«Мария Тюдор»

Мария Тюдор (fb2) - Мария Тюдор (пер. Мария Михайловна Замаховская) 269K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Виктор Гюго

Мария Тюдор Драма в трех действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Мария[1] — королева,

Джен,

Гильберт,

Фабиано Фабиани,

Симон Ренар,

Джошуа Фарнеби,

Еврей,

Лорд Клинтон,

Лорд Чендос,

Лорд Монтегью,

Мэтр Энеас Делвертон,

Лорд Гардинер,

Тюремщик,

Вельможи, пажи, стража, палач.

Лондон — 1553.

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК ИЗ НАРОДА

Берег Темзы. Пустынная набережная. Полуразрушенный парапет скрывает от зрителя реку. Направо — убогий дом. На углу его — небольшая статуя богоматери, у подножия которой горит лампада за железной решеткой. В глубине, по ту сторону Темзы, виден Лондон. Можно различить два высоких здания — Тауэр[2] и Вестминстер[3].

Начинает смеркаться.

Явление первое

Несколько человек, разбившись на группы, стоят на набережной. Среди них Симон Ренар, Джон Бриджес, барон Чендос, Роберт Клинтон, барон Клинтон, Энтони Броун, виконт Монтегью.

Лорд Чендос. Вы правы, милорд. Этот проклятый итальянец совсем околдовал королеву. Она не может обойтись без него. Только им она живет, только его и слушает. В нем одном вся ее радость. Стоит ей день не видеть его, и в глазах ее появляется томное выражение, как в те времена, когда она любила кардинала Пола, помните?

Симон Ренар. Это правда. Она безумно влюблена — и потому безумно ревнует.

Лорд Чендос. Итальянец приворожил ее!

Лорд Монтегью. Недаром говорят, что его соотечественники владеют секретом любовного напитка.

Лорд Клинтон. Итальянцы искусны по части любовных напитков, испанцы по части смертельных ядов.

Лорд Чендос. Если так, то Фабиани — помесь итальянца о испанцем: королева влюблена и больна[4]. Он опоил ее обоими зельями.

Лорд Монтегью. Но кто же он, в самом деле, — испанец или итальянец?

Лорд Чендос. Родился он, по-видимому, в Италии, в Капитанате[5], а воспитывался в Испании. Утверждает, будто связан узами родства с одним знатным испанским родом. Лорду Клинтону все это известно досконально.

Лорд Клинтон. Авантюрист! Он не испанец, и не итальянец, и, слава богу, не англичанин. Эти люди без родины, добившись могущества в какой-нибудь стране, не знают жалости к ней.

Лорд Монтегью. Вы говорите, Чендос, королева больна? Однако это не мешает ей развлекаться по своим возлюбленным,

Лорд Клинтон. Развлекаться! Развлекаться! Королева смеется, народ плачет, а временщик набивает себе брюхо. Этот человек пожирает серебро и, поглощает золото! Королева подарила ему поместья лорда Толбота, великого лорда Толбота! Королева пожаловала ему титул графа Кленбрассила и барона Динасмонди — ему, этому Фабиано Фабиани, который выдает себя за потомка испанского рода Пеньяльвер, но, конечно, лжет! Он пэр Англии, как вы, Монтегью, как вы, Чендос, как Стенли, как Норфольк или я, как сам король! Он кавалер ордена Подвязки, подобно инфанту португальскому, королю датскому и Томасу Перси, седьмому графу Нортемберлендскому! А какова тирания этого деспота, правящего нами со своей постели! Никогда еще Англия не испытывала такого гнета. Между тем мне немало довелось видеть на своем долгом веку. В Тайберне[6] воздвигнуто семьдесят новых виселиц! Костры пылают непрестанно, не успевая превратиться в золу! Каждое утро оттачивается топор палача и к вечеру снова становится тупым. Дня не проходит, чтобы не казнили какого-нибудь вельможу. Позавчера Блентайр, вчера — Норткерри, сегодня — Соут-Реппо, завтра — Тирконнел. Через неделю ваш черед, Чендос, а в следующем месяце — мой. Милорды, милорды, стыд и позор, что все эти славные английские головы падают ради удовольствия ничтожного проходимца — даже не нашего соотечественника! Ужасна, нестерпима мысль, что временщик, какой-то неаполитанец, может вытащить сколько ему угодно смертных приговоров из-под подушки королевы! Они развлекаются, говорите вы? Клянусь небом, это гнусно! Они развлекаются, эти влюбленные, в то время как топор палача плодит вдов и сирот у их дверей! Увы, слишком часто их итальянской гитаре вторит звон цепей! Ваше величество, вы выписываете певчих из Авиньонской капеллы, в вашем дворце что ни день спектакли, представления, концерты. Черт возьми, ваше величество, поменьше бы развлечений у вас и траура у нас, шутов там и палачей здесь, подмостков в Вестминстере и эшафотов в Тайберне!

Лорд Монтегью. Берегитесь, милорд Клинтон! Мы верноподданные. Ни слова о королеве — виноват один Фабиани.

Симон Рeнар (кладя руку на плечо лорду Клинтону). Терпение!

Лорд Клинтон. Легко сказать, господин Симон Ренар. Вы амонтский бальи[7] во Франш-Конте[8], подданный императора[9] и его посол в Лондоне. Вы представляете здесь испанского принца, будущего супруга королевы. Особа ваша священна для временщика. Другое дело мы, для вас Фабиани пастушок, для нас он — мясник.

На сцене окончательно стемнело.

Симон Ренар. Этот человек мешает мне не меньше, чем вам. Вы боитесь только за свою жизнь, я же опасаюсь за свой кредит, что гораздо важнее. Я не разговариваю — я действую. Во мне, милорд, меньше гнева, чем в вас, но зато больше ненависти. Я уничтожу временщика.

Лорд Монтегью. Но каким образом? Я думаю об этом целыми днями.

Симон Ренар. Фавориты королев появляются и исчезают не днем, а ночью.

Лорд Чендос. Эта ночь достаточно темна и страшна.

Симон Ренар. Она вполне подходит для задуманного мною дела.

Лорд Чендос. Что вы собираетесь предпринять?

Симон Ренар. Увидите, милорд Чендос. Когда царствует женщина, царствует каприз, и политика становится уже не делом расчета, а игрой случая. Тут ничего не предусмотришь. Между сегодняшним днем и завтрашним — никакой связи. Дела решаются не шахматными ходами, а разыгрываются в карты.

Лорд Клинтон. Все это очень хорошо, но вернемся к действительности. Господин бальи, когда вы освободите нас от временщика? Дольше медлить нельзя. Завтра обезглавят Тирконнела.

Симон Ренар. Если этой ночью я найду нужного человека, то завтра вечером Тирконнел будет ужинать с вами.

Лорд Клинтон. Как вас понять? А Фабиани?

Симон Ренар. У вас хорошее зрение, милорд?

Лорд Клинтон. Да, хотя я уже стар и сейчас темно.

Симон Ренар. Виден вам Лондон по ту сторону реки?

Лорд Клинтон. Да.

Симон Ренар. Всмотритесь получше. Вот два полюса в судьбе каждого фаворита — Вестминстер и Тауэр.

Лорд Клинтон. И что же?

Симон Ренар. Если бог мне поможет, то человек, который в эту минуту находится там (показывает на Вестминстер), завтра в тот же час будет здесь. (Показывает на Тауэр.)

Лорд Клинтон. Да поможет вам бог!

Лорд Монтегью. Народу он ненавистен не меньше, чем нам. Каким праздником будет для Лондона его падение!

Лорд Чендос. Мы отдаем свою судьбу в ваши руки. Располагайте нами. Что мы должны делать?

Симон Ренар (указывая на дом, стоящий на берегу). Все вы видите этот дом. Он принадлежит чеканщику Гильберту. Наблюдайте за его жилищем. Разойдитесь с вашими людьми в разные стороны, но не слишком далеко. А главное, не предпринимайте ничего без меня.

Лорд Чендос. Отлично.

Все расходятся в разные стороны.

Симон Ренар (один). Нелегко отыскать такого человека, который мне нужен. (Уходит.)

Входят Джен и Гильберт рука об руку, в сопровождении Джошуа Фарнеби, закутанного в плащ.

Явление второе

Джен, Гильберт, Джошуа Фарнеби.

Джошуа. Здесь я должен покинуть вас, дорогие друзья. Уже поздно, и мне пора возвращаться в Тауэр, к моим обязанноcтям тюремщика. Ах, зачем я не свободен, как вы! Ведь тюремщик — тот же заключенный. До свиданья, Джен. До свиданья, Гильберт. Боже мой, друзья мои, как я рад вашему счастью! Кстати, Гильберт, когда же свадьба?

Гильберт. Через неделю, не правда ли, Джен?

Джошуа. Честное слово, послезавтра рождество. День поздравлений и подарков. Но мне нечего пожелать вам. Можно ли желать больше красоты невесте и больше любви жениху? Счастливцы!

Гильберт. А ты разве не счастлив, мой добрый Джошуа?

Джошуа. Я ни счастлив, ни несчастлив. Я отказался от всего. Видишь ли, Гильберт (распахивая плащ и показывая связку ключей, висящую у него на поясе), если на твоем поясе беспрестанно бренчат ключи от тюрьмы, этот звук наводит на всякого рода философские мысли. Когда я был молод, я, как и все, влюблялся на день, гнался за славой месяц и безумствовал круглый год. А молод я был при короле Генрихе Восьмом[10]. Странный человек был этот король! Он менял жен, как женщины меняют платья. С первой он развелся[11], вторую велел обезглавить[12], третьей — вспороть живот, четвертой он оказал милость, отправив ее в изгнание. Зато для равновесия он обезглавил пятую. Я рассказываю вам, красотка Джен, не сказку о Синей Бороде, а историю Генриха Восьмого. В те времена я участвовал в религиозных войнах, сражаясь то за одного, то за другого. Я избрал лучшее из возможных занятий, хотя и весьма щекотливое: надо было решить, стоишь ли ты за папу или против него. Королевские слуги вешали тех, кто был за папу, и сжигали тех, кто был против. Равнодушных, которые не были ни за, ни против, также жгли или вешали. Вот и вертись как знаешь! Скажешь "да" веревка, скажешь "нет" — костер, не скажешь ни "да", ни "нет" все равно веревка или костер. Я сам не раз чувствовал запах горелого и даже не уверен, что меня разок-другой не вынимали из петли. Славное было времечко — очень похожее на наши дни. Да, так вот за все это я и сражался. Черт меня подери, если я знаю теперь, за кого и за что! Когда со мной заговаривают о мейстере Лютере[13] или о папе Павле Третьем[14], я только плечами пожимаю. Видишь ли, Гильберт, дожив до седых волос, не следует вспоминать убеждения, за которые сражался, и женщин, которых любил в двадцать лет. И женщины и убеждения кажутся тогда довольно-таки безобразными, старыми, жалкими, беззубыми и какими-то глупыми. Такова моя история. Теперь я удалился от дел. Я уже не воюю ни за короля, ни за папу — я тюремщик Тауэра. Ни за кого я больше не бьюсь, а занимаюсь лишь тем, что сажаю людей под замок. Я тюремщик, я уже стар — одной ногой я в тюрьме, другой — в могиле. Мое дело подбирать то, что остается от министров и временщиков, когда они ломают себе шею у королевы. Это довольно занятно. Кроме того, у меня есть ребенок, которого я люблю, и вы оба, которых я тоже люблю. Если вы счастливы, то счастлив и я.

Гильберт. В таком случае ты можешь быть счастлив, Джошуа! Не правда ли, Джен?

Джошуа. Что до меня, то я ничего не могу сделать для твоего счастья, Гильберт, но Джен может сделать все: ты ее любишь! Я даже не могу ничем услужить тебе. К счастью, ты не столь уж знатный господин, чтобы тебе когда-нибудь понадобились ключи Тауэра. Джен вознаградит тебя за нас обоих. Оба мы обязаны тебе всем. Джен была бедной, покинутой сиротой, и ты взял ее к себе и воспитал, я в один прекрасный день чуть не утонул в Темзе, и ты меня вытащил из воды.

Гильберт. Зачем ты всегда вспоминаешь об этом, Джошуа?

Джошуа. Чтобы сказать тебе, что оба мы — я и Джен — должны любить тебя: я как брат, она… не как сестра!

Джен. Да, как жена. Я понимаю вас, Джошуа. (Погружается в задумчивость.)

Гильберт (тихо, Джошуа). Погляди на нее, Джошуа! Разве она не прекрасна, не восхитительна? Разве она не достойна самого короля? Если бы ты знал! Нет, ты не можешь понять, как я люблю ое!

Джошуа. Берегись! Это неблагоразумно: нельзя так любить женщину. Другое дело — ребенка.

Гильберт. Что ты хочешь оказать?

Джошуа. Ничего. Через неделю я буду на вашей свадьбе. Надеюсь, что освобожусь к тому времени от государственных дел и что все будет кончено.

Гильберт. О чем ты? Что будет кончено?

Джошуа. Ах, тебе незачем знать об этом, Гильберт. Ты влюблен. Ты человек из народа. Какое тебе дело до всего, что происходит там, наверху, когда ты так счастлив внизу? Но раз уж ты спрашиваешь меня, я скажу тебе: есть надежда, что через неделю, а может быть, даже через двадцать четыре часа, Фабиано Фабиани уступит свое место у королевы другому.

Гильберт. А кто этот Фабиано Фабиани?

Джошуа. Любовник королевы, знаменитый временщик и обольститель, который может отрубить голову неугодному ему человеку быстрее, чем сводня прочесть молитву. Это лучший из временщиков, какие доставались палачу Тауэра за последние десять лет. Надо тебе знать, Гильберт, что за голову каждого вельможи палач получает десять экю серебром, а иногда и вдвое больше, если попадется очень уж важная голова. Все хотят падения Фабиани. Правда, я слышал это только при исполнении служебных обязанностей, от людей, довольно скверно настроенных, которым не позже, чем через месяц предстоит лишиться головы, короче говоря — от недовольных.

Гильберт. Пусть волки грызутся между собой. Что нам до королевы и ее фаворита? Не правда ли, Джен?

Джошуа. О, против Фабиани составился славный заговор! Счастлив он будет, если выскочит невредимым! Я не удивлюсь, если сегодня ночью что-нибудь произойдет. Только что я видел вон там господина Симона Ренара, бродившего в раздумье.

Гильберт. А кто такой господин Симон Ренар?

Джошуа. Как, ты и этого не знаешь? Первая рука императора в Лондоне. Королева должна сочетаться браком с испанским принцем, и Симон Ренар представляет его особу при дворе ее величества. Королева ненавидит и вместе с тем боится его, этого Симона Ренара, но ничего не может с ним поделать. Он уже уничтожил двух или трех временщиков. У него особый талант уничтожать временщиков. Время от времени он очищает от них дворец. Это тонкая и хитрая бестия, которой известно все, что происходит! Ничто не делается без целого здания его интриг. Что до лорда Педжета — не спрашивал ли ты меня также, кто такой лорд Педжет? — это один ловкий вельможа, бывший у власти при Генрихе Восьмом. Он член Малого совета и пользуется таким влиянием, что другие министры не смеют дышать при нем, за исключением одного только канцлера, милорда Гардинера, который его презирает. Сильный человек этот Гардинер и очень высокого происхождения. А Педжет просто ничтожество. Сын башмачника. Его скоро сделают бароном Педжетом де Бодезер в Стаффорде.

Гильберт. Как бойко он толкует обо всем этом, наш Джошуа!

Джошуа. Еще бы! Ведь постоянно слышишь разговоры государственных преступников.

В глубине сцены показывается Симон Ренар.

Я должен сказать тебе, Гильберт, что никто не знает историю своего времени лучше, чем тюремщик Тауэра.

Симон Ренар (услышавший последние слова, из глубины сцены). Вы ошибаетесь, почтеннейший, — не тюремщик, а палач.

Джошуа (тихо, Джен и Гильберту). Отойдем подальше.

Симон Ренар медленно уходит.

(Видя, что он скрылся, продолжает.) Это и есть господин Симон Ренар.

Гильберт. Не нравятся мне все эти люди, шныряющие вокруг моего дома.

Джошуа. Какого дьявола ему здесь нужно? Однако мне пора отправляться. Уж не готовит ли он мне новую работу? Прощай, Гильберт! Прощайте, красотка Джен! А ведь я вас знал вот этакой малышкой!

Гильберт. Прощай, Джошуа, Но скажи на милость, что это ты прячешь под своим плащом?

Джошуа. О, ведь я тоже заговорщик.

Гильберт. Какой еще там заговор?

Джошуа. Ах вы, влюбленные, все-то вы забываете! Не говорил ли я вам, что послезавтра день поздравлений и подарков? Вельможи готовят сюрприз Фабиани, у них свой заговор, а у меня — свой. Королева, быть может, подарит себе новенького фаворита, а я подарю своему ребенку куклу. (Вытаскивает из-под плаща куклу.) Видите, тоже новенькая. Посмотрим, кто из двух раньше разобьет свою игрушку. Храни вас господь, друзья мои!

Гильберт. До свиданья, Джошуа.

Джошуа уходит. Гильберт берет руку Джен и горячо целует ее.

Джошуа (в глубине сцены). О мудрое провидение! Каждому оно дарит свою игрушку: ребенку — куклу, мужчине — ребенка, женщине — мужчину, а дьяволу женщину. (Уходит.)

Явление третье

Гильберт и Джен.

Гильберт. Придется и мне покинуть вас. Прощайте, Джен, спите спокойно.

Джен. Вы не войдете со мной, Гильберт?

Гильберт. Нет, Джен. Вы знаете, мне этой ночью надо закончить работу в мастерской, чеканку кинжала для какого-то лорда Кленбрассила, которого я никогда в глаза не видал. Он просил, чтобы все было готово к завтрашнему утру.

Джен. Тогда спокойной ночи, Гильберт. До завтра.

Гильберт. Нет, Джен, еще мгновенье. О боже, как тяжело мне расставаться с вами даже на несколько часов! Джен, вы моя жизнь, моя единственная радость! Но надо идти работать, мы так бедны. Я не хочу заходить в дом, потому что не смогу уйти, и вместе с тем я не в силах расстаться с вами. Как я слаб! Джен, посидим несколько минут у двери, на этой скамье. Отсюда мне как-то легче будет уйти, чем из дому, особенно из вашей комнаты… Дайте мне вашу руку. (Садится и берет обе ее руки в свои.)

Джен продолжает стоять.

Джен, ты любишь меня?

Джен. О, я всем обязана вам, Гильберт! Я знаю это, хотя вы долго скрывали от меня истину. Малюткой, почти в колыбели, я была брошена родителями, и вы взяли меня к себе. С тех пор шестнадцать лет ваши руки работали для меня, как руки отца, ваши глаза бодрствовали надо мной, как глаза матери. Чем была бы я без вас, боже мой? Все, что у меня есть, дали мне вы; все, чем я стала, сделали вы,

Гильберт. Джен, ты любишь меня?

Джен. А ваша преданность, Гильберт! День и ночь вы работаете для меня, губите ваши глаза, убиваете себя. Вот и сегодня вы снова проведете ночь за работой. И никогда ни одного упрека, ни одной резкости, ни тени суровости! Вы, такой бедняк, снисходительны даже к моим маленьким женским прихотям. Гильберт, я не могу думать о вас без слез! У вас иногда не было хлеба, а у меня всегда были ленты.

Гильберт. Джен, ты любишь меня?

Джен. Гильберт, я готова целовать ваши ноги!

Гильберт. Но любишь ли ты меня, любишь ли? Ах, все твои слова не говорят о любви, а я только этого жду от тебя, Джен. Благодарность, вечно одна благодарность! Я способен был бы растоптать ее. Мне нужна лишь любовь твоя, если же ее нет — лучше умереть. Шестнадцать лет ты была мне дочерью, теперь ты станешь моей женой. Через неделю мы обвенчаемся. Да, ты обещала мне, ты согласилась на это, ты моя невеста. О Джен, ты любила меня, когда давала свое согласие. Помнишь, как ты однажды сказала мне, подняв свои чудные глаза к небу: "Я люблю тебя!" Такой я хотел бы видеть тебя всегда. Но вот уже несколько месяцев мне кажется, что ты изменилась, особенно в последние три недели, с тех пор как моя работа вынуждает меня уходить иногда на ночь. О Джен, я хочу быть любимым тобою, я уже привык к этой мысли. Прежде ты была такая веселая, а теперь ходишь грустная, озабоченная. Не то чтобы ты была холодна ко мне, милое мое дитя, нет, — ты стараешься, как только можешь, быть ласковой, но я чувствую, что слова любви не слетают с твоих уст так естественно и непринужденно, как прежде. Что с тобой? Ты разлюбила меня? Конечно, я честный человек, конечно, я хороший мастер, но я предпочел бы быть вором и убийцей, лишь бы ты любила меня! Если бы ты знала, как я люблю тебя, Джен!

Джен. Я знаю, Гильберт, и оттого-то я плачу.

Гильберт. Ты плачешь от радости, не правда ли, Джен? Скажи мне, что от радости! Ах, я должен верить этому. Быть любимым — только это и есть на свете! У меня всего-навсего бедное сердце рабочего, но Джен должна любить меня. Зачем ты без конца твердишь о том, что я для тебя сделал? Одно слово, Джен, и не ты мне, а я тебе буду обязан вечной благодарностью. Ради тебя я готов на любую муку, на преступление. Ты будешь моей женой, не правда ли, и ты любишь меня? Джен, за один твой взгляд я отдам всего себя, весь свой труд, за твою улыбку — свою жизнь, за твой поцелуй — свою душу!

Джен. Какое у вас благородное сердце, Гильберт!

Гильберт. Послушай, Джен, пусть я безумец, пусть я ревнивец, можешь смеяться надо мной, если хочешь, — пусть так! Но не сердись на меня. Мне кажется, что с некоторых пор здесь шатается много молодых дворян. Знаешь ли ты, Джен, что мне тридцать четыре года? Какое это несчастье для жалкого рабочего вроде меня, неловкого, плохо одетого, уже немолодого и некрасивого, полюбить прекрасную и очаровательную семнадцатилетнюю девушку, которая притягивает знатных молодых красавцев, раззолоченных и разряженных, как пламя притягивает мотыльков! Если бы ты знала, как я страдаю! Но я даже мысленно не могу оскорбить тебя подозрением, тебя, такую честную, такую невинную. Я знаю, ничьи губы не касались до сих пор этого чистого лба, и все же иной раз мне кажется, что тебе доставляет слишком большое удовольствие зрелище процессий и кавалькад — королевы, вое эти роскошные шелковые и бархатные наряды, под которыми так редко скрываются сердце и душа! Прости меня, но, боже мой, зачем здесь проходит так много молодых дворян? И зачем я не молод, не хорош собой, не знатен и не богат? Гильберт, простой рабочий — чеканщик, и это все. А они: лорд Чендос, лорд Джерард Фиц-Джерард, граф Арундель, герцог Норфолькский! О, как я их ненавижу! Я живу, чтобы чеканить для них рукоятки шпаг, а между тем с каким удовольствием я всадил бы им в живот все эти лезвия!

Джен. Гильберт!..

Гильберт. Прости меня, Джен. Не правда ли, любовь иногда делает нас злыми?

Джен. Напротив — добрыми. Вы так добры, Гильберт!

Гильберт. О, как я люблю тебя! С каждым днем все больше и больше. Я хочу умереть за тебя. Любить или не любить меня — это в твоей власти. Я безумец. Забудь все, что я наговорил сейчас. Уже поздно, и мне пора идти. Прощай! Боже, как мне грустно расставаться с тобой, Джен. Ступай домой. Ты взяла ключ?

Джен. Нет, вот уже несколько дней, как я не могу найти его.

Гильберт. Тогда возьми мой. До завтра, Джен. Не забывай: сегодня я еще твой отец, через неделю — твой муж. (Целует ее в лоб и уходит.)

Джен (оставшись одна). Мой муж! Нет, я не совершу этого преступления. Бедный Гильберт, он любит меня… Но тот, другой!.. Неужели я променяла любовь на тщеславие? Как я несчастна! В чьей власти я нахожусь теперь? Неблагодарная — я так виновата перед ним! Кто-то идет. Надо поскорее уйти. (Входит в дом.)

Явление четвертое

Гильберт и Неизвестный в плаще и желтой шапочке.

Неизвестный держит Гильберта за руку.

Гильберт. Да, я узнал тебя. Ты нищий еврей, который уже несколько дней бродит вокруг этого дома. Но чего тебе надо от меня? Зачем ты привел меня сюда?

Неизвестный. То, что я должен сказать вам, я могу сказать только здесь.

Гильберт. Что же это? Говори скорей.

Неизвестный. Выслушайте меня, молодой человек. Шестнадцать лет тому назад, в ту самую ночь, когда лорд Толбот, граф Уотерфорд, был обезглавлен при свете факелов за приверженность папе и за мятеж, его сообщники были изрублены здесь же, в Лондоне, солдатами Генриха Восьмого, До утра на улицах не прекращалась перестрелка. Этой же ночью один молодой рабочий, больше занятый своим делом, чем войной, работал у себя в мастерской, при входе на Лондонский мост: низкая дверь направо, на стене еще сохранились следы красной краски. Было около двух часов пополуночи. На мосту сражались. Пули со свистом перелетали через Темзу. Вдруг в дверь мастерской, через которую пробивался наружу свет лампы, раздался стук. Мастер отворил. Вошел какой-то незнакомец. На руках у него был ребенок, испуганный и плачущий. Незнакомец положил ребенка на стол и оказал: "У этого создания нет больше ни отца, ни матери". Затем он медленно вышел и затворил за собою дверь, У рабочего Гильберта также не было ни отца, ни матери. Он взял ребенка. Сирота усыновил сироту. Взяв девочку на воспитание, он растил ее, не спускал с нее глаз, одевал, кормил, лелеял. Он горячо полюбил ее, всего себя отдав этому маленькому существу, заброшенному в его мастерскую бурей гражданской войны. Он пожертвовал ей всем: своей юностью, своими увлечениями, удовольствиями. Для нее он работал, ей отдал всю свою привязанность, всю свою жизнь, и так продолжалось шестнадцать лет. Рабочий Гильберт — это вы. Ребенок…

Гильберт. Это Джен. Все, что ты сказал, правда. Но к чему ты клонишь?

Неизвестный. Я забыл упомянуть, что к пеленкам девочки была приколота бумажка, на которой было написано: "Сжальтесь над Джен".

Гильберт. Да, слова эти были выведены кровью. Я сохранил бумажку и всегда ношу ее при себе. Но ты меня мучаешь! Зачем ты говоришь мне все это?

Неизвестный, А вот зачем. Вы видите, что мне о вас воз известно. Гильберт, охраняйте ваш дом этой ночью.

Гильберт. Как мне понять тебя?

Неизвестный. Ни слова больше. Не уходите на работу. Останьтесь где-нибудь здесь, поблизости. Будьте на страже. Я вам не друг и не враг, но послушайтесь моего совета. А теперь, чтоб не повредить самому себе, оставьте меня. Идите в ту сторону и тотчас поспешите ко мне, если услышите мой зов о помощи.

Гильберт, Что все это значит? (Медленно уходит.)

Явление пятое

Неизвестный, один.

Неизвестный. Дело сделано. Мне нужен был молодой и сильный человек, который сумел бы мне помочь в случае надобности. Этот Гильберт вполне подходит. Чу, я слышу плеск весел и звуки гитары на реке. (Подходит к парапету.) Да, я не ошибся.

Издалека доносятся звуки гитары и голос, поющий песню.

Голос.

Когда ты напеваешь, Склонясь на грудь мою, Скажи, мой друг, ты знаешь, Что в сердце я таю? Я снова вспоминаю Счастливые года… Пой, дорогая, Пой мне всегда!

Неизвестный. Вот человек, которого я жду.

Голос (приближаясь все больше с каждым куплетом).

Когда улыбкой нежной Цветут твои уста, Я верю безмятежно, Что ты душой чиста. Уходит ревность злая Из сердца без следа… Смейся, дорогая, Смейся всегда! Когда в спокойной дреме Лежишь ты предо мной, Что шепчешь ты в истоме, Вздыхая в час ночной? Гляжу я, замирая, На стан твой, на уста… Спи, дорогая, Спи, как всегда! Когда же темной ночью "Люблю" ты шепчешь мне, Я вижу рай воочью, Раскрытый в вышине. Горит, не угасая, Твой взор — моя звезда… Люби, дорогая, Люби всегда! Хоть слов всего четыре, В них жизнь уложишь ты Все сладостное в мире, Все лучшие мечты, Затем, что нет чудесней И радостней утех, Чем сон и песня, Любовь и смех!

Неизвестный. Причалил. Отлично. Отпустил лодочника. Превосходно! (Возвращается на авансцену.) Идет!

Входит Фабиано Фабиани в плаще и направляется к дверям дома.

Явление шестое

Неизвестный и Фабиано Фабиани.

Неизвестный (останавливая Фабиани). Одно слово, прошу вас.

Фабиани. Кто-то, кажется, обратился ко мне. Что это за мошенник? Ты кто такой?

Неизвестный. Я тот, за кого вам угодно будет принять меня.

Фабиани. При этом тусклом фонаре ничего не разберешь. На тебе как будто желтая шапка — еврейская шапка. Ты еврей?

Неизвестный. Да, я еврей. Мне нужно сообщить вам кое-что.

Фабиани. Как тебя зовут?

Неизвестный. Мне известно ваше имя, но вы моего не знаете. Как видите, у меня есть преимущество перед вами. Позвольте же мне сохранить его.

Фабиани. Ты знаешь мое имя? Это неправда.

Неизвестный. Поверьте, я не лгу, В Неаполе вы назывались синьор Фабиани, в Мадриде — дон Фабьяно, в Лондоне вас зовут Фабиано Фабиани, граф Кленбрассил.

Фабиани. Ах, черт тебя побери!

Неизвестный. Бог вас храни!

Фабиани. Я велю избить тебя палками. Никто не смеет знать мое имя, когда я брожу ночью.

Неизвестный. Особенно, если вы идете в такое место, как сейчас.

Фабиани. Что ты хочешь сказать?

Неизвестный. Если бы королева знала!

Фабиани. Но я никуда не иду!

Неизвестный. Простите, милорд, вы идете к красавице Джен, невесте чеканщика Гильберта.

Фабиани (в сторону). Черт! Это опасный человек!

Неизвестный. Не хотите ли, чтобы я сказал вам еще кое-что? Вы соблазнили эту девушку и за последний месяц приходили к ней ночью два раза. Сегодня будет третий. Красавица ждет вас.

Фабиани. Замолчи! Замолчи! Золото за молчание! Сколько ты хочешь?

Неизвестный. Это будет видно. А пока, милорд, не сказать ли вам, почему вы соблазнили девушку?

Фабиани. Будь ты проклят! Потому что я влюбился в нее.

Неизвестный. Нет. Вы в нее не влюбились.

Фабиани. Не влюбился в Джен?

Неизвестный. Не более, чем в королеву. Никакой любви — один лишь расчет.

Фабиани, Вот чудак! Ты не человек, ты моя совесть, переодетая евреем!

Неизвестный. И я буду говорить с вами, как ваша cовесть, милорд. Выслушайте меня. Вы — фаворит королевы. Королева дала вам орден Подвязки, графство и звание вельможи. Но все это пустяки. Орден — лоскут, графство пустой звук, звание вельможи — право быть обезглавленным. Вам хочется лучшего. Вам, милорд, нужны хорошие земли, хорошие округа, хорошие замки и хорошие доходы в хороших фунтах стерлингов. Король Генрих Восьмой конфисковал имущество лорда Толбота, обезглавленного шестнадцать лет тому назад. Вы уговорили королеву Марию подарить вам все эти богатства. Но для того чтобы дар этот имел законную силу, у графа Толбота после смерти не должно было остаться потомства. Если бы существовали наследник или наследница лорда Толбота, то королева Мария, несмотря на всю свою любовь к вам, отняла бы у вас имущество графа, чтобы из чувства долга и признательности, а также из религиозных соображений вернуть его наследникам человека, который, подобно ей, был папистом и погиб, сражаясь за нее и за ее мать Екатерину Арагонскую. Однако вы на этот счет были спокойны. У лорда Толбота была только маленькая дочка, которая исчезла в день казни отца, и вся Англия считала ее умершей. Но недавно ваши шпионы открыли, что в ту ночь, когда лорд Толбот и его партия были истреблены Генрихом Восьмым, какой-то ребенок таинственным образом был доставлен одному рабочему-чеканщику с Лондонского моста и что этот ребенок, маленькая Джен, которую он воспитал, по всей вероятности и есть исчезнувшая дочь Толбота. Правда, письменных доказательств ее происхождения нет, но в любой день они могут найтись. Обстоятельство весьма для вас неприятное! Быть вынужденным в один прекрасный день отдать какой-то девочке Шрусбери, Уэксфорд — такой красивый город! — и великолепное графство Уотерфорд! Это жестоко. Как тут быть? Вы искали способа уничтожить, стереть с лица земли эту девушку. Порядочный человек велел бы ее убить или отравить. Но вы, милорд, сделали лучше — вы ее обесчестили.

Фабиани. Наглец!

Неизвестный. Милорд, моими устами говорит ваша совесть. Другой лишил бы девушку жизни, вы же лишили ее чести и, следовательно, будущего. Королева Мария весьма щепетильна на этот счет, хотя у нее самой есть любовники.

Фабиани. Этот человек смотрит в корень вещей.

Неизвестный. Королева слаба здоровьем, королева может умереть, и тогда вы, фаворит, рассыплетесь в прах на ее могиле. Доказательства прав молодой девушки могут когда-нибудь обнаружиться, и, если королева умрет, Джен, пусть и обесчещенная вами, все же будят признана наследницей Толбота. Вы прекрасно рассчитали все это. С вашей молодостью, с вашей красивой внешностью вам ничего не стоило влюбить в себя Джен, и она отдалась вам. На худой конец вы на ней женитесь. Не протестуйте, милорд, я считаю ваш замысел блестящим. Не будь я собой, я хотел бы быть вами.

Фабиани. Благодарю.

Неизвестный. Вы ловко обработали дело. Скрыв свое имя, вы оградили себя от мести королевы. Бедная девушка думает, что ее соблазнил сомерсетский дворянин по имени Эмиас Поулет!

Фабиани. Ему все известно! Все! Ну что же, перейдем в таком случае к делу. Что тебе от меня нужно?

Неизвестный. Милорд, если бы у кого-нибудь были бумаги, подтверждающие рождение, существование и права наследницы Толбота, он превратил бы вас в такого же бедняка, каким был мой праотец Иов, и из всех замков, дон Фабиано, у вас остались бы лишь воздушные замки, что было бы для вас весьма огорчительно.

Фабиани. Да, но бумаг этих нет ни у кого.

Неизвестный. Ошибаетесь.

Фабиани. У кого же они?

Неизвестный. У меня.

Фабиани. Ого! У тебя, несчастный? Неправда. Каждое слово еврея — ложь.

Неизвестный. Говорю вам, бумаги у меня.

Фабиани. Ложь! Покажи их.

Неизвестный. Они у меня в кармане.

Фабиани. Я не верю тебе. Они, конечно, не в порядке. Чего-нибудь недостает.

Неизвестный. Все в полном порядке.

Фабиани. Так отдай их мне.

Неизвестный. Осторожнее!

Фабиани. Еврей, отдай мне эти бумаги!

Неизвестный. Только и всего? Еврей, жалкий нищий, уличный бродяга, отдай мне Шрусбери, город Уэксфорд и графство Уотерфорд, Подайте милостыню, ради бога!

Фабиани. Эти бумаги для меня все, для тебя — ничто.

Неизвестный. Симон Ренар и лорд Чендос хорошо заплатили бы мне за них!

Фабиани. Симон Ренар и лорд Чендос — два пса, и я велю тебя повесить между ними.

Неизвестный. Это все, что вы можете предложить мне? Прощайте.

Фабиани. Погоди, еврей. Что ты просишь за эти бумаги?

Неизвестный. То, что вы всегда носите при себе.

Фабиани. Кошелек?

Неизвестный. Вот вздор! Я мог бы предложить вам свой.

Фабиани. Ну так скажи, чего ты хочешь?

Неизвестный. У вас есть пергамент, с которым вы никогда не расстаетесь. Это бланк, подаренный вам королевой, где она клянется своей католической короной исполнить любую просьбу, которая будет в него вписана, дайте мне этот бланк, и вы получите документы Джен Толбот.

Фабиани. Зачем тебе этот бланк?

Неизвестный. А вот зачем. Будем играть в открытую. Я рассказал вам, милорд, о ваших делах, теперь расскажу о своих. Я один из крупнейших еврейских менял с улицы Кантерстен в Брюсселе. Я ссужаю деньги. Это моя профессия. Я ссужаю десять, мне возвращают пятнадцать. Я даю взаймы всем, могу дать дьяволу, могу дать папе. Два месяца тому назад один из моих должников умер, не заплатив мне. Это был старый слуга семьи Толбот, изгнанник. Бедняк оставил после себя одни лишь жалкие лохмотья! Я велел их описать. Среди этих лохмотьев оказалась шкатулка с бумагами. То были бумаги Джен Толбот, милорд, с подробным списанием ее истории, документально подтвержденной в предвиденье лучших времен. Королева Англии как раз подарила вам имения Джен Толбот. А я в этот момент нуждался в помощи английской королевы для получения ссудд в десять тысяч марок золотом. Решив, что можно будет обделать дельце с вами, я приехал в Англию переодетым, как вы видите, выследил вас, выследил Джен Толбот, — я все люблю делать сам, — узнал, что мне нужно, и вот я здесь. Вы можете получить бумаги Джен Толбот в обмен на бланк королевы. Я впишу в него, что королева предоставляет мне десять тысяч марок золотом. Кое-что мне следует здесь, в казначействе, но я не стану сутяжничать. Десять тысяч марок меня вполне устроят, Я не прошу этой суммы у вас, потому что ее может дать только коронованная особа. Вот я и высказался перед вами начистоту. Говоря по правде, милорд, два таких ловких человека, как мы с вами, ничего не выигрывают, обманывая друг друга. Если бы откровенность была изгнана с земли, она должна была бы возродиться в беседе двух жуликов.

Фабиани. Но это невозможно! Как я могу отдать тебе этот бланк? Десять тысяч марок золотом! Что скажет королева? Кроме того, завтра я могу впасть в немилость. А этот бланк — моя охранная грамота; этот бланк — моя голова.

Неизвестный. А мне какое дело?

Фабиани. Требуй чего-нибудь другого.

Неизвестный. Мне нужно только это.

Фабиани. Еврей, отдай мне бумаги Джен Толбот.

Неизвестный. Милорд, дайте мне бланк королевы.

Фабиани. Ничего с тобой не поделаешь, проклятый еврей! Придется тебе уступить. (Вынимает из кармана бумагу.)

Неизвестный. Покажите мне бланк королевы.

Фабиани. Покажи мне бумаги Толбота.

Неизвестный. После.

Они подходят к фонарю. Фабиани, стоя позади еврея, левой рукой держит бумагу перед его глазами. Неизвестный разглядывает ее.

(Читает.) "Мы, королева Мария…" Отлично, Теперь вы убедились, что я похож на вас: я все рассчитал, все предусмотрел…

Фабиани (выхватывая правой рукой кинжал и вонзая его в горло еврея). Кроме этого!

Неизвестный. О предатель! На помощь! (Падает, успев бросить, незаметно для Фабиани, запечатанный конверт в темноту.)

Фабиани (наклонившись над телом). Клянусь честью, он мертв! Прежде всего бумаги! (Обыскивает еврея,) Что такое! В карманах пусто. Ни клочка бумаги! Старый безбожник! Он солгал! Провел меня! Вот так штука! Проклятый еврей! Я напрасно убил его. Все они таковы: ложь, воровство — вот их сущность! Но надо избавиться от трупа. Нельзя же оставить его возле этой двери. (Идет в глубину сцены.) Посмотрю, здесь ли еще лодочник: он мне поможет бросить труп в Темзу. (Спускается и исчезает за парапетом.)

Гильберт (входя с противоположной стороны). Мне послышался крик. (Замечает под фонарем распростертое на земле тело.) Здесь кого-то убили. Нищий!

Неизвестный (приподымаясь). Ах, вы опоздали, Гильберт! (Указывая рукой в ту сторону, куда он бросил пакет.) Поднимите их. Это бумаги, доказывающие, что Джен, ваша невеста, — дочь и наследница последнего лорда Толбота. Мой убийца — лорд Кленбрассил, фаворит королевы! О, я задыхаюсь! Гильберт, отомсти за меня и за себя… (Умирает,)

Гильберт. Умер! — Отомстить за себя? Что он хотел сказать? Джен — дочь лорда Толбота! Лорд Кленбрассил! Фаворит королевы! У меня мутится разум! (Трясет труп.) Говори! Еще хоть одно слово! Нет, он не дышит.

Явление седьмое

Гильберт, Фабиани.

Фабиани (возвращаясь). Кто это?

Гильберт. Здесь только что убили человека.

Фабиани. Не человека, а еврея.

Гильберт. Кто убил этого человека?

Фабиани. Черт возьми! Либо вы, либо я.

Гильберт. Сударь!

Фабиани. Свидетелей нет. На земле лежит труп. Рядом — двое людей. Кто из них убийца? Как доказать, что убил один, а не другой? Я, а не вы?

Гильберт. Негодяй, убийца — вы!

Фабиани. Пусть так — это в самом деле я. Что же дальше?

Гильберт. Я позову констеблей.

Фабиани. Вы сейчас поможете мне бросить труп в воду.

Гильберт. Я велю задержать вас и отдать в руки правосудия.

Фабиани. Вы поможете мне бросить труп в воду.

Гильберт. Какая наглость!

Фабиани. Поверьте мне — надо уничтожить все следы этого дела. Вы заинтересованы в этом больше, чем я.

Гильберт. Сильно сказано!

Фабиани. Один из нас повинен в преступлении. Я — знатный вельможа, благородный лорд, а вы — первый встречный, простолюдин, человек из народа, дворянин за убийство еврея уплачивает четыре су штрафа; простолюдина вздергивают за это на виселицу.

Гильберт. Так вы осмелитесь…

Фабиани. Если вы донесете на меня, я донесу на вас. Мне поверят скорей, чем вам. И все равно шансы у нас неравные. Для меня — четыре су штрафа, для вас — виселица.

Гильберт. Ни свидетелей! Ни доказательств! Я теряю голову. Негодяй прав, я у него в руках.

Фабиани. Итак, помочь вам сбросить тело в воду?

Гильберт. Вы — дьявол!

Гильберт и Фабиани, взяв труп за голову и за ноги, относят его к парапету.

Фабиани. Клянусь честью, мой милый, я и сам не знаю теперь, кто из нас двоих убил этого человека.

Они спускаются за парапет. Затем Фабиани появляется вновь.

Дело сделано. Спокойной ночи, приятель, отправляйтесь своей дорогой. (Идет по направлению к дому и оборачивается, видя, что Гильберт следует за ним.) Ну, что еще вам нужно от меня? Плату за труд? По совести говоря, я вам ничего не должен. Но так и быть, получите. (Дает Гильберту кошелек, который тот сначала отстраняет, а потом, словно передумав, берет.) Теперь идите. Чего же вы ждете?

Гильберт. Ничего.

Фабиани. Впрочем, можете оставаться, если вам это нравится. Вы будете любоваться звездами, а я красоткой. Храни вас бог. (Подходит к двери дома и собирается ее открыть.)

Гильберт. Куда это вы идете?

Фабиани. К себе, черт возьми.

Гильберт. Как так — к себе?

Фабиани. Очень просто.

Гильберт. Кто из нас двоих бредит? Вы мне только что говорили, что я убийца еврея, а теперь заявляете, что этот дом — ваш!..

Фабиани. Мой или моей любовницы, не вое ли равно?

Гильберт. Повторите, что вы сказали!

Фабиани. Я говорю, приятель, — если уж вам хочется знать, — что этот дом принадлежит одной красотке по имени Джен и что она — моя любовница.

Гильберт. А я говорю, милорд, что это ложь! Я говорю, что ты обманщик и убийца! Я говорю, что ты наглый мошенник! Я говорю, что ты произнес сейчас слова, которые обоим нам будут стоить жизни, тебе — потому, что ты их сказал, мне — потому, что я их слышал!

Фабиани. Скажите пожалуйста! Не человек, а дьявол какой-то!

Гильберт. Я чеканщик Гильберт. Джен моя невеста.

Фабиани. А я кавалер Эмиас Поулет. Джен — моя любовница.

Гильберт. Лжешь, говорю я тебе! Ты лорд Кленбрассил, фаворит королевы. Только дурак может думать, что мне это неизвестно!

Фабиани (в сторону). Сегодня ночью все меня узнают. Еще один опасный человек! Нужно от него избавиться.

Гильберт. Сейчас же скажи, что ты подло солгал и что Джен не любовница тебе.

Фабиани. Знаешь ты ее почерк? (Вынимает из кармана записку.) Вот, читай. (В сторону, в то время как Гильберт судорожно разворачивает записку.) Нужно, чтобы он вошел в дом и устроил Джен сцену. Тем временем подоспеют мои люди.

Гильберт (читает). "Я буду одна этой ночью. Вы можете прийти". Проклятье! Милорд, ты обесчестил мою невесту, ты негодяй! Я требую удовлетворения!

Фабиани (обнажая шпагу). Охотно. Где твоя шпага?

Гильберт. О, какая мука! Зачем я простолюдин! Почему у меня ничего нет при себе — ни кинжала, ни шпаги! Прочь! Я подстерегу тебя ночью где-нибудь на улице! Я вопьюсь тебе когтями в горло и задушу тебя, негодяй!

Фабиани. Ого! Что-то очень уж вы свирепы!

Гильберт. О, я отомщу тебе!

Фабиани. Ты? Мне? Ничтожество! Ты собираешься мстить вельможе? Да ты не в своем уме! Я не боюсь тебя!

Гильберт. Не боитесь?

Фабиани. Нет.

Гильберт. Посмотрим!

Фабиани (в сторону). Этот человек не должен увидеть завтрашнего дня. (Громко.) Друг, послушай меня, ступай домой. Мне очень жаль, что ты узнал правду. Но я тебе оставляю твою красотку. Впрочем, я и не собирался продолжать эту интрижку. Ступай. (Бросает к ногам Гильберта ключ.) Если у тебя нет ключа, возьми мой. Или, если ты предпочитаешь, постучи четыре раза в этот ставень, и она тебе откроет. Спокойной ночи. (Уходит.)

Явление восьмое

Гильберт (один). Ушел! Нет его! И я не уничтожил, не растоптал ногами этого человека! Я должен был отпустить его у меня нет оружия! (Замечает на земле кинжал, которым лорд Кленбрассил убил еврея, и поднимает его с яростной поспешностью.) Ах, слишком поздно я нашел тебя! Теперь ты сможешь убить только меня! Но все равно, упал ли ты с неба или извергнут адом, я благословляю тебя! О, Джен, обманула меня! Джен отдалась этому негодяю! Джен — наследница лорда Толбота! Джен для меня потеряна! Боже мой, за один час на мою голову обрушилось больше ужасов, чем она в состоянии вынести.

В глубине сцены из темноты появляется Симон Ренар.

О, отомстить ему, отомстить этому лорду Кленбрассилу. Если я пойду во дворец королевы, лакеи вытолкают меня пинками, как собаку. Ах, я сойду с ума, у меня лопнет, череп! Я не боюсь смерти, но хочу умереть отомщенным! Всю кровь до последней капли я отдам за мщение! Неужели не найдется никого на свете, кто заключил бы со мною союз? Кто согласился бы отомстить за меня лорду Кленбрассилу и взять в уплату мою жизнь?

Явление девятое

Гильберт, Симон Ренар.

Симон Ренар (делая шаг вперед). Я.

Гильберт. Ты? Кто ты?

Симон Ренар. Я человек, которого ты ищешь.

Гильберт. Ты знаешь меня?

Симон Ренар. Ты человек, который мне нужен.

Гильберт. Знаешь ли ты, что сейчас я одержим одной только мыслью: отомстить лорду Кленбрассилу и умереть.

Симон Ренар. Ты отомстишь лорду Кленбрассилу и умрешь.

Гильберт. Кто бы ты ни был, благодарю тебя!

Симон Ренар. Да, ты осуществишь желанную месть, но не забудь об условии: мне нужна твоя жизнь.

Гильберт. Возьми ее.

Симон Ренар. Решено.

Гильберт. Да.

Симон Ренар. Следуй за мной.

Гильберт. Куда?

Симон Ренар. Увидишь.

Гильберт. Помни — ты обещал мне месть.

Симон Ренар. Помни — ты обещал мне жизнь.

ДЕНЬ ВТОРОЙ КОРОЛЕВА

Комната в покоях королевы. На аналое — раскрытое Евангелие. На табурете — королевская корона. Справа и слева — двери. В глубине — широкая дверь. Часть комнаты в глубине отделена большой тканной драпировкой.

Явление первое

Королева в роскошном одеянии лежит на кушетке, Фабиано Фабиани, в великолепном костюме, с орденом Подвязки, сидит около нее на складном стуле.

Фабиани (поет, аккомпанируя себе на гитаре).

Когда в спокойной дреме Лежишь ты предо мной, Что шепчешь ты в истоме, Вздыхая в час ночной? Гляжу я, замирая, На стан твой, на уста…. Спи, дорогая. Спи, как всегда! Когда же темной ночью "Люблю" ты шепчешь мне, Я вижу рай воочью, Раскрытый в вышине. Горит, не угасая, Твой взор — моя звезда… Люби, дорогая, Люби всегда! Хоть слов всего четыре, В них жизнь уложишь ты, Все сладостное в мире, Все лучшие мечты, Затем, что нет чудесней И радостней утех, Чем сон и песня, Любовь и смех!

(Кладет гитару на пол.)

О, словами не выразить, как я люблю вас, моя госпожа! Но этот Симон Ренар, этот Симон Ренар, чье могущество превышает даже ваше, — его я ненавижу!

Королева. Но вы же знаете, милорд, что здесь я бессильна. Он посол испанского принца, моего будущего супруга.

Фабиани. Вашего будущего супруга!

Королева. Не стоит больше говорить об этом, милорд. Я люблю вас — чего же вам еще? Однако вам пора уходить.

Фабиани. Мария, еще мгновенье!

Королева. Скоро соберется Малый совет. До сих пор здесь была только женщина — сейчас она должна уступить место королеве.

Фабиани. Я хочу, чтобы женщина заставила королеву подождать за дверью.

Королева. Вы хотите! Вы хотите!.. Посмотрите на меня, милорд. Какая у тебя прелестная, юная голова, Фабиано!

Фабиани. Нет, это вы прекрасны, госпожа моя. Одной вашей красоты было бы достаточно, чтобы сделать вас всемогущей. Ваша голова увенчана короной, которая говорит о том, что вы королева. Но гораздо красноречивее это выражает ваше чело.

Королева. Вы льстите мне!

Фабиани. Я люблю тебя.

Королева. Ты меня любишь? Это правда? Ты любишь одну меня? Повтори это снова, вот так, глядя мне прямо в глаза. Увы, мы, бедные женщины, никогда не знаем, что происходит в сердце мужчины. Мы вынуждены верить их глазам, а самые прекрасные глаза, Фабиано, бывают иногда самыми лживыми. Но в твоих глазах, милорд, столько честности, прямодушия, искренности, — нет, такие глаза не могут лгать, не правда ли? Да, мой прекрасный паж, у тебя прямой и открытый взгляд. Ах, обладать небесным взором лишь для того, чтобы обманывать, — это было бы адским делом! Твои глаза принадлежат либо ангелу, либо демону.

Фабиани. Я не демон и не ангел. Я только человек, который любит вас.

Королева. Любит королеву?

Фабиани. Нет, любит Марию.

Королева. Послушай, Фабиано, я тоже люблю тебя. Но ты молод, и, я знаю, немало красивых женщин бросают на тебя нежные взгляды. Наконец, к королеве можно охладеть так же, как ко всякой другой женщине. Не прерывай меня. Если ты когда-нибудь влюбишься в другую, признайся мне. Если ты ничего не скроешь, я, быть может, прощу тебя. Не прерывай меня. Ты не знаешь, как я люблю тебя. Я и сама этого не знаю. Правда, бывают минуты, когда я скорее предпочла бы видеть тебя мертвым, чем счастливым с другой. Но иногда я хочу только одного — видеть тебя счастливым. Боже мой, я не знаю, почему меня стараются изобразить злой женщиной!

Фабиани. Я могу быть счастлив только с тобой, Мария. Я люблю только тебя.

Королева. Это правда? Посмотри мне в глаза. Правда? О, временами меня терзает ревность! Я представляю себе — какой женщине не приводят в голову подобные мысли? — я представляю себе, что ты меня обманываешь. Я хотела бы стать невидимкой, чтобы всегда следовать за тобой и знать, что ты делаешь, что говоришь, где находишься. В волшебных сказках говорится про кольцо, которое делает невидимым. За это кольцо я отдала бы свою корону. Мне постоянно мерещится, что ты ходишь к молодым красивым женщинам, которых так много в этом городе. О, ты не должен обманывать меня, пойми это!

Фабиани. Ваше величество, гоните прочь эти мысли. Мне — обманывать вас, мою королеву, мою добрую госпожу? Да я был бы самым неблагодарным, самым подлым из людей, если бы оказался способным на это! Разве я когда-нибудь давал вам повод думать обо мне так дурно? Я люблю тебя, Мария, я обожаю тебя! Я не мог бы и взглянуть на другую женщину! Я люблю тебя, ты слышишь? Разве ты не читаешь этого в моих глазах? О боже, есть же правдивые ноты в голосе, которые должны убеждать! Ну, посмотри на меня внимательно, похож ли я на обманщика? Когда мужчина обманывает женщину — это сразу видно. Женщины редко ошибаются в таких случаях. И какую минуту выбрала ты, Мария, чтобы высказать мне все это! Кажется, никогда я не любил тебя так, как сегодня. Верь мне, Мария! Я говорю сейчас не с королевой. Клянусь небом, что мне за дело до королевы? Что может она мне сделать? Отрубить голову — и только. Но ты, Мария, ты можешь разбить мое сердце. Я люблю не ваше величество — я люблю тебя. Я целую твою прекрасную, белую, нежную руку, которую я обожаю, а не ваш скипетр, ваше величество!

Королева. Благодарю, мой Фабиано. Прощай. Боже мой, как вы молоды, милорд! Какие у вас чудесные черные волосы, какая дивная голова! Через час я жду вас снова.

Фабиани. Для вас это час, для меня же — вечность! (Уходит.)

Королева быстро встает, идет к потайной двери, отворяет ее и впускает Симона Ренара.

Явление второе

Королева, Симон Ренар.

Королева. Войдите, господин бальи. Вы все время были там? Вы слышали?

Симон Ренар. Да, ваше величество.

Королева. Что же вы скажете? О, это самый низкий, самый лживый из людей! Что вы скажете?

Симон Ренар. Скажу, ваше величество, что этот человек недаром носит фамилию, которая оканчивается на "и".

Королева. И вы уверены, что он по ночам ходит к той женщине? Вы его видели?

Симон Ренар. Я, Чендос, Клинтон, Монтегью — десяток свидетелей…

Королева. Какая подлость!

Симон Ренар. Впрочем, сейчас королева сможет окончательно убедиться во всем. Как я уже докладывал вашему величеству, молодая девушка находится здесь. Я приказал схватить ее этой ночью у нее в доме.

Королева. Но, господин бальи, разве это не достаточное преступление, чтобы отрубить ему голову?

Симон Ренар. За то, что он провел ночь у красивой девушки? Нет, ваше величество. За подобный поступок вы предали суду Трогмортона, и он был оправдан.

Королева. Я наказала судей Трогмортона.

Симон Ренар. Постарайтесь избежать необходимости наказывать судей Фабиани.

Королева. Но как же мне отомстить этому изменнику?

Симон Ренар. Ваше величество желает отомстить ему только одним способом?

Королева. Единственным, достойным меня.

Симон Ренар. Трогмортон был оправдан. Как я уже докладывал вашему величеству, есть лишь одно средство добиться наказания. Этот человек здесь.

Королева. Сделает ли он все, чего я захочу?

Симон Ренар. Да, если вы сделаете все, чего захочет он.

Королева. А пожертвует он своей жизнью?

Симон Ренар. Он поставит вам условия. Но он готов отдать свою жизнь.

Королева. Чего же он хочет? Известно вам это?

Симон Ренар. Того же, что и вы: отомстить.

Королева. Велите ему войти и останьтесь поблизости, чтобы услышать, если я позову.

Симон Ренар направляется к выходу.

Господин бальи!

Симон Ренар (возвращаясь). Ваше величество?

Королева. Скажите милорду Чендосу, чтоб он ждал в соседней комнате с шестью людьми из моей охраны. И эта женщина пусть тоже ждет. Идите!

Симон Ренар выходит.

(Одна) О, месть моя будет страшной!

Одна из боковых дверей открывается. Входят Симон Ренар и Гильберт.

Явление третье

Королева, Гильберт, Симон Ренар.

Гильберт. Куда меня привели?

Королева. Перед вами королева.

Гильберт. Королева!

Королева. Да, я королева. У нас нет времени удивляться, сударь. Я знаю — вы рабочий, чеканщик Гильберт. Вы живете там, на берегу Темзы, с девушкой по имени Джен, вашей невестой. Она обманывает вас с любовником, которого зовут Фабиано и который в свою очередь обманывает меня. Вы хотите отомстить — я также. Для этого вы должны всецело отдать в мои руки свою жизнь. Вы будете говорить все, что я прикажу вам. Вы забудете разницу между правдой и ложью, добром и злом, справедливостью и беззаконием. Для вас перестанет существовать все, кроме моей мести и моей воли. Вы должны не мешать мне и во всем подчиняться. Согласны?

Гильберт. Ваше величество…

Королева. Ты отомстишь за себя. Но предупреждаю — тебе придется умереть. Вот и все. Теперь ставь свои условия, Если у тебя есть старуха-мать и нужно засыпать ее стол золотыми слитками, я это сделаю. Продай мне свою жизнь так дорого, как только захочешь.

Гильберт. Я раздумал умирать, ваше величество.

Королева. Что?!

Гильберт. Выслушайте меня, ваше величество. Я размышлял всю ночь и понял, что у меня нет никаких доказательств. Я встретил человека, который хвастался, будто он любовник Джен. Кто мне поручится, что он не солгал? Я видел ключ. Кто мне поручится, что он не был украден? Я видел письмо. Кто мне поручится, что ее не заставили силой написать его? Сейчас я даже не уверен, что это ее почерк. Было темно, я был взволнован и плохо видел. Как же я могу так, ни за что, отдать свою жизнь, которая принадлежит ей? Я ничему не верю, ни в чем не убежден — я не говорил с Джен.

Королева. Да, ты любишь, это видно сразу: ты, как и я, отвергаешь все доказательства. А что, если ты увидишь ее, твою Джен, если она сама признается в своей вине, — исполнишь ты тогда мою волю?

Гильберт. Да. Но с одним условием.

Королева, Ты мне скажешь его потом. (Симону Ренару.) Немедленно привести эту женщину!

Симон Ренар выходит. Королева прячет Гильберта за портьерой, отделяющей часть комнаты в глубине.

Спрячься здесь.

Входит Джен, бледная и дрожащая.

Явление четвертое.

Королева, Джен, Гильберт за портьерой.

Королева. Подойди ближе, девушка. Ты знаешь, кто мы?

Джен. Да, ваше величество.

Королева. Он обманул тебя. Он выдал себя за дворянина по имени Эмиас Поулет?

Джен. Да, ваше величество.

Королева. Теперь ты знаешь, что это Фабиано Фабиани, граф Кленбрассил?

Джен. Да, ваше величество.

Королева. Этой ночью, когда тебя схватили, у вас было назначено свидание, и ты ждала его?

Джен (ломая руки). Боже мой, ваше величество!

Королева. Отвечай.

Джен (слабым голосом). Да.

Королева. Знаешь ли ты, что тебе и ему не на что больше надеяться?

Джен. Кроме смерти. Это моя единственная надежда.

Королева. Расскажи мне все. Где ты встретила этого человека в первый раз?

Джен. В первый раз я увидела его… Но к чему вам это? Несчастная девушка из народа, бедная и тщеславная, легкомысленная и кокетливая, влюбленная в наряды и украшения, дала ослепить себя блестящему вельможе. Вот и все. Я обольщена, обесчещена. Я погибла. Мне нечего прибавить к этому. Боже мой, неужели вы не видите, ваше величество, что каждое слово, которое я произношу, убивает меня?

Королева. Очень хорошо.

Джен. О, ваш гнев ужасен, я это знаю, ваше величество. Моя голова заранее склоняется под тяжестью наказания, которое вы готовите мне…

Королева. Я? Наказание тебе? Стану я заниматься тобой, дурочка! Кто ты, жалкое созданье, чтобы тобой интересовалась королева? Нет, я думаю о Фабиано. А о твоем наказании позаботится другой.

Джен. Хорошо, ваше величество. Кто бы ни был тот, на кого вы возложите это, и какова бы ни была кара, я все снесу, не жалуясь, я даже принесу вам благодарность, если вы снизойдете к одной моей просьбе. Есть человек, взявший меня малюткой, вырастивший и воспитавший меня, человек, который любил меня и любит до сих пор, которого я недостойна, против которого совершила преступление, человек, чей высокий и священный образ я храню в своем сердце, как образ божий. Сейчас, в то время как я говорю с вами, он, должно быть, вернулся в свой дом и застал его опустевшим, покинутым, разоренным. Он ничего не понимает и в отчаянье рвет на себе волосы. Я умоляю ваше величество об одном: пусть он никогда не узнает, что произошло, пусть никогда не догадается, куда я скрылась, что стало со мною, что я сделала и что сделали вы со мной. Ах, господи, я не уверена, понятно ли я говорю, но вы должны почувствовать, что у меня есть друг, благородный и великодушный друг, бедный Гильберт! Да это так! Он меня уважает, считает чистой, и я не хочу, чтобы он ненавидел и презирал меня. Вы поняли, ваше величество, не правда ли? Поверьте, уважение этого человека мне гораздо дороже жизни. Для него это было бы таким страшным ударом! Такой неожиданностью! Вначале он не поверил бы этому, да, не поверил бы! Боже мой, бедный Гильберт! О, ваше величество, сжальтесь над ним и надо мной! Он-то ведь ничего вам не сделал. Во имя неба, скройте от него правду! Если он узнает, что я виновна, он убьет себя. Если узнает, что я умерла, он умрет.

Королева. Человек, о котором вы говорите, здесь. Он слышит вас, он судит вас, и он вас накажет.

Появляется Гильберт.

Джин. О небо, Гильберт!

Гильберт (Королеве). Моя жизнь принадлежит вам, ваше величество.

Королева. Хорошо. Ставите ли вы мне какие-нибудь условия?

Гильберт. Да, ваше величество.

Королева. Какие? Мы даем вам слово королевы, что заранее принимаем их.

Гильберт. Вот они, ваше величество. Дело тут простое. Это долг признательности одному из вельмож вашего двора, который всегда давал мне много заказов,

Королева. Говорите.

Гильберт. У этого вельможи тайная связь с женщиной, на которой он не может жениться, потому что она принадлежит к опальной семье. Женщина эта, жившая до сих пор в неизвестности, — единственная дочь и наследница лорда Толбота, обезглавленного при короле Генрихе Восьмом.

Королева. Что я слышу? Ты уверен в своих словах? Джон Толбот, добрый католик, честный защитник моей матери, принцессы арагонской, оставил дочь, говоришь ты? Если это правда, клянусь моей короной, его дитя станет моим, и то, что Джон Толбот сделал для матери Марии Английской, Мария Английская сделает для дочери Джона Толбота.

Гильберт, В таком случае, ваше величество, вы будете, несомненно, счастливы вернуть дочери лорда Толбота состояние ее отца?

Королева. Отобрав его у Фабиано? Конечно! Но есть ли доказательства, что эта наследница существует?

Гильберт. Есть.

Королева. Впрочем, если бы у нас и не было доказательств, мы их создадим. Недаром мы носим корону!

Гильберт. Ваше величество вернет дочери лорда Толбота имения, титулы, положение, имя, герб и девиз ее отца. Ваше величество снимет с нее опалу и поручится за ее жизнь. Ваше величество обвенчает ее с этим вельможей единственным человеком, за которого она может выйти замуж. На этих условиях я готов отдать свою свободу, свою жизнь, все, что вам будет угодно.

Королева. Хорошо. Я исполню то, о чем вы просите.

Гильберт. Ваше величество исполнит все, о чем я прошу? Королева Англии клянется в этом мне, Гильберту, рабочему-чеканщику, клянется своей короной и этим евангелием?

Королева. Да, я клянусь своей королевской короной, клянусь святым евангелием.

Гильберт. Договор заключен, ваше величество. Велите же приготовить могилу для меня и брачное ложе для супругов. Вельможа, о котором я говорю, Фабиано, граф Кленбрассил. Наследница Толбота — здесь, перед вами.

Джен. Что он говорит?

Королева. Он безумец! Что это значит? Послушайте, почтеннейший, вы, кажется, осмеливаетесь издеваться над королевой Англии? Опомнитесь! В королевских покоях следует обдумывать свои слова, иначе язык может погубить голову.

Гильберт. Моя голова принадлежит вам, ваше величество. Но ваша клятва принадлежит мне!

Королева. Но это шутка! Фабиано — и какая-то Джен!.. Невозможно!

Гильберт. Эта Джен — дочь и наследница лорда Толбота.

Королева. Вот еще! Бред! Чепуха! Химера! Доказательства? Где доказательства?

Гильберт. Они здесь, в полном порядке. (Извлекает пакет, спрятанный у него на груди.) Не угодно ли вам прочитать эти бумаги?

Королева. Есть у меня время читать ваши бумаги! Разве я требую их у вас? Что мне за дело до них! Клянусь жизнью, если они и доказывают что-нибудь, я брошу их в огонь, и у тебя ничего не останется.

Гильберт. Кроме вашей клятвы, ваше величество.

Королева. Моей клятвы! Моей клятвы!

Гильберт. Короной и евангелием, ваше величество. Иначе говоря, вашей головой и вашей душой, вашей жизнью на этом свете и вашей жизнью на том.

Королева. Но чего же ты хочешь? Клянусь, ты совсем обезумел!

Гильберт. Чего я хочу? Джен утратила свои права. Верните ей ее права. Джен утратила свою честь. Верните ей ее честь. Объявите Джен дочерью лорда Толбота и женой лорда Кленбрассила, а затем возьмите мою жизнь.

Королева. Твою жизнь! На что мне она тогда? Твоя жизнь была мне нужна только для того, чтобы отомстить этому человеку, отомстить Фабиано! Неужели тебе все еще непонятно? Впрочем, и я тебя не понимаю. Ты говорил о мщении. Так вот оно, твое мщение? Право, они совсем безмозглые, эти люди из народа! Разве я могу поверить в какую-то нелепую историю о наследнице Толбота? Ты говоришь — бумаги. Показываешь мне какие-то бумаги! Да я не желаю видеть их! Ты обманут женщиной и разыгрываешь великодушие? На здоровье! Но я-то не намерена быть великодушной! В сердце моем только ярость и ненависть. Я отомщу, и ты мне поможешь. Ах, он безумен, этот человек, безумен! Господи! Зачем случилось так, что я в нем нуждаюсь… что мне пришлось в таком важном деле связаться с этим дуралеем?

Гильберт. Вы дали мне слово католической королевы. Лорд Кленбрассил соблазнил Джен — он должен на ней жениться.

Королева. А если он откажется?

Гильберт. Вы заставите его, ваше величество.

Джен. О нет! Сжальтесь надо мной, Гильберт!

Гильберт. Хорошо! Если он откажется, этот негодяй, ваше величество сделаете со мной и с ним все, что вам будет угодно.

Королева (радостно). Ах, только этого мне и надо!

Гильберт. В таком случае, если только корона графини Уотерфорд будет торжественно возложена на священную и неприкосновенную голову Джен Толбот, здесь присутствующей, — я сделаю все, что потребует от меня королева.

Королева. Все?

Гильберт. Все,

Королева. Ты скажешь все, что тебе велят? Умрешь, как тебе прикажут?

Гильберт. Да, я умру, как мне прикажут.

Джен. О господи!

Королева. Ты клянешься?

Гильберт. Клянусь.

Королева. В таком случае все в порядке. Этого довольно. Я имею твое слово, ты — мое… договор заключен. (После некоторого раздумья, к Джен.) Вы здесь лишняя. Ступайте. Вас позовут.

Джен. О Гильберт, что вы сделали? Гильберт, я жалкое созданье, я не смею поднять на вас глаза! Вы больше, чем ангел, Гильберт, — в вашей душе ангельская доброта сочетается с человеческими страстями. (Уходит.)

Явление пятое

Королева, Гильберт; потом Симон Ренар, Лорд Чендос и стража.

Королева (Гильберту). Есть при тебе оружие? Нож, кинжал, словом, что-нибудь?

Гильберт (вынимая спрятанный у него на груди кинжал лорда Кленбрассила). Кинжал? Есть, ваше величество.

Королева. Хорошо. Держи его в руке. (Быстро хватает его за руку.) Господин амонтский бальи! Лорд Чендос!

Входят Симон Ренар, лорд Чендос и стража.

Взять его! Этот человек поднял на меня кинжал. Я схватила его за руку в ту минуту, когда он хотел нанести мне удар. Это убийца!

Гильберт. Ваше величество…

Королева (тихо, Гильберту). Так скоро ты забыл наше условие? Вот как ты повинуешься? (Громко.) Вы все свидетели, что кинжал был у него в руке. Господин бальи, кто палач лондонского Тауэра?

Симон Ренар. Ирландец по имени Мак-Дермоти.

Королева. Пусть приведут его ко мне. Я хочу поговорить с ним.

Симон Ренар. Вы, ваше величество?

Королева. Да, я.

Симон Ренар. Королева будет говорить с палачом?

Королева. Да, королева будет говорить с палачом. Голова будет говорить с рукой. Ступайте же!

Один из стражей уходит.

Милорд Чендос, и вы, господа, все вы отвечаете мне за этого человека. Спрячьте его позади себя. Он должен быть свидетелем того, что сейчас произойдет. Господин наместник Амонта, лорд Кленбрассил во дворце?

Симон Ренар. Он в комнате с росписью. Дожидается, когда королеве угодно будет позвать его.

Королева. Он ничего не подозревает?

Симон Ренар. Ничего.

Королева (лорду Чендосу). Пусть он войдет.

Симон Ренар. Там ожидает также весь двор. Прикажете кого-нибудь впустить, прежде чем войдет лорд Кленбрассил?

Королева. Кто из вельмож ненавидит Фабиани?

Симон Ренар. Все.

Королева. Кто ненавидит его больше всех?

Симон Ренар. Клинтон, Монтегью, Сомерсет, граф Дарби, Джерард Фиц-Джерард, лорд Педжет и лорд-канцлер.

Королева. Введите их всех, за исключением лорд-канцлера. Ступайте.

Чендос выходит.

(Симону Ренару.) Достойный лорд-канцлер не менее других ненавидит Фабиани, но он человек совестливый. (Заметив бумаги, которые Гильберт положил на стол.) Однако надо мне взглянуть на эти бумаги.

В то время как она просматривает документы, дверь в глубине комнаты отворяется, и с низкими поклонами входят вельможи, названные королевой.

Явление шестое

Те же, Лорд Клинтон и другие вельможи.

Королева. Добрый день, господа. Да хранит вас бог, милорды! (Лорду Монтегью.) Энтони Броун, я никогда не забываю, какой достойный отпор вы дали Жану де Монморанси и графу Тулузскому[15], когда я вела переговоры с императором, моим дядей[16]. Лорд Педжет, сегодня вы получите ваши грамоты на имя барона Педжета де Бодезер в Стаффорде. Ах, вот и старый наш друг лорд Клинтон! Мы неизменно благосклонны к вам, милорд. Это вы раздавили Томаса Уайета на Сент-Джемской равнине. Вспомним об этом, господа. В тот день английская корона была спасена благодаря мосту, позволившему моим войскам подойти к мятежникам, и стене, помешавшей мятежникам подойти к нам. Мост — это Лондонский мост. Стена — это лорд Клинтон.

Лорд Клинтон (тихо, Симону Ренару). Королева не разговаривала со мной уже добрых шесть месяцев. Как она приветлива сегодня.

Симон Ренар (тихо, лорду Клинтону). Терпение, милорд. Скоро она вам покажется еще добрее.

Королева (лорду Чендосу). Милорд Кленбрассил может войти. (Симону Ренару.) Через несколько минут после его прихода… (Говорит ему что-то на ухо, показывая на дверь, в которую вышла Джен.)

Симон Ренар. Будет исполнено, ваше величество.

Входит Фабиани.

Явление седьмое

Те же, Фабиани.

Королева. А, вот и он! (Снова принимается тихо разговаривать с Симоном Ренаром.)

Фабиани (приветствуемый всеобщими поклонами, оглядывая присутствующих, в сторону). Что это значит? Сегодня здесь одни мои враги. Королева шепчется с Симоном Ренаром. Черт возьми, она смеется! Плохой знак!

Королева (милостиво, к Фабиани). Храни вас господь, милорд!

Фабиани (быстро берет ее руку и целует). Ваше величество… (В сторону.) Она мне улыбнулась. Опасность грозит кому-то другому.

Королева (по-прежнему милостиво). Мне надо поговорить с вами. (Идет с ним на авансцену.)

Фабиани. Мне также, ваше величество. Я должен упрекнуть вас. Удалить, изгнать меня на такой долгий срок! Ах, могло ли это быть, если бы в часы разлуки вы думали обо мне, как я думаю о вас?

Королева. Вы несправедливы. С той минуты, как мы расстались, я была занята только вами.

Фабиани. Правда? Неужели мне выпало столько счастья? О, повторите это снова!

Королева (по-прежнему улыбаясь). Клянусь вам.

Фабиани. Значит, вы любите меня так же, как я вас?

Королева. Да, милорд. Я действительно думала только о вас и даже приготовила вам приятный сюрприз.

Фабиани. В самом деле? Какой же?

Королева. Встречу, которая доставит вам удовольствие.

Фабиани. Встречу? С кем?

Королева. Отгадайте. Не догадываетесь?

Фабиани. Нет, ваше величество.

Королева. Оглянитесь.

Фабиани (оборачивается и на пороге маленькой полуоткрытой двери видит Джен. В сторону). Джен!

Джен (в сторону). Это он!

Королева (не переставая улыбаться). Милорд, знакома вам эта молодая девушка?

Фабиани. Нет, ваше величество,

Королева. А вам, девушка, знаком милорд?

Джен. Правда дороже жизни. Да, ваше величество.

Королева. Так вы, милорд, не знаете этой женщины?

Фабиани. Ваше величество, меня хотят погубить. Я окружен врагами. Эта женщина, без сомнения, в заговоре с ними. Я никогда не видел ее, ваше величество, не знаю, кто она!

Королева (встает и ударяет его перчаткой по лицу). А! Трус! Ты обманываешь одну и отрекаешься от другой! Ты не знаешь, кто она? Хочешь, я скажу тебе? Эта девушка — Джен Толбот, дочь Джона Толбота[17], славного вельможи-католика, который умер на эшафоте за мою мать. Эта девушка — Джен Толбот, моя двоюродная сестра; Джен Толбот, графиня Шрусбери, графиня Уэксфорд, графиня Уотерфорд, пэресса Англии, — вот кто эта девушка. Лорд Педжет, вы хранитель королевской печати. Прошу вас принять к сведению: королева Англии торжественно признает присутствующую здесь молодую женщину по имени Джен дочерью и единственной наследницей последнего графа Уотерфорда. (Показывает на бумаги.) Вот документы и доказательства, которые вы должны скрепить большой печатью. Такова наша воля. (К Фабиани.) Да, графиня Уотерфорд! Это доказано! И ты вернешь ей ее имения, презренный! Так эта женщина незнакома тебе? Ты не знаешь, кто она? Ну что ж, я тебе сказала это. Перед тобою Джен Толбот! Или тебе этого мало! (Глядя ему в лицо, тихим голосом, сквозь зубы.) Негодяй, она твоя любовница!

Фабиани. Ваше величество…

Королева. Вот кто она. А теперь я скажу тебе, кто ты. Человек без души, без сердца, без разума! Ты плут и негодяй! Ты… Нет, господа, вам незачем уходить. Мне совершенно безразлично, если вы услышите то, что я сейчас скажу. Я, кажется, не понижаю голоса. Фабиано, ты подлец! Ты предатель в отношении меня, трус в отношении нее. Ты лживый слуга, самый низкий, последний из людей. Правда, это я тебя сделала графом Кленбрассилом, бароном Динасмонди, бароном Дармута в Девоншире… О, как я была безумна! Милорды, я прошу у вас прощения, что поставила рядом с вами этого человека. Ты кавалер? Дворянин? Вельможа? Сравни же себя с теми, кто носит эти звания. Несчастный! Посмотри на них — вот кто вельможи! Вот Бриджес, барон Чендос. Вот Сеймур, герцог Сомерсетский. Вот Стенли — графы Дарби с тысяча четыреста восемьдесят пятого года! Вот Клинтоны — бароны Клинтоны с тысяча двести девяносто восьмого года! И ты воображаешь, что похож на них? Ты хочешь убедить нас в своем родстве с испанским родом Пеньяльвер? Это ложь! Ты просто жалкий итальянец, ничтожество, меньшее, чем ничтожество! Сын башмачника из деревни Ларине! Да, господа, он сын башмачника! Я знала это, но никому не говорила. Я скрывала все и делала вид, что верю этому человеку, когда он болтал о своем знатном происхождении. Таковы все мы, женщины. О боже, я хотела бы созвать сюда всех женщин — это послужило бы для них хорошим уроком. Ничтожный, презренный человек! Обмануть одну и отречься от другой! Ах, подлец, какой подлец! Поглядите на него. Я говорю с ним столько времени, а он все еще не на коленях! Сейчас же на колени! Милорды, заставьте его стать на колени!

Фабиани. Ваше величество…

Королева. Подлый трус! Я осыпала его благодеяниями. Неаполитанского лакея сделала знатным кавалером и вольным графом Англии! О, я должна была предвидеть это! Меня предупреждали, что этим кончится. Но так уж я создана сначала упорствую, а затем убеждаюсь в своей ошибке. Моя вина! Итальянец значит мошенник! Неаполитанец — значит трус! Всякий раз, как мой отец принимал услуги итальянца, он потом раскаивался в этом. Ох, этот Фабиани!.. Видишь, леди Джен, видишь, несчастное дитя, какому человеку ты отдалась? Но я отомщу за тебя! О, мне следовало это знать заранее! Из кармана итальянца не вытащишь ничего, кроме стилета, из его души — ничего, кроме предательства!

Фабиани. Ваше величество, клянусь вам…

Королева. Теперь он хочет дать ложную клятву! Он дойдет до конца в своей низости, он заставит нас краснеть перед этими людьми, нас, слабых женщин, любивших его! Он только не осмелится поднять голову.

Фабиани. Нет, ваше величество, я подниму голову. Я погиб, мне это ясно. Смерть моя — дело решенное. Вы употребите все средства, кинжал, яд…

Королева (хватает его за руку и увлекает на авансцену). Яд! Кинжал! О чем ты говоришь, итальянец? Предательская месть, постыдная месть, месть из-за угла, как принято в твоей стране? Нет, синьор Фабиани, не кинжал и не яд. Разве я должна прятаться, искать ночных закоулков, унизиться до тайной мести? Клянусь, милорд, я не страшусь дневного света, слышишь ты? Полдень, яркое солнце, топор и плаха, толпа на улицах, толпа в окнах, толпа на крышах, сто тысяч зрителей? Я хочу внушить страх — слышишь, милорд? Хочу, чтобы зрелище было величественным, страшным и ослепительным, чтобы все говорили: "Оскорблена женщина, но мстит королева!" Я хочу видеть, как этот временщик, вызывавший у всех зависть, как этот наглый молодой красавец, которого я одела в шелк и бархат, согнется в три погибели, дрожа от страха; хочу видеть его коленопреклоненным на черном сукне, со связанными руками, с босыми ногами, освистанным толпою, в руках палача. На белую шею, которую я обвила золотой цепью, я хочу накинуть веревку. Я видела, какой был этот Фабиани на троне, я хочу видеть, каков будет он на эшафоте!

Фабиани. Ваше величество…

Королева. Ни слова больше. Ни слова! С тобою покончено, знай это. Ты взойдешь на эшафот, как Суффольк и Нортемберленд. То-то будет праздник для моего доброго города Лондона! Тебе хорошо известно, как ненавидит тебя мой добрый город. Клянусь богом, когда нужно отомстить, хорошо быть Марией, госпожой и королевой Англии, дочерью Генриха Восьмого и владычицей четырех морей! Взойдя на эшафот, Фабиани, ты сможешь, если пожелаешь, обратиться с длинной речью к народу, по примеру Нортемберленда, или с длинной молитвой к богу, по примеру Суффолька, чтобы выиграть время в надежде на помилование. Но, беру небо в свидетели, тебе, негодяю, помилования не дождаться. Подлый предатель, он смел твердить мне о любви, смел еще сегодня утром говорить мне "ты"! Ах, боже мой, господа, вас, кажется, удивляет, что я говорю все это в вашем присутствии! Но, повторяю, мне все равно. (Лорду Сомерсету.) Милорд герцог, вы констебль Тауэра, — потребуйте шпагу у этого человека.

Фабиани. Вот она, но я протестую. Если даже будет доказано, что я соблазнил или обманул женщину…

Королева. Какое мне дело до того, что ты соблазнил женщину? Разве это важно? Милорды свидетели, что мне это безразлично!

Фабиани. Соблазнить женщину не значит совершить государственное преступление, ваше величество. По такому же обвинению вам не удалось приговорить к смерти Трогмортона.

Королева. Он, кажется, еще угрожает нам! Червяк превратился в змею. Кто тебе сказал, что ты обвиняешься в этом?

Фабиани. Так в чем же меня обвиняют? Я не англичанин, не подданный вашего величества. Я подданный неаполитанского короля и вассал его святейшества папы. Я потребую вмешательства его легата, преосвященного кардинала Пола. Я буду защищаться, ваше величество. Я иностранец. Меня могут привлечь к суду только за преступление, за настоящее преступление. В чем мое преступление?

Королева. Ты спрашиваешь, в чем твое преступление?

Фабиани. Да, ваше величество.

Королева. Милорды, вы слышали вопрос, который он задал мне? Сейчас вы услышите ответ. Прошу всех присутствующих запомнить, что стоит мне только топнуть ногой, и эшафот вырастет из-под земли. Чендос! Чендос! Распахните настежь эту дверь! Пусть войдет весь двор! Все, все пусть войдут сюда!

Дверь в глубине отворяется. Входит толпа придворных.

Явление восьмое

Те же, лорд-канцлер, придворные.

Королева. Входите, входите, милорды. Сегодня я рада видеть всех вас у себя. А, судьи? Прекрасно. Прошу вас сюда, поближе. Где сержанты палаты лордов, Гарриот и Герберт? А, вот и вы, господа? Милости просим. Выньте шпаги. Отлично. Станьте по обе стороны этого человека. Он ваш пленник.

Фабиани. Ваше величество, в чем мое преступление?

Королева. Милорд Гардинер, наш ученый друг! Вы канцлер Англии: ставим вас в известность, что вам надлежит срочно созвать двенадцать лордов-комиссаров Звездной палаты, которых мы, к сожалению, не видим здесь. В этом дворце происходят странные вещи. Слушайте, милорды. Принцесса Елизавета уже не первый раз посягает на нашу корону. Вспомните заговор Пьетро Карло, который вызвал волнение в Эксетере и вел тайную переписку с принцессой Елизаветой посредством шифра, вырезанного на гитаре. Вспомните измену Томаса Уайета, поднявшего графство Кент. Вспомните, наконец, мятеж герцога Суффолька, который был схвачен в дупле дерева после поражения его сторонников. Сегодня обнаружено новое преступление. Слушайте все. Утром на моем приеме появился какой-то неизвестный. Сказав несколько слов, он поднял на меня кинжал. Я вовремя остановила руку убийцы. Лорд Чендос и господин амонтский бальи схватили его. Он признался, что на это преступление его толкнул лорд Кленбрассил.

Фабиани. Я? Неправда. Это ужасно! Нет такого человека. Такого человека невозможно отыскать. Кто он? Где он?

Королева. Он здесь.

Гильберт (выступая из рядов солдат, за которыми он был спрятан). Это я.

Королева. Основываясь на признании этого человека, мы, королева Мария, обвиняем перед Звездной палатой Фабиано Фабиани, графа Кленбрассила, в государственной измене и покушении на жизнь нашей священной королевской особы.

Фабиани. В покушении — меня? Чудовищно! О, мой разум мутится! Что это, ловушка? Кто бы ты ни был, несчастный, неужели ты осмеливаешься утверждать, что королева говорит правду?

Гильберт. Да.

Фабиани. Я толкнул тебя на цареубийство? Я?

Гильберт. Да.

Фабиани. "Да", одно лишь "да"! Проклятье! О боже, если бы вы только знали, господа, какая это ложь! Этот человек послан адом. Несчастный, ты хочешь погубить меня и не знаешь, что одновременно губишь и себя. Уличая меня в преступлении, ты уличаешь и себя. Убивая меня, ты и сам погибнешь. Из-за одного твоего слова падут две головы — моя и твоя, известно ли тебе это?

Гильберт. Известно,

Фабиани. Милорды, он подкуплен…

Гильберт. Да, вами. Вот кошелек, полученный мною в уплату за преступление. Он полон золота. На нем вышиты ваш герб и ваш вензель.

Фабиани. Праведное небо! Но я не вижу кинжала, которым этот человек будто бы пытался ударить королеву. Где его кинжал?

Лорд Чендос. Вот он.

Гильберт (к Фабиани). Это ваш кинжал… Вы мне его дали. У вас найдут и ножны к нему.

Лорд-канцлер. Граф Кленбрассил, что вы можете возразить? Знаете вы этого человека?

Фабиани. Нет.

Гильберт. Он видел меня только ночью, ваше величество. Позвольте мне сказать ему два слова на ухо, — быть может, он вспомнит. (Приближается к Фабиани.) Значит, ты никого не узнаешь сегодня, милорд? Ни оскорбленного тобою мужчину, ни соблазненную тобою женщину? Королева мстит, но человек из народа также мстит. Ты говорил, что не боишься меня! Вот ты и попал в сети двойного мщения! Что ты окажешь на это, милорд? Я — чеканщик Гильберт!

Фабиани. А, теперь я узнаю вас. — Я знаю этого человека, милорды. Поскольку здесь замешан он, мне нечего больше сказать.

Королева. Сознался!

Лорд-канцлер (Гильберту). Согласно нормандскому закону и двадцать пятому статуту короля Генриха Восьмого, в случаях посягательства на жизнь королевской особы признание не спасет преступника. Не забывайте, что королева не имеет права миловать за подобные преступления. Вы умрете на эшафоте так же, как тот, кого вы обвиняете. Подумайте! Подтверждаете вы все, что было вами сказано?

Гильберт. Я знаю, что умру, и подтверждаю все.

Джен. Боже, если это сон, то он ужасен!

Лорд-канцлер (Гильберту). Согласны вы повторить ваше обвинение, положив руку на евангелие? (Протягивает евангелие Гильберту, который кладет на него руку.)

Гильберт. Клянусь, положив руку на евангелие, перед лицом близкой смерти, что этот человек — убийца; что этот кинжал, принадлежащий ему, был орудием преступления; что этот кошелек, принадлежащий ему, должен был оплатить преступление. Да поможет мне бог — это правда!

Лорд-канцлер (к Фабиани). Милорд, что вы скажете?

Фабиани. Ничего. Я погиб!

Симон Ренар (тихо, королеве). Ваше величество велели позвать палача. Он здесь.

Королева. Хорошо. Пусть войдет.

Толпа вельмож расступается, пропуская палача, одетого в красное и черное, с длинной шпагой в ножнах через плечо.

Явление девятое

Те же и палач.

Королева. Милорд герцог Сомерсет, этих двоих — в Тауэр! Милорд Гардинер, наш канцлер, завтра же начните процесс в присутствии двенадцати пэров Звездной палаты, и да поможет господь старой Англии! Мы приказываем, чтобы этих людей судили до нашего отъезда в Оксфорд, где мы откроем парламент, и до нашего отъезда в Виндзор, где мы будем проводить пасху. (Палачу.) Подойди ближе. Я рада видеть тебя. Ты хороший слуга. Ты стар. Ты был свидетелем трех царствований. По обычаю нашего королевства, каждый повелитель при восшествии на престол делает тебе богатый подарок. Мой отец, Генрих Восьмой, подарил тебе бриллиантовую пряжку со своей мантии. Мой брат, Эдуард Шестой, — кубок чеканного золота. Теперь моя очередь… Я еще ничего не дарила тебе. Я хочу это сделать сейчас. Подойди сюда, (Указывает на Фабиани.) Ты хорошо видишь эту голову, прекрасную, юную голову, которая еще сегодня утром была самым лучшим, самым ценным, самым дорогим из моих сокровищ? Ты хорошо видишь ее, не правда ли? Прими же ее в дар от меня!

ДЕНЬ ТРЕТИЙ КОТОРЫЙ ИЗ ДВУХ?

Часть первая

Зал в Тауэре. Стрельчатые своды, поддерживаемые толстыми колоннами. Слева и справа низкие двери, ведущие в камеры. Направо — слуховое окно, выходящее на Темзу; налево — слуховое окно, выходящее на улицу. С каждой стороны потайная дверь в стене. В глубине галерея с большим застекленным балконом, выходящим во внешний двор тюрьмы.

Явление первое

Гильберт, Джошуа.

Гильберт. Ну что?

Джошуа. Увы!

Гильберт. Надежды нет?

Джошуа. Надежды нет.

Гильберт подходит к окну.

О, из окна ты ничего не увидишь!

Гильберт. Тебе удалось выяснить?

Джошуа. Нет никаких сомнений.

Гильберт. Значит, для Фабиани?

Джошуа. Для Фабиани.

Гильберт. Счастливец! А я проклят небом.

Джошуа. Бедный Гильберт! Настанет и твой черед. Сегодня он, завтра ты.

Гильберт. Что ты хочешь сказать? Мы, кажется, не понимаем друг друга. О чем ты говоришь?

Джошуа. Об эшафоте, который они сейчас там воздвигают.

Гильберт. А я говорю о Джен.

Джошуа. О Джен?

Гильберт. Да, о Джен! Только о ней! Какое мне дело до всего остального? Разве ты не знаешь, разве забыл, что уже больше месяца я стою, прильнув лицом к решетке моей камеры, потому что там, внизу, я вижу ее, бледную, в трауре; вижу, как она без конца бродит у подножия этой башни, где заключены двое — Фабиани и я. Ты, значит, забыл о моей тоске, о моих тревогах и сомнениях? Ради кого из нас приходит она сюда? Дни и ночи я, злосчастный, задаю себе этот вопрос! Тебя, Джошуа, я также спрашивал об этом, и не далее как вчера ты обещал мне, что повидаешься и поговоришь с ней. Не скрывай же от меня, — что тебе удалось узнать? Ради меня она приходит сюда или ради Фабиани?

Джошуа. Я узнал, что сегодня будет обезглавлен Фабиани, а завтра ты, и с этой минуты, Гильберт, я словно лишился разума. Эшафот вышиб у меня из головы Джен. Твоя смерть…

Гильберт. Моя смерть! Какой смысл придаешь ты этому слову? Смерть постигла меня в тот день, когда я потерял любовь Джен. Она не любит меня, и я мертвец. О Джошуа, поверь мне, я умер! То немногое, что еще осталось от меня, не заслуживает даже быть завтра уничтоженным, Джошуа, можешь ли ты представить себе, что такое человек, который любит? Если бы два месяца тому назад мне сказали: "Джен, ваша чистая Джен, ваша любовь, ваше сокровище, ваша гордость, ваша лилия, ваша Джен отдалась другому, — хотите вы ее по-прежнему?" Я ответил бы: "Нет, не хочу! Лучше тысячу раз умереть мне и ей!" И я растоптал бы ногами того, кто осмелился бы сказать мне это. Однако ты видишь… я все-таки хочу ее! Прежней Джен больше нет. Нет чистой Джен, которую я боготворил, лба которой едва осмеливался касаться губами. Джен отдалась другому, отдалась негодяю, я знаю это, — и что же? — я все равно люблю ее. Сердце мое разбито, но я люблю ее! Я целовал бы край ее платья, я молил бы ее о прощении, если бы она согласилась быть моей. Джошуа, если бы я увидел ее в уличной грязи вместе с падшими женщинами, я поднял бы ее и прижал к своей груди. Джошуа, Джошуа! Я с радостью отдал бы — не сто лет жизни, потому что у меня остался только один день, — я отдал бы вечность, которую обрету завтра, чтобы хоть раз еще увидеть ее улыбку, обращенную ко мне, и снова услышать из ее уст эти дивные слова: "Я люблю тебя!" Джошуа, Джошуа, так уж устроено сердце человека, который любит! Вы воображаете, что убьете женщину, которая вам изменяет? Нет, вы ее не убьете. Как прежде, вы будете лежать у ее ног, но только подавленный печалью. Ты считаешь меня слабым? Но что бы я выиграл, убив Джен? Ах, сердце мое разрывается от нестерпимых мыслей! Если бы она все еще любила меня, какое дело было бы мне до ее проступка? Но она любит Фабиани! Она любит Фабиани! Ради Фабиани она приходит сюда! Нет, одно мне ясно: я должен умереть. Пожалей меня, Джошуа!

Джошуа. Фабиани умрет сегодня.

Гильберт. А я завтра.

Джошуа. Все в божьей воле.

Гильберт. Сегодня я буду отомщен его гибелью, завтра — он моей.

Джошуа. Брат мой, сюда идет второй констебль Тауэра, Энеас Делвертон. Ты должен вернуться в камеру. Сегодня вечером мы снова увидимся.

Гильберт. О, умереть нелюбимым! Умереть неоплаканным! Джен!.. Джен!.. Джен!.. (Уходит в камеру.)

Джошуа. Бедный Гильберт! Кто бы мог подумать, что случится нечто подобное? (Уходит.)

Входят Симон Ренар и Энеас Делвертон.

Явление второе

Симон Ренар, Энеас Делвертон.

Симон Ренар. Все это очень странно, я с вами согласен, но что поделаешь? Королева безрассудна и сама не знает, чего хочет. Она — женщина, и на нее ни в чем нельзя положиться. Зачем она приходит сюда? Сердце женщины — загадка, и недаром король Франциск Первый[18] нацарапал на оконном стекле Шамборского замка эти слова:

"Красотки лицемерят. Безумен, кто им верит".

Послушайте, милейший Энеас, мы ведь с вами старые друзья: необходимо покончить о этим сегодня же. Здесь все зависит от вас. Если вам, будет поручено (шепчет ему на ухо), затяните дело, устройте так, чтобы оно не удалось. Мне нужно иметь сегодня вечером в своем распоряжении всего лишь два часа, и я достигну того, чего хочу: завтра не будет больше фаворита, я всемогущ, а послезавтра вы — баронет и комендант Тауэра. Понятно?

Энеас. Понятно.

Симон Ренар. Отлично. Я слышу, сюда идут. Нас не должны видеть вместе. Ступайте в ту дверь. Я пойду навстречу королеве. (Они расходятся в разные стороны.)

Явление третье

Осторожно входит тюремщик и вводит леди Джен.

Тюремщик. Вот вы и попали, куда хотели, миледи. Эти две двери ведут в их камеры. Теперь пожалуйте мне вознаграждение.

Джен (снимает с руки алмазный браслет и отдает ему). Вот, возьмите.

Тюремщик. Благодарю. Только не выдавайте меня. (Уходит.)

Джен (одна). О боже! Что делать? Я погубила его, и я должна его спасти. Но каким образом? Что может женщина? Эшафот! Эшафот! Ужасно! Нет, не надо слез, нужно действовать. Но я не сумею сделать это! Не сумею! Боже, сжалься надо мной! Сюда идут! Чей это голос? Королева! Ах, все погибло! (Прячется за одной из колонн.)

Входят королева и Симон Ренар.

Явление четвертое

Королева, Симон Ренар, Джен, скрытая за колонной,

Королева. Так вас удивляет эта перемена? Так я не похожа на самое себя? Ну что ж, думайте, что вам угодно. Сегодня я не хочу, чтобы он умер, — вот и все.

Симон Ренар. Однако ваше величество только вчера приказали, чтобы казнь состоялась сегодня.

Королева. Но третьего дня я приказала, чтобы казнь состоялась вчера. А в воскресенье я приказала, чтобы казнь состоялась в понедельник. Сегодня же я приказываю, чтобы казнь отложили на завтра.

Симон Ренар. В самом деле, со второго воскресенья рождественского поста, когда Звездная палата[19] вынесла свой приговор и оба осужденных вернулись в Тауэр, предшествуемые палачом, который нес в руках топор, обращенный к их лицам, прошло уже три недели, а ваше величество продолжает откладывать казнь со дня на день.

Королева. Да, да! Вам это непонятно, сударь? Нужно объяснить вам все до конца? Вы хотите, чтобы несчастная женщина обнажила перед вами свое сердце только потому, что она королева, а вы представляете здесь испанского принца, ее будущего супруга? Боже мой, сударь, откуда вам, мужчинам, знать, что сердце женщины так же стыдливо, как ее тело? А! Вы требуете признания? Прикидываетесь, что ничего не понимаете? Так знайте же, что каждый день я откладываю казнь Фабиани потому, что каждое утро — слышите вы? — каждое утро мне изменяют силы при мысли о том, что колокол Тауэра сейчас возвестит смерть этого человека, потому что каждое утро я лишаюсь чувств, представляя, как точат топор для этого человека, потому что каждое утро я умираю, воображая, как сколачивают гроб для этого человека, потому что я женщина, потому что я слаба, потому что я безумна, потому что я люблю его, наконец! Довольно вам этого? Удовлетворены вы теперь? О, настанет день, когда я сумею отомстить вам за все, что вы заставили меня сказать!

Симон Ренар. Однако пора покончить с Фабиани. Вашему величеству предстоит вступить в брак с моим августейшим повелителем, испанским принцем.

Королева. Если испанский принц недоволен, пусть не скрывает этого, — мы вступим в брак с другим. У нас нет недостатка в претендентах. Сын римского короля, принц Пьемонтский, инфант португальский, кардинал Пол, датский король, лорд Кортней такие же достойные вельможи, как принц испанский.

Симон Ренар. Лорд Кортней! Лорд Кортней!

Королева. Английский барон, сударь, стоит испанского принца. К тому же лорд Кортней — потомок восточных императоров. А там — злитесь, сколько вам угодно!

Симон Ренар. Фабиани навлек на себя ненависть всех в Лондоне, у кого есть сердце.

Королева. За исключением меня.

Симон Ренар. Горожане относятся к нему так же, как вельможи. Если он не будет предан смерти сегодня же, как обещано вашим величеством…

Королева. Что тогда?

Симон Ренар. Чернь устроит бунт.

Королева. У меня есть ландскнехты.

Симон Ренар. Вельможи устроят заговор.

Королева. У меня есть палач.

Симон Ренар. Ваше величество, вы дали клятву над молитвенником вашей матери, что не помилуете Фабиани.

Королева. Вот бланк, который он велел передать мне и в котором я клянусь своей королевской короной, что окажу ему любую милость. Корона моего отца стоит молитвенника моей матери. Одна клятва освобождает меня от другой. А кроме того, кто вам сказал, что я собираюсь помиловать его?

Симон Ренар. Он нагло обманул вас, ваше величество.

Королева. Что мне до этого? Все мужчины так поступают. Я не желаю его смерти. Послушайте, милорд… я хотела сказать, господин бальи; боже, вы так расстроили меня, что я забыла, с кем говорю. Так вот, послушайте: я знаю все, что вы можете мне сказать. Вы скажете, что он подлый, презренный человек, что он трус? Мне это известно не хуже вашего. Я сгораю от стыда, но я люблю его. Что делать? Быть может, честного человека я не могла бы так любить, Впрочем, что такое вы все? Чем вы лучше его? Вы скажете, что он фаворит и что английский народ не любит фаворитов? Но разве я не знаю, что вы стремитесь уничтожить Фабиани только для того, чтобы поставить на его место этого ирландца, этого фата — графа Килдара, который будет рубить двадцать голов в день? Но что вам до этого? Прошу вас, не говорите мне об испанском принце. Вы сами смеетесь над ним. И не толкуйте мне о недовольстве французского посла, господина де Ноайля. Господин де Ноайль — глупец, и я скажу ему это в лицо. И, наконец, я женщина: сегодня я могу хотеть одного, завтра другого. Не ищите во мне последовательности. Жизнь этого человека нужна мне как воздух. Пожалуйста, не стойте передо мной с видом святой невинности. Мне отлично известны все ваши проделки. И, между нами, вы так же, как я, знаете, что Фабиани не совершал преступления, за которое осужден. Все это было подстроено. Я не хочу, чтобы он умер. Кто здесь повелевает? Довольно, господин бальи, поговорим о другом.

Симон Ренар. Я удаляюсь, ваше величество. Но помните, в моем лице с вами говорила вся ваша знать.

Королева. Какое мне дело до знати!

Симон Ренар (в сторону). Попытаемся воздействовать через народ. (Уходит, отвесив глубокий поклон.)

Королева (одна). У него был странный вид, когда он уходил. Этот человек не остановится перед тем, чтобы поднять восстание. Поспешим в ратушу. Эй, кто-нибудь!

Входят Энеас и Джошуа.

Явление пятое

Те же, кроме Симона Ренара; Энеас, Джошуа.

Королева. Это вы, Энеас? Вы и этот человек должны немедленно устроить побег графа Кленбрассила.

Энеас. Ваше величество…

Королева. Впрочем, нет, вам я не могу доверить этого. Я забыла, что и вы принадлежите к его врагам. О боже! Меня окружают одни лишь враги человека, которого я люблю. Бьюсь об заклад, что и этот незнакомый мне тюремщик ненавидит его.

Джошуа. Это правда, ваше величество…

Королева. Боже мой, Симон Ренар имеет здесь больше власти, чем королева! Что же это? Нет никого, кому я могла бы довериться! Никого, кому могла бы поручить побег Фабиани!

Джен (выходит из-за колонны). Есть, ваше величество: это я!

Джошуа (в сторону). Джен!

Королева, Кто — ты? Это вы, Джен Толбот? Как вы здесь очутились? Ах, все равно! Вы здесь, вы пришли спасти Фабиани. Благодарю вас, Джен. Я должна была бы ненавидеть вас, ревновать вас, у меня есть тысячи причин для этого. Но нет, я вас люблю, потому что вы любите его. Перед эшафотом нет места ревности, есть только любовь. Вы тоже прощаете ему, я это вижу. Мужчины не могут понять нас. Леди Джен, объединим наши усилия. Обе мы несчастны, не правда ли? Необходимо устроить побег Фабиани. У меня нет никого, кроме вас, и я должна принять ваше предложение, По крайней мере я уверена, что вы вложите всю свою душу в дело спасения Фабиано. Поручаю вам его. — Господа, отныне вы будете оба повиноваться всем приказаниям леди Джен. За ослушание вы отвечаете мне головой. Обними меня, девушка!

Джен. Темза омывает Тауэр с этой стороны. Я заметила в стене потайной выход. Если причалить туда лодку, можно устроить побег через Темзу. Это самый надежный способ.

Энеас. Лодку невозможно доставить раньше, чем через час,

Джен. Это слишком долго.

Энеас. Не так уж долго. Кроме того, через час стемнеет. Так будет лучше, если ее величество желает, чтобы побег совершился втайне.

Королева. Пожалуй, вы правы. Итак, через час! Я покидаю вас, леди Джен. Я должна отправиться в ратушу. Спасите Фабиани!

Джен. Будьте спокойны, ваше величество!

Королева уходит. Джен провожает ее взглядом.

Джошуа (на авансцене). Гильберт был прав. Она думает только о Фабиани!

Явление шестое

Те же, кроме королевы.

Джен (Энеасу). Вы слышали волю королевы? Лодку к подножию башни, ключи от потайного хода, шляпу и плащ.

Энеас. Невозможно доставить все это до наступления темноты. Не раньше, чем через час, миледи.

Джен. Хорошо. Идите. Оставьте меня вдвоем с этим человеком.

Энеас уходит. Джен провожает его взглядом.

Джошуа (стоя на авансцене, в сторону). С этим человеком! Очень просто! Кто забыл Гильберта, тот не узнает и Джошуа, (Направляется к камере Фабиани с тем, чтобы отпереть ее.)

Джен. Что вы там делаете?

Джошуа. Предупреждаю ваше желание, миледи. Хочу отпереть эту дверь.

Джен. Что это за дверь?

Джошуа. Дверь в камеру милорда Фабиани.

Джен. А эта?

Джошуа. Дверь в камеру другого преступника.

Джен. Кто этот другой?

Джошуа. Человек, также приговоренный к смерти. Вы его не знаете; это рабочий по имени Гильберт.

Джен. Отоприте эту дверь!

Джошуа (отпирает). Гильберт!

Явление седьмое

Джен, Гильберт, Джошуа,

Гильберт (из глубины камеры). Чего хотят от меня? (Показывается на пороге, видит Джен и, пошатнувшись, прислоняется к стене.) Джен! Леди Джен Толбот!

Джен (на коленях, не поднимая на него глаза). Гильберт, я пришла, чтобы спасти вас.

Гильберт. Спасти меня?

Джен. О, выслушайте! Сжальтесь надо мною, не вините меня. Я знаю все, что вы можете мне сказать. Это справедливо, но не говорите мне ничего. Я должна спасти вас. Все уже подготовлено. Ваш побег обеспечен, позвольте мне спасти вас, как вы позволили бы всякому другому. Я больше ни о чем не прошу. Потом вы можете не знать меня. Я никогда не напомню вам о себе. Умоляю вас не о прощении, а только о праве спасти вас. Согласны вы, Гильберт?

Гильберт. Благодарю, но это бесполезно. На что мне жизнь, леди Джен, если вы больше не любите меня?

Джен (радостно). О Гильберт! Как мне понять ваши слова? Неужели вас еще может интересовать то, что происходит в сердце бедной девушки? Гильберт! Вы хотите знать, к кому оно проникнуто любовью? Ах, я думала, что вам это все равно, что вы слишком презираете меня, чтоб интересоваться моими чувствами, Гильберт! Если бы вы знали, что значат для меня ваши слова! Они луч солнца, внезапно проникший в окутавшую меня тьму. О, выслушайте меня! Если бы я посмела снова приблизиться к вам, коснуться вашей одежды, взять своей рукой вашу руку, если бы, как раньше, посмела поднять на вас и на небо свой взгляд, — знаете, что я сказала бы вам, простертая на коленях у ваших ног, с рыданием в груди и неземной радостью, в сердце? Я сказала бы: "Гильберт, я люблю тебя!"

Гильберт (с восторгом обнимая ее). Ты любишь меня?

Джен. Да, я люблю тебя!

Гильберт. Ты любишь меня! Великий боже, она меня любит! Это правда, она сама сказала мне это, своими устами произнесла это слово!

Джен. Мой Гильберт!

Гильберт. Ты все подготовила для моего побега, говоришь ты? Скорей! Скорей! Будем жить! Джен любит меня — я хочу жить! Как давят эти своды! Они грозят размозжить мне голову! Выпустите меня, я задыхаюсь! Бежим скорее! Бежим, Джен! Я хочу жить! Я любим!

Джен. Еще нельзя. Нужна лодка. Придется дождаться ночи. Но успокойся, ты будешь спасен. Не пройдет и часа, как мы вырвемся на волю. Королева — в ратуше и вернется не скоро. А пока я здесь распоряжаюсь. Потом ты все поймешь.

Гильберт. Целый час ожидания, целый час! О, как мне не терпится снова обрести жизнь, обрести счастье! Джен! Джен! Ты здесь! Я буду жить! Ты меня любишь! О, я возвращаюсь из ада. Держи меня, Джен, я способен совершить глупость. Мне хочется смеяться, хочется петь! Так это правда, что ты меня любишь?

Джен. Да, люблю, люблю! И знаешь, Гильберт, — верь мне, я говорю правду, как на смертном ложе, — я всегда любила только тебя! Даже в моем падении, на самом дне преступления, я не переставала любить тебя! Едва я упала в объятия демона, погубившего меня, как стала оплакивать своего ангела!

Гильберт. Все забыто, все прощено! Не вспоминай больше об этом. О Джен, что мне до прошлого? Кто устоял бы перед твоим голосом? Кто поступил бы иначе на моем месте? Я все прощаю тебе, мое дорогое дитя! Сущность любви — в милосердии и прощении. Джен, ревность и отчаянье иссушили слезы в моих глазах. Но я прощаю тебе, я благодарю тебя. Ты по-прежнему одна сияешь мне в этом мире, и с каждым словом, которое ты произносишь, в моей душе стихает боль и возрождается радость! Джен, поднимите голову, встаньте и взгляните мне в глаза. Слушайте, что я скажу вам: Джен, ты мое дитя.

Джен. Всегда великодушен! Всегда! О дорогой Гильберт!

Гильберт. Ах, поскорей бы прочь отсюда, поскорее бы уехать далеко, быть свободным, быть вместе с тобой! О, неужели эта ночь никогда не наступит? Лодки все нет… Джен, мы этой же ночью покинем Лондон. Мы покинем Англию, поедем в Венецию. Там люди моего ремесла зарабатывают много денег. Ты будешь моею… О боже! Я совсем обезумел, забыл, какое имя ты носишь, слишком высокое имя, Джен!

Джен. Что ты хочешь сказать?

Гильберт. Ты дочь лорда Толбота.

Джен. Я знаю другое, более прекрасное имя.

Гильберт. Какое?

Джен. Жена рабочего Гильберта.

Гильберт. Джен!..

Джен. О нет! Не думай, что я прошу тебя об этом! Я знаю, что недостойна быть ею. Нет, я не посмею вознестись так высоко. Я не стану злоупотреблять твоим великодушием. Бедный чеканщик Гильберт не унизит себя браком с графиней Уотерфорд. Но я все равно последую за тобой, все равно буду любить тебя и никогда не покину. Днем я буду лежать у твоих ног, ночью у твоей двери. Я буду смотреть, как ты работаешь, буду помогать тебе, подавать все, что тебе понадобится. Я буду для тебя немногим меньше, чем сестра, и немногим больше, чем собака. И если ты когда-нибудь женишься, Гильберт, потому что бог захочет, чтобы ты в конце концов нашел женщину чистую и незапятнанную, женщину, достойную тебя, — так вот, если ты женишься и если жена твоя будет так добра, что позволит это, я буду служанкой твоей жены. Если же она не позволит этого, я уйду, чтобы умереть где-нибудь… Только в этом случае я покину тебя. Если же ты не женишься, я навсегда останусь с тобой. Я буду кротка, буду покорна, ты увидишь, Гильберт. И если кто-нибудь подумает обо мне дурно, видя меня с тобой, пусть думает что хочет. Мне больше не от чего краснеть, ты ведь знаешь. Я бедная девушка.

Гильберт (падая к ее ногам). Ты — ангел! Ты — моя жена!

Джен. Твоя жена! Ты, как бог, своим прощением очищаешь от греха. Будь же благословен, Гильберт, за то, что ты возложил на мою голову этот венец.

Гильберт встает с колен и заключает ее в объятия. В то время как они стоят, крепко обнявшись, Джошуа подходит и берет Джен за руку.

Джошуа. Это Джошуа, леди Джен.

Гильберт. Добрый Джошуа!

Джошуа. Вы не узнали меня.

Джен. Ах, это потому, что я должна была начать с него.

Джошуа целует ей руки.

Гильберт (сжимая ее в объятьях). Какое счастье! Неужели все это правда? Уж не грежу ли я?

Издалека доносится шум, слышны неясные крики, гул. Смеркается.

Джошуа. Что там за шум? (Подходит к окну, выходящему на улицу.)

Джен. О боже! Только бы ничего не случилось!

Джошуа. Там, внизу, огромная толпа. Заступы, пики, факелы! Гвардейцы королевы на лошадях, они сражаются. И все это направляется сюда. Какие крики! Черт возьми, это похоже на бунт!

Джен. Только бы это было не против Гильберта!

Отдаленные крики. Фабиани! Смерть Фабиани!

Джен. Слышите?

Джошуа. Да.

Джен. Что они кричат?

Джошуа. Нельзя разобрать.

Джен. О боже! О боже!

Через потайную дверь поспешно входят Энеас и лодочник.

Явление восьмое

Те же, Энеас, лодочник.

Энеас. Милорд Фабиани! Милорд! Нельзя терять ни минуты! Они узнали, что королева хочет спасти вам жизнь. Лондонская чернь восстала. Через четверть часа они разорвут вас на куски. Спасайтесь, милорд! Вот плащ и шляпа. Вот ключи. Вот лодочник. Не забудьте, что всем этим вы обязаны мне. Милорд, спешите! (Тихо, лодочнику.) А ты не торопись.

Джен (быстро набрасывает плащ и шляпу на Гильберта, тихо, к Джошуа). Господи! Только бы этот человек не узнал…

Энеас (пристально глядя на Гильберта). Что такое? Это не лорд Кленбрассил! Миледи, вы ослушались приказания королевы! Вы устраиваете побег другому!

Джен. Все погибло! Я должна была предвидеть это! О боже! Сударь, это правда… Сжальтесь!..

Энеас (тихо, к Джен). Молчите! Действуйте! Я ничего не сказал, я ничего не видел. (С безразличным видом отходит в глубину сцены.)

Джен. Что он говорит? Ах, провидение все же за нас! Все хотят спасения Гильберта!

Джошуа. Нет, леди Джен: все хотят гибели Фабиани.

Во время этой сцены шум снаружи усиливается.

Джен. Скорей, Гильберт! Поспешим!

Джошуа. Пусть он идет один.

Джен. Мне оставить его!..

Джошуа. Ненадолго. В лодке не должно быть женщины, коли вы хотите, чтобы он благополучно добрался. Еще слишком светло. На вас белое платье. Когда опасность минует, вы снова будете вместе. Пойдемте со мною сюда. Он выйдет через ту дверь.

Джен. Джошуа прав. Где я найду тебя, мой Гильберт?

Гильберт. Под первой аркой Лондонского моста.

Джен. Хорошо. Не медли же. Шум все усиливается. Как бы я хотела, чтобы ты был уже далеко!

Джошуа. Вот ключи. Вам придется отпереть и снова запереть двенадцать дверей, прежде чем вы достигнете реки. Это займет добрых четверть часа.

Джен. Четверть часа! Двенадцать дверей! Это ужасно!

Гильберт (обнимая ее). Прощай, Джен. Еще немного, и мы соединимся на всю жизнь.

Джен Навеки. (Лодочнику.) Сударь, поручаю его вам.

Энеас (тихо, лодочнику). Во избежание несчастья, не торопись.

Гильберт уходит с лодочником.

Джошуа. Он спасен! Теперь будем действовать мы. Прежде всего нужно запереть эту дверь. (Запирает камеру Гильберта.) Готово! Идемте скорей сюда. (Выходит с Джен через вторую потайную дверь.)

Энеас (один). Фабиани остался в западне. Ловкая девчонка! Господин Симон Ренар дорого заплатил бы ей за эту проделку. Но что скажет королева? Только бы все это не обрушилось на меня!

Через галерею быстро входят Симон Ренар и королева. Шум снаружи все усиливается. Почти совсем стемнело. Крики толпы, требующей смерти Фабиани. Факелы, бряцанье оружия, выстрелы, конский топот. Несколько вельмож с кинжалами в руках сопровожают королеву. Среди них — герольд Англии Кларенс с королевским знаменем в руках и герольд ордена Подвязки Гартер со знаменем ордена.

Явление девятое

Королева, Симон Ренар, Энеас, Лорд Клинтон, герольды, придворные, пажи и прочие.

Королева (тихо, Энеасу). Фабиани бежал?

Энеас. Нет еще.

Королева (устремив на него угрожающий взгляд). Еще нет?

Энеас (в сторону). Черт!

Народ (за сценой). Смерть Фабиани!

Симон Ренар. Ваше величество, необходимо решиться немедленно. Народ требует смерти этого человека. Лондон в огне. Тауэр осажден. Мятеж принимает угрожающие размеры. Королевские вассалы изрублены в куски на Лондонском мосту. Гвардейцы вашего величества еще держатся, однако толпа теснила вас, ваше величество, из улицы в улицу, от ратуши до самого Тауэра. Сторонники принцессы Елизаветы подстрекают народ. Это видно по ожесточенности мятежа. Положение тяжелое. Что прикажет ваше величество?

Крики народа. Фабиани! Смерть Фабиани!

Шум возрастает и приближается.

Королева. Смерть Фабиани! Милорды, вы слышите вой толпы? Ей нужно бросить человека. Чернь требует пищи,

Симон Ренар. Что прикажет ваше величество?

Королева. Право, милорды, вы, кажется, дрожите? Клянусь, придется мне, женщине, напомнить вам ваш дворянский долг! На коней, милорды, на коней! Или вы оробели перед этим сбродом? Или шпаги испугались дубин?

Симон Ренар. Берегитесь, ваше величество, как бы дело не зашло слишком далеко. Уступите, пока есть время. Только что вы назвали их сбродом, — как бы через час вам не пришлось сказать: народ!

Крики усиливаются, шум приближается.

Королева. Через час!

Симон Ренар (идет на галерею и тотчас возвращается). Нет, ваше величество, через четверть часа. Первая линия укреплений Тауэра взята. Еще один шаг, и народ ворвется сюда.

Народ. В Тауэр! В Тауэр! Фабиани! Смерть Фабиани!

Королева. Да, правы те, которые говорят, что народ страшен. Фабиано!

Симон Ренар. Вы хотите, чтобы через минуту он был растерзан на ваших глазах?

Королева. Но это позор, господа! Никто из вас не трогается с места! Во имя неба, защитите меня!

Лорд Клинтон. Вас — да, ваше величество, Фабиани — нет.

Королева. О господи! Если так, тем хуже! Теперь я выскажу все. Фабиани не виновен! Фабиано не совершал преступления, за которое он осужден. Это я, и вот этот человек, и еще чеканщик Гильберт — мы все придумали и подстроили. Мы разыграли комедию. Посмейте, господин бальи, опровергнуть мои слова. Итак, господа, надеюсь, теперь вы защитите его? Он невинен, слышите вы это? Клянусь моей головой, клянусь короной, богом, душой матери, он не виновен в преступлении! Это так же верно, как то, что вы находитесь здесь, лорд Клинтон. Вступитесь же за него. Мой храбрый Клинтон, мой старый друг, мой добрый Роберт, раздавите их, как вы раздавили Тома Уайета! Я вам клянусь, что Фабиано не поднимал руки на свою королеву.

Лорд Клинтон. Есть другая королева, на которую он поднял руку. Эта королева — Англия.

Крики снаружи продолжаются.

Королева. Балкон! Откройте балкон. Я сама докажу народу его невиновность,

Симон Ренар. Лучше докажите народу, что он не итальянец.

Королева. И так смеет говорить со мною какой-то Симон Ренар, ставленник кардинала Гранвеллы! Отворите эту дверь! Отворите камеру! Выпустите Фабиано! Я хочу видеть его, хочу говорить с ним!

Симон Ренар (тихо). Что вы делаете? Ради его спасения никто не должен знать, что он здесь.

Народ. Смерть Фабиани! Да здравствует Елизавета!

Симон Ренар. Слышите, теперь они кричат: "Да здравствует Елизавета!"

Королева. Боже! Боже!

Симон Ренар. Выбирайте, ваше величество. (Указывает рукой на дверь камеры.) Либо эту голову — народу (указывает другой рукой на корону, которою увенчана королева), либо эту корону — принцессе Елизавете.

Народ. Смерть! Смерть Фабиани! Елизавета!

Камень разбивает стекло в окне, у которого стоит королева.

Симон Ренар. Ваше величество, вы губите себя без пользы для него. Уже захвачен второй двор. Что прикажет королева?

Королева. Вое вы трусы, и Клинтон первый среди вас! О Клинтон, когда-нибудь я вам это припомню, мой друг!

Симон Ренар. Что прикажет королева?

Королева. Ах, быть покинутой всеми! Во всем признаться и ничего не достигнуть! Вот каковы эти дворяне! Гнусное отродье! Я хотела бы растоптать их всех! Королева имеет право иногда быть только женщиной. Вы дорого заплатите мне за все это, господа!

Симон Ренар. Что прикажет королева?

Королева (в изнеможении). Делайте что хотите. Поступайте как знаете. Вы убийца! (В сторону.) О Фабиано!

Симон Ренар. Кларенс! Гартер! Ко мне! Энеас, отоприте большой балкон галереи.

Двери балкона в глубине сцены отворяются, и туда выходит Симон Ренар в сопровождении Кларенса с правой стороны и Гартера с левой. Снаружи врывается оглушительный шум.

Народ. Фабиани! Фабиани!

Симон Ренар (обращаясь с балкона к народу). Именем королевы!

Герольды. Именем королевы!

Воцаряется глубокая тишина.

Симон Ренар. Люди! Королева объявляет вам, что сегодня ночью, через час после гашения огней, Фабиано Фабиани, граф Кленбрассил, покрытый с головы до ног черным покрывалом, с железным кляпом во рту, с трехфунтовой свечой воска в руке, будет при свете факелов отведен из Тауэра через Черинг-Кросс на Старый городской рынок, чтобы публично принести покаяние и быть обезглавленным за совершенные им преступления — государственную измену первой степени и покушение на жизнь королевской особы ее величества.

Бурные рукоплескания снаружи.

Народ. Да здравствует королева! Смерть Фабиани!

Симон Ренар (продолжает). И чтобы ни один человек в городе Лондоне не остался в неведении этого, королева повелевает: в продолжение всего пути осужденного из Тауэра к Старому рынку будет звонить большой колокол Тауэра. Во время казни будут даны три пушечных выстрела: первый — когда преступник взойдет на эшафот, второй — когда он опустится на черное сукно, третий когда скатится его голова.

Рукоплескания.

Народ. Иллюминацию! Иллюминацию!

Симон Ренар. Этой ночью Тауэр и весь город будут иллюминованы кострами и факелами в ознаменование всеобщей радости. Я все сказал.

Рукоплескания.

Да хранит бог древнюю хартию Англии!

Герольды. Да хранит бог древнюю хартию Англии!.

Народ. Смерть Фабиани! Да здравствует Мария! Да здравствует королева!

Балкон закрывается. Симон Ренар подходит к королеве.

Симон Ренар. Принцесса Елизавета никогда не простит мне того, что я сейчас сделал.

Королева. Королева Мария также. Оставьте меня, сударь! (Делает всем присутствующим знак удалиться.)

Симон Ренар (тихо, Энеасу). Господин Энеас, проследите за казнью.

Энеас. Положитесь на меня.

Симон Ренар уходит. В ту минуту, когда Энеас собирается выйти, к нему подбегает королева, хватает его за руку и быстро увлекает на авансцену.

Явление десятое

Королева, Энеас.

Народ (снаружи). Смерть Фабиани! Смерть Фабиани!

Королева. Как по-твоему, чья голова стоит сейчас больше — твоя или Фабиани?

Энеас. Ваше величество…

Королева. Ты изменник!

Энеас. Ваше величество… (В сторону.) Черт!

Королева. Никаких оправданий! Клянусь моей матерью, если умрет Фабиани, умрешь и ты!

Энеас. Но, ваше величество…

Королева. Спаси Фабиани — и ты спасешь себя. Другого выхода нет.

Народ. Смерть Фабиани! Смерть Фабиани!

Энеас. Спасти лорда Кленбрассила! Но там народ. Это невозможно. Что могу я сделать?..

Королева. Придумай сам.

Энеас. Боже мой, как мне быть?

Королева. Сделай так, как ты сделал бы для себя.

Энеас. Но народ не сложит оружия, пока не совершится казнь. Чтобы успокоить его, нужно кого-нибудь обезглавить.

Королева. Найди кого хочешь.

Энеас. Кого хочу?.. Погодите, ваше величество! Казнь совершится ночью, при свете факелов. Осужденного приведут под черным покрывалом, с кляпом во рту. Народ, сдерживаемый стражей, будет, как всегда, далеко от эшафота. Ему достаточно увидеть, как скатится голова. Я берусь все устроить. Только бы лодочник был еще здесь! Я велел ему не торопиться. (Подходит к окну, откуда видна Темза.) Он здесь еще! Надо спешить! (Высовывается в окно, с факелом в руке, машет платком, затем оборачивается к королеве.) Все в порядке, ваше величество. Я отвечаю за жизнь милорда Фабиани.

Королева. Своей головой?

Энеас. Своей головой.

Часть вторая

Зала с двумя лестницами, из которых одна ведет наверх, другая вниз. Площадка каждой из них занимает часть задней половины сцены. Лестница, ведущая вверх, теряется в потолке; лестница, ведущая вниз, уходит под пол. Не видно, где обе лестницы начинаются и куда они ведут.

Зала задрапирована, в знак траура, особенным образом: правая, левая стена и потолок затянуты черной материей о большим белым крестом посредине; стена напротив зрителя — белой материей о большим черным крестом. Эти черная и белая обивки тянутся, насколько хватает глаз, вправо и влево, теряясь позади лестницы. По обе стороны — алтари, затянутые черным и белым, как для похорон. Горят большие свечи. Священников не видно. Зала и лестница слабо освещены траурными лампами, свисающими кое-где под сводами. Настоящее освещение дает зале большое белое пятно заднего фона, пропускающее красноватый свет, как бы от пылающей поезди гигантской печи. Пол залы устлан надгробными плитами.

При поднятии занавеса на призрачном заднем фоне вырисовывается черный неподвижный силуэт королевы.

Явление первое

Джен, Джошуа.

Они осторожно входят, приподняв край черной драпировки, за которою скрыта маленькая дверь.

Джен. Джошуа, где мы?

Джошуа. На главной площадке лестницы, по которой спускаются осужденные, идя на казнь. Ее разукрасили так при Генрихе Восьмом.

Джен. И нет никакого способа выбраться отсюда?

Джошуа. Народ охраняет все выходы Тауэра. На этот раз он не хочет упустить своего осужденного. Никто не выйдет отсюда до казни.

Джен. У меня в ушах не перестает звучать оглашение, сделанное с этого балкона. Вы все слышали снизу, Джошуа? Как это ужасно!

Джошуа. О, мне немало пришлось перевидать таких ужасов.

Джен. Только бы Гильберту удалось бежать! Как вы думаете, Джошуа, он спасся?

Джошуа. Конечно, спасся. Я в этом уверен.

Джен. Да? Вы в самом деле уверены в этом, мой добрый Джошуа?

Джошуа. Тауэр не был осажден со стороны реки. Кроме того, в минуту его побега бунт еще не достиг таких размеров, как сейчас. Славный они устроили бунт, не правда ли?

Джен. Так вы уверены, что он спасся?

Джошуа. Так же уверен, как в том, что в эту минуту он поджидает вас под первой аркой Лондонского моста, где вы с ним встретитесь еще до полуночи.

Джен. Боже мой! Ведь и он будет тревожиться обо мне! (Заметив тень королевы.) Небо! Что это, Джошуа?

Джошуа (тихо, беря ее за руку). Тише! Это львица в засаде.

В то время как Джен, объятая ужасом, смотрит на черный силуэт, сверху доносится голос, медленно и раздельно произносящий следующие слова.

Голос. Тот, кто следует за мной, покрытый черным покрывалом, — это знатный и могущественный вельможа Фабиано Фабиани, граф Кленбрассил, барон Динасмонди, барон Дармута в Девоншире, который будет обезглавлен на Лондонском рынке за цареубийство и государственную измену. Да помилует бог его душу!

Второй голос. Молитесь за него!

Джен (дрожа). Джошуа! Вы слышите?

Джошуа. Да. Я слышу это каждый день.

Вверху лестницы показывается траурная процессия, которая медленно разворачивается по мере того, как спускается вниз. Впереди идет человек, одетый в черное; в руках у него белое знамя с черным крестом. За ним — Энеас Делвертон в широком черном плаще, с белым жезлом констебля в руке. Далее отряд солдат, вооруженных копьями, одетых в красное, затем палач с топором на плече, обращенным лезвием к фигуре, следующей за ним под длинным черным покрывалом, которое волочится по земле. Покрывало целиком закрывает этого человека, и видна только его обнаженная рука, просунутая через отверстие, проделанное в покрывале, и держащая зажженную свечу желтого воска. Рядом идет священник в облачении для поминовения усопших. Далее следует отряд солдат, одетых в красное, и за ними человек в белой одежде, несущий черное знамя с белым крестом. По обеим сторонам процессии идут алебардщики с факелами,

Джен. Джошуа, вы видите?

Джошуа. Да. Я вижу это каждый день.

Спустившись с лестницы, процессия останавливается.

Энеас. Тот, кто следует за мной, покрытый черным покрывалом, — это знатный и могущественный вельможа Фабиано Фабиани, граф Кленбрассил, барон Динасмонди, барон Дармута в Девоншире, который будет обезглавлен на Лондонском рынке за цареубийство и государственную измену. Да помилует бог его душу!

Оба знаменосца. Молитесь за него!

(Процессия медленно проходит в глубине сцены.)

Джен. О Джошуа, как все это ужасно! Кровь стынет у меня в жилах.

Джошуа. Но ведь это негодяй Фабиани!

Джен. Молчите, Джошуа! Он негодяй, но он несчастный!

Процессия подходит ко второй лестнице. Симон Ренар, появившийся за несколько минут до этого около лестницы и все видевший; отступает, давая дорогу процессии, которая медленно уходит под своды лестницы и, наконец, исчезает из виду. Джен с ужасом следит за нею.

Симон Ренар (после того, как процессия скрылась). Что это значит? Неужели то был Фабиани? Мне казалось, он меньше ростом. Или Энеас… Королева задержала его на минуту. Посмотрим! (Спускается по лестнице вслед за процессией.)

Голос (постепенно замирающий в отдалении). Тот, кто следует за мной, покрытый черным покрывалом? — это знатный и могущественный вельможа Фабиано Фабиани, граф Кленбрассил, барон Динасмонди, барон Дармута в Девоншире, который будет обезглавлен на Лондонском рынке за цареубийство и государственную измену. Да помилует бог его душу!

Другие голоса (едва доносящиеся). Молитесь за него!

Джошуа. Сейчас большой колокол возвестит его выход из Тауэра. Пожалуй, теперь вы сможете выбраться отсюда. Я постараюсь устроить это. Подождите меня здесь; я скоро вернусь.

Джен, Джошуа, не покидайте меня, Боже, мне так страшно оставаться одной!

Джошуа. Вы не можете сопровождать меня по всему Тауэру, это опасно. Я должен вывести вас отсюда. Помните, что Гильберт ждет вас.

Джен. Гильберт! Для него я готова на все! Идите!

Джошуа уходит.

О, какое страшное зрелище! Подумать только, что то же самое ожидало Гильберта! (Становится на колени перед одним из алтарей.) Благодарю тебя, господи! Воистину ты наш спаситель! Ты спас Гильберта!

Задняя драпировка раздвигается, и входит королева. Она медленно приближается к авансцене, не замечая Джен, которая оборачивается.

Боже! Королева!

Явление второе

Джен, королева.

Джен испуганно прижимается к алтарю и устремляет на королеву взгляд, полный изумления и ужаса.

Королева (молча стоит несколько минут на авансцене, бледная, с неподвижным взглядом, словно погруженная в мрачное раздумье. Наконец испускает глубокий вздох). О, этот народ! (Обводит сцену тревожным взглядом и замечает Джен.) Здесь кто-то есть! А, это ты, девушка? Это вы, леди Джен? Вы испугались меня? Подойдите, не бойтесь. Тюремщик Энеас обманул нас, вам это известно? Что же вас страшит? Дитя, я уже сказала, — тебе нечего бояться меня. То, что месяц тому назад грозило тебе гибелью, теперь стало для тебя спасением. Ты любишь Фабиано. Под небом только два сердца созданы, чтобы любить его, — твое и мое, Мы с тобой сестры.

Джен. Ваше величество…

Королева. Да, ты и я, две женщины — только мы за него. Все остальное против Фабиано. Целый город, целый народ, целый мир против него! Неравная битва любви и ненависти! Любовь к Фабиано подавлена печалью и страхом, полна растерянности, у нее твой бледный лоб и мои заплаканные глаза; она прячется у траурного алтаря, молится твоими устами, проклинает моими. Ненависть к Фабиано исполнена гордости, она сияет торжеством, она вооружена до зубов, победоносна, за нее двор, за нее народ, толпы, запрудившие улицы, чьи крики одновременно выражают требование смерти и ликование. Ненависть к Фабиано ослепительна, надменна и всемогуща, она иллюминовала целый город вокруг эшафота! Любовь к нему — здесь, в усыпальнице, в лице двух женщин, одетых в траур. Ненависть к нему — там! (С силой отдергивает заднюю драпировку, которая, распахнувшись, открывает вид на балкон и позади него — на великолепно иллюминованный город, теряющийся в ночной перспективе. Видная зрителю часть Тауэра также ярко освещена. Джен смотрит, пораженная ослепительным зрелищем, блеск которого освещает всю сцену.) О гнусный город! Город бунтовщиков! Проклинаю тебя! Проклинаю это чудовище, пропитавшее свои праздничные одежды кровью, освещающее факелами дорогу палачу! Джен, ты дрожишь? Тебе, как и мне, чудится, что он подло издевается над нами, что он вознает сотни тысяч своих пылающих глаз в нас, слабых, покинутых женщин, одиноких и затерянных среди этих могильных плит. Джен, ты слышишь хохот и завывание этого ужасного города? О Англия! Всю Англию тому, кто разрушит этот город! Ах, если бы я могла превратить эти факелы в головни, эти огни — в пламя, этот иллюминованный город — в пожарище!

Доносится мощный гул толпы, рукоплескания, невнятные крики: "Вот он! Вот он! Смерть Фабиани!" Раздается звон большого колокола Тауэра. При этих звуках королева разражается зловещим хохотом.

Джен. Боже правый! Сейчас этот несчастный выходит… Вы смеетесь, ваше величество!

Королева. Да, смеюсь! (Смеется,) Сейчас и ты будешь смеяться! Но сначала я задерну эту драпировку. Мне все кажется, что мы не одни, что этот ужасный город видит и слышит, нас. (Задергивает белую драпировку и возвращается к Джен.) Теперь, когда он вышел из Тауэра, когда опасность миновала, я могу сказать тебе все. Смейся же, смейся вместе со мной над этим мерзким народом, который упивается кровью! О, это прелестно! Джен, ты дрожишь за Фабиано? Так успокойся же и смейся вместе со мной. Джен, человек, который им достался, человек, который будет казнен, которого они принимают за Фабиано, — совсем не Фабиано! (Смеется.)

Джен. Не Фабиано?

Королева. Нет!

Джен. Кто же он?

Королева. Тот, другой.

Джен. Кто другой?

Королева. Да ты знаешь его. Тот человек, рабочий… Впрочем, не все ли равно?

Джен (дрожа всем телом). Гильберт?

Королева. Да, его зовут Гильберт.

Джен. Ваше величество, нет! О нет! Ваше величество, скажите, что это неправда! Гильберт! Это было бы слишком ужасно! Ведь он бежал!

Королева. Он хотел бежать, но его охватили и повели под черным покрывалом вместо Фабиано. Казнь совершится ночью, народ ничего не заметит. Будь спокойна!

Джен (со страшным воплем). О ваше величество, тот, кого я люблю, — это Гильберт!

Королева. Что? Что ты сказала? Или ты сошла с ума? Или посмела обмануть меня? А, так ты любишь Гильберта? Но мне-то какое дело до этого?

В продолжение всей сцены доносится звон большого колокола.

Джен (словно подкошенная, рыдая, падает к ногам королевы и ползает перед ней на коленях, ломая руки). Ваше величество, сжальтесь! Сжальтесь, во имя неба! Заклинаю вас вашей короной, вашей матерью, всеми ангелами! Гильберт! Гильберт! Я теряю рассудок! Ваше величество, спасите его! В этом человеке вся моя жизнь, он мой муж, он… Я говорила вам, что он сделал для меня все, он вырастил меня, он удочерил меня. Он заменил мне отца, который умер за вашу мать. Ваше величество, вы видите, я несчастное созданье, и вы не должны быть суровы ко мне. То, что вы сказали, поразило меня так страшно, что я не знаю, откуда еще у меня берутся силы умолять вас. Я говорю то, что в силах сказать. Но вы должны остановить казнь. Остановить немедленно. Остановить во что бы то ни стало. Отложите ее на завтра. У вас будет время, чтобы разобраться во всем. Народ может подождать до завтра. Мы рассудим как следует поступить. О нет, не качайте головой. Для вашего Фабиани нет никакой опасности. Я стану на его место под черным покрывалом. Ночью меня никто не увидит. Но только спасите Гильберта. Не все ли вам равно — он или я? Поверьте мне, я хочу умереть! Боже мой, этот колокол, этот ужасный колокол! Каждый его удар приближает Гильберта на шаг к эшафоту. Каждый его удар поражает мне сердце. Сделайте это, ваше величество! Сжальтесь! Для вашего Фабиано тут нет никакой опасности. Позвольте мне поцеловать ваши руки. Я вас люблю, ваше величество. Я ни разу не говорила вам этого, но я вас очень люблю. Вы — великая королева. Смотрите, я целую ваши прекрасные руки. О, велите приостановить казнь! Еще не поздно. Поверьте, это еще возможно. Процессия движется медленно. От Тауэра до Старого рынка далеко. Человек на балконе сказал, что они пойдут через Черинг-Кросс. Есть более короткий путь. Верховой еще может поспеть. Ваше величество, сжальтесь, во имя неба! Поставьте себя на мое место, вообразите, что я королева, а вы бедная девушка, что вы плачете у моих ног, а я оказываю вам милость. Смилуйтесь, ваше величество! Я больше всего боялась, что слезы помешают мне говорить. О, поспешите! Приостановите казнь! Ваше величество, в этом нет ничего трудного. Клянусь вам, для Фабиано тут нет никакой опасности. Ваше величество, разве вы не считаете, что так нужно сделать?

Королева (растроганная, поднимает ее). Я хотела бы сделать это для тебя, бедняжка. Ах, ты плачешь, как плакала я. То, что ты испытываешь, испытала недавно я сама. Мои страдания заставляют меня сочувствовать тебе. Видишь, я плачу вместе с тобой. Все это очень печально, бедное дитя! Конечно, можно было взять кого-нибудь другого — например, Тирконнела. Но его слишком хорошо знают, а здесь нужен был человек никому не известный. Под рукой оказался только Гильберт. Ты должна понять это. О боже, бывают же такие роковые совпадения! Внезапно попадаешь в капкан, и ничего тут не поделаешь,

Джен. Ваше величество! Я очень внимательно слушаю вас. Мне тоже многое нужно сказать вам. Но я хотела бы, чтобы вы подписали приказ об отсрочке казни и послали гонца. Тогда с этим будет покончено, и мы сможем спокойно беседовать. О, этот звон! Этот неумолкающий звон!

Королева. То, о чем ты просишь, леди Джен, невозможно.

Джен. Ах, нет, возможно! Пошлите верхового. Кратчайшим путем. По набережной. Я сама поеду. Ваше величество, это возможно. Это легко. Вы видите, ведь я говорю совсем спокойно.

Королева. Но народ этого не позволит. Он вернется и разнесет весь Тауэр. А Фабиано еще здесь. Пойми же меня. Ты дрожишь, бедное дитя! Я сама дрожу. Поставь и ты себя на мое место. В конце концов я могла бы и не утруждать себя объяснениями с тобой. Ты видишь, я делаю все, что могу. Не думай больше об этом Гильберте, Джен. С этим покончено. Примирись!

Джен. Покончено! Нет, совсем не покончено! Покуда длится звон этого ужасного колокола, ничего не кончено! Примириться с гибелью Гильберта? Вы думаете, я позволю, чтоб он так умер? Нет, ваше величество. Ах, слова мои напрасны! Вы больше не слушаете меня! Что ж, если королева не слушает меня, народ услышит! Найдутся добрые люди. Народ еще во дворе. Делайте потом со мной что хотите. Я крикну им, что они обмануты, что это Гильберт, такой же рабочий, как они, что это не Фабиани.

Королева. Стой, мерзкая девчонка. (Хватает Джен за руку и грозно смотрит ей в глаза.) Вот как ты поступаешь! Я добра, благосклонна к тебе, я плачу вместе с тобой, а ты вдруг теряешь разум и приходишь в ярость? Моя любовь так же велика, как твоя, но рука моя сильнее твоей. Нет, ты не тронешься с места. А, он твой любовник? Но какое мне дело до этого? Может быть, теперь все девушки Англии явятся ко мне, чтобы потребовать отчета о своих любовниках? Клянусь, я спасаю своего, как могу, ценою первого попавшегося. Берегите же своих, как можете!

Джен. Пустите меня! О, я проклинаю вас, коварная женщина!

Королева. Молчать!

Джен. Нет, я не буду молчать! Хотите, я скажу вам то, что пришло мне сейчас в голову? Я не верю, что на казнь повели Гильберта.

Королева. Что ты сказала?

Джен. Я не уверена… Но когда я смотрела, как он проходил здесь под черным покрывалом, — если бы это был Гильберт… неужели мое сердце могло бы оставаться спокойным? Неужели ничего не шевельнулось бы в нем, не закричало бы: "Это Гильберт! Гильберт!" Нет, я ничего не почувствовала. Это был не Гильберт!

Королева. Что ты там болтаешь? Боже мой, ты безумна, ты бредишь! И все же твой бред пугает меня! Ах, ты пробудила одну из самых тайных тревог в моем сердце! Зачем этот бунт помешал мне самой проследить за всем до конца? Зачем я поручила другому спасение Фабиано? Энеас Делвертон — изменник! Быть может, при этом был Симон Ренар. Кто знает, не обманута ли я вторично врагами Фабиано? Что, если это в самом деле был Фабиано?." Эй, кто там? Живее! Сюда!

Входят два тюремщика.

(Одному из них.) Бегите скорее! Вот мой королевский перстень. Скажите, чтобы приостановили казнь. На Старый рынок! На Старый рынок! Джен, ты оказала, что есть более короткий путь?

Джен. По набережной.

Королева (Первому тюремщику). По набережной. Возьми лошадь. Беги скорее!

Первый тюремщик уходит.

(Обращаясь ко Второму.) Тотчас идите в башню Эдуарда Исповедника. Там есть две камеры для приговоренных к смерти. В одной из них вы найдете человека. Немедленно приведите его ко мне.

Второй тюремщик уходит.

Боже, как я дрожу! У меня подкашиваются ноги. Нет сил бежать туда самой. Ах, ты и меня свела с ума! Мерзкая девчонка! Ты делаешь меня такой же несчастной, как ты сама! Я проклинаю тебя, как ты проклинаешь меня! Боже мой, успеет ли этот человек? Какая мука! Я ничего не вижу. В голове у меня помутилось. Этот колокол — для кого он звонит? Для Гильберта? Для Фабиано?

Джен. Колокол умолк.

Королева. Значит, они достигли места казни. Посланный опоздал.

Слышен отдаленный пушечный выстрел.

Джен. О небо!

Королева. Он поднимается на эшафот.

Второй пушечный выстрел.

Он становится на колени.

Джен. Какой ужас!

Третий пушечный выстрел.

Обе женщины. Ах!

Королева. Теперь только один остался в живых. Сейчас узнаем, который. Господи, сделай так, чтобы это был Фабиано!

Джен. Господи, сделай так, чтобы это был Гильберт!

Задняя драпировка сцены раздвигается. Входит Симон Ренар, ведя за руку Гильберта.

Гильберт! (Они бросаются друг другу в объятия.)

Королева. А Фабиано?

Симон Ренар. Казнен.

Королева. Казнен?.. Казнен! Кто осмелился?..

Симон Ренар. Я. Я спас королеву и Англию.

Примечания

1

Мария Тюдор (1516–1558) — английская королева с 1553. Восстановив католицизм, жестоко преследовала сторонников Реформации (прозвища — Мария Католичка, Мария Кровавая). Сблизилась с папством и католической Испанией; в 1554 вступила в брак с будущим испанским королем Филиппом II.

(обратно)

2

Тауэр — старинная крепость на берегу Темзы в Лондоне. В разное время была королевской резиденцией, тюрьмой для государственных преступников, монетным двором и обсерваторией. Строительство Тауэра было начато в XI в. Вильгельмом Завоевателем.

(обратно)

3

Вестминстер — Вестминстерский дворец. Построен в 1097–99; перестроен в 1394–99.

(обратно)

4

Фабиани и вся любовная интрига королевы — вымысел В. Гюго.

(обратно)

5

Капитанат — регион на Юго-Востоке Италии, входивший в состав Неаполитанского королевства.

(обратно)

6

Тайберн — площадь в западной части Лондона, где до 1783 г. свершались казни.

(обратно)

7

Бальи — королевский чиновник в средневековой Франции, глава судебно-административного округа (бальяжа).

(обратно)

8

Франш-Конте — историческая область на востоке Франции, в басейне Соны, с главным городом Безансоном. До 1678 г. Франш-Конте входило в "Священную Римскую империю".

(обратно)

9

Во время действия драмы императором "Священной Римской империи" был Карл V Габсбург, кузен Марии Тюдор.

(обратно)

10

Генрих VIII (1491–1547) — английский король с 1509, из династии Тюдоров. При Генрихе VIII проведена Реформация. В 1534 провозглашен главой англиканской церкви. В 1536 и 1539 проведена секуляризация монастырских земель.

(обратно)

11

Екатерина Арагонская — (1485–1536) первая жена английского короля Генриха VIII (с 1509), мать Марии Тюдор. Их развод (официально в 1533) послужил поводом для разрыва с Римом и началом Реформации в Англии.

(обратно)

12

Анна Болейн (ок. 1507–36) — вторая жена Генриха VIII, мать Елизаветы I. Казнена по обвинению в супружеской неверности.

(обратно)

13

Мартин Лютер (1483–1546) — деятель Реформации в Германии, начало которой положило его выступление (1517) в Виттенберге с 95 тезисами, отвергавшими некоторые догматы католицизма. Основатель лютеранства. Перевел на немецкий язык Библию, утвердив нормы общенемецкого литературного языка.

(обратно)

14

Павел III (в миру Александр Фарнезе) (1468–1549) — папа Римский с 1534 г. Вел борьбу с Реформацией, утвердил орден иезуитов (1540), подготовил и созвал Тридентский собор (1545).

(обратно)

15

Жан де Монморанси, граф Тулузский — послы Карла V при английском дворе до Симона Ренара.

(обратно)

16

Ошибка Гюго. Карл V — был не дядей, а двоюродным братом Марии I.

(обратно)

17

Джон Толбот — выдуманная личность. Во времена Екатерины Арагонской и Марии Тюдор графами Шрусбери были Джордж Толбот и его сын Фрэнсис Толбот. Оба они занимали высокие должности при дворах Генриха VII, Генриха VIII, Эдуарда VI и Марии I, отличались лояльностью власти и умерли своей смертью.

(обратно)

18

Франциск I — король Франции в 1515-1547 гг из династии Валуа.

(обратно)

19

Звёздная палата — тайный королевский суд, ставший орудием королевского произвола; был создан Генрихом VII и существовал с 1487 по 1641; ликвидирован во время Английской буржуазной революции. Название по украшенному позолоченными звёздами потолку в Вестминстерском дворце, где он заседал.

(обратно)

Оглавление

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК ИЗ НАРОДА

  Явление первое

  Явление второе

  Явление третье

  Явление четвертое

  Явление пятое

  Явление шестое

  Явление седьмое

  Явление восьмое

  Явление девятое

ДЕНЬ ВТОРОЙ КОРОЛЕВА

  Явление первое

  Явление второе

  Явление третье

  Явление четвертое.

  Явление пятое

  Явление шестое

  Явление седьмое

  Явление восьмое

  Явление девятое

ДЕНЬ ТРЕТИЙ КОТОРЫЙ ИЗ ДВУХ?

  Часть первая

    Явление первое

    Явление второе

    Явление третье

    Явление четвертое

    Явление пятое

    Явление шестое

    Явление седьмое

    Явление восьмое

    Явление девятое

    Явление десятое

  Часть вторая

    Явление первое

    Явление второе Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg