Липскеров Дмитрий Семья уродов
Пьеса в двух действиях
Действующие лица:
Хатдам.
Александро.
Соня.
Дурак.
Фокс.
Наташа.
Действие первое
Действие происходит в центральной комнате большого дома, окна которого выходят на окраину села. Вдалеке угадывается купол часовенки или церквушки. Очертания ее размыты, потому что стекла окон засалены, и закопчены. Посреди комнаты стоит саморубленный стол, тяжелый и неуклюжий, на квадратных ножках, сделанных из цельных стволов деревьев, которым придана квадратная форма. Кое-где осталась отслаивающаяся кора. На столе неровной пирамидой грязная посуда: простые тарелки, эмалированные кружки, алюминиевые и деревянные ложки, кастрюля с облупившимся боком, мятый самовар… В стену из некрашеного посеревшего бруса вделан мамин. Он лишен изящества и представляет собой квадратную, покрытую густым слоем сажи нишу, в которой среди угольев и недогоревших дров лежат металлические прутья с остатками нанизанной на них рыбы…
Другая стена — обратная сторона русской печи, основная часть которой в другом помещении. На ней висят иллюстрации, покоробившиеся от постоянного жара. На одной изображен Квазимодо, умирающий на груди Эсмеральды, а на другой — то ли Ричард III, то ли Тулуз Лотрек, а может, и еще кто… Возле камина огромное кресло, на котором свободно могли бы уместиться два взрослых человека. Пожалуй, кресло выглядело бы даже красивым, если бы оно не было таким старым и потрескавшимся… Простой шкаф возле стены почти пустой… Рукомойник со стоящим под ним тазом… Большое зеркало… Комната пуста… Вечер… Всполохи заката на самоваре… Слабый колокольный звон… Скрип двери… В комнату входит Хатдам. Это огромного роста горбун. Его горб тяжел и покат, как холм. Из-под густых сросшихся бровей смотрят цепкие азиатские глаза. Горбун одет в грязную робу. В его могучих, почти черных от въевшейся земли ладонях — зачехленная лопата. На плече — маленький рюкзак. Хатдам, сильно хромая на левую ногу, проходит в комнату, оглядывает грязный стол, глухо рыча, ставит возле камина лопату, сбрасывает рюкзак. Мельком взглянув на себя в зеркало, снимает верхнюю часть робы, оставаясь в нательной рубахе. Идет к рукомойнику, долго и тщательно моется, разбрызгивая вокруг себя воду. Смочив поредевшие на черепе волосы, укладывает их пятерней в прическу. Тяжело вздохнув, направляется к шкафу, но на полдороги внезапно останавливается, смотрит на пол, подпрыгивает, пружинит на досках. Хромает обратно к камину, развязывает рюкзак, достает из него молоток и гвозди, вгоняет несколько гвоздей в подозрительное место. Опять пружинит на досках и, удовлетворенный, направляется к шкафу. Достает из него черную рубаху с большим белым воротником, похожим на жабо. Надевает ее. Снимает сапоги и грязные штаны, взамен надевает чистые полотняные и обувает ноги в крепкие башмаки с блестящими пряжками. Порывшись в карманах штанов, выуживает перстень с зеленым камнем. Включает свет, некоторое время любуется камнем. Надевает перстень на средний палец. Закрывает глаза и, стоя спиной к двери, что-то бормочет…
Скрипит дверь… Появляется Александро.
Александро, в обтягивающей полную с небольшой грудью фигуру кофте. Ноги Александро обтянуты штанами, похожими на лосины. Отчетливо виден мужской бугорок. Волосы на затылке стянуты в пучок и перевязаны красной лентой. В руках удочка и небольшое ведерко. Александро, видя Хатдама. застывает в дверях.
Хатдам (переставая бормотать). Кто? Александро? Ты?..
Пауза.
(Обернувшись.) Александро…
Александро. А Соня с Дураком рыбу ловят… Целыми днями…
Хатдам. Грязь какая вокруг…
Александро. Они сегодня с пристани ловят… Чудесный закат… У них клюет…
Хатдам. Соня дежурная?
Александро. Я все сделаю… А у меня не клевало сегодня… Так, мелочь одна… Я все на закат любовалась и мечтала, мечтала… Уклейка, карасик с мизинчик…
Хатдам. У нас бинт есть? Или тряпочка какая чистая?
Александро. Бинт? У тебя что-то болит?
Хатдам. Я помню, где-то должен быть…
Александро. Конечно, есть. Без бинта в доме нельзя.
Хатдам. Ты что в дверях стоишь?
Александро (ставя на пол ведерко). А мы тебя завтра ждали. Я хотела хороший обед приготовить. Что-нибудь вкусного… (Ставит удочку). Сонюшка с Дураком и ловят на завтрашний обед. У них клюет пока… А они меня почему-то на свое место не пускают, а из камышей вся рыбка ушла. Туда плеснули что-то… Сегодня пятнадцатое, а мы тебя шестнадцатого ждали…
Хатдам. Ноготь сорвал с пальца…
Александро (встрепенувшись). Так надо бинт… (Направляется к шкафу, достает бинт.) Давай палец, родимый.
Хатдам. Наверное, не надо. На свежем воздухе лучше заживает.
Александро (пожав плечами). И правильно. Свежий воздух все лечит. Я на свежем воздухе прямо вся выправилась. Каждая клеточка себя свежей чувствует.
Хатдам (садясь на стул). Сколько там за электричество нагорело?
Александро. На три рубля с копейками.
Хатдам. Пойди заплати завтра.
Александро. Завтра Сонечка дежурит.
Хатдам. Ей скажи.
Александро. Обязательно передам.
Хатдам. Скоро вода из таза через край прольется…
Александро. Так я выносила… Выносила… Ты, наверное, мылся, вот заново и набралось. А у нас тут целыми днями дожди, дожди… Давеча постирала вещички, а ничего не сохнет. (Смеется.) Влажность, видимо, большая…
Хатдам. Осень…
Александро. Скоро совсем холодно станет… Печку часто топить будем… Я люблю, когда печка гудит… А Сонечка уже удочку к зиме готовит… Вчера мормышку в камине плавила… Так старалась, так трудилась… А Дурак все не спал и не спал, мешал ей, и мормышка никудышная получилась… Соня так переживала… А потом я насчет свиной щетины договорилась. Мне обещали немного… Вот резать будут и дадут…
Пауза.
Хатдам. Я ленты тебе привез.
Александро (улыбаясь). Правда?
Хатдам. В рюкзаке.
Александро раскрывает рюкзак.
Это ты мне воротник погладила?
Александро. Соня.
Хатдам. Целый моток.
Александро. Что ты говоришь?
Хатдам. Моток ленты… В нем три метра…
Александро (доставая ленту и наматывая часть на руку). Спасибо тебе, Хатдам. Ты очень добрый. Ленты — это очень хорошо… (Пауза.) А Соне?
Хатдам. А что — Соне?
Александро. А Соне подарок привез?
Хатдам. Мормышки.
Александро. А она вчера… Бедная… Соня будет рада. Я люблю, когда Соня рада.
Хатдам. А брату ее бутылочку привез. Пусть порадуется.
Александро. Я видела… А Сонечку тошнит, когда Дурак пьет.
Хатдам. Я тоже выпью.
Пауза.
Александро. Я из половины ленты бантов наделаю, а вторую половину про запас отложу. Лишняя лента никогда не помешает. В нашем магазине ленты не бывает. (Сматывает ленту, прячет в карман.) Занавески можно оторочить и еще что. (Пауза.) Тяжелая в этот раз работа была?
Хатдам. Обычная.
Александро. А могилы старые?
Хатдам. Разные…
Александро. А интересные были? Может быть, там какой-нибудь деятель похоронен? Или известный писатель? Хатдам. Из одного гроба скелет собаки вытащили. А на надгробном камне было написано, что человек.
Александро. Ведь нельзя же животное на кладбище…
Хатдам. Нельзя.
Александро. Наверное, кто-то так любил свою собачку. И ухаживал за могилкой, пока сам не скончался. А что на том месте строить будут?
Хатдам. Не сказали… Там церковь при кладбище… Ее закрыли, а попа на пенсию.
Александро. А у нас тоже новый поп. Молодой… Он Соню с Дураком в церковь не пускает.
Хатдам. А тебя?
Александро. Ты ведь знаешь, я не хожу… (Пауза.) Ты очень усталым кажешься. И вид у тебя больной. Худой весь стал, как деревце. И мешки под глазами. Дожди осенние льют… А мы боимся без тебя ночами… Ты в следующий раз попроси у бригадира рукавицы.
Хатдам. Там на столе записка.
Александро. От него?
Хатдам. Наверное.
Александро. Я почитаю? (Подавшись к столу.) Ты знаешь, он очень странный… (Теребит пальцы.) Все скрывается. Как будто невидимка. А мне бы очень хотелось на него взглянуть. Хотя бы на один миг. (Берет со стола записку.) От него… Его почерк. Может, он некрасив? Зато у него, наверное, душа чистая. Ведь это немало. (Разворачивает записку, читает.)
Хатдам. Трубку бы покурить…
Александро. Пишет, что любит. И так у него это просто получается, что душу завораживает. (Смотрит на себя в зеркало.) Я ведь тоже некрасива?
Хатдам. Ты?
Александро. Не спорь, я знаю. Но я не расстраиваюсь. Ведь совершенство — это смерть для воображения. Совершенство возбуждает лишь низменные чувства. А в человеке должен быть какой-нибудь недостаток, отличающий его от других. Совершенны только женщины, снимающиеся в журналы для мужчин.
Хатдам. Откуда ты знаешь?
Александро. А мне недавно один человек показывал… Я мимо сушилки проходила, а он позвал и журнал дал посмотреть.
Хатдам (настороженно). И что?
Александро. Ничего… А что?
Хатдам. Больше не ходи на сушилки. А если будет звать, мне скажи… Поняла?
Александро. А что ты волнуешься?
Хатдам. Да нет… Устал…
Александро. Как ты думаешь, мне отвечать на письмо?
Хатдам. Сама думай. Или Соню спроси.
Александро. Он пишет, что переполнен любовью, как река, в которую спадают снега… Как ты думаешь — это на слух хорошая фраза или штамп поэтический?
Хатдам. Я стихов не понимаю.
Александро. А мне кажется, что я уже ее слышала где-то…
Хатдам. Он тебя обнимал?
Александро. Я же его никогда не видела… Мы переписываемся.
Хатдам. Этот, который на сушилках…
Александро. Да нет, что ты. Зачем ему это! Просто показал журнал… Я ему сказала, что журнал неприличный, а он засмеялся, и я ушла. Там, в журнале, одна женщина очень на Наташу похожа…
Хатдам (дернувшись). А чей журнал?
Александро. Этого, с сушилки…
Хатдам. На русском языке?
Александро. Да нет… У нас такие журналы не печатают.
Хатдам. А от Наташи ничего не было? (Дует на больной палец.)
Александро. Ничего… Один раз я видела почтальона, он приехал на своем велосипеде, но ничего не привез. Просто воды попросил, напился и укатил. Болит палец? Ноготь будет новый расти.
Скрип двери.
(Радостно.) Сонечка вернулась! В комнату, ковыляя, входят Соня и Дурак. Это сиамские близнецы, сросшиеся телами. Они на трех ногах, по одной руке обнимают друг друга за шею. В руке Сони удочка, в руке Дурака — ведро с торчащими из него рыбьими головами и хвостами. Лицо Сони можно назвать красивым — прямой нос, глубокие глаза, взметнувшиеся брови… Лица Дурака не видно, на его голову надет сатиновый мешок. Слышится храп.
Александро. Сонечка! Сонечка! А я еще одну записку получила! (Подбегает к близнецам.) Ой, сколько рыбы наловили!
Соня. Здравствуй, Хатдам. (Ставит удочку)
Хатдам. Здравствуй, Соня. Спит?
Соня. Спит. Мы тебя завтра ждали… (Вынимает из руки Дурака ведро, ставит.)
Александро (разглядывая рыбу). А в мое место бензина плеснули! Даже камыш завял.
Хатдам. Да вот, раньше управились… Я на попутном автобусе вернулся.
Александро. Как думаешь, Сонечка, написать ему ответ?
Соня. Всегда ведь отвечала… (Хатдаму) Устал?
Хатдам (потирая горб). Покалывает немного.
Александро (положив голову на плечо Сони). Ты мне поможешь написать ответ?
Соня (улыбается, гладит Александро по голове). Помогу, помогу… (Проводит рукой по лицу Александро.) У тебя прыщик.
Александро. А мне Хатдам ленты желтой моток привез! Правда, Сонечка, он добрый? Ведь правда? Соня. Конечно, правда… Александро. А тебе мормышек привез. Разных. Целый набор. А прыщик выдавлю.
Соня. Спасибо… Скоро зима.
Александро. А ты мучилась вчера. А Дураку водки… Сразу проснется.
Соня смотрит на Хатдама.
Хатдам. Что поделаешь… Человек.
Соня (легонько оттолкнув Александро). Принеси дров!
Александро. А что с рыбой делать? На вертеле или варить?
Соня (Хатдаму). Как ты?
Хатдам. На вертеле.
Александро выходит.
Как вы без меня?
Близнецы ковыляют к креслу, садятся.
Соня. Да все как-то…
Хатдам. Ты не пускай Александро от себя, когда меня нет! А то она мне тут про сеновал рассказывала… Мало ли чего…
Соня. Мне тоже рассказывала.
Хатдам. Ну вот… От греха… Пусть лучше на глазах будет.
Возвращается Александро с охапкой дров. Сбрасывает их у камина. Принимается разжигать огонь. Хатдам встает, подходит к камину, берет металлические стержни, снимает с них остатки рыбы. Подходит к ведру, берет из него свежую рыбу, нанизывает ее целиком на шампур.
Соня. А мы вчера в кино ходили. В клуб.
Хатдам. Что смотрели?
Александро (измазавшись в саже). Там их мамаша снималась. Красивая женщина… Но злая-презлая!
Соня. Ты-то откуда знаешь?!
Александро. Я не знаю, я чувствую. У меня на злых людей кожа чешется. (Кашляет от дыма.)
Соня. У тебя диатез. Сахара много ешь!
Хатдам. А кто бензин в камыши плеснул?
Александро. А это все новый поп людей баламутит… Говорит, что Соня с Дураком дьяволово отродье! Сам молоденький…
Соня (Хатдаму). Когда в следующий раз поедешь?
Хатдам. Не знаю, может быть, через месяц… Может, позже…
Соня. Купи открытку, пожалуйста…
Хатдам (уложив шампуры на огонь, к Александро). Следи, чтобы не сгорело… (Соне.) Так у нас здесь на почте продают. Здесь и купим…
Соня. С актерами кино… Знаешь, есть такая серия.
Александро. Она мамашу свою хочет над кроватью прикрепить. Любоваться на нее!
Соня. А ты знаешь, кто твоя мать?
Александро (вскрикнув). У-у-у…
Хатдам. Что ты?
Александро. Обожглась. (Дует на пальцы.) А мне и легче, что не знаю.
Соня. Она замечательная артистка…
Близнецы встают. Соня расставляет тарелки и кружки.
У нее глаза очень глубокие…
Александро. Помоги лучше, Сонечка, письмо сочинить.
Соня. Не приставай!
Александро. Я твою рыбину недожарю или сожгу… Сонюшка, ты ведь обещала!
Соня. Отстань
Александро. Ну миленькая! Ну пожалуйста…
Соня. Позже, позже…
Александро. А у меня грудь болит. Левая. Сосок чешется.
Соня. А ты не тискай ее!
Александро. А я и не тискаю.
Хатдам. Готово?
Александро. Нет еще. У, как скворчит.
Хатдам. Достань-ка, Соня, бутылочку. В рюкзаке… Нагрелось, поди.
Соня достает из рюкзака бутылку водки, ставит на стол.
Сколько коробок наделали? Ленились?
Александро (вскакивая). Ух (Бежит в соседнюю комнату.)
Хатдам. Куда она?
Соня. Не знаю… За коробками, может.
Александро (возвращаясь с горой коробок). Две тысячи триста тридцать три… По полкопейки за штуку! Почти двенадцать рублей!
Хатдам. Молодцы! Скоро стиральную машину купим.
Александро. А как вы думаете, стали бы они есть яблочный мармелад, если бы узнали, кто для него коробки делает?
Хатдам. Неси обратно, а то уронишь и измажешь.
Александро. Нет, правда! Хатдам. Иди, кому говорят! Рыбу сожжешь!
Александро убегает.
Соня. Она… Со вчерашнего дня… Все прыгает, места себе не находит.
Возвращается Александро, садится возле камина.
Александро. Зажарилась! (Снимает шампуры.) Ну, садитесь-ка быстренько!
Хатдам (подвигая стул к столу). С одним таджиком познакомился… Языка родного не знаю… Стыдно… На русском говорили…
Соня. А какой, интересно, мы национальности? (Снимает с головы Дурака мешок.)
Лицо Дурака красивее, чем у сестры. Белокурые волосы почти до плеч. Он спит.
(Пихает брата.) Проснись же! Ну же… Ты какой породы?
Дурак открывает большие, голубые, без единой мысли глаза, радостно улыбается.
Александро. Сонечка, у тебя очень прехорошенький братец!.. Мне кажется, он прикидывается, что илагафен!
Хатдам. Олигофрен.
Александро. Мне кажется, что он думает о чем-то глубоком. О природе мироздания… О всеобщем счастии… (Растягивая.) Олигофрен.
Соня (зло). Он ни о чем не думает! Он беспородный.
Хатдам (срывая с бутылки крышечку, разливает по кружкам). Ну, давайте за встречу!
Дурак радостно смеется, берет кружку, опрокидывает в себя содержимое. Соня закрывает ладошкой рот.
Хатдам (выпив. Соне). Рыбой заешь!
Соня отщипывает кусок рыбины, запихивает в рот, с трудом сдерживая позывы, тошноты.
Александро (возбудившись от водки). А давайте Дураку подарок сделаем на день рождения!
Дурак хватает кусок рыбы. Соня бьет его по руке, выбивая рыбу.
Соня. Не хватай! Пьешь водку и пей, а рыбу не трогай!
Александро. Давайте ему имя сменим. Дурак — это же не настоящее его имя! Это же прозвище его интернатское. А мы назовем его… Ну, например… Хотя бы Васькой!
Дурак, обидевшись на Соню, хнычет.
Нравится тебе быть Васькой? А, Дурак?.. Васька, Васька!
Неожиданно разбивается оконное стекло, и в комнату влетает камень.
Соня (испуганно). Что это?
Хатдам (поднимая с пола камень). Камень.
Александро (бросившись к окну). Вон, побежал, побежал… Как ошпаренный…
Хатдам. Мальчишки балуют… Поймаю — высеку… И отцу голову сверну, если вступится.
Дурак громко и неприятно смеется. Соня берет со стола мешок и надевает ему на голову. Дурак успокаивается.
Соня. У-у-у, Дурак!
Хатдам (рассматривая камень). Хорошо, в голову никому не попал. От сельсовета булыжник…
Слышится храп Дурака.
Александро. Во дает! Уже заснул. А у меня бессонница.
Хатдам. Завтра надо стекло новое, а пока подушкой на ночь заткнуть. Холодно.
Александро. Как попугай спит. Накрыли клеточку тряпочкой — и спит. Сонечка, давай же письмо сочинять! Ведь спать уже скоро надо… Огонь в камине догорает!
Хатдам достает из шкафа трубку и кисет.
Набивает, садится и, с наслаждением закурив, закрывает глаза.
Соня. О чем же сочинять?
Александро. Не знаю… О любви, наверное…
Соня. А ты его любишь?
Александро. Не знаю пока. Я его никогда не видела. Но ведь надо написать о любви. Вдруг я в него влюблюсь… На всякий случай напишем о любви. А?
Соня. А если не влюбишься?
Александро. Если не влюблюсь, тогда напишем, что разлюбила, и делу конец.
Соня. Так просто?
Александро. А чего? Пусть страдает. Это облагораживает.
Соня. Неси бумагу и ручку.
Александро. Ура! (Достает из кармана лист бумаги и ручку. Дает Соне.)
Соня сочиняет письмо.
(Пытается заглянуть в бумагу.) Ты уж постарайся!
Соня. Не смотри! Когда допишу, тогда прочтешь!
Александро. Ой, Сонечка, миленькая! Вся от любопытства сгораю! Умру же!
Соня. Терпи…
Александро. А вот выйду за него замуж. Дом построим. Или нет, лучше в город переедем. Автомобиль купим черный. Такой блестящий… Я водить его буду, гонять по перекресткам на красный свет! Ну, скоро же, Сонька!
Хатдам. Еще собьешь кого…
Александро. Нет, я асом буду. Потом ребенка рожу. Мальчика… Сонечка, ты еще не написала?
Соня (не отрываясь от бумаги), А девочку?
Александро. Ну а потом девочку. Конечно, если он возражать не будет…
Соня (протягивая Александро письмо). Читай. (Хатдаму.) В церковь меня не пускают…
Хатдам. А что говорят?
Соня. Ничего. Просто не пускают.
Александро (прижав письмо к груди). Соня… Сонечка… (Из глаз Александро текут слезы.) Я всегда говорила, что у тебя дар… Помнишь? Даже до того, как рассказы твои напечатали в журнале. (Целует Соню.)
Соня. Перестань.
Александро. Это… Это божественно… Ты сама не понимаешь, как это талантливо! Сонечка, ты гений! Я говорила!
Соня. В самом деле, перестань! Как ребенок, в самом деле.
Александро (тяжело вздыхая). Если бы я могла так выразиться… Про свои чувства рассказать… Если бы у меня была душа такая тонкая… Такая отточенная мысль…
За окном слышится треньканье велосипедного звонка.
Соня. Почтальон…
Александро. К нам… Опять воды попить?
Хатдам. Пойди посмотри.
Александро (вскакивая). Я сейчас. (Выбегает за дверь.) Кто там?
Хатдам. Что-то поздно он… Может, случилось что?..
Пауза.
Возвращается Александро.
Александро (комкая в руке бумагу). Телеграмма… От Наташи…
Хатдам. (вставая, протягивает руку. Рука его дрожит). Дай!
Александро. Сейчас… (Пытается раскрыть телеграмму.) Сейчас…
Хатдам (зарычав). Я сказал, дай сюда!!! Дай!
Соня. Александро! Отдай ему телеграмму!
Хатдам. Убью!!!
Александро (осторожно протягивая} Хатдаму телеграмму). Да бери же, бери…
Хатдам раскрывает телеграмму, не может сосредоточиться, трясет головой. Читает.
Ну, что там?
Неожиданно Хатдам начинает раскачиваться, из горла его вырываются хрипы. Он падает на живот, начинает биться в судорогах. Александро и Соня, оцепенев, смотрят, на него… Из горба Хатдама сначала тоненькой, потом более мощной струей вырывается дым. Александро бросается к Хатдаму. запускает руку ему за шиворот, что-то вытаскивает из горба, прячет в карман.
Соня. Что там в телеграмме?!
Александро. Сейчас… (Поднимает телеграмму.)
Судороги отпускают Хатдама, и он без движения лежит на полу. Рассеивается дым.
(Читает.) «Люблю… Завтра буду… Наташа…».
Пауза.
Соня. Это он от счастья. Только счастье так с копыт сбивает.
Александро. Ага. Может, его водичкой?
Соня. Что ты взяла оттуда?
Александро. Что ты, Соня! Ничего.
Соня. Я же видела. Из горба…
Александро (шепотом). Хорошо, я тебе половину дам… (Достает из кармана золотые монетки и камешки. Отбирает половину, протягивает Соне.)
Соня. Половина?
Александро. Верь мне, Соня!
Соня прячет драгоценности у себя на груди.
Постепенно Хатдам приходит в себя, поднимается на четвереньки, осматривается, не понимая, что произошло, трясет головой и вдруг, вспомнив, засовывает руку в горб.
Хатдам (вскакивая в бешенстве). Где?!! Кто?!
Александро. Что ты?!
Хатдам (надвигаясь на Александро). Кто взял?!!
Александро. Хатдам, ты о чем?
Хатдам. Ты украла, дрянь! Убью! (Замахивается на Александро.) Паскуда!
Александро (пугаясь, достает из кармана украденное). Возьми, возьми. Я хотела тебе отдать, когда тебе легче станет. Боялась, что потеряется. Возьми.
Хатдам (отбирая золото). Где остальное?!
Александро. Остальное? У Сони… У нее.
Соня. Что ты, Александро! Ты же врешь!
Александро. Сонечка, ты же спрятала… В лифчик.
Соня. Не верь ей, Хатдам! Она врет.
Хатдам (Соне). Отдай! (Подходит к Соне.)
Соня. Не полезешь же ты ко мне в лифчик.
Хатдам. Полезу… И сверну тебе шею.
Соня (доставая золото). Я хотела купить себе пишущую машинку…
Хатдам (не обращая внимания на ее слова, забирает драгоценности, пересчитывает, успокоенный, садится). Она меня любит. Это факт.
Александро. Я тебя от всей души поздравляю. Милый Хатдам.
Хатдам. (улыбаясь). Завтра приедет. Она очень хорошая.
Громко всхрапывает Дурак.
Соня (отвешивая ему затрещину). Заткнись, идиот!
Хатдам. Женюсь, куплю тебе. Соня, машинку… Честное слово.
Александро (Хатдаму). Ты очень бледный. Тебе лечь надо. Ты где будешь спать — на печке или на кровати в комнате?
Хатдам (задумавшись). А? Что? Когда она приедет, вы пойдете ловить рыбу. И не вздумайте показаться ей на глаза! Долго ловите!
Александро (зевая). Спать как охота. Хорошенький бы сон посмотреть…
Хатдам. Да, надо спать. (Потирает горб.) Давайте спать.
Уходит свет. Ночь. Пустая комната. Заткнутое подушкой окно. Слабый лунный свет. В комнате появляется Александро. На Александро длинная ночная рубашка. Александро ходит по комнате с распущенными волосами, тоненько подвывая. Затем останавливается, хватает руками грудь, сжимает. Потом хватается за пах, поворачивается к окну, воет. Уходит свет.
* * *
Утро. За столом сидят Александро и Соня с Дураком. Голова Дурака так же покрыта сатиновым мешком, только другого цвета. На столе горячий чайник, масло, хлеб… Хатдам бреется перед зеркалом.
Александро (отхлебывая чай). Когда, думаешь, она приедет?
Хатдам. Как всегда, во второй половине дня.
Александро. Ты знаешь, я бы хотел на нее посмотреть!
Хатдам (оборачиваясь). Я сказал — рыбу пойдете ловить! (Хватается за щеку, стирает с пореза кровь.)
Александро. Почему, в самом деле? Как будто я тебе помешаю… Может быть, посоветовал тебе чего. Я в любовных делах тоже кое-что смыслю. Мне вон одна уж десятое письмо пишет!
Соня. Про что хоть пишет?
Александро. Ясно про что. Про любовь ко мне.
Соня. Сильно любит?
Александро. Бабы — они привязчивы. Только вот не могу понять, где она меня видела. Да и я вроде с ней не знаком. (Достает из кармана письмо. Помахивая им.) Вот оно. Пишет, что отныне смысл ее жизни только во мне. А что, пусть себе любит!
Xатдам. Рыбу надо к ужину. (Вытирается, садится к столу.) И побольше.
Александро. Сегодня Сонька дежурит. Ей за электричество платить. Жениться только вот совсем неохота! Еще под каблук загонит. Я молодой, погуляю маленько.
Соня. Догуляешься до седых волос. Я боюсь рыбу ловить. Пальцами в меня стали тыкать. Смешки гнусные отпускают, а мальчишки камешки мелкие бросают. Еще в глаз попадут.
Хатдам. Побоятся. Знают, что я приехал.
Скрип двери. В комнату входит Фокс. Это полный, аккуратно одетый пожилой человек с закрученными кверху усами. Фокс мнется возле двери, переступая с ноги на ногу.
Фокс. Здравствуйте… Я…
Хатдам. Здравствуйте. Вы к нам?
Соня. Здрасте…
Александро. Какие усы красивые! Просто чудо какое-то…
Хатдам. Кто вы?
Фокс (косясь на близнецов). Я? Фокс…
Александро. Кличка?
Фокс. Фамилия моя Фокс.
Хатдам. Вы насчет эксгумации?
Фокс. Что?
Хатдам. Ну, насчет переноса кладбища?
Фокс. Нет… Вы меня не знаете… Я… Можно мне сесть?
Хатдам. Садитесь.
Фокс (садясь на лавку возле дверей. Косится на Соню). Спасибо.
Александро. Вы усы завиваете или они сами закручиваются?
Хатдам. Александро!
Александро (Хатдаму). Только без мелкой опеки!
Хатдам. Заткнись!
Фокс. Знаете… Закручиваю… Приходится…
Александро. Меня Александро зовут.
Фокс. Ага… Саша-Александро. Не Саша, а Александро! С буквой «о» на конце!
Фокс (не в силах оторваться от близнецов). Вы грек?
Александро (недоуменно). Почему?
Фокс. Имя такое. На греческое похоже.
Александро. Нет.
Соня. Назвали его так.
Фокс. Ага.
Соня. Когда родился. (Отводит лицо от взгляда Фокса.)
Пауза.
Хатдам. Чай будете?
Фокс. Что? Нет, спасибо. (Встает.) Пожалуй, я пойду… Да, пойду… (Открывает дверь.) До свидания…
Александро. А чего приходили?
Фокс останавливается в дверях.
Соня. На меня поглядеть.
Александро. Цирк, что ли?
Хатдам. Заткнись!
Александро. А чего он пришел? Звали его?
Фокс. Я… Я поговорить пришел…
Хатдам. Так говорите!
Фокс. Но я бы хотел… (Кивает в сторону Сони и Дурака.) Вот с ними мне бы поговорить…
Хатдам. Ну говорите, говорите! Секретов между нами нет. Второй не разговаривает.
Фокс. Я знаю.
Александро. Откуда?
Фокс. Рассказывали мне. Так получилось.
Хатдам. Говорите.
Фокс. Сейчас… (Потирает глаза.) Минуту.
Александро. Слушай, Соня, я понял! Это твой папаша! Он тебя разыскал! Смотри, как стесняется!
Соня. Перестань!
Фокс. Я в цирке работаю…
Соня. А-а…
Фокс. Режиссером… (Кивает на Дурака.) А можно ему лицо открыть?
Соня снимает с головы брата мешок. Дурак тут же просыпается, глупо дыбится.
Фокс. Ага, ага. Спасибо! (Смотрит на Дурака.)
Александро. Спит человек! Так чего его будить! Вам в цирке усы закручивают?
Хатдам. Что вы хотите?
Фокс. В шапито… Это такой маленький передвижной цирк. Мы очень много ездим и даем представления в маленьких городах. У нас слон есть. Собачки…
Александро. А обезьяны?
Фокс. Есть. У нас много животных. Шапито — это большая брезентовая палатка… (Соне.) Идите ко мне работать.
Соня. Я?
Александро. А меня!.. Я буду ездить на слоне!
Хатдам. Мы не артисты!
Фокс. Я знаю. Соня? Вас, кажется, так зовут? Мне бы хотелось, чтобы вы и ваш брат работали в нашем цирке.
Хатдам. Надень мешок!
Соня надевает мешок на голову брату.
Фокс. Вам у нас будет хорошо. Я обещаю.
Хатдам. У меня сильные руки. Я сломаю вам позвоночник.
Фокс. Послушайте… Мне очень неловко. Я очень долго думал над тем… над этичностью работы, ну… вот, инвалидов в цирке… Мне правда очень неудобно. Карлики и лилипуты давно в цирках работают. Что же делать. Жизнь такая… Но они независимы материально, и вообще… в общем… как это… свободны… Пенсия у них. В цирке рано уходят на пенсию. Приличная пенсия. Мы много ездим, мир можно посмотреть. В Швейцарию на будущий год собираемся. На две недели. Вы знаете, там тоже живет пара сиамских близнецов. Только зеркальных вам.
Хатдам (поднимаясь). Уходите.
Фокс. Да, да. Вы мне отказываете. Да, я иду…
Хатдам. Идите…
Фокс (встает, разглядывая Соню). Извините… Я не хотел, если что… Честное слово… До свидания… (Берется за ручку двери.)
Александро. Фокс!
Фокс оборачивается.
У вас красивые усы.
Фокс уходит.
Пауза.
Соня. Надо рыбу ловить…
Александро (Хатдаму). А ты когда-нибудь в цирке был?
Хатдам. В детстве…
Соня. А в Швейцарии действительно есть такие, как мы? Он правду сказал?
Хатдам. Неправду.
Александро. Ты, Соня, единственное чудо природы… Он хочет тебя заманить!
Хатдам. Я помню лилипутов в цирке. Их было много-много… Из них сделали цыганский оркестр и дали крошечные инструменты. А одна малявка со старушечьим лицом под писк оркестра крутила колесо и сальто. Им долго хлопали и кидали конфеты.
Пауза.
Идите…
Александро и близнецы, встают.
Соня, за свет заплати.
Александро и близнецы, взяв ведра и удочки, уходят. Хатдам тяжело встает, идет к зеркалу, по пути останавливается, пружинит на досках. Берет молоток, вбивает в пол еще два гвоздя. Подходит к зеркалу, поправляет белый воротник на рубахе, разглаживает волосы. Садится, закрывает глаза. Слышно, как возле дома останавливается машина.
Стук в дверь.
Хатдам открывает глаза, встает, торопливо идет к двери, открывает ее. В комнату входит Наташа. На ней мятый плащ.
Хатдам (обнимая Наташу). Наташа…
Наташа. Здравствуй…
Хатдам (поднимая Наташу). Я скучал… Наташа…
Наташа (вскрикивая). Отпусти!
Хатдам (опуская ее). Наташа…
Наташа. Не знаю… Все тело ломит. Еле добралась. Вон плащ в тряпку измочалила. (Отстраняясь от Хатдама.) Дай разденусь… (Проходит в комнату, снимает плащ, хватается за бок.) Здесь болит… Как огнем… (Подходит к печке, проводит рукой по иллюстрации.) Не выкинул еще…
Хатдам. Нет. (Идет к ней, стараясь не хромать.)
Наташа (оборачиваясь к нему). Неужели я еще похожа на Эсмеральду?
Хатдам. Ты лучше… Я — Квазимодо.
Наташа. Покоробилась вся картинка… От жара…
Хатдам. Тебя долго не было… У меня была тоска…
Наташа. Мама… Ты ведь знаешь…
Хатдам. Я думал, что она выздоровела. Тоска у меня.
Наташа. Я тоже скучала… (Прислоняется щекой к горбу.) Он у тебя мягкий стал… Помнишь, как я за тобой гонялась, чтобы горб потрогать? Ты меня чуть не убил.
Хатдам. Помню… Я скучал… В бане было… Ты помнишь?
Наташа. Сколько лет прошло?
Хатдам. Двенадцать.
Наташа. Ты тогда испугался… Тебя, наверное, до этого никто голым не видел.
Хатдам. Я и женщину не видел голой.
Наташа. Ребята тебя тогда хотели убить.
Хатдам. Я одному руку сломал.
Наташа. Так это ты?
Хатдам. Я.
Наташа. Он говорил, что соскользнул с мостков… Врал…
Пауза.
Хатдам (доставая из кармана золото и камешки). Вот… (Протягивает ей.) Подарок.
Наташа. Спасибо… (Берет, рассматривает.) Это дорогой подарок. (Прячет.) Ты добрый… На лекарства…
Хатдам. Наташа, а тебе?
Наташа. Умрет мама, я выйду за тебя замуж. А отца твоего так и не нашли?
Хатдам. Нет. Сгинул…
Наташа. Туда ему и дорога.
Хатдам. Он был неплохой… Когда пил водку — бил.
Наташа. Без горба я бы тебя не заметила. За мной многие ходили… Красавцы… (Отходит, садится в кресло.) Кресло какое… Для королей или для монстров…
Пауза.
Хочешь меня?
Хатдам застывает, начинает урчать.
Наташа встает.
Хочешь. (Потирает бок.) Болит… (Берется за подол платья, стягивает его через голову.)
Неожиданно Хатдам начинает раскачиваться, из горла его вырываются хрипы… Он падает на живот, бьется в судорогах. Из горба валит дым. Наташа в нижнем белье садится в кресло, спокойно наблюдает за Хатдамом. Постепенно тело его успокаивается, рассеивается дым, он приподнимается, оглядывается, ничего не понимая, потом что-то вспоминает, судорожно лезет рукой себе в горб, достает из него белоснежное платье.
Хатдам (вставая, протягивает Наташе платье). Вот… Надень…
Наташа (беря платье). Господи, какое платье!
Хатдам. Наташа…
Наташа. Я померяю? (Надевает платье, смотрит на Хатдама.) Ну, как? Как будто на меня сшито… (Поворачивается лицом к зеркалу, спиной к Хатдаму. На спине платья — огромная прожженная дыра. Сквозь дыру видна спина Наташи вся в безобразных наростах, выпусклостях, пятнах.)
Хатдам (испуская вопль). Наташа, что это?!
Наташа (оборачиваясь). Где?
Хатдам (подбегая, поворачивает ее). Здесь!.. На спине…
Наташа. А что там? (Смотрит в зеркало.) Я… Я не знаю.
Хатдам. Я знаю… Я знаю…
Наташа. Этого не было! Что это?!
Хатдам. У тебя растет…
Наташа. Нет!
Хатдам. У тебя растет горб!
Наташа. Ты врешь! Ты врешь…
Хатдам (обнимая Наташу). Ты наша… Ты наша!
Наташа (бьет Хатдама по лицу). Ты врешь! Это временно… Это только появилось!
Хатдам. Я знаю… Это горб… У меня так же было…
Наташа (отталкивая Хатдама). Отпусти! Не прикасайся ко мне! (Видит себя в зеркале.) Ненавижу? Ненавижу тебя!
Хатдам. Наташа, что ты!
Наташа (сдирая с себя платье, швыряет его Хатдаму). Ты меня заразил!
Открывается дверь. В комнату входят близнецы и Александро. Лицо Сони в крови, одежда изорвана. Александро в диком испуге.
(Увидев вошедших.) Кто это?
Хатдам. Я же говорил, не сметь показываться!
Александро. Они там… с палками… Соню били…
Хатдам. (очнувшись). Кто?
Соня. Подростки… Камнем в лицо…
В комнате разбивается еще одно окно. Влетает горящий факел. Хатдам берет из-под рукомойника таз, гасит огонь. Берет топор, с рычанием выходит.
Пауза.
Александро. Вы Наташа?
Наташа (испуганно). Да… А вы?
Александро. А мы здесь живем. Нас Хатдам из интерната взял. Это Соня и Дурак. Они сиамские близнецы. Хатдам очень хороший. Он нам помогает. Нам без него нельзя…
Наташа (надевая свое платье). Я… я понимаю… (Она дрожит.)
Пауза. Возвращается Хатдам.
Хатдам. Убежали…
Наташа. Я поеду…
Хатдам. Подожди…
Наташа. Мне пора…
Александро. Оставайтесь… Чаю попьем… На печке спать будете, а утром поедете.
Наташа. Нет… Нет… (Пятится к двери.) Я… Я напишу… (Выходит.)
Слышится шум отъезжающей машины.
Пауза.
Александро. Они с бухты-барахты нас камнями закидали…
Хатдам (Соне). Лицо вымой.
Соня моет над тазом лицо.
Александро. А что у Наташи на спине такое?
Хатдам. Заткнись!
Александро. У нее машина черная… блестящая… Удочки сломали, а ведра утопили…
Пауза.
Я хотела тебе сказать… Еще вчера… (Подходит к Хатдаму.) Вернее, показать… У нас вот что… (Открывает полу длинного пиджака, показывает прикрепленный к животу мешочек.)
Хатдам. Что это?
Соня (снимает мешочек, под которым находится маленькая, в зародыше, скрюченная нога.) Вот… Четвертая нога у нас растет…
Уходит свет.
Хатдам. Иди коробки клей.
Александро. А Соня?
Хатдам. У Сони лицо болит… Иди…
Александро. Мне нет письма?
Хатдам. Иди…
Александро уходит в другую комнату.
Пауза.
Соня. А Дурак спал…
Действие второе
Вечер. У камина с догорающими дровами расположились Хатдам, Александро и Соня с Дураком. Горб на спине Хатдама уже не так заметен, как прежде, он как-то пообмяк и пообвис… Александро в простеньком платье, растянутом большим животом, поддерживает живот руками. На голове Дурака по-прежнему мешок. Соня поглаживает четвертую, значительно отросшую ногу. На столе остатки рыбы и пустая бутылка из-под водки.
Соня. Пока не знаю… Я еще не придумала…
Александро. Я скоро рожу.
Соня. Не скоро. Носят девять месяцев.
Александро. У меня по-другому. Я сегодня рожу, а может, завтра…
Хатдам. Не бывает так. Природа…
Александро. Я вам Бога рожу. А Бог сам решит, когда ему нужно появляться на свет. Богу нужно много молока. Он за двоих будет сосать.
Пауза.
Соня. Жалко только, что на земле мало людей красивых останется. Хатдам, ты будешь красивым. У тебя глаза красивые. Вот лысина до конца волосами зарастет…
Александро. Пусть уродами походят! Это облагораживает. Ой! Толкается.
Соня. А почему ты больше писем не пишешь?
Александро. А зачем? У него, наверное, тоже горб вырос. Или ноги отсохли. Ой, как толкается!
Соня. Ты же его любила…
Александро. Это так было… Если бы я его хотя бы видела…
Хатдам. А отец кто?
Александро. А какая разница, кто отец. У меня ребенок родится. Вы же мне поможете? Ведь правда? Младенчик…
Соня. А я замуж хочу. Фокс говорил… Ну, помните… что в Швейцарии такие же, как мы, есть. Они, наверное, тоже разделятся.
Хатдам. В домах у них грязно стало. Ведра воды поднять не могут. Половину леса на костыли вырубили. (Улыбается.) А все камнями в наши окна. По привычке.
Соня. Теперь весь мир коробки для яблочного мармелада клеить будет.
Александро. Кожа — это такой эластичный материал… Как только она не лопается! —
Хатдам. Будешь столько есть — лопнет.
Соня. Пусть ест, если хочет… Ей сейчас нужно много есть.
Александро. Все время что-то шевелится, толкается… Ни минуты спокойствия. (Соне.) Грудь, видишь, как раздалась! Того и гляди, платье по швам лопнет!
Хатдам. Вчера один мальчишка камень бросил в окно. Когда вы рыбу ловили. Но не попал. Я выбежал. Хотел по башке ему дать. А он не бежит от дома, а еле хромает. Ноги высохли. Ну, я уж не стал догонять его… Пусть хромает.
Александро (указывая на грудь), видите, два пятнышка. Вот здесь. Это уже молоко выделяется. Его у меня много. Двоих хватит выкормить.
Соня. А нога все растет… Так быстро… Я боюсь, как бы она длиннее других не выросла. (Рассматривает ногу.) Волосики на ноге… Это нога Дурака. Иной раз мне кажется, что тело трещит. Вот здесь… где плечи растаются…
Хатдам. А что с Дураком потом делать будем?
Xатдам. И дети у них горбатые рождаются. С ногами высохшими. Дураки.
Александро. Стране нужны герои, а женщины рождают уродов. А я рожу Бога.
Соня. Перестань ты со своим богом! Тебе сейчас нужно думать о том, чтобы ребенок здоровым родился!
Александро. Я думаю.
Пауза.
Соня (Хатдаму). Хочешь еще чаю?
Хатдам. Нет.
Соня. А я красивая?
Хатдам. Ты будешь очень красивой, Соня.
Соня. А я тебе нравлюсь?
Александро (Хатдаму). Она в тебя влюбляется! Хочет, когда они разъединятся, чтобы ты ее замуж взял! Слушайте, вот будет здорово! Вы дьявола родите!
Соня. Перестань!
Александро. Я пошутила.
Соня. Он Наташу любит.
Александро. Она горбатая!
Соня. Она же его любила с короткой ногой и холмом на спине… Вот и он…
Александро. У него горб живородящий был.
Пауза.
Хатдам. Что с миром будет? Куда идем?
Александро. А что? Хатдам. Все перевернулось. Уродливое стало прекрасным, красота — безобразной…
Соня. Прекрасное и безобразное всегда должно быть в равновесии.
Хатдам. Теперь время уродов. Они заполняют все. Их жалко. Мы привыкали к своему уродству всю жизнь, а у них все произошло в одночасье. В одночасье глаза бельмами заросли, лица в мгновение скособочились.
Соня. Может быть, это Бог?
Александро (живо). Что Бог?
Соня. Может быть, Бог карает?
Хатдам. Я в церкви никогда не был. (Встает, ставит чайник на угли.) Холодно, по-моему. Или кажется…
Александро. Кажется… Слышите?
Соня. Что?
Александро. Не слышите? Платье трещит по швам.
Хатдам (садясь). Я говорил, объелась.
Александро. Нет. Это живот растет. Как тесто на дрожжах. Во, слышите? Тряск… Тряск… Рожу Бога — всех покарает. Ух!
Соня. Нет, это невозможно! Перестанешь ты наконец чушь молоть!
Александро. Ты, Хатдам, теперь должен не о Наташе думать, а о мире. Мир сошел с рельс и стал нетрудоспособен. Нормальных мужчин мало осталось. Думай о страждущих и больных. И сдери ты в конце концов эти картинки с печи! Они теперь неактуальны!
Пауза.
Хатдам встает, направляется к печи, срывает картинку с изображением Эсмеральды и Квазимодо. Неожиданно начинает раскачиваться, из горла его вырываются хрипы. Он падает на живот, бьется в судорогах. Александро подходит к Хатдаму, засовывает руку в опавший горб, шарит…
Соня. Ну что?
Александро. Кажется, ничего…
Соня. Не ври!
Александро. Ей-богу, ничего! (Вытаскивает руку в саже.) Грязь какая-то! (Садится на место.)
Соня. Перенервничал…
Хатдам приходит в себя, оглядывается. Засовывает свою руку в горб.
Хатдам (вскакивая). Кто взял?
Александро. Ты что?!
Хатдам (надвигаясь на Александро). Отдай!
Александро. Не брала я! Ничего там не было! Сажа одна!
Хатдам. Убью! (Бьет Александро по щеке.)
Александро. Ты что!
Соня. Правду она говорит. Ничего не было.
Александро (хватаясь за живот). Ой. Начинается…
Хатдам. Врешь! Животу твоему еще в двух недель нет! Сперла золото!
Александро (вскрикивая). Рожаю! Ах, мамочки! Сонечка! Сонька, помоги!
Соня. Правда рожает… Хатдам!
Хатдам. Александро! (Берет Александро на руки, стоит.)
Соня. Неси же в комнату!
Хатдам несет Александро. За ним идет Соня. Хатдам возвращается, снимает с углей кипящий чайник, уносит. Вновь возвращается, ходит по комнате, вслушиваясь в крики Александро. Вновь засовывает руку в горб, вынув, пристально на нее смотрит. Моет руки. Постепенно крики смолкают, слышится плач ребенка, потом все стихает. Появляется Соня. Лицо ее белее бумаги.
Хатдам. Ну что?! Родила?
Соня. Родила.
Хатдам. Мальчика?
Соня. Бога…
Хатдам. Что?! С ума сошла!
Соня. Он родился и сразу светиться начал. Глаза огромные… Правда, почти сразу умер.
Хатдам. Что ты несешь!
Соня. Дернулся и умер.
Появляется Александро. Она держит в руках неподвижное тело младенца.
Александро. Выключите свет! Ну же!
Хатдам гасит свет. В темноте тело ребенка светится.
Видите, светится. Я же говорила, что Бога рожу… Его душа уже улетела на небо… К отцу…
Пауза.
Дурак. Не Бог это…
Хатдам. Это кто сказал?
Александро. Кто здесь?
Хатдам включает свет.
Хатдам. Никого…
Дурак. Не Бог это — дьявол.
Хатдам. Дурак?!
Дурак. Это дьявол в личине Бога родился. А Богу незачем рождаться, он уже давно рожден.
Александро. Дурак заговорил…
Соня. Дурак…
Дурак. Не дурак я. Сами посудите. Я ведь рассуждаю, и рассуждаю не хуже вашего.
Александро. Ты — дурак! Иначе бы ты понял, что я родила Бога. Тельце-то светится в темноте. Вот… Бог это, вне сомнений!
Дурак. Чего стоять, давайте сядем. Тем более на трех ногах стоять не очень-то и удобно. Пока четвертая отрастет…
Все садятся.
(Соне.) А ведь ты хотела сдать меня в сумасшедший дом… Сестра…
Соня. Я?
Дурак. Я чувствую твои мысли. Кстати, давай-ка попробуем разорваться. Хотя бы плечи… Ты дернись в одну сторону, я в другую. Давай на три-четыре… Три… Четыре…
Тянут в разные стороны. Слышится треск, рвется ткань… Плечи разъединяются.
Ну вот… Так хоть удобнее… Теперь хоть рубашки разные можно надеть, а то негигиенично… Прикройся, а то у тебя грудь видна!..
Соня закрывается.
Пауза.
Дьявол многолик. Он является под разными обличьями. А Богу-то зачем от женщины… Это уже один раз было… Это, бесспорно, дьявол, а потому его Бог тут же и низвергнул. Куда-нибудь туда, глубоко…
Пауза.
Александро. Ведь у меня горе… У меня же ребенок умер… А я не плачу, не страдаю. Куда же тело девать?
Дурак. В печь. Пусть сгорит, а пепел мы развеем. Это Бог не дает тебе страдать. Он тебя жалеет. Ты ведь невинна.
Хатдам (Дураку). Хочешь рыбы?
Дурак. Я не хочу есть. Соня ела, а желудок у нас общий.
Александро. Так в печь его?
Дурак. Жги.
Александро уходит.
Соня. Тебе, наверное, братец, нужно рассказать биографию?
Дурак. Ни к чему.
Соня. Ты должен знать, кто твои родители… Твоя мать — артистка. Но ты ее не вздумай осуждать… Подумаешь, сдала в приют… А не сдала бы всю жизнь бы на нас горбатилась…
Хатдама передергивает.
А ведь она хорошая актриса. Ей на сцене нужно быть! Понимаешь?
Дурак. Отыгралась… Красивая хоть была?
Соня. Она… Она…
Дурак. Теперь у нее на носу бородавки. Волосатые. Грудь, как у обезьяны…
Соня. Ты!..
Дурак. Нос провалился.
Соня. Ты!
Дурак. А что? Посмотри на Хатдама… Самый гнусный из уродов был… А теперь, теперь! Любо-дорого посмотреть! Чем не красавец!
Возвращается Александро.
Хатдам. Лучше уродом. Дурак. Скромность — это хорошо! Скромность это…
Александро. У него Наташка раньше красивая была. Теперь она уродина!
Соня. Ну что печь?
Александро. Сгорел. Вспыхнул, как бензиновый. Глазки в печке открыл да как зарычит! А я заслонку сразу закрыла… Ой, надо вроде заплакать для приличия, только все не выходит как-то.
Пауза.
Дурак. Может, взять мамашу на содержание?
Соня. Нашу маму?
Дурак. А что? Пусть оценит наше благородство. Она нас бросила, а мы ее берем. Ответим, так сказать, добром на зло! Самая что ни на есть лучшая месть!
Соня. Это здорово. Как-то не подумалось мне об этом. Проживем-проживем! Будем вместе жить, работать… Книгу напишу… Проживем… Отыщем…
Александро. И я какого-нибудь урода возьму на воспитание. Я не знаю, кто меня на свет произвел. Мне наплевать, кого воспитывать! А ты, Хатдам, Наталью возьми. Вместе жить будем, если не возражаешь.
Пауза.
Соня (Дураку). Дурак! (Щиплет его.)
Дурак. Ты что!
Соня. А что ты чувствовал, пока дураком был? Пока умным не стал?
Александро. Он водочку любил. Как. уважал ее, милый!
Дурак. Что чувствовал… Холод чувствовал. Ну, тепло… Сексуальное возбуждение…
Александро. К кому?
Дурак. Не знаю. Вообще много чего чувствовал.
Соня. А ты не притворялся, что дурак?
Дурак. Не притворялся. Голова болела.
Пауза.
Александро. А там, наверху, подвиг зачтется мне? Дьявола спалила все же… Как ни крути, а подвиг. Дите свое. У него родимое пятно на затылочке было. Такое большое. А он совсем не страшный. Как рыкнет басом… Мужским басом… Куда теперь молоко девать? Сочится ведь…
Хатдам. А ты Дурака накорми. Он, можно считать, как новорожденный… Пусть пососет!
Александро (встрепенувшись). А, правда… Дурак! Ведь ты никогда не пробовал материнского молока! Бедняжка! (Расстегивает на платье пуговки, достает грудь). Соси, Дурак! Я буду твоей матерью! В самом деле, не пропадать же молоку! Как я тебя любить буду! Ласкать! Воспитывать! Ну, кушай! А?
Дурак. Все тебе наверху зачтется! Все подвиги. У тебя молоко прогоркло. Закрой грудь, закрой! Это любопытно… Женщина при непорочном зачатии рожает дьявола… Но Бог не дурак. Он все видит и отбирает у мамаши ее рогатое дитятко, не позволяя тому припасть к груди. Тебе, милая, все зачтется! Я же мужик взрослый, а ты мне грудь свою суешь!
Соня. А может, это не дьявол был! Откуда знаешь? Может, ты Бога и спалил?
Дурак. Божье дите, как и человечье, девять месяцев зреет и в срок появляется!
Xатдам. Дьявол не дурак. Здесь не вышло — в другом месте попытается. Кто знает, может, ты сам Сатана! Может, ты специально Бога убил? Чем докажешь?
Дурак. А может, и ты дьявол?
Хатдам. Может, и я…
Дурак. Вот-вот. Все может быть. А дьявол-то скоро придет. Скоро. Прилезет, не заметите.
Александро. А зачем ему прилазить-то? Чего ему надо?
Дурак. С Богом потягаться хочет. Силушкой помериться. Долгонько эта война длиться будет! Кровушки прольется морюшко
Соня. Ужас какой! А победит кто?
Александро. Сыночек мой.
Дурак. Бог победит. Запрячет рогатого глубоко-глубоко. И тебя как мамашу его… Туда же!
Александро. Типун тебе!
Дурак. А как появится он, знаете?
Хатдам. Из наших он будет… Из таджиков…
Дурак. Может, и из ваших… Незаметно придет. Религию новую придумает. А за ней все люди пойдут, и все. Хаос на земле, разврат… Все на площадях совокупляться будут, в таких изощренных позах….
Александро. Не скоро придет. У нас общество без религии.
Дурак. Это Бог заслонку поставил на время. Потому и просит всех, кто в этом обществе в Него не верил. Но люди так хотят верить, что победят это общество.
Хатдам. Не победят.
Дурак. Победят, победят! И тем самым ускорят приход дьявола. Замкнутый круг. Все мы хотим во что-то верить…
Соня. Ты умен, братец.
Дурак. Я знаю…
Пауза.
Александро. Все погибнут. А мы рыбу ловить будем.
Хатдам. Кто?
Александро. Да люди же… Чего они теперь делать могут. Умрут при первых холодах. Запасы свои пожрут, и голод скрутит. А мы, нормальные, будем всю жизнь могилы рыть и хоронить. Ты, Хатдам, эксгуматором был, а теперь в могильщика переквалифицируешься. Не очень, по-моему, сложно.
Хатдам. Мы им так просто помереть не дадим… Заботу наладим…
Соня. Как?
Хатдам. Чего — как?
Дурак. Как заботу налаживать?
Хатдам. Ничего, придумаем. Таких, как мы, тоже немного. Я в России порядок наведу. Научим ущербных рыбу ловить.
Александро. И коробки для мармелада клеить…
Хатдам. И коробки.
Александро. А кто яблоки собирать будет?
Хатдам. Тут главное — философию наладить, философию уродства… Чтоб знали о своей ущербности, но не думали о ней…
Пауза.
Александро. Хатдам, а Хатдам?
Хатдам. Чего?
Александро. А зачем ты нас с Соней взял?
Хатдам. Что?
Александро. Ну, зачем из интерната к себе забрал?
Хатдам. К чему об этом?
Александро. Ну, скажи… Из жалости?
Хатдам. И из жалости…
Александро. Чтобы помогать?
Хатдам. Я вас рыбу научил ловить.
Александро. И чтобы вокруг тебя были создания еще уродливее, чем ты сам!
Хатдам. Александро!
Александро. Да-да! Я знаю точно! У него это… потребность властвовать нереализована была… Над кем ему еще властвовать, как не над еще более убогим, чем он сам. А теперь он хочет стать командиром над всеми уродами! Благо их миллионы… Разве я не права? Скажи же, Соня! Мне ничего не страшно! Я сына потеряла!
Хатдам (наливаясь кровью). Я не зол на тебя.
Александро. А ты позлись! Ты ударь меня! Трахни кулаком в грудь!
Соня. У нее молоко киснет в грудях. Грех обижаться.
Александро. А над нами власти уже нет! Теперь мы как-нибудь сами! Без советов… Думаешь, я не знала, что у меня два сознания? Знала, что я гермофродит. Мне об этом еще все няньки в интернате говорили. Теперь я женщина!
Пауза.
Соня. А может, нет Бога?
Дурак. Может, и нет! Может, наше гнилое семя залетело во вселенную и нарушило его гармонию. Может, мы мушиные какашки на великом полотне художника. Мы, человеки, — мушиные какашки! Бога нет и дьявола тоже!
Александро. А ребенок кто же?
Дурак. Обыкновенный ребенок, кто же еще.
Александро. А мы его в печке…
Дурак. А может, дьявол. Может, и Бог.
Александро. Так кто же все-таки?
Дурак. А шут его знает.
Стук в дверь.
Соня. Пришел кто-то…
Хатдам. Кто здесь?
Стук повторяется.
Соня. Глухой что ли…
Хатдам. Войдите!!!
Дверь открывается. В комнату, хромая, входит горбатый уродец с подслеповатыми глазами. У уродца обвисшие усы. Это Фокс.
Фокс. Здравствуйте…
Хатдам. Садитесь…
Фокс. Спасибо. (Садится на лавке возле дверей.) Лавки у вас неудобные…
Хатдам. По делу?
Александро. А у меня только что ребенок умер. Я дьявола родила. Или Бога.
Соня. Она у нас чудит.
Хатдам. Чаю? Только остыл…
Фокс. Да нет…
Пауза.
Дурак. Вам плохо?
Фокс. Мне? С чего вы взяли?
Александро. У вас усы тряпочкой висят.
Фокс. Все в порядке.
Пауза.
Хатдам. Я кладбищами больше не занимаюсь. Может, в будущем…
Фокс. Какими кладбищами?
Хатдам. Да нет, ничего, ничего…
Пауза.
Фокс. Может, все-таки пойдете ко мне работать?
Хатдам. Работать?
Соня. Куда?
Фокс (разглядывая близнецов). Я опять много думал над инвалидами. По-моему, это нормально — работать в цирке.
Соня. Вы — Фокс?
Александро. А что с вашими усами?
Фокс. Хотите, я возьму вас всех. Материально вы будете довольны… А со временем привыкнете. Мы в Швейцарию на гастроли собираемся. А потом у нас круиз по Европе.
Александро, уставясь на Фокса, начинает хохотать.
А что здесь смешного?
Вслед за Александро начинают хохотать и остальные, кроме Дурака. Он, смотрит на Фокса.
Непонятно.
Все прекращают смеяться.
Соня. Вы посмотрите на себя.
Фокс (удивленно). А что такое? (Оглядывает свою одежду.) Непонятно…
Соня (серьезно). Вы же инвалид.
Фокс. Почему?
Александро. Вы урод!.. Вы скоро умрете!.. Над вашим гробом будут смеяться дети!
Хатдам. Мы построим цирк и возьмем его на работу. Будем квиты.
Фокс. Что здесь смешного? У нас все горбатые. И дети… Все хромые. Чего смеяться над обычными вещами? Мы же над вами не смеемся. Хотя бы стараемся не смеяться. Глупую вы избрали тактику — смеяться над большинством. Такая тактика обычно ни к чему хорошему не приводит. Можно вообще всего лишиться.
Хатдам. Он не понимает.
Соня. Ему сложно свыкнуться с мыслью, что он урод.
Фокс. Опять вы за свое…
Александро. Может, мне его взять на воспитание?
Фокс. Я, пожалуй, пойду… (Достает из кармана бумажку, встает.) Вот на всякий случай моя визитная карточка. На лавку кладу. Если вдруг надумаете… Я вас понимаю. Это все так непривычно кажется. До свидания.
Хатдам. Прощайте.
Соня. До свидания.
Александро. Какие у вас все-таки были красивые усы.
Фокс уходит.
Пауза.
Хатдам. Спать пора.
Александро. Пора. Я очень утомилась. Сложное дело — рожать ребенка.
Хатдам (вставая). Пошли.
Соня. И чего он на ночь глядя приезжал? Утром бы приехал.
Уходит свет. Ночь. Слабый лунный свет. В комнате появляется Александро. На Александро длинная ночная рубашка. Александро ходит по комнате с распущенными волосами, тоненько подвывая. Затем останавливается посреди, хватает руками грудь, сжимает. Потом хватается за пах, поворачивается к окну, воет.
* * *
Уходит свет. Ночь…
В комнате появляется Хатдам. Он ходит из угла в угол, то и дело хватаясь за горб. Глухо рычит.
Уходит свет. Ночь. В комнате появляются сиамские близнецы.
Соня (шепотом). Дурак… Что-то происходит… Ты чувствуешь?
Дурак. Не по себе как-то… Водки хочу.
Соня. Ног болит, чувствуешь? Ломит ее всю.
Дурак. Нету в доме водки?
Соня. Нету… В Швейцарию поедешь?
Дурак. С тобой?
Соня. Со мной.
Дурак. А зачем?
Соня. Замуж меня отдашь.
Дурак. Не поеду.
Соня. Почему?
Дурак. Не хочу. (Глупо смеется.)
Соня. Ты чего?
Дурак. Хочу смеяться! (Громко смеется.)
Соня. Тише! Разбудишь всех!
Дурак. Га-га-га!
Соня отвешивает Дураку затрещину. Дурак плачет.
Уходит свет. Утро. Появляется Александро с охапкой дров. В комнате никого нет. Александро в узких, обтягивающих ноги штанах. Отчетливо виден мужской бугорок. В волосы Александро вплетены желтые ленты.
Александро сбрасывает дрова возле камина, разводит огонь. Появляются Соня и Дурак. Дурак глупо улыбается.
Александро. Как спалось, Сонечка?
Соня. Так себе.
Александро. А сны видела любопытные?
Соня. Да нет. Мелькнуло что-то, да погасло…
Александро (подходя к Соне). Сонечка, миленькая. (Смотрит на Дурака.) Лыбится все, лыбится… А чего ты ему мешок не надела?
Соня (рассматривая Александро). Пусть на мир поглазеет… Ты что-то хотела сказать?
Александро. Улыбка у него неприятная. А-а, вспомнила… Сонечка, родная… Поможешь мне письмо написать? Он такой хороший. И письмо ему надо хорошее написать. А ты знаешь, я же не владею словами. Поможешь, Сонечка?
Соня. Что ж с тобой делать, помогу. Только позже.
Александро. А я за тебя сто коробок склею… Идет?
Соня. Согласна.
Александро. Надень ты ему на голову мешок. Хоть бы коробки научился делать!
Появляется Хатдам. У него на спине огромный, как холм, горб. Он хромает.
Хатдам. Опять… Горб… (Александро) Сходи принеси дров!
Александро. Так я уже принесла… (Показывает на дрова.) Вот…
Хатдам. Еще принеси!
Александро. Да хватит.
Хатдам. Принеси!
Александро, пожав плечами, выходит.
(Соне.) Не помнит ничего?
Соня. Девушка она сегодня… Опять просит письмо написать.
Хатдам. А у меня горб вот опять…
Соня. А у нас вот что… (Подходит к Хатдаму, откидывает полу пиджака, дергает за четвертую ногу. Нога отрывается.) Оторвалась… И Дурак все лыбится…
Хатдам. Надень мешок ему.
Соня. Надену. (Подходит к камину, бросает в него оторванную ногу.)
Хатдам. На будущей неделе поеду на кладбище. Вроде работа намечается. Заработаю, машинку тебе куплю, Соня… Пиши!
Соня. Да не надо. Спасибо…
Хатдам. А что?
Соня. Уеду я, наверное…
Лыбится Дурак, Соня надевает ему мешок.
Хатдам. Куда же?
Соня. Да вот оставил вчера Фокс карточку свою. В цирк пойду, а там в Швейцарию поеду…
Хатдам. Гордость теряешь.
Соня. Наплевать.
Пауза.
Хатдам. Когда поедешь?
Соня. Сегодня и поеду… После обеда. Рыбы вам на вечер наловлю и тронусь.
Возвращается Александро. Сбрасывает на пол дрова.
Александро. Еще принести?
Хатдам. Хватит.
Александро. Я могу… А что ты, Сонечка, такая расстроенная? Бледная вся… Заболела?
Соня. Нет.
Александро. Тебе непременно нужно лечь в постель. Ты простыла. За окном дожди! Холодно…
Соня. Уезжаем мы с Дураком…
Александро. Уезжаете? Как? А куда?
Соня. К Фоксу…
Александро. Это у которого усы закручены? Значит, в цирке будешь работать. Ты смелая, Сонечка… И правильно, поезжай… Мир посмотришь…
Хатдам. Давайте посидим…
Все рассаживаются за столом. Пауза.
Александро. Кто же письма писать будет? Научусь сама. Скучна жизнь…
Пауза.
Слышится треньканье велосипедного звонка.
Почтальон… Я схожу посмотрю?
Соня. Посмотри.
Александро. Ага. (Выходит.)
Хатдам. От Наташи?
Соня. Вряд ли… Напугана она…
Хатдам. Наверное… Может, воды…
Возвращается Александро с конвертом в руках.
От кого?
Александро (удивленно). От Наташи…
Хатдам (вскакивая). Дай!
Александро. На! На, пожалуйста! (Отдает Хатдаму письмо.)
Хатдам вскрывает письмо, читает его.
Александро и Соня смотрят на него Неожиданно Хатдам падает, бьется в конвульсиях, из его горба валит дым. Александро подходит к нему, подбирает письмо. Читает.
Соня. От счастья он!
Александро. От горя…
Соня. От кого письмо?
Александро. Я же говорю, от Наташи.
Соня. Разлюбила?
Александро. А она его и не любила… По ошибке письмо не в тот конверт сунула! Это не Хатдаму письмо, а ее любовнику… (Читает письмо.) «Милый мой! Скоро мы будем вместе! Потерпи немного! Еще раз съезжу к нашему уродцу, и средств у нас будет достаточно, чтобы уехать отсюда, навсегда…». Ну и так далее…
Соня. Жалко…
Александро. Жалко. Пошарить в горбу?
Соня. Не надо.
Хатдам приходит в себя, поднимается.
Хатдам. Где?
Соня. У тебя.
Хатдам шарит в горбу, достает из него камешки и золото.
Хатдам (протягивая Соне). Возьми. Купишь себе машинку.
Соня. Не надо, я уже уезжаю…
Хатдам. Все равно возьми.
Соня. Не надо.
Хатдам садится.
Пауза.
Хатдам (Александро). А ты?
Александро. Что?
Хатдам. Ты тоже уедешь?
Александро. Мне некуда. Я рыбу люблю ловить. Сонечка уезжает, теперь я на ее место пойду. Там много рыбы водится.
Хатдам (протягивая Александро драгоценности). Возьми ты…
Александро. Да не надо…
Хатдам. А что?
Александро. Лучше холодильник купим. Деньги, они портят.
Хатдам встает, подходит к печи, срывает иллюстрации, комкает их, бросает. Идет обратно, останавливается, пружинит на досках. Берет молоток, вгоняет в пол несколько гвоздей.
И чего ты столько гвоздей в пол всадил? Штук сто, наверное…
Хатдам (садясь). Отца я в подполе схоронил…
Александро. Я так и думала. Плохой он человек был. Хотя если бы он тебе не повредил позвоночник, мы бы не познакомились…
Соня. Ты убил его?
Хатдам. Я сдачи ему дал… А он умер…
Пауза.
Соня. Пойдем, Александро, напоследок рыбы половим. На ужин вам будет…
Александро. И письмо напишем, хорошо?
Соня. Напишем…
Александро. Надо снасти на запасные удочки наладить…
Соня. Пойдем.
Александро. Пойдем.
Соня. Мы скоро. Еще собираться нужно…
Александро и Соня уходят.
Пауза.
Хатдам встает, вытягивает руки, потрясает кулаками… Из горла его вырывается могучий рев…
Уходит свет
Занавес
![Дальше — тишина… [=Уступи место завтрашнему дню]](https://www.4italka.su/images/articles/530783/primary-medium.jpg)
Комментарии к книге «Семья уродов», Дмитрий Михайлович Липскеров
Всего 0 комментариев