«Король звезды»

Король звезды (fb2) - Король звезды 2334K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - keller nora

nora keller Король звезды

Анотация

Фандом: Гарри Поттер

Пейринг: Новый Персонаж

Рейтинг: General

Жанр: Drama

Размер: Макси

Статус: Закончен

Саммари: Озеро было большим и, наверное, очень глубоким, а черная вода напоминала Карлу нефть. Все вокруг с радостным гомоном погружались в небольшие лодки. Они, наверное, верили, что эти лодки привезут их в чудесный, сказочный мир. Но он не верил. За одиннадцать лет, проведенных в приюте, он выучил одну истину: сказки бывают только в книгах. Это не было книгой, поэтому не могло быть и сказкой.

Предупреждение: OC

Комментарий автора: Страничка вконтакте:

Страница произведения:

Глава 1. И не будет над тобой другого неба

Озеро было большим и, наверное, очень глубоким, а черная вода напоминала Карлу нефть. Все вокруг с радостным гомоном погружались в небольшие лодки. Они, наверное, верили, что эти лодки привезут их в чудесный, сказочный мир. Но он не верил. За одиннадцать лет, проведенных в приюте, он выучил одну истину: сказки бывают только в книгах. Это не было книгой, поэтому не могло быть и сказкой.

Забившись в одну из лодок, Карл наблюдал, как они пересекли озеро и причалили к берегу. Дети бросились на берег. Его толкнули, и мальчик, путаясь в собственной мантии, упал на дно лодки. Вдруг кто-то схватил его за воротник и поднял в воздух. «Наверное, тот, огромный», — подумал Карл и еще больше сжался, почувствовав себя совсем крошечным. Великан опустил мальчика на землю и легонько подтолкнул в спину:

— Давай, парень, двигай вперед!..

Но, очевидно, не рассчитал силу, потому что мальчик не только не пошел, но пошатнулся и упал на землю, ударившись о лежащий на берегу камень.

— Ты как, не убился? — испуганно спросил великан.

— Не… — помотал головой Карл, кусая губы, чтобы не закричать от боли.

— Ну, вставай, нога цела? — великан хотел пощупать его ногу, но боялся еще больше покалечить мальчика.

— Угу… — пробормотал Карл.

— Уф, слава Мерлину!.. А то я уж перепугался. Ну, ты прям как цыпленок: дотронешься — и все!

В толпе ребят послышались смешки: «Цыпленок!.. Посмотри, какой он маленький, правда, на цыпленка похож!»

Карл еще сильнее съежился и прошептал:

— Я в порядке. Не беспокойтесь…

Последнее можно было не говорить. Конечно, великан не беспокоился о нем. Каждый в мире по ту сторону озера волнуется только о себе, вряд ли на этом берегу все по-другому. Просто его уволят, если из-за него пострадает ученик. Он беспокоится о своей работе, а не о нем.

— Ну, все! Все пошли! — скомандовал великан.

И Карл поплелся к замку, чернеющему впереди. Его мантия, которую, казалось, до него успела поносить вся школа, теперь еще грязная и мокрая (наверное, в лодку набралась вода), была слишком длинной и тяжелой. Ему хотелось поскорее снять  этот маскарадный костюм и спрятаться куда-нибудь, где его никто бы не смог найти. Потому что все бесполезно. Он это знает. Он никому не сказал, никто даже не понял, что произошло, но он знает. Тогда зимой он  не потерялся. Он всю ночь лежал на снегу, потому что хотел умереть. В то время несколько детей в приюте заболели и умерли, он слышал, как воспитательницы говорили: «Пневмония».  Что такое пневмония, Карл не знал, но она убивала людей. Он тоже хотел, чтобы его убили. Но все болели, а он — самый маленький и слабый — никак не мог заболеть. Та ночь на снегу должна была убить его, он должен был замерзнуть или смертельно заболеть… Но не заболел, не замерз и не умер. Грех не был совершен, но Богу, конечно, это не важно. Воспитательницы часто повторяли, что Богу известны все мысли людей, и что самоубийство — тяжкий грех. Какое же после этого может быть счастье? «Но мне просто было тяжело!.. Так тяжело…» — прокричал Карл в глубину себя.

— Эй, смотри, куда идешь!

Задумавшись, Карл натолкнулся на какого-то мальчика. Тот показал ему кулак и стал пробираться через толпу вперед. Карл понял, что они пришли. Огромные ворота замка распахнулись, и он услышал голос, который принадлежал, очевидно, пожилой леди. Саму женщину он не видел, вернее, видел только кончик ее шляпы. Строгий голос говорил что-то о праздничной церемонии и четырех факультетах, Карл не очень понял. Потом женщина начала говорить совсем странные вещи: что по факультетам их будет распределять шляпа. «Может, это все-таки сон?» — в очередной раз подумал Карл. Но тут пожилая леди приказала всем следовать за ней, и толпа ребятишек послушно затопала по коридорам замка. «Если и сон, то очень реальный», — вздохнул про себя Карл: «Друзья в приюте, наверное, уже спят… Не ври себе!.. У тебя там нет друзей, ни там, ни в каком другом месте, нигде… И здесь, наверное, не будет. Они еще не знают меня, а уже толкаются и дразнят… Ты и там был чужим, а тут вообще будешь… Вон они все какие радостные. А может, там правда будет что-то хорошее, ведь они знают больше меня. Им, наверное, родители рассказали, поэтому они знают…»

— Итак, церемония начинается! — торжественно произнес кончик шляпы.

«Интересно, какая она, эта леди?» — успел подумать Карл, как вдруг оказался в огромном зале. Вокруг слышались радостные и восхищенные возгласы, но Карл, зажатый в толпе учеников, мог видеть только спины в черных мантиях. Потом он посмотрел наверх и увидел… Сначала он решил, что в зале нет потолка… Нет, тогда бы здесь был ветер, а ветра нет… Может, какой-нибудь художник нарисовал на потолке небо… Но по этому небу плыли облака, и звезды мерцали, вдруг одна вспыхнула и упала… Нет, художники не умеют так рисовать. Наверное, это спецэффекты, как в фильмах. Он видел несколько таких, в приюте их разрешали смотреть в выходные или по праздникам.  Точно, тут будут снимать какой-нибудь фильм…

— Потолок?.. Вы не знаете?... — девочка впереди начала что-то объяснять, но Карл не расслышал ее слов в общем восторженном гомоне. Потом все внезапно стихло, и в воцарившейся тишине Карл услышал, как чей-то странный голос читает стихотворение. «Как в приюте. Наверное, это самый хороший ребенок, поэтому его заставляют читать стихи перед всеми». Но прислушавшись, он понял, что голос был не похож на детский, скорее на старческий… «Может, какой-то воспитатель… Но зачем он тогда рассказывает стихотворение?..» Мальчику захотелось разглядеть происходящее поближе, но он был таким маленьким, что мог видеть только спины стоящих впереди ребят, в лучшем случае — их затылки. Сделав несколько безуспешных попыток разглядеть говорившего человека, Карл, вздохнув, опустил голову и больше уже не слушал стихотворение.

Человек кончил читать, и пожилая леди стала называть имена (Карл догадался, что это были имена учеников), а человек выкрикивал какие-то странные слова. Толпа ребят быстро редела, и Карл наконец получил возможность разглядеть любителя стихотворений. Он увидел сидящих за столом людей в мантиях (наверное, учителя), великан тоже был там. А пожилая леди оказалась высокой, в изумрудной мантии и очках — прямо как заведующая приютом! Но человека, который читал стихи, не было. Вместо этого в руке высокой женщины была старая-престарая шляпа, которая громко выкрикивала непонятные слова, когда ее одевали на голову очередному ученику. Карл не знал, что означают эти слова, и вообще не очень понимал смысл происходящего. 

Леди назвала следующее имя:

— Гарри Поттер!

И все начали повторять: «Гарри Поттер?! Неужели тот самый Гарри Поттер?..» Это было имя мальчика с большими зелеными глазами и странным шрамом в виде молнии на лбу. Одетая на него, шляпа долго молчала, а потом крикнула:

— Гриффиндор.

Похоже, Гарри Поттер остался доволен выбором шляпы, он прошел за один из столов и опустился на длинную скамью рядом с другими учениками.

Карл почувствовал, что у него начинает кружиться голова. Конечно, в письме, которое отдала ему воспитательница, было написано, что он волшебник и будет учиться в школе чародейства и магии Хогвартс, но он решил, что все это шутка.  Сначала даже испугался, что его хотят продать в какую-нибудь далекую страну, и пошел просить заведующую, чтобы не отправляла его ни в какой Хогвартс. Он снова и снова извинялся за нечаянно разбитую посуду и другие неприятности, которые вечно с ним происходили, вернее, происходили в его присутствии, потому что на самом деле он был не виноват, он, правда, ничего не трогал. Все билось само… Но убедить заведующую ему не удалось, вот она и отправила его сюда… Школа чародейства и магии… Волшебства не бывает! Если оно есть, то почему так долго ждало, чтобы найти его, мальчика, прожившего всю свою короткую жизнь в приюте для детей, которых ни одни родители никогда не возьмут к себе?..

— Карл Штерн! — произнесла леди в изумрудной мантии. — Карл Штерн!

И мальчик понял, что она назвала его имя. Карл сделал несколько неуверенных шагов и кое-как вскарабкался на табурет. Ноги не доставали до пола, он поболтал ими в воздухе, словно надеясь, что они чудесным образом вырастут.

— Не вертитесь! — прикрикнула женщина и нахлобучила на него шляпу.

В зале раздались смешки: головка мальчика была такой маленькой, что из-под шляпы виднелся только острый подбородок, дрожащий от попыток сдержать подступающие слёзы.

Леди схватила шляпу и приподняла так, что стал виден тонкий нос и большие серые глаза мальчика, цвет которых помутнел от выступивших слез.

Шло время, а шляпа все молчала. «У бедной женщины, наверное, рука устала», — подумал Карл, и ему еще сильнее захотелось плакать.

— Слизерин! — тихо произнесла шляпа.

Декан Слизерина профессор Снейп поморщился: и это недоразумение будет учиться на его факультете?

Так, непонятное слово сказали, теперь нужно слезать с табурета и идти к одному из столов. Но длинные скамьи были заняты учениками, вернее, если бы кто-нибудь подвинулся, ему бы хватило места, но никто не двигался. А он все шел и шел. Снейп даже подумал, что сейчас мальчик подойдет к дверям и выйдет из зала. Карл действительно дошел почти до конца, но у края стола остановился и сказал сидящему там ученику:

— Можно мне сесть рядом с тобой?

Ученик смерил его взглядом:

— А ты точно из Слизерина?

— Кажется, она так сказала…

— Кто она?

— Шляпа.

— Вот дожили! — мальчик удивленно пожал плечами, но немного подвинулся.

Карл устроился на краешке скамьи и стал смотреть на стол. А на столе ничего, кроме посуды, не было. И вдруг все тарелки наполнились вкуснейшей едой, которую он видел только по телевизору в рекламных перерывах между фильмами. Ребята с радостью накинулись на еду, а Карл смотрел на все эти блюда и чувствовал, что его сейчас стошнит… Он и те, кто жил вместе с ним в приюте, никогда не видели столько еды! А ее могут есть обычные люди, из мира по другую сторону озера, или оно существует только здесь?.. Что за ерунда? Курица — она и есть курица, и не важно, на каком берегу она находится. Ведь таким количеством еды можно кормить весь приют целый год!..

— Ты почему ничего не берешь? — спросил его сосед. — Ждешь, что тебе положат? Это дома тебе мама все давала, а здесь каждый сам за себя…

— Спасибо, мне что-то не хочется… — пробормотал Карл.

Мальчик посмотрел на него как на полного идиота и принялся за очередное пирожное.

А Карл продолжал вспоминать приют. Конечно, дети, живущие там, не были его друзьями, но они были похожи на него: им не готовили пироги и торты, не покупали мороженое, все они были теми, кого бросили. И это сходство нельзя оставить по ту сторону озера, оно всегда с ним, где бы он ни находился…

Карл протянул руку и взял большое красное яблоко. «Потом съем», — решил он.

Тут старец, сидящий в середине стола для преподавателей поднялся и стал что-то рассказывать про Запретный Лес и про коридор, в который нельзя входить. Правила, ну, конечно, везде должны быть правила, и не важно, соблюдают их или нет, они просто должны быть.

Тем временем праздничный ужин подошел к концу. Ученики повскакивали со своих скамей и бросились к дверям зала, потом старосты повели их по длинным коридорам. Первокурсники продолжали восхищаться чудесами: летающие привидения, двигающиеся фигуры на портретах. Но Карл так устал, что смотрел только под ноги. К тому же он давно решил, что все это компьютерные фокусы, просто очень искусно выполненные. Он старался не отставать от «своих»,  спускаясь по лестницам в подвал. Карл не удивлялся: если в этом замке и было его место, то находилось оно именно в подвале. В приюте тоже была такая комната. В ней запирали провинившихся учеников. Он провёл там много ночей. Много ночей в тёмной сырой комнате. Так много, что даже его сны стали тёмными и сырыми…

В общежитии оказалось не очень сыро и не очень темно. Гостиную освещали бледные зелёные лампы. На уроках рисования им рассказывали, что зелёный — цвет жизни, но здесь он напоминал скорее о смерти. Словно жизнь медленно сгорала в этих лампах…

Его снова толкнули.

— Смотри, куда идёшь!

Если бы он знал, куда идёт…

— Эй ты, коротышка! — окликнул его какой-то старшекурсник со значком. — Двигай сюда.

Карл подошёл и устало посмотрел на него: что ещё он сделал не так?

— Твоя комната!

Юноша открыл дверь и втолкнул туда Карла. Потом дверь захлопнулась, и из коридора донёсся смех.

В комнате было темно и пахло пылью. Карл на ощупь добрался до того, что должно было быть кроватью. Кровать была завалена коробками, книгами, стопками бумаги. Он освободил себе краешек, кое-как пристроился на нём, завернулся в мантию и закрыл глаза. 

Глава 2. Ворон ворону глаз не выклюет

Ему снилось озеро, глубокое озеро с водой, похожей на нефть. У берега лежала птица. Он встал на колени и дотронулся до неё. Птица забила крыльями, она была ещё жива. Послышались голоса... Карл посмотрел на свои руки: пальцы испачкались в чем-то чёрном — то ли кровь, то ли нефть... Если они увидят его, то подумают, что это он... он убил озеро и птицу!.. Голоса приближались, он уже слышал звук шагов...

Карл проснулся. В коридоре раздавались весёлые голоса. Дети бежали куда-то.

Он медленно поднялся, разминая затёкшее тело... Красный поезд, замок, трюки, шляпа... Мальчик встал, споткнулся обо что-то, потёр ушибленную коленку, толкнул дверь, но та была заперта.

Из коридора доносились весёлые голоса. Дети бежали куда-то. Карл сел на пол около двери и обнял худые колени.

Его забыли. Нет, хуже, чем забыли, потому что о забытых вещах рано или поздно вспоминают. Старая воспитательница в приюте часто забывала свои вещи: очки, платок, газету — а потом долго искала их. Его искать не будут. Он ненужная вещь.

В коридоре кто-то произнёс странное слово, дверь открылась.

— Ты чего тут делаешь? — вскричал высокий мальчик так, словно увидел привидение.

— Кажется, я тут живу... — пробормотал Карл, продолжая сидеть.

— Дурак что ли? Это же кладовка!

Мальчик снова произнёс непонятное слово, и на кончике палочки, которую он держал в руке, зажёгся слабый шарик света. Пройдя между коробками, мальчик достал связку старых газет.

— Профессор попросил принести, — он потряс связкой. — Ну, ты долго собираешься здесь сидеть?

Воспитательница в приюте часто забывала вещи: очки, платок, газету... Хорошо быть газетой, рано или поздно они становятся кому-то нужны...

— Занятия между прочим уже начались, — напомнил мальчик.

Карл поднялся.

— А где они... эти занятия?..

— Я откуда знаю, я с третьего курса! — мальчик произнёс это с такой гордостью, словно никогда не был первокурсником.

Карл осторожно выглянул в коридор. Теперь там было пусто. Он прошёл через зал с зелёными лампами, в которых догорала жизнь, поднялся по скользким тёмным лестницам, созданным, казалось, для того, чтобы человек оступился и упал. Карл упал. Несколько раз.

Когда он добрался до зала, где вчера показывали фокусы со шляпой, прошла, наверное, половина урока. Хотя, кто знает, сколько здесь длятся уроки?.. Вдруг впереди Карл увидел женщину в зелёной мантии.

— Извините...

Женщина обернулась.

— Что вы тут делаете, молодой человек? Вы должны быть на занятии!

Взрослые всегда отлично знают, где должны быть дети.

— Очень плохо начинать первый день в школе с опоздания! Так и быть, я не стану снимать с вас баллы, но надеюсь, такое больше не повторится!

Карл смотрел на неё как на сумасшедшую. Какие баллы? Что с него можно снять? У него вообще ничего нет! И почему он должен играть в их игры? Надели шляпы, мантии, построили себе замок, придумали правила! Хотят убедить себя, что находятся в сказке? Пожалуйста! Но к нему-то это всё какое имеет отношение?!

— Ступайте на урок! — с величественной строгостью произнесла женщина.

Карл пошёл, разглядывая казавшиеся такими одинаковыми двери. И никаких указателей, никаких табличек. Из полуприкрытой двери доносился тихий, монотонный голос. Карл осторожно заглянул в класс и увидел рыжего мальчика. Его сосед повернулся, и Карл узнал мальчика в очках. Эти двое вчера тоже примеряли шляпу, наверное, ему сюда. Карл бесшумно вошёл, сел за свободную парту в конце класса и огляделся.

Школьники со скучающими лицами водили перьями. Смешно, во всём мире пишут ручками, а они... Карл посмотрел на свою парту, но на ней ничего не было. Откуда они взяли бумагу и перья? Может, у них есть запасные?.. Но они бы вряд ли согласились поделиться, да и писать не очень хотелось, поэтому Карл решил просто послушать учителя. Тот невнятно произносил странные слова, обозначавшие то ли чьи-то имена, то ли географические названия.

— Ты чего тут делаешь? — сидевший впереди мальчик обернулся и недовольно посмотрел на Карла.

— То же, что и ты.

Карл не хотел грубить, но получилось почти зло. Почему все задают ему этот вопрос?

— Ты же из Слизерина!

Кажется, вчера он слышал похожее слово. И что это означает?

Мальчику Карл не ответил, продолжая сверлить взглядом парту.

— Я говорю, ты из Слизерина! — повторил мальчик.

— И что?! — разозлившись, он не заметил, как закричал.

Профессор сбился и посмотрел на класс. Все изобразили на лицах внимательное усердие.

— Тише, пожалуйста! — голос у профессора был почти такой же бледный, как и он сам. Карлу даже показалось, что профессор прозрачный, но этого, конечно, не могло быть.

— Слизеринцы в другом классе занимаются, иди к своим! — зашептал мальчик.

«А тебе какое дело?» — хотелось крикнуть в это круглое лицо, но Карл не крикнул. Он встал и медленно побрёл к двери.

В приюте было проще. Там никому нет до тебя дела. Здесь тоже нет, но каждый хочет что-то сказать, показать, что у него здесь есть место, а у тебя нет. В приюте... В приюте ни у кого не было места...

В конце коридора показалась женщина в зелёной мантии, Карл спрятался за колонну. Женщина прошла, не заметив его...

Слизерин... Где ему искать этот Слизерин?..

Дверь открылась, и из класса гурьбой побежали дети. Стоящий на стопке книг преподаватель что-то кричал им вслед. Наверное, не успел дать домашнее задание. Карл улыбнулся про себя.

— Ты прогулял первый урок, кретин! — крикнул ему какой-то мальчишка.

«Сам кретин!» — подумал Карл.

— Смотрите, наш цыплёнок вылупился из яйца! Пойдём с нами, цып-цып-цып!

Ребята дружно рассмеялись. Карл сжал кулаки.

— Ой, он сейчас драться будет! Вот умора! Я уже в штаны наложил от страха!..

Карл размахнулся и ударил. Мясистая щека, слишком толстая, чтобы что-то чувствовать... Слишком толстые... Слишком большие, слишком довольные, чтобы... чувствовать...

Руки опустились.

Подбежавшая женщина в зелёной мантии снова кричала про баллы. Он не слушал.

— ...скажите спасибо, что я не отвела вас к вашему декану!

И ещё взрослым нужно говорить спасибо. Что бы они ни сделали, нужно говорить спасибо...

Его втолкнули в класс, мальчик с красным пятном на щеке сказал угрожающе:

— Ещё раз ко мне сунешься, убью!

Нашёл, чем пугать...

Карл сел за последнюю парту и исподлобья посмотрел на класс.

«Ты из Слизерина!.. Иди к своим!»

Детское лицо исказила кривая улыбка. Когда он так улыбался, воспитательнице в приюте становилось не по себе.

Откуда-то появился преподаватель, выглядевший не менее странно, чем остальные. Одет он был в мантию, но голову замотал тюрбаном. Всё равно что в джинсах прийти на бал. Несколько раз их водили на благотворительные вечера. Там были женщины в дорогих длинных платьях и мужчины в смокингах. Они смотрели на детей, и в их красивых глазах появлялась жалость. Они качали головами, сочувственно улыбались, а некоторые даже гладили детей по волосам. Сначала Карл поверил их улыбающимся лицам, а потом увидел, как женщина вытирает руки салфеткой. Странное сочетание мантии и тюрбана почему-то напомнило Карлу тот вечер.

Из слов профессора Карл понял, что он преподаёт защиту от Тёмных искусств. Что такое Тёмные искусства, он плохо представлял, но, наверное, что-то страшное. Профессор тоже их боялся. Он произносил слова тихо, немного заикаясь, будто боялся, что Тёмные искусства его услышат. Он выглядел жалким. Казалось, он и сам понимал это, потому предпочитал выглядеть смешным.

Таких детей в приюте было много. Особенно малышей. Они боялись старших, поэтому подлизывались, пресмыкались. Некоторые оставались такими навсегда. Некоторые, взрослея, били тех, кто теперь был слабее.

Карлу никогда не нравилось выглядеть смешным, но, видно, Бог решил, что роль шута для него самая подходящая, поэтому сделал таким маленьким. «Тебе бы в цирке выступать!» — говорили ему в приюте. Карл оглядел полки, заставленные книгами, чучелами и совсем странными предметами. Из всех мест, которые он видел, это больше всего напоминало ему цирк...

Урок закончился, и профессор отпустил их, забыв дать домашнее задание. А может, он просто боялся, что эти маленькие, жестокие существа набросятся на него.

— Следующий урок — трансфигурация! — крикнул кто-то.

Транс... что?..

Стараясь держаться подальше от остальных, Карл прошёл несколько коридоров и увидел женщину в зелёной мантии. Вот она — трансфигурация. Женщина его тоже заметила, и взгляд строгих глаз стал ещё более строгим.

На уроке она долго рассказывала о том, каким сложным предметом является трансфигурация, как сложно превращать один предмет в другой. Потом зачем-то превратила свой стол в свинью и обратно в стол. Карл понимал, что это хорошо отрепетированный фокус, но все пришли в буйный восторг от манипуляций профессора.

— Теперь запишите... — она начала что-то диктовать.

Карл оглядел парту: там тоже не оказалось письменных принадлежностей.

— А вы почему не пишите? — раздался строгий голос у него над ухом.

— Я... у меня рука болит... — он почти не лгал, после удара рука немного болела.

— Это ведь левая.

— А я... я пишу левой...

— Ой, он ещё и левша! — раздался смешок с первой парты.

Карл резко вскинул голову. Да, он левша! Да, он и в этом не такой, как они! Хотя писать он может и правой. В приюте научили. Странно, его ведь выбросили! Какая разница, какой рукой он пишет? Но у них даже мусор должен быть упакован в одинаковые пакеты.

— Ну, хорошо, — вздохнула женщина, — но потом перепишите всё у товарищей.

Она медленно пошла к своему столу, а Карл провожал её злобным взглядом. Конечно, нет ничего проще! Он подойдёт к ним и скажет: «Дайте мне, пожалуйста, переписать сегодняшний урок!» А они улыбнутся и ответят: «Пожалуйста! Если не разберёшь почерк, спрашивай, мы объясним!»

Товарищ — хорошее, обтекаемое слово. Это не друг и не враг, что-то между... Главное — не называть вещи своими именами, тогда мир будет таким, каким они хотят его видеть... Гладкий, причёсанный мир...

— Запишите эти предложения и внимательно прочитайте. А вы, молодой человек, читайте с доски, раз не можете писать!

Карл вытянул шею и несколько раз прочитал про себя непонятные слова.

— А теперь, — она раздала каждому по спичке, — попробуйте превратить эти спички в иголки.

Второй раз за день женщина показалась Карлу сумасшедшей. Зачем превращать спички в иголки? Что им потом делать с иголками? В мире и так много всяких кнопок, отвёрток, ножей. И иголок тоже много. А вот спичек... Зимой в приюте холодно, но спичек детям не дают... «Спички детям не игрушки», — говорят воспитатели. Конечно, спички — игрушки для взрослых. Как и ножи...

Оказалось, вопрос, что потом делать с иголками, был риторическим, потому что никто так и не смог превратить спички в иголки. Это окончательно убедило Карла в том, что всё происходящее вокруг — фарс.

Вернув профессору спичку, он отправился за своим классом. Видимо, следующим уроком была физкультура, потому что все пошли на улицу. Сейчас заставят бегать, отжиматься или подтягиваться. Подтягиваться — самое страшное. Добежать он как-нибудь сможет — пусть и последним, но добежит. А вот турник — повиснешь на нём, как мокрый пододеяльник, и будешь висеть...

Но урок оказался не физкультурой. Низкая полноватая женщина рассказывала о травах. Карл хотел подойти послушать. Растения казались ему интереснее Тёмных искусств и иголок — во всяком случае, они были чем-то живым. Но женщину со всех сторон обступили дети. Она была низкого роста, и Карл даже не видел кончика её шляпы. Потолкавшись немного, он махнул рукой и пошёл бродить по холмам.

Только что наступившая осень ещё не успела окрасить всё в золотой цвет, и редкие деревья тянули к небу свои зелёные головы. Странно, эти люди так любят золото, почему же они не любят осень?.. Наверное, она напоминает им о приближении зимы. Осень напоминает им о смерти...

Карл взобрался на холм и посмотрел на озеро. В лучах солнца оно не казалось чёрным, но Карл не верил ему. Днём всё выглядит иначе. Надевает маску, чтобы казаться добрее, красивее, умнее, счастливее. Ночью всё становится таким, как есть...

Вдруг в траве Карл заметил шевелящийся чёрный комочек. Он оглянулся, проверяя, не выскочит ли откуда-нибудь профессор трансфигурации, чтобы прочитать ему лекцию о том, что можно трогать, а что нельзя. Потом наклонился и раздвинул высокие стебли травы.

Воронёнок был маленьким и грязным. В перьях застряли пылинки, увядшие лепестки цветов и листья. Одно крыло сломано. Он был жалким и уродливым даже днём. И Карл поверил ему.

Он взял воронёнка на руки. Тот запищал, стал бить правым крылом, левое только беспомощно подрагивало. Воронёнок вдруг напомнил Карлу птицу из сна. Он даже посмотрел на свои пальцы, но чёрной крови на них не было.

— Хочешь пойти со мной? — спросил Карл.

Воронёнок наклонил голову, потом пропищал что-то. Наверное, он спросил: «Куда?»

— Я не знаю, — ответил мальчик.

Воронёнок несколько минут смотрел на него, потом лёг на руки и, казалось, заснул.

— Это означает «да»? — тихо спросил мальчик.

Воронёнок не ответил, продолжая делать вид, что спит. А может, он, и правда, спал.

Карл спустился с холма, пряча воронёнка в полах мантии. Урок уже кончился, и ребята возвращались в замок. Карл старался держаться от них на безопасном расстоянии, но мальчик с белыми волосами всё равно заметил.

— Что это у тебя там? — спросил он, подходя к Карлу.

— Ничего.

— Ты что-то прячешь? Ты украл это?

— Я ничего не крал! — крикнул Карл, в голосе послышалось отчаяние.

— Ладно, ладно, не ори так, я тебе верю, — он говорил, почти улыбаясь.

Тут кто-то дёрнул Карла за мантию. Воронёнок проснулся и открыл глаза.

— А говорил, что не крал, — широко улыбнулся мальчик.

— Я нашёл его! — Карл прижал воронёнка к себе.

— Да ну? — улыбка стала ещё шире. — То есть хочешь сказать, он теперь твой?

— Он не мой... — пробормотал Карл. — Но он согласился пойти со мной...

— Так он ещё и говорящий?

— Нет... просто...

— Смотрите, ещё один говорящий птенец! — закричал друг светловолосого мальчика. — Ну-ка, скажи нам что-нибудь! Скажи! — он потянул к птице толстые руки. — Как тебя зовут, цыплёнок?

— Его зовут Рабэ! — Карл хотел отскочить в сторону, но другой здоровяк всё ещё держал его за мантию.

— Рабэ? — светловолосый мальчик рассмеялся тихим медленным смехом, похожим на тягучую карамель.

— Это ворон, по-немецки! — зло выкрикнул Карл.

Нашлись тоже умники! Изучают какие-то Тёмные искусства, превращают спички в иголки, а иностранных языков не знают. Карл немецкого тоже не знал, но в приюте пару лет работал сторож-немец. Он научил Карла нескольким словам.

— А ты, я смотрю, образованный, — мальчик перестал смеяться и серьёзно посмотрел на Карла. — Может, тебе и в Хогвартсе учиться не надо?

Может, и не надо! Только его никто не спрашивал!

— Ладно, Драко, дался тебе этот урод! — остановил мальчика друг. — Пошли, а то опоздаем к Снейпу.

Драко снисходительно кивнул и пошёл к замку.

Карл посмотрел на воронёнка. Интересно, кого тот мальчик назвал уродом — его или Рабэ? Наверное, их обоих.

— Да, мы с тобой два урода, — сказал он воронёнку.

Тот ответил спокойным взглядом: «Я знаю».

Вздохнув, Карл побрёл на урок Снейпа, к которому нельзя опаздывать.

Кабинет Снейпа находился в подземелье. Заглянув туда, Карл заметил детей, которых видел на занятии у прозрачного профессора. Вон рыжий и его друг в очках, и на предпоследней парте сидел тот же мальчик. Карл с трудом подавил в себе желание подойти и спросить: «Ты чего тут делаешь? Ты же не-из-Слизерина!» Но с ним Рабэ, поэтому лучше не привлекать внимания. Может, это и хорошо, что много народу. В такой толпе его вряд ли заметят. Прошмыгнув на последнюю парту в углу класса, Карл шёпотом попросил воронёнка вести себя тихо.

Вошёл профессор. Он оказался моложе прозрачного преподавателя истории, преподавательницы трансфигурации и женщины-травницы. Профессор раскрыл журнал и начал знакомиться с классом. Дойдя до мальчика по фамилии Поттер, он назвал его знаменитостью. В классе раздались смешки. Карл не знал, чем знаменит этот мальчик и что в этом смешного. Его волновало другое. После буквы «P», будет «R», а потом «S»... Его буква, его имя.

— Карл Штерн, — произнёс профессор без всякого выражения и нашёл взглядом мальчика, забившегося в угол класса. Что там говорила сегодня МакГонагалл? «...Прогуливает уроки, дерётся... Надо обратить внимание...» На что тут можно обратить внимание?

Он собирался перейти к следующей фамилии, когда светловолосый мальчик произнёс спокойным вежливым голосом:

— Профессор, а он принёс в класс мёртвую птицу.

Профессор беззвучно вздохнул. Неужели ни одно занятие не может пройти без этой ерунды!..

— Зачем вы принесли в класс мёртвую птицу? — спросил он, повернувшись к Карлу.

— Она... не мёртвая... — ответил из угла Карл.

— Зачем вы принесли в класс не мёртвую птицу? — так же спокойно спросил профессор.

— Я нашёл её... Когда у нас был урок про траву...

— Урок про траву?

— Да... Можно, она со мной останется?.. Я видел... В поезде видел... У них у всех есть... — голодный, затравленный взгляд.

Этот взгляд почему-то раздражал профессора.

— Оставляйте, только не надо приносить её сюда! Не превращайте мой класс в совятню!

Карл хотел объяснить, что Рабэ не сова, но решил промолчать.

Оставшиеся фамилии профессор назвал быстро, почти не глядя на учеников. Потом стал рассказывать о своём предмете. Карла порадовало то, что здесь не нужно использовать палочку. У него и пера-то не было, какая уж палочка!..

Вдруг профессор начал задавать мальчику по фамилии Поттер странные вопросы. Карл ничего не понимал. Поттер, видимо, тоже. Девочка за первой партой отчаянно тянула руку, но профессор её не замечал. Потом, рассердившись, он стал сам диктовать ответы. Ученики заскрипели перьями.

— А вас мои слова, похоже, не заинтересовали? — прервал своё объяснение профессор, и Карл с ужасом понял, что он обращается к нему. — Где ваша бумага, перо? Или вы надеетесь на свою гениальную память?

Карл посмотрел на руку, но этому преподавателю врать почему-то не хотелось.

— У меня нет, сэр, — ответил он, глядя в парту.

— Чего нет?

— Ничего...

Класс на мгновение замер. Может, представлял, что это значит — когда у тебя ничего нет. А может, предвкушал, как профессор сейчас отделает этого маленького уродца.

Профессор подошёл к одному из шкафов, достал несколько листов, перо, чернила и поставил на парту перед Карлом.

— Надеюсь, писать вы умеете? — сказал он, потом вернулся за свой стол.

Вслед ему пронеслось тихое: «Ну, конечно, он же из Слизерина!..»

Профессор продолжил объяснение, потом заставил их варить какой-то странный суп. У толстого мальчика «не-из-Слизерина» суп убежал. Профессор накричал на толстого мальчика, потом на Поттера. Снял баллы с какого-то Гриффиндора.

Когда урок, наконец, закончился, Карл сложил бумаги и посмотрел на перо с чернильницей. Нужно их, наверное, отдать. Он повернулся к полке, откуда профессор достал эти вещи. Полка находилась слишком высоко, ему не достать. Тогда придётся...

Подождав, пока все выйдут из класса, Карл осторожно посадил Рабэ на исписанные неровным почерком листы и подошёл к столу профессора.

— Извините... я... я хотел вернуть...

Профессор молча взял перо и чернильницу, потом сказал тихим, строгим голосом:

— Постарайтесь сделать так, чтобы мне не пришлось снимать баллы с собственного факультета.

Карл опустил глаза, вернулся к своей парте, забрал бумагу и Рабэ и пошёл в коридор. Не глядя по сторонам, он брёл то вниз, то вверх по лестницам, пока кто-то не схватил его за капюшон мантии и не толкнул в комнату. Там было темно. Он слышал только злое дыхание и чувствовал кулаки на своём лице и груди, потом кулаки сменились подошвами ботинок. Карл пытался заслонить Рабэ, но в темноте было трудно понять, где он сам, где воронёнок, а где другие. Когда во рту не осталось ничего, кроме вкуса крови, кто-то наклонился к нему и вежливый, тягучий, как карамель, голос произнёс:

— Если ещё раз опозоришь наш факультет, живым отсюда не выйдешь, понял?

Карл хотел ответить, но чья-то рука так сильно схватила его за волосы, что из глаз брызнули слёзы. Рука резко отпустила его, он упал на пол.

Они ушли, оставив за собой неплотно закрытую дверь. В щель пробивался холодный зелёный свет ламп... На свету всё выглядит иначе. Всё словно надевает маску, чтобы казаться добрее, красивее, умнее, счастливее. В темноте всё становится таким, как есть...

Глава 3. Солнце не виновато, что летучая мышь днём не видит

В госпитале его поили горькой жидкостью, от которой тело начинало болеть ещё сильнее. Несколько раз приходили преподаватели, спрашивали, что случилось. Карл отвечал всем одинаково: «Упал с лестницы». Эти слова их устраивали. Взрослых часто устраивает ложь.

Несмотря на горечь, а может, именно благодаря ней, лекарство оказалось действенным. На следующий день Карл уже мог ходить, а вечером медсестра сообщила, что он здоров. У мальчика имелись некоторые сомнения на этот счёт — всё-таки кости за один день не срастаются — но ей, конечно, было виднее.

Рабэ тоже починили: теперь он не вздрагивал, когда прикасались к его неестественно вывернутому левому крылу. Воронёнок даже мог летать, невысоко и недолго — от стола до плеча Карла. В полёте он напоминал неправильно собранного воздушного змея, неровными толчками стремящегося в небо, но в конце неизменно падающего вниз. «Радуйся, что тебя удалось вылечить!» — сказала Карлу медсестра, когда он спросил, сможет ли Рабэ когда-нибудь летать по-настоящему.

Вечером в комнате, куда их поселили, Карл смотрел на воронёнка, пытаясь отгадать его мысли. Жалел ли Рабэ, что пошёл с ним?.. Но Рабэ не отвечал, он спал...

Комната Карла оказалась не кладовкой. Кроме него, здесь жили три мальчика, одна кровать оставалась пустой. Все трое не разговаривали с ним и вообще старались делать вид, что ни Карла, ни его уродливой вороны рядом нет.

Шло время, а новый дом продолжал оставаться для него чужим. Каждое утро он видел сотни счастливых, радостных лиц. Каждое лицо будто спрашивало: «А ты почему несчастен? Чего тебе ещё хочется?» Если бы он стал перечислять всё, чего ему хотелось в течение этих одиннадцати лет, список получился бы таким длинным, что им не хватило бы жизни прочитать его. Да, скорее всего, они бы и не стали читать...

Иногда у Карла появлялось ощущение, словно его бросили в озеро, а как плавать, не объяснили. Все другие умели это, а он нет. Но преподаватели продолжали рассказывать, как превращать иголки в спички, как ухаживать за грибами, как Урик Странный смог победить Эмерика Злого, как движутся планеты в далёком холодном небе... И Карл, словно попугай, повторял и повторял непонятные слова. В приюте, когда начиналась бессонница, он принимался считать звёзды, теперь произносил странные фразы — просто чтобы заснуть. Но, к удивлению мальчика, когда уже почти все с лёгкостью превращали спички в игольчатых дикобразов, на кончике его спички тоже появилось что-то серебристое. Наверное, бедной спичке надоело слушать эту дребедень, вот она с тоски и начала превращаться в иголку.

Преподаватели ставили ему минимально достаточное количество баллов и говорили, что нужно больше заниматься самому. Других школьников часто оставляли после уроков, его не оставили ни разу. Зачем?.. Всё равно ничего не выйдет... Он знал, знал с самого начала...

Неспособный освоить школьные дисциплины, Карл постепенно учился искусству не замечать. Не замечать взгляды, предметы, время, других, даже себя... У него это неплохо получалось. И только взгляд профессора Снейпа забыть было трудно. Взгляд, полный какого-то болезненного отвращения. Карл, понимал, почему профессор смотрел на него так. Когда другие преподаватели, вздыхая, ставили ему, студенту Слизерина, «минимально достаточное» количество баллов, они считали, что делают доброе дело. Когда профессор Снейп ставил такую оценку своему студенту, он совершал подлость.

Только одни занятия доставляли Карлу удовольствие — полёты на метле.

Когда профессор Хуч приказала им встать около своих мётел и сказать «вверх», он почувствовал себя полным идиотом. Сделай он такое при воспитательницах — из приюта его бы отправили прямиком в сумасшедший дом. Прошептав «вверх» так тихо, чтобы слышала только метла, Карл грустно улыбнулся. Конечно, ничего не произошло! Нужно быть очень могущественным волшебником, чтобы поднять этот трухлявый веник. Даже если там и есть мотор, он должен был заглохнуть несколько веков назад.

Видно, у других ребят моторы ещё не заглохли, потому что мётлы начали медленно подниматься. Карл снова посмотрел на свой несчастный веник и сказал: «Вверх». Ничего не изменилось.

Рабэ внимательно наблюдал за действиями мальчика. Карл посмотрел на воронёнка и пожал плечами — извини.

Тут толстый мальчик, приготовивший взрывающийся суп в кабинете профессора Снейпа, с жалобным криком взмыл высоко в небо, поболтался там и упал. Преподавательница повела его в госпиталь, Гарри Поттер с Драко Малфоем начали спорить...

Карл взял метлу, Рабэ и пошёл на холм. Там он опустился на траву под деревом и, взяв в руки воронёнка, высоко поднял его над головой.

— Смотри, Рабэ, как красиво... Это называется осень... А скоро всё станет белым. Ты, наверное, никогда не видел снега...

Воронёнок повернул голову, словно спрашивая, красив ли снег так же, как осень.

— Да, снег красивый... Тебе понравится... Жаль, что эта метла не работает. Я бы посадил тебя на метлу, и ты бы смог полететь...

Он посмотрел на метлу и сказал грустно:

— Вверх...

Метла поднялась и зависла на уровне его глаз.

— Рабэ, смотри! Она работает! — обрадовался мальчик. — Ты сможешь летать!..

Они летали. Как только заканчивались занятия, они бежали на холм и летали над замком, полями, Запретным лесом, озером... И на этой высоте лес терял все свои запреты, а озеро больше не казалось страшной бездной, заполненной нефтью... На этой высоте мальчик и воронёнок чувствовали себя свободными от своего уродства, своих страхов, от самих себя...

Они могли летать, пока солнце не садилось за горизонтом, и даже после солнца... Их находили, ругали, снимали баллы, угрожали отнять метлу, но всё-таки оставляли... Пожалуй, это оказалось единственным, за что Карл был им благодарен...

Осень догорала. Деревья медленно теряли свои последние листья. Приближался Хэллоуин.

Карл не любил праздники: в приюте они не сильно отличались от будней. Но Хэллоуин ему нравился — из-за тыкв.

Однажды, возвращаясь вместе с остальными детьми с благотворительного вечера, он потерялся. Вокруг было темно и страшно, дул холодный ветер. Потом пошёл дождь. Карл брёл вперёд, не разбирая дороги. Под ногами хлюпала то вода, то грязь. Он чуть не свалился в канаву — и вдруг заметил впереди слабый свет. Всё вокруг потушили дождь и ветер, фонари не горели, а может, здесь и не было фонарей, только этот свет слабо мерцал впереди. Когда Карл подошёл ближе, он увидел большую тыкву с вырезанной на ней страшной рожицей. Внутри тыквы горела свеча.

Случайный прохожий спросил, что мальчик делает на улице в такое время, и Карл назвал свою фамилию и адрес приюта. Он много раз мечтал убежать оттуда, но в тот вечер, благодарный тихой свече за своё спасение, захотел сделать что-то хорошее — пусть даже вернуться в приют.

В приюте на него накричали. Воспитательница пригрозила, что больше никогда не возьмёт его на благотворительный вечер, а перед сном рассказала детям страшную историю о светильнике Джека.

Джек был ужасным человеком, и Бог запретил ему переступать порог рая. Поняв, что путь в рай закрыт, Джек решил обхитрить Дьявола, чтобы избежать ада. Это ему удалось, но оказалось, Джек всё равно проиграл. Не попав ни в рай, ни в ад, он был обречён скитаться по миру с тыквенной головой на плечах.

Воспитательница явно рассказала эту историю в назидательных целях: мол, будете вести себя плохо, не попадёте в рай; попытаетесь избежать наказания, — всё равно ничего не выйдет: будете, как Джек, бродить по миру с ужасной тыквой вместо головы!

Карл тогда ничего не сказал, но подумал, что октябрьским вечером, в холод и дождь, только в этом ужасном человеке горела свеча, спасшая ему жизнь...

Поэтому Карл любил Хэллоуин, а ещё потому, что это был праздник без подарков. Не нужно было ждать того, чего тебе никогда не купят. Не нужно было мечтать, надеяться, разочаровываться... Да, это был во всех отношениях замечательный праздник!

Для Хэллоуина люди обычно шили себе карнавальные костюмы. Воспитательницы говорили, детям костюмы не нужны, потому что они самая настоящая нечисть и есть! Из-за костюмов Карл не сильно расстраивался — охота наряжаться в чёрный плащ и засовывать в рот вставную челюсть!.. Вместо этого он шёл в самый дальний угол приютского сада, забирался на ствол поваленного дерева и смотрел в небо.

Карл старался представить, что думают о мире те, кто давно из него ушли, и те, кто придут потом. Есть ли они где-нибудь? Или человек умирает до конца и безвозвратно? Существует ли душа? И если существует, то когда она появляется в человеке?

Ему хотелось встретить вампиров и спросить, каково желать того, что для тебя — жизнь, а для всех остальных — смерть. Хотелось увидеть настоящих привидений и узнать, что держит их на земле, их, которые легче ветра. Хотелось поболтать с несчастным Джеком и сказать спасибо за ту свечу...

Но в этот раз убежать Карлу не удалось. С утра, как обычно, были занятия. Профессор Флитвик пытался обучить класс поднимать в воздух перо. Пока остальные повторяли заклинание и махали палочками, Карл думал о том, что можно перекинуть через балку в потолке тонкую леску, привязать к ней перо и потянуть — тогда оно точно поднимется в воздух. Рабэ сидел рядом и старался подкинуть перо клювом. Хорошо, что профессор Флитвик был низкого роста и не видел Рабэ. Ему тоже вряд ли бы понравилось, что его класс превращают в совятню.

Наконец, уроки закончились, и все стали ждать праздничного ужина.

Может, из-за того что приютские дети действительно были нечистью, а может, из-за чего-то своего воспитатели всегда отмечали праздники тем, что напивались. Здесь же главным атрибутом праздников была еда. Даже те, кто учился на старших курсах, а значит, видел всё это не первый раз, набрасывались на неё так, словно никогда в жизни не держали во рту ничего, кроме высохшей корочки хлеба, и ели, ели... Карл иногда всерьёз начинал бояться, что они лопнут. Но, видимо, желудки у этих детей были бесконечными...

Вот и сегодня Карл смотрел, как его сосед заталкивает в рот очередной кусок торта, и вспоминал поваленное дерево в углу сада... Наверное, скоро воспитательница начнёт рассказывать детям страшные истории — единственный подарок, который готовы сделать взрослые...

Вдруг в зал вбежал профессор Квиррелл. Заикаясь сильнее обычного, он прокричал, что в замок пробрался тролль. Все повскакивали со своих мест.

Тролль... Карл слышал о троллях. Одна молоденькая воспитательница читала им забавную сказку о существе с мохнатыми ножками, и там были тролли. К сожалению, воспитательницу почти стразу уволили, поэтому Карл не успел узнать, чем закончилась история мохноногого чудака. Но про троллей он запомнил одно — в лучах солнца они превращаются в камень. Интересно, этот тролль такой же, как в книге?..

Директор приказал старостам отвести детей в спальни, но Карл не хотел спать, он хотел увидеть тролля.

Странно, Хэллоуин — это праздник нечисти. Тролль — тоже нечисть, тогда почему все бегут от него?.. Разве это не его праздник?.. Или нужно только надеть костюм и смеяться над теми, в кого ты нарядился?

Карл вместе с другими учениками вышел из зала, потом спрятался за статую. Когда звук шагов стих, мальчик выбрался из своего убежища и побежал в противоположную сторону.

Скоро он почувствовал неприятный запах... Так пахли люди, жившие на улице. Бездомные. Взрослые, которых бросили или которые сами бросили себя.

Запах шёл из комнаты в конце коридора. Карл осторожно заглянул туда.

Около раковин стояла девочка-всезнайка, рыжий мальчик с другом и тролль.

Он казался вырезанным из огромного серого камня — вырезанным так грубо, словно скульптору было совершенно безразлично его творение. И такому громадному телу была подарена крошечная голова, наверное, для того, чтобы несчастное существо не могло до конца осознать своего уродства.

Карл подошёл чуть ближе, пытаясь разглядеть тролля.

Каково это — жить и не понимать, для чего ты создан?.. Каково это — никогда не видеть солнца? Знать, что солнце всем дарит жизнь, а тебя убивает?..

В приюте была девочка. Её звали Софи. Грустное имя, похожее на свет лампы. Софи не выносила солнечных лучей. Когда её выводили гулять, она начинала плакать. Её ругали, наказывали. Тогда ещё никто не знал, что Софи больна. А одна воспитательница сказала: «Поэтому родители тебя и бросили! Разве хоть один человек сможет вынести вечно плачущую девочку?!»

Однажды, пасмурным утром, детей повели в парк. Прогулка получилась короткой: мальчишки из старшей группы подрались, и всех заставили вернуться обратно в приют. Когда дети пообедали и наступила пора дневного сна, воспитательница заметила, что за окнами давно светит солнце и что Софи нет.

Вместо сна они отправились искать Софи.

Девочка по-прежнему сидела в парке. Её кожа покрылась уродливыми красными пузырями, а она молча сидела, подставив лицо солнечным лучам...

— Вингардиум Левиоса! — крикнул рыжий мальчик, и тролль упал.

Прибежали преподаватели.

Профессор МакГонагалл принялась отчитывать своих учеников, снимать с них баллы, потом, наоборот, начислять. Её глаза горели — сегодня она как никогда гордилась этими детьми.

— А вы что тут делаете, мистер Штерн? — спросила она, заметив Карла.

— Я хотел посмотреть на тролля, — ответил он.

— Вы?! Да вы...

«...на себя смотрели в зеркало, перед тем как соваться к троллю?!» — наверное, в мыслях она закончила фразу так.

— Да вы понимаете, насколько может быть опасен горный тролль?

«Ну, конечно, горные тролли в этой школе — самые опасные существа», — Карл горько усмехнулся, вспоминая тёмную комнату в подземелье.

Вдруг профессор повернулась к Гермионе Грейнджер. В рассказе девочки не было ни слова о Карле... Значит, он просто стоял и смотрел...

— По вашей вине на счёт Слизерина записывается пять штрафных очков, — медленно проговорила профессор МакГонагалл. Из её голоса исчезла обычная строгость, теперь там было почти не скрываемое презрение, а во взгляде читалось только одно слово — «трус». — Профессор Снейп, надеюсь, вы не станете возражать?

Профессор возражать не стал. Наверное, он тоже считал его трусом.

Этот Хэллоуин закончился для Карла в комнате, откуда ему запретили выходить. Он лежал и вспоминал далёкий вечер, когда воспитательница рассказывала им о светильнике Джека. Тогда он хотел сказать Джеку спасибо. Встреться ему Джек сейчас, он вряд ли бы нашёл для него слова благодарности. Сейчас он спросил бы у него: «Зачем ты спас мне жизнь?»

Глава 4. Разбитое зеркало ничего не отражает

В конце октября начались долгие тоскливые дожди. Летать в такую погоду не хотелось, и Карл почти всё свободное время проводил в комнате. Сидя на подоконнике, он часами наблюдал, как стекают по стеклу тяжёлые капли. Ему казалось, кто-то большой и очень несчастный плачет за окном — и никак не может выплакаться...

А потом, словно устав плакать, этот кто-то решил заморозить свои слёзы. Стало быстро холодать, по утрам пожухлую траву уже покрывали белые иглы инея, а маленькая спичка в руках Карла по-прежнему оставалась спичкой. Спичкой с металлической головкой. Теперь ею нельзя было даже зажечь огонь...

В школе все обсуждали приближающиеся соревнования по квиддичу. Из разговоров учеников Карл понял, что этот вид спорта напоминает футбол. Футбол Карлу нравился. Разумеется, ему нравилось смотреть на футбол, а не играть. Играть он не умел.

Когда мальчик впервые увидел эту игру по телевизору (сторож Франц смотрел матч в своей будке), она показалась ему глупой. Все то бегут за мячом, то вдруг останавливаются почти у самых ворот. А то вдруг Франц как закричит: «Пенальти, пенальти!» Карл не знал, что означает «пенальти» и не понимал, что в нём такого чудесного, но Франц, похоже, больше всего любил в футболе именно пенальти.

Однажды, когда Франц уже порядком выпил, он взялся объяснять мальчику правила футбола. Франц говорил, что это очень сложная игра и правил в ней очень много. За соблюдением правил следит судья. Судья в футболе — как Бог, его решения неоспоримы. Даже если потом оказывается, что он ошибся, исправить ничего нельзя... Если ты не прячешься от опасностей, а идёшь вперёд, судья даёт тебе возможность забить угловой... А ещё существует положение вне игры, когда, как бы близко ты ни был к цели, ты не можешь бить. Даже если ты ударишь, этот удар не засчитают, потому что он нечестный... Если ты делаешь что-то плохое, судья показывает тебе жёлтую карточку, а если ты повторишь плохой поступок, тебе покажут красную карточку — и ты должен будешь уйти. Потом, в следующей жизни ты сможешь вернуться, но эта жизнь с красной карточкой для тебя заканчивается...

Футбол — это игра, в которую играют все вместе, все игроки связаны друг с другом: каждым ударом они передают друг другу не только мяч, но и настроение. От настроения многое зависит, говорил Франц. Если команды не могут решить своих проблем, судья даёт им ещё один шанс. А если они не используют и его, тогда приходит время пенальти... Остаются только двое. Двое, за спинами которых — миллионы. И в этом страшном одиночестве посреди толпы начинается поединок...

О самом поединке Франц рассказать не успел, потому что уснул. Теперь Карлу хотелось проверить, похож ли квиддич на футбол, и если похож, то закончится ли он поединком и каким будет этот поединок.

Солнце, видимо, тоже заинтересовалось квиддичем, потому что в день матча оно смогло-таки победить свинцовые облака. Бредя за ребятами на стадион, Карл думал, что тот, кто с лёгкостью превращает облака в металл, запросто справился бы с его несчастной спичкой.

Когда он поднялся на свою трибуну, оказалось, что там полным полно народу. Мальчик попытался протиснуться вперёд, и тут из толпы вышел Драко со своими друзьями.

— Вот и наш чемпион! — Крэбб помахал рукой, будто приветствуя его.

— Хорошая кандидатура! — поддержал его Гойл. — Даже если бланджер ударит в голову, будет не жалко — потому что в этой голове мозгов нет! — он засмеялся, довольный своей шуткой.

— В твоей голове мозгов много... — пробормотал сквозь зубы Карл.

— Не надо, ребята, — мягко остановил друзей Драко. — Он не собирался играть в квиддич. Правда? — он повернулся к Карлу. — Ты ведь только хотел посмотреть?

Карл молчал.

— Невежливо молчать, когда тебя спрашивают... — грустно протянул Драко. — Понимаешь, ты пришёл слишком поздно, и все места уже заняты... Но я мог бы помочь тебе, если ты попросишь, — его глаза сузились, голос стал тише. — Если ты вежливо попросишь...

— Да иди ты к чёрту со своим квиддичем! — крикнул Карл и побежал с трибуны. Вслед ему раздался громкий смех друзей Драко.

Несколько раз споткнувшись, мальчик спустился с лестницы и быстро зашагал к замку, прижимая к себе Рабэ.

«Не нужен нам никакой квиддич! Пусть сами его смотрят! Возьмём метлу и будем летать!» — бормотал он и вдруг заметил идущего к стадиону профессора Снейпа.

Карл втянул голову в плечи, надеясь, что этот фокус сделает его невидимым. Фокус не подействовал.

— И куда это вы собрались? — подойдя к нему, спросил профессор.

Карл не хотел врать своему декану, но ещё меньше хотел снова встретиться с Драко и его друзьями.

— Я забыл... забыл кое-что в замке...

Опустив голову и почти зажмурившись, Карл мысленно умолял профессора поверить ему. Но профессор не поверил.

— Возвращайтесь на стадион, — медленно произнёс он.

— Да, сэр... — прошептал мальчик и поплёлся обратно.

Профессор сделал несколько шагов и оказался впереди. До самого стадиона он ни разу не обернулся проверить, не нарушил ли студент его приказ. Но Карл и не пытался убежать. Понурившись, он шёл за человеком, умеющим превращать в иглы слова.

Возвращаться туда, где находились Малфой с друзьями, Карл не хотел, поэтому забрался на трибуну, где народу казалось не так много. Но стоило ему подойти поближе и вытянуть шею, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь за головами стоящих впереди детей, как одна голова повернулась и сказала сердито:

— Не толкайся! И вообще это не твоё место! Иди отсюда!

Возразить на это Карлу было нечего — место действительно было не его. Немного спустившись по лестнице, мальчик сел на ступеньку.

— Ты чего тут расселся! — крикнул бегущий наверх старшекурсник.

Карл встал и пошёл вниз.

Забравшись на балку под одной из трибун, он закутался в мантию и приготовился слушать квиддич.

Ему вдруг вспомнилось воскресное утро в приюте. Детей собрали в большой комнате, где стоял телевизор. Должны были показывать «Утиные истории». Но пошёл дождь, с антенной что-то случилось, и вместо утят по экрану побежали белые полосы. Звук был, но, не видя картинки, становилось очень трудно разобрать, который из голосов принадлежит Билли, который — Вилли, а который — Дилли. Дети расстроились. Здоровяк Тэд подошёл и ударил кулаком по телевизору: белые полоски побежали ещё быстрее, а звук исчез.

Карл тоже расстроился. Очень. Он целую неделю ждал новой серии «Утиных историй». Мальчику нравился этот мультик — из-за дядюшки Скруджа. Конечно, по всем правилам он должен был ненавидеть богатого, жадного и обладающего ужасным характером селезня. Но Карл знал один секрет. Этот секрет ему рассказала молоденькая воспитательница, та, что читала сказку о мохноногом существе. На самом деле дядюшка Скрудж был вовсе не уткой, а человеком, жившим в Лондоне в XIX веке. Этот человек не любил ничего, кроме своих денег. Но однажды, в сочельник, к нему пришли три духа Рождества и показали его прошлое, настоящее и будущее. Увиденное поразило Скруджа, особенно умирающий малютка Тим — сын его клерка. Он попросил духа Рождества дать ему шанс измениться. Вернувшись в своё время, Скрудж помог клерку и спас Тима.

Вот кем на самом деле был дядюшка Скрудж! Но всё-таки он сделал за свою жизнь много плохого, поэтому Бог не мог сразу взять его в рай, а отправил в мир в образе утки, чтобы объяснять богатым людям с чёрствыми сердцами, что счастье и любовь нельзя купить за деньги, — рассказала воспитательница.

— Но взрослые не смотрят мультики, — возразил ей Карл.

— Очень жаль, — улыбнулась девушка.

Мальчику понравилась идея о возвращении дядюшки Скруджа. Хотя если бы Карл решал сам, он вряд ли бы выбрал тело утки. Куда лучше вернуться в образе... ну, например, красивого белого волка, или бабочки с огромными яркими крыльями... или воронёнка, как Рабэ, на худой конец... Но, может, Бог не разрешил Скруджу выбирать, и тому ничего не оставалось, как стать уткой.

Долгими зимними вечерами Карлу нравилось представлять, что он — малютка Тим. Что скоро, совсем скоро Скрудж одумается и придёт за ним. Но вечера становились холоднее, а Скрудж всё не приходил...

Карл так погрузился в воспоминания, что не заметил, как начался матч.

Студент, комментировавший игру, был из Гриффиндора. Карлу даже не нужно было видеть, чтобы понять это. Так всегда: если ты из группы А, всё, что делают представители этой группы, — хорошо, а всё, что делают представители группы В, — плохо. И наоборот. Комментируй матч студент Слизерина — по его мнению, игра гриффиндорцев была бы самой грязной и нечестной... Подобная объективность являлась обычной, но очень неудобной для тех, кто мог только слушать матч.

Стадион то взрывался аплодисментами, то ахал. И вдруг словно разделился на две половины: одна закричала от радости, другая — от негодования. Наверное, это означало конец игры. Действительно, комментатор объявил, что сборная Гриффиндора победила со счётом 170:60.

Решив, что дальше сидеть под трибуной не обязательно, Карл слез с балки и пошёл с гудящего стадиона.

— Видел, как наши вас сделали?! — радостно хлопнув его по плечу, спросил мальчик в красно-оранжевом шарфе.

Карл, не ответив, побрёл дальше. Сегодня он так и не выяснил, является ли квиддич игрой, в которую нужно играть всем вместе, но узнал, что это игра, которую нельзя вместе смотреть.

Мимо него быстро прошёл профессор Снейп.

«Наверное, ему тоже не понравился матч», — подумал мальчик. Потом виновато посмотрел на Рабэ. Воронёнок выглядел обиженным: ему обещали летающие мячи, а вместо этого заставили сидеть в темноте.

— Ну, извини, с квиддичем не получилось, — грустно сказал Карл. — Но скоро выпадет снег. Снег мы с тобой точно сможем увидеть!..

Снег выпал в середине декабря. Замок, лес, поля и холмы — всё превратилось в сияющее белое царство. Карл с Рабэ летали высоко в небе, представляя, что они — две лёгкие снежинки, подхваченные ветром. А когда находилась безлюдная поляна, они спускались и начинали лепить снеговиков. Карл делал большие комки — для туловища, а Рабэ, подталкивая клювом маленький комочек, пытался слепить голову. Поляна должна была быть непременно безлюдной, потому что если кто-то их замечал — в глаз получали и снеговик, и Карл — мол, нечего играть в детские игры. Мальчик от такого удара только пачкал кровью снег, а снеговик умирал.

Сидя в госпитале в ожидании очередной порции горького лекарства, Карл думал, что дело не в снежках, а в том, как их использовать. Если лепить из них снеговиков, — это детские игры. А если, например, заставлять снежки врезаться в голову профессора Квиррелла, — это уже игры для взрослых....

Вслед за снегом пришли морозы. Глядя, как другие дышат на ладони, пытаясь согреть замёрзшие пальцы, Карл улыбался — пусть почувствуют себя на месте приютских детей. Ведь холоду всё равно — из Слизерина ты или из Гриффиндора. Холод самый объективный судья.

Но радость его была недолгой, потому что холода означали приближение Рождества.

Рождество Карл не любил. Во-первых, это был праздник с подарками. А во-вторых... Этот праздник казался ему странным. Сначала люди убивают сына Бога, а потом вторую тысячу лет празднуют день его рождения... Если они так любили его, то почему убили?.. Карл попробовал спросить об этом у священника. Священник объяснил, что это были другие люди — те, которые убили. А мы никого не убивали. Мы должны любить Бога, потому что Бог любит нас...

Те люди, эти... Как-то в начальной школе учительница принесла на урок атлас насекомых. Там были разные виды: жуки, муравьи, мухи, пчёлы, бабочки... Наверное, людям хочется быть похожими на насекомых, поэтому они постоянно делят себя на виды...

Рождество означало ещё и начало каникул. Дети засобирались домой, предвкушая долгожданный отдых, соседи Карла по комнате уже уложили чемоданы. Карлу укладывать чемоданы было не нужно.

В понедельник, когда у них были занятия с профессором Флитвиком, в класс вошла профессор МакГонагалл. Извинившись, она объяснила, что директор поручил ей составить список учеников, остающихся на каникулы в школе.

— Те, кто на зимние каникулы остаётся в Хогвартсе, поднимите руки, — сказала профессор.

Карл не хотел поднимать руку и не хотел оставаться в Хогвартсе на зимние каникулы. Если честно, он не был уверен, что вообще хочет здесь оставаться. Но мальчик хорошо помнил слова, которые сказала заведующая, когда он уезжал из приюта: «Слава Богу, до июня будем жить спокойно!»

Можно было бы сделать ей неприятный сюрприз, но всё-таки Рождество — это праздник с подарками. Да и Бога подводить не хотелось — ведь заведующая так на него надеялась.

Карл медленно поднял руку. Его рука оказалась единственной.

— Так... Карл Штерн... — профессор внесла имя в свой список.

— Бедняжка, — прошептал Драко Малфой, повернувшись к Карлу.

Карл опустил руку и сжал её в кулак под столом. Пожалуй, в Рождестве были и свои плюсы: во всяком случае, все эти малфои оставят его в покое.

Занятые сборами ребята действительно оставили его в покое, но их решили сменить учителя. Почти каждый, отпуская Карла на каникулы, считал своим долгом напомнить, что всё время, пока другие дети будут отдыхать, он должен ещё раз, самостоятельно, пройти программу первого полугодия, потому что он самый безнадёжный студент, которого им доводилось видеть за все годы работы в Хогвартсе.

Конечно, Карл понимал, что это неправда. В школе его часто просили задержаться после урока, и говорили, что он самый безнадёжный и пора уже что-то делать. Потом Карл выходил, так и не поняв, что именно ему пора делать, а в класс заходил другой ученик, которому тоже говорили, что он самый безнадёжный. Так что в эти сказки Карл больше не верил. Учителя просто очень любили слово «самый» — оно делало учеников одинокими.

Тем временем Рождество неумолимо приближалось. В сочельник Карл лёг спать пораньше, но никак не мог заснуть. Глядя в потолок в пустой комнате, мальчик думал — если бы перед ним появились три рождественских Духа, он вряд ли смог бы отличить их друг от друга. Его прошлое похоже на настоящее, настоящее такое же, как будущее. Ничего не изменится...

Он задремал только под утро, а когда проснулся — за окнами уже плыли тяжёлые снежные облака. Комната осталась пустой, только стало ещё холоднее. Если где-то там, в вышине, и родился Бог, отсюда этого никак нельзя было увидеть.

Праздничный пир Карл пропустил — сказал, что болит живот. Его отправили в госпиталь. Он дошёл до середины коридора, а потом вернулся в комнату. Рабэ ходил по подоконнику, волоча за собой крыло.

После нескольких часов полёта на метле, настроение у воронёнка улучшилось. Оставив его вспоминать небо и ветер, мальчик раскрыл книгу и начал повторять длинные заклинания, махая палочкой, которую, наверное, в насмешку называли волшебной.

А на следующее утро, бросив взгляд на стопку потрёпанных учебников, он отправился бродить по школе.

Безлюдные коридоры заполняла теперь только тишина. Карл мог пройти несколько часов, путаясь в двигающихся лестницах, и не встретить ни одного человека. Такой Хогвартс нравился ему больше... Хотя, наверное, слово «нравился» не очень подходило... Он любил этот опустевший замок так, как больная Софи любила пасмурную погоду...

Шли дни, а учебники по-прежнему лежали на тумбочке у кровати. Карл смотрел на них — и шёл гулять.

Сегодня двигающиеся лестницы привели его в часть школы, где он никогда раньше не бывал. Дверь в одном из классов оставили незапертой... Карл осторожно заглянул туда. Если это и был класс, то им давно уже не пользовались. Темнота, запах пыли, парты, наваленные друг на друга, словно тела воинов на поле битвы. В приюте тоже есть такие комнаты — полные ненужных вещей... Карл сделал шаг вперёд и тут заметил в другом конце класса огромное зеркало, перед которым стоял человек.

— Простите, я... я не хотел... — мальчик опустил глаза, не зная, как объяснить директору, что он делает здесь.

— В начале учебного года я говорил, что опасно вот так бродить по школе, — напомнил Альбус Дамблдор. — Но сейчас каникулы, поэтому я не стану снимать баллы с твоего факультета, если ты пообещаешь больше этого не делать.

— Обещаю, — пробормотал Карл, глядя в пол. — Я... я заблудился... Эти лестницы...

— Они двигаются?.. Я знаю... — директор улыбнулся. — И раз уж ты зашёл сюда, Карл, мне бы хотелось сказать тебе ещё кое-что.

Мальчик ещё ниже опустил голову: сейчас директор начнёт его ругать.

— Твои отметки не очень высоки, правда? Но дело даже не в отметках... За полгода пребывания в Хогвартсе ты научился только летать на метле...

Карл закусил губу. На самом деле он не научился и этому: мадам Хуч постоянно повторяла, что он неправильно берёт метлу, неправильно сидит, но Карл не обращал внимания на её слова. Он летал — остальное было не важно.

— Согласись, что этого недостаточно, — продолжил директор.

«Недостаточно для чего?» — хотелось спросить Карлу, но он промолчал.

— Ты умный мальчик, Карл...

Когда учителя так говорят, это означает: «Ты дурак».

— Ты умный мальчик и, наверное, уже понял, что магия — это не взмахи палочкой и заклинания, — тихим строгим голосом сказал директор. — Магия — она здесь, — он осторожно коснулся груди ребёнка, — в твоём сердце.

Карл почувствовал себя неуютно. Директор был похож на тех счастливых детей, которые каждый раз словно спрашивали: «А ты почему несчастен? Чего ты ещё хочешь?» Если бы он стал перечислять...

Опустив руку, Альбус Дамблдор отошёл в сторону — теперь Карл мог видеть огромное, в человеческий рост, зеркало. Мальчик потёр глаза, посмотрел — и снова потёр.

— Какое странное... — пробормотал он.

— Это волшебное зеркало, оно показывает человеку его желания, —проговорил директор, и в его взгляде промелькнула печаль. — Что ты видишь в нём, Карл?

Мальчик шагнул вперёд, словно пытаясь взглядом выдавить что-то из блестящей ледяной поверхности. Потом опустил голову и сказал, глядя себе под ноги:

— Ничего, директор. Я не вижу ничего...

Карл повернулся и побрёл прочь из комнаты с ужасным зеркалом.

Он ошибался. Как сильно он ошибался!.. Он думал, список его желаний окажется таким длинным, что им не хватит жизни прочитать его... Может, когда-то так и было, но сейчас... Если бы его сейчас попросили написать, чего он хочет, он просидел бы весь день над листом бумаги — и сдал бы преподавателю чистый лист!

Желания не вечны, они рождаются, живут и умирают...

Мальчик, мечтающий, чтобы родители пришли за ним...

Мальчик, мечтающий, чтобы кто-нибудь пришёл за ним...

Мальчик, идущий на свет свечи и мечтающий жить...

Мальчик, ждущий воскресного утра, чтобы увидеть дядюшку Скруджа...

Мальчик, мечтающий, что однажды в Рождество Скрудж раскается и придёт за ним...

Все они умерли...

Остался только мальчик, который не хочет ничего.

Глава 5. Рана, нанесённая самому себе, плохо заживает

Каникулы закончились, и коридоры Хогвартса снова наполнились шумными голосами детей. Ребята рассказывали друг другу, как отметили праздники, какие подарки подарили им родители, бабушки с дедушками, друзья родителей, друзья друзей... И в тоже время на их лицах была чуть шаловливая радость от того, что они снова избавились от власти взрослых. Ещё полгода магии и заклинаний, чудес и волшебных превращений — а потом вернуться к родным и провести вместе удивительное, наполненное солнцем и запахами цветов лето...

Глядя на них, Карл ощущал себя пустым классом, в который никто не вернулся. После встречи с профессором Дамблдором он перестал бродить по школе — не потому что боялся наказания или чувствовал себя обязанным сдержать обещание. Просто не хотелось никуда идти вместе с собой. Раз в день он обязательно летал с Рабэ, а потом возвращался в комнату, ложился на кровать и смотрел в потолок... И так до начала занятий.

Первая неделя стала для Карла пыткой. Встречаясь с преподавателями, он видел на их лицах разочарование — каникулам не удалось совершить чудесное превращение самого безнадёжного мальчика в мальчика, подающего хоть какие-то надежды. И теперь Карл был готов согласиться со своими учителями. Ведь надежды сродни желаниям — одно без другого не существует. Но разве поймут учителя, спрашивающие: «Почему вы не делаете домашние задания?» — такой простой ответ: «Потому что не хочу»?.. Только профессор Снейп не задавал ему вопросов и вообще на него не смотрел. От этого мальчику становилось немного легче.

Карл понимал, что преподаватели волнуются вовсе не о нём — просто у них есть программа, которую непременно должен усвоить ученик. А если он чего-то не усвоит — ругать будут их. Порой Карл даже начинал сочувствовать учителям, но обычно в этот момент они принимались отчитывать его при всех за невыполненное домашнее задание — и сочувствие пропадало.

Особенно переживала за успеваемость Карла учительница астрономии Аврора Синистра. Её предмет считался в Хогвартсе одной из самых «немагических» наук. Выучить названия звёзд и их траектории мог даже маггл, а значит, неуспеваемость Карла по этому предмету нельзя было объяснить слишком слабыми магическими способностями — оправдание, которое повторяли преподаватели «магических» дисциплин. Конечно, кроме астрономии, существовала ещё история магии — где тоже нужно просто выучить километры дат и фамилий. Да и чтобы приготовить хорошее зелье, не нужно махать палочкой. Но профессор Снейп, разумеется, считал свой предмет таким сложным, что освоить его на «превосходно» мог только он сам. Профессор Бинс же был привидением, а привидений мало заботят дела живых.

Аврора пыталась поговорить с мальчиком, но после нового года в нём словно что-то сломалось. Он часто болел, пропускал занятия, на уроках был невнимательным. В ответ на все её слова он просто кивал, а потом приносил свиток с огромным количеством ошибок или не приносил ничего. И главное, ошибки-то были ужасно глупыми: почему-то при умножении десяти на единицу, у Карла неизменно получалась единица.

Аврора надеялась, что это всё из-за зимы, придёт весна — и настроение мальчика изменится. Но наступил март, а в контрольных работах Карла, единица, умноженная на десять, по-прежнему давала единицу.

Вот и сегодня мальчик сидел в классе и записывал объяснения учительницы, но писала только рука. Теоретическая часть урока закончилась, и все побежали к телескопу. Карл медленно поднялся и побрёл на смотровую площадку.

Пока остальные разглядывали звёзды, он подошёл к самому краю площадки и посмотрел вниз. Странно... Летая на метле, он никогда не думал об этом... Может, потому что мётлы придуманы для того, чтобы летать, а башни — для того, чтобы падать...

В приюте только два этажа, с двух этажей неудобно падать. Но здоровяк Тэд всё-таки попробовал... Конечно, ничего не получилось. Просто из ребёнка, которого никогда не возьмут, он превратился в ребёнка, которого никогда-никогда-никогда не возьмут. Инвалиды не нужны даже родным... Карл пробовать не стал. Он ушёл. Много шагов по снегу... Но их не хватило...

Он наклонился ещё ниже... Наверное, здесь хватит одного шага...

Урок закончился, учительница раздала проверенные контрольные и попросила сделать работу над ошибками.

— Карл, задержись ненадолго, — сказала Аврора. Ему контрольную она не вернула.

Мальчик сложил учебники в сумку и побрёл к преподавательскому столу.

— Вот твоя контрольная работа, — она положила перед мальчиком листы, испещрённые красными пометками.

Карл опустил голову.

— Не очень хорошо получилось, — сказала Аврора, глядя на край стола. — Давай поступим так: чтобы я могла поставить за это оценку, ты напишешь мне небольшой доклад.

— Какой доклад? — без энтузиазма спросил Карл.

— Выбери любое созвездие и напиши о нём: почему оно так называется, какие в него входят звёзды... Понял?

Карл кивнул.

— Ну, иди... Контрольную отдам, когда напишешь доклад.

Он снова кивнул и пошёл из класса.

Может и не отдавать, у него таких контрольных — целая стопка...

Карл сходил в библиотеку и взял несколько книг о созвездиях, потом полетал с Рабэ и сел за домашнее задание. Хотелось поскорее отделаться от этого. Он понимал, что преподавательница пытается ему помочь, но ему не нужна помощь. Ему ничего не нужно...

Рабэ, довольный полётом, весело прыгал с книги на книгу, всем видом стараясь показать, что помогает мальчику делать домашнее задание.

— Жалко, что ты не умеешь писать сочинения, — проворчал Карл. — Я бы летал с тобой на метле, а ты бы делал за меня уроки... Ну, о чём будем писать?

Он открыл большую книгу «Зодиакальные созвездия», полистал и закрыл. Неинтересно, на астрономии только о них и говорят. Лучше написать о какой-нибудь маленькой звезде, которая так далеко, что, когда её свет долетит до земли, сама звезда уже умрёт...

— Смотри, какая толстая книга, тут наверняка должны быть и другие созвездия!..

Созвездий в книге, действительно, оказалось много. О некоторых Карл никогда раньше не слышал: созвездие Единорога, созвездие Феникса, созвездие Скульптора...

— Ой, тут есть созвездие Ворона! Рабэ, хочешь, я напишу доклад про тебя?

Рабэ, разумеется, не возражал. Он выпятил грудь и важно зашагал по столу, словно его вот-вот вознесут на небо.

— Так, посмотрим, что тут пишут...

Созвездие Ворона было одним из древних созвездий. По легенде бог Аполлон послал свою вещую птицу ворона за водой для жертвоприношения. Но по дороге ворон увидел смоковницу и сел на её ветви, ожидая, когда созреют плоды. Конечно, ворон опоздал, и чтобы оправдаться перед Аполлоном, сказал, что гидра не пускала его к воде. В наказание ворон из белого стал чёрным и был отправлен на небо вместе с гидрой и чашей для жертвоприношения. Эти созвездия находятся совсем рядом — кажется, что Ворон и Чаша расположились на спине Гидры. В поэме древнеримского поэта Овидия «Фасты», где рассказывается о праздниках и священных днях Рима, под числом «четырнадцатое февраля» написано:

Вместе друг с другом горят созвездия — Ворон со Змеем,

А между ними ещё Чаши созвездье лежит.

Созвездие Ворона оказалось небольшим, в нём не было особенно примечательных звёзд. Единственное, что обращало на себя внимание, — два своеобразных уродца — две взаимодействующие, сильно деформированные галактики.

— Это мы с тобой, Рабэ, — сказал Карл, прочитав о галактиках.

В заключение статьи сообщалось, что в своём труде «Изгнание торжествующего зверя» Джордано Бруно назвал это созвездие созвездием Коршуна.

Про Джордано Бруно Карлу рассказывали в школе. Его ещё всё время сравнивали с Галилео Галилеем, пытаясь решить, что более благородно: умереть за свои убеждения или стать предателем, чтобы иметь возможность продолжать заниматься тем, во что веришь.

В книге рядом с фамилией учёного стоял значок, означающий, что в конце должна быть ссылка. Открыв нужную страницу, Карл прочитал:

«Вот, значит, никогда не обоготворялись сами по себе крокодилы, петухи, лук и репа, но боги и божество в крокодилах, петухах и прочем; божество, которое с течением времени, от места к месту, постепенно, то тут, то там, проявлялось, проявляется и будет проявляться в различных предметах, хотя бы они и были смертны: египтяне смотрели на божество, как на близкое и дружественное им, а не как на высшее, заключенное в себе самом, не пребывающее в сотворенных вещах. Смотри же, как простое божество, которое находится во всех вещах, плодоносная природа, мать-хранительница вселенной сообразно различным своим проявлениям отображается в различных предметах и принимает различные имена. Смотри, как к ней единой различным образом должно восходить, приобщаясь к различным дарам: иначе напрасно будешь черпать воду сетями и ловить рыбу лопатой.

Для всего этого, конечно, необходима та мудрость и суждение, то искусство, деятельность и пользование духовным светом, каковые духовное солнце открывает миру в иные времена больше, в иные — меньше. Вот этот обряд и называется Магией...»

(«Изгнание торжествующего зверя»)

Карл отложил книгу и посмотрел в окно: высокое небо, и ветер быстро гонит облака. Хорошо, что они с Рабэ успели полетать, пока ветер не стал таким сильным, а то... Мётлы придуманы, для того чтобы летать. Башни придуманы, для того чтобы...

Сегодня Карл лёг спать первым. Доклад он так и не начал писать.

Его соседи удивились, увидев мальчика в кровати. Обычно он приходил, когда они уже спали. Посоветовавшись, ребята решили нарисовать ему усы зубной пастой. Усы получились отличные, а вот когда они заканчивали бороду — Карл проснулся. Ребята сразу схватились за волшебные палочки, Карл тоже схватил свою. Они засмеялись — все знали, что у Карла Штерна из палочки выходит только сноп искр, да и то тогда, когда его просят потушить огонь. Увидев, что они смеются, Карл бросил бесполезную палочку и попытался ударить того, кто стоял ближе. Но за время обучения в Хогвартсе ребята научились выпускать из своих палочек не только искры. Карл проиграл и бежал из спальни вместе со своей вороной...

Он захлопнул дверь туалетной комнаты, раскрутил кран и сунул голову под ледяную воду. Худые плечи мелко дрожали. Рабэ сидел рядом на раковине и с грустью смотрел на мальчика.

Через несколько минут Карл выпрямился. Висящее на стене зеркало отражало белое лицо и красные, заплаканные глаза. Он ударил кулаком это лицо, потом опустил руку. Незачем бить отражения... А себя так не разобьёшь... Башни придуманы, для того чтобы...

Он оторвался от раковины и вышел в коридор. За спиной послышался тоскливый клёкот — Рабэ медленно ковылял по полу.

— Не ходи за мной, — попросил мальчик. — Я на Астрономическую башню. Хочу посмотреть на звёзды.

Он сделал несколько шагов и прислушался: в тишине коридора было слышно, как волочится по камням сломанное крыло.

— Я ведь сказал, — Карл попытался улыбнуться, — я просто хочу посмотреть на звёзды...

Дальше он шёл, не оглядываясь и не прислушиваясь.

«Смотри, как простое божество, которое находится во всех вещах, ... отображается в различных предметах и принимает различные имена... Для этого необходима та мудрость и суждение, то искусство, деятельность и пользование духовным светом... Это и называется Магией...»

«Магия здесь, в твоём сердце...»

«Ничего, директор. Я не вижу ничего...»

Пустой класс... Он пустой класс, в который никто никогда не придёт. Но если там, внутри, ничего нет, то почему так больно?! Разве может пустота болеть? Разве может быть пустота тяжёлой? Кажется, что сердце весит тонны. Невыносимо тяжёлое сердце... Удары — словно едет товарный поезд, гружённый углём, — тяжело, медленно... Почему же они не слышат? Почему никто не слышит?.. А если разбить?.. Если разбиться?..

Темно. Вокруг темно. Они говорят, что пришла весна. Это ложь. Весна не может быть такой. В его класс весна не придёт... В его класс может прийти только такая весна...

Холодно. И ветер. Такой сильный, словно хочет сбросить. Ветер добрый, он пытается помочь... Здесь должно хватить одного шага. Один шаг за то, чтобы они услышали. Он об этом не узнает, его уже не будет. Но как, наверное, чудесно падать и знать, что завтра, когда взойдёт солнце, каждый из них подумает о нём. Недолго. Секунду, минуту, несколько минут... Один шаг за то, чтобы несколько минут жить в их мыслях, в их сердцах... Это... это же почти бесплатно!..

— Карл, — раздался тихий, строгий голос.

Мальчик обернулся — на смотровой площадке стоял директор, у него в ладонях сидел Рабэ.

— Мне очень жаль, что ты сделал такой вывод из нашего разговора, — сказал Альбус Дамблдор.

Карл испуганно смотрел по сторонам, словно не понимая, где находится.

— Звёзды... — хрипло прошептал он, облизывая пересохшие губы, — я хотел посмотреть на звёзды...

— Боюсь, ты выбрал для этого не совсем удачное время, — без улыбки сказал директор.

— Учительница говорит... звёзды лучше видно ночью... учительница говорит...

Он повторял эти слова, пытаясь скрыть от директора и от самого себя неудачную попытку — нет, не самоубийства. Потому что это не было самоубийство. Это было отчаянно желание родиться! Теперь желание нужно было спрятать, спрятать так глубоко, чтобы ни одно волшебное зеркало не смогло его увидеть.

— ...звёзды лучше видно ночью...

— Что ж, думаю, ты достаточно насмотрелся на звёзды, — вздохнув, сказал директор. — А теперь иди спать.

Когда мальчик проходил мимо, он посадил ему на плечо воронёнка...

На следующее утро Карл пришёл в класс позже всех. Обычно его встречали насмешками или просто не замечали, но теперь на лице каждого была написана ненависть. Оказалось, директор решил на этот раз не ограничиваться словесными внушениями и за нахождение в неположенное время на Астрономической башне записал на счёт Слизерина пятьдесят штрафных очков. Конечно, Карлу не удалось побить рекорд Гарри Поттера и его друзей, лишивших за ночь свой факультет ста пятидесяти баллов, но для студентов Слизерина, уже решивших, что они держат в руках кубок Хогвартса, было достаточно и пятидесяти. От очередного избиения Карла спас только приход профессора Снейпа. Но сам профессор так посмотрел на своего ученика, что тому захотелось снова очутиться на башне.

Однако штрафные баллы — это было ещё не всё. На следующее утро Карл получил записку: «Для отбытия наказания будьте сегодня в одиннадцать часов вечера у выхода из школы. Там вас будет ждать мистер Филч». Внизу стояла подпись заместителя директора — профессора МакГонагалл. Хорошо ещё, директор не заставил профессора Снейпа писать записку.

В одиннадцать часов Карл спустился вниз. Там уже стояли мистер Филч, Гарри Поттер, Гермиона Грейнджер, Невилл Лонгботтом и Драко Малфой. Карл хмуро посмотрел на Драко — тогда, в классе, он возмущался больше всех, а сам тоже нарушил правила.

Мистер Филч повёл их на улицу, бормоча на ходу, что теперь они серьёзно задумаются, прежде чем нарушить правила, что лучшие учителя — это тяжёлая работа и боль, что раньше провинившихся подвешивали к потолку за запястья и оставляли так на несколько дней...

С первым Карл был не согласен: почему все считают, что нарушающий правила — дурак? Вот если бы он хорошо подумал!.. Человек нарушает правила, потому что считает это необходимым.

Со вторым он вынужден был согласиться: боль и тяжёлая работа — действительно хорошие учителя, только вот уроки, которым они учат, не всегда полезны для детей.

А что касается третьего... Со сменой эпох меняются только виды наказания, тяжесть остаётся прежней.

— Это ты там, что ли, Филч? Давай поживее, пора начинать, — донёсся из темноты голос Хагрида.

Оказалось, что идти им предстоит в Запретный лес, откуда, по мнению мистера Филча, они вряд ли выйдут живыми. Странно: то директор говорит, что Запретный лес очень опасное место и запрещает туда ходить, то разрешает — правда, в виде наказания. Может, Запретный лес — это здесь что-то наподобие ада? Но его понятно, почему отправили в ад. А остальных?

Малфой явно не считал себя достойным местного ада. Он, мол, собирался сто раз писать какой-нибудь текст. Но Хагрид возразил, что от переписывания текстов пользы никому нет! Вот с этим Карл был абсолютно согласен, только почему-то учителя так не считали.

Дальше Хагрид сообщил, что им предстоит выполнить опасную работу. Карл вспомнил, как в приюте, когда дети становились совсем непослушными, воспитательницы пугали их работой. Мол, вот останетесь на улице, и найдут вас страшные дяди и заставят работать на себя. Будете гнуть спину двадцать четыре часа в сутки — а получать только еду, и то гнилую. А все вырученные деньги дяди будут забирать — вы станете чем-то вроде бесплатных рабочих, никто не будет считаться с вашими желаниями и правами, вас будут использовать, как вещь, в своих целях. Так что ведите себя хорошо, иначе закончите, как Оливер Твист. На самом деле книга об Оливере Твисте заканчивалась очень даже хорошо: он счастливо жил в доме своего спасителя мистера Бранлоу. Но, видимо, воспитательницы не дочитали книгу до конца, или просто детям не полагалось знать об этом...

Впереди послышался голос Хагрида. Он подозвал ребят и показал серебристые пятна на траве. Это была кровь единорога. Недавно в лесу обнаружили мёртвого единорога, а ещё один, по всей видимости, был ранен. Теперь маленькому отряду предстояло найти раненое животное.

Карл стал вспоминать то, что читал о единорогах. Они очень быстрые, поймать их нелегко. Наверное, человек, сумевший сделать это, был не ребёнком. Тогда зачем посылать в лес детей? Почему директор не пошёл сам или не вызвал... полицию? Должно же быть здесь что-то наподобие полиции... Всё-таки взрослых трудно понять...

Зачем этот человек убил единорога? Хотел поохотиться?.. Да, наверное. Людям нравится охотиться на животных, особенно на больших и сильных. Им кажется, победа сделает сильнее их самих. В мире есть две книги о силе человека: «Красная» — в ней имена животных и растений, которых почти убили, и «Чёрная» — в ней имена тех, кого убили совсем и навсегда... Может быть, придёт время, когда человек тоже попадёт сначала в «Красную», а потом в «Чёрную» книгу?.. Только кто будет писать эти книги?..

А может, человек убил единорога, чтобы спасти кого-то близкого?.. Профессор Снейп рассказывал, что порошок, приготовленный из рога единорога, используется в качестве противоядия...

Тут Хагрид остановился и стал делить детей на команды. В первую попали сам Хагрид, Гарри Поттер и Гермиона Грейнжер, во вторую — Драко Малфой, Невилл Лонгботтом, Карл и собака Хагрида. В случае опасности им нужно было послать в воздух красные искры, а если найдут единорога — зелёные. Искры Карл пускать умел, только не был уверен, что получится придать им нужный цвет.

Но их группа справилась без палочки Карла. Не успели они зайти далеко в лес, как Драко Малфой решил напугать Невилла. От страха тот выпустил в небо сноп красных искр. Прибежал Хагрид и остальные. Теперь их разделили по-другому: Хагрид пошёл с Невиллом и Гермионой, а Драко с Гарри Поттером, Карлом — и, конечно, собакой Хагрида в придачу.

Они шли долго. Деревья становились всё выше, под ногами шуршала прошлогодняя листва. Карл вдруг подумал, что так часто летал над этим лесом, но никогда не гулял в нём... Бывает ли здесь снег? Достигают ли солнечные лучи корней деревьев или путаются в кронах? Живут ли здесь птицы? Умеют ли эти птицы петь? На что похожи их песни?..

— Смотрите!.. — сказал Гарри Поттер и показал вперёд.

Там, у корней огромного дерева, лежал мёртвый единорог. Грива, когда-то светившаяся так же ярко, как его кровь, уже начала гаснуть, и только серебристые пятна горели на земле.

Вдруг у края поляны показался человек в длинном балахоне, лицо закрывал капюшон. Он подошёл к единорогу, опустился на колени и начал пить кровь. Его движения были жадными, казалось, если бы он мог, он выпил бы всё животное до капли. Глядя на него, Карл подумал, что не его близкий, а сам этот человек отравлен и теперь пытается напиться противоядием, потому что отчаянно, всем своим существом хочет жить!

И тут раздался крик. Не выдержав, Драко Малфой бросился бежать, собака побежала за ним.

Человек поднял голову и посмотрел на Гарри Поттера.

Карл рассеянно покрутил в руках палочку. Если бы он мог выбирать цвет искр, какие следовало бы послать сейчас?.. Зелёные — ведь они нашли единорога?.. Красные — ведь они, кажется, в опасности?.. Зачем директор послал их в лес?.. Он не мог не знать, что в лесу прячется этот человек. Тогда зачем?.. Что они должны делать, когда встретят этого человека?.. Что он должен делать?..

Карл шагнул вперёд — под ногами зашуршала листва. Человек перевёл взгляд на Карла, потом снова повернулся к Гарри.

Тут из кустов выскочило странное существо и бросилось на человека, тот побежал к деревьям. Карл отошёл к кустам. Странное существо, оказавшееся кентавром, не смогло поймать человека и вернулось к Гарри.

— Вы сын Поттеров, — сказал кентавр. — Вам лучше вернуться в Хогвартс. В лесу сейчас опасно, особенно для вас...

Вот опять. Даже кентавр понимает, что в лесу сейчас опасно. Неужели директор не знал?..

Сын Поттеров... Ну, а он ничей сын, и для него здесь неопасно. Для него нигде неопасно. Опасно тем, кто может что-то потерять. Ему терять нечего.

Карл сделал ещё один шаг назад и ещё, пока не скрылся в кустах. Кентавр продолжал говорить с Гарри, потом посадил его себе на спину.

— Здесь был второй мальчик, — сказал кентавр, оглядываясь по сторонам.

— Да, Карл Штерн, — кивнул Гарри, тоже оглядываясь.

— Может, он испугался и убежал?

— Может... — ответил Гарри.

Наверное, вспомнил случай с троллем. Пусть...

Тем временем на поляну прискакали ещё два кентавра. Кажется, они были против того, чтобы их собрат вёз на себе ребёнка. Но тот горячо возразил: «Разве вы не поняли кто это? Это сын Поттеров».

Кентавры заговорили о звёздах, о предсказаниях, о том, кто бродит по лесу, о тех, кто собирается бороться с ним. Кажется, кентавру, спасшему их с Гарри, не удалось убедить других двоих, и он, резко повернувшись, ускакал в чащу. Те двое немного постояли и тоже ускакали.

Карл медленно выбрался из кустов.

«Разве вы не поняли кто это? Это сын Поттеров!»

Разве вы не поняли кто это? Это сын Никого...

Мальчик подошёл к мёртвому единорогу и заглянул в его глаза. Во взгляде животного, устремлённом в небо, застыло удивление, печальное, кроткое удивление.

— Почему они не защитили тебя?.. Такие умные и сильные, почему они не защитили тебя? — спросил Карл, осторожно касаясь серебристой гривы. — Они все ушли, а тебя оставили. И никто не послал зелёных искр... Ты им больше не нужен... Ты умер и больше не нужен... Хочешь, я попробую?.. Попробую послать зелёные искры?.. Это будет вроде фейерверка для тебя... Ты ведь ещё не успел улететь в рай... Хочешь увидеть фейерверк?..

Карл покрепче взял палочку и пробормотал слова, которым их учили. Из палочки вырвался невысокий сноп белых искр — будто зажгли бенгальский огонь.

— Пожалуйста, мне нужны зелёные искры! — он снова взмахнул палочкой.

Невысокие белые искры.

— Ну, пожалуйста!..

Из палочки вырвалась одна маленькая искорка и полетела вверх, у самых крон деревьев она замерла — и вдруг взорвалась стаей крошечных зелёных светлячков.

— Смотри, — тихо сказал мальчик, опускаясь на землю и обнимая единорога за шею, — это для тебя... Теперь ты можешь улетать в рай... В приюте нам говорили, что рай находится на небе. Но на уроках астрономии я смотрел в телескоп — там нет никакого рая. Может, это был плохой телескоп. А может, рая вообще нет... И знаешь, наверное, это не так уж и плохо, ведь тогда нет и ада... Но звёзды в небе точно есть, там есть и твоё созвездие — созвездие Единорога. Я в книге недавно читал... Наверное, звёзды — это души умерших единорогов. Когда единорог умирает, в созвездии становится на одну звезду больше... Лучше бы ты стал звездой... Если ты попадёшь в рай, я больше никогда тебя не увижу, потому что меня в рай не возьмут... А если ты станешь звездой, я увижу тебя в телескоп... Но ты сам смотри, где тебе больше нравится... Знаешь, я посижу здесь, пока Хагрид не придёт, чтобы забрать твоё тело...

Через несколько часов вдали послышались тяжёлые шаги.

— Ну, мне пора, — Карл погладил единорога по голове, встал и снова спрятался в кустах.

Убедившись, что это действительно Хагрид, он побрёл обратно в лес. В голове его теснилось множество мыслей. Почему тот человек убил единорога? Почему директор и другие взрослые не помешали ему? Почему их отправили в лес? Почему кентавр сказал, что всё произошедшее связано с Гарри Поттером, и почему двое кентавров не хотели помогать ему? Есть ли у единорогов душа? И что становится с ними после смерти: превращаются ли они в звёзды или исчезают совсем?..

А потом Карл вспомнил другой лес в середине зимы. Там лежал снег, высоченные сугробы, и он шёл, проваливаясь в них... Сейчас снега нет. Под ногами только старые листья и хвоя... Если идти по ним далеко-далеко... если не возвращаться... Ни в школу... ни в приют... никуда... Тогда, может быть, Хагрид соберёт очередных провинившихся и скажет: «Сегодня у нас опасная работа — мы должны найти мальчика, заблудившегося в лесу. Если вы найдёте его, пошлите в воздух сноп зелёных искр, если почувствуете опасность — пошлите красные искры». Его найдут. Но, как и единорог, он будет уже мёртв... Тогда они начнут говорить о предсказаниях, о войне, а потом ускачут... Но, может быть, кто-нибудь один останется, чтобы падая в ад, он тоже увидел стаю зелёных светлячков...

— Что вы здесь делаете?! — раздался над ним хриплый, запыхавшийся голос.

— Профессор... — Карл так погрузился в себя, что не заметил подошедшего к нему профессора Снейпа.

— Директор отправил на ваши поиски полшколы! Почему вы не вернулись с Поттером и остальными?!

— Я... я...

— Решили погулять по лесу?! Мало вам... Быстро в замок!

— Да... — прошептал мальчик и пошёл за профессором туда, где за деревьями горели огни Хогвартса.

Глава 6. От яда лечат ядом

Уставшая летать муха опустилась на парту и медленно поползла по шероховатой поверхности. Карл наблюдал за ней, потом осторожно коснулся кончиком пера. Муха недовольно посмотрела на него и поползла дальше. Даже у неё нет больше сил ни летать, ни бояться, а он должен в такую жару писать экзаменационную работу...

Карл посмотрел на вопросы и снова повернулся к окну... Урик Странный... Кажется, профессор Бинс что-то про него рассказывал, но вот что?.. И вообще — зачем ему учить их историю? В его мире эти урики и эмерики не сильно пригодятся... Интересно, а они знают о Вильгельме Завоевателе, Ричарде Львиное Сердце, королеве Елизавете, Карле I, Оливере Кромвеле? Они знают, что было две мировые войны?.. Что они делали, когда была война?.. Помогли ли они?.. Или каждый должен жить и воевать на своей половинке?..

А где его половинка?..

Один экзамен за другим... Целые свитки слов, чужие имена, даты чьих-то рождений и смертей...

А когда его день рождения?.. Ни в одной книге прочитать нельзя...

Но учителей это не интересует, они снова и снова дают странные задания.

Вот профессор Флитвик потребовал, чтобы Карл заставил плясать лежащий на столе ананас. Зачем?.. Зачем ананасу плясать?.. Похоже, ананас был согласен с мальчиком: сколько Карл ни старался, он продолжал неподвижно лежать на столе.

— И что мне делать с вами, молодой человек? — серьёзно спросил профессор.

— Может быть, он спит?.. — предположил Карл.

— Кто?

— Ананас...

Кажется, этот ответ не понравился профессору: в его сознании ананасы умели плясать, но почему-то не могли заснуть.

— Очень глупая шутка, молодой человек, — сказал он, нахмурившись. — Ну, ладно, попробуйте поднять в воздух перо. Вспомните, как вы делали это на занятии.

Помнится, на занятии Карл придумывал хитроумную систему с балкой и леской — но развернуть её сейчас на глазах профессора было невозможно. Пришлось достать палочку.

— Вингардиум Левиоса!

Вверх полетели зелёные искры. Карл с удивлением смотрел на свою палочку: первый раз у него получилось сразу вызвать зелёные искры. Вот чудеса!..

— Молодой человек, вы неправильно произносите заклинание!.. И движения рукой слишком резкие!.. Я же объяснял...

Забыв, что сейчас экзамен, профессор в сотый раз начал показывать, как поднимать в воздух перо, а Карл продолжал удивлёно смотреть на палочку, потом махнул — в воздух снова полетели яркие зелёные искры. Жалко, тогда у него так не получилось... Тогда были крошечные — словно светлячки, но единорог должен был увидеть...

— Я вижу, что вы так ничему и не научились, — вздохнул профессор Флитвик. — Идите! Надеюсь, на следующем экзамене вам повезёт больше.

Следующей была трансфигурация. Как только Карл увидел задание, он понял — экзамен ему не сдать. Профессор МакГонагалл хотела, чтобы ребята превратили мышь в табакерку. К концу учебного года Карл справился со своей спичкой, иногда у него даже получалось превращать более крупные предметы, но никогда — живое существо. Как только профессор начинала показывать опыты с животными, Карл испуганно вжимался в скамью, думая о том, что происходит с душой мышки, в то время как тело превращается в табакерку. Душа умирает?.. Улетает?.. Или становится частью табакерки?.. Но тогда почему люди так жестоко обращаются с вещами? А вдруг в книге, которую они читают, или в пере, которым пишут, спрятана чья-то душа?.. Конечно, священник говорил, что у животных нет души... Но человек ведь раньше тоже был животным... Тогда в каком году у человека появилась душа?.. И что будет, если превратить в табакерку человека?..

Карл посидел немного, делая вид, что вспоминает заклинание, помахал для убедительности палочкой и подошёл к профессору.

— Извините, у меня не получается...

Профессор МакГонагалл тоже вздохнула: по всей видимости, она ничего другого и не ожидала.

— Очень жаль, — сказала она и кивком указала на дверь.

Карл взял сумку и вышел из класса.

А вот ему совсем не жаль!.. Подумаешь!.. И вообще — зачем ему табакерка? Он ведь не курит и не нюхает табак!.. Вот если бы их научили превращать дым в кислород — это другое дело!.. Или, например, в озон, потому что школе говорили: над Антарктидой есть большая озоновая дыра. Карл плохо представлял, как выглядит дыра в воздухе, который сам по себе невидим, но, по словам учительницы, это что-то страшное!.. Вот бы она удивилась, если бы проснулась однажды утром — а никакой дыры нет!.. А превращать мышей в табакерки — бессмысленное занятие.

Почти все задания на экзаменах казались Карлу бессмысленными. Если бы он поделился своими соображениями с учителями, они бы сказали: ты выучи сначала, а потом поймёшь. Но, похоже, его мозг был устроен неправильно: ему всегда хотелось понять, прежде чем учить.

В рецептах зелий понимать было нечего — щепотка того-то, две чайные ложки того-то... Однако для экзамена профессор Снейп выбрал задание, имеющее большой смысл, — приготовить зелье, отнимающее память.

Раскладывая на столе ингредиенты, Карл думал о том, каким бы он был, если бы у него забрали память. Кем бы он стал без своего прошлого?.. И можно ли стереть прошлое до конца?.. Или оно всё равно найдёт тебя?..

— Экзамен уже начался! — напомнил профессор Снейп, проходя мимо его стола.

— Да, профессор... — пробормотал Карл и склонился над котлом.

Проблема заключалась в том, что занятие, на котором объясняли способ приготовления зелья, Карл провёл в госпитале. Теперь он отчаянно пытался вспомнить страницу учебника: перед глазами мелькали строки, столбики, цифры...

Просидев полчаса, Карл начал резать и бросать в котёл ингредиенты, сомневаясь, ту ли страницу он вспомнил... Мельком взглянув на другие котлы, он увидел, что по цвету его зелье не сильно отличается от приготовленных ребятами.

Карл осторожно помешал содержимое котла.

Напиток, стирающий память... Если бы ему дали несколько глотков — стал бы он таким же, как они?.. Всего несколько глотков, и...

— Я вам сказал приготовить зелье, а не пить его! — крикнул профессор Снейп, заметив, что Карл почти опустил голову в котёл.

— Простите... — мальчик быстро выпрямился.

— Боюсь, вы очень льстите себе, считая, что приготовили зелье, лишающее памяти, а не какой-нибудь яд!

Карл растерянно посмотрел в котёл и ещё немного помешал зелье. Зря профессор так говорит, может, оно не идеальное, но вполне сносное. Всё, конечно, не забудешь, но что-то одно — наверняка получится. Вот это — полезная вещь!.. Можно взять с собой — на всякий случай... Подождав, пока профессор отвернётся, мальчик достал пустой флакончик. Если повезёт, и профессор не заметит...

Карлу повезло: прямо перед концом экзамена в класс зашёл Альбус Дамблдор. Пока профессор Снейп беседовал с директором, Карл наполнил флакончик зельем собственного приготовления — на всякий случай...

Вернувшись в комнату, он спрятал пузырёк в тумбочке и прикрыл учебниками.

До объявления окончательных результатов экзаменов оставалась неделя. Карл летал с Рабэ, бродил по цветущим холмам и, глядя издали на замок, пытался понять, хочет ли вернуться сюда через несколько месяцев. Пожалуй, в некотором смысле, он привык к Хогвартсу: «как больной к костылю» говорили в приюте, но здесь это сравнение не очень подходило — скорее как больной к своей болезни... Спички, иголки, танцующие ананасы, искры — всё это не стало частью его мира, частью его самого, но он научился смиряться с этим... Если раньше, в приюте, странные вещи, происходившие в его присутствии, казались Карлу чем-то нереальным, не связанным с ним, то теперь он словно узнал свой диагноз — узнал и смирился... Да, наверное, это было главное, что случилось с ним за этот год. Он так и не узнал, что такое магия, но он понял, что болен ею. И эта болезнь неизлечима... Хроническая, протекающая медленно и слишком незаметно для жителей этого мира, слишком заметно — для жителей его мира...

— Прощаешься с Хогвартсом? — произнёс насмешливый голос.

Драко опустился на траву рядом с ним и посмотрел на заходящее солнце.

— Лично я надеюсь, что тебя выгонят, когда проверят экзаменационные работы, — он бросил взгляд на Карла и снова стал, щурясь, смотреть на солнце. — Но они могут сделать тебе скидку — ты ведь оттуда... Из приюта, — пояснил он, видя, что Карл молчит. — Директор у нас любит сирот.

Карл по-прежнему молчал.

— Я уже говорил с отцом. Объяснил, что такие, как ты, не могут учиться на нашем факультете. Я бы вообще вас в Хогвартс не пускал... Ну, в крайнем случае, на Пуффендуй... Там самое место для никчёмных идиотов вроде тебя!

— Чего ты ко мне пристал? — не выдержал Карл. — Тебе что, делать больше нечего?

— Почему?.. У меня, в отличие от тебя, есть много дел, которыми я могу заниматься, — улыбнулся Драко, радуясь, что вывел его из себя.

— Вот иди и занимайся ими!

— А может, я именно здесь хочу ими заниматься? — передразнил Драко.

— Я первый сюда пришёл! Это моё место!

— Да неужели? — он вдруг стал серьёзным. — Ты ещё не понял? Для тебя здесь нет места!

Карл вскочил и побежал с холма, чтобы не слышать смех Драко. Но Драко не смеялся. Люди смеются, когда шутят, а он не шутил. Сегодня он говорил правду. Для него здесь нет места. Он болен не так сильно, чтобы стать своим среди этих сумасшедших. Но этого достаточно, чтобы стать чужим в его мире.

И вдруг Карл понял, что такое магия. Это яд!.. Яд, отравляющий его, отравляющий его жизнь. Может, родители и выбросили его, потому что заметили в нём эту магию!.. Нужно избавиться от неё. Забыть, что в нём есть магия!..

Карл рванул дверь комнаты и огляделся — никого. Он быстро подошёл к тумбочке, открыл и достал маленький пузырёк. Как хорошо, что профессор Снейп дал им такое задание... Но здесь пить нельзя, кто знает, каким окажется процесс избавления от магии. Нужно спрятаться. Он спустился в один из коридоров и зашёл в пустой класс. Открыл флакон, посмотрел на жидкость, ставшую почти прозрачной. Когда они увидят, что в нём совсем не осталось магии, они отпустят его... Директор вернёт его в приют или куда-нибудь ещё, может, там окажется даже лучше... Может, там будет место и для него...

Сколько пить?.. Немного или... Франц говорил, нужно пить всё до последней капли, потому что в последней капле весь вкус... Тогда всё...

Сначала ничего не происходило, а потом стены класса начали дрожать и разъезжаться, потолок с тихим скрипом пополз вниз. Карл закрыл уши руками и зажмурился. Это только первое время, надо потерпеть... просто потерпеть...

Когда он спрашивал Франца, зачем тот пьёт, Франц всегда отвечал: «Чтобы забыть». Наверное, это зелье похоже на вино... Пьяных всегда шатает, а у него класс шатается... Смешно, как будто это класс пьяный... Франц говорил... Франц?.. Кто такой Франц?..

Он встал и, держась за стену, дошёл до двери. Открыл и прислушался: тихо... Можно идти... Куда?.. Куда он идёт?.. Кто он?.. Имя... Было какое-то имя...

Коридоры дрожат... Тоже пьяные... Ананас в кабинете профессора Флитвика, наверное, танцует... Почему он помнит какого-то Флитвика, но не помнит своё имя?..

Как здесь тускло, только зелёные лампы, с умирающим светом... Зелёный — цвет жизни... Красный — цвет крови... Почему здесь наоборот?..

Комната... Зачем он пришёл в свою комнату?.. Он должен уйти, они должны увидеть, что в нём ничего нет... Они должны отпустить его в... Куда?.. Куда он собирался идти?..

— Ты что, напился?..

В их глазах удивление. Три пары глаз — три удивления.

— Зачем тебе волшебная палочка? Занятия закончились!

Действительно — зачем?.. Если он будет разгуливать с палочкой, его не возьмут... куда?.. Куда он хотел попасть?..

— Эй, ты куда?

Отстаньте, отпустите!.. Надо... надо уйти...

— Ты чего? Больно!..

Больно... Внутри больно... тяжело... Тонны угля едут по рельсам... Медленно... Тяжело... Это должно исчезнуть... должно исчезнуть...

Коридоры, коридоры... как много здесь коридоров... дороги, по которым больно ходить, дорогие ведущие в никуда... Зачем они строят такие дороги?.. Кто строит такие дороги?.. Было какое-то имя...

— Карл, что ты тут делаешь?

Профессор Квиррелл... И совсем не заикается... Почему, почему он никак не забудет этих квирреллов, флитвиков?!

— Школьникам сюда нельзя, забыл?

Забыть... Он хотел забыть... забыть их... забыть себя... Стать другим... Профессор тоже хочет стать другим. Слабые мечтают о власти, потому что власть — это напиток забвения...

— Карл, возвращайся к себе.

Вернуться к себе... А где находится это «к себе»?.. Куда ему идти?..

Лестницы, как много здесь лестниц... Они поворачиваются, путают тебя... Словно длинные тёмные ленты в... Как называется это место... где лестницы — как ленты?..

Поворачиваются, путают... Сколько времени он уже здесь?.. На этих лестницах?.. Почему он никак не может уйти?.. Он устал... Он хочет спать... Лечь и уснуть... Сон — это тоже напиток забвения... Смерть тоже...

— Карл! Карл, проснитесь!

Почему ему не дают поспать?..

— Профессор... Профессор Снейп...

— Вы что, пьяны?

Он спрашивал кого-то, почему тот пьёт... Кто-то всегда отвечал: «Чтобы забыть...»

— Не смейте закрывать глаза! Что вы сделали с собой?

Что он сделал с собой?.. Что они сделали с ним...

— Профессор!..

— Вы что-то выпили? Скажите мне, что!

— Профессор!..

— А впрочем... не надо говорить... Вот идиот...

Карл проснулся в госпитале. В другом конце палаты лежал Гарри Поттер, столик рядом с его кроватью был завален сладостями. Карл с трудом отвернулся и попытался вспомнить, как он здесь оказался... Зелье... Он выпил зелье, приготовленное на экзамене... Гарри Поттер?.. Почему он всё ещё помнит эти имена?.. Он должен был забыть!.. Их и это место...

В палату вошёл профессор Дамблдор. Улыбнувшись Гарри, он остановился у кровати Карла и внимательно посмотрел на мальчика.

— Думаю, ты сам всё понимаешь, — мягко сказал директор, но глаза его остались строгими.

Всегда он так: нет бы — сказать прямо. Откуда он знает, кто что понимает? Может, они понимают совсем разное? И вдруг Карлу показалось, что он понял. От неожиданности он чуть не подпрыгнул на кровати. Его отчисляют из Хогвартса!

— Да, сэр...

— Ты тот, кто ты есть.

Опять... Откуда директор знает, кто он есть, когда он сам этого не знает!..

— Я настоятельно тебя прошу не повторять подобного. Надеюсь, ответ, который ты получил, поможет тебе в следующем году добиться бОльших успехов.

В следующем году?.. Значит, его всё-таки оставляют? Но он же... он же выпил это, чтобы...

— Желаю тебе скорейшего выздоровления! — директор слегка наклонил голову, снова улыбнулся Гарри и медленно вышел из палаты.

Не может быть... В следующем году он снова должен будет учиться здесь... Значит, не получилось... Наверное, Драко Малфой прав: что бы он ни натворил, ему всегда сделают скидку, потому что он оттуда. Его заставили покинуть приют, потому что он... волшебник. А из Хогвартса не разрешают уйти, потому что он подкидыш... Его словно заперли между мирами, потому что на самом деле он не нужен ни одному из миров...

Карла выписали накануне банкета по случаю окончания учебного года. Медсестра хотела продержать его дольше — у мальчика всё ещё были проблемы с памятью, он плохо спал, а когда засыпал, ему снились кошмары — но директор сказал, что праздники — лучшее лекарство.

В день праздника в Большом Зале было шумно и весело. Кубок Хогвартса выиграл Слизерин, поэтому зал оформили в серебристо-зелёных тонах, а на стене за преподавательским столом висело знамя с изображением змеи. Карл нашёл взглядом профессора Снейпа — тот казался довольным, не счастливым, этого он, как и Карл, похоже, не умел, но довольным... А место профессора Квиррелла пустовало.

За последние дни замок облетела новость об удивительном приключении Гарри Поттера и его друзей, спасших философский камень. Профессор Квиррелл хотел похитить камень... Зачем?.. Алхимики Средневековья пытались создать философский камень, чтобы превратить вещество в золото и получить эликсир бессмертия. Вряд ли профессору нужны были деньги, здесь они значат многое — но не всё. Бессмертие?.. Нет, профессору нужна была сила, а бессмертие... Бессмертие нужно было тому, кто пил кровь единорога... Для него профессор пытался украсть камень... Знал ли об этом профессор Дамблдор?.. Наверное, знал... Тогда почему он не остановил профессора, пока тот не дошёл до края?.. Почему не сказал ему что-то вроде: «Ты тот, кто ты есть... Магия не в силе, а в твоём сердце...»?..

— А сейчас, как я понимаю, мы должны определить, кто выиграл соревнование между факультетами... — директор начал перечислять количество баллов, которое получил каждый факультет. — ...А на первом — Слизерин, четыреста семьдесят два очка. Да, да, вы прекрасно потрудились...

Карл посмотрел на лица сидящих напротив учеников. Они светились чуть надменной, но всё же такой детской гордостью!.. И, сидя рядом с Драко и остальными, Карл вдруг почувствовал, как внутри разливается тёплое чувство благодарности, благодарности за то, что его выходки не лишили факультет этой радости...

— Однако, мы не учли последних событий. Итак, в связи с тем что...

Карл, похолодев, уставился на директора. Зачем... Зачем он это делает? Зачем делает сейчас?.. Ведь эти баллы... Он знал о них и вчера, и позавчера... Зачем же сейчас?..

— ...Таким образом, нам надо сменить декорации, — Албус Дамблдор хлопнул в ладоши, и серебристо-зелёное знамя стало ало-золотым, а вместо змеи появился лев. Профессор Снейп поднялся и с вымученной улыбкой пожал руку профессору МакГонагалл.

Зачем директор так поступил?.. Он хотел... посмеяться над ними? Он, который знает, где у людей находится магия, который знает, кто такие люди!.. Неужели ему тоже нравится издеваться?.. Или он ненавидит их?.. Ну, его — ладно, его все ненавидят. А другие дети? А профессор Снейп?.. Зачем было делать так?.. Зачем он вообще разрешил ему пойти на этот банкет! Карл посмотрел на заставленный праздничными блюдами стол, встал и вышел из Большого Зала.

Далеко уйти он не успел. Чьи-то руки втолкнули его в пустой тёмный класс. Он ударился о парту. Потом его ударили о парту. Потом ещё и ещё.

— Из-за тебя мы проиграли! Если бы не твои идиотские выходки, кубок был бы наш!.. Ты всё испортил!..

Снова парта, потом стул, подоконник, а потом уже просто на полу. Карл смотрел в потолок, которого не было видно, и улыбался разбитым ртом. Его первый год в Хогвартсе заканчивался так же, как начинался.

— Оставайся навсегда в своей дыре!..

— Никогда не возвращайся сюда!..

— Иначе всю жизнь будешь ползать на четвереньках!..

Ботинок прошёлся рядом с глазом, Карл вскрикнул.

— Больно?.. Сейчас будет ещё больнее!..

Всё заканчивается так же, как начинается. Мы живём в круговороте... Мы лечим боль болью, ненависть ненавистью, убийство убийством, войну войной... Может, потому эти болезни до сих пор неизлечимы...

Конец первой части

Глава 7. Завтра подует завтрашний ветер

Когда Карл вернулся в приют, ребята побили его — так, для профилактики (а то вдруг начнёт зазнаваться из-за своей «новой школы») — а потом собрались в большой комнате, где по воскресеньям показывали «Утиные истории».

Но сегодня их ждало кое-что поинтереснее мультиков.

— Ну, как там?.. В твоей школе?..

— Где она находится?

— А кто там учится?

— Там все такие, как мы?

От удивления Карл даже забыл о синяках — он никак не предполагал, что его возвращение вызовет столько шума. Глядя в горящие голодным любопытством глаза детей, он мысленно представил Хогвартс, думая, как примирить волшебную реальность с неволшебной.

— Ну... она находится далеко... Школа... Надо ехать на поезде... — пробормотал он.

— Ты ехал на поезде?

— Да... И потом там ещё озеро... — при воспоминании о чёрной бездне Карл поёжился. — Через озеро мы плыли на лодках...

— Везёт!.. И поезд, и лодки!.. — послышался завистливый шёпот.

— Вокруг школы холмы и лес... Но в лес ходить нельзя... Там... там животные разные...

— Ты их видел?

— Кого?

— Животных!

— Нет, но... Директор говорил...

— Директор говорил!.. — передразнил кто-то.

— А сама школа какая? — спросил Бен, мальчик из старшей группы.

— Школа... Ну... Это что-то вроде замка... Очень красивый... Как в фильмах про рыцарей...

— Неужели? — в голосе послышалось недоверие.

— Да... там... башни и лестницы... Много лестниц... И подземелья...

— Конечно! И ещё привидения, эльфы, тролли и маленькие зелёные человечки! — недоверие перешло в смех.

— Привидения, кажется, есть... А маленькие зелёные человечки...

— А эту ворону ты взял в зоопарке для уродов? — Бен ткнул пальцев в Рабэ.

— Рабэ не урод! — Карл вскочил, прижимая к себе птицу.

— Ну да, просто он такой же, как ты! Ребята, пойдёмте отсюда, тут нечего слушать! Оставь своё враньё для идиотов, — он толкнул Карла в плечо и пошёл к двери. Остальные поднялись и пошли за ним, бросая на мальчика презрительные взгляды.

— Ты там спящей красавицы, случайно, не видел? — усмехнулся высоченный Билл. — Хотя на твоём месте я бы не стал её будить.

Карл отвернулся. Посадив Рабэ на пол рядом с собой, он обнял руками колени. Ну, и пожалуйста!.. Он вообще не собирался им ничего рассказывать!

— Слушай, а она, правда, похожа на замок?

Карл быстро поднял голову. Все ушли: посреди комнаты стояла только инвалидная коляска, в которой сидел Тэд.

— Да... — нехотя ответил мальчик.

Тэд подкатил свою коляску ближе и спросил, смешно надув щёки:

— С башнями и подземельями?!

Карл кивнул:

— На одной башне — самой высокой — у нас занятия по астрономии... А в подземелье я живу.

— Почему в подземелье?

— Там общежитие... И кабинет... химии.

— А физкультура в твоей школе есть? — Тэд вцепился в подлокотники кресла.

— ...Да... Они очень любят... футбол...

— Футбол!..

— Да, на футболе там все просто помешаны, — вздохнул Карл.

— И как? Как они играют?

— Хорошо... То есть... наверное, хорошо. Я в спорте не очень... Да и в остальном...

— Не ботаник? — уточнил Тед.

— Не ботаник...

Тэд подкатил коляску совсем близко и толкнул Карла в плечо:

— Наш человек!

Карл улыбнулся немного вымученно: ноги у Тэда не двигались, но удар был что надо.

— А расскажи ещё! Про лес!.. И как ты его нашёл, — Тэд показал на воронёнка.

— У нас была... физкультура, а я... у меня не получалось ничего, и я сбежал... Пошёл гулять... И в траве нашёл... Его зовут Рабэ, — теперь Карл улыбнулся искренне — встреча с воронёнком была одним из самых счастливых событий в его жизни.

— Можно подержать?

— ...Да, только осторожно, у него крыло сломано... — Карл посадил воронёнка на руки к Тэду.

Тот долго разглядывал Рабэ, а потом сказал:

— Классный!

У Тэда это слово означало самую высокую степень восхищения.

Рабэ взмахнул крыльями и, качаясь, перелетел на плечо Тэда.

— Ух ты!.. — тот удивлённо вытаращил глаза. — Эй, а тебе что надо? Иди отсюда! — крикнул он, заметив спрятавшуюся за дверью девочку.

Софи продолжала стоять.

— Я кому сказал! Двигай отсюда!..

— Я тоже хочу... — пропищала она, просовывая в дверь головку с двумя ниточками косичек, — послушать про новую школу...

— Мало ли чего ты хочешь! Это разговоры для взрослых, поняла?

Кожа девочки стала ещё белее, и на ней отчётливее проступили красноватые оспинки.

— Ты что — реветь собралась? Иди реви в другом месте, малявка!

Наверное, эти слова Софи слышала чаще всего. «Иди и реви в другом месте!» Не важно, из-за чего ревела девочка — из-за солнца или чего-то другого — место, где ей можно было плакать, всегда находилось не здесь. И ещё многие добавляли: «Малявка!» Потому что для людей очень важно быть старше. На год, месяц, несколько дней, минут. Иногда даже секунд. Пусть у вас одни родители и лица похожи, как две капли воды, родившийся на секунду раньше станет королём, а опоздавший наденет железную маску. В этой жизни очень важно — не опоздать...

— А может... — Карл с опаской посмотрел на Тэда, — может, разрешим ей остаться?..

— Зачем?.. — удивился Тэд.

— Ну... никто не разрешает, а мы разрешим...

— Слушай, а ты голова! — восхитился Тэд. — Эй, малявка, двигай сюда! Мы разрешаем тебе сидеть с нами! — сказал он со щедрой улыбкой.

Девочка подошла и прошептала, сложив руки как для молитвы:

— А в том озере есть русалочка?

— Не знаю... Когда мы плыли было темно... А потом я близко к нему не подходил... только во сне... Но, наверное, есть! — быстро добавил он, видя, как расстроилась Софи.

— Да ну этих русалок! — перебил Тэд. — Ты лучше про футбол расскажи! Сколько у вас команд? Кто нападающий? Какие...

Карл долго описывал матчи, уроки, одноклассников, делая волшебный мир чуть более реальным. Так, тролль в его рассказе стал заключённым, сбежавшим из тюрьмы, причём все, даже сам судья, забыли, за что его осудили. Единорог превратился в прекрасного белого коня, которого убил охотник за легендарным алмазом. Этот алмаз назывался «Король звёзд» и был твёрже всего, что есть в мире. Алмаз нужен был охотнику, чтобы перепилить прутья решётки и освободить человека, сидящего в угольно-чёрной башне посреди бушующего моря. В награду человек обещал дать охотнику силу и власть, но охотник не смог украсть алмаз, а человек так и остался сидеть в своей одинокой тюрьме...

Карл рассказывал и рассказывал, пока не пришла воспитательница и не отправила их спать. Тэд начал просить, чтобы им разрешили посидеть подольше, ведь Карл только приехал, за что вынужден был прослушать лекцию о правилах поведения в приюте. Видимо, воспитательница не любила игру «Никто не разрешает, а мы разрешим».

Лёжа на кровати, Карл думал о том, что этот день оказался удивительнее, чем все чудеса Хогвартса. Сегодня он произнёс слов больше, чем за всю свою жизнь. Карл понимал, что и Тэду, и Софи интересен не он сам, а сказка, которую он привёз с собой. Потому что даже перекрашенный в реальность Хогварст оставался сказкой — и, наверное, впервые Карл был этому рад. Он даже не обиделся на Бена и остальных ребят, которые ушли. Если бы ему стали рассказывать о прекрасном замке на холме у озера, он бы тоже встал и ушёл... Бен пережил слишком много, чтобы верить в сказки. Тэд пережил так много, что ему оставалось верить только в сказки... Какая удивительная жизнь!.. Удивительная и непредсказуемая... Забияка Тэд, оставивший на его теле столько синяков, что даже Драко Малфою никогда не побить этот рекорд, сегодня сидел и слушал его...

Проснувшись на следующий день, Карл почувствовал на своём лице застывшую маску из зубной пасты. Всё-таки приютские дети в этом деле бОльшие мастера, чем дети волшебников. Пока он шёл к умывальнику, все прыгали вокруг, размахивая руками, и кричали: «Привидение!.. Смотрите, привидение из замка!..» В другой ситуации Карл бы уже пожалел, что заикнулся о Хогвартсе, и сказал, что всё придумал, что никакого замка нет и учится он на обыкновенной помойке, но теперь сделать этого не мог. Потому что теперь Хогвартс был частью не только его жизни.

— Не обращай внимания, — успокаивал его Тэд. — Они просто завидуют.

Тэд тоже завидовал. Когда все истории были рассказаны, он заставлял Карла снова и снова описывать футбольные матчи, встречу со сбежавшим заключённым, поход в лес... Горящими глазами он смотрел куда-то мимо Карла, представляя на его месте себя. Его бы точно взяли в футбольную команду, как этого Поттера. Он забил бы самый классный мяч — и весь стадион восхищался бы им!.. А ребята подняли бы его на руки и стали подкидывать высоко в воздух!..

Софи, наверное, тоже завидовала... В этом году она должна была идти в первый класс, и, конечно, ей хотелось попасть в школу на берегу озера, в котором жила русалочка.

Глядя на них, Карл порой испытывал странное чувство отчуждения — словно он создал сказку для всех, кроме себя...

Летние дни летели быстро... Несмотря на увещевания учителей, Карл ни разу не открыл учебники. Не из вредности — просто учебников у него не было. Уезжая из Хогвартса, он сдал их, и теперь потрёпанные книги ждали следующего бездомного ребёнка. Сначала он хотел повторять материал по конспектам, но потом решил, что если приютские ребята их найдут, то непременно порвут, поэтому оставил все свои бумаги у профессора Снейпа. И палочку у него оставил — палочку ему бы сломали в первый же день. Из Хогвартса Карл привёз только старую мантию — чтобы переодеться, когда вернётся в школу.

Время возвращения наступило как всегда неожиданно. Просто однажды Карл проснулся и понял, что уже конец августа. А на тумбочке рядом с кроватью лежало письмо из Хогвартса. Спрятав его под подушку, чтобы никто не увидел, Карл снова задумался, хочет ли возвращаться. Ему нравилось лежать на траве в тени дерева и слушать забавные рассказы Тэда о футболе. Он привык следить, чтобы Софи не выбегала на солнце. Но и Тэд, и Софи находились рядом с ним из-за Хогвартса. Так они словно становились частью далёкого удивительного мира. И им нужны были новые истории об этом удивительном мире, нужны были новые сказки. Карл не хотел возвращаться в Хогвартс, но теперь он не имел права туда не вернуться.

Вот Драко расстроится... Если только он не убедил отца принять закон, запрещающий приютским детям учиться на волшебников. Ладно, главное — вернуться тихо и незаметно, чтобы ему не к чему было придраться...

Надежда на тихое возвращение умерла почти перед самым отъездом. Льюис, приятель Бена, стащил из столовой огромную банку варенья, поскользнулся и разбил её. Воспитательница подняла крик, мол, если он не ототрёт всё — то будет до конца дней есть с пола!.. Льюис вымыл пол. Только вместо тряпки использовал мантию Карла.

Глядя на мокрую, грязную, с застрявшими в ней ягодами клубники и кусочками стекла ткань, Льюис довольно улыбался, а Карл думал о том, что мантия, которую носило столько бездомных волшебников, нашла свой конец в приюте... Мир действительно движется по кругу... Если бы у него была палочка, он мог бы попробовать возвратить мантии прежний, довольно потрёпанный, но всё же более-менее целый вид. Но именно сейчас Карл понял, что решение оставить палочку у профессора Снейпа было верным. Другую мантию ему, наверное, дадут, а вот палочку!..

Хотя, как оказалось, если очень постараться, обойтись можно было бы и без палочки. К такому выводу Карлу помогла прийти заведующая приютом. Прощаясь с ним, она сказала, что пребывание в «новой школе» пошло ему на пользу: за один год они выбили из него всю дурь, которая так мешала приюту в течение одиннадцати лет. Под дурью, конечно, подразумевались те странности, которые раньше постоянно происходили с Карлом. Это навело мальчика на мысль, что разбивать тарелки, зажигать огонь и поднимать в воздух вещи можно и без палочки — раньше ведь получалось. Правда, происходило это спонтанно, от избытка эмоций, которые он в тот момент переживал. В школе им дали палочки и приучили к мысли, что без палочки волшебство невозможно, чтобы они научились контролировать себя. Наверное, в палочке тоже заключалась некоторая магическая сила (иначе ребята хвастливо не рассказывали бы друг другу, чьё перо спрятано внутри), но, в первую очередь, она служила чем-то вроде проводника, в котором нужно сосредоточить твою собственную силу.

Проверять эту теорию Карл не стал, так как использовать волшебство вне школы им строго-настрого запретили, и нарушать запрет перед самым концом каникул было глупо. Наказание за это наверняка было страшнее того, которое полагалось за уничтожение мантии.

Вот так и получилось, что первого сентября Карл оказался около барьера между платформами девять и десять в потёртых джинсах, кроссовках с дракончиками и полинявшей футболке. Когда-то она была фиолетового цвета, но теперь стала бледно-лиловой с полустёршейся надписью «Life for you» на груди. Карл подозревал, что футболка была девчачьей, но в приюте не особенно важно, кто ты: мальчик или девочка.

Тэд рвался проводить его, но воспитательница напомнила, что ему первого сентября нужно идти в «свою школу». Тэду было очень жаль прощаться с Карлом и Рабэ. Он даже хотел поменять воронёнка на коллекцию карточек с изображениями футболистов, но Карл вежливо отказался. Прощаясь, Тэд завещал ему «наподдать там всем, чтобы знали наших», а Софи просила передать привет Ариэль. Приближаться к озеру Карл точно не собирался, но кивнул, не желая огорчать девочку.

Первое утро осени выдалось пасмурным — и Карл был этому рад. За время, проведённое рядом с Софи, он научился не радоваться солнцу. Какой смысл радоваться чему-то, если это причиняет боль твоим друзьям?.. Друзья... Карл до сих пор не был уверен, что может назвать так Тэда и Софи, но произносить это слово было приятно...

Сторож Николас, несколько лет назад сменивший Франца, повёз мальчика на Кингс Кросс. Всю дорогу он говорил о скачках (вид спорта, который Карл терпеть не мог), потом высадил мальчика у бара за несколько кварталов до вокзала и сказал:

— Я зайду, перекинусь парой слов с ребятами. А ты дальше сам, ладно?

Карл согласился — тем более что особого выбора у него не было.

В прошлый раз Николас довёз его до вокзала, посмеялся над вопросом: «Извините, где находится платформа 9 и ¾?» — и уехал. А Карл остался стоять. В соответствии с правилами математики эта платформа должна была находиться между платформой номер девять и номер десять, ближе к десятой. Но на вокзале ничего похожего не было. Глядя на прибывающие и отбывающие поезда, Карл думал, что если он не найдёт дорогу, можно сразу прыгать на рельсы — жизнь в приюте после неудачной попытки попасть в «новую школу» станет просто невыносимой.

Когда Карл почти отчаялся, он увидел, как мальчик с родителями подошёл к барьеру между платформами — и исчез. Карл решил, что ему показалось, что он просто моргнул... Но это был единственный шанс. Подойдя к барьеру, он посмотрел на каменную кладку стены. Может, тут, как в пещерах индейцев майя, нужно нажать на правильный камень? А если ошибёшься, тебе на голову прольётся горящая смола. Или провалишься в бездонный колодец... Выбрав самый неприметный камень (индейцы никогда бы не оставили ключ на виду), он коснулся его, шагнул вперёд — и оказался на платформе 9 и ¾!..

Сегодня Карл прошёл барьер без прежнего волнения. И красный экспресс не показался ему чем-то удивительным — гораздо больше его волновало то, как сложится первый день в школе у Софи.

— Забавная у тебя маечка! — раздался рядом знакомый голос со вкусом карамели. — Решили с подружкой поменяться?

— Привет, Драко, — нахмурившись, побормотал Карл и пошёл к поезду.

Найдя пустое купе, он забился в угол и посмотрел в окно. На платформе толпились родители с детьми. Те, кто ехал в Хогвартс впервые, с восхищением разглядывали экспресс, а старшекурсники заговорщически улыбались — мол, мы-то знаем, что к чему. Карл тоже знал: опять занятия, домашние задания, укоризненные или сочувствующие взгляды учителей, кулаки и ботинки учеников... Ещё один год, который просто надо пережить...

Наконец все расселись по своим местам, и поезд тронулся. Родители замахали руками. Карл посмотрел на свои руки и отвернулся.

— Зато ты скоро снова будешь летать, — сказал он Рабэ. — Сегодня не получится, но завтра — обязательно.

Ворон наклонил голову, словно говоря: «Обещаешь?»

— Обещаю...

По вагону прошла женщина с тележкой, продающая сладости. Заглянула в купе Карла, посмотрела на мальчика — и закрыла дверь. Он криво улыбнулся.

— Если бы на экзамене нужно было показать действие отпугивающего заклинания, я точно получил бы самый высокий балл — и без всякой палочки, — проворчал он, потом снял кроссовки и забрался на верхнюю полку. Рабэ взлетел и сел рядом. — Следующая остановка — Хогварстс, — сказал Карл и закрыл глаза.

Сойдя с поезда, он приготовился к встрече с озером, но оказалось, что через озеро возят только первокурсников. А их ждали кареты, запряжённые странными существами. Увидев этих животных, Бен бы непременно решил, что они тоже из зоопарка уродов. Скелеты, обтянутые тонкой чёрной кожей, напоминали лошадиные. Большие, как у драконов, головы; покрытые белой плёнкой, словно у слепых, глаза. И крылья огромной летучей мыши... В школе психолог проводил с ними тест «Нарисуй несуществующее животное». Обычно дети брали части животных, которые им нравились, и соединяли в одно существо. По тому, каким оказывалось существо, можно было сделать вывод о состоянии психики ребёнка. Глядя на эти живые скелеты, Карл серьёзно забеспокоился о состоянии души их создателя. Но остальных школьников животные не удивили, наверное, в волшебном мире таких можно увидеть на каждой улице...

Забравшись в карету, Карл снова стал думать о мантии. Он надеялся, что, как в прошлом году, к нему подойдёт староста и даст новую. Но, видно, попечительский совет не питал особых надежд по поводу его роста и решил сэкономить на одежде. Значит, придётся сидеть в Большом Зале в джинсах и полинявшей футболке. Это если его раньше не выгонят, конечно...

— Наверное, у вас это считается модным, но, может, ты всё-таки снимешь этот кошмар? — вежливо поинтересовался Драко.

Есть у них собственные дорогущие мантии — и пусть молчат! Нет, обязательно нужно вставить слово. Скучно им что ли — в своих мантиях?..

Мимо прошла профессор МакГонагалл, сделала замечание. Сейчас ещё профессор Снейп увидит...

Но декана Слизерина за преподавательским столом не было. Сначала Карл обрадовался, что профессор не заметит своего непутёвого студента. Но потом забеспокоился: а вдруг профессор заболел? или ушёл из Хогвартса? или его уволили из-за выходок Карла?..

Мальчик с волнением смотрел на директора, пытаясь по его глазам разгадать судьбу своего преподавателя, но Альбус Дамблдор был занят представлением нового учителя защиты от Тёмных искусств. Дождавшись, пока директор закончит речь, Карл незаметно выскользнул из зала.

Нет, профессор не мог уйти. Когда Карл перед отъездом оставлял у него вещи, он ни о чём таком не упоминал. Нужно зайти к нему — забрать палочку и конспекты. И рассказать про мантию, пока профессор МакГонагалл не наябедничала.

Подойдя к кабинету профессора Снейпа, Карл услышал недовольный голос своего декана. Мальчик облегчённо выдохнул: во всяком случае, не придётся налаживать отношения с новым человеком. Кроме профессора, в кабинете, похоже, находились, директор, профессор МакГонагалл и Гарри Поттер с Роном Уизли.

— ...Так я пошёл на банкет, Минерва. Надо сделать несколько объявлений, — спокойно говорил директор. — Идёмте, Северус. Какой нас ожидает восхитительный торт!

Это в его стиле — предлагать торт людям, которых тошнит от сладкого!..

Директор открыл дверь — Карл едва успел отскочить.

— Здравствуй, Карл! — улыбнулся Альбус Дамблдор.

— Здравствуйте, сэр...

— Ты искал профессора Снейпа?.. Не волнуйся, с ним всё в порядке, — он продолжал улыбаться.

Судя по лицу профессора Снейпа, трудно было сказать, что с ним всё в порядке, но директор как обычно этого не видел.

— Здравствуйте, сэр, — пробормотал Карл, повернувшись к профессору.

— Северус, объясните своему студенту, что в Хогвартсе необходимо носить мантию! — на пороге кабинета появилась профессор МакГонагалл.

— Позвольте мне самому решать, что делать со своими студентами! — раздражённо бросил Северус Снейп.

— Ну, будет вам!.. — остановил спорящих Альбус Дамблдор. — Минерва, Северус, жду вас на банкете.

Дождавшись, пока директор уйдёт, профессор Снейп посмотрел на Карла и сказал холодно:

— Идите за мной!

Уходя, Карл заметил, как профессор МакГонагал наколдовала Гарри и Рону ужин. Он оценил заботу женщины о здоровье своих студентов, но не понял, почему их нужно кормить в кабинете профессора Снейпа.

Войдя в класс зельеварения, профессор подошёл к своему столу, отпер ящик и достал оттуда стопку исписанных листов, перо, чернильницу и волшебную палочку.

— Вот, — он выложил вещи на стол. — И, кстати, что случилось с вашей мантией?

Карл всю дорогу пытался сочинить какую-нибудь подходящую историю — но одна выходила хуже другой.

— Профессор, я... Дело в том, что... я... я хотел её погладить и... и сжёг...

Профессор некоторое время смотрел на него, потом отвернулся. Он видел, что Карл лжёт, но почему-то сейчас ему не хотелось знать правду.

— Вы не могли бы дать мне другую мантию?.. — робко спросил мальчик.

— Не мог, — коротко ответил профессор.

Карл, потупившись, переминался с ноги на ногу, не зная, стоит ли ему забирать свои вещи.

— Ваши учебники вы найдёте в комнате, — профессор Снейп подошёл к полке и достал банку с ингредиентами для какого-то зелья. Потом снова поставил её на полку и взял другую банку. Казалось, он занялся своими делами и забыл о присутствии ученика.

Карл ещё немного постоял, потом сгрёб бумаги, положил сверху перо, чернильницу, палочку и побрёл к двери.

— Я напишу в попечительский совет, — сказал профессор, продолжая выбирать ингредиенты для завтрашнего занятия. — Через несколько дней они пришлют вам другую мантию.

— Спасибо, профессор!.. — с благодарностью произнёс Карл и произнёс тихо. — Извините меня...

Северус Снейп не ответил.

Глава 8. Наши дети поют замерзающих птиц голосами

Карлу снилось, что он находится на экзамене по трансфигурации. Профессор МакГонагалл в очках-половинках приказала превратить профессора Снейпа в ужин для Гарри Поттера. Гарри давно не ел, объяснила она, и ему очень нужен ужин. Карл посмотрел на Поттера. Тот действительно казался худым — словно странные животные, везущие кареты. Скелет, обтянутый кожей. Высокий, бледный... И голодные глаза горят красным...

Карл проснулся и больше не смог заснуть. Когда в окно заглянуло бледное солнце, он встал и с тяжёлой головой пошёл на занятия.

Первым уроком была трансфигурация. И, как всегда, профессор МакГонагалл дала невыполнимое задание — превратить навозного жука в большую пуговицу. Глядя на несчастное насекомое, Карл думал, как ему, наверное, не хочется становиться пуговицей. Когда профессор отвернулась, мальчик спрятал жука в сумку и шепнул: «Следующий урок — травология. Если будешь сидеть тихо, я смогу выпустить тебя». Жук послушался, а Карл получил минус пять баллов за утерю опытного образца. Уходя из класса, он подумал, что ещё легко отделался. Наверное, профессор Снейп поговорил с профессором МакГонагалл, потому что она не стала снимать баллы за отсутствие мантии.

На травологии профессор Стебль начала спрашивать их о свойствах мандрагоры. Карл слышал только, что это растение ядовито. Но оказалось, мандрагору используют и для восстановления здоровья. Она может вернуть человеку, подвергшемуся заклятью, изначальный облик. А самым опасным в этом растении являлся не яд, а её плач.

Потом профессор сказала, что сегодня они будут заниматься пересадкой маленьких мандрагор, плач которых пока неопасен — нужно только надеть наушники... Она продолжала говорить, а Карл вдруг вспомнил человека, приехавшего с благотворительным визитом к ним в приют. Тот человек рассказывал, что какой-то писатель написал: «Целый мир не стоит одной слезы ребёнка». Карлу эти слова показались очень грустными — потому что они были мечтой. Несбыточной мечтой человека, который давно умер. Но даже после смерти, его мечта не сбылась...

«Целый мир не стоит одной слезы ребёнка...»

Нужно просто закрыть уши, просто не слушать, и тогда можно покупать мир за слёзы, за жизни...

— Когда я скажу: «Наденьте наушники», постарайтесь надеть так, чтобы абсолютно ничего не слышать...

Комкая шарики искусственного меха, Карл смотрел, как профессор Стебель подошла к ящику с мандрагорами, наклонилась — и тут раздался плач. Плакал уродливый младенец в руках женщины. Она взяла из-под стола горшок и посадила младенца в тёмную влажную землю. Потом повернулась — и закричала.

— Карл Штерн! Я же сказала надеть наушники! Хочешь оглохнуть?

Мальчик не ответил, продолжая смотреть на погребённого младенца.

— Ну, вот!.. Теперь придётся вести тебя в госпиталь, — всплеснула руками преподавательница.

— Мне не нужно в госпиталь, — медленно произнёс Карл.

Профессор Стебль удивленно посмотрела на него, потом облегчённо вздохнула и добавила сердито:

— В следующий раз делай то, что я скажу!

Она разделила класс на группы по четыре человека и дала каждой группе по ящику. Карла ни в одну из групп не взяли. Профессор пыталась прикрикнуть на ребят, но мальчик сказал тихо:

— Я всё сделаю сам.

— Ну, хорошо, — согласилась она, — начни, а потом я закончу. И не забудь про наушники!

Когда она ушла в другой конец теплицы, Карл бросил наушники под скамейку. Потом притащил мешок с землёй и горшки и сел на колени перед своим ящиком. Младенцы были сейчас просто пучками лилово-зелёных листьев. Если не знать, можно принять за салат.

— Привет, — сказал мальчик, коснувшись самого маленького растения в углу ящика. — Меня зовут Карл. Сегодня у тебя вроде как день рождения... Второе сентября — хороший день, чтобы родиться... Тебе нравится цифра два?.. Мне нравится. Вообще-то я больше люблю нечётные числа, они красивее... Но два — хорошее число. Неодинокое... Два — это один плюс один... Какое имя ты хочешь?.. У всех должно быть имя... Тэд?.. Тебе нравится имя Тэд?..

Он разговаривал с каждым растением, не боясь, что его услышат. Рассказывал о дне рождения, придумывал имена...

В середине урока Гойл решил подшутить над ним и стащить наушники. Оказалось, стаскивать нечего. Тогда он побежал к учительнице, но та тоже была в наушниках, поэтому не стала его слушать, а отправила заниматься своим ящиком.

Карл закончил работу позже остальных, но профессор осталась довольна. Она даже похвалила мальчика. Тот кивнул, бросил тревожный взгляд на пересаженные мандрагоры и побрёл к замку.

Этой ночью Карл снова спал плохо. Сначала ему снились плачущие в приюте дети, к которым никто не подходит. Потом он пересаживал во сне мандрагоры. Он вытаскивал их из ящика, а они начинали плакать. И у всех мандрагор были человеческие лица — лица детей из приюта, преподавателей и учеников Хогвартса. Одну мандрагору Карл никак не мог засунуть в горшок. Она надрывалась и надрывалась горестным плачем, упираясь своими корешками-ручками. Карл наклонился посмотреть, чьё лицо у этого растения, — и узнал себя...

В столовую он пришёл раньше всех, быстро поел и побежал в класс. Мантию ему пока не прислали, поэтому не стоило лишний раз попадаться на глаза преподавателям и студентам.

Первым уроком была защита от Тёмных искусств. Среди учебников, выданных Карлу, около половины предназначалось для этого предмета. И учебники выглядели не такими потрёпанными, как остальные. Не то чтобы попечительский совет расщедрился на новые книги, просто более поздних изданий не существовало. Автором оказался не древний волшебник, а сам преподаватель. Раскладывая в тумбочке тома, Карл удивлялся, когда он успел столько написать? Так ведь и на жизнь времени не останется!..

Названия книг больше напоминали дешёвые фантастические романы, чем научную литературу: «Каникулы с каргой», «Победа над привидением», «Тропою троллей», «Увеселения с упырями», «Йоркширские йети»... Каргой в приюте называли одну воспитательницу, но вряд ли профессор Локхард проводил с ней каникулы — и уж, конечно, не стал бы писать об этом книгу. Какое веселье может быть с упырями, Карл тоже не представлял. И понятия не имел, кто такие йоркширские йети, но ему было интересно, что думает профессор о троллях.

Однако рассказывать о троллях и йети Гилдерой Локхард не стал. Похоже, преподаватель не собирался говорить ни о ком, кроме себя. Представившись, он предложил начать урок с проверочной работы. Карл подумал, что сейчас им дадут тест, проверяющий, что из прошлого года они запомнили, и стал лихорадочно вспоминать занятия с профессором Квирреллом. Но профессор Локхард решил проверять не прошлые знания — а будущие!..

Видя, как женская половина класса с воодушевлением схватилась за перья, Карл склонился над своим листом. Он первый раз увидел эти учебники два дня назад — когда ему было их читать?.. Просмотрев вопросы, он понял, что не знает ответа ни на один из них. Замечательное начало года... Вздохнув, Карл решил: надо написать хоть что-то. Учителям приятнее читать абсолютную чушь, чем видеть пустой лист. Так, первый вопрос: «Какой любимый цвет Гилдероя Локхарда?» На банкете преподаватель был в голубовато-зелёном плаще... И золотой профессору Локхарду, наверное, нравится... А какой любимый цвет у него?.. В приют приезжала девушка — проводила исследование для своего диплома. Она спрашивала детей про любимые цвета. Тогда Карл назвал фиолетовый. Девушка сказала: «Фиолетовый — цвет печали». А потом добавила: «Но печаль — это всего лишь один из цветов любви...» Карл взял перо и написал: «Золотой».

Прочитав ещё раз второй вопрос: «Какова тайная честолюбивая мечта Гилдероя Локхарда?» — Карл фыркнул. Если эта мечта тайная, то откуда ему о ней знать?.. Наверное, победить кого-нибудь страшного и получить ещё один орден... Хотя это получается уже две мечты... Так победить или получить?.. В душе Карл склонялся ко второму варианту, но решил, что ответить так будет не очень вежливо, поэтому написал: «Победить кого-нибудь страшного». А в скобках уточнил — «например, человека, который пил кровь единорога».

Третий вопрос был легче: «Каково, по вашему мнению, на сегодняшний день самое грандиозное достижение Гилдероя Локхарда?» Радовало наличие в нём словосочетания «по вашему мнению». Если предлагают выразить своё мнение, значит, неправильного ответа быть не может. Итак, что же самое грандиозное?.. Встреча с вампиром, каргой, упырями или троллями?.. Нет, наверное, всё-таки победа над привидением...

Карл придумывал ответы на вопросы, пока не добрался до последнего, пятьдесят четвёртого. Тут уже ни о каком своём мнении речи идти не могло. «Когда у Гилдероя Локхарда день рождения?..» Внимательно посмотрев на профессора, Карл решил, что излучающий столько энергии человек должен был родиться летом. В самый жаркий летний месяц — июль... Число?.. Пусть будет двадцать пятое. Двадцать пятое июля... В вопросе была и вторая часть: «Каков, по вашему мнению, идеальный для него подарок?» Хотя и здесь формулировка включала в себя словосочетание «по вашему мнению», полной свободы у отвечающего всё-таки не было. Ведь профессор мог в любой момент опровергнуть его вариант «идеального подарка». Может, орден?.. Нет, ордена ведь не дарят... Опыта в отношении идеальных подарков у Карла не было, приютским детям сгодился бы и самый обычный... Да и дня своего рождения Карл не знал. Только время года. Зима. Белая зима...

Так ничего и не придумав с подарком, мальчик сдал тест, решив, если что, соврать, будто не заметил второй части вопроса. Профессор тут же просмотрел работы, кого-то похвалил, кого-то упрекнул в недостаточно хорошем знании его биографии. Потом убрал листы и предложил заняться делом.

— Наконец!.. — проворчал кто-то, — А то уже почти весь урок прошёл.

Но профессор Локхард, не заметив недовольства, охватившего, правда, преимущественно мужскую половину класса, начал рекламировать новое задание.

Сегодня ребятам предстояло сразиться с самыми ужасными созданиями волшебного мира — корнуэльскими пикси. Карл сразу засомневался, что с самым ужасным их станут знакомить прямо на втором курсе. А когда увидел «чудовищ», понял, что профессор очень сильно преувеличивал.

— Пескипикси пестерноми! — прокричал профессор, взмахнув палочкой.

Карл подумал, что, наверное, стоило бы сначала научить их заклинанию, а уж потом выпускать «чудовищ». Но, похоже, с заклинаниями профессор Локхард управлялся не намного лучше своего самого безнадёжного ученика. Пикси не обратили никакого внимания на его слова и продолжили разбрасывать по классу учебники, листы бумаги, перья — всё, что попадалось им в руки.

Посмотрев на творившийся вокруг беспорядок, Карл сгрёб со своего стола писчие принадлежности, учебник и залез под парту. Не хватало ещё разбить чернильницу или потерять книгу — ему и мантию-то новую никак не дадут... Один любопытный пикси, повиснув в воздухе вниз головой, заглянул в убежище Карла.

— Лети отсюда! — строго сказал ему мальчик.

Пикси ещё несколько минут смотрел на него, потом улетел.

Карл закрыл глаза: после урока травологии он не оглох, но окружающий мир стал словно дальше. Мальчик слышал его сквозь дымку. Вот и сейчас крики профессора, обрывки заклинаний, писк пикси складывались в странный шум, будто он находится на побережье моря...

Постепенно шум моря стих, и Карл решил, что пора выбираться из-под парты. Класс напоминал поле битвы. Профессор размахивал палочкой, пытаясь вернуть вещам прежний вид. Почти все ученики уже убежали, Карл тоже пошёл. Он успел дойти до двери, когда услышал воодушевлённый голос:

— Карл, подожди!

Он нехотя повернулся.

— Да, профессор...

— Думаю, нам нужно дополнительно позаниматься! Жду тебя вечером, мой мальчик! — улыбнулся Гилдерой Локхард.

Карл совсем не думал, что ему необходимы дополнительные задания с профессором Локхардом, да и выражение «мой мальчик» ему не очень понравилось. Но он опустил голову и пробормотал:

— Да, профессор...

После обеда Карл сбегал посмотреть, как растут мандрагоры, полетал с Рабэ, потом немного почитал учебники и отправился к профессору Локхарду.

В его кабинете горели свечи, со стен смотрели на Карла улыбающиеся портреты.

— Проходи, мой мальчик! — радостно сказал оригинал. — У нас будет серьёзный разговор, присаживайся. Я посмотрел, подумал и должен сказать — это никуда не годится...

— Простите, профессор, — на этот раз Карл решил не дожидаться обвинений. — Ваши книги я получил только в школе, поэтому не мог прочитать их... Я прочитаю и... И следующий тест напишу лучше...

— Тест? — удивился Гилдерой Локхард. — А, это ты о проверочной работе? Не волнуйся, у тебя будет время исправить ошибки. Сейчас речь о другом.

— О другом?..

— Карл, мой дорогой мальчик, я прекрасно понимаю тебя и даже готов признать частично свою вину!.. — улыбка на лице профессора стала сокрушённой. — Сначала Гарри Поттер, теперь ты!..

— Простите?..

— Но ты должен признать, у Гарри это получается гораздо эффектнее. Конечно, тут не только его заслуга... А вот ты выбрал заведомо ложный путь.

— Простите?.. — Карл никак не мог понять, почему профессор сравнивает его с Гарри Поттером.

— Каждый человек хочет выделиться, стать непохожим на других, особенным, исключительным! Это естественное желание, и его не надо стыдиться! Но нужно соразмерять свои желания со своими силами и возможностями. Вот если бы ты захотел в одну минуту стать самым великим волшебником, у тебя бы это вряд ли получилось. Открою секрет, — профессор весело подмигнул, — даже у меня это вряд ли бы получилось. Дорога к известности — долгая и трудная! Она вымощена отнюдь не цветами — можешь мне поверить.

— Но, профессор, я не хочу... — попробовал возразить Карл.

— Конечно, хочешь! Передо мной можешь не стесняться. Твои мысли для меня — открытая книга. Ты не носишь мантию, чтобы отличаться от других. Понимаю, мой внешний вид тоже трудно назвать обычным. Это тебя, наверное, и смутило.

— Дело в том что...

— Я понимаю тебя! Очень хорошо понимаю! Но эти рваные джинсы и футболка... Даже не могу определить её цвет... А твоя причёска!.. Знаю, некоторые люди не стригутся и одеваются, словно бездомные, чтобы выделяться на фоне одинаковых лиц. Но ведь можно выделяться по-другому! Конечно, эти ужасные чёрные мантии никто не отменит, но можно дополнить скучный наряд ярким шарфом...

— Что?!

— Или декоративным носовым платком...

— Чем?!

— А есть ещё такой вариант...

Профессор продолжал говорить, не слыша задаваемых ему вопросов, не видя удивления в глазах своего ученика. Удивление перешло в омерзение, а потом — в жалость. Карлу вдруг показалось, что перед ним сидит обыкновенный неудачник, пытающийся спрятать все свои неудачи за непрерывным потоком слов и улыбок. Яркий блеск свечей, прыгающие с портрета на портрет фигуры, сам профессор — показались фальшивыми. Профессор Стебль говорила, мандрагора может вернуть человеку его истинный облик. Каким бы стал профессор Локхард, если бы выпил настойку мандрагоры?..

Карл знал ещё одно средство, позволяющее увидеть истинное лицо человека. Таким средством была смерть. Сейчас, Карл смотрел на Гилдероя Локхарда и пытался понять, останется ли на его лице улыбка, когда он будет умирать... Карлу почему-то казалось, что нет...

Вернувшись к себе, мальчик сразу лёг спать. Но и во сне профессор Локхард продолжал давать ему советы. А потом вдруг разлетелся стаей разноцветных попугаев, которые принялись поднимать в воздух учебники, разбрасывать листы и ломать люстры. Потом сон изменился, и Карл увидел профессора Снейпа, бредущего к озеру в фиолетовой мантии. А потом Карл очутился в приюте. В люльках, вместо детей, лежали мандрагоры. И тихий голос печально читал чьи-то строки:

...Нас не вспомнит никто —

бесполезные, умные боги.

Мир, как был чёрно-бел,

так и будет: без нас или с нами.

Мы так много несли,

но так мало теряли в дороге.

Наши дети поют

замерзающих птиц голосами.

Глава 9. Страдающие одной болезнью сочувствуют друг другу

На следующий день Карлу прислали мантию, которая оказалась немного новее прежней. Мальчик решил, что должен даже сказать спасибо Льюису и разбитой банке варенья. После обеда он подошёл к профессору Снейпу, собираясь поблагодарить его, но тут, словно ниоткуда, появился профессор Локхард и принялся нахваливать Карла за то, что тот последовал его совету. Профессор Снейп странно посмотрел на своего ученика, а когда Гилдерой Локхард начал рассказывать о шёлковых шарфах цвета аквамарина, во взгляде декана Слизерина отразилось нечто, сильно напоминающее презрение. Карл опустил голову, пробормотал что-то нечленораздельное и выбежал из зала, стараясь не слушать несущееся ему вслед: «Молодец, мой мальчик!»

Из-за преподавателя защиты от Тёмных искусств начало этого учебного года казалось Карлу ещё более странным... Он часто вспоминал свой первый сентябрь в Хогвартсе... Новая школа, новые ученики, учителя, учебники... даже воздух тогда казался ему другим... За время, прошедшее с момента встречи, Хогвартсу не удалось стать его другом, но он превратился в знакомого, с которым вежливо здороваешься при встрече.

В прошлом году Карл был слишком занят своими переживаниями, и его не особенно интересовало, как чувствует себя новый знакомый. Теперь мальчику казалось, знакомый чем-то болен. Проходя по коридорам, Карл часто слышал глухой кашель, переходящий в шёпот, а потом в стон. Огромный замок словно простудился. Простудился каждый камень, каждое стекло, камины и даже огонь в каминах. Отравленный дым проникал в лёгкие и превращался в странные горящие сны, где смешивались прошлое, будущее, люди, тени, голоса...

Карл заглядывал украдкой в лица учеников и преподавателей, пытаясь понять, чувствуют ли они болезнь замка. Но лица большинства были такими, как обычно, и он решил, что, наверное, виной всему его воображение. Интересно, что подумала бы мадам Помфри, если бы он пришёл в госпиталь и сказал: «Хогвартс тяжело болен». В лучшем случае — посмеялась, а в худшем — подумала бы, что он просто добивается отмены занятий... Даже директор не выглядел обеспокоенным, и только в глазах профессора Снейпа Карл видел застывшую неизлечимую боль.

Теперь Карл старался надолго не оставлять замок. Он почти не гулял, только выходил проверить, как растут мандрагоры, и немного полетать с Рабэ. Но в выходные ему пришлось всё-таки покинуть Хогвартс ради другого больного — Тэда. Начинались тренировки по квиддичу, и Карлу хотелось посмотреть их, чтобы было потом, о чём рассказать.

Он встал пораньше и отправился на стадион, но там уже тренировалась команда Гриффиндора. Карл почти пожалел о своей затее. Сейчас придёт Драко Малфой: его выбрали ловцом — того гляди лопнет от гордости!.. Начнут опять спорить...

Через несколько минут на стадионе появилась команда Слизерина. Как и ожидал Карл, они начали спорить. Гермиона Грейджер, пришедшая поддержать друга, сказала, что Драко купил себе место в команде. На это Драко ответил:

— А твоего мнения, грязнокровка, никто не спрашивает!

Все замолчали, потом Рон Уизли бросился защищать девочку, но палочка вдруг ополчилась на своего хозяина и выстрелила ему в живот зелёным лучом — изо рта Уизли полезли слизняки. Друзья поспешили увести его.

Карлу тоже расхотелось смотреть тренировки. Посадив Рабэ на плечо, он побрёл в замок, размышляя о произошедшем. Почему все замерли, когда услышали слово «грязнокровка»? Что оно означает? Человек, у которого грязная кровь... Какую кровь здесь считают грязной?.. В его мире чистая кровь текла в жилах королей, аристократов... Но это было давно... Сейчас таких почти не осталось... Может, у них ещё сохранились свои волшебные короли? А Гермиона Грейнджер — дочь... какого-нибудь сапожника или плотника... Да, посмотреть на Драко — так он себя считает принцем или, по меньшей мере, графом. Но почему он столько ждал, чтобы оскорбить Гермиону? В прошлом году у них с Гриффиндором были общие занятия по зельеварению. Все видели, что Драко не переносит Гарри Поттера и его друзей, но он ни разу не назвал так девочку. Почему? Вряд ли он только недавно узнал о происхождении Гермионы. Наверное, просто раньше не мог назвать её так. А теперь может. Но что изменилось за каникулы? Кто дал ему право? Он сам?.. Нет, Драко произносит много слов, но его многословие сродни многословию профессора Локхарда: сильному нет нужды говорить о том, что он сильный. Значит, кто-то дал ему эту силу. Наверное, его отец... Отец рассказал что-то, из-за чего Драко решил, будто имеет право снова делить людей на тех, у кого чистая и грязная кровь. Но что рассказал мистер Малфой?.. Может быть, это как-то связано с болезнью, охватившей замок?.. Нет, никакой болезни нет! Болезнь существует только в его воображении!..

Но с наступлением октября болезнь окончательно вырвалась из сознания Карла. Кашель и жар поразили всех, независимо от цвета крови. Мадам Помфри предлагала своим пациентам чудесное зелье, выпив которое человек сразу выздоравливал. Но, как и всё, действующее мгновенно, оно имело побочный эффект: из ушей исцелившихся начинал идти серый дым.

Карл лекарства не пил, годы в приюте научили его самому бороться с лихорадкой. Сидя на занятиях с головой, похожей на тяжёлый раскалённый шар, он думал о том, достаточно ли в госпитале зелья, чтобы вылечить замок. Наверное, если напоить им Хогвартс, дым повалит из всех башен и окон...

Из-за болезни или чего-то другого — сны Карла стали ещё ярче. Порой он не мог понять, где вымысел, а где реальность. Чёрное озеро вышло из берегов и затопило его сны. Ему часто снилось, что он тонет в холодной чёрной воде...

Приближался Хэллоуин. Большой зал украсили летучими мышами и «светильниками Джека». Тыквы оказались такими огромными, словно Джек был великаном. Ходили слухи, что директор собирается пригласить на праздник труппу танцующих скелетов. Карлу эта идея не показалась забавной. Всё в мире возвращается в землю: горы, деревья, животные, даже птицы. Люди тоже должны возвращаться в землю...

На банкете мальчик быстро поужинал и покинул зал, не желая дожидаться танца мертвецов. Бредя мимо пустующих классов, он вспоминал прошлый Хэллоуин и встречу с троллем. Теперь в коридорах детей не подстерегала опасность. Больше не было профессора Квиррелла, который мог выпустить тролля... Остался только человек, выпивший кровь единорога...

Карл снова заблудился на двигающихся лестницах. Повернув наугад, он вдруг услышал тихий плач, доносившийся из комнаты в конце коридора. Подойдя ближе, мальчик увидел табличку «Туалет не работает». Он осторожно толкнул дверь и заглянул внутрь.

Это помещение не было похоже на Хогвартс — казалось, мистер Филч никогда не заглядывал сюда. Пол, раковины, зеркала — всё покрывал толстый слой пыли, в углах висела паутина. Даже паучки, вытянувшись в цепочку, спешно покидали это тоскливое место.

Осторожно перешагнув маленьких путешественников, Карл подошёл к кабинке, за которой слышался плач. Плакало привидение — толстенькая девочка с длинными спутанными волосами.

— Что у тебя случилось? — спросил Карл.

Девочка на мгновение затихла, подняв на него заплаканные глаза в огромных очках, — а потом зарыдала ещё громче.

— Ты что, слепой?! Не видишь — я умерла!

Карл удивлённо смотрел на девочку. Большинство обитавших в Хогвартсе привидений уже смирились со своей участью и даже начали входить во вкус — например, организовывали соревнования по игре в поло отрубленными головами. Может быть, она умерла недавно?..

— Вижу... — вздохнул он, садясь на грязный пол и закутываясь в мантию.

— Чего расселся? — сразу спохватилось привидение. — Это туалет для девочек! Может, ты и читать не умеешь?

— Там написано, что туалет не работает, — сказал Карл.

— Конечно, не работает, конечно, не работает! — затараторила девочка, размазывая по лицу слёзы. — Кто же захочет сидеть рядом с плаксой Миртл?! Жирной, прыщавой Миртл!.. Они все, все так говорили! И смеялись!..

— Я бы не говорил, — задумчиво сказал он. — Если бы ты была в моём классе, я бы так не говорил. И если бы не в моём — тоже.

Миртл снова затихла и теперь уже с некоторым любопытством посмотрела на мальчика.

— Оставайся здесь жить, — вдруг предложила она.

— Нет, — улыбнулся Карл, — здесь мне жить не разрешат. Хотя Драко и остальные наверняка считают, что это для меня самое подходящее место, — пробормотал он себе под нос и добавил громче. — Но я могу иногда навещать тебя. Ты... всегда сидишь здесь?

— Вот ещё! — фыркнула Миртл. — Я могу ходить, куда захочу! Я постоянно являлась Оливии Хорнби! Ох, как она пожалела, что смеялась над моими очками!.. Но это давно было... Оливия теперь уже старушка, — девочка захихикала. — А другая, Патрисия Мелвилл, так она...

Карл грустно слушал её рассказ. Как и других привидений, ему хотелось спросить Миртл: почему ты осталась здесь? Но, наверное, этот вопрос вызвал бы новый поток слёз. Кроме того, слушая девочку, Карл, кажется, понял ответ. Она боялась. Боялась стать абсолютно невидимой для людей. Пусть они вечно унижали её, но боль от унижения несравнима с болью от того, что тебя просто не замечают. Поэтому Миртл будет продолжать сидеть в этом почти мёртвом месте, будет громко плакать, чтобы кто-то совсем чужой и далёкий пришёл и снова обозвал её плаксой Миртл... Печальный замкнутый круг...

— А почему ты не на празднике, как все? — спросила Миртл, заметив, что Карлу неинтересны её истории о мести. — Не любишь праздники?

— Не очень...

— Я тоже! Я тоже! — закивала она. — Сегодня у нас была вечеринка! У привидений!.. И они все смеялись, они тоже все смеялись надо мной! — Миртл снова залилась слезами.

Карл поднялся и отряхнул мантию.

— Ты уже уходишь? — спросила Миртл, мгновенно перестав плакать.

— Мне пора... Но я ещё приду. До свидания! — он почти ушёл, потом вернулся и сказал. — Кстати, насчёт твоего веса. Не знаю, обрадует ли это тебя, но сейчас ты весишь меньше любой девочки в Хогвартсе.

Он помахал рукой удивлённой Миртл и вышел в коридор. В другой стороне у стены столпились ученики. «Наверное, банкет уже закончился...» — рассеянно подумал Карл и вдруг заметил под ногами воду. Неужели озеро уже затопило замок?.. Но вода была не чёрной. Значит, не из озера... Карлу не хотелось лишний раз встречаться с празднующими. Если бы существовал другой путь, Карл, разумеется, выбрал бы его. Но другого пути не существовало. Подойдя к толпе, он начал пропихиваться вперёд, пока не оказался в первом ряду.

На лицах детей не осталось и следа праздника. Все поражённо смотрели на стену, где привязанная за хвост к факелу висела кошка мистера Филча. Но дети разглядывали не несчастное животное, а огромную надпись: «Тайная комната снова открыта. Трепещите, враги наследника!»

Вперёд протолкнулся Драко Малфой и громко крикнул:

— Трепещите, враги наследника! Сначала кошка — следующими будут те, в чьих жилах течёт нечистая кровь!

Услышав Драко, прибежал мистер Филч. Заметив свою кошку, завхоз расстроился так, словно потерял близкого друга. Карл понимал его. Он сам с трудом представлял, как вёл бы себя, если бы нечто подобное произошло с Рабэ. Потом мистер Филч почему-то начал обвинять Гарри Поттера в случившемся с миссис Норрис, но Гарри спас директор, забравший мальчика, его друзей и пострадавшую кошку для дальнейшего разбирательства. Вместе с ними ушли и преподаватели: профессор МакГонагалл и профессор Снейп, за которыми увязался Гилдерой Локхард.

Толпа ещё некоторое время шёпотом обсуждала происшествие, потом начала расходиться. Словно очнувшись, Карл побежал за Драко Малфоем.

— Драко! Подожди! — он догнал его у двигающихся лестниц.

— Чего тебе? — надменно спросил принц волшебной страны.

— Ты сказал о наследнике... Ты знаешь, кто такой наследник? И что такое тайная комната?

— Ничего я не знаю! — огрызнулся он.

— Но ты сказал...

— Тебе я ничего не говорил! — он повернулся, собираясь уйти.

— Наследник хочет вернуть себе трон, и поэтому убивает... грязнокровок? — крикнул ему в спину Карл.

Драко шагнул на лестницу, и та медленно начала поворачиваться.

Да, наверное, наследник хочет стать королём волшебного мира и для этого должен убить грязнокровок. Ему нужен мир, где все будут такие же... чистые, как он. Прекрасный, сияющий мир... Где все признают тебя... Где никто не посмеет смеяться... обидеть... бросить... Прекрасный, сияющий мир...

Карл медленно брёл по коридору, не понимая уже, чьи мысли слышит в своей голове.

А ночью ему приснился сон. Сначала картинка из школьного учебника: земля — половинка скорлупы огромного ореха, которую держат три слона, стоящие на черепахе, а та — на змее, пожирающей свой хвост. Потом картинка сжалась и почернела, словно её поднесли к пламени свечи. Карл увидел чудесный сад, растущий на поверхности огромного озера. Высокие деревья, сказочные цветы, удивительные животные, птицы, люди с одинаково прекрасными лицами — все живут на поверхности озера.

Озеро заполнено кровью. Деревья качают серебристыми ветвями, когда мимо пролетает ветер, и опускают в воду корни, чтобы напиться крови. С алых лепестков цветов капает алая роса, горящая в лучах садящегося солнца. Животные идут вереницей к алой воде. Птица падает в воду, её крылья медленно впитывают кровь. Ещё несколько секунд — и птица становится невидимой... Люди наклоняются над водой и видят свои алые отражения...

Глава 10. Небо молчит - за него говорят люди

Осенний дождь по-прежнему тоскливо стучался о воды разлившегося озера. Деревья теперь казались печальными неподвижными кораблями, запутавшимися в водорослях, и только ветви, словно голые мачты, качались на ветру. Карл летал над ними, а потом возвращался в больной замок и снова погружался в странное чувство одиночества. Он не знал, чьё это одиночество, но оно подстерегало его в каждом коридоре, в каждом классе. Немое и безысходное, оно будто заблудилось в замке и не нашло лучшего сосуда, чем этот худенький, сутулый мальчик, словно лунатик, бредущий с урока на урок.

Сны Карла совсем потеряли связь со временем. Ему уже не нужно было закрывать глаза, чтобы видеть странные картины. Вот и сегодня, на защите от Тёмных искусств, он отчаянно пытался видеть и слышать Гилдероя Локхарда, но в ушах гремело разлившееся озеро — словно тысячи огромных раковин.

Профессор рассказывал о своей схватке с йоркширским йети, который оказался снежным человеком. Шум волн сменился протяжным воем вьюги... Снежные люди... Где они? Кто они?.. Заблудившееся прошлое?.. Прошлое ищет путь... Но везде другие... Можно только здесь... Где холодно и темно... Холодно и темно...

— Карл! Карл, мальчик мой, подойди ко мне!

Карл поднял голову, пытаясь стряхнуть сны.

— Карл, иди сюда! — снова позвал профессор.

Он медленно встал и поплёлся к доске.

— Так, ты будешь снежным человеком, а я... я, разумеется, буду собой! А вы кем думали? — он лукаво улыбнулся классу.

Все подались вперёд, Драко почти лёг грудью на парту. Он слышал, у Гриффиндора на уроках по защите йети, вампиров и упырей играет Гарри Поттер, и каждый раз повторял, что готов заплатить любые деньги, лишь бы достать билетик на этот спектакль. Но посмотреть на игру Гарри Поттера пока не получалось, поэтому он решил довольствоваться мастерством Карла Штерна.

А будущий актёр стоял посреди класса и тщетно пытался вырваться из своих снов.

— Не волнуйся, — подмигнул коллеге Гилдерой Локхард, — реплики я тебе подскажу. Итак, снежный человек увидел меня — и закричал!.. Карл, ты должен закричать. Ну, давай!

— Я не буду... — пробормотал мальчик.

— Карл...

— Я не буду...

— Но, мой мальчик!..

— Я не буду! — закричал Карл, окончательно проснувшись.

— Послушай, ты не забыл, кому обязан своим чудесным превращением? — профессор легонько толкнул его в плечо, очевидно, намекая на мантию.

— Не забыл! Профессору Снейпу!

— А причём тут он? — удивился Гилдерой Локхард. — Карл, я понимаю, боязнь сцены — это естественно, но мы с этим справимся! Я помогу тебе!

— Не надо мне помогать! Я ненавижу... ненавижу сцену!.. и спектакли!.. и театр!.. — он вырвался и пошёл на своё место.

— Так... Карл сегодня плохо себя чувствует и не может выступать, кто заменит его?.. — стараясь сохранять хорошее настроение, спросил профессор.

Класс явно не горел желанием исполнять роль второго плана. Наконец, профессору удалось вытащить какую-то девочку. Наверное, они решили разыграть сценку из «Каникул с каргой». Хотя актёров не приветствовали бурными овациями и не пригласили выйти на бис, Гилдерой Локхард остался всем доволен и задал написать стихотворение о его победе над оборотнем из Вага-Вага.

Карл вышел из класса, проклиная профессора и его любовь к театру и поэзии. Писать стихи!.. Да кто ему такой Гилдерой Локхард, чтобы писать о нём стихи!.. Желая поскорее отделаться от этого задания, он решил после обеда сходить в библиотеку, взять там томик какого-нибудь древнего поэта и найти стихотворение про победу, славу, почести. Можно даже не очень древнего: вряд ли профессор Локхард читает что-то, кроме своих книг.

Спустившись в библиотеку, Карл увидел около кафедры небольшую очередь. Гермиона Грейнджер брала книгу. Рядом стояли её друзья. Карл немного потолкался на пороге, но потом пошёл к кафедре. Они ведь с Гриффиндора и вряд ли станут рассказывать профессору Локхарду, что встретили в библиотеке студента Слизерина.

Встав в конце очереди, Карл бросил взгляд на книгу, которую принесла библиотекарь. Толстый потрёпанный том. Он привстал на носках и прочитал название «Сильнодействующие зелья». Зачем это им?.. Может, решили сварить лекарство для Хогвартса — без побочных эффектов?..

— А вам что? — не очень вежливо спросила мадам Пинс.

Карл изложил ей свою просьбу.

— Сборник или конкретного поэта?

— Наверное, лучше сборник... — ответил Карл. Так выбор будет больше.

Провожая взглядом высокую, худощавую женщину, мальчик подумал, что почти все библиотекари похожи на драконов из старых сказок. Они никак не хотят расставаться со своими сокровищами и готовы убить каждого, кто приблизится к заветным полкам. Им кажется, что они совершают великий подвиг, защищая бесценные произведения, но на самом деле просто делают книги немыми, а ведь авторы написали их, чтобы говорить...

— Вот, выбирайте, — вернувшись со стопкой потрёпанных томов, сказала мадам Пинс.

Карл начала просматривать корешки книг, не зная, какую взять. Тут его внимание привлекло одно название — «Потерянное поколение».

— Это... — он достал томик в обложке из тёмно-синей ткани. — Это тоже стихи?..

— Разумеется, — вытянув губы в тонкую ниточку, проговорила женщина.

— Тогда эту... — Карл уже забыл, что собирался искать стихотворение для профессора Локхарда. Ему было интересно, о чём эта книга и почему она так называется.

Найдя укромное место, где не так слышались голоса, он забрался на подоконник и раскрыл книгу. Предисловия, к сожалению, не оказалось, составители сборника объяснили название всего тремя предложениями.

«Потерянное поколение — литературное течение, возникшее в период между временами господства двух тёмных волшебников Геллерта Грин-де-Вальда и Волан-де-Морта. Потерянное поколение — это молодые люди, призванные на войну почти подростками, часто ещё не окончившие школу, рано начавшие убивать. После войны такие люди часто не могли приспособиться к мирной жизни, многие кончали с собой, некоторые сходили с ума».

Карл медленно провёл рукой по странице, словно пытаясь прикоснуться к этим потерянным жизням. Потом начал листать книгу. Одно стихотворение показалось ему странно знакомым...

Ноябрьские боги

Небо давится снегом,

но оно не просыплет ни капли.

Это жадное небо,

оно смотрит седыми глазами.

И в осенней тиши

надрывается вымерший гравий.

Это дети поют

замерзающих птиц голосами.

Так кончается год:

мы уходим, как грустные боги.

Нам никто не воздаст

хоть немного любви и признанья.

И в ноябрьскую ночь,

оставляя кресты на дороге,

Мы свершаем обряд,

безнадёжный обряд умиранья.

Нас не вспомнит никто —

бесполезные, умные боги.

Мир, как был чёрно-бел,

так и будет: без нас или с нами.

Мы так много несли,

но так мало теряли в дороге.

Наши дети поют

замерзающих птиц голосами.

— Рабэ, это стихотворение из моего сна!.. — вскричал Карл, показывая воронёнку книгу. — Последние строки!.. Кто-то читал их в моём сне!.. Вот, послушай, — Карл прочёл ему последнюю строфу.

Рабэ пристально смотрел на мальчика, и, наверное, так падал свет факела, но казалось, что он плачет.

— Не может быть... Я ведь никогда раньше не читал этого... Как оно могло присниться мне?.. Чьё это?..

Карл посмотрел в книгу. Автор стихотворения — Альфред фон Дитрих. Ни в его школе, ни в Хогвартсе он о таком не слышал.

— Ладно... Не важно, чьё... — он слез с подоконника, прижимая книгу к груди. — Знаешь, давай навестим сегодня Миртл?

Рабэ наклонил голову, словно спрашивая: «А домашнее задание?»

— Я не буду выписывать для него стихотворения. Ни из этой, ни из другой книги, — ответил Карл.

Спрятав книгу в своей комнате, Карл отправился в гости к девочке. Миртл тоже показалась ему частью потерянного поколения. Она была ребёнком, потерявшимся между жизнью и смертью. Возможно, часть вины за это лежала на самой Миртл. Но те, кто оставили её и даже не пытались найти, тоже были виновны.

Однако сегодня кто-то решил найти Миртл. Это оказался Гарри Поттер со своими друзьями. Они сидели на полу и о чём-то спорили.

— ...Зелье — единственное спасение, — убеждала ребят Гермиона Грейнджер. — Но я вижу, вам всё равно, кто их враг. Я прямо сейчас пойду и верну книгу в библиотеку... — она замолчала, заметив Карла. — А тебе что здесь надо? — раздражённо спросила она. — Это туалет для девочек!

Карл посмотрел на Гарри с Роном и подумал, что в данной ситуации этот аргумент выглядит не очень убедительным.

— Я пришёл к Миртл. Она, кстати, плачет, — Карл кивнул на кабинку.

— Она всегда плачет, — возразила Гермиона.

— Привет! — из-за двери кабинки показалась заплаканная рожица.

— Привет, Миртл! — Карл помахал ей рукой. — Я пришёл в гости.

— Ну, и сидите тут! — Гермиона взяла книгу и встала. — Пойдёмте, мальчики!

Гарри с Роном сочувственно посмотрели на Карла, наверное, решив, что у того совсем дела плохи, раз он начал искать себе компанию среди привидений.

— Как дела? — спросил Карл у Миртл, когда они ушли.

— Дела?.. Дела как обычно!.. Сижу тут, а эти заявились!.. Как будто меня нет!.. Как будто меня совсем нет!.. — она залилась слезами.

— Миртл, послушай, ты есть. Даже если они не видят... Ты ведь знаешь, что ты есть... и я знаю...

Карл говорил, и она то верила его словам, то снова начинала плакать. Если быть совсем честным, Карл тоже не до конца верил себе. Потому что понимал, иногда недостаточно собственного знания и собственной веры. Иногда они так слабы, что очень нужен кто-то другой, кто скажет тебе, что ты существуешь. Но часто этого другого нет...

Поздно вечером вернувшись в свою комнату, Карл долго думал о потерянной жизни Альфреда фон Дитриха, Миртл и многих других, чьих имён он не знал... Потом мысли исчезли, и ему снова начали сниться сны. Теперь это было высокое дерево, напоминающее огромную пику. На ветвях, поджав под себя тонкие ножки, сидели дети, закутанные в снег, и пытались петь...

Тяжёлые, точно вырезанные из камня тучи опустились на замок, словно хотели раздавить его... Раздавить... Раздавить всех... Разорвать... Отдать им боль...

Карл тряхнул головой, прогоняя наваждение, и пошёл к стадиону. Сегодня начинались соревнования по квиддичу, первыми играли Слизерин и Гриффиндор. На этот раз мальчик решил во что бы то ни стало посмотреть матч, но, проходя мимо раздевалок, услышал голос Оливера Вуда, капитана гриффиндорской сборной.

— ...Пусть проклинают день, когда недоносок Малфой купил себе место в их команде...

Карл остановился. Вокруг раздавались громкие крики, зрители с нетерпением ждали начала матча. Мимо проходили опаздывающие ученики, боящиеся, что им не достанется места. Тучи опустились ещё ниже, и отчётливей стал звук грома. Но Карл ничего не слышал. Одно слово стёрло все звуки. И не важно, что им назвали Драко, который унижал и избивал Карла.

Важно было другое — как мы придумываем слова для боли!.. Как?.. Как они посмели?.. Взять крошечное, ещё не умеющее самостоятельно дышать и есть существо и превратить его в оскорбление!.. Называть его именем тех, кого ненавидишь, презираешь...

На поле мадам Хуч объявила о начале матча. Бланджеры взмыли вверх и погнались за игроками. Карл их не видел.

Как они посмели!.. Превратить в... оскорбление... боль... Раздавить... Раздавить всех... Отдать им боль...

Матч он не смотрел. Вернувшись в замок, Карл бесцельно бродил по коридорам, вслушиваясь в эхо своих и чужих мыслей. Сидевший на плече Рабэ напряжённо вглядывался в лицо мальчика, но тот невидящим взглядом скользил по стенам, окнам, лестницам... Где-то на самом краю сознания билась мысль о том, что нужно вернуться, но он будто шагнул с высокой башни и теперь медленно падал в чёрную пустоту. Одно слово, сказанное даже не ему, столкнуло Карла с башни.

Он только начал привыкать к этому миру и этим людям. Но, знай Карл заклинание, способное забрать его отсюда, он, не задумываясь, произнёс бы его. И сейчас было не важно, что в его мире тоже говорили так. Не важна была даже сказка для Тэда и Софи, потому что самого Карла, который мог видеть эту сказку, почти не существовало.

Иногда очень нужен кто-то другой, кто скажет тебе, что ты существуешь... Иногда очень нужно посмотреть в чьи-то глаза — и увидеть в них своё отражение... Увидеть, что ты ещё сохранил способность отражаться в других глазах и душах... Иногда очень нужно...

Карл резко остановился. На полу лежал мальчик в гриффиндорской форме. Окоченевшие руки всё ещё сжимали фотоаппарат, а рядом валялась гроздь винограда.

Впереди послышались шаги. Очнувшись, Карл побежал на этот звук и столкнулся с директором Хогвартса.

— Сэр!.. Сэр, там...

— Что случилось? — спросил Альбус Дамблдор.

— Сэр!.. Там мальчик... Он умер!.. Он умер!..

Привычная добродушно-строгая улыбка исчезла с лица директора, во взгляде разлилась боль.

— Где? — быстро спросил он.

— Там! — Карл побежал назад.

Увидев лежащего на полу мальчика, профессор Дамблдор быстро наклонился над ним и осторожно коснулся рукой холодного лба. Потом медленно поднялся.

— Не волнуйся, он не умер... С ним произошло то же, что и с миссис Норрис... Это заклятие Оцепенения. Но мы обязательно вылечим их, — директор повернулся к Карлу и посмотрел ему в глаза. — Когда подрастут мандрагоры, которые вы пересаживали на уроке травологии, мы приготовим зелье и спасём их.

Директор старался говорить так, чтобы в его голосе звучала надежда, но Карл слышал там боль и страх.

— Ты не видел ничего подозрительного? — спросил Альбус Дамблдор.

Карл смотрел на директора, не зная, стоит ли рассказать ему о болезни замка. Но он, наверное, не поверит. Никто ему не поверит. Все скажут, что он просто сумасшедший... Все эти сны и видения — они ведь бывают только у сумасшедших. Его запрут в комнате, где окно — тетрадный листочек в клетку...

— Нет... Я шёл — и тут... Он на полу... — пробормотал мальчик.

— Хорошо, — вздохнул Альбус Дамблдор. — Я распоряжусь, чтобы его перенесли в госпиталь. А тебе лучше вернуться в свою комнату.

— Да, сэр...

Карл медленно побрёл к себе. Стоило шоку пройти, и голоса вернулись в него. Теперь они звучали ещё громче.

Дела как обычно...

Как будто меня нет!.. Как будто меня совсем нет!..

Иногда очень нужен кто-то другой, кто скажет тебе, что ты существуешь...

Но другого нет...

Она всегда плачет!..

Наши дети поют замерзающих птиц голосами...

Поэтому родители тебя и бросили! Разве хоть один человек сможет вынести вечно плачущую девочку?!

Это жадное небо, оно смотрит седыми глазами...

Увидеть, что ты ещё сохранил способность отражаться в других глазах и душах...

Иногда очень нужно... донести боль!..

Пусть проклинают день, когда недоносок...

Глава 11. Даже страдая от жажды, не пей тайком из чужого источника

Проснувшись на следующее утро, Карл почувствовал странную пустоту. Голоса не исчезли, но он словно погрузился в воду, а всё: звуки, краски, люди — осталось на берегу. Нечто подобное он чувствовал после того, как в прошлом году выпил зелье забвения.

Слух о произошедшем быстро распространился по школе. Даже самые большие любители одиночества теперь старались найти себе компанию — по одному ходить боялись. Везде стали продавать амулеты. Незнакомый мальчик с Пуффендуя предлагал Карлу купить чей-то зуб на шнурке. Карл вежливо отказался: волшебные короли не имеют отношения к его миру.

Размышляя о Хогвартсе, Карл последнее время часто вспоминал разговор с мисс Остин — воспитательницей, рассказавшей ему о Скрудже и мохноногом хоббите. Мисс Остин всегда говорила так, словно сама верила в чудесных созданий. Но Карл сомневался в их существовании. Однажды после прочтения очередной главы он спросил её: если всё это правда, то почему сейчас нет хоббитов и эльфов? почему сейчас люди не умеют зажигать огонь словом и исцелять прикосновением? Мисс Остин улыбнулась немного грустно и сказала: «Мы забыли о волшебстве». Глядя на замок и его обитателей, Карл думал, что эти люди, в отличие от обитателей его мира, сумели сохранить в себе память о чудесах. Но вместе с этим они сохранили и память о том, что мир можно делить на королей и... грязнокровок.

Принц Малфой толкнул Карла, и тот порезался... Кровь капнула на учебник. Рабэ выскочил из-под парты и бросился на Драко.

— Убери от меня свою птицу! — закричал Драко.

— Рабэ! — Карл пытался поймать воронёнка.

— Что здесь происходит? — раздражённо спросил профессор Снейп.

— Сэр, он опять принёс на урок ворону! — Драко ткнул пальцем в Рабэ.

— Чтобы я видел его здесь последний раз! Иначе уйдёте из класса вместе с ним! — сказал профессор.

Легко ему говорить... Карл и рад был оставить Рабэ в комнате, но последние дни он везде следовал за мальчиком.

— Извините... — пробормотал Карл, но профессор уже ушёл в другую часть класса.

Драко улыбнулся.

Когда занятие закончилось, Карл собрал свои вещи, посадил на плечо воронёнка и уже собирался идти, когда услышал голос профессора.

— Мистер Штерн, после ужина жду вас сегодня в классе.

Карл решил, что ослышался. Профессор никогда не назначал ему отработок. Да и сегодня не снял ни одного балла.

— После ужина в классе?.. — растерянно переспросил мальчик.

— Вы плохо слышите?

Да, слышал он сегодня плохо — будто находился под водой...

Вернувшись к себе, Карл долго думал о том, что произошло. Конечно, его зелье получилось зелёным, а не голубым, как в учебнике, но у Гойла было вообще красным. Тогда почему Гойлу не назначили отработку? Или профессор так рассердился из-за Рабэ?.. Но это же второй раз за два года!..

Наспех доделав домашнее задание, Карл полчаса полетал с Рабэ, быстро поужинал и посмотрел на часы — к Миртл он уже не успеет.

— Рабэ, пожалуйста, не ходи за мной! Мне и так досталось. А если профессор снова тебя увидит, нас обоих выгонят.

Произнеся эту фразу, Карл удивился самому себе — словно для него важно остаться в Хогвартсе.

— Не важно... — медленно ответил он на немой вопрос Рабэ. — Просто не хочу, чтобы меня выгнал профессор...

Рабэ наклонил голову, но на следующий его вопрос Карл отвечать не стал.

В классе зельеварения было темно и холодно. Где-то наверху шёл дождь, но здесь звучала только тишина. Северус Снейп сидел за своим столом и что-то писал. Когда вошёл Карл, он не поднял головы.

Мальчик несколько минут стоял, оглядывая это печальное место. Наверное, в каждом доме есть такие комнаты. Это не прихожая, не гостиная, не спальня. Обычно подвал или чердак... Люди всегда прячут печаль подальше...

— Мистер Штерн, что будет, если смешать сок буботубера, иглы дикобраза, шерсть нюхлера и кровь саламандры? — спросил профессор, по-прежнему не поднимая головы.

— ...Зелье, чтобы лечить... Лечебное зелье... — пробормотал он, представив перед глазами страницу книги.

— Вот и приготовьте его. Можете взять ингредиенты в моём шкафу.

— Да...

Карл долго возился около полок, вспоминая, как выглядит шерсть нюхлера и чем кровь саламандры отличается от крови других животных. Потом вернулся за свою парту.

Профессор ни разу не посмотрел на него. Со стороны это, наверное, выглядело очень странно — пустой полутёмный класс, в противоположных концах которого молча сидят два человека.

Зелье варилось медленно, словно в этом холодном месте даже огонь терял способность согревать. Где-то далеко за стенами вместе с дождём звучали голоса. Здесь было тихо...

Когда Карл закончил приготовление лекарства, прошло несколько часов. Он робко посмотрел на профессора Снейпа, но тот продолжал писать, откладывая в сторону листок за листком.

Подойдя к его столу, Карл сказал:

— Профессор... Зелье... я...

— Закончили? — спросил Северус Снейп и впервые за этот вечер посмотрел на мальчика.

— Кажется...

— Кажется! — повторил профессор, и уголки тонких губ приподнялись в презрительной усмешке.

Он поднялся, подошёл к котлу. Посмотрел на его содержимое, потом добавил ещё немного сока буботубера и пару игл дикобраза, помешал.

— Теперь дождитесь, пока зелье остынет, и разлейте его в пузырьки, которые стоят на той полке, — сказал профессор и вернулся к своим бумагам.

Карл снова сел за парту. Он столько ждал, когда зелье закипит, а теперь ещё ждать, когда остынет... Но в классе холодно, значит, остывать оно должно быстрее...

Однако странное зелье, похоже, подчинялось не законам физики, а приказам профессора Снейпа, решившего, что отрабатывать наказание Карл должен минимум до десяти вечера.

Качая ногами, так и не выросшими за лето, мальчик складывал картинки из оставшихся игл дикобраза: дерево, домик, дорога. Дорога получилась кривой, больше похожа на змейку...

Когда лекарство более-менее остыло, он достал с полки стеклянные пузырьки (только бы не разбить, иначе придётся всю ночь варить зелья), потом осторожно разлил по ним зеленоватую жидкость.

— Ну, что? Готово? — спросил профессор.

Карл хотел ответить «кажется», но остановил себя и произнёс:

— Да...

Профессор подошёл и внимательно осмотрел ряд пузырьков на парте.

— Хорошо. Возьмите один себе.

— Зачем? — удивился Карл.

— Возьмите один себе, — медленно повторил профессор.

Карл опустил голову и вдруг заметил, что из порезанного пальца снова пошла кровь. Он закусил губу и ещё ниже опустил голову.

— Да...

— Можете быть свободны, — спокойно сказал профессор Снейп и, уже отвернувшись, добавил. — Завтра после ужина жду вас в классе.

Карл чуть не подскочил. Опять?.. Он же приготовил правильное лекарство... Ну, не совсем правильное, но совсем правильного у него никогда не получится!.. Неужели из-за Рабэ он теперь всегда должен будет варить по вечерам зелья? Нет, не то чтобы он против, просто хочется понять, в чём его вина? Его ведь никогда не оставляли после уроков, почему теперь он стал нужен профессору?..

Перед сном Карл достал пузырёк с лекарством и капнул пару капель на ранку, она сразу затянулась — остался только бледно-розовый шрам. Спрятав пузырёк рядом со сборником «Потерянное поколение», Карл лёг в кровать, но долго не мог заснуть, вспоминая странный вечер в классе зельеварения. Последней его мыслью было, что в предложении «почему теперь он стал нужен профессору» слово «нужен» следует всё-таки заменить...

То, что надеяться на доброе отношение профессора глупо, Карл понял на следующий же день. Придя после ужина в класс, он застал Северуса Снейпа в отвратительном расположении духа. Увидев Карла, профессор резко встал и подошёл к нему.

— Как вы посмели?! — наклонившись, спросил он медленным, давящим голосом.

— Простите?.. — Карл испуганно посмотрел на профессора

— Как вы посмели украсть ингредиенты из моего шкафа?

— Ингредиенты?.. Когда?.. Я... я же...

— Вчера!

— Но я взял только то, что вы сказали... Иглы дикобраза, кровь саламандры, сок бобу... бубе... — от волнения он не мог выговорить трудное слово.

— А как вы тогда объясните пропажу рога двурога и шкуры бумсланга? — профессор наклонился ещё ниже. Карл видел, он не верит ни единому его слову.

— Я не брал их!.. Правда!.. — в отчаянии закричал мальчик. — Да я даже не знаю, кто такой... бумсланг!.. И какая у него шкура!..

— Может быть, вы знаете других учеников, которые могли сделать это? — насмешливо спросил профессор.

— Нет, не знаю... — растерянно пробормотал Карл.

И вдруг понял, что знает. Старый потрёпанный том — «Сильнодействующие зелья». «Зелье — единственное спасение!..» Гермиона Грейнджер и её друзья!..

— Не знаю, — тихо повторил он.

Весь вечер Карл чистил котлы, нарезал, раскладывал по банкам ингредиенты. Варить зелье ему больше не дали.

На следующее утро он подошёл к Большому залу раньше всех и стал ждать. Гермиона появилась как всегда в сопровождении Гарри и Рона.

— Можно с вами поговорить? — сказал Карл, шагнув вперёд.

— Чего? — удивился Рон.

— Можно с вами поговорить?

— Ну, можно...

— Только быстрее, а то опоздаем на занятия, — напомнила Гермиона.

— Я... я хотел спросить... — Карл старался говорить тихо, чтобы слышали только они. — Это вы взяли рог двурога и чью-то шкуру из шкафа профессора Снейпа?

Гарри с Роном уставились на Карла.

— Рог двурога? — Гермиона вполне натурально изобразила удивление. — Зачем он нам нужен?

— Чтобы сварить зелье из книги.

— Из какой книги?

— «Сильнодействующие зелья». Я видел, вы взяли её в библиотеке.

— Может, тебе за собой стоит смотреть! — гневно произнесла девочка и сделала движение, собираясь уйти.

Карл шагнул в сторону, не давая ей пройти.

— Я ничего не сказал профессору Снейпу. Но если вы ещё раз что-нибудь возьмёте у него, я всё расскажу.

Гермиона равнодушно пожала плечами и, оттолкнув его, пошла в столовую. Друзья побежали за ней.

Карлу есть не хотелось.

Всю ночь он думал. И Гермиона, и Гарри с Роном любят Хогвартс. Они не могут причинить ему зло. Наверное, они действительно решили приготовить зелье, способное вылечить замок. И для этого им нужны ингредиенты из шкафа профессора. Но они украли эти ингредиенты. В приюте Карлу говорили: красть плохо, это грех. Сами крали и говорили, что красть грех. Но это было немногим, с чем Карл согласился. Гермиона могла бы рассказать профессору о зелье, и он бы помог ей. Потому что профессор тоже любит Хогвартс. Не так, как другие, но любит. Существовал иной путь — дольше и тяжелее, но всегда проще выбрать короткий... Конечно, это ради доброй цели. Ради спасения замка, людей... Но где грань, разделяющая то, что можно сделать ради добра, и то, чего делать нельзя? Гермиона и её друзья — просто дети, ради добра они могут только украсть. А люди, обладающие силой и властью?.. Люди, которые могут убивать ради добра?.. Имеют ли они на это право?..

Карл не знал, как бы ответили на этот вопрос обладающие властью, но для себя он ответ нашёл. Если Гермиона снова сделает подобное, он всё расскажет профессору.

Шанс поговорить с Северусом Снейпом предоставлялся теперь Карлу каждый вечер. Его отработки не отменили ни завтра, ни послезавтра. В пятницу он не выдержал и решил сам спросить профессора. Убрав последнюю банку на полку, Кард подошёл к его столу и произнёс тихо:

— Профессор, можно вас спросить?

Северус Снейп не ответил, продолжая читать книгу. Наверное, это означало «нет», но Карл всё равно спросил.

— Профессор, вы не верите, что я не брал те ингредиенты?

— Почему? Верю, — неожиданно легко согласился Северус Снейп.

— Тогда зачем вы заставляете меня приходить сюда?

Профессор наклонил голову, словно раздумывая о чём-то, потом отложил в сторону книгу и сказал:

— Профессор Дамблдор решил, что в данной ситуации это является наиболее безопасным для вас местом.

Профессор Дамблдор?.. Значит, это профессор Дамблдор... Карл опустил голову.

А что за ситуация? С наследником и грязнокровками? Но какое он к этому имеет отношение? Он не из их мира...

И вдруг посмотрел на Северуса Снейпа.

— Профессор, кто такие... грязнокровки?

— Грязнокровками называют тех, чьи родители не являются волшебниками, — ответил профессор.

Карл молчал. Потом улыбнулся быстрой кривой улыбкой.

— У меня же... нет родителей...

Значит, профессор Дамблдор подумал... подумал, что его родители не волшебники... поэтому они отдали ребёнка в приют — хотели избавиться от... магического уродца...

Он был прав: магия — яд. И профессор Дамблдор прав: этот яд находится в сердце, его ничем нельзя вытравить или стереть. Он будет там всегда. И чем сильнее будешь пытаться забыть, тем больше будешь вспоминать...

— А наследник... Кто он?

Профессор снова раскрыл книгу, показывая, что разговор окончен.

— Кто он?.. Чей он наследник?.. — продолжал спрашивать Карл.

— Чей?.. — повторил Северус Снейп, перелистывая страницу. — Наследник Салазара Слизерина.

Карл расширившимся взглядом смотрел в пустоту над плечом профессора.

Салазар Слизерин... Это... человек, в честь которого назвали их факультет? Факультет, на который его выбрала шляпа!.. «Такие, как ты, не могут учиться на нашем факультете. Я бы вообще вас в Хогвартс не пускал... Для тебя здесь нет места!» Как же прав был Драко!..

Прекрасный, сияющий мир...Мир, где все будут такие же чистые...

Прекрасный мир! Они создали этот мир, они привели сюда его — а теперь пытаются от него избавиться!.. Как это... по-человечески!.. Не-волшебники тоже делают так: создают мир, рожают в нём детей и — выбрасывают их...

— Да, и раз уж мы заговорили об этом, — сказал профессор Снейп, снова отрываясь от книги. — Надеюсь, в выходные вы забудете о своей привычке бродить по замку. Иначе и выходные вы будете проводить здесь! — жёстко закончил он.

— Конечно, профессор, — пробормотал Карл и побрёл из класса.

Конечно, он забудет. Выпьет зелье, стирающее память, и забудет. Забудет своё прошлое, настоящее, будущее... Жаль только, зелья не осталось... Истратил всё... Как неосмотрительно. Не думал, что столько всего нужно будет забывать...

Впереди по ступенькам медленно спускался профессор Дамблдор. Карл пробормотал приветствие и вдруг попросил:

— Сэр, вы не могли бы сказать профессору Снейпу, что ему не обязательно оставлять меня в классе после уроков?.. Со мной ничего не случится...

Он хотел сказать: «Если со мной что-то случится, это неважно», — но решил, что директора такой аргумент не убедит.

— Вряд ли это будет разумным в данной ситуации, — ответил Альбус Дамблдор.

Да, всё дело в ситуации. Сейчас под угрозу поставлена репутация школы — и его жизнь необходимо сохранить. А потом, когда опасность пройдёт, он снова станет незаметным, никому не нужным... Карл посмотрел на директора и впервые подумал: что способен сделать Альбус Дамблдор ради добра?..

Глава 12. Великое предательство похоже на преданность

Теперь все дни текли одинаково: занятия, домашнее задание, вечер в классе зельеварения. И со временем Карл начал привыкать к этому однообразию. Было даже забавно прийти на урок и увидеть, как другие используют для приготовления зелий ингредиенты, которые он разложил по банкам вчера.

Профессор Снейп на него больше не ругался. На самом деле он почти не разговаривал с мальчиком: давал задание, потом проверял — и всё.

Зато профессор Локхард говорил постоянно. Он никак не терял надежды заставить Карла принять участие в своём спектакле, и только когда тот заявил, что болен неизлечимо — вроде бы отстал. Наверное, боялся заразиться. Карл усмехался про себя: профессор не знал, что сам давно уже болен.

Однако любовь Гилдероя Локхарда к театру оказалась столь же неистребимой, как и его любовь к ярким нарядам. Порепетировав в классе, он решил, что пора переходить к большой сцене. Представление называлось «Дуэльный клуб» и имело целью научить школьников защищать себя, если того потребуют обстоятельства. Но Карл понимал: профессору Локхарду просто хочется выступить перед большим количеством зрителей.

Зрителей, и правда, собралось много — почти вся школа. Взобравшись на золотые подмостки, Гилдерой Локхард с улыбкой рассказывал, какой он замечательный дуэлянт. Карл смотрел на него и думал: может быть, в этом и есть секрет счастья?.. Может, ему, как профессору, нужно выйти вперёд и сказать себе и всем, что он — прекрасный ребёнок, подобный звезде, упавшей на землю!.. И небо, и вода, и ветер радуются ему!.. Цветы распускаются, когда он идёт по траве, и все матери мира протягивают к нему руки!..

Карл рассмеялся хриплым, простуженным смехом.

Гилдерой Локхард тем временем сообщил, что его помощником в этом представлении согласился стать профессор Снейп.

— Вот было бы здорово, если бы они прикончили друг дружку! — шёпотом сказал Рон Уизли своему другу.

Карл, нахмурившись, начал пропихиваться вперёд. Он не собирается сидеть по вечерам с другими преподавателями — даже если все наследники волшебного мира будут охотиться за ним.

Но профессору Снейпу нечего было опасаться. Наоборот, глядя, как Гилдерой Локхард летит к противоположному концу подмостков, Карл испугался, не было ли это последним спектаклем великого актёра.

Профессор Локхард с трудом поднялся. Показательная часть на этом, понятное дело, закончилась, и он предложил ученикам отрабатывать заклинание Разоружения в парах. Карл опасался, что Драко Малфой решит потренироваться на нём, но профессор Снейп поставил его в пару с Гарри Поттером, а Карлу достался полноватый мальчик из Пуффендуя, который смотрел на палочку так, словно не знал, что с ней делать.

— Надо произнести Экспеллиармус! — подсказал Карл.

— Экспеллиармус! — послушно повторил мальчик.

Ничего не произошло.

— Экспеллиармус! — сказал в свою очередь Карл.

Тоже ничего.

— Может, просто посмотрим? — предложил Карл.

Мальчик согласился.

Оказалось, с заклинанием Разоружения у остальных тоже были проблемы. Во всяком случае, отрабатывали они совсем другое: заклинание щекотки, вечного танца, приёмы рукопашного боя.

Видя, что затея не удалась, профессор Локхард решил пригласить на подмостки двух студентов. Профессор Снейп снова предложил Гарри Поттера и Драко Малфоя.

Карл стоял внизу и грустно смотрел на своего учителя. Зачем он это делает? Гарри и Драко и так будут ненавидеть друг друга, зачем увеличивать количество ненависти между ними?.. Профессор тем временем наклонился и что-то прошептал на ухо Драко, тот понимающе кивнул.

Гилдерой Локхард проговорил торжественно:

— Три... два... один!

Драко был первым. Но он произнёс вовсе не заклинание Разоружения. При слове «Серпенсортиа» из палочки вылетела длинная чёрная змея и упала на золотые подмостки. Карл заворожённо смотрел на блестящую чешую — чёрное на золотом, красиво... Профессор Снейп хотел убрать змею, но вмешался Гилдерой Локхард. По приказу его палочки змея, конечно, не исчезла. Она взмыла в воздух, упала, поползла к Джастину Финч-Флетчли и уже приготовилась броситься на замершего от страха мальчика, когда Гарри Поттер закричал:

— Пошла прочь!

Змея послушалась: свернулась в кольцо и, казалось, заснула.

Но Джастин, похоже, не был рад своему чудесному спасению. Он смотрел на Гарри Поттера взглядом, полным ужаса и неприязни. Потом воскликнул:

— Устроил тут представление! — и пулей выскочил из зала.

Вообще-то представление устроил профессор Локхард. Ну, и профессор Снейп. Карл был уверен, это он предложил Малфою произнести такое заклинание. А Гарри помог Джастину — он прогнал змею. Но все смотрели на Гарри со страхом.

«С ума они что ли сошли?» — подумал Карл.

Занятие Дуэльного клуба тем временем закончилось. Все разошлись, беспокойно перешёптываясь.

А на следующий день пошёл снег, и Джастин Финч-Флетчли превратился в камень. Ещё пострадало привидение — Почти Безголовый Ник, но в отношении него Карл меньше беспокоился. Ведь привидение было уже мертво, может, Бог просто хотел намекнуть, что ему пора умереть окончательно.

И ещё все почему-то решили, что наследником является Гарри Поттер. Большей глупости Карл не слышал. Как Гарри Поттер может убивать грязнокровок, когда его лучшая подруга — грязнокровка?! Нет, он слышал, что в кризисных ситуациях у людей отказывает мозг, но чтобы отказать настолько и сразу у всех!.. И дружба длиной в полтора года, и история с философским камнем, и заслуги в квиддиче — всё было забыто. Глядя в напуганные лица детей, Карл пытался понять, что с ними произошло. Гарри никогда не был его другом, но Карл знал — он не мог совершить такое. Почему же другие так легко предали Гарри? И чего стоит такая дружба?.. Эти люди, радующиеся его победам, благодарящие за выигранный кубок школы, — готовые бросить в первую же минуту!..

Говорили, Гарри может приказывать змеям. И что?.. Он же не приказал змее броситься на Джастина, а спас его!.. Но им всё равно. Всё равно, как ты используешь то, что тебе дано. В школе Карлу рассказывали об инквизиции. Инквизиторам тоже было всё равное — лечила ли ведьма своим даром или убивала. Они считали дар злом, а зло должно быть уничтожено. Прекрасный пример того, что человечество способно сделать ради добра!..

Разумеется, все собрались покинуть Хогварст на каникулы. Карл долго сомневался. С одной стороны, ему не хотелось оставлять замок, с другой, — Тэд и Софи, наверное, обрадуются, если он приедет... Но вопрос решился сам собой. Вернее, его решил профессор Снейп. В конце очередного вечера он сказал:

— В связи с создавшейся ситуацией, думаю, вам лучше будет уехать на каникулы из Хогвартса.

Если бы эти слова произнёс профессор Дамблдор, Карл перевёл бы их так: «В связи с создавшейся ситуацией, думаю, для меня будет лучше, если вы уедете на каникулы из Хогварста». Но слова профессора Снейпа ему переводить не хотелось.

— Хорошо, я уеду... — тихо ответил мальчик.

Вот так и получилось, что накануне Рождества Карл снова сидел в Хогварстком экспрессе. Народу тут было столько — едва удалось найти свободное место. Дети позапирались в своих купе, и даже тележка со сладостями не пользовалась обычной популярностью. Боялись, что из коридора вдруг выскочит Поттер со змеёй. Карл смотрел в потолок и улыбался, представляя, как бедный Гарри несётся за поездом, чтобы покусать пассажиров. Ерунда!.. К тому же Гарри с друзьями остался на каникулы в Хогварсте. Тут не было ничего необычного — его родители умерли, поэтому ему некуда возвращаться. А то, что Драко решил остаться, — странно. Вот уж кому точно известно про наследника. Наверное, Драко сам мечтает им быть. Но это всего лишь мечта. Драко не наследник. Да, он похож на принца — движения, жесты, манера речи. Красивый, дорогой портрет. Но у художника словно заканчивались краски — и ему пришлось добавить слишком много воды. Красивый портрет, написанный водой...

Шум воды сменился стуком колёс, а потом ему приснился ребёнок, склонившийся над картой. Рядом лежали краски, и маленький художник пытался нарисовать свой портрет поверх океанов и материков. Ребёнок сидел к нему спиной, Карл не видел лица, только портрет. Но рисовал малыш плохо — в рваных линиях и пятнах гуаши трудно было узнать человеческое лицо.

Проснулся Карл за несколько минут до прибытия на вокзал Кингс Кросс. Взяв свой рюкзак, он вместе с остальными школьниками вышел на платформе 9 и ¾. Соскучившиеся родители обнимали детей, а Карл думал, обрадуются ли его приезду Тэд и Софи.

Они обрадовались. И ещё как! Тэд чуть не выпрыгнул из своей коляски, а Софи никак не могла перестать хлопать в ладоши. Глядя в их светящиеся счастьем и любопытством глаза, Карл ощутил боль. Конечно, они ждали не его — они ждали сказку. Что ж... Он улыбнулся и обнял друзей. На несколько дней он согласен превратиться в сказку.

Забравшись в старую комнату-склад, они сели в кружок, словно маленькие заговорщики, и стали рассказывать друг другу, как провели это время.

— Ну, как там? — спросил Тэд, сжимая подлокотники кресла.

— Ничего... То есть лучше, чем в прошлом году... Я вроде привык... И ко мне... привыкли...

— А футбол? Ты ходил на футбол?

— Да... да, ходил... — протянул Карл, вспомнив о словах Оливера Вуда. — Знаешь, в нашей команде теперь новый... нападающий, — остановив своим мысли, сказал он. — Драко Малфой.

— Тот выскочка? — надулся Тэд.

— Не выскочка... Он хорошо играет, — пожал плечами Карл. — И его отец купил всем игрокам... новую форму, кроссовки специальные — чтобы бегать быстрее... и не скользить на траве!..

— Вот это да! — было видно, что Тэд больше всего мечтает о таких кроссовках.

— Но новая форма, к сожалению, всё равно не помогла. Гарри Поттер... забил им... решающий гол!

— Вот это да! — восхищённо повторил Тэд: Гарри Поттер явно стал его героем.

Карл хотел рассказать про героическое падение Гарри с метлы, но передумал: к сожалению, в его мире не умели лечить переломы так, как в волшебном.

— А русалочка? — жалобно спросила Софи, устав слушать о футболе. — Ты видел русалочку?

— Нет, русалочку я не видел, — вздохнул Карл. — Но привет передал — мысленный.

Софи тоже вздохнула, представляя свою любимую героиню. Карл заметил, что красных оспин на её коже стало больше. Наверняка, в школе нашлись те, кто решил проверить, насколько девочка не любит солнце. Его руки сжались... — и разжались. Карл подумал: а что он сам готов сделать ради добра?..

— А что ещё нового? — хлопнул его по плечу Тэд. — Ученики, учителя?

— В нашем... классе новеньких нет. А учителя... Знаете, один учитель, он у нас преподаёт что-то вроде основ безопасности жизнедеятельности... Он такой странный! Всё время про себя рассказывает! Только про себя. И сценки на уроках разыгрывает — из своей жизни!..

— Вот псих! — удивился Тэд.

— Да, иногда мне кажется, он немного не в себе... Вообще в этом году много странного... В школе... в школе эпидемия...

Софи испуганно распахнула глаза.

— Я не запомнил названия болезни, но заболеть ею могут только... только... грязные люди. Как раньше была чума — и думали, что она... только для грешников...

— А как они определяют, кто грязный, кто нет? — спросил Тэд и невольно посмотрел на свои руки.

— Зависит от того, кто у тебя родители...

— Они решили, что твои родители алкоголики или наркоманы? — нахмурился мальчик.

— Наверное...

— Но ты ведь не заболел.

— Нет, наш... классный руководитель оставлял меня после уроков в классе.

— Как продлёнка? — вставила Софи.

— Да, вроде того... Это чтобы я... не заразился. И на каникулы меня попросили уехать — чтобы не заболел.

— Хороший руководитель, — деловито кивнул Тэд.

— Да, хороший... — медленно ответил Карл.

— Конечно, хороший! — поддержала Софи. — Он заботится о тебе!.. — девочка прижала руки к груди и мечтательно посмотрела вверх. Ей очень хотелось, чтобы о ней тоже кто-то заботился.

Карл промолчал. Мальчик не был уверен, что здесь подходит слово «заботится», но оно тоже было частью сказки.

Ребята задали ему ещё много вопросов. И он рассказывал им о мандрагорах, о раздувающих растворах, о печальной Миртл (умолчав, конечно, о её смерти), о корнуэльских пикси и йоркширских йети (вот когда пригодились истории профессора Локхарда)... Где-то в небесах наступило Рождество, но они этого не заметили. Сейчас сказка была совсем рядом.

Потом пришла воспитательница и отправила всех спать. Софи как самой маленькой пришлось подчиниться, а Карлу с Тэдом удалось улизнуть по дороге в спальню.

Забравшись в пустой класс, они сели поближе к стынущим батареям.

— Знаешь, Тэд, я только не могу понять, — заговорил Карл, обняв колени, — почему они так поступили с Гарри. Кто-то один решил, что он... принёс эту болезнь, и все поверили. Неужели в них так мало доверия? А то хорошее, что он сделал?.. Оно сразу исчезло, потеряло значение?.. Даже если бы он действительно был... виноват в этой болезни, хотя это не так, но даже если!.. Неужели одно... одна ошибка может перечеркнуть всё?..

— Может, — с непривычной для него серьёзностью произнёс вдруг Тэд.

Карл пристально посмотрел на мальчика. Он понимал, о чём сейчас думает друг.

Тэд рассказал ему летом. Он был не обычным подкидышем — не тем, кого выбрасывают сразу после рождения. В отличие от большинства детей Тэд помнил своих родителей. Сейчас их лица превратились в бледные пятна, но он помнил время, когда эти пятна склонялись над его кроватью, брали на руки, целовали. Потом пятно-папа стало появляться всё реже и однажды исчезло. Осталось только пятно-мама, смотрящее на него с ненавистью и отвращением. Тэд не знал, в чём его вина, но, наверное, он совершил что-то ужасное, потому что через несколько дней пятно-мама взяло его и принесло в это место.

Теперь Тэд понимал, что у папы появилась любовница и он ушёл жить в новую семью. А униженная и брошенная мама возненавидела папу. Если бы она могла — она бы тоже бросила его. Но для папы это уже не имело значения. И мама решила бросить последнее, что осталось от папы.

Тогда Тэд не знал, в чём его вина. Теперь он понимал: достаточно одной ошибки, чтобы перечеркнуть всё. Достаточно одного предательства, чтобы сын стал просто бледным пятном...

Из-за облаков вышла луна и засеребрила морозные узоры на окнах.

— Смотри, как красиво... — прошептал Карл, касаясь холодного, чуть влажного стекла.

— Правда... А я и не замечал... — Тэд тоже потрогал узоры.

И Карлу на мгновение показалось, что он действительно волшебник, способный превратить в чудо это печальное, тоскливое место. Тэд подышал на пальцы — и нарисовал на окне рожицу: две точки и улыбка-лодочка.

Все каникулы они играли в снежки, лепили йоркширских йети, строили ледяной Хогвартс. Рабэ послушно играл с детьми, молчаливо соглашаясь прожить несколько дней без полётов. Время летело быстро, как падающий снег, и когда пришла пора возвращаться, Карл не почувствовал внутри обычной тоски. Он несколько раз спросил себя, что изменилось. И ни разу не отважился ответить на свой вопрос.

Накануне отъезда он отправился в приютскую библиотеку. Шансов было мало, но он всё-таки решил попробовать. Книгу «Потерянное поколение» Карл уже прочитал и сдал. Там было много красивых и грустных стихотворений, но больше всего ему запомнились «Ноябрьские боги», может, потому что это было стихотворение из его снов. Он попросил мадам Пинс дать ей сборник стихотворений Альфреда фон Дитриха, но такого не оказалось. Шансов, что библиотека приюта окажется богаче библиотеки Хогвартса, было мало, но Карл решил попробовать. Мисс Кембелл, библиотекарь, ещё не вернулась из отпуска, поэтому искать пришлось самому. Перебирая карточки с именами авторов и названиями книг, многие из которых были списаны из городских библиотек, Карл сомневался, что сможет найти среди них стихотворения волшебника. Но на одной старой карточке он с удивлением прочитал: фон Дитрих Альфред. Ангел усталый покинет меня поутру: Сборник стихотворений. Найдя нужную полку, Карл притащил огромную деревянную лестницу и начал карабкаться вверх. Книга стояла высоко — пожелтевшие страницы, обложка давно отвалилась. Карл взял её в руки и осторожно раскрыл. Никаких сведений об авторе. Только даты жизни — 1920-1949. Двадцать девять лет...

Наверное, Альфред тоже был грязнокровкой. Закончил обучение в Хогвартсе и вернулся к обычной жизни. Поэтому в волшебном мире от него осталось всего одного стихотворение, а в неволшебном — целая книга...

Двадцать девять лет... Проживёт ли он столько же?.. Что будет, когда он вернётся в свой мир?.. Как он будет жить в этом мире?.. Сможет ли он жить здесь?.. Или будет потерянно бродить между двумя мирами?.. А когда умрёт, от него не останется даже стихов...

Последнюю ночь Карл спал плохо. Ему снова снились странные сны. Стаи чёрных ворон разрезали крыльями снежное небо — и оно падало на землю белыми хлопьями. Плакала Миртл, потом вьюга, потом другой голос — некрасивый, но добрый — тихо запел колыбельную.

Когда мир уснёт,

закрой глаза и ты.

Пусть он тоже увидит

сиянье твоих серебристых снов.

Пусть тоже пройдёт

по сплетённому из тонких трав мосту

к той далёкой звезде,

где тебя ждёт счастье...

Сквозь сон Карл подумал, что голос ошибается. Ему никогда не снятся серебристые сны. Он не знает, где искать мост, сплетённый из трав. А звезды, где его ждёт счастье, наверное, не существует...

Глава 13. Между двумя точками можно провести прямую линию и притом только одну

Стоило Карлу вернуться в Хогвартс, как на него снова обрушились голоса. Проведя в молчании несколько недель, они теперь спешили рассказать мальчику свои печальные истории. И он, оглушённый, брёл по коридорам, даже не пытаясь спрятаться.

Увидев в расписании, что в первый день урока зельеварения нет, Карл расстроился. Он никак не мог решить, нужно ли идти вечером к профессору. Вдруг он придёт, а профессор скажет: «Что вы тут делаете? Я вас не приглашал!» Оставалось надеяться, что он сможет поговорить с ним за завтраком.

Войдя в столовую, Карл быстро посмотрел на преподавательский стол. Профессор был там. Карл сел на скамью, придвинул тарелку с кашей, взял ложку, снова положил...

Похоже, у профессора Снейпа сегодня тоже не было аппетита. Через несколько минут он поднялся и сухо поклонился коллегам. Карл сразу вскочил из-за стола, но запутался в мантии — и чуть не столкнулся с профессором. Он не знал, что нужно сказать сначала: «извините» или «здравствуйте», поэтому не сказал ничего.

— Жду вас сегодня после ужина в классе, — произнёс Северус Снейп.

Теперь уже поздно было и говорить слова приветствия, и извиняться. Карлу хотелось сказать «спасибо», но он понимал: все «спасибо», «нужен», «заботится» должны остаться с Тэдом и Софи. Его сказочный спектакль закончился, пора возвращаться в реальность.

Стараясь заглушить голоса, Карл сказал себе много строгих слов. Он начертил в воздухе сотни линий, отделяющих его от человека в чёрной мантии. И, склонившись над нетронутой тарелкой каши, убеждал себя, что твёрдо стоит в маленьком квадрате, который ему остался, и ни за что не выйдет из него.

Крэбб, проходя мимо, толкнул Карла, и тот уткнулся лицом в овсянку. Хорошо, что она уже успела остыть и теперь склеившимися комками падала с носа обратно в тарелку. Окружающие встретили раскрашенное кашей лицо оглушительным приступом смеха. Этот смех убеждал больнее самых строгих слов и ярче сотни невидимых линий указывал Карлу на его место в мире.

Вытерев лицо платком, мальчик поднялся и вдруг увидел в конце столовой профессора Снейпа, беседующего с профессором Локхардом. Вернее, беседовал Гилдерой Локхард, а профессор Снейп с презрением смотрел на своего ученика. Карл облизнул внезапно пересохшие губы. Каша. На лице осталась каша... Лучше бы он утонул в этой тарелке!.. Сжав в руке грязный платок, он опустил голову и выбежал из столовой.

Было одно место, где Карл мог умыться, не выслушивая насмешек. Но Миртл тоже не очень обрадовалась его приходу.

— Вернулся с каникул, да? — с горечью спросила она. — И как было? Весело? Конечно, всем весело, а я тут должна одна сидеть!

— Я же объяснял, мне приказали уехать, — вздохнул Карл. Он обошёл несколько раковин, пока не нашёл одну, из которой текла слабая струйка желтоватой воды.

— Что это с тобой? — с вызовом спросила девочка. Теперь она чувствовала себя виноватой и пыталась скрыть неловкость под вызывающим тоном.

— Каша, — коротко ответил Карл, набирая в ладони воду.

— Они... да?.. Это они, да?..

Он плеснул воду в лицо.

— Ты не переживай, — засуетилась Миртл. — Знаешь, эта девчонка-зубрилка — Гермиона Грейнджер! С ней такое произошло! У неё лицо было — как у кошки!

Карл с сомнением посмотрел на Миртл.

— Правда-правда! Я сама видела!

— Ну, тогда по сравнению с этим каша — просто ерунда, — улыбнулся Карл.

Наверное, с приготовлением лекарства для Хогвартса у Гермионы что-то пошло не так.

— Кстати! У меня есть для тебя подарок, — вспомнил Карл.

— Подарок?! — изумилась Миртл.

— Одна девочка из приюта, где я живу, просила передать, — он достал из кармана маленького плюшевого медвежонка. Медвежонок был старый: шерсть в нескольких местах почти протёрлась, глаза — две пуговицы: синяя и коричневая.

— Девочку зовут Софи. Это её любимая игрушка, — добавил он, протягивая медвежонка Миртл.

Та испуганно протянула руку — рука прошла сквозь медвежонка. На глазах Миртл выступили слёзы: не истеричные, которыми она пугала всю школу, а обычные детские слёзы.

— Я посажу его в твою кабинку? — предложил Карл.

Миртл молча кивнула.

— Ладно, мне пора... До встречи! — он помахал рукой и пошёл на урок.

Возможно, зелье Гермионы Грейнджер оказалось не таким уж бесполезным, потому что нападения на учеников прекратились. В начале февраля из-за туч вышло солнце, мандрагоры подрастали — и все воспряли духом. Но Карл не верил этому февралю и этому солнцу. Он верил голосам, которые по-прежнему кричали в его голове. Голоса кричали о холоде, сырости, одиночестве, темноте, в которой нельзя разглядеть лиц... А так хочется... Увидеть... Хотя бы на мгновение... Увидеть чьё-то лицо...

Для профессора Локхарда февраль стал поводом поставить ещё один спектакль — «День святого Валентина».

— Долой воспоминания о бедах прошлого семестра! — радостно восклицал профессор.

Карл слушал его и усмехался, вспоминая слова, которые повторял голос: прошлое нельзя стереть, забыть... Прошлое ищет путь... Долгий путь в темноте... по сплетённому из тонких трав мосту... к той далёкой звезде... где ждёт... любовь...

Любовь... Карл давно перестал задумываться над значением этого слова. Может, в детстве любовь и была для него чем-то вроде воздуха, но со временем превратилась в красивую дорогую игрушку, стоящую на верхней полке магазина. Игрушку, о которой можно мечтать, но которую тебе никогда не купят. И Карл решил не мечтать. Любовь же стала прекрасным драгоценным камнем, хранящимся за стеклом музейной витрины. А ведь даже дети знают: в музее разрешается только смотреть. Трогать руками ничего нельзя, не говоря уже о том, чтобы унести с собой!..

Поэтому он с почти отстранённым любопытством наблюдал, как в Хогвартсе собираются праздновать День святого Валентина. В приюте его не отмечали, а вот в школе каждый год четырнадцатого февраля начиналась возня с разрисованными сердечками. Карлу было трудно определить своё отношение к этому празднику. С одной стороны, любовь по расписанию казалась ему фальшивой (будто драгоценный камень украли, и, чтобы восполнить потерю, работники музея решили положить в витрину подделку). С другой стороны, если у людей не получается любить друг друга весь год, пусть любят хотя бы один день.

Вот и сегодня, глядя на Гилдероя Локхарда в ярко-розовой мантии, Карл думал, что профессору отчаянно не хватает любви. Поэтому он и организовал этот праздник. Не ради поднятия морального духа школы, а ради поднятия своего духа! Поэтому он будет с волнением пересчитывать полученные открытки и сообщать о них каждому встречному — просто чтобы сказать: «Меня тоже любят!»

Сам Карл не считал бумажные сердечки, исписанные шаблонными фразами, синонимом настоящей любви, но некоторые думали иначе. Например, сестра Рона Уизли. Драко был уверен, что именно она прислала Гарри Поттеру любовное послание в стихах. Сам поступок девочки не мог не вызвать умиления, но стихи Карлу не понравились. Он не хотел бы получить такие в свой адрес. Правда, фраза про победу над Тёмным Лордом его заинтересовала. Он даже догнал гнома, передавшего послание, и спросил:

— Извините, а кто такой Тёмный Лорд?

Гном посмотрел на него, как на сумасшедшего, и сказал:

— Тот-Кого-Нельзя-Называть.

Очень содержательный ответ!.. Карл хотел расспросить гнома поподробнее, но тут к нему подбежал профессор Локхард.

— Карл! Ты интересуешься подвигами великих людей? Очень хорошо! Хвалю! Но не стесняйся обращаться к первоисточнику! — он прижал руку к груди и картинно поклонился.

— Профессор, я хотел узнать, кто такой Тёмный Лорд, — быстро произнёс Карл, пока Гилдерой Локхадр не начал рассказывать о себе.

— Тёмный Лорд — великий тёмный волшебник! Я помню времена, когда одно его имя внушало ужас!.. — он весело подмигнул Карлу.

— А что у него за имя?

Профессор Локхард заговорщически посмотрел по сторонам и, наклонившись, прошептал мальчику на ухо:

— Волан-де-Морт!..

Волан-де-Морт... Карл где-то слышал это имя... Или читал... В книге «Потерянное поколение»!.. «...литературное течение, возникшее в период между временами господства двух тёмных волшебников Геллерта Грин-де-Вальда и Волан-де-Морта...»

— Не беспокойся, он уже умер! — приняв задумчивость мальчика за страх, успокоил его профессор Локхард. — Наш Гарри победил его! Тёмный Лорд хотел убить Гарри, когда тот был совсем маленьким, но наш малыш оказался не так-то прост!.. Жаль, я тогда был занят схваткой с ужасным привидением. Если бы этот злодей узнал, что я рядом, он вряд ли бы решился напасть!

Карлу показалось, что профессор Локхард больше всего на свете мечтает оказаться на месте «малыша Гарри».

— Привидение было просто кошмарным! — с воодушевлением продолжил Гилдерой Локхард. — Однажды ночью, когда...

— Простите, профессор, но мне пора на занятия, — перебил Карл. — Спасибо за рассказ!

— Обращайся в любое время! — улыбнулся он. — Кстати, как дела с валентинками? Смотри, сколько я собрал!.. А у тебя?

— Пока ни одной, — тоже улыбнулся Карл.

— Не теряй надежды! — подбодрил его профессор. — День только начался!..

А в конце дня Карл как обычно сидел в классе зельеварения и готовил настойку из полыни. Ситуация с сердечками существенно не изменилась, точнее говоря — совершенно не изменилась. Но Карла больше волновало другое. Как Гарри Поттер смог победить великого тёмного волшебника? Конечно, он отлично играет в квиддич и вообще очень смелый, но откуда взялась в ребёнке такая сила?.. Почему Волан-де-Морт не смог убить его?

— Смотрите, что делаете! — раздался резкий голос профессора Снейпа.

Задумавшись, Карл не заметил, как пролил несколько капель настойки. Схватив тряпку, он начал вытирать стол. А потом вдруг спросил:

— Профессор, почему Тёмный Лорд не смог убить Гарри Поттера?

Профессор Снейп молчал.

— Профессор... — повторил Карл, решив, что он не услышал вопроса.

— Мать Гарри Поттера... Она очень любила... своего сына... — ответил Северус Снейп.

Весь вечер в классе и потом, возвращаясь к себе, Карл думал о словах профессора. Он пытался представить эту женщину, её любовь и что чувствует человек, которого так любят... Жаль, что все люди не умеют любить так, как мама Гарри, — тогда никого нельзя было бы убить. А может, люди бы вообще перестали умирать... Может, любовь — и есть философский камень, способный подарить вечную жизнь?..

Мальчик вздохнул. Чем бы ни была любовь — ему не достанется ни крошки от этого камня... Вдруг он вспомнил ещё одного человека, которому никогда не скажут слов любви.

В туалете было темно и сыро. Где-то капала вода, и слышались рыдания.

— ...и пусть!.. Ну, и пусть!.. Нам ничего не надо, правда?.. Нам и так хорошо!.. А они пусть развлекаются! Ничего, вот умрут и тогда... и тогда...

Карл растерянно посмотрел на свои руки. Палочку он оставил в комнате: профессор Снейп ещё на первом уроке сказал, что для приготовления зелий не нужно махать палочкой. Но что же подарить Миртл?.. Он порылся в карманах и достал старый мятный леденец. Вряд ли привидение обрадуется еде... И тут Карл вспомнил гениальную идею, подсказанную заведующей приюта: совершать волшебство можно и без палочки!.. Кажется, пришло время проверить эту теорию.

Мальчик внимательно посмотрел на мятный леденец.

— Я не знаю, хочешь ли ты и дальше оставаться леденцом, — тихо сказал он, — но тогда тебя рано или поздно съедят. Может, для тебя это не очень страшная смерть, потому что Бог сделал тебя леденцом — чтобы дети ели тебя, когда им грустно. Но одна девочка... Она не может больше есть... Поэтому... ты не обидишься, если я попробую превратить тебя во что-нибудь другое?

Леденец молчал, но Карлу казалось, он не был против. Что бы хотелось получить Миртл в День святого Валентина? Наверное, валентинку... Но открытка быстро размокнет в таком месте... Нужно что-то другое...

Карл закрыл глаза и постарался представить, как леденец медленно меняет форму, цвет... Через несколько минут в его руках лежало маленькое плюшевое сердечко, пахнущее мятой.

— Получилось... — поразился Карл.

Он поднялся и постучал в кабинку. Рыдания стали ещё громче.

— Миртл, это я. Можно войти? — он осторожно открыл дверь.

— Зачем? — спросила девочка, размазывая по лицу слёзы.

— Медвежонок просил меня кое-что передать тебе.

— Медвежонок?

— Да, — он показал на сидящую напротив Миртл игрушку.

— Он плюшевый, он не может говорить, — не поверила девочка.

— Ну, это же Хогвартс, здесь всё возможно, — пожал плечами Карл. — Вот держи, — он протянул ей сердечко.

Миртл испуганно уставилась на плюшевую валентинку.

— Он хотел прислать тебе обычную открытку, но я сказал, что здесь бумага быстро испортится. Поэтому он решил прислать это. С праздником!

Карл наклонился и положил сердечко рядом с медвежонком.

— Ну, я пойду. Мне запретили гулять по замку. Если профессор увидит, будет ругаться. Спокойной ночи!

И он пошёл к себе, думая о том, что «никогда» — очень страшное слово. Но порой так просто его разрушить.

А ночью ему приснился профессор Локхард в костюме гнома.

— Как у тебя дела с валентинками? — спросил профессор.

— Без изменений, — ответил Карл.

— А у меня вот сколько! — он снял с плеча огромный мешок, в котором лежало много-много сердечек. — Только они на самом деле не мои, — шёпотом добавил профессор, — мне нужно все их отдать другим. Но это секрет, — он подмигнул Карлу.

— Я никому не скажу, — пообещал мальчик.

— Не грусти, четырнадцатое февраля — это не двадцать девятое, — улыбнулся профессор, — оно бывает каждый год!..

Сон изменился и Карл увидел мужчину в алой тоге. Склонившись над пергаментом, мужчина вывел красивым почерком «четырнадцатое февраля». А ниже написал:

Вместе друг с другом горят созвездия — Ворон со Змеем,

А между ними ещё Чаши созвездье лежит.

Вдруг буквы стаей чёрных ворон взмыли в небо и закружились над бледным юношей со светлыми волосами и прозрачным взглядом. Карл никогда не видел фотографии Альфреда фон Дитриха, но почему-то понял, что это он.

Юноша зачерпнул горсть снега и протянул вверх. Подул ветер — и снег полетел из тонкой ладони, превращаясь в пепел. Юноша смотрел вдаль и тихо шевелил губами, читая новое стихотворение.

Снег одинокий с мольбой прикоснётся к стеклу.

Но зачем мне февраль? Я отдам свои крылья

и молча сорвусь сразу с трёх башен вниз.

Ты поймай моё тело в паутину из пальцев,

и тогда я дождусь, пока ты сосчитаешь,

сколько звезд в моих потускневших глазах...

Глава 14. Змея погибает не от своего яда

А потом мир снова сошёл с ума. Существо из Тайной комнаты напало на Гермиону Грейнджер и Пенелопу Кристалл, старосту Когтеврана. Лесничего Хагрида арестовали: министерство магии и отец Драко Малфоя считали, что это он выпустил чудовище. Попечительский совет во главе всё с тем же мистером Малфоем отстранил Альбуса Дамблдора от руководства Хогвартсом.

Профессор МакГонагалл, временно замещавшая директора, говорила:

— Все, у кого есть хоть какие-то подозрения, без промедления подойдите ко мне и сообщите, что вам известно.

Но Карл давно понял, что всё это только слова. Если бы руководство школы хотело найти чудовище, оно бы его нашло. Неужели великому Альбусу Дамблдору не под силу отыскать вход в какую-то комнату? Тем более совсем не обязательно искать вход. Существо не сидит, запертое в клетке. Оно движется, появляясь то здесь, то там. Достаточно достать несколько кирпичей из стены — и, наверное, откроется тайный лабиринт, проходящий через весь замок. Но никто не будет разбирать стены. Вместо этого профессор МакГонагалл спрашивает, есть ли у них подозрения! А у неё что, нет подозрений? Она сама не видит, что в этом замешан отец Драко?.. Нет, ей не нужно знать, как попасть в Тайную комнату, она только хочет понять, что известно им! Чтобы в Тайной комнате случайно не оказался тот, кто не должен там оказаться!

Судя по тому, как Альбус Дамблдор пытается спасти его жизнь, он в Тайную комнату попасть не должен. А значит, рассказывай — не рассказывай, это ничего не изменит. Директор будет ждать того, кому нужно встретиться с чудовищем.

Самого Карла всё устраивало: если бы не нападения, он, как и раньше, каждый вечер бродил бы в одиночестве по Хогвартсу. Так что ему надо поблагодарить человека, открывшего комнату. Правда, окаменевшие дети в госпитале вряд ли испытывают к наследнику такую же благодарность... Но мадам Помфри сказала, что уже совсем скоро можно будет приготовить лекарство из мандрагор — и снять заклинание Оцепенения. Наверное, со временем они даже начнут воспринимать произошедшее как увлекательное приключение!.. Поэтому волноваться не имело смысла.

Но однажды вечером, идя по коридору, где произошло первое нападение, Карл увидел на стене новую надпись: «Её скелет будет пребывать в Комнате вечно».

Он не знал, чей скелет имеется в виду, да это было и неважно. Главное, что в Тайную комнату мадам Помфри не понесёт своё лекарство, а значит, окаменевшая пленница будет лежать там, пока не умрёт. Наверное, чудовищу надоело ждать того, кто, по мнению Альбуса Дамблдора, должен отправиться в Тайную комнату, вот оно и решило поторопить события. И чтобы привлечь внимание, даже заставило пленницу саму оставить это страшное послание на стене. Ведь чудовище вряд ли училось в школе, и поэтому не умеет писать. Теперь в комнату должен кто-то прийти... А вдруг директор решит, что ещё не время?.. Или пленница умрёт, пока «тот, кто должен» будет идти?..

Конечно, он не «тот, кто должен», но...

Карл подошёл к стене и коснулся холодных камней. Нет, разобрать стену — это не то же, что сделать плюшевое сердечко из леденца. Если профессор МакГонагалл увидит, подумает, что он решил разрушить школу... Лучше пойти к Миртл...

— Ты же говорил, тебе нельзя гулять вечером! — удивилась девочка.

— Нельзя, — кивнул Карл, внимательно осматривая стены туалета.

Замку около тысячи лет, вряд ли ему удастся сдвинуть с места эти вековые камни. Может, попробовать позвать чудовище?.. Если оно ползает по тёмному лабиринту, то, наверное, похоже на огромную змею...

— Что ты делаешь? — с любопытством спросила Миртл, паря в воздухе над его плечом.

— Думаю, как позвать змею.

— Змею? Зачем тебе змея?!

— Надо... — он повернулся к зеркалу и вдруг заметил на одном из кранов маленькую змейку. Карл постарался представить, что это чудовище. — Пожалуйста, выйди из Тайной комнаты! Мне нужно поговорить с тобой!

Чудовище не отвечало.

— Пожалуйста!.. Я знаю, тебе одиноко в темноте... Ты хочешь, увидеть... увидеть чьё-то лицо... заглянуть в чьи-то глаза...

— Ты чего?! — закричала Миртл.

— Я пытаюсь позвать змею...

— Откуда ты знаешь этот язык?

— Какой язык? — не понял Карл.

— Сейчас... Ты сейчас говорил на странном языке!..

— Не может быть...

— Я слышала!.. Как тогда, перед моей смертью!.. Один мальчик говорил на таком языке!..

Карл хотел возразить, что Миртл умерла давно и, наверное, что-то путает, но тут кран вспыхнул опаловым светом и начал вращаться, умывальник подался вниз, открывая узкий тёмный проход.

Мальчик изумлённо смотрел в темноту, но чудовище не появлялось. Значит, надо идти самому. Он наклонился, держась за стену.

— Ты куда? — испугалась Миртл. — Ты что, бросаешь меня? А сердечко? Ты же подарил мне сердечко!

— Сердечко подарил медвежонок, — напомнил Карл, — а мы с тобой просто хорошие друзья.

Он разжал руки — и полетел вниз по тёмной скользкой трубе. Вспомнилась Алиса с её умными размышлениями о падениях и расстояниях. Карл, конечно, до центра Земли не долетел. Через несколько минут труба изогнулась под прямым углом — и он упал на мокрый каменный пол. Потирая ушибленные ладони, Карл поднялся и посмотрел по сторонам. Он оказался прав: в замке есть лабиринт!..

Бредя по тоннелю, Карл думал о словах Миртл. Неужели он, правда, понимает... змеиный язык?.. Ему часто казалось, что он понимает мысли Рабэ... И единорог... он надеялся, что единорог услышал его слова... Неужели, правда?..

Под ногами раздался хруст, Карл присмотрелся — пол был усеян костями животных, а впереди лежало чудовище. Карл подошёл к нему, но чудовище оказалось прозрачной чешуёй, оставленной огромным змеем. Бредя на ощупь в темноте, мальчик, наконец, добрался до стены, на которой были вырезаны две свившиеся в кольца змеи с изумрудами вместо глаз. Карл осторожно коснулся камней. Наверное, тут тоже надо говорить на их языке...

— Пожалуйста, впусти меня!.. Я хочу поговорить с тобой!.. Пожалуйста!..

Стена разделилась на две половины, которые медленно уходили в стороны. Карл шагнул вперёд и оказался на пороге огромного, тускло освещённого зала с колоннами. Наверное, это похоже на ночное метро, когда люди и поезда уходят и остаётся только тишина...

В противоположном конце зала стояла гигантская статуя старца. Это и есть Салазар Слизерин?.. Как странно оставлять свои отражения там, где их никто не сможет увидеть. А может, он просто боялся показать другим своё отражение?.. Боялся, что они не станут смотреть... Карл подошёл ближе, пытаясь в тусклом свете разглядеть лицо старца, и тут заметил лежащую на полу у подножия статуи Джинни Уизли. Рядом, прислонившись к одной из колонн, стоял высокий красивый юноша. Он пристально смотрел на Карла, а потом сказал:

— Тебя не должно быть здесь. Зачем ты пришёл?

Похоже, этот юноша думал так же, как Альбус Дамблдор.

— Я знаю, что меня не должно здесь быть, — ответил Карл. — Но змей забрал девочку... — он показал на Джинни.

— И что?.. Кто тебе эта девчонка? — спросил юноша, наклонив голову.

— ...Никто... Но она ни в чём не виновата... Змей должен отпустить её...

— Ты слишком мал, чтобы судить о том, кто и в чём виноват, — строго сказал юноша.

— Вы тоже выглядите не очень взрослым, — осторожно заметил Карл.

— Я старше, чем кажусь, — губы растянулись в улыбке.

— Змея нет... — Карл растерянно посмотрел по сторонам. — Тогда я заберу её и пойду...

— Змей скоро вернётся, — вежливо сообщил юноша. — Не хочешь подождать его?

— Нужно отнести её в госпиталь, — Карл попытался поднять Джинни.

— Похоже, даже потерявшая почти все силы она тяжеловата для тебя, — участливо произнёс юноша над самым его ухом.

— А вы не поможете мне? — спросил Карл.

— Помочь?.. Тебе?.. И что я получу за это?.. — он снова улыбнулся.

— У меня ничего нет, — пожал плечами Карл и снова попытался поднять Джинни. Кое-как ему это удалось. — Извините, мне пора... — с трудом проговорил он. — Прощайте.

— «Прощайте» — слишком длинное слово, — ответил юноша, — мне больше нравится «до свидания».

— До свидания, — повторил Карл и медленно пошёл к тоннелю.

— Останови его, — произнёс голос у него за спиной.

Карл неуклюже повернулся, но из-за Джинни ничего не видел перед собой. Потом что-то ударило его по голове и швырнуло к стене. Всё накрыла тьма...

Ему снился сон: Гарри Поттер разговаривал с высоким красивым юношей. Во сне юношу звали Том Реддл. Том рассказал, что это он заставил Джинни Уизли открыть Тайную комнату и оставлять послания на стенах. Он мечтал встретиться с Гарри, и его волновал тот же вопрос, что и несколько месяцев назад — Карла: почему великий тёмный волшебник не смог убить ребёнка?.. И ещё Том сказал, что он и есть тот великий тёмный волшебник... Красивый мальчик с умными глазами... Он придумал себе новое имя — Волан-де-Морт, чтобы не носить фамилию отца. Отца, который был человеком и считал магию ядом. Который бросил мать Тома, когда узнал, что она волшебница... Поэтому Том и убивал грязнокровок: он хотел уничтожить часть себя, которую ненавидел!..

Потом с неба сошёл огонь... Карл замёрз, ему хотелось протянуть руки к огню, но он не знал, как заставить тело двигаться... Да и может ли согреть огонь из сна?.. Преодолевая давящую тяжесть, он поднялся, сделал несколько нетвёрдых шагов вперёд и вдруг почувствовал, как на щеку упала горячая капля...

Капля была слезой... Кровавой слезой змея. Глаз уже не осталось, только слёзы...

Тебе больно?.. Ты всегда жил в темноте, но это другая тьма... Теперь каждая секунда — тьма и боль... Почему они поступили с тобой так?.. Они создали тебя, чтобы убивать и однажды умереть самому... Ты солдат... Оловянный солдатик великих волшебников. Тёмных или светлых — цвет здесь не имеет значения... Они поиграют тобой, а потом...

Глаза... Твои красивые изумрудные глаза... Ты так хотел увидеть ими мир, но всё, на что ты смотрел, превращалось в камень... Твой создатель был жесток, придумав такое... Он не хотел, чтобы ты видел улыбки, траву, цветы, небо... Ты был рождён не видеть, а убивать... Убийцы должны быть слепыми...

А тебе так хотелось... Хотелось заглянуть в чьи-нибудь глаза... Но все бежали... Бежали, боясь, что боль, скрытая в твоих глазах, превратит их в камень!.. Но знаешь, в мире есть те, в чьих глазах столько же боли... Может быть, если ты заглянешь в их лица, ты сам превратишься в сияющую пыль!.. Люди боятся — тех, с болью во взгляде, боятся так же, как тебя...

Этот волшебник, прячущий свои отражения, зачем он оставил тебя здесь?.. Долгие века во тьме и одиночестве... А безумный мечтатель, пытающийся построить прекрасный, сияющий мир, где все будут такие же чистые, как он!.. Он не знает, что, сколько бы крови он ни пролил, это не сделает чище его кровь!.. Ты был не нужен им... Не нужен никому... За сотни лет ты забыл, что значит — быть нужным!.. Ты искал путь, долгий путь по сплетённому из тонких трав мосту к той далёкой звезде, где ждёт любовь...

Но они выбрали другую дорогу...

Оловянный солдатик чьей-то войны, была ли у тебя возможность выбирать?.. Или ты, словно гружённый углём поезд, мог ехать только по проложенным ими рельсам?..

— Не слушай его! — закричал Том Реддл. — Убей того мальчишку!..

Не слушал... Никто не слушал тебя, и ты тщетно пытался вложить эхо своей боли в их души... Но теперь можно.. Теперь ты можешь говорить!.. Расскажи о том времени, когда ты был не больше ящерки и мечтал погреться на солнце... Расскажи, как золотистые песчинки шуршали под кожей, которую тебе только предстояло сбросить... Расскажи, как...

— Осторожнее, сзади!..

Василиск повернул голову, и Гарри вонзил меч. Хлынула кровь, змей вздохнул и тяжело упал на каменный пол, придавив собой Карла.

...В твоих изуродованных глазах даже нельзя увидеть, как гаснет душа... Только сердце... В глубине ещё бьётся сердце... Один удар, второй — и становится тихо... Ты прошёл свой путь до конца... по сплетённому из боли мосту к чёрной звезде, где тебя ждёт смерть...

Почему твой создатель не любил тебя так сильно, чтобы его любовь могла спасти тебе жизнь?..

— Карл, вставай! Вставай скорее! — Гарри пытался приподнять голову василиска.

Карл не шевелился.

— Пошли отсюда! — закричал Гарри. Из-за его плеча выглядывала бледная Джинни Уизли.

Карл тяжело поднялся и, шатаясь, побрёл за ними. У входа в тоннель он обернулся. Отсюда казалось, что змей уснул, свернувшись кольцом в огромном медленно распускающемся цветке. С каждой секундой алые лепестки становились всё больше.

Никто не принесёт тебе цветов на могилу... Подари себе сам алые маки...

— Быстрее! — поторопил его Гарри.

Карл шагнул в тоннель, и двери зала медленно закрылись.

Потом был Рон, разбирающий завал, профессор Локхард, вместо славы нашедший забвение, огненная птица, несущая их в небо. Поражённая Миртл, поражённая профессор МакГонагалл. Родители Рона и Джинни, со слезами на глазах обнимающие своих детей. Профессор Дамблдор, вернувшийся сразу, как только «тот, кто должен» нашёл Тайную комнату.

Он не должен был найти её, не должен был ходить туда... Сидя на полу в углу кабинета, он смотрел на свои залитые кровью руки и видел умирающего змея...

Расспросив Гарри, директор подошёл к Карлу и, наклонившись, чтобы заглянуть в глаза, спросил:

— Скажи мне, зачем ты пошёл Тайную комнату?

Директор произнёс эти слова медленно и почти торжественно. Наверное, от них зависело что-то важное: плюс или минус двести баллов. Но Карл не мог заставить себя думать об этом. Змей умер, его голос не звучал больше внутри мальчика, но никак не получалось забыть взгляд слепых глаз, когда сердце отсчитывало последние удары.

— Я не хотел... Я не хотел никого убивать!.. — трясущимися губами прошептал Карл. — Я только хотел спасти девочку...

Директор улыбнулся и ласково коснулся его волос:

— Не волнуйся, никто не пострадал... А, Северус! — он с улыбкой повернулся к вошедшему. Потом коротко рассказал ему о произошедших событиях и попросил. — Проводи, пожалуйста, Карла в госпиталь.

Карл поднялся, глядя в пол, но остался стоять.

— Ступай, — директор легонько подтолкнул его.

Он вышел из кабинета и побрёл за профессором. Потом остановился и сказал тихо:

— Мне не нужно в госпиталь. Я не ранен... Это кровь змея...

Профессор повернулся и внимательно посмотрел на мальчика:

— Что ж, надеюсь, дорогу в общежитие вы найдёте сами.

Он уже собирался уйти, когда Карл спросил:

— Профессор, мне больше не надо приходить к вам?

— Больше не надо, — ответил Северус Снейп.

Конец второй части

Глава 15. Нет иллюзий - нет и разочарований

Наступление каникул Карл воспринял почти с радостью. Ему хотелось отдохнуть: от школы, от магии, от самого себя — волшебника. Существовало то, с чем расставаться было больно, но об этом Карл себе думать запретил.

Тэд и Софи встретили его так же приветливо, как и зимой. Они боялись, что усилия классного руководителя не увенчаются успехом — и Карл заболеет. Тэд даже начал разрабатывать план побега из приюта, чтобы навестить Карла, лежащего в больнице. На самом деле ребята, конечно, никуда бы не побежали, но придумывать приключения было приятно.

Теперь Тэда и Софи интересовало, как друг сумел избежать болезни. Эту сказку они слушали очень внимательно, запоминая каждую деталь, — чтобы хватило до следующей зимы.

Сказка начиналась с приезда бродячего цирка. Там были клоуны, воздушные акробаты, дрессированные голуби, тигры и змеи. Цирк дал несколько представлений и уехал. А змей остался. Никто не знал, зачем старый циркач оставил его. Возможно, ему не понравилось, как смотрели на него дети и учителя. Возможно, слишком тихими показались аплодисменты... И он уехал, оставив змея... Оставив в сознании змея ноты обиды и мести...

Прошло много лет. Циркач умер, а змей продолжал жить в каменном лабиринте под школой, храня в себе печальную, горькую мелодию.

И вот явился прекрасный юный метатель ножей, жаждущий славы и аплодисментов. Надеющийся, что их звук заглушит память о детстве, проведённом в бедности и одиночестве на улице. Он выучил мелодию старого циркача. Он сыграл её снова, и змей услышал горькие звуки.

Змей покинул своё убежище, принеся в школу страх и боль, погружая каждого, кто прикасался к гладкой чешуе, в сон, похожий на смерть.

Наверное, можно было сочинить другую мелодию — прощения и любви — но в школе решили объявить охоту на змея. А он на самом деле был лишь приманкой. Прекрасный юный метатель ножей хотел увидеть мальчика, с которым сражался много лет назад, сражался — и проиграл. Теперь он хотел встретиться с ним ещё раз и победить.

Победить не получилось... Мальчик убил змея и прогнал метателя ножей.

— Убил змея? — поражённо переспросил Тэд.

— И никто так и не сыграл змею добрую мелодию? — в глазах Софи стояли слёзы.

— Я пытался... — прошептал Карл, глядя на свои руки. Вода давно смыла кровь, но не могла стереть память. — Я пытался... но я не умею играть... Я не знаю нот для доброй мелодии...

Софи заплакала.

А поздно вечером, когда дети и воспитатели уже легли спать, Карл бродил по пустым коридорам и вдруг услышал тихие звуки. В комнате, освещённой только слабым светом уличного фонаря, Софи играла на старом сломанном фортепиано. Её ноги ещё не доставали до педалей, а маленькие пальцы не могли охватить октаву. Но девочка — которую бросили родители, которую не любило солнце — пыталась создать добрую мелодию для чужой боли.

Карл сел на пол и закрыл глаза, прислушиваясь. Сейчас Софи была волшебницей — более настоящей, чем старый циркач и метатель ножей...

Лето вспыхнуло на несколько коротких недель и начало угасать. Цвет неба менялся, становясь всё бледнее. Изменился и Карл: он подрос, но всё, что приобрёл в высоте, потерял в ширине — и теперь напоминал высохшую ветвь. Рабэ давно превратился из воронёнка в ворона, а усталый взгляд чёрных глаз иногда делал его старым.

Приближающаяся осень заставила вспомнить о домашнем задании.

Профессор Бинс задал написать сочинение «Был ли смысл в XVI веке сжигать ведьм?» Сам вопрос сразу показался Карлу странным. Всё равно, что спросить: был ли смысл убивать индейцев? или был ли смысл охотиться на белых медведей и китов?.. Хотя люди всегда пытаются найти смысл в уничтожении...

Батильда Бэгшот в своей «Истории магии» сообщала, что ведьм огонь не убивал, им было даже приятно гореть, испытывая «приятное покалывание во всём теле и тёплое дуновение воздуха». Судя по этому, ответом на вопрос профессора Бинса должно было стать слово «нет»: смысла сжигать ведьм не было, потому что на самом деле они не погибали в огне. Но ответить так Карлу показалось нечестным по отношению к тем женщинам, у которых просто были зелёные глаза и рыжие волосы, которые не умели замораживать огонь и кричали на костре не от наслаждения, а от боли.

Своё сочинение Карл написал шариковой ручкой на обычном тетрадном листе в клетку. Оно получилось коротким: имя, фамилия — Карл Штерн, и три предложения: «Убийство — это преступление. У преступления не может быть смысла. У преступления должно быть наказание».

Профессор Снейп задал на лето работу по Уменьшающим зельям, но эти зелья Карл научился готовить в течение нескольких последних вечеров в кабинете зельеварения.

Перед отъездом мальчик попытался отыскать ещё какие-нибудь книги Альфреда фон Дитриха, но, похоже, «Ангел усталый...» был единственным сборником. Сведений о биографии поэта он тоже не нашёл, только короткую справку в энциклопедии: «Дитрих Альфред фон (1920-1949) — немецкий лётчик, автор сборника стихотворений «Ангел усталый покинет меня поутру...»».

Оставалось ещё одно дело — попросить у заведующей разрешение посещать Хогсмит, деревню, где живут только волшебники. Ходить туда можно, начиная с третьего курса, сообщил профессор Снейп, но для этого нужен документ с подписью родителей или тех, кто их заменяет. В случае Карла таким человеком была заведующая. Мальчик не хотел врать, но и сказать про волшебную деревню не мог. Судя по лицу профессора Снейпа, когда он говорил о Хогсмите, в этом месте не было ничего интересного. Но Карлу казалось нечестным, если все будут туда ходить, а он — нет. Поэтому он решил во что бы то ни стало выпросить разрешение. В сказке для заведующей Хогсмит превратился в музей средневекового искусства. Не отпустить ребёнка в музей было непедагогично, и первого сентября Карл приехал на вокзал Кингс Кросс с подписанным разрешением.

На вокзале царило большее оживление, чем обычно. Из обрывков разговоров Карл понял, что сбежал какой-то преступник. Опасались, что он появится в Хогварсте, но в этом Карл сомневался. Зачем преступнику школа?..

Забравшись на верхнюю полку свободного купе, он задумался о том, каким окажется для него третий курс... И помнит ли профессор Снейп, что почти весь прошлый год он приходил по вечерам в его класс?..

Станция за окном начала медленно двигаться, Карл отвернулся к стенке и закрыл глаза, пробормотав: «Следующая остановка — Хогвартс...»

Но на этот раз поезд остановился, не доехав до школы. Чёрные тучи заволокли небо, почти касаясь вершин гор. Стало холодно... Карл слез с полки — и вдруг погас свет... Сначала ничего не было слышно, только где-то рядом беспокойно хлопал крыльями Рабэ. Потом раздался вздох — такой тяжёлый, словно идущий нёс в себе и горы, и небо. Дверь медленно открылась — и на пороге появилось существо, сотканное из тьмы более густой, чем простое отсутствие света. Существо потянулось к Карлу — в его движениях была какая-то обречённая жажда, словно узник, которому несколько дней не давали пить, увидел бокал с отравленным вином.

Мальчику вдруг показалось, что он находится в комнате — чёрной и тёплой. Потом в глаза ударил яркий свет. Стало холодно и очень тоскливо...

Существо снова вздохнуло и вернулось в коридор.

Придя в себя, Карл выбежал из купе, пытаясь понять, что это было, но существо уже исчезло. Вместо этого он столкнулся с кем-то весьма осязаемым.

— Извините!.. — быстро проговорил Карл.

— Всё в порядке, — судя по голосу, это был взрослый, наверное, преподаватель. — Но тебе лучше вернуться в купе. Думаю, поезд скоро отправится.

Карл послушался.

Через несколько минут свет включился, но ощущение тоски не исчезло. Глядя в окно, всё ещё покрытое инеем, мальчик пытался представить профессора Снейпа, сидящего в купе красного экспресса...

Когда поезд остановился во второй и последний в этом путешествии раз, уже стемнело. Их снова везли крылатые кони-призраки, на которых никто не обращал внимания. Драко изображал Гарри Поттера, упавшего в обморок при виде существа из тьмы. Слушая слишком громкий смех, Карл думал о том, что почувствовал сам Драко, когда существо проходило мимо его купе. Тоску, одиночество?.. И, наверное, страх... Страх оказаться не настолько Малфоем, как его отец... Поэтому он рассказывал всем, как испугался Гарри, — чтобы заглушить собственный страх... Друзья Драко с готовностью смеялись над его шутками: может быть, им тоже было страшно...

Карл не чувствовал страха, только тоску... И чем ближе они подъезжали к Хогвартсу, тем сильнее она становилась. Профессора Снейпа он встретил в коридоре около Большого зала. Карл поклонился и поздоровался. Профессор ответил лёгким кивком. Если он и помнил о вечерах в классе зельеварения, то для него они ничего не значили.

Тоска заполнила всё. Директор что-то рассказывал о существах из поезда, представлял новых преподавателей, но Карл почти не слушал его. Внутри звучал другой голос, полный безысходного одиночества. Змей умер, поэтому приходилось признать, что это его собственный голос и его собственное одиночество...

Признание поразило и испугало Карла. Он даже потрогал лоб, решив, что заболевает. С чего бы ему чувствовать потребность в ком-то? Тот мальчик умер! Волшебное зеркало сказало, что тот мальчик умер!..

«А башня сказала, что он жив...» — напомнил голос.

Неправда!.. Неправда, неправда, неправда!.. Ему никто не нужен. Он не может нуждаться в ком-то, потому что это бесполезно! Одиннадцать лет он был никому не нужен! И два года в Хогвартсе ничего не изменили... Люди бросили его! Поэтому нельзя нуждаться в людях!..

Карл повторил слово «нельзя» много раз, и постепенно голос стих. Осталась только пустота... Но в пустоте была своя прелесть: она не могла болеть...

С трудом дождавшись конца банкета, Карл поспешил к выходу, но у дверей Большого зала уже собралась толпа детей. Протискиваясь между ними, он услышал разговор двух девочек.

— ...кареты не едут сами по себе, — терпеливо объясняла маленькая студентка Когтеврана с необычными серёжками, — их везут фестралы.

— Никто их не везёт! — возразила её подруга. — А фестралов ты выдумала!

— Зачем мне их выдумывать, если они и так существуют?.. Если бы я решила выдумать, — это было бы что-то совсем нереальное... Что-то, чего ещё нет в мире... — она мечтательно улыбнулась.

— Почему же другие не видят твоих фестралов?

— Фестралов видят только те, кто видел смерть, — вздохнула девочка.

Фестралы? Крылатые кони-призраки — это фестралы?.. Карл хотел расспросить странную девочку, но она уже скрылась в толпе студентов.

Она сказала: их видят те, кто видел смерть... Но он не видел смерть!.. Змей умер у него на руках, но это было в конце второго курса... Может, единорог?.. Нет, когда они с Гарри пришли, единорог уже был мёртв... И вряд ли имеется в виду смерть животного...

Но он не видел, как умер человек!.. Ни разу!.. Даже той зимой в приюте, когда погибло много детей, — ни один не умер у него на глазах... Он не помнит ни одного...

Не помнит!.. Если он видел, но не помнит, значит, это была... Мама!..

Карл быстро оглянулся, пытаясь отыскать взглядом профессора Снейпа, но тот уже ушёл. Мальчик побежал в подземелье. Прыгая через ступеньки, он спустился по лестнице и распахнул дверь класса.

— Профессор!..

Северус Снейп повернулся, спрятав свои мысли под обычной маской презрительного равнодушия.

— Вам не кажется, что врываться сюда...

— Профессор, правда, что кареты везут фестралы?.. Кареты, на которых мы ехали... Их везут фестралы?..

— Да, но...

— И их видят только те, кто видел смерть?..

— ...Да...

Профессор удивлённо смотрел на своего ученика: он не был похож на мальчика, два года назад вошедшего в двери Большого зала, на мальчика, сидевшего по вечерам в его классе. Впалая грудь вздымалась так, словно лёгкие хотели сломать рёбра и вдохнуть весь кислород, который есть в воздухе, бледные щёки залил лихорадочный румянец, глаза горели безумным блеском.

— Я вижу их!.. Но я не помню человека, смерть которого видел!.. Значит, это была мама!.. Профессор, это была моя мама?.. Может, профессор Дамблдор ошибся?.. Может, моя мама была волшебницей? И тот тёмный маг — Волан-де-Морт — он напал на неё и убил, как маму Гарри Поттера!.. А меня не смог убить, потому что мама очень любила меня!.. Правда, профессор, она любила меня?!

— ...Может быть... — ответил Северус Снейп.

Мальчику этого хватило. Он ушёл, унося с собой надежду, которую одиночество и боль превращали в пожар...

Профессор не любил иллюзии, но сегодня в нём самом было слишком много воспоминаний, которые так и не погасило время...

Конечно, история, придуманная мальчиком, выглядела не слишком правдоподобной. Да и Альбус Дамблдор редко ошибается...

Карл мог увидеть в детстве смерть кого угодно: младенца, лежащего на соседней кровати, случайного прохожего, скончавшегося от сердечного приступа, пешехода, попавшего под машину...

А может быть, он сам убил свою мать...

Глава 16. Демоном человека является он сам

Мальчик догадался сам. Северус Снейп понял это, увидев его утром в столовой. Опущенные плечи мелко дрожали, но глаза были сухи. Пожар прошёл, остался только пепел. Идущие мимо студенты смеялись, толкали, говорили на ухо что-то обидное, а потом, разочарованные отсутствием хоть какой-то реакции, повторяли это вслух.

Карл не слышал. Ни слов, произнесённых шёпотом, ни тех, что выкрикивали на весь зал. Внутри звучали другие слова...

Его идея была абсурдной. Профессор Дамблдор не мог ошибиться: если он решил, что родители Карла не волшебники, значит, так и есть. Действительно, будь они волшебниками, остались бы люди, которые знали их. И его отдали бы в магический приют (должно же существовать здесь что-то подобное!). Друзья родителей навещали бы его и, может, даже брали бы к себе на выходные. Ведь невозможно, чтобы у родителей не было друзей!..

Невозможно...

Друзья, конечно, были. Просто они не захотели брать ребёнка, который... убил свою мать...

Мама, наверное, была доброй и красивой. И очень любила крошечную жизнь, поселившуюся в ней. Она часто разговаривала с сыном, пела, может быть, она даже успела дать ему имя...

Папа, тоже добрый и красивый, приходил по вечерам после работы и улыбался счастливой и немного усталой улыбкой. Он целовал маму, клал руку на живот и говорил чуть хрипловатым голосом: «Привет!..»

Они вместе строили планы — красивые, добрые планы — которым не суждено было сбыться.

Рождаясь, ребёнок убил свою мать.

Карл не знал, была ли виновата в этом магия или что-то, хранящееся в человеческой части его души. За время, проведённое в Хогвартсе, он понял: бесполезно искать грань, разделяющую две половинки. Виновен был ОН. Карл Штерн.

Осознание этого изменило мир вокруг. Карл всегда считал, что его бросили, что родители отказались от него. Возможно, он не был идеальным ребёнком, но оставлять крошечное, беспомощное существо они не имели права...

Имели.

Теперь он знал, что сам виновен. Он заслужил это. И не мог даже обвинять отца, не захотевшего воспитывать убийцу своей жены.

Он всё заслужил... Насмешки, оскорбления, кулаки и ботинки...

Драко, нужно было бить сильнее!..

А он обижался вчера, что его никто не любит!..

За что тебя любить?! За что тебя...

Нелюбовь весит много. Но вина ещё тяжелее. Нелюбовь оставляет надежду — пусть самую крошечную. Вина убивает все надежды. О чём можно мечтать? О прощении? Он себя не простит никогда.

На уроке трансфигурации профессор МакГонагалл рассказывала об анимагах. Если бы он мог превратиться в животное, он выбрал бы кита, большого синего кита и опустился бы на дно самой глубокой впадины. Ощущая над собой всю толщу океана, он вряд ли бы почувствовал себя легче, но так хотелось испытывать боль от чего-то другого... не от того, что кричало внутри.

Порой оно кричало так громко, что почти нестерпимым становилось желание бросить перо и бумагу, выбежать из класса и, поднявшись на башню, — упасть. Но каждый раз, когда он уже готов был бежать, голос говорил: «Нечестно...»

И он оставался сидеть.

Да, это было нечестно. Он совершил убийство. Убийство — это преступление. У преступления не может быть смысла. У преступления должно быть наказание.

А смерть — не наказание. Это освобождение, потому что, какой бы ад ни существовал по ту сторону смерти, он несравним с тем, в котором Карл находился сейчас.

Это должно стать его наказанием! Жизнь! Ежеминутно причиняющая боль, без надежды на избавление, без права испытывать саму надежду...

Теперь Карл с мстительной осторожностью брал в руки волшебную палочку, более чётко, чем раньше, произносил заклинания, быстрее уклонялся от ударов, которые пытались нанести одноклассники. Это стало целью — сохранить каждую каплю своей крови — и, достигая её, он испытывал мрачное удовлетворение...

Грегори Гойл с трудом залез на верхнюю площадку Северной башни и хотел убрать верёвочную лестницу, по которой можно было подняться в класс, но Карл уцепился за последнюю перекладину — и откуда только сила взялась!

— Не убирайте лестницу, мой мальчик, несколько учеников опоздают на урок, — произнесла женщина, наверное, преподавательница.

Карл забрался наверх и оказался в классе, больше напоминающем покои султана из «Тысячи и одной ночи». Забиться в угол в круглой комнате было невозможно, поэтому он выбрал свободный столик подальше от окна.

Профессор Сивилла Трелони преподавала предсказания и, как многие учителя, была одержима своей профессией. Глядя на эту высокую, некрасивую женщину, увешанную бусами, словно рождественская ёлка, Карл думал, что у неё, наверное, ничего не осталось, кроме чашек с кофейной гущей и хрустальных шаров, в которые она заглядывает не для того, чтобы увидеть будущее, а чтобы сбежать от себя. Ведь если твоё будущее определено, то от тебя уже ничего не зависит. Пророчества и предсказания — удобные оправдания. К ним прибегаешь, чтобы не искать другого пути. Но он всегда есть. Каждую минуту мы делаем выбор, каждый наш шаг — это выбор, за который нужно нести ответственность. Будущее — сумма этих шагов. Мы сами создаём его.

Сегодня они должны были прочитать будущее по чаинкам. Те, кто не верил в предсказания, заглядывали в чашки, смеясь, но и в их глазах на мгновение появлялась испуганная серьёзность или счастье — в зависимости от значения увиденного.

Те, кто имели большое будущее, смотрели в чашки со страхом — а вдруг надежды не оправдаются?.. Некоторые девочки тайком от подружек встряхивали чаинки или даже поправляли их ложками, чтобы сделать похожими на то, что им хотелось видеть.

Если бы у него было будущее, он подумал бы, что чаинки в его чашке похожи на стаю чёрных птиц, на человека, закутанного в мантию, на чёрное пятно, расползающееся по фарфоровой белизне руки...

Карл увернулся от запущенной в него подушки и толкнул низкий столик. Чашка упала и разбилась...

Конечно, он увидел бы всё это, если бы у него было будущее. Но будущего у него не было.

— Возьмите новую из того сервиза, — сказала профессор Трелони.

Он улыбнулся: если бы будущее можно было менять так же просто, как чашки...

Следующим предметом был уход за магическими существами, который с этого года вёл лесничий Хагрид. Драко начал насмехаться над новым преподавателем, как только узнал о его назначении. Теперь же его насмешки стали ещё громче: обидеть Хагрида значило задеть Гарри Поттрера. Мысли и чувства людей — клубки, связанные друг с другом, стоит потянуть за одну нить — и начнёт разматываться другой клубок. Пробираясь сквозь заросли осенних трав, Карл понимал, каким правильным было решение отдать его в приют. Чтобы нить не причиняла боль, её нужно отрезать.

Драко снова задал какой-то вопрос, и Хагрид стал рассказывать об учебниках. Книги в руках других учеников подпрыгивали и кусались, а книга Карла была такой старой, что издавала только странный звук, похожий на храп.

— Извините... — Карл погладил книгу, как показал Хагрид. Храп на мгновение затих, а потом продолжился с новой силой. — Извините, вы не могли бы проснуться?.. Сейчас урок, а вы вроде как мой учебник...

Но книга продолжала храпеть. Карл вздохнул и спрятал её под мантию.

Тем временем Хагрид привёл удивительных животных. Он назвал их гиппогрифами. Как и фестралы, гиппогрифы казались результатом теста «Нарисуй несуществующее животное», но их создатель, похоже, более оптимистично смотрел на жизнь. Да и сильно задумываться над заданием он не стал: просто соединил птицу и животное — орла и коня. Выглядело это немного странно, но эффектно. Особенно понравились Карлу яркие цвета гиппогрифов. Когда Хагрид пригласил добровольцев выйти и поздороваться с гиппогрифами, он очень хотел выйти — может, Хагрид даже разрешит полетать на них! — только никак не мог решить, чего в нём больше: желания подняться в небо или разбиться.

Пока Карл думал, вперёд вышел Гарри Поттер. Ему, и правда, разрешили полетать. А потом Драко всё испортил. Он нагрубил гиппогрифу, и тот разодрал ему когтями руку.

Драко лежал на траве и кричал:

— Я умираю!..

В прошлом году во время матча по квиддичу Гарри упал с метлы и сломал руку, а профессор Локхард заклинанием вынул из руки все кости. Но Гарри не кричал. Выросший в чужой семье, он знал: кричать бесполезно, всё равно никто не придёт. Карл часто наблюдал в приюте за младенцами, которых только бросили. Сначала они кричали так громко, словно хотели, чтобы их услышали на далёких звёздах. Со временем крики стихали, а в кроватках лежали молчаливые, строгие маленькие взрослые.

Драко рос рядом с родителями. При малейшем звуке, издаваемом ребёнком, прибегала мать. Она брала его на руки, пытаясь успокоить. Читала книжки с цветными картинками, пела песни. Драко привык, что любовь можно получить, изобразив боль. Вот и сейчас, уязвлённый популярностью Гарри Поттера, он, как в детстве, изображал боль, чтобы получить немного заботы и любви.

Хагрид понёс Драко в госпиталь, а Карл подошёл к тёмно-синему гиппогрифу, лежащему в дальнем конце загона, и осторожно опустился на землю рядом с ним.

— Здравствуйте!.. Меня зовут Карл. Можно мне посидеть с вами? — вежливо сказал он.

Гиппогриф едва заметно кивнул.

— Вы и ваши друзья очень красивые. Я никогда раньше не видел таких животных... птиц... Наверное, ваша мама была птицей, а папа — животным?.. А я... я убил свою маму... Не специально... Но так получилось... — он несколько минут молчал, потом повернулся к гиппогрифу. — Извините, вам, наверное, это неинтересно... Просто мне не с кем поговорить... Зря ваш друг поступил так с Драко. Конечно, Драко вёл себя плохо, но не надо было ранить его. Теперь он заставит вашего друга заплатить за каждую каплю его крови. У него необычная кровь. Ваш друг, наверное, не знал... У Драко очень чистая кровь, потому что его родители волшебники... А у меня кровь грязная. Но её тоже проливать нельзя. Это вроде наказания. Они думают, что смерть — наказание, но это не так. Самое страшное наказание — жизнь...

— Ты чего бормочешь? — к нему подошли Гребб и Гойл.

Если смотреть снизу, они выглядят ещё больше. Как важно для людей занимать много места...

— Мне кажется, вам нужно навестить Драко в госпитале. Он ведь говорил, что умирает, — напомнил Карл.

Они почему-то обиделись на эти слова. Карл уже приготовился уворачиваться от очередного удара, когда услышал за спиной странное рычание. Ребята тоже его услышали, побледнели и бросились бежать.

— Спасибо... — с грустной улыбкой поблагодарил гиппогрифа Карл.

А ночью ему приснился сон. Хагрид привёл учеников к загону и сказал:

— Откройте учебники! Сегодня мы начинаем знакомство с героями «Чудовищной книги о чудищах»!

— Но здесь нарисован мальчик! — поражённо воскликнула Пенси Паркинсон, найдя нужную страницу.

— Всё верно, первое чудище, с которым вам предстоит познакомиться, — Карлик обыкновенный. На первый взгляд, он похож на обычного ребёнка, но такой малыш вполне может убить взрослого человека. Вот посмотрите! — Хагрид показал на загон, в дальнем углу которого сидел мальчик.

Дети испуганно смотрели на него. Хагрид потянул за цепь, и мальчик, поднявшись, побрёл к низкому забору.

— Ну, как? Если хотите, подойдите поближе.

Но никто не спешил воспользоваться предложением Хагрида.

— Ну, кто первый хочет с ним познакомиться? — спросил лесничий.

— Я хочу, — решился Гарри Поттер.

Сон изменился. Теперь Карл находился в красном экспрессе. Он шёл по коридору в поисках свободного купе. Дверь в одном купе была приоткрыта, он заглянул туда. У окна спал профессор Снейп. Дыхание оставляло на стекле слабый след, который медленно таял. Карл хотел зайти и сесть рядом. Он уже протянул руку, чтобы пошире открыть дверь и вдруг заметил, что кожа на руке серая, словно чешуя рыбы, вместо мантии — чёрный плащ... Существо из тьмы!.. Он существо из тьмы, оставляющее в людях только ощущение тоски, одиночества и страха!..

Дыхание спящего стало неровным. Каждое новое запотевшее пятнышко было ярче и ложилось на старое, ещё не успевшее растаять.

Нужно уйти!.. Нужно быстрее уйти!.. Иначе профессор проснётся, увидит его — и в нём тоже останется только тоска... Нужно уйти!..

Карл выскочил в коридор — и проснулся. Время завтрака давно прошло, уже начались занятия. Одевшись, он всё ещё дрожащими руками побросал в сумку учебники, схватил мантию и побежал на урок. Первым в расписании стояла защита от тёмных искусств. Но в бывшем кабинете профессора Локхарда никого не оказалось.

Он в отчаянии посмотрел по сторонам: у кого можно спросить про урок?..

— Вот значит как! — раздался над ним пронзительный голос, полный обиды. — Лето прошло — и всё! Ненавижу тебя! — закричала Миртл ему на ухо.

— Извини, что сразу не зашёл к тебе, — сказал Карл.

— Не извиню! Не слышал, что я сказала? Ненавижу тебя!

— Слышал... — медленно ответил он. — Ты права... Да, это самое правильное, что можно испытывать ко мне.

— Ты чего? — девочка испуганно уставилась на него.

— Не окажешь мне последнюю услугу? — не обращая внимания на её слова, сказал Карл. — Ты не видела случайно, куда пошёл мой класс?

— Видела, в учительскую. А почему последнюю? Ты собрался умирать?

— Нет, — он улыбнулся. — Теперь я ни за что не умру.

Постучавшись, он вошёл в учительскую. Кто-то, смеясь, вытолкнул его вперёд. Карл посмотрел на преподавателя, не понимая, чего от него хотят. Потом перевёл взгляд на мальчика, стоящего напротив.

Мальчик не был отражением, но как две капли воды походил на Карла. Те же черты лица, тот же цвет волос, даже складки на одежде одинаковые. Карл поднял руку — и мальчик тоже поднял руку. Карл наклонил голову налево, потом направо — мальчик повторил движения.

— Профессор, — Карл повернулся к преподавателю, — а что мне надо делать?

Римус Люпин с болезненным состраданием смотрел на ребёнка. Заставить его нарядить своё отражение в смешную одежду или надеть коньки и посадить на шпагат было плохим способом победить этого боггарта.

— ...Ничего... Наше занятие подошло к концу. Дома прочитайте и законспектируйте параграф учебника, в котором написано об этих существах, — сказал он классу. — А ты... — он снова посмотрел на мальчика. — Ты ведь опоздал на урок...

— Извините, профессор, я... я проспал... — Карл решил сказать правду.

— Похоже, ты не очень хорошо отдохнул летом? — в голосе Римуса Люпина послышалась ласковая грусть.

— Извините... Я постараюсь, чтобы этого больше не повторилось.

— Я тоже на это надеюсь... Вот, что мы сделаем, — решил Римус. — На следующем уроке мы будем проходить красных колпаков.

— Красных колпаков? — удивлённо переспросил Карл.

— Не знаешь, кто это?

— Нет...

— Уверен, большинство из твоих друзей тоже. Прочитай о них параграф в учебнике, а потом расскажешь нам.

— Да, профессор. Спасибо.

— Не за что. Только в следующий раз ложись спать пораньше. Кстати, как тебя зовут?

— Карл Штерн.

— Увидимся на уроке, Карл.

Мальчик ушёл, а Римус ещё долго стоял в пустой комнате. Дверь учительской снова открылась, и на пороге показался Северус Снейп. Заметив Люпина, он остановился, словно раздумывая, хочет ли находиться в подобной компании.

— А, Северус! — обрадовался Люпин. — Очень хорошо, что ты зашёл! Я как раз собирался поговорить с тобой.

— Правда? — в голосе профессора не слышалось ни капли радости.

— У меня только что был урок с третьекурсниками твоего факультета. Там есть такой мальчик — Карл Штерн.

— Есть. И что?

— Наверное, с ним произошло что-то очень плохое... Мы проходили боггартов, и его боггарт превратился в него самого!.. Может быть, из-за Карла пострадал кто-то близкий, и теперь мальчик винит в этом себя... Меня он не знает, поэтому вряд ли будет доверять, но ты его декан, тебя он должен послушать...

— Благодарю за совет.

— Северус, я серьёзно! Ведь он...

— Очень мило, что ты решил заняться психологией, Римус, но на твоём месте я бы больше внимания уделял своим основным обязанностям!.. Мне пора на занятие.

Он ушёл, а Римус ещё долго слушал, как растворяется в пустоте комнаты звук хлопнувшей двери.

Глава 17. У бродяги тысяча дверей

Карл почти не выходил из замка. После того как мальчик рассказал Рабэ о маме, ворон больше не хотел летать с ним. Сначала Карл огорчился, а потом решил, что всё к лучшему. В нём было столько вины, что, наверное, он теперь весил тонны. Вряд ли метла смогла бы поднять такую тяжесть.

В четверг начинались занятия по зельеварению. Карл и ждал, и боялся встречи с профессором Снейпом. Но профессор не замечал мальчика: не смотрел на него, не проверял его зелье, не отчитывал за ошибки — как будто последней парты не существовало, как будто там была пустота. Как и Рабэ, он теперь не хотел иметь со своим учеником ничего общего. Карл давно знал, какую боль могут причинить произнесённые кем-то слова. Теперь он чувствовал, что несказанные слова способны причинить ещё большую боль.

«Интересно, сколько ты так протянешь?» — усмехнувшись, спросил он у себя. Теперь он всегда говорил о себе в мыслях «ты» — так было проще себя ненавидеть.

После первой пары, опоздав на пятнадцать минут, пришёл Драко Малфой, вернувшийся из госпиталя с перевязанной рукой. Гарри Поттер с Роном Уизли встретили его хмурыми взглядами, означавшими: «Конечно, Малфою можно опаздывать, ведь своим Снейп прощает всё!» Это было неправдой, вернее, не совсем правдой: Карла профессор не простил. Хотя, возможно, Карл просто не относился к «своим».

Драко тем временем начал изображать из себя раненого героя войны. Профессор Снейп заставил Гарри с Роном готовить ему ингредиенты для зелья. Карл никогда не понимал причины ненависти, загоравшейся в тяжёлом взгляде профессора, когда тот смотрел на Гарри. Но теперь, замечая этот взгляд, он каждый раз вспоминал своего отца. Если бы они вдруг встретились, отец, наверное, смотрел бы на него с такой же ненавистью.

Сегодня досталось не только Гарри. Свою неизменную порцию ненависти получил и Невилл Лонгботтом — профессор пообещал опробовать приготовленное Невиллом зелье на его жабе Треворе. В конце урока он подозвал всех учеников.

— Поглядим, что будет с жабой Лонгботтома, — сказал профессор с нехорошей улыбкой. — Правильно сваренное зелье превратит её в головастика. Если же Лонгботтом испортил зелье — а я в этом не сомневаюсь, — его жаба умрёт.

Глядя на испуганного Тревора, Карл почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Зачем профессор так делает? Он не может не видеть, как Невилл привязан к своей жабе, но заставляет беспомощно стоять и смотреть, как мучают того, кто ему дорог. А если Тревор, правда, умрёт?!

И тут, словно услышав его мысли, профессор посмотрел на мальчика. Карл не умел читать мысли, но понял, что означает этот взгляд. «Вы обвиняете меня в жестокости? За то, что я хочу убить какую-то лягушку? Вы?»

Карл съёжился и опустил глаза. Конечно, он не имел права обвинять профессора Снейпа.

Но Бог оказался более милостивым к жабе, чем к матери Карла — превращение в головастика прошло успешно.

Раздав поощрительные баллы своим и штрафные — чужим, профессор Снейп отпустил учеников. На зелье Карла он взглянул в самом конце урока и ушёл, не произнеся ни слова: зелье было ядовито-зелёным — точно, как в учебнике.

Теперь так проходили все занятия: молчание и короткий недовольный взгляд в конце. Не помогали даже идеально выполненные задания, на подготовку к которым Карл, сам не зная, зачем, тратил огромное количество сил и времени.

А профессор Люпин, несмотря на то, что Карл опоздал на первый урок, наоборот, хорошо относился к мальчику. Он похвалил его доклад о красных колпаках, которые оказались свирепыми карликами, появляющимися там, где когда-то пролилась кровь, и убивающими заблудившихся путников. Карл, глядя в пол, слушал добрые слова профессора. Неудивительно, что доклад получился хорошим: ведь он писал почти о себе.

Теперь в каждом чудовище Карл видел своё отражение. Вот и ползучие водяные, которых они проходили после красных колпаков, напомнили ему себя. Эти водяные жили в прудах, проводя дни и ночи в сыром тумане, тоске и одиночестве. Они мечтали увидеть, как сквозь туман проглядывает чьё-то лицо, как чьи-то глаза смотрят на них, чьи-то губы улыбаются им. В своей бесконечной жажде хоть кого-то прижать к своей впалой, простуженной груди они звали путников заглянуть в воды пруда и обнимали их так сильно, что те задыхались в объятиях. А водяные оставались одни и снова начинали ждать кого-то, кто на мгновение подарит им каплю тепла...

В отличие от профессора Снейпа, профессор Люпин всегда отмечал успехи Карла и пресекал попытки Драко подшутить над мальчиком. Он пытался показать, что ему можно доверять, что он может стать для него другом. Карл понимал: профессор — хороший человек и хочет помочь. Но профессор Люпин не знал того, что знал о Карле Северус Снейп. Может, профессор Люпин и смог бы простить его... Но не это было главным. Карл видел, что Римус Люпин много перенёс, его жизнь никак нельзя было назвать лёгкой... И всё же он стоял слишком далеко от края. Он не пошёл бы с Карлом за край. А иметь друзей на полдороги было слишком больно.

Одиночество стало следующим выбором после жизни. Карл словно взял невидимый мел и начертил вокруг себя линию. Впускать кого-либо за неё он себе запретил. Этот круг навсегда должен остаться пустым... Пройти свой путь, не касаясь других, не позволяя им касаться себя. Их прикосновения причиняют боль, его прикосновения убивают...

Октябрь последними дождями ложился на землю. Хотелось забраться под одеяло и больше никогда не вставать. Но приближался праздник, а в праздник все должны получать подарки и веселиться. Подарком для третьекурсников на Хэллоуин был поход в Хогсмит. Однако этот подарок получили не все. Гарри Поттер провожал друзей грустным взглядом — ему не разрешили пойти в волшебную деревню. Карл тоже ждал, что профессор Снейп подойдёт и скажет: «Никакого Хогсмита». Но он не подошёл и не сказал. Наверное, он просто не хотел с ним разговаривать.

Шумная вереница школьников растянулась по дороге. Впереди, оживлённо беседуя друг с другом и обращая мало внимания на детей, шли учителя, на время забывшие о своей профессии и превратившиеся в обычных людей, которым хочется отдохнуть. Карл наблюдал за ними с грустной улыбкой: жаль, что он превратиться в такого человека не мог. Лавка волшебных вещей «Зонко», магазин сладостей — их двери были открыты для других. Ему там делать было нечего: после грустных мыслей у конфет слишком приторный вкус.

Незаметно для всех он сошёл с главной дороги и отправился по узкой тропинке через поля. Вымученная дождями и ветром трава сиротливо жалась к земле, прося у неё защиты, — и та отдавала последние крохи тепла, собранного за лето. В сером небе кричали птицы. Наверное, они предупреждали друг друга о приближении холодов и звали в тёплые страны. Карл закрыл глаза, пытаясь представить, что на другой стороне земли светит яркое солнце и распускаются цветы. Представить не получилось — в нём почти не осталось лета.

Начался дождь. Карл надел капюшон, сунул руки в карманы и ускорил шаг. До самого Хогсмита ему не встретилось ни одного человека, только большой грязный пёс, зарычавший, когда мальчик остановился его погладить. Провожая взглядом спешащего пса, Карл подумал, что он тоже начертил вокруг себя невидимую линию. А может, эту линию начертили для него другие...

Карл сам не знал, зачем идёт в волшебную деревню: волшебства ему хватало и в Хогвартсе. Но запереться в комнате, притворившись больным, было слишком простым, а потому неприемлемым решением.

Добравшись до деревни, он растерянно посмотрел по сторонам. Из магазинчика с разноцветными сладостями в витрине доносился радостный гомон — нет, ему явно не туда. Побродив по улицам, заполненными людьми, охваченными предпраздничным настроением, Карл выбрался на окраину деревни. Там, у самой кромки леса, чернел небольшой покосившийся домик. Кажется, он что-то слышал о Визжащей хижине, наверное, это она. Перебравшись через низкий забор, отделявший дорогу от поля, Карл подошёл к хижине. Вблизи она напоминала деревенский дом, переживший пожар: доски казались слишком чёрными, стёкла на окнах были разбиты. Осторожно толкнув дверь, Карл поднялся по стёршимся ступенькам и оказался в старой пыльной комнате, посреди которой стояла большая кровать с пологом. Здесь было тихо. Только белые паруса паутины дрожали на неподвижных кораблях столов и комодов. Карл лёг на кровать, которая сразу же заскрипела. Звук медленно растворился в сводах грязного потолка, и время в доме снова остановилось. Стараясь не шевелиться, чтобы не разрушить тишину, Карл разглядывал складки на пологе, напоминавшем пыльную мантию волшебника.

У него никогда не было дома. Не было места, которое можно было бы назвать своим. Не было игрушек из детства, которые можно найти через несколько лет на чердаке. Не было клубков пряжи, забытых матерью на диване. Не было большого кресла, в котором он бы засыпал, слушая, как отец рассказывает о работе. Раньше мысли об этом причиняли боль, теперь он знал, что сам лишил себя всего. И всё же — как много бы он отдал за один день в доме, где даже вещи — твои старые друзья! За небрежное прикосновение родной руки к волосам! За лёгкое, почти невесомое объятие!..

За окном послышались шаги и весёлые голоса. Кто-то из школьников решил развлечься, забравшись в знаменитую Визжащую хижину. Карл резко сел на кровати, сжав в руке волшебную палочку. У них много мест, куда можно идти. У него только это место...

Он не знал подходящего заклинания. Просто представил себе, как кричит ползучий водяной, когда видит, как тот, кого он так хотел любить, умирает в его объятиях. Раздался вой, полный тоски и безысходного одиночества. Школьники пустились бежать. Он опустил палочку и медленно лёг на кровать. Наверное, первый раз в жизни Карл использовал магию, чтобы сделать что-то для себя. Он дочертил линию — получился красивый ровный круг, внутри которого только он.

Крики напуганных детей стихли вдалеке, и дом снова погрузился в тишину...

Карл хотел опоздать на праздничный банкет, но, как долго он ни бродил по остывающим полям, всё равно успел на представление, которое привидения Хогвартса показывали после ужина. Вылетая из стен и столов, они разыгрывали сценки о том, как стали привидениями. Карл, скривившись, слушал их истории. Год за годом они превращали смерть в фарс, потому что на самом деле боялись её. А зрители смеялись и громко аплодировали, потому что для них смерть была слишком далеко. Кроме того, это была чужая смерть, и над ней легко было смеяться. Но стоило кому-нибудь ранить их самих или их близких, как они поднимали вверх знамёна, брали в руки оружие и обещали сражаться до последней капли крови — своей, противника и всех, кто оказался рядом.

С трудом досидев до конца спектакля, Карл поднялся к себе, но вдруг пришёл староста и велел всем вернуться в Большой Зал. Там уже собрались ученики других факультетов. Оказалось, пока они объедались на банкете, сбежавший из волшебной тюрьмы Сириус Блэк проник в гостиную Гриффиндора.

Профессор Дамблдор объявил, что школьникам придётся провести эту ночь в зале, а преподаватели тем временем тщательно обыщут замок. Обо всех происшествиях нужно немедленно сообщать директору. Потом Альбус Дамблдор одарил присутствующих спальными мешками и ушёл руководить поисками.

Свечи погасли, и только на волшебном потолке слабо мерцали звёзды, повторяющие рисунок неба. Время от времени в зал заглядывал кто-то из преподавателей — проверить, всё ли в порядке.

В середине ночи пришёл профессор Дамблдор. Староста Гриффиндора Перси Уизли спросил:

— Нашли его, профессор?

— Пока нет, — ответил Альбус Дамблдор.

Карл усмехнулся в своём спальнике. Нечего было и спрашивать! Разве они не понимают? Это же в точности как в прошлом году! Только тогда был змей, а теперь — сбежавший преступник. Вся эта шумиха, объявления, поиски — только спектакль. На самом деле директор никого не собирается искать. Он будет ждать, пока Сириуса Блэка не найдёт тот, кто должен его найти. Наверное, это снова окажется Гарри Поттер. Карл высунул голову из спальника и отыскал взглядом Гарри: интересно, догадывается ли он, что должен искать Сириуса Блэка? Драко Малфой догадывается. Он ещё на первом занятии по зельеварению удивлялся, почему Гарри не бежит на поиски преступника. И Драко, и профессор Дамблдор хотят, чтобы Гарри нашёл Сириуса Блэка, только цели у каждого из них, наверное, разные. Драко будет рад, если Блэк убьёт Гарри, но профессор Дамблдор вряд ли желает ему смерти. Значит, или Блэк вовсе не так силён — и тогда Гарри сможет его победить, или... или он не такой уж и преступник...

— Господин директор, четвёртый этаж обыскан, — доложил профессор Снейп, подойдя к Альбусу Дамблдору. — Его нигде нет.

— Хорошо, Северус. Впрочем, я и не думаю, что Блэк станет прятаться в замке...

Ну, вот!.. Он был прав! Все эти поиски только для вида!.. Почему директор не говорит прямо? Зачем ему нужны эти уловки?..

Хватит думать! Его это не касается. Он остался в этом мире, потому что этот мир — его наказание. Всё, что он должен делать, — жить, не выходя из невидимого круга. А они пусть набирают актёров для своего спектакля среди других. Пусть другие получают баллы и награды, выигрывают призы и улыбки, ловят туман и догоняют ветер... А он... Карл запрокинул голову и посмотрел на мерцающий потолок, отражающий небо.

Он не верит в их фальшивые звёзды...

Глава 18. И облако оставляет след

Сегодня профессор Люпин собирался рассказать им о болотном фонарнике — хрупком уродце, прыгавшем на своей единственной ноге по болотам. Может, несчастное существо просто хотело показать путникам дорогу к своему одинокому дому, освещая им путь фонарём, но каждый раз гостей получала трясина. Один неверный шаг — и люди попадали в холодные объятия болот, где оставались навсегда. А фонарник возвращался домой, ставил фонарь на стол и с грустью смотрел на вторую чашку, которая снова не пригодилась.

Карл прочитал о фонарнике вчера перед сном и хотел послушать комментарии профессора Люпина, но за учительским столом сидел профессор Снейп.

Вся школа знала, что Северус Снейп мечтает преподавать защиту от Тёмных искусств. Правда, когда об этом говорили студенты других факультетов, в их голосе было такое настороженное презрение, словно профессор хотел преподавать Тёмные искусства, а не защиту от них. Карлу это противопоставление казалось странным. Да, возможно, Северус Снейп знал о Тёмных искусствах больше, чем другие, но разве можно помочь человеку справиться с болью, если ты сам не знаешь, что такое боль? Разве можно научить идти к свету, если ты сам никогда не блуждал во тьме?..

Но сегодня профессора Снейпа не интересовали ни Тёмные искусства, ни защита — его целью был Римус Люпин. Профессор отмечал каждую мелочь: незаполненный журнал, неверно записанное определение, неправильно оформленный конспект... А потом вдруг начал спрашивать про оборотней.

Из сказок, которые читали им воспитательницы, Карл знал, что оборотни — создания, соединяющие в себе две сущности: человека и зверя, чаще всего волка. Днём оборотни выглядели как обычные люди, а ночью лунный свет превращал их в зверей.

Но, если подумать, каждый человек — немного оборотень. Ведь в каждом из нас скрывается такое, о чём мы сами порой не подозреваем. А лунный свет — это обиды, горе, боль или счастье, бедность или, наоборот, богатство...

Карл вспомнил Питера Бойля, которого несколько лет назад, к всеобщему удивлению, усыновила одна немолодая пара. Через полгода Карл случайно встретил Питера на улице. Они не были друзьями, но Карлу очень хотелось узнать, что значит жить в семье с мамой и папой. Он окликнул Питера, но тот прошёл мимо, сделав вид, что не заметил мальчика. Тогда Карл понял, что, обретя семью, Питер стал другим.

Карл обвёл взглядом класс. Интересно, что скрывается в этих детях? Что каждый из них со временем найдёт внутри себя?..

Он уже нашёл. И что бы профессор Снейп ни рассказывал о вервольфах, они не страшнее людей. Оборотни убивают, становясь волками. Человек убивает, оставаясь человеком...

Получив домашнее задание написать два свитка о том, как распознать и обезвредить оборотня, Карл вышел из класса, у дверей которого уже толпились студенты Гриффиндора. «Вот Гарри Поттер удивится, увидев, что защиту сегодня преподаёт профессор Снейп», — подумал Карл.

Гарри не просто удивился, он и его друг ужасно рассердились. В столовой Рон Уизли сказал: «Почему Блэку не пришло в голову спрятаться в кабинете Снейпа? Прикончил бы его, и все бы ему только спасибо сказали».

Карл много раз слышал такое: в Хогвартсе профессора Снейпа не любили. Но сегодня он задумался над смыслом этих слов. Если то, что сказал Рон, правда, значит, убийство само по себе не является преступлением. Убей того, кого все ненавидят, и станешь героем. Но сколько человек считается «всеми»? Он, например, совсем не желает смерти профессору. Все минус один — это уже не все. Тогда чем бы стало убийство профессора Снейпа: подвигом или преступлением? И может ли привязанность одного человека разделять эти противоположные понятия? Или чувства можно округлять, как числа в математике?..

Карл не знал ответов, мысли путались, а ночью под шум дождя приходили странные сны...

Он шагал по узкой тропинке между болот — и вдруг, обернувшись фонарником, запрыгал по кочкам, пробираясь в глубь трясины к своему одинокому дому. Повесив фонарь у крыльца, он опустился на ступеньки и стал ждать. Шло время, над болотом медленно гасли звёзды, а свет фонаря становился всё бледнее. Фонарник понимал, что ждать бесполезно. Он погасил фонарь и вошёл в дом, где на столе стояли две чашки. Заглянув в одну из них, он увидел в рисунке чаинок на дне стаю чёрных птиц, человека, закутанного в мантию, чёрное пятно, расползающееся по фарфоровой белизне руки... — только не знал, чья это чашка: его или человека, который снова не пришёл...

Реальность не сильно отличалась от снов. После ночного дождя над Хогвартсом стоял такой туман, что люди и предметы, находящиеся всего в нескольких метрах от тебя, превращались в таинственные дымчатые силуэты. Сам замок напоминал теперь полуразрушенный город-порт, а дети — маленькие призраки кораблей — медленно отплывали от него и направлялись к стадиону, от которого жадный туман оставил только одинокие остовы смотровых башен.

Вместе с матчем начался дождь. В серых облаках раздавались глухие раскаты грома: приближалась гроза. Молнии, похожие на перевёрнутые деревья, вонзали в землю свои сияющие ветви. Игроки бледными пятнами появлялись и снова исчезали в белом мареве. Мячей почти не было видно. Голос комментатора уносил ветер.

Карл решил, что дальше смотреть матч не имеет смысла. Промокший и замёрзший, он выбрался с трибуны и побрёл к замку. Но густой туман путал дороги. Мальчик подумал, что не отказался бы сейчас от помощи болотного фонарника, однако вместо блуждающего огонька вдруг увидел впереди высокую фигуру в тёмном плаще.

«Профессор Снейп!..» — мелькнуло у него в сознании. Сейчас профессор прикажет ему вернуться на стадион!..

Но Карл был уже не тем ребёнком, который два года назад приехал в Хогвартс, да и профессор Снейп больше не разговаривал со своим учеником. Набрав в лёгкие побольше воздуха, Карл смело шагнул вперёд — но фигура в тёмном плаще оказалась не Северусом Снейпом.

Ветер вдруг стал холоднее, вместо дождя пошёл град. Ледяные пули больно били по щекам, одна ударила в грудь — и вокруг разлилась тьма. Она была влажной и уютной, потом глаза разрезал луч света — стало холодно и тоскливо...

Карл с трудом прогнал морок — и увидел склонившегося над ним дементора. Тот несколько минут смотрел на мальчика безликой чернотой капюшона, потом вздохнул и растворился в тумане.

Когда оцепенение прошло, Карл поднялся и медленно побрёл дальше. Где замок, где стадион, он теперь не знал, просто двигался наугад... Впереди послышались голоса: наверное, Гарри Поттер поймал снитч, и матч закончился. Но оказалось, исход игры определил ловец команды Пуффендуя Седрик Диггори. А Гарри потерял сознание, увидев дементоров, и чуть не погиб. Его спас Альбус Дамблдор.

Сидя в столовой над чашкой горячего чая, Карл в сотый раз слушал рассказ о том, как директор своей магической силой поймал Гарри Поттера, падающего на землю. Конечно, он был рад за Гарри, но перед глазами стоял другой мальчик — высокий и красивый, в форме Слизерина. Гарри Поттер падал несколько секунд — и этих секунд Альбусу Дамблдору хватило, чтобы спасти его. Том Реддл падал много лет — и Альбус Дамблдор его не спас. Почему?..

А вечером ему не давал заснуть ещё один вопрос: кто такие дементоры? В школе им говорили, что это самые отвратительные существа на свете. Они забирают счастье, надежду, мир и приносят уныние и гибель. Даже обычные люди чувствуют их присутствие.

Но кто создал таких ужасных существ?.. Дьявол?.. Да, это удобное объяснение, но дьявола, как и Бога, никто не видел. А вот уныние, отчаяние, ненависть, боль можно увидеть почти каждый день — в сердцах людей.

Так, может быть, люди и создали этих существ?.. Когда теряли свет, веру в добро, когда обманывали и обманывались, убивали и умирали... Тьмы в них становилось так много, что она, сливаясь с тьмой других, обретала собственную форму. Но потом не хватило смелости признать, что это часть нас самих. И вот дементоров отправили на далёкий остров, охранять заключённых. Однако как бы далеко ни находился этот остров, он всё равно — на Земле. Как бы далеко мы ни прятали свою тьму, это не сделает нас светлее...

Карл поднялся, сунул ноги в тапочки и пошёл в туалетную комнату.

А если не пытаться сбежать от своей тьмы?.. Если признать, что тьма — часть тебя?..

Он подошёл к зеркалу, в котором три года назад пытался разбить своё отражение. Теперь в нём отражался мальчик, из-за худобы казавшийся выше. Тонкая шея, острые плечи. Чёрные глаза — слишком большие и взрослые на детском лице. Под глазами круги.

Карл присмотрелся — и вдруг заметил за левым плечом слабую тень. Чем дольше он смотрел, тем явственнее она становилась — бледный призрак, закутанный в покрывало из чёрного тумана.

Вот почему не напал на него дементор в поезде! Вот почему исчез, растворившись в серой дымке, дементор на поле!.. У него уже был свой призрак, который медленно пил его душу.

Карл глухо рассмеялся и обернулся — тень задрожала и растворилась.

— Я знаю, что ты здесь, — сказал Карл. — Не бойся, я не прогоню тебя на остров, я не пошлю тебя к другим. Ты навсегда останешься со мной.

Послышался странный звук, напоминающий то ли вздох, то ли смех...

Ожидая, пока закипит зелье в котле, Карл снова вспоминал свои встречи с дементорами. И чем больше он думал о них, тем сильнее убеждался в мысли, что в душе человека не может быть только тьма. Существуют ведь добрые люди. Например, Софи — она за свою короткую жизнь никого не обидела. Конечно, и в её сердце живут боль и отчаяние, но не только боль и отчаяние!.. Тогда — если наша тьма способна создавать дементоров, то наш свет тоже должен создавать что-то!.. Нужно было выяснить, что и как!..

После урока Карл подошёл к профессору Снейпу и спросил:

— Профессор, могу я задать вам вопрос?

Северус Снейп нахмурился.

— Я хотел спросить о существах, которые являются противоположностью дементоров.

— Мне кажется, защиту от Тёмных искусств у вас ведёт другой преподаватель, — холодно заметил Северус Снейп, собирая свои бумаги. — Его и спрашивайте. Насколько мне известно, профессор Люпин уже чувствует себя лучше.

— Но я хотел спросить вас...

— Сожалею, ничем не могу помочь, — он уже собирался уйти, когда вдруг повернулся и внимательно посмотрел на мальчика. — Один только совет. На вашем месте я не стал бы интересоваться дементорами и способами борьбы с ними. Желание стать героем часто плохо заканчивается. Особенно для таких, как вы.

Карл пробормотал бессмысленное, никому не нужное «спасибо» и побрёл на следующий урок. Он не понял, что имел в виду профессор Снейп. Никаким героем он, конечно, стать не мечтал, но почему для таких, как он, это заканчивается плохо?.. И что значит — «таких, как он»?

Не найдя ответов, он пошёл к профессору Люпину. Тот, как всегда, приветливо встретил Карла, но и на его лице появилась тень, когда он выслушал вопрос.

— Это очень сложная магия, её не изучают в школе, — объяснил профессор.

— А как называется это существо?

— Патронус... Он является чем-то вроде покровителя, щита против дементоров.

— И его можно... создать?

— Да, но это заклинание бывает не под силу даже опытным волшебникам.

— Заклинание?..

— Чтобы создать Патронуса, нужно сосредоточиться на одном-единственном, самом счастливом воспоминании и произнести магические слова.

— А вы можете назвать мне эти слова?

Профессор Люпин колебался несколько секунд, потом сказал:

— Экспекто патронум...

— Экспекто патронум... — повторил Карл.

— Верно, но должен ещё раз напомнить — эта магия очень сложная, одного знания заклинания недостаточно.

— Я понял, — кивнул мальчик. — Спасибо, профессор.

Римус Люпин покачал головой.

Потом Карл долго думал над словами своих учителей. Обоим не понравилось, что он спросил их о Патронусе. Но Северус Снейп и Римус Люпин не были друзьями, а значит, и мотивы их слов и поступков были разными.

Реакцию профессора Люпина Карл понимал. Профессор считал, что у мальчика ничего не выйдет с Патронусом, и боялся, что разочарование причинит боль. Понять профессора Снейпа было сложнее. Карлу с трудом верилось, что он обеспокоен душевным состоянием своего ученика. Но если дело было не в Карле, то в ком?..

Через несколько недель упорных тренировок, Карл убедился в обоснованности сомнений профессора Люпина. У него не получалось создать ничего, хоть отдалённо напоминающего Патронуса.

Приближались рождественские каникулы. В последние выходные семестра третьекурсникам снова разрешили пройти в Хогсмит.

Шагая по замёрзшей тропинке, Карл думал о том, что зима идёт волшебной деревне намного больше, чем осень. А мигающие гирлянды и разноцветные фонарики превращали её в иллюстрацию новогодней сказки. Частью сказки стал теперь и большой чёрный пёс, снова спешивший в сторону замка, — только сказка эта казалась очень печальной.

Не остановившись около манящих витрин магазинов, Карл направился к Визжащей хижине. С трудом преодолев поле, покрытое толстым слоем снега, он открыл скрипящую дверь и вошёл внутрь. Здесь тихо и спокойно, здесь он сможет попробовать ещё раз.

Скинув ботинки и забравшись с ногами на кровать, Карл положил перед собой волшебную палочку и задумался. До сих пор у него не получалось создать Патронуса. Почему?.. Вряд ли дело в заклинании, слова — малая часть магии. Некоторые чудеса ему удавалось сделать, не зная заклинаний. Значит, дело в воспоминании — самом радостном и счастливом... Он снова и снова перебирал в уме события своей короткой жизни — но ни одно из них не могло создать Патронуса...

А может, подумать о том, чего на самом деле не было?.. Перед глазами возникла картина: уютная гостиная, в камине горит огонь, красивая женщина на диване вяжет свитер, клубок падает на ковёр, к нему подбегает котёнок. Мужчина наклоняется, поднимает клубок, берёт котёнка и кладёт себе на колени, продолжая рассказывать о том, что произошло сегодня на работе. Он говорит приглушённым голосом, женщина время от времени отрывается от вязания, кивает или задаёт вопрос. Она тоже говорит тихо, потому что в кресле спит мальчик, для которого она вяжет свитер...

Осторожно, чтобы иллюзия не исчезла, Карл взял волшебную палочку и прошептал:

— Экспекто патронум...

Ничего не произошло. Наверное, иллюзии не могли создать Патронуса...

Где-то позади вздохнула тень, и снова её вздох был похож на смех.

— Думаешь, у меня не получится? — спросил Карл.

Вздох-смех...

Может, дело действительно не в словах и не в воспоминаниях? Может, в его душе просто нет света? Только отчаяние и тоска — то, что он чувствует, когда рядом появляются дементоры. Единственное воспоминание о дне, когда он родился...

Смех...

Нет, хотя бы крошечка света в нём должна была остаться!.. Просто свет найти в себе гораздо труднее, чем тьму. Но он должен постараться... Для этого нужны воспоминания, они — как проводник, позволяющий свету найти путь... Пусть это будет крошечный огонёк...

Огни свечей дрожат, и кажется, что свечи тоже мёрзнут. Где-то наверху наступила весна, но здесь всегда поздняя осень. Он дует на холодные пальцы и переворачивает страницу учебника. Альфомра — противоядие, заживляет раны, ожоги и укусы животных. Ингредиенты: китовый ус, яд кобры. Он встаёт, идёт к шкафу с ингредиентами, потом возвращается за свою парту. Молча, чтобы не мешать.

Руки слушают только приказы холода, порошок из китового уса сыпется на стол. А что будет, если он прольёт содержимое второго пузырька?..

Профессор медленно идёт между пустых столов и останавливается около него. Он ни о чём не спрашивает. Ему достаточно взгляда. Он приказывает подвинуться, потом опускается на скамью рядом с ним и начинает рассказывать о яде...

Карл слушает строгий голос, который словно не говорит, а читает статью из словаря, и чувствует, как воздух вокруг теплеет. В этом нет магии, профессор не произносит заклинаний — просто он сидит рядом, и поэтому тепло. Тело профессора, подчиняясь даже не его желанию, а обыкновенным законам физики, отдаёт тепло, которое согревает мальчика.

Карл смотрит на свои руки и думает, а хватит ли в его маленьком теле тепла, чтобы согреть другого человека... Очень хочется, чтобы хватило... Он пытается заглянуть в себя. Там темно — и только в самой глубине теплится крошечный огонёк...

Карл открыл глаза — у него в руках дрожал маленький клубочек света. Клубочек расправил крылья — и оказался белым вороном.

— Привет... — тихо сказал Карл.

Белый ворон смотрел на него светлыми мудрыми глазами.

— Значит, ты мой Патронус?..

Ворон молчал, не возражая и не соглашаясь.

За левым плечом послышался вздох...

Вечером Карл долго не мог заснуть, снова и снова вспоминая произошедшее в Визжащей хижине.

У него получилось... И пусть сейчас его Патронус умещается на ладони, это начало... Но как странно...

Он накрыл голову одеялом.

Как странно, что тому воспоминанию удалось создать Патронуса... Ведь оно тоже было иллюзией...

Глава 19. Горе везде, как ветер в соснах - I

Карл долго думал, возвращаться ли ему на каникулы в приют. Трудно было представить более одинокое Рождество, чем то, которое ожидало мальчика в Хогвартсе, но встречи с Тэдом, Софи и остальными ребятами Карл теперь боялся больше одиночества. Для этих детей, брошенных и забытых, родители являлись мечтой, подарком, который можно заслужить, если очень-очень стараться, счастливым билетиком, выигранным в лотерею. И ни один из них не принял бы ребёнка, который сам лишил себя такого счастья.

Здесь проявлялась грань, отделявшая друзей от тех, с кем ты просто хорошо общаешься. Другу можно было рассказать всё, и он остался бы тебе другом. Но, узнай Тэд о том, что сделал Карл, он бы не простил его — он, которого мать сама отдала в приют. И пусть её образ давно стал бледным пятном, если бы Тэда спросили, в чьи черты он хотел бы превратить это пятно, он, не задумываясь, бы ответил: «В мою маму».

Софи, наверное, простила бы, — из жалости. Но даже жалость не могла бы стереть страх в её взгляде, украдкой бросаемом на маленького убийцу.

Нужно было не ехать — или поехать и сказать правду. Но это означало не только причинить боль себе. Рассказав, он лишил бы их сказки. В устах убийцы сказка теряла своё волшебство и превращалась в фарс...

Карл поехал и не сказал. И, доедая свой скудный рождественский ужин, Софи по-прежнему улыбалась, а Тэд с восторгом расспрашивал подробности очередного матча с участием Гарри Поттера. Сказка осталась — только сказочник всё чаще опускал глаза, произнося свои красивые слова.

Вечером, когда дети уснули, убаюканные чудесами, Карл осторожно выбрался из спальни и поднялся на крышу. Отсюда, отчаявшись, Тэд однажды пытался улететь к тому, кто вот-вот должен был родиться.

Небо казалось высоким и прозрачным, словно чёрный лёд, в который вмёрзли крошечные песчинки звёзд. Карл принялся считать их, но сбился и, вздохнув, сел на покрытые снегом плиты. Сегодня он особенно остро чувствовал свою ненужность. Что бы ни говорил Рон Уизли, убийство всегда оставалось убийством — и не важно, к какому миру ты принадлежал: обычному или волшебному. А жизнь-наказание была нужна только тому, кто совершил преступление... Какая польза от такой жизни остальным?..

Сегодня ему как никогда хотелось сделать для них что-то хорошее — и этим связать себя с ними. Хотелось, чтобы в их одиноких, покинутых душах хотя бы на мгновение появилась та крошечка тепла, которую он почувствовал в Визжащей хижине... Вот если бы у него получилось... Раз люди могут ощущать присутствие дементоров, то и Патронуса они должны чувствовать!..

Карл достал волшебную палочку и выбрал взглядом красивую белую звезду у края неба. К ней сиротливо жалась ещё одна, совсем крошечная. «Наверное, это двойная звезда...» — рассеянно подумал он и произнёс тихо: «Экспекто патронум...»

На конце палочки появился маленький клубок светящихся нитей. Он расправил крылья — и превратился в белого ворона.

— Привет... — сказал Карл.

Ворон слегка наклонил голову.

— Мне нужно, чтобы ты стал немножко побольше, — попросил мальчик.

Ворон продолжал строго смотреть на Карла.

— Я хочу, чтобы они тоже почувствовали... Поэтому мне нужно, чтобы ты...

Ворон не двигался.

Над левым плечом раздался знакомый полувздох-полусмех.

— Привет... — устало поздоровался с дементором Карл. — Тебя никогда не надо просить, ты всегда приходишь сам... Потому что ты часть меня...

Вдруг он быстро посмотрел на белого ворона.

— Это ответ? Да? Ты тоже часть меня...

Всего лишь одно местоимение.

— Я хочу, чтобы они тоже почувствовали... поэтому мне нужно, чтобы я...

Он прижал комочек к груди, ощущая, как светящиеся нити связывают Патронуса с его сердцем — и резко выпрямился.

Сначала было больно, потом горько, потом захотелось плакать от какой-то далёкой, беспричинной радости. Радость струящимся светом вырывалась из груди, превращаясь в белого ворона. Ворон расправлял крылья, которые с каждым ударом сердца становились всё больше. Скоро Карл перестал понимать, где ворон, а где он сам. Это было не важно... Оба они — и мальчик, и ворон — стали частью чего-то безымянного. Оно простёрлось над маленьким зданием приюта, накрыв его светящимися крылами. Крылья опадали лёгкими перьями, которые, проникая сквозь стены, лестницы, камень, стёкла, боль, отчаяние, страх, ложились на грудь спящих детей, касаясь их души...

Удар сердца выбросил в холодный воздух ещё один луч света — и Карл упал на снег, тяжело дыша.

— Больше не могу... — прошептал он.

Проснувшись на следующее утро, Карл вспомнил, что нарушил правило министерства Магии, запрещающее несовершеннолетним волшебникам колдовать вне Хогвартса. Но ему было всё равно. Никогда ещё он не чувствовал себя таким усталым и счастливым. Ночью на крыше Карл нашёл новую цель жизни. Отныне его жизнь должна была стать искуплением.

Сегодня зимнее солнце особенно ярко горело в глазах детей. И даже Софи, прятавшаяся от его лучей в комнате с задёрнутыми шторами, светилась тихой радостью.

— Ты чего такая довольная? — спросил Тэд.

— Мне приснилось, что кто-то положил мне в сердце звёздочку, — ответила Софи.

Окрылённый своей мечтой об искуплении, Карл вернулся в Хогвартс за несколько дней до начала занятий, взял в библиотеке старые учебники и с упоением погрузился в знания, от которых бежал раньше. В голове фейерверком бились мысли, и сами собой строились планы. Чтобы стать полезным другим, нужно многое уметь — и раз он учится в волшебной школе, надо изучать магию. А потом, если удастся заработать денег, можно попробовать поступить в университет — восстанавливать разрушенные дома или строить дороги...

У него так давно не было мечты — и теперь она занимала всё его существо. Он просыпался, бежал в столовую, проглатывал завтрак, склонившись над книгой. В классе он записывал каждое слово преподавателей, веря, что эти слова помогут ему искупить вину.

Карлу больше не снились сны. Его сном стала мечта. Мальчик был уверен, если бы он сейчас посмотрел в волшебное зеркало профессора Дамблдора, он бы непременно увидел там что-нибудь.

Но, странное дело, шло время, а по эту сторону зеркала ничего не менялось. Преподаватели не замечали руки, робко тянущейся с последней парты. Не слышали тихих, сбивчивых — но теперь правильных! — ответов. Для них он по-прежнему оставался «самым безнадёжным» учеником. За два с половиной года они, похоже, окончательно утратили веру в него.

Конечно, были и исключения. Преподавательница астрономии с гордостью возвращала мальчику контрольные работы, сделанные почти без ошибок. А профессор Люпин не уставал хвалить Карла за каждое правильно выполненное задание. Но их добрые слова только подчёркивали молчание остальных. К тому же они не знали. Карл был почему-то уверен, что профессор Снейп не рассказал им, может, только директору. Странно, сейчас он согласился бы даже слушать странные речи профессора Дамблдора о магии, но профессор Дамблдор тоже не разговаривал с ним.

Эти полгода казались Карлу самыми... пустыми. Внешне всё было лучше, чем раньше. Его меньше задевали одноклассники, меньше ругали преподаватели. Но если в жизни меньше плохого — значит ли это, что в ней больше хорошего?.. Карл чувствовал, что не значит.

А что, если так пройдёт вся жизнь?..

Шло время... Зима сменилась весной, но с каждым выученным заклинанием в нём оставалось всё меньше света, и всё громче звучал смех над левым плечом. Профессор Люпин сказал тогда о Патронусе: «Это очень сложная магия, её не изучают в школе». Но Карлу казалось, что именно этому и нужно учить в школе: как найти внутри себя свет и, найдя, не потерять.

Начались экзамены. В столовой ученики обсуждали задания, сделанные ошибки и возможные оценки. Карла не спрашивали, похоже, в их сознании, как и в сознании учителей, ему суждено было навсегда остаться одной большой ошибкой.

На экзамене по прорицаниям нужно было увидеть будущее в магическом кристалле. Карл не очень верил в предсказания, но честно постарался сосредоточиться. Однако в хрустальном шаре вращался лишь белый туман. И когда Карл уже хотел сказать, что, к сожалению, ничего не видит, туман вдруг рассеялся, и он увидел, как кто-то берёт со стола фарфоровую чашку и подносит к губам. Мальчик наклонился, чтобы разглядеть лицо человека, но видение исчезло.

— Ну что? Что вы видите? — поинтересовалась профессор Трелони.

— Какой-то человек пил... чай, наверное... из фарфоровой чашки. Не знаю, кто он... Я не успел рассмотреть лицо...

— Молодой человек! — профессор Трелони обиженно сжала губы. — Нужно быть честным или научиться врать интереснее!

— Но я, правда, видел... — начал было Карл.

— Вы ничего не видели! — безапелляционным тоном заявила профессор, словно вместе с ним смотрела в магический кристалл.

Карл не стал возражать: ничего так ничего... В конце концов, вряд ли чашка чая, выпитая кем-то, могла иметь отношение к его будущему. И всё-таки, спускаясь с башни по узкой винтовой лестнице, он чувствовал, как внутри разливается что-то мерзкое. Над левым плечом смеялся его дементор...

С трансфигурацией вышло ещё хуже. Этот предмет по-прежнему не давался Карлу. Он выучил наизусть все заклинания, которые должен был знать третьекурсник, но так и не смог заставить себя превратить фарфоровый чайник в черепаху, потому что до сих пор не мог решить вопрос о душе. Если чайник — это вещь, а черепаха — живое существо, то, даже если он превратит неорганическое вещество в органическое, где он возьмёт душу для черепахи? И что это будет за черепаха без души?..

Выслушав строгую речь профессора МакГонагалл, Карл отправился демонстрировать профессору Флитвику свои умения в создании Веселящих чар. После странного экзамена по прорицаниям и ожидаемой, но всё равно неприятной неудачи на трансфигурации веселья в Карле было не очень много. Чары получились так себе.

К экзамену по зельям он готовился особенно тщательно. И, получив задание — приготовить Морочащую закваску, обрадовался: зелье было не очень сложным. Но профессор Снейп, коротко взглянув на содержимое его котла, начертил в своих бумагах маленький круг.

— Ноль?! — Карл так удивился и расстроился, что произнёс это вслух.

Профессор остановился и проговорил с презрительной усмешкой:

— Вы приготовили не то зелье, которое указано в задании.

Карл поражённо уставился в свой котёл. А ведь правда... На свету это зелье отливает фиолетовым... Странно, немного больше тысячелистника — и вместо Морочащей закваски получился отвар Тоски...

На экзамене по защите от Тёмных искусств нужно было пройти полосу препятствий, встречая на пути гриндилоу, красных колпаков, болотных фонарников и — в конце испытания — боггарта. Профессор Люпин, весело подбадривающий студентов, толпящихся на линии старта, увидев Карла, вдруг погрустнел. «Неужели он тоже считает меня не способным ни на что?» — в отчаянии подумал мальчик.

В этом году Карл пропустил только одно занятие по защите, и помнил все опыты, показанные профессором. Только боггартов пришлось изучать по учебнику. Боггарты превращались в то, чего человек боялся больше всего, и их можно было победить заклинанием смеха.

Забравшись в дупло старого дуба, Карл поднял вверх палочку, пытаясь разглядеть своего противника. Когда глаза привыкли к темноте, он увидел стоящего напротив мальчика, протягивавшего вверх волшебную палочку.

— Ты?.. — поражённо произнёс Карл.

— Ты, — повторило его отражение, наклонив голову.

— ...Я не боюсь тебя...

— Боишься, — улыбнулось отражение, — иначе почему я здесь?

Карл вглядывался в такое знакомое лицо — и оно постепенно начинало казаться ему чужим. Глаза были теми же самыми, но взгляд — другим. Холодный и давящий, он горел ненавистью человека, уставшего ненавидеть себя и теперь ненавидевшего всё. Горькая, презрительная усмешка изогнула тонкие губы. Руки сжались в кулаки, пальцы дрожали, словно он из последних сил сдерживался, чтобы не разнести в прах и это старое дерево, и себя самого.

— Нет... Ты не я... — прошептал Карл.

Чёрная тень, отделившись от его плеча, взмахнула полами мантии и, медленно преодолев разделяющее их расстояние, застыла в воздухе за спиной отражения.

— Я — это ты, — ответило отражение.

— Нет...

— Тогда попробуй посмеяться надо мной. Преврати мою боль в смех.

— Я и чужую боль не стал бы превращать в смех, — пробормотал Карл.

— Похвально... Только рядом с тобой нет никого, кто мог бы это оценить.

— Зато тебя я слышу очень часто... — хмуро ответил он.

— Просто признай, что я — это ты...

— Ты только часть меня!

— Пока... — улыбнулось отражение.

— Нет, я не стану тобой! Никогда не стану! — Карл повернулся, собираясь уйти.

— Ты кое-что забыл, — сказало отражение, продолжая улыбаться.

Карл остановился. Чёрная тень медленно вернулась на его плечо.

— Прощай, — сказал он отражению.

— До встречи... — ответило оно.

Около дерева Карла ждал взволнованный профессор Люпин.

— Всё в порядке, — сказал ему мальчик.

Последним экзаменом был уход за магическими существами. Ученикам предстояло продемонстрировать своё умение ухаживать за флоббер-червями. После несчастного случая с гиппогрифом флоббер-черви стали появляться на занятиях Хагрида с завидным постоянством. Это было самое лёгкое задание: весь уход за червями состоял в кормлении. Медлительные и беспомощные, эти существа напоминали Карлу стариков. Напротив приюта находился дом престарелых, и мальчик часто видел, как в хорошую погоду медсёстры вывозят в колясках своих подопечных... Странная симметрия этого мира: на одной стороне улицы жили дети, которых бросили родители, на другой — родители, брошенные детьми...

Хагрид, не глядя, ставил всем оценки. Сейчас его волновала только судьба Клювокрыла. Как и предсказывал Карл, за мгновение справедливой, но всё-таки ярости гиппогриф должен был заплатить жизнью.

Попрощавшись с опечаленным преподавателем, Карл побрёл в замок. У подножия холма он заметил светловолосого мужчину, опиравшегося при ходьбе на трость. Ему не хотелось встречаться с отцом Драко Малфоя, но времени спрятаться уже не оставалось.

— Здравствуйте, мистер Малфой, — произнёс Карл, поравнявшись с мужчиной.

Тот едва заметно кивнул. Этот красивый, властный, с лёгкими признаками изнеженности человек, казалось, никогда не сомневался в своей правоте. Словно правоту он унаследовал от предков вместе с кровью. Карл почти слышал его мысли: «Грязный мальчишка, по нелепой случайности получивший право учиться вместе с моим сыном!..»

Он опустил голову, пытаясь не слышать внутри себя этих слов, и собирался уже уйти, когда его окликнул спокойный, чуть сладковатый голос.

— Мистер Штерн, если я не ошибаюсь?

— Да... — пробормотал мальчик. «Ну, давай, скажи, что я грязнокровка и что мне здесь не место!..» — подумал он, напрягшись.

— Советую с большим вниманием относиться к указам министерства Магии. В следующий раз вам может так не повезти.

«Указы министерства Магии?.. О чём это он?..» — удивился Карл. И тут вспомнил рождественскую ночь на крыше приюта. Но если отец Драко знает, что он нарушил указ, то почему его до сих пор не исключили?.. Профессор Дамблдор заступился?.. Лучше бы он заступился за гиппогрифа. Исключение Карл как-нибудь пережил бы, а вот смертную казнь пережить трудно...

Люциус Малфой улыбнулся презрительно-вежливой улыбкой и пошёл дальше, оставляя внутри ребёнка эхо своих мыслей.

Карлу вдруг захотелось побежать к хижине Хагрида, отвязать Клювокрыла и улететь далеко-далеко — подальше от людей и от волшебников.

«Трус... — раздался шёпот над левым плечом. Теперь дементор говорил голосом его отражения. — От себя нельзя убежать... А гиппогриф... С ним будет то же, что и со змеем... То же, что рано или поздно произойдёт и с тобой...»

Глава 20. Горе везде, как ветер в соснах - II

И всё-таки в день казни гиппогрифа Карл сбежал. Не на край света, а в Визжащую хижину. Он боялся, что крик умирающего животного напомнит крики матери, и, ругая себя за малодушие, прятал голову под старой пыльной подушкой.

Здесь не было часов, и только сердце отсчитывало неровные секунды... Где-то около замка умер гиппогриф, но до Хогсмита его крик не долетел. Крики умирающих редко долетают до слуха живых...

Карл не открывал глаз, но отчётливо видел палача, закутанного в тёмный плащ. С опущенного топора на молодую траву капала кровь. «Я ещё хуже... Он открыто говорит всем, что он убийца... А я... я боюсь им сказать... Я как те, кто стоит рядом с палачом, — в чистых костюмах и цветных плащах... А ведь именно они отдавали приказ... Он просто орудие...»

Вдруг за стеной послышались странные звуки, а потом крик. Кричал Рон Уизли.

Карл посмотрел на волшебную палочку. Отпугивать Рона ему не хотелось, да и сам Рон, судя по голосу, был уже порядком напуган. Карл нехотя поднялся с постели: придётся уйти, слишком долго объяснять, что он тут делает...

Но звуки теперь доносились со стороны двери. «Не хочу никого видеть!.. Может, Рон посидит тут немного и уйдёт...» — подумал он и быстро спрятался за полог кровати.

Звуки становились ближе и громче, а потом началось что-то невообразимое. Словно кто-то вырезал картинки из разных сказок и склеил в одну нелепую историю.

Огромный чёрный пёс втащил в комнату кричащего Рона, а сам вдруг превратился в высокого худого мужчину с длинными, спутанными волосами. Его кожа напоминала высохший пергамент, и только на измождённом лице по-прежнему ярко горели глаза.

«Сириус Блэк...» — растерянно подумал Карл. Он несколько раз встречал чёрного пса по дороге в Хогсмит, но не мог предположить, что тот окажется беглым преступником.

Снова послышались голоса, и в комнату вбежали друзья Рона.

Сквозь порванный полог Карл видел искажённое ненавистью лицо Гарри, в смерти родителей которого оказался виновен Сириус Блэк, видел волшебную палочку, дрожащую в поднятой руке мальчика, и повторял про себя: «Не убивай!.. Ты не знаешь, что значит жить с этим!..»

Внезапно на пороге комнаты появился профессор Люпин и помог Сириусу Блэку. Теперь палочки повернулись в сторону бывшего преподавателя, а Гермиона Грейнджер рассказала всем, что Римус Люпин — оборотень.

Карл понял это после странного разговора с профессором Снейпом. Тогда профессор сказал: «Насколько мне известно, профессор Люпин уже чувствует себя лучше». И было в его интонации что-то такое... Он словно пытался намекнуть на что-то... Карл перелистал конспекты по защите — и ответ нашёлся неожиданно быстро.

А Гарри с Роном удивились. Рон даже упрекнул профессора Дамблдора в том, что тот позволил оборотню работать в Хогвартсе... Как быстро меняются человеческие чувства: ещё вчера он был любимым преподавателем, а сегодня...

Но Римуса Люпина сейчас не волновало мнение окружающих, гораздо важнее для него было оправдать в глазах Гарри своего друга.

Их было четверо. Четверо верных друзей: Римус Люпин, Сириус Блэк, Джеймс Поттер и Питер Петтигрю. Узнав, что Римус — оборотень, они не оставили его, а научились изменять свою сущность, превращаясь в собаку, оленя и крысу. Им было весело вместе — в обличье и людей, и зверей.

Но иногда от этого веселья страдали другие. Чуть не погиб Северус Снейп, ставший жертвой злой шутки Сириуса Блэка. Его спас Джеймс Поттер, и этого Северус Снейп не мог простить ни отцу, ни сыну.

Теперь всё вроде бы вставало на свои места: профессор Снейп ненавидел профессора Люпина за то, что много лет назад тот заставил его испытать страх и унижение от сознания этого страха. Но Карлу казалось, что в стремлении профессора раскрыть ученикам истинное лицо Римуса Люпина было что-то ещё. Профессор словно говорил им: «Смотрите! Он тоже оборотень!»

— Так вот почему Снейп вас не любит, — сказал Гарри Поттер. — Он, конечно, думает, что и вы участвовали в той шутке.

— Совершенно верно, — раздался холодный, насмешливый голос.

Карл дёрнулся и чуть не выдал себя. Сердце сжалось от недоброго предчувствия.

Профессор Люпин пытался объяснить Северусу Снейпу, что Сирус Блэк невиновен, но профессор не слышал ничего, кроме своей ненависти.

— Но это же глупо, — мягко проговорил Люпин. — Неужели старая школьная обида стоит того, чтобы отправить невинного человека в Азкабан?

Карл посмотрел на профессора. Нет... Дело было не только в той жестокой шутке. Северусу Снейпу нужно было доказать виновность Блэка, словно это каким-то образом оправдывало его самого...

Тем временем перед Гарри Поттером встал вопрос: кому верить? И он сделал свой выбор. Его друзья тоже.

— Экспелиармус! — крикнули они.

Тройное заклинание сбило профессора Снейпа с ног и ударило об стену у изголовья кровати. Он сполз на пол, потеряв сознание. Из-под волос по бледному лбу побежала струйка крови.

Карл рассеянно слушал слова, произносимые Блэком, Люпином, Гарри и его друзьями, а сам, не отрываясь, смотрел на тонкую струйку крови, становившуюся всё длиннее.

Почему они не помогут ему?.. Да, возможно, они презирают, ненавидят его. Но они ведь считают себя лучше!.. Тогда где же их милосердие?!

Если Сириус Блэк узнает, что он подслушивал их разговор, то рассердится. Остальные тоже... Но если ничего не делать...

Карл с трудом поднялся на затёкших ногах и выбрался из-за полога.

— Ты что тут делаешь?! — Сириус Блэк инстинктивно направил на него волшебную палочку.

— Сириус, подожди! — остановил его Люпин. — Это мой ученик!.. Как ты здесь оказался, Карл?

— Я иногда прихожу сюда... — ответил мальчик, доставая носовой платок. — Извините, профессор, я не знал, что это ваш дом.

Он опустился на пол рядом с профессором Снейпом и, осторожно убрав пряди волос, вытер кровь.

— Что он делает? — Сирус удивлённо уставился на Люпина.

Карл приложил руку к груди профессора — тихий, неровный стук. Опять потекла кровь, он вытер её чистым краешком платка.

— Чёрт возьми! — взорвался Сириус. — Мы теряем время, а предатель всё ещё жив!

— Я не хотел вам мешать, — подняв голову, сказал Карл. — Я только хотел помочь профессору.

Сириус махнул на него рукой, повернулся к Рону, прижимавшему к себе напуганную крысу, и кивнул Люпину.

— На счёт три. Раз, два, три!

Комнату озарила вспышка бело-голубого света, и крыса медленно превратилась в низкого полноватого человечка.

Он был жалок в своей мольбе о помиловании, но, странное дело, глядя на ползающего в пыли Питера Петтигрю, Карл испытывал чувство, похожее на зависть. Забыв о гордости, Питер отчаянно цеплялся за жизнь. Карлу бы тоже хотелось уметь с такой страстью мечтать о жизни...

Гарри поступил милосердно: он заменил смертную казнь для убийцы своих родителей заключением в Азкабане. Карл кивнул, мысленно соглашаясь с ним. Карл не был милосердным: для него пожизненное заключение было страшнее смерти.

— А что с профессором Снейпом? — спросила Гермиона, когда все собрались проводить связанного Питера в его новый дом.

— Вероятно, будет лучше, если мы не станем приводить его в чувство, пока благополучно не возвратимся в замок, — решил профессор Люпин, сделав шаг к Северусу Снейпу.

— Профессор останется со мной, — тихо сказал Карл.

— Чтобы он, очнувшись, разболтал обо мне всей округе?! — воскликнул Сириус. — Ну, уж нет!

— Профессор останется со мной, — повторил мальчик и крепче сжал волшебную палочку.

— Не надо... — остановил друга Римус Люпин. — Может, так будет лучше... Пойдём.

Бросив на Карла недоверчивый взгляд, Сириус вслед за остальными покинул комнату. Несколько минут слышались их шаги и приглушённые голоса, потом стало тихо.

Карл посмотрел на лежащего рядом профессора. Ещё недавно искажённое ненавистью, его лицо выражало теперь только усталость, словно измученный тяжёлым рабочим днём, он лёг спать, не дождавшись ночи. От этой беззащитности взрослого человека становилось больно.

Почему он не позволил им забрать профессора? Не хотел, чтобы они смеялись над ним, неподвижным и не имеющим возможности постоять за себя?.. Да... А может быть, хотел украсть несколько минут не-одиночества...

Сколько Карл себя помнил, он всегда был один или в толпе других детей, учеников, прохожих — где одиночество ещё невыносимее. Если кто-то и оставался рядом с ним — то это учителя, воспитатели, социальные работники, психологи — те, кому платили, чтобы они разговаривали с ним, слушали его... Никто не оставался с ним просто так.

«Он тоже бы не остался...» — напомнил себе Карл. Он запрокинул голову и посмотрел в пыльный потолок. Внутри было и стыдно, и горько от мысли, что только так он может заставить кого-то побыть вместе с ним.

«Ничего, потом из этого получится неплохой Патронус», — насмешливо отозвался дементор.

«Нет, я никогда не стану тобой!.. — Карл улыбнулся горькой, болезненной улыбкой. — Я буду помогать другим!.. Буду учиться и помогать им...»

Дыхание профессора стало громче, он дёрнулся и открыл глаза, пытаясь понять, было ли реальностью то, что он видел во сне. Визжащая хижина... Значит, правда!..

— Что... Что вы тут делаете? — закричал он, заметив Карла.

— Я...

— Где Блэк и остальные? Они были здесь! — он поднялся, держась рукой за стену.

— Они ушли... Профессор, Сириус Блэк не виноват...

— Замолчите! — оборвал Северус Снейп. Он бросился к тайному ходу, потом вернулся, схватил мальчика за руку и потащил за собой.

Профессор шёл быстрее, чем мог идти Карл, пальцы больно сжимали запястье. В узком и неровном тоннеле то и дело попадались корни. Карл несколько раз спотыкался и падал, из разбитых коленок текла кровь.

— Быстрее! — кричал Северус Снейп.

— Профессор, Сириус Блэк не виноват... — почти безнадёжно повторял Карл. — Родителей Гарри Поттера предал другой человек...

— Замолчите!

— Другой человек... Питер Петтигрю...

Но Северус Снейп его не слышал. Он шёл вперёд, гонимый своей ненавистью, и Карл покорно шёл за ним.

Выбравшись из тоннеля, профессор швырнул мальчика в сторону, словно тот был тяжёлым ненужным грузом, и приказал:

— Возвращайтесь в замок. И не дай бог, я узнаю, что вы пошли куда-то ещё!

— Он не виноват... — прошептал Карл.

— Возвращайтесь в замок! — закричал профессор. Его глаза снова затопила ненависть, он казался почти безумным.

Карл опустил голову и медленно побрёл в замок.

Вернувшись, он не пошёл к себе, а спрятался за одну из статуй. Здесь было тепло, но он дрожал — то ли от долгой дороги под землёй, то ли от страха того, что должно было вот-вот произойти.

Профессор Снейп нашёл Сириуса Блэка и Гарри Поттера. Оба они были без сознания. Одного отправили в госпиталь, другого заперли в ожидании наказания.

Вместо того чтобы спуститься в общежитие, Карл поднялся на одну из башен и, подойдя к самому краю, посмотрел на звёзды. Вокруг было тихо, но внутри по-прежнему раздавались крики людей. Кто-то из них хотел справедливости, кто-то пытался очистить совесть, кто-то — просто выжить. Такие обычные и понятные всем желания — но собранные вместе они почему-то рождали обиды, ненависть, боль. Каждый упрямо чертил вокруг себя невидимые линии и ни за что не хотел, хотя бы на мгновение переступить их и посмотреть, как выглядит мир из другого квадратика.

Казнь Сириуса Блэка станет последней каплей. Смерть — это точка, то, чего нельзя изменить. Всякую другую ошибку можно исправить, но не эту... А жизнь-искупление не нужна людям также, как жизнь-наказание. Им вообще не нужна чужая жизнь — поэтому они с такой лёгкостью отнимают её, не мучаясь и не сомневаясь.

К Сириусу Блэку применят поцелуй дементора — казнь, в которой человек лишается не жизни, а души.

Что происходит с душой, когда она попадает в дементора? Исчезает?.. Но в церкви говорят, что душа бессмертна, что все мы встретимся когда-то за порогом времени и пространства... Кто придумал такое наказание?.. Казалось ли оно ему более милосердным или более жестоким?.. Как, веря в существование души, он оказался способен придумать такое?.. Зачем?.. Чтобы мы, даже умерев, не смогли встретить душу близкого человека?.. Чтобы и после смерти мы оставались одинокими?..

Франц рассказывал об одном японском солдате. Пока лидеры двух стран делили мир на сверхлюдей и тех, кто подлежит уничтожению, два солдата говорили о душе. Японец рассказал, что в древней религии его страны есть предание об океане душ.

Когда человек умирает, его душа попадает в огромный океан, где смешивается с другими душами. Там исчезают границы, стираются невидимые линии. Любовь, которую испытывали одни, сливается с ненавистью других, храбрость — со страхом, радость — с отчаянием...

Когда приходит время рождаться новому человеку, Бог берёт ковш и опускает его в океан душ. И, может быть, в твой ковш попадёт любовь, испытываемая к тебе тем, кому ты не ответил взаимностью. Боль, причинённая тобой другому. Ненависть, жившая в сердце убийцы, которого ты отправил на плаху... В тот момент не важно... Ты принимаешь в себя всё — и это становится твоей душой. Ты несёшь это в мир, надеясь, пройдя отмеренный тебе путь, вернуть в океан душ чуть больше любви и чуть меньше ненависти, чем взял из него.

Но, рождаясь, ты забываешь о своей цели. Ты учишься отвечать на злые слова и наносить удары. Ты строишь стены и заряжаешь ружья, забывая, что в человеке, которого ты ненавидишь, может быть часть тебя прежнего.

И только в последние секунды ты вспоминаешь... Ты тянешься к людям, окружающим тебя, но в теле уже не остаётся силы. Ты произносишь слова, но с губ срывается лишь беззвучный стон. И ты уходишь, чтобы снова почувствовать себя частью огромного океана душ. Чтобы отдать себя тому, кто придёт после тебя, и самому принять часть чьей-то души...

Конец третьей части

Глава 21. Мы почти допили лето, скоро нам нальют осень

Карл уже две недели находился в приюте, но мыслями постоянно возвращался в Хогвартс.

Он часто задумывался о судьбе несчастного Питера Петтигрю. Сириус Блэк говорил, они были настоящими друзьями, но разве настоящий друг может стать «бывшим»?.. И люди не становятся предателями в одну секунду. Если все действительно любили Питера, то как же они не заметили в его душе сомнений, страха, может, даже зависти?.. А если, видя всё это, молча позволяли ему находиться рядом, то такое вряд ли можно назвать дружбой... Профессор Снейп тоже учился вместе с ними, они могли бы сделать и его своим другом, но не сделали...

Карлу хотелось знать, где теперь Сириус Блэк и гиппогриф. В ту ночь он решил, что крылатая тень с всадником ему просто померещилась, но, увидев утром в столовой лицо профессора Снейпа, понял: Сириусу Блэку действительно удалось бежать. Наверное, директор сумел убедить профессора Снейпа в невиновности Блэка — и эта невиновность жгла профессора больше, чем ненависть к преступнику. Пустой взгляд скользил по залу, отчаянно ища, кого ему теперь ненавидеть.

Следующей целью стал Римус Люпин. Ученики «случайно» узнали, кем был их учитель, а родители учеников позаботились, чтобы оборотня уволили из школы — ведь воспитывать человеческих детей должны люди. Карл слушал их и улыбался, вспоминая русскую пословицу, которую рассказал ему Франц: «Человек человеку волк».

Сам Франц объявился на третьей неделе: Карл заметил его, выходящего из сторожки, занимаемой теперь Николасом. Мальчик редко встречал знакомых из прошлого, поэтому, увидев Франца, почувствовал внутри робкую, неуклюжую радость. Он боялся, что Франц не помнит его, но, когда старый сторож почти прошёл мимо, пробормотал сбивчиво:

— Здравствуйте, господин Франц...

Старик остановился и сощурил подслеповатые глаза.

— О! Ты что ли? — удивился он.

Карл не был уверен, кого именно подразумевает Франц под местоимением «ты», поэтому ответил на всякий случай:

— Кажется, я.

— Ну, ты и вырос!.. Только худой очень, как ветка... Плохо кормят, да?

— Да нет, нормально, — пожал плечами мальчик. — А вы опять будете у нас работать? — спросил он с надеждой.

— Это я к Нику заходил, — покачал головой Франц. — А сам в нескольких кварталах отсюда живу. Улицы подметаю. Ты заглядывай, как время появится, — поможешь... И мне не так скучно будет одному, и ты себе на хлеб заработаешь.

Так Карл стал работать вместе с Францем. Работа ему нравилась. И, подметая разноцветные фантики и пустые пачки от сигарет, Карл думал, что, хотя ему никогда не стать чемпионом по квиддичу, с метлой в её прямом назначении он справляется очень неплохо.

Они с Францем выходили за полчаса до рассвета, брели по тихим, окутанным туманом улицам — и мир казался таким же тихим и смиренным. Карл знал, что скоро солнце разбудит людей, и они заполнят своими голосами город, но снова и снова позволял себе поверить в эту хрупкую иллюзию покоя.

Каждое утро улицы рассказывали ему новые истории о тех, кто прошёл по ним вчера: забытые на скамейках газеты, смятые листы недописанных писем, пуговицы, игрушки, обёртки из-под шоколадок, сигаретные окурки — выброшенные, они продолжали хранить в себе часть души тех, кому когда-то принадлежали, и Карл пытался представить этих людей, угадать, чем они жили, чего хотели, о чём мечтали.

Вот эту перевязанную верёвкой кипу американских комиксов явно оставил какой-то любитель фантастики. Рядом лежали несколько старых номеров научно-фантастических журналов. Как обрадовался бы этот человек, узнав, что магия, о которой он читал в книгах, существует в реальности!..

Обрадовался бы?.. Что на самом деле почувствовали бы эти люди, мечтающие о чудесах, если бы чудеса пришли в их мир? Может, вместо радости в их сердцах родились бы неприятие, страх и зависть? Может, им нужны только их чудеса, а чужое чудо должно быть сожжено и распято?..

Карл сел на бордюр и развернул лежащий сверху журнал. Рассеянно листая порванные, в разводах кофе страницы, он вдруг остановился взглядом на одной статье. Его внимание привлекло слово «единорог». Так называлась статья — «Последний единорог: магия как метафора», под пятном апельсинового джема спряталось имя автора — Сьюзан Полвик. Зубы домашнего животного и пролитый кофе оставили от текста только пару абзацев. Карл пробежал их глазами, остановился — и прочитал внимательнее: «...Никакая магия не может превратить что-то в то, чем оно не является; магическая трансформация — это узнавание, а не созидание...»

И вдруг вскочил, сжав в руке журнал.

Вот оно! То, чего ему так долго не могла объяснить профессор МакГонагалл!.. Чайник нельзя превратить в черепаху, если в нём нет ни капли черепахи!.. Значит, тот японский солдат был прав — и в каждом из нас есть частица друг друга!.. А трансфигурация учит находить эти частицы! Теперь понятно, почему это очень важный предмет!..

Карл так разволновался, что чуть не побежал в приют за волшебной палочкой — проверить свою теорию. Но потом вспомнил предупреждение мистера Малфоя — и на сердце стало тепло от этой странной заботы чужого человека. Может, иногда мы помогаем друг другу даже вопреки своей воле?..

— Нашёл что-нибудь интересное? — спросил подошедший Франц.

— Кусочек статьи... — ответил мальчик, вырывая страничку и пряча её в карман. — Про волшебство...

Франц хмыкнул и пошёл за метлой. Карл так и не понял, верит ли он в чудеса.

Софи верила. Узнав, что Карл работает по утрам, она напросилась ходить с ним. Предрассветный мир и первые лучи солнца не причиняли ей вреда, и девочка, ещё не до конца очнувшись от снившихся ей снов, бегала по пустым улицам. А когда свежий ветер осыпал с тополей серебристый пух, Софи начинала танцевать под одной ей слышную музыку.

Однажды Франц, смеясь, сказал:

— Ты, Софи, будешь у нас танцовщицей.

Девочка остановилась и ответила серьёзно:

— Я буду художницей.

— Художницей? — удивился Франц.

— Да, — кивнула девочка. — Я буду рисовать сказки.

— Художница — это хорошо, — согласился старик. — А ты кем будешь? — спросил он у Карла.

— Я хочу строить... мосты, дороги или дома... — смутившись, пробормотал мальчик и быстро посмотрел на Франца с Софи. Про себя он давно решил, закончив Хогвартс, поступить в университет и заработанные этим летом деньги собирался в будущем потратить на обучение, но боялся, что другие будут смеяться над его мечтой.

Софи не смеялась, полуприкрыв глаза, она улыбалась, представляя, как танцует на построенном Карлом мосту через хрустальную реку. А Франц положил ему на плечо тяжёлую руку и сказал:

— Строить — это тоже хорошо...

С того самого дня, когда Карл увидел Франца около сторожки, он знал, что должен задать ему один вопрос. Но Карл слишком боялся ответа, и рядом всё время находилась Софи — а при ней он не мог спрашивать.

Но однажды Софи простудилась и осталась в приюте, и Карл понял, что время пришло. И всё же он несколько минут молча мёл пыльный асфальт, изредка поднимая глаза на высокого сутулого старика. Потом остановился и сказал:

— Франц, ты убивал людей?

Было тихо, небо — белый альбомный лист — медленно опускалось на город.

— Убивал... — ответил старик сухим, больным голосом.

Карл пытался поймать его взгляд, но в потухших глазах была только пыль.

— ...И как... как ты живёшь с этим?..

— ...Живу... Это ведь чудо, что я не остался там, с остальными, — он глухо рассмеялся. — Чудеса — иногда очень жестокая вещь... А с другой стороны... — Франц быстро улыбнулся, меняя тему, — вы тут с Софи говорили про волшебство и сказки... Американцы разбомбили почти всю Японию, а город Курасики не тронули. И знаешь, почему?.. В Курасики много музеев, где хранятся редкие картины, скульптуры... Так что, выходит, чудеса и сказки могут спасти кому-то жизнь... Но сам я вот во что верю... Один русский офицер мне рассказывал... Он с отрядом провёл несколько месяцев в лесу... Холод, грязь... Одежда — ковёр из вшей, на теле нет свободного места... Голод... Люди едят кору, снег, сапоги, лошадей... Едва держаться, чтобы не начать есть друг друга... И вот наши начали стрелять в них с воздуха. Того офицера отбросило в воронку, оставленную снарядом, и борьба за жизнь показалась ему бессмысленной. Он понимал: даже если выберется оттуда, это лишь продлит мучения. Больше всего ему хотелось закрыть глаза и остаться на дне этой воронки. И вдруг он увидел ящерку. Крошечная, она карабкалась по склону воронки, перебирая тоненькими лапками. Склон осыпался, ящерка падала, но снова продолжала карабкаться... И тогда грязный, измученный человек поднялся и пополз наверх... Ящерка спасла русскому офицеру жизнь... Может быть, она спасла жизнь и мне... Я не знаю, как жить, не знаю, зачем, но я верю, что жить надо.

— Надо жить... — эхом откликнулся Карл — и вдруг почувствовал внутри неожиданную лёгкость.

— Вы хороший... — тихо сказал мальчик.

Франц прокряхтел что-то в ответ, и, заглянув ему в глаза, Карл понял, о чём он думает: «Ты не знаешь, что я сделал...»

— Вы хороший, — повторил Карл и, подняв лежащую рядом метлу, медленно пошёл вперёд.

Дни становились всё длиннее, а потом пошли на убыль. Каждое утро солнце просыпалось на несколько секунд позже.

— Соня!.. — с укором говорил ему Карл и улыбался. Сейчас ему всё нравилось: нравился шорох метлы по асфальту, нравились фантики-кораблики в лужах, нравились листья, облетающие с деревьев, не дождавшись осени. В этом было столько волшебства, что то, другое волшебство, заключённое в толстые книги, выраженное в заклинаниях, казалось далёким и ненастоящим. Стоило так подумать — и над левым плечом раздавался тихий смех: «Хочешь убежать от меня? Думаешь, я не найду тебя здесь?»

«Пожалуйста! Дай мне несколько недель покоя! Только несколько недель!..» — мысленно просил Карл.

Но покоя ему не дали. Зайдя как-то после работы в спальню, он увидел на тумбочке конверт со своим именем и большой печатью. Прислушавшись, не идёт ли кто-нибудь по коридору, Карл открыл конверт и пробежал глазами письмо: «Мистер Карл Штерн... отдел по работе с несовершеннолетними волшебниками при Министерстве Магии... Чемпионат мира по квиддичу... возможность побывать... Ждать у здания приюта... в шесть часов...»

Чемпионат мира по квиддичу?.. А как же работа?.. Перечитав письмо, Карл понял, что его приглашают только на финал — значит, он будет отсутствовать всего один-два дня...

Но оставалось самое сложное. Софи мало интересовал спорт, а вот Тэд полжизни бы отдал, чтобы посмотреть финальный матч. Если бы можно было отдать ему билет...

Карл промучился несколько дней, не решаясь поговорить с Тэдом. Наконец, когда времени уже не осталось, он подошёл к мальчику и сказал:

— Знаешь... Меня тут пригласили на матч... по футболу...

Глаза Тэда зажглись надеждой.

— Но туда могут пойти только ученики моей школы...

В глазах зажглась зависть.

— Я уезжаю завтра утром... в шесть... Прости, если бы можно было, я бы обязательно отдал тебе билет... — пробормотал Карл, глядя в пол.

— ...Ничего... Мне не очень-то и хочется... — Тэд тоже смотрел в пол. — Придётся вставать в такую рань... — проворчал он и, развернув коляску, покатил её по коридору.

Карл смотрел на него — и сердце сжималось от тупой, бессильной жалости. Он мысленно пообещал себе, что поступит в университет, найдёт работу и обязательно отведёт Тэда на настоящий чемпионат мира по футболу.

Вставать действительно пришлось рано: вечером Карл никак не мог заставить себя собрать вещи. Он давно заметил, что горе и радость вычисляются по разным формулам. Горе, которое не с кем разделить, становится больше, а неразделённая радость уменьшается.

Багаж получился невелик: зубная щётка, паста, полотенце, книга стихов Альфреда фон Дитриха, волшебная палочка и письмо. Карл медленно складывал в рюкзак предмет за предметом, но всё равно пришёл на место встречи раньше назначенного времени.

Он положил рюкзак на асфальт, сам сел на бордюр и достал книгу. На плечо тяжело опустился Рабэ.

— Извини, в письме не написано, что я могу взять с собой животное или птицу, — сказал Карла, осторожно погладив ворона. — Меня не будет всего пару дней. Софи и Тэд позаботятся о тебе.

Но ворон, кажется, остался недоволен решением Карла.

Мальчик вздохнул и вернулся к книге. Он прочитал её несколько раз, но ему нравилось снова и снова находить в ней стихотворения, созвучные его настроению. Сегодня стихотворение нашлось удивительно быстро.

* * *

Бабочки почти отцвели, приходит пора стрекоз

Пыль-песок, роса-трава под ногами

Млечный Путь над головой

Между — терпкий воздух

Днём — стрелы солнца с неба на землю

Ночью — стрелы дождя

Гроздья красной рябины — непролитая кровь какого-то Бога

Черная рябина — кровь демона

Мир — чаша

Мы почти допили лето

Скоро нам нальют осень...

Рядом послышался звук шаркающих шагов, Карл поднял голову и увидел Франца.

— Боялся, что не успею, — сказал старик, опускаясь на бордюр рядом с мальчиком. — Вот принёс... Подумал, тебе пригодится, — он вложил в руку Карла несколько смятых купюр.

— Что это? — удивился Карл.

— Как что? Твоя зарплата!.. Вдруг тебе на этом матче купить чего-нибудь захочется.

Может, и захотелось бы, но нужно копить деньги на обучение.

— Пусть лучше они у вас пока побудут, — сказал Карл, возвращая Францу деньги. Потом подумал и оставил себе одну бумажку. — Этого вполне хватит.

Франц улыбнулся.

— У меня надёжнее, чем в банке!.. Ты в шесть уезжаешь?

— Да...

Было уже шесть. Франц сочувственно посмотрел на мальчика, боясь, что история с бесплатным билетом на матч окажется чьей-то злой шуткой. Карл думал о том же.

— Что читаешь? — спросил Франц, пытаясь отвлечь его от грустных мыслей.

— Стихотворения... Это мой любимый поэт... Его зовут Альфред фон Дитрих.

— Фон Дитрих? — удивился Франц.

— Вы слышали о нём? — обрадовался Карл.

— А как же! У нас о капитане фон Дитрихе ходили легенды. Альфред был одним из лучших пилотов. Вместе с Гербертом Айзенхерцем они сделали столько вылетов — и каждый раз поражали цель!.. — в его голосе звенел азарт мальчишки, стреляющего из рогатки по пустым бутылкам. — Ни одного промаха, представляешь?! — вдруг он замолчал и снова превратился в старика. — Но Альфред не любил войну... Он летал высоко, но, когда возвращался, у него был такой взгляд... словно он видел глаза каждого, в кого попал осколок сброшенного им снаряда... Вот его отец — другое дело. Тот упивался войной. Кажется, только там, окружённый смертью, он чувствовал себя по-настоящему живым...

— А что произошло с Альфредом после войны?.. Тут написано, что он умер в сорок девятом...

— Не знаю... В конце войны меня перебросили на другой фронт, и больше я его не встречал, — ответил Франц.

Карл хотел ещё многое узнать об Альфреде, но тут к ним подошла высокая женщина в строгом костюме.

— Ты Карл Штерн? — деловито спросила она.

— Да...

— Быстрее, мы уже опаздываем! — сказала женщина, словно это она ждала его полчаса.

— Ну, мне пора... — виновато протянул Карл, глядя то на Франца, то на Рабэ.

Ворон неохотно расправил больное крыло и странными зигзагами, словно прыгая по воздуху, перелетел на ограду.

— Быстрее! — повторила женщина, посмотрев на часы, и пошла по дороге к парку. Карл побежал за ней.

В парке ещё никого не было, только фантики и опавшие листья ждали тех, кто прочитает по ним историю вчерашнего дня. На одной из скамеек лежала забытая шахматная доска.

— На счёт три мы оба коснёмся этой доски, понял? — сказала женщина.

Кивнув, Карл грустно посмотрел в сторону: снова он был чьей-то работой, заданием, которое хотелось поскорее выполнить и забыть.

— Готов? Три, два...

Карл задумчиво разглядывал доску, выбирая, какой клетки коснуться: чёрной или белой.

— Один!

Он зажмурился и ткнул наугад. Тело вдруг начало разрывать на части, а потом эти части каким-то невероятным образом снова собрались вместе — и он оказался на холме, с которого открывался вид на долину, сплошь покрытую палатками.

— Быстрее! — крикнула женщина. Даже прибыв на место, они всё ещё опаздывали.

Женщина дала несколько фунтов привратнику, и он пропустил их в палаточный лагерь. Хотя, как заметил Карл, палатки выглядели таковыми только снаружи. Внутри некоторые из них напоминали небольшие дома с камином и лестницей на второй этаж.

— Тебе туда, — женщина показала на палатку из тёмно-зелёного брезента. — Да, чуть не забыла, твой билет, — она порылась в сумочке. — Не потеряй, а то поедешь домой, — с этими словами женщина сунула ему билет и исчезла в гудящей толпе.

Карл повертел билет в руках: первый ряд, вот это да!.. В приюте их несколько раз водили в театр, но он ни разу не сидел в первом ряду!..

Добравшись до места назначения, Карл осторожно заглянул внутрь. Тут чья-то рука втащила его в палатку, которая не превратилась ни в квартиру, ни в комнату — а так и осталась обычной палаткой.

— Наконец-то! Я уж подумала, что зря выбивала четвёртый спальник! Валери Дюран!

Карл с удивлением смотрел на невысокую девочку, протягивающую ему руку. Её каштановые волосы, которые могли бы красивыми волнами падать на плечи, короткими завитками топорщились в разные стороны. В карих глазах плясали чёртики. На полинявшей футболке красовался зеленокожий инопланетянин, а в старой джинсовой юбке было больше дырок, чем ткани.

— Привет... Меня зовут Карл, — он осторожно пожал её руку.

— Представляешь, — Валери снова вернулась к теме недостающего спальника, — они считают, если ребята близнецы, так им хватит и одного мешка!..

То, что Карл сначала принял за сваленную в кучу одежду, поднялось и — оказалось двумя мальчиками с одинаковыми лицами.

— Вот! — Валери подтолкнула их вперёд. — Найди десять отличий!

Братья испуганно смотрели то на Карла, то на Валери, потом опустили глаза. Светлые волосы были такими тонкими, что сквозь них просвечивала кожа.

— Это Тапани Корхонен, он старший. А это Матти. Они финны, из Дурмстранга, — добавила Валерии так, словно это многое объясняло.

Карл пытался вспомнить, названия каких городов в Финляндии он знает, но в голову приходили только Хельсинки.

— Они говорят по-английски? — неуверенно спросил он.

— Немного, — ответила Валери, у которой ударение тоже часто сползало в конец слова — на французский манер. — Они такие странные, потому что только пару дней назад узнали, что волшебники. Просто в Дурмстранге не оказалось других сирот — вот их и отправили сюда. Благотворительность ведь сейчас в моде!.. Вообще-то у них есть отец. Мать умерла, когда им было по семь. Потом отец женился второй раз — и парни оказались за бортом.

— Понятно... — тихо произнёс Карл. — А ты как попала в приют?

— А меня просто выбросили!.. — беззаботно пожала плечами Валери. — А ты?

— Меня тоже... просто выбросили... — глухо ответил он.

— О’кей! — не к месту произнесла английское слово Валери. — Матч завтра, поэтому сегодня нам нужно всё здесь облазить.

Карл не был уверен, что ему и малышам Корхонен сильно хочется осматривать окрестности, но одно дело у него действительно было, поэтому, достав из рюкзака полученную от Франца бумажку, он бросил сумку в угол палатки и сказал:

— Я готов.

— Ребята! Идём гулять! — скомандовала близнецам Валерии. Тапани и Матти взялись за руки и вышли из палатки, испуганно озираясь.

— Мне нужно купить сувениры, — сказал Карл, пока Валерии не предложила какой-нибудь безумный маршрут.

— Нет проблем! Я видела тут недалеко одного милого продавца...

Продавец оказался настолько милым, что согласился продать свой товар за фунты. Для Тэда Карл выбрал значок с изображением игрока по имени Виктор Крам. Кто это такой, Карл не знал, но худой, темноволосый юноша с крючковатым носом напомнил ему профессора Снейпа. Сейчас изображение на значке двигалось, но в руках Тэда должно было замереть, превратившись в обычную фотографию.

А Софи Карл решил купить большую разноцветную конфету на палочке — таких она точно никогда не видела!.. На остаток денег он попросил продавца насыпать ему леденцов в прозрачных фантиках и отдал леденцы близнецам. Те испуганно смотрели то на сладости, то на Карла, потом спрятали их в карманы и начали тихо обсуждать что-то по-фински.

— А это нам с тобой по леденцу, — сказал Карл, протягивая Валери оранжевую конфету.

— Спасибо, апельсиновые — мои любимые! — обрадовалась Валери.

Карл был почему-то уверен, что она сказала бы так, даже если бы он дал ей леденцы со вкусом тыквенного сока.

— А у тебя что? — спросила Валери, запихав леденец в рот. — Яблоко?

Карл развернул зеленоватый леденец.

— Нет, не яблоко... — он посмотрел надпись на прозрачном фантике. — Мята и тысячелистник...

Чтобы приготовить Морочащую закваску нужны трава цинги, Levisticumofficinale, тысячелистник... Немного больше тысячелистника — и вместо Морочащей закваски получился...

— Пойдём! — воскликнул Карл, хватая Валери и близнецов за руки. — Ты хотела всё здесь осмотреть, пойдём!..

Они до вечера бродили по долине, заглядывая в разноцветные палатки. Откуда-то их выгоняли, куда-то приглашали... Воздух был наполнен шумом голосов, произносящих слова на разных языках. Перед глазами мелькали разноцветные ткани...

Солнце село... Небо стало розовым, золотым, фиолетовым — а потом погасло. Появились звёзды...

— Давай посидим где-нибудь? — предложила Валери.

Карл, с беспокойством поглядывающий на уставших близнецов, согласился.

— Может, вон у того костра?..

Они пошли к костру, вокруг которого сидели высокие люди с кожей цвета горячего шоколада. Светлая их одежда была расшита узорами из жёлтых, зелёных и красных нитей. Люди пели песни на незнакомом языке.

Дети опустились на траву поодаль, чтобы не мешать. Близнецы почти сразу заснули. В неровных отблесках костра они казались совсем одинаковыми. И только рука Тапани лежала на плече Матти, словно и во сне старший брат пытался защитить младшего.

Карл смотрел на них и думал, что, несмотря на всё горе, которое произошло с ними и ещё произойдёт, они никогда не будут одиноки. Закрыв глаза, мальчик попытался представить, какой стала бы его жизнь, если бы у него тоже был брат, но потом бросил эту глупую затею. Младшего брата у него быть не могло. А старший ненавидел бы его за то, что он лишил его матери.

Тем временем песня закончилась.

— Красиво они поют... — прошептала Валери.

— Спасибо, — повернувшись к ним, произнёс по-английски один из людей.

— Вы знаете английский? — удивилась девочка.

— У нас в стране два языка, — объяснил он.

— А из какой вы страны? — вежливо спросил Карл.

— Из Эфиопии.

— Ваш язык очень красивый!..

— Спасибо... Мы пели на амхарском. Хотите ещё послушать?

— Да! — в один голос ответили Карл и Валери.

— Двигайтесь ближе к огню.

— Наши друзья заснули, потому что они очень маленькие, — показала на братьев Валери.

Мужчина поднялся и перенёс малышей поближе к костру.

— Они близнецы! — с гордостью добавила Валери, словно это и так не было видно. — Мы долго гуляли. Они устали и уснули.

— У нас есть песня для хороших снов, — мужчина переглянулся с друзьями — и они запели тихую, зачаровывающую песню.

Карл слушал мягкие звуки и смотрел на детей, улыбающихся во сне. Он знал, Тапани и Матти вернулись сейчас в те времена, когда у них была мама.

Последний звук растаял в пламени костра, мужчина сказал что-то друзьям на амхарском. Они помешали содержимое небольшого котла — и воздух наполнился ароматом горячего шоколада. Мужчина достал пиалы, разлил шоколад и протянул детям.

— Нам тоже? — обрадовалась Валери и принялась будить близнецов. — Ничего, снов они ещё насмотрятся, а такого им, может, за всю жизнь больше никто не предложит! — шёпотом объяснила она собиравшемуся остановить её Карлу.

Все сделали по глотку, стало сладко и тепло.

— Расскажите нам, пожалуйста, сказку!.. — попросила Валери.

Карл с грустью посмотрел на девочку: встретив добрых взрослых, она пыталась за один вечер получить от них всё, чего не дали родные отец и мать.

— Сказку? — улыбнулся мужчина. — Хорошо... Я расскажу вам сказку о тигрёнке и козлёнке.

Детёныш тигрицы и детёныш козы встретились на склоне горы и целый день играли вместе. А когда наступил вечер, каждый вернулся в свой дом.

Тигрёнок пришёл к своей матери и сказал:

— Я сегодня так хорошо играл с маленьким козлёнком! Нам было так весело!

Тигрица сказала:

— До чего же ты глуп! Ты не достоин своего отца! Ты должен был убить этого козлёнка. Тогда мы напились бы его крови и съели бы его мясо. Завтра утром пойди к нему. Обмани его. Скажи ему: «Давай поиграем!» — и замани в лес. А потом задуши и принеси сюда. Так поступают настоящие тигры!

— Хорошо, — сказал тигрёнок, — я сделаю, как ты говоришь.

Козлёнок пришёл к своей матери и сказал:

— Я сегодня так хорошо играл с маленьким тигрёнком! Нам было так весело!

Старая коза сказала:

— До чего же ты глуп! Ты не достоин своего отца! Ты должен знать, что тигры наши враги. Если завтра он придёт и скажет: «Пойдем поиграем!» — не выходи к нему. Он заманит тебя в лес, а потом набросится на тебя, задушит и разорвёт на клочки. Так поступают все тигры.

— Хорошо, — сказал козлёнок, — я сделаю, как ты говоришь.

На другой день тигрёнок подошёл к дому, где жил козлёнок, и стал звать его:

— Козлёнок! Козлёнок! Выйди ко мне! Давай поиграем, как вчера!

Козлёнок сказал:

— Нет, я к тебе не выйду!

Тогда тигрёнок спросил:

— Почему же? Вчера мы так хорошо с тобой играли!

Козлёнок сказал:

— В твоём доме тебе дали совет, и в моём доме мне дали совет. Поэтому мы никогда больше не будем играть вместе!

И тигрёнок ушёл.

— Сын мой, — спросила его тигрица, — почему же ты не принёс козлёнка?

Тигрёнок ответил:

— Он знает, кто я такой. Ему всё обо мне сказали.

— Рассказываешь сказки, Десталем? — раздался мягкий, чуть насмешливый голос.

— Дала! — воскликнул мужчина и, быстро поднявшись, обнял друга. — Не знал, что увижу тебя здесь.

— Все пути пересекаются, а уж наши-то и подавно, — проговорил тот, кого он назвал Дала.

— Ты прав!.. Смотри, сегодня Бог привёл к нам детей!..

— Меня зовут Валери Дюран! Я из Шармбатона! — вскочив, выкрикнула Валери. — А это Тапани и Матти Корхонен из Дурмстранга!

— Очень приятно, — он слегка наклонил голову и посмотрел на Карла.

— Меня зовут Карл Штерн... Я учусь в Хогвартсе... — почему-то смутившись, проговорил мальчик.

— Дала Вонгса, — представился волшебник. — У тебя почти такое же имя, как у меня, Король Звезды.

— Нет... — ещё больше смутился Карл. — Это просто... у меня нет имени...

— У всех нас есть имена...

— А из какой вы страны? — перебила Валери.

— Из Страны тысячи слонов и белого зонтика, — ответил волшебник.

— Неправда! Нет такой страны!.. — обиженно надула губы девочка.

— Если ты не знаешь такой страны, это не значит, что её нет, — улыбнулся Дала.

— А сказки вы знаете? — спросила Валери.

— Я знаю много сказок.

— Расскажите!.. Только чтобы это была сказка про девочку! — крикнула она и быстро посмотрела на Десталема, испугавшись, что тот решит, будто ей не понравилась история про козлёнка с тигрёнком.

— Что ж, я расскажу тебе сказку, ученица Шармбатона. И в ней будут три девочки! — медленно проговорил Дала. — Эта сказка называется «Дары жизни».

На тропе меж гор лежало существо. Не было у него ни головы, ни рук, ни ног, и звуки, произносимые им, не были похожи на слова.

Проходившие путники смеялись над ним, бросали в него камни, ибо отличалось оно от них и не понимали они его языка.

Но вот шли по тропе три сестры. И увидели они существо, и жалость коснулась их сердец — ибо живым было то существо и страдало. И принесли они воды из горной реки, собрали плоды в лесу, напоили и накормили существо, залечили его раны и согрели пламенем костра. И существо вдруг преобразилось, и появились у него и голова, и тело. И тысячи лиц сменялись на его лице, и наконец приняло оно вид их умершей матери. И поняли сёстры, что это Жизнь стоит перед ними.

И сказала Жизнь:

— За вашу доброту награжу я вас.

Слышал эти слова питон. Но был он труслив и боялся, что Жизнь заметит его, потому, не дослушав, уполз к своему господину.

Жизнь тем временем подозвала младшую сестру и коснулась её глаз со словами:

— Дарую я тебе способность видеть скрытое. Будешь ты читать в сердцах живых существ, как в открытой книге. И никакой покров не спрячет от тебя их душу.

И подозвала она среднюю сестру и коснулась её лба со словами:

— Дарую я тебе способность понимать увиденное, будь то радость или горе, рождение или смерть. Будешь ты уметь принимать всё, приходящее к тебе, и отпускать всё, чему должно уйти.

И подозвала она старшую сестру и коснулась её груди со словами:

— Дарую я тебе способность любить. И какое бы оружие ни создали живущие на земле, не сможет оно победить твою душу, ибо не существует ничего сильнее любви.

Поклонились сёстры и поблагодарили Жизнь, а она сказала:

— Только помните, что не должны вы разлучаться. Ибо невозможно понимать, не видя. И невозможно любить, не понимая.

Снова поклонились сёстры и отправились в свою деревню.

Шло время. И явился в их деревню князь из далёкой северной провинции. Увидел он среднюю сестру и влюбился, и позвал с собою. И она полюбила его и хотела поехать с ним, но помнила слова Жизни, потому пришла к старшей сестре и сказала:

— Я полюбила князя и хочу пойти за ним. Поэтому прошу тебя, возьми дар, который дала мне Жизнь, ибо нельзя разлучать понимание и любовь.

Согласилась старшая сестра и взяла дар, а средняя уехала вместе со своим будущим мужем.

Шло время. И явился в их деревню князь из далёкой южной провинции. Увидел он младшую сестру и влюбился, и позвал с собою. И она полюбила его и хотела поехать с ним, но помнила слова Жизни, потому пришла к старшей сестре и сказала:

— Я полюбила князя и хочу пойти за ним. Поэтому прошу тебя, возьми дар, который дала мне Жизнь, ибо нельзя разлучать зрение и понимание.

Согласилась старшая сестра и взяла дар, а младшая уехала вместе со своим будущим мужем.

Шло время. И пришли в деревню воины. И забрали они старшую сестру, и привели к своему господину. У ног его свернулся трусливый питон. Посмотрел он на девушку и подтвердил, что её вместе с сёстрами наградила Жизнь своими дарами. И господин встал с трона и приказал пленнице отдать дар. Но ничего не ответила она. Тогда он приказал пытать её, ибо надеялся, что в муках откроет она ему свой дар или дар проявит свою силу. Но дар молчал, молчала и пленница, только в глазах её дрожали боль и сострадание.

Тогда приказал господин назвать ей место, где скрылись сёстры её, ибо хотел получить все три дара. Но ничего не сказала она. Тогда он отдал её своим солдатам, ибо надеялся, что, не выдержав унижения, откроет она убежище сестёр или дар проявит свою силу. Но дар молчал, молчала и пленница, только в глазах её дрожали боль и сострадание.

И вот, когда почти не осталось в измученном теле жизни, явилась перед господином высокая фигура. И тысячи лиц сменялись на её лице, и наконец приняла она вид его умершей матери. И понял господин, что это Жизнь стоит перед ними.

И спросила Жизнь:

— Чего ты хочешь?

Господин ответил:

— Хочу получить твои дары! Больше всего на свете хочу получить твои дары! Все три!

И сказала Жизнь:

— Что ж, будь по-твоему. Я исполню волю твою, господин! Отпусти пленницу, и даю слово — ты получишь мои дары!

Господин освободил пленницу и протянул руки к Жизни.

И сказала Жизнь:

— Ты получишь мои дары! Станут они итогом пути твоего. И какие бы дороги ты не выбирал, куда бы ни бежал, в конце будут ждать тебя они. Будешь собирать золото, порабощать города и женщин, пить вино и вдыхать травы забвения, но всякая жажда будет оборачиваться ещё большей жаждой, и ничто не будет способно утолить её, кроме моих даров. Снова и снова будешь ты возвращаться за ними в этот мир и не обретёшь свободу, пока не научишься видеть, понимать и любить.

— Недетскую сказку ты выбрал, — нахмурившись, проговорил Десталем.

— Сказки создаются для людей, а не для детей, — спокойно возразил Дала. — И не вина сказок, что взрослые читают газеты, выбирая не вечность, а мгновение... Не сердись, друг мой! Кто знает, быть может, я сократил путь этих детей на несколько кругов... Но уже поздно, мне пора возвращаться.

— Ты всегда желанный гость у нашего костра, — сказал Десталем.

Дала поклонился и, не сказав ни слова, направился дальше по дороге между палаток.

— Он никогда не прощается... — тихо проговорил Десталем. Через несколько мгновений, будто очнувшись от своих мыслей, он посмотрел на детей. — Час действительно поздний.

— Спасибо большое за песни, сказки и шоколад, — поблагодарил волшебников Карл.

Десталем улыбнулся.

— Я провожу вас до палатки, мало ли что...

Карие глаза Валери радостно засветились в темноте: нечасто встретишь взрослого, который совершенно бесплатно угостит сладостями, расскажет красивые истории да ещё будет волноваться о тебе. Она гордо вышагивала рядом с высоким мужчиной, жалея, что сейчас ночь и так мало людей видят её. Тогда бы они поняли, что она не просто жалкий подкидыш, что у неё тоже могут быть вот такие большие друзья!..

Карл думал почти о том же. Он представлял, какой была бы его жизнь, если бы он рос среди людей, похожих на тех волшебников, которых встретил у костра. Он снова и снова вспоминал слова Десталема: «Смотри, Дала, сегодня Бог привёл к нам детей!..» И теперь уже тот мир с его волшебством увядающего лета, фантиками-корабликами и белыми червячками сигаретных окурков казался Карлу далёким и ненастоящим. «Что же ты за человек! — с горечью повторял себе он. — Почему ты не можешь выбрать один мир и жить в нём?!»

Утомлённые долгой прогулкой и разговорами, дети проснулись только к полудню. Ещё немного побродили по палаточному лагерю, а потом вместе со всеми потянулись к стадиону, напоминающему огромный, сияющий огнями корабль, который так и не спустили на воду.

Карл посмотрел билеты Валери и близнецов — у всех были места в первом ряду. Похоже, мода на благотворительность была международной. Но, придя на стадион, Карл понял причину подобной щедрости. Если в футболе действие разворачивалось на земле и первые места была самыми дорогими, то в квиддиче игра происходила в воздухе — и лучшие места находились на верхних трибунах. Усаживая близнецов, изумлённо тянущих тонкие шеи, он усмехался собственной глупости — надо же быть таким наивным!..

— Давай поднимемся туда? — предложила Валери, и чёртики в её глазах заплясали быстрее.

Карлу не хотелось ловить на себе полусочувственные-полупрезрительные взгляды обитателей верхних рядов, но он волновался за Валери, которая в ответ на несдержанные слова чистокровных волшебников могла выкинуть такое, что мгновенно лишилась бы и своего места в первом ряду.

— Хорошо, — согласился он.

— А вы, малыши, сторожите наши места! — распределила роли Валери и побежала наверх.

Запрыгнув на последнюю ступеньку, она повернулась лицом к стадиону и, разведя руки в стороны, крикнула:

— Ура!.. Я птица! Я могу летать!..

— Подобные полёты плохо заканчиваются, — раздался спокойный, с лёгким оттенком презрения голос — и, пожалуй, впервые Карл был согласен с мистером Малфоем.

— Для всех будет лучше, — продолжил Люциус Малфой, — если вы оставите птиц в небесах, а сами вернётесь на положенное вам место.

Плечи девочки поникли, руки сжались в кулаки.

— Валери!.. — остановил её Карл.

— Кто это? — надменно спросил поднявшийся за отцом Драко. — Такая же, как ты?

— А ты кто такой?! — с вызовом произнесла девочка.

— Мы с ним учимся вместе, — тихо объяснил Карл.

Мистер Малфой сжал рукоять трости — впервые его сыну давали такое определение: мальчик, который учится вместе с грязнокровкой. Он собирался что-то сказать, но тут к ним поднялась молодая женщина.

Дорога, наверное, утомила её, она прижимала тонкую руку к груди, а другой поддерживала складки дорогого платья. На мгновение Карл забыл и о Валери, и о мистере Малфое, он смотрел только на женщину. Она была похожа на лилию в мире, где лилии уже не растут. Кожа женщины была такой белой, что даже воздух, казалось, мог её испачкать. Светившиеся холодной синевой глаза смотрели на Карла, не замечая его, но холодность и надменность женщины не могли заглушить в нём почти священный трепет перед единственным словом — мама, потому что это была мама Драко Малфоя.

— Матч скоро начнётся, — сказала она мужу.

— Да, Нарцисса, — ответил он.

Тут к ним подошли важный господин в дорогом костюме, семья Рона Уизли и сам Рон со своими друзьями — Гарри и Гермионой. Карл едва заметно кивнул им и потянул Валери за рукав.

— Нам пора.

Валери вырвала руку, но спустилась с верхней ступеньки.

— Пойдём, — повторил Карл.

И дети медленно пошли вниз, а стоящие в проходе люди стали подниматься наверх.

Плюхнувшись на сиденье, на которое за время их отсутствия так никто и не покусился, Валери демонстративно отвернулась, словно квиддич потерял для неё всякий интерес.

— Ты за кого болеешь? — спросил Карл, пытаясь отвлечь её.

— За Ирландию.

— Почему?

— Там холоднее, — непонятно ответила Валери. В мыслях она всё ещё находилась наверху и вела уничтожающий разговор с надменным отцом и выскочкой-сыном.

Карл оставил свои попытки развеселить ставшую вдруг неразговорчивой девочку и в мыслях тоже поднялся наверх. Как и Валери, его не интересовала сейчас возможность увидеть вблизи пролетающий снитч, но, не решаясь даже в мыслях вести разговоры, он представлял, что просто тихо стоит рядом с красивой и строгой женщиной. Воображаемая леди Малфой была чуть ли не реальнее настоящей, поэтому Карл не заметил, как на стадионе показались вейлы — талисман Болгарии.

Валери вейл заметила — и на её лице появилось выражение резкой неприязни.

— Подумаешь, — пробормотала она, обращаясь то ли к Карлу, то ли к себе. — Только идиотке понравится, когда на тебя так пялится весь стадион. И только идиот влюбится в безмозглую куклу!.. Это же всё ненастоящее!

На смену вейлам пришли лепреконы (талисман Ирландии) и осыпали зрителей золотом.

— И это всё ненастоящее... — проворчала Валери, наблюдая, как люди вскакивают со своих мест, пытаясь поймать золотые монеты. — Взрослые, а не знают, что бесплатно в жизни ничего не даётся...

Наконец начался долгожданный матч. Для Карла, не знавшего игроков ни в лицо, ни по номерам, все они превратились в стаи разноцветных точек. Зелёные побеждали, но одна красная точка была быстрее. Судя по словам комментатора, этой точкой был спортсмен со значка — Виктор Крам. Карл обрадовался — будет, что рассказать Тэду — и оставшуюся часть матча смотрел с большим вниманием.

Она оказалась недолгой. Виктор Крам поймал снитч, и, хотя это не спасло Болгарию, он стал героем матча.

— Это всё благодаря мне, — заявила Валери, когда они покидали стадион. — Если бы я болела за Болгарию, победила бы Болгария!

Карл думал, что Валери, переполненная сознанием собственного могущества, поведёт их в очередной поход по долине, но девочка вдруг сказала:

— Давайте посидим в нашей палатке?

И, спрятавшись в своём маленьком домике, они до вечера рассказывали друг другу о забавных случаях, произошедших в их небогатой на радости жизни, учили английские, французские и финские слова, писали свои имена на других языках... Снаружи доносились музыка, песни, и весёлые крики болельщиков...

— Мир — радость... — тихо сказал Тапани на ломаном английском. — Мы внутри... Хорошо...

Дети знали, что завтра сказка закончится, но сегодня они с улыбками засыпали под звуки неизвестных инструментов и голоса, говорящие на незнакомых языках...

Проснулись они от криков, в которых теперь слышались страх и боль. Путаясь в спальниках, все четверо выбрались из палатки. Лагерь был охвачен паникой. Люди бежали кто куда, толкаясь и давя друг друга.

Дети тоже побежали — и вдруг увидели впереди людей в чёрных плащах с капюшонами. А в небе над ними висели странные фигуры. Издалека они напоминали кукол из детского театра, но кукловод словно тянул за все ниточки сразу — и куклы нелепо дёргались, исполняя странный, уродливый танец.

Карл подошёл ближе и понял, что это не куклы.

Женщина висела вниз головой, ночная рубашка задралась, покрытые гусиной кожей ноги дёргались в разные стороны. Муж пытался ей помочь, но снова закричал от резкой боли, выгнувшей его тело. Рядом, путаясь в пижамах, кричали дети.

Валери закрыла ладонями глаза близнецам.

И тут в небе, заслоняя звёзды, появилось странное облако. Оно медленно увеличивалось — и превратилось в огромный череп, изо рта которого выползла змея.

По долине прокатился вопль ужаса. Люди в капюшонах опустили палочки и бросились бежать.

Валери что-то бессвязно шептала, прижимая к себе Тапани и Матти.

— Нужно вернуться в палатку, там наши вещи, — сказал Карл.

Валери не слышала.

— Пойдём, — он взял её и детей за руки и повёл к палатке.

— Слишком поздно, — рассудительно сказал он самому себе, когда они пришли: палатка превратилась в кучу порванных лоскутов.

Порывшись в них, он достал свой рюкзак, вещи Валери и братьев.

— Найдём другое место и переночуем там.

Другое место оказалось найти не просто. Всюду царил хаос. Палатки были перевёрнуты вверх дном, траву усыпали осколки стекла, где-то продолжались пожары.

— Остановимся здесь, — предложил Карл, когда они вышли на небольшую возвышенность у края долины.

Близнецы устало опустились на землю. Валери отошла в сторону и, нахмурившись, наблюдала за суматохой в лагере.

Карл достал из рюкзака куртку и накрыл ею братьев, потом подошёл к Валери.

— Они ведь не волшебники, да? Та семья? — глухо проговорила девочка.

— Думаю, нет, — тихо ответил Карл, которому истязаемый мужчина напомнил привратника.

— Зачем люди в плащах это сделали? Просто, чтобы посмеяться?

— Наверное, — произнёс он ещё тише.

— Сволочи!.. Сволочной мир!.. Не хочу здесь жить!

Карл понимал, что должен найти для неё какие-то правильные слова, но слова никак не находились.

Валери вернулась к близнецам и сказала резче, чем обычно:

— Мы будем спать здесь. А завтра утром уедем домой! Всё, ложитесь — и чтобы ни звука!

Сама она легла на траву лицом к земле и проговорила угрожающе:

— Если кто-то меня разбудит, убью!

Но Карл знал, что она не заснёт.

Ему самому тоже не спалось. Глядя на высокие звёзды, которые уже не заслоняли никакие облака, он вспоминал свои недавние размышления об отношении людей к чудесам. Но как волшебники относятся к людям?.. Придя в их мир, кем бы они стали для людей?.. Друзьями, помощниками, наставниками?.. А может, вместо того, чтобы дарить радость и веру в чудесное, они решили бы превратить тех, кто не умеет произносить заклинания, в рабов?..

Сегодня страшное облако со змеёй спасло человеческую семью. Наверное, им сотрут память или сделают что-то в этом роде. Но пережитые мгновения ужаса, боли и унижения убивают часть души. И воскресить её уже не сможет никакая магия...

Мысли мешали спать. Карл понимал, что завтра (уже сегодня!), вернувшись к Тэду и Софи, должен будет улыбаться, а на улыбку нужны силы, но, даже закрывая глаза, видел перед собой искажённое болью лицо той женщины.

Чтобы не видеть её, он смотрел на звёзды — и вдруг оказался на берегу океана. Волны, в лучах солнца казавшиеся разноцветными, мерно набегали на песок.

Постепенно цвет воды стал темнеть, а сам океан медленно начал отступать, открывая покрытое кораллами дно. Он всё мелел и мелел — пока не осталась крохотная чёрная лужица. Из воздуха появился серебряный ковш и, оставляя след на песчаном дне, зачерпнул чёрной воды, водорослей и песка. Их едва хватило, чтобы наполнить ковш на одну треть. Потом невидимый творец слепил тело и влил в него содержимое ковша.

На бледном лице медленно открылись мутные, цвета морского ила глаза — и Карл понял, что этот человек безумен. В страшном одиночестве своём, мучимый теми крохами души, что оставили ему предки, шёл он по дну обмелевшего океана, оставляя неровные следы...

Его разбудила Валери.

— Собирайся, за нами пришли, — сказала она, бросая ему куртку.

Тапани и Матти испуганно смотрели на женщину в строгом костюме.

— Быстрее, мы опаздываем! — сказала женщина.

Она отвела их к порталам.

— Вы сюда, ты сюда, а ты сюда! Быстрее! — она подтолкнула их в спину.

Карл коснулся старой газеты и оказался в парке. Вместо того, чтобы пойти в приют, он сел на скамейку и опустил голову на руки. Надо улыбаться. Он попробовал растянуть губы в улыбку — получилось. Потом переложил значок и разноцветную конфету на палочке в карман куртки и пошёл домой.

В приюте было тихо — все ещё спали. Вдруг в конце коридора он увидел Тэда.

— А говорил, что не любишь рано вставать... — произнёс с ласковым упрёком Карл, подходя к нему.

Лицо у Тэда посерело, под глазами лежали тёмные круги. Он посмотрел на Карла и сказал всего одно слово:

— Софи.

— Что?.. Что Софи?!

— Вчера её сбила машина. Она жива. Только она больше не может видеть.

Глава 22. Человек - зеркало человека

В больничной палате лежала девочка. Прозрачные трубочки вливали лекарство в руки, не намного толще этих трубочек. На голове была шапочка из бинтов. Казалось, девочка неправильно надела её: шапочка почти закрывала глаза.

К ней заходили врачи, медсёстры, люди в строгих костюмах, дети. Однажды даже зашёл полицейский.

Девочка их не видела, ей мешала шапочка из бинтов.

Бинты сняли ночью. Девочка ждала, когда наступит утро. Но утро не наступило.

— Может, подарим ей книгу? — радостно воскликнула непоседливая Джеси и тут же испуганно закрыла рот рукой.

— Нет, книгу мы ей дарить не будем, — нахмурившись, ответил Бен.

Бен был самым старшим, и к его обязанностям прибавились теперь новые. Он каждый день собирал детей, вёз сначала в больницу, потом обратно в приют. Он успокаивал тех, кто после случившегося боялся выйти на улицу, и сдерживал тех, кто хотел уничтожить все машины с находящимися в них людьми... В той машине сидела женщина. Молодая, красивая. У неё были деньги, а главное — у неё был отец. Он не мог позволить, чтобы дочь посадили из-за какой-то бездомной девчонки.

— Лучше привезём фрукты, она их любит... — сказал Бен.

Софи любила фрукты: ананасы, кокосы, бананы напоминали ей о далёких сказочных странах. Теперь девочка брала их в руки, стараясь отгадать по форме название. Сначала получалось плохо, но сегодня она отгадала всё, кроме мандарина. Он был очень большим и казался похожим на апельсин.

Бен пристально смотрел на Софи, пытаясь разглядеть в её глазах хоть что-то, но они сияли ровным, ничего не выражающим светом — зелёные ёлочные шары на рождественской распродаже... Бен задёрнул шторы — и свет исчез. Осталась только улыбка.

Что бы ни делала Софи, на её губах теперь постоянно была эта улыбка. Она шутила, смеялась, а когда кто-то заговорил о выписке из больницы, сказала радостно:

— Может, теперь, когда я не вижу солнца, оно перестанет сердиться на меня?

Бен неслышно вышел из палаты, оставив Софи смеяться вместе с Джеси, и тяжело оперся о широкий подоконник. В белых горшках стояли растения с листьями, напоминающими осоку... Если бы он был заведующим больницей, он поставил бы здесь горшки с цветами... Хотя теперь какая разница!..

Ему никогда не нравилась Софии. Пожалуй, она раздражало его даже больше остальных. Вечно со своими играми в сказку...

— Всё справедливо... — глухо прошептал юноша. — Она не хотела видеть реальность — вот и получила... Ты тоже виноват... Рассказывал ей свои глупые истории!..

Карл, стоявший у стены, ничего не ответил.

— Ну, что ты молчишь?.. Может, пойдёшь и расскажешь ещё одну сказку? О том, что она будет жить долго и счастливо!..

Так и не дождавшись ответа, Бен отвернулся и устало опустил голову на руки.

Карл знал, почему он так говорит. Когда Софи сбила машина, Бен находился в тридцати метрах от неё. Он бегал хорошо, был даже чемпионом школы. Но ему до Софи было пять секунд, а машине — одна. Он не успел.

Они все не успели. И теперь дети, которые за время, проведённое в приюте, сказали Софи не больше пары фраз, обрушивали на неё судорожные потоки слов. Не из жалости. Не из чувства вины. Им просто страшно было представить, что Софи не успела запомнить их лица, и они спешили наполнить её память звуком своих голосов. Она с покорной радостью принимала каждое слово. Слова стали единственным, что способен был подарить ей мир.

Солнце так и не простило Софи. Когда её забирали из больницы, оно с жестоким любопытством разглядывало слепую девочку, беспомощно протягивающую руки в поисках тени. Карл смотрел на него почти с ненавистью: если бы он мог, он бы погасил солнце. Но солнце прощало Карла. Солнце знало, что он ненавидит не его, а себя. Всё время, каждый час с момента возвращения Карла преследовала одна мысль: если бы он не поехал!.. Он своей силой мог бы спасти Софи. Но вместо этого гулял между разноцветными палатками и наслаждался вкусом горячего шоколада... Если бы Софи могла видеть, он не знал бы, как смотреть ей в глаза...

Ещё один мальчик прятал взгляд при виде Софи.

Тэд ни разу не приехал в больницу, оправдываясь тем, что не хочет заставлять всех возиться с его коляской, и потом, когда Софи вернулась, молча смотрел на неё издалека. Только когда она спросила с улыбкой: «А где Тэд?» — он подкатил коляску и пробормотал, глядя себе в колени: «Я тут...»

Тэд тогда находился ещё ближе к Софи. Достаточно было сделать шаг и протянуть руку. Но он шаг сделать не мог.

Тэд давно смирился со своей глупой попыткой полететь. Казалось, ему было уже всё равно, как ещё сломает его жизнь, прежде чем позволить умереть. Но в тот вечер он тихо сказал Карлу:

— Не думал, что моя никчёмная жизнь может кому-то пригодиться...

Карл с грустью посмотрел на мальчика и подумал: будет ли кому-нибудь нужна его жизнь?..

Заканчивался август, и приближалось время уезжать в Хогвартс. В ответ на традиционное извещение от Попечительского совета Карл на этот раз написал письмо с просьбой помочь Софи. Ответ был коротким и предельно ясным: «Магглы должны лечиться в маггловских больницах». Единственная помощь, которую волшебники готовы были оказать людям, — это стереть память.

Карл с тоской смотрел на свои руки, которые могли теперь заставить подняться в воздух все перья, но не способны были исцелить болезнь. Даже самая умная ученица Гермиона Грейнджер могла только починить очки своего друга Гарри Поттера, но не исправить его зрение.

В последний вечер Карл долго сидел с Тэдом, Софи, Джеси и другими детьми в старой деревянной беседке. Софи держала его за руку и улыбалась.

Листья отрывались от ветвей и медленно падали, так и не подхваченные ветром: последние дни лета принадлежали осени. Солнце село, небо усеяли песчинки звёзд. Птицы улетали к звёздам...

Подняв на Карла слепые глаза, Софи тихо сказала:

— Когда ты рядом, мне кажется, я немного могу видеть...

Он пожал её руку, ощущая внутри горечь вины.

Стало холодать. Ребята проводили Софи в комнату, а Карл пошёл собирать вещи.

Рабэ печально наблюдал за его медленными, рассеянными движениями, потом сел мальчику на плечо.

— Пора уезжать, да? — спросил Карл.

Ворон опустил голову.

— Мне нужно попрощаться с Францем.

Ворон остался сидеть.

— Ты со мной?..

Вместе они прошли по тёмным улицам, посидели в каморке Франца: мальчик пил чёрный чай, а старик — водку, купленную у какого-то русского, — потом отправились в приют. Карл не пошёл сразу в свою комнату, а поднялся на второй этаж и долго бродил по пустым коридорам, заглядывая в классы со странным ощущением, что больше сюда он уже не вернётся...

Из последнего класса доносились тихие звуки. Карл толкнул дверь — и замер на пороге. На полу, прижимая к груди разноцветную конфету, которую она так и не съела, сидела Софи. Горькие, безнадёжные слёзы выжигали слепые глаза, но она закрывала рот рукой, твёрдо помня сказанные ей однажды слова: «Поэтому родители тебя и бросили! Разве хоть один человек сможет вынести вечно плачущую девочку?!»

Карл прикрыл дверь и побрёл к себе, а в ушах стоял этот плачь.

Он не мог забыть его и на следующий день, сидя в красном экспрессе. За окном шёл серый дождь. В соседнем купе Гарри со своими друзьями обсуждали подробности прошедшего чемпионата по квиддичу, чудеса, ожидающие их в новом учебном году, права домовых эльфов, мракоборца Аластора Грюма, заполнившего половину камер в Азкабане... Потом пришёл Драко, который, как оказалось, мечтал учиться в Дурмстранге, где «эту сволочь на пушечный выстрел не подпускают». Под сволочью, конечно, подразумевались грязнокровки. Карл вспомнил близнецов Корхонен и улыбнулся: Драко не знал, что грязнокровки проникли даже в Дурмстранг.

Отвернувшись к стене, он постарался заснуть, но голоса продолжали звучать сквозь сон... «Жаль только, что мать его любит...» Жаль... Жаль, что кто-то ещё может любить... «Хогвартс... заколдован... Если на него посмотрит маггл, то всё, что он увидит, — это осыпающиеся руины...» Странное волшебство... волшебство только для себя...

Красный экспресс не перенёс их в чудесную сказку, сегодня его главным пассажиром был дождь. Вдали, за скрытой тучами линией горизонта, раздавались глухие раскаты грома.

Карл не хотел идти на банкет: разноцветные конфеты вызывали у него приступы тошноты. Но выбора не было. Заняв свободное место ближе к двери, он постарался найти взглядом нового преподавателя защиты от Тёмных искусств, но не увидел ни одного подходящего лица. Потом медленно посмотрел на профессора Снейпа. Тот, по обыкновению нахмурившись, разглядывал учеников. На Карла он не смотрел... Карл подождал несколько секунд и опустил глаза...

Началась церемония распределения. На этот раз шляпа рассказала об истории создания школы. Карл слушал слова незамысловатой песни и представлял себе четырёх великих волшебников. Что бы они почувствовали, увидев, каким стал Хогвартс через тысячу лет?.. Таким бы они хотели его видеть?.. Судя по тому, что здесь ещё учились грязнокровки, Салазар Слизерин всё-таки проиграл. Но остальные — Годрик Гриффиндор, Ровена Когтевран, Пенелопа Пуффендуй — победили ли они?..

После церемонии профессор Дамблдор попросил присутствующих обратить внимание на праздничный ужин, а когда все порядком наелись, поднялся, чтобы произнести традиционную речь, состоящую из перечисления школьных правил. Карлу казалось, директор специально называет места, где ни в коем случае нельзя показываться ученикам, чтобы они непременно отправились туда.

Потом Альбус Дамблдор сообщил, что в этом году чемпионат школы по квиддичу отменяется. По залу прокатился разочарованный гул. Но не успел Карл порадоваться тому, что хоть раз ученики не будут ссориться из-за летающего золотого шарика, как под звуки грома и вспышки молний тяжёлой, хромающей походкой вошёл новый преподаватель защиты от Тёмных искусств, бывший мракоборец Аластор Грюм. Пожав руку профессору Дамблдору, с которым они, похоже, были друзьями, он занял место справа от директора. Карл посмотрел на профессора Снейпа — и с удивлением заметил на его лице неприязнь столь острую, что её можно было принять за страх. Мальчик грустно улыбнулся, гадая, не жалеет ли теперь его учитель о том, что заставил уйти из школы профессора Люпина.

Тем временем Аластор Грюм, мало интересуясь выставленным на столе угощением, сделал несколько глотков из небольшой фляжки, которую принёс с собой, и обвёл взглядом зал. Глядя на его изуродованное лицо, на искусственный, крутящийся, словно волчок, глаз, Карл думал, что мракоборец — странная профессия. Ведь каждый человек — мракоборец, только сражается он со своим мраком. А если всю жизнь охотиться за тьмой других, сделает ли это светлее твою душу?..

Представив нового преподавателя, директор продолжил речь и сообщил, что вместо чемпионата по квиддичу в Хогвартсе пройдёт другой турнир — турнир Трёх волшебников. В октябре прибудут представители двух других магических школ — Шармбатона и Дурмстранга, после чего состоится отбор кандидатов. Зал снова зашумел — но уже с радостным возбуждением. Разумеется, всем захотелось сейчас же записаться в участники, хотя директор и предупредил об опасности этого конкурса. Но оказалось, участвовать в турнире могли студенты, которым исполнилось семнадцать лет. Теперь умы детей заняла мысль о том, как к октябрю повзрослеть на один, два или даже три года.

Карл не верил в волшебное старение, но и его сердца коснулась робкая мечта. Перед сном он долго сидел с Рабэ на подоконнике одного из коридоров школы, слушая дождь. Потом, посмотрев на ворона, сказал:

— Здорово было бы, если бы я выиграл в этом конкурсе... Тогда профессор Снейп гордился бы мной!..

И сам рассмеялся нелепости этой мечты.

Начавшиеся уроки растворили в себе глупые иллюзии. Словно стремясь отомстить детям за несколько месяцев летнего отдыха, учителя пытались за урок объяснить тысячи заклинаний, а список домашнего задания не умещался на доске.

Карлу хотелось поскорее попасть на трансфигурацию. Но случай проверить его теорию представился раньше. На перемене Драко снова поссорился с Гарри Поттером, и оказавшийся рядом профессор Грюм превратил его в белого хорька. Прибежавшая профессор МакГонагалл отчитала нового преподавателя за использование нетрадиционных способов наказания, но факт оставался фактом: если Драко можно было превратить в хорька, значит, в нём было что-то от этого зверька.

Следующим уроком в расписании стояла как раз трансфигурация. Карл отправился в класс и по дороге чуть не столкнулся со странной девочкой. Пребывая в своих мечтах, она не замечала идущих людей. Извинившись с задумчивой улыбкой, девочка вприпрыжку побежала дальше. И тут Карл заметил на полу странную серёжку в виде ракушки. Он хотел догнать девочку, но она уже исчезла в толпе учеников. Времени искать её у Карла не было (профессор МакГонагалл не терпела опозданий), и он решил отдать серёжку после уроков.

На первом уроке по трансфигурации профессор решила повторить основные заклинания, изученные в прошлом году. Нужно было снова делать из посуды животных. Но Карл даже после случая с Драко побаивался осуществлять такие радикальные превращения. Оглядев свою парту в поисках чего-нибудь более простого, он увидел серёжку-ракушку. А что если попробовать?.. Выбрав заклинание, которое казалось самым подходящим, он посмотрел на ракушку, представил океан, на дне которого она лежала, и, взмахнув палочкой, прошептал слова...

Из раковины хлынула вода — солёная, зеленоватая, с водорослями и обломками кораллов, старинными монетами, хранившимися на утонувших кораблях, разноцветными рыбами и прозрачными медузами... Под крики испуганных детей класс быстро превращался в странный аквариум... Профессор МакГонагалл выкрикнула какое-то слово — и океан исчез, на столе перед Карлом лежала маленькая ракушка.

— Я поговорю с профессором Снейпом о вашем поведении! — строго сказала она.

Карл улыбнулся. Ему вспомнился древнегреческий безумец Герострат, сжёгший одно из семи чудес света, чтобы обессмертить себя. Конечно, он вызвал океан не для того, чтобы профессор Снейп услышал его имя, но всё равно было немного приято...

После урока он нашёл в столовой странную девочку. Полумна Лавгуд очень обрадовалась серёжке, она подумала, что её забрали какие-то нарглы. Надев вторую ракушку, Полумна поблагодарила Карла, а он смотрел на неё и думал, знает ли эта девочка, что носит на себе океан...

После обеда у него были предсказания.

Профессор Трелони встретила учеников с обычным трагическим выражением лица. Опустившись в большое кресло, она сказала:

— Дорогие мои, для нас настало время обратиться к звёздам...

Первое задание заключалось в том, чтобы составить свой гороскоп. Но для этого нужно было знать день своего рождения. Карл дня не знал. Только время года — зима...

Подняв руку, он спросил:

— Извините, а можно мне сделать гороскоп для кого-нибудь другого?

— Почему для другого? — не поняла профессор Трелони.

— А он не знает своего дня рождения! — выкрикнул Драко. — Его родители бросили!

Рука сжалась.

— А... Ну, тогда можно... — протянула профессор.

— Спасибо... — сквозь зубы пробормотал Карл.

Перебрав в уме своих немногочисленных знакомых, Карл не нашёл ни одного с днём рождения. Его не было ни у Софи, ни у Бена, ни у Джеси... У Тэда день рождения, наверное, был, но, когда он, Карл не знал.

После урока он подошёл к преподавательнице и спросил:

— Извините, а когда день рождения профессора Снейпа?

Сивилла Трелони нахмурилась, словно пытаясь отыскать ответ внутренним оком, потом пожала плечами и сказала:

— Я не знаю.

Спустившись с башни, Карл пошёл в замок. В одном из коридоров он увидел профессора Дамблдора. Подойдя к нему, мальчик спросил:

— Здравствуйте, директор. Извините, можно спросить... Вы знаете, когда день рождения профессора Снейпа?

— Знаю, — с улыбкой ответил Альбус Дамблдор. — Девятого января.

— А год? Там нужен ещё и год.

— Где там?

— На прорицаниях. Профессор Трелони задала нам составить гороскоп, — объяснил он.

— Ах, гороскоп... — понимающе кивнул директор. — Девятое января тысяча девятьсот шестидесятого года.

— Спасибо большое! — поблагодарил его Карл.

После ужина он сел за домашнее задание. Раскрыв книгу, Карл нашёл в ней таблицу знаков Зодиака. Девятое января — это Козерог. Описание каждого знака начиналось коротким эпиграфом. Для Козерога автор выбрал слова из «Алисы в Зазеркалье»:

Не задерживай его! Ты знаешь, сколько стоит время? Тысячу фунтов — одна минута!

...И не верти пальцами!

...Не оправдывайся, лучше помолчи.

Знаешь, сколько стоит разговор?

Тысячу фунтов — одно слово!

Карл грустно улыбнулся и стал читать дальше.

«Этот человек возвёл вокруг себя каменную стену. Он робок, но одновременно силён и крепок. Мягок, но страшно честолюбив. Кажется, что он предпочитает одиночество. На самом же деле это не так...

<...>

Козерог пытается уверить окружающих, что он не нуждается в комплиментах. На самом же деле это не так. Втайне он жаждет, чтобы люди заметили его достоинства и заслуги...

<...>

Козерог — настоящий отец... Он требует от детей уважения, послушания и строгой дисциплины. Он же, со своей стороны, будет предан им до глубины души и даже способен на самопожертвование...

<...>

...И так уж ли важно, что слово «люблю» он сказал всего раз в жизни, если оно означает «люблю навечно»...»

Карл закрыл книгу, за окнами по-прежнему шёл дождь, он слышал его сквозь стены. Дождь проник в его сны. А потом оказалось что это не дождь, а чей-то плач. Плакала Софи. Слёзы выливались из слепых глаз и наполняли мир. Озеро вышло из берегов. Вода поднималась всё выше. Карл испугался, что сейчас утонет, но вдруг заметил, что волны текут не к нему, а от него. Это он наполнял мир чёрной водой, он вливал в глаза Софи слёзы...

Карл проснулся, тяжело дыша, и посмотрел на часы... Слишком рано...

Времени как раз хватило на ещё один сон. Ему снова снилось разлившееся озеро. По воде шёл человек в чёрной мантии, и там, где он ступал, вода становилась алой. Алые капли превращались в золотых рыбок. На другом берегу озера стояли люди: Гарри Поттер, Гермиона Грейнджер, Рон Уизли, кто-то из его братьев, кажется, Джордж, Драко Малфой с отцом и матерью, — много знакомых и незнакомых лиц. Они наклонялись и ловили золотых рыбок...

Измученный снами, Карл пришёл в столовую одним из последних и чуть не опоздал на занятия. Первым уроком была защита от Тёмных искусств. И это оказался, наверное, один из тех немногих предметов, где Драко не удалось завоевать расположение преподавателя. Аластор Грюм ненавидел сына Люциуса Малфоя. Он ненавидел их всех за одно то, что они учились на факультете, выпускником которого был Том Реддл.

Строгим, почти рассерженным голосом профессор велел убрать бесполезные учебники и спросил их о Непростительных заклятиях так, словно каждый из них знал эти заклятия с рождения.

Робкий голос произнёс: «Империус».

Аластор Грюм быстро кивнул и, достав из стеклянной банки паука, продемонстрировал действие заклятия.

— Полная управляемость, — медленно, чётко, словно вколачивая гвозди, говорил профессор, наблюдая, как паук отплясывает странный, дёрганный танец. — Я могу заставить его выскочить из окна, утопиться... Были времена, года множество колдуний и волшебников были управляемы при помощи заклятия Империус... Так они говорили, — тяжёлый взгляд пытался раздавить Драко Малфоя. — Ведь лучше солгать, чем сесть в Азкабан!..

Он швырнул паука назад в банку.

— Другие запрещённые заклятия?

Ещё одна рука робко поднялась вверх:

— Круциатус...

— Заклинание боли, — кивнул профессор Грюм.

Он увеличил паука и произнёс:

— Круцио!

Карл вспомнил семью в небе над палаточной долиной.

— После Круцио немногим удавалось сохранить верность тому, во что они верили... — профессор обвёл класс обвиняющим взглядом. — И последнее заклятие?

Все молчали.

— Авада Кедавра, — глухо произнёс Аластор Грюм.

Паук умер.

Профессор добавил, от для этого заклятия нет противодействия, его невозможно отразить и существует только один человек, переживший заклятие смерти, — Гарри Поттер.

Карл подумал, что есть ещё один человек, выдержавший действие этого заклятия. Отразившись, заклятие попало в Тома Реддла, но он тоже не умер. Он пил кровь единорога, пытаясь вернуть себе силы. Часть его души, жившая в подземельях замка, пробудила змея. Но о Томе Реддле профессор Грюм почему-то не сказал.

Оставшуюся часть занятия ученики провели, записывая примечания к трём заклятиям. А на следующем уроке профессор Грюм решил проверить их способность к сопротивлению заклятию Империус.

Просмотрев недовольным взглядом список класса, он ткнул пальцем в журнал и сказал:

— Карл Штерн!

Карл удивлённо поднял голову.

— Выходи! — приказал профессор.

Карл встал и подошёл к столу преподавателя. Тот поднял волшебную палочку и произнёс:

— Империо!

Все мысли вдруг исчезли, по венам разлился сладкий туман, и в этом тумане звучал убаюкивающий голос: «Прыгай на стол... Прыгай на стол...»

Карл медленно качнулся... Какая странная просьба... Почему нужно прыгать на стол?.. Прыгают ведь с... Тэд пытался прыгнуть... И он тоже... Тогда на башне... Но Рабе привёл профессора Дамблдора... Профессор сказал: «Магия в твоём сердце...»

Тело пронзила острая боль, голос зазвучал громче, и в его тоне послышались визгливые нотки: «Прыгай!.. Быстрее!.. Прыгай на стол!..» Но Карл не слушал голос, он слушал боль. Наверное, Софи чувствовала что-то похожее, когда машина... когда машина...

Боль исчезла, и Карл обнаружил себя лежащим на полу. Над ним склонилось некрасивое лицо преподавателя. Аластор Грюм внимательно посмотрел на мальчика и произнёс непонятно:

— Из тебя тоже нелегко будет сделать раба...

Сентябрь утонул в потоках серых дождей, начал тонуть октябрь.

Однажды, войдя в столовую, Карл увидел на стенах флаги факультетов и огромный герб Хогвартса. На занятиях все только и делали, что шептались о гостях из Шармбатона и Дурмстранга и предстоящем выборе чемпионов. Вечером ученикам велели выстроиться перед замком. В небе горело столько звёзд, словно это дождевые капли, не долетев до земли, превратились в сияющие льдинки. Одна капля становилась всё больше — и оказалась огромной каретой, запряжённой крылатыми конями. В отличие от своих призрачных собратьев, эти кони были видны всем. Их глаза сияли рубинами, а грива переливалась, подобно рекам золота. Карета и эти кони напомнили Карлу сказку о Золушке, которую рассказали бы Гулливеру в стране великанов. Из кареты вышла очень высокая женщина, наверное, преподавательница, а за ней — продрогшие и испуганные студентки. Все они были одеты в одинаковые голубые мантии. И только у одной поверх тонкого шёлка был полосатый свитер и шерстяная кофта с оленем. В её глазах не было ни капельки страха. Вытянув шею, она разглядывала учеников Хогвартса, ища кого-то.

— Карл! — закричала она, заметив в толпе худого темноволосого мальчика. — Карл, привет!

Карл удивлённо смотрел на Валери, он никак не ожидал увидеть её здесь: она была на год младше его, а значит, тоже не могла участвовать в турнире.

— Привет! — подбежав, девочка хлопнула его по плечу. — Не узнаёшь меня? Мы познакомились на чемпионате по квиддичу? Помнишь?

Карл помнил, но не хотел вспоминать. Мысли о чемпионате всегда вызывали чувство вины.

— Я Валери!

Устыдившись собственного малодушия, он быстро пожал её руку.

— Я узнал... просто удивился... Тебе ведь нет семнадцати... и...

— Да, жалко, что мне не семнадцать. Я бы всем показала!.. Но меня всё равно послали — благотворительность, — она заговорщически подмигнула Карлу. — Спорим, Тапани и Матти тоже приедут?

— Но они ведь только первокурсники!..

— Да, и, кроме того, их родители не волшебники. Таких в Дурмстранг вообще не берут. Я сначала не поверила, когда они сказали, что будут там учиться. Думала, может, ребята что-то перепутали. А потом решила проверить. Так вот... — она схватила Карла за рукав и заговорила шёпотом. — Сын одного из преподавателей оказался замешан в очень нехорошем деле! Говорили, он применил непростительное заклятие к обычным людям! Вообще-то за это полагается серьёзное наказание, но его отец дружит с директором. Чтобы замять дело, в школу взяли Тапани и Матти!..

— Откуда ты всё это знаешь?

— В газете прочитала! — с гордостью ответила Валери и добавила с улыбкой. — Не в официальной, конечно!

— Сейчас проверим... — сказал Карл, наблюдая, как из озера поднимается огромный корабль. Он напомнил ему «Летучего голландца», но в отличие от героя легенд это судно с лёгкостью пристало к берегу. По трапу стали спускаться пассажиры. Первым шёл директор школы, укутанный в серебристые меха, за ним — ученики.

— Вон они! Вон они! — закричала Валери, заметив два меховых клубочка, катившихся в самом конце процессии. — Тапани, Матти! — она радостно замахала руками.

У меховых комочков появились глаза — сначала испуганные, потом робко радостные.

— Они нас узнали! Пойдём! — Валери потащила Карла вперёд. — Привет, ребята! А я знала, что вы приедете!

— Привет, — поздоровался Карл.

Близнецы закивали.

— Теперь мы снова одна команда! — девочке удалось сложить из осколков некое подобие новой семьи, и теперь она довольно улыбалась.

Карл тоже попытался улыбнуться.

— Ой, смотри!.. — вдруг прошептала Валери.

— Это же... — ученик, стоявший рядом с директором, поднял голову, и Карл узнал его. — Виктор Крам!..

— Да не туда! — нетерпеливо прошипела девочка. — Вон! — она повернула его в другую сторону. — Видишь?

Там, в стороне от остальных, стоял юноша.

— Ты его знаешь? — удивился Карл.

— Это же Джейден Ван Стратен!

— Кто?

— Джейден Ван Стратен! Сын преподавателя! Я видела фотографию в газете!

Карл снова посмотрел на юношу: высоко поднятая голова, взгляд — словно в глаза у него вморожен лёд. Да, такой мог применить заклятие к людям...

Джейден Ван Стратен ещё некоторое время молча разглядывал Хогвартс, потом вслед за преподавателями направился к замку.

— Пойдём, — сказал Карл.

Валери бросила неприязненный взгляд на студента Дурмстранга и, взяв за руки близнецов, пошла к Хогвартсу.

— Ему просто повезло, что у него есть отец! — бормотала она, давя сапогами последние листья.

— Да... — тихо отозвался Карл. И в обычном мире, и в волшебном законы везения были одинаковыми.

— Он что, надеется, выберут его? Только если у них тут всё куплено! А если по-честному — то никогда!.. Может хоть сейчас собирать вещи и возвращаться в свой Дурмстранг!..

Но Джейден не собирался возвращаться. С гордо поднятой головой он входил в Большой Зал, и в его ледяных глазах не было ни удивления, ни восхищения перед чудесами замка. Только раз этот взгляд затуманился — когда мимо прошли Тапани и Матти. Карл смотрел на Джейдена и пытался понять, что чувствует надменный юноша, зная, что именно этим грязнокровкам обязан своим пребыванием в школе.

После ужина состоялось официальное открытие турнира, на которое прибыли глава Департамента магических игр и спорта Людо Бэгмен и Барти Крауч — глава Департамента магического сотрудничества. Разглядывая чиновников, Карл думал, что они являются полной противоположностью друг друга. Насколько весёлым и оптимистичным казался первый, настолько строгим и сдержанным выглядел второй. Но под этой строгостью и сдержанностью Карл с удивлением увидел страшную тоску — словно, сумев договориться о сотрудничестве со всеми представителями магического мира, Барти Крауч так и не смог договориться с самим собой.

Речь директора Карл почти не слушал. Узнав, что участников турнира будет выбирать кубок, который нельзя ни подкупить, ни обмануть, Валери успокоилась и теперь составляла карту предстоящей экскурсии по Хогвартсу. Девочка постоянно задавала вопросы, пытаясь разузнать о самых таинственных местах замка. Если бы она слышала слова профессора Дамблдора, произнесённые после церемонии распределения, то непременно бы отправилась туда, куда отправляться было ни в коем случае нельзя.

Вечером Валери заставила Карла и близнецов обойти чуть ли не ползамка. Они бегали по двигающимся лестницам, разглядывали старинные портреты, статуи, искали потайные ходы, даже заглянули в туалет, где обитала Миртл. С прошлого года их отношения с Карлом ухудшились. А увидев его в компании учеников из других школ, Миртл, похоже, обиделась окончательно. Она с ненавистью смотрела на Валери, которая, хоть и не походила на дразнивших её девочек, всё же обладала одним серьёзным недостатком — была живой.

— Давай осмотрим остальную часть замка завтра, — возразил Карл в ответ на предложение Валери забраться на Астрономическую башню.

— Ну, хорошо... — нехотя согласилась она. — Ты возьмёшь близнецов с собой?

— Конечно! У нас в спальне есть свободная кровать, правда, только одна.

— Один спальник, одна кровать, — улыбнулась Валери.

Они вместе спустились по лестнице.

— Спокойной ночи! — сказала девочка.

И, отойдя на несколько шагов, крикнула:

— Я рада, что приехала сюда!

— Я тоже рад... — ответил Карл.

Потом взял детей за руки и пошёл в спальню.

— Вы будете жить здесь, — сказал он, показывая на свою комнату. — Входите.

Карл толкнул дверь — и остановился на пороге. Его тумбочка была открыта, повсюду валялись свитки, а на них, устроив себе гнездо из клочков бумаги, сидел Рабэ.

— Опять! — всплеснул руками Карл. — Рабэ, я же просил тебя не трогать мои конспекты!.. Хорошо ещё, тут никого нет! А если бы остальные увидели? Они бы выкинули всё или сожгли!.. Извините, — пробормотал он, вспомнив о близнецах. — Это Рабэ... Он мой друг, только иногда ведёт себя не очень хорошо... Я сейчас всё уберу!..

Он стал быстро собирать бумаги: черновики, контрольные, сочинения... Вдруг на глаза попался тетрадный листок в клетку с оборванными краями. Там было всего три предложения: «Убийство — это преступление. У преступления не может быть смысла. У преступления должно быть наказание».

Тапани и Матти, игравшие с Рабэ, замерли, увидев, как изменилось лицо Карла.

— Что-то случилось? — осторожно спросил старший брат.

— Нет... ничего... — медленно проговорил Карл. — Всё в порядке...

Он положил листок между другими контрольными и убрал в тумбочку.

— Теперь можно ложиться спать...

Но проспали они недолго. Вернувшись, соседи Карла обнаружили в комнате новых постояльцев. Эти постояльцы им не понравились. Карл проснулся от яркой вспышки света и голосов.

— Эй, ты? Кто это такие? Почему они спят здесь?!

— Это Тапани и Матти Корхонен, они из Дурмстранга, — объяснил Карл.

— Знаем, что из Дурмстранга! Почему они спят здесь?

— А почему нет?

— Мы не хотим жить в одной комнате с грязнокровками!

— Со мной же вы живёте, — пожал плечами Карл.

— Но ещё двое! Это уже слишком! Вели им немедленно убираться отсюда!

— Вы так боитесь испачкаться, что не можете даже заговорить с ними? — усмехнулся он.

— Что ты сказал?! — один из учеников достал волшебную палочку.

— Хватит, — в усталом голосе мальчика послышалось раздражение. — Если что-то не нравится, идите жалуйтесь профессору Снейпу, а лучше — сразу директору!

Ученик выругался, но палочку опустил. Неизвестно, что сказал бы профессор Снейп, а директор был известен своей терпимостью к маггловским выродкам.

На следующий день Карл решил не отпускать далеко от себя близнецов, мало ли что придёт в голову его однокурсникам. И, как оказалось, — не напрасно. После завтрака они столкнулись в коридоре с Драко. Тот смерил детей презрительным взглядом, потом повернулся к Карлу.

— Говорят, ты набрал себе прихвостней из таких же, как ты!

И тут к нему подлетела Валери. Здесь не было лестниц и ступеней, под ногами каждого лежали одинаковые каменные плиты. Здесь они были равны.

— Это ты набираешь прихвостней, потому что не способен найти друзей! — прошипела она прямо в лицо Драко.

— Как ты смеешь, грязнокровка?! — Драко побелел от гнева.

— А ты настоящая принцесса! — зло рассмеялась Валери. — Нарядить тебя в наши голубенькие платьица — и запросто сойдёшь за дурочку из Шармбатона!

— Что?! — Драко выхватил палочку.

— Что здесь происходит? — раздался строгий голос над ними.

— Профессор Снейп!.. — с жалобной обидой воскликнул Драко.

— Сэр, — перебила Валери. — Мы с этим студентом разговаривали о волшебных палочках, и я ему объяснила, что сила палочки не зависит от школы, в которой учится волшебник.

Профессор внимательно смотрел на дерзкую девочку.

— С вашего позволения, — Валери присела в насмешливом реверансе. — Пойдёмте, — сказала она друзьям.

Карл печально посмотрел на Драко, потом на своего учителя и пошёл за Валери.

Весь день они бродили по окрестностям Хогвартса, и Карлу чуть ли не силой пришлось отговаривать Валери от похода в Запретный Лес. А когда стемнело, дети решили продолжить осмотр замка. Загулявшись, они чуть не опоздали на ужин, после которого должны были назвать имена участников турнира.

— Как ты думаешь, кого из ваших выберут? — спросила Валери у Карла.

— Не знаю...

Из Кубка вылетел клочок пергамента. Альбус Дамблдор поймал его и прочитал: «Чемпион Дурмстранга — Виктор Крам».

— Справедливо, — прошептала Валери.

Карл посмотрел на Джейдена Ван Стратена. В пустом взгляде ледяных глаз не отражались ни горящие свечи, ни нарисованные на потолке звёзды.

Ещё одно имя поднялось в воздух.

— Чемпион Шармбатона — Флёр Делакур! — сообщил Дамблдор.

Валери разочарованно вздохнула:

— Даже эта чашка судит по внешности! Вон смотри на неё, похожа на вейлу!

— По-моему, она не сильно отличается от остальных, — сказал Карл, глядя на белокурых девушек в голубом.

— Да уж... Выбирать особенно не из чего... — согласилась Валери.

Тем временем профессор Дамблдор поймал третий клочок пергамента.

— Чемпион Хогвартса — Седрик Диггори.

Пуффендуйцы радостно зааплодировали.

— Кто это? Покажи мне! — зашептала Валери.

— Вон! Нет слева...

— Слишком женственный, — вынесла свой вердикт Валери. — Не обижайся, но я буду болеть за Крама.

— Да ладно, я, может, тоже буду за него болеть, — улыбнулся Карл.

— Ваш чемпион самый лучший! — подмигнула близнецам девочка.

Те удивлённо посмотрели на неё: за месяц они не научились считать Дурмстранг частью себя. Но, увидев, что Валери радуется, тоже заулыбались.

Вдруг Кубок выбросил ещё один листок.

На этот раз профессор Дамблдор долго читал два слова, написанные на пергаменте, потом произнёс:

— Гарри Поттер.

Карл удивлённо посмотрел на Гарри. Тот и сам выглядел удивлённым.

— Как это — Гарри Поттер? — не поняла Валери. — У вас же уже есть один! Этот Диггори!

На лицах остальных учеников застыл тот же вопрос.

— Гарри Поттер, — сказал директор, — подойдите, пожалуйста, сюда.

Гарри, спотыкаясь, побрёл к преподавательскому столу. Он уже почти прошёл между столами Гриффиндора и Пуффендуя, когда из Кубка вылетел клочок тетрадного листа. Зал зашумел, поражённый.

— Может, Кубок сломался и выбрасывает все имена подряд? — неуверенно предположил Карл.

— Карл Штерн, — тяжёлым голосом произнёс Альбус Дамблдор.

— Что? — спросил мальчик, вставая.

— Здесь написано ваше имя, — без улыбки сказал директор.

— Что?! — Карл изумлённо посмотрел на директора, потом на профессора Снейпа. Во взгляде декана Слизерина читалось такое презрение, что Карл поёжился.

— Пожалуйста, подойдите сюда, — сказал Альбус Дамблдор.

— Но Кубок же сломался... — пробормотал Карл. — Он сейчас ещё чьё-нибудь имя выбросит!..

Однако Кубок молчал. Молчал и Альбус Дамблдор, только взгляд светлых глаз становился всё темнее.

— Пожалуйста, подойдите сюда, — повторил он.

Ничего не понимая, Карл отправился в комнату, где уже собрались остальные участники турнира. Чуть не сбив мальчика с ног, вбежал Людо Бэгмен. Схватив за руку Гарри Поттера, он принялся представлять его Виктору Краму и Флёр Делакур. В голосе главы Департамента магических игр и спорта дрожало радостное возбуждение.

В комнату вошли директор, мистер Крауч, профессор МакГоналл. Последним вошёл профессор Снейп.

— Что это означает? — властно спросила директор Шармбатона.

К ней присоединился директор Дурмстранга.

— Вины Дамблдора здесь нет, это всё проделки мальчишек! Они нарушили правила и должны быть исключены! — ответил за директора профессор Снейп.

— Благодарю, Северус, — холодно произнёс Альбус Дамблдор. Потом повернулся к Гарри.

— Это ты, Гарри, бросил в Кубок своё имя? — строго спросил директор.

— Нет, — ответил Гарри Поттер.

— Может быть, ты просил кого-то из старших бросить в Кубок своё имя?

— Нет.

Ему не поверили.

Спор прекратил Барти Крауч. Серым, безжизненным голосом он произнёс:

— Мы должны строго следовать правилам... Тот, чьё имя выпало из Кубка обязан участвовать в турнире.

Казалось, необходимость соблюдать правила причиняла главе Департамента международного сотрудничества странную боль.

Людо Бэгмен просиял, предвкушая, какую популярность обретёт турнир, если в нём будет участвовать знаменитый Гарри Поттер.

Директор Дурмстранга пробовал возразить, но его оборвал вошедший Аластор Грюм. Бывший мракоборец считал, что кто-то пытается убить Гарри, поэтому и бросил в Кубок его имя. Говоря об этом, он выразительно смотрел на Игоря Каркарова.

— Ну, ладно ещё Гарри Поттер! — вынужден был согласиться Каркаров, пряча глаза. — Но что делать с этим? — он указал на стоящего в углу комнаты Карла.

— Карл Штерн нарушил правила и должен быть исключён из Хогвартса, — раздался сухой, холодный голос. — Если профессор МакГонагалл предпочитает закрывать глаза на действия своих учеником, то я не потерплю нарушений, пусть даже совершённых студентом моего факультета.

— Северус, дело не в этом, — мягко возразил профессор Дамблдор. — Мистер Крауч ведь объяснил: чемпионы связаны магическим контрактом, им придётся участвовать в турнире, хотят они того или нет.

— Вы совершаете ошибку, разрешая этому ребёнку участвовать в турнире, — не слушая его, повторил профессор Снейп.

Альбус Дамблдор не ответил.

— Ничего не поделаешь, придётся взять и его, — пожал плечами Людо Бэгмен. — Барти, пора дать чемпионам инструкции.

Инструкций Карл не слушал. Разглядывая каменные плиты под ногами, он вспоминал презрительный взгляд профессора Снейпа и его ледяной голос.

Потом директор Шармбатона увела Флёр Делакур, Крам ушёл с профессором Каркаровым.

— А вам я советую сейчас же идти к себе, — улыбнулся Дамблдор своим чемпионам. — Не сомневаюсь, ваши факультеты горят желанием отпраздновать ваш успех...

— Прошу прощения, директор, но мистеру Штерну придётся пойти со мной, — проговорил Северус Снейп.

Схватив Карла за руку, он провёл его по опустевшему залу, освещённым зелёным пламенем лестницам и втолкнул в свой кабинет.

— Как вам могло прийти такое в голову? — почти по слогам произнёс он, повернувшись к Карлу.

— Профессор, поверьте... я не... — забормотал Карл.

Но Северус Снейп ему не верил.

— Ладно ещё Поттер, тот вечно лезет в герои! Но вы! Вы-то о чём думали?

— Я не бросал своё имя в этот кубок, правда!

— Неужели? — с издёвкой переспросил профессор. — Может, скажете, что и это вы не сами писали?

Он достал из складок мантии клочок тетрадного листа в клетку. Там было всего два слова: «Карл Штерн».

Карл изумлённо смотрел то на листок, то на профессора.

— Нет... это я... это я писал... но как же?..

И вдруг вспомнил дождливый вечер, когда, сидя с Рабэ на подоконнике, он сказал: «Здорово было бы, если бы я выиграл в этом конкурсе... Тогда профессор Снейп гордился бы мной!..» Неужели?.. Разбросанные бумаги в комнате... Следы когтей и клюва на листках... Ворон, на больных крыльях прыгающий по воздуху, чтобы подняться над кубком и исполнить мечту своего друга... Бедный, добрый Рабэ! Что же ты наделал?..

— Простите, профессор!.. Но я, правда, не бросал этот листок в кубок!..

— Тогда кто же оказался столь любезен, что сделал это за вас? — он смеялся злым, неверящим смехом.

— ...Я не знаю... Но это не я!.. Пожалуйста, поверьте, это не я!..

— Вы лжёте! — резко перебил профессор Снейп. — Я предупреждал: для таких, как вы, желание стать героем плохо заканчивается. Вам казалось, на вас никто не обращает внимания? Никто не замечает, не считается с вашим мнением?.. Молчите! Меня бесполезно обманывать. Все ваши мысли написаны на лице, и нужно быть слепым, чтобы не прочитать их!.. Вас никто не принимал всерьёз, а тут представился случай заявить о себе! Доказать, что вы тоже существуете! И вы пишете своё имя, надеясь, что кубок сделает из вас героя!..

— Я никогда не хотел стать героем! — не выдержав, тоже закричал Карл. — И я не бросал в кубок этот листок! Но даже если бы это было и так... — голос стал тише, теперь в нём звучала просто боль. — Почему вы так говорите со мной?.. Что я вам сделал?.. Я всегда слушался вас, я старался выполнять задания... Да, у меня часто плохо получалось, но я старался... Вы же видели... И сегодня... Я понимаю, почему вы сердитесь на Гарри Поттера, но я студент вашего факультета!.. То, что вы говорили про нарушение правил... это ведь неправда! Если бы Кубок выбрал Драко Малфоя, вы бы радовались!.. А со мной говорите так, словно я совершил преступление... Да, я виноват в смерти мамы... Но я же не нарочно!.. Почему вы так относитесь ко мне?.. Ведь я больше похож на вас, чем Драко!..

И замолчал, прочитав в глазах своего учителя ответ.

Сгорбившись, Карл повернулся и побрёл к двери. Ему понадобилось три года, чтобы понять: профессор Снейп ненавидит свои отражения.

Глава 23. Похожий на тебя - ещё не ты

Проснувшись на следующий день, Карл не сразу вспомнил о произошедшем накануне. Внутри просто было ощущение, что случилось что-то важное. Потом он посмотрел на сидящего у подушки Рабэ: ну да, турнир...

Не будь вчерашнего разговора, он мог бы, наверное, чувствовать себя немного счастливым, мог бы чуть-чуть гордиться собой: ведь Кубок не сломался и сам выбрал его. Но теперь и счастье, и гордость казались глупой иллюзией. Чему тут можно радоваться и чем гордиться? Седрика Диггори поддерживала вся школа за исключением Гриффиндора. Гарри Поттера вся школа считала негодяем и предателем, но его поддерживал собственный факультет. Карла негодяем и предателем считали все: и Гриффиндор, и Когтевран, и Пуффендуй, и Слизерин и даже его декан. Слабая надежда, что со временем мнение профессора Снейпа изменится, не оправдалась. Он ещё сильнее отдалился от Карла, всем своим видом желая показать, что не имеет ничего общего ни с глупым желанием этого ученика участвовать в турнире, ни с позорным поражением, которое его ожидает.

Неверие других может по-разному влиять на человека. Кто-то стремится наперекор всем доказать, что чего-то стоит. Кто-то опускает руки под тяжестью укоризненно-насмешливых взглядов. С Карлом не произошло ни того, ни другого. Его сердцем завладела странная пустота. «Всё равно». Если бы у него было достаточно сил говорить, а у них — терпения слушать, он сказал бы эти слова в лицо каждому.

Только Валери смотрела на него с радостным возбуждением. Она уже представляла себя подругой Победителя Турнира Трёх Волшебников, и её ни мало не заботило, что думает об этом вся школа и сам участник турнира.

А Рабэ заботило. В его взгляде теперь ясно читалось чувство вины и даже страх. Казалось, ворон наконец понял, что натворил. И одного имени его друга в кубке недостаточно не только для того, чтобы победить, но и для того, чтобы просто выжить.

— Ничего, — пытался успокоить его Карл, — мы как-нибудь справимся.

Но пока у самого мальчика не было идей о том, как справляться и главное — с чем. Поняв, что участия в турнире не избежать, он заставил себя подойти к Гарри Поттеру, который тоже попал на чемпионат «вне конкурса», и спросил о правилах. Гарри рассказал, что мистер Крауч не сообщил им ничего конкретного, только объяснил, что в первом туре будут проверять умение волшебников действовать смело и находчиво в неожиданных обстоятельствах.

Раз не существовало никаких особенных указаний, значит, и готовиться было не к чему. Придя к такому выводу, Карл решил сосредоточиться на учёбе: турниры пройдут и забудутся, а чтобы поступить в университет, нужно сначала закончить школу.

Валери его серьёзность немного разочаровала: она мечтала, как вместе с Карлом будет сбегать с занятий и бродить по окрестностям замка. Когда в ответ на предложение отправиться вместо урока трансфигурации в Визжащую хижину девочка услышала: «Давай в конце месяца, когда мы пойдём в Хогсмит...», — она даже обозвала его «зубрилой». Но Карл на «зубрилу» не обиделся. Казалось, он придумал себе прозвище похуже.

Сама Валери предпочитала не отягощать голову лишними знаниями. Конечно, в Хогвартсе предметы оказались намного интереснее, но и здесь было достаточно всякой ерунды. Например, прорицания. Просто смотреть тошно, как эти глупые девчонки окружили профессоршу и кричат наперебой: «Мадам, скажите, когда я выйду замуж?»

«Никогда!» — мрачно предсказала им Валери и отправилась на заклинания.

Профессор Флитвик, хоть ростом и не вышел, знал много полезного. Но к середине урока нервные движения маленького преподавателя утомили Валери. Она высидела ещё десять минут, меняя самодельные серёжки-стрекозы на арбузные дольки, которые давно заприметила у одной студентки Когтеврана, — а потом сбежала.

В коридорах замка было тихо: похоже, остальные ученики отличались большим терпением, а может, просто боялись.

Валери не боялась. Никого и никогда. Вот и сейчас, перегнувшись через перила, она бесстрашно разглядывала тьму, скопившуюся у подножия замерших лестниц. Подняв голову, девочка заметила стоявшего на противоположной стороне Джейдена Ван Стратена. Наверное, ему тоже наскучили занятия. Пустой взгляд скользил по старым стенам, портретам,.. Валери. В ледяных глазах ничего не отразилось: для него люди значили не больше, чем стены.

Валери вдруг захотелось сделать что-то, чтобы он увидел её, чтобы в его глазах появилось удивление, испуг, может быть, даже презрение — хоть что-то.

Джейден выпрямился — и лестницы пришли в движение. Валери на миг показалось, что она песчинка, попавшая в огромный часовой механизм. «Глупости!.. — оборвала она себя. — С чего бы мне чувствовать себя песчинкой?.. Это в духе Карла...»

Она тряхнула головой, отгоняя наваждение, и, разбежавшись, прыгнула на одну из лестниц.

— Я хочу сбежать! — весело крикнула она обитателям портретов. — С уроков, из замка!..

Валери не понимала, как устроены эти лестницы, но знала, что никому не позволит выбирать за неё путь. Волшебный механизм подчинился — и через несколько минут девочка выбежала на залитую осенним солнцем дорогу. В такую погоду грех сидеть в тёмных аудиториях: небо почти по-летнему голубое, а у горизонта собрались тяжёлые тучи, словно к ним идёт гроза.

Старая негритянка, готовившая обеды в приюте, говорила, что дома придумали люди, боящиеся молний. Валери всегда любила грозу. Ей нравились крупные капли дождя, летящие в разные стороны, нравился гром, напоминающий дедушку, ворчащего на тебя из-за разбитой банки варенья...

Однажды в детстве ребята из старшей группы обидели её. Сильно обидели. И тогда они узнали, что она молния. И Валери узнала, что она молния. Ребят с ожогами отправили в госпиталь, а девочку — в кабинет заведующей, но никто больше не смел коснуться её и пальцем. Косые взгляды остались, их стало даже больше. Иногда казалось, весь мир вокруг наполнен косыми взглядами. Но молнии не боятся взглядов...

— Карл! — крикнула Валери, заметив поднимающегося по тропинке мальчика, и побежала к нему. — Тоже решил сбежать с урока? — в её голосе слышалось торжество.

— Нет, соплохвост обжёг одного студента, и профессор Хагрид отпустил нас пораньше...

— Ну, хотя бы обед мы прогулять можем? — спросила Валери.

— Обед — можем, — согласился Карл. Последнее время походы в столовую доставляли ему мало радости. Какое удовольствие можно получать от еды, когда каждый желает тебе подавиться?

— Видишь то поваленное дерево? — она протянула руку. — Давай, кто быстрее? Раз, два, три!..

Карл предоставил Валери возможность победить ветер, а сам медленно побрёл на холм, вороша ботинками облетевшие листья... Какой странный год... Столько людей, этот турнир...

— Я победила! — закричала Валери с вершины холма.

— Я в тебе не сомневался, — сказал он, поднявшись к ней.

— Зато ты победишь в турнире!

— Не говори глупостей, — оборвал её Карл. — Да и потом... это неважно...

— А что важно? — тихо спросила Валери.

Карл не ответил. Налетевший порыв ветра растрепал тёмные волосы. В голосе ветра Карлу слышался призыв. Ветер звал его за собой. «Прости, сейчас я не могу уйти, — в мыслях ответил он, — но через четыре года...»

— О чём ты думаешь? — спросила Валери.

— О будущем...

— И какое оно, твоё будущее? — она с любопытством повернулась к Карлу.

— После Хогвартса я хочу поступить в университет... буду строить что-нибудь...

— А я собираюсь остаться в волшебном мире, — сказала Валери, посмотрев в небо.

— Тебе здесь больше нравится?

— В нашем мире всё решают деньги, а здесь всё решает сила, — из её глаз исчезли танцующие огоньки, взгляд стал тяжёлым. — Денег у меня нет, а сила есть... В приюте меня называли ведьмой... Это правда, я ведьма... Я не люблю уроки волшебного рисования, не хочу учить заклинания, позволяющие за секунду вышить золотой узор на покрывале. Другие могут себе это позволить, но не я. Мне магия нужна не для развлечения, а чтобы защитить себя!.. Я буду ведьмой, сильной и смелой настолько, чтобы никто не смог причинить мне вреда!..

Карл слушал Валери — и внутри разливалась странная грусть. Он не мог не признать правоты её слов, но всё же ему казалось, что истина в чём-то другом...

Они до вечера бродили по остывающим полям, провожая последних птиц, спешивших к теплу чужих стран. Даже вернувшись в замок, Карл слышал шорох листвы под ногами и высокие, печальные голоса.

Пытаясь прогнать осенние тени, он подошёл к братьям, делая вид, что интересуется книгами, которые они читают. Тапани сидел над учебником, а у Матти в руках была сказка о забавных существах, напоминающих белых бегемотиков. Карл улыбнулся, в детстве он прочёл все сказки о муми-троллях. Особенно ему нравился друг главного героя — Снусмумрик. Сначала понравилось просто имя. Тогда Карл ещё ничего не знал о волшебстве, но, казалось, в самом этом имени уже заключалась магия. Потом он полюбил и его потрёпанную шляпу, и губную гармошку, и долгие разговоры о свободе и одиночестве. Карл понимал, что Снусмумрик сам выбрал свой путь, и всё же мальчику было его жаль. В таком выборе ему почему-то виделась обречённость...

— Кого ты любишь здесь? — подняв голову, спросил вдруг Матти.

— Больше всех мне нравится Снусмумрик... И ещё хатифнатты... — заметив, что старший брат внимательно смотрит на него, Карл подошёл к нему и проговорил как можно непринуждённее. — А ты что учишь, Тапани?

— Тёмные искусства... Преподаватель сказал, в этой школе их учат мало...

— Наверное, твой преподаватель не знаком с профессором Грюмом, — усмехнулся Карл. — А почему ты делаешь уроки, а твой брат читает сказку?

— Они дали один учебник. Поэтому сначала читаю я, потом он, — объяснил Тапани.

Книга в руках ребёнка выглядела очень старой, некоторые страницы не могла уже спасти никакая магия.

— Ей почти семьдесят лет, — угадав его мысли, сказал Тапани.

— Правда? Можно взглянуть?

Карл осторожно взял книгу и коснулся полустёршихся букв на обложке. Потом открыл первую страницу и вдруг увидел в углу надпись, сделанную неровным детским почерком: «AlfredvonDietrich».

— Не может быть! — поражённо воскликнул он. — Этот учебник принадлежал Альфреду фон Дитриху!

— Ты его знаешь? — удивилась Валери.

— Да!.. То есть я читал его стихотворения... Он поэт... Вот совпадение! — Карл взволнованно смотрел на книгу. — Значит, он учился в Дурмстранге!

— Фон Дитрих... Он немец? — спросила Валери.

— Да... Можно я посмотрю эту книгу?

— Конечно, — Тапани подозвал Матти, и они с любопытством окружили Карла.

Тот бережно листал страницы, но, к сожалению, Альфред, по-видимому, был очень аккуратным мальчиком — на выцветшей бумаге не осталось ни одной пометки.

— Может, под обложкой что-нибудь есть? — предположила Валери. — Я часто забываю разные мелочи под обложкой.

Карл отогнул краешек кожаной обложки — и действительно, обнаружил под ней два сложенных листа пергамента.

Развернув первый лист, он увидел написанный почерком Альфреда рецепт приготовления оборотного зелья, а рядом — слово «Hausarbeit» — «домашняя работа». Ниже было ещё несколько строчек на немецком, но знание этого языка ограничивалось для Карла простейшими словами и фразами.

— Можно использовать заклинание... для перевода, — предложил Тапани. — Нам сказали, потому что мы плохо знаем языки...

Он произнёс заклинание — и буквы разбежались по листу, словно перепуганные насекомые, а потом снова собрались — но уже в английские слова.

«А что если вместо частиц другого человека, использовать частицы себя? Сможет ли зелье открыть нам наше настоящее лицо? Выпив несколько капель, найдём ли мы ответ на вопрос: «Кто мы?»»

— Какой странный... был ребёнок... — пробормотала Валери. Она вдруг потеряла интерес к книге. Ей захотелось всё бросить и уйти.

— Да, странный... — отозвался Карл.

В листке больше ничего не было, кроме пряди светлых волос, и он так и не узнал, смог ли Альфред осуществить задуманное и найти ответ на свой вопрос. Отложив в сторону бумагу и волосы, он развернул второй пергамент. Это оказалось письмо. Альфред, очевидно, так и не решился отправить его — строки были перечёркнуты. Заклинание Тапани снова превратило немецкие слова в английские:

«Здравствуй, дорогой отец!

Прости, что не написал тебе сразу, как приехал. Здесь очень строгий распорядок, трудно найти даже несколько свободных минут. Надеюсь, в будущем я научусь лучше распределять своё время и смогу писать тебе чаще.

Мне нравится в школе. Замок и природа вокруг очень красивые. Я представляю, как ты ходил здесь, и думаю, тебе тоже нравилась эта строгая красота.

Преподаватели с большим уважением отзываются о тебе и выражают надежду, что я буду таким же хорошим учеником, как ты.

У нас много предметов, но главное внимание уделяется Тёмным искусствам. Преподаватели объяснили, что Тьмы не надо бояться, потому что она есть в каждом из нас... Но знаешь, я смотрю в их глаза... И я не вижу там... счастья... Отец, а что если, научив нас Тьме, они забудут научить нас Свету?..»

На этом письмо обрывалось.

Карл перевернул страницу, там Альфред записал строки стихотворения.

Баллада о непроросших крыльях

На просторах, где нам нет имён,

Мы смотрели в беззвёздную высь.

Нам сказали, что там теперь дом

Тех, кому никогда не спастись.

Но и не небу, где свет не мерцал,

Никогда не вместить долгий стон,

Что, рождаясь, в молчаньи сгорал

На просторах, где нам нет имён...

Начало стихотворения тоже не понравилось Альфреду — строки были перечёркнуты.

Карл долго смотрел на учебник. Странно, у него никогда не было такого острого желания иметь вещь, оставленную кем-то родным — отцом или, может, старшим братом. Но сейчас он всё бы отдал за какую-нибудь мелочь, хранящую в себе частицу прошлого, которую передал бы ему родной человек. Такого человека у Карла быть не могло, может, поэтому книга, принадлежавшая Альфреду фон Дитриху, казалась ему особенно ценной.

— Спасибо... — он нехотя вернул книгу Тапани.

«Но, в самом деле, не могу же я украсть у них эту книгу. Она ведь даже им не принадлежит, они должны будут вернуть её в школьную библиотеку...» — подумал он, прогоняя навязчивые мысли.

— А можно, я оставлю себе его бумаги? — спросил он, снова стараясь придать своему голосу непринуждённость.

— Конечно! — в один голос ответили братья.

— Спасибо, — Карл осторожно взял свои сокровища и отнёс в комнату.

Потом он долго представлял мальчика, впервые приехавшего в Дурмстранг. Раньше Карл считал родителей Альфреда фон Дитриха обычными людьми. Ему казалось, волшебный мир был для Альфреда таким же чужим, как и для него. Теперь он понимал, что ошибался. Альфред вырос среди волшебства, волшебство было у него в крови, чистота которой наверняка могла поспорить с чистотой крови мистера Малфоя... Он писал только отцу, значит, его мать умерла. Сначала Карл решил, что она была похожа на Нарциссу Малфой, но потом подумал, что в ней было больше от матери Тапани и Матти. Он закрывал глаза — и почти видел бледную тонкую женщину, медленно угасающую от болезни, но всё пытающуюся улыбаться. Эта женщина стала душой Альфреда. Отец стал его жизнью. В каждой строке неотправленного письма Карл чувствовал глубокую привязанность, испытываемую Альфредом к этому человеку. И тем болезненнее казались длинные линии, перечёркивающие строки. Словно вместе со словами Альфред перечёркивал самого себя...

Карл заснул уже под утро. Ему снился человек, сидящий на поваленном дереве. На нём был блестящий чёрный цилиндр — и Карл понял, что перед ним волшебник из сказки о муми-троллях. Волшебник этот обладал печальной особенностью — он мог исполнять только желания других, но не свои собственные. Налетевший порыв ветра растрепал светлые волосы. Человек в цилиндре повернул голову — и Карл узнал Альфреда фон Дитриха.

Утром, когда он вышел из замка, его поймала Валери.

— Давай погуляем, пока ещё осень! — попросила она.

— Прости, я не могу, у меня сейчас прорицания, — покачал головой Карл.

— Это же ужасная чушь! — безапелляционным тоном заявила девочка.

— Да, предмет немного странный, но в этом году стало интереснее... Мы изучаем звёзды. Это почти как астрономия...

— Король Звезды?.. Тот волшебник на матче сказал, ты Король Звезды?..

— Какой я король!.. — рассмеялся Карл. — Погуляем вечером, хорошо?

— Хорошо, — вздохнула Валери и пошла назад в замок, а Карл побрёл к Северной Башне.

Занятия профессора Трелони действительно стали интереснее, правда, связано это было с тем, что участия преподавателя в них стало не больше, а меньше. Теперь можно было взять книгу, забиться в угол и читать, не рискуя каждую секунду услышать предсказание о несчастном случае, который вот-вот должен произойти.

Карл не очень верил в магическую связь судьбы человека со звездой, под которой он был рождён, но читать о звёздах было интересно. Вот, например, Арктур — самая яркая звезда в северном полушарии, ярче Солнца в сто десять раз. Карл закрыл глаза и попытался представить, как выглядело бы небо, освещённое красным гигантом... Наверное, эта звезда сожгла бы землю... Он тряхнул головой, прогоняя видение, и вернулся к книге:

«Имя звезды происходит от древнегреческого слова, означающего «Страж Медведицы», арабское название звезды переводится как «Хранитель небес».

Люди, рождённые под этой звездой, имеют огромную силу, и не только физическую. Арктур покровительствует дрессировщикам, целителям, магам. Многие считают Арктур злой звездой, но на самом деле он не злой и не добрый, а дающий огромную силу. Арктур ставит перед человеком задачу идти до конца, иначе он будет раздавлен этой силой».

Карл отложил потрёпанный учебник и задумался. Зачем нужна такая сила, если она лишает тебя возможности выбора?.. Идти до конца... Но кто определяет, где этот конец?.. Он приподнялся и посмотрел в окно, словно пытаясь разглядеть на небе звезду в сто десять раз ярче Солнца... Нет, звёзды не могут указывать нам, как жить. Они способны только начертить дороги, но по какой из них идти, решаем мы сами... «Я бы не пошёл за тобой. Даже если бы ты дал мне всю свою силу», — мысленно пообещал он кому-то невидимому. Кто-то невидимый не ответил.

Карл прочитал название следующей звезды и улыбнулся: «Сириус — главная звезда в созвездии Большого Пса и ярчайшая в нашем небе. С давних времён Сириус считается звездой власти и войны, сочетая в себе качества Марса и Юпитера (воинственность и авторитаризм). Также он является символом духовной и мистической помощи.

Сириус можно часто увидеть в гороскопах самых известных и прославившихся магов. Рождённым под этой звездой Сириус обещает славу, почести, богатство. Но слишком честолюбивые стремления часто приводят к печальным последствиям. В то же время влияние этой звезды проявляется в мировоззрении человека как разделение мира «на чёрное и белое», на друзей и врагов, без полутонов».

Карл вспомнил сбежавшего узника Азкабана. Он не знал, почему родители выбрали для ребёнка такое имя и было ли это связано с названием звезды. Знакомство с этим человеком было слишком коротким, чтобы он мог судить о его характере. Но сейчас Карл спрашивал себя, не были ли несправедливое осуждение и годы тюрьмы теми «печальными последствиями», о которых предупреждала книга.

Перелистнув страницу, он продолжил чтение: «Тубан — главная звезда в созвездии Дракона. Название это имеет арабское происхождение и означает «дракон». Около пяти тысяч лет Тубан играл роль Полярной звезды и указывал на северный полюс Мира. С тех пор считается, что Дракон охраняет Северный полюс и все звёзды на небе. Говорят, через двадцать тысяч лет Тубан снова станет северной Полярной звездой земли.

Человека, испытавшего на себе влияние этой звезды, ждёт странная судьба. Желания его рано или поздно исполнятся, но каждое исполненное желание будет забирать часть его жизни, часть его самого...»

Потом было ещё много звёзд и судеб, под конец занятия названия и характеры начали путаться, завязываясь в один клубок, который уже невозможно размотать. Выйдя из башни, Карл полной грудью вдохнул пахнущий дождём и приближающимися холодами воздух и медленно пошёл в замок. Хотя на следующих двух парах было зельеварение, ему не хотелось торопиться. Наоборот, он словно нарочно замедлял шаг, пытаясь отдалить момент, когда придётся сесть за парту и сколниться под тяжёлым, осуждающе-презрительным взглядом.

Они с профессором Снейпом, как обычно, обходились без слов. В тот вечер, когда кубок назвал его имя, было сказано достаточно. Теперь Карл молча готовил противоядия, стараясь не обращать внимания на Драко Малфоя, щедро делившего свою нелюбовь между ним и Гарри Поттером. Значок на груди Драко мигал, словно рождественская ёлка:

Гарри Поттер — ты смердяк,

Задавала и дурак.

А через несколько секунд уже:

Хоть зовут тебя Король,

На турнире будешь «ноль»!

«Интересно, это он сам сочинил?» — думал Карл, но спрашивать не стал. Три года, проведённые рядом с Малфоем, научили его не обращать внимания на подобные замечания. А вот Валери каждый раз сердилась по-настоящему. Она тоже сделала себе значок, вместив все чувства в одну строку: «Голосуй за Драко Малфоя — студентку Шармбатона!» И сколько Карл ни объяснял, что в английском нет слова «studentgirl» да и глагол «голосуй» не очень подходит в данной ситуации, Валери только сильнее раздражалась, даже пообещала сочинить про него что-то похожее, если он не перестанет лезть к ней со своими глупыми советами.

Отвернувшись от Малфоя, Карл попытался сосредоточиться на задании. Профессор Снейп обещал испробовать на ком-нибудь из студентов приготовленные на уроке противоядия, поэтому нужно было быть очень внимательным. Но Карлу так и не удалось узнать, получилось ли у него сделать элексир, спасающий жизнь, потому что в класс постучался Колин Криви — третьекурсник из Гриффиндора.

— Простите, сэр, но Гарри Поттера вызывают наверх. И Карла Штерна тоже, — сообщил он.

— Мистеру Поттеру и мистеру Штерну предстоит ещё час работы с зельями. Наверх они поднимутся после урока, — холодно возразил профессор Снейп.

— Сэр, их ждёт мистер Бэгмен, — пробормотал покрасневший Колин. — Все чемпионы должны идти. Их, по-моему, будут фотографировать.

Теперь презрения во взгляде Северуса Снейпа стало ещё больше. Карл и сам не мог без улыбки представить себя под объективами фотоаппаратов. Собрав вещи и пробормотав никому не нужное «извините», он пошёл за Колином и Гарри в аудиторию, где уже собрались остальные участники турнира. И ещё там была волшебница в алой мантии, которую Людо Бэгмен представил как Риту Скитер, журналистку журнала «Пророк». Карл посмотрел на неё — и в глазах зарябило от ярких цветов, золота и драгоценностей. Если бы эта женщина обладала способностью к анимагии, она наверняка бы превратилась в попугая. Говорила Рита Скитер тоже много и быстро. Первым делом она, естественно, решила взять интервью у Гарри Поттера. А когда тому, наконец, удалось вырваться, взялась за Карла.

— Я ничего о тебе не знаю, — сказала она, словно архангел, стоящий у врат Рая и вдруг обнаруживший, что чьего-то имени нет в его списке.

Карл молча смотрел в пол.

— Понимаешь, в турнире не может участвовать «никто», — объяснила Рита.

— Видимо, может, — пробормотал он.

— Моим читателям нужна «история». Не сомневаюсь, у тебя есть, что мне рассказать, — улыбнулась женщина.

Затолкав его в тесную комнату, она достала длинное зелёное перо и свиток пергамента.

— Итак, как тебя зовут? — приветливо спросила журналистка.

— Карл Штерн.

— Штерн?.. Кто твои родители?

— ...У меня нет родителей...

— Как это нет? Где они? Умерли? Их тоже убил Сам-Знаешь-Кто?

— Нет... Я вырос в приюте.

— В каком приюте?

— В обычном... Для людей.

— В маггловском приюте?

— В приюте для людей.

— В твоём детстве произошла какая-нибудь страшная история?

— У меня было обычное детство.

— У тебя была несчастная любовь?

— Нет.

— Ты решил принять участие в турнире, чтобы заявить о себе?

Карл горько улыбнулся: у этой женщины и профессора Снейпа оказалось что-то общее.

— Нет.

— Но так не пойдёт! — она откинулась на спинку стула. — Это же скучно, понимаешь? Люди не станут читать такое! Им нужно, чтобы их заставили дрожать, чтобы нашли их сердце, выжали и повесили сушиться! И если ты хочешь, чтобы о тебе говорили, делай то, чего они хотят. Выворачивайся наизнанку, изображай героя, они обожают героев!

— Сожалею, но я не...

— Что ты не?.. Думаешь, кому-то интересна история мальчика из маггловского приюта? Да таких историй тысячи! Вот если бы ты был внебрачным сыном премьер-министра и ведьмы, или твоего отца осудили за домогательства по отношению к несовершеннолетнему сыну — тогда другое дело. Думай, Карл, думай, ты уже не маленький. Я здесь, чтобы помочь тебе. При условии, что ты тоже поможешь мне. Понимаешь, я, конечно, всё могу сочинить и без тебя, но с тобой это будет выглядеть более правдоподобно, — она доверительно подмигнула ему. — Последнее время меня часто обвиняют в том, что у моих статей слишком похожий стиль. Так что думай!

Карл почувствовал себя насекомым в альбоме коллекционера. Но коллекционеру было мало поймать насекомое, он ещё пытался заставить танцевать его, насаженного на булавку.

Он посмотрел на женщину — и ему захотелось найти в ней душу и сжать так сильно, чтобы из души пошла кровь. Испугавшись этого внезапного порыва ярости, он быстро поднялся и, шатаясь, пошёл к двери, где столкнулся с Людо Бэгменом.

— Простите, что прерываю вас, — радостно начал Людо, — но пришёл мистер Оливандер!

Мистер Оливандер оказался пожилым волшебником с необычайно светлыми глазами. Он должен был проверить палочки чемпионов, чтобы убедиться в их готовности к турнирным сражениям.

Первой мистер Оливандер пригласил Флёр Делакур. Палочка Флёр была сделана из розового дерева и содержала в себе волос с головы вейлы, бабушки Флёр. Этот факт необычайно удивил волшебника. Карлу тоже это сначала показалось немного странным, но потом он подумал, что девушка, наверное, очень любила свою бабушку и поэтому хотела навсегда сохранить память о ней.

Палочку Седрика Диггори сделал сам мистер Оливандер, она была из ясеня и содержала волос единорога. Волшебник с улыбкой вспоминал свою давнюю встречу с единорогом, который не очень-то хотел, чтобы его волосы становились содержимым палочек.

А вот палочку Виктора Крама сделал волшебник по фамилии Грегорович. Мистер Оливандер странно отозвался о стиле этого мастера, и Карл почему-то подумал, что волшебную палочку Альберта фон Дитриха сделал именно Грегорович.

Когда Гарри Поттер протянул мистеру Оливандеру свою палочку, глаза старого волшебника вспыхнули.

— О, я очень хорошо её помню.

Это своё изобретение он изучал дольше всего, потом выпустил в воздух фонтан вина и вернул Гарри.

Карл понял, что наступила его очередь. Стесняясь, он подошёл к мистеру Оливандеру и протянул свою волшебную палочку. Волшебник повертел её в руках и нахмурился:

— Смоковница?.. Я бы не рекомендовал покупать турецкие палочки, среди них бывает много дешёвых подделок. Настоящие мастера редко используют древесину инжира для изготовления магических предметов.

Карл ещё ниже опустил голову: он свою палочку не выбирал.

Директор подошёл к мистеру Оливандеру и тихо сказал ему что-то. Карл разобрал только слова «приют» и «попечительскй совет».

— Ах, вот как!.. — протянул старый волшебник. — Ну, тогда...

И вдруг замолчал, поражённо глядя на палочку.

— Вы пользуетесь этой палочкой с первого курса? — спросил он, пристально посмотрев на мальчика.

— ...Да... Я ничего с ней не делал, сэр!.. — испуганно проговорил Карл, решив, что палочка сломалась и мистер Оливандер обвиняет в этом его.

— Дело в том, что... — он посмотрел на директора.

— Что случилось? — спросил тот, подойдя ближе.

— Вы знаете, — обращаясь к Карлу, сказал мистер Оливандер, — что волшебные палочки состоят из корпуса, для которого чаще всего используется древесина, и сердцевины, представляющей собой частицу магического существа. Так вот... Как я уже сказал, эта палочка — дешёвая подделка. В ней нет сердцевины.

Карл посмотрел на директора, пытаясь понять, считает ли он его виновным в несчастье, произошедшем с палочкой. Но вид у Альбуса Дамблдора был скорее растерянный, чем рассерженный.

— Мы не проверяем волшебные палочки учеников... — ответил он.

— Но с такой палочкой он не может участвовать в турнире. Это поставит мальчика в неравные условия по сравнению с остальными, — сказал мистер Оливандер. — Может быть, вы захотите приобрести другую палочку? — спросил он, посмотрев на Карла.

Заработанные летом деньги лежали, спрятанные, в тумбочке. Наверное, их хватило бы на волшебную палочку, но он откладывал их, чтобы оплатить обучение в университете...

— Нет... Нет, я не смогу купить волшебную палочку... — сказал Карл потупившись.

— Тогда, возможно, следует обратиться в Попечительский совет... — предложил мистер Оливандер. — Вы участник Турнира Трёх волшебников, они должны помочь вам.

Карл представил, как подходит к мистеру Малфою и говорит: «Вообще-то мне нельзя было участвовать в турнире, но моему ворону удалось бросить в кубок листок с моим именем. И хотя ваш сын вместе с остальными студентами факультета и самим деканом считают меня полным ничтожеством, не могли бы вы дать мне новую волшебную палочку, чтобы у меня была возможность показать им, как сильно они ошибаются».

— Хотя, конечно, нельзя достичь хороших результатов, если пользуешься чужой палочкой, — возразил самому себе мистер Оливандер.

И вдруг Карлу в голову пришла идея.

— А вы можете!.. — воскликнул он и смущённо замолчал. За свою жизнь он так и не научился просить для себя.

— Вы что-то придумали? — с любопытством спросил волшебник.

— ...Вы не могли бы... Может быть, можно... Просто я... привык к этой палочке... И она не такая уж бесполезная, иногда и у неё что-то получается, правда!.. Может быть, вы... положите в неё... сердцевину... Это ведь, наверное, получится не очень дорого... И если можно... Я бы хотел, чтобы это были волосы, как в палочке мисс Флёр!.. — выпалил он.

— А у вас тоже есть знакомая вейла? — удивился мистер Оливандер.

— Нет, это волосы... волшебника... Он писал красивые стихотворения... Мне очень нравится...

— Я предпочитаю использовать в качестве сердцевины частицы магических животных, но если вы настаиваете...

— Пожалуйста!.. — Карл загорелся своей идеей.

— А вы уверены, что эта палочка вам подойдёт? — с сомнением проговорил мистер Оливандер. — Волосы в палочке мисс Флёр принадлежат её бабушке, а этот волшебник...

— Мне очень нравятся его стихотворения!.. И потом...

И потом у него нет бабушки.

— Ну что ж, технически это возможно... Конечно, мне нужно некоторое время...

— Первый тур ведь ещё не скоро! — беззаботно проговорил Карл и поймал на себе неодобрительные взгляды Флёр Делакур и Виктора Крама.

— Хорошо... Пожалуй, я соберу для вас эту палочку, — согласился старый мастер. — А что касается денег... Думаю, у меня достаточно средств, чтобы позволить себе сделать что-то бесплатно, — добавил он с улыбкой.

— ...Спасибо... Спасибо большое!.. — Карл был так изумлён, что не находил слов. — Я вам сейчас принесу... волосы волшебника... Можно, директор? — он быстро посмотрел на Альбуса Дамблдора.

— Можно, — кивнул тот.

Карл выбежал из комнаты. Прыгая через несколько ступенек, он ощущал внутри странную горьковатую радость. Эта палочка станет как маленький кусочек наследства, оставленный ему Альфредом фон Дитрихом!.. И мистер Оливандер оказался таким добрым!.. Он согласился помочь ему — совсем незнакомому человеку!..

Карл так торопился, что заметил идущего впереди студента слишком поздно, когда столкновения было уже не избежать.

— Прости!.. — пробормотал он.

Юноша молчал.

Карл поднял голову и встретился взглядом с ледяными глазами Джейдена Ван Стратена.

— Прости, я не заметил тебя... — повторил Карл.

Джейден не ответил, продолжая давить его взглядом. Карл вдруг подумал, что мало найдётся людей, желающих смотреть в эти глаза.

— Прости... — снова повторил он и медленно пошёл дальше.

Испытываемая мгновение назад радость испарилась — словно этот юноша был чёрной дырой, поглощавшей свет... Разве можно быть до конца счастливым, когда есть те, чьи души похожи на беззвёздый космос?..

Спустившись в общежитие, Карл бережно достал светлые локоны, завёрнутые в листок бумаги. Какой была душа этого человека?.. Что он чувствовал, когда зачёркивал себя?.. Может, мистер Оливандер прав, и не стоит принимать наследство, оставленное чужими. А вдруг они оставили боль, страдание, скорбь?.. Но кем мы станет, если будем принимать только чужое счастье?..

Сжав в руке светлые локоны, Карла поднялся с колен и пошёл наверх.

В аудитории остались только мистер Оливандер и директор.

— Вот, сэр... Я принёс, — он протянул ему сложенный листок пергамента и свою палочку.

— Вы уверены, что хотите этого? — снова спросил мистер Оливандер.

— ...Уверен, — ответил Карл.

— Что ж... — он медленно кивнул. — Да, кстати, а как звали этого волшебника?

— Альфред фон Дитрих.

— Фон Дитрих?.. Он немец?

— Да, он учился в Дурмстранге.

— Ясно... Я постараюсь сделать её как можно быстрее и пришлю сюда с совой.

— Спасибо большое, сэр!.. — прижав руки к груди, произнёс Карл.

— Ну, будет вам, — чуть смущённо проговорил старый мастер. — Ступайте.

— До свидания! — Карл поклонился мистеру Оливандеру и директору.

— До свидания, — ответил волшебник.

Альбус Дамблдор ничего не сказал.

Вечером, когда они гуляли около замка, Карл рассказывал эту историю Валери и близнецам.

— Вот это да! — удивлялась Валери. — Как же ты три года жил с такой дефективной палочкой?

— Она работает, — объяснял Карл, — просто не сразу... Нужно очень много стараться, чтобы что-то получилось...

— Как она может работать, если у неё сердцевины нет? Это всё равно что часы без батареек, — фыркнула девочка.

— Ну, не знаю...

— Теперь ты точно победишь! — воодушевилась она. — Если ты даже с такой палочкой мог колдовать, то теперь всем утрёшь нос!

— Глупости!.. — возразил Карл. — Одни только волосы не могут научить творить чудеса, даже если это волосы самого Мерлина!.. Я не верю в такое!

— А лучше бы верил, — назидательно сказала Валери. — У тех, кто верит, так и получается.

— Я не хочу верить в такое! — повторил Карл.

— Господи, какой же ты упрямый! — вздохнула Валери. — Надо было подружиться с Виктором Крамом. Жаль, что я не очень люблю спортсменов!..

— А кого ты любишь? — спросил маленький Матти.

Валери остановилась. Потом замотала вокруг шеи длинный шарф, словно ей вдруг стало зябко, и быстро пошла вперёд.

— Нам пора! — крикнула она, не оглядываясь.

Карл взял за руки детей и медленно пошёл за ней.

Через две недели, когда они ужинали в столовой, совы принесли почту. Драко развернул «Пророк», намекнув, что отец посоветовал ему непременно прочитать этот номер. Похоже, статьи там были, и правда, очень интересными: Драко смеялся, не переставая. А потом поспешил передать Гарри Поттеру основное содержание.

— О тебе тут тоже есть, — сказал он, подойдя к Карлу. — Хочешь почитать?

Карл не хотел, но зачем-то взял газету. Ему была посвящена отдельная статья, которая называлась «О вреде благотворительности».

— Не надо это читать, — нахмурившись, проговорила Валери.

Но его взгляд уже бежал по строчкам.

«...и забывая о своих детях, мы дарим им наше внимание, нашу заботу, наши средства. А что получаем взамен? Вместо почтения и благодарности они смотрят на нас с презрением и угрозой. Они готовы пойти на всё, лишь бы доказать нам своё превосходство. И не гнушаются ни ложью, ни подлостью, пытаясь добиться своей цели.

Ему дали возможность учиться в лучшей магической школе, но он захотел большего. «Я стану самым великим волшебником!» — решил он и бросил своё имя в Кубок огня. Участвовать в турнире значит защищать честь школы, в которой ты учишься. Но его не волновала честь школы. Иначе он бы вспомнил оценки, полученные за три года, и десять раз подумал бы, прежде чем принять участие в таком ответственном соревновании. Но что значила для Карла Штерна ответственность перед школой по сравнению со своими собственными тщеславными интересами?

Этот случай не единственный, но он снова ставит перед нами вопрос: должны ли мы проявлять столько заботы о детях магглов, если потом эти дети направляют свои волшебные палочки на нас? Говорят, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Может, пришла пора задуматься, пока наша доброта не привела нас самих к гибели?..»

— Спасибо, — сквозь зубы произнёс Карл, возвращая Драко газету.

— Лично я считаю, что давно пора задуматься, — выразил своё мнение Драко.

— Неужели? — зло рассмеялась Валери. — Ты и думать умеешь?

— Слушай, грязнокровка!..

— Хватит, — остановил их Карл. — Валери, пойдём отсюда.

— Никуда я не пойду! — раздражённо отмахнулась девочка. — И знаешь, что...

Тут в окно влетела большая белая сова и, покружившись над Карлом, осторожно опустила ему в руки небольшой свёрток.

— Это же!.. — забыв о Малфое, воскликнула Валери.

— Смотри, кто-то вспомнил про тебя — первый раз за три года, — с насмешливым удивлением сказал Драко. — Наверное, бесплатный экземпляр «Пророка».

— Дурак ты! — бросила ему Валери и, схватив Карла за руку, потащила к близнецам. — Ребята! Доедайте быстрее! Карлу прислали палочку!

Убежав из замка, они забрались на высокий холм. Там было тихо, и только ветер стелил по земле увядшие нити травы.

— Открывай! — прошептала Валери, огоньки в её глазах дрожали.

Карл осторожно развернул упаковочную бумагу и снял крышку с футляра.

Палочка была одновременно знакомой и незнакомой. Волшебник отполировал её, и она выглядела почти как новая. Но главное заключалось не этом... Теперь у его палочки было сердце...

— Попробуй, попробуй какое-нибудь заклинание! — нетерпеливо шептала над ухом Валери.

Карл бережно взял палочку, некоторое время держал её в руках, а потом положил обратно в футляр.

— ...Нет, — тихо ответил он.

— Как это нет?! — удивилась Валери.

— Я не хочу использовать её без необходимости... Не обижайтесь, — быстро проговорил он, видя, что они его не понимают, — просто тот человек... поэт... Мне кажется, я не имею права использовать его силу для... для забавы... Я ведь для него никто... Может, он и не захотел бы стать частью этой волшебной палочки...

— Ты говорил, что не веришь во все эти магические штучки! — обиженно выкрикнула Валери, вставая. — Ты просто боишься, что ничего не сможешь!

— Нет, Валери!..

— А может, остальные правы, и эта история с турниром вскружила тебе голову! — она повернулась и побежала к замку.

Карл закрыл лицо руками. Даже эта странная дружба рассыпалась... Но как объяснить ей, что в палочке теперь не только сила, но и боль?.. Он решился принять их, но не знает, сможет ли...

— Я был неправ, — прошептал он, сжимая виски. — Она просто хотела увидеть чудо... Увидеть силу, о которой мечтает... Я должен...

Карл вскочил и побежал вниз.

— Валери, подожди!.. — он догнал её у каменных развалин.

— Чего тебе? — резко ответила девочка.

— Прости!.. Я не хотел обидеть тебя... Я попробую заклинание...

— А как же твой Альфред фон Дитрих? Вдруг он не захочет стать частью этого заклинания? — в голосе Валери была злая насмешка пополам с обидой.

— Не сердись на меня, пожалуйста...

Она молчала. Потом кивнула.

— Какое заклинание ты хочешь увидеть?

— А что вы сейчас проходите?

— Манящие чары...

— Ну, пусть будут манящие чары.

— А что мы будем притягивать?

Валери задумалась и вдруг, вскинув голову, крикнула:

— Звёзды!

— Нет, ну, это уж чересчур, — улыбнулся Карл.

— Попробуй! — радостно воскликнула девочка.

Он рассмеялся, потом поднял палочку и сказал с улыбкой:

— Акцио, звёзды!.. Вот видишь, для звёзд такого заклинания недостаточно.

— Вижу, — тоже с улыбкой ответила Валери. — Но было бы здорово... Ладно, тут холодно. Давайте лучше обследуем тайные коридоры замка.

— Разве ты не все их обследовала?

— Нет, ваш замок потрясающий! Его и за несколько жизней до конца не обследуешь. Ребята, возвращаемся! — сказала она близнецам.

Дети направились по узкой тропинке к замку. Они уже подошли к стенам Хогвартса, когда Тапани вдруг остановился и сказал тихо:

— Смотрите...

Валери подняла голову и замерла: с неба падали звёзды.

— Метеоритный дождь... — пробормотал Карл. — Какое совпадение...

Но Валери не слушала. Ловя глазами отражения светящихся точек, она представляла себя волшебницей, способной менять направление ветра, орбиты планет и человеческие судьбы.

Карл грустно улыбнулся и побрёл в Хогвартс. Он подарил Валери силу. Ему осталась боль.

Сны пришли сразу, как только он коснулся головой подушки. Их было много. Картины менялись, словно кадры старой киноплёнки, потом всё заполнило небо и звуки взрывающихся снарядов. Воздух пах гарью, было трудно дышать. Внизу раздавались крики. Карл знал, что не мог слышать их с неба, но всё равно слышал. Его глаза ослепли от пепла, он не видел ни эмблем, ни флагов, — только в его голове кричали чужие голоса и внутри его тела разрывались чужие тела...

Он проснулся и сел на кровати, обняв колени. Перед глазами стояли неровные детские буквы:

«Здравствуй, дорогой отец!

Прости, что не написал тебе сразу, как приехал. Здесь очень строгий распорядок, трудно найти даже несколько свободных минут. Надеюсь, в будущем...»

Ад в небе, задыхающемся от пепла, — вот твоё будущее...

Взяв покрывало, Карл выбрался из постели и, стараясь не разбудить остальных, пошёл в гостиную. Там, у камина, он сжался в неловкой позе, словно пытаясь уменьшиться и таким образом уменьшить боль. Раздался тихий шорох, и на плечо тяжело опустился Рабэ. Пламя, дрожа, рисовало на полу странную тень — одну на двоих.

За последнее время произошло столько всего, что Карлу не хватало времени подумать о турнире. Но чем ближе становился день первого испытания, тем больше думали об этом окружающие. Глаза студентов горели насмешливым ожиданием его поражения, а Валери светилась верой в его победу. Поначалу поддержка девочки помогала Карлу, но со временем стала тяготить. И у его одноклассников, и у Валери существовал свой, придуманный Карл. Один — бессильный, не способный ни на что. Другой — обладающий бесконечным могуществом. Наличие этих двойников причиняло ему неудобство, порой даже раздражало. И пока Карл гадал, как их уничтожить, они становились всё реальнее, а он настоящий по-прежнему был никому не нужен...

За два дня до начала турнира произошёл странный случай. К нему подошёл Гарри Поттер и сказал, что на первом испытании будут драконы. Это вернуло его в реальность. Турнир, казавшийся бесконечно далёким и потому иллюзорным, вдруг оказался совсем близко. Скоро он должен будет встать перед всеми этими людьми — и сделать что-то... Дракон?.. Почему дракон?.. Разве в этом проявляется магия?.. Почему их не попросят придумать зелье, возвращающее зрение, или составить заклинание, помогающее ходить тем, кто, казалось, навсегда потерял способность двигаться... Что ему делать с драконом?..

У Виктора Крама, наверняка, давно уже был готов ответ. Почти всё время он проводил в обществе своего учителя или сидел в библиотеке над книгами, которые посоветовал прочесть профессор Каркаров. Мадам Максим тоже постоянно опекала Флёр. Она не стала бы строго соблюдать правила, особенно после того, как директор Хогвартса выставил трёх участников вместо одного.

А вот профессора Снейпа было трудно обвинить в пристрастности. Напротив, он до крайности щепетильно соблюдал все предписания, не нарушая их ни единым словом...

В отличие от него, профессор Грюм никогда не жалел для студентов слов. И каждый урок был продолжением бесконечной обвинительной речи. В день турнира сидеть на его занятиях было особенно трудно. Все словно ждали, что Карл умрёт от страха ещё до начала соревнований. А профессор снова и снова рассказывал о заклятии «Империус»:

— ...многие нашли в нём своё жалкое оправдание и убежище, но правду не скрыть. И как бы ни старались некоторые выглядеть честными и благородными, сирена — это чудовище с уродливым рыбьим хвостом, дракон — та же змея, а...

После обеда Карл вместе с Валери и близнецами пошёл к загону, но войти в палатку для участников турнира они вместе с ним не могли.

— Ты победишь, я знаю! — радостно сказала Валери, и огненные дьяволята полностью заполнили её глаза.

Тапани и Матти молчали. В эту минуту Карл радовался, что они плохо знают английский.

Рассеянно кивнув, он вошёл в палатку. Там сидела бледная Флёр Делакур. Она уже не думала о славе, ей просто хотелось остаться в живых. Виктор Крам хмурился сильнее обычного, Седрик нервно ходил из угла в угол. Они знали, что не умрут, но на их плечах лежала не меньшая тяжесть: каждый должен был защитить честь своей школы.

Карл никому ничего не был должен. И жизнь он тоже не боялся потерять. В этом отсутствии страха не было ничего героического, просто, уйдя, он почти ничего не оставил бы здесь.

Дождавшись своей очереди, он подошёл к мистеру Бэгмену и опустил руку в мешочек из красного шёлка. В ладони остался крошечный чёрный крылатый дракон с серебряными глазами.

— Северный виверн, — назвал его Людо Бэгмен.

Карл растерянно смотрел на своего дракона... Что ему делать?.. Что делать?..

Откуда-то выбежала Рита Скиттер.

— Слушай, не сердись из-за той статьи, — с улыбкой сказала она. — Я бы сама предпочла вариант с незаконнорожденным сыном премьер-министра, но Министерству Магии понадобилась статья про детей магглов.

Карл отмахнулся от этой женщины, словно её присутствие вызывало у него зубную боль.

— Мистер Штерн, ваш выход! — объявил Людо Бэгмен.

Он тяжело поднялся и пошёл к загону.

Дракон был большим и угольно-чёрным. Сложенные крылья казались обломками скал. Он выглядел спящим, но из-под полуприкрытых век разливалось холодное серебристое сияние.

Словно зверь, пойманный в клетку и выставленный на забаву... Они оба звери, на которых пришли посмотреть. Посмотреть, как они пустят друг другу кровь...

«Выворачивайся наизнанку, изображай героя, они обожают героев!»

«Не хочу... Я не хочу сражаться с ним... — повторял про себя Карл, беспомощно глядя по сторонам. — Что же делать?..»

Вдруг ему вспомнились слова... Кажется, это профессор Грюм говорил... «Дракон — та же змея...» Ведь правда, драконы родственны змеям. Если он мог говорить со змеем, то и с драконом, наверное, получится... Карл облизнул засохшие губы, пытаясь вспомнить, как произносятся чужие звуки...

— Послушай... Пожалуйста, послушай меня...

Дракон молчал, а в рядах зрителей раздался поражённо-брезгливый возглас.

— Они пришли посмотреть... как я буду побеждать тебя... Но я не хочу тебя побеждать... Пожалуйста, поговори со мной...

Дракон медленно открыл серебряные глаза.

— Кто ты такой, чтобы я стал говорить с тобой? — произнёс он голосом, похожим на шёпот ветра в скалах у моря.

— ...Меня зовут Карл Штерн. Я участвую в этом турнире... А как тебя зовут? — спросил он, стараясь быть вежливым.

— Разве они не назвали тебе моё имя?..

Карлу показалось, что дракон усмехнулся.

— Они назвали тебя северным виверном... Но это ведь не имя?.. — неуверенно добавил мальчик.

— Это то, что они хотят считать именем... Они до сих пор верят, что их слова становятся нашими именами...

— А как твоё имя?

Дракон наколнил голову, приблизившись к Карлу.

— Можешь звать меня Тубан.

— Тубан?.. — удивился Карл. — Это же... Я читал в одной книге... Это название звезды! Тебя назвали в честь звезды?!

— А может, звезду назвали в честь меня... — медленно проговорил дракон.

Карл потупился: он чувствовал себя секундой рядом с этим существом, сотканным из вечности.

— Пожалуйста, позволь мне забрать ту вещь, что они дали тебе, — наконец, сказал он.

— Ты просишь о большой услуге, ты ведь понимаешь. Я должен подчиниться тебе — человеку? Показать всем, что признаю власть одного из людей? Вы думаете, что изгнали нас и теперь правите миром. Но всё возвращается на круги своя. И мы вернёмся. Через тысячи лет, когда вы почти уничтожите свой мир, мы придём — и уже вы будете на коленях умолять спасти ваши жизни...

— Прости... — Карл низко опустил голову, словно слова дракона были из камня.

— Вы сами выбираете свой путь... Ты тоже выбираешь свой... Я помогу тебе, мальчик, но слова «прости» для меня недостаточно... Ваши слова стоят слишком дёшево...

— Но у меня почти ничего нет...

— Я попрошу тебя об услуге... Услуга в обмен на услугу — это ведь честно?

Карлу снова показалось, что дракон улыбается.

— Чего ты хочешь? — спросил он.

— Обрести свободу. Они наложили на эти цепи заклинание, и только человеческая магия может его разрушить. Ты человек, и в твоей палочке частица человека. Ты можешь освободить меня.

Карл испуганно посмотрел на дракона.

— Откуда ты знаешь?.. Про мою палочку?..

— Ты не слушал моих слов, мальчик, — покачал головой Тубан.

— Но... Но если я освобожу тебя... Что ты будешь делать?.. Теперь везде живут люди... Ты опасен для них!..

— А ты? — тихо спросил дракон.

Карл замолчал. Он медленно обвёл взглядом зрительские ряды. И вдруг среди одинаковых масок непонимания, страха и брезгливого отвращения, заметил ледяные глаза. В них тоже отражалось удивление, но оно было осознанным, словно Джейден Ван Стратен понимал, о чём Карл говорил с драконом... Вдруг он потом всем расскажет?..

Карл с трудом оторвал взгляд от человечьих глаз и посмотрел в драконьи.

— Хорошо, — медленно произнёс он. — Я попробую... Но я не знаю заклинания...

— Я назову тебе заклинание...

Карл приготовился слушать, но слова прозвучали внутри него, словно мысли дракона на мгновение проникли в его разум.

— Просто повтори их, — сказал Тубан.

Карл сглотнул и сжал в руке волшебную палочку, потом поднял её и произнёс странную фразу.

Сначала ему показалось, что ничего не произошло. Дракон по-прежнему лежал на камнях — и вдруг, медленно расправив свои крылья-скалы, начал подниматься в воздух.

Минутное оцепенение спало — и люди повскакивали со своих мест. Работники турнира, отвечавшие за содержание зверей, выбежали на поле, протягивая вверх волшебные палочки и выкрикивая заклинания, но лучи света отражались от каменной чешуи дракона и возвращались обратно в землю. Это было похоже на звёздный дождь...

Когда крылатая точка растворилась в облаках, Карл подошёл к камням, на которых лежал дракон, и поднял золотое яйцо.

Конечно, он не победил. В судейских бланках просто отсутствовал такой пункт, как оценка умения говорить с противником. Особенно если этим противником был дракон. Директор Шармбатона добивалась его дисквалификации, директор Дурмстранга сказал, что за такое, по меньшей мере, сажают в Азкабан. На это профессор Грюм ответил: «Да, некоторым давно пора оказаться в Азкабане». Прямых доказательств вины Карла не было. Наблюдавшие за состязанием люди не знали змеиного языка. Только Гарри Поттер, но Гарри не был похож на человека, который станет доносить на других. Каким человеком был Джейден Ван Стратен, Карл не знал. Он каждую минуту ждал, что к нему придёт директор и скажет: «Это был ваш последний день в Хогвартсе». Но наступил вечер, а директор так и не пришёл. Наверное, кому-то удалось убедить судей, что мальчик просто пытался победить дракона, и не его вина, что эти попытки привели к таким печальным последствиям.

Это означало, что Джейден им ничего не сказал.

Карл увидел его в одном из коридоров замка. Он помнил, что этот человек применил заклятие к людям. Но сегодня Джейден не выдал его. Пересилив себя, Карл подошёл к нему и проговорил, глядя под ноги:

— Спасибо...

Он думал, Джейден, как всегда, ничего не ответит. Но юноша вдруг поднял голову и проговорил с кривой улыбкой:

— Не стоит благодарности.

Вернувшись к себе и слушая восхищённые речи Валери, Карл думал об этих словах. Потом, когда Валери наконец ушла, а Тапани и Матти сделали вид, что уснули, он завернулся в одеяло и попытался вспомнить лицо профессора Снейпа, сидящего рядом с другими преподавателями. Карлу хотелось, чтобы память обманула его, чтобы на этой равнодушной маске отразилась хотя бы самая крошечная доля заботы, волнения... Он устало закрыл глаза: сегодня ему хотелось ослепнуть, как Софи...

Но сны приходили сквозь слепоту ночи. Пожилой мужчина в немецкой военной форме читал книгу. Это был отец Альфреда. В холодном сером небе над ним металась стая птиц. Одна из них полетела к Карлу. Она становилась всё больше, пока не превратилась в дракона. Дракон смотрел на него серебряными глазами и улыбался.

Полковник фон Дитрих перевернул страницу. Заглянув ему через плечо, Карл прочитал: «Человека, испытавшего на себе влияние этой звезды, ждёт странная судьба. Желания его рано или поздно исполнятся, но каждое исполненное желание будет забирать часть его жизни, часть его самого...»

Карл проснулся и понял, что дракон обманул его.

Глава 24. В море много дорог

Прошло уже несколько недель после первого испытания, но многие ученики по-прежнему приветствовали Карла странным шипением. Они не могли общаться на таком языке с драконом, поэтому говорили с ним. Карл не отвечал: произносимые ими слова ничего не значили, просто набор звуков, презрения и зависти.

Преподаватели тоже упорно не хотели забывать о произошедшем. Профессор Грюм на каждом уроке пристально наблюдал за Карлом. Случись эта история на втором курсе, когда была открыта Тайная комната, профессор, наверное, сразу же отправил бы его в Азкабан.

Только Валери восхищала новая способность Карла. Конечно, и она призналась, что его слова, обращённые к дракону, звучали несколько жутковато, но потом добавила радостно: «Я обожаю фильмы ужасов!» Она хотела заставить его продемонстрировать своё умение на маленьких змейках или ящерках, но, к счастью для Карла, все змейки и ящерки уже давно спрятались, спасаясь от наступающих холодов.

Вместе с зимой приближалось и время второго испытания. Карл несколько раз пробовал открыть золотое яйцо, полученное от дракона, но, совершенно пустое, оно кричало так, словно разрывалось на части. После очередной тщетной попытки, мальчик решил оставить всё как есть. Если ответ не находится сейчас, значит, ещё не время.

Валери назвала такой подход бегством от проблем.

— Я от проблем никогда не бегаю! — с гордостью заявила она. — Я их решаю.

— И как бы ты решила эту? — с улыбкой спросил Карл. — Ударила по яйцу чем-нибудь тяжёлым?

— А хоть бы и так!

Карл снова улыбнулся: Валери не решала проблемы, она их уничтожала.

Сегодня она снова прогуляла предсказания и отправилась вместе с Карлом на трансфигурацию. Профессор МакГонагалл напомнила непослушной студентке Шармбатона, что у третьекурсников транфигурация на третьей паре, но Валери простодушно посмотрела на преподавательницу и сказала:

— Но, мадам МакГонагалл, предсказания — это ведь такая чушь!

В этом Минерва МакГонагалл, видимо, оказалась согласна с девочкой, потому что Валери получила разрешение присутствовать на занятии.

Темой урока были межвидовые трансформации. Ученики получили задание превратить цесарку в морскую свинку. Достав птицу из клетки, Карл долго смотрел на неё, пытаясь понять, что сказала бы она, если бы знала о готовящемся превращении.

— Она боится, — сообщила Валери. В других она очень легко находила страх.

— Не превращения, — шёпотом сказал Карл. — Здесь много людей, они все чужие... Но о превращении она не знает.

— Конечно, не знает, она ведь курица!

— Цесарки могут летать. Поэтому, когда они вырастают, им подрезают перья на крыльях... Я видел в приюте.

— Ужасно быть цесаркой...

— У этой перья не подрезаны, значит, она летала...

— Мистер Штерн, если мисс Дюран будет отвлекать вас от работы... — послышался строгий голос профессора МакГонагалл.

— Простите, профессор!

— Курица и свинья, — насмешливо прошептал Драко.

Слава богу, Валери этого не услышала.

— Птица знает, что такое полёт, — продолжил Карл, когда профессор вернулась за свой стол, — а морская свинка не знает. Что будет, если мы превратим существо, которое летает, в существо, которое никогда не сможет летать?

— Что?.. — переспросила Валери.

— Не знаю... — медленно ответил он, беря в руки волшебную палочку.

Карл произнёс заклинание — и на парте перед ним оказалась маленькая свинка.

— Получилось! — обрадовалась Валери.

Но Карл пристально смотрел на животное. Оно действительно было точной копией свинки — и только в глазах застыло странное удивление. Мальчик осторожно погладил свинку.

— Наверное, сейчас она видит мир по-другому... — тихо сказал он. — Она узнаёт, что есть другие существа... Она пытается понять, что значит быть другим существом...

— У нас получилось! — подняв руку, закричала Валери. — Посмотрите, мадам, у нас получилось!

Профессор МакГонагалл подошла к их парте.

— Да, у вас получилось, — кивнула она. — Хорошо. Теперь верните ей первоначальный вид.

Валери толкнула Карла в бок:

— «Хорошо!» Она тебя похвалила!

Карл рассеянно улыбнулся, потом посмотрел на животное и произнёс заклинание — свинка превратилась в птицу.

— Интересно, она помнит о том, что произошло? — спросил мальчик, наклонившись к птице.

Цесарка растерянно смотрела по сторонам.

— Наверное, немного помнит... — самому себе ответил он.

За сегодняшнее занятие Карл получил «Выше ожидаемого», но после урока Драко со своими друзьями догнал его в коридоре и сказал:

— Это всё из-за волшебной палочки! Без неё ты как был никем, так никем и остался!

— Неправда! — выскочила вперёд Валери. — Карл мог колдовать и без палочки! Он очень сильный волшебник!

— Конечно, — усмехнулся Драко, — я с ним четвёртый год учусь и успел заметить, какой он сильный.

— Карл, покажи им! — повернулась к нему Валери. — Покажи, что ты можешь колдовать без палочки!

— Не надо, Валери, — остановил её Карл.

— Что «не надо»? Ты же можешь, покажи им!

— Нет, — с тихим раздражением в голосе сказал он, — я ничего не собираюсь показывать.

— Карл! — топнула ногой Валери.

— Я же говорил, — пожал плечами Драко. — Пойдёмте, — сказал он своим друзьям, — здесь не на что смотреть.

— Почему ты позволяешь им так с собой обращаться?! — прошипела Валери.

— А что ты предлагаешь — разбить Драко так же, как золотое яйцо? — вдруг разозлившись, крикнул Карл.

Валери вздрогнула: он никогда не повышал на неё голос.

— Прости... — заметив, что обидел её, проговорил Карл. — Для меня важно твоё мнение, мнение Тапани, Матти... ещё нескольких человек, но не Драко.

Это было не совсем правдой. Мнение Драко его тоже волновало, но, как решить эту проблему, Карл не знал.

— Делай, что хочешь, — пожала плечами Валери. — У меня следующая пара заклинания. Не хочу их пропускать. Увидимся на обеде.

Она махнула рукой и пошла, унося с собой обиду.

День обещал быть интересным, а оказался неудачным. Такое часто случалось в жизни, пора бы привыкнуть. Но ей привыкать не хотелось...

На уроке профессора Флитвика она провела только полчаса, потом забежала в комнату за пальто и отправилась гулять.

Чёрт с ним, с обедом! Карл будет волноваться, обвинит себя во всех смертных грехах — ну, и пусть! Ей хочется гулять — и она будет гулять!

Погода была ужасной: словно неумелый волшебник пытался превратить дождь в снег. Мысленно поставив ему по трансфигурации «Отвратительно», Валери натянула капюшон, но короткие волосы уже успели превратиться в беспорядочные завитки. Как большинство детей с кудряшками, Валери мечтала о прямых волосах...

Она почти спустилась к озеру, когда увидела стоящего у самой кромки воды юношу.

«Тебя только не хватало!» — мысленно проворчала девочка.

Нужно было повернуть или молча пройти мимо, но Валери не привыкла ни поворачивать, ни молчать.

— Прогуливаешь занятия? — язвительно спросила она. — Хотя таким, как ты, можно делать что угодно!

Джейден обернулся, непонимающе глядя на неё.

— Не делай вида, что не понимаешь моего английского! — разозлилась Валери. — Я знаю, что хорошо говорю!

— Я не понимаю тебя, — сказал он.

— Могу объяснить, — насмешливо проговорила она. — Я ненавижу таких людей, как ты!

— Видимо, это у нас взаимно, — ответил Джейден, делая шаг по направлению к ней.

На краю сознания появилась мысль, что этот человек на четыре года старше её. Он почти взрослый волшебник, применивший непростительное заклятие... Но Валери уже не могла остановиться.

— Я тебя не боюсь! — гордо подняв голову, выкрикнула она. — Я не те беззащитные люди, которых ты мучил! Я волшебница!

— Не люди, а человек.

— Что?

— Это были не люди, а один человек, — с холодной любезностью объяснил Джейден.

— Не важно!

— Почему же не важно? Очень даже важно, — в его голосе послышалась издёвка.

— Только трус будет использовать магию против людей!

— А вот это серьёзное обвинение, — он наклонил голову.

— Есть ещё более серьёзное! Ты использовал непростительное заклятие!

— Ты, как я вижу, неплохо изучила мою биографию. Но позволь просветить тебя ещё немного, — ледяные глаза впились в неё. — В той газетёнке вряд ли написали о моей сестре... Хотя наш род один из самых древних в Голландии, в её чистой крови не оказалось ни капли магии. Она была сквибом. Один человек встретил её вечером, когда она возвращалась из гостей, и изнасиловал. Не выдержав унижения, Агнесс покончила с собой. Я нашёл этого человека... Кто-то считает, что смерть — самое страшное наказание. Я так не думаю. «Круциатус» намного... эффективнее... И каждый раз, приходя в сознание, он теперь будет чувствовать нечеловеческую боль, а добрые врачи будут вливать в его вены питательную жидкость, продлевая такую жизнь... Да, я применил непростительное заклятие, а почему я не должен был этого делать? Я его не простил.

Валери шагнула назад, оступилась, повернулась и, шатаясь, побрела куда-то. К горлу подступала тошнота. Не надо было с ним говорить, не надо было... Это неправда, это не может быть правдой... Он наверняка солгал... Таким ничего не стоит солгать... Он преступник! Там написали, что он преступник!.. Наверное, всё было наоборот... Всё должно было быть наоборот!..

Повторив это бесчисленное количество раз, Валери поверила, что сказанное Джейденом — ложь. И, с искренней ненавистью вспоминая его имя, никогда не призналась бы себе, что хочет, чтобы кто-нибудь применил заклинание к тем подонкам, чтобы кто-нибудь не простил их за то, что они сделали с ней.

Она вернулась в замок только вечером и нехотя спустилась в гостиную Слизерина. Карл говорил с близнецами. Девочка забралась на диван и укрылась пледом, делая вид, что хочет спать.

— ... похож на «Летучего голландца».

— А что такое «Летучий голландец»?

— Это название корабля... Есть легенда... Грустная... Один голландский капитан вёз на своём корабле жениха и невесту. И капитану понравилась та девушка... Он убил жениха и предложил ей стать его женой. Но девушка отказалась и выбросилась в море. Корабль продолжил путь, но когда собирался обогнуть мыс, начался шторм. Напуганные моряки предложили капитану переждать непогоду в какой-нибудь бухте, но тот застрелил недовольных и поклялся, что никто из команды не сойдёт на берег до тех пор, пока они не обогнут мыс, даже если на это уйдёт вечность. Бог услышал слова капитана и исполнил его желание. Теперь он, бессмертный, обречён бороздить волны океана до конца времён... Но и у него есть шанс обрести покой: раз в десять лет капитан может вернуться на землю и попытаться найти ту, которая добровольно согласиться стать его женой...

— Что у тебя за истории! — Валери скинула плед и встала, потирая глаза.

— Я сказал, что корабль, на котором приехали студенты Дурмстранга, похож на «Летучего голландца», и Тапани спросил меня... — начал объяснять Карл.

— Ладно-ладно, — отмахнулась она. — Я, пожалуй, пойду к себе. Вы тоже долго не засиживайтесь. Легенды не помогут выиграть конкурс.

— Спокойной ночи! — сказал Карл.

Его ночь не была спокойной. За окнами теперь шёл снег. Он не видел его, но слышал — покорно падающего на землю... Снег мешал ему спать. Снег означал приближение второго испытания, а золотое яйцо, спрятанное в тумбочке, по-прежнему смеялось над бесплодными попытками разгадать его тайну.

«Надо было спросить Тубана, что делать с яйцом», — подумал Карл. — «Но он бы, наверное, не сказал...»

Мальчик снова повернулся, пружины заскрипели.

— Хватит вертеться! Я из-за тебя заснуть не могу! — крикнул кто-то из ребят.

Карл замер, потом осторожно выбрался из кровати и, взяв мантию, вышел из спальни.

«А мне не даёт заснуть снег...» — с грустью подумал он. — «Глупость, конечно, но что поделать... Он падает и падает... Вокруг приюта уже все тропинки, наверное, замело... Это первый снег, который не увидит Софи...»

Бредущий по коридорам в мантии, наброшенной поверх пижамы, он был похож на персонажа, сошедшего с одной из картин. Другие обитатели портретов, обычно с шумным недовольством встречавшие нарушавших дисциплину учеников, сегодня принимали его за своего.

«Вот Пивз вряд ли окажется таким же добрым. Увидит — и поднимет крик на весь замок. А профессор Снейп снимет несколько десятков баллов, хотя я и студент Слизерина...»

За три года у него так и не получилось стать частью своего факультета... У него вообще плохо получалось общаться с людьми... Да, поступление в Хогвартс позволило ему общаться с Тэдом, Софи и другими детьми, но это были только летние каникулы, проведённые вместе. Летом всё становится проще и радостнее... Это не то, что вместе пережить осень и зиму... Каждый день видеть человека, принимать его радостные слова, печальные, обидные... Валери с ним трудно... Он чувствует, но не знает, как это исправить...

— Привет... — произнёс тихий голос над ним.

— Миртл? — удивился Карл и сразу почувствовал себя виноватым: он давно уже предпочитал обществу этого маленького привидения компанию живых. — Как твои дела? — спросил он, приготовившись выслушать справедливые упрёки.

Но девочка не стала обвинять его. Медленно, словно повторяя заученную речь, она сказала:

— Ты не можешь открыть золотое яйцо.

— Я как раз работаю над этой проблемой, — попробовал пошутить Карл.

— Нужно открыть его под водой и послушать.

— Под водой?

— Нужно открыть его под водой и послушать... — повторила Миртл.

— Спасибо... А остальные знают?

— Да...

— А Флёр с Виктором?

— Да... Все знают, только ты...

— Спасибо, Миртл... Спасибо большое!.. Прости меня...

— Не прощу... — эхом откликнулась девочка. — Я тебя не прощу...

— Но всё равно... Ты помогла мне...

— Потому что он сказал...

— Он? Кто «он»? — удивлённо переспросил Карл.

— Профессор... — ответила девочка и исчезла в каменной кладке стены.

Профессор? Профессор Снейп?

Карл остановился, забыв и про загадку, и про испытание.

Значит, профессор не ненавидит его! И ему не всё равно!.. Он беспокоится о нём и хочет помочь!.. Не может быть...

В темноте коридора Карл почувствовал, как внутри него просыпается существо из света. Зима больше не казалась холодной, слова Валери — обидными. Он знал, что сможет найти общий язык со всеми, выдержит любые испытания... Пусть профессор никогда не скажет, что беспокоится о нём, — слова не важны! Ему достаточно просто знать... Ему хватит слов маленького привидения, хватит, чтобы...

Карл побежал назад в общежитие и вдруг резко остановился.

На лестнице спорили два человека.

Профессор Снейп сказал, что профессор Грюм обыскал его кабинет. А профессор Грюм ответил: «Это работа мракоборца».

— Дамблдор доверяет мне, — возразил Северус Снейп. — И я отказываюсь верить, что это он вам приказал.

— Ещё бы он вам не доверял, — усмехнулся Аластор Грюм. — Он людям верит. Второй шанс даёт. А я считаю, есть пятна, которые не смываются никогда. Понятно, о чём я?

Профессор Снейп вдруг схватился за запястье левой руки, словно в этом месте его пронзила боль.

Они продолжали перебрасываться фразами, которые Карл почти не слушал. Он смотрел на руку профессора Снейпа. Карл больше не слышал, как падает снег. Теперь он слышал только боль.

Когда профессор Снейп, оставив мистера Филча и профессора Грюма, стал спускаться по лестнице, Карл медленно пошёл за ним.

Горящая в кабинете свеча отражалась в длинных рядах пузырьков с зельями. Казалось, в каждом пузырьке заперто крошечное пламя. Человек сидел, положив перед собой левую руку, словно она была чем-то не принадлежащим ему. Боль не исчезала никогда, но последнее время стала сильнее — и это могло означать только одно... Он опустил голову на здоровую руку и закрыл глаза.

Мальчик вошёл бесшумно, только мантия сползла с плеча и волочилась по пыльным камням. Но этого звука человек не услышал. Он очнулся, только когда чужие пальцы приподняли манжет на рубашке — и замерли.

Чёрная змея свивалась кольцами, выползая из черепа... Мальчик накрыл её своей ладонью — и змея исчезла. Такая же рука, как и у всех, накрытая другой рукою... И только потом человек понял, что боль тоже исчезла.

Несколько минут он слушал тишину, а потом сказал сухим, хриплым голосом:

— Пошёл вон!..

Мальчик испуганно отдёрнул руку, подобрал мантию и побрёл к двери.

Человек смотрел, как он уходит. А в запястье медленно возвращалась боль...

Он вернулся в спальню только утром. Его лицо было бледным, а плечи мелко дрожали. Близнецы засыпали взволнованными вопросами и посоветовали пойти в госпиталь. Он сказал, что просто не мог заснуть.

— Волнуешься перед вторым туром? — с нехорошими улыбками спросили одноклассники. — Желаем тебе удачи!

Когда они ушли, Карл заглянул в тумбочку — золотое яйцо исчезло.

Близнецы расстроились, Матти даже заплакал. Валери пришла в ярость, когда узнала, и обещала «вытрясти из этих негодяев всю душу».

— Не надо, — рассеянно проговорил Карл. — Я справлюсь и без подсказки... Это наверняка опять какое-то магическое существо, с которым нужно сражаться...

С этим он справится... С другим справиться невозможно...

«Есть пятна, которые не смываются никогда...»

В небе над палаточной долиной было чёрное облако, заслоняющее звёзды... Они сказали, это Тёмная метка... Они сказали, это знак тех, кто служил Тёмному волшебнику...

«Есть пятна, которые не смываются никогда...»

Да, это правда, но если бы Аластор Грюм видел дальше своей ненависти, он бы заметил, что профессор Снейп не пытается «смыть» пятно. Запереться в Азкабане намного легче, чем каждый день смотреть в глаза тем, кто тебя презирает...

Карл ничего не рассказал ни Валери, ни близнецам, ни даже Рабэ. Он решил, что эта тайна умрёт вместе с ним и человеком, которому принадлежит.

На следующем уроке зельеварения профессор посмотрел на него всего один раз — словно одного взгляда ему хватило, чтобы убедиться в молчании своего ученика. Тогда Карлу показалось, что Северус Снейп умеет читать мысли.

Рассеянно мешая зелье, мальчик вспоминал своё старое сочинение. В нём он написал: «Убийство — это преступление. У преступления не может быть смысла. У преступления должно быть наказание». И искренне верил в истинность этих слов. Но это было его преступление и его наказание. А если преступление совершил другой?..

Как и он тогда, профессор Снейп выбрал жизнь. Жизнь стала его наказанием, наказанием стал каждый день, каждый человек... А эта метка — как шрамы... Карл видел много таких у детей в приюте. Заживающие на руках, они никогда не заживали в сердце...

«Нет, я не хочу... Я не хочу становиться вашим наказанием... Возможно, я ошибался... и, кроме наказания, у преступления может быть прощение... Я не могу простить себя, но я смогу простить вас... Надеюсь, когда-нибудь и вы сможете простить меня...»

Ночью перед вторым испытанием Карл почти не спал. Последнее время в его жизни стало больше ночей, проведённых на ковре у камина, чем в постели. Карл почти не чувствовал волнения, он давно решил, с кем бы его ни заставили сражаться, он сражаться не будет... Все считают, что со змеями могут говорить только наследники Слизерина, но его родители — обычные люди. Он связан со Слизерином не больше, чем Валери или братья Корхонен. Просто в василиске было что-то, пробудившее в нём способность говорить со змеями. И, может, если он постарается, то сумеет говорить и с другими животными... Кем бы ни было то существо, если он очень постарается, то сможет понять его...

Карл закрыл и снова открыл наугад книгу. Опять то же стихотворение...

Всё пройдёт,

останутся только круги на воде.

И кто-то грустный

прочитает по ним моё имя.

Он прошепчет его сухими губами,

и оно растворится в воздухе,

смешавшись с запахом полыни...

На завтрак Карл почти опоздал. Торопливо доедая вместе с близнецами казавшуюся безвкусной кашу, он ждал Валери, но девочка так и не пришла. Рабэ тоже куда-то запропал.

Пришлось идти без них. «Хорошо начинается день», — с грустью думал Карл, шагая рядом с Тапани и Матти по выпавшему ночью снегу.

— Почему мы идём к озеру? — спросил Матти.

— Не знаю, — пожал плечами Карл. — Может, они вызовут водяное чудовище, чтобы оно сразилось с нами...

— Смотрите, там Валери! — сказал Тапани. — Валери! — он помахал ей вязаной рукавичкой, но девочка не подошла к ним.

Они сами поднялись к ней.

— Мы ждали тебя в столовой и уже начали волноваться, — с ласковым упрёком сказал Карл.

— Вот идиот! Тебе надо о себе беспокоиться, а не обо мне! — грубо ответила Валери. Её руки были скрещены на груди, а глаза упрямо не желали смотреть на Карла.

— Ладно... Тогда я пойду... — постояв рядом с ней, сказал он.

— Удачи тебе! — хором воскликнули братья.

— Спасибо, — Карл постарался улыбнуться как можно беззаботнее, потом бросил взволнованный взгляд на Валери и медленно пошёл к судейским столам.

Увидев его, Людо Бэгмен нетерпеливо замахал рукой.

— Скорее, молодой человек, мы уже почти начинаем! Идите в палатку и переоденьтесь.

Карл растерянно посмотрел на остальных участников, одетых в купальные костюмы. Не могут же их заставить заходить в воду зимой!..

— А у него кто? — негромко спросил один из судей, кивком указав на Карла.

— Я предложил отправить туда профессора Снейпа, — сказал Аластор Грюм и с усмешкой поклонился Северусу. — Даже невооружённым глазом видно, как мальчик к вам привязан.

— Не говорите глупостей, — поморщившись, пробормотал Северус Снейп.

Опустив плечи, Карл побрёл к палатке. Там он дрожащими руками снял свитер, джинсы, потом на негнущихся ногах прошёл по скользкому от намёрзшего снега помосту и вдруг понял, что оставил волшебную палочку рядом с одеждой. Он беспомощно огляделся по сторонам и поймал взволнованный взгляд Тапани. Валери сидела рядом, закрыв лицо руками.

— Быстрее! — закричал мистер Бэгмен.

— Сэр... — начал было Карл.

— Так, все участники готовы ко второму испытанию! — сообщил зрителям Людо. — За час они должны найти то, что у них отобрали.

Отобрали?.. Что у него отобрали?.. Что у него можно отобрать?

— Итак, на счёт три: раз... два... три!

А где искать это?

Виктор Крам прыгнул в воду, за ним Седрик Диггори.

В озере?..

Ледяная вода растворяла в себе падающий снег, но оставалась такой же чёрной... Как в тот день, когда он впервые приехал сюда...

Не может быть... Он готовился говорить с существом из озера, но как говорить с озером?..

Карл повернулся, пытаясь уцепиться взглядом за чей-то взгляд. Профессор Грюм сделал шаг вперёд, видимо, собираясь поторопить нерешительного студента. Профессор Снейп отошёл назад и отвернулся. За его спиной по скользкому помосту бежал Тапани, сжимая в руках волшебную палочку. Потом кто-то толкнул Карла, и он упал в чёрную воду.

Ледяные волны обожгли кожу, потом начали гореть кости, лёгкие, сердце... В отчаянии он бил по воде руками, но не мог удержать ставшее бесконечно тяжёлым тело...

Вот и всё... Нелепый конец... Умереть в волшебном мире из-за того, что не умеешь плавать... Обычная человеческая способность... Всех этому учили... А его не учили... Для детей из приюта походы в бассейн — слишком большая роскошь...

Как они, наверное, будут смеяться... Драко просто умрёт от смеха... А Рита Скитер напишет статью «Магглам — маггловская смерть»... Валери скажет: «Всё-таки он был слишком слабым», — и теперь точно будет болеть за Виктора Крама... Профессор Снейп напомнит директору: «Я же говорил, что вы совершаете ошибку, разрешая этому ребёнку участвовать в турнире». А сам, наверное, даже обрадуется, что это надоедливое зеркало наконец разбилось... Тэду и Софи ничего не скажут. Какое дело волшебникам до этих детей?.. И они подумают, что он решил навсегда остаться в своей чудесной школе... И забудут его... Все забудут... Не останется даже кругов на воде...

Карл из последних сил тянул руки, пытаясь ухватиться за кого-то, но пальцы ловили только падающий снег... Потом он не мог дотянуться и до снега... С каждой минутой их разделяло всё больше воды. Холодной, чёрной воды, похожей на нефть...

Тяжело... Слишком тяжело... Словно тело весит сотни тонн... И голос уже не способен произносить слова... Из горла вырываются странные звуки, похожие на стоны... Или песню... печальную песню океана... Кто-то отвечает ему, но он не знает их имён... И его имя... его имя тоже забылось... растворилось в чёрной воде... Но здесь не нужно имён...

Как просто... Искать в волнах звук — и отвечать на него звуком... тихим, похожим на песню... Всю жизнь... год за годом... сотни лет... отвечать на звук звуком... Найти звук, который станет твоим эхом... для которого ты станешь эхом...

Как просто...

Светло и спокойно... Не темно, не больно, не одиноко... Каждая частица несёт в себе жизнь... Жизнь вышла отсюда... на горячую, жестокую землю... Не надо больше идти туда... Надо найти дорогу к океану... Там ждут его другие... Они зовут его... Их осталось мало... Существо, живущее на горячей, жестокой земле, пришло к ним и убило их... Теперь их осталось мало... Они зовут его... Он должен идти к ним...

Но кто-то сказал... Давно... когда он ещё понимал слова... Кто-то забрал у него что-то дорогое... Это нужно найти...

Зачем?.. В океане столько богатств... Жемчужины... Морские звёзды... Монеты, оставленные существом, живущим на горячей, жестокой земле... Ему не нужна дорогая вещь, которую забрали...

А вдруг этой вещи нужен он?..

Серебристые рыбки-стрелы, и ты, странная рыбка-камешек, покажите, где они прячут её...

Не бойтесь, вас никто не тронет... Там в водорослях притаились гриндилоу, но они не посмеют выйти... Даже гигантский кальмар покорно склоняет голову... Вы знаете, в сердце у него живёт зависть... Как в сердце существа, идущего по горячей, жестокой земле...

А в сердце русалок поёт тоска... У всех, кто живёт между мирами, в сердце поёт тоска...

Сегодня их песня о времени и о потерях... Но что мне их минуты?.. Что мне их потери?.. Когда умирает один из нас, мы слышим... Мы слышим смерть... Когда умирает один, умирают все... Я умирал много раз... Существо, идущее по горячей, жестокой земле, много раз убивало меня...

Сегодня русалки стерегут тела этих существ... Зачем мне спасать их?.. Кто они мне?.. Я не помню их лиц, не знаю их имён...

Смотрите, рыбки-стрелы, и ты, рыбка-камешек, горячие существа пришли за ними... А за этой чёрной птицей никто не пришёл... Чёрные птицы — вестники печали... Мне снова нужно забрать печаль?..

Русалка... Старая русалка с глазами, полными тоски, отдай мне мою вещь... Они приказали тебе стеречь её, но в воде не слышно их слов... В воде слышна моя песнь!..

У тебя есть руки, русалка... Руки нужны, чтобы обладать вещами... У меня нет рук... Я могу принять только тоску... Отнеси эту птицу к небу, и тогда я заберу часть твоей боли...

Пойдём за мной... Не бойся тех, кто ходит по горячей, жестокой земле... Может быть, ты существуешь только потому, что они верят в тебя...

Мы вернём птицу в небо... А потом будем искать путь в океан... Земля слишком горяча для нас... В земле слишком много крови... В океане тихо и спокойно... Мы будем плыть, подхваченные течением, словно звёзды в огромном молчаливом космосе... Ты ведь любишь звёзды, русалка, смотри сколько их вплетено в твои поседевшие волосы...

Но как много тоски в твоих глазах... Тебе не нужен океан... Чьё отражение ты хочешь увидеть в этих волнах, русалка?..

А мне не нужны их отражения... Я отдам птицу небу и уйду туда, где тишина и покой...

Смотри, вода светлеет... Уже слышно, как падает снег... Слышно, как бьются сердца горячих, жестоких существ... Слышно, как в их сердцах бьётся боль... Много... много боли... Боль слепых, боль неподвижных, боль проклинающих, боль проклятых, боль убийц и боль убитых...

Прости меня, старая русалка... Я хочу, больше всего хочу найти путь в океан... Но на земле слишком много боли... Мне нужно вернуться...

Что?.. Что ты хочешь сказать, русалка?.. Чьё имя ты пытаешься назвать?.. Я уже не понимаю твоих слов... Я уже не могу дышать водой... Я задыхаюсь!.. Помогите!.. Помогите мне!..

Тающий синий кит из последних сил ударил хвостом по воде. К небу полетели тысячи ледяных брызг. Потом волны выбросили на берег тело мальчика и чёрную птицу.

Глава 25. Помоги другому хотя бы голосом

Валери кричала. Карл не понимал слов, просто знал, что это она. Потом кто-то сказал:

— Ты разбудишь даже мёртвого...

Карл вслушивался в странный хриплый голос и вдруг понял, что голос принадлежит ему.

— Ты разбудишь даже мёртвого... — медленно повторил он, но голос по-прежнему казался чужим. Чужими были и слова — словно, помня, как их произносить, он забыл, как их понимать.

— ...почему ты не сказал?! Почему ты не сказал, что не умеешь плавать?! — кричала Валери, тряся его за плечи.

— Мисс Дюран, — произнёс где-то высоко старческий голос.

Валери отпустила Карла, и тот снова лёг на влажный песок. Потом открыл глаза и посмотрел в небо. Сизые облака напоминали волны... Начертив странную линию, пролетела птица.

— Рабэ!.. — вспомнил Карл и быстро сел.

Ворон лежал рядом, распластав крылья, и тоже смотрел в небо. Мальчик бережно взял его на руки, пытаясь согреть.

— Почему ты не сказал?.. — Валери больше не кричала, поэтому её голос прозвучал жалобно.

— Я не знал... что мне нужно будет... плавать... — собрав по частям фразу, произнёс Карл.

К нему подлетела Рита Скитер:

— Тебе удалось! Это настоящая сенсация! Участник Турнира Трёх Волшебников — незарегистрированный анимаг! Мне срочно нужно взять интервью!..

— Простите, — остановил её молодой помощник мистера Крауча, — но этим случаем займётся Министерство Магии.

Министерство Магии занялось «этим случаем» со всей серьёзностью. Карла привезли в Лондон и заставили обойти каждый кабинет министерства. Ему даже посчастливилось посетить больницу Святого Мунго (чиновники хотели убедиться, не болеет ли чем-нибудь это животное). За каждой дверью ему предлагали бесконечный список одинаковых вопросов, на которые он отвечал всё с большим раздражением.

Строгие люди в тщательно отглаженных мантиях желали знать, когда мальчик впервые заинтересовался анимагией, как он научился этой трансформации, каковы основные признаки его анимагической формы. И Карлу приходилось снова и снова объяснять, что он не анимаг. Что превращение в кита — случайность, вызванная стечением обстоятельств. Что он не сможет повторить этого второй раз.

Ему не верили. Кто-то даже предложил поместить ребёнка в резервуар с водой и проверить, как отреагирует на это его тело. И только когда Карл заявил, что скорее позволит себе захлебнуться, чем превратится в самую крошечную рыбёшку, его отпустили. Но дело всё-таки завели. И теперь на одной из полок министерства лежала папка с фотографией, на которой худой мальчик исподлобья смотрел на окружающих. В документе значилось имя — Карл Штерн — и анимагическая форма — синий кит. Особые приметы записать не получилось, но чиновники решили, что они не нужны. Вряд ли найдётся другой волшебник, превращающийся в кита. «Это ведь очень большое и неповоротливое животное», — заметила одна из заместительниц Корнелиуса Фаджа.

А вот у Карла особая примета была: в правом верхнем углу стоял квадратный красный штамп «магглорождённый». Наблюдая, как секретарша в блестящей чёрной мантии ставит печать, Карл вспомнил рассказы Франца. Старый немец, дед которого был евреем, очень удивился бы, увидев, что мир волшебников так похож на мир людей.

Карл покидал министерство с ощущением, словно вывалялся в грязи. Эти чиновники напоминали ему выставленные в витринах манекены. Все они смотрели на него, но в их глазах мальчик не видел себя. Там отражался такой же манекен. «Если провести с ними ещё несколько дней, и в самом деле можно поверить, что ты не человек, а проштампованная папка... Вот уж куда бы я ни за что не пошёл работать...»

А мистеру Малфою, похоже, нравилось общество этих манекенов. Карл несколько раз видел его беседующим с Корнелиусом Фаджем.

«Наверное, просил министра посадить меня в клетку с табличкой «Осторожно, грязная кровь»», — думал мальчик, сидя в красном экспрессе. За окном, нарушая все законы природы, шёл дождь. Шум падающих капель отдавался в его сердце смутной тоской.

Карл вспоминал бесконечные вопросы в чёрных кабинетах и понимал, что лгал, отвечая на них. Да, он не был анимагом, способным в любое мгновение превратиться в животное, но если бы захотел, сильно захотел, то сумел бы стать синим китом. Это Карл знал точно. Он не знал другого: смог ли бы он снова вернуться...

Хогвартс встретил его морозом, превратившим выпавший дождь в лёд, и громким смехом Драко.

— Смотрите, наша рыба приехала! — крикнул он своим друзьям, и те с готовностью поддержали его шутку.

— Ты в ванне тоже в рыбу превращаешься? — спросил Гойл и поймал одобрительный взгляд сына лорда Малфоя.

— Может, покажешь нам свой фокус? — Креббу тоже захотелось заслужить одобрение.

— Нет, — похлопал его по плечу Драко, — для этого ему нужна его мокрая курица. Карл, может, ты и женишься на своей вороне?

На этот раз Валери не стала спрашивать разрешения, она просто подошла и, размахнувшись, ударила Драко кулаком по лицу. Тот не удержался и упал. Из разбитого носа потекла кровь.

Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы не пришла профессор МакГонагалл. Досталось всем. Студенты Слизерина лишили свой факультет нескольких десятков баллов, а о поведении Валери Дюран было доложено мадам Максим. Девочку посадили под домашний арест, но провела она взаперти всего один день. Похоже, директор Шармбатона не очень высоко ценила носы студентов Хогвартса.

Прошла неделя, и события второго испытания стали постепенно стираться из памяти учеников. Но как только Карл решил, что эта проблема решена, возникла новая трудность.

После урока трансфигурации профессор МакГонагалл попросила его задержаться. Карл думал, она собирается поговорить о поведении Валери, но декан Гриффиндора спросила, складывая в аккуратную стопку контрольные работы учеников:

— Полагаю, профессор Снейп уже сообщил вам о Святочном бале.

Карл мысленно улыбнулся её словам: они с профессором Снейпом даже о повседневных делах не разговаривают, с чего бы им говорить о праздниках и балах?

— Нет...

— Вот как? — произнесла Минерва МакГонагалл тоном, означавшим: «Я так и думала». — Святочный бал — традиционная часть Турнира Трёх Волшебников. Он устраивается для старшеклассников, начиная с четвёртого курса, хотя вы имеете право пригласить бального партнёра с младших курсов.

— Бального партнёра? — с опаской переспросил Карл.

— Партнёра для танцев, — объяснила профессор. — Бал открывают чемпионы в паре с выбранным партнёром, так что ваше участие обязательно. Для тех, кто не очень хорошо знаком с танцами, будут организованы танцевальные классы.

— Спасибо... — тихо сказал Карл. — Спасибо, что сказали мне...

— Надеюсь, вы достойно представите школу. Святочный бал не только развлечение, но и повод завязать дружеские и культурные связи с нашими гостями из Дурмстранга и Шармбатона.

— Я постараюсь... — пробормотал он совсем неразборчиво. Внутри вдруг стало пусто и тоскливо. Людям из министерства нужен был послушный манекен, отвечающий на вопросы анкет. Минерве МакГонагалл нужнен «достойный представитель школы». А профессору Снейпу не нужен никто...

«Какой богатый у тебя выбор: стать манекеном, достойным представителем или никем», — усмехнувшись, подумал Карл.

Обойдя ползамка, он нашёл Валери и рассказал ей о Святочном бале. Но девочка отказалась.

— Ты же знаешь, я ненавижу платьица, ленточки, танцы, балы! — сказала она, засовывая руки в карманы своей потрёпанной джинсовой юбки.

— Знаю, но ты моя единственная подруга...

Валери нервно отмахнулась:

— И вообще, кто придумал этот бал?

— Профессор МакГонагалл сказала, это традиционная часть турнира...

— Ну, и что? Этой традиции, наверное, тысяча лет! Она уже устарела!.. Слушай, давай не пойдём на бал — и всё!

— Участники турнира обязательно должны идти... — протянул Карл.

— Подумаешь! У них есть четверо, зачем им ещё и ты? — фыркнула Валери.

— Конечно, я им совсем не нужен, — натянуто улыбнулся он. — Ладно, что-нибудь придумаю...

Карл побрёл к лестнице, надеясь, что Валери догонит его и скажет, что передумала. Но она его не догнала.

Медленно спустившись по ступеням, он уже собирался вернуться в свою комнату и сесть за домашнее задание, как вдруг в голову пришла идея... Она была настолько безумной и прекрасной, что Карл решил непременно её осуществить!.. Забыв о домашнем задании, он побежал наверх.

Карл никогда не был в кабинете директора, и сейчас, стоя перед статуей огромной горгульи, гадал, как попасть внутрь. Горгулья смотрела на него своими каменными глазами и ждала, когда он произнесёт пароль. Но пароля Карл не знал. «Ты ведь тоже родственница змеям, может, и ты понимаешь змеиный язык?» — мысленно спросил у неё мальчик. — «Но вряд ли директор обрадуется, услышав его здесь... Странно, ты чудовище, а тебя заставляют охранять людей от других чудовищ...»

Вдруг стена раздвинулась, и в открывшемся проходе показалась профессор МакГонагалл.

— Что вы тут делаете? — она удивлённо смотрела на Карла.

— Мне нужно поговорить с директором!.. — умоляюще произнёс он.

— Я уже всё объяснила относительно Святочного бала, — строго сказала она. — Если у вас ещё есть вопросы...

— Пожалуйста, профессор, мне, правда, нужно поговорить с директором! Это очень важно!

— Если директор будет выслушивать всё, что остальные считают важным, ему не хватит и сотни жизней.

— Пожалуйста!

— ...Ну, хорошо... — сдалась она. — Идите за мной.

Карл ступил на винтовую лестницу, и стена позади него сомкнулась. Лестница быстро двигалась по спирали.

— Надеюсь, ваше дело действительно очень серьёзное, — всё ещё сомневаясь, проговорила Минерва МакГонагалл, когда они оказались перед тяжёлой дверью.

Негромко постучав молотком в виде грифона, она вошла и сказала:

— Профессор Дамблдор, здесь Карл Штерн, у него к вам очень важное дело.

Сидящие по разные стороны огромного письменного стола люди подняли головы. На лице Альбуса Дамблдора было вежливое любопытство, во взгляде Северуса Снейпа читалась неприкрытая угроза.

Карл шагнул вперёд — и вдруг замер, поняв, о чём думает сейчас профессор Снейп.

— Я хотел поговорить о бале!.. — с излишней поспешностью произнёс мальчик.

— Праздники — прекрасная тема для разговора, — улыбнулся Альбус Дамблдор. — Спасибо, Минерва.

Она кивнула и вернулась на спиральную лестницу.

Профессор Снейп не любил праздники, но остался сидеть, хмуро глядя на своего ученика.

— Ведь будет бал... И там нужно танцевать... — сбивчиво начал объяснять Карл, умолчав о том, что узнал о бале от декана другого факультета.

— Да, чемпионы в паре со своими партнёрами открывают Святочный Бал, — кивнул директор. — Полагаю, твоей партнёршей будет мисс Дюран?

— ...Нет... — замявшись, ответил Карл. — Она не очень любит балы...

— Значит, она снова отказалась... — задумчиво произнёс Альбус Дамблдор.

Карл не понял, что означает «снова», но предпочёл не спрашивать.

— Поэтому я хотел попросить вас... — вернулся он к главному, — пожалуйста, можно на бал приедет одна девочка из приюта?.. Её зовут Софи Йорк... Она очень хорошая!..

— Я верю тебе, — мягко согласился директор. — Но позволь спросить, мисс Йорк ведь не волшебница?

— Не волшебница... — тихо ответил Карл.

— Я понимаю твоё желание провести Святочный бал с подругой, — сказал профессор Дамблдор, — но ты же знаешь, существует закон, запрещающий волшебникам использовать магию в присутствии людей... Что произойдёт, когда мисс Йорк увидит, как ты проходишь через каменный барьер между платформами на вокзале Кингс Кросс?..

— Она не увидит, — глухо произнёс Карл. — Софи слепая.

Возникло неловкое молчание.

Директор переплёл длинные пальцы, потом заговорил медленно, взвешивая каждое слово:

— Очень жаль... Но даже в этом случае твоя идея не кажется мне разумной... Хогвартс защищён чарами, мисс Йорк не услышит нашего праздника...

— Услышит, — с мрачным упрямством сказал Карл.

— Карл, никто не разрешит... — покачал головой директор.

— Если вы попросите, разрешат!..

Альбус Дамбдор откинулся на спинку высокого кресла и проговорил тихо:

— Может быть...

— Пожалуйста!.. Вы говорили, магия находится в сердце!.. У Софи такое же сердце, как у меня или у вас!.. Она... Её кожа не выносит солнечных лучей... Всю жизнь она вынуждена проводить в комнатах с закрытыми шторами, словно преступница или опасное животное!.. Но она ни в чём не виновата!..

Во взгляде Альбуса Дамблдора появилось болезненное сострадание. Но оно было каким-то отстранённым, будто он жалел не Софи, а кого-то бесконечно далёкого. Потом он поднял свои светлые глаза на Карла и долго смотрел на него.

— Хорошо, — медленно произнёс Альбус Дамблдор.

Карл поражённо уставился на директора: он уже решил, что тот не поможет ему. Но ещё более удивлённым выглядел Северус Снейп.

— ...Спасибо!.. — пробормотал мальчик. — Спасибо большое!..

— Пусть будет так... — продолжая думать о чём-то своём, сказал директор. — Мисс Йорк приедет в Хогвартс на Святочный бал, а утром следующего дня уедет... Ни ты, ни твои друзья не должны рассказывать ей о магии и произносить в её присутствии заклинания и другие слова, способные натолкнуть на мысль о существовании магического мира... Она должна считать, что это просто школа, размещённая в старом замке... Деканы факультетов предупредят своих студентов, — он посмотрел на Северуса Снейпа, — с директорами других школ я поговорю сам...

— Спасибо большое!.. — повторил Карл, всё ещё боясь поверить.

Альбус Дамблдор покачал головой и улыбнулся быстрой, рассеянной улыбкой. Когда мальчик ушёл, он снова откинулся в кресле и прикрыл глаза.

— Маггл в Хогвартсе?.. — с холодной вежливостью проговорил профессор Снейп. — Этого не простят даже вам.

— Кто не простит? — словно очнувшись, спросил Альбус Дамблдор. Потом его взгляд потух.

Директор поднялся и подошёл к клетке с фениксом. Тот уже терял последние перья — и вдруг взорвался яркими искрами...

Хотя Альбус Дамблдор и просил не поднимать панику из-за того, что один вечер в школе проведёт маггл, спокойными предпраздничные дни было назвать трудно. Симпатизировавшие директору учителя и ученики восприняли это как очередное чудачество самого великого волшебника последнего столетия. Те же, кто его не поддерживал, получили прекрасный повод для насмешек. Больше всех возмущались мадам Максим и профессор Каркаров. Казалось бы, им не должно было быть никакого дела до происходящего в Хогвартсе, но слишком уж задела их история с лишними чемпионами. Сначала пятеро участников вместо положенных троих, теперь появление маггла, чего ждать дальше?..

Карл, поначалу с восторгом воспринявший согласие профессора Дамблдора, постепенно начал сомневаться в своей затее.

— Не кисни! — заметив его грусть, сказала Валери. — Ты хотел сделать, как лучше! А если эти идиоты дальше своего носа не видят — это их проблемы!

Она испытывала облегчение, «пристроив» Карла на время бала. Софи стала для неё выходом, и Валери ни за что не хотела упускать этот вариант. Правда, поддержав Карла в желании привезти партнёршу для танцев из приюта, она не поддержала его в желании научиться танцевать.

— ...Я уже не прошу тебя идти со мной на бал, но в танцевальный класс ты сходить можешь? — просил её Карл.

— Не могу!.. Я не хочу тратить своё время на танцы! — отвечала Валери. — Поищи кого-нибудь другого!

Другого!.. Легко сказать... Однокурсники смотрят на него как на прокажённого, а однокурсницы вообще не смотрят... Надменная Алисия Эддингтон, упивающаяся сознанием того, что выглядит старше и красивее своих сверстниц, в разговоре с подругами презрительно бросила:

— Да будь он хоть двадцать раз чемпион!.. Я лучше пойду на бал с троллем!..

С троллем она, конечно, не пошла бы, но так фраза звучала более эффектно. Подруги дружно рассмеялись.

И тут Карл вспомнил о девочке с серёжками-ракушками. Она казалась не такой, как остальные. Может быть, она согласилась бы... После ужина он подошёл к Полумне, в ушах которой теперь качались янтарные лодочки.

— Привет... — пробормотал Карл, а сам подумал, получилось бы у него превратить капли янтаря в смолу или, может, даже в деревья...

— Привет, — улыбнулась Полумна.

— Я хотел попросить тебя... Может быть, ты согласишься позаниматься со мной... танцами... Дело в том, что я не умею танцевать...

— Просто позаниматься танцами?

— Да, просто... — и тут Карл вспомнил, что Полумна третьекурсница, а значит, она сможет попасть на бал, только если её пригласит только кто-то со старших курсов. — Извини, но я хочу пригласить другую девочку... — сказал он, виновато потупившись.

— Ничего, — беззаботно пожала плечами Полумна, — мне нравится танцевать...

Танцевать ей действительно нравилось. Правда, какая бы музыка ни звучала, все танцы у неё получались рассеянно-задумчивыми. Она запросто могла отвлечься, заметив на потолке блик от хрустальной люстры, или ни с того ни с сего заговорить о каких-нибудь странных существах. Карл послушно слушал все её истории. И чувство вины усиливалось с каждым вечером, проведённым в классе для танцев. Он пытался придумать способ для Полумны попасть на бал, но в голову ничего не приходило.

В один из таких вечеров, сделав очередной круг по классу, они присели на низкую скамейку, чтобы немного отдохнуть.

— Послушай, — осторожно начал Карл, — ты хочешь пойти на этот бал?

— Мне нравятся танцы... — мечтательно произнесла девочка.

— Есть один вариант... Только не знаю, как ты к этому отнесёшься... Понимаешь, у меня нет друзей на старших курсах... Да и на младших тоже... —добавил он, но потом быстро продолжил. — Но есть два мальчика из Дурмстранга — Тапани и Матти Корхонен. Они близнецы... Им только одиннадцать, но им разрешили пойти на бал, потому что они члены делегации... Хочешь пойти с ними?..

— Хочу!.. — обрадовалась Полумна.

— ...Просто... я подумал... — он не знал, как лучше ей объяснить. — Другие будут смеяться... Тапани и Матти младше тебя...

— Пусть смеются, — всё с тем же беззаботно-мечтательным выражением произнесла Полумна, — зато я попаду на бал!..

Карл облегчённо выдохнул.

— А правда, что девочка, которую ты пригласил, не волшебница? — спросила вдруг она.

— Правда... — ответил Карл, внутренне напрягшись.

— У меня мало знакомых-магглов... Интересно, какая она...

Полумна произнесла это так просто и так искренне, что Карл сразу устыдился неприязни, которую внезапно почувствовал к ней.

— Мне кажется, она тебе понравится... И ты ей... — сказал он.

— А правда... — Полумна замолчала, но потом договорила, — правда, что ты превратился в синего кита?

Этого вопроса Карл не ожидал.

— Так говорят... — уклончиво ответил он.

— А ты разве не помнишь, как находился под водой? — разочарованно протянула девочка.

— ...Нет... Почти нет...

— Жаль... — вздохнула Полумна. — Там, наверное, очень красиво... И можно плыть в любую сторону!..

— Только вернуться очень трудно... — эхом откликнулся он.

— А может, и не надо возвращаться? — простодушно спросила она.

— Может быть, не надо... — тихо ответил Карл.

После разговора с Полумной внутри осталась тоска. Чтобы не показывать её остальным, он хотел сразу пойти в свою комнату, но Валери заставила его и близнецов отправиться на прогулку.

Валери любила зиму. Она с разбегу прыгала в сугробы, поднимая снежную бурю, пряталась за деревьями и обстреливала их снежками. Матти радостно визжал, когда снежная крошка попадала за воротник, и, смешно махая руками, пытался забросать девочку снегом, словно это была вода.

Тапани тоже бросил несколько снежных комков, но потом вернулся на тропинку и медленно пошёл вперёд. Оставив Валери и младшего брата, Карл побежал за старшим.

— Тапани, — он положил ему руку на плечо, и мальчик остановился. — Тебя что-то беспокоит?

— ...Нет... — пробормотал мальчик. — То есть... Знаешь... Тогда, на втором конкурсе... Когда я видел, что ты забыть палочку... — от волнения он делал ошибки, — я бежал в палатку... Но не успевал... Ты падал в озеро, и я боялся, что... что ты не придёшь обратно... И я сделал рыбку... Взял на берегу камешек и сделал рыбку...

— Рыбка-камешек... — прошептал Карл.

— Я никогда не делал такого... Я боялся, что у меня не получится... и использовал твою палочку, ты-не-сердишься? — последние слова он скомкал в одно.

— На что же мне сердиться? Ты хотел помочь, и я очень благодарен...

— Я использовал твою палочку...

— Не волнуйся, я совсем не сержусь, — улыбнулся Карл. — Только знаешь, тебе не нужно сомневаться в себе. Ты смог бы создать рыбку-камешек и своей палочкой... Волшебные палочки берут силу из нашего сердца...

— Твоя палочка — палочка печали... — вдруг тихо сказал Тапани. — У неё в сердце печаль... С того дня, как я произнёс заклинание, мне снятся сны... Он говорит со мной... мальчик, которому принадлежал учебник... Он рассказывает о своей матери... Его мать умерла...

Карл с грустью смотрел на Тапани. Когда он сам решился взять палочку с частицей Альфреда фон Дитриха, он знал, что принимает. Тапани этого не знал. И теперь чужая боль ложилась на не оправившееся от своей боли сердце.

— Она была красивой и доброй... Как наша мама... Она читала ему книги с картинками, которые нарисовала сама... Она умела словами рисовать картинки...

Тапани замолчал, заметив, что к ним подошли Матти и Валери. Младший брат внимательно смотрел на старшего.

— А хотите, — вдруг сказал Карл, — я покажу вам одно заклинание? В школе его обычно не изучают, во всяком случае, в нашей. Но это очень хорошее заклинание. Перед тем как его произнести, нужно вспомнить что-то очень счастливое... А потом сказать «Экспекто Патронум».

Карл достал волшебную палочку и задумался. Воспоминание пришло так быстро, что он даже не успел оценить, насколько счастливым оно было. И огромная белая птица, осыпаясь сияющими звёздами, медленно полетела в небо. Дети несколько минут любовались звездопадом, потом птица истаяла, наполнив сиянием проплывающее облако. Потом погасло и оно...

— Что ты вспомнил? — с любопытством спросила Валери.

— Да так... Один вечер в школе... — пробормотал куда-то в сторону Карл.

Горящая свеча отражается в длинных рядах пузырьков. Кажется, в каждом пузырьке заперто крошечное пламя. Человек сидит, положив перед собой левую руку... Странное, неподходящее воспоминание... Наверное, поэтому и Патронус в этот раз получился таким странным...

— Вы тоже можете попробовать! — сказал он, пряча воспоминания.

Тапани и Матти сразу зашептались, обсуждая своё самое счастливое воспоминание. Через мгновение они оба кивнули и достали волшебные палочки.

— Придумали?.. Теперь скажите «Экспекто Патронум».

— Эспекто Патронам! — крикнули два детских голоса в холодное зимнее небо.

Неправильным было ударение, и слова они произнесли неправильно. Но на кончиках палочек появились две рыбки. Взмахнув хвостами, они поплыли по морозному воздуху, выпуская изо рта пузырьки-жемчужинки.

— Получилось!.. — радостно закричал Карл. — У вас получилось!.. С первого раза!.. А я столько пробовал... Вот это да!.. Какие вы молодцы!..

Близнецы переглядывались и улыбались.

— Симпатичные рыбки, — сказала Валери, и её голос помимо воли прозвучал сухо.

— Это не просто рыбки!.. — горячо возразил Карл. — Это частицы их света!.. И теперь этот свет может дотянуться до кого угодно!.. Попробуй сама!

— Для меня это слишком скучно!.. — проворчала Валери. Потом слепила снежок, бросила вдаль и побежала, крикнув: — Попробуй догони!..

Но сегодня Валери не хотела обгонять ветер, она хотела, чтобы кто-то догнал её. Карл оставил близнецов и побежал за девочкой.

Валери не нашла слепленный ею комок: наверное, он разбился при падении. Прислонившись к высокому дереву, она пристально смотрела на линию горизонта. Её глаза были прищурены, отчего выражение лица казалось презрительным, но сжатые губы дрожали.

— Ты бегаешь слишком быстро, — тяжело дыша, сказал Карл.

Валери повернулась и увидела, что он улыбается. Она тоже улыбнулась и сказала покровительственно:

— Не то, что ты, растяпа!

И, разрушив сугроб, бросила ему в лицо снежную крошку.

Он рассмеялся и, прошептав что-то, обрушил на неё снег с ветвей сосны, под которой она стояла.

— Нечестно! Ты использовал магию! — закричала Валери. — Я тоже так могу!

Она произнесла заклинание — и снег медленно поднялся с земли, закручиваясь в большую воронку.

— Сейчас прикажу ему перенести тебя... в Америку! — смеясь, пригрозила она.

— До Америки я вряд ли долечу!.. — в тон ей произнёс Карл. — Твой снег растает где-то над Атлантическим океаном, и тогда...

Он замолчал.

Карл знал, что нужно продолжать улыбаться, говорить смешные глупости, чтобы прогнать её теней. Но внутри, заглушая все остальные звуки, шумели волны, чьи-то голоса звали его за собой, и русалка, снившаяся ему почти каждую ночь, всё шептала чьё-то имя...

Валери опустила руку — и снежная воронка осыпалась.

— Так и быть, оставлю тебя в Англии, — сказала девочка, пытаясь превратить всё в шутку.

— Спасибо... — произнёс Карл, улыбнувшись одними губами. — Вернёмся к братьям?

Валери кивнула.

Они вышли из-за деревьев и остановились. Там, у подножия снежного холма, два мальчика лепили из света крошечных рыбок и, помещая их одну на другую, строили высокую качающуюся башню. Карл почувствовал на губах горечь, поняв, до кого они пытаются дотянуться...

Софи коснулась стекла, потом снова сжала руку Карла.

— Красный... — прошептала она и улыбнулась.

Её почему-то особенно восхищало, что поезд был красным.

— Как цветы на заднем дворе... или костюм Санты... — сказал он, глядя в окно.

Вывески, фонари, суетящиеся на вокзале люди начали медленно двигаться, и Софи, крепче сжав его руку, закричала:

— Мы едем, мы едем!..

Наверное, она всё это время боялась до конца поверить, что сказанное им, правда. Последние дни превратились в сказочное сумасшествие. Она бегала по незнакомым улицам, мерила волшебно шуршащие платья, крошечные туфельки, разноцветные ленты... Самое красивое платье — голубое — висело теперь рядом. Она время от времени украдкой касалась его рукой, чтобы проверить, не исчезло ли оно.

В магазине Софи спрашивала про цвет каждой вещи, которую ей предлагали. Об этом платье Карл сказал: «Как будто небо размешали в молоке». «Где же взять столько молока?» — удивилась она. «Где же взять столько неба...» — ответил он.

— Что там?.. — спросила Софи и снова коснулась стекла, словно пытаясь рукой разглядеть картину за окном.

— Поля... И лес... Всё в снегу. Вдалеке маленькая деревня... Старая, крыши немного покосились... В одном доме из трубы идёт дым... Значит, там и сейчас кто-то живёт... На ступеньках сидит большой рыжий кот...

Кота он сам придумал, но так картина выглядела более живой. А Софи слушала и кивала, послушно видя всё, о чём он говорил.

По коридору прошла женщина с тележкой, предлагая сладости. На деньги, оставшиеся от платья и туфель, Карл купил конфет. А вот от шоколадных лягушек пришлось отказаться: в обычном мире еда редко выпрыгивает у нас из рук.

Он и так сильно заврался, рассказывая Софи, Тэду и остальным о «четвёртом классе» в Хогвартсе. Турнир Трёх Волшебников стал международными соревнованиями среди учеников элитных школ. Школа-организатор имела право выбрать трёх участников, остальные — по одному. Имена всех учеников написали на полосках бумаги и бросили в чёрный цилиндр. Потом директор выбрал наугад три полоски: Седрик Диггори, Гарри Поттер и он. Теперь, наверное, сам не рад. Хотя трудно догадаться, о чём он думает...

Вот его учитель точно недоволен. Надеялся, выберут кого-то поспособнее. Например, Драко Малфоя. Но не выбрали...

Соревнования состоят из трёх конкурсов. Два уже прошли... На первом нужно было убедить другого отдать тебе самое дорогое, что у него есть. Вроде получилось... Все думали, что Другой больше всего ценит золото, а оказалось — свободу...

Во втором конкурсе нужно было плавать... Раньше он не умел, а теперь умеет... Теперь может переплыть Атлантический океан и, наверное, даже Тихий...

— А русалочка? Расскажи ещё про русалочку!

У неё седые волосы, и она постоянно повторяет чьё-то имя...

— Может, ты поспишь немного?

— Нет, расскажи ещё!..

Тебе нужны рассказы, чтобы сделать их своими снами. В твоей жизни только комнаты с занавешенными шторами, поездки в школу за руку с Беном, слова учителей и выпуклые точки под пальцами. Так ты записываешь слова, которые они произносят. Потом переворачиваешь страницу и начинаешь читать по проколотым точкам... Другие не увидят в этом смысла, но ты научилась видеть смысл в следах, оставленных иглой...

— Давай лучше ты научишь меня читать эти знаки?

— Эти знаки?

— Которыми ты записываешь слова.

— Зачем?

— Просто...

Софи нащупала рукой рюкзак и вынула большую тетрадь с картонными листами. Написала ему алфавит, составила из букв самые простые слова. Потом он взял у неё металлический стержень и сам начал писать слова. За окном медленно темнело, но теперь можно было читать и в темноте.

Когда поезд остановился, Софи испуганно вскрикнула:

— Мы уже приехали?

— Да, — коротко ответил Карл.

Он убрал тетрадь со стержнем, взял рюкзак, чехол с платьем и повёл Софи к выходу. Оставив вещи на платформе, он помог ей спуститься.

— Замок уже видно? — спросила Софи.

— Ещё нет. Нам нужно ехать... на карете.

— В каретах ездят только принцессы, — покачала головой Софи.

— Считай, что на сегодняшний вечер ты превратилась в принцессу.

Софи услышала в его словах улыбку и тоже улыбнулась.

— А лошади там есть? Можно их погладить?

— ...Есть, но... Они боятся чужих... И потом, скоро начнётся бал.

Софи послушно забралась в карету и сложила руки на коленях.

— Знаешь, я не очень хорошо танцую... — сказала она, опустив голову.

— Неправда, Франц говорил, что у тебя талант.

— Я люблю танцевать, только не знаю правил...

— Я две недели изучал правила, будем надеяться, этого хватит, — пробормотал Карл.

Софи некоторое время сидела молча, потом прошептала:

— Не верится...

Он взял её за руку.

— Кстати, уже замок показался.

— Правда? — Софи прижалась к окну. — Какой он?

— Похож на... Помнишь, Бен вырезал в пустой консервной банке звёздочки и луны, а потом мы ставили туда свечу...

— Красиво...

Когда карета остановилась, Софи испуганно завертела головой:

— Уже?.. Надо выходить?

— Да, нас ждут, — ответил Карл. Открыв дверцу, он спрыгнул на снег и протянул ей руку.

Софи зажмурилась и тоже спрыгнула на снег.

Первой к ней подбежала Полумна.

— Привет! Я Полумна! Мы с Карлом учимся... в параллельных классах! — она вдохновенно играла в «обычных людей».

— Здравствуй, — Софи робко пожала коснувшиеся её пальцы.

— А это Тапани и Матти... — начал было Карл и вдруг замолчал.

Братья с испуганным благоговением смотрели на Софи, и больно было понимать, кого напоминает им эта десятилетняя девочка.

— Здравствуй... — пробормотали они хором.

— ...Так нельзя... — тихо сказал Карл. — Нужно говорить по-одному, иначе она не запомнит ваши голоса... Это Тапани...

— Здравствуй... — прошептал старший брат.

— Здравстуй, Тапани.

— А это Матти...

— Здравствуй, Матти.

— Здравствуй...

Валери наблюдала за ними, стоя в стороне. Она знала, что сейчас Карл позовёт её, и пыталась всеми силами оттянуть этот момент. Софи была удобным выходом. Карл перестал приставать со своими танцами, кажется, вообще забыл, что когда-то приглашал её. Пока Софи существовала как абстракция, она была прекрасна. Но теперь эта слепая девочка внушала Валери странное беспокойство. Не хотелось видеть эти беспомощно тянущиеся вперёд руки, слепые глаза, с глупой наивностью заглядывающие в лица. Зачем она согласилась приехать сюда? Неужели не подумала, какой смешной будет выглядеть?..

— А это Валери...

Нужно подойти. Иначе он обидится... Не обидится, но сделает такое лицо...

— Привет... — голос сухой от холодного ветра.

— Здравствуй!.. — а руки беспомощно ловят пустоту.

Карл взял руку Софи и положил на руку Валери.

— Нам пора переодеваться, — напомнила Полумна. — Бал скоро начнётся.

— Вы поможете Софи?

— Поможем-поможем, — грубовато ответила Валери. — Ты о себе подумай. Даже если ты чемпион, в старых джинсах тебя никто танцевать не пустит!

Она забрала у него рюкзак, сунула Полумне чехол с платьем и зашагала к замку. Карл с беспокойством посмотрел на неё, на Софи, потом кивнул братьям.

— Валери права, нам пора...

Костюмы им прислал попечительский совет. Когда-то чёрный бархат стал почти серым, в кружевах было больше крахмала, чем ткани. Карл помог братьям надеть сюртуки, которые были, наверное, ровесниками учебника Альфреда фон Дитриха, потом оделся сам.

— Ну, и странно же мы с вами выглядим, — сказал он, посмотрев в зеркало.

— Ты красиво... — сказал Матти, смущённо улыбнувшись.

— Тогда ты тоже, — рассмеялся Карл. — Ладно, пойдём посмотрим на наших принцесс.

В облаке голубой органзы Софи была похожа на ожившую каминную статуэтку. В причёску были вплетены созданные волшебной палочкой Полумны полевые цветы.

— Кажется, превращение в принцессу прошло успешнее, чем я ожидал, — улыбнулся он, беря её за руку. — Ты тоже очень красивая, — сказал он Полумне.

— Спасибо, — девочка приподняла полы голубого шёлкового платья и присела в странном полуреверансе.

— А где Валери?

— Она сказала, что скоро придёт...

Валери сидела на кровати и смотрела на лежащее рядом платье из голубого атласа.

— Три нимфы в голубом, — нахмурившись, пробормотала она.

Почему она должна идти на этот чёртов бал? Карл привёз Софи, все счастливы! Она тут при чём?.. Мадам Максим назовёт неблагодарной тварью, но на это плевать. А вот его лицо — не обиженное, а расстроенное... разочарованное... Какое ему дело? Кто она ему такая? Чтобы разочаровываться, надо сначала очароваться, а она никаких поводов очаровываться не давала, наоборот... И всё равно у него в глазах будет написано: «Ладно я, но ради Софи ты могла бы прийти! Это ведь так важно для неё!» Прекрасно! Что ещё для кого важно? Диктуйте помедленнее, а то не успела записать...

— Хорошо, хорошо... — проворчала она, отвечая невидимому собеседнику. Встала, ещё раз критически оглядела платье, потом взяла палочку и произнесла заклинание. Платье из голубого стало ярко красным. Ну, хотя бы не такое же, как у остальных дурочек из Шармбатона...

— Слишком длинное, — подумав ещё немного, решила Валери. — Словно мы в шестнадцатом веке.

Ещё взмах палочки — и часть подола аккуратно обрезанной лентой легла на пол.

— Лучше, но ещё не то... — следующий взмах превратил край подола в крупную бахрому. — Вот теперь то... А из этого, — она подняла красный обрезок, — можно сделать ленту для волос... Ну, что ж, Карл, посмотрим, как тебе понравится такая принцесса... — ещё одно имя вертелось на языке, но его она не произнесла вслух.

Студенты и гости в тяжёлых вечерних нарядах проходили в зал и занимали свои места. Карл осторожно вёл Софи по коридору. Вдруг позади раздался насмешливый голос:

— Так вот кого ты привёз! Если уж решил выбрать...

Карл успел мысленно прокричать заклинание, и следующие слова Драко прозвучали только для них двоих.

— ...магглу, то красивую, а не эту уродину. У неё что? Сыпь? Может, она заразна...

Карл отпустил руку Софи и быстро шагнул вперёд.

— Драко! Хотя бы сегодня, ты можешь помолчать?! — его лицо стало белее бумажных кружев, а глаза затопила такая ярость. Он сжал руки в кулаки, чтобы не расплескать её.

— Карл... Карл, где ты? — Софи испуганно крутила головой. — Я ничего не слышу... Все звуки вдруг исчезли!..

Он громко выдохнул, потом хрипло пробормотал заклинание. Звуки вернулись.

— ...Просто ветер... очень сильный... Так бывает иногда...

Он снова взял её за руку и повёл дальше, не взглянув на Драко.

Слава богу с ними не было Валери, иначе пришлось бы заставить замолчать их обоих... Видел бы это Бен... Ему сразу не понравилась идея с поездкой в школу.

— Думаешь, они обрадуются, увидев на рождественском празднике инвалида?

— Она обрадуется.

— И что, всегда будешь затыкать рот тем, кому своя радость окажется дороже её?

«Не всегда, но сегодняшний вечер я не позволю им испортить!» — подумал Карл.

В холле их снова остановил голос. На этот раз он был мягким и заботливым.

— Добрый вечер, мисс Йорк. Я директор этой школы. Очень рад, что вы смогли к нам приехать.

— Сэр!.. — Софи забыла слова от волнения. — Сэр, большое вам спасибо!.. Карл столько рассказывал нам о вашей школе!.. Все в приюте про неё знают! И Тэд, и Джесси, и даже Бен... Попасть сюда... это просто чудо!.. Спасибо вам большое!.. — она говорила, ища слепыми глазами человека, к которому обращалась.

— Надеюсь, вам здесь понравится, — Альбус Дамблдор осторожно пожал её руку. — Праздник уже начался, вам пора, — сказал он Карлу. Потом бросил короткий взгляд на Софи и пошёл в зал.

Карл вместе с остальными чемпионами направился туда же.

Братья Корхонен замахали ему руками, показывая на свободные места рядом с собой.

— Что бы ты хотела попробовать? — спросил Карл.

— Не знаю... — боязливо ответила Софи и тут же быстро добавила. — То же, что и ты...

— Директор заказал свиные отбивные, значит, это должно быть вкусно.

— А нам можно... Есть то же самое, что ест директор?

— Можно, — успокоил её Карл. — В этом вопросе здесь демократия... Свиные отбивные, пожалуйста, — сказал он, и золотые тарелки наполнились едой. — Можешь начинать, — он вложил ей в руки вилку и нож.

— Уже принесли?

— Здесь обслуживают быстрее, чем в «МакДональдсе».

Софи улыбнулась, вспоминая гамбургер и шипучую «Кока-Колу», которыми как-то угостил её Бен.

— Очень вкусно... Спасибо, я бы не догадалась такое заказать.

— Я тоже...

— ...И у нас есть дворец, не такой большой... — за соседним столом Виктор Крам рассказывал Гермионе Грейнджер о Дурмстранге. — Но территория наша больше и красивей, правда, зимой день совсем короткий, а ночь длинная, мало времени любоваться. Зато летом мы долго летаем... — он бросил быстрый взгляд на Софи и поправился, — то есть гуляем, долго гуляем возле озёр... и поднимаемся на горы...

— ...У нас во дворце Трапезную украшают ледяные скульптуры, — говорила Флёр Делакур. — Но они не тают и переливаются всеми цветами радуги...

— Красиво... — шёпотом сказала Софи. — Бен говорил, что в январе откроется фестиваль ледяных фигур... И они тоже будут светиться разными цветами, потому что у них внутри лампочки...

«Дура, ты ведь этого не увидишь!» — одними глазами сказал Драко.

После ужина на появившуюся из воздуха сцену поднялся ансамбль «Ведуньи».

— Вам пора... — сказал Тапани.

На лице Софи отразилось волнение. Она понимала, что попала сюда из-за этого единственного танца и теперь боялась сделать что-то не так.

— Не бойся, — Карл взял её за руку и вывел на середину зала.

Заиграла грустная медленная мелодия. Тапани улыбнулся младшему брату, стоявшему рядом с Полумной, и, отойдя к стене, стал наблюдать за танцующими.

Вот кружатся по залу юные, яркие, на губах улыбки и глаза горят, но счастье ли это горит?..

Директор Хогвартса танцует с директором Шармбатона, но, когда его взгляд вдруг касается Софи Йорк, свет гаснет на очках половинках, и виноватой становится вечная улыбка...

Профессор Снейп не танцует. Он стоит у стены в чёрном будничном сюртуке... Взгляд устремлён на Карла и Софи. Юноша немного сутулится, чтобы услышать слова, которые произносит девочка. Пряди тёмных волос падают на лицо. А её волосы в отблесках цветных фейерверков пылают словно жидкий огонь, и живыми кажутся слепые зелёные глаза... Эта картина причиняет профессору боль, но он не может оторвать взгляда. Смотрит, смотрит, потом резко поворачивается и уходит из зала...

Валери тоже хочется уйти. Когда музыка стихает, она, воспользовавшись суетой, прячется в оконной нише...

Валери коснулась ладонью окна — и на морозном стекле остался след, напоминающий странную перекошенную звезду.

Какое скучное занятие эти балы! Думала, что хотя бы в Хогвартсе удастся забыть о них, но танцы и бальные платья найдут везде... Почему каждый не может делать то, что ему нравится? Вот профессор Снейп пришёл в своей обычной мантии, зачем же ей наряжаться, словно она рождественская ёлка?..

Полумне это нравится. «Ведуньи» играют что-то, похожее на кадриль, и она, счастливая, носится по залу с Матти. А Карл с Софи стоят в стороне и разговаривают. Они выучили только один печальный танец, и теперь не знают, что делать...

Джейден Ван Стратен знает... Куда девалась его обычная надменная неприступность? Кружит кукол в нарядных платьях одну за другой, даже не запоминая их лиц... Не сильно он похож на страдающего по любимой сестре братца... Всё ложь!.. А Карл бы поверил. Этот болван всему верит... Но её не проведёшь... Раньше она не обращала внимания на сплетни этих дурочек, а после того разговора стала прислушиваться. И дня не проходит, чтобы какая-нибудь не говорила о желании покорить «ледяного красавца из Дурмстранга». И «ледяной красавец» довольно часто удовлетворяет их желания. Наверное, он объяснил бы это сочувствием по отношению к страждущим... Она никогда страдать не будет. Ей до этого дела нет!.. Но кем же нужно быть, чтобы придумать такую ложь!.. Чтобы с такой ложью внутри кружить по залу и улыбаться!..

— На кого ты смотришь? — раздался рядом голос. Она повернулась и увидела Карла.

— Ни на кого... На всех...

— Пойдём танцевать?

— Идиот, я же сказала, что ненавижу танцы! — устало разозлилась она.

— Я помню, — ответил он.

— Иди к Софи...

Он посмотрел на неё, потом кивнул.

Забрав Софи у близнецов, Карл повёл её в оранжерею.

— Там цветут розы, ты ведь любишь цветы? — спросил он, заглядывая в наполненные счастьем глаза.

— Да, особенно зимой! — улыбнулась девочка.

Над кустами летали крошечные феи. Одна ненароком задела руку Софи, и девочка поражённо посмотрела на Карла.

— Что это было? Бабочка?.. Здесь есть бабочки?

— ...Да...

Софи вытянула вперёд руку и замерла.

— Может, она ещё раз прилетит? — шёпотом сказала она.

— Может быть... — отозвался Карл и посмотрел на одну из фей.

Та кивнула и осторожно опустилась на протянутую ладонь.

— Прилетела!.. — обрадовалась Софи. — Я чувствую, как у неё крылышки дрожат... Щекотно...

Фея взлетела и коснулась щеки девочки. Софи засмеялась.

— Ты ей понравилась... — сказал Карл и вдруг остановился, услышав знакомый голос.

Впереди стояли профессор Снейп и профессор Каркаров.

— Не вижу, Игорь, никаких причин для беспокойства, — спокойно возразил Северус Снейп.

— Как ты можешь закрывать глаза на происходящее? — с явной тревогой произнёс Каркаров. — Тучи сгущаются все последние месяцы... Филипп Ван Стратен ещё летом почувствовал, что...

— Тише!.. — перебил Северус Снейп.

Карл взял Софи за руку и повёл к выходу.

— Мы уходим? — спросила девочка.

— Да... — пробормотал он, смотря вокруг невидящим взглядом.

«Филипп Ван Стратен... Это отец Джейдена?.. Он тоже?.. У него тоже...» Потом, потом он подумает об этом, сейчас главное Софи...

— Нас друзья ждут.

— Друзья... — повторила девочка и улыбнулась.

Они танцевали, смеялись, ели разноцветные конфеты, пускали в воздух фейерверки и хлопушки... Софи пропускала через себя каждую секунду этого чудесного вечера, а его оставалось всё меньше, меньше... и вот уже часы начали бить полночь.

Девочка остановилась и опустила руки. Снова искусственной стала улыбка, а в глазах растекался уже не свет, а слёзы.

— Полумна, Валери, проводите Софи в комнату и помогите переодеться, — попросил Карл. — Я зайду потом пожелать спокойной ночи, — сказал он девочке.

Та кивнула.

Он спустился к себе, снял сюртук, рубашку и аккуратно сложил на кровати — пусть дожидаются следующего владельца. Надел джинсы, свитер и пошёл к Софи.

Услышав шорох шагов, она села, испуганно сжав одеяло.

— Это я...

Он опустился на краешек постели.

Софи молчала, долго собираясь сказать что-то. Получилось только одно слово:

— Спасибо...

— Не за что, — улыбнулся он. — Пора спать... Уже поздно, и завтра рано вставать...

— Я не хочу спать!.. — она отчаянно цеплялась за уже ушедший день.

— Тогда просто ляг и отдохни.

— Ты говоришь как воспитательница, — она невольно улыбнулась.

— Разве я похож на воспитательницу?

— ...Я не знаю, на кого ты похож сейчас... — прошептала Софи.

Она протянула руки и дрожащими пальцами коснулась его лба, век...

Карл замер.

— Теперь знаешь... — тихо сказал он. — Ложись спать...

Софи кивнула и послушно спряталась под одеяло.

— Я посижу с тобой, пока ты не заснёшь...

Она пыталась не спать, но через несколько минут чудесный день для неё закончился.

Карл поправил одеяло и внимательно посмотрел на бледное лицо. Потом сел у изголовья кровати и осторожно коснулся руками её лба.

Профессор Дамблдор предупредил: если Софи узнает о существовании магического мира, ей сотрут память. Но сны они стирать не станут... Во снах чудеса приходят и к обычным людям...

Сегодня не будет снов о жестоком солнце и тёмных комнатах. Не будет одиночества, боли и отчаяния. Сегодня ты увидишь ярко красный поезд, несущийся через снежную равнину. Вдали чернеет маленькая деревня. Крыши покосились, из трубы идёт дым, а на крыльце в лучах зимнего солнца греется толстый рыжий кот... Медленно опускаются сумерки, и в небе зажигаются звёзды. Поезд останавливается, ты идёшь по коридору, касаясь руками занавесок в мелкий цветочек, потом спрыгиваешь на снег. Тебя ждёт карета. Призрачные кони смотрят на тебя своими грустными глазами, потом взмахивают крыльями и летят сквозь метель всё выше и выше, туда, где мерцает огнями замок.

Тебя встречают Полумна — девочка со странными серёжками-редисками, Тапани и Матти, похожие, словно дождевые капли. Братья смотрят на тебя с благоговением. В доме, который им уже не принадлежит, на чердаке среди старых вещей спрятана фотография — девочка в школьной форме, светлые волосы перевязаны лентой. Сегодня они вспоминают свою мать такой...

Поодаль стоит Валери, и в глазах у неё страх...

Тебя берут за руки и ведут через высокие двери в замок, где лестницы двигаются, люди на портретах кивают и улыбаются, а из стен вылетают прозрачные тени. В твоей комнате кровать с балдахином. Ты надеваешь платье из голубой органзы. Полумна шепчет что-то, и цветы распускаются в твоих волосах...

Ты идёшь в толпе людей, словно перенесённых сюда из сказки. И старый волшебник, прячущий печаль за стёклами очков, пожимает твою руку...

В большом зале ты поднимаешь голову — и видишь звёзды. Они светят здесь сквозь облака, камень и печаль...

В золотых тарелках, повинуясь словам, появляются напитки и еда... Потом столы исчезают, и появляется сцена, с которой льётся музыка. И ты танцуешь... Как первый снег... Свои шесть минут вальса... прежде чем растаять...

Вокруг кружатся лица и платья, а кто-то просто стоит у стены.

Это профессор Снейп. На нём обычный чёрный сюртук... Одежда впору для похорон. Кого он хоронит каждый день, но так и не может похоронить?..

А там Валери — алое пятно крови на голубом атласе Шармбатона... Она смотрит на танцующих, и в её взгляде презрение и боль...

Драко танцует с изяществом, отточенным веками не его жизней. Он верит, что каждый день будет танцем, в котором он знает каждую ноту, каждое движение...

Джейден уже не верит. Сегодня он кружится по залу, и огонь горит в его ледяных глазах. Но фальшивы этот огонь и этот лёд... Он похож на отравленного, перед которым поставили блюда с вкуснейшей едой. И он съест их все, потому что больше нечего терять, но не почувствует ни вкуса, ни радости, потому что знает, что умирает...

Музыка стихает, и ты уходишь в сад, наполненный розами и тишиной. Крошечные феи с крыльями, как у стрекоз, перелетают от цветка к цветку, одна садится на твою протянутую руку...

А где-то в вышине огромные часы отмеряют последние секунды сбывшейся мечты... И ты, покорная, возвращаешься в комнату, переодеваешься, прощаешься с Полумной и Валери. Они уходят...

Остаётся тишина... Платье на кресле — словно брошенные крылья... Звук шагов... И моё замершее лицо под твоими руками...

Солнечный луч коснулся пола, пробежал по ковру к кровати. Карл протянул руку и задёрнул штору. Софи открыла глаза и сжала одеяло, пытаясь разделить сны и явь.

Карл некоторое время смотрел на неё, потом поднялся с пола. Услышав шорох, девочка испуганно спросила:

— Кто здесь?

— Доброе утро, — вместо ответа сказал он.

— Я не слышала, как ты вошёл... — она виновато улыбнулась.

— Я старался не шуметь... Как спала?

— ...Хорошо... — медленно ответила Софи. Больше всего ей хотелось рассказать ему о своём сне, но она боялась услышать: «Это неправда».

— Хорошо, — повторила девочка. — Мне пора уезжать?

— Да... Я позову Полумну и Валери, чтобы они помогли тебе... И разбужу близнецов... Встретимся внизу...

Они прощались у высоких дверей, улыбаясь и произнося много слов. Софи, сжимавшей руку Карла, казалось, что в конце коридора стоит старый волшебник из сна. Она хотела поблагодарить его, но он был слишком далеко...

Потом карета увозила её всё дальше от замка. Потом поезд летел через снежную равнину, на краешке которой около дома с покосившейся крышей грелся в лучах зимнего солнца толстый рыжий кот...

— Тебе не обязательно провожать меня до приюта, — сказала Софи, когда они поднялись на мост.

— Конечно, обязательно, — ответил Карл. — Поезд отправится обратно через два часа, я успею... — эти каникулы он должен был провести в школе с Валери и братьями, готовясь к последнему испытанию.

— Хорошо... — сдалась Софи.

Они спустились в метро, и шум колёс, несущихся по рельсам, почти заглушил музыку, которую слышала Софи. Она не украла ни золотой тарелки, ни серебряной ложки, но эту музыку забрала с собой...

Когда они вышли на воздух, музыка стала громче...

У калитки приюта Софи остановилась.

— Дальше я сама... А то ты опоздаешь...

— Хорошо... — теперь сдался он.

Карл отдал ей рюкзак и чехол с платьем.

— Спасибо...

— Не за что...

Софи коснулась рукой металлических прутьев, потом обернулась, сделала несколько неуверенных шагов в ту сторону, где, наверное, стоял он, и сказала:

— Ты волшебник?..

Он наклонился, поцеловал покрытые снегом волосы:

— Нет...

И медленно пошёл по дороге, освещённой вечерними фонарями...

Глава 26. Один Бог забыл - другой поможет

Каникулы были похожи на бесконечно длящийся праздник — словно создатель календаря составил недели из одних воскресений. Все понимали, что рано или поздно наступит новый семестр, нужно будет снова сесть за парту, читать учебники и записывать слова учителей, но сейчас думать об этом не хотелось. Хотелось кататься с ледяных горок, лепить снежных человечков, строить снежные замки...

Карл почти не оставался один. Рядом были то Тапани с Матти, то Валери, иногда приходила Полумна... Но в этот вечер, построив ледяную башню и мост, ведущий к дворцу, который лепили девочки, он стряхнул снег с перчаток и медленно пошёл к замку. В этот вечер ему хотелось одиночества... Чтобы разделить его с другим одиночеством.

Сегодня было девятое января. Профессор Снейп не пришёл ни на завтрак, ни на обед. Ужин Карл пропустил, но был уверен, профессор не пришёл и на ужин. Заперев себя среди настоек и ядов, он, наверное, читал старые книги, придумывая задания, за которые никто из учеников не сможет получить высший балл. Пытаясь превратить этот день в такой же, как сотни других дней...

Карлу не нравилось такое волшебство. Ступая по обледенелой тропинке, он сжимал в руке маленький брелок, купленный на последние шестьдесят пенсов около вокзала Кингс Кросс. Тогда полупрозрачный, чёрный с серебристыми прожилками камень, формой напоминавший кривую звезду, показался мальчику похожим на него самого... Подходящий подарок себе на несуществующий день рождения, который затерялся между других зимних дней. Может, неделю назад, может, вчера, может, завтра...

Карл взбежал по ступеням замка, прошёл через холл, спустился по лестнице и остановился перед кабинетом. Потом толкнул дверь.

Профессор отложил книгу в потрёпанном переплёте и хмуро посмотрел на ученика:

— Что вам надо?

Карл подошёл, протянул сжатую руку и снова спрятал в карман — на столе среди свитков и пробирок остался маленький брелок с камешком в виде кривой звезды.

— С днём рождения...

Профессор молча смотрел на Карла, потом сказал:

— Заберите. И больше никогда не приходите сюда с подобными глупостями.

Карл опустил глаза. Когда он пытался взять со стола брелок, пальцы дрожали. Потом, идя по тёмному коридору, он сжимал его в руке, и неровные края звезды впивались в ладонь. Нужно было забыть эти несколько минут в кабинете, стереть звук шагов и фраз, превратить слова в тишину... Но Карл не любил такую магию...

Февраль растаял. На смену ему пришёл сухой, ветреный март. Ветер звал за собой, то прося, то умоляя, то срываясь на крик... Апрель принёс солнце, и солнце прогнало ветер. В другой раз Карл обрадовался бы наступлению весны, но теперь ему хотелось остановить время: за весной неизбежно должно было прийти лето.

Карла тревожили не мысли о последнем испытании, не расставание с Хогвартсом, а сознание того, что такого года в его жизни больше никогда не повторится. И дело было не в Турнире Трёх Волшебников. Четвёртый курс стал самым счастливым потому, что всё это время рядом с ним были... друзья. Карл боялся этого слова, боялся, что, произнеся, поверив в него, разрушит реальность, но другого уже не находил. Он привык к их ежедневным прогулкам, долгим вечерам у камина, когда можно рассказывать истории, а можно просто молчать... Ему нравилось смеяться над шутками Валери, нравилось видеть радостное удивление в глазах близнецов, когда он показывал заклинание, которое учителя объяснят только через несколько лет, а им можно выучить уже сейчас... И пусть пока у него не всегда хорошо получалось дружить, он хотел учиться дальше!.. Раньше Карл постоянно пытался найти своё место между двумя мирами: волшебным и обычным. Теперь он почти не задумывался об этом, просто жил — и это приносило радость.

Только занятия в классе зельеварения наполняли сердце тоской. Казалось бы, всего пара часов — а тоски набиралось столько, впору вычерпывать... Глядя на профессора, Карл не мог не думать о том, что если Северус Снейп видит в нём своё прошлое, то сам является его будущим. И тогда гасли мечты о друзьях, и призрачным становилось счастье... После этих уроков Карлу снились боль, отчаяние, чей-то бред, человек, бредущий по лесу, а потом уснувший под высоким деревом...

Друзья помогали забыть о снах. А в конце мая участникам турнира сообщили задание третьего конкурса — и теперь Карл занимался составлением списка существ, с которыми ему, возможно, предстояло встретиться в последнем испытании. Валери посоветовала начертить таблицу из двух столбцов: в одном — название существа, в другом — способ его победить. Первый столбец они заполнили быстро, со вторым дело обстояло труднее. Большинство предлагаемых Валери заклинаний Карл отвергал, поэтому в конце концов девочка не выдержала и сказала, что если ему не терпится проиграть, то она мешать не намерена. Карл не хотел проиграть, но и уничтожать созданий, не по своей воле попавших на это состязание, не собирался. Найти способ понять стоящее перед тобой существо было намного интереснее, чем сразу бросать в него заклинание.

Если в лабиринте будет фонарник, то он попросит разрешения выпить с ним чаю после испытания... Красные колпаки тоже должны узнать в нём себя, а значит, они будут его ненавидеть, но уничтожать не станут... Гриндиллоу, наверное, вспомнят в нём кита и не посмеют напасть... Если не удастся договориться с соплохвостами, он отделается парой ожогов, это не больно... А с боггартом они уже встречались...

Когда ждёшь чего-то с нетерпением, время превращается в вечность. Когда просишь что-то подольше не наступать, время сжимается в мгновение. Казалось, впереди почти месяц, и вот уже последний экзамен, а сразу за ним — двадцать четвёртое июня.

После завтрака Карл забрался в большое кресло в гостиной, чтобы ещё раз просмотреть свою таблицу. Близнецы тихонько устроились рядом, Валери тоже пришла, но не переставала ворчать.

— Мы что теперь из-за этого дурацкого турнира всё лето должны убить?

— Дай мне ещё час, а потом мы пойдём гулять, — пообещал Карл.

— И что мне делать весь этот час? — насупилась она. — Я не могу просто тихо сидеть, как Тапани с Матти.

— Почитай книгу.

— Вот ещё!

— Профессор Трелони дала нам интересную книгу о Солнечной системе.

— Читать книги этой сумасшедшей?

— Она не сумасшедшая. Кроме того, это не её книга.

— Ладно... — вздохнула Валери. — И где этот шедевр?

— У меня, — сказал Тапани. — Держи.

— Спасибо, — поблагодарила Валери с кривой улыбкой и, не посмотрев на название, начала листать страницы.

Планета, спутники, планета, спутники... Очень интересно!..

К концу часа она уже добралась до Сатурна.

«Энцелад — шестой по размерам спутник Сатурна. Назван в честь героя древнегреческой мифологии гиганта Энцелада, сына Геи и Урана. Отец его ненавидел своих детей, ужасных видом, и прятал их в утробу Геи, причиняя ей тяжкие страдания...

Энцелад преимущественно состоит из льда и имеет самую чистую в Солнечной системе ледяную поверхность, поэтому поверхность Энцелада почти белая. Она отражает почти весь падающий на неё солнечный свет.

Когда-то этот спутник считался мёртвым ледяным миром, но потом на его южном полюсе были обнаружены странной формы разломы, получившее название «тигровых полос». Позднее оказалось, что через эти трещины вырываются лёд и различные газы. Это позволяет сделать предположение о наличии под ледяной корой жидкого океана...»

— Ну, всё! Я готов идти гулять! — сказал Карл.

— Я тоже, — ответила Валери, захлопнув книгу.

На прогулке она шутила больше обычного. Карл с Тапани пытались запустить воздушного змея без помощи магии. Матти искал цветок папоротника. Старая воспитательница-полячка в приюте рассказывала, что папоротник цветёт раз в год в ночь на двадцать четвёртое июня и нашедший его цветок может загадать любое желание.

— Сейчас же не ночь! — смеялась Валери.

— Но цветок не может расцвести за несколько минут, — рассудительно говорил мальчик. — Я найду бутон и подожду, пока он распустится.

— А что ты попросишь?

— Чтобы Карл победил, — улыбнулся Матти.

Он искал волшебный цветок до вечера, но так и не нашёл.

— Не расстраивайся, — успокоил его Карл. — И спасибо большое за помощь.

— Я ведь ничего не нашёл, — виновато развёл руками Матти.

— Знаешь, что я думаю? — Карл наклонился к нему и проговорил тихо, словно сообщая большую тайну. — Этот цветок находится не на земле.

— А где? — удивился Матти.

— В человеке... Если в нашей душе распустится цветок, мы сможем исполнить любое желание.

Валери насмешливо фыркнула:

— Заканчивай, сказочник, а то опоздаем на праздничный ужин.

— Нет, правда, это же хорошая идея, — задумчиво сказал Карл.

— Замечательная! Пошли!.. — Валери подтолкнула его в спину.

Вернувшись в замок, они побежали к себе за мантиями. Карл сказал близнецам, что ему нужно кое-что доделать перед испытанием, и попросил занять место. Но, когда Тапани с Матти ушли, устало опустился на кровать. Ему не хотелось идти в Большой зал: после праздничного ужина вряд ли удастся убежать от соплохвоста...

Но дело было не в соплохвостах. Просто он не чувствовал в себе сил изображать радость при виде слоёного пирога или волнение перед испытанием — чувства, которые ожидали увидеть на его лице другие.

— Когда никто не видит, можно немного погрустить? — спросил Карл у сидящего на стопке книг Рабэ.

Кажется, ворон согласился.

Пытаясь занять время, Карл стал раскладывать конспекты, выбирая то, что собирался перечитать на каникулах. На глаза попался доклад по астрономии, написанный крупным детским почерком.

— Это о тебе! — улыбнулся Карл. — Помнишь, мы писали о тебе доклад?

Он пробежал глазами страницу.

«Созвездие Ворона — одно из древних созвездий.

По легенде бог Аполлон послал свою вещую птицу ворона за водой для жертвоприношения. Но по дороге ворон увидел смоковницу и сел на её ветви, ожидая, когда созреют плоды. Ворон опоздал, и чтобы оправдаться перед Аполлоном, сказал, что гидра не пускала его к воде. В наказание ворон из белого стал чёрным и был отправлен на небо вместе с гидрой и чашей для жертвоприношения.

В поэме древнеримского поэта Овидия «Фасты» об этих созвездиях написано:

Вместе друг с другом горят созвездия — Ворон со Змеем,

А между ними ещё Чаши созвездье лежит».

Прочитав стихотворные строки, Карл вспомнил о другой книге. Переложив бумаги, он вытянул из-под свитков сборник стихов — на ковёр что-то упало. Наклонившись, Карл увидел брелок с камешком-звездой. Поднял его, положил в ящик и наугад раскрыл книгу.

Стихотворение называлось «Безысходность».

Поздним вечером в конце осени,

когда вместо пластинок все слушают дождь,

останься дома

в пустой холодной комнате

и налей в бокалы безысходность.

Один выпей сам,

другой отдай своей тени.

Не пиши писем,

не произноси вслух имён.

Сядь на старый пыльный ковёр, ожидая рассвета.

И, когда погаснет последний фонарь за окном,

ты увидишь,

как ангел взмахивает крыльями,

покидая твою душу,

и Бог закрывает глаза,

отпуская тебя...

Карл перелистнул страницу и посмотрел на Рабэ:

— Не подходит... Там про осень, а сейчас только июнь. Значит, не подходит...

Он положил потрёпанный томик на стопку бумаг, которые собирался взять в приют, потом встал.

— Пройдусь немного перед соревнованиями... Не волнуйся, всё будет хорошо! — он улыбнулся быстрой улыбкой и побежал наверх.

Заглянув в Большой зал, Карл увидел, что Валери там нет. Он осторожно прикрыл дверь и пошёл искать девочку.

Она спускалась с холма, путаясь в высокой траве. Воздух был наполнен ароматом цветов и стрекотом кузнечиков. Всё вокруг казалось живым, всё радовалось наступившему лету и расцветало вместе с ним.

Валери не чувствовала радости. Последние месяцы она гнала от себя эти мысли, но теперь их было некуда дальше гнать: ещё несколько дней и придётся возвращаться в приют, а потом — снова в школу. Трудно решить, что хуже. Воспитатели и дети считают её опасной сумасшедшей, к которой лучше не подходить. Для мадам Максим она тоже словно заноза: и оставить больно, и вытащить не получается...

Как же не хочется возвращаться туда!.. Каждый день видеть этих чопорных красавиц, готовых чуть что сразу упасть в обморок!.. Смотреть в лица преподавателей — и понимать, что вечером они провели два часа, не готовясь к занятиям, а придумывая новую маску для волос... Учиться носить кринолины и корсеты, слушать бесконечные разговоры о мальчишках!..

Вот если бы можно было остаться в Хогвартсе!.. Здесь настоящая магия, магия, которая нужна ей!.. Профессор Грюм знает заклинания, от которых кровь стынет в жилах!.. А профессор Снейп!.. Он явно проводит мало времени перед зеркалом, но зато когда входит в класс — все звуки стихают. И какие зелья он учит готовить!..

Но никто, конечно, не разрешит... Директор Дамблдор слишком правильный. Начала учиться в Шармбатоне, значит, учись там, пока не умрёшь от скуки!.. От одиночества...

Валери свернула на узкую тропинку, прошла между деревьев и остановилась, щурясь от заходящего солнца.

Он был там. Наверное, любовался своим отражением в воде. Хотя взгляд оставался мрачным...

«Что, не нравится отражение?» — усмехнулась про себя Валери.

Все эти месяцы она благоразумно избегала встреч с ним.

«И когда это я успела стать благоразумной?»

Она решительно подошла к берегу, подняла плоский камешек и бросила: камешек запрыгал по воде и утонул где-то на середине озера.

Джейден обернулся, но, увидев, что это всего лишь Валери, снова посмотрел на водную гладь. Кровь ударила Валери в голову: она ненавидела тех, кто делал вид, что её не существует.

— Вот и всё, — сказала она, пряча руки в карманы. — Ещё пара дней — и вернёшься под крыло к папочке.

Джейден посмотрел на неё — сначала презрительно, потом во взгляде зажглись насмешливые огоньки:

— Здесь я, видимо, должен выразить сочувствие, потому что тебе возвращаться не к кому?

— Не нужно мне твоё сочувствие! — с такой же злой насмешкой ответила она.

— Правда?.. — он наклонился, разглядывая её. — А я думаю наоборот. Такие, как ты, всегда пытаются заставить мир их пожалеть... Я видел детей, воспитывавшихся в приютах. Вы считаете себя самыми несчастными, потому что вас лишили возможности иметь семью. «Дайте нам родителей, и мы тоже станем радоваться жизни!» А ты знаешь, что такое семья?.. Думаешь, родители — ангелы, любви которых ты лишилась?.. Тебя, похоже, не очень впечатлила история о моей сестре, хочешь, расскажу об отце?..

Валери не хотела, но не могла пошевелиться, тело словно свело. Сжавшись в полуяростной-полуиспуганной позе, она прошипела:

— У тебя нет сестры!..

— Сейчас нет, — улыбнулся Джейден ужасной улыбкой. — Но раньше была. И отец есть, если ты, конечно, не считаешь, будто я родился от святого духа!.. Для моего отца Агнесс была пятном на безупречной биографии. Он не брал её на прогулки, не дарил подарков, почти не разговаривал с ней. А когда понял, что в ней нет ни унции магии, просто перестал замечать... Он не разрешил ей пойти в школу: у чистокровных волшебников ведь не должны рождаться сквибы!.. У него не должно было быть такой дочери...

— У тебя нет сестры! — перебила Валери. — Это неправда!

— Это ещё не вся правда!.. Отец обвинял мать, говорил, что её кровь недостаточно чиста... И однажды с их обычной прогулки на лодке он вернулся один. Лодка перевернулась, и моя мать утонула. Отец ничего не смог сделать... И каждый день я спрашиваю себя, возможно ли, чтобы человек, который половину жизни провёл на море, который построил этот огромный корабль, не смог справиться с простой лодкой!.. Ну, что, ты хотела бы иметь такого отца?!

— Ты лжёшь! Это всё ложь! — закричала Валери. — Ничего этого не было!

Джейден замолчал.

— Может, ты и права... — медленно произнёс он, и в его голосе зазвучали теперь торжество и горечь.— Может, всё это действительно ложь... А правда в том, что я наследник могущественного рода. Я обладаю силой, которой вам не научиться и за десятки лет... У меня будут богатство и власть. Отец сказал, скоро мир изменится! И я буду с ним, когда это произойдёт!..

— Сумасшедший... — пробормотала она. — Ты сумасшедший...

Но Джейден уже не слушал её. Повернувшись к озеру спиной, он пошёл вверх по тропинке.

Валери, дрожа, смотрела на воду. Он точно сумасшедший. И она ненормальная, что решила заговорить с ним. Знала ведь, что всё кончится так...

Рядом послышались быстрые шаги. Она тяжело вздохнула:

— Чего тебе?

Карл остановился, поражённо глядя то на неё, то на вершину холма.

— Ты говорила с Джейденом Ван Стратеном?

— Сказала, что он идиот. А что, нужно было спросить у тебя разрешения?

— ...Нет, просто...

— Почему ты не на стадионе? Испытание вот-вот начнётся.

— ...Понимаешь...

— Да не волнуйся, ничего не случится! Самое худшее — проведёшь несколько дней в госпитале, а потом вернёшься к своей Софи.

— При чём тут Софи? — не понял он.

— Ну, не к ней, так к кому-нибудь другому... — пожала плечами Валери.

Карл продолжал непонимающе смотреть на неё, потом медленно опустился на песок.

— Вот глупый! Скоро последнее испытание, а он тут расселся!

— Ещё есть немного времени, — сказал Карл, глядя на тяжёлый корабль, качающийся на волнах.

Валери вздохнула и, словно сдавшись, села рядом с ним.

— Ты странный, — тихо проговорила она, набирая в горсть песок и смотря, как он течёт сквозь пальцы. — Слишком хрупкий, беззащитный... Кажется, стоит дотронуться, и ты разобьёшься, сломаешься...

Он не ответил.

— Близнецам это нравится... — продолжила Валери. — Они многому у тебя научились... И не только делать своих глупых рыбок... А я не люблю беззащитность... Если бы я встретила тебя в приюте, я бы не стала дружить с тобой... Мне не нравятся такие беспомощные люди... Перед вторым испытанием... Я не сказала тебе... Профессор Дамблдор предложил мне стать тем, кого у тебя должны украсть... А я отказалась. Знала, что тебя будут дразнить с этой вороной, и всё равно отказалась... Не хотела беспомощно висеть в ледяной воде и ждать, пока меня кто-то спасёт...

— ...Ничего... я понимаю... — ответил Карл.

— Конечно... ты понимаешь... ты всё понимаешь... — глухо проговорила Валери. Она поднялась, отряхнула юбку и посмотрела сверху вниз на Карла. — Я сказала неправду. Ты не хрупкий и беззащитный... В тебе есть что-то такое, что люди уже почти уничтожили в себе. А ты напоминаешь об этом... И становится больно... И хочется разбить, сломать тебя, чтобы больше не чувствовать боль...

Она повернулась и пошла к холму.

Карл остановившимся взглядом смотрел на водную гладь. Солнце медленно опускалось в озеро. Снова прилетел ветер... В эхе голосов, каждый из которых звал его за собой, он встал и пошёл на стадион.

Поле для квиддича превратилось в лабиринт из живой изгороди. Трибуны были переполнены. У лабиринта уже стояли участники турнира.

— Если кто-нибудь попадёт в беду и почувствует, что требуется подмога, пошлите в воздух сноп красных искр, и мы незамедлительно придём на помощь, — сообщила профессор МакГонагалл.

Те же слова три года назад говорил Хагрид. Тогда Карл был даже не уверен в способности послать искры нужного цвета, а теперь собирался пройти через лабиринт, полный чудовищ. Похоже, с тех пор многое изменилось... И только внутри, как прежде...

Усилием воли прогнав ненужные сейчас мысли, он достал волшебную палочку и стал слушать Людо Бэгмена, выкрикивающего на весь стадион правила последнего испытания. Потом раздался свисток... Карл нашёл взглядом Валери. Она сидела рядом с близнецами и смотрела на него. Но он находился слишком далеко, чтобы различить выражение её лица.

— Мистер Штерн, ваша очередь, — напомнил Людо Бэгмен.

Карл кивнул и вошёл в лабиринт.

Где-то в вышине гасло небо, и зажигались звёзды. Пройдя несколько поворотов, он заметил впереди стоящего у изгороди юношу.

— Я думал, ты будешь в самом конце, — сказал Карл, подойдя к нему.

— Это и есть конец, — ответил боггарт.

За год он изменился: стал выше и, наверное, сильнее. Но во взгляде горела та же ненависть, и презрительная усмешка по-прежнему кривила губы.

— Ты пропустишь меня? — спросил его Карл.

— Конечно, — юноша склонился в полушутовском поклоне.

— Спасибо, — поблагодарил Карл и пошёл дальше, не оглядываясь.

Вслед ему пронеслось насмешливое: «Не за что...»

Небо над лабиринтом быстро темнело, дорога разделялась на две: одна вела налево, другая — направо. Карл произнёс заклинание, и на кончике палочки появился крошечный светлячок. Он сделал это как раз вовремя, потому что иначе бы наступил на чёрный комок, лежащий в траве.

— Рабэ? — он опустился на колени рядом с ним. — Как ты здесь оказался?

Ворон смотрел на него старыми, виноватыми глазами.

— Ты боишься, что я не смогу пройти лабиринт?.. Думаешь, ты виноват, потому что бросил моё имя в кубок?.. Я же говорил, не волнуйся, всё будет хорошо!..

Рабэ постоял немного, потом побрёл в правый коридор.

— Ты знаешь, куда идти?.. Ты нашёл дорогу для меня? — побежав за ним, спросил Карл.

Рабэ остановился, взмахнул больным крылом, пролетел несколько метров и снова заковылял по траве.

— Не надо было... — вздохнув, пробормотал Карл. — Тебе же больно... А вдруг нам попадутся соплохвосты?

Но, странное дело, на пути им не попалось даже самого крошечного соплохвоста. Кубка, правда, тоже не было видно. И когда Карл уже решил, что они заблудились, впереди показалось слабое свечение. Сначала он принял его за свечу болотного фонарника и даже сказал Рабэ, что это ловушка и им туда не надо. Но ворон упрямо продолжал идти на свет, и Карл послушался.

Оказалось, Рабэ был прав!.. На каменном постаменте стоял Кубок Трёх Волшебников. А рядом с ним — Седрик Диггори и Гарри Поттер.

— Ты тоже дошёл! — удивился Седрик.

— Но вы первые... — протянул Карл. — Кубок ваш...

— Да ладно! — махнул он рукой. — Где двое, там и трое. Правда, Гарри?

Гарри Поттер кивнул.

— Так нечестно, вы же первые... — попробовал возразить Карл.

— Слушай, мы тут друг друга несколько минут уговаривали, если ещё тебя будем уговаривать столько же, появится какое-нибудь чудовище, и Кубок никому не достанется, — с улыбкой проговорил Седрик.

— Спасибо... — Карл взял на руки Рабэ и тоже робко улыбнулся.

— Отлично! Победил Хогвартс!..

— На счёт три, ладно? — предложил Гарри. — Один... два... три!

За те короткие доли секунды, пока рука тянулась к Кубку, Карл успел подумать о множестве вещей. Профессор Снейп, пусть никогда и не покажет этого, наверное, будет рад, что его студент стал одним из победителей турнира. Валери скажет, что, хотя всегда поддерживала его, совсем не ожидала, что он на самом деле победит. И может, поверит, что для победы не обязательно иметь ту силу, которой она ищет. Близнецы, наверное, уже верят, но приятно, когда то, во что ты веришь, оказывается правдой... Тэд будет радоваться, что у него такой друг... И Софи тоже будет радоваться...

Потом тело вдруг начало разрывать на части, а когда эти части снова собрались вместе, он оказался на старом кладбище. Высокая трава оплела решётки и надгробья, и теперь почти было не различить имена людей, спящих здесь.

Седрик предложил достать палочки. Карл потянулся за своей и тут заметил невысокого человека, медленно идущего между могил. В руках у него был свёрток.

«У него умер ребёнок, он хочет его похоронить...» — почему-то подумал Карл.

Человек остановился возле высокого мраморного надгробья, и вдруг холодный, пронзительный голос, идущий словно издалека, проговорил:

— Убей лишнего.

Карл инстинктивно закрыл собой Рабэ и зажмурился.

— Авада Кедавра!

Послышался звук падающего тела, но он ничего не почувствовал. Шло время, а боль всё не приходила. Карл открыл глаза и увидел лежащего у его ног Седрика Диггори.

— Забери у них палочки.

— Экспелиармус!

Палочки Карла и Гарри упали в высокую траву у надгробья.

Человек пробормотал ещё одно заклинание, и мысли Карла вдруг стали путаными и тяжёлыми. Он пытался подумать, что хочет вернуть себе палочку, но постоянно отвлекался на разные мелочи: трава слишком высокая... полынь растёт так густо... можно приготовить много зелья... какого зелья?.. серая полынь... как глаза умершего... прорастёт... и станет его глазами... его губами... его сердцем...

— Быстрее, заклинание скоро перестанет действовать!

Какой холодный голос... Чьи-то руки привязывают его к камню... Это же... имя, было же имя... Питер... Питер Петтигрю... Он умолял их сохранить ему жизнь... а сегодня... а сегодня... Его жизнь стоит дороже, чем жизнь этого юноши?..

— Всё готово, хозяин.

— Пора...

Что у него в руках?.. Не видно... Он хочет похоронить ребёнка?.. Что он делает?.. Зачем он бросает ребёнка в котёл?..

— Кость отца, отданная без согласия, возроди своего сына!

Чей это отец? Кто его ребёнок? Ребёнок, жаждущий возрождения... Волшебник, убивший единорога... Волшебник, убивший змея...

К нему постепенно возвращалась ясность мысли, и вместе с этим приходило осознание ужаса произошедшего.

Седрик Диггори... Отец ждёт... Но сын никогда не вернётся... Какое у него будет лицо, когда он узнает?.. Почему Седрик умер?.. Просто так?.. Если бы он не нашёл Кубка, то был бы жив... Тогда зачем эти турниры? Зачем эти победы?..

— П-плоть... слуги... отданная д-добровольно... оживи... своего... хозяина!

Почему Седрик мёртв, а он жив?.. Он тоже лишний, ненужный...

— К-кровь недруга... взятая насильно... воскреси... своего врага!

Зачем он здесь?

— Жизнь, украденная у рождённого под горящей звездой, стань новой жизнью!

Питер Петтигрю подошёл к Карлу, повернул связанные руки запястьями вверх и сделал глубокий надрез. В первую секунду Карл ничего не почувствовал: просто рядом с серыми верёвками появилась ещё одна — красная. Потом запястья пронзила боль, и из раны потекла кровь. Питер взял стоящую на надгробии серебряную чашу и стал собирать в неё кровь. Когда чаша наполнилась, он вылил содержимое в котёл. Из котла полетели искры. Яркие и холодные, они напоминали огни, зажигаемые в Новый год... Казалось, под чернильным небом начинается праздник... И в этот праздник Карл странно и нелепо умирал, истекая кровью...

А кто-то другой рождался. Чёрный дым, клубящийся над котлом, больше не становился облаками, теперь он хотел стать человеком... Высоким, худым, с глазами, горящими чужой кровью...

Слуга накрыл его плечи плащом, и он начал с жадным восторгом осматривать новое тело. Потом посмотрел на Гарри Поттера и засмеялся.

Карл рассеянно цеплялся за гаснущие картины и звуки... Мир вокруг стремительно бледнел. «Закрой глаза и усни... Ты устал...» — повторял он себе, но продолжал вслушиваться в эхо голосов, которое становилось всё дальше и тише...

Голосов было много... Кто-то приветствовал воскресшего господина, кто-то кричал от боли под его заклинаниями... Питер просил вернуть ему руку.

— ...ты всё же помог мне... а лорд Волан-де-Морт награждает тех, кто ему помогает...

В награду за отданную плоть Питер получил серебряную кисть...

Что получит Гарри Поттер за свою кровь?.. Что получит он за свою жизнь?.. Или за украденное награда не полагается?.. Что получит Седрик за свою смерть?..

— И пусть твоя верность будет неколебима.

— Конечно, милорд... навсегда, милорд...

— Тебя тоже следует наградить, Вильгельм... Вернее то, что от тебя осталось... Пусть ты выполнил лишь свою часть уговора, но выполнил честно... Иди сюда. Эти недотёпы не смогли вылечить твоё крыло. Они не знают, что память обо мне нельзя вылечить...

Карл дёрнулся, кровь потекла сильнее. Не может быть!..

Ворон взлетел и тяжело опустился на протянутую руку Тома Реддла. Тёмный Лорд взмахнул волшебной палочкой — и перья на левом крыле Рабэ стали серебряными.

— Так значительно лучше, — улыбнулся волшебник. Потом резким движением сбросил ворона.

Тот попробовал взлететь, но упал под тяжестью нового крыла.

— Прости, — улыбка стала жестокой, — но я хочу быть уверен, что ты по-прежнему верен мне. Ты ведь не обиделся? Мы с тобой слишком давно знаем друг друга, чтобы обижаться, не правда ли?

Ворон посмотрел на него старыми, усталыми глазами, потом побрёл, волоча за собой металлическое крыло.

Не может быть!.. Рабэ!.. Его Рабэ... Друг, которого он нашёл во второй день своего пребывания в Хогвартсе... Всё оказалось не так... Это Рабэ его нашёл... Нашёл, чтобы потом отдать этому человеку... Четыре года лжи... А в тот вечер на Астрономической башне... Рабэ привёл профессора Дамблдора, чтобы спасти ему жизнь... Потому что эта жизнь должна была воскресить Тома Реддла!.. Он заботился о нём, как заботятся о домашнем скоте, чтобы потом убить и продать мясо...

— Итак, с полковником фон Дитрихом мы разобрались. Он исполнил свой долг — привёл мальчишку, а что сделал ты, Люциус?

Полковник фон Дитрих?.. Рабэ — отец Альфреда?.. Наверное, у него мутится в голове от потери крови...

— Милорд, я всегда был настороже. Я помнил ваши указания и следил за ребёнком, найденным фон Дитрихом. Благодаря мне Фадж...

Добрый мистер Малфой!.. Вот почему его не выгнали из Хогвартса, когда он зимой создал Патронуса... Вот почему Корнелиус Фадж отпустил его, так и не добившись «особых примет» синего кита...

— Да-да, болтовня с недоумками из министерства, ты всегда был силён в этом. Но, признаться, я ждал от тебя большего, чем безопасные разговоры... Ты разочаровал меня, Люциус. Впредь я ожидаю от тебя более верной службы.

— Конечно, милорд, конечно...

Не осуждайте его!.. Он хорошо служил вам... Они все хорошо служили... Нашли и заботились... Несмотря на грязную кровь... Заботились...

— А что ты скажешь, Филипп?.. Твой друг оказался трусом, может, и ты скоро сбежишь?

— Трус не может быть моим другом, милорд, — спокойно возразил Филипп Ван Стратен, сбрасывая капюшон.

— Тогда почему за все эти годы ты не предпринял ни одной попытки найти меня? Или ты отрёкся от поверженного господина так же быстро, как только что — от Игоря Каркарова?

— Я не отрекался от вас, милорд. Я знал, что вы вернётесь, но я... был занят...

— Чем же? — насмешливо переспросил Тёмный Лорд.

— ...Личными делами...

— Какое мне дело до твоих личных дел! — гневно перебил он.

— Никакого, поэтому мне нужно было решить их самому... до вашего возвращения. Проблем больше нет, теперь я полностью в вашем распоряжении. Я и мой сын.

— И я распоряжусь вами, вами обоими, — сурово ответил Тёмный Лорд. — Итак, здесь не хватает шестерых. Трое погибли, служа мне. Один побоялся вернуться... он пожалеет об этом. Каркаров предал меня, он будет убит... И ещё один, самый верный мой слуга, который помог этому мальчишке пройти испытания, — он небрежно кивнул в сторону Карла, — и благодаря которому сюда прибыл наш юный друг, — добавил он, поворачиваясь к Гарри Поттеру...

Дальше Карл уже не слушал. Кто помог ему пройти испытания?.. Он ведь сам решил говорить с драконом... Почему?.. Потому что профессор Грюм сказал, что дракон — та же змея... Но профессор Грюм ненавидит Тома Реддла... Настоящий профессор Грюм... Он не стал бы говорить такое студенту Слизерина, умеющему говорить со змеями... И Миртл... Миртл тоже заставил прийти он... Профессору Снейпу было всё равно, всегда было всё равно...

Кровь течёт по пальцам... Правильно... Всё правильно... как они хотели... Сильные, мудрые взрослые... Вот теперь можно уснуть, чтобы никогда больше не проснуться в их мире...

Карл очнулся на траве. Запястья не болели, только в теле чувствовалась ужасная слабость.

Это был сон... Ему всё приснилось: Седрик, Рабэ, Тёмный Лорд... Значит, и Валери не говорила тех слов!..

Он приподнялся на локте — и увидел человека, сидящего на каменном выступе надгробия.

Больше никого не было. Ни его слуг, ни Гарри Поттера... Тёмный Лорд вертел в руках волшебную палочку, глаза то вспыхивали кровавыми искрами, то снова гасли...

Карл с трудом встал на ноги и, качаясь, побрёл к ограде.

— Куда ты собрался? — окликнул его тяжёлый голос.

Он остановился, потом пошёл дальше. Это опять сон... Ничего этого на самом деле нет... Не может быть...

— Руки больше не болят?

Карл мотнул головой, не то отвечая, не то пытаясь прогнать видение.

— Я исцеляю лучше, чем в госпитале Хогвартса, — усмехнулся Тёмный Лорд.

Карл сделал ещё один шаг и упёрся грудью в металлическую ограду. Потом повернулся, затравленно глядя на сидящего человека.

Тёмный Лорд поднялся медленно, словно новое тело причиняло ему боль.

— Я отослал их... Подумал, нам лучше поговорить вдвоём...

— Нам не о чем говорить... — пробормотал Карл. — Вы хотели меня убить...

— Мне нужна была жизнь, чтобы возродиться. Вильгельм нашёл тебя... — его голос звучал почти мягко, словно преподаватель объяснял правило студенту, пропустившему урок из-за болезни. — Кажется, неплохой выбор... Для зелья хватило всего лишь чаши крови, тебя даже удалось спасти.

— И я что, должен благодарить вас? — закричал он, вскинув голову. — Спасение — случайность! Вы собирались меня убить!

— Но я ведь уже объяснил, мне нужно было кого-то убить... А ты — самый справедливый выбор, — голос стал металлическим, последние слова ударили, как пощёчина.

Карл сжался: порыв гнева прошёл, теперь он почти испуганно смотрел на стоящего перед ним человека.

— Ты, похоже, совсем заигрался в сказку, — продолжил Тёмный Лорд. — А как же твоя мать? Её ты не хочешь пригласить поиграть с тобой?

— Прекратите!.. — он прижался к ограде, железные прутья впились в спину.

— Она тоже хотела жить, но должна была умереть, чтобы ты жил. Так какая между нами разница?

— Я не хотел!.. Я не хотел её убивать!.. — закричал он со слезами в голосе.

— Значит, ты ещё хуже. Ты убиваешь даже тогда, когда не хочешь этого, — жёстко произнёс Тёмный Лорд.

— Нет!.. Нет, я не виноват!.. — Карл закрыл лицо руками.

— Удивительно! Ты три года обвиняешь себя, а когда тебе говорят о твоей вине, начинаешь искать оправданий... — он презрительно усмехнулся. — Ты ведь никогда не видел своей матери. Хочешь, я покажу тебе её?..

В глазах Карла отразился ужас. А потом кладбище исчезло... На столе, освещённая искусственным светом ламп, лежала молодая женщина. Голубая больничная сорочка изумительно шла к голубым глазам, в которых навсегда замерли боль и страх осознания собственной смерти...

— Не надо!.. Не надо, пожалуйста!.. — он сжался, не зная, как вытравить из себя эти воспоминания.

— Почему бы тебе не рассказать об этом своим друзьям? Уверен, им будет интересно... Они не могут принять тебя даже с тем, что есть сейчас. Что будет, когда они узнают об этом?.. Они первые бросят в тебя камень, поняв, что всё это время дружили с убийцей.

— Нет!.. Софи... Софи простит...

— Твоя слепая подружка?.. Говоришь, она простит тебя?.. Даже если ты расскажешь, что врал все эти годы? Что сам сбежал в сказку, а ей оставил только бледные тени волшебства? Что развлекался, пока машина ломала её тело?

— Я не мог знать!.. Не мог знать...

Карл опустился на траву, опущенные плечи дрожали.

— Хочешь искупить свою вину, служа людям?.. — ловя его мысли, спросил Тёмный Лорд. — А ты видел этих людей?..

Кладбище снова исчезло, и Карл оказался в сознании женщины. Она торопилась на важную встречу и постоянно поглядывала в зеркальце, желая убедиться в своей привлекательности. Светлые кудри, яркие глаза, чуть полные губы — очень милое, почти наивное выражение лица... Впереди мигнул светофор, а потом раздался детский крик. «Теперь я точно опоздаю...» — подумала женщина.

— И этим людям ты собираешься служить? — с презрением спросил Тёмный Лорд. — Они не достойны даже лежать под нашими ногами!

— Но есть другие...

— Хочешь, чтобы я показал тебе других? — рассмеялся он. — Они обожествляют низость, желая почувствовать себя богами. Им не нужны ни твоё искупление, ни твоя жертва!

— Но...

— Идём со мной.

— Нет!.. — он в испуге поднял воспалённые глаза. — Нет, с вами нельзя...

— Тебя напугал маленький спектакль, который устроили мои бездарные актёры на Чемпионате по квиддичу?.. По-твоему, это было слишком жестоко?.. Думаешь, другие более милосердны?

Всё потемнело — и вдруг Карл увидел юношу, висящего в воздухе. Потрёпанная мантия задралась, обнажив худые, бледные ноги. Стоящие внизу студенты захлёбывались от хохота.

— Ты видишь разницу? — раздался тяжёлый голос Тёмного Лорда. — Я — нет. Отличие только в одном. Я не рисую себе нимбов, не произношу речей о добре. Мне не нужно их уважение. Их любовь унизила бы меня. Я считаю их грязью и уничтожаю без сожаления... Они делают то же самое, но придумывают идеи и идеалы, которые бы оправдали их... Идём со мной... Ты подметал их грязь, чтобы заработать гроши, — я дам тебе богатство. Ты вынужден был выслушивать их оскорбления, — я дам тебе силу, и они станут пресмыкаться перед тобой!..

— Я не хочу вашего богатства и вашей силы...

— Даже Рабэ — твой единственный друг — предал тебя! Тебе больше некуда идти!..

«Пошёл вон!»

«...и больше никогда не приходи сюда...»

Безысходность... Это не отсутствие выхода, это когда выход только один...

«...хочется разбить, сломать тебя...»

У него на руке тоже...

И ангел взмахивает крыльями,

покидая твою душу...

— Ты нужен мне.

И Бог закрывает глаза,

отпуская тебя...

— ...Я согласен.

Во взгляде Тёмного Лорда мелькнула жадная радость, сменившаяся величественным торжеством. Он медленно достал волшебную палочку.

Карл поднялся, держась за металлические прутья. Потом молча закатал рукав. Палочка коснулась кожи — он сжал зубы от боли. Дерево жгло сильнее раскалённого железа. Стал проступать рисунок: змея, выползающая из черепа. Изображение становилось ярче: глаза и чешуя змеи горели, словно кровоточащие раны...

— Вот и всё, — произнёс Тёмный Лорд. — Больно, но ты ведь знаешь, по-другому не бывает.

— Да, не бывает, — глухо ответил он.

— Теперь возвращайся в Хогвартс. Скажешь, что смог исцелить себя и сбежать. Те, кому не хватит смелости признать моё воскрешение, поверят... Тебя найдёт мой верный слуга, он поможет обмануть остальных...

— Да...

— Плита на том надгробии — портал, он перенесёт тебя к входу в лабиринт.

Карл опустил рукав и, шатаясь, пошёл к надгробию.

— Мы скоро увидимся, — сказал ему Тёмный Лорд.

Он тяжело кивнул и коснулся холодного камня.

Стадион опустел. Трава была смята, повсюду валялись плакаты и флажки, словно зрители покидали его в спешке, испугавшись дождя.

Одежда промокла всего за несколько секунд, но влажная ткань смягчала боль в руке. Карл поскользнулся на размытой дороге и вдруг начал смеяться. Всё-таки как забавно — из всех людей он оказался нужен только тёмному волшебнику, именем которого пугают детей. Вот уж действительно ирония судьбы!..

Он шёл неровной, качающейся походкой, давясь от хохота, словно пьяный. Небо над головой сменилось высоким каменным потолком замка, но он этого не заметил, только смех, пожалуй, стал громче — теперь вместе с ним смеялось эхо.

Кто-то быстро шёл по коридору и вдруг остановился.

— Вы?! Поттер сказал, Тёмный Лорд убил вас!

Карл поднял голову и рассмеялся ему прямо в лицо.

На лестнице послышались чьи-то голоса. Северус Снейп быстро толкнул его в класс, напротив которого они стояли.

— Что произошло?.. Вы можете мне сказать? — спросил он, закрыв дверь.

Но Карл продолжал смеяться.

— Прекратите истерику! — крикнул Северус Снейп, тряхнув его за плечи.

Лицо Карла исказилось от боли. Профессор шагнул назад и быстро посмотрел на него: кожа бледная, почти серая, колени дрожат, и левая рука висит, как плеть. Ужасная догадка мелькнула в сознании профессора. Он рывков задрал рукав его промокшей футболки и уставился на чёрную кровоточащую метку.

— Что вы наделали?!

Карл качнулся, потом ухватился здоровой рукой за подоконник и улыбнулся медленной жестокой улыбкой.

И вдруг голову пронзила резкая боль. Будто кто-то с горьким отчаянием листал книгу в поисках ответа, сминая и разрывая страницы, на которых этого ответа не было.

Он позволил ему забрать всё: слова Валери, предательство Рабэ, возрождение Тома Реддла, безымянную женщину, замершую в свете больничных ламп. Только одного Карл не отдал — воспоминаний о руке, освещённой одинокой свечой, и о юноше, нелепо дёргающемся в воздухе...

В класс постучали.

Профессор Снейп быстро опустил рукав и повернулся, закрыв собой с трудом держащегося за подоконник Карла.

Вошла профессор МакГонагалл.

— Дамблдор просил вас срочно зайти к нему, — сказала она.

Он быстро кивнул. Когда она ушла, он повернулся к Карлу и сказал медленно, стараясь, чтобы слова дошли до его помутившегося сознания:

— Оставайтесь здесь. Никуда не выходите. Вы поняли меня? Я приду, как только освобожусь. Вы поняли?

Он не ответил.

Профессор Снейп несколько секунд смотрел на него, потом повторил:

— Оставайтесь здесь.

И быстро вышел из класса.

Карл долго стоял, вслушиваясь в стук капель, потом повернулся к окну. Дождь размывал отражение в стекле — худое, словно выточенное из камня лицо, холодный, давящий взгляд и горькая улыбка на тонких губах.

Отражение качнулось и сказало:

— Франц, теперь я знаю, как жить.

Конец четвёртой части

Глава 27. Жестоких сердцем не увещевай, ведь в камень не вонзится гвоздь железный

Не оправдываться, не оправдывать...

Не искать для вас объяснения, не пытаться понять...

Видеть вас такими, какими вы показываете себя... Осушить глубину моря до тонкой полоски зеркала...

Пришедшие с добром получат добро, пришедшие со злом получат зло...

И не вина зеркала, что вторых больше, чем первых...

Замок погрузился в траур. На Валери было страшно смотреть. Но Карл не смотрел. А она, приняв его молчание за прощение, отчаянно пыталась избавиться от чувства вины. Но от мёртвого юноши, с одинаково безразличным удивлением разглядывающего небо, поседевшего отца, плачущих друзей, избавиться было труднее. Во время прощального пира, пока профессор Дамблдор хвалил Седрика и Гарри Поттера, рассказывал об общих целях и взаимопонимании, Валери, ухватившись за Карла, шёпотом повторяла: «Он был слишком слабым!.. Ведь, правда, он был слишком слабым?..»

Карл хотел сказать, что Седрик слабым не был. На его месте мог оказаться любой. И любой бы умер. Потому что нет средства спастись от летящего в тебя смертельного заклинания; пули, выпущенной в сердце; осколка снаряда, разорвавшегося в нескольких шагах; бомбы, сброшенной на твой город... Ни твоя сила, ни чья-либо ещё не защитит. Ну, разве что любящая мать-колдунья пожертвует ради тебя своей жизнью. Но Валери, конечно, на это рассчитывать не стоит. Вряд ли женщина, бросившая дочь тринадцать лет назад, вдруг решит умереть за неё.

Карл хотел всё это сказать, но промолчал. А Валери, сжимая его руку, продолжала шептать: «Он просто был слабым...» Но он уже не слушал её: слишком сильной стала боль в левом запястье...

В тот вечер Карл пообещал себе, что это был последний раз, когда он не сказал человеку правду.

Правда — то, что отражается в зеркале. Уголки губ поползли вверх — будем считать это улыбкой. Плечи поникли — примем это за смирение. Губы замерли — значит, вам нечего сказать... Никто ведь не станет разбивать зеркало в попытке узнать, что скрывается в душе отражения. У отражений нет души...

Детям из приюта он сказал правду: в изложении для магглов — но правду.

В последнем испытании нужно было подняться на гору. Вокруг замка много гор. Для них выбрали самую высокую и велели подняться туда. Горные дороги опасны, но Карл прошёл свой путь легко. У него был хороший проводник.

До вершины добрались ещё двое. Они установили флаг школы и стояли, улыбаясь. А потом камни под ногами Седрика Диггори осыпались.

Тэд машинально посмотрел на свои колени, но Карл покачал головой. В той горе было слишком много этажей. Седрик умер. Без предупреждения, без объяснений, без особенных причин... И каждый, ступивший на эти камни, умер бы. Камням ведь всё равно, под кем осыпаться...

— Они должны были проверить место перед проведением конкурса, — глухо проговорил Бен.

Может, и должны были. Но ни в речи профессора Дамблдора, ни в выступлениях других организаторов турнира ни разу не прозвучало слово «простите». Конечно, смерть — это повод объединиться в борьбе против общего врага, а не просить прощения.

— Как хорошо, что ты жив! — воскликнула маленькая Джесси. Она ещё не знала, что такое смерть, и думала, грусть на лице Карла пройдёт, как плохая погода. А потом снова будут сказки.

Но шли дни, а сказки не возвращались. И тогда дети стали уходить, сначала один, потом второй, третий... Остались только Софи и Тэд. Иногда заходил Бен, проводивший последнее лето в приюте. Он не спрашивал, не говорил сам, просто стоял на пороге, скрестив руки.

Шторы в комнате были занавешены. Солнце жгло, словно обезумевшее, и даже вечером жара не спадала. Софи всё время проводила здесь, у старого расстроенного фортепиано. Тонкие пальцы касались клавиш, рождая странную, печальную мелодию, которую невозможно было найти ни в одной нотной тетради.

Карл сидел на полу, слушая эту слепую музыку. Сквозь плотные шторы не проникали солнечные лучи, и его тень на ковре почти нельзя было разглядеть.

Темно... Душа — тёмная комната без окон, в которой тебя заперли... А может, ты сам запер себя, а ключ потерял или выбросил... К чему хранить такие мелочи? Ты ведь не старушка, у которой каждая монетка завёрнута в сотню носовых платков. Это ей скоро придётся открыть дверь — и выпустить душу. А у тебя впереди долгая жизнь...

И от чужих душ ключи не нужны. Ведь какая мука — дрожащей рукой вставлять ключ в замочную скважину, а потом пытаться повернуть, обдирая руки в кровь!.. Пусть живут запертыми в своих тёмных комнатах...

Темнота удобна... Белый лист выглядит пустым, на нём нужно что-то рисовать... А чёрный лист — это уже картина...

Время от времени Карл покидал приют. Он называл это практикой. Для поездок на «практику» пришлось освоить искусство трансгрессии: добираться до Уилтшира на общественном транспорте было слишком долго, а Тёмный Лорд не любил ждать.

В поместье Малфоев собиралась довольно занятная компания. Казалось, воздух скоро начнёт искриться от такого количества чистокровных волшебников. Они с упоением обсуждали свои грядущие победы, и, хотя битва существовала пока только на словах, уже слышались отзвуки взрывов и чувствовался приторно солёный запах крови. Но это была грязная кровь, а потому волноваться, конечно, не стоило...

Сидящие за длинным столом, эти красивые, умные взрослые казались детьми, недоигравшими в солдатиков. Движением руки они выстраивали перед собой оловянные армии и отправляли их в призрачный бой, нимало не заботясь о том, сколько фигурок противника упадёт, прежде чем они достигнут заветной цели, наивно веря, что их павший солдатик всегда будет просто кусочком олова. А может, человеческие тела значили для них столько же, сколько оловянные... И не важно, чьё сердце билось в этом теле, — твоего брата, мужа, сына...

Джейден Ван Стратен поднимался по мраморным лестницам летящей походкой и небрежным движением бросал на спинку стула пиджак. Короткие рукава рубашки открывали бумажно-белые запястья, на одном из которых горела метка. Угольно-чёрная, она была и его гордостью, и обвинением, которое он каждый раз бросал сидящим за столом людям.

Но Драко Малфой замечал только лёгкость походки, высоко поднятую голову, строгую красоту угольного рисунка, и потому завидовал Джейдену.

А Карл теперь даже в жаркую погоду надевал футболку с длинными рукавами. Однажды, когда они с Тэдом помогали разбирать книги в библиотеке приюта, рукав задрался — и Тэд увидел метку.

— Что это? — удивился он.

— ...Татуировка, — ответил Карл. — В школе один человек предложил сделать, и я согласился...

— Здорово!.. — в голосе Тэда послышалась зависть. — Только картинка немного страшноватая...

— Тот человек умеет рисовать только это...

Карлу Драко не завидовал. Заветную змею на его запястье он считал случайностью, результатом нелепого стечения обстоятельств. В присутствии Тёмного Лорда он не решался высказать свои мысли, но, оставшись с Карлом наедине, непременно старался задеть его.

Профессор Снейп был согласен с Драко. Карл слышал, как он пытался убедить своего господина, что неосмотрительно посвящать в их дела «глупого мальчишку».

— Ты недооцениваешь его, — ответил Тёмный Лорд. — Кроме того, если Дамблдор нашёл себе Поттера, справедливо и мне иметь кого-то на своей стороне...

Справедливость... Чем выше слово, тем больше у него толкований. И каждый может выбрать своё. А потом убить тех, кто выбрал другое... И это даже не будет преступлением. Ведь он просто стремится объяснить правильное значение, спасти от тьмы непонимания, научить истине... В конце концов все желают друг другу добра. Просто добро — очень высокое слово...

Сегодня Карл не встретил в коридорах Драко, только его мать послушно изобразила на лице приветливость. Вернее, это казалось ей приветливостью. Леди Малфой выдавали глаза. В их глубине скрывалось почти мученическое терпение: такое выражение бывает у королевских особ, вынужденных посещать лепрозорий.

Карл поздоровался быстро и равнодушно. К ней у него не было никакого дела. Постучавшись в библиотеку, он дождался повелительного «войдите» и толкнул дверь.

Тёмный Лорд отвернулся от Северуса Снейпа и протянул Карлу руку.

Такие рукопожатия всегда заканчивались головной болью, тошнотой, а в те дни, когда Тому Реддлу было особенно тяжело, Карл выбирался из кабинета, держась за стену. Воскрешение прошло не совсем так, как хотел волшебник, и тело, созданное из чужой кости, плоти и крови, причиняло новому хозяину боль.

Тёмный Лорд сжал руку юноши, и на бледных губах заиграла улыбка. Они удивительно подходили друг другу: Карл умел отдавать, а Том Реддл — брать.

— Здравствуйте, профессор, — сказал Карл, отрешённо чувствуя, как часть его жизненной силы уходит к сидящему в кресле человеку.

Северус Снейп спокойно кивнул. Он определённо умел притворяться лучше Нарциссы Малфой. Ему было неприятно присутствие Карла, но глубина тёмных глаз ничего выражала. А может быть, он тоже давно иссушил свою глубину...

На этот раз Тёмный Лорд отпустил Карла довольно быстро. Видимо, его планы, в которых неизменно присутствовал Гарри Поттер, реализовывались успешно. Воспользовавшись случаем, Карл решил узнать у волшебника то, что его давно волновало.

— Я хотел попросить вас... — начал он.

— Тебе нужны деньги? — перебил Том Реддл, и в его голосе послышалась неуместная для этого вопроса радость.

— Нет, — покачал головой Карл. Ему казалось, что тогда, на кладбище, они всё выяснили и насчёт денег, и насчёт власти, но Тёмный Лорд снова и снова предлагал награду за службу.

— Я хочу найти одного человека...

— Волшебника?

— Маггла.

— Ты слишком много времени проводишь с магглами, — нахмурившись, сказал Тёмный Лорд тоном строго учителя.

Говорят, он хотел преподавать Защиту от Тёмных искусств в Хогвартсе, но ему отказали. Конечно, будущий тёмный волшебник не должен воспитывать детей. А вот профессора, воспитавшие этого тёмного волшебника, до сих пор работают там...

— Не беспокойтесь, я не собираюсь проводить с ним время... — ответил Карл. — Мне просто нужно вернуть долг, — добавил юноша, и на его губах появилась нехорошая улыбка.

— Тогда — другое дело, — с такой же улыбкой проговорил Том Реддл.

Наши долги записываются в тяжёлые книги... Цифры с бесконечным количеством нулей... Хитроумные бухгалтеры придумывают сложные формулы, пытаясь свести их к одному единственному нулю. Юристы создают новые законы, по которым сделку можно будет считать недействительной. Священники обещают полностью аннулировать долг за пару молитв и небольшую сумму денег... Выгодно...

Ещё говорят, долги можно простить. Но это если должны тебе. А если должен ты?..

Я плачу тебе, потому что не могу простить себя...

Благодаря советам Тёмного Лорда отыскать нужный дом не составило большого труда. Высокое здание из стекла и бетона, рядом с десятками таких же высоких зданий.

Квартира была обставлена так, чтобы доставить своим владельцам наибольший комфорт: дорогая мебель, мягкий ковёр, карликовые пальмы в больших горшках... Стоя на балконе, который вполне мог бы сойти за отдельную комнату, Карл смотрел на мошкару, мечущуюся в поисках фонаря, чтобы скорее загореться... Из ванной доносился шум падающей воды и немного фальшивое пение. Потом шум воды стих, а пение стало громче.

Шторы были слишком плотными, мягкий ковёр скрывал звук шагов, поэтому понять, что в доме легли спать, можно было, только когда погас свет. Подождав ещё полчаса, Карл открыл балконную дверь и бесшумно вошёл внутрь.

Найдя в лабиринте комнат спальню, он осторожно, стараясь не разбудить спящую на шёлковых подушках женщину, опустился на край постели у изголовья. Её дыхание было ровным, только на висках начали появляться капельки пота. Кондиционер не справлялся с жарой.

Карл бережно коснулся её лба. Он плёл иллюзию очень внимательно, стараясь не пропустить ни одной детали. Когда заклинание было закончено, он также бесшумно вернулся на балкон.

Мошкара металась в душном воздухе, внизу слышались хриплые голоса пьяниц... Вдруг раздался душераздирающий крик.

Карл улыбнулся. Теперь эта женщина должна была каждую ночь видеть, как машина ломает её тело...

С переломом сердца жить нельзя. Но мы стали почти всемогущими, мы можем и это. Теперь такие болезни — не самое страшное. Пусть сердце несколько лет проведёт в гипсе, а потом превратится в уродливую связку сдувшихся красных шариков, — не страшно. Потому что не видно. Проблемы кожи, например, — намного серьёзнее. Дорогие разноцветные линзы способны разглядеть даже мелкие морщинки...

Посмотри, вот идут они, подставив солнцу свои раскрашенные лица, а позади влачатся рваные тени — всё, что осталось от их сломанных крыльев...

Он до утра бродил по городу, потом вернулся в приют, но с трудом выдержал пару часов — и ушёл, сказав, что должен задержаться на практике.

Воспалёнными глазами он наблюдал за движением солнца, лучи которого снова выжигали город и заставляли Софи прятаться в пустой комнате с расстроенным фортепиано. Карл просил, чтобы солнце поскорее зашло, и одновременно хотел, чтобы оно никогда не садилось.

Начинало темнеть, улицы пустели. Карл устало шёл по парку, рассеянным взглядом рассматривая старые скамейки, которые уже начали занимать люди в грязной, плохо пахнущей одежде.

«Глупости!.. Я же не бездомный...» — подумал Карл.

Он быстрым шагом направился к тенистой аллее, где никто не смог бы его увидеть, — и через несколько минут уже поднимался по мраморным ступеням особняка лорда Малфоя.

Нарцисса Малфой, повинуясь взгляду Тёмного Лорда, предложила ему чай. Карл согласился скорее для того, чтобы позлить Драко. Чай был немного терпким на вкус, наверное, туда добавили гранат...

Профессор Снейп хотел уйти, сославшись на дела, но Тёмный Лорд с детской беспечностью, казавшейся такой нелепой на его почти нечеловеческом лице, махнул рукой:

— Куда тебе торопиться? Сейчас же лето!..

В следующее мгновение в красных глазах уже не было ничего детского — он с жестокой радостью наслаждался своей властью заставить других делать то, чего они не хотят.

Случись этот разговор среди учебного года, профессор, наверное, не подчинился бы, отрывистым голосом объяснив, что его ждут новые зелья, непроверенные контрольные, и ещё нужно проследить, как отрабатывают наказание несколько студентов Гриффиндора. Но сегодня его действительно ничего не ждало. Лето было убийственно верным аргументом.

Пожав плечами, словно показывая, что, если Том Реддл желает тратить время на пустые разговоры, пусть так и будет, он вернулся в кресло и со скучающим видом раскрыл книгу, лежащую на низком столике.

— Ты нашёл того маггла? — спросил Тёмный Лорд, хотя по лицу Карла уже знал ответ.

— ...Да, — ответил юноша, посмотрев на часы.

— Я уже говорил, мне не нравится, что ты всё время сбегаешь в свой приют, — заметив его взгляд, сказал Тёмный Лорд.

— ...Наверное, вы правы, — медленно произнёс Карл. — Сегодня мне не хочется возвращаться туда...

— Можешь остаться здесь, — предложил Тёмный Лорд, с королевской щедростью распоряжаясь чужим домом.

А было бы забавно... Нарцисса Малфой станет каждое утро приносить ему гранатовый чай, Драко покажет альбомы с семейными фотографиями, а мистер Малфой научит новым заклинаниям, которые собирается использовать в войне с грязнокровками...

Но у него есть цель поинтереснее...

— Если можно, — вежливо начал он, но губы уже растянулись в улыбке, — я бы хотел пожить у профессора Снейпа.

Северус Снейп не произнёс ни слова, только взгляд, рассеянно скользящий по странице, замер.

— Замечательная идея!.. — поддержал юношу Тёмный Лорд и с жестокой улыбкой посмотрел на своего слугу. — Северус, ты ведь не откажешь нам в такой любезности?

— Конечно, — ответил Северус Снейп, захлопывая книгу.

— В таком случае я тебя отпускаю, — милостиво проговорил Тёмный Лорд, торопясь, пока горькая мстительность в глазах Карла не сменилась болезненной жалостью. — А ты ляг пораньше, — повернувшись к юноше, добавил он. — Ты сегодня слишком бледный.

Его слова можно было бы назвать заботой, если бы для этого не существовало более подходящего выражения — разумное использование ресурсов.

— Хорошо, — кивнул Карл и выжидательно посмотрел на профессора Снейпа.

Тот молча поклонился Тёмному Лорду, Нарциссе и вышел из кабинета. Карл тоже поклонился и пошёл за ним. На столе остался недопитый чай.

День за днём нас мучит жажда. Облизываешь губы — и чувствуешь вкус песка... Когда-то мы мечтали сделать из этого песка драгоценные камни, но не получилось даже обыкновенных стекляшек. Теперь песком заполнены лёгкие, песок бьётся в сердечных часах, сочится из воспалённых глаз...

От этой жажды не спасут ни чай, ни кофе. Даже вино уже почти не помогает. Потому нам остаётся с жестокой жадностью пить друг друга...

Отражения душных чёрных сумерек медленно плыли в грязной воде реки. Берега были завалены консервными банками, пустыми бутылками дешёвого портвейна и сигаретными окурками. Темнеющая вдалеке фабрика выглядела заброшенной, но высокая труба всё ещё выдыхала густые облака едкого дыма. Даже воздух здесь казался тяжёлым.

По обеим сторонам узких улочек, вымощенных булыжником, жались друг к другу полуразвалившиеся кирпичные дома. Почти все фонари были разбиты, а несколько уцелевших издавали глухой, дребезжащий звук. Свет в них то загорался, то снова гас.

Этот дом стоял последним. В узкой гостиной было темно, словно старая лампа излучала тени. Высокие полки вдоль стен заполняли книги. Старинные, в потёртых кожаных переплётах, они наполняли тесную комнату ощущением какого-то несбывшегося величия.

Профессор произнёс заклинание, и свечи в люстре вспыхнули тонкими, нервными огнями.

— Ваша комната — там, — бросил он, кивком указав на дверь, почти сливавшуюся с грязновато-коричневыми стенами.

Но Карл продолжал стоять.

— Я позволил вам прийти сюда, но, надеюсь, вы не думаете, что я собираюсь развлекать вас? — уже не пытаясь скрыть раздражение, проговорил профессор. — Убирайтесь в свою комнату!

Юноша медленно снял рюкзак, наполненный книгами, которые советовал прочитать Том Реддл, но легче не стало. Казалось, весь этот дом лёг ему на плечи.

А стрелки в старых часах с маятником между тем быстро подбирались к полуночи. Скоро она ляжет спать...

— Убирайтесь! — крикнул Северус Снейп.

Карл резко повернулся, в глазах, сжигая боль и сострадание, загорелся холодный, жестокий огонь. Несколько секунд он так смотрел на профессора, потом с трудом, словно заставляя себя, кивнул.

Толкнув дверь, он вошёл в комнату, служившую то ли кладовой, то ли чуланом. Почти всё пространство занимала старая металлическая кровать из тех, на которых умирают больные в холодных палатах. На полу высились неровные стопки книг, которым не нашлось места на полках, рядом лежали папки с бумагами и старые свитки.

Бросив рюкзак в изножье кровати, он забрался на пыльный матрас — пружины заскрипели.

Кое-как устроившись на постели, Карл обнял руками колени и стал слушать звук шагов в гостиной. Часы с маятником пробили двенадцать раз, но шаги ещё долгое время не стихали, а потом весь дом замер, погрузившись в молчание. Только огромная труба за окном с тяжёлым хрипом выдыхала чёрный дым, сквозь который почти не видно было неба... Но её хрипов не хватало, чтобы заглушить мысли...

На другом конце города молодая женщина выключила кран в ванной и, войдя в спальню, с некоторой опаской посмотрела на кровать. Конечно, произошедшее вчера было просто дурным сном. Наверное, видела в фильме или в новостях, даже не обратила внимания, но подсознание порой всё так нелепо смешивает... Она укрылась тонким одеялом и погасила ночник. Улыбнулась потолку, показывая, что ей совсем не страшно. Потом пришли мысли о завтрашнем дне. Одна встреча, другая... Вечером разноцветные коктейли на приёме у Джефферсонов... Она не заметила, на какой мысли заснула.

А через несколько минут ночную тишину разрезал крик...

Кай — мальчик из приюта — рассказывал: если хочешь умереть, нужно резать вдоль... А если хочешь, чтобы они увидели, тогда поперёк... У Кая было столько шрамов!.. Непонятно, чего Кай хотел больше, умереть или остаться...

У него на запястьях были две алые линии поперёк... Но теперь уже не видно...

Карл встал, когда гостиная снова наполнилась звуком шагов. Наверное, уже взошло солнце, но в небе над этой частью города клубился тяжёлый липкий туман.

Увидев юношу, профессор поморщился. Карл тоже ничего не сказал. Пожелания доброго утра, как и другие составляющие человеческих отношений, казались здесь неуместными. Плеснув себе в лицо воды, которая отдавала всё тем же запахом дыма, он пошёл в маленькую кухню.

На столе в закопчённом кофейнике остывал кофе. Карл посмотрел на профессора, пытаясь взглядом спросить, какую посуду ему можно взять, но Северус Снейп упорно делал вид, что находится в доме один.

— Мне нужна чашка, — сказал Карл, поняв, что общаться без слов им удаётся плохо.

— Неужели? — не глядя на него, спросил Северус Снейп.

Юноша хотел ответить, но сдержался. Повернувшись к полке, он уже собирался взять первый попавшийся стакан, но тут профессор резко поставил на стол кружку. Если бы она была фарфоровой, наверняка бы раскололась, ну, а алюминиевой что сделается?..

— Спасибо, — проговорил Карл, наливая себе кофе. Он было холодным и горьким.

— Мне надо уйти, — сказал профессор. — И если, пока меня не будет, вы посмеете что-нибудь здесь тронуть, я притворюсь, что не слышал слов Тёмного Лорда, и вышвырну вас. Вы поняли?

Карл медленно пил свой горький кофе. Потом поставил кружку на стол и сказал послушно:

— Конечно, профессор. Не волнуйтесь, я никуда не уйду. Тёмный Лорд дал мне книги, поэтому я весь день буду читать. Там описана древняя магия, наверное, я не смогу всего понять. И если у меня будут вопросы, вы вечером объясните мне?

Профессор не ответил. Но Карл не нуждался в ответе. Он знал, теперь Северус Снейп будет возвращаться в свой дом, чувствуя отвращение такое же сильное, как одиночество, которое испытывает человек, ждущий его в этом доме.

Глава 28. Каждая ветка горит по-своему

Переплетённые ленты проводов за окнами напоминали чёрных змей. Люди не видели их: в метро никто не смотрит в окна, потому что за стёклами только тьма.

Карл обвёл взглядом сидящих напротив пассажиров. Усталые, нахмуренные лица. Ни одной улыбки. Девушка, прислонившаяся к дверям с надписью «не прислоняться», вдруг начинает смеяться — и на неё смотрят с неодобрением. Неприлично так вести себя в общественном транспорте. Неприлично быть счастливым среди этих усталых, нахмуренных лиц...

Поезд остановился на станции. Карл поднялся и, равнодушно глядя перед собой, вышел из вагона: чужое неумение радоваться жизни его теперь мало интересовало. Они решили считать важным слишком громко звенящий будильник, остывший завтрак, невымытую тарелку, кошку, случайно подвернувшуюся под ноги. Это их право. Для него мир уже не делится на важное и неважное... Только одно, пожалуй: сегодня утром он последний раз пил кофе в тесной кухне. Во рту до сих пор горький привкус...

Пройдя по эскалатору, Карл встал за подростками, громко обсуждавшими что-то на американском английском. Один из них достал зажигалку и стал проверять качество кожаного рюкзака на спине девочки, стоявшей впереди. Девочка слушала музыку в больших наушниках и не замечала ни шумной компании, ни огня, касавшегося её дешёвой сумки. Ребята засмеялись.

Карл наблюдал за ними, потом пробормотал что-то. Парень щёлкнул зажигалкой — и пламя взвилось вверх, обжигая его пальцы. Он чертыхнулся и выронил зажигалку, тряся покрасневшей рукой. Карл ещё несколько секунд слушал ругательства, потом, не оглядываясь, пошёл вверх.

Вокзал Кингс-Кросс как всегда был полон спешащих людей. Кого-то ждали дела, кого-то — встреча с родственниками, кого-то — долгие часы очередной бесцельной поездки.

А детей, толпящихся на платформе девять и три четверти, ждал новый учебный год в лучшей магической школе Англии. Первокурсники с наивным восхищением разглядывали алые вагоны, гадая, в каком купе и с кем начнут они своё первое путешествие в сказку. Ребята постарше смотрели на них с добродушной снисходительностью, примеряя на себя роль взрослых. И ни те, ни другие не знали о человеке, сидевшем у камина в библиотеке замка в Уилтшире, человеке, который сейчас примерял на себя роль властелина их мира...

Последний месяц оказался для Тёмного Лорда тяжёлым. Благодаря помощи Альбуса Дамблдора Гарри Поттеру удалось избежать исключения из школы. Хотя всё преступление юного волшебника заключалось в попытке защитить собственную жизнь, Министерство Магии строго стояло на страже закона, запрещающего несовершеннолетним колдовать вне школы. Зато Карл мог колдовать, сколько душе угодно. Мистер Малфой был защитой не менее надёжной, чем директор Хогвартса.

Тёмный Лорд потерпел поражение. А поражения господина дорого обходятся слугам. Порой юноше казалось, он выпьет его до капли. Но Том Реддл каждый раз останавливал себя — и Карл, обессиленный, возвращался в тесную комнату с окном, выходящим на старую фабрику. Даже днём, закрывая глаза, он видел клубы чёрного дыма... Чьё сердце горело так исступлённо, заполняя небо своим отчаянием?.. Карл представлял печальное, нелепое чудовище, не нашедшее себе места в мире, кроме этого крематория. А во снах у чудовища появлялось человеческое лицо — то с алыми глазами, то с угольно-чёрными...

Перед отъездом юноша почти перестал приходить в приют. Даже Франца навестил только пару раз. О работе теперь не могло быть и речи: Тёмный Лорд бы не позволил. Да Карлу и самому тяжело стало находиться рядом с этими люди. Они смотрели на него — и в их взгляде отражался он — тот, которого уже не было. А они продолжали обращаться к этому мертвецу, задавали вопросы, ждали ответов. И, чтобы не обидеть их, Карлу приходилось играть роль, которая с каждым днём давалась всё труднее. Поэтому он был рад наступлению осени. Осенью этот спектакль заканчивался, начиналась новая постановка.

Выбрав свободное купе, он закинул рюкзак с книгами на верхнюю полку и сел к окну. Восторженная толпа постепенно перемещалась с перрона в вагоны. Несколько раз в купе в поисках свободного места заглядывали школьники, но, заметив Карла, закрывали дверь. Раньше это бы задело юношу, теперь он понимал: так лучше.

Дверь снова открылась.

— Наконец я тебя нашла! — радостно воскликнула Полумна, плюхаясь на сиденье рядом с ним. — Привет!

— Привет... — немного растерянно проговорил Карл. Он и забыл, что здесь кто-то ещё может хотеть встретиться с ним.

— Я почти все вагоны обошла, на меня смотрели, как на сумасшедшую, — улыбнулась девочка.

Возможно, на Полумну смотрели так не только из-за необычного предмета её поисков. Любовь к странностям не прошла за лето: шею девочки украшали бусы из пробок от сливочного пива, в волосах торчала волшебная палочка, придавая девочке вид то ли лихой разбойницы, то ли писательницы, задумавшейся над новым романом.

— Ты не изменилась... — сказал Карл, и в его голосе послышалась теплота, напоминающая слабое зимнее солнце.

— Ты тоже! — рассмеялась она. — Как провёл лето?

Лето... Дни в одиночестве среди книг и древних заклинаний, словно тебя забыли в пустыне — и вот ты бродишь среди дюн без всякой надежды на спасение. А потом уже даже не бродишь — садишься на песок и равнодушно смотришь на солнце, выжигающее остатки влаги. К вечеру, одурев от пустоты и песка, ты замечаешь колодец. Но ты не встаёшь и не идёшь к нему. Ты знаешь, этот колодец — или мираж, или вода в нём отравлена. Только в редкие мгновения слабости ты бросаешься к нему, но на губах остаются песок или горечь...

— Нормально... А ты?

— Представляешь, мы с папой... — и она начала рассказывать что-то про «Придиру», про нарглов и других удивительных существ. А Карл с послушной улыбкой смотрел на неё, уже не пытаясь уловить смысл слов.

— Как дела у Валери и Тапани с Матти?

Валери за лето не прислала ни одного письма. Очевидно, скучать по кому-то тоже было для неё слабостью. Близнецы писали несколько раз. Карл отвечал подробными посланиями на нескольких страницах, но буквы в них были слишком крупными, да и промежутки между словами казались великоваты.

— Хорошо... Всё хорошо...

— А как Софи?

— Тоже...

Он ответил одним словом — быстро и немного нервно, а потом отвернулся к окну и стал разглядывать пожелтевший лес — словно даже в мыслях боялся испачкать её имя.

— Я рассказала папе, и он...

— Ты что-то говорила про нарглов, — перебил Карл.

— Ты, правда, веришь, что они существуют?

— Почему бы и нет?

Пожалуй, теперь нарглы были единственным, во что он ещё мог верить.

— Понимаешь, эти существа...

Полумна говорила, а Карл рассеянно улыбался ей. Леса за окном сменились полями с разбросанными по ним редкими домами. Там вдалеке притаился придуманный им кот. А может, он сбежал в поисках свободы. Но не знает, что найдёт только долгие осенние дожди, холод и пронизывающий ветер.

Карл коснулся лбом стекла. Раньше ветер звал его за собой... В городе он не слышал ветра. Ветер обходил город стороной. Но здесь, среди долгих осенних полей, служащих постелью для тумана, ветер снова обретёт голос... Что скажет ему ветер?.. Способен ли он ещё слышать слова ветра?..

Полумна замолчала, со странной задумчивостью глядя на него.

— Говори, говори ещё... — тихо попросил Карл.

Когда поезд остановился, Карл помог Полумне спуститься на платформу, а потом затерялся среди толпящихся школьников. Оставшись в тени деревьев, он наблюдал, как Полумна смотрит по сторонам, пытаясь отыскать его, потом вздыхает и идёт к одной из карет, около которой стоят Гарри Поттер и Рон Уизли.

«Так лучше...» — сказал про себя Карл и медленно пошёл к другой карете.

Хогвартс был таким же, как и год назад. Снова пламя факелов освещало коридоры, снова под беззвёздным потолком плыли свечи, снова призраки перемешивались с живыми, расспрашивая друг друга о лете. Словно не было мёртвого юноши, с немым удивлением вглядывающегося в свою смерть. Словно не было человека, сидящего у камина в замке Уилтшира...

Карл посмотрел на преподавательский стол. Здесь тоже мало что изменилось. Куда-то пропал Хагрид, а рядом с директором сидела некрасивая женщина, показавшаяся юноше знакомой. И всё. Лица у остальных такие же, как обычно. Профессор Снейп смотрит с каменным равнодушием — будто они виделись последний раз два месяца назад, а не сегодня утром.

Профессор МакГонагалл поставила на табурет Волшебную шляпу, и та завела длинную песнь о прошлом Хогвартса и необходимости объединиться ради будущего. Карл, нахмурившись, разглядывал пустую тарелку. Что означает «объединиться»? Значит ли это стать единым целым, вобрав в себя всех и каждого?.. Или объединить — это сделать всех такими же, как ты сам?.. Где будет его место в этом объединении?.. Где место профессора Снейпа?..

Последнее слово растаяло в воздухе, а Карл вдруг подумал: о чём пела Волшебная шляпа в тот год, когда в Хогвартсе впервые появился Том Реддл?

Началась церемония распределения, и новое поколение сделало первый шаг по дороге, которая должна была привести кого-то к счастью, а кого-то, как Седрика, к смерти. Потом Альбус Дамблдор пригласил всех насладиться праздничным ужином. Карлу нужно было скорее вернуться в комнату, чтобы спрятать свои книги (некоторые из них лучше было не показывать старостам и преподавателям), но хотелось послушать речь директора.

Его речь, однако, оказалась недолгой. Профессора Дамблдора перебила сидевшая рядом женщина. Новая преподавательница Защиты от Тёмных искусств вышла вперёд, и тут Карл вспомнил, где видел Долорес Амбридж. Тогда, в министерстве, она была одной из тех, кто пытался узнать особые приметы синего кита.

Долорес Амбридж заговорила о политике министерства в области образования, о том, что преподаватели должны «беречь, приумножать и шлифовать сокровища магических познаний, накопленные нашими предками...» И Карл в очередной раз поразился магии слов. Лишённые души, они становились разноцветными фантиками, в которые можно завернуть какой угодно смысл.

С трудом дождавшись окончания ужина, Карл выскользнул из зала и поспешил в свою комнату. Достав из рюкзака книги в потрёпанных кожаных переплётах, он убрал их в тумбочку, прикрыл стопками конспектов, потом подумал — и произнёс заклинание.

Больше делать было нечего. Карл беспомощно посмотрел по сторонам, пытаясь придумать себе какое-то занятие, но ничего не придумал и отправился бродить по замку.

Давно он не чувствовал в себе такой пустоты. Даже отдавая жизнь Тому Реддлу, он ощущал лишь физическое бессилие. Вернувшись в Хогварст, Карл почувствовал пустоту души. Возможно, виной всему было одиночество. Рядом с ним не было больше ни Валери, ни близнецов. И хотя, окажись они рядом, ему стало бы ещё тяжелее, их отсутствие отзывалось в сердце тупой, ноющей болью.

Но больше всего он скучал по Рабэ. Только оставшись в абсолютном одиночестве, Карл понял, что раньше никогда не был один. Ворон всегда находился рядом с ним, поддерживал, смотрел своими чёрными глазами-бусинами, когда никто не хотел на него смотреть. И пусть это было ложью, сейчас Карл скучал по лжи...

Он не разговаривал с Рабэ со дня последнего испытания. Иногда он видел его, бредущего по коридорам замка лорда Малфоя, или слышал скрежет металлического крыла, волочащегося по мраморным ступеням, но ни разу не подошёл и не произнёс ни слова. Он скучал по лжи, но не собирался продолжать и дальше верить в неё...

В коридорах Хогвартса мимо него пролетали привидения, персонажи на картинах обсуждали песню Волшебной шляпы и речь Долорес Амбридж, а Карл хотел, чтобы левую руку пронзила боль, означающая, что Тому Реддлу снова нужна его сила. Но боль в руке молчала. Сегодня тёмный волшебник решил быть милосердным.

Можно было бы пойти к профессору Снейпу, но Карл тоже выбрал милосердие.

Вспоминая последний месяц, он чувствовал давящее отчаяние тесного дома в конце Паучьего тупика. Но одновременно с отчаянием ощущал внутри странную жажду. Переступая порог дома профессора Снейпа, он не предвидел этого, потому что никогда раньше не жил в настоящем доме. Была комната в приюте, которую после него займёт другой брошенный ребёнок, была спальня в Хогвартсе, где через три года будет спать другой человек — а теперь, может, и ещё раньше... Дом, настоящий дом оказался совсем иным. Он накапливал и сохранял в себе человека. Каждая вещь, каждая складка на шторах, каждый скрип половицы очеловечивались, запечатлевая в себе образ хозяина. Поэтому так раздражался профессор Снейп: даже уходя из дома, он оставлял с Карлом себя...

«Хочу вернуться домой!..»

— Эй, ты! — окликнул его высокий голос.

— Что? — Карл, нахмурившись, повернулся к Драко.

— Возвращайся к себе.

— Я могу делать, что хочу.

— Я сказал, возвращайся к себе! Приказ директора, — на губах Драко мелькнула нехорошая улыбка.

Карл несколько секунд смотрел на него, потом подчинился.

В спальне, кроме директора, находились профессор МакГонагалл, Долорес Амбридж и профессор Снейп.

«Вот и встретились...» — рассеянно подумал Карл. Он шагнул вперёд и заметил, что деревянная поверхность его тумбочки обуглена. Рядом стояли Брендон Фишер и Патрик Миттчел — соседи Карла. Кожа на их руках покраснела и покрылась волдырями.

— Мистер Малфой, проводите мистера Фишера и мистера Миттчела в госпиталь, — тихо сказал Альбус Дамблдор.

Драко, желавший послушать, как будут отчитывать Карла, неохотно покинул комнату, уводя за собой незадачливых воров.

— Мы не изучаем такие заклинания на наших уроках, — также тихо произнёс директор, глядя на Карла.

— Поэтому мне пришлось прочитать о них в других книгах, — ответил юноша, опуская глаза.

— Хогвартс не место для этой магии, — голос Альбуса Дамблдора стал тише и строже.

— Но, похоже, он место для воровства, — ещё тише произнёс Карл.

— Скорее всего, — мягко начала Долорес Амбридж, — эти молодые люди просто хотели одолжить у вас учебник, который забыли привезти, или запасное перо. В самом деле, трудно поверить, что дети из таких благородных семей способны на преступление. А вот человеку, использующему подобные заклинания, очевидно, есть, что скрывать, — мягкость исчезла, глаза женщины, сузившись, пристально смотрели на Карла.

— Думаю, мистер Штерн не совсем чётко представлял себе последствия применения этого заклинания, — возразил Альбус Дамблдор.

— И всё же, мне бы хотелось убедиться, что он не скрывает ничего запрещённого, — повторила Долорес Амбридж. — Нужно осмотреть его вещи.

— Этим займусь я, — раздался тяжёлый голос профессора Снейпа.

— Спасибо, Северус, — поблагодарил его директор. — Уверен, такое больше не повторится, — добавил он, снова посмотрев на Карла, и открыл дверь, приглашая женщин покинуть комнату.

— Глупый поступок, — заметил Северус Снейп, когда они ушли. Лицо его было спокойно, а в голосе слышалось обычное чуть насмешливое превосходство. Теперь они находились в Хогвартсе, а Хогвартс не мог выдать его. Здесь они не были просто человеком и человеком: замок превращал одного в преподавателя, а другого — в ученика.

— Лучше было бы, чтобы они увидели книги? — раздражённо спросил Карл.

— Лучше было бы, чтобы никто ничего не увидел.

Карл сел на кровать и сжал руками покрывало.

— Я не умею так, как вы... Чтобы никому ничего не было видно...

— Тогда не стоило торопиться давать согласие. Ему не нужны истеричные дети.

— Можно мне оставить книги у вас? — попросил юноша, с каким-то странным смирением принимая свою порцию мести. — После занятий я бы приходил и...

— Не думаю, что это наилучший вариант в данной ситуации, — возразил профессора. — Я имею в виду Долорес Амбридж. Мне будет трудно объяснить ваше пребывание в своём кабинете, да ещё с подобной литературой... — в голосе снова послышалась насмешка.

Наверное, за годы, пока чёрная метка сжигала его руку, профессор научился смеяться и над своей болью, и над чужой.

— Хорошо... Я что-нибудь придумаю... сам...

— Этим вы только докажете, что занимаете то место, которое достойны занимать, — резко сказал Северус Снейп.

Прожив месяц в одном доме, они редко разговаривали. Но каждый раз, когда профессор упоминал о выборе, сделанном Карлом, в его голосе слышалось обвинение пополам с презрением. Он словно хотел увидеть, как юноша сломается, тем самым доказав, что у Тёмного Лорда не может быть такого слуги, или скорее превратится в настоящего Пожирателя Смерти, доказав, что такой слуга не может оставаться человеком.

— Я ничего не хочу доказывать... — пробормотал Карл, слушая звук захлопывающейся двери. — Я просто хочу...

Он упал на кровать и накрыл голову подушкой.

Кто бы мог подумать, что эти идиоты в первый же вечер станут рыться в его вещах!.. А эта Долорес Амбридж, так вдохновенно говорившая на банкете о принципах министерства... Она бы никогда не перешла на сторону Пожирателей Смерти, она первая осудит Тома Реддла, когда поверит в его возвращение. И всё же в своих поступках порой до странности напоминает того, в кого не верит и кого осуждает.

Директор тоже хорош... Вечно со своими мудрыми словами... Только слова эти почему-то плохо вмещают реальность. Что бы сказал Альбус Дамблдор, увидев чёрную змею на его руке?.. «Мы не изучаем такого на наших уроках...»

Карл прижал подушку к лицу. Она пахла лавандой.

— Хочу вернуться домой... — прошептал юноша. А потом глухо рассмеялся нелепости этой иллюзии. — У тебя нет дома...

Но кто-то внутри него продолжал повторять: «Хочу вернуться домой...» Потом этот кто-то уснул. Ему снился Большой зал Хогварста, богато украшенный к празднику, и старая шляпа, поющая о мире, согласии и всеобщем объединении. Юные волшебники и волшебницы приходили к ней, и она называла их путь. Вот на табурет забрался мальчик, детское лицо которого уже несло на себе печать гордого превосходства. Он знал о магическом мире меньше, чем каждый из присутствующих в зале, но уже видел, как завоюет этот мир.

Шляпа некоторое время молчала, а потом произнесла:

— Он станет тёмным волшебником. Убейте его.

Следующим был худой нескладный ребёнок в потрёпанной мантии.

— Он встанет на сторону тёмного волшебника. Убейте его.

Дети приходили и приходили. А шляпа говорила:

— Он предаст своих друзей. Убейте его.

— Она станет убийцей. Убейте её.

— Он будет красть. Убейте его.

— Он проживёт никчёмную жизнь. Убейте его...

Карл несколько раз просыпался, но, опуская голову на подушку, возвращался в тот же кошмар. Шляпа произносила слова обвинения — и камни Большого зала заливали новые потоки крови. В них отражались парящие в воздухе свечи. Тихо и смиренно, крошечные огоньки молились за каждого пришедшего в этот мир. Медленно падал воск — так свечи оплакивали каждого, кто этот мир покинул...

Утром в Большом зале было шумно. Школьники и преподаватели продолжали пересказывать друг другу летние новости, обсуждать планы на новый год... За слизеринским столом сидели вернувшиеся из госпиталя Брендон Фишер и Патрик Миттчел: волшебные снадобья мадам Помфри за одну ночь излечили обожжённые руки. Но, заглянув им в глаза, Карл увидел, что в них умер наивный и неловкий мальчик, способный только выпускать в воздух разноцветные искры. Наверное, стоило радоваться смерти этого нелепого существа, но внутри почему-то стало тоскливо.

Некоторые, правда, во вчерашнем происшествии приняли сторону Карла. До него донеслось тихое: «Так им и надо! Что, думают, раз они богатые, им всё можно? Правильно он им показал!»

Внутри стало ещё более мерзко. Юноша несколько минут посидел над овсяной кашей, потом поднялся и пошёл в класс.

Первой парой были зелья. Профессор Снейп рассказывал о выпускных экзаменах.

— По окончании пятого курса многие из вас, разумеется, перестанут у меня учиться, — сказал он. — В моём классе будут заниматься только лучшие из лучших, остальным же придётся со мной распрощаться...

Карл усмехнулся про себя: «Со мной вам не распрощаться, даже если я не получу на экзамене ни одного балла...»

Потом Северус Снейп заговорил о первом задании. Им оказалось зелье, которое сейчас Карл никак не мог приготовить, — Умиротворяющий бальзам, помогающий бороться с тревогой и беспокойством. Вместо того, чтобы кропотливо обрабатывать ингредиенты, юноша каждым движением руки добавлял в отвар недовольство и раздражение. В результате пар над жидкостью не уступал по густоте тому, что выдыхала чёрная труба на старой фабрике недалеко от Паучьего тупика. Профессор, конечно, не преминул воспользоваться этим, чтобы отчитать Карла перед всем классом. При этом его взгляд говорил: «Вы же понимаете, в школе находится представитель министерства. И особенно после того, что вы вчера натворили, я не могу иначе относиться к грязнокровке, случайно оказавшемся на моём факультете». Но губы профессора кривила едва заметная усмешка, и Карл понимал: дело не в необходимости лгать Амбридж и Дамблдору.

«И не надейтесь!» — мысленно повторял Карл, слушая обвинения в собственной бездарности. — «Меня больше этим не обидишь. Хотите, чтобы я побежал к Тёмному Лорду и умолял его содрать с руки метку? Но я не побегу и не стану умолять. Вам придётся терпеть меня таким!»

Карл повторял это — и душа наполнялась какой-то отравляющей гордостью — словно у птицы, бросающейся со скалы. Она взмахивает крыльями, и путь её похож на полёт, но вот виднеется дно ущелья — и становится понятно, что это падение.

На следующий урок — Защиту от Тёмных искусств — юноша пришёл в отвратительном настроении. Необходимость хором здороваться с преподавателем только усилила раздражение.

«Мы же не в первом классе и не в казарме!»

— Волшебные палочки уберём, перья вынем, — нараспев произнесла Долорес Амбридж.

«Да пожалуйста! К вашему сведению, можно колдовать и без палочек!»

— Прежде чем перейти к целям нашего курса, хочу выразить надежду, что на этом факультете все достаточно умны и образованы, чтобы понимать: заявления отдельных учеников, таких как Гарри Поттер, например, о возвращении некого тёмного волшебника — ложь...

— Почему ложь? Гарри Поттер сказал правду, — отложив в сторону перу, произнёс Карл.

Долорес Амбридж медленно повернулась к нему.

— Это Карл Штерн, он из маггловского приюта. Родители бросили его, — представил Карла Драко Малфой.

— Не совсем верно, — не глядя на него, ответил Карл. — Мать я убил. А вот отец меня действительно бросил.

Ученики замерли, не понимая, что за бред несёт их странный, но обычно довольно тихий одноклассник. Патрик Миттчел пробормотал: «Псих!..»

— Но это, как и моя жизнь в приюте, не имеет отношения к тому, что Гарри Поттер сказал правду, — спокойно продолжил Карл. — Тёмный Лорд вернулся.

— Позвольте, — с таким же спокойствием возразила Долорес Амбридж, — это как раз имеет прямое отношение к вашей биографии. Мы здесь видим наглядный пример того, какое пагубное влияние может оказать воспевание надуманных подвигов. Мистер Штерн наслушался историй о Гарри Поттере и тоже захотел популярности. Но давайте отличать заслуги, ставшие результатом долгого, кропотливого труда, и — обыкновенные случайности. Наивно полагать, что причиной смерти могущественного волшебника мог стать ребёнок. И также наивно верить, что этот волшебник воскрес из мёртвых.

— Когда видишь, что идёт дождь, наивностью будет не поверить в это и оставить зонт дома, — ответил Карл.

— Вы ничего не видели! — голос Долорес Амбридж стал высоким и резким. — Потому что ничего не было! Все ваши слова от желания обрести славу Поттера!

— Его все считают сумасшедшим. Ничего себе — слава! — усмехнулся Карл.

— Не смейте мне перечить!.. — крикнула Долорес. Справившись с собой, она произнесла медленно и с почти торжественным сожалением. — Вы будете наказаны. Сегодня после ужина жду вас в своём кабинете.

— Да, профессор, — юноша склонил голову с насмешливой улыбкой.

Когда занятие закончилось, к Карлу подошёл Драко.

— Миттчел прав, ты псих, — шёпотом сказал он. — Зачем тебе понадобилось вылезать? Нам на руку, что все считают Поттера сумасшедшим.

— Так же, как вам на руку было четырнадцать лет считать умершим Тома Реддла? — тихо спросил Карл и, не дожидаясь ответа, вышел из класса.

Завидев его, девушки прижимались к стенам коридора, шепча:

— Слышала, что он сказал про свою семью? Ужас, да?! — в голосе их дрожал страх, а в глазах горело возбуждение.

Карл почувствовал такое отвращение, что ему большого труда стоило на этот раз заставить себя промолчать.

Следующим был урок профессора Бинса. Сегодня Карла особенно радовался возможности на сорок пять минут исчезнуть из настоящего. Но прошлое, словно не желая поддерживать эту игру в прятки, снова и снова возвращало его обратно. Профессор рассказывал о войнах с великанами. Родиться не таким, как остальные, было ошибкой во все времена. Раньше изгоев убивали, теперь их научились использовать, превращая в оружие. Профессор Бинс этого не знал, но Том Реддл уже отправил своих посланников, чтобы те убедили великанов встать на его сторону. Том Реддл говорил, надо торопиться, потому что Дамблдор наверняка сделает то же самое. Для них обоих великаны были только средством, инструментом, чтобы спасти мир или завоевать его. Но после битвы оружие прячут подальше или уничтожают...

За историей магии следовали предсказания. Карл шёл по тропинке к Северной башне и вдыхал пахнущий дождём воздух. Ветер подхватывал листья и заставлял их танцевать на земле. Карл вслушивался в его шёпот, но он говорил только о наступающей осени и неизбежной зиме.

В классе профессора Трелони отсутствовали времена года: приглушённый свет ламп, запах благовоний, подушки из разноцветного шёлка создавали свою особенную реальность. Но, странное дело, хрустальные шары, чашки с остатками кофе, символизирующие для магглов нечто магическое, волшебникам казались дешёвой подделкой под магию.

В этом году им предстояло изучать сновидения. Профессор попросила учеников разбиться на пары и, пользуясь книгой Инига Имаго «Оракул снов», попробовать истолковать последние сны друг друга. Для Карла пары не нашлось. Заметив, что он сидит в одиночестве, разглядывая орнамент на портьере, Трелони подошла к юноше и спросила:

— А вы, мой дорогой, какой сон вы видели недавно?

— Мне часто снятся сны... — задумчиво проговорил Карл и посмотрел на профессора. — Вот сегодня мне приснилась церемония распределения. Шляпу опускали на голову первокурсникам, а она находила в них какой-нибудь порок и велела убить. И скоро весь пол в Большом зале был залит кровью... А парящие в вышине свечи молились за каждого и каждого оплакивали...

— ...Какой страшный сон, — пробормотала профессор, вдруг почувствовав себя неуютно в своём уютном классе. — Наверное, вы прочитали на ночь книгу об убийстве...

— Реальность порой страшнее книг, — грустно улыбнулся Карл.

— Ну, возьмите учебник и попробуйте объяснить ваш сон. Там даётся толкование по ключевым словам...

— Мне не нужен учебник, — покачал головой Карл. — Я могу объяснить его и так... Мы стремимся построить совершенный мир, и потому уничтожаем всё несовершенное. Но капля несовершенства есть в каждом. Если вы хотите уничтожить несовершенство, вы останетесь одни. Да и себя вам, скорее всего, тоже придётся уничтожить. Идеальный мир нельзя получить как выигрыш в лотерею, совершенство — бесконечно долгий путь. И всё, что мы можем, — это молиться за душу каждого, кто идёт по этому пути. Оплакивать каждого, кто не в силах сделать ещё один шаг...

Было тихо. Даже огонь в камине перестал пожирать сухой хворост, питаясь произносимыми словами.

— Прочитайте учебник... — механически повторила профессор Трелони. — Там даётся толкование сновидений по ключевым словам...

Карл печально усмехнулся:

— Вы правы. Молиться и оплакивать — глупо. Будем читать людей по ключевым словам. А тех, для кого не найдётся ключа, лучше уничтожить — чтобы сохранить достоверность учебника.

— Не слушайте его, он сумасшедший! — выкрикнула со своего места Пенси Паркинсон.

— Не волнуйтесь, я больше не буду говорить, — рассмеялся Карл, раскрывая книгу.

До конца урока он успел пролистать сотню страниц. Потом отложил книгу в сторону и, вслед за остальными, пошёл к люку, служившему здесь дверью. Сивилла Трелони смотрела на него испуганно-сожалеющим взглядом. Карл вдруг остановился и спросил:

— А что снится вам, профессор?

Во взгляде остался только испуг.

Он усмехнулся и стал медленно спускаться по верёвочной лестнице.

После ужина Карл стоял перед кабинетом Долорес Амбридж. В ответ на его стук прозвучало приторно-вежливое «войдите». Юноша вошёл и оказался в комнате, напоминающей спальню маленькой принцессы или одинокой старушки. Декоративные вазочки, кружевные салфетки, блюдца с изображениями котят.

— Здравствуйте, — сказал он, разглядывая пушистых котят, которые выглядели почти живыми.

— Присаживайтесь, — добродушно проговорила профессор Амбридж, указывая на маленький столик, у которого стоял стул с прямой спинкой. — Я верю, что в глубине души вы не плохой мальчик, но вы сбились с пути, а найти верную дорогу можно, только имея внутри чёткие ориентиры.

— И что это за ориентиры? — вежливо поинтересовался Карл.

— Возьмите моё перо и напишите: «Я не должен лгать».

— И всё? — удивился Карл. Это обещало стать самым лёгким наказанием в жизни.

— Писать нужно, пока вы не осознаете смысл предложения.

— А что, если я до вечера его не осознаю?

— Тогда вам придётся прийти ко мне завтра, — ласково улыбнулась профессор Амбридж.

— Что ж, попробуем управиться за сегодня, — с улыбкой ответил Карл.

Он взял перо и тут заметил, что на столе нет чернильницы.

— Простите, профессор, здесь нет чернил.

— Они вам не понадобятся, — ответила Долорес Амбридж.

— Ну да, мы же в Хогварстве, а здесь даже перья волшебные, — понимающе кивнул Карл.

Он наклонился и аккуратно вывел: «Я...»

Руку вдруг пронзила боль. На тыльной стороне ладони появился шрам. Наверное, поцарапал кожу, когда спускался с Северной башни... Он продолжил писать: «...не должен лгать». Боль стал сильнее. Карл посмотрел на ладонь — шрамов стало больше. Шрамы складывались в буквы: «Я не должен лгать».

Он исподлобья посмотрел на Долорес Амбридж.

— Что-то не так? — спросила она с улыбкой.

— Всё в порядке, — ответил Карл. Потом пробормотал что-то и, взявшись за перо, с силой вывел ещё одну фразу: «Я не должен лгать».

Профессор Амбридж нервно дёрнула рукой, словно её укусило насекомое.

Карл поставил точку, с размаху вонзив перо в пергамент.

Профессор вздрогнула.

Он продолжил писать. Ещё одна точка и новое предложение, перо почти разрывает бумагу. Ладонь была вся в крови, так что уже почти невозможно было различить буквы.

— Достаточно! — крикнула Амбридж, доставая салфетку и прикладывая её к руке. Салфетка мгновенно стала красной.

— Я ещё не до конца осознал смысл этих слов, — сказал Карл, не останавливаясь.

— Прекратите!

— Кроме того, я ведь не первый, кого вы учите видеть ориентиры. Мне нужно написать за всех, — добавил он, с холодной яростью выводя буквы.

— Я сказала, прекратите!

Карл бросил перо и откинулся на спинку стула. На лбу выступили бисеринки пота.

— Удобное заклинание... — устало проговорил он. — Заставляет человека, применившего к тебе колдовство, разделить действие чар с тобой. Жаль только применяется оно для очень ограниченного набора магических предметов. И, конечно, его нельзя использовать в случае непростительных заклятий... А было бы забавно посмотреть, сколько волшебников тогда решилось бы применить к своим врагам Круциатус.

— Убирайтесь! — глухо проговорила Долорес Амбридж.

— Как прикажете, профессор, — ответил Карл. — Один только совет. Боль всегда возвращается к тому, кто её причиняет. Поэтому, прежде чем сделать другому больно, проверьте, способны ли вы сами вынести эту боль.

— Вон!..

Карл поклонился и вышел.

Кровь продолжала течь. Он достал платок и накрыл рану.

«Бедная рука, — усмехнувшись, подумал он. — Каждому хочется вырезать на ней свои истины».

— Карл! — окликнул его резкий голос.

Юноша остановился, вслушиваясь в эхо этого слова. Он мог бы позволить нарисовать на запястье тысячи змей, чтобы обменять их на звучание своего имени.

— Добрый вечер, профессор!

— Где вы ходите?

— У меня были дополнительные занятия с профессором Амбридж.

— Амбридж сегодня подходила ко мне. Жаловалась на ваше поведение. И если вы думаете, что я всегда буду защищать вас...

— Больше не нужно защищать, — сказал Карл. — Мы с профессором нашли общий язык.

Северус Снейп с подозрением посмотрел на юношу и вдруг заметил алый платок, прижатый к ладони.

— Что у вас с рукой?

— Просто царапина, — улыбнулся Карл, пряча руку за спину.

Северус Снейп схватил его за запястье и резко сдёрнул окровавленный платок. На коже горели воспалённые буквы: «Я не должен лгать».

— У неё на руке такая же надпись, — усмехнулся юноша.

— Вы сошли с ума! Она вас уничтожит.

— А это уже забота мистера Малфоя, — пожал плечами Карл.

— Люциус не сможет всё время выгораживать вас.

— Значит, меня уничтожат, — равнодушно проговорил Карл.

Он смотрел на профессора и видел, что тот ищет в нём что-нибудь, что ещё живо и за что ещё можно его задеть. Ищет и не находит. Карл тоже не находил. Пожалуй, осталось только одно — сам профессор. Но о себе Северус Снейп говорить бы не стал.

— Уже поздно, — сказал юноша. — На прорицаниях мы теперь разгадываем сны. Нужно насмотреться снов, чтобы было, что разгадывать... Спокойной ночи, профессор.

Его голос был почти мягким. Сделав несколько шагов, Карл остановился. На лицо легла тень: он ещё не расплатился за вчерашний разговор и сегодняшний урок:

— Знаете, сегодня я видел вас во сне...

Глава 29. Сны - мысли сердца

«Вы не знаете, каким будете в моём сне. Не знаете, будет ваше лицо хранить строгую невозмутимость, или плечи вдруг поникнут, и взгляд затуманит усталость. Вы не знаете, что расскажете мне о себе... Не знаете, что сделаете...»

(Из «Дневника сновидений» Карла Штерна)

Осень зажгла деревья. Некоторое время они горели, а потом погасли — и теперь ветер разносит по воздуху пепел. Небо напоминает пустыню. Облака — песчаные дюны. Весь мир — песочные часы. Скоро они перевернутся — и облака начнут осыпаться на землю.

Карлу хотелось, чтобы всё вокруг скорее стало белым: зимой легче ощущать собственную смерть. Учёба в Хогвартсе почти не доставляла радости, а после назначения Долорес Амбридж на должность генерального инспектора школа начала напоминать исправительное учреждение.

Недавно она пришла к ним на предсказания. Профессор Трелони, для которой это была уже не первая инспекция, встретила её настороженно-измученным взглядом. Но Долорес Амбридж, вопреки обыкновению, всё занятие сидела молча. Только в конце подошла и спросила, скривив губы:

— А что вы сегодня можете сказать о моей судьбе?

— ...Я уже говорила... — голосом, дрожащим то ли от мистического вдохновения, то ли от страха, произнесла Трелони. — Вам грозит... большая опасность!..

— И долго она будет мне грозить? — с вежливой насмешливостью поинтересовалась Долорес.

Трелони сжала губы. Казалось, она готова заплакать.

— Ну, а вы можете сказать мне что-нибудь интересное? — обратилась Долорес к классу.

— Мы учимся толковать сновидения... — неуверенно отозвалась Пенси Паркинсон.

— И что же вам снится? — Долорес ласково посмотрела на девушку.

Глаза Пенси скользнули к учебнику.

— Сегодня ничего... то есть ничего особенного... — поправилась она, заметив обиженный взгляд профессора Трелони.

Долорес Амбридж снисходительно улыбнулась и собиралась что-то записать в своём блокноте.

— Я могу рассказать! — вскинув руку, произнёс Карл.

Перо царапнуло бумагу.

— Спасибо, но ваши сны меня не интересуют... — холодно проговорила генеральный инспектор.

— Мне снился кто-то, похожий на Бога, — перебил Карл, — каким его рисуют в церкви: седобородый старец, сидящий на троне... И вот этот Бог писал в своём свитке слова. Красивые, добрые слова: любовь, мир, понимание, прощение... Но написанное им вырезалось на телах людей. И они шли по земле с кровавой любовью и кровавым миром на груди... Толковать этот сон, я думаю, не надо, — глухо добавил он.

Долорес Амбридж захлопнула блокнот и произнесла, уничтожающе глядя на Сивиллу Трелони:

— Благодарю за урок.

Когда она ушла, профессор Трелони повернулась к Карлу и проговорила со злыми слезами в голосе:

— Лучше бы вы молчали!

Осень сожгла деревья, и ветер разносит над замком в Уилтшире пепел. Теперь Том Реддл часто выходит в парк: когда всё вокруг умирает, радостнее ощущать, что ты жив... Птицы чертят в небе магические знаки, а потом бросают чертежи — и улетают на юг. Одна лететь не может — бредёт по земле, и пожухлая трава застревает в металлических перьях. Иногда ему снится, что он бессмертная серебряная птица, запутавшаяся в траве...

В таких снах мало приятного. А самое мерзкое, что никак не получается выбросить их из головы — в Хогвартсе его слишком хорошо научили толковать сновидения. Поэтому нужно доказательство, что всё это пустые выдумки. Нужно доказательство, что этим снам нельзя верить.

Мальчишка смеётся. Говорит, пророчества пусты... Так может думать только нищий, не имеющий ничего за душой. Когда обладаешь многим, даже в пустоте слышатся шаги того, кто хочет это многое украсть...

Какой сильный сегодня ветер... Словно вместе с птицами хочет забрать деревья... У воспитательницы в приюте в такую погоду всегда болели кости. Она била его линейкой по рукам, а он по вечерам вызывал ветер... Он победил. Воспитательница давно в земле, а его ждёт бессмертие... Только от ветра теперь болят кости...

Карл добавил в котёл сок мандрагоры и вдруг почувствовал острую боль в запястье.

— Профессор, можно мне выйти? — попросил он, подняв руку.

— Выйдете, когда закончится урок, — не глядя на него, ответил профессор Снейп.

— Мне нужно выйти, — повторил он, чувствуя, как усиливается боль.

Северус Снейп повернулся.

— У него опять свидание с Миртл, — насмешливым шёпотом сообщила Пенси.

— Идите, — бросил Северус Снейп.

Пенси тихо засмеялась.

Карл быстро поднялся и пошёл к двери, по дороге чуть не опрокинув несколько котлов.

— Под ноги смотри! — донеслось ему вслед.

Он поднимался по лестнице и проклинал бесчисленное количество ступенек, длину коридоров и чёртову невозможность трансгрессировать в стенах Хогвартса. Пришлось брать метлу и лететь в Хогсмит. Ветер дул так, словно хотел его сбросить...

В Уилтшире ветер гнал по дорогам парка пепел. Карл постучал и, не дожидаясь ответа, вошёл в библиотеку.

Том Реддл сидел в кресле. Пламя камина отражалось в алых глазах, но бескровные губы были сжаты. Видя его таким, Карл каждый раз испытывал нечто похожее, если не на сострадание, то на уважение. Тёмный Лорд причинял другим боль, но, в отличие от Долорес Амбридж, сам умел её выносить.

— Как долго... — произнёс он глухим от напряжения голосом.

— Простите... — сказал Карл, беря его за руку и закрывая глаза.

Шло время, и на губах Тома Реддла начала появляться довольная, сытая улыбка. Но и лицо жертвы озаряло странное воодушевление.

Удивительное дело, несмотря на боль, эти мгновения были для Карла самыми счастливыми. Он каждый раз поражался, что ещё способен отдавать, и с тем большим усердием отыскивал внутри себя частицы чего-то живого...

— Достаточно на сегодня, — милостиво проговорил Тёмный Лорд, и юноша, сделав несколько нетвёрдых шагов, опустился на стоящий у книжных полок стул.

Шло время. К нему медленно возвращались физические силы, и медленно покидал его свет.

— Снейп не хотел отпускать тебя? — спросил Тёмный Лорд, с улыбкой наблюдая, как гаснет сидящий перед ним человек.

— Профессор Снейп — строгий преподаватель, — сдержанно ответил Карл.

— Если хочешь, я попрошу его обращаться с тобой помягче, — улыбка стала шире. — Если хочешь, я прикажу...

— Нет, спасибо, — так же, как на все его предложения, ответил Карл. — Простите, я хотел бы успеть на последний урок... Если я вам больше не нужен...

— Иди, — махнул рукой Тёмный Лорд. — Что за урок? — вдруг спросил он, с надменной улыбкой вспоминая свою школу.

— Толкование сновидений...

Сны — паршивая вещь. Против них нет заклинаний. Можно выпить зелье и одну ночь проспать спокойно. Но где взять столько зелья, чтобы хватило на его бессмертие?.. Поэтому он должен получить то предсказание. Оно всё расставит по своим местам, даст окончательный ответ. Не останется сомнений. А без сомнений не будет и снов...

Слуги приходят с донесениями. На лицах подобострастные улыбки, а в глазах страх. Правильно, они должны бояться. Северус тоже пришёл... На его лице маска. Смешно... Маску надевают, когда хотят спрятать что-то. А ему прятать нечего, внутри давно уже один пепел. Но он продолжает хранить его... Смешно...

Поза в кресле — расслабленно-небрежная, в голосе — лёгкая насмешка:

— По-моему, ты излишне строг к мальчику.

— Он стал слишком многое себе позволять. Напрасно вы...

— Это твои проблемы. Мне он оказался полезен.

— И вы решили расплатиться с ним мной?

Том Реддл улыбается, но, когда слуга уходит, улыбка исчезает. Такие долги не передаривают...

Северус Снейп не понимает, как не понимают и остальные. Тогда, на кладбище, он до самого последнего мгновения читал мысли мальчишки. Он предполагал, что так будет, поэтому велел всем уйти. Хотя многие не поняли бы ничего, даже если бы вместе с ним читали мысли...

Каждый из людей, носящих теперь Чёрную Метку, пришёл к нему, прося о чём-то. Кто-то хотел вернуть могущество своей чистой, но жидкой крови. Кто-то хотел богатства. Кто-то мечтал, чтобы его перестали считать ничтожеством. Он дал им то, что они просили. Но теперь до конца жизни они должны выплачивать ему долг. Конечно, когда он расписывался на их запястьях своей тьмой, они не думали ни о долге, ни об огромных процентах. Они просто хотели исполнить свои желания и не знали, что эти желания сделают их нищими. Но таков закон: за данное тебе ты обязан платить!..

На кладбище он до самого последнего мгновения читал мысли мальчишки. Всё подталкивало его к этому решению. Но решился Карл после его слов: «Ты нужен мне!..» Карл единственный пришёл к нему, чтобы отдавать. А значит, теперь он, Лорд Волан-де-Морт, должен возвращать долг!.. Глупый, нелепый закон!..

В маггловской школе старый учитель принёс однажды на урок странную конструкцию из множества стеклянных колбочек, соединённых друг с другом. Потом взял графин с розовой жидкостью и начал наливать в один из пузырьков. И — вот чудо! — жидкость начала переливаться в другие пузырьки и скоро поверхность её уже представляла идеально прямую линию. Учитель назвал это законом сообщающихся сосудов. Он сказал, между людьми действует тот же закон. Если в ком-то становится больше света — светлеет весь мир. Если в ком-то иссушается озеро света — то мелеют все души...

Том смотрел на гладь воды — и понимал, что это неправда. Том знал точно: он не такой, как все, а значит, не может быть частью прямой линии. Тогда он очень захотел, чтобы вся розовая вода собралась в одном, самом верхнем сосуде. И вода начала пениться и разрушительным фонтаном устремилась вверх, ломая хрупкую стеклянную конструкцию.

Учитель долго извинялся перед детьми, на которых попали осколки и розовые брызги. Он думал, что неправильно приготовил раствор. Учитель просто не знал, что его ученик, Том Реддл, не такой, как все...

Он постоянно пытался доказать это. Потому так жаждал бессмертия. Не для того, чтобы подчинить себе людей. Чтобы победить этих ничтожеств, не нужно обладать вечной жизнью. Нет, он хотел победить необходимость платить за жизнь. Священник в церкви говорил: всё должно вернуться в землю. Священник верил в свои слова и думал, дети, стоящие рядом с высокой некрасивой воспитательницей, тоже верят. Но Том не верил. Ему этот долг казался унизительным. Пусть другие расплачиваются за время, проведённое здесь, предсмертными хрипами и остановившимся сердцем! Он платить не будет...

А теперь этот мальчишка, безропотно отдающий себя!.. Бескорыстие страшнее всего. С тем, кто сам хочет извлечь выгоду, можно договориться, можно сторговаться. А с этим как договоришься?.. Но он справлялся и не с такими! Сначала Карл поможет ему уничтожить Поттера, а потом он уничтожит Карла... И тогда ни смерть, ни этот ребёнок не смогут напомнить ему о долге...

На доске в классе астрономии была записана фраза:

«Каждый человек обязан, по меньшей мере, вернуть миру столько, сколько он из него взял». (А. Эйнштейн)

Профессор Синистра рассказывала об удивительной силе — гравитации. Оказывается, все тела притягиваются друг к другу, и чем больше масса тела, тем больше притяжение. Фишер жестом указал на Кребба с Гойлом — и все засмеялись. Профессор тоже не смогла сдержать улыбки. Потом она взмахнула рукой, и появившиеся в воздухе светящиеся макеты планет и звёзд показали детям опыт, который человечество наблюдало в 1919 году. Тогда искривление луча света далёкой звезды под действием поля тяготения солнца доказало общую теорию относительности Альберта Эйнштейна.

— Я не слышал о таком волшебнике, — сказал Патрик Митчелл.

— Эйнштейн не волшебник... — ответила Аврора Синистра. — Он человек, удивительный человек... И мне кажется, он знал о чудесах больше, чем многие из волшебников. Он сказал: «Есть только два способа прожить свою жизнь. Первый — так, будто никаких чудес не бывает. Второй — так, будто всё на свете является чудом». Конечно, каждый из нас выбирает второй способ. Мы, в своём роде, являемся доказательством существования чудес. Но задумайтесь над словами Эйнштейна: «...всё на свете является чудом». Не только магические заклинания, зелья и превращения. И восход солнца, и свет далёкой звезды в ночь, когда кажется, что никто уже не озарит твой путь!.. Мистер Малфой, вы не верите мне?.. Вы так

И тут раздалось тихое покашливание. Увлечённая своими звёздами преподавательница не заметила, что уже несколько минут на пороге её класса стоит генеральный инспектор Хогвартса.

— Простите, что прерываю вас, — с вежливой улыбкой сказала Долорес Амбридж, — мне просто хотелось уточнить... Наверное, я неправильно поняла ваше объяснение. Вы ведь не могли сказать, что маггл разбирается в магии лучше, чем волшебники?

— Это не просто маггл, это великий учёный, великий человек!.. — горячо возразила Аврора Синистра. — И потом мои слова следует понимать в переносном смысле. Конечно, обычные люди не могут притянуть к себе чайник с помощью заклинания «Акцио», но...

— Смыслы — опасная вещь, — перебила Долорес. — В них легко запутаться и легко ошибиться. Поэтому будет лучше, если на своих уроках вы ограничитесь прямым смыслом... Возможно, в этом есть и вина Министерства Магии, — задумчиво произнесла она. — Мы давно собирались пересмотреть программу курса астрономии, но всё время откладывали... Теперь, как я вижу, это стало неотложной проблемой...

— Вы можете переписать учебники и стереть из них неугодные вам имена, — раздался глухой голос с последней парты, — но вам не уничтожить законы природы. Ваше тело притягивается к земле не с помощью заклинаний, и солнце освещает землю не благодаря магии. Хотите вырастить детей, разбирающихся только в притяжении посуды?

Все замерли, ожидая, что скажет Амбридж.

— После урока жду вас в своём кабинете, — тихо произнесла генеральный инспектор Хогвартса.

Когда она ушла, Аврора Синистра повернулась к Карлу и сказала с грустной улыбкой:

— Спасибо, но, кажется, у нас не получилось оправдать Эйнштейна.

Карл опустил голову. Он сам понимал, что не получилось. Понимал, что все слова бессмысленны, и не знал, зачем продолжает произносить их, зачем спорит. Карла злили собственная несдержанность и собственное бессилие. А в его обмелевшей душе уже не хватало места, чтобы растворить эту злобу. «Только попробуй снова заставить меня писать своим пером! Я сделаю так, что слова будут вырезаться у тебя на груди!» — думал он, идя к Амбридж.

Но генеральный инспектор Хогвартса не предложила ему ни пера, ни бумаги. Кивком указав на стул, он сказала:

— Мистер Штерн, вам, очевидно, не нравится, как организован учебный процесс в Хогвартсе?

— Не нравится.

— И, возможно, вы делились своими соображениями с другими учениками?

— Свои соображения я предпочитаю оставлять при себе.

— На сегодняшнем уроке вы очень ярко продемонстрировали своё предпочтение, — насмешливо прокомментировала Долорес Амбридж.

— Вы же спрашивали про учеников.

— Что ж, — помолчав, сказала она, — вы ни с кем ни о чём не говорили. Но, наверное, вы знаете тех, кто имеет сходные с вами мысли. Наверное, вы знаете о тайных обществах, организованных этими учениками...

«Конечно, знаю! Нужно быть идиотом, чтобы вырезать на Гарри Поттере нравоучения, и ждать, что он после этого станет поддерживать образовательный процесс в Хогвартсе! И только идиот будет запрещать использовать палочки на уроках Защиты, а потом надеяться, что ученики сами не научатся защищаться!»

— Согласно Декрету об образовании № 24 такие общества запрещены, — продолжила Долорес. — Если вы назовёте мне несколько имён, я постараюсь закрыть глаза на ваше несносное поведение.

— Мне только кажется, или в вашем предложении есть что-то не очень благородное? — насмешливо прокомментировал он.

Долорес сжала руки, но сдержалась.

— Мистер Штерн, то, что вы до сих пор не исключены из школы, чистая случайность...

«И имя этой случайности — мистер Малфой».

— Но я могу эту случайность исправить. В Министерстве ещё действует программа помощи несовершеннолетним... магглорождённым волшебникам. Но она прекращает своё действие, если несовершеннолетний волшебник превращается в несовершеннолетнего преступника. Повторяю ещё раз, назовите имена нарушителей, и я отпущу вас.

Карл посмотрел на неё. В его взгляде не было больше ни надменности, ни злости.

— Вы правы, профессор, я дрянь. Но вы ошибаетесь, считая, что я дрянь настолько.

— Ясно... — сдержанно ответила Долорес Амбридж и посмотрела на часы. — Тогда у меня не остаётся другого выбора...

В кабинет постучали.

— Войдите, — сказала Долорес, подходя к двери. — Вы принесли то, что я просила?

— Да, вот сыворотка... — профессор Снейп замолчал, заметив сидящего на стуле Карла.

— Жаль, что сегодня под подозрение попал студент вашего факультета, — спокойно проговорила Долорес Амбридж, — но один из наших главных принципов — объективность и непредвзятость. Это сыворотка правды, — сказала она, повернувшись к Карлу, — и если вы что-то скрываете, сейчас мы об этом узнаем.

Карл посмотрел на профессора Снейпа, и во взгляде юноши промелькнул страх.

Недавно Тёмный Лорд спросил Северуса Снейпа: «Как думаешь, чего он боится больше всего?» Снейп ответил, что ему нет дела до его мыслей и страхов. «Напрасно... Страх помогает управлять людьми... А этот мальчишка больше всего боится причинить боль другим...»

— Конечно, — ответил Северус Снейп, протягивая Долорес пузырёк.

— Пейте, — приказала она Карлу.

Тот снова посмотрел на своего учителя.

— Пейте! — властно повторила женщина.

Карл медленно поднёс к губам пузырёк и выпил.

Плечи юноши поникли, а голова опустилась, ничего не выражающие глаза рассматривали ковёр на полу.

— Вы слышите меня? — спросила Амбридж.

— Да, — тихо ответил Карл.

— Назовите имена учеников, не довольных политикой Министерства Магии.

— Их много... Очень много... Представитель министерства ведёт у нас Защиту от Тёмных искусств... Она нам не нравится... Она всегда одевается в розовое и напоминает принцессу-переростка...

— Назовите мне имена учеников!

— Долорес Амбридж... Её зовут Долорес Амбридж... Она не очень красивая... А в детстве, наверное, мечтала стать похожей на принцессу... Мечтала встретить человека, который полюбит её, мечтала иметь семью... Но не получилось... Всё, что у неё есть теперь, это работа. Поэтому она так заботится о Министерстве Магии, законах, декретах, правилах... Она не сумела больше ничего найти в жизни и защищает то, что нашла... Защищает строго, иногда даже жестоко...

— Имена учеников! — встряхнув его за плечи, крикнула Амбридж.

— Учеников она не любит... и боится... Все они напоминают ей себя... Но в отличие от неё, у них получается... Они радуются жизни, шутят, влюбляются... Красивые и счастливые, они показывают, как мертвы защищаемые ею правила, как мертва её жизнь... Она вырезает правила на их ладонях... «Вы не должны лгать!» И не понимает, что эти слова обращены к ней самой. Это она вот уже много лет обманывает себя, пытаясь за розовой мишурой и пушистыми коврами спрятать пустоту души...

— Что он несёт? Это действительно была сыворотка правды? — Долорес с недоверием посмотрела на Северуса Снейпа.

— Разумеется, — холодно ответил он. — Кроме того, я ведь не знал, что вы собираетесь допрашивать моего студента.

Долорес снова повернулась к Карлу:

— Перестаньте говорить обо мне, расскажите о других!

— Другие?.. Мой учитель... Северус Снейп... мой учитель... он всегда... Но довольно, — глухо произнёс Карл, поднимая голову.

— Это что, всё фарс? — вскричала Долорес Амбридж, выхватывая из его рук пузырёк. — Вы дали ему что-то другое!

— Нет, там была сыворотка правды, — откинувшись на спинку стула, сказал Карл. — Но есть заклинание, превращающее её в воду...

— Вы не произносили заклинания, не доставали волшебной палочки!

— Мне не обязательно произносить заклинания или доставать волшебную палочку... Не беспокойтесь, профессор Амбридж, — произнёс Карл, вставая, — всё, что я сказал, правда... Всё, чего не сказал, тоже... — тихо добавил он, посмотрев на профессора. — С вашего разрешения...

В коридоре он услышал тяжёлые шаги. Карл повернулся и сказал со слабой, болезненной улыбкой:

— Спасибо, профессор. У меня до сих пор не получается это заклинание. Самое большое — могу превратить в воду тыквенный сок...

— Я спасал не вас, — оборвал его Северус Снейп.

— Конечно, не меня...

Несколько секунд он стоял, освещая коридор своей уродливой улыбкой, потом медленно побрёл к себе...

«Вы не знаете, каким будете в моём сне. Не знаете, будет ваше лицо хранить строгую невозмутимость, или плечи вдруг поникнут, и взгляд затуманит усталость. Вы не знаете, что расскажете мне о себе... Не знаете, что сделаете... Вы не можете заставить себя не сниться мне... Чтобы я перестал видеть вас во сне, вы должны меня убить...»

(Из «Дневника сновидений» Карла Штерна)

Глава 30. Идущий впереди – мост для идущего позади - I

Вместе с первым снегом вернулся Хагрид. Судя по разноцветным синякам, украшавшим его лицо, затянувшийся отпуск прошёл не очень спокойно. Вспомнив лекцию профессора Бинса, Карл подумал, что отпуск этот на деле оказался скорее рабочей командировкой. Глядя на Хагрида, сложно было поверить, что в его огромном росте виновата магия. А значит, он находился в родстве с великанами. Потому Дамблдор и отправил его налаживать дружеские отношения с сородичами. Интересно, добился ли Хагрид успеха? Или великаны приняли сторону Тома Реддла?.. При Карле Тёмный Лорд нечасто обсуждал подготовку к войне, поэтому юноше оставалось только догадываться о его делах... Хотя, кого бы ни выбрали великаны, это вряд ли поможет им самим...

Возвращение преподавателя ухода за магическими существами не сильно обрадовало учеников, уже успевших привыкнуть к интересным и безопасным урокам профессора Граббли-Дерг. Хагрид же на первом после отпуска занятии повёл их в Запретный Лес. Ступая по снегу, которого за выходные выпало столько, что хватило бы на небольшое море, Карл вспоминал своё первое путешествие по этому лесу. Тогда они встретили волшебника, пьющего жизнь из единорога. Теперь Том Реддл пьёт жизнь из него...

С опаской озираясь по сторонам и тихо перешёптываясь, дети шли по снегу, а волшебный лес заметал их следы, чтобы они не смогли найти дорогу назад.

— Не шали! — пригрозил лесу Хагрид. — Я и без следов обратный путь найду.

Но лес не слушал, словно желая запереть путников под сенью деревьев.

— Лесу одиноко... — пробормотал Карл. — Он хочет, чтобы мы вечно ходили здесь и смотрели его сны... А ещё лес ненавидит нас... Он говорит, давным-давно деревья могли ходить... Но волшебники связали их заклинанием, и теперь они обречены на вечный сон...

— Ты окончательно умом тронулся? — почти с сочувствием спросила Алисия Эддингтон.

— А ты только сейчас заметила? — рассмеялась Пенси Паркинсон.

Карл молча прошёл мимо них туда, где за деревьями стояли фестралы. Их крылья на фоне снега казались ещё чернее, а в глазах с наступлением зимы поселилась почти безнадёжная тоска. Да, ночи стали длиннее, и нет опасности быть пойманным или убитым. Но теперь почти не встретишь этих странных существ, любящих дни... Теперь даже случайно их взгляд не коснётся тебя...

Прежде чем Хагрид успел произнести слова предостережения, Карл осторожно положил ладонь на лоб стоявшего впереди животного и тихо сказал:

— Здравствуй...

— Ну вот! Ещё и разговаривает сам с собой! — всплеснула руками Алисия.

«Они тебя не видят... Кто-то должен умереть у нас на глазах, чтобы мы научились видеть тебя... Забавно, люди мечтают о невидимости... Мечтают найти какую-нибудь чудесную мантию-невидимку, чтобы незамеченными наблюдать за остальными... Но ты знаешь — быть невидимым больно... Даже сейчас, когда тебя окружают люди, видят только несколько человек...»

Фестралов видел Гарри Поттер, да ещё Невилл Лонгботтом как-то странно озирался вокруг. Странно, смерть Седрика Диггори и пережитые вместе события, не сблизили Карла с Гарри. Скорее наоборот. Гарри Поттер, видевший Карла, истекающего кровью, не мог поверить, что такие раны можно исцелить самому. А значит, возвращение его так или иначе было связано с Тёмным Лордом. Конечно, он вряд ли догадывался о Чёрной Метке, появившейся на руке третьего Чемпиона Хогвартса. Но теперь, если они случайно встречались в коридоре, Гарри быстро здоровался и проходил мимо, не глядя Карлу в глаза.

Рассеянно слушая сбивчивые объяснения Хагрида, юноша продолжал смотреть на фестрала. Потом погладил животное по гладкой чёрной шее и медленно пошёл назад в Хогвартс. Окружённый учениками профессор не заметил его ухода, а он продолжал ступать по снегу, и волшебный лес заметал лёгкие следы, чтобы никто не смог его найти.

Карл знал, этот урок, наверняка, закончится так же, как и тот, самый первый, — с гиппогрифом. Фестрал толкнёт кого-нибудь из студентов его факультета, и те поднимут крик. Фестрала объявят опасным для общества, а Хагриду пригрозят увольнением... Снова видеть это не хотелось...

Вернувшись в свою комнату, Карл достал одну из книг, оставленных ему Томом Реддлом, и стал читать. А после обеда к нему подошла подруга Гарри Поттера — Гермиона Грейнджер.

— Мне всё равно, в своём ты уме или нет, но не смей больше так делать! — разгневанно проговорила она. — Хагриду из-за тебя досталось! Амбридж решила, что даже самые посредственные ученики позволяют себе прогуливать его уроки!

— Если бы я остался, Хагриду досталось бы ещё больше! — запальчиво возразил Карл, пытаясь заставить замолчать совесть, которая почему-то была согласна с Гермионой.

— Надеюсь, ты меня понял, — строго сказала девушка.

«Понял, понял...»

Карл понимал, что с каждым днём запутывается всё больше. Путь, который казался единственным и должен был привести хоть куда-то, не вёл никуда. Наступивший декабрь засыпал всё снегом, но легче не стало. Его не принимала даже зима. Дни гасли, не успев зажечься, и жизнь превращалась в одну долгую ночь, наполненную одиночеством и снами.

Сегодня ему снился тёмный коридор в подземелье Хогвартса. Кажется, он искал там Змея, но встретил Гарри Поттера. Тот быстро поздоровался и собирался, по обыкновению, пройти мимо, но вдруг поднял голову, и Карл увидел алый блеск в его глазах. Потом он встречал разных людей — и глаза каждого отливали красным... Карл подошёл к зеркалу, уже зная чей взгляд увидит в нём... Он поднял голову — и проснулся...

В следующем сне он стоял на одной из улиц Лондона, мимо шли люди и маги. Карл видел знакомые лица, но никто из них не узнавал его. Волоча за собой тяжёлый чемодан, шла профессор Трелони. Карл хотел помочь ей, но она прошла мимо, не заметив его. И тут юноша понял, что он не Карл... Он фестрал, случайно оказавшийся в этом городе... Чтобы люди увидели его, кто-то должен умереть... Вдруг он почувствовал острую боль... Она становилась всё сильнее...

Карл проснулся. Левое запястье словно пронзили тысячи тонких игл. С трудом одевшись, он взял метлу и вышел из замка...

Библиотека в замке Уилтшира была заполнена людьми. Замерев, они слушали тяжёлые, жёсткие слова, которые произносил их хозяин. Том Реддл гневался. Этот никчёмный Уизли помешал Нагайне отыскать вход в комнату, где спрятано пророчество! И никто из тех, кто считает себя достойным носить Чёрную Метку, ничего не сделал! Теперь Дамблдор поймёт (если уже не понял!), что нужно Тёмному Лорду, и усилит охрану.

Уже несколько месяцев он просит их достать для него пророчество, но они ни на что не способны! Могут только плести бесполезные интриги, да мечтать о мире, который он им создаст!

— Ты обещал, что искупишь своё прежнее преступное бездействие, Люциус, — шёпотом, в котором слышался каждый звук, говорил Том Реддл. — Или ты забыл об обещаниях, данных своему господину?

— ...Я помню, мой Лорд...

— Тогда почему ты ничего не делаешь?!

Он заметил Карла и кивком приказал подойти. Потом схватил его за запястье так, что юноше пришлось сжаться в неловкой позе на полу, и снова повернулся к лорду Малфою.

— Или ты думаешь, я буду ждать вечно? Я бессмертен, но терпение моё не бесконечно!

Люциус Малфой опустил голову.

— А ты, Ван Стратен! Может, мне в следующий раз послать туда вместо Нагайны твоего сына, чтобы ты стал более расторопным?

— Я подчинюсь любому вашему решению, — невозмутимо ответил Филипп Ван Стратен. Даже в ситуации, угрожающей ему и его близким, этот странный человек продолжал неукоснительно следовать своим принципам, одним из которых было всегда оставлять последнее слово за собой.

Остальные же почти не слушали Тёмного Лорда, боясь и не смея отвести глаз от скорчившегося на полу юноши. Карл понимал, сегодня Тёмный Лорд позвал его не для того, чтобы избавиться от боли. Сегодня он хотел показать своим слугам их место, хотел, чтобы они увидели в этом ребёнке себя и ужаснулись силе своего господина и собственной ничтожности. Ещё одно неверное действие, ещё одна ошибка — и они тоже будут, сгибаясь от боли, молить о пощаде. Карл понимал это, и в душе его разливалось горькое ощущение бесполезности. Он почти с радостью отдавал силы Тому Реддлу, думая, что этим избавляет от боли пусть не самого лучшего в мире, но всё-таки человека. Сегодня же он участвовал в спектакле, рассказывавшем о том, что один человек может сделать с другим. Карлу не нравились ни спектакль, ни роль. Он знал, что способен прекратить это. Между ним и тем единорогом существовало различие. Единорога Том Реддл пил, не спрашивая у животного разрешения. Жизненную силу Карла он мог взять, только если Карл позволял ему это делать...

«Я обещал служить ему, я должен сдержать обещание...»

Насладившись спектаклем, Тёмный Лорд отпустил юношу, и тот отполз к стене, пряча глаза от ставшего слишком ярким света. Все беззвучно выдохнули. Нарцисса Малфой повернулась к мужу и слабо улыбнулась. Ужасное будущее утратило свою реальность и снова стало тем эфемерным кошмаром, который, наверное, навсегда останется всего лишь сном. Только Северус Снейп продолжал смотреть на Карла. Лежащий на полу с заломленными руками юноша напомнил ему о своём детстве. А от прошлого избавиться труднее, чем от самого ужасного будущего.

Когда силы вернулись к Карлу настолько, что он мог встать без посторонней помощи, он поднялся и, держась за мебель, вышел из библиотеки. Во рту был привкус крови — наверное, прикусил губу... Сделав несколько шагов, он остановился, услышав тихий звук — словно уставший домовой эльф волочит по ковру разбитую тарелку...

«Тебя только не хватало!..»

Он прислонился к стене, пропуская ворона, но тот вдруг остановился. Карл равнодушно пожал плечами и собирался уже пройти мимо, когда услышал внутри себя: «Ты собираешься никогда больше не говорить со мной?»

Несмотря на старческие нотки, этот голос сохранил властность и некоторую насмешливость, свойственную тем, кто обладает так многим, что не боится терять, или тем, кто, наоборот, уже всё потерял.

«Нам не о чем говорить», — куда-то внутрь себя ответил Карл.

«Правда? Как быстро ты зачеркнул годы, что я прожил рядом с тобой».

«Это ты их зачеркнул».

«У меня не было выбора. Но я помог тебе. Волан-де-Морт спросил, годен ли ты ещё на что-нибудь, и я рассказал, как ты забрал боль Снейпа... Поэтому он исцелил тебя. Я спас тебе жизнь!..»

«Да зачем мне такая жизнь?!» — крикнул Карл и быстрыми неровными шагами пошёл к лестнице.

Ворон неподвижно стоял, слушая, как коридор погружается в тишину. В тишине громче слышится прошлое... Много лет назад его сын произнёс те же слова...

Карл ждал наступления Рождества с нервным беспокойством. Он никак не мог решить, что делать с этим праздником. Сколько юноша ни старался, он не мог представить себя любующимся вместе с Тэдом и Софи наряженной ёлкой. И в школе, превращавшейся из-за Амбридж в тюрьму, оставаться не хотелось. Как-то после занятий он подошёл к профессору Снейпу и спросил: «Профессор, вы вернётесь на Рождество домой?» Северус Снейп ответил: «Нет».

Пришлось остаться в Хогвартсе...

Софи, Тэду и остальным он отправил открытки со словами извинения и сетованиями на слишком большое домашнее задание, сам понимания, что такие отговорки выглядят смешными. «Скоро они обидятся и забудут меня...» — повторял себе юноша. Но некоторые почему-то упорно не желали его забывать. Близнецы прислали волшебную поющую открытку, открыв которую Карл смог почувствовать только странное горьковатое сожаление. И, хотя на конверте было написано его имя, ему казалось, что открытка адресована кому-то другому...

То было странное Рождество. С чёрных небес медленно падал снег, и в его шёпоте слышалась поминальная молитва... Бог рождался, и люди приносили ему свои дары: золото, ладан. А потом они подарили Богу смерть...

Что люди подарят детям, рождающимся в эту холодную зимнюю ночь?.. Будет ли у них кусок хлеба, чтобы утолить голод? Будет ли воздух, чтобы дышать? Будет ли мирным небо над их головами, или вместо игрушек в колыбели будут падать осколки бомб?..

Вспомнились строки из стихотворения Альфреда фон Дитриха:

...И снег кружится второпях,

И тает на больничных стёклах,

Где дети в сломанных яслях

Мечтают о далёких звёздах.

Чтоб жить в другие времена,

Где лето отменило зиму...

Мы им подарим имена

И расстреляем тихо в спину.

Карл давно не открывал книгу его стихотворений и старался как можно меньше пользоваться волшебной палочкой, находя в этом нежелании воскрешать Альфреда фон Дитриха маленькую месть его отцу. Но в рождественскую ночь он воскрес совсем без спроса... Падал снег, и в его шёпоте слышалась молитва. Карлу вдруг тоже захотелось помолиться, но мающиеся в его душе слова были слишком тяжелы, чтобы подняться к небу...

Начались каникулы. Большинство учеников ждали их с нетерпением, но Карл боялся этих незаполненных уроками дней. В свободе есть одна опасность: в ней остаётся слишком много тебя...

Он пытался читать книги, оставленные Томом Реддлом, но описанная в них тёмная магия только усиливала тоску. Раньше Карл даже представить не мог, что нужно сделать со своим сердцем, чтобы научиться использовать такие заклинания. Теперь он представлял, но каким горьким было купленное такой ценой понимание!..

Он мечтал о снеге и тишине, но и снег, и тишина оказались говорящими. И среди их бесконечных разговоров он ещё острее чувствовал собственную немоту... Теперь ему хотелось, чтобы коридоры замка поскорее наполнились человеческими голосами, произносящими простые, ничего не значащие слова... Но время словно замёрзло, и каждая минута падала ледяными осколками в его протянутые ладони...

В этот день он не мог больше учить длинные фразы на уже мёртвых языках и отправился бродить вокруг замка. Потом пошёл в Хогсмит. Выбрал это место, просто чтобы была какая-то цель. Чтобы было, куда идти...

Каждую улочку там наполняло посленовогоднее настроение — когда праздники закончились, но так не хочется их отпускать... От этого настроения Карл сбежал в Лондон. Там торги на валютной бирже и повышающиеся цены на нефть давно стёрли воспоминания о празднике. Только нелепо мигали разноцветные фонарики, украшающие деревья. Но они уже никого не интересовали, гораздо более важной была информация о соотношении курса фунта и доллара, о том, сколько градусов обещает завтра метеорологическая служба, и о том, что сегодня девятое января тысяча девятьсот девяносто шестого года.

От этих чисел Карл попробовал сбежать в приют. Но в окнах старого здания, которое раньше казалось ему невыносимо холодным, этим зимним вечером теплился тихий, ясный свет. Когда в детстве дети возвращались с прогулки, воспитательницы торопили их, грозя: «Вот напустите в дом холодный воздух, и мы все замёрзнем!» Сегодня таким холодным воздухом был он. Стоит ему войти, и их тёплый мир исчезнет... В чёрном мире Софи не останется даже теплоты...

Постояв несколько минут возле высокой металлической ограды, Карл медленно пошёл по улицам, где когда-то подметал мусор. Он помнил каждую трещину в асфальте, знал, в каких местах после дождя непременно появятся лужи... Теперь всё замело снегом... И сердце его замело... Только снег на асфальте растает с весной. А он...

В тесной каморке горел свет. Карл постучал, и старческий голос устало спросил.

— Кого чёрт принёс?

— Это я, Карл, — ответил юноша.

Старик отпер дверь и наклонился, щуря подслеповатые глаза.

— Вот чудо, и правда, ты! Ну, заходи! — лицо расплылось в немного пьяной улыбке. — А я всё гадал, не приедешь ли ты на Рождество. Но ребята сказали, что у тебя там много работы. Даже в праздники отдохнуть не дают!

— Извините... — пробормотал Карл, пряча глаза.

— Да ладно! Я же понимаю, какой интерес молодым сидеть со стариком, — он рассмеялся. Смех перешёл в кашель. — Совсем замучил, — вздохнул Франц, отплёвываясь. — Надо бы подлечиться.

Его лечением неизменно оставалась бутылка русской водки.

— Проходи, малыш! Тут тесновато, но старикам много места не надо. Год, другой — и деревянного ящика будет достаточно...

Карл сел на табурет, потерянно глядя по сторонам.

— Как в школе дела? Справляешься? — спросил Франц, усаживаясь напротив.

— Вроде да... — неопределённо ответил юноша.

— Молодец!.. Без образования сейчас никуда... Хотя и с ним в общем тоже... — старик замолчал, не закончив фразы. Несколько минут он бессмысленно смотрел вдаль, потом, словно очнувшись, заговорил. — Надо это дело отметить! Ты ведь нечасто теперь у меня бываешь, малыш!..

Франц поставил на стол бутылку и потянулся за чайником. Но Карл вдруг остановил его.

— Я уже не малыш, Франц, — тихо сказал он.

Старик опустил руку. Потом молча достал ещё один стакан и наполнил их до середины:

— За встречу!

Карл просто кивнул, потом по-детски обеими руками взял стакан, поднёс к губам — и выпил.

Было горько, горячо и тошно. Он не понимал, как взрослые могут пить эту дрянь, но продолжал протягивать Францу стакан. Карлу казалось, ещё один глоток — и ему откроется какая-то важная истина. Ещё глоток — и он сумеет заглянуть в глубину себя и найти там ответы на все вопросы. Ещё глоток — и исчезнут боль и саднящее чувство одиночества. Ещё глоток — и...

— Кажется, пора остановиться... — сонно пробормотал Франц. — А то скоро и имя своё вспомнить не сможем...

— Со мной всё в порядке... — механически отозвался юноша.

— Тогда скажи, как тебя зовут?

— Карл... Карл Штерн...

— Точно!.. — Франц рассмеялся, словно его позабавило это сочетание. — Так, Карл Штерн, контрольный вопрос: какое сегодня число?

Девятое января...

— К чёрту твои вопросы, Франц!.. — сказал он, вставая. Перед глазами всё поплыло. Несколько секунд он просто стоял, держась за стол, а пустые бутылки со стаканами кружились в весёлом танце, и даже Францев как будто стало двое. Потом они медленно собрались в одного очень старого и одинокого старика.

Карл шагнул вперёд, обнял его и замер. В трезвом виде он никогда не решился бы обнять человека: кого могут осчастливить объятия такого нелепого мальчишки?.. Но теперь в нём столько водки, что уже неважно... А сердце у Франца ухает, как филин. Тоже, наверное, от водки... Вот она — человеческая магия...

— Ну, я пошёл...

— Куда?.. Заведующая тебя выпорет, если увидит!

— Не увидит...

— Поспал бы здесь, а завтра опохмелишься — и в приют.

— Нет, мне пора...

Чёртова человеческая магия!.. Копаешь себя, копаешь, думаешь, что найдёшь клад... А в сундуке только старое тряпьё да пара медяшек. И никакого тебе клада, никакой карты... Куда же идти?.. Господи, куда же идти?!

Холодно, и снег кружится, как ошалелый. Наверное, тоже напился, вот и танцует... Попробовать бы станцевать, но ноги не слушаются... Хорошо хоть, они пока друг с другом могут договориться. А то вдруг одна решит идти направо, а другая налево...

— Идиот, смотри, куда идёшь!

Сам идиот... Как будто ты знаешь, куда идти!.. Думаешь, если у тебя в паспорте написано мистер Трам-пам-пам, так ты этот Трам-пам-пам и есть?.. Наивный!.. Что там ещё написано? Проживает на улице «икс» в доме «игрек»... И ты, радостный, считаешь, что у тебя есть дом? Это который четыре стены и сверху крыша?.. Такой и у собаки есть. Конура называется. Слышал про такое?.. Дом — это люди, которые с замиранием сердца ждут твоего возвращения. Для которых твой приход равносилен явлению Бога!.. Скажи, ты нашёл в себе Бога? Так какого чёрта ты говоришь о доме?!

Люди... В паспорте прописаны и люди. Жена — миссис Трам-пам-пам, и сын Трам-пам-пёнок. Ты, конечно, горд! Считаешь, тебе крупно повезло. Не буду спорить, у меня в свидетельстве о рождении вместо людей прочерки. Встретились два прочерка и родили меня... Ещё один прочерк такой получился... А у тебя всё как полагается... Семья по закону... Только ведь и ты ни черта не понимаешь, что такое семья!.. Это когда с замиранием сердца ждёшь встречи с этими людьми, когда смотришь в их глаза и видишь там отражение Бога... Ты научился видеть в других Бога? Тогда как ты можешь говорить о любви!..

— Эй, ты, проваливай отсюда!

Не волнуйтесь, проваливаю... Сейчас так провалю, удивиться не успеете... Секунду назад был здесь — и вот уже смотался за сотни километров... Интересно, волшебников штрафуют за трансгрессию в нетрезвом виде?.. Вдруг разберу себя на части, а потом соберу неправильно... Рука на голове окажется, ноги местами перепутаются, а сердце вообще потеряется по дороге... Вот смеху будет!..

Нет, вроде ничего... Всё на месте... Собрал себя согласно инструкции... С виду и не заметно, что брак...

Теперь надо метлу раздобыть... Акцио, метла!.. Метла! Акцио!.. Не дозовёшься в такую ночь метлу... Уснула, наверное... Придётся пешком топать... А путь-то неблизкий... Эх, метла, что же ты так...

Ну, и снегу навалило... Мистер Трам-пам-пам! Слышите вы меня? У вас, наверное, и машина есть? Попробовали бы вы на своей машине по такому снегу...

Упасть бы и не вставать... А куда собственно торопиться? Занятий завтра нет... Можно спать хоть до обеда... Можно спать целую вечность... Никто не придёт будить...

Нет, нельзя... Вдруг хозяин проголодается... У меня ведь тоже есть преимущество... Мистер Трам-пам-пам, у тебя в паспорте хозяин не записан... Ты ни себе принадлежать не можешь, ни отдавать себя другим не умеешь. Вот и маешься от собственной свободы... А у меня на запястье чёрным по белому... Так что снег снегом, а мне надо идти... Извините, друзья-волки, ужин отменяется!..

Вот и замок... Это не какой-нибудь дом «игрек» на улице «икс». Настоящий замок, с башнями, винтовыми лестницами и тайными комнатами... Как счастлив был бы твой Трам-пам-пёнок побегать здесь... Я сейчас тоже побегу!.. Я тоже могу быть счастливым!..

— Куда вы несётесь?

— А... профессор, здравствуйте!..

— Что с вами?

— Со мной?.. Полный порядок!.. Полнейший порядок!..

— Вы... Вы пьяны?

— Нет, как вы могли такое подумать?.. Это ведь Хогвартс, прекраснейшая школа в мире!.. Здесь нельзя пить. Амбридж, наверное, давно издала какой-нибудь декрет номер трам-пам-пам, запрещающий употреблять алкоголь...

— Идиот!

— Ну, вот, и вы туда же... Меня сегодня знаете, сколько раз идиотом назвали?.. И вообще так нечестно. Им я хоть ответить мог. А вам я что отвечу?

— Немедленно идите спать!

— Есть, мой повелитель!.. То есть вы, конечно, не мой повелитель. Это Том...

— Замолчите!

— А если я не хочу молчать? Если сегодня я хочу говорить?..

— Я не собираюсь слушать ваш пьяный бред.

— Вы и мой трезвый бред никогда не слушаете!

— Как вы смеете так со мной разговаривать?

— А я сегодня всё смею! Во мне столько водки, что я сегодня смею всё!

— Какая потрясающая смелость! Пара стаканов — и вы стали настоящим героем!

— Простите, забыл, что вы презираете героев...

— Тех, кто становятся героями благодаря бутылке?.. Тупых, жестоких животных, опасных для окружающих и самих себя?.. Да, я их презираю, и, если ещё раз вы придёте в школу в таком виде, даю слово, я исключу вас.

— Исключайте! Мне не нужна ваша школа!.. Том Реддл...

— Прекратите орать!..

— Хочу и ору!.. Как мне это надоело!.. Все эти тайны, планы, секреты! Каждый заврался настолько, что уже сам не помнит, в чём заключается его правда!..

— А вы, конечно, являете собой удивительное исключение? Вы свою правду не забыли?

— Не забыл!.. Пробовал забыть... Столько выпил, но не забыл... Меня зовут Карл Штерн... И сегодня девятое января... С днём рождения, профессор!

— ...Идите в свою комнату и не выходите оттуда, пока не проспитесь.

— Сегодня же праздник!.. В праздник можно лечь попозже... Я совсем не хочу спать!.. Я хочу праздника!.. Большого, радостного!.. Хочу быть счастливым, как этот Трам-пам-пёнок!.. У него есть семья, вы понимаете? Семья!.. Его любят!.. Я тоже хочу, чтобы меня любили!.. У меня ведь есть папа... Мамы нет, но папа есть... Он должен простить меня!.. Ведь я не виноват!.. Он обязательно простит меня и будет любить!.. Я хочу к папе!.. Отведите меня к нему!.. Пожалуйста!.. Я хочу к папе!.. Пожалуйста!..

Глава 31. Идущий впереди – мост для идущего позади - II

В эту ночь Карлу снилось сразу всё: Змей, зовущий его из подземелий замка, старая колыбельная, которую напевал некрасивый, но добрый голос, Альфред фон Дитрих, сидящий на берегу озера, полковник фон Дитрих, читающий стихотворения сына, женщина в голубой рубашке под светом больничных ламп, угольно-чёрный дракон, растворяющийся в облаках, седая русалка, повторяющая чьё-то имя... За девять коротких душных часов он успел побывать синим китом, единорогом, человеком с алыми глазами, стаей ворон, невидимым фестралом...

А потом превратился в тяжёлое, неповоротливое существо, неспособное оторвать от подушки раскалывающую голову. Его мучила тошнота, изо рта ужасно пахло... Карлу потребовалось несколько минут, чтобы понять: он и есть это существо. С трудом перевернувшись на спину и подавив очередной приступ тошноты, он попытался вспомнить события вчерашнего вечера. Он гулял возле Хогвартса... Потом отправился в Хогсмит... Потом в Лондон... Франц... Вместо чая он стал пить водку... Потом... Он снова долго шёл куда-то... Может, бродил по Лондону, может, хотел вернуться в Хогвартс... Ещё, кажется, был профессор Снейп... Или это ему уже приснилось...

Юноша медленно открыл глаза: комната, в которой он находился, не напоминала ни его спальню, ни каморку Франца... Значит, правда... Лучше бы ему вообще не проснуться... Карл не помнил, о чём говорил с профессором Снейпом, но вряд ли их разговор был приятным.

— Он меня убьёт... — пробормотал Карл.

Собравшись с силами, он сполз с кровати, схватился рукой за комод — и столкнул стоящий там подсвечник. Тот упал и покатился по полу.

Открылась дверь.

Вот бы ему сейчас, как подсвечнику, упасть и закатиться в какую-нибудь щель. Медленно, миллиметр за миллиметром, он заставил себя поднять глаза.

На лице Северуса Снейпа не было даже презрения, оно не выражало ничего.

— Если такое повторится, я исключу вас из Хогвартса, — сказал профессор.

— Это больше не повторится, обещаю, — хрипло произнёс юноша.

Профессор шагнул в сторону, молчаливым движением приказывая ему уйти.

Карл хотел что-то сказать, извиниться за что-то, но слова будто застряли в горле. Шатающейся походкой он вышел из комнаты, стараясь не задеть стоящего у двери человека.

Поход по лестницам теперь напоминал пытку, счастье ещё, что сейчас каникулы и его никто не видит... Добравшись до своей спальни, он упал на кровать и заснул на этот раз без снов.

Сон вернул ему силы и ясность мысли, хотя Карл так и не смог вспомнить, как добрался вчера до Хогвартса и что было потом. Но, по мере того как из тела выветривался алкоголь, в душу возвращалась злая тоска. В жизни ничего не изменилось, если вино и помогло ему найти ответы, то он их снова потерял. Только профессор Снейп считает его последним ничтожеством, и, к сожалению, теперь у него есть для этого все основания.

Карл испытывал горький, жгущий душу стыд. Что бы ни происходило, он всегда старался оставаться собой. Кем он был вчера, он не помнил. Но полутруп, которым он оказался, проснувшись, не мог вызывать ничего, кроме отвращения. «И это лицо ты хотел увидеть на дне бутылки?» — с усмешкой спрашивал он себя. «Я просто не хотел больше видеть тебя», — отвечал ему кто-то.

Он провёл несколько дней в этих бессмысленных диалогах и провёл бы так ещё один, но в тумбочке среди книг и конспектов лежал билет на футбольный матч. Несколько месяцев назад он выпросил у Тома Реддла денег, чтобы «купить себе подарок». Юноше не хотелось лгать Тёмному Лорду, но другой возможности отправить Тэда на футбол не было. Тогда идея показалась Карлу хорошей: Тэд обожал футбол, и возможность исполнить его мечту наполняла Карла радостью. Теперь он почти жалел о своей затее. У него не было ни малейшего желания встречаться с Тэдом, а тем более идти с ним на футбол.

Стыдясь своего малодушия, он начинал злиться ещё сильнее. «Может, получится быстро отдать ему билет и уйти? Пусть сходит с кем-нибудь другим... Надо было раньше отдать и сказать, что я не смогу пойти...» — повторял юноша и думал, что чем старше ты становишься, тем больше появляется в твоих словах и мыслях прошедшего времени. «Надо было раньше», «надо было»...

Карл тянул до последнего, надеясь, что его вызовет Том Реддл. Тогда, конечно, ни о каком матче и речи не будет. Но Тёмный Лорд, обычно проявлявший удивительную проницательность в отношении дружбы Карла с магглами, на этот раз даже не пытался остановить юношу. Пришлось лететь в Хогсмит, а оттуда трансгрессировать в Лондон.

Был день, и в окнах приюта не горел свет. Днём солнце освещает землю, ночью её должны освещать звёзды и люди... Сегодня солнце справлялось со своей задачей плохо: облака нависли над городом и цеплялись за шпили старых церквей. Но зато Софи будет легче...

Это имя вдруг вырвалось из сознания — и вот уже она сама бежала по обледенелой дорожке, прижимая к груди большую сумку. Нужно было отойти в сторону, и она бы пробежала мимо, не заметив его. Он сделал шаг, но слишком поздно. Софи остановилась и растерянно огляделась.

— Здесь кто-то есть? — спросила она, крепче прижимая к себе сумку.

— Я...

«Ну, давай, скажи, что я не появлялся уже полгода, что бросил вас всех и ты ненавидишь меня!»

— Карл! Как хорошо, что ты вернулся! — забыв про сумку, она протянула к нему руки. Сумка упала на снег, они оба наклонились, пытаясь поднять её.

— Я такая неловкая... — пробормотала Софи, одной рукой держа сумку, а другой сжимая его ладонь. — Как хорошо, что ты вернулся!..

— Я ненадолго... — торопливо проговорил Карл. — Только на сегодня... — он знал, что она не может видеть его, но всё равно не мог заставить себя поднять глаза.

— Всё равно хорошо... — она робко улыбнулась.

— Ты куда-то собиралась идти...

— А!.. Да... Я занимаюсь с одним человеком...

— С каким человеком? — его голос прозвучал холодно и настороженно.

— Ты его не знаешь, но он очень хороший!.. Я так хотела тебе рассказать!.. Это просто чудо...

— Что это за человек? — перебил он.

— Он музыкант... То есть раньше был музыкантом, сейчас он почти не может играть...

— И что ему от тебя нужно?

— Понимаешь, учительница музыки пригласила его на утренник для старших классов... А нас не пригласили, но остальные и так убежали... А я не знала, куда бежать... И осталась, и пошла в класс... Там есть старое фортепиано... Я там иногда играю, когда никто не слышит... И тогда я тоже стала играть... А Адам, он ушёл с утренника... И он услышал... Он спросил, что за музыку я играю... А это была музыка, которую я слышала в твоей школе!.. Ему очень понравилось... Он сказал, что хочет учить меня!.. Правда, чудо?..

— И сколько стоит это чудо? Заведующая согласилась оплачивать твои занятия? — нахмурившись, спросил Карл.

— Адам сказал, ему не надо денег!..

— Не надо денег? — недоверчиво повторил он.

— Да, он очень добрый!..

Карл продолжал с сомнением смотреть на Софи.

— Ой, вот он!.. Он пришёл! — радостно воскликнула девочка, различив одной ей слышимый звук шагов.

Карл повернулся и увидел, как у ворот приюта показался сухонький старичок, опирающийся на палочку. Ветер трепал полы выцветшего пальто, совсем не подходящего для середины зимы. Глаза мистера Фейна слезились, и казалось, что старый музыкант плачет.

Наблюдая за этим человеком, которому каждый шаг уже причинял боль, но который продолжал идти, Карл испытал острый стыд за свои подозрения.

— Здравствуйте, — сказал Адам Фейн, улыбнувшись. Несмотря на разницу в возрасте, улыбка у него была такая же, как у Софи.

— Здравствуйте, — пробормотал юноша, почему-то опуская глаза.

— Это Карл! — радостно сообщила Софи. — Карл вернулся!

— Меня зовут Адам, — он протянул свою ладонь, которую время и болезнь медленно превращали в камень.

Карл осторожно пожал его руку:

— Очень приятно... Спасибо, что заботитесь о Софи...

— Мне повезло, что я встретил её, — ответил старый музыкант.

Карл снова опустил глаза. Он не знал, что говорить этому человеку. И ещё боялся, что Адам Фейн увидит, кем он стал, и расскажет Софи. «Твой друг совсем не тот, за кого выдаёт себя!»

— Тебе, наверное, сегодня лучше побыть с твоим другом, — сказал мистер Фейн своей ученице.

Софи в растерянности вертела головой, словно пытаясь прочитать ответ в глазах людей, каждый из которых был ей дорог.

— Нет, не стоит из-за меня пропускать занятие, — пожалуй, с излишней горячностью произнёс Карл. — Тем более мистер Фейн специально пришёл...

— Зовите меня Адам, — попросил старый музыкант.

— Но ты подождёшь меня? — схватив Карла за руку, спросила Софи. — Подожди меня, хорошо?

— ...Хорошо...

— Тогда я пойду... А через два часа вернусь... Только ты обязательно подожди меня! — повторила она и, на ощупь найдя руку Адама Фейна, пошла с ним к воротам.

Карл провожал их взглядом и чувствовал, как внутри разливается мёртвая пустота. Радостная, нашедшая в этой жизни что-то для себя, Софи была знакомой и одновременно совсем чужой. «Зачем я согласился подождать её? — досадуя на свою неспособность отказать, думал юноша. — Надо было сказать, что меня ждут в школе...»

«Надо было...»

После встречи с Софи ему ещё меньше хотелось встречаться с Тэдом. Подходя к зданию приюта, он несколько раз пытался растянуть губы в приветливой улыбке, но улыбка получалась кривой. «Тэд увидит билет на футбол и обо всём забудет, — попробовал он успокоить себя. — Может, даже получится просто отдать билеты и уйти...»

«Только ты обязательно подожди меня!..»

Тэд сидел с остальными ребятами в общей комнате и смотрел телевизор. Увидев Карла, маленькие любители удивительных историй повскакивали со своих мест и побежали к сказочнику, надеясь, что летнее плохое настроение не действительно зимой. Но Тэд подкатил к Карлу на своей большой коляске и, повернувшись к детям, рявкнул:

— Это мой друг! Сначала он со мной будет общаться!

Карл был благодарен ему за спасение, но благодарность только усиливала ощущение мерзости, которое он испытывал по отношению к самому себе.

— Ты совсем нас забыл! — с наигранным упрёком сказал Тэд, когда они остались одни.

— Извини, очень много заданий в школе...

— Да ладно! Мы же понимаем! Чтобы учиться в такой школе, нужно пахать побольше взрослых.

— С каждым годом становится труднее... Но я постараюсь приезжать чаще... — сказал он и сразу подумал: «Зачем ты врёшь?»

— Здорово!.. — Тэд широко улыбнулся. — Как вообще дела? — улыбка стала выжидающей. Тэд знал, уж ему-то хоть одна сказка непременно перепадёт.

— Это тебе, — Карл протянул ему конверт и улыбнулся. Странно, он совсем не старался, но улыбка получилась искренней.

— Что там? — радостно спросил Тэд.

— Угадай.

— Коллекционные карточки с автографами футболистов?

— Лучше.

Тэд открыл конверт, всем своим видом показывая, что не представляет ничего лучшего, и вдруг замер. Шло время, а он по-прежнему молчал.

— Мне в школе дали два билета, — сказал Карл. — Матч сегодня вечером, так что...

— Круто... — тихим и каким-то чужим голосом произнёс Тэд. — Но, знаешь, ты сходи с кем-нибудь другим... Бен тоже футбол любит...

Карл так удивился, что не сразу нашёлся с ответом.

— Я хочу сходить с тобой! — возразил он, стараясь вложить в свои словам как можно больше чувства.

— Спасибо!.. Это, правда, круто... Но я пасс... — Тэд протянул ему конверт.

— Почему?! Ты же всегда мечтал пойти на футбол!

Тэд опустил голову, а потом ответил:

— Потому что я не могу пойти.

Все убеждающие слова, которые пытался придумать Карл, разрушились от одного этого аргумента.

— Послушай, — он присел перед креслом Тэда и взял его за руку, — ты же любишь футбол больше всего на свете!.. И неужели теперь, когда есть возможность посмотреть его вживую, ты останешься здесь?

— Инвалид и спорт — глупое сочетание, — с горькой усмешкой проговорил Тэд.

— Ничего глупого в этом нет!.. Вот Софи... Она же ездила со мной в школу в прошлом году!..

— Это Софи. Она другая.

— Никакая не другая! — горячо возразил Карл, хотя полчаса назад думал то же самое.

— Она не испугалась, — покачал головой Тэд. — А я...

Карл поднялся и подошёл к окну. Потом повернулся и сказал медленно:

— Нет, она испугалась... И боялась всю дорогу в поезде... И потом в школе... Но она решила поехать, несмотря на свой страх...

— Поэтому она другая... — тихо сказал Тэд, глядя себе в колени.

Это был конец. Карл вдруг отчётливо понял, что не сможет убедить его. Он с тоской посмотрел на друга: что толку в подарках, если у человека нет силы принять их...

— Пойди с кем-нибудь другим, — грустно протянул Тэд.

— Нет, я хотел пойти с тобой, — ответил Карл, кладя билеты на подоконник. — Раз ты не идёшь, я тоже не иду.

— Извини, — Тэд почти сложился пополам в своём кресле.

— Ничего, я не очень люблю спорт, — он пожал плечами, делая вид, что в этом нет никакой проблемы. Но проблема была — для Тэда. И Карл понимал, как только он попрощается и закроет за собой дверь, на Тэда навалится то чувство собственной ничтожности, которое владело им самим последние дни. Он начнёт винить себя в трусости, малодушии, и с этой минуты, смотря футбол, каждый раз будет испытывать горький стыд.

— Ну, я пойду... Я, собственно, за этим и приходил... — Карл кивком указал на конверт, сиротливо лежащий на окне.

Тэд пробормотал что-то неразборчивое в ответ.

— Пока, — Карл вышел и закрыл за собой дверь.

Бывают дни, когда у тебя ничего не получается. Похоже, это один из таких. Может, поэтому Том Реддл и не позвал его — знал, что так выйдет. «Ну, давай, вини во всём злого волшебника, далеко пойдёшь!»

Это с самого начала было глупой затеей. Нужно возвращаться...

«Только ты обязательно подожди меня!..»

Она не знает, будет только хуже... Нужно уходить...

Карл повторял себе это, но продолжал бродить по коридорам, бесцельно подниматься и спускаться по лестницам, оттягивая время... А потом стало слишком поздно. Он стоял у окна второго этажа и видел, как сгорбившийся старичок привёл к металлическим воротам слепую девочку. Они долго прощались, и девочка говорила что-то, прижимая руки к груди, а потом побежала по заметённой снегом дорожке.

«Надо уйти... Исчезнуть прямо сейчас...»

Но он не ушёл. И не исчез... Подождал, пока Софи поднялась наверх и, взволнованно глядя сквозь него, спросила:

— Карл, ты здесь?..

— Да...

Она облегчённо выдохнула.

— Но мне скоро нужно возвращаться в школу...

— Значит, немножко времени есть?.. — она улыбнулась.

Карл с каким-то отстранённым интересом смотрел на Софи. Оказывается, в её чёрном мире существует множество вещей, которым можно улыбаться.

Они зашли в пустой класс. Она села на парту, он встал рядом.

— Извини, что я ушла... — робко начала Софи. — Адаму больно ходить... И жалко было бы, если бы он просто так пришёл...

— Всё в порядке, — ответил Карл с излишней поспешностью.

— Как дела в школе?

— Всё в порядке, — повторил он.

Софи кивнула, а потом вдруг сказала:

— Это ведь неправда, да?

— ...Домашний заданий стало больше, но у меня сейчас что-то вроде выпускного класса, поэтому это естественно... — он продолжал изображать школьника, беспокоящегося только об оценках за контрольные работы.

— Летом я думала, мне показалось... — тихо сказала Софи. — Я говорила, что, когда держу тебя за руку, немножко могу видеть... Не глазами... А как будто изнутри... И раньше мир был разноцветным... А когда ты вернулся летом... Я больше не вижу цветов, остался только синий... Тяжёлый и густой, как облака перед грозой...

Карл непроизвольно отдёрнул руку.

— У тебя слишком богатое воображение, — он натянуто рассмеялся.

— Нет! — воскликнула Софи, снова сжимая его ладонь. — Это правда!.. Я же вижу...

— Ты не можешь видеть! — резко перебил он и замолчал, испуганно глядя на Софи.

Та тоже смотрела на него. Глаза были по-прежнему мертвы и ничего не выражали, но в каждой чёрточке лица, в поникших плечах было столько боли и тоски.

— Прости, прости! — быстро заговорил Карл, до боли стискивая её пальцы. — Я не хотел тебя обидеть, но твои слова мучат меня. Не говори мне этого больше!..

Софи пробормотала, что не обижается. Но в её фигуре осталось что-то потерянное.

Карл начал расспрашивать о занятиях с Адамом Фейном, но слова словно застряли у Софи в горле. Она отвечала сбивчиво и нескладно, пугалась собственной неловкости и ещё больше замыкалась в себе. Через полчаса, которые были пыткой для них обоих, Карл сказал, что должен идти. Софи кивнула совсем потерянно.

«Ну, чего ты расстраиваешься?.. — в отчаянии подумал он. — Ты ведь видишь меня лучше других! Так чего же ты расстраиваешься?.. Мне вообще не нужно было приходить...»

Бывают дни, когда ничего не получается. И это точно один из них. Всё вокруг вызывает отвращение, а больше всего — ты сам. Хочется найти такое место, где с тобой не будет тебя. Но такого места нет. Во всяком случае, пока ты жив... Можно напиться... Ужасно хочется напиться... Хотя бы на остаток дня ничего не чувствовать, подметать своим телом улицы, глупо улыбаться, но перестать чувствовать себя!..

В центре Лондона ему никто не продаст алкоголь, а в Лютном переулке всем плевать, сколько тебе лет.

— Малыш, хочешь, я тебя развеселю? — развязно спрашивает уже немолодая женщина. На ней рваное платье, и волосы растрепались от ветра.

Он смотрит на неё, и к горлу подступает тошнота. Ничего не ответив, он бежит в Косой переулок и останавливается, только когда вокруг оказываются ещё не убранные с Рождества венки и гирлянды.

Женщина в ярко-красной мантии отходит от витрины и, заметив его, кричит:

— Карл Штерн?! Вот это удача!

Конечно, этот день мог кончиться только так. Можно успеть трансгрессировать, пока она не подойдёт и не вцепится в его руку, но вместо желания убежать внутри вдруг просыпается упрямая злость. Он остаётся стоять, женщина подходит и хватает его за руку.

— Как насчёт небольшого интервью? — тон у Риты Скитер заговорщический. Она воровато оглядывается по сторонам и тащит его в расположенное неподалёку кафе. Не спросив, заказывает себе мартини со льдом, а ему — горячий шоколад.

— Может, наоборот? — хмуро спрашивает Карл.

— Что наоборот? — не понимает она.

— Мне мартини, а вам шоколад.

Она смотрит на него, потом смеётся:

— Ну, ты шутник!.. Но если ответишь на пару вопросов, так и быть — закажу тебе что-нибудь покрепче.

Он молчит. На её языке это означает «да». Она живо достаёт свой блокнот и волшебное перо.

— Вопрос первый, очень лёгкий. Что ты думаешь о руководстве Хогвартса?

— Вас интересует кто-то конкретный? — он, прищурившись, смотрит на бокал с мартини.

— Ну, начнём с директора.

— Собираетесь написать статью?

— Вроде того, — она беззаботно пожимает плечами, но глаза цепко следят за ним. — Так что ты думаешь о великом Альбусе Дамблдоре? В прошлом году ты был чемпионом Хогвартса, наверняка он много общался с тобой, давал советы?

Карл раздумывает, как ответить на этот «лёгкий» вопрос, а перо уже строчит: «По словам одного из чемпионов Турнира Трёх Волшебников, для Альбуса Дамблдора главное — победа. Напомним, на прошлом турнире Хогвартс выставил трёх участников вместо положенного одного. И все трое дошли до финала. Правда, сын Амоса Диггори, Седдрик Диггори, погиб при странных обстоятельствах. Но Альбус Дамблдор прокомментировал это так: «Кем-то всегда приходится жертвовать...»».

Перо вдруг дёрнулось и резко перечеркнуло написанную страницу. Рита Скитер с удивлением посмотрела на него.

— Что мы всё говорим о других? — хриплым, словно от жажды, голосом проговорил Карл. — Может, напишем статью о вас?.. Назовём её так: «Вся правда о Рите Скиттер», — перо коснулось бумаги, повторяя его слова. — И сделаем подзаголовок: «Скандальное интервью с известной журналисткой». Как вам? Нравится?

— Ты с ума сошёл? — грубо спросила женщина.

— А, по-моему, идея хорошая. Я уже начало придумал: «Великому римскому философу Сенеке принадлежат слова: «Заговори, чтобы я тебя увидел». Но в нашем случае точнее будет: «Напиши, чтобы я тебя увидел». Каждый из нас читал блестящие, остроумные статьи Риты Скитер и, наверняка, согласится, что никто так не умеет вывалять в грязи человека, как наша Рита. Реши она взять интервью у Господа Бога, и тот бы оказался в конце концов Дьяволом. А что уж говорить о нас, простых смертных!.. Просыпаясь по утрам, наша Рита начинает свой трудовой день, подобно маленькой пчёлке, собирающей нектар. Но по производительности Рита заткнёт за пояс целый улей. Потоки грязи в её статьях вполне могут затопить небольшой город!.. Мир, созданный из её слов, уродлив, но мы не будем сердиться на неё. Не будем рвать страницы газет и заполнять ими мусорные баки. Мы пожалеем бедную Риту, ведь она просто старается сделать мир немного более похожим на саму себя...»

— Ты, маленькая тварь!.. — крикнула она, с ненавистью глядя на Карла, и попыталась схватить перо, но оно выскользнуло из её рук и продолжило писать.

«Присмотритесь к этим кроваво-красным цветам. Подойдите ближе — и вы почувствуете тяжёлый, трупный запах — это гниёт душа. И хочет, чтобы весь мир сгнил вместе с ней. Её истории населены предателями, трусами, лжецами, гордецами и развратниками. Другого она видеть не умеет. Но мы постараемся увидеть иное.

Посмотрите на эту женщину. Она ещё молода и довольно красива. Если смыть с неё яркие краски, она окажется похожей на живого человека. Но когда-то давно этот живой человек выбрал яркие краски. Он мечтал гореть, подобно звезде, но хотел «накрасить» себя светом, вместо того чтобы излучать свет. Так из звезды он стал второсортным спутником, способным светить только в чужих лучах. И потому ей жизненно важно убедить не мир, саму себя, в том, что вселенная состоит из одних мёртвых тел, что солнце — всего лишь фальшивка и лучи его — дешёвая подделка...

Она встречает ребёнка, родителей которого убили, и не ощущает ни капли сострадания — только профессиональный интерес. Из убийств и одиноких детей получаются забавные статьи. Она пишет о том, как ребёнок плакал, вспоминая о родителях, но сама не проливает ни единой слезы. А ведь в её жизни, наверняка, было много мужчин, и, значит, мог быть хотя бы один ребёнок. Спросите, где теперь этот ребёнок? Наверное, живёт с бабушкой, тётей или дальней родственницей. И видит мать так редко, что до следующей встречи успевает забыть её лицо...»

— Дальше допишете сами... — сказал он, вставая из-за стола.

Карл выходил из кафе и улыбался гордой, жестокой улыбкой. Пока он говорил, Рита Скиттер пыталась смотреть на него с ненавистью и брезгливостью, с которыми обычно разглядывают гадюку. Но всего на одно мгновение в её глазах промелькнули страх и боль. Всего на мгновение, но ему хватило, чтобы заметить. Он победил. И пусть потом Рита Скиттер напишет тысячи статей, чтобы забыть свой страх, — он победил!.. Валери бы сейчас гордилась им. Она всегда хотела, чтобы он стал сильным человеком. Человеком, способным сломить другого человека...

Но на сегодня достаточно силы... Пора возвращаться...

Огней Хогсмита почти не разглядеть, всюду снежное крошево... Потом ветер стихает, и снег возвращается на землю. Становится тихо... Рождество уже прошло, но тишина стоит почти рождественская... В чёрном небе зажигаются звёзды. Хотя и это может быть ложью... Мы видим свет, посланный миллионы лет назад, а самой звезды, может, уже и нет давно...

Весь мир похож на стеклянный шар, а ты — игрушка внутри этого шара. Кто-то потрясёт шар — и снег снова взметнётся вверх, а ты будешь стоять, запертый в стеклянной броне... Одинокий и потерянный...

— Карл!..

Задумавшись, он не сразу услышал, что его кто-то зовёт.

— Карл!..

Он повернулся и с удивлением уставился на бегущую к нему девушку:

— Валери?.. Как ты... Как ты тут оказалась?..

— Трангрессировала! А ты что думал, я до сих пор в каретах езжу?

Валери произнесла это с обычным чуть насмешливым превосходством, но глаза остались серьёзными. Она смотрела на Карла, пытаясь понять, сердится ли он на открытки и письма, оставленные без ответа. А главное, помнит ли слова, которые она сказала ему перед последним испытанием.

— Но тебе ведь рано ещё...

— А когда я думала о правилах?

— И правда, никогда... — ответил он с грустной улыбкой.

Валери нужна была только улыбка, она не увидела грусти.

— Как дела? Надеюсь, ты не обиделся, что я не писала? — быстро заговорила она. — Просто не знаю, что писать...

— Ничего! — с лёгкостью сказал Карл.

— Классно... — вступительные слова закончились, и она не знала, как перейти к главному.

— А ты сюда приехала... В Хогвартс?.. — Карл чувствовал, что произносимые им слова слабо складываются в предложения.

— ...Нет, я к тебе... К тебе приехала...

— Понятно... — протянул юноша. — А как ты меня нашла?

— Я всегда нахожу то, что мне нужно, — нервно рассмеялась Валери.

— Здорово... И... И что ты хотела?.. — он не совсем понимал, что нужно говорить.

— Давай я тебя провожу немножко... — она неопределённо махнула рукой в сторону Хогвартса.

Карл молча кивнул.

— Понимаешь... — начала Валери, убедившись, что он согласен выслушать её. — Я начну с начала рассказывать, хорошо?.. Вот... Нам на Рождество в школе подарили поездку по Европе... То есть не подарили, за неё платить, конечно, надо было, но меня взяли, потому что за меня платить некому... Я согласилась... А что? Я ведь, кроме вашего Хогвартса, ничего не видела! — горячо произнесла она, будто оправдываясь. — Путешествие было классное!.. Вообще-то оно не закончилось ещё, я просто сбежала... Я везде сбегала. Мы приезжали в разные города: Рим, Мадрид, Вена, Берлин... И я везде сбегала... Мне скучно слушать этих гидов — как будто сидишь на уроке!.. И музеи с памятниками я не очень люблю — вся эта столетняя история!.. Мне интересно, как люди сейчас живут. Я в таких местах побывала, мадам Максим и во сне не приснится!.. Она меня всё грозилась отправить обратно в Шармбатон, но не отправила. Наверное, боялась, что без неё я взорву школу!.. А вчера мы приехали в Амстердам... — нерешительно добавила она, видя, что Карл не собирается комментировать её рассказ. — В Амстердам... И... Я же во всех городах убегала... И я подумала, почему я не должна делать этого здесь?.. И убежала... Шла по улицам... А потом встретила его...

— Кого «его»? — не понял Карл.

— ...Джейдена. Джейдена Ван Стратена... Помнишь? Он приезжал в Хогвартс в прошлом году...

— Да, Джейдена я помню, — медленно ответил он.

— Мы случайно встретились на улице... И знаешь, так бывает... Когда встречаешь кого-то знакомого в чужом городе... То есть... я не знала... Потому что у меня мало знакомых и я редко бываю в чужих городах... Я не знала, что так будет... Он спросил, как дела... Я сказала, что умираю от скуки в Шармбатоне. Он сказал что-то похожее о своей работе... Всё было как бы не по-настоящему. Потому что по-настоящему так быть не может... Это как во сне — люди, которых ты знаешь, делают странные вещи, но во сне это кажется нормальным... И тогда это казалось... нормальным, естественным... Я объяснила, что сбежала от мадам Максим, что хочу увидеть город, о котором не пишут в путеводителях... Джейден предложил показать одно место... Старый мост над высохшим каналом... Мы гуляли по дну канала... Потом ещё по улицам... И вот... Потом его позвали на работу... А я пришла сюда... Ты ведь веришь во всё это — в чудеса без волшебной палочки, в людей, в то, что в каждом есть что-то хорошее... Я помню, что сделал Джейден... И я... Скажи, я должна его бояться?.. Должна его ненавидеть?..

«Да, ты должна его бояться... Он станет твоей болью, твоим проклятием... Змея на его запястье обовьётся вокруг тебя, и больше никогда не будет спокойным твой сон... Приняв его, ты примешь его боль и боль его жертв... Ты примешь ежеминутный страх за его жизнь, ибо, даже если он переживёт войну, призраки прошлого никогда не оставят его в покое. Ты примешь всех его призраков... Его призраки наполнят твои сны... Его боль отравит тебя... Да, ты должна его ненавидеть...»

Карл посмотрел на неё и заговорил тихо, словно доставая из глубины себя каждое слово:

— Нет, Валери, в этом мире нет ничего, чего мы должны бояться, ничего, что мы должны ненавидеть. Бог, если он существует, не мог придумать долг страха и ненависти.

— ...Правда?... Ты, правда, так думаешь?.. Спасибо!.. Это так здорово... То есть... Мы просто гуляли... И, может, это ничего не значит... Но всё равно... Знаешь...

Валери говорила и говорила, обрадованная его словами. А Карл поражённо всматривался в себя, пытаясь понять, как смог произнести эти слова. Они словно принадлежали другому Карлу, тому, которого он считал давно умершим...

— Знаешь, Джейден совсем не такой плохой!.. Я тебе не рассказала... В прошлом году мы говорили с ним... Но я была так рассержена и не поверила ему... А теперь думаю, он говорил правду!..

Слова словно приоткрыли дверь, в которую сумел проскользнуть этот странный призрак. И теперь его присутствие причиняло боль...

— Он применил непростительное заклятие к человеку, обидевшему его сестру... Она после этого покончила с собой!.. А потом ещё... Его мама умерла... Она каталась на лодке с его отцом и утонула... Понимаешь?..

— ...Да, да... Ты права... — рассеянно пробормотал он.

— Спасибо!.. — Валери невольно сложила руки, словно для молитвы. — Спасибо большое!.. Я тогда пойду?.. А то мадам Максим меня убьёт!.. — она счастливо рассмеялась.

— Да...

— Ну, до встречи!.. — она помахала рукой и побежала.

Карл смотрел на Валери, и ему вдруг показалось, что в её словах было что-то важное... Что-то, чего он, погружённый в свои мысли, не заметил... Он попытался вспомнить её рассказ, но в памяти остались только обрывочные фразы. Высохший канал в Амстердаме... Сестра Джейдена покончила с собой... А потом...

И тут Карл понял, чьё имя повторяла седая русалка из озера.

— Валери, подожди! — он догнал её и схватил за рукав куртки.

— Ты чего? — удивилась девушка. Потом карие глаза залил страх: вдруг он сейчас скажет, что ошибался...

— Найди Джейдена...

— Зачем? — она снова стала упрямой Валери. — Я не собираюсь за ним бегать. Он решит, что я по уши влюбилась! — она выкрикнула это слово и испуганно посмотрела на Карла. — А я ничего такого не думаю, понятно? Мы просто погуляли один день по городу!..

— Да послушай меня! — перебил Карл. — Хотя бы раз, послушай меня!.. Ты должна найти Джейдена... Сказать, чтобы он пошёл на берег моря, туда, где нет людей... И сама пойти с ним...

— Ты с ума сошёл? С чего мне говорить ему такую ерунду?.. — она шагнула назад, с сомнением глядя на Карла.

— Валери!..

— Мне пора, — она сделала ещё шаг назад — и вдруг исчезла.

Карл потерянно смотрел на опустевшую дорогу. Потом тихо побрёл к замку.

Освещённые луной холмы казались забытыми декорациями к сказке... Когда-то здесь бегали девочка, мечтающая обогнать ветер, и мальчик, которого ветер звал за собой... Когда-то давно, словно целую вечность назад, здесь он учил близнецов Корхонен создавать Патронуса... Теперь света в нём — не больше, чем в спичке... Думал, что вообще не осталось, но нет... Пришла Валери и зажгла спичку... Крошечный огонёк, но даже этого хватило, чтобы увидеть, какой уродливой стала его душа... Софи... Тэд... Даже Рита Скитер... Лучше бы остаться во тьме... Лучше бы не видеть...

Он облизнул сухие губы и с голодной жаждою посмотрел в сторону Хогсмита. Может, вернуться?.. Если правильно попросить, всегда найдутся те, кто готов налить вина даже подростку... Но он обещал... Чёртовы обещания!.. Они только привязывают к жизни, но не объясняют, как жить!..

Значит, нельзя... Значит, придётся возвращаться... Но спичка так жжётся внутри...

Появившиеся огни Хогвартса только сильнее разожгли пламя... Карл в отчаянии смотрел по сторонам, не зная, куда спрятаться от себя... Каждый час наступающей ночи казался пыткой... А за ночью придёт пустое серое утро... И потом снова ночь и снова утро... Пока не кончится жизнь...

Если бы можно было уйти... Но куда теперь уйдёшь?.. Замок ждёт его... Смотрит своими высокими узкими окнами — и смеётся. Ну, что, интересной оказалась сказка?.. Или ты не сумел сделать свою жизнь сказкой?.. А вот тот, другой, с горящей спичкой вместо сердца, он бы, наверное, смог. Жаль, что он теперь только призрак...

Карл медленно шёл по лестнице, отчётливо ощущая за левым плечом тяжёлую тень. А за правым горел крошечный огонёк, и его отблески делали тень ещё чернее...

«Оставьте, оставьте меня все!.. Я никого не хочу видеть!.. Себя не хочу видеть!..»

Он толкнул дверь и остановился на пороге.

Человек, сидящий за столом, оторвал взгляд от письма, которое читал, и посмотрел на вошедшего.

— Я не пил... — глухо проговорил Карл. — Вы запретили, и я не пил... Но мне больно. Дайте мне что-нибудь... У вас тут столько зелий... Дайте что-нибудь!.. Мне больно!..

Глава 32. У горьких дней есть своё завтра

Валери толкнула камешек носком ботинка, и он покатился по обледенелой мостовой.

Идти или не идти?.. Зачем идти?.. Только потому что Карлу взбрела в голову очередная чепуха?.. Он ведь и говорил, словно сумасшедший... Но было в этом сумасшедшем что-то такое, из-за чего она не посмела ослушаться. Старая негритянка в приюте часто повторяла: «Бог стучится в твою дверь только один раз». А вдруг это именно тот раз?..

Нет, Всевышний не мог придумать такую глупость! Будто у Него других занятий нет, кроме как выставлять её дурой!.. Любой бы покрутил у виска, услышав предложение прогуляться зимой на безлюдный пляж. А Джейден будет смеяться так, что холод проберёт до костей. Надо заканчивать с этим и возвращаться. Нового побега мадам Максим ей точно не простит...

Для возвращения она выбрала самую долгую дорогу — через центр города. Там у фонтана, в котором давно спустили воду, сидел Джейден Ван Стратен. Обычно надменное, его лицо ничего не выражало, на опущенные плечи тихо падал снег. Замерший, почти не дышащий, он напоминал печальную статую...

«Печальная статуя?.. — остановила себя Валери. — Что за глупые мысли!.. Это всё из-за Карла! Стоит поговорить с ним, и в голове начинает твориться какая-то ерунда!..»

Несколько минут она просто стояла, наблюдая за юношей. Потом медленно, словно нехотя, пошла к фонтану. Снег скрипел под ногами, но Джейден не слышал звука шагов, не видел проходивших мимо людей.

«Точно статуя!..»

Валери подошла совсем близко, глубоко вдохнула — и осторожно коснулась его руки.

Он вздрогнул и поднял голову. Во взгляде отразились холод и неприязнь. Будто они не гуляли вчера по высохшему каналу, не поднимались по винтовым лестницам на башни, не слушали, как поют от ветра флюгера...

«Знала же, что всё это глупости!.. Какая же я дура!..»

— Чего тебе? — спросил Джейден, нахмурившись.

Валери хотела ответить в своей обычной манере, что плевать она на него хотела! На него и на Карла с его дурацкими идеями!.. Но потом подумала, что это она всегда сказать успеет.

— Мы вчера поехали в Англию... — медленно произнесла Валери. Сегодня ложь давалась ей с трудом. — И я встретила Карла Штерна... Он сказал... — продолжила девушка, видя, что Джейдену всё равно, где и с кем она встречалась. — Он просил тебе передать, что... Ты должен пойти на берег моря, где нет людей, и ждать там...

Произнося последнюю фразу, Валери мысленно зажмурилась, понимая, что это будет абсолютный конец. Но, странное дело, Джейден не перебил её, не рассердился, только лицо его сильнее побледнело, а взгляд стал дальше.

— Почему он сказал это? — глухо спросил он.

— Не знаю... Карл не объяснил... Он вообще часто говорит и делает странные вещи... — начала рассказывать Валери, но Джейден уже не слушал её.

Вторая часть послания была ещё более бредовой, но теперь уже какая разница!..

— Он ещё просил передать, что я должна пойти с тобой... — сказала Валери так, словно речь шла не о ней.

Джейден хмуро посмотрел на неё. В глазах читался вопрос: «Зачем?»

«Я бы тоже хотела знать, зачем!» — мысленно прокричала она в ответ.

«Сейчас он скажет, что никуда не пойдёт! Что Карл — идиот, и я не намного умнее, раз слушаю его!»

Но Джейден ничего не сказал. Он поднялся и стряхнул прилипший к куртке снег.

— Ты пойдёшь? — с каким-то испуганным удивлением воскликнула Валери, хотя хотела спросить совсем другое: «Мне пойти с тобой?»

Он молча пошёл по мостовой.

Валери побежала за Джейденом.

Она бежала и спрашивала себя: «Какого чёрта я тут делаю? Почему иду за ним? Кто он вообще такой? Я его совсем не знаю!.. Мог хотя бы что-то объяснить!..»

Но Джейден продолжал идти, молча и не оглядываясь, а она продолжала разговаривать с его спиной. Увлечённая дискуссией с этим немым собеседником, Валери не замечала, как темнее и безлюднее становятся улицы. И, когда последний прохожий скрылся за поворотом, Джейден сделал шаг — и вдруг исчез. Валери наткнулась на пустоту.

— Чтоб тебя!.. — с обиженной злостью крикнула она, потом торопливо шагнула вперёд.

Снег под ногами сменился песком. Здесь тоже была зима. Поверхность воды сковал тяжёлый, непрозрачный лёд, но на берегу побеждал песок. Влажный, потемневший, он лип к ботинкам, словно пытаясь остановить идущих по нему людей.

Джейден подошёл к самой кромке льда и, наклонившись, коснулся его рукой. Потом поднялся, быстрым, мрачным взглядом посмотрел назад — не на Валери, просто проверял, нет ли случайных прохожих. Снял перчатку, протянул вперёд руку, прошептал что-то — и из ладони вдруг вырвался огонь. Алые языки растопили прибрежный лёд, заставив кипеть воду.

Валери вдруг вспомнила книгу по астрономии, которую в прошлом году дал ей почитать Карл. Там была статья о спутнике... Энцеладе... Оказалось, под его ледяной корой находится океан живой воды... Кто бы мог подумать, что из этих холодных рук способен вырываться огонь!..

Шло время, но ничего не происходило. Бурлящие волны остывали и уже неторопливо набегали на берег. Ботинки Джейдена промокли, но он не замечал этого. Тяжёлым, напряжённым взглядом вглядывался он в зелёную воду, словно пытаясь вызвать что-то из её глубин. Но вода молчала...

Снова начал появляться лёд. Тонкой, едва заметной плёнкой покрывал он поверхность океана... Несколько минут — и снег уже не таял в воде...

И вдруг подо льдом появилось бледное лицо в облаке седых волос. Поражённо и обречённо смотрел Джейден на это лицо, потом наклонился — и разбил кулаком тонкий лёд. Между пальцев, растворяясь в солёной воде, потекла кровь...

Он положил ладонь на поверхность воды, и старая русалка коснулась его руки своей ладонью... Казалось, ради этого мгновения она научилась дышать под водой... В её глазах не было слёз — весь океан стал её слезами...

Джейден переплёл их пальцы и сказал тихо:

— Мама?..

Но она уже не понимала слов, которые произносили люди. Только глаза с бесконечной тоской смотрели на него.

Джейден коснулся льда, и тот медленно растаял...

Со стороны могло показаться, что юноша в безумной тоске пытается обнять воду. Но вот над волнами появились оплетённые водорослями седые волосы, и тонкие руки с зеленоватой кожей обняли его в ответ...

Всё замерло. Только падал снег, и позади беззвучно плакала Валери...

Юноша прижимал мать к себе, словно стараясь почувствовать биение её сердца. Но мёртвое сердце не билось...

Джейден отстранился и посмотрел на неё.

— Это он сделал? Скажи мне, это он?

Она шептала что-то, но с губ срывались только хрипы.

Вдруг на шоссе послышался звук остановившейся машины, потом чьи-то голоса.

Русалка испуганно разжала руки и исчезла в глубине океана. Джейден остался стоять на коленях, обнимая пустоту. Мать не ответила его вопрос, но ему уже не нужно было ответа. Он успел заметить: на тонкой шее, там, рядом с жабрами, через которые она теперь дышала, фиолетовые синяки — следы, которые словно нарочно сохранило море. Чтобы все знали, что это чудовище с зелёной кожей и рыбьим хвостом создано человеком.

Опущенные руки сжались. Джейден поднялся и, шатаясь, пошёл по песку. Словно очнувшись, Валери побежала к нему.

— Куда ты?.. Куда ты?! Подожди!.. Ты не можешь... Он твой отец!.. Всё равно он твой отец! Ты не можешь!..

Джейден смотрел, не видя. Глаза залила белая ярость. В какой-то момент Валери показалось, что сейчас он отшвырнёт её... Но он продолжал стоять... Дыхание становилось тяжелее, и медленнее билось сердце...

Валери взяла его за руки:

— Ты промок... Ты заболеешь... Пойдём отсюда, пойдём...

Письмо, лежавшее на столе профессора Снейпа, оказалось адресованным Гарри Поттеру. В нём директор просил Гарри пройти дополнительный курс приготовления лекарственных зелий. Наверное, таким образом Альбус Дамблдор пытался подготовить юношу к предстоящей войне. Но, похоже, Гарри Поттера не сильно обрадовали эти занятия. То же можно было сказать и о профессоре Снейпе. Из класса он всегда выходил с перекошенным от гнева лицом. Казалось, будь его воля, вместо лекарств он дал бы Поттеру яд.

Карлу запрещалось под каким бы то ни было предлогом являться в класс во время дополнительных уроков. За сделанное мимоходом замечание о том, что ему бы тоже не помешали лекарственные зелья, он был награждён таким взглядом, что просить дальше стало бесполезно.

Всё-таки жизнь странная. Гарри Поттеру явно не пойдут на пользу эти занятия: нельзя выучить то, что ненавидишь. А он был бы рад по вечерам снова, как на втором курсе, сидеть над листьями полыни в классе зельеварения. Но вот большие часы бьют шесть раз — и Гарри спускается в подземелья Слизерина, а он возвращается в свою комнату.

Профессору Снейпу тоже не позавидуешь. Конечно, его отношения с директором нельзя назвать очень тёплыми, но лгать человеку, который поверил тебе, тяжело. Мало кто бы согласился взять на работу преподавателя с таким прошлым, а Альбус Дамблдор взял. Обманывая его, профессор Снейп вряд ли чувствует себя счастливым...

Ложь всегда приносит боль. Истина, какой бы горькой она ни была, приносит исцеление — если ты сможешь принять истину...

Джейден не появлялся на заседаниях в замке Уилтшира несколько недель, а когда, наконец, пришёл, лицо его было бледным и усталым. Глядя на своего кумира, Драко с завистью думал о том, как, наверное, чудесно, освободившись от власти родителей, пригласить друзей, устроить грандиозную вечеринку — говорить и делать то, что делают взрослые, когда дети отправляются спать.

Джейден, строгий и собранный, коротко отвечал на вопросы Тёмного Лорда: «Да», «Уже сделано», «Обязательно»... На отца он не смотрел. Они сидели рядом, но, как обычно, казались чужими людьми.

После заседания Джейден остановил Карла в одном из коридоров замка. Тонкие свечи в золотых подсвечниках оставляли глубокие тени на его лице. Подняв голову, словно разговаривая со свечами, он произнёс:

— Спасибо.

Карл молчал.

— Как ты узнал? — спросил Джейден.

— Я увидел её в озере... Во время второго испытания. Она повторяла чьё-то имя, но я уже превращался в человека и не мог разобрать, чьё. Потом она часто снилась мне... Когда Валери сказала, что встретила тебя, я вспомнил, что это было твоё имя...

— Я у тебя в долгу, — медленно сказал Джейден.

— У меня есть просьба, — ответил Карл.

— ...Какая? — в его голосе зазвучало обычное чуть надменное превосходство.

— Скоро начнётся война, — спокойно проговорил Карл. — В Дурмстранге учатся Тапани и Матти Корхонен. Они... грязнокровки. Когда Тёмный Лорд придёт к власти, им будет угрожать опасность. Я слишком далеко. Кроме того, не знаю, на сколько ещё меня хватит... Защити их.

— Я думал, ты попросишь за Валери... Но как хочешь. Я выполню твою просьбу, — ответил Джейден и пошёл по коридору, не оглядываясь.

«Нет... Валери ты защитишь сам... Ты этого ещё не знаешь, но я вижу... В твоих глазах... Подо льдом, где ты прячешь себя... Ты защитишь её, даже если это будет стоить тебе жизни. Потому что она единственное живое, что осталось в тебе...»

А ему осталось встречать войну... В январе из Азкабана сбежали десять заключённых. Писали, что им помогли дементоры. Теперь Министерству Магии оставалось только разводить руками. Но разве не наивно было пытаться заставить этих существ, созданных человеческой тьмой, охранять человеческую тьму?.. Неужели не ясно, что тот, кому разрешено убивать «по закону», рано или поздно сделает это без приказа?..

Карл узнал о побеге ещё до сообщений в «Ежедневном пророке». Руку пронзила боль: его присутствие требовалось в Уилтшире.

Снег в тот вечер метался, подхваченный каким-то диким ветром. Деревья со стонами выгибали стволы, облака проносились, почти не успевая запомнить мест, над которыми пролетали.

В библиотеке среди обычных гостей было несколько незнакомых лиц. Карл вошёл и нерешительно посмотрел по сторонам, гадая, какая ему отведена сегодня роль. Вдруг стоявшая рядом с Нарциссой Малфой женщина подошла к нему и, взяв за подбородок, заставила посмотреть себе в глаза. Глаза у неё блестели ярко и безумно.

— А это кто такой? — женщина говорила, улыбаясь, но что-то жестокое было в её красивой улыбке.

— Карл Штерн, — бросил сидящий в кресле Том Реддл.

— Малыш, которого искал фон Дитрих?.. А, вот и ты, Вильгельм, — она улыбнулась ещё шире, заметив спрятавшегося в углу комнаты ворона. — Ты сильно изменился за эти годы. Помню, как нравилось тебе изводить нас бесконечными советами и нравоучениями. Теперь, надеюсь, ты стал не так многословен.

— Белла, давайте не будем сегодня ссориться! — сказал высокий мужчина, ставя на стол бокал с вином.

— А разве я ссорюсь, Рудольфус? — возразила та, кого назвали Беллой. — Я просто рада встрече со старым другом. Мы ведь друзья, Вильгельм? Я, признаться, часто думала, что тебе с твоим опытом ничего не стоило появиться на пороге нашей камеры, хотя бы в образе вороны... Но ты, наверное, был очень занят... Ну, посмотрим, что же такое ты нашёл... — она снова повернулась к юноше и крепче сжала его лицо.

Блестящие глаза впились в Карла. Словно дементор, ищущий в человеке душу, чтобы выпить её, она искала в нём то, что может дать ей власть над ним. Она искала то, что может болеть... Искала — и не находила. Стоящий перед ней юноша не боялся смерти и физической боли. Можно было бы истязать это тело, но эта душа была погружена в такую чёрную тоску, что вряд ли бы услышала бы стоны разорванной плоти...

— И всё-таки я попробую, — с голодной улыбкой прошептала Беллатриса Лестрейндж.

— Оставь его, Белла, — раздался холодный, строгий голос. — Он нужен мне для другого.

Том Реддл протянул руку, и Карл, подойдя, коснулся его своей рукой.

Улыбка на губах Беллатрисы погасла, взгляд зажёгся завистью.

Быстро теряя силы, Карл опустился на ковёр, прислонился лбом к подлокотнику кресла и с трудом поднял голову.

«Я вижу, как ты смотришь на него... Вижу, что он значит для тебя... Ради него ты вынесла годы тюрьмы... Ради него ты убьёшь, ради него ты умрёшь... Но в тебе нет того, что может его спасти...»

Война началась, когда наступило лето.

Вечером после экзамена Карла снова вызвали в Уилтшир. Том Реддл был бледнее обычного, только безумной жаждой горели алые глаза. Пришёл день, которого все Пожиратели Смерти ждали с нетерпением, которого он ждал.

Продолжая давать указания отрывистым, чуть нервным голосом, он взял Карла за руку. Рукопожатие было недолгим. Отпустив юношу, Том велел ему остаться. Тот сел на стул в углу библиотеке, рассеянно слушая что-то об отделе Тайн, Гарри Поттере и пророчестве.

— А ты будешь ждать здесь, — повернувшись к нему, сказал Тёмный Лорд. — И если я позову тебя, ты немедленно явишься ко мне. Ты понял?

Карл устало кивнул:

— Я должен прийти к вам.

— Только если я позову тебя.

— Если вы позовёте...

— Может, оставим с мальчишкой Петтигрю? — предложила Беллатриса. — Всё равно от него никакого толку. А так, если наш малыш забудет о своём обещании, Питер ему напомнит...

— Он не забудет, — перебил Тёмный Лорд. — Правда, Карл?

— Правда, — ответил юноша.

Он произнёс это слово тихим, спокойным голосом, и Том Реддл вдруг вспомнил разговор с Северусом Снейпом. Северус тогда сказал: «Вы решили расплатиться с ним мной?» Тёмный Лорд ничего не ответил, потому что знал: такие долги не передаривают... И вот сейчас у него возникло странное чувство, будто скоро придёт время платить за эту тихую, спокойную преданность.

«Я заплачу тебе смертью», — мысленно произнёс он, глядя Карлу в глаза. Потом кивнул Беллатрисе.

— Нам пора, Белла.

Один за другим Пожиратели Смерти покинули особняк. Стало тихо, только в соседней комнате шёпотом молилась Нарцисса Малфой.

Карл подошёл к камину. За окном давно наступило лето, но здесь всегда было холодно, и всегда горел камин. А может, огонь был нужен для того, чтобы хоть немного оживить это угасающее место...

Он чувствовал, как сила, наполняющая особняк, медленно исчезает. Словно время выбеливает рисунок — и на нём почти не остаётся краски... Наверное, потому Малфои и пошли за Томом Редлом — хотели, чтобы Тёмный Лорд вернул им себя...

А ведь он становится похожим на этот дом... Да, он многое узнал за прошедший год, зрение его стало острее, он почти научился читать в сердцах людей — и уже не может не видеть, как мелеет его собственное сердце. Он медленно становится полым, ореховой скорлупой без зёрнышка... С каждым разом ему всё труднее найти в себе свет, всё больше времени нужно, чтобы восстановить силы...

Вот и сейчас очень хочется спать... Всего лишь недолгое рукопожатие — а ему так хочется спать...

Приходят сны... Снова те же образы...

Многолюдные улицы Лондона... Яркие рекламные вывески, театральные афиши и курсы валют... Отражаясь в витринах магазинов, проносятся машины...

Он идёт, никем не видимый... Он — фестрал...

Интересно, способны ли фестралы видеть себя?..

Он смотрит на руку — но перед глазами только люди, за спинами которых вырастают высокие здания...

Не может быть!.. Он ведь существует!.. Чьё же это — то, что внутри, — если не его?..

Но тогда почему он не видит?..

Кто должен умереть, чтобы он увидел себя?..

Глава 33. Смерть – путь к рождению

Его разбудили шум шагов и громкие голоса в коридоре. Тёмный Лорд кричал, Беллатриса оправдывалась, её сестра испуганно повторяла: «Где мой муж?»

Дверь резко открылась, и Том Реддл, шатаясь, вошёл в библиотеку. Лицо его посерело, глаза почти поблекли, и только губы продолжали посылать проклятия. Он обвинял всех: Дамблдора, Поттера, своих слуг... Потом упал в кресло и протянул руку. Карл послушно подошёл к нему. Тонкие пальцы коснулись запястья — сначала слабо, но с каждой минутой всё сильнее — они словно выжимали юношу. Какое-то время Карл ещё мог стоять, потом книжные полки начали медленно кружиться. Он уже не видел пламени камина, стало темно...

— Вы его убьёте, — произнёс далёкий, холодный голос.

Тёмный Лорд с трудом заставил себя разжать пальцы.

— Северус, ты как всегда появляешься вовремя, — прошипела Беллатриса. — Жаль, тебя не было с нами в Министерстве Магии.

— У каждого своя работа, — спокойно ответил Северус Снейп. В его словах послышалась едва заметная насмешка.

— Как ты смеешь!..

— Прекратите! — крикнул Тёмный Лорд. Сегодня он один имел право гневаться. Но гнев лишал сил, а с мальчишки уже нечего было взять.

Опустив голову на руки, Том Реддл глухим голосом, который пугал сильнее, чем крик, отдавал приказания, больше похожие на приговоры. Слуги слушали их и уходили, не смея поднять глаз. Когда в библиотеке не осталось никого, кроме Тёмного Лорда, Карл встал, держась за подлокотник кресла, и тихо спросил:

— Почему вы не позвали меня?

— Слишком рано... — пробормотал он, глядя на пламя камина. — Это ещё не конец... не конец...

Карл с тревогой смотрел на сидящего в кресле волшебника. Обессилевший, потерпевший поражение, он вызывал чувство жалости. Но юноша понимал: Тёмный Лорд заставит мир дорого заплатить за своё унижение.

— Я вам сегодня больше не нужен?

— Нет, можешь идти...

Карл ещё немного постоял рядом, потом тихо вышел из библиотеки.

В коридорах замка было пусто и темно. Свечи почти догорели, а поставить новые никто не приказал. На диване в гостиной, сжавшись под грозными взглядами сестры, чужая в своём доме, плакала Нарцисса Малфой. Карл остановился и долго смотрел на неё. Он знал о войне по рассказам Франца, да ещё из учебников, с лёгкостью превращающих людей в цифры. Сегодня он увидел другую войну — у неё было лицо женщины, плачущей о своём муже.

И ведь это только начало... А потом?.. Что станет с ними потом?..

Бесшумно ступая по мраморным лестницам, Карл вышел в парк. Ночной воздух пах дождём. Вдалеке блестели молнии и раздавались глухие раскаты грома. Приближалась гроза...

К ним идёт гроза... Самая страшная, потому что создали её люди... Гром залпов, вспышки взрывов, дождь пуль... Раненые, убитые, потерянные и потерявшие... Будет ли кто-нибудь молиться за них?.. Останется ли в людях то, что способно молиться?..

Эта красивая, гордая женщина, которая теперь, сломленная, лежит на диване, прижимая подушку к покрасневшим глазам, — она никогда не попросит помолиться за неё... Никогда не посмотрит на него с добротой и любовью, с которыми смотрит на своего сына... Но разве от этого меньше нуждается она в любви?..

Вдруг он упустил что-то?.. Прошёл — и не заметил... Прожил — и не заметил... Какое странное чувство внутри... Словно там есть что-то, но не получается разглядеть... Слишком темно...

А вдалеке раскалывают небо на части яркие молнии. Будто огромные белые деревья, вырастают они из облаков и пронзают ветвями землю... Если одна из таких ветвей пронзит тебя, ты умрёшь... Но, может быть, в самое последнее мгновение перед смертью удастся разглядеть, что же там прячется внутри...

Скоро начнётся дождь... Надо вернуться в школу...

Там он научился заставлять танцевать ананасы, и даже мыши со временем стали превращаться в табакерки, но, как найти в себе себя, до сих пор не знает... Просто что-то жжётся внутри — будто он облако, из которого хочет вырасти молния... Но не вырастает... Гаснет, как свеча на ветру... А было бы чудесно взорваться большим светящимся Патронусом...

Повинуясь внезапному порыву, Карла достал волшебную палочку и вскинул её вверх — из палочки вырвалась белая птица. Хрупкая, словно стеклянная, она пыталась взлететь в небо, но раскололась... Осколки загорелись в свете фар. Послышался предостерегающий окрик, и в сантиметре от Карла остановилась машина.

— Ты в порядке? — взволнованно спросил водитель, открывая дверцу.

— ...Да... — пробормотал Карл, пряча волшебную палочку.

— Много раз в грозу ездил, разные молнии видел, но чтобы они вот так из земли в небо росли — первый раз вижу. Тебя точно не задело?

— Всё в порядке, — повторил он.

Странно, голос водителя почему-то показался знакомым. Мужчина шагнул в полосу света, и Карл узнал Николаса Палмера, работающего сторожем в приюте. Похоже, Николасу юноша тоже показался знакомым, он наклонился и удивлённо воскликнул:

— Слушай, а я тебя вроде знаю!..

— Я Карл... Карл Штерн...

— Точно!.. То-то я смотрю — лицо знакомое... Но ты давно у нас не появлялся, вот я и не сразу узнал... Ты чего тут в такое время делаешь?

Карл долго пытался придумать причину, объясняющую, почему он находится среди ночи один на шоссе.

— Я... Я опоздал на поезд... — сбивчиво проговорил он наконец.

— Ты что, собрался пешком до самого Лондона идти?.. Ну, чудак!.. Гроза вот-вот до нас доберётся!.. Давай, садись в машину!..

Карл не хотел ехать с Николасом, но его отказ при данных обстоятельствах выглядел бы странно. Пробормотав «спасибо», он залез в старенький автомобиль.

— На моём драндулете, конечно, быстро тоже не доедешь, — прокряхтел Николас, садясь на своё место. — Я собирался новый покупать, а потом подумал — зачем он мне нужен?..

Николас ехал, продолжая говорить о машине, поездках, своей жизни — длинно, многословно, часто повторяясь. Как всем старым людям, ему хотелось больше себя оставить в памяти тех, кому предстоит ещё жить долго...

Юноша рассеянно слушал эти истории, вспоминая, как Николас пять лет назад вёз его на вокзал Кинг-Кросс. Между тем мальчиком, со страхом ожидающим встречи с «новой школой», и им сегодняшним лежала пропасть. Будто не пять лет прошло, а пять жизней... Карл помнил, как тяжело ему было находить общий язык с одноклассниками и преподавателями (со многими общий язык не удалось найти до сих пор), но вдруг почувствовал острое желание вернуться в прошлое — когда ещё чисты были его руки, когда он ещё так мало знал о себе...

— ...Раньше хоть радость была — посмотреть с Францем скачки. А теперь всё время один...

Карл резко поднял голову:

— А где Франц?..

— Так ты не знаешь? У него приступ весной был, в больнице лежит... Я врача спросил, он сказал, что всё... Думал, ты слышал...

— Нет... нет, я...

— Ну, он уже немолодой... А потом война. Это ведь никому лет не добавляет...

Теперь Николас говорил о болезнях, войне и смерти.

— А где находится больница?.. — тихо спросил Карл.

— Хочешь к нему сходить?

— Да...

— Только ночью тебя не пустят, навещать можно днём.

— Днём меня здесь уже не будет... Днём я вернусь в школу...

— Ну, как знаешь, я тебя предупредил. А больница в трёх кварталах отсюда. Сам найдёшь?

— Найду.

— Тогда я тебя здесь высажу, а то мне в другую сторону.

— Спасибо...

Карл попрощался с Николасом и медленно пошёл по улице. Снова вернулось чувство, будто он что-то упустил... Теперь Франц... Франц заболел, а он даже не слышал...

Больница была невысоким старым зданием, в которое приходят умирать. Покосившиеся пристройки образовывали лабиринт, где почти невозможно найти выход. Оказавшись внутри, Карл пошёл наугад по узким коридорам.

— Эй, ты что тут делаешь?

Перед ним выросла фигура медсестры.

— Я ищу Франца Фишера.

— В такой час? Как тебя вообще пропустили?

— Я специально приехал в Лондон... Пожалуйста, можно мне его увидеть?

— А ты ему кто?

— ...Франц — мой дедушка... — ложь далась ему удивительно легко, потому что сегодня это было почти правдой.

— ...Ну, хорошо... — согласилась женщина. — Только не шуми.

Она проводила его до палаты, потом повторила:

— Не шуми. И ничего не трогай. Попрощаешься, и сразу домой.

Карл кивнул и толкнул белую крашеную дверь.

В палате шумели приборы и пахло лекарствами. Тонкие трубочки вливали в тело жизнь, пытаясь заставить работать старое сердце. Но оно с каждым ударом билось всё медленнее.

Карл присел на краешек постели и коснулся покрытой морщинами руки.

От этого прикосновения Франц очнулся и гаснущим взглядом обвёл палату.

— ...Ох... — выдохнул он, заметив Карла. — Правда что ли?.. Или сон?..

— Правда, — глухо ответил юноша.

— Спасибо... Я думал, придётся одному умирать...

— Франц...

Карл сжимал его руку, пытаясь отдать свою силу, но вся сила вытекала из поражённого болезнью тела, словно песок сквозь пальцы.

«Пожалуйста, не умирай!.. Возьми мою силу!.. Пожалуйста, возьми!..»

Но старый солдат уже ступил на свою последнюю дорогу. И душе его не нужна была жизнь, нужно было другое. С трудом приподняв седую голову, Франц прохрипел:

— Прости...

— ...О чём ты?.. Мне не за что тебя прощать!..

— Прости меня... — повторил старик.

И Карл вдруг понял, что не к нему обращается Франц, но в его лице — к миру, которому оставлено такое страшное наследство.

Карл наклонился, обнимая слабеющее тело, и прошептал:

— Я тебя прощаю...

Франц тяжело откинулся на подушку. По дорожкам, проложенным морщинами, потекли слёзы.

— Спасибо...

Он умирал. И Карл понимал: в этом теле будет теплиться жизнь, только пока Франц держит его руку...

Юноша тщетно сжимал холодеющую ладонь.

Франц ещё несколько секунд смотрел на него, потом пальцы разжались...

Карл онемело смотрел в раскрытые, ещё казавшиеся живыми глаза. Надо закрыть их... Надо закрыть... И это будет конец...

Он вышел из палаты, не погасив свет, словно боялся оставить Франца одного в темноте — и побрёл по коридорам. Бесцельно, безнадёжно... Карл мог в мгновение перенестись в любую точку мира, но в целом мире не было места, где он хотел бы сейчас оказаться...

Бродя в лабиринте одинаковых белых дверей, за каждой из которых умирали люди, он услышал тихий, хрипловатый голос, напевавший:

Когда мир уснёт,

закрой глаза и ты.

Пусть он тоже увидит

сиянье твоих серебристых снов.

Пусть тоже пройдёт

по сплетённому из тонких трав мосту

к той далёкой звезде,

где тебя ждёт счастье...

Карл остановился, поражённый. Это ведь песня из его снов!.. И голос будто тот же... Не может быть... Ведь это только сон...

Почему-то дрожа, он открыл дверь.

У окна, освещённая слабым светом луны, сидела женщина в белой больничной сорочке. Когда-то длинные волосы были коротко острижены. Женщина умирала от рака. Она пела и безнадёжно смотрела в небо, положив руки на худые колени.

Услышав звук шагов, она повернулась к Карлу. Он замер на пороге, не зная, что сказать, что спросить.

— Эта песня... Которую вы пели... — тихо проговорил он. — Я слышал её...

— Старая колыбельная... Мне отец пел... — она рассеянно улыбнулась.

— Нет, я помню, как вы пели её!..

— Не может быть... — покачала головой женщина. — Никто не помнит моих песен...

Она замолчала, продолжая тихо раскачиваться из стороны в сторону.

— К другим приходят... — вспомнив, что в палате, кроме неё, есть ещё кто-то, заговорила женщина. — А ко мне нет... Некому приходить... После меня никого не осталось... Справедливо... Ты знаешь, Бог справедлив... Такая жестокая справедливость... Я убивала чужих детей... И Он не позволил мне иметь своих... А вот было бы чудесно... Хоть одного... Чтобы приходил и приносил мне апельсины... Я не люблю апельсины... Но всем приносят... Я хочу, чтобы мне тоже...

— ...Каких детей... — прошептал Карл. — Каких детей вы убивали?.. Как?..

— Легко... Когда они маленькие — не больше кулачка — их легко убить... Доктор убивал, а я помогала... Подавала инструменты, убирала то, что от них оставалось... Они умирают молча, даже кричать не могут... Нечем ещё кричать... Доктор говорил, им не больно, потому что они ещё не люди... Он в Бога не верил... И я не верила... Но всё-таки думала, а может, им больно?.. И пела... Тому, что от них оставалось, пела... А вот один был... Никак его не забуду... Мать у него была такая красивая... Глаза голубые и ясные... Почти пять месяцев носила ребёнка, а потом пришла к нам... Отец — большой начальник — не хотел детей... А она его так любила, бедная, вот и решила... Доктор говорил, что уже поздно, а она знай себе повторяла: «Достаньте его!.. Достаньте его из меня!..» Доктор согласился... Это был чёрный день. На дереве за окном ворон всё сидел. Ворон — дурная примета... Я пыталась прогнать его, а он ни в какую!.. Доктор разрезал мать, достал плод, а когда стал зашивать, она умерла... Лежала — такая красивая в голубой сорочке... Я специально для неё выбирала, к голубым глазам очень шла... А этого ребёнка мы похоронить собирались, и вдруг я смотрю — у него сердце бьётся... Мать его убить хотела, но сама умерла... А он выжил!.. Лежал на столе — комочек плоти, сморщенный, уродливый, даже и не человек ещё, но вот как сильно жить хотел!.. Мы его отдали другим врачам. Тем, кто спасает таких маленьких. Они сказали, что не выживет... Слишком маленький, и ведь не сам родился... А я приходила к нему и пела... Думала, вдруг поможет... К нему ведь некому было приходить... Только однажды пришёл человек... Немолодой, но очень обходительный иностранец... Немец, наверное... Звук «р» смешно произносил... Наговорил мне комплиментов, а потом спросил, есть ли у этого ребёнка имя. Я сказала, ещё нет... А он: «Нельзя ребёнку без имени. Назовите его Карл Штерн». Несколько раз повторил, чтобы я не забыла... И я подумала — красивое имя, может, оно ребёнку счастье принесёт... Столько лет прошло, а я всё помню... Я ведь после этого ушла от доктора... Увидела его, крошечного, с бьющимся сердцем — и поняла, что не смогу больше... Ведь у них, у тех, кто ещё меньше, тоже сердце бьётся... Больше не смогла... Ушла... Вот теперь умираю одна...

Карл попятился, дрожащими руками хватаясь за стену.

— А ты кто такой?.. Ты сюда зачем пришёл?.. — потерянно спросила женщина.

Он пробормотал что-то неразборчивое, выбрался из палаты и побрёл по тёмным коридорам.

Гроза уже добралась до города. Небо раскалывали молнии, гремел гром, и потоки чёрной воды лились из облаков.

Карл шёл, не разбирая дороги, не видя луж, не слыша сигналов проезжающих машин.

Что он наделал?.. Что он наделал!.. Даже мать не смогла убить его, а он!.. Он почти убил себя!..

Тот ребёнок, который так хотел жить, что пережил собственную смерть, какую тайну он знал? Какую истину помнил? Зачем стремился попасть в этот мир?..

И сколько раз он предавал этого ребёнка своим желанием сдаться, опустить руки, уйти!..

Что он сделал с собой?!

Дождь заливал ему лицо, смешиваясь со слезами. Из груди вырывались хриплые рыдания. Забившись под узкий навес, он сел на асфальт, прижав колени к груди.

Из трактира на противоположной стороне улицы вышло несколько человек, что-то взволнованно обсуждавших. Вдруг один, извинившись перед товарищами, оставил их и подошёл к Карлу.

— Как же низко ты пал, Король Звезды!.. — печально проговорил он.

Карл поднял голову и увидел, что перед ним стоит Дала Вонгса, волшебник, которого он встретил на Чемпионате мира по квиддичу.

— А вы хотите подобрать меня? — с горькой усмешкой спросил юноша.

— Зачем?.. — спокойно возразил Дала Вонгса. — Ты встанешь сам, если захочешь.

Кто-то позвал его.

— Мне пора, — волшебник наклонил голову и вернулся к своим друзьям. Они пошли, не оглядываясь.

«Ты встанешь сам, если захочешь...»

Тот ребёнок знал, зачем жить... Он знал бы, зачем вставать...

Мама, почему ты сделала это?.. Я должен был родиться весной... Теперь моё время зима... Даже в июне я чувствую холод... Твой холод... Ты просила их вынуть меня... Я мешал тебе... Ты мечтала проснуться — и не почувствовать меня внутри...

За что?.. Мама, за что?..

Ты любила отца, но разве может любовь заставить убить?.. Ты хотела счастья, но разве можно такой ценой купить счастье?..

Мама, как мне теперь жить?.. Я думал, что убил тебя... Жил, чтобы искупить твою боль... Но как мне искупить твою вину?..

Что мне делать, мама?.. Я будто снова лежу на том столе, и во мне живое только сердце... Но я забыл все истины, я не понимаю, зачем мне нужно учиться дышать...

«Ты встанешь сам, если захочешь...»

Тот ребёнок... Он чего-то хотел, о чём-то мечтал... Чего мне хотеть?.. О чём мне мечтать?.. На моей руке чёрная змея... Чёрная змея в моей груди... Что мне делать, мама?..

«Ты встанешь сам, если захочешь...»

Карл поднялся и медленно пошёл по улице, заливаемый дождём.

Конец пятой части

Глава 34. Своей судьбы предсказатель не знает

Том Реддл отвернулся от камина и посмотрел на юношу взглядом, ещё хранящим тепло пламени.

— Ты вернулся узнать, как я себя чувствую? — на губах появилась слабая улыбка. Он выпрямился в кресле и протянул руку.

Карл неподвижно стоял на пороге. С волос и одежды капала вода.

— Вы обманули меня, — глухо произнёс он.

— О чём ты? — с презрением спросил Тёмный Лорд, медленно опуская руку.

— Вы знаете, о чём, — Карл шагнул вперёд, закрывая за собой дверь. — Я не убивал свою мать... Она хотела убить меня.

— ...Да, не убивал, — спокойно проговорил волшебник. — Но, к сожалению, ты относишься к категории людей, которые скорее будут ненавидеть себя, чем других... Вторыми управлять проще — покажи им объект ненависти, пообещай, что поможешь отомстить — и они твои...

— Вы обманули меня! — резко перебил Карл.

— Обманул, — кивнул Тёмный Лорд. — Это оказалось несложно, — на тонких губах мелькнула неприятная улыбка.

Он с усилием поднялся и подошёл к юноше.

— Только не думай, что сможешь теперь освободиться от меня, — наклонившись, прошептал волшебник. — Мою метку нельзя стереть.

— Не волнуйтесь, я не оставлю вас, — с горькой усмешкой ответил Карл. — Вы первый сказали мне те слова, и я их никогда не забуду... Но теперь всё изменится.

— Ничего не изменится, всё будет, как раньше, — медленно, словно пытаясь впечатать в его сознание смысл каждого слова, проговорил Том Реддл.

— Как раньше уже быть не может, — покачал головой Карл. — Вы обманули меня.

Он повернулся и пошёл к двери.

— Куда ты? — крикнул Том Реддл.

— В школу. Семестр ещё не закончился, — не оборачиваясь, бросил Карл.

Тёмный Лорд смотрел на юношу тяжёлым, давящим взглядом. Одно заклинание, всего одно заклинание — и он, немой и покорный, будет лежать на полу... А потом вернётся боль... Через несколько часов, дней, может, даже недель — но обязательно вернётся... Вернутся сны, в которых ребёнок со шрамом превращается в огромное чудовище, и это чудовище пожирает его... Становится темно и пусто... Смерть...

Нет, надо подождать... Говорят, терпение — одна из добродетелей. Что ж, он будет добродетельным... И когда придёт час, этот юноша протянет ему руку и они вместе уничтожат чудовище... А потом одно заклинание — и он, немой и покорный, будет лежать на полу у его ног...

— И Рабэ я забираю с собой, — вдруг сказал Карл.

Ворон, сидящий в углу комнаты, поднял голову, услышав, что говорят о нём. Он смотрел то на своего хозяина, то на Карла, не зная, к кому идти.

Карл подошёл и, с брезгливо-болезненным выражением лица подняв его, посадил к себе на плечо. Потом молча покинул библиотеку.

Том Реддл остался один в пустой комнате.

Как не вовремя... Как всё не вовремя!.. Одна неудача за другой... Откуда он узнал?.. Фон Дитрих не мог рассказать... Тогда откуда?..

Не важно... Мальчишка ошибается. Ничего уже изменить нельзя...

Он вернулся в кресло и, достав палочку, коснулся ею запястья.

Где-то далеко пробили часы, и снова стало тихо... Потом в коридоре раздался звук быстрых шагов, и в библиотеку вошёл Северус Снейп. Подойдя к Тёмному Лорду, он спросил:

— Вы звали меня?

— Звал... — ответил волшебник, продолжая смотреть на пламя камина. — Мальчишка узнал правду...

— ...Какую правду?

— Что он не убивал свою мать.

— ...Он не убивал свою мать?.. — медленно повторил Северус.

— Конечно, не убивал! — раздражённо бросил Том Реддл, вставая. — Эта дура сама хотела его убить, но умерла во время аборта!.. Не знаю, откуда он узнал, но сразу принёсся сюда!..

— И что он сказал?

— А ты попробуй представить!.. Сказал, что я его обманул!.. Но обещал остаться со мной, — тонкие губы сложились в презрительно-горькую усмешку. — Он сделает мне одолжение — и останется со мной!.. Клянусь, мне ещё никогда так не хотелось убить его!.. Но это было бы слишком большим расточительством, — добавил Том Реддл, заставляя себя успокоиться. — Он обещал остаться, но кто знает, что взбредёт ему в голову... Северус, следи за каждым его шагом. На лето забери его к себе. И смотри, чтобы он не бегал каждый день в свой приют!.. Если заметишь что-то подозрительное, сразу сообщи мне.

— ...Хорошо.

— Да, он взял с собой фон Дитриха.

— Зачем?

— Надеюсь, чтобы расплатиться с ним за неоценимую услугу, которую оказал мне Вильгельм, — улыбка стала жестокой.

— Вы ведь хотели сохранить фон Дитриху жизнь.

— Да, он мне пока нужен. Но Белла права, полковник слишком много себе позволял... В любом случае, я не стану плакать на его похоронах... Может, так будет даже лучше... — тихо произнёс Том Реддл, снова глядя на пламя. — Это всё, иди, — сказал он своему слуге.

Северус Снейп кивнул и ушёл.

Волшебник смотрел, как огонь пожирает деревянные щепки, потом прошептал:

— Иногда лучше не знать своей судьбы...

Альбус Дамблдор оторвал взгляд от догорающего феникса и повернулся к вошедшему.

— Зачем тебя вызывал Том? — в голосе директора, несмотря на усталость, звучала обычная мягкость.

— Сказать, что Карл Штерн не убивал свою мать, — отрывисто произнёс Северус Снейп.

— ...Значит, Том обманул его?.. — мягкость исчезла, и свет под очками почти померк.

— Она умерла во время аборта.

Альбус Дамбдор опустил голову на руки и тихо проговорил:

— Карл знает?

— Узнал сегодня ночью.

— И?..

— Он обещал остаться с Тёмным Лордом...

— Понятно... — директор опустил голову ещё ниже. Некоторое время он, молча, сидел так, потом снял очки и положил на раскрытую книгу. — И всё же, думаю, сейчас Карл готов выслушать и другую сторону... Он умный мальчик, он должен понять... Уверен, он может стать достойным членом Ордена Феникса.

— Тёмный Лорд его так просто не отпустит, но если он увидит, что Карл находится под вашим покровительством, он вынужден будет подчиниться, — кивнул Северус Снейп. — Вы нанесли ему поражение, и сейчас он не осмелится выступить против вас.

Альбус Дамблдор посмотрел на сидящего напротив человека, потом тихо произнёс:

— Я не хочу, чтобы Карл оставлял Тёмного Лорда.

— Но вы же только что сказали!..

— Я сказал, что Карл может стать членом Ордена Феникса. Но я хочу, чтобы он остался с Томом.

— Но...

— Северус, мне тоже жаль его. И я бы очень хотел, чтобы существовал другой выход...

— А может, Карл откажется!.. — почти перебил директора Северус. — Вы не думали, что он может остаться с тем, кто первый позвал его? — на тонких губах, против воли, мелькнула язвительная улыбка.

— Поэтому я прошу поговорить с ним тебя.

Улыбка исчезла. Опустив голову, Северус Снейп безразлично разглядывал складки своей тяжёлой чёрной мантии и вдруг произнёс тихо и обречённо:

— Заберите его... Заберите просто так...

— Не могу... Пойми, если Карл уйдёт, Том начнёт чувствовать боль. Он решит, что единственный шанс избавиться от боли и обрести настоящую жизнь, — уничтожить того, кто лишил его этой жизни. Он не станет ждать, он соберёт все силы — и нападёт. А мы ещё не готовы...

— Тогда оставьте всё, как есть, — глухо проговорил Северус Снейп.

— Оставить, как есть, нельзя... Карл нужен здесь. И потом — рядом с Тёмным Лордом у него нет будущего.

Северус посмотрел на директора, словно пытаясь прочесть какой-то ответ в его глазах.

— ...Хорошо, — наконец произнёс он. — Я поговорю с ним.

— Спасибо.

Северус поднялся и, поклонившись, пошёл к двери.

— А когда он согласится, — добавил Альбус Дамблдор, — тебе нужно будет позаниматься с ним окклюменцией. Теперь Том станет доверять ему ещё меньше. Карл должен научиться защищать своё сознание.

Северус остановился, губы снова тронула горькая усмешка.

— Не слишком ли много для меня учеников? Помнится, занятия с последним не принесли особого результата.

— Уверен, с Карлом у тебя получится лучше, — мягко возразил Альбус Дамблдор.

Лицо профессора Снейпа выражало скорее обратное мнение. Криво улыбнувшись, он поклонился и покинул кабинет.

В коридорах Хогвартса лежал сумрак. Узкая каменная лестница вела вниз — и чем ниже он спускался, тем тяжелее становилась его тень.

В гостиной, тщетно пытаясь прогнать мрак и холод, горел камин. При виде профессора языки пламени взвились вверх, освещая ему путь. Он пробормотал заклинание — и пламя покорно сжалось.

Вдруг Северус Снейп остановился.

На диване, безразлично глядя в потолок, лежал Карл Штерн. Мокрая одежда и волосы оставляли тёмные следы на покрывале, но он этого не замечал, как не замечал стоящего перед ним человека. Рядом на одной из подушек сидел чёрный ворон.

— Зайдите в мой кабинет, — сказал Северус Снейп Карлу. — Мне нужно с вами поговорить.

Юноша поднялся. Ворон спрыгнул с подушки и заковылял, цепляясь металлическим крылом за покрывало.

— Не смей следить за мной! — резко сказал Карл и, нахмурившись, пошёл за профессором. Сейчас ему ни с кем не хотелось говорить...

Входя в кабинет, Карл произнёс с плохо скрываемым раздражением:

— Я же сказал, что останусь с ним. Он мне не верит?

— Он никому не верит.

Профессор Снейп никогда раньше не обсуждал с Карлом Тёмного Лорда. И приказания, которые просил передать хозяин, произносил тем же тоном, что и задания на уроке зельеварения. Но сейчас в голосе профессора прозвучала явная неприязнь.

Карл удивлённо посмотрел на своего учителя.

— Он боится, что, узнав об обмане, вы побежите к Дамблдору, — продолжил Северус Снейп.

— Передайте ему: у меня и в мыслях не было идти к директору!

— Почему? — спросил вдруг профессор.

Карл поразился ещё больше:

— Потому что я обещал служить Тёмному Лорду!

— Он обманул вас.

— Пусть он не держит своё слово, я своё — держу.

— Вряд ли стоит держаться за слово, данное такому человеку.

— Но тогда чего будут стоить мои слова?

— Тёмный Лорд — убийца, — тяжело произнёс Северус Снейп.

— Я три года считал себя убийцей.

— Сомневаюсь, что он испытывает при этом угрызения совести.

— Тем хуже для него, — резко ответил Карл. — ...Простите, профессор, уже поздно, я устал... Я плохо понимаю вас. Давайте поговорим завтра...

— Наверное, он сказал тогда, что вы нужны ему. И это тоже ложь, хотя у вас вряд ли хватит смелости поверить в это...

Лицо юноши болезненно исказилось.

— Но есть и другие люди, которым вы можете оказаться полезны, — продолжил Северус Снейп.

— И что это за люди? — недоверчиво переспросил Карл.

— Они члены Ордена Феникса. Этот орден создан профессором Дамблдором для борьбы с Пожирателями Смерти...

— Подождите! А мне вы зачем об этом рассказываете? Вы же сами служите Тёмному Лорду!

— Служил, — холодно поправил Северус Снейп. Он понимал, что этот разговор вынудит его говорить о себе. И чем больше слов приходилось произносить профессору, тем сильнее лицо его напоминало непроницаемую маску.

— Но... Но этот год... Вы же... Я думал...

— Вы ошиблись.

Карл потерянно смотрел на профессора.

— Вы тоже... член этого ордена?.. Ордена Феникса...

— Да.

— И вы хотите...

— Я ничего не хочу, — перебил Северус Снейп. — Директор просил поговорить с вами, и я говорю.

— Мне это не нравится... — тихо сказал юноша. — Я не смогу так... Я не хочу так...

— Война уже объявлена. Сейчас Тёмный Лорд, возможно, отступит, но потом нападёт, обладая огромной силой. Что вы будете делать рядом с ним?

— Не знаю...

— А я знаю, — жёстко произнёс Северус Снейп. — Он заставит вас убивать. Освободившись от одной вины, вы примете на себя сотни других!

— Не заставит! — вскинув голову, ответил Карл.

— Не думайте, что сможете диктовать ему свои условия. Эта иллюзия быстро развеется!

— Почему профессор Дамблдор не попросил вас сказать мне всё это раньше?!

— Раньше вы бы не стали слушать.

— А ему, конечно, заранее известны мои мысли?! Он знает, что я скажу, подумаю, отвечу?!

Карл выкрикивал вопросы и уже понимал, что на каждый из них вынужден ответить «да». Альбус Дамблдор не стал бы посылать профессора Снейпа, если бы не был уверен в итоге этого разговора. И профессор Снейп не стал бы рассказывать ему о себе, если бы сомневался в ответе.

Где же тогда выбор?.. Всё снова как в прошлый раз... Его спрашивают, но ответ возможен только один... Конечно, когда начнётся война, кровь, пролитая Тёмным Лордом, ляжет и на его руки. Принимая Тёмную метку, он понимал это... Честность не могла искупить вины, но она помогала примириться с собой... А теперь?.. Две роли... Две маски... Лгать, всё сильнее забывая своё настоящее лицо... Но ведь профессор тоже так... Значит... Значит...

— ...Хорошо, — сказал Карл.

Северус Снейп молча кивнул.

— И что теперь?.. — растерянно спросил юноша. — Мне здесь нужно нарисовать феникса? — он по-детски наивно протянул правую руку.

— Нет, — покачал головой Северус Снейп, — в Ордене Феникса нет меток.

— А...

— Возвращайтесь к себе. Если Тёмный Лорд вызовет вас, думайте о том, что он вас обманул. Он может попытаться проникнуть в ваше сознание, а сильные эмоции заглушают мысли. Потом я научу вас, как защищать своё сознание от вмешательства извне.

— ...Спасибо...

Карл постоял ещё немного, но профессор больше ничего не говорил. Тогда он поднялся и пошёл назад в гостиную. При виде юноши пламя в камине взвилось вверх, освещая путь. Он пробормотал заклинание — и пламя покорно сжалось. Комната погрузилась в полумрак.

Полумрак... Как у него внутри. Ночь ещё не закончилась, а кажется, что со вчерашнего вечера прошла целая жизнь. Столько всего случилось, нет времени разобраться... А жизнь словно торопится задать новый вопрос!.. Орден Феникса... Правильно ли он сделал, согласившись?.. Если бы ему рассказал об этом директор, он бы отказался... Но раз там профессор Снейп, значит, этот орден не может быть чем-то плохим... И всё-таки...

Тёплый летний ветер качал кроны деревьев, и солнечные пятна начинали дрожать на полу. Карл, спрятавшись в одном из пустующих классов, листал страницы старой книги — последней из длинного списка Тёмного Лорда. Под окнами слышались весёлые голоса школьников, радующихся окончанию экзаменов. Каким станет для него наступившее лето, Карл не знал. Он заполнял время чтением книг и старался не попадаться на глаза преподавателям, особенно профессору МакГонагалл. Сегодня за завтраком она как-то странно посмотрела на Карла, и юноша подумал, что заместитель директора тоже является членом Ордена Феникса. Наверное, Альбус Дамблдор рассказал ей о новичке... И, судя по взгляду Минервы МакГонагалл, ей это вряд ли понравилось. Куда бы он ни попал, он везде чужой... Там его ненавидит Белатрисса Лестрейндж, здесь косо смотрят свои же преподаватели. Профессор Снейп сказал, в ордене ещё состоит Аластор Грюм. Вот уж кто точно не обрадуется ему!.. Конечно, то был не настоящий профессор Грюм, а только роль, сыгранная сыном мистера Крауча. Но, наверное, эта роль сыграна была мастерски, иначе Альбус Дамблдор, близкий друг Аластора Грюма, непременно бы догадался... А может, он догадался, но почему-то промолчал... Мыслей директора не прочитать...

Но ему бы разобраться со своими!.. Ему ведь тоже скоро придётся исполнять роль... Закончился пятый год в Хогвартсе, а он так и не научился лгать...

Карл перевернул последнюю страницу, и вдруг запястье пронзила резкая боль. Если раньше он принимал её почти с радостью, то теперь внутри проснулось раздражение. Зачем-то вспомнились слова профессора Снейпа: «Наверное, он сказал тогда, что вы нужны ему. И это тоже ложь, хотя у вас вряд ли хватит смелости поверить в это...» Зачем он сказал так?.. Даже если это правда, зачем?..

Боль усиливалась. Карл склонился над книгой, пробормотав сквозь зубы: «Ничего, подождёте!» Он пытался читать, но буквы путались, смысл предложений терялся. Захлопнув книгу, юноша откинулся на стуле и посмотрел на пятна света, дрожащие на полу. Для кого-то это будет очередное лето с мороженым, аттракционами и походами в кинотеатр... А у него рука болит так, словно в неё вонзают раскалённые спицы... И обвинять в этом некого, кроме себя...

«И это тоже ложь, хотя у вас вряд ли хватит смелости поверить в это...»

А что тогда не ложь?..

Дверь открылась, и на пороге появился профессор Снейп:

— Он хочет, чтобы вы пришли.

— Подождёт, — ответил Карл, морщась от боли.

— Он хочет, чтобы вы пришли, — хрипло повторил Северус Снейп.

Карл поднял голову, собираясь сказать, что больше не собирается бежать к Тёмному Лорду по первому зову, но вдруг увидел, что профессор стоит, держась за стену. По левой руке из-под белой манжеты текла тонкая струйка крови.

Карл встал и быстро вышел из класса.

Он почти бежал по мраморным лестницам. Ему уже не нужно было заставлять себя думать о предательстве Тёмного Лорда, внутри не осталось мыслей. Резко толкнув дверь, Карл сказал:

— Не надо так больше делать!

— А что прикажешь, если по-другому не получается обратить на себя твоё внимание, — Том Реддл улыбнулся, но уголки губ дрожали. Как и его слуга в Хогвартсе, он сейчас испытывал боль.

— ...Я не буду заставлять вас ждать, — сказал Карл, подходя к нему, — но и вы больше не делайте так.

— Договорились, — усмехнулся Тёмный Лорд.

Схватив протянутую руку, он откинулся в кресле, губы перестали дрожать.

За окном ветер качал кроны деревьев, и солнечные пятна танцевали на ковре. Карл, опустившись на пол, рассеянно наблюдал за их танцем, становившимся всё более медленным и путаным, потом прикрыл глаза.

Холодные пальцы разжались, и тихий голос произнёс:

— Ты ненавидишь меня?

Том Реддл хотел, чтобы Карл ответил «да». Ненависть освобождает от обязательств. Тому, кто ненавидит тебя, можно заплатить ненавистью — и это будет честная сделка.

— ...Нет... Но мне жаль, что так случилось...

Солнечные пятна танцевали на ковре. Только не было слышно детских голосов под окнами. С каждым днём замок всё больше напоминал музей, а не дом, в котором живут люди... И этот человек в кресле — словно портрет, пытающийся вырваться с холста...

Карл поднялся и медленно пошёл к двери. На пороге он остановился и тихо проговорил:

— Если бы вы тогда сказали мне правду, я бы всё равно пошёл с вами...

Том Реддл гордо выпрямился в кресле. Он это знал. Но те, кто приходят к тебе по своей воле, когда-нибудь также легко могут уйти. Нет, только люди, связанные собственными желаниями, местью, страхом или чувством вины, будут с тобой всегда!..

Это Том Реддл знал. Но он не знал другого. Если бы он тогда сказал Карлу правду, вчера Карл ответил бы профессору Снейпу «нет».

Карл быстро шёл по лестницам, пытаясь найти своего учителя. В одном из коридоров слышались крики.

— ...Тебе не удастся засадить моего отца в тюрьму...

— А по-моему, я уже засадил его туда...

Карл остановился, печально глядя на ссорящихся Драко и Гарри Поттера. А казалось бы, потеря родителей должна была научить ценить всех отцов и матерей...

На лестнице появились профессор Снейп и профессор МакГонагалл, сразу начавшие спорить из-за баллов, причитающихся Гриффиндору. Северус Снейп, как всегда, пытался лишить этот факультет очков, а его декан, напротив, щедро раздавала очки детям, принявшим участие в битве в Министерстве Магии.

Почему они пустили туда детей?..

В том сражении погиб Сириус Блэк. Белатрисса Лестрейндж громко кричала об этом в замке своей сестры, надеясь, что убийство члена Ордена Феникса оправдает утрату пророчества. Альбус Дамблдор появился вовремя, чтобы спасти Гарри Поттера. Мог ли он спасти Сириуса Блэка?..

А если бы умер ребёнок... Сколько бы очков дала профессор МакГонагалл погибшему ребёнку?..

— Поттер, Малфой, думаю, в такой прекрасный день вам полезно подышать свежим воздухом, — бодро произнесла Минерва.

Словно не было битвы, непростительных заклинаний, крови... Словно Сириус Блэк никогда не умирал... Может, он помнит слишком долго, но почему так коротка память других?..

Подождав, пока все уйдут, Карл пошёл за профессором Снейпом. Тот спустился по лестнице и, открывая дверь своего кабинета, бросил на юношу неприязненный взгляд.

— Простите, я не хотел, чтобы из-за меня вам было больно... — сказал Карл.

— У вас ко мне какое-то дело? — перебил Северус Снейп, раздражённый недавним разговором.

— Нет... Я просто хотел извиниться...

— У меня много работы, — он кивком указал на стопки экзаменационных работ, которыми был завален стол.

— Вы обещали научить меня защищать сознание от Тёмного Лорда.

— Потом, — коротко ответил Северус Снейп. Он взял лежащий сверху пергамент, рука предательски дрогнула.

Карл подошёл к нему и приподнял рукав чёрного сюртука. На белых манжетах уже не было пятен, но запёкшаяся кровь повторяла рисунок змеи на запястье. Карл хотел коснуться шрамов, но Северус Снейп резко отдёрнул руку.

— Я не Лорд Волан-де-Морт!

— Но я только хочу помочь, — печально сказал юноша.

— Мне не нужна ваша помощь!.. — крикнул Северус Снейп и вдруг замолчал.

Карл с болью смотрел на него.

Пламя свечей медленно качало на полу их тени. Здесь не было ни солнца, ни солнечных пятен. Только тени на холодных камнях.

Эхо крика растворилось в стенах, но осталось где-то внутри. Сердце — хранитель эха...

«Мне не нужна ваша помощь...»

Но чему-то он всё-таки научился. Не в школе, а у постели умирающего Франца, в палате женщины, поющей песни далёкому небу, в те часы, что бродил под дождём по Лондону...

— Это не важно, — тихо произнёс Карл, накрывая ладонью раненую руку.

Глава 35. Лекарь не может лечить свои раны

Карл перевернул страницу книги и прислушался. В гостиной профессор Снейп резким голосом отдавал приказания Питеру Петтигрю. Тёмный Лорд приставил к ним своего слугу якобы для того, чтобы тот помогал Северусу, у которого с приближением войны становилось всё больше обязанностей. Но юноша не верил в эту внезапную заботу. Том Реддл не доверял ни Карлу, ни Снейпу. И Питеру Петтигрю он не доверял, но, наверное, считал слишком слабовольным, а потому неспособным на предательство.

Северус Снейп тоже относился к своему бывшему однокурснику с презрением. Он не упускал случая задеть, оскорбить этого и так уже глубоко униженного человека. Сколько Карл ни старался, он не мог понять причин подобной ненависти. В воспоминании, которое показал ему Тёмный Лорд на кладбище, Питер Петтигрю, прячась за спинами своих друзей — Сириуса и Джеймса, видел, что они делали с Северусом Снейпом. Но вряд ли он желал ему такой участи. Более того, Карл был уверен, тогда Питер представлял на месте Северуса себя. Одно неверное движение, неловкий шаг — и он тоже взлетит вверх, повинуясь волшебной палочке смеющегося Джеймса Поттера... Но казалось, профессор ненавидит его не за школьные годы, а за то, что произошло потом. За то, что Питер стал Пожирателем Смерти. Но ведь профессор сам сделал такой же выбор!.. Тогда почему?..

Юноше было жаль Питера, но всё же он испытывал тихую радость от того, что у них с профессором Снейпом есть теперь общая тайна: когда Питер уйдёт, профессор будет учить его окклюменции.

За последние дни Карл прочитал несколько книг, написанных волшебниками и учёными, пытаясь понять, что представляют из себя человеческие мысли. Некоторые авторы изображали людей в виде роботов, подчиняющихся химическим реакциям, некоторые так много говорили о Боге, что в их книгах не оставалось места для человека... Но было и много интересного. Например, Карл узнал, что мозг человека воспринимает гораздо больше информации, чем потом передаётся в сознание. Мы можем видеть что-то, но не осознавать этого... А в другой книге было написано, что безответная любовь причиняет не меньше боли, чем прикосновение к огню, так как в обоих случаях реагирует один и тот же участок мозга...

В гостиной Питер Петтигрю просил позволения остаться в этот вечер дома. На улице ужас, что творится!.. Ливень стеной, да ещё ветер... В такую погоду у него рука болит. Хоть и сделана из металла, а болит, словно живая...

Карл посмотрел на Рабэ, сидящего на стопке книг. Наверное, у него тоже до сих пор болит крыло... Ворон находился здесь уже несколько дней, но Карл так и не смог заставить себя заговорить с ним. Если честно, он сам не знал, зачем забрал его. Может, не хотел, чтобы у Тёмного Лорда оставался тот, кто дал ему имя...

Разговоры о погоде, конечно, не могли разжалобить профессора Снейпа, и Питеру пришлось отправляться в Лютный переулок за какой-то травой, название которой сложно выговорить. Сжав в своей металлической руке зонт, он бормотал под нос бессильные проклятия. Потом ветер резко захлопнул входную дверь.

Карл поднялся с кровати и осторожно выглянул из комнаты.

Профессор Снейп усилием воли прогнал с лица раздражение, вызванное разговором с Питером, и кивком указал ему на стул. Карл послушно сел.

Северусу Снейпу вдруг вспомнился его первый урок в Хогвартсе. А потом ещё много таких уроков, когда дети, замерев, сидели перед ним в его классе. И хотя старшекурсники предупреждали, что зельеварение вряд ли станет их любимым предметов, в глазах у детей была радость. Наконец-то они в Хогвартсе!.. Школа Чародейства и Волшебства!.. Рождественская мечта исполнилась, и они попали в сказку!..

За семь лет учёбы Хогвартс так и не стал его сказкой. В лестницах, ведущих к счастью, оказалось слишком много ступеней. Некоторые ступени почти стёрлись, на других часто попадались фальшивые камни, а третьи не вели никуда.

Глядя в их наивные, глупые лица, он пытался научить их — нет, не только варить зелья, этого им всё равно не осилить! — он пытался научить, что жизнь не сказка, населённая сусальными ангелами. Жизнь — это ежедневная борьба — с миром, с жизнью, с самим собой. За каждое слово, за каждый поступок тебе придётся отвечать. Неверно нарезанные листья полыни — это ошибка. А твоя ошибка сегодня может завтра стать чьей-то смертью.

Они не понимали. Весёлые и беззаботные, бросали друг в друга пустячные заклинания, рисовали карикатуры, писали шуточные записки. В их глазах горело превосходство. Урок закончится, и они уйдут. А он останется — с их ошибками...

Ничего не зная о жизни, они словно говорили ему: «Мы знаем секрет, которого ты не знаешь! Мы умеем превращать жизнь в сказку! Вот увидишь, у нас получится!» И у некоторых получалось... Ненадолго... Но сколько бы он отдал за короткий миг такой сказки!..

Были среди его учеников и те, кто приходили в класс с опущенной головой и страхом в глазах. Такие если и верили в сказку, то знали, что окажутся в ней самыми второстепенными персонажами, имя которых читатели, закрыв книгу, даже не вспомнят... Они всё путали, постоянно ошибались, вызывая смех своих более ловких одноклассников... Таких ему тоже нужно было презирать. Презирать так сильно, чтобы никто не разглядел в этих неудачниках сходства с их преподавателем.

Очень редко, но встречались и такие, кто смотрел ровно и с доверием. Но несколько замечаний — и доверие исчезало. Появлялась обида, а потом ненависть — обычная эволюция человеческих отношений. Он это выучил очень хорошо.

А этот мальчишка... Когда он впервые пришёл в его класс и что-то бормотал про свою ворону, у него в глазах тоже были доверие и страх. Шло время, и, несмотря на все замечания, страха становилось меньше, а доверия — больше... Даже теперь... Абсолютно нелогично...

Но именно поэтому — он сказал Альбусу Дамблдору правду — после Поттера меньше всего ему хотелось заниматься окклюменцией с Карлом... Да ещё директор отказался отдать Омут памяти, сославшись на то, что ему самому будет нужно им пользоваться... Интересно, о чём думает Дамблдор?..

Отойдя от стола, Северус Снейп нехотя начал урок.

— Окклюменция изучает способы оградить сознание от магического вторжения и влияния, — он мысленно поморщился, вспоминая, как несколько месяцев назад произносил те же слова. — Ещё один раздел магии, называемый легилименцией, наоборот, учит извлекать чувства и воспоминания из сознания другого человека... Тёмный Лорд весьма сведущ в этом, поэтому вам нужно научиться защищать своё сознание... Сложность заключается в том, что вам нужно не просто не пустить Тёмного Лорда в свои мысли — тогда он поймёт, что вы что-то скрываете от него, — вам нужно научиться прятать свои настоящие чувства и заполнять себя тем, что он ожидает увидеть.

— Наверное, это очень сложно... — протянул юноша, пытаясь представить, сможет ли он научиться всему, о чём говорил профессор.

— Сложно, — коротко подтвердил Северус Снейп. — Поэтому мы начнём с более простого задания. Встаньте и возьмите волшебную палочку.

Карл машинально посмотрел на дверь своей комнаты, где запер Рабэ. Он по-прежнему не хотел пользоваться волшебной палочкой Альфреда фон Дитриха (так он называл её про себя), но выбора не было.

— Что я должен делать? — спросил он, вставая.

— Я проникну в ваше сознание, а вы попытайтесь обезоружить меня или защититься с помощью любого другого заклинания.

— Какого заклинания? — забеспокоился Карл.

— За пять лет изучения Защиты от Тёмных искусств должны же были вас научить хоть каким-то заклинаниям, — в голосе профессора Снейпа прозвучало высокомерие: если бы Защиту преподавал он, Карл бы знал сотни заклинаний.

— Да, но...

Заклинания Карл знал. В книгах, которые ему дал Тёмный Лорд, было множество заклинаний. Но одно дело знать, а другое...

— Соберитесь!

Как странно — впервые кто-то хочет заглянуть в его мысли, а он должен скрывать их... Вздохнув, он сжал в руке палочку. Профессор направил на него свою и произнёс:

— Легилименс!

Высокие книжные полки начали кружиться, а потом вдруг исчезли.

Осень... Небо затянуто тяжёлым серыми облаками... Маленький мальчик сидит на поваленном дереве в углу сада. Ноги не достают до земли, и он качает ими, представляя, что спрятался от всех. Поваленное дерево — его дом... Начинается дождь... Мальчик слезает с дерева и бредёт назад в приют...

Большая пыльная комната, заваленная старой мебелью. Пылинки танцуют в лучах заходящего солнца. Мальчик сидит на полу. Перед собой он разложил свои сокровища — разноцветные пуговицы. Каких тут только нет!.. Деревянные, медные, с красивой эмблемой... А вот эти три самые любимые: большая — пуговица-папа, средняя — мама, а самая маленькая — сын...

Моросит серый дождь... Но у мальчика есть цветное стёклышко. Если посмотреть на мир сквозь него, в мире загорается солнце... Мальчика толкают, и он падает на мокрый асфальт. Раздаётся смех... Мальчик пытается встать, но кто-то тяжёлый садится на него. А другой наступает ботинком на цветное стёклышко...

— Вы должны очистить сознание! А вы начинаете вспоминать всю свою жизнь!

Карл не сразу понял, что профессор кричит на него в реальности, а не в мыслях. Голова раскалывалась, перед глазами мелькали чёрные точки.

— ...Простите... Я не специально...

— Вам нужно защищаться от меня!.. На что вам волшебная палочка?

— Но...

— Попробуем ещё раз. Сосредоточьтесь на каком-нибудь заклинании!.. И постарайтесь его использовать, когда почувствуете, что я проникаю в ваши мысли... Легилименс!

Лодки плывут по чёрной воде туда, где горят огни большого замка...

Склонившись над спичкой, мальчик бормочет слова, но спичка никак не хочет превращаться в иголку...

Пустой пыльный класс. Посреди стоит высокое зеркало. Мальчик смотрит в него — и не видит ничего...

На Астрономической башне снег и ветер... Мальчик наклонился и смотрит вниз... Его останавливает старый волшебник с чёрным вороном в руках...

Старый волшебник отдаёт кубок школы ученикам, сидящим под алыми знамёнами... Пустой пыльный класс... Мальчик лежит на полу... Его бьют по лицу, рукам, животу...

— Если вы думаете, что мне доставляет удовольствие наблюдать сцены из вашей тяжёлой жизни, то вы ошибаетесь, — профессор Снейп произнёс это с обычной язвительной насмешкой, но в его мыслях Карл не почувствовал веселья.

— Простите!.. Я, правда, не специально... — даже собственные слова отдавались болью в голове.

После пары неудачных попыток Карл был вынужден попросить сделать перерыв. Северус Снейп пожал плечами и сел в кресло, скрестив руки на груди.

Карл несколько минут молчал, пытаясь успокоить боль, потом сказал:

— Профессор, можно задать вам вопрос?

Северус Снейп не ответил.

Посчитав это наиболее мягким вариантом слова «нет», Карл решился продолжить:

— Вильгельм фон Дитрих... Почему он перестал быть человеком?

— Фон Дитрих был анимагом. Перед смертью он успел принять анимагическую форму. Так как для существования в теле птицы энергии нужно меньше, этот трюк дал ему возможность продлить жизнь на некоторое время.

— А почему Тёмный Лорд приказал ему найти меня?

— Не знаю, меня в подробности вашего дела не посвящали. Можете спросить Люциуса Малфоя, когда он выйдет из Азкабана, разумеется.

— А как вы думаете, жене мистера Малфоя может быть что-то известно?

— Я думаю, что вы уже отдохнули, раз начали болтать. Продолжим занятие.

Карл нехотя взялся за палочку.

— Да, профессор...

— Подумайте о том, что, если Тёмному Лорду станут известны ваши мысли, пострадаете не только вы! — начиная сердиться, сказал Северус Снейп. Чем дольше продолжался этот странный урок, тем более безумной ему казалась идея Альбуса Дамблдора. И, в конце концов, хочет директор, чтобы Карл изучал окклюменцию, пусть сам с ним и занимается!..

— Я всё время об этом думаю, — виновато произнёс юноша. — Но дело в том, что...

— Значит, думайте ещё больше!.. — перебил Северус Снейп. — Приготовьтесь... Легили...

— Профессор!.. — остановил его Карл. — А можно научиться защищать своё сознание без волшебной палочки и заклинаний?.. С ними у меня точно никогда не получится...

— Это упражнение легче, чем создание мысленной защиты.

— Я точно знаю, что не получится!..

— Откуда вы можете знать?.. — он задал вопрос и внезапно, уже коснувшись сознания юноши, прочитал в его мыслях ответ.

Шагнув назад, со странным удивлением Северус Снейп смотрел на человека, который был физически не способен причинить ему боль.

— ...Что ж, тогда попробуем без волшебной палочки, — медленно произнёс профессор так, словно этот ответ был ему неприятен.

Он не стал произносить заклинание, просто в какое-то мгновение Карл почувствовал, что кто-то смотрит его мысли вместе с ним.

Большая комната в приюте... Дети собрались вокруг старого телевизора, по экрану которого бегут белые полосы...

Снова он вспоминает что-то грустное, а ведь в его жизни были и счастливые моменты...

Дверь открывается и в комнату робко заглядывает девочка... Тоненькие ниточки косичек обрамляют бледное в красных оспинках лицо... Она складывает руки, как для молитвы, и спрашивает тоненьким голосом:

— А в том озере есть русалочка?

Раннее утро... Девочка бежит, разведя в сторону руки, и смеётся. Первые лучи солнца отражаются в прозрачных зелёных глазах.

— Ты, Софи, будешь у нас танцовщицей, — говорит ей старый солдат.

— Я буду художницей... Я буду рисовать сказки!..

Девочка едет в алом поезде, и её глаза уже померкли... Она водит рукой по картонным листам и учит сидящего рядом мальчика составлять слова из точек...

Высокий потолок, отражающий небо и звёзды... Звучит тихая мелодия вальса... Девочка танцует, и счастливая улыбка оживляет мёртвый взгляд...

Одна из спален Хогвартса... Большая кровать с пологом... Девочка протягивает дрожащие руки:

— Я не знаю, на кого ты похож сейчас...

И снова приют... Девочка говорит, робко, постоянно сбиваясь:

— Когда держу тебя за руку, немножко могу видеть... Не глазами... А как будто изнутри... И раньше мир был разноцветным... А когда ты вернулся летом... Я больше не вижу цветов, остался только синий... Тяжёлый и густой, как облака перед грозой...

— У тебя слишком богатое воображение, — отвечает мальчик и натянуто смеётся.

— Нет! Это правда!.. Я же вижу...

— Ты не можешь видеть!..

Карл тяжело опустился на стул.

— Без волшебной палочки действительно получилось лучше, — произнёс Северус Снейп. — Хотя последнее воспоминание вы вряд ли хотели мне показывать.

В его голосе снова прозвучало насмешливое превосходство, но Карл чувствовал: человек, который вместе с ним смотрел сцены из его жизни, испытывал от каждой из них непонятную боль.

— Достаточно на сегодня, — коротко проговорил профессор, показывая, что желает остаться один.

— ...Спасибо за урок, — тихо сказал Карл.

Профессор молча кивнул.

Карл взял непригодившуюся волшебную палочку и медленно пошёл в свою комнату, тщетно пытаясь найти для себя повод остаться.

Сидя за закрытой дверью, он слышал, как вернулся Питер Петтигрю. Промокший и продрогший, Питер выполнил поручение профессора, но Северус Снейп сегодня говорил с ним резче обычного...

Эту встречу Карл откладывал несколько дней, пытаясь подобрать слова. Потому что единственное, что она могла услышать, — это его слова...

Софи сидела, спрятавшись в тени старой ветлы, росшей у северной стены сада. Рядом на траве были разложены тетради с картонными листами. Она водила по ним рукой, а потом пыталась сыграть что-то в воздухе, не видя, как к ней подбирается солнце.

Карл пробормотал заклинание, и старая ветла, ожив, накрыла девочку своими ветвями. Он помнил, что вне школы колдовство запрещено. Но в данном случае запрет казался ему бессмысленным. Магия нужна, чтобы помогать людям. Для этого не обязательно ждать семнадцать лет... Чиновники в министерстве, особенно похожие на профессора Амбридж, наверное, думают по-другому... Да и мистеру Малфою теперь не до него — себя бы суметь защитить. Но Альбус Дамблдор вряд ли позволит отчислить из школы нового члена Ордена Феникса...

Под ногами зашуршала уже начавшая опадать листва, и Софи подняла голову.

— Кто это?.. — спросила она, схватившись за свою картонную тетрадь, словно та могла её защитить.

Карл молча опустился на траву рядом с ней. Он знал: слова — единственное, что она может слышать, но не мог произнести ни слова.

— Карл?.. — робко, боясь ошибиться, сказала Софи.

— ...Да...

Она, казалось, испугалась ещё сильнее. Потом заговорила, сбивчиво.

— Я всё думала, когда ты придёшь... Или не придёшь совсем... Извини, я тогда что-то неправильно сказала!.. Я просила Бога простить меня, просила, чтобы он помог тебе...

Карл с болезненным удивлением смотрел на эту девочку.

— Да зачем... Зачем ты!.. Это я обидел тебя!.. Я должен просить прощения!.. — он замолчал, заметив, что нечаянно коснулся её руки. Теперь в его глазах отразился испуг. Замерев, он напряжённо ждал, что увидит в нём Софи... А она поражённо, словно не веря себе, водила пальцами по его ладони, как несколько минут назад по картонным листам.

«Ну, не молчи!» — мысленно торопил её Карл, забыв, что недавно сам не мог выговорить ни слова.

Софи ничего не сказала, сжала его руку и улыбнулась так светло и легко, словно его синие тени всё это время лежали на её плечах.

Она начала рассказывать о жизни в приюте, о занятиях с Адамом Фейном, о том, что Бен уехал на прошлой неделе — собирается стать моряком и плавать в далёкие страны... Тэд сказал, что он обязательно должен найти клад и тогда у них начнётся жизнь, как у героев фильма!.. А Джесси, может быть, удочерят!..

Карл слушал её, рассеянно вставляя короткие реплики. Он готовился к главному вопросу. И задать его было тем тяжелее, чем яснее юноша понимал: этот вопрос причинит Софи боль. Но он должен спросить...

— Софи, — тихо сказал он.

Она замолчала и внимательно посмотрела на него.

— Софи, что ты думаешь о той женщине?.. О женщине, из-за которой ты ослепла...

Софи замерла, потом гордо вскинула голову:

— Она не увидела ничего в раздавленном ребёнке! Это она слепая, а не я!

— Прости, что спросил, но мне надо было знать... У тебя сегодня занятие? — сказал он, отстранённо глядя на её тетради.

— Ты уходишь?.. — забеспокоилась Софи.

— Я вернусь, обязательно вернусь, — он тяжело поднялся. Потом наклонился и произнёс почти шёпотом. — Спасибо...

Ещё несколько секунд Софи слышала звук его шагов, а потом всё исчезло.

Карл шёл по городу, залитому сиянием садящегося солнца. На его лице залегли тени, время от времени плотно сжатые губы приоткрывались, словно он самому себе собирался задать вопрос. Но не решался, так как ещё не был уверен в ответе...

Пройдя бесцельно пару кварталов, он спустился в метро. Чем жарче был воздух, тем холоднее становилось под землёй... Странный закон... Софи нужна тень, а его профессору так не хватает тепла. Но рядом с ней всегда горит солнцем, рядом с ним — идут дожди...

Карл бессильно смотрел на свои руки... Как мало он может!.. Как много ему нужно!..

Обходя усталых, спешащих с работы людей, он встал в очередь, ведущую к эскалатору. Вдруг впереди раздался недовольный голос начальника станции. Пожилой мужчина кричал на юношу, который, перебравшись через перила, пытался разглядеть что-то в недрах разобранного эскалатора. Народ начал толпиться, лестница, на которой стоял Карл, тоже остановилась. Люди стали медленно подниматься сами.

Поравнявшись с юношей, Карл остановился. Странно, его лицо показалось ему знакомым.

— Что ты делаешь? — спросил Карл.

— Отстань! — отмахнулся парень.

— Я могу помочь...

— Да чем ты поможешь? Она тут уже год лежит!.. Я всё ждал, когда этот чёртов эскалатор разберут...

— Ты что-то потерял?

— Зажигалку уронил... Отец из Вьетнама привёз...

И тут Карл вспомнил... В прошлом году — девочка в наушниках, двое мальчишек, пытающихся поджечь её рюкзак...

— Давай я поищу, — он забрался на бортик между двумя эскалаторами. Начальник станции закричал ещё громче.

Произнеся в мыслях заклинание, Карл посмотрел вниз.

— Смотри, там что-то блестит. Может, она?

— Точно!.. Сейчас достану... — юноша наклонился, и ему показалось, зажигалка сама прыгнула в руку. — Вот это да!.. Я уж думал — всё!.. Слушай, спасибо тебе! — он улыбнулся широкой радостной улыбкой.

— Давай слезем отсюда, а то начальник станции так кричит, — сказал Карл.

Пока юноша перебирался назад, сжимая заветную зажигалку, Карл затерялся в толпе. Теперь он точно знал ответ...

Выйдя из метро, он вдохнул пахнущий приближающимся дождём воздух и прислушался...

Жертва навсегда связана с тобой... Её крики звучат внутри тебя...

Бродячие собаки настороженно смотрели на юношу, остановившегося посреди пустыря за гаражами, — а в следующее мгновение сорную траву качал только ветер...

Здание находилось за высоким забором. В зарешеченных окнах горел слабый свет... И криков в каждом окне было столько, что он с трудом различил нужное ему молчание...

Она уже не могла кричать. Закутанная в смирительную рубашку, чтобы снова не расцарапала себе глаза, она лежала на кровати, отчаянно цепляясь за гаснущий день, с ужасом ожидая новой ночи. Вежливые люди в белых халатах кололи ей разноцветные лекарства, пытаясь успокоить больное сознание и помочь измождённому телу хоть немного поспать и набраться сил. Сколько она им ни говорила, что сны убивают её, они не верили. Говорили, лекарства помогут. Она глотает таблетки упаковками, а в венах у неё теперь, наверное, больше этой разноцветной жидкости, чем крови... Но сны не уходят. Стоит закрыть глаза... Стоит только закрыть глаза...

Но сегодня сон был другим... Не её изуродованное тело под колёсами автомобиля, а юноша, бледный до ужаса и с жутким взглядом... Подошёл и сел на кровать... Долго смотрел, потом коснулся холодными руками её лба и сказал:

— Я забираю твои сны...

Его помилование звучало как приговор.

— Я забираю их... Но дай тебе Бог однажды увидеть во сне вместо себя того ребёнка...

Профессор Снейп закрыл книгу и хмуро посмотрел на вошедшего юношу.

— Вы знаете, который час?..

— Простите, профессор... — пробормотал Карл, убирая со лба мокрые волосы.

— И то, что зонты и трансгрессию изобрели много веков назад, вам тоже, видимо, не известно!..

— ...Мне надо было подумать...

— А мне надо знать, где вы находитесь! — перебил Северус Снейп. — Так уж получилось, к несчастью, что я за вас отвечаю — и перед Тёмным Лордом, и перед Дамблдором!..

Если профессор упомянул директора, значит, они были в доме одни.

— А где мистер Петтигрю?

Это неизменное «мистер», с которым Карл обращался к бывшему однокурснику Северуса Снейпа, бесконечно раздражало последнего.

— Мистера Петтигрю вызвал Тёмный Лорд, — ответил он, с особенным презрением выделив первое слово. — Поэтому есть время для занятия окклюменцией.

— Нет, профессор, пожалуйста, только не сегодня!.. — воскликнул Карл.

— Ваши умения ещё очень далеки от совершенства!..

— Да, но сегодня...

— А вы думаете, Тёмный Лорд будет читать ваши мысли тогда, когда вам это удобно?

Карл сдался, понимая, что спорить бесполезно.

— Хорошо...

— Приведите себя в порядок и возвращайтесь.

Юноша устало кивнул. Переодевшись, он вытер волосы полотенцем, снова не ответив на молчаливые вопросы Рабэ, и вернулся в гостиную.

Последние дни Карлу удавалось наполнять сознание мыслями, которые он сам выбирал, но профессор каждый раз разрушал его защиту, доставая из памяти что-то болезненное и неприятное. Сегодня Северусу Снейпу понадобилась для этого всего пара секунд.

Здание за высоким забором. Зарешеченные окна, безликие стены, одинаковые палаты... Она лежит в смирительной рубашке... На лице шрамы от ногтей...

— Кто эта женщина? — донёсся сквозь воспоминания голос Северуса Снейпа.

— ...Она сбила Софи...

Карл пытался выбраться из этой палаты, но только глубже погружался в воспоминания...

Вдруг он увидел себя вместе с профессором Снейпом. Карл из прошлого почему-то кричал на своего учителя. Он едва держался на ногах, но продолжал упрямо выкрикивать горькие слова. А потом вдруг заплакал, тяжело и навзрыд, падая и цепляясь за чёрную мантию стоявшего перед ним человека:

— Я тоже хочу, чтобы меня любили!.. У меня ведь есть папа... Мамы нет, но папа есть... Он должен простить меня!.. Ведь я не виноват!.. Он обязательно простит меня и будет любить!.. Я хочу к папе!.. Отведите меня к нему!.. Пожалуйста!.. Я хочу к папе!.. Пожалуйста!..

Юноша вернулся в настоящее и опустошённо посмотрел на профессора. Этого воспоминания он не помнил. И теперь оно причиняло боль своей абсолютной несбыточностью. Каждое слово того Карла оказалось ложью...

— Продолжим занятие, — сказал профессор.

— Я больше не могу...

— Можете! — жёстко произнёс Северус Снейп.

Карл зажмурился от внезапно нахлынувшей боли...

Берег озера... Валери набирает в горсть песок и смотрит, как он течёт сквозь пальцы:

— Ты странный... Слишком хрупкий, беззащитный... Кажется, стоит дотронуться, и ты разобьёшься, сломаешься... В тебе есть что-то такое, что люди уже почти уничтожили в себе. А ты напоминаешь об этом... И становится больно... И хочется разбить, сломать тебя, чтобы больше не чувствовать боль...

Карл пытался вырваться из этого воспоминания, но голову словно разрывало пополам... Он с трудом открыл глаза — и увидел человека, сидящего на каменном выступе надгробия. Взгляд его то вспыхивал кровавыми искрами, то снова гас...

— ...Я ведь уже объяснил, мне нужно было кого-то убить... А ты — самый справедливый выбор... Ты, похоже, совсем заигрался в сказку. А как же твоя мать? Её ты не хочешь пригласить поиграть с тобой?.. Хочешь искупить свою вину, служа людям?.. А ты видел этих людей?.. Им ты собираешься служить?.. Хочешь, чтобы я показал тебе других? Думаешь, другие более милосердны?

Нет!.. Дальше нельзя!.. Иначе профессор увидит... Иначе поймёт, почему он тогда пошёл за Тёмным Лордом!..

Собрав последние силы, Карл вытолкнул чужой разум из своего сознания, но сделал это слишком резко — перед глазами снова всё потемнело.

Тесная, грязная комната... Пьяный отец кричит на мать. Ребёнок пытается заступиться за неё — и получает кулаком по лицу...

Класс зельеварения... Полноватый волшебник что-то чертит на доске... Юноша, слушая его объяснения, исписывает поля учебника мелким почерком...

Поле для квиддича... Игрок Гриффиндора ловко поймал золотой снитч... На его лице довольная, гордая улыбка, которую так хочется стереть!..

Залитая солнцем поляна... Зрители захлёбываются от хохота... В воздухе над ними нелепо дёргается юноша в старой потрёпанной мантии... Девочка с огненными волосами требует, чтобы они немедленно прекратили издеваться над ним... Юноша падает на землю, потом встаёт и бросает зло:

— Мне не нужна помощь от паршивых грязнокровок!..

Голову пронзила боль — и Карл снова оказался в гостиной. Профессор Снейп стоял, одной рукой держась за стол, а другую прижимал ко лбу, словно пытаясь удержать свои мысли.

— Простите!.. Пожалуйста, простите!.. — с испуганной болью прошептал Карл. — Я не хотел... Я... Пожалуйста, простите!..

— Замолчите!.. — резко перебил Северус Снейп.

Карл сделал шаг вперёд, протягивая руку.

— Перестаньте, — поморщился профессор, — это вас нужно лечить, а не меня. У вас кровь пошла...

— Я как тот волшебник из сказки... Я не могу лечить себя... — с печальной улыбкой произнёс Карл. Бессильно опустившись в кресло, он почти лёг грудью на стол, обхватив руку профессора, словно пытаясь вместе с болью забрать все его горькие воспоминания...

Глава 36. Судьба и тень следуют за нами повсюду

Жизнь Валери изменилась. Тогда, уезжая из Амстердама, она ещё не решалась признаться себе в этом и даже сейчас в мыслях продолжала называть его просто другом, который случайно встретился на пути, но рано или поздно обязательно исчезнет.

Но Джейден исчезать, похоже, не собирался. Через неделю, когда Валери делала вид, что слушает вместе с остальными лекцию о магических свойствах орхидеи, в окно оранжереи ударился камешек. Профессор мгновенно переключилась с орхидей на бесконечные правила поведения. Причём говорила она, глядя исключительно на Валери Дюран. Сделав обиженное лицо, девушка покинула оранжерею с твёрдым намерением разобраться с неизвестным метателем камней.

— Тебе не надоели эти скучные уроки? — раздался за спиной насмешливый голос.

Валери раздражала его привычка появляться ниоткуда и начинать разговор с середины. А теперь ещё из-за его шуток её выгнали!..

— Не надоели! — крикнула она, стараясь, чтобы в голосе было больше гнева, чем радости. — Но преподавательница подумала, что я пытаюсь разрушить оранжерею, и решила продолжить урок без меня!

— Считай, что я оказал тебе услугу, — он улыбнулся своей зимней улыбкой.

— Спасибо большое! — Валери склонилась в картинном реверансе.

— Пожалуйста, — невозмутимо ответил Джейден.

Девушка не знала, что говорить дальше. А он смотрел на неё странным взглядом, словно оценивая, стоил ли его путь того, чтобы встретиться с ней.

Валери не переносила, когда её оценивали. Она уже собиралась крикнуть: «Поиграл? Ну, и катись отсюда!» Но Джейден вдруг схватил её за руку, бросив короткое:

— Давай пройдёмся.

Его «пройдёмся» оказалось двадцатью минутами вверх по заснеженному холму. Валери выбивалась из сил, заплетаясь ногами в глубоких сугробах, но упрямо продолжала идти, сверля ненавидящим взглядом его спину.

Поднявшись наверх, Джейден, щурясь от ярких, холодных солнечных лучей, посмотрел на замок Шармбатон, превратившийся в красивый кукольный домик, и спросил:

— Ну, и как тебе твоя школа?

Валери тяжело дышала. Если бы у неё хватило сил, она бы толкнула его в снег и пошла назад. Но силу у неё уже не было, а главное, никто раньше не спрашивал её о таком. Обычные вопросы — Как школа? Какие у тебя завтра уроки? Тебе нравятся твои учителя? Что давали сегодня на обед?.. — раздражающие детей, вызывающие в ответ обиженное: «Мама, я уже не ребёнок!» — были для Валери сродни заклинаниям, в которых магии больше, чем во всех орхидеях мира.

— Скучно... — ответила она, отвернувшись. — В прошлом году в Хогвартсе было лучше...

Джейден не ответил, но во взгляде появилась странная тоска, словно и он оставил в далёкой английской школе важную часть себя. Потом тряхнул головой, прогоняя воспоминания, и сказал:

— Значит, не страшно, если школы в твоей жизни станет меньше...

Это стало почти естественным — слышать несколько раз в неделю камешек, ударяющийся о стекло, и, сбежав с уроков, гулять по заснеженным полям. Стало естественным, что, когда она поскальзывается, он помогает ей встать. Что, когда они катаются с ледяных горок, его руки обнимают её...

Всё это стало естественным и называлось безопасным словом «друг». Не такой, как близнецы Корхонен, не такой, как Карл, но друг...

Заметив её частые отсутствия на уроках, однокурсницы начали приставать с вопросами. Ещё там, в Амстердаме, Валери мечтала, что одна из них подойдёт и спросит:

— Где ты была вчера?

А она улыбнётся и ответит:

— Помнишь парня, с которым ты танцевала в прошлом году в Хогвартсе? Вчера мы вместе гуляли по городу!

Но когда этот вопрос прозвучал не в мыслях, а в реальности, Валери почему-то расхотелось на него отвечать. Наоборот, появилось желание спрятать глубоко внутри себя и заснеженный холм, и обледенелые тропинки, и холодный ветер, треплющий их волосы...

Шло время, теплее становился ветер, и снега на холмах оставалось всё меньше. Но Валери не радовало приближение лета. Она не любила Шармбатон, но здесь она была юной волшебницей. Старый приют на окраине Парижа превращал её в обыкновенного маггловского подкидыша. Оттуда было слишком далеко до печального величия Ван Стратенов...

Но неумолимое лето, конечно, не обращало внимания на просьбы Валери Дюран. Наступил июнь — жаркий, с дождями и грозами. Сизые тучи в одно мгновение закрывали небо, а через полчаса уже и следа не оставалось от страшной непогоды... Жизнь Валери стала похожа на это безумное время: то часы в душном классе над экзаменационными листами, то — как вспышка молнии — Джейден...

Ей это не нравилось... Совсем не нравилось... Она привыкла сама управлять своей жизнью, теперь же её будто несло в бурлящем потоке. Много раз, прячась с головой под одеяло, она давала себе обещание больше никогда не видеть его. Валери даже придумала себе бабушку, которая в её воображении качала головой и говорила: «Девочка, он не принесёт тебе счастья!»

«Девочка» кивала — и неслась на холм, чтобы до заката играть в слова. Джейден знал больше слов. Вечер, ветер, время, война... Некоторые он произносил таким голосом, что ей становилось страшно...

Словно накликанная его словами, беда пришла в конце июня. Листая магический еженедельник, в колонке «Зарубежные новости» Валери прочла о возрождении тёмного волшебника, который своим могуществом мог бы поспорить с самим Геллертом Гриндевальдом. Наверное, впервые девушка порадовалась, что живёт далеко от Англии. И Джейден работает в Дурмстранге!.. Только вот Карл... Но не станет ведь тёмный волшебник нападать на школу!.. И вообще в двадцатом веке уже было две мировые войны, не настолько же глупы взрослые, чтобы после этого начать третью!.. Волшебника скоро найдут и посадят в тюрьму...

А Валери ждала её собственная тюрьма — тесная комната на втором этаже приюта, где невозможно остаться одной. Каждому не терпится вставить своё замечание:

— Бедная, тебе опять не удалось похудеть!

— Это потому что в её чудесной школе всё очень вкусное!..

— На сколько ты подросла? На пять миллиметров? Тоже неплохо, а то мы думали, навсегда останешься такой коротышкой!..

— Ты не нашла там себе парня?

— Да какие парни!.. Вы только посмотрите на неё!..

Очередную реплику прерывал удар кулаком.

— Ты сумасшедшая!.. — кричали ей. А она удовлетворённо улыбалась. В детстве на тех, кто её обижал, иногда загоралось платье. По сравнению с этим удар кулаком в лицо был явным прогрессом.

Но улыбка быстро пропадала. Валери смотрела на узкие пыльные коридоры, стены с узорами трещин и пыталась представить среди всего этого своего «друга». Хотелось крикнуть: «Это не я!.. Я не такая!..» Но именно такой она и была. Одежда, на которой уже негде ставить заплатку, драки из-за куска мяса в супе, ночи на земле в парке...

Когда Джейден появился на пороге приюта, он долго рассматривал покосившееся здание.

— Ну, и дыра... — сказал он наконец.

Валери раздражала его манера говорить то, что думаешь, не приукрашивая, не смягчая действительность. Джейден называл вещи своими именами, мало заботясь о том, как чувствовали себя названные им предметы и люди.

Хотелось ответить: «Я брошу эту дыру, как только мне исполнится семнадцать!» И обязательно пожать плечами, показывая, что это место не имеет к ней никакого отношения.

Но вдруг проснулось непонятное упрямство. Высоко подняв голову, она смотрела на него, словно говоря: «Да, это дыра! И я здесь живу!»

— Хочешь посмотреть, где живу я? — спросил Джейден.

Валери не была готова к этому вопросу. Впрочем, с ним невозможно быть к чему-то готовой...

— Наверное... — протянула она, пожимая плечами, пытаясь за этим притворным равнодушием спрятать внезапно нахлынувший страх.

— Отлично, — Джейден схватил её за руку и потащил через заросший сад к деревянным постройкам.

Валери шла медленно, делая вид, что её удерживает высокая трава. Ещё шаг — и её уже ничто не держало. Под ногами стелился аккуратный газон, а впереди, за деревьями, возвышались башни старинного особняка.

«Ну, конечно! Разве можно было ожидать чего-то меньшего!..» — усмехнулась девушка.

Идя между высоких деревьев, она с обречённым восхищением рассматривала этот новый для неё мир, не замечая, что Джейден смотрит на свой дом так же, как она — на приют.

У широкой лестницы из белого камня Валери остановилась.

— А дальше ты не собираешься идти? — спросил он.

— Ты уверен, что... никто не будет против, если я зайду в гости? — в разговорах с Джейденом Валери старалась избегать упоминаний о его отце.

Он нахмурился и проговорил резко:

— Я не против!.. — а потом добавил уже тише и с какой-то тяжестью в голосе. — Это же мой дом.

В его доме было тихо: ни слуг, ни эльфов, только строгие, надменные люди молча смотрели с портретов. Их взгляд словно спрашивал: «Что ты, грязнокровка, делаешь здесь?» Но они не опускались до того, чтобы заговорить с ней. Для грязнокровок достаточно было их молчания...

Валери шла, изумлённо глядя по сторонам. Инкрустированные драгоценными камнями шкатулки из красного дерева, восточные кинжалы, индейские ловушки для снов, китайские вазы — всё здесь говорило о том, что хозяин любит путешествия. На полках стояли макеты кораблей, собранные им самим или его сыном... Валери словно попала в чудесную сказку!.. Забыв о надменных людях с портретов, она бегала от одного диковинного предмета к другому. В карих глазах плясали радостные дьяволята...

Они проходили комнату за комнатой, а вещей не становилось меньше... И постепенно восхищённое любопытство девушки начало гаснуть... Чудеса больше не радовали. Расставленные на мраморных полках, они теперь напоминали дорогие декорации, на фоне которых люди будут исполнять свои роли. Валери понимала, что каждый камень здесь настоящий и золото самой высокой пробы, но что-то более важное, чем вещи, являлось в этом доме только игрой...

Она повернулась к Джейдену и увидела, что он смотрит на неё — как обычно тяжело и оценивающе.

— Здесь нет ничего интересного, — равнодушно произнёс он, беря её за руку.

И снова она шла за ним по бесконечным коридорам. И люди на портретах встречали её осуждающим шёпотом, а статуэтки смотрели мёртвыми золотыми глазами. В какой-то момент Валери почувствовала, что начинает задыхаться в этом холодном, искусственном месте, — и тут Джейден открыл одну из дверей.

Валери вошла и остановилась. Его комната была такой же декорацией, как и весь дом. Алый бархатный полог и алая партьера — казалось, цвет выбрали, чтобы хоть как-то согреть это холодное место...

— Как ты здесь живёшь?.. — Валери хотела пошутить, но смех получился натянутым.

Чтобы скрыть неловкость, она небрежно уселась на парчовое покрывало и принялась разглаживать складки.

Джейден остался стоять. Молчаливый и серьёзный, смотрел он на единственное, что было в этой комнате живым. Потом сел рядом на кровать и повернул к себе её лицо.

Валери побледнела. На краю сознания мелькнула мысль, что друзьям хватает рукопожатий... Друзьям не нужно касаться лица... Друзья... не целуют в губы...

Когда он отпустил её, она спросила, глядя себе в колени:

— Это что значит?

Не ответив, Джейден лёг на кровать, рассеянно глядя куда-то вдаль.

«Почему ты всегда молчишь, когда надо говорить?»

Друг — удобное, безопасное слово... У друзей почти нет возможности ранить тебя... У того, кто целует в губы, есть...

«Ну, скажи что-нибудь!.. Сделай так, чтобы у меня не было выбора!»

Но Джейден молчал и даже не смотрел на Валери, словно её выбор не имел к нему никакого отношения.

«Удобство и безопасность — для детей и стариков!.. Валери Дюран ничего не боится!»

Она наклонилась и поцеловала его. Потом отстранилась и посмотрела насмешливо: в глазах танцевали тёплые огни.

Губы Джейдена тронула улыбка. Он коснулся её щеки — и замер, увидев, как изменилось лицо Валери.

На левом запястье из-под рукава белой рубашки выглядывала змея.

Девушка дрожащими руками расстегнула пуговицы на манжете.

— Что это? — спросила она чужим, холодным голосом.

— Ты же умная, вот и догадайся... — улыбка стала злой.

— Я знаю, что это!.. — не слушая его, перебила Валери. — Я видела на чемпионате по квиддичу!.. Это знак тёмного волшебника!.. Я читала, в Англию вернулся тёмный волшебник!.. Это метка его слуг!.. Ты Пожиратель Смерти!..

— ...Ты слишком много читаешь... — вздохнул он.

— Как ты посмел? — Валери вскочила с кровати, словно он мог её испачкать. — Как ты посмел?! — она с ужасом коснулась своих губ. — Я тебя ненавижу!.. Ты слышишь, ненавижу!..

Она выбежала из комнаты, мечтая оказаться как можно дальше от этого проклятого места.

Пожиратель!.. Джейден — Пожиратель!.. Как те отвратительные существа на чемпионате по квиддичу, он будет пытать людей, в жилах которых течёт немагическая кровь. И над ней... Над ней он тоже станет издеваться. Потому что все Пожиратели делят мир на чистокровных волшебников и грязнокровок. Первые — сверхлюди, вторые не достойны даже человеческой смерти!..

Зачем она только согласилась на ту поездку?.. Почему вместе со всеми не ходила по скучным музеям Амстердама?.. Почему послушала Карла с его утопическими истинами?..

Валери, словно обезумевшая, металась по замку, пытаясь найти выход, но всё больше путалась в лабиринте длинных коридоров. Выбившись из сил, она устало опустилась на холодные ступени лестницы и прислонилась лбом к мраморным перилам.

Что с ней случилось?.. Как она позволила превратить свою жизнь в этот бред?.. Должно быть, она сама сошла с ума!.. Зачем ей понадобился этот сумасшедший?!

Сила... Ей нужна была его сила... Когда рядом находился Джейден, она чувствовала, что может почти всё...

А ведь ему тоже... Тёмному магу тоже нужна сила Джейдена. Поэтому он и позвал его... Так в чём же разница между ними?..

Пожиратели делят мир на чистокровных волшебников и маггловских выродков. Она делит мир на «хороших» и Пожирателей... Так в чём же разница?..

— Выход в конце коридора направо, — произнёс над ней спокойный голос. Джейден стоял на верхних ступенях лестницы, опершись на перила. Его поза выражала полное безразличие, и только лицо было бледнее обычного.

Теперь она знала, как уйти, но продолжала сидеть, а он продолжал молча смотреть на неё.

«Скажи, что ты раскаиваешься!.. Скажи, что больше никогда не вернёшься к тем людям!.. Скажи, что ещё никому не причинил вреда!..»

Но Валери видела, что Джейден не раскаивается. Свой страшный выбор он несёт с гордостью и будет возвращаться к тёмному волшебнику столько раз, сколько прикажет его искалеченная этим мёртвым домом совесть. Он будет пытать людей так, как тот человек пытал его сестру... Уже не из мести... А потому что таков закон жизни... Потому что жизнь — это пытка...

— Я тебе зачем?.. — глухо проговорила она.

— Ты не похожа на других, — ответил Джейден.

— Потому что живу в нищенском приюте, а не во дворце, как твои подруги? — она горько усмехнулась.

— Большинство из них не остановила бы змея на моём запястье, — серьёзно проговорил Джейден.

Валери молчала, разглядывая мраморные ступени, потом подняла голову:

— А если меня это тоже не остановит?

— Значит, ты точно не похожа на других.

Девушка поднялась и облокотилась на перила, губы вдруг тронула насмешливая улыбка:

— Выходит, я в любом случае в выигрыше.

— Наоборот, — ещё более серьёзно проговорил Джейден.

Валери смотрела в его бледное, напряжённое лицо — и на какое-то мгновение ей показалось, она видит своё будущее — яркое и горькое...

Она откинула со лба волосы и сказала с улыбкой:

— А мне никогда не везло!..

По улицам Лондона шла невысокая девушка в полинявших джинсах. В лицо ей светило солнце, но она не замечала его. Эйфория испарилась, уступив место тоске и страху... Будущее утратило яркость, осталась только горечь...

«Что, если я ошиблась?.. Что, если нужно было бежать от него?..»

Рядом с Джейденом она ощущала в себе силы выдержать презрительные взгляды строгих людей с портретов, уничтожить всех змей и всех тёмных волшебников. Без него страшными становились призраки его собственной души... Даже если она победит тёмных волшебников, что ей делать с его тьмой?..

Валери обещала никому не рассказывать о Тёмной метке и собиралась сдержать обещание. Но одному человеку она должна была рассказать. Это не было предательством, просто иначе она не могла...

В заросшем саду было тихо, летняя жара заставила всех попрятаться. Только одна девочка сидела под деревом и читала книгу, водя пальцем по страницам. Услышав звук шагов, девочка подняла голову, и Валери увидела, что она слепая.

— ...Привет!.. — постаралась беззаботно произнести девушка.

— Валери? Это ты, Валери? — Софи поднялась и шагнула вперёд. Ветви дерева, словно повинуясь внезапному ветру, закачались, скрывая её от солнца.

— ...Да... — ответила она, почему-то смутившись. — Ты, правда, запоминаешь голос человека, даже если слышала его только раз?.. Карл рассказывал, но я подумала, он преувеличивает...

— Господин Фейн говорит, что у меня хороший слух, — Софи застенчиво улыбнулась.

Валери не интересовало, кто такой господин Фейн.

— А где Карл? — спросила она.

— Он сейчас придёт. Или хочешь, я его позову? — Софи шагнула вперёд, туда, где старая ветла уже не могла её защитить.

Чьи-то руки мягко вернули её обратно в тень дерева.

— Здравствуй, Валери, — сказал Карл.

Валери смотрела на него, обнимающего Софи, и чувствовала, как её заполняет зависть. Карлу повезло. Конечно, Софи слепая, но для него это не проблема. У них всё будет хорошо... А она даже не знает, переживёт ли Джейден следующий год...

— Мне нужно поговорить с тобой, — сказала она. Хмурый взгляд говорил, что разговор этот не для ушей магглов.

— Я скоро вернусь, — ласково сказал Карл Софи. Та послушно кивнула и вернулась к своим картонным тетрадям.

Быстрым взглядом окинув ветви дерева, Карл пошёл за Валери, которая медленно брела в противоположный конец сада.

— Что случилось? — тихо спросил он.

Валери почувствовала укол совести: она всегда приходила к нему, когда ей было что-то нужно. Но сильнее угрызений совести она ощущала страх и боль, и Карл должен был исцелить её от боли.

— Я сделала, как ты сказал... Тогда, зимой... Я передала Джейдену твои слова... Мы нашли море... и его мать... Откуда ты узнал?..

— Я видел её в озере... — произнёс юноша, с трудом возвращаясь к тем воспоминаниям. — Она повторяла имя, которое я уже не мог различить... Ты рассказала о матери Джейдена, и я вспомнил...

Валери рассеянно кивнула.

— Мы потом начали общаться... — она не знала, в каких словах передать эти полгода. — Я думала, что смогу с ним дружить... Как с тобой и близнецами... Но у меня не получилось...

— Это хорошо? — спросил Карл.

— Нет... Не знаю... — она всё пыталась придумать, как объяснить ему, а потом отвернулась и сказала глухо. — Джейден — Пожиратель Смерти!.. Я видела у него на руке змею!.. Такую же, как на чемпионате по квиддичу!..

Карл остановился.

— ...Что ты думаешь? — спросила Валери, боясь посмотреть ему в глаза.

— Важно, что думаешь ты, — ответил юноша.

— Не знаю!.. Я не знаю, что думать!.. Я думаю то одно, то другое!.. У меня внутри никогда не было столько мыслей! Они разрывают меня!.. Джейден — преступник! Зачем только он связался с этими чудовищами?!

— Валери, человек может ошибиться... Иногда ему ничего не остаётся, как совершить ошибку...

— Ты оправдываешь его?

— Не оправдываю, — во взгляде Карла появилась несвойственная ему строгость, голос стал жёстким. — Он сделал свой выбор, за который ему придётся отвечать до конца жизни. И если ты решишь остаться, ты разделишь с ним эту ответственность. Теперь выбор за тобой. Но помни, однажды дав слово, ты должна будешь держать его до конца жизни. Потому что, если ты предашь его, ты совершишь преступление не менее тяжкое, чем то, которое совершил Джейден.

— Как страшно ты говоришь... — прошептала Валери.

— Ты хотела знать моё мнение... — голос его стал тише, а черты лица смягчились.

— Да, да... На самом деле я уже решила... Просто хотела поговорить с кем-то, кто не будет считать моё решение сумасшествием...

— Я никогда не считал тебя сумасшедшей, — он улыбнулся.

— Знаю, — она тоже улыбнулась. — Спасибо... Не рассказывай никому о Джейдене, хорошо?.. Ни Софи, ни своим преподавателям.

— Не волнуйся, я не могу рассказать о нём, даже если бы хотел.

— Почему? — настороженно спросила Валери.

— Поэтому, — проговорил Карл, поднимая рукав.

На солнце его кожа казалась почти прозрачной, и угольно-чёрные линии напоминали шрамы. Валери невольно подалась вперёд, словно не веря своим глазам, потом резко отпрянула.

— Что это?.. — она вдруг почувствовала, что ей не хватает воздуха. — Этого же не может быть!.. Только не у тебя...

— Теперь ты можешь посчитать ложью всё, что я говорил раньше, — сказал Карл, опуская руку. — Но в любом случае, ты должна слушать себя.

Валери стояла, не двигаясь, будто раздавленная увиденным.

— Прости, что расстроил, — он грустно улыбнулся.

Она пробормотала что-то, потом медленно пошла прочь... Опущенные плечи дрожали. Метка на руке Карла стала лучшим оправданием для Джейдена, потому что теперь Валери знала точно: Карл не забыл те её злые слова...

Конец лета выдался прохладным и дождливым. Разглядывая в закопчённые окна туман, Карл радовался, что сюда ему не пробраться. Огонь камина наполнял гостиную мягким теплом, и притаившиеся за стёклами тени, казалось, принадлежали другому миру.

Карл вспоминал свои первые ощущения от этого места, но, странное дело, теперь оно не казалось ему ни мрачным, ни страшным. В книге Альфреда фон Дитриха упоминались слова другого немецкого поэта Райнера Мария Рильке: «Нас окружает то, что внутри нас», — и сейчас юноша понимал, насколько верными они были.

Несмотря на тяжесть прошлого, несмотря на будущее, которое с каждым днём становилось всё мрачнее, он, наверное, впервые в жизни просыпался по утрам с ощущением тихой, смиренной радости. Трудности больше не давили на плечи непосильной ношей, а были тем, с чем просто нужно найти способ справиться.

Сейчас больше всего Карла беспокоил новый план Тёмного Лорда. Разгневавшись на Люциуса Малфоя за неудачу с Пророчеством, он заставил его расплатиться сыном, на запястье которого теперь тоже жила чёрная змея. Драко, так горячо желавший получить этот знак, думая, что он подарит ему силу и власть, всегда отличавшие его род, напоминал загнанного зверя. Тёмный Лорд оставил ему только один путь к спасению — убийство. Шестнадцатилетний мальчик должен был убить Альбуса Дамблдора.

После заседания в библиотеке Джейден сказал Карлу со своей обычной прямотой:

— Он не сможет.

Карл и сам понимал, что Тёмному Лорду просто нужен повод унизить семью лорда Малфоя. Он часто вспоминал слова профессора Снейпа: «Он заставит вас убивать!..» Его Тёмный Лорд не заставил, но приказал совершить убийство другому. Тому Реддлу доставляло удовольствие наблюдать за обречённым рвением Драко, нравилось смотреть, как дрожит от страха за сына Нарцисса Малфой. Упиваясь их болью, он меньше ощущал свою.

Карл понимал это и, отдавая ему силу, пытался передать свет, который ощущал внутри. Но весь свет гас в тёмных глубинах души Тома Реддла.

Удивительно, но радость, поселившаяся в Карле, оказалась лучшей защитой, чем воспоминания о предательстве. Юноша часто чувствовал, как волшебник касается его мыслей, но, найдя там только тишину и покой, уходит, словно обжёгшись.

Конечно, и тишина, и покой не могли стать до конца правдой — через слишком многое он прошёл по дороге к ним, через слишком многое ещё предстояло пройти — но это было начало...

Сегодня после урока окклюменции он не пошёл в свою комнату, а профессор Снейп, занятый подготовкой документов к новому учебному году, сделал вид, что не заметил этого.

Забравшись на старенький диван, Карл выводил аккуратные буквы в свитке с бесконечно длинным домашним заданием по зельеварению. За пять лет в магической школе он так и не избавился от привычки писать шариковой ручкой. Учителя сердились, но предпочитали получить хоть какую-нибудь контрольную, чем вообще никакой. Профессор Снейп, наверное, тоже рассердится...

Карл посмотрел на него, сидящего за столом, — и быстро опустил глаза. Юноше почему-то казалось, что он крадёт у судьбы это короткое счастье, и он боялся, что судьба заметит кражу...

Взяв очередной документ, профессор Снейп заметил пустые строки напротив его фамилии.

— Какую специальность вы выбрали? — спросил он, не поднимая головы.

— ...Вообще-то я собирался остаться в обычном мире, — смутившись, ответил Карл. — Я хотел попробовать поступить в университет... Научиться что-нибудь строить... Дома или, может быть, мосты... — ему очень хотелось почему-то научиться строить именно мосты. Он часто представлял их — тонкие и хрупкие, соединяющие берега реки, разные города, страны... — Но в волшебном мире мне, наверное, нужно стать кем-то вроде целителя, да?.. — он нерешительно посмотрел на профессора.

— Для целителя у вас недостаточно высокие баллы по зельеварению, — заметил Северус Снейп.

— Я очень постараюсь!.. Я буду заниматься дополнительно...

— Нет уж, увольте!.. — на его лице отразился притворный ужас.

Карл смущённо улыбнулся.

За окнами дома в конце Паучьего тупика стелился туман. И чёрный ворон своим человеческим сердцем слышал его серый шёпот. Сидя на книжной полке, он тяжёлым взглядом смотрел на этих странных людей, строящих планы на будущее, которого, может быть, ни у одного из них не было.

— А можно мне почитать ваши книги по зельеварению? — набравшись смелости, спросил Карл.

— ...Можно, — разрешил профессор, видимо, решив, что от чтения книг ущерба будет меньше, чем от дополнительных занятий.

— Спасибо! — Карл аккуратно сложил на диване своё домашнее задание и подошёл к высоким полкам, растерянно глядя на длинные ряды томов.

— Возьмите вон ту, в зелёном переплёте, на третьей полке сверху.

— Спасибо!..

За окном послышался тихий шорох. Карл приоткрыл ставни и увидел сову, держащую в клюве письмо.

— Здесь ничего не написано, но, наверное, это для вас, — Карл передал профессору конверт.

Северус Снейп вскрыл его, произнёс заклинание и быстро пробежал глазами появившиеся строки.

— Это от Дамблдора, — сказал он, вставая. — Если вернётся Петтигрю, скажете, что я на совещании в Хогвартсе.

— Хорошо, — послушно ответил юноша.

Когда профессор ушёл, Карл вернулся с книгой на диван и начал читать, надеясь, что найдёт здесь ответы на вопросы из домашнего задания.

Через час в дом, тяжело пыхтя, ввалился Питер Петтигрю, волочивший за собой пакеты с едой и ингредиентами для зелий. Бросив сумки у двери, он опасливо огляделся вокруг.

— Профессор Снейп уехал на совещание в школу, — сказал Карл.

Во взгляде Петтигрю промелькнуло облегчение.

— Давайте я помогу отнести это на кухню, — предложил юноша.

Облегчение сменилось подобострастной улыбкой.

— Спасибо!.. Добрый мальчик хочет помочь Питеру!.. Спасибо!.. — он говорил и низко кланялся, думая, что только так может заслужить хорошее к себе отношение.

Карл вздохнул и взял пакеты с едой. Перенеся покупки на кухню, он вернулся в гостиную. Питер Петтигрю сидел на стуле, потирая запястье там, где живая часть руки соединялась с металлической.

— Вам больно? — тихо спросил Карл.

— ...Нет-нет!.. Совсем не больно!.. — забормотал Питер, боясь, что юноша донесёт Тёмному Лорду, будто слуга не доволен подарком господина.

Карл подошёл и накрыл запястье своей ладонью. В глазах Питера отразился страх, а потом вдруг изумление, словно он что-то впервые увидел в глубине своей души...

— Что ты себе позволяешь, Хвост?! — раздался резкий голос у них за спиной.

Петтигрю отдёрнул руку, испуганно глядя на Северуса Снейпа.

— Профессор, я сам... — начал было Карл.

— Замолчите! — перебил Северус.

— Но...

— Я сказал, замолчите!.. И возвращайтесь в свою комнату!

Карл с жалостью посмотрел на Питера, взял книгу, свиток и побрёл в комнату.

Неужели профессор так рассердился из-за того, что он пытался помочь мистеру Петтигрю?.. Но ведь в конце концов это его жизненная сила, и он сам имеет право решать, кому её отдавать... Или что-то случилось в Хогвартсе?.. Интересно, что сказал ему директор?..

Ответов Карл не знал, а профессор ничего не говорил. У него становилось всё больше дел, даже занятия окклюменцией пришлось отменить. Юноша попробовал напомнить об уроках, но Северус Снейп ответил коротко: «Не сейчас».

Карл почти всё время проводил в своей комнате, читая книги по зельеварению. Однажды, когда он читал, в дверь постучали.

— Хвост! — донёсся раздражённый голос Северуса Снейпа. — Не слышишь, к нам гости!

Воспользовавшись ситуацией, Карл вышел из комнаты:

— Я открою.

— А вам кто разрешил... — начал он и замолчал, увидев на пороге Нарциссу Малфой. — Нарцисса!.. Какая приятная неожиданность.

— Северус, можно мне с тобой поговорить? Это очень срочно, — взволнованно произнесла женщина.

— Ну, разумеется!

Нарцисса неуверенно шагнула в дом, за ней, подозрительно глядя по сторонам, вошла Белатрисса Лестрейндж.

— Оставьте нас одних, — приказал Северус Карлу.

Юноша направился в свою комнату.

— Не туда, — остановил его Северус и кивком указал на входную дверь.

Карл нахмурился, но подчинился.

Бредя по берегу грязной реки, юноша думал о том, что за странные секреты у профессора с леди Малфой и её сестрой. Почему он не позволил ему остаться?.. Ведь и так понятно, зачем пришла Нарцисса. Наверняка она хочет попросить профессора защитить Драко от гнева Тёмного Лорда... И к чему делать из этого такую тайну?.. Ладно, если профессор хочет, он тут может до вечера гулять!..

Но до вечера гулять не пришлось. Подходя к заброшенной фабрике, он увидел двух сестёр. Нарцисса Малфой что-то радостно шептала Белатриссе, брезгливо оглядывающей унылые окрестности.

«Значит, можно возвращаться», — подумал Карл.

Тут Белатрисса Лестрейндж заметила его. На губах женщины появилась нехорошая улыбка.

— Нет, Белла, не надо! — Нарцисса Малфой схватила её за руку, пытаясь остановить.

— Перестань! — она оттолкнула сестру. — Я слишком долго этого ждала!..

Белатрисса подошла к Карлу и спросила, продолжая улыбаться:

— Ты ведь хочешь знать, о чём мы говорили с Северусом?

— ...Профессор сам мне расскажет, — произнёс Карл не очень уверенно.

— Он не расскажет. А я могу рассказать... Моя сестра попросила его сделать что-то плохое... очень плохое. И, представляешь, он согласился...

Белатрисса выпрямилась, гордая и удовлетворённая. Наконец-то она победила: теперь в его глазах были и боль, и страх.

— Ты умный мальчик, дальше догадаешься сам, — произнесла она с холодным презрением. Потом повернулась и пошла за сестрой.

Словно очнувшись, Карл побежал назад в дом, по дороге чуть не столкнувшись с Питером Петтигрю, которого, похоже, тоже выгнали.

Рывком открыв дверь, он крикнул почти с порога:

— Зачем они приходили?

— Мне кажется, это мой дом, и вопросы здесь задаю я, — холодно заметил Северус Снейп.

Но Карла уже не волновали приличия.

— Чего они хотели? — спросил он, пытаясь прочитать ответ в ничего не выражающем взгляде профессора. — Что они попросили вас сделать?

— Вы подслушивали?! — бледное лицо Северуса Снейпа исказилось от гнева.

— Нет!.. Белатрисса Лестрейндж сказала... Сказала, что леди Малфой попросила вас о чём-то очень плохом... Она попросила вас... убить Альбуса Дамблдора? — Карл сам боялся произносимых им слов.

Северус, не ответив, подошёл к столу и стал разбирать какие-то бумаги.

— Вы ведь не собираетесь этого делать, правда? — осторожно спросил Карл.

Северус молчал, словно не слыша его.

Профессор — член Ордена Феникса... Он не может убить директора... Но в глазах Нарциссы Малфой после разговора с ним появилась надежда. Зачем бы он стал её обманывать?.. Ведь отказ ничем не грозил ему...

— Вы не можете убить его!.. — с нажимом произнёс юноша. — Вы согласились, чтобы спасти Драко?.. Но можно же найти другой способ!.. Я найду другой способ, только, пожалуйста, не делайте этого! Это погубит вас!..

Профессор по-прежнему небрежно перебирал свитки, не глядя на Карла.

— Я всё расскажу директору! — в отчаянии крикнул юноша. — Он остановит вас!.. Я обязательно ему расскажу!..

— Рассказывайте, — с кривой улыбкой проговорил Северус Снейп, — уверен, он сильно удивится...

Он не знал, зачем сказал это — само как-то вырвалось. Уже начав говорить, он пожалел о своих словах. Оставалось надеяться, что мальчишка не обратит внимания... Но нет, глаза стали большие, как у напуганного ребёнка... Значит, заметил...

— Что это значит?.. — растерянно пробормотал Карл. — Директор знает, что вы собираетесь убить его?.. Но леди Малфой ведь только сейчас вас попросила... Откуда он может знать?..

— Вас это не касается.

— ...Он что, сам попросил вас убить его? — медленно выговорил юноша.

Северус Снейп поднял на него пустой взгляд, и Карл понял, что не ошибся.

— Этого не может быть!.. Это бред!.. Он сошёл с ума!.. Это не выход!..

— Прекратите истерику, — резко произнёс Северус Снейп.

Карл сжался, испуганно глядя на профессора.

— Это не выход... — сдавленно пробормотал он. — Убивать нельзя... Это погубит вас... Разве он не понимает?..

— Возвращайтесь в свою комнату и продолжайте занятия. Никому не рассказывайте об этом, вы поняли?

Карл отрицательно замотал головой.

— Идите, — коротко приказал профессор.

Карл дошёл до комнаты и лёг на кровать. Потолок давил на него, а крошечный кусочек неба в окне заполнили тяжёлые тучи. Что же делать?.. Что ему делать?.. Профессора не переубедишь. Он упрям и, если уж решил, что должен сделать что-то, то непременно сделает. Даже если это будет стоить ему жизни...

Но откуда у директора такая безумная идея?.. Даже если Драко не выполнит приказ, Тёмный Лорд вряд ли убьёт его. Накажет — да, но не убьёт... И вообще — что за внезапная забота о студенте Слизерина, да ещё и враге Гарри Поттера?.. Поздно он решил заботиться о нём... Нужно было раньше, пока на руке у Драко не было Тёмной метки...

Среди Пожирателей у Малфоев есть друзья... Ну, не друзья, но люди, которые могут помочь. Вот он поможет, и Джейден... Если попросить Джейдена, он тоже защитит Драко... Нужно объяснить это директору... Он должен понять!.. Даже Том Реддл признаёт, что Дамблдор — великий волшебник. Он должен понять!..

Карл едва удержался, чтобы немедленно не побежать в школу. Но потом остановил себя: вряд ли профессор собрался убивать директора сейчас, а его раннее возвращение в Хогвартс выглядело бы странно. Он подождёт... А потом поговорит с директором... И директор всё поймёт, обязательно поймёт...

На город опускались сумерки, и тени, притаившиеся под окнами, медленно просыпались... Огни фонарей уже не могли их прогнать...

Карл видел знакомые улицы и вспоминал, как несколько месяцев назад шёл здесь, ещё не зная, куда и зачем идёт...

Теперь в сердце снова вернулись тоска и страх...

Выслушает ли его директор?.. Согласится ли избавить профессора от страшного обещания?.. А если нет?.. Что тогда делать?.. Что он может сделать?..

За ответами он пришёл в этот неприметный трактир. Посетителей тут было немного. Занятые свои делами, они не обращали на юношу внимания.

Найдя взглядом нужного ему человека, Карл подошёл к столу у окна и тихо спросил:

— Можно мне сесть рядом с вами?

— Пустая чаша на столе — плохая примета, я буду рад, если ты разделишь со мной этот вечер, — проговорил Дала Вонгса.

Карл опустился на деревянную скамью напротив него.

Волшебник налил в небольшую пиалу чай из глиняного чайника и протянул юноше.

— Спасибо, — Карл сделал несколько глотков. Напиток был мутно-зелёного цвета и на вкус напоминал табак, но прекрасно утолял жажду и придавал сил.

— Похоже, тебе стало лучше с момента нашей последней встречи, — сказал волшебник, внимательно глядя на Карла.

— Да... — сдержанно ответил юноша. — Спасибо вам за те слова...

Дала Вонгса кивнул.

— Но я вижу в твоих глазах боль... — продолжил он. — У нас говорят: «Цветы распускаются от солнца, человек расцветает от боли...» Но слишком много солнца губит ростки так же, как слишком много боли уничтожает человека...

— На чемпионате по квиддичу и в прошлый раз вы назвали меня Королём Звезды, — тихо произнёс Карл. — Это имя что-нибудь значит?

— Все имена что-нибудь да значат, — спокойно ответил волшебник.

— Мне нужно знать, кто я...

— Трудный вопрос... Многие ищут ответ на него целую жизнь, но так и не находят. Ты же не ждёшь, что я отвечу тебе сейчас?

— Но вы ведь знаете!..

— Я не предсказатель и не гадалка. Я знаю только то, что вижу в твоих глазах... А если ты хочешь узнать о значении своего имени, спроси того, кто тебе это имя дал.

— ...Нет... — произнёс юноша, опустив голову. — Этого я сделать не могу...

— Тогда и я не могу помочь.

— Но мне нужно... Нужно понять, зачем я... что я могу!..

— Ты ещё не знаешь, кто ты, а уже спрашиваешь, зачем.

— Простите, — Карл опустил голову. — Наверное, я всё это придумал себе...

— И ты прости меня. Надеюсь, к следующей встрече ты будешь знать больше, и наша беседа получится более содержательной. А теперь мне пора... Меня ждёт долгая дорога...

— Вы уезжаете? — удивился Карл. — Но вы ведь знаете!.. — он огляделся по сторонам и продолжил шёпотом. — Вы ведь знаете, что произошло в Англии!.. Разве вы не останетесь здесь?..

— Никогда не думай, что твоя битва единственная, Король Звезды! — строго сказал волшебник. — Посмотри и прислушайся!.. В каждом сердце идёт великая война с болью, ненавистью, страхом!.. И ни одно сражение не важнее другого!

Карл обречённо опустил голову на руки. Он попробовал освободиться от мыслей, как делал это на занятиях окклюменции. И постепенно почувствовал, как сознание начинают заполнять голоса.

Волшебнице в потёртой мантии не хватало денег, чтобы купить ребёнку учебники... Мужчина за соседним столом напивался, пытаясь забыть, что сегодня день его рождения... Женщину-официантку снова избил муж, но вечером она, как обычно, пойдёт домой, потому что больше ей некуда идти...

В трактир вошёл калека и стал просить милостыню. Волшебница протянула ему мелкую монету. Кто-то покачал головой и пробормотал: «Бог поможет...»

Дала Вонгса, уже собиравшийся уходить, вдруг остановился и посмотрел на юношу.

— Пожалуй, одну сказку я могу тебе рассказать, — сказал он, снова садясь напротив Карла. — Она о вашем Боге...

Однажды Человеку приснился сон. Он оказался на пустынном морском берегу и увидел там Бога. На песке, ещё не тронутом приливом, виднелись две цепочки следов.

— Чьи это следы? — спросил Человек.

— Одни принадлежат тебе, другие — мне, — ответил Бог.

Человек медленно пошёл вдоль берега, и в этих следах узнавал дни своей жизни. Радости, невзгоды, печали — всё отпечаталось здесь. Но, странное дело, в минуты боли и отчаяния, на песке каждый раз оставалась только одна цепочка следов.

Тогда Человек поднял на Бога полные печали глаза и спросил:

— Почему Ты покинул меня? Когда я больше всего нуждался в Тебе, Ты покинул меня!.. Посмотри — когда я страдал, на песке оставались только одни следы!.. Почему, Господи?

— Потому что тогда я нёс тебя на руках...

Дала Вонгса замолчал, а потом сказал:

— Поразмысли над этой историей, Король Звезды.

— ...Я бы хотел, чтобы наш Бог был похож на Бога из вашей сказки, — глухо произнёс Карл. — Но я думаю, Бог или один для всех, или Его вообще нет... Софи Йорк — слепая девочка из приюта, где я вырос, она сказала, что молилась за меня и просила Бога, чтобы Он помог мне. Софи думает, меня спас Бог. Но, знаете, весь этот год рядом со мной не было Бога!.. Это Софи несла меня на руках!.. И теперь я должен научиться... Я должен научиться нести на руках тех, чья боль слишком сильна, чтобы они могли идти!..

Карл встал и, попрощавшись, вышел из трактира.

Дала Вонгса посмотрел на пиалу с недопитым чаем, потом сказал тихо и печально:

— Вот и ответы на твои вопросы, Король Звезды...

Глава 37. Бог усмотрит Себе агнца для всесожжения

Последние августовские дни Карлу пришлось провести в приюте. После ухода Бена он оказался самым старшим из ребят, поэтому его попросили присмотреть за детьми, когда к Джесси приедут её новые родители.

Усыновление (или удочерение) было, пожалуй, главным событием в жизни маленьких обитателей приюта, но реагировали они на него по-разному. Кто-то радовался удаче, улыбнувшейся его товарищу, кто-то, наоборот, завидовал счастливчику.

Вот и теперь приют напоминал растревоженный улей: все бегали туда-сюда, махали руками, кричали. Только Джесси, притихшая, сидела на своей кровати, аккуратно расправив складки нового, в кружевных оборках платья. Ей нравились красивые вещи и люди. Когда воспитатели заходили с детьми в магазин, девочка находила самый нарядно одетый манекен в пышном парике, хватала его за руку и кричала:

— Это моя мама!..

Воспитательницы, чувствуя себя неловко перед продавцами, ругали её, приказывали отпустить манекен. Но Джесси с несвойственной для ребёнка силой держалась за пластмассовую руку, крича:

— Нет, это моя мама!.. Я хочу остаться с мамой!..

После этого Джесси перестали водить по магазинам.

Теперь девочка подросла и знала, что пластмассовые мамы отличаются от настоящих. Аккуратно расправив на постели подол кружевного платья, она со спокойной гордостью смотрела на бегающих детей и ждала, когда за ней придёт самые настоящие родители.

Чтобы как-то успокоить разбушевавшихся малышей, Карл начал рассказывать им сказки. Дети мигом притихли и с удивлённой радостью окружили вернувшегося сказочника. Только маленький Клайв повернулся к Джесси и сказал, обиженно и зло:

— А тебе Карл больше не будет рассказывать волшебные истории!

Джесси расплакалась. Пришлось объяснить ей, что люди — не важно, на каком расстоянии друг от друга они находятся, — могут встретиться во снах. И во сне он обязательно расскажет ей сказку.

— Это правда! — пропищала из своего уголка малышка Сьюзи. — Я видела Карла во сне!.. Он говорил с невидимой лошадкой!..

— Как же ты увидела эту лошадку, если она «невидимая»? — усмехнулся Тэд.

— А во сне всё по-другому! — уверенно сказала Сьюзи. — Во сне всё видишь!..

— Ну, ты и выдумщица!..

Погрузившись в заботы обитателей приюта, Карл почти лишился свободного времени. Каждую минуту нужно было кого-то выслушать, пожалеть, развеселить... И он радовался этим минутам. Но одновременно с радостью сердце сжимало странное чувство...

Тоска по дому... Словосочетание, которое для большинства брошенных детей остаётся только строчкой в словаре, — читай-не читай, смысла не поймёшь...

Он провёл там всего два лета...

Наверное, он не имел права, но он скучал... По кровати, скрипящей при каждом движении... По квадрату неба в окне, куда покосившаяся труба фабрики выдыхает чёрные облака, похожие на драконов, единорогов, китов... По длинным рядам полок, заставленных старыми пыльными томами... По вздохам Питера Петтигрю, гремящего посудой на кухне... По человеку, читающему книгу за столом...

Вечерами, когда все сказки были рассказаны и дети уже встречались с их героями во сне, Карл пристально смотрел во тьму за стёклами, пытаясь сквозь неё дотянуться до своего профессора, но сил не хватало — и тонкая линия гасла в небе над городом... Юноша бессильно опускал голову. Потом открывал новую книгу в потрёпанном переплёте и читал почти до утра, пытаясь найти следующий ответ...

В этот день Карл тоже почти не ложился. Когда на востоке показалось бледное, в лентах тумана, солнце, он собрал свой небольшой багаж и кивком указал ворону на клетку.

Рабэ презрительно отвернулся.

— Все магические животные путешествуют в клетках, — хмуро произнёс Карл.

«Я не магическое животное!» — раздался внутри него сварливый голос.

Карл молча ждал, делая вид, что не слышит его.

Ворон нехотя подчинился.

Юноша почти жалел, что забрал его у Тёмного Лорда. Сейчас, идя по безлюдным улицам и чувствуя, как большая металлическая клетка больно бьётся об ноги, он ощущал только тяжесть этой, казалось бы, бесполезной ноши...

Восток медленно наливался алым, и туман белыми бинтами пеленал раненый город... Изредка тишину нарушал шум машины или звук метлы старого дворника...

У церкви Карл остановился немного передохнуть. Из приоткрытых дверей доносился голос священника, читающего проповедь:

«...Бог искушал Авраама и сказал ему: Авраам! Он сказал: вот я.

Бог сказал: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе.

Авраам встал рано утром, оседлал осла своего, взял с собою двоих из отроков своих и Исаака, сына своего; наколол дров для всесожжения, и встав пошел на место, о котором сказал ему Бог.

На третий день Авраам возвел очи свои, и увидел то место издалека.

И сказал Авраам отрокам своим: останьтесь вы здесь с ослом, а я и сын пойдем туда и поклонимся, и возвратимся к вам.

И взял Авраам дрова для всесожжения, и возложил на Исаака, сына своего; взял в руки огонь и нож, и пошли оба вместе.

И начал Исаак говорить Аврааму, отцу своему, и сказал: отец мой! Он отвечал: вот я, сын мой. Он сказал: вот огонь и дрова, где же агнец для всесожжения? Авраам сказал: Бог усмотрит Себе агнца для всесожжения, сын мой...»

Карл взял клетку и пошёл дальше.

«На этого Бога вы хотите быть похожим, директор?» — с горечью подумал он.

Добравшись до вокзала Кингс-Кросс, Карл быстро преодолел барьер, но, оказалось, пришёл слишком рано. Поезд ещё не подали под посадку. Опустившись на скамейку, юноша стал ждать.

Интересно, как добирается до Хогвартса профессор Снейп?.. Вряд ли на поезде... Но раньше ведь, как и все студенты, он ездил в нём... О чём он думал, сидя у окна?..

— Кажется, вы тоже пришли слишком рано? — сказал полноватый лысый мужчина в клетчатом костюме. — Разрешите присесть рядом?

— ...Да, конечно, — ответил Карл, двигаясь.

— Интересная у вас птица, — заметил мужчина, кивком указав на клетку.

— Его зовут Рабэ.

— По-немецки это означает «ворон». Вы привезли его из Германии?

— Нет, — коротко проговорил Карл, которого начала немного раздражать назойливость незнакомца. Но, не желая, чтобы его ответ выглядел слишком грубо, всё-таки добавил. — Я нашёл его здесь.

— Любопытно...

Карл не понял, что он считает любопытным, но спрашивать не стал.

— Вы, наверное, гадаете, кто я? — спросил мужчина с довольной улыбкой.

— Новый преподаватель, — ответил Карл. И произнёс уже про себя: «Судя по возрасту!.. Если вы, конечно, не оставались лет пятьдесят на второй год...»

— Верно, — снова улыбнулся мужчина. — Какой догадливый мальчик!

«И, наверняка, будете преподавать нам защиту от Тёмных искусств... Так как мы лишились профессора Амбридж...»

Тут раздался звук подъезжающего состава.

— Ну, мне пора, — сказал мужчина, вставая. — Уверен, мы скоро встретимся!

«Конечно, я не планирую прогуливать занятия, особенно Защиту!» — взглядом сказал ему Карл.

Но встретиться со странным незнакомцем юноше пришлось раньше, чем он прибыл в Хогвартс. Какой-то незнакомый мальчик, наверное, первокурсник постучал в купе и спросил:

— Вы Карл Штерн?

— Да...

— Это просили передать вам, — он сунул ему свиток и убежал.

С удивлением развернув послание, Карл обнаружил там следующее:

«Карл!

Я буду очень рад, если Вы разделите со мной обед в купе «Ц».

Искренне Ваш,

профессор Г.Э.Ф. Слизнорт»

Карл понятия не имел, кто такой профессор Слизнорт. Да и обедать ему не хотелось, но отказывать было невежливо.

— Меня пригласили на обед к профессору, — хмуро сказал он ворону, поставил клетку так, чтобы она не упала, если поезд резко затормозит, потом вышел из купе, плотно закрыв за собой дверь.

Уже идя по коридору, Карл подумал, что, наверное, профессор Слизнорт — человек, которого он встретил на вокзале. Желание обедать с ним стало ещё меньше. А когда Карл увидел, сколько студентов приглашено на обед, окончательно пожалел, что согласился.

— Карл Штерн? — поприветствовал его профессор Слизнорт и хитро подмигнул, показывая, что ему заранее было известно имя своего недавнего собеседника. Затем он представил Карла остальным ученикам, при этом юноша ощущал себя экспонатом, по ошибке попавшим не на ту выставку.

Когда все гости были представлены друг другу, Гораций Слизнорт пригласил их к столу и начал щедро предлагать блюда из своих личных запасов, искусно вплетая в рассказы о достоинствах жареного фазана истории из личной жизни учеников.

Когда очередь дошла до Карла, профессор проговорил медленно, словно пытаясь вспомнить, почему пригласил его сюда:

— Вы ведь, кажется, участвовали в Турнире Трёх волшебников?.. И дошли до финала, продемонстрировав при этом удивительные способности... Например, превращение в синего кита!..

— Любой бы превратился во что-нибудь, если бы его, не умеющего плавать, бросили в озеро, — сдержанно ответил Карл.

— Не скажите! — со смешком возразил Слизнорт. — Я вот однажды упал с большой высоты — и не превратился в птицу... Пришлось наколдовать себе что-то, похожее на парашют — так ведь магглы называют приспособление, чтобы летать?

— Парашют — приспособление, чтобы падать, — сказал Карл.

Гораций Слизнорт рассмеялся, показывая, что оценил шутку ученика.

— Говорят, вы несколько лет колдовали, пользуясь обычной деревяшкой, — продолжил он.

— Колдовал весьма неудачно.

— А теперь в вашей палочке частица Альфреда фон Дитриха. Тоже немецкое имя, кстати, — он хитро посмотрел на Карла.

Юноша молчал, нахмурившись. Он понимал, что, наверное, должен быть благодарен профессору, выделившему его из всех учеников школы, но вместо благодарности чувствовал неприязнь, словно Гораций Слизнорт раздевал его перед всеми.

— И ещё во время первого испытания, — продолжал Слизнорт, не обращая внимания на выражение лица юноши, — вам удалось... как бы это сказать, найти общий язык с драконом.

— Дракон — разновидность змеи. Умение говорить со змеями не такая уж редкая способность, — возразил Карл.

— Кстати, о тех, кто умеет говорить со змеями, — улыбка профессора Слизнорта стала шире, и он заговорил о Гарри Поттера.

Карл тысячу раз проклял свою вежливость, слушая бесконечные истории о членах организованного профессором Клуба Слизней, которые потом стали великими волшебниками. Оглядывая приглашённых, он сначала удивлялся, что не видит здесь Драко Малфоя, но потом подумал, что дети преступников, отбывающих наказание в Азкабане, автоматически исключаются из списка тех, кого ожидает великое будущее. Осознание этого не прибавило Горацию Слизнорту уважения в глазах Карла. И он испытал огромное облегчение, когда смог наконец покинуть купе «Ц».

Забрав Рабэ, юноша сошёл с поезда и направился знакомой тропинкой к каретам, запряжённым фестралами. Трясясь вместе с остальными студентами на каменистой дороге, он думал о том, что с началом войны эти животные станут видимыми для многих...

Но в Хогвартсе почти ничего не выдавало наступления тёмных времён. Волшебная шляпа также пела свои запутанные песни, первокурсники также расходились по четырём факультетам... Только вот директор... Правая рука его будто омертвела... Карл привстал, пытаясь разглядеть почерневшую плоть. Почему директор не позвал его?.. Наверное, это какое-то очень страшное заклинание, но он мог бы облегчить боль!.. Директор ему не доверят?.. От этой мысли Карлу стало грустно. Зачем он тогда нужен в Ордене Феникса?..

Между тем Альбус Дамблдор, прикрыв расшитым золотыми нитями рукавом раненую руку, произносил свою традиционную речь: рассказывал первокурсникам о правилах, представлял новых преподавателей.

— Профессор Слизнорт — мой бывший коллега, согласился снова преподавать у нас зельеварение.

Карл поражённо уставился на директора. Что он говорит? Какое зельеварение?! А как же профессор Снейп?

— Тем временем профессор Снейп возьмёт на себя обязанности преподавателя по защите от Тёмных искусств.

Защита от Тёмных искусств?.. Карл перевёл мрачный взгляд на Северуса Снейпа. В другой ситуации он бы первый радовался успеху своего учителя, наконец-то получившего желаемую должность. Но теперь это казалось дешёвой платой за убийство, которое он должен был совершить.

Сострадание, которое почувствовал Карл, увидев боль Альбуса Дамблдора, почти исчезло. Всё это время юноша надеялся, что директор передумает и откажется от своего безумного плана. Теперь он понимал, что директор не передумал и не отказался.

Альбус Дамблдор предупредил присутствующих о возвращении лорда Волан-де-Морта и попросил всех сохранять бдительность.

— Заклинаю вас — если заметите что-нибудь необычное или подозрительное в замке или за его пределами, немедленно сообщайте об этом кому-либо из преподавателей...

«Каждый год одно и тоже... — подумал Карл. — Вот сидит Драко Малфой, которому Тёмный Лорд приказал убить вас. По правую руку от себя вы посадили человека, которому сами приказали совершить убийство. Вот я, который пообещал служить и Тёмному Лорду, и вам... Ну, как?.. Не достаточно необычного или подозрительного?.. Только, что вы ответите, когда вам расскажут об этом?..»

Поднявшись вместе с остальными учениками, он пошёл к выходу, стараясь не терять из виду директора. Догнав Альбуса Дамблдора у его кабинета, Карл сказал, стараясь, чтобы голос звучал вежливо:

— Директор, могу я поговорить с вами?

— Уже поздно... — мягко ответил Альбус Дамблдор. — Вечер не лучшее время для серьёзных разговоров, а, судя по твоему лицу, нам предстоит именно такой разговор.

— Это очень важно!.. Пожалуйста, выслушайте меня!..

— ...Ну, хорошо, — согласился директор.

Они вместе поднялись по винтовой лестнице, и директор отворил дверь своего кабинета, приглашая Карла войти.

Юноша был здесь только раз, перед Святочным балом... Он пристально посмотрел на огненного феникса. Сидящая в клетке птица казалась противоположностью угольно-чёрного ворона.

— Слышал, ты привёз с собой Рабэ... Я правильно запомнил имя?

— ...Да, — ответил Карл. Почему-то все разговоры сегодня неизбежно возвращались к полковнику фон Дитриху. — Но я хотел поговорить о профессоре Снейпе... и о вашем плане...

Директор понимающе кивнул:

— Северус предупредил меня, что ты... достаточно эмоционально воспринял эту идею.

— Думаю, профессор смягчил реальность, — холодно заметил Карл. — Слово «достаточно» здесь не очень подходит... Директор, я понимаю, вы хотите защитить Драко, но можно найти другой способ!.. Тёмный Лорд вряд ли решит убить Драко, но даже если и так — я сделаю всё, чтобы остановить его. Я нужен ему, он послушает меня!.. И другие... мне помогут спасти Драко!

— Дело не только в Драко... — медленно произнёс Альбус Дамблдор.

— А в чём?

— ...После него Том всё равно прикажет Северусу убить меня...

— Пусть прикажет!.. Но это будет потом!.. Потом я буду говорить с ним, как сейчас говорю с вами!.. Пожалуйста, откажитесь от этой идеи!..

— Ты говоришь так, словно я прошу Северуса убить не меня, а себя...

— А вы думаете, он долго проживёт после вашей смерти? Мало того, что он рискует каждый раз, когда возвращается к Тёмному Лорду, теперь ещё и Орден Феникса будет считать своим священным долгом отомстить ему за вашу смерть!.. Вы ведь не собираетесь рассказывать о своём плане остальным?

— Пока не собираюсь, — коротко подтвердил Дамблдор. — Карл, постарайся понять...

— Да как это можно понять? — не сдержавшись, воскликнул Карл. — Вы заставляете его совершить убийство!.. Это что, урок, который он не выучил в вашей школе?!

— Карл, — строго произнёс Альбус Дамблдор, — посмотри на это.

Он поднял рукав мантии, обнажив уродливую, почерневшую руку.

— Это очень тёмная магия. После неё человек может прожить не больше года. Профессор Снейп просто оказывает мне услугу.

— В Хогвартсе нас учили, что существует три непростительных заклятия: «Империус», «Круцииатус» и «Авада Кедавра». Они называются непростительными не только потому, что за их применение сажают в Азкабан — из Азкабана можно бежать. Наказание заключено в самих заклятиях — произнося их, человек искажает собственную душу. Убийство всегда остаётся убийством, ради каких бы целей оно ни совершалось.

— Думаю, профессор Снейп готов принять на себя эту ответственность, — глухо проговорил Альбус Дамблдор.

— Может быть, но я не готов, чтобы он принимал её на себя.

— Боюсь, мы уже ничего не можем изменить, — покачал головой директор.

— Посмотрим!.. — Карл резко поклонился и собирался уже идти, когда вдруг повернулся и сказал. — Расскажите мне о Пророчестве!

Альбус Дамблдор удивлённо посмотрел на юношу:

— Зачем?

— Хочу узнать о том, чего нельзя изменить!

— Не уверен, что это хорошая идея...

— Я не собираюсь рассказывать о нём Тёмному Лорду, — вздохнул Карл.

— Я верю тебе, но...

— Вы приказали профессору Снейпу заниматься со мной окклюменцией. Он хорошо научил меня. Тёмный Лорд ничего не узнает!

Во взгляде Альбуса Дамблдора всё ещё было сомнение.

— Я ведь член Ордена Феникса! Я имею право знать!

— ...Хорошо... Текст пророчества звучит так: «Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда... рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца... и Тёмный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы... И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой...»

— Откуда вы узнали о Пророчестве?

— Предсказательница произнесла его в моём присутствии.

— А как Тёмный Лорд узнал?

— ...Кто-то подслушал слова предсказательницы и передал Волан-де-Морту.

Карл молчал некоторое время, словно обдумывая услышанное, потом сказал:

— Спасибо, что рассказали...

— А теперь нам обоим полезно будет отдохнуть от серьёзных разговоров, — Альбус Дамблдор мягко улыбнулся.

Карл поклонился, пытаясь скрыть неприязнь, появившуюся во взгляде. Он не понимал вечной невозмутимости директора. У него, наоборот, внутри всё кипело от гнева, рождённого осознанием собственного бессилия. Он надеялся, что Альбус Дамблдор согласится с его доводами. Но все аргументы растворялись в этой невозмутимой светлой улыбке...

Покинув кабинет директора, он устало спустился по каменной лестнице и услышал шум голосов, доносящихся из гостиной Слизерина. Посреди зала стоял профессор Снейп, окружённый толпой поздравлявших его учеников. На лице профессора застыла снисходительно-довольная улыбка, но пламя свечей не отражалось в чёрных глазах.

Он получил то, чего так долго желал... Но награда запоздала на несколько лет. И слишком много пришлось за неё заплатить... Да, однажды Северус Снейп не смог защитить себя от тьмы, но разве лучшими преподавателями были Квиринус Квиррел, Гилдерой Локхард, Бартемий Крауч, Долорес Амбридж?.. Почему же только сейчас директор изменил своё мнение?

И вдруг Карл подумал, что ничего не изменилось. Это даже не было платой за согласие на убийство. Директор просто хотел, чтобы в Хогвартсе появился нужный ему человек... Новый преподаватель... Гораций Слизнорт... Если бы не это, Северус Снейп никогда бы не получил должность, о которой мечтал...

Словно почувствовав на себе взгляд Карла, профессор поднял голову. Юноша молча поклонился.

Когда Северус Снейп, попрощавшись со студентами, собирался покинуть гостиную, Карл подошёл к нему и сказал тихо:

— Профессор, можно поговорить с вами?

На лице Северуса Снейпа мелькнуло недовольное выражение, но он кивнул.

Зайдя в кабинет и закрыв за собой дверь, профессор вопросительно посмотрел на юношу.

— ...Я хотел спросить вас о профессоре Слизнорте...

— Это что, так срочно? — нахмурившись, проговорил Северус Снейп. — Вы не могли подождать до утра?

Конечно, это было совсем не срочно... Но последние дни он провёл в приюте... И ещё разговор с директором...

— ...Можно, но...

— Ладно, спрашивайте, раз уж пришли, — махнул рукой Северус.

— Обязательно ходить в его Клуб Слизней?

— А вы надеетесь, что вас туда пригласят? — спросил он насмешливо.

— Он сегодня позвал нас на обед, когда мы ехали в поезде... Меня, Блейза, Гарри Поттера, Невилла Лонгботона, Джинни Уизли и других...

— Почему Слизнорт выбрал Поттера и Забини я понимаю, а вот вы с Лонгботоном зачем ему понадобились?

Вместе с насмешкой в голосе Северуса Снейпа прозвучало презрение, и Карл понял, что его Гораций Слизнорт в свой клуб не приглашал.

— Профессору кто-то рассказал про кита и дракона... Вот ему и стало интересно, — пожал плечами юноша.

— И вы собираетесь отказаться от этой чести? — он странно выделил последнее слово.

— Мне там не очень понравилось... Но я не знаю, может, если я не приду, это будет слишком невежливо?..

— Решайте сами, — сказал Северус Снейп. — Меня это не касается!.. Однако на вашем месте я бы больше волновался о недостаточно высоких оценках за СОВ. Хотя для профессора Слизнорта, возможно, будет достаточно и «выше ожидаемого», которое вы получили по зельеварению. Но вынужден напомнить, ваше «выше ожидаемого» было довольно близко к «удовлетворительно»!..

Если профессор Снейп начал отчитывать студента, то его было уже не остановить. Но Карл слушал все слова — и испытывал тихую радость от того, что этот человек был в безопасности и, по крайней мере, сейчас ему ничего не угрожало. Сейчас план Альбуса Дамблдора казался далёким и совсем нереальным.

— После церемонии распределения вы пошли за директором. Надеюсь, вы не приставали к нему с вашими глупыми расспросами, — Северус Снейп подозрительно посмотрел на юношу.

— Я спросил директора о Пророчестве, — сказал Карл.

— О Пророчестве?

— Да, о том, которое искал Тёмный Лорд.

— И зачем вам вдруг понадобилось Пророчество? — хмурясь, произнёс профессор.

— Директор сказал, что мы ничего не можем изменить. Я хотел проверить, правда ли это. И знаете — это неправда!.. Пророчества исполняются, не потому что так предначертано, а потому что люди верят в их исполнение!.. Какой-то человек поверил в Пророчество и рассказал о нём Тёмному Лорду. Тёмный Лорд поверил в Пророчество и пришёл убить Гарри Поттера. Альбус Дамблдор поверил в Пророчество и стал готовить Гарри Поттера к битве с Тёмным Лордом!..

Северус Снейп отвернулся, сминая листок пергамента, который держал в руке.

— Вы не согласны со мной?.. Но я ведь прав!.. Если бы тот человек не поверил в Пророчество, то Тёмный Лорд не погиб бы от собственного заклятия. И у Гарри не было бы никакого шрама, и родители его были бы...

— Замолчите! — резко крикнул Северус Снейп.

Карл испуганно замер — и вдруг весь как-то поник.

— Вы были тем человеком, который рассказал Тёмному Лорду о Пророчестве? — почти шёпотом произнёс он.

Улыбающаяся девушка с огненными волосами... Темноволосый ловец Гриффиндора... Сказанные горькие злые слова... И ещё более горькие — несказанные... Медленно складывались осколки воспоминаний, увиденные Карлом в сознании Северуса Снейпа... Этот человек напоминал ему море. Вычерпываешь, вычерпываешь, но боли так много...

Юноша тихо, почти невесомо коснулся рукава мантии профессора.

— Идите, — устало, не глядя на него, произнёс Северус Снейп. — Завтра Тёмный Лорд вызовет вас.

Карл ещё постоял немного, потом ушёл...

Он проснулся рано утром и, не дожидаясь завтрака, пошёл прогуляться около замка. Ему хотелось побыть одному, но оставлять Рабэ в душной комнате казалось слишком жестоким. Пришлось взять ворона с собой. Свернув с главной дороги, Карл оставил его на траве, а сам стал подниматься на холм.

Ночью он почти не спал, думая, что делать дальше. Разговор с директором ни к чему не привёл... А ведь это был, пожалуй, его единственный план... Паника, бессильное отчаяние — он чувствовал их этой долгой ночью в начале осени... Но сейчас, поднимаясь по холму к восходящему вдалеке солнцу, понимал, что ни паника, ни отчаяние никому не помогут. Никого не защитят и никого не спасут.

Он приехал сюда учиться, и он должен учиться. Только так он сможет найти выход... Он должен верить, что другой путь существует, потому что нельзя обрести то, во что не веришь!.. Ничего не решено окончательно. У него ещё есть время!..

Карл поднялся на вершину холма и оперся рукой о старое дерево. Откуда-то издалека прилетел ветер. Он трепал волосы юноши, вплетая в них опавшие листья, и шептал: «Как давно тебя не было... Я думал, ты больше не вернёшься...»

— Я вернулся... — ответил Карл то ли себе, то ли ветру.

«Я рад... Не уходи так надолго...»

— Хорошо... — улыбнулся он, щурясь от солнечных лучей.

У подножия холма старый ворон смотрел на тонкую фигуру, вырезанную на голубом небе. Подслеповатые глаза слезились от солнца, но человеческое сердце видело в нечётком силуэте другое лицо. Бледное, печальное, обрамлённое светлыми волосами... Карл повернулся и начал медленно спускаться с холма, но Вильгельм фон Дитрих продолжал видеть в его взгляде взгляд сына...

— Мне пора на занятия, — сказал Карл, беря ворона на руки.

Он нёс его через поле, где травы уже покорно ложились на землю, чтобы уснуть до того, как их накроет белый снег. Он нёс его и чувствовал, как бьётся в нём боль.

Ворон вдруг поражённо повернул голову. Исчезли и металлическое крыло, и Тёмная метка, теперь сохранившаяся только в сердце... Стих вой противовоздушных сирен, звуки ужасных «Катюш» и разрывающихся мин... И в этой тишине, словно закрывая его от отравленного мира, появилось бледное, печальное лицо...

Карл вернулся в спальню, посадил Рабэ на стопку книг и ушёл быстрее, чем голос ворона успел зазвучать в его мыслях...

Первыми в расписании стояли зелья. Было очень странно прийти в класс, в котором за пять лет успел выучить каждый камень, и увидеть там совсем другого преподавателя.

Гораций Слизнорт выглядел весьма довольным, вернувшись в свой старый кабинет. В качестве разминки он предложил ученикам определить, что за зелья у него в пробирках.

Первым была прозрачная жидкость — сыворотка правды... Долорес Амбридж угрожала в прошлом году напоить ею Карла. Профессор Снейп его спас, незаметно превратив сыворотку в обычную воду... От этого воспоминания юноше стало тепло...

Названия второго зелья Карл не знал. Это оказалась Амортенция — приворотное зелье... Он тихо фыркнул — вот уж чего ему никогда не хотелось научиться готовить!

Гермиона Грейнджер знала все ответы. Профессор Слизнорт был поражён своей ученицей... В его взгляде зажглись такие же огоньки, как во время того обеда в поезде. И Карл вдруг подумал, что для профессора дети — что-то вроде роботов. Он восхищается последними моделями, обладающими новыми функциями и возможностями. Он даже в своём роде коллекционирует их. Но способен ли он за блестящими панелями и сложными микросхемами разглядеть в них душу?..

Сегодня ученикам предстояло сварить Напиток живой смерти, приготовивший самое лучшее получал в награду пузырёк «Феликса Фелициса» — зелья везения. У всех загорелись глаза — кому же не хочется получить удачу почти задаром?..

Карл листал учебник, а сам пристально смотрел на профессора. Как легко он пообещал наградить одного из учеников абсолютным везением!.. А что он знает об этих учениках, кроме их родителей, известных родственников и необычных способностей? Вот Драко, например, собирается убить Альбуса Дамблдора... Ясно, как он использует своё везение...

Хорошо ещё, что зелье очень сложное. В книге, которую дал Карлу профессор Снейп, рядом с описанием состава было много пометок, сделанных рукой профессора. Драко вряд ли сможет правильно приготовить такое...

Но проверить, сможет ли он сам верно приготовить Напиток живой смерти, Карлу не удалось. Стоило ему наклониться над разложенными на столе бобами, как левое запястье пронзила острая боль. Закрыв и без того довольно бесполезный учебник, он поднял руку и сказал:

— Профессор, извините, могу я выйти?

Гораций Слизнорт с удивлением посмотрел на студента:

— Любопытно... Вас что же, совершенно не интересует возможность получить чистое везение?

— Не то, чтобы...

— У него свидание с плаксой Миртл! — выкрикнула Пэнси Паркинсон.

— С кем-кем? — не понял профессор.

— Это девочка, погибшая от взгляда василиска, которого выпустил из Тайной комнаты Том Реддл. — спокойно произнёс Карл. — Вы помните? Вы ведь были его учителем.

— ...Да, был... — ответил Слизнорт коротко и словно с неохотой. — А, простите, вам обязательно ходить на свидания на моих уроках?

— Мне просто нехорошо, — сказал юноша, начиная раздражаться. Вдруг Тёмный Лорд решит, что он снова испытывает его терпение!..

— Ну, хорошо, идите... — в голосе Горация Слизнорта прозвучала некоторая холодность. Очевидно, он уже начал жалеть, что удостоил чести быть членом Клуба Слизней такого странного ученика.

Карл быстро пробормотал «спасибо» и выскочил из класса.

Если где-то лето ещё пыталось побороться с осенью за первые сентябрьские дни, то в парке Уилтшира осень победила сразу и навсегда. Словно чувствуя, что их хозяина больше нет здесь, деревья золотыми листьями оплакивали лорда Малфоя...

В самом замке было тише, чем прежде... Только ветер гулял по длинным коридорам, и шёпот его сливался с шёпотом призраков, населявших дом.

Библиотека тоже была наполнена этими тихими голосами, которые что-то говорили сидящему у камина человеку. Они не боялись его страшной силы, потому что были давно мертвы. И он не боялся их, потому что был жив...

Карл подошёл к Тёмному Лорду и, опустившись на ковёр перед креслом, взял за руку.

— Наверное, я помешал твоим занятиям? — почти с улыбкой выговорил Том Реддл. Он лучше, чем кто-либо, знал школьное расписание. Но ему нравилось показывать, что он может вызывать этого мальчишку посреди урока и тот подчинится.

— Вы как раз лишили меня возможности получить эликсир, дающий абсолютное везение, — тоже с улыбкой ответил Карл.

— «Феликс Фелицис»? — презрительно произнёс Тёмный Лорд. — Это пойло для идиотов, не способных своими руками взять желаемое.

— Да, получать, зная, что добился этого сам, намного приятнее, — согласился Карл. — Но профессор Слизнорт решил, что это повысит мотивацию... Он ведь был вашим преподавателем и деканом факультета?

— Самодовольный, напыщенный старик! — презрения в его голосе стало больше.

Карл посмотрел на Тома Реддла и подумал, что все преподаватели были для него ступенями, которые нужно преодолеть. И, наверное, он преодолел почти всех... А одного, которого не смог, приказал теперь убить...

— Мне он тоже показался... несколько странным... Я даже сначала хотел отказаться от приглашения в Клуб Слизней...

— Тебя пригласили в Клуб Слизней?! — перебил Том. — Слизнорт пал так низко, что стал приглашать грязнокровок!..

Карл вспомнил реакцию профессора Снейпа и вздохнул про себя: один сердился, потому что его не пригласили туда, другой — потому что считал оскорблением находиться там вместе с Карлом...

— Лили Поттер тоже была членом этого клуба, — тихо сказал юноша. — И она тоже была грязнокровкой.

— Правда, я и забыл! — громко ответил Тёмный Лорд, словно пытаясь заглушить звучание ненавистного имени.

— Но я всё-таки решил пойти туда, — сказал Карл, делая вид, что не замечает его гнева. — Профессор Слизнорт наверняка много знает, а значит, многому сможет меня научить... Наверное, я продолжу занятия по всем предметам... Хотя профессор Снейп и недоволен моими результатами, мне кажется, всё не так уж плохо... У меня только одно «удовлетворительно» — по прорицаниям. Правда, и «превосходно» тоже одно — по астрономии. Остальные — «выше ожидаемого»... Я немного сомневался по поводу ухода за магическими существами... и ещё прорицаний... Не уверен, что эти предметы мне пригодятся в будущем... Но профессор Хагрид... Он очень любит своих животных, вот только объясняет немного непонятно... Вряд ли на его курс запишется много студентов... И к профессору Трелони тоже... В прошлом году она так ничего и не смогла нагадать Долорес Амбридж... Но они ведь расстроятся, если к ним никто не придёт... Поэтому я решил пойти...

Том Реддл смотрел, как за окном, кружась, опадают золотые листья. Он пытался убедить себя, что никогда не станет одним из этих листьев... Пусть другие опадают, умирая. Он будет существовать вечно...

Том почти не слушал слов мальчишки... Он сильнее сжимал тонкую руку, чтобы полнее почувствовать жизнь, которую ему давали. Но вместе с жизнью наполнялся странной тоской по жизни...

— Достаточно, иди! — он почти оттолкнул Карла.

Юноша поднялся и, молча, поклонился.

— Подожди!.. — вдруг остановил его Тёмный Лорд. Откинувшись в кресле, он переплёл пальцы и спросил с ленивой, скучающей улыбкой. — Кем ты решил стать в будущем?

Тёмный Лорд смотрел на него и улыбался. Это у него, великого Лорда Волан-де-Морта было будущее. Вопрос значил совсем другое: кем ты никогда не станешь?

— Целителем...

Подходя к замку, Карл посмотрел на большие часы — на защиту он опоздал. А тут ещё оказалось, что сумка с учебниками осталась в классе профессора Слизнорта. Торопясь к Тёмному Лорду, он совсем не подумал о вещах... Идти за сумкой к Горацию Слизнорту не очень хотелось (вряд ли профессор обрадуется ученику, пропустившему большую часть занятия), но являться на урок профессора Снейпа без учебника хотелось ещё меньше. Вздохнув, Карл отправился в подземелье.

Сейчас Гораций Слизнорт рассказывал о премудростях зелий пятикурсникам. Карл осторожно просунул голову в дверь, пытаясь разглядеть свои вещи.

— Ты ищешь свои свитки? — повернувшись, спросила Полумна Лавгуд. — Я их собрала. Вот... Я сразу поняла, что они твои. Только ты пишешь... этим, — она с улыбкой достала шариковую ручку.

— Спасибо, Полумна! — радостно прошептал Карл.

— А, мистер Штерн, — раздался голос профессора Слизнорта. — Вижу, ваше самочувствие улучшилось. Жаль, но «Феликс Фелицис» уже достался Гарри Поттеру.

«Кто бы сомневался!»

— Ничего, я постараюсь в следующий раз, — сказал он вслух. — С вашего позволения...

В класс защиты он прибежал, когда профессор Снейп говорил о том, что Тёмные искусства — противник, которого нельзя уничтожить. Профессор сделал вид, что не заметил опоздания своего студента, чем вызвал недовольный шёпот гриффиндорцев — их бы за такое отчитали перед всеми да ещё лишили нескольких десятков баллов.

Оказалось, первое занятие было посвящено невербальным заклинаниям. Карл молча порадовался: это было то немногое, в чём он разбирался, во всяком случае, не хуже остальных.

Северус Снейп приказал ученикам разбиться на пары: одни должны были постараться без слов навести порчу, другие, также молча, отвести её от себя.

Посмотрев по сторонам, Карл подошёл к Невиллу Лонгботтому и спросил немного нерешительно:

— Можно я буду с тобой в паре?

Невилл, которого трясло от одного присутствия профессора Снейпа, механически кивнул.

— Если ты будешь думать о том, что боишься его, мысленного заклинания не получится, — тихо сказал Карл, проследив за взглядом Невилла.

— Я стараюсь думать о чём-нибудь другом, — мученически выговорил юноша.

— Давай тогда сначала ты будешь наводить порчу, а я попробую её отвести, — предложил он.

Лицо Невилла стало очень серьёзным, он нахмурился, всем своим видом изображая что-то нехорошее, — но никакой порчи на себе Карл не почувствовал.

— У меня и с палочкой не всегда получается, — вздохнул он, наконец, бессильно опуская плечи.

— Неправда! — возразил Карл. — Ты ведь участвовал в битве в Министерстве!..

— Ну... Там это я от неожиданности что-то наколдовал... — протянул Невилл. — И ещё, может быть, от страха...

— Не получается с порчей, давай попробуем что-нибудь другое... Заклинание щекотки, например?

— Щекотки?.. — улыбнулся Невилл.

И вдруг Карл почувствовал, будто его коснулись невидимые руки. Он так обрадовался за Невилла, что забыл мысленно защититься от заклинания, и засмеялся.

— Получилось! Видишь, у тебя получилось!..

— Мистер Штерн! — раздался над ним холодный, строгий голос. — Я, кажется, пропустил тот удивительный момент, когда вы из слабоуспевающего ученика превратились в ученика, способного давать советы другим!

— Извините, профессор, я просто...

— Мне не интересно знать, что вы просто!.. Лонгботтон, встаньте в пару с кем-нибудь другим. А вам, мистер Штерн, я предлагаю потренироваться с мистером Забини. Уверен, здесь у вас не будет времени для чтения лекций.

Карл посмотрел на Невилла, пытаясь взглядом извиниться и за себя, и за своего учителя, потом подошёл к Блейзу. Ему, и правда, лекций не потребовалось. Он пристально смотрел своими немного раскосыми глазами, и Карл чувствовал, как вокруг него медленно сгущается невидимый туман.

Как раньше на уроках окклюменции, Карл постарался разделить своё сознание на две части. Одна медленно строила защитные чары, а другая наблюдала за остальными учениками.

Лишившись партнёра, Невилл растерянно смотрел по сторонам. Он мог бы попросить Гарри Поттера, но тот уже стоял в паре с Роном Уизли. Как видно, дела у них шли не очень хорошо. Заметив тщетные попытки Рона создать мысленное заклинание, профессор Снейп подошёл и проговорил с довольной усмешкой:

— Какое убожество, Уизли. Давайте-ка я покажу, как это делается...

И быстро взмахнул волшебной палочкой.

— Протего! — закричал Гарри Поттер, забыв, что заклинание должно быть мысленным.

Из его палочки вырвался мощный луч света — и вдруг, вспыхнув, растворился почти в миллиметре от профессора.

— А!.. У тебя кровь!.. — испуганно закричала Лаванда Браун, стоящая недалеко от Карла. — На правой руке!..

Карл с удивлением и растерянностью смотрел, как рукав белой рубашки быстро становится ярко-красным.

— Что случилось? — раздражённо проговорил Северус Снейп, подходя к девушке.

— У него кровь! — Лаванда указала пальцем на Карла.

— Что с вами? — спросил профессор, повернувшись к своему ученику.

— Я хотел попробовать одно заклинание... — медленно произнёс юноша, продолжая удивлённо разглядывать расползающееся по белой ткани пятно крови. — В прошлом году, когда Долорес Амбридж дала мне перо, вырезающее слова на руке пишущего, я использовал заклинание, которое позволяет разделить эффект от чар с тем, кто их нанёс... А теперь... я немного исправил заклинание... Я хотел, чтобы оно позволяло другому человеку принять эффект от чар вместо того, на кого они были направлены... Но, наверное, что-то перепутал... Ведь «Протего» не вызывает такого...

— Идите в госпиталь. А если решите продолжить свои эксперименты, вам придётся обойтись без курса защиты от Тёмных искусств, — строго сказал профессор.

Карл рассеянно кивнул и вышел из класса.

Госпиталь — вот ещё! Если бегать туда из-за каждой царапины, то лучше уж сразу поселиться там навсегда. Сейчас он смоет кровь холодной водой, и всё будет нормально.

Зайдя в ближайший туалет, Карл открыл кран и подставил руку под холодную струю.

И почти не больно... Если ещё постараться, может быть, получится довести это заклинание до ума... Жаль только, что оно, как и оригинал, не действует в случае применения непростительных заклятий...

— Ух, ты! Сколько крови! — произнёс голос высоко над ним.

— Привет, Миртл! — он помахал здоровой рукой. — Что ты тут делаешь?

— Это я тебя хочу спросить! — девочка упёрла руки в боки и смешно наклонилась в воздухе. — Все живые ученики сидят на занятиях, а ты тут!.. Да ещё в крови!.. Вот у меня не было крови... Совсем не было... — задумчиво добавила она. — Как будто я и не жила вовсе...

— А что делаешь здесь? Это ведь не твоё обычное место, — сказал Карл, отвлекая её от воспоминаний о собственной смерти.

— Туда почти никто не приходит, — вздохнула Миртл. — Поэтому я иногда выхожу... — она боязливо огляделась по сторонам.

— Молодец, расширяешь горизонты!

Девочка улыбнулась, польщённая похвалой Карла. Она даже, наверное, покраснела бы, если бы могла краснеть...

И вдруг на лице её отразился страх. Вскрикнув, она исчезла в каменной кладке стены.

Карл растерянно смотрел на то место, где секунду назад стояла Миртл. Повеяло холодом, пролитая на полу вода стала медленно покрываться ледяной коркой...

Карл повернулся — и увидел его. Клубящийся сгусток мрака... Каждое мгновение он менял свою форму, пока не превратился в худого юношу с глазами, горящими горькой обидой, болью, страхом и отчаянием.

Он шагнул вперёд и произнёс, выдыхая вместе со словами холод и тьму:

— Ты больше не зовёшь меня!.. Разве нам было плохо вместе?..

— Был только ты, меня не было... — тихо ответил Карл.

— Зачем ты освободил женщину?.. Она должна была кричать!.. Каждый день, каждый час!..

— Если бы я не сделал этого, я бы остался тобой.

— Хочешь сослать меня?.. — сжатые губы исказила усмешка. — Ну, давай! Отправь меня вместе с другими стеречь этих тварей в Азкабане!.. Хотя другие ведь тоже сбежали к человеку, которому служишь ты!..

— Я не собираюсь ссылать тебя... Ты многому меня научил... Теперь я знаю, что чувствуют те, в чьих душах живут тени... Я могу глубже чувствовать их боль, я могу больше боли забрать...

— Но ты больше никогда не позовёшь меня к себе в душу...

— Так, как раньше, надеюсь, никогда... Но я всегда помню о тебе, ты всегда в моей душе...

Отражение качнулось, и полы его мантии снова начали клубиться чёрным туманом.

— Скажи, если я увижу боггарта, он больше не превратится в тебя? — спросил Карл.

— Нет... — ответило отражение.

— А кто теперь мой боггарт?

— Его смерть...

Глава 38. Дети дождя

Ему снилась высокая церковь, в которой старый волшебник читал проповедь.

«И отрёт Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее прошло...»

Тихий голос гулко раздавался под каменными сводами.

«Я есмь Альфа и Омега, начало и конец; жаждущему дам даром от источника воды живой;

Побеждающий наследует всё; и буду ему Богом, и он будет Мне сыном;

Боязливых же и неверных, и скверных и убийц, и любодеев и чародеев, и идолослужителей и всех лжецов — участь в озере, горящем огнём и серою; это — смерть вторая...»

Карл проснулся. Голова горела так, словно он, и правда, стоял на берегу огненного озера...

Повернувшись, он посмотрел в окно. Холодный осенний дождь размывал очертания гор. Всё в мире стало цвета дождя... Тоскливый серый цвет... В такую погоду совершенно не хотелось идти в Хогсмит.

Почему каждый год Хогсмит?.. Почему их не отвезут в какое-нибудь другое место? Ведь ездила же Валери в путешествие по Европе... Он бы тоже хотел увидеть старые города, пройтись по их улицам, заглянуть в глаза людей, говорящих на других языках...

Сев на кровати, Карл закутался в одеяло и хмуро посмотрел на Рабэ. Стоило бы оставить его здесь целый день слушать дождь... Он бы начал ворчать, но потом подчинился. Его ведь тоже ожидает огненное озеро. Профессор Снейп сказал, став вороном, он сумел продлить себе жизнь. Но жизнь не может длиться вечно... Когда-нибудь этот огонь погаснет. И это будет вторая смерть...

— Собирайся, сегодня мы отправляемся на прогулку, — сказал юноша, вставая.

Ворон спрыгнул со стопки книг на тумбочку, оттуда на кровать, потом на пол и медленно заковылял к двери...

По направлению к Хогсмиту Карл шёл ровно столько, чтобы преподаватели не заметили ничего странного. А когда учителя, увлечённые разговорами друг с другом, почти перестали обращать внимание на учеников, он спрятался за большим деревом и, подождав, пока они скроются за поворотом, отправился искать солнце.

Мгновение — и ты на берегу реки, несущей свои воды в океан...

Ещё мгновение — и перед тобой холодные, молчаливые скалы...

Ещё мгновение — и ты в лесу, где каждый шорох наполняет душу трепетом...

Но над реками, скалами, лесами — тяжёлые, серые облака... В Англии найти солнце не так-то просто...

Он уже почти отчаялся, когда вдруг оказался посреди широкого поля, над которым сквозь серую вату тумана лился слабый осенний свет. Трава в поле уже пожухла, только бесцветные метёлки никак не желали сдаваться. Жестокая судьба лишила их цвета, и долгими летними днями не прилетали к ним ни пчёлы, ни бабочки. Но за своё одиночество они награждены были вечностью. Зимой, когда их яркие собратья, растеряв все лепестки, склонялись под тяжестью снега, эти тонкие стебли продолжали тянуться к небу.

Карл рассеянно провёл рукой по высохшим стеблям, гадая, что это за место. Вдалеке послышался шум — и по железнодорожным путям пролетел алый поезд.

«Хогвартс-экспресс!»

Раньше, находясь рядом с Рабэ, Карл произносил свои мысли вслух. Вот и теперь слово готово было сорваться с его губ — но стало беззвучным выдохом... В чёрных глазах Рабэ мелькнули насмешливые огни. Когда-то юноше даже казалось, что ворон умеет читать мысли. Но теперь он точно знал — это лишь иллюзия. Полковник фон Дитрих просто жил дольше многих и больше многих зал. Но мысли он читать не мог.

Стараясь не смотреть на ворона, Карл обвёл взглядом поле — и заметил на другом его конце небольшую деревню.

«Я рассказывал про это место Софи!.. Когда мы ехали в Хогвартс... Мы проезжали это поле... и эти дома...»

Радуясь своей странной находке, Карл пошёл в направлении деревни, хотя Рабэ, вцепившись когтями в его плечо, всем своим видом демонстрировал глубокое нежелание общаться с сельскими жителями.

«Надо было оставить тебя у Малфоев!» — мысленно произнёс юноша. Но, пожалуй, английских аристократов полковник презирал ещё больше.

Однако Вильгельму фон Дитриху не угрожала опасность общения с людьми, находившимися ниже его по положению. На улицах небольшой деревни гулял только ветер. Побродив вместе с ветром, Карл остановился у кирпичного дома с крышей, выложенной поблекшей черепицей. Из косоватой трубы шёл слабый дымок.

«Вот здесь кто-то живёт... Может, у них даже кот есть — рыжий и толстый...»

Раздался шорох — и на крыльцо откуда-то вылез большой кот. Карл поражённо уставился на него: казалось, это животное появилось тут только потому, что юноша когда-то выдумал его в разговоре с Софи. Но и кот пристально смотрел на Карла, словно тоже сам выдумал этого юношу.

— Томас! Решил погреться на солнышке?

Заскрипела дверь, и на пороге показалась невысокая сухонькая старушка. Она прошаркала по крыльцу, тяжело опустилась в кресло-качалку, разложила на коленях вязание и только потом поправила маленькие круглые очки.

Тот, кого назвали Томасом, подошёл к старушке и потёрся о её юбку, делая вид, что не виноват в появлении стоящего у калитки странного гостя. Но зелёные глаза продолжали внимательно следить за юношей.

— Извините!.. — быстро заговорил Карл, не дожидаясь, пока его обвинят в невежливости. — Я просто проходил мимо... И заметил... Томаса и...

Но старушка и не думала его обвинять. В её взгляде появилось что-то жадно-тоскливое.

— Томас любит гостей, только они редко у нас бывают... Да, Томас?

Кот укоризненно посмотрел на хозяйку, словно советуя не выдавать незнакомцу всех секретов.

Карл растерянно переминался с ноги на ногу, не зная, можно ли принять эти слова за приглашение войти. Тут старушка, воровато оглядевшись по сторонам, словно боясь, что у неё украдут этого случайного путника, поманила его рукой.

Он осторожно прошёл по дорожке, стараясь не задеть растущие на клумбах осенние цветы.

— У вас очень красивый сад...

— Спасибо, — она расплылась в улыбке, но улыбка быстро погасла. — Только тяжело ухаживать одной... Муж вот уже десять лет как ушёл туда, — старушка кивком указала на небо. — А дети... Молодёжи ведь здесь неинтересно, — она взяла спицы, и те замелькали в отблесках осеннего солнца.

— Ваши дети уехали в Лондон? — осторожно спросил юноша.

— Да... Сын работает... Дочь вышла замуж... — взгляд стал ещё более жадным и тоскливым.

Карл подумал, что у дочери уже есть свои дети, но она редко приезжает, и поэтому у бабушки почти нет возможности видеть внуков. Вздохнув, он опустился на низкую скамеечку возле клумбы. Странно, он бы всё отдал, чтобы иметь кого-то родного, а эти люди сами оставили близкого человека...

— Мы с Томасом их приглашаем... всех приглашаем, — заговорила старушка, — тут ведь и воздух свежий, и овощи... Но кто же теперь поедет в такую даль за тыквами и кабачками!..

Карл обвёл взглядом огород, потом снова посмотрел на старушку. Наверное, и шарф, который она вязала, был никому не нужен.

— А вы не хотели бы переехать в Лондон?

Женщина тихо покачала головой.

— Они имеют право выбирать, где им жить. Я имею право выбрать, где мне умереть.

Карл посмотрел себе под ноги. Он не знал, что ответить на это.

Толстый рыжий кот свернулся в клубок, притворяясь спящим, но прищуренные глаза внимательно следили за клубком на коленях хозяйки.

— Ничего, мы с Томасом потихоньку... Вот ты сегодня зашёл — тоже событие!.. Так что не скучаем особенно...

Старушка продолжала говорить бодрящимся голосом. Карл слушал тихое бормотание — и вдруг изумлённо уставился на её руки. Словно устав, она сложила их на коленях, но спицы продолжали быстро мелькать в лучах осеннего солнца.

— Как это... Вы... Вы?.. — Карл так удивился, что не мог соединить слова в предложение.

— Вообще-то я стараюсь всё делать сама, — спокойно объяснила старушка, — иначе время течёт слишком медленно... Но немножко устала... Ты ведь тоже волшебник? Томас никогда не ошибается... Даже птица твоя волшебная, иначе он бы непременно её съел...

— ...Я... да... то есть...

— Не бойся, я тебя не выдам. Да тут и некому особенно выдавать... Несколько стариков-магглов... Но знаешь, оказывается, на пороге смерти мы не сильно отличаемся. Магглы, немагглы — всем приходит пора умирать...

Карл слушал её и думал о волшебнике, для которого такая пора не придёт, о волшебнике, собирающемся жить вечно.

Томас нервно передёрнул ушами, и хозяйка, словно прочитав его мысли, спросила:

— Ходят слухи, что вернулся Тот-Кого-Нельзя-Называть. Мои дети этому не верят. А что говорят в Хогвартсе?

— Директор говорит, что он вернулся, — осторожно ответил Карл.

— Я помню его... — нараспев произнесла старушка. — Мэгги — моя старшая дочь — тогда поступила на первый курс, а он уже заканчивал школу... Он был красивым... У меня уже второй ребёнок родился, но я не могла не видеть, что он был красивым... Потом писали, у него нет души... Но это неправда. У красавцев из современного кино нет души — только улыбающиеся пластиковые лица... А у него была... Чёрная-чёрная душа... Поэтому многие не замечали... Но нужно просто уметь видеть в темноте, правда, Томас?

Рыжий кот медленно открыл глаза и пристально посмотрел на юношу.

— Я странные вещи говорю, да? — сказала женщина, по-детски втягивая голову в плечи.

— По-моему, не странные... — пробормотал Карл. Ему хотелось спросить, какую душу видит в нём волшебница, но он побоялся...

Словно в ответ на не заданный вопрос левое запястье пронзила острая боль.

— Извините, мне надо идти... — с трудом выговорил он.

Томас поднял голову. Освещённые солнцем, его глаза казались бездонными.

Старушка, оживившаяся от воспоминаний, сразу поникла, растеряв всё своё волшебство: спицы упали на колени...

— Ну, иди... Конечно, раз надо, так надо... — её голос прозвучал жалобно.

— Я ещё зайду... — неуверенно протянул Карл.

— Заходи, — милостиво кивнула женщина. — Мы с Томасом рады гостям, правда, Томас?.. Правда, к нам редко кто заходит...

Карл уходил, слыша за спиной её тихий монотонный голос, наверное, в сотый раз рассказывавший историю своего одиночества... «Я ещё зайду...» Он редко давал обещания, которые не мог сдержать, но это было одно из них...

Над Уилтширом шёл дождь. Потоки холодной серой воды размывали очертания замка, и тот казался призрачным рисунком, одним из тех, что нарисованы на полях книги, которую уже никто не прочтёт... Том Реддл стоял у окна и представлял, как он, подобно этому дождю, стирает мир. Когда Карл вошёл, волшебник небрежно коснулся его взглядом, вместе с настроением читая мысли юноши. Карла печально отвёл глаза. Для него волшебник был частью пейзажа, стираемого дождём.

Тёмный Лорд презрительно усмехнулся, сел в кресло и протянул руку. Карл послушно опустился на ковёр рядом с ним.

Сегодня Том долго сжимал ладонь юноши. Когда отпустил — на бледной коже остались следы пальцев. Чтобы помнил — его не сотрёшь.

— Сегодня воскресенье. Все пошли в Хогсмит, — лениво проговорил Том.

«Все пошли в Хогсмит, а ты пришёл сюда...»

— Да...

«Сегодня воскресенье, а вы здесь...»

С недавних пор Том начал замечать во взгляде и сознании юноши что-то, напоминающее... жалость. Оттого волшебнику всё меньше хотелось смотреть в его глаза и мысли... Если бы не боль, отравляющая даже самое совершенное бессмертие...

Он получил тело... Новое, крепкое тело... Но это тело временами начинает словно разрываться на части... Внешне ничего не меняется, но внутри где-то глубоко внутри... А может, это не тело... Может, это...

— Иди! — приказал Тёмный Лорд, нетерпеливым жестом указывая на дверь, словно пытаясь прогнать эти чужие, непонятно откуда взявшиеся мысли.

Карл поклонился и медленно вышел из комнаты.

Дождь закончился, парк заполнил молочный туман. Карл долго путался в пересечении аллей, пока, наконец, не вышел к детской площадке. Низкие скамейки, песочница, качели и старая карусель — всё это было частью обычного мира, по нелепой случайности расположившегося рядом с волшебным. Около карусели стояла высокая женщина в длинном платье. Ветер трепал светлые волосы, засыпал чёрный бархат опавшими листьями.

Услышав шум шагов, Нарцисса Малфой обернулась. Её красивое бледное лицо осунулось, под глазами были круги.

— ...Простите, я не хотел вам мешать... — пробормотал Карл. — После дождя такой туман... и я заблудился...

Она ничего не ответила. Устало посмотрела на карусель, покрытую прозрачными водяными каплями, и вдруг проговорила:

— Няня рассказывала... Когда идёт дождь и человеческие дети прячутся в домах, на карусели катаются дети дождя... Они ждут, пока начнётся дождь и человеческие дети спрячутся в больших каменных домах, чтобы покататься на карусели... У детей дождя нет домов... Их никто не видит... Они никому не нужны...

Карл, замерев, смотрел на старую карусель. Дул сильный ветер — карусель едва заметно двигалась, и казалось, на деревянных стульчиках сидят прозрачные водяные тени...

Нарцисса Малфой тоже смотрела на карусель, словно продолжая вспоминать своё детство, потом вдруг резко повернулась. Её потухшие глаза зажглись мучительной болью, а высокий голос дрожал от гнева:

— Почему он не выбрал тебя?.. У тебя никого нет! Ты никому не нужен! Если с тобой что-то случится, никому не будет жаль!.. Почему он выбрал Драко, а не тебя?!

Карл неровно шагнул назад. Потом ещё шаг... И ещё... Он брёл по аллеям, не разбирая дороги... На сердце словно легла тяжёлая плита... Конечно, леди Малфой сказала такое, потому что волновалась за сына... Даже если она действительно думала всё это, она бы ни за что не унизилась до того, чтобы говорить с ним... И всё же... В словах этой женщины была какая-то горькая правда...

Карл шёл, путаясь в пожухлой траве, и с каждым шагом тяжелее становился чёрный ворон на его плече...

Возвращение в Хогвартс заняло больше времени, чем он предполагал. Для трансгрессии нужно точно знать то место, куда хочешь попасть. Сегодня Карл этого не знал.

В коридорах замка толпились ученики, но, к удивлению юноши, лица у них были вовсе не счастливые.

«Им же всегда нравился Хогсмит...»

Вдруг студенты расступились, пропуская директора школы. Альбус Дамблдор подошёл к Карлу и сказал коротко:

— Идите за мной.

Карл молча подчинился. Сначала он решил, что тот собирается отругать его за побег из Хогсмита. Но это преступление не было таким серьёзным, а на лице директора лежали слишком глубокие тени.

«Может, он хочет дать мне задание!..»

Хотя Карла и приняли в Орден Феникса больше двух месяцев назад, его не приглашали на собрания, не обсуждали при нём планы борьбы с Томом Реддлом, ничего не поручали.

Альбус Дамблдор поднялся в больничное крыло, быстро прошёл мимо пустующих коек к кровати, отгороженной от других белой ширмой. Отдёрнув полог, он жестом пригласил Карла подойти.

На кровати, застыв в неестественно изогнутой позе, лежала Кэти Бэлл, студентка Гриффиндора. Над ней склонился профессор Снейп. Его лицо ничего не выражало, только губы быстро шептали слова на незнакомом языке.

— Мисс Бэлл коснулась предмета, на который было наложено проклятье, — объяснил Альбус Дамблдор. — Контакт произошёл на очень маленьком участке кожи, поэтому она ещё жива. Профессор Снейп пытается остановить распространение проклятия. Постарайтесь ему помочь.

— ...Но я не знаю... этого языка... — пробормотал Карл, не в силах оторвать взгляд от лица девочки.

— Профессор Снейп учил вас окклюменции. Используйте это, чтобы помочь мисс Бэлл вернуться.

Карл снял с плеча Рабэ и посадил его на тумбочку. Потом подошёл к постели и, опустившись на краешек, робко взял Кэти за руку. Её пальцы были холодными и негнущимися, словно у трупа. Карл посмотрел на профессора Снейпа, но тот продолжал повторять заклинание.

Юноша набрал побольше воздуха и медленно перевёл взгляд на Кэти. Потом осторожно попробовал коснуться её сознания.

Сначала он ничего не увидел. Была только темнота, в которой с каждой секундой становилось всё труднее дышать. Потом вдалеке забрезжил слабый свет. По дороге к этому свету брела худенькая девочка.

«Она нашла выход!..» — обрадовался Карл.

Но чем дольше он вглядывался вдаль, тем невернее и призрачнее казался ему далёкий свет. Да и движения девочки, идущей вперёд, больше напоминали шаги марионетки.

«Нет!.. Тебе нельзя туда!.. Это обман!.. Тебе туда нельзя!..» — закричал он, но безвоздушная темнота поглощала все звуки.

И тут свет вдалеке начал медленно таять, словно кто-то кирпичик за кирпичиком закладывал выход. Карл, затаив дыхание, смотрел вперёд — и вдруг ему показалось, будто он слышит тихие слова на незнакомом языке.

Кэти, тоже услышав эти слова, быстрее пошла вперёд. Она неловко передвигала негнущиеся ноги, словно кто-то невидимый толкал её вперёд.

«Профессор успеет!.. Обязательно успеет!..»

Кэти почти бежала... Свет становился слабее... Она протянула руку, пытаясь схватить последний луч — и вдруг всё погасло...

«Профессор успел!..» — радостно выдохнул Карл.

Но радость скоро сменилась беспокойством. Профессор Снейп остановил распространение проклятия, но Кэти Бэлл по-прежнему была заперта в безвоздушной тьме. Карл уже не видел её, только чувствовал где-то вдалеке страх и боль...

«Кэти!..» — попробовал позвать он. Но тьма снова украла звуки.

Здесь не было ничего, кроме темноты, страха и боли... Они обретали голос... Здесь говорили только темнота, страх, боль... «У тебя никого нет... Если с тобой что-то случится, никому не будет жаль!..»

«Неправда, Кэти!.. В тебе есть не только это!.. Во мне есть не только это...»

В его ладонях вдруг появился крошечный светлячок — он медленно рос, превращаясь в птицу.

«Найди Кэти», — попросил Карл.

Птица расправила крылья и полетела. Карл не знал, сколько прошло минут. Время и расстояния во тьме текут по-другому... Впереди вдруг показалась худенькая фигурка, держащая в ладонях светящуюся птицу. Девочка подошла к Карлу, и дальше они пошли вместе. Серебристая птица указывала им путь.

Вдруг у их ног зажглась тонкая светлая линия. Кэти замерла, потерянно глядя на неё.

«Это граница...» — тихо сказал Карл.

«Я не могу перейти её...» — ответила Кэти.

«Ты не можешь перейти её с моей птицей. Ты должна найти свою...»

«А если у меня нет птицы?»

«У каждого есть своя птица...»

«А если я не найду её, ты уйдёшь?»

«Нет. Я буду с тобой, пока ты не найдёшь свою птицу...»

Он опустился на мягкий чёрный пол у светящейся линии. Кэти села рядом с ним:

«Это ведь может быть очень долго...»

«Не важно...»

Кэти потёрла глаза:

«Мне хочется спать...»

«Поспи, я буду рядом...»

«Мне приснится моя птица?»

«Может быть...»

Кэти свернулась калачиком на полу.

Шли минуты или часы... И вдруг рядом с девочкой загорелся крошечный светлячок. Он мерцал серебристым светом, становясь то больше, то меньше, словно человеческое сердце...

Карл встал, осторожно взял на руки спящую девочку и перешагнул через светящуюся линию...

Он снова оказался в больничном крыле, у постели, отгороженной ширмой. Девочка, лежащая на белых простынях, дышала ровно. Казалось, ей снились добрые сны. Взгляд профессора ничего не выражал, только по лицу разлилась усталая бледность.

Чёрный ворон молча смотрел на двух Пожирателей Смерти, которые только что спасли жизнь человеку.

Осень прозвенела криком последних улетающих птиц — и исчезла в тишине наступающей зимы. Холодный лёгкий снег медленно покрывал всё вокруг. Студенты с радостными возгласами бросали друг в друга белые комки и мечтали о долгожданных каникулах, а волшебник в старом замке Уилтшира стоял у окна и грезил, будто это он окрашивает мир в холодный белый цвет...

Перед Рождеством студентов ждал вечер у Горация Слизнорта. Следуя самим для себя придуманным правилам, Карл решил пойти на праздник, но, оказавшись в кабинете, напоминавшем теперь шатёр восточного визиря, вновь усомнился в необходимости этих правил.

Здесь собралось великое множество людей, надеявшихся, что одна единственная улыбка или вовремя вставленное слово изменят их жизнь. Что этот странный, порой даже кажущийся смешным человек откроет перед ними дверь, за которой их ждёт счастливое будущее. Но Гораций Слизнорт умело различал тех, кому предстояло стать яркими жемчужинами в его коллекции, и теми, кто был пустой стекляшкой. Карлу не хотелось чувствовать себя нанизанным на леску, но и простоять весь вечер у стены казалось напрасной тратой времени. Поэтому он бродил между гостями, вслушиваясь в разговора, заглядывая в лица.

Маленький человек в очках, похожий на банкира, пытался взять интервью у Гарри Поттера, а потом начал уговаривать своего друга-вампира вместо девичьих шей укусить пирожок. Гоблин во фраке со скучающим видом рассказывал, что смерть гения, разработавшего новые методы трансгрессии и усовершенствовавшего работу каминов, никак не отразилась на фондовом рынке. Певица в радужном боа ищуще разглядывала присутствующих, пытаясь подороже себя продать...

Мимо, больно толкнув Карла локтем, прошла профессор Трелони. Вот уж кому так и не удалось себя продать. Словно игрушка, залежавшаяся на полке...

— Не понимаю, кому пришла в голову эта глупая идея сделать из кабинета палубу корабля!.. Волны — как настоящие... А если мы перевернёмся?..

Она продолжала нести пьяный бред, об океане, плавании и кораблях.

— Перевернуться очень опасно... Мы плывём в озере, наполненном огнём и серою... Разве ты не чувствуешь? Пахнет гарью...

— Профессор Трелони...

Рядом раздались смешки. Нарядные старшекурсницы смотрели на Сивиллу Трелони и радостно улыбались, зная, что никогда не превратятся в такую, как она.

— Профессор, пойдёмте на воздух, здесь очень душно!

Взяв шатающуюся Сивиллу под руку, Карл вывел её во внутренний двор и попытался усадить на каменный выступ стены.

— Подышите воздухом — и вам станет лучше.

Но женщина не хотела успокаиваться.

— Твои сны очень злые, мальчик!.. Не пиши мне своих снов!.. — повторяла она, строго тряся перед его лицом пальцем.

— Профессор...

— «И отрёт Бог всякую слезу с очей их... ибо прежнее прошло...» Всё прошло... А ничего и не было... Ничего не было...

— Профессор Трелони...

— Здесь тоже нечем дышать... Везде гарь... Сжигают кучу тряпья... Никому не нужная куча тряпья... Никому не нужная старая куча тряпья!..

Она в отчаянии потянула за шёлковый шарф, обмотанный вокруг шеи — нитка крупных бус порвалась — и хрустальные шарики посыпались на снег. Женщина вдруг вся осунулась и заплакала.

— Не плачьте! Я соберу их!.. Пожалуйста, не плачьте!..

Карл принялся доставать бусины из рыхлого снега, но они выскальзывали из мокрых пальцев.

— Вот, смотрите... — он хотел протянуть ей горстку прозрачных шариков, но профессор уже ушла. На дороге осталась неровная цепочка следов.

Карл устало поднялся и присел на каменный выступ стены. Что делать с шариками?.. Вернуть профессору Трелони? Вряд ли она захочет вспоминать, как их потеряла... У неё столько бус, может, ей и не нужны эти... Выглядят — будто простые стеклянные шарики. Только звёзды в них отражаются удивительно ярко... Или это не звёзды...

Яркая вспышка — и кровь течёт сквозь треснувшие очки-полулунки...

Белые вспышки... Зелёные... Искажённые болью лица мёртвых, искажённые криком лица живых...

Война... Дети уворачиваются от искр и сами бросают в других искры... Зачем они послали на войну детей?..

Трупы, трупы... Волшебники или магглы — уже не различить...

Тесная, пыльная комната... Лежащий на полу человек захлёбывается кровью и из последних сил вглядывается в глаза склонившегося над ним юноши. Потом юноша уходит...

Тесная, пыльная комната... В забитые окна не проникает свет... Горько умирать в темноте... Из тьмы во тьму... Он опускается на колени и пытается вернуть человеку свет, но слишком поздно... Тогда он осторожно убирает тёмные волосы со лба и касается холодной кожи... Воспоминания... Пусть останутся счастливые воспоминания: высокое дерево на берегу реки, листья падают — и превращаются в стрекоз, девочка с огненными волосами смотрит на них и радостно смеётся...

Люди смеются, обнимаются и плачут. Что-то плохое закончилось... Закончилось навсегда... Улыбки, цветы, фейерверки... Статьи, книги, биографии в ярких обложках... Ордена на бархатных подушках, заготовленные речи, бокалы шампанского, улыбки, цветы, фейерверки... И люди танцуют на фотографиях в траурных рамках...

Мы верим, что о смерти можно забыть, перевернув страницу... Что боль, исчезнет, как только дочитаешь абзац... А память — просто спектакль, который нужно сыграть, чтобы был повод выпить шампанское...

Идут годы, и алый поезд снова готовится увезти наших детей в мирную добрую сказку...

— Если ты попадёшь не в Гриффиндор, мы лишим тебя наследства...

— А, это, стало быть, маленький Скорпиус. Ты должна одерживать над ним верх на каждом экзамене...

— Дети ещё в школу не пошли, а ты уже натравливаешь их друг на друга...

Ненависть — единственное, что мы не готовы забыть...

— Альбус Северус, тебя назвали в честь двух директоров Хогвартса...

Мы даём нашим детям имена убитых и убийц и посылаем их искать счастье в том чудесном будущем, которое создали для них...

Карл резко встал — шарики рассыпались по снегу, но он не заметил этого... Оставляя за собой неровную цепочку следов, он побежал по дорожке к замку.

В кабинете-шатре было по-прежнему шумно. Звучала музыка, лопались хлопушки, раздавался радостный смех. Карл пробирался сквозь празднующую толпу, нервно расталкивая гоблинов, вампиров, банкиров, певиц и журналистов... Но профессора Снейпа нигде не было видно...

Выбравшись, наконец, в коридор, он увидел, как из последней аудитории, хлопнув дверью, выскочил Драко Малфой. На его лице мешались гнев, страх и какая-то горькая, обречённая гордость. Такие не способны на убийство, а если и убивают — то это ломает их душу...

Карл усилием воли заставил себя забыть на время о Драко и побежал в класс. Он едва коснулся двери, когда створка резко распахнулась — и на пороге показался профессор Снейп.

— ...Мне нужно с вами поговорить!.. — выдохнул Карл.

Профессор нахмурился, пытаясь скрыть раздражение. Раньше он бы в два счёта выставил этого мальчишку. Теперь змеи и фениксы заставляли Северуса Снейпа слушать его.

— Что случилось? — произнёс он, отходя в глубину класса.

Карл плотно закрыл дверь, повернулся и спросил:

— Вы по-прежнему собираетесь убить Альбуса Дамблдора?

— Если это всё, о чём вы хотели меня спросить... — Северус Снейп сделал движение, собираясь уйти.

— Ответьте мне!

— Я всё сказал!

— Вы умрёте, если сделаете это, — словно обессилев, тихо произнёс юноша.

— Я умру, если не сделаю этого, — неожиданно спокойно ответил Северус Снейп.

— ...Что это значит?.. — испуганно пробормотал Карл.

— Я принёс Непреложный обет.

— Непреложный обет?.. Что это?.. Что-то вроде клятвы?..

— Да, только нарушивший эту клятву умирает, — произнёс профессор так, словно речь шла не о нём.

— ...И вы... вы поклялись убить директора?..

— Да.

— ...Но зачем?.. Зачем вы это сделали?.. — в голосе Карла звучал почти ужас.

— Чтобы не было искушения нарушить обещание, — усмехнувшись, ответил Северус Снейп.

— Но вы... вы умрёте, если...

Дверь класса с шумом распахнулась, и на пороге, держась за дверной косяк и улыбаясь довольной, чуть пьяной улыбкой, появился Гораций Слизнорт.

— Северус, возвращайтесь на праздник!.. Даже сейчас вы не можете забыть о работе!.. Снова отчитываете нерадивых студентов?.. Кто на этот раз?.. А мистер Штерн... Мистер Штерн, жаль, что вы не согласились на предложение мистера Уорпла принять участие в новогоднем шоу «Мастера перевоплощений»... После этого успех был бы вам обеспечен... Северус, с ним действительно нужно серьёзно поговорить, но давай займёмся этим после праздника. Грешно портить такой весёлый вечер, а ведь скоро Рождество!.. Пойдёмте-пойдёмте!..

Слизнорт почти вытолкал Северуса Снейпа из аудитории. Оглушённый и подавленный, Карл молча шёл за своим учителем. Все эти месяцы он пытался верить, что сможет найти другой выход... А теперь...

Тёмный Лорд выбрал Драко Малфоя, у которого есть дом, отец и мать, друзья, блестящее будущее. Альбус Дамблдор поступил правильно. Он выбрал профессора Снейпа, у которого ничего нет, который никому не нужен... Если с ним что-нибудь случится, никому не будет жаль...

— Идёмте скорее!.. Смотрите, как здесь весело!.. Северус, держите шампанское!..

Нарядные люди танцевали и смеялись, а падающий за окнами снег медленно таял на залитых светом окнах, превращаясь в дождь.

Глава 39. Твоя вечность

Пытаясь спастись от охватившей его серой, безнадёжной тоски, Карл начал убеждать себя, что увиденное им было только миражом, пригрезившимся от усталости и тревоги. Ведь, в самом деле, он никогда не замечал в себе ни малейших способностей прорицателя, и за все три года профессору Трелони так и не удалось добиться от него сколько-нибудь связного пророчества. Были только сны... И теперь ночь за ночью Карлу снилось бледное лицо с остывающими глазами, и его руки, вкладывающие в умирающего цветные иллюзии.

«А что ещё мне может сниться после такого?» — злясь на свою слабость и беспомощность, думал юноша. — «Это ничего не значит!.. Это просто моё воображение!» Теперь он жалел о том разговоре с профессором Снейпом и надеялся, что профессор не обратил внимания на его глупые слова. «Вы умрёте, если сделаете это...» — нашёлся тоже предсказатель! Лучше бы предсказывал себе правильные ответы на экзаменах!.. Профессор прав, его оценки никуда не годятся. Надо больше заниматься...

Теперь Карл был готов думать о чём угодно, только бы не возвращаться к тем ужасным мыслям. Немного забыться помогло приближающееся Рождество. Он долго размышлял, как ему раздобыть подарки для детей из приюта. Заикаться о деньгах в присутствии Тёмного Лорда было бессмысленно и даже опасно: в списке тех, кого предстояло уничтожить Пожирателям Смерти, магглы являлись одним из первых пунктов. Заклинания тут тоже не могли помочь. Найти в ближайшее время философский камень надеяться не приходилось, а по своей воле ни одна вещь не желала становиться золотом. Превращать себя в средство купли-продажи нравилось только человеку.

«Даже если я найду деньги, на всех ведь не хватит...» — думал Карл, а в это Рождество ему хотелось сделать подарок для всех...

Стоило ему переступить порог приюта, как, словно почувствовав его возвращение, откуда-то прибежали малыши. Они смотрели на Карла доверчиво-требовательными глазами и ждали сказок.

Но сказки, услышанные Карлом за эти четыре месяца в Хогвартсе, были слишком темны, разве что печальная история Нарциссы Малфой...

— Вы когда-нибудь смотрели на старые карусели во время дождя? — тихо спросил он.

— Конечно, смотрели! — с готовностью подтвердил карапуз с румяным лицом. Его имя было Вилли, но все звали мальчика Винни — за неумеренную любовь к сладостям.

— Во время дождя можно только смотреть, кататься нельзя, потому что испачкаешь одежду, — осторожно добавила Дороти, робкая девочка с тонкими косичками. — Но обычно воспитательница сразу ведёт нас назад в приют...

Карл кивнул, а потом сказал:

— Когда мы возвращаемся в свои дома, на площадку приходят дети дождя...

— Дети дождя? А кто это? Я никогда их не видел! — перебил Вилли.

— Люди их не видят...

— Как это?

— Они невидимки...

— Вот здорово! Я тоже хочу быть невидимкой! — Вилли радостно потряс кулаком, представляя, как накажет всех своих обидчиков.

— Никто не спрашивает, как у них дела, — терпеливо продолжил Карл, — не покупает шоколадного мороженого, не дарит на день рождения большой торт со свечками... Никто их не видит... Когда начинается дождь и мы возвращаемся в свои дома, они забираются на карусель — и ветер медленно катает их...

Вилли опустил кулак, беззвучно выдохнула Дороти...

А вечером, когда обитатели приюта, съев свой скудный ужин, забрались в кровати и приготовились встречать Рождество, Карл поднялся на крышу и, расчистив краешек от снега, сел на каменный выступ возле антенны. Снег медленно падал в его пустые ладони... Завтра утром миллионы детей проснутся и найдут под ёлками подарки, заботливо положенные туда родителями. Эти дети подарков не найдут. И ему нечего им дать... Хогвартс он мог подарить только слепой Софи, зрячим здесь нельзя дарить волшебство...

Нужно подарить что-то невидимое... Чтобы не смогли забрать...

Сны... Он может подарить им сны... Пусть каждому приснится что-то доброе... Что-то важное...

Карл сидел на холодной крыше, прижимая к груди колени, и вглядывался в далёкие звёзды, словно пытаясь дотянуться до плывущего под ними Бэна, спящего среди них Франца... Сквозь стены и камни стараясь прислушаться к дыханию детей, лежащих в своих холодных постелях...

Рядом — будто пирамидка из углей — сидел Рабэ. Глаза ворона были закрыты, казалось — он спит...

Пусть и он увидит сегодня свой добрый сон... Других снов Карл не мог угадать, но точно знал, что в эту ночь старый полковник встретится со своим сыном...

Утром в приютской столовой царил переполох: все наперебой рассказывали друг другу чудесные сны. Воспитательницы тщетно пытались рассадить детей напротив подносов с овсянкой и тыквенным соком.

— Санта помнит про нас!.. Санта подарил нам сны!.. — бегая вокруг столов, кричал Вилли.

— Знаешь, я видела...

— А мне приснилось...

— А у меня...

— А я каталась на невидимой лошадке... — робко вставила Дороти.

— Как это ты решилась забраться на лошадь? — удивилась воспитательница.

— Во сне не очень страшно... — тихо ответила девочка, поднимая глаза. — Лошадка отвезла меня к маме!.. Мама не бросила меня... Она умерла... Она сказала, что любит меня...

Воспитательница не нашлась, что ответить. Растерянно посмотрев по сторонам, она заметила бегущего к ним Вилли.

— Не носись так! Голову разобьёшь!.. Лучше расскажи нам, что тебе приснилось...

— Да что вы спрашиваете! — смеясь, перебил женщину высоченный Джек. — Нашему Винни наверняка приснился килограмм пастилы! Правда, Винни?

— Неправда! — вдруг резко огрызнулся мальчик. — То есть, мне действительно приснилась конфета...

— Что я вам говорил! Ну, не килограмм пастилы, а килограмм конфет...

— И совсем не килограмм! А всего одна конфета!.. — зло крикнул Вилли. — Всего одна конфета, понял!.. Зато большая... — злость исчезла с его лица, уступив место тихой радости. — Леденец на деревянной палочке... Мне папа в последний раз купил...

Воспитательница смотрела на Вилли так, словно впервые увидела его. Этот толстый, вроде бы, совсем недалёкий мальчик, оказывается, постоянно ел сладости, чтобы вернуть воспоминания о последнем дне, который отец провёл с ним перед тем, как сесть в самолёт и взорваться в небе над Африкой.

— А тебе что приснилось? — спросила она сидящего в инвалидном кресле Тэда.

— Обычный рождественский ангел... — неохотно ответил Тэд. — Пусть лучше Софи расскажет.

— Она же слепая, — не к месту напомнил Джек.

— Но я могу видеть сны, — ответила Софи. — ...Мне приснилась темнота... И в темноте была девочка... Ей было страшно... Она не знала, куда идти... А потом к ней прилетела белая птица...

— Белая птица? — восхищённо прошептала Дороти. — А ко мне тоже прилетит белая птица?

— Не прилетит, — раздался вдруг тихий, уверенный голос.

Карл повернулся и увидел Ганца. Несмотря на свои неполные восемь лет, мальчик смотрел на окружающих так, словно всё видел и всё знал.

— Белые птицы прилетают только в сказках, — сказал Ганц, подходя ближе. — В жизни их не бывает. В жизни твоя девочка так бы и ходила в темноте, как сейчас ходишь ты.

— Ганц! — остановила его воспитательница. — Нельзя так говорить!

— Вы сами так думаете, — с каким-то жестоким спокойствием произнёс мальчик. — Вы притворяетесь, что верите в их сны.

— ...Ну, почему же... Это очень хорошие сны... — сказала женщина, неловко улыбаясь. — Вот тебе что приснилось?

— Ничего.

Отделённый от него толпой детей, Карл с болью смотрел на мальчика. Наверное, ему не хватило вчера силы дотянуться до Ганца, или у Ганца не нашлось сил открыть своё сердце...

— Ты просто забыл, — успокаивающе сказала воспитательница. — Многие видят сны, а потом забывают.

— Я ничего не забываю, — холодно возразил Ганц.

— Значит, белая птица не прилетит ко мне? — жалобно протянула Дороти.

— Прилетит, — тихо произнесла Софи. — Белая птица прилетает ко всем...

Последние слова она произнесла, глядя слепыми глазами туда, где должен был стоять Ганц.

Он отвернулся и прошептал презрительно-горько: «Дура...»

— Ну, всё, время снов прошло! — сказала воспитательница. — Пора завтракать. Быстрее рассаживайтесь по своим местам!

Дети засуетились, с разбега плюхаясь на скамейки и хватая ложки. А Карл продолжал стоять, думая о том, что, наверное, такими же, как у Ганца, глазами много лет назад смотрел на детей и воспитателей Том Реддл.

После завтрака Карл, Тэд и Софи забрались в комнату с плотными шторами из полинявшего бархата и большими батареями. Здесь редко убирались — и поэтому было пыльно, но тепло.

Покрутив в пальцах кружочек крекера, оставшийся от завтрака, Софи вдруг спросила Тэда:

— А что за ангел тебе приснился?

— Обычный рождественский ангел... — протянул Тэд, стараясь изобразить скучающее равнодушие. — В белом балахоне и с крыльями...

— И что он делал? — обычно нелюбопытная, снова спросила Софи.

— Ничего не делал, — пожал плечами Тэд. А потом добавил. — Ангел предложил мне полетать... Я ответил, что не могу ходить... А он сказал: «Не обязательно уметь ходить, чтобы летать...»

Некоторое время все молчали.

— Ты тоже про свой сон не рассказал, — радуясь, что нашёл другую тему, сказал Тэд.

— Последнее время мне снятся слишком грустные сны, — проговорил Карл, улыбнувшись быстрой, нервной улыбкой.

— Жалко... — расстроено протянул его друг.

— Не беспокойся обо мне, — покачал головой Карл. — Позаботься о тех, кто не видит снов...

После праздников приют снова погрузился в повседневные заботы. Карлу, заменившему теперь Бена, выдали список необходимых вещей, и он вместе с Николасом колесил по Лондону в старом фургончике, покупая зубные щётки, мочалки и прочие мелочи. Забравшись на протёршееся сиденье рядом со стариком и рассеянно слушая очередной рассказ о скачках, Карл чувствовал на своём лице бледные, почти прозрачные солнечные лучи и тихо улыбался. Странно, но ему нравилось это незамысловатое задание. Купить зубную щётку — в этом не было ничего магического, но, может быть, именно поэтому это было так чудесно!..

Фургончик постепенно заполнялся, и вот в списке не отмеченными галочкой остались только лампочки. Свет, как известно, притягивает не только мотыльков, но и мячи, рогатки, камни.

Выбрав небольшой магазинчик с кривой надписью «Электротовары», Карл оставил Николаса сторожить их небогатое имущество, а сам отправился за лампочками.

Сжимая в кармане кошелёк с остатками выданных заведующей денег, он толкнул дверь — и тут же над головой раздался звук металлического колокола, а где-то в глубине помещения резкий стрекочущий голос закричал: «Пассажир на борту! Пассажир на борту!»

Оглядывая странный магазин, больше напоминавший заваленную вещами кладовку, Карл позвал осторожно:

— Извините...

За полками послышался шум, и хриплый голос произнёс:

— Джейсон Картер на месте!.. Джейсон Картер ни разу не проспал свою вахту!

Шум стал громче, и из-за груды коробок появился грузный старик с обветренным лицом и яркими глазами.

— Извините... Я хотел бы купить лампочки... — сказал Карл, с удивлением разглядывая странного продавца.

— Тогда ты выбрал правильный курс! — довольно крякнул старик. — Здесь ты найдёшь все светильники, люстры и фонари, которые только есть на свете.

— Нет-нет, мне нужны просто лампочки...

— Лампочки тоже есть, — кивнул старик. — Сколько будем грузить?

— Много, — улыбнулся Карл, — у нас их часто приходится менять.

Старик порылся где-то внизу.

— Здесь только десять, надо спуститься в трюм, — он, кряхтя, выбрался из-за прилавка — и Карл увидел, что вместо одной ноги у старика деревянная палка.

— Может, я сам спущусь? — осторожно предложил юноша.

— Ты рано списываешь Джейсона Картера на берег! — погрозил ему пальцем старый матрос и заковылял к люку.

Карл, затаив дыхание, наблюдал, как старик спускается в подвал. Потом послышался шум падающих коробок.

— Вы в порядке? — испуганно спросил он, подбегая к люку.

— В полном порядке! — крикнул старик.

С тревогой слушая звук передвигаемых коробок, Карл обошёл вокруг люка. У стены на пыльных полках стояли светильники всевозможных форм и размеров: медные, серебряные, с поблекшей позолотой... Вдруг в углу юноша заметил маленький подсвечник, напоминающий формой покосившийся домик или корабль. В нём едва заметно тлел огонёк — и вдруг ярко вспыхнул, проникая сквозь трещинки-окна.

— А... Интересный экземпляр, — раздался сзади голос старика. — Мне отдал его один туземец в обмен на лекарство от лихорадки. У него сын заболел... Папаша сказал, что там лежит кусочек звезды — и он будет светить вечно... Это, конечно, враньё, но парнишку было жалко. Хотя горит свечка и впрямь долго. Только в последние годы начала гаснуть... Я уж думал — всё, а нет, смотри — опять зажглась!..

— Почему её никто не купил? — спросил Карл. — Ведь она у вас давно.

— Да кому нужна эта консервная банка! — рассмеялся старик. — Будь там внутри не кусочек, а целая звезда! Людям важна упаковка.

— А сколько она стоит? — у Карла вдруг появилась идея.

— Там же внутри кусочек звезды лежит, — во взгляде старика зажглись хитрые искорки. — А звёзды стоят недёшево, сам понимаешь.

Карл сжал кошелёк, думая, что там нет ни одной принадлежащей ему монеты.

— Сэр! — сказал юноша, посмотрев на старого моряка. — Я бы очень хотел купить у вас эту вещь. Но, к сожалению, у меня нет денег. Если вы позволите, я бы помог убраться здесь... отнести ненужные вещи вниз и достать нужные... А вы бы отдали мне подсвечник...

— Дельные слова! — хлопнул рукой по столу старик. — Я бы взял тебя юнгой на свой корабль!

— Спасибо, сэр! — радостно воскликнул Карл.

Расплатившись за лампочки и перенеся коробку в фургончик Николаса, юноша сказал, чтобы тот ехал в приют. Конечно, перед этим ему пришлось вернуть Николасу кошелёк с оставшейся мелочью.

Вернувшись в магазин, он снял куртку и положил на стул.

— Я готов, сэр! С чего начнём?

— Мне нравится твой настрой, юнга! — одобрительно кивнул старик. — Начнём с трюма, а потом отдраим палубу!

Карл разбирал содержимое ящиков и коробок, протирал пыль, мыл пол, а старик повеселевшим голосом раздавал команды, представляя себя капитаном корабля.

— Море — удивительная вещь, юнга! Оказавшись однажды в открытом море, ты уже никогда не забудешь это ощущение. Даже вернувшись на сушу, ты будешь слышать море...

Карл, находившийся в это время в подвале, тяжело опустил на пол коробку, которую держал в руках. Низкие, певучие голоса, словно волны, вдруг заполнили его сознание. Он не понимал их языка, но чувствовал, они зовут его за собой... И сегодня ещё настойчивее была их песня и ещё больше было в ней тоски...

Карл тряхнул головой, пытаясь прогнать наваждение, но старик наверху продолжал говорить о море.

— ...Знаешь, в море можно встретить много чего... Один случай я никогда не забуду... Мы искали сушу, чтобы залатать свою посудину. Я отправился на шлюпке к небольшому острову разведать обстановку... Там были только камни... Ни травинки... А потом на камнях я заметил... Сначала подумал, показалось... Чёрный, чернее камня... Крылья, как скалы, а глаза светятся серебристым светом... Дракон!.. Ты понимаешь, настоящий дракон!.. Он смотрел на меня, и мне казалось, он всё про меня знает... Не знаю, как я там не умер от страха!.. Вернулся на корабль и сказал ребятам, что на этом острове мы свою посудину не починим...

А потом, лет через пять, мы попали в шторм. Многие готовились отдать Богу душу, да и я, признаться, думал, что больше не выпью рома в кабачках Лондона. Я в жизни Богу не молился, а тогда впервые его имя вспомнил — сказал, что хочу выжить! Несмотря ни на что — хочу выжить!.. И вдруг в небе тень мелькнула. Ночь была, да только тень ещё чернее ночи, и серебристые взгляды-иглы!.. Я так обрадовался — это ж мой дракон!.. Он мне словно путь указывал. Я крикнул ребятам, чтобы брали курс. И скоро, правда, суша показалась... Вот только корабль наш разбился о прибрежные скалы... Кто утонул, кого акулы сожрали... Нас выжило только двое, а я ещё и полноги в пасти рыбины оставил...

«Тубан исполняет наши желания... — подумал Карл, вспоминая свою встречу с драконом. — Я хотел дойти до последнего испытания, и я дошёл... Только я не знал, что ожидает меня там, — он потёр ноющую метку на левом запястье. — А Тубан знал...»

Карл медленно поднялся наверх и посмотрел на старика. Тот сидел, опустив плечи, и качал протезом.

— И зачем я вдруг начал всё это рассказывать? — пробормотал он. — Никому об этом не рассказывал... Даже с тем парнем, который выжил, мы не говорили... Стыдно было... Я всё думал, видел ли он дракона?.. А может, и не было никакого дракона, чего не привидится со страху!.. Да и не в нём дело... Просто показалось, будто ты можешь меня простить... Ну, да ладно! — перебил он сам себя. — Ты славно поработал, юнга, так что можешь забирать свою склянку!

— Спасибо, сэр... — тихо ответил Карл.

Он подошёл полке и осторожно взял старый подсвечник.

— Попутного тебе ветра! — махнул рукой старик.

— Сэр! — сказал вдруг Карл. — А можно я приведу сюда одного мальчика?

— Если он будет таким же смышлёным юнгой, как ты. Похоже, мне действительно пора набирать команду.

— Он немного необычный... Но я думаю, он сможет помочь вам. А вы — ему...

В приюте Карла встретили Тэд и Софи.

— Ты где ходишь? — спросил Тэд. — Заведующая из нас всю душу вытрясла, допытываясь, какую пакость ты задумал!

— Встретился с одним интересным продавцом лампочек, — ответил Карл. — Кстати, я тебя тоже хочу с ним познакомить...

После случая с магазином электротоваров отпроситься на день в Хогвартс было непросто. Заведующая грозилась написать директору, а если Карл будет по-прежнему нарушать правила, то и вовсе забрать из школы. Кое-как договорившись с ней, Карл взял подсвечник-кораблик и побежал в парк. Зимним утром найти безлюдное место было легко — и через несколько минут он уже шёл по дороге к замку.

В коридорах было тихо и пусто. Только нарисованные фигуры медленно переходили из картины в картину, да привидения изредка проплывали по каменным ступеням лестниц.

Спустившись в подземелье, Карл остановился перед дверью, потом тихо постучал.

— Войдите, — произнёс резкий голос.

— Здравствуйте, профессор, — сказал юноша, входя.

— Вы же собирались провести каникулы в своём приюте, — вместо приветствия произнёс Северус Снейп.

— Но сегодня ведь девятое января, — проговорил юноша.

— Да, действительно, — спокойно проговорил профессор, посмотрев на календарь.

— ...Сегодня ваш день рождения...

— Надеюсь, вы не собираетесь отметить это событие так же, как в прошлом году.

Карл покраснел, вспомнив, как год назад на этом же месте выкрикивал горькие обвинения, цепляясь за мантию сидящего перед ним человека.

— Нет, я же обещал... Я хотел отдать вам кое-что... Вот... — он достал из-под куртки покосившийся домик-кораблик с горящим огоньком внутри.

— Что это? — Северус Снейп недоверчиво посмотрел на странный предмет.

— Продавец лампочек сказал, что свет в этом подсвечнике будет гореть всегда.

— И вы поверили? — усмехнулся профессор. — А купить вечный двигатель этот продавец лампочек вам, случайно, не предлагал?

— Но этот подсвечник у него уже давно... Он начал было гаснуть, а потом опять загорелся...

— Конечно, существует такая вещь, как батарейки — не слышали?

— Здесь вроде некуда вставлять батарейки...

Что ответить на подобную наивность, Северус Снейп не нашёлся.

— Можно, я на полку поставлю? — робко спросил Карл.

Северус Снейп продолжал молчать.

Юноша осторожно приладил светильник на свободное место между книгами, гадая, сколько ему удастся здесь простоять.

— Ну, я тогда пойду... Ещё раз с праздником...

Он вышел в коридор и тихо прикрыл дверь.

В последние дни каникул Карл красил полы и клеил обои, отрабатывая свои «прогулы». Он уже почти закончил одну стену, когда запястье пронзила боль.

«Ох, как невовремя!..» — подумал про себя юноша. Положив на пол рулон обоев, он прислушался к звукам в коридоре — и перенёсся в поместье Малфоев. «Обычно это продолжается недолго, главное, чтобы у меня остались потом силы закончить ремонт...»

Торопясь скорее вернуться в приют, он не спустился за курткой — и теперь шёл по засыпанному снегом парку в тонкой рубашке. Взбежав по ступеням особняка, Карл закрыл за собой тяжёлые двери и глубоко вдохнул нагретый воздух — наверное, он давно так не радовался, оказавшись у Малфоев.

Тёмный Лорд встретил юношу холодно. Сегодня он пил его энергию медленно и словно с расчётом. Том Реддл взял именно столько, чтобы Карл почувствовал себя слабым, но мог стоять на ногах.

«Могло быть и хуже...» — подумал Карл, поднимаясь с ковра и хватаясь рукой за стену.

— Остановись! — коротко приказал Тёмный Лорд.

— Да, — Карл удивлённо посмотрел на Тома Реддла.

Другие всегда прибавляли почтительное «мой Лорд», он же всегда просто говорил «да». Другим Том Реддл подобного обращения бы не простил... Конечно, этот мальчишка был просто вещью, набором ампул, шприцов, капельниц и тонких трубочек, созданных, чтобы продлевать ему жизнь. Но даже Том понимал: больной больше нуждается в капельнице, чем капельница — в больном...

— Передашь это одному человеку в Лондоне, — сказал он, доставая из складок мантии небольшой свёрток.

— В Лондоне?

— Портал — книга, — Тёмный Лорд кивком указал на низкий столик.

— А как я узнаю этого человека? — спросил Карл.

— Он сам найдёт тебя.

— Когда мне отправляться? — послушно спросил юноша.

— Сейчас.

— Хорошо, — он взял свёрток, ещё раз посмотрел на Тома Реддла и коснулся лежащей на столике книги.

В следующее мгновение Карл уже стоял на улице, заполненной машинами. Созданные, чтобы подарить скорость, они теперь напоминали металлические клетки. Запертые в них люди с тоской смотрели на дорогу.

Пошёл снег, и Карл вспомнил, что на нём только тонкая рубашка. Поёжившись, он оглядывался по сторонам в поисках человека, которому должен был передать свёрток.

Это задание сразу показалось юноше странным. Тёмному Лорду всегда было достаточно энергии, которую давал Карл. Он словно избегал просить его о чём-то другом. Кроме того, улица, окружённая высокими, до неба, каменными зданиями, меньше всего напоминала что-то волшебное, а Том Реддл вряд ли бы стал иметь дело с магглами.

Карл решил немного пройтись, чтобы не замёрзнуть, и вдруг увидел впереди человека в старой клетчатой куртке и кепке, надвинутой на глаза. Человек едва заметно кивнул Карлу, делая знак следовать за ним.

Идя по тротуару за странным незнакомцем, Карл думал о том, что уже почти не чувствует пальцев, держащих свёрток. А человек всё шёл и шёл вперёд, изредка поглядывая на стоящие машины.

Вдруг он остановился и молча протянул руку. Карл нерешительно передал ему свёрток, не зная, правильно ли поступает. Незнакомец, не глядя, сунул свёрток в карман и продолжил свой путь.

Порыв ветра сильнее закружил крупные белые хлопья. Карл стряхнул снег с озябших плеч и собирался уже идти, как вдруг...

Утомлённый многокилометровой пробкой, мужчина вышел из машины и закурил сигарету, изредка переговариваясь со своим шофёром и нетерпеливо поглядывая на часы. На его красивом бледном лице было написано недовольство, а глаза под стёклами очков смотрели вокруг с едва заметным презрением. Ветер трепал тёмные волосы, чуть тронутые сединой, и алый кашемировый шарф на чёрном пальто напоминал кровавую рану...

На твоём лице усталость и недовольство... Ты привык всегда успевать... всегда быть первым... Пока другие с трудом преодолевали очередную ступень — ты уже стоял на вершине лестницы и холодно смотрел на их попытки догнать тебя... Тщетно... Никто никогда не догонит тебя... Ты будешь один на вершине своей лестницы...

Ты мечтаешь о вечности... Ты тоже мечтаешь о вечности... Но человек смертен... Его бессмертие не в количестве прожитых лет!.. Бессмертие человека в тех, кто дал ему жизнь, и в тех, кто будет жить после него!.. Бессмертие человека в способности помнить!..

Ты видел её, лежащую на больничном столе?.. Ты помнишь её глаза, в которых замерли боль и страх осознания собственной смерти?.. Ты помнишь?.. Потому что я никак не могу забыть!..

Ты хотел меня убить... Но я остался жив, отец!.. Я остался твоей вечностью, о которой ты не знаешь...

За годы, что я провёл здесь, я выучил много жестоких, тёмных слов... Одного слова достаточно, чтобы алый шарф на твоей шее стал кровавой раной...

Но не бойся, я не произнесу этого слова... И под каким бы небом ты ни ходил, я сделаю всё, чтобы защитить тебя... Потому что ты — моя вечность...

Где-то вдалеке загорелся зелёный свет. Мужчина равнодушно скользнул взглядом по юноше, стоящему под падающим снегом в одной рубашке. Потом сел в машину и закрыл окно...

Карл остановился на пороге библиотеки, тяжело держась за дверь, и сказал:

— Я не сделал того, что вы хотели. Я не убил его.

Он уже собирался уйти, когда позади раздалось презрительно-горькое:

— Дурак...

В комнате с не доклеенными обоями было темно. Он нажал выключатель — и ворон, уснувший на куче старых газет, открыл подслеповатые глаза.

Карл подошёл и сказал:

— Расскажи обо мне.

Глава 40. Бог видит высокие горы и дарует им вечные снега – I

Мальчик зажёг свет и сказал: «Расскажи обо мне». В складках его тонкой рубашки ещё не растаял снег, снег был на тёмных волосах, и казалось, что мальчик поседел...

Ворон поднял голову, и в чёрных бусинах глаз зажглось высокомерное презрение. Те, кто имел право ему приказывать, давно стали призраками. Даже с Реддлом они просто выполняют каждый свою часть договора...

Мальчик продолжал молча стоять, а ворон молча смотрел на него. Он бы отвернулся, так и не произнеся ни слова, в конце концов в нём уже почти нечему причинить боль, нечего убить... В обычной глупой вороне больше жизни, чем в нём. Он похож на старое чучело, валяющееся на чердаке...

Да, он бы отвернулся, так и не произнеся ни слова, но в Рождество ему приснилось... Мягкая трава, похожая на мох... Он ведёт мальчика по лабиринту... Мох сменяется кладбищенской травой, и они идут по кладбищу... Крыса привязывает мальчика к надгробью... Крыса берёт нож и разрезает тонкие запястья, течёт кровь... В чёрных клубах дыма рождается волшебник. Волшебник подходит к надгробью и грубо поднимает безжизненно склонённую голову — и он видит лицо своего сына...

Ворон пристально смотрел на мальчика, потом произнёс беззвучно:

«Что ты хочешь знать?»

— Как ты нашёл меня?

«Реддл сказал, когда появляются такие, как ты, звёзды в небе горят ярче...»

— Что значит — «такие, как я»?

«Рождённые под горящей звездой...»

— Я не понимаю.

«Я тоже...»

— Откуда Тёмный Лорд узнал обо мне?

«В арабских пустынях Реддл встретил Гайтану, он учился у Гайтаны, и тот рассказал ему, как возвращать жизнь.»

— Как возвращать жизнь?.. Это то, что Питер Петтигрю сделал на кладбище?

«Да... Для обряда нужны плоть слуги, кость отца, кровь врага и жизнь рождённого под горящей звездой... Слуг, готовых отдать свою плоть, найти было нетрудно... В конце концов всегда оставалась Белла, готовая ради него разрезать себя на куски... Отца он убил почти сразу после того, как покинул Хогварстс. Создать врагов ему ничего не стоило. Но найти рождённых под горящей звездой было не так просто... Гайтана сам искал их. Но он знал только, что, когда они появляются, в небе загорается много звёзд... Если их находят те, кто знает о них, им дают имя Король Звезды... А другие безымянными бродят по земле...»

— Кто такой Гайтана?.. Волшебник?..

«Да... Он был великим волшебником!.. Его боялись и ему молились... Но потом народ устал от страха и молитв... Его нашли и убили. Тело Гайтаны висело на дереве, жарясь под солнцем. В него кидали камни и банановую кожуру. А потом выбросили в океан, чтобы рыбы сожрали то, что от него осталось... Он так и не успел найти своего рождённого под горящей звездой...

А Реддл успел... Я следил за небом много лет... Иногда мне казалось, что, как в библейской истории, зажжётся серебристая звезда и приведёт меня к колыбели младенца, над которым склонилась мать и светлый ангел... Признаться, мне любопытно было бы увидеть ангела...

Но ни крыльев, ни нимбов я не увидел... Заместитель директора банка занимался сексом со своей секретаршей на столе в офисе, а высоко над ними взрывался в небе самолёт, и небо дышало огнём и сыпало звёздами... Так твои родители создали тебя...»

— ...Но, может, это совпадение... Я просто...

«Я тоже думал, что это совпадение. Представить было трудно, что эти магглы способны создать нечто, дарящее жизнь... Когда отец узнал, сказал: «Избавься от него». Сказал, продолжая листать документы... Ты был для него ненужным листком, таблицей с неправильно посчитанным балансом, который сминают одним движением руки и выбрасывают не глядя...

Когда она пришла к врачу, я решил, что точно ошибся, и мой Король Звезды скоро превратится в горстку окровавленного мяса. Но ты выжил, а она умерла...

Реддл тоже расстался со своим телом... Многие поверили в его смерть, но я сомневался, что мальчишке удалось убить взрослого волшебника... Я продолжал следить за тобой, выполняя свою часть договора... Реддла я не искал, собирать его по частям было не моей задачей... Но за тобой следил... Я видел, как бились стёкла, когда ты плакал или сердился, видел, как прилетал к тебе ветер и шептал слова, которых ты ещё не умел понимать... Я видел, что магглы создали волшебника, но не верил, что их грязная кровь, текущая теперь в твоих венах, способна возродить Реддла... Часто я представлял, как он выпивает зелье — и ничего не происходит... Он так и остаётся бледным призраком... Это было бы справедливо...

Но он вернулся... Что ж — этот мир давно лишился справедливости... Я знаю, ты ждёшь, чтобы я извинился. Но я не стану извиняться. Ты мне никто. Я просто выполнил свой долг».

Он произнёс последнее беззвучное слово и теперь пристально смотрел на мальчика.

Мальчик молчал, а потом сказал тихо:

— Не нужно извиняться, полковник... Вы правы, я вам никто...

За окнами медленно падал снег... И в неверных отблесках фонарей светлыми казались тёмные волосы, и такой знакомой была печаль в опущенных глазах...

Мальчик больше не задавал ему вопросов. Начались занятия — и он снова погрузился в изучение заклинаний, зелий, предсказаний... Но в те минуты, когда они находились вместе в гостиной или перед тем, как заснуть, мальчик смотрел на него с тихой печалью. Он больше не отводил взгляд, не было в нём больше горечи предательства. В этих глазах окончательно умер добрый воронёнок Рабэ с перебитым крылом, но зато теперь в них жил полковник Вильгельм фон Дитрих.

И полковник, возможно, впервые с того момента, как потерял человеческое тело, начал чувствовать себя живым. Он уже почти забыл, каково это...

Это оказалось больно... И ведь, правда, насколько проще просыпаться по утрам с простой и ясной мыслью — поскорее найти кормушку!.. Принимая чей-то облик, поневоле привыкаешь к нему. Маска срастается с кожей... Раньше во взгляде мальчика отражалась только ещё одна маска — добрый, заботливый ворон... Теперь в его глазах полковник видел себя настоящего... Маску сорвали вместе с кожей, и поэтому так больно... А ещё потому что...

Теперь по вечерам ворон бродил по гостиной, царапая ковёр своим металлическим крылом. Ему хотелось, чтобы мальчик спросил его о чём-нибудь. Но мальчик не знал, что ему нужны его вопросы...

Спрашивать самому было унизительно. Он никого ни о чём не просил!.. Только однажды... Сломал свою гордость... А потом сломалось всё...

Сегодня где-то далеко за окнами громче обычного завывала вьюга. Словно стая голодных волков пришла за ним... Мальчик сидел на диване в уже опустевшей гостиной и что-то выводил в длинном пергаменте. Наверное, он тоже слышал вьюгу, но сильнее снежных волков его пугало другое. И вот он выводил слово за словом, надеясь, что эти слова помогут ему заслонить человека от смерти...

— Не получается... — устало проговорил мальчик и отложил ручку. — Профессор Флитвик задал составить одно более сложное заклинание на основе двух простых... В вашей школе были такие задания, полковник?

Вот она — цена вопросов: вспоминать жизни. Цена жизни — вспоминать боль...

«Твои задания — примеры для первоклассников по сравнению с тем, что делали мы. Ваш директор слишком церемонится с вами!..»

— Не всегда он... слишком церемонится, — ответил мальчик, и взгляд его стал тяжелее.

«Ты его не любишь? Разве Альбус Дамблдор не борется с мировым злом?»

— Со злом он борется, только методы у него странные, — возразил Карл.

«Меня всегда удивляло, как из амбициозного аристократа он сумел превратиться в защитника грязнокровок и борца за всемирное счастье!»

— Вы знаете его? — удивлённо спросил он.

«Мы встречались в юности... Он был другом Геллерта Гриндевальда, единственного, перед кем я преклонялся и чью власть над собой готов был признать... Дамблдор был другом Геллерта, а потом отправил его гнить в тюрьме!.. После войны я видел Дамблдора несколько раз. И каждый раз на его лице была эта страдальчески-снисходительная улыбка!.. Но я верю в его сострадание не больше, чем в милосердие Реддла!.. Глупец! Он думал, что...» — тут полковник заметил, что Карл не слушает его.

На лице юноши было странное, отсутствующее выражение. Ему вдруг вспомнился один случай... Перед Турниром Трёх волшебников старый мастер проверял волшебные палочки... В палочке Карла не оказалось сердцевины, и он попросил вложить в неё волосы поэта, стихотворения которого ему очень нравились... Мистер Оливандер спросил, как зовут этого поэта, и Карл ответил: «Альфред фон Дитрих». «Фон Дитрих?.. Он немец?» — переспросил волшебник... Альбус Дамблдор тоже был там... Был там — и ничего не сказал...

— Не может быть... Этого не может быть... — пошептал Карл.

Он вскочил с дивана и выбежал из гостиной. Ручка упала и покатилась по ковру...

Альбус Дамблдор назвал пароль и приподнял полы длинной мантии, собираясь ступить на лестницу, когда из конца коридора его окликнул задыхающийся голос.

— Господин директор, пожалуйста, подождите!

Он усилием воли стёр со своего лица усталость и боль и, повернувшись, произнёс с улыбкой:

— Здравствуй, Карл. Мы давно не виделись. Надеюсь, ты хорошо провёл рождественские каникулы.

Иногда Карлу казалось, что директор находится не здесь, а в каком-то придуманном им мире. И нет никакой возможности проникнуть под эту сладковато-туманную улыбку.

— Извините, мне нужно поговорить с вами...

— Боюсь, у меня сегодня много дел, — покачал головой Альбус Дамблдор.

— Я не отниму у вас много времени, мне нужно задать только один вопрос!..

— ...Ну, что ж, пойдём...

Они поднялись в кабинет, где догорающий феникс встретил их хриплым криком...

— Так о чём ты хотел спросить? — с мягкой улыбкой произнёс Альбус Дамблдор.

— Директор, скажите, вы ведь не знали, что Том Реддл искал такого ребёнка... который нужен для воскрешающего зелья?.. Вы ведь не знали, что он выбрал меня?..

Улыбка медленно погасла.

— ...Вы знали?.. — обречённо повторил Карл.

— Никто не может знать будущего, — возразил Альбус Дамблдор. — Том и сам не знал, был ли ты тем, кого он ищет...

— Но вы, вы знали? Вы знали, что это мог быть я?.. Почему же вы молчали?..

— А что я мог сказать?.. Что волшебник, которого все считают умершим, на самом деле жив и, может быть, захочет использовать тебя?.. И ты бы стал жить, боясь собственной тени...

— Со страхом я бы как-нибудь справился!.. А теперь... Как вы могли?.. Как вы могли поступить так?!

— Карл, я никогда не лгал тебе. Когда мы встретились у зеркала Единалеж, помнишь, я сказал тебе, что магия — это не взмахи палочкой и заклинания, она хранится в твоём сердце...

— Только вы забыли сказать, что эта магия нужна Тому Реддлу! — с горечью крикнул юноша.

— Если бы я сказал это тогда, возможно, ты бы не стал тем, кто ты есть сейчас...

— А кто я сейчас?.. На моей руке змея!.. И её нельзя стереть!

— Мистер Штерн, — раздался холодный голос позади него, — почему вы позволяете себе говорить с директором в подобном тоне?

Карл повернулся и произнёс с горящей горечью во взгляде:

— А вы спросите у директора, профессор!

И прежде чем Северус Снейп успел ответить, выбежал из кабинета.

— Что с ним? — нахмурившись, проговорил Северус.

— Карл предположил, что я мог догадываться об интересе к нему Тома... — ответил директор. Пламя камина отражалось в стёклах очков, и за ними не было видно глаз.

— Он ведь ошибается? — медленно, словно через силу, спросил Северус.

— Я уже сказал ему и повторю тебе: мы не можем предугадать будущее.

— А мне казалось, мы только и занимаемся тем, что пытаемся его предугадать! — неожиданно резко возразил профессор.

— Северус, не лови меня на слове, — со вздохом ответил Альбус Дамблдор. — Ты сам понимаешь, никто не может знать наверняка, что будет завтра.

— Я не спрашиваю, знали ли вы наверняка. Я спрашиваю... догадывались ли вы, что Тёмному Лорду нужен этот ребёнок?

— Я предполагал, что такое возможно...

— ...Почему же вы ничего не сделали? — поражённо выдохнул профессор Снейп.

— Том больше всего боялся смерти. Естественно было предположить, что он станет искать рецепт бессмертия. А бессмертие не даётся бесплатно. Ради него надо пожертвовать своей душой или жизнью другого человека. Зная Тома, ясно было, что он предпочтёт второе... Вот всё, что я знал. И что я мог сделать?

— Вы могли предупредить его... Вы могли...

— И что бы я ему сказал? Что есть волшебник, которого все считают умершим, но который, возможно, жив и который, возможно, хочет заплатить его жизнью за своё возрождение?..

— Но из-за вашего молчания он стал Пожирателем Смерти!

— ...Карл сам сделал свой выбор, — тяжело произнёс Альбус Дамблдор.

— Он сделал такой выбор, потому что Тёмный Лорд обманул его!.. Если бы Карл знал, что не убивал свою мать... — и вдруг профессор замер, обречённо глядя на директора. — Вы знали, что Карл не убивал свою мать? — медленно произнёс он.

— Убийцы редко становятся лекарством от смерти, — также медленно ответил Альбус Дамблдор.

— Почему же вы...

— Я не был в больнице, где родился этот мальчик, я не видел его мать, не говорил с врачами, — строго ответил директор, — моё знание основывалось только на моих предположениях. Глядя на этого мальчика, мне трудно было представить в нём убийцу.

— Почему же вы не помогли ему перестать видеть в себе убийцу?

Альбус Дамблдор не ответил. Повернувшись, он посмотрел в окно, за которым снова начинался снегопад.

— Вы хотели, чтобы Тёмный Лорд выбрал его? — глухо проговорил Северус Снейп.

— Рождённые под горящей звездой появляются не так часто, но и не так редко, — куда-то в сторону произнёс директор. — Том нашёл бы себе другого, а другой мог оказаться... не таким, как Карл... Нам повезло, что этот мальчик привязался к тебе...

— Повезло?.. Вы сами приказали мне оставлять его после уроков, когда была открыта Тайная комната!.. Вы же знали, что василиск не станет убивать ребёнка, который нужен Тёмному Лорду...

— Родители Карла — всё-таки магглы, я не мог быть уверенным, что василиск не причинит ему вреда...

— И когда я рассказал вам, что Карл считает себя убийцей своей матери, вы не разубедили меня. Вы хотели, чтобы я тоже так считал. Вы хотели, чтобы я... ненавидел его... Чтобы потом, когда Тёмный Лорд пришёл за ним, у него не осталось другого выхода, как согласиться!.. И это вы называете выбором?! Вам хватило бы одного слова, чтобы этот выбор стал другим!.. Вам хватило бы одного слова, чтобы...

— Нам всем хватило бы одного слова, — жёстко ответил Альбус Дамблдор. — И я бы его произнёс, если бы выбор был у меня!.. Тома нужно остановить. А он не остановится, пока не уничтожит Гарри Поттера. Если Карл примет его сторону, вместе они смогут сделать это. Но если Том будет один, у Гарри есть шанс... Поэтому нужно, чтобы Карл до конца оставался с Томом, чтобы Том до конца верил в преданность Карла и не искал нового оружия, и чтобы в решающий момент Карл не протянул ему своей руки...

— ...Не протянул руки?.. — с трудом выговорил Северус Снейп. — А вы думаете, он долго проживёт после того, как не протянет Тёмному Лорду руку?

Тень легла на лицо Альбуса Дамблдора, он молча смотрел в снежную даль.

— Вы заставили меня уговорить его стать членом Ордена феникса! Вы сказали, рядом с Тёмным Лордом у него нет будущего! А какое будущее у него рядом с вами?

— Возможность спасти мир, — тихо ответил Дамблдор.

— И где ему место в этом мире?

— Северус, мне тоже очень жаль. Но в противном случае Гарри Поттер умрёт. Ты ведь поклялся защищать его, помнишь?

Северус Снейп замолчал... Наконец, он произнёс глухо:

— Вы уже сказали Карлу, что он должен будет сделать?

— Пока нет, — ответил Дамблдор. — Я сообщу, когда придёт время... А сейчас, Северус, постарайся успокоить его. Он, должно быть, очень рассержен. Но всё это уже в прошлом, надеюсь, он сможет понять.

Северус Снейп по-прежнему молчал, тяжело глядя перед собой.

— Ступай, — мягко проговорил директор, подходя к клетке с догорающим фениксом. — И проследи, чтобы ваш разговор никто не услышал. Если Драко узнает, он непременно расскажет Тому, и тогда все усилия напрасны... Ступай...

Свеверус Снейп нашёл его у камина в гостиной. Карл, не отрываясь, смотрел на огонь — и на его лице дрожали отблески пламени. Рядом горстью пепла сидел ворон...

— Пойдёмте в мой кабинет, — без объяснений произнёс профессор.

Юноша поднял голову — и его так странно посветлевших за последние месяцы глазах колыхнулось пламя. Северусу Снейпу не нужно было читать мысли, чтобы понять: сейчас в огне камина юноша видел свою сгоревшую жизнь...

Профессор больше ничего не сказал, повернулся и пошёл в свой кабинет. Он знал, что услышит за спиной обиженно-покорные шаги.

— Директор рассказал мне о содержании вашего разговора, — произнёс он, садясь за свой стол. Дамблдор однаждны сказал: «Мне кажется, Северус, вы с этим мальчиком чем-то похожи...» Гладкая чёрная поверхность проводила чёткую грань между ними: теперь уже не перепутаешь...

— Вы знали? — не слыша его, проговорил юноша. — Вы знали?

— Я не собираюсь обсуждать с вами, что я знаю и чего не знаю, — холодно возразил профессор. — И для вас моё знание или незнание не должно иметь никакого значения!..

«...потому что вы для меня никто...» — закончил про себя фразу Карл. Он посмотрел в сторону — и вдруг увидел полку, заполненную старыми книгами и банками с порошками и высохшей травой... Ни свечи, ни капли воска...

«...Пусть так...» — вдруг сказал он себе. — «Ну, и пусть так... Я никогда не нравился ему, и сейчас он не оправдывается, как профессор Дамблдор, потому что ему безразлично моё мнение о нём, потому что ему от меня ничего не нужно... Но его неприязнь всегда была открытой, он всегда был честен со мной... Он спас мне жизнь, когда я пытался выпить зелье забвения, он нашёл меня, когда я потерялся в Запретном Лесу, он сидел со мной, когда по замку ходил василиск... Ненавидя меня, он позволил мне остаться в своём доме — единственном настоящем доме, который у меня был...»

Сидя за своим столом, Северус Снейп с болезненным удивлением наблюдал, как в глазах юноши сгорает горечь обиды и остаётся свет.

— Вы правы, это совсем неважно... — тихо произнёс Карл. — Я знаю, о чём вы хотели поговорить. Директор просил убедиться, что я по-прежнему помню про Орден Феникса... Пусть не волнуется. Я обещал вам служить Ордену, и я сдержу обещание... Это совсем не трудно, ведь директор не даёт мне никаких поручений... Теперь мне можно идти?

— Идите, — глухо ответил профессор.

Глава 41. Бог видит высокие горы и дарует им вечные снега – II

За окном медленно падал снег. На подоконнике нераскрытыми лежали книги и тетради... Морозное стекло запотевало от неровного дыхания, а потом тёплый след тихо таял... Детям в приюте нравилось дышать на стёкла, а потом рисовать смешные рожицы или выводить самое главное в мире уравнение: «А + В = любовь».

Ему тоже хотелось что-то написать на стекле, но все буквы словно потерялись. Только снег медленно падал за окном...

Он снова вспоминал свой короткий разговор с директором... С профессором всё внутри решилось как-то само собой. Да и, подумав хорошенько, Карл понял, что профессор не мог знать о планах Тёмного Лорда. Слишком искренне он всегда презирал неспособность своего ученика справиться с простейшими заданиями, слишком искренне ненавидел в нём убийцу матери... Другое дело — директор... Во взгляде Альбуса Дамблдора Карл никогда не видел ни ненависти, ни презрения...

И, снова вспоминая их короткий разговор, он вынужден был признаться себе, что понимает смысл несказанных директором слов... Конечно, директор не мог знать что-то наверняка, но его мудрость позволила ему строить предположения, которые оказались недалеки от истины. Директору хватило мудрости увидеть в болезненном, не особенно способном ребёнке нечто большее, хватило сил не верить, что этот ребёнок — убийца.

А ему не хватило... Вот что хотел сказать Альбус Дамблдор: он сам не верил в себя... С детства привыкший видеть вокруг только боль и отчаяние, он легко отдал себя боли и отчаянию... Теперь они чёрной змеёй обвивают запястье, потому только его вина, что...

Да, вина его!.. Но разве правильно, увидев отчаявшегося, сказать ему: «Ты сам виноват в своём отчаянии!» — и пройти мимо?.. Разве правильно, видя чужую боль, не протянуть руки, чтобы забрать хоть немного?..

У директора есть противники, но большинство людей любят и уважают его. Ученики, учителя... Даже профессор Снейп... Все знают, что он испытывает к Альбусу Дамблдору неприязнь, но выше этой неприязни — уважение... Если не уважение, то... какое-то смирение...

А у него смириться не получается... Что-то внутри не даёт покоя... Последние ночи часто снится Седрик... Почему директор позволил ему войти в лабиринт?.. Почему его мудрости не хватило, чтобы предугадать эту смерть?.. Но лучше бы он не знал, лучше бы не знал... Страшно представить, что Седрик стал просто помехой на пути к исполнению великого замысла...

Директор кажется похожим на Бога, строгого и холодного, отделившего себя от человека непроницаемой стеной неба. Он знает истину, но в молчании будет судить людей за её незнание. Он приказывает построить ковчег одному и посылает дожди остальным... Возможно, Бог имеет право решать, кто должен выжить, а кто обречён на смерть... Но человек... Страшно, когда человек становится таким Богом...

Карл отвернулся от окна и посмотрел на сидящего рядом ворона.

— Полковник, расскажите, пожалуйста, об Альбусе Дамблдоре. Каким он был в юности?.. Какая у него семья?.. Я никогда не слышал, чтобы кто-то говорил о его жене, детях... или внуках...

«Для тех, кто решает судьбы мира, нелегко иметь семью...» — ответил ворон. — «Потому что рано или поздно приходится выбирать: семья или мир... И тогда человек либо становится таким бездушным фанатиком, как Ван Стратен, либо...»

Фон Дитрих не привёл второго примера, и Карлу показалось, что он хотел назвать себя, но не решился... Возможно, его имя было бы справедливее поставить рядом с именем Филиппа Ван Стратена.

— А мне кажется, если у тебя нет семьи, трудно принять правильное решение... про мир... — тихо проговорил Карл. — Какая-то семья обязательно должна быть... Не обязательно родная...

Он задумался, кого бы мог назвать своей «семьёй»... Софи, Тед и другие дети из приюта... Бен, Валери, близнецы Корнхонен... Если Валери, то и Джейден... Профессор... Франц... Африканские волшебники, угощавшие их горячим шоколадом, Дала Вонгса... Старая волшебница и кот по имени Томас... Капитан Джейсон Картер... Даже Том Реддл... Конечно, отношения у него с Тёмным Лордом далеко не родственные, зато, наверное, самые прочные... Да, странная получилась семья...

Карл очнулся от своих мечтаний — и вдруг встретился взглядом с вороном. Тот смотрел на юношу с тоской и какой-то горькой жаждой...

— Значит, у директора нет своей семьи... — сказал Карл вслух. — А почему он подружился с мистером Гриндевальдом?

«Геллерт Гриндевальд был ярким, ослепляющим своим блеском!.. Невозможно было не поддаться его обаянию... Геллерт зажёг Альбуса, как пожар зажигает деревья... Но потом Альбус решил гореть в своём огне...»

— Что это значит?

«Геллерт мечтал создать новый мир — кристально чистый, наполненный яркими красками, без примеси грязи!..»

— Грязь — это... грязнокровки?

«Грязнокровки и магглы... Волшебники до сих пор вынуждены ютиться на крохотных территориях, прячась от людей под щитами защитных чар!.. Геллерт считал, что мы достойны лучшего!.. А для этого необходимо было очистить землю от недостойных!..»

— Директор тоже так думал? — с сомнением спросил Карл.

«Как и Геллерт, он хотел сделать мир лучше... Они вместе мечтали найти Дары Смерти...»

— Дары Смерти? Что это?

«Ты не читал сказку о Дарах Смерти?»

— Нет, я знаю только сказку о Дарах Жизни...

«Дары Смерти — воскрешающий камень, мантия-невидимка и непобедимая волшебная палочка. С их помощью Дамблдор и Геллерт надеялись преобразить мир. Но Геллерт всегда понимал, что преображения можно достичь только с помощью борьбы... Дамблдор же... Геллерт говорил, что он был слишком мягким... Однако его мягкости хватило, чтобы отправить его в тюрьму!»

— Почему они поссорились?

«Из-за Ариадны, сестры Дамблдора... Она страдала душевной болезнью, её магия была неуправляема и могла причинить вред окружающим. Для Дамблдора, мечтающего об исцелении мира, больная сестра была обузой. Аберфойл, его брат, обвинил Дамблдора в невнимании к Ариадне. Геллерт вспылил и применил к нему заклинание Круциатус. Завязалась драка — одно из заклинаний попало в случайно вошедшую Ариадну... Дамблдор не знал, чьё заклинание оказалось смертельным, но, думаю, он всегда боялся, что сам убил сестру. Поэтому и перестал общаться с Геллертом. Поэтому ждал, пока Геллерт завоюет почти всю Европу, прежде чем дал ему бой... Он боялся, что в глазах бывшего друга увидит своё отражение и поймёт, что это отражение убийцы...»

Карл потерянно смотрел куда-то вдаль. Рассказ полковника фон Дитриха поразил его... Образ идеального Бога, кроящего людей по своему образу и подобию, рассыпался. Перед ним вдруг предстал обычный юноша с наивными мечтами и страхом оказаться убийцей, страхом, который он пронёс в себе до старости...

Но если директор знает, как ужасно чувствовать себя виновным в смерти, почему же он позволил ему считать себя убийцей?.. Почему он за столько лет не помог профессору Снейпу справиться с чувством вины за смерть женщины с огненными волосами?..

«Знаешь, почему Бог не уничтожит ад?.. Окружённому грешниками легче чувствовать себя святым...»

— А вы?.. — тихо произнёс Карл. — Какой была ваша жизнь, полковник?

Ворон вздрогнул, металлическое крыло чиркнуло по подоконнику: он и ждал, и боялся этого вопроса.

«Зачем тебе моя жизнь, мальчик?.. Ты даже не знаешь, что делать со своей...»

— Я знаю, — возразил Карл. — Один волшебник сказал, что мы должны... забирать боль. Наверное, для этого я здесь.

«И теперь ты хочешь забрать мою боль?» — горько усмехнулся ворон. — «Тебе не хватит души!..»

— Я хочу понять вас...

Полковник некоторое время молчал, потом спросил:

«Что ты знаешь обо мне?»

— Вы учились в Дурмстранге... У вас были жена и сын, Альфред. Он тоже учился в Дурмстранге... Он был поэтом... Вы оба участвовали во второй мировой войне на стороне Германии... Альфред умер через несколько лет после окончания войны... Вы помогали Тому Реддлу... Перед смертью вы приняли анимагическую форму — и теперь вы ворон...

«Да, я учился в Дурмстранге...» — сказал Вильгельм фон Дитрих. — «Там я познакомился с Геллертом Гриндевальтом и встретил Анну... Когда Геллерт заметил, что мне нравится Анна, он сказал: «Не советую тебе влюбляться в неё». Я спросил: «Почему?» Он ответил: «Такие долго не живут». Геллерт оказался прав. Анна умерла, когда Альфреду не исполнилось и десяти... Сейчас я думаю, так было лучше... А тогда не чувствовал ничего, кроме боли... У меня оставался только Альфред. Мир забрал у меня жену, а у него мать. И я хотел забрать мир... Я хотел бросить его к ногам сына. Чтобы мой сын свободно ходил по земле, не пряча свою силу... Поэтому я согласился на предложение Геллерта... Война между магглами и нами неизбежна. Те, кто обладают меньшим, всегда будут стремиться получить больше. А те, кто обладает большим, всегда будут желать ещё большего... И всё же в том, чтобы бросать заклинания в стариков и домохозяек есть что-то... нечистоплотное... Но магглы сами помогли нам, развязав войну... Нужно было только стоять рядом и направлять... Эту миссию возложил на меня Геллерт... Я надел форму офицера немецкой армии. И заставил Альфреда сделать тоже самое...

Альфред никогда не любил войну... Он согласился, потому что я попросил... Мне казалось, так будет лучше... Мне казалось, так мы сможем построить светлый, чистый мир, и свет его будет так ярок, что Анна заметит его с небес... Сначала всё шло прекрасно... Планы операций, праздники, парады... Лёгкие победы... Города сдавались один за другим... Мы были везде и не было ничего сильнее нас... Нас не касались пули, и осколки мин облетали нас стороной... Об Альфреде и его напарнике Герберте Айзенхерце ходили легенды... Я гордился своим сыном... Гордился и не замечал, как, минуя тело, пули попадают ему в душу... Для меня война была только средством... Альфред принял её в себя... Она жила в нём... Каждый солдат, каждый пленный, которого мы сжигали, жил в нём... И каждый в нём умирал... Я не видел этого, не хотел видеть... Я никогда не читал его стихов. Считал это юношеской глупостью... Теперь мне не осталось ничего, кроме стихов... Уверен, Альферд бы ушёл... Сразу, как первый раз увидел закрывающиеся двери крематория... Но его держали пули, которые могли попасть в мою грудь и в грудь Айзенхерца... Тогда я не препятствовал его дружбе с этим маггловским офицером... Наверное, это было ошибкой...

Наша армия начала проигрывать... Бой за боем, битву за битвой... Солдат убивали бескрайние поля, покрытые снегом, глухие, тёмные леса, мёртвый холод... Нас холод не мог убить, но он подтачивал силы и волю... На этой чужой, проклятой земле наша магия слабела... Альфред молча переносил это... Он ни разу не упрекнул меня, только реже смотрел в глаза, постепенно уходя в себя... Он тратил слишком много сил, пытаясь отвести пули от магглов, с которыми сражался рядом почти четыре года... Однажды я попытался сказать ему, что он должен больше думать о себе — и вот тогда он посмотрел мне в глаза!.. До сих пор не могу забыть этот взгляд...

Когда нас прогнали почти до Берлина, Айзенхерц попал в плен... Его пытали, но ему удалось бежать... И тогда он попал к нашим... Наши пытки были ещё страшнее... Его подозревали в измене... Там, в плену врагов, он понимал, ради чего должен молчать... Здесь же молчание могло сохранить лишь его честное имя... Честное имя для искалеченного тела... Мы с сыном находились на задании, самолёт потерпел крушение и мы чуть не погибли... Когда Альфред вернулся и узнал о друге... Солдаты с глупыми от Иперио улыбками сами вывели к нему Айзенхерца, но тот уже никого не узнавал... Альфред помог ему залечить следы пыток, но исцелить больную душу не мог... Он остался с безумным Гербертом... Ни одна больница для волшебников не приняла бы маггла. Для Германии Айзенхерц был предателем, для остального мира — немецким солдатом... В конце концов Альфреду удалось найти небольшую клинику в Швейцарии, где под изменённым именем он оставил Герберта... Я никогда не любил магглов, но, признаться, и мне было не по себе видеть, во что превратился этот когда-то гордый и сильный офицер... Альфреда же это сломило... Герберт стал для него олицетворением самой войны...

Гелллер Гриндевальд проиграл свою битву с Альбусом Дамблдором, и Бузинная палочка, самый могущественный из Даров Смерти, обрела нового хозяина... В тот день я пришёл к Альфреду и сказал, что для нас война закончилась. Он посмотрел на меня — и я понял, что война для него не закончится никогда... Безумие заключённого в клинике для душевнобольных будет вечным продолжением войны...

Мы вернулись в наш замок, но Альфред не находил себе покоя... Каждую ночь ему снились взрывы и печи крематориев... Он всё чаще уходил в мир магглов, к которому успел странным образом привязаться за это время... Я предостерегал его... Я его предупреждал!.. Но он больше не слушал меня... Однажды... когда он гулял вечером по городу, его выследили магглы... Они узнали в нём немецкого офицера и жаждали мести... Он даже не успел заметить... Его резали ножом, а потом били... Его тело превратилось в кровавую гору мяса... Когда я нашёл его, было уже поздно... Он ещё дышал, но колдомедики сказали, что его не спасти... Я... Я не мог позволить, чтобы война, которую я начал, убила моего сына... Геллерт был в тюрьме и ничем не мог помочь... Но за несколько месяцев до этого я познакомился с молодым волшебником — Томом Реддлом... Как и Геллерт, он интересовался способностью обрести власть и продлить свою жизнь... Я пришёл к Тому Реддлу, чтобы он спас жизнь моего сына... Том Реддл тогда ещё не встретил Гайтану, да и где бы мы нашли рождённого под горящей звездой?.. Он знал только один способ спасти жизнь — отдав взамен душу... Но зачем мне было тело сына, если я терял его душу?.. Я попросил взять мою душу в обмен на спасение сына... Реддл согласился...

Когда Альфред открыл глаза, он был удивлён... Он уже далеко прошёл по дороге смерти... Я забрал его в замок — и уже больше не отпускал одного. Но он и не делал попыток уйти... Только неизменно навещал Айзенхерца. Я попробовал возражать, мне не нравились эти посещения, после них Альфред возвращался всё более потерянным. Мне казалось, Айзехерц заражает его своим безумием... Но он был непреклонен... Во всём остальном он соглашался со мной, но продолжал навещать Айзенхерца...

Через полтора года Герберт скончался... Я боялся сообщать это Альфреду, но он воспринял новость поразительно спокойно... Это вселило в меня надежду. С Гербертом должно было умереть последнее воспоминание о войне. Альфред должен был вернуться к новой жизни и ко мне... Но он становился всё тише и равнодушнее, целыми днями бродил по парку вокруг замка, изредка записывая что-то в свой блокнот... Окружающий мир интересовал его всё меньше... А вместе с миром — и я... Мне было обидно... Том Реддл ещё не потребовал платы, но я знал, что время платить обязательно придёт и плата будет безмерно высока. Я пожертвовал всем, чтобы мой сын жил. А он отворачивался от меня!.. В один из таких моментов, охваченный отчаянием, я напомнил ему, что это я нашёл его в том переулке, истекающего кровью, я спас ему жизнь!.. Он ответил: «Да зачем мне такая жизнь?!»

И всё же я думал, что он всегда будет со мной... Я знал, Альфред любит меня, и думал, что он никогда меня не покинет...

Однажды я вошёл в его спальню... Альфред лежал на ковре... Он прострелил себе висок из пистолета, который я вручил ему вместе с формой офицера...

Я не рассказывал ему, сколько отдал ради того, чтобы он жил... Тогда я пожалел об этом. Расскажи я, это бы привязало его к жизни... Но я хотел быть благородным — и вот чем отплатил мне Альфред!.. Он перечеркнул все годы, что мы прожили с ним... Перечеркнул мою жизнь с Анной... Он стрелял себе в висок — но попал в меня... Его смерть уничтожила смысл моей жизни...

Вот тогда ко мне пришёл Реддл и напомнил о плате... Я должен был выполнить долг, который уже не имел никакого смысла... Но я дал слово — и обязан был сдержать его... Если бы я нарушил клятву — наказание за клятвопреступление легло бы на душу Альфреда...

Реддл давно вынашивал эту идею — и вот наконец решился её осуществить... Не найдя способа обрести подлинное бессмертие, он хотел воспользоваться суррогатом — разделить свою душу — и тем обрести неуязвимость. Но на сколько частей делить себя — вот был вопрос!.. Чем больше частей — тем больше шанс, что тебя не смогут уничтожить. Но если взять слишком много — каждая отдельная часть потеряет жизненную силу — и попытка получить бессмертие обернётся самоубийством... Реддл думал о магических числах: три, семь, девять... Три было чрезмерно мало... Оставались семь или девять... Небольшая разница — но она могла оказаться критической... Ему нужно было провести эксперимент... Вот когда он потребовал мою душу!..

Сначала Реддл хотел все части себя поместить в живых существ — чтобы они служили будто бы его продолжением... Так появились восемь воронов, кружащих надо мной... И легенда об оборотне... Но Реддл просчитался: живые существа забирали слишком много сил, мне самому осталось так мало души... Я слабел с каждым днём... Да и вороны, хотя и беспрекословно выполняли мою волю, будучи частью меня самого, всё же были смертны... Поняв свою ошибку, Реддл, думаю, остановился на семи частях... Поэтому я не верил, когда другие говорили, что младенец Поттеров уничтожил Реддла... И я ждал, продолжая следить за тобой... Потом я умер, и глазами восьми воронов наблюдал свою смерть... Шли годы — и вороны гибли один за другим, пока не остался последний, тот, которого ты называл Рабэ... Вот моя история, мальчик!.. Ну, что, ты можешь понять меня?»

В словах полковника фон Дитриха было презрение, и оно звучало тем громче, чем сильнее полковник пытался спрятать за ним страх. Он так и не решился задать вопрос, который произнёс перед смертью немецкий солдат Франц Фишер.

Карл не отвечал... не мог ответить... Губы обжигала горечь, горечь туманила взгляд... Он пытался вытравить из памяти только что услышанные слова, но они только глубже проникали в него...

Ворон рассмеялся — хрипло и простужено... Потом тяжело спрыгнул с дивана и побрёл к двери, волоча за собой мёртвое крыло...

Он не принёс домашнее задание и невнимательно слушал объяснения преподавателей. На трансфигурации даже не поднял палочки, чтобы произнести заклинание... Выданные ингредиенты для зелья так и остались лежать на столе... Все заклинания Невилла Лонгботтона сегодня попадали точно в цель, он даже не делал попытки уклониться... Он всё пытался понять мир, который открылся ему в словах Вильгельма фон Дитриха, — и не понимал!.. Он знал только, что этот мир реален. Возможно, реальнее, чем он сам... Светящийся Патронус, музыка Софи, рыбка-камешек Тапани Корхонена теперь казались наивным вымыслом, грустной, несбыточной сказкой...

Погружённый в такие мысли, Карл пришёл на предсказания. Монотонный голос Сивиллы Трелони, полумрак и приторный запах благовоний туманили разум и навевали тяжёлые, дымные сны... Так хотелось сдаться им, чтобы хотя бы на несколько мгновений избавиться от памяти...

Дым развеялся, и в просвете Карл увидел Софи, тянущую к нему руку, чтобы его магия стала её зрением. Он подошёл к ней и осторожно коснулся ладони... Софи улыбнулась... Но вдруг улыбка погасла, лицо исказилось... Она судорожно сжимала его пальцы, словно пытаясь и не смея отпустить его руку, а из слепых глаз текли кровавые слёзы...

Алое море высохло, и Карл оказался на пороге холодного, тёмного кабинета... Человек сидел за столом, положив перед собой руку... Карл тихо подошёл и накрыл своей ладонью чёрную змею на бледном запястье... Змея вздрогнула — и вдруг стала расплетать блестящие кольца, становясь всё больше и больше, покрывая предплечье, плечо, пока не добралась до сердца...

И тихий, глубокий голос произнёс: «Ты не исцелишь их раны своей скорбью...»

Карл проснулся, дрожа и задыхаясь... Не спросив разрешения, он покинул класс, спустился с Башни и вдохнул морозный воздух...

Нет, нельзя!.. Ему так нельзя... Что бы ни случилось, что бы ни случилось, он должен верить в свою реальность... Пусть тот, другой мир реален, но он реален тоже!.. Реально это небо, это солнце, этот снег и этот ветер... Он должен принять другую реальность, но остаться собой... Его боль и горе никого не спасут, значит, ему нельзя быть болью и горем...

Яркое зимнее солнце поднялось над Запретным лесом и зажгло снег у него под ногами... И в утренней тишине ему вдруг почудился тихий, глубокий голос солнца. Оно будто говорило: «Знаешь, как я устало, Король Звезды? Каждый день видеть, что вы делаете с жизнью, которую я вам даю... Знаешь, как хочется мне порой взорваться, опалив вас своим огнём?.. Как хочется иногда сжаться, превратиться в чёрную дыру и забрать вас с собой!.. Но я продолжаю светить... Просто продолжаю светить... Никого не спасут ни взрывы, ни чёрные дыры...»

Облака заслонили солнце — и снова стало тихо...

Снег падал, падал, и наступившая зима казалось вечной. Долгими холодными вечерами мальчик вёл молчаливый разговор с вороном. Им обоим уже достаточно было только мыслей. Мальчик беззвучно задавал вопрос, и ворон также беззвучно отвечал. Вопросы были разными: о Дурмстранге, о Германии, о его прошлом и иногда — будущем.

Мальчик тоже рассказывал. Возвращаясь после встречи с Тёмным Лордом, он пускался в длинные рассуждения о том, что могло произойти, но полковника фон Дитриха мало интересовала грядущая война. «Я своё отвоевал», — холодно отвечал он.

Франц говорил, Вильгельм фон Дитрих любил войну. Даже сейчас крошечные бусинки глаз порой загорались хищным огнём — но огонь тут же гас. Он любил войну, но война забрала у него сына. Наверное, именно этого он и не смог простить Геллерту Гриндевальду. После пленения Геллерта он некоторое время разрабатывал план его спасения, но узника слишком тщательно охраняли... Потом начались проблемы с Альфредом, а потом... После смерти сына, уже будучи в образе ворона, он пару раз прилетал к окнам высокой тюрьмы. И, странное дело, ему показалось, Геллерт даже рад находится тут!.. Хотя, возможно, это было не так уж и странно. Здесь он был великим волшебником, пусть и потерпевшим поражение, там он стал бы никем...

Карл много размышлял об этом человеке, о волшебных Дарах Смерти, которые он искал, и той настоящей смерти, которую подарил людям... Альбус Дамблдор тоже когда-то мечтал владеть ими, и его мечты осуществились — во всяком случае, главный Дар у него был — Бузинная палочка...

«Не думаю, что Дамблдору удастся распорядиться ею лучше, чем Геллерту», — с усмешкой произнёс полковник фон Дитрих, когда Карл поделился с ним своими мыслями.

«Тёмный Лорд тоже начал интересоваться Дарами Смерти. Он спрашивал госпожу Белатриссу...»

«Ну, ему ведь тоже никто волшебных сказок в детстве не читал», — в голосе полковника не было жалости. Чьим бы наследником ни был Том Реддл, барон фон Дитрих всегда презирал в нём полукровку, стремящегося забраться выше своих чистокровных слуг.

«Он мечтает найти Бузинную Палочку...»

«Пусть мечтает, сколько угодно! Пока её хозяин — Дамблдор».

«А что значит «хозяин»? Я слышал, что волшебные палочки сами выбирают себе... хозяина. Разве они могут их менять?»

«Бузинная Палочка — особенная. По легенде, получить её силу можно, только уничтожив того, кто владеет ею. Дамблдор победил Геллерта — и палочка стала принадлежать ему... Что с тобой?» — спросил ворон, заметив, как побледнел Карл.

— ...уничтожив того, кто владеет ею... — испуганно повторил юноша вслух.

«Так говорят... Старший из братьев попросил у Смерти непобедимую волшебную палочку — и Смерть выполнила его просьбу. Он надеялся, палочка защитит его от врагов и в конечном итоге спасёт от самой Смерти. Но страх и желание победы породили войну, которая его уничтожила... Палочка действительно была непобедимой, только дарила она вечную жизнь не людям, владевшим ею, а войне... И до сих пор люди сражаются, чтобы стать очередным именем в списке её жертв!»

Карл поднялся, продолжая испуганно смотреть вокруг.

«Ты куда?»

— Мне нужно поговорить с директором!..

Надо его предупредить!.. Надо объяснить!.. Он поймёт и откажется, конечно, откажется от своей идеи!..

Карл нашёл Альбуса Дамблдора в одном из дальних коридоров замка. Здесь не бегали дети, не было слышно даже их голосов. Только ветер пролетал под высокими сводами, а за окнами тихо стонала вьюга.

— Господин директор!.. — окликнул его Карл. — Господин директор, мне срочно нужно поговорить с вами!..

— Ну, если срочно.... — с улыбкой проговорил волшебник, указывая на приоткрытую дверь одного из классов.

— Только наш разговор никто не должен услышать, — предупредил юноша.

Альбус Дамблдор понимающе кивнул:

— Тогда нам придётся пройтись немного...

Он вывел Карла в коридор, где вовсе не было дверей, потом посмотрел на стену и сказал задумчиво:

— Кажется, здесь...

И вдруг в каменной кладке показались очертания двери. Директор толкнул створку — и она открылась.

— Очень полезная вещь, — с улыбкой сказал Дамблдор, заходя внутрь. — Эта комната всегда превращается в то, что тебе больше всего нужно сейчас.

Карл оглядел высокие стены из серого камня. Комната без единого окна, только в прикованных к стенам факелах чуть теплится пламя... Ни портретов, ни полок с книгами, ни горящего феникса... Только серые камни...

— Так о чём ты хотел поговорить? — спросил директор.

— О Бузинной Палочке, — сразу переходя к главному, ответил Карл.

Во взгляде Альбуса Дамблдора отразилось едва заметное удивление.

— Я тебя слушаю...

— Правда, что получить эту палочку можно, только убив её нынешнего владельца?

— ...Так говорят, — медленно произнёс директор.

— Тогда вы должны сказать профессору Снейпу, что ему нельзя убивать вас!.. Тёмный Лорд заинтересовался Дарами Смерти, он непременно захочет найти эту палочку. И если он узнает о легенде... После вас сила палочки прейдёт к профессору. Тёмный Лорд убьёт его!..

Альбус Дамблдор молчал, взгляд стал непроницаемым, как серые камни, на которые он смотрел.

— Вы ведь скажете, что ему нельзя убивать вас?.. Вы скажете ему?.. — с надеждой проговорил Карл.

— Северус как никто другой знает Тёмные Искусства, вряд ли мои слова откроют ему что-то новое, — ответил директор.

— Но тогда как же... — растерянно пробормотал Карл.

Было тихо... Сюда не проникали даже голос ветра и тоскливые стоны вьюги... И в этой тишине на Карла медленно и тяжело опускалось понимание.

— Вы этого и хотели, да? — глухо проговорил он, исподлобья глядя на Альбуса Дамблдора. — Вы догадывались, что Тёмный Лорд рано или поздно заинтересуется Дарами Смерти и решит завладеть Бузинной Палочкой. Вы заставили профессора пообещать убить вас, чтобы, даже попади палочка к Тёмному Лорду, он не смог её использовать?

— Том всегда мечтал о силе и власти... — куда-то в сторону произнёс директор.

— А о профессоре вы подумали?.. Заставляя убить вас, вы обрекаете его на смерть!.. Убивать будет Том Реддл, но приказ отдали вы!

— ...Мне очень жаль...

— Жаль?.. Вам, правда, жаль?.. Вы никогда не любили профессора!.. Других, наверное, любили... Женщину с огненными волосами... Отца Гарри, Сириуса Блека, профессора Люпина!.. Все они были вашими студентами, и вы их любили!.. Родители Гарри умерли, но они были счастливы!.. А профессор Снейп не нужен был вам счастливым!.. Вам нужна была Чёрная Метка на его руке!.. Нужен был отчаявшийся, озлобленный человек, несущий в себе вечное чувство вины!.. Нужно было, чтобы он сначала пошёл к Волан-де-Морту, а потом вернулся к вам!.. Чтобы он был готов принести себя в жертву, пытаясь искупить грехи, на которые вы его обрекли!..

— Ты сильно преувеличиваешь мои провидческие способности, — сухо ответил Дамблдор.

— Тогда спасите его! Откажитесь от своей идеи!..

— ...Если не остановить Тома, пострадает больше людей... — тяжело проговорил Альбус Дамблдора. — Другого выхода нет...

— Нет?.. Вильгельм фон Дитрих рассказал мне о вас и Геллерте Гриндевальде. Он сказал, вы потом отказались делить мир на магглов, грязнокровок и избранных, достойных светлого будущего!.. Но это неправда!.. Вы по-прежнему делите мир на тех, кто будет жить, и тех, кто должен умереть!..

— Карл, послушай...

Но юноша уже не слушал. Резко толкнув тяжёлую дверь, он выбежал в пустой коридор. Ему не хватало воздуха, он задыхался... Это конец... Абсолютный конец... Раньше ещё можно было надеяться, что директор передумает, но теперь... Какой чёткий, безошибочный план!.. Мудрые, гениальные взрослые!.. Почему они не придумают что-нибудь радостное, светлое, счастливое?.. Почему всегда пули, бомбы, смерть?.. И всё это ради того, чтобы «не пострадало больше людей»!.. Как искусно они умеют любить весь мир, но каждый раз терпят неудачу в любви к одному человеку!.. А что, профессор Снейп — это не мир?.. Седрик — это не мир?..

Карл, нервно постучав, вошёл в кабинет и глухо произнёс:

— Вам нельзя его убивать!

Северус Снейп отложил в сторону стебли полыни, которые держал в руках, и хмуро посмотрел на своего ученика:

— Если вы не заметили, я сейчас занят.

— Поверьте, мне!.. Пожалуйста, поверьте!.. Если вы убьёте Альбуса Дамблдора, вы умрёте!

— А я вам уже говорил, я умру, если не сделаю этого, — с раздражением ответил Северус.

— Вы не понимаете!.. Он так и хотел... Чтобы не было выхода...

Профессор молчал.

Карл затравленно посмотрел по сторонам.

— ...Тогда... Тогда я сам его убью...

Он выговорил последнее слово — и сам испугался того, что сказал.

— Прекратите нести чушь! — резко перебил Северус.

— ...Но если другого выхода нет... — пробормотал Карл.

— Я принёс Непреложный Обет, и если я не остановлю вас, тяжесть наказания всё равно ляжет на меня. Не вынуждайте меня запирать вас в каком-нибудь подвале.

— Вы не запрёте меня, я нужен Тёмному Лорду, — с тихим упрямством проговорил юноша.

— Хотите проверить? — с высокомерной насмешкой спросил Северус Снейп.

Карл не ответил. Он скользил взглядом по высоким полкам, словно пытаясь уцепиться за что-то, увидеть хотя бы крошечную надежду... Но надежды не было... Они все слишком далеко зашли по своим дорогам, и пути назад уже не осталось...

— ...Нет...

Раз пути назад не осталось, они пойдут вперёд...

Наступила весна, а за ней лето, но, пожалуй, впервые Карла не радовали тёплые солнечные лучи, голубое небо и распускающиеся цветы. Ему бы хотелось, чтобы они навсегда остались в этой снежной зиме — замёрзшие, но живые...

Вместе с летом прилетел ветер. Стоило Карлу выйти из замка, как ветер подхватывал тёмные волосы и шептал: «Уходи!.. Уходи со мной!..»

«Куда я теперь уйду?..» — печально спрашивал его юноша.

Обычно он брал учебники и отправлялся на какой-нибудь холм готовиться к экзаменам. Вот и сегодня Карл дошёл почти до Запретного Леса и, присев на траву, возле поваленного дерева долго листал «Большой справочник зелий» и «Надлежащее руководство к Тёмным искусствам»... Солнце незаметно опустилось за горы, и лес расстелил по земле свои тени...

«Пора возвращаться...» — подумал Карл и вдруг услышал тихий звук шагов. Он собрал книги, поднялся с травы и опасливо огляделся по сторонам. Шесть лет назад здесь он впервые встретил Тома Реддла. Конечно, теперь это никак не мог быть тёмный волшебник. Карл расстался с ним утром в библиотеке замка Малфоев. Шли последние приготовления к нападению на Хогвартс. В такое время Тёмный Лорд вряд ли бы решился покинуть своё убежище...

Звук стал чуть громче — и из-под сплетённых ветвей вышел Альбус Дамблдор.

Карл не разговаривал с директором после той встречи в серой комнате. И сейчас ему внезапно захотелось спрятаться. Откуда-то прилетел ветер, и снова послышалось тоскливое: «Уходи!.. Уходи!..»

— Здравствуй, Карл, — мягко произнёс Альбус Дамблдор.

— Здравствуйте, господин директор, — ответил Карл.

— Хорошо, что я встретил тебя. Как раз хотел поговорить с тобой...

— Да!.. — на мгновение у него мелькнула надежда.

Директор пробормотал заклинание — и Карл понял, что теперь их разговор услышат только они одни. Но заклинание не остановило ветер — он рвался, с шёпота переходя на крик: «Уходи!.. Уходи!..»

— Карл, сегодня я хочу обратиться к тебе как к члену Ордена Феникса, — медленно произнёс Альбус Дамблдор. — Ты обещал служить Ордену, и теперь нам нужна твоя помощь.

— Конечно, — печально ответил юноша. — За этот год вы ни о чём не просили меня, просите сейчас. Что мне нужно сделать?

— Карл, когда придёт час последней битвы и Гарри Поттер встанет напротив Тома, ты окажешься рядом. Запомни, ты не должен мешать Тому.

— Я не должен мешать ему убить Гарри? — непонимающе переспросил юноша.

— Верь мне, так надо.

— Но как же Гарри?.. Я думал... Он же ваш любимый ученик...

— Я люблю Гарри, именно поэтому ты должен сделать то, о чём я прошу.

— ...Я не понимаю... Но если вы просите...

— Спасибо, — кивнул директор. — И ещё одно...

«Уходи!.. Уходи сейчас!.. Уходи!..»

— Да?.. — проговорил Карл, стараясь расслышать слова директора за криком ветра.

— ...Том уже пытался убить Гарри. Тогда мальчика защитила любовь матери, теперь Лили нет, но Гарри и сам многое умеет. Чтобы победить его, Тому может понадобиться помощь... И когда он попросит тебя — ты должен... не протянуть ему руки...

И сразу стал холодным июньский вечер... Карл опустил глаза...

— Вы хотите, чтобы... Но это значит, что я... что меня... — он не договорил.

Альбус Дамлдор молчал.

— ...Хорошо... — глухо проговорил Карл.

Ветер, сдавшись, тихо колыхал траву у его ног.

Сегодня Тёмный Лорд рано вызвал Карла к себе и держал за руку, пока юноша не начал задыхаться... В этой битве Том Реддл не принимал участия, но он сам расставлял пешки, сам указывал каждой путь. Потому, несмотря на то что сейчас он сидел в библиотеке замка в Уилтшире, это была его битва.

Ждать — самое невыносимое... Ради этого он так желал бессмертия — чтобы нечего было больше ждать... Принесут ли они ему голову Дамблдора, или судьба снова сыграет с ним злую шутку?.. Нет, ошибки быть не может... Это станет началом... Началом его великого возвращения!..

— Разожги камин!.. Холодно...

Мальчишка встаёт и выполняет приказ... Как бы он хотел остаться сегодня с кем-нибудь другим!.. Видеть привычные подобострастные или напуганные лица... У мальчишки лицо сегодня ничего не выражает... Похож на Северуса...

Холодно... За окном июнь, а здесь холодно... С приближением лета он всё чаще чувствует в груди странное ледяное дыхание... Кажется, будто внутри спрятан кто-то, и этот кто-то мёртв... Что за мысли?.. Что за безумные мысли?.. Он жив!.. У него есть новое тело — это ли не доказательство жизни!.. Его руки чувствуют жар огня, губы чувствуют терпкий вкус вина... Он жив!.. Живее всех этих пешек!.. Живее этого мальчишки!..

Он по-прежнему пытается разжечь гаснущий огонь... Достаточно произнести одно заклинание, но он продолжает помешивать угли... Что за упрямство?.. Глупая привязанность к своей грязной крови!..

Том шепчет слова — и пламя вспыхивает, опаляя жаром лицо юноши. Волшебник ядовито улыбается. Юноша встаёт, и молча возвращается на своё место...

Ни слова от него сегодня не добьёшься... Словно хочет оставить его в тишине, чтобы лучше был слышен крик жертвы... Нет, старик вряд ли станет кричать. Но поймёт, что потерпел поражение. Что за ним последует его дорогой Поттер. Что всё, создаваемое им годами, будет разрушено... Видеть бы его лицо... Но сегодня лучше остаться здесь, чтобы потом посмотреть в мёртвые глаза Поттера...

Мальчишка тоже замер — пытается услышать шаги смерти... Слушай лучше, скоро она придёт за всеми вами!.. А лорд Волан-де-Морт останется... Великий, бессмертный лорд Волан-де-Морт!.. Ещё немного... Может, уже сейчас заклинание летит в грудь старика... Может, ещё мгновение — и...

Коридоры замка наполняются шумом возбуждённых голосов. Голоса пересказывают смерть... До последнего хрипа жертвы... Беллатрисса, Рудольфиус, бледный, дрожащий Драко... Только профессора нет...

Карл поднимается и незаметно уходит — сегодня он здесь больше не нужен. Этот замок захлёбывается в криках торжества и безумной, голодной радости... Он отправляется в другой — погружённый в траур и скорбь... На каждом лице здесь написана боль, каждый словно потерял важную часть себя... А за болью — растерянность, страх, отчаяние...

Он спускается в спальню, достаёт из-под кровати сумку и складывает туда книги и одежду. Ворон смотрит на него хмуро и настороженно...

— Мы уходим, — тихо произносит Карл.

Он сажает ворона на плечо и медленно поднимается наверх. В коридоре его встречает Невилл Лонгботом. На лице боль, растерянность, но за ними уже рождается решимость...

— Ты куда? — спрашивает Невилл.

— Возвращаюсь домой. Семестр закончился.

— Ты не останешься на похороны Дамблдора?

— ...Нет...

Он идёт и видит в глазах людей боль. И учителя, и ученики скорбят о великом волшебнике, который умер сегодня... Он заглядывает в своё сердце — и тоже находит там скорбь, но не о смерти... А о том, что этот человек ушёл из жизни, так и не сумев раскрыть этой жизни себя... Никто не знает о юноше с наивными мечтами, никто не знает о брате, боящемся оказаться убийцей своей сестры... Люди будут скорбеть о нём, великом, мудром и безгрешном, но умер кто-то другой... Этого другого некому оплакать...

Возможно, потому он так хотел быть убитым — чтобы перед смертью понять, что чувствовала Ариадна, когда в неё летел смертельный луч... Возможно, он надеялся, это станет его искуплением...

Но такая смерть искуплением стать не может!.. Слишком многих директор увлёк за собой в своём падении... Профессор Снейп сказал, в Ордене нет меток. Но это неправда... Феникс оставляет ожоги, исцелить которые так же трудно, как и яд змеи...

В окнах дома в Паучьем тупике темно. Ветер гонит пыль по грязной улице. Ветер уже не кричит, ветер охрип...

Карл толкает дверь.

— Я же велел тебе убраться!

Он входит, снимает с плеча тяжёлую сумку и опускает на пол возле двери.

Профессор сидит, склонившись над низким столом. На столе бутылка...

В комнате полумрак, только на полке среди книг в подсвечнике-кораблике теплится свет...

Конец шестой части

Глава 42. От сердца к сердцу есть дорога

В душный июньский полдень десятки голов с аккуратно уложенными волосами склонились над свитками с вопросами. Песчинки в больших часах, стоящих на преподавательском столе, неумолимо падали — времени оставалось всё меньше. В классе слышался только слабый шорох их падения и скрип перьев.

Но одна голова никак не желала склоняться над тестом: нахмуренный взгляд рассеянно скользил по стёклам высоких окон... Её никогда особенно не волновали контрольные. Даже перед экзаменами её редко можно было застать с книгой в руках.

Она давно поняла, что все эти пыльные манускрипты не дадут силу, о которой она мечтает, потому приходила на контрольные с дерзкой улыбкой. Другие девочки, не спавшие всю ночь над учебниками, входили в класс бледные и дрожащие. А у этой глаза горели презрением — к своим дрожащим сверстницам, к свиткам с вопросами, к учителям, раздающим эти свитки...

Но сегодня во взгляде Валери Дюран не было ни дерзости, ни презрения. Нахмурившаяся, мрачная, она смотрела в окно, рука выводила ломаные линии на пергаменте...

Он не пришёл... Пожиратели Смерти напали на Хогвартс, директора убили, а она до сих пор не знает, что с ним. Газеты, обычно столь многословные, ограничились скупыми заметками: ни имён, ни фамилий...

— Мадмуазель Дюран, не думаю, что у вас есть время любоваться пейзажем!

В голосе учительницы насмешка — считает, что придумала отличную шутку! Сама себе поставила «выше ожидаемого»!.. Да подавитесь вы все своими оценками!.. Какое ей дело, что творилось во времена Хлодвига Долговязого и кто руководил французской армией в войне с Великим Некромантом!.. Вот сейчас идёт война, прямо сейчас!.. Но сейчас нужно писать короткие заметки, чтобы потом настрочить тома, которые надо будет прочитать для контрольной...

И он тоже — хорош!.. Мог бы заглянуть на пару секунд, просто показать, что жив. Ведь она волнуется!.. Чёрт, она же ненавидит волноваться, но вот волнуется — как эти глупые куклы перед экзаменом!..

— Ваше время истекло. Сдавайте работы! — произносит строгий голос. И все нехотя возвращают листы, цепляясь взглядом за недописанные ответы, словно умоляя кривые строчки превратиться в связные предложения из учебника.

Она бросает свои бумаги не глядя. Потом быстро проходит мимо стайки отличниц, заводящих бесконечные разговоры на тему: «А что ты написала в вопросе номер шесть?..» — проталкивается между выпускницами, которые не способны уже обсуждать ничего, кроме наряда для бала, и выходит на улицу. Лучше бы запереться в своей комнате или спрятаться на чердаке дальнего флигеля. Там он не найдёт её, даже если захочет. Но какое-то жалобное, детское чувство гонит её в глубь парка, всё дальше и дальше по аллеям — пока кто-то не хватает за руку и не толкает в тень деревьев.

Первое, что почувствовала Валери — ей не хватает воздуха. Она задыхается... От радости, что с ним всё в порядке и ей не придётся снова быть одной. От ненависти — потому что он заставил её бояться одиночества...

— А я уж думала, ты никогда не придёшь! — с запальчивым безразличием произнесла она — и вдруг вся как-то сникла и сжалась. Война придавала этим словам страшный смысл...

— Плохо же ты обо мне думаешь, — с ответным безразличием пожал плечами Джейден.

На солнце его светлые волосы казались седыми. Валери посмотрела внимательнее — и заметила следы от шрамов на лице, руках. Словно колдомедик лечил его в спешке или был пьян.

— Твоё лицо... Тебя ранили?.. — испуганно спросила Валери.

— Со мной всё в порядке, — устало ответил он. — Во всяком случае, чувствую себя лучше, чем Дамблдор.

Джейден усмехнулся, но глаза остались серьёзными.

— ...Попроси Карла... — растерянно пробормотала она. — Карл может забирать боль...

— Твой Карл теперь похож на выжатую тряпку, он уже ничего забрать не может.

— Его тоже ранили?!

— Нет, — коротко ответил Джейден. Он бы предпочёл пулю, чем каждый вечер валяться у ног Тёмного Лорда.

Валери облегчённо выдохнула.

— ...И что теперь?.. — она осторожно посмотрела на Джейдена. — Что теперь будет?

— Ничего... Ничего не будет... Будем жить, как обычно, — он вдруг с жадностью и одновременно с безразличием притянул её к себе и поцеловал долгим равнодушным поцелуем.

Валери замерла, борясь с желанием оттолкнуть его и дать пощёчину. Когда сил терпеть почти не осталось, он, наконец, отпустил её.

— Что? — спросил он, глядя в её раскрасневшееся, сердитое лицо.

— Не надо превращать меня в вещь, — глухо произнесла Валери.

— Извини, — серьёзно ответил он, потом отвернулся и долго смотрел куда-то вдаль. Валери не окликнула его.

— Когда ты возвращаешься в приют? — спросил Джейден, и его голос был таким же далёким, как и взгляд.

— Через пару дней.

— Понятно, — кивнул он.

Ещё поискал что-то взглядом вдали и сказал:

— Пока...

Валери тоже произнесла своё «пока», но её слушал уже только ветер...

Она так и не спросила, ранил ли он кого-нибудь...

Джейден не пришёл ни через два дня, ни через три, ни через пять. Она сказала безопасное слово «пара дней» — можно начать ждать прямо сегодня, но и через неделю не очень поздно. А он сказал удобное слово «пока» — можно встретиться и завтра, и год спустя...

Чтобы как-то отвлечься, Валери решила навестить Карла. Прислушиваясь к внутреннему голосу, который почти никогда её не подводил, она перенеслась на небольшой пустырь недалеко от приюта. Подошла к решётке, покрутила головой, надеясь, что заметит его где-нибудь в саду. Но, странное дело, здесь способность находить нужное потеряла силу, словно что-то защищало Карла от её волшебного взгляда.

Нехотя толкнув калитку, она вошла внутрь — и тут же к ней покатил свою коляску круглолицый мальчишка в бейсболке. Валери испытывала неосознанный страх при виде инвалидов, поэтому хотела свернуть куда-нибудь, но как на зло поворачивать было некуда.

— Здорово! Ты кто такая? — сказал мальчишка, с любопытством глядя на незваную гостью.

— Я ищу Карла Штерна. Знаешь такого? — Валери сразу перешла к делу, стараясь сократить время этого неизбежного диалога.

— Конечно! Это мой лучший друг! — с гордостью ответил мальчишка. — Он сейчас в комнате с Софи. Ты знаешь Софи?

— Знаю, — без приличествующей случаю радости в голосе произнесла Валери. — Ну, я пошла!

— Смотри, не попадись на глаза воспитательницам, они не любят чужих! — предупредил мальчишка.

«За собой следи!» — сказала про себя Валери.

— Меня зовут Тэд!.. Тэд Дженкинс!.. — зачем-то крикнул ей вдогонку мальчишка.

«Я экзаменационные билеты не стала учить, а твоё имя мне на что!»

— Поняла, — через плечо крикнула она.

Поднявшись на второй этаж, Валери быстро прошла по коридору и, воровато посмотрев по сторонам, толкнула дверь.

Он лежал на постели. Солнечные лучи, проникающие сквозь неплотно задёрнутые шторы, озаряли бледное лицо. У изножья кровати, покрытая тенью, сидела Софи.

Валери замерла. Почему-то стало трудно дышать. Она понимала, что это лишь иллюзия, что он просто заснул — но никак не могла справиться со страхом, внезапно завладевшим ею.

— Кто здесь? — шёпотом спросила Софи, повернувшись к двери.

— ...Я...

— Валери!.. — радостно проговорила девочка, доставая из своей удивительной памяти имя, которому принадлежал этот голос.

— Что с ним?

Тут Карл медленно открыл глаза. Некоторое время он смотрел перед собой, пытаясь вырваться из своих туманных снов. Потом сел на постели и сказал:

— Здравствуй, Валери...

Валери смотрела на него, подсвеченного заходящим солнцем, и почему-то чувствовала себя виноватой.

— Привет... Джейден сказал, ты... заболел...

— Просто немного простудился, ничего страшного... А как у тебя дела?

— ...Хорошо...

— Я принесу вам лимонад! — услышав невесомую паузу, с которой Валери ответила на вопрос, сказала Софи. Она поднялась и пошла к двери, протягивая вперёд руки.

Валери проводила её странным взглядом, потом села на кровать.

— Это из-за той битвы? Где убили вашего директора? — тихо спросила она.

— Я в битве не участвовал, — ответил Карл.

Дело было не в сражении, а в победе...

Пожиратели Смерти победили, они принесли весть о победе в замок Уилтшира, и Том Реддл с улыбкой слушал их рассказы, жадно впитывая каждое слово. Эти слова должны были стать огнём в его холодных венах, они должны были наполнить разорванную душу опьяняющей радостью. Но радости хватило на пару дней, потом вино начало горчить...

Ещё одна цель была достигнута, ещё один шаг был сделан по дороге к бесконечной власти и жизни — но ему снилось, что он поднимается всё выше — и вдруг оказывается на краю обрыва... Эти сны казались чужими... Словно что-то проникало сквозь трещины в сердце, просачивалось, смешиваясь с кровью... Мучимый жаждой, он впивался в Карла, надеясь в его силе найти спасение от странной тоски. Но энергия юноши, возвращая к жизни, только сильнее отравляла его печалью. Замкнутый круг...

«Даблдор — это не всё! Это не конец!..» — повторял себе Том. — «Надо уничтожить Поттера!.. Пока он не погибнет, я не смогу жить!..»

И он снова и снова наполнял себя силой Карла, но эта сила проходила сквозь трещины в сердце, как песок сквозь пальцы — и он оставался с пустыми руками...

Карл тоже с каждым днём становился всё более невесомым. Силуэт, начерченный на белой бумаге, рисунок, переведённый через стекло... Поэтому он остался в приюте. Возвращаться таким в дом профессора Снейпа не хотелось...

— Хорошо, что тебя не ранили, — сказала Валери, сама удивляясь бессмысленности произносимых слов.

— А ты как? — повторил он свой вопрос.

— Хорошо, — на этот раз она произнесла слово ровно, без запинки, но, пожалуй, слишком быстро, чтобы казалось правдой.

— Хорошо?..

— Нет, правда!.. Всё нормально... Тебя не ранили. И Джейден в порядке... Он приходил перед каникулами... — голос стал тише. — Рассказал о битве... Немного... У вас теперь столько дел... Вот и ты заболел... А Джейден... Знаешь... Дурмстранг, Волан-де-Морт... Не уверена, что ему хватит времени для меня... Ты только не подумай, что я жалуюсь! — горячо перебила она саму себя. — Или что мне нужно больше внимания и прочей ерунды!.. Я такой чушью не страдаю! Мне вообще ничего не нужно... Может... может, мне и он не очень нужен...

Последние слова Валери произнесла шёпотом, низко опустив голову, словно боялась посмотреть Карлу в глаза.

Он молчал, а потом вдруг сказал спокойно:

— Ты трусиха, Валери.

Она зажглась мгновенно, как спичка:

— Кто трусиха? Я?! Ты с ума сошёл! Я никогда ничего не боялась, слышишь?!

— Теперь боишься... Потому что не иметь никого рядом проще. Не нужно волноваться за его жизнь. Не нужно бояться, что он уйдёт. Что скажет или сделает что-то такое, после чего ты сама не сможешь остаться...

— Я ничего не боюсь... — упрямо прошептала Валери, будто оглушённая его тихими словами.

— Ты боишься страха...

— Неправда, — она продолжала мотать головой, словно ребёнок перед овсяной кашей. — Я не боюсь... Я смелая и свободная... смелая и свободная...

— Человека, боящегося зависеть от чего-то, нельзя назвать свободным. Он в плену у своей свободы...

Валери опустила голову на руки.

— ...Что мне делать? — глухо проговорила она.

— Я не могу сказать, что тебе делать... И никто не может... Только ты сама можешь ответить на этот вопрос...

Произнесённые слова показались Карлу странными... Он словно уже слышал их когда-то... Они словно были эхом чьих-то слов...

Валери тоже подняла голову и с удивлением смотрела на юношу.

— Ты изменился, — вдруг сказала она.

Он не ответил.

Открылась дверь и в комнату с лимонадом и пластиковыми стаканчиками вошла Софи, за ней вкатил коляску Тэд...

Оставшуюся часть дня они пили газировку и рассказывали друг другу смешные истории. А когда Валери ушла делать тяжёлый выбор между «иметь» и «не иметь», Карл ещё некоторое время посидел с друзьями, а потом сказал, что ему тоже пора.

Взяв легкую куртку и пару монеток — на последний автобус, — юноша отправился в парк. Он свой выбор уже сделал... И, медленно идя по безлюдным улицам, с печальным беспокойством вспоминал старый дом в конце Паучьего тупика. Вокруг не было ни души, и даже ветви деревьев замерли, словно изваяния. Но внутри у Карла ревели ветра. Это был не тот голос, что он слышал раньше. Тот ветер просил его спасти свою жизнь, эти ветра звали его стать предателем... «Не возвращайся!.. Не возвращайся туда!.. Беги... Беги от него... Беги от них... от них всех!..»

«Ты же знаешь, я не побегу...» — с тихой усталостью отвечал внутрь себя Карл.

«Сумасшедший!.. Я хочу спасти тебе жизнь!..» — горько вздыхала тень над левым плечом.

«Ты хочешь спасти меня для себя...»

«А чего стоят те, для которых ты хочешь умереть?»

— Я не хочу умирать... — Карл случайно произнёс эти слова вслух — и вдруг почувствовал, насколько это было правдой.

«Тогда беги!.. Беги от него... Беги от них... от них всех!..»

Карл прочёл заклинание — и оказался на грязной тёмной улочке с небом, закопчённым ядовитым дымом. Сколько волшебства нужно, чтобы здесь хоть ненадолго выглянуло солнце?..

Он осторожно пошёл по дороге, стараясь не попасться в ловушки, расставленные недавно прошедшим дождём, и остановился перед последним домом. В окнах горел слабый свет. Значит, профессор уже вернулся...

Питера Петтигрю Тёмный Лорд забрал, наверное, посчитав убийство Дамблдора достаточным основанием доверять Северусу Снейпу. Теперь Питер должен был шпионить за обитателями замка в Уилтшире... Вряд ли новый дом оказался более милостивым к нему, но это было неизбежной платой... Те ветра, что кричали сейчас внутри Карла, когда-то говорили и с Питером. И он послушал свои ветра...

Карл тихо открыл дверь, снял куртку, повесил на крючок в прихожей рядом с длинной чёрной мантией.

В комнате всё было, как и несколько дней назад: заваленный бумагами стол, недопитая профессором чашка горького кофе, недочитанная Карлом книга — «Цитадель» Антуана де Сент-Экзюпери...

— Закончили все свои дела в приюте? — спросил Северус Снейп, как обычно не здороваясь и не поднимая головы от бумаг.

— Да...

— И чем же вы занимались?

— ...Так... разным... Бена ведь теперь нет... поэтому я... — осторожно начал Карл, услышав насмешливое недоверие в голосе профессора.

— Ну, конечно-конечно... — теперь Северус Снейп пристально смотрел на юношу.

Лицо бледнее обычного — словно вместо крови у него мел. Футболка висит на худых плечах. Из-под длинных рукавов видны тонкие запястья — как на них помещается чёрная змея?..

Нет, конечно, ему безразлично, сколько времени этот мальчишка провалялся на кровати, не в силах оторвать голову от подушки. Просто он не любит, когда ему лгут.

...И ведь этот идиот вместо того, чтобы прийти сюда за восстанавливающей настойкой, отправился к таким же идиотам, способным поверить, что от простуды в июне кружится голова, падает давление и сердце бьётся всё медленнее... Хотя... Он сам бы тоже не пошёл к тому, кто знает, почему у тебя дрожат руки...

— Вы ужинали? — спросил Карл, мысленно стараясь спрятаться от слишком пристального взгляда профессора.

— Приготовьте себе настойку, и чтобы я вас не видел!

Он сказал это резко, чтобы у мальчишки в будущем пропало желание лгать. Конечно, с дрожащими руками сделать зелье невозможно. Но этот идиот послушно пошёл к шкафу с пробирками. Ему хватит ума выпить то, что приготовит. В конце первого курса Карл Штерн решил, что сумел сделать сыворотку забвения, — и выпил целый флакон. Если бы он тогда не встретил его, почти ползающего по ступеням лестниц, то Тёмный Лорд, возможно, до сих пор бродил бы призраком...

Карл добавил последний ингредиент, перемешал — и поднёс к губам.

— Поставьте это на стол! — произнёс профессор, поднимаясь из кресла. — Вижу, шесть лет изучения зелий ничему вас не научили.

Он чёткими, методичными движениями приготовил лекарство.

— Пейте, — приказал профессор, протянув ему склянку.

Карл выпил и вернул её Северусу Снейпу.

— Спасибо...

— Прекратите, — поморщившись, перебил его Северус. — Идите к себе и не мешайте мне работать.

Юноша ушёл, медленно закрыв за собой дверь. На столе остались неправильно приготовленное зелье и недопитая чашка горького кофе.

Как ни старался Карл задержать это лето — дни летели за днями, и никакая магия не могла их остановить. Да и сам он разрывался между приютом, домом в конце Паучьего тупика и Уилтширом. Известие о смерти Дамблдора разнеслось по миру, и всё новые люди в чёрных плащах и масках поднимались по мраморным ступеням замка. Они с гордостью, а некоторые со страхом, называли себя Упивающимися Смертью. Они пришли, чтобы уничтожить Смерть, но не знали, что обречены. Ибо нельзя уничтожить то, чем упиваешься.

Призраки замка шептали Карлу, что он тоже обречён. Что скоро он такой же бледной тенью будет скользить от портрета к портрету.

«Нет, с вами я точно не останусь», — возражал юноша благородным и суровым Малфоям, но они лишь тихо смеялись в ответ, словно своими прозрачными глазами видели не только прошлое, но и будущее.

Профессор Снейп всё реже появлялся в своём доме. Убийца рано или поздно занимает место убитого, и теперь в кабинете, где раньше снова и снова сгорал феникс, появился новый хозяин. Много лет все говорили, что Северус Снейп мечтает о должности преподавателя Защиты от Тёмных искусств, а в прошлом году начали поговаривать, будто он метит в кресло директора Хогвартса.

Карл тоже не мог не замечать презрительно-укоризненного взгляда, который иногда бросал его учитель на Альбуса Дамблдора. При нём преподаватели перестали бы нянчиться с учениками, как с грудными детьми. Он стёр бы глупые улыбки с этих лиц, он заставил бы их увидеть жизнь такой, какая она есть. Он лучше бы подготовил их к войне, чем Дамблдор!..

Теперь во взгляде профессора не было ни презрения, ни укоризны. Нет, смерть не примирила его с умершим. Просто она не оставила времени на презрение. Весь Хогварстс — с преподавателями и учениками, лестницами, башнями и подземельями — лёг ему на плечи. И Северусу Снейпу оставалось только горько улыбаться иронии судьбы — теперь он вынужден был спасать тех, кого хотел заставить увидеть жизнь такой, какая она есть...

Сегодня профессор тоже уехал. Карлу не хотелось оставаться одному в пустом доме, поэтому он отправился в приют, где сразу получил длиннющее задание от заведующей. Надо было купить разные вещи, забрать посылку на почте, встретиться с каким-то курьером...

С курьером он встретился, а потом отправился бродить по просыпающемуся Лондону.

Город пробуждался медленно, словно с неохотой. Из подворотен вылезали кошки и собаки, готовясь начать новый день в поисках пищи. Раздавались сонные голоса торговцев, готовящихся начать новый день в поисках денег... Карл хотел отыскать место, где росло бы хоть немного деревьев, но каменные дома сменялись домами — и им не было видно конца.

Пожалуй, он слишком редко гулял по Лондону, чтобы не заблудиться... Только в то лето, с Францем... Они каждое утро выходили на улицы — и шли, шли... Теперь Франц ходит по другим дорогам...

Карл, задумавшись, брёл между покосившихся построек и не заметил, как вышел на пристань. Если бы он не был погружён в себя, он никогда бы не пришёл сюда... Он слышал море даже на суше, здесь же...

Тонкие белые мачты пронзали небо. Спущенные паруса лежали брошенными крыльями... Корабли медленно качались на волнах и видели сны, которые пел им океан...

Порыв северного ветра стёр все звуки. Осталось только биение его сердца — и голос моря, глубокий и печальный... Он не звал его бросить этот мир, потому что бросить невозможно. Он звал измениться, оставшись частью мира, но взирающей на мир словно издали... Стать вечным и мудрым, как время... Холодным и спокойным... Чтобы больше не могло причинить тебе боль существо, бродящее по горячей, жестокой земле... Пусть они сжигают себя в своих войнах... Ты не утолишь их жажды... Возвращайся сюда... Здесь твой дом... Жизнь вышла отсюда — и стала сеять смерть... Возвращайся, чтобы снова стать жизнью... Возвращайся, чтобы жить...

Карл чувствовал, что сейчас сможет превратиться и в синего кита, и в печально кричащую чайку, и в альбатроса, летящего над бесконечным морем... Со стороны эта картина могла показаться странной: тонкая фигура юноши, почти склонившаяся над поднявшимися волнами... Казалось, ещё мгновение — и юноша сорвётся с причала...

Тонкая фигурка повернулась и, сгорбившись, побрела назад в город...

По дороге ему попадались то недостроенные верфи, то склады, из которых доносился тошнотворный запах рыбы. Всюду валялись коробки — Карл несколько раз споткнулся... Он пытался поскорее выбраться из этого лабиринта, когда увидел...

Юноша сидел на земле, прислонившись к коробкам, и будто бы спал... Грязные волосы падали на обожжённое солнцем и ветром лицо. Рубашка была порвана в нескольких местах... А на тонких руках, как раз под закатанными рукавами, виднелись фиолетовые синяки...

— ...Бен... — испуганно выдохнул Карл.

Но юноша продолжал смотреть свои кокаиновые сны и не слышал его.

— Бен, это, правда, ты?.. — он опустился на колени и, дрожа, коснулся его плеча.

Юноша пробормотал что-то неразборчивое.

— Но ты... Ты ведь...

Снова нечленораздельное бормотание.

— Тебе нельзя здесь оставаться!.. Пойдём отсюда!..

Он сказал «пойдём!» и только потом подумал — куда?

У Бена только один дом — приют. Но заведующая вряд ли его примет, да и детям нельзя видеть его таким... Бен всегда был для них примером несгибаемой воли. Какая бы буря не обрушивалась на них, он стоял — словно тонкая мачта... Если они увидят его таким, это убьёт их надежды... Ганц посмотрит своими полными чёрной тоски глазами и скажет: «А за ним белая птица не прилетела...»

Но если не в приют — то куда?.. Профессор точно не разрешит оставить Бена — особенно в таком состоянии. Он и его-то терпит с трудом...

Хогвартс!.. Да, замок большой!.. Там Бен не будет мешать профессору... Он даст ему какое-нибудь лекарство... А потом, когда Бен поправится, найдёт ему работу в Хогсмите... Конечно, Бен не волшебник, но больше ему никто не поможет...

Но Хогвартс далеко... Себя Карл может телепортировать, а Бена?.. Он никогда не перемещал другого человека... Даже если у него получится разобрать молекулы его тела, вряд ли он сможет правильно их собрать... Наверное, сейчас Бен и сам не знает, как собрать себя...

Карл посмотрел на часы — до отправления Хогвартс-экспресса ещё есть время — они успеют!..

— Бен, вставай!.. Нам надо идти... — он тщетно пытался поднять юношу. — Бен, пожалуйста, вставай!..

Юноша вдруг открыл мутные глаза и посмотрел на Карла.

— ...А, это ты, придурок... Значит, ты добрался и до моих снов?.. Они говорили... когда ты приезжаешь... начинает твориться всякая чертовщина... они видят сны... о звёздах... небе... птицах... Мне снилось море... Огромный корабль... сильный и свободный... Ты заставил меня поверить в этот корабль... Но он плыл в никуда... Ты посадил меня на корабль, который плыл в никуда!.. — Бен закричал. Потом его стошнило.

Карл достал платок и вытер ему лицо.

— Пойдём Бен... Нам надо идти...

Он с трудом поставил юношу на ноги, и они медленно пошли между складов.

Несколько раз их останавливали полицейские. Карл отвечал, что всё в порядке, просто брат устал после ночной смены. Полицейские верили и отпускали...

С Беном двигаться быстро не получалось, на вокзал Кинг-Кросс они добрались за десять минут до отхода экспресса. Сил Бена хватало только на то, чтобы переставлять ноги. Голова его опустилась, с губ временами слетали не то вздохи, не то всхлипы.

Карл немного волновался, смогут ли они вдвоём преодолеть барьер между платформами. Но у самой стены Бен вдруг нелепо замахал рукой, словно пытаясь отогнать какое-то наваждение, — и рука исчезла в каменной кладке. Карл помог ему сделать ещё шаг — и вот они уже стояли возле красного поезда.

Оставив Бена на скамейке, он пошёл к кассе. С трудом уговорив женщину в форме продать ему два билета за маггловские деньги, которые он заработал, помогая в магазинчике капитана Картера, Карл вернулся к скамейке и начал будить уснувшего юношу.

— Бен, вставай! Поезд уже уходит!..

Бен ответил пьяным бормотанием.

— Вставай, Бен!..

Он тяжело поднялся и побрёл вперёд, почти повиснув на Карле.

— Хорошо. Теперь ставь ногу на подножку... Ставь ногу, Бен!.. Вот так... Теперь вторую, осторожно...

Забравшись в вагон, Карл заглянул в первое купе — оно оказалось свободным: в июле пассажиров в Хогвартс-экспрессе было немного. Усадив Бена у окна, он сел рядом и устало выдохнул.

Поезд тронулся, за стеклом замелькали здания, постепенно сменившиеся полями.

Вспоминая, как легко Бен преодолел барьер между платформами, Карл подумал: несмотря на то что Бен всегда смеялся над сказками про Хогвартс, над верой Софи в эти сказки, потребность в чуде умерла в нём не до конца. Спрятанная под его неулыбающимся лицом, под его горькими насмешками, она жила, становясь всё сильнее... Бен искал чуда в шуме морского ветра, а когда не нашёл, начал искать чудо в кокаине...

За окнами мелькали залитые туманом и солнцем поля, птицы расчерчивали крыльями небо, где-то вдалеке слышались крики чаек... В соседнем купе несколько выпускников Хогвартса, только получивших разрешение колдовать где угодно, с радостной беспечностью наперебой называли заклинания: что-то крякало, хрустело, взрывалось... Потом пришла проводница и сообщила, что если они не прекратят, она заберёт у них волшебные палочки и не отдаст до конца поездки. На некоторое время стало тихо... Весело гремя, проехала тележка со сладостями — и по вагону запрыгали шоколадные лягушки... Мир, наполненный чудесами, был совсем рядом, но Бен не видел его. Он спал, опустив голову на плечо Карла...

Шло время, и чем дальше уезжал красный экспресс, тем более безумной казалась Карлу его идея. Только поражённый встречей с Беном, он мог придумать такое... Ему с трудом удалось заставить Хогвартс на один день принять Софи, но Бену одного дня не хватит!.. Да и профессор Снейп вряд ли захочет ему помогать. Вокруг профессора тысячи склянок, но он продолжает идти в своей тьме, не ища света в веселящих зельях... Он будет презирать Бена за его слабость... Даже если профессор и приготовит для него лекарство, это лекарство излечит тело, но что излечит его душу?..

— Бен, что же мне делать?.. — с тоской спросил Карл, снова чувствуя себя одиноким и бессильным.

Но Бен молчал, словно эти вопросы никак не касались его.

Они проезжали одно поле за другим, и вдруг Карл вскочил и начал трясти Бена.

— Вставай, вставай скорее! Мы выходим!

Но Бен, лишившись подушки в виде плеча Карла, старался кое-как приладиться на окне.

— Мы выходим, Бен!

— ...Опять ты?.. — пробормотал юноша. — Когда же ты, наконец, исчезнешь?!

— Бен, пойдём!..

Карл вытолкал его из купе, провёл по коридору в тамбур, быстро огляделся и, удостоверившись, что их никто не видит, нажал на стоп-кран. Поезд резко затормозил, раздался скрежет колёс, где-то в глубине вагона опрокинулась тележка со сладостями...

Пробормотав заклинание, отпирающее двери, Карл коротко приказал:

— Бен, открой глаза! Слышишь меня? Открой глаза и прыгай!

— ...Чего?..

— Прыгай!..

— Идиот... Я сломаю себе всё внутри...

— У тебя внутри и так уже всё сломано... Прыгай!..

Поезд покачнулся — и Бен не прыгнул, упал — и покатился по насыпи из щебня прямо в траву. Карл прыгнул следом. Уже снизу он снова произнёс заклинание — и двери закрылись.

Подождав, пока экспресс продолжит свой путь, Карл начал расталкивать Бена.

— Бен, не спи!.. Нам надо идти!.. Дорога неблизкая, так что вставай...

Юноша поднялся, продолжая бормотать проклятия, и, повиснув на Карле, побрёл по полю. Ноги заплетались в высокой траве, они падали, вставали, снова падали... Время давно перевалило за полдень, солнце начало клониться к закату, и Карлу казалось, что им никогда не добраться до домиков, рассыпанных на холме вдалеке.

Наконец они вышли на знакомую улицу и остановились перед калиткой... Карл думал, что никогда не вернётся сюда. На этот раз предчувствие обмануло его...

Здесь почти ничего не изменилось, только вместо осенних цветов цвели летние. Из ярких кустов на дорожку выскочил толстый рыжий кот.

— Привет, Томас!.. — вежливо поздоровался Карл.

Но кот продолжал странно смотреть на юношу, будто перед ним был не человек, а призрак. Карлу стало неуютно под этим пронзительным взглядом. Словно и Томас мог видеть будущее... «Твоё предчувствие не обмануло тебя», — говорили эти глаза, — «ведь то, что ты есть сейчас, уже почти не ты...»

— Мне нужно повидать твою хозяйку, — Карл только сейчас сообразил, что не спросил имени старушки.

Томас наклонил голову, показывая, что он не возражает, а потом уставился на Бена, обнажив острые зубы и тихо шипя.

— Это мой друг, можно он пойдёт со мной, пожалуйста!..

Кот прищурился, с подозрением разглядывая существо, висящее на плече у этого полупризрака. Потом отошёл в сторону, продолжая следить за незваными гостями.

Карл уложил Бена на скамейку возле клумбы и подошёл к дому.

— ...Извините, пожалуйста!..

— Томас, к нам кто-то пришёл? — раздался радостный голос, и на веранде появилась сухонькая старушка. — А, маленький волшебник!.. Он обещал навестить нас, помнишь, Томас?.. Тебя так долго не было... Я уже начала думать, что ты мне приснился...

— Простите, миссис...

— Марта Эдисон, — старушка улыбнулась чуть удивленной улыбкой — она уже почти забыла, как звучит её имя.

— А меня зовут Карл Штерн...

Томас выглянул из-за спины хозяйки и посмотрел на юношу. Взгляд говорил: «Да-да, всё, как я и думал...»

— Выпьешь со мной чашку чая, Карл?

— Простите, дело в том, что... Я пришёл не один... Со мной мой друг... Я подумал, вы сможете помочь ему...

Томас с сомнением покачал головой.

— А где твой друг? — спросила старушка, подслеповато щуря глаза.

— ...Он там... На скамейке... — Карл сделал шаг назад и замер.

На скамейке Бена уже не было. Он скатился с неё и теперь спал на земле, по-детски положив руку под щёку.

— Вот мой друг... — тихо произнёс Карл.

— ...Он что... он выпил веселящее зелье?.. — почему-то робко спросила старушка.

Мимо неё проскользнул Томас и укоризненно посмотрел на хозяйку.

— Томас думает, что этот мальчик не волшебник... — жалобно протянула Марта.

— Он человек, — ответил Карл.

Томас подошёл ближе, обнюхал пропахшее потом и рвотой существо и поморщился.

— У Бена нет родителей. Он вырос в одном приюте со мной. Потом попытался стать моряком... Он не пил веселящего зелья... Может, алкоголь... Но это не из-за алкоголя...

Карл опустился на колени перед Беном и закатал рукав.

— Вот из-за этого... Это...

— А я знаю, что это... — медленно ответила старушка. — У Доры Моррис через два дома сын умер от этого...

— У Бена никого нет... Пожалуйста, позвольте ему остаться с вами!..

Томас шагнул вперёд, глаза нехорошо блеснули: «Он сам оставил себя... С чего нам помогать ему?»

— Бен хороший!.. У него доброе сердце. Он смог пройти барьер между платформами...

«Потому что с ним был ты!..»

— Нет, он сам!.. Это он сам... Он всегда верил в хорошее и сейчас, наверное, ещё верит...

«Наверное!..» — передразнил кот.

— Не надо, Томас, — остановила его старушка. — Ты гоняешь мышей и ловишь рыбу в пруду, ты не знаешь, что бывает в душе человека...

Томас презрительно наклонил голову: «И эту вонючую кучу вы называете человеком? Признаться, мне совсем не хочется знать, что там у неё внутри...»

— Но не всегда же мне говорить с толстым рыжим котом, — проворчала Марта, что-то решая внутри себя.

— Пусть остаётся, я сделаю, что смогу... — наконец, сказала она.

Томас фыркнул и пошёл в дом: если человек ведёт себя, как идиот, его не остановить даже самому разумному коту.

— Спасибо, миссис Эдисон!.. Спасибо большое!..

— Не благодари, — ответила Марта. — Может, ещё ничего не получится... Как Дора ни старалась, её сын всё равно не смог бросить эту дрянь.

— Ради Бена ещё никто ничего не делал... Он будет очень благодарен вам!..

«Если придёт в себя», — подал с веранды голос неугомонный Томас.

— Не обращай внимания на Томаса, он добрый, только ворчливый. Старость, понимаешь...

«Это кто здесь старый?..»

— Помоги-ка мне отвести твоего друга в дом... Его ведь Бен зовут?.. Какой красивый юноша... Только уж очень худой...

Карл с Мартой подняли Бена и повели в дом. Томас и ухом не повёл, когда они прошли мимо.

— Укладывай его на кровать... Вот так... Я приготовлю настойку, мой старик всегда пил её, когда у него наутро кружилась голова... Не бойся, она безвредная, просто травы... — Марта продолжала бормотать и суетиться, а в глазах, казалось давно уже потухших, загорался свет. Томас, прошмыгнувший в комнату вслед за ними, с удивлением смотрел на свою хозяйку: как этой накачанной наркотиками развалине удалось преобразить его старую Марту?..

От настойки Бена несколько вырвало. Марта говорила, что так из тела выходит яд.

— С душой будет тяжелее. Но мы постараемся, правда, Томас?

«Я и лапой не пошевелю...»

— Пошевелит-пошевелит, помяни моё слово, как только я засну, прибежит и ляжет Бену на живот, — заговорщически прошептала Марта.

— ...Спасибо вам большое!.. И Томасу тоже...

— Сегодня был трудный день, ты устал. Хочешь остаться у меня? Здесь места хватит всем. А завтра вернёшься домой, — предложила старушка.

— ...Нет, мне нужно идти... Простите... — Карл виновато смотрел под ноги.

«Ещё один больной?..» — ухмыльнулся из своего угла Томас.

В окнах дома в конце Паучьего тупика не горел свет, значит, профессор ещё не вернулся. Карл тихо произнёс:

— Люмос!..

И, повинуясь его словам, вспыхнули огни, и ярче загорелся осколок звезды в старом подсвечнике.

Он забрался на диван, обнял колени и только тогда заметил, что дрожит.

Бен был всего на несколько лет старше его... Серьёзный, даже строгий, он не позволял детям засиживаться дольше положенного, не потому что считал важными приказы заведующей, а потому что верил: только дисциплина и самоконтроль помогут им выжить. Он не хотел, чтобы яд несбывшихся желаний отравил детей, потому спрятал свои мечты... Он считал, что спасает их... Софи рассказывала, как они всем приютом провожали Бена... Они верили, что Бен, безупречный Бен, почти ничем не отличающийся от взрослых, сумеет найти счастье в их мире... Но взрослый мир неласково встретил его... Разметал мечты, разорвал надежды... И вот уже Бен вкалывал себе в вены кокаиновый заменитель счастья, забыв о тех, кто ждал его на берегу...

А он?.. Он сможет спасти других и себя?.. Он вовсе не такой сильный, как Бен. Чудеса каждый день рождаются и умирают у него в душе... Хватит ли ему веры, когда война начнёт убивать?..

Из-за полок с книгами приковылял чёрный ворон. Он пристально смотрел на юношу, словно пытаясь прочитать, что произошло с ним за этот день.

Сегодня Карл почти потерял Бена. Он никогда не был его другом, наверное, даже наоборот: Бен не скрывал, что Карл ему не нравится... И всё же он чувствовал странную пустоту потери... Долгие месяцы он представлял Бена счастливым, открывающим для себя новые земли и новое небо, а Бен всё это время медленно сгорал, и не было рядом никого, готового протянуть ему руку...

Дверь открылась, и в прихожую тяжело вошёл профессор Снейп. Он снял мантию, прошёл в комнату, почти упал в кресло и достал из папки несколько пергаментов.

Карл вжался в спинку дивана, словно пытаясь стать невидимым. Обычно профессор прогонял его. Но сегодня у него не было на это ни времени, ни сил. Наверное, профессор тоже думал, что неизменный чёрный сюртук делает его невидимым. Но Карл замечал... Последнее время он часто вспоминал свой первый год в Хогвартсе: профессор тогда заставлял дрожать каждого переступившего порог его кабинета, заносчиво спорил с директором о поведении Поттера и был наполнен яркими и горькими надеждами. Теперь взгляд потух, лицо ещё больше осунулось... Мечты его, пожалуй, сбылись. Но слишком много в них оказалось горечи...

Часы на стене пробили двенадцать, а они продолжали играть в невидимок.

Северус понимал, что нужно повернуться и приказать мальчишке убираться, но не хотелось тратить время на препирательства. Сегодня, он это чувствовал, мальчишка просто так не уйдёт...

Потом навалилась усталость. Он почти не спал последнюю неделю... Чем ближе становилась осень, тем тяжелее делались сны...

Нужно было встать и дойти до кровати. Но дорога до соседней комнаты показалась вдруг длиннее нескольких километров... Веки налились свинцовой тяжестью, и буквы в пергаменте закружились в нелепом танце...

Нельзя признавать, что ты устал. Стоит признать — и усталость раздавит тебя... Но сейчас так хочется закрыть глаза... Не будь мальчишки, он бы так и сделал... Что за важность, где смотреть кошмары — в кровати или в кресле?.. Но мальчишка продолжает изображать из себя невидимку, и поэтому...

Странно, столько людей видели, как он входит в класс, глотает безвкусные торты в Большом Зале Хогвартса, даже как он убил, видело полшколы!.. Но никто не видел, как он спит... Кроме матери... Те несколько женщин не в счёт. Он уходил раньше, чем они заснут, или они уходили, не дожидаясь его...

Во сне ты беззащитен. Каждый может произнести непростительное заклятие, каждый может увидеть твоё лицо... Такое, в котором ты и самому себе не признаешься... Заснуть перед кем-то — значит полностью довериться ему... Он никому не доверяет... Он просто устал... Поэтому так хочется закрыть глаза... Поэтому так хочется...

Горящие свечи тихо освещали ребёнка, замершего на диване, и человека, спящего в кресле...

Глава 43. Жемчужина печали

Город окутал туман. Словно серые дождливые облака, устав висеть в небе, опустились на землю и теперь медленно плыли по рекам, улицам, площадям. Им не было дела ни до солнца, горящего где-то в вышине, ни до цветов, мечтающих о тёплых лучах. С одинаковым безразличием пропускали они через свои молочно-студенистые тела вереницы машин, ещё пустые лотки с мороженым, кошек, собак, прохожих... В узких улочках, затенённых высокими домами, туман становился таким густым, что сам казался сгорбившимся стариком, бездомной собакой, потерянной плюшевой игрушкой... Порой создаваемые им фигуры выглядели такими реальными, что уже люди, сонно бредущие по городу, начинали казаться призраками, сотканными из воды и холода.

Туман стирал краски, расстояния, крал звуки. Он делал одинаковыми все лица, равнодушными — все души... В тумане легко можно было не расслышать стонов нищего, умирающего на холодных камнях, можно было не разглядеть человека с белой тростью, неловко простукивающего тротуар впереди себя... Можно было не увидеть чужие слёзы, не увидеть боль в глазах... Можно было не заметить, наступить, растоптать... Туман был естественным оправданием, бесспорным алиби... Нас всех не было здесь, был только туман...

Этого ворона тоже должны были растоптать: слишком медленно он брёл по дороге, слишком медленно уворачивался от тонких, острых каблуков, да и летать, похоже, не умел... Но словно какая-то магическая сила охраняла ворона: его не трогали ни кошки, ни люди, и он продолжал плыть в сером мареве, словно весенний кораблик, сложенный из чёрного листа бумаги.

Ворон пересёк большую площадь, повернул налево, прошёл несколько кварталов и остановился напротив небольшого трактира, над дверью которого дремал вырезанный из дерева дракон. Некоторое время ворон будто размышлял о чём-то, потом медленно спустился по пыльным ступеням. Двери из непрозрачного стекла открылись, почувствовав странного посетителя. Он тяжело перевалил через порог — и створки снова закрылись.

«Чудо техники в этом притоне...» — проворчал ворон, неловко запрыгнув на скамейку возле одного из столиков в дальнем углу.

— Не все, кто приходит сюда, обладают зрением или руками, — спокойно ответил сидящий за столом человек.

«В твоих словах всегда слышатся нравоучения, Дала...»

— В словах каждого собеседника содержится мудрость, возможно, мой голос звучит чуть-чуть громче.

«Я не для того проделал такой путь, чтобы слушать твои сказки», — недовольно проворчал ворон.

— А зачем же ты пришёл сюда? — печально спросил волшебник.

Ворон не ответил.

— Мы встречались только раз, в месте, похожем на это, в Йокогаме, — тихо продолжил Дала Вонгса. — Тогда с тобой был светловолосый юноша. Ты пил виски с генералами, рассказывая им, как с помощью твоей страны их крошечные острова станут миром. А твой сын листал потрёпанную книгу со странными знаками, текущими сверху вниз. Он не понимал этого языка и, хотя помнил магические слова, — не произносил их. Он знал, стихотворения нельзя переводить заклинаниями. Стихотворения передаются от сердца к сердцу...

Полковник фон Дитрих замер, даже отблески бумажных фонарей не дрожали в его глазах: впервые за много лет перед ним был человек, в воспоминаниях которого Альфред оставался живым.

— И тогда твой сын подошёл ко мне и попросил перевести пять строк. Я спросил, почему он выбрал именно это стихотворение. Он ответил: «Мне нравится, как оно течёт по странице... Похоже на дождь...» Я ответил ему, что японский — не мой родной язык, но я постараюсь помочь. Ты слышал это стихотворение, Вильгельм?

Полковник молчал.

— Это была книга стихов Исикава Такубоку. А вот стихотворение, которое выбрал твой сын.

Как будто положил я в изголовье

жемчужину печали,

сквозящую прозрачной синевой...

Всю ночь до самого утра

Я слушаю, как стонут сосны...

«...Даже услышь я эти слова, они ничего бы мне не сказали!.. Они и сейчас ничего мне не говорят!..» — запальчиво возразил полковник. — «Я пришёл не за этим!..»

— Так зачем же ты пришёл сюда? — спросил Дала Вонгса.

«...Мой сын умер... Покончил с собой...» — тяжело выговорил полковник. — «Мой Бог себялюбив и жесток, но Боги, в которых ты веришь...»

— Что ты знаешь о моих Богах? — перебил волшебник, и его тихий голос заполнил всё пространство. — Что ты знаешь о моей вере?.. Ты выпил с генералами в Йокогаме — и уехал. А я остался. Я видел Хиросиму... видел людей, заживо сожжённых войной...

«...Я тоже много чего видел, Дала... Не будем ворошить прошлое...»

— Это не прошлое, Вильгельм... Вернись сегодня на эти острова — и ты увидишь детей, изуродованных той войной. Они родились спустя много лет после взрывов — но они носят эти взрывы в себе. Посмотри в их лица — словно вывернутые наизнанку!.. Они ничего тебе не скажут, потому что не могут говорить... Ты услышишь только хриплые стоны... И если не отвернёшься, увидишь, как из почти ничего не выражающих глаз медленно течёт одна единственная слеза...

«...Может и так, но я пришёл спросить о своём сыне... Дала, твои Боги... Будды... говорят, что человек после смерти не исчезает навечно в раю или аду, а рождается снова... Это правда?»

— Я ещё не умер, поэтому не могу пока ответить на твой вопрос.

«Не цепляйся к словам!.. Предположим, предположим, что это так... Ты ведь видишь души людей... Тогда в баре в Йокогаме ты сразу понял, что мы с Альфредом волшебники, хотя ни он, ни я не произнесли ни одного заклинания... Дело в том, что... Есть один мальчик... И я не уверен... но иногда он... очень напоминает мне Альфреда... Если бы ты согласился посмотреть на него!.. Ты ведь помнишь моего сына!..»

— Я знаю, о ком ты говоришь... — тихо произнёс Дала Вонгса.

«Ты знаешь Карла Штерна?.. Откуда?..» — испуганно переспросил фон Дитрих.

— Мы встретились несколько лет назад на чемпионате мира по квиддичу.

«Квиддич?.. Но это неважно... Раз ты видел его, то можешь мне сказать... — полковник почти перестал дышать. — Скажи... Карл — мой сын?..»

— ...Вильгельм, подожди...

«Просто скажи, он — мой Альфред?..»

Дала Вонгса молчал, потом произнёс тихо и печально:

— Нет, Карл — не Альфред.

Ворон весь поник. Не птица, а брошенная кем-то старая тряпка...

«...Спасибо...» — хрипло произнёс он, тяжело спрыгнул со скамьи и побрёл к выходу.

— Ты ничего не понял, Вильгельм... — прошептал волшебник, но старый ворон уже не слышал его слов.

Он выбрался на улицу и вдохнул сырой серый воздух... Вкус надежды оказался слишком горьким... Он всегда помнил, что надежда — это яд, но вот позволил себе забыть...

Всё бросить... Всех бросить!.. Этих Реддлов, Штернов и им подобных!.. Альфред мёртв, и его уже ничто не вернёт... Бесполезно!.. Напрасные жертвы... Никому не нужная трата времени... Его время давно пришло... Его тело давно гниёт в земле, а эти фальшивые перья — только шутовской наряд!.. До чего противно просыпаться в нём каждый день...

Он брёл сквозь туман, погружённый в свои мысли, и магическая сила, охранявшая его по дороге в китайский ресторанчик, начала таять. Несколько раз его пнули ботинком, один раз наступили на искусственное крыло, погнув металлические перья... Он не слышал и почти не чувствовал... Заметил только когда из тумана прямо перед ним выскочил ярко-красный спортивный автомобиль...

Чьи-то руки схватили его за секунду до столкновения.

— Полковник!.. Что вы делаете?.. Я целый час вас ищу... Вам нельзя выходить в такой туман!.. Даже для здоровых людей опасно, а с вашим крылом!..

Карл тяжело дышал от быстрого бега. На лбу, несмотря на утреннюю прохладу, выступили капельки пота.

«Убери свои руки», — почти по слогам произнёс Вильгельм фон Дитрих, со злобой глядя на него.

И с чего он решил, будто мальчишка похож на Альфреда? Чёрные волосы и глаза, нескладная долговязая фигура, руки — как палки... Ничего общего!..

— Что случилось? — удивлённо переспросил Карл.

Ворон резко дёрнул крылом — и Карл, вскрикнув, разжал руку. Металлическое перо порезало ладонь.

— Простите, это я от неожиданности... — проговорил он, быстро наклоняясь над вороном.

«Не смей прикасаться ко мне!» — простужено выкрикнул полковник.

Воспоминание о сыне вернуло его в реальность. Где-то, пусть не на земле, есть настоящий Альфред!.. Ради него он должен сдержать данную клятву!..

Ворон вскинул голову, в глазах зажёгся чёрный огонь... Подобрав своё уродливое металлическое крыло, он упрямо побрёл домой.

Карл удивлённо смотрел ему вслед. С этой зимы... Нет, они, конечно, не стали друзьями, но между ними сложилось... определённое взаимопонимание... Во время их разговоров полковник часто смотрел на него с высокомерием, иногда даже презрением — но никогда с ненавистью и злобой.

Однако времени разбираться с переменой в настроении Вильгельма фон Дитриха у него не хватило, потому что стоило Карлу пройти за железную ограду приюта, как к нему подъехал Тэд и, схватив за рукав, зашептал:

— Та девочка опять пришла!.. Она плачет!..

Валери плакала навзрыд, пытаясь закрыть лицо рукавом полосатого свитера, и без конца повторяла, показывая на Тэда:

— Пусть он уйдёт!.. Пусть он уйдёт!..

Карл виновато посмотрел на Тэда, тот кивнул, быстро натянув себя бодрящуюся улыбку:

— Без проблем!..

Когда дребезжащий звук его коляски стих, Карл сел рядом с Валери и спросил:

— Что случилось?

Она говорила, перебивая саму себя, злясь на собственные слёзы и оттого плача ещё сильнее...

Джейден пришёл рано утром, когда все приютские спали, и спросил, хочет ли она погулять. Валери, конечно, хотела. Последнее время он приходил так редко, что у неё просто не было времени «не хотеть».

Они перенеслись на одинокий фьорд в Норвегии и долго сидели на самом краю скалы, слушая море. Обычно деятельная, не умеющая и минуты спокойно побыть на одном месте, Валери с удивлением всматривалась в собственную тишину. Раньше она ни за что бы не поверила, что в ней может существовать такое.

Возможно, всё дело было в окружающей природе. Карл говорил, что природа много значит. В Шармбатоне природу учили понимать как обстановку, под которую нужно грамотно подобрать соответствующее платье, поэтому Валери научилась презирать цветущие розовые сады, аллеи, наполненные душным запахом акаций и тому подобную дребедень... Но здесь... Даже у мадам Россет язык бы не повернулся назвать это море и эти горы «обстановкой». Огромные серые скалы вырастали прямо из воды и казались продолжением стальных волн. Голубые ледники искрились на солнце, словно грезя о том времени, когда покрывали всю землю...

Кого-то такое могло испугать, но её этот суровый мир наполнял могучей силой — не той, от которой хочется взорвать всё вокруг, а другой — холодной и строгой...

Наверное, она могла бы сидеть так вечно — свесив ноги с обрыва и глядя на бегущие облака. Джейден тоже замер, превратившись в продолжение скал и моря. Потом вдруг достал волшебную палочку и сказал:

— Хочешь, покажу тебе одно заклинание?

— Давай, — улыбнулась Валери.

Он поднял палочку вверх к бегущим облакам, повернулся к девушке и произнёс, глядя ей в глаза:

— Экспекто Патронум!..

На склоне голубого ледника зажглась серебристая искра. Приближаясь к ним, она становилась всё больше — и вдруг оказалась сияющим белоснежным барсом. Джейден посмотрел на своего Патронуса, и тот послушно лёг на камни рядом с Валери.

— ...Какой красивый... — пробормотала она, пытаясь улыбнуться. Даже у него... Кто бы мог подумать!.. Даже у него получилось это заклинание... А она... она...

— Я знал, что тебе понравится...

Валери смотрела на сотканное из света существо и чувствовала, как её медленно покидает свет. У близнецов сразу получилось. Карл говорил, что заклинание трудное, но и он смог научиться. Полумна ещё два года назад писала, что Гарри Поттер научил её создавать Патронуса. Все могут!.. Только она... Она одна...

— Почему у тебя такое лицо? — спросил Джейден, заметив перемену в её настроении.

— ...Просто не хочется покидать это место... Уже поздно... — она посмотрела на море, соединяющееся у горизонта с небом, вдохнула прохладный солёный воздух.

«Ну, и пусть у меня не получается...» — вдруг подумала Валери. — «Не обязательно же все должны это уметь... Джейдену я и так нравлюсь...»

— Проводить тебя? — предложил он.

— Я не похожа на твоих изнеженных подруг, которые и шагу одни не могут ступить.

— Тогда ты проводи меня.

Она снова испугалась. Не признаваясь себе, Валери боялась его дома, ярче всего показывающего пропасть, лежащую между ними.

— Без проблем, — ответила она, цепляясь взглядом за гаснущий ледник.

Наверное, Джейден этого не понимал, но ей пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы среди цветущего сада белых роз выглядеть той же бесстрашной Валери. Мысленно зажмурившись, она старалась представлять северные фьорды, величественные скалы, низкий шёпот моря...

И постепенно страх начал уходить. Девушка почти не дышала, боясь спугнуть ощущение странной гармонии, начавшее наполнять её. Осторожно подняв глаза, она словно впервые увидела сад, по которому шла. Валери сама не поняла, что же именно изменилось, просто она вдруг перестала чувствовать себя здесь чужой. Здесь было то же солнце, тот же ветер и те же облака. Накрутив на палец падающую на глаза чёлку, она тихо улыбнулась.

— Почему ты улыбаешься? — спросил Джейден.

— ...Так... просто... — этот секрет Валери не хотела выдавать даже ему.

Сделав несколько быстрых шагов по усыпанной гравием дорожке, она закружилась — как в детстве... И вдруг замерла... По направлению к ним шёл Филипп Ван Стратен.

Его высокая, закутанная в чёрное фигура напоминала остов корабля, потерявшийся в заросшем водорослями море. Он двигался медленно, ни на чём не останавливая взгляда, ничему не улыбаясь. В какой-то момент Валери показалось, что он пройдёт, не заметив её. Но, поравнявшись с сыном, Ван Стратен остановился и произнёс:

— Кто это?

В голосе его не было ни капли заинтересованности, казалось, слово «кто» он произнёс, только отдавая дань грамматике.

— Моя подруга, — холодно ответил Джейден.

Несколько секунд Ван Стратен молчал, обдумывая смысл этого простого ответа, потом сказал коротко:

— Чтобы я её здесь больше не видел.

И продолжил свой путь — медленно, не оглядываясь, как старый тяжёлый корабль.

— Не нравится — не смотри, — раздался у него за спиной холодный голос сына.

Валери замерла. Даже она, всегда хранящая десятки дерзких ответов, понимала, что сказанное Джейденом звучит грубо.

Высокая фигура замерла на мгновение — и пошла дальше по дороге.

Валери мысленно расплылась в улыбке: даже великий Ван Стратен не смог избавиться от неё. Она радостно посмотрела на Джейдена, но тот стоял, побледневший и напряжённый, дрожащие руки сжались в кулаки. Улыбка сползла с лица девушки. Валери поняла: Ван Стратен избавился от неё с той секунды, когда впервые взглянул в яркие карие глаза — глаза грязнокровки. И ему не нужно было повторять приказ, он не верил в то, что сын способен ослушаться единожды сказанного слова.

Валери стало холодно и горько. А вдруг Ван Стратен прав? Вдруг Джейден подчинится? Ведь это всё-таки его отец, а она кто?.. Робко, кусая губы от страха, она посмотрела на юношу. Тот всё ещё стоял, погружённый в свои мысли, потом обнял её за плечо, стиснув до боли, и сказал:

— Не бойся, он не причинит тебе вреда. Я обещаю.

Валери словно окатило тёплой волной. Впервые в жизни кто-то обещал её защитить!.. Значит, Джейден действительно...

И вдруг тепло исчезло, словно сдёрнули покрывало — и то, что она так упорно не хотела замечать, предстало перед ней во всей своей жестокой ясности. Джейдену она не нужна... Она только средство... Не сумевший спасти мать и сестру, он ни за что не хочет терять её. Не ради любви, а чтобы доказать этому холодному человеку в чёрных одеждах, что стал сильнее его!.. Он сдержит обещание: будет до конца защищать её жизнь, чтобы потом бросить эту жизнь в лицо отцу!..

Валери сбилась с шага и остановилась.

— Ты же обещала проводить меня!.. — он пытался даже улыбнуться, скрывая за улыбкой волнение от встречи с отцом.

— ...Мы уже почти пришли... — невнятно проговорила Валери, пряча глаза. — Мне пора... Пока...

Она чересчур резко сбросила с плеча его руку, зашагала по дороге — быстро и сутулясь, чтобы он не видел слёз, начавших жечь глаза. Стоило ей перенестись на пустырь около приюта — и слёзы превратились в глухие хриплые рыдания.

— Что мне делать? Ну, что мне делать? — почти кричала она, ослепшими от слёз глазами глядя на Карла. — Я ведь поверила... Чёрт! Я ведь почти поверила ему!.. Чувствовала, что есть в нём что-то такое... Но даже не представляла... Это ведь убивает всякую надежду!.. Он и не станет искать во мне... Ему не важно!.. Главное, чтобы подходила на роль бельма в глазах отца!..

— Валери...

— Про то, как огненная девочка спасает ледяного мальчика, написаны сотни книг!.. Но когда нам в приюте читали «Снежную королеву», думаешь, я мечтала стать Гердой? Чёрта с два! Я хотела быть дочерью разбойницы!.. А теперь реву, потому что ледяной мальчик всё делает ради своего ледяного короля!.. Сама не знаю, как я поняла это — в голове вдруг всё сложилось...

— Ты тоже изменилась, Валери... — тихо произнёс Карл.

— Да, стала истеричной дурой!..

— Не наговаривай на себя. Ты не истеричная и уж, конечно, не дура.

— Умная давно бы это прекратила! А я, вместо того, чтобы послать его, пришла сюда, чтобы ты уговорил меня остаться.

— Я не могу уговорить тебя... — сказал Карл. — Возможно, всё, что ты сказала о нём, правда... Наверное, это правда... То, что он стремится доказать отцу свою силу... Что ты — его доказательство... Но я не верю, будто он специально выбрал тебя... Так получилось... Вряд ли он сам этого хотел... Просто... Знаешь, я думаю, есть люди, которые способны сказать тебе тысячи слов, красивых слов, каждое из которых будет правдой... Ты будешь для них смыслом жизни, они будут просыпаться и засыпать с твоим именем на губах... А есть те, кто вообще не способен говорить... И вот, когда они, наконец, произносят одно-единственное слово... Если судить всех одинаково, то, конечно, он проиграет, его тебе всегда будет недостаточно... Но если посмотреть именно на него, заглянуть в его душу...

Валери закрыла лицо руками и тяжело вздохнула.

— Хочу вернуться в детство, — глухо проговорила она сквозь сомкнутые ладони. — Всегда мечтала поскорее стать взрослой, а теперь хочу вернуться в детство. Оно было паршивым, и всё-таки было не так больно... Вот у тебя в жизни всё ясно. Война закончится, Софи вырастет, ты заберёшь её из приюта, вы поженитесь, у вас будет ребёнок... Раньше это казалось мне самым скучным будущим, а сейчас... Сейчас я уже не знаю, о чём мечтать...

Карл замер, в его глазах отражались картины, нарисованной Валери жизни. Вспыхивали и гасли, вспыхивали и гасли...

— Знаешь, я никогда не хотела любви, — продолжала она, — наверное, ты прав, потому что боялась... Единственное, что я могла себе представить, как какой-нибудь обаятельный головорез падает на колени, сражённый моей... чем-то во мне... Но даже в кошмаре мне не могло присниться то, что есть сейчас...

— Но ты его любишь?

— Как я могу любить его, когда он не любит меня!..

Карл смотрел вдаль, туда, где из-за серых облаков никак не могло вырваться солнце.

— Хорошо, я решу сама... — не дождавшись его ответа, произнесла Валери.

Она окинула взглядом сад, надеясь, что сейчас их никто не видит и можно исчезнуть прямо здесь, а не тащиться на тот пустырь. Но среди кустов вереска, девушка заметила чью-то голову. Голова эта находилась непропорционально низко от земли: то ли её обладателем был уродливый большеголовый ребёнок, то ли человек наблюдал за ними, сидя на стуле...

«Мальчик-инвалид!..» — вспомнила Валери.

С досадой, к которой примешивался страх, она поплелась назад к калитке, стараясь спрятаться от его глаз. Шаг её был быстрым и неровным, и могло показаться, что Валери убегает от своего собеседника, но сейчас она убегала от того, что увидела в глазах больного мальчика.

Карл устало опустился на ствол поваленного дерева. Ещё только начало дня, а он уже устал. Сначала потерялся полковник, теперь Валери... Нужно помочь ребятам вымыть спортзал, потом отправить всех на обед, уложить малышей спать, старших уговорить дать им выспаться... Летом большинство воспитательниц уходит в отпуск, а те, которые остаются, внезапно заболевают недели на две, — так что в приюте наступают почти что дни самоуправления... Порой нет даже времени присесть, а у него столько книг ещё не прочитано, столькому ещё нужно научиться... И профессора он уже несколько дней не видел...

Карл поднялся и пошёл по тропинке к приюту...

Из спортзала доносились радостные визги. Дети обливали друг друга водой. Кому-то вода попала в глаза — и раздался плач. Карл вытирал коротко стриженные головы полотенцем и думал, как справлялся со всем Бен?.. А потом, вспомнив слова Валери, он стал мечтать, как поступит в университет, будет слушать лекции в огромных аудиториях, а после занятий — приходить в приют и помогать ухаживать за детьми... Может, его даже возьмут на работу сюда... Воспитательницы давно заметили, что с ним дети засыпают быстрее...

«Может, и получится...» — подумал он, тихо улыбаясь невидимому солнцу. И легко становилось на сердце, и всё начинало делаться быстрее и правильнее...

Когда дела были закончены, он попрощался и отправился искать полковника. Вильгель фон Дитрих сидел в углу пустой комнаты. Увидев юношу, он сильнее вжался в стену, чёрные глаза злобно светились в темноте.

— Полковник, я возвращаюсь к профессору.

«Мне нет дела до тебя. Иди, куда хочешь».

— Пойдёмте со мной. Здесь может быть опасно...

«Разве ты ещё не всех заразил своей благодатью?» — насмешливо спросил ворон.

— Какая благодать? О чём вы?.. Полковник, с вами что-то произошло... Раз вы не хотите говорить, я не буду спрашивать, но, пожалуйста, пойдёмте со мной. Я забрал вас у Тёмного Лорда, и, значит, я за вас отвечаю. А здесь детям часто бывает плохо, поэтому они вымещают своё плохое настроение на других.

«Это не ты забрал меня, а я согласился пойти с тобой», — упрямо пробормотал ворон.

— Тогда согласитесь ещё раз.

Ворон нехотя заковылял к Карлу и позволил взять себя на руки.

— Спасибо, — сказал юноша и пошёл на пустырь.

По дороге за ним увязался один из малышей. Малыш цеплялся ручонкой за джинсы и повторял, с трудом выговаривая слова:

— Куда ты идёшь?.. Куда ты идёшь?..

— Мне нужно уйти, — с терпеливой улыбкой объяснял Карл. — Завтра я вернусь.

Малыш залопотал что-то о страшных чудовищах, которые прилетят за ним ночью.

— Не бойся, они не причинят тебе вреда... — начал было Карл и вдруг замолчал.

Думая, как спасти профессора, он совсем забыл об этих детях. Что с ними будет, когда начнётся война?.. Конечно, от Хогвартса до сюда далеко, но Пожиратели Смерти не станут сразу нападать на замок... Наверняка они постараются сначала захватить Министерство Магии, а оно находится здесь, в Лондоне... Дети могут пострадать от случайного заклятия, а зная мстительность Пожирателей, заклятие может оказаться и не случайным...

«Всех тебе не спасти...» — раздался насмешливый голос над левым плечом.

«Всех — нет, но хотя бы этих...»

Нужно будет прочитать о защитных барьерах. Сильный барьер он создать не сможет, но Пожиратели не ожидают сопротивления от магглов...

Уговорив-таки малыша отправиться спать, Карл быстро зашагал по направлению к пустырю. Поздоровавшись с мужчиной в заляпанной джемом одежде, которого он часто здесь встречал, Карл скрылся за стеной деревьев — и исчез.

Небо над Паучьим тупиком как обычно хмурилось.

«Ты бы попробовал улыбнуться, может, и здесь бы распустились цветы...» — сказал он небесному синоптику.

Но синоптик, похоже, строил планы новой грозы. В воздухе пахло дождём. Стоило Карлу закрыть за собой дверь, как в стёкла застучали крупные капли.

— Успел!.. — выдохнул он, вешая куртку и входя в комнату. — Добрый вечер, профессор!

Северус Сней посмотрел на него, не поднимая головы, словно интересуясь, что же он нашёл в этом вечере доброго.

— Профессор, у вас есть книги о защитных барьерах?

— Зачем это вам?

Пока Карл раздумывал, поддержит ли Северус Снейп идею защиты приюта, руку пронзила острая боль.

— Тёмный Лорд... — растерянно пробормотал юноша. — Ну, я пойду...

Последнее, о чём он успел подумать, перед тем, как исчезнуть, — понадеяться, что над поместьем Малфоев не идёт дождь, и заметить, как пристально смотрит на него профессор Снейп...

Дождь шёл — да ещё какой!.. Серые занавески из воды покрывали стёкла, и даже камин не спасал от проникающей сквозь окна сырости...

Тёмный Лорд в одиночестве сидел в библиотеке и смотрел на огонь. Сегодня было воскресенье — магический день, когда даже самые отъявленные Пожиратели Смерти вспоминают, что у них есть семья... Не семья, так друзья или любовница... Конечно, он мог бы приказать им прийти сюда, и они бы подчинились, но весь день на их лицах под обычной маской подобострастного преклонения читались бы нетерпение, волнение, забота... Он этого видеть не хотел, потому и отослал всех, даже Беллу... Почему-то сегодня ему не хотелось сознавать, что он заслуживает только Беллы...

— Здравствуйте... — сказал Карл.

Не ответив, Тёмный Лорд властно протянул руку, чтобы мальчишка понял: ему не нужны его слова, только убрать боль — обычное лекарство, таблетка от воскресенья...

Карл послушно взял протянутую руку и опустился на пол, стараясь представить что-нибудь красивое. Широкое поле, заросшее цветами и травами, кроны высоких деревьев с вплетёнными в них солнечными лучами, тихий шум моря и чайки, летающие наперегонки с облаками... Картинки сменяли одна другую, постепенно становясь бледнее, потом всё накрыла тьма... Карл уже не мог отдавать энергию, но не разжимал пальцев. Он знал, сегодня Тёмному Лорду не нужна его сила — нужно, чтобы кто-то просто держал за руку...

— Достаточно, — наконец, проговорил волшебник. — Убирайся...

Карл поднялся, цепляясь за подлокотники кресла, и поплёлся к двери.

Бредя по тёмным коридорам замка, он думал, куда ему идти. Возвращаться к профессору в таком состоянии не хотелось. До приюта он может и не добраться, да и там его вид наверняка вызовет нехорошие ассоциации у заведующей... Выспаться в одной из пустующих комнат замка?.. Драко обрадуется, найдя его здесь...

«Ладно, попробую вернуться домой...»

Он медленно спустился по лестнице и вышел под дождь. Исчез — и появился под окнами дома в конце Паучьего тупика.

И здесь такой же дождь... Небо как будто бы сговорилось... Вдохнув поглубже, он собрал последние силы и толкнул дверь. Сначала он хотел добраться до своей комнаты, но всё вдруг поплыло перед глазами и, чтобы не показывать профессору свою слабость, пришлось лечь на маленький диван в гостиной. Закрывая ставшие свинцовыми веки, он по-прежнему слышал дождь и думал, что под этим дождём разбросанные по миру сидят сейчас Том Реддл, Вильгельм фон Дитрих, Филипп Ван Стратен, Джейден и Валери, запертые каждый в своём одиночестве...

Последней его мыслью было: «Как хорошо, что я не один...»

Северус Снейп смотрел на существо, в странной, неловкой позе скрючившееся у него на диване, со смешанной долей презрения и сострадания. Наверняка этот глупец думал, что несколько минут на воздухе помогут ему прийти в себя, поэтому и трансгрессировал не сюда, а на улицу... И своё ползанье от двери до дивана считал полным достоинства шествием... Хотя, наверное, достоинства в этом ребёнке оказалось больше, чем в нём, взрослом человеке, позволяющем себе листать страницы газеты, пока оживший призрак высасывает из ребёнка жизнь...

— Странные у вас методы, директор, раз они допускают такое... — тихо произнёс вслух Северус, словно надеялся, что Альбус Дамблдор может его услышать.

Но ничего не произошло.

— Вы и живой всегда отвечали молчанием, чего же ждать теперь... — горько усмехнулся Северус.

Он поднялся, подошёл к окну, несколько секунд смотрел на сочащиеся дождём облака, потом задёрнул шторы. Странно, сколько он себя помнил, здесь всегда было такое затянутое тучами небо. Жители соседних домов, наверное, давно бросили слушать прогнозы погоды...

Только однажды он видел здесь солнце.

Было часов пять. Он как обычно просматривал бумаги в кресле, Карл читал одну из своих бесконечных книг...

Северус не помнил, в какой момент заметил... Просто поднял голову и увидел, как солнечные лучи проникают сквозь узкие окна. Свет падал на Карла, а от него уже растекался по всей комнате, словно мальчик был светильником...

Озарённые мягким теплом предметы выглядели совсем по-другому. В каждой вещи словно зажгли душу. Он первый раз видел свой дом таким... Вдруг вспомнилось, как однажды, когда он учился на первом курсе, подземелья затопила вода и студентов Слизерина отправили в пустой класс, заполненный осенним солнцем. В классе пахло пылью и полевыми цветами, а на паркете отражались танцующие на ветру листья деревьев...

— Жалко, что на этой улице нет деревьев, — проговорил вдруг Карл, отрываясь от книги. — Когда солнце, было бы красиво...

«Да здесь и солнца никогда нет...» — хотел было сказать Северус, но подумал, что сейчас это прозвучало бы странно.

— А давайте пойдём поищем деревья? — радостно предложил юноша.

— Что? — он решил, что ослышался.

— Ну, где-то же они должны быть... Может, у реки...

— Не говорите ерунды.

— Но я никогда не гулял здесь... Вы тоже, наверное, давно не гуляли... — ему явно нравилась эта идея.

— В Хогвартсе нагуляетесь, — ответил Северус, желая поскорее прекратить этот бредовый разговор.

— В Хогвартсе будет уже по-другому... — тихо произнёс Карл.

И Северус, уже приготовившийся возражать, замер на полуслове.

— Хорошо, пойдём, — с удивлением услышал он свой голос.

Он сам не знал, почему согласился. Может, дело было в солнце... А может, просто пожалел мальчишку...

Карл с готовностью подскочил с дивана, глядя на учителя добрым, светящимся взглядом.

Северус сразу же раскаялся в своей минутной слабости: что может быть хуже, чем таскаться по окружающим Паучий тупик помойкам с этим сумасшедшим!.. Но отказаться уже нельзя, иначе мальчишка решит, что он струсил...

Северус преувеличенно равнодушно сложил свои бумаги и, поднявшись, пошёл к двери.

— Но, профессор, вы не можете идти на улицу в такой одежде! — остановил его Карл. — Там ведь и обычные люди живут.

Мысленно прокляв эту прогулку, Северус пошёл в свою комнату и рванул скрипящую дверцу шкафа. Вещей там висело немного, а маггловской одежды и того меньше. Потёртые джинсы, полинявший свитер с растянутыми рукавами... Наверное, он надевал их лет пятнадцать назад...

Но, странное дело, вещи оказались в пору. Словно не было этих лет — на него из зеркала смотрел худой сутулый молодой человек с горьким взглядом. Северус быстро закрыл дверцу шкафа. Выходя из комнаты, он вспомнил, что, когда последний раз надевал эту одежду, Лили ещё была жива...

Карл ждал его, примерно сидя на диване, сложив руки на коленях. Увидев Северуса, он удовлетворительно кивнул. В лице его не было ни удивления, ни улыбки, словно профессор каждый день разгуливал перед ним в таком наряде.

В прихожей Северус покосился на стоящий в углу большой чёрный зонт: неизвестно, сколько продержится хорошая погода.

— Это не пригодится, сегодня не будет дождя, — сказал Карл.

«А ты откуда знаешь?» — хотелось бросить Северусу, но он сдержался.

У самого порога он остановился, словно опасаясь, что солнце — иллюзия, возможная только в пределах дома, а на улице — как обычно серая изморозь. Но день, и правда, оказался удивительным: холодного липкого тумана как не бывало, даже тени, отбрасываемые домами стали прозрачнее.

— Как дойти до реки? — спросил Карл.

«Ха, даже ты не всё знаешь!» — усмехнулся про себя Северус.

— Идите за мной, — сказал он вслух. — Но предупреждаю, там не на что смотреть.

В реку сбрасывали отходы с построенной на берегу фабрики. И хотя фабрику давно закрыли, чёрная вода продолжала стекать по ржавым трубам.

— Я её вижу!.. — закричал Карл, показывая на крошечный светящийся участок вдалеке между домами.

Они прошли по узкой дорожке, выложенной крошащимися серыми плитами, и оказались на берегу.

— А вот и деревья!.. — радостно воскликнул юноша, как будто в жизни их не видел.

Высокие тополя тянули к небу свои серебряные листья, тонкие ивы склонились над тёмной водой, в которой слышались монотонные разговоры лягушек.

— Не вздумайте спускаться вниз, — предупредил Северус, заметив, что Карл привстал на носки, пытаясь разглядеть воду. — Я не собираюсь доставать вас из этой грязи.

— А там, дальше, будет спуск? — спросил юноша, продолжая смотреть вниз.

— Впереди будет мост.

— Тогда пойдёмте к мосту!.. — согласился Карл и легко побежал по узкой тропинке вдоль берега.

Северус пошёл за ним, бросая скептические взгляды на окружающий пейзаж. Он всегда считал это место помойкой, чем оно собственно и было. Но сегодняшний день словно вернул его в детство, когда часами играешь с найденными на дороге камешками, выловленными в луже листьями и не боишься испачкаться.

— Для детей из приюта это место — настоящий рай, — сказал Карл, показывая на пару старых пуговиц и моток медной проволоки, лежащие в канаве. — Они могли бы играть в это, забыв об ужине. И не важно, что это всего лишь выброшенные в лужу вещи. Дети не знают, что такое грязь, поэтому для них не существует грязи...

Северус в очередной раз за этот странный день отметил, что мысли Карла созвучны его собственным мыслям. Обычно подобное его пугало. Но сегодня... он снова и снова прислушивался к себе — мальчишка не пытался проникнуть в его сознание...

Откуда-то с реки долетел порыв влажного, пахнущего илом и скошенной травой ветра. Неужели, здесь ещё кто-то косит траву?..

— Профессор, там мост! — донёсся до него радостный крик.

— Конечно, я же сказал, что он там есть, — пробормотал себе под нос Северус.

Но на мост Карл, разумеется, не полез. Нет, он стал спускаться по песчаному склону к воде, неловко взмахивая руками в попытке сохранить равновесие.

— Вот идиот...

Однако «идиот» спустился вполне благополучно и, склонившись над водой, стал разглядывать что-то в чёрной глубине.

— Рыбы в этой реке не живут, — насмешливо предупредил Северус, опершись на перила моста.

Но Карл продолжал пристально смотреть в воду и словно не слышал произнесённых учителем слов. Будто в его голове звучали совсем другие голоса. Вдруг он поднял голову и проговорил, тихо и печально:

— Рыбы живут, только очень далеко. Но мы сегодня туда не пойдём...

Быстро взбежав по склону, он подошёл к профессору и сказал:

— Пойдёмте на старую фабрику.

— Зачем?

— Пойдёмте!..

Между рекой и фабрикой лежал большой пустырь, поросший всеми видами сорной травы. Северус брёл по едва заметной тропинке, протоптанной какими-то непоседливыми детьми, и бормотал про себя названия попадавшихся на глаза растений. Оказалось, некоторые даже трудно было найти в Хогвартсе, а здесь вот росли...

Уже выступила первая роса, вспыхивающая бисером в лучах заходящего солнца. Тоньше и печальней стали голоса насекомых... Северус, нахмурившись, посмотрел на уродливое здание, чёрной тенью вырастающее впереди. Солнце сядет, и они потеряются в коридорах полуразрушенной фабрики...

В детстве ему часто снился тёмный лабиринт. Он бежал по нему, пытаясь найти дорогу домой, но поворот сменялся поворотом, а выхода всё не было. Сейчас это воспоминание отчётливо встало перед глазами. Он замедлил шаг и растерянно посмотрел вперёд.

Заметив, что профессор остановился, Карл подошёл к нему и снова сказал:

— Пойдёмте...

— ...Уже поздно...

— Никогда не поздно...

Они снова побрели по пустырю. Фабрика нависала над ними своими нелепыми башнями, дымовыми трубами, смотрела пустыми окнами... Вблизи она оказалась не чёрной, а из обычного красного кирпича, потемневшего от времени и дождей.

— Нужно найти вход, — сказал Карл, пробираясь через горы мусора, наваленные вокруг здания.

— Нам обязательно идти в эту помойку? — поморщился Северус.

— Вы уже много лет живёте в холодном сыром подземелье...

— Да, но там хотя бы чисто.

На это Карлу возразить было нечего, поэтому он молча продолжил путь, методично разбирая балки и огромные куски пенопласта.

Северус подумал, что достаточно одного заклинания, чтобы убрать весь хлам, и уже готов был произнести волшебные слова, но так ничего и не произнёс. Ему вдруг показалось, что магия разрушит эту странную реальность. Вздохнув, он подвинул Карла в сторону и сам начал разбирать завал.

Добравшись, наконец, до самого здания, Северус испугался, что вход будет заколочен. Но любопытная детвора и здесь уже побывала: балки были сбиты. Толкнув дверь, Карл осторожно заглянул внутрь.

— Можно идти, — сказал он и исчез в темноте коридора.

Северусу снова вспомнился тот лабиринт из сна.

— Профессор, идёмте скорее!..

Он шагнул внутрь.

Там оказалось не так темно, как можно было предположить, глядя на здание снаружи. Свет проникал откуда-то сверху, и хотя половина его терялась, украденная призраками фабрики, людям оставалось немного, чтобы разглядеть свисающие с потолка провода, вмонтированные в стены приборы, разбитые мониторы с рядами разноцветных кнопок.

— Из этого, наверное, можно собрать автомобиль или даже маленький космический корабль, — восхищённо прошептал Карл, осторожно касаясь пыльных рычажков.

— Далеко вы улетите на таком корабле!.. — раздался рядом язвительный голос Северуса Снейпа.

— Может, у кого-то и получится... — мечтательно произнёс юноша.

Пройдя дальше по коридору, они нашли старую лестницу. Перила давно отломали, а ступеньки крошились, когда на них наступаешь. Чувствуя себя кем-то, сродни канатоходцам, они поднялись на второй этаж и попали в огромный зал с высоким потолком и большими мозаичными окнами. Сквозь разноцветные стёкла проникали солнечные лучи, делая помещение похожим на церковь. Но здесь не было ни свечей, ни икон. Здесь молились другому Богу. Проходя между рядами счётчиков и больших компьютеров, Карл отодвинул одно чудом сохранившееся кресло и сел в него.

Северус подумал, что он похож на студента-первокурсника, которого прислали на практику.

— Я говорил вам, что хотел строить мосты? — спросил юноша, глядя в разбитый монитор.

— Почему «хотел»? Вы больше не хотите этого?

— Хочу... — он оттолкнулся, и вращающееся кресло закрутилось — легко, словно в нём сидел не человек, а призрак.

Когда кресло остановилось, Карл поднялся и сказал:

— Пойдёмте наверх.

Они вернулись к лестнице и поднимались, пока не увидели маленькую металлическую дверь. Карл поднял засов — и они оказались на залитой солнцем крыше. После пыльных холодных помещений фабрики таким наслаждением было вдохнуть пахнущий солнцем воздух.

— Давайте немного посидим здесь, — произнёс Карл и, подойдя к самому краю крыши, опустился на нагретые плиты, свесив ноги.

Северус медленно подошёл и посмотрел вниз. Они долго поднимались по лестнице — до земли здесь было далеко, хотя с Астрономической башни было ещё дальше...

— Это не место, чтобы падать... — тихо сказал Карл.

Северус постоял ещё немного, потом сел рядом. Перед ними лежал вечерний город, пересечённый блестящей лентой реки. Россыпь домов с редкими зелёными пятнами парков. Кое-где на деревьях уже появились золотые листья. Птицы летали в гаснущем небе и, наверное, начинали мечтать о юге...

— Я сейчас приду! — вспомнив что-то, сказал юноша и убежал.

Северус откинулся назад, подставляя лицо ветру. Ветер принёс с собой запах цветов, шум далёкого моря, голоса людей... Он трепал тёмные волосы, проникал под старый свитер...

Вернулся Карл. Ему удалось найти где-то в лабиринтах фабрики работающий автомат с напитками, и теперь он держал в руках две банки с незатейливой надписью «Pepsi» и улыбался. Северный ветер подхватил его волосы, вплетая в них последние солнечные лучи.

— Вот, держите! — он протянул одну банку профессору.

Северус с удивлением уставился на жестяное колечко — когда он в последний раз пил обычную газировку?

Раздался звук — Карл открыл свою баночку и осторожно отпил. Улыбка стала шире. Он держал маленькую жестяную баночку обеими руками — как драгоценность.

«Наверное, у них в приюте это действительно редкость», — рассеянно подумал Северус. Отогнув колечко, он сделал глоток.

— Вкусно, да? — радостно спросил Карл.

Никто уже давно не даёт газировке определения «вкусно». Это вредная для здоровья химическая настойка, которую все просто привыкли пить. Но для этого ребёнка...

— Нормально...

Тишина, которую изредка нарушают голоса птиц, летающих наперегонки с ветром... Ветер, рассказывающий о лете на языке осени... Лето, гаснущее, как солнечные отблески на окнах домов...

Они столько ходили сегодня, солнце давно должно было сесть... Странный день: ни одного заклинания не произнесли, не сделали ничего магического — а кажется волшебнее, чем тысячи других дней... Вот и солнце всё не садится...

И Северус вдруг понял, что солнце не зайдёт, пока здесь Карл...

Юноша сделал последний глоток и поставил пустую баночку на камни.

— Нам пора возвращаться? — спросил Северус.

Карл кивнул.

Северус допил свою газировку и посмотрел по сторонам. Конечно, фабрика — это большая помойка, и всё-таки...

— Давайте оставим их здесь, — предложил Карл.

Северус поставил баночку на камни и поднялся. Карл тоже встал, и они вместе пошли к двери, ведущей на лестницу. У самого порога Северус обернулся: покрытый позолотой лежал вдалеке город. В огромном синем небе играли с солнечными лучами птицы. Ветер кружил в прозрачном воздухе первые опавшие листья. У самого края крыши стояли две маленькие баночки газировки...

Конечно, всё это не могло произойти на самом деле. Он никогда бы не стал слушать этого ребёнка и, уж конечно, никогда сам не стал бы говорить такое. Даже сон бы такой не увидел, если бы в тот вечер не устал так сильно. Поэтому и позволил ему остаться, поэтому позволил себе заснуть... Поэтому и приснилось это...

Глава 44. Для того чтобы услышать себя, нужны молчаливые дни

Уже начали опадать первые листья, стали прохладнее утренние часы, и вечера наступали теперь раньше... Август проигрывал свою вечную битву с осенью, и помочь ему не могла никакая магия...

Карлу всегда нравилось тихое смирение природы, в молчании принимающей наступающую смерть. Это помогало смириться с чем-то внутри себя... Но сегодня желтеющая листва и пахнущее дождём небо поднимали в душе волны горькой тоски.

«Посмотри на птиц, кружащихся в небе, они уже ищут дорогу на юг...» — говорил ему чёрный призрак над левым плечом. — «Ты тоже должен уходить!..»

«Я не могу уйти!..» — повторял Карл.

«Тогда ты умрёшь...»

«Это ещё не известно... Может, у меня получится...»

«Эти птицы не могут пережить зиму...»

Он старался не слушать, но иногда — вот как сегодня, от этих мыслей становилось так тоскливо...

Обходя квартал за кварталом в поисках дешёвых пакетиков чая, спичек, бумажных носовых платков и прочей мелочи, Карл не заметил, как оказался перед дверями маленького китайского ресторанчика. Надежды почти не было, они виделись год назад, и Дала Вонгса предупредил, что собирается уехать из Англии. О возвращении он не говорил...

Карл спустился по ступенькам и вошёл в полутёмный зал. Несколько минут он тщетно пытался отыскать среди немногих посетителей старческое лицо с восточным разрезом глаз, потом голос за его спиной произнёс:

— Здравствуй, Король Звезды!

Юноша обернулся и увидел старого волшебника.

— Здравствуйте! — радостно воскликнул он. — Как хорошо, что я вас встретил!

— Я ещё ничего не сделал, а ты уже радуешься встрече со мной... — улыбнулся Дала Вонгса. — Спасибо...

Последнее слово он произнёс так искренне и так печально, что Карл подумал: он ничего не знает о дорогах, по которым ходит этот волшебник.

— Можно мне поговорить с вами?

— Конечно. Давай выпьем по чашечке чая...

Дала Вонгса сделал знак невысокому человеку, стоящему за стойкой, и тот принёс им две маленькие пиалки с непрозрачным зеленоватым напитком.

— О чём ты хотел поговорить? — спросил волшебник, отпив немного.

— Боюсь, вопросы мои всегда одинаковы...

— Нет ничего плохого в том, чтобы спрашивать ещё и ещё, пока не поймёшь ответ.

— В прошлый раз вы ответили, что я не готов... Теперь я... Я поговорил с человеком, давшим мне имя... Но мне всё равно многое не ясно... Вы сказали, наши имена похожи...

— Даже люди, носящие одни имена, одни лица, проживают порой разные жизни.

— Да, я понимаю... Вот, например, Гарри Поттер и Тёмный Лорд оба могут говорить со змеями, но они враги... — задумчиво произнёс Карл, а потом добавил. — Я тоже могу... Это плохо?

— Никогда не путай форму с содержанием, Король Звезды. Скажи, о чём говорил с тобой змей?

— ...Об одиночестве... тоске, страхе... боли...

— Ты слышал не змея, но боль, одиночество, тоску в его сердце. А плохо это или хорошо — решать тебе.

— ...Один мальчик из приюта сказал, когда я рядом, начинает твориться что-то... нехорошее... Он сказал, я послал ему сны о корабле, плывущем в никуда... Я заставил его поплыть на этом корабле... — опустив глаза, пробормотал Карл.

— Не считай себя большим, чем ты есть, — строго сказал волшебник. — Одним своим присутствием ты не можешь заставить людей видеть то, что тебе хочется. Для этого есть магические слова, и большинство из них черны...

— Я знаю эти чёрные слова, — шёпотом произнёс Карл.

— Тогда ты должен понимать разницу! Король Звезды не способен управлять людьми, он есть проводник, светильник, освещающий другим дорогу к самим себе.

— Вы всё время называете меня так... Но... Тот человек объяснил, почему мне дали это имя, но не сказал, что оно означает...

— Возможно, он пока ещё этого не знает... — медленно проговорил Дала Вонгса, и в голосе его прозвучала печаль.

— А вы?..

— Если ты ждёшь от меня какой-то истины, то вынужден разочаровать: истины я тебе рассказать не могу. Это не эстафетная палочка, передающаяся от игрока к игроку, но цветок, заново распускающийся в душе каждого ищущего. Потому сто раз подумай, прежде чем убеждать в чём-то других. Твои слова истины могут оказаться для них просто шелухой. Но не торопись отрекаться от своей истины или осуждать тех, кто не может её принять. Просто их время ещё не пришло.

— А моё время... — Карл не договорил.

— На Западе считают, что люди рождаются разные, — помолчав, произнёс Дала Вонгса. — Кто-то похож на огромные чёрные дыры, пожирающие всё живое вокруг себя; кто-то похож на квазары, мечтающие гореть ярче всего во вселенной и уничтожающих всё в своём пламени... Есть те, кто, подобно кометам, летят своей одинокой дорогой, облачившись в ледяную броню... Есть те, кто, подобно мёртвым каменным астероидам, ищут, чью бы жизнь ещё разрушить... Есть люди, не желающие делиться даже крошечкой света, и те, кто безропотно подчиняется им, находя утешение в том, чтобы стать маленьким спутником большого небесного тела... А есть люди-звёзды, под светом их душ рождается жизнь и сияние их озаряет путь бредущих во тьме...

На Востоке говорят, человек проживает много жизней. Рождение за рождением он идёт по своей дороге — то двигаясь вперёд, то оступаясь и делая шаг назад — идёт в поисках самого себя. Он учится видеть свою тьму и свой свет, учится оберегать других от своих туч и дарить им своё солнце. И когда его сердце засияет подобно звезде, ему дают имя — Король Звезды...

Карл, тихо слушавший волшебника, приложил руку к груди.

— ...Может, тот человек ошибся... Моё сердце... не такое... Туч там, наверное, всё-таки больше...

— Ты ведь понимаешь, дело не в том человеке, дело в тебе.

— Понимаю... Но мне страшно... Началась война... Он сказал, война неизбежна... Те, кто обладает меньшим, всегда будет стремиться получить большее. А те, кто обладает большим, всегда будет желать ещё большего... Тогда какой смысл...

— Неизбежна только одна война — с самим собой. Только в ней можно победить, во всех остальных войнах ты обречён на поражение.

Карл разглядывал пыльцу, оседающую на дне пиалки... Потом тихо сказал:

— От ваших слов мне то радостно, то грустно...

— Одни мой знакомый индийский философ сказал: «Радость — это любовь к тому, что есть. Печаль — это любовь к тому, чего нет». Но суть всего одна — любовь.

— Да... — эхом откликнулся Карл.

Он снова замолчал на несколько минут, а когда поднял глаза — в них был почти прозрачный осенний свет.

— Вы ещё долго пробудете в Англии? — спросил он волшебника.

— Нет. Этот вечер последний. Мне нужно вернуться на Восток, побродить по пустыням, по которым ходил Гайтана...

— Гайтана? — с удивлением переспросил Карл. — Великий волшебник, который не успел найти своего Короля Звезды?

— ...Гайтана нашёл Короля Звезды... — медленно произнёс Дала Вонгса, и взгляд его затуманился. — Но у них оказались разные дороги...

Карл, затаив дыхание, смотрел на сидящего перед ним человека: на мгновение он не увидел, нет, скорее почувствовал — бесконечную боль, сжимающую старое сердце. Потом видение исчезло, но воспоминание осталось... Белая молния боли...

— Спасибо вам... — почти шёпотом проговорил юноша. — Вы были добры ко мне... С самой первой нашей встречи... Я не забуду этого...

— И тебе спасибо, мальчик... — ответил волшебник. — Я тоже не забуду тебя...

Карл поднялся, взял свои пакеты с покупками, выбрался из-за стола... Он уже собирался идти, но вдруг повернулся и спросил:

— Господин, который хотел получить Дары Жизни... он тоже в конце станет Королём Звезды?

— Ты правильно понял мою сказку... — тихо произнёс Дала Вонгса.

Карл вышел на улицу и посмотрел вверх, туда, где за крышами домов садилось солнце. Разговор с волшебником не изменил будущего, но сделал сердце чуть-чуть светлее. Печаль не исчезла, но стала прозрачнее и невесомее... Теперь он мог выполнить то, на что никак не решался.

Карл не навещал Бена с того дня, как оставил его в доме Марты Эдисон. Приют, дом в Паучьем тупике и замок в Уилтшире почти не оставляли свободного времени, да и после встреч с Тёмным Лордом просто не было сил идти куда-то. Но правда заключалась в другом: он боялся. Боялся узнать, что Бен сбежал в поисках новой дозы, боялся увидеть его, бьющегося в конвульсиях от ломки...

Сегодня, передав воспитательницам пакеты с покупками, он заставил себя пойти на пустырь. Мужчина в плохо пахнущей одежде дремал на скамейке, подставив заросшее щетиной лицо солнечным лучам. Может, он найдёт Бена таким же или не найдёт вообще...

Травы в поле у железной дороги гудели голосами кузнечиков. Можно было перенестись прямо к дому Марты, но Карл выбрал долгий путь. Он шёл по полю, словно по морю, касаясь пальцами травянистых волн. Но чем ближе становился дом с красной черепичной крышей, тем медленнее делался его шаг. У самой калитки Карл остановился. Вдруг откуда-то из кустов выпрыгнул рыжий кот и замер, заметив гостя.

«А, это ты, мальчик-призрак...» — говорили внимательные зелёные глаза.

— Здравствуй, Томас... Я...

Тут до него донёсся слабый голос:

— Томас... Томас, ты где?..

На посыпанную гравием дорожку, опираясь на палочку, вышел юноша — и тоже замер.

— Карл... — наконец, выговорил он.

— Здравствуй, Бен... — ответил тот почти шёпотом, словно боясь прогнать видение.

— ...Я ждал, что ты придёшь... — проговорил Бен, опуская глаза.

— Прости... — пробормотал Карл.

— Ничего... Я понимаю, почему ты не приходил так долго... Давай посидим там и поговорим, — он указал на скамейку.

— Да-да, извини!.. Твоя нога...

— Скоро заживёт, — Бен медленно прошёл по дорожке и опустился на скамейку.

Карл осторожно сел рядом. Он не стал спрашивать, что случилось, вряд ли Бену было приятно об этом говорить.

— ...Последний раз, когда мы виделись... — с трудом начал Бен, видно, это давно мучило его. — Я наговорил тебе много несправедливых слов... Я плохо помню ту дорогу, но то, что сказал тебе, сохранилось в памяти... Я был неправ... Ты не посылал мне тех снов... Даже если я и увидел их благодаря тебе, это были мои сны... Но мне не хватило сил понять и... принять их... Тот корабль плавал не в далёких морях, он находился внутри меня... Не твоя вина, что в моём сердце не было дорог...

— Бен...

— ...Всё это время... я думал, что скажу, когда снова увижу тебя... Поблагодарю тебя за спасение... Или скажу, что жалею о той встрече. И лучше бы ты оставил меня умирать на том вонючем складе... Потому что это очень больно... очень больно рождаться заново... — он бросил быстрый взгляд на свою ногу.

— Бен, я не спасал тебя... — грустно проговорил Карл.

— Тогда я почти сдался... Но ты заставил меня снова цепляться за жизнь. Ты заставил меня снова и снова переживать боль. Поэтому я решил не говорить слов благодарности... Но вот сейчас я смотрю на тебя... и мне хочется сказать спасибо... Попав сюда, я многое сумел понять... Знаешь, мы растём в городах, окружённые каменными стенами и зарешеченными окнами. Небо нам заслонили небоскрёбы, дым закрыл солнце... И мы начинаем верить, что мир состоит из камня и металлических прутьев... Здесь... Здесь я увидел другой мир... Я часто хожу к железной дороге и вдоль путей, дальше, к мосту. Оттуда видна река, лес на правом берегу и поля на левом — до самого горизонта... Вечером солнце медленно садится, словно растворяясь в золотой воде... Лес, поля, река и солнце не спрашивают у меня ни имени, ни фамилии, не спрашивают, почему в свидетельстве о рождении не записаны имена моих родителей, им всё равно, сколько силы в моих руках и сколько денег в карманах. Они признают во мне Человека — каким я, может, сам ещё себя признать не могу... Им не нужно ничего не доказывать... Рядом с ними можно просто быть...

Карл слушал Бена и вспоминал их общее детство в приюте. Тогда он почти боялся Бена, а Бен почти не замечал его... Сколько им обоим нужно было пережить, чтобы сегодня вот так сидеть на скамейке и разговаривать...

— Но с каждым днём я всё больше боюсь... — продолжал юноша. — Марта очень добра ко мне... Но я не могу находиться здесь вечно... Я не хочу, чтобы это место превратилось для меня в убежище. Слово «убежище» образовано от глагола «бежать». В нём есть что-то непорядочное...

— Миссис Эдисон рада, что ты остался здесь...

— Тебе бы она тоже была рада. Но ты не остался. И я... Если я останусь, я этим предам Марту. Она столько старалась, чтобы я жил. И теперь я не имею права бежать от жизни.

— Да... наверное, ты прав...

— Но мне страшно... Что если, вернувшись в мир, откуда пришёл, я потеряю того себя, которого сумел найти здесь?.. Что, если не смогу устоять и снова упаду на самое дно?

— Ты сильнее, чем думаешь... Ты был для нас примером... Наверное, самому тебе от этого было только тяжелее, но мы верили тебе!.. Помнишь, когда я первый раз вернулся из новой школы и стал рассказывать о замке, подземелье и привидениях, — ты сказал, что это враньё и ушёл — и все пошли за тобой!..

— Я ошибался... Марта часто рассказывает мне о своих школьных годах, о том, как учились её дети... До сих пор не могу поверить, что это правда... Что ты — правда... Нет, я был плохим примером. Я слишком рано перестал верить в чудо и пытался заставить их не верить. Думал, иначе жизнь потом сломает их... Но сам сломался раньше...

— Бен, главное... не презирай себя за то, что произошло!.. Как бы ни сложилась твоя жизнь дальше — не презирай себя!..

— Я постараюсь...

В доме послышались шаги, и на пороге появилась Марта. Рядом, важно распушив хвост, шёл толстый рыжий кот.

— Томас сказал, у нас гости, — довольно улыбаясь, проговорила старушка.

— Так прямо и сказал? — Бен поднялся, опершись на палочку.

«Что с тебя взять, с глухого!..» — фыркнул кот.

— Здравствуйте, миссис Эдисон! — Карл быстро встал со скамейки.

— Идём в дом, чай уже готов.

Чай у Марты был удивительный: клубника, апельсин, васильки, вишня, лимон и жасмин, корица, ромашка и мята... Лето, заваренное в чашку... Они пили чай с печеньем и говорили о том, что осень обещает быть тёплой, а зима, напротив, холодной, что огурцов уродилось столько — только банки успевай закрывать, а следующий год должен стать яблочным... Томас дремал, лениво растянувшись на коленях хозяйки. За окном начался мелкий дождик...

Карл смотрел, как крошечные капельки барабанят по стеклу и тут заметил на стене, полуприкрытые прозрачным тюлем, разноцветные камешки на тонких кожаных верёвочках.

— А это... — начала старушка, обрадованная его заинтересованностью. — Мой внук гостил у меня летом... Давно, когда ещё в школу не ходил. И насобирал много камешков, и откуда только такие нашлись здесь! Но у детей ведь глаза особенные... Я раньше эти камешки в банке берегла, а потом подумала — мне ведь не так долго жить осталось, пусть других порадуют. Вот, сделала из них амулеты... И Бену такой подарила!..

Бен достал из ворота рубашки шнурок с камешком цвета морской волны.

— Хочешь, выбери себе тоже, — щедро предложила старушка.

— ...Я не для себя... — замявшись, пробормотал Карл. — Хотел подарить потом одному человеку...

— Ну, выбери для него.

Юноша поднялся и обвёл взглядом амулеты.

— Можно, я возьму этот? — он снял с гвоздика шнурок с прозрачным камнем, похожим на горный хрусталь.

— Конечно, бери, какой нравится!.. Жалко, защитной силы в них совсем нет — не осталось у меня сил для такой магии. Теперь только память в этих амулетах.

— Память — тоже хорошо, — тихо отозвался Бен.

Они пили чай, пока дождь не закончился. Потом пошли провожать Карла. Зелень в саду сияла, покрытая бисеринками капель, воздух был наполнен свежестью, какая бывает после дождя. Бен, Марта и даже ворчливый Томас дошли с ним до калитки. Выйдя на дорогу, Карл махал им рукой. Внутри было и радостно, и грустно: почему-то ему казалось, одного из них он видит в последний раз...

Дела были закончены, нехитрый багаж — старый рюкзак — стоял у стены. Никто больше не пытался вытереть его мантией разлитое по полу варенье, и палочка спокойно лежала между книгами и конспектами. Теперь он был старшим. Но Карлу хотелось надеяться, что дело не только в возрасте.

«...Учиться видеть свою тьму и свой свет, учиться оберегать других от своих туч и дарить им своё солнце. И когда сердце засияет подобно звезде...» — он часто вспоминал слова волшебника. Тогда он ответил, что в сердце его больше туч... Но после встречи с Беном решил, что не имеет права на такие ответы. Бен пытается бороться с собой, и он должен бороться. «Неизбежна только одна война — война с самим собой...» Сказать: «В моём сердце больше туч», — и уйти, опустив руки, легче всего. Но, как и Бен, он не имеет права на бегство, потому что это тоже будет предательством.

В последний день он сидел на подоконнике и слушал тихую музыку Софи. Все вещи были уже собраны, завтрак съеден. Он так ничего ей и не сказал, потому что всё ещё надеялся выжить. Но когда, попрощавшись, шёл по коридорам приюта, невольно представлял, что значит никогда сюда не вернуться...

С верхней ступеньки его окликнул Тэд. Карл поднялся по лестнице и вопросительно посмотрел на юношу.

— Слушай, мы уже попрощались... Просто я хотел... — Тэд замялся. — Ну, я только тебе хотел сказать... То есть не сказать... Вот, держи!.. — выпалил он, протягивая продолговатый белый конверт.

— ...Спасибо... — немного растерянно протянул Карл. — А что там?

— Посмотри, — Тэд вцепился в подлокотники кресла.

Карл открыл конверт и достал оттуда... билет на футбольный матч.

— У меня тоже такой есть! — затараторил Тэд. — Я два купил: тебе и мне! Мистер Картер зарплату дал — и я купил!.. Ты пойдёшь со мной?

— ...Конечно, пойду... — поговорил Карл, глотая подступившие к горлу слёзы. — Спасибо...

— ...Ну, давай, а то опоздаешь на свой поезд!.. — смутившись, поторопил его Тэд.

— ...Да...

Карл медленно спустился по лестнице, гадая о том, что изменило Тэда. Потом снова посмотрел на билет и убрал его в рюкзак. Теперь он знал, что точно вернётся сюда. И это было хорошо...

Когда он пришёл на платформу 9 и ¾, красный экспресс уже начал заполняться первыми пассажирами. Но цвет вагонов, пожалуй, был единственным, что радовало глаз в этой картине. Ни радостных приветствий, ни шумных прощаний не слышалось больше под окнами Хогвартс-экспресса. Ученики прощались с родителями в начале перрона и стройными рядами шли к поезду. За порядком следили старосты и их помощники с чёрными повязками на рукавах. Заметив Карла, Кребб и Гойл дружно преградили ему дорогу:

— Ты одет не по форме.

— Мантия в рюкзаке, — устало объяснил Карл.

— В Хогвартс-экспресс запрещено садиться в джинсах.

— Кем запрещено?

Они стали называть фамилии, хорошо известные Карлу по библиотеке в замке Уилтшира. Он слушал, слушал, а потом спросил с горькой усмешкой:

— Может, вам показать пропуск?

— Какой пропуск? — не поняли ребята.

Он коснулся рукава, но тут голос за спинами Кребба и Гойла произнёс:

— Оставьте его.

Они расступились, пропуская Драко вперёд.

— Спасибо, — коротко поблагодарил Карл.

Но Драко не услышал слов благодарности, глаза его горели холодным, бессильным гневом. Прошло время, когда он мог угрожать этому выскочке побоями, разговором с отцом, исключением из Хогвартса. Теперь отец его был на свободе только благодаря милости Тёмного Лорда, приказ которого Драко так и не сумел выполнить.

А Карл, пристально смотревший на Драко, вспоминал свой последний разговор с Беном. Разговор, к которому они шли шестнадцать лет. Если бы у них с Драко было больше времени, может, когда-нибудь и они смогли бы поговорить так...

Найдя свободное купе и усевшись поближе к окну, Карл смотрел, как забираются в вагоны последние пассажиры, как начинает двигаться здание вокзала, мелькают крыши домов, пустыри, леса, поля... Что бы ни случилось с ним дальше, никогда уже первого сентября он не сядет в красный экспресс... За шесть лет он так и не научился любить свою школу, но именно сейчас понял, как сильно ему будет не хватать старого замка с его большими аудиториями, двигающимися лестницами, подземельями, озарёнными тусклым зеленоватым светом...

«У меня есть ещё год. Это не так мало», — сказал себе Карл и, порывшись в рюкзаке, достал книгу в потрёпанном переплёте.

Всю дорогу он читал. Его не потревожили ни весёлые голоса из соседних купе, ни дребезжанье тележки, нагруженной сладостями. В Хогвартс-экспрессе больше не было ни веселья, ни сладостей. В середине пути к нему заглянули ученики с чёрными повязками, ещё раз сделали замечание протёршимся джинсам и спросили, что за книга у него в руках. Он показал переплёт и прочитал название: «LumosSolem: К вопросу о способах передачи энергии». Название им не понравилось.

— Эта книга запрещена. Ты должен сдать её!

— Куда сдать? — не понял Карл.

— Нам!

— Но я не могу отдать вам книгу, она принадлежит не мне.

— А кому?

— Не важно. Главное, что не мне и не вам. Но если вы говорите, что она запрещена, я не стану её читать. Когда мы приедем, я передам её профессору Снейпу.

Это имя их успокоило. Правда, они пообещали проверить, действительно ли он отдаст книгу директору. Карл кивнул. Когда они ушли, он снова нашёл страницу, на которой остановился, и продолжил чтение.

Часом позже зашёл Амикус Кэрроу, за его спиной клубилась холодная чёрная тень.

— Здравствуй, Вильгельм, — сказал Пожиратель Смерти, заметив ворона. — Давно не виделись. Жаль, этого времени тебе не хватило, чтобы умереть.

На Карла Кэрроу только посмотрел. Ни человек, ни дементор ничего не сделали ему. Первого останавливала чёрная змея на руке юноши, второго — чёрная тень за его плечом...

До конца пути больше никто не приходил. Когда вдали показались огни станции, Карл переоделся, взял рюкзак, посадил на плечо ворона.

— Не сердитесь на него, полковник, — тихо сказал Карл. — Он думает, вы сумели продлить себе жизнь, спрятавшись в этом теле. Он завидует вам...

«Меня не волнует ни его мнение, ни твоё...» — ответил ему хриплый, простуженный голос.

С того дня, как полковник ушёл один бродить по городу, его отношение к Карлу изменилось. Карл не мог понять причин таких перемен, а на вопросы Вильгельм фон Дитрих не отвечал...

Спустившись на платформу, Карл пошёл к каретам. Впереди громко раздавал приказы Драко — и вдруг замолчал, заметив чёрных коней. Смерть Альбуса Дамблдора сделала для него видимыми крылатых призраков, и теперь он стоял, поражённо вглядываясь в новую реальность.

— Это фестралы, — тихо объяснил Карл, подойдя к нему. — Хагрид нам рассказывал на пятом курсе...

— Заткнись!.. — грубо ответил Драко, словно очнувшись. — Учти, я помог тебе там, на вокзале, потому что он велел защищать тебя.

— Всё равно спасибо, что помог, — сказал Карл, грустно улыбнувшись. Видно у него такая судьба: представители рода Малфоев всегда помогают ему, пусть и не по своей воле.

— Эй, вы! Рассаживайтесь по каретам, — раздался голос Амикуса Керроу.

Драко запрыгнул в карету, где уже сидели Кребб с Гойлом, и захлопнул дверцу.

Карл вздохнул и побрёл к следующей карете. Его попутчиками оказался Невилл Лонгботтон и несколько третьекурсников с Пуффендуя.

— Привет, — поздоровался Карл, подсаживаясь к Невиллу.

— Привет, — буркнул тот. Видимо, вспомнил, что Карл не остался на похороны Дамблдора.

— Как прошло лето?

— ...Нормально... — было видно: теперь Невилл выбирает между воспоминаниями о похоронах и об уроке в классе Защиты от Тёмных искусств, где они тренировались в невербальных заклинаниях. — Если считать, что Гарри Поттера не смогли поймать, то даже хорошо. Ну, а если учесть, что власть захватил Сам-Знаешь-Кто, то плохо... Теперь и в Хогвартсе всё изменится... Видел этого Кэрроу?.. Как думаешь, совсем невыносимо станет?..

— ...Не знаю...

— А как ещё может стать, когда директор у нас — этот убийца!.. — голос Невилла задрожал от ненависти и боли.

Взгляд его собеседника тоже затуманился. Карл вдруг подумал, что правду о профессоре Снейпе знает только он. А правду о нём — только профессор Снейп. Если Тёмный Лорд их убьёт, не останется даже памяти...

— Вас он, может, и не тронет, — продолжил Невилл, — всё-таки он ваш бывший декан. А нам совсем житья не станет!..

— Из наших многие не приехали, — вставил круглолицый студент Пуффендуя. — Родители не пустили их, может, даже из Англии увезли!

— А я бежать не собираюсь! — упрямо проговорил Невилл. — Гарри вернётся в Хогвартс, вот увидите! И я тоже буду здесь!

Карл слушал его и вспоминал толстого мальчика, шесть лет назад приготовившего взрывающийся суп в кабинете зельеварения. Если бы они с этим мальчиком попали на один факультет, то, наверное, стали бы друзьями...

Кареты подъехали к замку, и Карл с Невиллом разошлись по своим факультетам. Построившись в колонны, ученики замаршировали по направлению к Большому Залу, но у самых дверей кто-то запутался в полах мантии — и все колонны сбились с шага. Теперь Карл был достаточно высок, чтобы разглядеть за головами стоящих впереди учеников лица людей за преподавательским столом.

Прямая, словно клинок, сидела Минерва МакГонагалл, пришедшая на этот ужин, как на битву. Гораций Слизнорт потерянно наблюдал, как те, кого он когда-то приглашал в Клуб Слизней, теперь разрушали его мир... Карл пытался встретиться взглядом с профессором Снейпом, но тот разговаривал с Амикусом Кэрроу и не замечал юношу.

— Извините, вы Карл Штерн? — вдруг раздался тоненький голос. Карл обернулся и увидел малыша в форме Когтеврана.

— Да, это я...

— Вам просили передать, — он быстро сунул ему в руку записку.

— Кто?.. — хотел спросить Карл, но малыш уже скрылся за спинами других учеников.

Карл развернул смятый клочок бумаги и прочитал: «Жду тебя около старой ивы. Приходи быстрее!» Подписи не было, но он и без подписи узнал этот неровный круглый почерк.

«Что она тут делает?» — подумал юноша, испуганно глядя по сторонам. — «Если Кэрроу найдёт чужого...»

Тем временем ученики снова построились в шеренги.

«Церемония распределения вот-вот начнётся!.. Но не может же она ждать, пока я выйду оттуда...»

Сунув записку в карман, Карл незаметно отошёл к статуе на противоположной стороне коридора и, подождав, пока последние ученики скроются за высокими дверями зала, быстро сбежал по лестнице.

«Хорошо ещё, что все на церемонии... А то бы так просто мне не выбраться отсюда... Ну, и место она выбрала!.. Профессор Стебель говорила, у этой ивы ужасно сварливый характер!..»

Она стояла, прислонившись к широкому стволу, и нервно подбрасывала носком ботинка палую листву.

— Валери, что ты тут делаешь?! — проговорил Карл запыхавшимся голосом.

— Я сбежала из Шармбатона, — ответила девушка.

— Как «сбежала»?

— Просто не вернулась после каникул, — Валери пожала плечами так, словно ученики каждый день сбегают из волшебных школ. — Я хочу учиться в Хогвартсе. Твой профессор стал директором, я читала в газете. Попроси его, чтобы он взял меня в Хогвартс.

— ...Но... послушай... — он не находил слов от неожиданности. — Это... это так не делается...

— Откуда ты знаешь, как это делается? Просто пойди и попроси!..

— Валери, здесь многое изменилось...

— Ну, пожалуйста!.. Я же прошу просто поговорить с твоим профессором!.. Ты же мой друг, ты должен мне помочь!..

— Но Валери...

— Если ты не поможешь, я всё равно тут останусь!.. — закричала она, от просьб переходя к угрозам. — Я не вернусь назад, слышишь! Ни за что не вернусь!.. Решающая битва будет здесь, в Хогвартсе! И я не собираюсь торчать в Шармбатоне, пока Джейден...

Валери произнесла его имя — и испуганно замолчала.

— ...Так ты из-за... — тихо сказал Карл.

— Не важно, из-за кого!.. — закричала она. — Я хочу быть здесь!.. Поговори со своим профессором!.. Пожалуйста...

— ...Хорошо, я поговорю... Только не уверен, что он сможет помочь...

— Не поможет, придумаю что-нибудь ещё, — упрямо проворчала Валери.

— Ладно. Жди меня здесь... На вот, надень мою мантию. Если тебя найдут, скажешь, что ты студентка Слизерина...

— Я с места не сдвинусь, обещаю, — сказала девушка, запахиваясь в чёрную ткань.

Карл рассеянно кивнул, уже думая о предстоящем разговоре с профессором. Он ещё раз посмотрел на Валери, словно надеясь, что она передумает. Но глаза под капюшоном горели грозным огнём, губы были плотно сжаты. Он вздохнул и пошёл назад в замок.

Церемония распределения уже закончилась, последние ученики стройными рядами направлялись в общежития своих факультетов. Не найдя взглядом профессора, Карл побежал было в подземелье, но потом остановился. Профессор — теперь директор, наверное, он...

Остановившись у статуи горгульи, Карл вспомнил, что не знает пароля. Но, как и в прошлый раз, ему помогла профессор МакГонагалл. Она выскочила из кабинета директора с перекошенным от гнева лицом.

— А вы что тут делаете? — крикнула она, с глубокой неприязнью глядя на юношу.

Карл не встречался с Минервой МакГонагалл после смерти Альбуса Дамблдора. И сейчас её образ больно поразил его сердце. Перед ним была не строгая преподавательница трансфигурации, не вечно собранная, помнящая тысячи правил заместительница директора, а очень усталая пожилая женщина с тревогой и неприязнью смотрящая на часть той силы, которая постепенно завладевала её Хогвартсом.

— Я хотел поговорить с профессором Снейпом, — тихо ответил Карл.

Она сделала шаг, пропуская его, неприязни во взгляде стало больше.

— Спасибо... — пробормотал Карл и побежал вверх по лестнице.

Полки книг в расшитых переплётах, алые с золотым портьеры, уходящие в высокий, куполообразный потолок. Окружённый ими человек казался помещённым в клетку. Его простой чёрный сюртук и мантия никак не вязались с богатым убранством кабинета, он выглядел чужим среди этой роскоши.

Услышав звук шагов, человек поднял голову.

— Где вы ходите? — закричал он, вставая из-за стола. — Лонгботтон сказал, что ехал с вами в одной карете, а потом вы исчезли!..

— Я не исчез... я просто...

— Я уже говорил вам, что должен знать, где вы находитесь!

— Да, я помню, но...

— Если вы надеетесь на какое-то особое к себе отношение...

— Профессор, я не хотел пропускать церемонию, правда! — перебил Карл. — Просто у меня кое-что случилось...

— Что у вас случилось? — недовольно спросил Северус Снейп, но голос стал тише.

— Точнее не у меня... а у Валери Дюран... Это девочка из Шармбатона, она приезжала в Хогвартс во время турнира Трёх Волшебников...

— Я помню, кто такая мисс Дюран, — сказал Северус Снейп, и уголки его губ презрительно поползли вверх.

— Дело в том, что... Валери... ушла из Шармбатона.

— Как это «ушла»?

— Она больше не хочет там учиться...

— Это её проблемы, вы тут что можете сделать?

— Валери попросила меня спросить, не могли бы вы разрешить ей учиться в Хогвартсе?

— Что?!

— Я понимаю, это странно звучит... Но ей больше некуда идти!.. Пожалуйста!..

— А мне странно, что вы просите за неё, — резко сказал Северус Снейп. — Помнится, мисс Дюран не очень лестно отзывалась о вас.

Карл посмотрел на профессора, удивляясь, когда тот успел пообщаться с Валери. И вдруг вспомнил занятие окклюменцией... Профессор увидел в его мыслях их разговор перед последним испытанием...

— Не важно, как Валери отзывалась обо мне, — тихо проговорил Карл. — Она мой друг, и я не хочу, чтобы с ней случилось что-то плохое.

— Вы слишком неразборчивы в людях, которым помогаете, — сказал Северус Снейп.

— Профессор, пожалуйста!.. Она не вернётся назад в Шармбатон... И если ей нельзя будет остаться здесь... Валери может пойти, куда угодно, а сейчас война!.. Если её найдут не те люди...

— Но я не могу просто так взять её в Хогвартс!

— Вы ведь теперь директор...

— Да будь я сто раз директор, в Хогвартсе учатся студенты, список которых согласован с Министерством Магии, студенты, которых Волшебная Шляпа распределила на один из четырёх факультетов!

— Министерством управляют люди Тёмного Лорда, значит, они не будут возражать!..

— Ну, да! По-вашему, я могу делать любые глупости, и мне за это ничего не будет? Я и так купил доверие Тёмного Лорда слишком дорогой ценой, чтобы теперь потерять всё из-за одной взбалмошной девицы!

— А если Шляпа разрешит? Давайте спросим Шляпу. Тогда вы скажете, что это не вы...

— Как у вас всё просто!.. На мне целый замок, со всеми его преподавателями, студентами, домовыми эльфами и привидениями. А я должен всё бросить и заниматься мисс Дюран!..

— Но профессор, если ничего не делать, Валери окажется на улице!.. Какое у неё там может быть будущее?.. Пожалуйста, помогите!..

Северус вдруг вспомнил разговор, состоявшийся в этом кабинете год назад, только он тогда сидел по другую сторону стола.

— Заберите его... Заберите просто так...

— Не могу... Пойми, если Карл уйдёт, Том начнёт чувствовать боль. Он решит, что единственный шанс избавиться от боли и обрести настоящую жизнь, — уничтожить того, кто лишил его этой жизни. Он не станет ждать, он соберёт все силы — и нападёт. А мы ещё не готовы...

— Тогда оставьте всё, как есть!..

— Оставить, как есть, нельзя... Карл нужен здесь. И потом — рядом с Тёмным Лордом у него нет будущего.

Странно, сейчас он более чем когда-либо понимал Альбуса Дамблдора, но более чем когда-либо ему не хотелось на него походить.

— ...Хорошо, я позволю Валери Дюран надеть Волшебную Шляпу, но это первое и последнее, что я делаю для вас.

— Спасибо, профессор! — обрадовался Карл. — Я тогда приведу её, она ждёт около старой ивы!

— Только постарайтесь, чтобы вас видела не вся школа, — проворчал Северус Снейп.

Карл послушно кивнул:

— Я быстро!..

Он побежал вниз, боясь, что профессор передумает.

Увидев Карла, Валери побежала к нему навстречу.

— Ну, что? Он разрешил?

— Разрешил!.. — запыхавшись, ответил Карл. — То есть он сказал, что позволит тебе надеть распределяющую Шляпу.

— Чего? — не поняла девушка.

— У нас учеников по факультетам распределяет шляпа, помнишь, я тебе рассказывал?

— Что-то такое припоминаю... — уклончиво проговорила Валери, она редко запоминала вещи, которые мало её интересовали, а три года назад правила поступления в Хогвартс были именно такой вещью.

— Если Шляпа выберет тебя, то всё в порядке!..

— Раз тебя выбрала, значит, и меня выберет, — уверенно сказала она. — Пошли!

— Подожди!.. — вдруг остановил её Карл. — Ты действительно уверена?.. Валери, находиться в Хогвартсе сейчас очень опасно... Не думаю, что Джейден бы одобрил...

— Вот и не думай! — грозно прикрикнула Валери. — Я уже всё решила! Пошли! — она схватила его за рукав и потащила к замку.

По дороге Карл вспомнил, что не спросил у профессора пароль. Но Северус Снейп стоял в коридоре. Увидев Валери, он нахмурился.

— Здравствуйте, директор! — выпалила девушка, быстро поклонившись.

Он холодно кивнул ей и сказал коротко:

— Идите за мной.

Карл тоже собирался пойти, но Северус Снейп остановил его:

— Вас я, кажется, не приглашал.

— А... ну... я тогда подожду тут... — согласился Карл.

Когда профессор и Валери ушли, он ещё немного постоял у статуи горгульи, потом, подумав, что если его заметят стоящим около кабинета директора, это может показаться подозрительным, медленно пошёл по коридору.

Валери вернулась через двадцать минут. Лицо её было бледнее обычного, глаза смотрели мимо Карла.

— Ну, как?.. — спросил он, испугавшись, что ничего не вышло.

— Всё в порядке, — ровным голосом произнесла девушка. — Меня взяли в Хогвартс.

— Ты не выглядишь довольной... Профессор что-то сказал тебе?

— Нет, никто мне ничего не говорил! — быстро ответила она. — Просто... Меня распределили на Гриффиндор... Я надеялась, что буду учиться на твоём факультете... Или вместе с Полумной...

— А, это... — Карл облегчённо выдохнул. — Не расстраивайся, с Полумной ты и так сможешь видеться, а на Гриффиндоре, может, даже лучше!..

— Может быть... — рассеянно ответила Валери. — Ну... Я пойду... Директор велел мне найти профессора МакГонагалл, она теперь вроде как мой декан... Спасибо тебе за мантию... И вообще... спасибо...

— Не за что... — сказал Карл.

Провожая взглядом уходящую вверх по движущейся лестнице Валери, он подумал, что, наверное, ставшая реальностью идея учиться в Хогвартсе уже не казалась ей такой уж хорошей.

«Правильно ли я поступил, решив помочь ей?..» — спросил он себя, спускаясь в подземелье Слизерина.

Не успел начаться первый учебный день в Хогвартсе, как к нему прибежали жаловаться. После завтрака появилась Помона Стебель: Алекто Кэрроу грубо разговаривала с её студенткой. Сразу за ней — Сивилла Трелони: Алекто Кэрроу грубо разговаривала с ней. После первого урока прибежал Флитвик, а теперь он должен был битый час слушать Минерву.

Она говорила и говорила, но Северус уже не запоминал её слов. Он почти не спал ночью, а от бесконечных споров голова разболелась ещё сильнее.

— Как вы можете... Эти звери не могут работать с детьми!..

— Если вам не нравится мой способ управления школой, напишите в Попечительский совет или сразу в Министерство Магии, — не выдержав, резко ответил он.

— В Попечительский совет? В Министерство?! — с горечью повторила Минерва МакГонагалл. — И в совете, и в министерстве теперь ваши приспешники!

— Тогда не знаю, чем я могу... — он замер, словно забыв, как дышать.

Боль исчезла так внезапно... Северус инстинктивно посмотрел на запястье левой руки. Бред!.. Они же одни здесь!..

Вдруг в кабинет влетел Карл. Его глаза горели, на губах светилась улыбка.

— Профессор, у меня получилось!.. — радостно воскликнул он.

— Молодой человек, вы не видите, мы разговариваем! — нервно проговорила Минерва.

— Простите, профессор МакГонагалл, — сказал Карл, продолжая светиться от своего непонятного счастья.

— Наш разговор окончен, — ответил Северус Снейп. — Мне нужно поговорить с моим учеником.

— Конечно, — язвительно кивнула Минерва.

Резко повернувшись, она собиралась выйти из кабинета, но, поравнявшись с Карлом, вдруг остановилась и спросила, глядя ему в глаза:

— Скажите, вы такой же член Ордена Феникса, как и ваш учитель?

Карл замер. Его свет стал тише, словно в летние лучи вплелись осенние нити.

— Да...

— Я так и думала! — с горькой болью воскликнула Минерва.

Громко хлопнула дверь. Профессор и Карл остались одни.

— ...Перестаньте, — наконец произнёс Северус Снейп.

— Но профессор...

— Карл, перестаньте... — странно просить отпустить тебя человека, стоящего в другом конце комнаты.

— Но у меня же получилось!.. Я всё лето пытался научиться!.. Пока, правда, расстояние совсем небольшое, но я буду стараться!..

— Незачем попусту тратить свои силы.

— И вовсе это не попусту!..

— Я уже говорил вам вчера, вы слишком неразборчивы в своих привязанностях, — сказал Северус Снейп, и в его усталом голосе прозвучала печаль.

Карл не ответил, с невыразимой тоской и нежностью глядя на своего учителя.

— Идите, — сказал Северус.

Юноша медленно пошёл к двери, и чем дальше он уходил, тем явственнее становилась боль...

А вечером Карл с Валери сидели на крыше одного из флигелей и смотрели на зажигающиеся звёзды. Они знали, если их найдут, им не поздоровится, но после первого дня в новом Хогвартсе просто необходимо было вдохнуть свежий воздух и увидеть что-то светлое.

— Хогвартс оказался совсем не таким, каким я запомнила его, — глухо проговорила Валери. На её ладони заживала надпись «Я грязнокровка».

— Наверное, мне не надо было помогать тебе... — опустив голову на руки, пробормотал Карл.

— Ничего... Мы это переживём... Шляпа сказала, я имею полное право находиться здесь. Так и сказала!.. — девушка приободрилась, на бледном лице заиграла дерзкая улыбка. — Наверное, потому что я классная волшебница!..

— Конечно, классная... — с грустной улыбкой согласился Карл. — Но я всё равно не должен был...

— Знаешь, — перебила его Валери, — в Шармбатоне одна девочка рассказывала о своей подруге... У неё было слабое здоровье, и родители постоянно опекали её. Она постоянно находилась в стерильной комнате с белыми покрывалами, коврами и занавесками. Ей не разрешалось иметь собаку, играть на улице, есть мороженое... И в Шармбатон её учиться не пустили... Родители хотели защитить её... Но я думаю... Я думаю, защитить, конечно, важно, но ещё важнее — подарить человеку жизнь...

Глава 45. Дерево не отнимает своей тени даже у того, кто пришёл срубить его

Урок травологии закончился, и ученики потянулись назад в Хогвартс. Валери понуро брела за остальными. Эйфория от бегства из Шармбатона быстро улетучилась, а новая школа оказалась не такой гостеприимной, как ей мечталось. Вот и сейчас замок нависал угрожающей каменной глыбой, и шпили на его башнях напоминали острые пики...

— Давай скорее! — крикнула Тереза Марлоу с вершины холма. — Следующее у нас — маггловедение! Алекто убьёт за опоздание!

— Да, иду!.. — ответила Валери, но шаг не прибавила.

Удивительно, ей — которую почти все в приюте ненавидели за острый язык и вздорный характер — здесь сразу удалось найти общий язык с одноклассниками. И обязана этим она оказалась именно Алекто Кэрроу, точнее — её страсти оставлять кровавые послания на ладонях учеников. На первом же уроке Валери без единого звука написала сто раз: «Я грязнокровка», — чем заслужила уважение своего класса.

Раньше она часто мечтала, как попадает в новую школу, где её любят учителя и ученики, но сейчас, получив часть мечты, почему-то не испытывала прежней радости. Словно время высушило её сердце. Вот Тереза стоит на холме и улыбается, но ей уже не нужна её улыбка...

Тереза помахала рукой и скрылась за холмом. Валери вздохнула и стала взбираться наверх.

— Какого чёрта ты тут делаешь? — раздался тяжёлый голос у неё за спиной.

«Значит, Карл рассказал...»

Валери медленно обернулась. Они не виделись с того раза в парке возле его замка.

— Учусь, — она показала учебники, которые держала в руках.

— Вижу, — проговорил Джейден сквозь зубы. — Как тебе ума хватило прийти в Хогвартс?

— А что, нужно было у тебя спросить? — в её словах послышалась издёвка.

— Ты выбрала очень неудачное время играть в героиню.

— Я ни в кого не играю. Просто надоело торчать одной в Шармбатоне. А здесь учится мой друг. Я попросила Карла помочь — и он помог.

— Нашёлся тоже помощник! Привести тебя сюда — всё равно, что поставить к стенке!.. Ты хоть представляешь, во что скоро превратится это место?!

— А ты что переживаешь? Боишься, нечем будет мстить отцу?

Джейден замер, глядя на неё тяжело и как-то потерянно.

— ...Ты не понимаешь... — хрипло выговорил он.

— Я всё понимаю! — с гордой горечью воскликнула Валери и быстро зашагала прочь.

— Тогда зачем ты пришла сюда? — крикнул он ей в спину.

Она не ответила.

Как Валери ни спешила, подойдя к дверям класса, она услышала высокий голос Алекто Кэрроу. Урок уже начался. Проще всего было прогулять — она так делала сотни раз. Но это было проще в Шармабатоне, в новом Хогвартсе за прогулы сажали в карцер. Невиллу Лонгботтону «посчастливилось» побывать там, после этого на него страшно было смотреть.

Валери осторожно приоткрыла дверь и на цыпочках пробралась к своей парте. «Как заправской ниндзя!» — похвалила она себя.

— Мисс Дюран! — раздался пронзительный окрик.

Она медленно повернулась.

— Урок уже начался, вы опоздали, — сказала Алекто, на губах её играла улыбка, в глазах, предвкушая удовольствие, плясали демоны. — А за опоздание полагается наказание.

Валери сжала руки, повторяя про себя: «Только бы не закричать!.. Только бы не закричать...»

— Круцио!

Тело скрутила острая боль, Валери в последнем осмысленном движении схватилась за край парты. Боль тянула её вниз, заставляя опуститься на колени, но рука намертво вцепилась в деревянную поверхность.

«Не дождёшься!.. Если хочешь, убей! Но я так и умру стоя!..»

Алекто Кэрроу опустила палочку. Валери пошатнулась, но удержалась. Потом, продолжая цепляться за парту, добралась до скамейки и рухнула на неё, пробормотав сквозь зубы: «Сволочь!..»

Она думала, Алекто не услышит. Но Алекто услышала.

— Что вы сказали? — почти по слогам произнесла профессор.

Нужно было промолчать, просто опустить голову и промолчать.

— Я сказала, что раньше ненавидела свой мир, считая его паршивым местом! — с обречённой гордостью выкрикнула девушка. — Но теперь вижу, что в вашем мире тоже достаточно дряни!

Валери даже не успела услышать заклинание. Последнее, что она помнила — как, скрученная болью, упала со скамьи. Кто-то из учеников пытался ей помочь — ему тоже досталась порция Круциатуса. «Какие они добрые... Я ведь совсем чужой для них человек... а они помогают мне...» — мелькнуло в угасающем сознании Валери, но она не почувствовала ничего, кроме пустоты. Потом пустота накрыла её, и стало темно...

Валери разбудило тепло, медленно разливающееся внутри. Вспомнился зимний вечер в приюте. Февраль тогда выдался очень холодный. Отопление не работало. Дети мёрзли, заболевали и умирали. В тот вечер Валери увидела, как старая негритянка молится перед образом Святой Девы. Валери спросила: «Зачем ты молишься? Это не принесёт нам дров». Негритянка ответила: «Молитва согреет ваши сердца».

Сейчас ей показалось, что старушка снова молится, чтобы отогреть её замёрзшее сердце...

Вместе с теплом приходил и свет. Валери открыла глаза и увидела склонившегося над ней Карла.

— Как себя чувствуешь?

— ...Паршиво... — прохрипела она, приподнимаясь.

Он помог ей сесть, продолжая держать за руку.

— ...Валери, послушай... Здесь действительно опасно... Может, лучше...

— Я не просила тебя помогать!.. — резко ответила она, вырывая ладонь.

— Я не про это говорю!.. — беспомощно покачал головой Карл.

— Ты слишком много говоришь... Зачем ты рассказал Джейдену?

— Он спросил, как ты... И я ответил. Ты ведь не просила держать это в тайне.

— Не просила... — протянула Валери.

— Он был здесь?

— Был, не был — какая разница!.. Мне уже лучше, я пойду на следующий урок.

— Будь осторожна.

— Не волнуйся, маггловедение у нас закончилось, а Тёмные искусства только в среду.

Она тяжело встала, подобрала свою сумку и побрела к двери.

Уже началась перемена, но в коридоре царила мёртвая тишина. Редкие ученики проходили быстро и неслышно, будто гонимые вьюгой тени. К тем, кто по какой-то причине останавливался, подходили студенты с чёрными нашивками на рукавах.

Заметив среди них Драко Малфоя, Валери напряглась: вот уж кто не упустит случая поквитаться с ней за прошлые ссоры. Но её догнал другой голос, холодный и строгий.

— Мисс Дюран.

Она повернулась, сжавшись под тяжёлым взглядом директора Хогвартса.

— Да, господин директор...

— Мне было доложено о вашем поведении. Советую вам более внимательно следить за собой. В противном случае вы надолго здесь не задержитесь.

Валери опустила голову. Будь это Шармбатон, слова директора означали бы обычное: «Если не будете соблюдать правила, вас исключат». Здесь же сказанное профессором Снейпом следовало понимать буквально: если она не подчинится — умрёт.

— Да, господин директор... — повторила девушка и побрела дальше, бормоча про себя: «Интересно, сколько тут протянет Карл со своей чувствительностью?..»

Карл вошёл одним из последних и тяжело опустился за парту. Силы медленно возвращались. Глубже вдохнув пахнущий пылью воздух, он обвёл взглядом класс. У него уже было несколько занятий здесь, но он всё никак не мог свыкнуться с тем, что вместо профессора Снейпа за преподавательским столом сидит Амикус Кэрроу. Студенты Гриффиндора говорили, что разница небольшая, но это была неправдой. Профессор Снейп учил защищаться от Тёмных искусств, Амикус Кэрроу — применять Тёмные искусства. Вот и сегодня он долго рассказывал о заклинании «Круциатус», потом потёр руки в чёрных перчатках и посмотрел на учеников:

— Конечно, без наглядного примера всё, что я рассказал, так и останется просто словами. На других факультетах эту проблему решить легко, но здесь учатся дети чистокровных волшебников, наследники величайших магических родов Англии, — он поклонился студентам. — Что же мне делать?

Профессор некоторое время молчал, потом заглянул в список класса и прочитал:

— Патрик Миттчел!

Долговязый юноша со светлыми волосами, сосед Карла по комнате, испуганно поднял голову.

— Встаньте, когда с вами говорит преподаватель! — крикнул Кэрроу.

Миттчел медленно поднялся.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, — голос Кэрроу стал тише, губы растянулись в улыбке, — ваш отец — Аверилл Миттчел — волшебник, а вот мать — Виржиния Рассел — была магглой?

По классу прокатились удивлённые возгласы.

— А, так вы не сообщили своим друзьям, что вы — полукровка? — Амикус сделал вид, что удивлён. — Как нехорошо получилось!.. Значит, вы обманывали их?

— ...Я... я не... — Миттчел смотрел по сторонам, пытаясь найти поддержку в глазах одноклассников.

— То есть вы не хвастались перед всеми чистотой своей крови, намеренно вводя товарищей в заблуждение?

— ...Я... я не... — в отчаянии шептал юноша.

— Да хватит повторять, как попугай! — грубо перебил Кэрроу. — Итак, перед нами лгун, в жилах которого течёт грязная кровь, — повернувшись к остальным, произнёс он. — Думаю, это то, что надо!

— Извините, профессор, — раздался голос с последней парты, — но у Миттчела хотя бы отец — волшебник, а у меня оба родителя — магглы. Может, лучше начнём с меня?

— Карл Штерн, ты будешь говорить, когда я тебя спрошу! — крикнул Амикус Кэрроу. — Ну, что ж, приступим. Вспомните, что я вам рассказывал... Итак...

— Простите ещё раз! — снова поднял руку Карл. — Я просто хотел напомнить, что Лорд Волан-де-Морт — тоже полукровка. А вдруг в будущем из Миттчела получится великий тёмный волшебник?

— Так, всё! Собирай вещи и убирайся отсюда! — разозлившись, заорал преподаватель.

Карл молча смотрел на него, потом бросил тетради и учебники в сумку и вышел из класса. Захлопнув за собой дверь, он швырнул сумку на пол и сам опустился на каменные плиты. Надо успокоиться, если он будет нервничать, ничего не получится...

За стеной Амикус Кэрроу заставил Мелвилла выйти вперёд, потом поднял палочку...

Карл прошептал заклинание почти одновременно с ним — тело пронзила острая боль. Кусая губы, чтобы не закричать, он сжался в неловкий комок. Боль стала сильнее.

«Кричи!» — прохрипел он в сознании Мелвилла. — «Кричи, иначе он догадается!..»

Сначала было тихо, потом раздался робкий стон, стон медленно перешёл в крик...

Карл отполз за колонну и прислонился к стене. Боль становилась то тише, то снова вгрызалась в тело. То тише, то снова... Кусая рукав мантии, он подумал в отчаянии: «Когда же это закончится?!»

«На скорое окончание можешь не рассчитывать. Это только начало...» — раздался внутри насмешливый голос.

Карл с трудом разлепил веки и увидел стоящего за колонной чёрного ворона.

«Можешь мне поверить... Я, знаешь, сколько этого насмотрелся? На всю твою жизнь хватит...» — продолжил Вильгельм фон Дитрих.

«Что с вами произошло, полковник?..» — дождавшись краткого перерыва в приступах боли, спросил Карл. — «У меня есть причины вас недолюбливать — вы отдали меня Тому Реддлу... Но вы-то за что меня ненавидите?..»

Ворон не ответил. Прочертив линию на каменных плитах, он подошёл ближе и пристально посмотрел на юношу. За стеной Амикус Кэрроу снова поднял палочку — Карл сложился пополам, словно скошенный стебель, едва успев заткнуть себе рот рукавом.

«Если я закричу, всё пропало!..»

«А зачем тебе кричать? Пусть он кричит», — снова раздался в сознании голос ворона. — «Он тебя, между прочим, больше остальных ненавидел. Это он подговорил других украсть золотое яйцо, которое ты получил от дракона... И рыться в твоих вещах первым придумал тоже он».

«Миттчел ненавидел меня, потому что мы похожи... Я сегодня узнал...»

«Да, его мать, я слышал... Только не вижу причин для жалости. Этот подонок отказался от собственной матери. Будь здесь сын Ван Стратена, он долго бы думать не стал. Наоборот, ещё бы и помог Кэрроу!»

«Я не Джейден!..»

«А кто ты?.. Вернее, что ты? Потому что, извини, но сейчас ты не очень похож на человека. Так — скулящее от боли животное...»

Карл не ответил, только сжался ещё сильнее.

«Вот-вот, ты здесь корчишься, а Миттчел там голосит, словно петух, хотя знает, что за него платит другой!.. Но он не замолчит, не остановит Кэрроу, потому что больше всего боится за себя!.. И эту дрянь ты хочешь спасти?»

«Кем я стану, если буду делить людей на тех, кому нужно помочь, и тех, кого можно не спасать?!» — крикнул в мыслях Карл, глядя на ворона воспалёнными глазами.

«...Ты дурак!» — каркнул ворон и пошёл прочь, волоча за собой тяжёлое крыло.

Карл сжался от нового приступа боли...

Когда пытка, наконец, закончилась, он поднялся и, держась за стену, побрёл к себе. Следующий урок пришлось пропустить: сил поддерживать тело в вертикальном положении уже не осталось. Хорошо, что это была история магии. Профессор Бинс, наверное, и не заметит его отсутствия... Теперь люди будут завидовать привидениям, потому что они не ощущают боль так, как живые...

Стараясь не попадаться на глаза преподавателям, Карл спустился в Большой Зал на обед, а потом снова вернулся к себе. На вечер у Амикуса Кэрроу были назначены отработки — юноше было нужно время, чтобы к ним подготовиться.

Сегодня детей пришло больше — человек пятнадцать-двадцать. Карл не видел их из коридора, но чувствовал пульсирующий в сердцах страх.

— Мистер Миттчел, — из неплотно прикрытой двери класса донёсся торжественный голос профессора. — Выйдите, пожалуйста, вперёд. Так, хорошо. Перед вами студенты младших курсов Гриффиндора и пара человек с других факультетов. Сегодня во время занятий они нарушили дисциплину и должны быть наказаны. А мы сегодня как раз изучали способы наказания нарушителей. Пожалуйста, продемонстрируйте нам, чему вы научились.

Миттчел испуганно посмотрел на профессора, потом на стоящих перед ним детей, потом — непроизвольно — на дверь.

— Э, нет, — покачал головой Кэрроу, по-своему истолковав движение Миттчела. — Убежать не удастся. Ваши действия будут расценены как нарушение дисциплины — и тогда мне придётся позвать кого-нибудь с вашего курса и попросить его наказать вас.

В классе воцарилось молчание. Потом робкий голос произнёс:

— Круцио...

Карл, надеявшийся, что Миттчел откажется, замешкался — и в тише раздался детский крик.

— Не опускайте палочку, Миттчел. Это сначала непривычно, а потом превращается в музыку! — улыбнулся преподаватель.

В следующее мгновение в ответ на отчаянное «Круцио» на лице ребёнка отразилось удивление — боли почему-то не было.

— Эй, Миттч, совсем силёнок не осталось? — рассмеялся преподаватель. — Не удивительно, в твоей крови ведь вода!..

— Круцио!.. — закричал Миттчел, дрожащей рукой направляя вперёд палочку.

Ребёнок молчал, исподлобья глядя на мучителя.

— Слабак! — махнул рукой Кэрроу. — Отойди, я покажу тебе, что значит настоящая сила! Так, выстройтесь все передо мной. Кому говорят! Станьте передо мной в ровную линию!.. Смотри, Миттчел, что такое чистокровный волшебник!..

Карл лихорадочно думал: одно Круцио он ещё может вынести, но сразу несколько!.. Забрать боль не получится... Тогда надо отдать силы!.. Тёмный Лорд его хорошо научил! Это должно сработать!.. Им будет, конечно, больно, но не как от настоящего заклинания...

— Круцио! — величественно произнёс чистокровный волшебник.

Кто-то из детей скривился — словно от зубной боли...

— Круцио!..

— Круцио!..

— Круцио!..

Постепенно стоны детей становились громче, а голова сидящего на каменном полу юноши опускалась всё ниже. Из-за мраморной статуи на него смотрел старый ворон, вспоминая, как его сын пытался защитить людей от осколков взрывающихся снарядов...

На следующий день, встретившись с Карлом в столовой, Валери невесело усмехнулась: «Я же говорила, он этого не вынесет... Наверное, и заснуть не смог...»

— Плохо спал? — спросила она, садясь перед своим подносом с кашей.

— Хорошо, — ответил Карл и набросился на овсянку словно заключённый, неделю не видевший еды. Он и внешне напоминал узника: кожа посерела, под глазами легли фиолетовые тени.

— Оно и видно, — хмыкнула девушка, втыкая ложку в свою тарелку.

— Нет, правда, уснул, как только добрался до постели. Даже снов не видел.

— Зря ты мне про сны напомнил. Так не хочется тащиться к Трелони...

— А у меня первым уроком Уход за магическими существами, пойдём до Северной башни вместе!

— Пойдём-пойдём, — вздохнув, согласилась она.

Поступи Валери в Хогварст, как все остальные студенты, она бы и не подумала в погожий день, которые так редки осенью, сидеть на уроке и слушать всякий бред про сны, звёзды и магические кристаллы. Но Валери помнила, что попала сюда благодаря Карлу, а он не одобрял прогулки во время занятий. Хотя вчера сам куда-то сбежал с истории магии — после уроков она зашла за ним в класс, но его там не оказалось. Спросила у слизеринцев, где он — все будто в рот воды набрали. Только Патрик Миттчел в конце концов всё-таки снизошёл до разговора с грязнокровкой: сказал, что Кэрроу выгнал Карла с Защиты, и тот больше не возвращался.

«Вот бы и меня профессор Трелони выгнала», — мечтала она, поднимаясь по верёвочной лестнице на верхний этаж башни. — «Хотя надежды мало. Слишком уж она всех боится».

Помелькав перед преподавательницей — чтобы та запомнила её в качестве присутствовавшей на уроке — Валери забралась в узкое пространство между стеной и портьерой, служившее здесь чем-то вроде кладовой. Усевшись среди разбитых чашек, порванных ловцов снов и запасных магических шаров, она посмотрела на часы: прошло всего десять минут от занятия.

«Ладно, хотя бы высплюсь нормально», — решила Валери. Подобрав ноги, она укрылась валявшейся рядом восточной шалью и закрыла глаза.

Разбудили её громкие голоса — ученики прощались с преподавательницей и покидали класс.

«Пора и мне выбираться», — улыбнулась себе девушка. Она скинула шаль — и вдруг взгляд упал на большой хрустальный шар, лежащий рядом. Внутри него словно бегали огоньки.

«Солнечный свет отражается, наверное...» — подумала Валери, наклоняясь, — и замерла.

В хрустальной сердцевине шара показалась женщина. Она сидела спиной к Валери, поэтому невозможно было разглядеть лицо — только каштановые волосы, тяжёлыми локонами падающие на плечи. Женщина смотрела в такой же хрустальный шар — в нём отражался цветущий сад и двое спорящих людей. Валери присмотрелась и с удивлением узнала розовую аллею в парке возле Шармабатона. А спорящие оказались ею и Джейденом Ван Стратеном.

— Какого чёрта ты приезжала в Англию?

— Училась. Мадам Максим решила, нам нужно повысить уровень владения иностранными языками. Вчера была Англия, теперь готовимся к поездке в Испанию, — она показала учебники, которые держала в руках.

— Вижу, — проговорил Джейден сквозь зубы. — Как тебе хватило ума прийти к Малфоям?

— А что, нужно было у тебя спросить? — в её словах послышалась издёвка.

— Ты выбрала очень неудачное время играть в героиню.

— Я ни в кого не играю. Просто надоело ходить по музеям с одноклассницами и смотреть на мёртвые экспонаты. А Малфои — они ведь тоже как экспонаты, но только живые. Я расспросила Карла о замке, и Карл мне рассказал, ведь он мой друг!..

— Нашёлся тоже друг!..

— Какие мы были неуклюжие в своей любви друг к другу, — сказала склонившаяся над хрустальным шаром женщина, и Валери вдруг поняла, что это она сама.

Внутри шара снова забегали огоньки: женщина и сад исчезли. Но Валери продолжала поражённо смотреть в пространство перед собой.

Их диалог с Джейденом удивительно напоминал вчерашний разговор, вот только говорили они не перед Хогвартсом, а в Шармбатоне!.. Если бы она не ушла... Если бы она не ушла из своей школы, то осталась бы жива... Выросла и превратилась бы в эту женщину... Эта женщина была ею... Взрослой Валери... Почему-то она точно это знала...

«Может, все они правы?.. Может, я совершила ошибку?.. Получится ли у меня выжить здесь?..» — она вспомнила вчерашний урок маггловедения и поёжилась. — «А что если этой женщины никогда не будет?..»

Она раньше часто представляла, как заканчивает школу, становится взрослой и сильной... Но увиденная ею женщина отличалась от всех воображаемых Валери. Желая снова встретиться с этой незнакомкой, Валери склонилась над хрустальным шаром, но огоньки в нём уже погасли... И вдруг вспыхнули с новой силой.

Она увидела большой кабинет и директора надевающего на неё волшебную шляпу. Шляпа долго молчала, а потом зашептала тихим голосом, слышимым только Валери:

С храброй душою, с сердцем горячим

Будешь по жизни идти ты незрячей.

Будут пусты твои сильные руки.

В вечность уйдёшь, убегая от муки...

Валери отшатнулась. Ей уже почти удалось убедить себя, что этого не было, что она не слышала этих слов, что шляпа ничего не говорила!..

«Это всё ложь, ложь!.. И это пророчество, и эта женщина!.. Ничего этого не будет!..»

С трудом находя дорогу среди разбросанных вещей, она выбралась из-за портьеры и побежала к люку. Хрустальный шар медленно покатился за ней...

За ужином Карл так и не дождался Валери в столовой. Обед он пропустил, поэтому теперь волновался за неё. Но Тереза Марлоу сказала, что у Валери разболелась голова от благовоний в башне профессора Трелони и она ушла к себе. Так было даже лучше, иначе пришлось бы снова придумывать, почему он не может провести с ней вместе вечер: Карл хотел, насколько это возможно, сохранить свои вечерние наблюдения за классом Амикуса Кэрроу в тайне.

Доев скудный ужин (золотые подносы с разнообразной едой были отменены по распоряжению Министерства Магии в связи с грядущей войной), Карл посмотрел на преподавательский стол. Кэрроу кивнул сестре и откланялся.

«Значит, и мне пора», — подумал юноша, вставая.

В этот раз в класс для отработок вместе с Амикусом пришла Алекто. Слушая равнодушное, холодное «Круцио!..», снова и снова произносимое этой женщиной, Карл думал о том, что такого страшного могло произойти с её душой, чтобы теперь существо, предназначенное дарить миру новую жизнь, с наслаждением мучило зарождающиеся ростки этой жизни.

Говорили то сестра, то брат, то сразу оба...

«Как хорошо... что я успел научиться передавать энергию... без прикосновения... как вовремя...» — повторял в мыслях Карл. — «Но этим-то что отдать?.. Даже Том Реддл иногда слышит меня... редко... очень редко, но слышит... Может, и они... когда-нибудь... и они...»

Его мысли путались, сознание обрывалось, он уже плохо понимал, кто он и что делает... Синий кит... Синий кит, пойманный и выброшенный на берег...

«Ты всегда можешь встать и уйти...» — зашептал знакомый голос. — «Они тебе никто... Встань и уйди!..»

«Поздно уходить...»

«Ещё нет. Пойдём со мной!..»

Карл с трудом поднял голову и улыбнулся. Странно, слова этого призрака вдруг наполнили его новой силой. Он вспомнил себя, отчаявшегося и омертвевшего, идущего по этому коридору вслед за Долорес Амбридж и готового вырезать кровавые буквы у неё на груди.

«Если бы я пошёл за тобой, я бы в конце концов встал рядом с ними... Я так рад, что этого не случилось...»

Его глаза закрылись, и плечи поникли... Дверь в классе открылась, из неё медленно потянулись ученики, держащиеся друг за друга, чтобы не упасть...

Когда сознание вернулось к нему, в коридоре уже стихли последние шаги.

«Повезло, что Кэрроу меня не заметили... В следующий раз надо быть осторожнее...» — он коснулся вспотевшего лба и тут заметил, что у него пошла носом кровь. Прижав к лицу платок, Карл попытался встать. Через несколько минут ему это удалось. Добравшись до ближайшего туалета, он хотел подойти к раковине, но почувствовал такую слабость, что прислонился к стене и медленно сполз на пол.

«Сейчас посижу немного и встану...» — Карл запрокинул голову — и увидел стоящего над ним Северуса Снейпа.

— Что вы делаете? — угрожающе произнёс он.

— Профессор...

— Я спросил, что вы делаете?!

— ...Ничего... просто...

— Думаете, вы так помогаете им? Кэрроу рано или поздно догадаются, что на детей в Хогвартсе их заклинания действуют меньше! И тогда их ждёт нечто пострашнее «Круцио»!

— ...Но, профессор...

— Я знаю, что делаю!.. Да, им будет больно, но они останутся живы!..

— Но боль... я могу...

— Кем вы себя возомнили?.. Вы всего лишь ребёнок!.. И вы не можете тащить на себе всю эту дрянь!.. Посмотрите, не прошло и месяца, а вы уже еле ходите!

— Нет... я... я в порядке... Сейчас посижу немного... и встану...

— Карл, я серьёзно говорю. Если вы не прекратите это самоубийство, я вынужден буду принять меры, — Северус Снейп больше не кричал, его голос звучал тихо и строго.

Юноша опустил глаза, но ничего не ответил.

Из коридора донеслись голоса.

— Гойл, проверь, не спрятался ли кто-нибудь в туалете, — приказал Драко Малфой.

Его друг схватился уже за ручку двери — и чуть не столкнулся с директором.

— Там никого нет, — коротко проговорил Северус Снейп. — Проверьте лучше библиотеку, миссис Пинс сообщила, что вчера у неё пропало несколько ценных томов из Запретной секции.

— Да, директор! — с готовностью согласился Гойл.

Драко смерил его презрительным взглядом.

Последний год в своеобразном союзничестве учителя и ученика возникла трещина. И если раньше Драко испытывал к своему декану нечто, напоминающее уважение, то теперь ему оставалось только с презрением смотреть на Северуса Снейпа. Презрение к другим всегда было лучшим лекарством от презрения к себе: ведь учитель-полукровка сумел сделать то, что оказалось не под силу наследнику великого рода Малфоев.

— Драко, вы слышали меня? — спросил Северус Снейп.

— Слышал... — пробормотал тот, глядя на учителя с откровенной неприязнью.

— Я предупрежу миссис Пинс, что разрешил вам осмотреть Запретную секцию, — сказал директор, делая вид, что не замечает этого взгляда. — Идёмте.

Драко пришлось подчиниться.

Карл слышал их голоса, словно в дымке... Когда звук шагов стих, он с усилием встал, сделал несколько нетвёрдых шагов — и почти лёг грудью на раковину. Потом открыл кран, вода стала розовой от крови...

— Простите, профессор, — тихо произнёс он, — но я не смогу выполнить вашу просьбу...

Он вернулся туда на следующий день, и на следующий, и на следующий... А в субботу вечером Амикус Кэрроу провёл в классе двадцать минут — и спешно вышел. Запястье Карла тоже пронзила знакомая боль, но сейчас он был несказанно рад ей.

В Уилтшире собралось много народу. Каждую неделю Тёмный Лорд находил новых союзников: Карл заметил несколько незнакомых лиц. Они тоже с удивлением смотрели на бледного, тонкого юношу, больше похожего на призрака, чем на живого человека.

— А, вот и ты, Карл! — крикнул Том Реддл, заметив его.

Юноша подошёл и поклонился. Потом негромко поздоровался со стоящим за спинкой кресла Северусом Снейпом.

— Как твои дела? — спросил волшебник, протягивая ему руку.

— Хорошо, — с тихой улыбкой ответил он, беря протянутую ладонь.

— Это Карл Штерн, один из самых преданных моих слуг, — представил его собравшимся Том Реддл, тонкие губы тоже растянулись в некое подобие улыбки. — Карл любезно делится со мной своей жизненной энергией... Вот только, как мне недавно стало известно, делится он не со мной одним.

Улыбка стала жёсткой, пальцы хищно сжали запястье.

Карл с усталым вздохом посмотрел на Северуса Снейпа, потом окинул взглядом стоящих вокруг людей.

— Да, мне приходится тратить свои силы, — тихо произнёс юноша, — потому что другие с излишней расточительностью тратят свои... Почти все присутствующие здесь окончили Хогвартс или другие магические школа, — он посмотрел на вышедших вперёд Филиппа и Джейдена Ван Стратенов, — и, конечно, знают: заклинания создаются не набором слов и останками магических животных, — мы тратим на заклинания себя!.. А непростительные заклятия требуют особенно много энергии. Останутся ли у тех, кто так часто их произносит, силы, когда придёт час последней битвы?.. Но даже если сил хватит, хватит ли духу?.. На уроках Защиты от Тёмных искусств мистер Крауч говорил нам, что даже смертельное заклятие, произнесённое ребёнком, не вызовет у него ничего, страшнее насморка. Что будет, когда они, так щедро бросающие заклинания в детей, окажутся перед волшебниками, чьи слова способны причинить настоящую боль? Чьи слова способны убить!.. Останутся ли они с вами, чтобы защитить вас, или побегут, спасая себя?..

Воцарилась тишина, и в этой тишине отчётливо звучало эхо произнесённых слов.

— Ты сказал достаточно, — проговорил Тёмный Лорд. — Иди...

Карл поднялся и покинул зал.

Когда двери за ним закрылись, Том Реддл тяжело посмотрел на своих слуг.

— Я надеюсь, мальчишка ошибается, потому что мне, право же, было бы очень обидно тратить свои силы на поиски сбежавших трусов. А я их найду, не сомневайтесь — и тогда они будут умолять меня произнести Авада Кедавра, — тонкие губы растянулись в змеиной улыбке. — А теперь убирайтесь!.. Все убирайтесь!.. Северус, ты останься...

Том протянул руки к камину — и серая кожа заиграла алым в отблесках пламени.

— Он ведь не ошибается... — глухо произнёс волшебник. — Да, ты останешься, Белла... Но другие побегут... Даже Люциус... Спорим, он сдастся одним из первых!.. А Хогвартс будет стоять до последнего... Странно, да? Дамблдор умер, но они продолжают защищать его замок... Даже мёртвый, он по-прежнему управляет ими!.. А я — живой — не могу заставить эту кучу недоумков умереть за меня!.. Почему?..

— Может быть, потому что они любят его...

— Любят?.. Северус, ты же не веришь в любовь и прочие глупости?

— Разумеется, нет, — невозмутимо ответил Северус Снейп, — но они верят. Поэтому до последнего будут защищать замок — желая этим сохранить память о человеке, в которого верили и которого любили.

— ...Нет!.. Любовь — слишком ненадёжная вещь!.. Сегодня тебя любят, а завтра — одно неверно сказанное слово — и они любят уже другого!.. Вот твоя Лили — взяла и убежала к Поттеру. А насколько было бы проще, если бы Гарри был твоим сыном. Ты бы сам привёл его ко мне — и я бы разделался с этим мальчишкой!.. — Том Реддл говорил, мечтательно глядя в огонь и не замечая, как страшно изменился в лице его слуга. — Нет, Северус, только страх может заставить подчиняться!.. А чтобы внушать страх — нужна сила!.. Мне нужно больше силы, понимаешь!.. Где же... Где же искать эти чёртовы Дары Смерти!.. Но я их найду, будь уверен!.. И с непобедимой палочкой в руках я пройду по этому миру, и в нём не останется ничего, что не покорится мне!..

Северус Снейп медленно шёл по Уилтширскому парку. На сердце лежала давящая тяжесть... Он пробормотал заклинание — и оказался возле зарослей вереска, а впереди на холме горели огни замка...

Он шёл — и постепенно тяжесть покидала сердце. Эта ночь была одной из тех удивительных ночей, которые вдруг вспыхивают в конце сентября — когда все уже приготовили длинные плащи и зонты. Тёплый воздух качал верхушки деревьев, казавшихся в темноте ещё зелёными. Лето, случайно и нелепо возродившееся посреди холода и дождей...

Мать говорила, в такую погоду грех сидеть дома... Правда, она так говорила и про дождь — просто хотела, чтобы он находился подальше от напившегося отца...

Что ж, сегодня можно выбрать дорогу и подлиннее... Такие ночи коротки, завтра небо наверняка затянут облака. И на зиму можно будет забыть, что такое солнце... А может, и дольше, чем на зиму... Может, навсегда...

Но это «навсегда» наступит потом. А сегодня на небе удивительно ярко сияют звёзды: полоса Млечного Пути — от края и до края... Что там говорил Карл — строить мосты?.. Вот и мост над замком... От края и до края...

Карл!..

Профессор остановился, осознав, что вот уже несколько минут не чувствует привычной боли.

«Упрямый мальчишка!.. Я же ему говорил!..» — торопливо поднявшись по ступеням замка, он вошёл в холл и растерянно посмотрел на замершие лестницы.

«Где его искать?..»

Северус спустился в подземелье, открывая наугад дверь за дверью. Везде его встречала темнота, а за одной теплился тихий свет. Он толкнул дверь — и замер на пороге.

Класс был освещён только пламенем свечи. В её слабом свете, обнимая руками раскрытую книгу, спал юноша. Наверное, ему снилось что-то хорошее — на губах играла улыбка.

Северус Снейп стоял на пороге класса, обезоруженный этим почти бессознательным проявлением доброты. Потом подошёл и, коснувшись его плеча, сказал тихо:

— Вставайте. Стол — не лучшее место для сна.

Карл сонно заморгал, пытаясь отделить реальность от видений.

— Простите, я тут читал — и заснул случайно...

— Идите к себе.

Юноша послушно кивнул.

Они вместе вышли в коридор.

— Извините меня, профессор... — проговорил Карл, виновато глядя на своего учителя. — Вы просили меня не ходить к Кэрроу... Но я не мог поступить иначе.

— ...Я тоже, — ответил Северус Снейп.

Глава 46. Прежде чем любить, научись ходить по снегу, не оставляя следов

Конечно, слова Карла не могли защитить детей от пыток. Но после разговора в Уилтшире меньше учеников приходило по вечерам в класс Амикуса Кэрроу, и среди них почти не было студентов младших курсов. Юноша радовался своей маленькой победе, хотя понимал всю недолговечность такого выигрыша. Преподаватель Защиты от Тёмных искусств смотрел на него с усиливающейся ненавистью — если бы не метка, Кэрроу быстро заставил бы его встать рядом с остальными нарушителями дисциплины Хогвартса. Но пока чёрная змейка верно охраняла своего маленького хозяина — и он неслышно ходил по замку, забирая боль тех, кого некому было защитить.

Сегодня Кэрроу вызвал только пятерых. После пыток у Карла даже остались силы поболтать с Валери. Он нашёл её в одном из пустых классов. Девушка сидела на парте, по-турецки скрестив ноги, и читала толстую книгу в ярком переплёте.

— Ты чего? — спросила она, заметив удивление в глазах юноши.

— ...Просто ты... и вдруг с книгой... — протянул Карл, пряча улыбку.

Застать бывшую студентку Шармбатона с печатным изданием, превышающим по количеству страниц газету, было действительно удивительно.

— Что же я, по-твоему, совсем необразованная? — фыркнула девушка. — Просто не люблю все эти художественные сказочки про вечную любовь и прочие розовые сопли.

— А это что за произведение? — вежливо поинтересовался Карл.

— Публицистика! — она с гордостью выговорила трудное слово. — Биография вашего директора. Бывшего.

— А... — как-то странно протянул он, словно утратив интерес к её чтению.

— Что «а»? — не поняла Валери. — Между прочим, тут есть, над чем задуматься. Вот ты, например, знал, что Альбус Дамблдор был другом Геллерта Гриндевальда?

— Кажется, кто-то упоминал об этом... — уклончиво ответил Карл.

— А что у Даблдора была сестра?

— ...Да, я слышал...

— Так не честно! — Валери надулась. — Тебе всё про всех известно!.. А для многих это стало — как взрыв бомбы!

— А кто автор?

Валери посмотрела на обложку.

— Рита Скитер... Знакомое имя... Где-то я его уже слышала... — девушка нахмурилась, пытаясь вспомнить.

— Она брала у меня интервью для «Пророка» во время Турнира Трёх волшебников... — напомнил Карл. Голос его прозвучал глухо.

— А, точно!.. Редкостная сволочь! — прокомментировала Валери. — Но про Дамблдора у неё здорово получилось. Да ещё и ты подтвердил, что всё правда!

Карл молчал.

— Слушай, а может, мне стать журналисткой? — вдруг спросила Валери. — Нет, а что — классная идея!.. Моя статья будет выходить в какой-нибудь ужасно серьёзной газете... раз в неделю... Нет, лучше раз в месяц!.. И весь месяц все злодеи будут дрожать — а вдруг в следующем номере я напишу про них!.. Меня все будут бояться, потому что я буду писать одну только правду!..

— Где ты её найдёшь — эту правду?.. — спросил Карл с грустной улыбкой.

— Ты же знаешь, я всегда нахожу то, что ищу! Это моя магическая способность!.. Я буду откапывать такие факты!..

— Факты — это ещё не вся правда. Их нужно правильно понять...

— Ты вечно всё усложняешь! — махнула рукой Валери. — Вот увидишь, я стану отличной журналисткой и заткну за пояс Скитер с её грязными статейками!

— Станешь-станешь, — похлопал её по плечу Карл. — А теперь пойдём спать. Чувствую, завтра меня вызовет Тёмный Лорд, а перед встречей с ним нужно хорошо выспаться...

— После встреч с ним ты выглядишь не очень, — кивнула Валери.

— ...Джейден вчера спрашивал про тебя... — тихо сказал Карл.

— Мне не интересно, — торопливо перебила Валери. — Не нужно рассказывать мне о нём.

Она захлопнула книгу, слезла с парты и, уже подойдя к двери, сказала, не оборачиваясь:

— Расскажешь, только если с ним что-то случится.

На следующий день его действительно вызвал Том Реддл. А после библиотеки Уилтшира пришлось провести полтора часа на полу возле кабинета Амикуса Кэрроу — поэтому к вечеру Карл, как заметила Валери, «выглядел не очень». И ещё надо было поговорить с профессором Снейпом.

Приближался Хэллоуин — а значит, первый поход в Хогсмит. Убегая из Шармбатона, Валери, разумеется, не подумала заглянуть к своей заведующей и выпросить разрешение на посещение волшебной деревни. Она попробовала обратиться за помощью к Минерве МакГонагалл, но «упрямая мадам» была непреклонна в отношении правил: если нет документа, то и говорить не о чем. Тогда Валери попросибла помощи у Карла.

Разговор обещал быть не из лёгких, Северус Снейп предупредил, что больше не станет помогать. Поэтому юноша — как мог — оттягивал этот момент. Но пословица: «Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня», — оправдывала себя снова и снова. Дальше откладывать разговор было уже нельзя — завтра школьники отправлялись в Хогсмит, а у Карла руки дрожали, как после бутылки русской водки.

Сжав трясущиеся пальцы в кулаки и мысленно кивнув себе, Карл решительно толкнул дверь с молотком в виде головы грифона.

— Добрый вечер, профессор! Я хотел...

Ноги его заплелись, он толкнул низкий столик, попытался схватиться за что-то — и уронил клетку, в которой когда-то сгорал феникс.

— Вы хотели разнести мой кабинет? — спокойно спросил Северус Снейп, но взгляд потемнел, и тени на лице сделались жёстче.

— Извините, не заметил ступеньку... — пробормотал юноша. — Я хотел попросить вас...

— Мне кажется, с вашими просьбами мы уже разобрались, — ответил профессор, возвращаясь к своим документам.

— Да, я помню, вы сказали, что не будете больше ничего делать для меня, — кивнул Карл. — Но это вроде как не совсем для меня... Поэтому я подумал, может быть, можно...

— Что вы хотите? — резко перебил профессор.

— Вы не могли бы разрешить Валери Дюран посещать Хогсмит?

— Опять Валери Дюран!.. У вас, что, своих проблем мало?

— Ну, мне же можно ходить в Хогсмит...

Северус Снейп, прищурившись, посмотрел на своего ученика: иногда кажется — умный человек, но порой — дурак дураком!..

— Для посещения Хогсмита нужно разрешение родителей или лиц, их заменяющих. Вам это известно не хуже меня.

— Валери не планировала учиться в Хогвартсе, у неё это как-то вдруг решилось... Поэтому она не попросила заведующую... — про себя Карл подумал, что, даже попроси Валери разрешение, она бы его не получила. — А профессор МакГонагалл сказала, без разрешения нельзя...

— Правильно сказала.

— Но профессор!..

— Дался вам этот Хогсмит!.. Я уже говорил, там не на что смотреть...

— Но Валери нравится волшебный мир, уверен, в Хогсмите ей будет хорошо!..

— Пусть так, но я ведь вам уже объяснил: есть правила. Меня и так обвинили в злоупотреблении служебным положением, когда я позволил вашей подруге надеть распределительную шляпу.

— Зато Валери будет вас любить!

Северус Снейп посмотрел на Карла и усмехнулся:

— А я-то думал — чего мне не хватает в жизни? Любви Валери Дюран!..

Карл тоже не смог сдержать улыбки.

— ...Хорошо, пусть отправляется в свой Хогсмит, — согласился профессор, думая о чём-то, делающим печальным его взгляд.

— Спасибо большое!.. — обрадовался Карл.

— Ох, избавьте меня от вашей благодарности, — поморщился Северус. — Да, кстати, мне завтра тоже нужно будет отлучиться из замка. Если вас спросят — особенно Кэрроу или Драко — скажете, что я отправился домой за ингредиентами для зелий.

— А куда вы пойдёте? — забеспокоился юноша.

— Нужно передать кое-что одному знакомому, — туманно ответил профессор.

— Какому знакомому? Это опасно? А можно, я пойду с вами? — спросил Карл, забыв, что обещал ни о чём больше не просить профессора.

— С вами? Ну, уж нет!.. Вы весь лес разбудите, — Северус Снейп посмотрел на погнувшуюся клетку.

— Лес?.. Вы пойдёте в лес?.. Ой, пожалуйста, можно я тоже пойду!.. Я очень люблю лес!.. Там такие красивые деревья...

— А давайте пойдём поищем деревья?

— Что?

— Ну, где-то же они должны быть... Может, у реки...

Воспоминание возникло так внезапно, что Северус Снейп не успел остановить собственные мысли. Серебряные тополя и плакучие ивы, старый мост над рекой, красные кирпичи фабрики, комната-церковь, залитый вечерним солнцем город... Всё это было сном, но Северусу часто казалось, если бы он сейчас поднялся на крышу фабрики, то увидел бы там две пустые баночки газировки...

Нахмурившись, он посмотрел в радостно-просящие глаза юноши. Плохо, когда реальность становится похожей на сны, — появляется опасность проснуться...

— Нет, — ответил он коротко и резко.

Карл вздохнул и опустил плечи. Он и не надеялся.

— Ну, всё равно спасибо за Валери. Я тогда пойду...

Он коснулся двери, когда вдруг профессор сказал:

— Хорошо, вы пойдёте со мной.

— Правда? — поражённо выдохнул юноша. И столько в нём разлилось радости, что он не заметил, как горько искривлены губы профессора и как мрачен его взгляд.

— Правда, — кивнул Северус Снейп. — Встретимся после обеда у старой ивы. Постарайтесь, чтобы вас никто не заметил. Пусть все думают, что вы отправились в Хогсмит, а потом как обычно сбежали.

Карл виновато посмотрел на профессора: оказывается, тот знал о его постоянных побегах.

— Да, там, куда мы отправимся, уже зима, поэтому наденьте что-нибудь тёплое.

— Хорошо! — послушно кивнул Карл.

— А теперь идите.

— Да, спасибо большое!.. — он поклонился и выскочил из кабинета, боясь, что профессор передумает.

Пасмурным октябрьским утром, позавтракав в Большом Зале Хогвартса, Карл вместе с Валери и остальными студентами отправился по узкой тропинке, огибающей Запретный Лес, туда, где вдалеке за полями лежал Хогсмит. Валери всю дорогу благодарила его за полученное разрешение, ей не терпелось пробежаться по улочкам волшебной деревни. А вот Карл, наоборот, брёл медленно, часто спотыкаясь и сбиваясь с шага.

— Может, ты заболел? — спросила она, с беспокойством заглядывая в его бледное лицо.

— Пожалуй, мне, и правда, лучше вернуться в замок, — пробормотал Карл. — Извини...

— Ты сам-то дойдёшь?

— Не волнуйся, — он улыбнулся быстрой виноватой улыбкой. Ему не хотелось лгать ей, но выбора не было.

Вернувшись в Хогвартс, он незаметно спустился в свою комнату. Аккуратно сложил на кровати мантию и серебристо-зелёный шарф, достал свитер, который донашивал за Беном, и вязаный шарф из разноцветной шерсти, подаренный на прошлый новый год Софи. Карл провёл рукой по вязаным косичкам, думая о девочке, связавшей для него этот шарф, и человеке, предупредившем о холоде, ждущем там, куда он отправляется. На сердце стало радостно и тепло... Надев свитер, он накинул сверху куртку, обмотал шею шарфом — и побежал на холм, где возле старой ивы стоял профессор.

Далёкая зима никак не отразилась на его одежде — на Северусе Снейпе был обычный чёрный сюртук и мантия.

Карл поклонился, с опаской глядя на своего учителя: вдруг тот уже передумал и больше не собирается брать его с собой? Но Северус Снейп коротко кивнул и — взяв юношу за руку — произнёс заклинание. Через мгновение они уже стояли у кромки огромного заснеженного поля. Справа возвышался чёрный лес.

— Сколько тут снега!.. — выдохнул Карл, вспомнив рассказы Франца о русской зиме.

— Идёмте, скоро стемнеет, а я плохо знаю здешние места, — сказал профессор.

Карл посмотрел на небо — и действительно, даже время суток здесь другое. Сумерки начинают опускаться на землю. А в глубине леса уже скопилась синяя мгла.

Стараясь не задеть ветви деревьев, всегда готовые насыпать неловкому путнику пригоршню снега за ворот, Карл пошёл за профессором, думая о том, насколько далеко это место находится от Хогвартса...

— Профессор, спасибо ещё раз за Валери. Она так радовалась по дороге в Хогсмит...

Северус Снейп не ответил, продолжая идти вперёд.

— Профессор, а я ещё хотел спросить... Когда волшебная шляпа распределяла Валери, она сказала, что Валери имеет полное право учиться в Хогвартсе. Что значит — «имеет полное право»?

— Хогвартс является главной магической школой Англии. В нём имеют право учиться те, в ком течёт английская кровь.

— Но Валери же француженка!.. — удивился Карл.

— Значит, кто-то из её родителей был уроженцем Англии.

— Из Англии? Кто-то из родителей Валери из Англии?

— Раз шляпа так сказала...

— Вот Валери удивится... — протянул Карл. Он начал раздумывать, как сообщить эту новость девушке.

Потом мысли снова вернулись к цели сегодняшней прогулки. Интересно, что это за знакомый?.. И что профессор собирается ему отдать?

— Профессор, можно ещё спросить... С кем вы собираетесь встретиться?.. Я его знаю?.. Он опасный?..

— Знаете, — ответил Северус, продолжая прокладывать дорогу через сугробы. — А что касается опасности... Тёмный Лорд считает его самым опасным волшебником...

— Вы собираетесь встретиться с Гарри Поттером? — Карл остановился, удивлённо глядя на профессора.

— Встречаться не собираюсь. Мне просто нужно передать ему одну вещь.

— Какую вещь?

— Меч Годдрика Гриффиндора.

— Меч сэра Гриффиндора?..

Карл задумался — и вспомнил одинокого змея с окровавленным взглядом.

— А откуда у вас этот меч?.. — спросил он. И сам себе ответил. — Это профессор Дамблдор вам дал, да?.. Он знал, что всё так будет... Что вы станете директором... Что Гарри не приедет в Хогвартс... Что он будет прятаться в этом лесу...

— Ну, нет, про лес пришлось выяснять самому, — сказал Северус Снейп, и Карл услышал в его словах кривую улыбку.

Но Карл не улыбался, внутри проснулось раздражение, которым он пытался спастись от страха: если директор не ошибся в этом, то и про него с профессором может оказаться правдой...

— А зачем Гарри меч?.. Он, что, собирается убить им Тома Реддла?.. — проворчал он, подбрасывая носком ботинка снежную крошку.

Нет, Том разделил свою душу на части. Чтобы его убить, нужно уничтожить все кусочки... Полковник говорил, что кусочков семь... И что после эксперимента с его душой Тёмный Лорд, наверное, выбрал неживые предметы... А как можно убить неживой предмет?.. В подземельях замка жила часть его души... А потом Гарри... Что сделал Гарри?.. Он пронзил клыком василиска какую-то тетрадь... На клыке была кровь... На мече тоже...

— Гарри нужен меч, чтобы уничтожить часть души Тома Реддла? — произнёс он вслух.

— Вы знаете о крестражах? — удивился Северус Снейп.

— Немного... — ответил Карл. — Полковник мне рассказывал...

— А ему-то откуда это известно?

— Полковнику многое известно... Раньше он часто со мной разговаривал... А теперь и слова от него не добьёшься... А если и говорит, то всё очень страшные вещи...

Северус слушал тихую, немного сбивчивую речь Карла, и ему казалось, что он снова оказался в сплетённом кем-то сне. Разве возможно, в самом деле, чтобы он просто молча шёл рядом, пока этот мальчишка рассказывает, как одиноко ему без разговоров со старым полковником?!

— ...Я его сначала не спрашивал... А потом попробовал спросить, но он ничего не объяснил... Мне кажется, он теперь ненавидит меня за что-то... Но я не знаю, за что...

Карл говорил и говорил — словно и ему тоже казалось, будто он попал в сон и можно наконец выговориться... Превратить душу в мириады слов — и поделиться ею с тем, кто слушает тебя...

Вдруг юноша остановился и зашептал, показывая на что-то впереди:

— Профессор, смотрите, там фонарник!..

— Кто?

— Болотный фонарник!.. Нам профессор Люпин рассказывал!.. Видите, там огонёк прыгает!.. Это болотный фонарник!.. У него в доме на болотах две чашки, он ждёт, когда кто-нибудь придёт к нему на чай!..

— Не знаю, что вам там рассказывал Люпин, а этого фонарника, похоже, зовут Уизли. И у меня нет ни малейшего желания пить с ним чай.

— Рон?.. — протянул Карл немного разочарованно. — Ну, да!.. Мы же Гарри искали, а Рон его друг. Наверное, там и Гермиона где-нибудь рядом. Они хорошие друзья... Всегда вместе...

— Да, просто отличные... — пробормотал профессор. — Держите меч, — он достал из складок мантии длинный клинок, — я пойду посмотрю, где его можно оставить. Нужно выбрать что-то нехитрое, иначе эти недоумки до скончания веков его не отыщут...

Карл улыбнулся: мнение Северуса Снейпа об умственных способностях студентов Гриффиндора не изменилось с вступлением в должность директора.

Когда тёмный силуэт растворился во мраке леса, Карл несколько минут постоял, потом переложил тяжёлый меч из левой руки в правую.

— И как Гарри на втором курсе с ним управлялся?.. — сказал себе под нос юноша. — Может, раз меч волшебный, он меняет свой вес в зависимости от веса человека, в руке которого лежит?.. Но тогда со мной у него явно что-то не сходится...

Карл снова переложил клинок в левую руку и поднял. Лунный свет озарял снег — и тот миллионами серебряных искр отражался в гладкой поверхности клинка. Рубины на рукояти горели, словно капли крови.

— Как я смешно смотрюсь с ним... — тихо произнёс он.

— Ты просто не видишь себя со стороны, — раздался тяжёлый голос над левым плечом. — А я вижу... С этим оружием ты способен внушать ужас. От тебя увеличится и сила клинка... Дала Вонгса сказал, Короли Звезды не способны управлять другими, но это неправда... Ты видишь душу человека, ты знаешь, куда нужно нанести удар!..

— Я лечу раны, а не наношу их... — тихо ответил Карл. — Это оружие не для меня...

За деревьями послышались шаги — и призрак растворился, став частью лесной темноты.

— Идите сюда, — позвал профессор. — Недалеко есть овраг, спрячем меч там.

Карл пошёл за профессором — и скоро они действительно вышли к небольшому оврагу, на дне которого серебряной лентой лежал замёрзший ручей. Северус Снейп пробормотал заклинание — и лёд растаял.

— Давайте меч.

Карл вернул оружие профессору. Тот положил меч в бегущую воду и снова произнёс магические слова — вода застыла.

— А как Гарри его найдёт? — спросил Карл, наблюдая за переливающимися подо льдом алыми камнями.

Северус Снейп не ответил. Достав волшебную палочку, он тихо произнёс заклинание:

— Экспекто Патронум...

Мягкий свет озарил холм — и на снегу появилась серебристая лань.

— ...Как красиво!.. — выдохнул Карл.

Лань несколько секунд смотрела на Северуса, потом сорвалась и убежала во тьму между деревьями.

— Нам пора, — сказал Северус.

Спрятавшись за деревьями, они видели, как Гарри и его друзья нашли меч, а потом с помощью меча уничтожили кулон. Долгий стон потряс глубину леса, и высокая чёрная тень встала над ними. Но прилетел северный ветер — и развеял тень.

Северус посмотрел на Карла. Лицо юноши было печально, а в глазах застыло странное чувство вины. Он, день за днём продлевающий жизнь Тома Реддла, сейчас вынужден был помогать часть этой жизни отнять.

«Я знал, что так будет... — подумал Северус. — Когда Дамблдор только упомянул об Ордене Феникса... Я знал... Он не может служить им обоим...»

— Нужно идти, — сказал он вслух. — Вернёмся к полю. За моими перемещениями могут следить, если так — нужно отвести их подальше от Поттера.

Карл кивнул и медленно пошёл за своим учителем.

— Он сам отказался от своей души... — сказал Северус Снейп, не оборачиваясь. — И не ваша вина, что душа умирает.

— Вина, может, и не моя, — тихо отозвался Карл. — Но это всё же душа — и мне жаль её...

— Жалеете, что пошли со мной?

— Нет, что вы!.. Знаете, я ведь никогда так не гулял по лесу — чтобы не один, а с кем-то из взрослых... На первом курсе Хагрид водил нас в Запретный Лес. Но это было отработкой наказания за то, что я хотел спрыгнуть с Астрономической башни, поэтому это всё-таки не считается... И получается, что в первый раз... Я бы один и лес этот найти не смог... А тут хорошо... В Запретном Лесу много деревьев с тёмной душой... Их давным-давно волшебники связали заклинанием — и они теперь вечно должны охранять замок... А тут деревья живые... Они умеют двигаться, только они решили остаться здесь, чтобы у птиц всегда были гнёзда, в которые они вернутся весной...

Карл говорил, а на ветвях зажигались десятки глаз — филины, вороны, снегири с кровавыми пятнами на груди... Белка, бегущая к сосне, под которой зарыла орешки на чёрный день, замерла, поражённо глядя на юношу... Огненные лисы, снежные волки, величественные олени, словно забыв о вечной вражде, смотрели на него из-за деревьев...

«Я же говорил: он разбудит весь лес...» — рассеянно подумал Северус Снейп.

— ...И я вам очень благодарен... Я же понимаю, вы этот меч и без меня отдать могли... Но вы взяли меня с собой... Просто так взяли... Спасибо вам большое!..

Идущий впереди человек слушал эти слова — и всё глубже становились его следы, словно слова обладали непонятной тяжестью...

Когда за деревьями показалось заснеженное поле, Северус Снейп остановился и сказал:

— Мы пришли.

Юноша кивнул и послушно протянул ему руку, бросая последний взгляд на лес. Между сосен прыгал одинокий огонёк.

«Это уж точно не Рон... Наверное, и правда, фонарник... Может быть, получится выпить чаю в другой раз...»

В следующее мгновение и лес, и снега исчезли. Вокруг лежали выкрашенные охрой травы. Подхваченные северным ветром, тихо падали листья.

«Как хорошо, что здесь ещё осень, — подумал Карл. — Значит, у нас ещё есть время...»

Время!.. Радость от неожиданного путешествия совсем затмила ему разум!.. Он забыл о тех, для кого не выпросили разрешения отправиться в Хогсмит!.. О тех, кто должен был провести этот вечер в кабинете Амикуса Кэррроу!..

Карл бросился было бежать, но Северус Снейп схватил его за руку.

— Слишком поздно, — тяжело проговорил он.

— ...Зачем?.. Профессор, ну, зачем?! — в отчаянии воскликнул Карл.

— Это их жизнь!.. Боль — часть жизни!..

— Вы же понимаете, дело не в боли!.. Физическая боль, какой бы сильной она ни была, забывается. Но страх, стыд, унижение запоминаются навсегда!.. Эти пытки уродуют не только их тело, они уродуют душу!..

— А как насчёт вашего тела и вашей души?!

— ...Я думаю... я надеюсь, мою душу это уже не сможет изуродовать...

— А тело?.. Когда... когда вы встретитесь с Тёмным Лордом... вам понадобятся все силы, чтобы... выжить...

— ...Профессор, мы оба знаем... Если я встречусь с Тёмным Лордом, мне не помогут все мои силы... — он печально посмотрел на профессора, потом сказал. — Я пойду посмотрю, что можно сделать для этих детей... Прощу прощения...

Он поклонился и пошёл к замку. Северус Снейп остался один.

У него всегда паршиво получалось спасать... Ни мать не спас, ни Лили... Старался... Но всё как-то не так выходило... Вот и сегодня... Пытался же защитить от Кэрроу!.. Знал, что рассердится, но думал, так лучше... Пусть сердится, зато будет живой... Но ему словно не жизнь нужна... что-то важнее жизни...

Северус поднялся по заметённым осенними листьями ступеням замка и отправился в подземелье. Там, окружённого призраками и тенями, он нашёл Вильгельма фон Дитриха. Призраки разлетелись, едва увидев директора, тени медленно расползлись по углам.

«Чего тебе, Снейп?..» — ворчливо спросил ворон.

— Есть разговор, — коротко ответил Северус.

«С чего ты взял, будто я стану с тобой говорить?» — он усмехнулся.

— Станете, если не хотите говорить с Тёмным Лордом.

«А ему что от меня надо?»

— Пока ничего. Но Штерн рассказал мне о тебе. Если ты замышляешь что-то против мальчишки, тебе не поздоровится.

«...А ты ведь не ради Реддла пришёл!..» — вдруг сказал ворон, пристально глядя на Северуса. В чёрных бусинах глаз зажглась жадность.

— О чём вы? — презрительно спросил Северус, отстраняясь.

«Он и тебя заставил во что-то поверить?..» — жадность сжигала его.

— ...Я вас не понимаю... Штерн нужен Тёмному Лорду, и если вы...

«Нет, ты понимаешь!.. — перебил ворон. — Начал понимать... У тебя ведь никогда не было детей, Снейп!.. А он так похож...»

— Не говорите ерунды!.. — произнёс Северус прежде, чем полковник успел договорить. — Послушать вас, так все студенты...

«Нет, не все!.. — горячо зашептал фон Дитрих. — Не все, а именно этот!.. только этот!.. Но, знаешь, это всё ложь!.. Он не тот, за кого себя выдаёт!.. Он всего лишь подделка... дешёвая подделка!..»

— Вижу, пребывание в этом теле сказалось на вашем рассудке...

«Я не сумасшедший!.. Ты сам чувствуешь!.. Этот ребёнок...»

— Я ничего не чувствую!.. И для меня нет разницы — тот ребёнок или этот!.. Но Штерн нужен Тёмному Лорду, поэтому, если я узнаю, что вы замышляете что-то, я верну вас в Уилтшир. Надеюсь, в вас сохранилось достаточно разума, чтобы понять мои слова!..

Он резко повернулся и вышел из гостиной. Из углов к ворону поползли серые тени...

Вечером Валери долго рассказывала о прогулке в Хогсмит.

— Таким и должно быть волшебство, понимаешь!.. Без кружевных оборок и рюшей, без невянущих цветов с вечным приторным ароматом!.. Без масок вечной молодости и приворотных зелий!..

— Ну, думаю, охотников до приворотных зелий и в Хогсмите достаточно, — улыбнулся Карл.

— Но они другие!.. У них страсть так глубоко внутри засела, что они уже не соображают ничего — вот и варят этот яд!.. А у нас каждая уважающая себя мадмуазель должна носить с собой хрустальный флакончик с парой капель... Да у неё корсет затянут так туго, что она не способна чувствовать ни любовь, ни страсть!..

— ...Я рад, что Хогсмит произвёл на тебя впечатление...

— Спасибо, что помог!.. Жалко, не получилось вместе сходить... Тебе до сих пор нехорошо, да?.. Лицо такое бледное...

— Ничего, скоро пройдёт... Валери, знаешь, я тут... когда говорил с профессором... Помнишь, ты рассказывала мне про шляпу... Ну, что шляпа сказала, ты имеешь право учиться в Хогвартсе... Я спросил профессора, что это значит...

Валери молча смотрела перед собой, словно её не интересовал ответ Северуса Снейпа.

— И профессор сказал... В Хогвартсе имеют право учится те, в чьих венах течёт английская кровь...

— Английская кровь? — словно очнувшись, с облегчением воскликнула девушка. — Как английская кровь? Я же из Франции!..

— Профессор предположил, что один из твоих родителей был англичанином... или англичанкой...

— Правда? — поразилась Валери. — Вот здорово!.. Карл, это же здорово!.. Выходит, меня не из милости взяли, а по-настоящему!.. Как тебя, Терезу или Полумну!..

— Да...

— Какая чудесная новость!.. Слушай, может, мой отец был инженером!.. Очень умным человеком в очках... Он поехал в Париж на научную конференцию. И в кафе перед заседанием встретил мою маму. Она была наследницей французских аристократов, такой красивой, что отец напрочь забыл про свой доклад. Они провели вместе всего неделю, а потом он вернулся в Лондон. А мама скоро поняла, что беременна. Конечно, её родители запретили ей искать моего отца. Потому что он был умным, но небогатым, как все настоящие учёные... А когда я родилась, они забрали меня, а маме сказали, что я умерла!.. Но мама, наверное, потом почувствовала, что я всё-таки жива!.. Может, она до сих пор ищет меня!..

— Прямо как в кино... — протянул Карл.

— Да ладно!.. Жизнь чудеснее всех фильмов! И мы с тобой самое настоящее этому подтверждение!..

— Ну, может, ты и права...

— Здорово, если бы это оказалось правдой...

Она мечтательно улыбалась, а отбрасываемые предметами тени дрожали, словно смеясь над её мечтами...

Замок действительно очень быстро стал для Валери родным — даже такой, каким сделали его Пожиратели. Выросшая в приюте, она обожала всякую подпольную деятельность и теперь незаметно проносила остатки завтрака или ужина и отдавала их тем, кому Кэрроу запретили ходить в столовую, передавала записки и даже несколько раз пробиралась с продуктами к карцеру!.. Вот и сегодня она отправилась организовывать подпольный день рождения одного первокурсника со своего факультета.

Карл же, заметив слабые солнечные лучи, наконец-то пробившиеся сквозь лежащие над замком облака, пошёл прогуляться. Он позвал с собой полковника, но тот отказался. И теперь юноша в одиночестве брёл по осенним холмам. Листва шуршала под ногами... Он поднял золотую кленовую звезду, потом алую и винно-красную... Потом опустился на землю у корней высокого дерева, прислонился к стволу и прикрыл глаза, слушая невесомую мелодию ветра...

Внезапно ветер стал холодным, палую листву взметнули торопливые шаги. Карл открыл глаза и увидел Джейдена Ван Стратена, за ним, держась за руки, бежали Тапани и Матти Корхонен.

— Привет... — растерянно произнёс Карл, вставая. — А что вы... Что случилось?..

— Им больше нельзя оставаться в Дурмстранге. Там полно Пожирателей. Я помню, что обещал защитить их, но больше я ничего не могу сделать. Если они останутся, их убьют.

— Понятно, понятно... — повторил Карл, лихорадочно соображая, что теперь делать. Хогвартс — тоже не вариант. В нём можно спрятаться на время, но рано или поздно их обнаружат... Вдруг его лицо озарила надежда.

— Слушай, есть одна женщина, волшебница, она помогла моему другу и, думаю, согласится помочь близнецам!..

— И где эта женщина?

— ...Знаешь... Давай я сначала поговорю с ней... А потом мы перенесём туда близнецов... — Карл беспокоился насчёт Бена. Всё ли у него хорошо?.. Если нет, то нельзя показывать его таким... — Я быстро!..

Он сделал шаг — и растворился, снова появившись у кромки широкого поля.

Хогвартское солнце не протянуло своих лучей к этим местам. В небе стояли тяжёлые дымные облака, ветер гнал серый пепел, кое-где ещё вспыхивали языки пламени...

Обычная маггловская деревня со случайно поселившейся в ней волшебницей... Но когда едешь по железной дороге — видно... Видно магглов... Видно, как белый дымок идёт из редких покосившихся труб... Тут почти никто уже не жил — несколько старушек и маленький старичок, выходивший в свой сад с палочкой... Теперь обугленные остовы домов выдыхают чёрный едкий дым, свивающийся в Тёмную Метку...

Карл бросился бежать, пытаясь почувствовать сохранившуюся под пеплом жизнь... Но жизни не было... Обугленной чёрной статуэткой лежала раскинув руки Дора Моррис... Мистер Перкинс так и умер с палочкой в руках, отправляясь теперь в одному ему видимое небо...

Вдруг посреди мёртвой тишины Карл услышал звук — кто-то кричал, горько и надрывно... Юноша стал пробираться сквозь горящие балки — и увидел толстого рыжего кота, истошно зовущего свою хозяйку. Но Марта Эдисон не отвечала ворчливому Томасу. С тихим удивлением она смотрела в осеннее небо, в руке так и осталась спица с нанизанным на неё шарфом...

Карл даже не закричал, из груди вырвался хрип, он упал на колени, закрыв лицо руками...

— А ты смотри, смотри... — проговорил тяжёлый голос. — Вот она лежит мёртвая, а ты ничего не сделал... И ты ведь понимаешь, будут тысячи таких, как она!.. Но ты можешь это остановить!.. — голос медленно обретал форму, и вот перед Карлом стоял бледный юноша в чёрных одеждах. Лицо его было грозным и суровым, нити мрака сплетались в высокую корону над его головой.

— Ты отверг меч Гриффиндора, — говорил он, — потому что Король Звезды не наносит раны, а лечит их!.. Ты можешь исцелить её?.. Можешь?.. Но я тоже Король!.. Я найду для тебя другое оружие, я дам тебе тысячи клинков!.. И ты вонзишь их — в сердце каждого, кто сжигал сегодня этих людей! Ты пройдёшь по миру, пронзая тьму своим светом! И не останется на свете ничего, что не покорится тебе!..

— ...Да, я пройду по миру, уничтожая убийц и истязателей... И не будет ничего, сильнее меня... — тяжёлым шёпотом повторил Карл. — ...А потом сын убийцы придёт ко мне с мечом, который дали ему его боль и отчаяние, и спросит: «Почему ты убил моего отца?» Я отвечу: «Твой отец был тьмой, и я пронзил его своим светом!..» А он скажет: «Я любил его...» — и поднимет свой меч. Наверное, я окажусь сильнее и убью его. Но потом ко мне придёт женщина с седыми волосами и спросит: «Почему ты убил моего мужа и моего сына?» Я отвечу: «Твой муж был тьмой, и я пронзил его своим светом!.. Твой сын пришёл, чтобы убить меня, и я пронзил его своим светом!..» А она скажет: «Я любила их...» Может, стареющими руками она поднимет на меня свой меч боли и отчаяния, и я, конечно, окажусь сильнее и убью её... Снова и снова будут приходить ко мне люди, и я буду пронзать их своим светом... Но однажды, глядя как кровь бежит по лезвию, я увижу, что в мече моём давно не осталось света, что это просто мёртвое железо... Месть бесполезна... и бесполезны убийства... Да, ты тоже Король... Но звезда твоя мертва!..

Он тяжело поднялся с колен, взял Томаса, ещё раз окинул взглядом пепелище — и растворился в ядовитом воздухе...

Джейден, щурясь, смотрел на слабый солнечный свет. В Дурмстранге уже зима, а здесь ещё листья не облетели с деревьев. Он впервые пришёл сюда, чтобы Кубок выбрал его имя — и он сам привёл Поттера к Тёмному Лорду... Но Кубок не выбрал... Тёмному Лорду нужен был Штерн... Отец с детства твердил, что Ван Стратены всегда становились победителями. И он рос с этой грядущей золотой медалью на груди... Но годы шли, медаль становилась всё тяжелее, и всё меньше оставалось на ней позолоты... Теперь он даже не смог до конца сдержать обещание — защитить грязнокровок... Может, Валери права, что ушла...

Воздух задрожал и выдохнул сутулую фигуру юноши. На его руках и одежде был пепел, глаза пусто смотрели перед собой.

— Что случилось? — спросил Джейден, быстро подходя к нему.

— Женщины больше нет, — коротко ответил Карл. — Там побывали Пожиратели...

— ...И что теперь делать?.. Я думал вернуть их назад в приют, но там будут искать в первую очередь. Наши просто так не смирятся с побегом.

— ...Попробую спрятать их в своём приюте... Другие не предполагают, что ты мог прийти ко мне... В Англии их вряд ли найдут...

Джейден кивнул.

— Помоги мне перенести их в Лондон, — попросил Карл. — Я никогда не перемещал людей.

— Конечно.

Все четверо взялись за руки — и очутились на пустыре у каменной стены парка.

— Спасибо... До приюта тут пять минут идти, дальше мы сами, — сказал он.

Джейден снова кивнул.

— Спасибо!.. — тихо произнёс Матти, выглянув из-за плеча старшего брата.

Джейден посмотрел на него — с каким-то презрением и болью, потом сделал шаг и исчез.

— Идёмте, — печально проговорил Карл.

— Прости, мы — проблема, — сказал Тапани.

— Нет, дело не в вас...Просто мне сегодня очень тяжело... — он провёл рукой по бледному лбу. — Идёмте...

Карл собрал детей в старом классе, из которого вынесли всю мебель. Они поражённо разглядывали стоявших в центре круга братьев.

— Совсем одинаковые!.. — выдохнул Тэд. — Вот это да!..

— Они тоже знают сказки!.. — восхищённо прошептала маленькая Дороти.

— Они знают много сказок, — Софи, единственная из всех знавшая близнецов, держала их за руки. У её ног сидел рыжий кот.

— Мне нужна ваша помощь, — сказал Карл детям. — В этом году в школу, где учатся Тапани и Матти, пришли учителя с чёрными сердцами. Им не понравились дети из приюта. Они мучили их — и один учитель, мой знакомый, забрал их. Он сказал, если они останутся, те учителя убьют их. В приют он их вернуть не мог, там их обязательно найдут. Поэтому я прошу вас помочь мне спрятать Тапани и Матти здесь. У нас есть маленький флигель, где хранятся инструменты. Воспитательницы туда редко заглядывают... Если заведующая узнает, она заставит Тапани и Матти вернуться назад в свой приют: для взрослых слишком важны правила. Поэтому взрослым говорить нельзя. Это будет секрет, наш секрет — хорошо?

— Ты ещё спрашиваешь! — Тэд стукнул кулаком по подлокотнику кресла. — Сделаем всё самым незаметным образом! Комар носа не подточит!.. Организуем тайное дежурство возле флигеля. И будем по очереди назначать добытчиков еды из столовой!..

— Конечно! — поддержал малыш Вилли. — У меня запас конфеток есть, я могу поделиться — на первое время хватит!..

— А у меня есть лишний свитер, — крикнул кто-то.

— А у меня кроссовки!..

Карл с благодарностью смотрел на детей — и случайно встретился взглядом с Ганцом. Чёрные глаза смотрели хмуро и даже с угрозой... Можно было бы не звать его сюда... Но рано или поздно Ганц узнал бы правду — и тогда бы точно всё рассказал воспитательницам. Теперь он стал частью команды — и если расскажет, предаст не только близнецов, не только Карла, но всех детей. А так — видя, как заботятся о близнецах остальные, он будет и сам учиться заботе... Самый простой способ поверить в белую птицу — самому стать этой птицей!..

Дверь неожиданно открылась, и на пороге появилась воспитательница.

— Куда вы все запропастились? Совещание закончилось, выходим из кабинета — а в коридорах шаром покати!.. Вы что тут замышляете?.. А, это опять ты, Штерн!..

Карл обернулся — и увидел, как дети встали за его спиной плотной стеной, отгородив братьев от взора женщины.

— Простите, я заглянул ненадолго... — ответил он.

— Тебя что, за прогулы в твоей школе не наказывают?

— Очень наказывают, — кивнул Карл. — Я сейчас ухожу.

— Вот и хорошо!.. А вы — марш в столовую!..

— Есть! — громко выкрикнул Тэд, направляя на воспитательницу свою коляску.

— Осторожнее, смотри, куда едешь!.. — женщина быстро вышла.

— Так, Вилли сегодня за добытчика, — повернувшись, скомандовал Тэд. — Дороти, ты незаметная, поешь — и отправляйся на дозор, через час тебя сменит Клайв. Джек, посмотри, из чего можно сколотить кровать и другую мебель. Девочки, поищите подушки, одеяла... Только чтобы воспитательницы их потом не хватились!..

— Я отведу Тапани и Матти во флигель, — кивнул Карл.

— Мы отвлечём воспитательниц, а вы давайте через чёрный ход!.. Так, ребята, поняли? Не даём взрослым хода!.. — Тэд покатил коляску.

Карл и братья пошли к чёрному ходу. Рыжий кот увязался за ними. Добравшись до флигеля, они неслышно проникли внутрь. Карл стал выстраивать баррикаду из коробок с инструментами.

— Это на случай, если воспитательницы всё-таки заглянут сюда, — сказал он близнецам.

— Спасибо тебе!.. И им всем спасибо!.. — тихо проговорил Тапани. — Если мы можем что-то сделать...

— Можете, — серьёзно сказал Карл. — Здесь ведь тоже не самое безопасное место... Я хотел сделать щит над приютом, но для щита нужно присутствие волшебника. Сильных магических предметов у меня нет...

— Мы поможем тебе сделать щит, — кивнули Тапани и Матти.

— Хорошо...

Некоторое время они говорили о заклинании.

Потом пришли Софи и Вилли, добывший для братьев крекер, несколько тостов и две тонкие котлеты.

— Ну, мне пора... — сказал Карл. — Позаботьтесь о Томасе. Он сегодня потерял близкого человека...

Кот посмотрел на него с тоской: опалённая шкура зажила, пока он находился на руках у Карла, но боль по-прежнему сжимала сердце.

Юноша вздохнул и медленно пошёл к двери.

Когда они остановились у ограды, Софи проговорила, держась за металлические прутья:

— Не только Томас сегодня потерял близкого человека, правда?

— Не только... — глухо ответил Карл. Он вдруг почувствовал, что смертельно устал, что в нём почти не осталось сил притворяться сильным...

Марта, Дора, мистер Перкинс и другие... С Беном неизвестно, что случилось... Томас рассказал, он ушёл на прошлой неделе... «Зимой мир совсем печален, лучше уходить осенью...» — так Бен говорил. Но что он найдёт в этом предзимнем мире?.. Хватит ли у него силы пережить тьму, что вокруг, и воли победить тьму, внутри?..

— Мы позаботимся о близнецах, не волнуйся!.. Может, Бен скоро вернётся... А пока Тэд, знаешь, он хоть и младше некоторых, но все его слушаются!.. В нём словно меняется что-то...

— Да, я тоже заметил...

Карл вдруг замолчал, увидев идущего по улице человека. Закутанный в чёрный плащ с капюшоном, он напоминал персонажа, заблудившегося в городе после Хэллоуина. Человек подошёл к металлической ограде и поднял голову.

— А я вот решил прогуляться по Лондону — так сказать, вспомнить прошлое... И подумал, почему бы не посмотреть, как ты живёшь... Эта юная леди... Ты нас не представишь?

— ...Софи Йорк, — тихо сказал Карл.

— Лорд Волан-де-Морт, — волшебник пожал протянутую ему руку.

— Очень приятно, сэр... — ответила девочка.

— Мне тоже, — хриплым, простуженным голосом произнёс он. — Карл, нам пора возвращаться. Это день моего триумфа, и сегодня ты должен быть рядом со мной.

— Хорошо, — кивнул юноша. — Пока, Софи...

— Пока!.. До свидания, сэр!.. — она махала им рукой.

Через мгновение улица опустела, но слепая девочка продолжала махать пустоте.

Никогда ещё в замке Уилтшира не собиралось столько людей. Домовые эльфы сбились с ног, принося всё новые блюда и открывая бутылки шампанского. Во главе стола сидел Том Реддл. По правую руку от себя он посадил Северуса Снейпа, по левую — Карла. Когда все бокалы были наполнены, волшебник поднялся и проговорил торжественно:

— Многие уже знают, почему я собрал вас здесь. Некоторые уже отметили этот день пустив в небо над домами магглов Тёмные Метки... Сегодня вы можете радоваться!.. Ибо сегодня ваш бессмертный господин обрёл непобедимую силу!.. Теперь в этом мире нет ничего, сильнее меня!..

И доставая из складок мантии Бузинную палочку, тёмный волшебник не видел, как за его спиной обречённо смотрит на своего учителя Карл Штерн...

Глава 47. У тишины много значений

Снег падал и больше не таял. Карл протянул руку — и мягкие белые хлопья невесомо опустились на ладонь.

— Вот и у нас наступила зима...

Вьюга напевала ему печальную колыбельную, а призрак над левым плечом шептал: «Это последняя зима, которую ты увидишь...»

Карл медленно спустился с холма — и перенёсся в Уилтширский парк. Домовые эльфы расчищали снег, с трудом волоча за собой тяжёлые лопаты. А метель заметала только что освобождённые дорожки, и у эльфов на плечах за минуту вырастало по два белых сугроба, из-за которых они становились похожи на маленьких ангелов...

Почти не оставляя следов на снегу, Карл прошёл к замку, поднялся по лестнице и остановился на пороге библиотеке.

— Зачем ты пришёл? Я не звал тебя!.. — сказал Тёмный Лорд, нахмурившись.

— Я пришёл, потому что вы давно не звали меня, — ответил юноша, немного удивлённый таким приёмом.

— Я сам решаю, когда вызывать тебя! Ты приходишь, когда я приказываю!..

— Не сердитесь, — со вздохом проговорил Карл. — Я просто хотел узнать, всё ли у вас в порядке...

— У меня всё в порядке! Так что возвращайся в свой Хогвартс и не смей высовываться оттуда, пока я не прикажу!..

— ...Хорошо, — Карл вышел, бесшумно прикрыв дверь, и побрёл назад в парк.

Странно, что такое случилось с Тёмным Лордом?.. Раньше он никогда не отказывался от его силы... А теперь... Ведь слова про то, что всё в порядке... Это же неправда... Ему больно... Очень больно...

«Спрошу профессора...» — подумал Карл, спускаясь по обледенелым ступенькам.

В парке метель ещё сильнее кружила снег. Домовые эльфы тонули в нём, тяжёлые лопаты напоминали чёрные якоря...

— Давайте я помогу? — предложил Карл.

Эльфы, словно по команде, попрятались за сугробы, а один, самый неловкий, поскользнулся, упал — и теперь испуганно смотрел на юношу.

— Я подметал улицы в Лондоне с Францем. Я умею это делать, — сказал Карл, ставя его на ноги.

— Нет-нет, эльфы всё сами! Всё сами! — замотал он головой.

— Но смотрите, сколько здесь снега!.. — улыбнулся Карл. — Вам и к вечеру не закончить.

Он мягко забрал у эльфа лопату, произнёс заклинание — лопата стала побольше.

Снег они с Францем убрать не успели... Теперь Карл расчищал дороги, подбрасывал тяжёлые хлопья, катал эльфов на вырастающих на лопате сугробах...

«Это последняя зима, которую ты увидишь...» — шептал ему призрак голосом вьюги.

«Тогда пусть больше меня останется в этой зиме!..» — отвечал ему Карл.

Декабрьское солнце вспыхивало тысячами искр под ногами, и небо казалось по-июньски ярким...

— Что ты тут делаешь? — раздался дрожащий гневом голос.

Карл резко затормозил, маленький эльф скатился с лопаты и спрятался за большим сугробом.

— Привет, Драко!.. — поздоровался Карл. — Я помогаю убирать снег...

— Это не твой дом! Иди «помогать» в другое место!

— ...Извини, я не хотел тебя обидеть... — он виновато улыбнулся.

— Мне не нужны твои извинения! Убирайся!..

— Я уже ухожу...

Он прошептал заклинание — и лопата снова стала словно игрушечной. Он протянул маленькому эльфу. Тот прижал её к груди, будто это было что-то ценное.

— Пока!..

Драко не ответил. Тяжело дышащий, с горячечным румянцем, разлитым по бледным щекам, он провожал взглядом Карла.

Маленький эльф прошептал своему дедушке:

— Кажется, что это хозяин умирает, а не тот, другой...

Вернувшись в замок, Карл сразу отправился к Северусу Снейпу.

— Профессор, вы не знаете, что случилось с Тёмным Лордом?.. Я пришёл к нему... А он отправил меня назад в Хогвартс!.. Вряд ли он начал беспокоиться о моём здоровье...

— Тёмный Лорд беспокоится только о своём здоровье, — ответил Северус, нахмурившись.

— Тогда почему он больше не зовёт меня?.. Ему больно, я чувствую это...

— Бузинная Палочка не даёт ему той силы, которой он ждал, — медленно произнёс Северус. — И Тёмный Лорд решил, что, возможно, виной тому вы...

— Я?..

— Энергия, которой вы наполняете Тёмного Лорда, не принимает силу Бузинной Палочки...

— ...Это ведь неправда... — тихо проговорил юноша.

— А вот Тёмный Лорд решил, что такое вполне возможно.

— ...Это вы ему сказали...

— Карл, вам что, некуда девать свои силы?

— ...Нет, есть, конечно, куда... — ответил он, немного растерянно. — ...Спасибо, профессор!..

Профессор Снейп был прав: силы действительно могли пригодиться. Пытки Кэрроу становились всё изощрённее, а кроме того, приближалось Рождество...

Карл старался не верить словам своего тёмного отражения, но не мог совсем не слушать холодный, скорбный голос. И, может, поэтому в Рождество ему хотелось подарить приютским детям что-то материальное...

Вывернув все карманы и порывшись на всех полках, Карл нашёл несколько монеток — но их едва ли хватало на один подарок... С идеей о покупке пришлось расстаться... Теперь юноша бродил по замку, прикидывая разные варианты: вещь должна быть вполне обычной — подходящей для немагического мира, и в то же время содержать незаметную частичку волшебства... Можно было бы попросить у профессора МакГонагалл, наверняка у неё сохранилось много ненужных вещей для трансфигурации. Но теперь она вряд ли одолжит ему даже одну единственную безделушку...

Бредя по коридорам и разглядывая каменные стены, Карл думал, что, если постараться, каждый камень можно превратить во что-нибудь...

«Ну, да!.. Так школу быстро растащат по кирпичикам!..» — возразил он самому себе. — «Вот бы найти комнату, которая превращается в то, что тебе нужно!.. И чтобы там было полным полно рождественских подарков!..»

На камнях вдруг стал появляться рисунок, напоминающий формой дверной проём. С опаской посмотрев по сторонам, Карл схватился за словно из воздуха возникшую ручку — и быстро вошёл внутрь.

Теперь волшебная комната напоминала старую кладовку, заваленную сломанной мебелью.

— Мне нужно подарить им стулья?.. — с сомнением пробормотал он. — Даже если я их все починю, с таким багажом Кэрроу меня сразу заприметят...

Пробравшись к старому шкафу, год назад ставшему порталом для Пожирателей Смерти, Карл наугад толкнул дверцу — и на него посыпались маленькие кругляшки, оказавшиеся обыкновенными значками. Подобрав один из них, Карл пригляделся — и чуть не рассмеялся, прочитав надпись.

Гарри Поттер — ты смердяк,

Задавала и дурак.

А через несколько секунд:

Хоть зовут тебя Король,

На турнире будешь «ноль»!

— Сколько же Драко тогда их наделал!.. — он с улыбкой смотрел на гору значков. — Наверное, рассчитывал подарить каждому студенту... А ведь это идея! — вдруг радостно воскликнул он. — Да, это очень хорошая идея!..

— Какой беспорядок ты устроил!.. — раздался тонкий голос где-то под потолком.

— Привет, Миртл!.. — помахал ей Карл.

— Если Кэрроу увидят это, у тебя будут проблемы, — предупредила девочка.

— Не увидят. Это волшебная комната. Даже если Амикус и Алекто сумеют отыскать вход сюда, они найдут здесь что-то своё.

— А почему я тоже вижу этот беспорядок? — спросила Миртл, подозрительно наморщив нос.

— Потому что ты мой друг.

Девочка замерла, потом сказала тихо:

— Другие привидения говорят, что ты умираешь...

— Думаю, они преувеличивают, — усмехнулся Карл чуть нервно. — Пока что я выгляжу вполне живым.

— Если ты умрёшь, ты останешься со мной в замке? — с надеждой спросила Миртл.

— Нет, — уже без улыбки ответил Карл. — Прости, но, если я умру, я не стану привидением.

Миртл молчала, словно мысленно взвешивая что-то, потом сказала:

— Тогда не умирай, хорошо?

— Я постараюсь, — ответил он.

Найдя Валери, Карл потащил её к волшебной стене.

— Это замечательная идея! — повторял он.

Но, оказавшись перед кучей значков, Валери скептически покачала головой.

— Конечно, то, как они мигают, забавно, — сказала она, поднимая один кругляшок, — только ведь приютские дети этого не увидят. И вот, представляешь, зависнет у них этот значок на надписи: «Хоть зовут тебя Король, на турнире будешь «ноль»»! Не думаю, что такой подарок их особенно обрадует...

— Нет, ты не поняла!.. Мы эти значки изменим!.. Поместим на них разные чудеса, которые видели в волшебном мире!..

— Как это?..

— Ну, вот смотри... — Карл подобрал значок, подумал — и пробормотал слова заклинания: на значке по таинственному лесу бежал молочно-серебристый единорог.

— Красиво... — тихо отозвалась Валери.

— И так разные-разные чудеса можно придумать!.. — Карл опустился на пол — и скоро перед ним лежали значки с прыгающим фонарником, угольно-чёрным драконом, расправляющим свои крылья-скалы, домовым эльфом, играющим в снежки... Над одним значком он трудился особенно долго: значок должен был стать выпуклым, чтобы его можно было прочитать руками: в волнах озера плыла русалка, и ярко горели морские звёзды в её волосах...

Валери посмотрела на мигающий кругляшок, который держала в руке. Подбросила — и поймала... Потом села на пол, скрестив по-турецки ноги, и задумалась... Чудес казалось так много, а вот сейчас, когда нужно выбрать одно, конкретное чудо — все чудеса куда-то разбежались... Не поместишь же на значок волшебные палочки и магические заклинания... Она посмотрела на Карла: ему вон сколько чудес повстречалось!.. А ей...

Девушка снова подбросила значок — и вдруг появилась идея... Валери не знала, насколько это может считаться чудом, но... Она произнесла заклинание — и по поверхности значка разлилось северное море, из которого вырастали покрытые голубыми ледниками скалы. На вершине одного ледника зажглась серебристая искра, искра приближалась — и превратилась в огромного снежного барса...

Карл и Валери до вечера мастерили чудесные значки. Когда каждый кругляшок обрёл своего волшебного обитателя, Валери сложила их всех в сумку, которую использовала, чтобы проносить еду в карцер. Снаружи сумка выглядела как обычный мешочек, но была почти бесконечной внутри.

— А теперь будем ждать Рождества!.. — сказала она, пряча мешочек в карман.

Рождество наступило скоро. И в Сочельник они стояли перед дверями приюта с двумя большими мешками из красного бархата (в этот день мистер Филч, проводивший инвентаризацию в гостиной Гриффиндора, недосчитался двух штор). Из окна на втором этаже раздался радостный крик:

— Карл приехал!..

И во двор высыпали дети. Без курток и шапок, кто в кроссовках, кто в тапочках... Карл успел поймать одного малыша, выскочившего на порог босиком.

— Пойдёмте в большую комнату, — сказал он с улыбкой.

Все собрались в комнате, где по воскресеньям показывали мультфильмы.

— Каждый может подойти и взять по одному подарку, — сказала Валери, развязывая свой мешок.

— Я первый!.. — закричал сладкоежка Вилли. Он подбежал и, зажмурившись, опустил руку в мешок. Потом разжал пальцы и медленно открыл глаза. — Ух ты!.. — восхищённо выдохнул он.

Валери с любопытством заглянула ему через плечо — на значке застыли огоньки магазинчика сладостей «Зонко».

— Я тоже хочу!.. — наперебой закричали дети. Поднялась весёлая шумиха. Все подбегали и вытаскивали подарки.

— Невидимая лошадка!.. Это невидимая лошадка!.. — махала своим значком Дороти.

— А мне Карл подарил русалочку... — тихо сказала Софи, водя по значку пальцами.

— У неё звёздочки в волосах, — кивнула Дороти и побежала смотреть, что попалось другим детям.

— Ой, смотрите!.. — закричала она. — Смотрите!.. К Ганцу прилетела белая птица!..

Мальчик с горящими мрачным огнём глазами сжимал в руке значок, на котором расправлял крылья светящийся ворон.

Оставив детей, с шумными возгласами достававших из мешков чудесные значки, Карл подошёл к Тэду, на коленях которого лежал значок с золотым снитчем, пойманным знаменитым ловцом со шрамом.

— Спасибо!.. — сказал Тэд, широко улыбаясь. — Это классная штука, уж я-то знаю. У меня теперь два таких. Здорово, если этот тоже окажется трёхмерным.

— Трёхмерным?.. — не понял Карл.

— Ну, да!.. Тот первый значок, который ты подарил... Если присмотреться, то картинка на нём двигается!.. Как в голограмме... Только смотреть нужно внимательно, потому что Джек, вот он, например, ничего не видит. Мы с ним даже подрались из-за этого!.. А Дороти тоже сказала, что картинка двигается... Но ей никто не поверил, конечно...

Карл стоял, не произнося ни слова. Ставшие прозрачными глаза смотрели на сидящего в инвалидной коляске мальчика...

Когда вечер закончился, и воспитательницы отправили детей встречать Рождество в постелях, Карл с Валери, уже попрощавшиеся с обитателями приюта, незаметно проскользнули в маленький флигель в углу сада. Там вместе с Тапани, Матти и Томасом они дождались, пока все заснут, а потом осторожно вышли из своего укрытия.

Рождественское небо было прозрачным, так что виднелась даже самая маленькая звезда.

— Хорошая ночь для нашего волшебства, — сказал Тапани, снимая варежки и кладя их на снег.

— Конечно, мы провели в Хогвартсе только один год, но мы постараемся помочь, — кивнул младший брат.

— Не беспокойтесь, с вами настоящая гриффиндорка! — задорно проговорила Валери. — Я облазила замок вдоль и поперёк.

Карл улыбнулся и начал плести заклинание. Его поддерживали другие голоса — и постепенно перед ними начали вырастать ледяные башни волшебного замка, точь-в-точь повторяющие настоящий Хогвартс. Пригодились воспоминания каждого, потому что каждый нашёл в нём что-то своё. Но оказалось, больше всего знает о школе чародейства и волшебства Томас. Он в качестве магического животного сопровождал Марту в её первом путешествии на платформу девять и три четверти. За семь лет он пробрался в такие закоулки замка, о которых не знала даже Валери.

Когда строительство Хогвартса было почти завершено, Карл сказал остальным, что отлучится ненадолго.

— Нам тут осталось пару шпилей доделать, — кивнула Валери, — а потом я ещё хочу ледяную горку сделать на детской площадке через дорогу от приюта.

— Хорошо, я скоро... — Карл произнёс последнее слово — и растворился в прозрачной тишине ночи...

Когда он спросил профессора Снейпа о том лесе, профессор, нахмурившись, ответил, что Гарри Поттер давно покинул своё убежище и искать его бесполезно. Карл объяснил, что ему нужен не Гарри, а лес, и в конце концов профессор всё-таки рассказал ему об этом месте.

Оставив друзей достраивать хрустальные шпили, юноша перенёсся на край широкого поля, за которым вырастала стена леса. Здесь почти ничего не изменилось — только снега стало больше, и он казался каким-то совсем вечным...

Пробираясь сквозь высокие сугробы, Карл вошёл в лес, присматриваясь к деревьям. Заметив человека, все они замерли и приняли строгий вид. Но вглубине слышались шорохи и шёпот: в Рождественскую ночь деревья ходили друг к другу в гости. Пройдя достаточно далеко, Карл наконец нашёл ель, стоящую поодаль от остальных. Склонившаяся, словно усталая старушка, ель дремала. На ней уже почти не рождалось шишек, прошлые семена давно улетели, чтобы стать молодыми елями в глубине леса, а некоторые даже отправились в путешествие в другие леса. Когда-то ветер рассказывал ей новости, но теперь от них всё реже приходили вести...

— Здравствуйте!.. — сказал Карл, обращаясь к старой ели.

Ещё прабабка — высокая сварливая ель — предупреждала, что разговаривать с людьми нельзя. Если человек заговорил с деревом, значит, он волшебник. Давным-давно, на заре мира волшебники дружили с деревьями, учились у них. Но со временем всё больше стало рождаться волшебников с трухлявой сердцевиной: то заклинанием свяжут, то, не спросясь, срежут молодое деревце, чтобы наделать волшебных палочек...

А пару месяцев назад долетел какой-то шорох, будто приходил в лес волшебник с мальчиком. Но деревьев не трогал... Да и у мальчика вроде в сердцевине проросла звёздочка... Но ель была такой старой, что уже не помнила, правда ли это была или сон. И глаза у неё были подслеповаты, поэтому она не знала, тот ли это мальчик или какой-то другой стоит теперь перед ней...

— Я хотел вас попросить... — сказал он. — Вы не могли бы пойти со мной?.. В обычный мир... Если у вас, конечно, нет других дел...

«Не ходи!.. — сразу вмешался дуб, росший у края поляны. Он был молод и ещё не научился вежливости, поэтому обращался к старой ели на «ты». — Те, кто в обычном мире, ещё хуже волшебников. Рубят, сжигают нас!..»

— Да, такие люди есть, — согласился мальчик. — Но есть и другие... Сегодня Рождество. И есть дети, которые были бы очень рады увидеть Рожественскую ель...

«Дети!.. — хохотнул дуб. — Маленькие существа с ножами, рогатками и зажигалками, лазающие по твоим ветвям!.. Вот спасибо!..»

— Там есть мальчик, который не может лазать по деревьям... и ходить не может... Летом мы с другими ребятами помогли ему забраться на старую ветлу. Она растёт в углу приютского сада... Мальчик сидел на ветле и смотрел на солнце... Может, когда мы взбираемся по вашим ветвям, мы делаем вам больно... Но мы забираемся на деревья, чтобы хоть ненадолго почувствовать себя птицами...

Старая ель слушала сквозь дрёму, и ей показалось, что в сердцевине стоящего перед ней человека и вправду что-то светится... Расправив затёкшие ветви, она сбросила с себя снег.

«Эй, бабушка, ты чего?» — удивился дуб.

«А, пожалуй, пройдусь немного... — ответила старушка. — Давно я не ходила-то, раньше хоть в праздники собиралась в соседнюю рощу... А теперь всё тут... Белки — и те уже не приходят, нечем на мне поживиться... А там вроде дети какие-то...»

Она медленно шагнула вперёд, высвобождая из-под снега длинные, узловатые корни.

«Только ты, милый, не торопись, — сказала она мальчику. — Сноровку я давно потеряла... Мы с тобой потихонечку пойдём...»

— Спасибо большое!.. — ответил он.

Молодой дуб, качая головой, смотрел, как идут по лесу старая ель и мальчик. Свиристелки сообщили, что они дошли до широкого поля, а потом вдруг исчезли...

Валери плюхнулась в сугроб, раскинув руки. Хрустальный замок возвышался на фоне чёрного неба, и казалось, на кончике каждого шпиля горит звезда. Она взметнула вверх снежные брызги — и рассмеялась... На душе было легко и спокойно, все проблемы попрятались до нового дня, а может, даже до нового года, и это было прекрасно...

— Снег холодный, ты заболеешь, — заботливо напомнил Матти.

— Я огонь!.. Огонь не может заболеть!..

— Привет!.. — в чёрном небе над ней появилось лицо Карла, и теперь казалось, что звёзды горят в его волосах.

— Привет! — Валери резко села — и замерла. — Вот это да!.. Где ты нашёл это дерево?

— В лесу, — ответил Карл.

Валери скорчила рожицу, потом вскочила и начала бегать вокруг ели.

— Выбирайте место, которое вам нравится, — сказал Карл, обращаясь к ели.

«Пожалуй, вот тут...» — старушка сделала несколько шагов и остановилась.

— ...Дерево разговаривает... — потрясённо прошептал Тапани.

— А теперь мы будем вас украшать, можно?

«Почему бы не принарядиться...» — шорох её ветвей напоминал улыбку.

— Ребята, давайте соберём ненужные вещи, которые лежат во флигеле, и превратим их в игрушки, — предложил Карл.

Тапани и Матти побежали во флигель, даже Томас прикатил пару шариков и несколько резинок, которые стащил у детей.

— Понадобится много магии, чтобы превратить эту рухлядь в игрушки, — заметила Валери.

— Ничего, мы же тренировались на значках, — улыбнулся Карл.

Он поднял резинку Томаса, покрутил её в руках — и резинка превратилась в сияющий блёстками пончик. Пончик поднялся вверх и повис на одной из веток...

Скоро вся ёлка горела волшебными огнями. Там были и хрустальные рыбки, и весёлые осьминожки, и разноцветные снежинки, и пухлые шишки...

— Жаль, что всё это волшебство ненадолго... — вздохнула Валери, любуясь плодами своих трудов. — Эти игрушки могут жить только на ёлке, да и то лишь до наступления весны...

— Цветы тоже могут жить только в полях и только до наступления осени, но это делает их ещё более прекрасными, — ответил Карл, смотря куда-то вдаль.

— Да, ты прав!.. — легко согласилась Валери.

— Ну, мы пошли... — сказал Карл.

— Ты не останешься, чтобы увидеть, как они радуются? — тихо спросил Тапани.

— Если я останусь, они подумают, что чудеса происходят благодаря мне, — покачал головой юноша.

— Но ведь это правда...

— Нет... Чудеса происходят, потому что они умеют видеть чудеса...

— Мы заглянем к вам попозже! — помахала рукой Валери. — У нас теперь каникулы и куча свободного времени!..

— Хорошо...

Вернувшись в замок, Карл долго не мог уснуть, вспоминая ушедший день. А под утро ему приснился сон.

Вилли открыл глаза и посмотрел в окно. Он всегда так делал в Рождество... Ему сказали, что папы больше нет. Но это, конечно, была неправда. Чтобы что-то стало правдой, нужны доказательства. Это знает любой взрослый. Ему тело папы не показали. Значит, папа есть. А одна женщина в большом доме, где сжигают тела людей, сказала по секрету: пока ты считаешь человека живым, он жив. Люди умирают, потому что кто-то забывает о них. А он папу, конечно, никогда не забудет. Поэтому папа никогда не умрёт... И в Рождественскую ночь нужно проснуться очень рано, пока город не наполнился шумом машин, и посмотреть в небо. Если смотреть очень внимательно, то можно увидеть и даже услышать, как папа говорит ему что-то... Потому что Бог — он ведь добрый, он не может родиться один, он обязательно возьмёт с собой других людей... И папу тоже...

Сегодня папа улыбался сильнее обычного, и было в его улыбке что-то такое, немножко лукавое, будто за спиной он держит большой леденец или коробку пастилок. Он рассказывал ему, как там дела на небе, а потом сказал: «Посмотри в окно, там есть для тебя подарок...»

Вилли вскочил с кровати и побежал к окну. Через секунду приют разбудил крик:

— Просыпайтесь!.. Просыпайтесь все!.. Смотрите!.. Смотрите, там!..

Рождество закончилось, но Валери не хотелось отпускать праздник. Она несколько раз убегала в Хогсмит, а потом уговорила Карла отправиться с ней в Лондон — в Косой переулок.

Тьма успела коснуться и этого места: окна некоторых магазинов были разбиты, двери заколочены, кое-где вместо весёлых ларьков стояли чёрные, обугленные остовы. Но окончательно победить новогоднее настроение было невозможно: от фонаря к фонарю тянулись разноцветные гирлянды, витрины украшали венки из остролиста, а в воздухе пахло пирогами с корицей.

— Вот видишь, вот видишь! — радовалась Валери. — Я же говорила, что здесь есть праздник!..

Её глаза с жадностью ловили огни. Она выпила радость Рождества, чудеса Хогсмита и теперь хотела выпить праздник, ждущий её в Косом переулке.

Карл улыбнулся чуть печально: возможно, Валери мучила совсем другая жажда, но она продолжала запивать её чудесами.

— Давай зайдём в тот магазин!.. А потом ещё в тот!..

На распродаже им бесплатно дали попробовать густой ягодный кисель, а в бакалее к Карлу в руки прыгнула здоровенная шоколадная лягушка. Так как вряд ли другие покупатели захотели бы получить лягушку, побывавшую в руках незнакомого мальчика, продавец разрешил забрать её.

— Вот это день! — восхищалась Валери. — Всё получаем даром!.. Надо ещё куда-нибудь зайти!.. Вон, смотри, какая очередь!..

— Это книжный магазин.

— Ну, и что?.. Я собралась стать известной журналисткой, забыл? Пойдём посмотрим, какую книгу там выставляют!..

Пробравшись через толпу, они остановились у плаката, занимавшего всю витрину: «Получи автограф автора бестселлера «Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора»!»

— Ой, это ведь та книга, помнишь, я читала!

— Помню...

— Пойдём послушаем!..

— Тебе, правда, хочется?.. — без энтузиазма спросил Карл.

— Может, она расскажет что-нибудь новое о директоре!.. Или как она собирала информацию!..

Карл вздохнул и вошёл за Валери в магазин. Девушка хотела пробраться в первый ряд, но он остался стоять у входа.

— Наша последняя встреча с Ритой Скитер была не самой приятной... — объяснил он.

— Да ладно! Она уже всё забыла! — махнула рукой Валери, привстав на цыпочках, чтобы лучше разглядеть происходящее.

Сидящая за столом женщина поставила ажурную подпись и со щедрой улыбкой протянула книгу какой-то старушке. Потом поднялась и позвала следующего покупателя.

— Мистер Харрис!.. Давненько вас не было видно. Всё ещё обижаетесь на тот случай? А вот я уже всё забыла!.. — она, смеясь, махнула рукой.

Карл оглушёно смотрел на Риту Скитер, как будто впервые видел её. Вьющиеся волосы, выкрашенные в белый, но когда-то, наверное, каштановые. Цвет глаз другой, но форма... И те же дьяволята пляшут во взгляде...

— Пойдём отсюда... — глухо проговорил он.

— Ты чего? Мы же только пришли! — удивилась Валери.

— Пойдём!.. — повторил он.

— Да что случилось-то? — спросила девушка, когда они, наконец, выбрались из толпы. — Тебе плохо?

Он посмотрел ей в глаза — долго и с какой-то странной тоской. Потом сказал:

— Она твоя мать.

— Кто?

— Эта женщина... Рита Скитер...

— Чушь какая!.. С чего ты взял?

— Не знаю... Просто смотрел на неё сейчас... и вдруг понял...

— Чушь какая!.. — повторила Валери, но в голосе уже начало звучать беспомощное смирение. — Нельзя просто посмотреть на человека и понять, что он твой отец или твоя мать!..

Карл не ответил.

— Ты уверен?.. — спросила Валери испуганным шёпотом.

Он молчал, только глаза с тоской смотрели вдаль.

— ...Я спрошу у неё... — самой себе сказала Валери. — Я же ничего не боюсь... Я пойду и спрошу...

Рита Скитер проводила взглядом последнего покупателя и откинулась на спинку стула. Всё-таки общество этих идиотов ужасно утомляет... Зато у неё есть своя квартира, она может зайти в любой ресторан и купить себе новые туфли или самопишущее перо последней модели. И не важно, кто будет у власти: Фаджи, Дамблдоры, Волан-де-Морты... Пока существует человечество, грязное бельё всегда будет в цене...

Послышался звук открываемой двери, и между полок заскользила невысокая тень.

— На сегодня приём окончен! — крикнула Рита, разминая руку, затёкшую от тысяч подписей. Жаль, читатели не любят автографы, оставленные самопишущим пером, а то бы купила сотни перьев...

— Мне нужно задать вам один вопрос, — сказала девочка.

— Хочешь узнать, как стать такой же успешной, как я? На следующей неделе я провожу семинар, если хочешь, приходи, — она протянула ей брошюру.

Девочка не подняла руки, молча глядя на неё, а потом сказала:

— Вы моя мать?

— Чушь какая!.. — рассмеялась женщина. — Если тебе нужны деньги или негде остановиться на ночь — то есть другие способы это получить. Подобные сантименты уже давно не в моде.

— Я выросла в приюте недалеко от Парижа!.. Меня подбросили туда шестнадцать лет назад!.. Вы... моя мать?

— Чушь какая... — повторила Рита, но в голосе звучало растерянное смирение. Потом смирение исчезло, глаза зажглись холодным, расчётливым огнём. — Давай начистоту, договорились? У меня действительно был ребёнок, и мне действительно пришлось с ним расстаться, — во взгляде не отразилось ни капли сожаления. — Но теперь уже ничего не докажешь. Даже если ты и моя дочь, теперь у меня своя жизнь, а у тебя — своя.

Валери смотрела на неё расширившимися глазами. Потом спросила:

— Кто мой отец?

— Не знаю, — пожала плечами женщина. — В Париже у меня было много... знакомых. Кто-то из них... Могу точно сказать только одно: он был волшебником. Встречаться с магглами — дурной вкус.

Валери повернулась и, шатаясь, вышла из магазина.

Теперь каникулы превратились в адскую муку. Гомон голосов, уроки, война с Кэрроу заставили бы забыть, но эти пустые дни каждой минутой возвращали её в Косой переулок. На Карла тоже тошно было смотреть: он чувствовал себя виноватым, словно всё произошло из-за него. Но в глубине души, наверное, думал — это она виновата, что у неё такая мать...

Теперь ей хотелось одиночества. Конечно, Карл был другом, но сейчас его общество причиняло боль. Тупая, саднящая боль, к которой примешивалась зависть... Поэтому, как только наступало утро, она отправлялась бродить по самым тёмным закоулкам замка или просто убегала.

Вот и сегодня Валери убежала. Не стала пользоваться заклинаниями, пошла куда глаза глядят по снегу, пока совсем не выбилась из сил. Тогда села на ствол поваленного дерева и закрыла лицо руками.

— Я могу сесть рядом? — раздался над ней голос — холодный и печальный, как февральская вьюга.

— Что ты тут делаешь? — сдавленно проговорила Валери себе в ладони.

Он почему-то принял эти слова за разрешение сесть.

— Тебе Карл сказал, да? Вечно он лезет!..

— Он сказал, тебе плохо...

— Мне просто отлично!..

— Что у тебя случилось?

— Если у меня что-то и случилось, то к тебе это отношения не имеет!..

— Валери, не веди себя, как ребёнок...

— Как ребёнок? — вскинулась она — и вдруг вся поникла и произнесла, глядя перед собой равнодушным взглядом. — Я нашла свою мать.

Джейден молчал, внимательно глядя на неё.

— Известная женщина... Журналистка... — также равнодушно продолжила Валери. — Сказала, что у меня нет никаких прав на неё... Забавно, да? У ребёнка нет права на родителей... Но хотя, что я удивляюсь... Это же сплошь и рядом происходит... Сказала, доказательств у меня нет, так что всё...

— А отец?

— О нём известно только, что он волшебник... Она не помнит, с кем... от кого меня... Да, кстати, она тоже волшебница, так что теперь Кэрроу придётся заткнуться!.. Ха, я — чистокровная волшебница!.. Вот уж не ожидала!.. — она рассмеялась сухим, горьким смехом.

— Как ты узнала?

— Карл рассказал.

— А ему-то откуда известно?

— Он просто посмотрел... На неё, на меня... и понял... Это самое мерзкое... Понимать, что я такая же...

— Ты не такая же.

— Ну, стану потом!.. Я никогда не хотела быть ангелом. Мне никогда не нравились ангелы... Но это!.. Вот у Карла, наверняка, всё было по-другому! — в её глазах снова зажглась зависть. — Я так и вижу его родителей: отец был каким-нибудь инженером или архитектором — ведь Карл тоже хочет строить мосты... А мать сидела дома и вязала тёплые свитера. И ещё писала сказки для детей... А потом родители умерли — и Карл оказался в приюте...

Джейден смотрел на неё, а потом сказал:

— Его отец — банкир, а мать — секретарша. Он сказал ей сделать аборт. Она умерла во время операции. Мой отец помогал Тёмному Лорду искать этого банкира, поэтому я узнал...

Валери опустошённо смотрела перед собой. Вдруг появилось странное чувство, будто она не успевает... С Карлом она всегда не успевает, и он снова оказывается впереди неё... Вспомнилось пророчество волшебной шляпы: она невольно посмотрела на свои руки...

— Так что вряд ли Карл думает о тебе такое... — закончил Джейден.

Но взгляд Валери оставался пустым. И эта пустота медленно заполнялась тоской и отчаянием.

— Может, он и не думает, но я думаю... Думаю ещё хуже... — серым голосом произнесла она. — Я не смогла... Не смогла побороть в себе её... свою мать... Вернее... я всегда пыталась бороться с ней... Но не заметила, как стала ею!..

Джейден больше не успокаивал девушку. Его взгляд тоже опустел, и в берегах пустого моря бились тоска и отчаяние.

А Валери вдруг повернулась и с внезапной проницательностью заглянула в его лицо.

— Ты ведь такой же, да?.. — испуганно прошептала она. — Ты тоже хотел победить его, но сам стал им!..

Джейден молчал. Потом поднялся, отряхивая снег, и медленно пошёл по узкой тропинке...

Над городом лежала предпоследняя декабрьская ночь. Ветер гнал по улицам снежную крошку, в подворотнях вьюга на разные голоса говорила о тоске и одиночестве.

Она стояла на крыше старого дома, подставив сердце ветру и вьюге. Её лицо уже не чувствовало холода, а черепица под ногами была так податливо скользкой. Не нужно даже ничего делать: один порыв ветра — и над тобой закружатся звёзды...

Нет!.. Она не станет добычей ледяных камней мостовой. И холодным водам реки не получить её. Даже с проигранной душой она будет жить. Ведь есть те, для кого почувствовать на себе дуновение ветра — сродни подаркам, которые они в Рождество развешивали на ели. Есть те, кому не увидеть даже этой чёрной ночи... Те, кому уже не сделать шаг навстречу вьюге...

Перо легло рядом с исписанным пергаментом... Она откинулась на спинку стула, устало провела рукой — лампа погасла... Словно только и ждали этого, в углах комнаты зашептались тени. Она снова махнула рукой: зажёгся свет, и тени замолчали...

Девочка возникла из ниоткуда, словно сама была одной из теней, и сказала:

— Спасибо, что не убила.

Над замком лежала предпоследняя декабрьская ночь. Ветер кружил в воздухе снежную крошку, вьюга на разные голоса говорила о тоске и одиночестве...

Карл сидел на крыше, подставив сердце ветру и вьюге. Снег засыпал опущенные плечи, превращая его в одну из волшебных статуй, запертых в замке...

Сегодняшний день должен был стать особенным, непохожим на тысячи других дней его жизни — потому что это был день его рождения... Полковник фон Дитрих рассказал... Давно, когда ещё говорил с ним...

Первый настоящий день рождения... Затерявшийся среди других зимних дней, он наконец нашёлся — но остался таким же, как остальные зимние дни... Холодный и одинокий... Можно было бы рассказать детям из приюта, но, подарив чудесные значки, он не в силах подарить дни рождения... Зачем им праздник, им, всё ещё затерянным в одиноких зимах и вёснах?.. Валери, пытающейся справиться с болью своего рождения, тоже не нужен сейчас его праздник... Значит, вот так... Один... Под звёздным небом и снежными ветрами...

Можно принять и это... Но как же хочется, чтобы хоть раз ему сказали такие простые слова: «С днём рождения!..» Чтобы почувствовать, что кто-то рад его рождению...

Чёрный ворон, укрывшись за каменным выступом, пристально наблюдал за мальчиком. Он единственный знал, что сегодня за день. Он единственный понимал, каких слов ждёт мальчик. Он единственный мог произнести эти слова.

Но ворон молчал, слившись с каменной кладкой замка, превратившись в чёрный камень. Предпоследняя ночь декабря не имела никакого отношения к августу, в котором родился Альфред. А значит, и ему не было никакого дела до мальчика и его одинокого праздника.

И всё же он не мог уйти. Начавшие слепнуть глаза залеплял снег, но ворон продолжал упрямо смотреть на хрупкую фигурку, замершую на краю крыши.

Вдруг на лестнице послышались шаги.

Быть может, он пришёл сюда, чтобы растворить в предпоследней декабрьской ночи свою тоску и одиночество. Но, увидев мальчика, нахмурился и проговорил недовольным голосом:

— Вы что тут делаете?

— Да так... — Карл смущённо посмотрел в сторону.

— Хотите встретиться с Кэрроу или простудиться и попасть в госпиталь?

Профессор хмурился всё сильнее, и недовольства в голосе с каждым словом становилось больше. Но Карл с тихим удивлением вслушивался в то, что звучало за словами. То, с чем профессор пришёл сюда в предпоследнюю декабрьскую ночь и что победил в себе, чтобы произнести эти хмурые, недовольные слова. И вопреки холоду этой ночи, вопреки недовольству, звучавшему в этом голосе, в сердце Карла начала разливаться удивительная теплота.

— Нет, не хочу, — ответил он, тихо улыбаясь.

— Тогда возвращайтесь к себе.

— Хорошо, — он поднялся, стряхивая с плеч снег. — Вы правы, здесь слишком холодно.

— На календаре зима, если вы не заметили!.. Сколько я говорил, чтобы вы были осторожны! Но вы вечно...

Карл слушал его слова и тихо улыбался. Иногда не важно, что говорит нам человек. Важно, просто слышать звучание его голоса. А профессор говорил и говорил, сам не замечая, как мальчик уводит его с этой крыши, заслоняя от демонов, которых профессор принёс с собой...

Из-за каменного выступами за ними наблюдал чёрный ворон, и в его начавших слепнуть глазах были теперь тоска и зависть...

За Рождеством прошёл Новый год, но праздники отмечались на чужих календарях — он давно уже перестал замечать эти дни. И сегодняшний бы не заметил...

Проснулся как обычно рано, отправил несколько секретных сообщений, провёл час на бесполезном заседании в Уилтшире, вернулся в замок и, когда шёл к себе, вдруг посмотрел в окно. Серые облака опустились так низко, что ещё немного — и будут стучаться в стекло... Большие часы Хогвартса пробили одиннадцать... Утро, а так темно... И в памяти зажёгся осколок света в старом подсвечнике, и он вспомнил, какой сегодня день.

Вот уж это было совсем некстати... Итак забот много, а тут ещё ненужные мысли!.. Он никогда не ждал, что к нему подойдут и скажут: «С днём рождения, Северус!» Ну, может, только давно, когда была жива Лили... И сейчас ему, конечно, этого не надо!.. Да Карл, наверное, и не придёт... Почти всё время проводит в своём приюте, появляется в замке, только когда Кэрроу начинает пытки. Но сегодня и Кэрроу нет, так что точно не придёт... И всё-таки лучше обезопасить себя... Кабинет Дамблдора — отличное укрытие. Мальчишка не знает пароля... Нужно выбрать что-нибудь потруднее, чтобы не смог догадаться... Но это всё на всякий случай, потому что он, наверное, не придёт...

Когда ждёшь чего-то, время превращается в старика, медленно бредущего по дороге: один шаг — одна минута... Снова отправил сообщения, послал к чёрту болтливых покойников с портретов, выпил кофе, раскрыл книгу... Теперь время стало измеряться количеством прочитанных страниц: на сто шестьдесят пятой явился с докладом Кровавый Барон, на триста четырнадцатой пришёл ответ от портрета, потом стало тихо... На шестьсот девяносто седьмой в окно ударилась какая-та птица, и в сером небе вдруг зажглось солнце. Оно горело над горами у горизонта. Значит, уже вечер...

Ещё двести страниц — вот удобная книга, автор, наверное, всю жизнь писал — и стало совсем темно... Он произнёс заклинание — дверь открылась и на пороге показался устало улыбающийся Карл.

Северус удивлённо вспоминал только что произнесённые слова: он ведь только хотел сделать огонь в камине ярче...

— Здравствуйте, профессор!.. — радостно проговорил юноша и вошёл, держась рукой за стену.

— ...Кэрроу вернулся? — с запозданием догадался Северус.

— Кэрроу?.. Нет, к счастью, сегодня у него какие-то дела...

— Вас снова вызвал Тёмный Лорд?

— Нет, он пока верит вашим словам.

— Тогда что с вами?

— ...У меня были дела в приюте... — сегодня они с близнецами поставили защитный барьер. — Извините, я не мог прийти раньше...

Лицо Северуса скривилось, словно он хотел сказать: «Да вы мне и сейчас не очень-то нужны...»

— Откуда вы знаете пароль?

— А я не знаю... Я надеялся, что вы у себя... Потом подумал, может встречу профессора МакГонагалл или ещё кого-нибудь, но никого не встретил... Я попросил горгулью...

— Попросили?

— Да... Сказал, что мне очень надо вас увидеть, и она меня впустила...

— Замечательно! — с досадой воскликнул Северус.

— Да, повезло... С днём рождения, профессор!.. — он подошёл, держа что-то на ладони.

Северус нехотя протянул руку.

— Этот камень нашёл внук очень хорошей женщины, она сделала из камня амулет памяти...

— Амулет памяти?

— Она была уже старенькой, у неё не хватило сил, чтобы сделать защитные амулеты... Да ведь нам они и не помогут... А память... Это, может, даже лучше... Я вот, пока носил его с собой, видел чуть-чуть её воспоминания и даже воспоминания мальчика... Как будто во сне... Может, это и было сном, но мне нравится думать, что это, и правда, их воспоминания...

— И долго вы его носили? — хмуро спросил Северус, размышляя о чём-то своём.

— Миссис Эдисон мне в августе его подарила... А что?

Северус с беспокойством смотрел на хрустальный камень, думая о том, сколько воспоминаний Карла в нём теперь заключено.

— Ничего, — коротко ответил он.

— У вас, наверное, много дел... Не буду мешать. Ещё раз с днём рождения...

Юноша поклонился и покинул кабинет. Ещё несколько секунд слышался звук его шагов, потом стало тихо.

Северус сидел в тишине над раскрытой книгой, на странице которой лежал хрустальный камень.

Можно захлопнуть книгу, поставить на одну из полок — и забыть... Кто-нибудь найдёт потом и заберёт все эти воспоминания. Или никогда не найдёт — в кабинете Дамблдора столько книг — и они навсегда останутся запертыми между страниц... А может, и нет никаких воспоминаний... Это Карл всё придумал... Или увидел своими странными глазами... А другие не увидят, и он не увидит...

Он захлопнул недочитанную книгу, ставшую уже ненужной, поднялся и поставил на полку. Потом подошёл к окну, за которым уже почти ничего нельзя было разглядеть: чёрное полотно с редкими искрами звёзд.

«Хорошо, что этот день закончился, — подумал Северус, сжимая в руке шнурок, на котором качался хрустальный камень. — И ещё надо поговорить с горгульей: с чего это она вздумала впускать ко мне всех подряд!..»

На следующий день Карл сидел возле кабинета Кэрроу дольше обычного: профессор словно пытался расплатиться с детьми за то время, что они провели без боли. Когда всё закончилось, юноша поднялся и тяжело побрёл по коридору. У движущихся лестниц его окликнул тоненький голос. Это был ребёнок, полчаса назад отрабатывающий наказание в классе Защиты от Тёмных искусств. Ребёнок сказал, что профессор Кэрроу хочет видеть Карла.

Можно было бы просто вернуться в приют, но мало ли как отразится его уход на остальных обитателях замка. Или сказать профессору Снейпу, но у профессора своих забот хватает...

Карл решил пойти и узнать, чего хочет Кэрроу.

Едва войдя в класс и посмотрев в глаза преподавателя, Карл понял: тот хочет мести.

— Проходи, садись, — сказал он, делая широкий жест рукой.

Юноша молча сел за парту.

— Тебя, наверное, удивила наша встреча... Думал, я никогда не догадаюсь?.. — улыбка на его лице стала угрожающей. — Ты ошибся, Карл Штерн. Я знаю, как человек кричит от настоящей боли, как он корчится у ног, умоляя прекратить пытку. Боль ломает человека!..

— А какая боль сломала вас, профессор? — тихо спросил сидящий за партой ученик.

— Да как ты смеешь?! — сжимая кулаки, прокричал Амикус. — Думал, тебе вечно будет сходить это с рук? Ты больше не нужен Тёмному Лорду! Он не станет тебя защищать!

— Если бы я не был нужен Тёмному Лорду, он бы убил меня. Но я до сих пор жив, — спокойно ответил юноша.

— Не бойся, я не собираюсь тебя убивать, — улыбка стала голодной, — только поиграю немного...

Он достал из складок мантии волшебную палочку и направил на Карла:

— Вставай!

Карл встал.

— Выйди вперёд!

Он вышел.

— Это тебе не за дверями прятаться, теперь всё будет по-настоящему! Круцио!

Боль оказалась такой сильной, что Карл, не нашедший, за что ухватиться, рухнул на пол.

— Вот так!.. — удовлетворённо кивнул Амикус. Потом наклонился, схватил Карла за голову, заставляя смотреть себе в глаза. — Попробуем ещё раз! Круцио!

Бледное лицо исказилось от боли.

— А теперь ещё!.. Круцио!.. И ещё!.. Пока в тебе не останется ничего человеческого, пока ты не превратишься в полудохлую, скулящую тварь!..

— Нет, профессор... — произнёс юноша, с трудом выговаривая слова, — я не стану таким, как вы...

— Что ты там бормочешь?

— ...потому что это в вас почти не осталось ничего человеческого... Это внутри вас стонет то человеческое, что ещё живо...

Кэрроу разразился бранью, под которую на Карла опускалась тьма, сотканная из тысяч игл. Где-то далеко над ним звучал дрожащий голос.

— Белатрисса Лестрейндж предупреждала... Больше боли ты боишься другого... Хочешь знать, где сейчас моя сестра?..

Валери скатилась с ледяной горки и едва успела подняться, как на неё с весёлым криком слетел Тэд.

— Смотри, куда едешь, — проворчала девушка, вместе с близнецами помогая ему забраться в коляску.

Радостно визжа, скатились ещё несколько малышей и устроили возню в снегу. Дороти пошла их поднимать, но поскользнулась и тоже упала, весело смеясь.

Ганц стоял у турника и смотрел на них давящим взглядом.

— А ты почему не катаешься? — спросила Валери, подойдя к мальчику.

— Не нравится, — коротко ответил он, всем своим видом показывая, что эти детские игры не для него.

— Тогда зачем пришёл?

— В приюте скучно...

— Да, трудно: там скучно, тут не нравится... — протянула Валери.

— Тебя это не касается, ты вообще не из наших!

— Без проблем, — она с улыбкой подняла руки, — хочешь тут стоять — стой. Но на твоём месте я бы дала пинка своей гордости и пошла кататься с горки!

Оставив Ганца, Валери села на скамейку, стоящую возле песочницы, теперь превратившейся в «снежницу». Последние дни из головы не выходил сон... И этот мальчик, чёрным воронёнком прижавшийся к дереву, снова напомнил...

Во сне к ней навстречу шла женщина в длинном тёмном платье. Ветер трепал вьющиеся волосы. Валери видела её только однажды в магическом шаре, но почему-то сразу узнала. Только теперь она видела и лицо женщины: тяжёлый взгляд, скорбно сомкнутые губы. Валери посмотрела на её платье — и поняла, что это траур.

«Мы с тобой встретимся», — сказала женщина.

И Валери проснулась...

Она много раз повторяла, что нельзя верить снам. Что всё это от нервов: как никак идёт война, странно, если бы ей снилось поле с ромашками... Валери вскинула голову — и увидела бегущего к ней Джейдена.

— Ты что тут делаешь? — удивилась она.

— Где Карл? — быстро спросил Джейден.

— У него дела в Хогвартсе, скоро вернётся...

— Сейчас здесь будет Пожиратель...

— Как?.. — Валери побледнела. Потом кинулась к близнецам. — Быстрее возвращайтесь в приют, поддерживайте щит!.. Мы все возвращаемся в приют! — закричала она. — Дороти, уводи малышей, быстро! Ганц, помоги Дороти!..

— Я помогу, — тихо проговорил Джейден.

— Уведи детей!.. — попросила девушка.

Он кивнул, потом взял на руки двоих малышей и быстро пошёл за Дороти.

— Быстрее, все уходим! — кричала Валери и тут заметила Тэда, беспомощно лежащего в снегу у подножия горки.

Кроме него на площадке уже никого не осталось. Девушка подбежала и стала тащить Тэда к коляске.

— Всё плохо, да? — виновато спросил юноша, видя, как она выбивается из сил. — Слушай, оставь меня тут...

— Не болтай ерунды! — грубо перебила Валери.

Наконец затащив Тэда в коляску, она покатила его по дорожке. Но колёса вязли в рыхлом снеге, коляска перевернулась.

— Оставь меня... — умоляюще произнёс Тэд.

— Заткнись!..

Валери снова усадила его в коляску и покатила вперёд. Выйдя на дорогу, ведущую к приюту, она резко остановилась. В противоположных концах ограды стояли Тапани и Матти Корхонен, ладони их слабо светились, поддерживая защитный барьер... Перед калиткой Джейден громко спорил с Алекто Кэрроу.

— ...Это всего лишь магглы, — спокойно возразила женщина. — Тёмный Лорд не станет их защищать...

Он что-то ответил, но Валери не услышала слов, с немым ужасом наблюдая, как к нему движется высокая чёрная тень.

— Джейден, сзади! — закричала она.

Он обернулся, на ходу доставая палочку и произнося заклинание: сияющий белый барс расцарапал плащ дементора.

— Алекто, ты сошла с ума! — глаза Джейдена горели холодным огнём.

— Просто не надо мне мешать, — ответила женщина.

Ещё одна чёрная тень скользнула к Джейдену, потом ещё и ещё. Другие прижались к невидимой оболочке щита, голодной пустотой капюшонов вглядываясь в лица детей, спрятавшихся за окнами невысокого каменного здания.

Валери, оцепенев, наблюдала за происходящим. Алекто произнесла заклинание: палочка выпала из руки Джейдена. Дементоры набросились на него, как стая хищных птиц.

— Нет!.. — сдавленно прохрипела девушка и рванулась было вперёд, но тут вспомнила о Тэде.

Он сидел в своей коляске, с беспомощным беспокойством глядя на женщину в длинном, старомодном платье, разговаривающую с юношей. Дементоров и патронуса он не видел, просто на душе вдруг стало темно и тоскливо, а потом юноша упал...

Алекто тем временем подошла к Тапани, отделённому от неё прозрачной стеной щита, и сказала с улыбкой:

— Посмотрим, сколько ты выдержишь...

Зелёная вспышка озарила напряжённое лицо мальчика и медленно растворилась в воздухе.

— Сиди здесь и не высовывайся, — прошептала Валери Тэду, спрятав коляску за телефонной будкой. Потом побежала к приюту.

Она не знала, что делать. Поэтому просто бросилась к Джейдену, продираясь через липкую, чёрную тьму. Прижала к груди его бледное лицо, словно это могло задержать душу, жадно высасываемую дементорами. Но его душа проходила сквозь её тело... Достав палочку, она начала бросать в теней все заклинания, которые знала, даже «Экспекто Патронум», но тени нельзя было победить одним только заклинанием...

«У тебя не получится...» — шептала ей тень, но странное дело, этот голос доносился будто бы не снаружи, а из самой Валери.

— Заткнись! — прокричала она куда-то в глубину себя.

«У тебя не получится...»

Что там говорил Карл? Самое счастливое воспоминание?..

«У меня действительно был ребёнок, и мне действительно пришлось с ним расстаться. Но теперь уже ничего не докажешь...»

«Нет, ты не поняла!.. Мы эти значки изменим!.. Поместим на них разные чудеса, которые видели в волшебном мире!..»

Валери повернулась и посмотрела в лицо человека, лежащего перед ней на снегу. Она ненавидела его... Она очень хорошо помнила, как ненавидела его... И эта ненависть не ушла, но вот прямо сейчас — когда из него светящимся дымом выходила душа — стала вдруг неважной... Потому что, даже не смотря на ненависть и обиды... Если не смотреть на ненависть и обиды... Он самое счастливое, что было в её жизни...

На кончике палочки зажглась дрожащая искра — и вдруг взорвалась подобно огромной звезде, превратившись в огненную рысь. Сверкнув глазами, рысь вгрызлась в горло ближайшего к ней дементора...

Бредущий по тропинке приютского сада ворон своими начавшими слепнуть глазами смотрел, как упал на снег сын Ван Стратена, как бросившаяся к нему грязнокровка из Шармбатона выпустила огромную огненную кошку... Как черная тварь медленно подбиралась к мальчишке-инвалиду, спрятавшемуся за красной телефонной будкой... Как в противоположных концах ограды, словно две свечи, горели братья Корхонен... Как Алекто Кэрроу пыталась погасить эти свечи...

Ворон медленно шёл, волоча за собой металлическое крыло... Всё происходящее не имело к нему отношения... Даже если бы Карл был здесь...

— Нет, не все!.. Не все, а именно этот!.. только этот!.. Я не сумасшедший!.. Ты сам чувствуешь!.. Этот ребёнок...

— Я ничего не чувствую!.. И для меня нет разницы — тот ребёнок или этот!..

Нет разницы... Ворон щурил подслеповатые глаза, но они слезились от ветра, и уже нельзя было разглядеть лица детей...

Человек шёл медленно, прихрамывая на левую ногу. Она так и не зажила, но это, может, было и к лучшему. Осталось напоминание... На всю жизнь...

Он долго думал, прежде чем решился вернуться. Да и сейчас сомневался в правильности принятого решения. Они ждут победителя, а увидят развалину, мало напоминающую человека...

«Полгода назад человека в тебе было ещё меньше», — напомнил он себе. Но кто будет разбираться и сравнивать... В школе учителя говорили: «Важен результат!» Во взрослом мире важно, что ты имеешь, держишь в руках... А его руки пусты...

Он остановился, постоял немного, но всё-таки продолжил путь...

Улица была знакомой, он знал здесь каждый дом... Было время, когда он ненавидел всё это, но сейчас пейзаж, выученный с детства, отдавался в сердце странной теплотой... Маленькая булочная, с витрины которой заманчиво смотрят на тебя кренделя и пышки, политые разноцветной глазурью... Сапожная мастерская, на вывеске которой красуется огромный, словно с ноги Гулливера, башмак... Когда-то он даже думал, что будет здесь работать, но старый башмачник умер, а новый хозяин не захотел учить ремеслу приютского мальчишку... Лавка с овощами, газетный киоск, остановка автобуса, на которой всегда полно старушек, детская площадка...

Он замер, увидев пожилого человека с палочкой, ведущего за руку слепую девочку. Его захлестнул страх, сразу захотелось спрятаться, исчезнуть...

Вдруг на дороге появилась женщина в длинном тёмном платье. Старичок и девочка шли, но она продолжала стоять.

— Простите, я могу вам чем-нибудь помочь? — вежливо спросил старичок.

Вместо ответа женщина достала что-то из складок платья, в её руках зажглась зелёная искра...

Юноша бросился вперёд, толкая старичка и девочку. Зелёный луч пролетел над их головами.

— Ты в порядке? — спросил он, глядя в слепые глаза.

— ...Бен!.. Ой, Бен!.. Ты вернулся!.. — воскликнула Софи, доставая из своей удивительной памяти его голос. — Наконец-то ты вернулся!..

А он смотрел в её улыбающееся лицо и вдруг понял: тем, кому ты дорог, не важно, каким ты вернёшься, важно, чтобы ты просто вернулся...

Небо закрыла высокая тень женщины. На него равнодушно смотрели пустые глаза, так похожие на те, которые он видел в зеркале полгода назад.

— Ты помешал мне, — сказала женщина. — А я не люблю, когда мне мешают.

Дальше она произнесла что-то неразборчивое, Бена вдруг подняло в воздух и отбросило в сторону.

Женщина подошла к нему, наклонилась и, заметив в его глазах страх, проговорила с улыбкой:

— Не бойся, я тебя не убью. Сначала мы немного поиграем...

Она подняла волшебную палочку...

— Не делайте этого, мисс Кэрроу... — произнёс тихий голос.

Алекто резко повернулась. Странно, эти слова напомнили ей няню. Стоило задумать какую-нибудь злую шалость, как няня приходила и говорила тихо и печально: «Не делайте этого, мисс Кэрроу...» Няня была первым человеком, которого убила Алекто.

— А, это ты... — мрачно произнесла она, выпрямляясь.

— Бен, — сказал Карл, не поворачиваясь, — уведи Софи и мистера Фейна.

— Они никуда не пойдут! — закричала Алекто.

— Они уйдут, вам нужен я, — устало ответил Карл.

— А как же ты? — спросил Бен.

— Со мной всё будет в порядке, не волнуйся.

Бен помог Софи и Адаму Фейну подняться и повёл по заметённой снегом дороге.

Алекто прошептала что-то — и в небе над ними появилась чёрная тень.

Карл тоже произнёс заклинание — и огромный ворон из невидимого света накрыл людей своими крылами.

— Вижу, братец неплохо над тобой поработал, — заметив, что Карл тратит последние силы на Патронуса, усмехнулась Алекто.

— Да, в нём очень много боли, и он пытался отдать часть боли мне... — грустно проговорил Карл. — Но так избавиться от неё нельзя... Боль, отданная другому, только увеличивает твою собственную...

— Замолчи!.. Твои сказочки не помогут тебе выжить!..

— Это вы давно уже не живёте, мисс Кэрроу. Поэтому дементоры слушаются вас, вместо того, чтобы пить вашу душу... Только те, чья душа почти мертва, могут управлять тьмой... Уходите... Это не ваше место...

— Ты лишился сил, я тебя уничтожу!.. — угрожающе произнесла Алекто.

— Здесь люди, которые дороги мне... Вы не сможете победить меня... — тихо ответил Карл.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга, потом Алекто опустила палочку.

— Запомни, это ещё не конец, — прошипела она, растворяясь в морозном воздухе.

Карл устало побрёл к приюту. Дементоров уже не было: они исчезли вместе со своей госпожой. В саду дети испуганно сбились в кучу. Из толпы вышла Валери, в её глазах были слёзы.

— Что случилось?.. — похолодевшим голосом спросил Карл и тут заметил лежащего в ладонях ворона.

Карл бросился вперёд, раньше руки протягивая к полковнику нити своей души.

Валери заплакала, качая головой.

— Прости... Прости... — бормотала она, глотая слёзы.

— Это из-за меня... — вдруг тихо сказал подошедший к ним Тапани Корхонен. — Я нечаянно вышел за пределы щита... Волшебница послала смертельное заклятье... Он спас мне жизнь...

Карл взял ворона на руки: металлическое крыло неестественно изогнулось, словно хотело пронзить собственное тело, но замерло в миллиметре от шеи... Подарок Тёмного Лорда оказался не просто наградой, он пристально следил за поступками того, кому был подарен... Спасение грязнокровки являлось непростительным поступком, но старый полковник умер раньше, чем металлическое крыло выполнило приказ...

— Его нужно похоронить... — сказал Карл, пряча взгляд.

— ...Может, под рождественским деревом? — робко предложила Дороти.

— Нет, его дом далеко отсюда...

— Я пойду с тобой, — сказал Тапани.

Карл молча кивнул.

Они вышли из приюта, добрались до заброшенного пустыря — и исчезли, появившись через мгновение на одном из старых кладбищ Берлина. Карл не знал, откуда ему известно это кладбище и заросшие тропинки, по которым он шёл. Но он безошибочно выбирал путь, сворачивая между увитых высохшим вьюном оград. За ним молча ступал Тапани.

У восточной стены Карл на мгновение остановился, потом, наклонившись, прошёл под опущенными ветвями старой ветлы, и оказался у заброшенной могилы. Толкнув заржавевшую калитку, он подошёл к надгробному камню и стал стирать снег.

Альфред фон Дитрих

(1920-1949)

Рука замерла. Вдруг появилось странное чувство: будто он стоит над своей могилой.

Тапани тоже поражённо смотрел на эти короткие строки, и в его сознании медленно складывались обрывки воспоминаний.

— Это его отец, — тихо сказал Карл.

Он произнёс заклинание, и могильная плита поднялась. Но Карл продолжал стоять, словно не решаясь опустить туда ворона.

Тапани отошёл в сторону, оставляя их одних.

Снег здесь лежал неровными островками, с серого неба летела изморось. Карлу вспомнилось стихотворение Альфреда фон Дитриха.

Осень убила декабрь и вернулась в Берлин.

Серой ватой небес нам бинтуют открытые раны.

Мы же тихо идём и, мешая с вином никотин,

Всё мечтаем попасть в золотые весенние страны.

Трудно было сказать, в какую страну попал сейчас полковник... Хотелось верить, что смерть стала для него избавлением. И всё же Карл испытывал глухую боль, более страшную, чем все пытки Кэрроу. Этот ворон, в неестественной позе замерший у него на руках, он словно хотел сказать что-то, но уже не мог. И вот от этих невысказанных слов становилось так больно... Карлу тоже хотелось многое сказать: что, несмотря на всё, он благодарен ему за подаренное имя, за дружбу и заботу... И сейчас кажется, будто он потерял родного человека...

Дождь пошёл сильнее... Холодный зимний дождь словно оплакивал сурового, несгибаемого полковника фон Дитриха, чёрной птицей лежащего в протянутых к небу ладонях.

Карл наклонился и опустил ворона в могилу.

— Надеюсь, теперь вы встретите своего сына... — прошептал он.

Потом вернул плиту на место, постоял ещё немного и тяжело пошёл к Тапани.

— Я буду навещать их... — тихо сказал Тапани.

— Спасибо...

Они медленно отправились в обратный путь.

Глава 48. Смертно всё, вечен только восточный ветер

Вернувшись в приют, он долго сидел с детьми, согревая их испуганные сердца. Никто толком не понял, что произошло. Просто пришёл высокий красивый юноша, что-то сказал Валери — и она велела всем убегать. Потом появилась странная женщина — и юноша упал, а небо вдруг заполнили тоскливые тени. Женщина стала говорить с Тапани и Матти, и от этих слов им делалось больно. Потом она произнесла какое-то очень больное слово, но тут перед Тапани взлетел Рабе... и умер...

Теперь Карл вернулся и сидит с ними, чтобы им не было грустно... И они с ним сидят, чтобы ему было не так грустно...

Невидимое солнце опустилось за городом, и за большими холодными окнами приюта зашевелились тени. Когда явились воспитательницы, дети пытались рассказать им о тенях. Но взрослые не слышали тоскливого шёпота...

Лежать одним в холодных жёстких кроватях было страшно, а голоса за окнами навевали серые сны. Но сквозь этот туман светило невидимое солнце...

Когда детей увели спать, Карл и Софи поднялись в пустой класс и сели на пол, прижавшись спинами к батарее. Софи ничего не говорила, только гладила по руке. И от этого простого жеста ему становилось немного легче...

Девочка не видела его лица, но знала, что оно сейчас невыразимо печальное. У неё самой внутри поселилась щемящая тоска. Сегодня она ужасно испугалась. Не когда Бен толкнул её и мистера Фейна, защищая от чего-то страшного, а когда он уводил их, оставляя Карла наедине с этим страшным... И сейчас ей томительно хотелось рассказать Карлу о своём страхе, о том, что вот уже несколько лет жило в её душе... Но Карла, раненного смертью, вряд ли обрадовали бы сейчас её слова... Потом... Потом она обязательно скажет ему...

Карл чувствовал, как лёгкая, почти невесомая рука касается его ладони. Он уже не прятал свою метку. В темноте ничего нельзя было разглядеть, да она бы ничего не увидела и при свете дня... Ему хотелось рассказать, как они с полковником фон Дитрихом пришли к этому, как он получил чёрную змею на запястье, а полковник — железного стража... Но в душе Софи и так было слишком много тревоги... Как и тогда, в Хогвартсе, она борется с усталостью, чтобы не оставлять его одного... Нельзя добавлять ей боли... Потом... Потом он попробует рассказать...

Когда Софи заснула, Карл ещё долго смотрел на её спящее лицо. Потом осторожно поднял на руки... Он бесшумно нёс её по коридору, озарённому лунным светом, и она чему-то улыбалась во сне...

Бесшумно войдя в комнату, он уложил её на постель, и дыхание Софи смешалось с дыханием других детей. Карл накрыл Софи одеялом, подобрал старенькую игрушку, выпавшую из кровати Дороти... Постоял немного, глядя на них, погружённых в свои сны, потом тихо вышел из комнаты...

Едва он ступил на снег, как воспоминания захлестнули его. Чёрный нескладный комок перьев в осенней траве. Профессор Снейп рассердился, узнав, что он принёс в класс птицу... Полёты на метле... Вечера на подоконнике... Свитки домашних заданий, долгие безмолвные разговоры... Ворон ведёт его сквозь лабиринт... Кладбище, заросшее высокой травой... Он прикован к холодному надгробью, по разрезанным запястьям течёт кровь... На белом больничном столе лежит ребёнок — даже не ребёнок, а уродливый кусок плоти, перепачканный кровью... Врачи в палате обступили женщину, умирающую рядом, а чёрный ворон за окном всё смотрит и смотрит на ребёнка... Пожилой человек с уже почти совсем седыми волосами, но взгляд серо-голубых глаз по-юному ярок... Он говорит комплимент медсестре, потом показывает на крошечное тельце, к которому прилеплены белые трубочки, и произносит имя...

Карл слепо брёл сквозь вьюгу, потом вдруг исчез — и оказался перед замком. Возвращаться сюда сегодня было, наверное, глупо, но ему некуда было больше вернуться...

Он прошёл по длинным коридорам, поднялся и спустился по двигающимся лестницам, пока не оказался возле двери, ведущей в небольшую комнату, озарённую скупым пламенем свечей.

В ответ на его стук раздалось холодное, чуть раздражённое: «Войдите!» Профессор сидел за столом и что-то спешно писал. Услышав стук, он произнёс заклинание — буквы стали невидимыми.

— А, это вы!.. — произнёс он, заметив Карла, и в его голосе послышалось что-то, напоминающее облегчение.

Юношу ступил в полосу света, и облегчение исчезло.

— Что с вами?..

— Полковник фон Дитрих умер... — произнёс он, безнадёжно глядя по сторонам, словно пытаясь найти опровержение своим словам.

— ...Как умер?

— Алекто Кэрроу пришла в мой приют... Хотела убить детей... Он спас одного ребёнка... и умер...

Северус Снейп молчал. Он слишком хорошо знал, как умирают от непростительных заклинаний, и каждая новая смерть возвращала его в дом в Годдриковой впадине...

Северус коротко посмотрел на юношу, беспомощно стоящего в центре комнаты.

— Я закончил свои дела здесь, — сказал он, собирая недописанные бумаги, — мне нужно вернуться домой и приготовить несколько зелий.

Карл даже ничего не попросил: он уже истратил все свои просьбы. Просто глаза с голодной тоской смотрели на профессора.

— Можете помочь мне с зельями.

— Да, я помогу... я всё сделаю... — закивал Карл.

Северус вывел его из кабинета, заклинанием запечатал дверь, и они отправились в поход по движущимся лестницам. Стоило им выйти из замка, как с холмов потянулись долгие, холодные тени. У Карла уже не было сил защищаться, и он с поникшими плечами медленно брёл сквозь студенистый мрак. Северус Снейп прошептал заклинание — тени с шипением отступили...

— Алекто не ранила вас? — спросил он, с беспокойством глядя на неровную цепочку едва заметных следов.

— Нет... Мы просто говорили... Там была Валери... Валери Дюран... Ей надо помочь... Она защищала приют от дементоров...

— Если вы просто говорили с Алекто, то почему сейчас вы едва стоите на ногах? — настойчиво переспросил Северус, словно не слышал слов Карла о студентке Гриффиндора.

— ...Мистер Кэрроу... Мы встретились с ним сегодня... — нехотя произнёс Карл. При воспоминании о нескольких часах, проведённых в кабинете Защиты от Тёмных искусств, тело отзывалось острой болью.

Судорога, прошедшая по измученному лицу, не укрылась от Северуса. Он остановился, почувствовав на губах знакомый привкус омерзения, и, с горьким отчаянием топча лёгкие невесомые следы, посмотрел в небеса. «Это тоже часть вашего плана, директор?.. Вы оставили замок мне, чтобы я сохранял эти камни и жизни?.. А этот мальчишка должен выносить за всех пытки?.. Если бы вы были здесь, такие, как Кэрроу, не посмели бы даже ступить на порог Хогвартса!.. Почему вы позволили себе умереть?..»

Но тёмные небеса молчали...

Вздохнув с какой-то усталой озлобленностью, Северус схватил Карла, готового упасть на ледяном насте, и перенёс в Паучий тупик. Здесь тоже стонала вьюга, и шептались тени. Но Северусу были знакомы их голоса, каждую тень он знал в лицо.

Отперев дверь, он пропустил юношу вперёд. Карл повесил на крючок промокшую куртку и удивился: сейчас ведь зима, почему она промокла?.. Потом вспомнил — дождь над старым кладбищем в Берлине...

Он сам не заметил, как начал плакать. Прямо там, в узком тёмном коридоре...

Северус оторопело слушал эти хриплые рыдания. Вдруг вспомнился их разговор два месяца назад.

— ...Зачем?.. Профессор, ну, зачем?

— Это их жизнь!.. Боль — часть жизни!..

Повторить бы ему это сейчас... «Боль — часть жизни!..» Но слова застряли в горле... Он хотел и не мог сказать их...

— ...Простите... — прошептал Карл, словно очнувшись. — Простите, пожалуйста... Нужно ведь готовить зелье...

Он прошёл в комнату и посмотрел по сторонам, желая скорее найти себе занятие.

— Что мы будем готовить? — спросил юноша, силясь улыбнуться.

— Готовить буду я, — ответил профессор, хмуро глядя на его дрожащие руки. — А вы разберите это, — он сунул ему большую банку со странно шуршащим содержимым.

— Хорошо, — послушно кивнул Карл.

Взяв несколько пустых склянок, он забрался со своим багажом на диван, словно это место могло его защитить.

— Возможно, идея о том, что ваша энергия мешает Тёмному Лорду использовать силу Бузинной палочки, была не такой уж и хорошей, — проговорил Северус, склонившись над высохшими стеблями травы. — Теперь, когда он оставил вас в покое, Кэрроу решили, что им всё позволено...

— Нет, профессор, это очень хорошая идея, — возразил Карл. — Пока Тёмный Лорд думает, что палочка не работает из-за меня, он не станет искать другие причины... — он помолчал немного, а потом продолжил. — Про Бузинную палочку мне рассказал полковник... Что раньше она принадлежала Геллерту Гриндевальду, а после войны перешла к Альбусу Дамблдора... Полковник был хорошим другом мистера Гриндевальда, они учились вместе в Дурмстранге... И директора он знал... На самом деле полковник не был оборотнем, эту легенду придумал Том Реддл, чтобы скрыть свою тайну... О разделённой душе... А ворон — это плата... Плата за жизнь сына...

Он говорил, погружённый в воспоминания, а Северус слушал, замерев над листьями полыни. В этих словах, произносимых тихим голосом, полным печали и любви, полковник словно рождался заново... Рождался таким, каким, может, не был даже при жизни... Словно что-то самое важно, глубинное, хранившееся в умершем человеке, то, о чём он сам, может, не подозревал, продолжалось теперь в этом ребёнке...

«Боль — часть жизни!..» Смерть и чувство вины научили его этому. И он учил этому остальных... Стал каменным саркофагом, хранящим прах сгоревшей жизни...

Карл поднял голову, словно что-то в нём незримо ощущало, когда сидящий напротив человек опускается в свою тьму.

— Но в последнее время полковник стал отдаляться от меня... По вечерам сидел один в углу гостиной, а если я приходил, молча шёл в другую комнату... Казалось, моё присутствие ему неприятно... Хотя когда-то сам сетовал, что я перестал говорить с ним... Может, если бы я тогда сразу смог принять его поступок... Это моя вина...

Профессор оторвался от своих трав и сказал вдруг тихо:

— Вы не виноваты...

— Не знаю... — с сомнением протянул юноша.

— Я знаю, — ответил профессор. — И после того, что вы рассказали... Возможно, этот конец был для него самым лучшим...

Карл посмотрел в зимнюю тьму за окном, словно хотел разглядеть в ней душу полковника.

— Уже поздно... — сказал наконец он. — Можно, я останусь здесь? Дети в приюте уже спят, не хочу их будить...

Профессор кивнул.

Карл поставил разложенные по банкам листья на стол и пошёл в свою маленькую комнату.

Смотря, как бесшумно закрывается дверь, Северус Снейп подумал, что мало найдётся людей, обладающих такой способностью будить...

После «битвы за приют», как про себя называла её Валери, возвращаться в школу было страшно. Их отношения с Алекто Кэрроу и раньше нельзя было назвать тёплыми. Во что это превратиться теперь, даже представлять не хотелось. Но другого дома у неё не было, поэтому девушка вместе с остальными села в красный экспресс, стараясь не попадаться на глаза школьникам с чёрными повязками на рукавах.

Валери ждала традиционного вопроса: «Как провела каникулы?» Но оказалось, все уже знают, как она их провела!.. Одноклассники и даже гриффиндорцы со старших курсов поздравляли девушку. То тут, то там слышалось произнесённое шёпотом: «Ты молодец!.. Так их!.. Пусть не думают, что им всё позволено!.. Покажешь потом своего Патронуса?..»

Валери кивала, а сама лихорадочно думала: «Алекто мне не простит!..» Первой мыслью было побежать к Карлу, но его в поезде не было... Да и снова обращаться к нему за помощью казалось немного стыдно...

В первый день в расписании стояла травология, а следом за ней — маггловедение. Валери стало страшно. Она, учившая войну по страницам книг, впервые увидела, как перед тобой стоит человек, готовый убить тебя...

На завтрак Валери не пошла. Побродила по замку, поднялась по узкой лестнице в стене — и оказалась внутри огромных башенных часов. Опустившись на каменный пол, она прижала колени к груди и закрыла глаза. Всё вокруг издавало чёткие, ровные звуки, всё знало, куда и с какой скоростью идти...

А она не знала...

Ссора с Джейденом хоть и причиняла боль, но одновременно освобождала от неясного, пугающего будущего... Теперь Джейден возвращался, а вместе с ним возвращалась и высокая строгая женщина в траурных одеждах...

Сбежать бы в какую-нибудь Бразилию, где тепло и много солнца... Валяться на песке и слушать, как медленно перекатываются волны... Бразилия была во всех отношениях чудесным вариантом, вот только огненная рысь не поехала бы с ней туда. Это Валери знала совершенно точно...

Вдруг в гуле двигающихся шестерёнок, послышались голоса.

— Не понимаю, почему тебя это так волнует... — произнёс недовольный голос, в котором Валери узнала Амикуса Кэрроу. — Это были всего лишь магглы!..

— Это ты не понимаешь! — раздался резкий голос директора. — Дело не в магглах!.. Пройдёт немного времени — и ты получишь их всех. Но нам нужно это время!.. Мы ещё не готовы! Нужно собрать всех союзников, Тёмный Лорд должен окончательно подчинить себе Бузинную палочку!..

— А я и не предлагаю бросаться всем в атаку прямо сейчас! — огрызнулся Кэрроу. — Но некоторые предупредительные операции...

— «Предупредительные операции»? Амикус, опомнись, это не детская игра в солдатиков! Думаешь, они будут спокойно на это смотреть?

— Ты сам убил Дамблдора, без него у них нет шансов.

— Дамблдор не умер бы, не оставив после себя тех, кто продолжит защищать его дело. Сейчас они затаились, но если мы нападём — они нанесут удар. Думаешь, все те, кто перешли на нашу сторону, действительно будут помогать нам? Нет!.. Они изображают покорность, поскольку понимают, что сейчас в меньшинстве. Но если вы убьёте, они ударят сразу же — а мы не готовы!..

— Я не намерен терпеть рядом эту дрянь! Они поплатятся!.. И эта дерзкая девчонка!..

— Делай с ними, что хочешь, — я смогу объяснить шрамы на их телах, но для мёртвого тела мне объяснений не найти!.. Ты понял?

Кэрроу пробормотал что-то нечленораздельное.

— И объясни это своей сестре!.. Нам нужно набраться терпения. Ещё немного — и мир будет наш...

— Когда ты стал таким рассудительным, Северус... — устало проговорил Кэрроу. — Хорошо, мы подождём... А потом их мерзкая кровь зальёт улицы городов... И я сам...

Дальше слова поглотил гул часового механизма, сообщающего, что истёк ещё один час. Когда удары маятника сменились мерным звуком двигающихся шестерёнок, Валери поднялась и побежала на урок травологии.

Алекто Кэрроу не нарушила приказа директора. Весь урок Валери чувствовала на себе её ненавидящий взгляд, и линейка с жестокой силой опускалась на её руки чаще обычного, и слово «Круцио» звучало громче, но боль приходила откуда-то издалека и, едва коснувшись её, исчезала...

Вечером в классе Защиты от Тёмных искусств боль тоже была похожа на волны. Они щекотали ноги — и возвращались в океан. Они приходили и уходили... Иногда волны становились очень высокими, но кто-то словно поддерживал её тело и не давал задохнуться...

Девушка с удивлением вслушивалась в это течение... Ощущения были похожими, как и раньше, когда её оставляли отрабатывать наказание, но раньше она просто называла это «не очень больно»... И потом, вернувшись в свою комнату, стиснув зубы, смеялась над «этими слабенькими Кэрроу»...

Теперь она слышала, как движется внутри боль... Словно кто-то выпивает за неё это море...

Когда Валери увидела его, лежащего на диване в гостиной, опять появилось странное чувство, что она не успевает... Пытается догнать, но он будто выскальзывает из рук, снова оказываясь впереди...

Карл поднял голову с дивана и слабо улыбнулся...

Валери сделала то, что обычно делала всегда. Начала кричать. Что он идиот! Что... Других объяснений в голову не приходило, поэтому приходилось повторять это: идиот, идиот, идиот!..

Потом села на ковёр и заплакала.

— А я ещё хвасталась, что мастерски проношу еду в карцер, и считала, что спасаю весь замок!.. — бормотала Валери, вытирая кулаком глаза. — Какая же я бесполезная!..

— Ты очень нужна... — тихо ответил он. — Есть камни, сквозь которые мне не дотянуться...

По вечерам Карл вставал и отправлялся бродить по замку, слушая боль. Встретив его в первый день в столовой, Амикус Кэрроу сказал шёпотом: «Если ещё раз увижу тебя после ужина рядом со своим классом, убью».

И теперь каждый вечер Карл вставал и отправлялся бродить по замку. Обитатели портретов ругались: «Кто это вздумал зажечь свет?.. Приличные люди спать готовятся!..» Он извинялся и шёл дальше... Потом сил на извинения уже не оставалось — и он просто шёл. Мимо классов, тяжёлых дверей и каменных статуй, слабым отзвуком свечи отражаясь в окнах.

Он уже плохо различал время суток. На уроках ещё получалось заставить себя думать о написанном в учебниках, но как только Карл выходил из класса, мир погружался в полумрак. Он слушал боль, не разбирая, заклинанием «Круцио» она вызвана, простудой или разлукой с близким человеком...

Когда учитель на доске написал дату: «1 февраля», — он удивился... Уже февраль...

Сегодня он вместе с остальными шёл на урок профессора Флитвика, но тут идущий впереди Драко улыбнулся и зашептал что-то своим друзьям. Все прибавили шагу. Карл тоже постарался идти быстрее, но не смог. А когда одноклассники скрылись за поворотом, он увидел стоящего в конце коридора Амикуса Кэрроу.

— Неважно выглядишь, — сказал Кэрроу с усмешкой, но глаза были серьёзны.

— Зимой всегда так... Авитаминоз... — ответил Карл, вспомнив фрукты и витамины, которые каждый день приносила ему Валери. Он подозревал, что она крала их в магазинах Лондона.

— Я тебя предупреждал, — холодно сказал Амикус.

— Я больше не прихожу вечером в ваш класс.

— Но они не кричат так, как надо.

— Извините...

— Послушай меня, сопляк, если ты ещё раз...

— Амикус, — раздался позади тяжёлый голос.

Кэрроу с трудом оторвал взгляд от Карла и повернулся к директору Хогвартса.

— Да, Северус...

— Мы, кажется, уже обсуждали с тобой...

— Это другое... Этот другой... — покачал головой Амикус, снова заворожёно глядя на юношу. — Не нужен ни магглам, ни нам... Никто не станет искать...

— Успокойся, — резко оборвал его Северус.

Глаза Кэрроу зажглись хищным огнём.

— Я уже объяснил, у нас есть более важные цели, чем эти дети! Иди и займись своими делами!

— Хорошо, я подожду, — сказал Кэрроу, гася свой огонь. — Не опоздай на мой урок, малыш, — он нехорошо улыбнулся Карлу.

Когда Амикус наконец ушёл, Северус повернулся к юноше.

— Карл, он не будет вечно верить моим словам!.. — Северус смотрел на него — раздражённо и обречённо.

— Я знаю, профессор... Но я не могу иначе...

Выход нашёлся сам собой. Поздним вечером в конце зимы Карл почувствовал знакомую боль в запястье. Он поднялся с кровати, достал куртку и шарф.

— Ты куда? — спросил Патрик Миттчел. — Уже ночь.

— Пойду прогуляюсь немного, — ответил Карл. У двери он остановился и сказал с тихой улыбкой. — Спасибо...

За окнами вилась февральская вьюга, и голос её напоминал вой волков. Карл набросил капюшон и крепче замотал шарф.

В уилтширском парке фонари качались от ветра, и пятна света дрожали на снегу. Здесь тоже кричали снежные волки, и в голосах их было столько тоски...

Волшебник сидел в кресле, почти вплотную придвинутом к камину. Но огонь уже не мог согреть его.

Карл подошёл ближе и замер.

Бледная кожа посерела, под запавшими глазами лежали тени, рот зиял чёрной раной.

— Давно не виделись, да? — тяжело проговорил он. — Что, плохо выгляжу? Ты, кстати, тоже... — Том Реддл хотел поднять руку, но едва сумел оторвать её от подлокотника.

Карл подошёл и, как раньше, опустившись на ковёр возле кресла, коснулся сухой, холодной ладони...

Глаза волшебника наполнялись светом, а на юношу медленно опускалась темнота. Сквозь морок он слышал тихий шёпот:

— Потом... Потом я найду способ подчинить Бузинную палочку... Потом я найду...

В эту ночь Карл не вернулся в Хогвартс. Он добрался до дивана в гостиной и заснул там. Леди Малфой, пришедшая погасить свечи, с болезненной брезгливостью посмотрела на этого странного постояльца, но будить не стала...

С этого вечера жизнь стала легче... Забавно было посмотреть на Амикуса Кэрроу, когда тот, придя на очередное собрание в замок Малфоев, увидел Карла, сидящего рядом с креслом Тёмного Лорда. Конечно, это не прекратило пытки. Но Карл смог вернуться в коридор возле класса Защиты. Да и Кэрроу теперь мучил детей с некоторой осторожностью, понимая, что этим крадёт часть силы, причитающейся своему хозяину.

А ещё наконец закончился февраль, и наступила весна. Шумная, с цветами и звонкими голосами птиц, она осаждала Хогвартс, теперь больше похожий на тёмную крепость. Огромное, тяжёлое солнце, ставшее теперь немножко ближе к Земле, поднималось над горами и заливало холмы тёплыми золотистыми лучами...

Каждую свободную минуту Карл теперь старался проводить среди просыпающихся трав и ветра, пахнущего солнцем... Валери тоже упивалась наступившей весной. Как только заканчивались уроки, она убегала из душных классных комнат. Её часто видели гуляющей с Карлом, а иногда — с другим юношей. Некоторым обитателям Хогварста этот юноша казался знакомым, но они не могли вспомнить его имени.

Видя, что проигрывают битву с весной, Кэрроу запретили школьникам покидать пределы замка. Разрешались только короткие прогулки на каменной площадке под наблюдением преподавателей. Но тёплые лучи и солнечный ветер находили их и здесь. И когда маленькие узники молча шагали по кругу, ветер приносил им аромат распустившихся на холмах цветов, а птицы пели добрые песни о лете. Надсмотрщики пробовали стрелять в птиц из своих волшебных палочек, но птицы взмывали в небо и заливались там звонким серебристым смехом...

Заключительным уроком в Хогвратсе для Карла и ещё нескольких семикурсников с Гриффиндора и Пуффендуя оказался Уход за магическими существами. В последние месяцы даже самые требовательные ученики полюбили нескладные уроки профессора Хагрида — на них разрешалось покидать замок. В этот день преподаватели из числа Пожирателей Смерти отправились в Уилтшир — Тёмный Лорд созвал срочное совещание, готовясь к решающему сражению. Пользуясь их отсутствием, за семикурскниками увязались студенты помладше, прибежали даже несколько особенно храбрых первоклашек.

— Ну, начнём вроде как урок... — протянул Хагрид, немного смущённый такой разношёрстной аудиторией.

— А где волшебное животное? — вытянув шею, спросил какой-то малыш.

— Да вот животного-то как раз сегодня и нет... — виновато проговорил профессор.

— Как это — нет? — серьёзно спросил семикурсник-пуффендуец.

— Есть оно, только в природе уже не водится. Это я про драконов... Их изловили всех, потому что опасные очень...

— А помните, Карл одного отпустил? На Турнире Трёх волшебников?

Профессор замялся, потом быстро посмотрел на юношу и пробормотал:

— Его тоже потом изловили. Так что нету их больше... Поэтому драконов мы по книжке учить будем. Я собрал-то вас, чтобы погуляли немножко на солнышке, пока эти изверги убрались куда-то, — он снова с опаской посмотрел на Карла, сообразив, что ляпнул лишнее.

— А можно, мы книжку потом, в замке прочитаем? — предложила Джинни Уизли.

— Да, точно, в классе! — поддержала её подруга. — А пока погуляем?

— Можно, — согласился преподаватель, — только не разбредайтесь далеко. Как время урока кончится, собираемся здесь — и идём в замок.

— Спасибо! — дети радостной гурьбой побежали кто на холм, кто к озеру.

Карл тоже поднялся с травы и пошёл туда, где когда-то сидел вместе с Рабэ. Опустившись на ствол поваленного дерева, он подставил лицо солнечным лучам. Прилетел тёплый ласковый ветер... Ветер рассказывал о шумных городах и безмолвных пустынях, строгих горах и ласковых полях, о звёздном небе и дожде... Карл слушал эту тихую повесть, и ему казалось, что он видит всё, о чём говорит его невидимый собеседник, что он сам стал лёгким солнечным ветром...

В небе над ним строили воздушные мосты птицы. Ему вдруг вспомнились слова из проповеди, услышанной в детстве в церкви, куда водила их воспитательница: «И не будет над тобой другого неба, но ты можешь стать другим под небом, под которым идёшь...»

Одна птица, заметив юношу, оставила стаю, и полетела к холму. Она приближалась, становясь всё больше, пока чёрные крылья-скалы не заполнили собою небо.

— ...Это вы?.. — поражённо прошептал Карл.

— Здравствуй, мальчик... — ответил дракон.

— Как удивительно!.. Как раз сегодня...

— У меня были дела в местечке неподалёку...

— Вы... Вы будете бороться с Волан-де-Мортом?

— Что нам до ваших войн, мальчик? Вы воюете сами с собой. Мы не станем мешать вам...

— Но помогать Тёмному Лорду вы тоже не станете?

— Я слышал, он немного родственник нам, малыш Том... — дракон усмехнулся.

— Вы знаете его имя?

— Я и твоё имя знаю, — проговорил дракон, и из его голоса исчез смех.

Карл не ответил.

— Говорят, ты научился говорить на языке океана... — продолжил дракон. — Таким опасно ходить по земле...

Карл потупился.

— Вам тоже опасно здесь находиться... Наш преподаватель сказал, что вас уже поймали... Если они увидят, что вы всё ещё на свободе, то вы можете пострадать...

— Я скоро покину эти места...

— Вот как? Значит, я, наверное, вас больше не увижу?

— Да, мы видимся в последний раз.

— ...Тогда... Можно попросить вас?.. Дети... из моей школы... они думают, что драконов больше нет... А ведь вы... Вы и есть чудо!.. Более настоящее, чем заклинания и зелья!.. Пусть они увидят!.. Я знаю, за просьбу надо чем-то платить, но у меня больше ничего нет...

— Я выполню твою просьбу, мальчик, — ответил Тубан, и в его голосе послышалась печаль.

— Спасибо!.. — он благодарно улыбнулся.

Дракон медленно наклонил тяжёлую голову.

— Прощай, мальчик!.. Мне бы хотелось послушать твою морскую песнь, но ты сделал свой выбор... Надеюсь, когда-нибудь люди выберут путь, освещаемый твоей звездой...

Он пристально посмотрел на Карла, словно хотел навечно сохранить его отражение в своих серебряных глазах. Потом расправил крылья, медленно поднялся в небо и полетел к замку...

Валери заметила двоих студентов с чёрными повязками и спряталась за колонну. Подождала немного — и продолжила свой путь. По школе от одного ученика к другому передавалась новость о драконе. Дети произносили слова шёпотом, словно это было важной тайной. «Ты слышал, одного дракона всё-таки не поймали!.. Значит, и нас им не победить!..»

Валери дракона не видела. Воспользовавшись отсутствием обоих Кэрроу, она исследовала ещё одну часть замка и обнаружила потайной ход, ведущий наружу. Поэтому жалеть о драконе, конечно, не стоило...

Смахнув паутину с плиссированной юбки, она собиралась шагнуть на двигающиеся лестницы.

— Мисс Дюран, — окликнул её тихий, строгий голос.

Валери повернулась, с опаской глядя на декана Гриффиндора.

— Да, мадам, — Валери по привычке продолжала обращаться к учителям на французский манер.

— Мне нужно поговорить с вами.

«Она тоже хочет спросить меня про дракона?..» — удивлённо подумала девушка.

Но речь пошла не о драконе. Закрыв за собой тяжёлую дверь класса, профессор пристально посмотрела на ученицу, потом заговорила, медленно и с усилием.

— Мисс Дюран, вы учитесь в нашей школе только год, и я знаю вас хуже остальных своих студентов... Однако ваши поступки... Думаю, я не ошибусь, если скажу, что Хогвартс успел стать вам дорог.

Валери молчала, удивлённая таким началом разговора, потом пробормотала:

— ...Да...

— Вы видите, что происходит в замке, — продолжила Минерва, кивнув. — И вы понимаете, что долго так продолжаться не может.

— Да.

— Когда... когда наступит решающий момент... Мне нужно знать, будете ли вы на нашей стороне?

— ...Зачем вы спрашиваете, мадам? — в голосе девушки послышалась горькая обида. — Вы же сами сказали, я доказала, что являюсь частью Хогвартса!..

— Я сомневаюсь не в вас... — печально проговорила Минерва.

— А в ком?

— В вашем друге.

— ...В Карле?..

— Вы студентка Гриффиндора, Валери. Но он служит совсем другим людям... Мне жаль, что приходится спрашивать вас об этом. Но я должна знать заранее о вашем выборе...

— Карл — хороший человек! — горячо проговорила Валери.

— Альбус Дамблдор тоже верил в него, но теперь он мёртв, — сдержанно возразила профессор, но стареющие руки сжали ткань мантии.

— Карл не виноват! Его даже не было в школе во время этой битвы!

— А где он был? — холодно спросила Минерва, но по глазам было видно, что она знает ответ.

Валери тоже догадывалась, но упрямо тряхнула головой.

— Не знаю, где, но я точно знаю, что он хороший!.. И когда наступит решающий момент, он будет защищать замок!.. И я тоже буду!..

Минерва МакГонагалл долго смотрела на свою ученицу, потом произнесла тихо:

— Спасибо... Я рассчитываю на вас.

Валери покинула класс в странном настроении. Ей было лестно, что декана волновало, на чью сторону она встанет в последней битве. Значит, её силу заметили и признали... Но вместе с гордостью девушка ощущала странное щемящее чувство... Она обещала Карлу никому не рассказывать о вечерах возле кабинета Амикуса Кэрроу. Юноша не хотел покупать такой ценой хорошее к себе отношение. И Валери вынуждена была согласиться: друзья, которые любят тебя только за энергию, которую ты им отдаёшь, слишком похожи на вампиров.

Но теперь душу грызла несправедливость происходящего: её хвалят, а он... Есть люди, жизнь которых, словно невидимая звёздная пыль, проходит сквозь пальцы, хотя всё вокруг и наполнено этой жизнью...

Конечно, профессора МакГонагалл тоже можно понять. Она наверняка знает о метке Карла. Но если судить только по меткам, очень легко ошибиться...

Погружённая в свои мысли, Валери не заметила идущего впереди Горация Слизнорта.

— Извините, профессор! — она наклонилась и стала собирать его бумаги.

— Ничего, от вывихнутого плеча ещё никто не умирал, — рассмеялся профессор Слизнорт.

Огненная рысь, сама того не ведая, открыла перед Валери дверь в знаменитый клуб Слизней. Хотя Карл скептически отозвался об этой организации, Валери доставляло удовольствие сидеть напротив наследников древних магических фамилий, чьи счета в банке Гринготтс составляли числа с устрашающим количеством нолей. Кроме того, это обеспечивало ей сносные оценки по зельеварению.

— Простите, я задумалась, — Валери почтительно протянула ему стопку конспектов. И вдруг спросила. — Профессор, скажите... Если человек стоит на противоположной стороне... он автоматически становится твоим врагом?..

— Вы имеете в виду конкретного человека? — уточнил Гораций Слизнорт.

— Нет, я говорю вообще... Раньше я тоже так считала... Это делает жизнь проще и... как-то определённее... Но ведь если задуматься, нет людей, которые стопроцентно плохие... Ну, может, и есть, но из них армию не набрать. Вот и получается, что среди врагов есть семидесяти или даже пятидесяти процентные... И что же тогда делать?..

— Мисс Дюран, — остановил её профессор, и голос его стал непривычно серьёзным, — война — а я так понимаю, что вы говорите именно о ней, — это война. Там некогда размышлять и разглядывать противника. Всё предельно просто. У тебя на груди красный бантик, а у него, например, зелёный. Ты убьёшь его, если потребуется. И даже не потому что ненавидишь, а просто потому что у тебя красный бантик, а у него зелёный. И ещё потому что в противном случае он по той же причине убьёт тебя.

Валери стояла, широко раскрыв глаза, в которых на мгновение погасли все огни.

Гораций Слизнорт ласково потрепал её по плечу, снова надевая чудаковатую улыбку.

— А впрочем, не стоит забивать этим голову накануне экзаменов.

Он забрал бумаги и продолжил свой путь, а Валери — свой...

Этой ночью Карл плохо спал. Один за другим мелькали сны: одинокий голос змея, глубокая песня синего кита... Дракон с каменными крыльями, болотный фонарник, ждущий того, кто не никогда не придёт... Берег океана, две цепочки следов, превращающиеся в одну... Мальчик-фестрал, бредущий по улицам городов...

Утром он встал и побрёл в столовую, потом собрал учебники и отправился готовиться к экзаменам. Выучил ещё несколько заклинаний, потренировался в трансфигурации, повторил состав особенно сложных зелий, заснул над историей магии...

Снова приснился этот сон.

Тесная, пыльная комната... Лежащий на полу человек захлёбывается кровью и из последних сил вглядывается в глаза склонившегося над ним юноши. Потом юноша уходит...

Тесная, пыльная комната... В забитые окна не проникает свет... Горько умирать в темноте... Из тьмы во тьму... Он опускается на колени и пытается вернуть человеку свет, но слишком поздно... Тогда он осторожно убирает тёмные волосы со лба и касается холодной кожи... Воспоминания... Пусть останутся счастливые воспоминания: высокое дерево на берегу реки, листья падают — и превращаются в стрекоз, девочка с огненными волосами смотрит на них и радостно смеётся...

Карл проснулся и побежал в замок.

В коридорах Хогвартса царила странная суета. Внешне всё выглядело, почти как обычно: надсмотрщики с чёрными повязками, стройные ряды учеников. Но в глазах, украдкой отрываемых от пола, вспыхивали радостные искорки. На лицах преподавателей под обычной равнодушной строгостью мешались волнение и надежда...

Карл не успел выяснить причины происходящего. К нему подошёл маленький гриффиндорец и передал, что директор ждёт его в своём кабинете.

Тогда Карл догадался... А Тёмный Лорд накануне ничего не сказал... Странно, почему профессор послал за ним студента Гриффиндора?..

Заглянув в спальню и оставив учебники, он пошёл к директору. Горгулья и на этот раз пропустила без пароля, видимо предупреждённая о его приходе.

Северус Снейп сидел за низким столиком, на котором стоял золотой кофейник.

— Проходите, — сказал он, кивком указывая на место напротив себя.

Карл сел и вопросительно посмотрел на профессора. Северус Снейп тоже пристально смотрел на юношу, словно хотел прочитать его мысли. Потом откинулся в кресле и спросил спокойным, ровным голосом:

— Вы помните, о чём говорил вам профессор Дамблдор?

«Значит, правда, скоро начнётся...» — мелькнуло у Карла. Он сложил руки на коленях и ответил — тоже спокойно и почти даже с улыбкой.

— Помню, профессор. Не волнуйтесь, я сделаю всё, как обещал.

Северус Снейп кивнул, глядя куда-то мимо Карла, словно соглашаясь не с его словами, а с чем-то в себе. Потом прогнав тени с лица, посмотрел на юношу и сказал неожиданно:

— Хотите кофе?.. Похоже, нам предстоит долгая ночь...

— ...Спасибо!.. — улыбнулся Карл. Ему вдруг стало так легко и спокойно, будто он находился дома.

Северус наполнил ещё одну чашку и протянул юноше.

Кофе был крепким, со вкусом корицы.

— Значит, скоро сюда придёт Гарри Поттер? — спросил Карл, делая ещё один глоток.

— Скоро сюда придут все, — усмехнулся профессор.

Карлу тоже захотелось смеяться, словно он прочитал смешную шутку в детской книге... Летом, устав от сложных книг по волшебству, он порой брал какую-нибудь добрую детскую книгу... Вот и сейчас кажется, будто спрятался на старом диване с такой книгой в руках. И вокруг не золотые портьеры и полки с томами в расшитых переплётах, а длинные ряды пыльных корешков и отклеившиеся обои в том месте, где сквозь крышу иногда попадает дождь...

Карл дрожащей рукой поставил на стол пустую чашку, словно она весила тонны. Веки тоже налились свинцовой тяжестью... В комнате будто медленно гас свет... Уцепившись за край стола, он из последних сил поднял голову и посмотрел на профессора.

С лица Северуса Снейпа исчезло всякое подобие улыбки, взгляд отстранённо следил за происходящим.

— ...Зачем?.. — произнёс Карл непослушными губами. Потом рука соскользнула со стола, голова безвольно опустилась на грудь...

Северус спокойно смотрел на юношу, в нелепой позе замершего на стуле. Потом встал, убрал кофейник и чашки и вернулся к Карлу.

Преподаватели будут сражаться сегодня за каждого ребёнка в замке... А этого нужно просто отдать...

Что-то низкое есть в войне, где приходится использовать такое оружие... Директор, вас уже нет. Но что бы вы сказали, если бы стояли вот здесь сейчас и вам нужно было отправить человека умирать. Не через несколько лет, месяцев, а прямо сейчас... Может, другого выхода нет, может, только так можно избавиться от ужасного настоящего... Но разве... разве это не обесценивает наше будущее?..

До последней битвы остались считанные часы. Тёмный Лорд уже не успеет найти новое оружие... Значит, незачем отправлять его туда...

Северус Снейп осторожно поднял на руки Карла и перенёс в кресло в глубине кабинета, потом накрыл своей мантией и сказал тихо:

— Спи... Когда всё закончится, кто-нибудь разбудит тебя. Может, это даже буду я...

Валери поднялась на крышу, но Карла не было и здесь.

«Я сомневаюсь не в вас, а в вашем друге», — вспомнились вдруг слова декана.

«Глупости! — одёрнула себя девушка. — Директор покинул замок. Наверное, Карл пошёл за ним, но обязательно вернётся! Наверное, у него какой-то план... Надо и мне сделать что-то полезное...»

Она побежала назад, но на мгновение остановилась, залюбовавшись щитом, который развернули над замком преподаватели. Сквозь переливающуюся золотистую поверхность щита мерцали серебристые звёзды.

Валери постояла немного, подставив лицо ночному ветру, потом бросилась назад в замок.

В коридорах царила напряжённая тишина. На лицах детей, оставшихся защищать школу, замерло настороженное ожидание...

«Нет, я не могу просто сидеть и ждать, когда они придут!..» — у Валери вдруг появилась идея. Запрет на трансгрессию действует не только внутри замка, но и на некотором расстоянии от него. На уроке профессор МакГонагалл говорила, что мост находится на запретной территории. Если уничтожить мост, то Пожирателям придётся попотеть, пробираясь к школе... Решено! Она взорвёт мост!..

Валери побежала к тайному проходу, который обнаружила недавно, и скользнула в тёмный проход. Словно кошка, она безошибочно двигалась в темноте, пока не выбралась на поверхность.

Замок, окружённый барьером, остался за спиной. Поддерживая щит, стояли преподаватели... Девушка нашла взглядом Горация Слизнорта. Глядя на пожилого профессора, стиснувшего зубы от напряжения, с бисеринками пота на лбу, она подумала, что сегодня Гораций Слизнорт сражается не просто за цветной бантик...

Добежав до старой ивы, Валери быстро огляделась: Пожирателей нигде не было видно.

«Успела!..»

Она добралась до моста за несколько минут. Глядя на сооружение из дерева и камня, переброшенное между холмами, Валери немного оробела. Хватит ли у неё сил разрушить такую громадину?..

«Прекрати сомневаться!..»

Она произнесла заклинание, которое казалось наиболее подходящим: вспышка разрушила несколько балок в перилах. Следующие попытки тоже ни к чему не привели.

«Что же делать?..» — в отчаянии подумала Валери. Она взмахнула палочкой и вызвала огненную рысь.

— Ты не можешь мне помочь? — спросила девушка. — Я хочу разрушить мост.

— Я не умею разрушать... — покачала головой рысь.

— Но что мне делать?..

— Изменись...

— Измениться? Что значит «измениться»? Как?

Но рысь уже исчезла, рассыпавшись на мерцающие искры.

Нужно более сильное заклинание... Если бы у неё было взрывающееся зелье... Измениться?.. О каких изменениях говорила рысь?.. Изменения... Трансфигурация?..

Валери вдруг вспомнила урок, на который пришла вместе с Карлом три года назад. Он тогда превращал цесарку в морскую свинку... Карл сказал, во всех существах есть частицы других существ...

Девушка поражённо посмотрела на мост.

Превратить мост во что-то другое?.. Но она даже слов таких не знает...

«Изменись, и мир вокруг изменится...»

Валери нерешительно подошла к мосту и пробормотала, глядя себе под ноги:

— Наверное, я совсем с ума сошла, раз разговариваю с тобой... Хотя если бы здесь стоял Карл, я бы не сильно удивилась... В общем... Понимаешь, по тебе в замок могут пройти Пожиратели Смерти... И если они придут, то много людей пострадает... На самом деле, они всё равно, наверное, придут... Но им потребуется больше времени, а нам очень нужно время... Поэтому... Я понимаю, что это звучит как бред, но не мог бы ты перестать быть мостом и стать чем-то другим...

Ничего не происходило.

— Я знала, что так будет... Просто... У меня нет другого дома, кроме этого... И там люди... Я вообще плохо умею дружить... Но тут у меня вроде немного получается... Я хочу защитить их...

И вдруг серая громада моста дрогнула... Каменная кладка стала превращаться в чешую, балки и пролёты медленно свивались в кольца — и вот огромная серая змея смотрела на Валери умными глазами.

— Спасибо... — оглушёно прошептала девушка.

Змея кивнула и поползла к Запретному Лесу.

Получилось... Теперь пора возвращаться, здесь её ничто не защити т от Пожирателей... Но вместо того, чтобы идти к старой иве, Валери почему-то пошла к озеру.

Он стоял у воды и смотрел вдаль. Увидев Валери, Джейден не удивился. Она остановилась в нескольких сантиметрах от него.

Считанные часы остались до сражения, в котором у них были разные стороны. Но сейчас важными были не разделительные линии. Важно, что кто-то мог не пережить наступающей ночи...

Джейден поправил выбившуюся прядь каштановых волос и сказал своим серьёзным, зимним голосом:

— Береги себя.

Когда-то Валери бесконечно раздражало его равнодушное спокойствие. Теперь она с удивлением увидела под этим равнодушием волнение и заботу. Словно что-то одарило её зрение новой глубиной...

— Ты тоже... — ответила она, стараясь вложить в эти простые слова всё, что чувствовала сейчас.

Джейден наклонился и поцеловал её.

— Я велел тебе закончить это, — раздался тяжёлый бесцветный голос.

Валери, вздрогнув, обернулась. По высокому берегу медленно спускался к воде Филипп Ван Стратен.

— Я велел тебе перестать встречаться с этой грязнокровкой, — повторил он. — Ты нарушил мой приказ.

— Валери, уходи, — тихо сказал Джейден.

— Она никуда не пойдёт, — возразил его отец. — Пора прекратить это. Если не можешь ты, сделаю я, — он достал из складок мантии волшебную палочку.

— Валери, уходи, — глухо повторил Джейден.

— А как же ты?.. — испуганно прошептала она.

— Всё будет хорошо.

Девушка продолжала стоять.

— Валери, будет лучше, если ты уйдёшь... Ты сама говорила, что я не должен превращать тебя в средство мести ему... Помоги мне не делать этого...

Она опустила голову.

— Хорошо...

Сжав руки, Валери медленно побрела на холм. За ней пошёл серебристый барс.

Филипп Ван Стратен провожал девушку равнодушно-презрительным взглядом, потом вскинул руку. Но барс оказался быстрее: луч ударил в его ставшую металлической поверхность.

— Ты только оттягиваешь неизбежное, — сказал Ван Стратен. — Этой ночью она всё равно умрёт.

— Она не умрёт.

— Прекратим это бессмысленное препирательство, — в голосе отца послышалось усталое раздражение. — Ты был рождён для другого.

— И для чего же?

— Сегодня старый мир умрёт, и мы будем его наследниками. Мы вернём себе власть, которой лишились из-за магглов.

— Мне не нужна власть.

— Не говори ерунды, — резко перебил его Филипп Ван Стратен. — Ты — из великого рода Ван Стратенов, ты наследуешь этот мир!..

— Мне жаль, отец, но я не хочу того мира, который ты мне предлагаешь...

— Девчонка совсем лишила тебя способности рассуждать!.. Но это пройдёт...

— Дело не в Валери... Ты так и не понял... Ты сам убил мою веру в твой мир... — его голос дрогнул, когда он поизносил это слово.

Филипп Ван Стратен пристально посмотрел на сына, потом сказал тяжёлым, ровным голосом:

— Нельзя слишком сильно привязываться ни к вещам, ни к людям... Если они мешают тебе идти вперёд, от них нужно избавляться.

— Твой мир стал для меня такой вещью, — печально проговорил Джейден.

— Думай, что говоришь!.. — гневно воскликнул отец.

— Я думал... Много думал... Когда эта ночь закончится, я уйду... Я оставляю тебе твой дом, Дурмстранг, твой мир...

— И ты думаешь, что можно так просто всё оставить и уйти?.. Нет, Джейден, нельзя забыть кровь, которая течёт в твоих жилах!..

— А можно забыть кровь, которая течёт по твоим рукам, отец?

— Они были слабостью, ущербной ветвью, привитой к могучему дереву!.. Чтобы дерево не погибло, их необходимо было отсечь!..

Руки Джейдена задрожали, в пальцах зажёгся холодный серебристый свет. И тут на берегу, меж деревьев, он заметил бледное напуганное лицо в облаке каштановых волос.

Руки разжались...

— Ты безумен, отец... — он бессильно покачал головой.

— Это ты безумен!.. Одумайся, пока не поздно!.. Возвращайся со мной к Тёмному Лорду, уничтожай эту грязь и владей миром, который станет нашей наградой!..

— Я вернусь к Тёмному Лорду, но я не стану убивать детей и людей, которые этих детей защищают.

Филипп Ван Стратен шагнул назад, глядя на сына так, словно впервые видел его.

— Я надеялся, отрава, которую принесла твоя мать, не коснулась тебя... Но похоже, я ошибся... — тяжело проговорил он. — Даю тебе последний шанс.

— Она мой последний шанс... — ответил Джейден, с тоской смотря в глаза отцу.

— ...Ты не оставляешь мне выбора... Я не могу позволить тебе опорочить род Ван Стратенов... — он поднял волшебную палочку, направив её в грудь сыну. — Но я хочу, чтобы ты знал... Ты не прав, считая, что это далось мне легко... Я любил твою мать и твою сестру... Но они не были достойны нашего рода... Мне пришлось поступить так, чтобы сохранить свою честь... И сейчас мне тяжело поступать так... Ава...

На высоком берегу, между деревьев раздался крик, словно человека разорвало на две части этими деревьями.

И вдруг воды озера вскипели, и в ледяной пене над волнами поднялась русалка. Звёзды сияющей короной горели в её седых волосах. Тонкими руками она обхватила Филиппа Ван Стратена и увлекла в чёрные глубины озера...

Вокруг темнота... Стены из темноты, сплетённые вашими словами... Как те, которыми вы окружили себя... И приходилось пробираться на ощупь... Сквозь ваши холодные взгляды... Резкие слова... Взгляд за взглядом, слово за словом... Делать шаг... Шаг к сердцу... Сквозь ненависть, презрение, боль... Шаг за шагом, чтобы прикоснуться к сердцу...

Поэтому теперь нельзя спать... В уютной, тёплой темноте, сотканной вашими словами... Нельзя спать... Нельзя спать...

Карл с трудом открыл глаза, вскочил с кресла, испуганно глядя вокруг... Потом бросился бежать...

Проклятый запрет на перемещения!.. Да, он защищает тех, кто в замке... Но что защитит тех, кто за его пределами?.. И вот приходится бежать, прыгая с одной волшебной лестницы на другую, потом по каменным ступеням и траве...

Своей перепуганной душой он пытался дотянуться до человека, умирающего в Визжащей Хижине, — но ему отвечала тишина. Страшная тишина небьющегося сердца...

«Это из-за защитных чар!.. Из-за заклинаний, защищающих замок, я не слышу!..» — повторял он себе. И бежал, бежал...

Когда чары, наконец, исчезли, Карл бросился в Визжащую Хижину, уже понимая, что опоздал и всё будет, как во сне...

В забитые окна тесной, пыльной комнаты не проникал свет... Человек лежал у стены, из разорванного горла лилась кровь...

Карл обречённо, словно следуя плохо выученной роли, опустился на колени и попытался пробудить сердце... Потом осторожно убрал тёмные волосы со лба и хотел коснуться холодной кожи... Пусть в последнем пути с ним будут счастливые воспоминания...

Вдруг замершее сердце дрогнуло, Северус Снейп последним осмысленным движением отвёл протянутую ладонь и посмотрел на Карла — потом глаза закрылись навсегда...

Шло время, а он продолжал сидеть на полу у тела профессора. Потом, словно очнувшись, пробормотал:

— Нельзя вас тут оставлять... Вам это место никогда не нравилось... Я отнесу вас домой, хорошо?..

Бережно обняв профессора, он прошептал заклинание — и оказался на полу в старой комнате.

Собрав все силы, Карл поднял тело и отнёс его в кресло. Если бы не пятна крови, казалось бы, что профессор просто заснул. Он осторожно поправил воротник сюртука... Сквозь разорванную ткань выпал камень на тонком шнурке. Когда-то прозрачный, он теперь отражал красноватый цвет крови...

— ...Можно, я возьму его?..

Карл осторожно снял амулет и надел себе на шею.

— Мне надо идти, профессор... Там Валери и остальные... Я пойду... — повторил он, но продолжал стоять, словно не зная, как сказать ещё одно... — ...Простите меня... Я не смог... не смог спасти вас... Простите, профессор...

Он ещё некоторое время стоял, словно надеясь, что Северус Снейп ему ответит. Потом прошептал заклинание и исчез.

В комнате остался человек, освещаемый тихим пламенем звёздной свечи...

Валери подложила мантию под голову раненому ребёнку и выбежала из Большого Зала. В коридоре она столкнулась с Карлом.

— Я тебя везде искала!.. Где ты... — она осеклась на полуслове.

Он стоял, раскачиваясь из стороны в сторону, словно это тело уже ему не принадлежало. Рубашка была в крови. Но страшнее всего было лицо — мёртвый взгляд, словно кто-то выстрелил ему в глаза...

— ...Ты... Ты ранен?.. — с ужасом выдохнула Валери.

— Это кровь профессора Снейпа... — голос тоже изменился, стал словно тише и дальше.

— Что с директором?

— Он умер... — ровно произнёс Карл. — Волан-де-Морт приказал убить его... Я перенёс профессора в его дом...

Валери потерянно смотрела на него:

— И что теперь будет?

— Надо защитить замок...

— Близнецы тоже здесь... И Джейден...

Карл кивнул.

— Будь осторожна.

— А ты куда?

— Посмотрю, что с ранеными... И проверю щит...

Он неловко коснулся её плеча, пытаясь успокоить. Потом пошёл в Большой Зал, где лежали ряды раненых, укрытых мантиями.

Отец Рона Уизли держал в дрожащих руках пистолет.

— Ты же не знаешь, как им пользоваться... — с отчаянием сказала его жена.

— Я читал инструкцию в министерстве... — возразил мистер Уизли. — Сейчас и это может пригодиться...

Заметив Карла, он замолчал, настороженно глядя на маленького Пожирателя Смерти.

— Я не враг... — тихо сказал Карл. — Я хочу помочь...

— Убирайся, пока я не приказал выставить тебя! — с горечью выкрикнул мистер Уизли.

— Карл говорит правду! — выкрикнула из-за его спины Валери.

— Не надо... — остановил её Карл. — Я ухожу...

В одном из укрытых чёрными мантиями детей он узнал Фреда Уизли. Юноша был мёртв.

Карл медленно прошёл между рядами раненых, наполняя их жизнью, потом поднялся по двигающимся лестницам на башню. Небо над ним закрывал золотистый щит, о который чёрной стаей бились дементоры. Он достал волшебную палочку — и огромная белая птица, расправив крылья, полетела навстречу чёрной стае.

Юноша стал спускаться по длинной тёмной лестнице, сжимая окровавленный камень на шнурке. Сюда не доносились отзвуки битвы, здесь он слышал другие голоса... Голоса памяти...

Маленький мальчик собирает камешки у реки... Солнечные блики дрожат на воде. Марта Эдисон смотрит на внука и улыбается...

Другой мальчик носит камень на груди... Он беспокоится о непослушной девочке с огненными глазами... Любит девочку с потухшим взором и человека в чёрной мантии... Девочка играет ему невесомую мелодию, а человек ведёт за собой по снегу...

Камень на груди человека в чёрной мантии... Он беспокоится о мальчике, которого вёл по снегу... О мальчике, несущем в своих ладонях сны и избавление от боли... О мальчике, в чьих глазах, вопреки всем законам логики, он каждый день видит...

Человек снимает с себя мантию, накрывает ею спящего мальчика и тихо произносит слова. Он смотрит так же, как и в последние секунды. И этот взгляд — почти ласковый, такой непривычный на обычно строгом лице — невозможно забыть...

Темнота каменных стен сменилась темнотой ночи. И только в ярких вспышках взрывов было видно, что идущий сквозь тьму мальчик плачет. Вдруг ему послышалось, что кто-то зовёт его. Карл поднял голову — и увидел стоящую по другую сторону защитного барьера Нарциссу Малфой.

Карл некоторое время молча смотрел на женщину, потом перешёл барьер.

— Тёмный Лорд... — начала она и тоже испуганно замолчала.

— Это кровь профессора Снейпа, — объяснил юноша.

— Тёмный Лорд велел передать, что ждёт тебя, — быстро проговорила Нарцисса и замерла, глядя на него с беспокойством и страхом.

Карл обречённо улыбнулся. Тёмный Лорд рассчитал всё с безошибочной точностью. Из всех людей, способных привести его, Нарцисса Малфой была самым верным выбором. Даже если бы у него появилась мысль о побеге, он вынужден был бы явиться к Тёмному Лорду. Потому что за его предательство жизнью бы расплатился сын этой женщины.

— Я понял... — тихо сказал он.

— Тёмный Лорд в Запретном Лесу... — торопливо зашептала Нарцисса.

— Я знаю... — ответил он и медленно пошёл туда, где чернели острые пики сосен.

Тёмный Лорд ждал его не один. Рядом с ним стояла верная Белатрисса. А напротив замер в ожидании своей смерти Гарри Поттер.

— Карл, наконец-то!.. — обрадовано произнёс Том Реддл и вдруг замер.

— Это кровь профессора Снейпа, — устало произнёс Карл. Может, уже не надо возражать?.. Ведь в конце концов не бывает чужой крови, и каждая пролитая кровь — наша..

— А я уж испугался, что тебя ранили, — произнёс Том Реддл с облегчением. — Смотри, какие у нас гости. Сам Гарри Поттер!.. — волшебник рассмеялся сухим, кашляющим смехом. — Пришёл час, которого я так долго ждал!.. Карл, дай мне руку — и покончим с этим!..

Юноша продолжал молча стоять.

— Карл, скорее!.. — нетерпеливо поторопил волшебник.

— ...Просите, но я не смогу помочь вам... — тихо сказал Карл.

— ...Что значит, не сможешь? Дай мне руку!..

— Нет...

— Ты с ума сошёл? — закричала Белатрисса. — Немедленно делай то, что велит Тёмный Лорд!..

— Подожди, — остановил её Том Реддл, потом повернулся к Карлу. — Ты, наверное, расстроен смертью Снейпа. Мне тоже не хотелось его убивать. Он был одним из самых полезных моих слуг, но мне нужно было заставить служить себе Бузинную Палочку. Ты должен понять.

— Я понимаю... — ответил Карл. — Дело не в смерти профессора Снейпа...

— ...Ты отказываешься служить мне? — почти по слогам произнёс Тёмный Лорд, и его голос страшно прозвучал в тишине ночи.

— ...Я помню о своём обещании... И именно поэтому говорю вам, не делайте того, что собираетесь. Не убивайте Гарри Поттера. Это уничтожит вас.

— Думаешь, этот бред тебя оправдает? — зло рассмеялся Том.

— Я говорю правду...

— Правду?.. Правда в том, что ты оказался предателем!.. — змеиные глаза налились кровью. — Я этого не ожидал. От кого угодно, но не от тебя... Что ж, ты знаешь, как я поступаю с предателями.

— Мой Лорд, позвольте мне!.. — Белатрисса подняла волшебную палочку, облизнув пересохшие губы.

— Не спеши, Белла... — улыбнулся Том Реддл. — Этот малыш больше собственной смерти боится боли, причиняемой другим... Пусть сначала посмотрит, как я убью Поттера... Смотри, Карл, потом Белла тоже самое сделает с тобой... — он повернулся к своему противнику и произнёс. — Авада Кедавра!..

Запретный Лес озарила яркая вспышка света — и в этот краткий миг Карл успел произнести заклинание и исчезнуть. Открыв глаза, он обнаружил, что оказался в просторном, светлом месте, напоминающем церковь. Возле одной скамьи стоял Гарри Поттер... Вдруг к нему подошёл седовласый старец в синих одеждах и произнёс тихо:

— Ты не можешь ему помочь.

Они долго говорили, вспоминая прошлое и размышляя о будущем.

— Не жалей умерших, Гарри. Жалей живых, и в особенности тех, кто живёт без любви... — сказал Альбус Дамблдор.

Потом он растворился в пелене светлого тумана. Вслед за ним исчез и Гарри Поттер.

Карл выглянул из-за колонны и подошёл к скамье, из-под которой доносились странные хриплые звуки.

На белых кафельных плитах лежал крошечный окровавленный кусочек плоти, сморщенный, уродливый, непохожий на человека. Из последних сил он неумело, с хрипом вдыхал воздух и, корчась, тянул вверх кривые ручки...

Карл медленно опустился возле него на колени и коснулся ладонью груди уродливого младенца.

— Вы ошиблись, директор... — прошептал он. — Этого я спасти могу...

Из ладони полился мягкий свет — и постепенно исчезали раны на крошечном тельце, и лицо уродца начало приобретать черты обычного ребёнка...

Карл снял свой школьный пиджак, завернул в него плачущего младенца и, взяв на руки, прижал к груди. Почувствовав тепло, ребёнок перестал плакать.

— Нам пора возвращаться, — сказал ему Карл. — В замке Валери, близнецы, Джейден и много других людей. Нужно им помочь...

Он поднялся с колен и перенёсся на холм возле замка. Сражение уже шло за стенами Хогвартса. В окнах пылал огонь, небо то и дело озаряли яркие всполохи взрывов.

— Там опасно, но мне не с кем оставить тебя, — сказал Карл ребёнку. Тот смотрел на него большими напуганными глазами. Он ещё не понимал слов, но чувствовал, как тяжело бьётся сердце человека, держащего его на руках. — Не бойся... — печально улыбнулся Карл и начал спускаться с холма...

Он шёл по весенней траве, а потом по старым камням, отдавая силы тем, до кого мог дотянуться... Не разбирая ни меток, ни цветов... Не различая ни лиц, ни имён... Чувствуя только боль, бьющуюся в сердцах... Тихим отблеском свечи, отражаясь в разбитых стёклах, он шёл по коридорам, из зала в зал...

Валери, стоя на коленях возле Терезы Маролу, хриплым от слёз голосом повторяла имя подруги. Вдруг девушка задышала глубоко, словно ей поднесли кислородную маску, и широко открыла глаза.

— Ох, Тереза! Я уж испугалась... — Валери не договорила, заметив стоящего на пороге Амикуса Кэрроу.

— Ты не войдёшь сюда, — устало проговорил Артур Уизли, поднимая волшебную палочку. По его лицу текла кровь, правая рука безвольно висела вдоль тела.

Кэрроу произнёс заклинание: тело Артура Уизли изогнулось от внезапного приступа боли, палочка выпала из разжавшихся пальцев и оказалась в руке противника.

— А если так? — с улыбкой проговорил Амикус.

— Я не позволю тебе... — мистер Уизли дрожащей рукой достал пистолет.

— Спорим, ты даже не знаешь, как обращаться с этой штукой? — рассмеялся Амикус. — Хочешь, я покажу тебе? — он спокойно подошёл к Артуру Уизли, тщетно давящему на курок, взял из его рук пистолет и объяснил. — Сначала, нужно снять его с предохранителя. Вот так... А теперь уже можно стрелять...

Он вытянул в сторону руку.

— Смотри!.. — и выстрелил, не глядя.

Валери, застыв, наблюдала за этой сценой — и вдруг с криком подалась вперёд.

Амикус Кэрроу тоже удивлённо повернулся, услышав тихий стон.

Пуля прошла насквозь, едва не задев ребёнка... Некоторое время он ещё мог стоять, потом тяжело опустился на каменные плиты...

Валери, расталкивая замерших взрослых, подбежала к нему и схватила за плечи:

— Карл!.. Карл, держись!..

Он смотрел на неё тихо и словно с удивлением.

— Держись, слышишь!.. — чем страшнее ей становилось, тем громче она начинала кричать.

Пятна засохшей крови на рубашке оживали теперь его кровью. Она текла и текла, словно вино из разбитого стакана... Маленький хрустальный камень на шнурке стал совсем алым...

— Да сделай же что-нибудь!.. Ты же... Ты же умеешь исцелять людей!.. Сделай что-нибудь!.. Ты не можешь умереть!.. Слышишь?.. Не смей, не смей умирать!..

Он не отвечал, только смотрел беспомощно и обречённо.

— Помогите!.. Кто-нибудь, помогите!.. — глухо, навзрыд закричала девушка.

— ...Валери... — вдруг услышала она слабый, словно дуновение ветра, голос.

— Да!.. Да, что?.. Говори!.. — она с надеждой сжала его ладонь.

— ...Ребёнок... Я нашёл его... Позаботьтесь...

Он с трудом выдыхал слова... Сердце неровными ударами выталкивало кровь из раненой груди... А потом остановилось...

Свеча в доме в конце Паучьего тупика погасла...

Эпилог

Идёт дождь... Дождь оплакивает тебя... Каждый год сюда прилетает кто-то большой и печальный... Я не вижу его, но слышу шум огромных крыльев... И океан плачет... В этот день в моих снах звучит его далёкая песнь...

И дети помнят... Даже те, кто пришли после, знают о тебе... Мы им рассказали... И каждое Рождество мы наряжаем нашу ель и строим хрустальный замок...

А Томас умер этой весной, мы похоронили его под елью... Может, он уже нашёл тебя среди звёзд...

В этот день всегда идёт дождь... Стучится в окна и двери, чтобы мы открыли ставни и увидели, как в омытом дождём небе зажигаются звёзды... Ты ведь стал одной из таких звёзд, правда?..

Если бы я могла видеть, я обязательно нашла бы тебя среди облаков... Но я не могу... Я даже не знаю, каким стало твоё лицо, когда из него ушла жизнь... И поэтому мне кажется, что ты никуда не исчезал... Мне всё кажется, что ты стоишь рядом... Что ещё мгновение — и твоя рука коснётся моей...

Когда мне сказали, что тебя больше нет... Я вышла под солнце, под самое яркое солнце... Но оно не тронуло меня... Я знаю, это ты попросил его... Твои руки стали солнечными лучами... Твой голос — ветром... Есть люди, которых нельзя убить, сколько бы ножей ни вонзилось им в грудь...

Тонкие пальцы замерли на клавишах. Молодая женщина, как в школе, невесомо коснулась ладонями колен и встала.

Из складок алого занавеса на сцену вышел мальчик. Его глаза пристально следили за зрителями. Если бы он заметил хотя бы малейшее неуважение, насмешку над слепой пианисткой, насмешник дорого бы поплатился за свою шутку. Но сегодня в первых рядах только друзья...

Тётя Валери и дядя Джейден, на коленях которых сидят маленький мальчик и девочка с одинаковыми лицами... Тётя Валери обычно весёлая и громкая, с ней тоже опасно шутить, но в этот день она плачет весь концерт, уткнувшись в плечо мужа и с горькой тоской прижимает к себе детей...

Рядом сидит дядя Тэд... Он бодрый и энергичный, хотя прикован к инвалидному креслу и хотя тётя Валери вышла не за него, а за дядю Джейдена... Когда он возвращается с соревнований, всегда дарит мячик или бейсболку... Но сегодня бейсболка нужна ему самому. Он свою оставил где-то, поэтому видно как по круглым щекам текут слёзы...

Через пару кресел сидит дядя Бен... Вот его энергичным назвать трудно... В этом человеке словно что-то сломалось давно, и он никак не может это починить... Но иногда что-то в Бене вспыхивает так ярко!.. Только он пока не может разглядеть, что это такое... Но Софи говорит, что тоже видит этот свет. Многие считают Софи слепой, но это неправда. Просто у неё особенные глаза... Сначала он даже ревновал её к Бену, потому что у него есть этот внезапный свет, а в нём, может, и нет... Но Софи сказала: нет никаких причин для беспокойства. Она всегда говорит правду, поэтому можно не волноваться...

Дальше Тапани, Матти, много людей, которые воспитывались с Софи в одном приюте. Некоторых он и сам помнит... Тереза, подруга Валери... Вот этого мужчину, кажется, зовут Патрик... Сегодня ещё приехал странный человек, то ли китаец, то ли японец... Может, из-за этого взгляд у него кажется слишком проницательным, но смотрит этот дедушка не на Софи, а на него... Немножко страшно...

Мальчик взялся за протянутую в пустоту руку женщины, словно не она нуждалась в нём, а он — в ней. Потом осторожно подвёл к краю сцены и помог взять цветы. Обычно после концертов весь дом у них был заставлен букетами, но в этот день все цветы к утру исчезали. Однажды он спросил Софи, куда уходят цветы. Она ответила, к двум очень хорошим людям, которые живут на небе.

В школе ему объяснили, что человек не может жить в безвоздушном пространстве. Сначала этот парадокс заставил его крепко задуматься: Софи всегда говорит правду, но и учителя вроде не обманывали. А потом он понял: скорее всего те двое умерли... И, наверное, из-за одного из них Софи никогда не выйдет за дядю Бена...

Сегодня цветы очень красивые: розы, белые лилии, жемчужинки, орхидеи... Восточный дедушка подарил лотос... Тем двоим должно понравиться...

Сложив букеты, он снова взял женщину за руку и повёл за кулисы. Там, в небольшой комнатке с бесполезными зеркалами, она могла немного отдохнуть после концерта.

— Налить тебе воды? — спросил он.

— Да, спасибо...

Женщина сделала несколько глотков и осторожно поставила стакан на столик.

— Ты сегодня очень красиво играла... Ты всегда красиво играешь, но сегодня особенно... — сказал он хрипловатым, простуженным голосом. Опять вчера съел лишнее мороженое. От мороженого у него всегда меняется голос, а Софи становится очень грустной, наверное, потому что боится, как бы он не заболел.

— ...Спасибо, — ответила женщина, поправляя воротничок рубашки мальчика и шнурок, на котором висел его талисман — хрустальный камешек. Это Софи ему подарила, когда его только принесли в приют... Очень красивый камешек. Если посмотреть на солнце, то он начинает светиться алым...

— Кстати, не только у меня сегодня праздник... — она улыбнулась, прогоняя печаль. — Дай мне мою сумку.

— Вот.

Софи достала из сумки продолговатый картонный футляр. Интересно, что там? Может, набор гнущихся карандашей?.. Или ручка, раскладывающаяся как телескоп...

Она вложила футляр ему в руки и сказала:

— Сегодня тебе исполняется одиннадцать лет, Том Йорк, и у меня для тебя необычный подарок...

Конец

КОНЕЦ

Страница произведения:

Напишите комментарий о прочитанном - порадуйте автора!

А если произведение очень понравилось, напишите к нему рекомендацию.

Оглавление

Анотация

Глава 1. И не будет над тобой другого неба

Глава 2. Ворон ворону глаз не выклюет

Глава 3. Солнце не виновато, что летучая мышь днём не видит

Глава 4. Разбитое зеркало ничего не отражает

Глава 5. Рана, нанесённая самому себе, плохо заживает

Глава 6. От яда лечат ядом

Глава 7. Завтра подует завтрашний ветер

Глава 8. Наши дети поют замерзающих птиц голосами

Глава 9. Страдающие одной болезнью сочувствуют друг другу

Глава 10. Небо молчит - за него говорят люди

Глава 11. Даже страдая от жажды, не пей тайком из чужого источника

Глава 12. Великое предательство похоже на преданность

Глава 13. Между двумя точками можно провести прямую линию и притом только одну

Глава 14. Змея погибает не от своего яда

Глава 15. Нет иллюзий - нет и разочарований

Глава 16. Демоном человека является он сам

Глава 17. У бродяги тысяча дверей

Глава 18. И облако оставляет след

Глава 19. Горе везде, как ветер в соснах - I

Глава 20. Горе везде, как ветер в соснах - II

Глава 21. Мы почти допили лето, скоро нам нальют осень

Глава 22. Человек - зеркало человека

Глава 23. Похожий на тебя - ещё не ты

Глава 24. В море много дорог

Глава 25. Помоги другому хотя бы голосом

Глава 26. Один Бог забыл - другой поможет

Глава 27. Жестоких сердцем не увещевай, ведь в камень не вонзится гвоздь железный

Глава 28. Каждая ветка горит по-своему

Глава 29. Сны - мысли сердца

Глава 30. Идущий впереди – мост для идущего позади - I

Глава 31. Идущий впереди – мост для идущего позади - II

Глава 32. У горьких дней есть своё завтра

Глава 33. Смерть – путь к рождению

Глава 34. Своей судьбы предсказатель не знает

Глава 35. Лекарь не может лечить свои раны

Глава 36. Судьба и тень следуют за нами повсюду

Глава 37. Бог усмотрит Себе агнца для всесожжения

Глава 38. Дети дождя

Глава 39. Твоя вечность

Глава 40. Бог видит высокие горы и дарует им вечные снега – I

Глава 41. Бог видит высокие горы и дарует им вечные снега – II

Глава 42. От сердца к сердцу есть дорога

Глава 43. Жемчужина печали

Глава 44. Для того чтобы услышать себя, нужны молчаливые дни

Глава 45. Дерево не отнимает своей тени даже у того, кто пришёл срубить его

Глава 46. Прежде чем любить, научись ходить по снегу, не оставляя следов

Глава 47. У тишины много значений

Глава 48. Смертно всё, вечен только восточный ветер

Эпилог

КОНЕЦ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg