел день ото дня, и за участившимися в последнее время катастрофами на околоземных орбитах чувствовалась злонамеренная деятельность. Чашу терпения переполнила ничем не спровоцированная атака на орбитальный танкер, обслуживающий запуски в поддержку постоянной научной базы на Луне. На высшем правительственном уровне было постановлено: подобные акции отныне должны встречать самый решительный отпор. Но в последний момент оказалось, что не хватает подготовленных экипажей, и в бой вместе со стариками пошли новички…

Корабли летят наперехват; они наводятся на вражеские космопланы с помощью радиолокационных пеленгаторов; источником электроэнергии для них служат термогенераторы на плутонии, а маршевые двигатели на перекиси водорода позволяют свободно маневрировать и ускоряться при необходимости. Единственным оружием космических кораблей класса «Звезда» является пушка НР–23, ее двадцатитрехмиллиметровые снаряды способны поражать цель на расстоянии прямой видимости, а видимость в космосе преотличная.

Полковник аэрокосмических сил Владимир Комаров, выполняющий обязанности ведущего в группе, пытается связаться с вражескими истребителями на УКВ–частоте в 121,75 мегагерц. На хорошем английском он предупреждает пилотов «Дайна–Сор», что если они приблизятся к автономной платформе на расстояние десяти километров, то будут уничтожены. При этом Комаров чувствует, как намокла хлопчатобумажная рубашка под полетным костюмом, а голос становится хриплым и слова чужого языка даются с трудом. Противник продолжает сохранять радиомолчание и на полной скорости входит в зону отчуждения. Белоусов без приказа поворачивает «Звезду», удерживая передовой космоплан в перекрестии прицела, и тогда Комаров, поколебавшись всего мгновение, нажимает спусковую скобу. Пушка выплевывает двухсотграммовые снаряды, и они на скорости семисот метров в секунду устремляются к цели. Маршевым двигателям приходится выдать компенсирующий импульс, чтобы стабилизировать корабль после выстрела. А Комаров продолжает напряженно следить за экраном радиолокатора — визуально попадание снарядов и степень повреждения корабля противника не определишь: в космосе нет привычных нам взрывов с ярким пламенем, столбом черного дыма и оглушительным грохотом. Но цель явно сошла с курса, и от нее отделились объекты поменьше — значит, есть попадание и кто–то уже никогда не увидит восхода Солнца…

Потом были и другие схватки. Разведывательный рейд к одной из вражеских орбитальных станций «МОЛ» едва не закончился гибелью «Союза» со всем экипажем — пришлось выручать ребят. Ответный визит боевых «Блю–Джемини» к «Алмазу–1» обошелся обеим сторонам в потерю десятка пилотируемых кораблей. Хотя его корабль был в числе подбитых, Комарову удалось выжить в вымороженном аду космического пространства, но порой он жалел об этом — особенно когда приходилось встречаться с женами и матерями пилотов, навсегда оставшихся там, наверху…

Нет, наверное, об этом не следовало говорить молодежи. Эти мальчишки еще успеют познать и радость побед, и горечь утрат… Успеют…

Пока Комаров размышлял, выбирая тему для разговора, в клубе стало тесно от подошедших посмотреть и послушать сельчан. Десятки глаз были устремлены на генерала–майора, и он понял, что момент настал.

— Друзья мои, — начал он, — один умный человек как–то сказал: «Существа, которые не осваивают космос, ничем не отличаются от животных». Это утверждение очень категорично, и с ним можно спорить, но несомненным представляется одно — человек должен летать в космос, потому что такова природа человеческого разума. Мы, граждане Советского Союза, первыми поняли это и находимся теперь в авангарде космической экспансии. Сначала Юрий Гагарин проложил дорогу на орбиту; затем Алексей Леонов первым высадился на Луну; скоро мы полетим на Марс, чтобы увидеть вблизи марсианские каналы и, может быть, познакомиться с жителями этой загадочной планеты. Нас ждет увлекательное будущее… — Комаров откашлялся в кулак, перевел дыхание и продолжил: — Однако для осуществления всего этого нам пришлось от многого отказаться. Мы продемонстрировали всему миру свою готовность к добрососедским отношениям, мы до предела сократили свою сухопутную армию и флот. На высвободившиеся средства мы построили аэрокосмический флот, который дал нам возможность не только осваивать межпланетное пространство, но и защищать себя в случае атаки. А такие атаки, как вы знаете, уже были и, наверное, еще будут. Кое–кто на Западе считает наши космические устремления претензией на «мировое господство». Это неправда. Мы готовы сотрудничать на Земле и в космосе, но нам пытаются навязать не сотрудничество, а гонку… — Комаров сделал паузу. — Что я хочу сказать? Я прекрасно знаю, что многие из вас мечтают послужить Родине в рядах Вооруженных сил. Но наша современная армия не такая, как прежде. Ей больше не нужны миллионы солдат в шинелях и с автоматами, не нужны тысячи танков и боевых машин, не нужны сотни крейсеров и подводных лодок. Аэрокосмические силы вполне способны охранить Родину от вражеского нашествия, но служить в аэрокосмических силах должны высокообразованные и специально подготовленные люди. Чтобы служить в современной армии, нужно не только закончить среднюю школу, но еще от четырех до шести лет провести в академии. И даже после этого нет гарантии, что вы будете зачислены в состав Вооруженных сил, — конкурс очень велик и отбирают лучших из лучших… По этой причине я призываю вас задуматься, прежде чем подавать заявление о зачислении, — вполне может оказаться, что вам не хватит сил и воли, чтобы стать когда–нибудь пилотами космических кораблей. Но при этом я призываю вас помнить, что все специальности хороши; вся страна работает на нашу космонавтику, а это означает, что на любом месте любой из вас уже участвует в освоении космоса, вносит свой посильный вклад и подготовку экспедиции на Марс, и в защиту страны… А теперь я расскажу вам, какой замечательный межпланетный корабль мы строим на орбите…

***

Уехали затемно. После «лекции» Комарова и его спутников пригласили за стол и накормили до отвала. Когда поселок скрылся за поворотом, сопровождающий офицер наклонился к Комарову и тихо спросил:

— Товарищ генерал–майор, вы и вправду считаете, что все мы работаем на космос?

Комаров вдруг поскучнел, нахмурился, но ответил:

— Да, я так считаю. Иначе всё, чем мы жили, зря…

ИСТОРИЯ ОРБИТАЛЬНЫХ ВОЙН. КАК ЭТО БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ

Уже в те времена, когда вся космонавтика сводилась к обсуждению формул и идей, а первые ракеты, шипя и плюясь огнем, с трудом отрывались от земли, чтобы тут же упасть обратно, многим было ясно, что этот новый вид человеческой деятельности будет неразрывно связан с военным делом. К сожалению, ожидания эти оправдались в полной мере. Страшные ракеты «Фау–2», которыми нацисты обстреливали Лондон, появились на свет как продукт невинных мечтаний группы немецких инженеров — энтузиастов идеи межпланетных полетов. После победы союзников по антигитлеровской коалиции эти ракеты вместе с чертежами и теми, кто их делал, оказались в руках Советского Союза и США и практически сразу были использованы для войны. Предложение британцев создать на основе «Фау–2» космический корабль для полета на Луну просто проигнорировали, а все усилия конструкторов–ракетчиков были направлены на то, чтобы воспроизвести успех инженеров Третьего рейха и поставить ракеты на вооружение в качестве носителей боевых (и прежде всего атомных) зарядов.

Вся современная космонавтика тоже выросла из боевых ракет. Например, знаменитая «семерка» (ракета «Р–7», созданная под руководством Сергея Королева), с помощью которой наши ученые запустили первый спутник, вымпел — на Луну и Юрия Гагарина — на орбиту, изначально предназначалась для решения куда менее мирной задачи — доставить атомную боеголовку до Вашингтона или Нью–Йорка.

Однако то, что было понятно специалистам, стало всеобщим достоянием лишь 4 октября 1957 года, когда маленький серебристый шарик с четырьмя антеннами пролетел над планетой по круговой орбите. Мы, жители России, привыкли воспринимать запуск первого искусственного спутника Земли как триумф научной мысли и достижение всего человечества. Совсем по–другому его восприняли на Западе.

Признанный мастер «литературы ужасов» Стивен Кинг в одной из своих книг признается, что самым сильным страхом в его жизни был именно страх перед советским спутником. В тот октябрьский день русские показались ему завоевателями с Марса, которые запустили свою «летающую тарелку» над Америкой, чтобы уничтожить его родину. Этот же страх породил в США волну публикаций, в которых красочно расписывалась угроза появления на орбите советских «орбитальных боеголовок». И в первые дни октября 1957 года особо горячие головы из Пентагона предложили «закрыть небо», то есть выбросить на орбитальные высоты тонны металлолома: шарики от подшипников, гвозди, стальную стружку, что привело бы к прекращению любых космических запусков. Однако расчеты показывали, что это очень дорогая затея с сомнительным исходом, а потому исследовательские лаборатории вооруженных сил США начали экспериментальные работы по созданию космических перехватчиков, способных сбивать вражеские спутники.

Уже 19 июня 1959 года американцы провели первое испытание ракеты «Балд Орион», которая была запущена с бомбардировщика «Б–52» и должна была поразить спутник «Эксплорер–6», к тому времени выработавший свой ресурс. Ракета прошла в четырех милях от цели. Это было преподнесено как первый успешный перехват спутника. Но последующие пуски не отличались высокой эффективностью, и работы над этой ракетой постепенно сошли на нет.

Понятно, что и советские военные не остались равнодушными к идее орбитального перехвата. Так, один из проектов практически повторял американские испытания 1959 года. А именно предполагалось создание небольшой ракеты, запускаемой с самолета с высоты около тридцати километров и несущей заряд около пятидесяти килограммов взрывчатки. Ракета должна была сблизиться с целью и взорваться не далее как в тридцати метрах от нее. Работы по этому проекту были начаты в 1961 году и продолжались до 1963 года. Однако летные испытания не позволили достигнуть тех результатов, на которые надеялись разработчики. Система наведения оказалась не настолько эффективной, как это было необходимо. Испытаний в космосе даже не стали проводить.

Следующий проект родился на волне той эйфории, которая царила в СССР в период первых полетов советских пилотов в космос. 13 сентября 1962 года, после совместного полета «Востока–3» и «Востока–4», когда эти неманеврирующие орбитальные корабли за счет точности запуска удалось свести на расстояние пяти километров, Научно–техническая комиссия Генштаба заслушала доклады космонавтов Андрияна Николаева и Павла Поповича о военных возможностях кораблей «Восток». Вывод из докладов звучал так: «Человек способен выполнять в космосе все военные задачи, аналогичные задачам авиации (разведка, перехват, удар). Корабли «Восток» можно приспособить к разведке, а для перехвата и удара необходимо срочно создавать новые, более совершенные космические корабли».

Такие корабли тем временем уже разрабатывались в конструкторском бюро ОКБ–1 Сергея Королева. На основе пилотируемого орбитального корабля «7К–ОК» («Союз») планировалось создать космический перехватчик — «7К–П» («Союз–П»), который должен был решать задачи осмотра и вывода из строя космических аппаратов противника.

Проект получил поддержку в лице военного руководства, поскольку уже были известны планы американцев о создании военной орбитальной станции «МОЛ», а маневрирующий космический перехватчик «Союз–П» был бы идеальным средством для борьбы с такими станциями.

Однако из–за общей перегруженности проектами ОКБ–1 пришлось отказаться от заманчивой военной программы. В 1964 году все материалы по «Союзу–П» были переданы в филиал № 3 ОКБ–1 при Куйбышевском авиазаводе «Прогресс». В то время филиал возглавлял ведущий конструктор Дмитрий Ильич Козлов. «Союз–П» был не единственной разработкой военного назначения, переданной в филиал. Здесь, в частности, создавались спутники фоторазведки «Зенит–2» и «Зенит–4».

Первоначально предполагалось, что «Союз–П» будет обеспечивать сближение корабля с вражеским космическим объектом и выход космонавтов в открытый космос с целью обследования объекта. Затем, в зависимости от результатов осмотра, космонавты либо выведут объект из строя путем механического воздействия, либо «снимут» его с орбиты, поместив в контейнер корабля.

По здравому размышлению от такого технически сложного и опасного для жизни космонавтов проекта отказались. В то время практически все советские спутники снабжались аварийной системой подрыва, страхующей его от захвата. Адекватных действий ожидали и от потенциального противника, потому резонно заключили, что при таком варианте космонавты могут стать жертвами мин–ловушек.

Теперь предполагалось создать корабль «Союз–ППК» («Пилотируемый перехватчик») на двух космонавтов, оснащенный восемью небольшими ракетами. Изменилась и схема действия системы. По–прежнему корабль должен был сблизиться с космическим аппаратом противника, но теперь космонавты не должны были покидать корабль, а визуально и с помощью бортовой аппаратуры обследовать объект и принять решение об его уничтожении. Если такое решение принималось, то корабль удалялся на расстояние километра от цели и расстреливал ее с помощью бортовых мини–ракет.

Ракеты класса «космос–космос» для этого перехватчика должно было делать оружейное КБ Шипунова. Аппарат представлял собой модификацию радиоуправляемого противотанкового снаряда, уходящего к цели на мощном маршевом двигателе и маневрирующего в космосе путем зажигания маленьких пороховых шашек, которыми была буквально утыкана его передняя часть. При подлете к вражескому объекту (например, к американскому спутнику–шпиону) по команде от радиовзрывателя боевая часть подрывалась, и ворох осколков на огромной скорости попадал в цель, уничтожая ее.

Помимо корабля–перехватчика «Союз–П» в филиале № 3 Дмитрия Козлова разрабатывались военные корабли «Союз–ВИ» («Военный исследователь») и «Союз–Р» («Разведчик»).

Проект корабля «7К–ВИ» («Союз–ВИ», «Звезда») появился во исполнение постановления ЦК КПСС и Совета Министров от 24 августа 1965 года, предписывающего ускорить работы по созданию военных орбитальных систем. За основу «Союза–ВИ», как и в предыдущих случаях, была принята конструкция орбитального корабля «Союз», но начинка и система управления сильно отличались. Конструкторы филиала № 3 обещали военным создать универсальный боевой корабль, который мог осуществлять визуальную разведку, фоторазведку, совершать маневры для сближения и уничтожения космических аппаратов врага.

Серьезные сбои в программе испытаний орбитального «Союза» заставили Козлова в начале 1967 года пересмотреть проект своего военного корабля. Новый космический корабль «Звезда» с экипажем из двух человек имел полную массу шесть тысяч семьсот килограммов и мог работать на орбите в течение трех суток. Однако ракета–носитель «Союз» могла вывести на расчетную орбиту только шесть тысяч триста килограммов полезного груза. Пришлось дорабатывать и носитель — в результате появился проект новой модернизированной ракеты «Союз–М».

Проект очередного варианта комплекса «Союз–ВИ» был одобрен, правительство даже утвердило срок испытательного полета — конец 1968 года.

В корабле «Союз–ВИ» изменилось расположение основных модулей. Спускаемый аппарат располагался теперь на самом верху. Позади кресел экипажа имелся люк для доступа к цилиндрическому орбитальному отсеку, который был больше, чем по стандарту «Союза». В отличие от других модификаций, места экипажа располагались не в ряд, а друг за другом. Это позволило разместить приборы контроля и управления по боковым стенам капсулы. На спускаемом аппарате находилась авиационная пушка Нудельмана–Рихтера НР–23 — модификация хвостового орудия реактивного бомбардировщика «Ту–22», доработанная специально для стрельбы в вакууме. Для отработки этой пушки был построен динамический стенд — платформа на воздушных опорах. Испытания на стенде показали, что космонавт мог бы нацеливать космический корабль и пушку с минимальным расходом топлива.

В орбитальном модуле имелись различные приборы для наблюдения за Землей и околоземным пространством: оптические системы, радары, фотоаппараты. На внешней подвеске орбитального модуля были закреплены штанги с пеленгаторами, предназначенными для поиска вражеских объектов.

Еще одним новшеством, примененным на «Звезде», стала энергоустановка на базе изотопного реактора. Вначале Дмитрий Козлов рассматривал возможность использования солнечных батарей, но быстро отказался от этой идеи, поскольку хрупкие панели батарей делали корабль чрезвычайно уязвимым.

Уже в сентябре 1966 года была сформирована группа космонавтов, которым предстояло осваивать новый космический корабль. В нее вошли: Павел Попович, Алексей Губарев, Юрий Артюхин, Владимир Гуляев, Борис Белоусов и Геннадий Колесников. Экипажи Попович–Колесников и Губарев–Белоусов должны были отправиться в космос первыми.

Однако на проект корабля «Союз–ВИ» ополчился Василий Мишин, пришедший на место Королева после смерти генерального, и ряд других ведущих конструкторов ОКБ–1 (ЦКБЭМ). Противники проекта утверждали, что нет смысла создавать столь сложную и дорогую модификацию уже существующего корабля «7К–ОК» («Союз»), если последний вполне способен справиться со всеми задачами, которые могут поставить перед ним военные. Другим аргументом стало то, что нельзя распылять силы и средства в ситуации, когда Советский Союз может утратить лидерство в «лунной гонке».

Был и еще один мотив. Конструктор Борис Черток пишет в своих мемуарах предельно откровенно: «Мы (ЦКБЭМ. — А. П.) не хотели терять монополию на пилотируемые полеты в космос».

Интрига сделала свое черное дело, и в декабре 1967 года проект военного космического корабля «Союз–ВИ» («Звезда») был закрыт. А разработки системы противоспутниковой обороны сосредоточились на создании беспилотных перехватчиков класса «ИС».

Оглавление